Виталий Каплан


                              Иной среди Иных

                                  повесть

                                     1.

     Уснуть в троллейбусе - такого с ним ещё не было. И ладно бы  заполночь,
добираясь на последнем, случайном - так нет же, в пять вечера,  не  особенно
и устав. День как день - уроки,  методобъединение,  подготовка  викторины  с
шестыми классами. Странно.
     Странности сегодня вообще лепились одна к одной. Час пик -  а  двадцать
второй троллейбус пришёл почти пустым. Необъяснимо  изменилась  и  погода  -
вопреки прогнозам синоптиков, натянуло откуда-то сизых  облаков,  запахло  в
воздухе близкими дождями. Вот тебе и бабье лето!
     Дмитрий сидел, прислонясь к  окошку,  тяжёлую  (три  пачки  контрольных
тетрадей) сумку он пристроил слева, всё  равно  некому  было  покуситься  на
полметра кожаного сиденья.
     Москва не  хотела  расставаться  с  летом  -  пускай  даже  и  с  таким
неласково-мокрым.  Зелень  листвы  ещё  не  окрасилась   желтизной,   газоны
пестрели цветами, рекламные плакаты обещали фантастические скидки на  летних
распродажах. Две недели сентябрь притворялся июлем,  маскировался  солнышком
и температурой за двадцать. Но сейчас, видимо, решил  взять  своё.  Свистнул
хулиганистыми ветрами, развесил тучи и приготовился к боевым действиям.
     Действительно,   вдали   громыхнуло.   Пока   ещё   осторожно,   словно
примеряясь - но по всему было видно, что от слов погода перейдёт к делу.
     Жалко, если это всерьёз и надолго.  В  пятницу  после  уроков  гимназия
собиралась на турслёт, с ночёвкой в лесу.  Дмитрий  уже  договорился  насчёт
недостающих палаток и спальников, составил  с  детьми  раскладку  продуктов,
даже  сумел  убедить  нескольких  особо  нервных  мам,  что  их  драгоценные
отпрыски  ничего  себе  не  отморозят,  что  ни  волки,   ни   медведи,   ни
энцефалитные клещи  не  покусятся  на  отравленное  алгеброй  и  литературой
детское мясо,  и  вообще  ничего  такого  ("Ну,  вы  же  понимаете,  Дмитрий
Александрович! У них ведь опасный возраст!") не  случится.  С  этими  мамами
Дмитрий мучился уже второй год и каждый раз напоминал себе  о  необходимости
смиряться. Удавалось так себе.
     Обидно, если сезон дождей сорвёт все планы.  Дети  всерьёз  настроились
на поход, на костры, палатки и канатную  переправу.  Конечно,  человек  лишь
предполагает, а  располагает  Господь,  но  объяснять  девятиклассникам  эти
банальности - как-то скучновато.
     Единственный плюс в таком  раскладе  -  можно  будет  побыть  дома,  со
своими. Сходить куда-нибудь с Аней - из-за отпуска и дачи у  них  давно  уже
не  получалось  выбираться  вместе.  Опробовать  с  Сашкой   свежеподаренный
конструктор - не дурацкие современные наборы "собери себе монстра", а  почти
такой же, какой двадцать с  лишним  лет  назад  был  у  самого  Дмитрия.  Из
которого можно собирать всё что угодно - хватило бы фантазии и терпения.
     Молния  сверкнула  внезапно.  Казалось,  сразу  отовсюду.  И   тут   же
троллейбус  затопила  серая,  вязкая  тишина.  Секунда,  вторая,   третья...
Полагалось быть грому, но гром где-то завис.  А  в  салоне  сделалось  вдруг
темно - не ночь, а зябкие сумерки. Предметы  разом  потеряли  цвета,  острые
грани разгладились, расстояния необъяснимо удлинились.
     - Здравствуйте, Дмитрий Александрович, - раздалось слева. Вместо  сумки
с тетрадями (и куда делась?) обнаружился высокий худощавый мужчина.  Если  и
старше Дмитрия, то ненамного. -  Нам  бы  надо  поговорить.  Я  понимаю,  вы
удивлены, но это нормальная реакция.
     Выглядел незнакомец вполне интеллигентно - аккуратная причёска, очки  в
дымчатой оправе, неброский, но и явно не ширпотребовский костюм.
     - Простите! - Дмитрий сам не  узнал  своего  голоса.  Горло  пересохло,
будто он неделю блуждал в пустыне. - Вы... Вы как тут  оказались?  Пусто  же
было!
     - Мы и этого коснёмся, - покладисто ответил незнакомец. - Сейчас я  вам
всё объясню. Меня зовут Антон...
     - Очень приятно, - на автопилоте кивнул Дмитрий. - Но, по-моему,  мы  с
вами не знакомы.
     - Верно, - согласился Антон. - Вот, кстати, и познакомимся.  Времени  у
нас будет вполне достаточно, гром грянет  ещё  очень  нескоро.  Но  морально
приготовьтесь,  вам  придётся  услышать   вещи,   которые   поначалу   могут
шокировать... даже, наверное, напугать. Дело в том, что вы - Иной.
     Слово  это  прозвучало  так,  что   сразу   стало   ясно:   здесь   оно
существительное.
     - Вы - не совсем обычный человек, -  выдержав  секундную  паузу,  мягко
заговорил Антон. - Вернее даже сказать, не совсем человек. Я, кстати,  тоже.
Понимаете, есть на Земле люди, их подавляющее большинство.  Но  есть  и  мы,
Иные...
     Вот тут Дмитрию и стало ясно - это сон.  Нелепый,  глупый  сон  в  пять
часов дня,  в  двадцать  втором  троллейбусе,  посреди  первой  сентябрьской
грозы. Потому что наяву такого просто не могло быть.
     И как же теперь проснуться? Щипать себя за  мочку  уха?  И  тогда  тебе
приснится, что ты проснулся? Как там у Пастернака? "Силится проснуться  -  и
впадает в сон"?
     - Это сон! - громко и раздельно  произнёс  Дмитрий,  словно  в  классе,
диктуя определение биссектрисы угла. - Это просто сон, и сейчас я проснусь.
     - Знаете, - доверительно поведал незнакомец, - когда в  своё  время  ко
мне вот так  же  пришли,  я  тоже  счёл  это  сном.  Совершенно  стандартная
реакция. Вы постарайтесь успокоиться. Вы не спите. Всё на  самом  деле,  без
шуток.
     Ах, вот  как?  Неприятный  холодок  проскользнул  по  спине.  Может,  и
вправду не сон? Бывают вещи похуже сна. То, о чём до  сей  поры  приходилось
лишь читать. Но вдруг это действительно случилось? Именно с ним?
     Дмитрий  резко  встал.  Вернее,  попытался  встать  -  помешала  сумка,
почему-то оказавшаяся у него на коленях. Но всё же он  немного  приподнялся,
усилием воли подавил дрожь в голосе и произнёс:
     - "Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его. И да бежат  от  лица  Его
ненавидящие Его. Яко да исчезает дым, да исчезнут. Яко  тает  воск  от  лица
огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога  и  знаменующихся  крестным
знамением..."
     Антон не расточился  яко  дым.  С  жалостью  поглядев  на  Дмитрия,  он
сказал:
     - Ох, наверное, я поторопился. Пожалуй, Дмитрий Александрович,  вы  ещё
не готовы к разговору. Ладно, я тогда откланяюсь. Но мы с  вами  обязательно
ещё встретимся и поговорим по-человечески. То есть по-иному... Ну, в  общем,
нормально поговорим, без истерик, хорошо?
     И разом вернулись краски, серость куда-то  утянулась,  громыхнуло  так,
что зазвенело в ушах. Сейчас же ударил в стёкла крупный, дождавшийся  своего
часа дождь, задолбил по крыше троллейбуса, мигом намочил асфальт.
     Оказалось, что не так уж в салоне и безлюдно.  Зашевелились  пассажиры,
кто-то удивлённо присвистнул, кто-то засмеялся,  пухлая  старушка  сетовала,
что вышла из дому без зонта, и как же ей теперь?
     А вот Антона не было и в  помине.  Даже  сидение  оказалось  ничуть  не
примято. Значит, всё-таки сон, облегчённо решил  Дмитрий.  Пускай  уж  лучше
это  будет  сном.  Ещё  не  хватало  ему  с  духами   общаться!   Немедленно
вспомнились грозные предостережения  святителя  Игнатия.  А  ещё  всплыло  в
голове склизкое словечко "шизофрения". Вот только этого ему не хватало!
     Дмитрий подхватил  свою  сумку  и  выскочил  из  дверей  на  первой  же
остановке, став добычей холодного дождя. Ничего, лучше уж охладиться.  Лучше
пешком прогуляться, лишь бы кошмар остался позади. Господи! Ну  сделай  так,
чтобы ничего этого не было! Или пусть это окажется сном! Просто сном!


                                     2.

     Да, за лето они, конечно, всё  забыли.  Первая  же  самостоятельная  по
алгебре - и восемь  двоек.  Теперь  вот  часовая  стрелка  лениво  ползла  к
четырём,  а  жертвы  летних  удовольствий  старательно  напрягали  мозги   -
переписывали. В этом отношении Дмитрий  был  либералом  -  в  журнал  плохие
отметки проставлять не спешил, давал неделю  на  реабилитацию,  но  итоговую
оценку всё-таки снижал на балл. Чтобы жизнь мёдом не казалось.
     Судя по огорчённым физиономиям "переписчиков", она им казалась  дёгтем.
Густым и чёрным. Дмитрий вот уже третий год работал здесь  и  не  переставал
удивляться.  Ну  прямо  оазис  какой-то,  островок  девятнадцатого  века   в
кислотном океане двадцать первого.  Дети  учатся!  Более  того,  дети  хотят
учиться! И не только из-за родительских понуканий.
     Гимназия, конечно, хорошая. Дело даже не в том,  что  православная.  Не
только в том. Три года назад, решив выползать из трясины массовой школы,  он
насмотрелся разного. Статус "православности"  нередко  оборачивался  пшиком.
Рассадники лицемерия, как откровенно признался ему  один  знакомый  батюшка.
Ролевая игра в девятнадцатый век, да и то с каждым годом всё халтурнее.
     Здесь было иначе. Как-то проще, по-домашнему. Монастырских порядков  не
заводили, напрасной муштрой не мучили. Требования, конечно, были  строгие  -
но не строже, чем в иных, совершенно светских местах.
     Директрисе  Марине  Павловне  удавалось   лавировать   между   Харибдой
жёсткости и Сциллой вседозволенности. Пока, во всяком случае, удавалось.  Да
и  учителя   подобрались   что   надо.   Некоторым,   правда,   не   хватало
профессионализма, но зато они действительно  любили  детей  и  действительно
знали свой предмет.
     - Ну  что  ж,  дамы  и  господа,  -  глянув  на  часы,  оборвал  тишину
Дмитрий. - Время истекло, пора сдавать  работы.  Надеюсь,  подписать  их  не
забыли?
     Как всегда в таких случаях, страдальцы выпрашивали ещё минуточку,  "вот
только дописать ответ". В конце  концов  листочки  возлегли  на  учительском
столе неровной стопкой, а подрастающее поколение шумно вытекало  из  класса.
Не забывая,  однако,  попрощаться.  В  массовой  школе  -  вещь  из  области
ненаучной фантастики. А здесь - в порядке вещей.
     Дмитрий не стал  сразу  же  проверять  работы.  Это  вечером,  в  тихой
обстановке. Если, конечно, шестилетний Сашка уткнётся в сказки, а не  станет
носиться по квартире, изображая Маугли и Кинг-Конга в одном флаконе.
     Сейчас предстояла куда менее приятная штука - поурочные  планы  на  всю
четверть. Параллель шестых, параллель  девятых.  Жуть!  Тупая  писанина,  но
ведь не отвертишься. Департамент бдит, Департаменту частная, а уж тем  более
православная школа - как заноза в известном месте, им  только  дай  повод  -
укусят радостно.
     Спустя полчаса Дмитрий оторвался от скучных бумаг. И обнаружил,  что  в
классе он не один. Максим Ткачёв, новенький  ученик  из  его  девятого  "А",
оказывается, не ушёл с остальными "переписчиками", а тихо  сидел  на  задней
парте и что-то сосредоточенно читал.
     - Ты чего, Максим? Результатов ждёшь? Так я же  сказал,  завтра  будут.
Сейчас, извини, другие дела.
     Максим приподнял голову, оторвавшись от книги.
     - Нет, Дмитрий Александрович, я просто хотел  спросить...  Я  не  понял
сегодня вот эту задачу, на геометрии. Где надо  по  теореме  про  внешний  и
внутренний угол на круге... Нам в старой школе этого, кажется, не давали...
     - На окружности, - механически поправил Дмитрий. - Смотри, это вот  как
делается... - Он вышел к доске, взял мел. - Строим два треугольника, один  в
другом...
     - И так просто? - спустя пару минут захлопал глазами Максим.
     - Ну да... Математика  вообще  штука  простая,  если  её  не  усложнять
специально. А чего же ты полчаса сидел, не решался спросить?
     - Да я как-то... - замялся Максим. - Я хотел спросить,  а  потом  вижу,
вы заняты, решил пока почитать... ну и увлёкся. Извините.
     Это было на него  похоже.  За  две  недели  Дмитрий  уже  заметил,  что
мальчик читает везде и всюду. На уроках  (был  потом  тягостный  разговор  с
пожилой учительницей географии), на переменах (не раз на него,  сидящего  на
подоконнике с книгой, натыкались со всей  дури  несущиеся  старшеклассники),
даже в школьной столовой (увлёкшись чтением, он  однажды  чисто  механически
выпил чужой компот, над чем долго потешались окружающие дети).
     Вообще своеобразный был мальчик. В чём-то не по  годам  развитый,  а  в
чём-то - сущий младенец. Экзамены в гимназию выдержал с завидной  лёгкостью.
То, что ребёнок неверующий, директрису не особо напрягло, не первый  случай.
Главное - внушала его маме Марина Павловна, - чтобы это не создало  мальчику
сложностей в общении.
     Не создало. Максим прекрасно вписался в коллектив, умудряясь  при  этом
оставаться самим собой. Нашёл свою социальную нишу.
     - И что на сей раз? - поинтересовался Дмитрий.
     - Да вот, -  Максим  протянул  ему  пухлую  книгу  в  ядовито-глянцевой
обложке.
     "Тайное среди нас. Экстрасенсорика в теории и  на  практике".  Творение
некоего господина Ласточкина, действительного  члена  некой  Академии  Белой
Изотерики.
     Дмитрий скривился, будто от недозрелой смородины.
     - И что, увлекательное чтение? - спросил он сухо.
     Максим пожал плечами.
     - Вполне.  Тут  такие  случаи  описаны,  которые  наукой  ну  никак  не
объясняются. А  факт,  что  на  самом  деле  бывают.  Ну,  ясновидение  там,
телекинез, исцеление безнадёжных больных. А вы,  Дмитрий  Александрович,  не
верите в это?
     Дмитрий выдержал паузу. Неясно  было,  как  строить  разговор.  Своему,
православному, он легко бы разложил всё по полочкам, но здесь  явно  не  тот
случай. Нет у него в голове этих полочек... Но и отмолчаться нельзя.
     - Видишь ли, Максим, - начал он осторожно, - боюсь, у  нас  тут  мнения
не совпадут. Я православный христианин, из этого и исхожу...  Верю  ли  я  в
такие случаи, как тут описаны? - он скосил глаза на полкило оккультятины.  -
Возможно, не всё тут и шарлатанство. Есть такие факты, да. Весь вопрос в  их
происхождении.  Чудеса  бывают  или  от  Бога,  или  от  нечистого,   других
вариантов нет. Только вот если это  от  Бога,  то  оно  и  видно.  Например,
монах, пребывающий десятки лет в аскетическом  подвиге,  получает  благодать
исцеления или прозорливости... Но такое случается редко, Господь не  раздаёт
эти дары направо и  налево.  А  вот  куда  чаще  от  подобных  чудес  пахнет
серой...
     Максим прищурился.
     - То есть вы считаете, что если  это  не  у  православного  монаха,  то
обязательно от  дьявола?  А  если  это  просто  какие-то  законы  природы...
неизученные пока?
     - Знаешь, - протянул Дмитрий, - я тоже в своё время об этом  читал.  Но
слишком уж часто такие способности плохо кончаются. Для их  обладателя.  Или
человек с ума сходит, или самоубийство, или там  явная  одержимость  бесами.
Интересные законы природы, не  находишь?  С  завидным  постоянством  ведущие
человека к гибели, и телесной, и духовной. Нет, дорогой, тут уж  явно  видна
чья-то сознательная воля. И при том весьма злая.
     - Что же получается? - как-то очень  уж  по-детски  спросил  Максим.  -
Вот, например, тут про одного человека написано, он  рак  лечит,  наложением
рук. Кучу народа вылечил, и бесплатно.  Всем  хорошо.  А  это,  выходит,  от
дьявола всё? А зачем дьяволу, чтобы люди исцелялись?
     Дмитрий едва не застонал. Ну как объяснить этому пацану  такие  сложные
вещи? Не читать же курс догматического  богословия!  А  в  двух  словах  как
скажешь?
     - Дьявол хитёр. Не думай, что главная его цель - это  мелко  пакостить.
Он губит не тела, а души. И если исцеление связано с поклонением  дьяволу...
пускай даже не напрямую, пускай косвенно... Всё равно ведь  этот  исцелённый
когда-нибудь умрёт, но тогда уж ему забронирован номер в аду.
     - А если не связано? - не сдавался Максим. -  Может,  человек,  который
исцеляет, тоже верующий? Может, он тоже в церковь ходит  и  молится?  Тут  и
про таких написано. Всё равно, по-вашему, это происки сатаны?
     Дмитрий вздохнул. Те же  самые  вопросы  задавал  и  он  сам...  больше
десяти лет назад, ещё до крещения.  Книжки,  что  ли,  пацану  подкинуть?  А
вдруг его мама сочтёт это "вербовкой в православие", насилием над  "свободой
совести"? Впрочем, сомнительно. Тётка толковая, да  и  понимала,  куда  сына
отдаёт. Даже не  настаивала,  чтобы  Максима  освободили  от  дополнительных
предметов - церковнославянского языка, занятий по истории  Церкви,  изучения
богослужебного устава. Для общего развития полезно, согласилась  она  ещё  в
том, первом разговоре, при зачислении. Пускай посещает.
     - Максим, ну пойми... Ты думаешь над этими вопросами пару часов...  ну,
может, несколько дней. А Церковь уже две тысячи лет с ними сталкивается.  Ну
вот есть такое понятие,  как  церковное  предание.  Как  бы  отфильтрованный
духовный опыт. А из предания известно, как ловко сатана и  его  слуги  умеют
притворяться. Колдуны могут и в храм  ходить,  и  к  иконам  прикладываться.
Вопрос, с какими целями.  Тут  надо  быть  очень  осторожным.  Мало  ли  что
человек сам о себе говорит. Верует ли он на самом деле, сходу и не  поймёшь.
Это ж только в дешёвых триллерах колдуна обжигает святая вода  или  отгоняет
крест. А в реальной жизни всё куда сложнее.
     Максим опустил глаза.
     - Значит, - сказал он тихо, - вы любого  человека,  который  что-нибудь
такое умеет, считаете колдуном? Извините.
     Разговор, похоже, поворачивал на второй круг.
     - Ну, - задумчиво протянул Дмитрий, - возможны ведь  всякие  переходные
случаи. Только всё равно в  итоге  человеку  придётся  выбирать.  Или  он  с
Богом, или с дьяволом. К  сожалению,  эти  экстрасенсы  и  маги  чаще  всего
выбирают последнее. Ты пойми, Максимка, я же не навязываю тебе  православный
взгляд на эти вещи. Ты спросил, я ответил. А что правильнее, как у  нас  или
как здесь, - ткнул он пальцем в глянцевую обложку, - решай сам.
     - Ладно,  -  вздохнул  Максим,  засовывая  книгу  в  свой  рюкзачок.  -
Интересно  поговорили,  спасибо  вам.  И  за  теорему  тоже  спасибо.   Она,
оказывается, красивая...


                                     3.

     Пламя, лишённое дровяного корма, давно уже отгорело, но малиновые  угли
тускло светились в темноте, и плыл от них обволакивающий жар.
     Дмитрий не стал подкидывать  свежих  дров.  Наутро  понадобятся,  когда
придёт пора готовить завтрак.  А  сейчас  можно  посидеть  и  так,  переводя
взгляд с догорающего костра на истыканное острыми булавками звёзд небо.
     Погода не подкачала. Пролившийся в среду дождь  оказался  случайностью,
нелепостью, бабье лето шло  уверенной  бабьей  поступью.  Днём  доходило  до
двадцати трёх, да и сейчас, в полпервого ночи, тепло было  не  только  возле
костра. К утру, понятное дело, сильно похолодает, тогда можно  и  в  палатку
уползти. А пока он сидел на бревне, дежурил. Подмосковье - это, конечно,  не
сельва, но чужих и тут не все любят. От станции  они  отошли  километров  на
пять, но всё равно стоило остерегаться визита местной  молодёжи.  Во  всяком
случае, лучше подстраховаться. Дмитрий, правда, и сам не  знал,  что  сможет
сделать с пьяной шпаной. Суровую школу жизни - армию, -  он  прошёл  заочно,
мордобойными искусствами сроду не увлекался и кочергу,  в  отличие  от  иных
героев, узлом бы не завязал. Оставалось уповать на  Божью  помощь  и  теорию
вероятностей.
     Пока  везло.  И  в  набитую  дачниками  электричку  влезли  без  особых
сложностей, и до места дошли вполне бодро.  Ребятишки,  правда,  по  большей
части оказались непривычны  к  походному  быту,  но  правильная  организация
стоила  опыта.  Марина  Павловна  мигом  мобилизовала  девчонок  на  ревизию
продуктов  и  готовку  ужина,  Дмитрий,  пресекая  поползновения   мальчишек
побеситься  на  травке,  пошёл  с  ними  за  дровами.  Палатками  занимались
десятиклассники под присмотром историка Юрия Николаевича.
     И как-то легко и  быстро  всё  устроилось.  Сварили  вкусную  гречневую
кашу, по случаю пятничного поста  сдобрили  её  рыбными  консервами.  В  чай
кинули несколько горстей малины (надо же - оставалась ещё  в  лесу!).  После
ужина прочитали вечерние молитвы,  а  потом  долго  сидели  у  костра,  пели
песни.  Дмитрий  сделал  для  себя  открытие  -   директриса,   оказывается,
прекрасно владела гитарой. А на вид - суховатая, даже  чопорная  дама.  Юрий
Николаевич хорошо поставленным баритоном (ещё бы,  шесть  лет  за  клиросом)
пел старинные русские песни, по большей части мало  кому  известные.  Лариса
Игоревна, биологичка, в своём репертуаре предпочитала  бардовскую  классику.
Возможно, ребятам и хотелось чего-то  посовременнее,  но  никто  из  них  не
отважился перехватить инструмент.
     И вот сейчас все спали, разморённые  лесным  кислородом,  усталостью  и
впечатлениями. Лишь изредка  кто-то  выбирался  из  палатки  и  с  понятными
целями бежал в заросли.
     Всё-таки повезло ему с работой... Да, платят здесь куда меньше,  чем  в
иных престижных заведениях, но это можно добрать частными уроками,  лечением
помирающих компьютеров и разными случайными халтурками.  Зато  чувствуешь  -
ты на своём месте.  На  острове...  В  оазисе.  Значит,  не  всё  ещё  здесь
погибло, истлело и выгорело. Вот этим ребятишкам - им и  возрождать  Россию.
Которая всё-таки будет Третьим Римом, а не каким там по счёту  Вавилоном.  И
тогда...
     Он резко дёрнулся, сообразив, что сзади его тронули за плечо.  Дежурный
называется! Этак собственную смерть проспишь.
     Угли почти не давали света, но  его  недостаток  восполняла  восходящая
луна - круглая и оранжевая, как спелый апельсин.
     - Дмитрий  Александрович!  -  тонкая  фигура  Максима   вылепилась   из
темноты. -  Вы  извините,  что  я  вас  разбудил.  Но  понимаете,  там...  -
мальчишка вытянул руку в сторону деревьев. - По-моему, там  что-то  такое...
что-то есть.
     - Что? Ты о чём? - Дмитрий окончательно стряхнул с себя паутину сна.  -
Ещё раз, пожалуйста, и внятнее.
     Максим примостился рядом на бревне. Волосы его  были  встрёпаны,  а  на
голых плечах высыпали мурашки. Как-то сразу стало ясно, что парень  испуган,
но старается держать себя в руках.
     - Ну просто... Ну мне понадобилось, понимаете...
     Дмитрий про себя усмехнулся.  Надо  же,  как  далеко  простирается  его
интеллигентность. Нет чтобы сказать "сходил отлить". Эвфемизмы. И  впрямь  -
оазис на острове.
     - Ну и вот... - напряжённо шепнул Максим. - Я подальше отошёл, и  когда
закончил - чувствую, там кто-то  шевелится,  в  кустах.  Кто-то  большой.  И
запах... ну, странный какой-то запах. Я чуть поближе - а  оттуда  глаза,  из
кустов. Жёлтые такие. Честное слово, мне не показалось.
     У Дмитрия неприятно заныло  в  желудке.  Что  ж,  следовало  ожидать  -
слишком гладко всё с самого начала шло. Может, Максиму просто кошмарный  сон
приснился? В процессе отлива?  Не  хотелось  углубляться  в  тему  кошмарных
снов... сразу всплыла в памяти та гроза... и залитый серыми сумерками  салон
троллейбуса...
     - Что ж, надо сходить. Посмотрим, что за чудо-юдо. Пойдём, покажешь.
     А что ещё оставалось? Будить коллег? Запустить вирус паники? Но  ничего
не делать тоже нельзя. Хоть тут и не сельва... а всякое бывает.
     Он на всякий случай взял топор. Придаёт уверенности.
     - Направление-то помнишь?
     Максим молча кивнул.
     - Не замерзнешь так-то? Может, сходишь в палатку, накинешь чего?
     - Да ладно! - мальчишка передёрнул плечами. - Не зима  ведь.  Пойдёмте.
У меня фонарик есть, - добавил он.
     Деревья бесшумно сомкнулись за их  спинами.  Ночной  лес,  оказывается,
полон был звуков.  Прерывистые  птичьи  голоса,  треск  сучьев  под  ногами,
шелестящий листвой ветерок. И ещё что-то непонятное.
     Дорога оказалась долгой. Свет луны почти  не  пробивался  сквозь  ветви
елей, и без фонарика им бы пришлось туго. Но тусклое  жёлтое  пятно  всё  же
помогало ориентироваться. Несколько раз  они  повернули,  дважды  перелезали
через поваленные стволы.
     - Далеко  же  ты  забрался,   -   проворчал   Дмитрий.   И   как   этот
сверхинтеллигентный ребёнок умудрился запомнить дорогу? Тем более, что  мама
его  жаловалась  на  абсолютный,  как   она   выразилась,   "топографический
кретинизм" сына. "Он даже в метро умудряется заблудиться!" Видать,  лес  всё
же попроще. Или тут нет мамы с её гиперопёкой.
     - Кажется, здесь! - Максим остановился возле огромной ели, сломанной  у
основания ствола. - Чувствуете?
     Дмитрий почувствовал. Вновь заныло в желудке, и ледяная струйка  стекла
между лопаток. Кто-то здесь определённо был. Кто-то спокойно и вместе с  тем
заинтересованно  наблюдал  за  ними.  Сперва   Дмитрию   показалось,   будто
шевелятся высокие кусты малины. Потом он понял свою ошибку. Не движение -  а
взгляд. Странный, холодный взгляд - причём со всех  сторон  одновременно.  И
ещё  -  запах.  Вроде  и  не  явная  вонь  -  но  что-то  гаденько-склизкое,
вызывающее ассоциации с помойным ведром.
     - Кто здесь? - сдавленным голосом прошипел он и изо  всей  силы  сдавил
топорище.
     Ответа не последовало - если не  считать  ответом  глухое,  на  пределе
слышимости, рычание. Если бы миллион мух жужжали строго в унисон -  пожалуй,
получилось бы похоже.
     А  спустя  мгновение  сзади  раздался  лёгкий  шорох.   Дмитрий   резко
обернулся. Максим последовал  его  примеру  -  и  луч  фонаря  высветлил  из
плотной тьмы фигуру.
     - Ни фига себе... - вырвалось  у  Дмитрия.  Такого  зверя  ему  ещё  не
доводилось видеть. Даже в зоопарке. Его можно было бы  счесть  волком  -  но
размеры! Такие размеры приличествуют медведю - и не из самых мелких.  Задние
лапы значительно длиннее передних, острые уши скошены назад. И  морда  -  не
по-волчьи и уж тем более не по-медвежьи вытянута, едва  ли  не  на  полметра
вперёд. Скорее уж щучья пасть -  если  представить  себе  мохнатую  щуку  на
четырёх лапах и весом с тонну.
     - Максим! - одними губами  прошипел  он,  -  быстро  назад!  В  лагерь!
Поднимай всех!
     - Я с вами, Дмитрий Александрович! - парень, оказывается, подобрал  уже
какую-то обломанную ветку, в первом приближении смахивающую на дубину.  Смех
сквозь слёзы.
     - Ты что, не понял? Погеройствовать захотелось? Живо в лагерь,  там  же
мелкие! Пусть снимаются! Пусть по мобильному куда-нибудь позвонят!
     - Куда? - горько скривился Максим. - В милицию? Или сразу в зоопарк?
     - Хватит болтать! А ну пошёл!
     Дмитрий сунул мальчишке в руку фонарик - и  уже  не  глядел  за  спину.
Гораздо важнее было то, что впереди.
     Странно, почему зверюга не  нападала.  Стояла  в  пяти  шагах,  утробно
рычала, посверкивая  жёлто-зелёными  глазами.  Фонаря  больше  не  было,  но
лунный диск наконец-то нашёл себе лазейку в переплетении  крон  -  и  сейчас
равнодушно заливал прогалину.
     В лунном свете тварь казалась ещё крупнее.  Короткая,  видимо,  жёсткая
шерсть, какого цвета - не разобрать. Мощные лапы, а уж когти... одним  таким
когтем можно перевернуть Землю... или по  крайней  мере  разодрать  человеку
горло.
     А зверь ли это? Может, опять сон? Чушь, не бывает таких снов...  И  что
теперь делать?
     Собравшись  внутренне,  он   сотворил   крестное   знамение,   негромко
произнёс:  "Взбранной  воеводе  победительная..."  Тварь,  как  он  этого  и
боялся, не растворилась в ночном воздухе. Даже острым ухом не повела.
     - Господи, ну сделай же что-нибудь!  -  мысленно  простонал  Дмитрий  и
осторожно  обернулся.  К  счастью,  пацана  уже  не  было.   Значит,   скоро
поднимется переполох. А что  они  смогут,  если  зверь  направится  прямиком
туда, на опушку... где так много сочного детского мяса?  Куда  позвонят?  Да
кто им вообще поверит? И всё-таки...  Всё-таки  хоть  какой-то  шанс  у  них
есть... если только протянуть время... как можно дольше задержать чудовище.
     Интересно, хватит ли его хотя бы на минуту?
     - Уходи! - твёрдо произнёс он, поднимая  руку  с  топором.  Толку-то...
Будь у него горящая головня...  тогда,  быть  может...  звери  боятся  огня.
Должны, во всяком случае, бояться. Если это нормальные звери.
     Тварь не  выглядела  нормальной.  Было  в  ней  что-то  странное...  не
звериное. Какой-то холодный, и, пожалуй, издевательский  интерес.  Казалось,
она считывала все мысли Дмитрия и откровенно наслаждалась его страхом.  Сама
же  нисколько  не  боялась.  В  самом  деле,  чего   бояться   астенического
телосложения интеллигента? Пускай даже  и  с  топором.  Вот  сейчас  откроет
пасть, живенько оттяпает руку по локоть... но вряд ли начнёт  пиршество.  Её
ждёт другая, более вкусная  еда.  Много  еды.  Найдёт  по  запаху...  А  он,
Дмитрий Осокин, вполне вероятно, и выживет. Только что это будет  за  жизнь?
Если каждую минуту помнить ... сорок два ребёнка...  и  он  ничего  не  смог
сделать.
     Так нельзя.
     - Уходи, сволочь! -  ноги  сделались  ватными,  но  он  всё-таки  сумел
сделать шаг вперёд. Два шага...
     Зверь потянулся, фыркнул - и разинул пасть.
     Луна отразилась на  мощных  и  удивительно  белых,  словно  блендамедом
начищенных клыках. И пахнуло гнилью.
     Невозможно было двинуться  вперёд.  Голову  стягивал  невидимый  обруч,
одуряюще звенело в  ушах.  А  тень  его,  острая,  изломанная  тень  учителя
математики, кривлялась на слежавшейся хвое... намекала на что-то. На  что-то
тайное, известное лишь им двоим.
     Дмитрий сделал ещё один шаг... мелкий,  старческий  шажок...  и  чёрная
тень из-под ног метнулась к нему, обняла, облизала холодом потную кожу.
     И мир, повернувшись  вокруг  тайной  оси,  сделался  иным.  Серая  мгла
затопила пространство, но в ней вполне можно было видеть,  не  хуже,  чем  в
лунном свете. А вот все лесные звуки исчезли, только  где-то  далеко-далеко,
у невидимого горизонта, то ли слышался, то ли чудился рокот  -  будто  гроза
или морской прибой.
     Но тварь ждала его и здесь. Она лишь выросла... Господи, да это  уже  и
не медведь! Это просто  слон  какой-то.  Мерзость,  клыкастая,  безжалостная
мерзость! Сейчас она раздавит его - и помчится по лесной тропинке в  лагерь,
где уже, наверное, суетятся взрослые... и дети...  которые  уже  никогда  не
получат четвертных оценок...
     Что-то изменилось в нём самом.  Жаркое  облако  обожгло  щёки,  сдавило
грудь. И растаял в  этом  облаке  страх,  переплавляясь  в  гнев  -  багрово
светящийся, как только  что  выкованный  клинок.  Да  это  и  был  клинок  -
длинный, прямой, расширяющийся к острию.
     - Исчезни! - прошептал он одними губами  и  поднял  меч.  Не  руками  -
правая по-прежнему сжимала бесполезный топор, левую свело судорогой.  Просто
оружие, послушное его воле, сам собой поплыло вперёд.
     До твари, казалось, было не больше метра - но почему-то это  расстояние
растянулось бесконечной рулеткой, и медленно плыл  в  сером  тумане  клинок,
целя остриём между глаз чудовища - здесь, в этой изнанке жизни, тоже серых.
     - Пресвятая Богородица, спаси нас!  -  только  и  нашёлся  что  сказать
Дмитрий, и тут же замедленное время рванулось, набирая потерянную  скорость.
Меч плавно вонзился в морду зверя, вошёл по самую рукоять.
     Под ногами дрогнуло, желудок скрутило тошнотой - и Дмитрий  понял,  что
падает. То ли вниз, то ли вверх - все направления перепутались.
     Сперва он почувствовал запахи. Прелой листвы,  сырости,  грибов.  Потом
вернулись звуки -  верещали  в  кустах  птицы,  скрипели  под  ветром  кроны
деревьев, трещали где-то вдали сучки. Бежит кто-то?
     Он приподнялся на локте, открыл глаза.
     Не было уже никакой серости, вокруг висела обычная  сентябрьская  ночь.
И луна по-прежнему торчала на прежнем  месте,  хмурила  недовольную  рожицу.
Видимо, всё ей надоело.
     Топор обнаружился в мокрой от росы траве.  А  вот  чудовища  больше  не
было. Совсем - яко дым да исчезло.
     Или не совсем? Дмитрий поднялся на ноги,  огляделся.  В  ушах  всё  ещё
звенело,  перед  глазами  плавали  прозрачные  пузырьки  -  но  он  уже  мог
двигаться.
     Хвойная подстилка, где совсем недавно стояла  тварь,  была  примята.  И
более того - отпечатались на ней следы. Невозможные, безумные.
     Так что же - не сон, не  бред?  Дмитрий  подобрал  топор,  прислушался.
Какие-то звуки всё же доносились - издали,  на  пределе  слышимости.  Но  уж
рубить так рубить...
     Он поискал глазами  тропинку  -  да,  кажется,  направление  верное.  И
медленно, то и дело оглядываясь, двинулся вперёд.
     Не так  уж  долго  пришлось  идти.  Сперва  послышались  голоса,  потом
потянуло дымком и мелькнуло за деревьями рыжее пламя.
     Дмитрий вышел  на  поляну.  Палатка,  сложенные  прямым  углом  брёвна,
расстеленный на земле полиэтилен -  а  на  нём  закуски,  недопитая  бутылка
водки "Флагман" и рядом несколько пустых, из-под пива.
     Ну и люди ещё. Двое мужиков, на вид изрядно за  сорок,  и  здоровенный,
коротко  стриженый  парень  призывного  возраста.  Почему-то  завёрнутый   в
одеяло. А лицо его... Лицо прямо-таки излучало горе. Ни с чем не  сравнимое,
беспредельное. То ли девушку у него отбили, то ли мужское достоинство.
     - Доброй ночи! - сухо  произнёс  один  из  старших,  подкинув  веток  в
костёр. - Проблемы какие?
     - Да нет, - замялся Дмитрий. Ему казалось, будто из страшной сказки  он
угодил в пошлый анекдот. - Просто у нас тут недалеко дети  спят,  школьников
в поход вывели, так что просьба не шуметь. Договорились?
     - Об чём базар? - кивнул второй  дядька.  -  Всё  будет  цивилизованно.
Чики-поки.
     - Ну и  славно!  Спокойной  ночи!  -  Дмитрий  повернулся,  высматривая
тропинку. Луна исправно светила, точно  чувствовала  некую  вину,  и  потому
старалась улучшить о себе мнение.
     И уже отойдя на десяток шагов, он обернулся. Стриженый  парень  смотрел
ему вслед. Пристально, не мигая... без всякого выражения.

