Михаил Грешнов
                   ТРИНАДЦАТОЕ ИЮНЯ, ПЯТНИЦА
                     Фантастический рассказ
  1
  Сначала были голоса. Нет, сначала был порыв ветра. Поднялись и опустились
уголки листков рукописи. Сперва Мэкензи не обратил на это внимания, хотя
окно перед ним было закрыто. Но тут его отвлекли голоса, они возникли у
него за спиной, там, где поднимались стеллажи с книгами и где в этот
момент никого быть не могло. Мэкензи работал в кабинете один.
  - Это он, - сказал первый голос с волнением, даже торжественно, - Роберт
Эмиль Мэкензи.
  Второй голос, спустя секунду, словно кто-то вглядывался в Мэкензи и
опознал его, подтвердил:
  - Судя по фотографии - он.
  - Подойдем ближе, - сказал первый голос.
  - Подойдем, - согласился второй. Голоса были молодые, звонкие, удивительно
звонкие - в них звенели серебро и хрусталь.
  - Что он пишет? - спросил первый голос.
  - Если о биогенезе, то мы попали вовремя, - отозвался второй.
  Мэкензи посмотрел на радиоприемник. Зеленый глазок индикатора не горел.
Ученый обладал крепкими нервами - сидел и ждал, что будет дальше. Кто
забрел в кабинет?.. Может, переутомление? Он много часов не вставал из-за
письменного стола. Но он явственно ощутил чье-то присутствие. Мэкензи
повернул голову. Рядом, почти касаясь его, стояли юноша и девушка. Их
красоту, необычность нарядов, непринужденность движений Мэкензи оценит
потом. Сейчас он видел только, что они стоят и смотрят на его рукопись. В
руках у девушки портрет в черной рамке. Это портрет его, Мэкензи,
вырезанный из какой-то газеты. Молодые люди продолжали глядеть на
рукопись, не обращая внимания на Мэкензи даже тогда, когда он спросил у
них:
  - Кто вы?
  Только когда Мэкензи, поднявшись с кресла, схватил юношу за плечо, тот
отпрянул, ошеломленный. А девушка вскрикнула и, схватившись правой рукой
за левую, на которой у нее был браслет, стала лихорадочно щелкать
микровключателем. Юноша стоял у стеллажа и смотрел на Мэкензи.
  Тот повторил:
  - Объясните же, наконец, кто вы?
  Потом они сидели втроем и не могли начать разговора. Молодые люди
озирались по сторонам, поглядывали на дверь, словно боялись, что кто-то
появится на пороге. Мэкензи вышел из-за стола и закрыл дверь на ключ:
  - Сюда никто не войдет, - сказал он.
  Это успокоило незнакомцев. Но Мэкензи стало не по себе: он захлопнул их,
как воришек, они могут подумать, что он позвонит в полицию.
  - Я не буду звонить, - Мэкензи выключил телефон. - Но объясните мне, кто
вы и откуда?
  Мэкензи был ученым, в библейские чудеса не верил: пришельцы - не ангелы.
Однако появиться из ничего на семнадцатом этаже "Кемикл америкен
корпорейшн", в центре Лос-Анджелеса, могли только ангелы. Мэкензи
рассматривал их: никогда он не видел таких красивых людей. Кинозвезды
померкли бы перед ними. И диво - Мэкензи не находил слов, чтобы описать их
красоту. Может быть, потому, что он не художник и не писатель, а может, не
хватает слов? Если сказать, высокого роста и удивительно сложены, это не
передало бы и сотой доли впечатления от них. Ни белая кожа, ни длинные
пальцы не дали бы представления о совершенстве их рук, если бы не
движения, плавные, законченные, даже в самом маленьком жесте. Одежда?
Ткань совершенно неизвестна Мэкензи. То же можно сказать о покрое. У
девушки это не платье, не сари и не хитон. И в то же время - все от этих
одежд. У юноши наиболее знакомым был пояс, широкий, как у тореро. А их
лица, глаза!.. Нет, пришельцы - не ангелы. Они из плоти и крови. Но
достаточно глянуть на этих двоих, чтобы убедиться: на Земле таких нет.
Особенно хороша девушка: ровные, словно прочерченные по нитке брови,
совершенный овал лица и глаза, в которых плещет и дышит море.
  Пришельцы молчали, и молчание становилось невыносимым. В голове у Мэкензи
возникали сотни вопросов, но он не знал, на котором остановиться. Опять
спросить, кто они и откуда? Юноша опередил его:
  - Мы из будущего, - сказал он. - Из две тысячи четыреста семьдесят
третьего года.
  Девушка кивнула, подтверждая его слова.
  Пять веков! Мэкензи не сомневался в правдивости пришельцев, он достаточно
пригляделся к ним, чтобы поверить в необычайное.
