OCR  UGRA-2001
     Татьяна ГРАЙ 
     ТАХИОНА
     I
     Цепочка  атоллов  сверху  выглядела,  как  брошенная  небрежно  горстка
конфетти.  Шестой атолл,  если считать от севера к  югу,  не был заселен,  и
Винклер  предполагал устроить  лагерь  именно  на  этом  атолле,  называемом
местными    жителями   Ки-Нтот.    Разведгруппа,    предварившая   появление
исследователей на Талассе, тоже обосновывалась на этом симпатичном бублике с
нарядной пальмовой рощей.  Хотя местные не  посещали атолл,  никаких табу на
нем не было,  и Винклер рассчитывал, что вождь племени сургоров, Дек-Торила,
не станет возражать против устройства базы исследователей на Ки-Нтот.
     Шлюпка подошла к  атоллу,  находящемуся несколько в стороне от основной
цепи  островов,  -  вожди  сургоров всегда  предпочитали жить  уединенно,  и
Дек-Торила следовал обычаю предков,  лишь  один  раз  в  пять  дней  посещая
какой-либо атолл.  На  каждом из семи населенных сургорами островов был свой
глава,  и  этот глава ежедневно посылал к  вождю гонца с  отчетом о  дневных
делах.  Атоллы  располагались довольно близко  друг  к  другу,  лишь  остров
Дек-Торилы отделяла от остальных широкая полоса воды.
     Винклер  и  Сергиенко,  проскочив рифы  и  вытащив   шлюпку  на  песок,
направились к  дому  вождя -  своеобразному строению из  пальмовых стволов и
обломков коралловых глыб.  Перед домом,  в тени окружавших его пышных пальм,
сидел, подремывая, охранник - молодой абориген, одетый в "форму", означавшую
его близость к вождю, - плохо отбеленную накидку из грубой ткани.
     Услышав скрип песка,  воин вскочил и  уставился на приближающихся людей
громадными зелеными глазами.
     - Хех, - выдохнул он, - это вы? Вернулись? 
     Он принял их за разведчиков, работавших на Талассе полгода назад.
     - Желаю тебе иметь много детей,  рыбы и  орехов,  -  поздоровался с ним
Винклер.  -  Нет,  мы не те,  что были здесь. Мы другие, из того же племени.
Можно увидеть вождя? 
     Воин встряхнулся,  сбрасывая остатки полуденной лени,   подобрал копье,
валявшееся на песке, подумал и сказал:
     - Желаю и вам удачи. А вождь... сейчас узнаю, кажется, он спит.
     И охранник ушел в дом.
     - Красивая раса, - сказал Сергиенко, глядя ему вслед. - Вот только цвет
у них странный.
     Действительно,  с  непривычки местные жители могли  показаться больными
какой-то скрытой болезнью -  их кожа имела коричневато-серый тон.  Но это не
мешало сургорам быть красивыми -  стройные,  зеленоглазые, с мягко вьющимися
волосами,  они держались с  достоинством уважающих себя людей.  И работать с
ними было легко, судя по данным разведки.
     Не прошло и пяти минут, как воин показался в дверях, взмахнул рукой:
     - Идите сюда, розовые. Дек-Торила ждет вас. 
     Винклер и  Сергиенко вошли.  Сразу  за  дверью  располагалось небольшое
квадратное помещение -  нечто  вроде  парадной приемной,  в  глубине которой
возвышался своеобразный трон  -  водруженная на  постамент резная деревянная
скамья без спинки. Дверь позади скамьи вела во внутренние помещения. Винклер
и Сергиенко остановились посреди комнаты,  и почти сразу же в приемную вышел
вождь сургоров, Дек-Торила.
     Вождь  был  человеком очень  высокого  роста,  стройным  и  подтянутым,
несмотря на  преклонный возраст.  Длинные темные  волосы  падали  волной  на
плечи,  подчеркивая снежную белизну накидки.  Кожа Дек-Торилы почти не имела
коричневого оттенка,  и  на  темно-сером  лице  зеленые глаза сверкали,  как
оправленные в графит изумруды.
     - Желаю удачи тебе и твоему племени, - сказал командир, слегка наклонив
голову, - желаю твоему дому цвести и богатеть.
     Вождь внимательно выслушал приветствие, не удивившись тому, что чужаки,
прибывшие невесть откуда,  говорят на  его  языке,  -  или  не  сочтя нужным
показывать свое удивление.
     - Желаю и вам удачи,  -  ответил он обязательной  фразой. - Что привело
вас ко мне?
     - У нас к тебе просьба,  -  сказал Винклер.  - Разреши нам на небольшое
время поселиться на Ки-Нтот. Мы хотим познакомиться с твоим племенем - если,
конечно, ты не возражаешь.
     Вождь едва заметно пожал плечами.
     - Ки-Нтот - пустой остров. Живите, сколько вам захочется.
     Винклер поблагодарил Дек-Торилу,  и  на  этом аудиенция была закончена.
Вождь не задал ни одного вопроса -  казалось, его совершенно не интересовали
розовокожие незнакомцы, свалившиеся с неба, - как, впрочем, не удивило его и
появление первой группы землян на Талассе.
     Разведка  обнаружила  Талассу  (Лацца,  В-72)  полгода  назад.  Планета
оказалась до такой степени схожа с Землей,  что разведчики не были удивлены,
когда  на  островах возле  южного тропика встретились с  местными жителями -
племенем сургоров (что значило "поднявшиеся над  невзгодами").  Сургоры были
людьми красивыми и  гордыми,  но  разведку в  основном заинтересовало полное
отсутствие у местных жителей любопытства к чужакам.  Разведгруппа пробыла на
Талассе около месяца,  изучая язык  и  обычаи.  Равнодушие сургоров к  новым
людям объяснилось в конце концов просто - когда-то на островах жило еще одно
племя,  но потом произошел конфликт,  и люди с более светлой кожей построили
лодки и уплыли.  Куда -  неизвестно, утверждали сургоры. И островитяне якобы
приняли  разведгруппу за  прежних  своих  соседей.  Разведчики обшарили  всю
планету,  но  нигде больше им  не  удалось обнаружить людей,  -  заселенными
оказались  только  коралловые острова  в  тропической зоне  океана,  острова
сургоров и  еще трех племен.  Но на побережье единственного материка Талассы
найдены были следы поселений.  Куда подевались жители,  разведчикам выяснить
не удалось.
     Далее.  Во  время  пребывания разведгруппы на  Талассе имело место одно
чрезвычайное происшествие.
     Разведчик Анен Сима направился на атолл Та-Вик,  где жил колдун племени
сургоров,  Карпацико-тин,  с двумя своими учениками. Когда Анен Сима выходил
из шлюпки на берег,  он внезапно ощутил сильную головную боль,  длившуюся не
более секунды,  -  и  в  тот же миг что-то случилось с его глазами.  Исчезли
краски,  он  стал  видеть все  в  черно-белом цвете,  как  на  плохой старой
фотографии.   Анен Сима решил все же найти колдуна и побеседовать с ним,  но
колдуна не оказалось дома,  - очевидно, он в это время находился на каком-то
другом атолле,  где  понадобилась его  помощь (колдун,  естественно,  был  и
лекарем).  Анен Сима,  обойдя остров и  не  обнаружив ни Карпацико-тина,  ни
учеников,  вернулся к  шлюпке.  Но  едва он вышел на прибрежную полосу,  как
вновь почувствовал сильную боль в висках, и цветоощущение восстановилось.
     Обследование на  корабле  показало,  что  Анен  Сима  абсолютно здоров,
никаких соматических или  нервно-психических отклонений от  нормы не  имеет.
Значит, причина внезапного расстройства зрения скрывалась на острове Та-Вик.
Осторожные расспросы местных  жителей дали  несколько неожиданный результат.
Сургоры утверждали,  что ничего необычного не произошло, а просто, наверное,
розовокожий причалил возле скрытого в  песке гнезда тахи и наступил на,  это
гнездо. Кстати, выяснилось также, что колдун в это время был дома, - но Анен
Сима утверждал категорически, что дважды заходил в дом,  обошел остров, звал
колдуна, - и твердо убежден в том, что на острове никого не было.
     И,  наконец,  перед самым отлетом разведгруппы с  Талассы метеоавтоматы
корабля дали предупреждение о  тайфуне,  идущем к коралловой цепи и грозящем
смыть  сургоров  с  лица  Талассы.  Разведчики  попытались убедить  вождя  в
необходимости покинуть острова,  предлагая переместить сургоров - хотя бы на
время урагана - на материк. Но вождь на все уговоры только пожимал плечами и
не желал вдаваться в объяснения. А разведчиков прогнал, приказав им покинуть
его владения.  Поскольку вождь, естественно, не мог предположить, что чужаки
переждут тайфун за  облаками,  это  означало,  что он  послал их  на  верную
смерть, поскольку в океане во время бури невозможно продержаться в шлюпках.
     Что  происходило во  время  двухдневного буйства  урагана на  островах,
никакая аппаратура проследить не  могла,  -  невероятных размеров горы  воды
рушились на  острова,  ветер  со  скоростью до  девяноста метров  в  секунду
проносился над коралловой цепью,  -  казалось,  что ничего живого на атоллах
остаться не может.  Но... когда ураган прекратился и разведчики вернулись на
Талассу -  оказалось, что сургоры чувствуют себя прекрасно, ни одна из хижин
не  разрушена,  ни  одна из  пальм не погибла,  -  и  даже малая травинка не
пострадала в крохотном королевстве Дек-Торилы. И вождь ничуть не был удивлен
возвращением разведчиков,  лишь в разговоре с ними обронил фразу:  "Вы не те
розовые..." Разведчики пришли к выводу, что, приказывая им покинуть острова,
вождь хотел лишь сохранить тайну спасения от ураганов.  (Лагерь землян  тоже
не пострадал, ни домик, ни ангар не были повреждены).
     Разведгруппа  отбыла,  оставив  автоматический наблюдатель,  и  теперь,
через    полгода,     на    Талассе    появились    исследователи.    Данные
спутника-наблюдателя свидетельствовали о том,  что тайфуны,  цунами и прочее
черт-те  что  обрушивалось на  коралловые цепи регулярно -  и  тем не  менее
аборигены жили на атоллах уже сотни лет.
     Группа Винклера весь  день  занималась устройством на  Ки-Нтот.  Лагерь
обнесли защитной линией с  расчетом на тайфуны,  в лагуне устроили ангар для
шлюпок,  -  изготовление этих шлюпок потребовало от сотрудников технического
отдела Института немалой изобретательности,  но  зато  внешне эти  маленькие
симпатичные суденышки ничем не отличались от лодок сургоров.  Правда, членам
экспедиции на Талассу неясно было, зачем понадобилась такая имитация, - ведь
лагерь устраивался без всякого камуфляжа,  ангар выглядел вполне современно,
да и корабль,  серебристый компактный "Эскор",  стоял тут же, рядом, на краю
пальмовой рощи.  Врач экспедиции,  Эмиль Юлианович Ланской, предполагал, что
шлюпки построены таким образом специально для развлечения исследователей,  -
как повод к проявлению остроумия.
     Исследователи должны были  познакомиться с  историей местных племен,  а
также разобраться в  том,  как они могли выжить в  столь необычных условиях,
что  происходит на  островах во  время штормов и  почему погибли светлокожие
люди,  уплывшие в  давние времена на материк.  В  Центральном Совете полгода
назад сообщение о  Талассе вызвало бурю эмоций -  некоторые из членов Совета
ударились в  панику,  считая,  что островитяне на  Талассе выжили до сих пор
буквально чудом,  и что любой новый тайфун может уничтожить их,  -  а потому
необходимы срочные спасательные операции,  переселение людей  с  островов на
материк... В общем, группа Винклера должна была сидеть на Талассе до полного
выяснения обстоятельств.
     Последним пунктом исследования считались тахи.  Что  это  или кто это -
разведчикам узнать не  удалось,  потому что  после  первого и  единственного
упоминания о  тахи местные жители словно в  рот воды набрали.  Но  поскольку
аборигены -  все четыре племени,  говорящие на сходных языках, называли свои
острова Тахионой -   домом тахи -  то, без сомнений, тахи представляли собой
нечто очень и очень важное.
     Тронхэйму много  раз  приходилось работать в  подобных экспедициях,  но
никогда еще он не сталкивался с  такой странной культурой.  Правда,  Ипполит
Германович мог  судить о  ней  пока  лишь по  данным разведки,  но  даже эти
скудные данные заставляли социопсихолога задуматься.  Вопрос о том, почему и
каким  образом островитяне вообще могли выжить в  зоне  постоянных тайфунов,
Тронхэйм оставлял пока в  стороне,  -  с этим разберутся без его помощи.  Но
почему сургоры,  в   прошлом прекрасные,  судя по  их лодкам,  мореходы,  не
испытывают желания узнать,  что скрывается за  пределами их крохотного мира?
Ведь им известно о существовании материка, и когда-то их сородичи, влекомые,
очевидно,  естественной для мыслящего существа жаждой узнать новое, покинули
острова,  чтобы взглянуть на  дальний берег.  И  погибли,  кстати.  Но  не в
океане,  потому что  следы их  пребывания на  материке найдены.  Может быть,
сургоры знают,  что на  материке их  ожидает опасность?  Но какая?  И  каким
образом они  узнали  о  ней?  Если  же  у  островитян просто отсутствует так
называемый познавательный рефлекс -  то  каким чудом их  занесло на острова?
Или это -  разум-эндемик? Разведчики мимоходом упомянули в отчете о том, что
у сургоров есть профессиональные сказители,  хранители легенд и мифов,  -  и
Тронхэйм  предполагал  в   первую   очередь  разыскать  такого  сказителя  и
попытаться на основе легенд хотя бы отчасти разобраться в  истории сургоров,
- потому  что,  не  зная  прошлого народа,  нечего  и  пробовать понять  его
настоящее.  Но  начать нужно с  Карпацико-тина,  колдуна.  Наверняка без его
одобрения ни один сургор не станет откровенничать с  чужаками,  -  во всяком
случае, так бывает в большинстве племенных культур, и вряд ли Таласса в этом
отношении представляет собой исключение.
     Рано утром, перед самым восходом Лаццы, Тронхэйм вывел из лагуны шлюпку
и  отправился на  атолл Та-Вик,  где  жил вместе со  своими учениками колдун
племени сургоров Карпацико-тин.  Шторм  ожидался не  ранее  конца  следующей
недели,  и поэтому Винклер предложил исследователям максимально использовать
спокойный период.  Сам  Винклер  оставался в  лагере,  Сергиенко должен  был
попытаться еще раз поговорить с  вождем,  а Ланской и  Скрибнер намеревались
на  "летучке" отправиться на  материк,  чтобы осмотреть развалины прибрежных
поселений.
     Тронхэйм вел шлюпку на  малой скорости,  и  острова неспешно проплывали
мимо, - на фоне светлеющего неба, чистого и далекого, вырисовывались силуэты
роскошных пальм и  островерхих крыш.  Спокойная гладь воды  расстилалась без
конца и  края,  время от  времени на  поверхность всплывали яркие светящиеся
рыбки -  и шарахались в глубину, ощутив приближение шлюпки. Но вот справа на
горизонте появилась огненная  полоска,  Лацца  взошла,  разбросала лучи  над
океаном, - и сразу стало жарко.
     Шлюпка  ткнулась  носом  в  белый  песок;   Тронхэйм  вышел  на  берег,
осмотрелся.  Дом  колдуна стоял на  правой стороне атолла,  и  возле дома не
росло  ни  одной пальмы;  зато  слева остров сплошь покрывала огромная роща.
Тронхэйм подумал,  что это не совсем обычно,  -  местные жители предпочитали
строить дома именно под  пальмами,  чтобы пышная листва смягчала тропический
зной.  Однако Карпацико-тин, очевидно, жары не боялся. Строение само по себе
ничем не  отличалось от  домов сургоров на остальных атоллах:  шестиугольное
основание,  стены  выложены из  пальмовых стволов  и  глыб  кораллов;  узкие
горизонтальные окна; крыша поднимается высоким конусом, и листья, образующие
кровлю,  связаны вверху  толстым жгутом  травы.  Но  жилище колдуна имело  и
отличие.  К  нему  примыкала  высокая  белая  стена,  огораживающая  большое
пространство позади  дома.  О  стене  в  отчете разведки не  упоминалось,  -
видимо, этот факт сочли малозначащим.
     Тронхэйм подошел к  двери -  она  была слегка приоткрыта -  и  окликнул
негромко:
     - Есть кто-нибудь, эй?!
     Внутри послышались мягкие шлепающие шаги,  и  вышел  один  из  учеников
знахаря,  - мальчишка лет пятнадцати, хмурый, лохматый, в коричневой рубахе.
Он прищурился, рассматривая Тронхэйма, поздоровался и сказал:
     - Ты к Карпацико-тину? Он занят.
     - А когда он сможет поговорить со мной? - спросил Тронхэйм.
     - Не знаю, - отрезал ученик и ушел в дом. 
     Тронхэйм решил  погулять немного  по  острову,  а  потом  вернуться,  -
возможно,  Карпацико-тин,  освободится  скоро.  Обойдя  неторопливо  лагуну,
социолог вошел в рощу.  Пальмы, увешанные ярко-красными и зелеными гроздьями
овальных орехов,  росли здесь близко друг к  другу,  листья их  образовывали
сплошную крышу,  и  в  роще было не  то чтобы прохладно,  а  вполне сносно -
палящие лучи не проникали сквозь зеленый покров.
