Ян Ирвин

Башня над пропастью

(Сказания трех миров – 2)

Ian Irvine. The Tower on the Rift (1998)

Spellcheck — Ольга Браз

Ирвин Я.

И78        Башня над пропастью: Роман / Пер. с англ. Е. Фрадкиной. — СПб.: Азбука-классика, 2003. — 544 с.

ISBN 5-352-00288-2

Лиан становится пленником Тензора, похитившего Арканское Зеркало. И только Карана может спасти юношу. Но кто поможет девушке отыскать любимого, кто защитит ее от гаршардов и Рулька, решившего использовать талант Караны для своего освобождения из Ночной страны? Удастся ли Тензору разгадать тайны, которые хранит в себе Зеркало, и победить Рулька или в конце концов Кривое Зеркало обманет всех?..

Посвящаю эту книгу армии своих верных читателей,

не изменивших мне, несмотря на девятилетнее ожидание

завершения эпопеи, а также всем тем, кто поддерживал меня,

и прежде всего Нэнси и Эрику

Ирония истории безжалостна.

Барбара Тачмен. Марш Глупости

Часть 1

1

УЛИЧНАЯ ДЕВЧОНКА

В Большом Зале было темно. Зарево от горящего города не проникало сквозь бархатные портьеры. Вопли, выкрики, бряцанье оружия — все это доносилось издалека, как приглушенный рокот. Здесь, в комнате, — ни искры сознания, ни биения живой мысли. Сломанная дверь хлопала на ветру, петли горестно стенали и, казалось, жалобно всхлипывали, призывая мертвых восстать. Члены Тайного Совета безмолвствовали.

Прошли часы. Человек видел сны. Ему снилось, что он лежит поверженный, без сознания, в то время как армия его смертельного врага входит в ворота Туркада. “Вставай! — кричал он себе. — Только ты можешь спасти свой город”.

Топот марширующих ног эхом отдавался в его снах — то был топот его преследователей. Издав душераздирающий стон, от которого рассеялся туман в голове, человек очнулся. Сердце бешено колотилось. Где он? Он не помнил даже собственного имени. Он был во власти ужаса, который становился все сильнее. Человек принялся ощупывать предметы вокруг себя, но их очертания ему ни о чем не говорили. Он не смог бы назвать ни один из них.

Где-то неподалеку заиграл рожок. Охваченный паникой, человек встал на четвереньки и, натыкаясь на тела, пополз по комнате, как краб. Он полз, пока не ударился головой о ножку стола. Что-то хрустнуло под его ладонью, осколки вонзились в кожу. Впотьмах он извлек изогнутые стекляшки из раны, чувствуя, как по руке течет кровь. Уловив запах масла, пролитого на пол, он отыскал фонарь.

Онемевшие пальцы не слушались, так что пришлось долго возиться с кремнем, прежде чем удалось зажечь лампу. В колеблющемся свете его взгляд выхватывал из темноты ряды скамеек и вдруг наткнулся на тело высокой женщины, лежавшей на полу, словно уроненная статуя. Он различил стройную фигуру, темные волосы, кожу, смуглую и гладкую, как шоколадная глазурь. Ее глаза были широко раскрыты, губы влажны, но женщина не издала ни звука, не подала никакого знака, что видит что-либо.

Трясущимися руками он поднес фонарь к ее лицу. Никакой реакции. Фонарь осветил его самого: хорошо сложенный мужчина среднего роста и неопределенного возраста, с голубыми глазами, взъерошенными волосами и жиденькой бородкой. Бледную кожу прорезали глубокие складки.

На лице мужчины была гримаса отчаяния.

— Таллия! — воскликнул он, и это был крик боли. — Умоляю тебя, очнись!

Подавленный, он качался, стоя на коленях, и, дрожа, вновь склонился над ней. Положив окровавленные руки ей на лоб и затылок, он пытался открыть заблокированные каналы мозга. Напряжение было столь велико, что дыхание, вырывавшееся у него из груди, напоминало стоны.

Топот ног в его голове звучал теперь так оглушительно, что он не мог сосредоточиться. Мужчина прикрыл глаза, но от этого образы стали лишь ярче, чем прежде: одна шеренга солдат за другой. Разум, направляющий их, — его враг — был холодным и безжалостным, как машина.

— Таллия! — закричал он. — Помоги! Иггур идет за мной. Зрачки женщины, сократившиеся до темных точек, расширились, и она узнала его.

— Мендарк! — прошептала она.

Мужчина обнял ее. Слезы заблестели у него на ресницах. Они с трудом поднялись на ноги, шатаясь и опираясь друг на друга. Внезапно Таллия начала вращать глазами, и комната медленно закружилась перед ней. Мендарк крепко держал ее, пока Таллия не обрела равновесие.

— Что случилось? — спросила она. — Я ничего не помню. — Мендарк поднял фонарь высоко над головой. В зале царил хаос: столы и скамьи перевернуты, лампы разбиты, бумаги разбросаны, на полу тут и там человеческие тела.

— Тензор нанес удар по Тайному Совету, — ответил он мрачно.

— Тайный Совет? — Таллия потерла лоб, как будто могла таким образом заставить снова работать свой мозг.

— Я созвал Великий Тайный Совет, — объяснил Мендарк, — чтобы отобрать Зеркало у Тиллана и освободить Карану.

— Я не могу вспомнить, — пожаловалась Таллия, качая головой.

— Иггур уже близко. Я чувствую его ненависть. — Таллия не стала уточнять, что он хотел сказать. Мендарк был чувствительником. Он знал.

— Тензор использовал против Тайного Совета оружие, разрушающее мозг, — продолжал Мендарк. — Ужасные чары.

— Тензор нас предал? — шепотом произнесла Таллия.

— Да, и сбежал с Зеркалом. Что он собирается с ним делать? Я боюсь, Таллия.

— Вот опять! — Таллия упала в кресло. — О, моя голова раскалывается!

— Моя тоже, но нам нужно идти.

Мендарк подал ей кувшин — высокий сосуд с узким горлышком, из темно-синего фарфора. Таллия жадно припала к нему, вода лилась ей на подбородок и на рубашку. Вытерев лицо тыльной стороной ладони, она кивнула, что заставило ее поморщиться от боли, и спросила:

— Что нам теперь делать?

— Понятия не имею. Тайный Совет разгромлен.

В Тайный Совет входили мансеры и ученые, и до недавнего времени, пока Мендарка не свергли, он был его Магистром. Мендарк пересчитал членов Совета по пальцам:

— Тензор сбежал, Нелисса мертва. Тиллан — мой враг, и это навсегда. Старый Надирил далеко, в Зиле; он целую вечность не появлялся ни на одном заседании. Вистан также вне досягаемости, в Чантхеде. Таким образом, полному краху Совета противостоим лишь я, Хенния-дзаинянка и Орстанда. Где Орстанда?

Таллия огляделась:

— Я ее не вижу.

— Найди ее и Хеннию. Защити их любой ценой! Мне нужно идти в крепость. Если Иггур узнает, что они где-то тут... и совсем беспомощные... О! — застонал он. — Времени совсем не остается!

Выглядел Мендарк ужасно, а Таллия отвратительно себя чувствовала. Им было плохо: такая дурнота являлась побочным эффектом использования волшебства и Тайного Искусства, причем для того, чтобы ощутить на себе воздействие подобной дурноты, достаточно было оказаться поблизости от того, кто прибегал к магии.

С улицы донеслись возгласы и крики.

Мендарк шаткой походкой добрел до двери. Уличные фонари все еще горели. Мостовая была мокрой, хотя дождь прекратился. Мимо проходила вереница людей, трогательно прижимавших к груди самое дорогое.

— Что слышно нового об Иггуре? — воскликнул Мендарк, но никто не отозвался. Он подобрал копье, лежавшее на дороге, и преградил беженцам путь. — Я Мендарк! — прогремел он, хотя это и отняло у него последние силы. — Что нового в городе?

— Враг вошел через северные ворота, — ответил какой-то бородач, его седые волосы прилипли ко лбу. На согнутой руке у мужчины лежал плачущий младенец. Маленькие синие пальчики ног, высунувшиеся из одеяльца, сжимались и разжимались. — Говорят, Тиллан мертв. Кто же будет руководить нами теперь?

— Я! — объявил Мендарк. — Я Мендарк. Я снова Магистр! Идите и расскажите всем, что настоящий Магистр вернулся. Мы будем защищать стены Старого Города и сражаться до тех пор, пока весь Туркад не станет снова свободным.

Толпа вокруг Мендарка разрасталась с каждой минутой, и люди в молчании смотрели на него. Он поднял над головой копье.

— Идите за мной! — взревел Мендарк. — Я — ваш единственный шанс.

Толпа рассыпалась, и он услышал несколько слабых выкриков: “Мендарк! Мендарк вернулся!” Правда, было неясно, что их вызвало — надежда или страх перед ним.

— Бедные глупцы, — пробормотал он и поплелся вверх по ступеням. — Таллия! — громко позвал Мендарк, и та прибежала к нему, неуклюже двигаясь, словно у нее онемели колени.

— Там... — начала она.

— Нет времени! — оборвал ее Мендарк. — Ты должна сделать все, что в твоих силах. Я соберу нашу армию, точнее, то, что от нее осталось. Отведи в крепость Совет, а также тех, кто может нам помочь. Я постараюсь прислать подмогу, но не жди ее.

— Но, Мендарк...

— Тебе придется это сделать. — Он постоял с минуту. Лицо у него было осунувшееся. Затем он побежал прочь, и гулкое эхо вторило его шагам по мостовой.

— Но ведь большинство этих людей даже не может идти... — тихо произнесла Таллия. — Влиятельные люди, необходимые для нашей обороны... Как же мне справиться с этим в одиночку?

Туркад был самым большим и старым городом Мельдорина. Если уж он пал так быстро, то стоит ли надеяться, что они найдут где-нибудь прибежище?

Подойдя к дверям, Таллия выглянула наружу. Улица была теперь безлюдной и безмолвной. Было туманно, и начал моросить дождь. Что же ей делать? Замешкавшись в дверях, она заметила какое-то движение в проулке, пересекавшем улицу. Кто-то высунул из-за угла голову и тут же снова спрятался. Худое личико, как ни странно, показалось Таллии знакомым.

Это была уличная девчонка, которая привела Лиана на виллу Мендарка несколько недель тому назад. Лиан так очаровал ее, что девчонка отказалась взять в уплату серебряный тар — целое состояние для любого беспризорника. “Как же ее зовут?”

— Лилиса, — тихо позвала Таллия. — Лилиса, иди сюда. — Из-за угла снова высунулась голова.

— Подойди сюда, Лилиса, ты мне нужна.

Лилиса, девочка лет десяти, с волосами цвета платины, узким худеньким личиком и голодным взглядом, вынырнула из-за угла и, осмотревшись, направилась к Таллии. Лохмотья беспризорницы были забрызганы грязью. В свете уличных фонарей ее вид был еще более жалок.

— Что тебе нужно? — пискнула девочка, робко глядя на женщину.

— Заходи.

— В Большой Зал? — Писк перешел в испуганный шепот. — Меня могут за это выпороть.

— Вздор! Вернулся прежний Магистр, а я — его доверенная. — Взяв Лилису за тонкое запястье, Таллия втащила ее внутрь. — Посмотри, — показала она.

Кругом, как туши на скотобойне, лежали тела богатых и могущественных людей Туркада — судей, законников и состоятельных купцов.

— Нам нужно отвести их в крепость.

На полу вдруг вздрогнул и задергался какой-то высокий человек. У него было неприятное лицо с бесформенным носом, на щеке распухла царапина. Бледные, почти бесцветные глаза смотрели невидящим взглядом. Это был Тиллан, сместивший Мендарка с поста Магистра незадолго до Тайного Совета.

Лилиса выпучилась на него.

— Магистр! — выдохнула она.

— Уже нет! Узурпатор свергнут. Мендарк вернулся. Он наш настоящий Магистр. Помоги мне.

Таллия торопливым шагом обошла зал, проверяя, не проявит ли кто-нибудь из пострадавших признаков жизни. Стражники очнулись и сбежали, остался лишь один — он лежал в луже крови у дальней стены. Стражник был мертв: судя по всему, упал на свой меч и истек кровью.

Таллия отвернулась от него, когда Лилиса заметила маленькую босую ногу, торчавшую из-под плаща стражника. Приподняв его краешек, девочка увидела миниатюрную женщину с бледным лицом, вокруг которого разметались пышные огненно-рыжие волосы.

— Это Карана, — сказала Таллия. — Друг Лиана. — На лице Лилисы отразились участие и зависть.

— Она мертва?

Таллия наклонилась над обнаруженной девушкой:

— Нет, но если мы ей не поможем... она умрет.

Выражение лица Караны было таким печальным, что у Таллии на глазах выступили слезы. “Если бы тогда я сумела ей помочь, — подумалось Таллии, — ничего подобного не случилось бы”. Она осмотрела Карану. Рубашка на груди пропиталась кровью. Таллия разорвала рубаху, ожидая увидеть смертельную рану, но оказалось, что это была кровь стражника. Таллия огляделась.

— Это странно, — заметила она, нахмурившись.

— Что?

На Тайном Совете присутствовало много народа, но некоторые исчезли, включая тех, кого она искала: Феламора, Магрета, Лиан.

— Где Лиан? Он никогда бы не покинул Карану.

— Лиан ушел, — ответила Лилиса. — Большой мужчина увел его.

— Большой мужчина? — переспросила Таллия, проверяя, теплится ли в Каране жизнь. Пульс был неровный, кожа холодная и влажная, веки подрагивали. Таллия приподняла веко. Зрачки темно-зеленых глаз едва реагировали на свет. Вероятно, жизни Караны не угрожала опасность — при надлежащем уходе. Таллия сорвала со стражника плащ, укутала в него Карану и отнесла ее в сторону, к стене. Пока что для девушки больше ничего нельзя было сделать. Таллия повернулась к следующему пострадавшему.

Под окном лежала груда свалившихся портьер, наполовину скрывавших тело огромной женщины в алой с пурпуром мантии Верховного суда. Ее широко раскрытый красный рот, из которого наполовину вывалился протез, нарушал величавость образа. Лицо было круглое, как луна, крошечные глазки заплыли жиром. Белокурые волосы с проседью острижены под “каре”.

— Кто она? — пропищала Лилиса.

— Судья Орстанда, — ответила Таллия, испытывая огромное облегчение. Если с ними Орстанда, остается надежда. Судья обладала самым могучим интеллектом в Совете и была другом Мендарка, на которого тот всецело полагался. — Воды, быстрей!

Лилиса убежала и вернулась с синим кувшином. Она сбрызнула водой из этого кувшина лицо судьи. Орстанда зашевелилась и попыталась встать на ноги, но сразу же пошатнулась. Таллия поспешила подставить ей кресло.

Орстанда оглядела зал:

— Нелисса?..

— Мертва! — резко выговорила Таллия. Она описала положение дел.

— О! — сказала Орстанда. — Мендарк прав: Старый Город — наше единственное убежище.

Стены Старого Города были высокие и прочные, а крепость внутри — еще прочнее. Хотя, конечно, и их прочности едва ли хватит, чтобы оказать сопротивление Иггуру.

— Ты можешь идти, Орстанда? — Орстанда слабо улыбнулась:

— Позаботься о других, мой друг. Когда они будут готовы идти, я последую за вами.

Обняв старую женщину, Таллия вернулась к своим занятиям. Для тех, кто был стар и слаб, ничего нельзя было сделать. Из прочих несколько человек уже были на ногах после того, как Лилиса, имевшая в распоряжении кувшин с водой и влажную тряпку, оказала им первую помощь.

Таллия вспомнила слова Лилисы.

— Что ты говорила о Лиане? — спросила она, но не успела девочка ответить, как снаружи донеслись вопли, крики и шум боя, который велся поблизости.

У Таллии от страха мурашки забегали по коже. Они окажутся в ловушке!

— Лилиса! — закричала она. — Иди и посмотри, что там происходит... близко ли враг.

Девочка медлила, глядя на нее огромными от ужаса глазами. Таллия, подумав, что та ожидает вознаграждения, полезла в свой кошелек, висевший на поясе. Лилиса оттолкнула ее руку; затем, осознав, что она ударила доверенную Магистра и что за это ее могут убить на месте, отскочила в сторону, повторяя:

— Я иду, я иду!

— Лилиса! — позвала Таллия. Девочка неуверенно подошла к ней. — Будь осторожна. — Таллия обняла чумазую маленькую беспризорницу. Лилиса подняла на нее изумленный взгляд, потом робко улыбнулась. — Ты вернешься? — спросила Таллия. Обычно такая находчивая, сейчас она чувствовала себя разбитой.

— Я вернусь, — заверила ее Лилиса с сияющими глазами, и след ее простыл.

Таллия поспешила к Орстанде, которая склонилась над кем-то, пытаясь вернуть раненого к жизни. Казалось, она сама сейчас снова потеряет сознание: дыхание с хрипом вырывалось из ее груди.

— Я не знаю, кого брать с собой, а кого оставить, — мучилась Таллия. — Кто важнее — судья или доктор? А богатый купец — ценнее, чем молодая женщина?

— Так нельзя выбирать, — возразила Орстанда, подняв голову. Ее лицо походило на сырое дрожжевое тесто, которое лезет из формы. — Группа важнее отдельного человека. Любого, кто не в состоянии идти или упадет и не сможет подняться, следует оставить. В том числе и меня.

— Тебя я бы ни за что не оставила, — сказала Таллия, пристально глядя на старую женщину.

Орстанда зашлась сиплым смехом:

— Хотела бы я посмотреть, как ты меня понесешь! Таллия улыбнулась при мысли об этом.

Вскоре семь человек были более или менее готовы идти. Таллия включила в группу Тиллана, у которого волосы стояли дыбом, словно наэлектризованные, и Хеннию-дзаинянку — старушку с бессмысленным взглядом, тоже входившую в Совет. Хенния сильно прикусила язык, и теперь он слегка высовывался из уголка ее рта. Кроме них — еще двух членов Ассамблеи — марионеточного правительства Туркада, на решения которого уже давно влияли Губернатор, с одной стороны, и Магистр — с другой. Остальные были незнакомы Таллии, хотя вид у них был значительный.

Все они пребывали примерно в таком же состоянии, в каком находилась сама Таллия, прежде чем пришла в себя, вот только она не знала, как привести этих людей в чувство. На стульях и скамейках, словно куклы, набитые опилками, сидели и лежали еще несколько человек. Если бы кого-то из них удалось поставить на ноги, она могла бы отвести их в безопасное место. Таллия обнаружила немало таких, как Караны, которые могли либо выжить, либо умереть, и все это были достойные люди, однако их пришлось бы нести.

За исключением Орстанды, собранные в группу люди очень слабо соображали. Тиллан бесцельно бродил по комнате, большинство же просто сидели, уставившись в стену и что-то бормоча себе под нос. Хенния все время повторяла: “Я не хочу идти. С Мендарком покончено!” Таллия была в отчаянии, когда наконец прибежала Лилиса.

— Солдаты! — закричала она. — Нам нужно уходить! — Схватив Таллию за руку, Лилиса потащила ее к дверям.

Таллия сопротивлялась:

— Мы должны взять их с собой. Помоги мне.

Они выстроили тех, кто мог идти, в нестройную шеренгу, и Лилиса с большим трудом удерживала их в этом положении, пока Таллия пыталась поднять на ноги остальных. Снаружи вопли и шум битвы становились все громче.

— Нам нужно уходить сейчас же! — воскликнула Лилиса.

Таллия оглянулась на Карану, в ее душе чувства боролись с долгом. Дело было не только в том, что Карана ей симпатична. Девушка была чувствительницей, обладательницей бесценного дара, такого полезного во время войны. Те, кого они бросят здесь, вероятно, будут обречены на смерть, но и спасти всех невозможно. Она бегом вернулась к Каране, взяла ее руку в свои, потом снова отпустила, не в силах выбрать.

— Иди, Лилиса. Я тебя догоню.

Карана застонала, мотая головой из стороны в сторону. Внезапно приняв решение, Таллия наклонилась, чтобы поднять ее, но в этот миг один из тех, кто до сих пор был без сознания, вдруг пришел в себя и сел. Это был низенький полный человек по имени Прэтхитт — богатый купец и законник. Он шаткой походкой направился к двери, размахивая руками и что-то невнятно выкрикивая.

Таллия перехватила его уже за порогом и прикрыла ему рот своей рукой, чтобы он замолчал. Мимо с воплями и стонами промчалось несколько человек, затем откуда-то с улицы донесся сигнал рожка. Другой ответил ему из-за здания Большого Зала. Лихорадочно оглядевшись, Таллия увидела Лилису, ведущую группу в проулок. Орстанда замыкала шествие, она шла неуклюже, словно малыш, который учится ходить.

— Поторопись! — крикнула Лилиса.

Таллия стояла в дверях, мучаясь проблемой выбора. В зале оставалось около дюжины людей, и она знала почти всех. Некоторые умрут, если бросить их здесь без помощи. Возможно, погибнут все, если их найдут враги. Прэтхитт снова начал метаться. Если она понесет Карану, он их непременно выдаст. Ее размышления прервал чей-то стук в заднюю дверь. Мощные удары эхом отдавались внутри зала. Слишком поздно! Она потянула Прэтхитта через дорогу.

Теперь дождь усилился. В проулке было темно, хоть глаз выколи, под ногами — скользко. По улице пробежала еще одна группа людей. Таллия услышала, как за ними печатает шаг отряд солдат. Она двинулась по проулку, спотыкаясь и поскальзываясь на опавших листьях. Пахло гнилой капустой, и чем дальше она шла, тем грязнее становился путь.

— Лилиса, — хрипло прошептала она.

Ответа не было. Таллия различила шум льющейся воды, и в следующую секунду на голову ей обрушился поток с крыши. Вытерев глаза, она вгляделась в темноту — но тщетно. По земле начал стелиться туман. Звук марширующих ног стал громче.

Прэтхитт, который тоже вымок, выкрикнул непристойность и взмахнул руками. Удар кулака пришелся Таллии по щеке. Женщина принялась бороться с купцом, производя при этом слишком много шума. Прэтхитт был очень силен, и, когда ей наконец удалось зажать ему рот, он укусил ее до крови. Выругавшись, Таллия стукнула его по голове. От удара Прэтхитт осел на землю.

Кто-то завопил у Таллии за спиной. Один из солдат Иггура, расхаживавших взад и вперед по улице, подошел к проулку, держа в руках зажженный факел. Подопечный Таллии пошевелился. Она надавила ему коленом на спину, прижав к земле. Солдат, ничего подозрительного не обнаружив, стал удаляться. “Остальная часть отряда, наверно, проверяет Большой Зал”, — подумала Таллия; она остро переживала свою неудачу. “Куда ушла Лилиса? Вероятно, бросила людей, как только появились солдаты”. Кто может винить девчонку? О ней некому позаботиться, кроме нее самой.

Подняв Прэтхитта на ноги, Таллия тащила его назад по проулку, когда он неожиданно схватил свою спасительницу за плечи и толкнул. Потеряв равновесие, Таллия упала и ударилась головой о бочку с водой. С минуту она смотрела в одну точку, как будто опять впала в транс, затем в сознании прояснилось, и Таллия села, пытаясь протереть глаза, в которые попала грязь. Звук удаляющихся шагов постепенно стих.

Снова появился свет, и Таллия увидела силуэт солдата. Она склонила голову, молясь, чтобы ее не обнаружили. После долгой паузы свет стал удаляться. Она снова прокралась к началу проулка и увидела неприятельский пост, выставленный на улице. Теперь нет никакой возможности вернуться за Караной. Потирая ушибы, Таллия поспешила догнать своих подопечных.

Через два часа она добралась до ворот Старого Города: она долго плутала под проливным дождем, заблудившись на каких-то улочках и переулках. Таллия упустила Прэтхитта. Но еще ужаснее было то, что она потеряла всяческую надежду отыскать Лилису с группой спасенных. Она чувствовала себя идиоткой и испытывала искушение вернуться в Большой Зал, но ее вызвали в зал аудиенций.

Огромная комната была заполнена роскошно одетыми офицерами и адъютантами. Двадцать писцов, сидевших за столами, стоявшими в ряд вдоль стены, лихорадочно строчили приказы и передавали листочки бумаги гонцам, которые вбегали и выбегали из зала. Мендарк стоял перед картой города, нарисованной на холсте, споря с великолепно одетым офицером. На нем были цвета Магистра — алый с голубым. От этого настроение Таллии еще больше испортилось.

Это был Беренет, второй доверенный Мендарка. Его прекрасные усы были нафабрены и завиты. Он был наряжен в шелк и бархат; брыжи из алого кружева у горла скрадывали впечатление от впалой груди. “Интересно, где он находился в последнее время? ” — подумала Таллия. Обоим пришлось много путешествовать, и она не слышала о нем ничего полгода. Она коротко кивнула. Усмехнувшись, Беренет внимательно осмотрел ее с головы до ног.

У Мендарка был измученный вид. Правда, как заметила Таллия, он успел принять ванну и переодеться.

— Что с тобой случилось? — спросил он более резким тоном, чем обычно. — Не забрызгай грязью ковер. О, что это значит? — продолжал он, когда Таллия отступила в сторону.

— Я их потеряла, — ответила она, чувствуя себя как нашкодившая школьница. Беренет ухмыльнулся.

— О чем ты говоришь? — осведомился Мендарк, нахмурившись. Он был в бешенстве по какому-то поводу.

— Те, кто выжил в Совете. Я вывела кое-кого из них, но потеряла в переулках.

— Они здесь уже целый час! — сказал Мендарк. — Какая-то уличная девчонка привела семерых к воротам — связанных вместе, как караван верблюдов.

— Лилиса их привела? — Таллия была в изумлении. — Как Орстанда?

— Не очень. — Он взмахнул рукой.

Таллия увидела крупную фигуру судьи, которая сидела, сгорбившись, у стола в другом конце комнаты.

— А Хенния? — Мендарк понизил голос:

— Кажется, она сломалась. Возможно, нам придется заменить ее кем-нибудь в Совете. Что еще ты можешь мне рассказать?

— Мне пришлось покинуть остальных — повезло еще, что удалось уйти самой. Я потеряла Прэтхитта. Он ударил меня и сбежал в темноте.

— Да, твои успехи сегодня не слишком-то велики. Слава Богу, у нас есть Беренет. Он вернулся с ценными сведениями об Иггуре.

Адъютант тронул Мендарка за рукав.

— Минуту! — отрывисто произнес тот.

— Я оставила там Карану, — продолжала Таллия. — Солдаты Иггура появились неожиданно, и у меня не было времени что-нибудь предпринять.

Мендарк выругался.

— Чувствительница нам бы пригодилась.

Таллия восприняла это как еще один упрек. У Караны был редкий дар. Чувствительники могли стать бесценными во время войны: они ощущали опасность и были способны предупредить о том, что собирается делать неприятель. Некоторые даже умели передавать мысли, установив связь между сознаниями. Однако чувствительниками было ужасно трудно управлять, и часто они бывали эмоционально не уравновешены.

— Полагаю, к утру она умрет, — с несчастным видом сказала Таллия. Сегодня ей ничего не удавалось.

— Зачем ты вытащила оттуда Тиллана?

“Так вот где собака зарыта!” — подумала Таллия.

— Как я могла его бросить? Он — член Совета.

— Как ты могла упустить шанс избавить меня от врага?! — бушевал Мендарк. — Никто бы тебя не обвинил. А теперь все знают, что он здесь, и я не могу позволить, чтобы ему был причинен вред.

— Мы подчиняемся закону или нет?

— В данном случае твое суждение ошибочно. Беренет не стал бы так щепетильничать.

— Я в этом не сомневаюсь! — ядовито произнесла она.

— Ладно, поешь что-нибудь. Мне нужно, чтобы ты ознакомилась с положением дел в северной части города. — Адъютант снова тронул Магистра за рукав, и тот занялся другой проблемой.

Таллия продолжала стоять перед Мендарком.

— Мне бы хотелось вернуться в зал с отрядом и забрать остальных.

— Это невозможно, — бросил Мендарк через плечо. — Ты нужна мне здесь. В любом случае та часть города теперь в руках у Иггура. Забудь о них!

Таллия знала, что Мендарк прав, но все еще не могла справиться с болью. Она отвернулась, затем снова резко повернулась к Мендарку:

— Что с Лилисой? Я даже не заплатила ей.

— Девчонка? Стражники дали ей пару гринтов, прежде чем выставили ее. А теперь перестань мне докучать!

И снова злорадная ухмылка ее соперника Беренета. Таллия стиснула зубы, но промолчала, хотя для этого ей потребовалось все ее самообладание. Она на минуту остановилась возле стола, за которым сидела Орстанда, чтобы узнать о ее здоровье.

— Думаю, никогда в жизни я не чувствовала себя хуже, — ответила Орстанда. И все же судья нашла в себе силы осведомиться о судьбе каждого спасенного и расстроилась, узнав, как обошлись с Лилисой.

Позавтракав с Орстандой, Таллия удалилась. Она провела долгие часы, просматривая непрерывно поступавшие донесения, делая обходы стен и отдавая приказы. Город отчаянно оборонялся.

Ранним утром, горчайшим для Туркада — впервые за тысячу лет враг вошел в его ворота, — Таллия узнала, что Первая армия Иггура выбита из квартала, где находилось здание Тайного Совета. Несколько скромных побед давали надежду на более значительные, так что, вместо того чтобы немного поспать, Таллия взяла немногочисленный отряд и направилась к Большому Залу: она хотела найти Карану, а если удастся, то доставить ее и остальных пострадавших в безопасное место.

Отряд пробирался по улицам, заваленным добром, которое хозяева побросали, спасаясь бегством, — его еще не успели растащить мародеры: тут разорванный узел из красной ткани, из которого вывалились в канаву серебряные ножи и вилки; там — игрушечный деревянный ослик с отломанным ухом; куртка, расшитая шелком и украшенная гранатом, свернутый гобелен... Дальше стали попадаться отчетливые следы войны — кровь, сломанное оружие, тела мужчин, женщин и даже детей, умерших от ужасных ран. И повсюду дымящиеся скорлупки домов, прежде служивших кому-то жилищем. Ближе к Большому Залу признаков прошедших здесь сражений не было, — возможно, война обошла это место стороной.

Таллия добралась туда около полудня. Она горько сожалела о собственных неудачах минувшей ночи. Особенно о Каране. То, что она оставила девушку без помощи, казалось ей личным предательством. У здания Тайного Совета Таллия ощутила запах гари и паленого мяса. Черный дым вздымался к небу. Таллия подбежала к погребальному костру, разведенному у стен Большого Зала.

— Это единственное, что сейчас можно для них сделать, лар, — сказал высокий худой человек с заметным брюшком, которое выглядело так нелепо, словно его приклеили. Голова у говорящего была обрита, но на ней уже появилась седая щетина. На человеке был кожаный фартук мясника, испачканный кровью. — Если мы их оставим, начнется чума.

В костре было много тел, и, пока Таллия смотрела на него, подошли двое мужчин, неся еще одного покойника. Они небрежно бросили тело в огонь, словно грузили на телегу мешки с углем. От костра шел столь сильный жар, что Таллия не смогла подойти достаточно близко и разглядеть лица умерших; к тому же ей не хотелось наблюдать, как они горят, и вдыхать зловоние.

Таллия стала подниматься по ступеням, ведущим в зал. Его еще не успели разграбить. Внутри она увидела все тот же вчерашний хаос. Единственное, что изменилось за ночь, — в помещении не оказалось ни мертвых, ни умирающих.

На полу, где накануне лежал убитый стражник, засохло огромное кровавое пятно, от которого тянулись следы. Караны нигде не было, лишь на стене, к которой Таллия перенесла девушку, завернутую в плащ, виднелось крошечное пятнышко крови. Около дальней стены лежала трость Нелиссы, сломанная пополам. Таллия выбежала наружу и вернулась к костру. Она обратилась к седому мяснику:

— Что сделали с мертвыми из зала? Их сожгли? Человек с минуту размышлял, почесывая кончик носа грязным ногтем. Его медлительность вызвала у Таллии раздражение.

— Мы вынесли оттуда пятерых, а может быть, шестерых, — ответил он, нахмурившись. — Сейчас не могу вспомнить: столько мертвых! Мы закончили с этим залом несколько часов тому назад. Я помню старуху — ее бы мы, конечно, узнали, даже если бы на ней не было мантии. Нелисса Брюзга! Интересно, кто станет оплакивать ее?

— А была там молодая женщина с рыжими волосами?

— Не могу вспомнить, лар. Было несколько женщин, это я помню, и одна из них — красотка. Но через некоторое время перестаешь всматриваться в их лица — разве только для того, чтобы убедиться, что они мертвые. Не имеет значения, красивы ли они: раз их больше нет, то и с мечтами их покончено. И нет никакого смысла размышлять о них. — По-видимому, ему хотелось поделиться своим опытом. — Удивительна эта пропасть между жизнью и смертью — в молодости ее не замечаешь, но когда начинаешь стареть...

Таллию не интересовало его философствование.

— Ты уверен, что не сжег ее? Она маленькая, примерно вот такого роста. Рыжие волосы, бледная кожа, в окровавленной рубахе. Ты не мог бы не обратить внимания на ее волосы, они огненно-рыжие. Вчера ночью она еще была жива.

— Тогда нужно было ее вчера и забрать, — проговорил он, снова почесывая нос. — В такую ночь плохо умирать в одиночестве!.. Была женщина... высокая, с темными волосами — вроде тебя. Других я не помню. Одно скажу, мы сжигали только мертвых. К утру в живых осталось двое, оба мужчины, и мы отправили их в лазарет. Вот все, что я знаю.

“Другие, должно быть, пришли в себя, или их взяли в плен, — подумала Таллия. — Почему я не забрала ее с собой? Но теперь слишком поздно сожалеть об этом”.

2

“ДНО” ТУРКАДА

Когда Таллия, миновав все опасности, поджидавшие ее в городе, вернулась в крепость, то обнаружила, что оборона потерпела крах. Войска Иггура оттеснили защитников Туркада к последнему бастиону — Старому Городу. Таллия побежала в зал аудиенций, но там Мендарка не оказалось, и даже его офицеры не знали, где он. После долгих поисков она увидела его на городской стене, где он отдавал приказы своим военачальникам.

— Безнадежно, — устало произнес Мендарк. Его лицо и руки были покрыты грязью и копотью, а одежда забрызгана кровью; он был вымотан. Рядом с Магистром стоял Беренет, щеголеватый, как всегда. Со слезами на глазах Мендарк смотрел на дымный горизонт. — Взгляни на эти разрушения. Вся Галерея в огне. Старая Ограда превратилась в пепел. От четырех тысяч лет истории не осталось ничего! Чем дольше мы сражаемся, тем больше людей гибнет, а поражение неизбежно. Но как же я могу сдать Туркад? Я всем сердцем люблю мой город.

— Где Глава Ассамблеи?

К ним быстро подошел гонец с новым донесением. Мендарк сломал печать.

— Эта предательница! — сплюнул Беренет. — Она сбежала, нагрузив добром свои баржи до самой ватерлинии.

— Ассамблея дезорганизована, — добавил Мендарк. — Они бы не смогли управлять и детской площадкой! Есть только я! — Он склонился над бумагами.

— Тогда ты должен защищать Туркад и делать для людей все, что в твоих силах, пока есть надежда, — сказала Таллия.

— Конечно, но еще более важно преследовать цель Совета. Никогда еще в этом не было такой необходимости, как теперь, когда обезумевший Тензор сбежал с Зеркалом. — Мендарк взглянул вниз, на город, там над сотней зданий был водружен флаг Иггура — черный тигель на фоне белого круга. Он больше походил на сжатый кулак, и жители Туркада называли солдат Иггура чернокулачниками.

— У меня есть план, который может тебя заинтересовать, — заявил Беренет, начищая свои серебряные пуговицы.

Как всегда элегантный, он выглядел очень деловито. Рядом с ним Таллия ощутила неловкость за свою забрызганную грязью одежду.

— Мне нужен хороший план, — буркнул Мендарк, не отрываясь от своих депеш.

— Он хорош, — самоуверенно ответил Беренет. — Взгляни! — Развернув на камнях карту города, он обвел неровную линию стен наманикюренным пальцем.

— Согласно последним сведениям, из восьми холмов Туркада Иггур сейчас удерживает пять — всю южную, западную и почти всю северную части города. Теперь он оттесняет нас на восток. — Беренет показал на карте области, которые все еще удерживали силы Мендарка, — восточные холмы и в самом центре — Старый Город, защищенные стенами. — И все же Иггур уязвим.

— Что ты имеешь в виду? — пробормотал Мендарк. Откинув прядь волос с глаз, Беренет бросил на карту пригоршню золотых монет — эту демонстрацию богатства Таллия сочла не совсем приличной.

— Его Первая армия, возглавляемая Дроссимом, самым способным из генералов Иггура, удерживает центр города. Четвертая армия размещена на юге, вот здесь, — она контролирует западные и южные ворота. Моральный дух в Четвертой армии не столь уж высок. Иггур слишком растянул войска: его остальные три армии прилагают большие усилия, чтобы удержать земли, которые он захватил, и не могут прийти к нему на помощь.

— М-м-м! — равнодушно произнес Мендарк.

— Он блистателен на поле боя, вне всякого сомнения, но ему никогда прежде не приходилось сражаться за такой большой город. Посмотри! — воскликнул Беренет, передвигая свои золотые монеты. — Четвертая армия расквартирована вот тут. — Он указал на район многочисленных переулков и трущоб. — А Первая армия ночует здесь, тот же лабиринт из улиц и переулков.

— Продолжай! — сказал Мендарк, все еще что-то лихорадочно записывая.

— Посмотри, какие узкие здесь улочки — тут, тут и тут. Случись ночью какое-нибудь несчастье, народ высыпет на улицу — и он не сможет провести там свои войска.

Мендарк наконец оторвался от бумаг:

— Дальше!

— В трущобах живет полмиллиона людей, еще пятьдесят тысяч — в портовом районе. Предположим, мы подожжем лабиринт здесь, здесь и здесь. — Его палец провел линию от северных ворот к портовому району. — Все впадут в панику, и улицы будут заблокированы. Здания в этом районе построены в основном из дерева. Его войскам никогда оттуда не выбраться.

— Сгорит все, вплоть до западной стены, даже при такой погоде! — воскликнула Таллия.

— Вот именно, все! — обрадовался Беренет. — И огонь нельзя будет остановить! А на улицах столпится так много людей, что Иггуру никогда не провести там свою армию. Единственный выход для них — западные ворота, так что если мы подведем туда ночью батальон лучников и подтянем остальные наши силы здесь, здесь и здесь, — золотые монеты снова заскользили по карте, — мы сможем покончить с Иггуром одним ударом. Численное превосходство его войск будет не силой, а слабостью.

— Он может направиться в портовый район, — заметил Мендарк, поднимаясь и начиная шагать взад и вперед.

— Наш батальон остановит его, если он зайдет так далеко, — ответил Беренет, поглаживая золотую монету. — Кроме того, хлюны яростно сражаются, когда защищают собственное добро.

— Может получиться, — сказал Мендарк, постукивая карандашом по карте. — Хотя мне это не слишком-то нравится.

— Безнадежно! — возразила Таллия. — Если ветер переменится, то сгорит не Иггур, а мы.

— Это не хуже, чем наше нынешнее положение, — заявил Беренет. — Полное поражение!

Таллия ушам своим не верила.

— Сожгите лабиринт — и погибнут тысячи. Десятки тысяч!

— Оно того стоит, — настаивал Беренет. — Если мы проиграем войну, что произойдет почти наверняка, многие из них и так умрут.

— Я не верю, что ты можешь серьезно рассматривать этот план, Мендарк, — с ударением произнесла Таллия. — Это ужасающее предательство.

— Она права, Беренет, — согласился Мендарк, качая головой.

— Как я могу служить глупцу, который не желает победить?! — возмутился Беренет.

Мендарк ответил ему очень тихо:

— Если ты больше не хочешь служить мне, ты знаешь, куда тебе идти.

Беренет сжал трясущиеся кулаки.

— Черт тебя побери! — прошептал он. — Ты сомневаешься в моей преданности?

— Не в твоей преданности, а лишь в разумности твоего плана.

— Я предлагаю тебе победить, а ты выбираешь несомненное поражение.

— Довольно! — оборвал его Мендарк. — Я не могу сделать этого с моим городом.

Беренет собрал монеты, скатал карту и, не произнеся больше ни слова, удалился.

— Ты принял верное решение, — сказала Таллия. Карандаш Мендарка стукнул по бумаге. Он взглянул на Таллию глазами человека, которого истязают в камере пыток.

— В самом деле? Я только что сдал свой город и свой народ врагу, и, быть может, пострадает больше людей, чем если бы я сжег Иггура. А ради чего?

Мендарк разгуливал по стене на виду у неприятеля и даже не заметил стрелу, порвавшую ему плащ. Таллия бегала за ним, убеждая его укрыться.

Спрятавшись с ним в нише, она затронула другую тему:

— Возможно, Зеркало важнее, чем судьба Туркада. И оно прежде всего принадлежит Тензору.

Мендарк спрятал лицо в ладонях.

— Да, но что он собирается с ним делать? — Стрелы свистели прямо у него над головой, но он не обращал на них внимания. — Пару раз мы даже говорили о поисках Тензора, когда еще были друзьями и у нас была общая цель. Но гибель Шазмака довела его до отчаяния. Ему больше нечего терять, а “честь” для него пустое слово отныне.

— Тем он опаснее, — заметила Таллия.

— Куда он направился? — продолжал Мендарк после паузы. — Мои шпионы ничего не узнали о нем. Как мы сможем найти его в этой неразберихе? Только я противостою ему и гибели.

Таллия обняла Мендарка за плечи:

— Поскольку Совет теперь — это ты, а с Туркадом покончено, нам бы лучше отправиться на поиски Тензора.

— Мы должны его отыскать. Но он так долго был мне другом. Нелегко разорвать эти узы, Таллия.

Неожиданно Таллии в голову пришла одна мысль.

— Лиан тоже исчез.

— Что? — Мендарк не сразу понял, о чем идет речь. — Что?

— Когда мы очнулись вчера в Большом Зале, Лиана там уже не было.

— И никаких следов?

— Ничего...

— Лиан не покинул бы Карану. — Мендарк в сильном волнении расхаживал по крепостной стене. — Это очень плохо! Его увел Тензор? Мне нужно знать.

— Зачем ему нужен летописец?

— Не имею ни малейшего представления.

Булыжник, выпущенный из катапульты, врезался в зубчатый край стены, и Мендарка с Таллией осыпали осколки. Они поспешили нырнуть в укрытие. Мендарк приложил руку к щеке: из пореза начала сочиться кровь. Таллия протянула ему чистую тряпицу, но он оттолкнул руку женщины.

— Это пустяк! Так что ты говорила?

— Помнишь ту ночь, когда прибыл Лиан? К нам его привела уличная девчонка Лилиса — та самая, которую ты так грубо вышвырнул.

— В Туркаде тысячи таких, как она. Что с того?

— Лиан предложил ей серебряный тар, но она отказалась. Сказала, что он ей уже достаточно заплатил. А какая беспризорница откажется от тара?

— У этого летописца есть обаяние, — ворчливо заметил Мендарк, но тем не менее вид у него был заинтригованный.

— Позднее я видела ее на улице. А вчера вечером она слонялась около Большого Зала как раз после того, как ты его покинул. От нее я узнала, что Лиана увел “большой мужчина”.

— “Большой мужчина”! Тензор? Думаешь, она следила за ними? Тебе бы надо ее найти. Орстанда знает всех; она отыщет тебе кого-нибудь, кто хорошо знаком с улицей. Милая Орстанда! Что бы я без нее делал? Без нее Совет — пустая скорлупа.

— Есть еще Хенния, — осторожно произнесла Таллия.

— Дзаиняне отмеряют свою преданность так же скупо, как ростовщик — монеты, — сплюнул Мендарк. — Кстати, пойди-ка в казну — поиск может обойтись в пригоршню золотых. — И, внезапно что-то вспомнив, воскликнул: — О Таллия!

Таллия уже уходила.

— Да? — спросила Таллия рассеянно, думая о своем новом задании.

— Я наткнулся на кое-какие вещи Караны, когда сегодня утром разбирал барахло, оставленное Тилланом в моем кабинете. Дневник, нож и какие-то побрякушки.

Таллия вернулась и слушала, приподняв бровь. Конечно, он не испытывает угрызений совести.

— Ну что, они тебе нужны? — резко спросил Мендарк.

— У меня с собой и так много вещей. Карана исчезла. Какое значение теперь имеют эти предметы?

— Они могут понадобиться Лиану.

— Ты имеешь в виду, что он мог бы сделать то, что тебе нужно, в обмен на них, — сказала Таллия. — А ты никогда ничего не делаешь из чистого альтруизма? Ладно, не важно. Где они?

Он сказал, и, выкинув это из головы, Таллия отправилась на поиски Лилисы. Ей назвали имя старого солдата, Бластарда, негодяя и пьяницы, который жил в одной из убогих лачуг, прилепившихся к западному валу Старого Города. Наконец она отыскала его на крепостной стене: положение дел было таково, что даже этот старик выполнял свой долг. Переговорив с офицером, Таллия отозвала Бластарда в сторону.

Старик был одним из тех, кто знает все и всех, так что он сразу же узнал Таллию. Разумеется, он был пьян, но это было его обычное состояние. Если ему что-нибудь известно о Лилисе, она вытянет это из него.

Когда-то Бластард был привлекательным мужчиной, хорошо сложенным, с красиво очерченным чувственным ртом, высокими скулами, благородным лбом и гривой черных волос. Но теперь единственное, что осталось от его былой красоты, — это лоб и поседевшие волосы. Руки шелушились, пальцы были скрюченные, распухший нос — в красных прожилках, губы — серого цвета. Дыхание было зловонным, зубы — гнилые, а руки тряслись, даже когда он положил их на стол. Он боялся Таллии, и в этом не было ничего удивительного. Боялся даже больше, чем неприятеля.

Она стала его расспрашивать о Лилисе, но вскоре поняла, что тот не может или не хочет ничего говорить. Он был слишком напуган и недостаточно пьян.

— Пошли, — сказала Таллия наконец. — Здесь не место для беседы. Пойдем в “Бочку”. — Она назвала ближайшую солдатскую пивную.

Бластард сиял от счастья. В пивной почти никого не было — лишь несколько стариков, слишком древних, чтобы держать оборону на стенах, пили в уголке. Хозяйка заведения, пожилая толстуха с прической как у молодой девушки, вся в золотистых локонах, полоскала в ведре кружки. Она выпрямилась, когда звякнул колокольчик на двери.

— Убирайся отсюда и выполни свой долг, ты, трусливый пьянчуга! — пронзительно завопила она, когда Бластард переступил порог.

Он застрял в дверях, так что Таллии пришлось протиснуться мимо него. Она прошептала несколько слов в крошечное ушко хозяйке, и та, со стуком поставив на стойку большой кувшин с черным пивом и две кружки, проворно удалилась, причем ее тройной подбородок трясся, а парик съехал набок. Бластард схватил кувшин и кружки и пошел прочь от стойки, прежде чем Таллия успела вынуть медную монету из своей сумки. Она повернулась к нему лицом как раз тогда, когда он, зацепившись за коврик, рухнул на пол с таким грохотом, что зазвенели оконные стекла. Затем он поднялся на ноги. От одной кружки откололся кусок, но из кувшина не пролилось ни капли.

— Ни капли не пролил! Ты только посмотри! — Он ухмыльнулся Таллии, продемонстрировав свои черные зубы, и вытер тыльной стороной ладони струйку крови, шедшей из носа. — Ты можешь положиться на старину Блесси, вот уж точно!

Таллия была удивлена: этот горький пьяница явно собой гордился!

— Очень хорошо, — коротко сказала она. — Нет, туда. — Она указала на стол в самом темном углу комнаты.

Бластард шумно уселся, наполнил до краев обе кружки и с радостным восклицанием поднял свою. Таллия чокнулась с ним, насколько могла благосклонно, и пригубила пиво. Оно было крепкое и кислое, как будто бочку не вымыли как следует. Бластард одним глотком осушил свою кружку, рыгнул и налил еще. Из его кошмарного носа на подбородок, покрытый седой щетиной, все еще текла кровь. Таллия посмотрела ему в глаза.

— Уличная девчонка, Лилиса, — напомнила она. — Ты ее знаешь?

Он что-то промямлил.

— Что? — переспросила она.

— Я не могу вспомнить! — Бластард уставился на стол. Он будет тянуть, чтобы получить от нее все, что удастся.

Бластард поднес кружку к губам. Рука Таллии сделала молниеносное движение и поймала его за запястье. Таллия обнаружила, что, несмотря на внешний вид, он очень силен. Но она владела Тайным Искусством и всеми видами единоборств без оружия, так что не многие в Туркаде решились бы состязаться с ней. Она не позволила бы этому уличному задире победить ее. Хотя пьянчуга и запугивал бедных и слабых, она знала, что сердцевина у него прогнившая и он трусит, сталкиваясь с тем, кто сильнее.

Бластард сопротивлялся, и ей начало казаться, что он ее одолеет. Она представила себе маленькую Лилису, и это придало ей силы, столь необходимые сейчас. Она поднажала сильнее, и после короткой борьбы кружка выпала у него из пальцев. Пиво потекло на колени. Она сильнее выкрутила ему запястье.

— Я сломаю тебе руку. Не отвлекайся. Лилиса?

То, что у него промокли штаны, его не беспокоило: был к этому привычен. Однако он горестно смотрел на пролившееся пиво. Таллия напряглась, кости запястья Бластарда хрустнули, и он перестал сопротивляться.

— Да, я ее знаю.

— Где она живет?

— Живет! Да они нигде не живут, эти ребята. Сегодня они ночуют в бочке, завтра — в канаве. — Бластард взглянул на кувшин. — Выпить бы, — заныл он.

— Это мое пиво, — ответила она, еще сильнее выкручивая ему кисть и размышляя, придется ли ей сломать ее, чтобы выудить сведения. — А ты больше не получишь, пока не расскажешь мне о ней.

— Девчонку было бы легко найти, если бы не война. Сейчас все прячутся.

— Ты должен знать, у кого спросить.

— Они все время исчезают. Их забирают! Продают. — Бластард сплюнул на пол.

“Продают! А я-то думала, что знаю Туркад”.

— Выясни! — приказала она.

— Когда спрашиваешь, они исчезают.

Это было вполне понятно, но она не сомневалась, что он может найти Лилису, если захочет. Несмотря на пьянство, Бластард был влиятельным человеком в среде бездомных бродяг. Как же ей заставить его помочь? Какое обещание он не нарушит, находясь вдали от нее?

Таллия еще больнее сжала его запястье, холодно глядя в налитые кровью глаза.