  - Пять веков! - воскликнул он. - Что же вам нужно здесь?
  Пришельцы не ответили. Только девушка смяла портрет, словно желая спрятать
его. Теперь стала видна надпись под фотографией: "13 июня, пятница..."
Клочок газеты был оборван так, что года Мэкензи не увидел.
  - Пять веков! - опять повторил Мэкензи и машинально предложил: - Давайте
знакомиться. Меня зовут Роберт Мэкензи, химик-биолог.
  - Лед Ивен, - представился юноша.
  - Эда Люс, - сказала девушка.
  Ни поклона, ни улыбки. Они назвали себя, и только. Мэкензи тоже не встал
из-за стола, не подошел к ним. Может быть, через пять веков и не принято
будет, знакомясь, подавать руку. Каждое время имеет свои условности.
  Разговор по-прежнему не клеился. Мысль вращалась вокруг одного-двух
вопросов. Мэкензи спросил:
  - Что привело вас сюда?
  - Ваше открытие, - ответил Лед Ивен.
  Мэкензи посмотрел на рукопись. Только что он закончил последний абзац.
Чернила еще не высохли, когда листки колыхнул ветер перед появлением
пришельцев из двадцать пятого века. Их интересовало открытие? Но ведь в
далеком будущем должны были бы о нем знать. Или открытие Мэкензи не дошло
до них, затерялось? Они ищут теперь его истоки, автора, который за час до
их появления думал, что осчастливит человечество, навсегда избавив его от
голода. Наверное, заблуждался он на этот счет и напрасно гордился собой...
  Мэкензи взял листки и, медленно перебирая их пальцами, вглядывался в
неровные строчки, читал отдельные фразы. Середина двадцатого века:
революция в физике, ядерная энергия, поиски кварков - первоосновы
материи... Последняя четверть века - революция в биологии: синтезирован
белок, рядом его открытие - биогенез. Название до дерзости смелое. Но
дерзать - значит быть настоящим ученым, смотреть вперед. То, чего добился
Мэкензи, еще не создание жизни, открыватель не переоценивает свой труд. Но
это первый шаг к овладению тайнами живой природы, и название "биогенез"
устремлено в будущее.
  Сейчас, когда труд готов, отлит в четкие законы и формулы, Мэкензи листает
готовую рукопись и вспоминает прошлую свою жизнь. Что двигало им?
Честолюбие? Жажда денег? Сын фермера из Айдахо, он замешан не на этих
дрожжах - славы и денег ему не нужно. Зато он помнит детство, лица, глаза,
в которых одно желание - добыть хоть немного пищи, чтобы не умереть с
голоду. Он видит миллионы рук - детских, старческих и мозолистых,
тянущихся к куску хлеба. Слышит плач голодающих, и в нем - свой детский
плач.
  Ему удалось выбиться в люди. Работал в ресторане: мыл посуду. Было это в
Чикаго, в университетском квартале, ему едва исполнилось семнадцать.
Сдружился с Бэйлом, студентом-химиком, тот обратил внимание на способности
Мэкензи, помог в учебе. Мэкензи поступил в университет. Здесь услышал о
русском биологе Тимирязеве, о его идее создания искусственной пищи. Мир
без голода! Предвидение? Мечта?.. Она захватила Мэкензи, стала его мечтой.
Россия! Оттуда шли вести все более удивительные: мысль о синтетической
пище развивает академик Несмеянов. Создана искусственная икра!.. Мэкензи
покорен. А дальше - работа, работа. Мэкензи получает ученую степень.
Приглашен первым консультантом в "Кемикл америкен" - крупнейшее химическое
объединение. Лучшие лаборатории, оборудование к его услугам.
  Мэкензи был одержимым. Ни семьи, ни друзей - только работа, бесконечные
опыты с морской водой! И наверное, никому из живущих сейчас на Земле она
не раскрыла столько тайн.
  ...Мэкензи остро ощущает неловкость момента. В кабинете гости, а он не
может найти тему для разговора - листает рукопись. Может, потому, что это
необычайные гости? Пять веков!.. О чем с ними говорить? Они тоже молчат!
Только сказали, что их привело сюда его открытие. Вот это, которое
изложено в рукописи. Мэкензи продолжает листать ее.
  Морская вода занимает две трети земной поверхности. В ней растворены все
элементы таблицы Менделеева - от водорода до трансурановых. Морская вода -
это кровь Земли и колыбель жизни. Любопытно, что кровь человека схожа по
составу с морской водой. Это не дает забыть, что наши дальние предки вышли
из океана... Но проблема не в этом. Мэкензи открыл, как, действуя на
морскую воду электрическим, магнитным и нейтринным полями, получать из нее
любой продукт - от простой водоросли до апельсина, рыбной икры и мяса.
