"ЧЕТЫРЕ ЛИСТА ФАНЕРЫ"
Киновидеофирма "Украина"
Киев, 1992 год
Режиссер -- Сайдо Курбанов
В главных ролях:
АЛИНА (в фильме София) -- Ольга Сумская
БОГДАН МАЗЕПА -- Иван Гаврилюк
МАМА -- Ада Роговцева
ОТЕЦ -- Константин Степанков
ПОЛКОВНИК -- Богдан Ступка
КООПЕРАТОР -- Борислав Брондуков
ЕГО ЖЕНА -- Лариса Удовиченко
-- Значит, товарышшы! За досрочное завершение сева райком нахрадил наш колхоз прэмией! Похлопаем, товарышшы, похлопаем.
Товарышшы хлопают.
-- И мы собрались, шоб демократическим способом решить, как ее лучше потратить. Какие у кого будуть прэдложения?
После некоторое время продержавшейся вежливой паузы последние начинают зала поступать.
-- Ферма совсем прохудилась, коровы по колено в воде: крышу бы починить!
-- Хорошее прэдложение, -- соглашается председатель. -- Замечательное прэдложение. Только прэмия всего тыща, так что боюсь, нам и на лист шифера вряд ли хватит. А так -- хорошее прэдложение.
-- Дорогу сделать. Не то что машины -- трактора вязнут!
-- Хорошее прэдложение, -- снова не спорит председатель. -- Замечательное прэдложение. Правда, если от крыльца правления начнем, как раз до улицы денег хватит. А так -- хорошее прэдложение.
Подав еще две-три подобные идеи и получив ответы, аналогичные предыдущим, зал замолкает.
-- Ну шо ж вы, товарышшы? -- удивляется председатель. -- Смелее, смелее!
И тогда с места поднимается эдакий дед Щукарь и говорит:
-- А давайте-ка купим четыре листа фанеры!
-- Хорошее прэдложение, -- обескуражено помолчав и даже почесав в затылке, проносит председатель. -- Замечательное прэдложение. Главное -- денег может хватить. Только вот -- зачем?..
(Продолжение эпиграфа -- в свое время).
Алина припарковала "Оку" прямо возле парадного и не успела, выйдя, щелкнуть ключиком, как лениво подвалил белобрысый мент:
-- Отхонытэ машину. Здэсь нэ положено.
Алина демонстративно огляделась:
-- Не вижу знаков.
-- Ховорят: нэ положено, значит нэ положено! -- настаивал мент.
-- Меня, между прочим, пригласил ваш начальник, -- не удержалась Алина и даже продемонстрировала далека (потому что удостоверение было внештатное, хоть, честно сказать, и штатное не давало в этом смысле никаких привилегий) белобрысому огоньковское удостоверение.
-- Тем более нэ положено! -- заело мента, не очень-то поверившего насчет начальника, а всевозможных удостоверений навидавшегося за службу сверх головы: те два или три, которые требовали к себе уважения, узнал бы и далека. -- Поставьте за угол и пройдитэсь пешочком.
-- Возьмите! -- швырнула Алина белобрысому ключи и права с техпаспортом. -- А ваш полковник пусть объяснит мне, на каком основании нэ положено , когда нету знаков. Правовое государство они строят! -- поднялась Алина до вершин сарказма.
Те двое: один в белой нарядной милицейской полковничьей форме, другой -- в импортном штатском, что наблюдали за сценой у подъезда через высокое окно верхнего этажа, конечно, не слышали диалога, но сцена и пластически была выразительна достаточно, чтобы вызвать их улыбки.
-- Строптивая, -- с тенью не то порицания, не то удовлетворения сказал штатский, человек среднеазиатской внешности.
Полковник кивнул, соглашаясь, отошел от окна (Алина уже скрылась в подъезде, оставив мента в некоторой растерянности разглядывать документы и ключи), нажал кнопку селектора:
-- Пилипенко у входа дежурит?
-- Пылыпэнко, -- хрипло согласился селектор голосом неопределенной половой принадлежности.
-- Срочно ко мне!
Отпустив кнопку, полковник поднял глаза на штатского:
-- Хорошо, что строптивая. Если уж до чего докопаетсяѕ
-- Рисковый ты человек, Петро! -- восхитился штатский, но как-то, кажется, с иронией восхитился.
-- Был бы не рисковыйѕ -- вступил было Петро в полемику, но тут приотворилась, явив совсем дурную собой и очень немолодую секретаршу, кабинетная дверь.
-- К вам, товарышш полковнык, -- обнаружила секретарша, что селекторный голос принадлежал ей. -- Журналысьтка. Ховорыть, прыхлашалы.
-- Ревнуешь, что ли? -- сомнительно пошутил полковник.
Секретарша злобно скрипнула зубами и бросила на штатского короткий, пронзительный взгляд исподлобья.
-- Так чего: пускать?
-- И кофе принеси на троих. С пирожными.
-- Да дэ ж я вам пырожныхь-то возьму? -- буркнула секретарша.
-- С пирожными! -- значительно утвердил полковник.
-- Зря ты с ней, Петро, так! -- покачал головою восточный красавец.
-- Учи ученого, -- проворчал Петро. -- По рукам-ногам повязана: куда на х.. денется?!
Восточный человек собрался возразить, но явилась Алина, и он вдруг сделался незаметен, скользнув ли в тень, сам ли в мгновение обернувшись теньюѕ
А полковник, выдержав в наигранном онемении, долженствующем выразить восторг и впрямь очень хорошенькой, да еще и нарумяненной гневом на мента Алиною, секундную паузу, уже шел, сияя, навстречу гостье, басил:
-- Вот вы, оказывается, какая, Алина Евгеньевна! Приятный, приятный сюрпр. Всегда, знаете, когда заочно кто-нибудь понравится, ожидаешьѕ мымру!
-- Не поняла! -- резко остановилась Алина. -- Я написала что-нибудь не так? Кого-то огорчила? Так на это есть Закон о печати. Обращайтесь в суд. Никто не давал вам праваѕ То, что я согласилась сюда прийти, считайте моей личной любезностью и не делайте выводовѕ
-- Простите милосердно, -- перебил Алину полковник бархатным баритоном, приложив руку к ослепительному кителю где-то в районе души. -- Не умеешь, как говорится, делать дамам комплименты -- не берись.
-- Вот и прекрасно! -- отрезала Алина непонятно по какому поводу и решительно села к полковничьему столу. -- Прежде чем вы ложите причину вашего приглашения, я хотела бы принести жалобу.
Полковник балдел!
-- Кто же вас так обидел?! Если, не дай Бог, кто наших!.. Дружба с прессой -- краеугольный, так сказать, каменьѕ
-- Официальную жалобу, -- перебила Алина жестко. -- Зарегистрированную. Видала я этиѕ начальственные нагоняи в присутствии посетителя. -- Протянула требовательную руку: -- Два листа бумаги, пожалуйста. И копирку. Единственная, знаете, защита от случайно затерявшихся бумагѕ
Аладдин, вызывая своего джинна, тер лампу -- полковник, вызывая своего, жал кнопку.
-- Да послала, послала я за пырожными за вашими! -- сунула секретарша голову в дверной проем.
-- Принеситеѕ барышне два листа бумаги. И один -- копирки.
-- Чего? -- сказала секретарша так презрительно, что полковник просто вынужден был прикрикнуть:
-- Того!
Секретарша пожала плечами.
-- Там Пылыпэнко торчит.
-- Вот пусть Пилипенко бумагу с копиркой и захватит. Только бумаги -- четыре листа. Третий и четвертый -- мне.
Ждали Пилипенко недолго, но молчали при этом так упорно, что воздух, казалось, начал искрить, потрескивать.
-- Товарышш полковнык! По вашему приказаниюѕ -- явился, наконец, белобрысый, никак не умея распределить между двумя руками отдание чести, удержание алининых прав и ключей и бумаги с копиркою.
-- Садись, Пилипенко, садись. Этот?
Алина опустила глаза не просто утвердительно, а и потому еще, что, непонятно отчего, стало ей чуть неловко.
-- Давайте начнем с его заявления, -- предложил белый полковник. -- Может, тогда в вашем и надобность отпадет. Сэкономим время. И нервы. Пиши, Пилипенко. Возьми вон ручкуѕ Под копирку пиши. Начальнику Управления Внутренних Дел полковникуѕ Ну, шапку ты знаешь. Рапорт. Написал? Ввиду полной моей неспособности осознать, что милиция служит гражданамѕ
Пилипенко попытался возмущенно-оправдательно приподняться -за стола, но полковник тоном тут же его и усадил обратно:
-- ѕмилиция служит гражданам, а не граждане предоставлены в распоряжение милиции в целях удовлетворения жажды власти работников последнейѕ
-- Но вы ж сами, товарышш полковнык!.. -- привстал-таки белобрысый мент, едва разобрался в смысле того, что ему девательски надиктовали.
-- Пиши! -- прикрикнул хозяин кабинета. -- Прошу уволить меня рядовѕ
-- Оставьте, оставьте его, полковник! -- чувство неловкости все нарастало в Алине и, наконец, дошло до предела. -- Пусть вернет права и ключи. И велите там знак повеситьѕ Я понимаю, только нельзя же без знака.
-- Слыхал, Пилипенко? Верни гражданке ключи и документы.
Пилипенко вернул.
-- И иди. И богу молись. И если там что в машине пропалоѕ
-- Ды товарышш полковнык!..
-- Иди-иди, кому сказано?!
Пилипенко исчез с пошатнувшейся в душе верою в мировую справедливость.
-- Что ж вы? -- не скрывая иронии, поглядел полковник на Алину. -- Жалко стало? А я-то думал -- вы и вправду женщина твердая и принципиальная.
-- Разве он виноват? -- отчего-то покраснела, что с ней случалось совсем не часто, Алина.
-- А кто? Может, я? Или капитан Мазепа? Или Пуго, Борис Карлович? -- Полковник насладился эффектной паузой и тяжко вздохнул: -- То-то и оно! Непростая ситуацияѕ Ох, непростая! Потому я и решился вас пригласитьѕ Смиренно, так сказать, возопить о помощиѕ
-- Давайте, полковник, договоримся раз-навсегда, -- попыталась Алина за жесткостью скрыть смущение. -- Каждый занимается исключительно своей работой. От добровольных помощниковѕ
-- Господи! -- вздохнул полковник. -- Как же вы против нас предубеждены! Всякое мое слово готовы толковать в худшем для меня смысле. Ладно-ладно, не стану пока рассеивать. Давайте повернем вопрос так: вы окончили три курса юридическогоѕ
-- Когда это былоѕ -- отмахнулась Алина.
-- Кокетничаете, да? -- с грузинским акцентом процитировал полковник побитый молью анекдот.
Алина впервые за последние полчаса улыбнулась.
-- Вы вестный не только у нас в городе, -- продолжил полковник, -- но и в стране журналист. Ваша последняя статья в "Огоньке"ѕ
-- Хорошо-хорошо! Вы уже зареклись делать дамам комплименты.
-- Словом, мы хотим дать вам возможность как угодно подробно ознакомиться с нашей работой, допустить вас до самых, так сказать, последних наших секретовѕ
-- Так уж и до последних? -- усомнилась Алина, хоть глаза у нее несколько и разгорелись.
-- Последних, -- ответил полковник, честно глядя в разгоревшиеся эти глаза.
-- Бойтесь данайцев, дары приносящих! -- продекламировала журналистка.
-- Хи-итраяѕ -- погрозил полковник пальчиком. -- Ничего от нее не скроешь. Ну есть, есть у нас в этом свой интерес! Который, впрочем, нимало не ущемит вашу независимость . У нас и впрямь масса бездарностей, непрофессионалов. Мы и впрямь заслужили самые серьезные нарекания. Так вот: единственное условие, которое я хотел бы вам поставить: вы будете писать про работу самого талантливого, самого порядочного нашего сыщика. Это вовсе не показуха! Почему, скажем, литературоведы исследуют творчество Толстого или Блока чаще, чем творчество писателя Пупкина? А вы, журналисты, всё норовите наоборот!
-- И кто же у вас этот самыйѕ Толстой?
-- Напрасно иронируете.
-- Талантливый, но, главное -- порядочный!
-- А вы не слыхали? Капитан Богдан Мазепа. Человек потрясающей интуиции! Блистательной памяти! Абсолютного знания криминального Львова, да, пожалуй, и Западной Украины в целомѕ Тончайшего нравственного слуха!
-- Пиф-паф ой-ой-ой, что ли? -- осведомилась Алина, еще усилив иронию. -- Тончайшего нравственного слуха? Банальный бабник!
-- Оказывается, вы уже знакомы!
-- Он пытался склеить меня на опознании трупа моего мужа.
-- Да-да-да-да-даѕ -- закивал полковник, то ли вспомнив эту историю, то ли сделав вид, что вспомнил. -- Прямо, говорите, на опознании?
Алина кивнула, но кивнула автоматически, ибо, в сущности, не слышала уже вопроса: вольно -- невольно ли, полковник вернул ее в ранневесеннюю ночь три месяца назад, ночь, когда Алина стала, наконец, взрослой.
-- Что? -- переспросила Алина голос, обводя отупелым взглядом прокуренную комнату с пеплом на паласе, переполненными пепельницами, липкими немытыми рюмками, станиолевыми обертками от стандартов таблеток. -- При чем тут милиция? О, Господи! Нашелся, что ли? Живой? Да вы человеческим языком разговаривать умеете?!
Голос, судя по тому, что хозяин его на полувозмущении Алины оборвал связь, человеческим языком разговаривать умел не очень. Алинин мозг уже работал, раздраженно и лихорадочно, -- тело же все не находило сил сбросить оцепенение и путалось в раскиданных тут и там одеждах. Алина выглянула в окно: впритык к новенькой ее, сверкающей под фонарем "Оке" припарковался, не выключив света, не заглушив вонючего, тарахтящего мотора, желто-синий УАЗик; владелец голоса с сержантскими погонами на плечах брел к нему, покуривая, от телефонной будки.
Лифт не работал. Алина одолела четырнадцать пролетов гулкой, пустой, грязной ночной лестницы с тусклыми лампочками, горящими через два этажа на третий; даже не кивнув ментам, вставила ключик в дверку "Оки", но не успела усесться, как сержант, отщелкнув окурок в сторону урны, но в нее не попав, подвалил и взял Алину под локоток, чем вызвал у нее летучую брезгливую гримаску.
-- К нам в машину, пожалуйста.
-- Я что, арестована? Вы нашли его или нет?
-- Сами все и увидите! -- настойчиво влек Алину сержант.
Была б ситуация чуть поординарнее, а предчувствия чуть менее скверными, Алина так легко не сломалась, не поддалась бы сержантуѕ
УАЗик трясло по ухабистым львовским улицам. Менты гробово молчали. В узком каком-то проулке -- Алина, хоть и шоферша, давно потеряла ориентиры -- водитель включил дальний, и пятна света запрыгали-заплясали по каким-то подозрительным заборам, будкам, грудам кирпичных обломков.
Въехали, наконец, в узкую щель между двумя порядками кооперативных гаражей. Возле одного, справа, стоял другой УАЗик, тоже милицейский, уставясь выносным прожектором в двустворчатые гаражные воротца.
-- Прибыли, -- сообщил сержант Алине. -- Чего сидите?
Алина с не свойственной ей покорностью выбралась машины: ясно было, что дело скверно, и скверность эту торопить совсем не хотелось, да и гордость свою испытывать, потому что эти менты в эту ночь совершенно очевидно имели твердую установку Алине хамить.
-- Понятые на месте? -- поинтересовался сержант у коллег, и две тени, мужская и женская, зябкие, немолодые, одетые черт-те во что, тут же привыступили темноты.
Весенний ночной морозец пощипывал алинины уши, но ей даже не хватало энергии погреть, потеребить мочки пальцами. Лампочка одинокого фонаря раскачивалась, двигая справа налево, слева направо грязные, подтаявшие сугробцы.
-- А Пиф-паф ой-ой-ой? -- продолжал сержант утолять любопытство.
-- Сообщили. Едет.
-- Будем дожидать или приступим?
Тот, кто отвечал сержанту, пожал плечами и пошел к освещенным прожектором воротцам, распахнул картинно, фокусник фокусником, фрака и чалмы только недоставало.
В гараже стояла машина: "Москвич" последней модели. Внутри, на разложенных сиденьях, застыли в объятиях обнаженные мужчина и женщина. Закоченелиѕ
-- Он? -- задал сержант вопрос. -- Муж?
Алина одеревенела, вбирала информацию.
-- Вы меня? А! да-да, конечно.
-- Стало'ть, опознаёте?
-- Опознаю-опознаю, -- отозвалась Алина откуда-то далека и почему-то хихикнула: ей забавно показалось, что в один и тот же момент она потеряла мужа сразу в двух смыслах: морально и фактически. Не то что бы она держала его за святого, но ведь они поженились так сравнительно недавно! И потом: одно дело -- предполагать, подозревать, другое -- увидеть! То есть не труп увидеть -- трупы она видела! а мену ѕ
Еще один мент, испугавшись, услышав смешок, что придется одолевать алинину истерику, сказал робко-нейтрально, словно сумасшедшей:
-- Протокол подписать надо бѕ
Алина втиснулась в прожекторный УАЗик на сиденье рядом с водительским и завороженно наблюдала, как в узком свете переноски доцарапывает мент свой протокол.
-- Они замерзли?
-- Что? -- оторвался мент от бумаги. -- Кто?
Алина кивнула.
-- Угорели, -- отрицательно мотнул мент головою. -- CO отравились. Окисью углерода. Обычное дело. Мотор не выключили, чтоб печка грела. Притомилисьѕ -- хмыкнул скабрезно, -- и вот: отдохнули . Преступление, как говорится, и одноврёменно -- наказание.
-- А ктоѕ она?
-- Вам-то уже не все ли равно?
"Это, -- подумала Алина, -- он сказал точно", -- хотя в глубине души чувствовала, что ей все-таки не вполне все равно; что будь, к примеру, рядом с мужем кто-нибудь общих их семейных знакомых, то есть особа, которую Алине приходилось принимать дома, разговаривать о женском и об вообще, угощать чаем и ликером -- ей стало бы еще больнее. Смешноѕ
Мягко покачиваясь на рытвинах, едва не задевая гаражи черными лакированными бортами, вплыла в узкий проезд, огромная легковая машина, американская, шестидесятых годов: "Паккард" не "Паккард", "Шевроле" не "Шевроле". Алина встретила ее взглядом, довела до остановки.
-- Ладно, где подписывать?
Из "Паккарда" не "Паккарда" вышел красивый, ладный мужик лет тридцати с небольшим.
-- Опознала, товарищ капитан, -- лениво подвалил к мужику сержант. -- Ловко вы ее вычислили.
Товарищ капитан направился к гаражу -- Алина уже выбралась УАЗика, медленно наблюдала, -- и, наставив вроде ствола пистолета указательный палец сперва на одного, потом на другого несчастного любовника, сказал:
-- Пиф-паф ой-ой-ой.
Продул воображаемый ствол от воображаемых остатков воображаемого дыма.
-- Которые в этом году? -- спросил брезгливо-сочувственно.
-- Двенадцатые, -- отозвался сержант. -- Наверное, уж последние. Весна, как говорится, идет -- весне, как говорится, дорогу.
Капитан прошелся вокруг "Москвича", внимательно вглядываясь то в одну какую-то деталь -- открывальную, что ли, кнопочку, -- то в другую, и констатировал:
-- Несчастный случай. Эксперту, конечно, проведите, но чувствую: толку не будет.
