CЕРГЕЙ ГЕРАСИМОВ
                        ИСКУССТВО УМЕРЕТЬ НАПРАСНО
                                (фрагмент)
                         Глава 2. Бешеный зонтик
                                    10
     Сейчас Хлопушка стала совсем прозрачной и Орвелл мог  видеть  могучие
лучистые звезды, заглядывающие со  всех  сторон.  Великая  магия  звезд  -
человеку позволено видеть бесконечное - голова всегда слегка  дурит  после
скачка через надпространство,  -  подумал  Орвелл  и  расслабился.  Все  в
порядке. Слабо светящиеся коконы  пока  еще  не  выпускали  людей.  Слегка
кружилась голова и  бегали  мурашки  в  кончиках  пальцев,  после  скачка.
Хлопушка была желтоватым прозрачным облаком, пронизанным светом  звезд.  В
облаке висели люди и темные мертвые предметы - как мухи, утонувшие в меду.
     Голубая планета, очень напоминающая Землю, но  одновременно  и  очень
отличная от Земли, плыла справа и снизу. Еще  не  вполне  прийдя  в  себя,
Орвелл задумался о том, почему Бэту так легко отличить от родины, если  по
всем  параметрам  две  планеты  схожи  так,  что  их  путает  иногда  даже
электроника (из-за этого были большие проблемы лет сорок назад, когда Бэта
только начинала осваиваться). Бэта  отличалась  от  Земли  разительно,  но
неуловимо - неуловимо для рассудка. Как девушка отличается от женщины; как
первое свидание от последнего, даже если сказаны те же  самые  слова;  как
оригинал древнего мастера от поздней копии, которая даже превзошла мастера
в техническом мастерстве; как свежая газета отличается от уже прочитанной.
Да, все дело в аромате свежести, это еще незатертый мир, - подумал  Орвелл
и переключился на более важные проблемы.
     До нее совсем недалеко. Слишком похожа. Хлопушка облетала планету  по
экватору. Вот она вошла в ночь. Конечно, это не Земля. На Земле, на ночной
Земле слишком много огней. Когда обетаешь Землю, то  сразу  видишь  ночные
туманные контуры материков - они светятся серым  и  прекрасно-бесконечным,
как сброшенный с неба Млечный Путь -  ночная  Земля  вся  покрыта  огнями.
Некоторые огни очень ярки и видны с расстояния в тысячи километров. Ночная
Земля напоминает ночное небо,  а  здесь  -  только  ночь.  Пустота;  самая
обыкновенная, самая настоящая ночь дикой планеты.
     Они сделали еще один оборот и зависли над тем местом, где  находились
четыре космодрома и город, в котором жило почти все население  Бэты.  Если
еще кто-нибудь остался жив.
     Они вышли из своих коконов.  Стены  корабля  уже  были  настроены  на
непрозрачность: остались лишь широкие иллюминаторы.  В  экипаже  были  три
женщины, они перенесли скачок хорошо, точнее, удачно - здесь  все  зависит
только  от  удачи:  останешься  ли  ты  цел  или  тебя  расплющит  всплеск
пространства, как сапог расплющивает лягушку. Хуже всего пришлось Морису -
скорее всего, у него повреждена грудная клетка. Но Морис парень  здоровый,
должен выдержать.
     - Смотрите, что это? - спросил Гессе.
     Он и Евгения стояли у иллюминатора, любуясь чем-то внизу.
     Еще несколько человек подошли к ним.
     - Я ничего не вижу особенного, - сказал Рустик.
     В атмосфере планеты плыли облака. На первый  взгляд  их  расположение
казалось  хаотичным,  но  потом  глаз  начинал   различать   тончайшие   и
красивейшие построения - нет, это совсем не похоже на Землю. И это  совсем
не похоже на обычные облака. Это больше похоже на произведение  искусства.
Но кто может создавать картины из облаков и, главное, для чего?
     - Очень красиво, - сказал Коре, - но это  просто  каприз  атмосферных
потоков, ничего больше.
     - В таком случае эта планета - женщина, -  сказала  Евгения,  -  ведь
именно женщины капризны.
     Комнаты приобрели довольно уютный и почти земной  вид.  Искусственная
гравитация была настроена на земной уровень. Планета  уже  занимала  почти
все пространство  в  иллюминаторах.  Хлопушка  садилась  автоматически,  в
заранее рассчитанное место. Еще несколько минут можно  отдохнуть.  Могучие
звезды несколько потускнели. Значит, уже атмосфера.
     - Я не видел ни одного огня, - сказал Коре.
     - Та сторона планеты не заселена, - ответил Орвелл.
     - Я никогда не поверю, чтобы она могла быть с о в с е м не  заселена.
А здесь, под нами?
     - Здесь еще не закончился день.
     - Да, но он как раз заканчивается. На Земле было бы уже полно  огней,
хотя бы рекламных. Что-то мне это не нравится, совсем. Тоска берет.
     Он отошел к Морису, возле которого собрались почти все.  Над  Морисом
склонился Дядя Дэн, оказывая помощь.
     Дядя Дэн был самым старым в  экипаже  и  самым  опытным  -  ему  было
пятьдесят два. Он был похож на древнего англичанина, такого, каких  рисуют
на картинках или показывают в старых фильмах - Дядя Дэн любую вещь  держал
как стек. Он был чуть лысоват, с совершенно седыми аккуратными усиками,  с
сеточкой тонких морщин на лице. Его лицо было  широким,  но  не  полным  -
просто широкая кость. Всегда поджатые губы, но не с выражением  презрения,
а с выражением внимания к собеседнику.
     - Ну как оно? - спросил Коре.
     - Нормально, - ответил Дядя Дэн. - его только чуть  примяло,  но  все
кости целы. Пока пусть лучше лежит.
     - Со мной порядок, - сказал Морис. - Хватит бегать  вокруг  меня  как
вокруг утопленика.
     - Еще небольшое сотрясение мозга, - сказал Дядя Дэн. - через три  дня
будет в порядке.
     Хлопушка уже мягко стала на грунт;  так  мягко,  что  никто  даже  не
ощутил толчка. В иллюминаторах было видно море, еще совсем  светлое;  а  с
другой стороны - мертвый город. Сейчас уже не было сомнений, что  вечерний
город мертв.
     - Я попробую выйти, - сказал Коре, - никаких вирусов в атмосфере нет.
Обойдусь без скафандра. Мне всегда говорили,  что  на  Бэте  самый  чистый
воздух. Я хочу его вдохнуть.
                                    11
     Свой первый полет Коре совершил двадцать три года назад. То был полет
на военном  крейсере.  Уже  тогда  определилась  карьера:  армия,  космос,
оружие. Впрочем, карьера начинала определяться раньше: Коре  рос  в  семье
профессионального военного. Вначале он собирал  игрушечное  оружие,  затем
модели настоящего, затем настоящее. До четырнадцати лет он жил на диких  и
скалистых берегах западного побережья, где была расположена  та  база,  на
которой служил отец - еще с тех времен Коре навсегда  полюбил  море.  Отец
был  человеком  со  странностями,  любил  издеваться  над  новобранцами  и
рассказывать  об  этом  дома,  обожал  политику  и  считал  себя   крупным
специалистом в этой кровавой области. Пришло время и политика настигла его
- отец исчез, оставив после себя лишь хорошую пенсию и доброе имя.  Доброе
имя помогло Коре поступить в училище. После окончания он работал в  группе
по борьбе с космическим терроризмом и даже разработал нескольно совершенно
новых стратегий захвата.  Сейчас  он  был  одним  из  сильнейших  в  своей
области.
     Море было под ногами. Хлопушка стояла на скале, не высоко,  но  и  не
низко. Метров четыреста пятьдесят над уровнем. Дул сильный ветер, но не  с
моря, а боковой. Ветер не поднимал волну, а только срывал  барашки.  Ветер
был теплым и  мягким,  чуть-чуть  непохожим  на  земной;  Коре  это  сразу
почувствовал.
     Пейзаж был прекрасен. Солнце уже почти село, но еще освещало верхушки
скал. На верхушках трава казалась красной, а у моря голубой. К морю  можно
было бы спуститься, но это бы заняло несколько часов. Спуститься, пожалуй,
можно.
     Далеко в море выдавался мыс; на краю мыса  поднималась  гора  (метров
шестьсот, определил Коре) с лысой верхушкой. От  горы  отломился  кусок  и
отвесно торчал, будто воткнутый в воду. Еще  дальше,  почти  неразличимая,
поднималась по-настоящему высокая горная гряда - там  угадывались  снежные
вершины. В долине лежал мертвый город, прекрасно видимый  отсюда,  но  уже
размытый сумерками. Где-то там  была  опасность.  Где-то  там  таилось  то
нечто, которое сумело сожрать тысячи счастливых людей  и  теперь  угрожает
другим миллиардам за миллиарды километров отсюда. Прогулку к морю придется
отложить. Если ты прибыл, чтобы действовать, то действуй.
     Он вернулся на корабль.
     - Ну что там?
     - Там море, горы и мертвый город. Я думаю, что первую  вылазку  можно
сделать сейчас. Если там враг, то он именно этого не ожидает.
     Он говорил и чувствовал, что никакого врага там нет - ТАМ  нет.  Враг
не станет просто сидеть и ждать  неизвестно  чего  среди  мертвой  пустыни
домов. Но он мог оставить свои следы.
     - Я могу выделить тебе человек пять, - сказал  Орвелл.  -  А  вообще,
бери всю свою команду.
     - Нет, я возьму только Зонтик. Кто бы там ни сидел, он с Зонтиком  не
справится. Я буду поддерживать связь. В любом случае вернусь к полуночи.
     Он не был  уверен,  что  вернется  к  полуночи.  Долгие  годы  работы
выработали в нем безошибочную реакцию на опасность. Сейчас опасность  была
сильна; она была везде и нигде, она была  просто  разлита  в  воздухе.  Но
сказать, что вернешься - это добрая  примета.  В  такие  вечера  как  этот
хочется быть суеверным.
     Зонтик активировали и он обрадовано заурчал,  узнав  хозяина.  Зонтик
был почти разумен и сконструирован так, что мог принимать  самостоятельные
решения, если обстановка становилась слишком сложной. Коре был  не  только
хозяином, но и отчасти отцом -  он  разрабатывал  несколько  систем  атаки
Зонтика и второй уровень системы обороны. Зонтик умел различать  людей  не
хуже, чем умная собака. Но даже от самой умной собаки  можно  уйти,  а  от
Зонтика - нельзя. Зонтик умел плавать на поверхности и  на  любой  глубине
под водой, летать в воздухе и выходить в космос (почти в космос - в  самые
верхние слои атмосферы, где небо было уже совершенно ночным  и  освещенным
снизу, а солнце растопыривало лучи как пальцы), он знал все фигуры высшего
пилотажа и мог закапываться в землю,  даже  в  каменистый  грунт.  Он  мог
пробурить переру в гранитной скале и мог взорвать скалу, если  она  станет
на пути. При всей своей чудовищной силе, Зонтик мог быть нежным - он  умел
поймать бабочку на лету, не повредив ее крыльев. Он откликался на имя. Имя
первого Зонтика было "Первый".
     - Первый! - скомандовал Коре. - Дверь. Я вхожу.
     Зонтик открыл дверь и осветился изнутри.
     Коре встал на ступеньку. Ветер стал сильнее и  приходилось  щуриться.
Коре почувствовал нежность к машине. Если повезет, она  спасет  ему  жизнь
сегодня.
     - Пока, ребята. Ждите.
     И ребята остались ждать.
     Он исчез и Первый, не очень  спеша,  направился  в  сторону  мертвого
города.
                                    12
     Зонтик передавал обьемную картинку. Вначале он шел прямо к городу, но
остановился, встретив на пути ущелье. Такое препятствие  он  мог  запросто
перепрыгнуть, но Коре решил иначе. Чуть в стороне была небольшая  башенка,
похожая на маяк. Зонтик двинулся туда.
     Когда видимость стала хуже, Коре включил  усиление.  Слышимость  была
прекрасной - было слышно, как шелестит высокая трава, раздвигаемая могучим
стальным телом.
