Ъ———————————————————————————————————————————————————————————————————ї
і                                                                   і
і   Данное  художественное  произведение    распространяется    в   і
і   электронной форме с ведома  и  согласия  владельца  авторских   і
і   прав  на  некоммерческой  основе  при   условии    сохранения   і
і   целостности  и  неизменности  текста,   включая    сохранение   і
і   настоящего  уведомления.  Любое  коммерческое   использование   і
і   настоящего текста без ведома  и  прямого  согласия  владельца   і
і   авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.                                  і
і                                                                   і
А———————————————————————————————————————————————————————————————————Щ
 ____________________________________________________________________
    (C) Николай Гуданец, 1996
 ____________________________________________________________________
                           Николай Гуданец
                     ПЛАНЕТА, НА КОТОРОЙ УБИВАЮТ
                         фантастический роман
                                  1.
    Если вам никогда не гадили в рот, не лупили кувалдой по  черепу  и
не вывертывали все суставы  наизнанку,  значит,  вы  не  испытали  как
минимум одну из важнейших  стадий  сволочного  жизненного  процесса  -
ожиданку, и вы,  разумеется,  можете  считать  себя  счастливчиком.  В
отличие от меня, который пребывал в ожиданке вторые сутки.
    После бессонной ночи, совершенно измаяшись и одурев, я выбрался на
рассветную улицу, чтобы  позвонить  Лигуну.  Первые  два  таксофона  с
презрением выплюнули мой поддельный кругляш, третий оказался не  столь
разборчив.
    - Какого хрена в такую рань? - хрипло рявкнул Лигун.
    - Это я, Мес.
    - Стряслось чего-нибудь?
    - Браток, я в ожиданке.
    Он помолчал, пораскинул скрипучими спросонья мозгами.
    - Ладно, тащи два хухрика. Плюс за прошлый раз, итого четыре.
    - Я совсем пустой. Отпусти еще под грифель, я все скощу.
    - Мес, я же не фабричная лавочка. Только за наличные. Раз в  жизни
сделал исключение специально для тебя, так  ты  решил,  и  дальше  так
будет? Не надейся.
    - У меня через три дня пенсия, сразу рассчитаюсь...
    - Вот тогда и поговорим.
    Больше унижаться не имело смысла, но с разгону я еще  пробормотал,
не  столько  этой  жирной  скотине  на  том  конце  линии,  сколько  в
окружающее пространство, шершавое и металлически жестокое:
    - Никаких сил нет терпеть... Глубокая ожиданка.
    - А ты попей  водички,  да  побольше,  -  невозмутимо  посоветовал
Лигун. - Пока.
    Мембрана пропела отбой. Проклятье.
    Привалившись плечом к стенке кабины, я  разжал  пальцы,  и  трубка
закачалась на  шнуре,  ехидно  пища  на  весь  мир  о  моем  очередном
поражении. Хорошо бы эта липкая от испарины трубка оказалась  рукоятью
турельного спаренного пулемета, а в перекрестье прицела красовалась бы
туша Лигуна. Э, нет. Отставить. Дождусь пенсии - пойду к нему,  гасить
долг и брать дозу, а коли перехвачу деньжат, и раньше того  наведаюсь.
Ежли незаломных толкачей отстреливать,  то  что  тогда  с  заломщиками
прикажете делать, за яйца вдоль бульвара поразвешивать? Значит,  Лигун
пускай живет. Слушай мою команду, перенос  цели,  девять  линий  верх,
директриса один, длинными пли! Ой,  мать  солдатская  и  вся  небесная
братва, куда  ж  это  пальнул  взводный  Трандийяар?  Никак  в  самого
Адмирала ненаглядного? Чего не сделаешь с ожиданки.
    Я шаркал по бульвару, как метла по плацу, и меня пошатывало, и сам
себе я казался сухим и легким, будто ветви хвощей у меня над головой.
    Опять же скосить из родимого мотопехотного  "Тайфуна"  можно  хоть
кого, запростец делов, но Адмирала зачем? Во-первых, это не по  Уставу
и противоречит  присяге.  Во-вторых,  согласно  субординации,  следует
сначала обратиться к непосредственному начальству и  далее  по  ветви.
Тут полкового боезапаса не хватит, чтобы разобраться с эдакой  оравой.
В-третьих, доложите, как вы усвоили два предыдущих "во".  Если  каждый
отставной  вчистую  инвалид  начнет  разбираться,  за  кого  он  кровь
проливал и в ту ли сторону палил,  будет  подан  дурной  пример  всему
личному составу, особенно первосрочникам. Так что стоп  огню,  перенос
цели.
    Расчету и стрелкам, двенадцать линий низ,  директриса  пятнадцать,
короткими подавить, пли!  Это  дельная  инициатива,  подавить  сушеную
стерву из жилкомендатуры, чтоб не колотилась по утрам  в  дверь  и  не
грозила выселением. А у меня  вся  грудь  в  салате  -  два  "Стальных
сердца" и "Щит Отечества" трех степеней, не считая мелочевки,  в  пузо
вшита пластина, неоперабельный осколок под лопаткой,  и  чтоб  я  вам,
штатские дешевки, отслюнивал  по  тридцать  хухриков  за  полусгнившую
чердачную халабуду? Еще и при пенсии девяносто пять? Еще при том,  что
Лигун толкает дозу дешево, и все равно  вынь  да  положь  две  монеты?
Может, проще вам объяснить диспозицию разрывными сорокового калибра?
    Пришлось сесть на скамью, подгибались  ноги.  Даже  если  подавить
настильным огнем одну  стерву,  из  резерва  назначат  следующую.  Нет
смысла, как ни крути. У нашего бравого отечества неисчерпаемые ресурсы
стерв и мудаков.
    Что же касается самого разнесчастного и первостатейного мудака, он
сидел на скамейке среди полуобгрызанных плаунов,  покрытый  кольчужным
потом, и держался за свое искромсанное осколками пузо, а ноги  у  него
дрожали, словно удилище, когда клюет клешневик.  Эх,  бывший  взводный
Трандийяар, увидели б сейчас такую развалину твои ребятушки, сгорели б
со стыда. Хуже всякого штатского.
    Малость отдышавшись,  я  уяснил,  куда  шел.  То  есть,  вроде  бы
направлялся куда глаза глядят, а  на  самом  деле  к  Зайне.  Вон  тот
двухэтажный домишко с балясинами, в переулке. Сюда мне путь заказан, и
ни к чему вообще приходить, травить  душу.  Переигрывать  нечего,  все
отгорело, поросло быльем.
    Однако же встал со скамеечки и тихим неуставным шажком поплелся  к
переулку, вроде бы гуляю, просто так, ничего особенного. Поравнялся  с
домом, еще не зная, зайду  или  пройду  мимо,  как  вдруг  Зайна  сама
окликнула меня, перевесившись через балконные перила.
    - Гляди-ка, Трандийяар! Ты не ко мне, часом?
    Я остановился и задрал голову. Оказывается, давно мы не  виделись.
Она  еще  пуще  располнела,  разрумянилась,  волосы  стала  укладывать
по-бабьи, кренделями вокруг макушки. Почему-то и  это  ей  шло.  Такой
оторве все к лицу.
    - А, это ты... Да я просто гуляю.
    Конечно же, она не поверила, будто я забрел в  переулок  случайно,
и, конечно, виду не подала, что меня раскусила.
    - Ты что,  хворый?  -  спросила  она,  без  особой  заботы,  но  с
интересом.
    - Да так. Старые царапины ноют.
    Мы помолчали. Ну что ей стоило сказать, к  примеру:"Заходи,  выпей
бульончику." Или мне  брякнуть:"Слушай,  у  тебя  не  найдется  взаймы
четыре монеты? Десятого отдам, как штык." Только я бы скорее язык себе
откусил, чем сказал бы такое. Жаль, уяснил это только  увидав  ее,  со
стиранными  подштанниками  господина  младшего  интенданта  в  розовых
пухлых руках.
    - Ну, бывай, - сказал я небрежно и  зашагал  дальше,  стараясь  не
шататься. Зайна за моей  спиной  продолжала  развешивать  на  просушку
белье.
    Не в толкача Лигуна, не в Адмирала и не в стерву сушеную, и не  из
"Тайфуна" захудалого, а прямой наводкой по всему на свете из  главного
бы калибра, да фугаской, чтоб дерьмо  брызнуло  до  облаков  и  к  ним
прилипло. Мало мне ожиданки, еще  и  Зайну  повидал,  ко  всем  прочим
радостям  в  нагрузку.  Сам  нарвался,  винить  некого.  Надо  ж  было
вообразить идиоту, что мой паскудный язык повернется  клянчить  у  нее
деньжат.
    И  опять  я  сидел  на  парковой  скамеечке,  силенок   набирался.
Невдалеке ветерком мотало розовую  медузину,  наконец  она  ухитрилась
прилепиться к стволу  хвоща,  сначала  пучком  щупальцев,  потом  всем
пузырчатым тельцем. Обустроилась  и  принялась  за  охоту,  распустила
веером с подветренной стороны кисею своих ловчих нитей. Служба  у  нее
нехитрая, к вечеру нажрется мелкой крылатой шпаны  и  потом  улетит  с
бризом обратно в залив.
    А  мне  поживиться  нечем,  в  кармане  только   два   самодельных
таксофонных жетона из донышек  гильз,  которые  в  наглую  собираю  на
городском гарнизонном стрельбище. С позавчера не ел ни крошки, о  дозе
нечего даже мечтать.
    Правду сказал третьего дня Лигун, мол,  не  твое  это  дело,  Мес,
шпыряться, поискал бы себе чего попроще. Я промолчал,  только  пялился
на пакетик с дозой у него в руках, и все мои потроха,  сколько  ни  на
есть, плясали бачучу от нетерпения.
    - Ведь тебе уже дозы на два дня не хватает, верно?  -  допытывался
он.
    - Уже нет, - как на духу сознался я. - Только на день.
    - Значит, все. Полный шпырец, - рассудил Лигун.  -  Но  где  ж  ты
раздобудешь такую прорву денег? Воровать не умеешь, грабить тоже.
    - Надо будет - научусь.
    - Не смеши. Из тебя вор, как из хера ножик, сразу видно. Ну, я для
тебя, может, придумаю какое-нибудь поручение.
    Ничего я ему не ответил. Какие б ни имелись у него оказии, вряд ли
они получше воровства.  Апофеоз  моего  послужного  списка,  шпырь  на
побегушках  у  жирного  засранца-толкача  с  медузьими  повадками.  Но
выбирать  не  приходилось.   Под   толстой   пленкой   пакетика   чуть
взблескивали грани кристаллического порошка. И суставы  зверски  ныли,
малая ожиданка тоже не десерт.
    - Значит, так, - толкач поднял фасованную дозу на уровень глаз.  -
Только для тебя, учти. Первый и последний раз в жизни отпускаю в долг.
Постарайся, чтоб хватило не на день, а подольше. Держи.
    Он разжал пальцы, я подхватил пакетик на лету.
    Только потом, когда вышел  от  него,  вдруг  ка-ак  да  засвербело
поперек моего гонора. Мне, боевому командиру, какая-то склизкая  шваль
кидает подачку. Именно даже не дает, а кидает, словно ручному  кренку.
Лови, не зевай, шевели жвалами. Упустишь - подбирай с полу, ха-ха. Ну,
сволота... Тебя бы ко мне во взвод, ты бы  у  меня  даже  спал  бы  по
стойке "смирно"...
    Впрочем, умными людьми замечено, что сослагательное наклонение  не
утешает,  а  распаляет.  Умные  -  они  умные  и  есть,  а   я   мудак
двояковыпуклый. Проверено.
    Погнал  домой  со  всех  ног,  дозу  зашпыривать.  Притом  понимая
отлично, что никогда я Лигуну в зубы не  заеду,  как  бы  ни  хотелось
иногда. Не будет такого счастливого стечения звезд и  благорастворения
флюидов. Жаль.
    Я - шпырь. То есть, полчеловека. Э, нет, шалишь, отставить. Это из
цапровых болот я вернулся получеловеком, отставным  инвалидом.  Теперь
же по всей строгости арифметики  получается  четверть  человека.  Ноль
целых, двадцать пять сотых. Еще хватает брезгливости на  то,  чтоб  не
клянчить взаймы у бывшей жены. Но на большее - нет, спекся.
    Ожиданка.  Проклятье.  У-у,  кто  ж  это   выдумал   такую   жизнь
шпырянскую? Проклятье.
    А кто выдумал, молчит в несознанке,  и  ему  наши  разговорчики  в
строю - глубоко до тыльной дверцы, он на нас вывесил аж  до  голенища,
такой вот разбор.
    Может,  в  самом  деле  воды  нахлебаться?   Подлюга   Лигун   так
посоветовал водички попить, будто и впрямь  дело  знает.  А  это  лишь
сменить горячую протырку на холодную, и то ненадолго. Что ж, зато хоть
разнообразие впечатлений, все равно никакого терпения больше нету.
    Доплелся я до  скверика  обок  бульвара,  где  питьевой  фонтанчик
булькает, и, не отрываясь, высосал  ведрышка  эдак  полтора,  если  не
больше. И с ледяным, тяжко плещущимся, засевшим в  моем  драном  брюхе
наливным ядром, еле переставляя  ноги,  рухнул  на  очередную  скамью.
Вскоре меня перестало поджаривать,  зато  начало  оплетать  игольчатой
морозной сетью. По счастью, до того я вымотался,  что  ровнехонько  на
полпути, едва самочувствие стало сносным, отрубился и уснул.
    Дрыхнул долго и на совесть, будто после  дежурства  по  части,  да
так,  что  заспал  всю  холодную  протырку.  Молоденький  полицейский,
который меня разбудил, в аккурат подгадал к началу следующей горячки.
    - Прошу извинить, - повторял он настойчиво вполголоса и потряхивал
меня за плечо. - Прошу извинить, вам плохо?  Вам  вызвать  медицинскую
карету?
    Как я ни был плох, обстановку прикинул моментально. Этого  еще  не
хватало. Возьмут у меня кровь на анализ, и год принудительного лечения
обеспечен.
    - Спасибо, - промямлил я, - уже прошло. Легкий приступ, бывает.
    - Может, вызвать все-таки?
    Тонкошеий такой парнишка, румяный и с  пушком  над  губой.  Неужто
впрямь недотепой уродился или корячится под простачка? Не надо мне  на
фиг вашей заботы,  кареты,  неба  в  клеточку,  я  сейчас  унесу  ноги
подальше, заодно, кстати, по пути подохну всем в  облегчение,  а  себе
персонально на великую радость.
    - Отзынь от ветерана! - гаркнул  сочным  басом  некто  высоко  над
нами, где-то среди верхушек дендроидов и парящих розовых медузок.
    Впрочем, кричал вовсе не тот самый, которого нет и которому все мы
уже остобрыдли хуже консервной каши.  Просто  у  меня  пошли  законные
шпырянские задурялочки с катаваськами. Кричал, по счастью, и не я.
    - Не командуйте тут, проходите, - зло огрызнулся полицейский.
    - Да ты соображаешь хоть, кто это? Ты, пацан, он  же  за  тебя  на
фронте дрался... Ордена видишь? Или ты пенек без понятия?
    - Все вижу. Проходите. Я помочь хочу, ему же плохо.
    Моя голова  повернулась,  точно  на  заржавленной  турели;  каждый
градус поворота срывался расплавленным дождем в мое пустое нутро и там
пронзал  дико  набрякший   мочевой   пузырь.   Экая   мерзость,   быть
укомплектованным из мяса, костей и потрохов.
    - Бзец! - возопил благоговейно бас. - Полный бзец! Ты хоть знаешь,
это кто? Это мой взводный!!
    Насилу сфокусировав под наждачными веками глаза, я узрел  дородную
пучеглазую ряшку над белой  рубахой  с  пластроном,  рыжий  вихор  над
залысинами. Звание, имя сами выскочили на язык:
    - Капрал Джага...
    - Так точно! Разрешите обратиться?
    - Вольно. Мы ж не на плацу, - еле ворочая языком, выговорил я.
    - Вам плохо? Пойдемте сейчас ко мне. Вот сюда, через парк. У  меня
тут заведеньице, да и лекарь свой неподалеку...
    - Хорошо...
    - Ну и славно.  Поднимайтесь,  господин  взводный.  А  ты  извини,
парень, что я сгоряча насыпался, - через  плечо  адресовался  Джага  к
полицейскому. - Не разобрался поначалу. Извини.
    - Ладно, все в норме.
    - Ты хоть знаешь, это кто? - с пафосом продолжал он,  помогая  мне
встать со скамейки. - Это ж Гроза Цапры, лучший командир  разведвзвода
на Закатном Побережье, у него именные часы от самого Адмирала, понял?
    - Ого! - изумился парнишка.
    - Вот тебе и  ого.  Знаешь,  из  каких  передряг  он  нас  выводил
целыми?..
    - Хватит, - пробормотал я. - Зачем столько рекламы, Джага. Пойдем.
    - Слушаюсь, господин взводный.
    Спустя полторы вечности я доковылял до той стороны  парка.  Бравый
капрал нежно придерживал меня под локоть ручищей, созданной для  цевья
гранатомета и вдовьих ляжек.
    Заведение  Джаги   оказалось   небольшой,   эдак   на   полвзвода,
распивочной, и называлось  простенько,  с  ненавязчивым  юмором,  "Щит
Отечества". Увидев здоровенную вывеску с намалеванным  орденом  первой
степени, я чуть не прыснул, хотя в тот момент мне было  не  до  смеха.
Проклятый организм изнемогал и буйствовал, желая  опростаться,  причем
остатки вздорных предрассудков не позволяли мне заняться этим прямо на
ходу и не утруждаясь расстегиванием штанов, как принято у  заматерелых
шпырей.  Джага  отконвоировал  меня  в  клозет,  и  там  я  вкусил  от
заоблачных благ, наконец облегчившись.
    Довольно-таки  сносным  злачным  местечком  обзавелся  мой  бывший
капрал: кроме чистенького светлого зальца, где подавали бочковую  шуху
и соленых улиток, там имелся рядом со стойкой чуланчик, и в нем столик
на четверых с угловым диваном. Для  особо  почетных  гостей,  а  также
шкуродеров из бесчисленных  инспекций,  надо  полагать.  Туда-то  меня
Джага и определил на первый момент.
    - Что с вами, господин взводный? - спросил он умильным басом. -  Я
распоряжусь насчет лекаря?
    - Не надо. Уже легче. Да и какой я вам взводный,  дружище.  Зовите
меня Трандийяаром, безо всяких там господинов.
    - Осмелюсь уточнить, взводный - он всегда взводный, -  почтительно
изрек Джага. - Ну, как бы это доложить... Вот первая в жизни баба, она
же второй никогда не будет, я правильно понимаю?
    Самым забавным свойством Джаги было клиническое отсутствие чувства
юмора. Он употребил это пикантное сравнение на полном  серьезе,  точно
так же, как,  наверное,  зарегистрировал  горделивое  название  своего
кабачка.
    - Согласен, - кивнул я.
    - Да чего ж я тут это... разговорчики. Вам,  небось,  подкрепиться
надо, господин... - судорожно сглотнув слово "взводный", он с  натугой
выговорил мою горскую фамилию. - Трандийяар. Я живенько распоряжусь, с
вашего позволения.
    По идее,  мне  полагалось  бы  устыдиться  своего  вида  доходяги,
обтрепанного френча, болтавшегося пыльным мешком, и того,  что  бывший
подчиненный рвется меня облагодетельствовать.  Однако  плевать.  Джага
был  на  редкость  хорошим  служакой,  на   гражданке   такие   всегда
превращаются в законченных сволочей,  но  он  почему-то  уклонился  от
незыблемого правила. Он завалил стол снедью,  выставил  жбан  отличной
свежей шухи, потчевал меня прямо-таки на убой, умоляя отведать и того,
и  вон  этого.  Мое  трижды  клятое  тело  трепетно  взывало  о  дозе,
совершенно не интересуясь жратвой, но я заставил себя есть,  и  общими
усилиями  мы  с  капралом  снабдили  мою  бренную  оболочку   примерно
двухдневным запасом калорий.
    -  Разрешите  спросить,  господин  Трандийяар,  а  как  вы  теперь
поживаете? - помявшись,  полюбопытствовал  он,  когда  я  уже  не  мог
впихнуть в себя ни кусочка.
    - Никак. Инвалидность. Пенсия.
    - Уяснил, - сочувственно пробормотал Джага.
    - И жена ушла. К другому,  здоровому.  Сразу,  когда  я  вернулся.
Потом я узнал, она давно путалась с тем тыловым слизняком.
    Сам не знаю, почему это у меня вырвалось.  Такие  вещи  никому  не
говорят, даже своему бывшему капралу. Значит, до сих пор оно  гноилось
у меня в душе. И надо было хоть кому-то сказать, чтобы полегчало.
    - Все  они  курвы,  -  со  знанием  дела  заметил  Джага  и  сразу
спохватился. - Извините, конечно, господин Трандийяар.
    - Ничего. По существу правильно. По форме тоже.
    - А я частенько  вас  вспоминаю.  И  горячие  денечки  Цапры.  Вот
странное дело, разрешите рассудить. Вроде живу хорошо. Но все это и не
жизнь как бы, а кисель на салфеточке. Вот  тогда  мы  и  впрямь  жили.
По-настоящему. Все там было настоящее, и  люди,  и  вообще.  Все  было
правильно. Как надо. Не то, что теперь. Такое мое мнение.
    Разразившись этой небывало длинной и трудной для него тирадой,  он
уставился в полупустую кружку.
    - Согласен, - отозвался я. - Мне тоже так кажется. В этой жизни мы
чужаки. Выпьем?
    - Охотно. За ваше здоровье.
    Я допил прохладную шуху. Больше  мне  тут  засиживаться  не  имело
смысла, хорошенького понемножку.
    - Мне пора идти. Большое спасибо,  Джага.  И  за  угощение,  и  за
помощь. Спасибо.
    - Ну что вы, что вы. Это вам спасибо. Честь оказали заведению.
    Я встал, чуть поколебался. А, была не была,  шпырю  жеманиться  не
пристало.
    - У меня небольшая проблема...  -  задумчиво  промолвил  я.  -  Не
найдется ли у вас взаймы четыре монеты? Пенсия через три дня, я  сразу
же отдам.
    Вскочивший одновременно со мной Джага покраснел и полез в  брючный
карман за портмоне.
    - Конечно, пожалуйста, всегда... Может, больше надо?
    - Благодарю, четырех вполне достаточно.
    Он порылся среди мелочи,  выудил  требуемые  деньги  и,  смущаясь,
протянул на ладони. Я невозмутимо сгреб монетки. Возврат долга и новая
доза. Потрясающе. Там, в небесной каптерке, кто-то  все-таки  есть,  и
службу он знает.
    - Господин Трандийяар, простите, если что не так. Но вы  заходите.
Хоть каждый день. Для  меня  вас  угощать  большая  честь.  Дела  идут
неплохо. Заходите, не брезгуйте. Прошу вас.
    - Спасибо, Джага.
    Я крепко пожал ему руку. Он проводил меня до дверей и на  прощание
вдруг с чувством сказал:
    - Если хотите знать, сегодня сбылась  моя  мечта.  Выпить  с  моим
взводным. С вами.
    - Ну что ж, мне тоже было очень приятно, - сказал я, повернулся  и
зашагал через парк.
    Походка стала четкой, ожиданка уже не так  грызла.  В  кармане,  в
кулаке я сжимал четыре мокрые  от  пота  монеты,  дуриком  привалившее
сокровище.
                                  2.
    Все-таки я дремучий мудак. Ну что  мне  стоило  занять  пятерку  и
потратить  четвертак  на  подземку,  тогда  не  пришлось  бы  ковылять
пешедралом  через  весь  центр  до  берлоги  Лигуна.  Однако  нет,   в
расплавленных ожиданкой  мозгах  засела  магическая  цифра  четыре,  и
добавить к ней сумму на текущие расходы не хватило  соображения.  Хотя
милейший Джага  сам  предлагал  взять  больше.  Но  тут  уж  сработали
каким-то вывихнутым образом остатки моих предрассудков  об  офицерской
чести, которая не позволяет одалживаться у подчиненных.
    Экий бред. И я уже не офицер, и Джага не мой капрал, и честь шпырю
не положена, ему она как медузе сапоги, а поди ж ты...
    Долго ли, коротко ли, отмахал  я  по  вечерней  прохладе  солидный
марш-бросок  и  выдвинулся   на   ключевую   позицию,   наискосок   от
шестиэтажного дома, где квартирует  Лигун.  Там,  рядом  с  бакалейной
лавчонкой, имеется кабинка таксофона, который никогда не имеет  ничего
против жетонов-самоделок.
    Лигун взял трубку моментально, словно  держал  руку  на  аппарате,
ожидая звонка.
    - Слушаю, - отозвался он каким-то мятым голосом.
    - Привет, это снова Мес. Хочу зайти, отдать должок.
    - Ты?! - изумился толкач почему-то. - Мес, до чего здорово, что ты
отыскался. Откуда звонишь?
    - Да я тут, рядом. Зайду хоть сейчас.
    - Сейчас нельзя. Я жду одного человека, он на подходе. А вот через
час приходи. Ровно через час. Только обязательно, да?
    Состояние у меня уже стало  вполне  сносным,  только  внутри  тихо
скреблась и подсасывала голодуха по дозе. Часок потерпеть я мог, да  и
настаивать не приходилось. А вот Лигун, похоже, спятил. Он говорил  со
мной  чуть  ли  не  заискивающе,   никакого   сравнения   с   утренним
снисходительным  издевательством.  Без   сомнения,   ему   до   зарезу
понадобились мои услуги, правда, совершенно непонятно,  какого  именно
рода. Гадать нечего, само разъяснится. Важен тот примечательный  факт,
что судьбе вроде как надоело поворачиваться ко  мне  задницей,  и  она
решила испробовать другую манеру.
    Выйдя   из   таксофонной   будки,   я   заметил   мощный    черный
вездеход-трехосник  с  затемненными  стеклами,  который   подрулил   к
подъезду  дома,  где  жил  Лигун.  Из  автомобиля   выбрался   коротко
стриженный усатый мордоворот, взял с заднего сиденья  дорогой  кожаный
чемоданчик, включил радиоуправляемую секретку и  прошествовал  в  дом.
Наверняка тот малый, которого сейчас дожидался мой  толкач.  Он  очень
умело зыркал по сторонам - коротко, как бы невзначай, но цепко. А  еще
носил довольно плотную,  не  совсем  по  погоде,  куртку  характерного
покроя, сквозь которую не выпирает подплечная кобура.
    Глянув сквозь витрину бакалейной лавки, я засек  время,  часы  над
кассой показывали четверть седьмого.  Предстояло  как-нибудь  угробить
целый  час.  В  принципе,  мне  предстояло  угробить  как-нибудь   всю
оставшуюся  жизнь,  и   потому   поставленная   задача   не   блистала
масштабностью или новизной. Слоняясь по близлежащему парку, я  смотрел
на хвощи и плауны, на парящих медузок, и даже, с некоторым  интересом,
на людей, впервые после затяжной  мизантропии,  владевшей  мной  после
фронта почти безраздельно. Что-то внутри у меня сошло со стопора после
встречи с капралом Джагой. Оказалось, есть на свете человек, мечтавший
со мной выпить, и я,  на  пару  со  всемогущим  случаем,  подарил  ему
исполнение этой причудливой мечты. Оказалось, я еще не полное дерьмо и
ничтожество. Есть чему подивиться.
    Нет, люди  все-таки  люди  везде,  и  в  цапровых  зарослях,  и  в
бетонных. Может быть, напрасно я отгородился  ото  всех,  ощущая  себя
одиноким уродом и подраненным зверем. Смотреть на  все  сквозь  прицел
"Тайфуна", конечно, не  возбраняется,  но  так  можно  слишком  многое
проглядеть.
    Внутренний счетчик у меня работал, как в былые годы, безотказно. Я
убедился в этом, вернувшись к витрине лавки ровнехонько в семь. Черный
вездеход уже укатил, на его месте припарковалась  дешевая  голубенькая
тачка, трехдверный полуфургон. Из принципа я выждал еще,  пройдясь  по
улочке до угла и  обратно,  потом  вошел  в  подъезд.  Лифт,  когда-то
зеркальный, а ныне фанерный, изнутри  являл  собой  помесь  телефонной
книги, словаря  бранных  выражений  и  анатомического  справочника  по
гениталиям. Пока он  с  утробным  покряхтыванием  тащился  до  шестого
этажа, я в который по жизни раз изучал чернильное изображение мужского
ствола в натуральную величину, с зубастой пастью и  корявыми  глазками
на головке, снабженного надписью "Это Лигун". Опять пришел  к  выводу,
что при безукоризненности замысла не уловлено портретное  сходство,  и
покинул  кабину,  дав  себе  слово  как-нибудь   наведаться   сюда   с
авторучкой, чтобы подправить рисунок.
    Глубоко вздохнув, я разжал окостеневший в кармане кулак,  выпустил
монеты и позвонил  в  дверь.  Лигун  что-то  не  спешил  открывать.  Я
позвонил еще, с тем же неуспехом. Приложил ухо к двери, услышал где-то
в глубине его апартаментов журчание, то ли на кухне, то ли  в  ванной.
Позвонил еще раз, долгим звонком,  этаким  полицейски  требовательным.
Потом грохнул по двери каблуком и рыкнул:
    - Эй, Лигун! Открывай, кровь и гром! Чего копаешься?
    Послышались торопливые шаги, шлепающие, босые.
    - Кто там? - спросил из-за двери незнакомый мужской голос.
    Линза  смотрового  очка  потемнела,   лишенная   сквозного   света
приникшим к ней с той стороны глазом. Признаться, не слишком я  уважаю
мужиков, которые пользуются смотровым очком, цепочкой или  спрашивают,
кто пришел, прежде, чем  открыть.  Ну  зачем  они  лишают  себя  шанса
подраться, если он хоть чуточку наклевывается?
    - Я к Лигуну, он меня ждет.
    - А он ушел, - сообщил мужик. - И будет только завтра утром.
    - Ну, бзец! - громко удивился я. - Быть не может. А вы-то что  там
делаете?
    - Я его брат. Приходите завтра.
    - Ладно, так и сделаю.
    Мужик зашлепал обратно, видать, в ванную,  а  я  подошел  к  двери
лифта, распахнул ее и тут же с силой захлопнул, не входя. Гулкий  звук
прокатился по подъезду. Пусть тот  тип  думает,  что  я  отвалил.  Тут
что-то не так, нечисто. И дозу свою ждать до утра я не намерен.
    Рядом с лифтовой сетчатой шахтой наклонная железная лесенка вела к
чердачной двери. Я сел на  грязную  ступеньку  и  стал  ждать.  Сквозь
смотровое очко из  квартиры  Лигуна  меня  заметить  не  могли.  Будем
надеяться, мой толкач еще жив, хотя ручаться за это я нипочем не  стал
бы.
    Как и следовало ожидать, через четверть часа  дверь  открылась,  и
оттуда вышел названый братец Лигуна. Крепкий молодой мужик, но не тот,
что прикатывал час назад на вездеходе. Прическа и  лицо  обыкновенные,
одежда обыкновенная, на плече объемистый жесткий кофр, вроде тех,  что
носят фотографы. Аккуратно заперев все  три  замка,  он  повернулся  и
увидел меня.
    - Хочу все-таки дождаться вашего братца тут,  -  сообщил  я.  -  А
вдруг он раньше придет.
    Парень пожал плечами.
    - Валяйте. Можете сидеть хоть целую ночь. Я не возражаю.
    Он пошел на меня, то есть, к лифту.  С  усмешкой  я  посторонился.
Странно, он не напал. И оружия, вроде, при  нем  не  было.  Безмятежно
расслабленный тип, только что из-под душа, с чистой шеей,  совестью  и
биографией.
    - Между прочим, мы с Лигуном в одном дворе росли, - сообщил  я.  -
Очень хорошо знаю всех трех его сестренок. Просто лапочки. Только  вот
братца у него в семье не наблюдалось. К чему бы это, а?
    Парень распахнул дверь лифта и удостоил меня взгляда через  плечо.
Ну, глаза у него были еще  те.  Профессиональные  глаза.  Два  дульных
среза в упор. На меня они не подействовали, но он, пожалуй, и не хотел
припугнуть, просто такое выражение глаз у человека. Вроде убьет  и  не
сморгнет.
    - А ты недогадливый, -  спокойно  ответил  он.  -  Я  и  есть  его
сестренка.
    Захлопнул за собой дверь, нажал на кнопку  и  поехал  вниз.  Между
прочим, с ключами от квартиры в  кармане.  Насколько  я  Лигуна  знаю,
живым бы он ключи не отдал даже господу Богу.
    Следовало все-таки парня скрутить. Однако сам он  не  бросился  на
меня,  и  вообще  был  окутан   броней   непрошибаемого   спокойствия.
Зацепиться не за что, выбрать момент для атаки  никак  не  получается,
психика буксует. И потом, что я, сыскарь, что ли?
    Не мешкая, я взобрался по  железной  лесенке  к  чердачной  двери,
примерился.  Ухватившись  обеими  руками   за   вертикальную   стойку,
откачнулся назад, а потом вмазал обеими ногами  рядом  с  косяком,  по
замку. Дверь, как миленькая,  распахнулась.  Запорную  планку  срезало
напрочь вместе с шурупами и куском косяка. Нормально.
    Далеко внизу ухнула дверь лифта. Я  вошел  на  чердак,  закрыл  за
собой  дверь  и  подпер  изнутри  обрезком  доски,  чтоб  случайно  не
приоткрылась. В голове у меня сидело одно. Лигун летом  всегда  держит
окна открытыми.
    Пробравшись меж косых балок к слуховому окну, я  распахнул  его  и
выбрался  на  крышу.  Осторожно,  придерживаясь  за  ребристые   стыки
кровельной жести, спустился по крутому скату, забирая наискосок влево.
Лег на пузо, ухватился за желоб, заглянул вниз. Там, в  трех  секундах
свободного полета,  меня  поджидала  мостовая.  Голубой  полуфургон  с
нахальной сестренкой Лигуна удалялся на полном газу. Интересно, а есть
ли у моего толкача вообще хоть какая-то родня? Если да,  ее  наверняка
ждут приятные хлопоты о наследстве.
    Я крепко вцепился в желоб, сполз через  край,  повис  на  руках  и
разжал пальцы. Порхать бы мне вольным трубалетом до самого низа,  кабы
не оказался случайно на пути балкон, да еще  не  чей-нибудь,  а  моего
лучшего друга Лигуна.  Он  оставил  гостеприимно  приоткрытой  оконную
раму, и я, не мешкая, воспользовался  этим  трогательным  приглашением
войти.
    В просторной гостиной с помпезной доисторической мебелью  не  было
ни души.  Тела  тоже  не  было.  Спальня  не  порадовала  меня  ничьим
присутствием. Зайдя в кабинет, я с  интересом  отметил,  что  рядом  с
резным антикварным бюро на оранжевом  ковре  расплылось  свежее  пятно
крови. Над ним, на уровне груди, в штукатурке  засела  пуля.  Тридцать
третий калибр, да еще в упор, прошивает насквозь. Труп  унесли,  но  я
смутно догадывался, куда. В ванную, не иначе.
    В коридоре сиротливо расположились два ярких шлепанца с помпонами,
один за два шага от другого. Явно  слетели  с  ног  хозяина,  которого
волокли через всю квартиру. Что за малопонятная  причуда,  затаскивать
убитого в укромное место. Труп запросто мог бы лежать, где уложили, на
роскошном галийском ковре, никому оно не помешало  бы.  Однако  открыв
дверь в ванную, я понял, зачем это сделали. Хотя,  с  другой  стороны,
вообще перестал понимать, что к чему, и остолбенел.
    Нет, не душ принять сюда забегала самозваная сестренка  Лигуна  со
спортивной мускулатурой и фоторепортерским кофром.  Узорную  плиточную
облицовку забрызгало кровью, словно тут отводил  душу  пьяный  мясник,
истосковавшийся по своей работенке. Одетый в легкий блузон и батиковые
тренировочные брюки, Лигун сидел в здоровенной ванне. Что  у  него  за
штука оказалась вместо головы, я в первый момент даже не сообразил.
    Вроде бы я всяческого понавидался, однако то было на войне. А  вот
тут меня вдруг пробрала оторопь, и я едва не выблевал  прямо  на  труп
все, чем щедро попотчевал Джага.
    На голове убитого сделали длинный надрез, от виска до виска  через
затылок, потом  кожу  содрали,  выворачивая,  как  чулок,  и  оставили
болтаться кровавый лоскут  со  свисающими  сосульками  волос,  целиком
накрывающий лицо. Полчерепа спилили, костяную скорлупу кинули  на  дно
ванной. А головной  мозг  вырезали  напрочь,  оставив  пустую  чашу  с
белесым пеньком и розовой лужицей внутри. Вот так.
    В этом было что-то нечеловеческое, лабораторное,  и  абсолютно  не
поддающееся  пониманию.  Передернувшись,  я   выкатился   из   ванной,
направился на кухню, жадно выхлебал  здоровенную  кружку  воды  из-под
крана. Там меня ждал еще один сюрприз.
    Зелье Лигун толкал вовсю, в любых количествах, но  сам  отнюдь  не
употреблял, по нему было видно. Между тем в шкафчике, откуда я  достал
чистую кружку, стояла никелированная коробка стерилизатора и рядом все
необходимые  причиндалы  -   жгут,   пачка   ваты,   пузырек   спирта.
Аккуратненько так, словно у начинающего шпыря, который еще  не  махнул
рукой на гигиену.
    Из кухни я вернулся  в  кабинет.  Случайно  я  знал  одну  ховалку
Лигуна, как-то раз он спешил и обслужил  меня  прямо  в  прихожей,  по
быстрому, не  приглашая  зайти  в  гостиную.  Взяв  деньги,  юркнул  в
кабинет, даже не прикрыв за собой дверь. И с того места, где я  стоял,
можно было проследить за его отражением в дверном стекле -  подошел  к
помпезному бюро, откинул крышку,  монеты  кинул  в  выдвижной  ящичек,
сунул палец в бювар и нажал секретную  пружину.  Ребро  резной  панели
откинулось, там-то и находился потайной ящик с фасованными дозами.
    Крышка бюро была незаперта, и в глубине меж перегородками  бювара,
раздвинув  письма,  я  нашарил  выпуклую  деревянную  клавишу.  Панель
щелкнула, откинулась, заветный ящик послушно выдвинулся на два пальца.
Невысокий и широкий, словно поднос, он был, скорей всего, предназначен
мастером для хранения любовных писулек. Фасовок с порошковым грибняком
в  нем  почему-то  не  оказалось,  только  один-единственный   плоский
пластиковый флакон величиной в ладонь, наполненный  снадобьем  на  две
трети.
    Мешкать не люблю, тут же я пошел на кухню и быстренько  приготовил
вмазку по всем правилам передовой технологии. Даже не  мечтал,  что  у
Лигуна отыщется шприц, но коли уж нашелся, зачем откладывать  до  дома
святое дело, и так я намыкался до  последнего  не  могу.  Мои  потроха
прямо-таки подвывали от нетерпения, пока я  не  вогнал  иглу  в  вену.
Повезло, попал сразу, нашелся неистыканный участок.
    Шпыряться  машинкой  убитого  толкача,  в  одной  квартире  с  его
изуродованным тепленьким трупом, мародерски отхачить дозу... А в конце
концов, какие тут могут быть сантименты. Я не зверь, не чурбан, однако
и не вполне человек. Или нет, наоборот, это все чисто  по-человечески.
На что люди способны, я знаю давно и слишком хорошо. Если  кто  лелеет
иллюзии, пусть сходит на экскурсию в ванную, полюбуется на Лигуна.
    Холить мазу я отправился в  гостиную.  Уже  смеркалось,  но  света
зажигать, конечно же,  не  стоило.  Развалившись  в  мягком  кресле  с
высокой спинкой, я вытянул натруженные ноги, прикрыл глаза и  замер  в
предвкушении. Прошло несколько минут, но  маза  не  накатывала.  Потом
вдруг непонятное началось. Да,  ни  с  того  ни  с  сего  влетел  я  в
непонятное.
    Словно бы моя голова  разбухла  вроде  воздушного  шарика,  и  там
началась  крутая  поедрень.  Цветные  фейерверки,   фонтаны   шипучего
кипяточка, звездный  коллапс  и  снежная  лавина,  горские  ритуальные
пляски с копьями,  парад  муниципальных  пожарников  и  поножовщина  в
сортире  танцплощадки,   цветочный   ливень   и   гнойный   дерьмопад,
всенародное ликование по случаю такого случая и так  далее,  всего  не
перескажешь. Черепушка вспухала, потом  ее  будто  вскрыли  консервным
ножом, и туда хлынул космос. Потом вообще наступил полный бзец. Но  не
полный, поскольку следующий оказался еще корявей. А потом  я,  как  ни
странно, очухался, живой и здоровый.
    Что ж за снадобье такое я себе впорол по  запутанке,  ведь  так  и
окочуриться  недолго.  Ни  малейшего  отношения   оно   не   имело   к
благородному кристаллическому ангидриду экстракта пещерных грибов, это
уж точно.
    Стояла  глубокая  ночь,  но  в  отсветах  уличных  фонарей   слабо
поблескивал циферблат настенных часов. Судя  по  ним,  меня  мотало  в
отключке почти пять часов, это вдвое дольше,  чем  тащится  нормальная
маза.  Ну  и  результат  был  необычным.  Мягко  сказано,   необычным.
Сногсшибательным. Неописуемым. Волшебным.
    Меня словно подменили. Банальное выражение, однако оно как  нельзя
более к месту. Мои пять заскорузлых  чувств  точно  вынули,  починили,
прочистили, смазали, вставили на прежние места. Во всем теле ясность и
легкость. Но если бы только это. Совершенно  по-иному  текли  мысли  -
быстро, четко, причем одновременно их умещалось в уме сразу несколько,
и они будто бы маршировали дружной колонной по шесть. Или  по  десять,
неважно. Примерно так:
    - размышления о природе загадочного зелья;
    - анализ обстоятельств гибели Лигуна;
    - восхищение величием и гармонией мироздания;
    - разработка плана, как смотаться отсюда;
    - порядок уничтожения всех следов моего пребывания;
    - благодарность судьбе за все, что со мной стряслось;
    - оценка ситуации, невозможность в ней разобраться из-за  скудости
вводных;
    - прочие мелочи.
    Никогда не представлял, что можно мыслить  подобным  образом.  Мой
мозг  набряк,  пульсировал,  охваченный  легким  жаром.  Это   внушало
известную тревогу, однако, с другой стороны, ни в  какое  сравнение  с
терзаниями ожиданки не шло.
    Некоторые факты носили недвусмысленный и неопровержимый  характер.
Лигуна убили вне связи с его наркоделишками. Из квартиры, набитой  под
завязку дорогим барахлом, не вынесли ничего, кроме  больших  полушарий
хозяина. Он обзавелся шприцом и, вероятнее всего, ввел себе загадочное
лекарство,  действие  которого  теперь  испытывал  на  себе   я.   Оно
чудодейственным образом влияло на работу  мозга.  И  это  было  важно,
настолько важно, что Лигуна  не  просто  пристрелили,  а  вскрыли  его
черепушку и похитили головной мозг.
    Ситуация предельно загадочная, притом она  не  сулила  мне  ничего
хорошего. Слишком велики шансы  разделить  судьбу  Лигуна,  если  меня
здесь  застукают.  С  одного  боку,  мной  безусловно   заинтересуется
полиция,  с  другого  -  таинственные  охотники  за  мозгами.  Это   в
зависимости от того, кто меня засечет в связи с  квартирой  покойного.
Недурной переплет.
    Мне было бы чертовски  трудно  объяснить  при  случае,  что  не  я
угрохал толкача, а потом взял ножик, пилу и  всласть  поизмывался  над
трупом. Пусть даже я видел двоих ребят из банды,  громилу  из  черного
вездехода и хирурга  из  голубого  полуфургончика.  Поди  их  доищись,
попробуй докажи. А я - вот он, я, готовый образцовый  подследственный,
хоть в рамочку вставляй.
    Предстояло выбираться отсюда,  как  можно  быстрее  и  незаметнее.
Однако  у  меня  прорезался  жуткий  аппетит,  пришлось  пошуровать  в
холодильнике. Там нашелся солидный кус копченого филе, и я умял его  в
два счета. Лигуну эта еда, разумеется, уже ни к чему, не оставлять  же
полицейским. А вот отхачить денег из бюро мне  было  тошно  почему-то.
Может быть, потому, что наварены они на несчетных муках  нашего  брата
шпыря, не знаю. Взял только чудодейственный плоский флакончик.
    Я четко понимал, что в нем лекарство от наркоты, мое спасение.  Но
долго ли оно подействует и необратим ли его эффект,  насколько  долгий
курс уколов потребен - оставалось загадкой.