     Ипполит  Германович прошелся по  роще,  рассматривая пальмы,  -  больше
смотреть было не на что.  Песок,  мохнатые стволы...  тишина. Птицы молчат -
жарко.  Тронхэйм уселся на песок,  прислонившись спиной к мягкому стволу,  и
стал смотреть вверх. Орехи среди темно-зеленых листьев напоминали гигантские
гроздья  винограда.   Тронхэйм  думал  о  том,  что  жизнь  на  островах,  в
тропическом климате,  течет спокойно и  лениво,  и  если  исключить ураганы,
сургорам не о  чем беспокоиться.  И  не к  чему стремиться.  Орехи созревают
круглый год,  рыбы в  лагунах и вокруг островов огромное количество,  и все,
что  нужно  для  такой  вот  убогой  растительной жизни,  дается без  труда.
Сургоры,  как,  впрочем,  и  остальные племена,  живущие на островах,  редко
выходят в  открытый океан,  -  только раз в три года,  когда между племенами
происходит обмен невестами,  - а вообще самое дальнее путешествие - с одного
острова на другой.  Но лодки сургоров способны выдержать,  и более серьезные
испытания,  нежели переход с атолла на атолл.  Как сургоры научились строить
такие  суда,  зачем?  Наверняка раньше они  были  путешественниками.  И  что
все-таки происходит на островах во время ураганов?..
     Скрипнул песок,  и Тронхэйм обернулся. Колдун стоял сзади, в нескольких
шагах, смотрел внимательно на Ипполита Германовича. Тронхэйм вскочил.
     - Желаю тебе...  - начал было он приветственную фразу, но Карпацико-тин
перебил его, не дав договорить:
     - Желаю и тебе удачи.
     Тронхэйм замолчал. Колдун тоже помолчал немного, потом спросил:
     - Ты хотел со мной говорить. Зачем? О чем?
     - Да,  я хотел поговорить с тобой, - Тронхэйм выбирал слова не спеша. -
О чем? Право, не знаю. Может быть, о жизни, вообще о жизни? Зачем? Наверное,
чтобы понять вас...
     - А  зачем тебе понимать нас?  И  что ты  хочешь узнать о  нашей жизни,
розовый?  -  колдун говорил ровно, спокойно, ни одна черточка на его лице не
дрогнула, однако Тронхэйм ощутил скрытое напряжение.
     - Ты можешь не говорить ни о чем, если не хочется, - выразительно пожал
плечами социолог. - Это дело твое, и ты вправе отказать пустому любопытству.
Просто я  подумал -  раз уж  мы  оказались на  ваших островах,  почему бы не
познакомиться поближе?  И потом,  ты не совсем верно понял меня, - точнее, я
просто не успел договорить. Я хотел послушать ваши сказания, только и всего.
И думал, что ты поможешь мне в этом.
     - Сказания?  -  колдун слегка поднял брови,  в зеленых глазах мелькнуло
недоумение.   -   Сказания...  -  Карпацико-тин,  казалось,  обдумывал,  что
скрывается за просьбой чужака,  и не опасно ли рассказывать пришлому легенды
сургоров. В конце концов он, видимо, решил, что ничего страшного в этом нет.
     - Пойдем,  -  сказал он Тронхэйму,  -  пойдем ко мне,  будем говорить в
доме. Мне кажется, тебе непривычно у нас, жарко, так?
     - Так, - согласился Тронхэйм. - Действительно, жарковато.
     Они пошли по краю лагуны,  не спеша,  и Карпацико-тин сначала молчал, а
потом, когда они прошли почти половину пути, спросил вдруг:
     - А там, где вы живете, не так жарко?
     - У нас днем - как у вас ночью, - сказал Тронхэйм.
     - Холодно,  -  покачал головой Карпацико-тин,  -  наверное,  поэтому вы
такие бледные.
     - Но ведь у вас тут,  на островах, раньше тоже были такие люди, как мы,
со светлой кожей?
     Колдун остановился.  Посмотрел на Тронхэйма.  Хотел что-то сказать,  но
передумал. До самого дома он не произнес больше ни слова.
     "Так,  -  соображал Тронхэйм,  - похоже, колдун был уверен, что розовые
чужаки не  добрались до своего дома,  а  мы явились сами по себе,  ничего не
зная о сургорах...  Но теперь поздно делать вид, что мы в неведении..."
     В  доме  колдуна  стояли  вдоль  стен  выдолбленные из  коралловых глыб
сосуды,   наполненные  всякой  ерундой  -  сушеными  водорослями,  толчеными
ракушками и прочими необходимыми для лекарского ремесла вещами. Тронхэйм, не
проявляя внешне  своего  интереса,  осматривал комнату,  пока  Карпацико-тин
передвигал зачем-то  лавку  ближе к  окну.  Затем колдун предложил Тронхэйму
сесть и хлопнул в ладоши.  Из внутреннего помещения вышел давешний мальчишка
- все с  тем же  заспанным видом -  вынес две чашки,  сделанные из  скорлупы
орехов,  украшенные тонкой  нарядной резьбой.  В  чашках  оказался опалового
цвета напиток,  - и колдун предложил питье гостю. Тронхэйм отхлебнул немного
- жидкость  оказалась прохладной и  слегка  терпкой;  в  ней,  видимо,  были
тонизирующие вещества,  поскольку Ипполит Германович сразу почувствовал себя
гораздо лучше, словно и не провел несколько часов в тропической зоне.
     - А где твой второй ученик? - спросил Тронхэйм.
     - Работает,  -  коротко ответил Карпацико-тин и обратился к мальчику. -
Вот ты,  Рамо-лой, учишься рассказывать. Расскажи, откуда появились сургоры,
как живут. Расскажи гостю.
     Тронхэйму показалось,  что  колдун дал ученику какую-то  инструкцию,  -
едва  заметно  подчеркнул  слово  "гость",   едва  заметно  что-то  объяснил
глазами...  Рамо-лой  тут  же  сел  на  пол,  скрестив ноги,  и  без  всяких
предисловий заговорил монотонно, уставясь на носок башмака Тронхэйма:
     - Было море одно -  давно это  было,  много времени прошло,  стало морю
одному скучно.  Выплюнуло море сушу,  стало с  ней  разговаривать.  Немножко
веселее.  Долго так было -  опять стало скучно морю.  Выплюнуло море рыб,  а
суша родила зверей и деревья. А потом суша и море подумали и превратили двух
рыб в  людей.  Стали слушать,  о чем люди разговаривают...  Жили эти люди на
очень большом острове,  где много разных зверей и  деревьев,  и звали первых
людей Корилентио-лек и Матадиса-лар. И были у них дети...
     Тронхэйм слушал бормотание мальчика,  думая  при  этом,  что,  кажется,
система мифов о  происхождении жизни и  людей здесь общая для всех известных
планет,   населенных  гуманоидами,  и  само  представление  о  возникновении
человечества от  одной-единственной первопары (вышедшей к  тому же  из воды)
сохраняется везде с удивительным постоянством.  Рамо-лой говорил гладко, без
запинок, - видно было, что рассказ он давно заучил наизусть и произносит его
бездумно, нанизывая слова на нить примитивного сюжета совершенно машинально.
     - ...Сургоров было много;  и таритов, тех, что родились от второго сына
Корилентио-лека, тоже было много, и тех, что родились от третьего сына, тоже
было много - они звались лоросами...
     "Так,  -  соображал Тронхэйм,  -  сейчас рядом, на островах, существует
четыре племени,  и в рассказе учтены только они,  как происшедшие от четырех
сыновей первого человека... сургоры - от старшего сына... Но это значит, что
племена живут на островах достаточно давно,  легенды отстоялись, практически
исключив то,  что было прежде...   а прежде был один "очень большой остров".
Видимо,  не случайно у сургоров такие лодки, - способные выдержать серьезное
морское путешествие. Но почему они ушли с материка?"
     - ...А еще были розовокожие, - услышал вдруг Тронхэйм, и сосредоточился
на рассказе мальчика.
     - ...розовокожие, которые родились от младшей дочери  Корилентио-лека и
дикого анаталта. Их считали младшими братьями, и когда...
     Тронхэйм уловил едва ощутимую заминку в рассказе, словно Рамо-лой забыл
какое-то слово,  мгновенно подобрал другое, вполне подходящее, но - не то...
Ипполит  Германович взглянул на  колдуна.  Карпацико-тин  сидел  неподвижно,
полузакрыв глаза,  и,  казалось,  не  обратил внимания на  крохотную паузу в
повествовании.
     - ...И когда четыре племени решили уйти с большого острова, розовокожих
взяли с собой...
     "Почему -  решили уйти с большого острова?" - Ипполит Германович понял,
что  пауза в  рассказе вызвана тем,  что мальчик пропустил часть легенды,  и
стало ясно,  что имел в виду колдун, говоря: "Расскажи ГОСТЮ". Причины ухода
с  материка посторонних явно не касались.  Но если сургоры приняли землян за
тех самых розовокожих,  которые отбыли когда-то  с  атоллов на  материк,  то
какой  смысл  скрывать  причину  переселения  на   острова?   Ведь   прежние
соплеменники знают ее.  Значит,  есть  что-то  еще.  Возможно,  наоборот,  -
сургоры сразу поняли, что земляне - совсем другие розовокожие?
     - ...были упрямы и непослушны,  кровь дикого анаталта,  буйная, темная,
говорила в них своим языком.  И розовым стало тесно,  они захотели вернуться
на большой-большой остров. И они взяли лодки, много еды, воду - и уплыли. Но
у них не было... - ученик вновь запнулся. На этот раз заминка продолжалась с
полминуты.  Мальчик  сосредоточенно смотрел  прямо  перед  собой,  обдумывая
дальнейшие слова.  Тронхэйм насторожился.  Тут уже пахло не  пропуском части
сюжета, а - заменой.
     - У них не было...  орехов, сок которых возвращает бодрость уставшим, и
они погибли среди большой соленой воды,  -  Рамо-лой посмотрел прямо в глаза
Тронхэйму и пояснил:  -  Их сожгли лучи Ди-талилы. - И продолжал, теперь уже
спокойно,  вернувшись в привычное русло повествования. - В те времена вождем
сургоров был Каси-гор, и он мудро правил...
     Тронхэйм подумал, что сургорам, похоже, неизвестно, что их соплеменники
все же добрались до большого острова.
     Закончив  рассказ,   Рамо-лой,   встал,   слегка  поклонился  и   ушел.
Карпацико-тин  взглянул  на   Тронхэйма,   ожидая  вопросов.   Но  Тронхэйм,
поблагодарив,  начал прощаться.  Колдун вышел вместе с  социологом.  Ипполит
Германович вновь обратил внимание на стену, примыкающую к дому, и спросил:
     - А зачем эта стена?
     - Не знаю, - отрезал Карпацико-тин. - Не я строил. 
     И вернулся в дом.
     II
     Скрибнер посадил  "летучку" неподалеку от  развалин поселения.  Ланской
вышел   первым.   Развалины  находились  недалеко   от   границы   джунглей.
Полузасыпанные песком стены  деревянных и  каменных домиков,  стоявших здесь
когда-то,  напоминали  неудачно  построенный лабиринт.  Сообщив  Винклеру  о
прибытии на место,  Скрибнер тоже выбрался из машины,  и они с Ланским пошли
по бывшим улицам, - поселение оказалось довольно большим. Автомат-разведчик,
шустро обрыскав все вокруг, сообщил, что насчитал сто двенадцать разрушенных
домов.  Поскольку разведка обнаружила не одно поселение,  а шесть, и, скорее
всего,  на материке были и  другие,  -  получалось,  что население Талассы в
относительно  недавнее  время   сократилось  почти  вдвое;   жители  планеты
сконцентрировались на островах в океане, а материк пуст.
     Джунгли  начинались  в  полукилометре от  развалин  -  вставали  сразу:
плотной стеной  возвышались деревья,  перевитые лианами.  А  возле  остатков
домов возвышалась пустошь,  лишь  кое-где  виднелись редкие кустики и  пучки
травы. Ланской и Скрибнер не спеша шли вдоль разрушенных стен; иногда, шурша
длинным хвостом по  песку,  пробегала ящерица,  потом вспорхнула из-за стены
некрупная птица -  и ничего и никого больше, тишина; лишь вдали слышался гул
океана.
     Начать раскопки решили в  одном из самых больших по размерам строений в
центре  поселения.   Автомат  врылся  в  песок  и  вскоре  извлек  несколько
треснувших глиняных горшков, потом - деревянную миску, потом еще груду вещей
домашнего обихода.  Предметы имели явное сходство с  теми,  что  до  сих пор
использовались в домах сургоров.
     - Похоже,  они  действительно прежде  жили  вместе,  -  сказал Ланской,
осматривая миски, стоящие на песке. Я говорю об островитянах и розовокожих.
     - Это я понял,  - довольно язвительно отозвался Скрибнер. - Посмотрим в
других домах?
     Они перешли на соседний квадрат - здесь от дома остался лишь фундамент,
стены разрушились почти полностью,  и только небольшой кусок каменной кладки
торчал на  южной  стороне основания.  Автомат сначала выкопал такую же  кучу
горшков,  как  и  в  первом доме,  а  потом глазам людей предстала несколько
неожиданная вещь,  -  во  всяком случае,  они  не  имели сведений о  наличии
подобных предметов у  сургоров.  Это  была  обожженная глиняная дощечка,  на
которой черной и  белой красками изображался стоящий на  одной ноге человек.
Скрибнер взял  табличку и  поцарапал рисунок маленьким камушком.  Краска  не
соскабливалась.
     - Любопытная штука,  -  сказал  Ланской  и,  показав табличку автомату,
приказал: - Ищи такое же.
     Автомат  занялся  поисками,   а   врач  и  Скрибнер  стали  внимательно
рассматривать  дощечку.   Размер   -   15х29,   изображение  расположено  по
горизонтали. Фигура человека - в центре. Человек стоит на одной ноге, поджав
под себя вторую,  руками обхватил голову,  смотрит вниз, на лице - выражение
ужаса.   Вокруг   фигуры  несколькими  штрихами  намечены  деревья.   Краски
напоминают эмаль. 
     - Амулет? - полувопросительно сказал Скрибнер. 
     - Петроглиф? - в тон ему сказал Ланской.
     - Или  что-то  третье?  -  глубокомысленно  произнес  Скрибнер,  и  оба
рассмеялись.
     Подошел автомат,  вывалил на  песок  груду  точно  таких же  табличек и
доложил,  что найдены они в  разных домах,  по одной штуке в доме.  Спросил,
нужно ли продолжать поиски.
     - Продолжай, продолжай, - отмахнулся от него Ланской, и автомат убежал.
     На всех табличках почти с  машинной точностью повторялось одно и  то же
изображение, в тех же черно-белых красках.
     - Все-таки  похоже на  амулеты,  -  сказал Ланской,   перебрав еще  раз
таблички. - Но от чего они должны охранять?
     - От чего-то в джунглях,  -  предположил Скрибнер.  - Иначе не стали бы
рисовать деревья.
     - Пройдемся над джунглями?  -  предложил Ланской.  - Посмотрим, а может
быть, и спустимся?
     - Над джунглями - отчего же нет, - сказал Скрибнер. - А вниз соваться -
ни боже мой.  Слишком мы с тобой налегке.  -  И Скрибнер свистнул,  подзывая
автомат. 
     Автомат не  замедлил явиться,  таща на  этот раз стопку табличек совсем
другой формы - круглых, диаметром около двенадцати сантиметров.
     - Найдены в доме семьдесят три,  -  отрапортовал он, сваливая стопку на
песок.
     - Пронумеровал уже,  -  буркнул Скрибнер,  наклоняясь над табличками. -
Ого!  -  вскрикнул он  и  протянул один кружок Ланскому.  -  Смотри,  другой
рисунок!
     Ланской взял кружок.  На нем -  тоже черным и  белым -  нарисовано было
нечто  вроде арбуза на  четырех тонких угловатых ножках.  Черно-белые полосы
шли по арбузу поперек, отчего он казался слегка приплюснутым.
     - Ты  говоришь,  это  все  было  в  одном  доме?  -  спросил Скрибнер у
автомата.
     - В одном,  -  подтвердил автомат. - Найдено в западном углу помещения,
на глубине ноль семьдесят метра под слоем песка.
     - Мерси, - поблагодарил Скрибнер. - Тащи это в машину.
     Автомат охватил таблички и  поскакал к  "летучке".  Ланской и  Скрибнер
пошли следом за ним.
     Вызвав  Винклера  и   рассказав  ему  о   находке,   Скрибнер  спросил,
возвращаться им сейчас в лагерь или они могут осмотреть джунгли.
     - Осмотрите,  -  сказал Винклер, - но только из машины. Наружу выходить
не вздумайте.
     - Ладно,  -  проворчал Скрибнер,  -  не маленькие.  Вернемся к,  обеду,
годится?
     - Годится, - сказал Винклер.
     Выбрав песчаную поляну побольше, Скрибнер осторожно посадил "летучку" в
ее центре.  Первым из машины выскочил автомат,  пробежался кругом по поляне,
нырнул в заросли, вернулся через десять минут и доложил:
     - Опасности нет.
     Ланской и  Скрибнер вышли  наружу.  Песок под  ногами был  слежавшимся,
плотным,  как асфальт,  - и в то же время мягким, и Ланской топнул по нему с
удовольствием:
     - Хорошее покрытие! Хоть футбольное поле устраивай!
     - Ты  не очень-то,  -  заворчал моментально Скрибнер,  -  растопался...
Давай лучше пойдем, посмотрим, что там, - и Скрибнер направился к зарослям.
     - Жуткий  ты  человек,   Адриан,  -  говорил  Ланской,  идя  следом  за
Скрибнером,  - всегда ты недоволен, а вот чем? Не понимаю. Ворчишь, бурчишь,
как мешок с бурчалками. Очень с тобой трудно.
