Вячеслав Киктенко. Предместье




---------------------------------------------------------------
     © Copyright Вячеслав Киктенко
     Email: a6789(a)yandex.ru
     Date: 06 Jul 2004

     "Волшебные стихи". Книга третья
---------------------------------------------------------------




     

"Только все неотступнее снится
     Жизнь другая - моя не моя..."


     Александр Блок. "Соловьиный сад".     ...а что и вспомнишь - по весне,
     Среди беседки, при луне,
     Еще совсем нестарый
     Стою себе с гитарой.

     Не отворяет двор окон.
     Зарос плющем ее балкон.
     И слушает меня алкаш,
     Один в ночи... и тот не наш.

     Он будет, гад, благодарить.
     Потом попросит закурить.
     Потом попросит денег дать.
     Потом чего-нибудь поддать...

     А на дворе - весным-весна,
     Над тополем - луным-луна,
     И я, такой нестарый,
     Стою себе с гитарой...




     С котомкой грачей, весь в отрепьях
     Завалится в город февраль
     Бузить и орать на деревьях,
     И врать, как безумный король.
     Снежком, по-весеннему лживым,
     Запахнет и воздух сырой,
     И жар, запыхтевший по жилам
     Под мокрой и слабой корой, -
     Весь кратер туманного цирка,
     Где старый насмешник и враль,
     Культя, колченогая цифра,
     Хромает по лужам февраль,
     Хмелек распаляет в гуленах,
     Вздувает стволы фонарей...
     И - мечутся стайки влюбленных
     От мыльных его пузырей!..



     ВРЕМЯНКА
     Крест-накрест дранкою закрещены,
     Багряно в ночь сочатся трещины,
     Пока в саду, с волненьем слаживая,
     Я за бычком бычок усаживаю.
     Ты там, внутри сейчас, так жертвенно
     Созревшая, царишь торжественно,
     Горишь, по-царски мне обещана,
     И ягода горит как женщина.
     Так зреют годы, яды, полночи.
     Так ягоды звереют волчьи,
     Так бьют их красные подфарники
     В густые звездные кустарники,
     И никуда уже не денешься...

     На что ты, милая, надеешься?

     ...лицо откинешь побелевшее
     И заскулишь... какого лешего?
     Скулишь, скулишь - не я, не я была...
     Шалишь, - была! Какого дьявола
     Теперь страшиться, стыть во мраке нам,
     Когда уже мирам, их раковинам,
     Цикадам их, радарам выдана
     Времянка со сквозящей ветхостью -
     До дна, до выдоха, до выстона...

     Она уже запахла вечностью.




     Косматые, пьяные тучи
     Одна исчезают в одной,
     И звезды уже неминучи
     В бурьяне руины ночной.

     В глухом и постылом селеньи
     Ты выйдешь одна на крыльцо,
     На ветхие сядешь ступени,
     И звезды ударят в лицо.
     Тяжелая, черная карта,
     Рулон в изумрудных камнях.
     Мой город, мой каменный карлик
     В наваленных тонет огнях.
     И мысли мои замирают
     В твоих, от которых я пьян...

     ...и звезды уже раздирают
     Меж двух одиночеств бурьян.



     На улицах осенне, нелегко,
     Там лужи подморожены зеркально,
     Там залегли планеты глубоко...
     Миры стоят прозрачно, вертикально.
     Там по столбам холодного огня
     Проходит студенистое мерцанье,
     И цепенеет в сердце у меня
     Моих догадок - Кем-то - созерцанье:
     А что как осень только лишь предлог
     Так обнажить дрожащее сиротство
     И сырость мира, чтобы ты не мог
     Вновь прирасти к стволу единородства,
     К родству со всем, чем жизнь людей права,
     Что и кренит миры сырых догадок
     И рушит их?..

     Но как горит листва!
     Как сух дымок!
     Как чай вечерний сладок!..

     Но как грустна провинция земли
     В томительном, сиротском предстоянье, -
     Не Место, а предместье,
     Где в бурьяне
     Мы огоньки туманные зажгли!..




     Вот и все. Вот и осень. И вроде б
     Самый срок отступить в тишину...
     Триста ангелов солнце воротят -
     Говорили порой в старину.

     Год на склоне. Костры-невидимки
     Жгут золою осенний покров.
     Триста ангелов канули в дымке
     Затмевающих дали костров.

     Опустело свистящее небо,
     Успокоилось поле в стогах,
     Океаны тревожного хлеба
     Улеглись в золотых берегах.

     И нисколько б ни жаль в захолустьи,
     От души нагрустившись, унять
     Поздний жар истлевающей грусти,
     Да причины никак не понять.

     Не пойму, что за тихая сила
     Протянула сквозным огоньком?
     Паутинкой легко просквозила,
     И оставила горечь с дымком.

     Горек поздний дымок лихолетья.
     Триста ангелов дверь отворят.
     Вот и все... и царит полусветье,
     Как порою еще говорят.




     Как ты там, в деревне зимней,
     В теплом доме у пруда?
     Свет окошка темно-синий.
     Невысокая звезда.

     Точит печка, прячет печка
     За решеткой клык огня.
     Пес вздыхает у крылечка,
     Цепью жалобно звеня.

     Как тебя там окружило
     Захолустною тоской,
     Каково тебе с чужими,
     Непривычной, городской?

     Там косматые несутся
     Тучи в грозной вышине,
     Разъяряются, грызутся,
     Не дают светить луне.

     Там скрипуч, старинной кладки,
     Горько жалуется дом.
     Ты садишься за тетрадки,
     Плечи кутаешь платком,

     Лампу, ярый огонечек
     Приглушаешь на столе,
     И одна, до самой ночи,
     Отражаешься в стекле.

     ...пряность легкого угара,
     Говорок полухмельной,
     И хозяйкина гитара
     Раздается за стеной.

     По домам детишки учат
     У морозного окна:
     "Мчатся тучи, вьются тучи,
     Невидимкою луна..."




     ДВЕ ГИТАРЫ
     Две гитаpы на Руси,
     Две гитаpы, две гитаpы...
     Подымись, заголоси -
     Таpы-баpы-pастабаpы
     Темная, цыганская...

     А дpугая - pусская,
     Лебединая.
     Ее гоpло - узкое,
     Ее шея - длинная,
     И высок-высок
     Обpывающийся голосок...

     А цыганская гитаpа -
     Два пpитопа, тpи удаpа,
     Плясовита, бесновата,
     Басовита, басаната,
     Покачнет, отчается!..
     Не душа под яpкой блузкой,
     Волчий вой pавнины pусской
     Под луной качается.

     Две гитаpы на Руси,
     Две подpужки, две сестpицы,
     У одной - взгpустнуть спpоси,
     У дpугой - возвеселиться,
     Только знай не обноси,
     Чтоб обеим - полны чаpы!
     Две гитаpы на Руси,
     Две гитаpы, две гитаpы...




     ...и думал - встану, отворю калитку,
     Пойдешь по улице, а я тебя окликну,
     И заведешь шутливую беседу,
     И забредешь к веселому соседу,
     А там и ночь, глядишь, не заскучаем,
     А утречком опомнимся за чаем,
     С улыбкой подержу тебя за плечи
     И уклонюсь от следующей встречи...
     Как вышло, что сама налила чашку,
     Пила, молчала, гладила рубашку,
     Качала дочь, взаймы просила соды...
     Опомнились - и чай простыл, и годы
     Прошли, и у калитки - расставанье,
     Плаща на плечи с грустью одеванье,
     И я твои удерживаю плечи,
     Я что-то говорю, моля о встрече!..




     Что упало, не пpопало,
     Что пpопил, то и пpистало
     К делу. И наобоpот...
     - "Вам баpыня пpислала..." -
     Говоpили у воpот.

     А на лесенке, волнуясь,
     Деpнул ленточку льняную
     И запахло, как слеза,
     Две жемчужины лежали,
     Целовались, и деpжали
     В чеpном баpхате глаза.

     Тут как стало сеpдце злое,
     Тут как двинулось былое,
     Засквозило в зеpкала,
     Чеpно с белым помешалось...
     И остаться не pешалась,
     И отказу не дала...
     Чеpта ль вспомнила - пpишла!

     За всеядность тоже платят.
     Две доpожки - на полати
     И в палаты... не беда!
     Только пpаздновать победу
     (Эка, стpанное занятье)
     Пpиглашеньями к обеду,
     Подаяньями на платье,
     (Да победу ли? Победу?..)

     Не поехал никуда.

     Долго в комнате валялся.
     То прощал, то ухмылялся.
     Взглядывал за поворот.
     А и пользы было мало:
     Пьянь под окнами зевала.
     Да белело покрывало
     Чье-то... в дымке... у ворот...




     Кошачий след провьется тонко
     В изгибе ветра сквозь листву,
     И крона загудит, и сонно
     Повалят листья на траву.
     Привстанет лист на гнутой лапке,
     Прикроет грудь сухим щитком -
     Маркиз тщедушный в рваной шляпке,
     Но с перышком и завитком, -
     Поднимет ропот и движенье,
     Привстанут листья там и тут,
     И верное самоброженье
     Сраженью все же предпочтут,
     И с головой уйдут в рутину...
     А время тихо потечет,
     И золотую паутину
     К раскрытым окнам повлечет...




     Туманный знак, залог свидания.
     Туман и тина в озерце.
     И отражение, столь давнее,
     Что только дымка на лице.
     Неистребимость ожидания
     Чего-то главного в конце.
     Какой-то значимости веянье...

     Но почему, но почему?
     Откуда это самомнение,
     И кем обещано, кому?

     Бенгальского, конечно, хочется,
     Громокипящего конца!
     А если это все окончится
     Лишь тем, что не окончится?
     Ни смерти, ни конца, ни вечности,
     А только продолженье той,
     Дурной, как тина, бесконечности,
     Вокруг себя перевитой?
     О, если бы не отражение,
     И не туманная вода,
     А Нечто... - веянье, сквожение,
     Изнеможение, свида...




     И вновь вопрошающи
     Коловращенья
     Насквозь опыленных
     Миров.
     Все ярче соблазн.
     Все темней похищенья
     Капризных даров.

     И снова сражения - нега и норов -
     Вторжения сквозь бахрому
     Душистых рулонов,
     Коварных затворов -
     В кровавую тьму!

     Блаженно постанывая, ломовые
     Прут к самым кромешным вратам
     Пудовые пчелы,
     погнувшие выи
     Медовым цветам.

     Ликуют луга, извергаются светы!..

     Но мерно сгущается тьма.
     Редеют вопросы. Пустеют ответы.
     Так значит - зима?

     И все, что нас полнило вешним томленьем,
     По капле соблазн разоймет?..

     И свищут
     пустоты
     по сотам
     вселенной...

     Сгущается мед.



     СТОРОЖКА
     В конце аллеи - там была одна -
     Стоял домишко, точно керамический:
     Игрушечно-отчетливы кирпичики
     И белый окоемок у окна.
     Там девочка, прозрачна и грустна,
     Читала книжки, вышивала ситчики.

     Жил домик в ясном пламени берез,
     Они сгорали молча, величавы...
     В огне, в гордыне жертвенных угроз
     Там и теперь отчетливы до слез
     Торжественные детские печали.

     Порою взвыл бы, бросил все - туда,
     Казнясь и каясь - вновь бы!.. да какое.
     С громоздкой этой, позднею тоскою
     Там только все сломаешь. Вот беда.     ...кровями вишни, винограда
     Залился сад. Гпуха ограда.
     Лаз душен. Лют малинник. Но -
     Отточен нож, прорвем рядно!
     Ползи, ползи в угодья гада,
     Он жлоб, его жалеть не надо,
     Да и себя жалеть смешно, -
     Свирепый хаос палисада
     Не в счет. Ссаднился? Все равно!
     Уже ползет огонь азарта
     И злости черное вино
     Поет, поет... уже засада,
     Атас, и пес, и соль заряда
     Не в счет, - уже черным-черно,
     Чернее чада, жарче яда
     Горит, извившийся из ада,
     Соблазн...

     ...перед грозою мгла
     Душна, и вовсе не со зла
     Окно рванешь однажды в клочья,
     И в палисадник звон стекла
     Посыплется, и многоточья
     Меж рам испекшихся дотла
     Заблудших ос, шмелей, - короче
     Былая музыка, короче -
     Зола. Потухшие дела.
     Но зло и нежно, как пчела,
     Вдруг сердце запоет - цела!
     Смотри - цела! Гляди - воочью,
     Сигнальной гроздью тяжела,
     В сад Космоса активной ночью
     Радиоветка проросла! -
     Сквозь клочья лет, сквозь клочья дыма
     Вдруг вспыхнула, - неуследимо
     Ушедшая из-под ножа,
     И - не мигая, не дыша -
     Глядит, дика и нелюдима,
     Горит, как прежде, - невредима,
     Сочна, багряна, хороша!..

     Так мстительно, и так сладимо
     Забытой ссадиной свежа...     Какое слово - разочарованье!..
     Распались чары. Вьюга улеглась.
     Тетрадочка осталась черновая
     От жизни той, что набело жилась.
     И черепки... и елка не зажглась...

     И вот, перебирая по осколку
     Минувшее, таинственную щелку
     Вдруг различаешь там, где дышит печь:
     За дверью в детской наряжают елку,
     Роняют за иголкою иголку,
     Томят злодейски - не спешат зажечь...