— Скажи мне точно, что я должна сделать, чтобы ее найти, — попросила она, подчеркивая каждое слово. — С кем мне нужно поговорить, на кого сослаться. Потом ты отправишься в камеру и в темнице не получишь до моего возвращения ничего, кроме воды. Если я не вернусь или вернусь без Лилисы, Мендарк забудет, что ты там. Думаю, тебе известно, каким мстительным он может быть.

Бластард понял, что она имеет в виду. Он пристально взглянул на нее: Таллия была полна решимости. Потом посмотрел на кувшин.

— После того, как ты мне скажешь, — тихо пообещала Таллия.

Он снова заколебался, мучаясь от желания выпить и пытаясь не встречаться с Таллией глазами. Через несколько минут он вытер нос тыльной стороной ладони, размазав кровь по щеке, и вдруг забормотал.

— Я не могу ее найти! — простонал он. — Есть только один человек, который в состоянии это сделать во время войны. С'Корси!

Таллия невольно вздрогнула. С'Корси находился в самом центре паутины, сотканной из зла и порока, которая представляла собой “дно” Туркада. Никто никогда его не видел, но все знали, что он там. Встреча с ним не входила в планы Таллии. Но когда находишься на службе у Мендарка, надо быть ко всему готовой. Он не принимал никакие отговорки, да Таллии и не пришло бы в голову их предлагать.

— Скажи мне, как получить аудиенцию у С'Корси, — сказала она. — И как выбраться оттуда невредимой. Иначе ты умрешь печальным и трезвым в самой глубокой темнице Мендарка.

Желание Бластарда избежать этого было слишком велико. Таллия слушала, делала пометки, уточняла, а когда наконец получила от Бластарда все необходимые сведения, отпустила его запястье и налила ему пива. Он выпил его залпом. Таллия встала, снова схватила пьяницу за руку и повела к дверям. На пороге она свистнула, и от этого звука Бластард зажал уши. Два личных стражника Мендарка, поджидавшие на улице, повернулись в ее сторону. Одного из них она знала — очень надежный, безгранично преданный Мендарку парень.

— Торгстед! — крикнула она.

Торгстед был маленького роста, с курчавой головой, неотразимой улыбкой и манерами, перед которыми не смогла бы устоять ни одна хозяйка пивной, даже самая замотанная работой за день. Сейчас он упражнял свои таланты в оживленной беседе с очень хорошенькой девушкой, которая была на целую голову выше него. Однако он тут же прервался и подбежал к Таллии, салютуя.

— Отведи этого человека в темницу и помести в нижних камерах под стражу. Не давайте ему ничего пить, кроме воды, пока я не вернусь. И держи его покрепче по дороге.

Торгстед снова отсалютовал ей, и он вместе со вторым стражником, выступившим вперед, схватили Бластарда и увели его, ноющего и хныкающего, в крепость.

Из Старого Города нельзя было выбраться незаметно, пока не стемнеет, так что Таллия до наступления вечера занималась другими делами, немного вздремнула — чуть больше часа, сменила свой пышный наряд на выцветший коричневый плащ с капюшоном и, не рискуя пробираться потайными путями, перелезла через стену, спустившись по веревке на неосвещенные улочки. Оттуда, ориентируясь по карте, которую запомнила специально для этого случая, она углубилась в лабиринт не мощеных переулков и грязных улочек, высоких гниющих домов и крошечных рыночных площадей, где жило более половины населения Туркада. Такое место подчинить себе могла бы лишь могучая армия, поэтому войска Иггура благоразумно придерживались более широких и лучше освещенных улиц. Хотя они и проверяли, кто входит и выходит из этого лабиринта, но не вмешивались в то, что творится внутри. Пока не вмешивались.

Таллия пошла в указанное ей Бластардом место и переговорила там с человеком, повторив в точности все, что ей было сказано. Она заплатила положенное вознаграждение — тар. Этот человек провел ее по улицам туда, где она дала женщине еще один тар; женщина посмотрела на Таллию остекленевшими глазами, обменялась взглядом с мужчиной и повела ее дальше по проулкам. “Он отправился прямым путем, — подумала Таллия, — чтобы предупредить С'Корси о моем приходе”.

Они еще долго шли и наконец очутились в каменном здании, поднялись на шесть пролетов лестницы, спустились в холл, большую комнату без отделки, разделенную ширмами на несколько помещений меньшего размера. На стенах виднелись пятна сырости, окон не было, и воздух был спертый и тяжелый. Таллию провели за перегородку, в довольно просторную комнату, где на полу лежали ковры, а в центре стояла массивная кровать с позолоченными столбиками и балдахином из цветного, хотя и заметно потускневшего шелка. Посредине балдахина красовалась дыра. На кровати лежал человек. Именно ради встречи с ним Таллия пришла сюда.

Маленькая голова и тонкие руки и ноги выглядели удивительно неестественно на очень толстом туловище. “Если бы у него было вдвое больше рук и ног, он был бы очень похож на паука, — подумала Таллия. — Нет, он вовсе не толстый, просто тело распухло от болезни”. Губы на мертвенно-бледном лице человека были поджаты, а его блестящие глаза буравили ее.

— Таллия бель Сун! Правая рука Мендарка! Я С'Корси. Добро пожаловать! Дай посмотреть на тебя!

Голос у него был тихий и свистящий, но чувствовалось, что его владелец легко может стать злобным, если кто-нибудь вздумал бы ему перечить. Хватило одного взмаха руки хозяина, похожей на веточку, чтобы слуга принял у Таллии плащ. Откинув назад копну черных волос, Таллия шагнула к С'Корси, протянув руку. Он скривил губы. И Таллия сразу же остановилась.

— Я не дотрагиваюсь, — пояснил он. — Да, ты действительно красива, еще красивее, чем говорят. — (Она склонила голову.) — И весьма искусна в единоборствах без оружия, как я слышал. Пожалуйста, не обижайся, но лучше держись подальше. — Голос С'Корси сделался хриплым, и он зашелся кашлем. Приступ долго не прекращался. Наконец С'Корси отдышался. — Это конец Магистров в Туркаде, я думаю. Мы все должны искать новое пристанище.

— Ситуация опасная, — ответила Таллия.

— Но ты же пришла сюда не для того, чтобы говорить о войне. Каким образом я могу помочь Магистру? Наверно, тебе нужно кого-то найти?

— Уличную девчонку. Ее зовут Лилиса. Она болтается у порта.

С'Корси сделал знак слуге.

— Выясни насчет этого ребенка, — приказал он, и тот, поклонившись, выбежал из комнаты. — А зачем она тебе нужна?

— Мы думаем, что вчера вечером она кое-что видела.

— Кое-что видела? — Его глаза мгновенно прикрылись, затем он посмотрел на свои руки.

Таллия знала, о чем он думает. Быть может, за это “кое-что” заплатит Иггур. Возможно, он заплатит больше, чем Мендарк. Вероятно, в такие времена, как теперь, лучше оказать услугу завоевателю. Ситуация выглядела безнадежной для Мендарка. И все же он был Магистром так долго и был невероятно коварен. К тому же, говорят, что Иггур — законодатель, честный человек. И скорее всего с ним каши не сваришь.

Слуга вернулся и, отвесив поклон, стоял в ожидании. С'Корси посмотрел на него.

— Это та девчонка, что пришла вчера из крепости незадолго до рассвета, — сказал слуга.

— А! Та, которая в сохранности доставила Совет из Большого Зала. Цена повышается.

— Где она? И что за цена?

— Цена. Это нужно обсудить. — И он устремил на нее испытующий взгляд.

“Размышляет, насколько у нас отчаянное положение, — подумала Таллия. — Он знает, что у нас мало времени. И за помощь попросит огромную сумму”.

— Моя цена — сто золотых теллей.

Еще больше, чем она себе представляла, — целое состояние. Но не повела и бровью.

— Сотня! Да такой суммы мне бы хватило, чтобы заплатить годовое жалованье ста шпионам. Не одна она могла вчера что-то увидеть.

— Да, верно. Но и сто шпионов сегодня не могут сказать то, что тебе хочется знать.

— Десять теллей, — отрывисто произнесла Таллия, — и она нужна мне сейчас. Где она?

— Неподалеку. Мы инструктируем девчонку относительно ее обязанностей. Возможно, мы пойдем на компромисс. Пятьдесят теллей.

Таллия прищурилась. От его слов у нее пробежал холодок по коже.

— Двадцать теллей, если она в добром здравии. Иначе оставьте ее себе.

— Нужно немножко подождать. Присядь в это кресло. Позволь предложить тебе какое-нибудь угощение. — Он махнул слуге, но Таллия покачала головой:

— Я постою, спасибо.

Она слегка отступила назад, повернувшись таким образом, чтобы никто не смог оказаться у нее за спиной. Два стражника замерли в дверях, и взгляд их не отрывался от Таллии.

— Как угодно.

Слуги входили и выходили; С'Корси занялся своими гроссбухами, во время работы его мучили частые приступы кашля, после которых он бледнел и громко хрипел. Наконец вернулся первый слуга. Он коротко переговорил со своим хозяином-пауком.

— Ее ведут, — объявил С'Корси. — Она... немного покалечена. Пожалуй, я скину небольшую сумму. Двадцать пять теллей. — Его губы растянулись во что-то отдаленно похожее на улыбку. — Остановимся на этой цене?

— Сначала я должна ее увидеть, — холодно возразила Таллия, уже не уверенная, что у нее есть выбор и что ей удастся выйти отсюда живой.

Появился еще один слуга, который нес узел окровавленных тряпок, откуда свисали тонкие руки и ноги. Он швырнул узел на пол перед Таллией. Она опустилась на колени и отвела волосы с узкого личика ребенка. Это была Лилиса, ее жестоко избили: тело девочки было покрыто кровоподтеками, на ногах — свежие следы от ударов. Один глаз подбит. Лилиса лежала без сознания.

Таллия выпрямилась и смерила С'Корси ледяным взглядом:

— Инструктировали относительно ее обязанностей?

— Каждая монета, заработанная на улице, поступает сюда, — сказал С'Корси с отвратительной ухмылкой. — Ее должны были щедро вознаградить за то, что она сделала для Мендарка, однако она ничего не отдала. Мы же лишь научили ее выполнять долг, как поступили бы с любым, совершившим подобный проступок.

— Ей ничего не заплатили — если не считать нескольких медных монет, которые ей дали стражники, прежде чем выставить ее. Она еще ребенок.

— Не заплатили? Вот каков Совет, призванный защищать нас. Даже на улице мы отдаем свои долги. Да и что такое один ребенок, когда тысячи ей подобных бродят по городу? Ее жизнь стоит каких-нибудь полтара.

Таллии захотелось размазать С'Корси по стенке, и она бы так и сделала, несмотря на охрану. Но какой от этого прок?

— И это то, за что я должна тебе заплатить, — сказала она. — Но я тоже плачу мои долги. Поскольку девчонка изувечена из-за ваших побоев, я заплачу лишь ту сумму, которую предложила вначале.

Вытащив пригоршню монет из кармана, Таллия отсчитала десять теллей и бросила их на кровать. Затем вырвала свой плащ из рук поджидавшего слуги, завернула в него Лилису и перекинула ее через плечо. Она встретилась взглядом со С'Корси:

— Позволь мне предостеречь тебя. Мендарк в трудном положении, но он все еще могуществен, и он никогда не забывает оскорблений. Позаботься о том, чтобы мы вернулись в крепость, иначе в один прекрасный день, когда ты меньше всего будешь этого ожидать, он сожжет лабиринт, так что от него останутся лишь кирпичная пыль да пепел.

Таллия круто обернулась и вышла из комнаты. “Мендарк даже не знает, куда я отправилась”, — вдруг осознала она, спускаясь по лестнице. Она боялась, что ей воткнут нож в спину или сбросят сверху камень. Но стоило ей добраться до подножия лестницы, рядом с Таллией оказался один из слуг С'Корси и повел ее сквозь лабиринт. На уличном “дне” всем правил прагматизм. С'Корси получил десять теллей ни за что; так зачем же наживать себе врага без особой необходимости, когда ты сам столь уязвим!

И все же, лишь добравшись до ворот крепости и назвав пароль, Таллия смогла расслабиться. Со скрипом открылись ворота, ее лицо осветили фонарем, и она устало проскользнула внутрь.

Вскоре она уже поднималась по лестнице крепости. Мендарка она снова нашла в зале аудиенций, и он был так же безумно занят, как и прежде. Атмосфера стала менее мрачной, — очевидно, Иггур получил отпор. Это объясняло, почему ей удалось довольно легко добраться обратно.

— Избита! — резко объявила она Мендарку в ответ на его вопрошающий взгляд. — Она не отдала вознаграждение за то, что спасла Совет. — Мендарк отвел взгляд. — Я заберу ее к себе в комнату. Ты можешь допросить ее позже, если она выживет. — Таллия зашагала прочь, раздвигая людей одной рукой и призывая на помощь сестру милосердия.

Наверху Таллия вместе с сестрой разрезали тряпье Лилисы, обтерли ее худенькое тело, вымыли волосы и перевязали раны. Они обнаружили, что левое плечо у девочки вывихнуто, а некоторые ребра сломаны. Медсестра Басия, самая морщинистая старушка в мире, проворная не по возрасту, быстро справилась с этими повреждениями и забинтовала девочке ребра. Наконец на Лилису надели ночную сорочку и укрыли ее одеялом Таллии. Девочка тяжело дышала, а ее кожу покрывал холодный пот.

— Как ты думаешь, Басия, — спросила Таллия, у которой сердце болело за девочку, — она будет жить?

Сестра, покинувшая свою качалку у домашнего очага, чтобы помогать раненым на войне, ответила:

— Если она переживет эту ночь. У нее бы все быстро прошло, будь она более крепкой, но она такая хрупкая. Слышишь шумы у нее в груди? Вот к чему приводит жизнь на улице. Правда, у меня есть кое-какие травы, которые могут ей помочь.

— Скажи, что ей нужно, и я за этим сбегаю.

— Сначала мне нужно приготовить лекарства, — пояснила Басия. — Я схожу. Но почему ты так расстраиваешься?

— Она ведь еще ребенок! — Таллия не понимала, что имеет в виду Басия.

— Я знаю и переживаю за нее, как и за всех своих пациентов. Но ты — одна из могущественных людей, на тебя возложена такая большая ответственность!.. Почему ты так переживаешь?

— Возможно, я пытаюсь компенсировать несправедливость, допущенную ранее, — прошептала Таллия. — Иди за лекарством. Я побуду с ней.

Пододвинув стул к кровати, Таллия села на него. Она очень устала. Время шло, пролетел целый час. Она взяла Лилису за руку, пощупала ее ноги. Кожа девочки была холодной, слишком холодной. Переодевшись в ночную сорочку, Таллия нырнула в постель и обняла Лилису, согревая ее теплом своего тела, утешая и черпая в ней утешение. Наконец она заснула так крепко, как не засыпала уже больше недели.

Когда рано утром вернулась Басия, Лилиса с безмятежным выражением лица мирно спала в объятиях Таллии. Басия несколько минут стояла, с улыбкой глядя на них, потом дотронулась до плеча Таллии. Та мгновенно проснулась.

— Уже утро, — сказала Басия. — Ребенку лучше.

В то же мгновение Таллия соскочила с постели и прошла в соседнюю комнату, откуда почти сразу донесся плеск воды. Потом Таллия вернулась и торопливо оделась. Она присела возле кровати, чтобы натянуть сапоги, и, когда заскрипел стул, Лилиса открыла глаза. На ее худеньком личике расцвела самая прекрасная солнечная улыбка, какую доводилось видеть Таллии.

— Мне снился сон о тебе, — хриплым голосом произнесла Лилиса. — Ты держала меня в своих объятиях и прогнала всю боль. Было так тепло, так чудесно, что я боялась просыпаться. Где я?

— Ты в крепости, дитя, — ответила Басия. — Таллия забрала тебя у этого мерзкого паука из лабиринта и принесла сюда. Ты обязана ей жизнью.

— Да, это так, — сказала Таллия, — но и ты мне тоже помогла, Лилиса. Давай не будем говорить о том, кто кому должен.

Лилиса очень долго смотрела на Таллию.

— Т-таллия, — наконец произнесла она. — Откуда ты родом?

Таллия улыбнулась:

— Почему ты спрашиваешь?

— Ты не похожа ни на кого в Туркаде и говоришь иначе. И ты лучше...

Засмеявшись, Таллия чмокнула ее в нос:

— Я из Крандора, это очень далеко. Когда я была в твоем возрасте, Мендарк обнаружил, что я могу делать... разное. Он послал меня в специальную школу, а потом привез в Туркад отрабатывать мой долг.

— У тебя есть отец и мать?

— Да, они живут в Крандоре, но в последнее время я их редко вижу.

Тяжело вздохнув, Лилиса вновь откинулась на подушки.

— А теперь, — сказала Таллия, — я хочу, чтобы ты отдыхала и набиралась сил. Когда ты поправишься, сам Магистр задаст тебе несколько вопросов.

Таллия поднялась в кабинет Мендарка и собрала вещи Караны. Их было немного. Маленький ножик с рукояткой из простого мыльного камня и лезвием из хорошей, несколько потемневшей стали, со стершимся выгравированным узором. Побрякушка, как назвал ее Мендарк, представляющая собой шар, размером и формой походивший на крупную сливу. Он был сделан из какого-то отшлифованного минерала серого цвета, с серебряными листиками. Это было занятное украшение, пожалуй слишком большое, чтобы носить его на цепочке. Рассмотрев его повнимательнее, Таллия поняла, что это украшение не предназначено для такой цели: его не за что было бы прикрепить к цепочке. Затем она заметила нечто удивительное: в темной комнате ее пальцы оставляли на поверхности безделушки светящиеся следы, которые медленно исчезали. “Должно быть, это осветительный шар!” Таллия знала о существовании подобных предметов, но они перестали действовать уже очень давно. У Мендарка был осветительный шар, совсем непохожий на этот, и в последний раз он светился пятьсот лет тому назад. Странно, что Магистр не понял его назначения. Откуда у Караны такая вещь?

Отложив шар в сторону, Таллия взяла в руки маленькую пухлую, заботливо обернутую книжечку. Красивый дорогой томик, мягкая на ощупь рисовая бумага. Почерк на страницах был очень мелкий, бисерный. Текст насыщен датами, самая ранняя — более чем шестилетней давности. Это был дневник. Правда, промежутки между записями были неравномерны, от одного-двух дней до целых недель. Последняя запись была сделана две недели тому назад — как раз после того, как Карана добралась до Туркада.

Таллии не хотелось читать дневник Караны — ведь это записи личного характера. На внутренней стороне обложки была сделана надпись на неизвестном Таллии языке. Она заканчивалась словом “Раэль”. Значит, это подарок; ценная книга; важные записи. Семья Караны, конечно, была бы рада ее иметь. Карана родом из Готрима — бедной области в гористом Баннадоре, вспомнила Таллия. Лиану тоже захочется взглянуть на этот дневник, если он когда-нибудь вернется. Тщательно завернув вещи, Таллия отправилась выполнять свою следующую задачу.

С каждого из семи выведенных Лилисой из Большого Зала людей Таллия взяла (в одном случае насильно) достойную плату за их спасение. Обратив ее в золото, она отложила деньги для Лилисы. Они понадобятся девочке в будущем — в случае, если они выживут. Правда, обстоятельства складывались так, что с каждым днем это становилось все менее вероятно.

3

ДУРНОТА

Феламора попыталась сесть, но обнаружила, что не в состоянии это сделать: в руках совсем не было силы. Тензор, воспользовавшийся оружием, разрушающим мозг, нанес ей жестокий удар. И тем не менее ей нужно было найти Магрету. Феламора никогда не обладала большой физической силой, и усилие, потребовавшееся от нее, когда она ползла вверх по лестнице, окончательно ее вымотало. Она пролежала на полу около часа, прежде чем смогла приподнять голову. В этот миг кто-то зажег фонарь, и она услышала голоса. В тусклом свете Феламора различила Магрету.

Та не шевелилась. В свисавшей с балкона руке Магреты были зажаты очки. Феламора убрала с перил ее руку, чтобы никто не увидел ее случайно и не вспомнил о Магрете. Однако в зале царила неразбериха, все спешили, а снаружи раздавались вопли и звон оружия, так что никто не заметил двух женщин на балконе. Кто-то постучал в дверь черного хода, затем все стихло.

Феламора спустилась по лестнице вниз и обнаружила, что в зале было много живых людей, — правда, они не шевелились, когда она дотрагивалась до них. Она так устала! Она прилегла на минутку, потом с усилием заставила себя встать. При колеблющемся свете лампы, отбрасывающем тени, она увидела какой-то узел у стены. Оказалось, что это Карана, завернутая в плащ; веки девушки подергивались. Совсем недавно Феламора раскрыла ее тайну, которую не знала даже сама Карана: она троекровница, в жилах которой течет кровь обитателей трех разных миров. Троекровники встречались крайне редко и по большей части были безумны, однако могли обладать поразительными талантами. На что же способна эта? “Опасное, предательское существо!” — подумала Феламора. Она взяла Карану за горло, но ей не хватило духа придушить девушку.

Неожиданно Карана застонала — это был бесконечный жалобный вой, исполненный ужаса, прерываемый судорожными всхлипами. Ее голова моталась из стороны в сторону. У Феламоры волосы встали дыбом. Она невольно отпрянула вне себя от леденящего душу страха и не находила в себе мужества, чтобы снова приблизиться. Силы оставили ее. “О, я умру здесь, а вместе со мной — и надежды феллемов”, — подумала Феламора в отчаянии.

Феллемы были одной из трех рас, оказавшихся пленниками Сантенара после возникновения Непреодолимой Преграды. Однако в отличие от аркимов и каронов они так и не привыкли к новой жизни. Они были так привязаны к своему собственному миру, возлюбленному Таллаламу, что любой другой мир представлялся им всего лишь бесплотной тенью. Здесь, на Сантенаре, они жили, а порой умирали, так и не создав себе дома. Они не могли. Они считали себя самой великой и благородной из четырех рас, и их не устраивало ничто, кроме Таллалама.

Сломанная дверь парадного входа со скрипом открылась. Офицер и двое солдат Иггура осторожно заглянули внутрь. Феламора попыталась создать иллюзию и отвести им глаза, но обнаружила, что ее силы иссякли. Ничего иного ей не оставалось, и поэтому она лежала на полу, как труп. Солдаты держали оружие наготове, в то время как офицер обследовал комнату, а затем сделал какие-то записи на листе бумаги.

— Здесь нет опасности, — сказал он с каким-то своеобразным акцентом. — Но что-то не так. Мы вернемся сюда, когда в квартале будет спокойно.

И они вышли. Снаружи раздался чей-то крик, затем все снова стихло.

“Мне нужна помощь”, — подумала Феламора.

Она выползла из зала на влажные ступени. Никого не было видно. Воздух смешался с дымом, над крышами полыхало зарево пожаров. Вскоре послышались шаги: кто-то бежал. Появились двое мужчин, один — высокий и очень толстый, на бегу у него трясся обвислый живот, другой — с короткими ногами и широкой грудью, большой, как бочка.

— Помогите! — закричала Феламора, беспомощно лежавшая под дождем.

Они не замедлили шаг.

— Справляйся сама, — ответил высокий, у которого под насквозь промокшей рубахой колыхались груди, похожие на женские. Коротконогий не произнес ни слова и даже не взглянул в ее сторону.

Феламора попыталась наслать чары, чтобы они не могли сдвинуться с места, но ничего не произошло, и их сандалии с деревянной подошвой продолжали стучать по булыжникам.

“Я феллемка! — сказала она себе. — У меня есть воля!” Вскоре появился еще один человек. Он сильно хромал.

— Помоги! — снова крикнула Феламора.

— От меня нет никакого проку, — грустно заявил он.

— Ты поможешь мне, — выдохнула она, пытаясь вобрать в себя силы из воздуха.

Человек остановился. Это был стройный юноша невысокого роста; вокруг его правой ноги была намотана окровавленная тряпка. Половины уха не было. Его изорванная куртка была испачкана кровью.

— У меня есть золото, — прошептала она. О, как она беспомощна! Ей приходится просить гаха — так феллемы презрительно именовали древние человеческие расы.

— Золото! — сдавленно проговорил он. — Разве я могу его есть? Вернет ли оно моего отца? Или поможет сейчас моей матери?

— Ты жив! — возразила Феламора. — Золото потребуется тебе, чтобы залечить раны, купить еду, заплатить за жилье.

— Мне ничего не надо, — равнодушно ответил он, глядя куда-то словно сквозь нее.

Его жесткие черные волосы были спутаны, лицо широкое, скулы высокие. На подбородке — пушок. Не мужчина — совсем еще мальчик, только взгляд какой-то отрешенный.

Феламора попробовала уговорить его иначе.

— Я старше, чем твоя мать, — произнесла она. И действительно, лежа под дождем и беспомощно протягивая к юноше руку, она чувствовала себя совсем старой.

Взгляд серых глаз прояснился.

— В самом деле, — почтительно произнес он, и от этого Феламоре стало еще больнее. — Я отнесу тебя в дом моей матери. — Наклонившись, он усадил ее.

— Моей подруге нужна помощь еще больше, чем мне, — сказала Феламора. — Она внутри, на самом верху — на балконе.

— Она старше моей матери?

— Да, хотя по ее виду этого не поймешь. И захвати ее очки. Пожалуйста, ступай быстрее.

Прихрамывая, он пошел к двери, оставляя за собой на камнях кровавый след, который смывал дождь.

— Это ваша подруга? — осведомился юноша, появившись в дверях. Через плечо у него была перекинута Магрета. Поскользнувшись, он тяжело упал. Голова Магреты откинулась назад. Капли дождя падали на ее лицо. Веки девушки трепетали, но она не приходила в себя.

— Да. — Феламора почувствовала себя немного сильнее, хотя и очень замерзла.

— Она выглядит не такой старой, как моя мать, — горестно вымолвил юноша, не отрывая глаз от Магреты.

— Она старая, мальчик. А теперь сделай, как я тебе скажу. Отнеси ее в дом своей матери, а затем возвращайся за мной. — Феламора говорила с ним, как с ребенком.

— Хорошо! — ответил он, как ребенок отвечает на ворчание родителей.

Высвободившись из-под Магреты, юноша неловко поднял ее и, поудобнее пристроив на плече, побрел прочь, прихрамывая на раненую ногу. Феламора наблюдала за ним, пока он не скрылся из виду.

— Что я наделала? — произнесла она вслух. — Мальчик не в своем уме, да и я не лучше.

Дождь усилился. По улице разнесся звук марширующих ног. “Еще солдаты!” Феламора нашла в себе силы, чтобы подняться, но колени у нее подогнулись. Она с трудом вернулась в зал и спряталась за дверью. Там она лежала, словно в тумане, потеряв счет времени. Наконец она очнулась от жалобного голоса, звавшего снаружи:

— Старая мама? Куда ты ушла, старая мама?

— Я внутри! — выдавила из себя Феламора. Юноша, во мраке казавшийся тенью, шарил по полу, пока его рука не коснулась ее плеча.

— Это ты, старая мама?

— Я. Забери меня в дом твоей матери, да поскорей.

Юноша поднял ее, как пушинку, и вынес под непрекращающийся дождь. Путь был неблизкий, и походка его становилась все более неровной с каждым шагом. Феламора не знала, много прошло времени или мало. Один раз юноша запнулся, упал и уронил ее. Она больно ушиблась спиной, но даже боль не вывела ее из полузабытья.

— Прости, старая мама. Я очень виноват. — Это было последнее, что она услышала.

Магрета с трудом приоткрыла глаза. Она была измотана и чувствовала себя такой отупевшей, как будто проспала целую неделю. Щека у нее ныла, и она нащупала какую-то шишку — наверно, от падения, которого она не помнила. Взгляд ее был устремлен на потолок, расписанный разноцветными красками. Она лежала на огромной кровати из кедра, покрытой простынями кремового цвета; простыни были влажные, и одежда на ней тоже. Комната была длинная, с высоким потолком. На окнах висели портьеры из синего бархата, в дальнем конце комнаты в камине ярко горел огонь. Возле кровати на столике были кем-то оставлены для нее хлеб, фрукты и украшенная росписью фляжка с вином.

Магрета медленно приходила в себя, озадаченная провалами в памяти. Судьба играла с ней жестокие шутки, швыряя из одного кошмара в другой, отбирая друзей, как только она их находила, никогда не позволяя ей осознать, что происходит, и не давая ей управлять своей жизнью. Как только Магрете казалось, что она понимает мир, все снова летело вверх тормашками.

Девушка отломила кусочек хлеба. Кровь застучала в висках, и она застонала. Ее не покидало ощущение, что рука, сделавшая движение, ей не принадлежит. Из кресла у камина донесся чей-то голос.

— Феламора! — воскликнула Магрета. — Это ты принесла меня сюда?

— В некотором роде. — Голос звучал очень вяло. — Как ты? — Магрета села.

— У меня все болит, а голова — как у пьяной. Если мне плохо после применения Тайного Искусства, то так плохо мне еще не было. Я даже не могу вспомнить...

— Значит, мы страдаем от одного и того же.

Магрета взглянула на свою госпожу. Давным-давно Феламора привела феллемов на Сантенар в погоне за Золотой флейтой. Феллемы были миниатюрнее, чем представители других рас; под прозрачной кожей виднелась розовая плоть и отчетливо вырисовывались синие вены. Обычно феллемы скрывали эти различия с помощью косметики или иллюзий, но сейчас Магрета видела, как под кожей Феламоры течет кровь. Феламора была самой искусной мастерицей иллюзий на Сантенаре и умела изменять свой голос, как хотела. Но сейчас она говорила сдавленным шепотом.

Ее бесцветные волосы обычно светились и вздымались вокруг головы, словно под воздействием статического электричества, но сегодня они лежали на спинке кресла, как мокрая лапша.

Внешностью Магрета резко отличалась от Феламоры. Она была среднего роста, очень стройная, с совершенно прямыми каштановыми волосами, доходившими до лопаток, и гладкой кожей медового цвета. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не меланхоличное выражение лица и раздражающий цвет глаз. В зависимости от освещения он мог меняться с темно-фиолетового на пунцовый. В последнее время Магрете приходилось скрывать глаза под темными очками.

Как обычно, Магрета задумалась над различиями между собой и феллемами. Она знала, что она — другая; если бы не глаза, она была бы похожа на коренных жителей Сантенара. Но пока ей не было известно, откуда она родом и кто такая на самом деле. Неизвестность вокруг собственного происхождения мучила ее, но ей не удавалось ничего узнать о себе. Ее родители были мертвы, и тайна их гибели была так постыдна и ужасна, что Феламора отказывалась об этом рассказывать.

Сейчас Феламора вновь заговорила:

— Тензор забрал Зеркало. Ты это помнишь?

— Помню, как ты назвала меня на Тайном Совете по имени. Я вышла на балкон, а после этого ничего не помню.

— Туркад захвачен! — объявила Феламора. — Войска Иггура повсюду. Мы в большой опасности. Особенно я, и особенно в таком виде.

— А что с Караной? — спросила Магрета.

Карана была единственной, кто обращался с ней как с другом. Если бы она поступала так же! Именно Магрета вовлекла Карану в эту историю и потому теперь чувствовала себя виноватой перед ней.

— Сейчас уже мертва, надо думать, — холодно произнесла Феламора.

Магрета даже не вскрикнула, а лишь смотрела перед собой невидящим взглядом, сознавая, что это ее вина. На глаза выступили слезы и медленно поползли по щекам. Не желая, чтобы Феламора стала свидетелем ее горя, она отвернулась и прикрыла лицо простыней.

Через некоторое время чувство сильного голода заставило ее сесть в кровати, и она съела кусочек хлеба, смоченного в вине. Феламора не шевельнулась.

— Где мы сейчас? — спросила Магрета.

— Какой-то юноша принес нас в свой дом, юноша очень странный.

— Где он?

— Не знаю. Я проснулась в соседней комнате, вчера. Все выглядело так же, как сейчас: огонь в камине, еда; и я слышала, как он приходит и уходит, но не смогла себя заставить встать. Тайный Совет отнял у меня последние силы. Я проспала весь день и всю ночь.

— Что ты собираешься теперь делать?

— Я не могу думать. Мы в ловушке. Моя сила ушла.

Феллемы, в цивилизации которых не было места машинам, а использование волшебных устройств было запрещено, предельно развили умственные способности и возвели обман, отвод глаз и иллюзию в высокое искусство. Утратить их было хуже, чем ослепнуть.

— Ты совсем ничего не можешь сделать?

— Ничего. Я подвела свой народ. Я хочу умереть. — Это было что-то новое для Магреты. Куда делась обычно столь властная Феламора, чьи действия всегда были тщательно спланированы. Сейчас Магрета чувствовала, как связи рвутся, одна за другой. Для нее возникали интересные возможности, и самой интересной из всех был Иггур. Прошлой осенью он держал ее пленницей в Фиц Горго, но в результате их долгих бесед между ними возникло нечто вроде дружбы, поскольку каждый признал боль другого. Впоследствии его страшные слуги-вельмы схватили Магрету и пытали. По приказу Иггура или по своей собственной воле? Магрету все еще преследовали мысли об этом. Она не могла поверить, что он поступил с ней так, несмотря на их дружбу. Но, с другой стороны, он так отчаянно хотел вернуть Зеркало.

Незадолго до Тайного Совета Магрета пошла в лагерь Иггура, чтобы встретиться с ним и так или иначе разрешить вопрос, мучивший ее. Однако Иггура там не было. Уже одно упоминание его имени вызывало у нее в груди тоску. Она боялась Иггура, но в то же время тосковала по нему. Феламоре она, конечно, ничего об этом не сказала.

Прервав ее размышления, в комнату, прихрамывая, вошел молодой человек. Он сменил вчерашнюю разорванную и испачканную одежду на темно-коричневый наряд из прекрасной ткани. Израненное ухо было промыто и забинтовано, а копна черных волос гладко причесана и смазана маслом, по туркадской моде. Сапоги, доходившие до колен, были начищены до блеска. Глаза юноши горели лихорадочным огнем, но речь была весьма учтивой.

— Доброе утро, старая мама, молодая мама. — Он поклонился им по очереди. — Вы хорошо спали? Когда поднимитесь, спускайтесь в холл: я приготовил вам горячую ванну. Позже мы позавтракаем. Обычно наши почетные гости приглашаются на нефритовую террасу, но там сегодня холодно и мокро. Однако вы увидите, что старая гостиная очень уютна.

Магрета и Феламора переглянулись: уж не шутка ли это? Он снова забеспокоился:

— Надеюсь, все пришлось вам по вкусу. Моя мама... Гостеприимство было для нее священным долгом. Она бы расстроилась, если бы что-нибудь оказалось не так.

— Спасибо, — сказали они вместе.

— Мы спустимся сразу же, — продолжала Феламора. — Мы очень устали.

— Я мог бы отнести вас в ванну...

— В этом нет необходимости, — возразила Магрета. Поклонившись еще раз, юноша исчез.

— Что-то не так, — заметила Феламора. — Мне неспокойно. Однако я не чувствую в нем склонности к насилию.

— Тогда давай послушаемся его. Пойдем вниз. О ванне я и мечтать не смела.

Они с трудом добрались до ванной комнаты, находившейся в конце длинного холла. Магрета и представить себе не могла такого великолепия: большая комната, со стенами и полом из черного кальцита, посреди которой — огромная ванна размером с повозку, наполовину наполненная горячей водой, от которой шел пар.

— Да, действительно богатые люди, — сказала Магрета, намыливаясь мылом, благоухавшим лепестками розы. — Однако ему пришлось потрудиться, чтобы приготовить такую ванну.

Вскоре они уже сидели в гостиной, чистые и освеженные, за прекрасным завтраком. Обычно Магрета было все равно, что есть, но у нее была страсть к горячему шоколаду. Сейчас перед ней стоял целый чайник с этим напитком.

Когда они закончили завтрак, вернулся юноша.

— Все ли вам понравилось? — спросил он. Казалось, его что-то беспокоит.

— Спасибо. Лучшего гостеприимства мы не могли бы и желать.

— Тогда, пожалуйста, пойдемте со мной.

Они молча последовали за ним и, пройдя еще один холл, очутились примерно в такой комнате, как та, в которой провела ночь Магрета. Кровать здесь была еще больше. Возле двери находился камин, в котором потрескивал огонь, рядом с камином — бочка.

— Входите, — сказал юноша, и голос его дрогнул. — Пожалуйста, засвидетельствуйте почтение моей матери.

Магрета зашла в комнату и чуть не упала в обморок. Даже Феламора ощутила боль в груди.

Женщина средних лет, миниатюрная и изящная, лежала на кровати. На ней было платье из розового шелка, на крошечных ножках — вышитые туфли. Черные волосы тщательно причесаны и заплетены во множество косичек, веером разложенных на подушке. Рана на боку забинтована, в этом месте розовый шелк слегка оттопыривался. Справа и слева от нее лежали ее сыновья, близнецы лет девяти, и мать их обнимала. Мальчики были так же нарядно одеты, как их мать, раны перевязаны, волосы смазаны маслом, глаза закрыты.

— Подойдите, засвидетельствуйте свое почтение, старая мама, молодая мама. Поблагодарите ее за защиту и гостеприимство.

Магрета онемела. Выступив вперед, она дотронулась до руки женщины, в которой был черный, как ночь, лунный цветок с раструбом, и поблагодарила ее. Феламора была тронута, несмотря на свою черствость и безразличие ко всем расам, кроме своей собственной. Она также поблагодарила покойную и положила руки ей на чело.

— Она была бы горда, — сказал юноша, на ресницах которого дрожали слезы. — Как она была красива, моя мама.

— Что же произошло с ними?

— Семь дней тому назад мой отец ушел на войну. Он просил меня позаботиться о матери и братьях. Отец храбро сражался и погиб в первый же час битвы.

Все трое не отрывали взгляда от покойных.

— Я обещал. И смотрите, как я сдержал свое обещание! — причитал юноша, терзая свое раненое ухо, пока не потекла кровь. — Возлюбленный отец, я подвел нас всех. Пришли солдаты, и моя мать и братья были убиты. Прости меня, отец. Прости, мать. Я так виноват, Тейси и Бен.

Юноша повернулся к Магрете и Феламоре. Он был совершенно спокоен. Слез больше не было. Магрета никогда еще не видела, чтобы у столь юного существа было такое чувство собственного достоинства.

В растерянности они отвернулись и вышли, полагая, что надо оставить юношу наедине с его горем. Однако не успели они добраться до своей комнаты, как пронзительный крик разнесся по всему дому. Тишина была нарушена ревом и потрескиванием.

На негнущихся ногах Магрета добежала обратно до комнаты, но не смогла туда войти. Бочка лежала на боку посредине ковра, а рядом с ней дымился зажженный факел. В комнате сильно пахло горящим маслом, и вся постель была охвачена огнем. Языки пламени лизали потолок, сбегали на пол и особенно неистовствовали там, где поперек тел матери и сыновей лежал юноша, обнимая и словно прикрывая их собой.

Магрета отвернулась. Феламора сделала шаг в комнату, но нестерпимый жар заставил ее отпрянуть. Она склонила голову.

— А я так и не узнала, как его зовут, — сказала она.

Они укрылись в гниющем сарае, который находился в дальнем конце сада среди кустарников. Особняк горел до тех пор, пока от него ничего не осталось — лишь камень стен. Никто не прибежал посмотреть на пожар и узнать, не нужна ли помощь, — разве что несколько солдат, да и те вскоре ушли. Ни Феламора, ни Магрета ни за что не хотели тут оставаться, но им было некуда идти. Феламора, у которой не хватило бы сил, чтобы защититься даже от самого жалкого негодяя на улице, не осмелилась искать лучшее убежище.

Они провели вечер в сарае, ютясь среди пауков и спасаясь тут от дождя и ветра. Поскольку стены были из досок, между которыми были зазоры, а потолок — из прогнившей дранки, внутрь попадали холодные капли дождя. Сарай был маленький — четыре шага на три, с земляным полом. В одном конце лежали сложенные дрова, другой был забит рухлядью, накопленной в доме за долгие годы: маленький столик со сломанной столешницей, куски от кровати из красного дерева, тонкий аромат которого пропитал влажный воздух в сарае, буфет, заставленный битыми горшками, тарелками и чашками с отломанными ручками, игрушечная деревянная лошадка с надписью “Дражайшему Бену”.

На следующий день Феламора и Магрета вышли на улицу, цепляясь друг за друга как две старухи. Как верно заметил юноша, они не могли питаться своим золотом. Магрета попыталась создать иллюзию, чтобы их не узнали, но попытка была столь жалкой, что даже ученик мага разоблачил бы ее.

Они ушли недалеко. В этой части города несколько дней шли бои, и наконец она была захвачена Иггуром. Его солдаты стояли на каждом углу.

— Имя? — обратился к Феламоре долговязый стражник, не успели женщины пройти и квартала. Его глаза, синие, как сапфиры, все время слезились от ветра, и щеки из-за этого покрывались льдом.

— Теллиулиолеллиллалламаммамор, — ответила Феламора, не зная, что названное ею имя вполне могло бы сойти за настоящее, поскольку такие имена были распространены в той части света, где теперь жил ее народ. Она написала имя для стражника.

— Откуда? — Он стер льдинки со щеки.

— Миррилладелл, — был ответ, и на сей раз это была чистая правда. Феллемы проживали в этом обширном краю озер и болот к югу от Великих Гор, расположившемся в месяце пути на восток, за Туркадским Морем.

Стражник дрожал, топая ногами в тщетной попытке согреться.

— Где твой пропуск?

— Его не требовалось, когда я пришла в Туркад несколько недель тому назад.

— Где ты теперь живешь?

Феламора назвала другую улицу, другой дом.

— А по какому делу сегодня?

— Ищу чего-нибудь поесть.

Наконец, задав еще несколько вопросов, стражник сверился со списком и, пристально оглядев Феламору и сделав какие-то записи, отпустил ее. Магрете был учинен такой же допрос. Та тоже ответила на все вопросы. Пока ее допрашивали, Феламора ждала, волнуясь.

Через два квартала их снова остановили, а затем — еще раз, но ни за какие деньги Магрета с Феламорой не могли найти ни пристанища, ни еды. Ларьки на рынке и лавки, гостиницы и частные дома были заперты, ставни опущены, и никто не отвечал на их стук в дверь. К тому же они не могли покинуть этот район, потому что никого не впускали и не выпускали.

— У меня ничего не получается, — прошептала Феламора. — Никогда в жизни я не чувствовала себя такой слабой. Нам придется вернуться.

День клонился к вечеру, когда они вернулись в сарай. Феламора еле ковыляла, и Магрета ее поддерживала. Мимо остова сгоревшего дома они пробрались в свое убежище.

— Посмотри, — сказала Магрета, указывая на огород, уже подготовленный к зиме: в нем было собрано все съедобное и осталось лишь несколько турнепсов, мокнущих под дождем.

— Терпеть не могу турнепсы, — ответила Феламора. Пока Магрета возилась с растениями, Феламора сидела на деревянном чурбане, укрывшись от дождя, и плакала. Ее поражение казалось полным; она навсегда утратила силу, и их с Магретой непременно обнаружат. Для той, которая всю свою долгую жизнь была вождем, эта неспособность управлять собственной судьбой явилась сокрушительным ударом.

Стемнело. Дождь стал проливным. Магрета вымыла сморщенные и червивые турнепсы под потоком, льющимся с крыши. Она подала самый большой овощ Феламоре.

— Приятного аппетита, — улыбнулась Магрета.

Турнепс был волокнистый и острый — почти как редька. Магрета задумчиво грызла свой корнеплод. Она начинала приходить в себя. Почти всю жизнь она ощущала бессилие, а сейчас от него страдала Феламора. Девушка не была счастлива, но и не приходила в отчаяние.

Магрета была уверена, что выдержит жизнь в сарае еще один день, питаясь турнепсами и какими-то корешками, выкопанными в огороде. Однако она знала, что власть Иггура над городом растет с каждым днем. Уже сейчас сбежать из Туркада не было никакой возможности. Она слабела от голода. Через день у нее совсем не останется сил. Магрета взглянула на Феламору, таявшую прямо на глазах.

Утром Феламора лежала, завернувшись в свой плащ, в единственном сухом углу сарая и не вставала. Она выглядела очень хрупкой. Турнепс она есть отказалась, лишь выпила немного воды, когда Магрета поднесла к ее губам треснутую чашку.

Магрета приняла решение. Оставался единственный шанс, и ей потребуется смелость. И даже если ничего не получится, это все-таки лучше, чем ждать смерти здесь.

— Это невозможно, — сказала она. — Я ухожу. Ты пойдешь?

Феламора отмахнулась от нее прозрачной рукой:

— Поступай как хочешь. Мне все равно.

4

ПРИМИРЕНИЕ

Магрета поместила еду и воду под рукой у Феламоры, затем накрыла свою госпожу старым ковриком. Надев очки, под которыми ее глаза казались бледно-голубыми, она вышла из сарая и направилась к ближайшему посту.

— Я Магрета, — просто сказала она. — Ты найдешь меня в своем списке. Я хочу, чтобы меня отвели к самому Иггуру.

Хотя стражник был хорошо вымуштрован, по-видимому, слова Магреты поразили его. Оглядев ее с головы до ног, он сверился со списком и немедленно отрядил гонца — маленькую робкую темноволосую женщину по имени Долодха. Магрета запомнила ее с того времени, как была пленницей в Фиц Горго. Через несколько минут Долодха вернулась с офицерами, двумя стражниками и вельмом, которого Магрета также знала: он был одним из тех, кто пытал ее в Фиц Горго прошлой осенью. Его звали Джепхит. Он был слишком костлявым даже для вельма, с длинными седыми волосами и лицом, словно состоявшим из одних углов, в котором как в зеркале отражалась внутренняя сущность.

Вельмы, ужасные слуги Иггура, были костлявые и часто такие худые, что казалось, их серая кожа натянута прямо на кости. Если у них не было господина, которому они могли бы служить, и цели, им чего-то не хватало. Однако присягнув (как они поклялись в верности Иггуру), они бы пошли на все ради достижения цели их господина. Правда, недавно многие вельмы Иггура отреклись от присяги, данной ему, и, вспомнив свое древнее название “гаршарды”, отправились в Шазмак. В прежние времена гаршарды служили предводителю каронов Рульку.

Офицер проверил список, окинул Магрету испытующим взглядом и отвел Джепхита в сторону.

— Да, это она, — сказал он. Стражники выступили вперед, чтобы схватить ее.

Магрета подняла руку.

— Уберите свои кандалы, — предостерегла она. — Я пришла по собственной воле. Этот вельм испробовал на себе мою силу.

Они заколебались. Офицер снова посмотрел на вельма.

— Позволь ей, — скрипучим голосом произнес Джепхит, пытаясь подавить дрожь.

Магрета слегка расслабилась. Враги не поняли, что она блефует. Даже когда она себя чувствовала хорошо, Магрета редко использовала свои способности, памятуя о предостережении Феламоры. Та твердила ей всю жизнь: “Тайным Искусством следует пользоваться экономно: чем больше оно используется, тем сильнее притупляется”. Магрета всегда робела, пользуясь им, и неверно выбирала время. Несмотря на свою незаурядную силу, она обращалась к ней либо слишком рано, либо слишком поздно.

Прошло несколько часов, в течение которых ее допрашивали на все более крупных постах, посылали новые донесения, меняли стражу, и вот наконец она стояла перед штаб-квартирой Иггура — древним угрюмым бастионом из серого камня, с которого открывался вид на обнесенный стенами Старый Город с крепостью Магистра внутри. Начали сгущаться сумерки. Ее ввели внутрь. Один из вельмов схватил ее за руку. Джепхит сделал знак своему товарищу, и тот отпустил руку девушки. Они пошли дальше.

Теперь они стояли перед большими двойными дверями. У Магреты мурашки бегали по коже, а сердце билось так сильно, что она была уверена: он слышит этот стук. Их вызвали. Магрету провели в длинную комнату, где на возвышении, к которому вела одна ступенька, стоял стол. Стол был завален бумагами, картами, планами. За ним сидел Иггур.

Он поднялся, и Магрете показалось, что он стал выше, чем ей запомнилось. Хромая, он обошел вокруг стола. Волосы, черные, как вороново крыло, были длиннее, чем прежде. Под ледяными серыми глазами были темные круги. Вид у него был суровый и властный — безжалостная машина. Тысячи умерли во время его марша через Игадор, еще тысячи — в битве за Туркад. Магрета отдала себя в его руки, и он проявит к ней не больше милосердия, чем к другим пленникам.

Что она здесь делает? Как могла она построить замок на песке из нескольких благосклонных жестов с его стороны во время ее пребывания у него в плену в Фиц Горго? Тогда казалось, каждый из них находил в другом дополнение к своей собственной искалеченной душе. Иггура преследовал страх перед Рульком, который довел его до безумия перед тем, как был заточен в Ночкой Стране. Магрету создала воля Феламоры, но девушку загнало в ловушку ее собственное отчаянное желание узнать, кто она такая. Конечно, доброта Иггура была всего лишь хитростью. Как мог он привязаться к такому малоприятному существу, как она?

— Почему ты пришла? — спросил он. Его голос звучал сдержанно.

— Потому что мне этого захотелось.

— Тогда почему ты не пришла раньше? Почему только теперь, когда через час-другой я бы и так тебя захватил?

Ей не терпелось спросить, что он чувствует по отношению к ней на самом деле. Вымолвить эти слова было все равно что перепрыгнуть через пропасть. Она застыла на краю; слова замерли у нее на устах.

— Меня? — произнесла она с притворным презрением. — Вряд ли! Я пыталась увидеться с тобой еще до того, как началась война. Я проникла в твой лагерь, переодетая... маркитанткой. — Магрета была скромной и стыдливой женщиной — такой воспитала ее чопорная Феламора. Она смутилась от собственных слов. — Это было трудно: твой лагерь хорошо охраняется. Но когда я добралась до твоей палатки, то обнаружила там не тебя, а вельмов. Я ушла.

Она резко оборвала свою речь, вспомнив о последствиях этого путешествия. Карана просила Магрету освободить ее от Зеркала, но та не осмелилась взять его с собой в лагерь Иггура. Она нарушила свое обещание, и ее не было рядом, когда безумный, порочный Эммант напал на Карану. “И все это, — подумала Магрета, — произошло по единственной причине”.

— С тех пор минуло несколько месяцев, — заметил Иггур.

— После того как был созван Тайный Совет, мне не хотелось идти против Феламоры.

— А теперь?

— Она очень больна.

Вбежала Долодха и принялась что-то шептать на ухо Иггуру. Он взглянул на Магрету, ища ее глаза.

— Мы скоро все узнаем, — холодно произнес он. — Внесите ее!

Магрета не скрывала своего изумления:

— Как вы нашли ее?

— Боже мой! — ответил он, и его тонкие губы растянулись в улыбке. — Мне положено все знать.

Вскоре на носилках внесли Феламору. Она с трудом подняла голову, и, не остановившись на Иггуре, взгляд ее устремился к Магрете.

— Ты предала меня, — с горечью сказала Феламора. — Я никогда тебя не прощу!