     Скрибнер через  плечо  бросил на  Ланского косой взгляд,  но  ничего не
сказал  -  все  его  внимание  сосредоточилось на  уже  на  вставших впереди
джунглях.
     Сухая   жара   поляны   сменилась  внезапно  горячей   влажной  духотой
тропического  леса.   Автомат  шел  впереди,  проверяя  путь.  Между  близко
растущими деревьями вились бледные лианы,  но травы под ногами не было -  ни
один луч Лаццы не мог пробиться сквозь плотно сплетающиеся кроны, почва была
совершенно голой,  и  лианы вплетались в пространство между стволами.  Выше,
где ветви образовывали крону,  в  развилках торчали эпифиты,  -  бесцветные,
упрямые.  Скрибнер смотрел, казалось, сразу во все стороны, и Ланской ступал
за  ним  след  в  след,  удивляясь осторожности Адриана Антоновича,  -  ведь
автомат регулярно докладывал, что опасности нет.
     Джунгли были  как  джунгли -  зеленая перепутанная масса,  плотная,  не
позволяющая увидеть  что-либо  внизу,  под  деревьями  -  и  единственной их
особенностью оказалось большое количество голых песчаных полян,  на  которых
не  росло  ни  единой травинки.  Иные  из  полян  были  совсем крохотные,  а
некоторые достигали пятидесяти метров в поперечнике.
     - Интересно, почему на них ничего не растет? - сказал Скрибнер. Ланской
промолчал.  Скрибнер подвесил "летучку" над  одной  такой поляной и  спустил
зонд.  Песок не был зыбучим,  наоборот,  довольно плотным, крупным, состав -
самый заурядный. Глубина песчаного слоя - больше тридцати метров.
     - Колодец,  -  сказал Ланской,  посмотрев на переданные зондом цифры, -
песчаный колодец. Любопытно. А может быть, все-таки спустимся?
     Вместо  ответа  Скрибнер вернул  зонд  на  место  и  повел  "летучку" к
побережью.
     К обеду собрались все,  кроме Сергиенко. Винклер сказал, что Дек-Торила
отказался разговаривать с Любомиром Назаровичем,  и Сергиенко решил побывать
на двух-трех атоллах, вернуться намеревался только к вечеру. 
     За  обедом речь шла о  табличках.  Возраст их оказался весьма солидным,
около  тысячи шестисот местных лет  (почти две  тысячи земных).  Изображение
выполнено  глазурью,  изготовленной из  расплавленного песка  с  добавлением
растительного красителя  белого  цвета   и  минерального  -  черного.  Обжиг
табличек производился после нанесения рисунка.  Но  землян заинтересовала не
техника изготовления,  хотя она и была необычной для такого уровня развития,
- а сами изображения. Что за арбузы нарисованы на дощечках? Растение это или
животное?  На островах такого зверя никто не видел, значит, "арбузы" водятся
в  джунглях.  И  не  их ли боятся люди,  стоящие на одной ноге?  И  почему у
сургоров нет подобных амулетов? Может быть, такая техника им незнакома?
     Предположение Ланского,  что  материковое племя  научилось  изготовлять
амулеты уже после переселения,  было отброшено,  - светлокожее племя недолго
прожило на  побережье;  для  создания столь  сложной техники просто не  было
времени.  А  вот мысль Тронхэйма,  что сургоры скрывают от  землян таблички,
показалась более реальной.  Не исключено,  что арбузы - это те самые тахи, о
которых сургоры боятся говорить.  Возможно,  именно потому боятся,  что тахи
представляют   собой   серьезную   опасность,   и   суеверные   островитяне,
естественно,  не  хотят  навлечь на  себя  несчастье упоминанием о  тахи.  И
песчаные поляны в  джунглях вполне могут оказаться гнездами тахи,  о которых
случайно проговорились сургоры во время посещения их разведгруппой.
     Наконец предположения по  поводу  табличек иссякли;   Тронхэйм упомянул
было  о  стене за  домом колдуна,  однако это  сообщение прошло мимо  общего
внимания, не задев его. Ну, стена и стена, ничего особенного. Решили, что во
второй  половине дня  Ланской и  Скрибнер более  тщательно осмотрят песчаные
поляны,  а  Тронхэйм отправится на  острова -  возможно,  кто-то  из местных
жителей разговорится,  и  Тронхэйму или  Сергиенко удастся нащупать какую-то
нить. Двухцветность изображения на табличках упорно напоминала всем о случае
с Анен Симой -  ведь он тоже какое-то время видел мир в черно-белых красках.
Видимо,  розовокожие знали это состояние,  и  похоже на  то,  что оно их  не
радовало,  -  иначе  зачем  такое  количество амулетов?  И  сургоры знают  о
подобном явлении, - поэтому не удивились случившемуся с Анен Симой.
     Поблизости раздался громкий треск,  хлопанье -  и Скрибнер, конечно же,
выхватил разрядник первым,  -  а Ланской, как всегда, отстал от него на долю
секунды.   Но  тревога оказалась ложной -  это  взлетела крупная птица.  Шли
вглубь джунглей с полчаса,  а потом деревья и лианы образовали такую плотную
стену, что дорогу нужно было бы прорубать в ней, и Скрибнер сказал: 
     - Не пойдем дальше. В другой раз. Давай возвращаться.
     Прежним путем они вернулись на поляну.  Перед тем как ступить на песок,
по  которому  уже  бодро  маршировал автомат,  Скрибнер внимательно осмотрел
открытое пространство, и Ланской не удержался, спросил:
     - Думаешь, пока нас не было, местные террористы бомбу подложили?
     - Не тарахти, - оборвал его Скрибнер. - Смотри.
     - На что смотреть?
     - На поляну,  -  отрезал Скрибнер.  -  Сургоры не напрасно, наверное, с
материка удрали.  Что-нибудь да есть в этих поляночках...  Вон, видишь? - он
показал на два небольших бугорка неподалеку от "летучки".  - Были эти шишки,
когда мы уходили? Или их не было?
     Ланской пожал плечами.
     - Может, были, а может, нет. Я не заметил.
     - Не было их, - сообщил Скрибнер. - А откуда взялись?
     - Ну,  знаешь,  -  возмутился Ланской.  -  Если прыщ на  песке способен
вызвать  у  тебя  приступ тихой  паники,  что  же  с  тобой  будет,  случись
что-нибудь посерьезнее?
     - А  ничего со  мной  не  будет,  -  безразлично произнес Скрибнер,  не
обращая внимания на язвительный тон врача.  - А шишечки эти мне не нравятся.
Ну, ладно...
     Автомат  стоял  навытяжку возле  "летучки",  в  метре  от  бугорков,  и
Скрибнер решил,  что если бы  бугорки представляли хоть какую-то  опасность,
автомат не проявил бы такого безучастия,  -  и вышел на поляну. Скрибнер уже
открывал дверцу "летучки",  когда Ланской решил все-таки  посмотреть поближе
на "прыщи",  вызвавшие опасения разведчика,  и,  подойдя к ним, поднял ногу,
намереваясь топнуть по бугорку. Скрибнер метнулся к врачу и толкнул что было
сил,  отбросив Ланского в  сторону метра на  три,  -  но при этом не удержал
равновесия и сам наступил на выпуклость в песке. И...
     Ланской не понял, что произошло. Он только увидел,  как Скрибнер замер,
обхватив руками голову и с ужасом глядя вниз,  -  и,  не размышляя,  схватил
товарища и одним махом втащил его в "летучку". Автомат едва успел проскочить
внутрь,  как  Ланской  уже  поднял  машину  над  поляной.  Скрибнер был  без
сознания,  и  врач,  крикнув  автомату,  чтобы  тот  связался с  командиром,
подключил  к  Скрибнеру  систему  экстренного  жизнеобеспечения.  Паралич...
полный паралич,  остановилось дыхание, сердце... автомат на  полной скорости
вел "летучку" к  лагерю,  а врач,  обливаясь потом,  пытался вернуть друга к
жизни.  Скрибнер лежал с закрытыми глазами, и выражение ужаса застыло на его
лице.
     Медицинский отсек  "Эксора" был  оборудован с  учетом самых невероятных
случаев,  однако далеко не  сразу  Ланскому удалось найти причину внезапного
паралича,   поразившего  Скрибнера.   Только  утром  следующего  дня   Эмиль
Юлианович,  вызвав Винклера,  доложил,  что обнаружил в  кровеносной системе
больного неизвестные микроорганизмы,  неведомо как туда попавшие.  В  данный
момент занимается анализом этих тварей.  Винклер, глядя на бледное до синевы
лицо врача,  предложил Ланскому немного отдохнуть,  - на некоторое время его
вполне мог заменить Сергиенко.  Но Ланской только покачал головой и выключил
экран.  Винклер понимал,  что настаивать на замене -  даже на самое короткое
время -  было бы  сейчас жестоко:   Ланской не мог простить себе собственной
неосторожности,  из-за  которой теперь Скрибнер находился на  грани  жизни и
смерти.  И  ясно,  что врач не  уйдет из  отсека,  не станет отдыхать,  пока
Скрибнер в опасности.
     Несчастье выбило исследователей из  колеи,  но продолжать работу все же
было необходимо.  Разумеется, Винклер категорически запретил даже и думать о
полетах на материк,  но Тронхэйма отправил на атолл Ла-Тис - последний к югу
в цепи островов.  Там,  по сведениям, полученным Сергиенко, жил самый старый
из  сургоров,  Ду-лализе,  знающий все  предания племени.  И  после завтрака
социолог отбыл на Ла-Тис.
     III
     Тронхэйм начал  с  разговора о  посторонних вещах,  затем повел речь  о
жизни сургоров -  теперешней, а не прошлой. Ду-лализе охотно рассказывал обо
всем -  как и  в  какое время полагается ловить рыбу в  океане,  когда можно
удить в лагуне (например, Тронхэйм узнал, что в сезон цветения пальмы "си" в
лагуну заплывает много ядовитых рыб,  -  в  эти дни вода в океане становится
прохладной,  и  рыбы ищут место потеплее;  а  во время брачного полета птицы
"лой" нельзя есть корни травы фито-кос,  той  самой,  стебли которой идут на
изготовление одежды).  И  о домашних животных рассказывал старик,  и  о том,
что дикие звери живут лишь на очень большом острове, на атоллах же все звери
ручные...  Но ни разу старик не упомянул о розовокожих или о тахи,  - словно
их не было вовсе или ему никогда не приходилось о них слышать.
     Наконец Ипполит Германович заметил,  что старый сургор утомился, - речь
его  замедлилась,   часто  возникали  паузы,   -  и  Тронхэйм,  поблагодарив
Ду-лализе, распрощался с ним и отправился в лагерь.
     Вечером  Винклер  сообщил  товарищам,   что  Ланской   вывел  из  крови
Скрибнера  парализовавшие разведчика микроорганизмы;  они  оказались спорами
неизвестного растения.  Часть  спор  Ланской поместил в  протоплазму,  чтобы
выяснить ход их развития.  Что касается Скрибнера,  то он пока еще слаб,  но
врач заверил,  что осталось снять общую интоксикацию, возникшую в результате
проникновения в  кровь чужеродных существ,  -  и  Адриан Антонович выйдет из
лазарета.
     Высказав  несколько  предположений  о  том,   как  именно  споры  могли
прорваться через защитный комбинезон,  занялись обсуждением проблемы "колдун
- тахи".
     - Мы  ничего  не  сможем  узнать,  пока  знахарь  не  разрешит сургорам
говорить,  -  заявил  Тронхэйм в  ответ  на  вопрос  Винклера о  результатах
утренней поездки. - Авторитет колдунов огромен - в любой племенной культуре.
Жизнь  племени  построена на  традиционных верованиях,  сургоры  пребывают в
постоянном  страхе  перед  духами,   а   колдун  -   не  просто  толкователь
сверхъестественного,  он  еще и  единственный посредник между двумя мирами -
обычным  и  потусторонним.  Ослушаться колдуна  -  значит  навлечь  на  себя
непоправимые беды.  Нам нужно начать с Карпацико-тина,  привлечь его на свою
сторону, - но как?
     - А  если  попробовать пригласить  его  сюда,  на  Ки-Нтот?  -  спросил
Винклер.  -  Показать лагерь, объяснить, что мы не враги сургорам, наоборот,
хотим помочь, сделать безопасным большой остров, избавить сургоров от страха
перед бурями?
     - Во-первых сургоры не посещают Ки-Нтот,  -  сказал Тронхэйм, - правда,
неясно,  почему - табу на остров не наложено, это точно. Во-вторых, я что-то
не  заметил у  них  страха перед  тайфунами,  и  не  обнаружил также особого
интереса к большому острову, а тем более желания переселиться туда.
     - Уж конечно,  у них нет такого желания,  - сказал Сергиенко. - Розовые
переселились на  большой остров -  и  где они,  эти розовые?  Надо полагать,
сургорам известно, чем кончилось переселение.
     - Тем более,  -  сказал Винклер,  - мы должны объяснить Карпацико-тину,
что  хотим узнать причину гибели прежних его соплеменников и  уничтожить эту
причину. А на материке ураганы им, естественно, не будут страшны.
     - А вам не кажется, что причина гибели розовых та же, по которой сейчас
Скрибнер валяется в  лазарете?  -  спросил Сергиенко.  -  Ведь что заставило
Эмиля Юлиановича мгновенно поднять "летучку"?  Ужас. Ужас на лице Скрибнера,
так? А что мы видим на рисунках розовых? То же самое.
     - То же самое,  -  согласился Тронхэйм. Человек стоит на одной ноге и с
ужасом смотрит вниз...  похоже, эти споры шутить не любят. Но почему автомат
их не засек? Ведь он стоял рядом с бугорками?
     - Автомат утверждает, что под песком ничего не было, - сказал Винклер.
     - Любопытно,  -  пробормотал Сергиенко.  -  А  тебе не кажется,  Саймон
Корнилович,  что нужно не  откладывать поход на  материк,  а  заняться этими
дивными полянками поскорее?
     - Не кажется,  - сказал Винклер. - Подождем, пока проклюнутся те споры,
что сидят у Ланского в автоклаве.  Вот когда увидим,  что из них выросло,  -
тогда и подумаем.
     - И еще вот что,  - сказал Тронхэйм. - Показывать сургорам рисунки? Или
не стоит?
     - Если показывать,  то колдуну,  -  предложил Винклер.  -  А  там видно
будет. Хоть риск напугать, конечно, есть.
     - Может  быть,  сначала  рассказать?  -  спросил Сергиенко.  -  Видели,
дескать, случайно рисуночек...
     - Случайно,  -  фыркнул Тронхэйм.  -  Хорошенькое дело.  Как  это можно
"случайно" увидеть священный амулет? Их прячут, притом весьма тщательно.
     - Ну,   не  случайно,   -   не  сдавался  Сергиенко,  -  а...   а  как,
действительно?
     - Я хочу попробовать сыграть с колдуном в открытую,  - сказал Тронхэйм.
- И рассказать все, как было, - что мы нашли таблички и что наш товарищ едва
не погиб. Мне кажется, не стоит пытаться обмануть Карпацико-тина, он слишком
умен, и если заметит неискренность - окончательно настроит против нас племя.
     - Попробуй, - согласился Винклер, - только не спеши.
     IV
     Тронхэйм,  рассерженный и  огорченный,  возвращался  в  лагерь.  Колдун
упорно уходил от разговора. Второй день Тронхэйм метался от одного острова к
другому,  и везде слышал одно и то же:  "Карпацико-тин только что был здесь,
но  сейчас его уже нет".  Ученики колдуна,  когда Тронхэйм (несколько раз за
эти два дня) подводил шлюпку к атоллу Та-Вик,  встречали социолога на берегу
и сразу сообщали:  "Карпацико-тина дома нет,  лечить уехал". На вопрос, куда
именно  уехал  Карпацико-тин,  называли каждый  раз  другой остров.  Ипполит
Германович отправлялся туда - и слышал, что колдун только что отбыл домой...
В  конце  концов Тронхэйм решил  прекратить бесплодные попытки встретиться с
колдуном. Нужно подождать, пока Карпацико-тин сам надумает говорить. Правда,
может и  не  надумать,  но  тут  уж  ничего не  поделаешь.  Есть еще  шанс -
попытаться воздействовать на вождя, но с этим тоже спешить не следует.
     Вечером  произошло  торжественное  событие  -  из  медицинского  отсека
Ланской  вывел  Скрибнера.  Скрибнер  чувствовал себя  прекрасно и  был,  по
обыкновению,  недоволен всем на  свете,  -  начиная от собственной болезни и
кончая  ужином.  Особенное недовольство Адриана  Антоновича вызывал Ланской,
который,  по  мнению Скрибнера,  для перестраховки продержал его в  санчасти
лишние полсуток.
     Ланской преподнес еще одну новость.  Он сказал, что в спорах, сидящих в
наполненном протоплазмой автоклаве,  замечено внутреннее движение. Автоматам
дано указание -  немедленно сообщить всем,  как только проклюнется хоть одно
семя.  Не исключено, что очень скоро выяснится, что за звери такие живут под
песчаными полянками в джунглях.
     - Мерзкие твари,  -  потряс  головой Скрибнер,  -  и  надо  же,  сквозь
комбинезон прошли, как сквозь пустое место.
     - Но ты их почувствовал? - спросил Сергиенко.
     - Еще как,  -  буркнул Скрибнер.  -  Стрельнуло в пятку,  и сразу такой
страх  напал -  никогда в  жизни такого не  чувствовал.  А  главное -  сразу
сковало всего, шевельнуться не мог.
