Дмитрий Гаврилов 
                        ЛЕГЕНДА О КОРАБЛЕ 
                  (из цикла "Грядущее Завтра.")
 
 
   "Научный мир потрясен недавней археологической находкой. В одной из
многочисленных пещер юго-восточной Гренландии обнаружена хорошо
сохранившаяся большая триера, возраст которой по предварительным подсчетам
составляет около 2500 лет. Это судно водоизмещением более 275 тонн, 60
метров в длину, ширина корабля 7 метров и осадка более трех метров.
Последние семь столетий пещера находилась под слоем ледника, и была
практически герметично закрыта, что обеспечило формирование вокруг
деревянного корабля особой атмосферы. Рядом с триерой найдены
свидетельства религиозных обрядов и подношения кораблю-богу."
   (за архивным номером 134/2001 из Единой электронной библиотеки
Института Времени, со ссылкой на журнал "Мир науки", N 12, 2001. )
 
 
   * * *
 
 
   Острый прут выводил на песке замысловатые знаки. Наступил первый год
пятьдесят четвертой Олимпиады(1). Солон сидел на морском берегу и
производил грустные расчеты - сколько лет и зим ему еще предстоит увидеть
прежде чем сойти в царство мрачного Аида.
   - Куда уж больше? Ликург, он верно поступил, но голодом так уморить
себя - пожалуй, изуверство!
   Спартанцы - люди не во всем, иной раз, кажутся волками, а вместе с тем
- герои из героев. По мне и яд сгодится. Видно, каждый поймет со временем,
что годы на исходе, но стоит ли так торопить события, когда они нисколько
не торопят? А гекатомбейон(2) в разгаре...
   - Солон! Господин! - донеслось издалека, но мудрец ничего не слышал за
своим неутешительным занятием.
   Лучезарный Гелиос закатил волшебную колесницу за край Ойкумены. Сумерки
спустились к подножию гористой Эллады.
   - Солон!
   Нет, философ был сейчас глух к голосу смертных. Он внимал лишь
всемогущим мойрам, богиням судьбы, со всей доверчивостью, на которую
способен, и с осознанием неизбежности конца.
   Десять лет тому назад мудрец покинул Афины в зените славы законодателя
и государственного мужа, взяв с граждан клятву, подобно легендарному
основателю Олимпийских игр, спартанцу Ликургу, что пока он не вернется на
родину, никто не посмеет изменить его законов.
   Да, раньше верили в силу клятвы, в те стародавние времена именитые люди
ценили общественное превыше личного и добровольно удалялись от дел, они
умели держать слово пред ликом отчизны и истории. Клятвопреступление
каралось неумолимыми Эриниями, богинями неотвратимого возмездия, однако,
сейчас их никто не испугается. Не боятся ныне ни Бога, ни Пекла, а
клянутся рельсами под колесами поездов.
 
   Родину свою пощадил я, 
   Тирании и жестокой силы в ней не собрал.
   Славы своей не позорил я, не сквернил, 
   Каяться не в чем Солону.
 
   Да, я народу почет предоставил, 
   Какой ему нужен: не сократил его прав, 
   Впрочем, не дав и новых зато...
 
   - Вот, наверное, твоя первая ошибка, о Солон.
   - Кто это? - мудрец обернулся, но никого не разглядел в сгустившейся
тьме.
   - Не все ли равно! Можешь считать, я - Гермес. Ты симпатичен мне,
смертный, а потому - берегись!
   - О, всемогущие боги! - философ в испуге вскочил.
   - Считай меня кем хочешь. Слушай и внемли! Писистрат - твой ученик...
   - Да! Лучший он из лучших.
   - Думал о всех ты. Всем угодить собирался и получил, что хотел?
   - Да, я подумал о тех, кто силу имел и богатством прославлен, чтоб
никаких им обид не чинилось.
   - Так, берегись. Люди забывчивы на хорошее.
   - Где ты, о Голос, полный лукавства?
   Но в ответ прозвучало такое пророчество:
   - Минует ночь, за нею - день - 
   Недолгий срок, не спорю, 
   И в славный порт Афин, Пирей, 
   Войдет посланец моря.
   Он Океаны бороздил 
   От гордой Финикии 
   До Пунта(3) Южного и плыл 
   Назло земным стихиям.
   Свободы зная вкус хмельной, 
   Зови метеков за собой!
   Столпы Геракла смотрят вслед - 
   Лишь храбрый пьет вино побед!
 