     - Здесь тропинка, - сказал Коре. - Вот, посмотрите. Она еще не совсем
заросла. Она ведет  туда,  к  маяку.  Я  пожалуй  подьеду  и  проверю,  но
задерживаться не буду. Маяк рядом с вами, можете сами туда сходить, да?
     - Сходим, - сказал Орвелл.
     - И возьми ребят из моей команды. Они уже засиделись, правда?
     Ребята заулыбались.
     Зонтик вышел на удобную дорогу и пошел к городу. Сейчас он  показывал
лишь однообразную каменистую панораму.
     В команде Коре  было  шесть  человек:  два  близнеца  -  Бат  и  Фил,
двадцатилетние, но уже с опытом боев; Гессе, тридцати лет,  специалист  по
подрывным  устройствам  и  по  всему  остальному  -  умен  и  с  задатками
профессиональной гениальности, умеет находить выход даже там,  где  выхода
нет; Морис, который временно выбыл  из  игры;  Штрауб  -  веселый  плотный
здоровяк; а еще печальный, задумчивый, злой Анжел.  Впрочем,  в  последние
месяцы Анжел был весел - не досмеяться бы. Анжел  был  альбиносом  и  имел
громадные мускулы,  которые  не  влезали  ни  в  одну  одежду  нормального
размера. Такие мускулы невозможно накачать  одними  упражнениями,  тут  не
помогут даже гормоны. Для таких мускулов ребенка специально рождают.
     Информация:
     Если девятнадцатый век был веком техники, двадцатый - веком физики  и
электроники, то двадцать первый -  веком  биологии  и  медицины.  Двадцать
второй еще не определился и пока ничего нового не обещал.
     За десять тысяч лет своего существования человечество выдумало просто
бездну способов самоубивания,  но  почти  не  продвинулось  в  выращивании
пшеницы или скота. Это убийственное соотношение -  почти  бесконечность  к
почти нулю - впервые  изменилось  в  конце  двадцатого  века,  когда  было
выдумано клонирование и когда люди  научились  выделять  и  расшифровывать
отдельные гены. Этот первый триумф евгеники прошел незамеченным, как  само
собой разумеющийся. Никто не удивился тому, что человечество наконец нашло
способ тиражировать живые организмы так, как оно до сих  пор  тиражировало
газеты  и  прочую  дребедень.  Впрочем,  продовольственная  проблема  была
решена.
     Уже тогда некоторые заносчивые, себялюбивые и очень богатые  господа,
отходя  в  мир   иной,   предлагали   свой   генетический   материал   для
тиражирования, мечтая возродиться в тысячах и миллионах собственных копий.
Первый опыт по тиражированию человека был произведен в том же несчастливом
две тысячи четырнадцатом году.  Началось  выращивание  двухсот  двенадцати
копий  известного  ученого.   Но,   хотя   двести   двенадцать   близнецов
выращивались в одинаковых условиях и имели одинаковые имена  и  лица,  они
вырасли совершенно  различными  людьми.  И  ни  один  из  них  не  проявил
исключительных способностей к математике - области, в  которой  творил  их
папаша-гений.  Гениальность   оказалась   слишком   сложной   штукой   для
тиражирования. Тогда медики взялись за вещи попроще и преуспели.
     Первым несомненным успехом евгеники (науки об  улучшнии  человеческой
породы) стало избавление от болезней зубов. Был выделен и  уничтожен  ген,
разрушающий человеческие зубы. Как известно, зубы - самая  древняя  деталь
человека, это остаток наружного  скелета,  отзвук  тех  дней,  когда  наши
предки были чем-то вроде мягких пауков, закованных  в  хитиновые  панцири.
Уже несколько веков человек практически не ел жесткой пищи и необходимость
в зубах вроде бы отпала. Зубы стали  портиться  и  выпадать  не  только  у
стариков, но даже у юношей. Милые девушки, улыбающиеся блестящими  зубными
протезами, стали обыкновенным явлением. И вот, наконец, наука сказала свое
слово: человеческие зубы снова стали прочны и могли  вырастать  в  течение
жизни столько раз, сколько нужно. Один нормандец, желая поставить  рекорд,
выбивал сам себе левый верхний  клык  двести  восемнадцать  раз  и  двести
восемнадцать  раз  клык  отрастал.  После  двести   десятнадцатого   удара
нормандец превратился в полного идиота, из-за частых сотрясений  мозга,  и
прожил остаток жизни в клинике,  со  связанными  руками  -  он  так  и  не
избавился от привычки выбивать собственные зубы. Этот случай вошел во  все
учебники психиатрии.
     Генетическая информация человека довольно быстро  была  расшифрована,
каждый ген собран на конвейере, как автомобиль, и встал вопрос о  создании
искусственного человека высшей расы. Пока ученые медики  обсуждали  проект
века, оперируя нечеткими моральными понятиями, другие  ученые  медики  уже
начали выращивать искусственных уродов  для  продажи.  Уроды  выставлялись
напоказ и имели  большой  успех,  поначалу.  Бизнесс  процветал  и  процел
настолько, что перерос сам себя. Уродов стало так много,  что  они  больше
никого не удивляли. Те из уродов, которые  были  жизнеспособными  и  могли
размножаться  основали  Лигу  Искаженных  Существ  и  стали   размножаться
особенно быстро. К концу двадцать первого века искаженным  существом  была
примерно каждая восемнадцатая человеческая особь.
     Высокоморальные медики тоже постепенно  договорились  между  собой  и
стали  выращивать   высшее   существо.   Сразу   же   возникла   проблема:
представления о высшем существе были у каждого  свои.  В  результате  было
выведено сразу несколько здоровых и красивых человеческих пород: одни были
предназначены для занятий спортом, другие -  для  долгожительства,  третьи
имели  неограниченную  сексуальную  потенцию,  четвертые  были  склонны  к
умственному труду. Возникло несколько каст, презирающих друг друга.  Самые
сильные, как это обычно и бывает, были самыми тупыми и обожали  притеснять
самых умных. Пришлось срочно разрабатывать несколько  законодательств  для
каждой касты в отдельности.
     Женщины наконец-то избавились от родовых мук,  так  как  детей  стали
выводить удобные технические устройства. Ембрион зарождался  ествественным
образом, а затем пересаживался в инкубатор. Возникли два женских движения:
Движение за Здоровое Рождение и Движение  за  Правильное  Рождение.  Члены
этих движений люто ненавидили друг друга и называли друг друга в прессе  и
по  телевидению  самыми  непотребными  словами.  Непотребные  слова   были
разрешены одно время, потом их снова запретили. Без запрета  их  оказалось
слишком неинтересно произносить.
     Теперь  семейная  пара  могла  иметь  ровно  столько  детей,  сколько
пожелает. Единственный эмбрион  мог  быть  размножен  в  любое  количество
особей, как женского, так и мужского пола.  Некоторые  обеспеченные  семьи
имели десятки и даже сотни близнецов  (естественно,  самых  лучших  и  без
наследственных болезней), большинство  же  семейных  пар  не  имели  детей
вообще. Бездетные партнеры часто  расходились  и  сходились  снова.  Слово
"любовь"  почти  вышло  из  обихода   и   употреблялось   в   основном   в
сентиментальных кинороманах. Влюблялись  в  обычно  лишь  дети,  это  было
интересно, но не привлекало. Если  влюблялись  взрослые  -  все  окружающе
имели  идеальное   развлечение.   Даже   половая   любовь   стала   терять
популярность,  так  как   были   изобретены   более   совершенные   методы
наслаждения.
     Все эти  положительные  достижения  прогресса  оттенялись  некоторыми
скромными негативными тенденциями. Во-первых, роджение человека теперь  не
требовало от женщины ни малейших усилий, а тем более мук, поэтому  женщины
(да и мужчины) стали относиться к своим детям без особенной привязанности.
Если ребенок погибал - из-за болезни или из-за несчастного случая - отец с
матерью обычно не огорчались, а делали нового ребенка.  Ведь  это  же  так
просто и даже приятно. Постепенно человеческая  жизнь  настолько  утратила
ценность, что перестала цениться не только репрессивными струкрурами, но и
самими  хозяевами   жизней.   Резко   возрасло   количество   самоубийств.
Большинство людей предпочитали уходить из жизни добровольно.  И  не  из-за
боли, страха или обиды, а от скуки, испытав все прелести и изьяны жизни.
     Дети  очень  редко  были  похожи  на  своих  родителей  -  недостатки
родителей подправлялись и заменялись жалаемыми достоинствами. Но на рубеже
веков возникла мода  на  все  естественное  и  примерно  две  трети  детей
рождались если и в инкубаторах, но без особых чудачеств. Анжел был еще  до
зачатия задуман очень мускулистым альбиносом. Таким он и был рожден.
     До маяка было около трех километров.  Зонтик  подошел  к  сооружению,
обошел его со всех сторон, даже облетел, на всякий случай,  и  заглянул  в
окна. Живых существ в здании не было. Воздух был  чист  и  не  заразен.  И
ничего опасного в радиусе нескольких километров.
     Орвелл собрал группу. Бат, Фил и Гессе вооружились, а Штрауб и  Анжел
не взяли с собой ничего - им нравилось драться голыми руками. Орвелл  имел
прибор опасности и пистолет. Трава  была  выше  колен.  На  самых  длинных
стеблях сидели большие зеленые кузнечики и совершенно  не  боялись  людей.
Они уже перестали стрекотать и готовились  к  ночи,  сворачивая  крылышки.
Стебли сгибались  под  их  тяжестью  и  напоминали  тугие  колосья.  Закат
разгорался как пожар. На фоне алого неба здание выглядело черной  шпилькой
с просветом на верхнем этаже.
     - Это действительно похоже  на  маяк,  -  сказал  Гессе.  -  Я  видел
настоящие старые маяки в Средиземном море. Зачем его построили здесь?
     - Они были странными людьми и любили развлекаться, - ответил  Орвелл,
- могли построить его для развлечения.
     - Подойдем - увидим, - сказал Анжел и раздавил кузнечика в кулаке.  -
Надо же, а ведь кусается, тварь!
     Орвелл посмотрел на прибор опасности: сейчас, когда они  приблизились
к маяку, прибор указывал точно на это здание,  но  стрелка  вибрировала  -
так, будто опасность ждала в каждом уголке  каждой  пыльной  комнаты.  Они
подошли к наружной двери.
     Дверь была деревянной и Анжел высадил ее  плечом.  Винтовая  лестница
вела вверх.
     - Сюда, - сказал Орвелл и посмотрел на запястье.
     На втором этаже он указал на дверь.
     Анжел хотел высадить  и  эту,  но  дверь  была  не  заперта.  Обычная
деревянная дверь на обычных стальных петлях. Дверь скрипнула и открылась.
     Внутри был беспорядок и много пыли. Окно было выбито. На полу  грудой
валялись разбитые приборы вперемешку с разбитыми магнитными дисками.
     - Их уничтожали специально, - сказал Гессе.
     Он подошел и выбрал из груды что-то более-менее сохранившееся.
     - Их уничтожали в спешке, - продолжил он. - Ага, а вот этот еще можно
включить...
     Браслет на руке  Орвелла  щелкнул.  Рука  выхватила  пистолет  и,  не
целясь, трижды выстрелила. Аппарат взорвался осколками в руках у Гессе.
     - Это был обыкновенный  диктофон,  -  сказал  Гессе  спокойно.  -  Не
обязательно было меня пугать.
     Испугаешь тебя, как же.
     Они обошли еще  четыре  этажа  маяка  и  уничтожили  все  устройства,
которые могли хранить информацию.
     - Эй, шеф, - сказал Анжел, - я думаю, что не стоило этого делать. Как
же мы узнаем, что здесь случилось, если взорвем все данные?
     - Ты помнишь комету Швассмана?
     - Легенда.
     - Эта  легенда  не  врезалась  в  Землю  только  потому,  что  кто-то
уничтожил все данные. Понятно?
     - Нет.
     - Я приказываю уничтожать все обнаруженные носители информации.
     - А вот это понятно! - сказал Анжел и ударил кулаком  в  перегородку,
на  которой  было  нацарапанно   матерное   слово.   Носитель   информации
проломился.