-- Чувствует он! -- буркнул сержант, с ночного звонка которого началось для Алины это мутное, это омерзительное утро, своему напарнику-водителю. -- Как будто без чувств не все ясно.
Капитан остановился на полпути к лимузину: слух у него оказался отменный.
-- Был бы ты, Гаврилюк, посообразительнее, я б тебе таких историй понарассказывал, в которых тоже все было ясно. А так -- смысла нетѕ -- и пошел дальше.
-- Как я поняла, вы тут старший, -- заступила Алина дорогу.
-- А вы, как я понял, -- вдова, -- полуулыбнулся капитан, и Алина решила, что девки в его интонации больше, чем сострадания.
-- А я -- вдова, -- подтвердила с вызовом. -- Я осозна, что достойна презрения заѕ за такого мужа. И все же вы мне, может, объясните, почему меня доставили, как преступницу? На каком основании у меня отобрали право приехать на собственном автомобиле?..
Капитан взял в ладони обе алинины руки и повертел их не то рассматривая, не то ей же самой демонстрируя тоненькие, хрупкие ее запястья, а потом отпустил и достал кармана пару никелированных самозатягивающихся американских наручников, эффектно позвенел ими.
-- Преступников мы не так доставляем.
Кивнул на невозможные ухабы:
-- Еще и подвеску побили б: "Ока" -- машина нежная.
-- Как много вы обо мне знаете! -- сказала Алина. -- Ладно. Спасибо за заботу.
-- Ничего, -- снова полуулыбнулся капитан.
-- Только вот, если подозрения с меня сняты, как я должна отсюда выбираться?
-- Вообще-то, -- вздохнул капитан непередаваемо тяжко, -- хлопцы б вас довезли, -- и кивнул на УАЗики. -- Но больно уж выѕ -- демонстративно скользнул по алининой фигурке взглядом уверенного в себе бабника. И двинулся приглашающе к пассажирской дверце своего "Кадиллака" не "Кадиллака".
-- Хам, -- сухо и коротко хлестнула Алина капитана по щеке, не столько живому импульсу подчинясь, сколько чувствуя себя просто обязанной так сделать, и быстренько застучала каблучками к выходу по межгаражному коридору.
Судорога удовлетворенного чувства справедливости сотрясла Гаврилюка.
Капитан прыгнул в черный дредноут и ловко пустил его задним ходом между плотно обступающими гаражами. Особенно эффектно проходил он повороты, где, казалось, и мотоциклу-то одиночке не пробраться без ущерба.
Алина все поцокивала каблучками в лунной раннемартовской ночи, дредноут полз сзади бесшумной тенью. Алина обернулась раз, другой и вдруг взглянула на себя со стороны, глазом, скажем, наглеца-капитана: деланно скорбную (муж как-то в мгновенье, на пятой секунде после циркового открытия гаражной двери, стал посторонним; более того: тревога этих дней и ночей, матывающий труд ожидания лопнули подобно нарыву, а звенящий морозец даже разогнал тошноту от созерцания лившегося кровавого гноя), неприступную иѕ улыбнулась.
Шестым что ли чувством уловил наглец эту улыбку? -- однако дредноут тут же подплыл, остановился, распахнул дверцу. Алина скрылась внутри. С неожиданной прытью "Кадиллак" не "Кадиллак" развернулся и весело газанул вдальѕ
-- Мне показалось, -- вернулась Алина странного, амбивалентного своего воспоминания в кабинет, -- что он не любит, когда висят у него на хвосте. Одинокий волк.
-- Кто ж любит?! -- риторически вопросил полковник. -- А вы что, уже пробовали?
-- Такѕ -- сделала Алина неопределенный жест.
-- Ну, эта беда -- не беда. Поможем. Вызовем. Поговорим. Прикажем. Дадим официальное предписание.
-- Не пойдет, -- отозвалась повеселевшая Алина.
-- Не пойдет?!
-- Если уж ваш Пиф-паф ой-ой-ой и впрямь независимый и талантливыйѕ Да вдобавок еще иѕ порядочный -- предписание от начальства в смысле доверия будет мне худшей рекомендацией.
-- Ну, знаете!.. -- попробовал было возмутиться полковник, но Алина перебила:
-- Подскажите лучше, где б я могла его встретить случайно . А вот если мне впоследствии понадобится ваша помощьѕ
-- Где встретить? -- задумался полковник (идея Алины ему понравилась). -- Да где угодно! Знаете, например, "Трембиту"? Кооперативный ресторанчик.
-- Еще б не знать, -- кривовато усмехнулась журналистка. -- Свадьбу справляла.
-- Тем более. Мазепа редкий вечер его не инспектирует. Там в прошлом году случилось убийство. Единственное нераскрытое преступление на территории капитана. Автоматы, браунинг редчайшей марки "зауэр", пальбаѕ С тех пор он оттуда и не вылазит. Заело, наверное.
-- Только имейте в виду, -- поднялась Алина -за стола. -- Я вам ничего не обещала.
-- Какие могут быть обещания между свободными людьми?! -- поднялся -за стола и полковник. -- Просто мы пытаемся повернуть взор прессы на наиболее ярких наших работников. Вот и весь наш интерес. Да и сами посудите: человек, не имеющий за одиннадцать лет работы ни одного нераскрытого преступления!.. Ну вот, кроме этой "Трембиты".
-- Да двух покушений на него самого, -- донеслось дальнего угла.
-- Ох, простите, -- сделал вид полковник, что опомнился. -- Не познакомил. Шухрат Ибрагимович, ваш коллега и земляк. Из Москвы. Представитель пресс-центра МВД
Шухрат Ибрагимович вышел на ковер, ящно склонясь, поцеловал алинину ручку.
-- Петро Никифорович насчет коллеги , конечно, польстил. Журналистика -- дарѕ -- повертел Шухрат Ибрагимович рукою в направлении эмпиреев. -- Так, сотрудничал кое с кем. Был, можно выразиться, соавтором. А перо -- тяжелое. Сам и страницы удобочитаемой написать не способен. И тем не менее, Алина Евгеньевна, позвольте совет полупрофессионала?
-- Вообще-то, -- отозвалась Алина, -- к бесплатным советам доверия у меняѕ
-- Понимаю, -- согласился Шухрат Ибрагимович. -- Сам таков. Но я с вас, если настаиваете, и пару рубликов могу взять.
-- С гонорара, договорились?
-- Э, нет! С гонорара -- коктейль! В "Трембите"! И четыре пирожных.
-- Шухрат Ибрагимович у нас -- редкий сластена! -- отрекомендовал полковник.
-- Ну, советуйте, советуйте! -- нетерпеливо подогнала Алина.
-- Хотел предложить вам такой вот парадоксальный взглядѕ парадоксальный поворот. Сам бы воспользовался, да талантом Бог обделил. У Богдана Ивановича за одиннадцать лет, как верно заметил Петро Никифорович -- почти стопроцентная раскрываемость. Но -- почти! Анал неудачи гения! Я имею в виду как раз "Трембиту". Каково, а?.. Пару рубликов заработал?
-- Посмотрим, -- сказала Алина, которой почему-то плохо шутилось с Шухратом Ибрагимовичем, и, кивнув, пошла к дверям, где и столкнулась с секретаршею, едва не выбив ее рук поднос, нагруженный всякой всячиной, пирожных среди которой, правда, не было.
-- За смертью тебя посылать! -- прокомментировал полковник.
Кавказской наружности немолодой юноша подсел к Алине за столик, достал кожаных доспехов бутылку молдавского коньяку.
-- Саставьишь компанию, а? А то и вчера сидела адна, и пазавчераѕ Вроде и не страшненькая!
Алина смерила юношу взглядом, достала лаковой коробочки дорогую сигарету (кавказец тут же подал огня).
-- Составлю, -- ответила, выпустив дым. -- Только не приставай, ладно?
-- Что, неприятности?
-- Ага, -- кивнула Алина с повышенной серьезностью, выдающей девку. -- Переживаю.
-- Я вот тоже пережьиваю, -- кивнул немолодой юноша и разлил коньяк по рюмкам. -- Будем здоровеньки. Или как там у вас говорится: здаравеньки булы?
Алина выпила, пристально-невидяще посмотрела на кавказца, который меж тем продолжал о чем-то болтать, и подумала:
"А что? взять и позвать! И -- здаравеньки булы! Сколько можно спать в одиночку в холодной, широченной, где что вдоль, что поперек, кровати?! Он, в конце концов, сам виноват!" и тут же, до этого "сам виноват" додумав, расхохоталась вслух, ибо сам , как ни крути, означало Мазепу.
-- Ти чего? -- приобиделся немолодой юноша. -- Я тыбе серьезные вещи рассказываю, а тиѕ
Хлопнула дверь, и Алина снова поймала себя на том, что обернулась, словно пятиклассница на первом свидании, но и это был не капитан: странного вида пожилой человек вошел в ресторан словно американского боевика про сороковые годы: в длинном свободном светло-сером макинтоше, в серой же широкополой шляпе, надвинутой на глаза. Пожилой и по походке, и потому что за приподнятым воротником угадывалась седая бородка клинышком.
-- Хиппует, -- прокомментировал кавказец, отследив Алинин взгляд.
Странный человек пересек зал и скрылся за дверью служебного входа.
-- Так явится, в конце концов, Мазепа или не явится никогда?! -- взбешенно сказала Алина вслух.
-- Какой Мазепа? -- умился кавказец. -- Гетман, что ли?
-- Гетман-гетман, -- согласилась Алина.
-- Вот ти гаваришь: не приставай, -- продолжил кавказец после довольно значительной паузы, во время которой безуспешно пытался осмыслить алинино восклицание по поводу легендарного гетмана, да так и бросил это занятие. -- А каково адинокому чилавеку в чужом городе. Ти падумала, а?
-- Ты бы знал, каково адинокому человеку в своем городеѕ -- протянула-передразнила Алина.
-- Понял, -- сказал кавказец. -- С полнамека. Сплетен баишься. А ми как в детективе устроим! Штирлица видела? Вот, например, я сейчас за тибя расплачиваюсь и ухажу, а тиѕ
Дикий женский вг понесся откуда-то служебных недр ресторанчика. На пороге внутренней двери появилась девица, одетая гуцулкою (ресторанная униформа), хватанула ртом воздуха и дала еще один вг.
-- Тамѕ -- показала, прокричавшись, куда-то за спину. -- Там!..
Алина вскочила первая, рванулась в подсобку, кавказец вслед. Вслед кавказцу -- еще кто-то и ещеѕ
В небольшом кабинете сидел за столом упакованный мужик с упавшей на грудь головою -- вроде как спал. Только свежепобеленная стена за его спиною была в красных брызгах крови и желтых, жирных пятнышках мозга, разбросанных вокруг черной пулевой отметины. Алина присела на корточки, заглянула упакованному в лицо: посреди лба расположилась маленькая такая, ящная дырочка.
-- Спокойно! -- нервно закричала Алина. -- Спокойно! -- и, заметив в толпе любопытных здоровенного местного бармена, приказала: -- Быстро на вход! Никого не выпускать!
Бармен зачем-то послушался.
Алина же, миновав подсобку, бросилась к черному ходу.
Дверной проем зиял пустотою. Старинный проходной двор -- несколькими арками.
-- Ищи ветра в поле, -- могла бы сказать Алина, если было б кому.
Она достала платочек, аккуратненько, чтоб не повредить возможные отпечатки, прикрыла дверь, сквозь платочек же задвинула и щеколду. Ясно было, что стрелял пожилой ковбой вестерна, выстрелил и давным-давно, пока Алина разглядывала покойника, исчез, так что перекрывать выход нужды не было. Мегрэ бы во всяком случае не перекрыл.
В дверях кабинета все еще толпились.
-- Трупов не видели? И не стыдно? -- укорила Алина и снова вспомнила капитана Мазепу: всего однажды наблюдала она его за работой, но подсознательно копировала (пародировала?), безусловно, именно его стиль. " Пиф-паф ой-ой-ой " оставалось только добавить.
Люди как-то неволею дали Алине дорогу, а на вопрос "милицию вызвали?" -- дружно смолчали. И тут старалась не повредить пальчиков, Алина медленно, методично влекла телефон -под самого буквально трупа, набрала ноль-два.
-- Дежурный? -- спросила. -- В "Трембите" убийство.
На том конце провода поинтересовались, кто говорит.
"А действительно, -- подумала Алина, -- кто она такая, чтобы чуть ли не расследование проводить? Беседа с полковником придала ей, что ли, значимости в собственных глазах? Юридическое студенчество? Ожидание капитана Мазепы?"
-- Кто-кто! -- ответила раздраженно. -- Дед Пихто! Посетительница! -- и бросила трубку, вернулась в зал.
А там, на пороге, бармен уже отчитывался капитану Мазепе; черный лимузин поблескивал под фонарем за стеклянными дверными вставками.
-- Здравствуйте, капитан, -- подошла Алина (секунду назад принятое решение: доесть и домой, -- как ветром сдуло). -- Узнаёте?
-- Узнаю, -- ответил капитан и добавил не без злобы (обиды, быть может)? -- Горе перемогаете?
Алина вспыхнула, хотела было повернуться, уйти, забыть об этом самовлюбленном хаме, но самовлюбленный хам отнесся к ней вдруг с такой товарищеской простотою, что от алининой обиды как-то вдруг не осталось и следа:
-- Пиф-паф ой-ой-ой, выходит?
-- У-гу, -- кивнула Алина и показала на подсобную дверку.
-- Три дня не заглянешь -- черт-те что начинается! -- покачал капитан головою и пошел через зал, Алина -- за ним.
Пока капитан осматривал место происшествия -- а делал он это недолго -- Алина -за спины все тараторила про плащ, про бородку, про черный ход, про сохраненные ею отпечатки.
Взвыв сиреною, затормозила у ресторанчика оперативная "Волга", вошли хлопцы в штатском. Капитан кивнул на труп, снова сказал:
-- Пиф-паф ой-ой-ой, -- и пошел кафе.
Алина, провожаемая тоскливым взглядом немолодого кожаного мальчика, пошла за Мазепою.
-- Прокатиться хотите?
Алина кивнула.
Капитан распахнул дверцу "Шевроле не Шевроле", впустил Алину, уселся сам, завел мощный неслышный двигатель, тронул с места вроде незаметно, но Алину прижало к спинке.
-- Вижу, -- сказал Мазепа. -- Вижу в глазах осуждение: не опросил свидетелей, не поискал пулю. Так вот: пулю найдут хлопцы, и окажется, что она выпущенаѕ
-- Из "зауэра", -- продолжила, воспользовавшись микропаузою, Алина. -- Да вдобавок того самого, которого убили бармена в прошлом году. "Зауэр" -- редкое оружие.
-- О-го! -- повернул капитан голову. -- Вот это информированность!
-- Профессия обязывает.
-- Не люблю журналистов.
-- Журналисток тоже?
-- Журналисток? Кюшать люблю, а так -- нэт, -- процитировал с кавказским акцентом анекдот позапрошлого сезона. -- А свидетелей опрашивать -- дохлый н Не такой же он кретин, чтобы еще раз воспользоваться этим костюмом.
Дальше ехали молча: только тресканье-бульканье служебных переговоров по рации, в которые капитан, впрочем, не вступал, нарушало тишину.
Наконец, "Шевроле не Шевроле" стал прямо перед подъездом.
-- Запомнили! -- иронически восхитилась Алина.
-- Профессия обязывает, -- отпарировал капитан и, некоторое время выждав, добавил. -- Ну?
-- Что -- ну? -- не двигаясь с места, со всею наивностью, на какую была способна, поинтересовалась Алина.
-- У вас ко мне еще какие-нибудь вопросы? Илиѕ советы?
-- Просто жду, когда снова на ночной кофе начнете напрашиваться. Сами сказали: кюшать люблю.
-- Во-первых, тогда уже было утро. Во-вторых, я -- потомок шляхтичей, -- отозвался капитан. -- И потому до неприличия горд: навязываю свое общество не более одного раза.
-- А вы рискните -- в порядке исключения -- на вторую попытку!
Капитан пристально поглядел Алине в глаза, потом склонился под приборную доску, стал чего-то там откручивать.
Рука об руку со своею женской гордостью Алина наблюдала. Ей даже интересно стало, что она почувствует, если капитан проигнорирует и так слишком уж откровенное приглашение.
Тот, наконец, влек гнезда громоздкую служебную рацию.
-- Я на работе, -- пояснил. -- Пошли, что ли?
Алина улыбнулась.
В Управление они ехали каждый в своем авто, где позволяла ширина дороги -- рядышком, и выглядело это, учитывая соотношение размеров, забавно.
Никакого знака на площадке у входа так и не появилось, правда Пилипенко, снова оказавшийся на том же посту, предпочел не заметить ни "Оку", ни ее хозяйку, только капитану козырнул, но этого капитан не заметил , а не стесняясь ни Пилипенко, ни сослуживцев, косяком валящих к дверям, ни прохожих, нежно и крепко поцеловал ее в губы..
-- Ну ты, мать, сильна! Никогда так не попадал! Со мной, -- кивнул на Алину часовому, миновав сени. -- Только имей в виду: я палец о палец не ударю. Уболтаешь полковника -- твое счастье, а не уболтаешьѕ -- и развел руками.
-- Уболтаю, -- сказала Алина и совсем было не пошла к полковничьему кабинету, как решила, что лучше бы капитану не знать, что она знает, где этот кабинет расположен. -- Мне куда?
-- Налево, -- кивнул Мазепа. -- Там лифты. На четвертый этаж.
"Не так-то уж вы, капитан, и проницательны", -- подумала, нажимая лифтовую кнопочку, и, кажется, именно в этот момент у Алины и возникла безумная честолюбивая мысль самостоятельно раскрыть то, давнее, прошлогоднее убийство в "Трембите".
Когда Алина вернулась от полковника, разговаривать с нею по поводу происшествий в "Трембите" -- и давешнего, и прошлогоднего, Мазепа отказался категорически.
"Ну ничего, -- бодро решила Алина, -- перебьюсь", -- и, едва капитан, оставив ее за своим столом, а ключ от сейфа -- в дверце, исчез кабинета, сбегала в архив за прошлогодними материалами по "Трембите".
Перевернув очередную страницу "дела", уперлась взглядом во вклеенный черно-белый снимок: осыпавшееся стекло витрин, осколки посуды; бледный человек у стойки; мертвое тело на полуѕ
Алина влекает мазепиного стола лупу, вглядывается в лицо бледного человека. Подходит к несгораемому шкафику, достает папку свежих фотографий давешнего трупа. Выбирает одну, кладет рядышком со вклеенной. Нечего и сомневаться: трупом давеча стал именно тот бледный человек. А может, и не бледный вовсе? Может, просто такое освещение было, когда фотографировали? Вспышка? Почуяв след, Алина лихорадочно переворачивает несколько страниц и, наконец, находит ображение того, прошлогоднего, трупа. Лица трупов, естественно, разные, иначе и быть не может -- зато одинаковыми: и по размеру, и по расположению, -- оказываются дырочки во лбах. Совпадение? Но в совпадения Алина верит плохо. Она отлистывает "дело" назад, возвращается к прошлогоднему снимку, к общему плану разгромленного ресторана. На соседней по развороту странице, под типографским грифом "Объяснение", от руки написан текст, который Алина, продираясь сквозь корявый почерк, принимается читать полувслух:
-- Последний посетитель ушел около одиннадцати. Я повесил табличку, но дверь почему-то не заперѕ
" Почему-то ѕ Странное словцо, а особенно здесь, в столь серьезном контексте. Не бывает почему-то , не бывает! -- злится Алина. -- На каждое почему всегда существует и потому!" -- и пытается перенестись туда, в прошлый год, в "Трембиту", ставит себя на место Мазепы, слушающего среди осколков медленные, словно выдавливаемые между губ, показания человека, чьих показаний никто уже никогда больше не услышитѕ
-- ѕАга, почему-то не з Володя, -- кивает ресторанный хозяин вн, на труп, -- занимается своими бутылками, стаканы протирает, что ли. Я подбиваю бумаги, считаю бабки. Девочек мы отпустили раньшеѕ
"Почему отпустили раньше?" -- забрасывает Алина в память, стараясь не прерывать воображаемой сцены.
