Сергей ГЕРАСИМОВ
                      И У ТЕБЯ ТОЖЕ БЫЛ ТАКОЙ РАНЬШЕ
     У нее была любимая игрушка,  не  игрушка  даже,  а  очень  непонятная
любимая вещь - шарик, который светился.  Этот  шарик  Вера  как-то  нашла,
роясь в старой маминой косметике, и  удивилась  тому,  что  шарик  теплый,
будто хранящий тепло руки. Она взяла шарик  и  носила  его  в  кулачке  до
позднего вечера и только тогда заметила, что  шарик  светится  в  темноте.
Очень быстро она поняла, что шарик светится не  всегда,  а  только  впитав
тепло ее ладони. Однажды она попробовала держать шарик в кулачке несколько
дней и ночей подряд (ночью она клала руку с шариком под подушку). Это были
удивительные дни: в школе она решала задачи, не задумываясь,  улыбалась  и
говорила всегда к месту и даже сумела сыграть на фортепиано в точности тот
сладкий туман, который  плавал  в  ее  голове.  Правда,  для  этого  шарик
пришлось ненадолго отложить. Шарик так разогревался, что даже начинал жечь
руку, а его свечение было заметно даже днем.
     А еще Вера как ненормальная любила математику, такое бывает.
     Вера была светящейся девочкой.  В  ней  все  светилось:  даже  тонкие
неспокойные пальчики и взвихристый хвостик  волос,  и  кончик  носа  -  не
говоря уже об  улыбке  и  глазах.  Взрослые,  взглянув  на  нее,  начинали
улыбаться; садиковые малыши прилипали к  ней  и  ходили  как  привязанные;
кошка Люся негромко, но ритмично мяукала, теряя Веру из виду,  -  если  из
окон слышалось мяуканье, значит, Веры не было дома. Учителя улыбались даже
вспоминая о светящемся ребенке, хотя и с Верой бывали проблемы - но где вы
видели ребенка без проблем? Вера подростала и уже заметно  было,  что  она
готовится  взорваться  сумасшедшей   женской   красотой,   ради   которой,
собственно, Бог и создавал женщину.
     Однажды Вера показала шарик подруге, чтобы похвастаться.
     Подруга, тоже  Вера,  жила  двумя  этажами  выше.  Вторая  Вера  была
противоположностью первой, - была тяжеловата на подьем, немного неспокойна
по  любому  поводу,  чучь-чуть  тугодумка  и  совсем  некрасива;   не   до
безобразия, а до горестного отсутствия красоты.  Фамилия  некрасивой  Веры
была Курчук, а красивой - Анатольская.
     Вера Курчук долго слушала рассказ  подруги  и  сосредоточенно  кивала
головой, молчала и вздыхала недоверчиво, но потом вытащила руку из кармана
курточки и показала ладонь. На ладони лежал такой же шарик, но потемнее.
     Прошло три года или около  того.  Снова  настала  весна,  теплая,  но
мокрая.  Вера  Анатольская  перепрыгивала  лужу  по  камешкам  и  потеряла
туфельку. Почти как Золушка в сказке. Лужа была огромной и седой от мелких
дождевых кружков, гадко капало за шиворот, было мокро и  обидно.  Особенно
обидно стоять как цапля посреди лужи на одной ноге. Где ты, принц?
     - Ну помогите  же  наконец!  -  сказала  она  нерешительному  принцу,
остановившемуся на тех же камешках сзади.
     Принц выловил туфельку и надел Вере на ногу.
     - Уу, - сказала Вера  Анатольская,  -  ну  так  холодно,  она  мокрая
совсем. Нет, дальше я идти не смогу.
     У принца была кожаная папка с чем-то бумажным.
     - Подержи.
     Вера взяла папку, а принц  взял  Веру  на  руки  и  понес.  Полоумная
соседка с третьего этажа перестала смеяться  над  верыной  одноногостью  и
смотрела с завистью, вот как - Вера пказала ей язык. Принц  поставил  Веру
на краю лужи  и  посмотрел  подозрительно.  Вера  ожидала  совсем  другого
взгляда, но не смутилась, потому что не умела смущаться и даже  не  вполне
понимала значение этого слова.
     - Что у тебя в руке? - спросил принц.
     - А, - Вера разжала кулачок, - это шарик.
     - А ты не можешь положить его в карман?
     - Нет, его нужно  все  время  держать  в  руке,  иначе  он  не  будет
светиться.
     Они познакомились и  принц  проводил  ее  к  дому.  Идти  было  всего
несколько шагов, поэтому они постояли в подьезде минут  двадцать  и  перед
прощанием поцеловались. Вера Анатольская умела целоваться по-настоящему, с
прилипанием, так что кружилась голова. Дождик  усиливался  и  по  сценарию
принца следовало пригласить в дом,  на  что  он  и  рассчитывал,  но  Вера
предпочитала вертеть мужчин по-своему.
