Николай Гуданец. 
                          Забудь, прошу тебя...
   -----------------------------------------------------------------------
   Сб. "Хрустальная медуза". Рига, "Лиесма", 1985.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 7 June 2001
   -----------------------------------------------------------------------
   - Тим, - сказал отец. - Ты опять взялся за свое?
   Он стоял со свечой в распахнутом окошке. При холодном  трепетном  свете
его лицо казалось гипсовым.
   В испуге мальчик отпрянул. Свисающие ветви ивы расступились  и  окутали
его темным шелестом.
   - Не прячься - я все видел. Поговорить надо, Тим. Ты слышишь?
   - Да... - отозвался мальчик.
   - Давай сюда, сынок. Давай, пока не увидел никто. Не бойся, я  тебя  не
трону.
   Поколебавшись, Тим покинул свое  лиственное  укрытие  и  приблизился  к
окну. Отец отошел в глубь комнаты. Мальчик ступил на подоконник,  соскочил
на пол и встал, понурившись. Некоторое время они молча стояли друг  против
друга. Слышно было, как бесконечную ночную тишину сверлят цикады и где-то,
на другом  краю  спящей  земли,  тащится  скрипучая  повозка.  Со  вздохом
облегчения отец затворил окно,  поставил  подсвечник  на  стол  и  сел  на
кровать мальчика.
   - Я же тебя просил, Тим, - начал он. - Просил или нет?
   Сын не отвечал.
   - Ты не такой маленький, должен понимать. Зачем ты это делаешь?
   Мальчик порывисто  поднял  голову.  Набежавшие  слезы  блеснули  в  его
глазах.
   - Папа, но почему, почему?.. Я ведь не делаю  ничего  плохого...  Никто
даже не видел. Я осторожно, честное слово...
   - Не увидели сейчас, так увидят потом, -  возразил  отец.  -  Рано  или
поздно тебя заметят, и что тогда? Об этом ты подумал? Хочешь,  чтобы  тебя
стороной обходили, чтоб дразнили, как дурачка Фаби, так, что ли? Подумай о
нас с матерью. Как-никак, среди людей  живем.  Я  не  хочу,  чтобы  соседи
показывали на нас пальцем.
   Ночная бабочка  трепетала  под  слабо  озаренным  потолком.  Она  мягко
тыкалась в побелку, словно рука,  накладывающая  незримый  шов.  Потом  по
стремительной спирали спустилась к свече и заплясала вокруг  нее,  колебля
язычок огня. Она порхала, сужая кольцо своего полета,  и  вдруг  коснулась
пламени. Раздался еле слышный треск,  словно  маленькую  жизнь  насекомого
единым махом разорвали  в  клочки.  Мгновение  спустя  обгоревшая  бабочка
лежала на столе, и ее лапки судорожно комкали воздух. Потом она затихла.
   - Видишь? - сказал отец. - Видишь, что с ней стало?  Но  тебе-то  разум
дан, Тим. Ты должен понимать, что к чему. Вот вырастешь, станешь взрослым,
надо будет обзаводиться своим домом, кормить семью. Кто тебе даст  работу,
если люди начнут обходить тебя стороной, как зачумленного?
   - Я могу наняться в цирк, - прошептал мальчик.
   - Этого еще не хватало! - от возмущения отец вскочил.  -  Все  в  нашем
роду зарабатывали на жизнь честным трудом. И прадед твой, и дед, и отец. Я
не хочу, чтобы ты стал ярмарочным трюкачом без роду и племени,  без  куска
хлеба и без крыши над головой. Такого позора в моей семье не  будет.  А  о
матери ты подумал? Что, хочешь свести ее  в  могилу?  Да?  Я  ведь  ей  ни
полсловечка еще не сказал. А ну как она узнает?
   Мальчик потупился. Его маленькое  сердце  выворачивалось  наизнанку  от
горя и стыда.