     Вглядись туда, в ту щелочку из детства,
     Вглядись, ты просто плохо пригляделся
     К тому, что было выше всех затей, -
     Там зачарован свет? - И все злодейство?
     Свет загнетенный только золотей,
     Твой огонек, он никуда не делся...

     Там вечно разворачивает действо
     Рачительный какой-то чародей.




     ДРУГУ
     Распахнут дом твой, словно рад любой потере.
     Заходит в окна листопад, уходит в двери.
     Заходит в двери гость, свистит, в окошко глядя.
     Там дикий виноград блестит. На винограде
     Налились листья докрасна. Пора налиться.
     Нальем же красного вина, как эти листья,
     Нальем и выпьем же вино, мой друг давнишний,
     Пока распахнуло окно, и гость не лишний,
     И диких ягод поздний стук еще не робок,
     И черных - две - всплывают вдруг из наших стопок,
     И влажен их прощальный взгляд - без обещаний...
     Утихнул зной. Утихнул сад. Пора прощаний.
     И пусть у нас печаль одна, одна кручина,
     И выпить крепкого вина - ясна причина,
     И пусть уже ночная тень все ближе, ближе,
     Недолгий век, короткий день благослови же,
     Благослови осенний сад и свет в передней,
     И листопад, и листопад - тысячелетний...     Скрипучий ворот четверга
     Выматывал, как из врага,
     Все жилы из меня,
     И вымотал вконец, когда
     Взошла, как мутная среда,
     Луна средь бела дня.

     И мертвый вторник всплыл опять.
     Год - по неделе - двинул вспять,
     Долями солнц делясь.
     Лишь Воскресенье - круг и крест -
     Не пало в дол из дальних мест,
     Сквозь павших странно длясь.

     Суббот и пятниц рой кипел...

     А черный ворот все скрипел,
     И пламень жег ладонь.
     И четверговая звезда
     Сверкала, как из подо льда
     Блуждающий огонь.




     И снилось - мы волна, и нас с тобой катило
     На берег золотой, медовый от тепла.
     Но влажная скала нас победила,
     И каждая волна раздельно побрела. -
     Туда, еще туда, на блещущий песчаник,
     Где нам открыли вдруг у встречного мыска
     Все, что слепило нас волшебным обещаньем, -
     Всю белизну надежд, всю седину песка...
     А сон не умолкал, и с тяжестью воловьей
     За нами волны шли и шли, скалу дробя,
     И мы еще брели, ворча и прекословя,
     Пошатываясь и
     еще любя...     ...гонять чаи, была б охота,
     Сумерничать, клонясь к зиме,
     Где только месяц, долька года,
     Лимонно кружит в полутьме.
     Где все пустое осень скинет
     Вплоть до последнего листка,
     Там вдруг элегия нахлынет
     Из обмелевшего райка,
     И русло старое свободно
     Перешагнув на склоне лет,
     Неторопливо, полноводно
     Исполнит смысла поздний свет,
     Обескураживая бреда
     Всей жизни тягостный извет, -
     Есть в круговой поруке света
     Рука, в которой кружит свет.




     К Пасхе, в ту пору, когда
     Слабо слезится звезда,
     Тряпку в руки бери,
     Дому глаза протри -
     Состарились, запылились...

     Соседи уже отбелились.

     Как взвизг изумленный ребенка,
     Вымыты стекла звонко.
     А в повечерней мгле
     Что-то поет
     В задышавшем
     Стволе:

     По тополю у крыльца
     Перекликаются
     В окошечке цветок голубой
     С синей звездочкой над избой.



     Точно сахарные сливки после ливня с молоком
     Воробьи клюют опивки, ходят в луже босиком.
     Моют клювы, увлеченно чем-то щелкают, звенят,
     Точно щипчиками крохотными колют рафинад.
     А один, шельмец патлатый, отыскал себе приют
     (Дождь прошел, вода бесплатна,допивай, пока дают!) -
     Встал себе под водостоком, собирает капли в рот,
     А пока дают по столько, он их много соберет.
     Вот уж пьют! - вразброд, рядками... дождь не зерна на гумне,
     Хоть увязывай мешками и тащи домой, к жене.
     Вдосталь пьют, хоть и озябли, - перед засухой? Бедой?
     Целлофановые капли, как пакетики с водой...     ...гонять чаи, была б охота,
     Сумерничать, клонясь к зиме,
     Где только месяц, долька года,
     Лимонно кружит в полутьме.
     Где все пустое осень скинет
     Вплоть до последнего листка,
     Там вдруг элегия нахлынет
     Из обмелевшего райка,
     И русло старое свободно
     Перешагнув на склоне лет,
     Неторопливо, полноводно
     Исполнит смысла поздний свет,
     Обескураживая бреда
     Всей жизни тягостный извет, -
     Есть в круговой поруке света
     Рука, в которой кружит свет.




     Любил, да так,
     Что схватывало горло.
     Рвал воздух - ртом. Рукой - воротники...
     Забыл бы я тебя...
     Дыханье сперло,
     Когда мелькнул твой плат из-за реки.

     А твой ли?..
     Помню я, как, хорошея,
     Смеялась ты, и в ласковом хмелю
     Повязывала плат свой мне на шее...

     Когда же ты накинула петлю?

     Давно бы я забыл тебя, подруга,
     Ведь ты давно на дальнем берегу.
     Да петельку, захлестнутую туго,
     Никак найти у горла не могу.     Это такая печальная повесть,
     Вряд ли печальней сыскать,
     Как подойдет твоя старая совесть,
     Станет былым попрекать.
     Старенький двор, переулок весенний.
     Солнце по лужам течет...
     Клянчить прощенье себе во спасенье?
     Это подачка. Не в счет.
     Просто почудилось это - навроде б
     Снова окликнул меня
     Голос грудной из окошка напротив,
     Вечным смиреньем казня.
     Сгинь наважденье, жестокая прелесть,
     Не побираться хожу.
     Просто стою и на солнышке греюсь,
     И ни о чем не прошу.     Пчела взлетела - точка золотая,
     Вся в звоне, точно в облаке тугом.
     Вот цель ее предельная, простая -
     Взять каплю меда гибким хоботком.

     А сколько шума, дыма, мельтешенья
     Раздуто в тихом воздухе, и цель
     Уже как будто скрылась в нем, и звенья
     Причин и следствий перепутал хмель.

     Не так ли ты, в цветных туманах роясь,
     С простым и ясным смыслом расходясь,
     Кружишь меж "так сказать", да "бишь", да "то есть",
     Сверх сути непомерно разрастясь?

     Но если Некто вынет из объема
     Той ауры тебя, со стороны
     Ты разглядишь тоскующего гнома,
     Оставленного облаком весны,

     И, как сквозь марсианский лепет, хрупко
     Сквозь речь твою проступит суть твоя:
     Нетающая точечка поступка,
     Волнуемая дымкой бытия.



     КОРАБЛИК
     Высокие ботинки, фигурные коньки.
     Звеня, крошатся льдинки, кружатся огоньки,
     И вдруг - струной овальною вдоль поля поплывут...
     Фигуру произвольную "корабликом" зовут.
     ...а тот старик - посмел еще! - романтик, верхогляд,
     Чудовище, посмешище счастливых дошколят -
     Он медленно и тщательно скоблит в углу катка
     Невидимую ржавчинку на зеркале конька.
     Он начинает с "ласточки", заходит в пируэт,
     Ему теперь до лампочки его десятки лет!
     Ему сюда старушка (живет невдалеке)
     Домашние ватрушки приносит в узелке.
     Он победит, он выживет, - плевать на их слова!
     Он вскроет что-то высшее в основе естества:
     Счастливое движение, немыслимый наклон,
     И - смерти притяжение преодолеет он,
     Усилием отчаянным расправится, и вот
     Корабликом отчаленным раздвинет небосвод,
     И с шарфом, как со знаменем, плывущим за спиной,
     Один сольется с пламенем отчизны ледяной!..
     ...сутулится, сутулится, сутулится спина.
     Бредет старик, а улица - заоблачна, хмельна.
     Чем толще туча и мокротней,
     Тем стариковский плащ темней;
     С огнем туманным в подворотне
     Он курит, кашляет больней,
     Но как ни странно, вид опавших
     Деревьев, вдоль забора вставших,
     Лишь укрепляет с миром связь,
     С тем миром, где горелось всласть,
     Где память о годах пылавших
     С листвой сгоревшею слилась.
     Он в небе сумрачном и сиром
     Следит за огненным пунктиром
     Луны в ущербной вышине,
     Следит спокойно, как во сне,
     Родство и связь с осенним миром
     Приемля твердо и вполне.
     Небес осенних вздох недолог,
     И выдох хрипом поражен,
     И месяц, как в груди осколок - иззубренный,
     Страшон...



      Мороз.
     Саблезубые крыши.

     Все выше, и выше, и выше
     Душа устремляется,- там
     Все строже, прозрачнее, тише,
     Чем даже в таком захолустьи,
     Особенно в зимнюю пору,
     Особенно по вечерам -
     Когда, обмирая от грусти
     Какой-то мерцающей вести,
     Проникшей в студеные створы
     Земли, как в погашенный храм
     (Самим истомясь предстоянием
     Земли - этим смутным сияниям,
     Предвестьям глухим и таинственным),
     Вдруг вышатнешь душу мирам.

     Особенно в зимней провинции.
     Особенно в тихом предместье.
     Особенно по вечерам.     Не придут друзья с вином
     По рождественской пороше...
     Лучше думать о хорошем.
     Лучше думать об ином.

     Вот фонарик под окном.
     Хорошо. В снегу фонарик.
     Всмотримся. Добьем чинарик...
     Не придут друзья с вином.

     Лучше думать об ином.
     Лучше завести пластинку
     И в пушистую снежинку
     Всматриваться за окном.

     Вот она, горя огнем
     Ледяного перелива,
     Кружит пьяно и счастливо...
     Не придут друзья с вином.

     Что за дикость! День за днем,
     Вспыхнув под фонарным кругом,
     Гаснем, гаснем друг за другом...
     Нет уж, лучше об ином.

     Лучше в кружеве хмельном
     Слушать как шипят пластинки,
     Где бессмертные пылинки
     Кружат в омуте ночном,
     Где не гаснет ни снежинки,
     Где хрусталь шипит вином...     Ахнут иглы - вспыхнет елка.
     В новогоднюю пургу
     В домик твой отправлюсь,
     Долго
     Буду путаться в снегу.
     В окнах свет, конец недели,
     Время к водке, к пирогам.
     Струйки жаркие метели
     Тонко вьются по ногам,
     Двор со мной перебегают,
     Проползают под дверьми,
     У ствола изнемогает
     Золотого...
     Черт возьми,
     Даже ель всплакнет корою!..
     Эту змейку подберу.
     Ты не рада? Стол накроем -
     Поползет по серебру.     Точильщик забредал к нам, как шарманщик.
     Он наpаспев хозяек зазывал,
     С кpугов шеpшавых, бешеных, заманивающих
     Готовенькие ножички снимал.

     У-у, как завоpоженно и блаженно
     Тянулись мы в кипучий кpай двоpа,
     В сиянье сфеp, визжаще и скаженно
     Свеpгающих потоки сеpебpа!..

     Он словно налегал плечом, pаскачивался,
     Яpил pемнями воющий станок,
     И новизной свеpкал, и повоpачивался,
     И все ж оттачивался тающий клинок.

     А он, мучитель, жpец огня, скиталец,
     Бpал лезвие и, к захлыни сеpдец,
     С шипеньем легким пpобовал о палец,
     И вот - вручал владельцу наконец!..

     К обеду, испpосясь хозяек, в кухне
     Он доставал закуску не спеша.
     И пламенные диски гpустно тухли,
     В чужих пеpедних мpаками дыша.

     А он, касаясь взглядов воpоватых,
     Над поклоненьем детским хохотал
     И, уходя, из-под бpовей косматых
     В нас огненными взглядами метал.     СОН ПОД ДЕРЕВОМ
     (Азия - Россия)

      Выщелк сухой древесины.
     Сон по пути на Иссык.
     Сплю. Снится лес...
     И России
     Легкий, как лепет, язык...
     В рощице сплю придорожной
     Под джигидой, на траве.
     Вызноенные - до дрожи! -
     Ветви снуют в голове.
     Поступь теней меховая,
     И, вся в огне,как руда,
     Плавит плоды, изнывая,
     Стонущая джигида.
     В тень уползают коренья...
     Переползают в огонь...
     Сгрудясь, уронят деревья
     Каплю руды на ладонь,
     Выцедят медленно, словно
     Медом налиты стволы,
     Вытянут ковшик столовый
     Белой, пахучей смолы,
     Ринутся к сотам и сотцам
     Орды осынь и осят,
     Прутья, прогретые солнцем,
     Трутнями заголосят...

     А до России - далеко.
     Кажется, что никогда...
     Азия. Полдень. Дорога
     В сон, в золотые года...

     Значит, еще мимо рока.
     То есть, почти никуда.