Хотя Магрета ожидала подобной реакции, ей стало больно.

— Ты жива. Это самое лучшее, что я могла для тебя сделать.

— Иггур и я — соперники из-за Зеркала, — заявила Феламора; в лице ее не было ни кровинки. — И всегда ими будем. А ты отдала меня ему в руки. Не разделишь ли ты вскоре с ним его ложе?

— Я сделала лишь то, что было неизбежно, — ответила Магрета с каменным выражением лица, настолько униженная, что не осмеливалась взглянуть на Иггура.

Феламора откинула голову на подушку, и два вельма унесли носилки. Магрета пошла было следом за ними, но Иггур сердито воскликнул:

— Останься! Мы еще не закончили, ты и я. О твоей госпоже позаботятся, и ей не причинят вреда, а ты пока что доставишь удовольствие мне.

Магрета не могла не задуматься, что кроется за его тщательно подобранными словами. Что он хочет от нее? Об этом можно лишь гадать. Ее мечты теперь представлялись ей смехотворными.

— Феламора сказала, что Карана мертва, — заговорила Магрета, делая отчаянную попытку сменить скользкую тему. — Но я не могу в это поверить. Ты знаешь о ней что-нибудь?

— Я тоже ищу Карану, — ответил он со зловещей улыбкой. — Чейк!

Чейк был худым нервным человеком; когда он оказывался в центре внимания, то начинал часто моргать, отчего у него подергивался лоб и танцевали брови.

— Что тебе известно о Каране Ферн? — осведомился Иггур.

Чейк нервно заморгал.

— Чувствительница! — заорал Иггур. — Что у тебя с мозгами?

— Я беседовал с п-пленниками, пережившими Тайный Совет, — заикаясь, произнес Чейк, брови которого пустились в бешеный пляс. — Один из них вспомнил, что видел ее живой. Я также спросил о ней у человека, который на следующее утро сжигал мертвецов. Он не обнаружил ее тело. Зато он сообщил, что кто-то интересовался судьбой девушки в тот день.

— Кто интересовался?

— Это была Т-т-таллия бель Сун.

— Мендарку понадобилась Карана, — заметил Иггур, отпуская Чейка. — И мне тоже. Я хорошо ее помню — удивительно умная молодая женщина. Даже мои вельмы не сумели ее поймать, — с восхищением произнес он. — Я могу ее использовать. Увы, чувствительников хватает не надолго. На этой неделе я сжег с полдюжины. Впрочем, возможно, Карана умерла и друзья похоронили ее.

Магрета отвернулась, похолодев от его слов. “Но у Караны в Туркаде был всего один друг, — подумала она, — и он тоже пропал. Нет, я не выдам ее”.

— Если бы она была мертва, полагаю, я бы об этом знала, — сказала Магрета, — поскольку между нашими сознаниями когда-то существовала связь. Я должна выяснить, что с ней случилось — с живой или мертвой. Если кто-нибудь и может ее найти, то это ты. Что тебе известно о ее друге, Лиане из Чантхеда?

— Для пленницы ты слишком уж смело меня расспрашиваешь, — проговорил Иггур, но тем не менее ответил: — Этот сказитель? Согласно слухам, его забрали с собой аркимы. В этот самый момент мы их преследуем. Когда их поймают, я прикажу, чтобы его сюда доставили. Но что касается Караны... — Иггур немного подумал. — Если о ее судьбе можно будет узнать, я это сделаю. Однако кого бы мне послать разыскивать ее?

— Только не вельма!

— Нет, в последний раз они меня подвели. Тут нужен кто-то совсем особенный. Ситала? Нет, она отбыла в Баннадор. Прану попала стрела в глаз. Если он и выживет, то, вероятно, останется слепым. А, хлюн Зарет! Он надежный и цепкий. После того как мы захватим крепость, я дам ему безграничные полномочия.

От Магреты больше ничего не зависело. Что произойдет дальше? Взгляды Иггура и Магреты встретились. Глаза у него были твердые, как агат. И Магрета не решалась задать вопрос, который был у нее в сердце. Тут Иггур судорожно вздохнул, словно тоже был чем-то озабочен. Возможно, он не такой железный, каким притворяется. Возможно, она так же волнует его, как он — ее. “Давай же, — сказала она себе. — Если ты сейчас этого не сделаешь, то будешь вечно сожалеть”.

— Иггур, — начала она, и в этот момент, не постучав, в комнату влетели гонцы. Их было двое, и на их лицах читалась озабоченность.

— Будь добра, пройди туда, — попросил Иггур, указывая на стол и стул в дальнем конце комнаты.

Магрета подчинилась. Она уселась за стол, размышляя, что же происходит: до нее доносился лишь слабый шепот. Гонцы возбужденно докладывали о чем-то, и, когда они закончили, Иггур издал радостный вопль и стукнул кулаком одной руки по ладони другой. “Хорошие новости о войне”, — предположила Магрета.

Последовала долгая дискуссия, в результате которой у гонцов на лицах появились ухмылки. Они низко поклонились и выбежали из комнаты. “Его люди действительно любят своего господина, — подумалось ей. — Не так уж он и страшен, как его изображают. Может быть, я наконец-то сделала правильный выбор”.

Иггур не позвал Магрету, и она сидела у стола, наблюдая, как он работает: принимает отчеты разведчиков, шпионов и генералов, проводит совещания с советниками, а затем отдает приказы.

Магрета проголодалась, и ей хотелось пить: ей не предложили никакого угощения. Из-за всех треволнений Иггур действительно забыл о ней. Затем, по прошествии часов, он посмотрел в ее сторону и, встретившись с Магретой взглядом, подозвал девушку к себе взмахом руки. Она медленно приблизилась, сознавая свое положение пленницы.

— Оставьте нас, — приказал он стражникам, вельмам, писцам и гонцам, и они медленно потянулись из комнаты, прикрыв за собой дверь. — Что же мне с тобой делать? — тихо спросил он. На щеке у него дергался мускул. — Скажи мне правду — почему ты пришла?

— Ты обошелся со мной по-доброму в Фиц Горго, — ответила она. — Я чувствовала, что ты... привязался ко мне, немного.

— Да, тогда.

“Почему же ты мне не поможешь? — подумала она, мучаясь. — Что же, я должна раскрыться, унизив себя?”

— И я привязалась... привязалась к тебе тогда. Есть одна вещь, которую я должна знать... — Она заколебалась, испугавшись. — Почему ты послал вельмов, чтобы они меня пытали, в ту последнюю ночь в Фиц Горго? Это было так не похоже на Иггура, которого я знала.

— Я предупреждал тебя — я должен получить Зеркало! — Иггур смотрел на нее с высоты своего роста, и Магрета оробела. — Ничего не изменилось!

— Я не думала, что ты так со мной поступишь. — Он наклонился к ней:

— Я не делал этого. Я могу быть очень жестоким, когда необходимо, но только не с тобой.

Он мягко подчеркнул последнее слово, и глаза его блестели. Он смотрел на изгиб ее рта и подбородка, линию груди и бедер с ужасом, от которого учащенно билось его сердце. Перед ним стояла женщина, возможно, эта женщина принадлежит к другой расе. Какую боль она могла бы ему причинить, если бы захотела!

— Мне пришлось уехать, — продолжал Иггур. — Вельмы пытали тебя, вопреки моей воле, пока меня не было. Они жестоко тебя мучили?

— Они сделали мне больно, — ответила она без всякого выражения.

— Когда я вернулся, ты уже исчезла. — Он расхаживал взад и вперед, сильно хромая. — Тебя выкрала Феламора. Я старался забыть тебя, но каждую ночь и каждое утро ты вновь возвращалась в мои мысли.

— И со мной было то же самое, — сказала Магрета, — хотя я и не могла ничего поделать. Но цепи долга, которые связывали меня, теперь разорваны. Я затерялась между мирами.

— Ах! Этот разговор все ходит по кругу! — воскликнул Иггур.

Он отстранился от Магреты с нерешительным и даже напуганным видом. Одна сторона его лица напряглась, и он стал запинаться, как при их первой встрече. Он продолжал ходить по широкой комнате, и хромота его становилась все заметнее. У стола он резко повернулся и чуть не упал — ему пришлось опереться о стол. Лицо его подергивалось. Он попытался сделать еще один шаг, но ноги отказались его слушаться.

— Я не могу... это вынести, — хрипло произнес он. Магрета ощутила его боль, боль, с которой ей было труднее справиться, чем со своей собственной. Ей стало жаль его. Она направилась к Иггуру, уставившись в пол, не в силах вынести его пристальный взгляд. Так и не поднимая глаз, она преодолела расстояние между ними и наконец остановилась всего в двух шагах от Иггура.

— Магрета, — вымолвил он срывающимся голосом. — Посмотри на меня. — Она взглянула. — Ты не...

Она ощутила, что волнуется не меньше его. Чего же он хочет на самом деле? Этого ей не узнать. Чувства других людей были закрыты для нее.

— Я останусь... — сказала Магрета, — если ты этого хочешь.

Она протянула руку, и, немного поколебавшись, он взял ее в свою.

5

ПАДЕНИЕ СТАРОГО ГОРОДА

Воспрянув духом после беседы с Таллией, давшей ему совет, Мендарк собрал то, что осталось от военных сил города. В эти трагические для города дни даже люди, которые перед Тайным Советом были настроены против Мендарка, теперь были рады видеть его своим военачальником. В течение ночи были вновь одержаны небольшие победы и отвоеваны отдельные части города; поговаривали даже об изгнании Иггура из Туркада. Мендарк знал, что это всего лишь временная передышка, и не исключено, что она должна внушить им ложное чувство безопасности. Однако он скрывал эти мысли от всех, кроме Таллии.

— Это безнадежно, Мендарк? — Они взбирались по лестнице в ее комнату, чтобы побеседовать с Лилисой.

— Совершенно! Иггур просто выжидает, когда все будет готово. Он не хочет впустую жертвовать хорошими солдатами, их жизнью. В лучшем случае у нас остались считанные дни. К счастью, я уже отправил в безопасное место секретные материалы Совета и мой скудный “военный сундук”.

Таллия знала, что Мендарк лицемерит. Задолго до того, как его сместили, Магистр начал переправлять секретные материалы и казну Совета, не говоря уж о собственных деньгах, из Туркада, поручив их вывоз тем своим помощникам, которым всецело доверял, а порой и сам этим занимался. Разве он забыл, что она участвовала в нескольких таких поездках? Так что любой “военный сундук”, который ему надо было теперь переправить, очевидно, являлся частью его личного богатства.

Лилиса сидела в постели Таллии и без умолку болтала с Басией. Однако она притихла, как только в комнату вошел Мендарк. Было невероятно, чтобы Магистр соизволил заметить уличного ребенка.

Но Мендарк умел, когда хотел, казаться маленьким и смиренным, чтобы не внушать робость. Сев на стул, который освободила Басия, он сгорбился, положив голову на руки. Теперь он был похож на доброго старого дядюшку. Лилиса была обезоружена.

— Я рад, что тебе лучше, — сказал он тоном добрейшего человека. — Боюсь, в том, что тебя избили, есть и моя вина. Мне нужно было оставить тебя здесь в тот раз. Но война, видишь ли. Мне необходимо думать о стольких вещах, что я не могу держать в голове все сразу.

Мендарк дотронулся до щеки девочки, над которой был подбит глаз. Девочка поморщилась от боли.

— Это было не так уж страшно, — возразила она, — и было вчера. Там, на улице, мы думаем только о сегодняшнем дне.

— Вот почему так трудно быть Магистром, — доверительным тоном заметил Мендарк. — Мне приходится думать о вчерашнем, сегодняшнем и особенно завтрашнем дне. И вот почему мне нужна твоя помощь.

— Моя помощь?

— Да. Я должен знать, что ты видела в Большом Зале перед тем, как встретила Таллию.

— Много людей, которые входили и выходили весь день. Важные люди: советники, судьи, богатые купцы.

— Нет, незадолго до вашей с Таллией встречи.

— Тогда ничего. Я только что вернулась.

— Да нет, Лилиса, что ты видела перед тем, как ушла?

— Вбежал солдат, гонец. Шел дождь. Потом внутри закричали. Потом стало тихо. Потом раздался ужасный шум и вспыхнул яркий свет. Потом стало очень тихо.

— Что случилось дальше? Вот что меня интересует.

— Вышел очень большой мужчина. Борода у него была черная. На лице кровь. И он держал за руку моего друга Лиана, моего второго друга, — девочка искоса взглянула на Таллию, — и тащил его вниз по ступеням. Я так испугалась!

— Вот как, — сказал Мендарк. — Так я и думал. А потом? Ты последовала за ними?

— Я попыталась. Спустившись с лестницы, Лиан упал, но чернобородый поднял его и увел. Они двигались по Колокольной улице, на север, затем свернули на запад. По пути человек меня заметил. И они пошли так быстро, что мне было не угнаться за ними.

— Где ты их потеряла? На какой улице? — Лилиса назвала улицу и ту, которая ее пересекала.

— Да, — кивнул Мендарк. — У Тензора там когда-то была вилла. Ты мне очень помогла. Очень, — повторил он, взяв Лилису за руку. — Ты умная девочка.

Он поднялся и сделал жест Таллии. Они вместе подошли к дверям.

— Хотя и не совсем, — закончил он свою мысль так тихо, что расслышать его могла только Таллия. — Тензор с Лианом уже давно покинули город, а ты тут застряла с этой девчонкой. — Он выглядел постаревшим, и чувствовалось, что он недоволен.

— Порой мне за тебя стыдно! — ответила она. Мендарк хмыкнул и сменил тему:

— Позаботься о нашем бегстве и подготовь все к утру.

— Все готово, — сказала Таллия.

— А бот?

Она знала, что это самая большая проблема.

— Он сейчас там. А что с Ассамблеей? — Мендарк плюнул в окно.

— Это беспомощное стадо! Мы должны дать им возможность уехать, я полагаю. По крайней мере, люди будут знать, что я хотел выполнить свой долг — не то что наш жалкий Губернатор.

— А Тиллан? — осторожно осведомилась она, помня, как Мендарк разгневался на нее из-за Тиллана.

— Не говори мне о твоей глупости! — тяжело вздохнул он. — Его тоже придется взять с собой, хотя мне этого и не хочется. Следи за ним. Он будет для меня самым тяжелым бременем.

В тот день счастье на поле боя им изменило. Таллия находилась вместе с Мендарком в военной комнате, когда, звеня оружием, появился гонец — крошечная женщина в черной тунике и до смешного больших сапогах, которые чуть ли не спадали с нее при каждом шаге.

— Докладывает Дэбис, Магистр, — задыхаясь, произнесла женщина и попыталась отсалютовать, но не смогла поднять руку. — Мы сдали квартал Восточных Холмов! — Она упала вниз лицом.

Таллия подбежала и подняла ее, подхватив под мышки. Дэбис застонала, под мышкой у нее была большая рана, так неумело перебинтованная, что бинт сполз. Таллия позвала медсестру.

— Что случилось? — спросила Таллия у гонца.

— Они знали наш план сражения, — проговорила Дэбис сквозь сжатые зубы. — Конечно, знали: ведь они поджидали нас и были готовы ко всему, что бы мы ни предпринимали.

Мендарк был потрясен.

— Я был готов потерять Восточные Холмы, — сказал он, — но не так быстро. — Он наклонился над Дэбис. — Насколько велико количество погибших?

— Мы потеряли всю армию, — ответила та. — Мне единственной удалось уйти. — Она рухнула на пол, тяжело дыша.

Вскоре последовал еще один удар. В дверях показалась дюжина солдат, израненных, в крови. Это было все, что осталось от армии, оборонявшей юго-восток. Они тоже поведали о неожиданном поражении и о неприятеле, который, судя по всему, знал каждую деталь военного плана.

У Таллии зародилось подозрение. Сколько людей было посвящено в подобные детали? Только остатки Совета — Мендарк, Орстанда и Хенния-дзаинянка, а также она сама и Беренет. Даже полевые командиры Мендарка не знали приказы друг друга.

Таллия всегда недолюбливала Беренета за чванливость и бахвальство, за то, как он кичился своим богатством, выставляя его напоказ, но никогда прежде она не сомневалась в его преданности Мендарку. Но кто же еще это мог быть? Только Орстанда или Хенния. Но мысль о том, что предала одна из них, была смехотворной.

Она вспомнила, какое лицо было у Беренета, когда Мендарк отклонил предложенный им план. Какую ярость она прочитала в его глазах! Да, это он. Она не поделилась своими сомнениями с Мендарком, поскольку у нее не было доказательств, но стала вести себя осмотрительнее.

К концу дня они потеряли все, что находилось за пределами Старого Города. Они удерживали его всю ночь, так как стены были крепкие. Правда, казалось, что Иггур играет с ними, как кошка с мышкой, просто проверяя их обороноспособность или решимость. Он посылал отряд штурмовать одну стену, затем другую, и, хотя защитники легко отбивали атаки противника, Иггур держал их в напряжении и днем и ночью.

Когда на следующий вечер Таллия прилегла у себя, чтобы немного вздремнуть, огненная вспышка озарила темное небо, как яркое бело-синее солнце. Таллия опрометью понеслась обратно на стену, откуда слышался звон ударов клинка о клинок. Взбегая по крутым ступеням, она увидела искру, влетевшую в небо, затем еще одну, они взрывались, ослепительно сверкая, и медленно опускались на землю.

Оказавшись на стене, Таллия увидела, что возле угловой караульной будки идет бой: четыре защитника города сражались с двумя солдатами Иггура, но, несмотря на численное превосходство, их теснили. Вдоль всей стены стражники застыли, как деревянные статуи, не в силах отвести глаз от вспышек в небе. Таллия посмотрела вниз. Дюжина штурмовых лестниц была прислонена к стене, и на них кишели солдаты Иггура. Нападающих было не меньше тысячи, а защитников осталось от силы человек сто. Положение безнадежно. Где Мендарк? И где Беренет, уж коли на то пошло? Он отправился возглавить оборону этого участка, но его не было видно.

У нее над плечом просвистели стрелы. Быстро пригнувшись, Таллия схватила круглый камень и швырнула в тени, замеченные ею на лестнице, ведущей вниз. Не останавливаясь, чтобы узнать результат, она помчалась по стене с мечом в руке, пытаясь подбодрить остатки своих войск. Они уже побеждены — ей это стало ясно по тому, как они глазели на ужасные вспышки в небе, с каким безразличием сражались и умирали.

Увидев на бегу голову в остроконечном шлеме, она рубанула по ней, но неприятель пригнулся и отпрыгнул в сторону, затем, когда Таллия пронеслась мимо, вновь выпрямился. Она выкрикивала приказы, расставляя над каждой лестницей осаждающих отряд, вооруженный камнями. Это несколько облегчило их положение. Возле караульной будки три стражника схватились с двумя вражескими солдатами. “Такова наша участь, — подумала Таллия. — Через пять минут все мы будем мертвы. Что тогда будет с маленькой Лилисой?”

Подпрыгнув, она врезалась в спину одного из врагов. Ударившись головой о стену, он затих. В то же самое время оставшийся в живых стражник пронзил бедро второго нападавшего, и тот упал, обливаясь кровью.

— Где Мендарк? — заорала Таллия, пытаясь перекричать грохот взрывов, звон оружия и вопли раненых.

Окровавленным мечом стражник указал на дальнюю часть стены. Его грудь тяжело вздымалась, зубы оскалились, как у скаковой лошади.

— Башня! — задыхаясь, произнес он.

Таллия забралась повыше, пытаясь что-нибудь разглядеть в общей свалке. На восточной стене находилась древняя сторожевая башня, покрытая копотью, — одно из самых старых и высоких сооружений в Туркаде. С нее открывался вид на большую часть города. Мендарк иногда любил предаваться там размышлениям. Воздушный мостик соединял эту башню со стеной Старого Города. Таллия разглядела с полдюжины вражеских солдат, которые, перебравшись через стену, бежали к мостику. Это были отборные воины Иггура, и они сражались с ужасающей целеустремленностью.

Новые факелы взвились в небо. Один из них не загорелся и, упав мерцающей искрой, ударился о стену и потух. К своему ужасу Таллия заметила белое лицо Мендарка в дверях башни. По-видимому, он пытался сотворить какую-то защиту, но, в чем бы она ни заключалась, нападавшие были неуязвимы. Он нырнул обратно в башню.

— Мендарк, спускайся вниз! — закричала Таллия, хотя он не мог ее услышать.

Таллия с минуту постояла, прислонившись к лестнице, пытаясь придумать, что делать. Там, впереди, подходы к мостику отчаянно защищали, но неприятель, превосходящий защитников числом, рвался вперед. “Они знают, что он там, — поняла Таллия. — Нас предали! А Беренета нет на его посту”. Мендарку грозила смертельная опасность. Да и всем тем, кто сражался на его стороне: ведь если погибнет Мендарк, вместе с ним падет и город и никому будет не выбраться. И, что еще хуже, у Мендарка хранятся секретные документы Совета, которые помогут Иггуру стать невероятно могущественным.

— В чем дело? — закричал кто-то, схватив Таллию за руку.

Это был курчавый Торгстед — стражник, который увел Бластарда в темницу. Он был одним из самых преданных солдат Мендарка.

— Торгстед! — выдохнула она. — Мендарк попался в ловушку в башне.

— Тогда тебе бы лучше попробовать один из твоих фокусов, лар, иначе всем нам крышка.

— Мне понадобится помощь!

— Оссейон был за сторожевой будкой совсем недавно.

Таллия немного приободрилась. Оссейон был капитаном личной охраны Мендарка — огромный смуглый человек, неутомимый боец, на которого всегда можно было положиться.

— Приведи его сюда — если он еще жив!

Торгстед умчался прочь. Таллия мучилась, не зная, что предпринять. Она неплохо владела Тайным Искусством — правда, не настолько, чтобы с помощью кончиков пальцев взрывать людей или вызывать из воздуха фей. Ее лихорадочный взгляд был прикован к воздушному мостику. На нем пока никто не появился — схватка происходила на стене. Сосредоточившись, она создала в своем сознании иллюзию: мостик взлетает и разбивается о сторожевую башню.

Это было нетрудно. Она уже давно практиковалась в подобных делах. Однако нелегко будет внушить эту иллюзию нападающим и защитникам. Если ей не удастся убедить хотя бы одного, иллюзия не сработает.

Торгстед возвратился бегом. Оссейон тяжелыми шагами следовал за ним; одно плечо капитана было перевязано бинтом с пятнами крови на нем.

— Избавься от этих лестниц, Оссейон! — приказала она.

Таллия запустила иллюзию. Ничего не произошло. В мозгу у нее происходили странные вещи: изображение моста растянулось, как резиновое, затем распалось на куски. Ей не удалось воссоздать образ. Должно быть, Иггур тоже использует Тайное Искусство. Разумеется, так и должно быть.

— У меня не получается, — пожаловалась она, прижимаясь к стене в надежде освободиться от ощущения, словно один из факелов вот-вот взорвется в ее голове.

Вдруг из темноты вынырнул Торгстед, державший в руке упавший факел. Это был цилиндр длиной с руку, обмотанный красной с золотом тканью. С одного конца цилиндра свисал не сгоревший фитиль. На ходу юноша привязывал к устройству шнур. Таллия с удивлением смотрела на Торгстеда.

Он закончил свою работу.

— Зажги его, — сказал юноша, подняв факел над головой.

— У тебя сгорит рука, — в испуге возразила она.

Тем временем Оссейон собирал отряды, сбрасывавшие вниз камни: поток неприятеля был временно приостановлен. У моста пал последний из защитников. Солдаты Иггура устремились к мосту, путь к которому теперь был свободен.

— Давай же! — воскликнул Торгстед.

Схватив фонарь, Таллия поднесла его к факелу и стала поджигать фитиль. Он загорелся, и Торгстед, размахнувшись, швырнул факел в неприятеля.

— Отвернись! — заорал он, падая на пол.

Таллия взглянула сквозь пальцы. Факел взмыл, отскочил от парапета, затем заскользил по камням и упал рядом с группой, находившейся у моста. Факел взорвался, и свет от него был такой ослепительный, что взлетевшие в воздух солдаты казались черными головешками. От взрыва у Таллии зазвенело в ушах.

— Пошли! — закричал Торгстед и потащил ее за руку. У Таллии кружилась голова. Сейчас она была рада, что ею руководят.

Солдаты Иггура лежали бездыханные, выжили лишь несколько человек и, ослепленные вспышкой, ползали по земле. Часть факела все еще вращалась на стене, ярко светясь и испуская белый дым. Мендарк безучастно стоял, прислонившись к стене сторожевой башни, и не пытался защищаться. Что с ним такое?

Подбежав поближе, Таллия увидела у него на голове длинный порез. Волосы и шея Мендарка намокли от крови. Таллия сорвала плащ с убитого солдата, накинула себе на плечи, затем схватила еще один. Плащ почернел от взрыва, но цвета Иггура были видны отчетливо. Пришедшие в себя после взрыва вражеские солдаты уже поднялись на ноги и, пошатываясь, двигались в сторону Таллии и Торгстеда.

— Задержи их! — крикнула Таллия и помчалась к мостику.

Мендарк даже не узнал ее, когда она взяла его за руку. На штанине у него тоже была кровь.

— Мендарк! — завопила Таллия прямо ему в лицо. Его зрачки едва реагировали.

Еще одна группа солдат Иггура перебиралась через стену. Положение было критическим.

Таллия накинула на Мендарка плащ. Он был ослеплен, пальцы его руки бесцельно блуждали по ткани. Таллия напряглась, пытаясь взвалить Магистра на плечо. Кровь в голове еще пульсировала после взрыва, и от непомерного усилия ей сделалось совсем плохо. Шатаясь под ношей, она побрела по мостику, озираясь в поисках выхода.

Оссейон и Торгстед, стоя спина к спине, сражались как бешеные. Внезапно Оссейон поскользнулся на окровавленном камне и тяжело упал на колено, неуклюже пытаясь защищаться поднятым вверх мечом. Его яростно атаковали. Когда из рук Оссейона выбили меч, великан, поднявшись с колена, бросился на противника уже без оружия. Таллия задержала дыхание. Оссейон обречен. Однако каким-то образом тому удалось ухватить противника за ногу. Тот направил меч вниз, пытаясь поразить Оссейона, а великан отбивался от клинка голыми руками.

Торгстед, справившийся со своим соперником, ринулся к другому солдату. Тот обернулся, и в этот миг Оссейон схватил его за ноги и с силой швырнул наземь.

Стоя на мостике, Таллия смотрела вниз. Бой еще не кончился. Внизу было полно солдат Иггура, сражавшихся с остатками защитников города.

Оглянувшись, Таллия увидела, что Торгстед еле передвигался, да и Оссейон был не намного лучше.

— Пошли! — взревела она, срывая плащи еще с двух врагов.

Несмотря на сопротивление жителей Туркада, войска Иггура все же проникли в Старый Город. И теперь голос Таллии зазвенел в неожиданно наступившей тишине. Ее спутники накинули плащи, Оссейон взвалил Мендарка на плечо и побежал к лестнице.

Таллии было невыносимо видеть, как гибнут люди в абсолютно безнадежном сражении.

— Я подам сигнал о капитуляции, — закричала Таллия, вырывая рожок у мертвого горниста.

Она сыграла три восходящие и три нисходящие ноты — это был тот сигнал, который до сих пор казался немыслимым. Звуки горна еще не стихли, а они уже неслись по ступенькам вниз. Впереди — ворота крепости. Плащи помогли им пробраться сквозь неприятельские войска к воротам, на несколько шагов опередив толпу. Должно быть, к Торгстеду пришло второе дыхание: его меч работал, как ткацкий челнок, когда он прикрывал их отход. Таллия и Оссейон с Мендарком на плечах заскочили внутрь, Торгстед за ними — ворота захлопнулись, тяжелые засовы были немедленно задвинуты. Они в безопасности, пока враг не атакует их вновь. Однако поражение неизбежно. Иггуру хватило двадцати минут кровопролития и ужаса, чтобы сломить оборону Старого Города.

Таллия не могла преодолеть чувство, что их предали — что враг знал совершенно точно, где искать Мендарка. И она догадывалась, кто именно виновен в измене.

6

ИЗМЕНА.

Мендарк все еще не мог оправиться от контузии. Вокруг него царила паника. Осадные орудия Иггура методично превращали стены крепости в груду булыжников.

— Мендарк, ты должен меня выслушать! — заорала Таллия. — Среди нас предатель.

Мендарк отвернулся. Таллия потрясла его:

— Послушай! Иггуру были известны планы обеих армий. Ему было известно, что ты в башне один. Не говори мне, что это совпадение. Всего пять человек знали об этом: ты, я, Орстанда, Хенния и Беренет.

— Нет! — возразил Мендарк. — Это не мог быть Беренет.

— Взгляни правде в глаза.

— Нет!

— Тогда кто же? Я? Орстанда...

Снаружи снова донесся оглушительный треск. Стены крепости содрогнулись. Им не продержаться и дня.

Прихрамывая, вошел Беренет. Его одежда превратилась в лоскутья, и он был в крови, но, по-видимому, не ранен.

— Где тебя черти носили? — резко спросила Таллия, уверенная, что он разыгрывает спектакль. — Мендарка чуть не захватили. Предполагалось, что ты занимаешься южной стеной.

Он проигнорировал ее.

— Я был на восточной стене, Магистр, — обратился он к Мендарку, тяжело дыша. — Пришлось взять на себя командование. Все твои офицеры мертвы.

— Да? — воскликнул Мендарк. — Ну что там?

— Мы упорно сражались, но все пошло прахом. Больше никому не удалось спастись. Мне жаль!

— Как удобно, — пробормотала Таллия себе под нос.

— Тогда ступай, — устало махнул рукой Мендарк. — Собирайся. Через час мы уходим.

Беренет коротко кивнул и, запахнув свои лохмотья, покинул комнату. Мендарк застонал, подавленный своим неминуемым поражением и всем тем, что было с этим связано.

— Как больно оставлять мой город вот так. Ты себе не представляешь, как это больно.

Таллия понимала, как ему тяжело. Мендарк тысячу лет был Магистром и все это время жил в Туркаде. Она подождала минуту, потом заговорила снова:

— Мы должны бежать, тогда мы сможем сражаться за город.

— Дай мне еще немного времени. У меня есть кое-какие дела, которые нужно сделать до того, как мы отправимся в путь.

— Какие дела?

— Дела, которые являются долгом Магистра! — отрезал он. — Удостоверься, что Орстанда и Хенния готовы, — Совет непременно должен бежать в любом случае. А теперь ступай!

Таллия занялась своими собственными неотложными делами. Несколько раз она сталкивалась с Мендарком. Тот, прихрамывая, расхаживал по крепости. Он опирался на трость. Вид у него был ужасный. Около полуночи они снова встретились в библиотеке.

— Нам нужно уходить сейчас! — настаивала Таллия. — Стражники начинают верить лжи Тиллана, что Туркад пал по твоей вине. Ты должен заставить его замолчать.

— Его необходимо заставить замолчать, — с горечью произнес Мендарк, — но я не могу этого сделать. Я доведу его и других до порта. Там они сами о себе позаботятся. Бот готов?

— Он ждет. Но... — Таллия сжала кулаки. Она колебалась. — Я не знаю, что делать с Лилисой.

— Лилисой?

— Уличная девочка. Ты же не забыл ее?!

Мендарк прижал руку к забинтованной голове. Кровь выступила на повязке над ухом. Он взглянул на окровавленный кончик пальца.

— У меня ужасно болит голова! — сказал он. — Что ты спросила? Ах, она! Оставь ее, с ней все будет в порядке.

— Лилиса пойдет со мной. — Мендарк прищурился от боли.

— Ты сошла с ума?

Смуглое лицо Таллии залилось румянцем.

— Я не могу бросить ее здесь. Ведь именно ты научил меня ценить верность.

— Туркад — город с миллионным населением. Вероятно, здесь она будет в большей безопасности, чем с нами.

— Возможно, но это не имеет значения.

— Ладно, бери с собой эту девчонку, но смотри, чтобы она не путалась у меня под ногами, — с раздражением согласился Мендарк. — Давай уходить, пока еще не поздно.

Таллия сделала скидку на его состояние. Мендарк не был таким черствым, каким прикидывался. Но крайней мере, она на это надеялась.

— Я отдам приказ о капитуляции крепости на рассвете, — сказал Мендарк. — Так мы выиграем несколько часов. Жди меня у потайного хода.

Таллия убежала и вскоре вернулась. За ней следовал Тиллан. Его лицо со шрамом было мрачным, однако следы безумия исчезли. На руках и на ногах у него звенели цепи. Мендарк сделал знак, чтобы с ног Тиллана сняли оковы. Тиллан был окружен шестью стражниками. За ними плелись беженцы: купцы, юристы, законники. Мужчины и женщины, толстые и худые, — все они оплакивали свою прежнюю счастливую жизнь.

Хенния-дзаинянка, как всегда, шла сама по себе. Это была женщина с мешковатой фигурой и большой грудью, преклонных лет, обиженная на весь мир. Она сердилась на Мендарка за то, что вместе с ним попала в ловушку. Ступни у нее были крошечные, как у ребенка. Беренет, успевший переодеться в свой лучший наряд, шел за ней, передразнивая ее мелкие шаркающие шажки. Мендарк сурово посматривал на него, но ничего не говорил.

— Ты идешь или нет? — заорал Мендарк на Хеннию, которая, присев на корточки над узелком со своими пожитками, то вынимала из него вещи, то клала обратно.

— В какую историю ты нас втравил! — сделала гримасу Хенния.

— Я бы справился лучше, если бы меня немного поддержали.

— Я тебя поддерживала не меньше, чем другие, — возразила она.

— Я знаю! — холодно ответил Мендарк. Он отлично знал, что Хенния вертела словами так, как ей было удобно.

Их догнал Оссейон, капитан личной охраны Мендарка, огромный, как дерево, и черный, как сажа. Один из многочисленных шрамов был у него на губе, и из-за этого уголок рта приподнимался, обнажая крупные белые зубы. Уродливый, страшный Оссейон, добрый, как котенок, старался не отставать от Магистра.

Лилиса, державшаяся за Таллией, была тощей, хорошо отмытой, большеглазой молчаливой тенью. Ее платиновые волосы сияли при свете фонаря. Она быстро поправлялась, хотя синяк под глазом был еще желтовато-синим, а вывихнутое плечо поддерживала повязка. На девочке были новые штаны из хорошей ткани, кофта, немного великоватая для нее, и первая пара сапог, ей принадлежавшая, судя по неуклюжей походке. Лилиса не отрывала взгляда от своих сапог, словно они казались ей чем-то невероятным. В маленьком холщовом рюкзачке за спиной лежали неслыханные сокровища: еще два комплекта одежды, белье, носки, мыло, щетка и даже нож!

Завернув за угол, Хенния в полумраке натолкнулась на Лилису.

— Смотри, куда идешь, ты, маленькая негодница! — прикрикнула она на Лилису, замахнувшись на нее.

Лилиса ловко отскочила от Хеннии и вернулась под крылышко Таллии.

Еще один мощный удар сотряс стены. Зазвенела стеклянная люстра. Вбежал Торгстед, скользя на плитках пола.

— Они внутри! — воскликнул он.

Мендарк пошатнулся, уронив свои вещи. В его лице не было ни кровинки.

— Этого не может быть! Орстанда, разве могли они разрушить нашу защиту так, чтобы мы об этом не знали? — Казалось, он сейчас упадет в обморок.

Орстанда принюхалась, как охотничья собака:

— Наверно, раз они внутри, хотя я не представляю себе, как им это удалось. Где они, Торгстед?

— Авангард прошел через подвалы. Должно быть, прорыли туннель.

— Да, теперь я это чувствую, — сказала Орстанда. — Мендарк, с тобой все в порядке?

Мендарк начал оседать, и она, подхватив его, опустила на пол.

— Оссейон, закрой им доступ во все коридоры и на все лестницы в этой части крепости. Выставь пост у наружной лестницы. Таллия, воды!

Таллия смочила лоб Мендарка мокрой тряпкой, и вскоре он пришел в себя.

— Моя голова, — слабым голосом произнес он.

— Вероятно, теперь потайной ход раскрыт, — предположила Таллия, помогая ему подняться.

— Невозможно! — отрезал Мендарк. — Только Тайный Совет и я знали о нем.

— И больше никто?

— И Беренет, — неохотно добавил он. — Бери руководство на себя, Орстанда, — попросил он, не сознавая, что она это уже сделала. — Таллия, пошли со мной. — Он захромал прочь от группы беглецов.

— Если они рыли туннели под землей, — сказала Таллия, — их маги могли обнаружить наши.

— Только не этот! Он защищен! Ни один маг в Игадоре не в состоянии его найти!

— Крепость тоже защищена, однако они проникли в нее. — Мендарк пристально смотрел на Таллию. Пот струился у него по лбу.

— Пожалуй, тебе лучше его проверить, — сказал он, входя в большую комнату, служившую библиотекой, и нажимая кнопку в стене рядом с книжной полкой. — Подержи!

Таллия придержала кнопку пальцем. Мендарк зашел за другую полку. Таллия услышала, как он скребет ногтями по дереву, затем ей показалось, что где-то катятся стальные шарики, сталкиваясь друг с другом. Стена раздвинулась, и перед ними предстала запертая металлическая дверь. Мендарк открыл ее и сделал шаг в темный коридор.

— Закрой за собой дверь. Света совсем не должно быть! — Он прижал ухо к точно такой же металлической двери, находившейся за первой.

Таллия выполнила его приказ. Стало совершенно темно.

— Я ничего не слышу, — прошептал он. — Вытащи свой нож и стой наготове с фонарем.

Щелкнул замок. Дверь открылась. Таллия почувствовала, как Мендарк двинулся вперед. Его рука нащупала в темноте ее руку, а затем добралась до уха.

— Осторожно, — сказал он, и его дыхание щекотало ей ухо. — Перед нами крутая лестница.

Он сделал шаг вперед и вновь прислушался.

— Тут безопасно, — прошептал он. — Я ничего не чувствую. Пошли.

Когда Таллия повернулась, чтобы идти обратно, до них донесся очень слабый шум — словно камешек покатился по ступенькам. Заскрипев зубами, Мендарк больно ткнул Таллию тростью. Они вернулись через металлические двери, тщательно заперев их. В библиотеке Мендарк разразился проклятиями.

— Откуда Иггур узнал об этом проходе? — Он стукнул кулаком по стене. — Как?

“Предательство”, — подумала Таллия.

— Мы не можем с ними сразиться? — спросила она.

— Иггур меня знает слишком хорошо. У него там сотни воинов. Мы в ловушке.

Таллия начала впадать в панику:

— Существует ли другой выход?

— Отсюда — нет. Он находится в противоположной стене крепости, на верхушке восточной лестницы. Не представляю, как мы теперь сможем туда попасть.

Иггур взял Магрету за руку, и в этот миг в дверь настойчиво постучали.

— Прости, — сказал он раздраженным тоном. — Война вступила в критическую стадию.

— Мендарк все еще может ее выиграть? — Иггур насмешливо улыбнулся:

— Выиграть! Он в ловушке в своей крепости, с ним всего несколько сотен оставшихся в живых солдат. Как только поступят новости от моей команды землекопов, мы ворвемся в крепость.

Иггур открыл дверь. Толпа гонцов ждала снаружи. Иггур выслушал каждого, потом четко отдал приказы. Магрета сидела молча, слушая и наблюдая.

Донесение, которого ждал Иггур, пришло незадолго до полуночи.

— Все готово, — доложил гонец.

Иггур улыбнулся, обнажив сжатые зубы:

— Пойдем, Магрета. Я хочу, чтобы ты это видела.

— Куда мы направляемся?

— Брать моего врага.

Магрета вместе с Иггуром ожидала последнего штурма стен крепости. Она ослабела от голода: ведь уже несколько дней она ничего не ела, кроме турнепсов. Кольчуга, которую на нее надели, была невероятно тяжелой. Магрете хотелось лечь спать. У нее была масса времени, чтобы размышлять о собственных неудачах.

Феламора потребовала, чтобы она украла Зеркало, но ей не хватило храбрости сделать это самой, и тогда Магрета вынудила Карану пойти с ней и использовала ее таланты чувствительницы. Это было ее первой ошибкой. Если бы она как следует выполнила задание, Феламора несколько месяцев тому назад получила бы Зеркало и не произошло бы ни одного из этих несчастий. Но Магрета взглянула в Зеркало и попала в плен, словно это была новая жизнь для нее. Вот как Иггур поймал ее.

Впереди послышались шум и крики. Начинался штурм.

— Как я ждал этого дня! — сказал Иггур и скрипнул зубами.

Вскоре подбежал высокий и худой темноволосый человек с большими руками и ногами. Борода его была заплетена в косички.

— Докладывает Зарет! — отрывисто произнес он, салютуя четырьмя пальцами.

Иггур приподнял бровь.

— Мы готовы. Стена крепости проломлена в трех местах.

— И все возможные выходы из крепости под наблюдением?

— Те, которые удалось обнаружить, — ответил Зарет. — Каждый контролируется нами, а маги прощупывают потайные выходы. Куда бы он ни пошел, мы найдем его.

— Надеюсь, — мрачно произнес Иггур.

В Фиц Горго Иггур рассказал Магрете, почему считает Мендарка своим врагом. Иггур обвинял Мендарка в неудаче с Запрещенными Искусами, с помощью которых Совет предполагал уничтожить Рулька. Это было давным-давно. Хотя обращение к Искусам кончилось для Совета весьма плачевно, Рулька все же удалось заточить в Ночную Страну, существующую вне реальности трех миров. Но перед этим Рульк овладел сознанием Иггура, искалечил его и сделал безумным. Даже теперь, спустя столетия после того как Иггур поправился, воспоминание о Рульке мучило его, как укус гигантского скорпиона.

— Ступайте! — приказал Иггур. Стражники рванулись вперед.

— Это место следует назвать крысиным городом, — пробормотал он, обращаясь к Магрете, которая бежала рядом, не поспевая за его огромными шагами. — Под Старым Городом тысяча ходов — за последние четыре дня у меня ушло больше времени на то, чтобы обнаружить их, нежели на сражения. И все же мои враги удирают от меня. Но только не в этот раз! Ему не уйти!

Войдя в крепость через главные ворота, они оказались во дворе, где кишели войска Иггура.

— Где он, Зарет? — спросил Иггур офицера, бежавшего рядом.

— В юго-западной части, наверху, — ответил Зарет, — насколько могут определить маги. Это... это не точное искусство.

— Знаю! — отрезал Иггур. Он остановился посреди двора, чтобы посовещаться со своими офицерами.

От стены крепости к ним приближалась та самая молодая женщина, которая была на караульном посту, когда Магрета пришла сдаваться. На ней было длинное темное одеяние, из-под капюшона выглядывало худое лицо с голодным взглядом.

— Что там, Долодха? — вскричал Иггур. — Мендарка взяли?

Долодха резко остановилась, чуть не запутавшись в своем одеянии. Она поклонилась Иггуру, отпрянув от вельмихи по имени Вартила, стоявшей справа от него. Она тоже была из Фиц Горго, и Магрета ее боялась.

— Мы ворвались к нему в кабинет, но его там не было. Ушел совсем недавно!

Вартила угрожающе нахмурилась. Долодха отошла подальше от нее.

— Я не верю, что он удрал, — сказал Иггур. — Беги, обойди все посты и доложи мне.

Долодха взглянула на него с тревогой и умчалась обратно. Вскоре за ней последовали и Иггур с Магретой. Пока они шли по главному коридору крепости, ему докладывали, как обстоят дела с поимкой Мендарка. Вдруг они увидели двух вельмов, избивавших пленных солдат своими дубинками.

— Хватит! — закричал на них Иггур.

При подъеме по широкой лестнице у Магреты закололо в боку.

— Я не могу идти дальше, — пожаловалась она, но Иггур не услышал.

— Библиотека! — сказал какой-то солдат, бежавший вверх по лестнице. — Сюда!

Добравшись до верхней ступени, Иггур с Магретой повернули направо, в коридор, и наконец оказались в просторной комнате. Вдоль стен библиотеки, обшитых панелями из редких пород дерева, стояли высокие книжные полки. Это была красивая комната, имевшая форму креста. В центре стоял длинный пустой стол. В библиотеке пахло книгами и ароматным деревом.

По комнате слонялись солдаты, пачкая кровью и грязью изысканный ковер с затейливым узором. Три мастера иллюзий, облаченные в черно-белые мантии, с удрученным видом сидели в углу. Рядом с ними плакала чувствительница — хорошенькая девушка лет пятнадцати с фиалковыми глазами.

— Я хочу домой! — причитала она. Несколько дней тому назад ее увели от семьи, и она была безутешна. — Пожалуйста, отпустите меня, — всхлипывала она.

Магрете стало жаль девушку.

— Где он? — гневно воскликнул Иггур.

Ему никто не ответил. Никто не знал. Видимо, не все так уж совершенно в империи Иггура. Все работало четко, как часы, и вдруг что-то разладилось, и Иггур не мог понять, в чем дело.

Наконец прибежал Зарет, косички которого болтались из стороны в сторону.

— Он был тут, в этой комнате, — сказал Зарет. — Ему некуда деться.

— Притащить сюда моего главного мага! — загремел Иггур.

Зарет высунул голову за дверь и что-то прорычал. В библиотеку вкатился маленький человечек, похожий на шар, держа в руке кожаную зеленую сумку.

— Черт тебя побери! — заорал Иггур. — Найди его, или тебе конец!

Заскрежетав сталью, один из вельмов вытащил кривой меч. Магрета вздрогнула от этого звука.

Маг извлек из сумки стеклянный предмет, чуть не уронив его. Верхняя сторона предмета была вогнутая, как зеркало телескопа. Он поместил его на медную подставку на библиотечном столе, подогрел фляжку над свечой, вытащил пробку, затем влил в выемку немного ртути. Из другой фляжки тонкой струйкой налил туда же спирт и дотронулся свечой. Вспыхнуло голубое пламя, распространилось по поверхности и через минуту погасло. Маг немедленно накрыл голову шалью, начал раскачиваться и что-то бормотать.

Потом он с озадаченным видом взглянул на Иггура:

— Странно. Как будто бы он здесь, и, однако, его здесь нет. Его аура очень слабая.

— Конечно слабая! — огрызнулся Иггур. — Он использует чары, скрывающие его, но от меня ему не спрятаться. Живее, или ты разделишь его участь!

Бросив испуганный взгляд в тот угол, где, сжавшись в комок, сидели мастера иллюзий и чувствительница, маг снова склонился над своей стеклянной чашей. После долгого молчания он заговорил:

— Он близко. Всего в дюжине шагов от нас! Сюда!

— Наконец-то! — возликовал Иггур. — Расчистите туда путь.

— Разве тут нет потайной лестницы, по которой можно попасть на стену крепости? — воскликнула Таллия.

— Есть, — ответил Мендарк, — но его маги обнаружат меня, и он будет поджидать нас на выходе.

— У меня идея, — сказала Орстанда. — А что если нам сделать твоего двойника и спрятать его здесь? Они не будут знать, где искать.

— Иггур, должно быть, в нескольких минутах ходьбы отсюда. Он уничтожит двойника, как только сюда попадет.

— Но за несколько минут, если повезет, мы сможем добраться до другого потайного выхода.

— Как ты это сделаешь?

— Принцип подобия, — ответила Орстанда. — Где сейчас твой портрет, что висел в библиотеке?

— Он в кладовке рядом с уборной, — хмуро ответил Мендарк. — Там, где я его не вижу.

Таллия сбегала за портретом. Это была миниатюра в темно-коричневых тонах. Портрет был нелестный: художник запечатлел на нем слащавое выражение лица Мендарка, и в то же время в его чертах читалось какое-то крысиное коварство. В зависимости от освещения взгляд Мендарка с портрета смотрел то в одну, то в другую сторону.

— Я поняла, что ты имеешь в виду, — улыбнулась Таллия. — Двуличный.

— Но идеален для нашей цели, — сказала Орстанда. Вместе они заколдовали портрет, придав ему слабую ауру Мендарка, затем поместили его между двумя железными дверьми. И поспешили из библиотеки к потайному выходу. Это была крутая стальная лестница, которая шла внутри стены и вела прямо на верхний этаж. Для многих карабкаться по ней было ужасным испытанием.

Несмотря на мрачный настрой, Таллию забавляло, как по-разному их компания взбиралась по этой лестнице. Беглецы чувствовали себя не в своей тарелке — они больше привыкли к мягким креслам в своих кабинетах. Рыхлый Мэлкин, который был избран предводителем Ассамблеи после бегства Губернатора, был великолепен в своих мехах, но его приходилось уговаривать, чтобы он сделал следующий шаг. Хенния выглядела скорее рассерженной, нежели напуганной. Все еще хмурившийся Тиллан, несмотря на цепи, оказался проворнее всех. Добравшись до самого верха, он покрикивал на остальных, поторапливая их, как будто на него было возложено руководство. Или как будто он вскоре снова окажется у власти.

За ним шел Беренет, поднимавшийся с подчеркнутой уверенностью, — правда, это была уверенность человека, который, что бы он ни делал, хочет произвести на всех впечатление. Мендарк наблюдал за ним прищурившись, ни разу не повернувшись к Беренету спиной. Затем поднимались стражники крепости — кто более, кто менее ловко, но это были отборные, хорошо натренированные воины, и их лица оставались бесстрастными. За ними следовал Оссейон, действовавший с большой сноровкой, за Оссейоном — Лилиса, которой мешала рука на перевязи. Последней поднималась Таллия. Из-за тяжелого рюкзака и фонаря она двигалась медленно. Черные волосы падали ей на лицо, мешая смотреть вверх.

Наконец она преодолела последнюю ступеньку. Взгляд Мендарка задержался на ее раскрасневшемся лице, которое на несколько секунд стало различимо в золотистом свете лампы. Когда все прошли, Магистр приподнял рычаг, и тяжелая плита, повернувшись с громким скрипом, встала на место, запечатав ход, приведший их сюда. Теперь беглецам надо было пробраться через весь верхний этаж крепости, длиной с городской квартал.

— Быстрее, Таллия, отыщи лучший путь. — Она убежала и через минуту вернулась.

— Коридор вдоль южной стороны!

Снизу послышался шум, эхом разносящийся по лестнице: молотки стучали в потайную дверь внизу. Они заторопились, понимая, что от одной-единственной минуты может зависеть, спасутся они бегством или будут схвачены. Вскоре там, где коридор пересекался с другим, они наткнулись на двух солдат Иггура. Последовала короткая яростная схватка, но меч Беренета, которым тот искусно владел, сразил обоих. Беглецы пошли дальше, поскальзываясь на полу, залитом кровью.

Когда отряд проходил через холл, Хенния покачнулась на своих крошечных ножках.

— С меня довольно! — тяжело дыша, выговорила она и уселась на пол.

— Ты должна продолжить путь! — воскликнул Мендарк, хватая ее за руку. — Совет...

Она выдернула руку.

— Совет проклят, — вяло сказала Хенния, — и это все из-за тебя, Мендарк. — Она поднялась и побрела в другую сторону.