     Обратный путь оказался неожиданно  коротким.  Видимо,  страх  удваивает
расстояния. Теперь, когда всё кончилось, и тропинка была прямой, и ветки  не
лезли в глаза, и нужные повороты он нашёл без проблем. Вот и опушка. Что  же
сейчас творится в лагере! Он заранее поёжился. И что  ему  сказать?  Правду?
Этак ведь и психом сочтут.
     Но  говорить  ничего  не  пришлось.  Тёмные  силуэты  палаток   хранили
спокойствие, угли костра  совсем  уже  догорели,  и  никто  не  метался,  не
причитал, не вызванивал по мобильнику службу спасения.
     Неужели Максим, поганец, так никому ничего и не сказал?
     - Дмитрий Александрович, вы как, в порядке? - послышалось справа.
     Максим сидел на бревне, с головой закутавшись в куртку.
     - Я тебе что велел? - сухо поинтересовался Дмитрий.  -  Почему  тревогу
не поднял?
     - А смысл? - откликнулся Максим. - Всё равно без  толку,  если  б  этот
зверь  сюда  прибежал.  Вы  подумайте,  сколько  времени  надо,  чтобы   всё
рассказать,  чтобы  мне  поверили,  чтобы  проснулись,  оделись,  ушли...  в
темноте, между прочим. Поэтому я и не пошёл никуда, а спрятался. И  за  вами
смотрел. Ну, помочь, если что.
     - Трухлявой палкой? - усмехнулся Дмитрий. - Ладно, и что же ты увидел?
     Максим поёжился.
     - Ну, вы стояли напротив этого... животного... Что-то  говорили  ему...
Мне показалось, что вы  ругались.  Извините.  А  потом  вы  подошли  к  нему
близко... и оно куда-то делось. Ну вот было - и не  стало  его,  совсем.  Не
убежало, а просто... я даже не знаю,  как  сказать.  Будто  растаяло.  А  вы
упали на землю, потом встали и куда-то  пошли.  Я  подумал,  что  вам...  ну
это... в общем, нужно... Вы извините. Я за вами ходить  уж  не  стал,  решил
здесь дождаться. Я не прав, да?
     - Сложный вопрос... - Дмитрий взлохматил его  и  без  того  встрёпанные
волосы. - Ладно, беги спать. И знаешь... наверное, лучше никому об  этом  не
рассказывать. Будем считать, что нам обоим приснилось.
     Но сам он чем дальше, тем больше в этом сомневался.


                                     4.

     После тёщиных котлет неудержимо потянуло  на  диван.  Скажем  правду  -
объелся. Сил не  хватило  даже  посуду  помыть,  хотя  обычно  этим  в  доме
занимался он. Ничто так  не  способствует  ясности  мыслей,  как  полотенце,
губка и средство "Фэйри".
     Аня, как водится, поворчала о своей тяжкой доле, о конях, которых то  и
дело приходится останавливать на скаку, о  горящих  избах  и  офисах  -  но,
конечно, смирилась. Наверное, ещё  с  субботнего  вечера  она  что-то  такое
почувствовала.  Дмитрий,  разумеется,  ни  словом  не  обмолвился  о  ночных
приключениях, напротив - изобразил бодрость и  веселье.  Может,  слишком  уж
нарочито вышло.
     Утром  сходили  на  литургию,  Сашку  брать  не  стали  -  что-то  чадо
затемпературило. Пришлось  вызванивать  тёщу  Тамару  Михайловну.  Добрейшая
женщина заявилась в самую рань, с полными сумками. Вот уже  восьмой  год  ей
казалось, что дети недоедают. С недоеданием она  боролась  героически.  Хуже
всего приходилось Сашке. Пацану накрепко  внушили,  что  у  бабушки  больное
сердце и потому её никак нельзя огорчать. Добрый Сашка всё понимал и  терпел
даже манную кашу. За которую, впрочем, выторговал дополнительные конфеты.
     На службе Дмитрий искренне пытался внимать песнопениям,  но  получалось
плохо. Мысли разбегались в стороны, как напуганные тараканы. Вернее, в  одну
конкретную сторону - о ночном происшествии.
     Что это всё-таки было? Сон?  Такой  яркий,  детальный?  Может,  и  сон.
Наверное, завтра надо осторожненько порасспросить Максима. И если  окажется,
что не сон...
     От такого варианта мурашки бежали по коже. Неужели вот так и  сходят  с
ума? Сперва глюк в троллейбусе, потом -  в  лесу...  Интересно,  какой  глюк
будет следующим? И что же, идти сдаваться врачам?
     А если не  глюк?  Если...  действительно?  Бесовское  наваждение?  Ведь
бывают же они на самом деле,  сколько  литературы  на  сей  счёт...  сколько
рассказов. Только странно - почему это  случилось  именно  с  ним?  Понятно,
когда  вот  так  искушают  подвижника-аскета.  Плоть  истончается,  духовное
зрение открывается. И понятно, когда такое  грозное  предостережение  даётся
отъявленному грешнику. Имеющему, впрочем, некоторые шансы на спасение.
     Неужели он столь грешен? Да, конечно,  каждый  раз,  вычитывая  молитвы
перед причастием, он произносил "от них же первый есмь аз". Но  не  понимать
же буквально? Да, грешен. Да, себялюбив, ленив,  раздражителен.  Да,  сух  и
чёрств,  и  мало  в  нём  любви.  Да,  непозволительно  смешлив,  падок   на
развлечения... причём нередко с выпивкой. И похотливые  помыслы  -  знакомые
гости... особенно когда  Аня  не  в  настроении...  что  в  последнее  время
участилось... Но разве всего этого джентльменского набора достаточно,  чтобы
вразумлять его страшными бесовскими видениями?
     А что видение бесовское -  и  ёжику  понятно.  Экая  тварь...  И  зачем
являлась? Ведь не соблазняла, не искушала... Напугать? А толку? Бесы  должны
действовать тоньше. Во  всяком  случае,  согласно  аскетической  литературе.
Может, гордыню хотели подкачать? Он ведь  справился  с  чудовищем,  молитвой
отогнал. Тот багровый меч - это ведь наверняка зримое  воплощение  нетварной
Божьей  благодати.  Наверное,  ему  полагается  испытывать  кайф  от   своей
духовной крутости. Раз-два - и победил демона. И правильно  победил,  уповая
на Божью помощь. Значит, продвинут. Можно сказать, свят.
     А можно  и  не  говорить.  Хорош  святой  -  после  всего  случившегося
попросту забыл поблагодарить Господа! Да и вообще - ну  просто  смешно  это.
Где вода и где имение? Дай ему Господь хотя бы попросту  прожить  жизнь,  не
впав в тяжкие, однозначно гибельные  грехи.  Нет  уж,  тут  что-то  явно  не
сходится...
     Так ничего он в итоге и  не  решил.  Кроме  одного  -  поскорее  забыть
субботнюю ночь, вытеснить её из головы  чем  угодно  -  проверкой  тетрадей,
вознёй с Сашкой, обильным ужином, когда уже не до воспоминаний, не до  мытья
посуды, не до вечернего молитвенного правила.  Вот  повернуться  набок  -  и
тихо уснуть. Без всяких левых сновидений...
     - Добрый вечер, Дмитрий Александрович! - послышалось  где-то  в  районе
письменного стола. И голос почему-то был знаком. Неприятно знаком.
     Подхватившись, Дмитрий вскочил с дивана. Машинально поправил  сбившуюся
причёску. И в упор уставился на незваного гостя.
     - Я же говорил, что мы ещё  не  раз  с  вами  встретимся,  -  улыбнулся
сидящий в кресле Антон.
     Дмитрий, понимая, сколь это глупо, всё-таки ущипнул себя за палец.  Без
толку - видение не исчезло.
     - Вы, Дмитрий Александрович, пожалейте организм,  -  понимающе  заметил
гость. - Синяк ведь останется. Я, кстати, не призрак, можете потрогать.
     Трогать  незнакомца  Дмитрий   не   стал,   вместо   этого   размашисто
перекрестил его.
     - Это правильно, -  одобрил  Антон.  -  Нечистая  сила  ведь  бежит  от
животворящего креста, правда? А я вот не бегу. Значит...
     - Ничего это не значит! - раздражённо  возразил  Дмитрий.  -  Просто  у
меня, выходит, вера слишком слабая.
     - Не берусь  судить.  Сам  я  скорее  агностик.  Но  вы,  конечно,  для
гарантии можете и молитвы почитать, и святой  водой  меня  побрызгать.  Если
вам так спокойнее...
     Дмитрий понимал,  что  самое  правильное  -  не  вступая  в  разговоры,
выставить этого так называемого Антона. Только вот получится ли?  Физических
данных ведь явно не хватит. При условии, конечно, что это - человек. А  если
всё-таки бес? На которого не действует  ни  крест,  ни  Иисусова  молитва  -
Дмитрий всё время мысленно читал её. С  демоном  нельзя  заводить  беседу  -
заболтает ведь любого, охмурит. Господи! Ну почему это  свалилось  на  него,
Диму  Осокина  -  простого  обывателя,  серость  во  всех  отношениях?   Что
испытание  -  понятно.  Но  разве  в  запасе  у  Господа  мало   нормальных,
посюсторонних неприятностей?
     - Как вы вошли в квартиру, Антон? - спросил он сухо. - Мне что,  теперь
новую дверь ставить?
     - Новую - это дорого, - снова улыбнулся гость. - И  незачем.  Вошёл  я,
разумеется, не  через  дверь.  Вернее,  через  неё,  но  в  Сумраке.  В  так
называемом Сумраке. Вы, между прочим, тоже там побывали - в ночь  с  пятницы
на субботу. Кстати, поздравляю. Сумели войти самостоятельно,  подняли  тень.
Иначе говоря, инициация состоялась.
     - А теперь объясните всё с самого начала,  -  прервал  его  Дмитрий.  -
Пока что я ничего не понимаю.
     - Ну что ж, - хмыкнул Антон, - попробуем. Хотя если с самого  начала  -
это придётся уж очень издалека... Давайте я лучше  краткую  суть  изложу,  а
потом можно и подробнее. Вы, если  можно,  сперва  послушайте,  а  потом  уж
мечите громы и молнии.
     - Ну, валяйте. - Дмитрий почувствовал вдруг, что  от  сонной  одури  не
осталось и следа. - Только вот...
     - Я понял, о чём вы. Ни Анна Владимировна, ни Саша меня не увидят  и  в
шок не впадут. Это очень легко делается, вы скоро тоже научитесь.  Так  вот,
к делу. Внутри человечества есть два  вида.  Обычные  люди,  их  подавляющее
большинство. И есть так  называемые  Иные  -  люди,  обладающие  немыслимыми
способностями. Телекинез, телепатия, левитация -  это  семечки.  Я  бы  даже
сказал, шелуха от семечек.  Разумеется,  кто-то  из  нас  посильнее,  кто-то
послабее. Силу свою Иные берут из  Сумрака  -  это  другое  состояние  мира.
Впрочем, вы уже видели. Собственно, от  обычного  человека  Иной  отличается
только магическими способностями  и  долголетием.  Бывает,  что  Иной  и  не
подозревает о своих  способностях,  живёт  как  все.  Он,  как  мы  говорим,
неинициирован. Для  того,  чтобы  инициация  состоялась,  чтобы  способности
включились, Иной должен войти в Сумрак. От того, в каком душевном  состоянии
он там окажется, зависит, кем он в итоге станет, Светлым или Тёмным.
     Антон замолчал, снял очки и потёр переносицу.
     - То есть? - не утерпел Дмитрий.
     - Простите, надо было, наверное, с самого начала сказать.  Мир  основан
на противостоянии двух изначальных сил - Света и Тьмы. В Сумраке  они  слиты
воедино, но оказавшись там впервые, Иной как бы автоматически  настраивается
либо на то, либо  на  другое.  Иные,  принявшие  сторону  Света,  называются
Светлыми. А  другие,  наоборот,  Тёмными.  Я  вот  Светлый.  И  вы,  Дмитрий
Александрович, тоже.  Мы  некоторое  время  наблюдали  за  вами,  готовились
инициировать... Но вчера всё получилось само, без нашего участия.
     - Занятное  кино,  -  хмыкнул  Дмитрий.  -  А   поинтересоваться   моим
согласием вам в голову не приходило?
     - Дмитрий,  -  мягко  произнёс  Антон,  -  я,  конечно,  понимаю   ваше
предубеждение. Но поверьте, силком в Сумрак мы никого не тянем. Если бы  всё
шло как обычно - я пришёл бы к вам, рассказал  об  Иных,  предложил  сделать
выбор. Вы бы, очевидно, выставили меня за дверь. И  всё.  Утечки  информации
мы не боимся - кто же захочет выглядеть психом? А если  и  захочет  -  мало,
что ли,  в  мире  всякой  оккультной  чепухи?  Одним  бредом  больше,  одним
меньше - кто заметит? Возможно,  получив  отказ,  я  спустя  какое-то  время
наведался бы снова. Вдруг передумаете? Ещё раз повторю - нас очень  мало,  и
каждый человек нам дорог. В смысле, каждый Иной, - поправился он. -  Кстати,
иногда потенциальные Иные  и  отказываются  от  инициации.  Свобода  выбора,
ничего не попишешь...
      - И теперь вы, наверное, расскажете о великой  битве  между  Светом  и
Тьмой, о том, что труба зовёт и всё такое? - зевнув, предположил Дмитрий.  -
Если вы не в курсе, была такая религия - зороастризм. Один  в  один  как  вы
излагаете.
     - Видите ли, - усмехнулся Антон, - всё несколько не так. Великие  битвы
действительно гремели... и давно  уже  отгремели.  Сейчас  мы  не  стремимся
извести под корень Тёмных, да и они нас. Уже несколько столетий  между  нами
действует Договор. Мы отказываемся от войны  на  уничтожение,  мы  соблюдаем
равновесие. Это значит, что мы  добровольно  ограничиваем  применение  своих
способностей. Если мы воспользуемся магией, чтобы, скажем, спасти  город  от
наводнения - то и они получают право на адекватные меры. Допустим,  устроить
в спасённом городе пожар. Исцелить  безнадежно  больного  ребёнка  -  значит
позволить им навести смертельную порчу на здорового человека. Противно, да?
     - Ещё как! - с чувством произнёс Дмитрий.
     - Вот и мне тоже. А что прикажете делать? Силы у нас примерно равны,  и
если мы начнём истреблять их - они начнут истреблять нас. Только вот  и  мы,
и они живём с обычными людьми на одной и  той  же  планете.  И  потому  наши
войны больнее всего бьют по мирному населению. Всё это уже  было.  Знали  бы
вы, сколько  величайших  бедствий  в  истории  имели  подоплёкой  наши  Иные
разборки! Впрочем,  и  узнаете,  если  захотите.  Так  вот,  Договор  -  это
наилучший выход. Из реальных, а  не  утопических.  Для  соблюдения  Договора
существуют специальные организации. У нас, Светлых - так  называемый  Ночной
Дозор. Ночной - потому что следим за Тёмными, а  так  уж  повелось,  что  те
ассоциируются с ночью. А у них есть Дневной Дозор, они  наблюдают  за  нами.
Наконец, есть и третья сторона, Инквизиция.
     - Что, у вас тоже ересей хватает? - прищурился Дмитрий.  -  Ну  и  как?
Костры горят горючие? С дровами нет проблем?
     Антон рассмеялся.
     - Преувеличиваете. Она всего  лишь  аналог  арбитражного  суда.  А  что
название такое... Шеф говорил, это один средневековый  остряк  придумал.  Из
Высших магов. Между прочим, Тёмный. Туда ведь идут и Светлые, и  Тёмные.  Но
став  инквизиторами,  они  теряют  свой  цвет  и  служат  только  соблюдению
Договора.  Обеспечивают  объективность  и  беспристрастность  обеих  сторон.
Система, мягко скажем, не безупречная, но вполне работающая.
     - Антон, - грустно сказал Дмитрий, - раз  вы  наблюдали  за  мной,  то,
наверное, какие-то выводы уже сделали? Не догадываетесь, что я  на  всю  эту
бредятину отвечу? Правильно. Я православный христианин, и  то,  что  вы  тут
наговорили - это, простите, полная чушь. Несовместимая  с  христианством  ни
вот на столько, - он отмерил на ногте нечто микроскопическое.
     - Вы зря делаете поспешные выводы, - возразил Антон. - Среди  нас  есть
и вполне верующие люди. Даже, представьте себе, и среди Тёмных. Поймите,  мы
ведь не ангелы и не бесы. Мы - Иные. Источник нашей  силы  -  не  Бог  и  не
сатана. А  просто  Сумрак.  Просто  некое  состояние  мира.  Если  хотите  -
природа. Электричество же не мешает вашей вере? Хотя пятьсот лет  назад  вот
это, - ткнул он пальцем  в  компьютерный  монитор,  -  непременно  сочли  бы
штукой бесовской.
     - Кое-кто и сейчас так считает, - смущённо признался Дмитрий.
     - Ну вот видите! Поймите, большинство из нас не верит в Бога,  но  если
Он всё-таки есть, то для Него и мы, и Тёмные  -  всего  лишь  люди.  Имеющие
тело, имеющие душу, живущие долго, но не вечно. И наша магия - это вовсе  не
то, что у вас под этим словом понимают. Дмитрий, ведь вас, по сути,  смущает
лишь термин, вернее, смысл, который вы к нему привязали.
     - Неубедительно, -  хмыкнул  Дмитрий.  -  Могли  бы  и  потоньше  ересь
изобрести.
     - Ну, уж как есть, - пожал плечами Антон. - Вы хоть  понимаете,  что  я
при желании мог бы внушить вам стопроцентное доверие  ко  всему  сказанному?
Вы же, хоть  и  Иной,  но  практически  ничего  ещё  не  умеете,  вы  бы  не
защитились. Но мы так никогда не поступаем. Я  не  стану  врать,  будто  мы,
Светлые -  воплощение  добродетели  и  ходим  в  белых  ризах.  Но  всё-таки
элементарная порядочность всем нам свойственна. Вот Тёмный, особенно если  с
опытом, заморочил бы вам голову, и ему бы  вы  поверили.  Никакие  кресты  с
молитвами не  помогли  бы,  уж  извините.  Гипноз  -  это,  конечно,  грубое
подобие, но аналогию просекаете?
     - Ровно с  тем  же  успехом  я  могу  предположить,  что  и  вы  хотели
заморочить мне голову своим супергипнозом. Только вот не  смогли  -  Господь
не попустил. Именно из-за молитвы и крестного знамения.  И  чем  эта  версия
хуже?
     - Ничем, - легко согласился Антон. - Вы  бы  ещё  солипсизм  вспомнили.
Штука  вообще  непрошибаемая  средствами  логики.   А   толку?   Так   можно
препираться бесконечно. Давайте всё же от философии перейдём к практике.
     - А что у нас на практике? - поинтересовался  Дмитрий.  Он  по-прежнему
не верил своему странному гостю, но лучше уж сразу  узнать  об  его  планах.
Легче потом сопротивляться.
     - А  на  практике  получилось  так,  что  вы,  Дмитрий   Александрович,
самостоятельно прошли инициацию и стали одним из нас.  Стали  Иным.  Светлым
Иным.  И,  как  бы  вы  сами  к  этому  ни  относились,  но  объективно  это
накладывает на вас определённые обязательства.
     - И каким же демонам  потребуете  поклониться?  -  нехорошо  усмехнулся
Дмитрий. Вот сейчас  и  наступит  момент  истины.  Теоретические  оккультные
построения лишь маскируют  практику.  Антон  мог  наплести  что  угодно,  но
нужно-то ему нечто конкретное.
     - Не паясничайте, - поморщился Антон. -  Вы,  уж  извините,  опустились
сейчас  ниже  своего  уровня.  Теперь  что  касается   дела.   Любой   Иной,
проживающий  в  определённой   местности,   обязан   иметь   регистрацию   в
региональном Дозоре. Значит, Вы должны получить московскую регистрацию.
     - Штамп в паспорте не годится?
     - Не годится. Регистрация наносится магическим  путём,  встраивается  в
вашу ауру. Любой сотрудник  Дозора  считывает  из  неё  информацию.  Я,  как
сотрудник московского Ночного  Дозора,  могу  произвести  регистрацию  прямо
сейчас. А можете съездить к нам в офис и зарегистрироваться там.  Далее,  вы
не должны пользоваться вашими новыми способностями по  отношению  к  обычным
людям. Не исцелять, не привораживать, не внушать мысли... ну и так далее.  И
наконец, третье. Вы только-только стали Иным.  Вы  ещё  ничего  по  сути  не
умеете. Вы даже не способны отличить Иного  от  обычного  человека.  Значит,
необходимо  учиться.   Это   обязательно.   Иначе...   помните   песенку   о
волшебнике-недоучке? Обучение тоже у нас в  офисе  проходит  и  занимает  не
менее года.
     - Исключено! - Дмитрий сейчас  говорил  мягко,  но  эта  мягкость  была
хорошо знакома его ученикам, доигравшимся до четвертных  двоек.  -  Никакого
магического воздействия. В христианстве на это - абсолютный  запрет.  То  же
касается и обучения магии. А вот  второй  пункт  я  вам  обеспечу.  Мне  эти
способности и даром не нужны, и применять их я вообще не собираюсь.  Ни  при
каких обстоятельствах. Даю слово.
     - Придётся  вас  огорчить,  -  Антон  скопировал  ту  же  металлическую
мягкость. - Вашего слова  совершенно  недостаточно.  Детский  сад,  ей-богу!
Представьте, что вы в милиции просите поверить вам  на  слово.  Поймите,  вы
обязаны пройти и регистрацию, и обучение. Лично я вам почему-то доверяю,  но
решаю  не  я.  Есть  Договор.  Согласно  Договору,  все  Иные  должны  иметь
регистрацию. Независимо от их желания.
     - Скажите, - задумчиво протянул Дмитрий, - а нельзя как-нибудь  того...
просто заблокировать эти мои "иные"  способности?  Вернуть  меня  в  прежнее
состояние?
     - В прежнее состояние - никак, - сообщил Антон. -  Это  всё  равно  что
затолкать новорождённого в утробу матери. Раз  уж  вы  инициировались  -  то
быть вам Иным, и никуда не денешься. А заблокировать способности  можно.  Но
только  по  приговору  суда  Инквизиции,  и  опять  же   путём   магического
воздействия. Чему вы столь яростно противитесь. Получается  замкнутый  круг.
А кроме того... Вспомните ту ночь... И подумайте, что бы случилось, будь  вы
простым человеком. Сколько там детей было? Сорок с  чем-то?  Подумайте,  так
ли уж вам не нужна магия?
     - Что там было-то хоть, в лесу? - мрачно  спросил  Дмитрий.  -  Вы  же,
небось, наблюдали?
     - Представьте себе, нет, - Антон неожиданно смутился. - Прошляпили  мы,
и  крупно.  Вернее,  я  прошляпил.  Я  же  считаюсь  вашим  куратором...   и
действительно, надо было с момента первого разговора следить  непрерывно.  А
я пустил на самотёк. Дал, что называется, дозреть клиенту. Короче,  для  нас
всё  случившееся  тоже  было  неожиданностью.  От  шефа  я  уже  комплименты
получил.
     - Кто там был-то хоть?
     - Оборотень. Тёмный Иной. Зарегистрированный. Всё легально.
     - Это что же, - поперхнулся Дмитрий, - если бы он  детей  задрал,  тоже
всё легально было? Это и есть ваш Договор в действии?
     - Так он же и не задрал. Утверждает, что просто погулять вышел. Это  не
запрещено. Более того,  оборотню  в  полнолуние  просто  необходимо  принять
"второй облик". Иначе может тяжело заболеть. Другой вопрос, чтобы не  тронул
никого. И вот тут -  полная  неизвестность.  Может,  он  правду  говорит,  и
просто побегал бы по лесу. А может, звериное начало и взыграло бы,  и  тогда
действительно... парой детишек стало бы меньше. Как тут проверишь?
     - Ну а случилось-то что? - Дмитрию действительно стало интересно.
     - Вы его увидели, навоображали ужасов - и чисто  интуитивно,  на  волне
эмоционального накала, вошли  в  Сумрак.  А  там  сразились  с  ним.  Должен
сказать,  перспективы  у  вас  очень  хорошие.  Для  первого   раза   просто
потрясающие. Короче говоря, вы его сильно повредили. Не  убили,  к  счастью,
но в норму он ещё очень не скоро придёт. Теперь Тёмные  возмущаются,  кричат
о незаконном нападении и требуют сатисфакции. То есть  права  на  равное  по
силе воздействие. Понимаете, какую кашу заварили по  незнанию?  Теперь  дело
будет разбираться в Инквизиции. Формальная зацепка у нас  есть  -  инициация
совпала с происшествием, и можно доказать, что на тот  момент  Ночной  Дозор
за вас ещё не  отвечал.  Скорее  всего,  докажем.  Но  это  хороший  пример.
Учиться надо, Дмитрий Александрович.
     - И что же надо было делать?
     - Элементарно, -  разъяснил  Антон.  -  Иной  считал  бы  из  ауры  его
персональные  данные.  Поинтересовался  бы  целями.  После   чего   оборотню
действительно оставалось бы только прыгать при  луне.  Зачем  ему  свидетели
преступления?
     - Что за зверь-то хоть?
     - О! - воздел палец Антон.  -  Редкий  случай.  Давно  вымершая  тварь.
Гигантская гиена. Водилась в северной Африке  несколько  тысячелетий  назад.
Чаще всего оборотни - это волки, медведи. Реже -  кошачьи.  Иногда  и  ящеры
попадаются. Вам  повезло,  что  оборотень  был  неопытным.  Совсем  молодой,
инициирован год назад.
     - А те мужики, что у костра сидели?
     - Тоже  Тёмные.  Старшие  товарищи.  Кстати,  они   бы,   наверное,   и
остановили парнишку,  вздумай  он  полакомиться  человечинкой.  Зачем  им  в
нарушение влипать? Тёмные, конечно, гуляют сами по себе, но при разборе  эти
бы под раздачу угодили. Да они и  так  от  начальства  своего  огребут.  Что
прозевали ваше появление. Увлеклись "активным отдыхом". Ладно,  это  лирика,
давайте к делу. Начинаем процедуру регистрации?
     - Я же сказал - исключено, - бесцветным  голосом  возразил  Дмитрий.  -
Мне нечего добавить к сказанному. И для меня нет особой разницы,  кто  вы  -
бес,  колдун,  разработчик  психотронного  оружия  или  ещё   какой   фрукт.
Главное - мы с вами по разные стороны.
     - Это с Тёмными мы по разные стороны, - напомнил Антон. - А с  вами  мы
в одной лодке. Мы - Светлые.
     - Евангелие читали? "Кто не  со  Мною,  тот  против  Меня",  -  Дмитрий
старался подавить нахлынувшее раздражение, но получалось не очень.  -  Вы  с
Церковью  несовместимы.  Значит,  и  для  меня  вы  чужие.  И  что   теперь?
Расстреляете?
     - Тёмные, пожалуй бы, и расстреляли, - пожевал губами  Антон.  -  А  мы
так не  можем.  Нетривиальная  ситуация.  Вот  что,  Дмитрий  Александрович,
давайте на  сегодня  закругляться.  Думайте.  Но  от  души  советую  вам  не
затягивать с решением. Договорились? Ну тогда счастливо.
     И он исчез. Мгновенно. Был - и вот  стул  хранит  отпечаток  его  зада.
Даже не "яко дым", а "чик - и готово".
     - Господи! - с чувством произнёс Дмитрий. - Пускай уж лучше  это  будет
шиза!


                                     5.

     Народу в храме было  всего  ничего.  Несколько  обременённых  свободным
временем старушек, пара-тройка закутанных до глаз в  тёмные  платки  женщин,
стайка молоденьких девчонок  на  клиросе.  Ясное  дело,  понедельник,  да  и
никакого особого праздника. Но литургия служится по  уставу,  ровно  в  семь
утра отворяются Царские Врата, раздаётся  зычный  голос  священника:  "Слава
святей, единосущной и нераздельной Троице".
     Только вот сегодня голос был другой - негромкий тенорок. Отец  Николай,
по словам тётки у свечного ящика, опять заболел, и вместо него  служит  отец
Георгий.
     Дмитрий расстроился. Он-то рассчитывал исповедаться  духовнику.  И  вот
на тебе - ухмылка судьбы. Или  наоборот,  Господня  воля?  В  конце  концов,
самое главное сейчас - это исповедаться, а значит,  годится  любой  батюшка.
Он же только свидетель... Но вот поймёт ли его отец Георгий, священник  хоть
и давно здесь служащий, но малознакомый? Честно сказать, не производил  отец
Георгий особого впечатления.
     Дмитрию повезло - в понедельник у него были только  четвёртый  и  пятый
уроки, времени хватало. Аня, конечно, удивилась, чего  он  вскочил  в  такую
рань. Пришлось ответить честно -  в  храм  надо,  очень  тянет.  К  счастью,
кроткая Аня не стала устраивать ему допроса. Недостатков у  неё,  вообще-то,
немало, но достоинства всё-таки перевешивают. К числу достоинств  относилась
и деликатность. Единственное, чем она поинтересовалась  -  это  готовить  ли
завтрак?
     - Ни в коем случае, солнышко, - воспротивился Дмитрий.  -  Причаститься
хочу. Понимаешь, надо.
     - Ты почти всю ночь не спал, - глядя в сторону, заметила Аня.  -  Сопел
мне в ухо, брыкался... Не заболел ли?
     Он действительно ворочался всю ночь с  бока  на  бок.  После  вечернего
разговора уснуть было просто невозможно. Взбаламученные мысли  не  удавалось
успокоить ни молитвой, ни переучётом слонов.  Казалось,  так  легко  внушить
себе: всё это лишь бесовское наваждение! Всё это лишь привиделось в  "тонком
сне". Но  грызли  сомнения.  Выползали  из  тёмных  закоулков  мозга,  юркие
червячки, и грызли - упорно, деловито. Хуже чем зубная боль.
     Дмитрий заблаговременно приехал в храм минут за  пятнадцать  до  начала
службы. Рассвет уже растекался по улицам, пока ещё  пустым.  Через  час,  не
раньше, они заполнятся спешащими на  работу  гражданами.  А  в  этот  час  -
полное ощущение, будто людей на Земле больше нет. Если кто и остался  -  так
это загадочные Иные. Отдельные представители которых спешат  исповедаться  и
причаститься. Он тут же задавил сомнительную шутку молитвой. Не хватало  ещё
всерьёз поверить в этот бред!
     В храме он успел перехватить отца Георгия, когда тот за пять  минут  до
начала литургии вышел из алтаря.
     - Батюшка,  -  взволнованно  заговорил  Дмитрий,  -  мне  срочно   надо
исповедаться. Я попал в очень  странную  историю...  а  духовник  мой,  отец
Николай, как на грех, болен.
     - Только если очень коротко, - перебил его священник. - Мне  ж  служить
надо.
     - Я боюсь, что очень коротко не получится, - смутился  Дмитрий.  -  Тут
многое надо рассказать. И это будет непростой разговор.  Во  всяком  случае,
для меня.
     - Тогда только после службы, - заявил отец Георгий.  -Сами  же  видите,
без диакона служу. Причащаться-то собирались?
     - Ну,  это  если  вы  сочтёте  возможным,   -   Дмитрий   уставился   в
серовато-зелёный линолеум. - Хотелось бы, и очень. Я в тяжёлой ситуации,  вы
уж поверьте.
     - К причастию готовились? - не дослушав, спросил священник.  -  Тяжёлых
грехов на совести нет? Впрочем, вы прихожанин давний, сами всё  знаете.  Так
что с Божией помощью... Вас, кажется, Димитрием звать?
     Он опустил епитрахиль на голову  Дмитрия  и  скороговоркой  пробормотал
разрешительную молитву. Тот, не привыкший к подобным  авансам,  стеснительно
вздохнул.
     - Ну вот, а после расскажете, что там у вас стряслось, -  отец  Георгий
дал ему поцеловать крест с Евангелием и немедленно скрылся в алтаре.
     И потекла служба.

     - В общем, так, батюшка, - начал Дмитрий.
     Они остались в храме одни. Пожилая тётка, погасив догоравшие у  образов
свечи и лампады, ушла -  и  теперь  здесь  царил  полумрак.  Солнце  ещё  не
добралось до южных окон, и, хотя  всё  было  видно,  краски  затушёвывались,
серели.  Чем-то  это   напоминало   Сумрак   -   тот   самый,   невозможный,
искусительный.
     - У меня примерно полчаса, - сразу предупредил отец Георгий.  -  Вы  уж
постарайтесь покороче. Самую суть.
     - Самая суть, - вздохнул Дмитрий, - это  что  я  стал  жертвой  явного,
недвусмысленного бесовского наваждения. Со мной стали  происходить  странные
вещи. Всё началось в прошлую среду...
     Конечно, ни о какой ясности и лаконичности и речи не шло - от  волнения
Дмитрий путался, сбивался, перескакивал с одного на другое.  И,  однако,  не
прошло и десяти минут, как он закончил.
     - Вот такие дела, батюшка. Я просто не знаю, как быть дальше.  Ведь  на
него ни молитва, ни крест не действуют...
     - Значит, слаба ваша молитва, - сейчас же предположил отец  Георгий.  -
Взывать ко Господу надо со смирением, не ждать от Него немедленного  ответа.
И ни в коем случае не оставлять молитвы.  Вы  утреннее  и  вечернее  правила
полностью вычитываете? Вот постарайтесь отныне ничего  не  упускать.  И  ещё
стоило бы канон ангелу-хранителю ежедневно. Вообще, приглядитесь  к  себе  -
не слишком ли рассеянную жизнь ведёте? Во всём ли уповаете  на  Господа?  Не
одной только мыслью, но и сердцем?  Возможно,  стоит  построже  попоститься.
Вспомните: "род сей изгоняется только молитвой и постом".
     - Батюшка, - рискнул перебить  его  Дмитрий,  -  но  всё-таки  что  же,
по-вашему, со мной происходит? Что мне делать,  если,  несмотря  на  сугубую
молитву, это будет продолжаться?
     - Вы же сами сказали - искушение. - Священник  задумчиво  уставился  на
него. - И бесполезно гадать, были то сонные видения  или  колдовство  какое.
Главное, вы же понимаете,  что  всё  это  происходит  от  врага.  Значит,  и
держаться надо соответственно. Не вступайте в беседу,  молчите,  умом  творя
Иисусову молитву. Господь даст - и пройдёт. А ещё... - Он замялся,  подбирая
слова. - Вы же знаете, насколько  плотское  связано  с  духовным,  как  одно
влияет на другое. Может,  стоит  обратить  внимание  на  своё  здоровье?  Не
пренебрегайте  врачом,  он  от  Господа,  как  сказано  в  книге  Сираховой.
Возможно, вы очень утомились за последнее время.  Я  ж  понимаю,  что  такое
учительская работа. У самого  четверо.  Сплошные  нервы.  Вам  бы  хорошо  в
монастырь какой-нибудь съездить, пожить там, потрудиться во славу Божию.  На
природе, в размеренном молитвенном ритме...
     - Хорошо бы, - вздохнул Дмитрий,  -  только  кто  ж  меня  из  гимназии
отпустит? Учебный год только начался, а  на  мне  две  параллели,  шестые  и
девятые классы. Заменить некем...
     - Ну, вы уж как-нибудь постарайтесь, - понимающе  кивнул  священник.  -
Молите  Господа,  и  Он  так  устроит  ваши  обстоятельства,  что  откроется
возможность. Речь-то о самом драгоценном, о душе человеческой.
     Он замолчал, опустив глаза. Дмитрий понял правильно - его время  вышло.
Батюшке пора бежать, неотложные дела.
     - Спасибо, отец Георгий, вы мне очень помогли советом.  Помолитесь  обо
мне, грешном.
     И получив благословение, Дмитрий направился к выходу.
     Легче  не  стало.  Всё  те  же  червячки  ползали  в   душе.   Конечно,
исповедаться и причаститься  было  необходимо.  Но  вот  разговор...  Ничего
такого не сказал отец Георгий, чего он не знал и сам.  Банальности.  Верные,
отточенные временем и совокупным опытом Церкви - но всё  же  банальности.  А
чего он, собственно, ждал? Отец Николай разве бы  сказал  что-то  иное?  Ну,
может, не стал бы столь откровенно  намекать  на  психическое  расстройство.
Ведь ясное дело, отец Георгий считает, будто он свихнулся. И  батюшку  можно
понять. Проще поверить в болезнь прихожанина, чем в прямое  действие  адских
сил. Вероятность во много раз выше.
     А в  монастырь  действительно  хорошо  бы.  Дмитрий  даже  знал,  куда.
Позапрошлым  летом  они  с  Аней  отправились   в   паломническую   поездку.
Преображенский монастырь, Тверская  область.  Место  благодатное,  и  старцы
опытные есть. Особенно иеромонах Сергий. Много о  нём  рассказывали.  Только
вот нереально. Никто ему никакого отпуска не даст.  Шестые  ещё  как-нибудь,
Елизавета Юрьевна могла  бы  недельку-другую  подменить,  а  девятые  отдать
некому. Выпускные экзамены же...
     Что же касается намёков отца Георгия... Как ни крути,  а  в  чём-то  он
прав.  Провериться  стоит.  В  конце  концов,  нет   никаких   по-настоящему
объективных доказательств, что всё это было на самом деле - и  оборотень,  и
Антон. Галлюцинации - дело такое... Собственное воображение способно  выдать
картинку  безупречной  ясности,  он  читал.  И  что  же?  Бежать   сдаваться
психиатрам в районный диспансер? Это ведь чревато. А ну  как  перестрахуются
и запретят преподавать? Чем жить тогда?
     Он вспомнил свой один-единственный визит в районный ПНД -  когда  после
института оформлялся по распределению в школу. Надо  было  взять  справку  о
своей нормальности. Времени это заняло немного  -  десять  минут  очереди  в
регистратуру, и  ещё  пять  минут  дамочка  с  лошадиными  зубами  рылась  в
картотеке, прежде чем выдать  справку,  что  такой-то  у  них  на  учёте  не
состоит.  Но  впечатление  сложилось  мрачное.   Грязные   стены,   тусклые,
засиженные мухами плафоны. Стенды какие-то идиотские... и нечто  неуловимое,
разлитое в воздухе. То ли запах чего-то медицинского, то ли наслоения  чужих
страданий. Выйдя на улицу, в серенький дождик, он вздохнул с  облегчением  и
твёрдой мыслью - больше сюда ни ногой.
     Выходит, ошибался?  Нет.  Сейчас  ведь  не  справка  нужна,  а  правда.
Значит, что? Значит, Лёшка Серебряков, бывший  одноклассник.  Давно  они  не
виделись...  Лет  пять,  не  меньше.  Кажется,  Лёшка  успел  за  это  время
защититься... кто-то рассказывал. Кандидат медицинских  наук,  консультирует
в частной неврологической клинике.
     Что ж, хоть и неприятно расстраивать старого знакомого, а придётся.  По
крайней мере, уж Лёшка-то ему врать не станет.
     Но это - потом, на днях. Если вообще глюки будут  продолжаться.  Может,
и само пройдёт. Должно же подействовать причастие! Непременно должно!