   Первые слова были почти пропеты, а последние - Солон едва расслышал.
   - Хвала Эрмию! - Солон с восхищением внимал великому богу.
   Да, в Греции не перевелись герои, а подвиг, достойный аргонавтов,
всколыхнул бы всю Элладу, объединив и бедных, и богатых во имя столь
великой цели. Общество, лишившись цели, обречено, и если она утеряна -
нужно предложить согражданам новую, еще более безумную цель.
   Метеки ничем не отличались от афинян.
   Зачастую это были пришельцы из других городов ахейского мира и
многочисленных греческих колоний, однако, в Афинах они не имели
гражданских прав. Смутьяны и искатели приключений, осужденные за ничтожные
проступки и беглые... Следует напомнить, что баснописец Эзоп, а столетиями
позднее и великий философ Диоген, тоже не избежали печального удела раба.
Дети, зачастую весьма талантливые, от смешанных браков (будущий победитель
персов Фемистокл происходил из их среды) - вот, кто такие метеки. Словом,
Гермес не обманулся бы в своих ожиданиях. Да может ли ошибиться бог
мудрости и отец лжи?
   .... Мальчик в мокром от пота хитоне тронул Солона за плечо. Задыхаясь,
он вымолвил: "Господин, спасайся, тебя ищут!"- и упал без чувств. Для
старика, впрочем, сообщение не стало неожиданным. Знамение небес оказалось
стремительней, чем проворные ноги гонца.
   Писистрат, дальний родственник Солона, стратег и освободитель острова
Саламин, стоял во главе партии ремесленников, городской бедноты и тех
"новых ахеян", которых "вывели в люди" недавние реформы, пусть во многом
несовершенные и половинчатые. Они смертельно ненавидели элиту города -
эвпатридов, называли последних "вшивыми" и презирали их, не упуская ни
одного случая, чтобы поглумиться над учеными мужами. Решительный и
честолюбивый Писистрат был обязан высоким положением именно Солону.
   На улицах Афин философа встретила толпа.
   Много олимпиад минуло с тех пор, когда, используя отрывки из чтимой по
всей Греции "Илиады", Солон сумел в споре с мегарцами доказать право
афинян на остров Саламин, жизненно важный с точки зрения подвоза
сколотского(4) хлеба.
   - Как случилось это? Вы ли еще вчера славились гражданами свободной
республики. Греки! Гипнос затуманил ваши очи. Тирания - крепость, и не
выбраться за стены, единоличие - корень многих бед. Смеетесь? Мало тут
веселого. Рабы! Верные слуги деспота! Каких же задач я не выполнил, во имя
которых освободил вас от долговых камней. Гея - свидетель тому.
 
   Рабыня прежде, нынче же свободная 
   На родину, в Афины, в богозданный град!
   Вернул назад я многих, 
   В рабство проданных.
   Скажите? Был ли я не прав?
 