Океаны неисчерпаемы. Состав их воды почти всегда одинаков. Это потому,
что, если происходит убыль одного или нескольких элементов, они тотчас
пополнятся из тела Земли. Вода и Земля существуют не сами по себе. Они
нераздельное целое, комплекс, мудро отрегулированный природой для
поддержания третьего начала - Жизни. Вода - Земля - Жизнь - вот единое
целое, образующее мир.
  Итак, воздействуя на океанскую воду системой полей, путем своеобразного
электролиза можно создать пищу.
  Не сразу и не просто это далось Мэкензи. Сейчас ему пятьдесят восемь лет.
Из них сорок он отдал этой задаче. И когда в реторте на его глазах
родилась виноградная кисть, Мэкензи воскликнул: "Голод побежден!"
Этой фразой кончается рукопись. Завтра он выступит с докладом перед
дирекцией "Кемикл америкен". Сейчас ему надо продумать выступление. Но он
устал, голова клонится к столу. И что делать с этими двумя, которые сидят
в кабинете? Почему их интересует открытие? Кто они - ученые? Промышленные
шпионы? Если они из будущего, они должны знать все: и судьбу открытия, и
его, Мэкензи, судьбу. Боже, они знают его судьбу! Эта мысль поразила
Мэкензи.
  - Скажите... - начал он.
  Лед перебил его.
  - Мы принесли вам благодарность всего человечества. И нашу с Эдой
благодарность тоже.
  Теперь они говорят о будущем. Мэкензи ставит вопросы, пришельцы отвечают
осторожно, взвешивая каждое слово.
  - За что вы благодарите меня?
  - Двадцать два миллиарда людей на Земле и девять миллиардов на Венере и
Марсе получают продукты из водных растворов.
  - Расскажите подробнее.
  - В каждом доме табло и чаша с морской водой, - отвечает Лед. - Набирается
нужный шифр, и продукты готовы.
  Мэкензи кажется, что молодые люди шутят с ним.
  - Оригинальное открытие, опередившее время! - вступает в разговор Эда.
  Мэкензи приятно и неприятно выслушивать похвалы. Он спрашивает:
  - Кто вы такие?
  - Искатели справедливости.
  - Как это понять?
  - Многое в истории, - объясняет Лед, - оказалось утерянным, забытым.
Другое приписано людям, никакого отношения к открытиям не имевшим.
Вспомните спор между Маркони и Поповым. Мы восстанавливаем справедливость
в подобных спорах.
  - Почему же вы у меня? Мое открытие было утеряно?
  - Мы не можем вам сказать все, - ответил Лед. - Наша встреча не была
предусмотрена. Что-то случилось на линии хроносвязи. Наверное, обрыв...
  Эда опять пощелкала включателем на браслете.
  - Как вы передвигаетесь во времени? - спросил Мэкензи.
  - Вы не должны об этом никому рассказывать.
  - Мне никто и не поверит.
  - Пожалуй, не поверит, - согласился Лед. - Но это нелегко объяснить.
  - Попытайтесь... - сказал Мэкензи.
  Напряженность с обеих сторон исчезала.
  - Время легко представить, как дорогу, по которой идет человечество. -
Объясняя, Лед придвинулся ближе к Мэкензи. Лицо его стало по-юношески
мягким и добрым. - Пройденная часть дороги - это прошлое. Настоящее -
только миг. Собственно, настоящего нет. Существует лишь два времени -
прошедшее и будущее. Прошедшее мы знаем, но легко забываем. Например, что
вы делали в эту минуту в прошлый четверг?.. Будущее мы можем предвидеть на
кратком отрезке. Через час вы пойдете обедать, спуститесь лифтом на
четвертый этаж, на террасе возьмете столик... Передвижение из будущего в
прошлое происходит сквозь время. Представьте снаряд, капсулу, - я говорю
упрощенно, - которая может двигаться вне зависимости от времени.
  Лед старался говорить как можно проще, и это было заметно. Он тщательно
подбирал слова, иногда повторялся, как это делают взрослые, растолковывая
что-нибудь ребенку. Опять на какое-то мгновение Мэкензи почувствовал
неловкость. Юноша рассказывал необычайные вещи, а Мэкензи, приходившийся
ему дедом по возрасту, напрягал мысль, чтобы понять, о чем говорит
мальчишка. Видимо, Лед тоже чувствовал это и волновался.
  - Такой снаряд построен, - продолжал он, - невидимый, преодолевающий
время. Одно лишь снаряд не может - останавливаться. На дороге истории
человечества ничто не останавливается: обычный закон непрерывности
движения. Только обрыв хроносвязи или неполадка на службе времени могут
остановить нас.