— Жалкая дзаинянка! — выругался Мендарк, затем снова зашагал вперед.

Вскоре он нагнал Орстанду, которая с трудом тащилась по коридору. Ее тело сотрясалось при каждом шаге. Лицо побагровело, и, несмотря на все усилия, она шла все медленнее.

— Давай же, мой старый друг, — подбодрил ее Мендарк, мягко беря под руку. — Хенния нас покинула. Ты нам очень нужна.

— Я тебя не подведу, — ответила Орстанда, пытаясь улыбнуться. — Вот только не подвело бы старое тело, которому сегодня так досталось. У меня жжет в груди.

Подбежавший Оссейон подставил Орстанде плечо. Мендарк поддерживал ее с другой стороны, и они медленно поплелись к концу коридора. Кто-то заорал у них за спиной. Зажигательное ядро просвистело над их головами, рассыпая разноцветные искры, и врезалось в стену.

— Это Иггур... — простонал Мендарк.

Сокрушив стражников, стерегущих выход из коридора, беглецы наконец-то увидели заветную лестницу. Они собрались вокруг Мендарка, который возился со скрытыми кнопками на массивной каменной колонне. Позади снова раздался рев, и еще несколько зажигательных ядер попало в стену недалеко от выхода из коридора. Загорелся бесценный гобелен. Языки пламени сбегали по бахроме, украшенной кисточками. Вскоре беглецы уже слышали за спинами топот бегущих ног: солдаты неприятеля поднимались по лестнице, ведущей в коридор. Лилиса заплакала.

Таллия лихорадочно огляделась. Стражники заняли оборонительную позицию, хотя защищаться от такого количества врагов было безнадежно.

— Где Хенния? — спросила она.

— Сдалась! — сплюнул Беренет.

— Есть! — закричал Мендарк.

В колонне, которая, казалось, была сплошь из камня, открылись двери. Внутри перед взорами беглецов предстали кованые железные ворота. Мендарк распахнул их, и все увидели металлическую клетку, в задней части которой было большое колесо.

— Заходите! — приказал он. Затем, увидев их замешательство, добавил: — Или оставайтесь!

Они начали втискиваться в клетку, которая угрожающе раскачивалась.

— Давай! — крикнул Мендарк стражникам. Те вошли внутрь, последним в клетку прыгнул Оссейон, от его огромного веса клетка заходила ходуном. Не обращая на это внимания, он пробился через толпу к колесу.

В тот же миг на лестницу выбежала дюжина солдат. Из-за угла коридора, по которому они сами только что пришли сюда, показался еще больший отряд, возглавляемый Иггуром. Мендарк захлопнул железные ворота.

— Поверни колесо, Оссейон! — закричал он голосом, срывающимся от страха.

Колесо со скрипом повернулось. Клетка не двинулась с места. Мендарк и Иггур пристально смотрели друг на друга, потом Иггур улыбнулся и поднял руку.

— Выходите, — приказал он, — или я зажарю вас живьем. — Мендарк смерил его взглядом и, стараясь не шевелить губами, прошептал:

— В другую сторону, Оссейон, осел ты этакий. Выруби тормоз.

Колесо вновь заскрипело, но они так и не сдвинулись с места. Лицо Иггура сделалось сердитым.

— Разве тебе никто не дорог, Мендарк? Может быть, ребенок или твоя верная Таллия? Я дам тебе с их помощью урок, который ты никогда не забудешь.

Таллия спрятала Лилису у себя за спиной, и Орстанда обняла девочку.

— Это не поможет, Таллия, — сказал Иггур. — Отсюда я могу сжечь вас всех. Сдавайтесь.

Ничего не происходило. Иггур очень медленно поднял руку. Мендарк тяжело вздохнул.

— Хорошо, — ответил он, берясь за дверцу.

В этот момент что-то щелкнуло за спиной у Таллии, и клетка резко полетела вниз. Они неслись вниз в черной шахте.

— Не так быстро! — заорал Мендарк.

— Тормоз сломан! — прокричал в ответ Оссейон, уперев ногу в бешено вращающееся колесо.

Подошва его сапога начала дымиться. Веревки трещали, и клетка раскачивалась из стороны в сторону. Сквозь решетку потолка из кованого железа они увидели в шахте высоко над собой зажигательное ядро, рассыпавшее сверкающие искры, которые летели вниз, к их клетке.

— Если Иггур сожжет веревку, мы погибли, — пробормотал Мендарк.

— Сколько нам еще осталось? — крикнул Оссейон.

— Несколько этажей, — ответил Мендарк. — Постарайся замедлить скорость.

Огонь лизнул подметку сапога Оссейона. Клетка немного замедлила ход, но сверху на них посыпался целый дождь из зажигательных ядер, и клетка стала падать уже ничем не удерживаемая, с каждым метром увеличивая скорость. Она ударилась о каменную стену, высекая целый сноп искр, потом ее качнуло к другой стене. Лилиса, которая только минуту назад отдернула пальцы от железной стенки клетки, издала вопль, сильно напугавшись. Таллия обняла ее и притянула к себе.

— Замедляй! — приказал Мендарк.

— Не могу! Порвалась веревка.

Наверху загрохотало, и они увидели целый град искр. Что-то ударилось о крышу клетки. На секунду искры осветили помертвевшее лицо Мендарка.

— Сейчас мы ударимся о...

Удар был сильный, он сбил всех с ног. Вал ревущей воды взметнулся по стенам туннеля и попал в клетку, обдав ее пассажиров с головы до ног. Сапог Оссейона погас, и воцарился полный мрак.

— Свет! — закричала Таллия истошным голосом, пытаясь подняться. Встав на ноги, она обнаружила, что вода ей по грудь. Она начала ощупывать тела под водой, ища Лилису.

— Лилиса, где ты? Свет, черт подери!

На конце трости Мендарка зажегся слабый свет, при котором едва можно было что-нибудь рассмотреть. Таллия продолжала шарить в воде, поднимая кого-то на ощупь за что придется — за волосы, рубаху и даже за нос.

— Лилиса!

Ее пальцы поймали крошечное запястье. Вытащив девочку из-под кого-то, Таллия прижала ее к себе, как будто это была ее собственная дочь.

— Мендарк! — настойчиво произнесла Таллия. Он свисал с металлической дверцы в полубессознательном состоянии. — Мендарк, я не знаю, куда отсюда идти. — Она ударила его по лицу. — Быстро! Как нам отсюда выбраться?

Он выпрямился, оторвавшись от дверцы клетки.

— Есть дверь, которая ведет из шахты, — сказал он, распахивая ворота. — Где-то здесь. Орстанда, где ты?

Таллия снова поискала в воде. Старая толстая Орстанда плавала лицом вниз. Она была мертва. Ее сердце не выдержало.

— Мендарк... — начала Таллия, но тут рядом с ними стали падать зажигательные ядра, шипя в воде. Кто-то закричал. Толпа выживших беглецов хлынула наружу через ворота, и в темноте и сутолоке Таллия не могла найти Мендарка.

В этом хаосе пришлось очень долго искать дверь и еще дольше — после того, как перестали падать зажигательные ядра, — открывать ее: мешал напор воды. Таллия видела тени солдат, спускавшихся в шахту по веревкам. Вместе с Оссейоном она вытащила последних вымокших, расшибшихся и обезумевших людей из клетки, которая уже почти полностью погрузилась в воду. Им удалось протащить спасенных людей в дверь как раз в тот момент, когда первый из солдат спрыгнул на крышу клетки. Тело Орстанды, а также труп адвоката, имени которого Таллия не помнила, пришлось оставить. Оссейон захлопнул дверь, а Мендарк потянул за рычаг, и каменная плита опустилась, заблокировав выход из туннеля.

Мендарк осмотрел своих людей, считая про себя, потом нахмурился:

— Где Орстанда?

— Она мертва, — тихо ответила Таллия. — Ее сердце не выдержало. Мне жаль.

Прикрыв лицо руками, Мендарк заплакал. Беглецы смотрели на него, испытывая неловкость.

— Нам нужно идти, — напомнила Таллия после долгой паузы.

— Знаю, знаю. Но почему, почему именно она из всех нас? Как мы сможем справиться без нее? У нее был самый светлый ум в Совете. И она была моим самым старым другом.

Никто не ответил. Отряд продвигался вперед, пока не добрался до открытой шахты. Медные ступеньки вели вниз. Посветили фонарем, но не видно было, где кончается лестница. Мендарк стал спускаться очень осторожно, поскольку его беспокоили раны. Дойдя до самого низа, он поставил сбоку от себя фонарь и поспешно отошел в сторону, словно опасаясь, что кто-нибудь на него упадет.

— Как насчет золота? — спросила Таллия.

— Оно спрятано дальше. У меня было предчувствие, что нам придется уходить в спешке. Однако путь к нему начинается здесь.

Они пошли извилистым путем, через лабиринт туннелей, походивший на крысиные норы. Мысль о том, что они могут столкнуться с солдатами Иггура, внушала ужас. Однако все обошлось благополучно, и в конце концов они обнаружили золото там, где его припрятал Мендарк. Стражники подняли сундуки. Мендарк с каменным выражением лица указывал им дорогу.

— Этот туннель сообщается с канализационной системой, хотя при мне им и не пользовались, — бросил он через плечо. — Я не уверен насчет прилива. Возможно, нам придется подождать. Будем надеяться, что Иггуру понадобится достаточно много времени, чтобы догнать нас.

— Сейчас нет прилива, — сказала Таллия. — Мы успеем уйти до его начала.

Более часа они шли размеренным шагом, петляя по подземному лабиринту, и наконец под ногами у Мендарка заплескалась дурно пахнущая вода.

— Должно быть, мы возле старой части порта, — сказал он, обходя лужу.

Вскоре беглецы добрались до выхода из туннеля и остановились перед круглой дверью из толстого железа с двумя рядами проржавевших болтов. Они налегли на дверь, но она не открывалась. Тогда Оссейон разломал ее молотком, и они вылезли наружу.

Теперь отряд очутился в огромном канализационном туннеле, одном из главных в Туркаде. Течение в нем было быстрым: начался прилив. Они осторожно пробирались по краю, ступая по скользкому камню. И вдруг Мэлкин споткнулся и рухнул в поток. Он бы непременно утонул в этой зловонной жиже, если бы не Тиллан, шедший впереди него. Тиллан схватил Мэлкина за одежду, когда того несло мимо, и выудил из воды.

Мэлкин представлял собой весьма плачевное зрелище при желтом свете фонаря. Его роскошная мантия обвисла и была вся в пятнах, а меховой воротник, когда-то белый, походил теперь на шерсть мокрой крысы. Из носа текла кровь. Несчастный расплакался, и от его величественного вида ничего не осталось.

Тиллан с минуту наблюдал за ним в молчании, потом отвернулся и снова двинулся вперед. Со стороны могло показаться, что он принял на себя руководство их маленькой группой.

Они продолжили свой путь без дальнейших происшествий и наконец дошли до того места, где на стене туннеля были железные ступени, которые вели к круглому иллюминатору на самом верху. Дальше туннель спускался вниз, и в нем было полно воды. Стражник поднялся по лестнице, потянул за рычаг, и крышка иллюминатора открылась.

— Осталось несколько минут! — воскликнул Мендарк. — Ах, Орстанда, если бы только ты была здесь!

Таллия испытала чувство огромного облегчения. Последние пять дней она жила в постоянном страхе, что ее схватят и начнут пытать. А ей теперь надо думать и о Лилисе. Таллия была единственным ребенком в семье и вряд ли смогла бы описать свои чувства к этой беспризорнице. Она любила Лилису сильнее, чем кого бы то ни было в своей жизни, и знала, какое это опасное чувство. Если бы им удалось выбраться из Туркада, тогда был бы шанс.

Они попали на каменный мол в крошечной бухте, разделявшей на две части большой портовый район, или, как его называли, портовый город. В этом месте мол был высотою в три этажа — четыре платформы из просмоленной древесины на сваях, облепленных ракушками. В Туркаде нельзя было ничего выгрузить с бота, не получив разрешения в портовом городе. И портовый народ, хлюны, ревниво оберегали свое право.

Мол и бухта были пусты.

— Где бот? — воскликнул встревоженный Мендарк. У них за спиной Тиллан зашелся от смеха.

7

БЕЗУМНЫЙ МАРШ

— Каран-а-а-а! — горестно кричал Лиан, оглядываясь назад в то время как Тензор тащил его к двери.

Та, которую он звал, лежала на полу между стражниками как маленький брошенный узел. Одна рука сжата в кулачок, рыжие волосы разметались по белому мрамору. Возле нее растеклась лужа крови.

— Я не пойду, — упирался Лиан. — Я не пойду! — яростно орал он прямо в лицо Тензору. Однако он мог бы с тем же успехом обращаться к скале. И рука, стискивающая руку юноши, и лицо Тензора были словно из камня.

Лиан согнулся, а когда Тензор потянул его за собой, выпрямился, как пружина, и так ударил аркима головой в подбородок, что у того лязгнули зубы. Тензор отшатнулся, и тогда Лиан помчался, перепрыгивая через скамьи и распростертые тела, и упал на колени рядом с Караной. Он взял ее за руку, которая была холодна как лед; однако веки ее трепетали. Она жива! Лиан обнял девушку и поцеловал в глаза — нежно, словно бабочка коснулась цветка.

Тензор поднял Лиана за воротник и хорошенько встряхнул. Они оказались лицом друг к другу, и Тензор не отрываясь смотрел на Лиана. После применения оружия, разрушающего мозг, аркиму было ужасно плохо. Тело его сотрясала дрожь, которую он был не в силах сдержать, а кровь струилась изо рта, капая на черную бороду. Его показавшаяся Лиану гранитной рука снова сдавила запястье своей жертвы, а взгляд Тензора через глаза юноши проник в мозг Лиана, превращая его в труху.

Двери Большого Зала со скрипом распахнулись. Тензор внимательно оглядел улицу, но ничего подозрительного не обнаружил. Они спустились по ступенькам в темноту, под проливной дождь. Лиан снова попал в рабство и не мог не повиноваться, потому что власть аркима над ним была безгранична. Редкие прохожие шли с опущенными головами, слишком поглощенные собственными заботами, чтобы заметить пару, которая выскользнула из Большого Зала. Эти двое торопливо шли по мокрым улицам Туркада, и никто не посмел приблизиться к ним, потому что на лице Тензора читались смерть и рок.

Это была страшная ночь, одна из самых страшных, и впервые до Лиана дошел весь ужас войны. Хватило одной ночи, чтобы Лиан полностью излечился от своего романтического взгляда на Сказания, который ему привили в Школе Преданий.

Всего в нескольких кварталах от Большого Зала ранее разыгралось сражение, и его жертвы то и дело встречались Лиану по пути. Они с Тензором догнали молодого человека, который полз и стонал. Что-то волочилось за ним, цепляясь за булыжники. Это была отрубленная нога, она держалась только из-за шва штанов. На мостовую из раны хлестала кровь.

— Помогите мне, — жалобно закричал несчастный, когда Лиан с Тензором проходили мимо. Его красивое лицо исказила гримаса боли.

Лиан остановился, не зная, что предпринять, — впрочем, никто бы не смог равнодушно пройти мимо такой трагедии.

Тензора эта картина не тронула.

— Он умрет через пять минут, летописец, — грубо сказал арким. — И мы тоже, если нас схватит Иггур.

В то время как он это говорил, молодой человек рухнул лицом на камни, и поток крови из его обрубка превратился в тонкую струйку. Тензор дернул Лиана за руку, торопя его, но через несколько шагов упал на колени, выкрикивая: “Шазмак! Шазмак!”

Лиан стоял рядом: Тензор не выпускал его запястье. Славный, прекрасный Шазмак лежал в руинах, а его жители были убиты.

— Как это ужасно! — Слезы текли по щекам Тензора.

— Карана! Карана! — кричал он.

Потребовалось некоторое время, чтобы Тензор пришел в себя, и они двинулись в путь.

— Забудь ее, летописец! Она не выживет.

Вскоре они поравнялись с домами, охваченными огнем, и к ужасу Лиана, кто-то с воплями выпрыгнул из окна. За человеком, напоминая свадебный шлейф принцессы, взметнулись искры. Человек рухнул в ухоженный сад с розами. Крик прекратился, а пожар продолжал бушевать. Взглянув наверх, Лиан увидел в окнах горящих домов другие фигурки на фоне желтого пламени, однако Тензор увлек юношу за собой. Образ падающего человека еще долго преследовал Лиана.

— За нами следят, — сказал Тензор через какое-то время.

Лиану было все равно. Тензор затащил его за угол, и они прижались к стене. Девочка, похожая на беспризорницу, прошла мимо. Тензор поднял сжатый кулак. Лиан словно очнулся. В походке девочки было что-то знакомое.

Ребенок остановился, оглянулся, затем, осторожно ступая, направился к переулку. Лиан чувствовал давление в черепе, словно Тензор заставлял его приблизиться к ней. То же стремление охватило и девочку — это было еще одно проявление власти Тензора над людьми. Лиан понял, что задумал его спутник. Еще несколько шагов — и Тензор размозжит голову девчонки о булыжники мостовой.

— Лилиса! — закричал Лиан. — Уходи! Возвращайся назад!

Он так сильно толкнул Тензора, что арким ударился о стену головой. Лиан задрожал и сполз вниз по стене. Лилиса понеслась прочь. Прежде чем Тензор пришел в себя, ее и след простыл. Лиан тоже рванулся было, но не сделал и десяти шагов, как его ударили по голове, и он упал на мокрую мостовую.

— Как это достойно, — насмешливо произнес Лиан, поднимаясь, — устроить засаду на ребенка. — И плюнул в Тензора.

Арким потащил его дальше, не встретив никакого сопротивления: это была последняя вспышка неповиновения Лиана, после которой железный контроль Тензора над его разумом стал еще сильнее, чем прежде.

Вскоре они остановились возле уединенной виллы. Она была окружена чугунной оградой и густой живой изгородью, усыпанной красными ягодами. Тензор повернул ключ в замке высокой калитки, послышались два щелчка, и калитка распахнулась. Тензор постучал в дверь, и ему открыла рыжеволосая женщина ростом примерно с Лиана. Из-за ее спины выглядывали другие аркимы. Лиан вошел на веранду, слишком потрясенный и измученный, чтобы рассуждать рационально. Он вновь и вновь вспоминал разгром Тайного Совета. Когда он закрывал глаза, перед его мысленным взором возникала лишь одна сцена: Карана, застывшая с приоткрытым от ужаса ртом, в момент убийства Нелиссы.

— Малиена... — начал Тензор, в первый раз проявив свое горе. — Не думал, что увижу здесь тебя. — Он раскрыл объятия.

— Я приехала на запад, чтобы увидеть своего сына, — ответила она, делая шаг назад, чтобы уклониться от его объятий. — Только сегодня я узнала, что приехала слишком поздно.

— Слишком поздно! — слабым эхом отозвался Тензор. — Ах, Малиена, я не приносил такие дурные новости с тех пор, как пал Тар Гаарн. — Он пошатнулся в дверях, и при свете лампы стали видны слезы, дрожавшие у него на ресницах.

Малиена, женщина с суровыми чертами лица, обладала зрелой красотой. Она взглянула на Тензора. Что-то в ней, кроме рыжих волос, напомнило Лиану о Раэле, утонувшем во время их бегства из Шазмака. Она была похожа и на Карану. Он уже слышал имя Малиены прежде — должно быть, в Шазмаке. Юноша определенно находил в ней сходство с Караной: бледная кожа, округлое лицо, серовато-зеленые глаза. Но аркима была старше. У Лиана, вновь вспомнившего о Каране, которая осталась лежать между стражниками, бледная и холодная, сдавило горло.

Малиена посмотрела на него. Ее бесстрастное лицо было лишено всякого выражения. Она положила свою красивую руку с удлиненными пальцами на рукав Тензора и притянула его к себе.

— Заходи, — тихо произнесла она. — Дурные новости следует с кем-то разделить. Правда, нас совсем немного. — Она кивнула в сторону Лиана. — А это что такое?

Лиан вздрогнул, хотя теперь он знал, что у аркимов есть привычка говорить о представителях других рас как о неодушевленных предметах — по крайней мере, пока с ними не возникнут какие-то отношения.

— Это предатель-дзаинянин, — ответил Тензор. — Возможно, я использую его, если дела обернутся определенным образом. Не думаю, что от него будут какие-то неприятности.

Кто-то проводил Лиана в маленькую комнату в задней части виллы и закрыл дверь. Все это было проделано крайне вежливо. В комнате не было ни света, ни мебели, так что он улегся на пол в мокрой одежде.

В доме было холодно, и ему стало неуютно. Он поднялся с пола и, подойдя к двери, обнаружил, что та не заперта. Юноша тихо прошел в холл. Дверь в следующую комнату, длинную, с высоким потолком, была открыта. На роскошном шерстяном ковре стоял Тензор, с которого капала вода, и рассказывал о Тайном Совете:

— ... Шазмак взят и разрушен, говорила Феламора, и все наши люди мертвы.

Услышав это, аркимы застыли, будто мраморные изваяния, с лицами, лишенными всякого выражения, — так велико было их горе. Пока длилось молчание, Лиан рассматривал их. Древняя раса аркимов изначально жила на Аркане, но после возникновения Непреодолимой Преграды оказалась на Сантенаре. Аркимы отличались высоким ростом, но их можно было по ошибке принять за коренных сантенарцев, каковым был Лиан, если бы не такие явные отличия, как маленькие круглые уши, костный гребень на черепе и рудиментарный хвостик. Правда, их почти нельзя было разглядеть под волосами и одеждой. В случае необходимости аркимы прятали свои желто-зеленые с овальными зрачками глаза под темными очками. Удивительно длинные пальцы на руках было труднее скрывать.

После своего пребывания в Шазмаке Лиан знал многих из находящихся в комнате. Блез был высоким, с темно-серыми волосами, локонами ниспадавшими на плечи, и орлиным носом. Рядом с ним разместились две женщины — высокая Еннис с коротко остриженными волосами и золотым кольцом в мочке уха и Тель, инженер, миниатюрная и хорошо сложенная. Рядом с ней — стройный молодой человек ростом с Лиана, с гривой черных волос. Лиан не встречал его прежде.

Еще здесь были близнецы Ксара и Шала — невысокие женщины, первая с белокурыми волосами и бледным, веснушчатым лицом, вторая — ее двойник, но в темном варианте. Они были самыми младшими из всех аркимов. Поодаль от всех стоял Труль. У него была тонкая кость. Из-за этого он выглядел очень хрупким, словно ребенок, его лицо осунулось от горя. Труль тяжело переживал дурные новости.

Малиена нарушила тишину:

— Как это случилось, Тензор? Как мог пасть Шазмак?

— Гаршарды!..

Малиена невольно вскрикнула от страха. Другие аркимы запричитали от ужаса.

— Гаршарды, — повторила она, и ей пришлось сесть. — Откуда они взялись через тысячу лет?

— Никто не знает, — ответил Тензор. — Я услышал эту новость только вчера вечером. Когда-то Иггур подчинил их своей воле и сделал своими слугами, вельмами. Но теперь они восстали и вспомнили, кем были прежде, а может быть, кто-то превратил их обратно в тех, кем они являлись во времена Рулька.

— Кто показал им путь в Шазмак? — Голос Малиены был тверд, в нем звучали металлические нотки.

— Это долгая история, Малиена. Карана пришла в Шазмак два месяца тому назад с этим летописцем, который теперь шпионит за нами. — Он указал на Лиана. — Потом они сбежали из города с помощью Раэля.

Упоминание имени Караны вызвало слезы на глазах Лиана. Ему отчаянно хотелось бежать к ней, он даже попытался сделать шаг к двери, но власть Тензора над ним была велика.

— Это я уже слышала, — сказала Малиена, с трудом сдерживая свой гнев. — А также что, преследуя их, ты захватил Феламору и послал в качестве пленницы в Шазмак. Ее, самую могущественную женщину на Сантенаре, за которой стоят все феллемы! Как ты мог сделать такую глупость?

— Мы обнаружили ее, когда она наблюдала, как вельмы Иггура убивают наших людей. Я уверен, что она была с вельмами в сговоре.

— Более невероятный союз трудно себе представить! — возразила Малиена в ярости. — Теперь я понимаю: Феламора разложила Шазмак изнутри, как термит.

— Феламора сказала, что нас предала Карана.

— Я не могу в это поверить, — сказал молодой человек с гривой черных волос.

— Я тоже, Аспер, — заявила Малиена. — А где сейчас Карана, Тензор?

— Она погибла на Тайном Совете, — мрачно произнес Тензор.

— Ты бросил ее! — закричал Лиан. — Она была еще жива!

Мука исказила лицо Малиены. Она повернулась к Тензору и слабым голосом спросила:

— Это правда?

— Да, — ответил Тензор. — Но она бы все равно не выжила.

Малиена ударила себя кулаком в грудь. Аркимы образовали вокруг Малиены траурный круг, подойдя к ней почти вплотную. Тензор стоял опустив руки, сжатые в кулаки. Наконец круг распался.

— А что ответила Карана на ложь Феламоры? — прошипела Малиена.

— Она твердила, что Феламора воздействовала на Эмманта и когда тот покинул Шазмак, то показал гаршардам тайный путь в город. Но Феламора на это сказала...

— Феламора сказала, Феламора сказала... — Малиена в ярости повысила голос. — Значит, ты веришь ей, а не Каране? Разве не так?

— Карана утаила от нас Зеркало, обманув далее Аркимский Совет.

— Ба! — воскликнула Малиена. — Феламора — отъявленная лгунья. Для феллемов правда — самая слабая иллюзия из всех возможных.

Лиан был заворожен тем, что узнал об аркимах и Феламоре. Все это он использует в своем “Сказании о Зеркале”, которое, как он надеялся, в один прекрасный день войдет в число Великих Сказаний.

Лиан был мастером-летописцем, а также сказителем — за много столетий впервые этих почетных званий добился такой молодой человек. Что же, тем лучше — ведь он так неуклюж в остальных делах и больше почти ничего не умеет. Предания, столь важные для культуры Сантенара, были его жизнью. Каждая семья хранила свои собственные записи, и все жаждали быть упомянутыми в Преданиях мира или даже — неосуществимая мечта — в одном из Великих Сказаний. Добавить еще одно к двадцати двум Великим Сказаниям — о, как это было бы чудесно!

— В этом есть доля истины, — продолжал Тензор, заставив Лиана очнуться от романтических мечтаний, — хотя все ли тут правда, вряд ли скажет даже Аркимский Совет. Теперь я понимаю, что Феламора — мой враг.

Ответ Малиены просвистел, как разящий бич:

— Твоя глупость в том, что ты не хотел видеть то, что знает каждый арким. Наша глупость — что мы позволили тебе все делать по-своему. Почему ты послал Феламору в Шазмак, не слушая ничьих советов? Ты разрушил наш мир и нашу жизнь и сделал нас отверженными. Ты должен взять себе новое имя. Зови себя тил-Питлис — то есть “еще более низкий, чем Питлис”, память о котором проклята.

Лиан знал о Питлисе, что тот был великим аркимским предводителем всех времен и архитектором, который спроектировал Тар Гаарн, их самый великолепный и гармоничный город. Но Питлис был до безумия горд и никогда не внимал советам. Его союз с кароном Рульком привел к падению Тар Гаарна и полному краху аркимов. Даже теперь, спустя тысячу лет, они не оправились от удара. “Сказание о Тар Гаарне” Лиану было хорошо известно.

— Я ужасно напуган, — вымолвил Тензор. — Посмотрите на это!

Он вынул из кармана черный металлический футляр и достал из него какой-то предмет, который сам по себе развернулся и оказался плоским листом. Аркимы подошли поближе, чтобы взглянуть на эту драгоценную вещь — Арканское Зеркало. Они не видели его с тех пор, как Ялкара украла у них Зеркало при падении Тар Гаарна.

Оно было изготовлено из листа черного металла. По краю листа располагалось что-то вроде рамы, на которой была сделана надпись мелкими серебряными буквами — иероглифами, незнакомыми даже Лиану, получившему хорошее образование. В верхнем правом углу был изображен символ: три золотистых пузырька, окруженные алыми полумесяцами были заключены в круг, заполненный тонкими переплетающимися серебряными линиями. Внутри рамы блестел какой-то жидкий материал, напоминавший ртуть, который на свету покрывался мелкой рябью.

Тензор поднял Зеркало так, что в нем отразился свет ламп. Кто-то издал вздох. “Наверно, Труль”, — подумал Лиан. Аркимы не отрывали взгляда от Зеркала. Алые полумесяцы на свету загорелись. Поверхность Зеркала стала мерцать, казалось, ее вот-вот разорвет от света. У Лиана начало покалывать в голове.

Тензор дотронулся до символа на Зеркале:

— Зеркало изменилось — это работа Ялкары.

— Мне не нравится, как оно выглядит, — испуганным шепотом произнес Аспер. — Что это может означать?

— Понятия не имею, что она с ним сделала.

— В таком случае меня удивляет, что ты потратил столько времени, гоняясь за ним, — ядовито заметила Малиена.

— Это конец? — перебил их человек, стоявший в тени. У него было чисто выбритое лицо и густые курчавые волосы. Такого высокого человека Лиану еще не приходилось видеть — ни среди аркимов, ни среди других рас. — Разве даже у Тайного Совета не было ответа?

— Совет осквернен, Хинтис, — медленно и устало ответил Тензор после долгого молчания. — Феламора нанесла мне еще один удар. Несомненно, она все это спланировала.

— Она коварна, — согласился Хинтис, кивая курчавой головой.

— Ее помощница Магрета внезапно появилась на балконе, — продолжал Тензор. Его лицо застыло при воспоминании об этом, а зубы оскалились. — Как высокомерно она смотрела на меня сверху! Я чувствовал, что она насмехается над моей мукой. У нее глаза каронов — не думал, что когда-нибудь увижу их снова. Я не смог это вынести. Весь мир был против меня.

— Ты убил ее! — воскликнула Малиена. Ее глаза сверкнули, когда она посмотрела на Тензора. — Смело!

— Ах, если бы!.. Я был уверен, Феламора с Магретой что-то замыслили против меня.

Никто не произнес ни слова. Взоры всех присутствовавших были прикованы к Тензору. Лиан подобрался поближе, но аркимы этого не заметили, или им было все равно.

— Мне изменило мужество. Я применил хакаша ка-наджиска против Нелиссы. Она мертва, и весь Совет сражен. — Огромные руки Тензора беспомощно повисли. — Это было ужасно. У меня до сих пор звенит в голове.

— Ты нанес удар Великому Тайному Совету? — вскричала Малиена, трясясь от ярости. — Ты обратил против наших беззащитных союзников оружие, разрушающее мозг, оружие, от которого погибло больше аркимов, чем их врагов? Это оружие было создано с единственной целью, но и тогда оно не помогло нам.

Лиану показалось, что сейчас Малиена ударит Тензора, но та круто повернулась и выбежала из комнаты. За ней один за другим вышли и другие, низко опустив головы. Остался лишь Тензор, с которого все еще капала вода на ковер.

Лиан стоял, прислонившись к стене, и на него никто не обращал внимания, словно он был предметом обстановки. Он слышал, как переговаривались между собой аркимы, но не мог разобрать слов. Потом они вернулись, снова цепочкой. Последней двигалась Малиена.

Малиена подошла прямо к Тензору.

— Мои чувства к тебе вычеркнуты! — горько сказала она. — Как будто мы никогда не встречались. Я простила тебе все глупости, все безумства, но только не это... вероломство! Ты осквернил все, что у нас с тобой было. Я отрываю тебя от себя навеки.

Вымолвив это, она взялась за перед рубашки и разорвала его, обнажив груди, затем швырнула шелковые тряпки к ногам Тензора. Встряхнув рыжей головой, так что волосы упали на лицо, она повернулась и медленно удалилась.

Тензор издал пронзительный вопль муки. Стеклянные светильники на стене затряслись и со звоном упали на пол. Тензор рухнул на ковер, сжимая шелк в руке. Остальные аркимы, такие скорбные, словно шли на похороны ребенка, последовали за Малиеной.

Давление воли Тензора на Лиана прекратилось. Юноша был свободен. Лиан прокрался к двери. Поблизости никого не было, и ничто не мешало ему выйти из дома. Дверь легко открылась. Он выскользнул через нее и немного постоял на веранде, высматривая в темноте дорожку и калитку в изгороди и размышляя о том, как бы во мраке и тумане незнакомого города, в котором к тому же идет война, отыскать обратную дорогу к Большому Залу. Он слишком долго мешкал.

Неожиданно Лиан услышал звук, очень отчетливый, несмотря на шум дождя, капающего на гравий, воды, журчащей в канаве, и ветра, гудевшего под крышей. У него волосы встали дыбом. Может быть, это часовой у калитки? Нет, вряд ли. В тусклом свете уличного фонаря юноша заметил чью-то тень. Тень двигалась. Вперед или назад? И то, и другое было плохо. Мгновение, и тень снова слилась с темнотой. Конечно, сам Лиан был невидим у двери. Он отступил назад.

Что-то глухо ударилось о дверной косяк. Лиан попытался заскочить внутрь, но кто-то поймал его за рукав. Он отбивался, пока не понял, что его куртка пригвождена к стене копьем.

Юноша высвободил рукав, но тут его правый бок пронзила острая боль. Лиан был прикован к двери. В окнах виллы погас свет. Лиан вскрикнул, теплая рука прикрыла ему рот, и Малиена тихо произнесла ему в ухо: “Замолчи!” — и выдернула копье. Лиан издал вопль. Малиена затащила его в дом. Снаружи еще одно копье воткнулось в дверь, закрытую аркимкой на засов.

Возгласы Лиана оказали действие на аркимов: они ринулись к окнам, закрывая металлические ставни. Малиена, в разорванной рубахе, возилась с длинными запорами, когда что-то ударило в дверь с такой силой, что задрожали стены. Следующий удар чуть не открыл дверь, но Тензор налег на нее, и вдвоем им удалось надежно ее запереть. Подхватив Лиана под мышки, Малиена повела его в большую комнату.

Лиан еле двигался, покрываясь холодным потом. Кто-то поддерживал юношу, пока Малиена срывала окровавленную рубаху. Ноги Лиана подогнулись, и его положили на пол. Малиена была испачкана его кровью.

— Мы в безопасности? — громко спросила она.

— Да, — услышала она в ответ.

Подбежал Тензор. Он увидел, что бок Лиана пробит копьем, которое прошло между седьмым и восьмым ребрами.

— Рана серьезная, но кость не задета, — сказал Тензор. — Наложите тугую повязку, и мы уходим.

От потери крови Лиан потерял сознание. Что-то обожгло его, и, открыв глаза, он увидел, что Малиена промывает рану тряпкой, от которой идет пар. Женщина так туго забинтовала его, что Лиан едва мог дышать. Затем юношу подняли, надели другую рубашку, мягкую, как шелк, — очевидно, принадлежавшую Малиене, — а сверху — шерстяную куртку.

— Кто на меня напал? — простонал Лиан.

— На копье знак вельмов, — с презрением произнесла Малиена.

Дверь продолжали атаковать с помощью топоров или мотыг. Какой-то очень высокий арким снова поднял Лиана и вместе с ним начал спускаться вниз по длинной лестнице.

— Зажигай, — прозвучал голос Тензора.

Лиан с трудом приоткрыл глаза и увидел, как швырнули факел на груду приготовленных щепок и тряпок, смоченных в масле. Взметнулось желтое пламя.

Лиана понесли дальше вниз по лестнице, затем через люк — в подвал. Дверца люка захлопнулась. Они прошли через погреб, забитый бочками и сырами размером с колесо телеги, потом через мокрый туннель. Тель разрубила топором сыр на треугольные куски и раздала их всем. У Тензора, как и у остальных аркимов, за спиной был огромный рюкзак. Он подождал, пока все пройдут, потянул за рычаг. В тот же миг позади отряда аркимов с грохотом обрушился потолок туннеля, завалив проход. Запахло землей. Пройдя еще через одну дверь, аркимы попали в следующий погреб и наконец выбрались в переулок, ничем не отличавшийся от тысяч переулков в Туркаде. Лил дождь.

— Kcapa! — обратился Тензор к светловолосой женщине. — Ступай в наше убежище и жди. Если придет кто-нибудь из наших людей... — Он прошептал ей что-то в самое ухо, так что Лиан не услышал остального.

Ксара устремила взор на свою сестру, которая с застывшим лицом смотрела на нее.

— Я не могу уберечь вас обеих, — сказал Тензор. Ксара кивнула, обняла сестру и неохотно пошла прочь, то и дело вытирая глаза. Шала глядела сестре вслед, пока та не скрылась из виду.

У Лиана при себе ничего не было — только мешочек на поясе, в котором он хранил кошелек, дневник с заметками для “Сказания о Зеркале” — их Лиан носил с собой повсюду. Тензор набросил юноше на плечи плащ. Лиан запахнул его одной рукой, а Аспер помог ему набросить на голову капюшон.

Дождь все еще не прекращался. С юга дул ветер. С той же стороны доносились звуки битвы. Аркимы долго пробирались по городским улочкам. Затем они прошли потайным путем через городскую стену. Однако, судя по всему, об этом проходе было известно еще кое-кому: когда осталось пройти еще двоим из них, аркимы услышали:

— Кто идет?

Тензор стремительно напал на стражника и убил его. Он выкрикнул команду, и аркимы бросились врассыпную. Лиан почувствовал жгучую боль, когда человек, несший его, побежал. Мимо уха Лиана просвистела стрела. Арким поскользнулся, уронил Лиана и упал на него. Нестерпимая боль... и Лиан потерял сознание.

Остаток ночи юноша провел то приходя в себя, то вновь впадая в забытье, и каждое пробуждение сопровождалось единственным ощущением: огонь жег ребра Лиана. Но сейчас было утро, это он мог сказать, не разлепляя глаз. В боку сильно пульсировала кровь, и он знал, что тот, кто его несет, бежит. Неожиданно человек остановился, опустив Лиана на холодную землю.

Лиан открыл глаза. Он видел светлеющее небо сквозь сплетающиеся ветви деревьев с узкими листьями. Они были далеко от Туркада. Теперь ему никогда уже не найти Карану. Погруженный в печальные мысли, он забылся тяжелым сном.

Лиан проснулся от жажды. Рука его нащупала снег, и он стал заталкивать его в пересохший рот. Он попытался пошевелить другой рукой, но весь бок, плечо и мускулы спины заныли.

Слева, поодаль от него, прислонившись к дереву, стоял высокий арким и смотрел на дорогу. Грудь его все еще тяжело вздымалась, Лиан не помнил его имя.

— Эй! — позвал он аркима. Голос юноши был слабый — словно завывания призрака, заглушаемые ветром. Однако тот перевел на него взгляд, потом снова устремил его на каменистую дорогу.

Лиан попытался сесть, но ничего не получилось. Тогда, перекатившись на здоровый бок, он встал на колени. Кровь потекла по животу. Заставив себя подняться, он сделал несколько неуверенных шагов, добрел до ближайшего дерева и свалился на землю.

“Где мы? И где остальные аркимы? ”

Наконец его спутник закинул за плечи большой рюкзак.

— Ты идешь? — спросил он Лиана.

Лиан нахмурился, затем определил, что за акцент у говорящего. Его спутник был с дальнего востока, вероятно из аркимского города Стассора.

— Думаю, что смогу идти, — наконец ответил он. — Если ты не будешь двигаться слишком быстро.

Арким повернулся к косогору.

— Пошли, — сказал он.

Лиан поднялся, держась за дерево, нащупал мешочек на поясе и последовал за аркимом. Вскоре дорога стала такой крутой, что ему пришлось присесть, чтобы не потерять сознание. Арким взвалил его на плечо, и они продолжили свой путь.

У Лиана снова закружилась голова, и остаток дня запечатлелся в его сознании очень смутно: мучительная боль, тряска, тяжелое дыхание несшего его аркима и отдых на снегу. Наконец арким остановился, прислонил Лиана к дереву и исчез.

Лиан попытался утолить жажду снегом, но у него заныли зубы, а пить все еще хотелось.

Пейзаж был унылый: белый снег, искривленные сосны и серые камни, покрытые лишайником. Снег падал не переставая.

Лиан не представлял, где они находятся. Когда наступили сумерки, арким раскрыл рюкзак и отрезал несколько кусков какого-то черного мяса. Положив их на широкий лист, он протянул еду Лиану.

— Спасибо, Хинтис, — сказал тот, с трудом вспомнивший его имя. Должно быть, он действительно был в шоке, если забыл, как зовут аркима: ведь в точности помнить все услышанное и прочитанное — то, чему обязательно обучают мастеров-летописцев.

Лиан грыз кусок мяса, оказавшийся солониной, твердой, острой и пряной. Когда он доедал первый кусок, на лбу у него выступил пот. Он съел немного снега, чтобы охладить горящий рот. Мясо было вкусным. Он принялся за второй кусок.

— Где остальные? — спросил Лиан с набитым ртом.

— Не знаю, — ответил Хинтис с сильным акцентом. Затем, предвосхищая следующий вопрос, продолжил: — Они нас найдут!

Хинтис отрезал себе еще один кусок и, разделив его на аккуратные полоски, отправил в рот с помощью ножа. На второе у них был сыр.

Не рискуя лечь на холодную землю, Лиан уселся на груду веток, прислонился к дереву и прикрыл глаза. Бок у него горел. Поскольку юноша продремал весь день, то теперь не мог заснуть. Один раз из леса раздалось какое-то шуршание. Наверно, это был Хинтис или какой-то лесной зверек. Лиан тосковал по Каране, чувствуя, что она безвозвратно утеряна. Он покинул ее. Унылая ночь проходила для него так медленно, как никогда еще в жизни.

У Иггура не хватало солдат, чтобы полностью окружить Туркад: город был слишком велик, и из него было слишком много выходов — особенно через холмы с северной стороны. Но неподалеку от города расположился отряд из отборного войска Иггура, поджидавший возвращения вельмов-шпионов. Поступил сигнал, что из Туркада выскользнул кто-то значительный.

Наконец один из шпионов явился: женщина в мешковатом сером одеянии с капюшоном из грубой ткани. Вельмы были медлительные и неуклюжие, но упорные и безжалостные. Однако и у них была слабость, которую Карана обнаружила, когда ее преследовал Идлис. Родом с морозного юга, вельмы были сверхчувствительны к солнцу. Эта особенность вынуждала их защищать лица полумасками со щелями для глаз, а кожу — одеждой, прикрывающей все тело.

Шпионку звали Йетча — она преследовала Лиана по пути из Чантхеда прошлой осенью. Она была молода и более привлекательна, чем остальные ведьмы. Ее огромные глаза были черны, как полночь. Жесткие черные волосы, подрезанные клинком, свисали на плащ неровными прядями. Йетча с довольным видом отсалютовала капитану отряда. Он ждал, когда она заговорит, зная, что вельмов нельзя торопить.

— Это наш враг, Тензор, — начала она. — Арким, который сбежал из Большого Зала Туркада две ночи назад. Он унес с собой Арканское Зеркало. С ним отряд из восьми-девяти аркимов, но они, кажется, слабо вооружены. Захватить его будет почти таким же великим подвигом, как поймать чародея Мендарка. — Она сплюнула при этом имени и поджала тонкие серые губы.

— Тогда давайте составим план. Что ты знаешь об этих аркимах, Йетча?

Усевшись поближе к огню, они принялись вполголоса беседовать и чертить маршруты, водя пальцами по карте. Наконец капитан кивнул:

— Оповести другие отряды. Мы попытаемся загнать их на утес. Если мы загоним их туда, им придется сражаться или сдаться, так как с другой стороны — пропасть. А если они решат сражаться, то нас будет пятеро на одного, к тому же мы лучше вооружены!

Проснувшись от звука голосов, Лиан увидел рядом с Хинтисом еще двух аркимов: высокую Еннис с коротко остриженными черными волосами и женщину меньше ее ростом с рыжими волосами — несомненно, Малиену.

Она обернулась — это действительно была Малиена. Она что-то объясняла другим, жестикулируя и указывая на лес. Потом Хинтис кивнул и пошел в том направлении. Еннис начала выкладывать вещи из своего рюкзака. Занимался рассвет.

Малиена присела на корточки возле Лиана и тщательно его осмотрела.

— Как ты себя сегодня чувствуешь? — спросила она с улыбкой, напомнившей ему Карану.

Ему было холодно, он проголодался и ослабел. Бок болел. Он вяло улыбнулся и ответил:

— Неважно.

Она расстегнула его зеленую шелковую рубашку, и ее взгляд упал на амулет из нефрита, висевший у Лиана на шее.

— Просто подарок на память, который дала мне моя мать, когда меня отослали из дому.

— Отослали! — приподняла она бровь. — Ты был смутьяном?

Лиан с трудом рассмеялся:

— Да нет, совсем наоборот. Я был умным ребенком, и меня заметил Мендарк. Он предложил оплатить мое обучение в Школе Преданий.

— Чантхед далеко от Эпперанда, где проживают дзаиняне, — сказала она.

— Слишком далеко! Мои родители были бедны, и такая возможность могла больше не представиться. Я уехал в Чантхед шестнадцать лет тому назад и так и не вернулся. Мне бы хотелось побывать дома.

Малиена продолжала, нахмурившись, смотреть на амулет — он чем-то заинтересовал ее, — хотя, насколько было известно Лиану, он был дешевый и дорог только как память.

— Кажется, он заколдован, — вымолвила она наконец. — Твоя мать?..

— Нет! С ним что-то сделала Феламора, чтобы Эммант смог с его помощью заманить Карану в ловушку. Но хоть он и осквернен, я не в силах выбросить этот амулет.

— Мне нужно на него взглянуть поближе. Я смогу убрать чары. — Малиена сняла с его шеи амулет. — А теперь обратимся к твоей ране.

Она размотала окровавленный бинт.

— Болит? — спросила она, дотрагиваясь до краешков раны.

Лиан употребил все усилия, чтобы не закричать. Малиена снова нахмурилась, рыжеватые брови сошлись на переносице. “Как она похожа на Раэля!”

На юношу нахлынул целый поток воспоминаний. “Интересно, не родственники ли они? Возможно, Малиена его старшая сестра”. Лиан не умел определять возраст аркимов.

Поджав губы, Малиена принялась собирать хворост для костра и, несмотря на предостережения Еннис, подожгла трут. Костер получился небольшой, и он не дымил. Вскоре вода в котелке закипела.

Вымыв руки, Малиена отмочила бинты и промыла рану.

— Тебе повезло, — сказала она. — Копье лишь распороло тебе бок и немного продырявило вот здесь. Рана чистая, не отравленная.

— Дьявольски болит, — пожаловался Лиан, покрываясь испариной.

— Конечно болит, — засмеялась Малиена. — Правда, многим приходилось гораздо хуже, и они не жаловались.

— Я могу вспомнить тысячу сказаний о героях, слишком глупых, чтобы ощущать боль, — пробормотал Лиан, сейчас больше походивший на надувшегося школьника, чем на мастера-летописца.

Малиена посыпала рану красным порошком из коробочки, сделанной из черного дерева, и, закрыв ее, взяла иголку с ниткой. Лиан встревожился:

— Что ты собираешься делать?

Она улыбнулась, показав безукоризненные зубы:

— Я собираюсь заштопать тебя, летописец. Ты сможешь написать новое предание. Назови его “Тысяча первый герой, или Мальчик, который кричал”. — Малиена засмеялась.

— Нет!

— Это необходимо. Впрочем, если хочешь, я предоставлю это Тензору.

— Нет!.. Я хочу сказать, лучше ты!

Она принялась шить, продергивая окровавленную нить сквозь кожу юноши, что, кроме того что причиняло сильную боль, было ужасно неприятно. Наконец Малиена забинтовала рану и помогла Лиану надеть рубаху и куртку.

— Не надо ли прибинтовать руку к боку, — задумчиво произнесла она, — чтобы ты не разорвал стежки?

— Нет! — ответил Лиан, но она все равно сделала по-своему.

Как раз в этот момент появился Тензор вместе с остальными аркимами — они сбегали с горы с тяжелыми рюкзаками.

— Скорее! — закричал он. — За нами гонятся.

Костер затоптали и засыпали снегом. Аркимы бежали всю ночь, но не могли оторваться от преследователей, мчавшихся за ними неутомимо, как свора псов. Из-за Лиана беглецы двигались медленнее. На рассвете Тензор объявил краткую передышку, чтобы позавтракать.

— Кто они? — воскликнул курчавый Хинтис со своим невообразимым акцентом, запивая хлеб водой.

— Я сильно опасаюсь, что среди них есть вельмы, — проговорил Тензор. — Уж очень легко они идут по нашему следу в темноте.

— Вельмы или гаршарды? — Хинтис напрягся. — А откуда они-то взялись спустя столько веков?

— Это вопрос, на который всем нам хотелось бы найти ответ, — вставила Малиена.

— Тогда я предлагаю остановиться и устроить на них засаду. Вырвем из них правду, чтобы отомстить за Шазмак. Мне невыносимо удирать от них.

— Мы непременно отомстим за Шазмак, — пообещал Тензор, обняв Хинтиса за плечи. — Но сначала хозяин, потом — слуги.

— Этот твой дзаинянин — большая обуза, мы из-за него еле тащимся, — сердито сказал Хинтис. — И от него невыносимо воняет. Что если я размозжу ему голову вот об эту скалу? Тогда вельмам не видать нас как своих ушей.

Лиан побелел от страха, но Тензор возразил:

— Ты должен потерпеть, Хинтис, он мне нужен. Терпеть, как всегда терпели мы, аркимы.

Хинтис сплюнул, но больше не произнес ни слова.

Они принялись взбираться на крутой утес, и дорога становилась все круче. Справа и слева были пропасти. Вниз можно было лишь сползать.

— Не нравится мне это, — сказала Малиена, тяжело дыша, когда они с трудом карабкались между валунами и поваленными деревьями. — Они загоняют нас в ловушку.

— Не знаю, — ответил Тензор. — Эта местность мне незнакома.

— Они могут очутиться у подножия горы прежде, чем мы доползем до вершины.

— Несколько отрядов, оторванных от боевых действий на войне, не могут помешать нам добраться до цели, — заявил Тензор и, вскинув Лиана на плечо, зашагал в гору еще быстрее.

Вскоре они добрались до вершины утеса; лес кончился, здесь были только вереск, жесткая трава и отколовшиеся камни. Негде укрыться! Пробежав несколько шагов, они замерли на месте. Впереди виднелось ущелье, за ним — высокая черная скала, а под ногами — крутой склон, покрытый каменистой осыпью, образовавшейся в результате последнего из многочисленных обвалов. Внизу — бурная река. Они попали в ловушку. Аркимы молча переглянулись.

— Мы умрем здесь, вот так? — наконец сказал Тензор. — Мы можем прихватить с собой многих из них.

— У меня нет такого желания, — ответила Малиена. — Сначала я переберусь через утес и попытаю счастья со спуском к реке.