     Первыми вошли Бат и Фил. Эта  комната  была  последней  на  четвертом
этаже. Она была совершенно пуста, если  не  считать  встроенного  в  стену
большого холодильника. Такие холодильники  вышли  на  Земле  из  моды  лет
двадцать назад.
     - Открыть? - спросил Бат и приподнял винтовку.
     Стрелка на приборе опасности остыла.
     - Открывай.
     И Бат открыл дверь.
     Солнце уже ушло за горизонт и, хотя небо все еще светилось, в комнате
было темно. На первый взгляд холодильник был заполнен  льдом.  Бат  провел
пальцами по шероховатой поверхности и на пальцах осталась влага.
     - Только лед.
     - Включи освещение.
     - Свет! - приказал Бат и холодильная  камера  осветилась  изнутри.  В
глыбу льда был вморожен  человек.  Он  был  абсолютно  гол  и  проколот  в
нескольких местах, несмертельно. В выпученных глазах застыл ужас.
     - Что это? - спросил Орвелл.
     - Это кровь.
     - А вижу, что кровь. Что у него во рту?
     Анжел подошел и внимательно вгляделся.
     - Все нормально, шеф, - сказал он, -  перед  тем,  как  убить,  этому
парню отрезали язык. Когда отрезают язык, всегда много крови.
     Штрауба стошнило и он отвернулся к стене, чтобы переждать приступ.
     Закат стал фиолетовым, море совсем почернело. В углах собралась тень.
     Комната  была  освещена  только  ядовито-голубым  светом  холодильной
камеры. Все вдруг замолчали, прислушиваясь.
     - Что это?
     По лестнице поднимались шаги. Это были шаги человека.
     Анжел сделал шаг вперед  и  развернул  плечи.  Комбинезон  лопнул  на
спине, не выдержав напора мышц. Анжел любил театральные эффекты.
     - Шеф, позволь, я его встречу первый?
     И, не ожидая позволения, он вышел в пролом.
                                    13
     Зонтик шел по дороге к городу. Точнее,  летел  над  самой  дорогой  -
дорога была каменистой с частыми выбоинами.  Она  поворачивала  и  мертвый
город разворачивался, приближаясь.
     Зонтик медленно вошел в первую улицу. Улица доволько круто шла  вниз,
внизу виднелась темная площадь. Зонтик  двигался,  цепляя  боками  дома  -
здесь было слишком узко. Но, в крайнем случае, можно взлететь.
     Коре заметил переулок и выругался. В переулке лежали два  сцепившееся
скелета, похожие на человеческие. Переулок был слишком узок для Зонтика.
     Он передал запрос на корабль.
     - Наши еще не вернулись?
     - Нет пока.
     - Тогда я принимаю решение самостоятельно. Я выхожу.
     - Попробуй зайти сверху.
     - Сверху я развалю эти трухлявые крыши. Я хочу взять целые  кости,  а
не откапывать их из-под камней.
     Он остановил Зонтик и вышел.
     - Свет туда! - приказал он и показал рукой направление.
     Зонтик осветил переулок. Площадь  внизу  стала  совсем  черной.  Коре
снова выругался, чтобы прогнать страх. Он почувствовал  легкую  тошноту  и
боль в затылке. Это еще что?
     Скелеты были не  совсем  человеческими,  это  Коре  определил  сразу.
Слишком  длинные  ноги  и  стопы  отогнуты  назад.  Руки?  Руки  вроде  бы
нормальны, даже маловаты. Некоторые косточки  высыпались.  Грудная  клетка
обычна, таз увеличен. Череп? - огромные глазницы, сильно  скошен  назад  и
вытянут, сверху небольшой гребень.  Должен  быть  прочен  и  наверняка  по
объему больше человеческого. Но самое страшное - челюсти.
     Особенно мощной была нижняя челюсть, она  выдавалась  вперед.  Голова
одного существа была зажата в пасти  второго,  череп  треснул.  Эта  тварь
имела челюсти как у льва. Коре осмотрелся, но ничего не  увидел.  Со  всех
сторон стояли ослепшие дома и смотрели мертвыми черными  окнами.  На  небе
уже  очертились  созвездия,  непохожие  на   земные.   За   домами   росли
обыкновенные  пирамидальные  тополя  и  сгибались  под   ветром,   касаясь
верхушками друг друга. Тополя  шумели.  Если  кто-то  захочет  подобраться
неслышно, это будет просто сделать.
     - Первый! - скомандовал Коре, - Выключить свет и следить!
     Зонтик выключил свет и взгляд стал медленно вдавливаться  в  темноту.
Еще минут десять и глаза станут видеть  хорошо.  Не  нужно  было  включать
прожектор - фонарик удобнее. Сейчас Зонтик следил за любыми передвижениями
поблизости и делал это гораздо лучше собаки. Коре мог быть спокоен -  мог,
но не получалось.
     Он попробовал расцепить скелеты, но не  сумел.  Зубы  одного  слишком
прочно вошли в кости другого. Он дернул и оторвал лопатку. Снова выругался
и почувствовал тошноту. Пришлось закрыть глаза и переждать приступ.
     Со мной непорядок, - думал Коре, сидя с закрытыми глазами (он  ощущал
как плывет все вокруг), но  это  не  может  быть  вирус,  Зонтик  бы  меня
предупредил. Тогда что это?
     Он открыл глаза и увидел, что небо стало сиреневым.  Звезды  расцвели
как хризантемы. Все вокруг волновалось, колыхалось, искрилось. Там и здесь
вспыхивали фейерверки алых точек. Это было прекрасно. Коре оторвал длинную
бедренную кость (поставленная вертикально, кость  доставала  до  груди)  и
начал крушить ею скелеты. Закончив, он пошел вглубь переулка,  выбивая  те
окна, которые были целы. Зонтик включил сирену - он тосковал без хозяина.
     - И не проси, - сказал Коре, шатаясь (пьян я, что ли?), -  мне  здесь
нравится! Это райская планета!
     Он упал, встал на колени, попробовал подняться и снова упал.
     Зонтик выключил сирену.
     Все это время Зонтик передавал  информацию  на  корабль.  На  корабле
оставался Икемура, три женщины, дядя Дэн и Морт. Еще был  Морис,  которому
дали снотворное, и два биоробота, пока не активированных.
     Морт был невысоким блондином с короткой стрижкой,  с  полными  яркими
губами, как у женщины, с короткими руками и большой головой - он неуловимо
напоминал увеличенного карлика. Он сам знал  об  этом  и  стеснялся  -  не
выдерживал пристальных взглядов. Но в деле он часто  бывал  слишком  смел,
даже до глупости.
     - Его надо спасать, - сказал Морт. - Я могу взять второй Зонтик.
     - От чего спасать? - спросил Икемура чуть презрительно.
     Сейчас главным был он.
     - С ним несчастье.
     - С ним не несчастье, а болезнь. Это вирус. Так, Дядя Дэн?
     Дядя Дэн молча кивнул.
     - Но ведь в анализах воздуха и грунта вирусов не было?
     - Может быть, это энергетический вирус? - спросила Кристи.
     - Об этом мы бы знали тоже.
     - Тогда я ничего не понимаю.
     - Это вирус Швассмана. Наши анализаторы его не  берут  -  он  слишком
непохож на обыкновенные вирусы.
     Они смотрели на фигуру удаляющегося Коре. Коре упал, встал на колени,
попробовал подняться и снова упал. Стало тихо: Зонтик выключил сирену. Что
будет дальше: Коре превратится в кузнечика или отрежет себе язык?
     - Но, - сказала Кристи, - тогда все остальные?  Что  тогда  со  всеми
остальными?
     - Ничего, - ответил Икемура. - Ты видела такую штуку у  командира  на
руке?  Я  не  совсем  точно  знаю,  что  это,  но  оно   посильнее   наших
анализаторов. Они вернутся, обязательно.
     Картинка  сместилась:  Зонтик  взлетел  и  осматривал  город.  Ничего
интересного, обыкновенная безглазая ночь. Ни одной живой души.
     - Он сам его спасет, - сказал Икемура, - вот смотрите.
     Зонтик плюхнулся на крыши и на минуту  картинка  потемнела  от  пыли.
Раздался скрежет - Зонтик полз по переулку, перемалывая боками дома.
     - Подожди! - скомандовал Икемура.
     Зонтик остановился и осветил два сцепленных скелета странной формы.
     - Возьми с собой!
     Зонтик подобрал скелеты и двинулся дальше. Коре отступал,  закрываясь
от света руками. Он несколько  раз  выстрелил  по  Зонтику  из  пистолета.
Специалист по оружию никогда бы не сделал такой глупости - это  все  равно
что пытаться убить слона из рогатки.
     - Плохо, - сказал Дядя Дэн. - Но зато мы наблюдаем развитие  болезни.
Сейчас Зонтик его возьмет.
     Коре остановился. Он стоял, чуть пошатываясь, опираясь о кость.
     - Увеличить изображение!
     Зонтик увеличил.
     - Его глаза!
     Зонтик показал глаза крупным планом. В глазах не  осталось  ни  капли
разума.
     - Серенады, сказал Коре, - если будем бить червяков, то в небесах  не
нужно играть серенады. Не нужно! Я сказал не нужно!
     Его лицо перекосилось от ярости. Задергалась мышца над верхней  губой
слева. Ноздри расширились.
     - Коре, ты меня слышишь?
     - Всемирная история пьянства рисует доску на мольберте, но дети нашла
под знаком дряни - замечу, что я противник...
     - Ты меня слышишь?
     - Да-а-а-а...
     - Ты заболел.
     - Я сам вижу, вижу, вижу, вижу-жу-жу-жу...
     - Держись, не выпадай из сознания!
     - Я сейчас тебе выпаду! - он снова выругался и вошел в Зонтик.
     Зонтик сразу начал передавать информацию о  работе  организма:  пульс
сорок, давление  в  норме,  на  эцефалограмме  импульсы  необычной  формы;
отмечается медленный  рост  костей;  разрушения  органов  нет,  повышенная
секреция желудочного сока...
     Передача оборвалась. Что значит "медленный рост костей"?
                                    14
     Группа вышла из маяка. Анжел шел сзади.  Его  разорванный  комбинезон
был весь в паутине и в  пятнах  побелки.  Все,  что  Анжел  поймал  -  это
несколько синяков и ссадин. Не стоило куражиться, болван! - обругал он сам
себя.
     - Я бы его поймал, шеф.
     - Остановиться! - скомандовал Орвелл.
     Прибор опасности вспыхнул в темноте.  Стрелка  показывала  в  небо  и
медленно поворачивалась. Кто-то летит сюда. Хорошо, что уже  темно,  может
быть оно не заметит нас. А если оно именно нас ищет?
     - Я бы точно его взял, - повторил  Анжел  как  заклинание  и  тряхнул
волосами. Его длинные волосы  были  такими  белыми,  что,  казалось,  даже
светятся в темноте. Зато в электрическом свете они казались седыми.
     - Вернуться в здание!
     Они вернулись и сели на ступеньках. Кто-то вверху снова стал  ходить,
будто специально, будто назло.
     Орвелл связался с кораблем.
     - Что у вас? - спросил он.
     Связь немного барахлила, накладывался слабый треск. Наверное,  где-то
поблизости гроза, - подумал Орвелл. - Что может быть лучше летней грозы?
     - У нас порядок. Но только плохо с Коре. Прервалась связь.
     - С Зонтиком?
     - Да. Похоже, что он сам ее отключил.
     - Вольному воля. Мы здесь нашли замороженое тело. Это мужчина седнего
роста примерно сорока пяти лет. У него отрезан  язык.  Слишком  напоминает
легенду, как тебе  это?  Мы  пробовали  его  выковырять,  но  он  намертво
вморожен в глыбу льда. Выключили холодильник. Когда он оттает, можно будет
вернуться и взять пробы. Обязательно нужно.  Потом  слышали  шаги,  кто-то
ходил по зданию. Анжел пробовал его поймать,  но  никого  не  нашел.  Шаги
человеческие. Человек-невидимка. Невидимки тебе не попадались?
     - Вы возвращаетесь?
     - Немного погодя. Снаружи опасно.
     - Это тебе кто нашептал? - спросил Икемура.
     - У меня предчувствие.