                                     6.

     - Дмитрий Александрович! Можно вас на минуточку?
     Она постучалась в кабинет, едва лишь раздался звонок с пятого  урока  и
шумная орда шестиклассников выкатилась в коридор.
     Дмитрий её  не  узнал.  Видел,  возможно,  на  родительских  собраниях,
два-три раза в год - но не отложилось в памяти.  Сейчас  он  всматривался  в
бледное, обтянутое сухой кожей лицо, в набрякшие веки -  но  так  и  не  мог
сообразить.
     - Я мама Люды Беляевой, из девятого  "А",  -  облегчила  она  ему  муки
опознания.
     - Здравствуйте,  Ирина  Сергеевна!  -  имя,  в  отличие  от  внешности,
вспомнилось сразу. - Пожалуйста, присаживайтесь. Чем я могу помочь?
     Женщина молча опустилась на  стул,  сцепила  пальцы.  И  Дмитрий  вдруг
понял, что ничего хорошего не услышит.
     - Ох, я даже не знаю, - слова, похоже, давались  ей  с  трудом.  То  ли
Ирине Сергеевне было сейчас больно, то  ли  она  наглоталась  успокоительных
таблеток. - Тут такое случилось... Люды ведь сегодня не было в школе, да?
     - Ну... - замялся Дмитрий. - Откровенно говоря, я не в  курсе.  Сегодня
у меня в девятых уроков нет, я к ним не заглядывал.
     Она понурилась,  будто  дожидалась  радостной  вести  -  но  так  и  не
дождалась.
     - Пропала Люда, - поведала наконец женщина. - В субботу  вечером  пошла
к подружке на день рождения... к подружке по старой школе, Наташе  Волковой.
И не вернулась.
     Дмитрий  почувствовал,  как  что-то  скользкое  и  холодное   коснулось
желудка.    Ничего     себе     дела!     Люда     Беляева,     старательная
хорошистка-брюнеточка,  пришла  в  гимназию  в  позапрошлом  году.  Мама   -
библиотекарь в каком-то вузе, отца нет. Дочка же  -  девочка  тихая,  но  не
забитая, просто флегматик по натуре. Отличалась успехами  в  хоре,  посещала
факультатив по художественной вышивке...
     - А что говорит подруга? - спросил он,  стараясь  скрыть  напряжение  в
голосе.
     - Говорит,  всё  хорошо  там  было,  веселились...  танцевали,   музыку
крутили.  А  потом,  уже  после  одиннадцати,   когда   расходиться   стали,
оказалось, её нет. Один мальчик, из той  же  школы,  её  как  раз  проводить
хотел - ну и вот...
     - И никто ничего не видел, не знает?
     - Ну,  -  задумалась  Ирина  Сергеевна,  -  я  не   успела   ещё   всех
порасспросить. Только Наташу, Лену и этого мальчика, Костю. Там  же  человек
двадцать было.
     - А далеко от той девочки до вашего дома?
     - Да не слишком. Или три остановки на одиннадцатом трамвае,  или  минут
двадцать пешком. Наташа на Преображенке живёт, возле кинотеатра Моссовета.
     - В милицию вы обратились? - задал Дмитрий неприятный,  но  необходимый
вопрос. Про больницы и морги спрашивать не стал - и так ясно, что по нулям.
     - Конечно! Ещё вчера. - Лицо её  дернулось.  -  И  они  меня  обхамили!
Сказали,  что  заявление  примем,  положено,  а  на  особую  активность   не
рассчитывайте. И что  таких  девочек,  которые  от  мамы  с  папой  погулять
вышли - пруд пруди. А потом приходят...  с  букетом  венерических  болезней.
Лучше  воспитывать  надо  было,  сказали.  Там  один   такой   капитан   был
толстомордый...
     Она  не  выдержала,  уткнулась  лицом  в  ладони,   зарыдала.   Дмитрий
поднялся, поплотнее прикрыл входную дверь и затем уж осторожно  коснулся  её
плеча.
     - Не надо, Ирина Сергеевна, нельзя сейчас.  Держитесь.  Идиотов  всяких
полным-полно, стоит ли обращать внимание на гадости?  Скорее  всего,  ничего
страшного  и  не  случилось,  разные  ведь  бывают  обстоятельства.  Милиция
милицией, а надо попробовать и самостоятельно разобраться.
     Он говорил эти обязательные, но пустые слова -  ритуальные  фразы.  Вот
так же утром и отец Георгий успокаивал его... тот хоть не  кривил  душой.  А
тут... "Ничего страшного не случилось". Случилось страшное. Сам не  понимая,
отчего, он это знал. Столь же непреложно, как теорему синусов.
     - Вот я и пришла, - справившись с собой, сказала женщина. - Я ведь  что
хотела - может, вы поговорите с девочками из класса? Ну, мало ли? Вдруг  она
у кого-то из них? Может, на что-нибудь  обиделась,  ушла?  Вы  ж  понимаете,
такой трудный возраст. Может, она кому сказала чего, где её искать?
     - Это мысль, - обнадёжил несчастную мать Дмитрий, вновь  ловя  себя  на
фальши.  -  Я  обязательно  обзвоню  сегодня  девчонок.  Что   же   касается
милиции... Наверное, надо поискать какие-то знакомства в этих  структурах...
ну, чтобы воздействовать на  местное  отделение...  чтобы  по  крайней  мере
выполняли свои прямые обязанности. Кажется, даже в нашем  классе  кто-то  из
родителей  имеет  отношение  к  прокуратуре...  я  позвоню.  Должны  помочь,
нормальные люди ведь... И конечно, мы все будем молиться. Вы уже говорили  с
Мариной Павловной?
     - Нет... -  всхлипнула  Ирина  Сергеевна.  -  Я  вчера  батюшке  нашему
сказала, а сегодня сразу вам.
     - Ладно, с директором я сам поговорю. А вам надо  бы  сейчас  домой.  В
конце концов, кто-то непрерывно должен там сидеть  на  телефоне.  Вечером  я
позвоню в любом случае. Вас проводить?
     - Спасибо, не стоит. Спасибо вам!

     Дмитрий долго сидел, уставившись в  столешницу.  Пусто  было  на  душе.
Пусто  и  гадко.   Так   всегда   бывает,   когда   чувствуешь   собственную
беспомощность. Ну что он может, что?  Про  родителя  из  прокуратуры  наплёл
единственно с целью утешения.  Да  и  толку?  Просто  быстрее  открылась  бы
ужасная истина. Ведь если умная, воспитанная  девчонка  без  всякой  видимой
причины пропадает - значит, дело  плохо.  Значит,  какой-то  криминал.  Ушла
вечером домой. Почему ушла? Почему  тайно,  никого  не  предупредив?  Может,
поссорилась с кем-то? Обиделась? А дети, ясное дело,  темнят.  Потом-то  всё
равно расколются, не маме так милиции, но поздно, поздно!
     Значит, ушла одна, в расстроенных чувствах.  По  сторонам,  небось,  не
смотрела. И что? Сбило машиной? Был бы труп. Или  водитель,  осмотревшись  и
не обнаружив рядом свидетелей, увёз куда-нибудь тело? Закопать  за  городом,
в лесу - не найдут ведь никогда. Небось, на  один  "найденный  и  опознанный
труп" из криминальной  хроники  приходится  десяток  неопознанных.  Или  ещё
хуже... маньяк какой-нибудь, извращенец. Затащил, угрожая ножом... или  даже
не  угрожая.  Кажется,  где-то  писали,  будто  некоторые  маньяки  обладают
гипнотической силой, и женщины идут за ними... как в романах  про  вампиров.
Врут, наверное... Жёлтая пресса... стремящаяся к металлу жёлтого цвета...  А
вдруг? Или какие-нибудь обкурившиеся гопники...
     Дмитрий   резко   встал,   хрустнув   суставами.    Какое-то    смутное
беспокойство, неоформленная тревога проникли в душу. Казалось,  что-то  надо
немедленно делать. А что?
     Он повернулся к иконе - в гимназии образа висели в каждом  классе  -  и
широко перекрестился.
     - Пресвятая Владычице, Матерь Божия,  ну  помоги!  Спаси  эту  девочку,
вырви её из беды. Оборони, защити! И маме  её  тоже  помоги,  укрепи  её.  И
мне...
     И всё? Это всё, что он может? Девчонка ведь гибнет! А главное,  времени
почти не осталось. Надо успеть!
     Дмитрий дёрнулся, как будто его укололи булавкой. Откуда он это  знает?
Откуда знает, что Люда ещё жива, но нужно спешить? А ведь знает же!
     Знать бы ещё, куда бежать... Девчонка где угодно может быть.  Не  факт,
что и в Москве. Мало ли куда увезли? Может, чеченцы? Похищают же они  людей.
Трудно  было  представить,   какой   выкуп   способна   заплатить   одинокая
библиотекарша, но мало ли?
     Он глубоко вздохнул. Наскоро покидав в сумку  книги  и  тетради,  запер
кабинет. Уже на лестнице стало вдруг ясно, что  делать.  Стоило  представить
себе лицо Люды - смуглое, кареглазое, с ямочкой на правой  щеке  -  и  сразу
пришло знание. Надо сейчас срочно ехать на Преображенку и самому  пройти  от
дома той девочки до дома Беляевых. Все адреса он  ещё  в  позапрошлом  году,
получив классное руководство, переписал себе из журнала. Вот и пригодилось.
     Дмитрий сам не заметил, как спустился в метро,  как  проехал  несколько
станций, как перешёл на красную  ветку.  С  каждой  минутой  он  чувствовал:
время утекает. И сейчас не хотелось размышлять, откуда в  нём  это  странное
знание и стоит ли ему доверять.  Перед  глазами  стояло  лицо  девочки  -  и
значит, всё остальное было не важно.
     Направление он почувствовал сразу, едва выйдя на  воздух.  В  несколько
приёмов,  подлаживаясь   под   невыносимо   медленные   светофоры,   пересёк
Преображенскую площадь.  Всего  лишь  ветерок,  струйка  холода,  касающаяся
лба - но стоило ему ошибиться,  повернуть  не  туда,  и  струйка  пропадала.
Приходилось  растерянно  крутить   головой,   вызывая,   наверное,   усмешки
прохожих. То  ли  за  наивного  провинциала  принимали,  то  ли  за  изрядно
выпившего.
     Места, конечно, неприятные.  Старые,  облезлые  дома,  какие-то  кривые
переулочки. И в небе тоже ничего хорошего - сгустились плотные,  желтобрюхие
тучи, намекая на скорую грозу. Отдельные капли - увесистые точно  градины  -
уже расплылись на асфальте. Дмитрий сообразил, что не взял зонта, но тут  же
забыл о таких пустяках.
     Знай он дорогу заранее, наверное,  весь  путь  не  занял  бы  и  десяти
минут. Но когда через пару шагов останавливаешься, ловишь указующий холод  -
время растягивается неимоверно.  Да  ещё  и  ветер  мешал,  студеный  ветер,
поднявшийся  перед  грозой.  Приходилось  отделять  тот  холодок  от  этого,
обычного.
     Наконец "направление" привело его к оплывшему под собственной  тяжестью
длинному восьмиэтажному дому, некогда  окрашенному  жёлтой  краской.  Сейчас
невозможно было и сказать, какого же цвета эти грязные, облупившиеся  стены.
Небось, капитального ремонта не делали никогда. Из принципа. Как тут  только
люди живут?
     В доме, изгибавшемся буквой "г",  имелось  множество  подъездов  -  как
обычных, жилых, так и занятых под офисы. Все - со двора. И куда теперь?
     Холодок сейчас же скользнул по щеке. Ага... Вон туда,  значит.  Подъезд
жилой, кодовый замок вырван с  мясом,  чернота  распахнутой  двери  -  точно
пасть какого-то доисторического чудища. Например, гигантской гиены.
     Дмитрий не вошёл - вбежал внутрь, в душную, влажную  тьму.  Трубы,  что
ли, у них протекают? Комарьё, наверное, круглый  год  водится.  Господи,  ну
что за идиотские мысли?
     В подъезде пахло кошками, кислой капустой и мочой.  Лампочка,  понятное
дело, разбита, и свет сочится лишь сверху, с  лестничной  площадки  пролётом
выше, там окно.
     Повертев головой, он поймал холодную струйку и  неуверенно,  на  всякий
случай выставив вперёд ладонь, двинулся в  нужную  сторону.  То  есть  вбок,
влево.
     Он сперва нащупал и лишь потом с трудом разглядел дверь.  Основательная
дверь, обитая кровельным железом... или это цинк? Видимо, там, за  дверью  -
подвал. А в подвале - Люда. А на двери - мощный навесной замок.
     И что теперь? Время утекало сквозь пальцы.  Дмитрий  подергал  дужку  -
вдруг держится  на  честном  слове?  Нет,  заперто  на  совесть.  На  чью-то
вымазанную дёгтем совесть.
     Бежать куда-то, искать лом? Или какой другой инструмент? Как-то вот  за
тридцать лет не довелось узнать, чем сбивают замки. Нет,  некогда.  Скоро...
он чувствовал, скоро должно случиться что-то нехорошее. Может случиться.
     Или всё же он успеет? Надо проникнуть внутрь. Как? Господи  Всесильный,
ну подскажи! Должен же быть какой-то способ!
     Ничего не приходило в голову. Дмитрий, давясь стыдом за своё  бессилие,
опустил глаза.
     И увидел на заплёванном полу тень. Свою собственную.
     Тень ждала. Тень, в отличие  от  своего  глупого  хозяина,  знала,  что
делать. Тень вообще знала многое.
     Отчаянным рывком  Дмитрий  рванул  её  на  себя.  Не  руками  -  просто
взглядом. Волей.
     И сейчас же его обдало холодной волной. Мир мгновенно  изменился,  стал
серым и тихим.
     "Дурак, остановись! Вернись!" - проскользнуло в уме. Нельзя  же,  никак
нельзя! Если долговязый Антон говорил правду, значит это магия!  Ясно  же  -
бесовский соблазн!
     Но там, за дверью, лежала истерзанная девочка. Он  знал  это  столь  же
ясно.
     И прошёл сквозь стальную дверь как сквозь дым.
     Здесь, в  Сумраке,  вполне  хватало  света,  чтобы  ориентироваться.  И
откуда он только брался?
     Оказалось, не всё тут одинаково серо. Например, синеватый мох,  которым
поросли стены.  Мох  едва  заметно  шевелился  -  точно  его  ворсинки  были
крошечными щупальцами. Какая-то чужая, совсем чужая жизнь.
     Но заниматься сумрачной биологией некогда. Он покрутил головой. Где  же
Люда? В огромном подвале легко было  заблудиться  -  уходили  вбок  узенькие
коридорчики, тянулись, деля пространство на части, огромные  паровые  трубы,
поросшие синим мхом. Лабиринты ещё те...
     Впрочем, блуждать не пришлось - в Сумраке,  невидимая  холодная  указка
обрела форму. Слабый зелёный лучик, точно фосфорицирующая  стрелка  компаса,
поплыл перед ним в воздухе. Прямо, налево, ещё раз налево.
     Люда  обнаружилась  на  мерзком,  разодранном  топчане,   из   которого
скрюченными пальцами торчали  ржавые  пружинки  и  лезли  клочки  ваты.  Всю
одежду с неё сорвали, и бледную  кожу  усыпали  мурашки  -  в  свободных  от
кровоподтёков и синяков  местах.  Руки  и  ноги  её  стянуты  были  толстым,
многожильным электрическим кабелем.
     Дмитрий в ужасе опустился рядом с ней  на  корточки.  Слава  Богу,  она
дышала. Но то ли спала, то ли потеряла  сознание.  Тощие  рёбра  мелко-мелко
вздрагивали, сердце - Дмитрий и на  расстоянии  слышал  его  стук  -  билось
медленно и неуверенно. Точно решая - а стоит ли продолжать?
     Что же такое с ней случилось? Кто её? Где эта мразь?
     Он опустил ей руку на лоб. Холодно. Не мёртвый холод, но и  не  обычное
человеческое тепло. Может, это воздействие Сумрака?
     А потом вдруг нахлынули картины - торопясь,  захлёстывая  его  сознание
бурлящим потоком. Дмитрий не  сразу  и  понял,  что  это  -  Людина  память,
переливающаяся из мозга в мозг. Из души в душу.
     Громкая  музыка,  недоеденный  торт-бисквит  и   тот   полуподслушанный
разговор. Об этом ведь никто не мог знать, никто, кроме Наташки! Только  ей,
по великому секрету!  А  теперь,  значит,  это  обсуждается  в  открытую?  С
гнусными - да, именно гнусными хихиканьями! Вот так, значит,  Наташенька?  В
прихожую, найти в куче  сваленных  курток  свою...  быстрее,  пока  они  там
пляшут... чтобы никому ничего не объяснять. Особенно Косте! Домой, скорее!
     Трамвая ждать долго, быстрее пройти... Как же  всё-таки  темно!  Хорошо
хоть дождя нет. Какая  же  гадина  эта  Наташка!  Почему  так  тускло  горят
фонари? Кто это впереди? Четверо? Нет,  пятеро.  Какие  противные!  Немногим
старше... пэтэушники небось. Окликают. Я никуда с вами не пойду! Мне  домой!
Убери руки, козел, у меня папа генерал ФСБ! Сволочь,  козлина,  урод  тупой!
Пусти, тебе сказано!
     Господи, как тут страшно! И как больно! Они же  обкуренные,  они  ж  не
соображают ничего! Рвут одежду! Мама!  Уже  нет  сил  кричать...  она  и  не
знала, что это так противно... Она не знала, что бывает такая боль!
     Больше ничего считать не удалось. Только боль  и  ужас  -  слоями,  всё
глубже и глубже, до самой сердцевины души.
     Дмитрий молча стоял над девочкой. Господи, ну как же так можно? Где  же
Ты был? Как допустил?
     Но некогда было заниматься теодицеей. В любой  момент  могли  вернуться
мерзавцы, продолжить свои развлечения. И что тогда? Не хотелось и думать.  В
обычном мире исход понятен - легко, играючи забили бы ногами. Если их  будет
хотя бы двое...
     Но тут же он понял, что  в  Сумраке  всё  иначе.  В  Сумраке  он  может
многое - и сам не знает, что именно. Что он сотворит с  подонками?  Фантазия
услужливо развернула целый спектр, пришлось цыкнуть  на  неё.  Не  так.  Всё
надо делать не так.
     Подняв девочку на руки  -  та  оказалась  куда  легче,  чем  он  думал,
Дмитрий  направился  к  двери,  топча  толстый  слой  пыли.   Интересно,   а
оставленные в Сумраке следы будут видны в  привычном  мире?  Кстати,  а  как
туда возвращаться-то?
     Легко пройдя сквозь дверь в подъезд, Дмитрий нервно  огляделся.  Пусто.
Ещё не хватало появиться из ничего на глазах потрясённой публики.
     Где же тень? Вот она, едва  заметно  темнеет  в  сером  мареве.  И  что
делать дальше? Снова потянуть её на себе? Нет, наверное, выход  здесь  иной,
нежели вход. Может быть, это всё равно  как  вынырнуть  из  воды?  А  может,
просто захотеть вернуться в нормальный мир?
     Люда, пошевелившись у него на руках, глухо простонала.  Ну  же!  Прочь,
прочь из этого серого дурмана!
     Получилось. Он сам не понял, что именно сделал -  но  полутьма  Сумрака
сменилась обычной,  земной  полутьмой  загаженного  подъезда.  Где-то  вдали
доносился лязг трамвая, шумел  поток  машин,  откуда-то  доносилась  громкая
неприятная музыка.
     Ну что ж, слава Тебе,  Господи.  Вывел  всё-таки,  вытащил.  Дальше  уж
придётся обойтись обычными средствами.
     Бережно  опустив  Люду  на  пол,  Дмитрий  вынул  мобильный.  Сперва  -
"Скорую", затем -  милицию.  А  пока  едут  -  придумать  какое-нибудь  хоть
мало-мальски правдоподобное объяснение.


                                     7.

     - Ну, здорово, старый лапоть! Да не снимай ты ботинки,  что  за,  блин,
условности? Давай, проползай на кухню. Добрался-то легко?
     В этой квартире Дмитрий был впервые. Лёшка Серебряков, как  выяснилось,
развёлся со своей Надей и в итоге из  трехкомнатной  в  Нагатино  перебрался
сюда,  на  край  света.  Северное  Бутово.  Однушка,  хоть   и   современной
планировки. Спасибо, что хоть с телефоном.
     - Как сам-то? - Лёшка деловито перемещал  грязную  посуду  с  кухонного
стола в раковину. Судя по всему, женских рук тут не водилось. Или  эти  руки
занимались другими, более приятными делами.
     - Да ничего,  преподаю  в  гимназии.  Сашка  уже  здоровый  парень,  на
будущий год в первый класс пойдёт. Аня - золото, ну, в общем и целом.  Денег
не хватает, а кому их хватает? Так что вроде всё путём.
     Дмитрий привычно говорил положенные в таких случаях слова, но сердце  у
него  было  не  на  месте.  Вот  сейчас  достанет  он  специально  купленный
дорогущий   коньяк,   Лёшка   сварганит   какой-нибудь    закуски,    пойдут
воспоминания... а потом ведь всё равно придётся оборвать трёп  и  перейти  к
главному. Пожалуй, исповедоваться священнику проще,  чем  вот  так...  нести
врачу свою боль. Может, лучше было  явиться  к  нему  в  клинику?  Здесь,  в
домашней обстановке,  Лёшка  настолько  не  походил  на  психиатра...  Разве
бывают психиатры в застиранном спортивном костюме и с небритой  физиономией?
Хотя небритость сейчас вроде бы становится модной.
     Дмитрий решил сократить сценарий.
     - Лёш, - признался он, выставляя пузатую бутылку. - Мы сейчас с  тобой,
конечно, дёрнем и всё такое...  но  я  ведь  не  только  для  этого  пришёл.
Извини, что уж так сразу, но мне помощь твоя  нужна.  Профессиональная.  Ну,
то есть, консультация.
     Серебряков развернулся к нему всем корпусом.
     - Опаньки!  Да  ладно,  какие  проблемы...  Только  сперва  мы  выпьем!
Погоди, лимончику настрогаю... Вот... Ну  ладно,  давай.  За  встречу.  Чтоб
жизнь била ключом, но не по голове.
     Очень  концептуальный   тост,   мысленно   отметил   Дмитрий.   Истинно
психиатрический.
     - Ну так у кого  чего  стряслось?  -  блаженно  откинувшись  на  спинку
стула, немного погодя вопросил Лёшка.
     - У меня стряслось, - Дмитрий вздохнул, сцепил  решёткой  пальцы.  -  У
меня лично. Есть вероятность, что поехала крыша. Если на  вашем  медицинском
жаргоне - острый психоз или что-то в этом духе.  В  общем,  началось  это  в
прошлую среду...
     Он рассказывал долго, вспоминая детали (вдруг это  важно?),  высказывая
свои догадки и  сомнения.  Благо,  сейчас  не  надо  было  экономить  время,
излагая лишь "самую суть".
     Краем глаза Дмитрий посматривал на Лёшку  -  но  тот  слушал  спокойно,
брови не вздымал,  языком  не  щёлкал  и  ни  разу  не  порывался  вставлять
комментарии.
     - Вот такие пироги с котятами, Лёша. Ну и вот теперь скажи,  мне  куда,
в дурдом? Что это такое? Что делать-то?
     - Выпить по второй, - заявил Лёшка.
     Выпили. Коньяк действительно был хорош, его даже и закусывать не  особо
хотелось. Тёплая, светлая волна струилась по пищеводу, намекая  на  то,  что
красота когда-нибудь спасёт мир. Если успеет.
     - Ну ладно, - наконец, вздохнул Серебряков. - Ты загнал меня в  трудную
ситуацию, Димон. Слушай, а ты точно не прикалываешься? Хотя  какой  из  тебя
приколист... Тем более, православнутый ты. Ну чего, реакции тебе проверить?
     Он не спеша достал из ящичка столовую ложку и вдруг без  предупреждения
стукнул Дмитрия чуть ниже колена.
     - Молоточка, извини, дома не держим. Вон, погляди сюда, - Лёшка  плавно
повёл в сторону пальцем. - Гляди, гляди,  глаз  не  отводи.  Хорош  глядеть!
Теперь зажмурься. Руки вперёд вытяни. Коснись указательным  пальцем  кончика
носа. Ну и славненько. Пациент, можете дышать.  Короче,  реакции  у  тебя  в
норме. Хоть в космос запускай.
     - Лёша, - просительно сказал Дмитрий, - только вот не надо  этой  вашей
медицинской деонтологии. Если я болен, ты скажи мне прямо,  не  щади  нежную
натуру. Ладно?
     - Угу, - кивнул Лёшка. - Ясен помидор. Камни в  почках,  камни.  А  под
камнями рачок-с... Слушай, а до этих событий всё  в  порядке  было?  Никаких
срывов, конфликтов? Дети как, не заездили тебя в школе?
     - Да вроде нет, - пожал плечами Дмитрий. - Как-то вот удаётся  находить
взаимопонимание. И конфликтов с начальством тоже,  представь  себе,  нет.  У
нас замечательная директриса. Она с нами дружит, со всеми.
     - А как со сном? Бессонницей не страдаешь?
     Дмитрий на секунду задумался.
     - Вроде нет.  Не  помню,  чтобы  очень  уж.  Только  вот  за  последнюю
неделю...  знаешь,  когда  вот  ночью  обдумываешь  это   всё,   устраиваешь
глобальный шмон в мозгах...
     - Ну а сны странные бывали  какие-нибудь?  -  нахмурился  Лёшка.  -  Не
считая твоих недавних глюков? Ну вот хоть какой-нибудь сон помнишь?
     Дмитрий мотнул  головой.  Странные  сны...  Он  вообще  не  слишком  их
запоминал. Утренняя суета всегда  развеивала  ночную  память,  и  оставались
жалкие обрывки. Которые и снами-то не назовёшь. Но  всё  же  какие-то  крохи
ему удалось ухватить, спасти от забвения.
     - Ну, - протянул он, - вот снилось однажды, как по  дороге  иду,  ночью
или поздно вечером. Впереди не то восход, не то закат, не поймёшь,  пасмурно
в небе. Так,  облака  впереди  чуть  светлее,  чем  за  спиной.  И  холодно.
Промозгло так... Или вот ещё... Будто я просыпаюсь, хотя это  ещё  сон.  Аня
себе сопит в две дырки... Встаю, одеваю,  извини  за  подробность,  трусы...
щёлкаю  выключателем.  А  люстра  загорается,  но   еле-еле...   как   будто
напряжение резко упало. Света  -  только  чтобы  в  темноте  ни  на  что  не
навернуться. И всё... Это из недавнего.  Или  тебе  начиная  с  детсадовских
времён рассказывать?
     - Да ладно, - махнул рукой Лёшка, -  и  так  сойдёт.  Короче,  понятная
картина.  Ну,  что  у  нас  ещё  по  плану?   Головные   боли?   Сумасшедшие
родственники? Чистая, говоришь, анкета?
     Он  подпёр  заросшую  щёку  здоровенным  кулаком,   задумался.   Потом,
спохватившись, решительно разлил по третьей.
     - Ну что мне тебе сказать, Димон? Ты просил без медицинской этики,  так
слушай.  Признаков  явного,  безусловного  психического  расстройства  я  не
наблюдаю. Нервного истощения тоже диагностировать не могу. Если  не  считать
того бреда, что ты нёс, и похоже, на полном  серьёзе  нёс  -  ты  совершенно
здоровый человек. В сфере моей  профессиональной  компетенции,  конечно.  Но
вот можно ли утверждать, что твоя психика стопудово в норме?  Нет,  дорогой.
Бывают  заболевания,  которые  вот  так  прямо,  сразу  не  диагностируются.
Понимаешь, одного бреда ведь мало, чтобы  болезнь  определить.  Должны  быть
ещё симптомы. По-хорошему надо бы такого сомнительного пациента  понаблюдать
в стационаре... месяца два как минимум. Так что не  знаю  я,  болен  ты  или
здоров. Структура твоего бреда, извини, явно шизоидная... но  ты  же  и  сам
это понимаешь? Истинный шизофреник свято верит в свою  ахинею,  не  допуская
сомнений, а у тебя вроде присутствует критика. Слушай, а ты ведь,  наверное,
уже с этими проблемами к своим попам бегал? И что молвили святые отцы?
     - Священники,  -  поправил  Дмитрий.  -  Святыми  отцами  их  только  в
католицизме называют. Да  как  бы  тебе  сказать...  я  с  духовником  хотел
поговорить,  а  он  болен  сейчас.  Пришлось  с  другим   батюшкой.   Вполне
нормальный батюшка,  доброжелательный.  Ничего  конкретного  он  не  сказал.
Общие слова. Ну и намекнул в конце, что здоровье бы нехудо проверить.
     - То есть он тебе не поверил? -  уточнил  Лёшка.  -  Ну,  то  есть  что
случившееся с тобой - непосредственное действие злых духов?
     - Похоже на то, - вынужден был признать Дмитрий.
     - А что же ты ничего ему такого не показал?  -  Лёшка  оживился.  Глаза
его заблестели, не то от коньяка, не то от внезапно  озарившей  идеи.  -  Ты
же, говоришь, кое-чему научился. Шагнул бы в этот, как его, Сумрак...
     Дмитрий посмотрел на него с грустью.
     - Извини, Лёша, но есть вещи, которых ты всё-таки  не  понимаешь.  Если
это правда... если у меня действительно пробудились какие-то  паранормальные
способности, то пользоваться  ими  для  христианина  -  величайший  грех.  И
крайне опасно для души. Силы без хозяина не бывает... и поскольку я, как  ты
понимаешь, не свят... мягко говоря, то хозяин открывшейся во мне силы  -  уж
явно не Господь. А вот  что  всё  это  происходит  от  сатаны  -  более  чем
вероятно.  И  представь,  как  я,  с  целью  убедить,  выкидываю  что-нибудь
этакое... да ещё в храме Божием... кощунство ведь натуральное.
     Лёшка задумчиво вертел в толстых пальцах вилку.
     - Но здесь-то не храм, - наконец произнёс он. -  Здесь  осквернять  как
бы и нечего. Ну продемонстрируй что-нибудь. Ты ж меня заинтересовал!
     - Всё равно не стоит, - возразил Дмитрий. - Это и  здесь  грех.  Нельзя
этого применять!
     - Но ты же вчера применял! - напомнил Лёшка. - В этой жуткой истории  с
девочкой. Если, конечно, всё это тебе не приглючилось.
      Дмитрий усмехнулся.
     - Можешь  звякнуть  в  "Скорую  помощь",  поинтересоваться   по   своим
каналам. Двадцать вторая подстанция... Милиция тоже... если у  тебя  на  них
выход есть. Ну и, наконец, Ирина Сергеевна, мать девочки. Тут, видишь,  есть
объективные моменты.
     - Ну, давай смотреть, какие такие объективные моменты, -  Лёшкин  голос
сделался сух. - Девочка действительно пропала, факт? Факт.  Обыденный  факт,
в нашей долбанной стране. Вчера ты зашёл в подъезд какого-то дома  в  районе
Преображенки и обнаружил  там  валяющуюся  девчонку.  Реально?  В  принципе,
реально. Вызвал ментов и "Скорую".  Те  приехали.  Девчонку  -  в  больницу,
тебя - на допрос.  А  мистика-то  в  чём?  Какой,  к  лешим,  Сумрак,  какое
считывание памяти? Так что ничего этим не докажешь.
     Дмитрий молчал. Прав был Серебряков, на  двести  процентов  прав.  Если
Сумрак - это шиза, то  всё  объясняется  обыденным  образом.  Всё  прекрасно
вписывается.
     - Знаешь, - задумчиво протянул Лёшка, - что косвенно свидетельствует  в
твою пользу? Ну, то есть в пользу твоей  магии-багии?  Это  что  менты  тебе
поверили, так вот просто отпустили.  Прикинь,  валяется  истерзанная  девка,
рядом - какой-то лох. На кого  проще  всего  дело  повесить?  Правильно,  на
лоха. Типа сперва  изнасиловал,  а  потом  испугался,  вызвал  кого  надо...
только вот, сука, теперь тупит, чистосердечного писать не хочет... Будь  всё
как обычно - ты бы сейчас не здесь со мной коньяком накачивался.
     Дмитрий опустил голову. Да, Лёшка опять выбил  десять  из  десяти.  Всё
именно так и было. Поначалу.
     Снова вспомнился кабинет  -  прокуренный,  скучный.  Подтёки  салатовой
краски на стенах, пыльное окно во внутренний  двор.  Кипы  пухлых  папок  на
столе,  прозрачные,  ничего  не  выражающие  глаза  следователя  прокуратуры
Кузьмина.
     Дмитрий  честно  изложил  всё,  как  было   -   умолчав,   конечно,   о
соскальзывании в Сумрак. Разговор с несчастной  матерью,  отчаянное  желание
хоть что-то сделать. Решение провести собственное расследование  -  то  есть
обойти  все  дома  подозрительной  зоны,  на  маршруте  Волковы-Беляевы.   И
неслыханная удача. Прямо так и валялась в подвале, в углу. Темно, вот  никто
из жильцов и не заметил. Не под ногами же.
     Капитан  Кузьмин  ему  не  верил.  Ни  на  грош.  Кулаки,  правда,   не
распускал,  не  матерился  -  но   скучающим   тоном   советовал   сознаться
по-хорошему.  Расписывал   радости   чистосердечного   признания   и   ужасы
следственного изолятора. Дмитрий напомнил, что  есть  ведь  ещё  и  девочка.
Которая, когда почувствует себя получше,  вспомнит  настоящих  преступников.
Капитан рассмеялся и объяснил, что  после  таких  страданий  девочки  обычно
ничего не помнят. И ещё вопрос, вернётся ли к ней ясный рассудок.
     И вот тогда он понял, что влип. Крепко влип. Что из этого  затрюханного
кабинета он не вернётся  домой.  Что  впереди  -  долгие  месяцы  следствия,
которое  действительно  неизвестно  ещё  чем  обернётся.  Даже   если   дело
развалится на суде - доживёт ли он до суда? С подобным-то обвинением?
     Всё действительно зависело от следователя. От того, что  он  напишет  в
протокол. И что, денег ему предложить? Не умел Дмитрий такого, да и  капитан
вроде бы соответствующих намёков не делал. Похоже,  всерьёз  был  убеждён  в
вине лоха-математика.
     Кузьмина надо было  переубедить.  Не  словами,  нет  -  все  слова  уже
прозвучали и осыпались в воздухе,  как  пыльца  с  крыльев  дохлой  бабочки.
Нужно как-то иначе.
     Плохо осознавая, что  делает,  Дмитрий  потянулся  к  чужому  сознанию.
Словно у него выросла третья рука, лёгкая,  невидимая  -  и  этой  рукой  он
осторожно погладил капитанские мысли.  На  ощупь  они  оказались  шершавыми,
занозистыми. Но  вскоре,  поддаваясь  воздействию  извне,  стали  тёплыми  и
гладкими, точно бок остывающего чайника.
     - Да, вы правы! - энергично согласился капитан.  -  Всё  именно  так  и
было. Это ж такое везение, что вы на неё наткнулись. И вы очень помогли  нам
своими показаниями, теперь мы точно возьмём этих тварей.  Спасибо,  не  буду
отнимать у вас больше времени. Распишитесь вот тут. Всего доброго.
     И долго ещё Дмитрий  бродил  под  мелким,  назойливым  дождём,  которым
завершилась  недавняя  гроза.  Бродил   по   мокрым   улицам,   не   выбирая
направления, безнадёжно пытаясь унять чехарду  мыслей.  Что  же  получается?
Вот  уже  третий  раз  он,  православный  христианин,  раб  Божий  Димитрий,
воспользовался магией? Ну, пускай второй - тогда, с  оборотнем,  он  сам  не
понимал, что происходит.  Но  сегодня-то!  После  объяснений  Антона,  после
исповеди  и   причастия!   Во   рту   чувствовался   металлический   привкус
предательства. Именно так. Соблазнившись  этими  открывшимися  способностями
(открывшимися? Открытыми!  И  ясно  кем  открытыми!),  он  распинал  в  себе
Христа! Вместо того, чтобы мужественно понести свой  крест  -  он  предпочёл
иные, более чем сомнительные дары. Будто он уже и не член Церкви, а  этот...
Иной. Вот так, - пронеслось в голове, - и  случаются  предательства.  Сперва
благие намерения... спасение сорока двух  детей...  потом  одной  девочки...
потом себя, любимого...
     И куда  тянется  этот  путь?  Да  уж  ясно  куда.  Правильно  у  Льюиса
сказано - дорога в ад спускается полого. Едва заметно. И что  теперь?  Снова
бежать на исповедь в первый попавшийся храм? А толку?  Даже  если  очередной
батюшка, не желая препираться с очевидным безумцем, и примет  его  словесное
покаяние - то примет ли Господь? Примет ли, прямо сказать, колдуна,  мага  -
который, кстати, вовсе не уверен, что случай с капитаном был последним.
     Умом Дмитрий понимал,  что  так  нельзя,  что  это  -  отчаяние,  самая
страшная бесовская ловушка. Шанс на спасение, на  прощение  есть  у  любого,
даже у  величайшего  грешника.  Лишь  бы  покаяние  его  было  искренним.  А
насколько оно искренне в его случае? Дмитрий и сам не знал.
     Домой он тогда явился лишь  под  вечер,  мокрый  насквозь.  Ане  ничего
объяснять не стал, молча полез в ванну, потом рассеянно  поглощал  ужин,  не
чувствуя вкуса.  И  уже  ночью  вспомнил,  что  так  и  не  проверил  работы
девятиклассников-"переписчиков". Пришлось вылезать  из  нагретой  постели  и
проверять - алгебра в девятом "А" шла первым уроком.
     - Но всё равно, -  прервал  его  воспоминания  Лёшка,  -  за  настоящее
доказательство это не катит. Может, тебе особо честный мент  попался.  Особо
доверчивый...  Честный,  доверчивый  мент...  бывают  же  такие,   наверное.
Слушай, ну как друга прошу - покажи что-нибудь этакое.  В  Сумрак  сбегай...
или ещё чего. Понимаешь, ведь если я ничего не замечу - значит,  тебя  точно
глючит, значит, всё-таки болезнь. Ты  же  для  того  и  пришёл  сюда,  чтобы
узнать правду. Ну так давай же! Сразу и узнаем.
     Дмитрий покачал головой.
     - Нет, Лёшка, отпадает. Нельзя мне в это втягиваться.  С  каждым  разом
ведь всё глубже погружаюсь.
     О другой причине он говорить не стал. Если это всё же не глюки...  Если
Лёшка и впрямь увидит "мистику"... Зачем на него-то навьючивать такой  груз?
Может ведь и сам тронуться  рассудком.  Нет  уж,  незачем  делить  эту  беду
пополам.
     - Ладно,  Лёш,  спасибо.  Поползу  я,  пожалуй.  Ты  мне  действительно
здорово помог. По крайней мере, я хоть узнал, что не выгляжу буйным  психом.
А в клинику на обследование ложиться...  извини,  но  нереально.  Некогда  -
работа, семья.
     - Жаль, - огорчился Серебряков. - Ну,  если  надумаешь,  звони.  Да  ты
вообще держи меня в курсе... Такого случая в моей практике ещё  не  было.  А
хочешь,  я  тебе  каких-нибудь   успокоительных   выпишу?   Не   бойся,   не
нейролептики, просто травы.
     - Спасибо, - поднимаясь из-за стола, сказал Дмитрий. - Думаю,  незачем.
Сам же говоришь, рефлексы в норме. Так что попробую спасаться молитвами.
     Своими сомнениями, примёт ли теперь Господь его  молитвы,  он  делиться
не стал.