     - Да,   -   сказал  врач,   -   они   выделяют  очень  сильные  токсины
паралитического  действия.  Обеспечивают  себе  условия  для  существования.
Источник питания не должен двигаться.
     - Вот пусть теперь и существуют у тебя в банке,  - сказал Скрибнер. - А
из-под полянок мы их выковыряем.
     - Любопытно,  -  сказал  Винклер,  -  откуда  они  вообще взялись?  Как
появились?  Ведь,  если  аборигены жили прежде на  материке,  а  потом вдруг
сбежали - значит, причина к бегству возникла внезапно?
     - Знаешь,  Саймон,  -  сказал Скрибнер,  -  а  ведь сургоры,  наверное,
боятся,  что  мы  можем занести эту  дрянь сюда,  на  острова.  Они ведь нас
приняли сначала за бывших соседей,  так?  И  разведку спровадили в  океан на
время тайфуна -  знали, что делали, рассчитывали, что розовые не вернутся. Я
думаю, они примут меры, чтобы и от нас избавиться.
     - Ты  полагаешь,  что  под  полянками живут те  самые тахи,  о  которых
сургоры молчат? - спросил Тронхэйм.
     - Нет,  - покачал головой Скрибнер. - Тахи - это что-то другое. Я ведь,
когда эти споры меня жрать принялись,  видел все как обычно, - а тахи как-то
связаны с  цветоощущением...  Анен  Сима  увидел все  черно-белым,  так?   И
только.  Никакой опасности в этом сургоры не усмотрели. И вообще, о тахи они
тогда говорили спокойно.
     - Нужно все же попытаться показать им таблички,  -  сказал Тронхэйм.  -
Мне кажется,  они должны знать смысл рисунков.  Может быть, не всем сургорам
эти  вещи  знакомы,  но  уж  колдуну или  вождю  известны наверняка.  Однако
Карпацико-тин не  желает говорить со  мной,  да и  вождь,  кажется,  тоже не
стремится к общению, так?
     - Так-то оно так,  -  сказал Скрибнер,  -  но я  все-таки полагаю,  что
главная причина их необщительности -  страх. Прежде чем задавать вопросы, мы
должны доказать, что с нашей стороны сургорам не грозит опасность.
     - Как ты намерен это доказывать? - поинтересовался Винклер.
     - Подумать надо, - Скрибнер пожал плечами и встал.  
     В этот момент раздался общий сигнал внутренних фонов,  и голос автомата
произнес:
     - Внимание, говорит автомат лаборатории медицинского отсека. Движение в
автоклаве, сообщаю всем. На спорах лопается оболочка.
     Автомат  еще  не  договорил,  как  Ланского  словно  ветром  выдуло  из
столовой.  Винклер направился следом за ним на "Эксор", остальные устроились
перед экраном.
     ...Желтовато-серая масса шевелилась;  медленно всплывали на поверхность
комки темных слипшихся спор. 
     Время  от  времени  от  плотного  клубка  отделялась точка,  зависала в
коллодии и  через  несколько секунд лопалась,  раскрывалась,  как  крохотный
черный тюльпан,  выпуская наружу худосочный белый росток,  похожий на тощего
червяка. Ростки, сбросив остатки оболочки, распрямлялись и опускались на дно
автоклава,  по  пути увеличиваясь заметно,  подрастая на  глазах,  толстея и
наливаясь.  На  дне  ростки замирали на  некоторое время,  а  затем начинали
двигаться вверх,  пожирая протоплазму и выпуская из себя  отростки.  Затем -
новый период покоя, у самой поверхности, и движение вниз...
     Тронхэйм смотрел не  столько на  экран,  сколько на   окошки  датчиков.
Активный период - фиксируются биоволны. Пассивный - датчики молчат, словно в
автоклаве нет и не было ничего живого.
     - Видишь?  -  сказал Тронхэйм,  обращаясь к Скрибнеру.  - Автомат их не
заметил, они затаились в тот момент...
     - Вижу,  - ворчливо ответил Скрибнер, - грамотный, разобрался. Ты лучше
скажи, что им от меня нужно было?
     Тронхэйм  благоразумно промолчал,  и  все  трое  продолжали смотреть на
экран.
     Ростки тем  временем превратились уже в  длинных белых змей,  увешанных
многочисленными отводками,  и  продолжали заглатывать протоплазму.  Затем на
отростках появились почки,  лопнули,  и  меньше чем за  полчаса на  их месте
выросли небольшие клубеньки.
     - Шустрые твари, - сказал Сергиенко.
     - Кормежка  хорошая,   -   уточнил  Скрибнер.  -  Небось,  в  песке  не
разрастешься, а тут - ешь от пуза.
     Словно  в  ответ  на  замечание Скрибнера в  автоклав  посыпался песок,
постепенно вытесняя коллодий, - Ланской начал следующую стадию эксперимента.
Очутившись в  песке,  растения стали замедлять движение,  и  в  конце концов
замерли,  свернувшись  клубками  на  дне  автоклава.  Когда  исчезли  всякие
признаки  жизни,  манипулятор  подвесил  над  поверхностью  песка  небольшой
контейнер с  питательной массой.  Не  прошло  и  минуты,  как  белые  клубки
шевельнулись -  начали медленно пробираться сквозь песок наверх. Манипулятор
убрал  контейнер,  но  белые  жирные сороконожки тем  не  менее  доползли до
поверхности и там замерли снова,  затаились,  - и на песке, отмечая место их
пребывания,  вспухло  несколько  едва  заметных  бугорков.  Скрибнер  только
покряхтывал, глядя на эти бугорки, и почесывал одну ногу другой - очень живо
вспоминал свои ощущения...  Вновь появился контейнер с протоплазмой,  и... В
долю  мгновения взвились белые отростки над  поверхностью песка,  выстрелили
спорами в контейнер,  -  и белые чудища не спеша двинулись вглубь,  вниз, по
дороге теряя клубни, усыхая, сворачиваясь...
     - Охотнички,  -  зло сказал Сергиенко. - Не удивительно, что сургоры от
них  в  океан удрали.  Тайфун -  что?  Мелочь.  Его  все-таки издали видно и
слышно.
     Контейнер,   изготовленный  из  усиленной  прочности  металлизированной
пластики,  оказался начиненным спорами,  - и эти споры, выделив парализующие
вещества, замерли в протоплазме, - готовились к вегетационному периоду.
     - Выходит, они вроде тех грибов, что сквозь бетон пробиваются, - сказал
Скрибнер. - Ничем не остановишь. Сильны.
     - Нужно показать их .сургорам, - предложил Тронхэйм, - и объяснить...
     - Сначала найди на них управу,  -  перебил его Скрибнер,  - а потом уже
устраивай демонстрацию последних моделей.
     Утро   шестого   дня   ничем   не   отличалось  от   пяти   предыдущих.
Предполагалось,  что  сегодня  Тронхэйм  повторит попытку  настичь  колдуна,
Сергиенко попробует добиться  аудиенции у  Дек-Торилы.  Ланской  по-прежнему
занимался "сороконожками" и ничего больше знать не хотел, а Скрибнер изводил
командира,  требуя  разрешения на  повторный  осмотр  развалин  материкового
поселения. Рассчитывал найти другие рисунки.
     Ипполит Германович,  прикидывая мысленно различные варианты разговора с
Карпацико-тином (в  случае,  если вообще удастся с  ним поговорить),  шел не
спеша  к  шлюпке,  когда  вдруг  заметил  метнувшуюся между  пальмами  тень.
Тронхэйм остановился,  всматриваясь. Никого... Он подошел ближе к месту, где
заметил движение,  и увидел притаившееся за мохнатым стволом существо...  От
неожиданности Тронхэйм  тихо  вскрикнул,  и  существо,  подскочив на  месте,
помчалось к берегу и скрылось под водой.
     Тронхэйм  торопливо  вернулся  в  дом  и,  найдя  Винклера,  доложил  о
происшествии.   Саймон  Корнилович  несколько  мгновений  молча  смотрел  на
социолога, переваривая сообщение, затем приказал:
     - Всех собрать.
     И когда группа собралась в столовой, Винклер без предисловий сказал:
     - Тронхэйм видел "арбуз". Тот самый, на ножках.
     - Где, - вскочил Скрибнер.
     Тронхэйм махнул рукой в сторону пляжа:
     - Здесь, рядом с домом.
     - Зеленый арбуз? - полюбопытствовал Сергиенко.
     - Нет,  -  сказал  Ипполит Германович,  -  не  зеленый.  Коричневый,  в
светло-желтую полосочку.
     - Большой?
     - Арбуз  как  арбуз,   -  пожал  плечами  Тронхэйм,  -  размеры  вполне
арбузовые.
     - Куда девался? - спросил Скрибнер.
     - В воду. Нырнул и исчез.
     - Он один был?
     - Я видел одного.
     - Так,  -  Винклер хлопнул ладонью по столу. - Чую приближение событий.
Хотелось бы знать,  каких именно. На сегодня поездки отменяются, всем быть в
лагере.
     Расположившись так,  чтобы  видеть  кромку  воды,  Скрибнер и  Тронхэйм
сидели  в  пальмовой  роще.   Адриан  Антонович  подобрал  орех,  валявшийся
неподалеку,  и перекатывал его в ладонях,  вполуха слушая Тронхэйма. Ипполит
Германович  все   еще   переживал  неудачу   своей   попытки  встретиться  с
Карпацико-тином, и поэтому принялся рассуждать о колдунах вообще.
     -...  и  по-прежнему  остается  абсолютно  невыясненной  природа  этого
явления, - говорил Тронхэйм, набирая в горсть песок и разбрасывая его вокруг
себя,  словно  сеятель зерна.  -  Почему  начало везде  и  всегда одинаково?
Гипотез по  этому поводу создана масса,  равно как  и  теорий...  и  все они
усердно опровергают друг друга,  а если учесть к тому же,  что любая научная
теория имеет как минимум два выхода в реальность, - так сказать, два лица...
 или может быть,  лучше сказать, что любая теория двухвалентна? - то и вовсе
получается,  что в этом вопросе концов не найти, клубок предвзятых мнений, и
ничего больше.  Почему всегда -  колдун, знахарь, ворожея? Почему мы ни разу
не встретили племенную культуру, реально видящую мир, без мистики, суеверия,
мифа?
     Скрибнеру было безразлично -  почему.  Его  интересовали причины гибели
материковых поселений; но на материк его не пустили, и он слушал Тронхэйма -
делать все равно нечего, отчего и не послушать? 
     -...  одно  и  то  же  явление  природы можно  объяснить по-разному,  и
сложность  заключается  в   отборе  -   как  отобрать  наиболее  приемлемое,
убедительное из  этих  объяснений?  Почему на  ранних этапах любые  мыслящие
существа верят в душу,  духов,  почему всегда возникают системы традиционных
верований, и как следствие - фетишизм?
     - Не знаю, - буркнул Скрибнер. -  Не все ли равно?
     - Что значит -  все равно? - возмутился Тронхэйм. - Ты соображаешь, что
говоришь?  Впрочем, тебе, конечно, все равно, функционер несчастный... А вот
мне каково?
     - А что - тебе?
     - А... - Тронхэйм махнул рукой, изображая полную безнадежность. - Что с
тобой  говорить...  Попробуй  понять,  голова,  -  невозможно решить  задачи
экспедиции,  не обращаясь с сургорами.  Но пока мы не знаем их мифов,  мы не
знаем ничего об  этих людях и  не  узнаем,  будь уверен.  А  мифы рассказаны
неполно,  потому что колдун по каким-то причинам решил, что чужакам их знать
незачем.  А причины эти можно понять, исходя из пропущенной части мифа... то
есть круг замыкается.  Колдун - посредник между миром людей и миром духов, и
если  жизнь  племени основана на  вере,  кто  пойдет  против могущественного
знахаря?  К  тому же он лекарь...  Я  не хочу сказать,  -  продолжал Ипполит
Германович,  подумав, -  что колдуны в принципе вредное явление, нет. Они не
только  охраняют веру  и  традицию,  но  и  хранят  знание...  создают  его,
расширяют,  передают следующим поколениям... но одновременно создают и касту
знающих.  Всегда и везде -  одно и то же. Культура представляет собой целое,
объединенное либо религией, либо искусством... либо общественными условиями.
На раннем этапе -  всегда религия.  И бывает иногда очень трудно найти общий
язык  с  представителями правящей  касты;  вот  и  здесь  тоже.  Как  только
напорешься на недоверие знахаря...
     - А ты не напарывайся,  -  посоветовал Скрибнер. - Ты лучше заболей. Он
придет тебя лечить - вот и поговорите.
     - Забо... - Тронхэйм не договорил, вскочил и быстро ушел в лагерь.
     Скрибнер фыркнул и запустил вслед социологу орех. 
     Несколько морских птиц, огромных, как альбатросы, пронеслись с гиканьем
мимо  острова.  Скрибнер проводил их  взглядом и  посмотрел на  пляж.  Песок
неподалеку слегка  шевельнулся.  Скрибнер сделал  стойку.  Но  из-под  песка
неторопливо  выбралась  маленькая  зеленая  черепашка  с  блестящим,  словно
отполированным панцирем. Вылезла и зашлепала к воде. Скрибнер чертыхнулся. В
нем  зародилось и  не  оставляло  теперь  чувство  тревоги.  Пройдясь  между
пальмами и подумав,  Скрибнер вышел на берег. На ближайшем атолле, видимом с
Ки-Нтот,   возникло  движение.  Едва  различимые  фигурки  заметались  между
домиками;  вскоре отчалила лодка и  на полной скорости понеслась в океан,  -
мимо Ки-Нтот,  к девятому атоллу.   Скрибнер,  наплевав на запрет командира,
сел в шлюпку и пошел на перехват местного суденышка.
     - Я прекрасно понимаю твое нетерпение.  -  Винклер говорил сухо.  -  Но
сегодня ты никуда не поедешь.  И завтра,  скорее всего, тоже. И никто никуда
не уедет из лагеря,  пока автоматы не найдут этих...  арбузов.  И пока мы не
выясним, что это за зверь и с чем его едят.
     - Но, Саймон...
     - Нет, - отрезал Винклер. - Тема закрыта. Найди себе занятие на месте.
     Тронхэйм,   донельзя  рассерженный,   вернулся  на  пляж  и   обнаружил
исчезновение Скрибнера и одной из шлюпок.  Сообразив,  в чем дело,  он вновь
пошел к  командиру.  Винклер успел уйти на корабль,  и Тронхэйм уже собрался
вызвать его, но в это время зазвучал голос автомата:
     - Всем,  всем...  Внезапный шторм.  Защита  усилена.  Выход  из  лагеря
закрыт. Всем, всем. Штормовое предупреждение.
     Тронхэйм дал  сигнал  экстренного вызова  командира,  и  когда  Винклер
появился на экране, почти закричал:
     - Скрибнер в море. Удрал.
     - Что?..
     Через  секунду  в  воздух  взлетели  тускафы  -  роботы-спасатели  -  и
рассыпались над океаном в поисках Скрибнера.
     Но не нашли его.
     Винклер вызвал группу в  рубку "Эксора",  и теперь все четверо слушали,
как автомат уныло повторяет:
     - Скрибнер, вас вызывает командир... Скрибнер, вас вызывает командир...
     Ответа  не  было.   Скрибнер  словно  растворился  в  океане.   Тайфун,
ожидавшийся по расчетам в  конце следующей недели,  налетел внезапно.  Ветер
несся над островами,  завывая и свистя,  пальмы гнулись, роняя орехи, - но в
поселках сургоров не заметно было никакого движения. Сургоры, казалось, и не
думали об опасности.  Сергиенко,  взглянув в  очередной раз на метеодатчики,
сказал негромко:
     - Наблюдателей снесет скоро. И тускафам не удержаться.
     Винклер промолчал, а Ланской зашагал по рубке, бормоча:
     - Ну, идиот... и куда его понесло, чтоб ему...
     К цепочке островов двигались горы воды,  ветер усиливался;  не прошло и
двадцати  минут  после  первого  сигнала  о  приближении  шторма,   как  все
наблюдательные аппараты снесло в океан,  и люди, накрытые колпаком защитного
поля,  потеряли связь с  окружающим миром.  Еще несколько минут -  и тускафы
также перестали подавать сигналы.  Первая гигантская волна приготовилась уже
накрыть острова,  и  в  этот миг четыре человека,  сидевшие в рубке корабля,
вскрикнули одновременно от ударившей в глаза и виски острой боли.
     И внезапно буря стихла.
     А мир вокруг стал черно-белым.
     V
     Молодой  островитянин  с   интересом  следил  за   приближением  шлюпки
Скрибнера,  не  прекращая,  впрочем,  изо  всех сил работать веслами.  Когда
Адриан Антонович подошел совсем близко, рыбак поздоровался и крикнул:
     - Эй, розовый, я вижу, твоя лодка очень быстро плыть может?
     - Да, - сказал Скрибнер, - может.
     - Тогда,  розовый, выручай, пожалуйста. Дай я к твоей лодке прицеплюсь,
мне нужно на  Ла-Тис поскорее,  жена к  родным вчера уехала,  что я  без нее
делать буду?
     Скрибнер не понял,  в  чем причина спешки,  но,  недолго думая,  бросил
островитянину канат. Через десять минут, легко проскочив рифы, они причалили
к   песчаному  пляжу   Ла-Тис.   Молодой  рыбак   поблагодарил  Скрибнера  и
посоветовал:
     - Не ходи сейчас с острова. Пропадешь.
     - А в чем дело? - спросил Адриан Антонович. 