   Отец подошел к сыну и привлек к себе за плечи.
   - Брось  это  дело,  сынок,  -  заговорил  он  укоризненно  и  просяще,
поглаживая волосы Тима. - Брось. Ни тебе от этого проку, ни нам чести.  Ну
пожалуйста. Забудь, что ты это можешь.  Ради  нас  и  ради  себя.  У  тебя
когда-нибудь будут дети. Ради них забудь об этом, пожалуйста, Тим. Поверь,
так оно спокойнее. Потом ты сам поймешь, что я был прав.
   Тим всхлипнул. Он ткнулся лицом в рубашку отца.
   - Папа... - прерывающимся голосом проговорил он. - Папочка... Но... это
так... здорово... Если бы ты знал, как это здорово...
   На груди отца расплылось мокрое и горячее пятно.  Он  прижимал  к  себе
сына и гладил его по голове, и все  никак  не  мог  проглотить  квадратную
судорогу в горле.
   - Да я знаю, сынок. Знаю. Меня самого за это папаша ого-го как лупил...
Двух раз с меня хватило, и больше в жизни не пробовал. Да потом и  некогда
было думать об этом. Вот так-то.
   Мальчик отстранился в изумлении.
   - Так ты... тоже?! И ты?
   Отец кивнул.
   - Да. И дед твой это умел, и прадед, и прапрадед. Все пошло с  колдуна,
который много лет назад жил в нашем городке. Твоя прапрапрабабка купила  у
него снадобье, чтобы ребенка родить здоровым, сильным и счастливым. Что за
снадобье такое, не знаю. Никто не знает. С тех самых пор в нашем роду  все
и впрямь были крепкими на диво. А еще они умели ЭТО. Умели - и все тут.
   Тим слушал с раскрытым ртом. Он смотрел на отца так, словно увидел  его
впервые.
   -  Прапрапрадед  был  умным  человеком,  -   продолжал   отец.   -   Он
строго-настрого приказал жене и сыну молчать. С тех пор  так  и  повелось.
Никто в городке не знает о нашем даре. Ни к чему он, Тим,  поверь.  С  тех
пор, как я его забросил, ни разу  не  пришлось  мне  пожалеть.  Теперь  уж
разучился, поди...
   Отец задумался. Лицо его стало непроницаемым и тихим, как бывает, когда
зрение и слух человека обращаются внутрь него. Вдруг  он  приподнялся  над
полом и повис в воздухе.
   - Нет, не разучился... - пробормотал он и медленно, с опаской  позволил
себе опуститься.
   - И ты совсем... ни разу... никогда...
   Отец покачал головой.
   - Нет. Даже мама не знает. Не говори ей, Тим.  Не  выдавай  меня.  Будь
умницей.
   Он обнял мальчика и потерся о его щеку носом.
   - Спокойной ночи, сынок. И забудь об этом. Прошу тебя.
   Он пошел к двери, обернулся, посмотрел  на  Тима.  Казалось,  он  хотел
что-то добавить, но передумал. Вышел и осторожно притворил дверь.
   Мальчик распахнул окно и сел на подоконник.  Пышная  и  свежая  темнота
обняла его. Запахи ночных цветов душистой радугой реяли над  клумбой.  Меж
ветвей ивы крался тихий, как лепет, ветер. Звенели цикады.  Звездное  небо
текло и дрожало, а спящий  городок  опрокидывался  и  все  проваливался  и
проваливался в эту бездну, не достигая дна. Нежная прохлада забиралась под
рубашку и тихонько шевелилась меж телом и тканью.
   Тим затрепетал и приподнялся над подоконником. Он  повис,  покачиваясь,
точно воздушный шарик на нитке. Осторожно выплыл из окна и  огляделся.  Ни
души, ни огня не видно  было  в  городке.  Поколебавшись,  мальчик  рывком
повернулся и влетел обратно. Задул свечку, нырнул в  кровать  и  свернулся
калачиком.