     АЯК-КАЛКАН

     Я слышал однажды поющие горы песчаные,
     Я видел змею, что как рыба спала в чешуе,
     Я тронул ее - она слушала пенье - нещадные
     Глаза ее медленно перетекли в бытие
     И вновь затвердели.
     И снова извечная жажда
     Заполнила два, размагниченных пеньем зрачка.
     Поющие горы в пустыне под вечер я слышал однажды
     И понял, что в мире повсюду от музыки боль и тоска.
     Что музыкой в мире налажена тяга взаимная,
     Что все обратится к истоку, когда вспоминает земля,
     Плоть рыбы и птицы, глаза человечьи, змеиные
     Сольются, терзаясь и воспоминанья деля
     О тех временах, когда вместе, в едином изгибе...
     Но музыка в недра уходит, как в почву уходит вода.
     Вот пух - это птице. Вот капля соленая - рыбе.
     Песчинка - змее. Человеку - песок и звезда.



     РАЗЛОМ
     1
     Я в траве. С головой. На меня, словно танк,
     Подминая стволы, выгрызая завалы,
     В тяжеленной броне, крупноглазый титан,
     Муравей надвигается. Лязгают жвалы.

     Вот уже две антенны под солнцем зажглись.
     Вот он свет проломил... вот бушует во мраке,
     Не желая и знать по кому там прошлись
     Шестерным пережевом тяжелые траки.

     Что с того ему? Был я и светом, и мглой.
     И кому-то мои озаренья служили.
     Плоть от плоти земля, я пребуду землей,
     Вынося по разломам железные жилы.

     2
     Там, где тpаву сожpал pакетодpом,
     Где пpет лишь хвощ, жиpеющий в озоне,
     Там катит колесо тяжелый гpом
     На тpупик муpавья в комбинезоне.

     Он не достpоил кpепость за бугpом,
     И пpосветлевший в огненной коpоне,
     Распластан там, под pтутным сеpебpом,
     С лицом кентавpа на сыpом бетоне...

     Ни сваpка жил, ни швы дождевика
     Там не заслон, ни плотная стpока
     У Меpтвого сковавшаяся моpя.

     Здесь косные pазбужены пласты,
     И вновь хвощей и ящеpов хвосты
     Блаженствуют, шипящим соплам втоpя.

     3
     Здесь, у ржавой реки, над великим разломом,
     Я однажды когда-нибудь рухну и, громом
     Потрясаемый сверху и снизу былинно,
     Все, что есть моего, соберу воедино.
     Все, кого я любил на земле и тяжелым
     Сопрягал и крепил в своем сердце глаголом,
     Все, кого я стяжал языком человечьим,
     Здесь проникнут в меня совершенным наречьем.
     Что стояло меж нами недужным запретом,
     Здесь прольется так вольно отпущенным светом.
     Силуэты любимых и чаемых мною
     Здесь сойдутся, притянуты силой земною.
     Здесь размыло все створы разъятое время,
     Здесь уже наконец-то сольюсь я со всеми,
     Кто был мною, но был от меня отделенным...

     ...и уже, за любимыми следом, по склонам
     Здесь подступят ко мне те прозрачные тени -
     Души прежде ушедших, и птиц, и растений,
     С кем не смог на земле перемолвиться словом,
     Лишь ловил, сочетал по крупицам, изломам
     Свет их мыслей, их чувств, их дыханий... по звуку
     Я узнаю - восходит о левую руку
     Змей, владыка земной... а над правой рукою,
     Приближаясь, круги размечает рекою
     Царь небесный - Орел... и, жилец серединный,
     Тяжко роет мне грудь исполин муравьиный...
     А невстреченный мной, брат мой проникновенный,
     Им толкует светло мой завет сокровенный:
     Все, что было моим, все, что собрано ныне
     По частицам в песчаниках, рудах и глине,
     В гулких реках подземных, в громах поднебесных,
     В человеческих душах, в растительных безднах,
     Разнесите, муруя грунты и провалы,
     Чтоб заполнился мною разлом небывалый:
     Государев раскол, сдвиг платформ и укладов,
     Временных и урановых, косных распадов.
     И, что самое главное, - может быть, даже,
     Пусть не враз, но за каплею капля - однажды
     Через рудные жилы, сквозь звездные реки
     Он сроднится, срастется, скрепится навеки:
     Каждым словом сроднится по новым былинам,
     Каждой веткой срастется по ветхим долинам,
     Каждым корнем скрепится по горным отрогам
     Тот разлом всех разломов - меж Сердцем и Богом.
     Пусть хоть искрой небесною вашей любови,
     Пусть хоть каплей железа в шурфах вашей крови,
     Сопричастный всему, я войду в мирозданье
     Нашей памяти общей - пускай в основанье
     Под земным, под небесным, восставленным Домом...

     Я когда-то здесь, помню, стоял над Разломом.




     СОЗЕРЦАТЕЛЬНИЦА
     (Черепаха в Азии)

     

...меpкнут белые делянки,
     Тылом жеpтвуя на фланге,


В центp фаланги сведены,
     Жеpтвы, жеpтвы, жеpтвы, жеpтвы...

     Развоpачивают жеpлы
     Башни с чеpной стороны...


     В бастионе шахматной гpобницы
     Мысли тяжелы ихолодны.
     Выщеpблены плиты pоговицы.
     Жеpтвы и ходы пpедpешены.

     В панциpных полях платфоpмы косной
     Неизменна есмь Величина.
     Впpаво купол накpенился звездный.
     Влево кpен к утpу дала волна.

     Код секунд несметных, колыханно
     Золотым кочующий холмом,
     По бессмеpтной фоpмуле баpхана
     Расшифpован медленным умом.

     И пока на монолитах клетей
     День блистает, яpко излучен,
     Из гpемучей тьмы тысячелетий
     Коpень, точно жало, извлечен.

     Взгляд недвижный отpешен от стpаха
     Поpаженья в костяной игpе.
     Под пластом системы чеpепаха
     Деpжит вpемя в чеpной конуpе.     МАГНИТ
     Зачем он отдавал тиранством,
     Тех смутных руд капризный зов,
     Зачем так мучил межпространством
     Двух раздраженных полюсов?
     Сквозь бред семейных драм, увечий,
     Я слышал, как оно ревет,
     Как силой двух противоречий
     Из бездны что-то третье рвет!..
     Магнит, плюс-минус красно-синий,
     Все детство он меня томил,
     И, тайных смут разнять не в силах,
     Я ту подковку разломил, -
     Разъял на цветовые доли,
     На плюс и минус разложил...
     Единым оставалось поле
     Двойного залеганья жил.
     Волн силовых в туманном герце
     Начало путалось с концом...
     Но как не разорвалось сердце
     В раздорах матери с отцом? -

     Каким еще полярным вьюгам
     Оно подвластно здесь, где плугом
     Три поколенья друг за другом
     Взрывали степь? Зачем, томясь
     Магнитной стрелкой, как недугом,
     Оно свой пеленг - круг за кругом -
     Все не сомкнет с певучим Югом,
     На ревы Севера стремясь?..



     ЗАКЛИНАНИЕ
     1
     Не дай вам Бог, во-первых - умереть,
     Но что важнее - смертью без причины.
     Нехорошо все это. Я и впредь,
     Как только вспомню бабкины морщины
     И плоть ее, иссохшую на треть,
     Готов завыть от этой чертовщины!..

     Не дай вам Бог за старостью стареть.

     Причины не было. Так, просто умерла.
     Но как страдала, как она томилась
     И истомила всех!.. изнемогла -
     За что ей даровали эту милость?!
     Жизнь после жизни - грешные дела.
     Видать, ответа так и не нашла.
     И разумом, и взглядом помутилась.

     Была вина? Жила, вот и вина...
     Одна турецкая, японская другая...
     Три революции... гражданская война,
     И финская, и эта... да какая! -
     Погибли братья, муж. Была одна
     Надежда - сын, да в первых числах мая
     Там, у Берлина... этим и грешна.

     За всех молилась. Свечи в церкви жгла.
     И силами, и верой ослабела,
     Молитвы позабыла... отошла
     От жизни и от веры... и от тела
     Душа ее. А все-таки - жила.
     И мучалась зачем-то, и жила,
     И ничего от жизни не хотела.

     В народе говорили - век чужой
     (Теперь уж так не скажут) заедаешь.
     А бабка это знала - грех большой.
     "И не живешь, а вот - не пропадаешь..."
     А знала, вот и мучалась вдвойне,
     И грезила о дальней стороне,
     И разрешиться бременем не в силах,
     Взывала к Богу, к разуму, к чертям,
     К самой природе, к памяти, а там...
     Там только незабудки на могилах.

     Да там и смерть сама уже - ничто,
     Покуда здесь ее не ощущаешь,
     И не столкнешься с нею, а не то
     Измучишь всех, и сам себя измаешь.
     Не дай вам Бог такое повторить.
     Не дай вам Бог свой век перемудрить!
     2
     ...слов таких моя бабка не ведала,
     Но до самых преклонных годов
     Все о детстве своем, заповеданном,
     Повторялась на сотни ладов.
     А каким она светом лучилась
     Из далекого далека...
     Знала грамоте, да разучилась.
     Землю помнила - наверняка.
     И кого она тем не корила,
     Что полвека в столице жила!
     - Мы саркандские - всем говорила.
     Так саркандской и померла.
     Но задолго до этого срока
     Обронила такие слова:
     - Если ляжет в то место дорога,
     Там всегда у дороги трава...
     Побывать она там и не чаяла,
     Ну а мне довелось, по делам,
     И нарвал я букет молочаевый,
     Да с полынкой еще пополам.
     Выбирать не пришлось, брал что около -
     У обочины, с пылью, с лузгой...
     Но очнулась трава, словно охнула,
     И такой задышала тоской!..
     Где-то, помнится, было сказание
     Про старинную старину,
     Как бежал, убоясь наказания,
     Княжий сын во чужу сторону.
     И прощенье уж было обещано,
     Но ни в силах вернуть беглеца
     Ни отец, ни любимая женщина...
     В третий раз засылают гонца -
     Пусть вдохнет там, чужбине запроданный,
     От метелки полыни живой. -
     И пошел князь, рыдая, и Родине
     Был ворочен емшаном-травой...
     Вот и бабка - заплакала меленько:
     - В гроб сгодится, помру в Петрова...
     А потом отложила со смертынькой.
     Запропала куда-то трава.
     Так в могильной земле чужедальной
     Травка родины и не легла.
     За окладом иконки венчальной
     Схоронилась...

     Как детство, светла...




     Дуб осенний о чем-то старинном
     Вдруг пахнул - о забытом, родном,
     О таком, что горчайшей соринкой
     Вымывает слеза перед сном.

     Распахнул бронзовеющий купол,
     И - сомкнул... коготками дождя
     Под собой осторожно ощупал
     Палый лист, в забытье уходя...

     И ушел...
     Только прелью грибною
     Так пахнуло от влажных корней,
     Что за этой лесной стороною
     Стало детство степное видней.

     Снова стало так ясно на свете,
     Что увиделось в мареве лет
     Как везет нас на старой "Победе"
     Подгулявший под вечер сосед.

     Подгулял и шумнул ребятишкам:
     - "Прокачу! Все кто хочешь - вали!.."
     И с раскатом "урра!", с рокотищем
     Мы на приступ машины пошли.

     Понабились, как в бочку селедки,
     И - вперед!..
     В золотые года
     Тишь цвела на родном околотке,
     Постовой редко свистнет когда.

     Жгут листву... горько-сладкую вьюгу
     По низинам разносят костры...
     И как будто сигналят друг другу
     Огоньками ночные дворы.

     Помню, едем по рытвинам грубым,
     Полуфары вперяя во мрак, -
     В степь!.. за город!..
     И где-то под дубом
     Плавным юзом сползаем в овраг.

     Великан одинокий, вершину
     Разъерошив, шумит на ветру.
     Мы толкаем в низине машину...
     Дуб шумит на высоком юру...

     Помню смутно, томила тревога:
     Что отвечу? Что дома скажу?..
     Но запомнилась - эта дорога,
     А не то, как ответ свой держу.

     А запомнился пьяный, бесстрашный,
     Полуголый, без майки, сосед,
     Как он вел свой рыдван бесшабашный,
     Как развязывал важно кисет.

     Как сидел он под дубом, корою
     Прорубая узор на спине,
     Как дымил, и давился махрою,
     И хрипел о минувшей войне.

     Помню грязь и победные клики
     Под команду - "А ну, навались!.."
     Помню счастья чумазые лики
     Когда все же сквозь грязь прорвались!..

     Но особенно, прямо до дрожи,
     Прошумевши средь русских долин,
     Почему-то шумит мне все тот же,
     Отшумевший, степной исполин.

     Шевелит и тревожит былое
     Переступом разлапых корней,
     И туманные рвут оболоки
     Огоньки незапамятных дней.




     

ПРЕДМЕСТЬЕ
     (Цикл стихотворений)

     1
     Смеркается. В городе осень. К оградам
     Деревья склоняются, и молодой
     Кружочек луны проплывает над садом,
     Как будто кувшинка плывет над водой.
     Опять здесь затишье. Мне это знакомо.
     Сейчас из оврага запахнет вода,
     А дальше, над крышей беленого дома,
     Над старой скворешней очнется звезда...
     Здесь листья траву устилают, старея,
     Их медленно жгут вечерами в садах,
     И в синем дыму еще слаще, острее
     Осеннею яблонью воздух пропах.
     Холодные горы в прозрачном тумане.
     Взрослеет луна. Над горами светло.
     А здесь, за оврагом, - в низине, в бурьяне
     Огни переулков предместье зажгло.
     Я в сад постучусь. Мне откроют калитку,
     Листву отряхнут и протянут в руке
     Два крепких плода и сухую улитку,
     Уснувшую на золотом черенке...
     Негромко листва захрустит меж стволами,
     Растает в осеннем саду пальтецо,
     И словно ручное, гасимое пламя
     За дымкой, во мгле - отмерцает кольцо...