-- ѕИ тут -- дикий вг тормозов. Ну точно, как в киноѕ в американскомѕ
За последние два года Алина много пересмотрела американского кино по мужнину видику, и ей не представляет труда перенестись воображением еще на полчаса назад: машина без номеров, взвгнув тормозами, замирает, как вкопанная, возле входа в "Трембиту". Один остается за рулем, двое в джинсовых кепках (Алина видела эту парочку позавчера на рынке -- ее и подставила на место убийц), в носовых платках, оставляющих на лицах открытыми только глаза, врываются в помещение, вскидывают: один -- "калашникова", другой -- "зауэр" -- и тут же открывают огонь. Директор, белый от страха, падает за стойку. Бармен, получив в лоб шальную пулю, медленно оползает на пол. Джинсовые кепки стреляют еще с полминуты, выходят вон, хлопают дверцами машины, и та, взвыв мотором, взвгнув задними колесами, срывается с места, скрывается за угломѕ
"Рэкет? -- задает Алина сама себе вопрос. -- Кто-то кому-то отказался платить?" -- и слышит прошлогодний голос Мазепы.
-- Словом: пиф-паф ой-ой-ой? И вы даже не догадываетесь, кто бы это мог быть? -- не столько спрашивает, сколько в ироничной своей манере утверждает капитан.
-- Рэкетиры, наверное, -- отвечает директор, и Алине не нравится, что их версии совпадаютѕ
-- Алиночка-Алина, на Ленина -- малина! -- голос Мазепы уже не воображенный -- натуральный -- вырывает ее ресторанчика. -- Интер-ресное ограбление. Пиф-паф ой-ой-ой!
Алина поднимает голову от "дела", оборачивается на двери, в которых на полноге стоит капитан.
-- Я лучше почитаю, а, Богдан?
-- Да ты не бойся! насчет малины -- пошутил: для рифмы понадобилась. Помнишь, как Незнайка стихи сочинял? На настоящую малину я б тебя и не взялѕ Ну-ка ну-каѕ -- вдруг осекает треп, заинтересовывается капитан, подходит к Алине. -- Получила разрешение залезть в архив! Впрочем, да! Забыл! У тебя ж безотказное средство, -- тон Мазепы вдруг меняется, становится холодным, желчно-презрительным, взгляд нарочито подробно скользит по Алине сверху дону, словно по выставившей себя на продажу проститутке.
Алина оценивает и интонацию, и взгляд, встает, лепит капитану пощечину.
-- Два-ноль, -- констатирует он. -- Это ты хочешь, значит, сказать, что спишь со мною исключительно чувства любви? Интересное прнание. Знаешь, ради него я готов получать по морде хоть трижды на дню, -- и обнимает Алину, кружит ее по кабинету.
Алина отбивается, но недолго.
С большой неохотою оторвавшись от алининых губ, капитан проносит:
-- А на дело ты со мной все-таки поедешь. Бумаги не убегут. А уж если взялась учать положительного героя да описыватьѕ
-- Эгоист ты, а не положительный герой, -- вздыхает Алина, запирает, наученная горьким уроком Жеглова Шарапову, документы в сейф и идет вслед за любовником.
-- Что новенького? -- спросила Алина.
-- Я тебя люблю, -- ответил Мазепа.
-- Этой новости, -- заметила Алина, взглянув на запястье, -- уже тридцать девять часов. Несвежая новость. И не вполне достоверная. Я про убийство.
-- Как так -- не вполне достоверная?! -- возмутился капитан.
-- Ну, Богдан! -- сморщила Алина носик. -- Я, между прочим, серьезно.
-- А я, что ли, шучу?
Алина надулась.
Минуты через три капитан не выдержал принципиапьного молчания.
-- А что там может быть новенького ? Видели убийцу практически все, даже ты. А какой толк? Это, знаешь, не приметыѕ Единственный ход -- покопать, cui bono, -- ( кому выгодно , -- перевел)ѕ
-- Знаю, -- отозвалась Алина. -- Училась.
-- ѕчто, если не в деталях, понятно и так, а в деталях -- все равно не докопаешься. Да и не важно, не интересно: свои. Вот сами пусть и разбираются, грызут глотки друг другу.
-- Рэкет?
-- Может, и рэкет.
Алине не понравилось, что капитан соглашается с версией рэкета.
-- Чего смотришь? -- заметил Мазепа алинино недовольство. -- Нарушается принцип небежности возмездия? А и хрен с ним, с принципом! Так у себя в блокнотике и запиши: капитан Мазепа считает, что и хрен с ним, с принципом!
-- А пуля?
-- Что -- пуля?
-- Нуѕ угадала? Тот же браунинг? "Зауэр"?
-- Тот же, тот жеѕ -- отболтнулся капитан.
-- Значит, шансов, по-твоему, никаких?
-- Разве что с такою помощницею.
-- Расскажи, -- все пыталась Алина сбить капитана с несерьезного тона, -- расскажи, ради Бога: почему прошлогоднее убийство зашло в тупик? Тоже потому что хрен с ним с принципом?
-- Убийство-то как раз удалось. Вот расследованиеѕ
-- Шляхетский юмор? -- раздражилась Алина.
Капитан заметил раздражение.
-- Можно было, конечно, покопатьѕ Но правда ведь: не интересно!
-- То есть пускай убивают друг друга?! -- возмутилась журналистка.
-- Ага, -- отозвался капитан и заложил крутой вираж во -- Слава Богу, приехали.
-- Та-акѕ Телеворов -- два. Видеомагнитофонов -- три. А видеомагнитофонов зачем -- три?
-- Один цифровой, -- сквозь слезы пояснила женщина с дивана. -- Дигиталь. А те два -- чтоб фильмы переписывать. Не таскаться жѕ
У капитана видеомагнитофона не было ни одного -- с тем более серьезным сочувствием кивнул он головою:
-- А-аѕ -- и продолжил чтение списка. -- Видеокамера эм-восемьѕ Компьютер персональный ай би эм 386 дэ икс, в комплектеѕ компьютер персональный "Макинтош"ѕ принтер лазерныйѕ принтер струйныйѕ принтер матричныйѕ ксероксѕ факсѕ радиотелефона -- триѕ картиныѕ антиквариатѕ В общем, тысяч такѕ на пятьсот? -- спросил-подытожил.
-- Как считать, -- ответил хозяин. -- Цены плавают. И потом: одно дело купить, другое -- продать.
-- Как считать! -- злобно передразнила женщина.
-- Отпечатки, пиф-паф ой-ой-ой! снимали? -- поинтересовался капитан у коллег.
-- Нет отпечатков, -- буркнул огненно-рыжий мент-эксперт, у которого всякий раз, когда не было отпечатков, сильно портилось настроение.
-- Естественно, -- отозвался капитан и пошел по квартире, заглядывая в шкафы. -- Норка? О! еще! А зачем столько шуб? Тоже одна -- цифровая, а две -- переписывать.
-- Чо ж я, каждый день в одной ходить буду?
-- Каждый день -- конечно, -- снова сочувственно согласился капитан. -- И ни одну не тронули? Как-кие благородные воры! По-рыцарски относятся к дамам! Дубровские прямо!
Хозяйка вдруг встревожилась, встрепенулась, подскочила к шкафу, пересчитала богатство:
-- Аж напугали!..
-- Откуда, -- отнесся Мазепа к хозяину, -- не спрашиваю. Все, надо думать, нажито законно. Иначе б не обратились. Верно говорю?
-- Верно, -- отозвался хозяин. -- "Икар". Внедренческий кооператив.
-- Неплохие заработки, -- прокомментировал капитан. -- И что к солнцу подлетать слишком блко опасно -- знаете, -- и вернулся в прихожую, осмотрел входную дверь: быстро, но цепко. -- Недавно поменяли? Неужто еще худшая была?
-- Лучшая была, лучшая! Бронированная! -- подскочила зареванная хозяйка. -- Замок ему, видите ли, Парижа привезли. Электронный. Поставить приспичило! Будто на месте поставить было нельзя!
-- Галя! -- поморщился хозяин.
-- А ты на меня не хавкай! Я на тебя сейчас так хавкну!
-- Давно женаты? -- осведомился капитан.
-- А какое это, интересно, играет значение? -- непонятно на что обидевшись, взвилась Галя.
-- Третий год, -- буркнул хозяин, и стало окончательно ясно, что каждый двадцати четырех с чем-то там этих месяцев обошелся ему недешево.
-- Вдовец?
-- Развелся.
-- А родом-то вы откуда? -- поинтересовался вдруг капитан, оборотясь к хозяйке.
-- С Винницы, -- опешила та. -- А шо, нэможно?
-- Можно, можно, -- успокоил Мазепа и обратился к ментам. -- Ладно, хлопцы, пиф-паф ой-ой-ой, -- продул воображаемый ствол от воображаемого порохового дыма. -- Вы тут занимайтесь. А мы с Алиной Евгеньевной пойдем. Вечером дома будете? Я загляну, o'key?
Хозяин кивнул.
-- Пошли? -- и, взяв Алину под руку, капитан направился к лестнице.
-- У тебя что, дела?
-- Неотложные, -- согласился он. -- Еду обедать с любимой женщиной капитана Мазепы.
-- Обедать? -- удивилась Алина. -- Тебе что, не интересно? Или снова -- свои?
-- На сей раз мне не интересно, -- сказал капитан, -- потому что все ясно.
-- Поражаешь?
-- Отнюдь, -- сделал Богдан лягушачьи губы. -- Стиль работы.
-- Ну, и что тебе ясно?
-- Маленький секрет. Конан-Дойля читала? Надо тянуть интригу. Ты помнишь, чтобы Холмс хоть раз раскрыл свои секреты Ватсону прежде, чем довел дело до конца?
-- А я у тебя, выходит, за Ватсона?
-- За Конан-Дойля. Ну, расскажу я тебе -- и читатели твои на двенадцатой странице помрут со скуки. Станешь преднамеренной убийцею с отягчающими обстоятельствами. Статья сто вторая, пункт "е". Ты этого хочешь?
-- Положим, -- согласилась Алина.
-- Жесто-окая! А я отказываюсь быть в этом массовом убийстве соучастником! -- припечатал Мазепа страстно.
Алина пожала плечиками.
-- А куда едем обедать? Тоже секрет?
-- Отнюдь, -- возразил капитан. -- В "Трембиту".
-- В "Тремби-и-ту"?!
-- А что? Кормят там вкусно. От потери, думаю, уже оклемались -- не государственное же заведение: бабки надо строгать!
-- Ненавижу, -- выплеснула Алина скопившееся раздражение, -- когда менты употребляют жаргон!
-- А мне, -- отпарировал Мазепа, -- наоборот, дико нравится, когда журналистки употребляют слово "менты".
Кормили в "Трембите" точно: вкусно. После горячего, в ожидании десерта, Алина решила подкрасить губы. В зеркальце отразилось, что портьера, скрывающая служебный ход, дрогнула.
-- Наблюдают, -- шепнула Алина Богдану.
-- Нехай, -- ответил тот.
-- А вдруг выстрелят?
-- У меня хорошая реакция.
-- А если -- в меня?
-- На фиг ты им нужна?!.
-- А если?
-- Заслоню своим телом, -- пронес капитан торжественно. -- Как Александр Матросов -- Родину. Как Набоков -- Милюковаѕ
-- Какая вы, Галя, скорая! -- умился капитан. -- У вас в Виннице все такие? Пиф-паф ой-ой-ой -- и все, по-вашему? Так, Галя, только в кино бывает. Вы, кажется, забыли, в каком государстве живете.
-- Хоть надежда-то есть? -- помрачнела хозяйка.
-- Надежда, очаровательная Галочкаѕ Ничего, что я вас так? Надежда всегда должна умирать последней. Супруг дома?
-- Да вы заходьте!
-- Летом, летом, -- отмахнулся капитан.
-- Так и так же ж лето ж! -- умилась Галочка, но капитан уже кивал: выйдем, мол, -- появившемуся в прихожей хозяину.
Тот кивнул в свою очередь -- понимающе-согласительно -- и принялся надевать башмаки.
-- Куда это вы? -- встревожилась вдруг хозяйка.
-- Подышать свежим воздухом, -- ответил супруг с плохо скрытою ненавистью.
-- Я с вамиѕ -- Галочка решительно не собиралась спускать с мужа глаз.
-- Обчистят, -- сказал капитан очень серьезно. -- Шубы-то остались. Надо сторожить.
-- Верно, -- согласилась хозяйка, на мгновенье задумавшись. -- Верно. Сторожить -- надо. Спасибо вам, -- и временная дверь закрылась за нею.
-- Детей нету? -- спросил капитан у хозяина, когда они втроем спускались по лестнице.
-- Да если б детиѕ -- вздохнул тот.
-- На развод уже подали?
-- Нет, -- ответил хозяин по инерции. -- Я ей еще и не говорилѕ А откуда в знаете?! -- встрепенулся вдруг весь. -- Я никому не говорил!
Они вышли на улицу, в сиреневых тонов в Две дамы гуляли вдалеке со внушительными собачками -- больше рядом не было никого.
-- Я много чего знаю, -- отозвался капитан и обнял Алину за плечи. -- Не первый год, слава Богу, на земле живу. В общем, так. Вора я, как вы понимаете, могу найти мгновенно. За руку, так сказать, схватить. И -- все украденное. А могу, конечно, и не найти. Вы следите, следите за моей мыслью! Или найти, но не все. Часть. Наименее ценное. Где-нибудь, скажемѕ на вокзалеѕ в камере храненияѕ автоматическойѕ В ячейке, предположим, номер двести восемьдесят три. Она в закутке, практически всегда бывает свободна. А остальноеѕ остальное спишем на первый же труп. Вот так. Пиф-паф ой-ой-ой!
-- Да вы в своем уме?! За кого вы меня принимаете?! -- не вполне естественно возмутился несколько помертвевший хозяин.
-- Ах, вы про Алину?! -- сказал капитан. -- Алину вы не бойтесь: я ее люблю. Новость несвежая, но вполне достоверная.
Хозяин помолчал. Собачки тявкнули друг на друга и принялись носиться по газону.
-- Ну, и сколько я вам за это будуѕ должен? -- робко спросил хозяин.
-- Даром, -- ответил капитан. -- Это будет мой первый свадебный подарок невесте. Пойдешь за меня, Алина? А?
Та не то не понимала ничего, не то как-то не решалась понимать.
-- Но ведь вы знаетеѕ у меняѕ -- хозяин все косился опасливо на журналистку. -- Я ведь пятьдесят тысяч потеряю -- не замечуѕ
-- Знаю-знаю, -- отозвался капитан. -- Догадываюсь. Только не надо. Запомнили? Двести восемьдесят три. Привет, -- и, взяв Алину под руку, резко пошел к "Шевроле не Шевроле".
-- Инсценировка, да? -- спросила Алина. -- Сам у себя украл?
-- Видишь: и объяснять не пришлось, -- развел рукам Мазепа. -- Взяла и догадалась. Умненькая потому что.
Капитан запустил двигатель, откинулся на сиденьи, сказал с какою-то вдруг тоской в голосе.
-- Женился черт знает на ком! Она ведь все на раздел потребует. Глазенки-то видела как горят? Я тоже, знаешь, однаждыѕ сдуруѕ на такой жеѕ свиннице!
Ревность, что ли, в Алине взыграла:
-- А меня зачем потащил? Поразить широтою души? Ну как стукну?
Капитан несколько мигов провел в мерзлой неподвижности, потом резко -- та даже отшатнулась -- взял в ладони алинино лицо, заглянул в глаза в свете неблкого фонаря.
-- Знаешь, милая, -- сказал. -- Если я снова ошибся -- я просто пущу себе пулю в лоб. Если я снова ошибся -- значит я ошибся вообще ѕ Понимаешь? В представлении об этом мире. Онтологически. А тогда -- фиг ли он мне нужен?!
И Алину поцеловал.
Алина открыла глаза. Сильный, большой капитан спал рядом безмятежным младенческим сном. Эта безмятежность почему-то разозлила Алину. Она потрясла Богдана за плечо.
-- Слушай! как же так получилось? Я отчетливо видела на фотографии. У него рукав был закатан. Голая рука, почти по локотьѕ И осколком стекла -- до самой кости.
-- У кого у него? -- капитан возвращался сна с большой неохотою.
-- Как у кого?! -- возмутилась Алина. -- У бармена!
-- Ну? -- никак не мог сообразить капитан, чего она от него хочет.
-- А крови -- не было! Понимаешь, да? Ведь его убили выстрелом в лоб? Не в сердце? Значит, кровь от пореза должна была пойти?! Стекло-то разбилось в те же секунды? Так, я спрашиваю?!
-- А черт его знает, -- ворчливо отозвался Мазепа. -- Какая тебе разница? Говорю ж -- свои дрались, -- и повернулся на бок, закрыл глаза.
Закрыла глаза и Алина и увидела, как директор ресторана, в котором пока целы все стекла и вся посуда, тащит по полу труп бармена, укладывает под стойку, подправляет, чтоб было похоже на естественное сползание, вытирает кровавые следы по пути следования, говорит что-то в трубку телефона и ждет, ждет, ждетѕ И только после этого с вгом останавливается возле ресторана автомобиль -- нет, неверно, не с вгом: тихонечко, интеллигентно! -- и выпускает спокойного мужика с автоматом под полою: ни тебе никакого гангстерского платка, ни тебе рыночной джинсовой кепочки. Мужик оглядывается, встречается на середине зала с подошедшим ему навстречу директором, негромко совещается с ним и только уже после этого вскидывает автомат, а директор -- передергивает затвор браунинга, -- и они вдвоем начинают палить в стекла и посудуѕ
Под этот воображаемый стеклянный звон Алина и заснула -- на сей раз глубоко, без видений.
Шаг всего (чтоб не мешать очереди) от окошечка отойдя, Алина с веселым любопытством принялась распаковывать бандерольку: приятно, знаете, все-таки получать сюрпры! Под бумагою оказалась коробочка под шагрень.
Алина нажала кнопочку. Крышка откинулась, обнаружив сияющее, переливающееся всеми цветами спектра усыпанное бриллиантами платиновое колечко. Замерла в восхищении. Покойный муж, как мы уже знаем, жил не бедно, однако, ничего подобного не мог позволить себе подарить жене. Если бы, предположим, даже и искренне захотел. Нищему же, несмотря на его "Шевроле не Шевроле", Мазепе и подавно подобные презенты были не по карману.
Алина чувствовала, что что-то с этим кольцом не так, какое-то тут недоразумение, но удержаться, не примерить, не смогла. Как назло оказалось точно впору на левый безымянный пальчик. Сняла, хоть и не хотелось расставаться с вещичкою, уложила назад в коробочку, щелкнула крышкой. Вернулась к окошечку.
