Владимир Григорьев
ПАРОВОЗ, КОТОРЫЙ ВСЕГДА С ТОБОЙ
----------------------------------------------------------------------------
Сб. День гнева - Москва, Молодая гвардия, 1991. - 384с.
ISBN 5-235-01968-7
OCR and spellcheck by Andy Kay, 31 December 2001
----------------------------------------------------------------------------
Кочегары божатся: если уж паровоз рванет всем котлом - то хуже порохового
погреба. Свидетелям так врежет, что судебными повестками свидетелей не
соберешь.
- А если наоборот?..
- Как наоборот? - бледнеют специалисты. - Невозможно.
И тем не менее по стратегической развилке Бухара - Париж - Большие тупики
магистральный тепловоз серии ПТУ-104 ударом взрыва перепревших в теплушке
зернобобовых шибануло так, что кумулятивной волной транзитом кинуло шпалами
на Париж и потомственный телеграфист Ять, теряя сознание, успел от* бить по
линии отчаянную молнию:
- Кинуло Гомелем на Париж тчк Держите тчк Ять тчк.
В МОПСе (Мос. отд. пут. сообщ.) в момент получения депешей этого крика
завершилось перманентное заседание коллегии. Форсировалось обоснование
закономерного скачка цен на плацкартные в связи с неожиданным улучшением
самообслуживания в литерных и мягких. Однако коллегия не отмахнулась от
просьбы своего Ятя.
- Удержать тепловоз - швах, это ж ПТУ-104! Выход один: дать зеленую улицу
по всем магистралям сразу. Остановится сам! - такое вышло директивное
мнение.
На пограничной таможне, когда бешеный тепловоз вихрем мелькнул на Запад,
таможенники довольно потирали руки:
- Фу, черт, успели с актом о прогоне. Даже печать завизировали. И
шлагбаум уцелел, хоть все одно списывать пора. Пронесло! - все
удовлетворенно вглядывались в сторону безмятежного заката, куда пронеслось
взбесившееся железо. - Гора с плеч. Вирай шлагбаум!
Но Запад только с восточного ракурса смотрелся таким уж безмятежным. Он
гудел встревоженным ульем. На подходах к Парижу тепловоз рискнули осадить не
раз и не два, трещали петарды, а некий подвижник за права воскликнул "Но
пасаран!", что переводится заголовком знаменитой картины нашего передвижника
"Не пущу!" Диссидент бросился на рельсы поперек, залег, только прохожие
конформисты не выдюжили, очистили от него полосу вместе с отчуждением, за
что борец тут же подал на них в суд качать права.
- О-о, рюсс паровоз! - кричали и жмурились заграничные стрелочники, все
сплошь конформисты. Столь убедительного сюрреализма им еще не показывали.
Шлагбаумы паровоз щелкал, как костяшки на счетах. Вся надежда у мэра
Парижа социалиста Пуркуа Па оставалась на раскидистую сеть, в которой
громовый ПТУ-104 обязан был умерить пыл, что твой гладиатор с мечом
наперевес в боевой вуалетке соперника. Мэр опустевшей столицы, где праздник,
известно, был всегда с тобой, как перед пенальти, нервно разминался в
перчатках у траловых сеть-эластик. Сам во фраке, шелковом цилиндре
"Маркони", а белоснежные перчатки от Диора пригнали пневмопочтой, чтобы
жесты отмахивались по-матросски, жесты режима благоприятствия и политеса.
Мерси, высаживайтесь, приехали, это ваш визит доброй воли в порядке
культурного обмена. Вербальные букеты совершенно голландских тюльпанов в
серебряных ведрах под шампанское курировал недалече начальник департамента
тюрем де Бастилио, ставленник правых и монархист. Наручники "Камрад" (made
by Krupp) маскировались в букетах.
Звено перехватчиков "Мираж" с ядерными боеголовкам" на борту, в, жуткой
спешке не успели опростать на бетон, настигало престижную цель, не открывая
огня, хотя у многих руки на гашетках чесались.
- Финита прибывает, - прохрипело у мэра под цилиндром "Маркони" от
командира "Миражей".