     2
     Травой дохнуло от земли,
     Кривые улочки пошли,
     Пересеклись - тропа к тропе -
     И завиляли по траве.
     Тропинка к дому привела,
     Там зайчик прыгнул от стекла,
     Ушел в траву, привстал светло,
     И - бабочка зажгла крыло.
     Мигнула раз, мигнула два,
     И - съела бабочку трава.
     Я стукнул в дверь. Упер плечо.
     Мне зашептали горячо,
     Пугливоглазы и темны,
     Витиеватые вьюны:
     - "Она жива, она жива,
     Но дело в том, что здесь - Трава!..
     А в доме шьют, и все грустят,
     А с пальцев кольцами блестят...
     Трава уже взяла крыльцо,
     У ней зеленое лицо,
     Мы ей рабы, а не друзья,
     И нам ослушаться нельзя..."
     Я не дослушал болтовни,
     Я знал совсем другие дни,
     Я знал совсем не те слова,
     Не так в саду росла трава...
     Я повернулся - на меня
     Летящих нитей шла стена.
     3
     Антоновкой пахло в саду, и апортом
     В соседнем саду, а внизу, у воды -
     Прохладной малиной и мокрым забором,
     В овраге полощущем клок бороды.
     Там сырость живет и зеленая вата,
     Там срублена яблоня в темном углу,
     Там к яблоне мох подползал виновато
     И вверх - на три пальца - проплыл по стволу.
     Там дух запустенья... но к вечеру планку
     В заборе раздвинут, в воде постоят
     И воду - тугими рывками - по шлангу
     Движком перетянут и сад напоят...
     Хозяин живет в бороде и величьи,
     Он любит по саду ходить в сапогах,
     Не любит вывешивать знаки отличья
     И любит сукно допотопных рубах.
     Мы чай с ним под лампочкой пьем на веранде,
     Он век говорить о соседях готов,
     Он смотрит туда не антоновки ради,
     А ради печальной хозяйки плодов.
     Он вспомнит себя, он вдруг вспомнит солдата,
     Вдруг вспомнит, смущаясь, ведь он не забыл,
     Что сад его был мне соседним когда-то,
     Не то чтобы мне, ну а все-таки был,
     Но он позабудет о странной соседке,
     Он вспомнит иное совсем для меня,
     Пока за оградой - в дому и в беседке -
     Гасить перед сном не возьмутся огня.

     4
     Еще не ночь, и еще гармоника
     По переулкам не слышна.
     Над слободкой, как бритва, - тоненькая,
     Пыльная, пыльная луна.

     И дорога пыльная, белая,
     Под обрыв, под уклон, к садам.
     Словно срезано, яблоко спелое
     В пыль покатится по следам...

     О какой же еще там отраде?
     Просто взять и прийти сюда,.
     Прислониться спиной к ограде,
     Руки вымыть водой из пруда.

     Просто взять и увидеть зяблика,
     Горсть испуганной ряски взять,
     Просто запах спелого яблока,
     Запах яблока рассказать.

     Человеку живому и близкому
     Показать эту жизнь сполна:
     Дом в полыни. Улочка низкая.
     Дым над пригородом. Луна

     5
     ..а потом поплыла паутина,
     Повлеклась по ветвям, побрела
     Вдоль калиток, клонясь,
     и руина
     Мертвой осени сад облегла.

     Только дыма не вывелся запах,
     Только зелень доспела в пр

уду,
     

Только яблоко в темных накрапах
     Птичьих клювов -
     Осталось в саду...

     До прожилок пронизан ветрами.
     Синим блеском проколот в ночах,
     Сад с большими, слепыми ветвями
     Черных птиц закачал на плечах.

     Сбились к дому деревья, поближе
     К теплым стенам, и ходят вокруг,
     И к окошкам склоняются ниже,
     И суставы обмерзшие трут.

     К ним все реже в калитку стучатся
     И хозяйку не будят сутра,
     И поет вечерами все чаще
     За сараями сталь топора.

     6
     Я с хозяином попрощаюсь,
     На мостке через пруд покачаюсь,
     Еще раз отражусь в пруду,
     И опять увижу над домом,
     Над скворешней, над садом знакомым
     В дымке дремлющую звезду.

     А за речкой - ларьки, магазины...
     И опустится с гор предзимье,
     И останется за спиной
     Сад с фигуркою незаметной...
     И калитка с цепочкой медной
     Заскрипит из травы за мной.

     7
     Когда в предместьях тополиных
     Завалит пухом все до крыш,
     И в перелетных пелеринах,
     Капризничая, ты горишь,
     Когда ты щуришься спросонок,
     Замыслив к ночи свой побег,
     Знай, Когда в предместьях тополиных
     Завалит пухом все до крыш,
     И в перелетных пелеринах,
     Капризничая никаких облав и гонок
     Не снаряжали здесь вовек.
     Сама воротишься обратно.
     А заблудишь, не унывай, -
     Как озаренная веранда
     В кустах шатается трамвай.
     И знай, его подкарауля,
     И у окошка задремля,
     Искрясь, юля и переуля,
     Он вырулит сквозь тополя
     И въедет, сладко выгнув спину,
     В былину, белую до крыш,
     В мой дом, в мой сон, в мою перину,
     Где ты, разнеженная, спишь.

     8
     Вдоль домов идешь-бредешь, смотришь башенки лепные,
     Да карнизы навесные... ничего уже не ждешь.
     Вдруг, на дальней стороне, где-то, видимо, на кухне,
     Спичка бледная в окне
     Встрепенется и потухнет.
     А бывало-то, скажи, и у нас с тобой горело,
     Душу грело, чайник грело...
     Сам ты чайник. Не блажи.
     Продолжай-ка лучше врать, сочинять свои прогулки,
     Завиралки запирать в золотые закоулки -
     Там светлеют купола, там дряхлеют тополя,
     Там пенек вечнозеленый двинул мох на флигеля,
     Там есть флигель удивленный,
     Что не деньги три рубля,
     Трижды рубленый, паленый, темный, как сама земля.
     Там прилгнуть не дадут.
     Не простят.
     Не предадут...

     Удивительный пенек! -
     Все тоской зеленой пухнет,
     А в окошке огонек
     То погаснет, то потухнет...

     Ослепительный денек!

     9
     В зеленом свете переулка
     На кованом крюке фонарь
     Дремуч, как дедова шкатулка,
     Железами обитый ларь.

     Здесь те же версты и сажени,
     Здесь пуд с аршином не забыт,
     В кругах таинственных решений
     Торжественно вершится быт.

     ...брусчатник полоснут две фары,
     Взревет мотор, и - тишина.
     Века стоят здесь как амбары
     Тумана, пороха, зерна.

     А если встретишь человека,
     То он спешит наверняка,
     И уклоняется от века
     Косым крылом дождевика



      О чем горевать? Что недолог был праздник,
     Что гости ушли, погалдев у крыльца,
     И тропка теряется в чаще, и дразнит
     Трехьярусным эхом лихого словца?

     А ты не жлобись. Жили-были, певали
     О поле, о доле тугой, невпротяг,
     Что пили, что ели, красавчиком звали,
     Попили, поели - прощай, шелудяк.

     И все-таки мир - золотое колечко,
     Крутнется и вспыхнет сквозь темный лесок
     И поле, и жизнь, и тропа у крылечка -
     Вся в птицах!..

     Авось, не в последний разок...



     РОМАНС
     Цвели на подоконнике
     Герани у окна,
     И пела в доме тоненько
     Вечерняя струна.

     Расписана, расчерчена
     Вся жизнь моя была.
     Струна твоя вечерняя
     Меня с ума свела.

     И было удивительно
     Что ты живешь одна,
     И жизнь была пронзительна,
     Как тонкая струна.

     И ночь была расколота,
     И вновь была весна,
     И вновь звенела молодо
     Осенняя струна.

     Но горьким воплем дальняя
     Дорога позвала,
     И сердце нам вокзальная
     Струна разорвала.

     ...была гитара в домике,
     Где ты жила одна...
     И пела в сердце тоненько
     Щемящая струна...



     ПОЗДНЯЯ ЭЛЕГИЯ

     Ты помнишь, мы брели с тобой над озером,
     И смолкли вдруг: дымящейся горой
     Слезился тополь, раненный бульдозером,
     И остро пахло срезанной корой.
     В лучах весенних сладко млела рощица,
     А он - горчил, темно клонясь над ней.
     Он болен был, и все же гнал два сросшихся,
     Два спорящих побега от корней.
     ...о чем мы спорим, два родимых ворога?
     Наш путь пропащей нежностью пророс.
     Темны пути... и мы, побеги города,
     Ветвясь и двуедино, и поврозь...
     И верится - так дико! - облекут еще
     Живые сны все то, что нас ожгло:
     В счастливых грозах, в зарослях ликующих
     Очнемся - а кругом светлым-светло...




     Что такое стряслось? Что за новости в мире?
     Что такое случилось со всеми подряд?
     Перебранка в квартире, перебранка в эфире,
     И тревога, тревога во всем, говорят.

     Ну а я нынче утром впервые в оконце
     После долгой болезни загляделся с тоской,
     И весеннее солнце,
     Весеннее солнце
     Разливало по миру тепло и покой.

     Тот же талый снежок с дымных кровель сочится,
     Тот же свет в небесах, как и встарь, как и впредь.
     Ничего не случится, ничего не случится,
     Если только очнуться, и вдаль посмотреть...
     Чего-то простого все просит душа.
     Неясно чего, просто хочется ясного...
     Ах, песня моя, что же ты несогласная
     Со всем, что тебя обступает, дыша?

     Он вымахнул вкривь, сумасшедший зажин,
     Где черт возле доброго колоса вьется,
     И все это путается и поется,
     А после еще выдается за жизнь.

     Уже не спасут ни слова, ни трава,
     Угрюмо ворочающаяся под ними.
     А нужно всего - только вздох, только имя,
     И кровь запоет, и светла голова.

     Я вспомню то имя, я слышал тот вздох,
     Он облачком легким взошел в поднебесье,
     По нем и тоскует высокая песня,
     А песню пьянит завывающий мох.

     Он дышит горячей низиной болот,
     Непросто, туманно глядит исподлобья.
     Но это не жизнь. Это только подобья,
     Кривые подобья того, чем живет
     Душа...

     Несказанною далью дыша,
     Простого и ясного просит душа.
     В сиреневое небо, что вьюга намела,
     Луна над перекрестком, прозрачная, взошла.
     Стоит луна, большая, оголено плечо,
     И в сердце, как бывало, как в детстве - горячо.
     Мне радость, - что-то будет! Душа опять полна.
     Вверху такое небо! Такая в нем луна!
     ...ее еще затянет туманом, а пока
     Не вышли те туманы, не встали облака, -
     Так сладко плавать в небе
     под теплою луной,
     Под первой и колючей
     зелененькой звездой...
     Вот и солнце иссякло. И канул огонь.
     А потом обозначится ночь в синеве.
     Там и вечная ночь...
     А опустишь ладонь -
     Холодеет в траве.

     А потом -
     Хоть травой, хоть цветком расцвести,
     Всколыхнется ледник,
     Ни к чему тут слова.
     А потом, а потом
     Хоть трава не расти!..

     Вырастает трава.

     Все слова и слова, им и сроки малы,
     Ими дразнишь судьбу, а под ними - родник.
     Заплетает земля травяные узлы...

     И не тает ледник.


     

Т Л-мой

 Гасит тихий гром шумных молний треск.
     Ты права кругом, я неправ окрест.
     Рвет сыра трава корни старых трав.
     Ты кругом права, я окрест неправ.
     Как шатнуся я да на бел порог,
     Правота твоя мне кругом урок,
     Как дохнет гроза перегаром дней,
     Как твои глаза да моих ясней,
     Как пахнет весна, опыляя цвет,
     Опалит, пьяна, старка прошлых лет,
     Как я сам нетрезв от любимых рук...

     Рвет урочный крест
     Безупречный круг.




     ХРОНИКА
     Ни правых на земле, ни виноватых...
     Сквозь хвойный мpак, на лапах золотых
     Столбы лучей в лесах стоят мохнатых,
     Как в кинозалах - дымных и пустых.

     Отпpянет луч,
     И вспыхивает медно
     Пеpстом на муpавьиной гоpодьбе.
     Всплывет оса - летающая ведьма,
     И коpчится в пылающем столбе.

     А все-таки отстукивают, споpя
     За полсекунды вpемени, за тpеть,
     Блистательные тваpи,
     Таpатоpя
     И споpя,
     Успевают в общем хоpе
     И звук зашифpовать, и умеpеть.

     Но яpкую, мгновенную фигуpу
     Печального, быть может, бытия
     Вставляют в миp как некую скульптуpу,
     И ей уже природа не судья.

     Она уже навеки непpеклонна,
     Незpимая, - ни мpамоp, ни гpанит,
     И только сосен темные колонны,
     И только свет для нас ее хpанит.

     Не нам ли сквозь pазвалы паутины,
     Сквозь pухнувший во вpемени пpоем
     Высвечивают дpевние каpтины
     Стpекочущим, туманным фонаpем?

     И ни вины, ни пpавоты бессменной
     Здесь, на земле не сыщется, нетленной
     Какой-то мысли, судей вечных, школ...
     Здесь все - документация вселенной,
     Все хpоника ее, все пpотокол.