   - Нельзя, - сказал он себе.
   Блаженное тепло заструилось по коже, смывая озноб полета. Тим зарылся в
подушку, и его зажмуренные глаза ожгло слезами.
   - Нельзя, - повторил он.
   Он лежал, тихо, беззвучно плача. И сон спустился к  мальчику  и  окутал
его душу милосердной тьмой.
   Наутро, после завтрака, Тим вышел погулять.
   Ясное, безоблачное небо предвещало погожий  день.  Ночной  холодок  еще
соперничал с дневным теплом, и в тени было зябко, а на солнце жарко.
   Тим направился к пустырю за церковью, где мальчишки  обычно  собирались
для игры в лунки. Он беспечно посвистывал на ходу и  перебирал  в  кармане
куртки горсть стеклянных шариков. Почти от самого дома  за  ним  увязалась
бродячая собака. Пегая и вислоухая, она трусила за мальчиком не отставая.
   - Ну что тебе? - спросил Тим, остановившись.
   Собака села и уставила  в  него  влажные  вишни  глаз.  Казалось,  она,
созерцая мальчика, читает про себя молитву на собачьем языке.
   Тим протянул руку, но собака испуганно отскочила  и  завиляла  хвостом.
Мальчик пожал плечами.
   - Не пойму я тебя, - сказал он и пошел дальше.
   На пустыре еще не было никого, кроме рыжего Дильса по кличке Битка.  Он
слонялся вдоль забора и сшибал хворостиной макушки крапивы.
   - Привет, - крикнул Тим.
   - Здорово, - ответил Битка. - Это что за собака, твоя?
   - Бродячая. Сама прицепилась. Ну что, сыграем?
   - У меня шариков нет,  -  печально  сообщил  Битка.  -  Вчера  проиграл
последние.
   - Хочешь, одолжу парочку?
   - Не-е. А ну как и их проиграю, тогда отдавать нечем.
   Тим поскреб в затылке.
   - Тогда давай так. Если проиграешь, будем считать, что я их тебе дарил.
   Битка всерьез задумался.
   - Эй, мальцы! - позвал кто-то.
   Возле церкви  стояли  двое  незнакомцев.  По  торбам  с  инструментами,
висевшим через плечо,  в  них  легко  было  угадать  бродячих  мастеровых,
которые летом ходят по городам и селам в поисках заработка.
   - Где ваш пономарь живет?  -  спросил  мастеровой  помоложе,  одетый  в
латаные брюки и красную клетчатую рубаху.
   - А здесь, неподалеку, - отозвался Тим.
   - Сбегай к нему, попроси, чтобы открыл церковь. Нам работать надо. Вот,
держи яблоко.
   Тим на лету поймал яблоко и сунул за пазуху.
   - Я мигом, - пообещал он.
   Тут из-за угла появился хромой пономарь Маттас со связкой ключей.
   - А, вы уже здесь, - обрадовался он и отпер дверь черного хода. - Ну  и
слава тебе, господи. Заходите.
   Мастеровые и пономарь скрылись в  церкви.  Тим  отсчитал  Битке  четыре
шарика. Мальчики кинули жребий, и первый номер выпал  Тиму.  Он  отошел  к
черте, подбросил шарик на ладони, тщательно прицелился.
   Вдруг собака залаяла, забегала по пустырю, подняв морду.
   Тим посмотрел вверх и увидел на балюстраде колокольни двоих мастеровых.
Парень в клетчатой рубахе повесил на плечо моток веревки  и,  цепляясь  за
громоотвод, полез на черепичную маковку, которая снизу выглядела не больше
тюльпана.  Вспугнутые  голуби,  словно  чаинки  в  стакане,  кружили   над
позолоченным флюгерным петухом, венчавшим покосившийся шпиль.
   - Ух ты, - сказал Битка.