     - Хорошо, будем считать, что я поверил. Вольному воля. У  вас  больше
ничего?
     - Ничего. Конец связи.
     Они неподвижно сидели на ступеньках, глядя на черные контуры гор и на
чистые звезды, повисшие над морем. А здешние звезды похожи на  хризантемы,
- вдруг подумал Орвелл и удивился столь нелепой мысли.
     - Чего мы ждем? - спросил Гессе.
     - Не знаю. Сиди и слушай.
     Прибор опасности щелкнул.
     - Что это щелкнуло?
     - Всем в укрытие, лечь на  пол  и  не  шевелиться!  -  тихо  приказал
Орвелл.
     Он отступил на несколько  ступенек  назад  и  вверх.  Тело  двигалось
послушно и было сильным и гибким, как пружина. Оно вон там, среди звезд.
     Зонтик медленно летел среди звезд. Внизу было море,  оно  угадывалось
по редким взблескам волн. Прибой стал сильнее - ветер поменял направление.
Сбоку показались несколько облаков; Зонтик метнулся и протаранил их  лбом,
играясь. На краю скалы был неживой маяк. Зонтик всмотрелся, но  никого  не
увидел. У горизонта клубилась гроза. Гроза еще не видна с поверхности,  но
отсюда, с высоты четырех километров, ясно различимы  башни  грозовых  туч.
Это интересно. Зонтик метнулся в сторону грозы и  через  несколько  секунд
погрузился в облако. Несколько мелких молний ударили в  обшивку.  Приятно,
похоже на щекотку. Что  это  там?  Там  смерч,  похожий  на  живой  шланг,
красиво. Зонтик облетел смерч и вошел в него. Исполинские  потоки  воздуха
раскрутили и выплюнули металлическую  каплю.  Зонтик  расстрелял  смерч  и
полетел обратно.
     У самых гор он  нырнул  вниз,  царапнул  грудью  по  камням  и  снова
взлетел, кувыркаясь. Потом прицелился в маяк и  снес  два  верхних  этажа.
Потом поднялся в стратосферу и  прыгнул  вниз,  охваченный  пламенем,  как
болид. Плюхнулся в море и ушел на глубину. Здесь шельф круто  обрывался  и
отвесно уходил вниз. Глубина  несколько  километров.  Страшновато.  Зонтик
решил не идти на дно и погнался за крупной рыбой, похожей на земную акулу.
Рыба испугалась и стала  резво  удирать  -  ага,  сейчас  я  тебя!  В  нем
просыпался инстинкт охоты.
     Орвелл  заметил  темное  пятно  среди  звезд.   Пятно   дернулось   и
протаранило облако. Как он выдерживает такое ускорение? - подумал  Орвелл.
Зонтик  вышел  из  облака,  перевернулся  на  спину  и  поплыл,  с   видом
беззаботного купальщика, в сторону открытого моря. Исчез.
     - Гессе, сюда, - скомандовал Орвелл. - Следи за тем участком неба. Да
не глазами, а в бинокль.
     - Ничего.
     - Это сейчас ничего, а через минуту он появится.  Ляг  и  спрячся  за
дверью. Не двигаться и не говорить, чтобы не произошло. Передай приказ.
     Зонтик появился снова.  Он  двигался  молниеносно:  коснулся  грунта,
взлетел, вращаясь и переворачиваясь, выделывая самые невероятные фигуры (а
вот  так  еще  никто  не  летал,  -  подумал  Орвелл,  -  слишком  большая
перегрузка). Потом взмыл вертикально, приостановился и пальнул  по  маяку.
Сверху посыпались камни. Большой обломок упал прямо перед дверью. Примерно
тонна оплавленного известняка.
     - Ничего себе! - сказал Гессе и осекся, впомнив приказ.
     Еще минуту ничего не было. Затем небо разрезал  прекрасный  оранжевый
болид - он упал в море, с грохотом, с пеной, с волнами... Исчез.
     Прибор опасности щелкнул и отключился.
     - Жертвы и повреждения есть? - спросил Орвелл.
     - Нет.
     - С какой перегрузкой он летел?
     Гессе включил подсветку и посмотрел на шкалу.
     - Сто сорок два.
     - Такого не бывает.
     - Сто сорок два g.
     - Тогда от него осталась только красная лужа. Человек не  выдерживает
больше патнядцати.
     - Я держал шестнадцать с половиной, -  отозвался  Анжел,  -  и  целых
четыре секунды.
     И они побежали к кораблю.
                                    15
     Теперь уже не было сомнения в том, что Коре погиб. Не было ясно  лишь
как он погиб, но в самом факте  сомнения  не  было.  Ни  один  человек  не
выдерживает перегрузки больше пятнадцати g ( если не считать Анжела с  его
шестнадцатью с хвастливой половиной), при тридцати g лопаются  кости,  при
пятидесяти - перегрузка размазывает человека по полу как  нож  размазывает
мягкое масло по хлебу. А здесь сто сорок два.
     - А здесь сто сорок два, - сказал Орвелл.
     - И что это значит?
     - Это значит, что первый Зонтик взбесился. Он не способен  выделывать
такие выкрутасы без пилота. Что-то случилось с его системами.  Он  носится
вокруг, как взбесившийся бульдозер. Теперь мы точно знаем, что  это  вирус
Швассмана. Во-первых, оживает техника;  во-вторых,  человек  с  отрезанным
языком; в-третьих скелеты, похожие на человеческие, но с огромными ногами,
не нравятся мне эти кузнечики...
     - Зонтик успел передать, что Коре начал расти, - вставил Икемура.
     - Тем более. А в четвертых, опасность  информации.  Есть  информация,
которая опасна.
     - Какая?
     - Не знаю. А если бы знал, меня бы уже не было на этом свете. Как вам
ситуация - тебя возможно убьет неизвестное, но став известным,  оно  убьет
тебя наверняка.
     Все замолчали.
     - Коре что-то успел узнать, - сказал Морис.
     Сейчас Морис уже сидел в кресле, ему стало лучше.
     - Ну тогда нужно хотя бы поставить  экран,  -  предложила  Кристи.  -
Стены у нас крепкие, но если Зонтик взбесился...
     Экран поставили. Энегретическая  завеса  пропускала  вещество  только
разделенным на молекулы. Снаружи сейчас запахло озоном, - подумал  Орвелл.
Он любил этот запах - запах земных гроз. Зонтик сквозь экран  не  пройдет.
Если он начнет стрелять, то экран не пропустит снаряды. Если он использует
ядовитый газ,  то  придется  выходить  в  скафандрах.  Если  он  попробует
подкопаться снизу можно будет включить двигатели и отпугнуть. Если  он  не
испугается, придется взлетать и висеть на стационарной орбите. Туда он  не
достанет,  будет  лишь  постреливать  издалека.  Но  на  орбите   Хлопушка
бесполезна. С таким же успехом она могла бы висеть на орбите вокруг Земли.
     - А когда мы будем взлетать, - спросила Кристи, - нам  ведь  придется
убрать экран, что тогда?
     - Мы не будем взлетать, - ответил  Орвелл,  -  у  нас  есть  еще  два
Зонтика и они пока подчиняются приказам.  Я  обьявляю  траур  на  корабле.
Сегодня и завтра.
     Они услышали удар и скала под кораблем задрожала.
     - А вот и Зонтик, - сказал Анжел.
     В иллюминаторах замерцали первые молнии, пока немые.
     Зонтик шел на глубине километра, параллельно обрезу  шельфа.  Глубина
все возрастала. Возможно, здешние океаны глубже земных. Восемь километров,
девять, двенадцать. Что это?
     В глубине впадины что-то шевелилось. Целые сонмы существ,  каждое  из
которых вдесятеро  больше  Хлопушки.  Зонтик  опустился  еще  чуть-чуть  и
пальнул, на всякий случай. Мгновенно ответила дюжина торпедных  установок;
несколько торпед попали и взорвались, поцарапав  обшивку  -  так  попадают
несколько мелких камешков, когда их швыряют горстью. Зонтик стал  стрелять
снова. Когда  вода  вокруг  закипела,  он  вильнул  и  стремительно  ушел,
оставляя за собой бурлящий след.
     Он всплыл и лег на поверхность.  Гроза  придвинулась  совсем  близко.
Хлопушка стояла на скале и светила окнами в ночь. Что они себе думают? Что
они могут просто так спокойно стоять, забыв обо мне? Кто здесь  хозяин,  в
самом деле? Зонтик выстрелил по кораблю,  но  снаряд  лопнул  на  защитном
экране, как мыльный пузырь - красиво и беззвучно. Еще несколько снарядов и
тот же результат. Ну хорошо, я вам все-таки покажу, - подумал  Зонтик.  Он
стал стрелять по скале, на которой прочно стояла Хлопушка.
     Хлопушка молчала. Зонтик включил связь.
     - Это Коре?
     - Это я, - сказал Зонтик. - Нет никакого Коре. Приказываю сдаться без
всяких условий.
     Он еще раз выстрелил по скале, для подтверждения своих слов. В  скале
образовалась трещина. Несколько таких выстрелов - и  Хлопушка  свалится  в
море.
     - Мы не ведем переговоров с техническими утройствами,  -  ответили  в
корабля.
     - А я тебе башку снесу, - сказал Зонтик и выругался.
     Это было в духе его бывшего хозяина.
     - Приказываю вернуться и стать в ангар! - наивно передала Хлопушка.
     - Ты мне поговори еще! Я сейчас продолбаю камень  и  утоплю  тебя.  А
взлететь у тебя не выйдет.
     - Да, никак не выйдет, - сказал Икемура,  -  мы  же  не  можем  снять
экран.
     - А что он нам сделает?
     - Для начала сбросит в море.
     - Ну и что? Мы же не утонем. Наша жестянка и не такое выдержит.
     - Если жестянка падает с высоты в пятьсот метров,  то  все,  кто  был
внутри жестянки, разбиваются, разве не так?
     Все заполчали. За окном трепыхались синие молнии.
     - Тогда есть один выход,  -  сказал  Икемура,  -  абсолютное  оружие,
реликтовый меч.
     Он снова стал передавать.
     - Вы там, ублюдки! -  возмущался  Зонтик,  -  че  замолчали?  Я  буду
стрелять каждую минуту!
     - Тогда мы используем реликтовый меч,  -  передал  Икемура.  -  После
первого же твоего выстрела в сторону корабля.
     Зонтик отвернулся и выпустил в небо огненный веер  ракет.  Реликтовый
меч - это серьезно. Но я все равно их достану. Он взлетел в тучи  и  начал
кружиться волчком. Потом прыгнул на город и  закопался  в  руинах  десятка
высоких зданий. Были высокими - а теперь их нет. Кто так строит дома -  из
одного стекла и стали? - даже ломать неинтересно.
     Он выполз из камней и вьехал в парк, приминая  деревья.  Похоже,  что
Хлопушка так просто не подчинится.  Придется  подождать.  Придется  пожить
немного здесь. Этот парк - подходящее место. Здесь тихо и темно. А это что
такое?
     Он притаился и стал смотреть.
                         Глава 3. Реликтовый меч
                                    16
     Гроза так и не разродилась дождем. Она прошла вдоль  берега,  ушла  в
сторону высоких гор и там уснула. Облака застряли где-то у снежных  вершин
и были видны до сих пор. Несмотря на обьявленный  траур,  настроение  было
светлым - так, будто все страшное уже  перестало  существовать,  не  могло
сосуществовать с плотным сиянием этого солнечного утра.
     С утра  прибор  опасности  показывал  ноль,  бешеного  Зонтика  нигде
поблизости не было. Орвелл решил пройтись к берегу, берег был  невидим  за
скалами и казался близким. Он вышел, отошел в  сторону  невысокого  леска.
Здешние деревья были похожи на маленькие скрюченные сосны. Каждая  веточка
была изогнута на конце так, будто дерево собиралось выпустить когти.  Кора
облазила со стволов широкими полупрозрачными  лоскутами.  Пахло  смолой  и
травами. Он стоял между редкими деревьями и смотрел,  как  Хлопушка  сняла
экран (она действительно хлопнула при  этом,  чтобы  оправдать  свое  имя)
поднялась, и перелетела в более безопасное место. Недалеко, но  дальше  от
берега. Скала действительна очень попорчена, Зонтик уж постарался.