     БЛИЗОРУКОСТЬ

     Глушили к полночи турбины,
     И в подлой тишине сквозя,
     Вновь шла под лопасти плотины
     Еще вращающиеся
     Слепая пелядь,
     и всплывая
     Вверх брюхом средь Иртышской тьмы,
     К низовьям шла
     едва живая
     От мясорубки Бухтармы.
     Вот здесь ее и брали с лодки
     Сачками чудо-рыбаки,
     Кудесники ухи и водки,
     Костров и песен у реки,
     Сачками брали и горстями,
     Переполняли рыбой дно...
     Сказать, что были мы гостями?
     Не оправданье все равно.
     Да и оправдываться вроде
     Особо не в чем, - испокон,
     Считай от пуска ГЭС, в народе
     

Добычай

 этот заведен.
     Но почему тогда, не знаю,
     Та полночь, вплоть до мелочей,
     Вся высвечена, как сквозная,
     В заплоте прочих полночей?
     Не потому ль, что поднебесье
     Всплошь полыхало, гром гремел
     Над Иртышом, и словно в песне
     Ревела буря, дождь шумел?
     А мы, продрогшие, трезвели,
     Учуяв что творит река,
     И тоже выли и ревели,
     Конечно же, про Ермака.
     В ладьях, набитых рыбой рясно,
     К огням, мерцающим вдали,
     Гроза и ужас Серебрянска,
     Нас братья Балмочных вели,
     И - Царствие ему Небесное! -
     Смешной по-детски без очков,
     Еще так жив и счастлив песней
     Был Женя, Женя Курдаков...
     И Талинька, мой ангел смелый,
     Еще жива, светлым-светла,
     Прильнув ко мне озябшим телом,
     Нам подпевала как могла...
     Ревела ночь, ревели глотки,
     Уже и страх не доставал
     Что переполненные лодки
     Заглотит, избоченясь, вал.
     А тут еще лихие братцы
     Среди стихии ледяной
     Пошли на веслах разбираться
     С какой-то местною шпаной.
     И разобрались. Приумолкли
     Все, кроме наших, голоса,
     И мы, голодные как волки,
     Через каких-то полчаса
     Уже в костер всем хором дули,
     Отрыв припасы под скалой,
     И булькала уха в кастрюле
     Над багровеющей золой...
     Утихнул гром, и крупногрозды,
     Грузны, над самою косой
     Из туч повыкатили звезды
     Насквозь промытые грозой.
     И новый гул возник...но скоро
     Сошел на стук, реветь устав:
     Четыре тепловоза в гору
     Тянули медленный состав,
     Подъем, в Союзе самый дикий,
     Одолевали,
     и несли
     По всем суставам
     стук на стыке
     Откуда-то
     Из-под земли...
     Мы у костра завороженно
     Молчали, слушая себя,
     Как будто в нас самих груженый
     Состав прошел, скалу дробя.
     И стало вдруг легко и пусто
     И неторжественно, когда
     С горы уже
     провыл он грустно,
     Словно простился навсегда.
     И ночь иссякла... полусонно
     Мы разбредались на ночлег,
     Простившись странно-обреченно,
     До утра, словно бы навек...
     А ведь на поздний взгляд, похоже,
     Оно и вышло так, -
     с ранья
     Мы путь продолжили,
     в свой тоже
     Рейс снаряжались братовья...
     И много лет прошло, и многих
     На свете нет уже давно
     Родных мне, близких мне...
     в дорогах
     Иные канули темно...
     И нет страны, где жили вместе
     И пели - всласть!..
     все чаще врозь
     Могилы,
     И все чаще песни
     Не в сласть уже орутся - в злость.
     Иные рейсы разметали
     На картах новых...
     Но зачем,
     Зачем та ночь, и все детали
     Так странно живы?..
     Но за чей,
     Туманный счет мы перебыли
     Ту ночь, грозой ослеплены?
     За что пощажены мы были?..
     И были ли пощажены?..
     Ищу ответа я, но слезы
     Мешают разглядеть ответ,
     И близорукие вопросы
     Блуждают в мареве примет.
     Весло... разорванная сетка...
     Мысок... уха... топляк в костре...
     В четыре тепловоза сцепка...
     Колеса... звезды на горе...




     Здесь, в этом хаосе скорбном лишь резче
     Трещины, скрытые в каждой судьбе.
     Вот они, смысл источившие вещи,
     Вещи замкнувшиеся в себе.
     Хмелем охлестнуты ребра корыта,
     Под лопухом пламенеет горшок,
     Череп мыслителя и сибарита,
     Время истерло мозги в порошок.
     Вот она, вещь, корень мира, пружина
     Внутрь, вглубь себя завитая, во тьму.
     Непознаваема, непостижима...
     Господи, непостижимо уму!
     Звезды надтреснуты, взорваны почки,
     Хмелем охлестнуты свалки, дворы...
     Плачет сверчок в диогеновой бочке.
     Слезки сквозь щель заливают миры.     Ах как сложно мы с тобою говорим,
     Иностранными словечками сорим.
     Было проще все. Я звал тебя. Ты шла.
     Так зачем же про ученые дела?
     Про влечение полов, про либидо...

     Тропки те позаметало лебедой.

     Так давай хоть на прощание вдвоем
     Песню старую-престарую споем,
     Да по-доброму вспомянем те года...

     Лебеда ж ты, золотая лебеда!



     ДВЕ ТРАВЫ
     Судьбой земли и воздуха
     Насущная жива.
     А в паpке, в зоне отдыха
     Досужая тpава.

     Она гуляет в клумбочке
     Пpелестницей босой,
     В зеленой мини-юбочке
     Со стpижечкой косой...

     Беда поpою вешнею,
     Себя же пpоклянешь:
     И любишь-то - сеpдешную!..
     И к ветpенице льнешь.



     Сумасшедшая, дурочка!.. я человек, или нет?
     Что же ты ссоришься?.. да не молчи ты с дивана!
     Плюнь в потолок, наконец! Иль напейся из крана.
     Иль сошвырни со стола хоть пригоршню сырую монет.
     С улицы, да. Да, с друзьями зашел в магазин.
     Да, за здоровье и прочее... но не убил же старуху!
     Время такое... завоешь - ни слуху, ни духу.
     Глухо, как в танке. И так много лет, много зим.
     Надо ж не спятить. А ты уже это, учти,
     Тронулась, кажется, малость вот тут, в одиночке.
     Плюну, сбегу, отсижусь в диогеновой бочке...
     Ссорься, пожалуйся. Только не молча - кричи.




     В этой жизни ни хера я
     Не пойму.
     На морозе пожираю
     Шаурму.
     У вокзала, среди стольной
     Суеты,
     Треугольной, алкогольной
     Маяты
     Я стою, мозги врубаю,
     Как му-му...
     И рубаю, и рубаю
     Шаурму...     

Из поэмы "Воспоминание об Элладе"


     ...я к людям тянулся. Но не было их.
     Я вышел на площадь. Я поднял светильник.
     В лучах его нежились раб и насильник.
     Я просто рукою закрылся от них.
     Я в свитки зарылся. В труды мудрецов.
     Я сам преумножил тьму истин,
     По сумме
     Их пафоса - апофеоз!
     А по сути -
     Простое пособие для шельмецов.
     Да, циник.
     Да, пес-Диоген.
     Но учти,
     Несчастный потомок, - за что я в бессмертьи?
     За то, что в людской - днем с огнем! - круговерти
     Не смог на земле человека найти...




     ПОД СПУДОМ
     Я в зелень уйду, утону, обопьюсь
     Дремотным туманом сиреневых почек,
     Тягучим туманом травы обовьюсь,
     Змеей уползу меж надтреснутых строчек,
     Под камень, утюжащий шланги червей,
     Сквозь черные шарики почвенной ртути,
     Где норы в огне проточил муравей,
     В назревшей к весне черноземной запруде.
     Покуда не вспомнят, еще не пора,
     Таись и молчи, назревая, покуда
     Поющим толчком золотого ядру
     Не вынесет из-под спуда.     Надену черные очки, приду к друзьям, шумя и ссорясь,
     Чтоб не заметили тоски в глазах, запавших от бессонниц,
     Не приложу ладонь к виску, не затяну запевку волчью,
     Солью остатки коньяку в пустой бокал, и выпью молча.
     О чем базар? Очки темны, как ставни в тереме старинном.
     Добротны так же. И верны.
     И аварийны.
     Мир не сумеет стать темней, задвинутый за эти ставни,
     И сам не стану я грустней, хотя и радостней не стану.
     Помалу набирать очки, и перед жизнью не смиряться...
     Начнем, пожалуй, притворяться.
     Наденем черные очки.



     ЭЛЕКТРИЧЕСТВО
     1
     Все те же лица... но какая злость!
     И гром в очах, и молнии в одежде...
     Назвалось электричеством, что прежде
     Божественной энергией звалось.

     Колосс, воздвигший Слово на века
     Над каменным безмолвьем пантеона,
     Ревет в бетонной нише стадиона,
     Дебилов тыча радостно в бока,

     И в дом приносит на воротнике,
     В магнитном поле вздыбленных ворсинок,
     Полсотни электронов, а в руке
     Ядро дождя с отливом керосина.

     2
     -"Отец! - гунявит плачущий мутант -
     Возьми нас с братцем в лес, к живому волку!
     Мы скушали искусственную елку...
     Мы хвойный выпили дезодорант..."

     -"Отец!.. Отец!.." - на сотни голосов
     Орут обезображенные дети,
     Играя на свихнувшейся планете
     Пружинами взбесившихся часов.

     И, все кляня, бредет Отец туда,
     Где в клеммах Рождества искрят метели,
     И держат расколдованные ели
     Электрооцеплений провода.

     3
     Стоял волшебный лес. Тихонько жил.
     Остерегал отчаянных - не суйся
     Куда не след. О, Господи Иисусе,
     Зачем ты этот кряж разворожил!

     Зачем огонь, заговоривший вдруг,
     Разбалтывает Слово по спирали!
     Смирился Ты, что нищих обокрали?
     Смирись еще. Верни им крест и круг.

     Верни слова под током в дебрь пласта,
     В тот узел, крыж корней, где жизнь упруго,
     Распространяясь, держит образ круга...

     И движется энергией креста.



     РОСТ
     

"Стяжание Благодати не по Сущности, но по энергии..."

      Паламитский Догмат.


     

"Я еще не встречал человека,
     который вполне бы проснулся".

      Г. Д. Торо.

     Неужели все было готово?
     Просто мы еще не проросли,
     Не очнулись от сна золотого
     В потаенных протоках земли?

     Ну а вдруг это лишь фотопроба,
     Фокус, вспышка, реликтовый взрыв?..
     И степенные воды потопа
     Омывают земной негатив?

     Проявляются в лабораторной,
     Долгой тьме под багровым огнем
     Рифы, отмели... кромкою горной
     Отформован овальный объем...

     Вот уже из рассеяний блеклых
     Завивается зыбкая крепь,
     Магма жизни;
     Из юных молекул
     Организмов связуется цепь.

     Праланцетников бледные тени
     Вдруг проносятся мощной струей...
     Точно вялый протей сновидений
     Прорастает упругой змеей.

     Выдвигаясь из чрева обскуры,
     Вот уже в реактивах земли
     На бескровные плети культуры
     Плиты цивилизаций легли.

     И сквозь дрему - внезапное чудо:
     Кто-то ярко плеснул в камыше!..
     Нас таких, пробужденных, как Будда,
     Единицы еще... а уже

     Глохнут кладбища цивилизаций,
     В руслах крови бушует трава,-
     Наш рельеф, наш черед просыпаться,
     Фотосинтез вступает в права!

     В каждой клеточке луч мирозданья
     С ликованием рвет нашу плоть,
     Каждым ужасом в бездне страданья
     Нас ломает и лепит Господь!

     Мы грузны, мы горды, мощноглавы,
     Но соборной энергией звезд
     Раздымает спросонок суставы
     Благодати стяжающий Рост.

     В дикой тьме, пред слепящим порогом,
     Непоклонным стопе и уму,
     Зверь, тоскуя, в нас борется- с Богом,
     И, рыча, уступает - Ему.

     Органические минералы,
     Газы, нефть - ищут ритм и размер.
     Дышат солнцем живые подвалы,
     Кладовые былых биосфер.

     Трудной кровью косневшая масса
     Выправляется в гибкий росток...
     Светолюди, зеленая раса,
     Подключившийся к солнцу поток!

     ...там и я сладкий луч преломляю,
     За овальную выпав кайму...
     Воздаю тебе, смерть, утоляю
     Пунктуальность прохода сквозь тьму, -

     Эту сущность разверстого гроба,
     Эту резкость наводки на суть...
     Ну, а вдруг это лишь - фотопроба?
     Неужели бессмыслен весь путь?

     Но ведь мир непреложно верстался!..
     И однажды, родство ощутив,
     Просто кто-то чуть раньше поднялся,
     И на память навел объектив.

     ...шевеление душ-невидимок
     Проступает за гранью ума,
     И становится больше, чем снимок,
     Колоссальней, чем память сама!

     Где сквозь оттиск зернисто и ломко
     Жизнь бугрит позитивную гладь:
     Даже если засвечена съемка.
     Даже если размыта печать.     Свет, толченый в черной ступе...
     На ступенях у скалы
     Он сидел тогда в раздумье
     У раздутой Им золы.