    Передвигаясь по ночной  квартире  с  тряпкой  и  стирая  отпечатки
пальцев,   я   обнаружил   у   себя   новую    способность.    Немного
сосредоточившись,  я  до  мельчайших  деталей  вспомнил  каждое   свое
движение  с  того  момента,  как  влез  в  окно.  Каждый  шаг,   любое
прикосновение  к  предметам  обстановки.  Моя   память   работала   со
сверхъестественной четкостью.
    Параллельно я прикидывал, где может быть спрятан  второй  комплект
ключей, и быстро пришел к выводу, что проще выйти тем же путем,  каким
вошел, через балкон. Только вот  вскарабкаться  по  гладкой  стене  на
высоту в два моих роста не получится. Тут же  в  моих  свежевылеченных
мозгах прорезалась абсолютно шальная идея. Сам же поначалу  ее  отмел,
но  она  моментально  обросла  расчетами,  чуть  ли  не  графиками   и
чертежами,  словно  ею  занималось  целое  проектное  бюро  у  меня  в
черепушке. Несколько минут ушло на додумывание,  проверку  и  шлифовку
нюансов. Попробовать, во всяком случае, стоило, при  всех  сумасшедших
очертаниях идеи не обнаруживалось явного смертельного риска.
    Рискнув зажечь свет в прихожей, я отыскал в одном из шкафов  моток
тонкого синтетического троса, как раз то, что надо. Вылез  на  балкон,
пропустил трос через кольцо для бельевой веревки, подергал -  годится.
Примерился, какой будет амплитуда, на сколько потребуется длины. Затем
отрезал нужный кусок сложенного вдвое троса, и двойной  конец  завязал
мертвой удавкой со стопором у себя на кожаном ремне. Отошел  в  другой
конец балкона, выбрал лишнюю длину, зажал  в  кулаке  и  взобрался  на
перила.  Вниз  уходило  темное  ущелье  улицы,   в   голове   у   меня
прокручивалось каждое движение, и сила толчка,  и  траектория,  и  вся
последовательность головоломного номера.
    Натянув  трос,  я  резко  оттолкнулся   ногами   и   полетел   над
шестиэтажной пропастью, как мальчишка на ярмарочных гигантских  шагах.
Спустя миг, точно вовремя, расслабил кулак и рухнул почти на всю длину
туго натянувшегося троса. Сумасшедшим маятником меня вынесло далеко за
угол дома, вдобавок еще подзакрутило. Надвинулся бетонный  брандмауэр,
я  самортизировал  поджатыми  ногами,  отпустил  остаток  веревки   и,
отчаянно качнувшись всем корпусом, сумел достать до пожарной лестницы.
Цирковой трюк удался. Не столько мне, сколько моим новым  мозгам.  Они
словно  бы  разделились  на  несколько   частей,   каждая   заведовала
координацией движений, сообщалась с другими, обмениваясь выкладками  и
указаниями, а еще одна часть  охватывала  процедуру  прыжка  в  целом,
сводя  все  к  общему  руслу.  Без   такого   ежемгновенного   наития,
сложнейшего расчета и четкой корректировки  я  нипочем  бы  не  сделал
того, что сделал. В крайнем случае, прыгал бы несколько раз, взбирался
бы по тросу  на  балкон  и  повторял  бы  попытку.  Может,  ушибся  бы
разок-другой. А  так  все  вышло  чисто,  гладко  и,  смею  надеяться,
элегантно. Только любоваться и аплодировать было некому.  Но  я  не  в
претензии.
    Без промедления я  выдернул  стопорный  конец,  распустил  узел  и
смотал трос, а моток спрятал за пазуху, чтобы выкинуть  где-нибудь  по
дороге. Спускаться по  пожарной  лестнице  было  чересчур  рискованно,
любой случайный прохожий, увидев такое, заподозрил бы неладное  и  мог
поднять шум. Поэтому я поднялся  на  крышу,  залез  в  слуховое  окно,
сквозь кромешную темноту прокрался до чердачной двери,  убрал  обрезок
доски и тихонечко выглянул наружу. В  подъезде  тишь,  никого.  Лифтом
грохотать не стоило; я пешком отмахал вниз по лестнице и, как ни в чем
не бывало, вышел на безлюдную ночную улицу.
    Никто меня не видел, никто не поднял тревоги. Обошлось.
    Ласковая и душистая ночная  темень  льнула  к  лицу.  Я  был  жив,
свободен, свеж как малосольная улитка и шел к себе домой. В  нагрудном
кармане у меня имелся флакон  с  волшебным  лекарством,  а  на  плечах
голова с новехонькими отличными мозгами.  В  полной  целости,  как  ни
странно.

                                  3.
    Много, невероятно много передумал я на  долгом  пути  домой  через
ночной город. Голова человеку дана, конечно, не только для того,  чтоб
носить фуражку. Но прежде я  и  не  подозревал,  каким  благом,  каким
огромным наслаждением могут быть раздумия.
    Непривычно пустынная и тихая столица простиралась вокруг меня, она
была темна и прекрасна, полна мерцания и трепета,  нежных  огоньков  и
густых теней. И я  шел  по  выпуклому  боку  планеты,  погруженному  в
космос, и у меня над головой переливалась бесконечная звездная бездна,
которую я ощущал как часть моего  собственного,  крошечного  естества.
Был я ничтожной теплой пылинкой в громадном мироздании,  дышал  сочной
прохладой ночи, шагал по своим микроскопическим делам, и в то же время
вмещал всю глубину и ширь вселенского пространства, сливаясь с  ним  в
неизъяснимо пронзительной полноте.
    Ну не смешно ли, отставной солдафон, полунищий инвалид на  пенсии,
одинокий обломок человека, еще совсем недавно барахтавшийся в  трясине
наркомании, и вдруг  его  посещают  возвышеннейшие  мысли  и  чувства,
достойные поэта или священника? Может, и смешно, только мне наплевать.
Я толком не понимал, что творится в  моих  мозгах,  но  без  сомнения,
порошок из тайника произвел в  них  необычайный  и  важный  переворот,
после которого в определенном смысле я стал другим существом,  которое
ощущает и мыслит иначе, нежели прежде.
    Целые реки мыслей привольно текли у меня в голове, одни  пышные  и
цветистые,  на  возвышенный  манер,  другие  четкие   и   сухие,   как
бухгалтерский отчет и косточки абака; всем  им  находилось  место,  ни
одна не была лишней или  зряшной.  Изрядная  доля  раздумий  вращалась
вокруг нелепых и страшных обстоятельств гибели Лигуна.  Чем  дольше  я
над ней размышлял, тем запутаннее представлялась эта история.
    Довольно быстро я понял, что поначалу дал маху, сочтя  громилу  из
вездехода и паренька с фоторепортерским кофром  членами  одной  шайки.
Тут явно действовали две разнородные силы, причем  независмо  друг  от
друга. Те двое приехали  и  уехали  порознь,  один  за  другим.  А  на
оранжевый ковер из пулевой раны натекла изрядная лужа  крови.  Картина
получалась такая: первый убил и ушел, затем, позже,  явился  второй  и
перетащил труп в ванную, чтобы вскрыть череп и вырезать мозг. Оба  они
не доискались флакона с лекарственным порошком, который теперь лежал у
меня за пазухой.
    Сам Лигун незадолго до смерти чуял  неладное.  Он  явно  собирался
дать  мне  какое-то  поручение,  наверняка  важное  и,  скорей  всего,
связанное с  причинами  последовавшего  убийства.  Так  или  иначе,  я
оказался впутан в это дело, и оставалось лишь надеяться,  что  полиция
ничего не разузнает и не доберется до меня. А пуще блюстителей  закона
мне следовало остерегаться лихих ребят, которые охотятся  за  мозгами.
Если они заинтересуются моей скромной особой, у меня  есть  все  шансы
разделить судьбу Лигуна. С одним из них мы  виделись  нос  к  носу  на
лестничной площадке, и у него в кофре лежали  свежевырезанные  большие
полушария убитого. Не то,  чтобы  я  трусил,  просто  неохота  гибнуть
по-глупому и неведомо за что. А кстати, трусость принадлежит  к  числу
необходимых  качеств  человеческой  натуры.  В  цапровых   болотах   я
навидался храбрецов, которым море по колено. Больше недели ни один  из
них на фронте не зажился. Толика трусости  еще  никому  не  повредила,
зато спасла многих. Меня в том числе.
    Еще   одно   удивительное   свойство   моих   обновленных   мозгов
обнаружилось, когда я подумал о навестивших Лигуна  типах.  Мысли  шли
своим чередом, а параллельно память стала подбрасывать мне  детальные,
во всех мельчайших подробностях, картинки увиденного.  Вспомнились  не
только лица, но и номера автомобилей, которые я вроде бы и не  пытался
запоминать. У вездехода - ТХ 8047, а у голубого полуфургона - КА 5332.
Словно бы серия  стоп-кадров  прокрутилась  у  меня  в  голове,  и  я,
разглядывая их заново, отмечал детали, на которые  сперва  не  обратил
внимания. Ну скажем, у парня, который хладнокровно назвался сестренкой
Лигуна, были массивные часы какой-то заковыристой марки, со множеством
всяких кнопочек, наверняка привозные, с южного континента. Или  другая
мелочь: тот мужик, что  приехал  на  вездеходе,  носил  обувку  не  по
погоде, высокие шнурованные ботинки на  толстенной  рубчатой  подошве.
Словом, память у меня стала невероятно цепкой.
    Долго ли, коротко ли, добрался я  до  дому  на  утренней  заре  и,
донельзя усталый, завалился вздремнуть, покуда солнца  не  взошли,  не
накалили крышу и не превратили мою каморку в духовую печь.
    Впрочем, вскоре меня разбудили самым варварским и наглым  образом.
Причем не полиция и не бандиты, их я еще худо-бедно мог бы  понять,  а
пресловутая сушеная стерва из жилкомендатуры,  которая  нажала  кнопку
дверного  звонка  и  садистски  не  отпускала  до  тех  пор,  пока  я,
встрепанный, в наспех накинутом драном халате, не отворил ей дверь.
    - Долгонько спите, - вместо приветствия заметила она  с  гаденькой
улыбочкой.
    - Как умею, - огрызнулся я.
    - Гуляете где-то. Вчера вас ни утром, ни вечером дома не  было,  -
элегически продолжала она.
    - Это никого не касается.
    Стерва прямо-таки сияла от удовольствия,  наверняка  припасла  для
меня новую гадость.
    - Гуляете, значит. А за жилье не плочено.
    - Вот получу пенсию и  рассчитаюсь,  -  я  хотел  было  захлопнуть
дверь, но сволочная сушеная баба многозначительно воздела палец в знак
того, что разговор далеко не окончен.
    - Эти песенки мы уже слышали. И перед  прошлой  пенсией,  и  перед
позапрошлой. Долгу-то на вас уже сто восемьдесят с полтиной набежало.
    Я промолчал. Выплатить долг мне и впрямь будет непросто.
    - Ну вот что, дорогуша...
    - Я вам не дорогуша, а боевой офицер, - оборвал я ее.
    -  Может,  и  так,  только  для  нас  вы  злостный   неплательщик.
Подписывайте-ка бумагу, - она вытащила из папки листок и ткнула мне  в
руки вместе с грошовой авторучкой,  обгрызанной  и  замусоленной  так,
словно стерва на ней вымещала всю свою женскую ущербность.
    - Это еще что такое?
    - А вы читайте. Там написано.
    Бумага была напечатана  от  моего  имени  на  хромой  канцелярской
машинке,  дескать,  обязуюсь  погасить  задолженность  до  конца  сего
месяца, в противном случае буду выселен с  занимаемой  жилплощади  без
предупреждения, о чем извещен  официально.  В  общем,  дожил  защитник
отечества до светлого праздничка.
    - И число поставьте, - присовокупила стерва.
    - Сегодня седьмое? - машинально  спросил  я,  расчеркиваясь  внизу
бумажонки.
    - Восьмое, дорогуша. Хорошо же вы гуляете, дням счет потеряли.
    Не может быть. Что угодно, только вот сбиться  со  счета,  сколько
осталось до пенсии,  я  никак  не  мог.  Вчера,  шестого,  я  ходил  к
Лигуну...
    - А вы ничего не путаете?
    - Я ничего не путаю,  -  презрительно  фыркнула  она.  -  Это  вы,
видать,  напозволялись  до  беспамятства.  Соседи  говорят,  как  ушли
позавчера  спозаранку,  так  дома  и  не  появлялись.  До  свидания...
гос-по-дин боевой офицер.
    Ядовито подковырнув меня последней фразой, она забрала  бумаженцию
и ручку, сделала налево кругом марш, застучала башмаками по  лестнице,
умудряясь  всей  спиной  выражать  презрение  к   беспутному   гуляке,
злостному неплательщику, гадкому несносному мужчине. А я запер дверь и
уселся  на  тахту,  над  которой  висел  табель-календарь  с  исправно
вычеркиваемыми датами. Седьмое...  Восьмое...  Лигуна  убили  шестого.
Сегодня восьмое. Выходит, я пробыл у него на квартире  в  отключке  не
пять часов, а сутки с лишним. Ну и лекарство.
    Понадобилось несколько мгновений, чтобы взвесить и  осмыслить  мое
положение.
    Давая дозу в долг, Лигун демонстративно записал на бумажке, что  с
меня причитаются две монеты. Искать этот клочок там, в квартире,  было
безнадежным делом. Впрочем, полиция наверняка его доищется. И  если  я
там значусь не по имени, а  по  фамилии,  не  миновать  мне  серьезных
неприятных разговоров: где я ошивался ночью с седьмого  на  восьмое  и
потом весь день, почему не ночевал дома, согласно показаниям  соседей.
Автоматически я попадаю в  разряд  подозреваемых,  и  версия  убийства
выстраивается прямо сама собой: шпырь в ожиданке  замочил  толкача,  у
которого был в долгу, потом зверски надругался над трупом. А то, что я
всерьез шпырялся, установит любой эксперт,  достаточно  посмотреть  на
мои исколотые вены, там живого места не осталось.  Алиби  нету,  мотив
налицо.  Сверху  начальство  жучит,  мол,  когда  раскроете  кошмарное
убийство   на   радость   общественности?   Сейчас   раскроем,    ваше
превосходительство, мы  это  мигом,  убийцу  поймали  уже,  только  он
отпирается, мерзавец, ну да ничего, вытряхнем из  него  чистосердечное
собственноручное  признание  вместе  с  зубами  и  потрохами.  Пожалте
бриться, взводный Трандийяар...
    Так что угроза выселения -  сущий  пустяк  по  сравнению  со  всем
прочим. И не требуется особо мощных мозгов, чтобы найти наилучший, для
начала  единственно   возможный   выход.   Надо   сматываться   отсюда
подобру-поздорову. А что денег в кармане всего четыре монеты, не беда.
Подамся в горы, в родную деревушку, оттуда  меня  никакая  полиция  не
выцарапает. Доберусь денька за два на попутках,  вот  и  вся  недолга.
Давно мне следовало туда махнуть  и  обосноваться  на  покое  в  отчих
краях, да только зелье меня  держало  на  крючке.  Но  теперь  никаких
проблем нет.
    Быстренько достал я из комода смену исподнего, две чистые рубашки,
полотенце и всякую мелочевку  вроде  носков  и  платков.  Поколебался,
брать ли бритвенный прибор, посмотрел в зеркало и  махнул  рукой.  Моя
щетина вошла  аккурат  в  промежуточную  стадию  между  небритостью  и
бородой. Пускай растет. Непривычно для офицера, но какой уж теперь  из
меня, к ляду, военный. А что сам на себя  не  похож,  так  это,  ввиду
возможных розысков, даже к лучшему.
    Отправляясь в бега, щеголять в мундире с орденами на груди тоже ни
к чему, слишком  приметно.  Я  переоделся  в  легкую  куртку  и  брюки
дудочкой, которые носил, помнится, еще до  войны.  Флакон  с  порошком
переложил во внутренний карман куртки и застегнул пуговичку. На случай
холодных ночей, которые в горах не редкость, откопал в  комоде  свитер
двойной вязки, присовокупил к кучке собранных в дорогу шмоток и  полез
под тахту за чемоданом. Там меня ожидал сюрприз.
    На пыльном полу, рядом  с  моим  видавшим  виды  чемоданом,  лежал
щегольский плоский чемоданчик из  натуральной  кожи,  с  какими  ходят
деляги. Он пропахал широкую борозду в серых клочьях  пыли,  когда  его
крепким тычком отправили вглубь под тахту. И случилось  это,  судя  по
следу, совсем недавно. Вот так номер.
    Вытащив находку, я помедлил, собираясь с  духом,  потом  отщелкнул
крышку. Даже не  будь  я  крайне  любознателен  от  природы,  все-таки
интересно, что за улики не поленились мне подбросить.
    Чемоданчик оказался  набит  пачками  денег.  А  поверх  них  лежал
длинноствольный  пистолет  с  глушителем.  Полуавтоматический  "Мидур"
тридцать третьего калибра, типичная бандитская пушка. Безо всякой  там
баллистической экспертизы нетрудно понять,  из  какого  именно  ствола
замочили бедолагу Лигуна. Из этого самого. Иначе зачем бы он  оказался
в чемоданчике под моей тахтой.
    Денег было много. Очень много. Столько, что одуреть впору. Едва  я
кинул на них взгляд,  некий  безошибочный  счетчик  у  меня  в  голове
отчеканил:"Триста шестьдесят тысяч." Ну да, верно, два ряда  по  шесть
пачек в три слоя, по тысяче десятками в  каждой  пачке,  аккуратненько
обандероленной   крест-накрест   самодельными   бумажными   полосками.
Прямиком из наркобанка, надо полагать. Между прочим,  это  три  тысячи
семьсот восемьдесят девять моих пенсий, то есть, на  двести  пятьдесят
два года вперед, что моментально вычислили мои безупречные неугомонные
мозги.
    Ну и как насчет того, чтобы прожить эти двести пятьдесят два года,
по пятнадцать месяцев каждый, на девяносто пять  хухриков  ежемесячно,
уважаемый  пенсионер  Трандийяар?  Бред   какой-то.   Я   даже   начал
проникаться повышенным уважением к своей скромной персоне, ведь кто-то
же ухнул такую прорву денег ради того, чтобы меня подставить.  Хотя  в
качестве неопровержимой улики вполне хватило бы пистолета.  Загадочная
щедрость, прямо скажем.
    В обойме осталось четыре патрона, пятый в стволе, два потрачены на
Лигуна. Ствол нечищенный, со свеженьким пороховым нагаром.
    По  логике  событий  следовало   ожидать,   что   скоро   нагрянут
полицейские. Но предпочтительнее все-таки смотаться отсюда прежде, чем
они заявятся.
    И тут раздался звонок в дверь.
    До сих пор для полного набора улик  недоставало  самой  малости  -
моих отпечатков пальцев на  чемоданчике  и  оружии.  Теперь  даже  эта
крохотная неувязка устранилась по  воле  случая,  и  меня  можно  было
арестовывать тепленького, безнадежно влипшего по самые уши.
    Только вот звонок брызнул коротенькой, как бы неуверенной  трелью,
словно палец ожегся о кнопку  и  отдернулся.  На  полицейские  замашки
совсем не похоже.
    Ногой запихнув чемоданчик с деньгами под тахту, я  сунул  пистолет
за спину, под брючный ремень, одернул куртку и пошел открывать.
    На пороге стояла Зайна.
    - Здравствуй, Мес, - произнесла она с какой-то вымученной,  слегка
перекошенной улыбкой.
    - Здравствуй, - ответил я и посторонился, пропуская ее в прихожую,
она же кухня, она же гостиная, она же душевая при случае.
    Появление бывшей жены и вовсе не  лезло  ни  в  какие  ворота.  Ну
ладно, подброшенные пистолет и  кучу  денег  еще  можно  вразумительно
объяснить. Но приход Зайны?
    Неужто ее пухленький интендант ухитрился пасть смертью храбрых  за
Родину и Адмирала на каком-нибудь из продовольственных  складов?  Или,
того пуще, в ней взыграли высокие чувства - любовь, долг, жертвенность
и разные прочие мерехлюндии? Но тогда это не Зайна.  Или  я  уж  вовсе
ничего не понимаю.
    - Вот, - сказала она. - Зашла посмотреть, как ты живешь.
    - Что ж, проходи в комнату, - откликнулся я.
    И она вошла в комнату, где тысячи раз бывала, сама не ведая  того.
Желанная и презренная, любимая и ненавистная, впервые она  вошла  туда
наяву и уселась на табурете, сложив руки на коленях,  как  пай-девочка
на уроке.
    От всего этого веяло глубоко запрятанной, но  отчетливой  фальшью.
Она толком не представляла, как ей держаться и что говорить.  Не  сама
она сюда пришла, не по своей воле. Но по чьей?
    - Позавчера, когда ты проходил мимо моего дома, у тебя  был  очень
больной вид. Тебе что, сильно нездоровится?
    Заботливая Зайна, обеспокоенная моим самочувствием. Ну,  доложу  я
вам, это похлеще, чем триста шестьдесят тысяч хухриков под тахтой.
    - Да так, средне. Старые раны беспокоят.
    - Ты хоть питаешься нормально? Денег хватает?
    Можно подумать, она пришла покормить меня за счет бравого младшего
интенданта.
    - Родина платит пенсию  своему  незабвенному  герою,  -  обтекаемо
разъяснил я.
    - Да ведь это гроши, разве на них проживешь...
    - Родина считает, прожить на пенсию можно. Не мне опровергать  это
мнение.
    - Ты все такой же, Мес, - вздохнула бывшая жена. - Ни капельки  не
изменился.
    Я промолчал. Ее всегда раздражал мой стиль юмора,  вероятно,  и  в
самом деле несколько громоздкий.  Сказывалась  разница  в  интеллекте,
которую  я  однажды  бестактно  сформулировал  вслух:  я   был   умным
придурком, а  Зайна  придурковатой  умницей.  Конечно  же,  она  тогда
обиделась, и еще как.
    - Уезжать собираешься? - она окинула взглядом шмотки,  разложенные
на покрывале тахты.
    - Ненадолго.
    - И куда, если не секрет?
    Тут у меня в уме словно  включился  предостерегающий  сигнал.  Как
если бы зажглась надпись здоровенными  красными  буквами:  "Осторожно,
Мес! Это все неспроста."
    - Да старый приятель зовет к себе отдохнуть.  У  него  домишко  на
берегу Тергамской бухты.
    Это тоже, как и моя родная деревенька, пятьсот стир отсюда, только
совсем в другую сторону. Пускай ищут все, кому не лень. А кому не лень
было прислать ко мне Зайну, я уже догадывался. И это  не  полиция,  не
бандиты, а почище, чем те и  другие  вместе  взятые.  Только  младенцу
неведомо, что в каждой семье военнослужащего надлежит быть  нештатному
осведомителю УБ, нашего прославленного Управления Безопасности.  Ежели
в семье всего два человека, нетрудно догадаться, кто из них  регулярно
строчит донесения контролеру из УБ. Меня эти штучки  мало  трогали,  я
человек стопроцентно лояльный. Уж  такая  поганая  работенка  у  наших
УБоищ, равно как и скотская планида офицерских жен. Другого объяснения
визиту Зайны не было и быть не могло. Но  тем  запутанней  становилась
ситуация в целом. Мной заинтересовалось УБ, надо же. Час  от  часу  не
легче.
    - Когда думаешь вернуться?
    Придурковатая умница добросовестно расспрашивала меня,  тем  самым
выдавая себя с  головой  и  совершенно  не  заботясь  о  том,  что  ее
назойливый интерес к моим делам выглядел слишком прозрачно.
    - Да как получится...
    И тут дверной звонок затренькал в типичном  полицейском  стиле.  Я
подумал о подброшенных деньгах и пистолете, мысленно  махнул  рукой  и
пошел отпирать. Семь бед - один ответ.
    Но заявилась ко мне отнюдь  не  полиция.  На  пороге  стояли  двое
толстощеких румяных верзил в каскетках-восьмиклинках и черных  кожаных
куртках, униформе столичных бандюг среднего пошиба. Один из них  сунул
мне под нос дуло пистолет-пулемета "Брен", а свободной  рукой  ухватил
за грудки и отшвырнул к окну.
    - Где башли, падло? - рыкнул он, войдя и захлопнув дверь.
    Второй бандит, тоже с  "Бреном"  наперевес,  заглянул  в  комнату.
Зайна испуганно взвизгнула.
    - Молчать! - прикрикнул на нее второй. - Слышь, Фенк, тут баба.
    - Бзец на нее. Ты глухой, падло? Я говорю, где  башли,  бзец!  Это
наша касса.
    Куцее дуло с толстым  глушителем  подрагивало,  будто  изнывая  от
желания выплюнуть в  меня  длинные  заостренные  пульки  со  смещенным
центром тяжести, любая из которых способна  бешеным  зигзагом  прошить
человека от ключицы до паха или,  вращаясь  юлой,  перерубить  напрочь
руку.
    - Ты путанку гонишь, браток, - нагло ответил я. -  Что  за  башли,
какая касса? Я в непонятке.
    - Сейчас придешь в понятие, падло. Это что, твоя баба?
    Я  счел  излишним  вдаваться  в  тонкости   моего   двусмысленного
положения.
    - Допустим, моя.
    - Возьми бабу на мушку, - велел  напарнику  Фенк.  -  Досчитаю  до
трех, мочи ее. А ты, падло, вникай. Сейчас замочим твою бабу, если  не
отдашь кассу. Раз...
    В умелых руках  очень  серьезная  штука  "Брен",  калибр  двадцать
девять, скорострельность двенадцать пуль  в  секунду.  Но  сноровка  у
верзил была весьма сомнительной. И в квартиру они вперлись с нахальной
неумелостью,  и  оружие  держали  напоказ,  а  не  наизготовку.   Надо
полагать, серьезного отпора эти молодчики никогда не встречали,  и  на
сей раз почему-то сочли себя хозяевами положения.
    - Два...
    Некие очень ушлые ребята убили Лигуна,  забрали  у  него  выручку,
которую подбросили мне в чемоданчике, чтобы отвести от себя подозрения
и подставить меня. Прикончили толкача,  конечно,  не  из-за  денег.  А
потом как-то дали знать наркоклану о том, где искать  виновного.  Хотя
странно, зачем им понадобилось совать в чемоданчик пистолет, эта улика
скорее для полиции, а для громил хватило бы и пачек  с  деньгами.  Шла
путаная загадочная игра, в которую  невесть  с  какого  бока  сунулось
Управление Безопасности, явно  неспроста  подославшее  ко  мне  Зайну.
Представляю, как она отнекивалась, разыгрывала дуреху, и как офицер из
УБ настаивал, требовал от нее добыть свежую информацию обо  мне  любым
путем. Все эти мысли текли у меня в голове с бешеной  скоростью  своим
чередом, а заодно я обдумывал, как понадежнее загасить моих непрошеных
гостей с их пижонскими пистолет-пулеметами.
    - Вон там, - сказал я, показывая пальцем в угол.
    И Фенк, разумеется, купился,  как  маленький.  Он  бросил  быстрый
взгляд туда, где возле плиты висело оцинкованное  корыто.  Этого  было
достаточно, чтобы я  прыгнул  вбок,  уходя  с  директрисы  "Брена",  и
выхватил пистолет из-за спины. Вся моя выучка  осталась  при  мне,  ее
хватило  в  самый  раз,  чтобы   опустить   большим   пальцем   флажок
предохранителя, броситься на пол, всадить пулю в грудь неповоротливого
Фенка.  Его  короткая  очередь  пришлась  по  окну,  брызнули  стекла,
пистолет-пулемет выпал из рук, и бандит завалился навзничь.
    Еще не успел Фенк рухнуть, а я перекатился влево, ловя на мушку  в
дверном  проеме  его  напарника.  Однако  прежде,  чем   мне   удалось
прицелиться, тот полоснул от неожиданности очередью по  Зайне.  Просто
рефлекторно сработал палец, лежавший на  спусковом  крючке.  И  только
потом пуля из "Мидура" снесла ему полчерепа вместе с каскеткой.
    Моментально я вскочил на ноги, бросился в  комнату.  Зайна  лежала
поперек тахты с тремя пулями в груди, мертвее мертвой.

                                  4.
    Вот так, нежданно-негаданно, собрался пенсионер отдохнуть в родных
местах, среди диких гор и простых нравов, но едва успел собрать  вещи,
как у него в квартире оказалось  три  трупа  сразу.  Полагаю,  в  моем
загадочном положении это непозволительно много. Причем двое из убитых,
как нетрудно будет установить, застрелены из того же пистолета, что  и
толкач Лигун  позавчера.  Какие  выводы  тут  сделает  полиция,  можно
сообразить безо всяких мозгов.
    Следовало уматывать отсюда  поскорее,  а  я  стоял  и  смотрел  на
мертвую Зайну. Ну да, была она далеко  не  святой,  но  такой  нелепой
смерти все-таки не заслужила. И убили ее при мне, под моим кровом, а я
не сумел защитить  свою  жену,  пускай  бывшую,  пускай  изменившую  и
бросившую меня, пускай осведомительницу УБ - ее кровь теперь  на  моей
совести. Было у нее тихое,  немного  удивленное  лицо,  как  будто  не
мертвое, навсегда застывшее в недоумении. И мелькнула мысль,  что  моя
нынешняя поразительная память отныне будет изводить меня этим зрелищем
до могильной ямы.
    Стоя под дулом "Брена", я просчитал все шансы остаться в  живых  и
для нее, и для себя, их было ничтожно мало, а  счет  шел  на  секунды.
Пришлось рискнуть, и вот результат.
    Второй громила оказался  слабаком,  машинально  всадил  очередь  в
Зайну, вместо того, чтобы развернуться ко  мне.  Его  оплошность,  мой
просчет - видел же я, что вояки из них дерьмовые, выучки ни на грош.
    Однако предаваться долгим раздумьям и скорби у  меня  попросту  не
было времени.
    Стараясь не замараться в кровище,  я  обыскал  верзил,  вытащил  у
того, которого звали Фенком, из брючного кармана ключи от  машины,  на
которой они прикатили. Автомобиль мне сейчас очень кстати, а им уже ни
к чему. Быстро закинул шмотки в старый чемодан, поверх  них  уместился
чемоданчик с деньгами. У двери оглянулся  на  мертвую  Зайну.  Сам  не
пойму, неужто до сих пор я ее любил. Если нет, то как  это  назвать...
Да не все ли  равно.  Прошлое  окончательно  умерло  вместе  с  ней  и
оставило во мне, теперешнем, огромный сгусток пустоты. Этакий холодный
пузырь на том месте, что зудело, саднило, нарывало.  Как  будто  разом
вынули всю душу, ничего не вложив взамен.
    Автомобиль бандюг я заметил сразу, едва  вышел  из  подъезда.  Они
особо не маскировались, оставили его напротив дома. Обычная для  таких
обормотов  марка,  черный  "Рарон"  третьей  модели,  с  тонированными
стеклами и целым букетом  фар  на  тупорылом  передке.  Я  невозмутимо
подошел к нему, отпер, кинул  чемодан  на  заднее  сиденье  и  уселся.
Словно  дождавшись  этого  момента,  зазвонил   радиотелефон,   эдакая
выпендрежная плоская трубка с антенной, валявшаяся между сиденьями. Не
обращая внимания на звонок, я включил зажигание. Мощный  форсированный
движок завелся  сразу  и  утробно  замурлыкал  на  холостых  оборотах.
Телефон трезвонил не умолкая. Трубку взять стоило, это  мне  ничем  не
угрожало,  наоборот,  могло  хоть  что-то   прояснить   в   совершенно
несуразной кровавой чехарде, которая затеялась вокруг меня.
    - Слушаю, - сказал я, подражая хриплому басу покойного Фенка.
    - Что вы там копаетесь? Легавые вот-вот подъедут.
    Голос  в  трубке  был  раздраженно  начальственный,  сочный.   Без
сомнения, принадлежавший главарю. Со мной говорил тот, кто  послал  ко
мне двоих громил с  пистолет-пулеметами.  Теперь  он  требовал  у  них
отчета,  причем  явно  нервничал,  это   чувствовалось   невзирая   на
барственные интонации.
    - Кто ты такой? - спросил я, уже не подделываясь под чужой голос.
    - Ты что, сдурел?
    Соображал он достаточно туго. Во всяком  случае,  пауза  несколько
затянулась, а я не спешил с ответом.
    - Что за шутки?! - справившись с замешательством,  взревел  он.  -
Фенк?! Я тебя не слышу!
    - И не услышишь, - заверил я. - Тебя  облапошили,  дешевка.  А  ты
клюнул на гнилушку.
    Опять пришлось ждать, пока до него хоть что-то  дойдет.  Когда  он
задал следующий вопрос, в его голосе перемешались  оторопь  и  ярость,
как уголь и железо в лезвии ножа.
    - Кто со мной говорит?
    -  С  тобой  говорит  Месакун  Трандийяар,  падаль.  Слушай  и  не
перебивай. Лигуна я не убивал и на твою поганую кассу не  зарился.  Но
кто-то указал тебе на меня. Ты послал ко мне своих людей. Один из  них
застрелил мою женщину. Теперь ты мой кровник. Ясно?
    Он должен был понять. Произношение указывало, что родом  он  не  с
юга, где говорят с придыханием. И не  из  столицы,  хотя  у  него  уже
выработалась типичная манера слегка растягивать гласные.
    - Ты ведь горец, - добавил  я  после  небольшой  паузы.  -  Должен
понимать такие вещи.
    - Ты мне грозишь? - не на шутку изумился он. - Ты, дерьмо сушеное,
грозишь - мне?! Лучше беги со всех ног.  Но  я  тебя  везде  найду.  И
молись о легкой смерти. Когда  ты  попадешь  ко  мне,  будешь  умирать
долго.
    - Когда я попаду к тебе, ты станешь трупом, кровник. Мне  плевать,
что вышла подставка. Я доберусь и до того, кто сделал эту подлость. Но
сначала рассчитаюсь с тобой.
    - Похоже, ты спятил, шпырь, - почти сочувственно сказал он.  -  На
безумцев не обижаются. Но за гибель моих людей тебе придется заплатить
жизнью. А теперь уезжай оттуда, побыстрее. Не попадайся  легавым,  они
сейчас едут по твою душу. Ответишь не им - ответишь мне.
    - Ладно, хватит болтовни, - я взглянул в зеркальце заднего вида. -
Ты знаешь, кто я. Назови себя, кровник.
    - Так ты не знаешь, с кем говоришь? - снова удивился он.
    - Назови себя. Если ты горец и мужчина, скажи свое имя.
    - Вон что. Ты просто  не  знал,  с  кем  говоришь,  -  его  ярость
отхлынула, все для него стало на свои места. - Что  ж,  перед  смертью
узнаешь. Это я тебе обещаю, Месакун.
    - Значит, я говорю с трусом и бабой. Иначе ты назвался бы.
    - Просто не хочу, чтобы ты нагадил в штаны раньше времени, шпырь.
    - Похоже, ты уже это сделал. И не надейся, падаль,  я  понял,  кто
ты.
    Он шумно засопел, потом сказал:
    - Дешевые у тебя подковырки. Но я с тобой разберусь. И с теми, кто
у тебя за спиной, тоже.
    Я переложил трубку в левую руку и взялся за рычаг  трансмиссии.  В
конце концов, сюда вот-вот нагрянут полицейские, ни к чему, чтобы  они
засекли машину, рванувшую прочь при их появлении.
    - Слушай меня хорошенько, Барладаг, - сказал я так, словно мы были
знакомы уйму лет. - Спросишь своего парня в полиции, он расскажет, как
умерли те двое, которых ты послал. Ты за ними следующий. Все.
    Похоже, он не поверил своим ушам.  И  немудрено.  Разговор  вообще
получился сумасшедший.
    - Да кто ты такой, бзец?! - заорал он.
    - Твоя смерть, падаль, - объяснил я, выключил радиотелефон и кинул
его на соседнее сиденье.
    Дальнейший обмен  угрозами  был  бы  излишней  тратой  времени.  Я
удостоверился, что мои догадки  попали  в  точку.  Ничего  лучшего  на
первых порах не стоило и желать.
    Не успел я доехать до конца квартала,  как  из-за  угла  появились
сразу две полицейские машины со включенными мигалками и затормозили  в
аккурат на том месте, где только что стоял бандитский "Рарон". Из  них
выскочило полдюжины  ражих  молодцев  в  черной  форме.  Один  остался
следить за фасадом, остальные с револьверами наизготовку  помчались  в
подъезд.
    Остановившись  у  светофора,  я  успел  заметить,  что  следом  за
легковушками подкатил крытый грузовик, и из него высыпался чуть ли  не
взвод с карабинами, группа оцепления. Тот,  кто  настучал  в  полицию,
наверняка не жалел красок и представил меня в наилучшем виде. А может,
успели заглянуть в мое личное дело и установили, на что  был  способен
командир разведгруппы  Трандийяар  в  свои  лучшие  денечки.  До  чего
предупредительное отношение к инвалиду на пенсии, надо же.
    После долгой отвычки я вел машину осторожно, да и на ходу она вела
себя совсем  не  так,  как  армейский  вездеход,  чутко  отзываясь  на
малейшее движение руля или рычагов.  Выехав  на  запруженный  машинами
шестирядный проспект  Доблести,  я  попал  в  небольшой  автомобильный
затор. К тому  времени  мои  мозги  уже  достаточно  четко  обрисовали
обстановку и наметили план действий.
    Прежде  всего  я  ненароком  заимел  самого  роскошного  кровника,
который только мог мне подвернуться. Кридан  Барладаг.  Я  понял,  что
покойный Лигун принадлежал к его клану и оказался  достаточно  весомой
фигурой, чтобы его убийство обеспокоило самого главу. Тем, кто заварил
всю эту кашу, требовалось отвести  подозрения,  которые  скорей  всего
пали бы на клан Увалюма Фахти, главного конкурента Барладага.  И  дело
решили списать на меня,  ни  с  какими  группировками  не  связанного,
никому не нужного шпыря.
    Мне под тахту сунули чемоданчик с  деньгами  и  пистолетом,  затем
сообщили в полицию  о  смерти  Лигуна,  а  меня  представили  убийцей.
Анонимный звонок, скорее всего. Разумеется, в полиции у Барладага есть
свои люди, они срочно передали ему  эти  сведения,  и  главарь  послал
двоих громил провернуть акцию опережения. Тут, по крайней мере, ничего
загадочного нет, все видно как на ладони.
    Отсюда, в частности, вытекает логичное предположение  о  том,  что
Лигуна по каким-то загадочным надобностям  угрохали  ребята  из  клана
Фахти. Общую стройную картину портили досадные мелочи  вроде  парня  с
кофром, вырезанных мозгов  и  явного  интереса,  проявленного  ко  мне
Управлением Безопасности.  Совершенно  неожиданного  и  незаслуженного
интереса, надо признаться.  Впрочем,  мои  выкладки  насчет  поведения
Зайны основывались большей частью на интуиции, поэтому  в  них  вполне
мог вкрасться изъян.
    Пробка наконец рассосалась, и я покатил по проспекту дальше.
    Вспомнился анекдотец, будто у нашей  страны  три  хозяина,  первый
притворяется, будто он главный, а остальные два делают вид, якобы  они
здесь ни при чем. Каждому ребенку ясно, что  речь  идет  об  Адмирале,
Барладаге и Фахти. Шутки шутками, но я, кажется, попал в жернова между
властью официальной и теми, кто ничуть  не  уступает  ей  по  силе.  И
податься мне вроде как некуда, если  бы  я  замыслил  сбежать.  Однако
теперь у меня в  столице  оказалось  неотложное  дело:  поквитаться  с
Барладагом за женщину, которую убили в моем доме. Дело  крови  -  дело
чести. Так уж у нас, урожденных горцев, заведено, и  не  мне  отменять
древний обычай.
    А Барладаг крепко изумился, сначала тому,  что  я  его  не  узнал,
потом тому, что я его вычислил. И заподозрил какую-то хитрую игру, как
оно и есть в действительности. Наверняка ему теперь мерещатся коварные
козни  клана  южан,  и  вряд  ли  это  далеко  от   истины.   Человек,
застреливший Лигуна, не походил на южанина, но скорей  всего  выполнял
распоряжение Фахти. Так что наше многотерпеливое отечество,  возможно,
близится к своего рода гражданской войне. Если  сцепятся  два  главаря
крупнейших  наркокланов,  то  в  этой  разборке  окажется  очень  мало
посторонних  -  разве  что   грудные   младенцы,   слепоглухонемые   и
парализованные.
    Вот о чем размышлял я  в  то  время,  как  еще  одна  часть  моего
сознания вовсю  занималась  вождением,  обсчитывая  дорожную  ситуацию
сразу в нескольких аспектах: дистанции,  скорость,  тормозной  путь  и
тому подобное.  Еще  одна  предавалась  чистому  созерцанию  утреннего
летнего города, следующая раскладывала по  полочкам  мое  отношение  к
безвременно почившей Зайне, а  невесть  которая  по  счету  перебирала
варианты, как бы мне подобраться к Барладагу на расстояние прицельного
выстрела. Словно  бы  в  моей  голове  расположилось  сразу  несколько
Трандийяаров, и каждый занимался своим делом, ничуть не мешая  другим.
Ну что ж, на здоровье. Пока от этого моя черепушка не  вскипела  и  не
лопнула, да и впредь не собиралась. А  во  внутреннем  кармане  куртки
лежал флакон  с  препаратом,  на  тот  случай,  если  эффект  окажется
нестойким.  Мне  нравилось  нынешнее  состояние  моих  мозгов,  пускай
странное до неправдоподобия,  оно  не  шло  ни  в  какое  сравнение  с
прежним.
    И тут прямо у меня перед носом вильнул,  втискиваясь  в  мой  ряд,
голубой полуфургон "Хаши". Номер у него был, разумеется, не  КА  5332,
другой. И рулил какой-то плечистый белобрысый мужик,  совсем  не  тот,
что вскрыл череп Лигуна. Но неугомонная память тут же подсунула мне во
всех мельчайших деталях  вид  той  машины,  которую  я  походя  видел,
огибая, чтобы войти в парадное.  Хотя  тогда  я  ее,  конечно  же,  не
разглядывал.
    Слегка покореженный  слева  пластмассовый  задний  бампер,  дверца
внизу  отрихтована,  подкрашена,  и  в   нее   врезан   пониже   ручки
нестандартный замок под трехгранный ключ.  Никаких  сомнений  быть  не
могло, я узнал эту машину.
    Вскоре голубой фургон свернул в проулок направо, и я последовал за
ним. Немного попетляв по узким улочкам, белобрысый шофер  притормозил,
свернул к бровке, намереваясь парковаться. Решение пришло моментально.
Я газанул, отвернул  левее,  словно  бы  торопился  и  хотел  объехать
фургон, да вот досада, малость  не  рассчитал  -  никелированное  рыло
"Рарона" зацепило край кузова. Галогенная фара вдребезги, а  у  "Хаши"
отломился край бампера и помялся угол многострадальной дверцы. Затянув
тормозной рычаг, я выскочил на мостовую.
    -  Многоуважаемый,  не  извольте  волноваться,  за  ремонт   будет
уплачено, - вразвалочку подойдя к фургону, заверил я, как  и  подобает
благородному щедрому горцу.
    Вылезший  из  "Хаши"  белобрысый   мужик   мрачно   уставился   на
причиненный столкновением ущерб, потом окинул взглядом меня.
    - Разумеется, оплошность моя, тут и говорить не  о  чем.  Полагаю,
полторы сотни вас устроят? - сумму я с  ходу  назначил  двойную.  -  К
сожалению, у меня при себе только мелочь, но я вам непременно  возмещу
убытки.
    - Не надо мне твоих денег.
    - Видите ли, я не хотел бы впутывать в инцидент дорожную  полицию.
Давайте решим дело миром. Диктуйте ваш адрес, и я привезу  вам  деньги
сегодня же вечером.
    - Перестань ломать  комедию,  Месакун,  -  тихо  и  внятно  сказал
белобрысый.
    Я опешил. Рука сама собой легла на рукоять пистолета,  спрятанного
под курткой. Превращаться из охотника в дичь не слишком приятно, а как
раз это, видимо, со мной случилось.
    - Стрелять незачем, я тебе не враг, - продолжал водитель  фургона.
- Хочу дать хороший совет. Уезжай-ка ты поскорее из  этого  города.  А
лучше - из этой страны.
    - Пугай мальчиков, - поморщился я, отбросив  утрированный  горский
акцент. - Меня не надо.
    - Я не пугаю.  Ты  плохо  себе  представляешь,  в  какую  заваруху
угодил. Пока ты еще жив и на свободе,  значит,  тебе  крупно  повезло.
Постарайся исчезнуть отсюда.
    - Да ты кто такой?
    - Неважно.
    На пустынной улочке, заставленной особнячками  средней  руки,  нам
пока никто не мешал. Разве что покосилась проходившая мимо  старуха  с
пузатым кренком на поводке.