                                     8.

     Его перехватили почти у самого дома. Оставалось пройти лишь  скверик  -
а там уж и рукой подать.
     - Приветствую, Дмитрий Александрович!
     Антон был не один. На сей раз был он с дамой.
     - Добрый  вечер!  -  Дмитрий  остановился,  тяжёлым   взглядом   окинул
встреченных. Он сильно сомневался, что вечер и впрямь обещает быть добрым.
     - Познакомьтесь, это Лена. Тоже у нас... работает.
     На вид Лене было около сорока. Среднего роста, кареглазая шатенка,  она
приветливо  кивнула  Дмитрию.  Тому  ничего  другого  не   оставалось,   как
осторожно  пожать  протянутую  руку.  Впрочем,  он   тут   же   понял,   что
осторожничал зря - ладонь у Лены оказалась не по-женски крепкой.
     - Нам бы посидеть, поговорить, - сказал Антон,  оглядываясь  в  поисках
свободной скамейки. Таковых не наблюдалось - вечер выдался сухим и  довольно
тёплым, так что народу в скверике хватало. Бабушки выгуливали  закутанных  в
сто одёжек  внуков,  пенсионеры  обсуждали  тяжёлую  политическую  ситуацию,
где-то раздавался стук костяшек домино.
     Дмитрий тоскливо воздел глаза к  небу.  Там,  впереди,  малиновый  язык
заката облизывал крыши дальних домов. Там проявился уже бледный диск луны  -
обкусанный с правого края. И не было там подсказки, как  отшить  навязчивого
собеседника.
     - Я вообще-то домой тороплюсь, -  заявил  он  уныло.  -  У  меня  планы
уроков не подготовлены, тетради не проверены.
     - Грибы не собраны, корова не доена, - в тон  ему  продолжила  спутница
Антона. Но в голосе её не слышалось ехидства. Скорее сочувствие.
     - А куда денешься? - ответил Антон. - Надо. Сейчас организуем.
     Спустя пару секунд шумная компания подростков, расположившаяся с  пивом
на ближайшей скамейке, вдруг  снялась  с  места  и  деловито  направилась  в
сторону улицы. Точно птичья стая улетела на зиму в тёплые края.
     - Это как  же?  -  покачал  головой  Дмитрий.  -  Говорили  же,  нельзя
пользоваться магией в личных целях...
     - Ну, во-первых,  не  в  личных,  а  в  производственных,  -  парировал
Антон, - а во-вторых, не всё так  прямолинейно.  Договор  не  означает,  что
Иные вообще отказываются от своих способностей. Есть определённые лимиты,  и
у нас, и у них. Здесь - вообще воздействие седьмого уровня, почти уже  и  не
магия. Чепуха.  Но  есть  и  более  серьёзные  вещи,  о  которых  мы  сейчас
поговорим...
     Они сели. Дмитрий  молчал,  мысленно  произнося  Иисусову  молитву.  Не
обращать внимания. Не  обращать!  Вообще  не  стоило  с  ними  заговаривать,
отвечать на приветствие, с тёткой этой ручкаться. Ну что они, застрелили  бы
его, пройди он мимо?
     Впрочем, не  надо  ложных  надежд.  Разговора  не  избежать.  Антон  не
выглядел человеком, который легко мирится с поражениями. Впрочем,  он  и  не
человек. Если, конечно, поверить в его бред.
     - Дмитрий Александрович, - начал  Антон,  -  надо  нам  с  вами  что-то
решать. Ситуация  нехорошая.  Светлый  Иной  без  регистрации,  более  того,
принципиально  отказывающийся  соблюдать  Договор  -  это,  я  вам   доложу,
посильнее  "Фауста"  Гёте.  Дневной   Дозор   уже   рвёт   и   мечет.   Было
разбирательство  по  делу  той  гиены...  ну,  оборотня.  Нам  удалось   вас
отстоять. Ведь, строго говоря, Иным вы по-настоящему стали только по  выходе
из Сумрака, то есть уже искалечив Артёма Корнеева... так зовут этого  парня,
Тёмного.  Но  они,  естественно,  выторговали  себе  право  на   аналогичный
прецедент. В случае спонтанной инициации Тёмный Иной не  будет  отвечать  за
свои действия в Сумраке. Уж не сомневайтесь, они этим правом воспользуются.
     - А провести интригу, чтобы  потенциальный  Тёмный  попал  в  Сумрак  в
нужное время и  в  нужном  месте  -  легче  лёгкого.  Для  Завулона-то...  -
добавила Лена.
     - Кто такой Завулон? - спросил Дмитрий, тут  же  прокляв  свой  длинный
язык.  Молчать.  Не  слушать.  Ограждать  себя  незримой  стеной  молитвы...
Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя,  грешного...  Господи  Иисусе
Христе...
     - Это  руководитель  московского  Дневного  Дозора,  -  охотно  пояснил
Антон. - Маг высочайшего уровня. А  уж  интриган  какой...  За  тысячи  лет,
знаете ли, многому можно научиться. Но давайте ближе к делу. К вашему  делу.
Разумеется, Тёмные теперь следят за вами, рады подловить  на  любой  ерунде.
Теперь-то вы уже Светлый Иной,  и  никого  не  интересует,  что  вы  себе  о
Договоре думаете. Думать можете как угодно, а соблюдать  придётся.  Помните,
о чём я вас предупреждал в нашу предыдущую встречу? Не применять силы  Иного
по отношению к людям. Нельзя  вам  пока.  Вот  пройдёте  обучение,  получите
индивидуальную квоту...
     - А вы? - с укоризной произнесла  женщина.  -  Вы  два  раза  нарушали.
Сперва  -  там,  в  подвале,  когда  влезли  в  память  девочки.  Вы  вообще
соображаете, что могли по незнанию натворить?
     - Способности у вас отличные, а пользоваться ими  не  умеете,  -  повёл
вторую партию Антон. -  Честное  слово,  как  слон  в  посудной  лавке.  Как
дошколёнок со спичками.
     - Вы хоть знаете, что сделали с Людой? - продолжала  его  напарница.  -
Думаете, вы просто считали два дня из её памяти?  Нет,  дорогой.  Вы  не  F5
нажали, а F6.  У  неё  теперь  полностью  стёрта  память  -  от  субботы  до
понедельника.
     - Так это же замечательно! - запальчиво  возразил  Дмитрий.  -  Незачем
девчонке такое помнить.
     И тут же прикусил язык. Вот тебе и незримая стена. Да они  кого  угодно
разговорят!
     - В данном случае  действительно  вышло  удачно,  -  легко  согласилась
Лена, - но лишь по случайности. А если бы вы  ей  несколько  лет  стёрли?  А
если бы вы её  лечить  вздумали,  потоком  силы?  Перепутали  бы  полярности
энергетических каналов - и нате вам. Короткое замыкание, если хотите. Вы  же
перегоревшую проводку чинить не лезете?
     - Слушайте,  уважаемая!  -  Дмитрий  понемногу   начал   закипать.   От
изначальной симпатии к этой стройной женщине у него не осталось и  следа.  -
Вот вы представьте  -  подвал,  запертая  дверь,  избитая  и  изнасилованная
девочка.  Мне  что,  мимо  надо  было  пройти?  Раз  уж  ничего  другого  не
оставалось, сделал как оно само вышло.
     - Не надо было мимо проходить, - наставительно  произнёс  Антон.  -  Вы
могли просто вытащить Люду из подвала, через  сумрак  -  и  дальше  вызывать
кого надо. С телефона-автомата. А могли и  в  Сумрак  не  ходить,  а  просто
позвонить в милицию, вызвать наряд.
     - И что же я им сказал бы? - горько поинтересовался  Дмитрий.  -  Чтобы
они поверили?
     - Легко. Что вы - классный руководитель пропавшей с  субботнего  вечера
девочки Людмилы Беляевой. Что час назад вам позвонил неизвестный и  сообщил,
будто  Беляева  заперта  в  подвале  вот  по  такому   адресу.   Можете   не
сомневаться - сигнал бы проверили. Милиция, конечно, работает плохо,  но  не
настолько  плохо.  Просто  надо  иногда  думать,  прежде  чем   на   подвиги
пускаться. Это ж какое счастье, что вы  с  теми  гопниками  не  пересеклись.
Выли бы сейчас от раскаяния, смывая с ладоней отнюдь не земляничный  сок.  А
вообще, самое правильное было бы связаться со мной.
     - Как именно? - хмыкнул Дмитрий. - Ау, Антон?
     - Ну, хотя бы и так, - задумчиво протянул тот. - Пожалуй,  связь  через
Сумрак вам бы удалась. Легко же делается, вошёл  туда,  представил  мысленно
собеседника, позвал... Если взаимная настройка есть, откликнется.  Но  лучше
поступить по-человечески.
     В  руке  его  вдруг  сам  собой  оказался  мобильный  телефон  Дмитрия.
Дешёвенькая "Моторола", то, что может позволить себе школьный учитель.
     - Вот, - пощёлкав кнопками, заявил Антон. - Мой номер у  вас  в  симке.
На всякий пожарный перепишите потом  куда-нибудь.  И  в  любых  сомнительных
случаях сразу звоните. Ладно, поехали далее. Следующий пункт  нашего  вечера
воспоминаний  -  это  воздействие  на  капитана  милиции   Олега   Кузьмина.
Несанкционированное воздействие шестого  уровня.  И  это  уже  вполне  можно
зачесть как нарушение. По-человечески и  я  вас  понимаю,  и  уж  тем  более
Тёмные поняли бы. Вы  защищались.  Но  по  закону  -  не  положено.  Даже  у
зарегистрированного Иного проблемы возникли  бы,  а  уж  у  вас,  диссидента
нашего   доморощенного...   Вот   поэтому   я   повторяю   -   надо   срочно
регистрироваться.
     Дмитрий вздохнул.
     - Отстаньте от меня, а? Объяснил ведь уже  -  регистрация  противоречит
моим религиозным убеждениям. Устраивает вас  такая  формулировка?  Если  вы,
Светлые, с этим не хотите считаться, значит, нам  с  вами  уж  точно  не  по
пути.
     - Блин! - в сердцах рявкнул Антон.  -  Достало  это  уже  меня!  Пускай
Семёна посылают, он семьдесят лет  тренировал  терпение  и  сорок  восемь  -
смирение! А я с фанатиками работать не умею.
     Он шумно вздохнул. Дмитрий подумал было, что на его  выкрик  кто-нибудь
обернётся, но ничуть не бывало. Люди в  скверике,  казалось,  совершенно  не
замечали ни жёлтой, изрезанной сотнями инициалов и неприличностей  скамейки,
ни троих её обитателей.
     - Извините, Дмитрий Александрович, - виновато  сказал  вдруг  Антон.  -
Распустил я себя что-то. Но и  вы  меня  поймите,  тяжело  ведь  это,  когда
умный, порядочный человек всё время видит в тебе беса и подозревает в  любой
мыслимой и немыслимой пакости. Лена, - повернулся он к своей коллеге,  -  ну
попробуй ты.
     - Дмитрий Александрович, - мягко начала Лена,  -  давайте  уж  в  самом
деле разберёмся, ну что тут такого ужасного с  точки  зрения  веры?  Знаете,
почему  Антон  меня  пригласил  сегодня?  Потому  что   я   тоже   верующая.
Православная.  Вот,  извольте  убедиться,  -  она  слегка   одёрнула   ворот
блузки. - Крестик. Я верую в того же Господа, что  и  вы,  Дмитрий.  Я  тоже
посещаю храм. И при этом я - Иная, волшебница третьего уровня силы.
     Если она думала этим потрясти Дмитрия, то явно просчиталась.
     - Знаете что, Лена, - максимально мягко  начал  тот,  -  не  существует
ведь такого термометра, чтобы взять вот и  измерить  глубину  и  искренность
веры. Вы говорите, что крещёная - охотно допускаю. Что в храм ходите -  тоже
вполне возможно. В храм и колдуны, между  прочим,  дерзают  порой  заходить,
чтобы от иконы, как они сами  выражаются,  энергией  подпитываться.  Тоже  с
крестиками на шее.
     - Это правда, - неожиданно вставил Антон. - Бывают  такие  невыявленные
Иные. Причём Светлые. Только они не от икон, они от  людей  заряжаются.  Что
строжайше запрещено Договором. Мы их отлавливаем и...
     - Лена...  -  Дмитрий  чуть  было  не  добавил  "дорогая",  но  вовремя
удержался от неуместной вольности. - Я  вполне  допускаю  вашу  искренность.
Да, в вашем сознании прекрасно совмещаются истины веры и все вот эти  "иные"
дела. Но из того, что они совмещаются в вашем сознании, ещё не следует,  что
они совмещаются на самом  деле.  Святая  Церковь  совершенно  недвусмысленно
говорит  о  колдовстве.  Мне  напомнить  места  из  Писания?  Мне  напомнить
высказывания Святых Отцов? Магия  -  от  сатаны.  Пускай  лично  вы  так  не
думаете, пускай не поклоняетесь сознательно лукавому, но  объективно  именно
его целям и служите. Вот скажите мне - вы вообще давно крестились?
     Лена немного смешалась. Потом, вздохнув, ответила:
     - Весьма. Восемьдесят три года назад.
     Тут  уж  Дмитрия  наконец  проняло.  Он  едва   сдержался,   чтобы   не
присвистнуть.
     - Иные живут долго, -  пояснила  Лена.  -  Просто  мы  умеем  выглядеть
соответственно  возрасту,  когда  были  инициированы.   Меня   крестили   во
младенчестве. Ещё Гражданская война шла. А  инициировали  в  дни  Карибского
Кризиса. Помните, когда Никита Сергеевич Америке ботинком грозил?
     - Ну так что  же,  -  Дмитрий  решил  держаться  до  последнего,  -  вы
действительно живёте воцерковленной жизнью? Вы  не  реже  чем  раз  в  месяц
причащаетесь Святых Тайн?  Вы  столь  же  регулярно  исповедуетесь?  Держите
молитвенное правило, соблюдаете посты? Наконец,  у  вас  есть  духовник?  Он
знает, что вы занимаетесь магией?
     Похоже было, что он попал в точку. Лена замялась.
     - Вы очень формально подходите, Дмитрий, - наконец  отозвалась  она.  -
Вы, похоже, ставите на первое место обряд, церковную  дисциплину.  А  важнее
ведь другое, внутреннее. Вера Господу, любовь к Нему.
     - Верующий Господу и заповеди Его  соблюдает,  -  возразил  Дмитрий.  -
Если для вас, Лена, созданная Им Церковь - истинное Тело Христово,  если  вы
веруете, что Церковь управляется не людьми только, но и Духом Святым,  то  и
все церковные требования должны соблюдать. А иначе  это  и  не  вера  вовсе.
Иллюзия веры. Вы выбираете из христианского вероучения только  то,  что  вам
удобно, что близко - и называете это своей верой. А остальное  отбрасываете.
Хотя стоило бы задуматься - раз оно, остальное, вам чуждо, то,  может  быть,
дело в вас? Может быть, вы не доросли? Несмотря на восемьдесят три года?  Вы
уж извините мою резкость, просто разговор пошёл такой, что  грешно  лукавить
и  умалчивать,  человекоугодия  ради.  Ну,  или,  скажем,   "иноугодия",   -
улыбнулся он.
     Лена не стала улыбаться в ответ.
     - Вы жестоки, Дмитрий, - бесцветным голосом сказала она. - И  что  хуже
всего, сами не замечаете свою жестокость. Вы только себя,  "воцерковленных",
считаете христианами, а остальные, значит,  быдло?  Притворяются  верующими?
Ну да, они слабее, они реже  ходят  в  храм,  не  выполняют  все  положенные
обряды. Да, их можно гвоздить древними канонами, которые принимались  совсем
в другую эпоху, при других  обстоятельствах.  Но  ведь  они  тоже  веруют  в
Господа нашего Иисуса Христа. И как знать,  может,  в  каких-то  случаях  их
вера более живая? И раз уж мы перешли к обсуждению моей персоны...  В  своей
жизни  я  сменила  семерых  духовников.  Восемьдесят  лет,  видите  ли,  это
довольно много... Ни одному из них я не говорила, что Иная. Потому что  дать
такое  знание  обычному  человеку  -  означает  нагрузить  его   непосильным
бременем. Такое испытание разве что святому по  силам.  Мои  духовники  были
хорошими священниками, но великих старцев, великих подвижников среди них  не
было. Я каялась перед ними в своих грехах - в реальных  грехах,  за  которые
стыдно, за которые кусает совесть. А каяться в том, что Иная... что  есть  в
тебе эти способности... Я родилась такой,  понимаете?  Этого  не  выбираешь.
Это как пол, как национальность...
     - А вот ваш товарищ говорил, - напомнил Дмитрий,  -  что  потенциальных
Иных  спрашивают,  согласны  ли  они   инициироваться.   Причём   бывают   и
несогласные. Правда, Антон? Или наврали?
     - Правда, - хмуро кивнул тот. - Только вот Елена Николаевна была  тогда
в такой ситуации, в какую не дай вам ваш Бог попасть.
     - Ребёнок у меня тогда умирал, - тихо пояснила  Лена.  -  Младший  сын,
Петя. Тринадцать лет... Саркома лёгкого,  безнадёжный  случай.  И  эта  была
единственная возможность его спасти. Я знаю, что вы сейчас  скажете.  Цитату
скажете. "Кто любит сына или дочь более Меня, тот  недостоин  Меня".  Только
знаете что - помолчите лучше. А то ведь легко осуждать, не испытав на  своей
шкуре.
     Дмитрий замолчал. Действительно, глупо сейчас  с  ней  препираться.  Он
понимал умом, что Лена сорок лет  назад  совершила  чудовищную  ошибку,  что
цитата вполне к месту.  Только  вот  говорить  это  было  никак  нельзя.  Не
поворачивался язык.
     - Ну вот что! - приподнимаясь, заявил  Антон.  -  Эти  разговоры  можно
тянуть до бесконечности. Но мы не будем. Вы  должны  быть  зарегистрированы,
Осокин, и вы будете  зарегистрированы.  Прямо  сейчас.  Без  всякого  на  то
согласия.
     Дмитрий хотел было возмутиться  -  и  не  смог.  Что-то  невидимое,  но
крепкое обхватило его,  заморозило  голос,  сдавило  сердце.  Он  попробовал
дёрнуться - бесполезно. Как в резиновых тисках.
     Антон между тем выбросил вперёд кулак - точно  собирался  ударить,  но,
задержав его в движении, резко разжал  пальцы.  И  сгусток  синего  пламени,
сорвавшись с его ладони, устремился к Дмитрию. Прошёл сквозь  плотную  ткань
куртки, сквозь рубашку.  Вонзился  в  грудь.  Кожу  на  миг  опалило  жаркой
болью - но тут же боль схлынула,  оставив  после  себя  голубоватое  сияние.
Которое, с каждым мгновением делаясь бледнее, вскоре исчезло.
     - Вот  и  всё,  -  с  видом  стоматолога,   демонстрирующего   пациенту
вырванный зуб, заявил Антон. -  Метка  нанесена.  Увидеть  её  может  только
Иной, обычному человеку она недоступна. А записано там  следующее:  "Дмитрий
Осокин,  Светлый   маг,   шестой   уровень   силы.   Постоянная   московская
регистрация". Хотя какой на самом деле уровень, пока  судить  трудно.  После
обучения надо будет скорректировать.
     - Вот и вся цена вашим сказочкам о  добровольности  и  порядочности,  -
мрачно буркнул Дмитрий. Тело вновь было свободно, невидимые  тиски  исчезли.
Раздражение осталось.
     - Да, - кивнул Антон, - я  превысил  свои  полномочия,  применив  силу.
Потому что  ничего  другого  уже  не  оставалось.  Вы,  естественно,  можете
жаловаться начальству. То есть моему шефу, руководителю московского  Ночного
Дозора Борису Игнатьевичу. Впрочем, я и так доложу ему. Если он  сочтёт  мои
действия неправомерными - наложит  взыскание.  Просто  меня  ваше  упрямство
достало. Кстати, я облегчил вам духовный выбор.  Раз  регистрация  выполнена
против вашей воли, путём насилия - значит, совесть ваша должна быть чиста.
     - Наверное, надо  завершать  разговор,  -  вмешалась  Лена.  -  Дмитрию
Александровичу ещё тетради  проверять  и  с  женой  объясняться,  по  поводу
долгой отлучки и коньячного запаха.
     - В общем, подумайте обо всём этом, - добавил Антон. - Наша встреча  не
последняя. Скоро ведь надо обучение начинать... Ну а если вдруг  что  "иное"
стрясётся - звоните.
     И оба они, одновременно поднявшись, быстро двинулись  прочь,  к  выходу
из сквера. А Дмитрий остался на  скамейке.  Следовало,  конечно,  торопиться
домой. Аня, видать, уже вся извелась. Но он  долго  ещё  не  мог  подняться.
Осторожно трогал грудь. Ничего не болело, разве что душа. Хотя  Антон  прав,
греха на нём за эту "регистрацию" нет. А скверна -  есть.  Скверна,  которую
ещё отмаливать и отмаливать.
     А ведь всё-таки это люди, а не бесы,  понял  вдруг  Дмитрий.  Пускай  и
прельщённые, и заблудшие - но люди. Бесы куда лучше подкованы в богословии.


                                     9.

     Солнце, вообразив, будто лето ещё не кончилось, жарило в  полную  силу.
Ни единого облачка на высоком, удивительно синем, точно  в  детской  книжке,
небосклоне. И всюду тени - чёрные, ломаные, ждущие.
     Думать о тенях не хотелось. Особенно о той, что стелется под  ногами...
которую так легко поднять, войти в неё... Нет, исключено. Больше - ни разу.
     Но тени были не только на земле, они и душу накрыли,  окутали  печалью.
Он так рвался сюда, так надеялся... всю  дорогу  молился...  ну,  или  почти
всю. А в результате?
     - Не принимает батюшка! - поджав бледные губы, сообщила пожилая  тётка,
до глаз закутанная в чёрный платок. - Болеет он. Нельзя его обременять!
     - Вы  лучше  в  храм  зайдите,  образу  Преображения   Господня   свечу
поставьте, - выйдя  на  крыльцо  скита,  посоветовала  вторая  келейница.  -
Господь вашу мольбу и так услышит.
     Дмитрий, конечно, не один  был  такой.  Всех  паломников,  явившихся  в
Преображенский монастырь ради беседы со старцем Сергием, переадресовывали  в
храм. Смиряли.
     Всё  правильно,   конечно.   Какие   могут   быть   претензии?   Старец
действительно слаб здоровьем, старец чисто физически неспособен  встретиться
с каждым из десятков, а то и  сотен  ежедневных  посетителей.  Старца  нужно
беречь.
     И значит, всё было зря. И ночной разговор с Аней, и утренний с  Мариной
Павловной. И полдня пути - электричкой да Твери, потом  рейсовым  автобусом,
потом пешком, через лес. Теперь остаётся лишь зайти в  храм,  приложиться  к
иконам, поставить рекомендованную свечку. И обратно, в Москву. Если  повезёт
с расписанием, ночью уже будет дома.  На  лязг  открываемой  двери  выглянет
сонная Аня...
     Он тогда не стал говорить ей всего.  Неважно,  сочтёт  она  его  психом
или, что ещё хуже, поверит - в любом случае это вонзится в  неё  отравленной
стрелой. Конечно, муж и жена - едина плоть, и  радости,  и  горести  делятся
пополам, но слишком уж было ему жалко  свою  Аню  -  такую  слабую,  робкую,
явившуюся словно из позапрошлого века, из какого-то обветшалого  дворянского
гнезда... большие серые глаза-озёра, тонкие, "музыкальные" пальцы...
     - Анюта, родная, -  сказал  он  тогда,  -  мне  необходимо  съездить  в
монастырь. Хотя бы на недельку. Ты ж сама, наверное, замечаешь - со мной  не
всё в порядке. Очень трудная и непонятная ситуация. Уж  извини,  но  деталей
рассказывать не буду. Просто поверь мне  -  надо.  Очень  сильные  демонские
нападения.  И  почему  именно  со  мной?  Чем  я  заслужил?  Но  просто  вот
чувствую  -  надо  съездить  к  старцу  Сергию,  может,  хоть  его   молитва
подействует. К нашему батюшке? Болеет он... в кардиологическом санатории,  и
будет  там  по  крайней  мере  до   середины   октября.   А   отцу   Георгию
исповедовался... толку-то... Азбучные истины все мы говорить  умеем,  книжки
те же самые читали... Но тут что-то уже другое необходимо... не  из  книжек.
Ты уж поверь мне, я не стал бы срываться с места, не будь всё так  серьёзно.
В общем, молись за меня. Я очень  тебя  люблю  и  очень  верю...  Если  что,
звони, мобильный я беру.
     Он ждал расспросов, он боялся  их  до  одури  -  но  Аня  оказалась  на
высоте. Молча поцеловала его в лоб (получилось, правда, почти  что  в  нос),
перекрестила.
     Труднее  дался  разговор  с  директрисой.  Марина  Павловна  решительно
отказывалась его понимать. Проблемы есть у всех, но кто  работать-то  будет?
Заменить его абсолютно некем. Зайди речь об одном дне, максимум о двух -  ну
ещё туда-сюда,  отгулы  у  него  с  летних  дежурств  остались.  Но  неделя!
Невозможно!
     Как он хорошо её понимал! Он и сам сказал  бы  слово  в  слово  то  же,
поменяй их местами. Но ехать к старцу Сергию было необходимо. Теперь,  после
"регистрации"... после того, как эти колдуны  поставили  на  нём  магическую
печать... нужна особая благодать Божия, чтобы избавиться от неё.  Чувствовал
он - в городских храмах ничего не выйдет. Не  поможет  ни  святая  вода,  ни
молебен...  Раз  уж  всей  этой  "иной"  магии   не   страшны   исповедь   с
причастием...
     Он долго разглядывал вечером свою  грудь.  Грудь  как  грудь,  поросшая
рыжеватыми волосами. Не особо широкая, не вздутая  буграми  мышц...  Никакой
печати,  конечно,  обычным  глазом  не  наблюдалось.  А  вот  что  видно  из
Сумрака... думать об этом Дмитрий не хотел. Ясно  лишь,  что,  поставив  ему
метку, эти самые Иные вторглись в его душу... открыли  туда  широкую  дорогу
демонам. Даже что-то такое ему приходилось читать. Давно...  в  первые  годы
после крещения.
     Насколько же тогда сильнее была  его  вера!  Никакой  Антон  сотоварищи
тогда и близко не сумели бы к нему  подобраться!  Отшила  бы  их  благодать,
подаваемая новоначальным. Но - обычное  дело.  Годы,  суета,  привычка...  а
порой и скука. Что раньше давалось так легко,  играючи  -  теперь  требовало
чудовищного   напряжения   воли.   Которая   завяла,   ослабела,   научилась
прогибаться под обстоятельства.
     - Марина Павловна, - ответил он на все её резонные доводы. - Я  ведь  в
любом случае поеду. Даже если ради этого мне пришлось  бы  уволиться.  Чего,
как вы понимаете, я вовсе не хочу. Но тут... рассказывать обстоятельства  не
могу, но поверьте, речь идёт о моей душе. В самом прямом  смысле  слова.  Вы
уж извините, что так вышло.
     На миг ему явилась соблазнительная  идея  -  "погладить"  её  сознание,
повернуть в нужную сторону. Как тогда, с капитаном  Кузьминым.  Но  тут  же,
покраснев, он  прошептал  краткую  молитву.  Тут  и  ёжику  понятно,  откуда
подобные соблазны выплывают.
     И - набитая электричка, беготня  по  тверскому  автовокзалу  в  поисках
нужного автобуса... за минуту до отправления сумел втиснуться.  Значит,  всё
зря. Ну, если не считать это очередным уроком смирения. Ты  думал,  всё  так
вот просто и сразу? Прикатил - и все вокруг тебя  забегали?  Сколько  народу
хочет встретиться со старцем, и у каждого беда наверняка покруче твоей.
     Он уже направился было в сторону Преображенского  храма  -  там  сейчас
шла утреня - как сзади его тронули за плечо.
     Старец Сергий  стоял,  сложив  руки  на  объемистом  животе.  Седой,  с
длинными, до плеч, прямыми волосами. Серые глаза его смотрели внимательно  -
быть может, с едва уловимой улыбкой.
     Дмитрий узнал его сразу, хотя до  сей  поры  видел  только  однажды,  в
позапрошлом году, когда батюшка читал проповедь после воскресной литургии.
     Сейчас,  в  простеньком  подряснике,   старец   выглядел   куда   менее
торжественно. Проще, ближе, по-домашнему.
     - Ну, пойдём, чадо. - Он говорил с заметной одышкой. Видать,  не  врали
тётки о его болезни. - Пойдём ко мне в келью, потолкуем. Тебя звать-то  как,
раб Божий?

     - Вот и всё, батюшка, - закончил рассказ Дмитрий. - Что же  мне  теперь
делать?
     Старец не  отвечал.  Сидя  на  низком  табурете,  он  перебирал  четки,
смотрел на крашенные суриком половицы.
     Пахло ладаном, теплились по углам  небольшие  лампадки.  И  всюду  были
иконы - большие, храмовые, и совсем маленькие, бумажные, какие продаются  за
всяким свечным ящиком.
     Дмитрий вспомнил, как чёрной молнией метнулась им навстречу келейница.
     - Что вы, батюшка! Нельзя! Прилечь  вам  надо!  Вспомните,  что  доктор
говорил!
     - Можно, Глафира. И  нужно.  -  Не  тратя  более  слов,  старец  Сергий
приглашающим жестом указал Дмитрию на дверь своей кельи.
     И вот теперь он молчал. Беззвучно шевелил губами - не  то  молился,  не
то у  него  просто  трясся  подбородок.  Дмитрий  вспомнил,  что  батюшке  -
восемьдесят четвёртый год. Ровесник ухоженной шатенки Елены Николаевны.
     - Да уж, чадо Димитрие, - проговорил  он  наконец.  -  Досталось  тебе.
Испытывает тебя Господь наш. Но помни, что никого  Он  не  обременяет  сверх
меры. Раз дал этот крест - значит, нужно это Ему зачем-то. И твоё  испытание
кончится. Когда - мне знать не дано, только,  думаю,  это  тебе  не  на  всю
жизнь.
     - Батюшка, - дождавшись долгой паузы, спросил Дмитрий, - а что  же  это
со мной было? Это ведь действительно бесовское искушение?
     - Всё, что происходит с нами - это искушение, - вздохнул  старец.  -  В
любую минуту, во всякой мелочи перед нами выбор.  С  Богом  ли  мы,  или  со
врагом... Только мы невнимательны... редко этот  выбор  замечаем.  Потому  и
попускает нам порой Господь подвергнуться тяжёлым испытаниям.
     - Но  эти...  которые  ко  мне  приходили...  Иные...  Они   существуют
реально, или мне всё привиделось? Может, это шизофрения?
     - Откуда ж мне знать? Может, и не адские  духи  это.  Может,  и  впрямь
люди, соблазнившиеся и соблазняющие других. Важно ведь не то, Димитрий,  что
эти Иные сами про себя думают. Важно, что они от Церкви Божией  таятся.  Они
не за Христом идут, а  какой-то  своей,  отдельной  дорогой.  Но  путь  мимо
Христа - это путь в пропасть. Жалко их...  Наверняка  ведь  и  добро  им  не
чуждо... и к общему благу они стремятся. Только не там, не так...  И  потому
ты правильно решил, чадо. Подальше тебе надо от них  держаться.  Сила  их...
говоришь, ни крест не действует, ни молитва, ни таинства? Значит, или  очень
сильно им диавол помогает, или... или не  от  диавола  эти  способности.  Но
ведь и не от Господа - иначе  Он  засвидетельствовал  бы  Своё  присутствие,
коснулся бы сердца твоего... и разом оставили бы тебя и страх,  и  сомнения.
А раз сие не от Бога, то и не для нас, верно?
     - А как же это? - Дмитрий прикоснулся к груди. - Эта их метка? Надо  же
её как-то снять!
     Старец перекрестился.
     - Не может нечистый дух в человека войти, если тот  сам  ему  дверь  не
откроет. Разве что  с  Божьего  попущения,  как  с  некоторыми  подвижниками
иногда случалось. Но и в том нет греха. Ты эту печать  принимать  отказался,
на своём стоял. Они ведь силой её налепили. Стало быть, и  не  сокрушайся  о
ней. Помолимся, святой водой окропим - и будешь ты чист  от  осквернения.  А
что увидят эти люди через своё колдовство - о том не  думай.  Думай  о  том,
как верным Христу остаться.
     - Батюшка! - Дмитрий сомневался, надо ли это говорить, но потом всё  же
решил.  -  Вот  эта  женщина...  Иная...   Елена.   Которая   считает   себя
христианкой. Жалко мне её. Вы о ней тоже помолитесь, ладно?
     - Помолюсь, - кивнул старец. - И о тебе помолюсь, и о ней...  обо  всех
о них...
     - А дальше-то мне как? Что делать-то?
     Старец вновь замолчал. Казалось, он к чему-то  прислушивается,  хотя  в
келье было удивительно тихо. Шум с улицы почему-то не  проникал  сюда,  хотя
бревенчатые стены - не лучшая звукоизоляция.
     - Ты, Димитрий, - улыбнулся старец, - пока поживи у нас.  Потрудись  во
славу Божию, помолись... Душа твоя  отдохнёт  от  борьбы,  разгладится...  А
дальше уж не знаю, дальше доверимся Господу.  Он  знает,  как  управить.  Да
пребудет Благодать Его с тобой.
     Старец поднялся с табурета, благословил Дмитрия.  И  коснувшись  губами
сухой, морщинистой  ладони,  тот  вдруг  почувствовал,  как  обжигают  глаза
слёзы.
     - Глафира! - позвал старец, и в келью сейчас  же  просочилась  давешняя
женщина. Под  дверью,  что  ли,  ждала?  Строго  взглянув  на  Дмитрия,  она
торопливо перекрестилась на образа.
     - Да, батюшка?
     - Вот, Глафира, раб Божий Димитрий немного поживёт у нас  в  монастыре,
трудником. Проводи его к отцу Анатолию, пускай тот обо всём распорядится.  С
Богом!