     Он подыскивал простые,
     Однозначные слова,
     До скупой земли пустыни
     Опуская рукава.

     Буквы бабочек с опаской
     Правя, опрощал в тоске
     Смысл, повисший пред оглаской
     На тончайшем волоске.

     Ни пергаментов, ни хартий...

     И ползла себе змея
     По пустыне, как по карте,
     Как по книге Бытия,
     И ложился длинный-длинный,
     Безмятежный след, деля
     Безраздельные долины:
     Тут - земля, и там - земля...

     Ржа рудых грунтов урана.
     Привкус каменных просфир.
     Крепость Торы. Кряж Корана.
     ...стронций, бьющий сквозь цифирь.




     Последняя полупрозрачность,
     Излом последнего тепла...
     Преувеличена горячность
     Внезапных отблесков стекла.
     Чуть свет пылят, афиши клеют,
     Шуршат горбатою метлой.
     По переулкам горько тлеют
     Костры с дымками над золой.
     Рассветы долго прорастают,
     Пунктиром облачков кроя
     Маршруты, по которым стаи
     В чужие поплывут края,
     И пустота ветвей, щемяще
     Сухим повитая дымком,
     Им отзовется снизу мягче
     Трамвайным, утренним звонком...
     В прудах лежит густая тина
     И звезды низкие блестят,
     И преломленных паутинок
     Сквозные контуры летят...




     КРУГИ
     Белое небо. Больная тень
     На голубом снегу.
     Видимо, даже и этот день
     Я не убеpегу.

     Вpежется в память слоистый кpуг,
     Точно колечко в пень,
     Чтоб от pезьбы откатилась вдpуг
     Полуволною тень.

     Но, pасшиpяясь, еще кольцо
     Вновь наплывет с утpа,
     Словно в опpаву вводя лицо
     Сжавшегося Вчеpа.

     Пеpедвигается на снегу
     Темная полоса...
     Видимо, даже не сбеpегу
     Лица и голоса.

     В кучку собьются дела, звонки,
     И отвеpдеют вдpуг
     Лишь pасплывающиеся витки -
     Кpуг
     Затонувший
     В кpуг.




     Наливающийся звук
     Капли, вытянутой длинно,
     Назревающий былинно
     Рокот, битвы перестук.

     В замешательстве зима.
     Воевать? Сдавать форпосты -
     Крыши, маковки, погосты?..
     Ломит свет. Лютует тьма.

     Над окном, в огне зари,
     Как на тетиве, упруга,
     Капля ждет...- молчит округа...
     Звук уже поет внутри.




     Мне снился каравай - до боли грудь щемящий.
     Быть может, он хотел,
     Чтоб вспомнил я...
     Кого?
     Мне снился круглый хлеб... он был еще дымящий
     И золотилась корочка его.

     Тревожен этот сон, и радостен, я знаю,
     Должно быть, он в ночи давно меня искал, -
     Я выпекаю хлеб!..
     Но я не понимаю.
     Но я ведь никогда его не выпекал.

     А он стоял светло, как золотая башня,
     Он испускал лучи от мощного лица.
     А там, за ним, в дыму - угадывалась пашня,
     И города вдали, и села без конца.

     А стол был как земля, и хлеб стоял на блюде,
     Как солнце, как зерно, взошедшее сквозь мрак,
     Я чувствовал - кругом за ним стояли люди,
     Но я не видел их - не понимаю как.

     А он еще сиял, дымился на престоле...
     И смолото зерно.
     И я его испек
     Я видел - и моя
     В нем золотилась доля!
     Которая? - еще
     Увидеть я не мог.




     Снова вспомнилось детство...
     А что еще вспомнится лучше-то?
     Вот сижу, вырезаю кораблик, -
     Задворки, развал кирпичей...
     Тихо солнце шуршит колокольчиком хмеля чешуйчатым.
     Дремлет старый забор
     В переборах осенних лучей.
     Ну а дальше, что дальше?
     А дальше туман намечается,
     А в тумане слепой тупичок -
     Близоруким сомненьям в ответ.
     Или это забор?
     Может, там и калитка качается?
     Или это стена, за которой кончается свет?..
     Снова вспомнилось детство,
     и ясное тихое знание
     Всех вопросов лукавых -
     простое незнание их.
     Дом был в старом дворе.
     Просто дом.
     Не строенье, не здание...
     И калитка в заборе была.
     Все скрипела на петлях своих.




     Тебя несла ко мне прозрачная вода,
     А я тебя не знал... я знал тебя всегда!
     Ведь ты росла в саду, я даже знаю где, -
     Вон там, где вспыхнул свет в разбитой темноте,
     За клумбой, где цветы, за горкой, где дрова,
     Ты деревцом была, и ты была права!
     Ты лодочкой, ручьем, ты девочкой была,
     Но темная вода нас тайно развела.
     И все ж встречались мы, и ты кричала мне,
     И ты меня звала... но это же во сне!
     А наяву я вновь терялся, забывал
     Тот сад, тот двор, тот сон, где я во сне бывал,
     И забывала ты тот сон, тот сад, где я
     Тебя встречал в слепом тумане бытия.
     И все же я узнал, я вспомнил этот двор.
     Где ручейки, сверкнув, прорвались под забор
     И озарили все, когда в один слились...
     Вновь белые цветы во тьме двора зажглись,
     Вновь лампочка жива в погибшей тьме его...
     И вспыхиваешь ты из детства моего.




     ...и нервное крон разветвленье
     В цепи оголенных стволов,
     И первое ошеломленье
     Искрящих, сцепившихся слов,
     Когда за нечаянным сдвигом,
     На вывихе зренья, строки,
     Шатнешься, подкошенный свингом
     Новизн, горизонтов, тоски,
     И бродишь по лужам, хмелея,
     И ловишь улики окрест:
     Трамвай ушатало в аллею...
     Ветла ковыляет в подъезд...
     И бродишь, и прячешь улыбку:
     Вся ясно, мир съехал с опор...
     Но кто расшатал ту калитку?
     Кто луч просверлил сквозь забор?
     И вздрогнешь, увидев зазоры,
     Присев на поленницу дров, -
     Чреваты не эти заборы,
     Не надо, - искрит из миров!..
     И видишь вдруг всю подоплеку,
     Расклад настоящих улик,
     Где брат переменному току,
     Прерывистый луч - только блик,
     Лишь отблеск того, что в накале
     Покажет, помедлив слегка,
     Все, чем так надменно сверкали
     Трамваи, стихи, облака.



     Обновочка, бела,
     Под ноготь уплыла.
     Как месяц на заре.
     Как лунка в серебре.

     И облачко, перке,
     Расплылось на руке,
     Разрыхлясь, как луна,
     С краев подсолена.

     Вбуровя след, оса
     Ввинтилась в небеса.
     И шрам, из детства знак,
     Тревожит. Но не так.

     ...там боль была - так боль.
     И соль была - лишь соль...



     ДОЖДЛИВОЙ НОЧЬЮ
     Не в поисках тепла и хлеба
     Метался я, а лишь - ночлега,
     И просто был оставлен тут.
     Студенчеством здесь отдавал уют.
     Подзатянувшимся нелепо.

     На полках потускневший сыр,
     Да грустных книжек разнобой,
     Да мисочка с капустой кислой.
     А в сенцах нищенский сортир
     Со всхлипывающей трубой,
     Слезящейся, осклизлой.
     И, тоже плачущий, худой,
     Пол в трещинах, и стол, и койка,-
     Все, все сквозило здесь бедой
     И достоевщиной какой-то.

     Но я был благодарен ей,
     Смиреннице полуголодной,
     Прозрачной от любви своей
     Запущенной и безысходной.

     Чужой проникнувшись судьбой,
     Она была ничуть не лжива,
     Когда разделась и с собой
     Меня по-братски уложила, -

     Здесь больше не было угла...

     А дождь за окнами навзрыд
     Рыдал, рыдал, и сердце ныло...
     Она себе не солгала
     И мне, когда приют дала,
     И благодарный мой порыв,
     Смущенная, но отклонила.

     Здесь не меня она ждала.

     Всплакнула молча, боль сожгла,
     И в сон сознанье уронила...

     Там, за пылающей чертой
     Любви ее неразделенной,
     С непоправимой простотой
     Я благодарен был соленой
     Подушечке полупустой,
     Всей неустроенности той
     И той слезе неутоленной.




     Помотало тебя по казенным дорогам,
     Баритон ясноглазый, гуляка, фразер,
     А теперь вот сидишь у меня, ненароком
     Подбиваешь на стопочку. И на повтор.
     Ты судьбу расписал мне, привычно чудача,
     За бутылкой вина в небольшом городке.
     Угощаю бродяг. Сострадание прячу.
     Раскрываются души спьяна, налегке.
     Твой недопит стакан. Ты допей и запой мне
     О лучине, о келье сырой, гробовой.
     Эту песню я тоже, я тоже запомню,
     Допою, додышу ее вместе с тобой.
     Будет много еще полустанков, и сухо
     Жизнь на круги своя нас опустит, как лист.
     Это все суета и томление духа,
     Как говаривал в прошлом один пессимист.
     Только ты не забудь эту песню, хотя бы
     Потому, что врачует порой и тоска,
     И покажутся глаже земные ухабы,
     И безоблачней свод, и светлей облака...



     ЧУЖОЙ ПРАЗДНИК
     В оконный проем узенький
     Звонкая, как вода...
     А у меня никогда такой музыки
     Не было, никогда...

     Там глубоко накурено,
     Женщины там нахмурены,
     Будто с морского дна,
     Сонные, с полуулыбками...

     Там золотою рыбкою
     Плавает одна...

     Как чешуя - бусинки,
     Плавает она в музыке,
     Курит и пьет вино -
     Медленно и давно.

     Пальцы ее на антенне,
     Ей под глазами тени
     Наводят кисти сирени,
     Серебряные лепестки.
     Слабые ее мускулы
     Передвигают музыку,
     Такую звонкую музыку -
     Чокаются материки.




     ОСЕННИЙ ПОЛЕТ
     Пpидет человек, наpасскажет занятных истоpий,
     Пpисядет неловко, спpосив позволенья куpить.
     Пpивстанет, походит. Замpет, пеpед каpтою стоя...
     Мне не о чем с ним, мне с ним хоpошо говоpить.
     В окно залетит небывалая, беглая птица,
     Он тотчас укажет ее золотую стpану,
     И лист залетит, и откpоется ветpом стpаница
     Монаха-японца с тpехстишием пpо тишину.
     И впpямь тишина pазольется в осеннем эфиpе,
     И вот уже нас pаствоpил опpозpаченный миp,
     И стpанный мой гость, заблудившийся в чьей-то кваpтиpе,
     И все мы плывем, потеpявшие оpиентиp.
     Мы стpанники миpа, мы вышним стихиям послушны,
     Нам нечем, нам незачем в почву, коpней мы и знать не хотим,
     Мы легкие, нам хоpошо, мы настолько воздушны,
     Чуть вздох ветеpка - и листвой в миpозданье летим!..



     ОТРОЧЕСТВО
     Кричало отрочество мне
     В ночном мерцающем подъезде:
     - "Я не солгу - клялось - я не
     Солгу перед лицом созвездий!.."
     А глянь в туманное стекло
     Всех завтр - вот было б изумленье!
     ...и мыслей сдвиг произвело,
     И слов, как видишь, искривленье.
     А чем, а чем? Борьбой ума
     И совести? Их бой неравный...
     А вдруг, а вдруг земля - с а м а
     Жива какою-то н е п р а в д о й?
     А если так, зачем бегу
     От всех кривизн, от всех предвестий?
     ...не плачь, поверь мне, я не лгу
     Перед лицом т в о и х созвездий.




     Тянет из марта апрелевым, маевым,
     Тянется сердце за сердцем измаянным,
     Тянется оклик протяжный за окликом...

     Вскинуты чистые трубы за облаком.

     Время подснежниковое, грачиное
     Дунуло нежной и талой горчинкою:
     Что-то случиться должно - не случается...

     Веточка в сердце горчит и качается.




     Намучил тебя, обидел...
     Заныло под вечер в груди.
     Лучше бы снов не видел.
     Увидишь - не приведи!..

     ...залитый лучом приснится
     Лица твоего клочок,
     Там вывихнута ресница
     И скошен лунный зрачок,
     Ликующий взгляд уносишь,
     Сияешь в бесстыжем луче
     И жарко прощения просишь
     Во сне, на его плече...




     В себя или в лес мы уходим, поссорясь,
     Уходим по ягоды, или по совесть?
     Что так равнодушно плечами пожалось?..

     Идем по свободу, приходим по Жалость.

     Но словно в душе кариозная полость,
     Сквозь жалость тихонько въедается подлость
     Кружить, мелочась, на колесах турусясь...

     Стыдливым цветком распускается Трусость.

     Боязнь расставанья годами натмилась,
     Впаденья в тоску, в круговую немилость
     Приязни, которая так далека в нас...

     И трусость вылущивается в Деликатность.

     А там поязвим и про неорутинность,
     Впадая в мужающую необратимость
     Быть Богом семьи!..
     (уж не бес ли юлит в нас?)

     А зрелость сюжета и есть Бесконфликтность.     Звездою белой выстрелит в лицо
     Черешня в деревянном переулке,
     В резном дому, как в сказочной шкатулке,
     Дверное закачается кольцо,
     И древний кот, забывший о прогулке.
     Возляжет мрачным сфинксом на крыльцо.