    - Позавчера на этой  тачке  ездил  один  парень,  -  сказал  я.  -
Светловолосый, короткая стрижка, серые глаза. Знаешь его?
    -  Повторяю  добрый  совет,  Месакун.  Я  не  сомневаюсь  в  твоей
храбрости, но лучше тебе не влезать в эти дела. Мне будет  жаль,  если
тебя прихлопнет здешняя шпана. А этим  все  кончится,  обосноваться  в
тюрьме ты вряд ли успеешь.
    Говор  у  него  был  образцово  столичный.  Однако  насчет   шпаны
выразился он так, словно сам вовсе  не  из  этих  мест.  Многое  можно
извлечь из крохотных обмолвок, которых сам человек не подмечает.
    - А ведь ты не из кланов,  -  вслух  гадал  я.  -  И  вряд  ли  из
полицейских или убоищ...
    - Ты хорошо соображаешь. Даже слишком. Только не стоило устраивать
спектакль с маленькой аварией. Я же и так выехал на встречу  с  тобой,
разве непонятно?
    Странное дело, впервые в жизни я стоял лицом к лицу  со  вражеским
агентом. Но мне почему-то не хотелось его пристрелить или, скрутив  по
рукам и ногам, сдать в контрразведку. Не то, чтобы мой  патриотический
пыл иссяк, хотя и за это поручиться уже не могу. Просто белобрысый был
настоящим  крепким  мужиком,  каких  теперь  не  делают.  В   нем   не
чувствовалось ни гнили, ни фальши. А я  и  впрямь  нуждался  в  добром
совете.
    - Кажется, я понимаю, откуда ты. Не боишься, что придушу?
    Он усмехнулся.
    - Нет. Зачем тебе это делать? У тебя другие враги.
    На той стороне улочки остановились двое зевак. Им явно нечего было
делать,  они  таращились  на  нас,  прикидывая,  что  за  зрелище   им
подвалило, не дойдет ли  до  драки.  Возможные  свидетели  белобрысому
пришлись совсем не по душе.
    - Очень некстати ты зацепил мою машину, - сказал он. - Ни  к  чему
было привлекать внимание. Садись ко мне, поехали. Твой "Рарон" слишком
приметная тачка.
    Я прикинул, что доверять ему глупо, но больше  ведь  некому.  Люди
Барладага небось уже патрулируют город и взяли под  контроль  выездные
магистрали. Если меня засекут, отбиться будет мудрено,  имея  в  руках
лишь "Мидур" с тремя патронами.  Впору  пожалеть,  что  я  побрезговал
забрать пистолет-пулемет Фенка.
    - Ладно. Будь по-твоему.
    Забрав свой чемодан и, на всякий случай, радиотелефон,  я  оставил
ключи в замке зажигания. Пускай эту машину угоняет кто хочет, и  концы
в воду.
    В голубой фургон я сел безбоязненно. Белобрысый не имел  намерения
меня прикончить, иначе попытался бы сделать это сразу.  Поедем  вместе
до поры до времени, а там поглядим. Ну, а  если  его  братия  надеется
вытряхнуть из меня  мозги  в  укромном  местечке,  такое  удовольствие
дорого обойдется. Я им не Лигун.
    - Слушай меня внимательно, Месакун, - заговорил белобрысый, трогая
с места. - Я отвезу тебя на вокзал. Ты как раз  успеешь  на  поезд  до
Хангора. Сразу иди на  набережную,  там  есть  кабачок  под  названием
"Чивитта".  В  нем  тебя  будет  ждать  человек,  которого  ты   видел
позавчера. Тот, светловолосый,  с  серыми  глазами.  Он  поможет  тебе
выбраться из страны. Если что-то неясно, задавай вопросы.
    - Неясного слишком много, - ответил я. - Все это мне как-то не  по
душе. С чего ты взял, что я хочу драпать из  моей  страны?  Или,  того
хуже, ее предавать?
    - Никто не собирается делать из тебя предателя.
    - Не сейчас, так после. Твое  ведомство  бесплатными  услугами  не
занимается. Ты ведь работаешь на шакронцев, я правильно понимаю?
    Странная штука жизнь. Меня вез  по  городу  разведчик  Шакрона,  в
груди у меня сидел неоперабельный шакронский  осколок,  а  страна,  за
которую я честно проливал кровь, ополчилась против меня, и ее  полиция
по ложному доносу разыскивала  меня  за  убийство.  Получалась  не  то
мелодрама, не  то  мрачноватая  комедия.  Режиссеры  этой  постановки,
впрочем, задевали мои интересы гораздо больше, чем  шпионы  вражеского
государства. И я не мог позволить себе роскошь ни самозабвенно драться
на всех фронтах сразу, ни с ходу отвергать предлагаемую помощь, пускай
весьма и весьма сомнительную с патриотической точки зрения.
    - Ошибка, Мес. Я не имею отношения к Шакрону  и  его  спецслужбам.
Хотя, действительно,  ты  ничего  иного  не  мог  предположить.  Скажу
больше. Тот препарат, который ты нашел в квартире Лигуна,  ни  в  коем
случае не должен попасть в руки шакронцев.
    Он хорошо знал город и ехал  к  вокзалу  окольным  путем,  избегая
главных улиц с их вечными заторами.
    - О каком препарате ты толкуешь? - прикинулся непонимающим я.
    - О том, из-за которого Лигуна убили. Сейчас он при тебе,  не  так
ли? Не пытайся отрицать, давай сыграем  в  угадайку.  Ты  влез  в  его
квартиру, нашел флакон  и  ввел  себе  в  вену,  перепутав  порошок  с
наркотиком. Примерно сутки  ты  провалялся  там  без  сознания.  Потом
очнулся и обнаружил, что твой мозг работает в  необыкновенном,  крайне
интенсивном  режиме.  Быстро,  четко,  сразу  на  нескольких   планах.
Феноменальная память, ну и так далее. Правильно?
    - Допустим.
    Белобрысый  немного  помолчал  и  заговорил  снова,  уже  с  явным
облегчением.
    - Значит, мы верно реконструировали события. Что ж, теперь проблем
нет. Не волнуйся, в поезде тебя прикроют. Кафе "Чивитта", запомнил?
    - Не выйдет, - ответил я. - Сказано тебе, я не намерен драпать  за
границу, как нашкодивший кренк. У меня тут кое-какой должок. И вообще,
это моя страна.
    - Жаль, - отозвался белобрысый. - Мы искренне хотели тебя избавить
от больших неприятностей.
    - Кто это - "мы"?
    - К сожалению, рад бы объяснить, да не могу.
    Фургон остановился в переулке, выходящем  на  привокзальные  зады.
Белобрысый протянул мне ладонь для рукопожатия.
    - Прощай, Месакун. Делай как хочешь, но ты зря отказался уехать.
    - Прощай, - ответил я, пожимая его руку. - Спасибо за предложенную
помощь. Но я как-нибудь сам обойдусь.
    Распахнув дверцу, я стал выбираться наружу с  чемоданом  в  руках.
Белобрысый отпустил меня слишком легко. Ни на  чем  не  настаивал,  не
потребовал отдать флакон. Ему нужен был момент, когда  я  повернусь  к
нему спиной, а он  не  будет  занят  вождением.  Что  ж,  я  и  впрямь
подставил  ему  спину.  Всего  лишь  на  полсекунды.  А  потом   резко
повернулся к нему и наставил выхваченный из-за пояса "Мидур"  прямо  в
лоб.
    - Без шуток! - гаркнул я.
    Он замер. Его рука, нырнувшая под  полу  куртки,  остановилась  на
полпути к подмышечной кобуре.
    - Обе руки на руль, живо! Отвернуться! Я сказал, отвернись!
    Чуть помешкав, белобрысый послушался. Он понял, что при первой  же
попытке сопротивления получит пулю между глаз. А если будет  паинькой,
то выживет. И я врезал ему рукоятью пистолета по затылку  -  вполсилы,
чтобы жив остался.

                                  5.
    Судя по содержимому бумажника, белобрысого  звали  Амахад  Чажнур.
Имя и  фамилия  совершенно  заурядные,  в  столице  наверняка  сыщется
несколько сотен Чажнуров, и среди них каждый пятый окажется  Амахадом.
Тот, что схлопотал от меня по загривку и вроде как мирно уснул, уронив
голову   на   баранку,   служил   исполнительным   директором    фирмы
"Электротемп",  во  всяком  случае,  так  значилось  на  его  визитных
карточках.  Официально  проживал,  как   явствовало   из   отметки   в
удостоверении личности, по  улице  Ветеранов,  дом  215.  Квартира  не
указана, по-видимому, он занимал особняк.
    Еще в бумажнике было несколько  мелких  купюр,  кредиткарта  банка
"Цун",  регистрационная  карточка  на  полугрузовую  автомашину  марки
"Хаши", номер ЕК 3841. Ту самую, в которой  мы  с  ним  сидели,  номер
совпадал. В отдельном кармашке хранился новенький заграничный паспорт,
выданный в начале текущего года, с постоянной визой  в  Гали  и  двумя
отметками о краткосрочных поездках. Значит, скорее  всего,  доблестный
Амахад работал на разведку братского Гали, а  не  вражеского  Шакрона.
Это не имело  для  меня  принципиального  значения,  поскольку  парень
пытался меня ухлопать и полез за пистолетом,  да  только  не  на  того
нарвался.
    А вот пистолет у него в кобуре обнаружился  необычайный,  какая-то
специальная шпионская штучка. Сплошь никелированный, весил он  гораздо
меньше обычного, словно был сделан из дюралюминия.  Два  спаренных  по
вертикали  ствола,  верхний  мелкокалиберный,  нижний  имел  почему-то
застекленное дуло. На рукояти  две  гашетки,  одна  для  указательного
пальца, другая для мизинца. Предохранительного рычажка нету.  Странное
оружие, но, учитывая скудный боезапас "Мидура", оно могло пригодиться.
    Бумажник я сунул Чажнуру в карман, загадочный пистолет  спрятал  у
себя в чемодане, заодно надорвал оклейку одной из пачек с  деньгами  и
вытащил пучок десяток. Вылез из фургона и отправился  на  вокзал.  При
входе в него я первым делом купил у лоточницы сосиску в тесте  и  съел
на ходу. Из-за всех этих бандитских, полицейских и шпионских заморочек
пришлось позавтракать таким вот непритязательным образом.
    Пройдя в кассовый зал, я отстоял небольшую очередь и взял билет на
ближайший поезд до Хангора. Немного повздорил с кассиром из-за  сдачи,
потом великодушно признал, что сам  ошибся,  и  в  качестве  моральной
компенсации оставил ему полтинник. Разыграл я эту короткую сценку  для
того,  чтобы  кассир  меня  наверняка  запомнил.   Когда   полицейские
предъявят ему для опознания фотографию, он сразу вспомнит бестолкового
небритого типа, который брал билет  на  хангорский  экспресс.  В  моем
положении ложный след никогда не помешает.
    Обещанное Чажнуром прикрытие мне удалось  вычислить  безо  всякого
труда. Крепко сбитый парень в неброском костюме, который  слонялся  по
кассовому  залу  со  скучающим  видом,  при  моем  появлении   малость
воспрянул, встал в очередь за мной и, когда  я  отходил  от  окошечка,
спросил билет на тот же поезд.
    Впервые в жизни ко мне приставили персонального телохранителя,  но
я не испытал особенного  умиления.  За  сегодняшнее  бурное  утро  кто
хочешь на моем месте потерял бы всякий интерес к стрельбе и  битью  по
головам, поэтому я решил улизнуть по-тихому.
    Пока моему телохранителю оформляли билет,  я  вышел  из  кассового
зала и почти бегом сквозь толчею рванул  к  эскалатору,  спустился  на
цокольный этаж, миновал  багажное  отделение,  а  там,  переведя  дух,
шмыгнул в  станцию  подземки.  Надо  полагать,  человек  из  галийской
разведки долго будет разыскивать меня по всем вагонам экспресса,  пока
не удостоверится, что я его надул. А полиция  после  некоторых  трудов
установит, что разыскиваемый опасный преступник направился  в  Хангор.
Это сразу станет известно Барладагу, и мне гарантирована мало-мальская
передышка.
    В подземке я проехал одну остановку, тут же вышел и сел на  поезд,
идущий в обратном направлении. Самый простой способ убедиться, что  за
мной нет слежки. Ее действительно не было, человек Амахада Чажнура  на
вокзале и впрямь действовал в одиночку.
    Сделав еще одну пересадку, я доехал до станции "Парковый  пояс"  и
там покинул подземку.  Тут  же,  за  углом,  в  небольшом  магазинчике
обзавелся  омерзительной  плетеной  шляпой  и  крикливыми   солнечными
очками, надел их и сразу приобрел сходство  с  доброй  третью  уличных
прохожих. Преимущество моды, как и воинского мундира, состоит  в  том,
что человек перестает выделяться среди себе подобных. А мода нынешнего
сезона очень кстати позволяла сделаться неузнаваемым.
    В киоске на углу парка я купил свою любимую газету для клинических
идиотов, "Страж Отечества", и таким образом  обеспечил  себе  немножко
тихого  веселья  на  скамейке  в  парковой  аллее.  Но   прежде,   чем
погрузиться в чтение, подозвал замурзанного пацана,  который  проходил
мимо. Судя по выражению лица, он мечтал о карьере  лихого  карманника,
никак не меньше.
    - Че-о? - поинтересовался он, глядя исподлобья и не спеша  ко  мне
приближаться.
    - Полхухрика хочешь заработать?
    - А кто не хочет,  -  философски  заметил  пацан,  хотя  продолжал
держаться на безопасном расстоянии;  видимо,  он  привык  получать  от
взрослых подзатыльники гораздо чаще, чем деньги.
    - Вон на той  стороне  парка  есть  заведеньице,  "Щит  Отечества"
называется.
    - Ну есть, знаю.
    - Хозяина зовут Джага. Скажешь ему,  что  его  здесь  ждет...  Ну,
скажем, человек, с которым он давно мечтал  выпить.  И  хочет  вернуть
позавчерашний должок. Приведешь Джагу сюда, получишь полтинник.
    - Точно получу? А если он идти не захочет?
    - Держи задаток. -  Я  кинул  ему  пятнадцатимарговую  монетку.  -
Давай, шевелись. Если он там есть,  придет.  А  полтинник  получишь  в
любом случае.
    Мальчишка рысью припустил по аллее, а я развернул  газету.  Ничего
особенно интересного там  не  нашлось,  обычные  славословия  в  адрес
нашего мудрого Адмирала, интервью с  отважным  командиром  образцового
батальона морской  пехоты,  репортаж  об  испытаниях  новой  подлодки,
поздравления, некрологи, рекламные объявления  массажных  салонов,  то
бишь,  подпольных  борделей,  и  на  редкость   тупая   патриотическая
головоломка.
    Однако  нашлась  интересная  маленькая   статейка   о   том,   что
правительство Шакрона всерьез озабочено разгулом наркомании в их якобы
свободном   государстве   (вот   до   чего,    полюбуйтесь,    доводит
вседозволенность)  и  намерено   предпринять   жесткие   меры   против
контрабанды  и  распространения  наркотиков  (интересно,   что   может
получиться у гнилого продажного правительства  в  гнилой  разнузданной
стране?), а также развязало пропагандистскую шумиху (грязную и лживую,
само собой разумеется) против некоторых  соседних  государств  (в  том
числе,  наверно,  и  против  самого  незапятнанного  в  мире,   нашего
замечательного отечества), которые якобы тайно  поощряют  деятельность
международных наркокланов, не брезгуя  ничем  и  даже  координируя  их
операции по каналам стратегической разведки (надо же, какая  бесстыжая
брехня). Впрочем, продолжал автор статьи, эта чушь и не заслуживала бы
никакого серьезного внимания, если бы не одно комичное обстоятельство.
Утром седьмого числа наше зоркое УБ сцапало матерого вражьего  агента,
супракапитана шакронской военной спецслужбы,  таившегося  под  личиной
коммивояжера текстильной фабрики. И  вот,  представьте  себе,  у  него
изъят,   кроме   прочих   улик,   флакон   с   пятьюдесятью   ренциями
фениглютаминала, сильнейшего наркотика, более известного в просторечии
под названием "грибняк" (бурный смех и аплодисменты). Так что, прежде,
чем разбрасываться беспочвенными  обвинениями  по  чужому  адресу,  не
лучше ли заморским борцам с наркотиками обратить внимание  на  чистоту
собственных рядов и знамен?..
    Заметку писал явно не болван, и между строк можно  было  прочитать
все, что он знает и думает на самом деле. А я сообразил, что и  впрямь
нельзя пускать на самотек такую важнейшую статью нашего  национального
экспорта, как фениглютаминал,  он  же,  в  просторечии,  "грибняк".  И
предполагать, что вездесущее УБ не имеет глаз и  ушей  в  наркокланах,
было бы по меньшей  мере  наивно.  Автор  заметки  помянул  интересную
цифру, оказывается, по экспертным оценкам, около пятнадцати  процентов
личного состава шакронских войск  балуется  наркотой.  Из  чего  можно
сделать   вывод,   что   экспорт   грибняка    вдобавок    сказывается
непосредственно на боеспособности неприятеля. Весьма интересный оборот
дела, о котором я раньше как-то не задумывался. Теперь  стало  чуточку
яснее, отчего УБ проявило ко мне  интерес  после  смерти  Лигуна.  Ну,
скажем, его телефон прослушивался, и по распечатке  ленты  установили,
что я должен был зайти к нему в день убийства после семи часов, да еще
покойный недвусмысленно намеревался поручить мне какое-то дело...
    Тут я вдруг подосадовал, что ломаной  марги  не  стоят  мои  новые
мозги, если ими неумело пользоваться. Ведь  показался  же  мне  смутно
знакомым найденный под тахтой чемоданчик с деньгами и пистолетом. Хотя
у Лигуна я его точно не видел, да и мало ли их в городе,  чуть  ли  не
каждый  деляга  носится  с  примерно  таким  же.  Но  память   наконец
подбросила мне усатого типа из черного вездехода с номером ТХ  8047  и
щегольский темно-коричневый чемоданчик у него в руке. Тот  самый,  что
теперь покоился в моем обшарпанном старом чемодане вместе с носками  и
сорочками, набитый под завязку деньгами наркоклана. Опять же ясно, что
ничего не ясно, и номер машины наверняка  фальшивый,  но  эта  ниточка
вела к тем,  кто  хотел  выдать  меня  полиции,  навесив  обвинение  в
убийстве. И логично было предположить, что это люди  из  клана  Фахти,
заклятые  конкуренты  Барладага.  Снова  я  прикинул,   какая   прорва
малопочтенных, но нешуточных организаций вьется вокруг  моей  скромной
особы - два  наркоклана,  полиция,  родимое  УБ  и,  предположительно,
галийская разведка. С непривычки многовато, прямо скажем.
    На то, чтобы  прочесть  газету  от  доски  до  доски,  мне  теперь
требовалось  около  пятнадцати  секунд,  причем  большая  часть  этого
времени уходила на перелистывание. Но я  старательно  делал  вид,  что
читаю как все нормальные люди, не спеша.
    А по аллее ко мне уже спешил самый лучший  из  капралов,  кабатчик
Джага, и за ним вприпрыжку  следовал  пацан,  с  восторгом  предвкушая
обладание честно заработанным полтинником.
    Ну вот, одной моей заботой меньше. Гори оно все синим пламенем,  и
пусть стоят на ушах все разведки с наркокланами, но, не  вернув  Джаге
одолженные четыре хухрика, я не смогу чувствовать себя  спокойно.  Мне
было бы очень неприятно напоследок остаться в его памяти  опустившимся
ханыгой, который налакался дармовой шухи, стрельнул деньжат, да и  был
таков. Мало мне моих  горских  предрассудков,  тут  еще  и  офицерские
примешиваются.
    Обменявшись рукопожатием с Джагой, я дал мальчишке монету. Тот  не
спешил уходить.
    - Если чего надо, я тут часто бываю, - сообщил он. - И лишнего  не
болтаю, будьте уверены.
    - Хорошо, учту, - кивнул я, и  тот  метеором  унесся  в  солнечные
просторы, где торгуют мороженым и прочими наслаждениями.
    - У вас какие-то сложности, командир? - пробасил  Джага,  искренне
обрадованный встречей и слегка обеспокоенный тем, что я ее обставил  в
конспиративном духе.
    - Откровенно говоря, немалые, - сознался я. - Присядем. Для начала
вот, четыре монеты, которые я вам задолжал.
    - Да что вы, мелочь какая, даже неудобно...
    - Спасибо, вы меня очень выручили. Наверно, вы удивлены, что я  не
пришел сам, а прислал мальчишку. Но мне появляться у вас  в  заведении
не стоит. Не хочу для вас лишних неприятностей.
    - Разрешите спросить, да с какой такой стати?
    - Сегодня утром ко мне вломились двое людей из  наркоклана.  Я  их
застрелил. К тому же полиция разыскивает меня по ложному  доносу.  Так
что вы меня сегодня не видели, Джага. Еще раз спасибо, прощайте,  -  я
встал со скамьи и подхватил чемодан.
    - Постойте, командир,  -  вскочил  Джага.  -  Может,  я  могу  вам
пригодиться?
    - В каком смысле?
    - Разрешите доложить, в любом.
    Он возвышался надо мной, трогательно молодцеватый, грудь  колесом,
чистые голубые глаза навыкат. Образцовый вояка из  дерьмовой  брошюрки
большого воспитательного значения, готовый в огонь и воду  по  приказу
любимого командира. Но беда в  том,  что  мы  с  ним  пребывали  не  в
брошюрке, а в жизни, где  никогда  не  бывает  лучезарной  развязки  с
нравоучительным сиропчиком.
    -  Поймите,  Джага,  я  больше  не  командир  взвода.  Я  объявлен
преступником и нахожусь в розыске. Уяснили ситуацию?
    Тут мой ненаглядный капрал ответил с завидной краткостью,  хотя  и
не совсем по уставу.
    - Насрать, - отчеканил он.
    И я волей-неволей проникся его убежденностью. Мой отказ от  помощи
обидел бы Джагу до глубины души. А в одиночку и без крыши над  головой
мне на свободе гулять недолго.
    - Мне нужен ночлег на  первое  время,  -  сказал  я.  -  И  хорошо
сделанные документы, любые расходы оплачу. Можете пособить?
    - Конечно, - расплылся  в  улыбке  Джага.  -  Пойдемте,  командир.
Будете моим гостем.
    - Если у вас есть черный ход, я предпочел бы  воспользоваться  им.
На всякий случай.
    - Как скажете. А  вообще  у  меня  работают  верные  люди.  Только
фронтовая закалка, понимаете? Никто ничего не  увидит  и  не  услышит,
ручаюсь.
    Все-таки мне пришлось настоять на своем. И Джага вернулся  в  "Щит
Отечества" с моим чемоданом, а я прошел туда с заднего  двора,  заодно
разведав пути возможного  экстренного  отступления.  Встретив  меня  у
двери черного хода, Джага провел меня по  узкой  крутой  лестничке  на
второй этаж.
    - Тут у меня две комнатенки пустуют, я их сдаю в  наем  посуточно,
если просят приличные люди, - объяснил он, пропуская  меня  в  длинный
полутемный коридор. - Но сейчас никто не квартирует.
    Джага достал из кармана ключ с увесистым круглым брелком на  манер
гостиничного.
    - Вот ваша комната, командир, - торжественно сказал он, отпирая  и
распахивая дверь.  -  Живите,  сколько  понадобится.  А  я,  с  вашего
разрешения, соображу насчет закусочек.
    Поставив мой чемодан на пол, он  удалился.  Просторная  и  светлая
комната мне понравилась. Угловая, с двумя  окнами,  она  предоставляла
неплохой обзор. При случае отсюда простреливался почти весь парк перед
домом. Кондиционера не было, но натиск уличной жары с успехом отражали
стены  двойной  кладки  из   ракушечника.   Непритязательный   минимум
меблировки - шкаф, койка,  тумбочка  и  столик  с  двумя  стульями.  В
качестве скромного излишества на стене красовался портрет Адмирала при
всех регалиях. Словом, типичная обстановка  дешевенькой  гостиницы,  и
она меня вполне устраивала.
    Я снял шляпу и солнечные очки, поставил чемодан в шкаф, присел  на
стул у окна. Мне следовало  бы  сообразить,  что  Джага  очень  кстати
предложит свое содействие, узнав о моих затруднениях. Тогда  я  послал
бы  ему  деньги  почтовым  переводом  из  дурацкой   щепетильности   и
неизвестно, как выкручивался бы дальше  из  этого  переплета.  Что  ж,
пусть будет  так.  Если  судьбе  угодно  было  послать  мне  надежного
человека в трудную минуту, нечего попусту хорохориться,  надо  принять
помощь.
    Вскоре Джага деликатно постучался  в  дверь  и  пригласил  меня  в
гостиную. Закусочек он сообразил на десятерых, уставив обеденный  стол
всяческими разносолами. Ну и, конечно  же,  не  обошлось  без  кувшина
свежей прохладной шухи.  Для  начала  мы  осушили  по  кружечке,  и  я
принялся за еду. Аппетита мне было не занимать.
    Когда кончился первый кувшин, Джага сбегал  вниз  и  наполнил  его
доверху.  Странное  дело,  хмель  меня  совершенно  не  брал,   голова
оставалась ясной, и выпитое давало знать о себе только легкой  истомой
в мышцах. Однако я исправно чокался с Джагой -  и  за  встречу,  и  за
удачу, и за здоровье, и так далее.
    Основательно нагрузившись, мой  капрал  раскраснелся  как  зоревое
солнышко и начал ни  с  того  ни  с  сего  толковать  о  международной
политике.
    - Разрешите  доложить,  может,  я  чего  не  так  понимаю,  вы  уж
извините, я человек простой, но меня берет обида, как подумаю, за  что
мы там, в болотах, дрались насмерть. Ладно, пускай галийцы  залупаются
с шакронцами сколько  угодно,  зачем  впутывать  нас  в  эти  вонючие,
извиняюсь, разборки? Страна у нас не такая уж  большая  и  богатая,  с
соседями делить особо нечего. Охота им сцепиться,  пускай  сами  между
собой разбираются. Или я чего-то не понимаю, вы уж извините,  но  кому
эта паршивая Цапра с ее поганой автономией была  нужна,  спрашивается?
Одни сплошные болота да туземцы с голой задницей, эка невидаль,  всему
островку красная цена полторы марги в базарный день. Ведь одних только
боеприпасов там потрачена бешеная прорва, расходы миллионные, а  толку
пшик...
    Мы с ним оба были никчемушными обломками жуткой  маленькой  войны,
она переварила нас, исторгла и сдохла сама, но при этом въелась в наши
души, неотвязно, как трупный смрад просачивается в черепные  пазухи  и
потом долго не выветривается, отчего все окружающее, будь то сады  или
джунгли, кажется насквозь пропахшим мертвецами.
    - Конечно, для шакронцев мы по  сей  день  как  ножик  в  заднице,
задали им хорошую взбучку, -  продолжал  рассуждать  Джага.  -  Ну,  а
галийцы и рады стараться,  они  такого  случая  не  упустят,  лишь  бы
насолить Шакрону. Тоже любят, сволочи, загребать жар чужими руками.  Я
очень извиняюсь, командир, что меня прорвало, может,  я  чего  не  так
ляпнул...
    - Все в порядке, - заверил я. - Не за что извиняться.
    - Может, оно непатриотично  как-то,  не  знаю...  Только  мне  вот
кажется, что нами все подтерлись, и те, и эти, и  чужие,  и  свои.  Ну
повоевали, ну вывели  войска,  а  дальше  что?  Получается,  все  зря,
никакого проку...
    Джага хмуро покрутил головой с растрепавшимся вихром  и  подлил  в
наши кружки пенистой шухи.
    - Давайте выпьем, командир, - предложил он. - Я чертовски рад, что
вы у меня в гостях. Ни о чем не беспокойтесь, все будет в лучшем виде.
    - Спасибо, Джага.
    Мы с ним чокнулись  и  сделали  по  солидному  глотку.  Хотя  пили
наравне, я до сих пор был как стеклышко, а у Джаги уже начинал  слегка
заплетаться язык. Похоже, после инъекции неведомого препарата мой мозг
успешно  противостоял  всему,  что  могло  помешать  его  титанической
работе, будь то грибняк или алкоголь.  И  непрестанно,  на  протяжении
всего этого безумного дня,  некая  часть  моего  сознания  билась  над
загадкой, что же это за лекарство и как оно попало к Лигуну. Но  никак
не удавалось добраться хотя бы до намека на ответ.
    - И все-таки настоящая жизнь была там, - вздохнул бывший капрал. -
До сих пор чего-то не хватает, кисло как-то, и на  душе  свербеж.  Вот
иной  раз  приходит  ко  мне  какой-нибудь  засранец   с   инспекцией,
придирается, норовит цапнуть взятку. Приходится выставлять ему выпивку
с закуской, деньги подсовывать. На фронте я бы такому прохиндею просто
хлопнул  бы  в  рыло,  да  и  весь  разговор.  Там  как-то  проще  все
решалось... Люди были другие, не то, что в тылу.
    На мой взгляд, сетования Джаги не отличались  особой  логичностью,
но спорить не имело ни малейшего смысла. Между тем он снова  сходил  с
кувшином за шухой, выпил еще и  предался  воспоминаниям.  Я  почерпнул
массу новых, порой неожиданных сведений о том, как мои бойцы на  Цапре
добывали прибавку к фронтовому пайку, выпивку и легкие наркотики,  был
также посвящен в специфику их половых отношений с туземками, а  заодно
выслушал подробную лекцию о разных способах борьбы с лобковыми клещами
в военно-полевых условиях. Уж конечно,  я  не  наивный  мальчик  и  не
слепоглухонемой, но мой взвод, как выяснилось, жил у  меня  под  носом
захватывающей  тайной  жизнью,  о  чем  я  большей  частью   даже   не
подозревал.
    В самый разгар джагиных откровений вдруг  отворилась  дверь,  и  в
гостиную вошла молодая особа. Высокая,  стройная,  с  пышными  черными
волосами, ниспадавшими на плечи, с огромными глазами  цвета  утреннего
моря, она была до того хороша собой, что я обомлел.
    - Добрый день, - сказала девушка. - Извините за  вторжение,  дядя,
но там внизу спрашивают вас.
    - Разрешите познакомить!  -  Джага  радостно  взмахнул  руками.  -
Командир, это Янта, моя племянница. А это мой взводный, представляешь,
Янта?
    Я встал со стула и отвесил корректный полупоклон.
    - Вы тот самый дядин командир?  -  почему-то  удивленно  вздернула
брови она. - Очень рада знакомству.
    - Ясное  дело,  тот  самый,  какой  же  еще!  -  Джага  не  спешил
подниматься из-за стола. - А кто меня спрашивает?
    - Он сказал, что пришел по делу, от Малека.
    Румяное чело Джаги слегка омрачилось, он с неохотой встал.
    - Посиди с  дорогим  гостем,  золотко,  -  попросил  он.  -  Прошу
извинить, командир. Я скоро вернусь.

                                  6.
    Достаточно непринужденно девушка уселась за стол  и  придвинула  к
себе  мисочку  с  морскими  орешками.  Я  отметил,  что   впридачу   к
неотразимой внешности она превосходно держалась, и ее манеры никак  не
обнаруживали в ней племянницу отставного капрала. С какой  бы  стороны
ни взглянуть, Янта была до неправдоподобия привлекательна. Чтобы  хоть
чем-то заняться, я взялся за кувшин.
    - Не хотите ли капельку шухи?
    - С удовольствием, - откликнулась она,  встала  и  взяла  себе  из
буфета увесистый хрустальный бокал. - Если нальете даже две  капельки,
я все равно не откажусь.
    Подняв наполненный бокал на уровень своих умопомрачительных  глаз,
девушка взглянула на меня поверх колышащейся пенной шапки.
    - Итак, за что мы выпьем? Я предпочла бы выпить  за  знакомство  с
легендарным командиром Трандийяаром. Не возражаете?
    - Ничуть. Хотя впервые слышу, что я тот самый  и  легендарный,  но
будь по-вашему.
    В некотором замешательстве я осушил кружку до дна  и  подосадовал,
что спиртное меня, теперешнего, не берет. Чуточку хмельного куража мне
сейчас не помешало бы. Янта выпила добрый глоток и снова принялась  за
морские орешки.
    - Вообще-то я вас представляла себе  немножко  иначе,  -  заметила
она.
    - В самом деле? Если не секрет, как именно?
    - Ростом на локоть выше дяди, шириной вот с этот  буфет,  кулачищи
размером с ведро... Примерно так, - Янта  неуверенно  улыбнулась,  она
прощупывала меня, рискуя задеть самолюбие,  с  полудетским  азартом  и
некоторой долей затаенной опаски.
    - Вы забыли кое-какие детали: еще длинные  желтые  клыки,  дым  из
ноздрей и ожерелье из шакронских черепов на шее, - в тон ей  продолжил
я.
    - Ой, а ведь и вправду. Спасибо,  что  напомнили,  -  обрадовалась
Янта.
    - Что ж, мне надо поблагодарить Джагу.
    - Дядя великолепный  и  неутомимый  рассказчик.  Если  бы  он  был
поэтом, то написал бы поэму в  десяти  томах,  никак  не  меньше.  Под
названием  "Песнь  о  необыкновенном  взводном  и  его   поразительных
подвигах". Я жуткая нахалка, да?
    - Что вы, я бы  этого  не  сказал.  Просто  стараетесь  преодолеть
естественное смущение при встрече со сказочным  персонажем.  И  я  вас
очень хорошо понимаю, поскольку сам нахожусь в забавном положении.
    - Почему?
    - Увы, моя внешность не оправдала ваших надежд.
    Она отвела глаза и залпом осушила бокал. Я  наполнил  его,  заодно
плеснул и в свою порожнюю кружку. Кажется,  Янту  смущала  моя  манера
смотреть собесднику прямо в глаза. Или же то, что я любовался ею, хотя
и без каких-либо притязаний, но достаточно неприкрыто.
    Возвращение Джаги положило конец длинной неловкой паузе. Он  молча
сел на свое место, выпил, откашлялся.
    - Ты не обижайся, золотко, нам тут с командиром  надо  кой  о  чем
потолковать, - обратился он к Янте. - И больше меня ни  для  кого  нет
дома, будь там хоть светопреставление.
    - Конечно, дядя, - смиренно ответила она. - До свидания,  господин
Трандийяар.
    - До свидания, - учтиво привстав, попрощался я.
    По натуре я не волокита,  но  при  других  обстоятельствах  охотно
приударил бы за такой красавицей. Впрочем, у нее наверняка и так отбою
нет от ухажеров, а мне предстоят дела посерьезнее, чем амуры крутить.
    - Погоди, - остановил племянницу у дверей Джага. - Никакого такого
господина Трандийяара ты  сегодня  не  видела.  И  вообще  он  тут  не
появляется. Уяснила?
    - Так точно, дядюшка.
    - Ну, ступай.
    Девушка вышла. Джага разверстал по нашим кружкам остатки  третьего
кувшина.
    - Вот, наградил бог племянницей, - горделиво промолвил он.  -  Ума
не приложу, в кого она такая  уродилась.  В  университете  учится,  на
отделении изящной словесности, ну прямо бзец, да и только.
    Я молчаливо согласился с Джагой. Двенадцать лет  назад  в  столицу
приехал  парнишка  из  горской  деревеньки,  поступать  на  упомянутое
отделение. Не добрал на экзаменах  баллов,  а  когда  пришел  забирать
документы, ему посоветовали  попытать  счастья  в  военном  училище  -
аттестат в порядке, да еще впридачу чемпион школы по рукопашному  бою,
почему бы нет? Голова у мальчишки была забита книжными  романтическими
бреднями, он легко согласился сменить жребий знаменитого литератора на
карьеру выдающегося генерала, и вот результат. Действительно, бзец.
    Джага хорошенько приложился  к  кружке,  закусил  моченым  хвостом
клешневика, тяжело вздохнул.
    - Разрешите доложить обстановку, командир. Только я уже  ни  хрена
не понимаю, извините за выражение. Я знаю, какой вы человек, и  голову
могу прозакладывать, что  вышла  какая-то  чепуховая  накладка,  -  он
умолк, собираясь с духом.
    - Говорите смело, - подбодрил его я.
    -  В  общем,  сейчас  ко  мне  приходил  говноплет  из  Управления
Безопасности. Сами знаете, кабак место такое, им всегда интересно, кто
с кем пил да о чем трепался. Ну наведываются, расспрашивают, служба  у
них такая...
    Бедняга мучился, словно  выдавал  мне  строжайшую  государственную
тайну.  Между  тем  и  младенцу  ясно,  что  если  кабатчик  откажется
сотрудничать с УБ, то его  замучают  всякими  проверками,  а  в  итоге
аннулируют лицензию, придравшись к любой мелочи. Как говорится,  никто
не подлец, но чистоплюев тоже нету.
    - Короче, он спрашивал о вас. Я сказал, что позавчера встретил вас
в парке, пригласил выпить, вспомнить былое. Вы уж извините, отпираться
не стал.
    - И правильно сделали. Наверняка они об этом знали, иначе не стали
бы выведывать у вас обо мне.
    - В том-то и штука, - омрачился Джага. - Не верю,  чтоб  кто-то  в
заведении доносил на меня, но больше ведь некому, кроме как своим.
    - Резонно.
    Без сомнения, вездесущее УБ имело  осведомителей  среди  персонала
"Щита Отечества",  иначе  быть  не  могло.  А  Джага  взирал  на  меня
буквально с физической мукой, он прямо места себе не находил.
    - Я сказал, что больше  мы  не  виделись.  А  он  велел,  если  вы
появитесь, немедленно позвонить им в Управление. Мол, это очень важно.
Командир, я сроду не спрашивал лишнего, вы уж извините.  Но  тут  дело
такое...
    Он запнулся, подыскивая слова.
    - Конечно, Джага. Вас интересует, почему мной занимаются  люди  из
безопасности, что я такого вытворил, не правда ли?
    - Ничего такого я, конечно, не думаю. Но... Вы ж сами понимаете.
    И тогда я вкратце рассказал обо всем, что произошло после нашей  с
ним позавчерашней встречи, не утаивая ничего. В заключение выложил  на
стол флакон с препаратом и оснащенный глушителем "Мидур".
    - Если бы мне самому такое  рассказали,  -  добавил  я,  -  то  не
поверил бы, решил, что человек бредит или завирается. Но  все  это,  к
сожалению, чистая  правда.  А  в  чемодане  у  меня  деньги  и  второй
пистолет. Хотите взглянуть?
    - Да незачем, командир. Верю каждому вашему слову. Ну и дела...
    - Теперь вы  наконец  можете  представить  себе,  какому  риску  я
подвергаю вас, пользуясь вашим гостеприимством. Пожалуй, чем скорее  я
подыщу себе другое жилье, тем будет лучше.
    Он энергично помотал головой.
    - Нет. Ни за что. Не будет такого, чтоб Джага  сдрейфил  и  бросил
своего командира в беде. Этого от меня не дождутся.  И  вы  не  можете
отдать такого приказа, чтоб меня на всю жизнь  опозорить  перед  самим
собой.
    Довольно много времени ушло  на  бесплодные  препирательства.  Мне
пришлось в конце концов капитулировать перед непрошибаемым  упрямством
Джаги  и  доводами  собственного  рассудка.  Слишком  уж  плотно  меня
обложили со всех сторон.  А  единственным  человеком,  на  которого  я
вполне мог положиться, был Джага.
    Он порывался сходить с кувшином за шухой по четвертому разу, но  я
отказался, сославшись на усталость. Джага  проводил  меня  до  угловой
комнаты, попросил запереться изнутри и пожелал мне доброго отдыха.
    Уже начинало смеркаться. Треволнения прошедшего дня  изрядно  меня
вымотали. Я не стал зажигать света, разделся, лег и  уснул  мертвецким
сном. Сил у меня едва хватило на то, чтобы поставить на предохранитель
"Мидур" и сунуть его под подушку.
    Проснувшись на рассвете, я после утренних туалетных процедур снова
заперся на ключ и принялся изучать странный пистолет,  из  которого  в
меня  намеревался  стрелять  человек  с  документами  на  имя  Амахада
Чажнура. Повертев причудливое оружие в руках, я обнаружил, что оно  не
имеет затвора, во всяком случае, передернуть его никак  не  удавалось.
Впрочем,  защелка  обоймы  находилась  там,  где  ей  положено,  внизу
рукояти. Я извлек длинную  плоскую  обойму,  в  которой  оказались  не
патроны, а  полтора  десятка  странных  ампул,  снабженных  хвостовыми
стабилизаторами, похожих на  миниатюрные  зенитные  ракеты.  Они  были
изготовлены из какой-то белесой пластмассы, по прочности не уступавшей
металлу, и оканчивались тонкими хищными иглами.
    Некоторое время я пытался разобрать пистолет, пока  не  попробовал
одновременно сдвинуть два крыловидных рычажка по обе стороны  казенной
части нижнего ствола. И тогда пистолет сам собой раскрылся  у  меня  в
ладонях, как двустворчатая раковина. Я  увидел,  что  он  нафарширован
хитроумной миниатюрной электроникой.  Приглядевшись,  уяснил  в  общих
чертах, как это оружие действует. Процессорная  плата  нижней  гашетки
подключалась к стволу с застекленным дулом, в который был  вмонтирован
ни  много,  ни  мало,  крохотный  лазер.  Верхняя  гашетка   управляла
экстрактором второго ствола и редуктором небольшого газового  баллона,
прикрепленного на одной  оси  с  этим  самым  стволом.  А  в  качестве
предохранителя  служили  два  сенсорных  датчика  на  рифленых  щечках
рукояти. Пистолет не имел никаких крепежных винтов или заклепок, стыки
его корпуса были зеркально отшлифованы и  в  сложенном  положении  они
накрепко слипались, так, что корпус  выглядел  совершенно  цельным.  В
общем, какая-то новейшая, потрясающая техника.
    Напрашивался вывод, что необыкновенный пистолет сделан вовсе не  в
Гали, да и навряд ли вообще на  нашей  планете.  Я  не  самый  большой
специалист по части боевой  техники,  но  разбираюсь  в  ней  все-таки
достаточно. У меня  в  руках  оказался  сразу  целый  ворох  неведомых
новшеств, каждое из  которых  сулило  настоящий  переворот  в  области
производства вооружений. И даже если это, допустим, был сверхсекретный
образец  суперсовременного   пистолета,   разработанный   каким-нибудь
галийским или шакронским  конструкторским  центром,  то  место  ему  в
строго охраняемом сейфе,  а  не  под  полой  у  агента-недотепы  вроде
белобрысого Амахада.
    И тут  моя  необузданная  память  стала  прокручивать  целую  кучу
всяческой газетной чепухи насчет космических пришельцев и их  летающих
мисок, которую мне  довелось  прочесть.  Прежде  я  относился  к  этой
писанине весьма скептически. Один из  секретных  армейских  циркуляров
предписывал офицерскому составу немедленно  докладывать  по  инстанции
обо всех случаях появления так  называемых  ЛОНП,  то  бишь,  летающих
объектов неизвестной принадлежности. Но я всегда  считал  эту  бумажку
просто   лишним   доказательством   безграничной   дурости    штабного
начальства. Однажды на фронте мне довелось  видеть  промелькнувшее  на
ночном небосклоне смутное пятно  с  зыбкими  разноцветными  огоньками.
Предстояла разведка боем, и я решил, что не стоит рапортовать  о  моих
галлюцинациях, поскольку забот хватает и без них. Словом, до  сих  пор
единственной сколько-нибудь стоящей  информацией  о  ЛОНП,  которой  я
располагал, были два соленых анекдота насчет пришельцев,  забулдыги  и
проститутки. Прочее меня совершенно не интересовало.
    Теперь же космические пришельцы стали единственным звеном, которое
позволяло  увязать  вместе  и  хоть  как-то  вразумительно   объяснить
подоплеку трех загадочных фактов. А  именно,  жуткий  прооперированный
труп Лигуна, чудодейственный препарат, наконец, невиданный пистолет  с
лазерным прицелом и  ядовитыми  ампулами.  Хотя,  по  совести  говоря,
шаткая версия о пришельцах почти ничего толком не объясняла.
    Мои  напряженные  размышления  прервал  Джага,  который  деликатно
постучался в  дверь  и  пригласил  завтракать.  Кинув  оружие  Чажнура
обратно в чемодан, я извлек  из-под  подушки  пистолет  с  глушителем,
сунул за ремень, надел куртку. Вчерашние приключения обязывали держать
ухо востро. В гостиной за накрытым столом уже  сидела  Янта  в  легком
зеленом  платьице  с  аксельбантами.  На  мое  сдержанное  приветствие
красавица откликнулась с чарующей улыбкой. Странное дело,  кажется,  я
ей был симпатичен. Хотя разобраться в хитросплетениях женской души мне
всегда казалось делом совершенно немыслимым, даже при том, что  теперь
я запросто перемножал шестизначные числа в уме и мог вспомнить во всех
подробностях любое мгновение своей жизни.