                                    10.

     Электричка была  битком.  Ещё  в  Твери  хлынувшая  в  двери  толпа  за
считанные секунды заняла все места, а  на  ближних  станциях  заполнились  и
проходы. Пятница. Впереди выходные, вот  и  едет  народ  в  Москву.  Что  же
вечером будет!
     Дмитрию удалось сесть  у  окна,  по  ходу.  Высоко  поднявшееся  солнце
слепило глаза, но этого он не замечал. Мрачно было внутри и  холодно.  Не  в
электричке - в душе.
     А как всё хорошо начиналось! Приняли его дружелюбно, выделили  место  в
общей  спальне.  Определили  на  рытьё  котлована,  под  фундамент  будущего
гостевого корпуса. Ни на что иное он не был способен -  ни  плотницкого,  ни
штукатурного дела не  знал,  тонким  искусством  электромонтажных  работ  не
владел совершенно. Значит - копать.
     Народ  вокруг  подобрался  молчаливый,  по  большей  части  значительно
старше его. Многие, как выяснилось, ездят сюда уже несколько лет,  спасаются
от мирской суеты.  Кто-то  намеревался  сделать  и  следующий  шаг  -  стать
послушником.
     Дмитрий о таком не думал. Он вообще  старался  не  глядеть  в  будущее.
"Довлеет  дневи  злоба  его"...  Ритм  монастырской  жизни   затягивал.   На
рассвете, в седьмом часу, утреня  в  храме,  затем  трапеза  -  постная,  но
обильная. И - к лопате. Экскаватора тут почему-то не водилось.
     Обедали, слушали чтение Житий Святых, отдыхали. Потом - снова в  бой  с
рыжей, неподатливой  глиной.  Вечерня,  ужин,  молитвенное  правило  на  сон
грядущим. Рай! Ну, или, по крайней мере,  санаторий.  Распрямляется  измятая
душа, вбирает в себя благодать. А главное - никаких тебе Иных. Не достанут!
     Санаторий продолжался полтора дня - остаток среды  и  весь  четверг.  А
поздно вечером - уже все улеглись - позвонила Аня.
     Вовремя  успела  -  батарейки  в  телефоне  хватило  лишь   на   минуту
разговора. Он, лихорадочно собираясь в среду,  конечно  же,  забыл  зарядное
устройство.
     Но и минуту хватило, чтобы взорвать душу. Аня, видимо, уже  отревелась,
сейчас она говорила сухо, отрывисто. Сашка. Сбило машиной. Шли с бабушкой  в
магазин.  Множественные  переломы,  тяжёлое  сотрясение   мозга.   Лежит   в
Русаковской больнице, в  реанимации.  Врачи  темнят,  советуют  надеяться...
Водитель скрылся. Ищут.
     А потом телефон отключился. Дмитрий даже не понял, услышала ли Аня  его
хриплое "выезжаю"?
     Легко сказать. На чём? Первый автобус пойдёт только  в  шесть  утра,  а
пешком идти - это к полудню до Твери доплетёшься.  Да  и  всё  равно  ночных
электричек на Москву в расписании не значится.
     Он, конечно, кинулся в скит к старцу -  но  куда  там!  Тётки-стражницы
держали оборону точно двадцать восемь панфиловцев. Вы с ума сошли!  Почивает
батюшка! Ну и что? У  всех  чрезвычайные  обстоятельства.  Сюда  с  простыми
обстоятельствами не ездят. Насилу удалось их  хотя  бы  записку  для  старца
Сергия  принять.  Торопливо  набросал  несколько  строчек,   объяснил,   что
стряслось, попросил молиться за младенца Александра.
     Лечь спать - это было совершенно немыслимо.  Умом  понимая,  что  надо,
что завтра ему потребуются все силы, Дмитрий ложиться не  стал.  То  начинал
молиться, то просто сидел неподвижно, хрустя сцепленными в  замок  пальцами.
Гулкая пустота разверзлась в голове. Холодная, словно межзвёздный вакуум.
     А в половине пятого, когда чернильное небо сверкало льдинками  звёзд  и
лишь на востоке едва-едва наметилось голубоватое посветление,  он  вышел  из
монастырских ворот. До автобусной остановки минут  сорок,  но  вдруг  придёт
раньше? А вдруг изменилось расписание? А вдруг?
     Автобус пришёл вовремя, и он успел на  электричку  восемь  двадцать.  И
даже сумел сесть. Но пустота внутри лишь разрасталась,  со  скоростью  света
летела по всем измерениям его вселенной.
     - Не занято?
     Плотненький  усатый  крепыш  вопросительно  указал  на  место  напротив
Дмитрия.
     - Свободно, - равнодушно ответил тот, и лишь потом удивился  -  как  же
так?  Почему  пустует  сиденье?  Куда  делась  необъятных  размеров   тётка,
обложившаяся столь же могучими  сумками?  И  почему  стоящие  в  проходе  не
замечают? Почему они скучающе отводят глаза?
     - В Москву, Дмитрий Александрович? - поинтересовался крепыш.
     Дмитрий кивнул. Что незнакомец  назвал  его  по  имени,  не  слишком  и
удивило. Ведь не первый раз уже...  Ну  и  что?  Он  догадался,  откуда  его
новоявленный сосед, но какое это имело значение? Мелкий  фактик,  теряющийся
в ледяной пустоте. Дмитрий  лишь  об  одном  помолился  -  чтобы  собеседник
поскорее слинял.
     - Будем знакомы, я Валера, - пояснил мужик с  такой  интонацией,  будто
это всё объясняло.  -  Тоже  Иной.  Только,  выражаясь  изящным  слогом,  из
конкурирующей фирмы.
     - Тёмный, что ли? - уточнил Дмитрий, мимолётно усмехнувшись  по  поводу
изящного слога.
     - Да,  именно.  Тёмный  маг  четвёртого  уровня  Валерий   Огородников,
работник Дневного Дозора.
     - Ну и? - хмыкнул Дмитрий.
     - Поговорить  надо.  Знаешь,  Дима,  давай  по-простому,  фиг  ли   нам
церемонии разводить?
     Самое время было высказаться насчёт совместного выпаса  свиней,  но  не
хотелось сейчас Дмитрию заниматься воспитанием манер.
     - Как знаешь, - кивнул он равнодушно.
     - Дим, я в курсе, что у тебя стряслось. И понимаю, что тебе  сейчас  не
до бесед. А вот надо. Попросили меня с тобой перетереть. Есть  темы,  ты  уж
поверь.
     - Да? -  Дмитрий  отвернулся  к  окну,  где  проплывала  едва  тронутая
желтизной  берёзовая  роща.  Почему-то  сейчас  он  ничуть   не   нервничал.
Прочитал, конечно, мысленно несколько молитв, но  так  -  для  порядка.  Это
Антона  следовало  опасаться,  тот  уж  искушал  так  искушал.  А  Тёмные...
наверняка ведь стандартная бесятина, малый джентльменский набор  с  продажей
души, тупыми соблазнами, которые опасны лишь тем, кто  так  и  не  вырос  из
подростковых комплексов... Не жуть, не борьба, а просто скучно.
     - Короче, - заявил Валера, - это не мы. Это не наша работа,  с  пацаном
твоим. Само случилось. Так что ты, если чего,  на  нас  не  кати,  мы  такой
фигнёй не страдаем. Я почему говорю - тебе, небось, Светлые уже напели,  что
типа это мы... какая-то типа интрига. Так вот ни  фига.  Ну  ладно,  к  делу
давай... В общем, у нас, в смысле у Дневного Дозора, просьба к тебе есть.
     Отчего  бы  и  не  послушать?   Дмитрий   вопросительно   взглянул   на
собеседника.
     - Короче, вот смотри, какой  расклад.  Ты  сам  в  Сумрак  вошёл,  стал
Светлым. Хотя тебе, как я понимаю, на хрен  это  не  нужно  было.  Ты  мужик
верующий, тебе всякая магия как серпом по яйцам. И правильно, наверное.  Мы,
Тёмные, от религии подальше держимся, но и не ссоримся. Это вот Светлые  всё
время имеют  мазу  порулить...  в  том  числе  и  веру  всяческую  под  себя
подстроить. В целях, значит, построения светлого будущего. Типа  и  на  ёлку
взлезть, и не уколоться.  Мы  честнее.  Мы  просто  неверующие.  Заметь,  не
сатанисты какие, не всякие там уроды на шабашах.  Это  ж  просто  психи,  их
закрывать надо. Просто мы каждый живём в своё  удовольствие.  Индивидуалисты
мы, и все дела. Пользуемся способностями Иных, да. В личных  целях.  Моралью
особо не заморачиваемся, что есть, то есть. Но и  не  строим  из  себя,  как
некоторые. Которым рай земной надо вылепить, которые знают, как надо.
     - Хм... - высказался в  пространство  Дмитрий.  -  А  как  же  служение
Изначальной Тьме? Мне рассказывали...
     Валера жизнерадостно рассмеялся.
     - Да брось ты, фигня это всё. Ну, то есть когда-то, тысячи  лет  назад,
какие-то наши старпёры что-то такое намутили, изначальные  силы,  все  дела.
Клянёмся, блин, Светом, клянёмся Тьмой... Ритуальные  фразы,  в  них  сейчас
никто и не верит. Ну, по типу английской королевы. Царствует, но не  правит.
Ты, Дима, главное, не гони -  Свет,  Тьма...  Главное,  кто  чего  конкретно
хочет. Так вот, мы никому не служим, просто у нас свои интересы,  у  Тёмных.
Мы ведь тоже кормиться силой хотим, нам тоже питательная среда нужна.
     Дмитрий вопросительно уставился на него.
     - Питательная что? Яснее выражаться можешь?
     Валера тоже удивился.
     - Тебе чего, Светлые так и не рассказали? В смысле,  откуда  Иные  силу
берут? Откуда все мы берём, и Тёмные, и Светлые?
     - Да уж ясно,  -  скривился  Дмитрий,  опустив  указательный  палец.  -
Оттуда. Тянете вы все от щедрот князя бесовского...
     - Мужик, ты гонишь, -  наставительно  сообщил  Валера.  -  То  есть  я,
конечно, уважаю твои религиозные заморочки, но всё, в  натуре,  куда  проще.
Наша питательная среда - это люди. Простые, обычные. Они ж всё время  эмоции
испускают, а в эмоциях самые витамины. В смысле  энергия.  Мы,  Иные,  умеем
эту энергию вытягивать и использовать. Она утекает в  Сумрак,  а  мы  оттуда
силу и берём. А можно и напрямую у людей сосать, только  за  такое  по  ушам
надают, запрещено Договором. И все дела. Вот так вот оно просто. Мы друг  от
друга только чем отличаемся? Светлые одни эмоции едят,  а  мы  другие.  Типа
как тёмное и светлое пиво. Так что они ничуть не лучше,  Светлые.  Такие  же
эгоисты, как и мы.  Только  ещё  и  лицемеры,  под  спасителей  человечества
закос, а человечество что им, что нам - дойная корова. Понял?  Ты  правильно
к ним не хочешь. На фиг оно тебе надо?
     - Так что же, - ошарашено спросил Дмитрий, - ты меня к  себе  вербуешь?
К Тёмным? Ну, знаешь ли...
     - Да никуда я тебя не вербую! - точно сжевав целиком  лимон,  скривился
Валера. - Это  и  в  натуре  невозможно,  каким  в  Сумрак  вошёл,  таким  и
останешься. У нас другое к тебе предложение.  Сиди  тихо,  живи  как  раньше
жил. Детям таблицу умножения долби, в  церковь  ходи,  книжки  умные  читай.
Главное, не пользуйся  ты  своими  способностями  Иного.  Ну  разве  что  по
мелочи, типа бородавку себе извести,  старение  в  организме  замедлить.  Но
чтобы не высовываться, ни в каких делах Светлых не участвовать. Они  ж  тебя
к себе в Дозор звать будут, ясен перец. А ты их на фиг  посылай,  понял?  Не
высовывайся, и никто тебе голову не откусит. А  если  проблемы  какие,  если
надо чего - я тебе номерок дам, звони,  не  стесняйся.  Поможем.  И  это  не
пальцы, ты уж поверь. Если мы с тобой по-хорошему договоримся,  то  за  сына
не переживай. Вылечим, будет как новенький.  Ничего  сложного,  просто  силы
закачать...
     - Вы что же это, - присвистнул Дмитрий, - не только гадить  умеете,  но
и исцелять?
     - А то как же? - зевнул Валера. - Сила - она и в Африке сила. Мы  можем
лечить,  Светлые  могут  калечить,  порчу   наводить,   ребёнка   во   чреве
истреблять. Всё могут, если оно высшим стратегическим  интересам  нужно.  Ну
что, договорились? Ты сам прикинь, Дима, тебе ж  против  совести  своей  как
раз идти и не надо,  ты  же  сам  этого  хочешь.  Ты  только  слово  дай,  и
замётано.
     - Кровью, что ли, подписаться? - Дмитрий нехорошо прищурился. Не  верил
он разговорчивому Валере, ни на грош не верил. Слишком  уж  явно  разило  от
него наглым братком, распальцованным хозяином жизни.
     - Не, ну ты чо, мы ж не извращенцы, -  протянул  Валера.  -  И  никаких
клятв, я ж знаю, вам, христианам, клятв не  положено.  Просто  пообещай.  На
словах, от  чистого  сердца.  Серьёзные  дела  только  так  и  делаются,  на
доверии.
     - А кстати, зачем это вам? - поинтересовался Дмитрий.  -  Отчего  такая
суета вокруг моей скромной  персоны?  Только  не  надо  говорить,  будто  из
альтруизма. Не поверю. Должен быть у вас какой-то корыстный интерес.
     - Стопудово, - согласился Валера.  -  Значит,  смотри,  какой  расклад.
Наши Дозоры между собой ведь на ножах, так? Не война, конечно,  а  грызня...
И силы примерно равны. Вдруг  что?  Вдруг  появляешься  ты.  Сейчас  у  тебя
шестой уровень, это если по печати. А на самом деле силы в тебе немерено.  И
если тобой как следует заняться,  если  поднатаскать  -  уже  через  год  ты
выйдешь на второй уровень. А то и на первый. И  весь  расклад  рушится,  вы,
Светлые,  оказываетесь  сильнее,  тут  же  начинаете  всякие  свои  операции
проводить, а мы блокировать не сможем. Поэтому и надо тебя из игры вывести.
     - Логично, - согласился Дмитрий. - А  чего  ж  так  гуманно?  Моральных
тормозов у вашей конторы, сам же говоришь, нет. Один выстрел  -  и  проблема
решена. Нет человека, нет и проблемы.
     Валера поглядел на него одобрительно.
     - Соображаешь! Но не разбираешься. Во-первых,  мы  всё-таки  беспредела
не любим, как  бы  неспортивно.  А  во-вторых,  это  ж  такое  начнётся!  За
убийство  Светлого  живо  в  Сумрак  закатают,  навечно.  И  исполнителя,  и
заказчика, и многих... Инквизиция не дремлет. Не, такой грубой подставы  нам
не надо. Лучше по-хорошему решать. Ну как, согласен?
     Дмитрию было скучно и  противно.  И  одного  лишь  хотелось  -  быстрее
добраться до  Москвы,  доехать  до  больницы,  вбежать  в  палату.  Чтобы...
Чтобы - что? Вот он, шанс, сидит напротив. Толстый и увесистый.  И  ведь  он
прав, никакого греха в таком обещании нет. Не к тому ли он стремился и  сам?
Не то ли внушал ему старец Сергий? Не водись с Иными,  хоть  Светлыми,  хоть
Тёмными, хоть серо-буро-козявчатыми. Живи прежней жизнью.
     Но вот грызло его  одно  маленькое,  но  кусачее  "но".  Дать  обещание
Тёмным? Неважно какое, но дать? Вступить с  ними  в  отношения?  А  чем  это
лучше, чем со Светлыми? Нельзя ничего обещать бандитам - даже то, что и  так
бы сделал. Пообещаешь - и попадёшься на крючок. Пообещаешь -  и  станешь  им
обязан. А Сашкино исцеление... Кабы проблема заключалась  в  деньгах  -  он,
может, и согласился бы. Но  тут  ведь  магию  применят.  И  здесь  уж  точно
сатанинскую. Кому выгодны Тёмные, какой дух-кукловод дёргает их  за  ниточки
страстей, можно было не сомневаться.
     Ещё совсем недавно он  клеймил  бедную  Елену  Николаевну.  Высокомерно
рассуждал, что лучше уж смерть ребёнка, чем магическое  исцеление.  Так  она
хотя бы верила, что никакой бесовщины в Иных  нет.  А  он?  Вот  как  ему-то
решать? И не потом, когда-нибудь -  сейчас.  Пока  электричка  громыхает  по
рельсам.
     - Я никаких обещаний давать не буду, - сказал он тоскливо.  -  Ни  вам,
ни им. И помощи мне тоже не надо. Сами вы можете думать что угодно, но  сила
ваша - от дьявола.  Уходи,  Валера.  Мне  одинаково  противны  и  Тёмные,  и
Светлые. Я не хочу быть Иным,  плевать,  какого  цвета.  Я  просто  человек.
Православный  христианин.  Раб  Божий  Димитрий.  Так  своему  начальству  и
передай.
     Он залпом хлебнул обжигающе-холодную пустоту. Ну  вот  и  всё.  Оборвал
ниточку... оборвал надежду... На что теперь надеяться?  На  медицину?  Знал,
чувствовал - без толку.  Если  уж  врачи  темнят,  отделываются  намёками  -
значит... Значит, только на Господа  и  остаётся  уповать.  Только  вот  кто
может знать Его волю? Может, согласно Промыслу,  младенец  Александр  должен
сегодня-завтра отойти в райские обители? А может, на десятки лет он  обречён
оставаться бездушным телом, биомассой,  подключённой  к  аппаратуре?  Зачем?
Требовать ответа - дерзость. Смиряться надо. А не получается. Когда  ты  вот
прямо  сейчас,  своими  руками  выкинул  реальный  шанс...  когда  летишь  в
безжизненное серое пространство.
     Валера  чуть  не  подпрыгнул  на  месте.  Щёки  его  пошли  свекольными
пятнами.
     - Не, ну блин, ну ты чего?  Ты  глупый,  да?  Я  ж  тебе  как  брату...
Совсем, что ли, затупил на своём христианстве? Тебе  сына  не  жалко?  Тоже,
блин, этот... Авраам. Да плюнь ты на всю эту ботву! Хоть  раз  в  жизни  как
человек  поступи,  а   не   как   раб!   Не   надоело   в   сказки   верить?
Христианство-мусульманство, фиг знает что... Да ты  знаешь  хоть,  кем  этот
ваш Иисус был? Да он Иным был, магом вне категорий! Просто  с  тараканами  в
голове, возомнил о себе всякую фигню... А когда допёрло до него,  то  просто
взял и развоплотился, от стыда! В Сумрак сбёг, растворился там. Вот,  и  все
дела. Вот и вся твоя вера.
     У Дмитрия перехватило дыхание,  точно  его  резко  и  умело  ударили  в
живот. Золотистые искорки роем поплыли перед глазами. Ну и мразь!
     Прощать такую гадость было нельзя. Не тот  случай,  когда  правую  щёку
подставляют. И плевать на последствия!
     Он легко  вскочил  на  ноги  -  и  быстро,  хлёстко  врезал  Валере  по
физиономии. Намеревался влепить пощёчину, но вышло - в нос.
     Наверняка Валера, ожидай он удара, легко блокировал  бы  его  руку.  Но
тот, видать, слишком увлёкся разоблачениями - и упустил момент.
     Кровь из разбитого носа стекала на его  светло-бежевые  брюки  -  а  он
недоумённо смотрел на Дмитрия. Таким взглядом, будто у него,  детсадовца  из
младшей группы, отобрали обещанную за прилежание шоколадку.
     А пассажиры вокруг ничего не замечали. Даже капли крови,  угодившие  на
плащ  сидевшего  рядом  с  Валерой   дедушки,   оставили   того   совершенно
безучастным.  Дедушка,  шевеля  губами,  разгадывал  кроссворд.   Интересно,
мимоходом подумал Дмитрий, это магия действует или  просто  никто  не  хочет
ввязываться в чужие разборки?
     Валера между тем опомнился. Страшен стал Валера, багров  лицом.  Глаза,
казалось, вот прямо сейчас выкатятся из орбит.
     - Ты - меня?! - взревел он и мгновенно сгрёб Дмитрия за ворот. - Ты  на
кого катишь, козёл? Да я тебя сейчас в блин сплющу! А ну, пошли!
     Не  отпуская  Дмитрия,  он  устремился  к   тамбуру.   Тоже   наверняка
переполненному. Впрочем, люди послушно расступались перед ними, не  прерывая
прочих своих дел - чтения, разговоров, еды.
     Сперва  Дмитрий  растерялся.  Не  часто  приходилось  ему   драться   с
бандитами. Сказать по  правде,  ни  разу  ещё  не  приходилось.  Пара-тройка
стычек с пьяными подростками не считается, не тот уровень.
     А потом он понял, что  сейчас  его,  вполне  возможно,  будут  убивать.
Умело, деловито, и главное - совершенно безнаказанно.  Кого  бояться  Иному?
Не милиции же. Да он бы её и так не боялся. Случись что - отмажут братки.
     Умереть сейчас? Не увидев Сашку, не успев, быть  может,  попрощаться  с
ним? Сделать Аню вдобавок  ко  всему  ещё  и  вдовой?  А  мама?  На  миг  он
представил её лицо,  когда  ей  сообщат...  А  кто  будет  вести  шестые,  а
главное, девятые классы? Господи! Ну сделай же хоть что-нибудь!
     Ничего не сделал Господь. Ни молнии не послал, ни милицейского  наряда.
И волна  обжигающего,  ослепительного  гнева,  поднявшись  откуда-то  снизу,
затопила Дмитрию  голову.  Всё  расплылось  перед  глазами,  всё  смазалось,
утекли куда-то цвета и звуки. Зато накатил холод, продрал по спине  ледяными
коготками. Серая мгла клубилась вокруг, дышала первозданной тишиной, и  лишь
у невидимого горизонта что-то угрожающе рокотало.
     Заплёванный тамбур, хлопающая дверца между вагонами, вдумчиво  курившие
мужики - всё это осталось, но замерло, напоминая музей восковых  фигур.  Они
были здесь - и вместе с тем где-то далеко-далеко, в каком-то ином слое.
     Зато Валера был тут, рядом. Правда, не так уж легко было его  узнать  -
и следа не осталось от его  полноты.  Гибкий,  поджарый,  совершенно  лысый.
Заострившиеся уши, узенькие буравчики глаз, и оскаленная  морда...  нет,  не
бывает у  людей  столько  зубов.  И  когтей  таких  тоже  не  бывает.  Какая
мерзость!
     Дмитрий задыхался от отвращения. От ненависти к  этому  отвратительному
созданию, поднявшему свой поганый язык на Господа, на Спасителя мира.  Такой
твари не место под солнцем! И под луной тоже.
     В  руке  как-то  сам  собой  обнаружился  меч  -   багровый,   пылающий
немыслимым жаром. И не  требовалось  даже  махать  им,  меч  сам  знал,  что
делать.  Вырвавшись  из  его  ладони,  точно  освободившаяся  птица,  клинок
полетел навстречу Валере, на миг задрожал  в  сером  воздухе  у  самого  его
лица - и беззвучно впился между глаз.
     Если Валера и кричал, то  услышать  его  было  нельзя.  Все  его  крики
вобрала в себя равнодушная тишина. Как губка.
     Враг, ещё недавно столь жуткий, упал сперва на колени, а  потом  тяжело
завалился  набок.  Хлестала  из  него  серая,  как  осенний  дождик,  кровь.
Впитывалась в пыльный пол, и жадно тянулись к ней ворсинки сизого мха -  эта
странная растительность, оказывается, водилась и тут.
     А пылающий клинок исчез. Выполнил дело - и хватит.
     Дмитрий стоял над трупом, не чувствуя ни торжества, ни гнева,  ни  даже
горечи. Опять всё та же пустота. Может, остаться навсегда  в  этой  серости,
где ни радости, ни боли, где вообще нет никакого смысла?
     На миг его замутило,  и  машинально  он  произнёс:  "Помилуй,  Господи!
Защити и сохрани".
     И разом вернулись звуки. Схлынула серость, появились краски,  и  время,
спохватившись, поплыло в обычном ритме. Точно ничего и не было  -  ни  меча,
ни трупа.
     Трупа и впрямь не было.  Живой  Валера  сидел  на  полу,  тихо  скулил,
размазывая кровь по бритой физиономии. Воинственности в нём не  осталось  ни
на грош. В его бормотании трудно было  что-либо  разобрать  -  разве  только
повторяющееся: "Гады! Суки! Ведь обещали же! Обвели!"
     Потом он скользнул по  Дмитрию  взглядом  уличной  дворняжки,  тоненько
взвизгнул - и, вскочив на ноги, рванул на себя дверь в соседний тамбур.
     И сейчас же  курившие  мужики  оживились.  "Слышь,  Андрюха,  это  чего
было-то?" - "Да бомжара какой-то. А может, по обкурке?" - "Да  не  было  тут
никого, зуб даю!"
     Не дожидаясь, пока комментарии  перекинутся  на  его  персону,  Дмитрий
вернулся в вагон.
     Как и следовало ожидать, место его  оказалось  занято  пухлой  дамой  с
"химией" на голове. Дама одарила его взглядом змеи,  готовой  защищать  своё
гнездо до последней капли яда. Дмитрий, впрочем, и не посягал. Молча  забрав
свою сумку, он пристроился неподалёку в проходе.


                                    11.

     - Привет, привет! Проходи на кухню.  Там  у  нас,  извини,  малость  не
прибрано... Ну, сам понимаешь.
     Иван кивнул. Чего уж не понять -  когда  у  людей  такое  горе,  не  до
веника с совком.
     Дмитрий потащился следом за гостем. За вторым.
     Первый уже сидел  за  столом,  задумчиво  прихлёбывал  чай  и  деловито
копался  ложечкой  в  розеточке  с  вишнёвым  вареньем.  Игорь  всегда   был
сладкоежкой. Ещё со школы.
     - Приветствую, - входя, пробасил Иван,  и  Игорь,  приподнявшись,  вяло
пожал ему руку.
     Игорь с Иваном вообще держались друг с другом настороженно. Слишком  уж
разные позиции.
     - Чаю наливать? - гостеприимно спросил Дмитрий.
     - Давай, - разрешил  Иван,  опускаясь  всей  своей  могучей  массой  на
жалобно всхлипнувшую под ним табуретку. - Ну как там?
     - Да всё так же, - вздохнул Дмитрий, выцеживая из  заварочного  чайника
последние жалкие остатки. - Был  я  там  сегодня.  Сразу  как  из  монастыря
приехал.
     - Так ты не рассказал, чего это вдруг тебя к старцу Сергию  понесло?  -
подал голос Игорь.
     - Да вот... - замялся Дмитрий. -  Это  вообще  отдельная  тема,  Игрек.
Потом как-нибудь.
     Игоря ещё со школы называли Игреком. Никто уже  и  не  помнил,  почему.
Возможно, так трансформировалось имя "Игорёк".
     - В общем, Сашка по-прежнему в реанимации. Ну  что  сказать?  Состояние
тяжелое, прогнозы неопределённые. Остаётся лишь на Господа уповать.
     Все трое одновременно перекрестились.
     - Переломы - это ещё ладно, - продолжал Дмитрий. - Там такие  переломы,
что легко срослись бы. Главное - это черепно-мозговая травма. Из-за  неё  он
и в коме. Томографию надо  делать,  но  сегодня  какие-то  проблемы  были  с
техникой...
     - Да это они толсто на  деньги  намекают!  -  предположил  Иван.  -  На
баксы! Небось, сразу бы и аппаратура заработала.
     - Да не похоже вроде, - усомнился Дмитрий.  -  Там  лечащая  врачиха  -
тётка вполне нормальная, Лариса Викторовна. Тоже православная, кстати. Мы  с
ней поговорили... К отцу Григорию ходит, на  Малой  Никитской.  И  Сашку  ей
действительно жалко. А деньги... Деньги, конечно, понадобятся...  у  них  же
некоторых  препаратов  нет,  надо  самим  доставать.  У  меня  где-то   было
записано, - полез он за бумажкой.
     - Ты, если надо, сразу  говори,  не  стесняйся,  -  предложил  Иван.  -
Долларов пятьсот я тебе хоть сегодня занять могу, если больше  -  с  народом
потолкую, у нас в приходе. Есть, представь себе,  и  вполне  денежные  люди,
притом воистину благочестивые.
     - Я у себя уже договорился, - перебил его Игорь.  -  У  нас  люди  тоже
скинуться готовы.
     Дмитрий с благодарностью посмотрел на друзей.  Вот  ведь  сами  узнали,
примчались, денег дают. Эх, если бы эта проблема решалась деньгами!
     - Спаси  Господи,  ребята,  -  сказал  он.  -  Пока  у  меня  кое-какие
сбережения есть, если надо будет, я свистну. Только там  ведь  действительно
всё очень плохо.
     - Анька-то как? - глядя в пол, глухо спросил Иван.
     - Ну как? Сам понимаешь, как. Держится. Она молодец.
     Она действительно  держалась  молодцом.  Когда  он,  сразу  с  вокзала,
примчался в больницу - молча  прижалась  к  нему,  несколько  секунд  стояла
молча, а он  с  болью  вглядывался  в  её  лицо.  Такое  родное  -  и  такое
изменившееся. Тени под глазами, заострившиеся скулы,  тонкая,  едва  заметно
подрагивающая розовая веточка губ. "Ну, пойдём к нему! - наконец  прошептала
она. - Только не пугайся".
     Там было от чего испугаться. Бледного до синевы  Сашку  (и  куда  делся
летний загар!) всего истыкали какими-то гибкими шлангами,  трубками.  Голову
выбрили до гладкости - и она оказалась ещё бледнее, чем неподвижное лицо.  К
голове  тоже  тянулись  чёрные  провода  датчиков.  Рядом  тихонько   жужжал
приборчик с бледно-зеленоватым дисплеем. Там, на дисплее, струилась  кривая,
более всего походившая на сплющенную синусоиду. "Энцефалограмму  снимают,  -
тем же свистящим шопотом прокомментировала Аня. - Говорят,  не  лучше  и  не
хуже. Ровная такая..."
     Дмитрий понимал, что держится-то она держится, но из последних  сил.  А
ещё ведь Тамара Михайловна... У тёщи от переживаний  случился  микроинфаркт,
и сейчас она лежала дома, под наблюдением двоюродной сестры. Тоже  немолодой
и не слишком здоровой. Надо было и туда ездить, продукты возить.
     - Батюшка ваш знает? - поинтересовался Иван.
     - Нет, - Дмитрий мотнул головой. - Он в санатории сейчас.  Я  позвонил,
с Таней, с дочерью его, разговаривал. Обещала, что  передаст,  как  навещать
поедет.
     - А сорокоуст о здравии?
     - Не успел, - виновато пожал плечами Дмитрий. - Я ж сразу  с  поезда  к
Сашке, там  побыл,  потом  к  тёще  помчался,  она  с  сердечным  приступом,
продуктов всяких накупил ей. И домой, а тут и вы, один за другим.
     - А я - заказал! - с  некоторой  гордостью  заявил  Игорь.  -  В  нашем
храме. Так что можешь не суетиться, всё готово.
     - Надо бы ещё заказать, - вставил Иван. - Как  минимум  в  семи  храмах
надо.
     - Это ещё почему ж? - сейчас же вскинулся Игорь.  -  Это  же  форменное
обрядоверие. Один, семь, сорок семь - какая Богу разница? Что Он, не  знает?
Что Ему, по сто раз напоминать надо?
     - Традиции, как я понимаю, для  тебя  ничего  не  значат?  -  парировал
Иван. - Если в народе это испокон веку принято, значит, не зря. Значит,  это
идёт от предания, и негоже вот так свысока опровергать. По-твоему, и  святым
тогда молиться незачем, Господь и так наши нужды знает?
     - Да хватит вам, - вмешался Дмитрий. - Бойцы  на  ринге...  Спаси  тебя
Господи, Ваня, а сорокоуст я и у нас закажу. Молитва лишней не бывает.
     Вот так они всегда, Иван с Игорем. Лёд и пламень, щёлочь и  кислота.  А
как  сойдутся  -  получается  пшик.  Один   полагает   другого   заскорузлым
фундаменталистом, за Типиконом не видящим света Евангелия.  Другой,  в  свою
очередь, костерит почём зря беспочвенного обновленца,  потакающего  прихотям
своего падшего разума и в  грош  не  ставящего  церковное  Предание.  Обоих,
конечно, заносит. Дмитрию не раз уже приходилось играть  роль  рефери  в  их
регулярных полемиках.
     И ведь оба - близкие друзья. Игоря-Игрека он знает ещё с  детских  лет,
с восьмого класса. С Иваном познакомились чуть позже, в байдарочном  походе.
Тогда, десять лет назад, тот ещё не  относился  к  туризму  как  к  пустому,
небогоугодному развлечению.
     А что если им рассказать? Нет, конечно, не всё. Этак они дружно  решат,
что у него от горя крыша поехала. Но  вот  хотя  бы  часть...  ту  часть,  в
которой ему как раз и нужен совет.
     - Вот чего, ребята, - задумчиво сказал он, -  хочу  у  вас  спросить...
Тут такое дело... Есть у меня приятель, по институту. Курсом старше  учился,
Вадик. Мы иногда перезваниваемся. Так вот, как раз до вашего  прихода  он  и
позвонил. Ни о чём не зная, так просто. Я  ему,  разумеется,  все  печальные
новости и вывалил. И откровенно сказал, что на  медицину  особых  надежд  не
осталось. И вот тут он и говорит...
     Дмитрий выдержал паузу. Какой-то Вадик  на  курс  старше  действительно
был, но они с ним практически не общались, и уж, разумеется, тот никогда  не
звонил.
     Лгать - это, разумеется, грех. Большой. Но рядом с  тем,  что  обжигало
страхом и надеждой его душу - величина, стремящаяся к нулю.
     - Так вот, - продолжал он, - Вадик сказал,  что  есть  у  него  хороший
знакомый. Некто Аркадий. И вот этот Аркадий некоторое время назад... как  бы
это выразиться... обрёл дар целительства.  Погоди,  -  жестом  остановил  он
взметнувшегося было Ивана. - Дай договорить. Этот Аркадий - человек  глубоко
верующий, крестился более  десяти  лет  назад.  Регулярно  бывает  в  храме,
исповедуется, причащается. И вот, однако же, случилось с ним такое.  Деталей
Вадик и сам не знает, но  говорит,  будто  нескольких  человек  он  вылечил.
Буквально из могилы поднял. Причём никаких магических ритуалов,  наоборот  -
молился, просил Господа даровать этим несчастным  исцеление.  И  получалось.
Денег не брал, родственникам этих больных так и сказал -  мол,  если  готовы
расстаться с деньгами, то пожертвуйте в храм или в детский  дом.  Вот  такой
человек. И Вадик предложил мне подумать. Вдруг этот Аркадий  Львович  сможет
Сашку вытянуть? Главное, не колдун же какой, а свой, православный. В  общем,
завтра  он,  Вадик,  позвонит,  и  если  я  соглашусь,  будет   с   Аркадием
договариваться. Вот, ребята. Я в сомнениях. Что скажете?
     Ребята молчали с минуту. Переваривали. Потом  Иван  решительно  звякнул
ложечкой по блюдцу.
     - Ты меня удивляешь, Дима! Можно подумать, что ты  тот  наивный  юноша,
который крестился на третьем курсе. Ты что, не понимаешь,  какой  силой  все
эти целители орудуют? Бесовщина, стопроцентно. Да мало ли что он  в  церковь
ходит? Исповедуется он! Как же... Кто его знает, о чём он там  исповедуется.
Да и куда ходит. Может, к обновленцам каким?  -  Иван  походя  одарил  Игоря
многозначительным   взглядом.    -    А    может,    и    того    хуже,    к
раскольникам-зарубежникам?  А  что  причащается,  так  во  суд  себе  и   во
осуждение. Ты ж в душу его не заглянешь!
     - Вот именно! - Игорь встрепенулся, да так, что слегка плеснул чаем  на
клеёнчатую скатерть. - И ты тоже, Ваня, не заглянешь. А сразу, по  автомату,
осуждаешь. А может, этот Аркадий - благочестивее тебя в тысячу  раз?  Может,
ты за свои слова на Страшном Суде ответишь по  полной  программе?  Так,  что
мало не покажется!
     - Да чего там сомневаться? - парировал Иван. - Речь-то о  целительстве.
То  есть  об  оккультной  практике.  Ну  ладно  бы  ещё  травами  лечил  или
иглоукалыванием. Хотя и то вещи с православной точки зрения сомнительные.  А
этот тип именно колдовством и лечит.  Из  могилы,  говоришь,  поднимает?  То
есть наперекор Промыслу Божьему  идёт?  Значит,  чем  больше  он  косит  под
православного, тем яснее, что маскировка  это  всё.  Просто  ему  хочется  и
православных людей обольстить, внедрить бесовские крючки в их  души.  Отсюда
и методика. Сатана  ведь  избирательно  действует.  Одних  своих  служителей
нацеливает на неверующих, там и не скрывают, что магия. А других посылает  с
православными  работать,  тут  уже  тоньше  надо.  Вещи-то  известные,   вся
православная литература этим полна.
     - Это какая ещё "вся литература"? - изумился Игорь. - Небось,  брошюрка
"Люди и демоны"? Это из неё все твои познания?
     - А ты  Святых  Отцов  почитай!  Да  не  избирательно,  нужные  цитатки
выдёргивая, а основательно. В комплексе... Там всё есть.
     - Ах, какие мы мудрые! Можно подумать, будто ты сам их  всех  от  корки
до корки прочёл! Тоже  ведь  цитаты  выдираешь.  А  ты  бы  лучше  Евангелие
вспомнил. Что Иисус сказал своим ученикам?  "Истинно,  истинно  говорю  вам:
верующий в Меня, дела,  которые  творю  Я,  и  он  сотворит,  и  больше  сих
сотворит..." Здесь именно тот случай. Человек верует, человек благочестив  -
вот Господь и даровал ему благодать.
     - Ну, знаешь ли! - взвился Иван. - Это же про  апостолов  сказано!  Про
величайших святых! А тут какой-то Аркадий,  извиняюсь,  Львович.  А  у  него
церковное благословение имеется, а? Помнишь, в послании к  Тимофею  сказано:
"Если  же  кто  и  подвизается,  не  увенчивается,  если   незаконно   будет
подвизаться".
     - Вот ты опять, ничего не зная, придумал, как тебе удобнее.  Откуда  ты
знаешь? Может, у него и есть благословение. Может, его  батюшка  как  раз  и
благословил!
     - Может, может, - передразнил Иван. - Известно о нём было бы тогда.  Да
если и благословил... Батюшки - они ведь тоже разные  бывают.  Иные  пастыри
похуже волков. Иным пастырям самим  полечиться  бы  неплохо.  Один  отдельно
взятый батюшка - это ещё не вся церковная полнота.
     - А тебе как надо?  -  вскинулся  Игорь.  -  Чтобы  непременно  епископ
благословил? Или сразу Святейший? Или чего уж мелочиться, Вселенский Собор?
     - Вот так люди и попадают в сети бесовские! - покачал головой  Иван.  -
Как только возомнят о себе, да о  своём  батюшке,  который  без  епископа  -
никто... Сразу их одолевают страсти...  Вот  посмотри  на  себя.  Ведь  весь
кипишь, как чайник! Сейчас к потолку взлетишь от злости. А всё  потому,  что
правда глаза ест. В прелести ты, брат! Покайся!
     - Ну, можно подумать, ты у нас правило кротости, - прищурился Игорь.  -
Только  обзываться  и  можешь.  Всё  у  тебя  по  полочкам  разложено,   всё
православие между страниц Типикона закладочками. Туда нельзя, сюда не  лезь,
снег башка попадёт... Там ересь, здесь раскол, за полтора  шага  -  соблазн.
Ну прямо концлагерь какой-то. Ни любви, ни свободы. Забыл, небось, что  "Дух
дышит где хочет"? Где Он хочет, а не где  ты.  Короче,  Димка,  я  тебе  так
скажу. Договорись с этим мужиком,  пообщайся  с  ним.  Если  там  и  вправду
мутное что-то, ты почувствуешь. Господь тебе разумение даст, только  молись.
Но я думаю, это реальный шанс. Реальный путь...
     - В преисподнюю, - закончил за него Иван. -  Димка,  да  не  слушай  ты
его, у Игрека сам знаешь какие экуменические тараканы в голове.  Ни  в  коем
случае с этим Аркадием не связывайся, беги от соблазна. Господь  Сам  знает,
как для твоего Сашки лучше. Если есть Его воля  на  исцеление,  он  и  через
традиционную медицину воздействует. А  уж  если  нет...  Игрек  одно  только
верно сказал - молись. Побольше молись, поискреннее...
     Дмитрий вздохнул. Он не вмешивался в полемику. Зачем? Он же не  спорить
собирался - а лишь  надеялся,  что  через  кого-то  из  них  получит  ответ.
Оттуда... Но увы... Очередная перепалка. Оба в чём-то  правы.  Оба  уверены,
что правы на все сто. Обоим  легко  рассуждать,  легко  махаться  священными
цитатами. К ним ведь не приходили Иные, они не сражались в  Сумраке,  их  не
искушали  совершенно  бесплатным  и  почти  безгрешным  исцелением.   Старец
Сергий - тот не раз  повторил:  "Не  знаю...",  "Сие  мне  неведомо",  "Быть
может"... А ребятам всё ведомо. Зря он затеял  этот  разговор.  Только  ввёл
обоих в соблазн. "Господи! - взмолился он. - Прости мне ещё и это".
     - Ладно, хватит! - сказал он. - Спасибо  вам.  Буду  думать.  А  сейчас
давайте, что ли, чай пить. Который уже остыл.