     Островитянин помялся,  затем, оглянувшись по сторонам и убедившись, что
никого рядом нет, придвинулся к Скрибнеру и сказал тихо:
     - Колдун велел молчать,  но ты меня выручил, я скажу... пусть мне потом
будет хуже. Не ходи в океан, останься на острове, пока не пройдет прошлое...
Оно уже близко, ты разве не чувствуешь? В океане погибнешь, у тебя нет тахи,
я знаю.
     - А у тебя есть? - поинтересовался Скрибнер.
     - Конечно,  есть,  -  сказал островитянин.  -  Кто же  без тахи в  море
пойдет? - и он показал на свою лодку.
     На  корме  стояла  большая  клетка,  закутанная циновкой  из  пальмовых
листьев. Кто сидел в этой клетке, Скрибнер не мог видеть. Но рыбак утверждал
- что это - тахи...
     - Хорошо,  -  сказал Адриан Антонович,  -  спасибо,  что предупредил. А
долго будет длиться прошлое? 
     Рыбак пожал плечами.
     - Кто знает?  Может, день, а может, и шесть. Если бы я знал, зачем бы к
жене спешил?
     "Логично, - подумал Скрибнер, - если это самое прошлое может продлиться
шесть дней -  лучше,  конечно, молодую жену не оставлять в одиночестве..." И
спросил: 
     - А ты не знаешь, почему колдун запретил нам рассказывать про тахи?
     Островитянин испуганно прижал палец к губам.
     - Тс-с...  про  колдуна не  говори громко.  Карпацико-тин очень сильный
колдун,  может услышать вдруг... - Юноша подумал немного и добавил: - Я тебе
скажу, пожалуй, только не сейчас. Когда прошлое придет - скажу. Тогда можно.
     - Хорошо, - согласился Скрибнер, - но где я тебя найду?
     - А вон там, - рыбак махнул рукой в сторону селения. - Тот дом, с краю,
там живут родные жены, и я туда иду. И ты приходи.
     И островитянин ушел.
     Скрибнер вытащил на берег свою шлюпку и взялся за лодку рыбака, чтобы и
ее  вытянуть на песок.  В  клетке что-то  заскреблось,  и  Адриан Антонович,
одним махом выдернув из воды легкое суденышко,  подошел к  корме и приподнял
укрывавшую клетку циновку.
     В клетке был арбуз.
     Скрибнер присел на  борт  лодки и  в  раздумье почесал затылок.  Арбуз,
натуральный арбуз -  круглый, полосатый, желто-коричневый, на четырех тонких
угловатых ножках.  Гладкий,  блестящий. Глазки зверя уставились на Скрибнера
без  страха,  полосатый  шарик  попрыгал  на  месте,  а   потом  подбежал  к
деревянным прутьям.  Скрибнер  протянул  руку,  и  шар  обнюхал  ее,  шевеля
плоским, едва заметным носом.
     - Н-да,  -  сказал ему Скрибнер. - Ты, значит, и есть тахи. И без тебя,
значит, в океане делать нечего. Интересно...
     Внезапно поднялся ветер,  вода потемнела,  на  рифы накатились огромные
волны,  пальмы  пригнулись,  и  орехи  посыпались  с  них  дождем.  Скрибнер
огляделся.  "Черт,  кажется, шторм..." Адриан Антонович поспешил связаться с
лагерем,  но  едва он  коснулся пальцем кнопки на  поясе,  как виски на долю
мгновения сжало мучительной болью, и Скрибнер, охнув, закрыл глаза.
     А когда открыл их - мир предстал перед ним спокойным и черно-белым.
     Боль прошла так  же  быстро,  как и  возникла,  и  Скрибнер,  встряхнув
головой, нажал кнопку связи. Но лагерь не ответил на вызов. Адриан Антонович
встревожился,  подошел к  шлюпке и  попытался вызвать Винклера по аварийному
фону.  Ответа  по-прежнему не  было.  Скрибнер сел  на  песок  и  задумался.
Прошлое...  так это и есть,  выходит,  то прошлое, наступления которого ждал
островитянин?   Черно-белое?  Откуда оно взялось,  это прошлое?  И как долго
продлится? И какой день сейчас, если уж на то пошло? Конечно, в таком случае
не  может быть  связи,  -  Скрибнер в  прошлом,  лагерь в  будущем...  Стоп.
Начинался шторм -  в  тот  момент,  когда Скрибнер ощутил боль в  висках.  И
прекратился.  Скрибнер видел  перед  собой  спокойную черную  гладь  океана,
только  на  рифах  бурлили  и  пенились волны.  Пальмы,  дома  -  все  стало
черно-белым.  "Он  наступил на  гнездо  тахи",  -  вспомнил Адриан Антонович
объяснение сургоров по поводу случая с Анен Симой. На гнездо тахи.
     Скрибнер вскочил и направился к поселку.
     Подойдя к дому, указанному ему рыбаком, Скрибнер позвал:
     - Эй, кто есть?
     Сначала выглянула молодая женщина -  и Скрибнеру показалось,  что на ее
лице мелькнул испуг, - а потом вышел рыбак.
     - Эй,  -  сказал рыбак,  -  пришел?  Тебя зовут как,  я не знаю. Меня -
Гике-та.
     - А меня - Скрибнер.
     - Ск... - рыбак запнулся, покачал головой. - Ой-ой, такое и не сказать,
языку больно. Ск... Скире-не?
     - Ага,  -  согласно кивнул Адриан Антонович,  -  почти похоже.  Слушай,
Гике-та, расскажи мне про тахи, ты ведь обещал. И о прошлом. И о розовых, а?
Я никому не скажу.
     - Да-а,  -  протянул Гике-та,  - обещал... Знаешь, давай пойдем лучше к
Ду-лализе. Он все знает, хорошо рассказывает. Пойдем?
     - Я не против,  -  сказал Скрибнер, - пойдем, конечно. Только Ду-лализе
уже один раз рассказывал моему другу -  и  плохо рассказал,  забыл про тахи,
про розовых.  Старый он уже, не помнит ничего.
     - Ай,  нет,  -  рассмеялся Гике-та. - Ду-лализе все помнит, только твой
друг пришел не в то время, когда можно говорить. Колдун не велел - Ду-лализе
не говорил. А сейчас, я думаю, скажет.
     Перед домом старого сказителя сидел на  песке мальчишка и  колол орехи.
Здоровенный тесак  из  твердой древесины взлетал над  чурбаком,  на  который
мальчишка укладывал орех,  и со свистом опускался на черную скорлупу. Орех с
негромким щелчком разваливался на две половинки,  открывая белое ядро.  Ядра
мальчик складывал в корзинку,   стоящую рядом.  Скрибнер и Гике-та некоторое
время наблюдали за мальчиком,  а он, словно не замечая их, продолжал работу.
Наконец Гике-та заговорил: 
     - Здравствуй, Наза-ло. Дед твой что делает?
     - Дед ждет, когда я орехи принесу, - ответил Наза-ло. 
     - А можно с ним говорить?
     - Пойду спрошу.
     Наза-ло встал и пошел в дом, прихватив корзинку, наполовину наполненную
ореховыми ядрами. Через несколько минут вышел и сказал:
     - Ду-лализе хочет говорить с розовым. А ты, Гике-та, иди домой.
     Гике-та,  ничуть не обидевшись, отправился восвояси, а Скрибнер пошел в
дом.
     Старый Ду-лализе сидел в  центре комнаты на жесткой циновке;  перед ним
на полу стояла большая каменная ступка,  и в ней Ду-лализе толок ядро ореха,
превращая его в  полужидкую кашицу.  Когда Скрибнер вошел,  старик отодвинул
ступку и  посмотрел на  гостя так,  словно искал в  лице пришедшего знакомые
черты. Но не нашел. И предложил:
     - Садись.
     Наза-ло  уже  принес и  расстелил вторую циновку,  и   Скрибнер уселся,
поджав под себя ноги.  Садясь,  Скрибнер  незаметно включил запись -  он  не
слишком надеялся на свою память.
     - Ты хочешь знать о тахи, о прошлом и о розовых, - начал старик. - Но я
тебя спрошу сначала - ты сам розовый, почему не знаешь ничего? Или ты хочешь
меня обмануть, хитрость это?
     - Никакой хитрости нет,  -  категорически отверг подозрение Скрибнер. -
Я,  конечно,  розовый...  правда, сейчас этого не видно, я хотел бы и в этом
тоже разобраться.  Но я  ничего не знаю о  вас.  А почему ты думаешь,  что я
должен знать?
     Ду-лализе помолчал немного, потом сказал:
     - Давай подумаем вместе, должен ли ты знать.
     - Давай, - согласился Скрибнер.
     - Были розовые - дети младшей дочери Корилентио-лека и дикого анаталта.
И были розовые - пришедшие неизвестно откуда и ушедшие неведомо куда. Так?
     - Наверное, так, - пожал плечами Скрибнер. - Я не знал этого.
     - Не знал...  -  старик пожевал губами, посмотрел на Адриана Антоновича
скептически. - Ты сам - откуда?
     - Я?  - Скрибнер немного растерялся. - Я... пожалуй, можно сказать, что
я неведомо откуда. Во всяком случае, издалека.
     - Вот!  -  Ду-лализе назидательно поднял палец.  -  Издалека.  Неведомо
откуда. В этом все дело. И уйдешь неведомо куда. И разве можно знать, что ты
оставишь после себя?
     - А что я могу оставить? - удивился Скрибнер. 
     Старик промолчал.
     - Расскажи,    пожалуйста,    подробнее,  -  попросил  Скрибнер.  -  Ты
говоришь загадками, я ничего не понимаю.
     - Расскажу,  -  Ду-лализе поерзал по циновке,  устраиваясь поудобнее. -
Очень давно все  потомки Корилентио-лека  жили  на  большом-большом острове.
Остров не имел другого края, там росли разные деревья и много трав. И зверей
там было много,  диких зверей.  Я  не стану говорить тебе о жизни на большом
острове, жизнь везде одинакова, всегда нужно строить дома и добывать еду. Но
скажу, что на большом острове жить было хорошо. Но вот однажды пришли другие
розовые.  Чужие,  неведомо откуда.  Нельзя сказать, что они были злыми, нет.
Пожалуй,  они  были  даже добрыми -  на  свой лад.  Они  хотели,  чтобы дети
Корилентио-лека  научились строить другие дома и  другие лодки -  не  такие,
какие  строили предки.  Кстати сказать,  лодки розовых были  хороши,  теперь
сургоры делают такие.  Еще они хотели научить всех рисовать на  тонких сухих
листьях непонятные и ненужные знаки.  Они предлагали свою одежду -  прочную,
но неудобную для ловли рыбы и сбора травы. Долго они жили на большом острове
- год или два.  А потом заболели.  Колдуны хотели вылечить их,  болезнь была
старой и известной,  но розовые отказались от помощи -  наверное, у них было
такое табу. И ушли неведомо куда, и никогда не возвращались. И вот когда они
ушли - начались беды.
     Старик закрыл глаза, словно желая увидеть картины прошлого, - и сказать
так,  чтобы розовый, пришедший неведомо откуда, понял безмерность несчастий,
постигших потомков Корилентио-лека...
     - Розовые оставили на  большом острове свои огороды.   В  песок розовые
сажали корни тодит,  рождающие клубни,  и  предлагали всем  есть эти  корни,
уверяя,  что от  такой пищи люди умнеют.  Но в  то время над племенами стоял
очень сильный колдун Лорпи-са,  он сказал "Нет".  И  вот розовые исчезли,  а
огороды остались.  И одичали.  Корни расползлись по большому острову и стали
нападать на  людей.  И  потомкам Корилентио-лека пришлось бросить дома,  все
бросить и переселиться на маленькие острова в океане. Вот и все.
     - Все? - удивился Скрибнер. - А тахи?
     - А что - тахи?
     - Ты обещал рассказать про тахи - откуда они взялись и зачем вам нужны.
     Ду-лализе развел руками.
     - Такой вопрос может задать только очень маленький  ребенок.  Ну что ж,
скажу...  Тахи ниоткуда не взялись, они всегда жили на маленьких островах. И
когда на  острова приплыли люди,  тахи  стали ручными,  домашними.  Не  все,
конечно,  есть и  дикие тахи,  они живут сами по  себе.  Когда у  диких тахи
наступает брачная пора,  они танцуют на Ки-Нтот,  - поэтому мы и не живем на
том острове,  пусть танцуют спокойно.
     - А мы как же? - спросил Скрибнер. - Мы им не помешаем?
     - Колдун сказал,  что до начала танцев тахи вы уже уйдете с Ки-Нтот, не
беспокойся.
     "Вот-те раз, - подумал Скрибнер, - что же этот знахарь затеял?"
     И задал еще один вопрос:
     - Почему нельзя выходить в море без тахи? 
     - Ай,  что ты за бестолковый человек,  - в голосе Ду-лализе послышалось
легкое раздражение. - Если на лодку нападет большая рыба - что будешь делать
без тахи? Если ветер, волны сильные - как спасешься?
     Адриан Антонович решил,  что,  пожалуй,  довольно расспрашивать о тахи,
как бы старик не рассердился по-настоящему, тогда уж не поговоришь.
     - Ясно,  -  сказал он.  -  Конечно,  ты прав.  Без тахи лучше в море не
лезть.  А  почему ты  ничего не  сказал моему товарищу,  он к  тебе приходил
недавно?
     Ду-лализе тихонько засмеялся, покрутил головой.
     - Э-хе,  -  вздохнул он, - розовый... Хочешь понять, вижу, а только все
равно  не  понимаешь.   Я   не  знаю,   почему  Карпацико-тин  не  разрешает
рассказывать вам, - но я знаю то, что сказано давно, еще Лорпи-са сказал. Он
сказал: 
     "Нельзя наказать человека за то,  что он сделал в возвращенном прошлом.
Сделанное в  прошлом не  существует в  нынешнем дне".  Это всем известно,  и
Карпацико-тину - тоже.
     - Возвращенное прошлое... - Скрибнер подумал и спросил:
     - А откуда ты знаешь что сейчас - прошлое?
     - А ты разве не видишь?  -  старик широким жестом указал на черно-белое
окружение.
     - Ну, хорошо, - Скрибнер не думал сдаваться. - Но какой сейчас день, ты
знаешь?
     Ду-лализе вместо ответа позвал внука:
     - Наза-ло! Иди сюда.
     Мальчик вошел, остановился возле двери, глядя вопросительно на деда.
     - Орехи когда у нас в доме кончились? - спросил его старик. - Вчера?
     - Два дня назад, - хмуро ответил Наза-ло. - И я позавчера наколол их на
неделю вперед, а вот теперь снова приходится... - и ушел.
     - Значит,  сегодня -  позавчера,  -  сказал Ду-лализе. - Понимаешь? Все
вернулось в позавчера. А когда прошлое кончится - исчезнут те орехи, которые
Наза-ло собрал сегодня, а те, которые были раньше в доме, - появятся.
     Адриан Антонович попытался разобраться,  но  решил,  что лучше обдумать
все это позже, - и поинтересовался:
     - Зачем  же  колдун  запретил рассказывать?  Чего  он  боится,  как  ты
думаешь?
     - Я не думаю,  чтобы Карпацико-тин чего-то боялся, - неторопливо сказал
Ду-лализе.  - Он очень сильный колдун,  и очень давно живет на свете. Он был
учеником Лорпи-са. 
     - Что?!  -  Скрибнер в  изумлении уставился на  старика.  -  Как  это -
учеником Лорпи-са? Ведь с тех пор умерло много поколений.
     - Да,  это так,  - согласился Ду-лализе. - А Карпацико-тин живет. Может
быть,  он  просто бессмертен,  а  может  быть,  берет в  себя  души  молодых
учеников...  ученики у  него  почему-то  умирают часто,  наверное,  он  свою
короткую жизнь в  них вкладывает,  а их длинную забирает...  так старые люди
говорили.
     - А если не давать ему учеников?
     Старик рассмеялся.
     - Чудак ты, розовый. Кто посмеет отказать колдуну? Он говорит - этого я
беру в  ученики.  И все.  А откажись отпустить сына или внука -  колдун тебе
тахи не даст. Твой тахи умрет, а нового не будет. Тогда ты не выйдешь в море
за рыбой,  а в лагуне рыба не всегда есть.  И никогда не сможешь побывать на
других островах.  Колдун может даже  всех  тахи  прогнать с  острова,  тогда
остров погибнет.  Все пальмы, дома, люди, - все погибнет, все унесет большой
ветер,  вода смоет.  С колдуном нельзя спорить. А рассказывать вам, я думаю,
потому не  велел,  что опасается,  как бы  вы  на наших островах огородов не
насадили,  -  куда уйти нам тогда? У вас, розовых, память короткая, вы давно
про эти огороды забыли,  вы все забыли...  а  расскажи,  напомни -  опять за
старое возьметесь?
     - Не возьмемся,  -  пообещал Скрибнер.  -  Тодит и на нас нападают,  мы
хотим  их  уничтожить,  тогда на  большом острове можно будет жить.  Но  вот
интересно, что колдун с нами сделать намерен?
     - Наверное,  хочет диких тахи с вашего острова выманить,  он умеет, - и
тогда вас вода смоет.
     Старик говорил спокойно,  видно было,  что его совершенно не  беспокоит
судьба розовых, - ну, смоет их вода, и что с того? Никого это не интересует.
     - Скажи,  Ду-лализе,  - спросил Скрибнер, - а вы хотели бы вернуться на
большой остров? Если там не будет тодит, конечно.
     Старик хитро улыбнулся, покачал головой.
     - Ты, розовый, сколько живешь?
     Скрибнер никак не ожидал такого вопроса.