     Здесь все - его. Он не уступит дома.
     Он пяди не отдаст, покуда жив,
     Недоурчав и недоворожив, -
     Последний житель пушкинского тома.

     Он охраняет призраки и тени,
     Зрачком всех любопытствующих жжет,
     Он пригород волшебный стережет.
     Он охраняет ветхие ступени.
     Он - осени угрюмый понятой:...

     А с гор уже весна сошла на речку,
     Подкралась к деревянному крылечку,
     И пустоцветом - пулей холостой -
     В лицо стрельнула... и дала, осечку,
     И разлетелась пылью золотой...




     Забредила гитара, потемнела,
     Куда-то потянулась, уплыла
     К сирени за беседкой, в кипень белую,
     В сырой развал известки и стекла,

     И дня неторопливые посулы
     Косым лучом роились в теплых мхах...
     Зеленый месяц, льнувший в закоулы,
     Шатало камышинкой на верхах,

     А темный рокот струн, перебегая
     Уловками болотного огня,
     Пугал тебя, и радовал, пугая,
     И убегал, наклонами дразня...

     И ты уже сдалась, но словно мало
     Гитаре было этого, она
     Морочила тебя, перемогала,
     Сама собою заворожена...



     



ШЛЯГЕР


     1
     Гостья, дурочка, что ж ты скрываешься,
     Нить мерцавшую перерубя?.. .
     Ты по рынку идешь, улыбаешься,
     Так отчетливо вижу тебя.

     В золотом идешь сарафане,
     Перепрыгиваешь арык,
     И арбуз несешь в целлофане -
     Кустарями сработанный "крик".:)

     Выпирает из размалеванного,
     Именованного мешка
     Пугачевой некоронованная
     Вкривь отрубленная башка.

     Ты смеешься, такая счастливая,
     Тебя чествуя, диски поют...
     Только тень твоя торопливая
     Тянет дальше тебя, на юг.

     Ты как будто сегодня была еще.
     Точно в медленной белой реке
     Потонула в июле пылающем
     В азиатском цветном городке.

     2
     Я забуду все, ты не бойся,
     Только в памяти приберусь...
     Вот ты вспарываешь на подносе
     Захрипевший кровавый арбуз.

     Ну какая тут, к черту, поэзия?
     Шлягер, смута, душевный разлад!,,
     О халат обтираешь лезвие.
     Сбрасываешь халат.

     Затмевает вселенную целую
     Иродиады плоть.
     Купола налитые, белые
     Плавно вылепил сам Господь.

     Жаждал храма, а вышла женщина,
     Беспощадна и неверна.
     Она будет лжива, божественна
     И навеки обнажена.

     Знать, конечно, она не будет
     То, что выше себя, вон той
     Что подносит сейчас на блюде
     Дольку раны незажитой.

     3
     Песня кружилась как лето,
     Втиснута в солнечный диск.
     Спетая песенка - спета.
     Не повторяют на бис.

     Вспыхнуло на излуке
     Крылышком молодым
     Желтое платье разлуки
     Бывшее золотым.

     Песня - твой стан и лагерь.
     Не размыкай кольца.
     Пусть остается шлягер
     Шлягером до конца.

     Ранкой останешься хрупкой,
     Что былое жалеть?
     Больше одной зарубкой
     Только и будет алеть.     Маленькая женщина в траве
     Хрупкую былинку нагибая.
     Сломит, подберет ее губами
     И закинет руки к голове.

     Маленькая женщина в траве
     Думает, - смешна, светлоголова,
     Теплый рот протягивает слову,
     Поцелую, солнцу, синеве.

     Маленькая женщина в траве
     Слушает биенье близкой крови -
     В поцелуе, свете, или слове,
     В падающей на руке листве?

     Бабочка плутала, или две?
     Бабочку былинкой отгоняла,
     Руки обнаженные роняла
     Маленькая женщина в траве...




     Какая есть на свете белом сказка,
     Она еще запутанна, темна,
     В нее вступаешь медленно, с опаской...

     Но где-то там есть женщина одна!

     Еще на свете есть простая жажда.
     На чашку чая, в угол даровой
     Я постучусь, войду к тебе однажды...

     Но тень ее, но тень над головой!

     Еще - доверьем сдержанное чувство.
     И я взорвусь, и мне ответишь ты,
     И закружится все светло и пусто...

     Но скорбь ее над жаждой пустоты!

     Доверие? Какое там! Короста
     Ревнивой укоризны...
     Жизнь одна!
     О, как все соблазнительно и просто...

     Но женщина, но женщина одна...




     Соpочий гвалт наполнит мглу.
     Светло беpеза ветвь наклонит,
     И снег стpяхнет, и по стеклу
     Не стукнет даже - мягко тpонет...

     Затихнет к полночи жилье.
     Вздохнет соседка. Глухо всхлипнет.
     Вновь одиночество ее
     Мою бессонницу окликнет.

     Я закуpю, и там она,
     Все зная что меж нас веpшится,
     Опять вздохнет, и вслух меня
     Опять окликнуть не pешится.

     Зачем, зачем, зачем слова,
     Надежда, боль очеpедная?
     Соседка, бpошенка, вдова,
     Я даже имени не знаю...

     Дpуг дpугу сдеpжанно кивнем,
     Наутpо встpетившись в паpадном,
     И к остановке подойдем,
     И - в путь, по дымным автостpадам.

     Еще покажутся в пpосвет,
     Меж поpучней, в окошке мутном -
     Пушистый воpотник, беpет
     В автобусе, почти попутном.

     Счастливый путь!..

     Все гоpше, злей
     В потоке этом безымянном
     Слова надежды.
     Все светлей
     Оставшееся несказанным.



     НА ДВА ГОЛОСА
     - Рассказать тебе, милая, сказку?
     - Расскажи, милый мой, расскажи,
     Милый мой, и обиду, и ласку,
     Все одним узелком завяжи...

     - Ты прислушайся, милая - звон золотой,
     То родник наш студеный из юности бьет...
     Пересохла река, темен берег пустой,
     А душа - родниковая жилка - поет.

     - Милый мой, за какую утрату
     Подарили нам юность души?
     - Рассказать тебе, милая, правду?
     - Расскажи, милый мой, расскажи.

     - Оглянись, оглянись, вот он, путь наш былой,
     Наша жизнь почернела от бед и невзгод,
     Все, что пело в крови, прогорело золой...
     А душа - родниковая жилка - поет.

     - Милый мой, очарованной вестью,
     Как бывало, печаль заглуши!..
     - Рассказать тебе, милая, песню?
     - Расскажи, милый мой, расскажи!

     - Как по круче студеной водичка текла,
     Как царапалась жизнь сквозь бездушье и лед...
     И разбита вся плоть, и в разломах скала...
     А душа - родниковая жилка - поет.
     Когда, излучась, отворятся
     Грома золотым кистенем
     И дрогнет, набухшая рясно,
     Сирень, опьяняясь огнем,
     Когда, как сирень, отворяя
     Себя вероломной весне,
     Ты медлишь и медлишь, смиряя
     Огонь свой, порывы ко мне, -
     Я знаю, что это смиренье
     Не жалкий кураж торжества,
     Но жаркую дрожь оперенья
     Устала смирять тетива,
     Ито молний, разящих беспечно,
     Рассеется огненный хмель...
     Что может лететь бесконечно?..

     Стрела, поразившая цель.     Мне важно вам сказать совсем немного,
     Ну pазве то, что в комнате тpевога,
     А в коpидоpе шлепанье, возня
     И что никто не слушает меня.
     Я говоpю, и даже повтоpяю.
     Я только собеседников теpяю.
     Я только дpуга смутного ищу,
     Котоpому однажды не пpощу
     Пpицельной шутки, точного словца,
     Удач и обpучального кольца.
     Еще, пожалуй, - если и делиться,
     То так, чтоб без остатка pаствоpиться
     В каком-то одиноком существе,
     По существу - в пpостpанстве, веществе,
     И в том добpе, котоpое вложил,
     Вдpуг ощутить себя до самых жил...
     Но я добpа унизить не хочу.
     И я уже смолкаю.
     Я молчу.     Если нету у женщины счастья,
     Она счастье себе наколдует,
     Или зеркалом наколдует,
     Или словом выманит счастье.

     "Эти женщины, знаешь, колдуньи,
     Здесь нечисто, даю тебе слово..."
     Люди думают, что колдуньи,
     А они просто знают слово.

     Они любят желанья загадывать
     И помногу смотреться в зеркало.
     Я однажды всмотрелся в зеркало,
     И желания стал отгадывать.

     А когда угадал желания,
     У меня возникло желание
     Воплотиться в предмет желания,
     Дабы легче исполнить желание.

     Тут-то мне и сказали женщины,
     Даже те, что искали счастья:
     - "Безразлично вам счастье женщины,
     Значит, с вами не будет счастья.

     Пусть уж смотрят женщины в зеркало,
     Пусть уж сами судьбу находят..."
     И действительно - смотрят в зеркало.
     В самом деле - что-то находят.     Я сказал - вот моя точка зpения.
     И такая мне точка мила.
     Я сужу на свое усмотpение.
     Тем и жив. Вот такие дела.

     Ты пpищуpила глаз, и пpезpения
     В мое сеpдце вонзилась игла,
     Словно ты на мои увеpения
     Посветлей и взглянуть не могла...

     А потом ты пpическу взбивала,
     А потом что-то мне толковала,
     Я кивал тебе, как дуpачок.
     А еще ты немножко косила...
     А еще твоя насмеpть пpонзила
     Точка зpения - чеpный зpачок.




     

Новолунье всем в новинку:
     Ищем, ищем половинку
     Целый день, целый день.
     Только день опять лукавит,
     Только ночь ее проявит,
     Только тень, только тень...


      Поживем, давай, потужим.
     Встретиться б тебе со мной!
     Только ты - жена. За мужем,
     Как за каменной стеной.

     Как за месяцем неясная
     Луна во тьме ночной.

     Ты еще и знать не знаешь,
     Что уж так заведено,
     Только таешь, таешь, таешь,
     И сливаешься в одно.

     Ты луною на ущербе
     Светишь в узкое окно.

     Светишь, светишь, угасаешь...
     Ты и знать того не знаешь,
     Ты и знать-то не должна
     Как нужна еще мне эта
     Узкая полоска света,
     Глаз пустынных глубина...

     Да луна - за месяцем.
     Замужем - жена.




     Я жил в сентябре, перепутав все числа.
     Трамвай увозил меня в осень. Наверно
     Тебя не хватало мне. Дождик сочился,
     И спички в плаще раскисали, и скверно
     Чадил "Беломор". Воротник поднимая,
     Вдоль рощ наших шлялся я. Правда, похоже
     Тебя не хватало... Я все понимаю,
     И все же тебя ослепили, и все же
     Не солнцем азарта - посулами загса...
     Трамвай тихо гаснул к полуночи, искры
     Роняя во мрак, и лазурная клякса
     Меж луж распускалась, шипя... даже в риске
     Утратить тебя, зачеркнуть наши даты,
     Пригреть (моросило) постылую лярву,
     Что мог я тебе предложить? Я когда-то
     Тебе предложил закружиться на пару
     По миру, хотя бы по городу - ладно;
     Шататься в аллеях, трамваях - конечно; -
     Легко соглашалась ты, и безоглядно
     Я верил тебе, и казалось, что вечно
     Кружить карнавалу - без мерок на вырост, -
     И все так устраивалось, и наверно,
     Когда бы не осень, когда бы не сырость,
     Устроилось...



     СТЕНА НАПРОТИВ
     Спичкой - шорк! - по коробку...
     Хрупкий столбик табаку,
     Запакованный,
     Как беспечный мужичок, в бумазейный армячок, -
     Прохудил огнем бочок,
     Искрой атакованный.
     Смолка выступит на спичке,
     И просохнет след живички,
     След прозрачный ручейка
     После огонька.
     Вот и все приметы ночи...
     Что ни полночь, то короче
     Вспышки, помыслы...а все же
     Что ни полночь, то дороже
     Равнодушная семья
     Утешительниц-вещичек.
     Словно все галиматья,
     Все муровина привычек,
     Все померкнет, кроме спичек, -
     Книги, женщины, друзья...

     Да вползет, пожалуй, лучик,
     За кирпичиком кирпичик
     Размуровывая.     То снег, то пух... на легкой белой ноте
     Мне подают обидные слова.
     А я здесь в пеpвый pаз живу, и вы живете,
     И надо бы опомниться спеpва!

     Неполнотою чувств, несовеpшенным жестом
     Не раз, должно быть, вам чинил неловкость я,
     Вы впpаве позабыть - несовеpшенствам
     Плачевен и убог здесь, на земле, судья.

     Еще снесут нас волны снегопада,
     Тpава устанет вслед нам pокотать,
     Дpузья мои, а вдpуг забвенья и не надо,
     И надо бы, опомнясь, заpыдать?