     Все будет в порядке, - подумал он, - все будет в полном порядке. Если
не учитывать того, что уже было.
     Он  сел  на  траву.  Здесь  слишком  хорошо.  Действительно,  планета
напоминает обретенный рай.
     Из корабля кто-то  вышел.  Женская  фигурка.  На  Хлопушке  было  три
женщины: Евгения, Джулия и Кристи. Двое из  них  имели  свое  собственное,
очень важное и очень различное, отношение к медицине. Но это не  означало,
что  уни  умели  лечить  -  лечением  занимался  Дядя  Дэн.  Евгения  была
невысокая, плотная, веселая. Веселая  "про  себя",  а  не  для  всех.  Она
стриглась налысо и любила  спать  в  стереошлеме.  Она  любила  абстракную
музыку и спорт - дважды выигрывала кубок по полетам на одноместных  боевых
челноках. Как пилот тоже могла быть незаменима. Евгения  была  русской.  В
ней чувствовалась загадка и чувствовалось, рано  или  поздно  эта  загадка
разрешится самым неожиданным образом.
     Джулия была высокой, длинноволосой, с темно-карими глазами, томностью
в движениях и  элегантностью  в  обращении  с  мужчинами.  И  с  повадками
экзотической звезды - никогда не понимаешь до конца с кем имеешь дело,  но
знаешь, что со звездой. Кто-то говорил, что она очень жестока. Орвелл пока
не замечал этого. И конечно, Кристи - Кристи была просто сама собой: нечто
быстрое и в веснушках.
     Судя по походке, это  была  Кристи.  Нет,  не  по  походке  -  Орвелл
определил это по легкому звонкому чувству, вздрогнувшему в  груди.  Так  в
детстве ждешь от праздника чуда. Странно. Этого не  бывало  с  ним  давно.
Даже тогда, когда он еще почти мальчиком встречался со своей будущей женой
- с той, которая устроила уютный кошмар из следующих трех лет его жизни.
     Кристи шла в его сторону.
     - Эй! - крикнула она и махнула рукой.
     В руке, кажется был цветной платочек. Зачем женщинам платочки?
     - Что?
     - Я с вами.
     - Зачем?
     - Да просто так. Хочется погулять.
     У  нее  голубые  глаза  и  воздушные  соломенные  волосы,  под   цвет
веснушкам. Веснушек, пожалуй, слишком много.
     - Вы куда?
     - Я собираюсь спуститься к морю.
     - О, да это совсем близко, - сказала Кристи.
     И просто бездна интонаций в ее голосе, и все неожиданы: полумолчание,
естественность и  неестественность,  все  градации  утверждения,  вопроса,
восторга, грусти. Почему я не замечал этого до сих пор?
     - Нет, это только кажется близко. Ты никогда не была в горах раньше?
     - Нет, никогда.
     - Когда ты стоишь на горе, то кажется, что долина близко. Но на самом
деле это очень и очень тяжелый путь. (Он  показался  себе  совсем  старым,
когда произносил это "очень и очень" - не такой уж и тяжелый.) Быстрее чем
за два часа мы не доберемся. Не спустимся.
     - Ну и что? - сказала Кристи. - я могу  погулять  и  два  часа.  Ведь
сегодня не опасно, правда?
     Орвелл снова посмотрел на прибор. Прибор показывал ноль.  Впервые  за
все это время прибор  показывал  ноль.  Даже  на  земле  такого  не  было.
Следовало бы удивиться, - краем сознания подумал  Орвелл  и  не  удивился.
Просто все хорошо складывается. Просто такой хороший день.
     - Да, сегодня совершенно безопасно.
     Они стали спускаться. По дороге  они  встретили  несколько  зверюшек,
выпрыгнувших из-под камней. Зверюшки были похожи на  зайцев.  Трава  стала
реже, она пробивалась только между камней. А камни становились все  больше
и больше - отколовшиеся обломки скал.  Их  приходилось  обходить,  путаясь
ногами  в  колючках.  В  скале  были  промыты   ущелья;   ущелья   заросли
кустарником; кустарник был совершенно сухим; в стенах ущелий были  пещеры;
зверюшки, похожие на зайцев, прятались там.
     Они дошли уже  средины  спуска.  Кристи  поскользнулась  на  камне  и
схватила Орвелла за плечо. Он поддержал  ее,  потом  прижал  и  поцеловал.
Кристи не удивилась.
     - Почему твоя стрелочка все время  показывает  на  меня?  -  спросила
Кристи. с женской непосредственностью переходя на "ты".
     Орвелл посмотрел на прибор цели.
     - Ты это заметила еще на Земле?
     - Точно.
     - Этот прибор показывает на то, что мне больше всего нужно, - ответил
Орвелл.
     Кристи приняла это как комплимент. Он еще раз поцеловал  ее  в  губы.
Дальше они пошли обнявшись.
     - А что означает вторая стрелка? - спросила Кристи немного погодя.
     Он снова поцеловал ее в губы и только после этого обьяснил:
     - Это прибор  опасности.  Если  стрелка  красная,  значит,  опасность
близка.
     - А если так, как сейчас?
     - Сейчас опасность равна нулю.
     - А вдруг у  этой  штуки  сядут  батарейки?  Она  же  на  батарейках,
правильно?
     До Хлопушки был целый час спуска и, следовательно, не меньше полутора
часов подьема. Прибор опасности все так же показывал ноль. Прибор перестал
работать. Перестал  еще  несколько  часов  назад.  -  У  этой  штуки  сели
батарейки.
     - Ну не замерзай, поцелуй еще раз, - сказала Кристи.
                                    17
     Бат и Икемура спустились в оружейный отсек. Даже  если  не  учитывать
реликтовый меч и два оставшиеся Зонтика,  оружия  здесь  было  достаточно,
чтобы взорвать  небольшую  планетку,  с  Луну,  примерно,  величиной.  Меч
хранился  в  специальной  капсуле,  которая   открывалась   в   ответ   на
прикосновение.  В  ответ  на  прикосновение  одного  из  четырех  человек:
Орвелла, Икемуры, Бата и Гессе. Еще вчера в эту компанию входил и Коре.
     Перед тем, как получить  доступ  к  мечу,  человек  проходил  тяжелый
двухгодичный тренинг. Причем не каждый этот тренинг выдерживал. Так в свое
время не выдержал Фил, близнец Бата. Меч был слишком опасной штукой, чтобы
давать его плохо подготовленному человеку.
     Меч нужно было держать в кулаке,  регулируя  большим  пальцем  выброс
нити. Направление нити  регулировалось  движением  той  точки,  в  которой
пересесались оси  глаз.  В  автоматическом  режиме  меч,  взятый  в  руку,
рассекал пространство и вещество,  полностью  повторяя  движение  взгляда.
Искусство  владения  мечом  заключалось   во   овладении   непроизвольными
движениями глаз. Известно, что даже если человек смотрит в одну точку, его
глаза постоянно движутся. Неподвижный глаз просто теряет чувствительность.
При взгляде на предмет, глаз мгновенно ощупывает  его,  проходя  по  очень
сложной ломаной линии. Взгляд движется скачками,  которые  неподконтрольны
сознанию. Поэтому обычный человек, взявший меч, в долю секунды изрезал  бы
на мелкие клочки  любой  увиденный  предмет  или  пейзаж;  эти  клочки  бы
вдавились один в другой, образуя кошмарное месиво. А  если  такой  человек
взглянет под ноги, он просто разрежет горную породу под собой и провалится
в магму, под оглушительные аплодисменты землетрясения.
     Сейчас меч был рядом и каждый из них  мог  просто  протянуть  руку  и
взять абсолютное оружие.
     - Я чего-то не понимаю, - сказал Бат, - вот вчера, во время связи...
     - Что вчера?
     - Вчера мы говорили с Зонтиком. И, как только ты упомянул  реликтовый
меч, Зонтик сразу убрался. Он испугался.
     - Ну и что? Я бы тоже испугался на его месте.
     - Но Зонтик не мог знать о мече.  Это  секретная  информация,  а  его
память блокирована.
     - Согласен, это еще одна загадка вчерашнего для.  Если  бы  мне  было
нечего делать, я бы насчитал еще десять.
     - Я думаю вот что, - продолжал Бат, - мне не верится,  что  Коре  так
просто пропал. Этот Зонтик, он вел себя точно так же, как вел бы себя  сам
Коре. Он даже ругался так же. Даже интонации был теми же. Я  понимаю,  что
перегрузка есть перегрузка, но все же...
     - Если Коре жив, - сказал Икемура, - то ты можешь это  проверить.  Ты
же из его команды. Ты должен помнить что-нибудь такое, что  знаете  только
вы вдвоем.
     - Я подумаю, - сказал Бат, - я уже придумал: однажды... Нет, я  скажу
это только ему. Это должно быть тайной.  Я  напомню  ему  такую  вещь,  от
которой настоящий Коре взбесился бы.
     - Вот и хорошо, - сказал Икемура, - если Зонтик взбесится и  сегодня,
значит Коре жив. Лучше попробовать прямо сейчас. Разозли его посильнее.
     - А командир? Если Зонтик действительно кинется на нас?
     - Командир сейчас развлекается с девочкой  на  морском  бережке.  Там
желтый песочек, там белый прибой с брызгами солнца, а  трусики  в  горошек
сброшены так небрежно, что потом придется их хорошо искать. Насчет горошка
это я для большей поэтичности. И не беспокойся за него. У него есть  такая
штука, которая спасает от любой опасности. Правда  нам  он  эту  штуку  не
дает, жадничает.
     - А это точно?
     - Это точно.
     Бат ушел.
     Икемура подождал немного, потом прошел один пролет по лестнице  вверх
и убедился, что никого нет. Вернулся в оружейный отсек.  Положил  руку  на
капсулу с реликтовым мечом. Зачем-то громко застучало сердце.
     - Вы уверены, что хотите взять меч? - прозвенел мелодичный,  но  чуть
неестественный женский голос.
     В серьезных случаях машина всегда переспрашивала по нескольку раз.
     - Да.
     - Если вы уверены, то скажите об этом снова.
     - Да.
     - Пожалуйста, еще раз.
     - Да. - На этот раз  он  помедлил:  не  всякому  дано  без  колебаний
сжигать мосты.
     - Пожалуйста, вы можете взять реликтовый меч. Должна ли  я  запомнить
вашу личность? - поинтересовалась механическая дама.
     - Нет.
     Он взял меч - маленький, удобно помещающийся в  ладони  -  и  капсула
закрылась. Никто ничего не видел. Никто и ничего.
                                    18
     Бат вызывал Зонтик.
     На первый вызов  Зонтик  не  ответил,  а  на  второй  выругался.  Бат
улыбнулся: да, это точно шеф.
     Евгения возилась, выстраивая какую-то схему на  экране.  Не  страшно,
пусть послушает. Она не дура, даже может подсказать хорошую  идею  иногда.
Славяне, говорят, все умные, от того и живут плохо.
     - Алло, шеф?
     - Кто говорит?
     - Это Бат,  из  вашей  команды.  Я  так  рад,  что  вы  живы!  Вы  не
представляете, как мы переживали вчера!
     - Заткнись, - сказал Зонтик и выключился.
     Бат нажал кнопку вызова снова.
     - Шеф, я хочу вам рассказать  кое  что.  Вы  помните  наши  сборы  на
Кавказе, два года назад?
     - Ну?
     - Тогда была сильная жара. Мы жили в  изолированных  номерах.  Каждый
номер имел собственную канализационную систему...
     - Ну? - на этот раз угрожающе.
     - Мы жили в диких условиях; канализация очищалась только  раз  в  две
недели. А потом я бросил дрожжи в унитаз, в вашей комнате.  И  оттуда  все
полезло, фонтаном. Как мы смеялись, Боже мой!  Это  сделал  я,  но  и  все
остальные об этом знали. Это была самая веселая шутка за  весь  сезон.  Вы
помните, во что превратился ваш номер? А как пришлось сдирать ковер? Жаль,
что прошли те деньки. Я бы сделал  это  еще  раз,  не  задумываясь!  Конец
связи.
     Он вытер пот со лба.