                                    12.

     Лариса Викторовна смотрела на них  виновато.  Блики  от  люминесцентных
ламп отражались в толстых стёклах её очков.
     - Вы всё-таки надежды не  теряйте,  -  каким-то  пластмассовым  голосом
повторяла  она.  -  Может  быть,  это  случайное  отклонение.  Такое  бывает
иногда... а потом активность коры восстанавливается.
     Всё было ясно. Сашка уходил. Медленно соскальзывал  с  плоскости  жизни
куда-то вниз, в иные,  затаившиеся  пространства.  Энцефалограмма  с  каждым
часом ухудшалась,  зелёная  синусоида  делалась  всё  более  пологой,  грозя
превратиться в  прямую.  В  кратчайшее  расстояние  между  двумя  точками  -
"здесь" и "там".
     Кое-как промаявшись ночь, с семи  утра  Дмитрий  уже  был  в  больнице.
Удивительно, но никто  и  не  думал  их  с  Аней  прогонять  -  лишь  выдали
застиранные казённые халаты  и  разношенные  войлочные  тапочки.  Как  будто
стерильность хоть чем-то могла помочь!
     Аня, разумеется, тоже всю  ночь  не  спала.  Стояла  на  коленях  перед
маленьким, переносным складнем,  молилась.  Дежурная  сестра  предложила  ей
снотворного - но та ни в какую. Дмитрий прекрасно  её  понимал.  Тратить  на
сон, быть может, последние минуты Сашкиной жизни - потом себе этого  никогда
не простишь. Его тоже подмывало приехать сюда  поздним  вечером,  едва  лишь
выпроводив гостей. Он уже было позвонил Ане (мобильник теперь был у  неё)  -
мол, жди, выезжаю. Но оказалось, обоим вместе ночью нельзя. Не  положено  по
каким-то правилам больничного распорядка. Ей  и  так  из  милости  разрешили
остаться в палате. А его не пустит охранник на  входе.  Наверное,  сообразил
потом Дмитрий, вопрос решился бы парой сотенных бумажек, только не  умел  он
так... и учиться было уже бесполезно.
     Сашка лежал неподвижно, до груди накрытый простынёй. Шланги,  трубки  и
провода тянулись к нему точно щупальца инопланетного  монстра,  и  казалось,
высасывали жизнь. Хотя всё было с точностью до наоборот.
     А рядом, на  тумбочке,  одиноко  сидел  плюшевый  медвежонок  по  имени
Генерал Топтыгин. С ободранным ухом, с треснувшим пластмассовым глазом.  Аня
зачем-то захватила его с  собой  -  наверное,  на  тот  случай,  если  Сашка
всё-таки придёт в сознание. На тот невозможный, невероятный случай...
     В тысячный, в миллионный  раз  шептал  Дмитрий  молитву  об  исцелении.
Слова катались во рту гладкими  морскими  камушками  -  такие,  если  верить
классике, совал себе за щёки Демосфен, тренируясь  в  ораторском  искусстве.
Ему-то это помогло...
     - Дима, - повернулась вдруг к нему Аня. И  сказала  совершенно  ровным,
как по линейке вычерченным голосом: - Наверное,  надо  привезти  священника.
Причастить... если это ещё  возможно.  И  прочитать  последование  на  исход
души. Ты съездишь?
     Как будто острая спица вонзилась ему в  лёгкие.  Эти  её  слова...  они
ставили точку. До них ещё теплилась хоть  какая-то  надежда,  чадил,  дрожал
огонёк догорающей лампады. Сейчас лампада погасла,  её  задули,  как  это  и
полагается после службы.
     - Погоди, - не сказал даже, а просипел он.  -  Ещё  чуть-чуть.  Молись,
Анюта. Молись за Сашеньку... и за меня молись.
     Холодно стало внутри.  Но  не  сделать  этого  он  просто  не  мог.  Уж
ребёнок-то ни в чём не виноват. И к  ребёнку  этот  грех  не  прилипнет.  Не
должен... Тут же, топорща чёрные усики-буквы, вылетела строчка про  оскомину
и виноград - но Дмитрий не глядя  отмахнулся  от  неё,  как  от  надоедливой
мухи. Что ж, придётся замаливать всю жизнь... если  верить  Антону,  долгую,
несоразмерно долгую жизнь. Времени хватит.  Но  сейчас  надо  было  спешить.
Сейчас времени совсем не оставалось, как и тогда, с Людой.
     "Господи, - мысленно сказал Дмитрий. - Ну ты же Сам всё видишь. Я  верю
Тебе и люблю Тебя. Но Сашку я тоже люблю. И я сделаю это. А потом суди  меня
как знаешь".
     Он судорожно вздохнул - и потянул на  себя  тень.  Та  словно  этого  и
ждала - сейчас же метнулась к нему с чисто вымытого  пола,  обняла,  слилась
воедино.
     И накатила знакомая уже серость. Померкли  краски,  задохнулись  звуки,
потянуло сырым холодком. Соляным столбом застыла Аня, замерла за  её  спиной
добродушная санитарка Семёновна. Сумрак вступил в свои права.
     Только  вот  не  знал  Дмитрий,  что  делать  дальше.  Не  с  кем  было
сражаться, незачем тут багровый меч, да и некого выносить отсюда  на  руках.
Вынести Сашку из долины  сени  смертной...  это  ведь  не  из  Сумрака.  Это
дальше.
     - Господи, ну помоги же! - не то  проговорил,  не  то  подумал  он.  Во
всяком случае, голоса своего не услышал.
     Не услышал и ответа. Просто почувствовал вдруг,  что  не  один.  Чья-то
тёплая ладонь коснулась его макушки. Он не  выдержал,  обернулся  -  позади,
конечно же, никого не было.  Вязкая  серость,  медленные  переливы  света  и
тьмы. Но сами собой вспомнились слова: "где двое или  трое  собраны  во  имя
Моё, там я посреди них".
     Их действительно было двое - Аня сейчас беззвучно молилась  оттуда,  из
нормального мира. Мир, Сумрак - да какая разница, когда любишь и веришь?
     И сами собой хлынули слёзы. Он упал на колени, захлёбываясь  беззвучным
плачем, как давным-давно, в раннем детстве. Когда был таким же,  как  Сашка.
Как опутанный проводами, наголо обритый Сашка.  Маленький...  живой...  пока
ещё живой.
     Слёзы продолжали скатываться по щекам, но он уже поднялся на  ноги.  Он
по-прежнему не знал, что делать -  но  что-то  уже  делалось  в  нём  самом.
Разгоралось внутри странное пламя, оно грело,  но  не  обжигало.  А  вскоре,
прорвав  какой-то  последний  заслон,   оно   выплеснулось   наружу,   двумя
ослепительно-голубыми струями забилось в его ладонях - и медленно потекло  к
Сашке. Повисло над кроватью, задрожало, переливаясь всеми оттенками  радуги.
А потом столь же медленно начало  втягиваться  внутрь  малыша,  исчезая  под
кожей. Дмитрий ошалело глядел, не зная, что и думать. И не  думал  ничего  -
только чувствовал, как мало-помалу скатывается с души тысячетонная тяжесть.
     Он сам не понял, в какой момент вытолкнуло его из Сумрака в  нормальный
мир. Просто вдруг обнаружил, что всё  вернулось  -  и  звуки,  и  краски,  и
движения. Вытолкнуло, или он нашёл выход сам? И  действительно  ли  касалась
его головы ладонь? Не почудилось ли? Но слёзы? Они уж точно не почудились  -
до сих пор щекам мокро.
     А потом вдруг всё  это  стало  неважно.  Сашка  шевельнулся.  Дрогнули,
натянулись кабели и шланги, метнулась вверх змея-синусоида - и Сашка  открыл
глаза. И тревожно прошептал:
     - Мама! Где мама? А где мои солдатики?
     Дмитрий едва успел подхватить Аню - у той подкосились ноги.
     А  сзади  уже  шумело,  шелестело,  шуршало.  Мелькали   белые   халаты
(расторопной  оказалась  санитарка  Семёновна),  кто-то  куда-то  звонил  по
местному. И последнее, что услышал Дмитрий перед тем, как его  твёрдо  взяли
за локоть - это потрясённый голос врачихи Ларисы Викторовны:
     - Господи! Да что ж это?! Да такого же просто не бывает!


                                    13.

     Они опять явились вдвоём - Антон был в джинсах и  тонком,  обтягивающем
грудь сером свитере, Лена -  в  длинном,  едва  ли  не  до  пят,  платье  из
какой-то  искрящейся  материи.  Дмитрий  никогда  в   таких   тонкостях   не
разбирался. Халатов оба, разумеется, не надели.  Зачем?  Всё  равно  обычные
люди их не замечали.
     - Вот что, Дмитрий Александрович, - вместо приветствия сказал Антон,  -
придётся подъехать к нам в офис. Прямо сейчас.
     - Это ненадолго, - добавила Лена.
     - Но неизбежно, - Антон был сух и деловит. - Шеф настоятельно  требует.
А когда Борис Игнатьевич настоятельно требует, спорить бесполезно.
     Дмитрий поглядел на них с тоской.
     - Вы что, с ума оба сошли? Именно в этот момент? Сейчас, когда...
     - Да, именно сейчас и именно когда! - непреклонно возразил Антон.  -  И
именно из-за того. Главным образом. Пожалуйста,  Дмитрий  Александрович,  не
вынуждайте нас применять всякие... меры. Мне ведь это и самому противно...
     - Это похоже на арест, - вяло огрызнулся Дмитрий.
     - Это приглашение, - парировал Антон. - Приглашение  Светлого  Иного  к
шефу московского Ночного Дозора. Вот если бы вас, допустим,  начальник  МУРа
к себе пригласил, официальной повесткой, тоже бы скандалили?
     - И не волнуйтесь, здесь и без вас управятся,  -  внесла  окончательную
ясность Лена. - Теперь это обыденная медицинская работа.
     И когда они спускались по лестнице  к  выходу  -  Антон  впереди,  Лена
замыкающей, Дмитрий, обернувшись, увидел,  как  Лена  показала  ему  большой
палец. Торжествующе воздетый вверх.

     Дмитрий ожидал увидеть навороченный джип или "Мерседес"  -  но,  к  его
удивлению,  садиться  пришлось  в  обычную,  и  притом  не  первой  свежести
"девятку".  Вела  машину  Елена  Николаевна,  Антон   оккупировал   переднее
сиденье.
     Наверное, Лена водила не первый год. И даже не первый  десяток  лет.  А
может, и не второй. Машина двигалась  удивительно  плавно,  не  рвалась  изо
всех  своих  псевдолошадиных  сил,  послушно  тормозила,  где  положено.  И,
однако, они умудрились не попасть ни в одну  пробку,  никто  не  пытался  их
подрезать, а гаишники с полосатыми жезлами (обтянутыми шкурой зебры -  ни  к
селу ни к городу подумал Дмитрий), похоже, вообще  не  замечали  тёмно-синюю
"девятку".
     Антон, однако, не страдал избытком оптимизма. Негромко -  хотя  Дмитрию
всё ровно было слышно - он то и дело напоминал:
     - Линии проверяешь? Что-то подозрительно спокойно.
     - Да смотрю я, смотрю. - Лена не поворачивала головы. - И ты тоже  ведь
смотришь, и даже дальше. Так чего суетишься? В Багдаде всё спокойно.
     - Не знаю, как в Багдаде, а за нас я на сто процентов  не  поручусь,  -
Антон говорил, словно катал языком маленькие ломкие льдинки.  -  Кто  знает,
на какую отчаянную глупость их пробьёт?
     - А смысл? Ты представь итоги разбора. И сколько они потеряют.
     - Ох... - только и проворчал Антон. - Ну и каша...  наваристая.  А  всё
вы, Дмитрий Александрович, - бросил он через левое плечо.
     - Что я? - спросил Дмитрий.
     - А это пускай вам шеф скажет, что вы.
     Антон отвернулся и более уже не заговаривал.

     Более всего  офис  Ночного  Дозора  напоминал  среднего  уровня  фирму.
Состоятельную, даже преуспевающую, но не шикующую  напоказ.  Паркетные  полы
хоть и не натёрты до зеркального блеска, но вполне чистые. Вместо  люстры  -
настенные  светильники,  выполненные  в  виде  бронзовых  факелов.  Кадки  с
тропическими растениями, стены, отделанные под белый мрамор.
     У входа их встретила охрана - двое молчаливых молодых людей  в  строгих
чёрных костюмах. Антон не стал показывать им никаких корочек, просто  сказал
пару фраз - и сейчас же у одного из парней пискнул мобильник.
     - Шеф подтверждает, -  на  суровом,  подобающем  античной  статуе  лице
вдруг расплылась совершенно простецкая улыбка. - Проходите.
     Шеф Ночного Дозора  оказался  подстать  своему  офису.  Среднего  роста
дядечка, не обременённый ни пузом, ни избытком волос.  Жилистый,  загорелый.
На вид ему можно было дать лет шестьдесят - но Дмитрий уже зарёкся судить  о
возрасте Иных.
     - Здравствуйте, Дмитрий, - хозяин кабинета вышел к нему из-за стола.  -
Присаживайтесь.  Вот  сюда,  в  гостевое  кресло.   Вы   кофе   будете?   Не
стесняйтесь, кофе настоящий. Вам, кстати, сейчас очень  даже  показано.  Для
поддержания сил. - Он снял телефонную трубку. - Наташа, солнышко, два  кофе,
и лучше с бубликами. Против бубликов  не  возражаете?  -  не  кладя  трубки,
повернулся он к Дмитрию.
     Тот молча кивнул. Ни в кофе, ни в бубликах ничего совсем уж  бесовского
не  ощущалось.  Да  и,  откровенно  говоря,  хотелось   есть.   Основательно
хотелось. Отбивную бы... две штуки. Или три... и с гарниром.
     - Извините, сразу не представился, - усаживаясь в своё  кресло,  сказал
шеф. - Меня зовут  Борис  Игнатьевич,  я,  как  вы,  наверное,  уже  знаете,
руковожу московским филиалом Ночного Дозора. Что такое Ночной Дозор, чем  он
занимается, вам Антон ведь уже рассказывал?
     - Да, я в  курсе,  -  кивнул  Дмитрий.  -  И,  честно  говоря,  особого
восторга  не  испытываю.  Давайте  уж   начистоту,   Борис   Игнатьевич.   Я
православный христианин, и я считаю, что все эти ваши  дела  несовместимы  с
самими основами  христианской  веры.  И  потому  принял  жёсткое  решение  -
держаться от них подальше. Жить обычной жизнью, не впутываясь в магию.  Надо
ли объяснять, почему? Небось, всю мою аргументацию вы и так знаете?
     - Разумеется, - улыбнулся Борис  Игнатьевич.  -  Вы  у  нас  не  первый
такой. К тому же я в курсе ваших бесед с Антоном Городецким.  Но  понимаете,
Дмитрий... Позвольте уж и  мне  быть  с  вами  откровенным.  Ситуация  очень
непростая. Непростая и для вас, и для Дозора.  Вы  самостоятельно  попали  в
Сумрак и вышли оттуда Светлым Иным. Это факт. Неприятный для вас, но  никуда
от него не  деться.  При  этом  в  вас  скрыта  редкостная  сила  -  которая
пробуждается спонтанно. Не всегда по вашей сознательной воле. Так было  и  с
оборотнем, и с потерявшейся девочкой, и  в  тверской  электричке.  Наверное,
это будет случаться и  дальше.  Несмотря  на  ваше  искреннее  желание  жить
обыденной жизнью, не касаясь магии. Не получится, понимаете? Это уже в  вас.
Но вы же не на необитаемом острове. Вокруг вас  жизнь.  И  обычные  люди,  и
Иные. А среди Иных действует Договор, с которым вы  не  хотите,  да  и  пока
попросту не можете считаться.  Значит,  вы  запросто  влипнете  в  ситуацию,
когда за нарушение Договора суд Инквизиции  приговорит  вас  к  наказанию...
вплоть до высшей меры. Причём это будет не мученичество за  веру,  а  просто
нелепая гибель, горе для ваших близких. Вам это надо?  Я  не  говорю  уже  о
том, что пострадать могут и другие люди...  и  Иные,  и  обычные.  Вы  же  о
последствиях не думаете.
     В дверь просунулась симпатичная  особа,  осторожно  поставила  на  стол
подносик с дымящимися чашками и хрустальным блюдом с аппетитными бубликами.
     - Спасибо,  Наташенька.   Весьма   признателен,   -   улыбнулся   Борис
Игнатьевич. - Так вот, - продолжил он, отхлебнув кофе, -  пока  речь  шла  о
мелочах, Тёмные не особо суетились. Драку с оборотнем считать  не  будем,  в
той ситуации вас удалось отмазать. С девочкой тоже всё  не  страшно,  шестой
уровень силы. Ну и с милиционером  -  тем  более.  Формально,  конечно,  они
могли прицепиться, выторговать за ваше прощение... да  такие  же  пустяки  и
выторговать. Им это неинтересно. Но они заметили другое  -  что,  во-первых,
силы в вас таятся огромные, а во-вторых, что вы  совершенно  не  умеете  ими
пользоваться и не  контролируете  спонтанные  проявления.  Это  их  напугало
всерьёз. Бывали ведь случаи, когда Светлый, из самых благородных  побуждений
наплевав на Договор, шёл громить Тёмных направо  и  налево.  Этакий,  знаете
ли, дон Румата с бодуна. И кто падёт вашей жертвой? Этого они предвидеть  не
могут.  Конечно,  в  любом   случае   крик   поднимут   ужасный,   потребуют
компенсации -  но  ведь  всё  равно  это  спутает  их  долгоиграющие  планы,
расчёты...
     - Только их? - усмехнулся Дмитрий. - Ваши ведь, небось, тоже...
     - И наши, само собой, - согласился шеф Ночного Дозора.  -  Я  же  и  не
говорил, что это невыгодно лишь им. Это невыгодно всем. Вот потому Тёмные  и
зашевелились. Потому они послали к  вам  Валерия.  Тут  всё  просто.  Сперва
попробовать договориться. Если получится, то прекрасно. Вы связали  бы  себя
словом. Слово - это для нас очень  серьёзно.  Когда  вы,  Иной,  сознательно
даёте некое обещание Иному - вы тем  самым  изгибаете  линию  своей  судьбы.
Именно своей силой. Причём куда вывернет в конце концов этот изгиб, вы  чаще
всего просчитать не в состоянии.
     Дмитрий вспомнил, как настойчиво вытягивал из  него  обещание  Антон  -
тогда, неделю назад. И ведь добился же, хоть и частично, а добился.  Дмитрий
пообещал не использовать свои способности. И сколько раз нарушил?  Три?  Или
четыре, если Люду и капитана Кузьмина считать за разные случаи? А не  оттого
ли и с Сашкой случилась беда? - похолодело внутри. Вряд ли это  сознательная
месть Антона... непохоже. Не тот стиль. Или уж хотя бы намекнули...  А  ведь
и намекали, скривился он. Валера очень даже намекал, что Тёмные  тут  никоим
боком не замешаны. Так что же - поверить ему?  Или  всё  сложнее?  Действуют
некие неизвестные законы. Законы? Независимые от воли Божией?
     - Ну а если вы не согласитесь, - продолжал Борис  Игнатьевич,  -  тогда
ему было поручено разозлить вас  и  вызвать  на  магический  поединок.  Есть
такая вещь. Договором дозволяется.  Если  оба  противника  согласны  биться,
если выполнены все условности... Тогда победитель не несёт  ответственности.
Но и  тут  скрыта  ловушка.  Исключительно  для  Светлого.  Если  тот  вдруг
осознает, что был неправ... если его одолеют муки совести... тогда он  может
добровольно развоплотиться... навсегда уйти в Сумрак. У  нас  несколько  лет
назад был такой  печальный  случай.  -  Он  помолчал,  и  лицо  его  на  миг
заострилось.   -   Наконец,   остаётся   последний   вариант   -   что   вы,
новичок-неумеха, всё же победите. Тогда, по крайней мере, Тёмные  получат  о
вас много ценнейшей информации.
     - А Валера? - подал голос Дмитрий.
     - А что Валера? - Борис Игнатьевич пожал плечами.  -  Валера  -  пешка.
Маг четвертого уровня. К тому же и глуп,  и  бесперспективен.  Тёмные  легко
идут на подобные гамбиты. Небось, ему намекнули, что если до боя дойдёт,  то
они помогут... силы вольют. Ну и обещано ему было  за  операцию...  кое-что.
Очень для него желанное. И Валера старался на совесть... ну, или что  там  у
Тёмных вместо совести... Ошибся лишь  в  одном  -  позволил  себе  поддаться
эмоциям и не успел объявить вам формальный вызов.  Прозевал  ваш  переход  в
Сумрак и атаку. Хотя, скорее всего, на это его  начальство  и  рассчитывало.
Вызова не было - значит, не было и дуэли. Значит,  вы,  Дмитрий  Алексеевич,
совершенно необоснованно напали на законопослушного Тёмного и изувечили  его
в Сумраке.
     - Так он вроде остался жив-здоров, - напомнил Дмитрий.
     - Жив  -  да,  -  кивнул  Борис  Игнатьевич.  -  А  вот  что   касается
"здоров"... Впрочем, ладно.  В  любом  случае  я  в  ближайшие  дни  жду  от
Дневного Дозора формального обвинения. И нам будет очень  нелегко  отбиться.
Тем более что вы первым вошли в Сумрак и первым нанесли удар.
     - А вы, -  печально  съязвил  Дмитрий,  -  сидели  на  трибуне?  Небось
скандировали: "Тёмные - отстой"?
     - Ну, нельзя же было совсем оставить вас без  наблюдения,  -  не  менее
печальным тоном отозвался Борис Игнатьевич. -  Вам  ведь  опасность  грозит,
Дима. Очень реальная опасность. Поставить вам защиту мы без вашего  согласия
не можем. А вы же не согласны?
     - Не согласен, - подтвердил Дмитрий.  -  Скажите,  вот  вы  следили  за
мной... вы всё время следили? И в монастыре?
     - Там - нет, - качнул лысиной его собеседник. - Не то  чтобы  это  было
сложно технически... Но здесь этический момент. Нехорошо  это.  Вы  к  своей
святыне пришли, а мы в замочную скважину...  Да  и  просчитали  вероятности,
просмотрели линии вашей  судьбы  на  те  дни.  В  монастыре  вам  ничего  не
грозило. Можете счесть это  знаком  свыше.  А  я,  старый  агностик,  просто
оставляю без комментариев.
     - Ну  так  вот,  -  дождавшись  паузы,  продолжил  Дмитрий.  -  Там,  в
монастыре, я получил от старца наставление и благословение. На то, чтобы  не
иметь с вами никаких дел. Не пользоваться вашей помощью.  Не  участвовать  в
ваших затеях. Оставаться человеком. Если мне грозит опасность -  то  Господь
силён меня защитить. Если сочтёт нужным. В любом случае я полагаюсь  на  Его
волю, а не на свою.
     Борис Геннадьевич вздохнул.
     - А анекдот про машину, лодку и вертолёт вы знаете? Да знаете, все  его
знают. Впрочем, богословскими  спорами  займёмся  в  другой  раз.  Следующий
номер  нашей  программы  -  это  сегодняшнее   исцеление.   Ну,   во-первых,
поздравляю,  конечно.  "Луч  любви"  -  очень  сложное  заклятье,   немногим
доступное... А теперь "во-вторых". Произведено, - тон  его  сделался  сухим,
официальным, - несанкционированное магическое воздействие первой степени.  С
минуты на минуту поступит жалоба Тёмных. И они получат право  на  равное  по
силе воздействие. Остаётся  лишь  догадываться,  какое.  Например,  развяжут
локальный военный конфликт  с  десятками  человеческих  жертв.  Или  наведут
смертельную болезнь на кого-нибудь.  Вполне  возможно,  тоже  на  маленького
ребёнка.
     - Они что, поголовно садисты-извращенцы?  -  тяжело  вздохнул  Дмитрий.
Положительный ответ ничуть бы его не удивил. Взять  того  же  омерзительного
Валеру...
     - Встречаются у них и такие, - подтвердил Борис  Игнатьевич.  -  Но  не
слишком часто. Тут другое...  Валера  вам  говорил,  что  обычные  люди  для
Иных - это питательный субстрат? Знаете,  есть  у  нас  поговорка:  человеку
верь наполовину, Светлому - на четверть, а Тёмному не верь никогда.  Но  тут
он в  общем  и  целом  прав.  Только  одного  не  уточнил  -  какими  именно
человеческими эмоциями поддерживают свою силу Тёмные. А они ведь  страданием
питаются, горем, тоской, завистью, похотью, яростью...  Потому  и  стремятся
сделать жизнь человечества как можно хуже.  Вот  так-то,  Дима.  Сегодня  вы
спасли своего сына - но тем самым, возможно, убили другого ребёнка.
     Кофе показался Дмитрию удивительно гадким. Хотя, надо  полагать,  здесь
потребляли только элитные, проверенные временем сорта.
     - По-вашему, я должен был  молча  смотреть,  как  умирает  мой  сын?  -
спросил он глухо.
     Борис Игнатьевич ответил не сразу.
     - Вы могли, по крайней мере, позвонить Антону.  В  виде  исключения  мы
задействовали бы некие резервы. Неприкосновенный запас.  Не  забывайте,  что
суть Договора -именно равновесие, а не полный отказ  от  магии.  Каждый  наш
промах даёт карт-бланш им, но верно и обратное. И потому у нас  есть  своего
рода фонд... который, конечно, мы не спешим растранжирить. Но бывают  особые
случаи. Ваш, например.
     Дмитрий молчал. Всё  это  было  здраво,  понятно  и  даже  относительно
этично.  По  крайней  мере,  в  обывательском  понимании.   Но...   хотелось
большего.
     - Знаете, Борис Игнатьевич, -сказал он наконец, - в одной  лишь  Москве
ежедневно умирают сотни детей. А может, тысячи, я ж статистики не  знаю.  Но
вы собирались потратиться именно на  меня.  Вернее,  на  Сашку.  Почему?  Из
особой любви и жалости к ребёнку, которого, скорее всего,  и  не  видели  не
разу? Не логичнее ли предположить, - он помедлил, собираясь с  духом.  -  Не
логичнее ли предположить, что ваши мотивы не столь бескорыстны? Что  Сашкино
исцеление меня кое к чему обязало бы? Я даже догадываюсь, к чему  именно.  К
себе на службу небось позвали бы? В Ночной Дозор?
     Шеф резко отодвинул ладонью недопитую чашку  и  наклонился  к  Дмитрию.
Под глазами у него отчётливо  набухли  желваки.  Похоже  было,  что  прошлой
ночью не спал и он.
     - Да. Ни к чему играть в кошки-мышки. Вы правы. Я  действительно  очень
хочу принять вас к себе в Дозор. Мне не хватает людей.
     - Вы, наверное, хотели сказать "Иных"? - поправил его Дмитрий.
     - Я сказал то, что сказал! Обычные ли, Иные ли - это всё равно люди.  И
можно быть человеком, а  можно...  -  он  брезгливо  махнул  ладонью,  будто
отгоняя комара. - И тут не столь  важен  уровень  силы...  Просто  вот  вам,
Дима, я мог бы доверять стопроцентно. Увы, далеко  не  о  каждом  Светлом  я
могу это сказать.
     - А я вам? - Дмитрий украдкой  посмотрел  на  часы.  -  Мог  бы  я  вам
доверять стопроцентно? Не думаю. Впрочем,  это  беспредметный  разговор.  Из
разряда детских вопросов, кто кого поборет, кит или лев.
     - Дмитрий, - устало протянул Борис Игнатьевич. - Поймите, что именно  в
Ночном Дозоре вы как раз и могли бы приносить наибольшую пользу. Не мне,  не
Светлым - а людям. Обычным людям.  Которых  вы,  вообще-то  говоря,  обязаны
любить как самого себя. По заповеди Спасителя. Как  знать,  не  этого  ли  в
сложившихся обстоятельствах требует ваш долг христианина? И не бежите ли  вы
сейчас от своего креста?
     И что ему ответить? Звучало это заманчиво, открывало лазейку... и  даже
не слишком обдерёшь бока,  протискиваясь.  Господи,  взмолился  Дмитрий,  ну
помоги... Снова помоги, как утром. Дай разумение... Ведь  я  же  не  выстою.
Сломает он меня... это не Антон с Леной... это настоящий...
     Он сам не  знал,  кто  "настоящий".  Искуситель?  Князь  ада?  Нет,  не
чувствовалось в пожилом Ином ничего этакого... инфернального.  На  какие  бы
чудеса  он  ни  был  способен  -  всё  равно  ведь  человеческое...  слишком
человеческое.
     Но старик в кресле ждал ответа. А слов не было.  Господь  не  спешил  с
подсказкой.
     Почему-то вдруг Дмитрию стало скучно. И он вновь  взглянул  на  часы  -
теперь уже в открытую.
     - Вы очень складно говорите. Но ведь вы же сами не  верите  во  Христа?
Значит, все ваши слова - это попытка посмотреть на вещи  моими  глазами.  Но
этого у вас никогда не получится, потому что у вас нет веры. Я...  извините,
но я уж как-нибудь сам разберусь со своей совестью и  со  своим  крестом.  А
сейчас... Вы извините, но мне пора. Меня жена  в  больнице  ждёт.  И  сын...
Борис Игнатьевич... Ну вы что, силой меня тут будете держать?
     - Ладно, идите,  -  шеф  Ночного  Дозора  махнул  рукой.  -  Но  вы  же
понимаете, что этот разговор будет не последним?
     - Да уж понимаю, - вздохнул Дмитрий.
     - И, пожалуйста, ни во что  больше  не  встревайте,  -  попросил  Борис
Игнатьевич. - Тёмные же теперь от вас не отстанут. Охоту они на вас  начали.
Вы, чуть что - звоните обязательно. Антону или  лучше  сразу  мне.  В  вашем
мобильном уже есть мой номер. До встречи,  Дмитрий.  Скажите  Наташе,  чтобы
вас подвезли до больницы.
     Выходя из кабинета, он вдруг остановился на пороге. Внезапная  мысль  -
наивная, полудетская, заставила его обернуться.
     - Борис Игнатьевич... Вот объясните... Раз уж вы следили тогда за  мной
в электричке ... Вы помните, что сказал Валера об Иисусе? За что получил  по
физиономии? А вот вы... Вы что об этом скажете? О его словах?
     Старик в чёрном кожаном кресле молчал долго. А ответил - коротко.
     - Без комментариев. Легенды такие действительно среди  Иных  ходили,  а
уж насколько им доверять... Иные живут долго.  Очень  долго.  Но  сейчас  на
Земле нет ни одного Иного, своими  глазами  видевшего  Христа.  Значит,  всё
это - вопрос веры.
     Дмитрий  кивнул  и  вышел  из  кабинета.  Выпрашивать  автотранспорт  у
секретарши он не стал. На метро доедет, не развалится...


                                    14.