-- Это точно мне, девушка?
Обиженная девушка только фыркнула и прилепила к стеклу вещение: адрес был обозначен алинин, с точным индексом, и фамилия, и отчество. И никакого -- обратного.
Алина пожала плечами, вышла на улицу. Снова достала кольцо, насадила на пальчик. Под солнцем бриллиантики переливались еще нестерпимее.
Едва повернулся в двери ключ, Алина вылетела в прихожую, стала в дверном проеме, перегораживая его, словно жена анекдота или кинокомедии, поджидающая мужа-алкаша.
-- Что это такое? -- сунула под нос капитану пальчик с колечком.
-- Это? -- замешательство в глазах Мазепы билось мгновенье, не дольше. -- Очередной мой подарок. К свадьбе. Не подошло? Не беда, поменяем! Или не понравилось?
-- Врешь! -- отрезала Алина. -- Откуда у тебя такие деньги?
-- Ты еще спроси, откуда у меня "Шевроле".
-- А правда, откуда у тебя "Шевроле"?
Дверь квартиры напротив стала эдак незаметненько , по миллиметру, приоткрываться: соседка не могла пропустить скандал.
-- В комиссионке купил. По случаю. За четыре с половиной тысячи.
-- Смешно, -- не рассмеялась Алина. -- А кольцо за сколько?
-- Кольцо? -- переспросил капитан, словно был глуховат, повернулся, резко одолел четыре метра до двери напротив, потянул за ручку, но нос соседке прищемить, видимо, не успел: иначе Алина могла себе представить, какие понеслись бы вопли.
-- Кольцо-кольцо!
-- Кольцо, -- вернулся капитан, -- в наследство досталось.
-- От фирмы "Икар"?
Капитан схватил Алину за руку, потащил по лестнице вн, открыл зев мусоропровода.
-- А ты выбрось, выбрось его, -- посоветовал. -- Выбрось!
-- Жа-алко, -- улыбнулась Алина после паузы и поиграла бриллиантиками под светом далекой пыльной лампочки.
-- Тогда -- носи! -- и капитан, бросив Алину возле мусоропровода, через две ступеньки на третью взлетел на площадку, скрылся в алининой квартире.
Вот она, заноза! На фото -- гильза и рядышком -- сплющенная пуля, влеченная стойки бара.
Алина несколько раз перевела взгляд с пули на гильзу, с гильзы на пулю, полезла в шкаф, влекла каталог оружия. Остановилась на маленьком, ладном "зауэре". Справилась для верности, хоть помнила его наусть, с заключением баллистической эксперты.
Встала, вышла в коридор, зацокала каблучками по лестницам, переходам, отвечая на приветствия встречных: ее тут уже почти все знали, -- и добралась, наконец, до двери с надписью "Криминалистический музей", толкнула ее.
-- Не могла б я взглянуть на "зауэр"? Подержать в руке. Как он выглядит? -- обратилась к немолодому толстому майору, читающему Солженицына.
Майор, кажется, был один немногих, ради которых надо было три фразы назад вставить слово "почти".
-- Что-то я вас не припоминаю. У вас разрешение есть?
Алина вынула сумочки мятую, полковником подписанную, секретаршею припечатанную бумажку. Майор внимательно учал ее, сверял лицо предъявительницы с фотографией на предъявляемом.
-- Ну! -- нетерпеливо подогнала Алина: длинное путешествие по запутанным коридорам, а теперь вот еще эта идиотическая медлительная недоверчивость майора грозили разрушить в сознании смутную догадку, которую Алина пока не сумела бы даже сформулировать.
-- Что -- ну? -- майор был более чем невозмутим и явно не спешил никуда -- даже вернуться к прерванному чтению.
-- "Зауэр", "зауэр"! -- протянула Алина требовательную ладошку.
-- Ах, "зауэр"! -- обрадовался майор тому, что понял, наконец, чего от него ждут. -- Да что вы, обворожительная гражданочка! "Зауэра" у нас нету! Что вы! Откуда?! У нас вообще импортного оружия не бывает. Самоделочки в основном: ножи, заточки. Есть один старый "ТТ". Просверленныей. Если хотитеѕ -- и майор чуть было не скрылся в закутке.
-- Погодите! -- остановила его умленная Алина. -- А чего ж вы тогда голову морочили, разрешение спрашивали?!
-- Разрешение? -- задумался майор снова.
Алина повернулась на каблучках, вышла, хлопнула дверью.
Майор потянулся за отложенным Солженицыным, но, прежде чем открыть книгу, пробурчал.
-- А потому, барышня, что то, что у нас ничего нету -- это тоже секрет. Может, самый как раз главный!..
Стрелял Мазепа не по стандартной мишени, а по плакату застойных времен, ображающему бравого милиционера, поганой метлою выметающего всяческую нетипичную нечисть: воров, хулиганов, хапуг, расточителей народного добра. Плакат укреплен был на дощатом щите, тот на столбе, а столб вбит в каменистую почву на краю запущенного огородика, над самым обрывом, идущим к полупересохшей речушке, на другом берегу которой торчали голые скалы. Алина в бинокль видела, как в ореоле мелкой щепы дощатой подложки возникают с интервалом в полсекунды пулевые дырочки точно посреди лбов (как в "Трембите"!) всех нехороших этих выродков, а потом нимбом располагаются вокруг головы краснощекого милиционера.
-- Пиф-паф ой-ой-ой, -- сказал, наконец, капитан и выдул ствола пороховой дым.
-- А можно -- я? -- спросила Алина.
-- Чего ж я тебя сюда тащил? Думаешь, только похвастаться собственной целкостью ?
-- С тебя бы как раз сталось! Вильгельм Тель!
Капитан перезаряжал пистолет.
-- Только как за патроны отчитаешься?
-- Перед кем? -- с некоторым вызовом поинтересовался Мазепа.
-- Нуѕ передѕ
-- Девочка ты моя милая, -- сказал Богдан наставительным, усталым тоном. -- На тренировочные стрельбы нам в год выдается девять патронов. Девять! И те -- в тире, с рук на руки. Пиф-паф ой-ой-ой, как говорится. Так что если пользоваться только теми, за которые следует отчитываться ѕ Вижу, вижу немой вопрос в твоих очаровательных глазках: а где ты их, Мазепа берешь?! Если скажу, что покупаю на черном рынке, ты, во-первых, конечно же спросишь, откуда у меня деньги, и уже во-вторых -- уличишь в потакании преступности. Остается предположить воровство и коррупцию в недрах самого Министерства Внутренних Дел, не так ли? Ты права, моя маленькая: все это чрезвычайноѕ крайне печально. Но согласись: куда печальнее было бы, если б меня -- пиф-паф ой-ой-ой при исполнении -за того, что я тренируюсь раз в год девятью патронами, а они -- когда захотят и сколько захотят. Единственное, как сказал некогда скучный, но великий Герцен, что охраняет нас от дурных российских законов -- это столь же дурное их исполнение. Да, и зафиксируй, пожалуйста, для будущего очерка высокий образовательный статус рядового оперуполномоченного. Ну, стреляйѕ
-- А мишень?
-- Что -- мишень?
-- Не поменяешь?
Капитан пожал плечами.
-- Экономишь на невесте? -- осведомилась Алина.
-- Экономлю силы для невесты. В тех же самых недрах, дорогая, этих мишенейѕ Настоящих, кружочком -- таких дефицит, а этихѕ Вот на днях pyeryestroyka, -- последнее слово капитан пронес с утрированным иностранным акцентом, английским, что ли, -- пиф-паф ой-ой-ой! -- новую пачку притащу. Со очередным сюжетом.
-- В чем же тогда проблема?
-- пари: если хоть одна пробоина после твоей стрельбы там добавится, -- кивнул капитан на одранный плакат, -- выполняю три любые твои желанияѕ
-- Любые?!
-- Чтоб мне птички в рот накакали, -- поклялся Богдан.
-- И даже расскажешь про убийства в "Трембите"?
-- О, Господи! -- шлепнул капитан ладонью по лбу в не столь уж и шутливом отчаянии. -- И далась тебе эта паршивая "Трембита"!
-- Расскажешь или нет?
-- Расскажу, расскажу!
-- Честно?
-- Ты попади сначала!
-- А если не попаду?
-- Не попадешь -- не расскажу.
-- Это весь мой проигрыш?
-- Не весь! -- раздраженный разговорами о "Трембите", капитан только сейчас вспомнил, что предложил пари. -- Пойдешь со мной в погреб.
-- Зачем это, интересно? -- дурашливо закокетничала Алина.
-- Не за тем, не за тем, размечталась!
-- Бурбон! -- шлепнула Алина Мазепу ладошкою по плечу.
-- Мама велела привезти грибков, -- пояснил он. -- И маринованных помидорчиков. Собирается знакомиться с невестою сына, устраивает большой парадный ужин. Старенькая совсем стала. Первое лето на даче не живет. А я смерть не люблю разбираться в этих банкахѕ
Алина готовилась. Капитан согнал с лица тень грусти, возникшую, едва он заговорил о маме.
-- Погоди, не такѕ -- и обнял Алину, показывая позицию для стрельбы, но несколько переувлекся телом невесты.
-- Ну Богдан, ну чего ты! Я же еще не проигралаѕ И вообще -- мы же только чтоѕ Мальчишка!..
"Если в один прекрасный день я напишу детектив, так его и назову: ЈРасскажи, как тебя убивалиѕ"" -- вернее, подумать, что, имея такое название, грех не написать как-нибудь детектив в стиле Чандлера.
-- Убивали? -- переспросил капитан.
-- Н-нуѕ -- Алина старалась не спугнуть Богдана, подбиралась на кошачьих лапках интонации, -- ѕдва покушения.
-- Ты и про покушения знаешь? Кто донес?
-- Я журналистка, миленький! Хорошая журналистка!
-- Это-то и печально, -- констатировал Мазепа после паузы-вздоха.
-- Лучше расскажи, чем печалиться, -- погладила Алина его по щеке.
Капитан почти что поплыл.
-- Ну, как убивали?!. Обыкновенно. Пиф-паф ой-ой-ойѕ
Алина вкрадчиво прервала восстановившуюся было паузу наводящим, как говорят в школе, вопросом:
-- Стреляли?
Капитан мотнул головой.
-- Кирпичом в подворотне.
-- А как же твои хваленые реакция, интуиция?
"Вот уж это-то я, кажется, зря", -- подумала, еще не закончив ехидную фразу.
Богдан, однако, на ехидство, слава Богу, не отреагировал.
-- Не реакция с интуицией, -- ответил, -- так и убили бѕ
-- Не поймал?
Мазепа промолчал.
-- И не догадываешься, кто?
-- Ну, при моей работе!.. Кандидатов -- пруд пруди. Себе дороже высчитывать. Я же сыщик, любимая. Отличный сыщик.
-- Выходит, ты не со всеми преступниками остаешься в друзьях? -- взбесилась Алина, чувствуя, что атмосфера атмосферою, а Богдан по обыкновению ничего, в сущности, так и не расскажет.
Он взглянул на Алину: странно как-то, недобро.
-- Извини, -- отреагировала она, злясь сама не зная на кого больше: на себя, на него.
Он, кажется, винил. Помолчав, Алина решилась продолжить расспросы.
-- Аѕ второй раз?
-- Второй? -- переспросил Мазепа, и лицо его стало жестким, холодным. -- Второй эти с-сукиѕ Мама попросила свозить на дачу: весна, на грядках покопаться. Как раз накануне нашего с тобоюѕ первогоѕ знакомства. Засиделись дотемна, вот почти как сейчас. Помнишь? -- у нас прямо от дачи дорога идет немножечко вверх и все по прямой. Потом перевал, крутой спуск и сразу -- резкий поворот. Ну вот, -- кивнул назад,, -- минут пять как проехали. На спуске я обычно машину не держу и к повороту подхожу милях на пятидесятиѕ
Голос капитана звучал ровно, безэмоционально, как бы приглашая Алину вообразить себя на месте богдановой мамы (даже банку помидоров та, наверное, держала точно так же, на коленях)ѕ
ѕСтрелка спидометра подрагивает возле отметки "50".
"Это примерно восемьдесят километров в час", -- пересчитывает Алина.
Капитан ведет машину на автопилоте, руки-ноги делают свое дело рефлекторно.
И вдруг что-то меняется в Мазепе. Алина (мама) скашивает взгляд: правая нога Богдана вместо ожиданной упругости тормозной педали встречает полную, до упора, до пола ее податливость: поэтому машина не снижает скорости -- только разгоняется под уклон.
Поворот приближается. Капитан пробует включить ншую передачу -- в коробке хрупает, скрежещет, и рычаг переключения начинает болтаться в гнезде так же легко, как гуляет тормозная педаль.
Каменная стена, дорога от которой уходит резким ломом, надвигается на капот. Столкновение кажется небежнымѕ
ѕАлина даже зажмурилась, забыв на мгновенье, что не машина, а воображение ее несет, что машина-то как раз идет ровно и безопасно, да и та, весенняя, накануне их первой с Мазепою встречи, поездка закончись благополучно -- иначе некому и не на чем было б сейчас везти Алину именья во Львов и она б даже не жалела об этом, потому что и не знала б, что существует на свете хвастливый этот, легкий, очаровательный милицейский капитан, рассказ которого так гипнотически вовлек Алину в то, давнее приключение, в котором он как разѕ
ѕрезко закладывает руль, от чего невыносимо скрипит, взвгивает резина, и машина чудом вписывается в кривую, то есть не вполне вписывается: едва удержавшись на двух колесах, вылетает на встречную полосу, прямо к краю обочины.
Алина притискивает к себе банку с помидорами -- вот-вот хрупнет стекло и польется на юбку маринад -- как, наверное, притискивала ее к себе в тот момент богданова мама; только у той, надо думать, глаза были расширены от ужаса, потому чтоѕ
ѕнавстречу, естественно, несется грузовик, и выворачивать на свою полосу уже поздно. Богдан поневоле берет еще левее, хоть, в сущности, левее уже некуда, и чудом разминается-таки с вонючей махиною, оглушительно чиркнув бортом "Шевроле не Шевроле" по стальной подножке.
Однако, расслабляться -- как бы того ни хотелось, как ни просили бы перенапряженные нервы -- не время: спуск продолжается, все такой же вилистый, даже, кажется, становится круче, и, словно в девку, мелькают, пролетают мимо автомобиля ГАИшные предупреждающие зигзаги, треугольники, восклицательные знаки.
Алина (мама) тем не менее ослабляет хватку на стекле банки и даже чуть приулыбается, поймав себя на судорожном этом зажиме.
Капитан закладывает рулем невероятные виражи. Стрелка спидометра бьется уже за восьмидесятимильной отметкой -- Алине не хватает соображения пересчитать в километры в час; резина дымится, в салон проникает резкий, противный запах гари.
Навстречу же, плавно, самоуверенно покачиваясь, идет огромный трайлер, груженный стоящим поперек платформы тракторомѕ
-- А что, -- снова выпала воображения в существенность Алина. -- Грузовик, трайлер -- это все тоже у них было подстроено? Как у Чейза? Такая тонкая разработка?
Капитан, обиженный недоверием, готовый замолчать, замкнуться, взглянул-таки на всякий случай на невесту: точно ли девается? и увидел по ее побледневшему, нахмуренному, сосредоточенному лицу, что нет: серьезна, какою он ее и не видел еще никогда.
-- Вряд ли. Когда у машины в горах отказывают тормоза, можно, в общем-то, ничего больше и не городить: жнь -- драматург крутой! Да оно и не так важно: подстроено, не подстроеноѕ
-- Странный ты человек, Мазепа, -- отозвалась Алина, помолчав. -- Все-то тебе не так важно! Ну, так что дальше?
-- Дальше? -- переспросил капитан, притормозил и на совершенно невероятном для такого маневра пятачке лихо, в три движения развернул "Шевроле не Шевроле".
-- Куда? -- встревожилась Алина.
-- Тудаѕ Лучше один раз увидетьѕ
Минут пять, пока ехали туда , молчали. Наконец, капитан развернулся снова.
-- Вот, смотри: вот -за этого поворота он и возник.
Тут и вправду появился на встречной полосе грузовик, который они недавно обогнали -- не трейлер, конечно, но тем нагляднее продемонстрировал, какую надо проявить осторожность при разъезде.
Мазепа проявил и спросил:
-- Теперь понимаешь? Если сотня на спидометре.
-- Теперь понимаю.
-- Ну а вот оно: мое счастье, мое спасение, -- кивнул капитан на невероятной на взгляд Алины крутны гладкий склон. -- Пиф-паф ой-ой-ой! -- и резко заложил руль.
"Шевроле не Шевроле" встал почти на попа.
-- Чего ты делаешь?! -- взвгнула Алина, рефлекторно прижав к себе о всех сил банку с помидорами.
-- Вот так, -- ответил капитан, медленно съезжая назад. -- До того аж камня донесло.
-- До того аж камня?!
-- А-га. Мама помидоры разбилаѕ
Алина подождала, пока бешеный грохот сердца сделается хоть вполовину тише.
-- И что дальше?
-- Дальше? -- эхом откликнулся Мазепа. -- Дальше, согласно закону всемирного тяготения, поехали назад. А тут как раз "жигуленок". Ну, и вышло -- наперерез ему. "Жигуленок", конечно, не трайлер, да и скорость уже не та, однако, все равно, как сама понимаешь, неприятно. Особенно тем, кто в "жигуленке".
-- Ну а дальше-то, дальше? -- миг назад бледные, щеки Алины все более разгорались.
-- Она ж у меня на передаче была! -- объяснил капитан. -- Рычаг обломился, а ее ж на передаче заклинило. На прямой. Ну, я и бросил сцеплениеѕ
Алина вообразила себе, как все быстрее несется "Шевроле" вн по склону, практически падаетѕ
ѕкак бешено вертит капитан руль, чтоб миновать расселины и каменные глыбы, практически и не видные в почти уже полной тьмеѕ
ѕкак беззаботно мчит наперерез "жигуленок", водителю которого и в голову не приходит смотреть не на дорогу, а на крутой, к автомобильному движению невозможный склонѕ
ѕкак бросает вдруг капитан педаль сцепления и взвывает моторѕ
ѕбешено крутятся колеса в направлении, обратном движениюѕ
ѕвергают белый дым, выбрасывают, пробуксовывая, мелкие камешки, а те -- высекают искрыѕ
ѕкак "Шевроле не Шевроле" на мгновенье как бы задумывается иѕ успевает пропустить "жигуленка"ѕ
ѕкак машины, которая снова, теперь задом, принялась уже ползти по шоссе, набирая энергию огромной своей массою, вылетает Мазепа и, обогнав, обогнув багажник, упирается в его металл с почти невозможной для человека силоюѕ
ѕа сам тем временем лихорадочно шарит ногою в поисках камняѕ
ѕкак находится, наконец, этот камень и, подброшенный под левое колесо, останавливает неостановимое, казалось, движение автомобиляѕ
-- И удержал? -- спросила Алина.
-- Как видишь, -- продемонстрировал Мазепа и себя, живого-невредимого, и "Шевроле не Шевроле".
-- По крайней мере, безработица тебе не грозит. Будешь в цирке цепи рвать и гнуть подковы, -- накопившееся в Алине напряжение требовало разрядки.