   Мальчики оставили игру и выбежали на  площадь  перед  церковью,  откуда
лучше видны были колокольня и человек на ней. Собирались зеваки.
   - Отчаянный парень, - приговаривал жестянщик Дат, задрав голову. - Я бы
так не смог, ни даже за полцарства.
   - Лишь бы не сверзился, - заметил старик Наль. - Там  давным-давно  все
сгнило да проржавело.
   - Ничего, - ответил кузнец  Хортис.  -  Долезет  до  верха,  привяжется
веревкой.
   Затаив  дыхание,  Тим  смотрел,  как   на   головокружительной   высоте
развевается клетчатая рубаха. Вот  смельчак  наконец  добрался  до  шпиля,
захлестнул веревку и опустил ее конец своему напарнику.  Потом  выпрямился
во весь рост и, держась за  флюгерного  петуха,  помахал  рукой  людям  на
площади.
   И тут  шпиль  с  треском  накренился.  Мастеровой  потерял  равновесие,
взмахнул руками и, упав на  черепицу,  заскользил  вниз.  Чудом  он  успел
схватиться  в  последний  миг  за  веревку,  слетел  с  маковки  и  повис,
раскачиваясь, над площадью.
   Раздались крики ужаса. Пегая собака заметалась и залаяла.
   Извиваясь всем телом, парень старался подтянуться, перехватить веревку.
С трудом ему удалось немного подняться и достать до  водосточного  желоба.
Ухватившись за него, мастеровой попытался закинуть ногу на карниз, но  тут
желоб прогнулся, и человек повис на нем,  вцепившись  пальцами  в  гладкую
жесть. Считанные секунды отделяли его от падения - либо соскользнут  руки,
либо  оторвется  желоб.  Неподвижно  висел  он  под   карнизом,   сознавая
безнадежность своего положения и готовясь  к  неминуемой  смерти.  Ветерок
поигрывал подолом рубахи.
   И тогда не помнящий себя, задыхающийся Тим почувствовал, что земля ушла
из-под ног. Словно сама собой, двинулась вниз и  стремительно  уменьшилась
площадь. Горизонт поднимался вместе с мальчиком, городок стал виден как на
ладони, показались далекие лесистые холмы, меж которых  вилась  речка.  Но
этого  мальчик  не  замечал,  он  видел  только  висевшего  на  колокольне
человека. Тим подлетел к нему и мертвой хваткой вцепился в ремень.
   - Не бойтесь! - крикнул он.
   Напрягая все силы, мальчик пытался подняться со своей ношей на  карниз.
Вдруг на его лицо упала тень. Он поднял голову и увидел, что старик  Наль,
распластавшись в воздухе, держит парня за запястье. Чье-то плечо коснулось
Тима. Это Битка подлетел и обхватил ногу мастерового. И еще чье-то дыхание
послышалось рядом... И еще...
   - Ну-ка, все разом, полегоньку вниз, - велел Наль.
   - Эй, полегче...
   - Сам не толкайся, ч-черт...
   - Не так шибко...
   - Крепче держи, болван...
   Причудливая гроздь человеческих тел  плавно  спускалась  с  колокольни.
Собака носилась кругами по пустой площади и сумасшедше выла.
   - Уф-ф...
   - Все...
   На земле образовалась бесформенная куча рук и ног. Огрызаясь беззлобно,
люди кое-как встали, расступились. Мастеровой сидел в  пыли  и  ошарашенно
озирался.
   Старик  Наль  повернулся,  пошел  прочь.  Заковылял  в  другую  сторону
пономарь Маттас.  За  ним  последовали  Дат  и  Сторген,  один  за  другим
расходились жители городка, молча и поспешно, не глядя друг на друга.
   - Айда, - дернул Тима за рукав Битка.
   Мальчики скрылись за углом церкви, следом потрусила пегая собака.
   - Эй, куда же вы, - пробормотал мастеровой.
   Площадь опустела.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 16.07.2001 18:53