     - Это ты слишком жестоко, - сказала Евгения между прочим.
     Она слышала весь разговор.
     - Ты это о чем?
     - Не притворяйся, я еще вчера поняла, что Коре жив.
     - Ну не замерзай, поцелуй еще раз, - сказала  Кристи,  обняла  его  и
прижалась. - Тебе ведь хочется.
     - Нам лучше уйти с открытого места.
     Сейчас они уже были недалеко от каменного  пляжа,  там,  где  тропка,
достаточно уморив путника, давала ему  передохнуть  -  то  есть  на  самом
видном месте.
     Кристи быстро все поняла и ее настроение изменилось. Глаза  потемнели
и погасли. Она поспешила назад.
     - Не туда, - сказал Орвелл, -  мы  будем  подниматься  по  одному  из
ущелий. Если что-то произойдет, то спрячемся в пещеру.
     Стены  ущелий   были   почти   отвесны;   это   давало   надежду   на
незамеченность. Впрочем, одних только стен мало.
     - Я если там змеи? - спросила Кристи.
     - Тогда бы там не было кроликов.
     Они полезли вверх. На склоне было несколько тропинок, но все они были
открыты. Идущий человек был виден на многие километры вокруг. Ущелья  были
не такими удобными - из-за множества свалившихся глыб разного размера  (от
кирпича до автомобиля), некоторые глыбы стояли неустойчиво; все  свободное
пространство заросло колючим высохшим кустарником, колючки были  изуверски
изогнуты - как рыболовные крючки. Ущелье, которое они избрали, поднималось
почти к самому сосновому (Орвелл окрестил его сосновым) лесу, а после леса
оставалось только метров триста открытого пространства.  Кузнечиков  здесь
было так много, что приходилось давить сразу нескольких при  каждом  шаге.
Кузнечики цеплялись на одежду и пытались бесплатно проехаться.  Кристи,  с
гадливостью  на  лице,  пыталась  их  стряхнуть.  Не  стряхивались.  Кроме
кузнечиков, попадались красные  членистые  существа  без  глаз,  возможно,
ядовитые. Членистые змейки были невелики, но юрки.
     Выстрел!!!
     Верхняя часть скалы обрушилась и каменные глыбы покатились  вниз.  Их
падение заставляло дрожать грунт. Стены ущелья загудели.
     - Аааааааааааааааа!!!!!!!! - закричала Кристи в тон  гудению  стен  и
присела, охватив голову руками. Орвелл дернул ее изо всех сил и потащил  в
ближайшую пещеру. Она упала и ободрала коленку.
     - Я не хочу! - кричала Кристи, - сейчас она мне завалится на голову!
     Свод пещеры действительно был ненадежен.  Мимо  ног  прошмыгнули  два
кролика  или  зайца  или  чего-то  в   этом   роде.   Один   бросился   на
противоположный склон, а второй  сел  на  камне,  приглядываясь.  Каменная
глыба упала прямо на него,  прихлопнула  и  покатилась  дальше.  На  камне
осталась лужица крови; шкурку глыба потащила  за  собой.  Сухой  кустарник
загорелся. Дым поднимался и втягивался в пещеру, как в дымоход.
     - Я умираю, - сказала Кристи, - мне же нечем дышать.
     Сверху ударили еще  два  выстрела.  Камнепад  стал  сильнее  и  сзади
обрушился свод. Вдруг дышать стало легче.
     - Что случилось? - спросила Кристи.
     - Я думаю, это снова Зонтик.
     - Но ведь не было ни какой опасности?
     - Просто кончились батарейки.
     Он снял браслет и выбросил. Теперь эта  вещь  совершенно  бесполезна.
Всегда полагайся только на себя. Еще одно золотое правило.
     - Ты меня спасешь?
     - Да.
     Сейчас дым уже не проникал в пещеру. Видимо, пещерка  была  вымыта  в
известняке и во время дождей здесь текла мутная  подземная  река.  Сейчас,
когда завалило камнями верхнее отверстие, для дыма уже не было  тяги.  Все
ущелье пылало, но этот костер быстро прогорит  -  для  него  слишком  мало
пищи.
     - Почему ты меня поцеловал? - спросила Кристи.
     Она начинала успокаиваться и посматривать на сбитое колено.
     - Потому что ты мне нравишься.
     - Ты мне тоже. Давай отодвинемся от огня.
     Выстрелы не прекращались, но теперь они были не слышны,  а  ощущались
лишь как сотрясение почвы.
     - Посмотри на эти следы, - сказал Орвелл, - кто, по твоему,  это  мог
бы быть?
     Он сразу пожалел о своих словах. Не стоило пугать женщину.  Кристи  -
всего лишь женщина. Будь проклята та планета,  которая  гонит  женщину  на
возможную смерть.
     - Ну, это что-нибудь  большое.  Оно  спускалось.  А  нога  похожа  на
человеческую, только вытянута.
     - Не спускалось, а поднималось. Просто его стопы  вывернуты  обратно.
Это  человек-кузнечик.  Местная  достопримечательность.  Только  не   надо
пугаться, все в порядке.
     - Тот самый, с вот такой пастью?!!
     - С вот такой.
     - Он там, наверху?
     - Сейчас я проверю.
     - Я тебя не пущу!
     - По какому такому праву?
     - Я не хочу тебя потерять. Это самое древнее право во Вселенной.
     - Мне кажется, это не совсем то время и не совсем то место, -  сказал
Орвелл, глядя на нее.
     Кристи продолжила раздеваться.
     - Для этого любое время и место подойдет. Разве ты не хочешь сейчас?
     Зонтик кружил у корабля, но ничего не мог поделать. Надколотый  кусок
скалы уже сполз в море, но Хлопушка стояла неподвижно. Зонтик  начал  рыть
тоннель. Он вгрызался в скалу глубже и глубже.  Порода  была  нетвердой  -
такую он прогрызал со скоростью примерно двух километров в час. Вскоре  он
закончил один тоннель и начал следующий. Еще несколько дней - и скала  под
Хлопушкой станет дырявой  как  сыр.  Тогда  несколькими  выстрелами  я  их
похороню, - думал Зонтик.
     Снова включилась связь. Это опять Бат.
     - Коре, перестань, я пошутил.
     Зонтик не останавливался.
     - Мне просто нужно было знать жив ты или нет. Мы все тебя любим. Знал
бы ты как мы радуемся сейчас.
     - Со мной так не шутят, - сказал Зонтик, но остановился.
     - Но, послушай, ты же не хочешь, чтобы тебя  действительно  разрезали
мечом? Я не знаю, что  у  тебя  произошло,  но  возвращайся.  Мы  же  твоя
команда.
     Зонтик догрыз тоннель до поверхности и выполз. Он был среди соснового
леса. Нет, этот лес только напоминал сосновый.  А  запах  совсем  живой  в
памяти. Мы же твоя команда - знали бы они...
     Его датчики засекли двух человек. Это  Орвелл  и  Кристи.  Они  стоят
обнявшись. Вот он ее поцеловал. Она положила голову ему на грудь.  Вот  им
надо было именно сейчас! Надо же, это  наконец-то  случилось.  Весь  отдел
знал, что они влюблены. Только они сами не могли об этом  догадаться.  Это
весело, что любовь еще встречается  иногда,  -  подумал  Зонтик  и  замер,
вглядываясь.
     Потом он развернулся и  пополз  в  сторону  города.  Он  старался  не
слишком шуметь.
     Орвелл и Кристи обернулись на треск сучьев, но ничего  не  разглядели
за деревьями.
     - Кто это там в лесу?
     - Зверек какой-то.
                                    19
     Вечером  команда  собралась  в  центральном  зале,   чтобы   обсудить
произошедшее. "Центральный зал" был всего лишь комнаткой,  где  помещались
десять кресел у стен. Те, кому не хватило кресел, остались стоять.
     - Я просто хотел проверить, жив ли Коре, - оправдывался Бат.
     - Почему же ты не подумал  о  тех  людях,  которые  были  снаружи?  -
спросил Икемура.
     Бат посмотрел на него с изумлением.
     - Но ты же сам мне сказал?
     - Да, я сам сказал, что Командир сейчас  на  берегу  и  что  вызывать
Зонтик было бы преступлением. Кроме того, была еще и Кристи. Два  человека
не погибли лишь чудом. Их смерть была бы на твоей совести.
     Лицо Бата выражало  -  так  смотрят,  если  ремень  собственных  брюк
превращается в гремучую змею.
     - Послушай, - Бат начинал серьезно злиться, - это ты мне сказал,  что
командир сейчас развлекается с девочкой на морском берегу и про трусики  в
горошек тоже говорил...
     - Я не стану этого слушать, - сказала Кристи,  без  единой  эмоции  в
голосе.
     Она демонстративно встала и собралась выйти.
     - Нет, всем оставаться здесь! - скомандовал  Орвелл.  -  Я  хочу  все
выяснить до конца и сейчас. Сейчас же!
     Кристи осталась стоять у двери. Символ  элегантного  презрения.  Даже
веснушки стали элегантными.
     - Что ты сказал ему?
     - Я сказал, - ответил Икемура,  -  что  идея  хороша,  но  что  нужно
подождать, пока все будут  в  безопасности.  А  он  ответил,  что  он  еще
посмотрит, кто еще здесь  будет  командовать.  Это  он  имел  ввиду  тебя,
командир.
     - Это правда? - спросил Орвелл.
     - Нет, - ответил Бат, - меня подставили. Он  меня  подставил.  Я  его
изувечу, обещаю.
     Икемура кисло улыбнулся половиной лица.
     - Вот это тоже самое, - сказал он, - на  комете  Швассмана  тоже  все
начиналась с угроз и драк. Боюсь, что мальчик уже заразился.
     Он назвал Бата "мальчиком".
     - Хорошо, - сказал Орвелл, - ты временно отстраняешься от  участия  в
операциях. Сдай оружие.
     Бат отдал пистолет.
     - Любым другим оружием тебе тоже запрещено пользоваться. За нарушение
приказа - смерть. Давайте проголосуем. Я  хочу,  чтобы  это  было  мнением
всех. Я - не убийца.
     Все высказались "за", кроме Евгении.
     - Я не такая дура, чтобы поверить в эту историю, - сказала  она.  Бат
никогда бы не стал убивать в спину. Он для этого слишком н е м а л ь  ч  и
к.
     Орвелл подумал.
     - Это временная мера, - сказал он, - если все  прояснится,  я  первым
попрошу прощения.  Но  положение  сейчас  слишком  опасное.  Мы  не  можем
позволить себе следующего предательства.
     - Это не предательство, - сказала Евгения. - Это позор.  Мне  хочется
плюнуть на пол.
     Она расставила Ваньку и отключилась.
     - Я сказал то, что хотел сказать.
     Все молчали.
                Прыгать буду с высоты -
                в морге классные цветы..
     Так запел Ванька.
     Вечером Икемура зашел к Орвеллу. Орвелл  лежал  и  читал  кого-то  из
древних поэтов.
     - Это что за книжка?
     - Кольридж. Сказание о старом моряке.
     - О чем это?
     - О больной совести.
     - Ты не можешь говорить понятнее?
     - О том, что прощения не бывает. Даже за ошибку.
     - А еще понятнее?
     - Попробую перевести. Слушай, это примерно так:
                А ветра не было совсем,
                но мой корабль летел.
                При свете молний и луне
                вздохнули мертвецы.
                Они задвигались, вздохнув,
                потом  приподнялись,
                и их не двигались зрачки,
                и было страшно как во сне
                при виде вставших тел.
     - Это невозможно понять, - сказал Икемура, - и тем  более  невозможно
запомнить. Я удивляюсь - такие вещи должны быстро умирать, ведь я не  смог
бы повторить этих стихов, даже если бы разучивал  их  три  дня  подряд.  Я
удивляюсь, как такая книжка  смогла  пережить  столько  веков.  А  ты  как
думаешь?
     - Я думаю, эта книжка написана так, что она не сможет  умереть.  Даже
тогда, когда люди совершенно  разучатся  понимать  ее.  Она  живет  совсем
независимо от нашего понимания.
     - А, значит это кибернетический фокус, или  что-то  такое,  -  сказал
Икемура.