     Аня отговорила его ехать первой электричкой. Ну,  не  успеет  к  ранней
литургии, так успеет к поздней. А надо же ему хоть немного выспаться,  после
всех переживаний.
     Самой ей тоже  не  мешало  бы  отоспаться,  но  куда  там!  Она  прочно
прописалась в больнице, не отходила от Сашки.  Объективной  нужды  не  было,
функции  коры  восстановились  полностью,  стопроцентно.  Лариса  Викторовна
сперва всё поговаривала о научной публикации - неслыханно,  сенсационно.  Но
потом осознала - а о чём писать-то? Никаких новых  методик  не  применялось.
Просто разрушенный мозг вдруг оказался здоров. Ни с того ни с сего.  Засмеют
коллеги. Чудо Господне к диссертации не подошьёшь.
     Оставались, конечно, переломы. Но это, по  словам  врачей,  был  вопрос
даже не месяцев - недель.
     Дмитрию не пришлось ничего доказывать жене - та сама велела ему  завтра
же ехать в  Лавру.  Приложиться  к  раке  преподобного  Сергия,  помолиться,
поблагодарить Господа за чудесное исцеление.
     - И Татьяне сегодня же позвони, пускай батюшке передаст!  Это  ж  такое
чудо... мы оба недостойны его.
     В последнем Дмитрий нисколько не сомневался. Насчёт себя так уж точно.
     ...На Ярославском вокзале  было  людно,  шумно,  суетливо.  Подходил  к
концу дачный сезон - и  горожане  стремились  доделать  бесконечные  садовые
дела. Даже хмурое небо,  намекавшее  на  скорый  дождь,  никого  не  пугало.
Москвичам ли шарахаться от капризов погоды?
     В каждую кассу стояла изрядная толпища, и  двигались  очереди  в  темпе
медленного  танца.  Дмитрий  уж  всерьёз  прикидывал,  а  успеет  ли  он  на
отходящую через  десять  минут  Александровскую  электричку,  как  откуда-то
спереди его окликнули:
     - Дмитрий Александрович! Здравствуйте.
     Он машинально шагнул вперёд на голос - и тут же  очередь  сзади  плотно
сомкнулась. Теперь если что - "вас тут не стояло, мужчина".
     - Дмитрий Александрович! Вы тоже куда-то едете?
     Максим Ткачёв стоял почти у самого  окошка  кассы.  В  синей  джинсовой
куртке, с маленьким рюкзачком на плече. Очень обрадованный встрече.
     - Доброе утро, Максим!
     - Вам куда билет брать? - деловито спросил мальчик. - Давайте деньги.
     Стоявшая за ним старуха  высказалась  в  пространство,  что  вот,  мол,
всякие там норовят по блату влезть без очереди, а электрички у всех  уходят.
На  что  Максим,  повернувшись  к  скандальной  бабке,  совершенно  спокойно
ответил:
     - Ну как же вы не понимаете? Ведь это же мой классный руководитель!
     Оказалось, им на одну и ту же электричку.  Максим  ехал  до  конца,  до
Александрова.
     - У меня там бабушка  живёт,  -  пояснил  он,  когда  они  вышли  через
турникеты на платформу. - Вот я и еду...
     Вид у него почему-то был не особо весёлый.
     - А нам сказали, что вы болеете, - сообщил  Максим  в  тамбуре.  Только
туда и удалось войти - вагон был набит под завязку. - У нас алгебру  Наталья
Афанасьевна замещает. А геометрию пока никто. А вы когда вернётесь?
     - Да завтра уже выйду, - сказал  Дмитрий.  -  У  меня  тут,  понимаешь,
проблемы были. Сын попал в аварию,  несколько  дней  в  реанимации.  Но  вот
вчера дело пошло на поправку. Так что с завтрашнего дня продолжу вас  мучить
графиками парабол.
     - А... - махнул рукой Максим. - Параболы  мы  с  Натальей  Афанасьевной
уже начали. Это нестрашно. А в Сергиев Посад вы зачем?
     - В Лавру. Помолиться  о  выздоровлении  Сашки...  сына.  Поблагодарить
Бога, что помог. Ведь вчера утром уже всё казалось безнадёжным. И  только  в
самый последний момент... Так что обязательно надо съездить.
     - Я понимаю, - согласился Максим. - Я хоть в Бога  и  не  верю,  но  вы
правильно едете. - Он помолчал и вдруг добавил глухо: - А  я  вот  не  знаю,
правильно ли еду.
     Веяло от его тона чем-то промозглым, скучным.  Как  мокрая  серость  за
окном.
     - Что-то случилось? - осторожно спросил Дмитрий.
     Максим помолчал. Видимо, решал, стоит ли рассказывать.
     - Я с мамой поссорился, -  наконец  сообщил  он,  глядя  в  заплёванный
пол. - Ну и решил уехать к бабушке  пока...  чтобы  она  поняла,  что  я  не
просто так... что это серьёзно.
     Вот это номер! Максим,  доселе  казавшийся  не  по  годам  спокойным  и
рассудительным, вдруг выкинул фортель!
     - Причина серьёзная? - Дмитрий чувствовал, что серьёзная.  Не  стал  бы
Максим устраивать такое по пустякам.
     - Понимаете, - вздохнул Максим, - у мамы последнее  время  всё  хуже  и
хуже  было  на  работе.  Она  же  на   телевидении   работает,   выпускающим
редактором. Ну вот, их телеканал кто-то  сейчас  перекупил...  там  какой-то
контрольный пакет акций, которые считали по одному,  а  теперь  оказывается,
что надо было по-другому. Был какой-то суд... В общем,  им  уже  два  месяца
зарплату не платят и вообще обещают  всех  поувольнять,  а  потом  взять  на
контракты. Но не всех, а некоторых... Маме, наверное, не светит.
     - Да, ситуация понятная, - кивнул Дмитрий. - Но какая связь? Ты-то  тут
при чём?
     - А вы не  дослушали,  -  мягко  упрекнул  Максим.  -  В  пятницу  маме
позвонил один её знакомый с  питерского  телевидения.  И  предложил  работу,
там, в Питере. Там у них новая программа  открывается,  "Второй  взгляд".  В
смысле, что на первый взгляд всем кажется одно, а на  второй...  Короче,  её
зовут туда ведущей. И обещают всякие перспективы...
     - Так это же хорошо!
     - Кому как, - Максим упрямо качнул вихрастой головой. - Это  ж  значит,
надо переезжать туда, в Питер. Продавать  здесь  квартиру,  покупать  там  и
ехать. На всю жизнь. А я не хочу. У меня  тут  друзей  полно,  и  по  старой
школе, и... - он замолчал,  поморщился,  словно  прислушиваясь  к  дёргающей
боли в зубе. - Я не хочу всё это бросать. Тут всё своё, а там  чужой  город.
Чужие  люди.  И  ещё  неизвестно,  как  там  сложится  мамина   карьера,   -
приплюсовал он взрослый аргумент. -  Может,  и  там  всё  развалится,  но  в
Москву уже не вернёшься... представьте, снова продавать  квартиру...  а  тут
ведь они гораздо дороже. А мама ведь и здесь могла бы работу  найти.  Просто
ей очень захотелось в этот "второй взгляд". Она увлекающаяся натура...
     Дмитрий  едва  сдержал   улыбку.   Сказать,   что   Максим   нетипичный
подросток - это ничего не сказать.
     - Послушай, - стараясь изгнать из своего голоса  педагогические  нотки,
начал он. - Я тебя понимаю. Но  уверен  ли  ты,  что  такими  вот  демаршами
сможешь изменить ситуацию? Ну, приедешь ты к бабушке.  Она,  кстати,  знает,
что ты едешь?
     - Нет, - сознался Максим. - У них там до сих пор  телефон  не  провели.
Она же на окраине живёт, в деревянном доме.  Считается,  что  город,  но  на
самом деле это посёлок.
     - Ну вот,  -  кивнул  Дмитрий.  -  Значит,  когда  ты  внезапно  к  ней
заявишься, она испугается, перенервничает. Пожилой  человек  всё-таки,  надо
бы поаккуратнее. У меня вон  тёща,  когда  с  Сашкой  беда  случилась,  тоже
слегла. Сердце... Ну хорошо, допустим, с этим всё будет в  порядке.  Но  вот
мама... она, кстати, в курсе, куда ты собрался?
     - Я ей записку оставил. Она сегодня очень рано ушла на работу. У неё  ж
выходные - самое горячее время.
     - Ну  вот  вернётся  она,  прочтёт  записку  -  и  что?   Огорчится   -
несомненно. Поедет за тобой - и ёжику понятно. Но вот отменит  ли  она  своё
решение? Наверняка это не  от  неё  одной  зависит,  она,  быть  может,  уже
сделала какие-то шаги...
     - Да какие там шаги! - дёрнул плечом Максим. - Всего ж два дня  прошло.
Ещё не поздно передумать.  Она  хотя  бы  поймёт,  насколько  это  для  меня
серьёзно. Я ж никогда раньше так не делал. Вы, наверное,  скажете,  что  это
шантаж? Может, и шантаж. А если другого пути  нет?  Я  весь  день  вчера  её
убеждал. Но она, по-моему, думает, что я ещё  маленький,  что  это  типичная
детская реакция. Что через пару дней я  успокоюсь,  смирюсь.  А  я  ведь  не
успокоюсь! Ну нельзя мне уезжать из Москвы, понимаете? Ну, есть  причины!  -
выпалил он.
     Народ в тамбуре не обращал на них ни малейшего  внимания.  Да  и  шумно
было. Электричка уже  тряслась,  отъезжая  от  вокзала,  кончились  перроны,
потянулись запасные пути, серебристые ангары багажных складов.
     Дмитрий  догадывался  о  неназванных  причинах.  Четырнадцать.  Возраст
первой любви. И не дай Бог убеждать мальчика, будто всё  перемелется  и  лет
через десять он с улыбкой вспомнит свои нынешние терзания. Только  разрушишь
хрупкий, неустойчивый контакт.
     - Мужчины, мороженого не желаете? -  из  соседнего  вагона  впёрлась  в
тамбур необъятных размеров бабища с таких же габаритов  сумкой.  -  Пломбир,
вафельные рожки, стаканчики. Эскимо, "Ленинградское"...
     Дмитрий потянулся за кошельком.
     - Спасибо, но мы сегодня не в настроении,  -  опередил  его  Максим.  -
Извините.
     Видимо, такого тётке за всю её торговую карьеру слышать не  доводилось.
Во всяком случае, от четырнадцатилетних мальчишек. Изумлённо  качнув  копной
крашеных волос, она стремительно ввинтилась в вагон.  Как  это  ей  удалось,
Дмитрий рационально объяснить себе не мог.  Может,  тоже  Иная?  -  мысленно
улыбнулся он.
     - Ну что я могу сказать? - протянул Дмитрий. - Каждый из вас  по-своему
прав, и ты, и мама. Тут нет какой-то единой правды. А  значит,  надо  искать
какой-то... какой-то общий знаменатель.
     - Это вам не дроби, - хмуро возразил Максим. - Тут ведь одно  из  двух,
или мы уезжаем, или остаёмся.  И  решать  сейчас  нужно,  в  ближайшие  дни.
Потому что потом это место уже займут. Мне бы хоть неделю продержаться...  -
доверительно прошептал он.
     - Максим, а ты подумал вот о чём? Ну, настоишь ты на своём,  останетесь
вы в Москве, мама подчинится твоей воле... Но вот какие  после  этого  будут
отношения? Вы сможете доверять друг  другу,  как  и  раньше?  -  Дмитрию  не
хотелось читать мораль, но он понимал, что сказать это необходимо. - Ты  сам
произнёс слово "шантаж". Так вот, шантаж всегда бьёт по обоим.  И  шантажист
подчас страдает ничуть не меньше. Тебе настолько надо остаться?  Даже  такой
ценой?
     - Вот и он так же говорил... - шмыгнул носом Максим. - Слово в слово.
     - Это ты о ком?
     - Ну, понимаете... - смутился Максим. - Есть у меня один друг. Он  тоже
взрослый, даже старше вас. Я ему вчера вот это всё рассказал.  Я  думал,  он
поможет как-то. Убедит маму... или ещё как-нибудь иначе. А он  говорит:  это
жизнь, ничего тут не изменишь, ты должен заботиться о маме, а  Питер  -  это
не дикое болото, там тоже можно жить, там тоже люди  есть...  В  общем,  без
толку, - сказал он со взрослой горечью в голосе.
     - А что это за взрослый друг? - хмыкнул Дмитрий. - Мамин знакомый?
     - Да нет! - махнул рукой Максим. - Мой.  А,  ладно...  Чего  уж  теперь
говорить!
     Он  отвернулся  к  пыльному  окошку  в  дверце,  перечёркнутому   тремя
стальными прутьями. И Дмитрий понял,  что  всё  равно  больше,  чем  сказал,
Максим уже не скажет. И если ломиться в его  душу,  требуя  откровенности  -
тебя пошлют. Мягко, интеллигентно, как из  всех  сверстников  Максима  умеет
только он. Как вчера он послал своего загадочного взрослого друга.
     - Слушай, - решил сменить пластинку Дмитрий,  -  а  ты  раньше  один  к
бабушке ездил? Ты там не заблудишься?
     Максим, не поворачиваясь, характерно пожал плечами  -  встопорщилась  и
вновь разгладилась джинсовая куртка.
     - Ну, найду, наверное. Раньше мы  только  с  мамой  ездили  и  с  дядей
Серёжей,  её  братом.  Но  у  меня  адрес  записан.  Если  забуду,  как  там
ориентироваться, спрошу у кого-нибудь.
     Так, присвистнул Дмитрий. Интересное кино.
     - А  ты  вообще  в  городе  ориентируешься  нормально?  -  спросил   он
осторожно.
     Максим ощутимо замялся.
     - Ну... так себе. Я очень невнимательный, я отвлекаюсь всё время,  могу
зачитаться и остановку свою проехать. Меня мама только с этого  года  начала
одного  отпускать,  если  далеко  куда  надо.  Но  тут  уж  я   не   проеду,
Александров - конечная.
     Дмитрий  лишь  головой  покачал.  Перспектива  складывалась  невесёлая.
Мальчишка,  выходит,  и  в  Москве-то  ориентируется   с   трудом,   а   тут
Александров, почти  незнакомый  город.  Сойдёт  не  там,  спросит  не  того,
столкнётся не с теми...
     В памяти услужливо  возникла  картинка  -  Люда  Беляева,  брошенная  в
гнилом заплёванном подвале.  Тонкие  бледные  руки,  стянутые  чёрной  змеёй
электрического кабеля.
     - Ещё вопрос, - тронул он Максима за плечо. - У тебя  паспорт  с  собой
есть? Ты уже успел получить?
     - Когда?  -  вздохнул  Максим.  -  Мне  же  четырнадцать  только  летом
исполнилось, я на даче был,  у  дяди  Серёжи.  Мама  только  недавно  нужные
бумажки собрала, ещё в паспортный стол не сходила. - А что?
     - А то, - сухо разъяснил Дмитрий, - что первый же  милицейский  патруль
может тебя  остановить  и  потребовать  документы.  А  раз  нет,  значит,  в
отделение доставят и будут твою личность  выяснять.  А  это,  при  некотором
желании, можно  делать  очень  долго.  Мне  с  такими  случаями  приходилось
сталкиваться, ещё когда в массовой школе  работал.  Уж  поверь  мне,  весьма
противное приключение.
     - Да кто меня остановит? - вяло отмахнулся Максим. - Кому я нужен?  Что
я, на уголовника похож?
     Дмитрий не стал отвечать. Всё тут было понятно.
     Никак нельзя отпускать  мальчишку  одного!  Обязательно  ведь  случится
какая-нибудь пакость. Такой неприспособленный к  грубой  жизненной  прозе...
да ещё в таком взвинченном состоянии.  Не  надо  быть  Иным,  чтобы  ощутить
сгустившуюся над ним  опасность.  Липкое  бесцветное  облачко  над  головой.
Готовое в самый неожиданный момент разразиться молнией беды.
     Он передёрнул плечами, отгоняя  видение.  Что,  опять?  Опять  начались
"иные" штучки? Как тогда, с Людой?
     Дмитрий беззвучно прошептал молитву, но облачко  никуда  не  делось.  И
немудрено - успел ведь убедиться, что молитва на  это  действует  как  и  на
электричество. То есть никак.
     - Вот что, дорогой. Скажи, а ты очень в Александров торопишься?
     - Да я не знаю...  -  удивился  Максим.  -  Мне  главное  бабушку  дома
застать, а то вдруг она на рынок уйдёт или ещё куда-нибудь. А что?
     - Да вот мысль у меня возникла, - вдохновенно  начал  Дмитрий.  -  Что,
если ты со мной в Лавру съездишь? Ты ведь раньше в  ней  не  бывал?  Поверь,
там  очень  интересно.  Не  только  верующему.  Древняя  архитектура,  музей
народных промыслов. Погуляем там. А потом, если ты всё-таки  захочешь  ехать
в Александров, я тебя провожу. Времени у меня  полно,  жена  в  больнице,  с
Сашкой сидит, дома никого.
     Максим задумался. Видно было, что ехать одному в Александров  ему  было
слегка страшновато. А может, просто тоскливо.
     - Ну ладно, - помолчав, согласился тот. - Но я  действительно  не  буду
вам обузой?
     - Ни на вот столько! - абсолютно искренне произнёс Дмитрий.


                                    15.

     Уже после Пушкино в вагоне поредело. Рассосалось,  схлынуло  -  и  даже
свободные места нашлись. Дмитрий с Максимом без  всяких  сожалений  покинули
прокуренный тамбур  и  сели  напротив.  Рядом  с  ними  пожилой  дядька  вёз
меланхолического вида овчарку, сиротливо притулившуюся на  полу.  Пухленькая
бабуся с внучкой лет пяти опасливо косилась на животное, но собака мало  что
была в наморднике - ей, казалось, всё уже безразлично на этом свете.  То  ли
овчарка пребывала в своей собачьей нирване,  постигнув  иллюзорность  бытия,
то ли попросту смертельно устала от жизни.
     Максим, как только представилась такая возможность,  вынул  из  рюкзака
пухлую книгу в яркой глянцевой обложке и углубился в чтение.
     Дмитрий же не знал, чем себя занять. Пробовал,  ясное  дело,  молиться,
но надолго его не хватило. Внимание  рассеивалось,  молитва  терялась  между
наползающими друг на друга мыслями.
     Как там сейчас Сашка? Небось, плохо ему? Конечно, мама рядом...  но  он
ведь впервые в больнице. То есть однажды уже лежал несколько дней, но  тогда
ему и полутора не было, не помнит ничего. А  сейчас...  Трубки  с  проводами
сняли, нужда отпала, и  завтра  переведут  из  реанимации  в  общую  палату.
Разрешат ли тогда Ане сидеть при нём? Сомнительно.
     А ещё  ведь  оставалась  тёща.  Дмитрий  уже  сообщил  ей,  что  кризис
миновал, что выздоровление внука - дело нескольких недель.  Но  сама-то  она
по-прежнему пребывала вблизи инфаркта.
     Дмитрий откровенно радовался, что его собственные родители, едва ли  не
круглый год живущие под Звенигородом на своей обихоженной  даче,  так  ни  о
чём и не знают. Аня то ли и вправду не сумела дозвониться им  на  мобильный,
то ли решила не беспокоить стариков  раньше  времени.  Хватит  уж  и  одного
микроинфаркта в семье... Теперь, конечно, уже можно сообщить  -  но  это  не
слишком радостное дело он решил отложить на завтра.
     Завтра на работу... Ух, и устроит же ему Марина  Павловна!  И  будет  в
своём праве. Сегодня, кстати, к урокам подготовиться надо... если,  конечно,
хватит времени. Если не придётся тащиться с Максимом в Александров, где  ещё
неизвестно что их ждёт. Невидимая тучка  никуда  ведь  не  делась.  Обвилась
кольцами  вокруг  русой  вихрастой  головы,  выжидает  момент.  И  вскрикнет
внезапноужаленный отрок.
     - Что  на  этот  раз?  -  спросил  Дмитрий,  когда  Максим  на  секунду
отвлёкся. - Опять экстрасенсорные дела?
     - Нет, ту я уже прочитал. А это фантастика. Про то,  как  мальчишка  из
нашего мира попадает в параллельный. Где  средневековье  и  всякая  магия...
нудновато слегка, а так ничего...
     Дмитрий мысленно застонал. Достала уже эта магия! Всюду она, никуда  не
деться. Господи, ну когда ж уберёшь Ты эту заразу с земли  русской?  Он  сам
понимал, что никогда. В мире, где есть Иные,  увлечение  оккультизмом  будет
процветать. Подобное тянется к подобному...
     С другой стороны, а почему? Антон  ведь  говорил,  что  Иные  вовсе  не
стремятся себя раскрыть. Наоборот - таятся от  людей.  Понимают,  какой  это
будет для всех шок, если узнают и поверят. А ведь, пожалуй,  и  перебьёт  их
человечество, объединившись против  общего  врага.  Против  Чужих.  То  есть
Иных. И никакая магия их не спасёт. Вычислят. Вот такие же, как  он  сам,  и
помогут в этом - ренегаты, по  досадному  недоразумению  оказавшиеся  Иными.
Сейчас же вспомнился фантастический роман кого-то из  американцев.  Кажется,
Брэдбери? Или Саймак? Да, именно. Клиффорд Саймак,  "Что  может  быть  проще
времени". Там паранормалов, по сути,  тех  же  Иных,  вылавливали  озверелые
толпы.  Руководимые,   ясное   дело,   теми   же   паранормалами-телепатами.
"Щупачами".
     А если на самом деле? Если здесь, на земле  русской,  зажгутся  костры?
Если фонарные столбы украсятся трупами в петлях?  Нет,  вряд  ли  это  будет
столь кустарно... у спецслужб  ведь  богатейший  опыт...  Так  что  же,  он,
Дмитрий Осокин? Встанет в ряды? Выдаст Антона, Лену, уж тем  более  матёрого
волка Бориса Игнатьевича? А ведь многие - да тот же Иван хотя бы  -  скажут,
что именно в этом его христианский долг  и  крест.  Что  в  белых  перчатках
ничего не делают, не разбив яиц... Старые песни о главном...
     Грёзы его были оборваны грубым  образом.  Электричка  резко  дёрнулась,
содрогнулась всем своим многотонным чревом - и встала. Лихо тормознула  -  у
кого-то сумки посыпались, кто-то на том конце вагона  выразился  кратко,  но
очень энергично.
     Где ж это они? Вроде бы Калистово проехали  уже,  до  Радонежа  ещё  не
добрались. Что такое? Скорый поезд пропускаем?
     Максим невозмутимо читал. Вокруг шевелилась,  переговаривалась  людская
масса, нервничала, строила гипотезы.  Внучка  капризно  допрашивала  бабулю,
когда поедем. Бабуля откупалась конфетками из полиэтиленового пакетика.
     Странно, что ничего не объявляют по громкой связи. Сколько  уже  стоим?
Дмитрий глянул на  часы.  Ого,  за  десять  минут  перевалило.  Могли  бы  и
успокоить народ.
     Народ  медленно,  но  верно  закипал.  Десять  минут...   пятнадцать...
Симпатичная блондинистая девица потребовала открыть окно - душегубка  же,  а
не вагон. Морщинистый дед свирепо воспротивился - дождь  собирается,  сейчас
как ливанёт! И вообще продует. Девица в долгу не осталась и выдала всё,  что
думала о самом дедушке, о его славном боевом прошлом, о его родственниках  и
микрофауне. Девица знала много слов. Куда там Эллочке-людоедке!
     Какой-то коренастый мужик завопил, что это всё  фигня,  а  вот  что  он
опоздает на автобус - это уже не фигня. Массы  мужика  поддержали  -  многим
надо было с электрички мчаться к автобусу,  коим  ещё  пилить  и  пилить  до
своих участков. А автобус не станет ждать заблудшую электричку.
     После переключились на стоимость железнодорожных билетов, на  воровство
в МПС и вообще на олигархов. Чубайсу  драли  чуб.  Березовского  воспитывали
берёзой. Долго, умело, с наслаждением...
     Потом  по  вагонам   пронёсся   слух,   мгновенно   получивший   статус
непреложной истины. Тока нет в  проводах.  Авария  какая-то.  И  неизвестно,
когда. И будет ли. И вообще всё хреново.
     Прошло ещё какое-то время - и  раздался  лязг.  Сперва  понадеялись  на
перемены к лучшему - но это просто раскрылись двери в тамбурах.  Видимо,  до
машинистов наконец дошло, что люди  долго  не  выдержат.  Людям  и  покурить
надо, и в кустики. А ток ещё неизвестно когда дадут.
     - Ну, что делать будем?  -  Дмитрий  пошевелил  зачитавшегося  Максима.
Разве что безучастная овчарка могла соревноваться с ним в спокойствии.
     - А  что  случилось?  -  выдал  мальчишка,  отрываясь  от  книги.  Этим
вопросом он наповал сразил и хозяина  овчарки,  и  бабку,  и  уж  тем  более
внучку.
     - Стоим, - сообщил Дмитрий. - Тока нет. И стоять будем, судя по  всему,
ещё долго. Давай пока хоть выйдем,  кислородом  подышим.  Тебе,  кстати,  не
хочется пообщаться с природой?
     ...Встали ещё удачно. Могли бы ведь и на мосту, и на крутой  насыпи.  А
тут - по обеим сторонам мрачный  еловый  лес.  Дмитрий  знал,  что  лес  тот
тянется неглубоко, во всяком случае справа. Там  дальше  -  дачные  посёлки,
поля, Ярославское шоссе.
     Шоссе! А ведь это мысль. Сколько тут пройти? Километра  три-четыре,  не
больше. А там рейсовые автобусы ходят.
     - Вот что, светлый отрок, - предложил он, тут же  уколовшись  языком  о
словечко "светлый", - а не совершить ли нам небольшую прогулку? Тут  ведь  и
полдня можно проторчать, а вот там, справа  -  шоссе.  Автобусы,  маршрутки.
Гораздо быстрее в Сергиевом Посаде будем, чем вот так ждать у моря погоды.
     Максим поднял голову, задумчиво уставился в низкое небо. Да,  погода  -
это актуально. Тучи были мрачнее некуда. Того и  гляди,  разверзнутся  хляби
небесные...
     - У тебя зонт есть? - озабоченно спросил Дмитрий.
     - Нет... Знаете, я как-то не подумал.
     - Ладно,  не  беда.  У  меня-то  есть,  и   большой.   Так   называемый
"семейный". Уж вдвоём-то мы уместимся.  А  может,  и  пронесёт  стороной,  -
Дмитрий с сомнением поглядел на  свинцовые  тучи,  неуклонно  наползающие  с
севера. - Ну что, пошли?
     - Конечно, - согласился Максим. - Кстати, гляньте.  Не  одни  мы  такие
умные.
     И точно! Часть озверевших от неизвестности пассажиров  один  за  другим
скрывалась за деревьями. Другие -  подавляющее  большинство  -  предпочитало
ждать милостей от электричества.
     - Ну, пойдём тогда поскорее. Надеюсь, уж в этом-то лесочке  монстры  не
водятся, - пошутил Дмитрий.
     - Конечно, - в тон ему отозвался Максим. - Сейчас ведь не  ночь.  И  не
полнолуние.


                                    16.