- Мерси за внимание, командир. Считайте, что железный крест Жанны д'Арк
уже в кармане, - прожженый политик, кавалер Почетного Легиона Пуркуа Па,
учтивый в закулисной жизни, перед своими избирателями был учтив двойной
порцией. Он махнул перчаткой угрюмому де Бастилио, гот флегматично
вооружился букетом потяжелей. Оно выкинулось из-за горизонта в шлейфе пыли и
громокипящих завихрений.
- Гол Парижу, - отчаянно мелькнуло под цилиндром у мэра. - Боже, пощади
Нотр Дам!
...Честь Парижской Богоматери осталась при себе.
Безотказная формула mv2/2, помноженная на колдовской коэффициент знака
качества сетей "Мицу-бис-браво" по отлову кашалотов в целях дрессировки и
шоу-фокусов, она подтвердила свою беспрецедентную неувядаемость, несмотря на
расцвет вселенской относительности Эйнштейна. То самое, что радушие
супостатов панически окрестило "Рюсс паровозом", нетопырем ворвалось в
гибельные сети, растянуло мешок в глубинку маневровых пространств и в
отличку от простоватых кашалотов без лишней волокиты могучей отдачей рогатки
катапультировалось туда, где Восток.
- Отстояли Париж, - учтиво констатировал измочаленный Пуркуа, прощаясь на
рю де ла Пэ среди брошенной столицы с сильной личностью де Бастилио, -
Пароль д' оннер, страшно подумать, рельсовой войной дело пахло.
- Отступать было некуда, позади Париж. На том еще Великий Бурбон стоял, -
гвардейски отчеканил монархист и, оставаясь старым интриганом, коварно
подпустил напоследок. - Единственно, кто не дезертировал из Лютенции
Паризьериум - наши уголовнички. Ваше социалистическое величество не намерено
ли объявить моим героям амнистию? По такому случаю.
- По такому случаю мы объявим вашим уголовничкам мессу, - отрезал
фраппированный Па.
* * *
Передовики таможни станции "Здравствуй-и-Прощай", только что выручившие
стране методом спаса морально и физически разложившийся шлагбаум,
обмозговывали в каптерке стихийное происшествие. Все на чем свет каялись в
спасении жизни полосатому каторжнику дорог, ветерану-шлагбауму допотопного
изделия черносотенной гильдии "Крест и орел".
- Ошибку давали! Замешкать нечистый помешал, свеженького пригнали бы
полосатого, при японском фотоглазе - будьте любезны! Жди теперь, когда план
на горе свистнет.
Тут опять аппарат застучал, телеграмма полезла на другом языке,
посторонний ничего не поймет. Все-таки разобрали слово "...паровоз..."
- На кой ляд паровоз, когда и слова-то такого нет уже!
Шваркнуло и крякнуло за стеклами каптерки. Брызнули сталинитовые витражи
зарешеченного в Европу окна, сотрудников кинуло под станковый портрет
министра, то ли обхсеного, то ли по тяге - оба приходились однояйцевыми
близнецами - и одного из них на гвоздике немедленно перекосило ее единым
порывом, потому что заклинило.
Облако едкой ржавчины мешало разглядывать окружающую природу, народ
стабунился в кучу, а кто-то выразился посреди оробелого молчанья, мол, пора
спешить на степень дозы облучения очередь занимать. Не столько дозы
облучения, сколько упоминание очереди неприятно смутило людей, однако
тягомотное рацпредложение отпало, как только пылища осела на положенное
место. К тому же рядом высветилась группа организованных лиц с поднятыми
вверх руками, а под ногами в мазутном газоне валялись честные трехлинейки и
один пистолет системы "ТТ" - групповой портрет стрелков ВОХРа в такой
компановке снабжается девизом "Смелый ракурс", а баталист Верещагин
приветствовал аналогичные сюжеты своей кисти словами менее современными, но
тоже цензурными.
Станционные сооружения, как и следовало ожидать, оказались в плачевном
состоянии - как и всегда, но не хуже прежнего. Наконец-то проблеснула
возможность их ослепительной модернизации или сноса дотла по причине разрухи
от паровоза, бишь как там его, чего-то 104. Все же для полного ажура в
пейзаже не хватало какого-то родного контура, любимого бревна в своем глазу.