     - Зачем ты пришел? - он закрыл книжку и сел. - Четыре поколения  моих
предков занимались лингвистикой,  поэтому  я  и  знаю  что  такое  больная
совесть.
     Икемура взял книжку в руки, повертел и отдал:
     - Я не умею  читать  таким  шрифтом.  И  я  пришел  поговорить  не  о
древностях, а о серьезном деле. Исчез реликтовый меч. Надеюсь, ты  его  не
брал?
     - Что???
     - Значит не брал. Остаются двое: Гессе и Бат. Помоему  ясно,  кто  из
двоих сделал это.
     - Ты хочешь сказать, что Бат взял меч, чтобы...
     - Чтобы захватить власть. Сегодня он собирался убить тебя. Ведь  Коре
уже нет. А теперь исчез меч.
     Это было обвинение в бунте, слишком тяжелое обвинение. За  участие  в
бунте полагалась шоковая смерть - высшая мера наказания на Земле.  Поэтому
бунтовщики никогда не сдавались. Гораздо  легче  умереть  в  бою,  чем  от
болевого шока.
     Икемура вдруг стал неприятен как скользкая болотная ященица Икекара -
Орвелл видел таких в Южной Гидре. Он тряхнул головой.
     - Что ты предлагаешь?
     - Я предлагаю загнать его в капсулу и усыпить.  У  него  нет  оружия,
только меч. Но внутри корабля он не сможет применитиь меч. Поэтому мы  его
возьмем. Нужен только твой приказ. Хотя бы устный.
     - Я хочу подумать.
     - Думай, но не слишком долго. Каждая секунда...
     - Не говори мне о секундах. Я согласен. Если мы  вернемся  домой,  то
все выяснится. А сейчас нам придется обойтись  еще  без  одного  человека.
Даже если он не виновен, это разумная мера. Я этого не одобряю, но не вижу
другого выхода.
     - Вот-вот.
     Икемура снова попытался прочесть строки.
     - Почему здесь такие короткие строчки? - спросил он.
     - Это стихи.
     - Стихи? Какой ужас. Как хорошо, что я не умею читать таким шрифтом.
     Информация:
     В точности не установлено, когда  и  где  возникла  письменность.  Но
известно, что вначале люди писали рисунками на камнях, а потом на глиняных
табличках. Умение читать было редким  и  до  некоторой  степени  священным
искусством. Потом стали  писать  на  восковых  табличках,  но  все  равно,
грамотными были  лишь  немногие.  В  последствии  был  изобретен  папирус,
который сворачивали в неудобные свитки и не  замечали  их  неудобства.  На
папирусе писали чернилами. Так продолжалось вплоть до средних веков,  пока
кто-то не изобрел бумажные листы. Потом было изобретено книгопечатание,  а
еще  позже  -  поголовная  грамотность.  Трудно  поверить,  но  в  истории
человечества был период, когда читать и писать умели абсолюно  все.  Этому
учили даже принудительно, рассматривая  поголовное  принуждение  как  верх
культурности.
     Конец этому положило изобретение печатной машинки. То есть,  печатная
машинка была  началом  конца.  Первыми  разучились  писать  люди,  которым
приходилось писать по многу - литераторы. Печатная машинка давала  большие
преимущества по сравнению с карандашом и человек, проработав несколько лет
только на машинке, вдруг чувствовал, что карандаш  больше  не  подчиняется
его корявым пальцам. Человек огорчался и вновь садился за машинку, отложив
осиротевший карандаш.
     В карандашах и чернильных ручках совсем отпала  необходимость  тогда,
когда каждый обзавелся клавиатурой. По привычке (а в школах всегда учат по
привычке - тому что уже закончилось или заканчивается)  в  школах  обучали
письму, но с письмом было все хуже и хуже. А  когда  печатающие  диктофоны
распространились повсеместно, то письму перестали учить даже в школах. Все
сказанное мгновенно воспроизводилось на бумаге без всякого участия пальцев
- и воспроизводилось большими, красивыми буквами, единообразным шрифтом. И
без орфографических ошибок - без этого кошмара древних учеников.
     Как  то  всегда  бывает,  не  обошлось  без  противников   прогресса.
Некоторые ретрограды фанатично обучали своих детей писать. Они утверждали,
что именно умение писать развило человеческую руку,  а  уже  рука  развила
человеческий  мозг.  Поэтому,  с  исчезновением  умения   писать   человек
деградирует до уровня зеленой мартышки. А когда и  эти  фанатики  вымерли,
человечество разучилось писать окончательно.
     С чтением было получше: читать умели многие, а прочесть  вывеску  или
обьявление умели все. Правда, все простые и удобные  печатающие  диктофоны
воспроизводили лишь один, самый разборчивый шрифт, поэтому  старые  книги,
напечатанные разными шрифтами, стали доступны лишь специалистам.  Икемура,
не имеющий специальной подготовки, никак не смог  бы  прочесть  Кольриджа.
Это его не огорчало: порножурналы гораздо интереснее древней зауми звуков.
                                    20
     Фил и Бат были близнецами и не  расставались  с  детства.  Они  часто
ссорились и дрались, особенно раньше, разбивали друг другу носы и  ставили
фонари под глазами, но все равно любили друг друга. И всегда советовались:
одна голова хорошо, а две лучше. Они были  очень  похожи  и  различить  их
можно было только по татуировке на запястье: у Фила был синий дракон, а  у
Бата красный.
     - Почему ты проголосовал против меня? - спросил Бат.
     Они вышли из корабля, чтобы  спокойно  поговорить,  и  сейчас  стояли
внутри энергетического купола.  Купол  срегка  потрескивал,  сильно  пахло
озоном. Горы уже  начинали  синеть,  предчувствуя  вечер.  Мелкая  птичка,
похожая  на  воробья,  пролетая,  задела  купол  и  исчезла  с   негромким
булькающим звуком. По небу двигались  отдельные  редкие  облака  и  каждое
облако было необычным - каждое напоминало человеческо лицо, женское лицо.
     - Смотри, - сказал Бат, - похоже, что Бета  устроила  нам  атракцион.
Это не могут быть обыкновенные облака. Слишком уж они похожи.
     - Тебя сейчас волнуют облака?
     - Честно говоря, не слишком. Ты что, веришь, что я предатель?
     - Я просто думаю, что нужно быть умнее, - ответил Фил. - Если он тебя
подставил, значит, он продумал все заранее. Икемура на десять  лет  старше
тебя и на столько же опытнее. И ему всегда везет, ты же знаешь.
     - Но зачем?
     Действительно, зачем? - подумал Фил. - Если бы  дело  было  только  в
мече, он бы не стал подставлять верной смерти сразу трех человек. Если  бы
дело было во власти, то... Нет, это не похоже  ни  на  одну  из  известных
стратегий.
     Все члены группы Коре проходили курс боевых стратегий и провокаций.
     - Пока не знаю. Может быть дело в мече?
     - Тогда, - сказал Бат, - он попробует меня убрать. Если  я  не  смогу
отомстить за себя, то ты обещаешь?...
     Они понимали друг друга с полуслова.
     - Обещаю. - сказал Фил. - Ты собираешься бежать?
     - А что мне остается делать?
     - Я достану тебе оружие.
     - Мне запрещено носить оружие.
     - Мы вместе выйдем в лес, там я отдам тебе свое и ты уйдешь.
     - Не стоит, - сказал Бат, - они пошлют за мной Зонтик и  Зонтик  меня
расстреляет. Все будет по приказу. Они только того и ждут.
     -Тогда возьми хотя бы нож.
     Бат взял нож. Они обнялись.
     - Еще встретимся.
     - Еще встретимся.
     Потом они сверили часы. Фил вернулся в  Хлопушку,  а  Бат  подошел  к
экрану и стал ждать. Голос в наушниках.
     - Еще минута. У тебя все в порядке?
     - Я жду.
     - Ты уверен, что хватит ножа?
     - Коре не зря взял меня в группу. Я могу защитить себя.
     - Десять секунд. Приготовься.
     Бат наклонился вперед. Экран мигнул, хлопнул и исчез. Бат  прыгнул  и
покатился по  земле.  Фу,  сколько  пыли.  Экран  снова  хлопнул,  по  его
поверхности пробежали зеленоватые искры. Ну что  ж,  прощайте,  ребята,  -
подумал Бат, потер глаз, куда попала пылинка  и,  пригнувшись,  побежал  к
лесу.
     Через лесок вело несколько дорог, полузаросших травой. Очевидно,  еще
недавно здесь часто ходили люди.  Кое-где  кончики  травы  были  обкусаны;
местами трава была сьедена вся. Кролики, что ли?  Бат  выбрал  тропинку  и
быстро разочаровался в своем выборе - тропинка виляла, шла  то  вверх,  то
вниз, и кажется, даже не собиралась выходить из лесу.
     Он наткнулся на два оставленных людьми дома и на  несколько  костров.
Костры жгли недели три назад. Во втором доме он  нашел  винтовку,  которая
стреляла четырнадцатью калибрами, на выбор (простейшая охотничья  модель),
здесь же были и заряды. Поколебавшись, он решил не брать оружие и вышел из
домика.
     Дальше  тропинка  расширялась  и  становилась  прямой.   Камни   были
присыпаны палью. На пыли отпечатались следы, совсем свежие.
     - Алло, Фил, - передал он, - как ты там? Меня еще не хватились?
     - Пока нет. Думаю, что скоро хватятся.
     - Здесь следы. Я думаю, это человек-кузнечик. Он где-то рядом.
     - Ты можешь спрятаться?
     - Да, здесь есть дом. Курортный. Обычная пластиковая развалюшка.
     - Тогда лучше прячся. Одним ножом ты его не достанешь.
     Бат осмотрелся и прислушался. Еще несколько  часов  и  станет  темно.
Здесь очень темно по ночам, здесь ведь  нет  луны.  Правда,  звезды  ярче.
Собственно, идти то и некуда. В городе бешеный  Зонтик  и  вирус,  который
прикончил самого Коре за пять минут, а если и не прикончил, то  сделал  из
него маньяка. На дорогах кузнечики  с  львиными  пастями.  Такими  пастями
можно жевать кирпичи как  бутерброды.  В  лесу  -  неизвестно  что.  Лучше
дождаться утра.
     Он вернулся в дом и стал ждать.
     Дом  был  обычной  двухэтажной  пластиковой  дачей.  Стены   довольно
крепкие. Всего два окна на первом этаже и два на втором. Дверь запирается.
Окна можно держать под прицелом. Он взял винтовку и сел возле окна.
     Человек-кузнечик вышел из зарослей. Он был голоден, он  почти  ничего
не ел за последние четыре дня. Он грыз ветки деревьев и жевал  траву.  Еще
он ловил настоящих зеленых кузнечиков, которые  кишмя  кишели  в  траве  у
моря.  Но  зеленые  кузнечики  были  горькими,  их  много  не  сьешь.  Еще
человек-кузнечик сгрызал твердые морские  ракушки  с  подводных  камней  и
глотал их вместе со скорлупой. Только в ракушках почти  ничего  нет,  одна
толстая скорлупа, черт бы их побрал. От голода приходилось глотать песок и
мелкие камешки, запивая морской водой. Когда желудок разбухал, становилось
легче. А сегодня утром человек-кузнечик вынюхал жареного зайца и сьел  его
с наслаждением, сам, оглядываясь, чтобы никто не отнял добычу. Заяц сгорел
при пожаре. Но ведь это все равно не еда.
     Четыре для назад он победил в  поединке  другого  человека-кузнечика,
откусив тому голову. Поединок был равным. Но добычей  пришлось  поделиться
со стаей, ничего не поделаешь.
     Зато здесь - человек.
     Человек-кузнечик  сделал  большой  прыжок  и   сналету   ударился   о
пластиковую стену. Прозвучал выстрел. Ага, наугад  стреляет,  на  звук,  -
подумал человек-кузнечик, - он меня не заметил.
     Еще один человек-кузнечик,  ростом  чуть  повыше  первого,  показался
из-за деревьев и сразу получил два заряда в брюхо. Отлично,  этот  человек
метко стреляет. Сегодня хватит еды на всех. Пятерых иди семерых  он  точно
успеет прикончить, пока его заряды закончатся. Как приятно будет  откусить
его маленькую волосатую головку, как мягко треснет она на зубах...