     Далеко уйти они не успели. Едва  только  нашлась  тропинка,  ведущая  в
нужном направлении - как сверху грянуло.  И  ещё,  и  снова.  Точно  кто-то,
веселясь от души, лупил кувалдой по стеклянным банкам.
     И хлынуло. Не осенний мелкий дождичек - настоящий  тропический  ливень.
Только холодно было не по-южному. Ветер лупил наотмашь,  ветер  бросался  на
еловые кроны, всерьёз норовя устроить бурелом. Всё  вокруг  -  утоптанная  в
хвое тропинка, заросли малины по  обеим  сторонам,  листва  притулившихся  в
еловом царстве берёзок -  мгновенно  вымокло.  Воздух  пронзали  не  то  что
капли - тугие струи, как в душе.
     Достать зонт из сумки, развернуть его - дело нескольких  секунд.  Но  и
этих секунд хватило, чтобы вымочить обоих до нитки.
     - Ни фига себе! - присвистнул Дмитрий, совершенно  забыв  о  подобающей
педагогу лексике. - Ты как, жив?
     - Ага! - зябко передёргивая  плечами,  отозвался  Максим.  -  Я  только
боюсь, что книжка в рюкзаке размокнет...
     - Живо сюда! - Дмитрий притянул его к себе, под зонт. - С книгой  твоей
вряд ли что случится, ткань-то рюкзака влагонепроницаемая. А вот с  тобой...
Ох, горюшко, пошли.
     Но не получилось. Небо  вдруг  потемнело  -  хотя,  казалось,  куда  уж
больше! -ударил по ушам грохот, раздирая  глаза,  взорвалась  прямо  впереди
снежно-розовая молния. И Дмитрий прозевал момент, когда всё началось.
     А уже через пару секунд он обнаружил, что не может сдвинуться с  места.
Словно его посадили  в  стеклянный  аквариум.  Дождь  сквозь  это  невидимое
стекло проникал с лёгкостью, но Дмитрий не  мог  ни  шагу  сделать,  как  ни
пытался.
     Оставалось лишь беспомощно глядеть, что творится вокруг.
     Ничего хорошего не творилось. Дорогу им загораживали трое.  И  двое  из
них крепко держали за локти брыкающегося Максима.
     Очень не понравилась Дмитрию эта парочка. Высокие,  затянутые  в  бурую
кожу, необыкновенно бледные. Обоим на вид слегка  за  двадцать,  а  глаза...
Странные у них были глаза. Чёрные дыры, глядящие,  казалось,  не  вперёд,  а
внутрь - в изнанку жизни.
     Третий выглядел попроще. Пожилой, костлявый,  в  мокром  (хотя  чему  ж
удивляться!) свитере и в синей вязаной шапочке, совершенно неуместной  здесь
и сейчас.
     - Бесполезно,  Дима,  -  хрипло  произнёс  неизвестный.  -   Дёргаться,
говорю, бесполезно. Это называется "стена удержания". Хорошее заклятье,  тут
и не всякий маг вне категорий справится. А  ты  уж  и  подавно.  Поэтому  не
трать силы попусту,  а  слушай.  И  ты  тоже  не  прыгай,  юноша,  -  слегка
повернулся он к Максиму. - Сам должен понимать.
     Максим, кажется,  порывался  что-то  крикнуть,  но  у  него  ничего  не
получалось. Тоже небось магия.
     - Кто вы? - собственный голос показался  Дмитрию  измочаленной  половой
тряпкой.
     - Зовут  меня  просто,  Завулон,  -  слегка  поклонился  незнакомец.  -
Руководитель московского Дневного Дозора. И мы сейчас  поговорим.  В  тихой,
спокойной обстановке.
     - Тогда уж дождь выключите! - хмыкнул Дмитрий. - Не  создаёт  атмосферу
уюта.
     - Я тебе что - Росгидромет? - отмахнулся Завулон. - Потерпишь.
     Дмитрий поднял руку, перекреститься.  Получилось!  Невидимые  стены  не
давали ему сойти с места, но внутри "аквариума" он кое-как мог двигаться.
     Разумеется, ни Завулон, ни его странные спутники никуда не  делись.  Не
помогали  и  лихорадочно  прочитанные  молитвы.  Ни  к  Богородице,   ни   к
ангелу-хранителю, ни к святому Кресту. В глубине души  он  этого  и  ожидал.
Если не действует на Светлых - так почему должно влиять на Тёмных?  Да  ведь
и того оборотня-гиену  ничуть  не  испугала  его  молитва.  Пора  бы  уже  и
привыкнуть.
     Но Дмитрий понимал: молиться всё равно  надо.  Пускай  и  нет  никакого
явного эффекта, пускай силы Иных сродни  магнетизму  или  гравитации,  -  но
Господь силён над всяким тварным бытием.
     - Опять за свои  штучки?  -  Завулон  сочувственно  покивал.  -  Давай,
занимайся  психотерапией.  Может,  и  к  лучшему.  Успокоишься,  а  ты   мне
спокойным нужен. Чтобы мозги работали.
     - Чего вам надо? - уже догадываясь, хмуро спросил Дмитрий.
     - Мне надо, чтобы тебя не было, - Завулон  был  сух  и  деловит.  -  Ты
вреден. Ты оказался лишней картой в колоде и потому мешаешь всем.  Я  думаю,
мой московский оппонент в итоге лишь обрадуется.  Он  любит,  когда  грязную
работу делают за него. Пойми, Дима, - тон его  сделался  чуть  мягче,  -  ты
нарушаешь сложившееся равновесие. Ты непредсказуем - ни в  своих  поступках,
ни в своей силе. Ты уже искалечил двоих моих работников, одного из  них  мне
даже жаль. Перспективный был парнишка... Но это мелочь по сравнению  с  тем,
чего ждать дальше. Я наблюдал за тобой. И надеялся, что хотя  бы  твоя  вера
заставит тебя сидеть тише воды, ниже  травы.  Ведь  говорили  же  тебе  твои
наставники - забудь про свои способности, живи как  все.  Без  толку.  Самое
печальное,  что  это  действительно  от  тебя  не  зависит.  Ты  не   можешь
контролировать магию  точно  так  же,  как  не  можешь  контролировать  свой
кишечник. Значит, убеждать тебя бесполезно. Что остаётся, а?
     - Ну разумеется,  замочить  в  сортире,  -  хмыкнул  Дмитрий.  Было  не
страшно, а всего  лишь  скучно.  -  Вашим  принципам  вполне  соответствует.
Потому и такой дождище, да?
     - Ах, если бы так просто... - вздохнул Завулон мягко и доверительно.  -
Но это очень непросто. Ещё пару дней назад у нас  бы  это  получилось.  Хотя
скандал вышел бы ужасным, Светлые встали бы на дыбы, и Инквизиция - в ту  же
позу. Нам пришлось бы очень сильно раскошелиться.  Возможно,  даже  лишиться
кого-то из магов первого уровня, а их у нас в Москве меньше, чем пальцев  на
руке.  Но  после  вчерашнего...  Пока  ты  беседовал  с   милейшим   Борисом
Игнатьевичем,  он  включил  тебе  защиту.  Магическую  защиту.   Использовав
секретные штучки из своего арсенала. Мне есть что противопоставить,  но  это
столь накладно... залатать такую пробоину - надо как минимум лет  двести.  У
нас нет такого времени.
     Дмитрий едва удержал готовую сорваться с  языка  ругань.  Ай  да  Борис
Игнатьевич! Вот и цена всем  его  разговорам  -  дескать,  уважает  свободу,
дескать, без согласия - ни-ни! Опутал своей колдовской паутиной! Как  знать,
что скажет Завулон дальше? Вдруг  он  подготовил  пакость,  по  сравнению  с
которой обычная смерть от пули или ножа - милость Божья?
     Дмитрий как в воду  глядел.  Или,  применяясь  к  обстановочке,  сквозь
воду.
     - Поэтому  сделаем  иначе,  -  Завулон  выдержал  небольшую   паузу   и
пояснил. -  Ты  уйдёшь  сам.  Добровольно.  Защита  предохраняет  только  от
внешнего насилия. Тебе  надо  будет  развоплотиться,  Дима.  Уйти  в  Сумрак
навсегда.  Это  совсем  не  сложно.  Сумрак  затягивает,  в  Сумраке  опасно
находиться слишком долго. Особенно если  спуститься  в  глубокие  слои.  Это
легко. Находишь свою тень, притягиваешь - и погружаешься. И  так  -  сколько
получится. В какой-то момент окажется, что ты  не  можешь  вернуться.  Да  и
нечему уже будет возвращаться. Переварит тебя Сумрак.
     Дмитрию стало вдруг весело. Неужели Завулон столь глуп?
     - Послушайте, Завулон, не знаю уж, как вас по батюшке. -  Он  с  трудом
сдержал улыбку. - Вы мне что, самоубийство предлагаете?  Мне,  православному
христианину?   Совершить   тягчайший,    непрощаемый    грех?    Добровольно
низвергнуться во ад? Да вы в своём уме?
     - В своём, в своём, - покивал головой Завулон. - Видишь  ли,  есть  ещё
одно обстоятельство. Вот это.
     Его длинный, похожий на медвежий коготь палец указал на Максима.
     - Вот этот, как ты недавно  выразился,  "светлый  отрок".  Он  и  будет
нашим ключиком к твоему амбарному замку.
     - Убьёте? - сухо осведомился Дмитрий.
     - Хуже, - Завулон  оживился.  Похоже,  он  ждал  этого  вопроса.  -  Ты
знаешь, кто его держит? Что это за молодые люди? Не  догадываешься?  Ах,  да
ты столь многого ещё не умеешь... даже ауру - и ту не видишь.  Вампиры  это,
Дима. Причём высшие. И если мы с тобой не придём к соглашению,  то  мальчика
нежно укусят куда  надо.  Он,  конечно,  умрёт...  но  спустя  пару  деньков
встанет. Тоже вампиром. И будет жить вечно... если, конечно,  кто-нибудь  из
твоих светлых приятелей не проткнёт его осиновым колом. Но не  будем  думать
о худшем. В любом случае  мальчишке  предстоит  увлекательная  жизнь...  или
"нежизнь", выражаясь точнее. Он ощутит, что такое  голод...  неутолимый,  из
глубины естества разгорающийся голод вампира. Быть может, первое время он  и
продержится на донорской крови... но рано  или  поздно...  а  я  постараюсь,
чтобы рано... он  попробует  и  крови  человеческой.  Светлые  возникать  не
станут, они вынуждены с этим мириться. Лишь  ставя  палки  в  колёса,  вводя
квоты, лицензии. Но уж пара-тройка человек  в  год  мальчику  гарантирована.
Всё законно, всё по Договору. На кого выпадет  жребий,  заранее  неизвестно.
Но если подсуетиться, Дима... А что, если это окажется  некий  мальчик  Саша
Осокин? Или его мама? Звучит заманчиво?
     Дмитрий, собрав всю волю, всю ярость,  рванулся.  Толку-то?  С  тем  же
успехом он мог долбиться головой о кирпичную стену.
     - Сволочь! Какая же ты сволочь! - сдавленно просипел он.
     - Я  просто  рационально  смотрю  на  вещи,  -  невозмутимо   улыбнулся
Завулон. - Не стану врать, будто мне стыдно  и  больно  тебя  мучить,  но  и
особого наслаждения тоже не испытываю. Ты мне глубоко  безразличен.  Но  это
как раз и позволяет находить наиболее эффектные методы.
     - О душе своей подумай! -  просто  так,  чтобы  не  молчать,  выкрикнул
Дмитрий. - Ведь тебя всё равно ожидает  ад,  геенна!  Через  пятьдесят  лет,
через сто - но всё равно!
     Завулон расхохотался. Молодо, заливисто... как  юный  дебил,  увидевший
голую и вусмерть пьяную бабу.
     - У меня на этот счёт совсем  другое  мнение.  Иное...  -  отсмеявшись,
пояснил он. - Впрочем, раз уж речь зашла о теологии... Постарайся  взглянуть
на вещи с чисто православной точки зрения. Итак, этот милый мальчик. У  него
есть бессмертная душа,  да?  Пока  ещё  есть.  Став  вампиром,  он  её,  сам
понимаешь, лишится. А вот если останется жив... Да, он пока не  окрещён,  но
ведь есть же шансы? А, Дима? Толстые шансы, что он в итоге  придёт  к  вере.
Благодаря тебе. Твоему подвигу. Именно подвиг тебе и предлагается.  Как  это
звучит? "Нет больше той любви, как если кто  положит  душу  свою  за  друзей
своих". Видишь, я тоже почитываю фэнтези... Так  что  успокой  свою  нервную
совесть и ступай в Сумрак. С Богом.
     Он  вновь  рассмеялся,  тем   же   самым   смехом   мелкого   шкодника.
Переигрывает,  внезапно  понял  Дмитрий.  Что  ему  надо?  Вызвать  к   себе
омерзение? Да вроде и так уже по самое горлышко.  Спровоцировать  нападение?
Так ведь силовую клетку не прошибёшь.
     Однако времени гадать не оставалось. Завулон не  блефует  -  в  этом  у
Дмитрия не было ни малейших сомнений. Эти двое и  так  уже  приплясывают  от
нетерпения. Ну и что  же?  Нырять  в  Сумрак  и  искать  там  огненный  меч?
Сразиться?
     - Драться  хочешь?  -  понимающе  спросил  Завулон.  -  Брось,  пустое.
Мальчишку загрызут раньше, чем ты войдёшь в Сумрак. Это ж высшие вампиры,  у
них мгновенная реакция.
     - Гарантии? - пересохшим голосом сказал Дмитрий. -  Где  гарантии,  что
вы отпустите Максима, если я... если я сделаю это?
     - Дорогой, - проникновенно сказал Завулон,  -  ты  хоть  представляешь,
какие  неприятности  у  нас  в  любом  случае  будут  из-за  мальчишки?  Эти
ребята, - мотнул он головой в сторону вампиров, - мне куда важнее, чем  твой
сопляк. А суд Инквизиции безусловно приговорит их к уничтожению.  Мне  очень
бы не хотелось их терять.
     - Они, значит, такие идейные? - Дмитрий сейчас  попросту  тянул  время.
Слишком страшен был надвигающийся миг. - Они готовы умереть за тебя?
     - Что  ты?!  -  мелко  засмеялся  Завулон.  -  Они   считают   себя   в
безопасности. Они думают,  будто  на  мальчишку  выписана  лицензия  Ночного
Дозора. И знаешь, ты не тяни. Ребята ведь могут и не  выдержать...  они  уже
сами не свои. Так что давай.
     - А если я откажусь? - прищурился Дмитрий. - Вот откажусь и всё?  Зачем
тогда вам менять мальчишку на своих отборных вампиров? Нерационально.
     - Рационально, -  Завулон  стянул  свою  шапочку,  и  сейчас  же  струи
радостно забарабанили по обтянутому смуглой кожей черепу.  -  Ты  всё  равно
сделаешь это, только чуть погодя. Сам поймёшь... И потому не  дури.  У  тебя
нет выбора, Дима. Ты же Светлый. Да не верти  башкой,  слушай,  что  говорю.
Светлый ты. А вы все, Светлые,  ходите  по  тропинке  своих  принципов,  шаг
вправо, шаг влево - для вас уже и побег.  В  этом  отношении  вы  дьявольски
предсказуемы. Ты не станешь жертвовать мальчишкой, ни  при  каком  раскладе.
Заметь - не просто его жизнью, но бессмертной душой. Ты  же  в  это  веришь?
Значит, ты пленник своей веры. Тебе некуда бежать. Смотри,  -  он  вынул  из
кармана плаща нечто, вблизи оказавшееся  песочными  часами.  -  Две  минуты.
Когда песок пересыплется, я дам ребятам команду. Всё, время пошло.
     Он перевернул часы, поставил себе на ладонь.  Юркой  струйкой  побежали
вниз красноватые песчинки.
     И что делать? Поздняк метаться, как сказал бы сейчас Лёшка  Серебряков.
Если, конечно, не сошёл бы до того с ума. Время, время! Что можно успеть  за
две минуты? Помолиться? А что он раньше делал? Господи, ну  хоть  как-нибудь
помоги! Ну подскажи, что делать-то?
     Самое ужасное - Завулон был прав. Со стороны это и впрямь гляделось  бы
не самоубийством, а подвигом. "Кто положит душу  свою  за  друзей  своих"...
Есть только одно липкое "но". Завулон сам напомнил ему эти  слова.  Кому  же
именно придётся последовать? Христу  или  Завулону?  "Какое  согласие  между
Христом и Велиаром?" А тут, выходит, именно согласие? Если враг желает  того
же, что и друг - значит, прячёт карту в рукаве.  Значит,  нельзя.  А  может,
именно на  это  он  и  рассчитывает  -  что  Дмитрий  из  ненависти  к  нему
откажется? Не случайно же он намеренно хамил, хотя мог бы говорить и  мягче,
интеллигентнее.
     А песка наверху оставалось всё меньше и меньше. Ещё несколько секунд  -
и он просыплется весь. И тогда кто-то  из  этих  двоих  вопьётся  Максиму  в
горло. Высосет кровь - и впрыснет свой яд. Яд,  убивающий  душу.  Не  станет
больше умного, доброго и порой смешного мальчишки. Появится какое-то  другое
существо... Иное... с его внешностью. А виноват  во  всём  не  Завулон.  Это
лишь следствие. Именно он, Дмитрий окажется виновен.  Это  он  пожалел  свою
душу - и погубил чужую.  Это  он  испугался  -  и  замаскировал  свой  страх
книжными словами. Это он сглупил - и потянул за собой мальчишку.
     А ведь предупреждал Борис Игнатьевич об  опасности.  Предупреждал,  что
Тёмные устроят на него охоту. Ну, тайно поставил защиту. Так  Дмитрий  же  о
ней не знал. И потащил ребёнка с собой - под обстрел. В огонь... В  пекло...
Идиот, скотина, эгоистичная дрянь! Великого педагога  из  себя  строил!  Как
же! Ведь в глубине души баюкал  мысль,  что  Лавра  подействует  на  Максима
благотворно. То есть приблизит к вере. И если сие случится,  если  снизойдёт
на мальчика благодать - то будет в этом и его  заслуга.  Миссионер,  типа...
Мудрый наставник! Самовлюблённая свинья - вот  он  кто,  если  уж  начистоту
говорить. Не служить Христу ему хотелось, а  выслужиться.  Когда  служат,  о
себе не помнят. А он... всегда ведь всё сводил к себе. Он  и  от  Светлых-то
почему  на  самом  деле  шарахался?  Боялся  предать  Христа?  Нет,   боялся
выглядеть предателем. В своих ли глазах... в чужих ли...  Чем  же  он  тогда
отличается от Тёмных? Те всего лишь примитивнее... да  и  не  скрывают  свой
эгоцентризм. А он - скрывает, загораживается барьером светлых слов.  Вот  уж
воистину - типичный Светлый.
     Он вздохнул, опустил глаза. Тень  нашлась  сразу  же.  Лёгкая,  гибкая,
готовая повиноваться. Ну что ж,  значит,  так.  Аню  жалко.  И  Сашку...  По
крайней мере, хоть правды не  узнают.  Бесследно  исчез...  мало  ли  народу
бесследно сейчас пропадает? И лишь изредка находят  разложившийся  труп.  Но
не тот случай. Милиция за ним в Сумрак не полезет.
     Нахлынула привычная уже серость. Здесь не было дождя, здесь не  рокотал
гром. Здесь и деревья были совсем иные. Уродливые сухие ветви -  будто  руки
мертвецов. Скрюченные корни-щупальца.
     Вот и Максим с вампирами. В  Сумраке  они  преобразились.  Прибавили  в
росте, выпирали у них  из  пастей  саблевидные  клыки,  на  пальцах  выросли
кривые, точно рыболовные крючки, когти.
     А Завулона  почему-то  не  было.  Лишь  откуда-то  из  дальнего  далёка
прошелестел его голос:
     - Глубже, Дима. Не рассиживайся. Найди свою тень и иди на второй слой.
     Господи, тихо произнёс Дмитрий. Звука своих  слов  он  не  услышал,  но
даже и не заметил этого. Господи! Ты видишь, как оно получилось. Ну  не  мог
я мальчишкой пожертвовать. Такой уж я.  Прости  меня,  если  сможешь.  Прими
меня. Жалкого, трусливого, самовлюблённого. Да, это я. Но  это  не  весь  я.
Есть же во мне и другое... есть свет. Есть образ  Твой.  Я  причащался  Тела
Твоего и Крови - и Ты был во мне. Неужели сейчас  уже  ничего  не  связывает
нас? Неужели нет во мне истинной Твоей любви? Неужели я  всю  жизнь  лгал  и
Тебе, и себе? Я теперь уже и сам не знаю. А Ты знаешь. Ты всегда  это  знал.
Ты дал мне это бремя... бремя Иного. Зачем? Прости, я не  сумел  понять,  не
сумел его понести. И вот потому я здесь, и сейчас уйду дальше, а  потом  ещё
дальше... пока от меня не останется вообще ничего. Если этого не избежать  -
что ж, я приму свою участь. Значит, заслужил. Но  вот  мальчика  -  мальчика
спаси, ладно? Не верю я этой мрази, вот уж кто демон  так  демон.  Не  верю,
что они отпустят Максима. И ничего не могу сделать - даже подойти к нему  не
могу, попрощаться. И здесь, в Сумраке, торчат эти бесовские  стены.  Поэтому
лишь на Тебя надеюсь - выведи его, вырви из сетей зла... А  я...  Больше  я,
наверное, уже ничего Тебе не скажу... некому будет говорить. Но пока могу  -
говорю. Я хотел Тебя любить. Я думал, что люблю. А получалось ли - не знаю.
     Вот и всё. Слов больше не осталось, и Дмитрий  опустил  глаза.  Где  же
тень? Здесь, в сером мареве, где свет воедино слит с тьмой, есть  ли  вообще
тени? Оказалось - есть. Не такая, как в нормальном мире,  а  едва  уловимая,
лишённая чётких очертаний - тень всё же обнаружилась  под  ногами,  в  сухой
пыли.
     Пора? Он кинул прощальный взгляд на Максима, которого всё так же  цепко
держали когтистые лапы вампиров. Когти, наверное, проткнули джинсовую  ткань
и вонзились в рёбра, впились под кожу... Как ему, наверное, больно сейчас!
     Дмитрию и самому стало  больно.  Сдавило  сердце.  Казалось,  невидимая
ладонь мнёт его, пытаясь что-то вылепить, выжать. Или разбудить?
     И он даже не удивился, когда ощутил жар во всём  теле.  Радужное  пламя
выплеснулось из него острой волной. Из  каждой  клетки,  из  каждого  нерва.
Было почти так же, как  и  вчера,  в  больнице.  Только  на  сей  раз  пламя
обжигало. Пламя пожирало его плоть, рождая  чудовищную,  немыслимую  больно.
Может, он и кричал - всё равно здесь не слышны звуки. Но  боль  нужна  -  он
понимал это не только умом, но чем-то глубже. Самой своей  сутью.  Той,  где
разделяются душа и дух. Куда проникает лишь Слово...
     Пламя менялось - оно с каждой секундой становилось всё  ярче,  и  цвета
радуги перетекали друг в друга, всё быстрее и быстрее - пока  не  слились  в
один, ослепительно белый. "Как на  земле  белильщик  не  может  выбелить"  -
всплыло вдруг в мозгу. Всплыло - и пропало, потому что пламя разделилось  на
две струи. И обе они потекли вперёд, к Максиму и  вампирам.  Мгновение  -  и
белый огонь уже обхватил всех троих. Жарко вспыхнул.
     Дмитрий в ужасе зажмурился - но не увидел тьмы. Пламя  было  и  в  нём,
пламя выжигало его и снаружи, и изнутри. Белое, словно сотканное  из  молний
сияние стояло перед глазами. И всё это снова  и  снова  рождалось  в  нём  -
ужас, восторг,  а  главное  -  немыслимая,  невозможная,  опровергающая  все
законы и правила надежда.
     А потом это кончилось. Пламя  исчезло,  сбитое,  должно  быть,  дождём,
который  всё  лупил  и  лупил  -  яростно,  самозабвенно,   выплёскивая   не
растраченный за "бабье лето" запас. Грохотало вверху, а внизу  было  холодно
и мокро. И весьма грязно.
     Оказалось, он лежал навзничь, уткнувшись  лицом  в  колючие  кусты.  Не
малина то была, выходит, а  ежевика.  Даже  оставались  кое-где  перезрелые,
сморщенные ягоды.
     Дмитрий, кряхтя, поднялся на колени,  а  потом,  помогая  себе  руками,
встал на ноги. Огляделся.
     Максим лежал неподалеку, возле огромной, в три  обхвата,  ёлки.  Из-под
её корней пахло прелой листвой и грибами.
     - Ты как, жив? -  кинулся  он  к  мальчишке,  перевернул  на  спину.  С
ужасом, ожидая самого худшего, приложил ухо к груди.
     Стучало. Ритмично, уверенно - хоть в космос запускай.
     Дмитрий приподнял пацана за плечи, прислонил спиной к еловой коре.
     - Спасибо, - прошептал Максим  и  открыл  глаза.  -  А  что  случилось,
Дмитрий Александрович?
     - Ты... ты ничего не помнишь? - поразился Дмитрий.
     Максим не  стал  отвечать.  С  трудом  поднялся  на  ноги,  заозирался,
выискивая свой рюкзак.
     Тот обнаружился почему-то в стороне от тропинки, метрах в  десяти.  Там
же валялись и  сумка  Дмитрия,  и  чёрный  "семейный"  зонт.  Последний  был
безнадёжно сломан. Спицы все сдавлены,  перекручены,  некоторые  и  лопнули.
Словно на нём танцевало стадо буйволов.
     - Да зачем он теперь? - махнул  рукой  Дмитрий.  -  Всё  равно  мы  оба
пропитались водой насквозь.
     - Ага, - кивнул Максим. - И книжка промокла. Как я и боялся.
     - Книжка... - словно эхо, повторил Дмитрий. - Надо же, книжка...
     - Скажите, - спросил Максим, - а вам не кажется, что...  ну,  в  общем,
как-то не так? Что-то такое... ну, случилось, что ли...
     Дмитрий усмехнулся. Случилось... Да уж, случилось  многое.  Он  опустил
глаза, нашёл свою тень. И что? Тень как тень,  обычная,  едва  различимая  -
солнце-то облаками скрыто. Зачем-то - уже не  думая  о  магии,  о  грехе,  о
соблазне, он потянул её на себя. Попытался. Не вышло. Не слушалась тень,  да
и как она могла слушаться? Ведь что есть тень? Всего лишь нехватка света.
     - Дмитрий Александрович, - напомнил сзади  Максим,  -мы  как?  К  шоссе
пойдём или назад, к электричке? Если она ещё там...
     - Ты хочешь назад? - усмехнулся Дмитрий. - Ну вот и я  тоже.  Пошли  на
автобус... Вот ведь лупит, дождина зверский. Дай мне Бог не  простыть.  Надо
же завтра в гимназию. Да и тебе... если, конечно, ты всё ещё  собираешься  в
Александров.
     - Теперь-то уж зачем?  -  вздохнул  Максим  и  вдруг,  поддев  ботинком
еловую шишку,  зафутболил  её  метров  на  пять.  -  Вот  так  вот,  Дмитрий
Александрович.


                                    17.

     Странная в этом году  была  осень.  Дожди  и  грозы  возникали  посреди
сухого тепла - без всякого, надо сказать, объявления  циклона.  И  столь  же
внезапно исчезали, к недоумению метеорологов.
     Вот и  понедельник  начался  небесной  синевой,  солнечными  бликами  и
суетливым птичьим базаром. О вчерашней грозе напоминали только  внушительные
лужи. "За день выпала полумесячная норма осадков", -  поведала  дикторша  по
радио.
     Дмитрий, вопреки своим опасениям, не разболелся.  Горячий  душ,  чай  с
малиной - и можно приступать к трудовым подвигам. Навстречу которым и  катил
сейчас в двадцать втором троллейбусе.
     Вчера, ясное дело, ни в какую Лавру уже не  поехали.  Насквозь  мокрого
пацана пришлось везти домой.  Вдобавок  выяснилось,  что  у  Максима  ещё  и
слабые лёгкие. И пневмония у него - частая гостья. Когда  они  выбрались  на
шоссе, Максима уже колотил озноб, а  из  носу  текло.  Он  вообще  вёл  себя
странно - словно после лёгкой контузии. Что неудивительно.  После  вампирьих
когтей могло чего и похуже случиться.
     Автобуса они так и не дождались  -  поймали  частника.  Неразговорчивый
пенсионер на затрапезного вида "Запорожце" довёз их прямо до дома Максима  -
оказалось, по пути. И запросил  всего  полторы  сотни.  Есть  ещё  на  свете
альтруисты...
     - Не занято, Дмитрий?
     Сидевший слева угреватый парень с  плеером  куда-то  испарился.  Вместо
него обнаружился  собственной  персоной  Борис  Игнатьевич.  В  светло-сером
костюме, при  галстуке.  Средней  руки  бизнесмен,  собравшийся  на  деловую
встречу. А почему на троллейбусе - так, наверное,  иномарка  его  сломалась.
Случается.
     - Доброе  утро,  -  поздоровался  Дмитрий.  -  На  работу   торопитесь?
Равновесие плечом подпирать?
     Его неудержимо  тянуло  на  колкости.  Словно  он  ёжик,  которому  всё
понятно. Ёжик, ощетинившийся своими иголками перед амурским тигром.
     - Нам поговорить бы надо, - предложил тигр. -  Снять,  если  можно  так
выразиться, точки с "ё".
     Дмитрий пожал плечами.
     - Прямо сейчас? А успеем? Мне ведь через  три  остановки  выходить,  на
"Семеновской".
     - Вполне, - кивнул Борис Игнатьевич.  -  Время  -  это  штука  сложная.
Растянуть  глобально,  пожалуй,  не  получится,  а  вот  в  нашем   с   вами
микромасштабе... Оглянитесь вокруг.
     И впрямь, было на что  посмотреть.  Стихли  звуки,  замерли  пассажиры,
застыл плотной массой воздух. Зато жизнь за окошком текла в обычном темпе  -
сновали  юркими  жуками  машины,  торопились  по  делам  прохожие,  медленно
хромала куда-то бродячая собака...
     - Это что, Сумрак? - присвистнул Дмитрий. - Непохоже вроде.
     - Нет, просто сейчас мы  воспринимаем  временной  поток  сразу  в  двух
регистрах, - пояснил шеф  Ночного  Дозора.  -  Кстати,  вовсе  не  такая  уж
экзотическая магия. Воздействие-то идёт лишь на  нас,  а  не  на  окружающий
мир. Ладно, вернёмся к  нашим  точкам.  Во-первых,  должен  вас  поздравить.
Получилось! Вы справились!
     - Что  получилось-то?  -  сухо  спросил  Дмитрий.  Не   нравилось   ему
разгадывать намёки. - С чем поздравляете?
     - С тем, что  вы  больше  не  Иной.  Вы  теперь  обычный  человек.  Без
малейших задатков Иного. Ваша мечта сбылась.
     Дмитрий поспешно вдохнул холодный утренний воздух.
     - Видите ли, - продолжал Борис  Игнатьевич,  -  среди  Иных  тоже  есть
некая  специализация.   Одним   лучше   удаётся   целительство,   другим   -
предвидение, третьим - боевая магия. Но бывают иногда и весьма  экзотические
варианты.  Кто-то  способен  смещать  глобальные  вероятности   исторических
процессов, кто-то проникает мыслью в другие миры...  А  совсем  уж  редко  -
появляются такие, как вы.  Уникумы.  Ваш  случай  -  пятый  за  всю  историю
Иных... По крайней мере, за всю записанную  историю...  Вы  сами-то  ещё  не
догадались, в чём ваш дар? Бывший дар, - тут же поправился он.
     - Ну... - задумался Дмитрий. -  Тёмные  говорили,  будто  у  меня  сила
какая-то исполинская... Врали?
     - Ну, - улыбнулся Борис Игнатьевич, - Валерий Огородников и впрямь  так
считал. Так его проинструктировали. А вот господин Завулон  -  тот  почти  с
самого начала знал правду. Хотя я всё-таки догадался раньше... Вы,  Дмитрий,
способны превращать Иных  в  обычных  людей.  Полностью  лишать  их  всякого
магического дара. У вас это  получалось  непроизвольно,  но,  если  бы  вами
заняться... А... - махнул он рукой. - Сперва, признаюсь, я на это  надеялся.
Представляете, как бы мы сместили равновесие!  Сколько  гадостей,  подлостей
можно предотвратить! Просто лишив силы наиболее опасных Тёмных...
     - Ничего себе! - такого оборота Дмитрий никак не ждал. - Никогда бы  не
подумал. И как же это у меня получалось?
     - Ну, если опираться на записи о прежних случаях... - Борис  Игнатьевич
усмехнулся чему-то. - Войдя  в  Сумрак,  Лишатель  -  так  принято  называть
владеющих этим редчайшим даром, - направляет на Иного волну своей  ярости...
своего гнева... Концентрированный, до отказа переполненный энергией  сгусток
эмоций. И  тогда  что-то  происходит  с  Иным.  Образно  говоря,  необратимо
повышается его "магическая температура"... Что это такое,  долго  объяснять,
да и вряд ли вам так уж интересны детали.
     - Совершенно неинтересны, -  согласился  Дмитрий.  -  Но  когда  же  вы
догадались?
     - Сразу после  того,  как  Антон  явился  к  вам  впервые.  Помните,  в
троллейбусе?  Один  из   характерных   признаков   -   это   жёсткий   отказ
потенциального Иного от инициации. Причины тут могут быть самые  разные.  Не
обязательно религия. Один старичок, помнится, не захотел жить  дольше  своей
супруги... этакие, знаете ли, старосветские помещики... Но, конечно, есть  и
другие признаки, более тонкие... особенности ауры, особенности  личности.  И
всё равно полной гарантии не было.  Представьте  моё  состояние,  когда  вас
нашли...  когда  началось  наблюдение.  Это  всё  равно  что  в   пруду   за
деревенской околицей поймать на удочку акулу...  а  вернее,  золотую  рыбку.
Почти поймать... вытягивать леску, каждую секунду ожидая, что сорвётся.
     - Ну и аналогии у вас, - поморщился Дмитрий. - Какие-то,  знаете  ли...
неприятные. Рыбку-то потом в уху... в том числе и золотую.
     - Ну, извините, - пожал  плечами  Борис  Игнатьевич.  -  Не  думал  вас
задеть. В общем, после того загородного случая с оборотнем я убедился  -  вы
действительно Лишатель. Всё совпало - и эмоциональная буря,  и  ненависть  к
мерзкой твари... представляю, на какие  ужасы  вы  сами  себя  накрутили.  А
потом - самопроизвольное соскальзывание в Сумрак и удар.  В  итоге  оборотня
больше нет, от него остался обычный  парень  двадцати  двух  лет.  Физически
ничуть  не  пострадавший,  но   душевно...   Разом   лишиться   всех   своих
возможностей, всех своих надежд... из князя в грязь.
     - Мне почему-то его не жалко, - заметил Дмитрий.
     - И, тем не менее... - Борис Игнатьевич поправил сбившийся  галстук.  -
И, тем не менее,  довольно  скоро  я  понял,  что  сотрудничать  с  вами  не
получится. Слишком уж сильно вы держались за  свою  веру...  и  даже  не  за
веру, а за некое её толкование. Есть, конечно,  способы...  Внушить  даже  и
вам можно что угодно. Только вот последствия...  Зомби  нам  не  нужны...  В
общем, после монастыря мне стало окончательно ясно, что вы - опасны.  Ни  я,
ни Завулон не  врали  -  вы  действительно  способны  разрушить  сложившееся
равновесие. Как начнёте лишать Иных силы... в промышленных масштабах...  тут
ведь такое закрутится... Тем более что это не слишком  и  зависит  от  вашей
воли. Значит, вопрос нужно было как-то решать.
     - Вчера Завулону  это  почти  удалось,  -  кивнул  Дмитрий.  -  Небось,
наблюдали?
     - Конечно. Наблюдал и надеялся, что мой план сработает.  Хотя  сомнения
были до самого последнего момента.
     - И что  же  за  план  такой  хитрый?  -  Дмитрию  действительно  стало
любопытно.
     - Чтобы  вы  направили  ваш  дар  на  самого  себя,  -  пояснил   Борис
Игнатьевич. - Для этого надо было,  уж  извините,  загнать  вас  в  ситуацию
ужасного,  мучительного  выбора.  Эмоционально  взвинтить  до  предела,   до
взрыва. Чтобы вы, оказавшись в Сумраке, разозлились на себя.  Чтобы  в  себе
увидели причину всех несчастий. Конечно, я рисковал. Раньше ведь  такого  не
делалось. Всех четверых прежних Лишателей попросту  убивали.  Хотя  и  убить
Лишателя - весьма нелегко. Я-то знаю... ведь  трое  из  этих  четверых  были
Тёмными. Последний случай - в семнадцатом веке. Ощущаете свою уникальность?
     - А  Завулон?  -  тихо  спросил  Дмитрий.  -  Завулон   тоже   на   это
рассчитывал?
     - Нет, - усмехнулся Борис Игнатьевич,  -  не  думаю.  Он  действительно
надеялся  на  ваше  развоплощение.  Помните,  я  вам  говорил...  Такая   уж
неприятная особенность у нас, Светлых Иных...
     - Неудивительно, - согласился  Дмитрий.  -  Вы  же  отвергаете  Христа,
значит, и путь покаяния для вас закрыт. А грех давит душу, вам  больно  -  и
вы сбегаете от этой боли.
     - Как же вы любите упрощать! - покачал головой его собеседник. -  Дима,
всё на самом деле в тысячу раз сложнее. Уж поверьте мне на слово... я и  сам
порой был на грани развоплощения... когда оставалось сделать лишь шаг...
     - Благодарите Того, в Кого не верите,  -  заметил  на  это  Дмитрий.  -
Возможно, у вас ещё остались шансы...
     - Давайте лучше вернёмся  к  вам,  Дима,  -  мягко  прервал  его  Борис
Игнатьевич. - Вернее, к Завулону. Он ведь был уверен, что именно этим всё  и
кончится. И создал вам ситуацию ужасного выбора - а я лишь  немножко  ему  в
этом посодействовал.
     - Например, поставили защиту... - желчно усмехнулся Дмитрий. -  А  ведь
обещали же...
     - Не было никакой защиты, Дима. Не было.
     - Завулон говорил иначе.
     Борис Игнатьевич посмотрел на него с грустью.
     - А это уж вы сами решайте, кому  из  нас  больше  верите.  К  тому  же
Завулон любит выигрывать  красиво.  Да  и  зачем  ему  лишние  неприятности?
Убийство Светлого с рук не сойдёт. Неприятностей уйма. Так что этот  вариант
он  оставил  на  самый  крайний  случай.  Поначалу  попробовал  решить  дело
поединком, подослал к вам Валеру. Заодно и поставил  эксперимент  -  сможете
ли справиться с Иным более высокого  ранга.  Гиена-то,  Корнеев,  слабенький
был, шестой уровень, как, формально, и у  вас.  Валера  -  заметно  сильнее.
Четвёртый уровень, на пике - даже и третий. Оказалось, с лёгкостью.  Завулон
сделал выводы.
     - Так вот, - осенило Дмитрия, - почему его вчера  не  было  в  Сумраке?
Боялся за себя?
     - Был он там, - возразил Борис Игнатьевич, - только глубже,  в  третьем
слое. Главное ведь, чтобы вы  его  не  видели.  Лишатель  должен  непременно
видеть своего врага...
     Что ж,  всё  с  этим  было  понятно.  Железные  старцы  играют  в  свои
многомерные шахматы... меняют ладью на двух коней, а уж пешек жертвуют...
     - Послушайте,  -  терпеливо,  словно  закоренелого  двоечника,  спросил
Дмитрий, - ну как же так можно?  Совесть  у  вас  есть,  Светлый,  или  одна
стратегия осталась? Мальчишкой-то зачем рисковать было? Ведь на  волоске  же
всё висело. И жизнь его, и бессмертная душа... Я  понимаю,  как  он  в  этой
провокации вам  с  Завулоном  пригодился.  Ключик  к  моему  замку...  Ладно
Завулон - с ним всё ясно. Дрянь человечишко. Но вы-то?
     Борис Игнатьевич взглянул на него так, что Дмитрию мгновенно  стало  не
до колкостей. Ёжику не защититься от тигра своими иголками.
     - Считаете меня подонком, господин Осокин? Что ж, не вы  первый.  Но  в
данном случае - пальцем в небо. Мальчику  практически  ничего  не  угрожало.
Иного не сделать вампиром.
     - Иного? - охнул Дмитрий.
     - Да, - сознался его  собеседник.  -  Максим  Ткачёв  -  Светлый  Иной,
седьмой уровень. Инициирован три года назад. Один из самых юных  сотрудников
московского Ночного Дозора. Между  прочим,  это  именно  он  при  первой  же
встрече распознал в вас потенциального Иного... Так вот, Максиму не  грозило
ровным счётом ничего. Хотя бы уже потому, что защита у него  была.  Крепкая.
Сам ставил.
     Дмитрий  опустил  голову.  Как  всё,  оказывается,  просто...   и   как
противно...
     - Значит, мальчишка всё  время  лгал?  -  горько  спросил  он.  -  Я-то
думал... такой тонкий, интеллигентный,  добрый...  слабо  приспособленный  к
жизни...
     - А он такой и есть, - подтвердил Борис Игнатьевич. - Да, в том  походе
он действительно выполнял моё задание. Должен был обратить ваше внимание  на
оборотня. Зачем и почему -  не  знал,  конечно.  Но  вчера  он  был  с  вами
совершенно  искренен.  Мне  требовалась  полная  естественность   и   полная
секретность - потому я и не стал посвящать Максима  в  свои  планы.  У  него
действительно семейные неприятности. Ему  ужасно  не  хочется  переезжать  в
Питер, покидать московский Дозор. Он тут привязался ко всем нам... да и  мы,
откровенно говоря, тоже. Но в субботу, когда он кинулся ко мне  за  помощью,
я прочитал ему мораль про послушание родителям и выставил за дверь.
     Что ж, вот он, таинственный "взрослый  друг"!  Вот  он,  старый  хитрый
лис...  приручивший  мальчика...  Видать,   многих   мальчиков   и   девочек
приручивший. В ответе ли он за них?
     - Разумеется, мы что-нибудь придумаем насчёт его мамы, - добавил  Борис
Игнатьевич. - Найдём ей в Москве подходящую работу, по профилю. Тут и  магии
не требуется, достаточно моих связей. Но Максиму знать об  этом  ни  в  коем
случае не полагалось. Он должен был пребывать в смятении, в обиде, в  тоске.
Он должен был наделать  глупостей.  Вариант  с  бабушкой  в  Александрове  -
просто наиболее вероятный. Обеспечить вашу случайную встречу  на  вокзале  -
дело техники. Догадаться, что вы его в таком состоянии  никуда  от  себя  не
отпустите - тоже не бином Ньютона.  А  дальше  оставалось  молча  наблюдать,
предоставив инициативу Завулону.
     - То есть вам не стыдно, - подытожил Дмитрий. - Ладно, не стану  читать
моралей.  Действительно,  смешно.  Только  почему  же  Светлый   Максим   не
воздействовал своими способностями на маму? Не  отвратил  её  от  питерского
варианта?
     Борис Игнатьевич взглянул на него с укором.
     - Кто-то только что талдычил о морали.  Вот  вы  бы  смогли  "погладить
мозги" вашей жене? Магией подчинить её волю? Даже если отбросить  в  сторону
ваши православные запреты? То же самое и Максим. Есть вещи,  между  близкими
людьми недопустимые. Поймите - Максим лишь у нас в  Дозоре  был  Иным,  а  в
жизни - обычным мальчиком четырнадцати лет.
     - Ну, так уж и обычным, - улыбнулся Дмитрий. И тут  до  него  дошло.  -
Был? Вы сказали "был"? Что это значит?!
     - Могли бы и сами догадаться, - проворчал Борис Игнатьевич. - Хотя  где
уж там... Это и для меня было неожиданностью. Видите ли,  раньше  считалось,
что Лишатель действует энергией  своего  гнева.  Что  он  должен  ненавидеть
"объект". Все зафиксированные случаи  именно  таковы.  Но  у  вас  оказалось
иначе. Вы лишили Максима способностей Иного. И  лишили  силой  своей  любви.
Своим стремлением спасти, защитить. Внесли, можно сказать, вклад в науку  об
Иных...
     - Так теперь Максим? - Дмитрий не договорил.
     - Да, самый обычный подросток. Самый обычный человек, и больше ему  уже
никогда не стать Иным.
     - Жалеете об этом? - усмехнулся Дмитрий. - Лишились ценного кадра?
     Борис Игнатьевич на подначку не повёлся.
     - Мне жалко мальчика... он так хотел работать в  Дозоре...  так  мечтал
сражаться со злом, спасать людей...  Но,  говоря  откровенно,  маг  из  него
очень  слабенький.  При  самом  благоприятном  раскладе  он  никогда  бы  не
поднялся выше пятого уровня. С деловой точки зрения - невелика потеря.  А  с
человеческой... Да не ухмыляйтесь вы, ничто человеческое  Иным  не  чуждо...
Так вот, мне его жалко. Я действительно чувствую некоторую вину. Я  искренне
был уверен, что уж Максиму-то ваше воздействие не страшно.  Я  поставил  ему
защиту... тонкую, филигранную. Завулон, конечно, её видел... а  вот  вампиры
не заметили. Более  того,  они  даже  Иного  в  нём  не  разглядели,  защита
временно заблокировала его ауру...
     - Кстати, а что вампиры?  -  поинтересовался  Дмитрий.  -  Тоже  теперь
стали обычными людьми?
     - С вампирами сложнее. На них Лишатели не действуют.  Это  ведь  особый
случай Иных... особого рода магия... особенно если вампир рождается в  семье
вампира... Нет уже этих двоих, Дима. Сожгли вы их своей  силой.  Элементарно
сожгли, как в самом обычном  магическом  поединке.  И  не  осталось  от  них
ничего. Ни души, ни тела, ни пепла.
     - Ясно... -  Дмитрий  отвернулся  к  окну.  Там  мелькали  машины,  там
стеклянный глаз светофора переменился  с  красного  на  зелёный.  -  Скажите
лучше, Борис Игнатьевич, теперь-то вы оставите меня в покое?
     - Теперь оставлю. - Тон его собеседника стал официален. - Ночной  Дозор
более никак не заинтересован  в  сотрудничестве  с  вами,  не  видит  в  вас
никакой опасности. Думаю, что и Тёмным вы теперь без надобности.
     Борис Игнатьевич хотел  было  сказать  что-то  ещё  -  но  остановился.
Помолчал. Поглядел на Дмитрия странно - то ли с затаённой жалостью, то ли  с
удивлением.
     - Также решено оставить вам память обо  всём,  -  сообщил  он  сухо.  -
Обычным  людям,  если  они  соприкоснулись  с  Иными,  мы  удаляем  ненужные
воспоминания. Но в данном случае... Что было, то было. Вы уже  не  Иной.  Но
вы были Иным. И никуда вам от этого не деться. Это уже  часть  вас.  Кстати,
это и Максима касается. Он тоже будет всё помнить.
     Борис Игнатьевич вновь помолчал, потом начал медленно,  по-стариковски,
подниматься.
     - Однако мне пора выходить. Прощайте, Дмитрий Александрович. Больше  мы
с вами не увидимся.
     Он сделал непонятный жест ладонью  -  и  тут  же  в  салон  троллейбуса
вернулись  звуки,  зашевелилось   человеческое   стадо.   Внутреннее   время
выровнялось с наружным.
     Шеф Ночного Дозора не стал таять в воздухе,  не  выпорхнул  в  открытую
форточку,  обернувшись  сизым  голубем.  Протискиваясь  между  спинами,   он
направился к дверям. Сейчас же вместо него на  сидение  опустилась  бабка  с
сумкой-тележкой. Неодобрительно покосилась на Дмитрия  -  виноват  уже  тем,
что молодой - и стала поудобнее устраивать свою поклажу.
     Если не будет у метро выходить - как же  остальные?  Прыгать  через  её
перегородившую салон сумку на колёсиках?
     Дмитрий улыбнулся. Тут, понимаешь, великие дела,  судьбы  человечества,
Тёмные, Светлые, Договор - и вдруг  какая-то  бабка  вклинивается  в  мысли.
Хотя... бабка в своём праве. Пора ему возвращаться в обычную жизнь  -  с  её
вечной   чересполосицей,   проверкой   контрольных   тетрадей   и   Сашкиным
конструктором, с удивительно вкусной Аниной стряпнёй и  тягостными  визитами
к  стоматологу...  С  воскресными  службами  и  регулярными  исповедями.  На
которых уже не придётся каяться в том,  что  ты  -  Иной.  Слабый,  грешный,
ленивый... но, слава Тебе, Господи - человек. Всего лишь человек.  Прозорлив
старец Сергий, верно сказал - не навсегда ему дано это бремя.  Кстати,  надо
бы съездить к батюшке, рассказать, чем дело кончилось.
     Но это - разве что в осенние каникулы, раньше никак не выйдет.

                                                    16.07.2003 - 26.07.2003.
                                                                   Варнавино

                                                          (c) Виталий Каплан
                                                      http://kapvit.narod.ru

--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 14.01.2004 13:54




        

            
[X]