     - Я тебя буду называть принцем, - сказала она, - в детстве у меня был
мраморный дог Принц, красавец, почти как ты. Потом он попал под  грузовик.
Не сразу умер, а как-то сошел с ума, перестал узнавать своих и глаза стали
чужие.
     Они поговорили на более-менее скользкие темы и еще раз поцеловались.
     - Ну еще последний раз, - сказал принц.
     - Ту-ту, поезд ушел, - ответила Вера, - в который раз последний раз.
     - Ты меня и не обняла по-настоящему ни разу.  Ты  все  время  держишь
шарик в руке.
     Она положила шарик в карман курточки  и  продемонстрировала  как  она
умеет обниматься. Для того  чтобы  обниматься  хорошо  действительно  были
нужны две руки.
     Она простудилась  и  просидела  дома  почти  неделю.Вера  Анатольская
любила болеть потому что ценила свободное время,  а  у  больного  человека
свободного времени много. Каждый  раз  она  ждала  пока  все  уйдут  потом
садилась за стол и открывала справочник Корна.  Справочник  по  математике
для научных работников  и  инженеров.  Пока  другие  девочки  зачитывались
анжеликами, готовились к выпускным  экзаменам,  скучно  прогуливали  (что,
гуляете? - да, пытаемся - а куда идете? - не знаю, куда он, а  я  вперед),
Вера Анатольская врастала в математику.
     Школу Вера переросла еще тогда, когда все учили квадрат  разности,  а
теперь колдовала над эрмитовыми  формами  и  модальными  столбцами,  а  от
попарно ортогональных собственных векторов у  нее  перехватывало  дыхание.
Она давно успела победить на всяческих олимпиадах, и сделать тому подобную
чепуху. Математический лицей, куда  ее  приглашали  два  года  подряд,  не
волновал нисколько.
     УНИВЕРСИТЕТ, само слово, было приятно для слуха. Как-то ее пригласили
посидеть на лекции и  она  была  разочарована  теми  прописными  истинами,
которые рассказывала жирная тетка в очках.  Тетка  скребла  мелом,  иногда
ошибалась, но  не  исправлялась,  видя,  что  никто  не  замечает  ошибок.
Студенты были глупы как  пни,  кроме  нескольких,  сидевших  преувеличенно
впереди и ловивших каждое слово, но все равно не замечавших  ошибок.Иногда
передовые пни задавали вопросы, не обязательно умные.
     После лекции Вера подошла к  ио-доцентке  и  спросила  каков  уровень
преподавания в университете.
     - Лучше вы найдете  только  в  Кембридже  или  Оксфорде,  -  ответила
ио-доцентка, - можете поговорить с любым из студентов (она провела рукой в
сторону тех пней, которые еще пускали ростки).
     Вера  задала  вопрос  о  границах   собственных   значений   линейных
операторов и не получила ответа. С тех пор она решила никуда не поступать.
     Сейчас она запоем читала  все  что  могла  найти  о  пространствах  с
кривизной. Но дело было не в пространствах, а в ней самой - наткнувшись на
любую новую идею, она убеждалась что именно так и думала. Порой  ее  мысль
приподнималась и над страницами монографий, тогда она  быстро  чертила  на
бумаге значки (от которых мама приходила в ужас)и все, все сходилось.
     У Веры была тайна - своя статья в математическом журнале,  выходившем
в бывшей столице (хрупкую Родину несли в заоблачные высоты, но  уронили  и
она разбилась на несколько родин маленьких, у каждой собственная столица).
Свою статью она подписала именем  той  ио-доцентки,  которую  встретила  в
университете.  Статья  была  напечатана  поразительно  быстро,  за   шесть
месяцев,  с  лестным   предисловием   -   кто-то   из   светил   удивлялся
неординарности мысли и всему прочему. Наверное, больше всех была  удивлена
сама ио-доцентка.Вера не стремилась к славе.
     Последние несколько нет она не  выпускала  шарик  из  руки  -  только
изредка, на несколько минут, как с принцем. Шарик  постепенно  светил  все
ярче и становился все более горячим. С тех пор, когда Вера  написала  свою
статью, шарик раскалился  так,  что  жег  руку.  Иногда  боль  была  почти
непереносимой, особенно по ночам. На ладони образовался рубец  из  толстой
желтой кожи и только это помогало терпеть. Шарик был величиной  с  крупную
градину, немного неправильной формы. Шарик был единственной вещью, которую
математика не объясняла, но сам он был связан с математикой потому что без
него Веру оставляло и вдохновение, и чувство правильности пути.