    Завтрак прошел в  чинном  общем  молчании,  потом  Янта  принялась
убирать со стола, а мы с Джагой перебрались в отведенную мне комнату и
устроили штабное совещание.
    - Первым делом мне нужны  новые  документы,  надежные,  чтобы  без
сучка и задоринки, - начал я. - Сколько времени потребуется, чтобы  их
добыть?
    - Думаю, денька за три все устроим, - заверил Джага.  -  Хотя  это
дорогое удовольствие.
    - Дорогое - это сколько?
    - Полтысячи, никак не меньше.
    Я полез в чемодан за деньгами, вытащил две пачки, на всякий случай
содрал с них самодельную оклейку.
    - Держите. Тут две тысячи на первоначальные расходы, -  я  выложил
купюры на стол.
    - Зачем так много, командир?
    - Мне  нужно  навести  кое-какие  справки,  тут  не  обойтись  без
частного сыскаря. А это удовольствие тоже стоит недешево.
    - Не надо зря тратиться, я для вас что угодно сам разузнаю...
    - Вряд ли тут  можно  справиться  в  одиночку,  -  возразил  я.  -
Во-первых, меня интересует, что собой  представляют  Амахад  Чажнур  и
фирма "Электротемп". Адрес это типа - улица Ветеранов, дом 215.
    - Минуточку, дайте-ка я запишу для верности,  -  Джага  извлек  из
кармана блокнотик и автоматический карандаш.
    Я продиктовал фамилию, адрес и продолжил.
    - На всякий случай пусть за ним понаблюдают несколько дней.  Какой
у него распорядок дня, с кем он встречается, чем дышит  его  фирма,  в
общем, всю подноготную. Согласитесь, тут работенка минимум  для  двоих
парней из сыскного бюро, а не для вас.
    - Как скажете, - проворчал Джага. - По мне, так дешевле взять  его
за шкирку и тряхнуть хорошенько. Чтоб сам все рассказал.
    - Эта идея мне нравится, но не будем забегать  вперед.  Кстати,  у
Чажнура есть подручные, один из них сероглазый круглолицый парень  лет
двадцати пяти, среднего роста и телосложения, без особых примет.  Если
он попадет в поле зрения сыскарей, пускай выяснят  его  имя,  адрес  и
прочее.  Записали?  Теперь,  во-вторых,  надо  узнать,  на   чье   имя
зарегистрирован трехосный вездеход "Корла" с номером ТХ  8047.  В  нем
ездил тот тип, который застрелил Лигуна, забрал у него кассу, а  потом
подбросил мне вместе с пистолетом. Скорее всего,  номер  фальшивый,  и
этот след никуда не приведет, но проверить не помешает. Уяснили?
    - Так точно, командир.
    -  В-третьих,  нужно  раздобыть  патронов  для  "Мидура"  тридцать
третьего калибра.
    - Нет проблем. Хоть ящик.
    - И в-четвертых. Нужны сведения  о  Кридане  Барладаге  -  где  он
сейчас обитает, в каком ресторане обедает и прочее в  этом  духе.  Это
уже работа не для сыскного бюро, сами понимаете.
    - Ясное дело, - ухмыльнулся Джага. - Ежели им такое заказать,  они
могут наложить в штаны со страху. Прикажете мне разведать?
    - Да. Но как можно  аккуратнее,  чтобы  вас  никто  ни  в  чем  не
заподозрил. Сами понимаете, какой тут риск. Ну вот, для начала хватит.
    Джага закрыл блокнотик и сунул в карман, сгреб со стола деньги.
    - Будет сделано, - заверил он. - А что касается  в-четвертых,  тут
нет ничего проще. Мой повар дружит с парнем, который заправлял  кухней
на вилле Барладага. Его из-за какой-то накладки выгнали, и  теперь  он
работает  в  ресторане  гостиницы  "Эксель".  Я  ему  суну   полсотни,
расспрошу, и дело с концом.
    Удача, кажется, начала мне вовсю улыбаться.
    - Так  что  прямо  сейчас  всем  этим  и  займусь,  пока  утренняя
прохлада, - подытожил Джага. - Разрешите идти, командир?
    - Идите, - сказал я и,  спохватившись,  что  незаметно  съехал  на
сугубо командный тон, добавил. - Удачи вам.
    Молодцевато повернувшись, мой бывший капрал вышел из комнаты  чуть
ли не строевым шагом. А я понял наконец,  что  им  двигало.  Он  снова
оказался в своей стихии - перед ним были враги,  ему  отдавал  приказы
его командир, и в воздухе витал острый, дразнящий аромат опасности. Он
снова зажил  своей  настоящей  жизнью,  которая  была  ему  целиком  и
полностью  по  нутру.  Не  могу  сказать,  что  это  открытие   совсем
утихомирило мою совесть, но на душе у меня стало гораздо легче.
    Теперь  мне  предстояло  запастись  терпением   и   ждать   первых
результатов, чтобы действовать не вслепую. Я снял куртку, разлегся  на
койке, пистолет положил под подушку. Забавы ради попробовал  вспомнить
какую-нибудь  из  прочитанных  книг  и  обнаружил,  что  могу  в   уме
перелистывать    любую,    с    какой    угодно    страницы.    Выбрав
назидательно-бравурный романчик под  заглавием  "Беспокойное  сердце",
который подвернулся мне под руку давным-давно, в  библиотеке  военного
училища, на втором  курсе,  я  осилил  его  за  каких-нибудь  полчаса.
Параллельным ходом мысли разрабатывал  приблизительный  план  действий
после того, как Джага  соберет  нужную  информацию,  а  еще  вспоминал
горячие денечки Цапры и лихих парней моего взвода. Окажись они  теперь
под моей командой, можно было бы вообще ни о чем не  беспокоиться.  Но
ничего, вдвоем с Джагой мы тоже не подкачаем, когда дойдет до дела.  А
вообще, правду гласит народная мудрость, что ждать хуже, чем  блевать,
поскольку легче не становится.
    В коридоре послышались легкие шаги Янты.  Она  остановилась  перед
моей дверью, немного помедлила, как будто собиралась  с  духом,  затем
постучалась.
    - Милости прошу, Янта, - откликнулся я, вскакивая с койки.
    Девушка вошла, и по выражению ее лица  сразу  стало  ясно:  что-то
стряслось, не самое крупное, но и не самое приятное.
    - Для вас новости, господин Трандийяар, - сказала она,  протягивая
свернутую трубкой газету.
    - Вообще-то я отзываюсь на имя Месакун. Или вы настроены  чересчур
официально?
    - Да как вам сказать... Прочтите. На предпоследней странице внизу.
    У меня в руках оказалась самая  популярная  и  самая  препаскудная
столичная газета, "Народный глас". Разворачивая ее, я уже  предвкушал,
какие новости мне принесла не на шутку обеспокоенная Янта.
    Под убористыми столбцами мелких объявлений о  продаже,  пропаже  и
прочем  красовалась  жирная  двойная  рамка  с   заголовком   "Опасный
преступник, объявлен розыск"  и  моей  фотографией.  Далее  сообщались
приметы Месакуна Трандийяара, который  совершил  несколько  убийств  и
скрылся  с  крупной  суммой  денег,  предположительно  в   направлении
Хангора. После стандартного предупреждения "вооружен и крайне  опасен"
следовали туманные посулы вознаграждения за содействие в поимке. Жаль,
неизвестным оставалось, во сколько полиция оценивает мою голову.  Вряд
ли очень высоко, иначе  привели  бы  конкретную  цифру.  Меня  отчасти
утешило то, что фотография была старая, из моего личного дела.  С  тех
пор, благодаря увлечению грибняком и некоторым финансовым  сложностям,
мое лицо здорово исхудало,  да  и  заросшие  щетиной  щеки  отнюдь  не
добавляли мне сходства с прежним молодцеватым офицером.
    - Что вы на это скажете? - спросила Янта.
    - Насчет Хангора явная неправда.
    - Представьте себе, я догадалась.
    - А остальное нуждается  в  разъяснениях.  Давайте  присядем,  тут
двумя словами не обойдешься.
    Девушка посмотрела мне в глаза со странной зыбкой усмешкой.
    - Да я вовсе не требую от вас отчета, Месакун. Просто решила,  что
нелишне вам показать эту газету. Дядя предупредил, что я тут не видела
никакого Трандийяара, и этого достаточно.
    - И вам безразлично, что у  вас  в  доме  скрывается  грабитель  и
убийца? - не без горькой иронии допытывался я.
    - Лишь бы вы не храпели по ночам. Но, кажется,  у  вас  нет  такой
привычки. Видите ли, между нашими комнатами довольно тонкая стенка.
    Вот и поди разберись, что  это,  махровый  молодежный  цинизм  или
кредит безграничного доверия. Я сложил газету и  бросил  ее  на  стол.
Янта взялась за ручку двери.
    - Все-таки я хотел бы хоть немного объяснить, в чем тут дело...
    - Давайте лучше оставим все как есть, - предложила она. -  Мне  бы
не хотелось видеть, как вы будете мяться и подбирать выражения.  Я  не
девочка, для меня не новость, что мы с вами живем в стране бандитов. А
вы мне симпатичны, Месакун. И если у  вас  проблемы  с  полицией,  это
ничего не портит.
    Ошарашив меня этим заявлением,  юная  красавица  помедлила,  чтобы
вполне насладиться моим замешательством, и вышла из комнаты. Так и  не
удалось понять, что за игру она со мной затевает, и с какой  стати  ее
интересует столь незавидная и потрепанная жизнью персона, как  я.  Как
будто мало мне всего прочего, теперь еще и это на  мою  голову.  Прямо
скажем, с непривычки не унесешь.

                                  7.
    Все-таки мои супермозги начали меня слегка утомлять. Не  прошло  и
двух суток с тех пор, как они  заработали  по-новому,  а  казалось,  я
провел не меньше месяца в напряженных раздумиях обо всем  на  свете  и
поразительно  подробных  воспоминаниях  о  былом.  Что   же   касалось
заварухи, в которую я угодил, то покамест не представлялось  возможным
разобраться  в  ней  окончательно.  Перебрав  известные  мне  факты  и
построив целую кучу версий, я волей-неволей стал вращаться в замкнутом
кругу, впритирку с дразнящей неизвестностью, и никак не  мог  нащупать
ниточку, которая  позволила  бы  выйти  на  новый  уровень  понимания.
Полагаю, кто хочешь на моем месте устал бы от этой бешеной круговерти.
    Сам не знаю, как это у меня получилось, но в конце концов, валяясь
на койке в ожидании Джаги, я  вдруг  сумел  переключиться  на  обычный
режим сознания. Словно бы сработали какие-то шторки,  отсекающие  всех
кишевших у меня в голове  лишних  Месакунов,  прытких  и  неугомонных,
после чего я показался  себе  безмерно  тупым  тугодумом  с  мизерными
неповоротливыми  мозгами  моллюска.  В  первый   момент   решил,   что
окончилось действие необычайного препарата, однако стоило  мне  слегка
напрячься,  в   голове   опять   закружилась   та   же   многоплановая
сверхскоростная карусель. Некоторое время я тренировался,  осваивался,
и вскоре научился с  легкостью  управлять  своим  сознанием.  Интуиция
подсказывала мне, что не  стоит  злоупотреблять  моими  феноменальными
способностями без особой нужды, это могло аукнуться  жестоким  нервным
истощением.
    Потом я незаметно  задремал,  сунув  руку  под  подушку  и  сжимая
рукоять пистолета.  Разбудил  меня  Джага,  тихонько  постучавшийся  в
дверь.  Достойно  всяческого  удивления,  как  много  дел   он   успел
провернуть за это погожее утро.
    - Разрешите доложить, все идет как по маслу, - он выложил на  стол
коробку с полусотней патронов тридцать третьего калибра, и,  покуда  я
дозаряжал обойму, начал рассказывать по порядку.
    -  Значит,  так,  я  тут  обратился  к  знающим  людям,  они   мне
присоветовали частную сыскную  лавочку  одного  бывшего  полицейского,
Ширеном зовут, может, слыхали?
    - Нет, не доводилось.
    - Очень дельный мужик, ушлый и крепкий, такому  пальца  в  рот  не
клади. Знаете, он мне приглянулся. Запросил девятьсот монет и пообещал
за неделю  управиться.  Половину,  само  собой,  взял  вперед.  Деньги
немалые, но он того стоит, по моему  разумению.  А  самое  интересное,
командир, это почему его вышибли из полиции, - Джага хитро сощурился и
сделал паузу.
    - Ну-ну, продолжайте.
    - Он зацепил с поличным одного из людей Барладага и хотел выйти на
самого главаря. Начальство пыталось его урезонить  по-хорошему,  а  он
уперся и ни в какую. Тогда его перевели  из  отдела  по  наркотикам  в
какой-то помельче и велели сдать дела другому следователю. Ну,  Ширен,
само собой, разъярился и подал в отставку. Интересно?
    - Еще как. Думаю, мы возьмем это на заметку.
    - А теперь вот, держите, -  и  Джага  подал  мне  слегка  потертую
лиловую  книжицу  с  вытисненным  на  ней  государственным  гербом.  -
Документ самый  что  ни  на  есть  настоящий,  никто  не  подкопается.
Обошелся всего в четыре сотни.
    Я раскрыл и осмотрел надлежащим образом оформленное  удостоверение
личности, в котором недоставало лишь фотографии и  рельефного  оттиска
печати.  Его  владелец  звался  Севдином   Хопаши,   имел   постоянное
местожительство в собственной усадьбе, селение Вилек округа Зейлаб. То
есть,  горский  крестьянин,  приехавший  в  столицу  по  своим  мелким
торговым делам. Родился он на четыре года раньше  меня,  но  это  даже
кстати, поскольку я давно уже выглядел старше своих тридцати лет.
    Страницу с фотографией изъяли и весьма искусно заменили чистой,  с
тем же типографским номером и степенью потертости, что все  остальные.
Это был высочайший класс подделки, работа настоящего мастера. Пожалуй,
с таким удостоверением я мог свободно разгуливать по городу, нимало не
опасаясь полицейских проверок.
    - Честно говоря, не ожидал, что у  вас  найдутся  такие  связи,  -
признался я.
    - С вашего позволения, у меня в заведении кого только не бывает, -
объяснил Джага. - И  со  всеми  можно  поладить  при  желании.  Вы  не
волнуйтесь, никакими криминальными делишками я не пробавляюсь,  и  без
того хватает хлопот. Но в здешнем районе меня уважают, да  и  я  знаю,
кто чем дышит.
    - Извините, я ничего такого не имел в виду, - я  слегка  смутился,
мое замечание действительно выглядело двусмысленно.
    - Что вы, командир, какие там извинения. Значит,  так.  Мой  повар
позвонил в "Эксель" и договорился со своим  дружком,  дескать,  с  ним
хотят потолковать по маленькому денежному делу. Завтра, в четыре часа,
он будет прогуливаться в скверике возле отеля.
    -  Хорошо  бы  к  этому  времени  уже  вклеить  мою  фотографию  в
удостоверение. Как бы нам это устроить?
    - Не  извольте  беспокоиться,  все  предусмотрено.  Мне  тут  дали
кой-какие причиндалы под честное слово, даже без залога. Понимаете,  у
нас в районе все меня знают, - с этими  словами  мой  бесценный  Джага
вытащил  из  наплечной  сумки  старенький  аппарат   "Фотомомент"   со
встроенной вспышкой и самую настоящую пресс-печатку, какими пользуются
в полицейских участках для оформления удостоверений.
    Малость  поколебавшись,  я  решил  все-таки  побриться  по  такому
случаю, оставив лишь отрастать усы, без которых горский крестьянин как
полк без знамени. Джага повесил на дверь простыню и  сделал  несколько
снимков моей персоны на  приличествующем  белом  фоне.  Два  отпечатка
старенький аппарат при экспресс-проявке  испортил,  но  три  оказались
вполне  сносными.  Аккуратно  обрезав  фотографию  по  размеру,  Джага
наклеил ее на удостоверение,  оттиснул  рельефную  печать,  и  я  стал
Севдином Хопаши, обыкновенным законопослушным  провинциалом,  которому
начхать на всех столичных полицейских вместе взятых.
    Прежде, чем порвать остальные снимки на мелкие клочки,  я  сравнил
их с блеклой газетной фотографией  опасного  преступника  Трандийяара.
Отдаленное сходство имелось, но  не  более  того.  Да,  теперь  я  мог
преспокойно  разгуливать  по  городу  в  новехонькой   шляпе,   модных
солнцезащитных очках и с безупречным документом в кармане.
    Поскольку Янта куда-то упорхнула по  своим  делам,  обедали  мы  с
Джагой вдвоем и обошлись одним кувшином шухи.  Разумеется,  выпили  за
здоровье и успехи всех добрых людей по  фамилии  Хопаши,  а  также  за
скорую погибель их врагов.  После  чего  Джага  отправился  возвращать
фотоаппарат и печать по  принадлежности,  а  я  предался  томительному
безделью вплоть до самого ужина.
    Когда мы  втроем  сели  за  стол,  Джага  многозначительным  тоном
представил меня Янте уже в новом качестве, как своего  квартиранта  по
имени Севдин, который приехал из  округа  Зейлаб  и  снял  комнату  на
полмесяца.  Девушка  понимающе  кивнула.  Вряд  ли  ей  так  уж  часто
доводилось ужинать с человеком, который вооружен,  опасен  и  объявлен
полицией  в  розыск,  однако  держалась  она  совершенно  невозмутимо.
Квартирант  так  квартирант,  очень  приятно  познакомиться,  дядюшка,
будьте так добры, капните еще соуса, спасибо, достаточно.
    Под конец ужина я обратился к Янте с довольно-таки экстравагантной
просьбой: взять для меня в университетской библиотеке одну-две книги о
физиологии  головного  мозга.  На  вопрос,  какие   именно,   пришлось
сознаться, что я понятия не имею об авторах и названиях, просто  хотел
бы прочесть солидную монографию по упомянутому предмету. Скорей всего,
мое желание показалось Янте  странным  и  дурацким,  но  виду  она  не
подала. Пообещала посоветоваться с библиографом и подыскать что-нибудь
подходящее.
    Отправившись спать, я долго ворочался и не  мог  уснуть.  Странное
дело, мне покоя не давала мысль о том, что совсем  рядом,  за  стенкой
спит в своей постели Янта. Уж конечно, я отнюдь не собирался  заводить
с ней шашни, это  было  бы  совершенно  не  к  месту.  Но  при  других
обстоятельствах,  чем  черт  не  шутит,  обязательно   попробовал   бы
выяснить, как она ко мне относится. Беглый уклончивый взгляд,  которым
время от времени Янта меня одаривала за ужином, мог означать все,  что
угодно, или же ровным счетом ничего. К тому же неизвестно, кому именно
сей  взгляд  адресовался,  легендарному  герою  Цапры  или  всенародно
известному бандиту, чья фотография красуется во всех крупных  газетах.
Лишь далеко заполночь мне удалось выбросить докучливые мысли из головы
и уснуть сном праведника.
    Утром  следующего  дня  я  предложил  Джаге  совершить   небольшую
загородную  поездку,  чтобы   испытать   трофейный   лазерно-ампульный
пистолет  в  действии.  На  стареньком  автофургоне,   служившем   для
перевозки съестных припасов и  бочковой  шухи,  украшенном  горделивой
надписью "Щит Отечества" на кузове, мы добрались до чахлого окраинного
леса. Мимоходом спугнув влюбленную парочку, нашли симпатичную полянку,
и я достал оружие.
    Мишенью мне послужил толстый ствол  полузасохшего  хвоща  шагах  в
двадцати. Наведя пистолет, я нажал мизинцем нижнюю гашетку, и лазерный
луч уперся в шелушащуюся кору, пометив ее отчетливой  алой  крапинкой.
После чего оставалось  только  утопить  указательным  пальцем  верхнюю
гашетку, податливую и с коротким ходом. Пистолет  в  моей  руке  глухо
фыркнул. Удивительное дело,  отдачи  не  было  никакой:  расшвыряв  по
сторонам струйки  сжатого  газа,  куцый  дульный  компенсатор  удержал
пистолет в прежнем положении. Ампула впилась в кору хвоща именно  там,
куда я навел  пятнышко  лазерного  луча.  При  желании  можно  было  с
легкостью  всаживать  ампулы  одну   в   другую   или   рисовать   ими
геометрические фигуры.
    С дистанции в сорок шагов я различал алую крапинку не  без  труда,
однако вторая ампула попала в нее  с  безукоризненной  точностью.  Тут
что-то  было  не  так,  по  законам  баллистики  траектория   выстрела
обязательно должна отклоняться от безукоризненной  прямизны  светового
луча. Однако я разобрался, в  чем  дело,  подойдя  к  своей  мишени  и
обследовав торчащие ампулы вблизи. Стоило направить  на  одну  из  них
лучик лазера, а потом легонько  поводить  им  из  стороны  в  сторону,
начинали  шевелиться  крошечные  треугольные  стабилизаторы  на  узком
хвосте  ампулы.  Итак,   пистолет   стрелял   миниатюрными   ракетами,
снабженными автоматикой наведения по лазерному лучу. Думаю,  настолько
сложная и компактная  техника  не  могла  бы  даже  присниться  самому
сумасшедшему конструктору на нашей планете.
    - Хотите выстрелить из пистолета с космической летающей  миски?  -
предложил  я  Джаге,  который  заинтересованно   наблюдал   за   моими
манипуляциями.
    - Нет, спасибо. Штучка забавная, но уж больно субтильная. С тем же
пистолет-пулеметом никакого сравнения. Я, кстати, держу один "Брен"  в
хозяйстве, на случай всякого  случая,  знаете  ли.  Хотя  до  сих  пор
управлялся вручную, если кто разбуянится.
    Я спрятал пистолет под куртку и вытащил глубоко  засевшие  в  коре
ампулы, с их игл упало несколько капелек прозрачной отравы. Изощренной
нездешней  жутью  веяло   от   этого   безупречного   оружия,   чем-то
нечеловеческим, чуждым, вроде аккуратно распиленного порожнего черепа.
Хотя пистолет был сделан явно для человеческой ладони, в руку  ложился
как влитой. Да  и  Амахад  Чажнур  никак  не  походил  на  монстра  из
галактических бездн.
    А между тем я владел несомненным доказательством  того,  что  нашу
планету  посетили  пришельцы  из  других  миров.  Тут  было,  над  чем
поразмыслить.
    -  Поедем  обратно,  Джага,  -  сказал  я  и,  осторожно  завернув
стреляные ампулы в носовой платок, сунул их в нагрудный карман.
    Фургончик  с  аляповатой  надписью   "Щит   Отечества"   терпеливо
дожидался нас на опушке. Стоял славный погожий денек, в кронах плаунов
свиристели летучие ящерки, терпко пахла густая багровая трава. Голубое
солнце стояло в зените, а тусклое розовое  солнышко  едва  выглядывало
из-за туманной горной гряды на горизонте. Но мне  мерещилось,  что  на
весь этот мир, такой родной и привычный, легла тень угрозы.
    Где-то там, за голубым небесным куполом, в  неведомых  космических
далях жили существа, способные делать стрелковое оружие, с которым  не
шли ни в какое сравнение наши  пистолеты,  заряженные  пироксилиновыми
патронами. Нетрудно понять, что у них есть и тяжелое вооружение,  мощь
которого  трудно  даже  вообразить.  А  еще  межзвездные   космические
корабли, на которых они сумели добраться до нашей планеты.
    Признаюсь, я не особый охотник до бульварных  книжонок  в  пестрых
обложках, где авторы на всяческие лады изощряются, описывая  нашествие
кровожадных чудовищ из космоса, порабощенное человечество, низведенное
до уровня домашнего скота в загонах, и тому подобные ужасы. Но как  ни
крути, а вырисовывалось нечто  весьма  похожее.  Правда,  в  книжонках
всегда имеется смекалистый герой, который способен отыскать  у  жутких
захватчиков уязвимое место, изничтожить их под корень, а потом слиться
в триумфальном поцелуе со своей грудастой подругой. Вот уж  не  думал,
не гадал, что на мою долю выпадет участвовать в подобном сюжете.
    Вскоре мы с Джагой уже ехали по городу. Все было как всегда, улицы
и дома, витрины магазинов и летние террасы бесчисленных  ресторанчиков
под полосатыми маркизами. По тротуарам сновали  прохожие,  поглощенные
своими  ежедневными  мелкими  заботами.  В  парках  мамаши  выгуливали
детишек.  Люди  жили  обычной  жизнью,  работяги  вкалывали,  торговцы
торговали,  чиновники  воровали,  правительство  врало  напропалую,  и
казалось, так заведено от века  и  пребудет  навсегда.  Ну  разве  что
изменится покрой штанов или фасон причесок, а в остальном будет то  же
самое. Да и какая кому разница, что принесет далекое будущее, лишь  бы
ухитриться получше прожить свою  единственную  и  неповторимую  жизнь,
другой не дано. Если бы люди имели привычку хоть изредка  задумываться
над своим существованием, они бы размышляли примерно так. Нечто  вроде
неписаного, но всем понятного девиза,  под  которым  принято  коротать
свои дни. Чтобы это оспаривать, надо быть полнейшим идиотом,  которого
в лучшем случае высмеют, а скорей всего затопчут сапогами.
    Никто и не подозревал, что слегка  выцветшее  от  солнечного  жара
небо  набрякло  надвигающимся  кошмаром,  что  за  ним  таятся  армады
космических кораблей, ведомые  могущественными  зловещими  существами,
против которых не устоят армии всего нашего мира, вместе  взятые.  Это
знал я, да  толку-то?  В  любом  из  своих  амплуа,  будь  то  опасный
уголовник Трандийяар или мирный фермер Хопаши, что я тут мог поделать?
    Единственной ниточкой, которой я располагал, был белобрысый Амахад
Чажнур, у которого в кобуре  оказался  необычайный  пистолет.  Пока  я
смутно представлял, кем он является на самом деле и как попало к  нему
это оружие. Зато без всякого сомнения он причастен  к  делу  Лигуна  и
знает много, даже очень много такого, что  впрямую  затрагивает  меня.
Поэтому я со вполне понятным нетерпением ожидал, когда же сыскное бюро
Ширена предоставит хоть какие-то  сведения  об  этом  человеке  и  его
связях.
    Вернувшись с загородной прогулки,  я  поднялся  в  отведенную  мне
комнату и положил инопланетный  пистолет  в  чемодан.  Вскоре  ко  мне
постучался Джага.
    - Интересные новости, командир, - с порога сообщил он.
    - Какого рода?
    - Час назад сюда звонили, спрашивали меня.  Сказали,  что  это  от
Ширена, дескать, он хотел бы со мной повидаться. Наверно, уже  удалось
что-то разузнать. Разрешите ему перезвонить?
    - Конечно, звоните. Если разговор не  телефонный,  договоритесь  о
встрече и предупредите, что придете вдвоем.  Потому  что  я  хотел  бы
поехать туда с вами.
    Перезвонив в бюро, Джага условился о встрече через  полтора  часа,
мы на славу пообедали и все на том  же  автофургончике  отправились  к
Ширену.
    Бюро находилось достаточно  далеко  от  центра,  на  втором  этаже
небольшого облупленного домика, увешанного мелкими вывесками всяческих
контор. Меблировка новизной не блистала, дела тут явно шли  ни  шатко,
ни валко. Что же касается самого сыскаря, то он оказался крепко сбитым
лысоватым  мужиком  с  хмурым   пристальным   взглядом,   которым   он
основательно прощупал  меня  прежде,  чем  пригласил  садиться.  Джага
поспешил представить меня в качестве своего компаньона,  также  весьма
заинтересованного в результатах расследования.
    - Значит, так, господа хорошие, -  начал  Ширен,  буравя  взглядом
Джагу.  -  Я  вчера  объяснял,  что  на   сомнительные   варианты   не
подписываюсь. Был такой разговор?
    - Был, - подтвердил Джага.  -  А  что,  у  вас  начались  какие-то
сомнения?
    - Не без того. За язык вас тянуть не буду, но барахтаться  вслепую
тоже не хочу. Договоримся так.  Вы  мне  отвечаете  на  дополнительные
вопросы, только без уверток и честно, а я решаю, буду ли дальше на вас
работать.  Не  беспокойтесь,  задаток  верну,  если  что,  -  он  чуть
помедлил. - Оставлю себе сотню за первоначальные хлопоты, это будет по
справедливости.
    - Мы можем заплатить и больше,  -  закинул  наживку  я,  поскольку
Ширен проявил подчеркнутое небезразличие к деньгам.
    - Если я не уверен, что тут все чисто, не соглашусь и за  миллион,
- отрезал тот.
    - А что тут может быть нечисто? - разобиделся Джага. - Мы  вам  не
жулье какое-то  приблудное.  Хотим  проверить  одного  подозрительного
субчика, чем он дышит...
    - Минутку, - перебил я. - Для начала  объясните,  почему  разговор
принимает такой оборот. Что вам такого удалось разузнать?
    Откинувшись на  спинку  стула,  сыскарь  снова  окинул  испытующим
взглядом меня, потом Джагу и вполне удостоверился, за кем из нас двоих
решающее слово.
    - Ладно, скажу, - обратился он ко мне. - Требовалось узнать, кроме
прочего, кто владелец "Корлы" номер ТХ 8047, так?
    - Совершенно верно.
    - Ну вот. Машина зарегистрирована на человека по  фамилии  Сойдер.
Седьмого числа его  сцапала  безопасность  по  обвинению  в  шпионаже.
Вдобавок у него изъяли немного грибняка, - сделав внушительную  паузу,
Ширен заявил. - Я принципиально не связываюсь с подобными вещами.  Тут
можно слишком много профукать, начиная с лицензии и кончая собственной
головой.
    Гром и молния. Перед глазами у меня возникла прочитанная позавчера
в парке газетная заметка, где  упоминалось  об  аресте  супра-капитана
шакронской  разведки  и  о  пятидесяти  ренциях   фенилглютаминала   в
найденном у него флаконе. Это  около  двадцати  пяти  доз,  на  глазок
столько же, сколько похожего на грибняк порошка в том флаконе, который
я нашел в тайнике убитого Лигуна. Вряд ли вражеский шпион  одолжил  бы
кому-нибудь свой автомобиль для  мокрого  дела,  так  что  вооруженный
пистолетом в подплечной кобуре человек, которого я  видел  входящим  с
чемоданчиком в подъезд, вне всякого сомнения был тем  самым  Сойдером.
Он получил флакон от Лигуна и  застрелил  его,  не  зная,  что  вместо
необыкновенного лекарства туда насыпан наркотик.  Наконец,  Чажнур  по
дороге на вокзал ясно дал  мне  понять,  что  за  препаратом  охотятся
агенты Шакрона. Именно они убили толкача и постарались навести полицию
на меня, подкинув улики, чтобы  надежно  замести  следы.  Хоть  что-то
стало понятнее, правда, вопросов оставалось больше, чем ответов.
    Осмыслив это за долю секунды, я лучезарно улыбнулся озабоченному и
хмурому как туча сыскарю.
    - Не волнуйтесь, просто этот фрукт подолгу торчал в своей  "Корле"
напротив "Щита Отечества". Вот мы и  решили  навести  заодно  справку,
мало ли, что. А всерьез нас интересует наш возможный  деловой  партнер
Амахад Чажнур. Мы хотели бы убедиться, что он не связан  ни  с  какими
подозрительными кругами, только и всего.
    - Я хотел бы взглянуть на  ваши  документы,  уважаемый  Хопаши,  -
буркнул Ширен.
    - Извольте, - не моргнув глазом, я вынул из кармана и  положил  на
стол поддельное удостоверение.
    Бывший полицейский внимательно осмотрел его,  почему-то  поднес  к
лицу, хотя явно  не  страдал  близорукостью.  Потом  не  спеша  достал
засаленный тощий бумажник, вынул четыре сотенных бумажки, отсчитал еще
пятьдесят мелкими купюрами, вложил деньги в удостоверение  и  протянул
мне.
    - Следует понимать, что вы отказываетесь  иметь  с  нами  дело?  -
спросил я, внутренне поежившись от того, что он каким-то  чудом  сразу
распознал подделку.
    - А я вас обоих вообще никогда в  жизни  не  видел,  -  безмятежно
ответил Ширен, с которого разом слетело все напряжение. -  Расстанемся
по-хорошему, и все.
    Взяв удостоверение, я положил деньги на стол перед сыскарем.
    - Не откажите напоследок в  маленькой  консультации.  Документ  не
совсем убедительно  выглядит,  да?  Мне  хотелось  бы  узнать,  в  чем
причина.
    - Свежий запах клея, - ухмыльнулся тот. - И фотография  ничуть  не
потерта. А так нормально.
    - Спасибо. Приятно было познакомиться.
    Я встал со стула, но Ширен остановил меня, небрежно подняв палец.
    - Деньги заберите. Совет бесплатный, специально для вас. Мне  тоже
приятно было посмотреть на парня, который ухлопал троих людей  Кридана
Барладага.
    И пока я переваривал услышанное, детектив, глядя в упор, добавил.
    - Ведь ваша фамилия Трандийяар, правильно?

                                  8.
    Время зависло в стремительной неопределенности,  как  будто  через
распахнутое окошко влетела метательная бомбочка с выдернутой  чекой  и
покатилась по полу. Я пытался  оценить,  чего  именно  хочет  от  меня
бывший полицейский,  а  ныне  частный  сыскарь  Ширен.  Он  достаточно
эффектно продемонстрировал свой профессионализм на моем удостоверении,
а теперь выложил крупный козырь и, разумеется,  ждал  ответного  хода.
Оставалось непонятным, какие ставки он решил назначить в игре. Вряд ли
это деньги в обмен на молчание или что-то подобное. Похоже, он из  тех
людей,  которые  руководствуются  неким  внутренним  кодексом,  строго
регламентирующим, где следует проявлять крайнюю щепетильность,  а  где
предельную неразборчивость. Его сложные и непредсказуемые  манипуляции
с полученным задатком показали это достаточно выпукло.
    Так  или  ниаче,  его  лобовой  вопрос   означал   приглашение   к
дальнейшему разговору, и многое зависело от моего ответа.  Тем  более,
Джага весь подобрался, а его голубые навыкате глаза приобрели  слишком
хорошо знакомое мне выражение. Такое, словно мы с ним снова  очутились
в  болотных  зарослях  на  Цапре.   Но   Ширен   отнюдь   не   пытался
спровоцировать  стычку,  а  с  благодушным  видом  наблюдал  за   моей
реакцией. От настороженной мрачности в  начале  беседы  он  перешел  к
тихому самодовольству человека, полностью владеющего ситуацией и ценой
немалых усилий наконец раскусившего, что к чему.
    - Совершенно верно, - ответил я. - Но позвольте  внести  маленькую
поправку. На моем счету  двое  людей  Барладага.  Потому  что  толкача
Лигуна застрелил Сойдер.
    - Так-так, уже интереснее, - сыскарь  встал  из-за  стола.  -  Как
насчет пропустить по стаканчику?
    - Не откажусь, - я взглядом дал понять Джаге, что незачем нападать
на Ширена, и уселся, придвинув свой стул поближе к письменному столу.
    Хозяин  бюро  отворил  дверцу  стенного   шкафчика,   достал   три
пластмассовых  одноразовых  стакана   и   початую   бутылку   дешевого
дистиллята.
    - Я не привык разбавлять, наверно, и вы тоже, - сказал он, плеснув
в стаканы пальца на два и подавая один мне, другой Джаге.
    - Салют, - откликнулся я и сделал глоток.
    Джага  молча  повертел  стакан  в  руках,  затем   проглотил   его
содержимое одним махом. Ширен сел за стол  и,  поочередно  кивнув  нам
обоим, пригубил дистиллята.
    - Теперь кое-что проясняется, - начал он.  -  Сойдер  устроил  вам
подставку, так?
    - Да.
    - А как вы на него вышли?
    - Видел, как он подъехал на машине к дому Лигуна в день  убийства.
Полагаю, его люди прослушивали телефон Лигуна и знали,  что  мне  тоже
назначена встреча  немного  позже.  Они  откуда-то  знали  мой  адрес,
поэтому подбросили мне в квартиру пистолет Сойдера и  деньги,  которые
он забрал у толкача. Потом сообщили обо мне в полицию,  скорей  всего,
анонимным звонком. А оттуда сразу информация ушла к Барладагу,  и  тот
послал двоих своих  громил  на  перехват.  Примерно  так  я  себе  это
представляю.
    - Насчет полиции все правильно, - подтвердил Ширен.  -  А  что  за
дела у вас были с Лигуном?
    - Брал у него грибняк по мелочи, для себя.
    Сыскарь удовлетворенно кивнул. Похоже, он прощупывал,  вру  я  ему
или нет.
    - Как думаете, зачем Сойдер пристрелил Лигуна?
    - Наверняка  не  знаю,  могу  только  поделиться  предположениями.
Скорей всего, Лигун слишком запутался в своих играх. Помимо Барладага,
он работал на шакронскую разведку, как  я  теперь  понимаю,  а  потом,
наверно, его подловило и завербовало Управление  Безопасности.  Сойдер
решил от него избавиться, но был уже выдан с головой.  Агентов  такого
класса обычно берут не сразу, а после того, как выявят всю их сеть.
    - Или чтобы сорвать важную операцию,  -  промолвил  Ширен.  -  Вот
касательно Лигуна вы малость перепутали. Он был офицером УБ. Там стоит
большой переполох из-за потери ценного сотрудника.
    - Вот уж не думал, - слукавил я.
    На самом деле подтвердились мои смутные гадательные выкладки.  Тут
же  я  мигом  прокрутил  в  голове  предшествующий  разговор,  пытаясь
разложить его по полочкам. Владелец сыскного бюро немножко  увлекся  и
допустил существенное противоречие. С одной стороны, он якобы  избегал
впутываться в дела спецслужб, а с другой стороны, проявлял  редкостную
осведомленность.  Желая  произвести  на  меня  впечатление  и  выудить
побольше, Ширен щегольнул знанием тайных пружин этого дела. Сутью  его
профессии было владение информацией, торговля ею, а не  хвастовство  и
любопытство. За  этими  расспросами  крылось  нечто  посерьезнее,  чем
праздный интерес.
    - Ну, а с  какого  боку  тут  затесался  некий  Амахад  Чажнур?  -
продолжал вызнавать сыскарь.
    - А может, хватит вопросов? - раздраженно вмешался Джага. - Вы  же
разорвали  уговор  и  денежки  вернули,   чего   тут   еще   тары-бары
разводить...
    - Хотите еще стаканчик? - невозмутимо предложил ему Ширен.
    Не  зная,  какую  линию  поведения  избрать,  Джага  вопросительно
взглянул на меня. Он никак не мог уразуметь,  к  чему  клонит  частный
сыскарь, в котором словно бы проснулся былой полицейский  следователь,
и резонно опасался какого-нибудь подвоха.
    - Налейте и мне тоже, будьте добры, - попросил я.
    У меня практически не оставалось сомнений, что на самом деле Ширен
достаточно тесно связан  с  деятельностью  секретной  службы,  и  даже
напрашивался вывод,  какой  именно.  Роль  щепетильного  и  опасливого
сыскаря он разыграл отменно: сначала  отверг  нас,  вдобавок  ошарашив
догадкой о том, кто я такой, потом снова резко потянул удочку на себя.
Но,  заигрывая,  вынужденно   раскрылся.   Будь   он   из   Управления
Безопасности, тут же сдал бы нас туда, и пусть расспросами  занимаются
другие. Оставался выбор между Шакроном и  Гали,  причем  интуитивно  я
склонялся в пользу галийской разведки. Что-то неуловимо менялось в его
тоне, когда речь заходила о Шакроне и  Сойдере.  Так  притворяться  не
смог бы самый искусный актер.
    Вообще говоря, переделка принимала какой-то уж  совсем  гротескный
вид. Если пойдет и дальше в том же духе,  скоро  я  не  смогу  в  этом
городе сплюнуть,  не  попав  прямехонько  в  какого-нибудь  секретного
агента.
    Ширен разлил дистиллят по стаканам и отхлебнул из своего маленький
глоток, хотя трезвенником он отнюдь не выглядел.
    - Мы остановились на Амахаде Чажнуре, - напомнил он,  утерев  губы
бумажной салфеткой.
    - А вам удалось о нем что-то узнать?
    - Самую малость, - сыскарь  демонстративно  покосился  на  деньги,
лежавшие на столе рядом с дешевеньким письменным прибором.
    - Берите задаток, чего ему зря валяться, - посоветовал я, и купюры
без заминки перекочевали обратно в его бумажник.
    - Вчера после обеда я отрядил присматривать за ним двоих ребят,  -
стал рассказывать Ширен. - Они повели его от  конторы  "Электротемпа".
Это маленькая  фирма,  у  нее  две  ремонтные  мастерские.  Занимаются
бытовой техникой,  и  внешне  все  чисто.  Не  думаю,  что  там  стоит
копаться. После рабочего дня Чажнур поехал на  своей  "Хаши"  голубого
цвета в район набережной и там зашел в забегаловку перекусить. Один из
моих ребят остался снаружи, другой пошел следом. Никаких контактов, да
и вообще ничего интересного. Ну, поел он, хлопнул рюмашку и отправился
в сторону порта пешком. А  потом  взял  да  и  оторвался  от  двойного
хвоста, да так ловко, что мои ребята только руками развели.  Вернулись
к забегаловке и до  поздней  ночи  пялились  на  его  колымагу.  Потом
позвонили  мне,  попросили  инструкций,  и  я  дал  им  отбой.  Насчет
круглосуточного наблюдения у  нас  договора  не  было,  это  отдельная
такса.
    Он вопросительно посмотрел на меня, и я кивнул, давая понять,  что
все правильно.
    - А утром пришла информация по машине Сойдера  и  впридачу  о  нем
самом. Я и решил, что эта работенка не для нашего бюро. Моих  ребят  я
сам натаскивал по наружному наблюдению, они промашек не делают. А этот
Чажнур их умудрился засечь, но совершенно не  подавал  виду,  и  вдруг
испарился классическим приемом, двойная петля через  проходные  дворы.
Он агент, вот кто. Не знаю, чей, да и знать не хочу.
    - Он как-то связан с убийством Лигуна, - сказал я. - Только не  со
стороны Шакрона.
    - Думаете, он работает на Гали?
    - Сомневаюсь, - достав из нагрудного кармана платок,  я  развернул
его и положил одну из стреляных ампул на стол перед Ширеном. - У  него
был  пистолет,  который  стреляет  вот  такими  штучками.  Наводка   и
корректировка стрельбы по лазерному лучу. Внутри этой  фитюльки  целый
компьютер, который управляет хвостовыми стабилизаторами. Не думаю, что
в Гали настолько передовая техника.
    - А у вас это  откуда?  -  детектив  взял  ампулу  через  бумажную
салфетку и принялся ее рассматривать.
    - Я же говорю, все от того же Амахада Чажнура. Он  вышел  на  меня
позавчера, предлагал свои услуги, чтобы переправить через  границу.  Я
послал его подальше, мне из родной страны драпать  несподручно.  Тогда
он стал  хвататься  за  свой  необычный  пистолет,  и  пришлось  парня
обезоружить. Жаль, потолковать с ним по душам не  вышло,  он  некстати
вырубился. Дожидаться, пока он  очухается,  мне  было  не  с  руки,  -
поведал я и добавил. - Вы можете оставить эту  штучку  себе,  кажется,
она вас заинтересовала.
    - Спасибо, - Ширен выдвинул ящик стола и  положил  туда  обернутую
салфеткой ампулу, потом задумчиво посмотрел на  меня.  -  Вы,  значит,
надеетесь распутать это дело и выкрутиться?
    - Мне больше ничего не остается.
    Он сочувственно покачал головой.
    - А вы думаете, Управлению  Безопасности  неизвестно,  кто  Лигуна
пристрелил? Бросьте, не смешите. Наверняка они все отлично  знают,  но
им плевать на справедливость. Вас подставили, но  для  них  это  очень
удобно, концы в воду, понимаете?
    - Вот как? Это ваши догадки или вы действительно знаете?
    - Лучше бы вы согласились смотаться за границу, - сказал он вместо
прямого  ответа  на  вопрос.  -  Между  прочим,  во  всех  распивочных
обсуждают новость, Барладаг назначил десять тысяч наградных тому,  кто
доставит ему живьем шпыря Трандийяара. За голову в мешке вдвое меньше,
но все равно хорошие деньги.
    - С Барладагом у меня будет отдельный разбор.
    - Вижу, вы человек не робкого десятка. Но поймите, хреном кулак не
ушибешь. Вы обложены со всех сторон. Понимаете?