-- Куда тамѕ -- махнул капитан рукою. -- Знаешь, я потом что подумал? -- если б в машине не было мамы, я бы всех этих чудес не провел. Смирился бы с собственной гибелью. Подсознательноѕ
Алина вообразила, как капитан, остановив "Шевроле не Шевроле", открывает правую дверцу, улыбается одними губами старушке, залитой маринадом.
-- Кк, мама? Неплохо вожу, а? Пиф-паф ой-ой-ой? -- и принимается собирать осколки стекла, кидать машины.
Богданову маму Алина еще не видела, но ей почему-то представляется, что та тоже находит в себе силы улыбнуться и сказать:
-- Хвастунишкаѕ
Подобрав один разбежавшихся по всему салону помидоров, капитан ловко посылает его в рот.
-- Богдан! -- ужасается мама. -- Грязными руками!..
-- Вот и все, -- резюмировал капитан наиболее остросюжетную часть своего повествования и включил передачу, тронулся и стал дорассказывать уже в пути. -- Достал переноску, залез под машину: шланги тормозные так чистенько подрезаны. И ведь знали же, с-суки, что я не один!
-- Откуда знали? -- спросила Алина.
-- Они ж не во Львове это сделали: я б тогда и до дачи не доехал, -- уже там, на месте.
-- Здравствуйте-пожалуйте! -- возмутилась Алина. -- Такое безлюдье! Неужели не мог опросить-выяснить, кто тут ошивался?
-- Во-первых, кого ж опросить, когда сама говоришь: безлюдьеѕ
-- А во-вторых?
-- А во-вторыхѕ я, может, и без выяснений знал.
-- Знал?!
-- Все! -- отрезал капитан. -- Вопрос снят, тема закрыта! Как меня убивали, я рассказал. А кто убивал -- это другой вопрос, обсуждению не подлежащий!
Алина уже в курсе была, что, если он тк говорит, лучше к нему не приставать, но очередная смутная догадка мелькнула в ее голове.
Такую вот как раз, оцепенелую, прижавшую перед зеркалом к телу платье, но отражения не видящую, и застал ее поворот дверного ключа. Некому было быть, кроме Мазепы, о котором она как раз и думала, и Алина спросила, не сдвинувшись с места:
-- А ты знаешь? Я не верю тебе, что ты простил им эту историю с тормозами.
Капитан появился в дверях: с огромным букетом, с тортовой коробкою, перевязанной лентою.
-- Мне даже кажется, что тыѕ уже успел с ними рассчитаться. Иначе бы ты не былѕ таким.
-- Каким? -- поинтересовался капитан, подойдя к так и не обернувшейся ему навстречу невесте и нежно, легко провел пальцем по покрытой пушком позвоночной ее ложбинке -- сладкая судорога передернула Алину.
-- Влюбленным и беззаботным, -- ответила она и отбросила платье. -- Не трогай меня, Мазепа, не трогай. Поздно уже! -- заметила впроброс, надевая халат, и продолжила. -- И не только что не повел бы меня к маме -- сам постеснялся бы на глаза ей показываться.
Мазепа отстал от Алины, упал в мягкое кресло.
-- Ты меня как-то спрашивала, за что же я, собственно, не люблю журналистов. Так вот: за эти вотѕ психологические реконструкции.
-- За что за что?!
-- Видишь ли, все в жни совсем не так!
-- Проще? -- спросила Алина с иронией.
-- Чаще всего -- проще, -- ответил он, и позой, и интонацией демонстрируя, что банальности, на его взгляд, обычно и заключают в себе правду. -- Иногда -- сложнее. И всегда -- не так! Но чтоб доставить тебе удовольствие оправданием твоей тонкой догадки о глубинных тайнах моего подсознанияѕ
-- Значит, рассчитался все-таки! -- не удержалась Алина поторжествовать.
-- Не так, не так поняла, -- помотал капитан головою.
-- А как надо было?
-- Так, -- ответил капитан: -- Уж коли не рассчитался, то, идя навстречу пожеланиям трудящихся пера и машинки, к маме я не поеду. Постесняюсь, так сказать, показаться на глаза.
-- Ну, Мазепа, -- приластилась Алина. -- Ну ты чего, обиделся, что ли? Вроде бы не обидчивыйѕ Ладно, подожди, я сейчас, -- и, подхватив первое попавшее под руку платье, чуть было не скрылась за дверью.
-- Постой-постой! -- догнал ее Мазепа голосом. -- Инструкции выслушай. Меня там вну ждут.
-- Мы что, правда не едем? -- остановилась Алина. -- А чего ж я тогда все этоѕ -- обвела рукою следы приготовлений.
-- Чего уши зря вымыла? -- спросил капитан. -- Не зря, не зря, не волнуйся. К маме поедешь сама. Мне действительно надо срочно линять. Пиф-паф ой-ой-ой! Оч-чень нехорошее убийство.
-- Как -- сама?! Да мы ж с ней дажеѕ
-- Все! -- Мазепа встал и вмиг сделался жестким (парадоксально, но Алина, сама себе в этом, возможно, не прнаваясь, больше всего любила его именно таким). -- Разговоры окончены. Не девочкаѕ Вот адрес. Вот торт. Вот цветы. Постараюсь тебя там еще застать. Целую. И не опаздывай: мама переволнуется, -- и капитан был таков.
-- Мазепа! -- крикнула было Алина вдогонку, но тут же и улыбнулась.
Постояла мгновенье, потом решительно оделась, взяла карточку с адресом, торт, цветы, пошла к выходу.
И встретилась со звонком в дверь.
-- Кто там? -- не то, что бы Алина была особенно опасливою, но, кажется, рассказ Богдана о кирпиче в подворотне и перерезанных тормозных шлангах так или иначе на нее повлиял.
-- Извиняйт, пожалюйст. Мне говорийлѕ -- донесся -за полотна голос с сильным заграничным акцентом, -- что капитан Мазепа можно находийт здейс.
Алина накинула цепочку, осторожно приоткрыла дверь на щелочку. На площадке стоял здоровенный
-- Не есть вольновайт! -- улыбался ослепительно.
-- А я и не волнуюсь, -- соврала взволнованная, встревоженная Алина.
-- Интерпол, -- пояснил негр и протянул сквозь щель ламинированную карточку с цветной его, негра, фотографией в верхнем левом углу.
Впрочем, Алине все негры казались на одно лицо.
-- Заходите, -- скинула цепочку, распахнула дверь.
-- Где йейст Мазепа?
-- Онѕ он на работеѕ
-- А, тшортт! -- как-то не вполне по-американски выругался
-- У него что: неприятности? -- эта мысль не давала Алине покоя с того самого момента, как впервые прозвучало слово "интерпол".
-- О, как можно?! Он нам, напротив, очень помогайл! Мы сегодня летайтѕ домойѕ Киева. Я специально вырвайтс на часокѕ Делайт гуд бай. Сказать тенк ю. Передавайт приглашениеѕ И вот: маленький презент, -- негр достал кармана ладную коробочку.
Алина открыла: поблескивая вороненым металлом, в коробочке устроился револьвер: не то "кольт", не то "смитт-и-вессон" -- Алина мало в них понимала, поняла только, что оружие серьезное, не игрушка-"зауэр"ѕ
-- Патроны, -- доставал бездонных карманов негр коробочку за коробочкою. -- Кобураѕ Вы ему, надейяйтс, передайт? Сказайт -- Джон. Вы йейст жена?
Изменяя обычной своей, на грани наглости, невозмутимости, Алина закраснелась:
-- Невестаѕ
-- Не-фест? -- переспросил -- Что это? Ах, нефест!.. Хорошо! оч-чень хорошо! -- разулыбался. -- О'кей! Извиняйт. Самолет. Рад был делайтѕ Тшортт! Знакомстфф, -- нашел слово и убежал, через три ступени на четвертую перескакивая непомерными ногами.
Алина снова открыла коробочку, поглядела завороженно на содержимое.
-- И чего они сегодня все так торопятся?..
-- Что, Алиночка? замучили мы вас стариковскими байками? -- встала в свою очередь мама Богдана -- совсем, оказывается, не такая, какою представляла себе ее Алина (надо думать, и банку с помидорами особенно к себе не прижимала даже в самый критический момент): светская, ироничная, красивая в свои сильно за шестьдесят (седина казалась специально напудренными буклями по моде пятнадцатого Людовика) -- и обвела комнату, которую и впрямь было разглядывать да разглядывать: десятки афиш, начиная еще с сильно довоенных, еще с польских лет; фотографии спектаклей; макеты декораций, спрятанные от пыли под стеклянные параллелепипеды; костюмы на манекенах вроде портновских: что-то давнее, манкое и недосягаемоеѕ
-- Ой, что вы! -- не покривила Алина душою. -- Я и не ждала, что мне еще может быть так интересно!
-- Еще ? -- умилась богданова мама. -- Эх, мне бы ваше еще! Двадцать восемь -- это ж даже еще не молодость! А мы вот с отцом все! Прожили, так сказать, жнь в чужих обличьях. Но этим, может, только и спаслись: век-то нам на долю выпалѕ людоедский. -- Согнала с лица грусть, улыбнулась. -- А то давай еще чайку, а? И наливочки.
-- Я ж за рулем, Олеся Викторовна! -- не то жалея и виняясь, не то укоряя возразила Алина. Но за стол вернулась.
-- Домашнее проводствоѕ -- не очень приняла всерьез Олеся Викторовна алинино возражение. -- Специальная вишня. Сер. Можно сказать -- шерри-брендиѕ
Алина и сама принимала свои возражения не очень всерьез:
-- Я понимаю, ноѕ Ладно, одну рюмочку -- в чайѕ
-- А вот, Алиночка, вот что вам, наверное, будет не так скучно, как прочие стариковские реликвииѕ -- налив чаю, Олеся Викторовна полезла куда-то в угол, достала с нижней полки этажерки толстый, в парче, альбом. -- Богдашины фотографии.
Прежде чем поднять тяжелую обложку, Алина глазами и пальцами полюбовалась ее фактурою: где, когда, кто выпускал такие вещи?! На первой страничке голенький мальчик лежал на животе и, являя характер, о всех сил удерживал головку. Алина подумала, что вот таким же, наверное, будет у них с Мазепою сын, и осталась довольна. От странички к страничке мальчик мало-помалу рос, обряжался сначала в короткие штанишки на лямочках (шея повязана огромным пышным бантом), потом в школьную форму, стрелял в пневматическом тире, обнимал за плечи двоих друзей: эдакие три мушкетера пятого "б", красовался в первом взрослом костюме, -- ну, словом, все как везде, как в почти любом нормальном доме, и, если б не ее суженый был запечатлен в альбоме, Алина пролистнула б его быстро, с вежливо скрываемой скукою. Здесь же обнаруживалось столько интересного!
Вот, например (даже легкий укол ревности почувствовала, хоть сама над собою и улыбнулась за это иронически): фотография хорошенькой девушки с очень гордым выражением лица и надпись по полю: "Будущей знаменитости -- от меняѕ" М-даѕ Не больше не меньше: от меня! Во всяком случае, у былой соперницы тогда существовало преимущество в возрасте перед Алиной сегодняшнею!
Олеся Викторовна, глянув на фотографию, кажется, поняла алинины переживания и улыбнулась тоже: чуть-чуть, одними глазами, вокруг которых тут же образовалась сеточка морщин-лучиков, впрочем, не старивших ее, скорее наоборот.
-- Никак не могу понять, Олеся: и куда ж он запропастился! И борода: помнишь, в которой я играл Нушича?..
Алина оторвалась от лицезрения давней соперницы: в комнату вкатился на инвалидной коляске паралованный ниже пояса отец Богдана, судя по афишам и фотографиям -- в прошлом статный, неотразимый красавец, покруче Богдана.
-- Господи! -- если и с раздражением, то шутливым и добрым, сказала богданова мама. -- Да чего тебе этот макинтош дался?! На даче, может, оставилиѕ
-- Но интересно все-таки!.. -- болезнь погрузила былого красавца в свой замкнутый мир с непонятной посторонним иерархией ценностей: поиски какой-нибудь напрочь не нужной вещи могли занимать внимание старика и день, и неделю, и месяц, -- все же остальное отходило на второй план.
-- Успокойся, уймись, -- бросив на Алину виняющийся, что ли, взгляд, Олеся Викторовна подошла к мужу, обняла, поцеловала в лоб. -- Не пугай Алиночку. Все найдется, все в свое время обнаружитсяѕ -- и повлекла, покатила коляску с ворчащим под нос мужем комнаты.
-- Все в свое время обнаружится, -- тихонько, но все-таки вслух повторила Алина последнюю фразу будущей свекрови и снова взялась за альбом, но, задумчивая, листала его уже механически: мысль, смутная, неуловимая поначалу, наконец, прорезалась, обрела конкретность, заставила вернуться к фото юной надменной красавицы.
-- Нервный какой-то стал, суетливыйѕ Макинтош вспомнил сорокового годаѕ -- появилась хозяйка в гостиной и как бы ненароком заглянула невесте сына через плечо, дали заметив, что та снова смотрит на девичью фотографию.
-- Что это вы, Алиночка? Неужто ревнуете? Увы, увы, была любовь, была! И не одна. Но и то сказать -- Богдаше ведь уже не восемнадцать!
-- Расскажите, -- попросила Алина.
-- Жениться собирался, -- начала Олеся Викторовна и улыбнулась. -- В девятом классе! Я ему говорю: ты школу хоть окончи, паспорт получи. А он -- ничего, окончу. Она дождется. Он, знаете, и тогда был упрямый. А вокруг нее какие-то ребята кружили, постарше. Однажды встретили, били. Очень сильно били. Так после этогоѕ уже прямо демонстративно стал с нею ходить! Хороша, правда? Хозяйка жни! А недавно в молочной встретила -- глазам не поверила. Пьет, опустиласьѕ на вид -- не меньше пятидесятиѕ По помойкам бутылок набрала -- сдавалаѕ
Отец снова вкатился в комнату.
-- Если б на даче, -- сказал, развивая навязчивую свою идею, -- я б знал. Мы ведь недавно ездили! Ладно-ладно, молчуѕ -- увидел недовольство на лице супруги.
Алина встала решительно.
-- Извините. Спасибо. Мне было очень приятно!
-- Вот видишь! -- бросила Олеся Викторовна мужу упрек.
-- Да что вы, что вы! -- подошла Алина к старику, ласково погладила ему пясть. -- Просто -- пора.
-- Нуѕ -- развела Олеся Викторовна руками, -- дорогу, как говорится, знаете. Мы вам всегда рады. Заходите на огонек -- со стариками поскучать. А то Богдан у нас такой занятойѕ
Отец почему-то вдруг расплакался.
-- Ну чего ты, чего! -- подскочила к нему мать. -- Перестаньѕ все отличноѕ -- и повезла комнаты.
Алина замерла на мгновенье, потом быстро, крадучись подбежала к альбому, раскрыла безошибочно, вырвала портрет дерзкой красавицы, спрятала и едва успела вернуться в два прыжка к двери -- показалась Олеся Викторовна.
-- Спасибоѕ -- покраснела Алина, едва не пойманная с поличным, -- очень все было вкусноѕ и -- теплоѕ До свиданья.
Олеся Викторовна проводила Алину до дверей, заперла, вернулась в гостиную, раскрыла альбом столь же безошибочно и увидела то, что, в общем-то, и ожидала увидеть: пустой прямоугольник вместо фотографии.
-- Какая все же глупенькая, -- прокомментировала и снова проявила вокруг глаз морщинки-лучики.
Алинина "Ока" тем временем фыркнула мотором, мигнула фарами и резко взяла с места.
Навстречу ей показался "Шевроле не Шевроле", скрипнул, притормаживая, возникло даже ощущение, что улыбнулся. "Ока", однако, на улыбку отнюдь не ответила, а мрачно прибавила газу и, объехав умленный "Шевроле не Шевроле", скрылась в перспективе, на прощанье как бы даже показав язык.
Ошарашенный "Шевроле не Шевроле" ткнулся вперед-назад, раздраженно разворачиваясь в тесноте улочки, но, когда ему это, наконец, удалось, -- маленькой беглянки и след простыл: "Шевроле не Шевроле" заглядывал во дворы и переулки, налево и направо, вертелся на перекресткахѕ
А Алина с украденною фотографией в руке вжалась в сиденье "Оки", припаркованной в темной глубине арки-подворотни, и без тепла смотрела, как проносится сперва в одну сторону, потом в другую обезумевший автомобиль капитана Мазепы.
Дверь отворилась: вошел капитан.
Алина захлопнула папочку, попыталась прикрыть ее непринужденным эдаким поворотцем фигуры и, как давеча перед Олесей Викторовной, -- сделала перед капитаном невинное лицо. Но как не прошел нехитрый алинин номер с мамой, так не прошел он и с сыном, только тот меньше деликатничал: подошел, отстранил невесту, взял том, полисталѕ
Фотография подруги юности выпала на пол вместе с черным трафаретом. Капитан поднял ее, аккуратно спрятал в карман.
-- Копаешь, значит? -- это были первые обращенные к Алине капитановы слова за сегодня.
Алина сидела молча, подавленная, но упрямая.
-- Ну, сестра его, сестра! Угадала. Адресок написать?
Мазепа подождал десяток-другой секунд, чтобы дать Алине возможность ответить, а, когда понял, что возможность эту использовать она не собирается, пододвинул чистый лист бумаги, достал ручку и, не присаживаясь, настрочил адрес, фамилию, имя и отчество.
-- Пиф-паф ой-ой-ой, -- пронес, продул воображаемый ствол от воображаемого дыма и вышел, аккуратненько, бесшумно прикрыв дверь.
-- Ты мне друг, Платон, но истина дороже, -- сказала Алина вслух, оторвавшись от созерцания пустого пространства, которое только что занимал капитан Мазепа, и спрятала адрес в нагрудный кармашек. Она, в общем-то, уже знала разгадку, но пока что это было интуитивное знание, нечестно подсмотренный в конце задачника ответ, поэтому просто необходимо было пройти шаг за шагом весь процесс собственно решения . Кроме того, и в задачниках -- редко, конечно -- встречаются опечатки.
Первый шаг решения, однако, кажется, относился в глубину времени на добрые два десятка лет. Алина сама выросла во дворе, так что оставалось только сделать поправку на разницу между Москвой и провинцией и на воздух , так сказать, эпохи . Алине показалось, что она сделала, и вот: юный, еще не шестнадцати= даже =летний Мазепа шагает по пустынной весенней полуночной улице, обняв за плечи красавицу с фотографии. Алина увидела фонарь и почувствовала, что именно под ним поцелует ее возлюбленный свою возлюбленную: пускай, дескать, знает весь мир! -- и нет нужды, что весь мир спитѕ
Сколько ни затягивай обратную дорогу, как ни кружи переулками, как ни пропускай без поцелуя ни один фонарь, рано или поздно расставаться приходится, и пара сворачивает в подворотню.
И тут же -- как им только не скучно, не лень было дожидаться, да еще тихо, не выдавая себя! -- несколько теней перекрывают арку и с той и с другой стороны. Зачем? убегать бы Мазепа не стал, -- впрочем, где им понять гордую душу молодого шляхтича!? -- меряют исключительно по себе. Ну, дальше тексты, приколыѕ как там это бываетѕ мат. Девочку отсылают, она сопротивляется.
-- Иди! -- кричит Мазепа. -- Иди! Ничего со мной не сделается! Они -- трусы! Я первому же глаза выткну!.. -- и принимает стойку, растопыривает рога среднего-указательного.