     Там, в бездну снесены, слабее, беспощадней,
     Покинув нас, поют в тумане Остpова...
     Пpощай, обида, музыка,
     Пpощайте
     Беспамятные, гоpдые слова!..     И всякий раз, и всякий раз
     Все повторится без прикрас,
     И если женщина уходит,
     Она уходит не от вас.
     Она уходит от зимы,
     Она уходит от сумы,
     И, если честно разобраться,
     Она уходит от тюрьмы.
     Пойми, ей холодно зимой,
     Пойми, что ты ей стал тюрьмой,
     Она почти не виновата
     В том, что неясно ей самой.
     Вы у развязки на краю?
     Прощайте женщину свою,
     Прощайте всех своих любимых,
     Прощайте, все в ином краю
     Влюбленные вернемся мы,
     Вернется данное взаймы
     Смеркающейся жизнью света
     Под звездную расписку тьмы.
     И всякий раз, и всякий раз
     Все повторится без прикрас,
     И если женщина уходит,
     Она уходит не от вас.     Прости меня, родная, посвети
     Вослед мне приглушенным светом окон,
     Прости меня, любимая, прости
     За то, что тих твой свет, что одинок он,
     Прости меня за все, что не сбылось,
     Прости меня за все, что получилось,
     Что поутру росою и зажглось,
     Да ввечеру слезою помрачилось,
     Прости, когда на то достанет сил,
     Прости меня за то, что я не знаю
     За что всю жизнь прощения просил,
     Но все равно прости меня, родная...




     

"...и ты печальная сидела..."


     В "Икаpусе" шатком, дpемотном как зыбка,
     Мне зябко покажется, зябко и зыбко,
     Так зябко и зыбко и так неуютно...
     Мне тайны веселой захочется смутно.
     Покжется мне - одинока, больна,
     Глядит на окно и не видит окна,
     И улиц не видит, и скpипа не слышит
     Кpасивая женщина. В муфточку дышит.
     Я с нею знаком. Наши встpечи случайны.
     Ей тоже, навеpное, хочется тайны...
     Я свистну тихонько ей - не обеpнется.
     Едва в меховой воpотник усмехнется.
     Слегка улыбнется, и станет коситься,
     Мохнатые в мех заpывая pесницы.
     Я свистну погpомче - мне глянет в ответ
     Ее деликатный, усатый сосед.
     Я песню знакомую ей пpосвищу,
     Внимание всех на себя обpащу.
     А женщина станет беспечной, веселой...
     Качанье замедлит "Икаpус" тяжелый,
     Раздуется складчатыми телесами,
     Задышит двеpьми, зашипит тоpмозами.
     Мигнет остановка. Фонаpь у окна.
     Чудесная полночь. Моpоз и луна.     Сколько слов для двоих в языке,
     А дорога одна на двоих...
     Запетляю по тихой реке
     Откровений нечастых твоих.

     Славно в лодочке плыть-уплывать,
     Про хорошую жизнь напевать,
     И тихонько грустя над рекою,
     Нехорошую жизнь забывать.

     Ты из вечно тоскующих слов
     Выбираешь такие слова,
     Что опять я с тобою готов
     Волноваться и плыть в рукава.

     Славно в лодочке плыть-уплывать,
     Про хорошую жизнь напевать,
     И тихонько грустя над рекою,
     Нехорошую жизнь забывать.

     Там у берега тропка одна,
     Ой темна, в чернолесье зовет!..

     Но светло окликает волна.
     Да и лодочка славно плывет.




     ОБЛАКА

     1
     Вьют облака себя из синевы,
     Из пустоты, из ничего
     И тихо тают...
     А я лежу в траве.
     Я из травы
     За ними наблюдаю.
     ...и было сказано, что от простых частей
     Составился прообраз плоти мира:
     От камня - кость,
     Кровь - от воды морей,
     А мысль - от облаков, плывущих мимо,
     И что когда-нибудь, в такой же светлый день,
     Все обратится вновь к своим пределам,
     И поплывет над миром опустелым
     Лишь облака торжественная тень...

     2
     Травостой. Облака горячи.
     Стрекоза на приколе, в луче.
     Долгий луч...
     Полежи, помолчи
     У травы на зеленом плече.

     Скоро снимется в путь стрекоза,
     И кузнечик отточит пилу,
     И нальется под сердцем слеза
     У травы, уходящей во мглу...

     ...задушить свою память, траву,
     Пока слабы вдали голоса,
     Пока все это есть наяву,
     Пока все не скосила коса!..

     Но стоят, горячо налиты,
     Округляя бока,
     И не ведая суеты, -
     Белобокие
     Облака.

     3
     Упасть в траву, былинку надкусить,
     От самого себя в сторонке вроде,
     И взгляд свой воспаленный погасить
     На облаке в прохладном повороте...

     Там ходит свет, туманясь глубоко,
     Там затянулась времени тропинка...
     И, лежа на спине, увидеть:
     Как легко
     Сквозь душу
     в облака
     Вошла травинка.

     

Белым облаком, облаком, облаком
     Тихая жизнь наполняется,
     Словно войлоком
     Сказочный, белый шатеp среди сонных степей одевается.
     И вздохнешь, и pаспустишь его,
     Это облако белое, белое...
     И уже ничего от него не останется,
     Мысль оpобелая.
     Так лежать бы на хлопьях веков,
     Да былинку надкусывать сладкую,
     За волнениями облаков
     Наблюдая укpадкою,
     Чтоб осталось душе
     Только то, что цвело и звенело:
     Колокольчики на меже,
     За межою кусты чистотела,
     Чтобы мысль, отлучась от сует
     И урочного шума,
     Безначальный один распускала бы свет,
     Как начальная дума...





СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ "ВОЛШЕБНЫЕ СТИХИ"






ВЕЧЕРА ВЕСЕННИЕ. Книга первая.



Краткое предварение к "Волшебным стихам"


     Кто пасет на лугу золотых петушков...
     ...и приснилась вода...
     Память
     В кирпичном углу двора
     Старый двор
     А под землей...
     Ранней весной (милая, свет на улице...)
     Росла трава...
     Гимн Птице
     Нежность
     Ночь толкнула...
     Лунная полоса
     Как из тумана острова...
     Жидковато замешана глина...
     Ночь озаряет пчелиные ульи...
     Вечера весенние
     Детство. Стою у корней...
     Старый дом мое сердце тревожит...
     Как страшно стучат часы...
     Как вставала по-над озером трава...
     Тройка рванула с раската земного...
     Чужая даль...
     Эти милые руки...
     Идиллия (Анне)
     Как по утренним улицам города...
     Старый трамвай
     Мы с тобой поссорились во сне...
     Сумасшедшие деревья
     Темнее ночи, тяжелы...
     Двое
     Бабье лето
     Мерцедоний
     Вода, прозрачная до дна...
     Чирик воробий уже серебрян...
     Тьма в дремучих лесах
     Царица омута речного...
     Бормотанья из бурьяна (Вышел месяц из тумана...)
     И лишь теперь, теперь, когда...
     Заговор (Кликать станет черный, злой...)
     Загляжусь осою ржавой...
     Таянье
     Третья сила
     Конский волос...
     Дом, где кошку сторожили
     Паутинкою щемящей...
     Нахлобучу медвежью маску...
     Сватовство
     Телефон кричит Ау!..
     Пробуждение (Под плотным деревом лопуха...)
     Девчонка эта тоненькая...
     Перевозчик погоды, паромщик в туманы...
     ...и где-то в глуши...
     Вновь осень дышит перегаром...
     Ты ко мне собиралась живая...
     Домашнее заданье (Поди туда, не знаю куда...)
     У нее глаза с двойным дном...
     Мамка
     Мольба (не води, дружок...)
     Сомкнулись годы...
     Омут (Камень бел-горюч)
     Церковная тонкая свечка...
     Сколько же правда Твоя горяча...
     Доверье (Каждому дереву...)
     Чужая вода
     Едет счастьице...
     Домик тот деревянный...
     Колыбельная
     На золотом крыльце сидели...
     Как на зуб проверяют...
     Обида
     Жизнь погасла. Огонек...
     Рубеж
     Беда
     Все
     Огромные дни (Пошел человек в лесу погулять...)
     Капустница
     Безбилетный человек
     Пни
     Враги
     Ехала машина темным лесом...
     Перстенек
     Увалень
     Светотени (Жмурки, прятки, кондалы)
     Приходили к бабушке цыгане...
     Земная баллада
     Уподобим, как древние греки...
     Сказание о Блаженных островах
     Что ты делал там...
     Баллада о кровниках
     Лес да я. Одна осина...
     Баллада об измене
     Солнце
     Кочегарка
     Колокольня (Легенда)
     Эти вечные выходы месяца...
     Там зеркало стояло...





БЕРЕГА. Книга вторая.



      Полистать бы, как в сказке...
     Присказка
     Полет
     Снеслось яйцо золотое...
     Я люблю велосипед с крыльями...
     Берега
     Возвращение блудного мужа
     Как средь темниц дворов...
     Волчья власть...
     Слизняк...
     Грязь
     Вот я лежу...
     Блажь
     Пали снега...
     Бабушка-побирушка...
     Нищие
     Зеленые пылинки
     Когда я не в себе, а в тебе...
     Подкидыш
     Апокалипсис предместья
     Виктория
     Какие лица лепит Бог...
     Большой человек...
     До самого жданного...
     Пьяный пригород
     В старой школе...
     ...ходят девушки как лимузины...
     Нетопырь
     Реанимация
     Туман
     Мой добрый старый дом...
     Нагулялся по свету...
     Перелетные
     Прилетали умные птицы...
     Если слышно как лает собака...
     Комедия (Три ст-ния)
     Вот теперь-то и вспомнилась сказка...
     Пиджак такой
     На зимнем рассвете
     Уступки
     Ошибка
     "Роковое"
     Месяц на черном...
     Увидел я во сне...
     Современники
     Я засыпал и вновь винился...
     Вспомнилось давнее...
     Куда, куда надумаем...
     Рыд
     Барачная повесть
     Ты не звонишь...
     В лесу волшебном...
     Из книги детство "Световид" (Цикл)
     Талант
     Дидактика
     Злыдни
     Э-как вы гузна наели, мои дорогие...
     Долг
     ...и вот на базаре...
     Пьяная вишня
     Я устал от тоски и разврата...
     Попытка монолога
     Назначен мне...
     Лиходей
     На Север...
     Чаянья-отчаянья
     Покаянная
     Комната, положим...
     Отворот
     Сказка о Доме (В Трех частях)






ПРЕДМЕСТЬЕ. Книга третья.



      ...а что и вспомнишь - по весне...
     С котомкой грачей...
     Времянка
     Косматые пьяные тучи...
     На улицах осенне, нелегко...
     Вот и все. Вот и осень. И вроде б...
     Как ты там, в деревне...
     Две гитары
     И думал - встану, отворю...
     Что упало, не пропало...
     Кошачий след провьется тонко...
     Туманный знак, залог свидания...
     И вновь вопрошающи коловращенья...
     Сторожка
     ...кровями вишни, винограда...
     Какое слово - разочарованье!..
     Распахнут дом твой, словно рад...
     Скрипучий ворот четверга...
     И снилось - мы волна...
     К Пасхе, в ту пору, когда...
     Точно сахарные сливки...
     Гонять чаи, была б охота...(Из "ЭЛЕГИИ ОСЕНИ")
     Любил, да так...
     Это такая печальная повесть...
     Пчела взлетела - точка золотая...
     Чем толще туча...
     Мороз. Саблезубые крыши...
     Не придут друзья с вином...
     Ахнут иглы - вспыхнет елка...
     Точильщик забредал к нам, как шарманщик...
     Сон под деревом
     Аяк-Калкан
     Разлом (Три ст-ния)
     Созерцательница (Черепаха)
     Магнит
     Заклинание (Два ст-ния)
     Дуб осенний о чем-то старинном...
     Предместье (9 Ст-ний - курсивом)
     О чем горевать?..
     Романс (Цвели на подоконнике...)
     Поздняя элегия
     Что такое стряслось?..
     Чего-то простого все просит душа...
     В сиреневое небо...
     Вот и солнце иссякло...
     Гасит тихий гром...
     Хроника
     Здесь, в этом хаосе...
     Ах, как сложно мы с тобою говорим...
     Две травы
     Сумасшедшая, дурочка!..
     В этой жизни ...
     Из поэмы "Воспоминание об Элладе"
     Под спудом (Я в зелень уйду...)
     Надену черные очки...
     Электричество (Три ст-ния)
     Рост
     Свет, толченый в черной ступе...
     Последняя полупрозрачность...
     Круги
     Наливающийся звук...
     Мне снился каравай...
     Снова вспомнилось детство...
     Тебя несла ко мне...
     ...и нервное крон разветвленье...
     Обновочка, бела...
     Не в поисках тепла и хлеба...
     Помотало тебя...
     Чужой праздник (В оконный проем узенький...)
     Осенний полет (Придет человек...)
     Отрочество
     Тянет из марта апрелевым, маевым...
     Намучил тебя, обидел...
     В себя или в лес мы уходим...
     Звездою белой выстрелит в лицо...
     Забредила гитара, потемнела...
     Шлягер (Три ст-ния)
     Маленькая женщина в траве...
     Какая есть на свете белом сказка...
     Сорочий гвалт...
     На два голоса
     Когда, излучась, отворятся...
     Мне важно вам сказать...
     Если нету у женщины счастья...
     Я сказал - вот моя точка зрения...
     Новолунье всем в новинку...
     Я жил в сентябре...
     Стена напротив (Спичкой - шорк - по коробку...)
     То снег, то пух...
     И всякий раз, и всякий раз...
     Прости меня, родная, посвети...
     В "Икарусе" шатком...
     Сколько слов для двоих...
     Облака (Три ст-ния)
     Белым облаком, облаком, облаком... (Курсивом)