    - Конечно, понимаю, - сказал я, залпом допил стакан,  смял  его  в
руке и бросил в корзину для бумаг. - Если  у  вас  не  совсем  пропала
охота заниматься Чажнуром, я мог бы увеличить сумму гонорара.
    - Допустим, еще пятьсот, и мы попробуем его копнуть помимо  прямой
слежки.
    - Согласен. Меня прежде всего интересует его распорядок дня и план
дома на улице Ветеранов. Ну и любые другие сведения,  которые  удастся
раздобыть. Договорились?
    - Ладно. Как только будет что-то новенькое, позвоню.
    - И последний вопрос. Как вы меня вычислили?
    Ширен ухмыльнулся.
    - Не сразу, конечно. Да я и не был уверен на все  сто.  Во-первых,
еще  вчера  навел  справки,  что  собой  представляет  владелец  "Щита
Отечества".  Во-вторых,   меня   сразу   заинтересовало,   кто   такой
Трандийяар, которого так рьяно ищут и полиция, и Барладаг. Тоже  навел
справки. А увидев вас вдвоем, сопоставил факты. Фронтовое братство,  я
верно понимаю? Кстати, ваше счастье, что фотография в газете старая.
    Отчасти он меня успокоил,  поскольку  раскрыть  меня  ему  помогло
множество случайных совпадений. Но то, что мое пребывание  под  кровом
хлебосольного и преданного Джаги перестало быть секретом,  пусть  даже
для одного человека, отнюдь не радовало.
    - А еще  у  вас  достаточно  характерная  офицерская  выправка,  -
добавил на прощание Ширен, пожимая мне руку на прощание. - Учтите,  вы
не очень-то похожи на сельского увальня.
    Стрелки  настенных  часов  в  его  кабинете  показывали   половину
четвертого. Мы с Джагой как раз успевали на встречу с  бывшим  поваром
Барладага в сквере возле гостиницы "Эксель".
    Усевшись за руль, Джага проворчал:
    - Как хотите, командир, но мне все это не слишком нравится.
    - Мне тоже, - согласился я. - Да что поделать. Какие фишки  сданы,
такими и шлепаем.
    По меньшей мере  странное  впечатление  произвел  на  меня  Ширен.
Поначалу он, чувствуя нешуточную опасность, решил выйти  из  игры,  но
потом возобладал азарт профессионала. К тому же я платил щедро,  да  и
полученные сведения наверняка заинтересуют его  зарубежных  хозяев.  У
нас с ним был общий неприятель, Кридан Барладаг, но это еще  не  повод
для  пылкой  дружбы.  Скорее  соблазн  использовать   друг   друга   в
собственных целях.
    Я оставил ему ампулу, ничуть не сомневаясь, что Ширен передаст  ее
туда,  где  она  подвергнется  всесторонней  экспертизе.  В  галийскую
разведку, если я не ощибся. Не надо быть  семи  пядей  во  лбу,  чтобы
распознать   инопланетное   происхождение    этой    штучки    с    ее
микроэлектронной начинкой. Так, для начала,  я  подал  сигнал  тревоги
первым же подвернувшимся мне способом. Реальное  доказательство  того,
что нашу планету посетили пришельцы, слишком важная вещь, чтобы делать
его своей монополией, тем паче, в моем шатком положении.
    В центре, сразу за Триумфальной площадью, мы угодили в  пробку,  и
Джага всласть начертыхался, колотя кулаком по рулю. Досталось от  него
всем, начиная с муниципалитета и кончая придурками, которые напокупали
себе шикарных машин, а ездить не  умеют.  В  конце  концов,  пользуясь
кратковременными подвижками  в  веренице  автомобилей,  он  исхитрился
перестроиться в правый ряд и затем свернуть в переулок,  а  оттуда  на
соседнюю улицу. Благодаря этому маневру мы приехали к  "Экселю"  всего
лишь с десятиминутным опозданием.
    - Вон он прогуливается, -  сообщил  Джага,  указывая  на  толстого
коротышку в крикливом летнем костюме.
    Впрочем, я уже его  заметил.  Выглядел  он  на  редкость  забавно:
пухлые румяные щечки, нос пуговкой, оттопыренные губы,  словно  дующие
на ложку с зачерпнутой из котла пробой супа.  Самый  что  ни  на  есть
типичный повар с картинки в детской книжке.
    Из предосторожности я надел шляпу и очки.  Припарковав  машину  за
углом гостиницы, мы поспешили в сквер.
    - Здравствуйте, Синк, - приветствовал Джага коротышку. -  Извините
за опоздание, вечно эти чертовы пробки на дорогах.
    - Ничего, ничего, пустяки, - тот махнул рукой,  похожей  на  плохо
пропеченную булочку, и вопросительно воззрился на меня.
    - Хопаши, - коротко представился я.
    Помня о последнем замечании Ширена касательно военной выправки,  я
следил за  своей  осанкой  и  походкой,  стараясь  выглядеть  штатским
человеком. Боюсь, что с непривычки это у меня не очень-то получалось.
    - Буду рад оказаться полезным, - заверил Синк. - У  вас  для  меня
есть предложение насчет работы, не так ли?
    - Есть, - подтвердил Джага.
    - Работа хорошо оплачиваемая, - добавил я. - И до смешного легкая.
    Синк забегал глазами, озирая нас поочередно. Буквально видно было,
как за гладким лобиком повара оживленно начали роиться всякие вопросы.
    - Может быть, зайдем в бар? - предложил он. - Там присядем  и  все
обсудим.
    - Давайте лучше побеседуем здесь, - сказал я, жестом  указывая  на
парковую скамью. - Мне бы  не  хотелось,  чтобы  наш  разговор  слышал
какой-нибудь  пьянчуга  за  соседним  столиком.  А  уж  потом   зайдем
куда-нибудь и выпьем по рюмочке.
    - Как вам будет угодно, - поддернув цветастые брючки, повар  боком
уселся на скамье и сложил руки на коленях. - Так что у вас  за  работа
для меня?
    -  Сущие  пустяки,  нам  от  вас  нужна  всего-навсего   маленькая
консультация, причем все сказанное будет строго между нами,  -  я  сел
рядом с Синком, Джага примостился за моей  спиной.  -  После  чего  вы
получите солидное вознаграждение и напрочь забудете  о  нашей  с  вами
встрече.
    Синк занервничал,  он  малость  поерзал  на  скамье,  настороженно
взирая исподлобья.
    - Солидное, это сколько?
    Я вынул из кармана конверт, разбухший от вложенной пачки купюр,  и
сунул ему в руки.
    -  Здесь  тысяча  наличными.  Хороший  гонорар  за  десятиминутную
беседу, не правда ли?
    - Смотря о чем вы хотите беседовать, - рассудил повар.
    - О Кридане Барладаге.
    Его глаза округлились, и он дернулся, будто получил изрядный тычок
в челюсть.
    - Незачем так волноваться, - продолжал я. - Речь пойдет всего лишь
о его привычках, о вилле  и  прочих  мелочах.  Причем,  повторяю,  все
сказанное...
    - Нет, - поспешно  перебил  меня  Синк.  -  Ни  за  какие  деньги.
Нет-нет, заберите, и лучше кончим этот разговор.
    Он бросил мне на колени  конверт  с  влажными  пятнами  от  потных
пальцев и вскочил на ноги.
    -  Минутку,  -  я  пытался  его  успокоить.  -  Ну  что   вы   так
переполошились? Присядьте.
    Однако  повар  не  на  шутку  перетрусил,  казалось,  он   вот-вот
припустит от меня бегом по аллее.
    - Я ничего не знаю, я вас  не  видел,  вы  ничего  не  спрашивали,
хорошо? - затараторил  он.  -  На  том  и  разойдемся.  Не  надо  меня
уговаривать, я не самоубийца.
    Ничего не поделаешь, я сухо попрощался,  и  толстячок  с  отменной
прытью  поспешил  исчезнуть.  Жадности  ему  было  не   занимать,   но
патологическая трусость взяла верх, и оставалось надеяться, что она же
вынудит его помалкивать о нашей встрече. Убрав конверт в карман,  я  с
небрежным видом откинулся  на  спинку  скамьи,  внимательно  обозревая
сквер сквозь дымчатые стекла очков.
    - Так я и думал, что с ним каши не сваришь, - подал голос Джага. -
Лишь бы он со страху не побежал к Барладагу, чтобы нас заложить.
    - Думаю, до этого не дойдет. Он явно принял меня  за  человека  из
клана Фахти, а там болтунов тоже не любят.
    Ни по дороге от детективного бюро, ни  в  сквере  я  не  обнаружил
никаких признаков слежки. По крайней мере, Ширен покуда  вел  игру  на
нашей стороне.
    - Командир, давайте  я  займусь  Барладагом  и  его  виллой.  Эдак
осторожненько порасспрашиваю, понаблюдаю, дело нехитрое...
    - А вот этого пока не надо, - возразил я. - Слишком велик риск.  И
потом, есть еще один человек, который наверняка знает о  Барладаге  не
меньше, чем Синк.
    - Вы имеете в виду Ширена?
    - Само собой, - я встал со скамьи. -  Только  на  сегодня  хватит,
поедем лучше в "Щит Отечества".
    Сев за руль фургончика, Джага не спешил заводить двигатель.
    - Все-таки у меня неспокойно на душе из-за этого трусишки  повара,
- проворчал он. - Разрешите, я зайду к нему на кухню и припугну,  чтоб
уж наверняка помалкивал?
    - Если вам так хочется, давайте, это не помешает, - согласился я.
    Джага вылез из кабины и направился к служебому входу в гостиницу.
    От нечего делать я занялся своим удостоверением: развернул  его  и
начал   легонечко   тереть   фотографию   носовым   платком,    удаляя
предательский глянец.
    Вскоре Джага вернулся и с озабоченным видом плюхнулся на сиденье.
    - Синка нет на месте, - сообщил он. - Его напарник сказал, мол, он
только что отпросился с работы и умотал. Мне это совсем не нравится.
    Я разогнул удостоверение фотографией  наружу  и  сунул  в  брючный
карман, чтобы вся страница приобрела требуемую потертость. Похоже,  мы
допустили крупный промах. Не стоило выходить  на  Синка  через  Джагу.
Если повар, потеряв голову от страха, кинулся к своему бывшему хозяину
докладывать  о  подозрительном  разговоре,  нам  ничего  хорошего   не
приходиться ожидать. Потому что тогда Барладаг первым долгом  примется
за владельца "Щита Отечества".
    - Что скажете, командир?
    - Скажу, что мне тоже это совсем не нравится, - признался я.
    - На всякий случай я спросил, где  этот  повар  квартирует,  -  он
вытащил из-за пазухи свой блокнотик. -  Напарник  поначалу  мялся,  не
хотел говорить, но я сунул ему десятку. Вот адрес, Оружейный проспект,
дом шесть, квартира одиннадцать.
    - Сомневаюсь, что он отправился домой.
    -  В  том-то  и  штука,  -  Джага  завел  двигатель   и   принялся
разворачиваться на  узкой  улочке.  -  Но  рано  или  поздно  он  туда
заявится, верно?

                                  9.
    В "Щите Отечества" меня ожидал небольшой сюрприз: Янта принесла из
библиотеки солидный учебник по физиологии головного мозга,  книжищу  в
три пальца толщиной. Вручая мне увесистый том, она  не  удержалась  от
легкой усмешки.
    - Читайте на здоровье, уважаемый господин Хопаши.
    - Месакун, с вашего позволения.
    Я уже малость запутался, как меня на самом деле зовут. Но так  или
иначе, мне бы не хотелось, чтобы молодые красавицы обращались ко  мне,
словно к почтенному старичку. Мою реплику Янта пропустила мимо ушей.
    - Если за месяц не управитесь, можно будет продлить, - все  с  той
же тихой подковыркой предупредила она. - Так что читайте, сколько душе
угодно.
    Разумеется, в ее глазах я выглядел недалеким занудой,  который  то
ли наивно тщится залатать прорехи в своем образовании, то ли набрел на
какую-то сумасбродную идею и намерен совершить научный переворот.
    Я рассыпался в благодарностях, а затем улизнул в  свою  комнату  и
завалился на койку с книгой в руках.  Прежде,  чем  накрыли  стол  для
ужина, мне удалось пролистать весь пухлый  том  и  запомнить  на  веки
вечные каждую строчку. Не могу  сказать,  что  чтение  было  легким  и
приятным, но оно принесло несомненную пользу. Даже не  ожидал,  что  в
первом же подвернувшемся университетском  учебнике  сразу  обнаружится
разъяснение того, почему  мой  мозг  способен  работать  в  неслыханно
интенсивном режиме. Точнее говоря,  не  столько  разъяснение,  сколько
ключ к разгадке.
    Меня попросту ошарашил тот факт, что человеческая нервная  система
содержит более десяти миллиардов нейронов, и  сколько-нибудь  полезной
умственной деятельностью обычно занято меньше одной десятой  от  этого
числа.  Другими  словами,  любой  человек,  будь  он  хоть  величайшим
эрудитом и мудрецом, загружает свои мозговые  ресурсы  всего  лишь  на
семь-восемь процентов. До сих пор для ученых остается неясным,  почему
природа проявила такую несвойственную ей расточительность. Или  же,  с
другой стороны, непонятно,  отчего  люди  никак  не  научатся  должным
образом пользоваться собственными мозгами.
    Итак, найденный в тайнике Лигуна  препарат  попросту  задействовал
бездельничающие нейроны, тем самым переключая работу больших полушарий
мозга на полную мощь. И вообще оздоравливал нервную систему,  судя  по
тому, что я напрочь излечился от пристрастия к наркотикам.
    Пластмассовый флакон в кармане моей куртки явно стоил того,  чтобы
за ним охотились все разведслужбы мира. По сути, этот белесый  порошок
выводил человеческую  расу  на  новую  ступень  сознания.  Та  страна,
которая сумеет им завладеть, совершит поразительный  рывок  в  области
науки, передовых технологий, вообще по всем направлениям сразу.  Любой
заурядный ученый, которому введут этот препарат, станет,  по  нынешним
меркам, гением.
    У меня не было ни малейших сомнений касательно того,  откуда  этот
препарат взялся. Оттуда же, откуда и  ампульный  пистолет  с  лазерным
прицелом. Их произвела другая цивилизация, намного превосходящая  нашу
в техническом отношении. Только вот  зря  поначалу  я  вообразил  этих
существ какими-то несусветными чудищами, логики  тут  не  было  ни  на
грош, одна сплошная паника. Ведь пистолет  сработан  для  человеческой
руки, по крайней мере, похожей на  человеческую.  И  препарат  успешно
действовал именно на человеческий мозг. Как ни крути,  приходилось  не
только поверить в существование инопланетян с их летающими мисками, но
и сделать напрашивающийся вывод, что они такие же люди, как и мы.
    А это уж совсем не лезло ни в какие ворота.  Космос  необъятен,  и
разумная жизнь наверняка зародилась не только  на  нашей  планете.  Но
чтобы в глубинах мироздания порознь  возникли  две  расы  человеческих
существ, схожие и анатомически, и  физиологически,  -  такое  попросту
невероятно. Единственное мало-мальски убедительное объяснение  состоит
в том, что космические пришельцы каким-то хитроумным образом  способны
вселяться  в  человеческие  тела,  которые  служат  им  чем-то   вроде
маскировочного  костюма  и,  заодно,  защитного  скафандра.   Как   ни
фантастично такое допущение, никакой иной связной версии  я  выдвинуть
не мог.
    В который раз  мне  вспомнился  распиленная  голова  Лигуна.  Ведь
неспроста же  понадобилось  похищать  мозги  убитого,  за  этой  жутью
безусловно стоит нечто в высшей степени важное.
    Терпеть не могу упражнений  в  бесплодном  фантазировании,  однако
поневоле я  стал  заниматься  именно  этим.  Скажем,  мне  уже  начало
мерещиться, что в черепе застреленного толкача скрывалось инопланетное
существо.  Снова  моими  мыслями  завладел  необыкновенный  порошок  в
пластмассовом флаконе. Поначалу я принял его за  грибняк,  потом  счел
лекарством, ну, а что, если на самом деле он служит  для  того,  чтобы
подготовить человеческий мозг к внедрению чужеродного  сознания?  Или,
того хуже, является его переносчиком...
    Мне стали мерещиться всякие чудовищные личинки или споры,  которые
вот-вот примутся всласть размножаться в моей собственной голове.  Пока
что я был самим собой, но как знать, надолго ли. Нет, решил я, это уже
полный бред. Стоит дать волю таким мыслям,  и  до  психбольницы  будет
рукой подать.
    Так или иначе, приходилось считать  допустимым  все,  что  угодно,
любые чудеса и кошмары. Среди нас могут разгуливать нелюди  в  обличии
людей, они могут вселиться в кого хочешь по собственному выбору, и как
тут прикажешь с ними бороться?
    Усилием воли я подавил бешеную карусель домыслов  в  своем  уме  и
попытался рассуждать хладнокровно и здраво.
    Люди не одиноки во Вселенной. Более того, они не  одиноки  уже  на
своей единственной планете. И  даже  не  подозревают,  насколько  наша
цивилизация беззащитна перед вторжением пришельцев.
    Форменное сумасшествие, я знаю эту тайну, владею  доказательствами
в виде инопланетного пистолета и флакона с порошком, но никак не  могу
заявить об этом открыто. Более того, и помимо пришельцев у  меня  есть
достаточно серьезные заботы. За мной охотятся не только полиция и люди
Барладага, поскольку разведслужбы всех мастей также  явно  замешаны  в
этом деле. Лишь поведение Амахада  Чажнура  как-то  не  вписывалось  в
общую картину. Он вполне  искренне  хотел  мне  помочь  перебраться  в
другую страну, где я буду  пользоваться  относительной  безопасностью.
Вот только потом, когда я отказался от его услуг,  стал  хвататься  за
пистолет с ядовитыми ампулами. Не  слишком  похвальное  поведение,  за
которое он и схлопотал здоровенную шишку на затылке.
    Частный сыскарь распознал  в  Чажнуре  опытного  агента  секретной
службы, только вот неведомо чьей.  У  меня  же  не  было  ни  малейших
сомнений в том, что он связан с инопланетянами. Лишь в этом  случае  в
его кобуре мог оказаться необычайный пистолет.  А  дальше  -  сплошной
туман. Непонятно, то ли он завербован пришельцами,  то  ли,  если  мои
догадки верны, под его вполне заурядной личиной скрывается  внедренное
в мозг нечеловеческое существо. Но как бы там ни было, вдобавок Чажнур
был посвящен в обстоятельства гибели Лигуна,  до  сих  пор  не  совсем
понятные для меня. И этим типом стоило заняться.
    Стоя у окна, я задумчиво смотрел на  парк.  Большое  солнце  почти
скрылось за крышами дальних домов, маленькое  уже  ушло  за  горизонт.
Макушки высоченных хвощей, пронизанные закатными лучами, рдели, словно
раскаленная сталь. Вот и прошел еще один день; обремененная  беспечным
человечеством  планета  исправно  вращалась  вокруг  оси,  неслась  по
орбите, но что поджидало ее впереди, какие чудища могли возникнуть  из
космического холода и мрака, трудно было даже вообразить.
    Раздался негромкий стук в дверь, и я невольно вздрогнул. Рука сама
нырнула под куртку и легла на рукоять "Мидура".
    - Войдите, - отозвался я, на всякий случай развернувшись  к  двери
вполоборота, чтобы можно было без заминки выстрелить сквозь одежду.
    Меня беспокоил улизнувший с работы Синк: если он  и  впрямь  после
нашего разговора со страху помчался обо всем докладывать Барладагу, то
у нас с Джагой могут быть крупные неприятности. Причем в любой момент.
Однако в комнату вошла Янта.
    - Дядюшка велел сказать, что через десять минут будет подан ужин в
гостиную, - сообщила она.
    - Благодарю.
    Кажется, ей сразу стало ясно,  почему  я  держу  правую  руку  под
курткой, однако она держалась совершенно невозмутимо.  Как  будто  всю
жизнь только и делала, что приглашала к столу вооруженных уголовников,
на которых полицией объявлен розыск.
    - Ну как вам книга, надеюсь, я выбрала подходящую? -  с  некоторой
долей  лукавства  осведомилась  Янта,  заметив  валявшийся  на   столе
медицинский учебник.
    - Крайне вам признателен, это именно то, что  мне  требовалось,  -
ответил я, взяв том со стола и подавая ей с галантным полупоклоном.  -
Я его уже прочел и возвращаю с глубочайшей благодарностью.
    Красавица удивленно вскинула брови, вертя книжищу в руках.
    - Неужели вы действительно прочли? Так быстро?
    - Да, я владею навыками скорочтения.
    Мне хотелось щегольнуть перед ней своими способностями, чтобы  она
не смотрела на меня, как  на  придурковатого  чудака.  Впрочем,  вышло
ровным счетом наоборот. Судя по выражению лица, девушка никак не могла
взять в толк, то ли я шучу, то ли просто малость не в себе.
    - Необязательно возвращать ее сразу, - сказала Янта. - Может быть,
вам потребуется что-то перечитать.
    - В  этом  нет  никакой  необходимости.  Я  отлично  помню  каждую
страницу.
    Пытаясь развеять ее неловкое замешательство, я предложил:
    - Кстати, давайте  устроим  маленький  экзамен.  Мне  бы  хотелось
проверить свою память, если вас это не затруднит. Присядем?
    - Ну что ж... Раз вы так хотите...
    Она опустилась на стул возле стола, я  небрежно  взгромоздился  на
край подоконника.
    - Будьте так добры, назовите любую страницу и абзац.
    Янта наугад раскрыла книгу.
    - Допустим, двести пятнадцатая. Второй абзац сверху.
    Без малейшей заминки я вызвал в памяти нужную страницу и  принялся
цитировать вслух:"В репродуктивной системе существует целый ряд петель
эндокринной обратной  связи,  которые  наряду  с  прямым  воздействием
центральной и периферической  нервной  системы  позволяют  индивидууму
подготовиться, выбрать партнера  и  осуществить  все  необходимое  для
продолжения рода."
    Прямо  скажем,  абзац  подвернулся  несколько  двусмысленный,   но
изумленная Янта этого не заметила.
    - Правильно, - произнесла она. - Слово в слово...
    - Давайте попробуем еще, - попросил я.
    Словно ребенок, которому демонстрируют  хитрый  фокус,  девушка  с
прищуром посмотрела на меня, азартно перелистала страницы.
    - Сто сорок шестая, последний абзац внизу.
    - Извольте. "Хотя  нейроны  и  не  могут  делиться,  они  обладают
большей по сравнению с  другими  клетками  способностью  к  адаптивной
перестройке. Как показали эксперименты, в  которых  удаляли  небольшой
участок мозга, а  затем  в  течение  нескольких  недель  наблюдали  за
реакцией оставшихся частей,  некоторые  нервные  клетки  действительно
могут регулировать степень своей связи с мишенями.  Как  правило,  при
повреждении некоторых синапсов одного нейрона  другие,  неповрежденные
нейроны могут восполнить утра-" Тут заканчивается страница, -  вставил
я и продолжил. - Сто сорок седьмая, с  первой  строки:"-ченные  звенья
цепи путем некоторого ускорения нормального процесса замены  синапсов.
Если между двумя нервными клетками  возникает  необходимость  в  более
интенсивном информационном  обмене,  число  связей  между  ними  может
возрастать  за  счет  добавления  новых  синапсов  при   одновременном
сохранении старых." Конец абзаца, ну как?
    Янта подняла на меня восхищенные сияющие глаза.
    - Потрясающе. Вы действительно запомнили наизусть каждую страницу?
    - Как видите.
    -  Извините  меня,  пожалуйста.  Я  думала,  вы  затеяли  какую-то
неуклюжую шутку. Я и подумать не  могла,  что...  -  она  запнулась  и
повторила. - Извините.
    - Право же, не стоит извинений, - заверил я.
    - Потрясающе... - промолвила девушка, теребя витой  аксельбант  на
платье.
    А я понял, отчего затеял это маленькое  представление.  Больше  не
имело смысла прикидываться перед самим собой, будто красота Янты  меня
нисколько не волнует. На самом деле я влюбился в нее по уши. И  тут  я
почувствовал, что краснею. Неудержимо и пышно краснею, как  улизнувший
в самоволку прыщавый новобранец, которого патруль  застукал  у  дверей
борделя.
    Но мало того. У Янты тоже запылали щеки, однако  она  не  отводила
глаз. И мы смотрели друг на друга, раскрасневшиеся и бесстыжие, словно
только что из парилки.
    -  Кажется,  нам  пора  идти  ужинать,  -  проговорил  я,  покидая
насиженный подоконник.
    - Ах да, конечно, дядюшка ждет, - Янта встала со стула.
    На мгновение мы оказались лицом к лицу, в каком-нибудь  шаге  друг
от друга. Я знал, что могу поцеловать ее. За мной охотились все,  кому
не лень, вокруг меня роилась чехарда из трупов и  шпионов,  в  кармане
лежало фальшивое удостоверение, а  ремень  брюк  оттягивал  бандитский
пистолет, пули которого  криминалисты  выковыряли  из  трех  трупов  и
отправили под свои бинокулярные микроскопы, однако в  тот  момент  мне
было чихать на все это. Остановило меня другое.
    Перед глазами возникла убитая Зайна, прошитая  наискось  очередью,
ее остекленевшие, широко распахнутые глаза. И при этом воспоминании  я
оторопело замер, словно наткнулся на чугунную заслонку.
    Прижимая к груди книгу, Янта чуть помедлила, затем  повернулась  и
вышла. Следом за ней и  я  направился  в  гостиную,  где  нас  ожидали
остывающий ужин и тихо накаляющийся Джага. Он изо всех сил старался не
выказывать своего раздражения и  отыгрался  на  печеном  подкоряжнике,
свирепо выламывая его коленчатые толстые ноги из  бугристого  панциря,
да так, что едва не забрызгал платье Янты пряной подливой.
    Когда мы отужинали при общем подчеркнутом  молчании,  Джага  вытер
пальцы бумажной салфеткой, скомкал ее и бросил на  блюдо  с  обломками
панциря.
    - Нам  тут  надо  устроить  небольшой  секретный  совет,  -  хмуро
обратился он к племяннице. - А ты пока поди к себе и собери вещички  в
дорогу, ладно?
    - Что это значит, дядюшка? - вспыхнула она.
    - А  то,  что  тебе  вместе  с  нами  придется  переехать  в  один
загородный домик на несколько деньков. У нас полчаса на сборы.
    - Могу ли я узнать, что происходит?
    - Можешь. Но  не  сейчас,  -  отрезал  Джага  тоном,  не  терпящим
возражений.
    Янта вздернула голову и, резко встав, покинула гостиную.
    - С вашего позволения, командир, я вот решил проявить  инициативу.
Мне совсем не нравится история с этим  пузатым  поваренком.  Надо  нам
временно сменить дислокацию.
    - Что ж, инициатива дельная. Куда мы перебираемся?
    - Да тут у одного моего приятеля пустует домишко, меньше часа езды
отсюда. Тетка у парня недавно померла, оставила хибарку в  наследство.
А он все никак не может найти покупателя. Ну, я с ним уже  созвонился,
он согласен дать ключи недельки на две. Одобряете?
    - Конечно. Правда, нам еще понадобится взять в прокате машину. Ваш
фургончик, прямо скажем, чересчур приметен.
    Джага расплылся в улыбке.
    - Разрешите доложить, я уже сбегал в гараж по  соседству  и  нанял
хорошую тачку. Старенькая, но мотор мощный. Она стоит  в  переулке  на
задах, так что можем хоть сейчас отправляться.
    - Отлично, - сказал я, доставая из кармана конверт с деньгами,  от
которого отказался повар. - Возьмите, это возместит ваши расходы.
    - Ну что вы, зачем... Расходы пустяшные.
    - Берите-берите. В конце концов, это деньги не мои, а Барладага.
    Малость поколебавшись,  Джага  взял  конверт  и  сунул  в  брючный
карман.
    - Пойду возьму вещи, - сказал я.
    Сборы не отняли у меня много времени: принес из  ванной  просохшее
нательное бельишко, уложил в чемодан. Затем погасил свет и, подойдя  к
окну, всмотрелся в окутанный сумерками парк. Еще до ужина я заприметил
человека в сером пыльнике, который сидел  на  скамье  возле  газетного
киоска и старательно пялился на  фасад  "Щита  Отечества".  Теперь  он
занял позицию наблюдения рядом со стрижеными плаунами в боковой аллее,
нахохлившись и сунув руки в карманы.  Похоже,  чутье  на  опасность  у
Джаги сработало безукоризненно, как всегда.
    Вернувшись  с  чемоданом   в   гостиную,   я   сообщил   Джаге   о
подозрительном человеке в парке.
    - Может, пойти и  тряхнуть  этого  типчика  за  шиворот?  -  сразу
загорелся он.
    - Не стоит.  Лучше  исчезнем  отсюда  без  лишнего  шума.  Как  вы
думаете, Янта уже готова к отъезду?
    - Пойду ее потороплю.
    Спустя несколько минут мы втроем вышли из "Щита  Отечества"  через
заднюю дверь: впереди Джага со здоровенной  дорожной  сумкой,  за  ним
Янта, следом я с ее и своим чемоданами.  Ни  на  заднем  дворе,  ни  в
переулке ничего подозрительного мы не заметили; впрочем,  я  продолжал
держаться начеку.
    Машину Джага раздобыл достаточно  почтенную,  то  был  "Дром"  как
минимум десятилетней давности, однако в терпимом состоянии, по крайней
мере, без  наружных  следов  коррозии.  Мы  уложили  багаж  на  заднее
сиденье, там же примостилась Янта. Взяв у Джаги ключи, я сел за руль и
включил стартер. Двигатель отозвался неожиданно мощным утробным ревом.
    - Имейте в виду, на этой  развалюхе  стоит  мотор  с  "Рарона",  -
предупредил Джага, усаживаясь  рядом  со  мной.  -  Она  разгон  берет
моментально. И скорость у нее такая, что мое почтение.
    Действительно,  неказистая  старенькая  машина  оказалась   весьма
проворной и вдобавок отлично слушалась руля.  Я  немного  покружил  по
городу и убедился в отсутствии слежки. Те, кто установил наблюдение за
"Щитом Отечества", сплоховали. Возможно, они сочли, что имеют  дело  с
дилетантами, которые не заслуживают серьезного отношения.
    - Куда  теперь?  -  осведомился  я,  выезжая  на  малую  кольцевую
магистраль.
    - Если вы не возражаете,  сначала  к  шестому  дому  на  Оружейном
проспекте, - ответил Джага. - Мне страсть как хочется  повидать  этого
толстячка-повара.
    Похоже, мы с Джагой  принимали  решения  в  унисон.  Утвердительно
кивнув, я нашел место  для  разворота  и  погнал  "Дром"  в  требуемом
направлении.
    - Могу я наконец узнать, что происходит? - подала голос с  заднего
сиденья Янта. - Если вы скрываетесь от полиции, так и объясните, я  не
маленькая девочка, не расплачусь.
    - Полиция еще куда ни шло, - проворчал Джага. - В заведение  могут
нагрянуть люди Барладага, а это тебе не шуточки.
    - Вот как... - проговорила девушка. - Интересно. А зачем это нужно
Барладагу?
    - Я убил двоих его людей, которые застрелили мою  бывшую  жену,  -
объяснил я. - Теперь мы с Криданом Барладагом кровники.
    - Понимаю. Значит, из-за этого случая вас разыскивает полиция?
    - Если в общих чертах, да.
    Свернув на Оружейный проспект, я остановился в переулке за восьмым
домом, чтобы машина не торчала на виду, и заглушил мотор.
    - Вряд ли он захочет открыть нам  дверь,  -  задумчиво  проговорил
Джага, не спеша вылезать из наружу.
    - Тогда мы ее попросту вышибем.
    - Можно сделать проще, - рассудил Джага и обернулся к  племяннице.
- Янта, нам требуется твоя помощь.
    - Что я должна сделать?
    - Позвонишь в дверь, если спросят, кто  там,  скажешь,  мол,  тебе
нужен господин Синк по важному делу...
    - Отставить, - поспешно сказал я. - Ни к чему впутывать девушку  в
наши разборки.
    - Надеюсь, у меня в  этой  ситуации  есть  право  голоса?  -  сухо
поинтересовалась Янта.
    В наступившей паузе у меня не повернулся язык ответить ни  да,  ни
нет, и это сделал за меня Джага.
    - Конечно, есть, - заверил он.
    - Я считаю, что это и мое дело тоже, - с нажимом произнесла она. -
Поскольку здесь замешан Кридан Барладаг.
    Взглянув на девушку через зеркальце заднего вида, я  заметил,  как
сузились и похолодели ее глаза.
    - Как-то не было случая помянуть, командир, - заговорил  Джага.  -
Но два года назад моя сестра с мужем погибли. С их машиной  столкнулся
грузовик, за рулем сидел человек  из  клана  Барладага.  Хотя  он  был
пьяным  вдребадан,  ему  ничего  за  это  не  было.  Всех  купили,   и
полицейских, и судейских.
    - То есть, погибшими были ваши мать и отец? - спросил я у Янты.
    - Да.
    - Так что у нашей семьи свои счеты к Барладагу, - заключил  Джага.
- Пускай Янта пойдет с нами, командир.
    На это  возразить  мне  было  нечего.  Перегнувшись  через  спинку
сиденья, Джага расстегнул свою сумку, вытащил оттуда тупорылый  "Брен"
и спрятал под полой.
    И в этот момент снова, в который уже раз,  мне  на  память  пришли
пустые,  словно  чучельные  стекляшки,  глаза  убитой  Зайны.  Видение
застлало мне взгляд помимо воли,  жутким  образом  наложившись  на  те
глаза, которые пристально взирали на  меня  с  заднего  сиденья  через
автомобильное зеркальце.
    - Хорошо, идем вместе, - сказал я и, стряхивая прилипший  к  спине
озноб, распахнул дверцу машины.

                                 10.
    Мы вошли в полутемный, пропахший  мочой  подъезд  и  поднялись  на
четвертый этаж. Джага указал взглядом на дверь четырнадцатой квартиры,
обитую новеньким коричневым кожзаменителем,  и  привалился  к  стенке,
чтобы Синк не мог увидеть его  в  смотровое  очко.  Я  последовал  его
примеру, а Янта невозмутимо нажала на кнопку звонка.
    Послышалось, как  повар  засеменил  к  двери,  шаркая  шлепанцами.
Девушка стояла напротив смотрового очка с жеманной гримаской на лице.
    - Вы к кому? - послышался удивленный голос толстячка.
    - Мне нужно видеть господина Синка, - кокетливо произнесла Янта  и
добавила. - По срочному делу.
    - По какому делу? - повар изрядно опешил, судя по голосу. Еще  бы,
не каждый вечер в дверь звонят такие красавицы.
    - О господи, мы что, будем разговаривать через дверь?
    После некоторого колебания Синк открыл замок и приоткрыл дверь, не
снимая, однако, цепочку. Выглянув в щель, он заметил меня, перепуганно
отпрянул, увидев нацеленный ему в лоб пистолет с глушителем.  Мигом  я
навалился на дверь плечом, для верности заклинил ее ногой и  выстрелил
в цепочку из "Мидура". Пуля взвизгнула, срикошетила  вглубь  прихожей.
После второго выстрела крепежные шурупы с хрустом вылетели из  косяка,
и мы ворвались в квартиру.
    Опередив  меня,  двумя  прыжками  Джага  перемахнул   прихожую   и
устремился в гостиную.
    - Руки в гору, бзец! - рявкнул он.
    Завидев Джагу с пистолет-пулеметом наперевес, повар выронил снятую
с телефона трубку и воздел трясущиеся ручки к потолку.
    - Не надо! - сдавленно пискнул он. - Не стреляйте!
    Разъяренный Джага сгреб его левой лапищей  за  грудки,  швырнул  в
кресло и приставил дуло к носу.
    - Ты нас  продал,  гад,  -  зарычал  он.  -  Зачем  ты  побежал  к
Барладагу, бзец?!
    Синк жалобно всхлипнул, не в силах  вымолвить  ни  слова.  На  его
радужных пижамных брючках проступило обильное пятно мочи.  Я  вышел  в
прихожую и запер дверь на замок, наведался в  спальню,  убедился,  что
Синк дома один, потом вернулся в гостиную. Янта уселась на диван  и  с
непроницаемым выражением лица наблюдала за происходящим.
    Легонько отстранив Джагу, я наклонился над  вусмерть  перепуганным
толстячком и задал риторический вопрос.
    - Надеюсь, вы хотите жить?
    - Д-да... -  пролепетал  тот.  Впрочем,  никакого  другого  ответа
ожидать не приходилось.
    - Тогда отвечайте на мои вопросы. Если поймаю вас на лжи, считайте
себя трупом. Ясно?
    Синк  старательно  закивал,  как  игрушечный  болванчик.  Я  сунул
пистолет за ремень, пристально уставился в бегающие глазки повара.
    - После встречи с нами вы пошли в отель и  отпросились  с  работы.
Так?
    - Так...
    Простейший, но крайне эффективный  прием  при  допросе  пленных  -
неотрывно смотреть глаза  в  глаза,  подминая  чужую  волю  и  с  ходу
пресекая малейшие попытки слукавить.
    - Под каким предлогом?
    - Сказал... плохо себя чувствую... сердце...
    - И куда вы направились?
    Повар покосился на Джагу с пистолет-пулеметом в руках  и  поспешно
отвел взгляд.
    - Отвечайте быстро, - велел я. - Ну?
    - Позвонил... из автомата.
    - По какому номеру? Я сказал, быстро!
    - Семьсот тридцать три - двадцать три - ноль пять.
    - Кто взял трубку?
    - Ханрик. Это секретарь Барладага.
    - Что вы ему сказали?
    - Я сказал, у меня  есть  важные  сведения.  Он  сказал,  чтобы  я
приехал.
    - Дальше. Рассказывайте сами, что было дальше.
    - Только пусть он уберет эту штуку, - взмолился повар. - Она  меня
жутко нервирует.
    Я кивнул Джаге, тот  прикрыл  "Брен"  полой  куртки  и  уселся  на
подлокотник соседнего кресла.
    Малость  поерзав,  Синк  снова  взглянул  на  Джагу   и   принялся
рассказывать.
    Он приехал к вилле Барладага на такси. Его принял Ханрик, приказал
выкладывать, в чем дело. Синк попросил о встрече с  самим  Барладагом.
Секретарь поколебался, позвонил главарю. Тот дал добро и принял повара
в  своем  кабинете.  Узнав  о  нашем  предложении  к  Синку,  Барладаг
удивился. Переспросил фамилию Джаги, записал в блокноте  название  его
харчевни. Спросил, кто был второй человек, Синк ответил,  что  понятия
не имеет. Немного поразмыслив,  главарь  взялся  за  телефон  и  велел
Ханрику срочно соединить его с Увалюмом Фахти. Разговор был достаточно
коротким, Барладаг договорился со своим главным конкурентом о  встрече
на завтра.
    - Где и когда? - не давая ему опомниться, поднажал я.
    - Ресторан "Гленц",  в  три  часа,  -  послушно  сообщил  повар  и
добавил. - Это его излюбленное место.
    - Что было дальше?
    - Потом он заметил, что я все еще сижу перед ним. Спросил, сколько
денег мне предлагали... - Синк замялся.
    - Продолжайте, - подбодрил его я.
    - Ну, я сказал, две тысячи. У Барладага есть  правило,  он  всегда
перебивает чужую цену, если человек сам приходит к нему.
    - Вот оно что. И вы решили подзаработать? Сколько он вам заплатил?
    -  Барладаг  сказал  Ханрику,  чтоб  он  выдал  мне   три   тысячи
наличными... - пролепетал Синк.
    - А теперь слушайте меня внимательно, - заявил я. -  Не  вздумайте
выходить из дома в течение ближайших суток. Усвоили?
    - Да.
    - Можете с утра позвонить по телефону на работу, предупредить, что
болеете. Но больше никаких звонков.
    - Хорошо... Как скажете...
    - Завтра, с девяти утра до восьми вечера, будете через каждый  час
показываться в окне на пять  минут.  Учтите,  это  в  интересах  вашей
безопасности. Повторите мои указания.
    - Сутки сидеть дома. Никому не звонить, только на  работу.  Каждый
час показываться в окне с девяти до восьми, - покорно перечислил Синк.
    - И последнее. Если вы меня ослушаетесь, то я об этом узнаю сразу.
И тогда последует вот что. Я просто позвоню  Барладагу  и  расскажу  о
вашей  откровенности.  Как  вы  думаете,  долго  ли  вы  после   этого
проживете?
    Поняв, в какой переплет он угодил, Синк побелел как  кость,  не  в
силах вымолвить ни слова.
    - Считайте, что на сей  раз  легко  отделались,  -  заключил  я  и
повернулся к моим спутникам. - Пойдемте отсюда.
    Джага поднялся с кресла,  и  повар  испуганно  сжался,  когда  тот
прошел  мимо  него  к  дверям.  Янта  на  прощание  одарила  толстячка
уничтожающим ледяным взглядом и, вздернув голову, застучала каблучками
следом за дядей.
    Перед  уходом  я  на  всякий  случай  стер  носовым  платком  свои
отпечатки пальцев на замке.
    - Надо было влепить ему парочку плюх, поганцу, -  пробасил  Джага,
когда мы втроем вышли из подъеда.
    - Такого мозгляка бить противно, - рассудил я.
    - Командир, извините, я не понял, а зачем вы велели ему  подходить
к окну?
    - Чтобы держать в напряжении.  Пусть  считает,  что  его  квартира
находится под наблюдением. Уловка дурацкая, прямо скажем, но ведь и он
не семи пядей во лбу.
    Миновав следующий дом, мы свернули за угол  и  подошли  к  машине.
Какой-то юнец крутился  возле  нее,  задумчиво  разглядывая  багаж  на
заднем сиденье. При нашем появлении он предпочел исчезнуть в темноте.
    - Давайте я поведу тачку, командир, - предложил Джага, и я передал
ему ключи.
    Мы уселись в "Дром" и покатили по ночному городу  через  фабричные
кварталы. На улицах было пустынно, лишь изредка  на  глаза  попадались
такси либо полицейские патрульные машины.
    - Вы уверены, что толстяк не побежит опять к  Барладагу?  -  вдруг
поинтересовалась Янта. - Ведь он редкостный трус, к тому же потерявший
голову от страха.
    - Именно потому он будет сидеть тихо, - рассудил я, повернувшись к
ней. - Хотя стопроцентной гарантии дать не могу.
    - Эту стопроцентную гарантию вы держали в руках, когда ворвались в
квартиру.
    - Вы имеете в виду пистолет?
    - Честно говоря, вы  меня  удивили,  -  сказала  она  бесстрастным
тоном, - оставив этого человка в живых.
    Я подумал, что ослышался. В  полутемном  салоне  машины  мне  было
трудно разобрать выражение ее лица.
    - Будем надеяться, что эта ошибка ничего  не  решает,  -  добавила
девушка.
    - Командир играл с ним в честную игру,  -  наставительно  произнес
Джага.
    - И совершенно зря.
    - Вы говорите так, словно могли бы  исправить  эту,  с  позволения
сказать, ошибку, - мягко поддел ее я.
    - Конечно могла бы. Кроме шуток, - тихо, но веско отозвалась Янта.
Фары  встречного  автомобиля  внезапно  осветили  ее,   и   я   увидел
обрамленную пышными черными кудрями бледную, словно из  гипса,  маску.
Мне стало слегка не по себе, когда я разглядел сурово  поджатые  губы,
заострившиеся  скулы,  сощуренные  жесткие  глаза  с  расширенными  до
предела зрачками. Ничего похожего на очаровательную девушку, с которой
так  приятно  поболтать  в  гостиной.  Действительно,  окажись  у  нее
пистолет, она хладнокровно пристрелила бы Синка на прощание.
    Все-таки я катастрофически не разбираюсь  в  женщинах.  Ни  прежде
этого не умел, ни теперь. И будь у меня хоть две головы с отборнейшими
мозгами, вряд ли  научусь.  Потому  что  в  любой  женщине  под  слоем
воспитания и культуры дремлет какая-то нутряная, первобытная закваска,
и когда эта потаенная суть вылезает наружу, тут  только  держись.  Мы,
мужчины, гораздо более одномерные и предсказуемые существа.
    Между тем  машина  уже  катила  по  пригороду  среди  коттеджей  и
палисадников. Вскоре Джага сбавил скорость и свернул с  магистрали  на
грунтовку, по  днищу  "Дрома"  время  от  времени  пощелкивали  мелкие
камешки.  Дорогу  обступили  молодые  заросли  хвощей,   затем   лесок
кончился, и машина выехала на открытую местность. Впереди,  на  холме,
темнел приземистый каменный дом с погашенными окнами.
    - Ну вот мы и на месте, - удовлетворенно сказал Джага, выруливая к
дому по узкой, заросшей сорняками колее.