     Человек-кузнечик опустил голову к самой земле и понюхал стену.
     Вначале Бат услышал грохот. Что-то  тяжелое  ударилось  о  стену.  Он
выстрелил в воздух, чтобы  отпугнуть  гостя.  В  стекле  осталась  дыра  с
оплавленными краями. В такую дыру  можно  просунуть  кулак.  Бат  поставил
меньший калибр и стал ждать.
     Через минуту он увидел  серо-зеленое  страшилище  величиной  с  быка.
Страшилище было похоже на кузнечика -  его  задние  лапы  были  характерно
изогнуты и очень мускулисты. Передние лапки были совсем маленькими и очень
похожими на человеческие.  Наверное,  такими  руками  можно  даже  держать
молоток или топор. А если приловчиться, то можно взять нож  или  винтовку.
Вполне человеческие руки. Голова была несоразмерно велика, нижняя  челюсть
постоянно двигалась, как у земных коров,  что-то  пережевывала.  На  спине
небольшие крылышки.
     Бат прицелился и  дважды  выстрелил.  Брюхо  кузнечика  взорвалось  и
оттуда полетели мелкие клочья  -  как  будто  оно  было  набито  тряпками.
Кузнечик без брюха сделал несколько небольших прыжков и сел,  опираясь  на
крылья. Потом завалился на бок и задергал лапами.  Он  дергал  лапами,  не
переставая, до самой темноты. Но Бату было уже не до него.
     Еще несколько тварей высунули носы. Бат  трижды  выстрелил  и  трижды
попал, снес головы. Так вам, знайте с  кем  связались.  Один  с  пурхающим
звуком попытался взопрыгнуть на крышу, но сорвался и полез в  окно.  Успел
просунуться наполовину. Мертвая голова смотрела слепыми огромными глазами,
а челюсть продолжала шевелиться. Из шеи вытекало что-то желтое.
     Кто-то зашевелися на втором этаже. Туда вела узкая  лесенка,  которая
заканчивалась дверью. Бат запер дверь и стал ждать. Да, на второй этаж они
точно проникли,  но  дверь  им  не  выбить.  А  здесь  не  так  уж  сложно
обороняться. Лишь бы хватило патронов.  Интересно,  где  здесь  включается
свет? - подумал он и смахнул  с  плеча  настоящего  маленького  кузнечика.
Маленький кузнечик был примерно с большой палец по величине и толщине.
     Человек-кузнечик понюхал стену и осторожно передвинулся  подальше  от
окна. Не ровен час,  попадет.  Ах,  как  вкусно  пахнет  свежее  мясо!  Он
обернулся: кто-то по глупости полез в окно и сейчас висел в  раме,  дергая
лапами. Человек-кузнечик аккуратно подполз, пригибаясь насколько возможно,
и оттяпал большой кусок ноги. Уууу, как хочется еще! Он откусил еще  кусок
и снова отполз от окна.
     Подвал. В таких домах всегда есть подвал.  Лететь  через  чердак  или
через второй этаж бесполезно - человек может закрыться, а вот подвал - это
другое дело. Человек-кузнечик стал  рыть  землю  передними  лапами,  очень
похожими на человеческие. Грунт был мягким, песчаным.
     Сверху свалился еще  один  и  упал  на  спину.  Человек-кузнечик,  не
раздумывая, вцепился конкуренту в  горло.  Утолив  голод,  он  осмотрелся.
Дюжина кузнечиков рыла подкопы в подвал сразу со всех сторон. Если человек
умен, то он заметит это, высунется из окна и начнет стрелять. Если у  него
еще есть чем стрелять. К счастью, становится темнее.
     Человек-кузнечик уже закопался так,  что  были  видны  только  задние
лапы.
     Бат снова вызвал корабль.
     На этот раз ответил Орвелл.
     - Как ты там?
     - Плохо, но пока держусь. Здесь целая туча кузнечиков.
     - При чем здесь кузнечики?
     - Это не те кузнечики. Эти каждый по семь центнеров весом, не меньше.
Я сейчас в домике в лесу. Я уже  пристрелил  десяток.  Они  пробрались  на
второй этаж, но я закрылся. Патроны у меня пока есть.
     - Зачем ты ушел?
     - Жить всем хочется. Что вы собирались со мной сделать?
     - Ничего.
     - Так я и поверил! Ничего! Если ничего, тогда присылайте подмогу.
     - Хорошо, - ответил Орвелл, - но вначале отдай меч.
     - Что отдать?
     - Реликтовый меч. Все знают, что он у тебя.
     - А, вот в чем дело. Тогда ......... вы получите свой  меч!  Слышите,
.......! Он дважды выругался и вдруг почувстововал, как онемели  ноги.  Он
попробовал встать и свалился. Это что-то с моим позвоночником,  -  подумал
он, - не может быть, чтобы это было серьезно. Я ведь совершенно  здоров  и
всегда был здоров.
     Он снова смахнул маленького кузнечика  с  плеча.  До  чего  навязчивы
могут быть эти твари. Он подтянулся на руках и сел в кресло. Что бы это ни
было, а я не сдамся. Пересидел какой-то нерв, так бывает. Со  мной  просто
не может ничего случиться. Я еще слишком молод, чтобы умереть.  Становится
совсем темно. Где же у них включается свет?
     Человек-кузнечик провалился в подвал. Подвал был глубоким и  кузнечик
больно ударился усиками. В подвалах часто хранят  что-нибудь  вкусненькое.
Хорошо, что я провалился первым. На верх выходить  пока  не  стоит.  Пусть
стемнеет. Все нужно делать по порядку. Но как вкусно треснет его голова...
Он продвигался, ощупывая предметы усиками. Что в этой банке? Фу, надо  же,
машинное масло. А здесь? Вот, здесь что-то пахучее. А вот  целая  бочка  с
салом.
     Он прислушался. Еще несколько минут и  остальные  тоже  будут  здесь.
Нужно есть сало, пока никого нет. Он перевернул бочку и вытащил  несколько
больших кусков. Зачем они его так солят? Еще один влез. Еще минута и будет
полный подвал. Впрочем, я уже наелся, - подумал человек-кузнечик, - пускай
теперь другие повоюют.
     За окнами стало совсем  темно  и  даже  было  бы  мирно  (как  всегда
становится мирно в душе ясными приморскими вечерами),  если  бы  не  сухой
хрус и передвижение уже невидимых грузных  тел:  одни  кузнечики  поедали,
заедали  или  доедали  других,  убитых  или  изувеченных.  И  поедавшие  и
поедаемые действовали молча. Патронов уже  не  осталось,  но  никто  и  не
рвался в окна - слишком много дармовой еды валялось в пыли, под  контурной
чернотой  ненастоящих  сосен.  Несколько  кузнечиков  пытались   прогрызть
потолок, но безуспешно.
     Бат сполз с тяжелого кресла и передвигался по комнате на  руках,  как
парализованный. Ноги полностью  потеряли  чувствительность.  Кажется  одна
сильно порезана куском стекла, но  в  темноте  этого  не  видно.  Надо  бы
дотянуться и посмотреть, слишком сильный запах крови. Вообще-то все запахи
стали сильнее. А света здесь нет, ведь город мертв, а значит,  мертвы  все
его системы, обеспечивавшие еще недавно снабжение дачных домиков. До утра,
пожалуй, не продержаться. Нужно вызывать помощь.  Как  сильно  пахнут  эти
тела, и каждый пахнет по-своему...
     Он снова включил связь.
     - Я требую помощи. Если вы  не  вытащите  меня  отсюда  через  десять
минут......... (он снова выругался), то я использую меч. Я разнесу всю эту
планету!
     Он выругался снова и продолжал ругаться в микрофон.
     Если они поймаются на этот блеф, значит, они и в  самом  деле  верят,
что меч у меня. Но тогда где же он на самом деле?
     На Хлопушке согласились. Они пришлют второй Зонтик. Поскорее бы.  Что
же это с ногами? Темнота становится прозрачнее. Прозрачнее и ярче. Вот это
кресло, оно было уже совсем невидимо, сейчас оно кажется синим. А оно было
серым. Что со мной происходит? Как  трудно  связываются  мысли...  Тушками
набитых ушей настроны в ровно пополам - я говорю  вслух?  что  за  чушь  я
несу? То же самое было с Коре. Что случилось  с  ним  после  этого?  Нужно
вызвать Хлопушку...
     - Это опять я.
     - Зонтик уже вышел. Подождешь несколько минут.
     - Я не могу ждать.  Слушайте.  Я  заболел.  Небесной  шторой  завешен
парта-парагенез исторической морали суждений. Вначали  от-отнялдись  ноги.
Потом  -  несворот   кашалотовый   перьев   нсколько   зубудлыжнопроклятой
дейстительности ввертье мне. Потом я стал видеть в в  в  в  в  темноте.  Я
сейчас выключусь. Это то же самое, что с Ко-коре. Слышите,  то  же  самое!
Приезжайте и  изучайте!  Радуйтесь  на  здоровье!  Но  Коре  не  умер,  он
вернется! я тоже  вернусь!  Слышите,  я  вернусь!  и  я  каждому...  Такие
красивые цвета. Мне трудно говорить. Язык вырос.
     Он встал на ноги. Теперь не разгибалась спина.
     - Алло, мы слушаем...
     Голос стал тихнуть и погружаться  в  спокойное  безразличие.  Я  хочу
есть, - подумал Бат. Есть в этом доме что-нибудь поесть?
     Человек-кузнечик перегрыз балку и пол в комнате просел. Он  приподнял
лбом несколько половиц и  попробовал  просунуть  плечи.  К  этому  времени
кто-то уже прогрыз потолок и в дырку одно  за  другим  сваливались  темные
тяжелые тела. Челоыек-кузнечик напрягся и вылез в комнату  первого  этажа.
Здесь уже немало своих. Ага, пятеро. Вот и шестой.  Здоровый  какой,  надо
держаться подальше. Не надо меня трогать, пожалуйста, мне ничего не нужно.
Я же маленький и слабый.
     Чужой человек-кузнечик неловко прыгнул  и  вцепился  в  плечо.  Кусок
плеча был вырван с хрустом. А куда же делся человек? - подумал кузнечик  в
последний момент. Потом ему откусили голову. Ночной пир только разгорался.
     Второй Зонтик подошел к поляне совсем близко и  остановился.  Приборы
не фиксировали присутствия человека. Бата здесь не было. Зато были полчища
кузнечиков, пожирающих друг друга. Зонтик, не включая  освещения,  работал
всеми своими анализаторами,  собирая  информацию.  Средний  вес:  шестьсот
тридцать килограмм. Двуполы. Половые признаки не выражены. Всеядны. Высота
прыжка  -  шесть  метров.  Длина  прыжка  -  четырнадцать   метров.   Зубы
располагаются рядами, как у акул.
     Зонтик сформировал объемное изображение и повесил  его  внутри  себя,
предварительно ярко раскрасив.
     - Господи, какой ужас! - сказала Евгения. - У них  ведь  человеческие
руки, с пальцами. Пять совершенно человеческих пальцев с ногтями. С такими
пальцами можно быть хирургом или маньяком-душителем. Я не удивлюсь, если в
один прекрасный день оно возьмет в руки оружие! Останови картинку!
     Зонтик  остановил   картинку.   Обьемное   изображение   чудовища   в
натуральную величину застыло в воздухе. Теперь можно было его  подробно  и
неторопясь рассмотреть. Бат все равно ушел или спрятался, или  погиб.  Или
мы этого никогда не узнаем. Впрочем, имея реликтовый меч,  можно  отбиться
не только от кузнечиков.
     - Как ты думаешь? - спросила Евгения.
     - Думаю, он успел уйти, - ответил Фил. - Я бы смог уйти,  будь  я  на
его месте.
     - Даже безоружным?
     - У него была винтовка.
     - Ага.
     Евгения рассматривала изображение. Кузнечик был покрыт волосками,  на
вид упругими. Под волосками были чешуйки. Особенно  волосаты  были  задние
лапы. Лапы оканчивались вполне человеческими ступнями, вывернутыми назад.