Но куда там!.. Это только у Бельмондо в кино получается на раз раскидать десяток-другой шпаны. Пока Мазепа готавливается вперед, на него набрасываются сзади, валят, берут в кольцо -- и какие уж глаза выткнуть? -- свои б уберечь: парни даже не наклоняются к нему, колотят ногами по чему ни попало!..
Красавица с пронзительным вгом бежит через ночной двор, который и виду не подает, что слышит вг, колотит в окно первого этажа флигелька в глубине.
В комнате зажигается свет. Парень, похожий на красавицу, как брат бывает похож на сестру, и на покойного директора "Трембиты", как сын бывает похож на отца, появляется -- неглиже: черные трусы, синяя майка, -- в перекрещенной раме окна, толкает ееѕ
-- Убивают! Богдана убивают!
Брат одним махом перелетает подоконник, несется вместе с сестрою к арке, под сводами которой бьют уже не Мазепу, а бесчувственное мазепино телоѕ
-- Что же дальше? -- сама у себя спрашивает Алина. -- Неужели как кино-Бельмондо? Или повылазили-таки квартир сонные бугаи-работяги, пришли на выручку? Нет, это вот -- вряд лиѕ Что же все-таки дальше?..
-- Свистнул? -- не очень соображает Алина.
-- А-га, -- подтверждает бывшая красотка. -- Вот так, -- и, оперев локти о грязную, в пивных лужицах, в рыбной чешуе пластиковую столешницу, вставляет в рот два пальца и шипит. -- В общем, не важно, -- резюмирует, удостоверившись, что свиста все равно не получится.
-- И что же? Они послушались? -- позволяет себе Алина усомниться.
-- Они-то? Как миленькие! Стоят -- прям' школьники, головы опустили. Один только залупнуться попытался, молоденький такой. Ты ж сам, говорит, сказал! А Коляня ему: заткнись, мол, и матом, матом. Вот так вот приблительноѕ
-- Не надо, -- поморщилась Алина. -- Ради Бога -- не надо!
-- А-а-аѕ -- протянула женщина и высунула язык. -- Не н-нравится?! Брезгуешь?
-- Не нравится, -- твердо согласилась Алина и невнимательным взглядом в который ужа раз обвела жуткую эту пивную забегаловку на задворках.
-- А что Богдан?
-- Что Богдан, спрашиваешь? Ты мне пивка еще принеси пару кружечек, а то совсем что-то память отшибает.
Алина брезгливо взяла за нечистые ручки порожнюю посуду, пошла к стойке.
-- Б-богдан?.. А что -- Богдан?.. -- бормотала меж тем алкоголичка.
-- Ну да, -- соображала Алина, стоя в очереди к крану, которым управлял молодой крепкий парень, сам явно непьющий. -- Богдан был без сознания. Богдану потом впарили , что это Коляня его спас. -- Алина и не заметила, как сама -- мысленно, во всяком случае, принялась употреблять жаргонные словечки. -- На всю жнь впарили! Привили чувство неистребимой благодарности. А как спас, как у него получилосьѕ -- мелочами Мазепа не интересуется. Верит в сильного человека и считает, что все тому по плечу. И подружка, конечно, ничего не рассказала. Коляня отговорил. Припугнул. Хороша подружкаѕ Не-ет, так запросто люди не спиваются!
Пива, наконец, налили. Алина, оберегая ношу, славировала между пошатывающимися мужиками. Былая красавица хватанула полкружки сразу, вытерла рукавом губы.
-- И ничего у нас после этого с ним не склеилосьѕ Богдан ходил, конечно. Гордый былѕ Сам себе доказывал, что не боится. Коляня вокруг него и так вился, и эдак. Только все равно -- ничего у нас с Богданом не склеилосьѕ А и чего могло быть? Мне -- семнадцать, ему -- пятнадцать. И семьи, можно сказать, разные. Воспитание. Красота красотою, а воспитаниеѕ -- и алкоголичка значительно подняла указательный палец. -- Потом родители увезли его куда-то. На летоѕ
Первая любовь допила пиво и добавила, следуя своей логике:
-- Я всегда знала, что его убьютѕ
-- Кого? -- испуганно спросила Алина. -- Богдана?
-- Коляню, Колянюѕ -- усмехнулась первая любовь. -- Богдан -- непотопляемый. Заговоренный, -- и отхлебнула другой кружки. -- Даже странно, что так поздно убилиѕ Нарывалсяѕ Наглый был чересчурѕ
-- Так вы, выходит, сейчас совсем одна? -- Алина никак понять не могла, жалко ей эту несчастную или не жалко.
-- А я и всегда совсем одна была, -- равнодушно сообщила несчастная . -- Ну, подкинет он мне тыщу. Ну, прогуляем ееѕ
-- А кто убил, не догадываетесь?
-- Я? -- умилась алкоголичка и ткнула себя в грудь. -- Догадываюсь? -- после чего пьяно, истерично, надолго расхохоталась. -- Да если б всех, кто Коляню с удовольствием убил бы, собрать -- они в эту ресторацию не вместились быѕ
-- А, может, этот ? -- с нелогичной надеждой спросила Алина. -- Ну, которыйѕ Ты же, который, говорит, сам сказалѕ А?
-- Этот? -- снова расхохоталась женщина. -- А чего? Может, и этотѕ Только навряд. Его и самого уже давно в живых нетуѕ -- хохотала, хохотала, хохоталаѕ
(Алина, впрочем, еще прежде чем спрашивала, прекрасно понимала, что не этот).
Хохот первой любви перешел в истерику, в припадок. Алина тронула женщину за плечо, та не отреагировала, и Алина поняла, что, кажется, не жалко . Ей самой даже как-то грустно стало от того, что не жалко , но поделать она не могла ничего, разве что перед самой собою притвориться -- Алина и притворилась.
-- Я пойду, ладно? -- спросила виновато, робко и, не дожидаясь окончания истерики первой любви, со всех ног побежала гадючника -- мимо каких-то облупленных железобетонных заборов, мимо железнодорожной насыпи, мимо, мимо, мимоѕ
Впрыгнула в "Оку". Спрятала лицо в ладони рук, опертых о колени.
ѕЮная красавица склонилась над недвижимым Мазепою: жив ли?
ѕМолоденький парнишечка глядел на расходившегося Коляню не с укором даже -- с умлением: ты же сам, понял, сказал!
ѕсам сказал!
ѕсамѕ
"Нет! -- встряхнулась Алина, включила м -- Не такой Мазепа человек, чтоб таиться, чтоб двадцать лет выжидать!"
Тронулась, миновала два светофора и, остановившись у третьего, сама себе возразила:
"Но что-то в этом все равно есть!"
-- Черная неблагодарность, Алина Евгеньевна, черная неблагодарность, -- начал, едва Алина появилась в дверях. -- Я предоставил вам столь уникальную для журналиста возможность, а вы только пару раз ко мне и заглянули. И то все как-то в суете, в суете, за разрешениями, за позволениями. Да что вы по стойке смирно-то стоите? Присаживайтесь, присаживайтесь! Помните, как вольно вы себя вели, когда впервые оказались в этом кабинете? М-да-аѕ удивительный все-таки феномен -- советский человек. Даже такой сравнительно независимый, как вы. Вроде бы и не служите у меня, такая же вроде свободная, как и раньше. А вот походили к нам месячишко-другой -- и пожалуйте: по стойке смирноѕ Шучу, шучу! Не делайте губкуѕ Хотя, как вестно, во всякой шутке, ха-ха, есть доля шутки. Ну, как продвигается сбор материала?
Вошла секретарша с подносиком.
-- Знаете, Алина Евгеньевна, вы когда еще в первый раз должны были сюда прийти, послал ее, -- кивнул белый полковник в секретаршину сторону, -- за пирожными. До сих пор искала.
Секретарша закраснелась и бросила злой взгляд исподлобья.
-- Ну так что, понравился вам наш герой? Или как он теперь? -- ваш герой? -- продолжил полковник, когда секретарша вышла. -- Профессионалмѕ чутьеѕ интуицияѕ -- это все вы, разумеется, ухватили с полвзгляда.
Алина потупилась.
-- Позволю себе особо обратить ваше внимание на такие качества капитана Мазепы, как нравственная чистота , неподкупность, бескомпромиссность в борьбе с преступностью, -- пел полковник.
"И далась ему эта нравственная чистота!" -- молчала Алина.
-- А то, видите ли, всё у нас в прессе: сращивание правоохранительных органов с мафиозными структурамиѕ коррупцияѕ А я вот вам -- на живом примереѕ
Полковник сделал значительную паузу. Алина подняла глаза, но, наткнувшись на твердый, немигающий взгляд, тут же снова и опустила.
-- Вы, кажется, хотели что-то сказать? Вам показалось, что в реальном облике капитана нечто не соответствует набросанному мною несколькими штрихами идеальному портрету советского милиционера? Или нет? Все соответствует? Верю-верю. Ваша профессиональная наблюдательность не пропустила б ни одной подозрительной детальки. А ваша безупречная честность не позволила бы их скрыть, несмотря даже на личную симпатию или, возможно, и более глубокое чувство. Да вы пирожные-то ешьте. А то Валечка обидится: два месяца бегала, доставалаѕ
Алина через силу откусила маленький кусочек.
-- Ладно, вижу, что не расположены к разговору. От важного, должно быть, оторвал. Свободны, свободны. Если что вдруг -- обращайтесь в любое время. Хоть ночью, хоть прямо домой, -- и полковник протянул карточку с телефоном.
Алина встала и, так слова и не сказав и не прожевав угощения, вышла кабинета.
Отодвинулась внутренняя какая-то портьерочка -- бесшумно возник Шухрат Ибрагимович. Подошел к столу, запихал в рот пирожное, аппетитно задвигал челюстями.
-- Прижать, -- взглянул полковник в глаза московского гостя, -- на раз расколетсяѕ
Шухрат Ибрагимович, не прекращая жевать, выразил сомнение головным качанием, а чуть позже, освободив артикуляционный аппарат, пронес:
-- Такую пожалуй что не очень-то и прижмешь. Выбор делает. Понаблюдаем со вниманием. Может, и нам подскажет, как лучше себя повести. Выгоднееѕ -- и засунул в рот очередной образец искусства львовских кондитеров.
Иван, богданов приятель, до сих пор не мог прийти в себя от недавней поездки и, тягая туда-назад рамку дешевенького диапроектора, пытался вернуться обрыдлого отечественного быта в тот прекрасный эпод жни.
-- Видите?! Видите?! Я как-то раз прямо не удержался: носовой платок накрутил на палец и по тротуару провел!
-- Платок-то сохранил? -- с легкой, незлой иронией поинтересовался Мазепа. -- Не стираешь?
-- Зря смеешься. Ты не способен такое даже представить! Вот клянусь -- не способен. Не потому, что воображение бедное, а просто ни один совок , там не побывавший, представить себе не может, что и такая , оказывается, бывает жнь. К бензоколонке подъезжаешь -- хоть бы запах какой! Для смеха! Случайная капелька упала на брюки -- найти не смог куда! Фантастика!
-- А я, значит, по-твоему, совок ? -- задумчиво пронес Мазепа, в обнимку с Алиною устроившийся в нком, мягком, глубоком кресле, и, взяв с посверкивающего в неверных разноцветных отблесках диапроекции сервировочного столика четырехгранную бутылку, плеснул в стакан.
-- Ты ж за рулем, Богдаша! -- по-супружески укорила Алина.
-- Думаешь, мою тачку кто-нибудь в этом городе посмеет остановить?
-- А в высшем смысле?
-- В высшем? -- не понял Мазепа.
-- Ну, -- пояснила Алина, -- в смысле уважения к закону, как таковому? В смысле dura lexѕ
Капитан взял алинину руку в свою и демонстративно повертел на ящном пальчике бриллиантовое колечко.
-- Правы вы, Иван, правы! -- вздохнула Алина. -- Все мы тут -- совки! Типичныеѕ
То ли положение хозяина обязывало отвлекать гостей от неприятных разговоров, то ли просто ни за что не хотелось ему возвращаться в окружающую реальность, только Иван пропустил перепалку мимо ушей и привлек внимание гостей к очередному ображению, придав голосу некоторую таинственность, а фразе -- интонацию намека:
-- А вот это вот как раз -- Объединенный Швейцарский Банк.
-- Тот самый, в котором у меня не лежит ни франка, ты это имеешь в виду?
-- Богдан! -- зашипел Иван и, повертев у виска указательным, скосился на Алину, добавил громко и выразительно. -- Тот самый, в котором ни у кого нас не лежит ни франка!
-- Ой! -- образил капитан на лице, что крупно вляпался, и прикрыл рот обеими ладонями сразу, -- образил так натурально, что, не лукавый мгновенный взгляд на Алину, -- можно было и поверить. -- Ладно, пора, -- встал кресла. -- На свадьбу-то придешь?
-- Чего это вы? -- зажег свет хозяин. -- Не интересно? -- кивнул на экран. -- Или обиделись? У меня еще две коробкиѕ
-- Сам же сказал: нам там не жить! Не выделывайтесь, девушки: слушайте полонез Огинского, -- отозвался Мазепа и, обняв Алину, направился к выходу. -- Да и некогда, -- развел руками у самой двери. -- Пиф-паф ой-ой-ой!..
-- Опять коробка, -- пояснил капитан, подойдя. -- Пиф-паф ой-ой-ой!
-- И опять -- покушение? -- ехидно поинтересовалась Алина.
-- Это вряд ли. Больше вроде некомуѕ На буксире тянуть умеешь?
-- Вот откажусь -- будешь знать! Сам все время ноешь: что это, мол, я -- такая чересчур самостоятельная: на своем транспорте!
-- Откажешься -- ноль-два позвоню. Еще раз, как типичный совок , использую служебное положение в личных целях. А виновата будешь ты.
-- Постой, -- сменила вдруг тон Алина. -- А в каком это смысле: больше некому ?
-- Что -- больше некому ? -- удивился капитан.
-- То! -- отозвалась журналистка. -- Я спросила: не покушение ли? а ты ответил: больше некому!
-- Я так ответил?! -- умился Мазепа.
-- А то кто же?!
-- Странно! С чего это я взял?
-- Это уж точно: странно.
-- Отличное место для выяснения отношений, -- сказал капитан несколько уже раздраженно. -- И время!
-- Я не отношения выясняюѕ -- начала Алина, а Мазепа за нее закончил:
-- ѕа истину! Истина, Алиночка -- исключительно в вине. Еще древние это знали. Ты тянуть будешь? Подавай задом, сюда, поближеѕ -- и, не дав невесте ответить, пошел к "Шевроле не Шевроле", склонился над багажником, влек бездонных недр буксировочный трос, приладил-прицепил к своей машине, к алининой, которая к тому моменту стояла уже рядышком. -- Таскала когда-нибудь?
-- Попробую.
-- Главное -- взять с места. Сцеплением подбуксовывай! Поняла? Или, может, лучше поменяемся?
-- Ну не-ет, -- протянула Алина, взвесив вариант. -- За твою колымагуѕ Разобью -- не рассчитаюсь до смерти.
Они совсем было разошлись по своим автомобилям, как:
-- Постой! -- вспомнил капитан и снова скрылся в недрах, влек две коробочки с антеннами. -- Уоки-токи! Вот здесь нажмешь -- передача. Отпустишь -- прием. Ну, в случае чего. Усекла?
Алина кивнула.
Капитан уселся за руль, сказал в коробочку:
-- Проверка связи. Как слышно?
-- Отлично, -- отозвалась Алина.
-- Что? Не понял? -- переспросил капитан.
Алина отложила коробочку, высунулась в окно, крикнула:
-- Отлично слышно, говорю!
-- С Богом! -- тоже высунулся капитан в окно.
Алина сосредоточилась, мало-помалу отпуская сцепление. "Ока" напряглась и заглохла. Трос провис.
-- Спокойненько. Еще попытка, -- пронес Мазепа в уоки-токи. -- Ты подбуксовывай, подбуксовывай! С одного раза небось не спалишь.
Алина попробовала еще раз. Теперь -- получилось, хоть в салончике и запахло подгоревшим асбестом выжимного диска, -- и вот: связанные тросом машины поехали потихоньку по вечернему городу: Давид тащил Голиафа.
Алина внимательно вела "Оку", поглядывая в зеркало заднего вида. Протянула руку на соседнее сиденье, взяла уоки-токи, нажала передающую кнопочку.
-- Слушайѕ -- сказала. -- А этотѕ убитыйѕ "Трембиты". Ну, Николай, кажетсяѕ Почему он тогда, в детстве, сам натравил на тебя шпану, а потом сам же тебя и спас? Не мог ведь он заранее знать, что ты ментом станешь! Что ваши дорожки пересекутсяѕ Ты, надеюсь, уже в курсе, что это н их тогда на тебя натравил?
-- Властьѕ -- донесся дурного динамика искаженный голос Мазепы.
-- Как ты сказал? -- задумчиво переспросила Алина.
-- Тихонько, тихонько! -- крикнул капитан. -- Сейчас там на красный переключитсяѕ
Алина стала притормаживать, а капитан добавил:
-- Власть. Показать: что хчет, мол, -- то и сделает!
-- Замысловато, -- ответила Алина, остановив машину точно перед стоп-линией.
-- Нормально, -- отозвался Богдан то ли по поводу ее маневра, то ли по поводу ее оценки предложенного им мотива.
Сейчас Алина, едва красный сменился зеленым, тронулась уверенно, на раз.
-- Отличная обучаемость! -- похвалил капитан.
-- Ладно, -- ответила Алина. -- Предположимѕ я повторяю: предположим , у тебя был мотив его убить. Один пяти, самый благородный: защита. Даже не самозащитаѕ
-- А мамозащита, -- скаламбурил капитан в уоки-токи, что журналистка, впрочем, пропустила мимо ушей.
-- Предположим , ты точно узнал, что шланги перерезал он. Хотя, откуда уж так точно ?..
-- Ну, предполагай , предполагай дальше, -- отозвался Мазепа после паузы. -- Почему я должен как-то реагировать на твои предположения ?
-- Я просто хотела узнать, -- сказала Алина довольно жестко, неожиданно для себя жестко, -- при чем тут бармен?! Его-то -- за что?! Ведь это же было еще до всяких тормозных шлангов!
-- Какой бармен? -- удивился Мазепа так раздраженно, что Алина поверила в искренность этого удивления, несколько опешила даже:
-- Но ведь одного оружияѕ "Зауэр". Трассологическая эксперта, баллистическаяѕ -- и как-то выдохлась.
-- Алина, -- твердо, ровно ответил капитан после довольно длинной паузы, -- ты свои домыслы оставь, пожалуйста, для детектива. Для "Расскажи, как тебя убивали". Ладно? Не сойдется твоя версия, поняла? Никак, никогда не сойдется! Объективно!
Алина переезжала как раз неширокую улочку, когда по ней, выскочив -за угла, как черт коробочки, понесся милицейский УАЗик с включенными сиреною и мигалками. Алина притормозила от неожиданности -- да она и все равно не успела бы перетащить через улочку капитанов "Шевроле не Шевроле" -- и УАЗик с разлету врезался в трос.
"Оку" и "Шевроле не Шевроле" потащило назад, они даже боками слегка хлопнулись; УАЗик замер в тросе коренником эдакой русской тройки .
Капитан выскочил машины навстречу выскочившим своей ментам, и даже присутствие Алины не смогло удержать его от лексического набора, диктуемого ситуацией.