Да, начисто отсутствовало центральное орудие производства. Мослы
пресловутого шлагбаума, грозы подпольных миллионеров и свободомыслящих
валютчиков, членораздельно раскинулись на лоне природы и что характерно -
веером на Восток, на нашей, Бог в помочь, твердыне.
- Костей не соберешь, - подвел общее впечатление опытный бригадир группы
импортного захвата, старая шпала. - Вручим детской железной дороге, ихнему
таможенному пункту. Юные таможенники смекалкой реанимируют.
- Хулиган, что натворил, - усугубил переживания начальства кто-то из
более нижестоящих, тоже железнодорожного обличья. - Как ни крутись, надо
срочно новый затребовать.
- Из Японии или с Бермудского треугольника, - авторитетно поддакнул один
спец по экспорту-импорту.
- До юных техников с места ничего не тащить. Займутся эсгуманией сами.
Вызываем фотокриминалистов. Будем проводить наглядный следственный
эксперимент, - безоговорочно постановил командир ВОХРа, запихивая вороненый
"ТТ" в кобуру. - Прошу всех пострадавших разойтись для дальнейшего
прохождения службы.
- Чего ж эта западня нам в телеграмме отбила? Темнят все, провоцируют, -
негодовали, расходясь, падкие на разоблачения передовики
контрольно-пропускного производства. - Союзнички, называется. Это ж ПТУ-104,
какой к черту паровоз! Все паровозы мы ж им и подарили, на них и ездят сами.
И на каком оборудовании, спрашивается, следственный эксперимент
воспроизводить замышляют? На новом, японо-бермудском? Опять в куски!
* * *
- В итоге, товарищи, с плацкартными беспорядками локализуется полная
социально-экономическая гармония, Гуманитарная общественность, которой так
полюбилось путешествовать в плацкартных, прекратит терроризировать
напраслиной наш безупречный в главном аппарат великой железнодорожной
державы, - член коллегии и председатель реабилитационного комитета "Рельс и
шпала" листанул страницу оглушительного заключения. Тут двойные двери
конференц-кабинета чуть отворились, в цель листом скользнула приталенная
фигура пролазы завотделом "Катастроф и недоразумений". Ему вменялось входить
без доклада к любому конфиденциальному лицу, а больше никому не дозволялось.
Оставляя в приемной следы улыбок и хихиканья, уделенных сдвоенным
секретаршам, он без чинов доложил:
- Бедовое сообщение о делах ПТУ-104. У Парижа взять не смогли. План, что
парижане повяжут и отремонтируют, с треском провалился по вине их профсоюза
стрелочников. Хозрасчетное объединение "Пур ля пти" на семейном подряде.
ПТУ-104 гоняет обратно у нас на правах закона броуновского движения. По
неподтвержденным данным мелькнул на Молодечной, Жмеринке, Казань-Той, не
исключено появление на БАМе. На узкоколейках не замечен, у него электронная
саморегуляция только на западную колею и обратно. При акции саморегуляции
рушатся пристанционные новостройки. Прошу, товарищи, развязать руки на
подключение речников и аэрофлотоводцев.
- Развязывайте и завязывайте это дело. Вперед! Мы тут ставим точки в
проблематике республиканской необходимости, - персональный ответ получился
безотлагательным, не придерешься. Заминка с окончательным докладом
самоустранилась даже с легкостью обыкновенной в эшелонах чутких
античиновников. Веление времени!
- Демагогический софизм творческой общественности, - продолжил докладчик,
использовавший важное сообщение пролазы, чтобы высморкаться, - софизм, будто
сначала пассажир, а потом уж наш брат-железнодорожник, наголову разоблачен
встречной научной антитезой, что и железнодорожник тоже человек! Все эти
библейские анекдоты типа "Не возлюби жены ближнего своего", "Не человек для
субботы, а суббота для человека" в эпохальную эру, когда у нас не только
суббота, но даже воскресенье разрешены как день отдыха, эти анекдоты из
лжереакционного Апокалипсиса стали яркой маскировкой для правого и левого
уклона псевдоинтеллигенции. У нас, путийцев-первопроходцев один генеральный
уклон - тот, что в гору!