Когда она произнесла эти слова, на вершине показались солдаты Иггура. Тензор снова посмотрел в пропасть:

— Кто вызовется попробовать первым? Ты, летописец! Возмести нам все неприятности, которые нам доставил.

С этими словами он разрезал бинты, которыми рука Лиана была прибинтована к боку.

— Что ты делаешь? — закричал Лиан.

— Сбрасываю тебя со скалы. Если ты уцелеешь, беги поперек склона, или тебя настигнет оползень. Готов?

— Нет! — завопил Лиан, но Тензор поднял его на вытянутых руках и швырнул в пропасть.

8

ОБЩИЕ СНЫ

Лиан полетел камнем вниз, задел за выступ черной скалы и рухнул на крутой склон, а затем заскользил по нему на спине вниз. Судя по резкой боли, рана открылась. Однако ему некогда было ее проверять, поскольку склон начал двигаться под ним. Вскочив на ноги, Лиан сделал шаг и снова упал.

Он ехал вниз ужасно быстро и неудержимо. Посмотрев вверх, он увидел, что весь склон пришел в движение. Что сказал ему Тензор? Беги поперек склона. Теперь он понял. Оползень имел форму веера — если ему удастся удержаться на ногах и бежать достаточно быстро, то он сможет выскочить за его пределы.

Однако легче сказать, чем сделать. Как только Лиан ступал на камень, тот выскальзывал из-под ног, и юноша, потеряв равновесие, падал.

Наконец он нащупал точку опоры и обнаружил, что гораздо легче удержаться на ногах, если бежишь. И он бежал, пока в здоровом боку не закололо почти так же, как в раненом, который к тому же кровоточил. Камень размером с грейпфрут ударил Лиана под колено, он рухнул и покатился по склону. Вдруг над собой он увидел большую глыбу, летящую прямо в него. Лиан упал и прижался к скале, и камень пролетел, едва не задев его.

Он снова побежал, а обвал ревел у него за спиной, как дикий зверь, догоняя его. Впереди он увидел маленький выступ между этим и соседним склонами. Устремившись к нему, Лиан упал на больной бок, беззвучно закричал и пополз на четвереньках. Оползень бушевал у его ног, пытаясь утащить вниз. Наконец он добрался до выступа и головой вниз ринулся к следующему склону. С минуту он лежал не шевелясь, боясь, что почва снова поедет под ним. Этого не случилось, и он продолжил свой спуск к реке.

Вслед за Лианом аркимы один за другим прыгали со скалы и бежали по склону, вскрикивая от радости, невзирая на опасность. Не повезло лишь хрупкому Трулю с печальными глазами: он неловко приземлился и с хрустом сломал лодыжку. Этот хруст Лиан услышал сквозь рев обвала. Рюкзак утащил Труля вниз, и он больше не поднялся. За ним прыгнула Малиена, а последним — Тензор, ловко пробежавший весь путь и остановившийся рядом с Лианом.

— Труль? — спросил он.

— Увы, он мертв, — тихо ответила Малиена. Тензор склонил голову, остальные тоже и постояли так немного: погиб еще один арким.

Обвал стих. На вершине утеса показались головы. Половина булыжников и гальки упала в реку, и крутой склон был теперь голый, так что путь, который проделали аркимы, стал слишком опасен для их врагов.

Тензор отвернулся и начал спускаться к реке. Они выиграли самое большее полчаса.

Их преследователи были коварны и чрезвычайно выносливы. Они гнались за аркимами днем и ночью, никогда не приближаясь, чтобы атаковать, но и не отставая от них. Один раз Лиан их смог разглядеть: черная лента у подножия горы, на которую отряд аркимов только что взобрался. Снег перестал идти, но был такой глубокий, что невозможно было не оставлять следов. Больше он ничего не увидел, так как в открывшуюся рану попала грязь и его начало лихорадить. Все, что он помнил, — это озноб и встревоженные лица Малиены и Аспера, склонявшихся над ним.

На следующий день после полудня аркимы перебрались через гряду гор и вошли в Эллюдорский лес. До того как высокие деревья сомкнулись за ними, они вновь заметили своих врагов, которые, казалось, были теперь ближе, чем прежде.

— Они более неутомимы, чем мы! — воскликнул Тензор, и его смуглое лицо потемнело. — Вперед!

Снега в лесу было меньше, а к ночи отряд добрался туда, где его вообще не было. Они шли всю ночь, не останавливаясь, чтобы передохнуть или поесть, минуя ручьи и пригорки и делая все, что в их силах, чтобы оторваться от врагов. На следующее утро, к ужасу Лиана, они переправились через глубокий овраг с помощью виноградной лозы.

— Не бойся, летописец, — подбодрила его Малиена и весело рассмеялась. — Ты отправишься легким путем.

И она привязала его к лозе за руки и за ноги. Другой арким сильно толкнул его в спину, и Лиан полетел над оврагом, но повис на полпути.

Он громко вскрикнул. Под ним виднелись небольшие лужицы, окруженные огромными валунами. Было не так уж высоко, но при падении он бы переломал все кости. Аркимы хохотали, даже Тензор не удержался и улыбнулся. Затем поспешили переправить его: враг мог быть все еще близко.

— О, как мне приятно слышать твое кудахтанье, летописец, — сказал Тензор, развязывая веревки.

На рассвете они сделали привал и наскоро позавтракали солониной, хлебом, сыром и сушеными фруктами, запив все это водой, затем продолжили свой путь.

К ночи даже аркимы устали, и им надо было отдохнуть. Тензор выставил часовых в лесу. Они сменялись каждые несколько часов. Не заметив ничего подозрительного, аркимы осмелились разжечь костер, чтобы согреться и вскипятить воду.

Они шли еще день и ночь, пока не убедились, что преследователи отстали от них. Тогда они разбили лагерь возле бурной речки, чтобы спокойно поесть, вымыться и поспать. Когда с Лиана сняли бинты, обнаружили, что рана начала заживать. Аспер, который был целителем, промыл ее и снова посыпал красным порошком, но решил не накладывать повязку. Лиан так устал, что ему было все равно. Он вымыл руки, выпил горячего чая с хлебом и, рухнув на ложе из папоротника, крепко уснул.

Во сне его мучило предчувствие, какой-то безымянный, бесформенный страх перед надвигающейся катастрофой. Потом он погрузился в блаженный сон без сновидений, который скоро сменился новым кошмаром. Юноша видел Раэля, игравшего погребальную песню кому-то, кого не видел Лиан, в его комнате в Шазмаке. Лиан понял, что Раэль играл Малиене, предостерегая ее против Тензора и самого Лиана. Лиан принесет аркимам погибель, предупреждал сон. В нем Раэль погибал, он утонул, но со смертельно бледным лицом продолжал играть, и, когда он пел, изо рта у него лилась зеленая вода и выплывали водоросли. Лиан очнулся, его лоб от ужаса покрылся холодным потом. Он не осмеливался снова закрыть глаза.

Несколько аркимов спали поблизости, завернувшись в плащи. Лиан выпил кружку чая, крепкого и горького оттого, что он долго настаивался, и съел корку хлеба. Затем побрел взглянуть на реку. Пробираясь вдоль берега под высокими деревьями, он услышал, как двое яростно спорят.

— ... никогда не соглашусь! — пылко произнес чей-то голос. Похоже, это была Малиена.

— Тогда что ты будешь делать? Не отвергай мой план, если не придумаешь лучшего. — Это, несомненно, был звучный голос Тензора!

— Я вернусь в Стассор, откуда я родом. О, если бы только я не позволила тебе утащить меня из родительского дома!

— Тогда ступай, хотя я буду очень скучать по тебе.

— Ха! — воскликнула она. — Наш союз давно распался. Я тебя бросила. Я никогда не значила для тебя и сотой доли того, что значили для тебя твои собственные планы и безумства. Я опозорила мой дом и мою семью, связавшись с тобой. Как плакала бы Элинора, видя, как кончается ее род.

— Элинора бы поплакала, — ответил Тензор звенящим голосом, — а затем поднялась бы и нанесла ответный удар, чтобы сохранить свою семью и народ.

— Ах! — вскричала она. — Уходи от меня! Никогда больше не приближайся ко мне! — Она упала на валун и, обхватив его руками, прижалась к камню. Тензор гордо удалился.

Лиан стоял под деревом, наблюдая за Малиеной. Он принялся красться по гравию, стараясь ступать бесшумно, но вдруг поскользнулся и рухнул на колени, застонав от боли.

— Что тебе нужно, сказитель? — спросила Малиена.

Он не знал, что ответить.

— Кто такая Элинора? — спросил он наконец. Малиена села.

— И это ты, мастер-летописец, задаешь мне подобный вопрос?

— Даже в наших собственных Преданиях есть много пробелов. Там, где я учился, в Чантхеде, не было никаких сведений об аркимах за последнюю тысячу лет.

— Элинора, — тихо произнесла она, и взор ее устремился куда-то вдаль, когда она вспоминала это древнее предание. — Она жила и умерла задолго до того, как мои предки пришли в твой мир. Она была родоначальницей моей линии, и Караны тоже. — Малиена заглянула Лиану в глаза. — Мы обе носим... носили ее имя.

Ее слова пронзили ему грудь, как стрела. Слезы задрожали у него на ресницах, но не потекли по щекам.

— Карана мертва? Как ты узнала об этом?

— Судя по тому, что сказал Тензор, кажется... — Малиена умолкла, заметив выражение его лица. — Полно! Меня там не было, а ты был. Ты видел столько же, сколько Тензор. Она умирала?..

— Нет! Когда я обнял Карану, веки у нее затрепетали, но она лежала на полу неподвижно и была холодна, как лед.

— Это из-за оружия, разрушающего мозг. Однако люди твоей расы в основном выживают после него, если здоровы. Оно более опасно для нас, аркимов, чем для сантенарцев. Вот одна из причин, по которой это оружие запрещено. Карана только частично аркимка, поэтому оно могло подействовать на нее либо сильно, либо совсем незначительно. Как же ты смог видеть?

— Не знаю. Когда Тензор применил это оружие, боль была ужасной. Я ослеп, но всего на секунду. Я почувствовал, как что-то закрылось у меня в голове, словно ворота. Потом открылось снова, боль исчезла, а зрение вернулось.

Взяв его лицо в руки, Малиена долго смотрела Лиану в глаза.

— Приободрись. Хотя в жилах Караны течет кровь аркимов, не думаю, чтобы она погибла.

— Расскажи мне об оружии Тензора, — попросил Лиан. — Почему оно запрещено?

— Мы использовали его дважды в нашей истории. И оба раза оно приносило больше вреда нам, чем нашим врагам.

— Откуда оно взялось?

— Мы создали его после того, как Непреодолимая Преграда закрыла обратный путь в наш собственный мир. Узнав, что Аркан для нас потерян, мы восстали, не пожелав быть рабами каронов. Попытавшись изготовить оружие, которое защитило бы нас от них, мы сделали оружие, разрушающее мозг. В первый же раз, когда его применили, стряслась беда. Десять из нас (я говорю “из нас”, летописец, хотя, как ты понимаешь, до моего рождения тогда оставалось более двух тысячелетий) подстерегли Рулька. Он не согласился на наши справедливые требования, так что один из десятерых нанес ему удар новым оружием, а остальные стояли наготове чуть поодаль — на всякий случай. Рульк сильно пострадал, но мы не учли собственной уязвимости. Четверо аркимов были убиты, у шестерых разрушен мозг, и они были беспомощны. Рульк пришел в себя прежде аркимов и жестоко расправился с теми, кто выжил.

Но мы медленно учимся, Лиан. Мы изобрели более совершенное оружие, правда, к тому времени у Рулька уже была защита — его Дар Рулька, который он дал предкам дзаинян. Дар обращал оружие, разрушающее мозг, против тех, кто его изготовил. Многие из нас умерли в день, когда наше изобретение было использовано во второй раз, — это было в начале Катаклизма. После этого оружие было объявлено вне закона. И даже теперь многие из нас недолюбливают дзаинян, — сказала она, затем улыбнулась, показывая, что не разделяет этого предрассудка.

Ветер донес слабый звук рожка. Малиена вскочила и начала собирать вещи в кожаную сумку.

— Элинора! — напомнил Лиан.

— Нет времени на это предание, — проговорила она, туго затягивая тесемки.

— Кто она была такая? По крайней мере скажи хоть это, пока мы идем. — Он пустил в ход свое “очарование” — эту магическую способность сказителей вызывать нужные чувства у аудитории.

Малиена бросила на него насмешливый взгляд, но ответила:

— Она была той, кто предостерег, когда из бездны появились кароны и отняли у нас наш мир. Она единственная из всей семьи уцелела в бойне. Если бы мы походили на нее, то смогли бы сбросить каронов обратно в бездну и были бы хозяевами любимого Аркана и сейчас.

Они пробирались через корни упавших деревьев.

— Она нанесла Рульку удар, который никто другой не пережил бы. Ни один арким не сразился с ним с оружием в руках, а ведь Элинора была самая маленькая и самая робкая из нас. Как мы деградировали!

— А как кароны захватили Аркан? Почему они оказались в бездне и как оттуда выбрались? В Преданиях ничего об этом нет.

— В другой раз, летописец. Чтобы ответить на твои вопросы, нужна не одна ночь.

Он согласился, хотя и был разочарован.

— Почему ты не спишь? — спросила Малиена, когда они приблизились к лагерю. — Путь, который мы проделали, ничто по сравнению с тем, который нам предстоит.

— Мне снились кошмары. Я боялся снова уснуть.

— Что это было?

— Не могу ничего вспомнить. — Тут что-то забрезжило в его памяти. — Кроме...

— Кроме? — повторила она, улыбаясь.

— Единственное, что я помню из своего сна, — это что там была ты.

Улыбка исчезла.

— Я в твоем сне?

— Ты... и Раэль.

Нахмурившись, Малиена искоса взглянула на Лиана своими зеленовато-серыми глазами и зашагала вперед. Больше не было произнесено ни слова. Вскоре они добрались до лагеря, где горел костер и их ждал горячий напиток. Что бы ни означал сигнал рожка, в лагере все было спокойно.

Лиан проспал полдня без всяких снов. В ту ночь они снова отправились в путь, и у него не было возможности расспросить Малиену.

Преследователи снова нагнали их, поэтому аркимы два дня скрывались в лесах северной части Игадора. Им повезло: погода испортилась, подул ветер, пошел мокрый снег, а потом зарядил дождь. Под этим прикрытием аркимы устремились на север, идя день и ночь. Они пробирались через подмерзшие болота, переправлялись через мелкие реки, горные лощины, карабкались на зубчатые скалы, прокладывали дорогу в лесах, где почва была усеяна колючками. В конце концов они добрались до необитаемой местности, где горы спускались прямо к морю.

Вскоре они дошли до бурного потока, пенящегося в глубоком горном ущелье и напоминавшего могучую реку Гарр возле Шазмака, хотя этот поток был меньше. Переправляться через него было опасно, и отряд потратил на это целый день. Затем Тензор вскарабкался на самую высокую точку горы и взглянул вниз, на побережье. Вдали, в устье реки, он увидел довольно большой город. К северу от этого города горы вновь отступали от моря.

— Наверно, эта река — Ганнел, — сказал он, — а город — Ганпорт. Мы неплохо продвинулись для такой местности.

Они шли гуськом вверх по горной тропе. Непрерывный дождь, который усилился, когда они приблизились к вершине, смывал их следы, отпечатавшиеся в грязи. Время от времени отряд попадал в полосу тумана.

На вершине дождь моментально прекратился, но они угрюмо смотрели на свинцовое небо. Бури придали деревьям причудливые очертания, и ветер пел в их ветвях, лишенных листьев. Путники вышли из-под деревьев на горный заболоченный луг, где гигантские подушки мха были разбросаны среди гранитных валунов, похожих по форме на грибы, а вода под ногами была цвета пива.

Внезапно Аспер остановился. Даже этот самый жизнерадостный из всех аркимов выглядел подавленным.

— Мне кажется, что я все бегу и бегу в никуда, — заметил он, выжимая свою мокрую шапку.

Ему никто не ответил. После двухнедельного пути все пали духом. Даже Тензор вымотался после тяжелого подъема в гору по грязи. Лиан рухнул на подушку из мха.

— Здесь нужно передохнуть, — заявила Малиена, — если ты не хочешь уморить своего пленника, да и всех нас. Мы не можем бежать вечно.

— Мы остановимся здесь, — решил Тензор.

Они нашли место для лагеря под деревьями, где можно было укрыться от непогоды. Правда, земля была сырая, шел дождь со снегом и ветер продувал лагерь насквозь. Малиена достала какое-то снадобье из своего рюкзака и дала всем. Развели костер, но, хотя он разгорелся так, что тени на скале танцевали, как дервиши, Лиан не мог согреться.

Завернувшись в плащ и одеяло, он задремал на земле. Во сне его преследовали призрачные голоса, ему протягивали чаши и просили выпить, но каждый раз, как он подносил к губам ароматную жидкость, она исчезала. Позже ему приснилось, что он снова в Туркаде и ползет в канаве, волоча за собой отрубленную ногу и умоляя о помощи, но никто не обращает на него внимания.

Лиан пробудился. Костер погас, а аркимы спали — все, кроме часовых в лесу. Но что это? Что-то едва различимое затрепетало и тут же скрылось. Нет, вот оно снова — что-то белое перелетает с одного валуна на другой. У Лиана мороз пошел по коже, но, как только он взглянул прямо на видение, оно исчезло.

Не имело смысла тратить время на тщетные попытки заснуть — Лиан совсем пробудился, ему было холодно, а на душе тяжело. Лиан натянул влажные сапоги на онемевшие ноги, нацедил себе из котелка кружку чая, сваренного из чернослива, и направился от костра к лугу, поросшему мхом. Облака рассеялись, и светила полная желтая луна. Света от нее было достаточно, чтобы пробираться между валунами. В горном воздухе ощущался очень слабый аромат бренди.

Лиан уселся на валун и принялся пить сладкий чай, подводя итоги своей печальной жизни. От тумана у него слипались ресницы. Он потерял Карану, а Тензор тащил его навстречу верной погибели, и он ничего не мог с этим поделать. Сквозь редкие облака он видел туманность Скорпиона с красной тенью, предвещающую несчастье. Впервые туманность появилась прошлым летом, в день его выступления на Чантхедском Празднике со “Сказанием о Непреодолимой Преграде”. Он вздрогнул, затем облако снова ее закрыло.

Что-то опять промелькнуло, и он не успел разглядеть. В этот момент его ткнули в спину, и он подпрыгнул, издав приглушенный крик.

— Успокойся, летописец, — услышал он насмешливый голос Малиены. — Наши враги далеко.

— Твои враги! — с горечью произнес он. — Мои — вокруг меня. Они уводят меня от всего, что я любил, чтобы использовать меня, а затем выбросить, как ненужный хлам.

— Думай об этом как о возможности увидеть то, что не видел ни один летописец, и сложить предания, которых никто никогда не складывал.

— Я так и делал, пока не осознал, что я безнадежный и бесполезный неудачник, и лучше уж мне умереть.

— Вот как! Из всех человеческих эмоций жалость к себе — самая презренная. Поднимись и сделай хоть что-нибудь.

Ее слова были как пощечина. Лиан пришел в такую ярость, что, казалось, мог бы оторвать валуны от земли. Он нанес ответный удар, намеренно причиняя боль.

— Значит, я презренный, — произнес он тихо. — Но не такой презренный, как вы, аркимы, ноющие и заламывающие руки над потерянным Шазмаком. Взгляни на ваши Предания! Вы даете власть дуракам и потом слепо следуете за ними в пропасть, потому что вы слишком горды и трусливы, чтобы думать самостоятельно.

— Да, — согласилась Малиена, — у нас два роковых недостатка, и ты их верно определил. Мы очень горды, но наше мужество изменяет нам в нужный момент. Вот почему мы пасуем перед врагом, который никогда не сдается.

— Ну что же, я тоже не сдамся. Я напишу предание моей жизни. Ничто меня не остановит. Ничто больше не имеет значения.

— Никогда не говори так, летописец. Твой народ...

— Разберись со своими собственными делами, прежде чем учить других! Теперь ничто не имеет значения, кроме сказания. — Он прошел мимо Малиены, хлюпая при каждом шаге по болоту и перепрыгивая с кочки на кочку, растворился в черной ночи, населенной призраками.

Малиена смотрела ему вслед, дрожа от беспокойства. И все же, какой вред может причинить летописец? Ее вахта закончилась, и она вернулась к костру, горячему чаю из чернослива и своим одеялам.

Наконец ярость Лиана утихла, но решимость только возросла. Он слишком долго плыл по течению. Он воспользуется возможностью, за которую другие сказители пошли бы на убийство, и сложит свое сказание.

В воздухе снова затрепетал призрак, и Лиан вдруг понял, что это такое. Аркимы разбили лагерь на Тизанской Горе — когда-то тут был монастырь, славившийся своими водами и бренди, который фильтровали через чистейший торф из мха. Но в Тизан пришла чума, и за одну неделю умерла половина братьев и сестер. Оставшиеся в живых посовещались, заперлись в винокурне (даже те, кто возражал против этого решения) и подожгли ее с помощью бочек своего прекрасного бренди. В этих местах еще долго пахло спиртным, и с тех пор тут обитали призраки.

К Лиану подплыл призрак красивой молодой женщины в накидке с капюшоном. Она протягивала кубок, из которого восхитительно пахло шерри-бренди. Лиан потянулся за кубком, и вдруг воздух заполнился призраками, и каждый прославлял свой напиток, торопясь привлечь к нему внимание юноши. У них уже целые столетия не было посетителей. Однако это были всего лишь тени, тогда как Лиан был из плоти и крови. Каждый раз, как он прикасался к кубку, тот исчезал вместе с призраком. Загадочные напитки исчезли навсегда, а вместе с ними и те, кто их пил. В воздухе пахло бренди и грустью.

“Безобидные призраки”, — подумал Лиан, сожалея о бренди. Он повернулся и, легко ступая по мху, направился к лагерю. Он чувствовал, что снова обрел себя.

После этого отряд аркимов вместе с Лианом двинулся в путь в буквальном смысле бегом, не останавливаясь полтора дня. Затем сделали привал, чтобы часа три-четыре поспать, отдохнуть и обсудить дальнейший маршрут. Лиан слишком устал, чтобы прислушиваться. При первой же возможности он упал на землю и, завернувшись в свой тяжелый плащ, сразу же заснул.

Потом они снова пустились в путь и бежали, бежали, пока Лиану не начало казаться, что он никогда не делал ничего другого.

Погода все еще была плохая: дождь, ветер, мокрый снег, и вначале они медленно продвигались. Однако, когда ветер переменился на западный, небо прояснилось и стало теплее, они оставили преследователей далеко позади. Впрочем, вероятно, никакой погони больше и не было.

В тот день они устроили совещание: возвратиться ли в горы, чтобы там укрыться, или двигаться на восток, через море, к Лауралину. Тензор ничего не говорил, но похоже было, что у него есть какой-то план. Так и не придя ни к какому решению, аркимы продолжили идти в прежнем направлении.

Они двигались на север, и Лиан бежал и бежал вместе с ними, а в конце дня валился на ложе из папоротников или веток и спал как убитый, слишком вымотанный, чтобы видеть сны. Лишь один раз его кошмар повторился. Это было в ночь накануне того, как они добрались до Сифты — рыбачьего городка на северо-восточном побережье Мельдорина. Куда им было идти дальше? Оставалось лишь продолжить путешествие по морю.

Они спустились на берег и, за неимением лучшего места для лагеря, устроились под выступом низкой скалы. С моря дул влажный ветер, хотя не было по-настоящему холодно — во всяком случае для того, кто пешком шел в Шазмак зимой.

Из сухих веточек сплели ширму и поместили ее перед костром, чтобы скрыть пламя. Лиан неподвижно сидел в нише, а аркимы готовили еду и разбивали лагерь. Малиена в последний раз осмотрела его рану, так как она зажила.

— Она еще беспокоит тебя? — спросила женщина, сидя перед ним на корточках.

— Немного, когда я потянусь или сделаю резкое движение. Или после долгого дня.

— И это все? Тогда ты совсем вылечился. Мои старые кости также беспокоят меня каждый день.

— Старые? Я думал, что вы, аркимы, живете практически вечно. Как, например, Тензор.

— Некоторые — да, если несчастный случай или болезнь не оборвет их жизнь, — ответила Малиена.

— Как это получается? — поинтересовался Лиан.

— Не знаю. Просто мы живем долго, вот и все.

— Как и кароны, и феллемы, — продолжал Лиан, — и такие мастера Тайного Искусства, как Мендарк и Иггур, которые научились продлевать жизнь и нам, сантенарцам.

— Да, это так. Но срок жизни в моем роду не такой длинный, и я уже прожила больше половины. Но это меня не огорчает.

— Так сколько же тебе лет?

Малиена пристально посмотрела ему в глаза, и от ее взгляда Лиан смутился и отвернулся.

— И у моего, и у твоего народа об этом не принято спрашивать, даже такому любопытному летописцу.

— Прости, — сказал Лиан, чувствуя, что краска залила его лицо.

— Но я тебе отвечу. Я прожила более двух сроков средней продолжительности жизни сантенарцев и, если захочу и судьба позволит, проживу еще столько же. Этого достаточно.

— У тебя есть дети? — Она взглянула на луну.

— Пока что только один. Сомневаюсь, чтобы у меня хватило мужества завести еще одного. Ах, мой сын!

— Что с ним случилось?

— Мне бы следовало спросить об этом тебя. Ты видел, как он умер.

— Раэль? — Лиан чувствовал, что покрылся гусиной кожей.

— Раэль, — эхом отозвалась Малиена.

— Он п-помогал нам сбежать из Ш-шазмака. — Лиан прилагал большие усилия, чтобы не заикаться. — Он задержался, выводя из строя руль второй лодки, чтобы нас не смогли преследовать. Затем, когда он попытался взобраться на борт, его утащило под воду: течение было слишком сильным.

— Раэль был хорошим пловцом, — сказала она. — Может быть, таким образом он решил для себя неразрешимую дилемму.

— Мне помнится... как раз перед нашим побегом. Он был такой печальный. “Увы! — сказал он Каране. — У тебя есть твой дом и другая жизнь. Мне же некуда возвращаться”. Карана так его любила.

— Они очень дружили.

— Раэль был самым благородным из всех, кого я знал, — с волнением произнес Лиан.

— Ах! Это такое горе! Я не могу говорить с тобой об этом. Пойдем со мной.

Он шел за ней по камням к морю. Малиена стояла на холодном ветру у кромки воды, и волны так шумели, что их разговор невозможно было подслушать.

— Расскажи мне о своем сне, — попросила Малиена. — Он тебе не снился больше?

— Лишь раз. Это был очень короткий сон: Раэль в своей комнате в Шазмаке. Он играл для меня там однажды. Но во сне он пел печальную песню кому-то, кого я не видел. Потом все изменилось, и зазвучало ужасное предупреждение. Я увидел там тебя и...

— Это мой сон! — воскликнула Малиена, закрывая лицо руками.

— Твой сон?

Руки Малиены опустились. Она отдалилась от него, замолчала, и Лиан подумал, что коснулся запретной темы. Затем она, очевидно, решила, что требуется объяснение.

— Я едва ли могу говорить об этом с чужаком, — прошептала она. — Это одна из самых интимных вещей. — Она взглянула на него, и Лиан увидел, что ее глаза увлажнились. — Порой мы, аркимы, если были очень близки, можем еще некоторое время общаться с тем, кто умер. Но как мог увидеть этот сон ты?

— Он играл тебе, — сказал Лиан. — Предостережение. Ты была совершенно неподвижна. Кажется, ты плакала. Это все. Так было оба раза.

Она вздрогнула, и лицо ее застыло.

— Общие сны! Погибель! Погибель!

В тот день Лиан больше не видел Малиену, и она не разговаривала с ним всю неделю, хотя он и ловил на себе ее взгляды, словно она искала у него на лице какой-то знак. И он догадывался, что она ищет: клеймо, которое бы показало, что в нем развивается Дар Рулька. Лиан смертельно испугался. Теперь он знал, что совершил роковую ошибку, когда замешкался в дверях виллы Тензора в Туркаде. Что аркимы сделают с тем, у кого есть подобная отметина, да еще в такие неспокойные времена?

9

В ПОРТОВОМ ГОРОДЕ

Был первый день эндра — недели в середине зимы, по традиции считавшейся проклятым временем, недели дурных предзнаменований, когда благоразумные граждане предпочитали не выходить из дому и не принимать никаких решений. Оставалось всего три дня до хайта — самого непредсказуемого и опасного дня в году.

Мендарк со своими спутниками несколько часов прятался в туннеле, пока Таллия после длительных поисков не узнала у работника с пристани, что случилось. Их бот вместе с другими ботами Туркада ночью был в течение ночи конфискован солдатами Иггура. Беглецы опоздали со своим отплытием на один день.

Мендарк с трудом мог говорить — так велики были его страх и ярость.

— Это произошло из-за того, что я выполнил свой долг перед городом, — сдавленным голосом произнес он. — Мне придется просить хлюнов, чтобы они нас приютили. Какое унижение! А что если они откажут?

Мендарк зашагал в глубь туннеля, не замечая, что вокруг ног плещется вонючая вода, затем бегом вернулся к Таллии, которая беседовала с Торгстедом.

— Таллия, мне нужен бот сегодня вечером. Делай что хочешь, но раздобудь его. Торгстед! — Он понизил голос. — Ты всегда был мне предан. Тебе будет трудно справиться с тем, что я попрошу. Я на тебя надеюсь. Присматривай за Тилланом. Если нам нужно будет разделиться, готов ли ты пойти и следить за ним для меня? Притвориться, что предал меня? Я знаю, что прошу очень многого.

— Я это сделаю, — пылко пообещал Торгстед. — Сколько бы это ни продлилось.

Мендарк пожал ему руку, потом повернулся к остальным беглецам, неуютно устроившимся поодаль на подпорке, покрытой слизью.

— Ну что же, нельзя медлить. Вперед!

Было около полудня. Мендарк вел их через лабиринт небольших улочек, вдоль которых стояли дома из просмоленных бревен, мимо пакгаузов с деревянными стенами. Все это время дождь не прекращался ни на минуту. Почти сразу же к ним подошли два долговязых хлюна в длинной одежде, с резкими чертами лиц, покрытых грязью. Эти люди правили портовым городом и контролировали все, что разгружалось и загружалось на пристанях.

Первый хлюн, женщина, схватила Мендарка за руку. Тот сразу же остановился. Хлюнша в замешательстве трясла головой и издавала кудахтающий звук, как наседка. Речь хлюнов изобиловала подобными звуками, и ее трудно было понимать.

Глядя ей в глаза, Мендарк заговорил:

— Почтенная госпожа! Во имя нашего длительного союза и общих интересов я прошу убежища для меня и моих людей. Всего на один день.

Она пристально посмотрела на группу, все еще кудахтая, и глаза ее расширились в тревоге.

— Убежища, сейчас? Нет, нет, нет!

Она резко повернулась к мужчине с бородкой, заплетенной в косички, который нервно щелкал зубами.

— Пошли быстро! — воскликнул он и, рванув Мендарка за руку, потащил его в совершенно пустое помещение, представляющее собой куб из черной гниющей древесины. — Поспешите, вы все!

Пол в этом домике заливал начинавшийся прилив. Дождевая вода капала на головы вошедших сквозь щели в потолке.

— Оставайтесь здесь! — приказал хлюн. — Не открывайте дверь!

— Пойдем со мной, Магистр, — сказала женщина, подавая Мендарку свой плащ с капюшоном. Надев его, Мендарк последовал за ней.

Посмотрев сквозь щели в стене, Лилиса увидела, что Мендарк спешит за женщиной, а мужчина стоит за дверью на часах.

— Что случилось? — спросила она Таллию.

— Мы попали в беду, дитя, — ответила Таллия. — Иггур взял город в плотное кольцо. Пути к бегству отрезаны. Приютив нас, хлюны подвергнут себя опасности.

Лилиса прижала свой новый рюкзачок к груди, боясь, что его отнимут.

— Что они сделают?

— Они могут нам отказать. Правда, Мендарк умеет убеждать и он много лет имел дело с хлюнами. Давай подождем и посмотрим.

Наконец Мендарка привели обратно.

— Фу! Ну и натерпелся я там стыда! Они согласились предоставить нам убежище на один день. Этого должно хватить.

Их отвели в комнату получше, меблированную для хлюнов даже роскошно: в ней были кровати — правда, ужасно сырые. Когда хлюны ушли, беглецы стали держать совет.

— Нам нужно составить план. Каково твое мнение, Мэлкин?

Мэлкин был предводителем группы купцов и законников, но, после того как чуть не утонул в канализационном туннеле, совсем пал духом.

Тиллан простер руку к Мендарку, и его лицо покраснело от гнева.

— Сколько раз я предостерегал вас по поводу этого человека! Он тысячу лет был Магистром, и посмотрите на результат! Казна растрачена, наши армии разбиты, а Туркад лежит сокрушенный под сапогом Иггура. Тайный Совет, наше самое важное достижение, погублен Тензором, другом Мендарка.

Таллия хотела прервать это представление, но Мендарк остановил ее.

— Пусть говорит, — тихо произнес он.

Тиллан продолжал громовым голосом, более подходящим для большого собрания, а не для их обтрепанной маленькой группы.

— Послушайте меня! Я вижу луч надежды, если у нас достанет мужества за него ухватиться. Прошлое мертво, но я вижу дорогу в будущее. У Совета есть секреты, которыми не пользовались тысячелетиями, — это Запрещенные Искусы.

— Совет поклялся никогда больше не использовать эти колдовские чары! — воскликнул Мендарк с встревоженным видом.

— Клятвы Совета не имеют теперь силы. Прошлое не может сковывать настоящее, так как никто не знает, что грозит в будущем. Мы должны решиться, так как больше у нас ничего нет.

Таллия наблюдала за остальными, пытаясь определить их реакцию. Тиллан был очень серьезным противником, и, если он убедит членов отряда, им всем грозит смертельная опасность.

— Старого Совета больше нет! — заорал Тиллан, стукнув кулаком по стене. — Мы должны вышвырнуть этого предателя и создать новый Совет. Для чего необходимо найти безопасное место, чтобы собрать там силы. Где-нибудь поблизости. Такое место, которое трудно захватить и легко защищать. Мы отправимся по морю в Нилькеранд.

Купцы заколебались. Их интересы совпадали с интересами Тиллана. Даже Таллия почувствовала восхищение перед человеком, который, в жалком убежище, под носом у врага, едва оправившись от потрясений минувшей ночи, планирует завоевать свой мир.

— Нилькеранд! — повторил Мендарк. — И ты называешь дураком меня?

Беренет крутил свои усики, с загадочной улыбкой глядя на Тиллана. Невозможно было определить, что он думает.

— Но сначала, — выкрикивал Тиллан, — мы должны выгнать предателя Мендарка.

— Это незаконно, — слабо возразил Мендарк. — Совет не может быть распущен, пока не достигнута его цель. Впрочем, что ты знаешь о чести, о наших древних кодексах? Единственный закон...

— Закон себя не оправдал, — перебил его Тиллан. — Мы должны почерпнуть силу в наших собственных идеалах, чтобы переделать мир и создать законы, которые принесут нам гармонию.

— Следуйте за ним, и вы погибнете, — обратился Мендарк к присутствующим. — Его уверенность растает быстро, как снег летом...

— Старый дурак! — глумился Тиллан. — Лучше попытаться и умереть, чем умереть с сознанием, что мы побоялись попытаться.

Было проведено голосование, и купцы оказались на стороне Тиллана. Кроме Таллии и Беренета, все остальные, даже личная стража Мендарка, за исключением Оссейона, переметнулись к Тиллану. Торгстед присоединился к мятежникам, — правда, Таллия надеялась, что он следует плану Мендарка. Итак, все решено. Хотя это и было незаконно: Совет распущен и реформирован, а Тиллан стал Магистром.

Мендарк повернулся к своим малочисленным сторонникам, которые жались друг к другу, пораженные внезапной переменой. Он был удивительно спокоен.

— Ну что же, больше мы ничего сделать не можем. Ты не возражаешь, если мы пойдем своей дорогой? — спросил он у Тиллана.

— Убирайся! — ответил Тиллан. — Или ты испытаешь на себе мой гнев!

Мендарк улыбнулся, и Таллия вдруг поняла, что он что-то задумал.

Они с Беренетом подняли один сундук, Оссейон — другой.

— Поставьте их на место! — приказал Тиллан. — Стража...

Мендарк вытянул в его сторону руку со сжатым кулаком. Тиллан побледнел и схватился за голову, не в силах закончить фразу.

Маленькая группа Мендарка последовала за ним: Беренет, Оссейон, Таллия и Лилиса. Когда они вышли на улицу, им вслед неслись проклятия Тиллана.

— Все прошло лучше, чем я надеялся, — сказал Мендарк со смешком, как только за ними закрылась дверь.

— Ты намеренно порвал с ним? — спросила Таллия.

— Бежать с таким количеством народа — все равно что тащить на плечах труп. Пусть себе едут в Нилькеранд! У меня полно других забот.

— А Совет?! — сказала Таллия. Мендарк помрачнел:

— А что мне было делать? Орстанду не заменишь. И один я не справлюсь.

— У тебя есть я, — умоляющим тоном произнес Беренет. — Мы можем собрать новый Совет.

Таллия фыркнула. Бросив на нее сердитый взгляд, Мендарк попытался объяснить Беренету, почему его предложение неосуществимо:

— Совет — это больше, чем название. Опыт тех членов Совета, которых мы потеряли за последние несколько дней, не возместишь и за пятьсот лет...

Беренет резко отвернулся. К группе подошла женщина-хлюн. Молча выслушав Мендарка, рассказавшего, что произошло, она скривила губы.

— Что ты хочешь? — резко спросила она.

— Я вынужден вновь просить убежища для меня и моих спутников, — терпеливо обратился он к ней.

Женщина указала на помещение, которое они только что покинули.

— Вот твое убежище, — сказала она.

— Нет, — возразил Мендарк. — Теперь там мои враги.

— Ты просил нас их приютить. Ты должен остаться с ними.

— Я не могу!

Ее карие глаза метнули искры. Она топнула ногой, но Мендарк не пошевелился. Тогда она свистнула, и появился еще один хлюн. Второй хлюн покачал головой, и женщина увела Мендарка за рукав, а его спутники остались ждать.

Прошло тревожных полчаса, прежде чем она вернулась. Мендарка с ней не было.

— За мной! — прошипела она.

Они долго шли, таща тяжелые сундуки и свои вещи. Новое жилище отражало их понизившийся статус: голая комната, пол в ней был чуть выше уровня прилива, отчего в помещении стоял запах вонючей воды. Мендарк ждал их внутри.

— Они недовольны! — сказала Таллия.

— Когда я занимал пост Магистра, у меня не всегда складывались хорошие отношения с хлюнами, — пояснил Мендарк. — Приходилось им угрожать. Сейчас нам надо быть начеку. Они боятся, что Иггур сожжет город. Им ничего не стоит нас выдать. Таллия, пойдем со мной.

Они вышли на улицу. Отойдя на несколько шагов, чтобы разговор не услышала женщина-хлюн, стерегущая их, Таллия поинтересовалась:

— Что ты собираешься делать, Мендарк?

— Не знаю. — Его лицо осунулось. — Прошу тебя, найди какую-нибудь лодку. У тебя есть золото?

— Немного, — ответила она. Потом, осознав, что сейчас нанять бот обойдется во много раз дороже, добавила: — Правда, недостаточно.

— Возьми. Единственное, чего у меня много. — Он подал ей тяжелый кошелек. — Забери с собой девчонку и, если удастся, оставь ее где-нибудь.

— Твое великодушие ограничивается туркадским золотом, — сказала Таллия, отворачиваясь.

Не успела она пройти и десяти шагов, как дорогу ей преградила разъяренная женщина-стражник.

— Куда ты направляешься?

— В Туркад, — вежливо ответила Таллия.

— Возвращайся назад! — Хлюнша вытащила нож. Таллия повернула обратно.

— Ты слышал? — обратилась она к Мендарку.

— Лучше мне переговорить с ней, — вздохнул он.

Последовал долгий спор, пока хлюншу убедили, что единственный способ избавиться от незваных гостей — дать Таллии возможность найти бот. К тому времени уже прошло полдня.

Теперь Таллия и Лилиса, ее маленькая тень, ждали возле одной из самых больших пристаней портового города. Они не могли никуда идти без сопровождения, а хлюнша не торопилась.

— Ты была здесь раньше? — спросила Таллия Лилису. Лилиса вздрогнула:

— Это запретное место. Один раз меня послали сюда с донесением, но дошла я только до низа лестницы.

— Ты боишься?

— Мы, уличные, всегда боимся. Но теперь — нет, я ведь с тобой.

— Ну а я боюсь.

— Ты? — По мнению Лилисы, Таллия была всемогущей. — Все кругом говорят, какая ты умная.

— О? И что же они говорят?

— Что ты — лучший борец в мире. Что ты можешь победить вооруженного мужчину голыми руками.

Таллия издала смешок:

— Это все болтовня. Я могу победить одного-двоих, даже троих, если повезет или если они неискусны или пьяны. Я предпочитаю не драться, если драки можно избежать. Что еще обо мне говорят?

— Что ты можешь колдовать даже лучше, чем старый Магистр.

Таллия рассмеялась:

— Бьюсь об заклад, они молчат об этом при Мендарке. Это неправда.

— Ты не умеешь колдовать? — У Лилисы был разочарованный тон.

— Я... я умею, Лилиса. Но если есть другой выход, мы не пользуемся Тайным Искусством и никогда о нем не распространяемся.

— О! — сказала Лилиса.

— А сейчас нам надо найти бот и хорошего рулевого.

— Я никого не знаю, — заметила Лилиса, поглаживая шероховатую поверхность пристани. — Я всегда держалась отсюда подальше. Я боюсь рыбаков. — Последовало долгое молчание. — Но есть люди, которые найдут что угодно, если им заплатить.

— Я заплачу, но можно ли им верить? — Лилиса пожала плечами.

— Ты когда-нибудь слышала о лодочнике по имени Пендер?

Лилиса отрицательно покачала головой.

“Ну откуда же тебе знать”, — подумала Таллия. Пендер был из Нарна, именно он доставил Карану и Лиана в Туркад.

Как раз в эту минуту показалось сопровождение. У хлюнши был раздраженный вид.

— Очень хорошо, — сказала Таллия. — Отведи меня к этим твоим людям, Лилиса.

День клонился к вечеру. Стало смеркаться. Дождь лил не переставая. Лилиса и Таллия сидели на окраине портового города, возле старого, давно заброшенного людьми каменного дока. На Таллии было серое одеяние, и она высветлила лицо и руки, но больше никак не изменила свою внешность.

Они поджидали наступления темноты. За портом пристально наблюдали, а Таллия, несомненно, входила в число тех, кого Иггур приказал своим слугам найти и арестовать.

— Я боюсь, — сказала Лилиса. — Посмотри, здесь тоже стражники.

— Теперь я их вижу, — ответила Таллия, благословляя глаза ребенка, которые были зорче ее собственных. — Нам лучше попытаться пойти другим путем.

Вскоре они обнаружили, что все пути из портового города тщательно охраняются.

— Должно быть, Иггур подозревает, что мы здесь, — сказала Таллия. — Тебе известны какие-нибудь потайные тропинки, ведущие к центру города, Лилиса? Ты знаешь улицы Туркада лучше, чем я.

— Есть канализационные туннели и старые туннели контрабандистов, — ответила Лилиса.

— Отведи меня к такому, про который уже давно забыли. Может быть, хоть его не так хорошо охраняют.

Холодная ручка Лилисы сжала теплую руку Таллии, и они пошли извилистой тропинкой. Скоро совсем стемнело. Лилиса остановилась возле канализационного туннеля, из которого сильно воняло.

— Если мы пойдем по этому туннелю, то выйдем из него позади “Жемчужины матери” — кабачка контрабандистов.

— Хорошо, мне бы как раз хотелось придерживаться глухих переулков. Не думаю, что туда добрались патрули Иггура.

— Вероятно, опасаются, — сказала Лилиса и задрожала. В туннеле смердило от всякой гнили, скапливающейся в нем год за годом. Лилиса, оставившая в помещении, отведенном хлюнами людям, свою новую одежду и сапоги, бесстрашно шлепала по зловонной жиже. Таллия осторожно следовала за ней по камням, скользким от водорослей. К тому моменту, как они добрались до выхода из туннеля, она вымокла по колено.

Глухими переулками Таллия и Лилиса подошли к кабачку сзади. Однако там не было заметно никаких признаков жизни — ни света в окнах, ни звуков голосов, дверь черного хода была заперта. Лилиса осторожно обогнула здание кабачка и сразу же вернулась.

— Я видела стражника на улице, там, подальше. Дверь забита досками, и на стене черная надпись. Я не смогла подойти, чтобы прочитать ее.

Этого и следовало ожидать. Несомненно, большинство таких притонов прикрыли, а за другими следят — за теми, которые известны Иггуру. Однако Таллия обнаружила еще одну любопытную для себя вещь.

— Ты умеешь читать? — спросила она Лилису.

— Немного, — ответила девочка. — Уличные вывески.

Они пробирались окольными путями, двигаясь по проулкам, заваленным мусором, и оставляя позади портовый город. Горящие уличные фонари были окружены туманным нимбом. Глаза прохожих сверкали голодным блеском.

— Это у вас часто бывает? — спросила Таллия.

— Что?

— Ну, то, что ты умеешь читать?

— Нет, — ответила Лилиса, — но некоторые из нас умеют. Я читаю лучше всех. У моего отца была книга. Он читал мне истории и показывал буквы. Иногда мне снится и эта книга, и он сам. — Она шмыгнула носом в темноте.

— Что случилось с твоими отцом и матерью?

— Моя мама заболела и умерла. Я ее не помню. Отца я потеряла. Я потеряла его. — В голосе ее звучала печаль, и он был по-детски виноватый.

— Как ты могла потерять отца?

— Мы приехали в Туркад, когда мне было пять лет. Мы гуляли на пристани и смотрели на корабли. У меня была игрушка — маленький деревянный медведь. Я уронила его в воду, и папа нырнул за ним.

— О, так он утонул прямо у тебя на глазах!

— Он очень хорошо плавал! — с презрением возразила Лилиса. — Он достал медвежонка, и все люди о нем говорили. Потом пришли какие-то мужчины — моряки или контрабандисты. Они ударили отца по голове, утащили его на свой корабль и уплыли. Он так и не вернулся.

— Это случилось здесь, в Туркаде? — Таллия не верила своим ушам. — И никто ничего не сделал?

— Я никого не знала. Мне никто не помог. У меня была только моя одежда и мой медвежонок. Я проплакала день и ночь и еще один день. Спала я в бочке на улице.

— А то, что произошло с твоим отцом, часто случается?

— Да, особенно с моряками и с теми, кто хорошо плавает. Я уверена, что отец мертв, иначе он бы за мной приехал. Семь лет прошло с тех пор, как он исчез. Семь... лет. — Лилиса вдруг расплакалась, захлебываясь рыданиями, обо всем, что потеряла.

Таллия обняла девочку, ее худенькое тело еще долго сотрясалось от плача. Наконец она затихла.

— Мне двенадцать с половиной. У меня нет отца. Я совсем одна. Пошли, до “Принца-студента” еще далеко.

“Двенадцать! — подумала Таллия. — Я-то думала, что ты гораздо моложе. Ну ничего, теперь у тебя есть я. Если его можно будет найти, он будет найден”.

— Как звали твоего отца?

— Джевандер. Но я звала его Джеви. У него была и фамилия, но я ее не помню. Я звала его просто Джеви, а он меня — Лилиса.

— Какой он был?

— Добрый. Никогда на меня не сердился, даже когда я вела себя скверно. Однажды...

— Нет, я имею в виду — как он выглядел? Он был высокий или небольшого роста, какого цвета волосы, и все такое?

Лилиса долго молчала, но по ней было видно, что она вспоминает.

— Волосы у него были как у меня, — наконец произнесла она. — И глаза тоже. Я никогда не забуду, как он подвел меня к зеркалу и, приблизив свое лицо к моему, сказал, что мы очень похожи и что нам повезло, что мы есть друг у друга. Он часто так говорил. Не знаю, был ли он высоким. Мне он всегда казался большим. Но он не был толстым.

Таллия взяла девочку за руку, и они молча пошли вперед. Дважды им пришлось юркнуть в переулок, чтобы спрятаться от патруля. Таллия испытывала странное чувство неловкости, что ей приходится скрываться в своем собственном городе. “Принц-студент” оказался двухэтажным зданием из серого камня. На вывеске был изображен юноша с коротко остриженными волосами. Он с унылым видом сидел на толстом томе. Другие книги беспорядочной кипой высились перед студентом, а наверху кипы стояла фляжка.

Дверь была закрыта, но ее отперли, когда Таллия тихо постучала. После тщательного осмотра их впустили в темную комнату, которая была почти пуста. Комнату слабо освещал огонь в камине. Они уселись за столик, стоявший рядом с камином.

— Ты голодна, Лилиса?

Взглянув на нее с отчаянием, девочка покачала головой:

— У меня нет денег. В Туркаде, если не можешь заплатить, не можешь и поесть.

— Чепуха! Теперь ты работаешь на меня, мой маленький проводник, а в военное время проводники зарабатывают в десять раз больше. Заказывай все что хочешь.

Таллия подумала, не рассказать ли девочке о деньгах, полученных у спасенных Лилисой людей, но решила помолчать до лучших времен. Они плотно поели, но, не найдя того, что искали, снова вышли на холодную улицу.

Когда они завернули за угол, в доме напротив погас свет. Дверь парадного входа распахнулась, и на улицу выскользнул наблюдатель, последовавший за ними, как тень.

Они искали всю ночь, пройдя по всем притонам, которые знала Лилиса, но не нашли никого, кто мог бы помочь им с ботом. Большинство злачных мест было закрыто и забито досками, а несколько — даже сожжено дотла. Люди прятались, и, возможно, уже разнесся слух, что Лилиса теперь не одна из них, не “уличная”. Таллия начала отчаиваться. Им никогда не найти бот. Что она скажет Мендарку?

Лилиса мельком взглянула через плечо. За последние несколько минут она делала это уже дюжину раз. Она ускорила шаг, сжав руку Таллии. Таллия не смогла не обернуться, заразившись беспокойством своей проводницы. Ее город больше ей не принадлежал, и ей не нравилось такое положение вещей.

— Что это? — прошептала Лилиса, склонив голову набок. Они снова были недалеко от портового города.

— Я ничего не слышала.

— А я слышала. Там кто-то есть, за развалинами арки. — Таллия нащупала нож.

— Лилиса, — прошептала она. — Приготовься бежать. — Девочка ничего не ответила.

— Лилиса, будь умницей. Когда я скажу, беги и прячься.

— Я же твоя проводница! — яростно возразила Лилиса.