   - Все трепетали перед прихотью господ. Свободы я достиг лишь силою
закона. Как вы могли? - восклицал Солон.
   И эта толпа, торжествующее стадо, обнаружило вдруг утраченные
человеческие черты. Оставалось что-то светлое и непонятное, оно-то и
связывало старика и демос. Может, память?
   Но все-таки народ боготворил уже нового вождя, как это всегда бывает,
приписывая все грехи прежнему, попирая великие свершения прошлого. В том
суть толпы - не видеть далее собственного носа.
   - Ты многое что обещал, Солон, но землю так и не разделил!
   - Ты долго не был в Греции! - распалялись и науськивали те, кто еще
вчера лизал ему пятки.
   - Да здравствует Писистрат! Я сам видал, как слуги эвпатридов жестоко
били нашего героя! Смерть эвпатридам!
   - Смерть сбросившим его с моста!
   Что оставалось Солону? Что вообще можно сделать, когда на твоих глазах
рушат дело всей жизни? Но он не нашел ничего лучшего, как вновь обратиться
к безумному людскому морю, в которое превратилась ныне агора.
   - Доверчивость троянцев погубила, когда внесли они ахейского коня в
пределы града, и запылала в ночь божественная Троя. Опомнитесь! Вы возвели
на пьедестал царя.
   Возможно, если б вырвать из сердца Писистрата стремление к господству -
то был бы лучшим и послушным он из граждан. Но властолюбие съедает.
   Вы дали лицемеру дубинки в руки и голову подставили свою.
   Все стихло. Демос подался в стороны, и к тому месту, где Солон, стоя на
мраморных ступенях, читал морали, протянулись две шеренги крепких, бритых
молодых людей с факелами в руках. Пламя бросало на стены домов уродливые
тени. Толпа взревела от восторга, но с возвышения мудрец разглядел и
таких, кто ужаснулся, спеша скрыться из первых рядов.
   По образованному коридору неторопливо шествовал новый кумир и надежда
Афин, верный продолжатель реформ - то был Писистрат. За его спиной
выстроились дубинщики - городское собрание само выделило будущему тирану
вооруженный отряд.
   - Так, продолжай? - хищно улыбнулся он, разглядывая храбреца.
   - Пока мог, - произнес Солон громко, и каждый его услышал, - я защищал
родину и все ее законы. Теперь же я - старик, и ждать мне нечего. Все
сказано.
   Толпа затаила дыхание. Многочисленные взоры устремились к стратегу. Тот
не спешил витийствовать - в Греции любили и прощали мучеников, но
мучителей ненавидели. Пауза затянулась...
   - Учитель! - неожиданно начал стратег.
   Вздох облегчения пронесся над площадью.
   Солон вздрогнул: "Да, пройдет немалый срок, прежде чем толпа
разочаруется в новом вожде!"
   - Учитель! - вновь заговорил Писистрат, - не боги мы, а смертные
простые, и всем нам время ошибаться настает.
   Ведь, даже Зевс, и тот обманут был коварной Герой, и сам Гипнос тому
виной. Обманщики все изгнаны теперь. Я Аттику очистил от обмана.
   Останься! Как и ранее, народу послужи прямыми, мудрыми советами.
   - Нам надо перемолвиться, Писистрат!
   - Изволь. Я весь к твоим речам.
   Великолепие тирана, на взгляд простолюдинов, заключалось в той
необычной простоте общения, что нередко позволял себе Писистрат. Хотя
простота - хуже воровства, его рубленные фразы, которые сопровождались
столь же характерным жестом руки, быстро вошли в поговорку. Сам он, будучи
стратегом в стольных Афинах, много лет назад лично участвовал в высадке
десанта на Саламин и в конфликте с Мегарами. Свирепствовал голод, бедный
люд роптал, землевладельцы, опасаясь лишних хлопот и расходов, не желали
войны.
   Они добились и того, чтобы тема "хлебного" острова не упоминалась бы на
агоре под страхом смерти.
   - Видать, не зря, Писистрат, читал ты старика Гомера! Как исхитрился
обмануть доверчивых сограждан?!
   Пожалуй, лишь Гермес такое мог измыслить. Напрасно изранил ты себя,
подобно Одиссею, и в реку прыгнул, и требовал, мол, "дайте мне охрану -
наемные убийцы эвпатридов идут по следу, разделаться с несчастным
Писистратом". И что же? Внял народ мольбам, вооруженных провожатых
приставил к хитрецу он, оглохнув и ослепнув. И вот, наш доблестный,
бесстрашный добрый друг чинит расправу, окружен вниманием.
   - О, велико негодование Солона! Не ты ль учил меня: "Для блага родины
всего себя отдай!" ? Я следую лишь твоему примеру. Припомни, кто обошел те
глупые запреты? По-моему все средства хороши... Не ты ли поднял на агоре
вопрос о Саламине? Не тот ли царь Итаки, именем его меня ты попрекал,
прикинулся однажды сумасшедшим, чтоб не участвовать в осаде Илиона? Солон
явился бесноватым на рыночную площадь, чтоб меньше было спросу, и там
речами демос безнаказанно смущал. Каких трудов проступок твой мне стоило
замять! На этом, впрочем, лицемер не кончил. Когда, изнемогая от распри
долгой пришли к согласию Афины и Мегары, что обратятся к суду они
непобедимой Спарты. О, да, Солон! Ты вновь на высоте! Тот трюк с поэмой!