Не говоря уже о ментахѕ
-- Поздравляю, -- сказал капитан и поцеловал Алину в висок. -- Постепенно становишься богатенькой. Сколько ж это по черному курсу? -- повертел чек. -- Приглашают?
-- Ты ж журналистов не любишь, -- ответила Алина, отпирая дверь.
-- Я отечественных не люблю. Неконвертируемых, -- пояснил Мазепа.
-- Господи, как усталаѕ -- едва не упала Алина на диванчик в прихожей, ногу об ногу сняла туфли.
-- Я прямо в душ, ладно, -- скорее констатировал, чем спросил капитан и, сбросив на ходу свитер, рубаху, брюки, скрылся за дверью ванной.
Алина еще раз взглянула на статью, на копию чека, на приглашение, прикрыла глаза.
"Может, и впрямь -- дернуть ? Но без Мазепы она не согласна, а он?.."
Алина поймала себя на этом вот "без Мазепы не согласна" и подумала:
"А, собственно, почему? Ведь происшествие в "Трембите", которому она стала полуслучайной свидетельницей, не в первый раз уже мерещится ей в эдаком вот странном ракурсе, и хоть капитан и предостерегает от реконструкций, что ему, с другой стороны, остается делать, как не предостерегать?.."
ѕБесшумной тенью, с погашенными фарами, скользит по узким каким-то задворкам капитанов "Шевроле не Шевроле", словно дредноут в ночном тумане посреди грузового порта; ищет местечко поукромнее и, отыскав, припарковываетсяѕ
ѕМазепа берет бардачка картонную коробку от шампуня, открывает, вынимает пучок седых волос на ячейчатой капроновой подложке, бутылочку с клеем (кисточка в пробке). Профессионально, двумя-тремя быстрыми мазками обрабатывает подбородок, лепит к нему пучок, глядится в зеркальце заднего видаѕ
(Алине показалось даже, что она помнит, будто от капитана в тот вечер, в вечер второй их встречи, чуть попахивало спиртовой основою клея: тогда она приняла это за алкоголь, теперь жеѕ А что теперь? "Показалосьѕ" "Будтоѕ" Да одни эти слова говорят сами за себя! Нельзя, нельзя строить даже смутные подозрения на "будто" и "показалось"!.. Хорошо, посомневаться времени еще достанет, она и так тем только и занята, что сомневается. Вперед, вперед, вперед! En avant!)
ѕСедобородый, Мазепа перегибается назад, влекает не то -за, не то -под сиденья серый макинтош, о пропаже которого так неожиданно и постоянно будет убиваться бедный его отец, широкополую шляпу; на ходу облачаясь, идет проходными дворами. Перед тем, как вынырнуть на освещенную улицу -- в десятке метров от "Трембиты" -- снимает с предохранителя "зауэр". Резко входит, коротким взглядом окинув публику, мазнув и по Алине с восточным ее приставальщиком (интересно: узнал он ее в тот миг?), и скрывается за служебною дверью. Отстраняет в стремительном движении девушку-подавальщицу, распахивает дверь директорского кабинета.
Директор, склонившийся над бумагами, приподнимает голову, и в глазах его мгновенное недоумение сменяется узнаванием, замешанном на сильном, на грани ужаса, страхе, -- директор, однако, пытается страх преодолеть: скольких переделок вышел -- неужто тут не подфартит?!
-- Сюда-то ты мог бы не приходить? -- говорит Мазепе озабоченно-беззлобно. -- Ну как засечет кто? Этот твой маскарад -- он только для школьного бала годится.
-- Не рассчитал, Коляня? -- заботливо осведомляется капитан. -- Отпустил шестерок? Решил: народу много -- куда этот мудак сунется?
-- Слушай, Богдан, а чего ты на меня тянешь? -- переходит директор Коляня в наступление, но в наступление, конечно же, липовое: он явно накручивает время в расчете на случайность какую-нибудь счастливую, -- и точно: под легким напором снаружи дергается дверь.
-- Нина! -- кричит Коляня. -- Ниночѕ -- но договорить не успевает: малой секунды хватает капитану достать оружие и выстрелить, да не просто выстрелить, а, как пишут в кодексе, "с особым цинмом": дырочка: маленькая такая, ящная возникает в том точно месте, в каком возникла год назад во лбу бармена. А с той стороны, с затылка, образуется огромная пробоина, и брызги мозга, крошево кости летят веером над головою, заляпывая свежие обои.
Капитан прячет "зауэр", спокойно отпирает дверь и, потеснив плечом встревоженную Ниночку, углубляется в подсобные коридоры, толкает дверь черного хода, срывая на ходу бородку, макинтош скидывая, но не бегом вовсе -- просто энергичным, обычным для себя шагом -- пересекает двор, скрывается в подворотне, проныривает сквозь нее, сквозь следующую, тенью проскальзывает в тень-"Шевроле", запускает мощный неслышный мотор -- и снова бесшумно -- по тем же задворкам -- назад. Перед выездом на освещенную улицу включает подфарники, ближний, дальний и рвет с места, как на старте "Формулы-1", возле дверей "Трембиты" бьет по тормозам и, надо полагать, успевает поймать себя на мысли, что сегодня-то тормозные шланги выдержат любое давление. Входит в "Трембиту" иѕ
Алина почувствовала, что ей что-то мешает, приподняла голову, открыла глаза: мешал уставившийся прямо на нее черный зрачок револьвера, и это было так похоже на кусочек только что воображенной сцены, что Алина почувствовала холодок мистического ужаса.
На самом деле все объяснилось просто: капитан с мокрыми волосами, в коротком купальном халате, держал револьвер на ладони, спрашивая:
-- Откуда пушка? -- и Алине просто следовало ответить, что это, мол, негр "Интерпола", Джон, оставил, в подарок тебе передал, она, собственно, и ответила, но ощущение, что черный зрачок глядел на нее какое-то мгновенье вполне осмысленно, так Алину и не покинуло.
-- Чего ж не отдала сразу? -- поинтересовался капитан. -- Еще и зарядила! Только знаешь: в ванной оружие лучше не хранить, даже американское. Ржавеет.
-- Что ж не отдала -- что ж не отдала! -- агрессивно сказала Алина, компенсируя и скрывая агрессивностью собственный испуг. -- Забыла!
-- Интересное кино, -- улыбнулся Мазепа кривой улыбочкою. -- Спрятать не забыла, а отдать -- забыла?
-- А ты меньше обыскивай, пока ордер не получил. В гостях все-таки!
Капитан бросил револьвер Алине на колени (хоть жест был точен, баскетболен, отшатнувшаяся Алина едва успела удержать оружие от падения), а сам стал одеваться, приговаривая:
-- Ну даѕ конечноѕ штука понятнаяѕ Когда имеешь дело с преступником , всегда как-то спокойнееѕ Особенно, когда это преступник-полицейский и, стало быть, защиты искать не у когоѕ
Алину забила нервная дрожь: тут все смешалось: и реакция на оружейный зрачок, и обида капитана, который вот-вот, казалось, уйдет навсегда ее квартиры, ее жни, закончит одеваться -- и уйдет, и главное, что он заговорил о невысказанных алининых подозрениях прямым текстом.
-- Ну, не сердись, слышишьѕ я не хотелаѕ -- поднялась Алина, оставив револьвер на диванчике, нежным пальцем провела по капитановой руке.
Как ни странно, этого пустяка достало Мазепе, чтобы размякнуть: видать, и самому не хотелось покидать уютную квартирку, уютную эту женщину, и он продолжал ворчать по инерции, а вернее -- скрывая, как мало ему надо, чтобы размякнуть.
-- Да нет, пожалуйста. Каждый человек, я считаю, имеет право носить оружие. Но только с одним условием: уметь им пользоваться. Я даже готов подарить его тебеѕ на свадьбу. Хоть и очень уж он хорошѕ
Капитан взял револьвер с диванчика и по-мальчишески погладил его, крутанул барабан.
-- Люблю оружие, -- прнался уже вполне беззаботно. -- Так что завтра с утра -- стрельбы. На даче. О'кей?
-- Пиф-паф ой-ой-ой? -- улыбнулась Алина. -- И опять, наверное, приставать будешьѕ
Капитан прищурился.
-- По-моему, очень не густо. Погоди-ка, сниму мишеньѕ -- и пошел к обрыву, к мишенному столбу. -- Пара дырочек все же есть, -- крикнул, удаляясь от Алины, которая как раз перезаряжала барабан, привстал на цыпочки, отковыривая кнопки.
Алина вскинула оружие и зафиксировала капитана в прорези целика: так точно, наверное, фиксировал ее Богдан в той же прорези вчера под в
Капитан оглянулся, как почувствовал, увидел направленный на себя черный зрачок смерти, вполне оценил его выражение и по видимости равнодушно отвернулся, продолжил возню с кнопками.
Алина опустила ствол. Капитан с улыбочкою шел к ней.
-- Не так уж и дурно для начала, -- продемонстрировал пробоины. -- Ладно, постреляй тут сама, -- передал ей коробку патронов. -- Мама просила прибраться в погребе, -- и побрел по направлению к дому не оглядываясь, неожиданно тяжело.
Алина прицелилась в поменянный капитаном плакат. Сейчас она стреляла спокойнее, с небольшими перерывами, от выстрела к выстрелу как бы набирая хладнокровия.
Когда патроны закончилась, Алина откинула барабан, опорожнила, принялась загонять очередную порцию. Смертоносный островерхий цилиндрик выскользнул -под наманикюренного пальчика. Алина присела на корточки.
Точно драконьи зубы, землю вокруг усыпали гильзы. Одна них, полувтоптанная, слегка уже позеленевшая, была очевидно меньше других. Алина оглянулась воровато и зажала эту, маленькую, в ладошке, потом так же воровато покралась к столбу со щитом, сорвала плакат, стала исследовать раны подложки. Подняла с земли ржавый гвоздь, не без труда выцарапала одну сплющенную пулю, другуюѕ
Мазепа поднялся погреба. Взглянул в сторону Алины. Та, застигнутая на месте преступления, подчеркнуто громко и свободно доложила:
-- Успехи растут. Шесть восьмиѕ
Капитан молча приближался. Остановился совсем рядом, лицо в лицо, глаза в глаза, с силой разжал алинину ладонь.
-- Можешь долго не мучиться. Не тыкаться на эксперту. С разрешения полковника. Который, впрочем, даст его более чем охотно. Ты уж поверь моему слову: эксперта все подтвердит: и пули прошли тот самый ствол, и насечка от бойка совпадает с той самой насечкою. Так что -- если, конечно, не собираешься подключить к своему частному расследованию органы МВД -- можешь на эксперту время не тратить. Да даже если и подключишь: ъято-то без понятых, доказательной силы не имеетѕ -- и капитан легонько ударил сну по алининой руке: и гильза, и сплющенная пуля подскочили, упали, покатились с обрыва вн, в реку. -- Я тебе больше даже покажу: вот, -- и капитан достал кармана маленький "зауэр".
Алина глядела, как зачарованная.
-- Все дело в том, дорогаяѕ -- добавил Мазепа. -- Впрочем, я тебе, кажется, уже это говорилѕ Все дело в том, что я ужасно люблю хорошее оружиеѕ
-- И все равно ничего не расскажешь? -- спросила Алина.
-- И все равно, -- ответил Богдан, -- ничего не расскажу!
Алина полагала, что она -- девочка нравственная, то есть она постоянно ощущала в себе присутствие того самого категорического императива , про который писал двести лет назад умный и, главное, чуткий Кант, и если случалось ей когда поступить как-нибудь не особенно хорошо, она всем органмом знала, что поступила нехорошо, и не то что бы переживала и мучилась, но очень ей было некомфортно, и она стремилась исправить нехороший поступок, а, если было это невозможно, никогда о нем не забывала, -- даже о самых ранних, детских, помнила до сих А, коли так, то не может же она любить капитана Мазепу, любить, в общем-то, радостно и безоглядно, без этого ощущения мухомора во рту , если он убийца, мерзавец и двойной человек! А Алина-то -- любит!
Алина вся мучилась этими вопросами и сомнениями, они мало-помалу начали уже отравлять и ее любовь, но Алина списывала отраву не на кантов императив, а исключительно на собственную глупость, которая не позволяет разгадать, как же все-таки там происходило делоѕ
Устав от бессмысленного, до дыр, проглядывания содержимого папок по двум убийствам: нынешнему и прошлогоднему, -- Алина решилась еще раз зайти в "Трембиту".
Она сидела за столиком, потягивала сквозь полиэтиленовую соломинку сок в ожидании жаркого (заказ принял и передал на кухню бармен, он же и соку налил), исподлобья, цепко поглядывала по сторонам.
Наконец, появилась с подносом официантка в гуцульском костюмчике.
-- Скажите, пожалуйста, -- отнеслась к ней Алина по возможности конфиденциально. -- Вы ведьѕ Нина? Ниночка?
-- Ну? -- спросила официантка в смысле: что дальше?
-- Это ведь вы тогдаѕ ну, увидели?
-- Что я увидела? -- в интонации Ниночки звучала откровенная неприязнь.
-- Вашего директора. Когда его застрелили. Помните: это было при мне.
-- Опять милиции, что ли? -- выдавила официантка через нижнюю губу. -- Не надоело?
-- Из какой такой милиции?! -- сказала Алина со столь тоскливою страстью, словно всю жнь смертью лютою ненавидела ментов. -- Я журналистка!
-- А-аѕ -- протянула официантка.
-- Вы вообщеѕ давно здесь работаете?
-- Некогда мне с вами, -- подвела черту Ниночка. -- У меня во вас вон еще сколькоѕ -- обвела рукою зал, вовсе, надо заметить, не переполненный. -- Всем давать -- не успеешь трусы надевать.
-- Что? -- не поняла Алина. -- Какие трусы?
-- С каждым, говорю, разговариватьѕ
-- Может, попозже? -- не желала прнавать Алина поражение. -- Или завтра?..
-- Еще чего! А завтра у меня вообще -- выходной, -- нагрубила Ниночка и отошла.
Алина ткнула вилкой в бифштекс. Как ни аппетитно тот выглядел, есть не хотелось. И тут к столику подвалил давешний кавказец. Откуда он взялся? Алина точно помнила, что тремя минутами раньше его в ресторане не было. Ладно: предположим: только что появился.
-- А я сюда каждый вэчер хажу, -- уселся кавказец в такой манере, словно его только здесь и не доставало, словно радостный подарок собственной персоною делая. -- Чтобы тибя встретить.
-- Жениться решил? -- осведомилась Алина: хоть появление приставалы вызвало в ней легкую тревогу, болтовня с ним могла хоть на время выбить отвратительного настроения, развлечь, устроить, в конце концов, тайм-аут в матче с "Трембитою", ибо считать его проигранным Алина пока не собиралась.
-- Да ты чиво!? -- испугался немолодой мальчик. -- Тоже скажешь: жиница! Я жинат. Влюбился просто.
-- Ну и? -- спросила Алина.
-- Что -- ну и? -- не понял кавказец.
-- Что дальше? -- расшифровала Алина.
-- А!.. Дальше -- вот что, -- и кожаный ухажер влек, как в прошлый раз, молдавский коньяк внутреннего кармана, замычал, пальцами защелкал, требуя посуды.
Бармен принес рюмки, поставил, но не ушел почему-то.
-- Чиво ти? -- спросил бармена кожаный кав -- Так и будэш тарчать? А если у нас -- разговор сикрэтный? Или тибе налить?
-- Вообще-то у нас со своим не полагается, -- объяснил бармен свое у стола ожидание.
-- А! -- понял кавказец. -- Так би сразу и гаварил, -- и, вытащив ее другого кармана, сунул бармену пятидесятирублевую.
Тот спрятал бумажку, буркнул:
-- Разве в порядке исключения, -- и отошел за стойку.
Юноша откупорил бутылку, разлил коньячок.
-- Будэм здаровеньки? -- спросил, подняв рюмку на уровень носа. -- Звать-то хоть тибя как?
Алина улыбнулась и приподняла свою рюмку тоже.
-- Мисс Марпл.
-- Как-как, говоришь?
Алина решила, что сначала выпьет, а потом объяснит как-как , но и выпить не успела: заметила, что в разрезе служебной портьеры стоит Ниночка и манит пальцем.
-- Меня? -- ткнула себя в грудь несколько удивившаяся Алина.
-- Тебя-тебя, -- закивала Ниночка.
-- Извини, -- бросила Алина кавказцу и быстро пошла к служебному входу, скрылась за портьерою.
-- Вирнешса? -- вопросил кавказец вдогон.
-- Т-с-сѕ -- приложила Ниночка палец к губам и кивнула Алине, приглашая следовать за собою. -- Я же там вся на виду, дура!
Они прошли какими-то тесными коридорами, спустились в подвал. Ниночка приоткрыла тяжелую бронированную дверь и кивнула секретно и приглашающе, оглянулась даже воровато. Чувство опасности, беспокойства, которое несколько минут назад поселилось в Алине, она относила исключительно на счет кавказца, поэтому, хоть тоже оглянулась и даже мгновенье помедлила, -- внутрь шагнула.
Дверь за алининою спиною тут же и затворилась. Небольшая комнатка была морозильником: с крюков -под потолка свешивались бараньи туши, окорока, битая птица; на стеллажах лежали продукты, стояли какие-то ящики; коробки занимали углы. Алина дернулась к выходу: дверь, естественно, не поддалась. Стукнула в нее кулачкомѕ потом -- с разбегу -- плечомѕ Потом -- заорала:
-- Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-эй! -- но, еще не закончив орать, отчетливо поняла, что и это -- зря.
Остановилась посреди камеры. Было холодно. Обхватила руками плечи. Потащила угла большой фанерный ящик. Что-то обрушилось за ним с металлическим лязгом, упало. Алина заглянула: на полу валялась раскрывшаяся в падении жестянка, которой рассыпались новенькие патроны. Алина пошевелила их ногою, плюнула и выдвинула ящик на середину, села сверху, поджала ноги.
-- Ну, идиотка! -- сказала вслух по собственному поводу. -- Хоть коньяку бы выпила -- все теплей сейчас было бы! Нет! -- как скаженная понеслась!
Теперь, когда причина тревоги сделалась очевидной, Алина с некоторой надеждою подумала о кавказце:
"Приставуч ведь, неужто смирится с новой потерей дэвушки, если ради нее каждый вечер ходит в этот кабак. Насчет ради нее привирает, конечно, да и насчет каждого вечера , но все-таки"ѕ
Алина пожалела даже, что не дала кавказцу некоторых авансов, но, как говорят в Одессе, быть бы мне таким умным, как моя жена потом.
Кавказец, впрочем, и в самом деле, выждав минут десять и переполовинив бутылку, отправился на розыски пропажи.
-- Какая дэвушка ?! какая дэвушка ?! -- передразнивая его интонацию, могучим торсом выталкивал бармен-вышибала немолодого юношу служебного коридорчика. -- Уехала твоя дэвушка . С мужемѕ Понял, да?
-- Она что, точно замужэм?ѕ -- сник кожаный.
Тут уж и впрямь оставалось только смиритьсяѕ
К тому времени, скорчившись на составленных рядом четырех ящиках, Алина дрожала не метафорической, а натуральной крупной дрожью: зуб буквально не попадал на зуб.
Итак, уже можно было сказать со всей очевидностью, что, по той, по иной ли причине, но приставала ее не спасет. Последняя надежда оставалась: нелогичная, иррациональная, но последняя: на Мазепу. Что, как в кино про Бельмондо, ворвется он вот сейчас, вот через секундочку, освободит ее преступных тенет, прижмет к сердцу, отогреетѕ
Но секундочка шла за секундочкою, Мазепа не являлся, и в уже отключающемся мозгу Алины мелькнуло даже страшное подозрение: уж не сам ли Мазепа ее сюда и заточил?..