    Подъехав, мы выгрузили багаж, отперли дверь и вошли. В комнатах со
старомодной запыленной меблировкой витал легкий душок  запустения,  но
все оконные стекла были целы; как видно, городское хулиганье  в  такую
даль не наведывалось.  Я  облюбовал  себе  мансардную  комнатушку  над
кухней, Янта и Джага  предпочли  разместиться  внизу,  в  комнатах  по
соседству с центральным холлом.
    Распахнув окно, я боком сел на подоконник. Ночь дышала мне в  лицо
росистым разнотравьем, стрекотали порхающие в поднебесье  ящерки,  над
зазубренной кромкой леса вдали сияла малая луна,  воровское  солнышко,
как ее называют в моих родных краях. Среди  такой  благодати  хотелось
думать о вечности, Мировом Духе и величии природы, однако  у  меня,  к
сожалению, имелись гораздо менее привлекательные, зато неотложные темы
для раздумий.
    Реакция   Барладага   на   сообщение   Синка   оказалась    вполне
естественной, ничего другого ожидать не приходилось. Узнав  о  дерзкой
парочке, которая собирает о нем сведения и готова  щедро  платить,  он
прежде всего решил проверить, кто  стоит  за  этими  людьми.  И  сразу
пригласил Фахти на личную встречу, чтобы напрямую спросить, не его  ли
подручные проявляют  столь  предосудительное  любопытство.  Совершенно
неважно, что в любом случае Фахти будет отрицать свою  причастность  к
этому делу. Получив заверения главаря, что владелец  "Щита  Отечества"
никоим образом не принадлежит к конкурирующему клану,  Барладаг  будет
вправе обойтись  с  Джагой  сколь  угодно  круто,  не  рискуя  вызвать
клановую междоусобицу. А покуда он, как видно, велел навести справки и
понаблюдать за подозрительной распивочной.
    Вряд ли ему пришло на ум связать этот факт с  угрозами  никчемного
шпыря Трандийяара, который, по всем данным, задал  лихого  стрекача  в
направлении Хангора. Но даже если у Барладага завелись смутные догадки
на мой счет, я обладаю несомненным преимуществом. Он понятия не имеет,
где меня искать. А я точно  знаю,  что  завтра,  в  три  часа  у  него
назначено свидание с Фахти в ресторане "Гленц".
    Нынешний  денек  у  меня  выдался,  прямо  скажем,  нелегкий.   От
усталости слипались глаза. Я нашел в шкафу стопку  постельного  белья,
застлал кровать с тюфяком из сушеных водорослей, разделся и лег.
    Однако прежде, чем мне удалось  уснуть,  послышался  легкий  скрип
ступенек на ведущей в мою мансарду лестнице.  Не  было  никакой  нужды
хвататься за лежащий под подушкой пистолет,  я  сразу  догадался,  что
означает этот ночной визит. Дверь бесшумно  приотворилась,  в  комнату
вошла Янта. Она замерла, вглядываясь в темный  угол,  где  стояла  моя
кровать, и ее силуэт в белом пушистом халатике отчетливо вырисовывался
при свете воровского солнышка. Сердце у меня  бешено  заколотилось,  я
приподнялся на локте. Прошла маленькая вечность,  халатик  соскользнул
на пол, девушка  наклонилась  надо  мной,  от  вспышки  теплой  наготы
перехватило дыхание. Наши губы  встретились  в  осторожном,  дразнящем
поцелуе. А потом нас объяло блаженное беспамятство.
    Мы качались на океанских волнах, мы привольно и бешено купались  в
жадных объятиях, мы пили друг  друга  взахлеб,  лишь  разжигая  жгучую
жажду.  Вдруг   Янта   коротко   застонала   и   пробормотала   что-то
неразборчивое. Потом, судорожно вздохнув, повторила, и я подумал,  что
ослышался.
    - Ударь меня...
    - Как?.. - оторопев, переспросил я.
    Янта выгнулась подо мной и с силой вонзила ногти в мои плечи.
    - Ударь... Дай мне пощечину... - сдавленно умоляла она.
    Нас окутывало горячее марево безумия и звериной свободы, дозволено
было абсолютно все, однако мне не хватило духу выполнить ее просьбу. Я
лишь  еще  крепче  стиснул  ее  в  объятиях  и  вскоре  услышал  новый
самозабвенный стон.
    Когда неистовство схлынуло, Янта долго лежала  рядом  со  мной  на
спине,  подтянув  простыню  к  подбородку,  и  я,  как   зачарованный,
любовался ее безупречным профилем.
    - Ты сильный... - задумчиво проговорила  она.  -  Ты  настоящий  и
очень сильный.
    - Ты удивительно красива, - отозвался я и  провел  пальцем  по  ее
щеке.
    - А я шлюха, - все тем же тоном продолжила Янта. - Грязная  девка.
И ничего не могу с этим поделать.
    - Зачем так говорить, - возразил я обескураженно.
    Она лежала рядом, потрясающе  прекрасная  и  недосягаемо  далекая,
меня дурманил теплый запах ее пота, и было  не  понять,  отчего  в  ее
голосе сквозит угрюмый холод.
    - Ты имел когда-нибудь шлюху? - спросила она. - Впрочем, можешь не
отвечать. Неважно. Отвернись, пожалуйста. Я оденусь.
    В густом сумраке лунной ночи, да еще после бурных любовных объятий
ее просьба прозвучала  на  редкость  несуразно.  Впрочем,  я  послушно
отвернулся к стене. Янта выскользнула из-под простыни, нашарила ногами
домашние туфли, подобрала  халатик.  Немного  помедлив,  склонилась  к
моему уху.
    - Я хочу, чтобы в следующий раз ты взял меня  как  проститутку,  -
сказала она. - Как дешевую грязную девку. Обещаешь?
    От этих слов,  произнесенных  горячечным  свистящим  шепотом,  мне
стало слегка не по  себе.  Вместо  ответа  я  попытался  обнять  ее  и
поцеловать, но девушка мягко высвободилась.
    - Спокойной ночи, - попрощалась она подчеркнуто ровным тоном, так,
словно вместе с халатиком надела облик прежней, дневной Янты.
    Когда  она  открыла  дверь,  до  моего  слуха  донеслись   раскаты
молодецкого храпа Джаги. Ступеньки  лестницы  чуть  скрипнули  под  ее
легкими шагами, а затем взбаламученная тишина вступила в свои права  и
густой черной водой растеклась по старому дому.
    Я лежал, добросовестно копаясь в собственной душе, а это оказалось
отнюдь не самым простым  делом.  Все  обстоятельства,  куда  ни  кинь,
далеко не способствовали ни легкой  интрижке,  ни  лучезарной  великой
любви. До сих пор я  полагал,  что  буду  с  почтительного  расстояния
любоваться  Янтой  на  правах  постояльца,  поскольку  такая   девушка
заслуживает большего, нежели отставной взводный командир,  у  которого
не только нелады с засевшим в груди осколком, но и с недавнего времени
завелись крупные проблемы уголовного  свойства.  Однако  сама  девушка
рассудила иначе.
    За  одной  неожиданностью,  как  водится,  последовала  другая.  В
постели из Янты выплеснулось нечто до того  изломанное,  больное,  что
меня взяла оторопь. У этой пригожей умницы в груди ворочался  какой-то
кошмар похлеще минометного осколка. И  теперь  к  моим  мыслям  о  ней
примешивалось чувство, которое  из  меня,  казалось  бы,  давным-давно
вытравили.  Самое   коварное   из   чувств,   жалость,   родная   мать
романтических глупостей и плачевной неразберихи. Совершенно излишняя в
моем положении роскошь.
    От подушки пахло терпкими духами  Янты,  перед  закрытыми  глазами
упорно возникало мертвое лицо бывшей  жены.  Вряд  ли  я  когда-нибудь
узнаю, какая отвратительная бредятина мерещилась  девушке,  когда  она
стонала под моим телом и просила ударить ее по лицу. Точно так же и ей
пусть останется неизвестным, что я в тот  момент  созерцал  пуговичные
глаза убитой Зайны. Правду в народе говорят, на  каждом  чердаке  свои
привидения.
    Наконец я дал себе команду немедленно выбросить все  из  головы  и
провалился в сон.
    Меня разбудило малое солнце, нащупавшее горячим лучиком щель между
оконных занавесок и дотянувшееся до  моего  лица.  Некоторое  время  я
позволил себе понежиться в  тишине  и  покое.  День  предстоял  не  из
легких, потом расслабляться будет некогда.
    Хватило нескольких минут размышления в усиленном мозговом  режиме,
чтобы еще раз проанализировать и уточнить  обдуманный  еще  по  дороге
сюда план действий. Похоже, он должен был сработать без осечки.
    Одевшись, я сунул за ремень не только "Мидур", но и извлеченный из
чемодана пневматический пистолет с лазерным прицелом, набросил  куртку
и спустился на первый этаж. Янта, судя по  всему,  еще  спала,  одетый
лишь  в  поношенные  тренировочные  брюки  Джага  колдовал  на  кухне,
разогревая на электроплитке прихваченную из харчевни снедь.
    - Доброе утро, командир, - приветствовал он меня. - Как спалось на
новом месте?
    - Спасибо, отлично, - искренне ответил я.
    Лезвием складного ножа, который по размерам соперничал  со  штыком
самозарядного карабина, Джага  перевернул  шкворчавшие  на  сковородке
внушительные ломти рыбного рулета.
    - Малышка что-то заспалась, я думаю, не стоит ее беспокоить.  Сами
управимся.
    Разумеется, я согласился.  В  шкафчике  возле  мойки  нашлась  вся
необходимая  посуда,  и  мы  позавтракали  вдвоем  прямо  за  кухонным
столиком, без особых церемоний.
    - А здесь хорошо, кругом  тишь  да  благодать,  -  заметил  Джага,
отодвинув пустую тарелку и разливая по керамическим  кружкам  шуху  из
граненой трехдинговой бутыли.
    - Будем надеяться, мы здесь не задержимся надолго,  -  ответил  я,
сделал глоток и отодвинул кружку. - Тем более, нам точно известно, где
сегодня можно увидеть Кридана Барладага.
    Не без сожаления Джага последовал моему  примеру  и  оставил  свою
кружку недопитой.
    - Когда выезжаем? - спросил он.
    - Нам надо быть в городе к полудню. Так что времени достаточно.  А
пока обсудим детали операции.
    Тут я заметил,  что  за  раскрытой  дверью  кухни  мелькнул  белый
пушистый халатик, и осекся.
    - Надеюсь, я вам не слишком помешала? - спросила вошедшая Янта.
    - Нет, что вы, ничуть, - заверил я.
    На ее лице заиграла потрясающе лучезарная улыбка.
    - Дядюшка, у меня для тебя новость. Я влюбилась.
    Видя недоумение Джаги, она положила руку мне  на  плечо  и  внесла
необходимое уточнение.
    - В него.
    И без того выпученные глаза моего бывшего капрала  расширились  до
пределов, казалось бы, не предусмотренных природой. Впрочем,  полагаю,
что сам я в этот донельзя щекотливый момент выглядел не менее дурацки.

                                 11.
    Примерно в  половине  второго  я  вошел  в  просторный  прохладный
вестибюль гостиницы "Сурмон". Громадные зеркала в  позолоченных  рамах
отразили вполне законченный облик преуспевающего коммерсанта  среднего
пошиба:  костюм  цвета  оцинкованного  ведра,  дырчатые  автомобильные
перчатки, чемодан тисненой  кожи,  на  запястье  массивные  платиновые
часы. За новую экипировку мне пришлось выложить без малого полугодовую
пенсию, но если бы  я  попытался  снять  номер  в  "Сурмоне",  козыряя
курткой и брюками довоенного образца, ключаря могла  запросто  хватить
кондрашка.
    А так  меня  приняли  как  родного,  и  я  позволил  себе  малость
покапризничать у стойки, дескать, органически не перевариваю солнечные
номера, окна во двор ненавижу, выше  третьего  этажа  вообще  жить  не
могу. Ключарь льстиво поддакивал, с энтузиазмом заявил, что на  втором
этаже как раз есть свободный люкс, окна по фасаду, это именно то,  что
нужно. Заплатив полтораста наличными и предъявив удостоверение Севдина
Хопаши, я снял номер на три дня. Теперь придется покупать  себе  новые
документы, но уж это не та проблема, из-за которой можно рвать на себе
волосы.  И  щегольский  чемодан,  который   бодро   втащил   в   номер
почтительный коридорный,  придется  оставить  на  потребу  полицейским
ищейкам. Хотя в нем, кроме предусмотрительно захваченных  на  проселке
двух булыжников, лежали моя старая куртка и почти не рваные брюки. А я
человек по натуре сентиментальный и не люблю  расставаться  с  вещами,
которые долго служили мне верой и правдой.
    Дав коридорному полтинник на мороженое, я  потребовал  принести  в
номер телефонный справочник, снял темные очки и полюбовался  видом  из
окон. Прямо передо мной мерцала витрина ювелирной лавки. А чуть левее,
в пятидесяти шагах, сияли стеклянные двери ресторана "Гленц". Отменная
огневая позиция, лучше не придумаешь.
    Надо   полагать,   ключарь   мысленно   потирал   руки,    сплавив
придурковатой деревенщине бессовестно дорогой номер, выходящий  окнами
прямо на шумную улицу. Но он и не подозревал, что  у  меня  достаточно
своеобразные понятия об удобстве.
    Коридорный принес  толстенный  справочник  и  поинтересовался,  не
желает ли добрый господин маленько поразвлекаться. При взгляде на  его
плутоватую рожу даже провинциальному коммерсанту с гор стало бы  ясно,
что к чему, но он добросовестно перечислил: девочки, мальчики, дурьян,
грибняк, адресочки,  где  играют  по  крупной.  Я  превозмог  соблазн,
отпустил  его  с  еще  одним  полтинником  и  в  качестве  развлечения
удовольствовался четырьмя звонками по телефону. Потом заперся на ключ,
распахнул левое окно, немного раздвинул узорчатые шторы, сел в  кресло
и стал ждать.
    Ремесло разведчика на девять десятых состоит  из  ожидания.  Всему
остальному научиться гораздо легче. На протяжении последних трех суток
я занимался тем, что спокойно ждал своей смерти, как последней крупной
неприятности среди всяческих мелких. Шансов остаться в живых  у  меня,
прямо скажем, меньше, чем у медузы на асфальте. Однако сейчас, погожим
днем, в роскошном гостиничном номере, мне вдруг  с  необычайной  силой
захотелось жить.
    В том, что у меня возникло настолько абсурдное желание,  была  без
сомнения повинна  непредсказуемая  молодая  особа  с  пышными  черными
кудрями, глазами цвета утреннего моря и самым пьянящим  запахом  пота,
который мне доводилось когда-либо вдыхать. Ради нее стоило еще немного
потерпеть выкрутасы этого грешного и сволочного мира.
    Стрелки  новеньких  часов  ползли  по  циферблату   с   удручающей
медлительностью. Я отвык пользоваться наручными часами с тех пор,  как
свои командирские именные заложил процентщику, да так и не  удосужился
выкупить. Но сегодня они мне требовались по ходу операции, а не только
ради того, чтобы успешно корчить из себя набитого деньгами делягу.
    Без четверти три я встал у правого окна и стал наблюдать за улицей
сквозь  кисейную  занавеску.  Вскоре  из-за  угла  вырулило  новенькое
красное такси и притормозило возле дверей  ресторана.  Чуть  погодя  к
нему присоединилась желтая машина конкурирующей компании, а еще  через
две минуты парковка оказалась забита всеми четырьмя такси,  которые  я
заказал в четырех фирмах сразу.  Надо  полагать,  шеф  обслуги  сейчас
пребывает в изрядном недоумении,  получив  звонки  от  четырех  разных
диспетчеров и пытаясь разыскать по всем залам "Гленца"  несуществующих
заказчиков  такси.  А  для  подкатившего  к  ресторану  бронированного
черного лимузина не нашлось свободного  места,  и  он  на  малом  ходу
свернул за угол дома, где помещалась ювелирная лавка. Второй  лимузин,
вылитая копия первого, подъехал с другой  стороны  и  остановился  под
моими окнами. Все шло в точности по плану.
    Я вынул из-за пазухи пневматический пистолет с лазерным прицелом и
сделал несколько глубоких вздохов, унимая разыгравшееся  сердцебиение.
Промаха быть не могло, тем более из такого оружия. А на  случай,  если
умопомрачительная инопланетная штуковина закапризничает, за  поясом  у
меня торчал "Мидур" с глушителем. Хотя, по  моим  расчетам,  Барладага
необходимо было прикончить не обыкновенной нарезной  пулей,  а  именно
ядовитой ампулой. Это покушение вызовет много шума, само собой, рвение
полицейских  и  газетный  ажиотаж  гарантированы.   Эксперты   вынесут
заключение о том, что выстрел  сделан  из  неизвестного  вида  оружия,
которое далеко превосходит все возможности современной техники.  Пусть
даже эти сведения будут засекречены  и  не  получат  широкой  огласки,
таким образом я подам сигнал тревоги. А уж там будь, что будет.
    Кридана Барладага  я  узнал  сразу,  едва  он,  выйдя  из-за  угла
ювелирной лавки, появился со своей свитой в поле зрения. Даже если  бы
его фотографии не  мелькали  время  от  времени  в  газетной  светской
хронике, хватило бы половины ходивших о нем анекдотов и слухов,  чтобы
ни с кем не спутать. Плешивый и носатый старикан с глубоко вдавленными
под кустистые брови угольными глазками, он сутулился на ходу и  слегка
подволакивал правую ногу.  Изысканно  простой  и  ультрадорогой,  явно
сшитый по фигуре  черный  костюм  слегка  топорщился  на  нем,  словно
владелец перед выходом на люди вздремнул, не  раздеваясь,  на  диване.
Как известно, баснословные богачи достигают  подобного  эффекта  путем
длительной тренировки.
    Следом  за  ним,  подчеркнуто  приотстав  от  главаря,   вышагивал
высоченный мосластый тип,  безупречно  одетый  в  лучших  секретарских
традициях, с лаковой папкой для бумаг подмышкой. Хотя его  характерная
внешность гораздо больше гармонировала бы с обрезом двустволки или, на
худой конец, мотоциклетной цепью в кулаке. Очевидно,  то  был  Ханрик,
помянутый Синком в рассказе о  посещении  виллы  Барладага.  По  бокам
секретаря сопровождали двое мордатых  верзил,  не  вынимавших  рук  из
карманов просторных курток и хмуро рыскавших глазами вокруг. Различить
меня сквозь кисейную занавеску они не могли, но даже если бы заметили,
никаких поводов для беспокойства я бы им  не  дал,  поскольку  руку  с
пистолетом держал покамест у бедра, ниже уровня подоконника.
    А наискосок,  через  проезжую  часть,  вразвалочку  приближался  к
Барладагу   другой   неофициальный    правитель    нашей    горемычной
богоспасаемой страны, Увалюм Фахти. В отличие от своего конкурента  он
был одет совершенно не по чину в легкомысленный пестрый костюмчик,  из
тех,  какими  подчеркивают  свои  наклонности  пожилые  педерасты   на
вечерних прогулках по городской набережной. Низкорослый,  смуглый,  на
голову ниже Барладага и болезненно тучный, он  до  смешного  напоминал
поставленного  торчком  копченого  подкоряжника.  Вот  только   взамен
выпирающих зазубренных жвал его физиономию  украшали  длинные  висячие
усы с проседью.
    По составу свита Фахти в точности копировала  барладаговскую,  как
видно, у них на сей счет  существовало  нечто  вроде  дипломатического
протокола. Секретарь выглядел чуть моложе и импозантнее, не исключено,
что он даже разумел  грамоте,  зато  двоих  телохранителей  как  будто
сработали в том же  штамповочном  цехе  бульдозерного  завода,  что  и
угрюмых коллег с противоположной стороны.
    Приторно улыбающийся Фахти боком  протиснулся  между  оранжевым  и
зеленым   такси,   шагнул   навстречу   Барладагу,   подняв   руку   в
приветственном жесте.
    В то же время почтенный серый "Дром",  битый  час  проторчавший  у
обочины  за  полтора  квартала  от  ресторана  "Гленц",  вдруг  бешено
пронесся  по  улице  мимо  главарей  и  их  сопровождающих.   Водитель
старенькой машины явно  что-то  намудрил  с  дроссельной  заслонкой  и
педалью газа, поскольку мотор бесновался,  захлебываясь  немилосердным
ревом.
    А я уже  оказался  возле  полураскрытого  левого  окна,  полностью
изготовившись для стрельбы: слегка согнутые ноги на ширине плеч, левая
рука снизу поддерживает правую, без лишних  усилий  сжимающую  рукоять
пистолета. Меж раздвинутых штор я видел Барладага сзади в полуобороте.
Легкое  движение  мизинца,  и  на  его  плече  затлело  алое  лазерное
пятнышко. Спустя миг оно сместилось, нащупав полоску открытой кожи над
воротником и чуть ниже уха. Спокойно и плавно я утопил спуск, пистолет
глухо фыркнул, метнув крохотную ядовитую  ракету  вдоль  незримого  со
стороны лазерного луча.
    Сразу же  меня  посетило  знакомое  каждому  стрелку  предчувствие
безупречного попадания, когда глаз,  рука,  оружие  и  цель  сливаются
воедино. Однако, желая удостовериться в успехе, я задержался у окна, и
в эти несколько мгновений  лишь  включенный  на  полную  катушку  мозг
позволил мне детально разобраться в происшедшем.
    Барладаг вздрогнул и пошатнулся, растопырив руки. Ампула вонзилась
ему  точнехонько  под  левое  ухо.  А   стоявший   за   плечом   Фахти
телохранитель,  как  видно,   с   запозданием   уловил   краем   глаза
подозрительное шевеление в гостиничном  окне  и  выхватил  из  кармана
просторной куртки пистолет. Моментально,  почуяв  неладное,  дал  волю
своим профессиональным рефлексам  стоявший  справа  верзила  из  свиты
Барладага. Он скакнул вбок, чтобы пули  "Брена"  не  задели  падающего
ничком его главаря, откинул полу и полоснул двумя короткими  очередями
- сначала по некстати доставшему оружие парню, потом по  Фахти  с  его
нелепо застывшей на  взмахе  рукой,  как  будто  подающей  условленный
сигнал к нападению. Округлую фигурку в  пестром  костюме  швырнуло  на
капот зеленого такси, из размозженного вдребезги черепа  по  ветровому
стеклу веером брызнули ошметки.
    И  в  неразберихе  завертелась  форменная  мясорубка,  которую   я
наблюдал, уже отпрянув к соседнему окну и натягивая  перчатки.  Второй
телохранитель Фахти успел  всадить  пулю  в  лоб  верзиле  с  "Бреном"
прежде, чем его застрелил из длинноствольного револьвера Ханрик. А тем
временем другой так называемый секретарь бросился  наземь,  вытаскивая
свой пистолет из-за пазухи. Видимо, у него случилась секундная заминка
с потайной пружиной кобуры: он так  и  остался  лежать,  засунув  руку
подмышку, как наглядное пособие по излишним  ухищрениями  в  том,  что
касается личного оружия. Прикончивший неудачника второй  телохранитель
Барладага бегло сделал контрольный выстрел ему в голову, затем  шустро
присел на корточки возле  желтого  такси,  озираясь  в  поисках  новых
мишеней.
    Все в целом это  заняло  на  диво  малое  время,  не  больше,  чем
требуется  для  того,  чтобы  поздороваться  и  вежливо   спросить   о
самочувствии. Я поспешил прочь из номера, напяливая на  ходу  шляпу  и
солнечные очки.  Больше  мне  делать  здесь  было  нечего,  разве  что
дожидаться,  когда  полиция  досконально  выяснит  все  обстоятельства
стычки и примется за гостиничных постояльцев.
    Мой  замысел  увенчался  успехом,  Барладагу  конец,  долг   чести
исполнен. Последовавшая за моим выстрелом катавасия  была  в  принципе
достаточно предсказуемой, но существенного интереса  не  представляла.
Останься Фахти в живых, он безусловно постарался бы подгрести под себя
все, чем правил Кридан Барладаг, покуда верхушка соперничающего  клана
занята междоусобной грызней из-за претензий  на  верховенство.  Однако
восторжествовало  равновесие,  оба  главаря  отправились  к  праотцам,
открылись сразу две соблазнительные вакансии, а значит, вряд  ли  одна
из конкурирующих сторон добьется решающего перевеса. Да  и  какое  мне
дело, в конце концов, до их разборок. Одной  проблемой  у  меня  стало
меньше, но оставшихся хватало, прямо скажем, за глаза.
    Поскольку лифты имеют обыкновение застревать в самые  неподходящие
моменты, я  предпочел  дать  небольшого  крюку  до  лестницы  в  конце
коридора и по ней спуститься в вестибюль. На кресле сбоку  от  стойки,
где недавно погибал от скуки ражий гостиничный сыскарь,  валялась  его
смятая газета. Других  изменений  не  произошло,  сквозь  симметричные
зеркала убегала в бесконечность пустая сонная прохлада.
    -  Что  там  за  пальба  приключилась  на   улице?   -   брюзгливо
поинтересовался я, выложив на  стойку  ключ  с  увесистым  шариком  на
кольце. - Столичный гоп-стоп среди бела дня?
    - О, не извольте беспокоиться, уже все кончилось, -  заверил  меня
ключарь.
    - Смею  надеяться,  у  вас  тут  не  каждый  день  творятся  такие
безобразия?
    Донельзя удрученный служащий сунул ключ в лунку и задвинул ящик.
    - Право же, эта неприятность прямо из ряда вон... На  моей  памяти
ничего подобного не было, а  я  здесь  уже  четвертый  год,  с  вашего
позволения.
    Я небрежно облокотился о стойку.
    - Ладно, чего только  в  этой  жизни  не  бывает.  Лучше  скажите,
какой-нибудь завалящий банк тут имеется поблизости?
    - Самый ближний будет "Моули", головное отделение.  Направо  через
два  квартала,  по  другую  сторону  улицы  на  углу,  -  обрадованный
переменой  темы,  выпалил  ключарь.  -  Впрочем,  если  вам  требуется
сейфовое хранилище, у нас они не хуже банковских, а расценки те  же  в
точности.
    - Да нет, мне нужно получить по чеку, - пояснил  я,  повернулся  и
направился к выходу.
    В дверях на меня чуть не налетел запыхавшийся гостиничный сыскарь,
но вовремя  отступил  в  сторону,  придерживая  створку,  и  пробурчал
извинение. Небрежно кивнув в ответ, я вышел  на  улицу  с  тем,  чтобы
никогда больше здесь не появляться.
    - Погодите-ка, вы ведь из двадцать восьмого номера, верно? - вдруг
окликнул меня сыскарь.
    Я остановился и смерил его взглядом через плечо.
    - Да, имею такое сомнительное удовольствие.
    - Прошу прощения, конечно. Вы, может, видели из  окна,  какую  там
учинили бойню?
    - Вообще-то, когда начали палить, я сидел в сортире, - с  неохотой
проворчал я. - Потом, конечно, подошел к окну. Вижу,  трупы  валяются,
одному вообще башку размозжили вдребезги... Такие зрелища не для  моих
нервишек, знаете ли.
    Едва бросив  взгляд  налево,  где  возле  разноцветных  такси  уже
толпились зеваки, я тут же демонстративно отвернулся.
    - А стрелявших вы видели? - допытывался он.
    - Да кто их разберет. Я долго не приглядывался,  терпеть  не  могу
эдакие зрелища. По правде сказать, чуть не заблевал ковер. На редкость
гнусная картинка, м-да...
    - Сейчас приедет полиция, вы не могли  бы  задержаться  ненадолго,
чтобы дать показания?
    Вроде бы сыскарь пристал ко мне случайно,  просто  как  к  первому
подвернувшемуся человеку, однако  мало  ли,  какие  у  него  в  голове
крутились догадки. Впрочем, что задерживать постояльца без  веских  на
то оснований он не посмеет.
    - И не  подумаю,  -  буркнул  я  и  озабоченно  взглянул  на  свои
платиновые часы. - Чтоб вы знали, на это представление  я  билетов  не
покупал, милейший. Захотят меня о  чем  расспросить,  пускай  приходят
вечером в номер, но не позже десяти. А сейчас я спешу по делу.  Будьте
здоровы.
    Резко повернувшись, я зашагал по  улице  направо,  в  ту  сторону,
откуда приближался вой полицейских сирен.
    - Ну что ж, извините, - донесся до меня голос сыскаря.
    Пройдя два квартала, я остановился, как будто что-то  запамятовал,
и оглянулся. Прохожих позади было наперечет. На следующем углу подошел
к витрине со всяческой  парфюмерией,  искоса  посмотрел  назад.  Улица
просматривалась хорошо, никто за мной не увязался.  Свернул  за  угол,
быстро подошел к серому "Дрому" и забрался на заднее сиденье.
    - Едем, Джага, - скомандовал я. - Все в порядке.
    Машина плавно рванула с места.
    - Да, я видел в зеркальце, как рухнул Барладаг, - широко улыбаясь,
отозвался Джага. - И вроде бы там  началась  веселенькая  перестрелка,
да?
    - Они палили друг в друга как бешеные. В живых  остались  двое  из
людей Барладага, все остальные наповал.
    Длинно присвистнув, Джага осведомился:
    - Значит, Фахти тоже крышка?
    - Ему тут же вышибли  мозги,  из  "Брена"  в  упор.  Телохранителю
померещилось, будто это Фахти дал команду стрелять.  Рассусоливать  им
было некогда.
    - Красиво получилось, - одобрил Джага, затормозив перед выездом на
перекресток. - Сразу двум главарям хана, и концы в  воду.  А  не  хрен
фронтовиков трогать.
    Правой рукой он откинул крышку перчаточного ящика, затем  полез  в
карман и вытащил метательную осколочную  бомбочку,  БОМ-5  улучшенного
образца с радиусом поражения до сорока шагов.
    - Так и не пригодился гостинчик,  -  весело  сообщил  он,  положил
бомбочку в перчаточный ящик и захлопнул крышку.
    - Где вы ее откопали? - поразился я.
    - Извините, инициативу проявил.  Вас  высадил,  гляжу,  время  еще
есть. Дай, думаю, сгоняю на барахолку. Там в дальнем углу есть  ларек,
якобы сапожный. Припас гостинчик, мало ли что...
    Проехав перекресток, Джага покрутил головой и хмыкнул.
    - Да, красиво получилось...
    - Вот и нет у меня кровника, - отозвался я.
    - Тогда едем  прямо  ко  мне  в  заведение,  такую  удачу  надобно
хорошенько вспрыснуть.
    Так мы и сделали. В разгар удалого пиршества  я  спросил  у  Джаги
телефонный номер сыскного бюро Ширена  и  позвонил  туда  прямо  из-за
стола  гостиной,  наконец  без   опаски   воспользовавшись   трофейным
радиотелефоном из бандитского "Рарона". Прежде я держал эту элегантную
штучку отключенной,  чтобы  мое  местонахождение  не  могли  засечь  с
абонентной станции.
    - Слушаю, Ширен, - энергично отозвался бывший полицейский.
    - Это говорит ваш клиент, по поводу дома  на  улице  Ветеранов,  -
обтекаемо представился я на случай,  если  телефон  прослушивается.  -
Есть ли что-нибудь новенькое?
    - Кое-что имеется. Если бы вы могли через часок подъехать, было бы
славно,  -  судя  по  самодовольному  тону,  Ширен  неплохо  на   меня
поработал.
    - Хорошо, до скорой встречи.
    - Не забудьте захватить деньжат, - напомнил он.
    - Для вас все, что угодно, - заверил я, дал отбой  связи  и  сунул
радиотелефон в боковой карман.
    Кажется, дела шли на лад. Теперь на очереди у меня был  белобрысый
Амахад Чажнур, из  которого  предстояло  вытрясти  целую  кучу  важных
разъяснений. Он знал  очень  много,  а  я  устал  плутать  в  потемках
бесподных домыслов.
    За утреннюю почти не тронутую кружку шухи Джага успел вознаградить
себя в достаточной мере, а нам еще предстояло  съездить  в  загородный
дом за Янтой. Я, уезжая, предупредил ее,  что  мы  вернемся  только  к
вечеру,  но  ей  известно,  насколько  рискованное   предприятие   нам
предстоит, и сейчас она не может не волноваться.
    - У Ширена есть новости, командир?
    - Да, и вроде бы неплохие. Надо заехать к  нему,  а  потом  поедем
заберем  Янту,  -  я  испытал  невесть  почему  крошечную  неловкость,
выговаривая ее имя.
    Нынешним  утром  Джага  долго  приходил  в  себя  после  форменной
контузии, вызванной бесшабашным признанием Янты  в  любви  ко  мне.  А
потом деланно небрежным голосом проворчал:
    - Ну и на здоровье. Я-то тут при чем?
    - Еще как при чем, - возразила девушка.  -  Будешь  прикидываться,
что не ты меня донимал сказаниями о командире Трандийяаре? Тут целиком
твоя заслуга, дядюшка.
    Задумчиво  посопев,  бывший  мой  подчиненный  перевел  взгляд   с
племянницы на меня. Красавица по-прежнему держала руку на моем  плече,
и с ее пальцев стекали разряды райского  электричества.  Я  чувствовал
себя в  достаточно  глупом  положении,  стараясь  утешаться  тем,  что
благодаря лобовому демаршу Янты наверняка избежал еще более  глупой  и
щекотливой ситуации,  которая  могла  впоследствии  возникнуть  помимо
нашей воли.
    Неловкая натянутость  длилась  и  длилась,  я  безуспешно  пытался
придать лицу подобающее выражение, но, хоть тресни, не мог  вычислить,
какое именно выражение мне  подобает.  На  это  моих  мозгов  явно  не
хватало.
    Наконец в непроницаемо сумрачных  глазах  Джаги  что-то  дрогнуло,
поплыло, и он разразился заливистым хохотом.
    - Это ж надо,  а,  -  приговаривал  он,  хлопая  себя  кулаком  по
коленке. - Нет, это ж только подумать...
    С нескрываемым облегчением я присоединился к Джаге, Янта  тоже  не
упустила  своего,  и  мы  втроем  нахохотались  всласть,  благополучно
развеяв  гнетущее  напряжение.  А  потом,  по  взаимному   молчаливому
уговору,  повели  себя  по-прежнему,   так,   словно   ровным   счетом
ничегошеньки не произошло.
    Когда мы из "Щита Отечества" отправились к Ширену, за руль  сел  я
по праву несколько  более  трезвого.  Обилие  патрульных  полицейских,
попарно  сновавших  по  всем  улицам  на  мотоциклетах,  было   вполне
объяснимо. Не каждый день гибнут в уличной перестрелке сразу две такие
влиятельные  фигуры,  как  Барладаг  и  Фахти.   Ради   предотвращения
дальнейших крупных разборок власти напоказ приняли меры.  По  ключевым
магистралям  и  их  пересечениям   расставили   усиленные   посты   из
полицейских и морских  пехотинцев  при  полной  выкладке.  Для  полной
картины глубокого национального  траура  не  хватало  лишь  вывешенных
флагов  с   белыми   бантами   или   введения   чрезвычайного   режима
передвижений.
    При выезде на кольцевую разводку вокруг Триумфальной колонны  нашу
машину остановили для выборочной проверки, хотя ума не приложу, почему
именно наш потрепанный  "Дром"  удостоился  такой  чести.  Полицейский
сержант в каске, прикрываемый с тылу двумя  прыщавыми  первогодками  с
десантными автоматами наперевес, сурово потребовал у меня водительское
удостоверение и документы на машину.
    Гаражный сертификат на машину с отметкой  о  прокате  и  шоферское
удостоверение Джаги со вложенной десяткой не  вызвали  у  него  особых
возражений.
    - Багажник покажь, - миролюбиво  велел  он,  возвращая  документы,
причем деньги совершенно незаметным образом испарились.
    Я вылез и отпер крышку багажника,  в  котором  не  имелось  ничего
интересного, если  не  считать  запаски  с  облысевшим  протектором  и
облупленной канистры с бензином.
    - Если права потерял, пускай твой дружбан и водит, -  на  прощание
буркнул сержант и принялся высматривать очередную жертву.
    Мы последовали его совету и уже безо всяких помех вскоре добрались
до конторы Ширена.

                                 12.
    Когда мы подъехали к облупленному двухэтажному домишке, в  котором
помещался офис  Ширена,  оттуда  как  раз  начинали  выметаться  после
трудового дня его обитатели, худосочные клерки в  удушающе  корректных
дешевых  костюмах,  сутулые  девицы  со  слабо  выраженными   половыми
признаками и их хозяева, гладкие проворные мужички,  в  чьих  бегающих
глазенках  навсегда  запечатлелась   неисцелимая   скорбь,   вызванная
убожеством жадного и плутоватого человечества, которое им каждый  день
приходится  с  горем  пополам  надувать  по  мелочи,   а   нет,   чтоб
по-крупному.
    Хозяин сыскного бюро встретил нас как родных. Еще бы, полтысячи на
полянке не  растут.  Не  похоже,  чтобы  его  фирме  часто  доводилось
получать такой доход за сутки.
    -  Ну,  здравствуйте,  -   разулыбался   он,   пожимая   руки.   -
Присаживайтесь, прошу. Не опрокинуть ли нам по стаканчику за успех?
    - Если успехи вправду есть, почему бы и нет, - с  намеком  ответил
я, располагаясь на прежнем месте у письменного стола.
    - Мне полстаканчика, не больше, - озабоченно предупредил Джага.  -
Еще надо за руль садиться, а полицейских сегодня на улицах как говна в
заднице, извиняюсь за выражение.
    Впрочем, Ширен благодушно оскалился, услышав бестактность в  адрес
своих бывших коллег.
    - Вы,  конечно,  знаете,  по  какому  поводу  такой  переполох?  -
поинтересовался он,  откручивая  пробку  на  извлеченной  из  шкафчика
бутылке своего излюбленного кошмарного напитка.
    Не успел Джага раскрыть рта, чтобы похвастать нашими  сегодняшними
похождениями,  как  я  незаметно  ткнул  его  пальцем  под  лопатку  и
изобразил живейшую заинтересованность.
    - А впрямь, что происходит? Выглядит так, будто столица на осадном
положении.
    - Ого, так  вы  не  в  курсе?  -  Ширен  подал  нам  стаканчики  с
дистиллятом. -  Новость  совершенно  сногсшибательная.  Сегодня  днем,
прямо в  центре,  возле  гостиницы  "Сурмон"  была  суровая  разборка.
Барладаг  и  Фахти  столкнулись  на  улице  нос  к  носу   и   затеяли
перестрелку. То ли  кому-то  из  них  нападение  померещилось,  то  ли
вправду один решил избавиться от другого, подробностей пока  не  знаю.
Короче говоря, на  мостовой  осталось  шесть  трупов,  среди  них  оба
главаря.
    - Ну, бзец! - изо всех сил удивился Джага, а я подумал,  что  если
лучший из капралов когда-нибудь надумает податься в актеры, то на этой
стезе его подстерегает неизбежная голодная смерть.
    - Да, событие незаурядное, - кивнул я. - По такому  поводу  выпить
стоит.
    - Еще бы, - согласился сыскарь и махом опрокинул стаканчик.
    - А чтоб все эти говноеды сами друг друга перешлепали, -  с  жаром
провозгласил Джага, подмигнул мне и сделал глоток.
    - Отличная идея, - одобрил я и в свою очередь выпил.
    - Так что  вы  теперь  остались  без  кровника,  -  посочувствовал
сыскарь, глядя на меня прищурившись. - Мои вам соболезнования.
    - Ничего, новых заведу, - беспечно  махнул  рукой  я.  -  Хотя  не
припомню, чтобы  я  в  разговоре  с  вами  употребил  это  слово.  Вы,
собственно, о ком наводили справки, обо мне или о Чажнуре?
    - Да понемножку обо всех, имею  такое  обыкновение,  -  ничуть  не
смутившись, признался Ширен. - В моем деле без этого никуда. К  вашему
сведению, по городу  мигом  разнеслась  легенда  о  том,  что  Кридану
Барладагу в открытую объявил кровную месть какой-то отчаянный ветеран.
Больше всего удивлялись тому, что сам  Барладаг  вроде  воспринял  это
всерьез.
    - Думаю, он преувеличивал мои возможности.
    - В самом деле? А по-моему, наоборот,  узнал  о  вашем  прошлом  и
забеспокоился. Ведь вы были призером  чемпионата  вооруженных  сил  по
стрельбе навскидку, не правда ли? Не  говоря  уже  о  вашей  фронтовой
репутации...
    - Допустим. А вам  не  кажется,  что  у  нас  есть  гораздо  более
интересные темы для беседы?
    На мой взгляд, преамбула  разговора  оказалась  чересчур  длинной.
Малое солнце уже зашло, скоро за ним последует большое. А в часе  езды
отсюда бесподобно красивая девушка, одна в пустом  сельском  доме,  не
находит себе места, гадая, чем закончилась предпринятая мной авантюра.
    - Ну что ж, приступим к отчету, -  Ширен  отпер  стоявший  в  углу
старенький сейф и вынул из него удручающе тощую картонную папку.
    -  Это  что,  на  полтыщи  хухриков  товару?  -  не  удержался  от
восклицания Джага.
    - Подите на  толкучку,  поищите,  где  подешевле,  -  со  взрывной
злостью отрезал Ширен.
    - Давайте не будем отвлекаться, - сухо попросил я.
    - Как скажете, - сыскарь раскрыл  папку.  -  Начнем  с  того,  что
никакого Амахада Чажнура нет. Такого человека попросту  в  природе  не
существует. Вот копия его регистрационной анкеты. Заполнена по  случаю
переезда в купленный им дом на  улице  Ветеранов,  двести  пятнадцать.
Родился в Льяхе двадцатого-четырнадцатого-сорок шестого. А вот  телекс
от моего приятеля из тамошней полиции, согласно которому  это  брехня.
Никогда он там не жил, и в столицу перебрался в семьдесят  пятом  году
неведомо откуда. Интересно?
    - Не совсем. Вчера вы,  помнится,  заявили,  что  у  него  повадки
высококлассного агента. Такие парни под собственным именем не живут.
    - Есть же разница между догадками и  доказательством,  -  возразил
Ширен.
    - Я предпочел бы точно знать, на какую разведку этот тип работает.
    - А вот это, извините, работенка не на одни сутки.
    - Ага, за полчаса можно управиться, - поддакнул Джага. - Взять его
за яйца и тряхануть хорошенько. Сам расскажет как миленький.
    Сыскарь снова уставился на него с нескрываемым раздражением.
    - Слушайте, не надо трепа. Мы говорим о серьезных вещах.
    - Вот и я тоже. Если я кого  беру  за  яйца,  это  вещь  серьезнее
некуда.
    - Никто и не сомневается, - вмешался я,  видя,  что  оба  начинают
исподволь закипать. - Однако я просил у вас план его дома  и  хотя  бы
примерный распорядок дня, круг знакомств...
    - Пожалуйста, вот план. Типовой сборный коттедж  компании  "Фужей"
за сорок тысяч. Если угодно, можно попробовать прищемить его  на  том,
откуда взялась такая не хилая сумма...
    - Вряд ли это целесообразно, есть слишком много  простых  способов
отмыть деньги, - скептически заметил я, взяв  протянутый  мне  Ширеном
лист со светокопией.  -  Позвольте,  да  вы  же  скопировали  план  из
каталога "Фужей", и только.
    - Новых окон и дверей он не прорубал. Так что  вполне  сойдет.  По
данным наружного наблюдения я пометил крестиком, в какой из  комнат  у
него спальня. Видите?
    - Вижу. Что у него в проходной комнате? -  я  понял,  что  сыскарь
нагло схалтурил, но это лучше, чем ничего.
    - Обыкновенная гостиная. Вас  волнует  местоположение  каждого  из
стульев? - съехидничал он.
    - Ладно, сойдет. А в этой вот, угловой?
    - Нечто вроде рабочего кабинета, большую часть вечера он  проводит
в нем. Насчет маленькой комнаты  рядом  с  кухней  ничего  не  удалось
узнать. Там окно плотно завешено.  Если  вы  настаиваете,  мои  ребята
могут  попробовать  проникнуть  в  дом  и  сделать   фотосъемку   всех
помещений. Или аккуратно сделать обыск, но  тогда  объясните,  что  им
конкретно искать. Только  это  уже  дело  совсем  серьезное.  Мы  люди
законопослушные, а тут, поймите, прямая уголовщина...
    Он сделал  подчеркнутую  паузу,  чтобы  я  спросил  о  цене  услуг
подобного рода.
    - Вы меня напугали, - сказал я, засовывая сложенный вчетверо  лист
в карман. -  Не  будем  даже  поминать  об  уголовщине,  договорились?
Рассказывайте дальше, прошу вас.