Вчера на этом месте полагались бы уместные аплодисменты. Но позавчера
овации в залах, кабинетах и туалетах отменены приказом. Третьего дни один
такой конференц-зал по каким-то объективным причинам оказался чуть-чуть в
аварийном состоянии, чуть-чуть подгнившие насквозь столпы не перенесли
резонанса шквальных оваций и любителей рукоплесканий вынесли ногами вперед,
хотя на балансе учета мероприятий вынос ногами нисколько не повредил, сальдо
осталось положительным, потому что все уже успели проголосовать, а бойкая
секретарша спуртом умчалась подшивать важный протокол, чтобы не оставалось
белых пятен в этой нашей истории.
Соболезнование выносу единогласников от стечения взволнованной таким
оборотом толпы отличалось непраздной искренностью. Еще бы, все эти
болельщики скопились здесь перед гранд-залом в ожидании финиша завидных
оваций, ибо самим не терпелось заполнить торжественное помещение для
заслушивания на ту же тему, побыстрее проголосовать - тоже губа не дура! Ну,
и хоть немного поаплодировать удивительным достижениям. Хлопанье
практиковалось как в совмещенном варианте, при участии трибуна, так и в
раздельном. Индивидуальный, из-за графина с трибуной аплодисмент в приказе
вроде не возбранялся, но плацкартный докладчик отличался широкой скромностью
в интимной жизни и в память комплиментарным временам лишь вычленил
панихидную паузу, чтобы финальный аккорд мысли слышался увертюрой.
- За давностью тех славных, памятных годин уже немыслимо припомнить, что
изобрели поперед, железную дорогу или паровоз. Компетентных свидетелей тому
в живых по отделу кадров не слышно, хотя объявили милицейский всесоюзный
розыск, сулили модные сувениры при явке: ни-ко-го! А у нас царица
доказательств - личное признание пассажира!
* * *
Кого быстрее считать человеком, пассажира или железнодорожника? По
Павлову, по Фрейду? На каждого дееспособного железнодорожника
деторождаемость на 1, 3 ребенка выше, чем в среднем по стране. Здесь победа
Зигмунда налицо. Высоколобая же общественность, воспитанная на хвостатом
дарвинизме, все одно исповедует происхождение железнодорожника от пассажира,
как человека от обезьяны, как профессора от доцента, а оппоненты с
компостерами наперевес твердят: не было в природе никаких пассажиров, пока
не народился класс железнодорожников, безбилетники не в счет. На своих двоих
ходили. Случай с дематериализацией тепловоза ПТУ-104 показал, что пассажиры,
похоже, шире и бескорыстней душой, как класс.
Один, уже штатский гражданин, конечно, как выяснилось, отставной
железнодорожник, под видом пенсионера внес с экрана звучное предложение
раскошелить фонд милосердия потерпевшим от зернобобовых на перепутье Бухара-
- Париж, от аналогичной перепрелости в элеваторе под Воронежем, а машинистам
закатить восклицательный монумент, как Джону Кейси штатнику. Гуманность
подобного жеста пассажиры отрицать не смели. Даже у подошв обронзовевшего
Пушкина на Тверской и поминальные календы городят ящик для подаяния. Сам
Пушкин, конечно, не дотянул бы до дела с Дантесом, застрелился бы от позора
и дело с концом, вызнай он от благонадежной гадалки, что обречен побираться
с того света - он, невольник чести! Рукописи пожег бы. Но в чести иные
декорации, другие катастрофы. Прохожие ворчат на Опекушина, что не сообразил
сразу предусмотреть в чугунном литье цоколя нишу с чугунной щелкой, а мы
теперь присоединили бы к щелке флейш-сумматорас кабелем к бегучему табло на
"Известиях" для афиши кто и сколько подал, а по ночам в банк, в банк, в
банк! Каково!
Пассажиры одумались от почетного субсидирования зернобобовых прецедентов,
выслушав одного своего сотрудника ЦСУ, Он подавил сомнения чисто
статистически:
- Пути господни неисповедимы, вот кредо верующих в Господа путейцев.