     На четвертый день болезни позвонил принц  и  признался  в  выдуманных
чувствах - Вера сразу поняла по голосу, но  все  равно  было  приятно.  От
математики  уже  начинала  гудеть   голова,   поэтому   Вера   согласилась
встретиться. Дожди прошли, в парке открылись атракционы, стало очень тепло
- так, что девушки нарядились  квазиголыми  и  в  таком  виде  бродили  по
улицам. Вера тоже хотела так. На свидание она надела шортики более  чем  в
обтяжку. В этих шортиках она выглядела так,  что  смогла  бы  сниматься  в
сексфильмах одетой и  стать  звездой.  По  вечерним  улицам  прогуливались
парочки; девушки цепенели лицом, видя Веру и  шестым  чувством  определяли
куда направлен  взгляд  их  ненаглядных.  Взгляды  всех  ненаглядных  были
направлены, понятно, на  шортики.  Потом  были  встречи,  вечера,  вечера,
танцы, легкие недоразумения, попытки выяснить  отношения,  подарки  и  все
приятные мелочи ради которых Бог собственно и создал мужчин.  Иногда  Вера
клала шарик в сумочку, чтобы удобнее обниматься или танцевать - шарик  был
таким  горячим,  что  даже  дымил,  соприкасаясь  с  резинкой  или  чем-то
пластмассовым. В такие минуты принц недовольно принюхивался  и  лего  лицо
становилось жестким - до первого поцелуя.
     Так  незаметно  прошла  весна,  Вера  сдала  экзамены,  не  готовясь,
свободного времени стало так много, что  два  дня  в  неделю  Вера  смогла
посвящать только принцу. Однажды она привезла его к себе на дачу. К  этому
времени  она  уже  не  думала  "он",  а  думала  "мы",  и  позволяла  себе
расслабиться. Принц позволял себе все, чему не мешала обстановка. Шарик  в
руке светился так же ярко, но почти не доставлял мучений: то ли стал  чуть
холоднее, то ли привыкла ладонь. Дача была  одноэтажным  домиком  с  двумя
уютными комнатами. Вокруг светились  ослепительно  зеленые  поля,  вдалеке
угадывался лес, а за  ним  была  река.  Вера  надела  купальник  и  начала
загорать. Принц  как  обычно  позволил  себе,  но  Вера  заметила,  что  в
купальнике ей ничуть не хуже чем без  него,  еще  будет  время  проверить.
Принц согласился.
     - Ты мне так и не расскажешь? - спросил он.
     - О чем?
     - О той штучке, которую ты все время держишь в руке.
     - Я сама не знаю что это. Просто талисман.
     Она разжала кулак и шарик лежал на ладони почти  бесцветный  в  ярком
солнце. Принц склонился над ладонью.
     - И ты правда не знаешь что это?
     - Ну может быть...
     Шарик вспыхнул и она сжала кулак.  Было  так  больно,  будто  держишь
горящий уголек.
     - Может быть... Я кажется понимаю. Мне нужна бумага и карандаш!
     В сумочке карандаша не было и она бросилась в дом, оставив  шарик  на
раскладушке. Этот шарик... Локальный всплеск кривизны, точнее  выплеск  на
фоне распределенного проникновения...
     Она нашла карндаш, но карандаш был плохо заточен;  она  стала  искать
нож, но нож  тоже  был  тупым;  она  дважды  сломала  грифель,  затачивая;
наконец, получилось  и  она  стала  писать.  Все,  все  сходилось,  теперь
производная тензора Кристоффеля, так...
     И вдруг что-то не сошлось, как будто погас  огонек.  она  попробовала
еще раз и снова не сошлось. Принц вошел в комнату и встал за спиной:
     - Ну что?
     - Не выходит. Но я знаю, что права.
     - В чем ты права?
     Вера попробовала объяснить.
     Она написала еще несколько формул и снова не сошлось. Принц  взглянул
на листок.
     - Ого! Что это за буквы?
     - Контравариантные компоненты.
     - Только не ругайся, - сказал принц и  снова  стал  приставать.  -  Я
ничего не понял из твоих слов. Кажется у  тебя  бред,  ты  перегрелась  на
солнце, не пора ли отдохнуть?
     Под вечер она пришла в  себя  и  осмотрелась.  В  комнате  был  милый
беспорядок, часы показывали пол шестого, солнце все еще  жарко  светило  в
окна, с закрытыми глазами счастье было почему-то полнее, чем с  открытыми.
Она закрыла глаза и спросила:
     - Слышишь?
     - Слышу.
     - Я кажется, забыла шарик где-то во дворе...
     - Колодец, - сказал принц.
     - А что колодец? - Я  говорю  о  том,  что  я  забыла  свой  шарик  и
чувствую, что он мне совсем не нужен сейчас. Это наверное из-за тебя, да?
     - Колодец, - сказал принц, - я выбросил твой шарик в колодец.  Теперь
тебе не нужны эти игрушки, ведь у тебя есть я.