    - На службу он выезжает в половине девятого. Свой фургон держит  в
железном гараже рядом с  домом.  Возвращается  как  когда,  не  раньше
шести, иной раз к полуночи. Живет одиноко, женщин  к  себе  не  водит,
вечеринок не устраивает, друзей мало и заходят они редко. По  выходным
ездит куда-то рыбачить.
    - Откуда эти сведения?
    - В доме напротив живет одинокая старушка, ее главное  занятие  по
жизни - пялиться в окно, - объяснил Ширен. - А у меня, знаете  ли,  от
лучших  времен  остался  полицейский  личный  жетон.   Достаточно   им
помахать, и такого иной раз наслушаешься, только успевай записывать.
    -  Ну  что  ж,  у  меня  остался  один  вопрос.  Есть  ли  в  доме
сигнализация?
    -  А  как  же  без  нее.  Входит  в   комплект   установки   дома,
радиоуправляемая, энергонезависимая, с ревуном. На все окна, чердачное
окно и обе двери. Между нами говоря, ерундовая штука. Заблокировать ее
ничего не стоит при мало-мальской  сноровке.  Абонентной  сигнализации
нет, я точно выяснил, - сыскарь захлопнул  папку,  убрал  ее  в  сейф,
запер дверцу и взялся за бутылку.
    - Благодарю, мне хватит, - я отодвинул пустой стаканчик и полез за
бумажником. - Получайте за труды.
    Заметно повеселевший сыскарь сложил сотенные  ассигнации  вдвое  и
сунул их в задний карман брюк. До последнего  момента  он  сомневался,
что получит условленую сумму целиком. Уровень добытых им сведений  был
низким, но мне их хватало. А дотошно выторговывать сотню-другую я счел
ниже своего достоинства.
    - Вот и костюмчик на вас новый, а  военная  выправка  осталась,  -
фамильярно заметил он.
    - Не переживайте из-за пустяков, - утешил его я и встал со  стула.
- Ну что ж, до свидания.
    Джага  тоже  встал  и  направился  было  прочь  из  кабинета,   не
удосужившись попрощаться.
    - Погодите чуток. На пару слов, идет?
    - Слушаю вас.
    - Да вы присядьте.  Мне  тут  довелось  услышать  кое-какие  новые
подробности об убийстве Лигуна. Вас ведь это интересует?
    - Более-менее, - не выказывая особого любопытства, я снова уселся.
    На самом деле Ширен умудрился  затронуть  самую  важную  для  меня
тему. Пока я был одинок, не имело принципиального значения, под  каким
именем и где придется мне доживать свой век, скрываясь от  блюстителей
закона. Рассчитавшись полной мерой с  Барладагом,  я  мог  обзавестись
надежным удостоверением, отпустить в конце концов  бороду,  махнуть  в
горы и купить себе хижину с клочком земли. Никто и никогда меня там не
потревожит. А что касается угрозы  вторжения  космических  пришельцев,
предотвратить ее не  в  моих  силах.  Эта  забота  даже  не  для  моей
маленькой страны, зажатой между двумя  противоборствующими  державами.
Единственное, на что я  тут  реально  способен,  так  это  свихнуться,
беспрестанно ломая голову над неразрешимыми  тревожными  вопросами.  А
значит, их следует выбросить из головы.
    Но после того, как в  мою  жизнь  вошла  Янта,  прежние  планы  не
годились никуда. Я не имел никакого права делать ее любовницей беглого
бандита и тащить  за  собой  в  глухомань.  Проведя  свое  собственное
расследование и досконально разобравшись  в  обстоятельствах  убийства
Лигуна, я мог бы добровольно явиться в полицию и постараться доказать,
что моей вины тут нет. Только в этом я усматривал единственный, пускай
зыбкий шанс вернуться к нормальной жизни.
    Именно поэтому мне так загорелось добраться до  моего  белобрысого
знакомца Амахада Чажнура  и  любой  ценой  развязать  ему  язык.  Хотя
первоначально я обратился к услугам Ширена большей частью из азарта  и
ради любопытства. Мой шанс состоял в том, чтобы взять Чажнура в оборот
и вытрясти из него сведения, которые можно будет затем использовать  в
случае ареста и суда. Ведь он  был  в  одной  упряжке  с  тем  парнем,
который вырезал мозги убитого Лигуна, представился мне его сестренкой,
и который третьего дня попусту дожидался  меня  в  кафе  "Чивитта"  на
хангорской набережной.
    Теперь же показания Чажнура  требовались  мне  позарез  для  того,
чтобы снять с себя  ложное  обвинение  в  убийстве.  Я  не  строил  ни
малейших иллюзий относительно следователей и судей, перед которыми мне
придется предстать. Не исключено, что после  моей  добровольной  сдачи
Управление Безопасности попытается  засекретить,  замять  мое  дело  и
сгноить меня в тюрьме. Следовало, конечно же, заранее обезопаситься  и
от такого поворота событий. А для этого  проникнуть  во  все  тонкости
грязной игры, по ходу  которой  меня  объявили  опасным  преступником.
Амахад Чажнур был единственным  известным  мне  человеком,  безусловно
посвященным в эти хитросплетения.
    Все это прокрутилось у меня в мозгу  прежде,  чем  Ширен  произнес
следующую фразу.
    - Оказывается, у Лигуна в квартире был спрятана одна очень  важная
вещь. Украденное из секретной лаборатории снадобье. И оно  исчезло,  -
он воззрился на меня испытующе.
    - Что еще за снадобье? - я и глазом не сморгнул  в  ответ  на  его
дешевые полицейские штучки.
    - Толком не знаю. Но  в  Управлении  Безопасности  рвут  и  мечут,
наседают на полицию, а  те  отбрыкиваются,  мол,  кто  прошляпил,  тот
пускай сам ищет... Вам про это ничего не известно?
    - Впервые слышу. Лигун со мной не пускался  в  откровения,  знаете
ли. Отношения у нас были не те.
    Сыскарь  по-прежнему  пытался  провертеть  во  мне  дырку   своими
настырными глазами.
    - Знаете, если вы вдруг вспомните что-то или случайно  прослышите,
дайте мне знать, ладно?
    - Вы же принципиально не связываетесь с подобными вещами,  -  я  с
удовольствием подколол его, намекая на вчерашний разговор.
    - Верно. Только в нашей работенке есть свои законы. В  чужие  дела
не соваться, но полезной информацией иногда можно делиться, почему  бы
и нет? - на ходу сочинял он. - Сегодня я помогу, завтра мне помогут...
А кстати, спасибо за ту интересную штучку, что вы вчера подарили. Есть
у меня на примете специалист, который такими безделицами увлекается.
    Ничего нового Ширен, как  видно,  сказать  не  мог,  зато  пытался
что-нибудь еще разнюхать.  Такая  диаметральная  перемена  ролей  была
совершенно не к месту. Я решительно поднялся и нахлобучил шляпу.
    - Ну что ж,  если  у  вас  все,  то  нам  пора.  Думаю,  в  случае
надобности мы легко разыщем друг друга.
    - Конечно, - осклабился сыскарь. - Заходите почаще.
    Сев за руль "Дрома", Джага не спешил включать  зажигание.  Тяжелым
взглядом он уставился сквозь лобовое стекло  на  пустую  улицу,  потом
повернул голову ко мне.
    - Неужто вы уверены, что этот выжига  вас  не  заложит?  -  мрачно
поинтересовался он. - Он же мать родную  сдаст  на  мыловарню  за  три
марги, у него это на лбу написано. Слупил кучу денег ни за что, больше
вы ему без надобности, а полицией  обещано  вознаграждение,  так  ведь
выходит?
    - Пока не вижу поводов для беспокойства.  Если  он  сдаст  клиента
полиции, да еще  по  такому  громкому  делу,  его  репутации  каюк,  -
объяснил я. - Тогда он может свою лицензию сыскаря разве что  повесить
на  сортирный  гвоздик.  Мало  кто  после   такого   конфуза   рискнет
воспользоваться его услугами.
    - Ну, как знаете, - Джага завел мотор и тронулся. -  Зря  мне  его
нахваливали добрые люди. Мало нам было этого гада Синка...
    Мы выехали из города на закате. Большое солнце, раскалившее  гряду
кучевых облаков, наполовину ушло за линию горизонта. Несколько крупных
звезд уже прорезалось сквозь загустевшую небесную синеву. Было странно
сознавать, что где-то там, в космосе, существуют иные жизнь  и  разум.
Идиллическая вечерняя панорама шла вразрез со снедавшей  меня  смутной
внутренней тревогой. Дорого бы я дал, чтобы когда-нибудь еще  беспечно
полюбоваться звездными небесами. Мне в этом было отныне отказано.
    За столичной окраиной  нам  попался  полицейский  пост,  усиленный
звеном десантников  на  гусеничном  полутанке.  Выглядело  это  весьма
внушительно, в особенности спаренный "Тайфун", нацеленный  на  дорогу.
Командир звена  сидел  на  броне,  привалившись  плечом  к  турели,  с
откровенно скучающим видом. Документы Джаги  подверглись  придирчивому
осмотру под лучом аккумуляторного фонаря,  у  меня  также  потребовали
предъявить удостоверение личности. После того, как полицейские всласть
полюбовались на канистру и запасное колесо в  багажнике,  мы  покатили
дальше.
    Неизвестно, сколько еще  продлится  такой  усиленный  контроль  на
дорогах,  зато  можно  ручаться,  что  в  ближайшее  время   следствие
заинтересуется человеком, снявшим двадцать восьмой номер  в  гостиницы
"Сурмон", а  затем  бесследно  исчезнувшим,  и  патрульным  сообщат  о
приметах  разыскиваемого  Севдина  Хопаши.  Необходимо  купить  другой
костюм и срочно раздобыть новые документы, иначе я не  смогу  высунуть
носа на улицу, не рискуя угодить в кутузку.
    - Знаете, я все думаю про Янту и здорово радуюсь, что так вышло, -
с неожиданным  воодушевлением  заговорил  Джага.  -  Вокруг  нее  ведь
увивались всяческие засранцы трипперные, я их шугал, ну чего только не
бывало, доходило даже до слез. То есть, Янта меня корила и плакала. Но
тут такое дело, я  же  ей  вместо  отца,  сами  понимаете.  А  она  со
взбрыками, это по молодости бывает, ну теперь уж я за нее  спокоен.  И
очень, очень рад.
    - Спасибо, - промолвил я от души.
    А Джагу прямо-таки прорвало, и  он  по  дороге  к  дому  на  холме
настолько воодушевился, что  можно  считать,  выпалил  свою  недельную
словесную норму.
    -  Между  нами  говоря,  есть  одна  очень  приличная  женщина  по
соседству, парикмахерскую содержит, не так чтоб шикарную, но вполне. Я
к  ней  захаживаю  покалякать  за  стаканчиком,   сами   знаете,   как
одиночество заедает. Честно  скажу,  таких  тугих  сисек  ни  у  одной
молоденькой не щупал. Теперь, пожалуй, можно Янту с  ней  познакомить,
чтоб все было чинно-прилично, правда? Я думаю, они друг другу придутся
по душе. Есть такое предположение. Девушке, пока не перебесится, нужна
советчица, тут мужским словом  не  обойдешься.  А  соседка  моя  жизнь
понимает до тонкости. В общем, я уверен, все пойдет на лад...
    Предавшийся лирическому настроению Джага представлял  собой  такое
же редкостное и захватывающее зрелище, как нюхающий  луговые  цветочки
бронетранспортер. Мы с ним побывали в разных переделках,  где  человек
раскрывается без  остатка,  но  тут  неожиданно  выяснилось,  что  мое
представление  о  нем  все-таки   страдало   поверхностностью.   И   я
порадовался за него.
    А мной владело неописуемо драгоценное ощущение, какое бывает после
удачной лихой контратаки из тяжелой оборонительной позиции. Мало того,
впереди простиралась ночь. Я знал,  что  время  до  рассвета  пролетит
одним  сплошным  слитком  из  пронзительной  нежности   и   океанского
безумства. При мысли об этом сразу  возникал  жесткий  прилив  мужской
силы. Слишком редко в мирное время удается жить в  озарении  чистейшей
свободы, стряхнув прошлое и будущее, жить одним  затяжным  мгновением,
вбирать его всеми потрохами, ведь следующего может и не быть.  Наконец
этот дар ко мне вернулся.
    Дремотные заросли хвощей отдернулись назад, и плавно  развернулась
панорама с домом на  холме.  Окна  центрального  холла  мягко  светили
сквозь густое засилье сумерек.
    Янта опрометью выбежала навстречу подъезжающему  "Дрому",  и  лучи
фар, наткнувшись на  бисерное  шитье  праздничной  блузы,  рассыпались
фонтаном радужных осколков. Едва я вылез из машины, она бросилась  мне
на шею.
    - Живой, живой, - лихорадочно шептала она. - Ты вернулся живой...
    Потом так же порывисто кинулась обнимать Джагу.
    - Ну-ну, что ты, все в порядке, -  бормотал  он,  могучей  ладонью
осторожно похлопывая ее по спине.
    Мы прошли в дом и расселись в холле за массивным  круглым  столом,
покрытым хрустящей скатертью. Посредине столешницы стояла пузатая ваза
с букетом полевых цветов.
    - Сегодня у нас праздник, да? - спросила  Янта  радостно,  зажигая
толстую витую свечу в бронзовом шандале.
    - Все прошло  удачно.  С  Барладагом  покончено,  -  сказал  я.  -
Переночуем, а завтра утром возвращаемся в город.
    - Вообще-то я бы не прочь сразу  отправиться  домой,  -  отозвался
Джага, принимаясь разливать шуху  по  кружкам.  -  Хозяйству  присмотр
нужен, продукты на исходе.  Мне  бы  надо  на  утренней  зорьке  сразу
поехать за припасами.
    - Ну что ж, давайте перекусим и сразу поедем, - согласился я.
    Окончив трапезу, мы не мешкая прибрали за собой и отнесли в машину
наш нехитрый багаж. По моему совету, на случай, если нас  остановят  и
примутся копаться в вещах,  Джага  убрал  свой  "Брен"  и  метательную
бомбочку под заднее сиденье. Ампульный пистолет я спрятал туда  же,  а
"Мидур" оставил на левом боку  за  поясом,  полагая,  что  до  личного
обыска  рвение  патрульных  не  дойдет.  После  чего  Янта   вольготно
раскинулась на заднем сиденье и взглядом  пригласила  меня  устроиться
рядом с ней. Я отметил не без некоторой  опаски,  что  отяжелевший  от
выпивки Джага нашарил ключом замок зажигания только с третьей попытки,
и высказал дипломатичное предложение.
    - Кажется, вы немного устали. Давайте я сяду за руль.
    - Ничего, я в полном порядке. Доедем с ветерком.
    Ввиду  предстоящих   полицейских   проверок   приходилось   делать
неутешительный выбор между двумя водителями, один из которых  не  имел
шоферского удостоверения, а другой основательно захмелел.  Я  не  стал
настаивать на своем, решив положиться на волю случая.
    - Я хотела бы еще сюда вернуться, - мечтательно  произнесла  Янта,
когда покряхтывающий "Дром" спускался с холма. - Пожить  в  этой  тиши
хотя бы несколько деньков. - Она  потянулась  губами  к  моему  уху  и
горячо выдохнула. - Вместе с тобой.
    - Обязательно, - пообещал я и,  нащупав  ее  ладонь,  сжал  пальцы
бережно и плотно.
    - Тебе очень к лицу этот новый костюм. Ты совершенно преобразился.
Когда приедем домой, я выброшу твое старое тряпье, чтобы ты не вздумал
его надеть когда-нибудь...
    - Да я уже его выкинул.
    Было не  к  месту  объяснять,  что  новенький  костюм,  в  котором
гостиничные   служащие   видели   Севдина   Хопаши,   также    следует
безотлагательно спровадить на помойку.
    - Молодец, - Янта потерлась носом о мою щеку.
    Кажется, меня крепко взяли в  оборот  и  обращались  со  мной  уже
полностью по-семейному. Хотя не могу сказать,  чтобы  я  был  особенно
против.
    Выехав с проселка на  шоссе,  Джага  поддал  газу,  однако  держал
скорость в разумных пределах и вообще вел машину гораздо более плавно,
чем это у него получалось в трезвом виде. От души у меня отлегло, и  я
откинулся на спинку сиденья, тихонько поглаживая руку Янты.
    Навстречу неслась звездная ночь, она целиком принадлежала  нам,  а
за ней простиралась наша общая жизнь. Я не гадал, какой она  окажется.
Вряд ли гладкой и бестревожной, но ее стоило прожить. Никогда  прежде,
будь то даже в самые горячие денечки на фронте, мной не владела  такая
могучая и блаженная жажда жизни, как теперь.

                                 13.
    Маявшиеся при въезде в город постовые остановили нашу  машину,  но
поленились проверять по второму разу.
    - Езжайте, я вас помню,  -  уныло  сказал  пожилой  полицейский  и
погасил слепящую звезду фонаря.
    Десантники вместе со своим грозным  и  неуместным  полутанком  уже
убрались восвояси, а из четырех полицейских  автомобилей  нести  вахту
осталось два. Как всегда, власти перегнули палку  и  затем  полегоньку
опамятовались. Ну что ж, добрый знак.
    Самый  удобный  маршрут  от  южной  окраины  до  "Щита  Отечества"
пролегал по средней окружной магистрали. Едва мы на  нее  свернули,  я
обеспокоенно заметил, что Джага стал  прямо-таки  засыпать  за  рулем.
Наконец он основательно клюнул носом, однако успел,  к  нашему  общему
счастью, встряхнуться и сбросить газ прежде,  чем  "Дром"  пустился  в
крутой вираж. Спросонок Джага допустил оплошность, притормозив резко и
намертво. Машину юзом занесло влево через осевую  и  развернуло  почти
поперек дороги. Водитель  шедшего  по  встречной  полосе  вездехода  с
трейлером на прицепе  лишь  чудом  умудрился  в  нас  не  врезаться  и
промчался на расстоянии вытянутой руки  от  передка  "Дрома",  рявкнув
клаксоном трижды, что у автомобилистов всего  мира  означает  отборную
ругань.
    - Ну чего шуметь, бзец, - обиделся Джага. - С кем не бывает...
    - Давайте лучше  поменяемся  местами,  -  сказал  я,  успокаивающе
похлопав его по плечу.
    Хорошо еще, что поблизости не оказалось полицейских, а то  бы  нам
не миновать крупного разбирательства, и еще неизвестно, отделались  ли
бы мы только солидной взяткой. Джага тряхнул  головой,  усердно  потер
глаза кулаками, словно ввинчивая их в черепную коробку.
    - Слушаюсь. Извините, я вроде малость расклеился.
    Он завел мотор, отъехал к обочине и уступил мне место за рулем. Не
успел я набрать скорость, как Джага мирно задремал, свесив  голову  на
грудь. Еще  немного  спустя  салон  заполнили  рулады  молодецкого,  с
присвистом, храпа.
    Янта на заднем  сиденье  придвинулась  ко  мне  и  стала  легонько
ерошить мои волосы на затылке.
    - Месакун, как я счастлива, - смешливо призналась она. - Если б ты
только знал, как я счастлива, что ты не  имеешь  привычки  храпеть  во
сне.
    - Надеюсь, этой ночью у нас будут и другие поводы для радости.
    - Конечно. Конечно, милый.
    Порывисто поцеловав  меня  в  шею,  Янта  откинулась  на  сиденье,
заложила руки за голову, потянулась  всем  своим  гибким  изумительным
телом.
    - Ты не поверишь, но я успела истосковаться по тебе.
    - Представь себе, я тоже.
    Острое желание накатило в который раз на дню, от  его  неутоленных
приступов моя мужская гроздь набрякла заунывной тихой болью. Будь  они
неладны, модные брючки в облипочку, чтоб им треснуть.
    - Ты помнишь, о чем я тебя просила? Ты ведь сделаешь так,  хорошо?
- ее вкрадчивый голос обволакивал  и  завораживал,  в  нем  проступала
потаенная дрожь.
    - Уточни, что ты имеешь в виду.
    - Не прикидывайся глупеньким. Я же знаю, какая  у  тебя  роскошная
память, - она снова придвинулась, уткнулась подбородком мне в плечо  и
лизнула мочку уха.
    - Если будешь так шалить, эту ночь мы рискуем провести на койках в
травматологическом пункте.
    Мою замогильную реплику Янта оставила без внимания.
    - Как шлюху, - горячечно выдохнула она. - Грубо, грязно. Да?
    Странным образом на  меня  действовала  эта  ее  причуда.  Невесть
почему Янта вообразила, что платные любовные объятия внешне отличаются
от бесплатных радикальным и ужасающим образом. А я, в свою очередь, не
мог представить, что  наберусь  духу  и  разыграю  из  себя  свирепого
мужлана в сенном сарае. Однако запретные фантазии Янты, к моему вящему
удивлению, будоражили меня, в  них  было  нечто  диковатое,  магически
пряное.  Со  смешанным  чувством  неловкости  и  возбуждения  я  вдруг
обнаружил, как в глубине души что-то темное, липкое  и  вместе  с  тем
властно дурманящее отзывается навстречу ее полусумасшедшему зову.
    - Не хотелось бы тебя огорчать. Вовсе не уверен, что  у  меня  так
получится, - я мягко попытался успокоить не  то  ее,  не  то  себя.  -
Честно говоря, даже плохо представляю, как это делается.
    - Возьмешь меня за волосы, - с жесткой  дрожью  в  голосе  шепнула
Янта. - И задвинешь мне в рот.
    Услышав это, я оторопел, неожиданно содрогнулся от  пронзительного
прилива желания. И вдруг  понял,  что  сделаю  все,  чего  бы  она  ни
попросила, даже если потом буду корчиться от омерзения к себе.  С  ней
любая гнусность окажется ослепительно чистой изнутри. Да  и  вообще  в
природе нет ни чистого, ни грязного. На самом деле люди живут в клетке
из убогих предрассудков и втайне мечтают из нее вырваться.  Почему  бы
раз в жизни не попробовать сделать это вдвоем.
    Однако я не успел ничего ответить на ее шокирующую терпкую  фразу.
Мы уже ехали вдоль парка, оставалось обогнуть его угол и  остановиться
у дверей "Щита Отечества". То, что мне удалось  мельком  разглядеть  в
просветы между  раскидистых  хвощей,  вынудило  меня  затормозить,  не
доезжая перекрестка.
    - Что случилось? - спросила Янта.
    - Еще не знаю. Но там творится что-то не то.
    В распахнутых окнах первого этажа всюду горел свет, хотя заведению
давно пора бы  закрыться.  Два  каких-то  автомобиля  стояли  прямо  у
дверей, поверх валика стриженых густых плаунов я  мог  разобрать  лишь
то, что на их крышах не красуются синие волдыри  полицейских  мигалок.
Опустив стекло дверцы, я прислушался. Ночь дышала свежестью и  покоем,
легонько перешептывались на ветру ветви. Потом  я  решил  проехать  по
улице мимо  "Щита  Отечества"  и  попытаться  разведать,  что  же  там
происходит. Но едва тронул с места,  заметил  выходящих  из  дверей  и
рассаживающихся по машинам рослых типов в каскетках и кожаных куртках.
Захлопали дверцы, взревели два мощных двигателя. На малой  скорости  я
доехал до угла парка, повернул и при свете редких фонарей увидел,  как
по улице  быстро  удаляются  незваные  гости.  Впереди  белый  "Рарон"
последней модели, следом  за  ним  бронированный  лимузин,  в  котором
сегодня приехал к ресторану "Гленц" покойный  Кридан  Барладаг.  А  за
окнами "Щита Отечества" вовсю метались языки буйного пламени.
    - Джага! - заорал я. - Пожар!
    Похоже, эти ублюдки не поленились добраться до гаража,  в  котором
хранились запасы дорожавшего день ото дня бензина, и разлили в  каждой
из комнат не меньше, чем по канистре. Стены  как  будто  распирало  от
огня, его прозрачные шальные космы высовывались  наружу,  доставая  до
темных окон второго этажа.
    Вскинувшись, Джага завертел головой и увидел, как чадно  заполыхал
пластик вывески с намалеванным на ней орденом.
    - Бзец!! - взревел он.
    Я поддал газу, устремляясь в погоню.
    - Куда?! - застонал Джага. - Сгорит ведь!
    Обернувшись и не отрывая  глаз  от  своего  полыхающего  дома,  он
очумело ухватился за ручку двери, словно  хотел  выскочить  на  полном
ходу.
    - Так и так сгорит, - жестко осадил его я. -  А  те  сволочи,  вон
они, впереди.
    Машины поджигателей мчались шагах в трехстах  от  нас,  оторваться
они не могли, сокращать дистанцию  пока  не  имело  смысла.  Переварив
услышанное, Джага уставился сквозь лобовое  стекло  на  их  габаритные
огни. Моментально его глаза превратились  в  жутковато  поблескивающие
щелочки.
    - Янта, у тебя под  сиденьем  "Брен",  -  сипло  выговорил  он.  -
Достань.
    - И заодно метательную бомбочку, - добавил я.
    Светофоры  на  перекрестках  полутемных   улиц   были   отключены,
встречных машин почти не попадалось, полицейские посты в столь поздний
час уже сняли за полной ненадобностью. Автомобили  бандитов  повернули
на проспект Неувядаемой Славы, устремляясь к  северной  окраине.  Чуть
сбавив скорость, я увеличил дистанцию до них раза в полтора, чтобы  не
преследовать их слишком явно и не обеспокоить прежде  времени.  Вскоре
по встречной полосе проехали вереницей  три  полицейские  машины,  как
видно, они несли вахту на выезде из столицы  и  лишь  теперь  получили
команду сняться.
    Янта сзади подала Джаге "Брен", я не глядя подставил ладонь и сжал
рифленую оболочку БОМ-5.
    - Приготовься, Янта, - сказал я, положив бомбочку между сидений. -
Когда заторможу, мигом вылезай и жди нас на том же  месте.  Управимся,
вернемся за тобой.
    - Ничего подобного, - возразила она.
    - Будет стрельба, -  настаивал  я.  -  Пожалуйста,  делай,  как  я
сказал.
    - Нет.
    - Бесполезно, она уперлась, - со  вздохом  объяснил  Джага.  -  Не
уступит нипочем, уж я-то знаю.
    И тут у меня в кармане зазвонил радиотелефон. Странно, я не ожидал
ни от кого  звонков,  даже  не  знал,  под  каким  абонентным  номером
числится эта трофейная игрушка. Звонить могли  только  люди  из  клана
Барладага или какие-нибудь приятели Фенка, еще не  ведавшие,  что  тот
переселился в лучший мир. Пока я доставал радиотелефон, меня  посетила
маловероятная догадка, будто поджигатели заметили следующий неотступно
за ними "Дром", сообразили, кто в нем находится, и  решили  для  форса
созвониться  со  мной,  обложить  бранью.   Впрочем,   я   отмел   это
предположение сразу, нажал большим пальцем тангенту, поднес  трубку  к
уху.
    - Слушаю, - произнес я.
    - Это ты, шпырь вонючий? - послышался голос Барладага.
    Невозможно. Ведь я убил его. Я видел, как ампула вонзилась  в  шею
под ухом, как мой кровник рухнул на тротуар. Невозможно. Разве что  на
встречу с Фахти отправился его двойник.
    - Чего примолк, а, говнюк? Ведь это ты стрелял из окна  "Сурмона".
Не отпирайся, я знаю.
    - С чего ты взял, что я буду отпираться?
    Выходит,  злосчастный  трусишка  Синк   нарушил   мой   запрет   и
предупредил главаря о возможном покушении. Или я уже совсем ничего  не
понимаю.
    - Что за гадость была  в  том  шприце,  которым  ты  стрельнул?  -
полюбопытствовал Барладаг.
    Он выжил  после  моего  попадания.  Я  почувствовал  себя  круглым
идиотом с никчемными шустрыми мозгами. Ведь я  ничуть  не  сомневался,
что хитроумный пистолет Чажнура предназначен  для  убийства.  Даже  не
удосужился  испробовать   его   на   каком-нибудь   бродячем   кренке.
Оказывается, ампулы содержали не  яд,  а  просто  мощный  парализующий
состав.
    - Неважно, - огрызнулся я.
    - Ох, как ты просчитался, шпырь. Думал столкнуть лбами кланы,  что
ли? Не вышло. Фахти мертв, а у меня  все  схвачено.  Я  теперь  полный
хозяин, от севера до юга. При встрече я тебя  отблагодарю.  И  знаешь,
как? Ты умрешь хорошо, быстро.
    - После тебя, кровник, с удовольствием.
    Мне пришло на ум, до чего странный разговор ведется между  нами  в
пределах прямой видимости. Из  его  машины  на  абонентный  радиоузел,
оттуда  ко  мне,  зигзагом  через  пространство  и  уйму   электронных
преобразований путешествовали наши голоса. Я  не  стал  отвлекаться  и
загасил этот  неуместный  выверт  скоростных  мыслительных  процессов,
концентрируясь на Барладаге. А он продолжал заслуженно глумиться  надо
мной.
    - Твой дружочек Синк долго рыдал  и  просил  пощады.  Я  же  сразу
понял, что к чему, и послал за ним. Он умер плохо.
    Слышимость была отвратительная: треск атмосферных разрядов, да еще
шум  двигателей.  Впрочем,  я  ловил  каждое   слово   и   ежесекундно
просчитывал бездну вариантов. Хотя ситуация яснее некуда.
    - Жаль, я не застал тебя в той задрипанной харчевне, как бишь  ее,
неважно, - добавил главарь. - Она уже небось дотла сгорела. Но я  тебя
еще найду. Ты понял?
    Забавно, нас разделяло всего с  четверть  стиры,  и  скоро,  очень
скоро мы окажемся лицом к лицу. Барладаг и  не  догадывался  об  этом.
Неужто и впрямь не догадывался? Мне уже поднадоело перемалывать  целые
горы мыслей, а в итоге неукоснительно попадать впросак.
    - Ну что ж, до встречи, - сказал я  и  подождал,  мало  ли,  вдруг
Барладаг что-то скажет  насчет  преследующей  его  машины.  Однако  он
отключил связь.
    - Это звонил  Барладаг,  -  сообщил  я,  положив  радиотелефон  на
приборный щиток. - Он жив. Он там, вон в том лимузине.
    - Я же видел, как вы его завалили, - поразился Джага.
    - Моя ошибка. Вышло  совершенно  по-дурацки.  Те  ампулы  бьют  не
насмерть. В них снотворное.
    - Вот бзец. Ну ничего, сейчас поправим ошибку...
    Под колесами уже шелестела загородная скоростная магистраль,  мимо
проносились поля и перелески, озаренные зыбким  лунным  светом.  Я  не
знал, далеко ли еще осталось до виллы Барладага, куда направлялись, по
всей видимости, он и его головорезы. Но,  так  или  иначе,  пора  было
ставить точку. Тем более, что на пустой ночной дороге нам уже ничто не
могло помешать.
    Дав полный газ, я пошел на сближение. Старенький "Дром"  с  мощным
новым мотором вел себя в этой гонке превосходно.
    Когда дистанция сократилась наполовину, белый "Рарон" сместился на
осевую линию, немного сбавил скорость,  тем  самым  пропустив  лимузин
главаря  вперед,  чтобы   прикрыть   его   с   тыла.   Джага   щелкнул
предохранителем пистолет-пулемета и опустил стекло правой  дверцы,  по
салону загулял упругий сквозняк.
    Водитель "Рарона" маневрировал, подавая автомобиль то  вправо,  то
влево, и упорно не давал себя обогнать.
    - Врезать? - спросил у меня Джага.
    - Конечно.
    - Только не виляйте, ладно? А ты, Янта, пригнись. Там два  субчика
уже изготовились палить.
    С неожиданной проворностью Джага вывесился в окошко чуть ли не  до
пояса, придерживаясь левой лапищей за крепление солнцезащитного щитка,
а в правой  сжимая  рукоять  "Брена".  Двумя  короткими  очередями  он
прицельно полоснул по заднему  стеклу  неприятельской  машины.  Вокруг
пулевых отверстий разбрызгалась густая сеть белесых  трещинок.  Третья
очередь прошила покрышку заднего правого колеса.
    Я чуть притормозил педалью  акселератора,  чтобы  не  врезаться  в
обреченную машину, если ее занесет поперек дороги. При  такой  бешеной
скорости автомобиль с простреленной  покрышкой  может  выкинуть  любое
коленце. Однако потерявший  управление  "Рарон"  повел  себя  наиболее
вероятным образом: заюзил и резко ушел вправо, где тут же напоролся на
бетонный столбик ограждения. Вздернувшись  торчком,  вражеская  машина
зависла в воздухе и затем перекувырнулась колесами кверху в кювет. А я
подался левее и, дав газу до упора, промчался мимо.
    Когда мы уже почти настигли тяжеловесный черный лимузин Барладага,
снова зазвонил радиотелефон,  и  я  не  отказал  себе  в  удовольствии
откликнуться, взяв лежавшую у лобового стекла трубку.
    - Шпырь, неужто это твоя задрипанная тачка у  меня  на  хвосте?  -
яростно заорал Барладаг сквозь треск помех.
    - А ты думал, чья?
    - Ах, ты...
    Он принялся взахлеб сквернословить. Словарный запас  и  обороты  у
него страдали топорной скудостью, ни тебе сочности, ни ритма. Решив не
отвлекаться от вождения, я перебросил трубку Джаге. Тот ухватил ее  на
лету, немножко послушал, односложно спросил у меня:
    - Барладаг?
    Я кивнул. Черный  лимузин  в  точности  повторял  недавний  маневр
"Рарона", мотаясь от бровки к бровке, чтобы  не  дать  мне  пройти  на
обгон.
    - Ты, гад! - веско промолвил в трубку Джага. -  Ты  мое  заведение
спалил, бзец. Ну и гад же ты после этого. Что?
    Насупленно выслушав краткий ответ, он отложил трубку и  взялся  за
лежавший на коленях "Брен".
    - Вот сейчас мы увидим, кто говнюк.
    - Стрелять бесполезно, - предупредил я,  всячески  пытаясь  обойти
лимузин. - Машина пуленепробиваемая.
    Тут шофер Барладага выкинул обычный в таких случаях финт  -  резко
затормозил, чтобы "Дром" расквасил  передок  об  его  багажник.  Но  я
всегда  отличался  отличной  реакцией,  а  теперь,   при   многократно
усиленной работе мозга, тем более. Едва вспыхнули  тормозные  огни,  я
бросил свою машину в рисковый, но, казалось, точно  выверенный  вираж.
Все же, когда начался сильный крен и правая пара колес стала  зависать
в воздухе, мне стало не по себе. Доля мучительного мгновения  ушла  на
то,  чтобы  уточнить  поправку  на   центробежную   силу,   рассчитать
необходимый чуточный поворот руля, а затем я  четко  выровнял  готовую
перевернуться машину.
    В результате "Дром" и тяжелый лимузин с диким скрежетом притерлись
боками на полном ходу. Все решилось моментально, барладаговский  шофер
никак не мог тягаться со мной в быстроте и расчете. Я подловил  его  в
точности, как на борцовском ковре, где для броска надо использовать не
только  свои  мышцы,  но  и   усилия   рефлекторно   сопротивляющегося
противника. Сначала налег, будто бы пытаясь столкнуть  на  обочину,  а
едва тот вывернул руль в мою сторону, резко дал по тормозам. Когда нас
обоих занесло, вдобавок я сумел сделать нечто вроде подсечки, сдав  на
полкорпуса назад и тюкнув передним бампером по его заднему крылу.
    Все же лимузин каким-то чудом не перевернулся, не слетел в  кювет.
Только описал тяжеловесный пируэт и встал поперек дороги  с  заглохшим
мотором, а "Дром", истошно визгнув шинами, пронесся, увлекаемый  силой
инерции, немного дальше, развернувшись задом по ходу движения.  Настал
черед карманной артиллерии, более удобного  момента  представиться  не
могло: обе машины замерли как вкопанные, их разделяло  около  двадцати
шагов. Я вырвал зубами чеку БОМ-5.
    - Пригнуться,  живо!  -  гаркнул  я  через  плечо  Джаге  и  Янте,
просовываясь в окошко наружу.
    Задержка срабатывания запала семь  секунд.  Две  из  них  бомбочка
провела на моей раскрытой  ладони,  а  потом  я  швырнул  ее  с  таким
расчетом, чтобы она закатилась под брюхо лимузина  и  взорвалась  там.
Шофер Барладага успел завести мотор, но не стронуть машину с места.  А
я поспешно скрючился на сиденье  в  три  погибели,  опасаясь  шального
осколка.
    Тупо ухнул взрыв, визгнули осколки, несколько из них шмякнулось  в
передок "Дрома". Ветровое стекло, по счастью, уцелело. Конечно же,  от
одной метательной бомбочки лимузин Барладага на воздух не взлетел,  но
теперь его трансмиссия нуждалась в серьезном ремонте.
    Немедля распахнув дверцу, я выскочил наружу, то же самое  проделал
Джага. Сидевшие в лимузине  предпочли  не  затевать  перестрелку,  они
остались на своих местах.
    - Держать на мушке! - скомандовал я Джаге.
    - Есть! - откликнулся он и остановился шагах в десяти от подбитого
лимузина с "Бреном" наперевес.
    Уцелевшая левая  фара  нашей  машины,  как  по  заказу,  ослепляла
противника. Несомненно, после гибели белого "Рарона" Барладаг позвонил
к себе на виллу и вызвал подкрепление, оно могло подоспеть с минуты на
минуту. Вот почему никто не выскочил из обездвиженного лимузина. Чтобы
добраться до пассажиров бронированного салона, требовался как  минимум
гранатомет. Или чуток солдатской смекалки.
    Полсекунды ушло на  размышление,  затем  я  опрометью  метнулся  к
"Дрому" и раскрыл багажник. Долг платежом  красен,  а  дурные  примеры
заразительны. Пока я бежал  с  увесистой  канистрой  к  лимузину,  его
обитатели словно пребывали в столбняке, а  может,  благодаря  слепящей
фаре "Дрома" толком не разглядели, какая участь им уготована. Но когда
я снял крышку с горловины  и  взгромоздил  канистру  боком  на  капот,
распахнулись сразу три двери, обе передние и правая задняя.
    Без проволочек заработал "Брен",  тут  же  скосив  шофера,  очертя
голову высунувшегося наружу с пистолетом. Остальных прикрывал от  пуль
Джаги бронированный корпус. Я отпрянул назад и влево, держа выхваченый
"Мидур" наготове. В поле зрения  мелькнула  поднятая  рука  Ханрика  с
длинноствольным  револьвером,  он  ловил  меня  на  мушку,  присев  за
машиной. За миг до выстрела  ствол  почему-то  дернулся  кверху,  пуля
свистнула над моим  плечом,  а  я  ответным  выстрелом  размозжил  ему
запястье.
    Тем временем плюхнувшийся на живот Джага очень кстати застрочил из
пистолет-пулемета, целясь под  брюхо  лимузина,  по  ногам.  Одиночных
выстрелов  пока  прогремело  только  три,  чей-то  из  малокалиберного
оружия, другой из револьвера Ханрика и мой. За длинной очередью  Джага
после короткой паузы дал короткую, к ней присоединился еще один  чужой
выстрел.
    Двумя  прыжками  я  сместился  еще  левей,  настороженно  выставив
пистолет. Ханрик почему-то лежал ничком на своем револьвере, с пулевой
дыркой меж лопаток. Чуть дальше валялся на спине  мертвый  Барладаг  с
простреленными щиколотками и  развороченным  очередью  "Брена"  боком,
разбросав руки. Правая сжимала  никелированный  "Ствеккер"  сорокового
калибра,  превосходное   оружие,   которым   он   так   и   не   успел
воспользоваться. А еще  я  с  изумлением  обнаружил,  что  поодаль  из
дорожном  кювета  выбирается  Янта.  Свой   курносый   мелкокалиберный
револьверчик она держала в классической манере, обеими руками, стволом
кверху на уровне глаз.
    Я стоял столбом,  а  она  опустила  оружие  и  неспешной  походкой
приблизилась, вскинув голову, с прищуром глядя мне в глаза.
    - Хорошо, что ты меня не высадил, - невозмутимо произнесла она.  -
Тот, длинный, метил в тебя. Но я успела.
    А мне пришло на ум, что все-таки никогда в жизни я не смогу  грубо
ухватить ее за волосы. Даже если она будет об этом умолять.

                                 14.
    Просто удивительно, что  после  таких  приключений  наш  почтенный
"Дром", окривевший на одну фару,  помятый  и  побитый  осколками,  еще
оставался на ходу. Меня согревала надежда, что в столь поздний час  мы
избежим встречи с полицейскими, которые наверняка не  только  разделят
мое  удивление,  но  и  проявят  свойственное  их  братии   бестактное
любопытство.
    Перед  тем,  как  застрявший  поперек  дороги  лимузин   покойного
Барладага  скрылся  из  вида  за  поворотом,  я  взглянул  в   боковое
надтреснутое зеркальце и увидел далекий свет фар. Если  это  вызванные
на подмогу головорезы с виллы, нам лучше убраться с магистрали. Играть
с ними в догоняшки опасно, достаточно звонка по  радиотелефону,  чтобы
из города навстречу нам  выехала  целая  орава  бандитов,  опозоренных
гибелью главаря и  рвущихся  освежить  свою  репутацию  нашей  кровью.
Поэтому  я   вызвал   в   памяти   мелкомасштабную   карту   столичных
окрестностей, довольно легко сориентировался  на  местности,  а  затем
свернул с шоссе на  узенькую  грунтовку,  которая  наискось  прорезала
молодую хвощевую лесопосадку. Теперь, когда нас никак не могли догнать
или перехватить, я снизил скорость до сорока стир  в  час  и  вздохнул
спокойно.
    - Я думаю, нам лучше всего вернуться в тот  домик,  Джага.  Других
предложений нет? - проговорил я, глядя, как слегка покореженный  капот
бойко заглатывает узкую дорогу, озаряемую лучом единственной фары.
    - Никак нет. Заночевать же где-то надо.
    - А еще давайте сразу поговорим о  денежной  компенсации  за  ваше
сгоревшее заведение. Во сколько вы оцениваете ущерб?
    - Ни во сколько.
    - Пожалуйста, не надо так щепетильничать. У нас в багажнике  лежит
чемоданчик, там триста пятьдесят тысяч с хвостиком, к вашему сведению.
Я полагаю, эти деньги не вполне мои...
    - А чьи же  еще?  -  всплеснул  руками  Джага.  -  Извиняюсь,  что
перебил, конечно. Бросьте, "Щит Отечества" был застрахован, я ни марги
не потеряю. Другое дело, самого дома жаль, уютный был. Но не раскисать
же из-за этого.
    - Ладно,  отставим  этот  разговор,  -  пошел  я  на  попятную.  -
Давайте-ка прикинем наши планы на завтра. Во-первых, необходимо срочно
сменить машину. На этой теперь вообще никуда нельзя соваться.  Вернуть
ее владельцу и заплатить за ремонт лучше попозже  как-нибудь,  а  пока
поездим на другой.
    - Нет проблем. Завтра же махну в город. Туда на  попутках,  а  там
добуду тачку и на ней вернусь.
    - Очень хорошо. Еще вам необходимо добыть себе новое оружие.  Этот
"Брен", из которого застрелен Барладаг, придется выбросить.
    - Жалко, я к нему привык. Очень справная машинка.
    - И все-таки  оставлять  такую  улику  вам  не  следует,  -  веско
разъяснил я. - Хорошо еще, что она единственная.
    - Слушаюсь, - Джага даже вздохнул от огорчения.
    - А еще придется добыть для  меня  новое  удостоверение  личности,
кстати, желательно и водительское впридачу.
    - Уяснил. Завтра же проверну и это.
    - Пока хватит, - подытожил я и замолчал.
    Помимо перечисленных мелких дел нам предстояло еще  одно  крупное:
отловить белобрысого Амахада Чажнура, отвезти его  в  наше  загородное
пристанище и заставить разговориться. Но покамест обсуждать  это  было
ни к чему, все должно идти по порядку.
    - Кстати, мы подъезжаем к мосту через речку, - сообщил я. -  Самое
время и место избавиться от вашего "Брена".
    - Может, оставим пока? - заколебался Джага. - Вдруг чего, а я  без
оружия.
    - Не думаю, что нам предстоят еще перестрелки. А на крайний случай
у нас ведь остаются два пистолета, не считая того дурацкого ампульного
со снотворным, - рассудил  я,  останавливая  машину  посредине  моста,
перекинутого через небольшую тихую речку. - Бросайте  "Брен".  Глубина
тут, похоже, достаточная, никто его не найдет до скончания века.
    Джаге очень не хотелось расставаться  с  пистолетом-пулеметом,  но
приказ есть приказ. Хоть  мы  и  стали  штатскими  по  виду,  на  деле
по-прежнему я принимал решения, он их выполнял, а  ответственность  за
последствия лежала на мне. Если случится  крупное  невезение,  и  меня
задержат с бандитским "Мидуром" за  ремнем,  что  ж,  семь  бед,  один
ответ. Другое дело Джага, против которого власти могут выдвинуть разве
что обвинение в укрывательстве, да и то достаточно зыбкое. Он вовсе не
обязан знать, что Месакуна  Трандийяара  разыскивает  полиция:  чтение
газет пока что дело добровольное, даже в нашей стране.