Алина мучительно трет лоб ладошкойѕ Чье-то незнакомое расплывающееся лицо склонилось над неюѕ какая-то белая тень маячит вдалиѕ Алина снова смыкает воспаленные веки в надежде, что, перекрыв один канал поступления информации, зрительный, она активирует другой, слуховой, -- но ни слуховой не активируется, ни зрительный не перекрывается:
ѕКоляня, закончив разнос, что-то приказывает Мазепе, вот именно приказывает , и это особенно странно, потому что Алине до самого этого момента трудно даже вообразить было, что Мазепе кто-нибудь может приказывать, особенно -- Коляня. Но факт есть факт: Мазепа покорно выслушивает, разве что позою пытаясь сохранить иллюзию собственного достоинства, после чего Коляня открывает ящик стола, передает капитану -- рукояткою вперед -- маленький "зауэр".
И Мазепа пистолет принимает!!!
-- Все дело в том, что я ужасно люблю хорошее оружие! -- эту фразу Алина вдруг слышит отчетливо, но зато зыблется, размывается, исчезает зрительный ряд, и не разобрать никак, где и кому, собственно, прнаётся капитан в странной своей любви к орудиям смерти: Алине ли в ее прихожей или Коляне в "Трембите"ѕ
Алина уж и сама не знает, что лучше: видеть, но не слышать или наоборот; лучше всего, конечно, и то, и другое, но так не выходит, не выходит даже по своей воле переключаться одного режима в другой; сейчас вот -- снова пропадает звук, но ображение становится четким:
ѕ"Трембита", главный зал, и капитан с веселой дружелюбной улыбочкою подходит к бармену, и уж тут абсолютно не важно, что звук пропал: Мазепа явно несет шутливо-легкомысленную чушь и суть, разумеется, не в ней, а в том, что, спустя некоторое совсем недолгое время, мгновенно, профессионально выхватывает кармана "зауэр", но до выстрела дело не доходит:
ѕкакой-то сбой, трещинка возникает в видении, и оно, натыкаясь на нее, соскальзывает назад, снова к тому моменту, когда мгновенно, профессионально выхватывает Мазепа "зауэр" кармана, и еще раз выхватывает, и еще, и ещеѕ Алина пытается сдвинуться с мертвой точки, разрушить дурной этот цикл, дурную бесконечность, кольцо Мёбиуса, змею, кусающую себя за хвостѕ
ѕно вместо этого возвращается почему-то назад, в директорский кабинет, и видит Коляню с телефонной трубкою в руке, прислушивающегося к двери.
Судя по его реакции, кольцо разомкнулось, выстрел прозвучал-таки: Коляня набирает короткий номер -- Алине удается даже разгадать его: ноль-дваѕ
ѕудается и вернуться в ресторанный зал, где бармен с пробитым лбом уже валяется на полу, а Мазепа со странной улыбочкою палит по бутылкам, по панелям, по витринным стеклам, пока не кончаются патроны.
-- Господи! -- шепчет Алина в бреду. -- Какая чушь! Какая неимоверная чушь, -- и открывает глаза, видит перед собою незнакомое лицо человека с трубочками стетоскопа в ушах, поясняет ему. -- Смысла, главное, ни на йоту! Витрины-то были побиты автоматом! -- и снова откидывается на подушку в беспамятстве.
ѕКоляня, расплачиваясь за выполненную работу, бросает на стол тугие пачки купюр, Мазепа же, краем глаза отслеживая-пересчитывая их, поигрывает маленьким "зауэром": перепасовывает одной своей сильной широкой ладони в другую.
"На службе у уголовника?! За деньги?!"
-- Нет! -- мотается по подушке алинина голова. -- Нет!..
-- Да, -- мягко, но очень уверенно, с большой силою убеждения проносит Шухрат Ибрагимович и сжимает своей рукою алинину.
Алина снова открывает глаза.
-- Мужчина, принесший торт, не может сделать зла даме, -- улыбается Шухрат Ибрагимович, скосом глаза показывая на сервировочный столик возле алининой кровати, на котором расположился огромный, великолепный торт, проведение кулинарного не ремесла, но искусства. -- Вы, надеюсь, уже поняли, что находитесь домаѕ что все -- хорошоѕ И не спрашивайте, ради Бога: "как, мол, вы сюда попали?.." Помните анекдот про таксиста с топором. Где взял -- где взял?! -- купил! И с капитаном, с женихом вашим, все в порядке: захватил банду под Ужгородом, первые допросы ведет прямо там, по свежим, как говорится, следам. Полагаю, что к его приезду вы полностью и оправитесь: слава Богу, обморожений не оказалось. Свадьба, так сказать, состоится в срок. И как это, -- хлопает с размаха Шухрат Ибрагимович себя по жирным ляжкам, -- как это только мне в голову пришло?! -- попросить у знакомого "Трембиты" колбаски; знаете, украинской, с печенкой и салом -- детишкам в гостинчик. Ниночка пошла с вами поконфиденциальничать, и что-то ее отвлеклоѕ И она попростуѕ забыла про вас. Женское легкомыслие. Если б не колбаска для детишекѕ
С кухни донесся свист.
-- О! -- обрадовался Шухрат Ибрагимович. -- Как раз и чайник поспел. Ничего, что я взял эти чашечки? Извините, сейчас, -- и скрылся в сторону кухни.
Алина вскочила с постели, схватила халатик, набросила (кто же ее раздевал? У! г-гады!), стала застегивать -- появился Шухрат Ибрагимович с чайниками: большим и заварным.
-- Встали? Прелестно! Все-таки очень дешево отделались, оч-чень! От души рад! Тогда уж присаживайтесь, коль встали, -- и пододвинул к сервировочному столику еще один стул. -- Чтобы не вышло картины: Белинский у постели умирающего Некрасова. Или как там? -- наоборот?
Шухрат Ибрагимович разрезал торт на секторы, один положил на тарелку Алине, другой -- прямо себе в рот, сжевал с аппетитом, запил чаем. Алина, уже несколько в себя пришедшая, дерзко поглядела на незваного гостя и тоже отправила в рот кусочек кусочка, отрезанный ложечкою.
-- Ого! даже аппетит проснулся, -- восхитился представитель пресс-центра МВД. -- Я-то, честно говоря, рассчитывал все это великолепие, -- окинул торт широким жестом, -- один. Шучу, шучу, конечно. Но вообще -- одолел бы запросто. Ладно, Алина Евгеньевна, шутки в сторону: утолив первый голод, перейдем к беседе. Дело в том, что ваш очаровательныйѕ нет, не то! видите -- не кокетничал: плохо, плохо дается мне стиль , неточное словечко, а я все же беседую с мастерицею пераѕ Ваш блестящий женихѕ так вернее, правда? -- вел какие-то свои игры, минуя нас. Он, видите ли, индивидуалист, одинокий волк, как вы сами волили при нашей первой встрече гениально заметить. А в нынешнее времяѕ да еще в таком государствеѕ Мы вот и возмечтали, что выѕ нет-нет! сами того не подозревая! ничего дурного мы о вас и не думалиѕ -- возмечтали, значит, что вы поможете нам разобраться в некоторых деталяхѕ
-- Не помогу! -- отрезала Алина. -- Вам-то уж точно -- не помогу!
-- А кому поможете? Органам прокуратуры? Комитету государственной безопасности?! Ах да, я и забыл: у вас есть орган повыше: демократическая общественность. Но если вы обратитесь к ней -- через столь в последнее время свободную, что даже мы не всегда можем ее контролировать, нашу прессу -- дело-то все равно кончится либо прокуратурою, либо -- вышепоименованным Комитетом.
-- Никому я не помогу! -- заполнила Алина паузу со всем возможным презрением в голосе.
-- Вот и мне так в последний раз показалось, -- согласился Шухрат Ибрагимович.
-- И, вероятно, Ниночке? -- поинтересовалась Алина.
-- Это уж я не в курсе, -- улыбнулся гость. -- А мне лично, повторяю, так показалось и очень понравилось.
-- Даже понравилось?
-- А вы как думали? Мы тоже, так сказать, умеем ценитьѕ Может, даже и в особенности умеем! Ну, расследование-то мы провели своими средствами. Параллельно с вами. Как поняли, что не поможете -- сразу же и начали проводить. И знаете, что выяснили? Что нашего директора застрелил капитан. Мазепа. Ну, "Трембиты", не делайте больших глаз, у вас плохо получается. Слишком вы девушка по натуре искренняя, редкая для нашего фальшивого времени! -- и как бы в скобках добавил. -- Комплимент.
-- Спасибо, -- отозвалась Алина.
-- Но застрелил, продолжу, -- продолжил Шухрат Ибрагимович, -- совершенно на наш взгляд справедливо. То есть, даже повышенно справедливо: за то же точно преступление директор сам, собственноручно, наказал своего бармена точно таким же образом. То есть, внутренне, так сказать, собственную гибель утвердил, одобрил, резолюцию в уголке наложил. Вы вините: до смешного люблю сладенькое, -- и гость-хозяин отправил в рот очередной сладенький кусок.
-- Так все-таки бармена убил директор?
-- Али-и-ина Евгеньевна, -- неразборчиво -за забившего весь артикуляционный аппарат сладенького месива, но явно укорненно пропел Шухрат Ибрагимович и округлил глаза. -- А вы что, сомневались?! Хороша невеста: так скверно думать о собственном возлюбленном!
Шухрат Ибрагимович проглотил, наконец, содержимое рта, запил мелкими, громкими глоточками и пояснил:
-- Бармен не перевел причитающиеся директору бабки. Зажал. Замылилѕ
-- Вы вот сказали, -- перебила Алина, -- за то же точно преступление.
-- Сказал, -- согласился Шухрат Ибрагимович.
-- То есть, по-вашему, на сей раз директор не перевел бабки , -- интонационно выделила Алина словцо, -- Богдану?
-- Не по-моему, а так оно и было! Бедная Алина Евгеньевна! -- сокрушился гость. -- Может, еще тортику?
-- Директор -- Богдану?
-- Ну, разумеется. Он обещал ему десять тысячѕ
-- Сколько-сколько? -- переспросила Алина с сильным и даже отчасти ироническим недоверием.
-- Полагаете, Алина Евгеньевна, что -за такой мелочи Мазепа не стал бы марать рук? Ну, это как для кого. Для нас это, может, и впрямь мелочь, а для капитана Мазепыѕ да, возможно, и для васѕ Долларов, долларов!
-- Долларов? -- умилась Алина.
-- Само собой. Кому ж сейчас нужны деревянные? Обещал открыть счет в Швейцарии. Мало что обещал -- соврал, что уже открылѕ
-- Во-он в чем делоѕ -- протянула Алина, вспомнив капитанову веселую фразу, там, на вечеринке у Ивана, когда тот демонстрировал на экране слайд с ображением здания Объединенного швейцарского банка: "Тот самый, в котором у меня нету ни франка?.."
-- Именно в этом дело, Алина Евгеньевна, именно в этом!
-- Не-ве-ро-ят-но! -- выдохнула Алина.
-- Да что ж тут невероятного?! -- кажется даже разволновался Шухрат Ибрагимович. -- Что ж тут невероятного?! Невероятно, что существует еще справедливость? А вы знаете: в любом обществе должны быть структуры, в которых справедливость существует. Несмотря ни на что! Называйте эти структуры, как вам заблагорассудится, хоть мафиями, -- суть не в названиях. А ведь и любое государство, заметим в скобочках, всегда не что иное как мафия. Но если порою -за его громоздкости государству не всегда удается обеспечить справедливость в каждом отдельном случаеѕ
-- Постойте-постойте! -- снова перебила Алина. -- Аѕ за чтоѕ Богдану должны были заплатить?
-- Как, то есть, за что? За то, что он дал возможность директору выйти сухим воды. В случае с убийством бармена. Мазепа с директором, оказывается, друзья юности были. Ну вот, столковались по-приятельски.
-- А покушенияѕ покушения -- были?
-- Покушения? На кого?
-- Как на кого? На Мазепу, конечно!
-- Вы так говорите, Алина Евгеньевна, будто ни на кого другого и покушаться нельзя, -- обиделся Шухрат Ибрагимович.
-- Так были или нет?!
-- Ну, одно, во всяком случае, зарегистрировано . А были ли?.. Право-слово, разочаровываете, Алина Евгеньевна. Я, честно говоря, такого количества вопросов от вас не ожидал. Ну, разве детали какие-нибудь, думал, захотите для себя прояснить, мелочиѕ Уверен был: вы давно уж догадались. Обо всем. Это, наверное, потому, знаете, что комплексую в отношении журналистикиѕ с большой буквыѕ Вот и считаю: раз журналистка хорошая -- так и все остальное должна делать на том же уровне. А это претензии, разумеется, непомерные. Несправедливые. Так что беру свои слова назад. Не все, разумеется -- только обидные. Извиняюсь, как говоритсяѕ
-- А "зауэр" Мазепа просто обнаружил и ъял, -- как бы сама себе отвечая, негромко пробормотала Алина.
-- Зажилил, -- поправил Шухрат Ибрагимович, прожевывая очередной кусок. -- Заныкал. Зажал.
-- Ну иѕ -- после долгой паузы, которою Шухрат Ибрагимович с удовольствием воспользовался, чтоб налакомиться едва ли не вдоволь, протянула Алина.
-- Что: ну и? -- спросил он.
-- Зачем вы мне все это рассказали?
-- А-а! Господи! Действительно -- совсем позабыл. Заболтался. Вы обаятельны. Торт великолепен. Теневой торт. Мафиозный. Вот и позабыл. А заглянул я к вам -- кроме, разумеется, заботы о вашем здоровье, -- в сущности, по пустяку: передайте капитану Мазепе, что: А: наказал он директора "Трембиты" справедливо, и никто к нему не в претензии, пусть не нервничает.
-- А онѕ нервничает?
-- Вам виднее. По-нашему -- должен бы. Я б, например, на его месте нервничал. Бэ: деньги ему переведены в тот самый банк, и не десять тысяч, а пятьдесят: пять -- проценты за просрочку вдобавок к тем десяти, остальные тридцать пять -- в качестве приглашения работать в структуре ѕ
-- Шантаж? -- поинтересовалась Алина.
-- Помилуй Бог! -- категорически не согласился гость. -- Талантливые люди должны работать только по собственному искреннему желаниюѕ только -- свободно. Иначе -- нет смысла. Капэдэ падает.
-- Как-кие вы, однако!.. -- едва ли не восхитилась Алина.
-- Да уж! Так-кие! -- передразнил Шухрат Ибрагимович ее интонацию. -- И потому капитан Мазепа может от сотрудничества с нами отказаться. Совершенно безопасно для себя отказаться. И для вас. Деньги в этом случае будут простоѕ подарком.
-- Хорошие подарочки! -- попыталась Алина убить Шухрата Ибрагимовича презрением.
-- Правы, правы! Опять -- неудачное слово. Деньги будут -- премия восхищения! Что-то вроде Ленинской. Но в одиночку работать пусть больше не суется. За нашей спиною. Такие вещи проходят только один раз. Убьем. И вас тоже. Причем вас -- сначала и при нем. Да, чтоб не было ощущения очередного надувательства -- вотѕ Можно проверить хоть завтра, в "Березке", -- и представитель пресс-центра выложил на сервировочный столик пластмассовый прямоугольник кредитной карточки.
Алина хмыкнула как-то странно, потом еще разѕ ещеѕ Хмыканья слились в веселый хохот.
Шухрат Ибрагимович глянул озабоченно.
-- Не бойтесь! -- давилась от смеха, махала ладошкою Алина. -- Не поехала я! Не шанулась! Просто -- смешно!.. Смеш-но-оѕ
Шухрат Ибрагимович впервые за все наше с ним знакомство несколько смутился, переспросил даже:
-- Смешно?
-- Ну да, -- пояснила Алина, так и не в силах прервать хохот. -- Сколько уж я слышала, сколько читалаѕ писала дажеѕ про этиѕ про мафиозные структурыѕ И знаете: до самого сегодняшнего вечера -- не верила! Не-ве-ри-ла!
И продолжила хохотать.
Народу за столом было скромно: родители, человек десять друзей-подружек с обеих сторон, в числе которых Иван и Гаврилюк с загипсованной рукою на перевязи, да полковник в белом кителе рядышком с Шухратом Ибрагимовичем.
Свадьба не то что б катилась к концу, но явно была уже на второй трети. Очередной тост вызвал очередное "горько!". Капитан с Алиною поглядели друг на друга, встали и, хоть "горько" -- по всему ясно -- звучало не в первый и даже не в пятый раз, поцеловались протяжно и с большим удовольствием. Гости считали:
-- Разѕ дваѕ триѕ -- и досчитали, кажется, до тринадцати.
Полковник встал говорить тост.
-- Дорогие друзья. В каком-то смысле именно я считаю себя виновником происходящего здесь торжества: ведь если бы мне не пришло в голову пригласить три месяца назад Алину Евгеньевну в Управление с цельюѕ
Полковник говорил долго, а Алина с Богданом тем временем шептались.
-- Неужто просто -за денег? Ну, прнайся: ты ведь его боялся? С детства. Ну, в подсознании, разумеется.
-- Кого?
-- Не валяй дурака, -- кивнула Алина в сторону нового директора. -- Коляню. Или в знак благодарности, что он тебя тогда спас? Или это ты мстил за маму? Мама-то -- была?
-- Как это? -- умился капитан. -- Как это -- была ли мама? Вон она, мама -- сидит. И папа, -- но Алину уже поглотила поразившая ее свежая идея.
-- Илиѕ платил за разбитую жнь тойѕ женщины?
-- Хочешь все-таки меня оправдать? -- усмехнулся Мазепа в недавно отросшие шляхетские пшеничные усы. -- А если так и не получится? "Любовь Яровую" читала? Или лучше нет -- "Сида"! Трагичнее. А, ч-черт! едва не забыл, -- хлопнул себя по лбу. -- Подарок! -- и, вытащив кармана "смитт-и-вессон", передал под столом жене. -- Отличная идея: стреляешь в меня, потом -- застреливаешься сама. Пиф-паф ой-ой-ой! Трагическое разрешение конфликта между долгом и чувством. Обойма заряжена. И предпочтительней -- не оттягивать: самые эффектные и времяѕ и местоѕ
-- Думаешь -- струшу? -- вполне серьезно спросила Алина, потом отстранилась от капитана и медленно взвела курок.
Положила указательный палец на спусковую скобуѕ
Обещанное продолжение эпиграфа:
-- Как -- зачем? -- отвечает старик. -- Построим ероплан и улетим все отсюда к е..ней матери! -- И для полной ясности повторяет во весь голос:
(Окончание эпиграфа -- в свое время).
Растолкав передних очередников, которые, трепеща еще перед атрибутами власти, пятятся и расползаются, словно раки, вываленные ведра, "Шевроле не Шевроле" выруливает прямо к шлагбауму.
-- Тю-у! Бохдан! -- узнаёт капитана капитан-пограничник. -- С усим симийством! В отпуск, шо ли, собрався?
-- Нет, -- отрицательно мотает Мазепа головою.
Обещанное окончание эпиграфа:
-- К е..ней матери!
Словом: пиф-паф ой-ой-ой!
Магнитогорск -- Москва, февраль 1991 -- май 1992
| [X] |