     Она представила колодец во дворе - глубокий  и  зелено-мшистый,  какя
прохладная вода всегда была в нем, даже в большую жару, даже в такой  день
как сегодня...
     - Наверное, ты прав, - сказала она, - ведь у меня действительно  есть
ты.
     Они еще много раз приезжали на дачу, благо времени  теперь  было  так
много, что совершенно невозможно было справиться с таким наплывом свободы.
Несколько раз Вера приезжала сама и до онемения в спине  черпала  воду  из
колодца, потом падала на траву и, едва отдохнув, начинала  черпать  снова.
Смертельно устав, она уезжала в город и несколько недель не  вспоминала  о
шарике. И лето закончилось.
     Еще через три года Вера снова приехала на дачу. Раньше у  нее  просто
не было времени.  К  этой  поре  у  нее  был  маленький  сын;  она  успела
расстаться с принцем - он  оказался  ненастоящим,  а  каким-то  принцем  с
маленькой буквы; но это  бы  Вера  еще  смогла  вытерпеть,  но  приннц  со
временем стал относиться к ней как к чужой -  он  просыпался  по  утрам  и
смотрел совершенно чужим взглядом. Лучше бы уж он набросился  на  нее  как
тот, сошедший с ума мраморный дог Принц. Сейчас Вера  была  замужем,  мужа
звали Петя, он был обыкновенный, обыкновенный, обыкновенный. И с  ребенком
было  столько  хлопот,  и   второй   мужчина   означал   второго   ребенка
когда-нибудь, обязательно. А на даче было хорошо, особенно ребенку.
     Однажды, набирая воду, она заметила на дне  ведра  знакомый  камешек.
Она отнесла шарик в дом, положила на чистую скатерть и долго  смотрела  на
него, вспоминая. Шарик совсем не светился, хотя  сохранил  тепло.  Времени
было достаточно и она попробовала снова держать  шарик  в  руке.  Три  дня
ничего не поисходило, а  на  четвертый  шарик  засветился,  все-таки.  Она
достала с полок книги и журналы  и  стала  читать.  Она  по  прежнему  все
понимала, уже начинали шевелиться новые идеи; она как раньше,  просыпалась
до рассвета и бредила свободным  днем,  который  оказывался  потом  совсем
несвободным.  Она  уже  собиралась  поехать  в  город  и  достать  журналы
посвежее, и наконец-то сделать что-нибудь  настоящее  когда  Петю-младшего
напугала собака. Ребенок перестал спокойно спать и стал плакать по  ночам,
его приходилось носить к бабкам.
     Вера носила ребенка на руках, руки уставали, спина  болела,  будто  в
нее вбили кол - однажды она заметила что уже  много-много  дней  не  брала
шарик в руки.
     Подумав, Вера положила шарик в свою старую косметику  и  вспомнила  о
маме. Мама когда-то мечтала стать пианисткой и стала бы если бы не?  Может
быть, когда-нибудь  шарик  пригодится  Пете-маленькому,  у  мальчиков  все
гораздо проще.
     Следующей  весной  она  сдала  экзамены  и  наконец-то  поступила   в
университет. Сдавать экзамены было трудно, но помогало блестящее  прошлое,
золотая медаль, бывшие победы в  олимпиадах  и  всякая  другая  чепуха.  В
университете Вера Анатольская  (она  не  меняла  фамилии)  встретила  Веру
Курчук. Курчук уже заканчивала и  подавала  большие  надежды.  Курчук  уже
имела  тему  для  диссертации  -  что-то  о  полиномах  Лежандра.  Почитав
наброски, Вера Анатольская удивилась совпадению: те  же  самые  мысли  она
высказывала в своей статье сто веков назад.
     Она спросила:
     - Кто руководитель?
     И услышала имя той самой ио-доцентки, у которой она когда-то побывала
на лекции и именем которой подписала свою статью. Сейчас ио-доцентка стала
профессором; из одной чужой статьи она сумела высосать четырнадцать своих.
     - Как у тебя дела? - спросила Вера Курчук.
     - Тяжело.
     - Давай я помогу, мы же друзья.
     Вера Курчук мало изменилась с детства, есть такие натуры, которые  не
меняются ни внешне, ни внутреенне. Неопределенная стрижка  неопределенного
цвета волос, неопределенные  черты  лица,  что-то  нервное  и  тяжелое  во
взгляде. Не очень умна и до всего доходит своим умом и, дойдя, никогда  не
меняет мнений. Наверное, хорошая подруга.
     Вера Курчук вынула руку из кармана куртки и разжала кулак:
     - Вот, помнишь? У тебя тоже был такой раньше. Я не суеверная, но  мне
кажется, что этот шарик мне помогает. Ты мне не поверишь,  но  иногда  мой
шарик светится.