Таллия не стала настаивать:

— Ну хорошо. Только будь внимательна, смотри в оба. — Они двинулись дальше.

— За нами кто-то идет, — сказала Лилиса. Затем, через несколько минут: — Они ушли... по-моему.

— Может быть, это еще хуже, — ответила Таллия, глядя через плечо.

В тумане невозможно было определить наверняка, есть ли там кто-нибудь. Переулок казался бесконечным. Фонарей не было, окна домов закрыты ставнями.

Впереди, в конце переулка, промелькнула какая-то тень.

— За нами снова кто-то появился, — шепнула Лилиса.

— Впереди тоже, — пробормотала Таллия. — Возможно, ничего страшного. Но если меня схватят, беги к Мендарку: только он сможет меня освободить.

Лилиса не ответила, но Таллия очень отчетливо представила себе выражение ее лица. Если девочка вновь окажется на улице, ее там не примут и жизнь ее скоро оборвется.

Они продолжили свой путь. Конец переулка освещал фонарь, стоявший на улице, пересекавшей переулок. Именно там и появились два стражника, которые смотрели в их сторону.

— Прячься! — приказала Таллия.

Лилиса юркнула за кучу зловонного мусора. Таллия вся сжалась в темноте, молясь, чтобы часовые прошли прежде, чем ее догонит тот, кто преследовал ее.

Часовые свернули в переулок, что-то бурча себе под нос и тыча копьем в тени. Они явно что-то или кого-то искали. Выбора не было: надо атаковать первой. Солдат было всего двое, и Таллия выскочила из темноты. Первый крутился возле бочки с водой. Таллия бросилась на него и швырнула его в бочку.

Схватив выпавшее из руки солдата копье, она с быстротой молнии уклонилась от удара второго стражника и воткнула острие копья ему в живот. Издав громкий крик, он сложился вдвое. Однако это оказалось уловкой, потому что он сделал выпад и ранил ее в бедро. Ощутив резкую боль, Таллия вонзила ему копье в горло. Выронив оружие, он издал булькающий звук и зашатался. Проклиная себя за беспечность, Таллия осмотрела рану. Она была глубокой, из нее лилась кровь. “Вот так-то хвастаться, — горестно подумала она. — Я могу истечь тут кровью”.

У нее за спиной другой стражник все еще барахтался в воде. Наконец ее противнику удалось перевернуть бочку. Он начал приходить в себя и ощупывал мостовую в поисках копья. Таллия беспомощно наблюдала за ним, и тут что-то пролетело мимо и ударило его в висок. Он без чувств растянулся в грязи.

В мгновение ока рядом с Таллией оказалась Лилиса.

— Что это было? — простонала Таллия.

— Кирпич! С тобой все в порядке?

— Нет.

Пока Таллия перевязывала рану, Лилиса стояла возле распластавшихся на земле стражников, готовая защищаться, хотя солдаты не представляли собой никакой угрозы.

— Пошли, — сказала Лилиса, пытаясь поддержать Таллию. — Скорее, обопрись о мое плечо.

Лилиса повела ее на улицу, затем снова нырнула в тени проулка. Таллия чувствовала, что из ноги хлещет кровь. Кто-то закричал у них за спиной. Оглянувшись, она увидела тощую крысу, которая слизывала с булыжников ее кровь.

Лилиса протащила ее через какой-то двор, затем через пролом в каменной стене — к живой изгороди, которая обдала их ледяным душем.

Таллия ощутила дурноту:

— Остановись! Я не могу идти дальше.

— Я уже остановилась, — ответила Лилиса.

Под изгородью было совсем темно. Лилиса разрезала брючину Таллии на полоски и на ощупь наложила тугую повязку. Кровь остановилась. Таллия легла в грязь, размышляя, как же им вернуться к своим. Эндр оправдывал приписываемую ему дурную славу.

Короткий путь в портовый город оказался самым ужасным, что приходилось переживать Таллии. Она еле ковыляла, опираясь о плечо Лилисы. Пробравшись в обратном направлении по канализационному туннелю, незадолго до рассвета они наконец очутились в порту.

Таллия потеряла сознание. Вокруг собралась толпа хлюнов, молча разглядывающих ее. Лилиса, походившая на призрак, с бледным лицом, вся забрызганная кровью, вытащила длинный нож Таллии и, стоя над ней, размахивала им, угрожая каждому, кто подходил слишком близко.

— Позовите Магистра! — закричала она и повторяла эти слова до тех пор, пока не послали за Мендарком. Наконец появился гонец с Мендарком и Оссейоном.

Нога Таллии была красная от крови. Мендарк осмотрел рану, затем Оссейон взял Таллию на руки и понес в их жилище.

Очнувшись, Таллия увидела, что рана зашита и перевязана.

— Где Лилиса? — прошептала она, лихорадочно озираясь.

— Спит без задних ног, — ответил Оссейон, затягивая потуже повязку. — Ах, какой у тебя храбрый, верный дружок! Никто не посмел к тебе приблизиться, пока мы не пришли.

— Но тебе ничего не удалось! — воскликнул Мендарк. — Что же нам делать? Мы в западне!

Эндр тянулся бесконечно — один унылый день с мерзкой погодой сменялся другим. Таллия беспомощно лежала в гамаке, поджидая, пока рана затянется, чтобы она смогла ходить. Беренет пытался проникнуть в Туркад ночью после того, как ее ранили, но тоже не добился успеха. С тех пор он потерял всякую надежду пробраться в город, так как теперь следили уже за всеми потайными путями. Хлюны были невероятно враждебны. Мендарк ожидал, что их могут вышвырнуть на улицу в любой момент.

Через три дня Таллия смогла передвигаться, хотя и с большим трудом.

— Я не имею права просто сидеть здесь и ждать, когда нас схватят, — сказала она Лилисе. — Ты не знаешь какого-нибудь другого пути?

— Сегодня хайт, — содрогнулась Лилиса. — Самый плохой день года.

Таллия не была суеверна, но и ей это не нравилось.

— И все-таки мне придется попытаться.

Лилиса припомнила пару заброшенных туннелей контрабандистов, и они решили предпринять еще одну попытку. Итак, они отправились в путь в сопровождении хлюна с каменным выражением лица. Это был их последний шанс. Но и он не оправдал себя: оба пути теперь охранялись часовыми Иггура.

После полуночи они повернули назад, но на полпути к убежищу увидели вдали оранжевое зарево и услышали треск и рев пламени. Таллия, хромая, направилась в ту сторону. К ним подбежал ребенок и плюнул на сапог Лилисы. Какая-то старуха проклинала их, стоя на пороге, совершая руками непонятные движения — вероятно, отгоняя зло. Хлюны были очень суеверны, — несомненно, именно поэтому Иггур устроил пожар в этот день. Два хлюна, потрясая копьями, отогнали Таллию и Лилису от своих домов.

Их отвели под конвоем туда, где они остановились с Мендарком, и на каждом шагу в них плевали и осыпали оскорблениями. У дверей от куртки Лилисы отскочила медуза. Таллии угодили в голову и спину гнилыми овощами. Лилиса дрожала от ужаса, когда они добрались до убежища. Ни Мендарка, ни Беренета там не было, так что они вымылись, и Лилиса легла спать. Таллия сидела на стуле, завернувшись в одеяло. Она заснула, и ее внезапно разбудил Мендарк. Он бешено тряс ее:

— Таллия, Таллия!

Таллии захотелось послать его подальше, но она этого, конечно, не сделала, а лишь поплотнее закуталась в одеяло.

— Я слушаю.

— Был пожар, — взволнованно произнес он.

— Я видела его, — ответила она. — Много сгорело?

— Довольно много. Это предупреждение! Хлюны в истерике от страха. Иггур знает, что мы здесь! — Мендарк теребил бороду.

— Ты уверен?

— Уверен! Он обещает сжечь весь портовый город, если они нас не выдадут.

— Может быть, это всего лишь пустая угроза. Откуда ему знать?

— У Иггура не бывает пустых угроз.

— Что говорят ему хлюны?

— Говорят, что в глаза нас не видели, и грозятся в отместку сжечь Туркад.

— И сожгут?

— О, они могут быть безжалостными. Но на месте хлюнов я бы сначала попробовал более простой вариант. Я им теперь не нужен, так не лучше ли выдать меня и вернуться к своим делам?! Таллия, найди поскорее выход, или мы погибли.

Второй раз за ночь Таллию разбудили голоса, доносящиеся из-за двери. Это Мендарк разговаривал с каким-то хлюном, и голос Мендарка звучал заискивающе, что было так не похоже на него.

— Пожалуйста, — умолял он, — еще несколько дней.

— Нет! Судьба нашего города висит на волоске.

— Может быть, — понизил голос Мендарк, — если мы предложим увеличить компенсацию за ваше неудобство...

Последовало столь долгое молчание, что Таллия подумала: уж не ушли ли они. Затем она услышала приглушенный звон монет и кудахтанье хлюна.

— Я попытаюсь их уговорить. Мы хотим тебе помочь, но Иггур непредсказуем. Даже если ты озолотишь нас, мы не станем рисковать своим городом.

— Как долго? — спросил Мендарк, потом опомнился, поняв, что кричит, и прошептал: — Сколько дней ты можешь нам дать?

— Еще три дня. Если к этому времени вы не найдете выход, у нас не будет выбора: нам придется выбросить вас на улицу.

— Три дня! — в отчаянии воскликнул Мендарк. Таллия свесила больную ногу из гамака. Рана ужасно ныла. Но она должна снова сделать попытку.

10

АРТИКУЛЫ ВОЙНЫ

В шахте, на дно которой рухнула клетка, было темно. Долодха выбралась на верхнюю площадку. Ее одежда промокла. Иггур ждал от нее вестей. Он стоял, всматриваясь в сумрак.

— Нижнюю дверь заклинило, — сказала Долодха, дрожа. — Мы пытаемся ее открыть.

— А Мендарк? — спросил он с угрозой в голосе.

— Он ушел! — Она склонилась так низко, что волосы коснулись пола. — Потайная дверь. Двое из его отряда утонули, но остальные сбежали.

Иггур поднял кулак, и она отскочила, попав прямо в лапы к Вартиле. Вельмиха сильно ударила ее своим прутом по уху. Из уха Долодхи потекла кровь.

— Плохие новости! — рявкнула Вартила, когда девушка удалилась, еле переставляя ноги.

Магрета ожидала, что Иггур одернет вельмиху, но он ничего не сказал. Она поймала Долодху за плечо, намереваясь помочь. Но девушка отшатнулась, словно боялась, что ее снова накажут, и вернулась на свой пост.

Иггур спустился в подвал. Вскоре он вернулся в холодной ярости.

— Ушел! — бушевал он. — Воспользовался тайным туннелем, который мы не обнаружили. Маги заплатят мне за это!

— Я уверена, они сделали все, что могли, — попыталась успокоить его Магрета.

Гнев Иггура после того, как нашли двойника Мендарка, был ужасен, и она боялась повторения.

— Значит, этого было недостаточно!

Магрета ощутила беспокойство. Во что она впуталась?

— Иггур, — обратилась она к нему на бегу, стараясь не отставать, — с этим бедным гонцом обошлись очень несправедливо. Ты?..

— Она знает мои Артикулы Войны! — резко возразил он. — Их читают каждую неделю. Добейся успеха, и тебя вознаградят! Допусти промах, и тебя накажут! Что может быть справедливее?

— А в чем ее промах?

— Она принесла плохие новости. Ее группа меня подвела, и все они должны быть за это наказаны. Зато в следующий раз они будут больше стараться.

Когда они вернулись в крепость Иггура, было уже утро. Измученная Магрета лежала на кушетке, а Иггур расхаживал по комнате. Как он ни пытался, ему не удалось обнаружить потайной ход, которым воспользовался Мендарк.

— Где он мог проскользнуть? — спрашивал он, обезумев. — Мог ли Мендарк уже выбраться из Туркада?

— Не думаю, — ответил Зарет, поглаживая свои косички на подбородке. — Хотя... если у него где-то припрятан маленький бот.

— Найди его! — загремел Иггур. — Он вырвался на свободу? По суше или по морю? Или он все еще в городе — затаился в какой-нибудь дыре в трущобах. Или в портовом городе? Не попытаться ли мне выкурить его оттуда огнем? — Иггур злорадствовал: ведь Зарет был хлюном, то есть принадлежал к народу, который жил в портовом городе и контролировал все морское сообщение с Туркадом.

— Мой совет не будет беспристрастным, — спокойно сказал Зарет. — Но ты должен знать вот что: мы, хлюны, подготовили защиту от пожара, так как больше всего боимся именно огня. Эти меры могут не помочь, но если сгорит портовый город, то, будь уверен, от Туркада не останется камня на камне.

— В случае пожара весь Туркад станет западней, — размышлял Иггур вслух. — Я пошлю в портовый город послов, и к этому монстру С'Корси тоже, и они будут действовать лестью и угрозами. Мы найдем Мендарка!

— Феламора больна, — сказала Магрета, чувствуя, что пренебрегла своим долгом. — Я должна пойти к ней.

— Хорошая идея. — Он прокричал приказы, и двое вельмов повели Магрету вверх по лестнице. — Не дай ей умереть. Она может меня многому научить.

Девушка нашла Феламору в том же состоянии, что и прежде: в апатии; она либо спала, либо лежала глядя в потолок. Иногда она вставала и, несколько минут поковыляв по комнате, снова падала на кровать.

Когда Магрета вернулась в кабинет Иггура, тот все еще лихорадочно работал. Он не спал несколько ночей и теперь превратился в автомат, подчиненный одной идее: найти Мендарка и обезопасить город. Магрета считала эту маниакальную идею удручающей. Тем не менее она сидела рядом с ним в то время, как он отдавал приказы о контроле над Туркадом и о наказании тех своих слуг, кто совершил промах.

Наконец, когда наступил полдень, он заметил Магрету, которая еле сидела на стуле, умирая от желания поспать.

— Прости, — обратился он к ней без улыбки. — Я не могу отдыхать, пока мой враг не схвачен. Долодха!

Девушка, которая лежала на полу, как коричневый узел с вещами, тотчас же вскочила. Половина ее лица распухла, на ухе запеклась кровь.

— Проводи Магрету в мои апартаменты, — приказал он. — Приготовь ей ванну и постель. Обеспечь всем необходимым.

Долодха повела Магрету по длинным коридорам, и наконец они дошли до большой двери, которую охраняли два вельма. Долодха передала приказ, и их впустили. Она наполнила для Магреты ванну.

— Она холодная! — воскликнула Магрета, пощупав воду. Хотя она не привыкла к роскоши, но холодная ванна зимой — это уж слишком!

— Ты хочешь горячую ванну? — прошептала Долодха с таким изумлением, что Магрета не стала настаивать.

— Ладно, сойдет, — сказала она и выкупалась, стараясь не задерживаться в холодной воде.

Ее грязная одежда уже исчезла. Она надела длинное одеяние, приготовленное Долодхой, и ее провели в большую спартанского вида комнату, которая явно была спальней Иггура. Магрета встревожилась. Как бы ни сложились у них в дальнейшем отношения с Иггуром, остаться здесь было для нее невозможно.

— Я не могу здесь спать! — воскликнула она. Долодха пожала плечами, продолжая стелить постель.

Подойдя к двери, Магрета открыла ее. Вельм, стоявший на часах, преградил ей путь.

— Выпусти меня! — потребовала Магрета, но он покачал головой:

— У меня приказ — не выпускать тебя отсюда до утра.

— Так пойди к Иггуру и скажи, что я не желаю здесь спать.

— Я не имею права покидать свой пост! — заявил вельм с безразличным выражением лица.

Магрета вернулась в комнату и присела на край ванны.

— Постель готова, — сказала Долодха.

— Я не могу там спать, — ответила Магрета.

— Хозяин отдал приказ, — печально произнесла Долодха, дотрагиваясь до своего изувеченного уха.

У Магреты не было желания смотреть, как девушку снова накажут. Сорвав с кровати одеяла, она, к огорчению Долодхи, улеглась на полу в гостиной.

Магрета проснулась и поняла, что ее опасения были беспочвенны: Иггур совсем не пришел. Долодха спала на голом полу, но, как только Магрета поднялась, помчалась готовить завтрак.

После бегства Мендарка из крепости Иггур был так сильно занят, что Магрета почти не видела его. Заточенная в крепости, в окружении вельмов, она начала задумываться, уж не сделала ли роковую ошибку, придя сюда.

Большую часть времени она проводила в командном центре, наблюдая за Иггуром, хотя они редко обменивались даже парой слов. Что он хочет от нее? И, коли на то пошло, чего ожидала она? Что он будет приятелем, другом, любовником?

— Иггур, — произнесла Магрета осторожно в тот полдень.

Он повернулся к ней с отсутствующим выражением лица. Его руки перебирали депеши на столе, и ему явно не терпелось вернуться к своей работе. Офицеры и слуги глазели на нее.

— Ничего, — ответила она на его взгляд и села обратно на свой стул.

Магрета впала в задумчивость, ощутив затаенную обиду. После того как Иггур подтвердил, что привязан к ней, ее робкие надежды разгорелись. Но последние дни были ужасны. Он не говорил ей ни одного доброго слова, впрочем и ни одного резкого, — Иггур совершенно не замечал ее. Магрета предпочитала скрывать свои чувства, а не выказывать их, и наконец в душе ее вспыхнула ярость. Если такова дружба, ей будет лучше одной.

“Значит, я буду одна! — решила она в гневе. — Я не намерена болтаться тут без дела и уйду сегодня же”.

— Черт тебя побери! — воскликнула она, когда Иггур шел на очередное совещание с генералами. — Каковы твои планы относительно меня?

Кровь бросилась в лицо Иггура. Рука непроизвольно стала комкать депеши. Резко повернувшись к солдатам и слугам, он рявкнул:

— Вон!

Когда комната опустела, он тихо произнес:

— Будь так любезна держать свои личные проблемы при себе, когда я работаю.

— В будущем я так и сделаю! — зло отчеканила она. — Я ухожу!

— Уходишь? — У него был изумленный вид.

— Ты со мной не разговариваешь. Я как пленница, которой забыли сказать, что она находится в заточении. Мне было лучше одной.

— О чем ты хочешь говорить?

— О чем угодно! — закричала она. — Какие у тебя планы относительно меня?

— У меня нет никаких планов, — спокойно ответил он. — Твое общество... оно мне приятно. Вот и все.

— А как насчет меня? Я не твой щенок, которому можно улыбнуться, когда он забавляет, и не замечать в остальное время.

Иггур смотрел на нее, не понимая, что она имеет в виду.

— Пойдя на союз с тобой, я выступила против Феламоры и всего того, к чему она стремилась. Я не могу жертвовать всем ради каприза. Мне нужно больше!

— Магрета... — начал Иггур, затем лицо его застыло. — Я... Я не могу... — Он резко повернулся к Магрете спиной, издав приглушенный стон. Когда он снова обернулся к ней, он уже овладел собой. — Пойдем со мной, — позвал он и повел ее наверх.

Теперь они стояли на самом верху старой крепости, на зубчатой стене. Ветер развевал их волосы и одежды, залепляя им лица мокрым снегом.

— Я не могу... — снова начал он, потом отвернулся и отошел от Магреты. — Вероятно, тебе следует уйти. Мне нечего тебе предложить. Я... Я знаю себя, Магрета, и то, что я знаю, не очень... привлекательно. Тебе известна моя история?

Она подошла к нему.

— Ты был молод, блистателен, — сказала она. — У тебя было все. Потом Совет — Мендарк! — попросил тебя помочь в изгнании Рулька с Сантенара.

Он вздрогнул при этом воспоминании. Она протянула ему руку.

— Ты воспользовался Запрещенными Искусами ради них, — продолжала Магрета, — но Рульк был слишком силен. Совет бросил тебя, и потом Рульк овладел твоим сознанием и довел тебя до безумия.

— Я до сих пор ощущаю это, — сказал Иггур, и взгляд его был обращен в прошлое. — Эта боль, этот ужас. Месть Рульку и Мендарку — вот что двигало мной с того времени, как прошло мое безумие. Я превратил себя в машину. Я пуст изнутри, Магрета. Скорлупа, которая не содержит ничего, кроме ненависти и страха.

Эта исповедь потрясла Магрету. Она заметила, как дрожит его рука.

— Ты не бесчувственный, — возразила она. — Иначе у тебя не болело бы внутри. У меня тоже болит — ты знаешь почему.

Иггур сжал ее тонкую руку. На ресницах у него были слезы.

— Магрета, ты добра ко мне. Не знаю, смогу ли я отплатить тебе тем же: я весь обледенел.

— Мне нужно немного, — прошептала она, ступая рядом с ним. — Но я так тоскую по теплу. — Она взглянула ему в лицо затуманенными от слез глазами. — Мы так подходим друг другу. Я холодна изнутри, робка. Я не выношу, когда люди знают о моих чувствах. Но, быть может...

Они продолжали идти по стене, миновав пустую караульную будку. Внезапно Иггур остановился и схватил ее за руки:

— Быть может? Ты делаешь предложение? Говори яснее — не выношу, когда ходят вокруг да около.

— Боюсь говорить яснее — а вдруг я ошиблась, — ответила она. — Но я хочу. Если ты хочешь.

— Возможно, ты и я, мы могли бы чему-нибудь научить друг друга?

— Да? — прошептала она.

Подул ледяной ветер. Магрета, дрожа, приблизилась к Иггуру, под его защиту. На ее лице отразилась борьба чувств.

— Ты бы... — начал он тихо.

— Что? — мягко спросила она.

Он закричал, перекрикивая шум ветра над бойницами:

— Ты бы... не обняла меня?

И он распростер объятия. Магрета тоже протянула к нему руки. Они постояли с минуту близко друг к другу, но не соприкасаясь. Затем Магрета ощутила, как в душе обрушилось то, что сдерживало ее. Вздохнув, она крепко обняла Иггура, и он прижал ее к себе.

Они беседовали, когда у Иггура выдавалась свободная минутка и он мог оторваться от войны и забыть о своей маниакальной идее. Они гуляли по стенам крепости поздней ночью, когда были сделаны все дела, или в предрассветные часы, перед тем как надо было все начинать снова. Они лишь держались за руки, порой обнимались. Дальше их отношения не могли продвинуться. И ей все время приходилось ободрять его, поскольку у Иггура было даже меньше опыта в таких делах, чем у Магреты.

Однако через несколько дней Иггур снова попал во власть своей навязчивой идеи относительно Мендарка. После взятия Туркада дела шли неважно: повсюду вспыхивали восстания. Иггур был уверен, что Мендарк в портовом городе, но не осмеливался сунуться туда.

— Прости, Магрета, — сказал Иггур. — Я... С тех пор, как я захватил Туркад, что-то изменилось. Моя сила здесь меньше, чем обычно. Мне нужно приспособиться к ауре этого странного места, но что потом? Что будет, если я уеду?

Минула почти неделя с тех пор, как Магрета появилась в крепости. Внезапно она поняла, что их дружба не ведет никуда и что, хотя Иггуру хотелось бы большего, ему очень тяжело давались их отношения. Он был не способен пойти дальше. Однако Магрета не могла допустить, чтобы их отношения застыли на этой мертвой точке.

Иггур был слишком подавлен, слишком боязлив, слишком упивался своими мучениями. Если она не сделает решительный шаг, они неизбежно расстанутся — так же неизбежно, как опадают лепестки с цветка.

“Не остается ничего иного, — сказала ока себе. — Мне нужно затащить его в постель”.

За свою жизнь Магрета ни разу не спала с мужчиной, да и не испытывала такого желания. Она знала про это лишь из классической литературы и из учебников, по которым училась в школе и в которых рассказывалось, как это происходит у животных.

Цели, которую она себе поставила, было не так-то легко достигнуть. Магрета была так же несведуща в искусстве соблазнения, как новорожденный младенец. Ее намеки отскакивали от Иггура, как дротики от брони: он их просто не понимал.

Вынужденная стать смелее, она начала более прозрачно рассуждать об интимных отношениях полов, но он смотрел на нее таким отсутствующим взглядом, что ей подумалось: “А что если беды прошлых лет повлияли и на его мужские возможности?”

Эндр наконец-то закончился. Наступил первый день месяца тальмарда — последнего, самого холодного месяца зимы. Приближалась ночь. Они сидели за поздним ужином, и Магрета попросила вина. Она собиралась выпить совсем немного, так как в прошлом вино имело для нее пагубные последствия. Но она щедро лила его в бокал Иггура, доливая его доверху, когда он пустел наполовину. После того как он выпил несколько бокалов, Магрета решилась: “Нужно говорить, сейчас или никогда”.

Слова застряли у нее в горле. Поднявшись, чтобы долить вина в его и без того довольно полный бокал, Магрета отодвинула свой стул.

Иггур прикрыл бокал рукой.

— Хватит! — резко произнес он. — Чего ты от меня хочешь?

Слова вырвались у нее так же, как прорвались чувства.

— Я хочу тебя! — воскликнула она, и лицо ее стало красным, как вино в бокале. — Не пойдешь ли ты со мной в постель?

У Иггура челюсть отвисла от изумления.

— В постель? — повторил он.

Магрета была ужасно смущена. Неужели она совершила самую большую ошибку в своей жизни? Но отступать было поздно.

— Ты не... можешь? — осторожно спросила она.

Он нахмурился, казалось пытаясь вспомнить значение этого слова.

— Я мужчина, — сказал он. — Я могу. По крайней мере, мог. — Он взглянул на нее. — Мне не хотелось долго, очень долго.

— О! — произнесла она, не вполне понимая его.

— Это то, чего ты хочешь? — осведомился он.

— У меня есть желания, — ответила она неопределенно. — Я думала... Если бы мы обняли друг друга... интимно... это соединяет тело и душу. Это было бы хорошо для нас обоих.

Иггур раздумывал над ее идеей.

— Но мы даже не целовались.

— Не целовались, — согласилась она, глядя на его рот. — Но мне бы этого хотелось.

— Иди сюда.

Внезапно их роли переменились. Магрета не умела целоваться. Она очень осторожно приблизилась к нему. Поцелуй ей понравился, хотя губы Иггура были твердые, а борода колючая.

— Поднимайся наверх, — сказал он. — Я приду вслед за тобой.

Магрета разделась, приняла ванну и нырнула в постель Иггура. От грубых простыней ее нагое тело воспламенилось. Что произойдет с ней сейчас? Она отдалась во власть Иггура. Что он потребует от нее? И как он поступит, если она не оправдает его ожиданий?

Появился Иггур. От него пахло свежестью после ванны. Он погасил лампы, одну за другой.

— Пожалуйста, оставь свет, — прошептала она.

По ее просьбе он оставил гореть лампу возле кровати. Постояв немного со склоненной головой, он скинул одежду и залез под одеяло.

Он лежал не шевелясь так долго, что она испугалась: уж не уснул ли он? Но когда она дотронулась до него, Иггур перевернулся и неуклюже обнял ее, едва касаясь Магреты.

Проволочная оправа ее очков врезалась ему в ухо. Магрета сняла очки, и свет отразился в ее ярко-красных глазах. На лице Иггура отразился испуг.

Иггур знал о происхождении Магреты больше, чем она сама, поскольку когда она была у него в плену в Фиц Горго прошлой осенью, то не могла принимать снадобье, которое дала ей Феламора, чтобы скрывать цвет глаз. Они начали медленно приобретать тот странный цвет, меняющийся в зависимости от освещения с темно-синего на ярко-красный, по которому Иггур сразу же определил ее расу. Только у каронов или у тех, в чьих жилах текла их кровь, был такой цвет глаз.

Это не имело значения в Фиц Горго, но сейчас, когда исчезло Зеркало и вернулись гаршарды, а в его владениях царила неразбериха, происхождение Магреты было важнее, чем когда-либо. При виде ее глаз Иггуру припомнился его заклятый враг, самый великий карон из всех. Однако Иггуру было хорошо известно, что те, в чьих жилах текла кровь каронов, беспощадно преследовались после падения Рулька. “Кто она такая?”

Магрета лежала в его объятиях, не понимая, почему он так неестественно неподвижен. Наконец она прошептала ему в самое ухо:

— Иггур. — Ее дыхание заставило его очнуться.

Магрете показалось, что они как-то странно занимаются любовью: Иггур старался, чтобы она все время была спиной к свету. Все произошло очень быстро, и ни один из них не получил удовлетворения. Впрочем, она и не ожидала многого. Но ощущение, что она в его объятиях и составляет с ним единое целое, было чудесным и новым для нее. Повернувшись на бок, она заглянула Иггуру в глаза, мечтательно улыбнулась и уснула.

Но при этом свет лампы снова отразился в ее глазах, и они загорелись алым цветом. Иггура охватил ужас. Глаза каронов! Ему хотелось выпрыгнуть из кровати и пуститься бегом в свою крепость, стоявшую среди болот, позабыв и про Зеркало, и про свою империю, и про планы мести, которые он так долго лелеял. Но он не мог.

Он пристально всматривался в лицо Магреты. Она была действительно красива, сейчас ее лицо было спокойно, с него исчез удрученный взгляд, так портивший ее черты. Он погладил ее стройную шею, затем снова вспомнил цвет ее глаз, и его охватило непреодолимое желание сдавить ей горло и избавиться от опасности, которую она собой представляла. Но этого он также не мог сделать.

Опустив голову на подушку, он застонал. Магрета во сне притянула его к себе. Иггур не спал всю ночь.

Часть 2

11

СЛУЧАЙ АМНЕЗИИ

Она пролежала там долго, слишком слабая, чтобы тревожиться. Ощущение вялости и тепла было непривычное, но приятное. Исчезли все сны, все опасения и ужасы, все воспоминания. Ничего не осталось — лишь призраки далекого прошлого. Она шла по снегу при лунном свете, глядя на мерцающие звезды и кровавую луну, взволнованно вскрикивая, когда искра метеора прорезала небо. Ветер донес крик горной кошки. Она еще крепче вцепилась в огромную руку и почувствовала себя в полной безопасности, под надежной защитой.

Позже, в знакомой комнате, в очаге потрескивало пламя, и ее обнимала за плечи большая рука. Снаружи рыдал ветер, завывая в трубе. Она прижималась к груди отца, прикрыв глаза, и его голос рассказывал ей предания старины, перед ее взором возникали столь яркие картины прошлого, словно их нарисовали на ее веках изнутри.

Рыжеволосая девочка шла по снегу. Это она сама или еще одна героиня из сказок зимней ночи? Она вздохнула, и у нее снова заболела голова. Ужасная боль, словно в лоб вонзаются стальные колючки. Боль, которая была эхом ушедшей боли. Забвение. Слабый скрип проник в ее полузабытье. Она не пошевелилась, да у нее и не было сил. И опять воцарилась тишина. Она снова грезила. Или переживала прошлое. Или жила!

Скрип-скрип — вот оно! “Дерево по дереву”, — поняла она. Ее удивило, что она перешла от сна к мысли, могла думать. Скрип-скрип. Ей стало любопытно, и она наконец-то проснулась. Осторожно открыла глаза, чтобы себя не выдать, хотя сама не знала, было ли что-то, чего следовало остерегаться.

Она стала разглядывать маленькую и темную комнату. Стена, у которой стояла ее кровать, была каменная, она блестела от сырости. В очаге горел огонь, очаг дымил. На каминной доске был зажжен толстый огарок желтой свечи. Рядом со свечой стоял большой кувшин из зеленого фаянса. У огня сидел старик с короткой седой бородой и жидкими волосами. Она видела его лицо в профиль. Он раскачивался на стуле, который при каждом движении скрипел под ним. На старике была темная поношенная одежда и коричневые сапоги.

Скрип-скрип. Старик пошевелился. Он изучал какую-то карту. Она сомкнула веки и лежала совсем тихо. Стул продолжал скрипеть. Старик хмыкнул, затем забулькала жидкость. Она осторожно приоткрыла глаза. Он вылил в кружку то, что осталось в кувшине, поставил его обратно на каминную полку и отхлебнул из кружки.

Она снова прикрыла глаза. К ней вернулась частица воспоминаний — Тайный Совет! На ногах у нее цепи. Она пошевелила ногой под одеялом, дотронувшись до лодыжки второй ноги, и поморщилась. Отек и онемение от оков еще не прошли. “Карана! — подумала она. — Это я!” И тут потоком хлынули воспоминания: врывается гонец: Иггур у ворот, армии Туркада разгромлены. Следующая картинка: Тензор, безумный, отчаявшийся, поднимает кулак. Потом ничего, абсолютно ничего.

Как она попала в эту сырую, жалкую комнату? Кто этот старик, сидящий у камина? Голова раскалывалась от боли. Зеркало исчезло! Его похитили, и теперь оно далеко. Все, что она выстрадала, и все эти смерти были напрасны.

Нет, теперь ее это больше не касается. “Я могу идти домой”, — вздохнула Карана. Перед ее мысленным взором предстал запущенный, обветшавший Готрим — стены из розового гранита, озаренные полуденным солнцем. “Наконец-то домой!” Образ заволокло туманом, и она с благодарностью погрузилась в темноту.

Голова болела так сильно, как никогда прежде. Боль перемежалась с кошмарами — более реальными, чем сама жизнь, более неистовыми, более ужасными. Уж лучше боль, чем кошмары. Она кричала, потела, горела и снова тонула в океане боли.

Она чувствовала запах раскаленного железа. Красная пелена застилала все. Слышались крики, звон орудия. Пальцы ее коснулись чего-то липкого, и она поднесла их к носу. Кровь! Она лежала в луже крови. Мороз пробежал у нее по коже. Холодные пальцы дотронулись до ее горла. Собрав остатки сил, Карана вскрикнула от ужаса.

Прошло много времени, и она снова вынырнула из забытья, ощутила движение в комнате. Холод у нее на челе. Холод на лице, на шее, на спине, растекается по всему телу. Мрак.

Крики, пот, огонь. Губы горят. Тьма, темнее, чем мрак.

Много позже Карана пробудилась оттого, что над ней кто-то склонился. Она лежала без движения, желая, чтобы этот кто-то ушел, а старик вернулся к своему стулу у камина и снова заскрипел. Открыв глаза, она увидела новый огарок свечи в луже воска на каминной полке. Она огляделась. Стены с облупившейся штукатуркой, дверь из толстых досок с надежным засовом.

— Карана! Я думал, что потерял тебя вчера. — Карана вздрогнула.

Когда старик приблизился к ней, лицо его показалось смутно знакомым.

— Кто ты?

— Я твой целитель. И на какое-то время — опекун.

— Мой тюремщик! — Он пожал плечами:

— Как тебе угодно. Если бы не я, ты бы умерла. Но я не друг Иггуру. Я занимаюсь своими собственными делами. Меня зовут Шанд.

“Какое тебе до меня дело, Шанд? — Имя что-то смутно напоминало. — Не называл ли его Лиан? Лиан! — Карана ощутила такую боль в груди, что стало трудно дышать. — Что с ним случилось?” Она рывком села в постели.

— Где Лиан? Он... Он не... — Она не смогла это выговорить.

— Лиан? — Шанд склонился над ней. В голосе его звучало раздражение.

“Какие у него ясные зеленые глаза, какой проницательный взгляд”. Она вдруг испугалась этого незнакомца.

— Мы вместе пришли в Туркад, — объяснила Карана. — Путешествовали вместе больше месяца. Он спас мне жизнь. Я должна знать, где он. Пожалуйста. — Она взяла старика за руку.

— В Туркаде хаос, — ворчливо ответил Шанд. — Бесполезно искать.

Она отдернула руку. Жизнь возвращалась в ее зеленые глаза, бледные щеки порозовели. Ее вид тронул Шанда.

— Почти бесполезно, — поправился он, и голос его прозвучал мягче. — Было страшное кровопролитие. Иггур захватил большую часть города. Но я постараюсь.

Он заставил ее опуститься на подушку.

— Сейчас тебе нужен отдых. Ложись.

— Кто-то должен знать, где Лиан. — Ее глаза наполнились слезами, у нее не было сил их вытирать. — Но не говори обо мне ему.

— Ему?

— Мендарку! Ничего не говори обо мне, если он спросит. Это мой враг.

Шанд вздохнул:

— Тебе нечего беспокоиться о Мендарке. Он загнан в ловушку в Старом Городе.

— Где... — У нее не хватило сил закончить. — Где я? Что со мной случилось? — Комната завертелась у нее перед глазами. — Что ты собираешься со мной делать?

— Не знаю, что с тобой случилось, — тихо ответил Шанд. — Когда я тебя нашел, ты была на волоске от смерти. Ты бредила и умирала. Я отнес тебя сюда, в безопасное место. Позже еще будет время для вопросов и ответов. — Он положил ей руку на глаза. — Спи!

Тепло и темнота успокоили Карану, все ее страхи улетучились. С тихим вздохом она погрузилась в дрему, и на этот раз ее не посетил ни один кошмар.

Шанд с минуту постоял, глядя на нее, затем, убедившись, что она уснула, тихо отворил дверь и, заперев ее за собой, вышел на улицу.

Когда Карана очнулась, было утро, и бледный серый луч солнца проникал в комнату через щель под дверью. Старика не было. Огонь в камине погас, в комнате было холодно. Она медленно села. Комната завертелась. Когда головокружение прошло, девушка спустила ноги на пол и встала. Ноги сразу же заледенели на холодном каменном полу. Она оглядела себя. На ней была рваная сорочка. Когда-то Карана была пухленькой, сейчас от нее остались только кожа да кости. Сколько же времени она провела без сознания?

Ее собственной одежды нигде не было видно, и Карана завернулась в одеяло. Шаг за шагом она осторожно приблизилась к камину. Там уселась на стул и, дрожа, уставилась на пепел. Спустя некоторое время Карана ощутила волчий голод. Она не нашла ничего съедобного в комнате, лишь на сундуке у двери стоял кувшин с водой.

Сломав пальцем лед, она попила воды, такой холодной, что заломило зубы.

Щелкнул замок. В дверь просунулась седая голова Шанда. Согнувшись, он тащил на спине большую вязанку дров — доски от двери с облупившейся зеленой краской, еще какие-то разноцветные деревяшки. Это были обломки чьего-то дома. Сердце Караны снова сдавила тоска по Готриму.

Шанд взял ее маленькую ручку. Она была ледяная.

— Почему ты не ложишься обратно в постель?

— Не могу, — прошептала она. — Я умираю от голода. Сколько ты продержал меня здесь?

— Я не держал тебя здесь, как ты выразилась, — ответил он с легким раздражением. — Я нашел тебя три дня тому назад в Большом Зале.

— В Большое Зале? Я не понимаю.

Шанд поднял крышку сундука и принялся в нем рыться.

— Нет. Да, Нелисса. Суд. Зеркало. Гонец... — Голос ее замер, воспоминания смешались.

Хлопнула крышка сундука. Шанд извлек оттуда полбуханки черствого хлеба, засохший сыр, пару луковиц, а из треснувшего коричневого горшочка — кусочки маринованных овощей, размякшие и бесцветные. Он положил еду на металлическую тарелку и, мелко нарезав, подал Каране.

— Прости, — сказал он. — Это вряд ли можно есть, но больше мне ничего не удалось достать. Я выбрал плохое время, чтобы приехать в Туркад. Ешь понемножку, иначе тебе станет плохо. Твой желудок отвык от еды.

Он развел огонь в камине, и через минуту доски весело затрещали в огне, комнату заполнил запах смолы.

— Как же я сюда попала?

— Я пошел в Большой Зал — сам не знаю почему, нашел там тебя, чуть живую, и принес сюда.

Карана посмотрела на тарелку и выбрала кусочек маринованного корешка.

— А что произошло с другими людьми на Тайном Совете? — спросила она, жуя кислый волокнистый корешок.

— Мне об этом ничего не известно, да и сейчас что-либо довольно трудно выяснить. У Иггура в руках почти весь Туркад, и скоро он захватит весь город. Мендарк все еще обороняется в крепости, но скоро и она падет.

Эти имена ничего для нее не значили: она снова их забыла.

— А как насчет... Магреты?

— Мне она незнакома. Возможно, она — одна из неопознанных мертвецов.

Карана покачала головой, которая еще болела.

— Нет, я бы непременно знала об этом. — Она тут же пожалела, что сказала это. Шанд мог понять, что она чувствительница, и продать тому, кто больше заплатит за ее дар. Ведь идет война, и цена на чувствительников высока.

— Значит, ей удалось бежать.

— Да, наверное. — Она заколебалась. — Ты разузнал что-нибудь о Лиане?

— Я говорил с одним человеком, который убирал трупы из Большого Зала. — Шанд помешал в камине.

— Почему ты возишься со мной, Шанд? Я все время спрашиваю, но ты не отвечаешь. Куда ты меня принес?

— Мы в старой части города, — объяснил Шанд. — Тут такой запутанный лабиринт улочек и такая нищета, что сюда не приходит никто — кроме тех, кому больше негде жить. Даже солдаты Иггура здесь не появляются, — правда, все может измениться, когда падет крепость. И тогда даже в этих трущобах ты не будешь в безопасности — ты похитила его Зеркало!

— Сколько у меня времени?

— Трудно сказать. Возможно, всего несколько часов.

Карана устало опустила голову на руки. Шанд продолжал еще что-то говорить, но девушка не слышала ни слова.

Она прикрыла глаза. Шанд легко поднял ее на руки и перенес на кровать. Она свернулась калачиком под одеялом и крепко уснула.

Шанд положил карту и машинально потянулся за вином. “Нет!” — сказал он себе, но через минуту взял в руки кружку и поднес ко рту. Крепкий напиток был для него утешением, но его осталось слишком мало, чтобы дать то, чего ему хотелось — туманного забвения, временного отпущения его грехов.

“Ты дурак, Шанд! Тебе следовало бы оставаться в Туллине, где ты не смог бы причинить никакого вреда”.

Когда-то он был равен по силе и по уму предводителям наций, но личная трагедия заставила его отойти от дел. Давным-давно он удалился в горную деревушку Туллин, которая находилась очень далеко от власть имущих. Там Шанд много лет колол дрова и выполнял разную работу в корчме, чтобы заработать на жизнь. Затем в один прекрасный день мир сам явился к нему.

В прошлом году, поздней осенью, в Туллине появился Лиан, по злобе директора Школы Преданий посланный с поручением, для выполнения которого он совсем не подходил: найти Карану и Арканское Зеркало и доставить их в сохранности Мендарку. Шанд больше не мог укрываться от мира, но он обнаружил, что его могущество и сила, которые он считал само собой разумеющимися, исчезли: он состарился.

Сейчас он находился в осажденном городе, беспомощный и напуганный. Он снова взялся за карту. Шанда всегда завораживали карты, и он проводил свободное время, изучая и рисуя их. Однако сейчас он не мог сосредоточиться и, отложив карту, вернулся к вину.

Он прихлебывал из кружки, глядя в огонь и размышляя. Он очень хорошо знал отца Караны Галлиада. “Позаботься о ребенке, если со мной что-нибудь случится”, — сказал ему как-то Галлиад.

Шанд тогда посмеялся. Галлиад был одаренным, умным человеком.

— Что это с тобой может случиться?

— У меня есть враги, но мало друзей. Это не очень меня беспокоит. Я прожил долгую жизнь. Но Карана особенная.

Шанд улыбнулся, Галлиад — тоже.

— Да, каждый ребенок особенный, но она — совсем особенная. Она чувствительница, но она — нечто большее, чем существо, в жилах которого течет кровь древнейшей человеческой расы и аркимов. Когда-нибудь я расскажу тебе эту историю. Если со мной что-нибудь случится, присматривай за ней. Больше я ни о чем не прошу.

Вскоре после этого разговора Галлиад был убит в горах, и Шанд так и не узнал, что он хотел рассказать о Каране. Ее мать после смерти мужа покончила с собой, а ребенка на воспитание забрали родственники матери. Позже Карана исчезла, и, хотя в конце концов он проследил ее до Шазмака, на его косвенные вопросы был дан краткий ответ, что она возвратилась к себе, в Готрим. Шанд успокоился и с облегчением вернулся к своим собственным заботам.

Потом, спустя два месяца, Карана появилась вблизи Туллина. Это была взрослая женщина. За ней охотились вельмы, и он сделал меньше, чем следовало, чтобы ей помочь. Он чувствовал стыд и свою ответственность за то, что произошло в результате его невмешательства. Он должен исправить ситуацию, чего бы это ему ни стоило.

Из прихожей донесся шум. Шанд вскочил на ноги. Случайная жестокость на этой войне может уничтожить их обоих. Карана застонала во сне. Он подбежал к кровати, но это был просто один из ее кошмаров. Он отставил кружку с вином и присел у девушки в ногах, изредка приподнимаясь, чтобы погладить ей лоб, пока она не затихла.

Взрослая Карана не так уж сильно отличалась от того ребенка, которого он встречал много лет тому назад. Она не походила ни на своего высокого смуглого отца, ни на свою красивую светловолосую мать, маленькую и хрупкую, как птичка. Она была невысокого роста, с бледной кожей, с глазами цвета малахита, удивительно тонкими чертами лица и волосами огненными, как закат.

Шанд вернулся к камину и стал вспоминать свой приход в Большой Зал. Его поразила картина жестокости, которую он там увидел. Он бродил среди тел, помогал тем, кого мог поднять своим прикосновением или глотком из фляжки. Шатаясь, пришедшие в себя брели на улицу, под дождь. Шанд уже хотел было последовать за ними, как вдруг заметил возле стены какой-то узел и рыжие волосы, которые невозможно было не узнать.

“Карана? Что она здесь делает?” Вот результат его упущения в Туллине, и он виновен не только перед Караной, но и перед целым миром. Она еще дышала, но выживет ли? Что он может сделать? Он много лет не был в Туркаде. Большинство его старых контактов утеряно. Как ему найти тех, кто остался невредим в этом хаосе?

Взвалив Карану на плечо, Шанд вышел под дождь и долго блуждал по переулкам, пытаясь найти, где бы спрятаться. Все двери были закрыты, и никто не захотел впустить его ни за какие деньги. В конце концов, боясь, что Карана умрет, он сломал замок убогой хибары, нашел пустую комнату и заплатил напуганной хозяйке за неделю вперед. Затем взялся за работу, пытаясь вернуть Карану к жизни.

Поблизости хлопнула дверь, возвращая Шанда в настоящее. Снаружи бушевала война. Он слишком долго прятался от самого себя. Теперь он стар и слаб. Шанд снова приложился к бутылке.

Карана заставила себя проснуться: ее трясли за плечо.

— Вставай! Они ищут тебя. Нам надо сейчас же идти! — Она села, глядя на Шанда. Он отошел и стал возиться с чем-то в дальнем углу комнаты. Чего он от нее хочет? Опыт научил Карану, что большинству людей от нее что-то нужно.

Шанд оторвался от вещей, которые паковал:

— Давай пошевеливайся. Нет времени на мечты.

— Где моя одежда? — сердито спросила она. — Я же не могу выйти на улицу в одеяле.

Он наклонился и вытащил из-под кровати маленький узелок с одеждой.

— Тут все, что у тебя есть. Поторопись!

Он отодвинул засов на двери и стоял теперь, чутко прислушиваясь.

Узел был завязан. Она пыталась развязать его, пальцы не слушались. Щелкнул замок. Шанд вышел. И вдруг Карана сильно испугалась.

Из прихожей доносились крики, в дверь колотили кулаками. Карана покрылась холодным потом. К ее удивлению, узел вдруг развязался. Она не сознавала, что ее пальцы продолжали над ним трудиться. Она вытряхнула содержимое узла, из которого выпали ее мешковатые зеленые штаны. Освободившись от одеяла, она стянула через голову сорочку и надела штаны. Даже это сильно утомило ее.

В прихожей возобновились крики и стук. Карана, приоткрыв рот, застыла, слушая, как ломают дверь — вероятно, топором. Солдаты обыскивали все здание. Топор ударил в дверь раз, два, три — это были сокрушительные удары. Затем раздался такой пронзительный вопль, что зазвенело в ушах. Карана спрятала голову под одеяла, но ничего не могло приглушить этот звук.

12

КРЫСИНЫЙ ГОРОД

Снаружи все снова стихло. Карана посмотрела на тряпку, которую сжимала в руках, — это была ее выцветшая рубаха оливкового цвета. Не было ни белья, ни куртки, ни сапог. Должно быть, рубашку с нее пытались снять: порвана спереди, к тому же выстирана поспешно или небрежно: пятна крови не отстирались. Как же ей выйти в этих лохмотьях на улицу?

Дрожа, она надела рубашку. Снаружи снова донеслись выкрики. В этот момент в дверь ворвался Шанд.

— Где моя остальная одежда? — спросила Карана.

— Не знаю. Не задавай глупых вопросов! Быстро собирайся!

Он в панике метался по комнате, хватая вещи и снова бросая их.

Нагнувшись в поисках сапог, Карана почувствовала сильное головокружение и слабость и чуть не потеряла сознание. Пришлось ухватиться за край кровати, чтобы не упасть.

— У меня нет сапог, — сказала она, вспомнив, что ее привели в Тайный Совет босую и в цепях.

Шанд выругался.

— Значит, тебе придется идти без сапог!

Он потащил ее к дверям. В коридоре, проходя мимо сломанной двери, они заглянули в комнату — такую же жалкую, как их собственная. Какая-то женщина прижимала к груди мертвого ребенка и истерически кричала. Шанд повел Карану прочь.

Дойдя до угла, он осторожно высунул голову и тут же убрал ее.

— Стража! — прошипел он, дернув Карану за руку так сильно, что у нее закружилась голова.

— Куда... идти? — хрипло спросила Карана. Шанд тянул ее за собой в обратном направлении, потом стал спускаться по узкой лестнице.

— В подвал, — ответил он.

Они вошли в дверь и оказались в темноте. Шанд зажег один из своих свечных огарков и пробирался куда-то по грязному подвалу. Здесь было пусто, и лишь вдоль стен стояли ряды бочек.

— Во всех этих подвалах есть выходы, — сказал он, освещая дорогу перед собой. — Нужно найти люк, который ведет на улицу, — пояснил он. — Я видел его вчера снаружи. — В подвал донеслись крики, причем издающие их люди были совсем рядом. — Скорее навались спиной на дверь.

Карана бросилась к двери и прижалась к ней спиной, пытаясь в полумраке нащупать задвижки или замки, но ничего не было. Она привалилась к двери, наблюдая, как Шанд со своей свечой бегает взад-вперед по подвалу.

— Вот он, — сказал старик, осветив стену. Вспыхнувшая было надежда Караны тут же угасла: она почувствовала, как у нее за спиной дверь начинает отодвигаться. Она налегла сильнее; ноги ее скользили по полу. Шанд боролся с ржавыми засовами.

— Дверь заклинило, — отчетливо послышалось с улицы. — Думаю, тут давно уже никого не было.

— Ты хочешь объяснить это вельму? — громко возразил другой. — Открывай!

Карана запаниковала. Ей захотелось лечь на пол и завопить от ужаса.

— Держи дверь! — прошипел Шанд.

Кто-то стукнул в дверь, и что-то ужалило Карану в щеку. Лезвие топора — возле самого ее уха: если бы оно вонзилось в дверь чуть левее, то вошло бы ей в затылок.