  - Это часто случается? - спросил Мэкензи.
  - Я знаю два случая, - ответил Лед. - Орни застрял в ледниковом периоде и
едва не замерз. Элл и Мини задержались в 1521 году при штурме Кортесом
Теночтитлана - столицы ацтеков.
  - Как же вы изучаете прошлое?
  - Мы сближаемся с ним до отставания на одну тысячную секунды, и тогда нам
видно и слышно все - даже дыхание человека.
  - Так было со мной?
  - С вами - тоже.
  - Однако...
  Мэкензи поежился. Как бы то ни было, но знать, что возле тебя стоят
неощутимые, невидимые свидетели, которых отделяет только тысячная доля
секунды, - кому это по душе? Соглядатайство это - шпионство! Впрочем, не
все ли равно, никто об этом не знает. Тысячная доля секунды настолько
прочная и непробиваемая броня, что можно не беспокоиться до тех пор, пока
не произойдет поломка на службе времени. Как сейчас... Конечно, неполадка
будет устранена. Они опять спрячутся за своей защитной броней. И вообще
все это сон. Яркий, необычный сон. Вот и Лед перестал говорить. О чем же
спросить?
  - У вас есть государство?
  - Нет, - коротко отвечает Лед.
  - Границы?
  - Нет.
  - Разноязыкие племена?
  - Нет.
  - Что же у вас?
  - Гармония.
  - Коммунизм?
  - Высшая его стадия.
  - Что будет дальше?
  - Эра объединения с внеземными цивилизациями.
  - Вы их нашли?
  - Пока немного - семнадцать цивилизаций.
  - Что меня ждет в ближайшем десятилетии? - спрашивает Мэкензи.
  - Не можем сказать. Это означало бы вмешаться в вашу личную жизнь. И в
историю, - твердо сказал Лед. - Мы не можем этого делать.
  - Но вы могли бы помочь в прогрессе науки.
  - Нельзя этого сделать, не нарушая хода истории.
  - А из более отдаленного будущего вы могли бы взять что-нибудь для себя?
  - Не можем, поймите, - убеждал Лед. - Никто этого не может!
  - Ни при каком условии?
  Эда взглянула на Ивена. Кажется, что-то дрогнуло в его лице, но тотчас оно
стало опять бесстрастным. Красивым и бесстрастным. Эда повернулась к
Мэкензи:
  - Не осуждайте нас, - сказала она.
  - Назовите хоть год моей смерти! - взмолился Мэкензи.- Сколько мне еще
жить и работать?..
  Эда покачала головой. На Мэкензи повеяло холодом, будто перед ним сидели
не юноша и девушка, а Парки, ткущие нить его судьбы. Но он тут же отбросил
страх. Может быть, молчание девушки - единственно правильный ответ на его
вопрос. Назови она дату его кончины, он прожил бы оставшиеся дни под
страхом смерти как осужденный, сошел бы с ума!.. Есть высшая мудрость в
невмешательстве представителей будущего в историю и в судьбы людей.
  Тонкий звенящий звук возник в кабинете. Он шел издалека и усиливался.
Между пришельцами и Мэкензи возник легкий туман, словно вдруг помутнело
невидимое стекло.
  - Спрячьте ваше открытие, - поспешно сказал Лед.
  - Спрячьте открытие! - звонко повторила Эда. Они исчезли. Голова ученого
склонилась на стол, веки сомкнулись. Но когда он открыл глаза, сразу и
необычайно ярко вспомнил все проиcшедшее. Что это было: явь, сон? Мэкензи
так и не решил для себя этого вопроса.
  2
  Вечером следующего дня он стоял на кафедре в актовом зале "Кемикл америкен
корпорейшн". Зал, вмещавший четыреста слушателей, был заполнен директорами
трестов, банкирами, владельцами железнодорожных, авиационных и пароходных
компаний. Каждый получил приглашение, отпечатанное на бланке с золотым
обрезом. На обратной стороне бланков были оттиснуты три семерки, что на
тайном языке трестов и корпораций означало исключительную секретность.
  Рядом с кафедрой на постаменте красного дерева стояла ваза, до краев
наполненная водой. Подсвеченная системой минипрожекторов, она отливала
девственной синевой, как волна океана,- вода в ней была океанской. Тут же
на столе смонтированы приборы, соединенные с вазой цветными проводами.
Счетно-решающая машина мигала желтыми и синими огоньками.
  - Мы живем в мире свершений и фантастических неожиданностей, - начал
докладчик.