     - Я сорок девять лет, а что?
     - А сколько еще проживешь?
     - Откуда я  могу знать?  -  удивился Адриан Антонович.  -  Ну,  еще лет
восемьдесят, наверное.
     - Вот!  -  старик всем  видом  выразил презрение к  такому малому сроку
жизни.  -  А  мы здесь живем два раза по сто.  Правда,  тот,  кто ссорится с
колдуном,  живет  все  же  мало...  меньше других,  -  уточнил Ду-лализе.  И
продолжал:  -  А на большом острове мы жили в три раза меньше. А почему? - и
сам  ответил на  свой вопрос.  -  А  потому,  что здесь прошлое возвращается
часто, и дни, проведенные в прошлом, прибавляются к будущему, к нашей жизни.
Так объясняет Карпацико-тин.  Кто захочет уйти с островов и потерять длинную
жизнь?  Тахи  не  станут жить на  большом острове,  а  без  тахи  прошлое не
вернешь. Так говорит Карпацико-тин.
     А откуда он знает?
     - Карпацико-тин  знает все и  никогда не  говорит неправды,  -  отрезал
старик. - Поэтому он великий колдун.
     - Ладно,  -  Адриан Антонович решил, что на сегодня довольно. - Спасибо
тебе,  Ду-лализе.  Теперь ты мне вот что скажи - как мне на Ки-Нтот попасть?
Могу я сейчас в море выйти?
     - Не можешь, конечно, - сказал Ду-лализе. - Сейчас не выйти в море, оно
в другом дне сейчас.
     - А если, например, ты мне дашь тахи?
     - Не дам, - сказал старик, - и никто не даст. А если бы у тебя был свой
тахи - все равно он тебя не пустил бы сейчас никуда. Ты сиди спокойно здесь,
пока прошлое не уйдет, - потом домой отправишься.
     - Но ведь никто не знает, сколько это прошлое продлится?
     - А недолго,  - равнодушно сказал старик. - Дольше семи дней не бывает,
и то редко. Думаю, через три дня  дома будешь.
     - Ясно, - сказал Скрибнер и встал. - Ну что ж,  Ду-лализе, я очень рад,
что с тобой встретился и поговорил.
     Распрощавшись со стариком, Скрибнер направился к дому Гике-та.
     VI
     Спокойная  гладь   черной  воды   расстилалась  до   самого  горизонта,
огненно-белая Лацца бесстрастно освещала контрастный мир,  но  людям было не
до  красочных эффектов  -  внезапно само  собой  отключилось поле  усиленной
штормовой  защиты.   О  подобных  фокусах  аппаратуры  Винклеру  никогда  не
приходилось слышать.  Он и  Сергиенко вызвали аварийные автоматы и принялись
разбираться  в   причинах  сверхнеобычайного  явления.  Ланской  и  Тронхэйм
оставались в рубке, хотя пользы от их присутствия было немного. Одновременно
с  защитным  полем  отключился и  автомат  связи,   дающий  постоянный вызов
Скрибнеру,  - но это заметили не сразу. Только через полчаса после того, как
командир и Сергиенко занялись аппаратурой защиты, Тронхэйм подошел к пульту,
чтобы дать Скрибнеру дополнительный сигнал, - и увидел, что на табло погасли
все лампочки.  Машинально Тронхэйм щелкнул тумблером -  и автомат заработал,
как ни в  чем не бывало.   Тронхэйм сказал об этом Винклеру.  Тот,  не долго
думая, стукнул кулаком по кнопке штормовой защиты - и поле накрыло лагерь.
     - Н-да, - сказал Винклер, проверив датчики. - Дела...  
     Сергиенко сказал:
     - По  всем параметрам выходит,  что поле не отключалось.  Оно просто не
было включено.
     - Просто не было... - Винклер замолчал на полуслове.  
     В  этот  момент Ипполит Германович случайно посмотрел туда,  где  почти
никто и никогда не останавливал взгляда,  зная,  что там все в порядке, - на
окошко таймера.  И  почувствовал,  как по  спине скользнула холодная струйка
пота.  На  шкале местного времени стояло третье апреля.   Тронхэйм подошел к
таймеру,  постучал ногтем по датчику. Третье апреля. Земное время оставалось
точным.
     - Саймон... - Тронхэйм откашлялся. - Саймон, посмотри сюда...
     Винклер подошел и наклонился над шкалой, всматриваясь в цифры.
     - Не понял, - сказал он наконец. - Здесь что, тоже поломка?
     Винклер  прошелся по  рубке,  заложив  руки  за  спину.  Потом  спросил
Ланского:
     - Эмиль Юлианович, какое сегодня число по местному времени?
     - Пятое апреля, - недоуменно сказал Ланской.
     - А не третье?
     Вместо ответа Ланской сделал шаг к  командиру и молча приложил ладонь к
его лбу. Винклер отмахнулся.
     - Ты не того...  не этого.  Ты на таймер посмотри,  нечего меня щупать,
эскулап.
     Ланской посмотрел. И сразу же быстро вышел из рубки.
     - Куда это он? - спросил, глядя вслед врачу, Сергиенко.
     Ему никто не ответил,  а  Винклер снова подошел к таймеру и постучал по
нему.  Сергиенко,  рассмотрев цифры  на  шкале времени,  в  полном обалдении
уставился на командира.
     - Знаешь,  Саймон,  -  сказал он,  -  мне  кажется,  все  аппараты мыла
объелись.
     Вернулся Ланской и сказал негромко:
     - Эти... корни... погибли.
     - Не понравилось, значит, - резюмировал Сергиенко. - Ну и ну... А мы-то
думали,  что  это метафора -  возвращение прошлого.  Выходит,  действительно
возвращается?
     - И очень часто возвращается,  -  уточнил Ланской.  -  Каждый раз в дни
ураганов... а ураганы бывают каждый месяц, иной раз и дважды.
     - И ничего особенного, - фыркнул Тронхэйм, - а мы-то головы ломали, как
спасти островитян от штормов. Как же, опасность.
     - Но где все-таки может быть Скрибнер?  - сказал командир. - Если успел
добраться до какого-нибудь атолла - хорошо, а вдруг остался в океане?
     - Вряд ли в океане,  - сказал Сергиенко. - Он бы тогда ответил на вызов
до начала этих...  штучек с расцветками.  Я думаю, он на островах. Какой-то,
атолл раньше Ки-Нтот провалился в  этом самое прошлое,  и  Скрибнер не  смог
ответить.
     - Думать не возбраняется,  -  пробормотал Винклер.  - Ладно, - решил он
после небольшой паузы.  -  Сейчас мы  все равно ничего не можем предпринять.
Оставим постоянный вызов, и давайте делом займемся.
     Какое дело  имел  в  виду  командир,  стало ясно через несколько минут,
когда Винклер, дав задание автоматам выйти в океан, включил экраны. Автоматы
резко выбежали из корабля и  направились к  берегу.  Но шлюпка,  которую они
попытались столкнуть в воду, натыкалась на невидимую преграду и не двигалась
с места,  словно врастала в песок у кромки воды.  Понаблюдав некоторое время
за  бесплодными попытками автоматов,  Винклер  дал  им  команду  вернуться и
попробовал  поднять  зонд-наблюдатель.  Зонд  взвился  над  пальмами,  но  в
пятнадцати метрах над верхушками замер.
     - Стоп,  - сказал Винклер. - Граница. Наше поле абсолютно ни к чему. Мы
под колпаком более основательным. И не мудрено, что автоматы доложили - поле
выключилось.  Как оно могло выключиться третьего числа, если мы его включили
только пятого? Все в порядке, в смысле аппаратуры.
     - Позвольте,  -  сообразил вдруг Тронхэйм,  -  но ведь это значит,  что
тахи...
     - Поймать  бы  этот  арбуз,  -  мечтательно произнес  Сергиенко,  -  да
распотрошить,  да посмотреть, какой такой у него внутри таймер направленного
действия...
     - И  Анен Сима не  нашел колдуна на  острове потому,  что  видел в  тот
момент все в черно-белом варианте,  - сказал Тронхэйм. - Колдун-то был дома,
да только в  другой день...  Ай да тахи.  Не советую ловить такого зверя,  -
повернулся он  к  Сергиенко.  -  Ты его поймаешь,  а  он тебя в  прошлый год
отправит, как ты к этому отнесешься?
     - Плохо отнесусь,  -  сказал Сергиенко. - В прошлом году я ногу сломал.
Три дня ходить не мог, ничего приятного.
     ...Тронхэйм второй час бродил по острову,  рассматривая черные пальмы с
темно-серыми листьями, черные волны, белый песок... Унылость мира, лишенного
живых ярких красок,  навевала грустные мысли, иногда Тронхэйму казалось, что
теперь остров никогда не вырвется из-под колпака прошлого,  люди не вернутся
в свое собственное сегодня... Сегодня, четвертого апреля по местному времени
(или    все-таки    шестого?)    за    обедом   исследователи   развлекались
теоретизированием на тему тахи, розовых, табличек с загадочными рисунками...
Тронхэйма раздражала болтовня товарищей,  и,  хотя он прекрасно понимал, что
причина раздражения в  нем самом,  ему не становилось от этого легче.  После
обеда он  ушел в  пальмовую рощу,  и  теперь бессмысленно шагал взад-вперед,
иногда в  задумчивости натыкаясь на  мохнатые серые стволы.  В  ушах завязла
дурацкая песенка, которую с утра напевал Ланской:
     Тахи-тахи-тахионы,
     Как в саду цветут пионы,
     Меж пионов - резеда,
     Вот какая красота.
     Итак,  теперешние островитяне ушли с материка потому, что там появились
растения, нападающие на людей. Аборигены переселились на коралловые острова,
и  теперь  живут  под  охраной  тахи.  Тахи,  оберегая  собственные  гнезда,
устроенные в  песке,  в  дни  ураганов отправляют острова  в  прошлое...  на
два-три дня,  не  больше,  а  потом?  В  какой день вернутся острова,  когда
кончится ураган?  Видимо,  в тот, в который буря окончательно утихнет? И все
пойдет по-прежнему.  Знают ли сургоры,  что творится вокруг в те дни,  когда
возвращается прошлое?..  И  еще  Тронхэйм думал  о  колдуне  Карпацико-тине.
Что-то  беспокоило Ипполита Германовича,  и  он  вновь  и  вновь перебирал в
памяти подробности разговора со знахарем, детали встречи.
     И еще Тронхэйм хотел понять,  по каким причинам вождь сургоров приказал
разведгруппе покинуть острова  перед  началом  шторма.  То  есть  ясно,  что
Дек-Торила отдал распоряжение по подсказке колдуна, желая гибели чужаков. Но
почему колдун боится розовых?  Именно колдун,  никто больше. Возможно, он не
хочет,  чтобы  чужие  узнали  тайну  тахи?  Тогда   колдун  должен знать  об
ураганах. Наверняка знает. И все же Тронхэйму казалось, что дело совсем не в
тахи. Его настораживало воспоминание о стене за домом колдуна - той стене, о
которой Карпацико-тин отказался говорить.  Сургоры не имели привычки прятать
что-либо  от  соседей,  жизнь каждой семьи проходила на  виду всего поселка,
никаких тайн, ничего скрытого. Ну, разумеется, колдун - дело особое, ремесло
знахаря требует таинственности, и возле дома Карпацико-тина может находиться
огород с  лекарственными растениями,  или...  или  там  он  дрессирует тахи,
прежде  чем  эти  круглые  зверьки попадут в  поселки сургоров.  И  Тронхэйм
сообразил,  что пропуск в  легенде,  рассказанной учеником колдуна,  касался
именно тахи - "Розовые погибли, потому что у них не было тахи". Почему у них
не  было  тахи  -  вопрос  особый,  так  же  как  и  причина попытки розовых
переселиться обратно на большой остров - дело давнее, между племенами вполне
мог  произойти конфликт,  начало которого забылось -  или  о  нем  не  хотят
вспоминать.  Ученик колдуна сказал о розовых:  "Они погибли.  Их сожгли лучи
Ди-талилы".  Сургоры  не  знают,  отчего  погибли их  соплеменники?  А  если
знают...   если знают...  Тронхэйму показалось,  что он нащупал ускользавшую
нить.  Колдун,  понимая,  что  чужаки  обладают большой и  непонятной силой,
догадывается,  что  они могут уничтожить хищные растения,  -  и  с  какой-то
неясной пока  целью стремится не  допустить этого.  Возможно,  Карпацико-тин
научился каким-то образом добывать корни,  использовать их для лечения,  - а
может  быть,  просто  не  хочет,  чтобы  островитяне вернулись  на  материк,
полагая, что тогда придет конец его неограниченной власти...
     Лацца  склонилась к  горизонту,  но  вместо пышно  расцвеченного заказа
глазу  предстало  печальное зрелище  пыльно-серого  угасания  дня.  Тронхэйм
смотрел на океан -  и не видел его,  думая о своем.  Но вот... В тот момент,
когда белый диск  коснулся краем горизонта,  мозг  социолога пронзили тысячи
иголок,  -  и  сразу же  боль прошла,  а  мир обрел прежние краски.  Ипполит
Германович охнул и побежал к "Эксору".
     Когда он  вошел в  рубку,  то  увидел Винклера,  Сергиенко и  Ланского,
разглядывающих таймер.
     - Ну что? - спросил Тронхэйм с порога.
     - Местное время - седьмое апреля, двадцать один час сорок три минуты, -
торжественно провозгласил Сергиенко.
     В тот же миг они услышали голос Скрибнера:
     - Эй, как вы там? - вопрошал Адриан Антонович. - Живы-здоровы?
     - У нас все в порядке, - сердито откликнулся командир. - А ты где?
     - У меня тоже все тип-топ,  -  доложил Скрибнер. - Отсиделся на Ла-Тис,
направляюсь домой. Пока. - И Скрибнер выключил свой фон.
     - Ну,  знаете,  - возмутился Винклер. - У него все тип-топ. Нет, в этот
раз он так просто не отделается, придется подать рапорт, когда вернемся. Мне
его партизанщина надоела.
     - Да  не  сердись  ты,   Саймон  Корнилович,   -  примирительно  сказал
Сергиенко. - Скрибнера ты все равно не переделаешь, он же неуправляемый.
     - В  таком случае пусть сидит на Земле,  -  отрезал Винклер и  вышел из
рубки.
     Врач  ушел  в  лабораторию,  Сергиенко  занялся  проверкой  аппаратуры,
опасаясь, что сдвиг времени отразился на ней не в лучшую сторону, а Тронхэйм
вернулся на берег.
     Через  несколько минут к  пляжу,  лихо  проскочив сквозь рифы,  подошла
шлюпка, и Скрибнер, как ни в чем не бывало, вышел на берег и вытащил лодку.
     - Привет, - сказал он Тронхэйму. - Как у вас тут? 
     - Знаешь,  друг,  -  сказал ему Тронхэйм рассерженно,  -  в этот раз ты
допрыгался. Винклер хочет на тебя рапорт подавать.
     - Рапорт?  -  удивился Скрибнер.  -  За что?  Хотя, конечно... Ладно, -
махнул он рукой, - разберемся. Пошли, у меня новости. 
     - Если насчет тахи, так мы уже в курсе.
     - Тахи - ерунда, - сказал Скрибнер. - Есть кое-что поинтереснее.
     VII
     - И все-таки я не могу поверить,  чтобы Карпацико-тин жил больше тысячи
лет,  - так ведь выходит? - Винклер осмотрел всех по очереди, словно ожидая,
что кто-то  уточнит цифру и  скажет,  что командир ошибся.  Но  все молчали,
потому  что  действительно  из  рассказа  Скрибнера  следовало,  что  колдун
Карпацико-тин  живет  вторую тысячу лет,  -  иначе  он  просто не  мог  быть
учеником великого знахаря Лорпи-са.
     Ланской встал,  прошелся по  столовой,  выглянул в  окно,  потом сказал
резко:
     - Мне нужны споры.
     - Споры? - переспросил Тронхэйм. - Это неплохо. На что брать будем?
     - На Скрибнера, на что же еще, - фыркнул Сергиенко. - Хорошая приманка.
     Скрибнер даже рот раскрыл от такого нахальства.
     - Саймон Корнилович,  -  настойчиво повторил врач,  -  мне  нужны споры
растения тодит.  Необходимо исследование.  Я  уверен,  что  все дело в  этих
корнях.
     - Тодит,  то-дит,  - повторил Винклер. - Это слово что-нибудь значит на
местном языке?
     - Нет, - сказал Скрибнер. - Название сохранилось от розовых.
     - Розовые-розовые,  -  снова   повторил командир.  Что-то  очень  много
получается розовых.  Одни,  вторые...  да еще мы -  третьи...  Розарий, а не
планета.  Хорошо, - повернулся он к Ланскому, - Попробуем раздобыть споры. -
Винклер покосился на Сергиенко. - А на что брать будем - уточним позже.
     "Летучка" зависла  над  поляной,  и  Ланской  опустил вниз  контейнер с
протоплазмой.  Контейнер  раскрылся,  бесформенный  ком  выпал  на  песок  и
расплылся  густой  лужей.   Через  небольшое  время  аппараты  зафиксировали
биополе, возникшее на глубине двадцати восьми метров.
     - Учуяли, - прошептал Ланской.
     Активность поля  стремительно нарастала  -  стебли  тодит  очнулись  от
летаргического сна и двинулись к поверхности, но через полчаса поле исчезло.
     - Что такое? - сказал Винклер. - Неужели на полпути снова заснули?
     - Не  думаю,  -  пробормотал  Ланской,  глядя  на  песок.  -  Подождем,
посмотрим.