    Заметно пригорюнившийся Джага вышел из машины,  оттянул  затворную
раму  "Брена",  вынул  затвор  и  сунул  в   карман.   Потом   швырнул
пистолет-пулемет в воду.
    - Затвор на память  оставлю,  можно?  -  сказал  он,  плюхаясь  на
сиденье. - Славное было дельце, не грех вспомнить когда-нибудь.
    Против этого приступа сентиментальности я ничего  не  имел,  и  мы
покатили дальше.
    - Разрешите спросить, вы в Бога верите? - ни  с  того  ни  с  сего
поинтересовался Джага.
    - Верю.
    Не то, чтобы я  мог  похвастать  особенным  благочестием,  однако,
по-моему, пройдя через войну, любой человек уверует  в  Бога,  если  у
него есть хотя капля мозгов. На фронте начинаешь  отчетливо  понимать,
насколько тонкие законы исподволь  правят  нашим  сумасбродным  миром.
Только лучше не выпивать с ротным капелланом, по  ходу  этого  занятия
неизбежно впадаешь в горестные сомнения, ведущие к махровому атеизму.
    - С позволения сказать, я тоже. Поэтому  особенно  не  горюю,  что
"Щит Отечества" сгорел. Это мне Бог послал. Честно говоря, вовремя,  у
меня уже печень стала барахлить.
    Мне показалась достаточно  эксцентричной  мысль  о  том,  что  Бог
занимается поджогом  питейных  заведений  ради  профилактики  цирроза.
Впрочем, метафизика не моя стихия.
    - Думаю вот, получу страховку и заведу себе  новое  дело.  Знаете,
какое? - Джага сделал риторическую паузу. - Открою сыскное  бюро,  вот
что я сделаю.
    Из дипломатических соображений я промолчал. И  даже  удержался  от
хохота ценой титанических усилий.
    - Это ж прямо золотая жила... - зачарованно добавил он. -  Полтыщи
за сутки безо всяких налогов. И никакая санитарная инспекция плешь  не
проедает...
    Погрузившийся в мечтания Джага вскоре  начал  задремывать,  свесив
голову на грудь. Янта на заднем сиденье, похоже, уснула еще с тех пор,
как мы углубились в полосу лесопосадок. Сверяясь мысленно с картой,  я
вел машину по грунтовкам в обход столицы  на  юг.  В  общей  сложности
прохождение маршрута заняло  почти  два  часа,  зато  мы  вернулись  к
загородному дому на холме совершенно никем не замеченными.
    Прошедший день меня здорово  вымотал.  Вдобавок  все  мои  болячки
разнылись, предвещая перемену погоды. Уже  не  хотелось  думать  ни  в
каком мозговом режиме и ни о чем.
    Когда мы перетаскивали  багаж  в  дом,  начал  слегка  накрапывать
дождик. Я загнал увечный "Дром" в сарай, подальше от посторонних глаз.
Мало ли кто проедет мимо. Потом вернулся в дом.  За  пустым  столом  в
центральном холле сидела Янта.
    - Дядюшка уже отправился спать, он очень устал, - сообщила она.  -
Тебя покормить?
    - Нет, спасибо.
    Янта встала, когда я подошел к ней. Глаза цвета морской  волны  на
рассвете были распахнуты навстречу мне, сразу же я захлебнулся в них и
с радостью утонул. Ее красота повергала меня в цепенящую  робость,  до
сих пор с трудом верилось, что такая женщина  снизошла  до  моих  ласк
прошлой ночью.
    - Ты ничего не хочешь мне сказать? - с ободряющей улыбкой спросила
она.
    - Хочу. Но это займет уйму времени.
    - Разве мы куда-то спешим?
    - На это уйдут годы, - предупредил я.
    - Тогда почему бы не начать прямо сейчас?
    - Хорошо, начну. Я люблю тебя.
    Она положила руки мне на плечи.
    - Продолжай, пожалуйста.
    - Я люблю тебя.
    - Это я уже слышала.
    - А я могу повторять это годами. Видишь, как  много  я  могу  тебе
сказать.
    - Я буду очень благодарной слушательницей.
    - А ты ничего не хочешь мне сказать? -  я  крепко  обнял  девушку,
впитывая ладонями дрожь, прошедшую по ее телу.
    - Скажу. Возьми меня здесь. Прямо на полу, - потребовала она.
    - Ничего подобного, - возразил я, подхватил ее на руки и понес  по
скрипучей лестнице в  мансарду.  От  моей  беспримерной  усталости  не
осталось и следа.
    - Опусти меня, тебе  тяжело,  -  шепнула  она,  впрочем,  даже  не
пытаясь высвободиться.
    - Это тебе так кажется, - я распахнул дверь продетой под ее колени
левой рукой.
    В комнате стояла непроглядная темень, однако зажигать  свет  я  не
стал.
    - Ну почему ты все делаешь не так, как я прошу? - лукаво  попеняла
Янта, приникнув щекой к моему плечу.
    - Сам не знаю, - я опустил ее на скрипнувший тюфяк из водорослей и
сознался. - У меня отвратительный характер.
    Тугая пуговка на вороте бисерной блузки  наконец  выскользнула  из
петельки, следующую Янта уже расстегнула сама.
    - Как здорово. У меня тоже характер жуткий.
    Не церемонясь, мы кидали снятую одежду на пол. Потом,  обнаженные,
плотно приникли друг к другу.
    И снова мы качались на  океанских  волнах,  падали  сквозь  бездны
влажного пламени,  задыхаясь  в  изумительном  угаре.  Мы  были  двумя
трепещущими скользкими  рыбами,  расплющенными  толщей  глубоководного
безмолвия. Мы впитывали судороги друг друга,  ввинчиваясь  по  спирали
стона  в  недра  пульсирующего  сумасшествия,  тело  Янты   выгибалось
радугой, мои мышцы  изнемогали  от  блаженного  бешенства,  искрящийся
космос взрывался в тайниках плоти и длился, и нарастал, и тихо гас,  а
в  обрушившейся  пустоте  долго  теплилась  благодарная  нежность.   Я
поцеловал Янту между грудей и перекатился на спину.
    За мансардным окном шелестел  дождик,  мы  лежали,  растворяясь  в
непроглядной тьме. Ночь сомкнулась черным  шелестящим  коконом  вокруг
нас, единственных обитателей крошечного мироздания. Насколько я  люблю
ночную пору, настолько терпеть  не  могу  междусолнечье,  когда  спать
приходится за плотными  занавесками.  Но  сейчас  темнота  мешала  мне
любоваться Янтой.
    - Месакун, ты опять не сделал так, как я просила - с тихим  укором
проговорила она.
    - Понимаешь, не могу. Не могу я так, и все. Разве тебе было  плохо
со мной?
    - Глупый. Мне было изумительно.
    - Тогда в чем же дело?
    - Не слушай меня, - она положила голову мне на плечо. -  Я  вообще
не знаю, чего хочу. А ты чудесный...
    Вот теперь я уже точно вымотался до предела.  Ее  голос  доносился
неразборчиво  сквозь  плотную   толщу   мрака.   Я   выскальзывал   из
собственного тела и плыл в никуда, осязая лишь, как дыхание Янты тлеет
на моей щеке, и не было сил обнять ее, прижаться всем телом,  сказать,
до чего я ее люблю, люблю...
    Крик  Янты  вырвал  меня  из  сна  одним   махом.   Пронзительный,
сдавленный, нечленораздельный крик. Моя рука метнулась под  подушку  и
нашарила там пустоту.
    За окошком лепетал дождик, стояла глубокая ночь, мы лежали одни  в
темной комнате. Пистолет валялся вместе с одеждой на полу, впрочем,  я
зря переполошился спросонок. Янте приснился кошмар, только и всего.
    Схватив девушку за плечи, я  подул  ей  в  лицо,  так  по  старому
поверью  отгоняют  злых  ночных  духов.  Колдун  из  меня  никудышный,
впрочем, Янта обмякла и прерывисто вздохнула.
    - Ох, милый, прости, я тебя разбудила...
    Вздрагивая, она прильнула ко мне, уткнулась в грудь мокрым  лицом,
совсем  по-детски  шмыгнула   носом.   Жуть   внезапного   пробуждения
отхлынула, сменившись трогательным затишьем. Я  баюкал  ее,  легонечко
поглаживая вдоль спины, потом незаметно для себя перешел к  осторожным
тягучим ласкам. Мы  парили  в  бесконечности  теплого  мрака,  желание
подкрадывалось, медленно сгущалось. Янта  подкралась  губами  к  моему
рту, ее пальцы скользнули вниз по животу и  цепко  сжались.  Сдавленно
ахнув, она откинулась навзничь, притягивая меня с жадной поспешностью,
щедро распахнулась подо мной. Исчез шум дождевых капель, исчезла тьма,
исчез поскрипывающий тюфяк, вообще все  исчезло.  Были  только  мы,  и
больше ничего.
    Самая дивная и невероятная ночь в моей жизни. Еще ни одна  женщина
не дарила меня таким всепоглощающим самозабвением, ни с одной не был я
настолько неутомим, ни одна не впитала  столько  моей  нежной  ярости,
выплеснув не менее яростную нежность в ответ.
    А после мы лежали рядышком, держась за  руки,  переполненные  друг
другом и опустошенные, не нуждаясь в  словах.  Все  уже  было  сказано
молча, при посредстве осязания, которое неспособно фальшивить.  Однако
Янта вдруг заговорила вполголоса, отчетливо и сухо роняя фразы.
    - Месакун, мне нужно тебе рассказать, что со мной случилось. Хотя,
может, лучше промолчать. Но ты имеешь право знать про меня все.
    - Хорошо, я слушаю тебя.
    Немного помедлив, она продолжила.
    - Месакун, я грязная тварь. Я ненавижу себя.
    И снова сделала  паузу.  Ее  истовое  самобичевание  казалось  мне
чуточку несерьезным. Я надеялся,  что  за  всем  этим  кроется  наивно
раздутый сущий  пустяк,  что-нибудь  вроде  обыкновенной  подростковой
мастурбации и неотделимых от  нее  терзаний  из-за  собственной  якобы
уникальной, чудовищной порочности.
    - Пожалуйста, не надо так...
    - Я тебя недостойна.
    - Да что ты такое говоришь, - изумился я.
    - Ты просто не знаешь, - отрезала она.  -  Прости,  придется  тебе
рассказать.  Это  случилось  почти  год  назад.   Поздно   вечером   я
возвращалась от  подруги.  Та  еще  предлагала  вызвать  такси,  но  я
отказалась. Погода была прекрасная, хотелось  прогуляться  пешком.  До
сих пор себя кляну за дурость.
    Янта говорила отрывисто и быстро. Каждая фраза давалась ей почти с
физическим усилием.
    - Я уже почти дошла до дома. В парке навстречу мне попались  двое.
Типичные подонки. Пытались со мной заговорить, но я молча прошла мимо.
Тогда они сзади схватили меня за волосы. Зажали рот... - она  перевела
дыхание, ее пальцы скрючились в  моей  ладони.  -  Месакун,  они  меня
изнасиловали.
    Так вот оно что. Меня ожгла вспышка бесплодной ярости. Дорого бы я
дал, чтобы эти двое встретились на моем пути.
    Повисло  тяжкое  беспросветное  молчание.  Лишь  мириады  дождевых
капель мягко шелестели в ночи.  Янта  скрипнула  зубами.  Осторожно  я
разглаживал ее окостенелый от напряжения кулачок.
    - Янта, милая...
    - Что? - убитым голосом произнесла она.
    - Даже не знаю, как сказать. Все в прошлом, понимаешь? Что  бы  ни
было, это прошло. А мы здесь.
    Мои слова прозвучали убого, я не знал толком, что сказать, как  ее
успокоить. Янта содрогнулась всем телом.
    - Если бы ты только знал, как они надо мной куражились. Я  укусила
одного за руку. Тогда он сдавил мне пальцами щеки,  раздвинул  челюсти
и, понимаешь... своим вонючим... я... я задыхалась...
    - Прошу тебя, перестань. Не надо. Успокойся.
    Меня корежила нестерпимая мука. Ярость,  жалость,  бессилие  перед
непоправимым  прошлым,  пронзительное  сострадание,  злоба   на   этот
уродливый  паскудный  мир,  все  перемешалось   и   разом   навалилось
неподъемным грузом. Хотелось стрелять, бешено орать,  на  худой  конец
разбить кулак о стенку. Но я сдержался. Лежал и поглаживал ее взмокшую
от пота ладонь.
    - Только не бросай меня, - вдруг взмолилась она. - Я грязная,  да,
я бешеная и грязная, но я люблю тебя. Я скажу тебе правду,  я  думала,
что никогда никому  признаюсь,  а  тебя  обманывать  просто  не  могу.
Месакун, когда меня насиловал второй, это было дико грязно,  хотя  мне
уже  стало  все  равно,  и  вдруг  этот  скот  пробил  меня  насквозь,
понимаешь, мерзкое неслыханное наслаждение, на секунду я сошла с  ума,
они накачали меня своей слизью и еще заставили саму кончить, впервые в
жизни, господи, Месакун, какая грязь, прости  меня,  прости,  я  люблю
тебя...
    Она  захлебнулась  слезами  и  смолкла.  Только  теперь  до   меня
окончательно дошло, какие мороки  истязают  Янту,  откуда  взялись  ее
навязчивые   странности.   Отдышавшись,   она   утерлась    простыней,
повернулась на бок лицом ко мне, заговорила почти спокойно.
    - Ну вот, теперь ты знаешь. Я хотела убить  себя.  Но  не  хватило
духу. Попросила дядюшку, он достал мне  револьвер.  Возил  в  лесочек,
учил стрелять. Я всегда ношу его с собой. Я хотела бы встретить их еще
раз, - и после затяжной паузы она с тревогой  спросила.  -  О  чем  ты
думаешь?
    - Успокойся,  -  сказал  я.  -  Все  будет  хорошо.  Это  пройдет,
забудется. Успокойся.
    - Правда? Ты правда так думаешь? Месакун, я хочу забыть.  Я  люблю
тебя. После этого я вообще ни с кем не могла. Ты первый, понимаешь?  -
она крепко  обхватила  меня,  приникла  всем  своим  молодым,  гибким,
драгоценным телом. - Ты меня расколдовал. Оказалось, я могу  иначе,  я
же думала...
    Янта запнулась и умолкла.
    - Что ты думала?
    - Ох, какой же  я  была  идиоткой.  Ты  изумительный.  Ты  страшно
сильный. И еще ты настоящий. Неужели ты меня действительно любишь?
    - Люблю.
    - И у тебя нет ко мне отвращения? Ведь ты теперь знаешь...
    - Перестань городить глупости, - резко  вырвалось  у  меня,  но  я
сразу осекся и добавил. - Больше не будем об этом, хорошо?  Пусть  это
умрет.
    - Я так хочу, чтобы это и вправду умерло, - прошептала она.  -  Ты
ведь мне поможешь? Месакун, милый... Даже не верится, что ты такой. Не
понимаю, как ты выжил до сих пор.  Таких,  как  ты,  этот  мир  просто
убивает. Это как закон отбора. До чего же я  счастлива,  что  тебя  не
убили.
    - Представь, я тоже.
    Она рассмеялась тихим счастливым смешком, и я ее поцеловал.
    - Я повезу тебя в горы, - пообещал я. - В  мои  родные  места.  Мы
поселимся в самой прекрасной долине. У нас будет лучший в мире  дом  и
на сотню стир никого в округе. Хочешь?
    - Да. Месакун, господи, неужели?..
    - Так будет.
    - Значит, этот мир все-таки не убьет нас, -  задумчиво  произнесла
она. - Даже не верится. Но мы ведь укроемся от него, правда? Горы  нас
уберегут. Будем вместе, вдвоем, какое  счастье...  Месакун,  расскажи,
какие они, горы.
    - Вот это да, - изумился я. - Значит, ты никогда не видела горы?
    - Только на картинке. Раскажи, пожалуйста...
    Она просила совсем как ребенок о сказке перед сном. Горло  сдавила
громадная, небывалая  нежность.  Вполголоса  я  стал  рассказывать.  О
вечных снегах на горделивых пиках, о глетчерах и лавинах,  о  цветущих
лугах на плоскогорьях, о ручьях со  снеговой  водой,  о  пронзительном
воздухе, которым невозможно надышаться  досыта.  О  том,  как  властно
обнимает и входит  в  грудь  могучий  простор,  вытесняя  мельтешню  и
сумятицу, которую по недоразумению принято считать жизнью. Как  взамен
обретаешь ясность и  покой,  как  открываются  ничем  не  замутненные,
глубинные корни собственного естества, в которых чутко дремлет Бог.  Я
рассказывал и заново открывал для себя все это. Со  внезапной  горечью
понял, что мое прошлое  оказалось  бегством,  отступничеством.  Теперь
предстояло возвращение. Сам Бог напрочь спалил то, что я считал  своей
судьбой,  и  великодушно  предлагал  получить  по  страховому  полису.
Умолкнув, чтобы собраться  с  бесчисленными  неотступными  мыслями,  я
заметил, что Янта уснула.
    Перед тем, как уснуть самому, я подумал о том,  что  больше  я  не
одинок, отныне в моей жизни есть, что терять. Янта верно  говорила  об
этом мире, который прицельно выбивает лучших  из  людей.  Сам  я,  без
сомнения, уцелел потому, что во мне слишком много всякой дрянной мути.
Но еще этот мир имеет обыкновение нагло отбирать у человека  все,  чем
он начинает дорожить. Во мне исподволь шевельнулся  недостойный  страх
перед новой потерей, новой мукой.  Но  выбора  не  было,  пустота  еще
страшнее.
    За окном знай себе накрапывал дождик, мирно дышала Янта, наконец и
я погрузился в сон.
    На рассвете, весь в испарине, я проснулся от заунывно  вибрирующей
боли в груди. Старые раны, будь они трижды неладны.  Впрочем,  на  сей
раз еще терпимо, прежде бывало и круче. Еще меня донимала жажда, но уж
это вообще пустяк.
    Осторожно, чтобы  не  разбудить  свернувшуюся  калачиком  Янту,  я
выбрался из постели, натянул брюки и спустился вниз,  стараясь,  чтобы
ступеньки как можно меньше скрипели.
    В углу центрального холла, откинувшись на спинку пухлого кресла  и
положив ногу  на  ногу,  сидел  не  существующий  в  природе  человек,
которого я еще вчера всерьез собирался брать в плен.
    Перед глазами у меня с  режущей  четкостью  всплыло  воспоминание:
сидящий  в  окровавленной  ванне  труп  Лигуна  с  распиленным  пустым
черепом. Еще сероглазый парень, назвавшийся сестренкой Лигуна. Голубой
полуфургон "Хаши".
    - С добрым утром, - улыбнувшись, сказал мне владелец  коттеджа  на
улице Ветеранов, белобрысый Амахад Чажнур.

                                 15.
    Чего-чего, но эдакого колоссального подвоха  я  вовсе  не  ожидал.
После нашего знакомства, когда мне достался необыкновенный пистолет, а
Чажнуру шишка на затылке, само  собой  разумелось,  что  парень  будет
землю носом рыть, стараясь меня разыскать и поквитаться.  Но  чтоб  он
заявился  с  утра  пораньше  в  дом,  где  я  считал  себя  в   полной
безопасности, преспокойно меня подкарауливал, развалившись в кресле, и
еще мило улыбался, словно любящий папочка сопливому имениннику, вот уж
это переварить было мудрено.
    Мой пистолет остался наверху, в комнате, где сладко спала Янта.  А
Чажнур, хотя при нем  вроде  не  было  букета  и  гостевого  кремового
пирога, навряд ли пришел меня проведать с голыми руками.
    - Не волнуйтесь, я один и  без  оружия,  -  он  небрежно  взмахнул
пустыми ладонями. - Поговорим?
    Его несравненное благодушие меня  отнюдь  не  успокаивало,  скорее
наоборот. Подобным тоном  вполне  можно  обращаться  и  к  закадычному
другу, и к человеку, который заведомо покойник,  а  следовательно,  не
вызывает чрезмерной неприязни.
    - С чего вы взяли, что я волнуюсь? - мой голос прозвучал  сипло  и
неубедительно.
    - Тем лучше.
    Решив заодно прощупать, как далеко простирается его  миролюбие,  я
направился к задней двери холла.
    - Вы куда?
    - В сортир, с вашего позволения, - буркнул я через плечо.
    Миляга  Чажнур  не   выказал   ни   малейших   поползновений   мне
противодействовать. Поразительно, он вроде бы вовсе не горел  желанием
прикончить меня, и вообще держался до того спокойно, словно  надел  на
меня наручники. То  ли  мой  удар  по  голове  ввел  его  в  состояние
клинического идиотизма, то  ли  дом  оцепили  его  головорезы.  Второе
гораздо вероятнее.
    Вот когда я пожалел о том,  что  велел  Джаге  выбросить  в  речку
"Брен". Надо же быть таким самоуверенным болваном. Теперь мы не  могли
оказать никакого серьезного сопротивления, разве что взять белобрысого
заложником.
    За считанные секунды у меня мозги  сварились  вкрутую  от  тщетных
попыток сообразить, как он до меня добрался, кто  он  такой  на  самом
деле и чего следует ожидать. Одно лишь  стало  яснее  ясного,  незачем
пока на него нападать, хотя у меня руки чесались взять его за шкирку и
скрутить.
    Возвращаясь из клозета, я на кухне зачерпнул из ведра кружку воды,
жадно выхлебал  до  дна.  Задумчиво  покосился  на  висевший  рядом  с
посудной полкой соблазнительный топорик для разделки  мяса,  рассудил,
что хвататься за него все-таки преждевременно. Пока что белобрысый вел
себя в высшей степени чинно и миролюбиво. Утираясь ладонью, я вернулся
в холл.
    Непрошеный  визитер  по-прежнему  сидел  в  кресле  с   благостной
улыбкой.
    - Ну, так о чем вы хотите поговорить? - спросил я.
    - О многом. Вас, конечно  же,  интересует,  кто  я  такой.  Ходить
вокруг да около не имеет смысла, так что позвольте внести  ясность.  Я
из Галактической Разведслужбы.
    - Звучит внушительно, - одобрил я.
    Каких только бредовых домыслов я не нагородил,  заслоняя  донельзя
простую разгадку. Из космоса к  нам  пожаловали  вовсе  не  вампиры  с
чешуйчатыми щупальцами, а люди, такие же в точности, как и мы. Значит,
дело дрянь, поскольку более  жутких  и  беспощадных  чудищ  мироздание
наверняка породить не в состоянии. А ведь мог бы сам догадаться. Гроша
не стоят мои новые расчудесные мозги после этого.
    - Хочу сразу же уведомить касательно моих намерений,  -  продолжал
Чажнур.  -  Можете  быть  спокойны,  я  на  вас  не  в  претензии   за
недоразумение,  которое  случилось  при  нашем  знакомстве.  Это   моя
оплошность, следовало все-таки подробнее  объяснить,  что  к  чему.  Я
здесь для того, чтобы снова предложить вам помощь. Так что не  спешите
бить меня по голове, пожалуйста.
    - Постараюсь.
    - Честно скажу, вся эта история с вами случилась  очень  некстати.
Мало было прочих хлопот, да еще к вам в руки попал ампульный пистолет.
Не говоря уж о флаконе с нейровирусом.
    - Как вы сказали, нейровирус? - вздрогнул я.
    - Вы не ослышались.
    Чудодейственный препарат, сногсшибательное лекарство,  как  бы  не
так. В моем мозгу засела инопланетная инфекция, которую я собственными
руками вогнал по вене. Содрогнувшись, я подумал о Янте.
    - Насколько эта болезнь заразна?
    - Не пугайтесь, это не болезнетворный штамм, совсем  наоборот.  Да
вы же испробовали его действие, можете судить сами. Непосредственно от
человека к человеку он не  передается,  раз  уж  вас  это  интересует.
Только путем инъекций. Да вы присаживайтесь,  Месакун,  -  по-хозяйски
предложил белобрысый. - Разговор у нас  впереди  обстоятельный,  двумя
словами не обойдемся.
    Я развернул один из стоявших у стола стульев  и  сел  на  краешек,
так, чтобы в любой момент быстро вскочить, если  потребуется.  Как  бы
там ни было, а возможность схватки не исключалась.
    - Могу  я  узнать  ваше  настоящее  имя,  или  прикажете  величать
Амахадом?
    - Пожалуйста, меня зовут Арч Эхелала. Без церемоний,  просто  Арч,
идет?
    Снова он одарил меня на  редкость  подкупающей  улыбкой.  Стараясь
держаться непринужденно, я оставался начеку.
    - Так что это за нейровирус,  Арч?  Насколько  я  понимаю,  Лигуна
убили из-за него?
    - Да, совершенно верно.  Впрочем,  давайте  расскажу  по  порядку,
чтобы не путаться. Началось с того, что  двое  наших  людей  попали  в
автомобильную аварию. Состояние обоих было таким, что при вашем уровне
медицины  вылечить  их  не  представлялось  бы  возможным.   С   нашей
космической базы срочно прислали врача, его и  пациентов  поместили  в
особняке на окраине города. Мы допустили серьезную ошибку, не выставив
охрану. Видите ли, здесь у нас легализовано не так уж много  людей,  а
работы невпроворот.
    На языке у меня уже вертелись новые вопросы, однако я ловил каждое
его слово, не перебивая.
    - Ну так вот, удача по капельке, а беда из ведра, так ведь  у  вас
на планете говорится? На особняк был совершен бандитский налет.  Врача
и обоих  раненых  убили,  забрали  кое-какое  барахло,  которое  здесь
принято считать ценным. Живущий в соседнем доме человек  заметил,  что
подозрительные типы среди ночи выносят и  грузят  в  автомобиль  вещи,
позвонил в полицию. Те прислали наряд, но грабителей и  след  простыл.
Зато  полицейские  обнаружили  троих  убитых,  необычные   медицинские
приборы и кое-какие препараты вместе  с  диффузными  инъекторами.  Так
произошла одна из самых недопустимых  вещей  в  нашей  работе.  Утечка
технологий. Я уж не говорю  о  таком  чрезвычайном  происшествии,  как
гибель троих сотрудников, -  он  перевел  дух  и  спросил.  -  Вас  не
утомляют все эти подробности? Я стараюсь, чтобы для  вас  не  осталось
никаких неясностей в этом деле.
    - Весьма любезно с вашей стороны, - заверил я.
    Откровенно говоря, мне в тот момент не  помешало  бы  какое-нибудь
лекарство,  если  не  инопланетное,  то  по  крайней  мере   хотя   бы
элементарное отечественное болеутоляющее.
    - Среди того, что попало в руки  ваших  властей,  по  счастью,  не
оказалось ничего из  ряда  вон  выходящего,  за  исключением  культуры
нейровируса. Это принципиальная новинка даже в ойкумене.
    - Простите, где? - переспросил я.
    - В  ойкумене.  Так  называется  сообщество  обитаемых  планет,  в
которое ваша планета, к сожалению, не имеет права войти. Немного позже
я подробнее объясню и эту ситуацию. А  пока  вернемся  к  нейровирусу,
хорошо?
    Я кивнул, и Арч принялся рассказывать дальше.
    - Как я уже сказал, это не болезнь, а лекарство. Ну, вы, наверное,
знаете, как орудуют в организме болезнетворные вирусы?
    - Увы, не имею ни малейшего понятия.
    - Собственно, вирус  представляет  собой  информационную  белковую
матрицу в оболочке. Прикрепившись к стенке клетки, он запускает в  нее
эту матрицу, и клетка превращается в фабрику по выпуску новых вирусов.
Истощившись, она гибнет, очередная порция вирусов выходит на  волю,  и
настает очередь других клеток. Это понятно?
    - Вполне.
    - Ясно, что таким образом  можно  перестраивать  работу  клеток  в
живом организме. Запускать полезные  информационные  матрицы,  которые
будут,  скажем,  наращивать  объем  мышечной   массы,   способствовать
регенерации поврежденных тканей и тому подобное.
    - А ваш нейровирус заставляет нейроны  отращивать  новые  синапсы,
так, что ли? - догадался я.
    - Вы разбираетесь в нейрофизиологии?
    - Немножко лучше, чем в вирусах. Нужда заставила.
    - Он вообще при необходимости способствует  размножению  нейронов,
чего во взрослом организме, как известно, не происходит. Еще влияет на
работу  медиаторов,  как  именно,  сказать  затрудняюсь,  тут   я   не
специалист. Короче говоря, это  абсолютно  незаменимое  лекарство  при
черепномозговых травмах. И  вдобавок  чрезвычайно  сильный  стимулятор
интеллектуальных процессов. Уж это вы испытали на себе  полной  мерой.
Кстати, как вам удалось найти флакон с нейровирусом в квартире Лигуна?
    - А как  он  вообще  туда  попал?  -  сманеврировал  я,  не  желая
пускаться в ответные откровения прежде, чем получу ответы на свои,  до
сих пор еще не заданные вопросы.
    - Ну, это достаточно занятная история. Его  выкрали  из  секретной
правительственной  лаборатории,  где  полным   ходом   шли   испытания
препарата.  Операцию  проводила  шакронская  разведка,  Лигун   служил
передаточным звеном. Но еще он работал на Управление  Безопасности,  а
это шакронцы наконец  вычислили,  к  собственному  неудовольствию,  на
завершающем этапе. И убрали его, заодно пытаясь обрубить концы. Они не
знали, что Лигун по заданию УБ заменил флакон с препаратом  на  флакон
грибняка, внешне порошки почти неотличимы. Затем шакронского резидента
взяли с поличным в виде наркотика и устроили шумный скандал.
    - А еще Лигун ввел себе нейровирус в вену, так ведь?
    - Да, он  не  удержался  от  такого  искушения.  Видите  ли,  этот
препарат  успел  стать  своего  рода  легендой,  агенты  называли  его
"порошком для гениев". Ну, а наша  разведслужба  воспользовались  всей
этой кутерьмой, чтобы ликвидировать утечку технологии.  Не  успело  УБ
отпраздновать победу, как мы тайно проникли в лабораторию, вывезли все
материалы  и  лиц,  на  которых  проводились  эксперименты.  К  вашему
сведению, действие нейровируса испытывали на приговоренных к  смертной
казни.
    - Понятно. Значит, ваш человек вырезал у мертвого Лигуна мозг  все
с той же целью, чтобы ликвидировать пресловутую утечку?
    - Ну да. Видите ли, мы следили за Лигуном  и  уловили  характерные
реакции - резко ускорившееся  движение  глазных  яблок  и  так  далее.
Разумеется, мы бы предпочли переправить его на нашу базу живым, но  не
тащить же туда труп, -  он  пожал  плечами.  -  Пришлось  ограничиться
мозгом, благо в общем кровеносном русле нейровирус отсутствует, он там
гибнет достаточно  быстро.  Он  локализуется  строго  в  коре  больших
полушарий и больше нигде. Но при необходимости можно выделить его даже
из мертвой  ткани,  достаточно  элементарно,  на  центрифуге.  Случись
такое, и все наши усилия  по  ликвидации  утечки  пошли  бы  насмарку.
Представляете?
    Из вежливости я кивнул. По совести говоря, чихал я с верхней ветки
на их шпионские игры. Но все это напрямую касалось меня, и я продолжал
внимательно слушать.
    - Теперь наконец о вашей роли, которую вы невольно взяли на себя в
этом деле. Разведчики Шакрона хотели свалить на вас  убийство  Лигуна,
чтобы замутить воду.
    - Догадываюсь.
    - Они знали круг клиентов Лигуна, прослушивали телефон,  и  вы  им
пришлись  очень  кстати.  Застреливший  Лигуна  супракапитан  разведки
оставил дверь открытой специально для вас,  а  сам  поехал  к  вам  на
квартиру, чтобы подбросить неопровержимые улики. Он рассчитал, что  вы
не станете обращаться в полицию, обнаружив  убитого,  а  скорей  всего
тихо скроетесь, тут-то вам и каюк. Наш человек воспользовался открытой
дверью, изъял мозг. Между прочим,  уходя,  он  решил  запереть  дверь,
чтобы вы не влезли прямо головой в петлю.
    - Очень трогательная забота, - вставил я.
    - Стараемся, как умеем. Тогда мы еще не  знали,  что  супракапитан
получил от Лигуна флакон с грибняком, а нейровирус остался в  тайнике.
Когда вы умудрились забраться в квартиру и сделать себе  инъекцию,  то
почти сутки  пробыли  там  без  сознания.  Знаете,  почему?  Ваш  мозг
требовал изрядного лечения, будучи полуразрушен наркотиками. Здоровому
человеку для нейростимуляции достаточно  нескольких  часов.  И  вообще
вашему везению можно только дивиться. Люди из УБ не хватились  Лигуна,
по плану он должен был срочно покинуть столицу и не выходить на связь,
пока не обезвредят всю шакронскую резидентуру. А мы занимались налетом
на секретную лабораторию. Всем было не до вас, а  когда  спохватились,
время оказалось упущено. Хорошо еще, мы в  спешке  не  сразу  сняли  с
крыши соседнего дома автоматическую видеокамеру,  нацеленную  на  окна
квартиры  Лигуна.  Когда  я  прокрутил  видеозаписи,  увидел,  как  вы
забрались через балкон, а потом полюбовался вашим прыжком  на  веревке
сутки спустя. Мне все сразу стало  ясно.  Тут  еще  подоспел  перехват
телефонных разговоров Барладага. Я поехал спасать вас от  его  бандюг,
но, к сожалению,  опоздал,  да  вы  и  сами  управились.  Тогда  решил
завязать знакомство. Насколько оно оказалось удачным, лучше  промолчу,
- и Арч выразительно почесал затылок.
    - Ладно, извините. Накладка получилась. Ну, а теперь-то  вы  каким
чудом меня нашли? - полюбопытствовал я.
    - Уж чего проще. Когда я заметил за собой слежку, тут же оторвался
от нее и выяснил, кто за этим стоит. Оказалось, некий частный  сыскарь
Ширен.   Он,   кстати,   пользуется   известным   доверием   галийской
резидентуры.
    Мысленно я себя погладил по головке за то, что хотя бы тут не  дал
маху в своих выкладках.
    -  Как  только  выдалось  свободное  время,  я  взял  Ширена   под
пристальную опеку электронными  средствами  наблюдения.  Полагал,  что
мной заинтересовались галийцы  и  работают,  как  в  разведке  принято
выражаться, через рубильник. Однако вчера в поле зрения появились вы с
вашим соратником. Как только вы позвонили Ширену, я  тоже  поспешил  к
его конторе и, пока вы с ним толковали обо  мне,  установил  на  вашей
машине радиомаячок. После этого все ваши передвижения были  взяты  под
всесторонний контроль с космического спутника, оттуда  информация  шла
ко мне, и вы были как на ладони, - самодовольно поведал он и заключил.
- Ну, теперь вы достаточно осведомлены и можете делать выводы.
    Внимательно  слушая  Арча,  я  вовсю  использовал  ресурсы  своего
нейровирусного мозга и параллельным ходом мыслей уже просчитал, что  к
чему.
    - Как я понимаю, теперь на нашей планете нейровирус остался только
в том флаконе, да еще у меня в голове, - начал я, и Арч  утвердительно
кивнул. - А вы намерены, по  вашему  выражению,  ликвидировать  утечку
технологии. Будете меня брать живьем, или вас устроит труп, как было с
Лигуном?
    - Зачем такой черный юмор, - в некотором замешательстве  он  потер
пальцами ухо. - Мы вовсе не собираемся  причинять  вам  вреда.  Совсем
наоборот, хотим помочь.  Поймите,  вы  даже  не  представляете,  какой
тарарам сейчас поднялся вокруг вас. Уже установлено, что Трандийяар  и
некто Хопаши - одно и то же лицо. Помилуйте, ну зачем было стрелять  в
Барладага из ампульного пистолета? На розыски брошены лучшие силы УБ и
полиции, вас всерьез считают  инопланетянином,  который  покушался  на
двоих наркоглаварей. Третий из них сейчас  принимает  экстраординарные
меры, чтобы обеспечить свою безопасность.
    - Какой третий? - спросил я с недоумением.
    С неменьшим недоумением Арч воззрился на меня и пожал плечами.
    - Вы что, действительно не  знаете?  Третий  главарь  наркодела  в
вашей стране, которому негласно подчинялись остальные двое...
    - Адмирал? - тихо вырвалось у меня.
    - Ну конечно. Вы умудрились покуситься на основу основ,  пошатнули
все, начиная с  политики  и  кончая  бюджетом.  Рано  или  поздно  вас
разыщут, и никакой пощады не будет. Поймите, вам здесь больше не жить.
    Арч сумел-таки подрубить меня  под  корень,  сам  того  не  ведая.
Благообразный старец в мундире с золотым шитьем, чьи  портреты  висели
на каждом углу, чьими наградами я гордился,  с  чьим  именем  ходил  в
атаку, этот недосягаемо великий человек вышел  на  поверку  заправилой
бандитов и толкачей.
    - Но ведь вы мне предлагаете исчезнуть даже не из этой  страны,  -
заговорил я, совладав с потрясением. - И при  первой  встрече,  как  я
теперь понимаю, вы хотели на самом  деле  переправить  меня  вовсе  не
через границу.
    - Смотря что считать границей, -  возразил  Арч.  -  Фактически  в
космосе тоже проходит граница, это рубеж между  Колонией  и  остальной
ойкуменой. Я предлагаю вам перебраться на жительство в  ойкумену.  Да,
для вас это пока пустой звук. Приходится снова  объяснять.  Кстати,  у
вас не слишком хорошее самочувствие, как я вижу.
    - Пустяки. Рассказывайте.
    - Опять начну издалека. Когда-то,  давным  давно,  круг  обитаемых
планет был относительно  невелик.  Преступность  на  них  представляла
серьезнейшую проблему, а вместе с тем общественный стандарт морали уже
не допускал таких варварских мер наказания, как смертная  казнь.  И  в
конце концов было принято решение,  которое  вполне  может  показаться
небезупречным,  однако  выбирали-то  меж  двух  зол.  Пойманных  особо
опасных преступников стали содержать в отдельных тюрьмах, и  когда  их
набиралось  достаточно  много,  отправлять  в  бессрочную  ссылку   на
звездолетах.  Корабли  пилотировала  автоматика,  их  курс   лежал   в
неизведанные области на галактической периферии. Долгое  время  судьба
этих людей и их потомков оставалась неизвестной. Затем на смену старым
звездолетам  пришли  новые,  использующие  для  передвижения  свойства
торсионных полей. В пределах гравитационно неоднородного  пространства
Галактики они стали перемещаться практически мгновенно.  И  тогда,  со
временем, было обнаружено более двухсот планет,  населенных  потомками
ссыльных преступников. Возникло то,  что  принято  называть  обтекаемо
"парадоксом Колонии". Человечество оказалось разделенным надвое.  Одна
его часть процветает, достигнув высочайшей степени прогресса.  Другая,
несравнимо меньшая и разобщенная, прозябает  в  состоянии  отсталости,
горчайшей полудикости. Неприглядная ситуация, скажу прямо.
    Белобрысый  Арч  сделал  передышку  и   принялся   глубокомысленно
разглядывать потолок.
    Мир, в котором я обитал, опять перевернулся кверху дном.  До  чего
просто  решается  головоломка,  над  которой  бьются   целые   дивизии
биологов, археологов и прочей высокоученой братии. Как и  предполагали
некоторые  осмеянные  фантазеры,  человеческая  раса  не  имеет  явных
эволюционных корней просто потому, что появилась на планете  извне.  К
тому же с не самой похвальной родословной, которую лучше не  поминать,
забыть напрочь.
    - Что же мешает  объединению  этих  двух  частей  человечества?  -
спросил я.
    - Хороший вопрос, - одобрил Арч. -  Научно-техническая  отсталость
Колонии не  проблема,  разумеется.  Она  легко  преодолима:  получайте
знания, звездолеты, энергетические  установки,  агрегаты  для  синтеза
любых веществ и так далее. Вопрос лишь в том, по какому назначению все
эти чудеса будут вами, колонистами, употребляться.
    - Боитесь, что мы возьмем звездолет и станем им в носу ковырять?
    - Месакун, бросьте, вы же отлично сами понимаете, о  чем  речь.  В
Колонии любой виток технического прогресса неизбежно приводит к  новой
вспышке массовых убийств.
    - То есть, к войне?
    - Разумеется. Взять хотя бы кампанию на Цапре, про которую не  мне
вам рассказывать. Это же был испытательный полигон для  новых  танков,
самолетов  и  тактических  ракет.  Золотая   жила   для   промышленных
корпораций. Извините, да неужто вы азбучных вещей не понимаете?
    - Ладно, допустим. Ну, а вы-то что в своей ойкумене, разве никогда
не воюете?
    - Представьте себе.
    - Не понимаю, какие же вы мужчины после этого.
    Белобрысый развел руками.
    - Уж какие ни на есть, - сокрушенно произнес он. -  Скажу  больше.
Вряд ли вам легко это вообразить, однако попробуйте. В ойкумене вообще
давно забыли о том, что такое убийство. Поймите, на тех планетах никто
никого не убивает.
    Я попытался представить себе  его  мир.  На  редкость  благонравно
притворный, насквозь слащавый до оскомины. Арч явно не врал, но мне не
верилось. Люди есть люди.
    - Одним словом, я уполномочен  переправить  вас  в  ойкумену.  Как
понимаете, для вас это единственный шанс уцелеть. Более  того,  -  Арч
многозначительно поднял палец. - Там вы будете практически бессмертны,
как и любой житель  ойкумены.  Вдумайтесь.  Я  вижу,  вы  колеблетесь.
Конечно, нелегко переварить все это сразу. Но  дилемма  проста,  здесь
гибель, а там бессмертие.
    Особенно распинаться перед ним я не стал.
    - А знаете, ведь вы сволочи, - сказал я.
    Он скорчил снисходительную мину.
    - Довольно-таки экстравагантное  утверждение.  Простите,  не  вижу
логики.
    - Сволочи, - повторил я.  -  Утечка  технологии,  говоришь?  Такое
лекарство попало к нам, а вы его  отбираете?  Нам,  по-вашему,  лечить
мозги не надо?
    - Еще как надо, - грустно согласился Арч.
    Взъярившись, я выложил ему без обиняков.
    - Нет, вам надо,  чтобы  мы  тут  сидели  как  дураки,  никуда  не
совались, не причиняли хлопот  вашей  ойкумене.  Никуда  я  отсюда  не
двину, понял? Это моя  планета,  мне  чужие  незачем.  Я  тебя  добром
предупреждаю, пусть ваша поганая разведка ко мне не суется. И флакон я
не отдам, он здесь пригодится. Въехал, сволочь?
    - Жаль, что вы артачитесь,  -  белобрысый  поднялся  с  кресла.  -
Предупреждаю, нам придется изъять вас отсюда помимо вашей воли.
    Не тратя лишних слов, я вскочил и запустил в него стулом. Придется
брать его в заложники, а дальше разберемся не торопясь, что и как.
    Он ловко увернулся,  отскочил  из  угла  к  задней  двери,  принял
странную пружинистую стойку, вполоборота, плавно помавая руками.
    Я хотел сгрести его, сделал шаг, и тут у меня в  груди,  там,  где
свербело и ныло, распустился колючий огненный шар. Подогнулись колени,
я начал падать. Сообразил, что это не выстрел в спину, нет. Давно  был
сделан тот  минометный  выстрел,  еще  на  Цапре.  Кажется,  проклятый
осколок все же достал  меня.  Легкие  со  всхлипом  всосали  воздух  и
замерли в жгучем обруче боли.
    Мне очень хотелось жить. Странное дело, ведь я только  что  отверг
предлагемое белобрысым бессмертие.
    Все-таки война догнала меня и убила.
    Дикая зазубренная боль дергалась под ребрами, я  валился  на  пол,
хотел выставить руки по ходу падения, но не было ни ног, ни рук,  лишь
насаженное   на   свирепый   вертел   туловище    сгибалось,    быстро
проворачивалось книзу головой.
    Врачи предупреждали, что я могу помереть в любой момент, с  важным
видом  советовали  всячески   избегать   перегрузок.   Чепуха,   гнить
потихонечку не мое занятие. Но вот все, допрыгался.
    Где-то в космосе  кружатся  планеты,  на  которых  не  убивают.  В
отличие от моей.
    Тело мягко выстелилось по полу. В глазах тьма, боль  ушла,  сердце
замерло.
    Хорошо еще, не на глазах у Янты, не в постели рядом с ней.
    Напоследок я успел  подумать,  что  смерть  исполнена  нестерпимой
изуверской тупости. Впрочем, точно так же, как и все остальное.
    Рига, 1996