Необходимость, благо родины заставили Солона использовать свой
стихотворный дар... И не тебе судить, что нравственно - что нет.
   Мудрец неожиданно рассмеялся. В молодые годы он не только знал всю
"Илиаду" наизусть, а сочинил и дописал в Ликурговом варианте поэмы немало
новых мест, что тысячи лет спустя приписывали Гомеру. Заняв пост архонта,
он отправил верных людей в Малую Грецию, в Милет и иные города, где они
распространили несколько письменных копий солоновской "Илиады" с
необходимыми вставками. На разбирательстве, в присутствии
посредников-спартанцев, мудрец ловко ссылался на свидетельства гомеровских
героев, а по сути цитировал себя - во времена Елены и Менелая Саламин,
дескать, принадлежал Афинам.
   - И сим достиг ты разрешения спора в нашу пользу!...Очнись, Солон!
Смеешься? Вот и хорошо. Я не желал бы ссориться с тобой, - обрадовался
Писистрат, - Живу я мыслями уж в "веке золотом". И в стольный город мой
должна прийти пора, что без забот о хлебе о насущном любой отыщет дело по
душе. И этим положу конец я воровству, жестокости и пьянству.
   "Особенно - последнему!"- усмехнулся Солон, но вслух он произнес иное.
   - Довольно, о Писистрат. Запомни, что нельзя насильно сделать
счастливым человека, идя наперекор его возможностям, желаниям его. И не
затем я выслушать просил.
   Покуда не сошел в страну теней, где властвуют Аид и Персефона, хочу
поведать я историю о острове, ее мне рассказали жрецы Та-Кемта, мудрецы из
храма Тота, что в Конобе. По ту, не эту сторону Геракловых столбов лежала
Атлантида, и ею правили могучие атланты и воевали с предками эллинов. Всю
Ливию держала та страна колонией, и век атлантов назван золотым. В
кровавой битве за свободу сошлись ахейские мужи и дети Посейдона, атланты
те не славили богов и думали уж состязаться с ними... И вдруг, исчез
волшебный остров, он в ночь одну ушел на дно Великого Седого Океана,
расколотый трезубцем подводного владыки в наказание.
   Я знаю, что среди метеков-изгоев, тех кого толпа бездумно избивает на
улицах, кляня в своих несчастьях, когда у нас беда - так вечно инородцы
виноваты, и даже в той толпе, найдутся смельчаки, разведать вновь дорогу в
Атлантиду. Жрец Тота мне поведал, что за проливом мелко, много ила и даже
камни плавают, как древо. В самом Мемфисе хранится свиток, карта...,
цифры... Вот копия с него! - Солон вынул из-под плаща плотный блеклый
папирус.
   - И мы найдем сокровища? И изобилие вернется?! Вот уж не подумал, что
можно запросто возвысить стольный град?! - воскликнул тиран.
   - Но купишь ли ты счастие само? Оно у каждого свое, а истинное счастье
надо выстрадать, - заметив, как алчно блеснули глаза собеседника, добавил
Солон и продолжил. - Из Тира мореходы уж выходили за Геракловы столбы и
камень бросили, обтянутый веревкой. Там стадия(5), не больше, глубина...
Гермес, подобный молнии, принес знамение, что будет поиск храбрецов
удачлив.
   Как только соберутся смельчаки - шепни мне старому тогда. Прославим мы
на Ойкумену всю эллинов. Я не хочу смотреть на век твой золотой.
   Уж скоро плыть мне к тем пределам, где скрылася златая Атлантида.
   Дерзай, властитель. Хайре!(6)
   Минул день, и в гавань Пирея вошла красавица триера. Полгорода
сбежалось поглазеть на чудо. Это был огромный красный корабль, нос его
венчала лошадиная голова, а корма плавно переходила в хвост чудовищной
рыбы. Знатоки говорили, что при попутном ветре, подняв прямой парус, судно
способно дать семь, а то и восемь, узлов. "Если его двести гребцов налягут
на весла - тогда все десять!" - переговаривались опытные моряки. По виду
триера больше напоминала финикийский корабль, чем деяние эллинских
мастеров.
   Кто нанял судно и цель его прибытия оставались загадкой. Пророчество
Эрмия сбывалось...
 
 
   ПРИМЕЧАНИЯ:
 
 
   1- первый год 54-ой Олимпиады соответствует 560 г до н.э. Греческое
летоисчисление начиналось с 776 г. до.н.э, когда спартанский законодатель
Ликург основал Олимпийские Игры. При нем же впервые были записаны поэмы
Гомера и установлен знаменитый "спартанский образ жизни".
   2 - гекатомбейон, конец июля-начало августа, открывал цикл греческих
месяцев.
   3 - Пунт Южный - легендарная страна, по представлению древних лежала на
самом крайнем юге Ливии (Африки).
   Доказано, что финикийские корабли неоднократно огибали южную
оконечность этого материка, а также плавали до самой Гипербореи, в
Янтарное (Балтийское море), где вели мену с праславянским племенем
энетов-венедов.
   4 - сколоты - праславянское оседлое племя, или союз племен, название от
Коло- вождь-солнце (скиф.
   Колоксай, греч-Колоксар), выращивали хлеб в Приднепровье и продавали
его греческим колониям на берегах Черного моря. Вместе со скифами
разгромили персидского царя Дария I.
   5 - стадия составляла 176-177 метров 6 - Хайре! - др. греч. "До
свидания!"