  Мэкензи умел говорить, и зал слушал его. Чувствовалось, что докладчик не
собирается бросать слов на ветер. Правда, за Мэкензи установилась
репутация эксцентрика. Его называют ученым-фермером. Иногда он сообщал
парадоксальные вещи и в споре умел отстаивать свое мнение. Это ему
принадлежит фраза: "Все в биологии встало дыбом". Фраза плебейская,
грубая, но ведь Мэкензи сын фермера. Он знает вкус нищеты и запах земли,
пропитанной потом. Мэкензи в какой-то мере гордость Америки. Его,
прошедшего путь от мальчика с фермы до ученого с мировым именем, приводят
в пример как доказательство преимуществ "американского образа жизни".
  Слева от Мэкензи, за отдельным столом, обтянутым желтым крепом (фирменный
цвет "Кемикл америкен"), сидит президент корпорации Дэвис. Он знает, о чем
говорит Мэкензи. Ему известна одержимость ученого, его ум, его гений. В
глубине души он восхищен Робертом и его открытием. Он даже позволил увлечь
себя идеями ученого-фермера. Но дело есть дело. Бизнес прежде всего.
Открытие сулит баснословные прибыли. Неисчислимые прибыли! Конечно, это на
первых порах. Впоследствии открытие Мэкензи будет стоить не дороже морской
воды. Зато в ближайшие десять - двадцать лет сейфы "Кемикл америкен" будут
ломиться от прибылей. Важно не упустить момента.
  Дэвис почти не слушает ученого. Президента заботит реакция зала. Пока это
вежливое внимание.
  - Мир, - говорит докладчик, - становится перенаселенным. К концу века
Землю будут населять восемь миллиардов людей. Уже сейчас мы задумываемся,
как прокормить человечество, - обводняем пустыни, осушаем болота,
распахиваем последние пустоши.
  Зал спокоен. Борьба с голодом не волнует слушателей. Здесь сидят те, кто
считает себя кормильцами, - хлебные, сахарные, свиные, фруктовые короли.
Цифры, которые называет Мэкензи, их удовлетворяют: больше людей - больше
покупателей. Больше долларов в сейфах.
  - Но у будущих поколений, - продолжает Мэкензи, - будет неисчерпаемый
резервуар пищи - океан. Я не говорю о морской биомассе: рыбе, морских
животных, водорослях. Я говорю об океанской воде, которая даст человеку
все.
  Кое-кто в зале поднимает брови. "Начинается, - отмечает про себя Дэвис. -
Сейчас Роберт подожжет фитиль пороховой бочки..."
- Океан нетронут. Сама природа отдает его в руки людям - берите! - говорит
с кафедры Мэкензи.
  Ученый подходит к столу, передвигает на распределительном щите несколько
рычажков. Раздается гудение.
  - Смотрите! - говорит Мэкензи. - Христос превращал воду в вино. То, что вы
сейчас увидите, - не мистическое чудо. Это чудо науки.
  В голубой вазе, освещение которой усилил Мэкензи, началось брожение:
дрожь, едва заметное мерцание. Потом обозначились тени, которые постепенно
сгущались, приобретали окраску. Намечался контраст между зеленым и
красным. Подобно молнии воду прочертили яркие зигзаги, и вот уже на глазах
всего зала прояснилась вишневая ветвь с розовыми кистями ягод. Ягоды
крупнели, приобретали весомость, повисали, как бусы, на зеленеющих
черепках; листья приобретали жесткость. Черенки стали буреть, а ягоды
наливаться блеском и чернотой спелости.
  - Готово! - сказал Мэкепзи и выключил аппараты. В чаше лежала будто сейчас
сорванная ветвь, унизанная спелыми, сочными вишнями. Мэкензи опустил в
воду руку и вынул ветку.
  - Я вижу чашу изобилия в каждом доме, - сказал Мэкензи, держа ветку в
руках. - Вижу мир без голода. Я верю, что так будет!
  Он передал влажную ветку в первый ряд слушателей. Зал молчал. Ветка пошла
по рядам. Кое-кто срывал ягоды и пробовал на вкус. В полном молчании ветка
дошла до задних рядов и вернулась к Мэкензи.
  И тогда на стол президента легла первая записка - от представителя
"Америкен фрут компани": "Что будет с нашими плантациями и дивидендами
вкладчиков?.." Вслед за ней посыпались вопросы: "Что будет? Что будет?.."
Дэвис прочел: "Заткните глотку изобретателю!" Но больше всего президента
поразила записка директора Центрального американского банка Джорджа
Торквилла: "Вы тут недосмотрели, Дэвис!"
Вот оно... Дэвис ощутил под ложечкой пустоту: так бывало всегда, когда он
чувствовал себя виноватым перед боссами. "Недосмотрел..." Зал был похож на
котел, в котором неслышно, но явственно поднималось давление. Надо было
открывать клапан.
  Президент объявил перерыв.