Карана застонала, глядя на топор. Его выдернули, затем дверь так резко распахнулась, что Карана пролетела через весь подвал. Из глаз у нее посыпались искры. Кто-то влетел внутрь, за ним последовал другой.

— Здесь кто-то есть! — заорал первый. — Быстрее, фонарь!

Свет ослепил Карану. Она лежала там, где шлепнулась, и не могла пошевелиться.

— Не похожа ни на кого из списка, — сказал первый, — но нам лучше забрать ее с собой на всякий случай. Пойди-ка проверь за бочками.

Склонившись над Караной, он приподнял ее голову. Она тупо посмотрела на него.

— Имя! — рявкнул он. Это был самый волосатый мужчина, какого ей приходилось видеть. Его лицо полностью скрывала косматая каштановая борода. Карана была в ужасе.

— Меллуса, — проскрипела она.

— Откуда?

— Го... Го... — Она невольно чуть не произнесла “Готрим”.

— Что?

— Госс... Госсиор, — поправилась она. — За морем. — Карана знала, что, судя по разнообразию ее акцентов, она могла быть родом откуда угодно.

Как раз в этот момент из-за бочек донесся шум драки. Свет погас. Солдат выпустил Карану и устремился к бочкам. Карана услышала глухой звук удара. “Они убили Шанда”, — пронеслось у нее в голове. К ней приблизилась тень.

— Пошли, — сказал голос Шанда. Старик помог ей встать, довел до люка и приоткрыл дверцу одной рукой. Другой неловко приподнял Карану. — Держись! Высунься немного наружу и посмотри, нет ли кого. Быстро!

Карана высунула голову под дождь.

— Не вижу, — пролепетала она.

Шанд подтолкнул ее, и она упала на мокрую улицу. Он последовал за ней, ворча.

— Что ты сделал? — спросила она, вытаскивая занозу из щеки.

— Стукнул их бочарной доской. Я чувствую себя уже лучше. Пошли. Они скоро пустятся за нами в погоню, и теперь они знают тебя в лицо.

Они вылезли на улицу возле какого-то серого каменного здания. Черные тучи над головой сулили дождь со снегом. Ветер подгонял Карану в спину, продувая насквозь тонкую рубашку. Булыжники были покрыты льдом и застывшей слякотью. Карана ковыляла, придерживая разорванную рубашку на груди и плача от холода и боли. На улице почти никого не было. Немногие прохожие, которые вынуждены были выйти из дому, спешили мимо, низко опустив голову и потупив взор.

Карана поранила палец ноги о расколотый булыжник, поскользнулась и упала ничком в мерзлую слякоть. Шанд поднял ее. Покачиваясь, она смотрела, как из пальца льется кровь на серый снег. Шанд зашагал вперед. Карана захромала следом. Никогда еще она не ощущала такой слабости.

— Шанд! — еле слышно пропищала она. Он обернулся.

— Я не могу идти, — пожаловалась она.

Он обнял ее за талию и крепко держал, почти приподнимая над землей. Они завернули за угол здания. Впереди они увидели четырех солдат. Шанд заколебался, но солдат поманил его пальцем.

Они приблизились к стражникам. Шанд что-то сказал солдатам, и те засмеялись. Наклонившись, Карана осматривала свой окровавленный палец. Один из солдат заставил ее выпрямиться и смотрел на девушку изучающим взглядом, словно запоминая лицо и фигуру. Заметив, что разорванная рубашка раскрылась до пояса, Карана торопливо запахнулась. Кто-то хихикнул, и ее вырвало на снег прямо у его ног. Солдат быстро отступил назад, сделав Шанду знак проходить. Тот снова обнял Карану за талию и увел от поста.

— Все висело на волоске, — заметил он с какой-то странной веселостью. — Они определенно тебя ищут. Но, конечно же, они ищут женщину с рыжими волосами.

Карана взглянула на него как на сумасшедшего, потом взялась за прядь своих волос и стала ее рассматривать. Волосы были цвета сажи. Ее красивые рыжие вьющиеся волосы, ее единственная гордость, свисали уродливыми черными прямыми прядями. Слезы навернулись ей на глаза. Начав плакать, она никак не могла успокоиться.

Они еще несколько раз натыкались на солдат, и их допрашивали, но каждый раз Шанд как-то выворачивался. Наконец после многочисленных остановок, чтобы передохнуть (последнюю они сделали в такой убогой части города, что невозможно было и минуту выдержать вонь), он потащил ее наверх по узкой крутой лестнице. Добравшись до верхней площадки, Карана увидела, что лестница теперь вела вниз и что у ее подножия блестела вода. Ни слова не говоря, Шанд начал спускаться по ступенькам. Если бы не старик, Карана легла бы в снежную слякоть и не вставала больше. Палец на ноге наконец-то перестал кровоточить и даже не болел — так замерзли ноги.

— Куда мы идем? — простонала она, упав на верхней ступеньке.

— Поторопись! Мы можем побеседовать позже.

За спиной у них раздался крик. Оглянувшись, она различила фигуры солдат на другом конце длинного переулка. “Стоять!” — выкрикнул один, и они бросились бежать.

— Скорее, вниз по лестнице! — воскликнул Шанд.

Карана замерла в нерешительности. Тогда Шанд взвалил ее на плечо и стал спускаться. У подножия он потерял равновесие на скользкой ступеньке и уронил Карану в воду. Вода была очень холодной. Карана протянула руку, он вытащил ее и прислонил к каменному поручню. Старик тяжело дышал.

Они были окружены массивными гниющими сваями большого портового города. У Караны от этого зрелища мурашки поползли по коже. Когда-то в детстве она потерялась в портовом районе Туркада. Она бродила по причалам, из-за каждой сваи на нее глядели странные обитатели порта, ничего не говоря. Это продолжалось всего несколько часов, потом ее нашли. Однако она не забыла эти причалы, вонь и ужас на лице ее матери.

Ступеньки круто сбегали вниз между двумя береговыми устоями и продолжались под водой. На расстоянии всего десяти пядей находилась полузатонувшая платформа — самая низкая во всем порту. Прямо перед ними она исчезала: сгнила или утонула в грязи. Шанд стал шарить в темной воде палкой.

— Пошли, — позвал он. — Мы можем перебраться вот здесь.

Он шагнул вперед, нащупывая дорогу палкой, как слепой. Вода доходила ему до бедер. Кто-то крикнул у них за спиной, и Карана вздрогнула. На верхней площадке лестницы стоял солдат, указывая на них. Шанд снова схватил ее за запястье и утащил подальше от стрел, которые воткнулись в бревно у них над головой.

Пробираясь за сваями, которые отгораживали их от лестницы, Шанд повел Карану к причалу. Было темно, сыро, пахло соленой водой и гнилью. Слабые лучи света косо падали то тут, то там, выхватывая из темноты занавесы из морских водорослей и губчатых коричневых наростов.

Позади Шанда послышался тихий всплеск. Он предупредил:

— Осторожно, здесь прогнила палуба.

Он медленно продвигался вперед, тыча палкой в темную воду. Платформа под ногой была пористой. В одном месте она проломилась под его весом, и ему пришлось попятиться. Он оглянулся на Карану. Ее нигде не было видно. Где она? Вон там, где луч света падает на воду. Шанд, осторожно ступая, прошел туда по осыпающейся платформе, но Караны там не было. Затем, вспомнив слабый всплеск у себя за спиной, посмотрел вниз.

Вода здесь была чище. Карана плавала на поверхности. Обхватив себя руками и подогнув колени, она медленно вращалась. Глаза были широко раскрыты, и она не делала ни малейшей попытки выбраться. Шанд ткнул ее палкой в бок. Казалось, она удивилась, потом схватилась за палку, и даже когда он вытащил ее из воды и она лежала на гнилых досках платформы, трясущаяся от холода, то все еще сжимала палку в руках. Она не произнесла ни слова.

Все более опасаясь за рассудок Караны, Шанд пошел вперед осторожнее и не выпускал ее руки из своей. Так они упорно пробирались в самое сердце большого портового города.

— Куда ты меня ведешь? — безразличным тоном спросила Карана, когда они отдыхали на поваленном бревне.

Ее руки и ноги были окровавлены: она оцарапала их о ракушки, покрывавшие все поверхности. Лицо в неясном свете казалось зеленоватого оттенка.

— В портовом городе есть такие места, куда даже Иггур не последует за нами. А хлюны, живущие здесь, потерпят нас немного, если я их попрошу.

— Им придется, — слабым голосом ответила Карана, — потому что я не в состоянии сделать ни одного шага даже ради спасения собственной жизни.

— Ты должна. Сейчас мы находимся там, где живут самые деградированные типы, потому что именно сюда стекают все нечистоты Туркада. Посиди здесь! Я посмотрю, где бы тебе спрятаться, пока сам буду вести переговоры с хлюнами. Я быстро.

С этими словами он снял со спины мешок с вещами и положил его у ног Караны. Платформа на этом промежутке была высоко над уровнем воды и относительно сухая.

Вскоре он вернулся:

— Поблизости есть хорошее место. На сегодняшнюю ночь сойдет.

Карана захромала за ним, оставляя на древесине пятна крови. Через минуту они дошли до пустого цейхгауза, размером четыре шага на пять. Поблизости были и другие. В портовом городе находилась половина пакгаузов Туркада. Правда, эти давным-давно оказались ниже уровня прилива и их больше не использовали для хранения товаров.

Очутившись внутри, Карана без сил опустилась на влажный пол. В комнате было совсем темно, и Шанд двигался по ней, как тень. Карана было задремала, но старик начал трясти ее:

— Ты не должна спать, тем более на полу: через несколько часов начнется прилив. Тебе нужно постараться не попасть в воду: она полна нечистот Туркада.

“Слишком поздно”, — подумала она.

Шанд ощупал стены и нашел полки, сделанные из необработанных досок. На одной из них он устроил постель для Караны из прихваченных с собой одеял, потом поднял туда девушку. Она накрылась и свернулась под одеялом калачиком. Она сильно ослабела от голода. Вскинув мешок на плечо, Шанд пошел к двери.

— Шанд! — воскликнула она в панике. Он обернулся. — Не уходи!

Он остановился, держась за ручку двери:

— Мне нужно. Я скоро вернусь.

— Пожалуйста, мне кажется, я умираю. — Ее зубы лязгнули, она соскользнула с полки и, приземлившись на ноги, рухнула на пол.

Он подбежал, решив, что девушка сошла с ума. Рука у нее была ледяная. Ее трясло, это были настоящие судороги — она была на грани гипотермии.

“Шанд, ты дурак, — сказал он себе. — Только посмотри, что ты с ней сделал”.

Он снял с Караны мокрую одежду и растирал ей кожу до тех пор, пока не прекратилась дрожь. Затем завернул во все одеяла, какие нашлись. Вздохнув, она открыла глаза.

Длинным ножом Шанд отколол щепки от одного из бревен и бросил их в горшок. Мелко накрошив пищу, положил ее в меньший горшок, наполнил его водой и с помощью ложек укрепил его над первым горшком.

— Больше! — донесся шепот Караны из-под одеяла, откуда виднелись лишь два глаза. — Я умираю от голода.

Он нарезал еще одну луковицу и накрошил еще кусок хлеба в горшок, искусно высек искры на трут, раздул крохотный огонек — и вот уже языки пламени появились в большом горшке. Это зрелище настолько подбодрило Карану, что она подползла поближе к огню, согревая руки и ноги.

— А теперь давай-ка взглянем на твои ступни. — Старик промыл длинный порез на пальце, наложил целебную мазь и забинтовал. “Как я мог забыть, что ты без сапог? — сказал он сам себе, покачав головой при виде ее исцарапанных ног. — Тащить тебя вот так, по снегу. Я стал совсем слабоумным”.

Он тщательно обработал все ранки. Карана молчала — она была благодарна за заботу, ко едва ли замечала, что он делает. Она снова была в прошлом — переживала кошмары детства, когда потерялась на пристанях Туркада.

Скоро вода в маленьком горшке закипела. Шанд снова посадил Карану на полку и, сунув в горшок ложку, подал ей.

— Съешь все, если хочешь, — сказал он.

Варево было водянистое и безвкусное, но Каране было все равно. Она жадно ела горячее месиво, и восхитительное тепло начало растекаться по ее телу.

Шанд наблюдал за тем, как она ела, и наконец успокоился, решив, что теперь ее можно оставить одну.

— Сейчас я должен повидаться с хлюнами, иначе будут неприятности. Мы забрались на чужую территорию, Карана, а владельцы ревниво оберегают свой покой. Надеюсь вернуться раньше завтрашнего дня, но на всякий случай оставляю тебе всю еду. Солдаты сюда не придут — пока что. Не выходи наружу! Спи! — С этими словами он затворил за собой дверь.

Вскоре горшок, в котором было достаточно еды для двух голодных людей, был пуст, но девушка еще не насытилась. Карана легла на бок, свернулась калачиком и тщетно попыталась уснуть. Слишком многое мешало. Она боялась темноты и странных людей, живших в порту. Жесткие доски врезались в бедро, на котором, казалось, совсем не осталось мяса. Было очень темно, и лишь несколько бледно-зеленых лучей проникало сквозь щели в стене наверху. Позже они тоже угасли, и комната погрузилась во мрак.

Карана лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к разнообразным звукам. Чем дольше она слушала, тем больше их становилось. Под ней, под полом хибары, постоянно плескались волны, хотя это место и было удалено от берега. Непрерывно скрипела пристань, издавая дюжину различных шумов — от низких, едва различимых на слух вибраций, сотрясавших все сооружение, гудевшее, как большой орган, до тихих скрипов и стонов где-то поблизости. Вода мягко поднималась и опускалась под хибарой, пока не начался прилив и вода не затопила пол маленькой комнаты.

Один раз содрогнулось все сооружение, когда рухнула одна из древних прогнивших свай. Однако к этому времени Карана уже заснула.

Ранним утром ее разбудила гроза, разразившаяся над городом. Черноту ночи раскалывали сине-белые вспышки, проникавшие во все щели пакгауза, и от яркого света девушке сделалось совсем плохо. С пола после отлива на нее уставились крысы. Карана шикнула на них, но потом ей снилось, что они залезают к ней под одеяло.

Пошел дождь, и капли начали проникать в щели на крыше, постепенно превращаясь в непрерывный поток.

Не было никакого смысла лежать, съежившись под холодными ручейками. Должно быть, она хорошо выспалась: она больше не была сонной, а когда спрыгнула на пол, движение не утомило ее, как накануне. Палец на ноге был красный и воспаленный, но царапины заживали. Карана снова почувствовала голод. Съев луковицу и кусок хлеба, она поискала воду. Сделав пару шагов, девушка ощутила ужасную вонь: где-то сдохла крыса. Карана предпочла выйти на улицу.

Ее одежда, которую Шанд повесил сушиться, была совсем мокрая и грязная, как и она сама. Поблизости, с огромной балки лился поток воды, такой холодной, что у нее захватило дух. Карана терла себя рубашкой до тех пор, пока кожа не стала розовой и ее не начало покалывать. Она долго мыла голову, но, хотя немного краски сошло, цвет волос не изменился.

Потом, усевшись на платформе, она выстирала в темной воде одежду. Пятна крови на рубашке слегка побледнели. Карана развесила одежду, хотя было мало надежды, что та высохнет.

Снова начинался прилив, и воды было уже по лодыжку. Она нашла себе насест, куда не доходил прилив и было сухо. Вскарабкавшись на него, она завернулась в одеяла так, что было видно лишь лицо, и жевала остатки хлеба. Грубая шерсть раздражала нежную кожу, ноги посинели, но она чувствовала себя неплохо. Во всяком случае лучше, чем когда-либо с тех пор, как пришла в Сет и обнаружила, что некому передать Зеркало.

Зеркало! Это было прошлым, давней историей. То была совершенно другая Карана. Что заставило ее так долго носить с собой это Зеркало? Она понятия не имела.

Карана долго сидела в своем укрытии, медленно согреваясь, и даже немного вздремнула. Когда проснулась, косой луч подсказал ей, что время близится к обеду. Шанда не было почти целый день — дольше, чем он обещал. Наверно, с ним что-то случилось.

Карана слезла с насеста и огляделась. Смотреть было особенно не на что. Она набрала в горшок воды, капавшей с балки, и попила. Вода была хорошая, хотя и отдавала чуть-чуть смолой.

А что если Шанд не вернется? У нее нет ни денег, ни еды, ни одежды. В руках у Иггура весь город. Она ничего не знала о портовом народе, но боялась его. Что они с ней сделают, если найдут?

Она ощутила смутную тревогу, слабое предчувствие опасности. Когда-то она не обратила бы на это внимания, но сейчас задумалась: уж не изменили ли ей ее способности чувствительницы? После ужасных приключений по пути из Шазмака в Нарн Карана заглушила свой дар, подавив память, и с тех пор не могла его восстановить.

В эту минуту перед ней материализовалась фигура. Она была высокая и тощая, всю одежду составляла серовато-коричневая ткань, обмотанная вокруг талии и завязанная узлом на плече. На голове было нечто вроде мешка, из-под которого виднелся лишь большой узкий нос и жидкая косичка на подбородке. Длинная рука протянулась к Каране и дернула за одеяло. Карана судорожно вцепилась в одеяло, прикрывавшее ее наготу.

Фигура издала низкий звук и снова потянулась к Каране, на этот раз схватив ее за руку. Как ни странно, от жестких пальцев исходило тепло. Карану легко стащили с насеста. Сопротивляться было бесполезно.

13

БОЧОНОК С МЕДУЗАМИ

Карана не знала, куда ее ведут, хотя, скорее всего, они двигались к морю: под платформой заплескались волны. Наконец ее доставили в какую-то большую комнату — вероятно, зал заседаний. Свет ламп на минуту ослепил ее, хотя они и не были яркими.

В зале стоял запах рыбьего жира — свежего и прогорклого, горящего и сожженного. Тут было полно людей, похожих на того, который привел ее сюда, — высокие, с длинными руками и ногами, огромными ступнями и с кожей зернистой, как песок. Все пылко рассуждали о войне и падении Мендарка. Должно быть, это и есть хлюны, к которым отправился Шанд. Они собрались на большом помосте из кованого железа, занимавшем четверть комнаты.

Завернутые в свои тоги, мужчины и женщины были похожи друг на друга. Мужчин можно было отличить лишь по более широким плечам и по бородкам, скрученным в крысиный хвост. По-видимому, длина этого “хвоста” была пропорциональна статусу человека. У женщин волосы были заплетены в длинную косу, и их статус определялся количеством дополнительных косичек.

В центре помоста на резных стульях из красного кедра сидели двое старейшин, мужчина и женщина, и оба были обнажены до пояса. Они были более упитанными, чем остальные, хотя и не толстыми. Коса женщины была перекинута через плечо, и сто косичек веером лежало у нее на груди, длина бороды у мужчины доходила до пупа.

Человек, захвативший Карану, подвел ее к помосту и остановился, все еще не выпуская ее руки. Ожидание было тягостным.

В комнату вбежал хлюн-гонец в развевающейся одежде и, едва успев затормозить на влажном полу, вскочил на помост. Гонец разразился пламенной речью, в которой Карана несколько раз уловила имя Мендарка.

Оба старейшины поднялись с кедровых стульев, лица их посерьезнели. Теперь вокруг них собрались все хлюны, и в хоре голосов Карана не могла вообще ничего разобрать. Наконец гонца отпустили, снабдив инструкциями, старейшины снова уселись, мужчина кивнул женщине, и та махнула рукой в сторону Караны.

Карану подвели к старейшинам, но тут опять появился гонец.

Хлюны говорили на том же языке, что и весь Мельдорин, но так быстро и с таким странным акцентом, что их было трудно понять. Однако Карана все же сумела разобрать, что Туркад пал и что хлюны опасаются, как бы Иггур не поджег портовый город, чтобы выкурить своих врагов, которые могут там скрываться.

Это было для хлюнов самое страшное. Они давно жили на многоуровневых причалах старого Туркада, и сотрудничество с соседним Туркадом устраивало и их, и Туркад. Однако никогда прежде город не захватывали, и теперь хлюны не знали, чего ожидать.

Карана между тем осматривала комнату. Потолок поддерживали огромные балки из “железного дерева” — очень твердой и прочной породы дерева. Оно было так отполировано, что при свете ламп казалось бесценным черным деревом. Потолок и стены были обшиты панелями из красно-коричневого кедра — до отметки прилива. Ниже панели были из бледно-коричневой древесины, густо покрытой лаком, предохраняющим ее от гниения.

Теперь только она увидела, что среди хлюнов находились какие-то другие люди. Они были помельче — с нее ростом. У них была более бледная кожа и более приятные черты лица, чем у хлюнов. Вероятно, это была раса рабочих: они все время выбегали и вбегали в комнату, принося еду и напитки, передавали донесения, передвигали мебель и занимались уборкой. И мужчины, и женщины были одеты одинаково — кусок коричневой материи прикрывал их от бедер до колен.

Уловив слова “рыжие волосы”, Карана поняла, что пришла ее очередь. Последовала длительная дискуссия, не ее ли ищет Иггур. Старейшины внимательно ее осмотрели — особенно ее черные волосы — и даже пропустили несколько прядей между пальцами, на которых осталась краска. Это вызвало новые разговоры, затем женщина сделала знак, и с Караны сняли одеяло. Девушка стояла перед ними нагая, покраснев от унижения. Очевидно, осмотр их удовлетворил, и ее отозвали в сторону, между тем как старейшины затеяли долгий спор.

— Что случилось с Шандом? — перебила их Карана. Старейшины не обратили на нее ни малейшего внимания.

Они продолжали яростно спорить. Каране было все равно, от холода ее охватила апатия. Ее одеяло исчезло. Она присела на корточки, пытаясь прикрыть наготу руками. Правда, никто не проявлял к ней интереса. Карана чувствовала, как к ней снова подкрадывается безумие. Она вспомнила, что сегодня первый день эндра. Вряд ли дела пойдут лучше, пока не минует хайт.

Она уже хотела улечься на пол, когда старейшины приняли какое-то решение. После того как они озвучили его, хлюн, приведший Карану сюда, схватил ее за руку и повел в соседнюю комнату, где представил группе рабочих.

— Ты оставайся, — сказал он. — Работай хорошо, и тельты будут тебя кормить. — Нет работы, нет еды! — Затем он ушел.

Каране захотелось расплакаться, такой униженной и покинутой она себя почувствовала. Работники, тельты, столпились вокруг, разглядывая ее при тусклом свете. Они не могли понять, кто она такая.

Внешне она походила на них, и волосы у нее были черные; однако глаза были зеленые, руки и ноги меньше и изящнее, а черты лица тоньше. Она была и похожа на них, и не похожа.

— Где Шанд? — прошептала Карана.

— Чард! — воскликнул молодой тельт с очень густыми бровями. — Никакого чарда! Работа!

— Не чард, — возразила она. — Шанд! — Но это имя, по-видимому, ничего им не говорило.

Один из них дотронулся до нее — у него тоже были теплые руки — и воскликнул:

— Колодна!

Холодная! Она замерзала, ее тело сотрясалось от холода. Кто-то бросил ей кусок коричневой материи. Она обернула его вокруг бедер, как носили тельты, и теперь стала совсем неотличима от них. Правда, эта тряпка не согрела ее, к тому же от нее дурно пахло. Затем молодой тельт отвел ее в угол и жестами приказал работать. “Наверно, они считают, что я не понимаю их речь”, — подумала Карана, поскольку они больше ничего ей не говорили.

На возвышении стоял бочонок с чем-то напоминавшим небольшие медузы, — правда, их тельца были более упругие, чем те, что ей доводилось видеть. Они были голубовато-зеленого цвета, со щупальцами, на которых Карана разглядела едва различимые алые пятнышки.

Ее работа заключалась в том, чтобы, вытащив медузу из бочонка, отрезать щупальца и отложить их в сторону, выпотрошить тушку и начинить ее ароматными травами, затем уложить заготовки в меньший бочонок слоями, посыпая каждый слой солью и прокладывая какими-то листьями, жесткими, с пряным запахом. Наконец бочонок заливался чистой водой, которую приносили откуда-то в специальных сосудах, и закрывался крышкой, которую заколачивали гвоздями. Это была самая легкая часть работы.

Когда бочонок был заполнен, Карана снова бралась за щупальца. Ей приходилось скоблить их ножом, чтобы удалить пятнышки, которые обжигали руки, затем разрезать пополам и распластывать. Мясо было жестче, чем казалось на первый взгляд. Когда набиралась большая горка щупальцев, она клала их под пресс, помещая один кусок на другой. Наконец она до отказа поворачивала рычаг, и тогда из-под пресса вытекало густое желе, которое заливали в овальные пузыри, запечатывали и отсылали. Другим продуктом, выходившим из-под пресса, был прозрачный жесткий многослойный кирпичик, края которого она ровняла ножом и складывала готовые кирпичики штабелями в углу помоста.

Как только Карана приступила к работе, она поняла, почему возиться со щупальцами выпадало на долю самых низших, по меркам тельтов, существ. Щупальца были твердые, более походили на резину, а не на желе, и было почти невозможно соскоблить алые пятнышки так, чтобы не обжечься. Пальцы у нее распухли и болели, Карана едва могла держать нож.

Через несколько часов все вдруг прекратили работу, взобрались на гниющий помост и приступили к вечерней трапезе. Карана робко подошла к ним, чтобы присоединиться, так как не знала, чего от нее ожидают, но одна из тельтов, высокая женщина, сделала ей знак вернуться к работе.

— Ты плохо работала! — воскликнула она. — Нет работы, нет еды!

Карана с несчастным видом зашлепала по воде обратно. Груда щупальцев, которые надо было обработать, не уменьшалась, и уже начался прилив, так что она стояла по колено в холодной воде.

Девушка была отчаянно голодна, и ее мучила жажда. “Что же случилось с Шандом?” — вертелся у нее в голове один вопрос.

Впрочем, вернется Шанд или нет, здесь она оставаться не может. В обществе хлюнов работники занимали низкое положение, а она как чужестранка — самое низкое. Она была согласна покориться такому порядку вещей, пока нет другого выхода, но ни минутой дольше.

Прошел не один час, прежде чем она закончила работу. Вода поднялась теперь так высоко, что, взобравшись на скамейку, Карана опустила в воду ноги и вымыла их. Спину у нее ломило от длительной работы согнувшись.

Карана увидела, что остальные опять закончили работу и снова собрались на помосте. На масляной плите стоял чайник. Плита дымила, наполняя воздух вонью горящего рыбьего жира. Беременная женщина бросала сушеные листья, которыми перекладывали слои медуз в бочонке, в воду в чайнике и тихонько помешивала. Все получили деревянные кружки с чаем. Карана нерешительно приблизилась, и, немного поколебавшись, ей тоже налили. Как благодарна она была за это!

Онемевшими пальцами она взяла кружку и поднесла к губам. Запах был противный. Она отпила маленький глоток. Ощущение тепла было восхитительно, наконец-то она за весь день немного согрелась. Вкус у настоя был такой же неприятный, как и запах, но Карана выпила все до дна.

Остальные ели тонкие куски, отрезанные от кирпичиков из щупальцев. Тельты ели их сырыми. Это показалось ей отвратительным, но надо было поесть. Карана потянулась за кусочком пэна, как они это называли. Однако мужчина с ножом указал ей на ее собственную маленькую кучку кирпичиков, давая понять, что она должна брать оттуда.

Карана уселась в одиночестве и, отрезав себе кусочек своим ножом, стала жевать. Мясо было скользким, жестким и безвкусным. Прожевав, она отрезала еще кусок, взяла его в рот, и тут язык обожгла сильная боль. Сплюнув на пол, она увидела на кусочке алое пятнышко, которое пропустила. На срезе кирпичика девушка разглядела еще такие же пятнышки, едва заметные. Взоры присутствующих в комнате были прикованы к ней, но вскоре тельты вновь занялись своим ужином.

К Каране приблизилась молодая женщина с блестящими волосами, наверно, их только что смазали рыбьим жиром — от волос исходил сильный запах рыбы.

— Я Карана, а как зовут тебя?

— Карана! — повторила женщина, звонко смеясь. — Я — Клаффера.

Клаффера прикоснулась кончиком носа к носу Караны, взяла кружку из ее распухших пальцев и снова наполнила из чайника. Карана отнесла ее к себе на рабочее место и наслаждалась теплом и покоем, пока не допила все.

Наконец работа на сегодня была закончена. В углу тельт с густыми бровями обнимал Клафферу с такой страстью, какой Каране не приходилось видеть на людях. Погрузив лицо в ее волосы, он нюхал их, словно от них пахло изысканными духами, а Клаффера ласкала его с головы до ног. Остальные смотрели на эту пару с улыбкой и подбадривали их.

Вероятно, было далеко за полночь.

— Пошли! — обратился кто-то к Каране. — Пора спать.

И тельты, которых было человек десять, вышли группой. Карана последовала за ними в их жилище неподалеку. Это была тесная комнатушка, где с одной стороны находился широкий помост, на котором спали. Он также служил для трапез и работы. Обстановки в комнате почти не было — лишь чурбаны вместо табуреток да полка с фигурками, вырезанными из “железного дерева”.

Умывшись морской водой, тельты повесили свои набедренные повязки сушиться, взобрались на помост и улеглись рядом, накрывшись одеялами грубого плетения из промасленных водорослей. Карана подошла было к ним, но ей ясно дали понять, что она чужая и с ней не намерены делиться теплом. Клаффера, которая помогла ей раньше, взяла одно из одеял и отнесла его в самый дальний угол помоста.

Карана свернулась на холодном помосте, закутавшись в одеяло, но мерзла всю ночь. Это была одна из самых мрачных ночей в ее жизни. Она бы сбежала, если бы было куда и если бы позволили, но в ее нынешнем положении ей не продержаться и пяти минут на улицах Туркада.

Нет, остается единственная надежда найти Шанда, надежда, что тогда будет куда сбежать.

На рассвете послышалось приглушенное хихиканье из другого конца комнаты. Зашелестели водоросли, и снова раздался хохот. Кто-то громко засмеялся, и, к своему смущению, Карана была уверена, что смеются над ней. Она застонала. Хохот прекратился, и снова стало тихо.

До этого момента у нее не было сил подумать о ком-нибудь, кроме себя. Сейчас, лежа на сырых досках, под одеялом из водорослей, она затосковала о Лиане. “Действительно ли он ушел с Тензором? Ушел добровольно или его принудили? Зачем он понадобился Тензору? Куда Тензор его увел?”

Одеяло совсем не грело. Карана думала о Лиане, вспоминая, как много ночей они провели вместе, когда пробирались в Шазмак, а потом удирали оттуда. Те ночи были гораздо холоднее, и один раз они чуть не замерзли насмерть. Правда, тогда они были тепло одеты и согревали друг друга своим теплом.

“Ты научил меня верности, Лиан, — ты единственный в меня верил. Я видела, как ты пытался меня защищать. Ну и зрелище — ты... с мечом в руках! Где бы ты ни был, Лиан, я найду тебя и вызволю из любой беды, в которую ты попал, и заберу тебя домой, в Готрим. Там ты сможешь дописать свое сказание. Это будет моей единственной целью, и ничто не заставит меня отступиться от нее”.

Это решение было началом восстановления ее разума. В конце концов кончаются даже такие ночи, и непроглядную мглу сменило бледно-зеленое унылое утро. Карана проснулась и, с недоумением глядя на водоросли, не понимала, почему она лежит нагая под этим странным одеялом и куда она попала. Только когда зашевелились тельты, Карана осознала, что с ней случилось вчера.

На завтрак подали пирог из медуз и приготовленные различными способами водоросли. Одни были мягкие и серые, напомнив своим видом Каране одеяло, другие — мясистые и коричневые, третьи — похожи на петрушку, но с маленькими пузырьками, которые лопались во рту.

Карана ждала, что ее снова погонят к ее бочонку с медузами. Однако вместо этого тельты выпили еще чаю из водорослей, затем часть тельтов ушла, а другие улеглись на помосте, глядя кто вверх, в потолок, кто вниз, на темную воду. Двое принялись играть на маленьких деревянных дудках. Карана часто ловила на себе их взгляды. Вскоре она начала дрожать, опустив голову на руки, от голода и холода, и так побледнела, что кожа стала казаться прозрачной. К ней подсела Клаффера и обняла девушку за плечи. Она снова удивилась, как холодна Карана, и налила ей чаю в большую деревянную кружку, хотя время пить чай еще не пришло. Карана была благодарна ей за то, что Клаффера согревала ее своим теплом, а еще больше — за горячий чай.

Во время отдыха некоторые тельты занялись резьбой по дереву. В основном это были фигурки морских животных, совсем мелких — таких, как морская игла. Они также вырезали фигурки тельтов разных возрастов — от младенца до древней старухи. Но не было ни одного изображения хлюнов.

Прошло несколько дней, и все они были похожи друг на друга: вставала Карана вскоре после рассвета, ела пирог из медуз и водорослей, пила чай со вкусом соломы; немного сидела, раздумывая, или гуляла, но не заходила далеко, иначе хлюны отсылали ее обратно; затем шла в разделочную и чистила медуз с полудня до полуночи, пока не начинала болеть спина и немели пальцы.

В конце каждого дня она мылась в холодном море и стирала свою набедренную повязку, иначе к утру вонь была невыносимая. На ужин она съедала еще пирога с медузами, пила чай и, забравшись под одеяло из водорослей, дрожала от холода до рассвета. И часто по ночам, а иногда и днем она слышала звонкий смех, и ей казалось, что смеются над ней.

Наступил хайт и канул незамеченным — не хуже и не лучше, чем предыдущие дни. Карана сделала несколько попыток восстановить свой талант чувствительницы, но если когда-то она могла инстинктивно ощущать опасность, передавать мысли, а иногда даже вступать в контакт и проникать в сознание другого, теперь ей это не удавалось. Она никогда не могла до конца положиться на свой талант, а после его использования у нее бывала ужасная дурнота, но все же обладать им было лучше, чем не обладать вовсе.

Через четыре дня после своего появления у хлюнов и на следующий день после хайта Карана спокойно трудилась над своим бочонком. Вдруг она заметила, что беспрерывная болтовня тельтов прекратилась. Оглядевшись, она увидела группу хлюнов, смотревших на нее. Подозвав любовника Клафферы, они долго с ним беседовали. Разговор был напряженный, хлюны повышали голос, молодой тельт что-то кричал в ответ. Затем он обернулся к своим людям, и вопросы посыпались так быстро, что Карана не понимала ни слова.

— Нет! — резко произнесла Клаффера.

Молодой человек повернулся к хлюнам и развел руками. К удивлению Караны, остальные тельты вытянули руки и выстроились цепочкой, отгораживая Карану от хлюнов. Последовал яростный спор, причем спорили явно о ней, затем предводитель хлюнов топнул ногой.

— Завтра! — зловеще прошипел он. Потом резко развернулся и исчез, а за ним последовали и другие.

Тельты глядели друг на друга и на Карану, но к работе больше не вернулись. Вместо этого они вскипятили чайник, хотя еще не пришло время чаепития, и пригласили Карану присоединиться, несмотря на то что ее работа была еще далеко не закончена.

— О чем шла речь? — спросила Карана человека, сидевшего рядом.

— О праве гостя! — ответил он и замолчал.

Карана пила чай в тишине. Это событие встревожило ее. Остаток дня и всю ночь она ждала, что появятся хлюны, чтобы вышвырнуть ее на улицы Туркада или выдать Иггуру.

14

НАГРАДА ФАНАТИКА

В шестидесяти лигах оттуда проходило совещание в Шазмаке, великолепном городе аркимов, ныне захваченном бывшими вельмами, которые превратились в гаршардов.

Гаршарды кружили, как стадо овец, в огромном зале заседаний. Большие железные двери были плотно прикрыты. Стены были покрыты фресками, изображавшими мир Аркана: железные башни на ледяных скалах; горы — зеленоватые, желтые, красные; густые, буйные заросли с черными листьями. На куполообразном потолке было изображено чужеземное зеленое небо с угрюмой оранжевой луной.

Пол спускался под уклон, как в амфитеатре. Внизу находился помост, на котором полукругом располагались стулья из кованого железа. На них сидели гаршарды. В центре полукруга стоял каменный пьедестал, вокруг которого вилась черная железная лестница с двенадцатью ступенями. На пьедестале помещалась скамья подсудимых из железного кружева, окруженная оградой из красного, с прожилками, мрамора. На этом пьедестале несколько месяцев назад стояла Карана, когда ее судили.

Приземистый, тучный гаршард обращался к своим соплеменникам. Его звали Ярк-ун.

— Тассель прибыл из Туркада с новостями о войне, — сказал он. — С тревожными новостями.

Тассель выделялся даже среди остальных худых фигур — кожа да кости. Выступив вперед, он подтвердил:

— Должно быть, Туркад уже пал.

— Три дня тому назад, — вмешалась старуха по имени Квиссана. — Как раз вчера нам передали весточку со скитом. Но больше там ничего не говорилось, так что мы с волнением ожидаем твоего рассказа.

— Наш враг Тензор сбежал из Туркада девять дней тому назад. У него Арканское Зеркало. Он воспользовался своим ужасным оружием и убил много людей.

— Твои слова пробуждают тяжелые воспоминания, — заметил Ярк-ун. — Опасность для нашего господина.

— В самом деле. — Они умолкли, и Тассель продолжил свой рассказ.

— Итак, — произнес Ярк-ун, когда Тассель закончил, — это чудесно, что мы захватили Шазмак для хозяина. Но что нам делать теперь?

— Я тоже в растерянности, — признался другой гаршард.

— Мы нужны нашему господину, — заявил гаршард помоложе и пониже ростом. Это был альбинос с розовыми глазами. — Я чувствую, как ему тяжело.

— Но мы не можем пробраться к нему, Реббан! — воскликнула старая Квиссана возбужденно. Она сжала кулаки и ударила себя в грудь. — Что ему требуется от нас?

— Мы не знаем, — сказал Ярк-ун. — Мы просто не знаем.

— Мы даже не уверены, правильно ли поступили, придя сюда, — заметила молодая женщина с очень коротко остриженными волосами и безумным взглядом. — Правильно ли мы сделали, покинув Иггура? Может быть, мы должны были служить нашему истинному господину, служа Иггуру?

Последовала дискуссия, возобновлявшаяся каждый день с того момента, как они ворвались в Шазмак, и каждый день заканчивающаяся ничем: гаршардам не удавалось достичь единодушия.

Заговорил высокий гаршард со шрамом на лице.

— Мне бы хотелось еще раз послушать о пробуждении, — попросил он. — Жаль, что меня там не было.

Ярк-ун вздохнул:

— Иногда я сомневаюсь, следовало ли тебе идти с нами, Идлис. Расскажи еще раз, Реббан.

— Мы хорошо выполнили нашу работу, — начал Реббан, — в ту ночь в лесу возле города Нарна. Карана так испугалась, что начала передавать свои страхи, сама того не зная. Когда она попыталась установить контакт с Магретой, от Караны пошла столь мощная волна, что ее смог уловить хозяин в Ночной Стране — ах, какой великий момент! Мы все закричали в один голос: “О совершенный господин! Наконец-то! Наконец!”

Реббан рассказывал, подражая манере сказителя, точно передавал слова и интонации той ночи.

— А потом он позвал. Господин заговорил с нами впервые за тысячу лет.

— О верные слуги! — Теперь голос Реббана гремел, как орган. — Приближается перелом, и нужно так много сделать. Контакт слабеет... Вы помните, кто вы?

— Теперь мы вспомнили. Мы гаршарды, господин.

— У меня есть враг, гаршарды!

— Теперь мы знаем его.

— Мучайте его. Преследуйте его. Доведите до безумия. Созовите всех гаршардов, и, когда появится возможность, захватите это! ”

— Вот и все, — тяжело дыша, закончил Реббан и упал от напряжения и усталости. Его кожа пошла красными пятнами.

Глаза Идлиса увлажнились во время рассказа Реббана.

— Я плачу, несмотря на то что слышал голос господина уже много раз! — воскликнул он, склонив голову. — О совершенный господин!

— Мы воспользовались представившейся возможностью, но правильно ли мы поступили? — спросила Квиссана, которую раздражал фанатизм Идлиса.

— Не думаю, — ответила молодая женщина с коротко остриженной головой. — Зачем нужен хозяину Шазмак? Это нора, где легко спрятаться, но никак не крепость, из которой можно разить врагов. К тому же Шазмак расположен слишком далеко от других городов Сантенара. Господин не пожелал бы остаться тут и дрожать от страха, как трусливые аркимы.

— Есть несколько вещей, которые нам надо сделать, — заметил кто-то из гаршардов. — Во-первых, определить путь Тензора и его цель по магическому кристаллу. Во-вторых, нам нужно найти защиту от аркимского оружия, разрушающего мозг. В древние времена оно сильно навредило нашему господину. Не исключено, что мы можем потерпеть неудачу, но мы должны действовать решительно.

— Это нам по силам, — согласился Ярк-ун. — Давайте образуем круг и, объединив наши чувства, начнем работать с магическим кристаллом. Правда, боюсь, расстояние слишком уж большое.

— Есть еще одна вещь, — вмешался Идлис.

Гаршарды не обратили на него внимания: Идлис занимал среди них самое незначительное положение и, как известно, был фанатиком. Однако, после того как попытка с магическим кристаллом не увенчалась успехом, Ярк-ун решил его подбодрить.

— Что у тебя за идея? — обратился он к Идлису.

— Я думаю об этой женщине, Каране из Баннадора, которую я преследовал, — ответил Идлис. — Что с ней случилось?

— Я ничего не слышал о ней, — сказал Тассель.

— Она двоекровница, в ней соединилась кровь древней человеческой расы с кровью аркимов, — продолжал Идлис. — Вот каким образом мы смогли установить власть над ее разумом. Еще она чувствительница — ведь мы обнаружили Карану по ее снам. И она может вступать в мысленные контакты — именно так совершенный господин нашел нас. Мы должны использовать нашу власть над девушкой и заставить метнуть петлю контакта, чтобы мы могли еще раз поговорить с нашим хозяином. Это единственный способ выяснить, чего он от нас хочет.

В комнате воцарилась тишина, затем гаршарды издали резкий крик, похожий на карканье стаи ворон, и подняли Идлиса на возвышение.

— Самый последний из нас становится первым! — воскликнул Ярк-ун. — Мы выследим Карану и заставим ее, а Идлис поведет нас к ней.

Воодушевившись, гаршарды начали снова образовывать свой магический круг.

15

ВХОДА НЕТ

После того как Шанд расстался с Караной, он направился прямо к хлюнам, с которыми с давних пор был в дружеских отношениях. Он волновался: ведь за столько лет хлюны могли его забыть. Его проводили в большой зал заседаний и подвели к двум старейшинам. Шанд попытался вспомнить, как произносятся их имена, поскольку любая ошибка была бы воспринята как оскорбление. Мужчину звали Крейф, в начале слова надо было издать нечто вроде кашля. Имя женщины было Изута, причем два первых слога произносились раздельно, с остановкой между ними.

Мужчина с бородой, заплетенной в длинную косичку, поднялся со своего кедрового кресла.

— Шанд! — сказал он, протягивая руку.

Женщина кивнула, но не встала, что было дурным знаком.

— Прости, что я вторгся в твой город, Крейф, — нерешительно начал Шанд, слишком сильно кашлянув в начале имени. — Меня пригнала сюда война.

— Война! — повторил Крейф, опускаясь на стул. — Все изменилось... Чем мы можем тебе помочь?

— Если бы вы предоставили моему другу убежище на день-два, — ответил Шанд, — я был бы вам очень признателен. — Он, тщательно подбирая слова, объяснил положение, в котором оказалась Карана.

— Сейчас слишком тяжелое время, чтобы просить о таких услугах, — холодно заметила Изута.

— Я бы и не стал, Изута, — Шанд безукоризненно произнес ее имя, — но у меня не было выхода.

Изута с улыбкой кивнула Крейфу.

— С другой стороны, — продолжал Крейф, — ты нам тоже иногда помогал, а мы не забываем своих друзей. Твоя спутница может остаться тут в безопасности на четыре дня, но не больше.

— Где она сейчас? — спросила Изута. Шанд описал место, где оставил Карану.

— Мы за ней присмотрим, — пообещал Крейф.

Поскольку этот вопрос был улажен, Шанд не вернулся к Каране. По портовому городу уже поползли слухи, в том числе и о чувствительнице с рыжими волосами, которую ищет Иггур. К тому же Каране пора снова научиться полагаться на себя, и чем раньше, тем лучше. Шанд поспешил обратно в Туркад, чтобы найти выход из города.

Это было нелегко: каждый день он видел, как стража арестовывает людей. Туркад был под жестким контролем Иггура. То, что до войны стоило несколько серебряных таров, теперь обходилось в двадцать раз дороже и исчислялось в золотых теллях, если вообще это можно было получить за деньги. Шанд имел при себе золото, но количество его было ограничено. Старик отправился на поиски старых знакомых. Проблуждав несколько дней по городу, где его на каждом шагу останавливали и допрашивали солдаты Иггура, он пришел в отчаяние. Все его прежние знакомые умерли или прятались. В конце концов, когда отпущенные Каране четыре дня почти закончились, Шанд сдался и двинулся назад в портовый город. Ему не хотелось испытывать терпение хлюнов.

Ему не удалось пробраться туда по улицам города: солдаты Иггура перекрыли их все. Были, конечно, и другие пути, и тогда он отыскал канализационный канал.

Шанд полчаса полз по зловонному туннелю, но обнаружил, что выход из него бдительно охраняется хлюнами. Как только он вылез из туннеля, в грудь ему нацелили копья. Лица у хлюнов были враждебные.

— Мое имя Шанд, — сказал он. — У меня есть охранная грамота от Крейфа. — От волнения он неправильно произнес это имя.

Главный хлюн, нахмурившись, протянул руку.

— Покажи! — резко произнес он.

— У меня нет бумаги, — объяснил Шанд. — Это была устная договоренность.

— Все договоренности аннулированы, — заявил хлюн, и в грудь Шанда уперлось копье, острое, как игла.

— Но вы же можете спросить... — начал он.

— Убирайся! — заорал главный хлюн.

Стражники угрожающе нахмурились, и Шанд не осмелился настаивать. Он снова нырнул в туннель. На полпути старик уселся в темноте, раздумывая, что случилось. Почему они так изменились? И, что важнее, все ли в порядке у Караны?

Был хайт, мрачный, ветреный, с мокрым снегом. Придя в отчаяние, Шанд решил отыскать последнюю знакомую, значившуюся в его списке. Для этого он направился в бар в подвальчике, принадлежавший толстушке по имени Улиса. Жива ли она... уже двадцать лет назад Улиса была не такой уж молоденькой.

Оглядев переулок, Шанд тихонько постучал. Он почувствовал, что за ним наблюдают в глазок. Вскоре загремели запоры, и его впустил ребенок. Шанд очутился в гостиной, где стоял круглый стол, накрытый клетчатой бело-синей скатертью. Старик сел на предложенный стул и стал ждать.

Через минуту из-за двери высунулась голова и снова исчезла. Вскоре в гостиной появилась очень толстая старуха с седыми волосами, которая тяжело дышала на ходу.

Толстуха сразу же узнала его:

— Шанд!

Лицо Улисы просияло, и она раскрыла объятия. Шанд утонул в них, как кулак пекаря в тесте.

— Садись, садись, — затараторила она, усаживая его и доставая из буфета кружки, а из глубины — бутылку, форму которой он хорошо знал. — Это самая последняя! — Улиса сломала восковую печать на бутылке. — Лучшая партия ликера из геллона, который ты когда-либо делал. Я хранила ее последние пять лет, надеясь, что ты появишься. Конечно же, ты не мог приехать в Туркад и не встретиться со мной!

— Я пришлю тебе еще ящик, когда вернусь в Туллин, — пообещал он. — По правде говоря, я здесь не был много лет. Кости у меня теперь старые.

— А по виду этого не скажешь, — заметила Улиса. — Однако давай выпьем, а то меня уже не будет, когда ты окажешься в наших местах в следующий раз. Это моя дочь Азрейла. Ты ее помнишь?

Шанд смутно припоминал шумную девочку с исцарапанными коленками и выпавшими передними зубами. Он не узнал ее в спокойной красавице с каштановыми волосами и пышной грудью, стоящей у двери. Однако она была очень похожа на свою мать — какой та была тридцать лет тому назад. Так он и сказал.

Улиса засмеялась:

— Хорошо, что она посмотрела вниз из окна и узнала тебя, мой друг: дверной молоток давно не действует. Азрейла красивее, чем была я, и лучше управляется с клиентами. Однако я предвижу тяжелые времена. Этот Иггур слишком уж высоконравственный, что плохо для дела. А война — это просто ужас!

Шанд отхлебнул ликера, соглашаясь, что война — действительно ужас.

— Но ты же проделал этот долгий путь не для того только, чтобы выпить со мной, дружище. Что я могу для тебя сделать? Если это в моих силах.

Она всегда говорила только правду. У Улисы были значительные возможности, и она была в состоянии устроить почти все — за деньги.

— Мне нужен бот и исключительно хороший моряк на день-два. Сумеешь ли ты помочь мне с этим?

— Конечно, хотя сейчас и не самые лучшие времена. Слуги Иггура конфисковали все лодки, чтобы помешать Магистру сбежать. Но Мендарк слишком хитер для них. Его ни за что не схватят! Сколько у тебя времени?

— Всего несколько дней. — Улиса нахмурилась:

— Тогда ты должен вернуться завтра. Посмотрим... думаю, что смогу тебе помочь.

Шанд почувствовал глубокое облегчение, так как Улиса никогда ничего не обещала зря.

— Какая цена?

— Несколько теллей, пожалуй. Однако, если тебе не хватит, в моем доме для старины Шанда всегда открыт кредит.

— У меня найдутся деньги. — Он заколебался.

— Что-нибудь еще? Говори начистоту, друг мой.

— Я оставил... кое-кого у хлюнов, но теперь мне никак не попасть обратно в портовый город.

— Кое-кого? — спросила Улиса, бросив на него проницательный взгляд. — Не Мендарк ли это?

— Не Мендарк! — ответил он с иронической улыбкой. — Так вот, значит, где он прячется?

— Я не могу обсуждать это даже с тобой. Столкновение интересов.

— Не имеет значения! Но мне надо туда вернуться и встретиться со старейшинами. И лучше было бы мне повидаться с Мендарком.

— Я узнаю, каким образом тебе сделать то и другое. Это все?

— Еще один, последний вопрос, но он в высшей степени конфиденциален. — Улиса, конечно же, ничего не сказала на это: все дела ее клиентов были конфиденциальны. — После Тайного Совета пропала женщина по имени Карана Ферн. — На минуту он замешкался, но решил, что Улисе надо говорить все. — Она чувствительница, совсем особенная. — Он описал Карану. — Важно, чтобы я знал, кто именно ее ищет.

— Вывози ее немедленно! Иггур уже схватил почти всех чувствительников в городе. И половину из них погубил.

— Ее могут искать и другие.