Верующих, правда, единицы, зато все остальные предельно суеверны. Но тоже на
платформе этого кредо. Да как не впасть в ересь суеверия, когда на их
божественных путях дня без катастрофы не происходит. ЦСУ ничем помочь не
может, хотя требуют. На каждый случай нам, профессорам, счет открывать, так
даже Госбанк лопнет от злости. Путаница! Посему: закрыть глаза на частные
катастрофические недоразумения, а скинуться разом в фонд всеобщей катастрофы
МПО в годовом исчислении или пятилеткой. Отпадают затраты на 365 монументов
в год, и даже на один всеобщий, поскольку таковой уже воздвигнут -
сиятельный дворец министерства! Иначе у каждого лопнет сембюджет, сами по
миру пойдем. Кто "за" - раз, кто "за" - два... Принято!
А что прошумевший, как ветвь, полная цветов и листьев, тепловоз ПТУ-104?
На правах фантома он загулял по колеям неохватной периферии, объявил стране
вечное движение броуновского толка. Мелькнет - сгинет, ау-у! Этот Агасфер
шустро оброс противоречивыми легендами, неопровержимыми слухами, так что
хозяева рельсы и шпалы почитают его проделки подобно лендлордам, которые не
видят настоящего истемблишмента в родовых замках без баловства реликтовых
предков.
- Летучий Голландец! - ахнул Замкомпоморде (зам. команд. по морск. дел.)
на запрос изящного зав. отд. "Катастроф и недоразумений", - Мать честная! У
нас такой всегда, а у вас теперь. Наука, между прочим, не запрещает факта
этого международного явления, поскольку не причиняет ущерба. Реальной
пользы, впрочем, тоже кот наплакал. А уничтожить - ну, что же уничтожить? -
пытались, но не получается даже залпами главного калибра.
- Вот-вот, будьте ласковы отпротоколировать эту точку про Голландца с
главным калибром гербовым отношением. Нам крепкий документ выйдет под
списание тепловоза и командировку круизом в Париж. Для органов госприемки.
Раздражал дуализм диалектики интеллигентствующей общественности, финты и
уклонения от добровольного налога на каждый отдельный случай путевой
прорушки.
- С паршивой овцы сена клок, - согласовались, наконец, в капризных верхах
желдоровцев. - Примем с двурушников единым взносом. Но уж целиком на свое
усмотрение! Дешево еще откупились. А ведь всемирные профессора, балерины,
доценты, строкогоны, Шекспиры, офтальмологи, оперные исполнители, адвокаты и
следователи - народ гонораристый. Правильно в очередях возмущаются, что на
них прежней управы нет!
Ну, а для пресечения роста путаницы слухов пришлось власть употребить.
Чтобы успокоить очевидцев, засекших летучий паровоз там и сям, смех один,
еще до изобретения тепловоза. Заболтали, что это объявился бриллиантовый
бронепоезд батьки Махно с анархистами из ВИКЖЕЛя, по другим свидетельствам -
свитский поезд гетмана Скоропадского при гайдуках, не то барона Врангеля с
вагон-рестораном. Не наш же бронепоезд, наши все - на запасном пути!
Лепет этот разом прекратили посредством широкой гласности, неоспоримо
предав ей секретные документы о стратегическом перекрестке на углу Бухары с
Парижем, в частности, ходатайство таможни "Здравствуй-и-Прощай" об
экстренной присылке бермудского треугольного шлагбаума в целях проведения
следственного эксперимента с приложением линейной телеграммы потомственного
Ятя, с почетом отправленного на заслуженную инвалидность. Путейцы даже
горько обиделись: причем тут батька или фон-барон, когда они и только они,
сожители последней современности, дали самый зеленый свет очередному чуду
природы, равносильному по масштабам маракотовой стихии океанов.
Перед парижанками и парижанами, однако, разобрались не вдруг. Продолжать
ли на них обижаться за неувязку дизельхода, то ли приносить извинения и
экивоки? Ладно, вынесли вердикт: Париж - для парижан, сами разбирайтесь. У
них там всегда праздник, который с собой, а у нас от их рикошета тоже
оживленье Божьей милостью, пускай скандальное сперва, с треском увольнений и
фейерверком выговоров, зато одарившее каждого из нас трепетным мифом, бодрой
легендой сиюминутности, чертовски душевным образом паровоза который всегда с
тобой!
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 08.01.2002 17:48