  Боссы пожимали плечами. Мир без голода - это же катастрофа! Кто будет
работать? Стирать белье, чистить клозеты? Непостижимо! Изобретатель -
маньяк или опасный преступник.
  Но другие хлопали Мэкензи по плечу:
  - Восхитительно! Как это вам удалось? Мир без голода - каково?
  - Морская вода содержит все элементы, - в десятый раз повторял ученый. -
Составляем программу для счетной машины - белковый код. При помощи системы
полей машина создает биомолекулы, расставляет их в должном порядке и
образует продукты: вишни, мясо, зерно.
  - Можно создать цветы? - спрашивает юная девица.
  - Можно, - отвечает ученый.
  - И масло?
  - И хлеб?
  - Это чудовищно - бесплатный хлеб! - Мэкензи ловит на себе взгляд, полный
ненависти.
  - Он сумасшедший? - спрашивают об изобретателе.
  - Марксист... - шипит кто-то, потеряв от волнения голос.
  - Мир без голода - анархия тунеядцев! - горячо подхватывает Макгрегор,
директор Бостонского пароходства. - Этого нельзя допустить!
  - Ваше мнение, мистер Торквилл?
  - Нам показали удивительный фокус, - жестко щурит глаза директор
Центрального банка. - Что и говорить, Мэкензи сотрудник "Кемикл
америкен".Но ведь, - Торквилл вкрадчиво понижает голос, - любое его
открытие - собственность корпорации.
  Собеседники Торквилла понимающе кивают. На лицах - усмешка.
  Мэкензи стоял в растерянности. Он видел, что его доклад вызвал
удивительную реакцию. Взгляд ненависти сказал ему больше, чем деланные
восторги.
  Вишневая ветка лежала рядом с померкшей вазой. Две-три ягоды были
раздавлены, кровоточили, на ученого смотрели десятки глаз, и все они
говорили: не жди пощады.
  - Вы еще хотите что-нибудь добавить, мистер Мэкензи? - раздался голос
Дэвиса.
  - Нет!
  Ученый стал лихорадочно собирать свои бумаги.
  3
  Когда наутро Мэкензи поднимался в свой кабинет, табло объявлений уже
приглашало его зайти к шефу.
  Мэкензи опустился в кресло напротив Дэвиса, папку с докладом положил себе
на колени.
  - Доброе утро, Роберт, - приветствовал его шеф и подал ему чек.
  Мэкензи машинально взял чек, взглянул на сумму и спросил:
  - Это подкуп?
  - Выкуп, - так же коротко сказал Дэвис.
  Мэкензи положил чек на стол:
  - Мало? - спросил президент.
  - Вы думаете, что деньги... - начал Мэкензи.
  Президент усмехнулся:
  - Послушайте, Роберт, вашего согласия ведь и не требуется. Вы связаны
контрактом, дали расписку, что любое открытие, сделанное в стенах "Кемикл
америкен" и в ее лабораториях, - собственность корпорации. Это же проще
простого.
  Мэкензи молчал.
  - Вы сделали открытие, - продолжал Дэвис. - Ценное открытие, Роберт. -
Президент говорил почти искренне, давая понять, что сочувствует ученому и
даже в какой-то мере разделяет его идеи. - Ввиду его особой ценности, -
Дэвис сделал ударение на слове "особой", - корпорация находит нужным
выдать вам премию. Считайте эту сумму премией, Роберт. Обо всем остальном
позаботится "Кемикл".
  - Корпорация не намерена использовать открытие?
  - Пока... - Дэвис отвел взгляд.
  - Но я сделал открытие не для "Кемикл америкен", а для всего человечества!
  - Я знал, что вы это скажете. Но к чему громкие слова? Человечество, мир
без голода... Человечество - это не только миллионы голодных ртов, орущих
на демонстрациях. Человечество - это и вчерашний актовый зал. Сильные мира
сего! Они не хотят вашего изобретения. Возьмите чек.
  - Значит, это все-таки подкуп.
  - Премия.
  - Я хочу накормить миллионы голодных ртов.
  - Утопия, Роберт!
  Мэкеyзи встал и швырнул папку на стол президента "Кемикл америкен". Затем
повернулся и вышел из кабинета.
  Чек на 100 миллионов долларов остался лежать на середине стола.
  Возмущение душило его: решили подкупить, вырвать из рук открытие!..
Напротив "Кемикл" стеклобетонной громадой высилось здание "Калифорнийского
бюллетеня", респектабельного издания с тиражом в четыре миллиона
экземпляров.
  План родился мгновенно, и также мгновенно Мэкензи уверовал в этот план.
Надо опубликовать доклад, размножить его в миллионах печатных строк! Пусть
знают люди, что мир без голода не выдумка. Голубая чаша будет в каждой
семье, он, Мэкензи, уверен в этом. На миг перед его мысленным взором
встали юные Лед и Эда. Это придало ученому решимости.
  Мэкензи пересек улицу и вошел в подъезд "Калифорнийского бюллетеня".
  Редактор Гаррисон встретил его на пороге своего кабинета:
  - Мистер Мэкензи? Чем могу быть полезен?
  Гаррисон был на вчерашнем докладе в "Кемикл америкен" и с первого взгляда
понял, что нужно Мэкензи в редакции.
  - Надо опубликовать в "Бюллетене"...
  - Ваше открытие, не так ли? - подсказал Гаррисон.
  - Да, мистер Гаррbсон.
  - Чтобы привлечь общественный интерес к вашей идее?
  - Совершенно верно.
  - И этим вызвать нашу катастрофу, - не меняя тона, заключил Гаррисон.
  - Как так?..
  - Мистер Мэкензи, не будьте наивны. "Бюллетень" не пойдет против "Кемикл
америкен" и тех, кто стоит у нее за спиной. Я не хочу быть раздавленным.
  - Но - польза для человечества.
  - Прощайте, Мэкензи. Рад был вас повидать.
  Мэкензи не успел опомниться, как уже стоял на ступеньках подъезда. Первый
выпад не в его пользу. Но это не обескуражило ученого, наоборот,
ожесточило. Пусть так, мистер Гаррисон, оставим в покое ваш "Бюллетень". В
мире есть другие издания.
  Через полчаса Мэкензи вошел в редакцию газеты "Утро и вечер" и попросил
секретаря доложить о нем редактору Крафту.
  Крафт не присутствовал на докладе ученого в "Кемикл америкен". Он не
обладал в обществе таким весом, чтобы получить пригласительный билет с
золотом. Газега теряла читателей, тираж сокращался. Крафт стоял на краю
пропасти.
  Выслушав Мэкензи, он испугался ученого как выходца с того света.
  - Помочь вам! Помочь вам! - воскликнул он. - Опубликовать открытие.
  Волчьим нюхом Крафт чуял, что привести ученого к нему могла только неудача
в других газетах. Мэкензи пытался поднять бунт. Поддержать Мэкензи -
значит рисковать собственной головой.
  - Помочь вам!.. - все еще продолжал восклицать Крафт. Но вдруг глазки его
засветились неожиданной мыслью. - Помочь. А ну, повторите еще раз сущность
открытия.
  Мэкензи терпеливо разъяснил главные идеи и перспективы изобретения.
  - Мир без голода!.. - констатировал Крафт. - Дайте мне подумать до завтра,
мистер Мэкензи. Завтра утром я напечатаю все, что вы рассказали, или не
напечатаю ни строчки. До завтра.
  Едва за Мэкензи закрылась дверь, Крафт схватил телефонную трубку. Этот
дурак ученый дал ему такой козырь! Такой козырь!..
  На следующий день "Утро и вечер" вышла под сенсационной шапкой: "Внимание!
Фантастика или действительность? Роберт Эмиль Мэкензи предлагает получать
продукты питания из океанской воды. Еще раз: фантастика или
действительность? Перспективы грандиозны!"
Дальше в листке сообщалось - очень туманно и сбивчиво - об открытии
профессора Мэкензи, о благах, которые принесет оно человечеству. Почему бы
и нет? Океан - колыбель жизни. Океан растворяет вещества, из которых при
нашем уровне техники можно получать продукты питания.
  Внизу крупным шрифтом было напечатано: "СЛЕДИТЕ ЗА ДАЛЬНЕЙШИМИ
СООБЩЕНИЯМИ!"
Мэкензи боролся за свое открытие, хотел привлечь внимание общественности.
Кажется, в лице Крафта и его газеты он нашел, наконец, союзника.
  Но это только казалось ученому. События развивались своим чередом и шли
неведомыми Мэкензи путями. Выступив против тех, кого Дэвис называл
сильными мира сего, Мэкензи даже первый ход в игре сделал неправильный.
  Не прошло суток, как его надежды развеялись.
  Вечером листок Крафта вышел с новыми заголовками: "Фантазия! Просим
читателей извинить за небольшую мистификацию. Открытие мистера Мэкензи -
фантазия чистейшей воды! Ученый оказался невменяемым!"
Крафт потирал руки. Десять часов назад листок "Утро и вечер" дышал на
ладан, издателю грозило полное разорение. В таком капкане стоило пойти на
шантаж и встряхнуть сейфы "Кемикл америкен". Корпорации нужно замолчать
открытие Мэкензи? Пусть она за молчание платит! Крафт почти не рисковал.
Газета и так стояла на краю гибели. Но он выиграл! Два миллиона долларов
перетекли из карманов заправил "Кемикл америкен" в его несгораемый шкаф.
Два миллиона за три слова: "Фантазия чистейшей воды". За эту сумму можно
придумать и не такое.
  4
  Неделю спустя высокий седой человек остановил открытый кабриолет на
обочине заброшенного шоссе милях в шестидесяти от Бойси - на юге штата
Айдахо. Это был Роберт Эмиль Мэкензи. Распахнув дверцу и сойдя на шоссе,
он вынул из-под сиденья машины небольшой серебристый цилиндр.
  В поле стояла тишина. Бесконечный ковер пшеницы добегал до холмов и,
перемахнув их, скрывался за ними. Две-три группы деревьев казались
островами в светло-зеленом море. Эти деревья - все, что осталось от
отцовской фермы. Мэкензи взошел на холм к деревьям. Старые, обглоданные
непогодой и временем, они стояли большим четырехугольником. Когда-то это
был двор. Сейчас здесь росла молодая трава, пересыпанная цветами, и только
крапива, там и тут поднимавшаяся темноватыми зарослями, отмечала места,
где были конюшни, коровники. Мэкензи прошел в один из углов
прямоугольника, обозначенного деревьями, туда, где раньше был расположен
дом. Нагнулся, потрогал камни рукой, попытался выворотить один из них.
Открылась узкая щель. Здесь был когда-то небольшой лаз под домом, куда
ныряли кошки. Чтобы расширить щель, Мэкензи пришлось отвалить еще один
камень. Показалось углубление, надежно скрытое в старом фундаменте. Вынув
из кармана серебристый цилиндр, Мэкензи положил его в углубление, засыпал
землей и, не торопясь, заложил камнями. Потом он отер рукавом пот со лба -
работа утомила его, - сел на фундамент и сказал:
  - Если вы рядом, вы знаете, куда я спрятал открытие.
  Казалось, он разговаривает сам с собой, как многие пожилые люди. Но
Мэкензи верил, что в эту минуту рядом с ним Лед и Эда. Хотел верить.
События недели отодвинули встречу. Да и была ли она? Может, все это сон?
  - Я проиграл, - сказал опять вслух Мэкензи, - но не жалею о том, что
сделал.
  Он действительно проиграл. Его уволили из "Кемикл америкен", у него отняли
открытие. В печати его объявили сумасшедшим. Но как знать? Может быть,
люди когда-нибудь найдут цилиндр с формулами и схемами. И тогда мир будет
купаться в изобилии.
  Мэкензи спустился с холма, не оглядываясь, пересек поле и сел в машину.
  Через час он был на Тихоокеанском шоссе, влился в бесконечный поток
автомобилей.
  - Мы еще повоюем, - говорил он себе.
  Можно выступать в залах, на площадях - нести правду о своем открытии всем.
  Спидометр показывал сто двадцать. Чувство легкости охватило Мэкензи, будто
он летел на крыльях.
  - Мы еще... - повторил он, но на этот раз не окончил фразы: перед ним
возникло что-то огромное, блеснувшее никелем и стеклом. Мозг пронзила
ослепительная молния.
  Но прежде чем погасло сознание, Мэкензи вспомнил, что сегодня 13 июня,
пятница - несчастливый день. Где он видел эту дату?
  В этот день газета Крафта "Утро и вечер" вышла с портретом Мэкензи в
черной рамке. Это была единственная газета, отозвавшаяся на смерть
ученого. Не потому, что отдавала дань уважения, просто листок нуждался в
сенсациях. Над портретом стояла надпись: "Сумасшедший Мэкензи покончил с
собой". Внизу под портретом стояла дата - 13 июня, пятница.
  В заметке Крафта все было ложью. Мэкензи не сошел с ума и не покончил с
собой. В "Кемикл америкен" узнали о смерти ученого через несколько минут
после того, как грузовик налетел на хрупкий кабриолет. Несчастный случай?
Да еще тринадцатого числа? Вполне естественно.
  В тот же день шоферу-гангстеру из кассы "Кемикл" было выдано семьсот
долларов. По сравнению с двумя миллионами Крафта - пустяк.
  Об авторе
  Грешнов Михаил Николаевич. Родился в 1916 году в Ростовской области.
Окончил Краснодарский педагогический институт. Долгое время работал
сельским учителем, директором средней школы. Начал публиковаться в конце
50-х годов в местных издательствах. Главная тема ею первых рассказов и
очерков - жизнь советской деревни. В последние годы автор пишет в жанре
научной фантастики, недавно принят в члены Союза писателен СССР. Автором
опубликовано помимо многих отдельных рассказов и очерков четыре сборника
произведений реалистического и фантастическою жанров. В нашем издании
выступал дважды. В настоящее время работает над новым сборником
фантастических рассказов.
  На суше и на море - 72: Фантастика