     Еще  через  полчаса возле комка протоплазмы вспухли на  песке несколько
едва заметных бугорков,  хотя, судя по индикаторам, под песком ничего живого
не было.  Выждав еще пять минут,  Винклер пустил в  ход манипулятор и поднял
комок.
     - Любопытно,  -  сказал врач,  -  как это у них получается? И зачем они
делают вид, что их тут нет вовсе?
     - Дома разберемся, - сказал командир и повел "летучку" к островам.
     Когда коралловая цепь вытянулась слева по курсу, Винклер предложил:
     - Пройдем над Та-Вик? Повыше, а то колдун испугается.
     Ланской молча кивнул, и "летучка" пошла влево и вверх; до самого лагеря
Винклер вел ее над атоллами.  С  такой высоты ничего нельзя было рассмотреть
невооруженным глазом, но автоматы зафиксировали картины жизни на островах.
     После обеда разложили на столе снимки Та-Вик.  Дом,  стоящий вдалеке от
пальмовой рощи.  Стена -  темная черта, обводящая большой овал голого песка.
Впрочем, часть овала отгорожена внутренней стенкой, и на небольшом дворике -
полтора десятка шаров.
     - Значит, он там дрессирует этих... арбузов? - полувопросительно сказал
Сергиенко.
     - Если двор только для тахи,  то  почему он такой большой?  -  возразил
Тронхэйм.
     - Может быть, он их выпускает туда из маленькой загородки - погулять? -
предположил штурман.
     Ланской молча рассматривал снимки,  а Винклер ждал, что же скажет врач:
у того явно были какие-то соображения. Наконец командир не выдержал:
     - Эмиль Юлианович, что молчишь?
     Ланской словно проснулся.
     - Знаешь, Саймон, - сказал он негромко, - нужно...  впрочем, я не знаю,
что нужно. Мне кажется только, что там у него тодит.
     - Что?..  - Тронхэйм уставился на Ланского, как на привидение. - Тодит?
Зачем? И каким образом он мог бы...
     - Нужно  все-таки  изловить  этого  колдуна,  -  сказал  Винклер,  -  и
поговорить с ним всерьез.
     - Как ты его изловишь, если он распорядился помалкивать и скрывать, где
он находится?
     - Придется действовать грубыми средствами,  -  пожал плечами Винклер. -
Повесим наблюдатель; как только засечет знахаря в океане - перехватим.
     - Может быть,  попытаться еще раз поговорить с Дек-Торилой? - предложил
Тронхэйм.
     - Вождь точно так же в  руках колдуна,  как и  все остальные.  Начнем с
Карпацико-тина.  Что там со спорами?  -  командир повернулся к  Ланскому.  -
Проросли?
     - Да, - кивнул врач, - есть что продемонстрировать.  
     Скрибнер тут же провозгласил,  что начинается операция "Отлов колдуна",
и  направился на  "Эксор"  -  запускать наблюдатель.  Винклер хотел  сказать
что-то, но только плюнул вслед разведчику. Сергиенко поинтересовался ехидным
голосом,  включит ли  командир этот эпизод в  рапорт на  Скрибнера,  на  что
Винклер ответил,  что  рапорт,  кажется,  придется подавать на  всех  членов
экспедиции - все хороши, и тоже ушел на "Эксор".
     - Ох...  -  вздохнул Тронхэйм,  -  до чего же у нас командир грозный...
Того и гляди, всех уволит без выходного пособия.
     - Ага,  -  согласился Сергиенко.  -  Особенно Скрибнера.  А  ты знаешь,
почему он все эти штучки терпит?
     - Слышал краем уха, - сказал Тронхэйм, - но без подробностей.
     - А подробностей никто не знает,  -  сказал Сергиенко. - Только Винклер
скорее сам  из  разведкорпуса уйдет,  чем  на  Скрибнера рапорт подаст.  Они
когда-то вместе в  аварию попали,  и в результате Адриан Антонович полгода в
госпитале валялся,  его из кусочков в  целое состояние собирали,  -  Саймона
спасал.  Винклер тогда  совсем  мальчишкой был.  Так-то.  Ну,  а  у  Саймона
Корниловича память крепкая, он помнит, кому жизнью обязан.
     Ланской сказал:
     - Я тоже обязан... и не в первый раз.
     Утром,  в шесть часов двадцать минут,  автомат-наблюдатель сообщил, что
лодка  Карпацико-тина  отчалила  от  Та-Вик,  направляясь к  острову  вождя.
Тронхэйм и Скрибнер бросились на перехват.
     Они опустились на волны перед лодкой,  и  Карпацико-тин поневоле бросил
весла -  нос  лодки оказался в  трех  метрах от  "летучки".  Тронхэйм открыл
дверцу и поздоровался.
     - Здравствуй,  Карпацико-тин.  Желаю  тебе  иметь много детей,  рыбы  и
орехов. Куда направляешься, если не секрет?
     Карпацико-тин потряс головой и пробормотал:
     - Здороваться умеешь, слова знаешь... Что тебе от меня нужно?
     - Поговорить с тобой хотим,  - сказал Тронхэйм, - а тебя все никак дома
не застать.
     - О чем говорить?  -  зло спросил Карпацико-тин. - Опять хочешь истории
слушать? Все уже слышал, других нет.
     - Есть история, которую твой ученик забыл рассказать.
     - Какая?
     - История про тодит.
     Колдун вскочил резко, лодка вильнула от толчка, и Карпацико-тин упал на
скамейку.  Одно весло вырвалось из уключины и,  отплыв в сторону, закачалось
на  волнах,  но  Карпацико-тин не  обратил на  него внимания.  Он смотрел на
Тронхэйма так,  словно хотел прочитать мысли розового и  понять,  чем грозит
ему, колдуну, новый оборот дела.
     - Мы хотим пригласить тебя на Ки-Нтот,  - продолжал Тронхэйм, словно не
заметив испуга колдуна.  -  У  нас есть тодит,  но  мы заперли их в  крепком
сосуде, они не опасны? Посмотришь? Может быть, это не те корни?
     Карпацико-тин  сделал  вид,   что  обдумывает  предложение  и   решает,
соглашаться на  визит или нет.  Тронхэйм не  торопил его,  давая возможность
отступить с достоинством. Наконец колдун сказал:
     - Что ж; интересно посмотреть.
     Тронхэйм перебрался в лодку, и "летучка" заскользила по волнам, таща на
буксире деревянное суденышко.
     В   лагере  их   ждали.   Винклер,   встретив  колдуна  на   берегу  и,
представившись по всей форме, пригласил Карпацико-тина в дом. Знахарь, ворча
что-то  невнятное,  вошел,  и,  не  скрывая  любопытства,  осмотрел комнаты,
пощупал стены, сказал одобрительно: "Хорошо, гладко..."  Потопал босой ногой
по  полу,  остановился  возле  окна  -  "Хорошо,  все  видно..."  Затем  его
пригласили к столу. Карпацико-тин недоверчиво понюхал салат и сказал:
     - Я не голоден.
     Тронхэйм не был уверен, что абсолютно точно представляет картину давних
событий, но приходилось рисковать. Он начал разговор так: 
     - Скажи, мудрый Карпацико-тин, как могло случиться, что розовые потомки
Корилентио-лека ушли на большой остров,  не взяв с собой тахи?  Ты не дал им
охраняющих зверей, почему?
     По  выражению лица колдуна Ипполит Германович понял,  что  находится на
верном пути.
     - Не дал,  -  сварливо сказал колдун. - Потому что Крила-пак хотел быть
сильнее меня,  и он увел своих людей на большой остров. Он думал, - хихикнул
Карпацико-тин, - что на большом острове они сами станут, большими.
     - И ты не сказал Крила-паку, что на большом острове нельзя жить?
     - Как будто он сам этого не знал, - огрызнулся колдун.
     - Хорошо, - сказал Тронхэйм, - это ваши дела. Тесно вам стало, понимаю.
Но  неужели тебе самому не  хочется жить на большом острове?  Там и  деревья
лучше, и зверей много.
     - Ха.  Деревья. Зачем они? У нас есть деревья. Лодки - из стволов, дома
- тоже.  Какое питье из молодых орехов -  ты пробовал,  знаешь.  Зрелый орех
испеки,  зажарь -  и ешь,  можно даже без рыбы прожить. Зачем другое? Звери,
говоришь? Так они ведь опасные, дикие.
     - Говоришь, звери опасные? Опаснее тодит? 
     Колдун замялся, завертел головой, подбирая ответ. Тронхэйм уточнил:
     - Тебе корни не страшны, так? Ты приручил их?
     - Нельзя  приручить тодит,  -  хмуро  сказал Карпацико-тин.  -  Розовые
пытались заговорить корни,  сильные заговоры колдун делал, амулеты были - не
помогло...
     - Знаешь что,  -  предложил Тронхэйм,  -  если ты согласен пойти в  наш
второй дом, я тебе покажу, как можно справиться с тодит.
     Карпацико-тин  недоверчиво  посмотрел  на  Тронхэйма,   обвел  взглядом
остальных, словно ожидая подвоха, но все же поднялся:
     - Пойдем.
     В лабораторию "Эксора" старик шел,  не глядя по сторонам, углубившись в
свои мысли,  и  совершенно не обращал внимания на обстановку внутри корабля.
Что-то сильно беспокоило его.
     Под  прозрачным колпаком  на  испытательном стенде  располагались корни
тодит  -  неподвижные белые корни.  Карпацико-тин  вопросительно взглянул на
Тронхэйма.
     - Им не прорваться сквозь эту крышу,  -  сказал Тронхэйм.  -  Она очень
крепкая, хотя и прозрачна.
     Колдун подошел к стенду.  Долго смотрел на тодит,  потом молча осмотрел
лабораторию.  Техника Земли,  казалось,  не произвела на него ровно никакого
впечатления,  и Тронхэйм подумал, что все эти предметы слишком непонятны для
сургора,  а потому неинтересны. Но вот Ланской пустил в ход манипулятор. Под
колпаком шлепнулся ком  протоплазмы,  и  белые  змеи   зашевелились.  Колдун
отпрыгнул в  сторону,  с опаской глядя на ожившие тодит.  Как только датчики
показали пик  активности,   корни  окатила распыленная струя  опалесцирующей
жидкости.   Тодит мгновенно съежились,  скрутились вялыми спиралями, и через
несколько  минут  развалились,   распались  клочьями,   а  затем  высохли  и
превратились в небольшую горку коричневой пыли.
     - Видишь? - сказал Тронхэйм колдуну. - Очень легко уничтожить тодит. Мы
сделаем это, ни одного корня не останется на большом острове.
     - Нет, - вскрикнул неожиданно Карпацико-тин. - Нет, - глаза его бегали,
старик побледнел,  кожа из темно-серой превратилась в  дымчатую.  -  Если не
будет тодит, все сургоры сразу умрут, - дико завизжал он.
     И  в  этот  момент  Тронхэйма осенило.  Он  жестом остановил командира,
собравшегося что-то сказать, и, в упор взглянув на колдуна, резко произнес:
     - Ты лжешь,  Карпацико-тин.  Ни с кем ничего не случится, каждый сургор
проживет столько, сколько ему положено. А вот ты - ты боишься, что не станет
корней. Ты один.
     Колдун впал в  истерику.  Он  рвал на себе волосы,  бился  тощим старым
телом об  пол...  Привести его в  чувство удалось не  скоро.  Ланской не мог
сделать успокаивающую инъекцию,  поскольку до  сих  пор  ни  один  сургор не
соглашался даже на простейший анализ крови,  и  врач понятия не имел,  какое
действие на  организм старика  окажут  земные  лекарства.  Поэтому  пришлось
применить классические средства -  лед и мокрые полотенца. Но в конце концов
Карпацико-тин смог внятно рассказать историю тодит - и свою собственную.
     Когда  потомки  Корилентио-лека  жили  на  большом  острове,  появились
однажды неведомо откуда чужие люди -  розовые, крепкие, в блестящих одеждах.
"Они были другие,  -  уточнил Карпацико-тин.  -  Не такие, как наши розовые.
Наши -  они были...  немножко серые,  вот как.  А чужаки - совсем такие, как
вы". Насколько могли понять земляне, эти розовые были бродягами-миссионерами
из неведомых глубин Галактики. Они разыскивали планеты, населенные разумными
существами, и пытались подтолкнуть ход истории, ускорить развитие племен. На
Талассе они развили бурную деятельность, учили аборигенов писать (используя,
видимо,  собственный алфавит),  пытались  обучить  их  земледелию  и  прочим
полезным  вещам.  Рассаживая на  материке  тодит,  пришельцы объясняли,  что
клубни тодит делают людей умными и  сильными.  Но  аборигенам не понравились
клубни,  они предпочли питаться известными с давних пор плодами.  Все,  чему
захотели  научиться  и  научились  аборигены,  -  это  изготовление глиняных
табличек с  рисунками и строительство лодок,  на которых можно было выходить
далеко в  океан.  В конце концов розовые заболели местной болезнью "луддиа",
от которой пухнут и  немеют руки.  Знахари легко вылечивали эту болезнь,  но
пришельцы не стали изучать местные способы лечения и отбыли восвояси,  забыв
про тодит.  Чем питались тодит,  аборигены не знали, да их и не интересовали
вовсе  песчаные полянки,  под  поверхностью которых скрывались белые  корни.
Но...
     Но  однажды  не  вернулись  из  джунглей  двое,  отправившиеся собирать
съедобные  листья.  Потом  еще  трое  исчезли  бесследно.  Несколько юношей,
вооруженных копьями и  дубинами,  отправились на розыски пропавших,  а когда
вернулись, рассказали страшное...
     ...Юноши долго шли по  следу,  и  наконец перед ними открылась песчаная
поляна. На ней сургоры увидели тела пропавших. Не подозревая опасности, тот,
что шел впереди,  бросился на поляну,  и...  и вскрикнул так,  что остальные
замерли на месте.  А тот постоял немного,  с ужасом глядя вниз, - и упал. Не
решаясь ступить на коварный песок,  рыбаки срезали несколько лиан и,  сделав
из них петли, вытащили тело на траву, забросали листьями и вернулись домой.
     Когда  сургоры пришли за  телами погибших,  они  увидели новую песчаную
поляну,  образовавшуюся вокруг тела,  лежавшего в траве. Лорпи-са все понял.
Не  напрасно его  называли великим и  мудрейшим.  Он  велел всем вернуться в
поселок,  оставив погибших там,  где их  застала смерть,  и  наложил табу на
песчаные поляны в  джунглях.  Но  это  не  помогло.  Тодит сначала кормились
неосторожными  зверями,  забредавшими на поляны, - но вскоре звери научились
обходить песчаные пространства,  и  тодит начали подкрадываться к  поселкам.
Лорпи-са  отправил  людей  на  поиски  островов,  о  которых  говорили чужие
розовые,  -  и  рыбаки  нашли  новую  землю.  Началось  переселение  племен.
Карпацико-тин  был  тогда  совсем  юным,   едва  начал  обучаться  искусству
колдовства -  Лорпи-са выбрал его среди многих и  взял в  ученики.  Уже в то
время Лорпи-са был стар,  и Карпацико-тин удивлялся тому, что, переселившись
на   атоллы,   колдун  продолжал  оставаться  таким  же,   каким  знал   его
Карпацико-тин с  детства.  Пока племена обживались на островах,  привыкали к
новому,  Лорпи-са не знал ни минуты покоя. Он помогал всем и во всем, изучал
травы,  растущие  на  атоллах,  испытывал лечебные  свойства  водорослей,  и
молодой Карпацико-тин  работал вместе с  ним.  Но  у  Лорпи-са  была  тайна,
которую он  скрывал даже  от  любимого ученика.  Когда  сургоры добрались до
островов,  Лорпи-са  объявил,  что  отныне колдуны будут жить  на  отдельном
острове,  и  распорядился,  чтобы его дом поставили в  отдалении от рощи,  а
рядом сделали стену -  высокую,  крепкую,  и к тому же уходящую основанием в
почву на большую глубину.  Когда стена была построена,  Лорпи-са стал чем-то
заниматься там,  на огороженном пространстве,  - тайно. Иногда он исчезал на
несколько дней, но где бывал в это время - не говорил  никому.
     Когда впервые острова посетило Прошлое - люди испугались, но великий ум
Лорпи-са  разобрался в  необычном явлении,  и  скоро  уже  никто не  обращал
внимания на черно-белые дни, а Лорпи-са научился ловить и дрессировать тахи,
они стали ручными,  их брали с  собой в  океан,  когда ловили рыбу далеко от
островов,  и  тахи   выручали при  нападении хищных рыб  или  при  внезапном
шторме.
     Наконец Лорпи-са увидел,  что жизнь на новом месте наладилась. Тогда он
призвал к себе Карпацико-тина и рассказал ему Великую тайну. Карпацико-тин к
тому времени успел состариться,  был  такой,  как  сейчас.  И  вот что узнал
Карпацико-тин.  За  оградой возле дома  в  песке скрывались тодит.  Лорпи-са
кормил их  рыбой  и  птицами,  и  время от  времени,  соблюдая осторожность,
извлекал один корень,  сушил его,  толок,  приготовлял питье,  - и это питье
было причиной его  невероятно долгой жизни.  Лорпи-са  научил Карпацико-тина
кормить корни, выуживать их из песка, приготовлять лекарство. Оно излечивало
от  многих болезней,  но  Лорпи-са  всегда делал  вид,  что  лечит  травами,
улитками,  рыбами...  Поскольку питье продлевало жизнь,  на островах потомки
Корилентио-лека стали жить два раза по сто лет,  но Лорпи-са наказал ученику
объяснять это возвращением прошлого,  -  никто не должен знать про тодит.  А
для себя Лорпи-са решил,  что настала пора встретиться с предками, больше он
не  будет  пить  настой  тодит.  Карпацико-тин  заменит его,  станет великим
колдуном.  И еще Лорпи-са,  говорил ученику,  что, когда тот подготовит себе
замену,  он должен уйти в мир предков,  но Карпацико-тин оказался слаб, и не
может отказаться от  питья...  К  сожалению,  тодит не  могут вечно жить  на
островах,  иной  раз  они  гибнут  при  возвращении прошлого,  и  приходится
привозить новые семена. Лорпи-са тоже так делал, и научил Карпацико-тина.