Старые глаза Улисы буравили Шанда, открывая ей все секреты старика.

— Я наведу справки, — сказала Улиса. — А теперь, если с делами покончено...

— Покончено, — ответил Шанд. — Ах, как хорошо снова увидеть старого друга. Я был в отчаянии всю эту неделю, но ты дала мне надежду.

— Я рада. Ведь ты был моим самым первым клиентом, Шанд. Ты единственный поддержал меня тогда, и я никогда этого не забуду! — На глаза навернулись слезы.

— Да, хорошие были денечки, — сказал Шанд, тоже расчувствовавшись.

— Перебирайся поближе к огню да захвати кружку. Это будет моя прощальная, старый друг. Сердце пошаливает, и пора передавать дело. Давай прикончим эту бутылку и после разобьем стаканы, швырнув их в камин.

Ранним утром хлюн пробрался мимо Оссейона и потряс Мендарка за плечо:

— Пошли! Посетитель!

— Кто? — с раздражением спросил Мендарк. Всю ночь он лежал с закрытыми глазами, погруженный в безрадостные размышления, и только под утро заснул.

Не отвечая, хлюн продолжал тянуть его за рукав, пока Мендарк не встал и не последовал за ним на пристань, где было еще довольно темно. Они шли минут десять и вдруг оказались на открытом месте. Тут было ветрено, накрапывал дождь. На скамье сидела какая-то фигура в плаще и шляпе.

Человек встал и снял шляпу. Он был невысокий, крепкого сложения, с волосами стального цвета и седой бородой, которую, очевидно, не подстригали несколько недель. Мендарк был сильно удивлен.

— Шанд! — воскликнул он. — Должно быть, дела обстоят еще хуже, чем я представлял, если война добралась даже до твоей деревушки. Что напомнило тебе о твоем долге? Разве тебя плохо снабжают?

Шанд проигнорировал эту ядовитую насмешку.

— Неудивительно, что тебя свергли уже второй раз за несколько недель, если ты так обращаешься со своими союзниками. Вообще-то я говорил Таллии, когда она была в Туллине пару месяцев тому назад и просила от твоего имени у меня помощи, что приеду в Туркад. И вот я здесь.

— Если ты пришел увещевать меня, то напрасно. Слишком поздно.

— Нет, я намерен просто поговорить — поделиться с тобой тем, что известно мне, и узнать что-нибудь у тебя. Или не узнать. Как тебе угодно.

Снова появился хлюн, неся на подносе маленький медный чайник, спиртовку и чашки. Поставив все это возле Шанда, он отступил в тень. Шанд зажег огонь и поставил чайник.

— Как тебе стало известно, что я здесь? — поинтересовался Мендарк, боязливо озираясь, словно был разглашен его секрет.

Шанд издал смешок:

— Я не выдаю свои источники. А куда еще ты мог отправиться без бота? — Теперь он был совсем не похож на того испуганного старика, каким был несколько дней тому назад.

— Очень хорошо, — вымолвил Мендарк. — Мне нужен твой совет. Вот какова вкратце ситуация. — И он поведал печальную историю о Тайном Совете, войне и своих собственных бедах. Шанд молча слушал.

Пламя загудело на ветру. Мендарк присел на корточки, ожидая, когда закипит чайник. Наконец вода забулькала, и он щедрой рукой швырнул туда водоросли. Когда чай настоялся, он налил себе и Шанду.

— Я не знаю, как быть, — резко произнес Мендарк. — Я не могу найти бот, а завтра хлюны собираются вышвырнуть нас на улицу. Шанд, я не знаю, куда кинуться.

Шанд сделал глоток и, найдя чай слишком горячим и крепким, осторожно поставил чашку на поднос. Он молчал. Всех этих бед можно было избежать, если бы он помог, когда Лиан просил его об этом в Туллине в начале зимы. Шанд догадывался, зачем всем нужно Арканское Зеркало. Он отказал Лиану не из-за апатии, усталости и бесплодности борьбы с превратностями судьбы. Нет, они, даже вместе взятые, значили для него меньше, чем пробуждение горьких воспоминаний, от которых Шанд спрятался в Туллине столетие тому назад.

— Интересно, не направился ли Тензор на север, — сказал он.

— На север? — рявкнул Мендарк. — Восток — вот где находятся остальные города аркимов.

— Будут ли аркимы рады тому, кто приносит только сражения и вероятность погибели? Нет, Тензор теперь отверженный, без чувства долга и чести. Что еще ты знаешь о Лиане?

— Какое это имеет отношение к моей проблеме? — удивился Мендарк.

— Сделай мне одолжение, — попросил Шанд. — Мы еще доберемся до тебя.

— Ну что же, он в один день зачеркнул все, что сделал хорошего в течение месяцев.

И Мендарк рассказал обо всех грехах и промахах Лиана.

— К несчастью, после Тайного Совета потерялась Карана, — сказал в заключение Мендарк. — Я мог бы ее использовать.

Не забыв о страхе Караны перед Мендарком, Шанд не стал вводить его в курс дела.

— Почему Лиан пошел с Тензором? — удивился он.

— Пошел с ним! Лиан ужасно его боялся, и не без оснований. — Мендарк поведал о выступлении Лиана против Тензора на суде в Шазмаке.

Шанд был изумлен:

— А в нем больше... чем я думал.

— Больше глупости! А теперь займемся более важным вопросом. Если Тензор все же направляется на север, то почему? И куда именно?

— Любое место подходит, если он задумал шутить с Ночной Страной.

— Я не могу обыскать полмира.

— Тогда ступай в Зиль, в Великую Библиотеку, и поговори с мудрецом Надирилом.

— Ты прав. Мне уже приходила эта мысль в голову. Где еще я найду то, что мне нужно? Кто лучше, чем Надирил, знает об этом? Я непременно поеду в Зиль — если только когда-нибудь отсюда выберусь.

Чай Мендарка остыл, пока они беседовали. Он выплеснул его и налил свежий. Прежний был цвета соломы, а этот — красный и очень крепкий. Он отпил, сделал гримасу, отхлебнул еще.

— Расскажи мне о Феламоре, — попросил Шанд. — Ее появление сильно меня беспокоит.

— Ее речь на Тайном Совете звучала очень правдиво, — начал Мендарк, глядя в чашку. Он рассказал Шанду о падении Шазмака и словах Феламоры относительно Зеркала: она утверждала, что в нем совсем нет силы, лишь секреты. — Я был абсолютно убежден в том, что все так и есть, как она говорила. Но Феламора — мастерица всех форм иллюзии. История о падении Шазмака оказалась ложью. Это она предала Шазмак, а не Карана. Я проверил детали обеих версий.

— Это Зеркало... Когда оно потерялось, я надеялся, что оно больше никогда не появится, — признался Шанд.

— Ты что-то знаешь о нем? — спросил заинтригованный Мендарк.

— Да, хотя и не собираюсь делиться своими знаниями с тобой, так что не трудись спрашивать.

— Другого я от тебя и не ожидал, — усмехнулся Мендарк. — Впрочем, сейчас не до того, Шанд, когда приходится клянчить убежище на этих вонючих причалах. — Он выглядел старым и измученным.

Шанд уставился на него немигающим взглядом. Немного помолчав, он спросил:

— Как это получилось? У тебя же на любой случай приготовлен потайной ход.

— Несмотря на все мои недостатки, которые я сознаю, я люблю Туркад. Я не мог покинуть город, пока был хоть какой-то шанс его спасти. И в результате я опоздал на один день: мой бот забрали. Таллия и Беренет ужасно рискуют, пытаясь найти другой бот и надежного моряка. Каждый раз, когда они совершают новую вылазку, я боюсь, что они не вернутся. Я в отчаянии!

— Неудивительно. Может быть, тут я сумею тебе помочь. Но теперь мне необходимо идти. — Выплеснув остатки чая из кружки, Шанд поставил ее рядом с чайником и пошел прочь. Небо на востоке начало бледнеть.

— Шанд! — закричал Мендарк, пробежав за ним несколько шагов. — Мне нужен бот. Ты можешь что-нибудь сделать?

Шанд остановился, и ему стало смешно. Ничего себе перемены! Великий Магистр бежит за простым дровосеком!

— Я постараюсь, — ответил он.

— Где мне тебя найти?

— Я сам тебя найду, — бросил удаляющийся Шанд через плечо.

На душе у него было невесело. Миновало уже полтора дня с его встречи с Улисой, а он все еще понятия не имел, что случилось с Караной. Он послал три депеши старейшинам хлюнов, но ни на одну не получил ответа. По-видимому, они не попали старейшинам в руки. Внутрь портового города его не пустили. Новость, что Иггур охотится за чувствительниками, особенно встревожила его.

Светало, когда Таллия с Лилисой возвратились после еще одной неудачной попытки выбраться из портового города. Лилиса так устала, что не хотела есть. Тщательно вымывшись, она забралась в свой гамак. Натянула одеяло на уши, сонно улыбнулась Таллии и мгновенно уснула. Погасив свет, Таллия вышла. От недосыпа мысли у нее путались, и ей необходимо было с кем-нибудь поговорить, чтобы упорядочить их. Оссейон, бодрый как всегда, стоял на часах за дверью. Таллия спросила его, где Мендарк.

— Магистра позвали повидаться с посетителем, — ответил Оссейон. — Он ушел пару часов назад. Что-нибудь удалось с ботом?

— Нет! Пойду найду их.

Таллия отправилась на розыски Мендарка.

— Отведи меня к Мендарку, пожалуйста, — попросила она первого попавшегося хлюна, которым оказалась женщина.

— Возвращайся обратно! — яростно прошипела хлюнша. У Таллии ужасно болела нога. Она была не в том настроении, чтобы позволить помыкать собой.

— Отведи меня к Мендарку! — рявкнула она, размахивая кулаком перед лицом хлюнши.

Та сделала знак другому хлюну. Они перекинулись парой слов шепотом. Затем женщина взяла Таллию за рукав и повела извилистым путем по пристаням и причалам. Наконец они дошли до палубного пастила со стороны моря. Тут было ветрено, непрерывно моросил мелкий дождь. Вдруг Таллия заметила впереди показавшуюся знакомой фигуру, которая заворачивала за угол. При тусклом свете она узнала осанку и походку человека.

— Шанд! — закричала она и, прихрамывая, бросилась за ним.

Человек обернулся, и это действительно был старый Шанд, которого она не видела после своей поездки в Туллин. Он засмеялся и заключил Таллию в объятия.

— Как приятно снова встретить тебя! — сказала она. — Я думала, что ты решил не приезжать в Туркад.

— Так могло случиться, хоть я и обещал. Но я здесь! И какая беда!

— Да, Мендарк, должно быть, сошел с ума. Когда я могу с тобой поговорить?

— Прямо сейчас, если хочешь. Ты завтракала?

Таллия не завтракала и просто умирала с голода.

— На горе есть местечко, где все еще хорошо готовят, — если ты посмеешь уйти так далеко.

Таллия с тревогой огляделась:

— Тут охраняют все пути.

— Я знаю одну потайную тропинку, — сказал Шанд. — Вам нужен бот?

— Очень!

— Вероятно, мне удастся вам помочь. Те, кто посмелее, наживают на этой войне целые состояния. Последние дни я потратил на поиски бота и наконец нашел. Сейчас я собираюсь встретиться с лодочником. Пошли со мной.

— Как ты сюда пробрался?

— По знакомству.

— Можно задать тебе личный вопрос, Шанд? — спросила Таллия на ходу.

— Конечно, хотя не обещаю, что отвечу.

— Когда мы впервые встретились в Туллине и я спросила, почему ты не помог Каране, ты оправдался тем, что слишком стар. И вот теперь ты здесь, когда кругом идет война.

— Я дурак! — сказал он после столь длительного молчания, что Таллия решила, будто он не намерен отвечать. — Я мог предотвратить все это, но побоялся разбудить прошлое. Я люблю свою жизнь в Туллине, мне нравится колоть дрова и работать в корчме, а когда закончена вся работа — сидеть на веранде с кружкой в руке и греться на солнышке. Я действительно очень стар, знаешь ли, слишком стар для всего этого.

На окраине портового города они спустились по ступенькам прямо к воде, открыли хитро замаскированную дверь и, пройдя приличное расстояние под землей, очутились на улицах старого Туркада. Вскоре Шанд остановился перед коричневой дверью в каменной стене. Он постучал трижды, и дверь со скрипом отворилась. Сухопарый старик внимательно оглядел их, особенно Таллию, и наконец впустил. Их провели через холл в подвале, еще через две двери — и наконец Таллия с Шандом попали в большую комнату с низким потолком, где в углу горел в камине огонь. В комнате было темно, дымно и тепло. Она была заставлена большим количеством маленьких столиков, лишь некоторые из них были заняты. Шанд переговорил с впустившим их стариком — судя по его виду, горьким пьяницей. Тот покачал головой.

— Его пока еще нет, — сказал Шанд. Затем снова обратился к старику: — Какое сегодня меню?

— Хорлаш! — ответил он. — Хорлаш сегодня, хорлаш завтра, хорлаш до конца времен.

Хорлаш был блюдом красного цвета, очень пряным, и готовился из овощей, рыбы, крабов, моллюсков и прочих даров моря — в зависимости от того, какие из них были дешевле на рынке.

— Тогда приготовь нам две порции, с хлебом и горячим вином, — заказал Шанд, потом подошел к камину и стал греть руки над огнем.

Таллия уселась за столик у огня. Принесли хорлаш — большие миски, полные до краев. Блюдо восхитительно пахло, — правда, девушка съела целую миску, почти не ощутив вкуса, поскольку была слишком занята своими проблемами.

— Война перевернула в Туркаде все вверх дном, но, как видишь, некоторые заведения уже снова работают, — заметил Шанд с набитым ртом. — Здесь можно купить все, если ты в состоянии заплатить по тарифу.

— Что это за кабачок?

— “Без названия”.

— Прости?

— Он называется “Без названия”. Всегда так назывался. Он здесь существует издавна.

— Какие у тебя знакомства! — с восхищением произнесла Таллия. — А я в Туркаде уже десять лет и никогда о нем не слышала.

— Знакомства были. Почти никого из прежних друзей не осталось. Я слишком давно не у дел.

Таллия отерла лоб и, сняв куртку, повесила ее на спинку стула. Появились два каменных кубка с дымящимся вином; оно было темно-красное, сладкое и ароматное — туда добавляли гвоздику и кору кассии.

— Стоит выпить содержимое одного такого кубка, и тебе будет жарко целую неделю, — сказал обслуживающий их человек, косясь на грудь Таллии. В ответ она уставилась на него, отчего тот покраснел и, смахнув со стола салфеткой, поспешно удалился.

Кубок Шанда опустел всего наполовину, когда в зал вошел толстый мужчина и, пропустив стаканчик у стойки, направился к столику Таллии и Шанда, на который ему указал пальцем слуга. Мужчина окинул их взглядом, прежде чем сесть.

— Меня зовут Пендер, — представился он, посмотрев на Таллию и нахмурившись. — Мне знакомо твое лицо. — Она промолчала. Шанд прихлебывал вино. — Должно быть, два года тому назад... А! Ты прибыла в Сет с Магистром. На тебе было малиновое с черным одеяние. Я подумал, что ты его любовница. Я разгружался на пассажирской пристани. Мне приказали оттуда убираться.

— Это Таллия бель Сун, родом из Крандора, а теперь — главная доверенная Мендарка, — сурово одернул его Шанд.

Но Пендера было не так-то легко смутить.

— Крандор! Вот это шикарное место! Вам бы пришлось уплатить не одно ведро золотых, если бы вы захотели плыть туда. — Он мечтательно улыбнулся, в глазах появился алчный блеск.

— Я Шанд. Сначала мое дело! Оно займет два дня начиная с сегодняшнего, если ты можешь им заняться.

— Могу, — ответил Пендер.

— Разобравшись со мной, ты подумаешь над предложением Таллии, оно сулит тебе целое состояние.

Пендер засиял:

— Куда ты хочешь направиться?

— Я... — начал было Шанд, но остановился. — Нет, прежде договорись с Таллией: ей нужно вернуться назад.

Таллия не спешила уходить, но, очевидно, дело Шанда было сугубо личным.

— Куда я должен тебя отвезти? — спросил Пендер.

— В Зиль, — ответила она.

— Ты одна?

— Есть еще другие.

— Может быть, Магистр?

— Может быть.

Он занялся подсчетами:

— Месяц туда, месяц обратно. И конечно, придется еще много времени околачиваться впустую, ждать, ничего не зарабатывая. Еще припасы... Сколько человек примерно?

— Скажем, пять-шесть.

— Шесть плюс я сам с командой. В настоящее время вам придется заплатить мне в десять раз больше. Одни припасы обойдутся в десять теллей.

— Полагаю, ты будешь делать основные покупки не в Туркаде, и цена будет не намного выше обычной.

— Возможно, кое-что и куплю, хотя как знать, докуда докатится война через месяц! А еще запасная парусина, бечевка, да еще...

— Я понимаю все это, — нетерпеливо перебила Таллия, постукивая по столу. — Назови цифру!

— Две сотни до Зиля, — скороговоркой ответил Пендер, как будто от этого цифра звучала не так ужасно. — Я имею в виду теллей. — Затем, поскольку Таллия никак не реагировала, Пендер осмелел. — Умножь эту цифру на два, если поедет Магистр. Кроме того, все повреждения, таможенные пошлины, поборы, взятки и прочие расходы — за ваш счет. После Зиля будем договариваться заново.

— За такие деньги мы могли бы купить собственный бот, — заметила Таллия. Цифра превысила все ее самые мрачные ожидания.

— До войны могли бы, если бы он был старый и прогнивший, — сгустил краски Пендер, — а теперь только мой маленький ялик мог бы столько стоить. И где вы наберете команду? А я даю вам самых лучших. К тому же, если нас поймают, я рискую собственной головой, а это драгоценная вещь, а?

— Замечательная! — съязвил Шанд. Пендер сверкнул на него глазами:

— В любом случае по пути мне придется найти бот побольше. Мой слишком мал для шторма в заливе. На это уйдет и вся ваша оплата, и все мои сбережения до последнего гринта.

— Дай мне подумать, — попросила Таллия. — Пять минут, пожалуйста.

Пендер взял свою выпивку и, переваливаясь, направился к стойке.

— Он надежен?

— Другого у нас нет! — ответил Шанд. — Но, насколько я понимаю, он надежнее большинства и незаменим на море.

— Я тоже так слышала. А цена?

— Это безобразие, но у тебя нет выбора. Сегодня боты нигде не найти. К тому же, даже если бы выбраться из Туркада стоило тысячу теллей, Мендарк вряд ли бы это заметил: у него скопились несметные богатства по всему Мельдорину за время его правления. Иггур обнаружит, что сундуки Магистра совершенно пусты.

— Я знаю, сама многое спрятала за последние несколько лет. И еще одно: мы слишком долго испытываем гостеприимство хлюнов. Ты бы не позволил уехать нам первыми?

— Не думаю, — ответил Шанд. — У меня срочное дело. Возможно, хлюны станут любезнее, услышав, что вы уезжаете.

— Ну что же, спасибо за помощь. — Она подозвала Пендера и осушила свой кубок до дна. — Согласна, — сказала она. — Встречаемся на северо-восточном причале за час до рассвета, через три дня считая с сегодняшнего. Сразу получишь половину денег, остальное — в Зиле.

— Четверть сейчас, четверть при встрече, остальное — в Зиле, — не согласился Пендер. — Будет много расходов.

— Хорошо.

Он протянул руку, и в знак того, что договор заключен, Таллия сильно пожала ее так, что Пендер поморщился. Затем Таллия отсчитала четверть суммы и отдала лодочнику. Шанд встал, она обняла старика.

— Надеюсь, мы еще встретимся, — сказала она. — Спасибо тебе.

— Непременно встретимся, — заверил ее Шанд. — Возвращайся тем же путем, каким мы сюда пришли.

Когда Таллия покинула стены кабака, Шанд и Пендер снова уселись за стол. Слуга наполнил их кубки.

— Ты можешь ей доверять, — сказал Шанд.

— А Мендарку?

— Постарайся, чтобы ваши интересы всегда совпадали.

Пендер хмыкнул:

— Итак, чем я могу тебе помочь?

— Я хочу отплыть на север сегодня вечером, как только стемнеет. — Шанд вытащил из кармана карту, и оба склонились над ней, обсуждая приливы, течения и ветер, а также — где раздобыть припасы в военное время, и многое другое.

Наконец, когда их кубки опустели, Шанд кивнул, и они скрепили сделку рукопожатием.

— Какова твоя цена? — спросил Шанд.

— Два телля, — рассеянно ответил Пендер.

Шанд сразу же расплатился. Он ожидал, что будет дороже. Теперь все, что ему оставалось сделать, — это вернуться в портовый город и найти Карану. После удачи с поиском бота к Шанду вернулась его уверенность — он знал, что это не займет много времени. Сначала лучше нанести прощальный визит Улисе.

16

МОРЕ БЕД

Беренет смазал маслом камень и снова провел им по лезвию меча. Ожидание было невыносимо тягостным. Мендарк каждую минуту опасался предательства хлюнов, которые были настроены крайне враждебно. Целыми днями никого не выпускали из сырой комнаты. Мендарк вздрагивал при каждом скрипе и стоне причалов, при звуке шагов за дверью.

— А вдруг Пендер не появится? — пробормотал он, вцепившись в свои волосы. — Что если это ловушка?

— Если это ловушка и нам суждено погибнуть, тогда мы прихватим несколько десятков хлюнов с собою, — ответил Беренет. Он был такой же щеголеватый, как всегда, — казалось, на него ничуть не подействовала неделя в заключении. Он все время натачивал свой меч.

— Ты никогда не перестанешь возиться с этой проклятой штукой? — воскликнула Таллия.

Бросив на нее взгляд из-под черных бровей, Беренет продолжал скрежетать камнем о металл.

На третье утро после свидания Таллии с Пендером дверь широко распахнулась, и шесть хлюнов с мрачными лицами приказали им выйти. Их повели извилистым путем через порт.

— Куда они нас?.. — прошептала Лилиса.

— Надеюсь, к боту, — ответила Таллия. Правда, она скорее полагала, что их ведут на смерть.

Наконец они дошли до воды, и в лицо им дунул завывающий ветер. Светало.

— Спускайтесь! — приказал один из хлюнов. Внизу бушевали волны.

— Туда? — переспросил Мендарк обречено.

Лилиса взглянула на деревянную лесенку с несколькими пролетами не очень надежного вида, которая вела к маленькому молу.

— Шевелитесь! Ваш бот подходит!

Мендарк осмотрелся. На море, покрытом волнами с белыми гребнями, не было никакого признака бота. В сумраке виднелась толпа хлюнов с целым лесом копий. Он поклонился хлюну и протянул руку, но фигура, одетая в тогу, отвела ее. Лицо этого человека было угрюмо, как штормовое небо.

В этот момент показалась галера, огибавшая берег портового города. Спутники Мендарка отступили в тень и переждали, пока она скроется из виду. “Нас предали”, — промелькнуло в мозгу у Таллии. Она посмотрела на Мендарка, но тот не отреагировал.

— Лестница выглядит ветхой, будто вот-вот развалится, — заметила Таллия. — Давайте-ка я пойду первой.

Она стала осторожно спускаться, и ветер трепал ее плащ. Маленькая тень Лилисы последовала за ней. Как только они добрались до самого низа, на мол накатила волна, сбив Лилису с ног и потащив за собой. Таллия едва успела выхватить девочку из воды, цепляясь при этом ногой за последнюю ступеньку лестницы. Они держались за ступеньки, пока другие сползали вниз.

А бота все не было! Таллия была уверена, что Пендер, взяв деньги, сообщил о них слугам Иггура. Это ловушка!

Массивные сваи портового города вытянулись у них за спиной рядами, как колонны в храме. Дул холодный южный ветер, принесший с собой дождь со снегом. Он завывал между сваями, покрывая землю и пристани коркой льда. Он уже несколько дней дул по всему побережью Туркадского Моря, и неистовые волны вздымались высоко — выше мачты маленького судна. Еще одна волна разбилась о мол, обдав отряд Мендарка с головы до ног.

Появилась вторая галера, затем исчезла в тумане.

— Нас бросили! — сказал Беренет, вытирая мокрое лицо. Его усики обвисли, с них текла вода.

Меньше всех беспокоилась Лилиса. У нее были новые сапоги, теплая одежда, набитый живот — о таком она и мечтать не могла последние несколько лет. А завтрашний день был слишком далек, чтобы о нем тревожиться.

Из дождя и тумана вынырнул смешной потрепанный бот.

— Это он? — не веря своим глазам, спросил Мендарк. Бот был не больше ялика, с крошечной мачтой. Пендер находился у румпеля. Он что-то кричал в сторону причала, но ветер уносил его слова в море.

— Мы плывем в Зиль на этом? — в ужасе пробормотал Мендарк. Взглянув вверх, он увидел копья, нацеленные остриями вниз. Он сделал знак своим спутникам, и все подошли к краю мола.

Лилиса, у которой был здоровый страх перед ботами, очень испугалась. Бот подошел к самому молу. При свете фонаря Лилиса прочитала: “Танцующий гусь”. На носу бота красовалась фигура, изображавшая эту птицу, — с оранжевым клювом и дикими глазами.

С носа бросили канат, и Оссейон, поймав его, один раз обернул вокруг сваи. Другой канат бросили с кормы, и Беренет дважды обмотал его вокруг столба и неумело завязал узлом. Между тем Мендарк, Таллия и Лилиса забрались в бот. Беренет прыгнул туда, приземлившись на сложенные сумки. Внутри что-то разбилось. Последним на борту очутился Оссейон, гребцы взялись за весла, и бот отчалил от берега.

Матрос дернул за веревку Беренета, полагая, что она лишь обмотана вокруг сваи, но она была крепко привязана. Внезапно они оказались в смертельной опасности. Вода отхлынула, как бы готовясь к приближению новой огромной волны, и канат начал приподнимать корму из воды. Нос при этом почти целиком погрузился в воду. Даже Лилиса поняла, что следующая волна либо утопит их, либо разобьет их суденышко вдребезги о мол.

Пендер с ножом в руке рванулся, чтобы перерезать канат. Волна швырнула их о мол. Кто-то закричал. Послышался треск дерева. Бот вот-вот должен был опрокинуться. Вода хлынула через борт, потом волны завертели их и, пронеся мимо мола, затащили под портовый город в тихие воды. Затрещала мачта, соприкоснувшись с высокой платформой, нависшей над ними.

Ряды огромных свай, силуэты которых смутно виднелись в полумраке, подсвеченные фосфоресцирующими водорослями, тянулись, исчезая из поля зрения. Маслянистая вода вздымалась и опускалась. Команда вставила весла в уключины и стала грести, загоняя бот поглубже под причал. Там, где сваи были расположены совсем близко друг от друга — они поддерживали огромное сооружение, — часть гребцов начала вычерпывать воду. Пендер спокойно зажег фонарь и, перейдя в середину бота, схватил Беренета за ворот.

— Ну ты, дурак, неумеха! — заорал он, тряся Беренета. — Ты чуть не угробил нас всех.

Беренет пытался оттолкнуть Пендера. Отшатнувшись, Пендер разорвал красивую куртку Беренета спереди.

— Черт тебя побери! — пронзительно закричал тот. — Ты мне за это заплатишь!

— Это ты заплатишь! Посмотри, что ты сделал с моим ботом!

— Ты называешь это ботом?! — с издевкой произнес Беренет. — Да на этом корыте вообще нельзя плавать!

Пендер был привычен к оскорблениям, но он ужасно гордился своим судном.

— Слишком много балласта! — взревел он и скинул Беренета за борт.

— Какого черта ты делаешь? — воскликнул Мендарк. Беренет исчез под маслянистой водой, потом выплыл на поверхность, отплевываясь и отчаянно ругаясь.

— Проклятый дурак! — сказал Пендер. — Я не повезу его. Плыви к лестнице! — заорал он, указывая в ее сторону. Беренет доплыл до ближайшей сваи.

Мендарк нетвердой походкой приблизился к Пендеру. На лбу у него был длинный порез.

— Ты хочешь плыть в Зиль или идти пешком? — ледяным тоном спросил у Мендарка Пендер.

— Ты об этом пожалеешь! — закричал Беренет, поднимаясь по сгнившей лестнице.

— Подбери его! — яростно произнес Мендарк.

— Черта с два! — ответил Пендер.

— Мы поедем все — или никто, — отрезал Мендарк, но голос его дрогнул.

— Как угодно, — сказал Пендер. — Разумеется, я отдам то, что осталось от аванса. Керт, принеси мой сейф.

— Может быть, мы сумеем договориться? — тихо спросил Мендарк.

— Я решаю, кому плыть на моем боте, — заявил Пендер. — Он не поплывет!

Мендарк стер кровь с лица. Его блеф не удался. Он не был готов к такой жертве, особенно ради того, кого подозревали в предательстве.

— Подвези меня туда, — попросил Мендарк.

Он ухватился за поручень лестницы и о чем-то тихо переговорил с Беренетом. Тот оттолкнул Мендарка с криком:

— Хенния была предательницей, ты, дурак! Я тебе никогда этого не прощу.

Мендарк остолбенел:

— Хенния? Почему же ты мне не сказал?

— Я не был уверен, пока она нас не покинула, а потом было уже ни к чему. Я не обвиняю без доказательств, как некоторые!

Мендарк бросил сердитый взгляд на Таллию — та лежала на спине, и из носа у нее шла кровь. Он попытался взобраться по лестнице, что-то настойчиво твердя. Беренет оттолкнул его ногой:

— Слишком поздно, Мендарк! Я преданно тебе служил, а ты судил обо мне по слухам, исходящим от нее! — Он плюнул в сторону Таллии. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебе навредить. — И он с лицом темнее тучи, еле переставляя ноги, стал карабкаться вверх по лестнице.

Мендарк опустился в бот. Кровь на щеках напоминала боевую раскраску дикаря.

— Тебе бы лучше оправдать свою стоимость, — холодно сказал он Пендеру.

— А я именно столько стою, — таким же тоном ответил Пендер. — Садись! Эй, Керт, разгреби-ка там барахло!

Тот из двух гребцов, который был пониже — коротконогий крепыш с могучими мускулами, обрисовывавшимися под короткой курткой, — аккуратно сложил тюки и сундуки. Пассажиры сгрудились на носу под брезентом и осмотрели свои раны. У Оссейона были сильно покалечены три пальца, попавшие между причалом и ботом. У Таллии было залито кровью все лицо, взгляд бессмысленный. У Лилисы — только синяк на подбородке.

Когда с лица Таллии смыли кровь, выяснилось, что она не так уж сильно пострадала. Нос распух, — возможно, был сломан. На голове были две небольшие кровоточившие ранки. Когда она открыла глаза, Лилиса вскрикнула от облегчения.

— Эй, как тебя зовут? — спросил Пендер Лилису.

— Лилиса.

Он указал на Оссейона, стоически сидевшего на краешке скамьи и смотревшего на свои изувеченные пальцы.

— Ну, Лилиса, возьми ковш и принеси воды вон из той бочки. Полей ему на руки и промой порезы. Ты можешь это сделать?

Лилиса боялась Оссейона: он был такой большой и грозный, обнаженные руки — в татуировке клана по самые плечи.

— Да, — пискнула она в ответ и взялась за дело, все время оглядываясь на Таллию. Кожа на пальцах была изодрана ракушками, но кости сломаны не были. Скоро на них наложили целебную мазь и повязку. Мендарку тоже перебинтовали рану.

— А теперь посмотрим, какие проблемы у нашего “Гуся”, — сказал Пендер.

Борт лодки возле планшира был поврежден. Дальше, ниже ватерлинии, корпус был цел, но некоторые планки отошли, и просачивалась вода. Пендер нахмурился:

— Керт! Отрежь мне кусок брезента, вот такого размера. — Он показал руками.

Пока Керт выполнял его поручение, Пендер с помощью молотка и долота ставил планки на место. Мендарк несколько раз подходил к нему, нервничая, что на ремонт уходит время. Наконец кусок брезента был просмолен и прибит к планкам снаружи, а щели замазаны смолой еще и изнутри.

— Некоторое время выдержит, — заключил Пендер, потирая заросшую щетиной челюсть. — Но в такую погоду пускаться в открытое море — большой риск...

— Поехали! — закричал Мендарк, который был в панике. — С каждой минутой опасность возрастает!

— Тогда вперед! — сказал Пендер. — Вычерпывать вот этим. — И он передал деревянное ведро на нос бота.

Как только они отчалили, на лестнице показалась высокая фигура — именно по этой лестнице взбирался Беренет.

— Оставайтесь на месте! — Голос Тиллана был как-то странно приглушен.

Мендарк поднялся со своего места. Его бывшие стражники столпились за Тилланом; они были вооружены копьями. Кто-то похожий на Беренета маячил на заднем плане.

— Ну ты! — заорал Тиллан. — Греби сюда!

Пендер лишь внимательно посмотрел на него, но не пошевелился. Стражники подняли копья.

— Дай нам уйти, — обратился Мендарк к Тиллану, — иначе я снова превращу твои мозги в желе, как это сделал Тензор.

Тиллан поднял руки:

— Будем благоразумны! Все, что мне нужно, — это бот и золото. У тебя еще много припрятано.

Пендер, стоявший за спиной у Мендарка, что-то шепнул ему на ухо. Тот дернулся.

— Поторопись! — посоветовал Тиллан. — Или я воткну копье в ребенка.

— Мне все равно, — ответил Мендарк. Лилиса замерла.

— Спрячься за меня, Лилиса, — позвал Оссейон, и девочка укрылась за его широкой спиной.

— Гребите к лестнице! — приказал Пендер своей команде.

— Оставьте весла в покое! — крикнул Мендарк, но их суденышко уже двигалось вперед.

Когда бот коснулся причала, Керт взялся рукой за поручень. Тиллан стал осторожно спускаться по ветхой деревянной лестнице, подточенной червями.

— Привяжи канат к лестнице, — шепнул Пендер Керту. — А ты, большой парень, возьми его весло и приготовься грести изо всех сил.

Оссейон сел на место Керта и забинтованными пальцами взялся за весло.

— Передай сундуки наверх, — сказал Тиллан.

— А в чем дело? — осведомился Мендарк. — Лучше я выброшу золото за борт, чем отдам тебе.

Тиллан подозвал стражников. Они вытянулись на лестнице в цепочку, а один залез в бот.

— Давай пошевеливайся!

Стражник приподнял сундук, который был очень тяжелым. В этот момент Керт, все еще державшийся за поручень, сильно качнул бот. Потеряв равновесие, стражник уронил сундук себе на ногу. От боли он заорал во все горло.

— На весла — разом! — скомандовал Пендер, и гребцы налегли. Канат натянулся, отрывая нижнюю часть лестницы от сваи. Тиллан со своей стражей судорожно вцепились в поручни. — Сильней! — заорал Пендер.

Лестница треснула у Тиллана под ногами.

Стражники рухнули в воду, беспомощно барахтаясь в своих тяжелых кожаных доспехах.

Керт швырнул в их сторону стражника, который залез в судно, и бот рванулся вперед. Когда Тиллан наконец вскарабкался на лестницу и схватил дротик, они уже скрылись за сваями.

Едва “Танцующий гусь” вынырнул из-под укрытия причала, как с носа донесся крик: “Чернокулачники Иггура!” — и стрела, пущенная из арбалета, пролетела над самой головой Пендера.

К ним стремительно неслась длинная черная галера, появившаяся из тумана. Пендер не колебался ни минуты.

— Назад! — закричал он.

Бот закружился на гребне волны и юркнул обратно под причал, в тишину и мрак.

— И что теперь? — простонал Мендарк.

— Нам нужно постараться опередить их, — ответил Пендер.

— Опередить галеру?

— При таком ветре есть хороший шанс. Готовы? — Мендарк с сомнением кивнул: другого выхода не было.

Петляя, бот прошел под портовым городом и вынырнул с другой стороны. Уже совсем рассвело. Не было никаких признаков преследователей.

Команда гребла изо всех сил. Рывками поднялся парус. Как раз в этот момент из-за угла причала, всего в нескольких сотнях пядей, показалась патрульная галера.

Мендарк вскрикнул. Лилиса заплакала, приникнув к Таллии. Ветер дул им в спину, наполняя парус, и бот начал набирать скорость, летя навстречу галере.

— Нам не выбраться! — горестно воскликнул Мендарк. В последнюю секунду Пендер резко повернул румпель, и бот промчался между галерой и причалом, вдребезги разбив весла о борт другого судна и оцарапав второй борт о сваю. В воздух полетели обломки весел, и гребцы повалились со своих скамеек. Пассажиров бота обдало колким душем из ракушек и крошечных моллюсков, полетевших им в лицо, и вдруг суденышко вырвалось на свободу и с неслыханной скоростью поплыло на восток, мимо портового города.

Оставшаяся у них за спиной галера резко накренилась, команда начала хвататься за причал, и под их весом планшир ушел под воду. Галеру затопило, и она исчезла под волнами.

“Спасибо тебе, Шанд, — подумала Таллия, одобрительно глядя на своего толстого капитана. — Тебе можно доверять: ты нашел самого лучшего”.

— Они вас ждали, — сказал Пендер. — Если бы я знал, то и двойной цены было бы мало.

— Ну что же, ты заключил договор и должен нас отвезти. Но я тебя понял. Доставь нас в сохранности в Зиль, и я заплачу тебе вдвойне, — ответил Мендарк, только теперь сумевший оценить, насколько дорогого стоит их капитан. — Ах, бедный Беренет, — вздохнул он, проявляя сочувствие, совершенно ему не свойственное.

— А где Беренет? — спросила Таллия.

— Пендер бросил его за борт, — спокойно пояснил Оссейон.

— Туда ему и дорога, — заявила Таллия. — Могу поклясться, что видела, как он вчера поздно вечером беседовал с одним из людей Тиллана.

— Он шпионил для меня! — возразил Мендарк, еле сдерживая ярость. — Мне как-то раз пришло в голову, что он мог бы стать Магистром после меня. Он подавал такие надежды!

— Я этого никогда не замечала! — вполголоса огрызнулась Таллия.

— Заткнись, Таллия! — воскликнул Мендарк. — Он сказал, что предательница — Хенния, и я ему верю. Из-за тебя я превратил друга во врага.

— Это он стоял наверху лестницы, — вмешалась Лилиса.

— В таком случае он в хорошей компании. А уж он-то знает, где спрятана часть твоих сокровищ, Мендарк, — продолжала Таллия.

— Хватит! — завопил Мендарк.

Их подбрасывало на крутых волнах и мотало из стороны в сторону. Небо было затянуто тучами, неистовствовал ветер, все было серым. Волны угрожающе бились о борт, норовя затопить их суденышко, им в лица летели соленые брызги. Однако Пендер все время был начеку и справлялся с опасностью. Ветер завывал в снастях. Мокрый снег засыпал сидящих в боте, замерзая у них в волосах.

Внезапно впереди блеснул свет. Мендарк застонал.

— Что это? — воскликнул он.

— Маяк на Северной Голове! — заорал Пендер, перекрикивая ветер. — Подают сигнал!

— Что они говорят?

— Не могу понять. Если повезет, поблизости не окажется никаких судов — в такую-то погоду! Эй, ты! — обратился он к Оссейону.

— Мое имя Оссейон. Что мне нужно делать?

— Оссейон! — сказал Пендер. — Следи за тем, что происходит там, позади.

Оссейон поднялся, вглядываясь в сумрак.

— Пока ничего, — сообщил он.

— Смотри в оба!

Зыбь гнало с востока, и волны стали выше.

— Там сверкнул свет! — закричал Оссейон, когда бот взмыл на гребень огромной волны. — Сейчас исчез.

— Ты не видишь судно?

— Нет!

— Тогда, может быть, и они нас не видят. — Пендер взглянул на парус цвета воды в море. — Правда, надолго ли?

Маяк снова сигналил, возможно повторяя сообщение. Теперь, к их огорчению, тучи разошлись и выглянуло туманное солнце, освещая Головы на севере и на юге, белевшую вершину Скалы Шэга, бурное море и серый маяк.

— Теперь они нас наверняка заметили! — сказал Пендер.

— Вон они! Один, два, три, — считал Оссейон.

Они посмотрели в ту сторону, куда указывал Оссейон. Там на гребне высокой волны качалась черная галера — в точности такая, как та, что атаковала их прежде. За ней — еще две. Они были на расстоянии всего в одну морскую милю.

— Три! — мрачно повторил Пендер. — И несутся как угорелые.

Бот подбросило на следующей волне. Ветер усилился.

— Вода прибывает слишком быстро! — завопил Керт. — Мне не справиться одному!

— Таллия, вставай и вычерпывай воду! Оссейон, поработай-ка вот этим, — сказал Пендер, вручая тому большой черпак. — Под сиденьем ковшик, Лилиса. Мендарк, твоя магия на что-нибудь годна? Туман бы сейчас не помешал.

— При таком ветре... невозможно, — ответил Мендарк угрюмо. — Скоро мы выйдем из залива?

— До Туркадского Моря еще далековато! А ты не хочешь взорвать их огнем из твоих пальцев? Или вызвать Левиафана, чтобы он сокрушил наших врагов своим хвостом? Некоторые сказания, конечно же, должны быть правдой!

— Нужно, чтобы Левиафан находился где-то неподалеку: я же не могу сделать его из сардины! — ответил Мендарк.

— Я слышал сказания о великих волшебниках, которые могут разрушить судно одним ударом, — не сдавался Пендер.

— Все это сказки, — возразил Мендарк. — Удар чего? Тайное Искусство не в состоянии нарушить законы материи и энергии. Судно так хитро построено, что оно может выстоять в жестокий шторм. Неужели ты думаешь, что существуют более могущественные силы, чем эта, и что они могут быть вызваны волей чьего бы то ни было разума? Ты не знаешь, о чем говоришь.

— Тогда что же ты умеешь делать?

— Если бы у судна был изъян — скажем, ослаб какой-то колышек, от которого зависели бы остальные части, — я бы мог его окончательно расшатать, чтобы судно пошло ко дну. А больше я не в силах ничего сделать — иначе мы, мастера Тайного Искусства, давно бы поработили всех на Сантенаре.

— А как насчет огня? Если ты можешь устроить пожар, сожги их!

Мендарк попытался ответить сарказмом на сарказм:

— Большинство магических чудес, о которых ты слышал в кабаках, сидя с разинутым ртом, когда был навеселе, — всего лишь иллюзия. Они не реальны. Да, я могу сделать так, чтобы на кончиках пальцев у меня появился огонь, но он не сожжет сырое дерево. Вот если бы у них на борту был бочонок с горючим, ты бы увидел такой мощный взрыв, что он осветил бы весь Туркад. — И при этой мысли Мендарк с тоской оглянулся на преследователей.

— Шарлатан и мошенник! — пробормотал Пендер. — Я всегда это знал.

— Для обращения к магии мне нужно иметь все необходимое под рукой, — с несчастным видом оправдывался Мендарк. — В любом случае они еще слишком далеко. Я должен их видеть, знать их — тогда я смогу что-то сделать. Таллия сумела бы их запутать, сбить с толку: она более искусна в создании иллюзий, чем я.

— Ну тогда проваливай на нос и вычерпывай воду! — заорал Пендер и добавил, когда Мендарк, покачиваясь, прошел вперед: — Ты, помесь мула с козой, ты так же бесполезен, как Лиан из Чантхеда! Таллия!

Оссейон яростно работал черпаком. Белые зубы сверкнули на его смуглом лице, когда Таллия проползла мимо на четвереньках. Лилиса посмотрела на Пендера в ярости оттого, что он оскорбил Лиана — ее друга.

— Чем могу помочь? — спросила Таллия.

— Чем угодно, что спрячет нас или собьет их с толку хотя бы на пару минут, — ответил Пендер. — Они слишком быстро приближаются. Я думал, при таком бурном море они будут двигаться медленнее.

— Лилиса, — позвала Таллия. — Иди сюда! Держи меня крепко!

Она встала и начала что-то рисовать в воздухе. Накатила большая волна, и Лилиса с Таллией упали на дно бота.

— А ты не можешь делать это сидя? — поинтересовался Пендер.

— Мне нужно отчетливо их видеть.

— Тогда не надо. Я не хочу, чтобы тебя смыло за борт. Их подбрасывало на волнах, становившихся все выше и выше.

— Что это? — закричала Лилиса, которая вычерпывала воду, сидя лицом к югу. — Еще две!

— Фаш! — выругался Пендер. — Фаш, фаш, фаш!

— Они ближе, чем другие, — продолжала девочка.

— И идут быстрее — ветер попутный, — сказал Пендер, стоявший у руля. — Но когда доберутся до Голов, пойдут помедленнее. А не будут осторожны — потонут. Как там вода? — закричал он, хотя и так было ясно.

— Прибывает, — ответили ему. — Трещина раскрывается и закрывается с каждой волной.

— Ну так вычерпывайте быстрее! — Он повернулся к Таллии, которая с сосредоточенным видом усердно работала черпаком. Лоб ее был наморщен, глаза, в которые летели соленые брызги, превратились в щелочки. — Думаю, мы попались, — довольно спокойно произнес он. — Они доберутся до Голов первыми.

— А ты не можешь проскочить, как в тот раз? — спросила Лилиса, не прерывая работу. Ее светлые волосы были совсем мокрые.

— Теперь они уже ожидают подобных фокусов. Несомненно, Мендарк и Таллия нужны им живыми, но остальных они пронзят стрелами, если мы попытаемся прорваться. Их слишком много, дитя.

— Продолжай идти вперед, — сказала Таллия, скрипнув зубами. — Может быть, мне еще что-нибудь удастся.

Ветер переменился на западный, он немного пригладил зыбь и помогал боту Пендера больше, чем галерам. Боту оставалось около половины морской мили до Голов. Два судна, шедшие с юга, были еще дальше. Галеры качались на бурных волнах, двигаясь наперерез боту, на пути к Скале Шэга. Три других вражеских судна набирали скорость.

— А как насчет того, чтобы пробраться вон там? — воскликнула Таллия, указывая на узкий проход между Северной Головой и Скалой, который теперь стал виден.

— Щель? Не при такой погоде. Это отсюда она кажется достаточно широкой. Если бы не волны и ветер, готовые разбить бот в щепки о Скалу, могли бы попытаться.

— Ты умеешь плавать, Лилиса, дорогая? — спросила Таллия, трогая девочку за плечо.

— Конечно. Папа меня научил, — ответила Лилиса, работая здоровой рукой.

— Я могу держаться на плаву, — хмыкнул Оссейон. — Во всяком случае, на спокойной воде.

— А вот я совсем не умею плавать, — признался Пендер. Все в изумлении уставились на него. — Вот почему я такой хороший мореход.

Он оглянулся. Преследующие их галеры подошли уже достаточно близко, чернокулачники Иггура засыпали их стрелами. Тех, что были севернее, сносило к Скале. Пендер поймал взгляд Таллии.

— Риф у Северной Головы имеет два выступа, которые почти касаются Скалы, — сказал он, указывая в ту сторону. — Вон они, видишь? После первого — полоска чистой воды, в которой иногда бывает водоворот, за ней — второй выступ рифа. Канал в том месте шире, да! А дальше — лагуна, за ней — внешний риф. Канал там — просто узкая щель, уже бота, так что мы можем перебраться через внешний риф только на гребне волны. Это шанс, но нужно безукоризненно рассчитать время, да!

— А ты хорошо знаешь это место?

— Я, бывало, переплывал через Щель в молодости, из удальства. Правда, при такой погоде — никогда. — Он сделал паузу. — Да и на таком большом боте.

— Как же вышло, что ты, сызмальства возившийся с лодками, так и не научился плавать?

— Как-то не получилось. В воде меня всегда охватывала паника, когда меня пытались научить. Однако я пережил два кораблекрушения.

— И ты все-таки поведешь бот через Щель?

— Да, надеюсь, что нам повезет. В состоянии ли ты сделать так, чтобы волны стали меньше?

— Конечно нет! Но я бы могла на минуту создать подобную иллюзию или любую другую, чтобы сбить врагов с толку. Однако, как сказал Мендарк, чтобы создать иллюзию, надо находиться поблизости.

Галера позади них была теперь совсем близко. Положение было отчаянное.

Пендер взглянул на юг, прищурившись:

— Они мчатся с большой скоростью. Должно быть, за вас назначена высокая цена. — При этих словах он посмотрел на Мендарка.

— Высокая! — подтвердил Мендарк.

— Они потонут! — заявил Пендер.

Стоило ему только произнести эти слова, как первое судно, которое шло быстрее, накренилось, весла взмахнули в воздухе, и оно замерло на воде. До них донеслись вопли. Вторая галера замедлила ход, обходя первую, затем продолжила свой путь.

— Нет, у них все в порядке. Смелый капитан и искусный. Смотри, теперь они вычерпывают воду. Я думал, мы могли бы проскочить, если бы были одни. Вот они снова пошли вперед.

— Никакого шанса вырваться в море?

— Нет. Теперь некуда идти. Другие растянулись, чтобы преградить нам путь на северо-запад, да и шанса там особенного для нас нет. Перед нами выбор: сдаться, идти на скалы или проплыть через Щель.

— Тогда Щель, — печально произнес Мендарк. Он взглянул на остальных и повторил: — Щель.

— Лилиса, — сказала Таллия, — ты можешь проплыть сто пядей?

— Конечно, — с гордостью ответила девочка. — Я привыкла купаться в море.

— А как твое плечо?

Рука Лилисы все еще была на перевязи.

— Оно больше не болит.

— Хорошо. Вот два телля. Спрячь их куда-нибудь. Я хочу, чтобы ты сейчас прыгнула в воду и поплыла к берегу. Вон к той маленькой бухточке...

Лилиса оттолкнула ее руку:

— Ты ведь меня не бросила... Я поплыву через Щель со всеми.

Они вернулись к своей работе, и все, кроме Пендера, так яростно вычерпывали воду, что ее уровень даже немного понизился.

Теперь, когда они были почти рядом со Щелью, Пендер показывал Таллии ее особенности:

— Скалу Шэга со всех сторон окружают утесы — кроме того места, где Щель. Смотри, вон внутренние рифы — там, где волны разбиваются о камни. Нам надо пройти вон там.

Он протянул руку, но все, что увидела Таллия в указанном направлении, — это огромную волну.

— Но ты же проведешь нас там, да? — тоненьким голоском проговорила Лилиса.

— Не знаю, смогу ли, дитя, — мрачно ответил он. — Через пять минут, быть может, все мы умрем.

Теперь они подходили к Щели, двигаясь прямо к судам, блокировавшим выход в открытое море. Галеры, преследовавшие их, были совсем близко.

— Пусть они думают, что мы совершим тот же маневр, что и прежде, — закричал Мендарк.

Что-то ударилось о мачту бота и, вздрогнув несколько раз, упало на днище. Это была длинная стрела. Несколько других прожужжало над головами, когда бот беглецов швырнуло вниз.

— Остановитесь, или вы будете убиты! — раздался крик у них за спинами.

17