     - Как ты собираешь эти семена? - внезапно перебил колдуна Тронхэйм.
     - Я... - Карпацико-тин замялся, испуганно обвел взглядом землян. - Я...
     - Говори правду, - потребовал Тронхэйм.
     - Я...  -  Карпацико-тин собрался с  духом и  выпалил:  -  Я посылаю на
поляну ученика...
     - Что?!  -  задохнулся Тронхэйм. Сергиенко вскочил,  словно намереваясь
влепить колдуну хорошую оплеуху,  но сдержался,  отошел в сторону.  Винклер,
наоборот,   подошел  ближе,   молча   смотрел  на   Карпацико-тина,   ожидая
дальнейшего.  Ланской совсем не  казался удивленным -  он  предполагал нечто
подобное;  а Скрибнер выругался так, что Тронхэйм, несмотря на напряженность
момента, изумился: "И где он такого нахватался?.."
     Колдун продолжал:
     - Когда ученик выходит на поляну... э-э... корни его убивают, а я потом
вытаскиваю его веревкой, заворачиваю в плотный мешок из листьев...
     - А потом? - злым голосом спросил Тронхэйм.  
     Старик развел руками:
     - Потом совсем нетрудно.  Нужно закопать труп на три дня в песок, и там
вырастут новые  тодит.  Молодые  тодит  не  опасны,  поэтому  ученика  можно
выкопать и отдать родителям...
     - Так,  -  подвел итог командир. - Значит, корни мы уничтожим. На твоей
плантации -  сегодня же, а потом и на большом острове. А где и как вы будете
жить дальше, решит Дек-Торила.
     Колдуна  отвезли  домой.  Ланской  и  Скрибнер  запустили  на  участок,
огороженный стеной,  автомат.  Автомат быстро обработал почву,  доложил, что
химикат пропитал песок вплоть до твердого основания, и земляне отправились в
лагерь.
     - Напугать-то мы его напугали,  - сказал Ланской, когда они отчалили от
острова колдуна, - но вдруг мы не справимся с тодит на материке?
     - Справимся, - отмахнулся Скрибнер, - автоматов хватит.
     - И неясно,  - продолжал Ланской, - какое отношение имеют тодит к тахи.
Какое-то имеют наверняка.
     - С чего ты взял?  Тахи сами по себе,  - дикие, я имею в виду, они ведь
всегда на островах жили.
     - Так-то оно так,  но колдун,  похоже,  не случайно держит тахи рядом с
этими чертовыми корнями, - тех тахи, которых дрессирует.
     - Да  не все ли равно?  -  удивился Скрибнер.  -  Даже если этот старый
паразит кормит зверей корнями -  или наоборот,  что от  этого меняется?  Все
равно тахи будут охранять острова,  просто потому,  что охраняют собственное
потомство, гнезда-то у них в песке, на берегу.
     - Но если действительно тахи и тодит связаны...  ведь сургоры не смогут
без тахи выйти в океан.
     - Орехами прокормятся.
     - Они не смогут переселиться обратно на материк, - сказал Ланской. - Не
смогут навещать соседние племена и  вынуждены будут  заключать браки  внутри
собственной изолированной группы.  К  чему это приведет?  К вырождению,  это
аксиома, и странно, что приходится тебе об этом напоминать.
     - Знаешь,  Эмиль,  -  сказал Скрибнер, - пусть над этим голову ломают в
Управлении. Наше дело уничтожить тодит.
     - А  нужно ли  их уничтожать?  -  спросил Ланской.  -  Ведь сургоры уже
вторую тысячу лет живут на  островах,  это их  дом,  а  мы заставим их вновь
переселиться, бросить все...
     - Ну...  - Скрибнер хотел сказать что-то, но шлюпка уже подошла к рифам
у  Ки-Нтот,  и  Адриан Антонович замолчал.  Он  провел лодку сквозь бурлящую
полосу и,  заглушив двигатель,  выскочил на песок. Когда врач вышел на пляж,
Скрибнер подошел к нему и сказал тихо: 
     - Ты  забываешь,  Эмиль,  что  тодит  -  чужие.  Совсем чужие для  этой
планеты. Я не знаю, и ты не знаешь, откуда взялись эти вшивые миссионеры, но
следы этой  компании уничтожить необходимо.  А  переселиться островитянам мы
поможем,  если уж на то пошло. На кой черт им эти... Геспериды, - добавил он
и пошел к "Эксору". Ланской отправился в лагерь...
     -...  Разумеется,  и речи не может быть о насильственном возвращении на
материк.  Помощь в  случае необходимости,  не  более того.  Но  я  абсолютно
согласен  с  Адрианом  Антоновичем в  том,  что  растение  тодит  уничтожить
необходимо,  -  кроме тех образцов, которые мы берем с собой. И хорошо, если
эти...  миссионеры не оставили еще каких-нибудь следов своего пребывания,  -
таких следов,  о  которых аборигены и не подозревают.  Поэтому я и предлагаю
как  следует обшарить материк,  а  уж  потом предлагать какой-то  конкретный
план.
     - И  все-таки это будет вмешательством в исторический процесс,  так или
нет? - спросил Сергиенко.
     - Какое к  черту вмешательство?  -  возмутился Тронхэйм.  -  Мы  должны
вернуть их на собственный путь, неужели не ясно? На островах они живут как в
заповеднике,  ни о чем не думая,  -  орехи над головой, рыба в лагуне... Они
остановились,   прекратилось  развитие,   а  ты  говоришь  о  вмешательстве.
Вмешались до нас, наше дело ликвидировать последствия.
     - А любопытно все же,  - сказал Винклер, - откуда взялась эта компания?
Миссионеры. И что за странная цивилизация должна это быть...
     - Поищем - найдем, - сказал Скрибнер.
     - Ой ли,  Адриан Антонович?  Легко сказать -  "найдем".  Где искать, ты
хоть какое-то представление имеешь?
     - Нет,  конечно,  -  сказал Скрибнер.  - А только думаю, что они где-то
неподалеку.
     - Почему? - заинтересовался Тронхэйм.
     - Да так, кажется мне.
     - Это не довод.
     - Доводы тебе нужны?  Пожалуйста.  В космос они вышли недавно,  так что
недалеко забрались.
     - Почему - недавно?
     - Во-первых,  потому,  что  лезут не  в  свои дела.  Если бы  они имели
приличный уровень развития, они бы на такие штучки не пошли. Они же не имели
малейшего понятия,  как  на  аборигенов подействуют их  клубеньки.  Уверяли,
сургоры от эдакой пищи поумнеют? 
     - Так.
     - Ну вот.  А они не поумнели,  скорее наоборот, хотя жить стали дольше.
Как же  можно было сажать свои растения на  чужой планете,  не зная генетики
местных жителей? Это что, высокий уровень?
     - Да...  -  сказал Ланской.  -  Кстати, о генетике. Тот рыбак, Гике-та,
согласился все-таки  на  обследование.  Я  еще  не  во  всем разобрался,  но
основное понятно. 
     - Точнее, - потребовал Винклер.
     - Настой из  клубней тодит действует на  островитян весьма своеобразно.
Исчезают ошибки редупликации,  тем самым -  прекращается старение организма.
Так что...  я вновь предлагаю подумать -  стоит ли уничтожать тодит. А тахи,
судя по  всему,  от питания корнями "умнеют",  легко поддаются дрессировке и
вообще с  удовольствием остаются жить  возле человека.  И  насчет уровня,  -
Ланской говорил,  демонстративно не  глядя на Скрибнера,  -  тоже не все так
ясно,  как представляется некоторым.  Почему не может оказаться так, что эти
миссионеры,  имея  весьма  и  весьма высокий технический уровень,  отстали в
отношении социальном и  не считают грехом вмешательство в чужую жизнь?  Если
же допустить такой вариант,  то получим, что миссионеры могли прибыть откуда
угодно, расстояние может не иметь для них никакого значения.
     - Найдем,  - сказал Скрибнер, как припечатал. - Не может быть, чтобы не
нашли. Надо. Эта публика может таких дел натворить, что подумать страшно.
     - Ну,  это  вопрос  будущего,  -  сказал Винклер.  -  Хотя  понять тебя
нетрудно,  Адриан. А пока нужно найти то место, где эти розовые окапывались.
Лагерь.  Стойбище. Завтра и займемся. Что касается тодит, Эмиль Юлианович, -
добавил он,  - я все-таки думаю, что Центр даст "добро" на уничтожение их. А
споры на Земле исследуют, разберутся, и если удастся лишить тодит людоедских
замашек -  отчего и не вернуть их сюда? Кстати, дрессировка тахи на материке
аборигенам просто ни к чему,  жили они без тахи и дальше проживут. К тому же
неизвестно, как будут чувствовать себя тахи на материке, - вид эндемичный, в
новых условиях может и  не  прижиться.   Так что на  сегодняшний день у  нас
осталась одна задача -  розовые миссионеры,  точнее,  следы их пребывания на
Талассе. Все.  
     VIII
     -...  Уровень...  вот он,  их уровень,  - ругался Скрибнер. - Форменный
кабак развели,  дикари космические...   А это что? - он вытащил из-под куста
небольшой аппарат, похожий с первого взгляда на лингатор. - Вот, пожалуйста.
Набросали всякой дряни, и смылись.
     Действительно,  место,  где располагался в  незапамятные времена лагерь
космических миссионеров,  напоминал средних размеров свалку, заросшую пышной
зеленью.  Ее обнаружили и расчистили от кустарника и лиан автоматы, и сейчас
пятеро  землян осматривали то,  что  оставили пришельцы из  неведомых краев.
Здесь  в  изобилии  валялись  обрывки  плотных  тканей,   пластика,  обломки
аппаратуры,  черт-те что еще.  Аппарат,  извлеченный Скрибнером из сплетения
корней,   казался  неповрежденным.   Винклер  отдал  его  автомату,  и  люди
продолжали осматривать остатки лагеря,  время от времени подзывая автоматы и
распоряжаясь упаковать  ту  или  иную  вещь.  Через  небольшое время  робот,
занявшийся "лингатором", доложил, что конструкция аппарата ему неясна, равно
как  и  назначение,  а  потому  нельзя  сделать  вывод  об  исправности  или
неисправности данного  предмета.  "Лингатор" упаковали в  контейнер вкупе  с
прочим барахлом, подобранным в этой громадной мусорной куче.
     - И  ведь что интересно,  -  сказал Ланской,  -  рядом с лагерем они не
устраивали свои огородики, вы заметили? Все поляны с тодит расположены очень
далеко. Как это понимать прикажете?
     - Действительно, интересно, - сказал Тронхэйм. - Может быть, корни сами
удалились от  лагеря за  это  время?  Поближе,  так  сказать,  к  источникам
питания?
     - А если нет?  Если эти...  розовые просто проверяли  действие тодит на
местных жителях, а сами своих корешков побаивались? - спросил Сергиенко.
     - Ну,  это уж ты... того, чересчур хватил, - усомнился Скрибнер. - Они,
конечно,  народ диковатый,  эти миссионеры,  но чтоб такое...  Нет, не может
быть.
     - Почему  не  может?  -  сказал  Сергиенко.  -  Исторические прецеденты
имеются.
     - Но все-таки не на космическом уровне развития, - возразил Скрибнер. -
Через  такое многие проходят,  но  гораздо раньше,  на  заре,  так  сказать,
истории.
     - Они  могли сажать тодит далеко от  лагеря просто в  силу традиции,  -
сказал Тронхэйм. - Зачем сразу предполагать всякие ужасы?
     - Саймон, - спросил Сергиенко, - а что в Управлении решили?
     - Решили,  что нужно уничтожить,  -  ответил Винклер, рассматривавший в
этот  момент  плотный тонкий  лист  серого  пластика,  испещренный какими-то
запятыми.  -  Так что сегодня,  как только здесь закончим, автоматы займутся
полянками,  поляночками...   А вам не кажется,  милорды,  что это письмо?  -
внезапно спросил он.
     - Это? - Скрибнер подошел ближе, всмотрелся в запятые. - Отчего же нет?
Вполне может быть.
     Винклер дал задание автоматам искать аналогичные листы, и через полчаса
перед  командиром выросла стопка серых квадратов,  покрытых мелкими знаками.
Их упаковали отдельно.
     - Знаете  что?  -  сказал Тронхэйм.  -  Мне  кажется,  они  не  нарочно
намусорили. Они отсюда удирали в панике, вот что мне кажется.
     - Почему? - удивился Скрибнер.
     - Может быть,  потому,  что заболели?  И,  кстати,  если они отказались
воспользоваться услугами местных лекарей,  -  значит, все-таки разобрались в
физиологии,  биохимии и так далее, а, Скрибнер? Знали, что местные лекарства
им не помогут?
     - Может,  так,  а может,  и не так,  - пробурчал Скрибнер, - а если они
удрали потому,  что их  собственное детище отказалось им повиноваться?  Если
тодит стали нападать на них? Тогда как?
     - С чего бы?
     - Ну,  мало ли с чего.  Например,  здесь другой состав  почв, или воды,
или еще какие-то  факторы вызвали одичание тодит...  а  миссионеры не сумели
справиться с корешками, да и сбежали, а?
     - Гадать можно до  бесконечности,  -  сказал Тронхэйм,  -  но всегда мы
останемся при своем ходе мысли,  а  что думали миссионеры,  бросая весь этот
хлам впридачу к тодит, все равно не узнаем.
     - Есть шанс узнать,  -  вставил Винклер, - если запятые - это письмо, и
если удастся его расшифровать.
     - Ну, это не скоро. А сейчас...
     - Нет,  -  категорически сказал Винклер.  - Ловить тахи будет следующая
экспедиция,  для нее в Институте строят полевой стабилизатор времени,  а нам
запрещено и близко подходить к этим милым зверюшкам.
     Скрибнер молча вышел. Ланской посмотрел ему вслед с сочувствием - врачу
тоже очень хотелось поймать тахи, но... ничего не поделаешь.
     День угасал мягко.  Утром предстояло свернуть лагерь,  и -  домой.  Час
назад Винклер и  Тронхэйм вернулись с  острова вождя,  так  и  не  добившись
прощальной  аудиенции.    Дек-Торила  не  желал  говорить  с  чужаками.   Из
дополнительных  сведений,   собранных  Тронхэймом,   следовало,   что  вождь
Дек-Торила правит островами сургоров уже четвертую сотню лет, - а значит, он
прекрасно осведомлен о  деятельности старого  колдуна,  и,  разумеется,  уже
знает,  что  розовые уничтожили тодит...  тем  самым лишив его,  Дек-Торилу,
надежды на  вечную жизнь.  Естественно,  вождь не  имел ни малейшего желания
видеть таких гостей.   Тронхэйм размышлял о  том,  что появление на  Талассе
растения тодит повлияло на  аборигенов,  так сказать,  не в  лучшую сторону.
Долгая,  возможно,  даже вечная жизнь - это неплохо, однако какова цена этой
жизни...  страшно подумать.  Но  если  на  Земле удастся усмирить тодит,  то
почему бы и не вернуть сургорам растение, несмотря на то, что оно - чужое...
Думал Тронхэйм и  о  круглых тахи.  Ничего подобного еще  не  встречалось во
Вселенной,  и следующая экспедиция попытается изучить зверьков - разумеется,
бескровными методами,  -  и понять, как мог возникнуть столь необычный живой
аппарат.  Но главным в размышлениях социолога оставались миссионеры.  Что за
странная цивилизация,  проводящая эксперименты на  чужих планетах?  Где  они
могут  находится,  эти  похожие  на  землян  люди,  почему  они  пытаются  в
незнакомых мирах  вводить свои  порядки,  зачем и  как  у  них  вообще могла
возникнуть такая дикая идея?
     Тронхэйм вышел на пляж.  Вдали,  над соседним атоллом,  раздался низкий
протяжный  звук,   -   кто-то  дул  в  большую  морскую  раковину.  Тронхэйм
прислушался.   Гудение   разносилось  над   океаном,   к   первой   раковине
присоединились еще несколько...  Ипполит Германович пошел на "Эксор".  Через
несколько минут вся группа собралась в  рубке,  и на экранах возникли девять
островов коралловой цепи. Сургоры вышли из домов на берег, и старейшины дули
в раковины, и вечерний воздух наполнили голоса: 
     - Плачьте  и   смейтесь,   о  люди...   Мудрый  из  мудрейших,   колдун
Карпацико-тин  покинул нас...  Самый знающий,  самый старый -  Карпацико-тин
ушел   на   Острова   Вечности,   чтобы   встретиться  с   великим   предком
Корилентио-леком... Смейтесь и плачьте, о люди...
     ==========================================================
     Сканировано с издания:
     Слушайте звезды! Сборник фантастики / Сост. Н. И. Орехов. - М.: Молодая
гвардия, 1990. - 480 с.
     ISBN 5-235-01590-8
     Сборник   фантастических  произведений,   составленный  по   материалам
Минского  (1989  года)  семинара Всесоюзного творческого объединения молодых
писателей-фантастов при ИПО ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия".