ЗВЕЗДЫ И ПОЛОСЫ I

КОЛЬЦА АНАКОНДЫ

 

Гарри ГАРРИСОН

 

 

Анонс

 

     Войну легко начать, но чертовски трудно закончить, - считал герцог Веллингтон, повоевавший на своем веку как никто другой. А гражданскую войну тем более. До сих пор Гражданская война в США была известна российскому читателю в большей степени по мелодраме М. Митчелла "Унесенные ветром".

     Естественно, что у блестящего фантаста Гарри Гаррисона, решившего на этот раз поэкспериментировать не с будущим, а с прошлым, получилась принципиально иная историческая картина, ведь, опираясь на реальные факты, он позволил себе невинную шалость - на самую малость подправил биографию одного-единственного человека, - и река истории потекла по другому руслу.

 

А ВЕДЬ МОГЛО БЫТЬ И ТАК...

 

В самом центре Лондона блистает классическим великолепием мраморная статуя - сидящий человек в тоге. Это принц Альберт, супруг королевы Виктории. Он был добрым человеком, и королева страстно любила его, ибо он подарил ей настоящее счастье. Но свершил ли этот саксонский князек, так и не сумевший избавиться от германского акцента, хоть что-нибудь значительное, разумеется, кроме того, что был отцом будущего короля?

     Несомненно. Он предотвратил войну с Соединенными Штатами.

     В 1861 году Американская гражданская война была в самом разгаре; шел первый год смертоубийственной сечи. К ужасу Севера Британия и Франция собирались признать Юг самостоятельным государством. Именно тогда британский паровой пакетбот "Трент" повез в Англию двух новоиспеченных посланников Конфедерации - Уильяма М. Мейсона и Джона Слайделла, уполномоченных представлять президента Джефферсона Дэвиса.

     8 ноября 1861 года "Трент" был остановлен в море военным кораблем Соединенных Штатов "Сан-Хасинто". Когда его командиру капитану Уилксу стало известно, что оба мятежника находятся на борту "Трента", он тотчас же приказал взять их под стражу и снять с британского корабля.

     Англия всколыхнулась, вне себя от гнева. Еще свежа была в памяти что учрежденными Соединенными Штатами Америки. Флот северян перекрыл все подступы к портам Конфедерации, хлопок с Юга почти не поступал, и над ткацкими фабриками Мидленда нависла угроза банкротства. Премьер-министр лорд Пальмерстон счел захват британского судна и арест пассажиров намеренным оскорблением британскому суверенитету. Министр иностранных дел лорд Джон Рассел выразил общественное мнение, подготовив проект ноты президенту Линкольну, предписывающей освободить пленников незамедлительно - или пенять на себя. В Канаду были отправлены британские полки и тысячи винтовок и к границе Соединенных Штатов подтянуты войска.

     Вот тут-то на сцену и выступает миролюбивый принц Альберт, уже смертельно больной брюшным тифом, подхваченным из-за дурного водоснабжения и скверного состояния канализации в Виндзорском замке. Переписав послание заново, он смягчил выражения, чем дал Линкольну возможность пойти на попятную, не роняя достоинства. Королева Виктория одобрила поправки, и депеша отправилась в Вашингтон.

     26 декабря президент Линкольн приказал отпустить обоих посланцев Конфедерации.

     Как ни печально, принц Альберт так и не узнал, что сумел предотвратить противостояние, которое могло бы повлечь за собой настоящую трагедию. Он скончался четырнадцатого числа того же месяца.

     Но давайте на минутку представим, что случилось бы, не измени он роковое послание.

     Что, если бы крепкие выражения вынудили Линкольна отвергнуть ультиматум?

     Если бы британское вторжение в Соединенные Штаты все-таки состоялось?

     Если бы началась война?

 

8 НОЯБРЯ 1861 ГОДА

 

     Корабль морского флота США "Сан-Хасинто" тихонько покачивался на ласковых волнах Южной Атлантики, между голубыми водами моря и голубыми небесами. Огонь в топке был притушен, из высокой трубы поднималась лишь тоненькая струйка дыма. В этом месте, близ маяка Парадордель-Гранде, Багамский пролив сужается до каких-то пятнадцати миль, превращаясь в эдакое бутылочное горлышко, пропускающее через себя все корабли, крейсирующие между островами. Капитан Чарльз Д. Уилкс стоял на мостике американского военного корабля, сцепив руки за спиной и устремив мрачный взгляд на запад.

     - Вижу дым! - выкрикнул вахтенный матрос. - Восток-юго-восток!

     Капитан даже не шелохнулся, когда лейтенант Фэрфакс повторил доклад впередсмотрящего. Ожидаемый корабль должен прийти с запада, и довольно скоро, если расчеты капитана верны. По донесениям агентов северян на Кубе, разыскиваемые находятся на борту этого корабля. Пока что погоня по всему Карибскому морю была безрезультатной; преследуемые на шаг опережали "Сан-Хасинто" с тех самых пор, как он покинул Флориду. Это последний шанс перехватить их. Если же капитан ошибся, и "Трент" пошел не по этому пути между островами, то он уже преспокойно плывет в Англию, а вместе с ним и эта парочка.

     Решение расположить судно здесь, в Старом Багамском проливе, основывалось на сплошных домыслах. Если эти двое действительно находятся на борту "Трента" да если пакетбот отчалил из Гаваны по графику, да если он взял курс на остров Сент-Томас - что ж, тогда он будет здесь к полудню.

     Капитан потянулся было за часами, но одернул себя, не желая выказывать свое нетерпение перед экипажем. Вместо этого он с прищуром взглянул на солнце - наверняка уже близится к меридиану. И только крепче сцепил руки за спиной, еще угрюмее сдвинул брови.

     Прошло минут пять - с равным успехом они могли бы оказаться часами, - прежде чем впередсмотрящий крикнул снова:

     - Вижу корабль! Чуть влево по носу!

     - Поднять пары! - приказал капитан, стукнув кулаком по планширу. - Это "Трент", я знаю, что это "Трент"! Свистать всех наверх!

     Лейтенант Фэрфакс повторил команды. В машинном отделении дверца котла с лязгом распахнулась, и кочегары принялись бросать уголь в топку лопата за лопатой. Палуба загрохотала от топота бегущих ног. Заметив на губах капитана улыбку, Фэрфакс чуточку расслабился. Служба под началом Уилкса не сахар при любых обстоятельствах. Человек крутого, вспыльчивого нрава из-за того, что его часто обходили по службе, капитан дожил до шестидесяти двух лет и был бы обречен до скончания дней просиживать штаны в роли председателя совета мая-ка, не выручи его война. Получив распоряжение следовать на Фернандо-По, чтобы отвести этот старый деревянный пароход на Филадельфийскую военно-морскую верфь, он нарушил приказ, как только добрался до Флориды и услышал, что объявлен розыск. Ему бы даже в голову не пришло вести судно на верфь, пока двое предателей на свободе. И он вовсе не нуждался в приказах, чтобы задержать их, как не нуждался в приказах вышестоящих в давно минувшие дни, когда исследовал и картографировал ледяную антарктическую пустыню. Не очень-то доверяя чиновникам, он всегда предпочитал действовать в одиночку.

     Винт заработал, перед носом судна вздыбился бурун, палуба завибрировала. Фэрфакс направил подзорную трубу на приближающийся корабль, медля с ответом, пока не проникся абсолютной уверенностью.

     - Это " Трент", сэр, я прекрасно знаю его обводы. Как вы и сказали, одиннадцать сорок, почти полдень, - в голосе его прозвучало благоговение.

     Уилкс кивнул:

     - Наши английские родственнички доки по части пунктуальности, лейтенант. А больше ни на что не годны.

     Он был четырнадцатилетним юнгой, когда британец "Шеннон" расстрелял, почти потопив, "Чесапик" - самый первый корабль, на котором ходил Уилкс.

     Смертельно раненный мушкетной пулей капитан Лоуренс умер у него на руках.

     Последние слова умирающего навсегда врезались в память Уилкса:

     "Не сдавайте корабль". И все же, несмотря на приказ капитана, флаг был спущен, корабль сдан, а Уилкс и оставшиеся в живых члены экипажа угодили в вонючую британскую тюрьму. С тех пор он и возненавидел британцев.

     - Поднять флаг, - скомандовал капитан. - Как только они будут в пределах видимости, просемафорьте, чтобы остановили двигатель и приготовились принять нас на борт.

     Рулевой плавно развернул судно и повел его параллельно курсу пакетбота Судно не сбавляет ход, сэр, - доложил Фэрфакс.

     - Добрый выстрел поперек дороги заставит его капитана предпринять надлежащие действия.

     Через считанные мгновения прогрохотал пушечный выстрел; на "Тренте" его заметили, но предпочли проигнорировать. помедлив на пороге, пока Слайделл лихорадочно швырял документы на кровать.

     - Придумай что-нибудь, потяни время... Ты же политик, так что игра словами, проволочки и обструкция должны получаться у тебя сами собой. И запри за мной дверь. Я хорошо знаком с почтмейстером и в курсе, что он флотский офицер в отставке. Настоящий морской волк. Мы много беседовали за виски с сигарами, и я выслушал немало морских баек. Он недолюбливает янки так же сильно, как и мы. Не сомневаюсь, он поможет нам.

     И последовал за Юстином, нагруженным документами. Позади тотчас же клацнул в замке повернувшийся ключ. Юстин споткнулся, и связка писем упала на трап.

     - Спокойнее, - сказал ему Мейсон. - Нет, оставьте, я подниму.

     Ступайте вперед.

     Бледный, сам не свой от страха Макферленд дожидался их у дверей почтовой каюты.

     - Тут заперто!

     - Да постучитесь же, идиот! - Сунув принесенные бумаги помощнику, Мейсон заколотил в дверь кулаком и отступил назад, когда та отворилась.

     - Что, мистер Мейсон... В чем дело? - осведомился открывший дверь старик с абсолютно седыми бакенбардами и лицом, загорелым и обветренным за годы службы на флоте.

     - Янки, сэр. Стреляли в корабль и остановили его.

     - Но... зачем?

     - Ими высказано желание сделать нас своими пленниками, захватить нас против воли, заковать в кандалы и швырнуть в какой-нибудь грязный каземат. А то и похуже. Но вы можете нам помочь.

     Лицо почтмейстера окаменело от гневной решимости.

     - Конечно. Чем могу служить? Если вы спрячетесь...

     - Это было бы проявлением трусости. К тому же нас все равно найдут. - Схватив стопку конвертов, Мейсон протянул ее перед собой. - Нашу участь переменить нельзя. Но тут наши верительные грамоты, наши документы, наши секреты. Будет просто катастрофой, если они попадут в руки янки. Не сбережете ли их для нас?

     - Конечно. Вносите. - Старик подвел их к массивному сейфу в дальнем конце каюты, вынул из кармана ключ и отпер дверцу. - Положите их сюда, к правительственной почте и валюте.

     Как только бумаги оказались в сейфе, он захлопнул дверцу, запер ее и убрал ключ.

     - Джентльмены, хоть я ныне и в отставке, я никогда не уклонялся от своего долга в качестве офицера флота. Ныне я бульдог, стоящий у вас на страже, - он похлопал себя по карману. - Я буду держать ключ при себе и не выну его, пока судно не будет стоять в безопасной английской гавани. Они войдут в эту каюту только через мой труп. Ваши бумаги сберегаются так же надежно, как и королевская почта.

     - Благодарю вас, сэр. Вы настоящий офицер и джентльмен.

     - Я всего лишь выполняю свой долг... - Тут на палубе послышались какие-то сдавленные вопли и топот тяжелых сапог. - Я должен запереть дверь.

     - Поторопитесь же, - отозвался Мейсон. - А мы должны поспеть вернуться в каюту до прихода синепузых.

     - Я вынужден выразить протест против подобных действий, самый решительный протест, - заявил капитан Джеймс Муар. - Вы стреляли по британскому кораблю, под угрозой расстрела остановили его в море, пиратскими...

     - Это не пиратство, капитан, - оборвал его Фэрфакс. - Моя страна воюет, и я лишь преданно служу ей, сэр. Вы уведомили меня о том, что на борту этого судна находятся двое предателей - Мейсон и Слайделл. Вы видите, что я безоружен. Я лишь хочу убедиться в их присутствии лично.

     - А затем?

     Американец не отозвался, прекрасно понимая, что каждым словом лишь распаляет гнев английского капитана. Ситуация чересчур деликатна, чересчур чревата международными осложнениями, чтобы позволить себе право на ошибки.

     Пусть капитан сам догадается.

     - Юнга! - рявкнул капитан, неучтиво повернувшись к лейтенанту спиной. - Сопроводи эту особу вниз. Покажи каюту его соотечественников.

     Фэрфакс сдержал собственный гнев на столь неучтивое поведение и последовал за юнгой на нижнюю палубу просторного, комфортабельного пакетбота. В обшитом деревянными панелями, сверкающем бронзовыми украшениями коридоре юнга указал на ближайшую дверь.

     - Здесь, сэр. Американский джентльмен по фамилии Слайделл, он и его семья.

     - Семья?

     - Жена, сэр, и сын. И три дочери.

     Фэрфакс колебался лишь мгновение. Присутствие семьи Слайделла ровным счетом ничего не меняет; обратного пути нет. Лейтенант громко постучал.

     - Джон Слайделл, вы здесь? За дверью послышался шепот и шорох. Фэрфакс подергал за ручку. Заперто.

     - Еще раз спрашиваю, сэр. Я лейтенант военно-морских сил Соединенных Штатов Фэрфакс. Прошу вас немедленно открыть дверь.

     Единственным ответом послужило молчание. Лейтенант заколотил в дверь так, что она затряслась. Но не открылась, и ответа по-прежнему не последовало.

     - Ответственность лежит на вас, Слайделл. Я офицер, выполняющий свой долг. Мне даны приказания, которым я должен следовать, и я им последую.

     Так и не дождавшись ответа, Фэрфакс развернулся и сердито затопал прочь. Юнга торопливо юркнул вперед. На верхней палубе уже собралась группа пассажиров, не сводивших глаз с лейтенанта, подошедшего к планширу, чтобы прокричать приказ людям в шлюпке.

     - Сержант, я хочу, чтобы ваши подчиненные поднялись на борт! Все до единого.

     - Протестую! - вскрикнул капитан Муар.

     - Протест принят к сведению, - бросил Фэрфакс, поворачиваясь к нему спиной, чтобы отплатить капитану его же монетой.

     По палубе затопали тяжелые ботинки облаченных в синюю форму морских пехотинцев, вскарабкавшихся на борт судна.

     - На пле... чо! - рявкнул сержант, и мушкеты с лязгом заняли свое положение.

     - Сержант, велите примкнуть штыки, - распорядился Фэрфакс, желая с самого начала продемонстрировать силу, дабы избежать нежелательных инцидентов. Сержант выкрикнул команду, и на солнце блеснула сталь. При виде штыков британские матросы попятились; умолк даже капитан. Чувства теперь выражали только пассажиры-южане, вышедшие на верхнюю палубу.

     - Пираты! - кричал один, потрясая кулаком. - Кровожадные ублюдки янки!

     Остальные подхватили его слова, двинувшись вперед.

     - Стоять на месте! - приказал лейтенант Фэрфакс. - Сержант, велите подразделению приготовиться открыть огонь, если эти люди подойдут ближе.

     Эта угроза остудила пыл южан. С недовольным ворчанием они медленно попятились от шеренги, ощетинившейся штыками. Фэрфакс кивнул.

     - Вот так и стойте. Сержант, я возьму с собой капрала и еще двоих.

     Прогрохотав по трапу, ботинки пехотинцев затопали в коридоре. Фэрфакс указал им нужную дверь.

     - Капрал, пускайте в ход приклад мушкета, но пока не ломайте дверь. Я хочу, чтобы они чертовски отчетливо поняли, что мы здесь.

     Приклад грохнул по тонким доскам двери - раз, другой, третий. Жестом остановив капрала, Фэрфакс громко произнес:

     - Со мной вооруженные морские пехотинцы, и если эта дверь сию же минуту не откроется, они выполнят свой долг. Как я понимаю, там находятся женщины, и потому не хочу прибегать к крайностям. Но если вы сейчас же не отопрете, мне придется ворваться в каюту силой. Выбор за вами.

     Напряженную тишину нарушало только тяжелое дыхание солдат. Фэрфакс почувствовал, что больше не в силах ждать, и уже открыл было рот, когда дверь задребезжала, приоткрылась на долю дюйма, и все.

     - Приготовить оружие, - приказал Фэрфакс. - Пускайте его в ход только в случае оказания сопротивления. Следуйте за мной. - Распахнув дверь, он переступил порог и тут же оцепенел, услышав пронзительный визг.

     - Стойте, где стоите! - выкрикнула разъяренная дама, прижимая к своей пышной груди трех девочек. Сбоку к ней льнул мальчишка, дрожащий от страха.

     Я не причиню вам вреда, - промолвил Фэрфакс. Визг стих до горестных всхлипов. - Вы миссис Слайделл? - Получив в ответ короткий, сердитый кивок, лейтенант оглядел роскошную каюту, заметил в глубине еще одну дверь и указал на нее. - Я хочу переговорить с вашим мужем. Он там?

     Джон Слайделл стоял, прижавшись ухом к двери. Тут с противоположной стороны послышался негромкий стук в дверь, выходящую в коридор. На цыпочках перебежав к ней, Слайделл хрипло шепнул:

     - Да?

     - Это мы, Джон, отпирай скорее. Первым в дверь протиснулся Мейсон, за ним торопливо последовали Юстин и Макферленд.

     - Что происходит? - поинтересовался Мейсон.

     - Они уже в каюте, с моей семьей - офицер флота и вооруженные морские пехотинцы. Мы задерживали их, сколько могли. Бумаги?..

     - В надежных руках. Ваш отвлекающий маневр был решающим фактором нашей маленькой победы в этом морском бою. Почтмейстер, как я вам уже говорил, принял бумаги под личную опеку. Запер их в сейф, сказав, что ключа никто не получит, пока он не увидит английские берега. Сказал даже, что его не поколеблет и угроза смерти. Наши бумаги в таких же надежных руках, как и королевская почта.

     - Хорошо. Теперь давайте выйдем. Моя семья и так уже натерпелась оскорблений.

     Как только дверь смежной каюты открылась, всхлипывания прекратились.

     Один солдат шагнул вперед, выставив штык, но лейтенант жестом велел ему сдать назад.

     - Не надо насилия - пока предатели подчиняются приказам.

     Фэрфакс холодно смотрел на входящих. Мужчина, переступивший порог первым, тотчас же обратился к сгрудившимся женщинам:

     - Все ли у вас хорошо?

     - Да, более-менее - Вы Джон Слайделл? - осведомился Фэрфакс. Тот сдержанно кивнул. - Мистер Слайделл, как я понимаю, вы посланы особым уполномоченным мятежников во Францию...

     - Ваши речи оскорбительны, молодой человек. На самом деле я член правительства Конфедерации.

     Не обращая внимания на протесты, лейтенант повернулся ко второму политику.

     - А вы, полагаю, Уильям Мюррей Мейсон, посланный с такой же миссией в Соединенное Королевство. Вы оба отправитесь со мной, а также ваши помощники...

     - Вы не имеете права! - взревел Мейсон.

     - Имею полное право. И вам, как бывшему члену американского правительства, прекрасно об этом известно. Вы восстали против своего знамени и своей страны. Все вы предатели, и все арестованы. Отправитесь со мной.

     Но сделать это оказалось не так-то просто. Слайделл вел бесконечные, страстные разговоры по-французски с женой, французской креолкой из Луизианы, в которые то и дело встревали заливающиеся слезами дочери. Их бледный, трепещущий сын в полуобмороке привалился к стене. Мейсон громовым голосом изрыгал протесты, на которые никто не обращал внимания. Так все и тянулось добрый час, и конца-краю было не видать. В конце концов, не в силах более сдерживать нарастающий гнев, Фэрфакс рявкнул, заставив всех замолчать.

     - Я не позволю превращать столь серьезное дело в балаган! Теперь все будут следовать моим приказам. Капрал, пусть ваши подчиненные проводят вот этих двоих, Юстина и Макферленда, в их каюты. Там каждый должен собрать себе по одному чемодану одежды и личного имущества, после чего их следует тотчас же препроводить на верхнюю палубу. Переправьте их на "Сан-Хасинто".

     Когда шлюпка вернется, на палубе будут ждать двое других пленных.

     Дело стронулось с мертвой точки, но покончить с челночными переправами удалось лишь под вечер. Мейсона и Слайделла сопроводили на верхнюю палубу, но они отказывались покинуть корабль, пока все их личное имущество не было упаковано и доставлено к ним. Вдобавок к одежде они потребовали взять тысячи сигар, приобретенных ими на Кубе. Пока переправляли сигары, капитан Муар настоял, чтобы они взяли несколько десятков бутылок шерри, кувшины и тазы для умывания, а также прочие туалетные принадлежности, наверняка отсутствующие на борту военного корабля.

     Так что пленные и их пожитки были доставлены на "Сан-Хасинто" лишь в пятом часу пополудни. Военный корабль тотчас же развел пары и повернул на запад, к побережью Америки.

     Дождавшись, когда оставшиеся пассажиры "Трента" разойдутся по каютам, капитан Муар поднялся на мостик и отдал приказ следовать дальше.

     Американский военный корабль уже превратился в темную точку на горизонте, и капитан с трудом удержался, чтобы не погрозить ему кулаком вослед.

     - Не в добрый час они это затеяли, - сказал капитан старшему помощнику. - Англия не потерпит унижения со стороны этой мятежной колонии.

     Здесь заварилась такая каша, что скоро не расхлебаешь.

     Он даже не догадывался, насколько пророческими окажутся его слова.

 

ОСОБНЯК АДМИНИСТРАЦИИ, ВАШИНГТОН, 15 НОЯБРЯ 1861 ГОДА

 

     Косой дождь неустанно барабанил в окно кабинета, сквозняки разгуливали по всему древнему зданию. Джон Хей, секретарь Авраама Линкольна, подбросил в огонь еще совок угля и ворошил его, пока пламя не разгорелось как следует.

     Подняв взгляд от заваленного бумагами стола, президент одобрительно кивнул.

     - Холодновато, Джон, хотя сегодня даже вполовину не так холодно, как вчера вечером в доме генерала Макклеллана.

     - Этот человек, сэр!.. Надо что-то делать!.. - от гнева Хей захлебывался слюной.

     - Мне как-то не приходит в голову ничего подходящего. За неучтивость не принято расстреливать даже генералов.

     - Это не просто неучтивость, это явное оскорбление! Пока мы сидели в гостиной, ожидая его прихода, он зашел через другую дверь и направился прямиком наверх! Отказавшись увидеться с вами, президентом!

     - Да, я и в самом деле президент, но пока еще не абсолютный монарх. И даже не абсолютный президент, поскольку, как вы помните, я избран меньшинством голосов народа, о чем демократические политики неустанно мне напоминают. Порой мне кажется, что в Конгрессе у меня больше противников, чем в Ричмонде. Иметь дело со сварливым Сенатом и Палатой - чуть ли не поденный труд. - Линкольн пятерней пригладил густую копну волос, мрачно глядя на ливень за окном. - Вам следует помнить, что дело прежде всего, а наипервейшее дело для нас - этот ужасный конфликт, в котором мы увязли так глубоко. Чтобы выиграть эту несчастную войну, я должен полагаться на солдат и генералов. Текущий момент требует немалого терпения и просто-таки грандиозной мудрости и осмотрительности, особенно в отношениях с молодым Макклелланом; он ведь не только главнокомандующий, но еще и командующий армией на Потомаке, стоящей между этим городом и вражескими войсками.

     - "Стоящая " - самое подходящее слово. Армией, которая только и делает, что занимается муштрой без конца и краю, все наращивает численность - И не трогается с места, как гвоздем прибитая.

     - Истинная правда. Прошло уже шесть месяцев с тех пор, когда мятежники захватили форт Самтер и начались военные действия. С той поры радость мне доставляет только успех эскадр, ведущих блокаду. Нынешний год начался с вражды и мрачных предчувствий. Мы сколачиваем армию, а отступники делают то же самое. Со времени битв при Булл-Ране и Боллс-Блаф никаких действий, кроме мелких стычек. И все же напряженность нарастает. Выйти из этой войны будет не так-то просто, и я боюсь ужасающих грядущих битв, которых наверняка не миновать. - Президент устремил взгляд на отворившуюся дверь кабинета.

     - Господин президент, извините, что мешаю, - сказал его второй секретарь, Джон Николай, - но к вам пришел министр военного флота.

     Авраам Линкольн устал, невероятно устал. Бумаги на его столе и в ячейках бюро с каждым днем множились. На месте одной решенной проблемы тут же вырастали две новые. Положив ладонь на темя, он небрежно взъерошил волосы своими длинными пальцами, радуясь возможности отвлечься. - Ничего, вы ничуть не помешали, Джон. Пусть войдет.

     - А вот еще доклады, о которых вы спрашивали, а также письма вам на подпись.

     Линкольн со вздохом указал на забитые бумагами ячейки бюро.

     - Суньте к остальным, Нико, я уделю им внимание, обещаю.

     Встав, он устало потянулся и прошаркал мимо портрета сурового Эндрю Джексона к мраморному камину. Приподняв фалды фрака, он грелся перед огнем, когда Хей удалился, и вошел министр Уэллс.

     - Полагаю, в этой депеше, - президент указал на принесенный им документ, - содержится нечто важное.

     Чрезмерно пышные бакенбарды и экзотический парик придавали министру военного флота Гидеону Уэллсу простоватый вид, но за этим фасадом таился острый, проницательный ум.

     - Военный телеграф только что принес кое-какие волнующие и любопытные новости из Хэмптона, - он хотел было передать листок, но Линкольн загородился ладонью.

     - Тогда, пожалуйста, расскажите мне о них, поберегите мои усталые глаза.

     - Это довольно просто, господин президент. Винтовой шлюп "Сан-Хасинто" остановился в Хэмптоне, чтобы пополнить запасы топлива, и капитан послал эту телеграмму. Мейсон и Слайделл у него на борту.

     - Ну вот и вправду добрые вести, столь редкостные в наши времена! - Линкольн сел в старое кленовое кресло, скрипнувшее под его весом, и сложил пальцы домиком. - Полагаю, теперь все мы будем спать крепче, зная, что это двое не затевают заговоры по всей Европе, всячески злоумышляя против нас.

     - Боюсь, ситуация не так проста. Как вам известно, поскольку они бежали с Юга и прорвались сквозь блокаду на "Гордоне", они всю дорогу на шаг опережали нас. Сначала на Багамах, затем на Кубе. Мы разослали на их поиски целую флотилию.

     - И теперь она добилась успеха.

     - Это действительно так, однако не обошлось и без осложнений.

     Мятежники арестованы не на земле и даже не на конфедератском судне. При нынешнем военном положении подобный арест был бы вполне законным. Однако получилось так, что их захватили на британском почтовом пакетботе "Трент", каковой был остановлен в море.

     Линкольн глубоко задумался над этой вестью, потом вздохнул. Беды плодятся, как драконовы зубы.

     - Надо послать за Сьюардом. Государственному секретарю стоит узнать об этом незамедлительно. Но как подобное могло случиться? Разве не было приказано не трогать в море нейтральные суда?

     - Было. Но капитан "Сан-Хасинто" не получил этих приказов - более того, как выяснилось, ему был отдан вообще совершенно иной приказ. Он был в море довольно долго и должен был вернуться из Фернандо-По, доставив корабль на верфь, ничего более. Должно быть, услыхал о розыске, когда вернулся за топливом. С того момента он действовал на свой страх и риск.

     - Это демонстрирует независимость его духа, хотя и несколько неуместную.

     - Да. Мне дали понять, что капитан Уилкс - натура весьма независимая. Правду говоря, кое-кто в военно-морском ведомстве называет это открытым неповиновением и скверным характером.

     Тут открылась дверь, и вошел Сьюард.

     - Прочтите это, Уильям, - попросил президент. - Потом решим, как следует поступить.

     Госсекретарь быстро пробежал депешу глазами, по мере чтения все сильнее хмуря брови. Затем, будучи человеком осторожным и не склонным к опрометчивым решениям, перечитал ее еще раз, уже помедленнее. И постучал по бумаге указательным пальцем.

     - Мне в голову приходят сразу две вещи. Прежде всего, предателей надо держать за семью замками. Теперь они у нас в руках, и упускать их не стоит.

     Предлагаю, Гидеон, телеграфировать на "Сан-Хасинто", чтобы после пополнения запаса топлива он сразу же направился в Нью-Йорк. Дальнейшие инструкции будут ждать его там.

     - Согласен, - кивнул Линкольн. - Пока он будет совершать переход, мы можем всерьез поразмыслить, как нам теперь следует поступить с этими людьми, раз уж они у нас в руках.

     - Я тоже согласен, - промолвил Уэллс и поспешил отдать приказы.

     Вдруг из-под президентского стола раздался громкий лай, и Уэллс испуганно вздрогнул.

     - Не бойтесь, этот пес не кусается, - улыбнулся Линкольн, когда из укрытия выскочил мальчонка, ухмыляясь во весь рот, и обнял длинные ноги отца.

     - Наш Вилли - великий искатель приключений, - сказал президент, когда радостный мальчик выбежал из комнаты. - Когда-нибудь он станет великим человеком, нутром чую. - Его улыбка померкла. - Но тем же нутром я чую тревогу из-за этого происшествия с "Трентом". - Первоначальное удовольствие, доставленное президенту этими новостями, сменилось дурными предчувствиями. - Догадываюсь, какие соображения приходят вам в голову.

     Каких последствий следует ждать, когда эта весть дойдет до Лондона? Наши друзья британцы и без того обеспокоены войной с мятежниками-южанами, о чем то и дело напоминают нам.

     - Именно об этом я и подумал. Но проблемы надо решать по мере возникновения. По крайней мере, смутьяны теперь у нас.

     - В самом деле. Два зайца одним выстрелом. Полагаю, дипломатические протесты и прения будут, как всегда, тащиться черепашьим шагом. Протесты пойдут через Атлантику на корабле, да еще ответы пойдут обратно еще более тихим ходом. Дипломатия всегда требует времени. Быть может, если пройдет достаточно времени между вопросами, ответами и откликами, есть шанс, что дело забудется.

     - Дай Бог, чтобы вы оказались правы, господин Президент. Но, как вам наверняка известно, текущий конфликт уже сейчас вызвал у британцев волнение. Они поддерживают мятежные штаты, горько сетуя на перебои в поставках хлопка, вызванные нашей блокадой. Поступают сообщения о том, что в Ланкашире закрылась часть ткацких фабрик. Боюсь, наша страна в последнее время не пользуется особой популярностью в Британии, да и на материке тоже.

     - На свете есть вещи похуже, чем отсутствие популярности. Скажем, как в той байке про кролика. Рассердившись на гончую, он созвал кроликов, чтобы вместе задать собаке изрядную взбучку. Нельзя сказать, чтобы собака была в претензии - она впервые за многие годы наелась до отвала.

     - Англичане не кролики, мистер Линкольн.

     Разумеется, не кролики. Но эта старая гончая будет беспокоиться, когда придет беда, и не раньше. Зато из нашей шкуры вытащили две занозы, причинявшие немалую боль. Теперь надо найти надежный сосуд для них, запечатать его крепче, убрать с глаз долой и уповать, что тогда все о них позабудут. Быть может, эта гроза минует и тоже забудется.

     - Разрази и прокляни Господь этих гнилых янки!

     Премьер-министр Великобритании лорд Пальмерстон протопал через весь кабинет и обратно, схватил лежавшую на столе депешу из Саутгемптона и снова перечитал ее; его крупные ноздри раздувались, уподобившись пушечным жерлам.

     Его лордство не отличался благодушием даже в лучшие времена, а уже теперь кипел вовсю. Лорд Джон Рассел сидел тише воды ниже травы, желая оставаться совсем незаметным. Увы, чаяниям его не суждено было сбыться.

     Скомкав листок, лорд Пальмерстон отшвырнул его и повернулся к Расселу, уставив на него трясущийся от гнева указующий перст.

     - Вы министр иностранных дел, откуда следует, что это по вашей части.

     Итак, сэр, что же вы намерены предпринять?

     - Послать протест, разумеется. Мой секретарь уже готовит черновик.

     Затем я проконсультируюсь с вами...

     - Этого мало, разрази меня гром! Дайте этим мятежным янки палец, так они всю руку отхватят. На самом деле надо схватить их за шкирку и задать добрую трепку, как терьер крысе! На этот постыдный акт следует отреагировать незамедлительно, с предельной решимостью и категоричностью! Я освобождаю вас от ответственности, и сам позабочусь обо всем. Я твердо намерен послать депешу, которая заставит этих янки взлететь вверх тормашками.

     - Я уверен, что имеются прецеденты, сэр. Затем мы обязаны проконсультироваться с королевой...

     - К черту прецеденты, и... да, конечно, мы несомненно обязаны представить это дело вниманию королевы. Хотя меня повергает в трепет необходимость столь скоро встретиться с ней вновь. Во время своего последнего визита в Букингемский дворец я как раз застал ее в самый разгар очередного приступа истерики. Надеюсь, что эти скверные новости все-таки привлекут ее внимание. Я ничуть не сомневаюсь, что она будет возмущена даже более нашего, эти американцы ей совсем не по душе.

     - Если мы поведем себя более деликатно, нужды встречаться с королевой не возникнет. Быть может, не так уж разумно палить по янки сразу из всех орудий? Мы можем доказать свою правоту, прибегнув к соответствующим средствам. Начнем с протеста, затем последует ответ. Если они и тогда не согласятся на наши вежливые требования, мы забудем о снисхождении и доводах рассудка. Мы больше ж станем их просить. Мы будем диктовать им, как следует поступать.

     - Быть может, быть может, - проворчал Пальмерстон. - Я приму это к сведению, когда будет созван кабинет. Срочный созыв кабинета становится настоятельной необходимостью.

     Легонько постучав, вошел секретарь.

     - Адмирал Милн, сэр. Интересуется, можете ли вы его принять.

     - Конечно, проводите его ко мне.

     Встав навстречу вошедшему адмиралу, лорд Пальмерстон пожал ему руку.

     - Как я догадываюсь, адмирал, это отнюдь не визит вежливости?

     - Никоим образом, сэр. Позвольте присесть?

     - Конечно. Ваша рана?..

     - Отлично зажила, но я еще не так крепок, как следовало бы. - Сев, адмирал перешел прямо к делу:

     - Я чересчур засиделся на суше, джентльмены.

     Сей внезапный оборот событий настоятельно напоминает мне об этом факте.

     - "Трент"? - осведомился Рассел.

     - "Трент", что ж еще! Корабль, ходящий под британским флагом... остановлен в море чужим боевым кораблем... не нахожу слов.

     - Как и я, сэр, как и я! - Гнев Пальмерстона вспыхнул с новой силой. - Я вижу это злодеяние вашими глазами и разделяю ваш пыл. Вы с честью бились за родную страну, были ранены на службе отечеству в Китае. Вы адмирал самого могучего военно-морского флота на свете. А тут такое! Я знаю, что вы должны чувствовать...

     Теперь Милн нашел слова и прямо затрясся от ярости, выплевывая их.

     - Унижение, сэр! Унижение и бешенство! Этим колонистам следует преподать урок! Видит Бог, они не смеют стрелять по британскому судну - по королевскому почтовому пакетботу! - и не испытать на себе последствий столь кощунственных действий!

     - Каковы же должны быть эти последствия, по вашему мнению? - полюбопытствовал Пальмерстон.

     - Не мне об этом судить. Это по вашей части, джентльмены, решать, какого курса придерживаться в подобных вопросах. Но я хочу, чтобы вы знали, что весь флот Ее Величества до последнего человека поддержит вас от начала и до конца!

     - Вы считаете, что они разделяют наше возмущение?

     - Да не считаю, а знаю! Все, от младшего канонира на орудийной палубе до высочайших чинов в адмиралтействе, испытывают ярость и омерзение. И острейшее желание следовать туда, куда вы их направите.

     Пальмерстон медленно склонил голову.

     - Спасибо за откровенность, адмирал. Вы укрепили нашу решимость.

     Кабинет будет созван тотчас же. Уверяю вас, меры будут приняты сегодня же. И не сомневаюсь, что ваше возвращение на боевую службу будет оценено по достоинству, а ваше прошение - принято.

     - Здесь офицер с "Трента", сэр, - доложил секретарь, проводив адмирала. - Хочет получить инструкции, как распорядиться документами, оказавшимися у него на руках.

     - Какими еще документами?

     - Похоже, он принял под свою ответственность документы, которые господа Мейсон и Слайделл хотели утаить от американского правительства. А теперь он желает получить инструкции касательно того, как ими распорядиться.

     - Превосходно! Пусть несет их, и мы посмотрим, почему янки так спешили изловить этих господ.

 

***

 

     Как только "Сан-Хасинто" на всех парах пошел на север, в сторону Нью-Йорка, погода испортилась. Дождь вовсю хлестал по плащу капитана Уилкса, стоявшего на полубаке. Море разгулялось, пошел снег с дождем. На полубак поднялся лейтенант Фэрфакс, и капитан обернулся к нему:

     - Механик докладывает, что мы принимаем на борт воду, сэр. Швы подтекают в таком бурном море.

     - Помпы справляются?

     - Отлично справляются, капитан. Но он хочет сбавить обороты, чтобы снизить нагрузку на обшивку. Корабль порядком послужил на своем веку.

     - Да уж, действительно. Ладно, восемьдесят оборотов, но ни одним меньше. Полученные приказы весьма недвусмысленны.

     На более тихом ходу течь прекратилась, так что откачку даже пришлось на несколько минут приостановить, чтобы уровень воды в помповом колодце поднялся повыше. Дела пошли намного лучше. Но ветер все крепчал, качка усиливалась. Плавание выдалось не из приятных. Ко времени прибытия в Нью-Йорк снег валил вовсю, теперь вперемешку с хлестким градом, и видимость упала почти до нуля. Однако прибытия "Сан-Хасинто" ждали, и в проливе у Стейтн-Айленда его встретил буксир.

     Уткнув нос в воротник бушлата, капитан Уилкс с мостика смотрел, как бросают трос и крепят буксир к борту. По штормтрапу не без труда вскарабкались двое людей в мундирах; остановившись на палубе, они ждали, пока поднимут их кожаные саквояжи. Лейтенант Фэрфакс явился на мостик с докладом.

     - Это федеральные исполнители, капитан. Им приказано явиться к вам, сэр.

     - Хорошо. Позаботьтесь, чтобы их проводили в мою каюту. Как там наши пленники?

     - Активно возмущаются погодой и условиями содержания.

     - Это несущественно. Они под замком?

     - Так точно, сэр. А у дверей круглосуточно несут вахту часовые.

     - Позаботьтесь, чтобы так было и дальше. - С этими словами капитан направился в собственную каюту, чтобы подождать федеральных исполнителей.

     Новоприбывшие, оба рослые и крепко сложенные, с громким топотом вошли в каюту. В тепле каюты снег, облепивший их тяжелые шинели, начал понемногу таять.

     - У вас имеются новые приказы для меня? Старший из исполнителей передал ему кожаный бювар. Вынув бумаги, Уилкс пробежал их глазами.

     - Вам известно содержание приказов?

     - Да, капитан. Мы должны остаться на борту и не спускать глаз с ваших заключенных. Далее корабль должен проследовать прямо в форт Уоррен в Бостонской гавани. Департамент военного флота беспокоило только одно: чтобы у вас хватило угля. - Бункеры почти полны. Выходим тотчас же. Как только судно вышло из гавани, шторм обрушился на него в полную силу. Волны перехлестывали через палубу, в шпигатах бурлила вода. "Сан-Хасинто" так швыряло и мотало, что винт то и дело оказывался на воздухе, когда волны прокатывались под кормой. Та ночь далась нелегко даже бывалым морякам, а уж для сухопутных жителей обратилась в сущую пытку. Морская болезнь довела всех четверых заключенных до полнейшего изнеможения, как и федеральных исполнителей. Слайделл громко стенал, молясь о том, чтобы судно либо прибыло в спокойную гавань, либо затонуло - что угодно, только бы избавиться от мучений.

     Лишь на второй день после полудня потрепанный штормом "Сан-Хасинто" вошел в более тихие воды Бостонской гавани и пришвартовался к причалу форта Уоррен. Отделение вооруженных солдат увело измученных пленников прочь, а федеральные исполнители на заплетающихся ногах побрели следом. Лейтенант Фэрфакс проследил за выгрузкой их багажа и припасов, взятых с "Трента".

     Форт Уоррен, своими стенами опоясывающий весь крохотный островок, - тюрьма весьма надежная. Вернувшись на корабль, Фэрфакс принес капитану в каюту свежие газеты.

     - Сэр, вся страна ликует. Вас приветствуют как спасителя нации.

     Уилкс ничем не выказал, что новость эта доставила ему удовольствие. Он всего лишь исполнял свой долг, как сам его понимал, хотя кое-кто из флотского начальства может воспринимать это дело несколько иначе. Но успех окупает все. Капитан едва не улыбнулся, услышав добрые новости. В свете народного ликования командованию будет трудновато порицать его действия. Он прочел заголовки, испытывая угрюмое удовлетворение.

     - Очевидно, лейтенант Фэрфакс, в этой стране наших пленников не так уж и любят. Поглядите-ка, Мейсона называют мошенником, трусом и задирой... ну и ну! И даже более того - помпезным снобом, а также тщеславным пустозвоном и предателем.

     Фэрфакс тоже читал газеты.

     - В "Глоуб" точно так же обходятся со Слайделлом. Его рисуют бездушным, хитрым, себялюбивым, кровожадным и развращенным.

     - А мы-то думали, что захватили всего лишь парочку политических ренегатов. Любопытно, английские газеты смотрят на эту проблему с той же точки зрения?

     Весьма в этом сомневаюсь, капитан.

     В ожидании, пока Кабинет соберется, лорд Пальмерстон читал лондонские газеты, угрюмо кивая в знак согласия с напыщенными гневными разглагольствованиями.

     - Поддерживаю каждое слово, джентльмены, буквально каждое, - он помахал над столом пачкой газет. - Страна за нас, публика просто вне себя. Мы должны действовать быстро, иначе этим мятежным колонистам вздумается, будто их наглость останется незамеченной.

     Итак, все ли из вас получили возможность ознакомиться с документами с "Трента"?

     - Я изучил их весьма внимательно, - сообщил Уильям Гладстон. - Помимо, разумеется, писем, адресованных лично королеве и французскому императору.

     - Они будут отосланы адресатам, - кивнул Пальмерстон.

     - Что же до предписаний верфям и прочих документов, они вполне подтверждают полную легитимность обоих послов. Не знаю, как отреагирует Франция, но лично я поражен действиями янки, отважившихся пойти на перехват посреди моря.

     - Вполне разделяю ваши чувства, - поддержал Пальмерстон.

     - Итак, что вы порекомендуете, милорд? - осведомился Рассел.

     - По тщательном размышлении и учитывая общественное мнение, я полагаю, что следует прибегнуть к самым решительным мерам. Передо мной лежит набросок ноты, - Пальмерстон постучал по листку, лежащему на столе.

     - Поначалу я считал, что было бы довольно отправить протест по обычным дипломатическим каналам, потому-то и созвал вас вместе.

     Однако с той поры я проникся убеждением, что всеобщее волеизъявление нельзя оставить без внимания. Мы должны от лица всей страны высказать янки справедливое негодование. Я подготовил эпистолу американскому правительству, прибегнув к самым сильным выражениям. Я отдал распоряжение, чтобы в Саутгемптоне стоял под парами почтовый пароход, дожидаясь прибытия этого послания. Королева увидит его сегодня же и несомненно согласится с каждым словом. Как только ее одобрение будет получено - депеша тотчас же отправится в путь.

     - Сэр!

     - Да, мистер Гладстон? - улыбнулся Пальмерстон. На канцлера казначейства Уильяма Гладстона всегда можно было опереться в годину испытаний.

     - Я с радостью извещаю вас, что нынче вечером мы с женой обедаем в обществе королевы и принца Альберта. Пожалуй, я мог бы подать депешу ей на рассмотрение, сделав особый акцент на единодушии правительства в данном вопросе.

     - Великолепно! - Пальмерстон испытал немалое облегчение и готов был чуть ли не хлопнуть Гладстона по спине, радуясь, что удалось избежать встречи с королевой. - Мы все в долгу перед вами за то, что вы берете эту обязанность на себя. Меморандум в полном вашем распоряжении.

     Хотя собрание Кабинета министров Гладстон покинул в наилучшем настроении, горя желанием помочь своей партии и послужить родной стране, он порядком подрастерял свой энтузиазм, ознакомившись с документом, который так охотно вызвался представлять. Позже вечером, когда колеса кареты уже затарахтели по булыжной мостовой перед въездом в Букингемский дворец, жена с беспокойством заметила, как сурово сжаты его губы.

     - Что-нибудь стряслось, Уильям? Я не видела тебя таким мрачным с тех пор, когда мы были в этом ужасном Неапольском королевстве.

     - Должен просить у тебя прощения. Я крайне сожалею, что не смог оставить свои беды в стороне. - Он ласково пожал руку жены, затянутую в перчатку. - Как и в Неаполе, меня весьма тревожат дела государственной важности. Но давай не позволим им портить нынешний вечер. Я ведь знаю, с каким нетерпением ты ждала этого обеда в обществе Ее Величества.

     - Ты прав, - голос ее чуточку надломился. Поколебавшись, она спросила:

     - Искренне надеюсь, что королева вполне здорова? Поговаривают - конечно, я не верю - о ее... ну, состоянии рассудка. В конце концов, она ведь внучка Георга Безумного (То есть короля Георга III, в 1811 году признанного душевнобольным.).

     - Дорогая, тебе не должно быть никакого дела до праздных сплетен, распространяемых отбросами общества. Она ведь, в конце концов, королева.

     Их проводили в гостиную, где Гладстон поклонился, а его жена сделала реверанс королеве Виктории.

     - Альберт подойдет через минутку, мистер Гладстон. Сейчас он отдыхает.

     Боюсь, мой дорогой муж сильно перетрудился.

     - Прискорбно слышать, мэм. Но я не сомневаюсь, что ему обеспечен наилучший уход.

     - Конечно! Сэр Джеймс Кларк осматривает его ежедневно. Сегодня он прописал эфир и капли Гофмана. Но угощайтесь же, на буфете есть шерри, если желаете.

     - Спасибо, мэм. - Гладстону, сидевшему как на иголках, и в самом деле хотелось выпить. Непроизвольно похлопав себя по груди, где во внутреннем кармане покоился принесенный документ, он как раз наливал себе шерри, когда вошел принц Альберт.

     - Мистер Гладстон, добрейшего вам вечера.

     - И вам, сэр. Здоровья и счастья.

     Принц - обожаемый супруг, отец большого семейства - счастьем обделен не был, а вот здоровья ему явно не помешало бы, ибо выглядел он, бесспорно, больным. Годы не пожалели его. Элегантный, грациозный юноша стал рыхлым, лысеющим, до срока постаревшим мужчиной с бледной, землистой кожей и темными кругами у глаз. Опускаясь в кресло, он вынужден был вцепиться дрожащими руками в подлокотники. Королева с тревогой поглядела на него, но принц лишь отмахнулся:

     - Обычный бронхит, как пришел, так и уйдет. После доброго обеда мне станет куда лучше. Пожалуйста, не беспокойся.

     Утешившись, королева обратилась к прочим делам.

     - Мистер Гладстон, мой секретарь уведомил меня, что вы хотите обратиться к нам по вопросам государственной важности.

     - Это касательно ноты, которую премьер-министр намерен послать американцам, мэм, по поводу "Трента". С вашего одобрения, разумеется.

     Впрочем, она может обождать, пока мы не отобедаем.

     - Вероятно. Тем не менее мы взглянем на нее сейчас. Это дело весьма тревожит меня, даже не тревожит, а, следует признаться, шокирует. Мы весьма серьезно озабочены тем фактом, что британский корабль был не просто остановлен в море, но и подвергся захвату.

     Как только Гладстон достал письмо, королева указала на принца-консорта.

     - Пусть Альберт прочтет. Мне и в голову не придет написать письмо, не посоветовавшись с ним. Он оказывает мне величайшую помощь и в этом, и во многих прочих делах.

     Будучи прекрасно осведомленным, как и все вокруг, что королева даже не оденется, не посоветовавшись с супругом, лорд Рассел поклонился в знак согласия и передал конверт принцу Альберту.

     Развернув листок, принц поднес его к свету, а затем вслух зачитал:

     "Касательно вопроса о насильственном изъятии четырех пассажиров с британского судна в открытом море. Правительство Ее Величества даже мысли не допускает, что правительство Соединенных Штатов не проявит рвения по собственной воле всяческим образом загладить столь вопиющий проступок.

     Министры Ее Величества ожидают следующего. Первое. Освобождения всех четырех джентльменов, захваченных силой, и передачи их лорду Лайонсу, британскому послу в Вашингтоне. Второе. Извинения за оскорбление, нанесенное британскому флагу. Третье... - Он утробно кашлянул. - Прошу прощения. Весьма крепкие выражения и, боюсь, далее последуют подобные же.

     Крайне сильные выражения.

     - Как и должно быть, - отозвалась королева с нескрываемым негодованием. - Я не в восторге от американцев - и презираю этого мистера Сьюарда, отпустившего такое множество лживых замечаний в адрес нашей страны.

     И все же, если ты считаешь, что необходимо внести поправки, Любимый...

     Когда принц Альберт услышал ласковое немецкое слово, его изможденное лицо озарилось мимолетной улыбкой. Он искренне верил, что его жена - Превосходнейшая, несравненная женщина, мать и королева. Разве что склонная к резким переменам настроений - то кричит на него, то ластится. Но всегда остро нуждается в его советах. Лишь его скверное здоровье мешает ему стать великой подмогой в ее неустанных трудах, лежащих на плечах правящей монархини. А теперь еще и это. Пальмерстон изложил требования в самой воинственной и угрожающей манере. Эта манера, равно как и само послание, оскорбит любого главу государства.

     - Да не то чтобы поправки, - сказал он, - ибо премьер-министр высказывает совершенно справедливые требования. Совершено международное преступление, в том нет ни малейших сомнений. Но, может статься, вина за сей инцидент целиком лежит на капитане американского судна. Прежде чем сыпать угрозами, мы должны в точности выяснить, что же именно там случилось и почему. Ни в коем случае нельзя позволять этому делу идти самотеком.

     Посему, полагаю, необходимо внести кое-какие изменения. Не столько в содержание, сколько в тон. Суверенной державе нельзя приказывать, как своенравному ребенку. - Он не без труда встал на трясущиеся ноги. - Пожалуй, мне не помешало бы сейчас немного поупражняться в письме. В настоящее время я не голоден. Если позволите, поем попозже.

     - Тебе нехорошо? - спросила королева, приподнявшись из кресла.

     - Легкое недомогание, пустяки. Пожалуйста, не стоит прерывать обед из-за меня.

     Попытавшись улыбнуться, принц Альберт двинулся вперед, но вдруг будто споткнулся. Колени у него подломились, и принц-консорт рухнул, крепко ударившись головой о пол.

     - Альберт! - вскрикнула королева. Тотчас же бросившись к принцу, Гладстон перевернул его и потрогал бледную кожу.

     - Он без сознания, мэм, но дышит довольно ровно. Может, врача...

     Королева не нуждалась в подсказках, чтобы призвать людей на помощь своему дорогому Альберту. Тотчас же появилось огромное множество слуг, бросились разыскивать одеяло, укрыли ему ноги, под голову подложили подушку, нашли носилки, послали гонца за сэром Джеймсом. Королева ломала руки, лишившись дара речи. Поглядев на бесчувственного Альберта, Гладстон впервые заметил, что принц по-прежнему держит послание в конвульсивно стиснутом кулаке.

     - Если позволите, мэм, - шепнул канцлер, преклонив колени и бережно освободив бумагу. Он колебался, понимая, что сейчас не время и не место, но все-таки чувствуя, что обязан упомянуть об этом. - Может, отложим ноту до завтра?

     - Нет! Заберите ее. Посмотрите, что она натворила! Это ужасная бумага так подействовала на дорогого Альберта. Она взволновала его, вы же виде ли.

     При его хрупком здоровье подобное было уж чересчур. Снова эти американцы, это они во всем виноваты. Бедняжка, он так встревожился... Заберите ее с глаз моих долой! Делайте с ней что хотите. Доктор, наконец-то!

     О трапезе никто больше и не вспомнил. Королева ушла вместе с принцем.

     Когда дверь за ней закрылась,. Гладстон распорядился, чтобы им принесли пальто и вызвали карету.

     Вечер выдался недобрый.

     Послание уйдет, как написано.

     Жребий брошен.

 

ОРУЖИЕ

 

     Когда президентский поезд остановился в Джерси, чтобы заполнить цистерны паровоза, доставили последние рапорты и донесения; личный секретарь президента сам принес их. Авраам Линкольн, вдали от Белого дома на время избавившись от постоянного напряжения и тягот управления государством, любовался сквозь заиндевевшее окно зимней красотой реки Гудзон. Пышущая жаром угольная печурка гнала холод прочь. На сиденье напротив безмятежно дремал военный министр Эдвин М. Стэнтон. После Белого дома, поминутно осаждаемого искателями президентской благосклонности, поезд казался приютом мира и покоя. Президента не смог потревожить даже вид кипы принесенных бумаг.

     - Я вижу, война по-прежнему преследует меня повсюду, Николай.

     - Война с отщепенцами и с Конгрессом. Порой мне кажется, что последний куда хуже. Конгрессмены в...

     - Избавьте меня от политиков хоть на минутку. Свинец и порох кажутся куда милосерднее.

     Кивнув в знак согласия, Джон Николай зашелестел свежими рапортами, переданными ему Хеем.

     - А вот этот доставит вам удовольствие. Высадка на острове Тиби в реке Саванна прошла весьма успешно. Командир докладывает, что далее будет атакован форт Пуласки. Как только с ним будет покончено, Саванна наверняка падет. Далее, наш тайный агент в Норфолке сообщает, что прибыла новая партия брони для "Мерримака". А также пушки. Они переименовали его в корабль военного флота Конфедерации "Виргиния".

     - Давайте пока не будем тревожиться о нем. Но позаботьтесь, чтобы копия рапорта дошла до команды "Монитора". Это заставит их трудиться круглые сутки.

     Президент перелистал газеты. В последнее время пресса будто сговорилась против него и его администрации. Аболиционисты снова единодушно накинулись на него - их послушать, так надо перебить всех южан поголовно и освободить всех рабов до единого, а о меньшем даже говорить не стоит. О дна из заметок привлекла его внимание, и Линкольн улыбнулся, читая ее, а потом скомкал газету в кулаке.

     - Вот это настоящая журналистика, Николай.

     Наши защитники порядка и права одержали грандиозную победу на пароходе в Балтиморе. Послушайте:

     "Их подозрения пробудила дама, чересчур нервничавшая и старательно уклонявшаяся от встречи с ними. Когда ее ридикюль обыскали, там обнаружилось множество перчаток, чулок и писем, предназначавшихся для Юга.

     Также выяснилось, что малолетний мальчик вез изрядное количество хинина.

     Обоим было позволено следовать дальше после того, как их груз подвергся конфискации". Наши защитники не смежают век ни на минуту.

     К тому времени, когда они покончили с бумагами, поезд подошел к станции Уэст-Пойнт, и паровой свисток локомотива провозгласил о прибытии.

     Линкольн надел пальто и шарф, потом нахлобучил цилиндр, прежде чем сойти на перрон, к встречающим его армейским офицерам и служащим литейного завода. Стэнтон и его секретари последовали за президентом. Все вместе они взошли на паром, чтобы переправиться через реку Колд-Спринг. Было довольно холодно, но переправа прошла быстро, а у пристани уже ждали крытые экипажи.

     Лошади топтались на месте, и пар их дыхания клубился в недвижном морозном воздухе. У первого экипажа стоял серьезный мужчина в сюртуке.

     - Господин президент, - сказал Стэнтон, - позвольте представить мистера Роберта Паркера Пэррота, изобретателя и оружейника, хозяина металлургических мастерских Вест-Пойнт.

     Линкольн кивнул, а Пэррот тряхнул руку сперва ему, а потом Стэнтону.

     - Весьма польщен, мистер Линкольн, что вы посетили мой завод и собственными глазами увидите, что мы тут делаем.

     - Не мог отказаться от такой возможности, мистер Пэррот. Мои командиры криком кричат, что им нужны пушки, больше пушек, а их желания следует уважать.

     - Мы здесь стараемся изо всех сил, чтобы удовлетворить их запросы. Я подготовил к испытанию только что законченную трехсотфунтовку. Если вы не против, первым делом мы отправимся на полигон, а уж затем в пушечные мастерские. Уверяю вас, эта пушка - самая впечатляющая и мощная из всех, какие я когда-либо производил.

     Так оно и оказалось. Черное орудие, надежно закрепленное на массивной испытательной платформе, выглядело весьма зловеще. Линкольн одобрительно кивнул, прошагав вдоль пушки, и, несмотря на свой немалый рост, не без труда дотянулся до жерла, чтобы взглянуть на желобки нарезки в стволе.

     - Заряжена, господин президент, - сообщил Пэррот. - Если вы удалитесь на некоторое расстояние, то сможете увидеть, на что способна эта пушка.

     Когда гости отошли, прозвучала команда, и спусковой механизм был приведен в действие.

     От силы взрыва содрогнулась земля, и, хотя зрители крепко зажали уши ладонями, грохот оглушил их. Жерло орудия изрыгнуло грандиозный сноп пламени, и Линкольн, стоявший позади пушки, увидел, как черный снаряд, смахивающий на огрызок карандаша, понесся за реку и мгновение спустя разорвался среди деревьев полигона на другом берегу. К небу взмыл столб черного дыма, во все стороны полетели ветви и щепки, а через несколько секунд до слуха докатился грохот взрыва.

     - Впечатляющее зрелище, мистер Пэррот, - заметил Линкольн, - мне никогда его не забыть. А теперь расскажите о своей работе более досконально, но только в тепле литейного цеха, если позволите.

     После короткой поездки с полигона они торопливо устремились навстречу манящему теплу, разливающемуся от ревущих горнов. Там их ждал лейтенант армии, при их приближении отдавший честь.

     - Генерал Рипли послал меня вперед, господин президент. Он сожалеет, что обязанности в Вест-Пойнте помешали ему присоединиться к вам раньше.

     Однако он уже выехал.

     Линкольн кивнул. Бригадный генерал Джеймс У. Рипли, возглавляющий департамент материального снабжения, отвечал не только за производство орудий, но и за разработку новых конструкций. По настоянию президента он неохотно согласился покинуть свою бумажную работу и принять участие в посещении производства.

     Под предводительством Пэррота инспекционная комиссия обошла завод.

     Работа не останавливалась ни на минуту; литейщики, имеющие дело с расплавленным железом, не могли терять время даже на то, чтобы взглянуть на своих сановных гостей. Два десятка зданий были заполнены орудиями всех калибров, находившимися на различных стадиях производства - от черновой отливки до окончательной сборки. На каждом из них стояло клеймо с инициалами "МУП" и "РПП" - "Мастерские Вест-Пойнт" и "Роберт Паркер Пэррот". Линкольн шлепнул ладонью по казенной части тридцатифунтовой пушки.

     - Мои инженеры докладывают, что своими успехами ваши пушки обязаны бандажам казенной части. Это правда?

     - В каком-то смысле да, но это чисто технический аспект, господин президент.

     - Не стесняйтесь посвятить меня в детали, мистер Пэррот. Вам следует помнить, что, перед тем как податься в политику, я был землемером и весьма силен в математике. Как я понимаю, источником нынешних проблем служит нарезка орудийного ствола.

     - Вы совершенно правы, сэр. Гладкоствольные пушки ушли в прошлое.

     Винтовая нарезка закручивает снаряд во время его движения в стволе, обеспечивая большую точность и дальность стрельбы. Но она же порождает проблемы. Благодаря нарезке снаряд сдерживает напор пороховых газов куда эффективнее, что и обеспечивает увеличение дальности полета. Увы, это же более высокое давление приводит к разрыву орудия. Потому-то и делаются бандажи на казенной части, чтобы погасить возросшее давление. Использование для этого колец отнюдь не в новинку. Однако мое изобретение заключается в создании более прочного кольца, как я вам сейчас продемонстрирую. Будьте любезны, сэр, вот сюда.

     Только что выкованный, нарезанный ствол двадцатифунтовой пушки покоился на металлических валах, с выставленной в сторону казенной частью.

     По сигналу Пэррота двое дюжих кузнецов взялись за клещи, вытащили из ревущего горна раскаленный добела железный бандаж и с привычной сноровкой насадили его на казенник ожидающего орудия. Бандаж оказался лишь самую малость больше пушки, так что они кряхтели от напряжения, натягивая его и молотами вгоняя на место.

     - Готово, начинайте вертеть!

     Едва заново опоясанная бандажом пушка начала вращаться, как в ствол сунули трубу и начали закачивать в нее воду, чтобы охладить ствол изнутри.

     - При нагревании металл расширяется, - пояснил Пэррот, - и сейчас диаметр бандажа больше, чем перед нагреванием. Как видите, вода охлаждает казенник, а за ним и бандаж. Как только бандаж остынет, он равномерно сократится, плотно охватив ствол по всей окружности. Прежние способы обвязки пушек бандажами не обеспечивали подобной крепости и надежности. Ствол обжимался неравномерно, всего в нескольких местах. Стволы, изготовленные подобным способом, могли выдержать гораздо меньший заряд, иначе их разрывало.

     - Впечатляет. И сколько же этих новых пушек вы производите в настоящее время?

     - На сегодня мы делаем десять тяжелых орудий еженедельно. А также две тысячи снарядов для них.

     - В своем письме вы писали, что можете увеличить производительность?

     - Могу. И увеличу. С новыми горнами и токарными станками я за три месяца смогу так расшириться, что буду еженедельно выпускать не менее двадцати пяти пушек и семи тысяч снарядов. - Он мгновение помялся, словно что-то его тревожило. - Все детально разработано и ждет вашей инспекции.

     Однако нельзя ли... переговорить с вами с глазу на глаз?

     - Мистер Стэнтон и мои секретари пользуются моим всемерным доверием Пэррот уже взмок, - но отнюдь не из-за жары в цеху.

     - Ничуть не сомневаюсь. Но это вопрос величайшей секретности, люди...

     - Голос его совсем стих и пресекся, изобретатель уставился в пол, пытаясь собраться с духом.

     Задумчиво погладив бороду, Линкольн повернулся к Стэнтону и секретарям:

     - С вашего позволения, джентльмены, мы удалимся на пару минут.

     Испытавший громадное облегчение Пэррот провел президента в свой кабинет, плотно закрыв за собой дверь. Пройдя в другой конец комнаты, Линкольн остановился перед оправленной в рамку картиной на стене.

     - Мистер Пэррот, минуточку, если позволите. Что это за распроклятая машина?

     - Это копия с рисунка, сопровождавшего одну заявку на патент. Я взял за правило просматривать все патентные заявки, имеющие касательство к моей работе. Эту я обнаружил во время своего визита в Лондон несколько лет назад. В 1855 году два джентльмена, Коуэн и Свитлонг, если память мне не изменяет, попытались запатентовать этот бронированный боевой экипаж.

     - Он так ощетинился пушками и шипами, что выглядит довольно внушительно.

     - Но крайне непрактичен, господин президент. При таком количестве пушек, да учитывая вес брони, для приведения его в движение понадобится паровой двигатель больше самого экипажа. Я пытался пересмотреть конструкцию, с единственной пушкой и более легкой броней, но все равно он слишком непрактичен.

     - Благодарение Господу за это. Война и сейчас чересчур адская штука без дьявольских конструкций, подобных этой, которые усугубят ее еще более.

     Хотя если бы на поле боя появилось нечто эдакое, это могло бы привести к прекращению всех войн. Но вы сказали, что построить такой экипаж невозможно?

     - В настоящее время - да. Но паровые двигатели становятся все миниатюрнее и в то же самое время мощнее, а еще я читал об успешных испытаниях керосиновых двигателей. Так что я бы не стал исключать возможность, что когда-нибудь бронеэкипаж наподобие этого будет построен.

     - Да не настанет сей черный и пагубный день никогда. Но ведь вы пригласили меня не для того, чтобы обсуждать это диковинное сооружение?

     На лице Пэррота снова появилось тревожное выражение. Как только оба уселись, он заговорил:

     - Позвольте поинтересоваться, мистер Линкольн, знакомы ли вы с офицером флота Российской империи по фамилии Шварц?

     - Странный вопрос. Почти столь же странный, вынужден заметить, как и не очень русская фамилия капитана.

     Пэррот мучительно старался подобрать слова.

     Сняв свои очки в металлической оправе, он протер их и снова надел.

     - Я человек чести, господин президент, и, хотя радуюсь своим успехам, я вовсе не желаю приписывать себе чужие заслуги.

     - Не объяснитесь ли?

     - Разумеется. В прошлом году этот господин посетил мой завод и спросил, не сделаю ли я пушку для русского правительства. Согласившись, я осведомился, каковы его требования. Он высказался крайне конкретно. Хотел, чтобы я воспроизвел британскую нарезную пушку системы Армстронга. Я счел эту просьбу весьма необычной, о чем и поведал ему. Сказал также, что не имею доступа к секретным планам бриттов. Ничуть этим не смутившись, он лишь кивнул в знак согласия - и передал мне полный комплект чертежей пушки Армстронга.

     - И вы сконструировали эту пушку?

     - Да. Это уникальное стофунтовое орудие с зарядкой через казенник, что делает его исключительно эффективным в морском бою.

     - Почему бы это?

     - Если вы рассмотрите разницу между сухопутными и морскими пушками, то поймете. На суше после выстрела канониры просто выходят вперед, чистят ствол и перезаряжают орудие. Но на корабле пушка стреляет через орудийный порт - отверстие в обшивке. Так что после каждого выстрела ее приходится откатывать - а это тонны металла, учтите - чтобы почистить и перезарядить, затем, с громадным усилием, на талях снова выкатывать вперед, на боевую позицию.

     - Начинаю понимать.

     - В точности. Если же пушка заряжается с казенной части, на корабле ее не надо катать взад-вперед ради каждого выстрела. В теории все это хорошо, но казенник данного типа пушек закрывается плохо, дает утечку пороховых газов, да и ненадежен. Взглянув на эти чертежи, вы поймете, почему.

     Заряжать орудие крайне несподручно. Первым делом надо ослабить вот этот винт казенника, чтобы снизить давление в запальном канале. Вот эта мощная металлическая плита перекрывает казенник. Она весьма тяжела, и требуется сила двух дюжих мужчин, чтобы взяться за рукоятки и поднять ее на опорные салазки. Когда канал ствола продраят банником, а запальный канал очистят и вставят новый фитиль, снаряд заряжают в открытую камору. Позади него ставят картуз с черным порохом. Далее затвор опускают на место и затягивают винт казенника. Пушка готова к выстрелу.

     - Сложно, согласен, но такой способ наверняка дает массу преимуществ по сравнению с практикой откатывания пушки и выкатывания ее на позицию снова.

     - Согласен, сэр, но вскоре возникают трудности. Всего через несколько выстрелов пушка нагревается, и детали расширяются. Скапливается сгоревший порох, затвор заклинивается и начинает пропускать пороховые газы.

     Несколько выстрелов - и пушка становится неработоспособной. Испытав это орудие перед доставкой его русским, я вынужден был прийти к выводу, что таким способом орудие, заряжающееся с казенника, не создашь. Однако внимание мое привлекло другое усовершенствование в этой пушке. В чертежах имелись подробные наставления о том, как делается подобный бандаж.

     Пэррот привстал, но одумался и снова сел. Положив сцепленные руки на стол и ломая пальцы, он мучительно подбирал слова.

     - Это... пару недель спустя я сам взял патент на первую пушку Пэррота.

     Линкольн подался вперед, мягко положив ладонь на запястье взволнованного оружейника.

     - Вам не за что себя винить. Вы поступили разумно и правильно.

     Существует множество способов послужить собственному правительству. Особенно в военную пору.

     - Значит... вы знали?

     - Скажем так: капитан Шварц известен соответствующим людям. Так что, полагаю, нам лучше оставить эту тему, если вы не против.

     - Но...

     - Вы хорошо служите родной стране, мистер Пэррот. Если это служение оборачивается для вас прибылью - что ж, тем лучше. И, быть может, вам будет небезынтересно узнать, что британцы сняли пушку Армстронга с вооружения как раз в силу только что упомянутых вами причин.

     - Ничуть не сомневаюсь. Однако я занимался усовершенствованием запорного механизма затвора при помощи разорванной сцепки, как я ее назвал.

     Первые эксперименты прошли весьма успешно.

     - Вы обошлись без запального канала?

     - Да. Вы только представьте, насколько надежным стал бы затвор, если бы он ввинчивался в казенник. Бороздки резьбы в затворе и казеннике плотно прилегали бы друг к другу на большом протяжении, удерживая и давление, и газы.

     - По-моему, чрезвычайно действенно. Но ведь для завинчивания и вывинчивания такой большой металлической детали потребуется грандиозное усилие?

     - Вы абсолютно правы! Потому-то я и разработал то, что назвал разорванной сцепкой. И в казеннике, и в затворе проделаны взаимно соответствующие проточки. Так что в деле затвор просто вдвигается на место, а затем доворачивается, запирая канал ствола.

     - И это устройство работает?

     - Уверен, будет работать, но подгонка - дело трудное, и разработка пока находится в начальной стадии.

     - Ни в коем случае не оставляйте своих стараний. И держите меня в курсе всех будущих достижений. А теперь давайте вернемся к остальным. Мне говорили, что вы совершенствуете запалы для своих разрывных снарядов, чтобы обеспечить более высокую точность...

     Инспекционный обход едва-едва возобновился, когда торопливо приблизившийся к группе офицер отвел Николая в сторону. Пэррот как раз объяснял принцип действия нового запала, но секретарь Линкольна перебил его:

     - Извините, сэр, но произошел несчастный случай. С генералом Рипли, господин президент. Подробностей этот офицер не знает, но он докладывает, что в военном госпитале требуется ваше присутствие.

     - Разумеется. Отправляемся тотчас же. Спасибо за все, мистер Пэррот.

     За все.

     Паром не трогался с места, дожидаясь их появления. На пристани стояло два экипажа. В первом сидел командир гарнизона Вест-Пойнта генерал-лейтенант Уинфилд Скотт, приехавший, чтобы проводить их в госпиталь. Стэнтон со своими секретарями уселся во вторую карету. Когда президент неуклюже забирался в карету Скотта, для обоих наступил неловкий момент.

     - Как поживаете, Уинфилд?

     - Как и следует ожидать в моем возрасте, мистер Линкольн.

     Бывший главнокомандующий армией Союза, смещенный более молодым и энергичным Макклелланом, не сумел скрыть нотки горечи, сумрачно взирая на человека, отдавшего приказ об этой замене. Героический седовласый генерал на славу служил родной стране на протяжении многих десятков лет и множества войн. Уходу в отставку он предпочел командование Вест-Пойнтом, но при том прекрасно понимал, что служба его фактически закончилась. И падение это подстроил высокий, нескладный человек, усевшийся в карете напротив него.

     - Так что же с Рипли? - спросил Линкольн, как только карета тронулась.

     - Трагический несчастный случай, лишенный причины и смысла. Он верхом ехал к парому, чтобы присоединиться к вам - во всяком случае, так он мне сказал. Избранная им дорога пересекает железнодорожный путь неподалеку от станции. Очевидно, поезд должен был вот-вот тронуться, и, когда он подъезжал, машинист дал гудок. Лошадь генерала испугалась и вскинулась на дыбы, выбросив его из седла. Упав на пути, он жестоко пострадал. Я не медик, как вам прекрасно известно, так что подробности пусть вам объясняет главный хирург. Он ждет вас в госпитале. - Скотт устремил на Линкольна пронзительный взгляд. - Как идет война? Полагаю, ваши генералы все крепче сжимают кольца моей анаконды вокруг мятежников? (Речь идет о плане "Анакондам, согласно которому наступление на войска южан должно было вестись одновременно с запада, севера и юга в сочетании с морской блокадой Южных штатов.)

     - Искренне надеюсь. Хотя, конечно, война - штука сложная.

     - Что дает нашему наполеончику очередной повод для медлительности и колебаний, - проговорил генерал с нескрываемой желчностью и гневом. С той поры, когда Макклеллан занял его место во главе армии на Потомаке, всякое поступательное движение прекратилось, наступление с черепашьего шага замедлилось до полной остановки. В каждом жесте и слове Скотта сквозило, что, будь армия под его началом, сейчас она уже стояла бы в Ричмонде. Но Линкольн отнюдь не собирался пускаться в домыслы на сей счет.

     - Зима - скверная пора для армейской службы. А-а, вот и госпиталь наконец!

     - Мой адъютант проводит вас.

     Скотт был настолько толст, что потребовались совместные усилия трех человек, чтобы усадить его в карету; вскарабкаться же по лестнице госпиталя он чувствовал себя просто не в состоянии.

     - Рад был повидаться, Уинфилд.

     Генерал промолчал. Выбравшись из кареты, президент подошел к остальным, и все вместе отправились в госпиталь вслед за ожидавшим их офицером. Хирург оказался пожилым человеком с длинной седой бородой, за которую он себя рассеянно дергал во время разговора.

     - Травматический удар по позвоночнику, вот здесь, - протянув руку поверх плеча, врач постучал пальцами между лопатками. - Видимо, генерал спиной упал на рельсы. По моей оценке, удар был очень силен, все равно что удар кувалдой по хребту. Сломано как минимум два позвонка, но причина нынешнего состояния генерала в другом. Поврежден спинной мозг, разорваны нервные волокна. Это повлекло за собой прекрасно знакомый нам паралич. - Он вздохнул. - Тело парализовано, конечности обездвижены и дышит он с большим трудом. Хотя в подобном состоянии пациенты обычно могут есть, для поддержания жизнедеятельности этого недостаточно... Пожалуй, просто счастье, что пациенты с подобными травмами неминуемо умирают.

     Визит в Вест-Пойнт, начинавшийся так замечательно, завершился несчастьем. В вагоне поезда, отъезжающего от станции, царило удрученное молчание. Стэнтон сидел спиной к паровозу, глядя на пролетающие мимо снежные поля. Напротив него Линкольн тоже смотрел в окно, но мысленно видел только бесчисленные проблемы военного времени, осаждающие его со всех сторон. Сидевшие через проход от них секретари разбирали стопку документов, взятых на оружейном заводе.

     - Генерал Рипли был не из тех, с кем так уж легко поладить, - заметил Линкольн спустя долгих десять минут после отъезда со станции. Стэнтон молча кивнул в знак согласия. - Но он нес грандиозную ответственность и справлялся с ней весьма профессионально. Он мне говорил, что должен снабжать снарядами и патронами более шестидесяти типов вооружения. Тем, что мы сражаемся - и, хочется верить, победим, - во многом мы обязаны именно его трудам. Что же теперь будет?

     - Его заместителем довольно долго был генерал Рамси, - сообщил военный министр. Линкольн кивнул.

     - Я как-то раз с ним встречался. Ответственный офицер. Но достаточно ли он квалифицирован для подобного поста?

     - Более чем, - ответил Стэнтон. - Встречаясь с ним в министерстве, я просматривал все его рапорты и передавал их вам, когда они имели отношение к делу. Пожалуйста, не сочтите за дерзость, - или что я дурно говорю о мертвом, - но Рамси талантливый офицер современной школы.

     - В то время как Рипли был крайне консервативен, как всем нам известно.

     - Более чем консервативен. Ко всякому новому оружию или изобретению он относился с крайней подозрительностью. Он знал, каким было оружие и как его использовали. Знал, какие войны были выиграны таким оружием, и был этим вполне доволен. По-моему, он не одобрял вообще никаких нововведений. Но прежде чем принять решение, вам следует встретиться с генералом Рамси, мистер Линкольн. Тогда и определитесь. Думаю, его подход покажется вам более чем интересным.

     - Тогда переговорите с моим секретарем и организуйте встречу. Завтра же. Этот важный пост не может оставаться вакантным ни секундой дольше, чем требуется.

 

БРИТАНСКИЙ УЛЬТИМАТУМ

 

     - Миссис Линкольн сказала, что вчера вечером вы, почитай, и не обедали, и теперь должны явиться завтракать.

     Кекли давно переросла роль чернокожей служанки; в ее словах президент отчетливо услышал эхо голоса жены. Поначалу Мэри наняла ее в качестве швеи, но со временем взаимоотношения изменились, так что Кекли заняла в семье неопределенное, но важное место.

     - Всего одну минуточку, сейчас спущусь...

     - Она сказала, что вы всенепременно так и скажете, и чтоб я не верила.

     Кекли продолжала стоять в дверях немым укором, и Линкольн со вздохом поднялся.

     - Ступай вперед. Надеюсь, ты веришь президенту на слово, что я пойду за тобой по пятам.

     Холл, как всегда, был забит просителями, желающими получить работу в правительстве. Линкольн прокладывал себе дорогу среди них, как корабль в бурном море. Если обратишься хотя бы к одному, придется говорить со всеми.

     Уже не в первый раз Линкольна поразила давно устоявшаяся практика, открывающая всем и каждому беспрепятственный доступ в президентский особняк.

     Ну конечно, Америка, общество равных возможностей. Но Линкольн начал понемногу склоняться к мнению, что у полнейшей открытости есть свои минусы.

     С тяжким вздохом отворив дверь столовой, он удовлетворенно с шумом захлопнул ее за собой.

     Стол был уже накрыт - булочки на пахте с медом, любимое семейное кушанье.

     - Начни с них, отец, - сказала Мэри. Тут в комнату с громким топотом ворвались мальчики.

     - Хвать-похвать! - крикнул Тэд, бросаясь к отцу и обнимая его за ногу. Вилли, всегда более сдержанный, присел к столу.

     - Тэд, прекрати! - приказала Мэри, но мальчонка пропустил ее слова мимо ушей, взбираясь на отца, как на дерево, попутно сминая и без того мятые брюки и пиджак. И не останавливался, пока с видом триумфатора не взгромоздился отцу на плечо. Линкольн дважды обошел вокруг стола, а Тэд визжал от восторга, пока отец не опустил его на стул. Вилли уже полил свои булочки медом и старательно пережевывал огромный кусок.

     Кекли и Мэри принесли другие блюда, а также свежезаваренный горячий кофе. Линкольн наполнил свою чашку и понемногу потягивал кофе, пока стол заполнялся все новыми и новыми аппетитными блюдами. Под бдительным надзором Мэри президент подцепил вилкой пряную виргинскую колбаску, взял немного кукурузной каши и полил все это каким-то жгучим соусом. Ел медленно, мысленно пребывая за сто миль от уютной семейной сцены. Все эта война, бесконечная, омерзительная война. Ясно увидев это в его глазах, Мэри молча пожала плечо мужа и тоже села за стол. Она-то питается хорошо, даже чересчур, если теснота платья что-нибудь значит.

     Потом пошла принести мальчиками еще молока, а когда вернулась, его уже не было; еда на тарелке почти не тронута. Он слишком много трудится и слишком мало ест. И все время тощает. Эта война пожирает его. Наверное, уже сидит в своем кабинете, а свидеться с ним, быть может, до завтра уже не удастся.

 

***

 

     - Джон, - сказал Линкольн. - Я хочу продиктовать вам письмо.

     Для записи под диктовку Хей разработал собственную систему стенографирования. Последовал очередной меморандум генералу Макклеллану, в котором президент ставил ребром вопросы о возможности продвижения вперед армии на Потомаке. Под конец в голосе Линкольна звучало нескрываемое раздражение.

     - Долго ли вам требуется собираться, чтобы перейти к действиям? У вас есть армия, у вас есть новобранцы, и все они хорошо обучены, если верить рапортам. Но чтобы выиграть войну, армию надо использовать в бою. Ричмонд должен быть взят. На этом заканчивайте и телеграфируйте немедленно. А теперь развеселите меня, Джон. Поведайте какие-нибудь добрые вести, принесенные утренними докладами.

     - Добрые вести и в самом деле есть, сэр. Мы уже заняли Шип-Айленд, сопротивление полностью подавлено. Устье Миссисипи довольно близко к этом острову, так что тамошняя часть флота, ведущего блокаду, теперь хорошо обеспечивается. Новые вести с моря. Военный корабль США "Сантьяго-де-Куба" остановил британскую шхуну "Эжени Смит" близ устья реки Рио-Гранде.

     - Причины приводятся?

     - Разумеется. Капитан Дэниел Риджли объясняет, что британское судно останавливалось в техасском порту. Его подозрения подтвердились, когда на борту судна был обнаружен хорошо известный торговый агент конфедератов - Дж. У. Захари, купец из Нового Орлеана. Его сняли со шхуны, после чего позволили ей следовать дальше.

     - Это лишь подольет масла в огонь, разгоравшийся из-за "Трента", - утомленно покачал головой Линкольн. - Это все?

     - Нет, сэр. Мятежники настолько уверены в скором падении Саванны, что жгут весь хлопок на пристанях и в полях. На море канонерская лодка "Пингвин" перехватила контрабандное судно, пытавшееся проскочить в Чарльстон. Груз весьма богатый. В декларации упоминаются ручное оружие, боеприпасы, соль, провизия всякого рода. Не только модная мануфактура из Франции, но и седла, упряжь и кавалерийское снаряжение на сумму около ста тысяч долларов.

     - Превосходно. Они потеряли, мы нашли. Министр юстиции еще не пришел?

     - Сейчас схожу поглядеть.

     Как только Эдуард Байте вошел, Линкольн поднял глаза от разложенных на столе бумаг и сказал:

     - Я хочу занять минутку вашего времени. Завтра я должен выступить перед Конгрессом с отчетом о состоянии дел Союза. О том, что Союз в опасности, им должно быть известно, но я должен посулить им какую-то надежду на будущее. Вы позволите зачитать вам выдержки из намеченной речи и выслушать ваше мнение?

     - С удовольствием приму на себя эту обязанность.

     Слегка откашлявшись, президент начал:

     - Союз должен быть сохранен, и посему в ход должны идти все необходимые средства. Но не следует поспешно решать, что столь уж необходимыми являются радикальные и крайние меры, каковые могут обрушиться и на лояльных, и на вероломных. Сбор средств для продолжения войны и победы в ней настолько же неизбежен, насколько необходим. - Линкольн поднял глаза, и Бэйтс кивнул.

     - Согласен. Полагаю, речь о налогах. Для финансирования боевых действий они вновь должны быть повышены. И нужно объявить новый набор в армию. Вы обязаны идти вперед, невзирая на призывные бунты среди ирландских иммигрантов в Нью-Йорке - Ценю вашу поддержку. Мне придется также остановиться на общественных установлениях, ибо мы поминутно должны осознавать, ради чего ведем эту войну, - Президент перешел к следующей странице. - Труд предшествует капиталу и не зависит от него. Капитал - лишь продукт труда, и никогда не возник бы, если бы прежде не возник труд. Но капитал обладает своими правами, ничуть не менее достойными защиты, чем всякие другие.

     Бэйтс, и сам проницательный политик, прекрасно понимал, что умиротворить надо все заинтересованные стороны. Рабочие, отдающие свой труд и свои силы во имя войны, несомненно, заслужили признание своего радения.

     Но в то же время и фабриканты не должны считать, будто они в одиночку несут налоговое бремя военного времени. Но когда Линкольн зачитал отрывок о проблеме негров, Бэйтс отрицательно затряс головой, перебив президента:

     - Вам же известно мое мнение на сей счет, господин президент. Я считаю колонии свободных негров весьма отдаленной перспективой.

     - А не следовало бы. Место можно найти - скажем, в одной из Америк, где-нибудь южнее, где можно основать независимую колонию. Если негров убрать из уравнения, повод для продолжения войны просто-напросто исчезнет.

     - Но я беседовал со свободными неграми здесь, на Севере, и они считают подобный подход опрометчивым. Они считают себя такими же американцами, как и мы, и отнюдь не питают желания отправляться за тридевять земель. Насколько я понимаю, когда вы примете делегацию свободных негров, они скажут вам то же самое.

     Не успел Линкольн ответить, как раздался стук в дверь и вошел Николай.

     - Извините, что помешал, но прибыл генерал Рамси. Вы хотели встретиться с ним как можно раньше. Он ждет за дверью.

     - Отлично. Пусть войдет, как только мы закончим. - Президент повернулся к министру юстиции:

     - Позже обсудим это более детально. Я тверд в своем убеждении, что это настоящее решение наших проблем.

     - Мне трудно такое говорить, господин президент, но мне кажется, что в этом вопросе вы окажетесь в полнейшем одиночестве. Быть может, идея отыскать подобные колонии мудра - но кто в них отправится? Добровольно негры не согласятся, тут царит почти полное единодушие. Но можем ли мы отправить их туда в кандалах? Прежде всего такое ничуть не лучше, если не хуже, чем работорговля, из-за которой они оказались здесь. С глубочайшим уважением я прошу вас пересмотреть это решение, приняв к сведению все привходящие аспекты.

     Как только Бэйтс удалился, в кабинет пригласи ли Рамси - рослого, одетого в простой синий мундир, лишенный аксельбантов и прочих украшений, столь обожаемых остальными штабными офицерами. Инженер по складу ума, он явно уделял технике - и войне - гораздо больше внимания, чем блистательному мундиру. Войдя, он вытянулся в струнку и сел лишь после того, как Линкольн указал на стул.

     - Этот несчастный случай с Рипли - событие трагическое, весьма трагическое.

     Кивнув, Рамси на миг задумался, прежде чем заговорить, будучи человеком решений твердых, но отнюдь не поспешных.

     - Он был хорошим офицером, господин президент, и отважным воином.

     Совсем не так хотелось ему уйти.

     - Ничуть не сомневаюсь. Нет ли новостей о его состоянии?

     - Только те, что он слабеет и дышит с большим трудом. Доктора считают, что долго ему не продержаться.

     - Весьма сожалею. И все же, несмотря на потери, война идет дальше. А жизненно важная работа генерала Рипли должна продолжаться. Вы ведь были некоторое время его помощником? - Был.

     - Значит, не мне рассказывать вам о важности материального снабжения, о том, как оно жизненно важно для нашей страны?

     - Совершенно согласен, господин президент. Нам обоим известно, что войну не выиграть без постоянного притока оружия и боеприпасов. Мы всегда снабжались лучше противника и не должны отступать от этого правила, если хотим победить.

     - Да будет так всегда, торжественно кивнул Линкольн. - Я как раз консультировался со своим Кабинетом по этому вопросу. Военный министр Камерон весьма высокого мнения о вас. Он полагает, что вы идеальная кандидатура на пост главы бюро материального снабжения. Что вы думаете по этому поводу?

     - Я знаю, что работа мне по плечу, сэр. Но прежде чем будет одобрено какое-либо назначение, полагаю, вам следует знать, что мы с генералом Рипли не находили общего языка по целому ряду вопросов. Но что более существенно, наши воззрения на один весьма весомый предмет расходились диаметрально.

     Когда я был его подчиненным, честь налагала на мои уста печать молчания касательно этого, но теперь, по-моему, я обязан открыться. Мной движет не злоба и не зависть. Я убежден, что был хорошим и лояльным помощником генерала Рипли. Когда он был жив, мне даже в голову не приходило вслух высказаться о наших разногласиях. Но теперь все переменилось. Если я займу этот пост, то не смогу не внести перемен, которые считаю необходимыми.

     - Я восхищен честностью, побудившей вас открыться. Что являлось яблоком раздора?

     Офицер вдруг смешался, и потянулись долгие секунды, пока он пытался взять себя в руки. Сперва потупился, Потом устремил взгляд за окно. Наконец сел еще прямей, будто аршин проглотил, и собрался слухом.

     - Генерал твердо верил в достоинства стандартных ружей, заряжаемых с дула. Они хорошо зарекомендовали себя, надежны и при соответствующей выучке обеспечивают неплохую скорострельность.

     - А вы с этим не согласны?

     - Конечно, согласен, господин президент. Но мы живем в век прогресса.

     Я вижу новые изобретения чуть ли не каждый день. Я убежден, что их надо проверять и проверять, но я также убежден в достоинствах винтовок, заряжаемых с казенной части. Мы подвергли испытаниям несметное количество образцов, и, откровенно говоря, большинство из них просто никчемны. Их заклинивает, они взрываются, очень часто ломаются, а ухаживать за ними очень Трудно. Но были и две винтовки нового типа, которые мы исследовали и обстреливали весьма долго, два ружья, стоящие особняком от остальной массы.

     Винтовка системы Спенсера и снайперская. Я хотел заказать изрядные партии и той и другой, но генерал Рипли решительно воспротивился. Посему не было сделано ничего.

     - А он не объяснил, почему воспротивился? Рамси Замялся с ответом. Так и не дождавшись от него ни слова, Линкольн сам нарушил молчание:

     - Я ценю вашу лояльность по отношению к своему непосредственному армейскому начальству. Но, говоря честно и откровенно, ему вы не повредите - и сделаете громадный вклад в общее дело. Если это поможет, то я, будучи вашим главнокомандующим, могу приказать вам доложить все, что вам известно.

     - Это не понадобится, сэр, - с трудом выдавил Рамси. - Тут дело в... ну, вопрос спорный. Генерал считал, что зарядка ружья с казенника будет поощрять солдат на растрату боеприпасов попусту. Я же не считаю подобные затраты пустыми, ибо роль солдата - стрелять по врагу.

     - Согласен, Рамси, Согласен. Вы должны организовать демонстрацию своих замечательных винтовок при первой же возможности. Это будет вашим первым поручением в новом качестве начальника департамента материального снабжения. Больше вы мне ни о чем не хотите поведать?

     - Ну-у, о полковнике Бердане (Любопытно отметить, что впоследствии полковник Бердан участвовал в разработке российской винтовки, принятой на вооружение в русских войсках. Отсюда и се название - "берданка") и его снайперском полке. Вы слыхали о нем?

     - Докладная записка лежит где-то у меня на столе. Это ведь он снарядил полк за свой счет, да? И каждый из его подчиненных бьет без промаха.

     - Так точно. Но и здесь я опять-таки не виню генерала Рипли за твердые убеждения. Но люди Бердана обременены револьверной винтовкой Кольта - подобием револьвера, только с длинным стволом. Они дают осечки и... ну, в общем, ничего хорошего о них не скажешь. Выбор откровенно неудачный. На самом деле им нужны снайперские винтовки, заряжающиеся с казенной части.

     Такая винтовка в руках меткого стрелка - инструмент точный.

     - Позаботьтесь, чтобы они их получили. Отдав честь, генерал удалился.

     Отличный человек, великолепно справится с работой. Линкольну вдруг пришло в голову, что трагический случай с генералом Рипли мог быть благословением свыше - вмешательством Вседержителя, подмогой в этой войне. Смерть одного человека во спасение бесчисленного множества других. Но Линкольн отбросил эту недобрую мысль. Что ж, если Всевышний и в самом деле на их стороне, лично он отнюдь не против. Быть президентом Соединенных Штатов - значит нести на себе груз бесчисленных обязанностей, и отнюдь не последнюю скрипку тут играет великая война, начавшаяся, как только он был избран. Победа в войне имеет наивысший приоритет, и всякая помощь - особенно помощь Всемогущего - будет принята с благодарностью.

     А всего в каких-то шестидесяти милях от Белого дома, в городе Ричмонд, штат Виргиния, президент Конфедерации бился с бременем таких же непреодолимых проблем и приоритетов, как и президент Соединенных Штатов. Но Джефферсон Дэвис, лишенный силы и выносливости Линкольна, находился в куда менее выгодном положении. Для президента Конфедерации, вечно хворого из-за перенесенного много лет назад сильнейшего воспаления легких, да вдобавок страдающего куриной слепотой, каждый день являл собой битву против неутихающей боли. Ни одна живая душа ни разу не слыхала от него и слова жалобы. Джентльмен не унижается ни перед кем. Сегодня ему мешало сосредоточиться воспаление среднего уха, и он изо всех сил бился, чтобы не показать, как донимает его мучительная боль.

     Юг болел, как и его президент. Зима выдалась холодная, абсолютно все запасы подходили к концу. А список погибших в боях все удлинялся, что южане старались не замечать, тщились не терять надежды, поддерживать боевой дух на высшем уровне. Песни и собрания вроде бы помогали, но блокада взимала тяжелую дань, да и начала сказываться нехватка всего подряд, всего - кроме доблести.

     На днях Дэвис назначил нового военного министра, искренне надеясь, что тот поможет ему справиться с бесчисленными трудностями в снабжении войск.

     Джефферсон Дэвис постучал пальцем по толстой стопке бумаги, высившейся перед ним на столе.

     - Иуда, вы знаете, почему я вас назначил на место Лероя Уокера?

     Сочтя вопрос риторическим, Иуда П. Бенджамин улыбнулся в ответ. Его скрещенные руки уютно покоились на обширном животе.

     - Лерой отличный человек и настоящий работяга. Но у него слишком много врагов в правительстве. По-моему, ему приходилось больше времени тратить на сражения с ними, чем с янки. Вот. - Дэвис подвинул бумаги через стол. - Ознакомьтесь с этим и подумайте, не найдет ли новый военный министр каких-либо новых решений. Вот почему вы получили эту должность. Вы - мирный человек. Иуда, убеленный сединами государственный муж, имеющий много друзей. Вы можете положить конец грызне и позаботиться о том, чтобы вся упряжка тянула в одну сторону. Ознакомившись с этими рапортами, вы увидите, что нам не хватает буквально всего, но главным образом пушек и пороха. Не будь мы сельскохозяйственной нацией, мы оказались бы в ужасающих тисках. При нынешнем же положении дел каждый доброволец, вступая в наши ряды, приносит свое оружие. Но нам нужны не одни только мушкеты. Чтобы выиграть эту войну, надо отыскать пушки и порох.

     - Как я понимаю, господин президент, в битве у Боллс-Блаф было захвачено изрядное количество боеприпасов.

     - Это и в самом деле так. То была великая победа, и синепузые так спешили отступить, что бросали оружие. Наша первая победа со времени Булл-Рана. Это помогло, но не надолго. Также поступают донесения о захвате фуражиров янки. Все это хорошо, но все-таки недостаточно хорошо. Нельзя же рассчитывать, что единственным поставщиком для нас будет Север. На фронтах сейчас царит затишье, и мы должны воспользоваться преимуществами этой передышки. Армии северян Макклеллана пока что прикованы к месту, но мы можем с уверенностью ожидать каких-либо боевых действий на полуострове по весне. Но больнее, мучительнее всего ранит нас морская блокада. Вот почему мы бросаем все имеющиеся ресурсы, чтобы снарядить броненосную "Виргинию" для битвы. Когда она выйдет в море, в ней воплотятся все наши упования, что она разорвет кольцо блокады и потопит флот северян. После этого мы сможем доставлять грузы целыми кораблями. В Британии ждут не дождутся нашего хлопка, и на прибыли от него мы сможем купить и порох, и пушки, и припасы, в которых так отчаянно нуждаемся.

     Пока президент говорил, Бенджамин неторопливо перелистывал бумаги.

     Джефферсон Дэвис извлек ворох газетных вырезок.

     - С Севера. Они там распустили хвосты, как павлины, раздувшись от гордости по поводу пленения Мейсона и Слайделла. Пусть себе бахвалятся "начинаю подозревать, что тут украдкой вмешалось само провидение, и провозглашаю, что, сидя в темнице янки, эти двое джентльменов делают для Конфедерации куда больше, чем могли бы сделать в Европе. Британцы прямо вне себя из-за столь вопиющего вторжения на их территорию. Полагаю, в данный момент все тамошние верфи до единой строят для нас либо контрабандные суда, либо рейдеры. А самое восхитительное здесь то, что янки сами накликали да себя беду. Как бы ни старались мы сами, нам не удалось бы так поспособствовать успеху.

     Согласен, господин президент, решительно согласен. Наши послы в Бостоне отлично справляются со своим делом. Давайте Же возблагодарим Господа и помолимся, дабы они оставались в темнице, пока британцы будут распаляться все более и более. Их следует восславить за прозорливость, побудившую отдаться в руки янки.

     Лорд Пальмерстон сидел в глубоком кресле перед камином, наслаждаясь теплом рдеющих углей. Его вытянутая правая нога покоилась на груде подушек, вокруг закрытых глаз залегли морщинки боли. Услышав, как дворецкий объявил о приходе лорда Джона Рассела, Пальмерстон открыл глаза.

     - А, Джон, входите! Налейте себе портвейна - и мне тоже, пожалуйста.

     Будьте так добры, большой бокал. - Пригубив вина, он почмокал губами, потом поморщился и указал на вытянутую ногу. - Подагра. Досаждает адски, прямо-таки смертно Терзает, как пламя адово. Наши шарлатаны-лекари просто бессильны. Я пью все их гадкие снадобья, но это ни капельки не помогает. Они пытаются взвалить всю вину на портвейн, вот ведь чушь какая. А на самом деле портвейн - единственное, что помогает хотя бы капельку. Впрочем, довольно об этом Перейдем к вещам более важным. Вы должны мне все поведать. Как прошло во дворце?

     - Отлично. Ее Величество согласилась, что мы должны принять все меры для усиления нажима на американцев, даже прежде того, как им представится возможность ответить на наш ультиматум. С прискорбием сообщаю, что дела принца Альберта весьма плохи. Теперь врачи уверены, что его бронхит куда более опасен, нежели они ранее полагали. Считают, что у него налицо все симптомы тифозной горячки, - Скажите пожалуйста! Но ведь он не был на юге, даже Лондон не покидал.

     - В том не было нужды Вам же ведомо, как смердит канализация в Виндзорском замке. Клоака! В ее недрах может таиться что угодно Никто и пальцем не пошевелил, чтобы улучшить тамошние клозеты и стоки. Из старой канализации возносятся пагубные испарения; из-за смрада выгребных ям иные части замка почти непригодны для обитания. Я удивлен, что эти миазмы не свалили с ног больше никого.

     - Несчастный Альберт, бедный человек!

     - Если от его болезни и есть какой-то прок, то же монарший гнев.

     Королева считает, что силы его были и без того подорваны, и не следовало ему браться за наш ультиматум. Она однозначно уверена, что он отдал свои силы за нашу страну, боится, что может - о, ужасная мысль! - даже отдать свою жизнь. И во всем, во всем она винит американцев К каким бы мерам мы ни прибегли, она не сочтет их чересчур жесткими.

     - Какая чудесная женщина - и настоящий дракон, восставший на защиту Святого Георгия. Что же мы предпримем первым делом?

     - Первым делом продемонстрируем янки непреклонность воли.

     - Непреклоннее каковой не сыскать.

     - Пересмотрим свое решение соблюдать нейтралитет в отношении снабжения боеприпасами обеих воюющих сторон Можем объявить эмбарго на поставки Северу селитры - одного из главных ингредиентов пороха.

     - Замечательное начало. А если мы хотим сделать все должным образом, то запретим еще и поставки боеприпасов и прочего военного снаряжения. Надо ударить их по больному месту.

     - А заодно приготовиться побряцать перед ними сталью. Прямо сегодня в Канаду отплыли два военных транспортных корабля Мне говорили, зрелище было весьма воодушевляющее, оркестры играли сперва "Британские гренадеры", а затем "Дикси"(Так могла называться любая из нескольких популярных песен Конфедерации - скорее всего, песня Дэниела Д. Эммета "Край Дикси". Так называют регион на юго-востоке Соединенных Штатов, обычно отождествляемый со штатами, вошедшими в Конфедерацию). Но возникла и небольшая заминка Как вы помните, мы отрядили для отправки в Канаду еще один полк и артиллерийскую батарею.

     - Помню, - нахмурился Пальмерстон. - Но я полагал, что в настоящее время они в море или уже прибыли в упомянутую провинцию.

     - Они все еще в казармах. Канадцы заявляют, будто не располагают ни квартирами, ни палатками для них...

     - Чушь! Это закаленные войска, способные жить и сражаться в самой неблагоприятной обстановке. Издайте приказ об их немедленной отправке: Кроме того, я предлагаю не дожидаться военного флота с их транспортом. Я буквально наяву слышу их аргументацию в пользу отсрочки. Наймите кюнардовский (В те годы английская пароходная компания, основанная Сэмюэлом Кюнардом, практически захватила монополию По части гражданских трансатлантических перевозок.) пароход. Какова численность наших регулярных войск в Канаде?

     - Боюсь, в настоящий момент там расквартировано всего пять тысяч человек.

     - Так дальше нельзя. Видит Бог, надо было покончить с этими колонистами еще в тысяча восемьсот четырнадцатом У нас были силы для этого.

     Мы ведь сожгли их города Буффало и Вашингтон, не так ли? Мы бы победили, если б не французы. Что Ж, после драки кулаками и всякое такое... Каково наше нынешнее положение на море? Как обстоят дела с флотом, находящимся у берегов Северной Америки?

     - Вполне адекватно, значительно более тридцати судов Три линкора, а также фрегаты и корветы.

     - Хорошо, но недостаточно. Американцы должны узреть, что мы никоим образом не шутим. Оба южных посланника должны быть отпущены, извинения должны быть принесены. В своих требованиях мы непреклонны. Сейчас, когда за нашей спиной стоит вся страна, мы не можем выказать ни слабости, ни робости.

     Какое сегодня число?

     - Двадцать первое декабря.

     - Как раз сегодня лорд Лайонс должен предъявить наш ультиматум американцам. Событие, несомненно, исключительно достопамятное. А сейчас еще немного портвейна, будьте любезны.

     ... Лорд Лайонс ненавидел вашингтонскую погоду - тропическая жара и влажность летом, арктический мороз зимой. Карета скользила по снежной слякоти, то и дело подскакивая и встряхивая его, как горошину в стручке. В конце концов доехав до дома, он выбрался из кареты, поспешно протопал через мокрый снег и вошел в холл, с шумом захлопнув дверь за собой. Приняв у него выбеленное снегом пальто, слуга распахнул дверь в кабинет, где в камине уютно потрескивал огонь.

     - Уильям! - позвал Лайонс, согрев руки перед огнем. В комнату беззвучно скользнул секретарь. - Возьми бумагу и чернила. Я встречался с американцами и должен незамедлительно написать отчет лорду Пальмерстону.

     Утро было просто ужасным. Этот Сьюард хладнокровен прямо-таки как рыба.

     Прочел нашу ноту и Даже бровью не повел при виде требований и приказаний, содержащихся в ней. Ухитрился даже напустить на себя скучающий вид, когда я сказал ему, что мы должны получить ответ в течение недели. Я уверил его, что если наши требования не будут удовлетворены, я изыму свой паспорт и вернусь в Британию. В ответ он улыбнулся, будто эта идея его восхитила!

     Секретарь лишь понимающе кивнул, зная, что он всего лишь свидетель, а не участник беседы.

     Лайонс - невысокий, полный, наделенный вкрадчивыми манерами, характерными для человека себе на уме, - расхаживал взад-вперед перед камином, тщательно подыскивая слова. Уильям молча занес гусиное перо над бумагой.

     - Обычные выражения почтения, сами знаете. Далее: ваши требования об освобождении эмиссаров Конфедерации, господ Мейсона и Слайделла, вручены мной сегодня государственному секретарю Сьюарду. Я убежден, что если мы воздержимся и на сей раз, не преподав нашим здешним друзьям доброго урока, то в ближайшее время столкнемся с тем же самым затруднением. Как только они прочтут упомянутый ультиматум, не праведность их действий станет для них очевидной. Необходимость либо сдаться, либо вступить в войну подействует на них весьма благотворно. Хотя вынужден отметить, встречены наши требования были весьма холодно.

     Тишину в комнате нарушали потрескивание дров в камине да негромкий скрип пера по бумаге. Внезапно Лайонса пробрал мороз, и он снова поднес руки к теплу. Неужели будет война? Неужели в конце концов дойдет и до этого?

     Эта мысль вселила в его душу восторг, хотя и подействовала весьма удручающе. Одно дело война против аборигенов, а против вооруженного, опасного врага - совсем другое. Но страна расколота надвое, и Север уже бьется не на жизнь, а на смерть. Зато Британия пребывает в мире с остальной планетой, и если дело дойдет до схватки, сможет черпать силы из неиссякаемого источника величайшей империи в мире. Богатейшей империи всех времен. Америка ухитрилась ускользнуть из британской хватки, но это можно поправить. Этот материк - сущий рог изобилия, с ним слава империи воссияет еще ярче.

     Быть может, война все-таки не такая уж скверная идея.

 

НАД ПРОПАСТЬЮ

 

     Доктор Дженнер закрыл дверь спальни принца Альберта с предельной осторожностью, потихоньку отпуская ручку, чтобы не допустить даже тишайшего лязга металла о металл. Королева Виктория смотрела на него широко распахнутыми глазами, в которых застыли испуг и дурные предчувствия; пламя свечи в ее дрожащей руке плясало и коптило.

     - Скажите... - почти бездыханно произнесла она.

     - Спит, - сообщил доктор. - Очень добрый знак.

     - Ну конечно, добрый! - Виктория чуточку воспрянула духом. - Прошло уж я не знаю сколько дней с тех пор, когда он смежал веки хоть на минутку, если вообще ложился.

     - Как и вы, если на то пошло. Она лишь пренебрежительно махнула маленькой пухлой ручкой.

     - Я не больна, это о нем вы с сэром Джеймсом должны тревожиться. Я спала на раскладной кровати у него в гардеробной. А вот он все ходит и ходит, и не ложится, а ведь он так исхудал! По-моему, иными ночами он вообще не спит. И не ест! У меня прямо сердце разрывается, когда я вижу его таким.

     - Развитие его желудочной лихорадки идет своим чередом, так что храните терпение. Вы можете оказать грандиозную помощь, взяв на себя то, чего не сделать больше никому. Вы должны позаботиться, чтобы он каждый день кушал хоть что-нибудь. Пусть даже жидкую кашку, ведь чтобы одолеть болезнь, его организму нужно подкреплять свои силы. - Дженнер взял свечу из ее дрожащих рук и поставил на стол рядом с кушеткой. - Вам лучше присесть, мэм.

     Виктория села, как ведено, раскинув юбки. Попыталась спокойно сложить руки на коленях, но вместо этого принялась неустанно сплетать и расплетать пальцы.

     - Я сегодня виделся с лордом Пальмерстоном, - продолжал Дженнер. - Он весьма озабочен состоянием здоровья принца и внес предложение, каковое я полагаю чрезвычайно ценным. Конечно, я весьма квалифицирован, но не вижу причины, почему бы другим медикам...

     - Со мной он тоже беседовал. Можете не продолжать.

     - Но его предложение весьма разумно. Я не буду ничуть уязвлен, если для консультации будет приглашен другой врач или даже созван консилиум.

     - Нет. Вмешательство Пальмерстона мне не по душе. Доктор моего дорогого муженька - вы, вы же им и останетесь. Эта стремительная горячечная инфлюэнца и расстройство желудка скоро пройдут, как бывало прежде. По крайней мере сейчас он отдыхает. Пусть поспит.

     - В его состоянии это лучшее лекарство на свете...

     Будто в опровержение его слов пламя свечи вдруг заколебалось от сквозняка, потянувшего из распахнувшейся двери спальни. На пороге стоял принц Альберт, придерживая на груди распахивающийся халат; его бледная кожа обтягивала скулы, как пергамент.

     - Я проснулся... - сказал он слабым голосом и хрипло закашлялся, содрогаясь всем своим хрупким телом.

     Дженнер подскочил с места.

     - Крайне настоятельно рекомендую вам немедленно вернуться в постель!

     Довольно одного лишь ночного холода!

     - Почему? - с глубочайшей безысходностью в голосе спросил Альберт. - Я знаю, насколько серьезно болен. Мне знакома эта лихорадка, мой старый враг, и, зная ее, я понимаю, что никогда не оправлюсь.

     - Что ты, что ты! - воскликнула королева. - Пойдем, дорогой, ляг в постель. Я тебе почитаю, чтобы ты уснул.

     От слабости не в силах даже протестовать, Альберт лишь покачал головой с тевтонской безысходностью и, опираясь на руку жены, шаркающими шажками двинулся через комнату. Своих шлепанцев он не надел, но к длинной ночной сорочке, которую он предпочитал, были пришиты подошвы из ткани, обеспечивая хоть какую-то защиту от холода. Пока Виктория укладывала мужа в постель, доктор Дженнер зажег ночник на прикроватном столике, после чего, тихонько отступив, поклонился и вышел.

     - Теперь поспи, - промолвила королева.

     - Не могу.

     - Тогда я тебе почитаю. Твою любимую, Вальтера Скотта.

     - Как-нибудь в другой раз. Скажи-ка... о войне с Америкой все еще говорят?

     - Тебе не следует беспокоиться из-за политики. Теперь пусть у других голова болит о государственных делах.

     - Я должен был сделать больше. Этот ультиматум не следовало отсылать.

     - Тес, дражайший мой. Если Скотт не годится - почему бы не взять фон Энзе? Ты ведь всегда обожал его труды.

     Альберт кивнул в знак согласия, и она сняла книгу с полки. Альберт и в самом деле больше всех прочих книг чтил мемуары Фарнхагена фон Энзе, знаменитого воина и дипломата. А услышав немецкую речь, полившуюся из уст супруги, принц вроде бы немного утешился. Через какое-то время он задышал ровнее, и королева увидела, что Альберт спит. Погасив лампу, она при мерцающем свете углей в камине его спальни отыскала дорогу к двери гардеробной и к своей импровизированной постели.

     Назавтра настало одиннадцатое декабря - самый холодный день самого холодного месяца. Леденящие морозы вцепились в Англию и Лондон мертвой хваткой. Здесь же, в каменных стенах замка, среди промозглой сырости выстуженных коридоров, стало даже холоднее, чем на улице, если только такое возможно. Слуги растопили все камины, но холод не отступал.

     В полдень Альберт все еще находился в постели и даже не просыпался.

     Когда доктор Дженнер пришел осмотреть пациента, дочь Виктории Алиса дежурила у постели вместе с матерью.

     - Он спит хорошо, ведь правда? - не без опаски поинтересовалась королева. - Это перемена к лучшему?

     Доктор кивнул, но не отозвался ни словом. А прежде чем проверить пульс пациента, пощупал его лоб. И наконец неумышленно сумрачно проронил:

     - Это переломный момент. Но не следует забывать, что он крайне слаб...

     - Что вы такое говорите? Вы что, потеряли всякую надежду?

     Молчание доктора было красноречивее слов.

     Больше Виктория против консилиума не возражала. Теперь за принцем ухаживали и другие доктора. Дженнеру помогали пять специалистов, переговариваясь между собой приглушенным шепотом, так что королева не могла разобрать ни слова. Когда она совсем расстроилась, Алиса ласково увела ее из комнаты и послала прислугу за чаем.

     Два дня принц лежал очень тихо, лицо его приобрело землистый оттенок, дыхание давалось ему с большим трудом. Виктория не отходила от постели мужа, держа его бледную руку и чувствуя, как ослабевает в ней биение пульса. Под вечер второго дня тучи разошлись, и золотые лучи солнца озарили комнату, чуточку подрумянив его лицо. Открыв глаза, Альберт поглядел на супругу.

     - Дело "Трента"... - прошептал он, но продолжать не мог. Виктория беззвучно плакала, сжимая его холодную, вялую руку.

     На закате детей привели повидаться с отцом. Беатрис была еще слишком мала, чтобы ей позволили лицезреть столь гнетущую сцену, но все остальные - Ленхен, Луиза и Артур - были здесь. Даже Берти приехал поездом из Кембриджа, чтобы навестить отца в последний раз. К несчастью, Альфи и Леопольд путешествовали за границей, и связаться с ними не было никакой возможности. Викки снова была на сносях и не могла проделать изнурительное путешествие из Берлина. И все-таки четверо их детей находились в комнате больного, крепко держась за руки и пытаясь постичь, что же происходит с их отцом. Притих даже Берти, раньше никогда не ладивший с отцом.

     На следующее утро - при ярком свете солнца, под едва слышную издали музыку военного оркестра - Альберт впал в предсмертную кому. Виктория по-прежнему не отходила от его постели. Теперь глаза его были распахнуты, но он не шевелился, не говорил ни слова. Ее бдение затянулось с утра до самой ночи.

     Незадолго до одиннадцати вечера Альберт с трудом сделал несколько последних, тягостных вздохов. Виктория все еще цеплялась за его руку, когда дыхание Альберта прервалось.

     - О! О, дорогой мой, милый! - громко воскликнула она, в безмерном отчаянии падая на колени. - Мой ангел ушел, дабы найти покой среди других ангелов!

     Склонилась, чтобы поцеловать напоследок его холодный лоб, и его последние слова вдруг вспыхну ли в ее памяти, язвя, как желчь.

     - Дело "Трента"... Все из-за этих американцев! Они убили моего любимого!

     Она испустила вопль, разрывая на себе одежды, за ним другой, и еще один, и еще, и еще...

 

***

 

     По ту сторону Атлантики зима стояла такая же суровая, как и в Англии.

     По реке плавали толстые льдины. Нос парома расталкивал их в стороны, и они с грохотом и скрежетом бились о борта. Плавание с острова Манхэттен длилось ужасно долго. Когда судно наконец пришвартовалось к бруклинскому берегу Ист-Ривер, двое сошедших с парома мужчин поспешили к веренице экипажей, дожидающихся пассажиров, и сели в первый же из них.

     - Знаете, где находятся "Континентальные металлургические мастерские"? - спросил Корнелиус Бушнелл.

     - Да, ваша честь, если это и вправду те, что на реке в Грин-Пойнте.

     - Наверняка. Отвезите нас туда.

     Густав Фоке открыл дверцу, пропустив старшего спутника вперед.

     В разившей лошадьми карете было сыро и холодно, но оба пассажира оделись тепло, потому что зима выдалась воистину холодная.

     - Вам уже приходилось встречаться с Джоном Эрикссоном? - Поинтересовался Бушнелл. Они сошлись только на пароме и до этой минуты не имели случая переговорить с глазу на глаз.

     - Только однажды, когда его вызывал министр военного флота. Но мы лишь обменялись рукопожатием; мне пришлось пропустить эту встречу из-за другого неотложного свидания.

     Даже будучи председателем военно-морского комитета, финансирующего строительство броненосца, Бушнелл не стал расспрашивать об этом свидании, понимая, что не его ума это дело. Фоке не просто заместитель министра военного флота, у него есть и другие обязанности, в связи с которыми он довольно часто посещает президентский особняк.

     - Он гений по части механики... но... - Бушнелл замялся, словно не желая продолжать. - Но порой поладить с ним довольно трудно.

     - К сожалению, эти сведения отнюдь не новы.

     Мне уже доводилось слышать о нем подобное мнение.

     - Но нам нужен его гений. Когда он впервые представил свою модель комитету военного флота, я понял, что этот человек может решить проблему, не дающую покоя всем нам.

     - Вы, конечно, имеете в виду броненосец, который южане строят из остатков корпуса "Мерримака"?

     - Совершенно верно. Когда конфедераты закончат строительство и спустят судно на воду, нам грозит катастрофа. Весь наш блокадный флот подвергнется жесточайшей опасности. Этот корабль может даже атаковать Вашингтон и обстрелять город!

     - Это вряд ли. К тому же они закончат постройку не так уж скоро. Мне из достоверных источников известно, что наблюдается острейшая нехватка брони для его обшивки, хотя корпус и двигатель уже перестроены в сухом доке.

     Железа на Юге нет, южане доведены до отчаяния. Плавят ограды и решетки, в ход идут даже железнодорожные рельсы. Но для одного только этого корабля нужно шестьсот тонн брони, а раздобыть столько стали подобным образом не так-то просто. У меня есть свои люди в "Сталелитейных мастерских Тредегар" в Ричмонде, единственном производстве на Юге, где катают броневые листы.

     Сказывается не только нехватка железа, но и нехватка транспорта. Готовые листы ржавеют на заводе в ожидании, когда организуют доставку по железной дороге.

     - Весьма отрадно слышать. Мы должны закончить собственное судно первыми, чтобы оно встало крепостью между их броненосцем и нашим уязвимым флотом.

     Остановив экипаж, извозчик спустился с козел, чтобы распахнуть перед пассажирами дверцу.

     - Вот они, мастерские. Клерк проводил их в контору, где дожидался Томас Фитч Роланд, владелец "Континентальных мастерских".

     - Мистер Роланд, - начал Бушнелл, - позвольте представить мистера Густава Фокса, заместителя министра военного флота.

     - Добро пожаловать, мистер фоке. Полагаю, вы прибыли поинтересоваться, как продвигается постройка плавучей батареи капитана Эрикссона?

     - Меня это и в самом деле весьма интересует.

     - Работа идет согласно плану. Плиты для киля уже прошли прокатный стан. Но вы должны понимать, что судов подобного типа еще ни разу не строили. И хотя мы уже начали сборку корабля, мистер Эрикссон все еще трудится над чертежами. Потому-то я и просил комитет мистера Бушнелла о небольшой отсрочке.

     - Не вижу особых трудностей, - ответил Бушнелл. - Я всегда полагал, что три месяца от замысла до воплощения - срок весьма краткий. Вы уверены, что дополнительных десяти дней будет достаточно?

     - Эрикссон утверждает, что корабль будет спущен на воду через сто дней, а на моем веку он еще ни разу не ошибался.

     - Вот уж воистину добрая весть. А теперь - не позволите ли нам взглянуть на это замечательное судно?

     - С этим возникают небольшие сложности. Корпус все еще строится, и в настоящий момент увидеть можно очень немногое. Я полагаю, что если вы взглянете на чертежи, то немножко лучше постигнете суть этого выдающегося изобретения. - Он разложил на столе большие листы. - Дно сделано из броневых листов и достигает ста двадцати четырех футов в длину и восемнадцати в ширину. Оно укреплено стальными уголками и деревянными шпангоутами, поддерживающими настил палубы, каковая намного обширнее - полные сто семьдесят два фута длины и сорок один фут ширины. И бронирована, тяжело бронирована сверху и по бокам, броня опускается ниже ватерлинии.

     Расположенные в трюме двигатели приводят судно в движение посредством винта.

     Все это служит одной-единственной цели - доставить эту орудийную башню к месту боя.

     - Ничуть не сомневаюсь, - сказал Фокс, вертя чертеж так и эдак. - Но, должен признаться, моих технических познаний маловато, чтобы оценить мастерство конструктора. Очевидно, корабль сделан из стали и усилен деревом. Но разве сталь не тяжелее воды? Неужели он не утонет, когда будет спущен?

     - На сей счет не опасайтесь. Сейчас на плаву целый ряд железных кораблей, в том числе и боевых. У французов есть такой и у британцев - тоже. Корпус наверняка выдержит огромную огневую мощь батареи, а новые машины доставят ее ж месту битвы.

     - Тогда мы должны увидеть саму батарею и человека, который ее сконструировал.

     По всему огромному зданию эхом перекатывался лязг металла о металл. Над головами покачивались тали, доставляющие броневые листы к месту сборки растущего корпуса корабля. Следуя за Роландом, они прошли в глубину цеха, где мало-помалу обретала форму круглая орудийная башня. Высокий седовласый мужчина с обширными бакенбардами надзирал за сборкой небольшого парового двигателя. Хотя Эрикссону уже исполнилось без малого семьдесят, сила этого человека оставалась феноменальной; он легко поднял и поставил на место коромысло, весившее более девяноста фунтов. Кивнув гостям, он вытер ветошью испачканные смазкой руки.

     - Итак, Бушнелл, вы пришли поглядеть, на что тратите флотские двести семьдесят пять тысяч долларов? - Хотя Эрикссон стал американским гражданином много-много лет назад, он до сих пор не утратил явного шведского акцента.

     - Совершенно верно, Джон. Вы уже знакомы с мистером Фоксом?

     - Встречался. В приемной министра военного флота. И он самый тот человек, которого я хочу видеть. Я хочу свои деньги!

     - Боюсь, ассигнования не входят в мою компетенцию, мистер Эрикссон.

     - Так велите кому-нибудь заплатить! Мой добрый друг Корнелиус не получал ничего, хотя строит мой корабль! Он платил за броню из собственного кармана. Это ситуация, которая быть не должна. Военный флот заказывает эту батарею, значит, военный флот должен платить.

     " - Обещаю поговорить со своим начальством и сделать все, что в моих силах, чтобы загладить эту ситуацию. - Хотя это вряд ли даст какой-либо толк, подумал Фокс про себя. Военно-морское ведомство весьма прижимисто и ненавидит платить долги, если можно уклониться. - Но в данный момент мне страстно хочется узнать, как будет работать эта восхитительная башня.

     - Она будет работать просто невиданно, уверяю вас. - Эрикссон любовно похлопал по вороненой стали, на время забыв о финансовых проблемах. - Убийственно и несокрушимо. Эта броня восемь дюймов толщиной, и ни одна из пушек, сделанных доныне, не сможет пробить своим снарядом такую толщу стали. Подойдите вот сюда... видите эти отверстия? Через них будут стрелять две одиннадцатидюймовые пушки Дал грена. Помните: это судно сконструировано для действий в береговых водах Юга, для проникновения вверх по тесным рекам в поисках своей жертвы. Поворачивать весь корабль, чтобы стрелять из пушек, как строят военные корабли сейчас, больше не потребуется. Таков плод моего гениального замысла, ибо вся эта стодвадцатитонная башня крутится!

     Наклонившись, он провел ладонью по броневому брюху башни.

     - Выровнено машиной, как видите: В море она будет покоиться на гладком бронзовом кольце в палубе, и ее большой вес обеспечит водонепроницаемость.

     Во время боевых действий башня будет приподыматься, опираясь вот на эти колеса. Внизу находится паровой движок, каковой будет крутить сей зубчатый венец, расположенный прямо под палубой и, конечно, управляемый рукояткой из башни. Ей потребуется меньше минуты, дабы совершить полный оборот.

     - Это великая идея, мистер Эрикссон, - одобрительно кивнул Фокс. - Ваш броненосец изменит ход войны.

     - Не броненосец. Он не носит броню. Он есть броня, - сердито возразил Эрикссон. - Вот чего вы, идиоты из военно-морского ведомства, не понимаете.

     Сне есть машина, творение инженера, движимое сталью и паром боевое судно.

     Рукотворный стальной корпус заполнен сложной машинерией, никоим образом не находящей подобий среди деревянных парусников прошлого. И однако же в спецификации, что прислана вашими людьми... минуточку... она у меня с собой.

     - Он вытащил из кармана помятый, сложенный несколько раз листок и вслух зачитал:

     - Они хотят, чтобы я... вот: "поставил мачты, реи, паруса и такелаж достаточных размеров, чтобы двигать судно со скоростью шести узлов в час при умеренном бризе". Невозможно! Движущей силой является пар, и только пар, как я многократно твердил в прошлом. Никаких мачт, никаких парусов, никаких веревок. Пар! А кретин, написавший это, демонстрирует свое полнейшее невежество по части мореходства словами "узлов в час"! Как вам известно, один узел означает, что судно покрывает расстояние в одну морскую милю за один час.

     - Совершенно верно, - подтвердил Фокс и поспешил сменить тему:

     - Вы уже подобрали имя своей плавучей батарее?

     - Я посвятил этому немало раздумий, учитывая, что несокрушимый и агрессивный характер данной конструкции убедит предводителей южных повстанцев, что их береговые батареи на реках более не являются барьером для проникновения наших войск. Сей бронированный пришелец, таким образом, преподаст им урок, станет для этих Предводителей суровым ментором. Но есть и прочие предводители, каковые будут также устрашены и наставлены на путь истинный грохотом орудий сей несокрушимой железной башни. Даунинг-стрит вряд ли сможет безучастно взирать на сей последний довод янки, на сего ментора. По оной и многим сходным причинам я предлагаю назвать новую батарею "Монитор"(Среди прочих значений английское слово "monitor" означает "ментор, наставник".).

     - Блестящий довод, - отметил Бушнелл. - Я рекомендую его своему комитету.

     - Поддерживаю, - подхватил Фокс. - Я также доложу об этом министру военного флота. А теперь прошу меня простить, джентльмены, мне необходимо удалиться на минуту-другую, чтобы обменяться парой слов о морских делах с мистером Роландом.

     В кабинете владельца металлургических мастерских Фокс без отлагательств перешел к делу.

     - Мне было указано, что вдобавок к тому, что вы предприниматель, вы также опытный инженер не только в кораблестроении, но также в постройке судовых паровых двигателей - Совершенно верно. В прошлом я передавал свои разработки вашему ведомству. - Роланд указал на деревянную модель, стоящую на столе. - Это одна из них. Двухвинтовой броненосец с двумя поворотными башнями.

     - Конструкцию не приняли?

     - Нет! Мне было сказано, что она лишена плавучести и остойчивости, - Но так ли это?

     - Конечно, нет. Я обсуждал ее с Джоном Эрикссоном, прибегшим к математическим уравнениям для анализа конструкции. Он доказал, что вес двигателей в трюме будет уравновешивать вес палубных башен. Он также предложил кое-какие конструктивные изменения корпуса ради обеспечения быстроходности. - Он открыл ящик стола и вытащил стопку чертежей. - Через неделю после нашего разговора Джон передал мне вот это. Он разработал новый тип парового котла, который называет поверхностным конденсатором, где пар конденсируется в теплообменнике, состоящем из горизонтальных бронзовых труб. По прикидкам Джона с двигателем его конструкции судно должно делать до пятнадцати узлов.

     - Но это будет более крупный корабль, чем "Монитор", более пригодный для морского судоходства?

     - Совершенно верно. Этот корабль рассчитан на глубокие воды. Он должен оставаться в море для защиты наших берегов. - Роланд с любопытством поглядел на Фокса. - А что, эти вопросы заданы не без умысла, сэр?

     - Вы правы. Прежде чем "Монитор" будет завершен, мы хотели бы получить детальное описание вашего корабля. На сей раз гарантирую, что он будет одобрен. - Подавшись вперед, Фокс прикоснулся к модели. - Затем, как только "Монитор" будет спущен на воду, мы желаем, чтобы вы приступили к постройке этого корабля.

     - Он будет куда крупнее, чем "Монитор", так что построить его в этом здании невозможно. Но к тому времени уже придет весна, и я смогу воспользоваться стапелями под открытым небом.

     - Так даже лучше. Военно-морское ведомство желает также, чтобы вы начали строить здесь второй корабль класса "Монитора", как только первый будет спущен на воду. Первый из множества, если я добьюсь своего.

 

СПОЛЗАНИЕ К ВОЙНЕ

 

     Члены Кабинета министров яростно спорили и были так поглощены перепалкой, что даже не замети ли, как дверь открылась и вошел президент.

     Авраам Линкольн с минуту молча смотрел на них, слыша возбужденные голоса и видя яростно сжатые кулаки. Сев у дверей, он внимательно выслушивал аргументы и контраргументы, но сам не говорил ни слова. Прошла не одна минута, прежде чем его присутствие заметили. Встав, он подошел к столу, а когда спор разгорелся снова, сказал:

     - Сегодня Рождество, господа, Рождество. Желаю всем счастья, - достаточно громко, чтобы заставить собрание смолкнуть.

     Министры забормотали слова благодарности, а он занял тем временем свое законное место во главе стола, спокойно выждал, когда внимание присутствующих обратится на него, и заговорил снова:

     - Я знаю, что сегодня все вы хотите быть со своими семьями, как и я со своей. Тем не менее я созвал вас сюда, потому что сегодняшний день является решающим. Завтра утром лорду Лайонсу будет отправлено послание касательно дела "Трента". Сейчас мы собрались как раз для того, чтобы решить, что будет содержаться в этом послании. Мистер Камерон, вид у вас встревоженный.

     - Я и вправду встревожен, господин президент.

     Будучи военным министром, я обязан заботиться об обороне страны и покорении врага. Как вам хорошо известно, у нас имелись и свои успехи, и свои неудачи. Если мы хотим победить, то должны приготовиться пожертвовать очень многим. Нам придется нелегко. Для победы в борьбе нам понадобится поставить под ружье всех, кого удастся найти. Каждый должен работать с предельной отдачей. Посему полагаю, что будет невероятно рискованной глупостью, если посреди войны против определенного врага мы будем настолько неблагоразумны, чтобы позволить втянуть себя еще и во вторую войну.

     - Да нет никакого риска! - выкрикнул министр юстиции Бэйтс. - Даже пустоголовые британцы не так глупы, чтобы затеять войну по столь ничтожному поводу. Им не причинили никакого ущерба, они не понесли никаких потерь. Тут замешано всего лишь их уязвленное самолюбие. В 1812 году мы вступили в войну, потому что правда была на нашей стороне. Они останавливали наши корабли и силой вербовали наших моряков в свой флот. И хотя мы были горько удручены, все равно не рвались разжечь войну, а, наоборот, старались уклониться от нее. Мы терпеливо сносили унижения снова и снова и не объявляли войну, пока не осталось иной альтернативы, иного выбора. Теперь же мы имеем дело с куда менее значительным инцидентом - остановлен всего лишь один корабль, захвачено два врага нашей страны, а корабль отпущен. Это буря в стакане воды, со временем она утихнет, как утихает любой шторм, каким бы неистовым он ни был. Просто не может быть, чтобы подобный инцидент повлек войну с Британией. Сие невозможно!

     - Совершенно с вами согласен, - подхватил Гидеон Уэллс. - Как министр военного флота, я был обязан захватить этих предателей, прежде чем они нанесут урон нашей стране. Действуя согласно лучшим традициям нашего флота, капитан Уилкс именно так и поступил. Американский народ считает его героем и венчает его славой. Неужели мы повергнем их ликование в пучину, обратим во прах по приказанию иноземной державы? Неужели мы уступим под напором угроз и команд, отдаваемых нашему суверенному государству посторонними? Неужели мы предадим труды этого великого моряка, свершенные им во имя родной страны? Общественность и газеты Не допустят такого. Я заявляю, что мы не должны, не можем и не будем!

     - Я бы пошел даже дальше, - вставил Сьюард. - Как госсекретарь, я давно поговаривал о возможности отвлекающей войны с иноземной державой, войны с внешним противником во имя воссоединения расколотой нации. А сейчас подобная война сама идет к нам в руки, и будет неумно упускать такую возможность.

     - Как вам известно, я никогда не разделял вашего мнения на сей счет, - тряхнул головой Линкольн. - Даже рассмотрев подобную возможность, я нахожу, что вступление в войну с мелкой центральноамериканской страной весьма и весьма отличается от войны, навязанной могущественной державой, за спиной которой стоит империя, подмявшая под себя весь мир. Мы должны найти более основательные доводы, чем этот, если хотим остановить разгорающееся пламя ненависти.

     Гневный ропот министров вознесся до крика, зато Линкольн погрузился в молчание, выслушивая все сказанное, пока не постиг аргументы обеих сторон в мельчайших подробностях, и лишь потом заговорил:

     - Джентльмены, с сожалением извещаю, что мы застряли в мертвой точке.

     Если сейчас поставить вопрос на голосование, то, по моим наблюдениям, голоса разделятся примерно поровну. Однако мы должны быть в своем решении едины. Посему я предлагаю компромисс. Мы пошлем письмо британцам о том, что не поддаемся на угрозы. Мы заявим, что донимаем их позицию и уважаем ее.

     Быть может, мы освободим этих людей, позволив им продолжить путешествие, но лишь в том случае, если угрозы и приказания будут изъяты. Мы предложим, чтобы лорд Пальмерстон встретился с Чарльзом Адамсом, нашим многоуважаемым посланником в Лондоне, дабы постараться совместно прийти к соглашению на словах. Поступив подобным образом, мы не уроним лица и продемонстрируем свое миролюбие. Что вы скажете на это предложение?

     Снова поднялся шум, и Камерон поспешил высказаться, пока его не заглушили:

     - Лично я - "за". Копия нашего послания как можно скорее должна быть отправлена Адамсу вместе с различными наметками и предложениями, которые мы тут выработаем. Война будет предотвращена, а честь спасена. Давайте единогласно примем это предложение, а затем вернемся к нашим близким, чтобы провести с ними священнейший из семейных праздников Один за другим сомневающиеся поддались на убеждения, придя к взаимоприемлемому соглашению.

     - На сегодня работа закончена, - Линкольн улыбнулся впервые за день.

     - Хей и Николай напишут все документы и завтра утром представят нам для одобрения. Не сомневаюсь, что этот компромисс удовлетворит все заинтересованные стороны.

 

***

 

     Лорд Лайонс, британский посланник в американской столице, испепелял послание взглядом, не чувствуя ни малейшего удовлетворения. Он стоял у окна, в гневе взирая на промороженный, отвратительный пейзаж, укрытый снегом, все сыплющимся и сыплющимся с небес. Разве это ответ?! Ни рыба ни мясо.

     Ультиматум не принят и не отвергнут. Вместо этого предлагается третий, весьма сомнительный путь. Однако изъять свой паспорт, как приказано, Лайонс не может, поскольку требования не отвергнуты с ходу. Вопрос все еще далек от окончательного разрешения Придется передать этот ответ лорду Пальмерстону;

     Лайонс заранее догадывался, в какой гнев тот впадет. Лайонс звонком вызвал слугу.

     - Соберите мои вещи для морского путешествия.

     - Если помните, сэр, вы уже просили меня сделать это несколько дней назад.

     - Разве? Клянусь Юпитером, пожалуй, вы правы. А не просил ли я вас заодно проследить за рейсами кораблей?

     - Совершенно верно, сэр. Имеется бельгийский барк "Мария Челеста", сейчас принимающий груз в Балтиморском порту. Отбывает в Брюгге через два дня.

     - Отлично. Утром же выезжаю в Балтимор. Организуйте поездку.

     Надо вернуться в Лондон незамедлительно, другого выбора нет. Зато утешает тот факт, что можно вырваться из этой захолустной столицы и хотя бы недолго пожить в безмятежном городе, в сердце самой могучей империи на земле. В городе, чей крутой нрав придется испытать на себе этим дикарям, если они будут упорствовать в своей непокорности.

     Лорд Лайонс был прав по крайней мере по поводу погоды в Британии. В этот самый декабрьский день над Лондоном безмятежно сияло солнышко, пусть тускло и водянисто, но все-таки сияло. Чарльз Фрэнсис Адаме, посол Соединенных Штатов при дворе святого Якова, радовался возможности выйти из дома, прочь от бесконечной бумажной работы и дымных каминов Должно быть, прислуга обитателей Мэйфер встала ни свет ни заря, чтобы подмести и вы мыть тротуары, так что шагать было одно удовольствие. Свернув с Брук-стрит на Гросвенор-сквайр, Адамс взошел по знакомой лестнице на крыльцо дома номер два и легонько постучал в дверь рукояткой тросточки. Открывший ему слуга ввел Адамса в великолепно обставленную гостиную, где его уже дожидался друг.

     - Чарльз, как любезно было с твоей стороны принять приглашение!

     - Приглашение отобедать с тобой, Эмори, для меня было как луч света с пасмурных небес.

     Они были близкими друзьями, Являя собой маленькую частичку американской общины в Лондоне. Эмори Кэбот - бостонский купец, сделавший свое состояние на торговле с Англией. В этот город он приехал еще юношей, чтобы представлять семейное дело, и это временное положение стало постоянным, когда он женился здесь на девушке из семейства видных бирмингемских фабрикантов. Ныне, увы, жена его скончалась, дети разлетелись из родимого гнезда. Но Лондон стал для Кэбота родиной, а Бостон превратился в дальний уголок мира. Теперь, когда ему перевалило за восемьдесят, Эмори приглядывал за делом лишь вполглаза, предоставляя тяжелую работу другим. А сам изрядную часть внимания уделял висту и прочим цивильным развлечениям.

     Пока друзья праздно болтали, слуги принесли трубки и подогретый эль. И лишь когда дверь за ними закрылась, лицо Кэбота омрачилось тревогой. -Нет ли новостей о кризисе?

     - Никаких. Мне ведомо., что на родине газеты и общественное мнение по-прежнему весьма непреклонны на сей счет. Предатели находятся в наших руках и должны в них оставаться. Освобождение их просто немыслимо. Вашингтон пока ни словом не отозвался на меморандум касательно "Трента". Мои руки связаны, я ничего не могу предпринять по собственной воле, а инструкции мне не предоставили. И все-таки этот кризис следует предотвратить.

     - Целиком и полностью согласен, - вздохнул Кэбот. - Но удастся ли?

     Наши соплеменники пылают негодованием, но, как вам прекрасно известно, в Лондоне дела обстоят ничуть не лучше. Люди, с которыми я дружил много лет, отказывают мне в приеме, а при встрече напускают на себя непроницаемый вид.

     Знаете, что я вам скажу? Ситуация такова, будто война 1812 года разыгрывается сызнова. Я и тогда был здесь, но держался тише воды ниже травы и переждал. Но даже тогда большинство моих друзей и коллег не повернулись ко мне спинами, как сейчас. Они полагали, что война навязана им силой, и вступили в нее крайне неохотно. Да чего там, некоторые, самые либеральные из них, даже сочувствовали нашей борьбе и считали войну исключительно безрассудной, вызванной не обстоятельствами, а высокомерием и глупостью, каковых всегда хватает в избытке. Но сейчас все обстоит абсолютно иначе.

     Сейчас гнев и ненависть достигли высочайшего накала. А газеты?! Вы читали, что пишет "Таймс"?

     - Разумеется, читал. Эти так называемые "Городские вести". Там напрямую сказано, что Линкольн и Сьюард пытаются замаскировать свою вопиющую внутреннюю распрю, затеяв войну с иноземной державой. Вздор несусветный!

     - Совершенно верно. А "Дейли ньюс" и того почище. Там пишут, что все англичане считают, будто Сьюард каким-то неведомым способом самолично организовал весь этот инцидент с "Трентом".

     Трубка Адамса погасла, и он встал, чтобы поджечь лучинку от камина.

     Раскурив трубку снова, он выдохнул облако ароматного дыма от виргинского табака и продолжал:

     - Политики беспокоят меня куда больше, чем газеты. Косная элита вигов - вроде нашего общего знакомого графа Кларендона - люто ненавидит демократию. Им кажется, будто демократия угрожает Их классовой системе и их могуществу. Для них Соединенные Штаты воплощают собой оплот дьявола, заразу, которую надо искоренить, пока она не поразила здешние низы общества. Войну против нашей страны они встретят с восторгом.

     - Королева тоже, - мрачно заметил Кэбот, делая долгий глоток из кружки, словно стремясь избавиться от дурного привкуса во рту. - Она одобряет все. Более того, предрекает неминуемое поражение янки. Хоть это и кажется полнейшей нелепостью, но в смерти принца Альберта она винит именно нас.

     - Одними угрозами здесь не кончается. В рождественский день я прогуливался вдоль Темзы, и даже в праздник у самого Тауэра вовсю кипела работа - грузили оружие. В одно лишь это утро я насчитал восемь барж.

     - Неужели ничего нельзя сделать? Неужели мы должны сидеть, беспомощно сложа руки, пока Соединенные Штаты и Великобритания катятся навстречу войне? Разве не могут вмешаться иноземные державы?

     - Если бы, - вздохнул Адамс. - Император Луи Наполеон совершенно обаял королеву Викторию. А он согласен с ней, что Америку надо поставить на колени. По крайней мере, в этом французы его поддерживают. Они считают Британию своим извечным врагом и будут только рады ее бедам. Далее, конечно, имеется Пруссия и прочие германские государства. Все они так или иначе связаны с королевой. Они не будут ничего предпринимать. Россия после Крымской войны не питает любви к британцам, но царь не станет вмешиваться, чтобы пособить Америке. Да и все равно он слишком глуп. Нет, боюсь, мы одни перед целым миром и не можем рассчитывать на помощь со стороны. Затевается нечто ужасное, и никто не находит способа предотвратить это.

     Небо затянули черные тучи, заслонившие солнце, и в комнате стало темно.

     Так же пасмурно было и на душе у сидевших в ней людей, так что они окончательно погрузились в молчание. Чем же это кончится, чем кончится?

     А неподалеку, в нескольких минутах быстрой ходьбы от этого дома на Гросвенор-сквайр до Парк-лейн, находится самый знаменитый дом в Лондоне - Эпсли-хаус, номер один, Лондон. В это самое время перед ним остановилась карета из Уайт-холла, и лакей поспешил распахнуть дверцу. Кряхтя от усилия, морщась от боли в подагрической ноге, лорд Пальмерстон спустился на землю и заковылял к дому. В доме слуга принял у него пальто, а дворецкий распахнул дверь и ввел пред очи хозяина дома, лорда Уэлсли, герцога Веллингтона, чуть ли не самого знаменитого человека в Англии и уж наверняка самого знаменитого из живущих генералов.

     - Входите же, Генри, входите, - донесся голос Веллингтона, сидевшего перед огнем в кресле с высокой спинкой, голос тонкий, скрипучий от старости, Но все еще не утративший отзвуков былой зычности.

     - Спасибо, Артур, давненько мы не виделись. - Лорд Пальмерстон со вздохом опустился в кресло. - Выглядите вы на славу.

     Веллингтон издал скрипучий смешок.

     - Когда человеку девяносто два, уже неважно, как он выглядит.

     Первостепенную роль тут играет то, что он вообще может как-то выглядеть.

     Да, герцог исхудал, пергаментно-тонкая кожа обтянула череп, еще более подчеркнув пропорции огромного носа Веллингтона. "Носяра", как любовно звали его солдаты. Ныне все они почили, все лежат в могилах - тысячи, сотни тысяч воинов. Перевалив за девятый десяток, человек обнаруживает, что ровесников можно счесть по пальцам одной руки.

     Раздался негромкий стук: безмолвный слуга поставил бокал на стол у локтя Пальмерстона.

     - Последняя бутылка из последнего ящика портвейна двадцать восьмого года, - пояснил Веллингтон. - Берег для вас. Знал, что вы заглянете как-нибудь на днях.

     Отхлебнув, Пальмерстон испустил вздох.

     - Ну и ну, музыка, музыка небес, а не напиток! За ваше неизменное доброе здравие.

     - Да сбудется ваш тост! Тысяча восемьсот двадцать восьмой... Помните тот год?

     - Его трудно забыть. Вы были премьер-министром, а я - неоперившимся юнцом в Кабинете. Боюсь, тогда я был не так покладист, как следовало бы...

     - Было и быльем поросло. Когда потихоньку близишься к вековой отметке, очень многие вещи, прежде казавшиеся важными, теряют свое значение. Со времени болезни в пятьдесят втором мне кажется, что я живу в долг, и я намерен насладиться этим подарком.

     - Для нас то было время великих тревог...

     - Для меня тоже, уверяю вас. Я стоял на пороге смерти, но сии ужасные врата так и не распахнулись. А теперь перейдем к делу. Вас ведь привело ко мне не желание насладиться портвейном или предаться воспоминаниям. В вашей записке говорилось, что речь идет о делах великой важности.

     - Так и есть. Как я понимаю, вы читаете газеты?

     - Отнюдь. Но секретарь зачитывает мне выдержки из большинства.

     Полагаю, речь идет об этом инциденте с американцами?

     - Совершенно верно.

     - Тогда зачем же вы здесь?

     - Меня просили прийти. Сама королева.

     - Ах-х... - Веллингтон поерзал в кресле и костлявыми руками подтянул сползший плед. - Дорогая моя Виктория. Она была весьма привлекательным ребенком, знаете ли - круглолицая, румяная, прямо-таки пышущая энергией.

     Частенько приходила ко мне за советом, даже после замужества и коронации.

     Не подавая особых надежд, пережив столь странное детство, она превзошла себя на голову. Полагаю, она стала королевой не только по титулу, но и по деяниям своим. Чего же она ждет от меня теперь?

     - Думаю, мудрого совета. Ее донимают со всех сторон противоречивыми мнениями касательно того, как следует поступить с американцами. Сама же она считает, что в смерти Альберта повинны именно они. Но притом опасается, что чувства ее возобладают над рассудком.

     - В этом она одинока, - с теплом в голосе отозвался Веллингтон. - Вокруг этого дела раздута слишком большая истерия. Слишком много истерических чувств и ни малейших попыток мыслить логично. Народ, пресса, политики - все шумно требуют войны. Во время своей военной карьеры я всегда считал, что политики служат только себе и более верны своей партии, нежели родной стране. Когда же я начал свою политическую карьеру, то обнаружил, что был прав куда более, нежели мог вообразить. Теперь же они криком кричат о безрассудной, ненужной войне.

     - А вы нет? Виконт Веллингтон, барон Дюоро?

     - Баронство Дюоро пожаловано мне после Талаверы (Талавера де ла Рейна - городок в центральной Испании юго-западнее Мадрида, где в 1809 году британские и испанские войска одержали победу над французами.). Титулы даруют только победителям. Вы умышленно выбрали именно эти титулы, дабы напомнить о моей военной карьере.

     - Да.

     - Рассматривая проблему, поставленную передо мной ныне, я предпочел бы помнить о своей политической карьере. В вопросах внешней политики я всегда выступал за невмешательство, и вам это известно. Начать войну легко, но прекратить ее ужасно трудно. Мы не подверглись агрессии, никто из наших соотечественников не пострадал, наши владения не претерпели ни малейшего урона.

     - Английский корабль был остановлен в открытом море. Но более вопиющий противоправный акт - на нем захвачены двое иностранных подданных.

     - Согласен, акт вопиюще противоправный. По международным законам пакетбот должны были отвести в нейтральный порт. Далее была бы определена надлежащая процедура. Обе заинтересованные державы затеяли бы тяжбу в суде.

     Буде таковое прошло бы подобающим образом и буде обоих отдали бы в руки американцев, у вас не было бы к ним никаких претензий. Так почему бы вам не привлечь юристов, раз уж речь зашла о нарушении закона? Нехватки в последних не наблюдается, и они с радостью возьмутся за подобное дело.

     - Что я должен передать королеве? Откинувшись на спинку кресла, Веллингтон тихонько вздохнул.

     - И в самом деле, что? Со всех сторон - что добрые и великие, что низкие и глупые - криком кричат о войне. Ей трудно будет идти против течения, тем более что она и сама склоняется к тому же самому. Да вдобавок, вы говорите, в смерти супруга она винит американцев и инцидент с "Трентом".

     - Именно так.

     - У нее всегда был дар к иностранным языкам. Но в остальных отношениях дарованиями она не блистала. Частенько ударялась в слезы и была склонна к истерикам. Скажите ей, чтобы спросила совета у собственного сердца, поразмыслив о несметных тысячах людей, живущих ныне, каковым суждено умереть, если грянет война. Скажите, чтобы отдавала разуму предпочтение перед чувством. Хотя она вряд ли прислушается. Скажите, пусть ищет мира, не теряя чести, если сумеет.

     - Это будет нелегко.

     - Ни в воинском искусстве, ни в политике не бывает легких дел, лорд Пальмерстон. Вы должны сказать Ее Величеству, что ей следует весьма серьезно подумать о последствиях, подумать, позволять ли и дальше этому делу катиться, как прежде. Я видел чересчур много битв и смертей, чтобы наслаждаться ими. Прошу вас, выпейте еще вина перед уходом. Больше вам на своем веку уже не отведать подобного.

     Веки старика опустились, он задышал ровнее и Чуточку громче.

     Пальмерстон допил остатки портвейна и вздохнул об окончившемся удовольствии. Затем поднялся, стараясь не издать ни шороха, и удалился.

 

ПОБЕДА В БИТВЕ

 

     Пробудившись, как всегда, на рассвете, генерал Уильям Тикамси Шерман полюбовался, как разгорается заря за окном гостиницы. Элен крепко спала, и ее ровное дыхание чуть-чуть не переходило в легкое похрапывание. Тихонько встав, он оделся и вышел. В вестибюле царило совершенное запустение, не считая ночного портье, дремавшего в кресле. Заслышав чеканный звук шагов по мраморному полу, портье вскочил на ноги.

     - Доброе утро, генерал! Намечается хороший денек. - Распахнув дверь, он вскинул руку в крайне цивильном приветствии. Шерман не обратил на него внимания. Президентский особняк расположен почти напротив "Уильямс-отеля", так что генерал направился в сторону Белого дома. При его приближении двое солдат в синих мундирах, стоящие у въезда в особняк, вытянулись в струнку, и Шерман козырнул, в ответ на приветствие.

     Денек намечается хороший. Если говорить о погоде. Насколько удачным он окажется для генерала, зависит от хозяина Белого дома. Шерман зашагал быстрей, будто стремился убежать от собственных мыслей. Потом остановился на минутку, чтобы понаблюдать за стаей ворон, круживших над недостроенным памятником Вашингтону, стараясь занять свои мысли чем угодно, только бы не думать о предстоящей встрече с президентом. Зная себя, он понимал, как легко может впасть в могильную мрачность, превращающую жизнь в пытку.

     Только бы не сейчас. Не сегодня Резко развернувшись, он зашагал обратно, по-военному четко печатая шаг, глядя прямо перед собой и стараясь держать мысли в узде.

     Учуяв на подходе к гостинице аромат кофе, он направился прямиком в буфет и немного поболтал с официантом. Минута мрачности миновала; кофе оказался превосходным, и Шерман заказал вторую чашку.

     Когда он вернулся в номер, Элен причесывала свои длинные черные волосы перед зеркалом, установленным на туалетном столике.

     - Ты сегодня на ногах с раннего утра, Камп, - заметила она.

     - Как только я проснулся и начал думать...

     - То начал тревожиться и изводить себя попусту, вот что ты сделал Но сегодня тебе не о чем тревожиться.

     - Но сегодня такой важный день...

     - Теперь важен каждый день. Тебе следует забыть о случившемся в Кентукки. С той поры ты проделал работу, которой генерал Халлек просто гордится. Он поддерживает тебя, как и твой друг Грант.

     - Однажды я его подвел и забыть этого не могу.

     Обернувшись, она взяла его за руки и крепко сжала их между своими ладонями, словно хотела поддержать еще и физически. Шерман пытался улыбнуться, но не сумел. Встав, Элен прижалась к нему своим худеньким телом.

     - Мне ли не знать тебя лучше других? Мы познакомились, когда мне было всего девять лет. С той поры много воды утекло, мы давным-давно женаты, а ты ни разу не подвел ни меня, ни детей.

     - Я потерпел крах с банком в Калифорнии, да вдобавок с армией в Кентукки.

     - Халлек вовсе так не считает, иначе не поставил бы тебя командовать снова. И в Сан-Франциско ты выплатил все свои долги, хотя отнюдь не был обязан.

     - Нет, обязан. Лопнул банк не по моей вине. Но это я подбил товарищей-офицеров вкладывать деньги в этот банк. Когда же они лишились денег, долг чести требовал, чтобы я уплатил им. Все до цента.

     - Да, ты сделал это, и я горжусь тобой. Но цена оказалась немалой.

     Жить так долго, так далеко друг от друга! Жизнь была нелегка, я первая же признаю это, и мы пробыли порознь слишком долго. Мне было очень одиноко.

     - Мне тоже, - мягко отстранившись, он присел на край кровати. - Я не делился этим ни с кем, но не раз и не два... мне так хотелось... покончить с собой. Но ради тебя и детей... Только видя Минни, Лиззи и Вилли, думая о них... если б не это, я мог бы броситься в Миссисипи.

     Элен знала, что, когда на мужа находит сумрачное расположение духа, урезонивать его бесполезно. Она глянула на часики, приколотые к платью.

     - Сегодня слишком важный день, чтобы ты позволил себе нервничать. Во сколько вы встречаетесь с Джоном?

     - Он сказал, что в девять будет ждать меня в вестибюле при входе.

     - Значит, времени более чем достаточно, чтобы ты успел сменить сорочку. А пока ты будешь переодеваться, я хорошенько вычищу твой мундир.

     Тяжело вздохнув, Шерман встал и потянулся.

     - Конечно, ты права. Идет война, а я солдат и не боюсь сражений.

     Правду говоря, я рвусь в бой. И первое сражение я должен выдержать с этими черными мыслями, отбросить их и думать только о предстоящей встрече. От ее успеха зависит мое будущее.

     Конгрессмен Джон Шерман только-только закурил свою первую за день сигару, когда увидел пару, спускающуюся по лестнице. Загасив сигару, он поспешил через вестибюль, чтобы по-отечески поцеловать невестку в щеку.

     Потом с довольной улыбкой повернулся к брату.

     - Ты выглядишь как нельзя лучше, Камп. Готов к встрече с дровосеком?

     Шерман улыбнулся, но взгляд его остался холоден как лед. Сегодняшняя встреча чересчур важна, чтобы подшучивать над ней.

 

***

 

     - Неужто эти претенденты на должности не могут подождать? Неужели всякий, кто претендует на государственный поет, должен являться лично ко мне? - спросил президент, приподнимая толстую кипу непрочитанных документов, неподписанных писем, неразрешенных проблем, неотложных дел.

     - Тех, у кого дело не горит, я вынуждаю ждать - иных неделями - и разубеждаю самых неприемлемых или отказываю им в приеме, - ответил Николай. - Однако вы самолично назначили нынешнюю встречу с конгрессменом Джоном Шерманом. А он хочет, чтобы вы повидались с его братом генералом Шерманом.

     Тяжко вздохнув, Линкольн уронил бумаги на стол.

     - Что ж, эту войну приводит в движение политика, так займемся же политикой. Пригласите их.

     С виду пришедшие не очень-то располагали к себе. Несмотря на молодость, сенатор уже начал лысеть. Генерал, щеголяющий остроконечной рыжей бородкой, оказался невысоким и коренастым, зато держался по-военному прямо; безупречная выправка выдавала в нем вест-пойнтского выпускника. Взор его был холоден и бесстрастен, как взгляд хищной птицы. Сидел он молча, устремив взгляд за окно, на реку Потомак и далекие вспаханные поля Виргинии по ту сторону, не раскрывая рта, если только к нему не обращались напрямую.

     Очевидно, политика его совершенно не интересовала. Линкольн следил за ним краешком глаза, упорно пытаясь разбудить воспоминание, затаившееся где-то у самой поверхности сознания. Ну конечно!

     - Что ж, конгрессмен, - перебил президент тираду, мало-помалу переходившую в слишком уж знакомую аболиционистскую речь, - все сказанное вами весьма резонно. В ответ на это я могу лишь повторить слова, которые проговорила девушка, натягивая чулок: "Сдается мне, в этом что-то есть". Я приму ваши мысли к сведению. А сейчас мне бы хотелось перекинуться словцом-другим с вашим братом. - Он развернулся в кресле, чтобы оказаться лицом к Шерману. - Генерал, поправьте меня, если я заблуждаюсь, но не встречались ли мы хотя бы однажды?

     - Встречались, мистер Линкольн, - кивнул Шерман. - Вскоре после битвы при Булл-Ране.

     - И конечно, по поводу небольшого дисциплинарного вопроса в одном из ваших ирландских полков, насколько припоминаю.

     - Можно сказать и так. Насколько помнится мне, это произошло перед самым вашим визитом. Один капитан, адвокатишка, простите за выражение, пришел ко мне для беседы, когда нас могло слышать множество его солдат, находившихся неподалеку. Он вполне недвусмысленно заявил, что его трехмесячный срок завершен и он отправляется домой. Я не мог стерпеть подобного на глазах у его подчиненных. - Лицо Шермана, переживающего прошедшее заново, окаменело от гнева. - Подобные поползновения надобно пресекать в корне. Особенно перед лицом людей, однажды уже бежавших с поля боя. Так что я сунул руку за борт шинели, сказав: "Попытка покинуть полк без приказа считается мятежом, и я пристрелю вас, как собаку". На этом вопрос был закрыт.

     - Не совсем, - Линкольн улыбнулся при этом воспоминании. - Должно быть, чуть позже в тот же день, когда мы с государственным секретарем Сьюардом верхом объезжали лагерь, этот самый капитан приблизился к нам и, указывая на вас, сказал: "Господин президент, у меня жалоба. Сегодня утром я разговаривал с полковником Шерманом, и он грозился застрелить меня".

     Как всегда, смакуя добрую байку, Линкольн выдержал мелодраматическую паузу, прежде чем продолжать:

     - Я чуточку выждал, потом наклонился к нему и прошептал, что называется, театральным шепотом. Что ж, будь я на вашем месте, сказал я, и он грозил бы меня застрелить, я бы ему доверял, поскольку он и вправду на такое способен!

     Все трое рассмеялись хорошему, умело поданному анекдоту.

     - Конечно, - добавил Линкольн, - суть дела я узнал, когда ее изложил мне полковник Шерман, ибо тогда вы были в этом звании. Поскольку я ничего толком не знал, то решил довериться вашему суждению, чувствуя, что вы знаете свое дело.

     - После поражения при Булл-Ране войска были деморализованы, и подобные разговоры следовало пресекать тотчас же.

     - На лад Вест-Пойнта.

     - Так точно.

     - А ведь покинув Вест-Пойнт, вы одно время были начальником Луизианской государственной военной академии? Это правда?

     Мне действительно выпала такая честь.

     - Камп чересчур скромничает, - встрял Джон. - Он основал эту академию, чуть ли не построил ее собственными руками. Начал в голом поле, возвел Здания, организовал учебное заведение, и через два Месяца оно уже открылось.

     Президент кивнул.

     - Должно быть, у вас было на Юге много друзей, когда вы занимали такой ответственный пост?

     - Было. Пожалуй, и сейчас еще есть. За время службы я хорошо познакомился с южанами. У меня били друзья, человеческими качествами которых я Восторгался. Но вот их отношения к порабощенным неграм я отнюдь не одобряю. Они встречают человека не по одежке, не по уму и даже не по воспитанию. В их глазах человек обретает вес, только если за ним следует раб, угождающий его прихотям. Один человек порабощает другого - и гордится этим до беспамятства. Во всех остальных отношениях они чудесные, благородные люди. После учебы становятся отличными солдатами. Это военный народ, с крепкими воинскими традициями.

     - К несчастью, - кивнул Линкольн. - Слишком многие из ваших однокашников по Вест-Пойнту воюют на их стороне.

     - Южане - отличные бойцы. Но порой они не внимают простейшей логике.

     Я знаю, ибо пытался бывать к их разуму. Однажды я пытался предупредить офицеров, преподававших в академии, об их неминуемой участи, о переменах, которые сулит им будущее. Боюсь, они даже не услышали, ибо крайне негибки в своих воззрениях.

     - Вы меня озадачили, генерал, - с недоумением взглянул на него Линкольн. - О чем вы хотели их предупредить?

     - Разговор состоялся, когда южные штаты уже начали откалываться. То было время великих тревог. Все преподаватели академии состояли на действительной службе в армии Соединенных Штатов. Они разрывались между верностью своему правительству и верностью своим штатам. Я пытался урезонить их. Поведать о неизбежности гибельной войны, господин президент. Пытался растолковать, сколь они безрассудны, ибо мысленным взором видел, что прольются реки крови, если они не сойдут с дороги, ведущей к гражданской войне. Реки их собственной крови. Мне не удалось убедить их, что миролюбивые северяне пойдут в бой, если придется. Пойдут в бой и победят.

     - Вы говорите весьма убежденно. Вы догадывались, что боевой дух Севера со временем возобладает?

     - Не совсем. Южане всегда отличались воинственностью, потому-то многие из них и пошли в Вест-Пойнт. Ибо считают, что во многом на голову превосходят остальных. Но все мы американцы - и северяне, и южане - и реагируем на конфликт одинаково. Однако нынешнюю войну выиграет отнюдь не боевой дух. В конечном итоге верх возьмет военная техника. Юг не в состоянии построить, скажем, локомотив или железнодорожный вагон, вообще произвести что бы то ни было потребное для ведения войны и окончательной победы. Они выигрывают сражения, ибо они отважный народ, но не располагают ресурсами для победы. Когда же я говорил об этом, они улыбались мне, как слабоумному. - Шерман помолчал, устремив свой холодный, пустой взор за окно, в сторону раскинувшейся за рекой вражеской земли. Видел дела минувшие... а быть может, и грядущие. - После этого мне не оставалось ничего другого, как покинуть Юг и выступить за дело Союза. Конечно, мои слова пропустили мимо ушей и скоро забыли, и мы стремительно покатились навстречу войне. Но эти люди - мои добрые друзья, и по сей день я не могу воспринимать их как мятежников или предателей. Они восстали на защиту своей родины, своих очагов и семей - против чужаков, вторгшихся на их землю, каковыми они нас считают.

     Его слова произвели на Линкольна неизгладимое впечатление, оказывается, этот человек не только воин, но и мыслитель. Слишком уж многие генералы думают только о схватках и почти ни о чем более. А у иных нету даже боевого духа. Генерал Макклеллан Потратил целых пять месяцев совершенно впустую.

     Теперь он угодил с лихорадкой в госпиталь, и президент принял командование на себя. На западе Халлек застрял и ни с места. Солдаты гибнут, но больше ничего не происходит. Только морская блокада идет успешно. Контрабандные суда перехватываются почти ежедневно, все запасы у южан на исходе. И все равно, ситуация сложилась патовая. Нельзя же выиграть войну, если сидеть сложа руки и надеяться, что мятежники перемрут голодной смертью. Будь во главе войск генерал Шерман, он сумел бы повлиять на ситуацию. Конечно, не прямо сейчас, но надо иметь его в виду.

     - Вы далеко пойдете, генерал. Хотелось бы мне иметь хотя бы дюжину таких, как вы. Тогда с войной было бы покончено уже к весне. Насколько я понимаю, вы хотите служить под командованием генерала Халлека?

     - Так точно. Он хочет, чтобы я принял дивизию под началом генерала Гранта.

     - Тогда по рукам! Приказ будет отдан. Желаю вам всяческих успехов.

     Николай, с безупречным чутьем секретаря появившийся именно в этот момент, проводил гостей. И заговорил лишь тогда, когда закрыл за ними дверь.

     - Миссис Линкольн спрашивает, не можете ли вы зайти к ней в комнату Вилли.

     Смуглое лицо Линкольна приобрело землистый оттенок.

     - Никаких перемен?

     - Не знаю, больше она ничего не сказала. Линкольн поспешил прочь из кабинета. Мэри стояла у двери, глядя на кровать. Ощутив его прикосновение к локтю, обернулась. -Он такой холодный!

     Один из друзей Вилли сидел у большой кровати, выпрямившись с мрачной серьезностью. Глаза Вилли были закрыты.

     - Он ничего не говорил? - спросил Линкольн у мальчика - Нет, сэр, сегодня нет. Но он наверняка знает, что я здесь, потому что пожимает мне руку.

     Поставив стулья, они в молчании присели рядом с парнишкой. Тут уж ничего не скажешь, ничего не поделаешь. Пришел доктор, поглядел на безмолвного ребенка, потрогал его лоб - и покачал головой, сказав этим больше, чем под силу выразить словам Только через час Линкольн вернулся к письменному столу и устало опустился в кресло. И обернулся, услышав голос:

     - Ему это удалось, мистер Линкольн, Гранту это снова удалось.

     Военный министр вбежал в комнату, размахивая депешей, как боевым стягом. В своем восторженном задоре он даже не заметил, как осунулось лицо президента, не разглядел беспросветного отчаяния, застывшего во взоре Линкольна Повернувшись к висящей на стене карте Соединенных Штатов, Камерон постучал пальцем по штату Теннесси.

     - Форт Донелсон пал, и это воистину великая победа! - И зачитал с принесенного листка:

     - Шестнадцатого февраля... армия конфедератов сдалась... пятнадцать тысяч пленных. Вот оно, самое великолепное доказательство, что в Гранте мы нашли великого полководца.

     Знаете, что сказал Грант, когда генерал Бакнер спросил его об условиях сдачи? - Отыскав на листке нужное место, Камерон назидательно поднял палец.

     - "Никаких условий, кроме безусловной и немедленной сдачи. Предлагаю вам немедленно перейти к делу". - Министр ликовал. - Полагаю, если позволите, надо немедленно произвести Гранта в генерал-майоры.

     Линкольн утвердительно склонил голову. Камеронснова обернулся к карте.

     - Сперва пал форт Генри, теперь очередь форта Донелсон, сущая катастрофа для противника! Камберленд и Теннесси - две важнейшие реки юго-запада - в наших руках. Штат Теннесси теперь принадлежит нам, а Кентукки распахнут перед нами. Южанам остается лишь горько сетовать. Они окружены и подвергаются непрерывным атакам. - Он ткнул пальцем в карту. - Наши армии находятся вот здесь, в Виргинии близ Вашингтона, и здесь, у Харперс-Ферри. А также на полуострове, у форта Монро, и готовы нанести удар по Ричмонду и Норфолку. Стальное кольцо, вот как это называется! Наши войска у Порт-Ройяла нацелены на Саванну и Чарльстон. Далее по побережью Мексиканского залива мы готовы постучаться в ворота Мобила и Нового Орлеана. А здесь, на Миссисипи, устремлены на Камберленд и Теннесси. Утомленный восторгом Камерон плюхнулся в кресло. -Блокада вдоль всего мятежного побережья уже не просто докука Джонни Бунтарю, а полновесная угроза. Я не удивлюсь, если война закончится еще до конца года Тысяча восемьсот шестьдесят второй станет нашим anus mirabilis, победным годом.

     - Дай Бог, чтобы это было так, Камерон. Я молюсь, чтобы неисчислимым смертям и разрушениям пришел конец и наша многострадальная страна вновь стала единой. Но раненый зверь бросается на обидчика, а Юг ранен, и ранен жестоко. Мы не должны терять бдительности ни на миг. И важнее всего для нас блокада. Ее следует поддерживать и укреплять. Надо отрезать противника от всех каналов поставок извне. Без оружия, боеприпасов и снаряжения Югу долго не продержаться. В конце концов их войска будут разбиты.

     Слова были полны оптимизма, но в голосе Линкольна прозвучал беспросветный мрак. И столько в нем было горечи, что Камерон вдруг заметил явное страдание, написанное на лице президента.

     - Сэр, вам нездоровится?

     - Нет, не мне. Тому, кто мне дорог. Моему сыну, Вилли. Ему ведь всего двенадцать. Доктора говорят, смертельно болен. Тиф. Сомневаются, что доживет до вечера.

     Пораженный горем и болью президента, Камерон даже не нашел слов для ответа. Встал, скорбно покачивая головой, и медленно вышел.

 

***

 

     Река Джеме пересекает всю Виргинию, сердце Конфедерации. Покинув Ричмонд, ее столицу, Джеме неспешно несет свои воды через щедрые земли этого края к морю. У самого впадения в широкий залив, известный под именем Хэмптон-Роудс, в нее вливается река Элизабет.

     В это мартовское утро над рекой Элизабет курился туман, и первые лучи рассвета с трудом пробивались сквозь него, смутно очерчивая голые деревья, выстроившиеся по берегам реки. На ветке, нависающей над водой, сойка распевала свою хриплую песнь - и вдруг смолкла. Потом сорвалась в воздух и унеслась прочь, испугавшись темной громады, замаячившей в тумане. Птичье пение сменило пыхтение, напоминающее тяжкие вздохи какого-то речного чудовища. Вскоре из тумана выползло и само чудовище, пыхтя паровым двигателем и изрыгая черный дым из единственной высокой трубы.

     Облаченный в броню, пузатый, медленный и неказистый корабль двигался едва-едва, почти не тревожа рябью зеркальную гладь реки. Но, проплывая мимо, продемонстрировал серые борта с орудийными портами, пока что плотно закрытыми, и чудовищный таран, укрепленный на носу. На баке, прямиком над четырехфутовым стальным бивнем, находилась бронированная рубка, а в рубке - командир корабля, адмирал Франклин Бьюкенен, стоявший позади рулевого.

     Но восторга адмирал отнюдь не испытывал. Не корабль, а скопище компромиссов. Деревянный корпус сделан из обугленной обшивки "Мерримака", сожженного янки при отступлении из Норфолка. И этой сырой обшивке уготована роль спасителя Конфедерации. Сгоревшие шпангоуты и обшивку срезали, оставив лишь прочное дерево. На остатках днища возвели бронированную надстройку из сосны и дуба, покрытых броневыми листами ради защиты установленного здесь десятка больших пушек. И вот теперь " Мерримака, переименованный в корабль военного флота Конфедерации "Виргиния", идет на войну в самый первый раз. Да притом мучительно медленно. Одноцилиндровый двигатель, и без того хлипкий и слабосильный, долго пробыл под водой, прежде чем его подняли и привели в порядок. Древний двигатель с самого начала не получал должного обслуживания, а уж пребывание в соленой воде ничуть не пошло ему на пользу.

     И тащить тяжелую посудину быстрее пяти узлов в час хилый двигатель оказался просто не в состоянии.

     Зато, по крайней мере, судно наконец спущено на воду и скоро отведает вкус битвы. Оно пошло бы в бой и раньше, но суровые весенние шторма хлестали побережье много дней подряд, по заливу катились огромные валы, горами обрушиваясь на берег. Имеющая малую осадку "Виргиния" просто затонула бы.

     Теперь шторм стих, волны за ночь улеглись - и броненосец наконец-то будет испытан в деле.

     Повернувшись, адмирал Бьюкенен спустился по трапу в машинное отделение, где громко крикнул, стараясь перекрыть лязг металла и шипение пара:

     - Слишком медленно, лейтенант Джонс, слишком уж медленно идем! Нельзя ли развести пары посильнее?

     - Нет, сэр! - крикнул в ответ перепачканный смазкой офицер. -Больше нам не выжать. Давление и так чересчур высокое, еще чуток - и что-нибудь взорвется.

     Бьюкенен вернулся на свой пост. Когда "Виргиния" дотащилась до реки Джеме, к ней присоединились четыре деревянные колесные канонерские лодки.

     Самая крупная - "Патрик-Генри" - с целыми шестью пушками, а самый крохотный - "Тизер" - вооружен только одной.

     Вот и вся флотилия, собранная против могучего военного флота Соединенных Штатов.

     Туман уже разошелся, и пыхтящие пароходы медленно вышли в широкие воды Хэмптон-Роудс. За Норфолком они окажутся в открытом море.

     И столкнутся с блокадным флотом, ибо именно там начинается удушающий барьер блокады. Эти подступы к сердцу Конфедерации так важны, что здесь встала на якоре целая флотилия кораблей Союза. Бьюкенен ни разу не видел ее, но ежедневно получал рапорты о ее численности и состоянии.

     Прежде всего сорокапушечные паровые фрегаты "Роанок" и "Миннесота". Их сопровождают парусные фрегаты: пятидесятипушечный "Конгресс" и "Камберленд" с двадцатью четырьмя орудиями. В общей сложности вход в реку Чарльз контролирует свыше ста пятидесяти пушек. Чтобы одолеть их, нужен целый флот. А флота у Юга нет.

     Только один-единственный неказистый, наспех слаженный и не опробованный броненосец. Да еще четыре крохотных пароходика, лишенных брони.

     Ни разу не испытанная в бою, нелепая, громыхающая "Виргиния" лениво близилась к блокадной флотилии.

     - Открыть порты! - прокричал Бьюкенен. - Приготовиться к бою Вахтенный на корабле Соединенных Штатов "Маунт-Вернон", стоявшем к берегу ближе других, заметил дым над мысом Сьюэлл и подумал, что там разожгли огонь. Он уже собирался доложить, когда вдали показался темный силуэт. Корабль, но какой? Силуэт укоротился: корабль повернулся носом, и вахтенный забил тревогу. Пусть он ни разу не видел подобных кораблей, зато прекрасно узнал флаг Конфедерации, развевающийся на корме. Судно вполне может оказаться давно ожидавшимся броненосцем, который якобы должен принести Югу победу.

     "Маунт-Вернон" поднял сигнальный флаг, чтобы предупредить флотилию.

     Сигнал остался незамеченным. Капитан приказал выстрелить в приближающийся броненосец. Этот выстрел и стал первым в битве на Хэмптон-Роудс. Пыхтя, "Виргиния" лениво приближалась к стоящим на якоре судам, смехотворная с виду и ничуть не грозная - пока не открылись орудийные порты, и оттуда не выглянули черные жерла пушек. Мишенью первой атаки Бьюкенен наметил "Камберленд". "Виргиния" открыла огонь шрапнелью из носовой пушки уже с разделяющего их расстояния в целую милю, выведя из строя весь расчет турельной пушки - кого раненым, а кого и убитым.

     На фрегате северян забили тревогу. Но атака была настолько стремительной и нежданной, что с та С наступлением сумерек паровой броненосец Конфедерации с пыхтением вошел в гавань. В бою судно почти не получило повреждений, а личный состав не понес потерь, не считая нескольких ранений. Бьюкенен и матросы ликовали, с нетерпением дожидаясь утра, когда можно будет вывести броненосец в море, чтобы добить застрявшую на берегу "Миннесоту" и все остальные деревянные корабли военного флота Союза. Флот будет уничтожен, блокада снята, Юг спасен.

     Железо восторжествовало над деревом. Паруса уступили место пару. И это послание миру не прошло незамеченным, ибо битвы ждали уже давно, существование "Виргинии/было секретом Полишинеля. На рейде стояли французские и британские корабли, весь день пристально наблюдавшие за происходящим. Они сочли, что утром блокадная флотилия будет разбита окончательно;

     Родился совершенно новый тип морского боя. Солнце закатилось, алой зарей провожая день победы южан.

 

СЕВЕРНАЯ СТАЛЬ

 

     Тот же самый шторм, который не выпускал "Виргинию" из порта, не позволил "Монитору" покинуть Бруклинскую военно-морскую верфь. После спуска судна на воду в середине февраля последовали мучительные дни отсрочки, затянувшейся на целые недели. Эрикссон создал изумительную конструкцию, а постройка судна от киля до спуска на воду за сто один день являла собой чудо механики. Конструктор не учел только человеческий фактор.

     В движение металлическое судно должен был приводить двухцилиндровый двигатель, тоже конструкции Эрикссона, крутивший единственный винт.

     Инженеры, делавшие винт, допустили одну, но весьма существенную ошибку. Они предполагали, что вал двигателя будет вращаться совершенно в противоположном направлении, чем на самом деле. Так что когда капитан судна лейтенант Джон Уорден на первых же испытаниях мореходных качеств скомандовал "малый вперед", оно задрожало, подало назад и врезалось в причал.

     - В чем дело?! - крикнул Уорден старшему механику Альбану Штимерсу.

     К счастью, прозвучавшая в ответ непристойность потонула в лязге механизмов. Когда машина остановилась, Штимерс поднялся в рубку и доложил капитану:

     - Похоже, никто не поинтересовался, будет ли винт вращаться по часовой стрелке или против. Вместо того чтобы идти вперед, судно пятится задом.

     - Нельзя ли приладить новый винт?

     - Нет. Этот был сконструирован и изготовлен по спецзаказу. Не знаю, сколько именно времени займет изготовление нового, но абсолютно уверен, что немало. Кроме того, для его замены судно придется вернуть в сухой док, а это займет еще больше времени.

     - Проклятье! А нельзя ли в таком случае запустить двигатель в обратную сторону? Тогда корабль наверняка пойдет вперед.

     Штимерс мрачно покачал головой, вытирая чумазое лицо ветошью, но только размазал машинное масло.

     - Вообще-то можно. Но тогда нам не выжать больше двух-трех узлов, а судно рассчитано на семь. Уорден спустился из бронированной рубки.

     - Почему? Что-то я не понимаю.

     - Ну, чтобы вникнуть, надо немного разбираться в двигателях. Видите ли, каждый золотниковый клапан приводится в движение эксцентриком, который частично проворачивается вокруг оси, чтобы заставить машину крутить вал в другую сторону. Это дает отличные результаты в одном положении, но только в одном.

     - Тогда как же быть?

     - Надо разобрать всю машину и переставить эксцентрики.

     У орден знал, что на счету каждый день. Все газеты - и северные, и южные - трубили, что броненосец южан будет вот-вот спущен на воду. Кроме того, Уорден располагал более специфическими донесениями разведки, что остались считанные недели, а то и дни до того момента, когда вражеский корабль возьмется за блокадный флот. Но винт должен стоять, как положен".

     Негоже идти в первый бой кормой вперед!.

     -  Приступите сейчас же.

     Но только к девятнадцатому февраля были собраны крепкие моряки и офицеры, и "Монитор" наконец-то проделал на буксире короткое плавание от Грин-Пойнта до Бруклинской военно-морской верфи, где установили на место пару чудовищных орудий - одиннадцатидюймовых гладкоствольных пушек Даль-грена, способных стрелять ядрами весом в сто шестьдесят шесть фунтов.

     Заодно судно приняло на борт провизию, а также порох, ядра, картечь и шрапнель. Стальной корабль собрался в боевой поход.

     Хотя лишь после новой отсрочки.

     За пробные стрельбы отвечал механик Штимерс, хотя ему ни разу не доводилось иметь дела с подобными противооткатными механизмами. После выстрела пушка скользила назад по стальным рельсам, а инерцию отдачи гасили тормозные башмаки, крепко притянутые к рельсам. Но Штимерс повернул маховик противооткатного устройства не в ту сторону, ослабив зажимы, вместо того чтобы затянуть их.

     После пробного выстрела первая пушка на большой скорости отлетела назад и была остановлена только ударом шишака казенника о стену орудийной башни. Удар срезал несколько болтов, крепивших подшипники люльки к лафету. Добраться до них было трудновато, масса времени ушла на высверливание их и замену новыми.

     Снова человеческий фактор. Этот инцидент так расстроил Штимерса, что он повторил ту же ошибку и со второй пушкой. И чинить ее пришлось тем же способом. Эрикссон самолично присматривал за ремонтом, испепеляя взором пристыженного механика и злобно ворча по-шведски, пока не был удовлетворен итогом трудов.

     Ремонтные работы завершились лишь к двадцать шестому февраля. Следующее утро выдалось холодным и беспросветным, но ровно в семь часов " Монитора под яростное завывание ветра двинулся навстречу снеговой круговерти, держа курс к Хэмптон-Роудс и блокадному флоту Союза. Портовые рабочие поспешили укрыться от непогоды, и на причале остались только Джон Эрикссон и Томас Фитч Роланд, владелец металлургического завода, построившего корабль.

     - Наконец-то, - выговорил Роланд. - Теперь батарея Эрикссона покажет, на что она способна. Вы изобрели удивительную машину, и я безмерно горд, что мы воплотили ее в металле ко всеобщему удовлетворению.

     - Она покажет все, для чего была сконструирована. Даю вам слово, отозвался изобретатель. И вдруг охнул. - Но... Что стряслось?!

     "Монитор" внезапно повернулся носом к берегу тесного, бурного пролива.

     Столкновение казалось неминуемым, но в последний момент нос судна повернуло в противоположном направлении - к другому берегу. Стальной корабль шел все медленнее и медленнее, рыская из стороны в сторону, пока наконец не врезался в хлипкий причал, едва не сокрушив его, и остановился.

     Эрикссон чуть ли не подскакивал от ярости.

     - Возьмите буксир, - процедил он сквозь зубы. - Отведите судно обратно в док.

     - Я не мог его удержать, - оправдывался сконфуженный рулевой. - Стоило мне повернуть штурвал в одну сторону, и поворот в другую давался с огромным трудом. Даже вдвоем с лейтенантом Уорденом мы справлялись едва-едва. Потом стоило перевалить через середку, как все начиналось сызнова.

     Эрикссон настоял на том, что Должен изучить ситуацию лично, осмотрев румпельные тяги и коромысла. Матросы передавали от него команды рулевому, чтобы тот поворачивал руль то в одну сторону, то в другую. Прошло больше часа, прежде чем конструктор выбрался из трюма, напрочь промочив брюки, перепачкавшись в грязи и смазке, но не замечая подобных пустяков.

     - Руль разбалансирован. Надо увеличить рычаг коромысла Удвоить, если понадобится.

     На это ушло меньше суток. Однако и трое суток спустя " Монитора все еще стоял на приколе. Экипаж от беспокойства не находил себе места, понимая, что их судно построено для поединка с "Виргинией", которая вот-вот сойдет со стапелей, если верить сводкам, регулярно появляющимся в газетах. А поделать ничего нельзя. У побережья бушует сильнейший шторм, на берег обрушиваются исполинские волны, а "Монитор" рассчитан на судоходство по мелководью и рекам. Его низкие борта и мелкая осадка не позволяют выходить в море даже при умеренном волнении.

     Шестого марта небо прояснилось, ветер стих, и море успокоилось. Было принято решение, что " Монитора будет доставлен к месту назначения на буксире, поскольку его крейсерская скорость составляет всего семь узлов.

     Прицепленный толстым канатом к буксиру "Сет-Лоу", сопровождаемому паровыми канонерками "Карритук" и "Сэйчем", "Монитор" наконец-то вышел в море.

     День прошел довольно легко, и экипаж начал привыкать к новой обстановке. На обед подали отварную говядину с картошкой, а после все свободные от вахты спокойно отошли ко сну. Но поспать им почти не пришлось.

     Ветер окреп, море разгулялось, и к утру погода испортилась окончательно.

     Плавание превратилось в кошмар.

     Зеленые волны захлестывали крохотное суденышко, водопадом рушась на палубу, перекатываясь через рубку и врываясь сквозь узкие смотровые щели с такой силой, что сшибали рулевого с ног, отбрасывая от штурвала.

     Но куда опасней были волны, накрывавшие трубы воздухозаборников, возвышающиеся над палубой достаточно высоко, чтобы при спокойном море снабжать воздухом паровую машину в трюме. Вода затопила вентиляторы, намочила их кожаные приводные ремни и вывела их из строя. Без воздуха огонь в топках угас; без вентиляторов машинное отделение заполнилось ядовитым угарным газом, едва не убившим находившихся там людей.

     Отвага экипажа не вызывала ни малейшего сомнения. Добровольцы с риском для жизни пробрались в машинное отделение, вынесли потерявших сознание людей и уложили дышать свежим воздухом на куполе орудийной башни. Через некоторое время те очнулись, но корабль по-прежнему подвергался великой опасности. Огонь в топках угас, без пара остановились трюмные помпы. Буксир по-прежнему исправно тянул судно по бурному морю, но оно понемногу заполнялось водой. Пытались пустить в ход ручные насосы, но все тщетно. Люди ликвидировали течь за течью, но вода все поднималась. Да еще, пробивая носом очередную волну, корабль черпал воду через клюзы, снова сел на мель. Приблизившись к нему, "Монитор" бросил якорь. Уорден послал лейтенанта Грина переговорить с командиром "Миннесоты".

     - Слава Богу, вы прибыли! вымолвил капитан Ванбрант, указывая на продолжающий пылать " Конгресса. - То же самое будет с нами утром, если мы не выберемся с мелководья. Наши пушки не оставили на адской посудине даже вмятины, хотя мы очень старались.

     - Быть может, наши смогут. В любом Случае мы расположимся между вами и вражеским кораблем. Чтобы добраться до вас, ему придется обойти нас, а это будет не так-то просто.

     На следующее утро, вскоре после девяти часов, настал исторический миг, навсегда изменивший облик морских баталий. Наступила эра современного морского боя. Когда "Виргиния" неспешно приблизилась к застрявшему кораблю северян, "Монитор" решительно преградил броненосцу дорогу к намечет ной жертве.

     - В чем там дело?! - крикнул лейтенант Джонс, не в силах толком разглядеть происходящее сквозь узкую смотровую щель.

     Юнга Литглпейдж вскарабкался на броню, чтобы лучше видеть.

     - Буксиры уходят. Но рядом какой-то плот. На нем что-то стоит... Вроде бы хотят отвезти котел и машину на берег.

     - Чушь! Не сейчас же! - Подтянувшись наверх, чтобы тоже поглядеть, Джонс гневно скривился. - Проклятье! Это не плот, а на нем чудовищная орудийная башня. Должно быть, это батарея Эрикссона.

     В самый неподходящий момент! План добить "Миннесоту", а затем рассеять остатки блокадной флотилии под угрозой.

     Твердо вознамерившись прикончить раненый корабль, "Виргиния" выстрелила в сидящий на мели фрегат с расстояния в милю, и часть ядер угодила в цель. Но больше игнорировать крохотный кораблик было нельзя. Выдыхая облачка дыма, он двигался прямиком к огромному противнику, пока не зашел к нему с борта - Стоп машина! - приказал Уорден. - Открыть огонь!

     Первый орудийный расчет поднял поворотный щит с орудийного порта, выкатил пушку, и Грин дернул за спусковой шнур" Пушка рявкнула, оглушив артиллеристов, наделав больше вреда в башне, чем противнику. Ударившись о броню, ядро просто отскочило.

     " Виргиния" дала бортовой залп. Сталь схлестнулась со сталью.

     "Монитор" сидел настолько низко, что его палуба находилась вровень с водой, и, кроме крохотной бронированной рубки, над морем высилась только чудовищная орудийная башня. Попасть в эти мишени было почти невозможно, а несколько ядер, все-таки угодившие в цель, просто отлетели рикошетом.

     И каждые три минуты собственный паровой движок поворачивал 120-тонную махину, чтобы расположенные в ней две исполинские пушки могли прицелиться.

     Не попасть в громадную мишень было невозможно. Юркий, идеально слушающийся руля кораблик вертелся вокруг неуклюжего, почти неуправляемого броненосного увальня южан.

     Два часа корабли обстреливали друг друга монолитными ядрами, почти соприкасаясь жерлами пушек. "Виргинию" чуть не постигла катастрофа, когда ее нос увяз в илистой банке. В течение четверти часа ее чахлый двигатель силился стащить судно с мели, а "Монитора тем временем кружил рядом, непрерывно обстреливая противника. Вскоре ядра так изрешетили трубу большого корабля, что она почти не давала тяги для машины. Ядро снесло жерла двух пушек "Виргинии". Стрелять из них по-прежнему б снова сел на мель.

     Приблизившись к нему, "Монитор" бросил якорь. Уорден послал лейтенанта Грина переговорить с командиром "Миннесоты".

     - Слава Богу, вы прибыли! вымолвил капитан Ванбрант, указывая на продолжающий пылать "Конгресс". - То же самое будет с нами утром, если мы не выберемся с мелководья. Наши пушки не оставили на адской посудине даже вмятины, хотя мы очень старались.

     - Быть может, наши смогут. В любом Случае мы расположимся между вами и вражеским кораблем. Чтобы добраться до вас, ему придется обойти нас, а это будет не так-то просто.

     На следующее утро, вскоре после девяти часов, настал исторический миг, навсегда изменивший облик морских баталий. Наступила эра современного морского боя. Когда "Виргиния" неспешно приблизилась к застрявшему кораблю северян, "Монитор" решительно преградил броненосцу дорогу к намечет ной жертве.

     - В чем там дело?! - крикнул лейтенант Джонс, не в силах толком разглядеть происходящее сквозь узкую смотровую щель.

     Юнга Литглпейдж вскарабкался на броню, чтобы лучше видеть.

     - Буксиры уходят. Но рядом какой-то плот. На нем что-то стоит... Вроде бы хотят отвезти котел и машину на берег.

     - Чушь! Не сейчас же! - Подтянувшись наверх, чтобы тоже поглядеть, Джонс гневно скривился. - Проклятье! Это не плот, а на нем чудовищная орудийная башня. Должно быть, это батарея Эрикссона.

     В самый неподходящий момент! План добить "Миннесоту", а затем рассеять остатки блокадной флотилии под угрозой.

     Твердо вознамерившись прикончить раненый корабль, "Виргиния" выстрелила в сидящий на мели фрегат с расстояния в милю, и часть ядер угодила в цель. Но больше игнорировать крохотный кораблик было нельзя. Выдыхая облачка дыма, он двигался прямиком к огромному противнику, пока не зашел к нему с борта - Стоп машина! - приказал Уорден. - Открыть огонь!

     Первый орудийный расчет поднял поворотный щит с орудийного порта, выкатил пушку, и Грин дернул за спусковой шнур" Пушка рявкнула, оглушив артиллеристов, наделав больше вреда в башне, чем противнику. Ударившись о броню, ядро просто отскочило.

     " Виргиния" дала бортовой залп. Сталь схлестнулась со сталью.

     "Монитор" сидел настолько низко, что его палуба находилась вровень с водой, и, кроме крохотной бронированной рубки, над морем высилась только чудовищная орудийная башня. Попасть в эти мишени было почти невозможно, а несколько ядер, все-таки угодившие в цель, просто отлетели рикошетом.

     И каждые три минуты собственный паровой движок поворачивал 120-тонную махину, чтобы расположенные в ней две исполинские пушки могли прицелиться.

     Не попасть в громадную мишень было невозможно. Юркий, идеально слушающийся руля кораблик вертелся вокруг неуклюжего, почти неуправляемого броненосного увальня южан.

     Два часа корабли обстреливали друг друга монолитными ядрами, почти соприкасаясь жерлами пушек. "Виргинию" чуть не постигла катастрофа, когда ее нос увяз в илистой банке. В течение четверти часа ее чахлый двигатель силился стащить судно с мели, а "Монитора тем временем кружил рядом, непрерывно обстреливая противника. Вскоре ядра так изрешетили трубу большого корабля, что она почти не давала тяги для машины. Ядро снесло жерла двух пушек "Виргинии". Стрелять из них по-прежнему было можно, но после первого же выстрела вырвавшееся из них пламя подожгло деревянную внутреннюю обшивку.

     Однако и на "Мониторе" была одна жертва. Его капитан выглядывал сквозь смотровую щель рубки, когда ядро попало прямо в нее. Осколки краски и металла полетели ему в глаза, лейтенант закричал от боли. Его унесли вниз, и судовой врач постарался сделать все, что мог. Один глаз спасти удалось, но второй Уорден потерял.

     Битва не затихала до тех пор, пока не начался отлив. Малоподвижная "Виргиния" вышла из боя и медленно зашлепала к устью реки, а ее непобедимый противник остался на посту между ней и ее жертвой.

     "Виргиния" вернулась в гавань, а "Монитор" поджидал ее на месте, будто сторожевой бульдог у крыльца.

     Но броненосец южан так и не вернулся. Высокая труба зияла дырами, некоторые броневые плиты держались на честном слове. Неисправный двигатель ремонту уже не поддавался, вес судна был чересчур велик, так что глубокая осадка не позволяла ему вести боевые действия нигде, кроме спокойных вод Хэмптон-Роудс.

     Боевому кораблю, навеки изменившему облик морских битв, больше не суждено было вступить в бой.

     Кольцо блокады снова сомкнулось. Петля вокруг Юга начала затягиваться.

     Оптимисты на Севере потирали руки, считая войну чуть ли не выигранной.

 

ШАЙЛО

 

     Конфедератский генерал Альберт Сидни Джон-стон был, конечно, джентльменом, а также не лишенным доброты человеком. Но в ту минуту ему хотелось не быть джентльменом, чтобы уклониться от свидания с Матильдой Мейсон. В конце концов, ведь надо еще и воевать. Нет, это пустая отговорка.

     Все приказы уже отданы, войска отправлены, так что ему и в самом деле нечем заняться, пока не начнется наступление. Она прождала уже два дня, и откладывать встречу больше нельзя, потому что благовидных предлогов для этого уже не осталось. Никуда не денешься, она и в самом деле близкий друг семьи, и если разойдется весть, что он отказался ее увидеть..

     - Сержант, проводите леди сюда. Затем принесите кофе.

     Входной полог шатра откинулся, и Джонстон поднялся, чтобы подать ей руку.

     - Давненько мы не виделись, Матти.

     - Намного дольше, чем следовало, Сидни. - Она все еще не утратила привлекательности, хотя волосы уже засеребрились сединой. Засопев, она устало рухнула на брезентовый стул. - Извини, мне не следовало такого говорить. Видит Бог, тебе надо вести войну, у тебя масса важных дел, тебе не до того, чтобы видеться со старой сплетницей.

     - Но к тебе это наверняка не относится!

     - Да где уж там! Видишь ли, я страшно тревожусь о Джоне, закованном в кандалы в темнице на севере. Мы в таком отчаянии! Ты знаешь нужных людей, ты генерал и все такое прочее, так что наверняка можешь чем-нибудь помочь.

     Джонстон не стал говорить вслух, но в душе не испытывал сочувствия к сидящему в тюрьме Джону Мейсону. Сообщали, что тот живет с удобствами, получает превосходнейшую пищу, а уж сигары у него наверняка никогда не кончаются.

     - Я ничего не могу поделать, пока политики не придут к каким-то соглашениям. Но взгляни на это с другой стороны, Матти. Идет война, и все мы должны так иди иначе служить родине. И вот именно сей час, в этой тюрьме янки, Джон и Слайделл стоят дивизии, воюющей во имя Юга, а то и побольше.

     Британцы все еще неистовствуют из-за этого инцидента и испускают воинствующие кличи. Как ты понимаешь, все, что плохо для Севера, хорошо для нас. Война идет не так гладко, как хотелось бы.

     - От меня ты не услышишь ни слова жалобы, равно как и от других, если уж на то пошло. Мы знаем, что вы воюете, не щадя себя. Дома все мы тоже помогаем фронту, чем можем. В нашем городе не осталось ни одной железной ограды, все ушло в переплавку для броненосца. И если мы самую малость недоедаем, это никакая не жертва в свете того, что делаете вы, люди в серых мундирах. Я ведь не жалуюсь. Я верю, что все мы исполняем свой долг.

     - Ты не представляешь, с каким восторгом я слушаю эти слова, Матти. Я тебе скажу, вовсе не секрет, что Юг окружен. Что я хотел бы сделать сейчас, это Прорвать кольцо армий янки, удушающее нас. Я заставлял армию маршировать день за днем, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу. И наступление начнется завтра. Но вот это как раз секрет...

     - Я никому не скажу!

     - Знаю, иначе не стал бы тебе говорить. Я сделал это для того, чтобы ты поняла, что Джон, живущий сейчас в комфорте, делает во имя войны гораздо больше на своем месте, чем мог бы сделать где-нибудь еще, так что, пожалуйста, не тревожься...

     Он поднял глаза на адъютанта, откинувшего входной полог и отдавшего честь.

     - Срочные депеши, генерал.

     - Несите. Матти, вынужден просить прощения. Она молча ушла, гордо вскинутым подбородком демонстрируя, что думает об этой внезапной помехе разговору, наверняка подстроенной заранее. Правду говоря, помеха была непреднамеренной, но Джонстон все равно обрадовался ей. Отхлебнув кофе, он открыл кожаную папку.

     Как и остальные генералы Конфедерации, Джонстон искал способ разорвать петлю, стягивающуюся вокруг Юга. Изучая обступившие Конфедерацию армии, они искали хоть крохотную лазейку. Джонстон не слишком восторгался Улиссом С. Грантом и тем не менее понимал, что имеет дело с противником волевым и целеустремленным. Победы Гранта в форте Генри и форте Донелсон усугубили катастрофу. Теперь Грант расположился лагерем с мощной армией на Питсбургском плацдарме в Теннесси. Конфедератская разведка обнаружила, что к нему на подмогу идет подкрепление. Когда подкрепление прибудет, Грант наверняка ударит в южном направлении вдоль Миссисипи в попытке разделить Юг надвое. Надо его остановить, пока не поздно. И Сидни Джонстон как раз тот, кому это по плечу.

     Наступление начнется позже, чем запланировано, но в остальном все идет строго по замыслу. За зиму он собрал армию даже более многочисленную, чем армия Гранта, численность каковой кавалерийская разведка оценила в тридцать пять с лишним тысяч человек. Джонстон принял решение ударить первым, пока тридцать тысяч человек Дона Карлоса Бьюлла не прибыли Гранту на подмогу. Три дня подряд его новобранцы маршировали по грязным тропам и проселкам Миссисипи, и маршруты их усталых колонн сходились на плацдарме у Питсбурга.

     Теперь настало время в последний раз собрать офицеров.

     Они потянулись в палатку один за другим, пододвигали себе стулья и наливали кофе, когда Джонстон указывал на кофейник, жестом приглашая угоститься. Он дождался, когда соберутся все, и лишь тогда заговорил:

     - Больше задержек не будет. Атакуем завтра, воскресным утром, как только рассветет.

     Его заместитель генерал П. Дж. Т. Борегар не испытывал подобной уверенности.

     - Захватить их врасплох уже не удастся. Они окопались по уши. А наши люди всего лишь необстрелянные новобранцы и в большинстве своем даже не слышали грохота канонады.

     - Нам об этом известно, но еще нам известно, что, несмотря на изнурительные тяготы марша, люди не растеряли своего задора. Я сражусь с "врагом, даже будь против меня миллион. Атака состоится.

 

***

 

     - Томас, не знаешь ли, который час? А то мои часы остановились, - сказал генерал Шерман.

     Его ординарец Томас Д. Холлидэй лишь с улыбкой покачал головой.

     - Часы мне не по карману, генерал. Спрошу у кого-нибудь из офицеров.

     Бригадный генерал Уильям Т. Шерман и его штаб объезжали позиции войск, стоящих лагерем близ церкви Шайло на берегах реки Теннесси. Утренний туман еще не рассеялся, под деревьями и изгородями лежала непроглядная темень. Но дождь ночью перестал, день сулил быть ясным. Шерман тревожился: решение Гранта, что окапываться войскам не следует, отнюдь не порадовало его.

     - Камп, их боевой дух на высоте, - растолковал Грант, - и я хочу, чтобы таким он и оставался. Если они выроют эти ямы и спрячутся в них, то начнут тревожиться. Лучше их не трогать.

     Шерману это пришлось не по душе. Рапорты о перемещениях противника впереди ничуть не обеспокоили Гранта, но все-таки Шерман вывел свой штаб на рассвете, чтобы выяснить, нет ли правды в докладах пикетов о слышанном ночью шуме, якобы свидетельствующем о передвижении войск.

     Повернув лошадь, Холлидэй рысцой вернулся к генералу.

     - Только что пробило семь, - сказал он. И погиб. Невидимые конфедератские пикеты внезапно дали залп, и пуля угодила в Холлидэя, сбив его с лошади и прикончив на месте.

     - За мной! - крикнул Шерман, разворачивая лошадь и галопом устремляясь к собственным позициям.

     Выскочивший на опушку пикет кричал:

     - Генерал, мятежников там больше, чем блох на дворняге!

     Именно так. Они шли тремя цепями, атакуя вдоль всего фронта. С нарастающим победным криком мятежники врезались в неподготовленные позиции северян, вынудив их отступить перед жидким ружейным огнем. Захваченные врасплох солдаты заколебались, предпочитая сдать назад, чем встретить град пуль. И тут появился генерал Шерман, скакавший верхом между вражескими цепями и собственными позициями. Не обращая внимания на пули, засвистевшие вокруг него, он привстал в стременах и взмахнул саблей.

     - Солдаты, в цепь, ко мне! Пли, заряжай и пли! Не отступать! Заряжай и пли!

     Пыл генерала оказался заразительным: его крики вдохновили солдат, еще мгновение назад готовых к бегству. Они остались на позициях, открыв огонь по атакующим. Заряжай и пли, заряжай и пли.

     Положение сложилось отчаянно трудное. Здесь был самый открытый фланг армии Союза, и он-то подвергся наиболее массированной атаке. Вначале у Шермана было восемь тысяч человек, но под напором конфедератов их число неизменно убывало. И все-таки северяне держали рубежи. Полки Шермана приняли на себя главный удар, но не отступили. А генерал держался в самой гуще боя, все время разъезжая перед фронтом и не обращая внимания на град пуль.

     Когда лошадь под ним убили, он продолжал сражаться пешком, пока ему не отыскали и не подвели другую лошадь.

     Через считанные минуты убили и эту лошадь, когда генерал возглавил контратаку, а еще позже застрелили и третью.

     Схватка была жаркой, трудной, грязной и смертельной. Необстрелянные конфедераты, сумевшие пережить кровавую увертюру сражения, мало-помалу учились воевать, снова и снова собирались с силами и бросались в атаку, тесня ряды северян. Те мало-помалу отступали, сражаясь за каждый фут земли, неся большие потери, но продолжая держаться. И Шерман всегда был в гуще боя, подбадривая обороняющихся. Солдаты гибли один за другим, но дивизия держала свои позиции.

     Да и сам генерал Шерман вовсе не был неуязвим для пуль; позже в тот же день пуля ранила его в руку, но генерал перевязал рану носовым платком и продолжал командовать.

     Осколком снаряда ему срезало часть полей шляпы. Несмотря на это, несмотря на потери, он оставался во главе войск и сумел стабилизировать положение. Через три часа после начала боя Шерман потерял более половины своих людей. Четыре тысячи убитых. Но позиции держались. Пороха и пуль было так мало, что приходилось брать боеприпасы у павших. Те из раненых, кто не уполз или не был унесен в тыл, заряжали оружие для боеспособных. Затем, во время передышки, пока враг перегруппировывался, Шерман услышал, как кто-то окликает его по имени. Капитан на взмыленном коне небрежно отсалютовал ему.

     - Приказ генерала Гранта, сэр! Отойти к Ривер-роуд.

     - Я не отступлю.

     - Это не отступление, сэр. Мы окопались на Ривер-роуд, те рубежи удержать легче.

     - Я оставлю здесь отряды прикрытия. Пусть стреляют, сколько смогут. В дыму они смогут задержать следующую волну атакующих. Скажите генералу, что я отхожу.

     Но отходить пришлось с боем. Выйти из соприкосновения с решительно настроенным врагом ничуть не легче, чем удержать его на месте. Люди падали, но почти все оставшиеся в живых добрались до Ривер-роуд сквозь стелющуюся по земле пелену дыма навстречу грохоту орудий.

     - Это наши пушки, генерал! - крикнул один из солдат. - Так точно, - отозвался Шерман. - Так точно.

     То был первый день битвы при Шайло. Ужасающая бойня. Несмотря на растущие потери, конфедераты Продолжали наступать, медленно и неумолимо.

     Только к половине шестого вечера им удалось прорвать позиции северян, но к тому времени было уже слишком поздно. Генерал Грант ухитрился организовать линию обороны, ощетинившуюся пушками, у самого Питсбурга". При помощи артиллерийского огня канонерских лодок, стоящих на якоре у плацдарма, остатки атакующих сил Конфедерации были отброшены. Когда это случилось, на подмогу обороняющимся войскам Гранта подоспели свежие войска Дэна Карлоса Бьюлла, вышедшие на другой берег реки.

     Обескровленные, обессиленные войска конфедератов уже не могли сравниться в силе с окрепшими северными дивизиями.

     Контратаку начали на следующий день на рассвете, и к полудню все утраченные позиции были отбиты.

     Если в этой бойне кто-то и победил, то северяне. Получили подкрепление и вернулись на свои исходные рубежи. Но ценой ужасных потерь. У конфедератов погибло десять тысяч семьсот человек, в том числе их командир генерал Джонстон, раненный пулей и истекший кровью, потому что доктор, который мог бы спасти его, в это время занимался ранеными северянами. У северян погибло тринадцать тысяч человек. Несмотря на отвагу, несмотря на жертвы и потери, Юг оказался неспособным прорвать стальное кольцо, сомкнувшееся вокруг него.

     Грант и Шерман стали героями дня. Шерман, удержавший позиции, несмотря на собственную рану и ужасающие потери в личном составе.

 

***

 

     - Его следует наградить за отвагу, - сказал Линкольн, прочитав последние донесения с поля боя. - Джон, приготовьте письмо в военное министерство и напишите, что я настоятельно рекомендую, чтобы Шерман был произведен в генерал-майоры в награду за доблесть и мастерство полководца.

     Подобными талантами нельзя пренебрегать. И пусть приказ о производстве будет датирован седьмым апреля, тем самым днем, когда состоялась битва.

     - Хорошо, сэр. Сделаю немедленно. Сможете ли вы сейчас повидаться с Густавом Фоксом?

     - Несомненно. Пусть войдет.

     Заместитель министра военного флота Густав Фокс был человеком весьма одаренным. Предлогом для его визитов в Белый дом служила якобы дружба с секретарями Линкольна, живущими через коридор от кабинета президента. Эти приятельские отношения обеспечивали идеальное прикрытие, ибо Густав Фокс располагал властью и был наделен полномочиями, о которых знали только люди, принадлежащие к высшим эшелонам администрации.

     - Доброе утро, Гус. Хотите сообщить мне что-нибудь интересное? - спросил президент.

     - Весьма многое со времени нашей последней встречи. Мои агенты в Канаде и Британской Вест-Индии проявили немалое усердие.

     - Не является ли одним из них капитан Шульц из военного флота русских?

     Улыбка Линкольна отразилась и на лице Фокса.

     - Не на сей раз, господин президент, он занят в другом месте. Но прежде чем я донесу о британцах, должен вам сказать, что моя поездка в Бруклин увенчалась немалым успехом. После победы "Монитора" у Хэмптона и согласия флота вложить деньги в железные корабли, мистер Эрикссон проявил грандиозное рвение. Строительство второго броненосца класса "Монитор" идет, как запланировано. Фактически говоря, чрезвычайно гладко, потому что рабочие уже приобрели опыт в постройке подобных кораблей. Эрикссон теперь тратит свое время на улучшение конструкций более крупного железного корабля с двумя орудийными башнями, обладающего более приличными мореходными качествами и большим радиусом действия. Этот человек за работой просто демон. В тот же день был начат монтаж киля военного корабля "Тор".

     - Сомневаюсь, что моряки примут в свой флот языческое божество.

     - Не примут. Они задержали первый платеж до тех пор, пока Тор не отправится обратно в Вальгаллу, а на его месте не появится "Мститель".

     Вынув из внутреннего кармана листок, Фокс развернул его. Его секретные агенты и в самом деле не сидели сложа руки. Здесь были приведены названия и численность британских полков, только что прибывших в Канаду, а также число пушек, выгруженных на причалах Монреаля.

     Лицо президента омрачилось.

     - Что-то они посылают сюда чрезвычайно мощное воинство.

     - Больше армейского корпуса. И, согласно некоторым донесениям, сюда переправляются новые войска. Однако эти Донесения пока не подтверждены.

     Британский военный флот тоже проявляет активность.

     Он зачитал список военных кораблей, базирующихся в Британской Вест-Индии, а также привел численность новоприбывших подразделений морских пехотинцев, расквартированных там. Президент никогда не спрашивал, что за люди присылают эти донесения, а Фокс не стремился добровольно раскрыть источники информации. Если донесение не вызывало доверия или даже могло оказаться лживым, Фокс так и говорил. Остальная информация всегда оказывалась правильной.

     - Вы - мои глаза и уши, - заметил Линкольн. - Хотелось бы мне, чтобы вы нашли способ убедить мистера Пинкертонам, что ваши сведения куда более надежны, чем те, какими снабжают его южные агенты.

     - Я пытался неоднократно, окольными путями, но он весьма упрямый человек.

     - Генерал Макклеллан верит в него.

     - Генерал Макклеллан также верит в раздутые цифры численности южных войск, которые ему подсовывает Пинкертон. Настоящая численность на треть, а то и наполовину меньше его цифр.

     - Но Макклеллан пребывает в уверенности, что цифры верны, и в очередной раз находит отговорку, чтобы воздержаться от боевых действий Но это уже в сфере моих обязанностей, а не ваших. Итак, скажите же мне, какие выводы вы делаете из этих фактов о британцах, которые только что предоставили?

     Фокс тщательно продумал ответ, прежде чем раскрыть рот и выложить свои умозаключения.

     - Страна готовится к войне в Северной Америке. У Британии есть люди, оружие, боеприпасы и корабли, необходимые для победы в большой войне на нашем континенте. Важнее всего тот факт, что абсолютно никто не пытается противиться этому. Газеты призывают к войне, чтобы преподать нам урок. Виги и тори в Парламенте объединились и требуют нашей крови. Да вдобавок королева не питает и тени сомнения, что мы убили принца Альберта.

     - Это же полнейший абсурд!

     - Для нас - пожалуй. Но у меня есть сведения из надежных источников, что состояние ее душевного здоровья внушает опасения. У нее бывают внезапные приступы кровожадности, которые она не в силах контролировать.

     - Неужели в этом хоре не звучит ни один здравый голос?

     - Идти против течения неблагоразумно. Один баронет в палате лордов был настолько недалек, что заговорил о возможности мирных переговоров. Он был не только зашикан, но и подвергся побоям.

     - Трудно поверить, но, наверное, придется. Неужели они решатся на подобное? Сделают последний шаг?

     - Вы можете ответить на этот вопрос куда лучше меня, господин президент. Вы посвящены в суть переговоров касательно их ультиматума, а я - нет.

     Мне почти нечего открыть вам из того, что вы еще не знаете. Мы хотим вступить в переговоры, но а боюсь, что они не захотят выслушать, а еще начинаю подозревать, что выбора у нас уже не осталось. И наши, и их газеты мечут громы и молнии. Их министры непреклонны. Лорд Лайонс сдал свой паспорт и покинул наши берега, Наш посланник Чарльз Адамс из кожи вон лезет, чтобы убедить Лондон изменить формулировки послания, но те ни в какую не соглашаются. Теперь лорд Пальмерстон даже на порог его не пускает, хотя Адамс снова и снова стучится в дверь этого господина. Отговоркой этому лорду служит подагра. В подагру я верю, но повод вижу в ином.

     Фокс закивал в знак согласия.

     - Тем временем причина всего этого, Мейсон и Слайделл, в своих тюремных камерах катаются как сыр в масле. Заказывают лучшую пищу и вино из Бостона и одну за другой курят гаванские сигары из своих бездонных запасов.

     - Несмотря на роскошь, это все-таки тюрьма, а пока они в заточении, бритты будут неизменно осуждать нашу страну. Найдите мне выход из этого тупи-ка, мистер Фокс, и я не постою за высочайшими наградами.

     - Как бы я хотел найти этот выход, сэр. Как бы я хотел...

 

У ВОЕННОЙ ЧЕРТЫ

 

     Хотя уже наступил первый день мая, в северных холмах Вермонта погода больше смахивала на зимнюю. Холодный дождь хлестал сосны. Лошади еле тащились по раскисшей тропе, устало понурив головы, и приходилось постоянно тянуть за поводья. Люди устали ничуть не меньше лошадей, но даже не помышляли о поездке верхом. Это означало бы, что утомленным животным придется тащить двойной груз. Им просто не сдюжить. Причина этого долгого, изнурительного путешествия таилась в бочонках, навьюченных на лошадей.

     Жак с прищуром поглядел на небо, затем отер с лица воду тыльной стороной ладони. Часы по карману только богатеям, а он весьма далек от этого. Но по неуклонно темнеющему небосводу понял, что скоро закат.

     - Скоро, Филипп, скоро! - крикнул он по-французски с канадским акцентом. - Остановимся перед перевалом. Потом будем идти дотемна.

     Его брат ответил что-то, но слова потонули в резком раскате грома. Братья захлюпали дальше, йотом свернули с колеи, чтобы поискать укрытие под ветвями древней дубравы. Лошади отыскали кустики молодой травы и принялись пощипывать ее, а люди привалились спинами к толстым стволам. Жак вытащил пробку из своей фляги, сделал порядочный глоток, облизнул губы и снова ее закрыл. Внутри находилась крепкая смесь виски с водой. Увидевший это Филипп нахмурился.

     Заметив его выражение, Жак громко рассмеялся, открыв взору сломанные, почерневшие зубы.

     - Ты не одобряешь, что я пью, младший братец. Тебе бы в священники податься. Тогда ты мог бы толковать другим, чего делать, а чего не делать.

     Выпив-ка избавляет от усталости и греет кости.

     - А заодно уничтожает внутренние органы и тело.

     - И это тоже, как пить дать. Но надо наслаждаться жизнью, как умеешь.

     Филипп выжал воду из своей черной бороды и поглядел на коренастого, крепко сложенного старшего брата. Вылитый отец. А он удался в мать, как все говорят. Матери он никогда не знал, она умерла при его родах.

     - Я больше не хочу этим заниматься, - промолвил Филипп. - Это опасно, и когда-нибудь нас поймают.

     - Ни за что! Никто не знает эти холмы, как я. Наш добрый батюшка, да упокоится его душа среди ангелов, до самой своей смерти возделывал камни нашей фермы. Я уверен, что эти неустанные бесконечные труды угробили его.

     Как и прочих фермеров. Но у нас-то есть выбор, разве нет? Мы можем заниматься этим замечательным делом, чтоб помочь нашим соседям. Не забывай, ежели 6 ты этим не занимался, так чем бы ты занялся? Ты, как и я, как и все мы, темный, неученый квебекос. Я с трудом могу на царапать собственное имя, а уж читать и писать и вовсе не умею.

     - Но я - то умею! Ты бросил школу, а ведь она давала шанс.

     - Может, тебе. Лично мне терпежу не хватало высиживать по классам. И ежели помнишь, наш батюшка тогда болел. А кто-то должен был обрабатывать землю. Так что ты остался в школе и получил образование. И что же? Никто тебя в городе не наймет, ничегошеньки ты не умеешь и даже не говоришь на этом вонючем английском языке.

     - Английский мне вовсе не нужен. С тех пор как был принят акт о присоединении Нижней Канады, язык у нас французский...

     - А свободы у нас нуль без палочки. Мы английская колония, и правит нами английский губернатор. Наши выборные, может, и сидят в Монреале, но вся власть у королевы. Так что можешь читать, дорогой братец, И писать. Только где такого возьмешь, чтобы нанял тебя за эти умения? Так уж тебе на роду написано, что ты должен торчать в Котикоке, где ничего нет, окромя фермы с выдохшейся землей, да потягивать крепкое виски, чтоб заглушить муку существования. Пусть остальные держатся за землепашество, а мы позаботимся, чтобы снабжать других.

     Поглядев на четыре бочонка, нагруженные на лошадей, он усмехнулся своей щербатой усмешкой. Доброе виски янки., беспошлинное и купленное за золото.

     Когда оно окажется в Канаде, цена его удвоится, уж такие жадины эти англичане со своими бесконечными поборами. О да, таможенники Ее Величества довольно прытки и неуемны, но им нипочем не узнать лес настолько, чтоб изловить Дюмгара, который всю свою жизнь провел среди этих холмов. Прижав ладонь к большому накладному карману своего кожаного пальто, он ощутил приятную выпуклость пистолета.

     - Филипп, - окликнул он, - ты порох не подмочил?

     - Да нет, конечно. Ружье завернуто в брезент, но мне это не по нраву...

     - Да оно и не требуется, чтоб оно было тебе по нраву, - огрызнулся Жак. - От этого виски зависит наша жизнь, и отдавать его нельзя. Потому-то нам и нужно оружие. Да и меня взять они не должны. Я лучше помру здесь в лесу, чем сгнию в какой-нибудь английской тюряге. Мы не просили о такой жизни или чтоб родиться в этой жалкой деревушке. Выбора у нас не было, так что надобно выкручиваться как можешь.

     После этого они замолкли. Сумерки сгущались, и пасмурный день мало-помалу перешел в ночь. Дождь все еще шел, но уже немного поутих.

     - Пора, - сказал Жак, неуклюже подымаясь на одеревеневшие ноги. - Еще час, и мы будем уже за границей в хижине. Уютной и сухой. Пошли.

     Взяв лошадь под уздцы, он двинулся первым. Филипп повел вторую лошадь, ориентируясь на силуэт лошади брата, едва маячивший в темноте.

     Здесь, среди холмов, не было никакой физической границы между Канадой и Соединенными Штатами - ни изгороди, ни разметки. При свете дня можно было бы найти межевые столбы, но не без труда. Этой тропой пользовались только животные, по большей части олени. Да контрабандисты.

     Перевалив через низкий гребень, они начали медленно спускаться с другой стороны. Граница проходит где-то здесь, только никто толком не знает, где именно. Жак вдруг остановился и склонил голову к плечу.

     Подошедший Филипп остановился рядом.

     - В чем дело?

     - Тихо, - хрипло прошептал брат. - Там кто-то есть, я слышал шум.

     - Олень.

     - Олени не бренчат, кретин. Вот, опять лязгает.

     Филипп тоже услышал звук, но прежде чем успел открыть рот, впереди замаячили высокие темные всадники.

     - Merde! Таможенники... Патруль!

     Чертыхнувшись под нос, Жак выудил револьвер из кармана - свой драгоценный Лефоше сорок первого калибра. Нацелил его на группу впереди и нажал на курок.

     Потом еще и еще.

     Вспышки огня во тьме. Один, два, три, четыре выстрела, и неизбежная осечка. Вогнав пистолет в карман, Жак повернулся и побежал, увлекая лошадь за собой.

     - Да не стой же, идиот! Назад, возвращаемся! Они не смогут последовать за нами через границу. Даже если и последуют, мы от них ускользнем. А потом обойдем их по другой тропе. Путь длиннее, но придем куда надобно.

     Оскальзываясь, таща за собой лошадей, они спустились по склону холма и бесследно скрылись в лесу.

     Выехавшие в патруль кавалеристы запаниковали. Ни один из них еще не бывал в этих горных краях, а тропа была размечена очень скверно. Пригнув головы от дождя, они даже не заметили, когда капрал прозевал поворот. К тому времени стемнело, и они поняли, что заблудились. Когда же они остановились, чтобы дать лошадям передохнуть, Жан-Луи подошел к капралу, командующему патрулем.

     - Марсель, мы заблудились?

     - Капрал Дюран; это вы должны были сказать.

     - Марсель, я знаю тебя с тех пор, когда ты по ночам мочился под себя.

     Где мы?

     Дюран развел руками, но собеседник не заметил его жеста во тьме.

     - Не знаю.

     - Тогда мы должны вернуться прежней дорогой. Если мы и дальше так пойдем, кто ведает, куда нас занесет.

     После шумной перебранки, прозвищ и оскорблений, ведь все они были родом из одной деревни, решение было принято.

     - Если никто не знает лучшей дороги, возвращаемся, - заявил капрал Дюран. - По коням!. Они кружили, натыкаясь во мраке друг на друга, когда началась стрельба. Увидев внезапные вспышки во тьме, ополченцы переполошились окончательно. Кто-то закричал, и паника усугубилась. Они завернули ружья в тряпки, чтобы уберечь от дождя, а доставать их было не время.

     - Засада!

     - Я ранен! Матерь Божья! Меня подстрелили! Это было уж чересчур. Они бросились удирать вверх по склону, прочь от выстрелов. Капрал Дюран не мог задержать подчиненных и собрать воедино, пока лошади не начали спотыкаться от усталости и не остановились сами. Наконец ему удалось собрать большинство ополченцев, громкими криками в темноте призывая отбившихся в сторону.

     - Кого подстрелили?

     - В Пьера угодило.

     - Пьер, где ты?

     - Здесь. Нога. Прям огнем печет.

     - Надо перевязать да отвести тебя к доктору. Дождь кончился, и сквозь облака смутно просвечивала луна. Все они были деревенскими жителями, и этого единственного указателя было вполне достаточно, чтобы они нашли дорогу обратно в лагерь. Усталые и напуганные ополченцы съехали с холмов. И всю дорогу их подгоняли душераздирающие стоны Пьера.

     - Лейтенант, проснитесь, сэр! Извините, но вы должны проснуться.

     Лейтенант Саксби Ательстан не любил, когда его беспокоят. Спал он всегда крепко, и разбудить его было трудновато даже в лучшие времена. А уж в худшие, после вечерней пьянки, стронуть с места почти невозможно. Но придется. Сержант Слит прямо не знал, что делать. Повернув офицера в сидячее положение - одеяло упало на землю, - сержант поднатужился и подвинул лейтенанта так, что ступни его опустились на холодную землю.

     - Что... Что такое? - невнятно пролепетал Ательстан, передернулся, проснулся и понял, что произошло. - Убери от меня свои лапы!

     Доведенный до отчаяния Слит отступил назад, и слова горохом посыпались из его рта.

     - Это они, сэр, патруль канадского ополчения, они вернулись...

     - Что ты городишь? Да какое мне, в Гадес они провались, дело до того в подобный час ночи?!

     - В них стреляли, лейтенант, стреляли янки. Один ранен.

     Теперь Ательстан проснулся окончательно. Натянув сапоги и схватив китель, он выбрался из палатки под хлесткий ливень. В палатке-столовой, сейчас забитой людьми, горел фонарь и стоял неясный гомон. Очень немногие добровольные ополченцы могут изъясняться на ломаном английском, остальные не знают по-английски ни слова. Темные крестьяне, толку от них практически никакого. Протолкнувшись между ними, лейтенант оказался у стола. Один из этого горе-воинства лежал на столе, нога его была обвязана грязной тряпкой.

     - Может быть, кто-нибудь будет добр объяснить мне, что случилось?! - рявкнул Ательстан.

     Капрал Дюран выступил вперед и неуклюже отдал честь - То был мой патруль, сир, который вы приказали, чтоб мы разведали вдоль границы янки. Мы ехали, как вы нам сказали, но очень долго. Погода была очень плохая.

     - Меня не интересует ваша биография. Просто расскажите, что нашли.

     Мы были на границе, когда это случилось, много янки, они атаковали внезапно, стреляли в нас. Пьер вот ранен. Мы дали отпор, стреляли в них и прогнали их прочь. Они ускакали, мы вернулись сюда.

     Вы говорите, были на границе, вы уверены?

     - Sans Doute! (Несомненно (фр.)) Мои люди хорошо знают край. Мы были очень близко от границы, когда атака началась - В пределах Канады?

     - Oui. (Да (фр.)) - И вы не сомневаетесь, что треклятые янки вторглись в страну?

     - Ни капельки, сир.

     Подойдя к раненому, лейтенант Ательстан сорвал тряпку с его ноги. Тот хрипло застонал. На бедре оказалась поверхностная рваная рана длиной дюйма три.

     - Нечего себя жалеть! - рявкнул Ательстан. - Я, когда бреюсь, хуже себя раню. Сержант, пусть кто-нибудь промоет ему рану и как следует ее перевяжет. Затем пришлите капрала ко мне в палатку. Попытаемся выудить из его слов какой-то смысл. Рапорт полковнику я доставлю сам Лейтенант Ательстан не удержался от улыбки. Будет прямо-таки чудесно вырваться от этих лягушатников хоть ненадолго, повидаться с друзьями. Вот это дело достойное. Не для того он вступал на военную службу при своей наследственности, чтобы гнить до скончания веков в лесу. Он напишет подробнейший рапорт о событиях нынешней ночи, чтобы добиться внимания полковника и получить одобрение. Вторжение Соединенных Штатов. Трусливая атака исподтишка. Несокрушимый отпор. Рапорт по лучится просто отменный.

     Ательстан им покажет, на какую работу годится. Да, действительно. Он уже мысленно потирал руки от нетерпения.

     - На словечко, сэр, если позволите, - попросил Харви Престон.

     Чарльз Фрэнсис Адамс раздраженно поднял голову от разложенных на столе бумаг. Нежданная реплика прервала нить его размышлений.

     - Не сейчас, Престон, вы же видите, я работаю.

     - Это касательно слуг, сэр.

     - Что ж, тогда конечно. Лучше закройте дверь. Когда госсекретарь Сьюард добился для Адамса поста посланника в Великобритании, Авраам Линкольн лично пришел поздравить его. Адамс для Администрации человек не чужой - как ни крути, отец его был президентом, да и дед тоже. Но на самом деле этот визит был весьма специфичен. Линкольн познакомил его с заместителем министра военного флота, неким Густавом Фоксом. Для военного моряка Фокс проявлял излишний интерес к вопросам безопасности. Английские слуги, важные бумаги, государственные секреты и все такое прочее.

     Рекомендовал назначить Престона, "отставного военного", в качестве домоправителя. Или дворецкого, или мажордома. Конкретная его роль осталась неясна. Да, он действительно управляет домом Адамса, присматривая за кухней и нанимая слуг.

     Но делает он на самом деле куда больше. Он знает куда больше о состоянии дел в Лондоне, дворцовых сплетнях и даже делах военных, чем сам Адамс. Его информация всегда оказывается точной. Не прошло и двух месяцев, как Адамс начал полагаться на собранные Престоном факты и использовать некоторые из них в качестве основы для донесений в Вашингтон. Упоминание о слугах означало, что тот располагает какой-то информацией.

     - В Уайт-холле происходит что-то очень важное, - сообщил Престон, как только дверь закрылась.

     - А что?

     - Пока не знаю. Мой информатор, младший клерк в одном из департаментов, не скажет, пока я не уплачу ему некоторую сумму.

     - Но вы ведь и так обычно платите за информацию?

     - Конечно, но обычно всего пару шиллингов. На сей раз дело обстоит иначе. Он хочет двадцать гиней, а подобной суммой я не располагаю.

     - Но это большие деньги!

     - Согласен. Но он ни разу меня не подводил.

     - Что вы предлагаете?

     - Заплатить ему. Надо попытать судьбу. Поразмыслив пару секунд, Адамс кивнул.

     - Я достану их из сейфа. Как вы с ним встречаетесь?

     - Он приходит в каретный сарай в заранее оговоренное время.

     - Я должен быть там, - твердо заявил Адамс.

     - Он не должен вас видеть, - Престон задумчиво пожевал нижнюю губу.

     - Это можно уладить. Придите туда заранее и сидите в карете в тени. Я задержу его у дверей.

     - Так и сделаем.

     Адамс ждал в карете, все больше и больше сомневаясь в правильности принятого решения. Информатор запаздывает; все это предприятие может быть коварным планом, чтобы поставить его в неловкое положение. Он совершенно не знает, как держаться в подобных случаях. У него уже голова шла кругом, так что он чуть не подскочил, когда вдруг раздался громкий стук в дверь. Адамс прижался к спинке сиденья, стараясь подобраться как можно ближе, не попавшись на глаза. Послышался скрип ржавых петель.

     - Они у вас? - прошептал голос с акцентом кокни.

     - Да, но сведения должны того стоить.

     - Стоят, сэр. Клянусь матушкиной душой. Но позвольте мне сперва на них взглянуть.

     Послышалось приглушенное звяканье золотых монет в ладони информатора.

     - Ага, совершенно верно. Вы должны сказать своему хозяину, что в парламенте жуткий хай, все от военных. Я слыхал, могут даже пойти к королеве.

     - По какому поводу?

     - Нам-то знать не полагается, но клерки толкуют меж собой, сдается, что американская армия вторглась в Канаду и перестреляла там каких-то солдат. Поговаривают даже о войне.

     - Имена, места?

     - Узнаю, сэр. Завтра в это же время.

     - Тогда вот вам половина. Остальное получите, когда будут подробности.

     Дверь захлопнулась, и Адамс выбрался из кареты.

     - Он говорит правду?

     - Несомненно.

     Адамс оказался в полнейшем тупике.

     - Этого не могло произойти. Армия ни за что бы не пошла на подобное.

     - Что это случилось. Вот и все, что нам следует знать.

     Адамс зашагал было к дому, но затем вернулся.

     - Выясните, когда отплывает следующий почтовый пакетбот. Мы должны отправить полный отчет об этом в госдепартамент, и как можно скорее.

 

***

 

     Экстренное заседание британского Кабинета министров затянулось почти до вечера. Были непрерывные хождения туда-сюда между Даунинг-стрит и Палатой общин - главным образом высших офицеров, генералов и адмиралов. Когда решение было наконец достигнуто, приказ отдан, карета лорда Пальмерстона затарахтела по булыжной мостовой, направляясь к главному входу в Палату общин. Четверо сильных слуг вынесли Пальмерстона из здания и осторожно подняли к двери кареты. Видно, не слишком осторожно, потому что он вскрикнул от боли, когда его перевязанная нога ударилась о раму двери, и выругал своих носильщиков. Лорд Джон Рассел вскарабкался следом, чтобы составить ему компанию во время короткой поездки в Уайт-холл, затем вдоль по Пэлл-Мэлл в Букингемский дворец. Об этом важном визите было доложено заранее, и когда обоих ввели в аудиенц-залу, королева уже ждала их. Одета она была во все черное, все еще оплакивала Альберта, и траур этот грозил продлиться всю ее жизнь.

     Лорд Пальмерстон осторожно опустился в кресло. Боль явственно читалась на его лице, но он совладал с ней и заговорил:

     - Ваше Величество. Ваш кабинет в течение всего сегодняшнего дня вел весьма серьезные дебаты. Мы проконсультировались с командованием вооруженных сил, прежде чем прийти к своему решению. Вы, конечно, ознакомились с депешей из Канады?

     - Донесение? - рассеянно переспросила она, глаза ее затуманились и покраснели от слез. Со времени смерти Альберта она почти ничего не могла делать. Порой пыталась, но большую часть времени отказывалась выходить из личных апартаментов. Сегодня, сделав над собой грандиозное усилие, она вышла, чтобы встретиться с Пальмерстоном. - Да, по-моему, читала. Очень путаное.

     - Примите извинения, мэм. Конечно же, оно написано в пылу битвы.

     Позвольте пролить свет. Наша кавалерия весьма разрежена вдоль всей канадской границы. Численность войск там ограничена, так что для пристального и непрерывного наблюдения, на сколько я понимаю, были использованы силы местного ополчения. Конечно, под командованием британских офицеров. Именно один из подобных патрулей, расквартированных близ квебекской деревни Котику к, и подвергся атаке.

     - Мои солдаты атакованы?! - наконец-то происходящее завладело вниманием королевы. Голос ее возвысился до пронзительного визга. - Это ужасно! Дело сугубо серьезное, лорд Пальмерстон. О, ужас!

     - Совершенно верно, сугубо серьезное, мэм. Похоже, границу пересекает какая-то дорога, ведущая в Дерби в американском штате Вермонт. Лорд Рассел, не позволите ли карту?

     Рассел раскрыл карту на краю стола, а слуги поднесли и положили ее перед королевой. Она огляделась невидящим взором, а потом наклонилась, когда Пальмерстон постучал по карте пальцем.

     - Граница между Канадой и Соединенными Штатами плохо размечена и проходит по весьма пересеченной местности, как мне было доложено. Очевидно, отряд американской кавалерии пересек границу вот здесь и был встречен нашим патрулем. Захваченные врасплох во время перехода границы американцы открыли огонь самым трусливым образом, совершенно без предупреждения. Ополченцы, хотя это всего лишь колонисты, отважно дали им отпор и смогли предотвратить вторжение, хотя не без потерь. Отважный воин, раненный в перестрелке, сейчас стоит на пороге смерти.

     - Это возмутительно, возмутительно! Вышедшая из себя королева Виктория обмахивала раскрасневшееся лицо носовым платком. Потом жестом подозвала свою фрейлину и переговорила с ней. Леди Кэтлин Шил поспешила прочь и вернулась с бокалом пива, из которого королева сделала изрядный глоток. Это явственно говорило о том, как расстроила ее новость, поскольку хоть королева и любит пиво, но редко пьет его в присутствии посторонних. Немного освежившись, она отхлебнула еще глоток и ощутила, как в душе вздымается волна гнева.

     - Вы извещаете меня, что моя провинция подверглась вторжению и один из наших подданных убит американцами?! - прокричала она.

     - Да, вторжение действительно было и огнестрельное ранение, но...

     - Я этого не потерплю! - распалившись, разгневанная королева пребывала уже на грани истерики. - Мы должны дать ответ на это преступление! Что-то надо делать! Вы сказали, что дискутировали весь день.

     Слишком много болтовни. Надо предпринять какие-то действия!

     - Действия будут, мэм.

     - И какие же? Что решил мой Кабинет?

     - С вашего позволения, мэм, мы хотим послать американцам ультиматум...

     - Довольно с нас ультиматумов. Мы пишем и пишем, а они делают все, что им вздумается.

     - Но не на сей раз. Им будет дано для ответа семь дней. В ответ они должны незамедлительно освободить обоих посланников Конфедерации и их помощников. Мы также требуем, чтобы нам были принесены официальные извинения за это вторжение на суверенную территорию Вашего Величества, а также за покушение на убийство одного из подданных Вашего Величества. Лорд Лайонс лично доставит это послание в Вашингтон и останется там на неделю, но не дольше. В этом намерении мы крайне тверды. В конце вышеозначенного периода он покинет Соединенные Штаты с ответом или без оного и вернется тем же пакетботом, который доставил его туда. Когда он вернется в Саутгемптон, ответ будет телеграфирован в Уайт-холл.

     Эти твердые речи немного утихомирили королеву. Ее губы зашевелились, когда она беззвучно заговорила сама с собой. Наконец она одобрительно кивнула и утерла мокрое лицо своим черным платком.

     - Это чересчур мягкосердечно - куда более, чем чересчур, учитывая, насколько вопиющим было содеянное. Они заслуживают худшего. А что, если ответ будет отрицательным? Если они откажутся ответить и не освободят пленников? Что мои смелые министры сделают тогда?

     Лорд Пальмерстон пытался не обращать внимания на ее чрезмерное возбуждение. Тон его был мрачен, но весьма решителен.

     - Если американцы не согласятся на эти разумные требования, вся ответственность будет лежать на них. Тогда будет объявлено, что Соединенные Штаты Америки и Соединенное королевство Великобритании и Ирландии находятся в состоянии войны.

     В комнате воцарилось молчание, более красноречиво говорившее о чувствах собравшихся, чем любой крик или слова, произнесенные вслух. Все присутствующие слышали сказанное, все присутствующие поняли, насколько серьезное и историческое решение должно быть принято. В глубочайшем молчании все ждали ответа королевы. Она оцепенела в кресле, положив руки на черный шелк платья, потом приподняла бокал, и леди Шил с шелестом юбок поспешила вперед, чтобы принять его. С громадным усилием королева взяла себя в руки, заставив сосредоточиться на стоящих перед ней вопросах. Положив ладони на подлокотники, села поровнее и заговорила:

     - Лорд Пальмерстон, мои министры возлагают на меня серьезнейшую ответственность за чрезвычайно Важные решения. Но мы не можем уклониться от истины, как не можем мы уклониться от выводов, каковые должны быть сделаны.

     - Она рассеянно помолчала. - Нас не радует то, как американцы надругались над нашей честью и нашей особой. Они должны быть наказаны.

     Шлите ультиматум.

 

ДОРОГА К ВОЙНЕ

 

     Губернатор штата Луизиана Томас О. Мур был Крайне встревожен. Высшим властям не следовало бы напоминать ему о подобном. Он послал за генералом Мэнфилдом Лоуэллом, как только получил письмо, и, когда генерал вошел, помахал листком в воздухе.

     - Лоуэлл, сам Джефферсон Дэвис обеспокоен нашим положением. Он выражает серьезную озабоченность по поводу города Нового Орлеана и угрозы означенному городу с двух направлений. Вот послушайте... "Деревянные суда снизу, стальные катера сверху; первые должны быть уничтожены береговыми укреплениями, буде они попытаются подняться. "Луизиана" может стать неоценимым барьером на пути спускающихся стальных судов. Целью является оборона города и долины; остается лишь вопрос, как наилучшим образом распорядиться упомянутым объектом".

     - А президент не высказывает никаких предложений касательно этого наилучшего образа? - басом осведомился генерал, по-луизиански растягивая гласные, отчего голос его напоминал отдаленный пароходный гудок.

     - Нет, ни слова! Равно и не посылает никакой помощи, войск, оружия или боеприпасов, хотя у нас нехватка всего подряд. Как продвигаются работы над "Луизианой"?

     "Медленно, сэр, чрезвычайно медленно. Постройку задерживает отчаянная нехватка броневой стали. Но как только "Луизиана" будет достроена, она уж задаст жару этим броненосным недомеркам явки.

     - Если только она будет достроена. - Открыв Спящий на столе керамический контейнер, Мур извлек сигару, понюхал ее, откусил кончик. И лишь тогда, спохватившись, угостил Лоуэлла. - Да если синепузые не нападут раньше. Мне весьма достопамятна речь старого генерала Уинфилда Скотта об анаконде. Дескать, Союз обовьется вокруг Юга, как чудовищная анаконда, обовьется, стиснет кольца и задушит. Что ж, Томас, откроюсь вам, сейчас чувствую себя малость придушенным, когда эти канонерки выше по реке только и ждут случая, чтобы налететь на нас. Федералы сосредоточили свои войска на Шип-Айленде в устье реки, рыскают по реке и притокам ниже форта Джексон и форта Святого Филиппа. Ниже Нового Орлеана по течению стоит целый флот военных кораблей янки вкупе с весьма немалым числом транспортов, забитых войсками.

     - Мимо фортов им не пройти, губернатор.

     - И все же они прикладывают к этому массу сил. Сколько уж дней? Дней пять, не меньше, как они обстреливают форты из своих мортир.

     - И все-таки ничего не добились. Может, и не добьются. А ведь дальше есть еще и барьер.

     - Скопище старых лодок да путаница цепей поперек реки. Как-то слабо в него верится. Янки вверх по реке, янки вниз по реке, а старина Джефф Дэвис толкует, что мы должны постоять за себя, но только без его помощи. Может, мне и доводилось переживать более черные дни, вот только не припомню", когда.

     Они пыхтели своими сигарами до тех пор, пока над столом не повисла туча синеватого дыма. И молчали, ибо что ж тут еще скажешь?

 

***

 

     Адмирал Дэвид Глазго Фаррагут тоже не очень-то верил в барьер. Но ему было не по душе, что барьер преграждает путь вниз по Миссисипи. Корабли Портера обстреливали форты целых пять дней, не добившись видимых успехов.

     Фаррагут, не отличавшийся долготерпением даже в лучшие дни, сидел как на иголках. Он давал Портеру шесть дней на подавление фортов, и срок почти истек. А форты на месте. Да вдобавок барьер.

     Ну хоть с барьером можно кое-что сделать, и то ладно. Полночь пробило давным-давно; Фаррагут знал, что следовало бы поспать, но понимал, что все равно не сможет. В это самое время отважные люди в ночи рискуют своими жизнями. Адмирал прошагал вдоль всего борта военного корабля США "Хартфорд" до самой кормы. Потом развернулся лицом к носу - и в этот миг небеса выше по реке озарились внезапной вспышкой. А через несколько секунд до слуха докатился и грохот взрыва.

     - Клянусь Господом, им удалось! - грохнул Фаррагут кулаком по планширу.

     Он подразумевал добровольцев с "Айтаски" и "Пинолы", проскользнувших вверх по реке с запасом взрывчатки, но без оружия, полагая, что темнота и тишина защитят их. Обернув весла тряпками, чтобы не выдать себя береговой охране плеском воды, они должны были приблизиться к барьеру, закрепить заряды на обшивке перегораживающих реку посудин, поджечь запалы и убираться оттуда. Очевидно, запалы сделали свое дело; остается лишь уповать, что лодки отплыли достаточно далеко, прежде чем порох взорвался. Внезапно у Фаррагута перед глазами встало видение: все эти отважные юноши мертвы, все до одного.

     Конечно, они добровольцы и с радостью отправились на задание. Но план-то принадлежал Фаррагуту, а значит, и ужасающий груз ответственности лежит на нем.

     Потянулись минуты, каждая из которых казалась Фаррагуту вечностью, прежде чем послышался скрип уключин и в темноте обрисовался силуэт шлюпки.

     Шлюпка с "Пинолы" подгребла к трапу, и на палубу поспешно поднялся офицер.

     - Успех, сэр! Заряды удалось установить, не обнаружив своего присутствия. Зажгли запалы, и все лодки успели отойти задолго до взрыва.

     - Потери?

     - Никаких. Безупречная операция.

     - В самом деле, отличная работа. Передайте всем мои поздравления.

     К несчастью, когда взошло солнце, барьер оказался на прежнем месте.

     - Но он определенно ослаблен, сэр. На рассвете одна из наших шлюпок подошла к нему довольно близко, так что удалось разглядеть большие прорехи, оставленные взрывом. Если ударить покрепче, сразу разлетится.

     - Только и уповаю на то, что вы правы, лейтенант.

     Фаррагут вошел в кают-компанию, где дожидались его Портер и Батлер.

     - Сегодня шестой день, Портер, а ваши мортиры с работой не справились.

     Форты все еще стоят, а их пушки перекрывают подступы к Новому Орлеану водным путем.

     - Еще бы немного времени, сэр...

     - Времени больше нет. Я сказал, что у вас будет шесть дней, и они у вас были. Мы должны попасть в город иным путем. Генерал Батлер, вы посылали разведчиков по обоим берегам реки. Что они докладывают?

     Признаться в поражении генералу Бенджамину Ф. Батлеру было не так-то легко. Насупившись, он сердито закусил и без того изжеванную сигару. Потом сумрачно покачал головой.

     - Дороги туда просто нет. Повсюду вода, местность низменная и болотистая. Потом, когда уже начинает казаться, что вот-вот выйдешь на ровную дорогу, путь перерезает водная преграда, и переправиться никакой возможности. Зверье, насекомые, змеи, аллигаторы - словом, что у годно. Они там благоденствует, но вот мои солдаты - нет. Уж простите.

     - В том не ваша вина, так что извиняться вам не за что. Вам тоже, Портер. Ваши громадные мортиры недостаточно велики. Как же нам выйти из этого тупика? У кого есть какие-либо предложения, джентльмены?

     - Можно продолжить артиллерийский обстрел фортов...

     - Как выяснилось, это не выход. Генерал Батлер?

     - Я бы послал разведчиков приглядеться к этим фортам поближе. Они - ключ обороны. Хорошо бы вызнать их сильные стороны, а заодно и слабинки - ведь не со всех же сторон они так надежно обороняются? Далее мои войска могли бы под покровом ночи высадиться на берег с малых судов, захватив форты врасплох Фаррагут лишь медленно покачал головой. -Не сочтите за неуважение к вам, генерал, но, по-моему, у вас нет ни малейшего опыта по части высадки десанта. В противном случае вы бы увидели, насколько безрассудно подобное предприятие. Высадка солдате малого судна, даже в безопасном месте да при свете дня, процедура весьма затяжная и чреватая трудностями. Я даже не осмеливаюсь вообразить последствия ночной высадки на подступах к обороняемой крепости. Нет ли иных предложений? В таком случае нам придется попасть в Новый Орлеан Единственным оставшимся путем. Нынче же вечером мы поведем флотилию мимо фортов.

     - Деревянные корабли против железных пушек! - охнул Портер.

     - Пробьемся.

     - Но реку преграждает баррикада, - тряхнул головой Батлер.

     - Прорвемся. Отплываем в два часа утра. Будем следовать двумя дивизионами. "Хартфорд" пойдет последним во втором дивизионе. Сигнал к выступлению - два красных фонаря на бизань-мачте. Вот штатное расписание кораблей по дивизионам.

     Офицеры переглянулись, но не обмолвились ни словом. Долг зовет. Попытка предстоит отчаянная, требующая немалой отваги, - кое-кто мог бы назвать ее безрассудной, - но командует здесь Фаррагут, и его приказам следует подчиняться.

     К двум часам утра все корабли стояли под парами, ожидая лишь приказа к выступлению Все подзорные трубы были направлены на "Хартфорд", и, как только вспыхнули два красных фонаря, атака началась.

     Когда корабли первого дивизиона двинулись вверх по реке, из-за обложной облачности царила кромешная тьма. Не зажигая огней, они шли самым малым ходом, чтобы машины издавали как можно меньше шума. Чем дольше удастся не открывать своего присутствия, тем меньше времени флотилия будет подвергаться обстрелу.

     Не без трепета приближались они к барьеру, смутно белевшему на фоне темной реки. Первая канонерка врезалась в него носом и потащила вперед, понемногу замедляясь.

     А затем цепи порвались, и течение медленно понесло прочь сцепленные посудины.

     Сквозь барьер они прорвались, но враг по-прежнему поджидал их во всеоружии. Впереди темными громадами замаячили на фоне ночного неба два форта.

     Тишину нарушало лишь тихое журчание воды вдоль бортов да неспешное биение пульса паровых машин. Один за другим корабли первого дивизиона проскальзывали мимо темных, безмолвных фортов, направляясь к Новому Орлеану.

     Не услышав ни единого выстрела.

     Второму дивизиону повезло куда меньше. Он только-только приблизился к фортам, когда в три сорок взошла луна. Как ни притупилась к этому времени бдительность часовых, не увидеть корабли при ярком свете луны они не могли.

     Сухо треснул выстрел, за ним второй, и поднялась тревога.

     - Полный вперед! - скомандовал Фаррагут. - Передайте сигнал всем кораблям.

     Оба форта вдруг расцвели огнями, в реку полете ли ядра. Некоторые попали в цель, но большинство заскакало по воде во тьму. Корабли открыли ответный огонь, и ночь озарилась вспышками выстрелов. Теперь в шумный хор влили свой громовой рев мортиры северян, пуская над самой водой густые тучи дыма. Замешательство усилилось, когда конфедераты пустили зажигательные плоты на деревянные корабли северян.

     И все же в конце концов все корабли прорвались мимо фортов в тихие воды по ту сторону барьера. Кое-какой урон флотилия понесла, и три мелких судна были почти выведены из строя. Зато "Хартфорд" уцелел. Без попаданий не обошлось, но на боеспособности судна они не сказались. Фаррагут с громадным удовлетворением наблюдал, как позади стихает артиллерийская стрельба. Он пошел на риск - и победил..

     - Передайте всем кораблям: добрая работа. И пусть рапортуют о повреждениях, как только бросим якорь.

     В ту ночь губернатор Мур спал скверно. Беспокойство за судьбу города вынудило его несколько перебрать кукурузного виски. А когда он наконец забылся его вдруг разбудил гром. Направившись к окну, чтобы закрыть его, Мур не обнаружил никаких признаков дождя. Гром доносился с юга: должно быть, гроза там. А вдруг палят пушки? Он постарался выбросить подобную возможность из головы.

     Пробудился он с первыми лучами солнца. По улице катили повозки, кто-то кричал. Звонил церковный колокол, хотя день был будний. Подойдя к окну, губернатор уставился на корабли, стоящие у берегов Миссисипи.

     И устремил взгляд мимо их мачт и рей, в ужасе взирая на флот северян, идущий по реке.

     А за этим последовал последний удар, последняя капля, переполнившая чашу отчаяния. Мур вдруг осознал, что стоящие у ворот Нового Орлеана корабли янки еще полбеды, ибо "Луизиана", броненосец, строившийся ради победы над этими самыми кораблями, уже никогда не выполнит свою жизненно важную задачу. Он стал бы не в меру роскошным трофеем, если бы попал в руки северян. Допускать подобное было просто нельзя.

     Вместо того чтобы прийти Новому Орлеану на подмогу, охваченная неистовым пожаром "Луизиана" плыла мимо города вниз по течению. Ей уже не суждено вступить в бой, не суждено сыграть свою спасительную роль. Столько усилий, столько работы - и все напрасно.

     Скоро она затонет, исходя паром и булькая, ляжет на дно той реки, которую должна была защитить.

     Анаконда Скотта чуть сильнее сжала свои кольца.

 

***

 

     - Вот уж воистину восхитительные новости, господин президент, - с улыбкой сказал Хей, пока Линкольн читал телеграмму.

     Президент чуть заметно улыбнулся, но промолчал. После смерти Вилли он будто лишился частички души. Ужасная усталость навалилась на него, и любое дело давалось с куда большим трудом, нежели раньше. Усилием воли стряхнув апатию, он вынудил себя еще раз перечитать телеграмму, вникнув в содержание.

     - Согласен всей душой, Джон. Восхитительные новости. - Произнес он это довольно гладко, но без искреннего чувства. - Захват Нового Орлеана - ударяв самое сердце Конфедерации. Теперь река Миссисипи наша от истоков до самого моря. Я почти готов искушать судьбу заявлением, что мы на пути к победе. Я был бы счастливейшим из обитателей Белого дома, если бы не наши британские братья со своим упрямством.

     Линкольн утомленно покачал головой и погладил свою темную бородку, как всегда, когда о чем-то тревожился. Хей выскользнул из комнаты. Покойный Сын президента все время незримо сопровождает его в душе.

     Теплый, безмятежный майский вечер почти не напоминал о душном, жарком лете, идущем вослед. Выйдя через открытую дверь На балкон, Линкольн положил ладонь на перила, озирая город. Потом обернулся, услышав оклик жены.

     - Я здесь.

     Вышедшая к нему Мэри Тодд Линкольн впилась пальцами в руку мужа, у видев собравшуюся на улице толпу, озаренную светом факелов. После смерти Вилли она замкнулась и почти не покидала своей комнаты. Порой ее поведение выходило за рамки простой меланхолии - она разговаривала сама с собой и принималась обирать свою одежду. Доктора высказывались о ее состоянии крайне сдержанно, и Линкольн начал опасаться за ее душевное здоровье, хотя не упоминал об этом ни одной живой душе Вот т! сейчас обнял ее одной рукой за плечи, но не проронил ни слова. Боль утраты по-прежнему оставалась так велика, что они не могли о ней говорить. Собравшаяся внизу толпа пришла в движение - кто-то ушел, кто-то пришел, возбужденные голоса порой вздымались до крика.

     - Ты знаешь, что они говорят? - спросила Мэри.

     - Наверное, то же самое, о чем вопят уже не первый день. Не сдаваться. Помните Революцию и тысяча восемьсот двенадцатый год. Если англичане хотят войны - они ее получат. И тому подобное.

     - Отец... что же будет?

     - Мы молимся о мире. И готовимся к войне.

     - Нет ли способа остановить это?

     - Не знаю, мать. Происходящее подобно лавине, устремляющейся под гору - все быстрее и быстрее. Попробуй встать на ее пути, задержать ее - и она тебя сокрушит. Прикажи я отпустить Мейсона и Слайделла сейчас - и меня могут обвинить в государственной измене, а то и просто-напросто линчевать.

     Таков уж общий настрой. Пока что газеты ежедневно подливают масла в огонь, а каждый конгрессмен считает своим долгом провозгласить речь о международных отношениях. Твердят, что войну против Юга можно считать почти выигранной, что мы можем дать бой и им, и всякому, кто будет напрашиваться на неприятности.

     - Но как же англичане, неужели они и вправду отважатся на такое страшное дело?

     - Ты же читала их ультиматум, весь мир его читал, когда газеты опубликовали его от слова до слова. Мы связаны по рукам и ногам. Я отправил с Лайонсом предложение мира, но они отвергли его с ходу. Нам придется согласиться на их условия, и никак не менее. Согласившись на требования британцев, когда Конгресс и народ так и бурлят, я с равным успехом могу затянуть петлю на своей шее собственными руками.

     А их газеты даже похуже наших. Они практически вышвырнули из страны нашего посланника Адамса. Сказали, чтобы без согласия на их условия не возвращался. Он привез кипу лондонских газет, каковые не высказывают ни тени сомнений. Тамошние игроки заключают пари о том, когда начнется война и сколько понадобится времени, чтобы побить нас.

     - А Юг?..

     - Ликует. Южане ждут не дождутся этой войны и взирают на Мейсона и Слайделла, как на великомучеников. Британия уже признала Конфедерацию свободной и суверенной державой. Обе стороны уже поговаривают о военной помощи.

     Толпа вдруг разразилась громкими криками, вспыхнули новые факелы, озарившие цепь солдат, охраняющих Белый дом. На Потомаке светились огоньки сторожевых судов, а еще дальше - огоньки других кораблей и лодок.

     - Пойду в дом, - промолвила Мэри. - Понимаю, это глупо, вечер такой теплый, но я вся дрожу.

     - К несчастью, у нас гораздо больше поводов, чтобы дрожать.

     В доме дожидался министр военного флота Уэллс, поправляя парик перед зеркалом. Мэри безмолвно проскользнула мимо него.

     - Как я понимаю, военный флот, как всегда, на высоте, сказал Линкольн.

     - Как всегда. Кольцо блокады на своем месте и стягивается все туже. До меня только что дошла весть, что бывший военный министр сел на корабль, чтобы пуститься в дальнее плавание до Москвы.

     - Я решил, что из него выйдет отличный представитель нашего правительства при русском дворе.

     - Уверен, скоро он примется продавать царю разводненный акционерный капитал, если будет выступать в своем амплуа, - громко рассмеялся Уэллс.

     - Любопытно, что они подумают о криводушнейшем из политиков Соединенных Штатов?

     - Я удостоил его этой награды не без колебаний.

     На это звание претендовала невероятная уйма других.

     Тут в комнату заглянул Джон Николай.

     - У дверей дожидается военный министр, сэр. Интересуется, нельзя ли ему повидаться с вами на пару минут?

     - Разумеется. - Линкольн повернулся к Мэри. С улыбкой пожав ему руку, она удалилась. Слушать разговоры о войне сегодня было выше ее сил.

     - Вы не принесли мне дурных вестей, мистер Стэнтон? - осведомился Линкольн у нового члена своего кабинета министров. Они со Стэнтоном редко виделись с глазу на глаз, но после своего некомпетентного предшественника Камерона Стэнтон являл собой прямо-таки образчик результативности.

     - К счастью, нет. Я только что закончил совещание со своим персоналом и полагал, что надобно вас известить об итогах. Мы ничего не можем поделать, пока планы англичан не прояснятся. Поскольку мы в настоящее время уже пребываем в состоянии войны, то, полагаю, готовы, насколько это возможно.

     Однако предпринимаем и специальные меры на севере. Линия границы там весьма протяженна и плохо защищена. Мобилизованы ополченцы, до сих пор находившиеся в резерве, и приведены в состояние боеготовности. Ситуация на море лучше известна Уэллсу.

     - Как и вы, мы приведены в состояние полной боеготовности.

     Единственный факт, утешающий меня в эту черную годину, что после Крымской войны англичане подзапустили свой флот.

     - От генерала Халлека никаких вестей? - поинтересовался президент.

     - Есть вести. Он телеграфировал, что занял свой новый пост во главе Северного округа в Нью-Йорке. Как и было согласовано, генерал Грант занял его место в округе Миссисипи. Шерман находится при нем, и совместно их армии образуют надежный барьер против любых поползновений мятежников.

     - И теперь нам остается только ждать.

     - Совершенно верно...

     В коридоре послышался топот бегущих ног, а затем Джон Хей ввалился в двери, даже не постучав.

     - Господин президент, депеша из... из Платсберга, штат Нью-Йорк.

     Задержалась, телеграфные провода к югу от этого города перерезаны.

     - И что там сказано?

     Хей принялся читать принесенную бумагу, поперхнулся словами, но в конце концов выдавил:

     - А... атакован британскими войсками. Полковник Янделл, Платсбергское добровольческое ополчение.

 

ВТОРЖЕНИЕ!

 

Должно быть, войска шли вею ночь. Потому что на рассвете они уже шагали по полю, подошвами сапог попирая всходы пшеницы. Часовой вызвал полковника, и тот вышел, растирая лицо и заспанные глаза.

     - Красномундирники! - Он захлопнул рот, осознав, что таращится на них, как юная барышня.

     Они медленно маршировали через поле к американским позициям, построившись в две цепи, затем по команде остановились. Их пикеты находились впереди, прячась среди деревьев и складок местности. На обоих флангах располагались кавалерийские отряды, а в тылу - приближающиеся по дороге полевые орудия. Стряхнув с себя оцепенение, полковник Янделл крикнул:

     - Сержант, подымайте роту! Я хочу передать сообщение для...

     - Не могу, сэр, - сумрачно отозвался сержант. - Попытался телеграфировать, как только их увидал, но провод, наверно, порван. Очень много кавалерии. Они легко могли обойти нас ночью и перерезать провода.

     - Что-то надо делать. Вашингтон должен знать, что здесь происходит.

     Возьмите кого-нибудь, возьмите Андерсена, он знает здешние края.

     Воспользуйтесь моим конем. Это наш лучший скакун.

     Полковник быстро нацарапал в блокноте записку, вырвал листок и отдал его солдату.

     - Доставьте это на железнодорожную станцию в Киссвилле, на тамошний телеграф Пошлите в Вашингтон. Скажите, чтобы известили всех, что мы подверглись нападению.

     Полковник Янделл мрачно оглядел своих солдат. Необстрелянные добровольцы, молодые и напуганные. При одном лишь виде стоящей перед ними армии почти потеряли рассудок от страха. Некоторые уже понемногу начали пятиться назад; один рядовой заряжал свой мушкет, хотя он уже зарядил его двумя зарядами. Отрывистые приказания Янделла встретили ошеломленное, неохотное повиновение.

     - Полковник, сэр, смахивает на то, что сюда кто-то приближается.

     Поглядев через ближайшую бойницу, полковник увидел офицера, верхом неторопливо приближающегося к укреплениям и выглядевшего весьма живописно в своей красной форме с золотым шитьем. Рядом с ним шагал сержант, держа поднятую пику с наколотым на нее белым флагом. Вскарабкавшись на верх стены, Янделл молча следил за их медленным приближением.

     - Вы зашли достаточно далеко! - крикнул он, когда они достигли основания склона перед укреплениями. - Чего вы хотите?

     - Вы здесь командир?

     - Я. Полковник Янделл.

     - Капитан Картледж, Сифортские горцы. У меня послание от генерала Питера Чэмпиона, нашего командира. Он извещает вас, что в полночь британское правительство объявило войну. Моя страна сейчас находится в состоянии войны с вашей. Он приказывает вам сложить оружие. Если вы подчинитесь его приказаниям, он дает слово чести, что никому из вас не будет причинен ни малейший вред. Офицер цедил слова с ленивым высокомерием, положив одну руку на бедро, а вторую - на рукоять сабли. Мундир его сверкал золотым шитьем, по кителю сверху донизу шли ряды золотых пуговиц. Янделл вдруг мучительно устыдился своего пыльного синего мундира, своих домотканых брюк с громадной заплатой сзади и ощутил всколыхнувшийся в душе гнев.

     - Скажите своему генералу, что он может ступать прямиком в пекло. Мы американцы и не подчиняемся приказам таких, как вы. Пшел прочь!

     Он повернулся к ближайшему ополченцу - безбородому юноше, обеими руками вцепившемуся в мушкет, который был старше владельца.

     - Сайлас, хватит таращиться, бери ружье, стреляй поверх их голов. В них не цель. Я только хочу увидеть, как они улепетывают.

     Раздался одинокий выстрел, и рассветный ветерок понес над стеной маленькое облачко дыма. Сержант побежал, а офицер натянул поводья и, пришпорив, погнал лошадь к британским позициям.

     То был первый выстрел в битве при Платсберге. Так было положено начало новой войне. Британцы времени понапрасну не теряли. Как только офицер подскакал к боевым линиям, громко и ясно пропела труба. Ее звук тотчас же потонул в грохоте пушек, стоявших позади войск чуть ли не ступица к ступице.

     Первые снаряды разорвались на берегу, ниже укреплений. Другие, направленные слишком высоко, с визгом пронеслись над головами. Затем артиллеристы взяли укрепление в вилку, ядра начали взрываться на позициях американцев, и обороняющиеся прильнули к земле.

     Когда обстрел внезапно прекратился, наступила такая тишина, что находившиеся в укреплениях люди четко слышали, как командиры британцев выкрикивают приказы. Затем единым движением, с безупречной синхронностью обе цепи пехоты двинулись вперед. Держа мушкеты наперевес, солдаты печатали шаг под барабанный бой. И вдруг воздух разорвал унылый вой. Эти нью-йоркские фермеры ни разу не слыхали ничего подобного, ни разу не слышали безумного причитания волынок.

     Атакующие одолели половину поля, прежде чем оцепеневшие американцы осознали это и вскочили на ноги, чтобы занять боевые посты в полуразрушенных позициях.

     Первая линия пехоты почти дошла до них. Сифортские горцы - великаны из вересковых горных долин в развевающихся вокруг ног кильтах. Они маршировали с холодной точностью механизмов, надвигаясь все ближе и ближе.

     - Без приказа не стрелять! - крикнул полковник Янделл, когда напуганные ополченцы открыли огонь по атакующим. - Подождите, пока подойдут поближе. Не тратьте боеприпасы. Заряжай!

     Все ближе и ближе подходил враг, пока не оказался почти у подножия поросшего травой склона, ведущего к укреплениям.

     - Огонь!

     Залп получился нестройный, но все-таки залп. Многие пули ушли слишком высоко, просвистев над головами противника, идущего сомкнутым строем. Но эти мальчики были охотниками, и порой единственным их мясом был кролик или белка. Свинец нашел свои цели, и великаны рухнули лицом в траву, оставляя прорехи в стройных рядах.

     Ответ на американский залп был моментальным и сокрушительным. Шедшие впереди все, как один, припали на колено - и выстрелили.

     Второй ряд выстрелил мгновение спустя, и по укреплениям словно пролетел ангел смерти. Люди с криками умирали, а оставшиеся в живых, оцепенев, смотрели, как облаченные в красное солдаты ураганом устремляются вперед с примкнутыми штыками. Второй ряд перезарядил ружья и теперь стрелял в каждого, кто пытался отстреливаться.

     Затем ряды разомкнулись, и сквозь них пробежали штурмовые отряды, прислонившие свои длинные лестницы к полуразрушенным стенам. А затем горцы с ревом ринулись в атаку, вперед и вверх, на позиции, где засела горстка обороняющихся.

     Полковник Янделл только-только сформировал вторую линию для охраны установленных там немногочисленных пушек, и ему оставалось лишь смотреть в ужасе, как налетевший на его людей противник избивает их.

     - Не стрелять, - приказал он. - Вы только убьете своих собственных ребят, подождите, пока они перестроятся для атаки. А затем стреляйте без промаха. Ты, Калеб, беги назад и вели артиллеристам поступать так же. Пусть не стреляют, пока не прицелятся наверняка.

     Смотреть на это ужасное зрелище было непереносимо. Очень немногие американцы пережили эту атаку, чтобы присоединиться к обороняющимся во второй линии. Снова забили барабаны, и великаны в диковинных мундирах построились в безупречные шеренги. И двинулись вперед. После выстрела американцев строй их поредел. Поредел - но не остановился, перестроившись снова, а место павших заняли другие.

     Полковник Янделл расстрелял из своего пистолета все патроны в атакующих и поспешно перезаряжал его, когда услышал, что к нему обращаются:

     - Полковник Янделл, не по-джентельменски стрелять в офицера под белым флагом.

     Подняв глаза, Янделл увидел стоящего перед собой капитана Картледжа.

     Мундир его почернел от дыма, как и лицо. Шагнув вперед, капитан поднял свою длинную шпагу в издевательском приветствии.

     Полковник Янделл направил на него пистолет и спустил курок. Увидел, как пуля попала противнику в руку. Отшатнувшись от удара, английский офицер перехватил шпагу левой рукой и шагнул вперед.

     Янделл щелкал курком снова и снова, но он успел зарядить только один патрон.

     Шпага вонзилась ему в грудь, и полковник рухнул. Еще один погибший американец, еще одна жертва этой новой войны.

 

***

 

     Полковой плотник выстругал доску, затем парой гвоздей прикрепил к ней лист белой бумаги. Получился неуклюжий, но приемлемый планшет. А обугленный ивовый прутик сгодился за карандаш. Сидя возле палатки, Шерман с головой ушел в рисование, изображая береговой плацдарм и пароходы за ним.

     Услышав приближающиеся шаги, он обернулся.

     - Не знал, что ты умеешь рисовать, Камп, - заметил Грант.

     - Как-то оно само собой у меня получилось, и я со временем полюбил это занятие. Пришлось много чертить в Пойнте и как-то незаметно прикипел душой к этому занятию. Оно помогает мне успокоиться.

     - Мне бы такое тоже не помешало, - Грант взял из палатки походный стул и опустился на него. Потом вытянул из кармана кителя длинную черную сигару и закурил. - Никогда не любил ждать. Джонни Бунтарь затих, а британцы! Ума не приложу, за что на нас такая напасть.

     Мне бы сейчас навалиться на кувшинчик кукурузного...

     Шерман стремительно обернулся от своего рисунка, лицо его вдруг перекосилось. Грант усмехнулся.

     - Да не стану я, ты учти, это все позади, с тех пор как началась война. По-моему, дела не заладились ни у тебя, ни у меня, когда мы ушли из армии. Ну, ты хоть был Президентом банка в Калифорнии, а я - то возил лес с упряжкой мулов и каждую ночь до ушей надирался до забытья.

     - Но банк лопнул, - угрюмо сказал Шерман. - Я потерял все - дом, землю, все, что добыл тяжким трудом за все эти годы. - Поколебавшись, он продолжал едва слышно:

     - А порой мне казалось, что утратил и рассудок.

     - Но ты вырвался, Камп, точно так же, как я отделался от бутылки.

     Пожалуй, война для нас с тобой единственное пристойное занятие.

     - И ты хорош в ней, Улисс. Я ничуть не кривил душой, когда писал то письмо. Я верю в тебя. Я в полном твоем распоряжении.

     Грант почувствовал себя немного не в своей тарелке -Да тут не только я. Халлек сказал, что ты должен служить под моим началом. И подчинился я с неописуемой радостью. У тебя есть добрые друзья в этой армии, вот как обернулось.

     - Генерал Грант, сэр! - окликнули сзади. Обернувшись, они увидели сержанта на высоком берегу. - Телеграмма с востока. Телеграфист говорит: насчет британцев.

     - Вот оно! - воскликнул Грант, подскакивая на ноги.

     - Я тебя догоню, только уберу вот это.

     Военный телеграф все еще выстукивал сообщение, когда генерал Грант вошел в палатку. Остановившись позади телеграфиста, Грант через его плечо читал, что тот пишет. И как только телеграфист поставил точку, генерал выхватил бумагу, крепко закусил свою длинную сигару, выдохнул облако дыма над головой телеграфиста. Потом окликнул:

     - Стюард! - В палатку вбежал адъютант. - Собери штаб. Встреча в моей палатке через полчаса. Если офицеры пожелают знать, в чем дело, просто скажи, что на нас свалилась вторая война.

     - Британцы?

     - Чертовски верно.

     Грант медленно вернулся в свою палатку, жуя сигару и в уме прикидывая, что делать дальше. Шерман уже находился там, выхаживая из угла в угол.

     Зайдя в палатку, Грант уже знал, какие приказы надо отдать, какие действия предпринять.

     Налив из узкогорлого кувшина виски в стакан, Грант передал его Шерману.

     Поглядел на кувшин, мрачно усмехнулся и вогнал пробку из кукурузного початка обратно в горлышко.

     - Они на это пошли, Камп. На самом деле пошли на это. Мы воюем с англичанами. На сей раз почти без повода. Ума не приложу, как задержка одного корабля и захват пары человек могли привести к подобному.

     - По-моему, большинство войн начиналось совершенно без повода. С тех пор, как Виктория села на трон, где-нибудь в мире британцы затевают войны постоянно.

     - Мелкие, а эта наверняка перерастет в большую. - Подойдя к стоящему на козлах столу, Грант постучал указательным пальцем по расстеленной на нем карте. - Они вторглись в штат Нью-Йорк вот здесь и атаковали укрепления в Платсберге.

     Шерман поглядел на подвергшийся атаке участок чуть южнее озера Шамплейн, недоверчиво покачал головой и отхлебнул виски.

     Кто бы мог подумать. Не успеют британцы закончить одну войну, как начинается новая. -А те и раньше. Поправь меня, если я не прав, Н разве генерал Бергойн не шел этой дорогой в тысяча семьсот семьдесят седьмом году?

     - Несомненно. И это не все. Словно для того, чтобы доказать, что британцы никогда ничему не учатся на ошибках, генерал Провоет в тысяча восемьсот четырнадцатом повторил в точности то же самое и атаковал точно тем же способом. Однако получил хорошую взбучку и лишился всего провианта.

     Может быть, это удается повторить.

     - Боюсь, не в этот раз, мрачно покачал головой Грант, откинулся на спинку складного стула и пыхтел сигарой, пока ее кончик не зардел жаром.

     Затем указал сигарой в сторону своего коллеги-генерала и близкого друга. - На сей раз будет не так просто, как прежде. Сейчас с нашей стороны им противостоит лишь горстка ополченцев да пара старых пушек. Британские полевые орудия и регулярные войска мигом подомнут под себя бедных мальчиков.

     В моем представлении дело тут не в нехватке боевого духа: Просто долго им не продержаться.

     Шерман провел пальцем по карте.

     - Как только Платсберг останется позади, путь захватнической армии в долину Гудзона будет открыт. Если их не остановить, они пройдут прямиком через Олбани и Вест-Пойнт, и не успеем мы оглянуться, как они постучатся в ворота Нью-Йорка.

     - Но только будет это не так легко, - покачал головой Грант. - Халлек уже погрузил свои войска в вагоны на Нью-йоркском центральном вокзале и уже направляется на север. Насколько можно судить, враг еще не проник южнее Платсберга. Многое зависит от того, сколько продержится ополчение.

     Халлек надеется остановить их к северу от Олбани. Если это ему удастся, я присоединюсь к нему там. Он хочет, чтобы я снял отсюда все полки, какие удастся, и отправил на подмогу ему.

     - И сколько полков мы возьмем?

     - Не мы, Камп. В мое отсутствие он оставит во главе здешних войск тебя. Сколько людей тебе понадобится в том случае, если Борегар попытается снова атаковать Питтсбург?

     Шерман надолго задумался, прежде чем ответить.

     - Для обороны у меня имеются пушки на канонерских лодках, все еще стоящих на якорях у берега. Так что я могу отойти до берега и стоять нам.

     Если можешь оставить мне четыре батареи и минимум два полка, я бы сказал, удержимся. Мы всегда можем переправиться обратно через реку, если придется.

     Борегар мимо нас не пройдет. После Шайло мы не отдадим ни дюйма земли.

     - Я думаю, что тебе лучше взять три полка. Бунтари все еще располагают ощутимой армией.

     - Меня это вполне устроит. Ну что, грядут трудные времена, Улисс?

     Грант крепко затянулся сигарой.

     - Не могу тебе врать и скажу, что дела пойдут нелегко. Джонни Бунтарь попритих, но наверняка не угомонился. Мятежники с радостью увидят, как раковые шейки дадут нам пинка под зад. Но я не думаю, что в ближайшее время мятежники что-нибудь предпримут. С какой им стати?

     - Ты абсолютно прав, - мрачно кивнул Шерман. - Они позволят британцам биться вместо них. А их разведчики тем временем будут следить за передвижениями наших войск, так что у них будет масса времени, чтобы перегруппироваться. Затем, когда мы будем связаны по рукам и ногам на новых фронтах, им останется только выбрать самую уязвимую точку и ударить там всеми силами. Врать я не могу.

     Наша война с конфедератниками не то что почти выиграна, а, наоборот, оборачивается крайне скверно.

     - Боюсь, ты прав. Их шпионы повсюду, как и наши Они узнают, где мы ослабили позиции, и будут знать в точности, что делают их друзья-британцы.

     Затем, как только мы на минутку зазеваемся - бах! - и грянул бой. - Грант помолчал минутку, взвешивая в уме грядущие проблемы. - Камп, у нас у обоих были проблемы в прошлом - ив армии, и вне ее. По большей части вне.

     На лице Шермана застыло мрачное выражение.

     - За что я ни брался после армии, все казалось каким-то несущественным, Пока не начались бои, я был полон страхов и сомнений. Видел проблемы там, где их не существовало. Теперь все обстоит наоборот. Но самое курьезное, что теперь все обстоит гораздо проще. Война наделена какой-то ясностью, в битве есть законченность. Я чувствую, что наконец-то оказался на своем месте Встав, Грант сжал руку друга.

     - Ты даже не представляешь, как ты прав. Я должен сказать тебе это.

     Перед лицом битвы некоторые люди цепенеют и теряют волю. Зато другие собираются и мобилизуют все свои способности. Такие редки, и ты один из них. Ты держал мой правый фланг в Шайло и ни разу не дрогнул. Под тобой пало много добрых коней, но ты не поколебался ни на миг. Теперь тебе придется повторить это снова. Держи фронт здесь, Камп. Я знаю, что тебе это по плечу, как никому на свете.

 

СМЕРТЬ НА ЮГЕ

 

     Адмирал британского военного флота Александр Милн был отважным и несгибаемым бойцом, когда наставал час проявлять отвагу и несгибаемость. Он был тяжко ранен в сражении во имя родной страны. Когда американцы остановили британский корабль и захватили на нем пленников, Милн отправился прямиком к министру и потребовал перевода на действительную службу.

     Но при том он был и осторожен, когда требовалось проявить осторожность. И теперь, когда эскадра рассекала морские воды под теплыми звездными небесами, настало самое время для осторожности. Они держались вдали от суши с тех самых пор, как флотилия отплыла с Багамских островов в сумерках две недели назад и легла на северный курс. Острова кишмя кишат шпионами, и отплытие наверняка не прошло незамеченным, о чем и было доложено американцам. Лишь с наступлением ночи, когда земля скрылась за горизонтом, эскадра повернула к югу.

     С той поры она шла только по приборам, не видя земли со времени острова Андрос, к которому подошли в сумерках, чтобы уточнить свое местоположение.

     Хорошая навигационная практика для офицеров. Они плыли на юг почти до тропика Рака, прежде чем легли на западный курс, чтобы двигаться вдали от маршрутов прибрежного судоходства. За все время плавания не видели ни одного другого судна, из чего заключили, что американцы их не ждут.

     Только когда наблюдения полуденного солнца, согласованные с судовым хронометром, подтверди ли, что флотилия достигла восемьдесят восьмого градуса западной долготы, они изменили курс в последний раз. Плыли строго на север к побережью Соединенных Штатов в районе Мексиканского залива.

     Адмирал Милн избрал своим флагманом броненосец "Воитель" и сейчас стоял на мостике рядом с капитаном Роландом, командиром корабля.

     - Сколько узлов, капитан? - поинтересовался он.

     - По-прежнему шесть узлов, сэр.

     - Хорошо. Если расчеты верны, мы должны приблизиться к берегу на рассвете.

     Взобравшись на спардек позади мостика, он оглянулся на корабли, держащиеся в кильватере. Первыми шли два линейных корабля - "Каледония" и "Роял Оук". За ними следовали транспорты, на фоне ночных небес казавшиеся лишь неясными размытыми рисками. А дальше, невидимые во тьме, двигались остальные линейные корабли, фрегаты и корветы. Самый большой британский флот, вышедший в море со времени 1817 года.

     И все-таки адмирал был недоволен. Просто унизительно, что подобная армада вынуждена украдкой шнырять вдали от земли, а потом тайком подходить к суше ночью, словно контрабандисты. Британия правила морями не один век и выиграла все свои морские войны. Но американцы поставили на охрану этого берега большой флот, избежать встречи с которым надо любой ценой. Не из страха перед битвой, а из необходимости держать свое присутствие в этих водах в секрете.

     Поднявшись к нему, капитан Николае Роланд доложил:

     - Впереди облачность, сэр. Поздновато для сезона дождей, но вдоль этих берегов погода может испортиться в любую пору года.

     Они постояли в молчании, каждый погрузившись в собственные мысли, и тишину нарушало только мерное, как биение метронома, "тук-тук-тук" корабельной машины. Сияющие впереди звезды одна за другой исчезали в надвигающейся тьме по мере того, как оттуда надвигалась туча. Здесь, где их не могут слышать вахтенный офицер и рулевой, пожалуй, единственное место на людном корабле, где можно переговорить, не опасаясь чужих ушей.

     Роланд был женат на племяннице адмирала. Их дома в Солташе стояли довольно близко, и они частенько виделись друг с другом, когда адмирал оправлялся от раны, полученнойв Китае, в сражении на реке Мейо. Он и Роланд быстро сблизились, несмотря на разницу в возрасте.

     - Что-то мне не нравится, Николае, какой оборот приняло развитие военного искусства на море. Мы всегда чуточку запаздывали с техническими усовершенствованиями, были чересчур склонны позволять другим опережать нас.

     - Не могу согласиться, сэр. Мы сейчас стоим на мостике самого современного военного корабля на свете. Построенного из железа, ходящего на пару, вооруженного двадцатью шестью 68-фунтовыми пушками, не говоря уж о десяти стофунтовках. Сорокапушечного корабля с орудиями величайшего калибра, непобедимого и непотопляемого. Мы же понимаем, что старший род войск (В Британской империи старшим, главным родом войск считался военно-морской флот.) должен быть консервативен, сэр. Но как только мы вцепимся зубами во что-нибудь, мы уж не упустим своего, как бульдог.

     - Согласен. Но слишком уж часто мы норовим действовать в современных войнах, опираясь на опыт прошлого. По-моему, груз традиций и склонность относиться к любым новшествам с подозрением обходится нам дорогой ценой.

     - Возможно, это правда, сэр, но я стою слишком низко на служебной лестнице, чтобы иметь собственное мнение на сей счет. Но вы, конечно же, преувеличиваете. Только посмотрите на этот корабль. Как только Военно-морское ведомство обнаружило, что французы строят "Ля Глуар", железный боевой корабль, то секретариатом Адмиралтейства было принято решение немедленно строить облаченный в железо фрегат. Фактически говоря, даже два, чтобы обогнать французов на один. Как и наш близнец

***

 

     "Черный Принц", мы воплощаем самые современные достижения морской науки. У нас имеется не только паровая машина, но и парус, чтобы держаться в море как можно дольше. Я беспредельно горд командовать таким кораблем.

     - Как и положено. Но ты помнишь, что я сказал, когда до нас дошла весть о битве между "Виргинией" и "Монитором"?

     - Мне никогда не забыть ваши слова. Мы только что отобедали, и вы угощали нас портвейном. Дежурным офицером был Робинсон. Он пришел с рапортом и зачитал его вслух для всех нас. Кое-кто из офицеров назвал это колониальным дурачеством, но вы этого мнения не разделяли. Вы заставили их протрезветь довольно быстро. Джентльмены, сказали вы, мм только что вступили в новую эру. Нынче утром, когда я проснулся, в британском военном флоте было сто сорок два корабля. Но когда я нынче отойду ко сну, их будет всего лишь два - "Воитель" и "Черный Принц".

     - Все сказанное мной не утратило своей правдивости и по сей день. Как паровая машина положила конец парусу, так и броненосцы изгонят деревянные корабли из военных флотов всего мира. Вот почему мы входим в бой через заднюю дверь, так сказать. Блокадный флот янки прекрасно изолирует береговую линию от любого проникновения с моря. Сейчас я намерен прорваться через эту блокаду и желаю встретиться с блокадным флотом только на своих условиях. Нам просто не повезло, что "Черный Принца до сих пор не отремонтировал свои котлы. Будь он с нами, я бы чувствовал себя намного спокойнее.

     Роланд крепко топнул каблуком по железному настилу спардека.

     - Вот железный корабль, который может нести величайшие пушки из созданных. На нем ничего не страшно.

     - Согласен, чудесный корабль. Но я хотел бы, чтобы его конструкторы не проявляли такой снисходительности к старой гвардии Адмиралтейства. Я бы сказал - или парус, или пар. Или одно, или другое, но ни в коем случае не мешанина из обоих. С мачтами и парусом нам приходится нести громадный экипаж, чтобы заниматься ими. Чтобы поднять вручную парус или винт, нужно двести пар рук, хотя с этой работой вполне справилась бы паровая лебедка.

     Капитан Роланд вежливо кашлянул, затем собрался с духом, чтобы задать вопрос, беспокоивший его с тех самых пор, когда его назначили командовать этим кораблем.

     - Сэр, быть может, мой вопрос неуместен, но должен признаться, меня он всегда тревожил. В конце концов торговые корабли ведь используют паровые лебедки... - Он осекся и залился румянцем, невидимым во тьме, совершенно уверившись, что ляпнул лишнее.

     Адмирал понял это, но смилостивился.

     - Мы были друзьями, мой мальчик, и довольно долго. И я могу прекрасно понять твое беспокойство за вверенный корабль. Я знаю, что у тебя достаточно трезвая голова, чтобы нигде не повторять мои слова, сказанные в конфиденциальной обстановке.

     - Разумеется, сэр! Конечно.

     - Я входил в комитет, одобривший "Воитель" и его близнеца. Хоть я и протестовал, мой голос оказался в меньшинстве. Я сказал, что подобное решение - оглядка на прошлое, а не стремление в будущее. Мои предложения были отвергнуты. Все остальные полагали, что моряки испортятся и разленятся, если работу за них будут делать машины. Кроме того, все считали, что благодаря физической работе матросы будут здоровей!

     Капитан Роланд только рот разинул. И едва не пожалел о том, что затеял этот разговор. Рында пробила смену вахты. Капитан спустился на верхнюю палубу в пуленепробиваемую ходовую рубку.

     А палубой ниже Джордж Уильям Фредерик Чарльз, герцог Кембриджский, поворачивался на койке с боку на бок, а услышав колокол, проснулся окончательно и начал сыпать проклятиями. Когда же закрыл глаза, то вместо того, чтобы погрузиться в благословенную тьму и Лету сна, увидел пехотные дивизии, артиллерийские батареи, военные обозы, планы - словом, все причиндалы войны, занимавшие его рассудок неделями, месяцами. Тесная клетушка каюты душила его. Ему было наплевать и на командующего флотом, ради него съехавшего из этой каюты и теперь делившего даже более тесную каютку с капитаном судна, и на сотни рядовых, покачивавшихся в гамаках в даже более темных, тесных и шумных кубриках. Ранг обязывает, а он здесь самый главный. Герцог Кембриджский, главнокомандующий британской армией, двоюродный брат королевы не привык к дискомфорту где бы то ни было - на зимних квартирах или даже на поле боя.

     Сев, он стукнулся головой о канделябр над кроватью и громко выругался.

     Потом приоткрыл дверь каюты достаточно широко, чтобы упавший из коридора свет позволил ему отыскать свою одежду. Натянув китель и брюки, вышел из каюты, свернул направо и пошел в рабочий кабинет капитана - просторное помещение, ярко освещенное люстрой с керосиновыми лампами и полное свежего воздуха благодаря люку в потолке. На буфете все еще стояла бутылка превосходного бренди, отведанного после обеда, и герцог налил себе изрядную порцию. Но только-только опустился в кожаное кресло, когда дверь распахнулась, и в нее заглянул Буллерс.

     - Извините, сэр, я не хотел вас побеспокоить. - Генерал хотел было уйти, но герцог окликнул его:

     - Входите, Буллерс, входите же. Не спится?

     - Совершенно верно. Солдат в море такая же обуза, как титьки у хряка.

     - Славно сказано. Войдите, отведайте бренди. Это чудесное средство.

     Генерал-майор Буллерс командует пехотой и по рангу стоит следующим после герцога. Оба повоевали на своем веку - служили в Ирландии, затем в Крыму.

     - Чертовски жарко, - заметил Буллерс.

     - Выпейте, вот и перестанете замечать. - Герцог отхлебнул из своего бокала. - Чэмпион, наверное, уже на подступах к Нью-Йорку.

     - Должно быть. Американцам просто не выстоять против его дивизий и пушек.

     - Да будет так. Видит Бог, мы потратили довольно времени на планирование и снабжение всей экспедиции.

     - Ею следовало командовать вам, дабы обеспечить верный успех.

     - Спасибо на добром слове, Буллерс, но способностей генерала Чэмпиона с лихвой хватит, чтобы провести лобовую атаку, подобную канадской. А вот для нынешней атаки нужны совершенно иные умения.

     Как по команде, оба обратили глаза к картам, разбросанным на столе красного дерева. Хотя планы наступления обсуждались бессчетное число раз, карты притягивали их, как магнит. Встав, офицеры двинулись через комнату, прихватив бокалы.

     - Мексиканский залив, - указал герцог Кембриджский. - Военно-морские базы янки здесь, здесь и здесь. Флот в море охраняет каждую гавань и залив. Не сомневаюсь, что вот здесь, в районе Хэмптона, "Монитор" и приданные ему линейные корабли все еще охраняют убежище, где залегла "Виргиния". Адмирал Мили настаивал, что мы должны избегать этого участка побережья, как чумы, в чем я с ним целиком и полностью согласен. Этот флот менее чем в шестистах милях отсюда. И я хочу, чтобы так было и дальше.

     Конечно, имеется и небольшая флотилия, блокирующая залив Мобил, в каких-то пятидесяти милях от нас. Но они не представляют угрозы нашим превосходящим силам, - он легонько постучал по карте кончиком пальца. - Но вот здесь находится ахиллесова пята противника. Остров Дир невдалеке от побережья штата Миссисипи. Северяне вторглись сюда, захватили остров и сделали его базой для своего блокадного флота. Вот этот остров и является целью нашего путешествия. На рассвете мы атакуем и уничтожим их бомбардировкой с моря.

     Затем ваши полки и морские пехотинцы высадятся и захватят фортификационные сооружения. Блокада будет сорвана. Военный флот встанет здесь на якоре, защищенный береговыми батареями, дабы гарантировать, что блокада не будет восстановлена. Как только наша высадка завершится успехом, я возьму кавалерийское войско, пробьюсь к конфедератам и Джефферсону Дэвису в Ричмонде. Королева лично шлет ему послание, и я не сомневаюсь, что нас ждет самый теплый прием. После этого наш торговый флот примет здесь хлопок, а в обмен доставит военные грузы. Силы Юга возрастут, и очень скоро он победит.

     Наши армии неустанно атакуют на Севере, так что янки будут вынуждены разделить свои силы, если попытаются выбить нас с этой базы. Разделить и потерпеть поражение. Между нашими свежими войсками и возрожденной армией южан долго им не продержаться. Сила возобладает.

     Буллерс вполне разделял его энтузиазм.

     - Дает Бог, все закончится к зиме. Соединенные Штаты Америки прекратят свое существование, их сменят Конфедеративные Штаты Америки.

     - Достойная цель и счастливый итог, - промолвил герцог. - Мне нет дела до того, что политики сделают с добычей. Я только знаю, что победоносная армия покажет всему миру могущество Британии. Затем наши военно-морские силы смогут увеличить свой флот броненосцев, и господство в мировом океане снова будет нашим.

 

***

 

     На рассвете, как и было запланировано, командиры десанта на шлюпках подошли к "Воителю". Их лодки внезапно вынырнули из тумана, и офицеры очень осторожно поднялись на борт, поскольку все веревки, деревянные ступени и палубный настил были скользкими от росы, и упасть тут было проще простого.

     Впереди уже наметилась береговая линия - плоская, лишенная каких-либо примет и едва заметная за пеленой дождя.

     - Тут же все одинаковое, - сказал герцог Кембриджский. - Я не могу разглядеть ни единого ориентира.

     - Хороший выход к берегу, - ответил адмирал. - Должен сказать, что для плавания исключительно по приборам в течение столь длительного периода, не видя земли, навигация безупречная. Фрегаты ведут разведку к востоку и западу, и скоро остров будет обнаружен.

     Но был уже полдень, когда "Клэм" на всех парах примчался с поисков.

     Туман все еще не рассеялся, моросил дождь и разобрать сигналы фрегата издали было трудно.

     - Остров Дир обнаружен, на якоре никаких судов, - наконец доложил сигнальщик.

     - Отлично, - одобрил герцог Кембриджский, чувствуя, как напряжение понемногу улетучивается, потому что операция переходит в финальную фазу. - Капитан третьего ранга Тредегар, ваши морские пехотинцы должны захватить плацдармы. Как только вы будете на берегу, генерал Буллерс начнет высадку своих людей. Победа здесь, джентльмены, станет первой совместной операцией военного флота и армии, которая неминуемо повлечет окончательное поражение врага.

     Когда корабли приблизились к серой береговой линии, укрепления стали видны гораздо отчетливее. Адмирал Милн направил на них свою подзорную трубу.

     Изображение было размыто неустанно сеющимся дождем, настолько размыто, что он даже опустил ее и вытер объектив носовым платком. А когда заглянул в окуляр снова, то испустил резкий смешок.

     - Клянусь святым Георгом, вон они, сэр! Янки, их флаг.

     Герцог Кембриджский поглядел в свою трубу на звездно-полосатый флаг, развевающийся над крепостными стенами. Три цвета - красный, белый и синий, - Разошлите приказ открыть огонь, как только укрепления будут на расстоянии выстрела. Надо прикрыть шлюпки десанта огнем.

     Но высадка потребовала времени, слишком долгого времени. Опытные морские пехотинцы Тредегара времени зря не теряли, быстро высадились и преодолели пляж. Но солдаты регулярных войск, ни разу не принимавшие участие в морском десанте, едва ворочались. Когда морские пехотинцы перешли в атаку, среди сухопутной пехоты царил сущий хаос. Перегруженные шлюпки натыкались одна на другую, одна шлюпка перевернулась, и людей с нее пришлось спасать и вылавливать из моря. Уже наступали сумерки, когда остатки пехоты высадились на берег, и сержанты криками и колотушками кое-как водворили среди них порядок и повели в атаку.

     Дело оказалось отчаянно трудным. Сумерки все сгущались, а морская пехота все не могла прорваться за земляные брустверы, и тела павших в атаке усеивали мокрую землю.

     Эту работу предоставили Шестьдесят седьмому Саут-Гемпширскому. Полк был расквартирован на острове Тринидад достаточно долго, чтобы люди научились работать и сражаться в липкой жаре: Сержанты построили их в две шеренги, с заряженными мушкетами и примкнутыми штыками.

     - Гемпширские тигры, за мной! - крикнул генерал Буллерс, взмахнув шпагой, и бросился вперед.

     Испустив хриплый рев, солдаты обогнали генерала, ринувшись навстречу свинцовому ливню.

     Знаменосец, бежавший прямо перед генералом, отлетел назад от удара разрывной пули, попавшей ему в живот и согнувшей вдвое. Не успел труп повалиться на землю, как генерал уже подхватил знамя полка, не позволив ему упасть в кровавую грязь. Держа флаг в одной руке, а шпагу в другой, он криками подбадривал солдат, пока какой-то капрал не принял у него знамя и не бросился вперед.

     Защитники укреплений держались стойко, хотя англичане имели невероятное численное превосходство. Две полевые пушки зарядили и вывели на позиции.

     Под их безжалостным огнем наконец-то удалось ворваться на крепостные стены.

     Но еще много добрых людей пало в последовавшем штурме. Пролилось немало крови, и в конце концов дошло до рукопашной.

     Захватить крепость удалось только поздно ночью - и ужасной ценой.

     Изодранные тела солдат Буллерса и Пятьдесят шестого Вест-Эссекского полка мешались с трупами защитников крепости. Зажгли фонарь, чтобы собрать оставшихся в живых. Но таких оказалось крайне мало. Кровь и грязь перекрасили все мундиры, и все равно было заметно, как пестро и бедно обмундированы янки - не только в синее, но и в одежды самых разнообразных цветов и качества. Однако биться они умели. И если бежали, то недалеко.

     Должно быть, они организовали второй рубеж обороны, потому что затрещали ружейные выстрелы и в воздухе засвистели пули. Фонарь поспешно погасили.

     - Они еще об этом пожалеют, - процедил Буллерс сквозь стиснутые зубы, пока его офицеры и сержанты строили солдат в боевые порядки.

     Одни раненые сидели, другие лежали, устремив пустые взоры в пространство, а ходячие сами ковыляли в тыл.

     - Стреляйте только наверняка, а затем переходите в штыковой бой.

     Вперед!

     Люди умирали в ночи, в яростной рукопашной схватке. Янки не отступали, и каждый ярд приходилось завоевывать с боем. Поединки кипели в грязи, в заполненных водой траншеях. В конце концов неумолимый натиск англичан оказался непомерным для горстки уцелевших защитников, и они вынуждены были отойти. Но не сдались. Отступая, они продолжали стрелять и не бросили свои пушки.

     Пришлось выставить патрули. Несмотря на невероятную усталость, генерал сам обходил посты вместе со старшиной, чтобы убедиться в их бдительности.

     Усталые солдаты подкрепляли свои силы жалкими крохами пищи, имевшимися в их ранцах, и утоляли жажду водой из фляг. И засыпали под теплым дождем, прижимая мушкеты к груди.

     Перед самым рассветом крики часовых и внезапный треск ружейных выстрелов провозгласили о начале контратаки. Англичане сомкнули ряды и снова вступили в схватку не на жизнь, а на смерть.

     Атака быстро захлебнулась - последняя, жалкая попытка обороняющихся отвоевать позиции. Но удержать английских солдат - много дней подряд болтавшихся в море, всю ночь бившихся почти без воды и сна и терявших товарищей, - было невозможно. Гнев вытеснил усталость, и они ринулись вдогонку за удирающими врагами при сером свете занимающегося утра. Кололи их штыками в спину. Вбегали за ними в здания.

     И нашли там выпивку. Большие керамические сосуды с крепким спиртом, продиравшим горло, как наждак, и огнем пылавшим во внутренностях. Но еще там были бочонки с пивом, гасившим этот огонь. И даже лучше.

     Женщины. Прятавшиеся, убегавшие, визжавшие. Дисциплинированные британские войска редко выходят из повиновения. Но сейчас это случилось, как и во время Индийского мятежа, и последствия оказались ужасными и отвратительными. Разгоряченные выпивкой и усталостью, разъяренные гибелью соратников, солдаты потеряли голову. Зверь был выпущен на свободу. С женщин срывали одежду, швыряли их в грязь и насиловали с неистовой яростью. И остановить этих солдат, распаленных вожделением и спиртом, было нелегко.

     Один сержант, попытавшийся вмешаться, получил удар штыком; пьяные солдаты гоготали, глядя, как он в агонии извивается на земле.

     Генерал Буллерс не стал придавать этому особого значения. Приказал офицерам не вмешиваться, чтобы не подвергать опасности собственную жизнь.

     Пьяные и так скоро свалятся с ног, забывшись тяжелым сном. Такое уже случалось прежде. Простых британских солдат нельзя подпускать к выпивке.

     Теперь они упьются до бесчувствия. Утром сержанты и немногочисленные трезвенники полка стащат их под крышу, дав время прийти в себя и принять наказание, которое будет на них наложено. На поле боя замелькал свет - это инвалидная команда отправилась искать раненых.

     Генерал покачал головой, внезапно осознав, что тоже упадет от усталости. Прямо перед ним из сарая, покачиваясь, вышел рядовой Саут-Гемпширского полка, остановило" и хлебнул спирта из найденного там кувшина. И рухнул без чувств, когда Буллерс обрушил мощный удар кулака ему на загривок. Подняв кувшин из грязи, генерал сделал изрядный глоток и передернулся. Да, это вам не доброе виски с Шотландских островов. Зато это пойло, несомненно, обладает крепостью, в которой генерал сейчас так нуждается. Покачнувшись, Буллерс вдруг плюхнулся задом на полуразрушенный крепостной вал, отпихнув в сторону труп. С каждым глотком спирт становился все лучше и лучше на вкус.

     Мертвый солдат лежал на флаге, сжимая его скрюченными пальцами - наверное, стремился спасти знамя в этой бойне. Вытащив флаг, генерал Буллерс отер с него грязь и при свете фонаря проходившего мимо солдата увидел цвета - красный, белый и синий. Хмыкнув, генерал бросил флаг обратно на труп. Красный, белый и синий - цвета флага Соединенных Штатов Америки.

     Но какие-то не такие. Что?! Взяв его снова, Буллерс расправил знамя на крепостном валу.

     Да, цвета те самые. Но расположены иначе. Это не те звездно-полосатые флаги, которые он видел развевающимися на кораблях янки в гавани Кингстона.

     На этом всего несколько звезд на синем поле и всего несколько жирных горизонтальных полос.

     Генерал вдруг вздрогнул, едва не выронив флаг: глаза покойника распахнулись. Видимо, он смертельно ранен, но еще жив.

     - Этот флаг, что это? - спросил Буллерс. Глаза раненого заволокло туманом, и генералу пришлось безжалостно тряхнуть его. - Говори же! Этот флаг, это звездно-полосатый?

     Умирающий солдат силился выдавить слова, и Буллерсу пришлось наклониться к самым губам, чтобы расслышать их.

     - Нет... Треклятый флаг янки. Это... это звездно-полосатый... флаг Юга. - И с этими словами умер.

     Генерал Буллерс оцепенел. В одно ужасное мгновение он поверил умершему, поверил, что это флаг Конфедерации.

     Неужели он атаковал не тех? Не может быть! Он видел флаг Конфедерации - перекрещенные синие полосы с белыми звездами на красном поле. Он видел его на флагштоках блокадных контрабандистов в Лондонском порту. А этот флаг явно не такой.

     И ни одна страна, даже эти ничтожные колонисты, не может иметь два флага. Или может? Нет! Погибший лгал, его умирающие уста потратили остатки дыхания на ложь. Да гори он в Гадесе за это. Держа флаг в руках, генерал вертел его так и этак, а потом швырнул в грязную лужу и придавил каблуком.

     Да какая разница, черт возьми, хоть так, хоть эдак? Север ли, Юг ли - все они вонючая деревенщина. Сыновья и внуки колониальных революционеров, которым хватило наглости воевать с добрыми англичанами и убивать их, включая и его батюшку генерал-лейтенанта Буллерса, павшего в битве при Новом Орлеане.

     Порядком отпив из фляги, Буллерс принялся втирать флаг каблуком в грязь, пока тот не исчез окончательно.

     Затем генерал вздохнул и вытащил его снова. Кому бы этот флаг ни принадлежал, что бы тут ни произошло, герцог Кембриджский должен об этом знать.

     Главнокомандующий разместил свой штаб в каменном блокгаузе неподалеку от пляжа, принадлежавшем береговой батарее. Герцог как раз перелистывал обгорелые донесения, когда Буллерс пришел к нему с флагом.

     - Престранно, - промолвил герцог. - Эти донесения направлены в КША, а не в США. Что за дьявольщина здесь творится?!

     Буллерс протянул ему измызганный флаг.

     - По-моему, ваша милость, по-моему, мы совершили ужасную ошибку. Здесь не янки. Почему-то, не знаю почему, но мы сражались с южанами и убивали их.

     - Боже милостивый! - Руки герцога разжались, и бумаги посыпались на пол. - Неужели правда? Вы уверены?

     Наклонившись, Буллерс собрал бумаги и перелистал их.

     - Они адресованы гарнизону Билокси, прибрежного города Миссисипи.

     - Гром и молния, - изумление герцога сменил бурный гнев. - Вот вам и военной флот с их хваленым умением прокладывать дуть. Они не способны найти даже правильное место для атаки. И куда же мы плюхнулись, Буллерс?! В лужу со всего маху Их. ошибка наша вина. - Он начал расхаживать взад и вперед по комнате. - И что же нам делать? Отступить и принести извинения. Это не в моем обычае, генерал, совершенно не в моем обычае уползать с поджатым хвостом.

     - Но альтернатива...

     - Двигаться дальше. У нас есть люди и решимость. Вместо того чтобы помогать этой тошнотворной рабократии, мы должны поразить ее, ударить на север, к Канаде, сметая все на своем пути. Положить на лопатки эту расколотую, слабую страну... две страны, и вернуть их в Империю, где им самое место. Ударить, и ударить крепко, Буллерс, - вот наше единственное спасение.

 

ОБЩИЙ ВРАГ

 

     Год боев ни фронтах Гражданской войны научил обе конфликтующие стороны, насколько важно уметь окапываться, и опалываться быстро. Стоять плечом к плечу, стреляя на континентальный лад - самый верный способ самоубийства.

     Если существовал хоть минимальный риск подвергнуться атаке, обороняющиеся окапывались. Лопатами, если таковые имелись в наличии, штыками, ложками - чем угодно, если лопат не было. И добились в этом немалого мастерства. За считанные минуты солдаты откапывали траншеи полного профиля, возводя из выброшенной земли брустверы, надежно защищающие от пуль и заставляющие ядра отскакивать рикошетом дальше.

     Кровавая битва при Шайло все еще не изгладилась из памяти, и все пережившие ее окапывались, не сетуя. Пятьдесят третий Огайский полк окопался на вершине высокого холма над Питсбургским плацдармом. Обломки ветвей и стволов, разбитых артиллерийским огнем во время прежних боев, пошли на укрепление бруствера.

     Понимая, насколько малочисленным стало войско после того, как генерал Грант забрал часть армии на восток, против английских захватчиков, генерал Шерман старался укрепить оборону, как мог. Установил все орудия на передовых позициях, чтобы они могли рассеять любую атаку шрапнелью - жестянками с крупной дробью, взрывающимися в воздухе над врагом. Эти позиции можно будет удержать против намного превосходящих сил конфедератов.

     Интересно, когда они откроют, что войско его убыло? Конечно же, довольно скоро.

     Зато можно положиться на канонерки, стоящие на якоре у плацдарма.

     Шерман и его офицеры связи потратили не один час, обсуждая с капитанами судов, как лучше всего обеспечить быстрый и точный огонь прикрытия.

     Пожалуй, больше в данной ситуации уже ничего не сделаешь Теперь, когда весенние паводки кончились, уровень реки Теннесси опустился, и обнажились песчаные пляжи и луга близ плацдарма. Шерман поставил свои палатки у реки и перенес свой штаб туда. Посыльный застал его в палатке.

     - Полковник велел позвать вас тотчас, генерал. Чего-то случилось там, где бунтари стали биваком.

     Вскарабкавшись на высокий берег, Шерман застал там дожидавшегося полковника Эйплера.

     - К нам какое-то посольство, генерал. Трое верховых конфедератов. Один дует в горн, а другой размахивает белым флагом. А у третьего масса золотых куриных потрохов на рукаве - наверняка старший офицер.

     Шерман вскарабкался на бруствер, чтобы посмотреть своими глазами. Три всадника остановились в сотне шагов от позиций северян. Горн пропел снова.

     Горнист и сержант с флагом восседали на тощих клячах, но под офицером был чудесный гнедой.

     - Дайте-ка мне подзорную трубу, - Шерман не глядя взял трубу и поднес к глазу. - Боже мой, это же генерал Борегар собственной персоной! Он навещал колледж, когда я был там. Странно, что он тут делает под белым флагом?

     - Должно быть, хочет переговорить, - предположил Эйплер. - Хотите, чтобы я поразнюхал, что он там хочет сказать?

     - Нет. Если один генерал может там разъезжать, то, пожалуй, могут и двое. Приведите мне коня.

     Шерман вскарабкался в седло, взялся за поводья и пришпорил лошадь. Она осторожно выбирала дорогу по опасному, неровному полю боя. Увидев приближающегося Шермана, горнист опустил трубу. Борегар взмахом руки отослал своих людей и пришпорил лошадь, спеша навстречу второму всаднику.

     Встретившись, они остановились. Козырнув, Борегар заговорил:

     - Спасибо, что согласились на переговоры. Я...

     - Я прекрасно знаю, кто вы, генерал Борегар.

     Однажды вы навещали меня, когда я возглавлял Луизианский государственный военный колледж.

     - Генерал Шерман, конечно, вы должны извинить меня. События были...

     - Борегар чуточку ссутулился, но тут же поймал себя на этом, резко выпрямился и сообщил:

     - Я получил телеграфное донесение, а также определенные приказания. Прежде чем ответить, я хотел бы проконсультироваться с командиром вашего здешнего войска.

     - В настоящее время я командую им, генерал, - Шерман не стал сдаваться в детали, почему, поскольку не хотел подымать вопрос о том, что генерал Грант убыл и позиции ослаблены. - Можете обращаться ко мне.

     - Это касательно британской армии. Насколько я понимаю, англичане вторглись в Соединенные Штаты, что они атаковали и наступают в южном направлении на штат Нью-Йорк из Канады.

     - Совершенно верно. Я уверен, что об этом сообщалось в газетах.

     Конечно, дальнейшее развитие военной ситуации обсуждать я не могу.

     Борегар поднял затянутую в перчатку ладонь.

     - Извините меня, сэр, но я вовсе не собирался вызывать вас на откровенность. Я только хотел увериться, что вам ведомо об этом вторжении, дабы вы лучше поняли то, что я должен вам открыть. Я хочу довести до вашего сведения, что имеется второе вторжение.

     Шерман попытался не выдать, как его огорчили эти новости. Дополнительное вторжение еще более осложнит оборону страны. Но, не располагая сведениями о новом войске, он не хотел выдать свою неосведомленность.

     - Пожалуйста, продолжайте, генерал. Борегар вдруг утратил спокойствие и вежливость. столь характерные для всякого южного офицера. Сжав кулаки, он цедил слова сквозь стиснутые зубы:

     - Вторжение, убийства, и, хуже того, вот что случилось. И замешательство. Поступили донесения из Билокси, Миссисипи, что береговые оборонительные сооружения обстреливаются флотом Союза. Спешно были собраны все войска, какие имелись под рукой, и брошены туда, чтобы остановить вторжение. Ночь была дождливая, бой продолжался до самого утра, и ни одна из сторон не отступала. В конце концов, мы проиграли, но не северянам!

     - Боюсь, я что-то не понял, - озадаченно покачал головой Шерман.

     - Это были они, британцы! Они высадили войска, чтобы атаковать береговые укрепления в порту Билокси. Их узнали лишь утром, когда стали видны их флаги и форма. К тому времени битва была уже закончена. Они не удовольствовались просто истреблением военного гарнизона, они атаковали местных жителей, разрушили и сожгли полгорода. А уж что они сделали с женщинами... Согласно последним донесениям, сейчас они наступают в глубь материка из Билокси.

     Потрясенный Шерман не находил слов для ответа, лишь пробормотал что-то вполголоса. Борегар почти не замечал его присутствия, устремив взгляд вдаль и мысленно взирая на истребление южного города.

     - Они не солдаты. Они убийцы и насильники. Их надо остановить. Извести под корень. И мои войска - единственные, кто способен сделать это. Я верю, что вы человек чести, генерал, и я могу открыть вам, что мне было приказано преградить путь этим агрессорам, дабы мои солдаты грудью заслонили народ Миссисипи. Вот почему я просил об этой встрече.

     - Так чего же вы хотите, генерал?

     Борегар мрачно посмотрел на коллегу-офицера, с которым так недавно бился не на жизнь, а на смерть, и очень тщательно обдумал свои слова, прежде чем заговорить:

     - Генерал Шерман, я знаю, что вы человек слова. Перед этой войной вы основали одно из наших крупнейших южных военных учебных заведений и руководили им. Вы порядком пожили на Юге и, должно быть, завели немало друзей. Вы бы так не поступили, если бы принадлежали к числу этих очумелых аболиционистов. Я вовсе не намерен оскорбить ничьи чувства, сэр, ведь это ваши искренние убеждения. Просто я хочу говорить с вами откровенно и знаю, что вы поймете, насколько серьезно обстоят деда Вам также известно, что я никоим образом не могу солгать вам, равно как вы не злоупотребите услышанным. - Борегар напряженно выпрямился. Несмотря на мягкие, тягучие южные интонации, в его словах металлом зазвенел гнев. - Я спрошу вас напрямую. Не согласитесь ли вы рассмотреть вопрос о временном прекращении военных действий против меня? Я хочу только защитить людей этого штата и обещаю не предпринимать никаких внезапных военных действий против федеральной армии. В ответ я прошу, чтобы вы не атаковали оставленные мной позиции. Я прошу этого, потому что намерен атаковать нашего общего врага.

     Если вы согласитесь, можете предъявить любые условия, какие пожелаете, и я подпишусь под ними. Как собрат по оружию, я с искренним уважением прошу вашей помощи.

     Эта встреча, вторжение англичан и эта просьба настолько выходили за рамки обыденного, что Шерман просто не находил слов. Но в то же самое время чувствовал душевный подъем. Пойти на перемирие довольно легко, более того, он согласится с большим удовольствием. Ему поставлена задача удержать занятый плацдарм. И выполнить эту задачу куда легче, согласившись на прекращение боевых действий, чем в кровавом бою.

     Но несравненно важнее выражение, употребленное генералом Борегаром.

     "Общий враг", вот как он сказал - и сказал абсолютно искренне. И когда Шерман заговорил, в уголке его сознания уже ютилась совершенно нелепая, несообразная идея.

     - Я понимаю ваши чувства. Будь я на вашем месте, я поступил бы точно так же. Но, конечно, я не могу согласиться на подобное, не проконсультировавшись со своим прямым командиром генералом Халлеком, - помолчав, промолвил он.

     - Конечно - Однако, если уж мы об этом заговорили, позвольте добавить, что я понимаю ваше положение и всем сердцем сопереживаю вам. Дайте мне один час, после чего мы встретимся здесь снова. Мне надо первоначально объяснить, что произошло и что вы предлагаете. Уверяю вас, я употреблю все силы, дабы подкрепить ваши аргументы.

     - Благодарю вас, генерал Шерман, - с отзвуком теплого чувства проговорил Борегар, отдавая честь.

     Шерман козырнул в ответ, развернул коня и поскакал прочь. Полковник Эйплер собственноручно взял коня под уздцы, когда Шерман спешился.

     - Генерал, в чем там дело, что стряслось? Шерман посмотрел на него рассеянным взглядом, мысленно пребывая где-то далеко.

     - Да, Эйплер, это дело исключительной важности, иначе генерал не приехал бы собственной персоной, как сейчас. Я должен доложить. Как только с этим будет покончено, я поговорю с вами и остальными старшими офицерами.

     Пожалуйста, попросите их собраться в моей палатке через тридцать минут.

     Он спустился по склону к лагерю, но, вопреки собственным словам, даже не думал заходить к телеграфистам. Вместо этого он направился прямиком в собственную палатку. И обратился к часовому:

     - Никто не должен меня беспокоить, пока мои офицеры не соберутся здесь. Велите им подождать у входа. Никому не позволительно видеться со мной. Вообще никому, ясно?

     - Так точно, сэр.

     Рухнув на походный стул, Шерман устремил невидящий взгляд вдаль, рассеянно теребя свою жидкую бороду. Нынешняя ситуация предоставляет возможность, за которую надо хвататься обеими руками, пока она не ускользнула, и ни в коем случае не выпускать. Несмотря на собственное заявление, Шерман решил покамест не связываться с Халлеком. Ему просто нужно было время, чтобы обдумать внезапно возникшую идею без лишних помех.

     Пришедший ему в голову курс действий слишком уж нестандартен, слишком иррационален, чтобы его могли постичь другие.

     Конечно, долг повелевает ему немедленно телеграфировать о том, что случилось в Билокси, испросив приказаний. Когда генералы и политики поймут, что натворили англичане, то наверняка согласятся на перемирие. Общий враг.

     Уж пусть лучше армия южан бьется с англичанами, чем угрожает нападением на Север.

     Но сколько времени понадобится политиканам, чтобы принять решение?

     Слишком много, это и ребенку ясно. Никто не захочет принять на себя ответственность за радикальные действия, о которых просит Борегар.

     Командиры будут трепетать, передавая ответственность вверх по команде.

     Туда-сюда полетят телеграфные депеши, пока в конце концов вся проблема не плюхнется на плечи Эйбу Линкольну.

     И сколько же времени это займет? В лучшем случае - несколько часов, в худшем - не один день. А решение надо принять сию же минуту. Как ни трудно, придется взять ответственность на себя. Надо идти ва-банк, пусть даже на кону вся карьера. Если упустить подобную возможность, она уже никогда не повторится. Надо принять решение самостоятельно и действовать на основании этого решения.

     И Шерман знал, какое примет решение. Он рассмотрел все возможности и все равно склонялся к одному-единственному. Когда офицеры собрались, он изложил им задуманное, аккуратно, взвешенно подбирая слова:

     - Джентльмены, как и Север, вторжению британской армии ныне подвергся Юг. - Он выдержал паузу, выжидая, когда эта весть дойдет до сознания офицеров. Затем продолжал:

     - Я переговорил с генералом Борегаром, просившим меня о перемирии ради позволения ему отвести войска на юг для битвы с врагом. Он назвал агрессоров "нашим общим врагом". И это истинная правда. В данный момент перемирие придется как нельзя кстати. К тому же оно, несомненно, нам на руку. - Он оглядел офицеров, согласно закивавших головами. Но согласятся ли они с ним после сказанного далее? - Я хочу предоставить это перемирие. Что вы скажете на это?

     - Правильно, генерал, от начала и до конца!

     - Вы просто должны так поступить, иного выбора нет.

     - Чем больше красномундирников они шлепнут, тем меньше у нас будет болеть голова.

     Их энтузиазм совершенно натурален, ненатужен и непреувеличен, но насколько далеко согласятся они зайти?

     - Я рад, что все мы в этом едины. - Шерман окинул взглядом взволнованных офицеров и заговорил, с предельной тщательностью выбирая слова:

     - Предлагаю оказать нашему общему делу даже более обширную помощь.

     Если вы со мной согласитесь, я намерен взять пехотный полк и присоединиться к генералу Борегару в атаке на англичан.

     Воцарилось длительное молчание: собравшимся требовалось время, чтобы обмозговать предложение Шермана так и эдак. Последствия зайдут весьма далеко, речь идет не о единственном случае совместного участия в конфликте. Конечно, может статься, что из этого решения не воспоследует ничего, кроме одного-единственного боя, или оно может повлечь дальнейшие события, которые почти невозможно предугадать. Первым подал голос полковник Эйплер:

     - Генерал, вы весьма мужественный человек, если решились предложить подобное, не согласовав это по команде. Я уверен, что вы учли это и учли все возможные последствия своих действий. Что ж, я тоже. Я бы хотел, чтобы с собой вы взяли Пятьдесят третий Огайский. Президент всегда стремился любыми средствами укоротить эту войну, заключить мир с Конфедерацией. И я целиком и полностью с этим согласен. Давайте поможем остановить это вторжение. Берите нас с собой.

     Эта единственная искра воспламенила энтузиазмом всех офицеров. Капитан Мунк одобрительно вскричал:

     - Пушки, вам нужны пушки! Моя Первая Миннесотская батарея тоже пойдет с вами!

     - А люди поддержат это решение? - поинтересовался Шерман.

     - Уверен, поддержат, генерал. Они наверняка разделяют наши чувства.

     Надо гнать захватчиков из нашей страны!

     Пока офицеры раздавали приказания, Шерман вернулся в свою палатку и написал рапорт, подробно изложив свои действия и доводы в их пользу. Сложив и запечатав рапорт, он послал за генералом Лью Уоллесом, командиром Двадцать третьего Индианского полка.

     - А ты-то согласен с подобными действиями, Лью?

     - Как нельзя более, Камп. Есть шанс, что удастся как-то повлиять на эту войну. Хотя я и не совсем представляю, что из этого может выйти. После Шайло и всех этих смертей, пожалуй, я начал видеть войну совершенно иными глазами. Мне кажется, что ты предлагаешь весьма достойную вещь. Негоже американцам биться с американцами, хоть нас к этому и вынудили. Теперь у нас есть шанс как-то поправить положение, и к тому же вместе.

     - Хорошо. Тогда прими командование до моего возвращения. И возьми вот это. Это полный рапорт обо всем, что здесь сегодня произошло. Когда мы уйдем, пожалуйста, телеграфируй это генералу Халлеку.

     Приняв сложенный листок, Уоллес улыбнулся.

     - У меня тут будет масса дел какое-то время. Подымится настоящий тарарам, когда эта новость дойдет по назначению. Боюсь, пройдет добрый час, прежде чем я смогу вырваться, чтобы отправить рапорт.

     - Ты весьма рассудительный офицер, Уоллес. Действуй по своему усмотрению.

     Орудия уже приготовили к маршу, лошадей впрягли в постромки. В оборонительных позициях образовали разрыв, чтобы они могли проехать. Бойцов Пятьдесят третьего Огайского уже известили о намерениях Шермана, и ему было очень важно узнать, как они к этому отнеслись. Когда он подъезжал, они вытянулись во фрунт, а затем по шеренгам прокатилось неистовое "Ура!".

     Солдаты приветствовали генерала, медленно ехавшего вдоль строя, размахивая в воздухе фуражками, поднятыми на кончиках штыков. Боевой дух взмыл до небес, и, похоже, никто ни в малейшей степени не усомнился в важности и правильности его решения. Но разделят ли подобное отношение конфедераты?

     Шерман посмотрел на циферблат: час истек.

     Отправляясь вместе с полковником Эйплером на встречу с. ожидавшим генералом Борегаром, Шерман чувствовал, что на них устремлены глаза всей армии.

     Он выбирал слова очень аккуратно, боясь малейших недоразумений.

     - Решение было трудным и чрезвычайно важным, генерал Борегар, и, хочу уверить вас, единодушным. Я сообщил своим офицерам о нападении англичан, и мы были в своем мнении едины. Я говорил войскам о том, что намерен предпринять, и, уверяю, все люди в моих полках до последнего человека согласны со мной. Сейчас у Севера и Юга в самом деле один общий враг.

     - Я ценю это решение, - угрюмо кивнул Борегар. - Значит, вы согласны на перемирие?

     - И даже более того. Это полковник Эйплер, командир Пятьдесят третьего Огайского полка. Он и все люди его полка согласны с моим решением касательно того, что следует предпринять.

     - Благодарю вас, полковник. Шерман заколебался. Разумно ли так поступать и как отнесется к этому Борегар? Но пути назад уже нет.

     - Мы пойдем куда дальше простого перемирия. Мы отправляемся с вами, генерал. Этот полк поможет вам атаковать английских захватчиков.

     Реакция генерала на решение Шермана не оставила места ни для каких сомнений. На мгновение он оцепенел, не зная, как быть, а потом с громким восклицанием подался вперед, сжав руку Шермана, и неистово встряхнул ее, потом обернулся и повторил то же самое с полковником Эйплером.

     - Генерал Шерман, вы не только обладаете отвагой и благородством южного джентльмена. Но, клянусь Всевышним, вы настоящий южный джентльмен!

     Ваши годы в Луизиане прошли не зря, мой призыв о помощи получил такой отклик, на который я, даже в самых смелых упованиях, рассчитывать не мог. Ведите своих людей. Ведите своих людей! Мы выступим в защиту общего дела.

     Генерал Борегар галопом поскакал к своим позициям, чтобы известить войска. Он ни на миг не усомнился в том, как они примут эту весть, - и оказался прав. Они возликовали, когда он сообщил о решении Шермана. Они радостно кричали, все громче и громче, подбрасывая в воздух фуражки и шляпы.

     Они были построены, как на параде, и стояли навытяжку, когда к ним со своих позиций шагала колонна облаченных в синие мундиры солдат янки с Шерманом во главе. Шедший впереди барабанщик отбивал такт, а флейты наигрывали жизнерадостную мелодию.

     Удастся ли подобное? Смогут ли люди, сражавшиеся и убивавшие друг друга, теперь шагать бок о бок? Да, генералы Борегар и Шерман пришли к соглашению, но солдаты, как быть с солдатами? Как они воспримут столь тесную близость? Заранее не угадаешь.

     Рокот барабана, визг флейт, шарканье марширующих ног. Нарастающее напряжение пришлось Шерману не по вкусу, и он решил повлиять на события.

     Пришпорив коня, подскакал к флейтистам, тут же прекратившим играть, наклонился и переговорил с ними. Переглянувшись, они кивнули головами, одновременно поднесли свои инструменты к губам и в унисон заиграли.

     Вечерний воздух всколыхнула жгучая мелодия "Дикси".

     И началось столпотворение. Крики, вопли, пронзительный свист.

     Конфедераты без приказа нарушили строй - как и северяне. Они со смехом пожимали друг другу руки и хлопали один другого по плечам. Подобно своим войскам, оба генерала снова обменялись рукопожатием, на сей раз наслаждаясь обоюдным триумфом.

     Боже милостивый, подумал Шерман, это может удаться, в конце концов, это все-таки может сработать!

     Барабаны пробили "равняйсь", и солдаты медленно восстановили строй.

     Как один, сделали поворот направо и зашагали по пыльной дороге.

 

НА МАРШЕ

 

     Адмирал Александр Милн отошел ко сну счастливым. Бомбардировка береговых укреплений с моря определенно способствовала захвату последних.

     Американцы оказали ожесточенное сопротивление, но в конце концов их уничтожили. Благодаря пологому берегу и утихшему прибою выгрузка припасов и артиллерии прошла на диво слаженно. К полуночи шлюпки вернулись с ранеными, вдобавок донесшими весть о победе.

     Его обязанности в этой фазе операции исчерпались; развитие достигнутого успеха перешло в другие руки. Герцог Кембриджский - превосходнейший воин, находчивый и опытный полководец. Благодаря успеху десанта и атаки он сможет удержать позицию. А закрепившись на плацдарме, расширит брешь в обороне американцев. Блокада прорвана, и хлопок снова потечет в Англию - в уплату за оружие, импортировать которое Югу станет по средствам. Изрядная часть работы адмирала тут завершена. Усталость истекших будней, напряжение и нехватка сна сказались. Китайская рана снова дала о себе знать, напоминая, что он взвалил на плечи непосильную ношу.

     Сказав вахтенным, что хочет быть на мостике при первых лучах рассвета, адмирал удалился на отдых.

     Казалось, он едва-едва смежил веки, когда слуга тихонько позвал его.

     Сев в постели, Милн понемногу прихлебывал кофе, не делая усилий встать, пока чашка не опустеет, и чувствуя непомерную усталость. Только допив кофе, он побрился, оделся и поднялся на верхнюю палубу. Темный свод небес был усыпан звездами, и лишь восток едва заметно посерел. Капитан Роланд, находившийся на мостике, встретил его официальным приветствием.

     - За ночь шторм стих, сэр. Предстоит чудесный день.

     - С берега дальнейших рапортов не поступало? - Была контратака, но ее отбили. Генерал Буллерс доносит, что одержана окончательная победа.

     - Что полевые пушки и провизия? - На берегу, сэр. Как только рассветет, их доставят на укрепления.

     - Весьма удовлетворительный бой, воистину удовлетворительный.

     Однако вскоре адмиралу пришлось глубоко раскаяться в собственных словах. Как только утренняя дымка рассеялась, его охватил ужас, нараставший с каждой минутой. Берег, где проходила высадка, открытый морю справа, оказался куда обширнее, чем" казалось вчера, во время дождя и тумана.

     Фактически говоря, слева береговая линия не обрывалась, а изгибалась обратно, к гавани. Милн поднес подзорную трубу к глазу и при разгорающемся свете зари увидел, что за мысом блестит лагуна. Охнув, капитан Роланд вслух высказал опасения, в справедливости которых адмирал уже не сомневался.

     - Это не остров Дир... И вообще не остров. Это берег! Неужто мы допустили ошибку?..

     До их слуха докатился отдаленный рокот артиллерийской стрельбы, и оба направили подзорные трубы в ту сторону. К ним приближался корабль - шлюп, стоявший на восточном фланге, сейчас несся к флагману на всех парусах.

     А следом, изрыгая клубящиеся облака дыма, мчался корабль преследователей.

     - Бить полный сбор! - приказал капитан. - Поднять пары! Мне нужен полный ход.

     "Воитель" изготовил пушки, поднял паруса и только-только тронулся с места, когда шлюп обогнул его с кормы и спустил паруса, оказавшись под защитой броненосца. Преследователь тоже замедлил ход и сделал поворот оверштаг, по вполне очевидным причинам не желая сталкиваться с неуязвимым "Воителем" и его пушками. Как только корабль повернулся кормой, ветер подхватил и расправил флаг. Настолько близко, что даже подзорная труба не понадобилась.

     Звезды и полосы. Американский флаг.

     - Передайте на "Яву" и "Саутгемптон", - распорядился адмирал. - Вижу противника. Преследовать и захватить. Или уничтожить.

     Капитан английского шлюпа при первой же возможности спустил лодку и лично прибыл доложить обстановку. Поднявшись на палубу, он отсалютовал.

     - Докладывайте, - сухо бросил адмирал, заранее страшась ответа.

     - На рассвете, сэр, мы увидели остров и корабль на якоре невдалеке от берега. Подошли достаточно близко, чтобы разглядеть там укрепленные позиции.

     Янки открыли огонь, как только разглядели наш флаг. Затем военный корабль поднял якорь и погнался за нами. Я сверился с картой, сэр, и, по-моему... - Голос его стих до шепота и оборвался. Капитан кашлянул, будто поперхнувшись словами.

     - Выкладывайте, - буркнул адмирал. Мертвенно бледный, несмотря на загар, офицер с большим трудом проговорил:

     - Полагаю, что... этот остров... остров Дир. Когда я обнаружил это, то снова посмотрел на карту. Если вы взглянете, сэр, вот там на берегу, где мы атаковали. Видите, имеется небольшой порт, а прямо за портом вон те здания, близ места высадки. Я просмотрел все свои карты, и мне кажется... я думаю... что это город Билокси. Билокси, штат Миссисипи, каковой, как вам известно, входит в Конфедерацию.

     Неопровержимая уверенность поразила адмирала, будто удар молнии; отшатнувшись, он уцепился за стальные перила.

     Они атаковали не ту крепость, вторглись не на ту территорию, истребили жизни и дома граждан не той из воюющих стран. И повинен в ошибке он один, более никто. Он должен был предотвратить атаку, но было уже слишком поздно.

     Надо попытаться как-нибудь это поправить, сделать что-нибудь. Но поделать уже ничего нельзя. Жребий брошен, мосты сожжены. Будущее не сулит ни малейшего проблеска, карьера разбита вдребезги, это яснее ясного, да и на самой жизни можно ставить крест.

     - Что-то мне нехорошо, - он повернулся и шаркающей походкой двинулся прочь с мостика. - Сойду вниз.

     - Но, адмирал... что нам делать? Какие будут приказания?

     Он промолчал. Но выстрел, раздавшийся минуты две-три спустя, послужил самым красноречивым ответом.

     Едва вскарабкавшись по штормтрапу на палубу "Воителя", герцог Кембриджский поспешил к капитану Роланду. Закрыв дверь, пепельно-бледный капитан обернулся к нему, хрипло пробормотав:

     - Катастрофа...

     - Вы чертовски правы. Вы знаете, что мы атаковали не тот треклятый пункт? Очевидно, знаете. Милн заплатит за это, дорого заплатит.

     - Уже. Адмирал наложил на себя руки.

     - Ну, а я не приму на себя вину за его фиаско! - Герцог так грохнул кулаком о стол, что бутылки подскочили и зазвенели. - Армия продвигается, как приказано. Я должен позаботиться, чтобы у нее было подкрепление. Надо известить наступающих из Канады. Я выжму победу из этой смрадной каши, что вы заварили. Что это за корабль там рядом?

     - "Ява".

     - Я беру его. Вы здесь старший по званию. Остаетесь командовать до прибытия подкрепления. И чтобы у меня все было как следует, иначе я вас разжалую, в отставку отправлю. Посмотрим, может ли флот хоть что-то сделать как полагается в этой напасти.

 

***

 

     Детишки бежали рядом с марширующей колонной, радуясь и махая руками.

     Взрослые тоже вышли навстречу войскам, но в отличие от детей чувствовали себя не в своей тарелке. Вперед специально выслали верховых, чтобы те известили людей, что к чему. Синие мундиры и знамя Союза встречали удивленно поднятыми бровями, но, когда выяснялось, в чем дело, всеобщий энтузиазм только возрастал.

     - Задайте им жару, ребята! - крикнул старик с крыльца придорожного дома.

     - Янки и Джонни Бунтарь - ну, будь я неладен! - выдохнул встречный всадник, размахивая шляпой. - Всыпьте этим англичанам! Слыхал я, что они наделали. В аду им самое место!

     Двое генералов, ехавшие во главе колонны, маха ли в ответ.

     - Чудесный прием, - заметил Шерман. - Сознаюсь, поначалу я немного тревожился.

     - А я нет. Как только люди узнают, почему вы с нами и куда мы идем, вы найдете здесь самый теплый прием. Впрочем, маршировать нам осталось недолго.

     Мы приближаемся к конечной станции железнодорожной компании "Мобил и Огайо" в Коринфе, - сообщил генерал Борегар. - Я телеграфировал вперед, чтобы собрали все паровозы и вагоны. В том числе платформы для артиллерии и товарные вагоны для лошадей.

     - Есть ли донесения о передвижениях противника?

     - В последний раз они были замечены на подступах к Хэндсборо. Теперь вам следует вникнуть в географию побережья Мексиканского залива этого штата. Билокси находится на оконечности длинного полуострова, далеко вдающегося в океан, с лагуной позади. Хэндсборо же расположено у основания полуострова со стороны суши. Если англичане намерены оттуда двинуться на север, то лучшего и желать нечего. Подальше от побережья встречаются по большей части только заболоченные сосняки и заросли сахарного тростника.

     Перед смертью телеграфист из Билокси успел передать сообщение. Поблизости нет никаких войск, но в Дорейне наличествует кавалерийский отряд. Он развернется перед фронтом предполагаемого пути следования врага. Людей извести ли, чтобы они освободили дорогу. Перед англичанами нет ни одной нашей воинской части, и это замечательно. Я хочу, чтобы они продолжали продвижение.

     Шерман поразмыслил над сказанным, и губы его медленно сложились в усмешку.

     - Конечно. Меньше всего на свете нам бы хотелось встретиться с ними нос к носу, чтобы биться на их условиях. Вы хотите, чтобы они продвинулись вперед, а мы могли зайти к ним с тылу. Отрезав их от Билокси и линий снабжения. Заманить их в глубь враждебной территории, а затем стереть с лица земли.

     - Точно так. Наша сила во внезапности. А мы обойдем их стороной по железной дороге. У Геттисберга имеется железнодорожный узел, где пересекаются две линии. Там мы пересядем в вагоны железнодорожной компании "Галф энд Шип Айленд". Затем прямиком на юг до Галфпорта. Таким путем мы зайдем к ним с тылу и отрежем их. Если повезет, изолируем от кораблей и поставок припасов. Затянем петлю вокруг них - и уничтожим. Вот как мы поступим.

     - Блестящий план, - кивнул Шерман. - Воистину блестящий.

     Входя в предместья Коринфа, они услышали пронзительный паровозный гудок со стороны железнодорожного депо. Солдаты, чувствовавшие душевный подъем, разразились на ходу ликующими криками. Из конической трубы паровоза, разводившего пары, валил густой дым. Еще один локомотив стоял наготове на запасном пути, чтобы прицепиться ко второму составу, как только отойдет первый.

     - Я бы не хотел делить наш личный состав, - сказал Борегар.

     - Мудрая предосторожность, согласился Шерман. - Полагаю, моим синим мундирам было бы неблагоразумно маршировать через Миссисипи без вашего сопровождения. Предлагаю погрузить на первый поезд один из ваших полков и мой Пятьдесят третий Огайский. Остальные солдаты, пушки и припасы пойдут следом. А в Галфпорте сформируемся заново.

     Телеграфные аппараты неустанно стучали по всему штату Миссисипи. Все нормальное железнодорожное движение было прекращено или направлено обходными путями, чтобы пропустить воинские эшелоны. Поезда катили на юг весь жаркий день до вечера. В Геттисберге, во время пересадки на другую линию, не обошлось без замешательства и суматохи. Но солдаты трудились вместе по доброй воле; к ночи погрузка закончилась, и начался последний этап путешествия. Большой керосиновый прожектор паровоза выхватывал из тьмы сосны, растущие вдоль дороги. Солдаты, притихшие после утомительного дня, дремали на сиденьях и в проходах.

     Галфпорт. Конец железнодорожной ветки, конец железнодорожной поездки.

     Спустившихся из вагона генералов встречали конфедератские кавалеристы, отдавшие честь обоим.

     - Капитан Кулпеппер послал меня сюда дожидаться вас всех. Велел сказать вам, что эти английские солдаты остановились на ночлег, не дальше пары миль от Хэндсборо.

     - Далеко ли до Хэндсборо? - осведомился Борегар.

     - Считай, прогулка, генерал. Не больше десяти-двенадцати миль.

     - Они в наших руках, - заключил Шерман.

     - Совершенно верно. Выступаем немедленно. Вклинимся ночью между ними и Билокси. А там поглядим, что принесет нам утро.

 

***

 

     Корабль военного флота США "Род-Айленда не пытался обогнать британские военные корабли, да, пожалуй, и не мог. Вместо этого он пришвартовался у верфи острова Дир, под защитой тридцатифунтовых пушек береговой батареи, приготовив свои пушки в ожидании противника. Английские корабли подошли поближе, но быстро сыграли отбой, когда батареи дали залп, фонтанами поднявший воду вокруг них. Как только британские корабли присоединились к флоту, не выказывая желания вернуться, "Род-Айленда отдал швартовы и на всех парах устремился на восток.

     Прежде чем "Род-Айленд" был насильно завербован в военный флот и отправился на подмогу блокадной флотилии, он был морским паромом. Несмотря на почтенный возраст, машины его оставались вполне надежными. Под хорошими парами, да при затянутом предохранительном клапане, он мог делать верных семь узлов. И делал, взбивая пену своими большими колесами и устремляясь вдоль берега на восток на предельной скорости.

     - Ты видел их так же ясно, как я, Ларри, верно ведь? - в который раз поинтересовался капитан Бейли.

     - Верное дело, капитан, разве такой большущий флот прозеваешь? - ответил старший помощник.

     - Ас каким бесстыдством этот шлюп пошел прямо на нас, подумать только! А на маковке мачты развевается британский флаг. Мы воюем, а тут он мчится прямиком под огонь батареи. Комендору следовало подержать его под огнем чуток подольше.

     - По-моему, мы попали в него пару раз.

     - Может статься. Ну по крайней мере, он дал деру и вывел нас прямиком к остальным.

     - Ни разу не видал железнобокого вроде этого англичанина. - Капитан окинул взглядом берег Миссисипи, потихоньку ползущий назад. - Как, по-твоему, до залива Мобил еще часа два?

     - Около того.

     - Бьюсь об заклад, адмирал страшно заинтересуется нашим докладом.

     - Любой блокадный корабль будет более чем заинтересован. Разве "Монитор" не должен был уже подключиться к ним?

     - Должен. Я читал приказы. Должен был присоединиться к блокаде, как только новый железный корабль класса "Монитора", "Мститель", подоспеет в Хэмптон, чтобы занять его место.

     - Держу пари, ребята на "Мониторе" окажутся погорячее всех других.

     Должно быть, жутко устали торчать пробкой в бутылке, поджидая, когда "Мерримака покажется сызнова. Слыхал я, на нем новый капитан?

     - Лейтенант Уильям Джефферс, славный человек. Бедолага У орден ранен в глаз. Ядро угодило в смотровую щель, осколки полетели ему прямиком в глаза. На один глаз он окривел, а второй видит тоже не ахти как. Джефферса наш рапорт заинтересует.

     - Всех заинтересует, как только весть об этом долетит до Вашингтона.

 

ГИБЕЛЬ АРМИИ

 

     Стояла тихая и жаркая ночь. И очень душная. Рядовой Эльфинг из Третьего Миддлсекского вгляделся в предрассветную тьму, затем расстегнул воротник, чувствуя страшную усталость. Вторую ночь подряд на часах, и только потому, что напился вместе с остальными. А ведь к женщинам он даже близко не подходил, был чересчур пьян для таких дел. Во тьме мерцают светлячки - диковинные насекомые, светящиеся в ночи. А ночь очень мирная; легкий ветерок доносит ароматы жимолости, роз и жасмина.

     Кажется, что-то двигалось? Небо на востоке посветлело, так что, выглянув из-за дерева, он ясно разглядел темный силуэт человека, затаившегося в подлеске. Да, Господи Боже, это один, а там и другие!

     Эльфинг выстрелил из мушкета, не давая себе труда прицелиться. Но не успел даже возвысить голос, чтобы поднять тревогу, когда рухнул, сраженный сразу дюжиной винтовочных пуль. И был мертв еще до того, как тело его упало на землю.

     Пропели горны. Сбросив одеяла, британские солдаты схватились за ружья, чтобы ответить на огонь, шквалом обрушившийся на них из-за кустов и деревьев возле лагеря.

     Выскочив из своей палатки, генерал Буллерс по интенсивности стрельбы отчетливо понял, что до полного истребления остались считанные минуты.

     Вспышки ружейного огня и плывущие по ветру облака дыма указывали, что атакует весьма значительное войско. Да еще с пушками, понял он, когда взрывы первых ядер проредили шеренги обороняющихся. Да еще с тыла - нападающие преградили армии путь к месту высадки.

     - Трубить отход! - крикнул Буллерс подбежавшим офицерам. Мгновение спустя шум боя перекрыл чистый голос трубы.

     Солдаты не бросились врассыпную, ибо все были ветеранами, видавшими не один поход. Дав залп в надвигающегося противника, они отходили, сохраняя боевые порядки, не срываясь на бег. Вспыхнувшая в небе заря осветила остатки дивизии - отстреливающиеся, пятящиеся неровной цепью. Но каждый шаг уводил их дальше от берега, прочь от надежды на спасение. Небольшими группами они продвигались в задние ряды, где останавливались, чтобы перезарядить мушкеты и выстрелить снова, когда их товарищи пройдут мимо.

     Времени на перегруппировку просто нет. Остается только сражаться. И найти место, где можно закрепиться.

     Сержант Гриффин из Шестьдесят седьмого Саут-Гемпширского почувствовал, как пуля вонзилась в приклад мушкета с такой силой, что его крутнуло вокруг оси. Цепь атакующих почти настигла его. Вскинув мушкет, Гриффин выстрелил в солдата в синем мундире, поднявшегося прямо перед ним. Пуля попала в руку, и солдат, выронив ружье, зажал рану. Боец, шагавший рядом, с пронзительным воплем ринулся вперед, занося штык по длинной дуге и вонзив в грудь сержанта, когда тот только-только вскинул свое оружие. Провернувшись, штык вырвался из груди, и кровь потоком хлынула из ужасной раны. Сержант попытался поднять свой мушкет, не смог, выронил и сам повалился следом, в последний миг своей жизни с недоумением гадая, почему на убийце серый мундир. Другой был в синем...

     Атакующие не мешкали и не колебались. Британских солдат, пытавшихся закрепиться на позициях, уничтожали. Бежавших расстреливали или добивали штыками в спину.

     Первое укрытие, где можно было остановиться, дать отпор и предотвратить разгром, генерал Буллерс увидел в заросшей вьющимися растениями, покосившейся деревянной изгороди.

     - Ко мне! - крикнул он, взмахнув шпагой. - Сорок пятая, ко мне!

     Бегущие люди, некоторые из которых были на столько измождены, что не смогли бы идти дальше, заковыляли к нему, падая на землю под ненадежной защитой изгороди. К ним присоединились остальные, и вскоре британская цепь уже вела непрерывный огонь, впервые за утро.

     Наступающие устали ничуть не меньше, но их влекло вперед исступление боя. Борегар быстро развернул войско в цепь перед изгородью, положив бойцов в высокую траву.

     - Найди укрытие, заряжай и пли, ребята! Продержитесь, пока не отдышитесь, до подхода подкрепления. Оно вот-вот подоспеет.

     Увидев, как поступил Борегар, Шерман собирал солдат рядом с собой, пока не скопилось изрядное войско. Полевые пушки были уже на подходе, готовясь занять новый огневой рубеж, но ждать их готовности было нельзя, потому что Борегар оказался в опасном положении. Когда Шерман скомандовал наступление, знаменосец Пятьдесят третьего Огайского находился поблизости. Увидев надвигающуюся цепь, англичане сосредоточили огонь на новой угрозе. Пули засвистели вокруг наступающих, выстригая клочья травы.

     Услышав крик боли, Шерман обернулся и увидел, что раненый знаменосец падает. Осторожно опустив его на землю, генерал принял из ослабевших рук древко, несущее звездно-полосатое полотнище, поднял флаг высоко над головой и приказал атаковать.

     Бегом одолев последние ярды, солдаты Союза бросились на землю среди конфедератов, прикованных к месту плотным огнем. Шерман, по-прежнему сжимая в руке флаг, присоединился к Борегару, нашедшему укрытие в небольшой рощице, вместе со своими офицерами и группой солдат.

     - Пушки на подходе, - сообщил Шерман. - Пусть немного забросают англичан ядрами, прежде чем мы атакуем снова. Как у вас с боеприпасами?

     - Отлично. Похоже, перестрелке ребята сегодня предпочитают штыковую.

     Шерман оглядел солдат. Выбившиеся из сил, изможденные, с закопченными пороховым дымом лицами и мундирами, они по-прежнему выглядели грозной силой, готовой сокрушить любого врага. Знаменосец конфедератов устало оперся на древко флага. Шерман хотел перезарядить пистолет к следующей атаке, но вдруг обнаружил, что руки его заняты знаменем. Мысли его тоже были заняты, но сражением, так что, даже не подумав, Шерман протянул флаг солдату Конфедерации.

     - Держи, парень. Тебе что один нести, что два - труд невелик.

     Усталый солдат с улыбкой кивнул, взял второй флаг и связал оба древка вместе.

     Никто не обратил на это внимания - все готовились к атаке.

     В ту минуту, в пылу боя, звездно-полосатый и флаг Конфедерации объединились.

     И затрепетали на ветру, как один, когда прозвучал приказ и солдаты устремились вперед.

 

***

 

     Королевские военно-морские пехотинцы встали лагерем на берегу у Билокси, охраняя пушки и склады. Долетевшая с запада орудийная канонада послужила сигналом тревоги, и они уже готовились к выступлению, когда в лагерь приковыляли первые из солдат, ускользнувшие от нападающих. Майор Дэшвуд решительно подошел к спотыкающемуся от усталости пехотинцу и притянул к себе, ухватив за грудки.

     - Что там случилось?! Говори!

     - Атака... на рассвете. Врасплох. Много ружей, сэр. Солдаты, тоже множество. Генерал приказал отступать.

     - Бросать оружие он вам не приказывал. - Отшвырнув солдата на землю, майор зашагал вдоль берега. - Пусть люди займут позиции на укреплениях.

     Пустите в ход ящики и тюки, пусть они тоже послужат прикрытием. Разверните пушки. Проследите, чтобы люди трудились быстро и на совесть. Лейтенант, до моего возвращения остаетесь за командира. Я отправляюсь туда, чтобы выяснить, что к чему.

     Косоглазая лошадь, захваченная после штурма, отличалась пугливым нравом даже в лучшие времена. Будучи не слишком опытным наездником, майор прибег к помощи двух морских пехотинцев, чтобы взобраться в седло. И галопом, не умея сдержать лошадь, поскакал на шум перестрелки. Довольно быстро отыскав место боя, он сумел остановить лошадь, сильно натянув поводья.

     С первого же взгляда стало ясно: битва проиграна. Трупы англичан буквально устилали землю. Они взяли с собой немало врагов, но все-таки недостаточно много. Уцелевшие оказались в окружении и вырваться не могли. В кольце превосходящих сил. Конечно, можно было бы контратаковать силами морских пехотинцев. Но они тоже окажутся в численном меньшинстве и наверняка не успеют подойти вовремя, чтобы повлиять на исход сражения.

     Интенсивность огня уже начала понемногу убывать по мере того, как тесный кружок обороняющихся становился все теснее. Песок у ног лошади взметнулся от удара пули, и майор понял, что обнаружен. Неохотно развернул лошадь и галопом поскакал обратно к берегу.

     Увидев, что люди уже заняли оборонительные рубежи, укрепив позиции, насколько это возможно, майор приказал морякам спустить на воду одну из шлюпок и сесть на весла. И направился к "Воителю".

     Навстречу полнейшей неразберихе. Шлюпки с других кораблей сбились у трапа, и майору пришлось ждать, пока выйдут старшие офицеры. Когда он наконец поднялся на палубу, там метались матросы, натыкаясь друг на друга, зависнув на вантах, они сворачивали парус, чтобы его не закоптило дымом, валящим из трубы. Младший помощник, с которым Дэшвуд во время плавания делил каюту, надзирал за опусканием телескопического кормового дымохода, и майор направился прямо к нему.

     - Дес, что происходит? Мы что, отплываем?

     - Да... и нет. - Дес обернулся, чтобы рявкнуть на матроса:

     - Эй, ты!

     Смотри, что делаешь! Налегай на шкот! - Знаком отозвав Дэшвуда в сторонку, он продолжал:

     - Адмирал мертв, очевидно, покончил с собой.

     - Кажется, я знаю, почему.

     - Видишь вон тот остров, едва виднеющийся на горизонте? Вот это как раз и есть Дир.

     Дэшвуд поглядел на остров и перевел взгляд в сторону берега.

     - И как же наши замечательные военные моряки совершили этот промах?

     Ошибочка в расчеты закралась? - При виде замешательства младшего помощника Дэшвуд холодно усмехнулся. - Мы обнаружили это утром. Сейчас генерал Буллерс развивает наступление. Я должен был последовать за ним, как только будут выгружены остатки припасов. А теперь.. мне надо доложить герцогу...

     - Уплыл на "Яве".

     - А кто же командует?

     - Кто знает? Капитан созвал в своей каюте экстренное совещание командного состава.

     - У меня для них найдутся свежие дурные вести. - Склонившись к уху приятеля, майор зашептал:

     - Буллерс атакован и разбит. - Развернулся и сбежал по трапу на нижнюю палубу.

     У дверей каюты стояли на посту двое его подчиненных, при виде командира вытянувшихся во фрунт.

     - Приказ капитана, сэр. Не входить...

     - Отойди, Дунбар, или я удавлю тебя твоими же кишками.

     Занятые спором капитаны смолкли и устремили взгляды на вошедшего офицера.

     - Проклятье, Дэшвуд, я же приказал...

     - Так точно, сэр. - Майор закрыл за собой дверь, прежде чем заговорить. - У меня для вас сквернейшие новости. Генерал Буллерс и вся его армия подверглись нападению. К текущему моменту все либо погибли, либо захвачены в плен.

     - Не может быть!

     - Уверяю вас. Я отправился туда лично и видел случившееся. Один из солдат, вырвавшихся оттуда, может подтвердить мой доклад.

     - Возьмите своих людей и ступайте к ним на подмогу! - выкрикнул капитан "Роял Оука".

     - Разве вы здесь командуете, капитан? - холодно осведомился майор Дэшвуд. - Насколько я понимаю, после смерти адмирала моим подразделением командует капитан моего корабля.

     - Все погибли? - переспросил капитан Роланд, ошеломленный вестями.

     - Или погибли, или попали в плен уж наверняка. Какие будут приказания, сэр?

     - Приказания?

     - Да, сэр. - Нерешительность капитана вывела Дэшвуда из себя, но он ничем не выдал своих чувств. - Я приказал людям окопаться на берегу. С пушками они смогут сдержать атакующих, но победить им не удастся.

     - Что вы предлагаете?

     - Немедленное отступление. Бесспорно, наши сухопутные силы со своей задачей не справились. Предлагаю сократить потери, немедленно выведя войска.

     - А вы абсолютно уверены, что наши войска на суше уничтожены? Или будут уничтожены в ближайшее время? - уточнил один из капитанов.

     - Даю вам слово, сэр. Если же у вас имеются сомнения, я с радостью отведу вас на поле боя.

     - А провизия на берегу, пушки? Как быть с ними?

     - Предлагаю забрать, что удастся, уничтожить остальное, пушки разбить.

     Мы ничего не добьемся, задержавшись хоть на минуту дольше, чем надобно. А теперь прошу простить, мне необходимо вернуться к своему отряду.

     Несмотря на безотлагательность решения, командование Судило и рядило целый день. Дэшвуд выслал разведчиков, и те донесли, что битва действительно закончилась. Видели, как небольшую группу пленных повели прочь. А вражеские дивизии переформировываются. Стрелки уже выступают и более чем очевидно, что случится дальше. Майор расхаживал взад-вперед по ту сторону укреплений, а в душе его кипела черная злоба против нерешительных моряков. Неужели его морские пехотинцы тоже должны пойти на заклание?

     Только под вечер решение было наконец принято. Уничтожить провизию, разбить пушки, посадить морскую пехоту на корабли. Шлюпки только-только успели доставить первую партию людей к транспортному судну, когда марсовый "Воителя" доложил, что на восточном горизонте виден дым.

     Не прошло и минуты, как все подзорные трубы во флоте были устремлены в том направлении. Облако дыма разрослось, распавшись на отдельные столбы.

     - Насчитываю четыре-пять кораблей, возможно, больше. Идут на форсированной тяге. - Голос капитана Роланда хранил бесстрастность и равнодушие, хотя в душе его росла тревога. - Нет ли блокадного флота в заливе Мобил?

     - Согласно последним донесениям, весьма немалый, сэр.

     - Да. Я так и думал.

     Головные корабли уже полностью вышли из-за горизонта, белея парусами. И остановились на расстоянии много больше пушечного выстрела; большой линкор в центре строя начал разворачиваться - Что они еще там затевают? - недоумевал капитан. - Окликните марсового.

     - Есть, сэр.

     - Убрали трос, сэр. Буксировали какое-то судно.

     - Какое именно?

     - Не могу толком сказать. Ни разу не видал такого.

     Черное судно сидело в воде так низко, что разобрать детали было весьма трудно. Опередив остальные корабли, суденышко медленно двинулось к британской флотилии. Никому так и не удалось опознать его тип, даже когда оно подошло ближе.

     Черное, сидящее настолько глубоко, что палубу омывает вода. А посредине - круглое сооружение.

     - Будто сырная коробка на плоту, - прокомментировал кто-то из офицеров.

     Капитана Роланда охватил неописуемый холод. Именно эти слова он читал в газетах.

     - Так что ж это такое? вслух гадал кто-то.

     - Немезида, - едва слышно проронил капитан. Паровые деревянные фрегаты американцев развернулись полукругом, готовясь вступить в бой с британскими судами, старательно удерживаясь на приличном расстоянии от грозного стального корабля. И только "Монитор" неуклонно продвигался вперед.

     Американцы были уже наготове - пушки заряжены и выкачены. В бронированной рубке на борту " Мониторам лейтенант Уильям Джефферс направил подзорную трубу в сторону стоящих на якоре судов.

     - Атакуем броненосец, пока он не тронулся. Это либо "Воитель", либо "Черный принц". Насколько мне известно, других железных кораблей в британском флоте нет. Наши агенты сообщили все подробности их конструкции и устройства.

     "Воитель" выбирал якорь и разводил пары. Корма корабля была обращена к атакующему "Монитору", и первый помощник охнул, увидев ее.

     - Корма, сэр... да она же не бронирована! Там какая-то машина, лебедка, что ли, станина какая-то.

     - Верно, - подтвердил Джефферс. - Я читал описание в рапортах. Когда корабль идет под парусом, винт для снижения сопротивления поднимают из воды. Так что корма не покрыта броней. Равно как и нос.

     - Да мы потопим его в два счета!

     - Это будет не так-то просто. В донесениях разведки приводятся мельчайшие подробности его конструкции. Корпус сделан из стали дюймовой толщины, но это корабль внутри корабля. Все основные батареи находятся в цитадели - бронированном коробе внутри судна. Их тридцать две - двадцать шесть шестидесятивосьмифунтовых и шесть стофунтовок. Он превосходит нас по числу пушек, но не по калибру. С нашими Дальгренами нельзя не считаться. Но цитадель эта сделана из четырехдюймовых сварных стальных плит, подкрепленных двенадцатью дюймами тикового дерева. Взять его не так-то просто.

     - Однако попытаться можно?

     - Несомненно. Наши ядра отлетали от "Мерримака", потому что у того были выпуклые борта. Мне хочется поглядеть, как сработает ядро одиннадцатидюймового орудия системы Дальгрена против этой цитадели с ее вертикальными бортами.

     Словно комар напал на слона. Вовсю дымя короткими толстыми трубами, крохотный стальной "Монитор" устремился к длинной черной громаде "Воителя", угрюмой и грозной Пуленепробиваемые заслонки орудийных портов отъехали кверху, и жерла больших пушек выдвинулись наружу. Загодя заряженные пушки выстрелили как одна, изрыгнув широкую полосу огня, и стальные ядра с воем устремились через разделяющую корабли дистанцию.

     Без какого-либо видимого результата. Башню развернули, чтобы орудия обратились прочь от британского броненосца. Ответный залп тоже ничего не дал. Большинство ядер пронеслось мимо крохотной мишени, а два-три, попавших по восьмидюймовой броне башни, отскочили, не причинив ни малейшего вреда.

     "Монитор" с пыхтением двигался вперед на своей предельной скорости почти в пять узлов. Когда он приблизился к черному кораблю, под башней зашипел пар, проворачивая шестерню, сцепленную с зубчатым колесом под основанием башни.

     Под лязг громадных шестерен башня развернулась, так что жерла обеих пушек оказались в считанных футах от высокого борта "Воителя".

     И выстрелили. Ядра пробили броню, сея хаос и разрушение на орудийной палубе. Отдача швырнула пушки назад, они заскользили по рельсам под визг тормозных башмаков - металл о металл - и остановились.

     - Заряжай!

     Коленчатые банники с шипением прошлись по стволам пушек. Затем на место забили заряды, за которыми последовали ядра, поднятые железными клешнями при помощи цепных лебедок. Через две минуты пушки были готовы к выстрелу, и потные, чумазые канониры налегли на лямки, выкатывая орудия на огневую позицию.

     К тому времени "Монитор" зашел к стальному кораблю с кормы, едва не касаясь высокого руля. Несмотря на огневую мощь английского броненосца, на корме у него была одна-единственная турельная пушчонка, и ее выстрел не дал ничего.

     Обе пушки "Монитора" рявкнули в один голос, вогнав ядро в корму и пробив дюймовую сталь корпуса. Там "Монитор" и лег в дрейф, дожидаясь, пока орудия будут перезаряжены. Прошли две минуты. Морские пехотинцы выстроились вдоль планшира, безрезультатно паля из мушкетов по стальному суденышку. Из труб "Воителя", разводившего пары, клубами валил дым.

     Якорь уже подняли, и черная громада начала разворачиваться, чтобы направить орудия на крохотного неприятеля.

     Затем "Монитор" выстрелил снова. Висевшая на корме шлюпка разлетелась в щепки, а вместе с ней и массивное перо руля.

     Винт " Воителям уже начал вращаться, и тяжелый корабль двинулся прочь.

     Развернуться без руля он уже не мог, но зато мог ускользнуть от сокрушительной атаки.

     В тишине между выстрелами экипаж "Монитора" отчетливо слышал цокот пуль по обшивке; перевешиваясь через фальшборт, пехотинцы продолжали тщетный обстрел из мушкетов. Но когда игрушечный корабль северян вышел из-за кормы и двинулся вдоль борта, он опять натолкнулся на более существенную угрозу шестидесятивосьми- и стофунтовых орудий. Как только он оказался на прицеле, канониры британца открыли беглый огонь, даже не выкатывая пушки вперед. Железные ядра обрушились на железный кораблик, как множество молотов на наковальню, с лязгом и грохотом осыпая башню и корпус ударами.

     Без видимых результатов. Круглому ядру не под силу пробить подобную сталь, как обнаружил "Мерримак". Но "Мерримак" был неуязвим для ответного огня. А вот британец - нет. "Монитор" удерживал свою позицию у борта броненосца, отвернув башню для перезарядки. Перезарядка и залп, каждые две минуты. В конце концов " Воителю" пришлось остановить машину, потому что он шел прямо на берег.

     "Монитор" двигался за ним как приклеенный, повторяя каждый маневр, ведя непрерывный обстрел, круша броню цитадели, уничтожая пушки и разлетающимися обломками стали и дерева кося канониров.

     А вокруг двух сцепившихся в схватке кораблей неистовствовал морской бой. Схватка шла не на жизнь, а на смерть, деревянные корабли против деревянных кораблей. Однако все американские корабли ходили на пару, что давало им неоценимое преимущество против британских парусников. Пушки изрыгали пламя и сталь; безоружные транспорты держались в море, стремясь избежать бойни.

     Теперь, когда большинство пушек британского броненосца было выведено из строя, лишенные брони американские суда подошли, чтобы включиться в битву против "Воителя". Их мелкокалиберные пушки не могли пробить броню, но зато сметали всех и вся на палубах. Три исполинские мачты и реи броненосца были сделаны из дерева. Шквал американских ядер сперва подкосил грот-мачту, с оглушительным треском рухнувшую на палубу, парусами и реями давя оказавшихся под ней. Далее последовала бизань, сея свою долю смертей и разрушений.

     Парусина и рангоут, свисающие вдоль бортов, заслонили орудийные порты, так что огонь совершенно прекратился.

     " Монитора сдал назад. Капитан Джефферс кивком одобрил сокрушительный результат.

     - Славная работа. Оставим ему последнюю мачту, потому что теперь он не скоро отправится в плавание.

     - Если вообще отправится! - воскликнул старший помощник, указывая на броненосец. - "Наррагансетт" зацепился за нос и берет его на абордаж!

     - Отлично сработано. Теперь, когда стальной корабль вышел из боя, нам пора подумать о деревянных. Надо помочь нашим. Освободить часть кораблей, чтобы они переключились на транспорты. Надо подбить как можно больше судов, пока они не удрали. Если не сдадутся, пустим их на дно. - В улыбке его стыл лед, в душе кипел гнев. - Мы славно утер ли нос этому кичливому британскому военному флоту, так что они надолго запомнят.

 

ЗНАМЕНАТЕЛЬНОЕ СОБЫТИЕ

 

     - Может, видал я и худшие дни, Джон, но что-то не припомню, когда.

     Президент сидел в своем стареньком кресле, устремив остановившийся взгляд на телеграмму, врученную ему Николаем. Он сильно сдал и похудел настолько, что его потрепанный черный костюм висел на нем, как на вешалке.

     Со времени смерти Вилли Линкольн почти не ел, почти не спал. Его смуглая кожа приобрела желтушный оттенок, под глазами залегли черные круги. Новая война пошла весьма скверно. По кабинету с сердитым жужжанием кружил слепень, снова и снова колотясь головой в стекло полуоткрытого окна. В комнате рядом с кабинетом Линкольна затарахтел недавно установленный телеграфный аппарат, отбивая только что полученное сообщение.

     - Скверные новости теперь доходят до меня намного быстрей, с тех пор как у нас под рукой эта адская машинка, - заметил Линкольн. - Видел ли телеграмму военный министр?

     - Да, сэр.

     - Тогда, мне кажется, он скоро будет здесь. Бедные мальчики в Платсберге. Ужасная жертва.

     - Очи задержали англичан, господин президент.

     - Но ненадолго. Порт Генри захвачен и пылает, а от генерала Халлека все еще ни слова.

     - В его последних донесениях сказано, что он формирует оборонительный рубеж в форте Тайкондерога.

     - Неужели мы обречены на неустанное повторение истории? Помнится, мы бежали от британцев точно там же?

     - Это было стратегическое отступление, к несчастью начавшееся Четвертого июля.

     - Я уповаю, что Халлек не станет повторять именно этот маневр.

     - Сейчас к нему уже должны были подоспеть дивизии Гранта. Вместе они являют собой грозную силу.

     - Но пока они еще не вместе. Англичане съедят нас с потрохами. А что это за таинственная телеграмма от генерала Шермана? Разъяснения не поступали?

     - Пока что не удалось выяснить. Часть телеграфных линий оборвана, и, как мне сказали, послания пытаются направить обходным путем. Пока же у нас имеется только обрывочное, искаженное донесение - что-то о движении на юг и какое-то упоминание о генерале Борегаре.

     - Продолжайте выяснять, загадок я не терплю. В любое время, а уж тем паче в военное. И отмените все посещения на сегодня. Я уже не могу видеть этих претендентов на должности, воплощающих пагубную угрозу моему здоровью.

     - А собралась довольно большая толпа. Некоторые ждут с рассвета.

     - Я не испытываю к ним сочувствия. Известите их, что дела государственные имеют первостепенную важность. Хотя бы на сей раз.

     - Не сделаете ли вы единственное исключение, сэр? Здесь находится английский джентльмен, только что прибывший на борту французского судна.

     У него имеются рекомендательные письма от виднейших людей Франции.

     - Англичанин, говорите? Вот так загадка, причем весьма интригующая!

     Как его зовут?

     - Мистер Милл, Джон Стюарт Милл. В своей сопроводительной записке он пишет, что располагает сведениями, которые помогут нам в этой войне за свободу Америки.

     - Если он английский шпион, то Фокс наверняка с радостью повидается с ним.

     - Я сомневаюсь, что он шпион. Рекомендательные письма говорят о нем, как о весьма видном натурфилософе.

     Линкольн откинулся на спинку скрипнувшего кресла и вытянул свои длинные ноги.

     - Его я приму. В наши дни, полные отчаяния, приходится хвататься за каждую соломинку. Быть может, за разговором мне удастся отвлечься и на время забыть об осаждающих нас бедах. Не ведомо ли хотя бы намеком, каким образом его сведения могут помочь нам?

     - Боюсь, нет. Загадка.

     - Что ж, давайте разгадаем эту загадку. Пригласите этого джентльмена.

     Милл оказался мужчиной среднего возраста, лысеющим и розовощеким, аккуратно одетым и весьма любезным. Представившись, он слегка поклонился и пожал президенту руку. Затем положил две принесенные с собой книги на стол и сел, откинув фалды фрака.

     - Мистер Линкольн, - произнес он торжественным, взволнованным голосом. - Я восхищался американским экспериментом много лет. Я с пристальным интересом следил за вашей избирательной системой, за действиями нижней палаты и Сената, за судебной системой и полицией. Конечно, они далеки от идеала, и тем не менее я полагаю, что во многих отношениях у вас единственная свободная страна в мире - единственное демократическое государство. Считаю, что мир видел довольно королей и тиранов и должен ныне отыскать путь к демократии. Теперь же ваше благородное дело оказалось под угрозой, исходящей от моей собственной страны; хотя я не приложил руки к сему прискорбному деянию, но считаю своим долгом все равно попросить прощения. Однако эта трагедия побудила меня к неожиданным действиям, потому-то я и здесь. По смерти моей дорогой супруги мы с дочерью уехали во Францию, ибо я решил удалиться от мира, дабы написать свои книги и ждать часа, когда смогу воссоединиться с ней. Но этому не суждено было сбыться. Необходимость изгнала меня из тишины кабинета обратно на мировую арену. Я здесь, дабы, если позволите, помочь вашей юной демократии и, снова-таки если позволите, помочь направить ее на тропу грядущего процветания.

     - Как и вы, я полагаю, что американский эксперимент - последняя, светлая надежда человечества, - кивнул президент. - Вы в самом деле производите впечатление человека вдохновенного, мистер Милл. Но, никоим образом не желая вас обидеть, я все-таки вынужден сказать, что ныне мы больше нуждаемся в людях, умеющих сражаться, нежели в людях мыслящих. Однако прошу вас, не чувствуйте стеснения и расскажите, как вы намерены к этому подойти.

     Подавшись вперед, Милл постучал указательным пальцем по книгам.

     - Если вы внимательно поищете, то найдете ответ на свой вопрос здесь, в моих "Принципах политической экономии". Небольшой подарок для вас.

     - Вы очень добры, - Линкольн подтащил к себе книги через стол и открыл первый том, с улыбкой глядя на страницы, заполненные убористым шрифтом. - Я всегда запоем читал литературу по натур философии. Я весьма восхищен теориями Френсиса Вейланда (Фрэнсис Вейланд (1796 - 1865) - американский священник и просветитель. Написал множество трудов на разные темы. В 1837 году опубликовал книгу "Начала политической экономии"), чьи работы вам наверняка известны. Мистер Вейланд полагает, что труд является источником удовлетворения всех человеческих нужд, труд превыше капитала, капитал возникает как результат труда. Впрочем, я уклонился в сторону. Я с нетерпением жду возможности прочитать ваши книги. Насколько позволит бремя забот военного времени.

     Милл с улыбкой приподнял открытую ладонь.

     - Первым делом война, господин президент. Отложите их в сторону до более спокойных времен. Вы обнаружите, что мы с Фрэнсисом Вейландом сходимся во мнениях по очень многим вопросам. Если позволите, я вкратце изложу для вас свои чувства и теории в упрощенной форме. Прежде всего, я поддерживаю вашу позицию в данной воине, поскольку воспринимаю ее как борьбу против рабства. Но как англичанин, я держался в стороне от конфликта, полагая, что лично к нему не причастен. Теперь же я считаю, что моя позиция была ошибочной. Я более не могу быть безмолвным зрителем.

     Агрессия моей страны против вашей является актом исключительно безнравственным, каковому нет прощения.

     - Уверяю вас, никто не станет оспаривать вашего мнения.

     В дверь быстро постучали, и на пороге появился озабоченный Джон Хей с телеграммой в руках.

     - Могу ли я поговорить с вами о... по весьма щепетильному вопросу, господин президент?

     - Я подожду за дверью, - сказал Милл, подымаясь. - Можем ли мы продолжить нашу беседу?

     - Конечно.

     Подождав, пока дверь закроется, Хей передал телеграмму Линкольну.

     - Не знаю, что все это значит, сэр, но если это правда, то эти вести гораздо лучше, чем новости из штата Нью-Йорк.

     Взяв телеграмму, Линкольн вслух зачитал:

     - "Группа офицеров Конфедерации миновала наши позиции согласно условиям перемирия в Йорктауне. Ныне под конвоем направляются в Вашингтон.

     Делегацию возглавляет генерал Роберт Э. Ли".

     Президент опустил листок, и Хей понял, что еще ни разу в жизни не видел на его лице столь безмерного изумления. Будучи адвокатом, Линкольн научился держать свои эмоции при себе. Люди всегда виде ли на его лице то выражение, которое он хотел им показать. Всегда - но не на этот раз.

     - Вы имеете хотя бы самое смутное представление, что к чему? Да нет, вряд ли. Если выражению вашего лица можно доверять, то вы так же озадачены, как и я. Телеграфируйте тому, кто это послал, и попросите разъяснений. А заодно созовите Кабинет для внеочередного заседания. Это... экстраординарно.

     А я пока закончу беседу с мистером Миллом. Ступайте и позовите меня, когда кабинет соберется.

     Из этой телеграммы ничего не поймешь. Что происходит? И что это за таинственное послание от генерала Шермана? Нет ли тут какой-то связи?

     Линкольн погрузился в такие глубокие раздумья, что даже не заметил возвращения Милла, пока тот не привлек его внимания деликатным покашливанием. Усевшись снова, Милл быстро перешел к делу:

     - Выходя, я думал о словах, сказанных вами. О том, что вам нужны люди, умеющие сражаться, а не мыслители...

     - Прошу прощения, если мои слова смутили вас, поскольку я вовсе не намеревался вас оскорбить.

     - Никоим образом, сэр, правду говоря, как раз напротив, но вы все-таки нуждаетесь в мыслителях, способных проложить курс к благополучному будущему.

     Я хочу напомнить вам о другом англичанине - фактически говоря, о другом философе. О Томасе Пейне, писавшем, рассуждавшем и спорившем о причинах вашей Американской революции. Он знал, что причины, по которым люди вступают в войны, не менее важны, чем сама борьба. Говорят, что маленькие люди продвигают человечество вперед, стоя на плечах великанов. Пейн и ваши отцы-основатели бы ли воистину гигантами, и возможно, стоя на их плечах, эта страна сможет провести Вторую Американскую революцию, которая построит новое будущее. Эта война не может длиться вечно, но Америка должна выстоять, выжить и расцвести. И, быть может, вы должны стать той направляющей дланью, которая обеспечит ее благополучие. Положение, которое негры занимают в вашем обществе ныне, весьма противоречиво. Эту ситуацию следует переменить. И я знаю, как этого добиться...

     Линкольн слушал с таким пристальным вниманием, что вздрогнул, когда секретарь постучал в дверь.

     - Мистер Милл, настоятельная необходимость вынуждает меня провести это исключительно важное заседание Кабинета незамедлительно. Но вы обязательно должны вернуться и развить свои идеи. Я всем сердцем согласен с вашими воззрениями и питаю надежду, что, может быть, вы окажете мне неоценимую помощь в разрешении моих наиболее трудных политических проблем.

     Совещание Кабинета министров было весьма кратким.

     - Не располагая дальнейшей информацией, - сказал Чейз, - мы не можем принять никаких решений по этому вопросу.

     - Может, они хотят поговорить об условиях сдачи? - с надеждой в голосе предположил Сьюард.

     - Вряд ли, - возразил Линкольн. - У нас совершенно нет оснований полагать, что они хотят конца этой войны. Во всяком случае, в столь внезапной и нехарактерной для себя манере. Поразмыслив над этим, вы должны осознать, что в данный момент южане находятся в более выгодном положении, чем когда-либо с начала войны. Вдумайтесь, они могут сидеть сложа руки, позволив англичанам выиграть эту войну вместо них. А затем нанести удар, когда решат, что мы ослаблены до предела. Предложение сдачи - наименее вероятная причина для подобной встречи. Мы должны выяснить их намерения. Мы встретимся с ними, и я предлагаю, чтобы наши военные советники тоже присутствовали на этой встрече, поскольку их посольство состоит только из армейских офицеров, во всяком случае, так меня информировали.

     Было решено, что помещение Кабинета министров чересчур мало для подобной встречи, если на ней будет присутствовать еще и генералитет армии и военного флота. Так что все собрались в недавно отремонтированной Голубой комнате, где Мэри Линкольн подала им чай, чтобы скрасить ожидание. Хей тихонько подошел к президенту сбоку.

     - Единственное, что нам удалось выяснить, это то, что генерал Ли настаивал на разговоре с вами лично.

     - Ну, я приклоню к нему слух, это уж определенно.

     Уже сгущались сумерки, когда кавалеристы и экипажи под цокот копыт и тарахтение колес подъехали к парадному крыльцу Белого дома. Ожидавшие военные вытянулись чуть ли не во фрунт, а сидевшие члены Кабинета встали.

     Дверь распахнулась, и в комнату широкими шагами вошел генерал Роберт Э. Ли, главнокомандующий армией Конфедерации - по-военному осанистый, седобородый и угрюмый, выше шести футов ростом, почти такой же высокий, как президент.

     За ним следовала небольшая группа мрачных офицеров в серых мундирах. Сняв шляпу, Ли шагнул вперед, оказавшись лицом к лицу с Авраамом Линкольном.

     - Господин президент, я доставил вам послание от мистера Джефферсона Дэвиса, президента Конфедерации.

     Теперь Линкольн уже снова владел своим лицом и лишь кивнул, чуточку поджав губы в знак молчаливого внимания, когда Ли продолжал. Хоть Линкольн и не признал законности титула Джефферсона Дэвиса, упоминать об этом счел неуместным.

     - Если позволите, мистер Линкольн, в силу конфиденциальной природы моего послания я бы хотел передать его вам с глазу на глаз.

     Среди слушателей прокатился тревожный ропот, и Линкольн поднял руку, выжидая, когда в комнате снова воцарится молчание.

     - Джентльмены, - сказал он строго, - я намерен удовлетворить эту просьбу. Я уверен, что главнокомандующий армией Конфедерации - человек чести и не причинит мне вреда.

     - Совершенно верно, мистер Линкольн. В знак доброй воли я оставлю свою шпагу у подчиненных.

     Ли тотчас же выполнил свое обещание, сняв шпагу с портупеи вместе с ножнами и передав ее ближайшему офицеру-южанину.

     Присутствующие не знали, как быть, но, когда Линкольн повернулся к двери, расступились, уступая дорогу высокому президенту и суровому, подтянутому генералу. Оба медленно вышли из комнаты и поднялись по широкой лестнице - пусть не рука об руку, но хотя бы плечом к плечу. Миновав стол клерка, глядевшего на них широко распахнутыми глазами, вошли в кабинет Линкольна. Закрыв дверь, Линкольн заговорил:

     - Будьте любезны, присядьте, генерал Ли. Уверен, поездка была весьма утомительной.

     - Спасибо, сэр.

     Если поездка и была утомительной, Ли этого ничем не выказал. Сняв свою серую полевую шляпу, он положил ее на край стола, потом присел на краешек стула, выпрямившись, будто аршин проглотил. Линкольн опустился в свое кресло.

     - Будьте любезны, изложите ваше послание, генерал Ли.

     - Позвольте сперва спросить, сэр, дошли ли до вас вести о недавних событиях в Билокси, штат Миссисипи?

     - Практически никаких.

     - Простите, мистер Линкольн, я не намерен выпытывать ваши военные секреты, но этот вопрос находится в крайне тесной связи с ситуацией в Билокси. В отношении этого, простите за вопрос, не получали ли вы каких-либо известий от вашего генерала Шермана?

     Линкольн задумался. Надо ли выдавать военные дела Севера этому компетентнейшему из генералов Юга? Конечно, подобный вопрос абсолютно несущественен по сравнению с присутствием Ли в Белом доме. Настал час для откровенности.

     - Искаженное и неполное, так что понять мы его не смогли. Вам что-нибудь об этом известно?

     - Так точно, сэр, потому-то я и здесь. Позвольте ввести вас в курс дела. Ваша страна была атакована британцами по суше с севера, и в то же самое время Конфедерация подверглась агрессии с моря на юге.

     - Подверглась чему?..

     - Агрессии британцев, мистер Линкольн, внезапной, жестокой и безо всякого предупреждения. Они уничтожили батарею и береговые укрепления перед Билокси. Наши люди бились отважно, но были в численном меньшинстве, и погибли очень многие. Но особо ужасен, сэр, тот факт, что враг преследовал солдат до самого города Билокси, каковой впоследствии был сожжен и разрушен.

     Не удовлетворившись этой оргией уничтожения, звери - иначе описать тварей, подобных этим солдатам, я не могу - также совершили неописуемое насилие над женским населением упомянутого города.

     Президенту с трудом удавалось скрыть свое недоумение по поводу нового оборота событий. Ему оставалось только слушать.

     - Известно ли вам, по... по какой причине они совершили подобное?

     - Мы не знаем, почему они так поступили, но знаем, что это совершилось. Без объявления войны они вторглись на нашу землю, убивая, насилуя и грабя. Прежде чем город был сожжен, защитники успели телеграфировать о случившемся. Президент Дэвис связался с генералом Борегаром, находившимся на севере Миссисипи, ибо его войска пребывали ближе всех к агрессорам. Борегару было приказано немедленно следовать в южном направлении, чтобы встретить британских захватчиков. Насколько я понимаю, генерал Борегар попросил генерала Шермана о перемирии, дабы вступить в битву с тем, кого он назвал естественным врагом обеих наших стран.

     - Так вот о чем было послание от Шермана! Должно быть, он пошел на перемирие.

     - Так точно, и даже более того, мистер Линкольн, - Ли мгновение поколебался, понимая важность слов, которые скажет дальше. - Должно быть, он считал, что это вторжение является вторжением в нашу страну, и неважно, на Север или на Юг. Ибо он совершил весьма благородное и отважное деяние. Он не только пошел на перемирие, но также направился на юг с дивизией Борегара, взяв с собой полк своих северных войск. По железной дороге они сумели обойти войска захватчиков с фланга. В последнем донесении говорилось, что они атаковали и разбили англичан. Бились рука об руку. Джонни Бунтарь и Янки - бок о бок.

     Линкольн лихорадочно соображал, пытаясь охватить рассудком все последствия разом. Генерал Шерман принял смелое решение и отважился. Он сделал это на свой страх и риск, не совещаясь с командованием. А дал бы он свое согласие, если бы Шерман попросил? Или долго медлил бы, прежде чем принять столь отчаянное решение, которое может завести очень далеко?

     Линкольн просто не знал. Быть может, отнюдь не случайно телеграмма была так искажена. Решаясь перейти к действиям, Шерман наверняка поймал, что обратной дороги не будет. Ну, теперь былого не воротишь. Но какие выводы можно сделать из этого эпохального решения и важнейшей победы? Решать пока слишком рано, надо побольше узнать о сложившейся ситуации. Линкольн пристально посмотрел на конфедератского генерала.

     - Я заключаю, что эти сведения не являются посланием от мистера Дэвиса, а просто вводными фактами, которые мне необходимо знать, чтобы вникнуть в суть послания, которое он передал.

     - Совершенно верно, сэр. Президент Дэвис приказал мне сперва рассказать вам о совместной битве против нашего британского врага, затем передать его чистосердечную благодарность за эту неоценимую помощь. Он официально спрашивает вас, не согласитесь ли вы объявить перемирие на всех фронтах, и как можно скорее. Когда перемирие будет достигну-то Мао предоставит возможность президенту Дэвису и вам встретиться, чтобы обсудить, что последует за этим знаменательным событием.

     Откинувшись на спинку кресла, Линкольн испустил долгий вздох, только сейчас осознав, что непроизвольно сдерживал дыхание. Когда важность сказанного дошла до рассудка, его охватило ликование, равного которому он не испытывал ни разу в жизни.

     Не в силах усидеть, президент подскочил и начал выхаживать взад-вперед по комнате, потом повернулся и схватился за лацканы фрака, чтобы скрыть, как трясутся руки. И с трудом совладал с голосом, чтобы тот не дрожал.

     - Генерал Ли, не могу выразить, насколько сильные чувства владеют мной сейчас, когда в душе вновь вспыхнула надежда, что хотя бы на время эта кровопролитная братоубийственная война может быть остановлена. Я говорил несчетное число раз, на людях и в частных беседах, что пойду на все, отправлюсь куда угодно, решусь на любые действия, которые могут помочь остановить эту войну. Передайте мистеру Дэвису мои слова о том, что перемирие начинается незамедлительно, как только все наши войска будут оповещены.

     - Президент предлагает, чтобы перемирие началось сегодня в полночь, поскольку наши войска также следует уведомить.

     - Согласен, генерал, согласен всем сердцем. Тогда перейдем к столь же существенным практическим вопросам. Нет ли у мистера Дэвиса каких-либо предложений касательно того, где может произойти наша встреча?

 

***

 

     Генерал Улисс С. Грант ненавидел всякие проволочки, какими бы короткими они ни были. Но резервуар локомотива почти опустел, да и уголь требовалось загрузить. Состав с лязгом проехал через стрелку на запасной путь в южных предместьях города Тайкондерога, штат Нью-Йорк. Сам город застилало чудовищное облако; вдали рокотала канонада. Спустившись на землю из своего вагона, прицепленного прямо за паровозом, Грант закурил сигару. Он был бы не прочь заодно пропустить глоточек виски, но знал, что позволить этого себе не может.

     - Пошлите гонца на станционный телеграф, - велел он адъютанту. - Может быть, пришло новое послание от генерала Халлека. Можете отпустить солдат размять ноги, но велите им дальше пятидесяти ярдов от поезда не отходить.

     Пролетело уже полдня с тех пор, как с севера пришла весть о вражеском вторжении. Разбив защитников Платсберга, британская армия двинулась на юг, в долину Гудзона. Задержавшись ровно настолько, чтобы сжечь Порт-Генри, она продолжила свой марш на юг. Халлек телеграфировал, что его ополчение и добровольческие полки намерены закрепиться у форта Тайкондерога. Больше от него вестей не поступало. За этим поездом с часовым отставанием следуют еще два с войсками с запада; хочется надеяться, будут и еще. Грант понимал, что должен доставить подкрепление Халлеку без малейшего промедления.

     С северной стороны донесся паровозный гудок, и минуту спустя показался пыхтящий паровоз с одним-единственным товарным вагоном. Приблизившись к воинскому эшелону, он замедлил ход, и Грант разглядел в кабине человека в офицерском мундире. Паровоз со скрипом затормозил, и офицер спрыгнул на землю - довольно неуклюже, потому что забинтованная правая рука висела у него на перевязи. Когда он поспешил к группе офицеров, Грант заметил сквозь открытую дверь товарного вагона, что тот полон ранеными солдатами.

     Остановившись перед Грантом, перевязанный лейтенант - грязный, окровавленный, с застывшим в глазах безумным выражением - поднял подрагивающую левую руку в подобии воинского салюта.

     - Генерал... - начал он, но не договорил.

     - Из какого вы подразделения, лейтенант? - негромко, ласково спросил Грант.

     - Четырнадцатый Нью-йоркский полк, сэр.

     - Вы из войск генерала Халлека? - Раненый тупо кивнул. - Расскажите мне, как идет бой.

     Офицер сумел взять себя в руки, и застывший в его взгляде страх понемногу пошел на убыль.

     - Есть, сэр. Мы занимали оборонительные позиции в центре форта Тайкондерога. Разведчики донесли, что вражеские войска приближаются. Они нанесли удар по нам, как только мы окопались. Ядро попало мне прямо в руку.

     Сначала шел артиллерийский обстрел, настоящий огневой вал. После этого они двинулись на нас цепями, стреляя на ходу. Очень их много, очень много. Не знаю, долго ли мы держались, сам-то я не видел. Он... то есть майор Грин, велел мне погрузить раненых в поезд. Он погиб. Затем все как-то сразу пошло наперекосяк - солдаты бегут, красномундирники гонятся за ними и убивают...

     - Он покачнулся, потом снова взял себя в руки. - Мы загрузили часть раненых, времени не было, железнодорожники успели прицепить только один вагон. Они разбили нас, сказал майор. Солдаты бежали во все стороны. Я видел их. - Он прикрыл глаза и едва не рухнул. Бросившись вперед, адъютант Гранта поддержал падающего лейтенанта. Глаза раненого открылись, и он заговорил шепотом, почти не видя стоящей перед ним группы офицеров:

     - Майор Грин сказал мне. Генерал, генерал Халлек. Он видел, как тот погиб в атаке...

     Потом майор тоже погиб.

     - По вагонам, - приказал Грант. - Если при раненых в этом товарном вагоне нет доктора, позаботьтесь, чтобы он был. С медикаментами. Поехали.

     Пока остальные рассаживались по вагонам, Грант уже изучал карту.

     Оглядев собравшихся офицеров, он толстым пальцем постучал по карте.

     - Вот, вот где мы займем позиции и остановим их. Мы уже останавливали их там прежде. В Саратоге. Весьма неприступная местность, но нам придется преградить им путь и удерживать их только теми силами, которые имеются в нашем распоряжении. Подкрепление уже в пути, но нам неизвестно, когда оно прибудет. - Он яростно затянулся сигарой. - Мы должны выстоять, понимаете вы это? Сейчас мы отступаем, потому что у нас нет выбора. Но это в последний раз. Мы должны выстоять. А после этого не отступать ни на дюйм.

     Раздался гудок, и все покачнулись - паровоз дернулся, по составу пробежал лязг сцепок, а потом поезд пришел в движение и начал набирать скорость.

     Назад. Задним ходом. Гранту это было не по душе, он ненавидел отступать, однако выбора не было.

     Но это в последний раз.

 

С НОГ НА ГОЛОВУ

 

     - Пожалуй, столько кавалерии нам теперь не понадобится, - заметил Линкольн, глядя из окна вниз, на всадников, под цоканье копыт подъезжающих по дороге к Белому дому, обрисовываясь темными силуэтами на фоне разгорающейся зари. - Теперь, в свете изумительных последних подвижек.

     - Я сказал почти те же слова майору, который ими командует, - отозвался Хей, укладывая свои гроссбухи в саквояж. - Ответил он весьма твердо: пока не поступит иной приказ, сказал он, за порогом этого здания вы всегда должны быть окружены его кавалеристами. Тот убийца подобрался к вам настолько близко, что прострелил шляпу, когда вы прогуливались в одиночестве. Пока что людей, затаивших злобу на старину Эйба, у нас хватает.

     - Что ж, наверное, вы правы. Не удалось ли вам связаться с генералом Шерманом?

     - Удалось. С тех пор как мы подключили свои линии к телеграфной сети конфедератов в Йорктауне, перед нами распахнулся целый мир. Генерал Шерман уже поднялся на борт корабля ВМФ США "Айтаска" в Билокси и направляется нам навстречу. Поначалу, при подходе нашего корабля к гавани, высказывались опасения, особенно когда там выстрели ли из пушки. Но то был всего лишь салют, поскольку там первыми узнали, что наши войска помогли отплатить за их разорение. Фактически говоря, им лишь через несколько часов удалось вырваться с приема в честь Шермана.

     - Рад слышать. Значит, перемирие не просто передышка в боях. Что ж, давайте тронемся в путь, пока Камерон или Сьюард не прослышали о нашем раннем отправлении.

     - Быть может, государственному секретарю... - нерешительно начал Николай, но президент не дал ему договорить.

     - Я все для себя решил, Нико, и вам об этом известно. Если мы с Джефферсоном Дэвисом не сможем прийти к соглашению, никакая свора политиков ничем нам не поможет. Вы понимаете, какая возможность сама идет к нам в руки?

     - Я ни о чем другом и думать не могу, сэр, всю ночь ни на миг глаз не сомкнул.

     - Как и я, мой мальчик, как и я. Нет ли каких-либо вестей о перемирии?

     - Введено с полуночи. Были единичные перестрелки с обеих сторон, но лишь в тех частях, до которых вести еще не дошли. Но теперь уже все стихло.

     - Отлично. Вот и поглядим, не освежит ли нас небольшая прогулка на яхте.

     Президент вышел из кабинета первым, а тяжело нагруженные секретари - следом. Белый дом замер в совершеннейшем безмолвии: спали все, кроме часовых. Линкольн сел верхом, а его секретари погрузи ли багаж в коляску.

     На самом деле высоким ростом - шесть футов и четыре дюйма - президент был обязан в основном своим длинным ногам, так что, сидя верхом в гуще кавалеристов, он особо не выделялся. Они припустили неспешным аллюром вдоль Пенсильвания-авеню, мимо благоухающего свежестью канала и выехали к Потомаку.

     Поднявшись на борт "Ривер Квин" президент почувствовал себя намного лучше. С ногами сев на лавку у перил, он охватил колени руками, глядя, как отдают швартовы. Двигатель мерно затарахтел, и зеленые холмы Виргинии медленно заскользили мимо., - Возле железнодорожной станции Вест-Пойнт будут ждать конфедератские войска, - пробормотал Николай, дергая себя за жидкую бородку.

     - Еще бы им там не быть, Нико, раз уж их армия размещается там. Не сомневаюсь, что они с огромным энтузиазмом будут приветствовать Джеффа Дэвиса, когда тот прибудет поездом из Ричмонда. Это ведь я решил встретиться на территории Юга, раз они оказались настолько любезны, что послали Ли и его людей на нашу. Генерал Шерман присоединился К ним без колебаний и двинулся маршем через весь Юг, так что пойти на меньшее я никак не могу. Если конфедераты и представляют какую-то угрозу, то горстка кавалеристов и пушки этого корабля ничего не решат. Нет, вместо этого нам следует положиться на дух доброй воли, посеянный генералом Шерманом. Ведь именно он пошел на величайший риск, и мы должны преклоняться перед его отвагой и мужеством. Он встретил опасность грудью, исполнил свой долг так, как воспринимал его, - и сделал эту встречу возможной.

     - Почему они пошли на такое? Линкольн понял, о ком речь, потому что тот же вопрос не выходил из головы у всех и каждого.

     - Пока не знаем. Захваченные в плен британские солдаты, как и солдаты всякой армии, просто следовали приказам. Я слышал, в плен попал и офицер, но он тяжело ранен. Впрочем, в чем бы ни состояла причина нападения англичан на Юг, мы должны просто "Айтаска" в Билокси и направляется нам навстречу. Поначалу, при подходе нашего корабля к гавани, высказывались опасения, особенно когда там выстрели ли из пушки. Но то был всего лишь салют, поскольку там первыми узнали, что наши войска помогли отплатить за их разорение. Фактически говоря, им лишь через несколько часов удалось вырваться с приема в честь Шермана.

     - Рад слышать. Значит, перемирие не просто передышка в боях. Что ж, давайте тронемся в путь, пока Камерон или Сьюард не прослышали о нашем раннем отправлении.

     - Быть может, государственному секретарю... - нерешительно начал Николай, но президент не дал ему договорить.

     - Я все для себя решил, Нико, и вам об этом известно. Если мы с Джефферсоном Дэвисом не сможем прийти к соглашению, никакая свора политиков ничем нам не поможет. Вы понимаете, какая возможность сама идет к нам в руки?

     - Я ни о чем другом и думать не могу, сэр, всю ночь ни на миг глаз не сомкнул.

     - Как и я, мой мальчик, как и я. Нет ли каких-либо вестей о перемирии?

     - Введено с полуночи. Были единичные перестрелки с обеих сторон, но лишь в тех частях, до которых вести еще не дошли. Но теперь уже все стихло.

     - Отлично. Вот и поглядим, не освежит ли нас небольшая прогулка на яхте.

     Президент вышел из кабинета первым, а тяжело нагруженные секретари - следом. Белый дом замер в совершеннейшем безмолвии: спали все, кроме часовых. Линкольн сел верхом, а его секретари погрузи ли багаж в коляску.

     На самом деле высоким ростом - шесть футов и четыре дюйма - президент был обязан в основном своим длинным ногам, так что, сидя верхом в гуще кавалеристов, он особо не выделялся. Они припустили неспешным аллюром вдоль Пенсильвания-авеню, мимо благоухающего свежестью канала и выехали к Потомаку.

     Поднявшись на борт "Ривер Квин" президент почувствовал себя намного лучше. С ногами сев на лавку у перил, он охватил колени руками, глядя, как отдают швартовы. Двигатель мерно затарахтел, и зеленые холмы Виргинии медленно заскользили мимо., - Возле железнодорожной станции Вест-Пойнт будут ждать конфедератские войска, - пробормотал Николай, дергая себя за жидкую бородку.

     - Еще бы им там не быть, Нико, раз уж их армия размещается там. Не сомневаюсь, что они с огромным энтузиазмом будут приветствовать Джеффа Дэвиса, когда тот прибудет поездом из Ричмонда. Это ведь я решил встретиться на территории Юга, раз они оказались настолько любезны, что послали Ли и его людей на нашу. Генерал Шерман присоединился К ним без колебаний и двинулся маршем через весь Юг, так что пойти на меньшее я никак не могу. Если конфедераты и представляют какую-то угрозу, то горстка кавалеристов и пушки этого корабля ничего не решат. Нет, вместо этого нам следует положиться на дух доброй воли, посеянный генералом Шерманом. Ведь именно он пошел на величайший риск, и мы должны преклоняться перед его отвагой и мужеством. Он встретил опасность грудью, исполнил свой долг так, как воспринимал его, - и сделал эту встречу возможной.

     - Почему они пошли на такое? Линкольн понял, о ком речь, потому что тот же вопрос не выходил из головы у всех и каждого.

     - Пока не знаем. Захваченные в плен британские солдаты, как и солдаты всякой армии, просто следовали приказам. Я слышал, в плен попал и офицер, но он тяжело ранен. Впрочем, в чем бы ни состояла причина нападения англичан на Юг, мы должны просто принять этот факт и выжать из него как можно больше. Подобная возможность уже не повторится. Молюсь лишь, чтобы Джефф Дэвис разделял мнение большинства из нас.

     Над берегом дрожало жаркое летнее марево, но над заливом Чесапик веял прохладный морской бриз, так что путешествие доставляло настоящее удовольствие. Жара вернулась, только когда пароходик свернул в реку Йорк.

     Она была судоходной и сужалась лишь после пристани у станции Вест-Пойнт.

     Остановив машину, судно медленно заскользило по воде к причалу. Бросили швартовы, но вместо матросов или грузчиков их приняли солдаты в серых мундирах. Завидев их, Хей поежился; ему вдруг пришло в голову, что все это - отчаянная попытка обманом заманить и убить президента. Впрочем, нет, он же видел генерала Ли собственными глазами.

     Должно быть, как только пароход заметили на реке, весть тут же передали дальше, потому что к пристани тотчас же подъехала коляска. Солдаты-южане, одетые в пестрые, залатанные мундиры, подтянулись и взяли на караул.

     Остановившись у планшира, президент нахлобучил свой видавший виды цилиндр.

     Вряд ли может быть на свете более судьбоносный исторический момент.

     Посреди ужасной войны внезапно настал мир. Пушки умолкли, бои прекратились.

     Теперь главы обеих воюющих сторон, менее суток назад бившихся насмерть, готовы к мирной встрече.

     Коляска подкатила к причалу, и выбравшийся оттуда элегантно одетый человек в цилиндре не мог быть не кем иным, как Джефферсоном Э. Дэвисом, избранным президентом мятежных штатов. Кратко переговорив с одним из ожидавших его офицеров, он в одиночестве зашагал к только что спущенным с корабля сходням. Но перед ними на миг замешкался.

     Президент Линкольн, ожидавший его на другом конце, без колебаний двинулся навстречу. Впервые после начала войны ступил он на землю Юга. И заговорил, оборвав затянувшееся молчание:

     - Мистер Дэвис, вы проявили отвагу и мужество, устроив эту встречу.

     Благодарю вас.

     - А я благодарю вас, мистер Линкольн, за немедленный отклик и отвагу, позволившую вам явиться в самое сердце Виргинии.

     Его слова заставили Линкольна улыбнуться.

     - Я вовсе не чужак в этих краях. Мой дед Авраам, в честь которого меня и назвали, родом из Виргинии. Так что я чувствую, что вернулся на родину.

     - Знаю, сэр, ибо тоже родился здесь. Полагаю, мы родились не далее ста миль друг от друга. Вообще-то я человек не суеверный, но в данном случае не могу не усмотреть в этом десницу судьбы.

     Оба погрузились в молчание, испытывая некоторую нерешительность. Уж слишком многое их разделяло, Линкольн - человек, навлекший на Юг войну и гибель. Дэвис - рабовладелец и угнетатель. Но дальше так продолжаться не должно - дальше так продолжаться просто не можешь.

     Оба одновременно шагнули вперед. Одновременно протянули друг другу руки для пожатия, в один и тот же миг приняв одинаковые решения. У Николая вдруг сперло дыхание, он видел происходящее и не верил собственным глазам.

     - Поднимайтесь на судно, сэр, - пригласил Линкольн. - Уйдем с солнца.

     Николай шагнул в сторону, уступая дорогу двум президентам, поднявшимся по сходням на пароход.

     - Мы будем в главном салоне. Прошу нас не беспокоить, - распорядился Линкольн. Оба секретаря молча кивнули. - То есть до прибытия генерала Шермана и его встречи с генералом Ли. Затем будьте добры пригласить их к нам.

     Бережно, по-дружески поддерживая Дэвиса под локоть, Линкольн проводил его в салон - с низким потолком, но комфортабельный - и закрыл за собой дверь.

     - Эх, быть бы мухой, чтобы пробраться туда хоть через щелочку! - сказал Николай, в искреннем отчаянии заламывая руки. Хей кивнул, соглашаясь.

     - В свое время все услышим. А теперь давай поищем укрытие от неистового виргинского солнца.

     Несмотря на жару, иллюминаторы были закрыты, чтобы ни одно слово не достигло чужих ушей. Сбросив фрак, Линкольн опустился в удобное кресло, привинченное к палубе. Дэвис поколебался, начал расстегивать фрак, но затем снова застегнулся. Быть может, церемонии можно на время забыть, как и многое другое, благодаря чему эта встреча стала возможной, но, будучи строгим блюстителем приличий, он не мог запросто отмахнуться от привычек, ставших второй натурой. И остался во фраке. Снова поколебался, потом достал из кармана фрака очки с сильно затемненными стеклами и надел, чтобы защитить воспаленные глаза. Потом поинтересовался:

     - Как война на севере, сэр? Нет ли новостей?

     - Никаких, кроме той, что там сейчас идут отчаянные бои. Прежде чем вступить в схватку с врагом, генерал Грант телеграфировал мне, что отходит на заранее подготовленные позиции. Добавил, что больше не отступит и не допустит поражения.

     - Вы уж ему поверьте. Мы, в Шайло не верили. Нам пришлось заплатить десятью тысячами убитых за доказательство его правоты.

     - И к тому же двенадцатью тысячами наших. - Вспомнив об этом, Линкольн сорвался на ноги, неловко пересек тесный салон и вернулся обратно.

     - Душа моя полна изумлением и надеждой. Мы вместе столкнулись с общим врагом...

     - Ради поражения и уничтожения которого должны объединиться.

     - Поддерживаю всем сердцем. Мы обязаны ухватиться за это перемирие и каким-то образом обратить его в мирный союз, который позволит нам одолеть нашего совокупного врага. Пойдут ли ваши южные войска на подобный договор?

     - С радостью. Прежде всего, несмотря на ужасы и гибель, обрушенную на штаты этой междуусобицей, до сей поры то была война солдата против солдата. Теперь ситуация разительно переменилась. Чужеземная держава не только вторглась на нашу землю, но и надругалась над нашими женщинами. Они должны быть отомщены.

     - Так и будет. Чему было положено отличное начало, когда наши объединенные войска атаковали и уничтожили захватчиков.

     - Но не всех. Многие ускользнули морем. Пока ваш броненосец и ваши суда были заняты боем, изрядная часть вражеского флота рассеялась. Таким образом, захватчики ускользнули во второй раз. Эти войска британцы наверняка пустят в ход, чтобы усилить полки, ведущие наступление на штат Нью-Йорк.

     - Присоединитесь ли вы к нам, чтобы дать им отпор? - Еще не договорив, Линкольн осознал, насколько чреват последствиями этот вопрос, насколько веским и судьбоносным может стать ответ.

     - Конечно же, мистер Линкольн, - не задумываясь, ответил Дэвис. - Отказ лег бы на честь Юга несмываемым пятном. Достойные мужи Севера под командованием генерала Шермана пали в битве при Билокси, и мы обязаны почтить их память. Мы не просим, чтобы другие бились за нас, но с радостью поможем соотечественникам одолеть врага, вторгшегося в наши общие пределы.

     Линкольн опустился в свое кресло, внезапно ощутив усталость, будто нарубил вязанку дров.

     - Вы понимаете, насколько важно только что сказанное вами?

     - Да.

     - Вместо того, чтобы убивать друг друга, мы станем рука об руку убивать тех, кто вторгся в нашу страну.

     - Именно так я это и вижу. А поскольку наши армии ныне слились воедино, мы обязаны подумать о военнопленных, захваченных обеими сторонами.

     - Ну конечно! Наш первый совместный приказ провозгласит об открытии тюрем, чтобы пленные могли вернуться по домам. Это будет не только практичным, но и гуманным поступком. А также символом перемены в наших отношениях. До тех пор, пока мы доверяем друг другу, нас ждет успех.

     Авраам Линкольн пятерней прочесал свои всклокоченные волосы, будто хотел привести в порядок несущиеся галопом мысли.

     - Джефферсон, после того что мы сказали друг другу, я просто вынужден открыть вам сокровеннейшие мысли, потаеннейшие чаяния. Я бы хотел снова видеть Союз единым, но говорить об этом сейчас не буду. Куда важнее, что мне хотелось бы окончательно положить конец братоубийственной войне. Уверен, когда она началась, никто из нас и не воображал, какие ужасы грядут. Теперь внезапно наступил мир и единство, которые продержатся, пока мы воюем с общим врагом. Врагом, которого одолеем. И тогда?..

     Поджатые губы Дэвиса вытянулись в ниточку.

     - И тогда аболиционисты снова перейдут к нападкам и угрозам. Повод, повлекший войну, отнюдь не исчез. Мы готовы лишиться жизни, но не чести. На Севере есть люди, которые этого не допустят. Как только наш общий враг будет разбит, они снова набросятся на нас. Однажды они уже оттолкнули нас от Союза и наверняка не остановятся перед этим в другой раз.

     - А ваши плантаторы пообещают положить собственные жизни и жизни многих других во имя дарованного Богом права порабощать других людей.

     - Правда. Наш стиль жизни и дело Юга есть скала, на которой мы стоим.

     - Вы по-прежнему беретесь утверждать подобное после того, как под Шайло полегли двадцать две тысячи человек? Неужели брат и дальше должен убивать брата, пока наша земля не захлебнется кровью?

     Сняв темные очки, Дэвис промокнул платком слезящиеся глаза.

     - В данный момент они не убивают друг друга.

     - Так должно быть и впредь. Давайте на время забудем о том, что нас разделяет, и вспомним о том, что нас связывает. Мы бьемся рука об руку и должны отыскать способ уберечь единство. Лично я пойду на все, лишь бы помешать недавней войне разгореться снова. Она не должна повториться! Я сажал редакторов в тюрьмы, - некоторые не вышли на свободу по сей день, - чтобы утихомирить голоса, выступающие против моей политики. С равным успехом я могу бросить за решетку воинствующих аболиционистов, если таковые будут угрожать нашему возрожденному единству. Можете ли вы поступить подобным образом?

     - Тюрьмы есть и у меня, мистер Линкольн, и я тоже заполню их теми, кто будет грозить упомянутому единству. Но вопрос остается на повестке дня. Как быть с рабами? Я рабовладелец, но, полагаю, хороший человек. Добрый хозяин.

     Я забочусь о них, потому что сами они о себе позаботиться не могут.

     Линкольн медленно покачал головой.

     - Мы должны попытаться, хотя бы попытаться. Мы нашли способ временно прекратить войну между штатами. Должна же быть дорога к миру. Мы обязаны найти эту дорогу и пойти по ней. Мы должны проявить непреклонную решимость в отыскании этого пути. В то же самое время нам известно, что следует предпринять - заткнуть рот оппозиции, заткнуть рот тем, кто может поколебать возрожденное единство, а уж затем, возможно, удастся отыскать путь, мы просто обязаны отыскать путь раз и навсегда положить конец кровопролитной войне. Но мне кажется... нет, я знаю, что сказанное не должно покинуть стены этой комнаты. Да, о военном союзе ради отпора захватчикам следует трубить во весь голос. Это война патриотическая и благородная, и никто не станет оспаривать нашего постановления. Что же до остальных решений, каковые мы на данный момент должны назвать поисками пути к будущему миру, то о них не следует упоминать ни полусловом.

     - В этом я с вами целиком и полностью согласен. Общее дело объединит нас и обрадует тех, кому предстоит идти в бой. А о том, что мы ломаем голову о путях достижения иных целей, надо молчать, или мы поставим наши народы под удар.

     Они обменялись рукопожатием, чувствуя душевный подъем, проникнувшись обоюдной уверенностью, что существует возможность, пусть покамест и крохотная, что когда-нибудь в будущем новый союз будет воздвигнут на руинах старого.

     Подойдя к стенному буфету, где стоял графин с холодной водой, Линкольн наполнил два стакана. Сделал большой глоток из своего стакана и вдруг поспешно поставил его.

     - Я знаю, кто может помочь нам в общем деле - англичанин, натурфилософ по имени Джон Стюарт Милл. Думаю, он послан нам сострадательным провидением в час нужды. Это человек, пользующийся широким международным признанием и написавший книгу о том, что называет политической экономией. Сей великий мыслитель может оказаться тем самым проводником, кто поведет нас по тропе к нашей обоюдной цели.

     - Английский изменник?

     - Вообще-то нет, он просто лояльный представитель человечества. Он выступает за нашу свободу, как его соотечественник Томас Пейн выступал за нашу свободу во время революции. Он остановился вместе с дочерью в Вашингтоне. Он твердо верит, что американская система достойна всяческого восхищения и подражания. Он начал разговор о недавней войне и о том, как положить ей конец. Он не шарлатан, а джентльмен, наделенный живой энергией и ярким умом. Надеюсь, он сумеет нам помочь.

     - Разделяю ваши упования, если сказанное вами - истина.

     - Мы должны при первой же возможности тщательнейшим образом изучить его рекомендации... Тут раздался деликатный стук в дверь.

     - Нас должны были побеспокоить только по прибытии генералов, - сообщил Линкольн, осушил стакан и направился открывать дверь.

     - Они здесь, - доложил Николай.

     - Уже видим. И пусть откроют иллюминаторы, пока мы тут не сварились в собственном соку.

     Хрупкий Уильям Тикамси Шерман, одетый в помятый, испачканный в боях мундир, разительно контрастировал с элегантным, подтянутым главнокомандующим армией Конфедерации. Как только офицеры вошли в салон, Джефферсон Дэвис вскочил с кресла, стремительно подошел к генералу северян и схватил его за руку. Дэвис не вымолвил ни слова, но сила обуревавших его чувств была очевидна. Линкольн высказался от имени обоих.

     - Разделяю чувства мистера Дэвиса, генерал Шерман. Все мы их разделяем. И благодарим вас за все.

     - Я лишь выполнял долг, - негромко отозвался Шерман - Перед своей страной и всеми ее гражданами. А теперь, простите, о Гранте ничего не слышно?

     - Пока новостей не было, не считая того, что он ведет бой под Саратогой. Он сказал, что не отступит ни на шаг.

     - Так оно и будет, - кивнул Шерман. -Посланы ли свежие войска ему в помощь?

     - Я отослал все, какие были под рукой. Как только разработаем новые оперативные планы, будет выслано дополнительное подкрепление, - Линкольн обернулся к Дэвису, и тот кивнул.

     - Мы с мистером Линкольном сошлись на том, что перемирие следует продлить, дабы позволить обеим нашим армиям объединиться в битве против британских захватчиков.

     - Позвольте внести предложение? подал голос генерал Ли.

     - Конечно, - подтвердил Джефферсон Дэвис. Ли сложил ладони на эфесе шпаги и проговорил, медленно, тщательно подбирая слова, прекрасно осознавая огромную их важность:

     - Для успеха операции командование должно быть единым. Добиться этого будет нелегко. Я уверен, что мои люди крайне неохотно станут служить под командованием генерала Гранта, убивавшего их тысячами. И также уверен, что, если войска северян попросить служить под началом кого-то из генералов Юга, произойдет то же самое. Итак, очевидно, что различные полки и дивизии должны остаться под началом своих нынешних командиров. Я с удовольствием останусь во главе войск Юга, как сейчас. Но главнокомандующего должны уважать солдаты обеих армий, чтобы следовать его приказам без малейших колебаний. Я побеседовал об этом с генералом Борегаром, и мы пришли к полнейшему взаимопониманию. По мнению офицеров Конфедерации, командование может принять только один-единственный офицер.

     - Согласен, - подхватил Джефферсон Дэвис. - Главнокомандующим должен быть генерал Шерман.

     - Польщен подобной честью, - поднял руку Шерман, - и благодарю вас.

     Однако генерал Ли стоит по чину несравненно выше меня...

     - Чин определяется умением побеждать, - возразил Ли. - В сражении под Шайло вы удержали позиции и, насколько я понимаю, получили повышение.

     Теперь ради помощи нам вы рискнули жизнью, карьерой, всем на свете. Не думаю, что войска северян примут в качестве высшего командира южанина. Но вас они примут, как и мы.

     - Вы абсолютно правы, генерал Ли, - поддержал Линкольн. - После смерти генерала Халлека генерал Грант встал во главе войск, ныне противостоящих англичанам. Как вы, вероятно, слышали, генерал Макклеллан в больнице с горячкой. Я освободил его от поста во главе армий и принял командование на себя. Теперь же с огромным удовольствием уступаю эту обязанность генералу Шерману. И даже более того, поскольку он будет стоять во главе двух армий, его ранг должен отражать этот факт. Я бы рекомендовал, чтобы, кроме главнокомандующего, он именовался также верховным командующим Объединенных войск.

     - Поддерживаю, сэр, - одобрил Дэвис. - Уместное и заслуженное звание.

     Обернувшись к офицеру Севера, генерал Ли отдал честь.

     - Я в вашем распоряжении, генерал Шерман. Шерман ответил на его салют:

     - Я принимаю этот пост во имя наших сплоченных армий и во имя дела, за которое они бьются. Итак, давайте наметим план, как нам перехватить инициативу у захватчиков. Разбить их и вышвырнуть из нашей страны. Если они хотят войны, то хлебнут ее с лихвой.

 

СНАЙПЕРЫ!

 

- Западный фланг, генерал, они прорвались через стену!

     Мундир генерала Гранта испачкался и изорвался, лицо почернело от копоти. Он покачивался в седле от усталости, только-только вернувшись с другого участка, где отражал атаку британцев. Ему пришлось обеими руками опереться о луку кавалерийского седла, чтобы выпрямиться.

     - Пусть каждый второй из этой цепи следует за мной, - приказал он. - Пошли, парни! Сегодня они мрут один за другим и долго не продержатся.

     Выхватив саблю, он поехал первым; изможденная лошадь, истерзанная жарой и дымом, с трудом ковыляла по неровной почве. Вот они, солдаты в темно-зеленых мундирах с черными пуговицами, брошенный в атаку свежий полк. Взмахнув саблей, генерал Грант испустил крик ободрения и возглавил контратаку.

     Увернувшись от штыка, он отбил его в сторону шпорой, подался вперед и наотмашь рубанул нападающего по лицу. Споткнувшийся конь рухнул, и Грант выбрался из-под него. Завязалась рукопашная, исход боя колебался на грани.

     Не приведи генерал подкрепление, батарея и редуты пали бы, оставив дыру в рубеже, оборонять который стоит такого труда.

     Когда последний из солдат в зеленой форме сложил голову, а его труп бесцеремонно сбросили со стены, американские войска все еще держались на прежних позициях. Потрепанные, изнуренные, невероятно грязные, насчитывающие больше убитых, чем живых, и все-таки держались.

     И так весь день. Враг, не менее измученный, чем они, раз за разом бросался на штурм вверх по склону, будто машина войны, медленно перемалывающая людей. И отбить его удавалась только ценой величайших усилий. Грант сказал, что рубеж выстоит - и выстоял.

     Но страшной ценой.

     Раненые, получив первую помощь, возвращались на позиции. Бились штыками лежа, если от изнеможения не могли стоять. То был день героизма. Гибельный день. Только когда начали сгущаться сумерки, обороняющиеся поняли, что этот адский день остался позади. И что они остались в живых - немногие, очень немногие, но все-таки их еще довольно, чтобы дать бой.

     В сумерках перестрелки прекратились. Сгущающаяся тьма скрыла от взора поле боя, и без того застланное тяжелыми облаками дыма. Британцы отхлынули после последней, отчаянной атаки, оставив на склоне груды трупов в красных мундирах. Но оставшиеся в живых американцы пока не могли отдохнуть.

     Отложив мушкеты, они взялись за лопаты, чтобы восстановить земляные укрепления, в которых английские ядра оставили громадные прорехи. Вкатили и установили на места тяжелые валуны. Лишь далеко за полночь Грант удовлетворился результатами земляных работ. Солдаты уснули, где повалились, прижимая к себе оружие, спеша хоть немного отдохнуть до рассвета, когда англичане снова пойдут на приступ.

     Но генерал Грант не отдыхал, не мог отдыхать. В сопровождении спотыкающегося адъютанта прошел он укрепления из конца в конец, проверяя, готовы ли боеприпасы для нескольких уцелевших пушек, доставлены ли из тыла вода и провизия. Заглянул в морг полевого госпиталя, рядом с которым высились груды ампутированных конечностей. Лишь покончив со всеми делами, позволил он себе рухнуть на стул перед палаткой. Взяв чашку кофе, отхлебнул глоток.

     - День выдался очень долгий, - промолвил, и капитан Крейг лишь покачал головой над таким преуменьшением.

     - Не просто долгий, генерал, жуткий. Эти британцы умеют штурмовать.

     - А наши ребята умеют сражаться, Боб, не забывай об этом. Сражаться и умирать. Наши потери слишком велики. Еще такой же штурм, как последний, и они прорвутся.

     - Значит, утром?..

     Не ответив на вопрос, Грант допил кофе и вскинул голову, заслышав гудок паровоза вдали.

     - Путь все еще свободен?

     - Был свободен пару часов назад. Я отправил дрезину, чтобы проверили.

     Но телеграф все еще не работает. То ли бритты не заслали кавалерию к нам в тыл, то ли не представляют тактической ценности железнодорожного сообщения.

     - Хорошо бы им и дальше пребывать в неведении!

     Послышалось шарканье заплетающихся ног, и выбежавший к свету костра солдат вяло вскинул усталую руку в приветствии.

     - Генерал, на запасной путь пришел поезд. Капитан сказал, что вы верным делом захотите прознать про это.

     - Верным делом. Войска.

     - Так точно, сэр.

     - Самое время. Капитан Крейг, ступайте с ним. Найдите командира и приведите ко мне, пока идет высадка.

     Не в силах уснуть, несмотря на усталость, Грант взял еще чашку кофе, подумал о кувшине с виски, оставленном в палатке, - и тут же забыл. Дни, когда он топил беды в вине, давно остались позади; теперь он в силах глядеть им в лицо. Заметив на востоке проблеск зари, он нахмурился, но тут же расслабился, осознав, что просто-напросто восходит луна. До рассвета еще несколько часов.

     Во тьме послышались шаги, потом шум падения и гортанные проклятия - один из идущих споткнулся. Затем у костра появился капитан Крейг в сопровождении высокого блондина, слегка прихрамывающего и отряхивающего мундир. Среди чумазых воинов в измызганных мундирах новоприбывший казался просто щеголем, сошедшим с обложки модного журнала - стильный зеленый китель, голубые брюки. В руках он нес винтовку замысловатой конструкции, с очень длинным стволом. Увидев Гранта, остановился и отдал честь.

     - Подполковник Трепп, генерал! Первый снайперский полк Соединенных Штатов, - доложил он с ярко выраженным немецким акцентом. Кашлянув, Грант сплюнул в костер. Ему доводилось слышать об этих Зеленых кителях, но ни один под его началом еще не служил.

     - Какие еще полки с вами прибыли?

     - Насколько я знаю, больше никакие, генерал. Только мой. Но имеется другой поезд, что идет несколько минут позади нас.

     - Один полк?! Это и все, что я должен противопоставить всей британской армии?! Карнавальные солдатики с диковинными ружьями. - Он устремил взгляд на винтовку в руках офицера. Тот с трудом сдержал негодование.

     - Это есть снайперское ружье, заряжаемое с казенной части, генерал. С нарезным стволом, двойным спуском и телескопическим прицелом...

     - Все это яйца выеденного не стоит против противника с пушками.

     Гнев Треппа остыл так же быстро, как и вспыхнул.

     - В этом вы ошибаетесь, сэр, - спокойно произнес он. - Вы смотрите утром, что мы делаем против их пушки. Только показываете мне, где они, и не беспокоитесь. Я профессиональный солдат много лет, сперва в Швейцарии, после здесь. Мои люди тоже профессиональные и не знают промаха.

     - Я поставлю их в первые ряды. Поглядим, на что они способны.

     - Вы будете очень-очень довольный, генерал, в этом можете быть уверены.

     Выныривая из тьмы, снайперы пробирались на позиции. Только когда они ушли, ожидавший в сторонке солдат подошел к Гранту. Лишь вблизи Грант разглядел по мундиру, что тот офицер пехоты.

     - Капитан Лэмсон, - молодцевато козырнул новоприбывший. - Третий полк ЦВ США. Высадка вот-вот начнется; нам пришлось ждать, когда передний поезд уйдет. Я отправился вперед, чтобы доложить вам о нашем прибытии.

     Грант отсалютовал в ответ.

     - Очень рад. Вы и ваши люди как нельзя более кстати, капитан Лэмсон.

     Как вы сказали, называется ваш полк?

     - Сержант Делани, шаг вперед, пожалуйста, - позвал Лэмсон. В круг света вошел дюжий солдат с нашивками старшего сержанта на рукавах и отдал честь с четкостью и вежливостью, полагающимися по званию.

     Грант механически ответил на приветствие - и замер, задержав ладонь у полей шляпы.

     Сержант оказался негром.

     - Второй полк ЦВ США для несения службы прибыл, - отрапортовал он, демонстрируя отличную выучку. - Второй полк Цветных войск Соединенных Штатов Америки.

     Медленно опустив руку, Грант обернулся к белому офицеру.

     - Не потрудитесь ли объяснить?

     - Да, генерал. Полк организован в Нью-Йорке.

     Все они свободные люди, все добровольцы. Мы проходили выучку несколько недель, но получили приказ следовать сюда, как ближайшие подразделения, имеющиеся в распоряжении.

     - А они могут сражаться? - поинтересовался Грант.

     - Они умеют стрелять и прошли обучение.

     - Я спрашивал не об этом, капитан. Капитан Лэмсон замялся, чуточку склонив голову, так что отблески костра заиграли на металлической оправе его очков. Сержант Делани нарушил молчание первым:

     - Мы можем сражаться, генерал. И умереть, если придется. Просто поставьте нас на позиции и дайте встретиться с врагом лицом к лицу.

     В голосе его прозвучала спокойная уверенность, тронувшая Гранта. Если остальные подобны ему, то его словам можно верить.

     - Надеюсь, вы правы. У них будет возможность показать, чего они стоят.

     Утром мы это наверняка выясним. Можете идти.

     Грант осознал, что ничуть не кривил душой. Сейчас он бы без сомнении бросил в бой против англичан хоть полк краснокожих индейцев - да чего там, даже краснорожих чертей.

     Противник ночью тоже получил подкрепление. Пикеты донесли, что слышали ржание лошадей и лязг цепей. При первых лучах зари Грант, уснувший на стуле, заворочался и пробудился. Сладко зевнув, плеснул в лицо холодной воды, потом взобрался на бруствер и направил полевой бинокль в сторону вражеских позиций. На правом фланге виднелась туча пыли: скачущие галопом лошади везли артиллерийские орудия. Девятифунтовые, судя по виду. Опустив бинокль, Грант нахмурился. Самые слабые участки фронта он усилил Первым полком ЦВ США.

     Подполковник Трепп расположил своих людей через равные интервалы вдоль всего рубежа, и теперь стоял неподалеку, ожидая приказаний. Грант указал на виднеющуюся вдали батарею.

     - Вы все еще считаете, что можете что-то противопоставить подобному оружию?

     Приложив ладонь козырьком ко лбу, чтобы приглядеться, Трепп кивнул.

     - Это не есть проблема, генерал. Невозможно, конечно, без правильной выучки и правильного оружия. Для меня, я говорю вам не преувеличивая, это легкая мишень. Я заключаю, это есть двести тридцать ярдов. - Распластавшись на земле, он прижал приклад винтовки к плечу и с прищуром посмотрел сквозь телескопический прицел. - Еще темно, и мы должны быть терпеливы. - Он раздвинул ноги пошире, укладываясь поудобнее, затем снова заглянул в прицел. - О да, теперь света достаточно.

     Он медленно потянул за длинный крючок, взводя миниатюрный спуск бойка.

     Тщательно прицелился и легонько нажал на спуск. Винтовка оглушительно грохнула, с силой ударив Треппа в плечо.

     Грант поднес к глазам бинокль и увидел, что командир батареи попятился, схватившись за грудь - и рухнул.

     - Снайперы! Стрелять без приказа! - скомандовал подполковник.

     Вдоль всей длины укреплений неспешно прокатилась волна выстрелов. Лежа за брустверами, снайперы стреляли, открывали затворы винтовок, чтобы заложить в них пули и зашитые в полотно заряды, закрывали казенники и снова стреляли.

     Британские артиллеристы торопливо отпрягали лошадей и разворачивали орудия, выводя их на позиции. И умирали один за другим. Не прошло и трех минут, как все они были убиты. Затем настала очередь возничих, пытавшихся скрыться с лошадьми. И, наконец, одна за другой сложили головы спокойные артиллерийские лошади. Подобной бойни, восхитительнейшей бойни Гранту видеть еще не доводилось. Затем рявкнула английская пушка, и над самыми головами обороняющихся с воем пронеслось ядро. Грант указал в сторону орудия.

     - Конечно, когда они на открытом месте, дело идет легко. А как насчет вот этого? Орудие на закрытой позиции, за редутом. Кроме жерла, ничего не видно.

     Встав с земли, Трепп принялся выбивать пыль из мундира.

     - Больше нам ничего не надо видеть. Вот та пушка, - приказал он своим подчиненным, - уберите ее.

     Грант в бинокль видел, как перезаряженную пушку посредине британских позиций снова выкатили на огневой рубеж. Пули снайперов впивались в мешки вокруг черного жерла, почти скрывшегося за фонтанчиками песка; затем пушка выстрелила. Когда ее перезарядили и выкатили на позиции, пули снова забарабанили в песок возле жерла.

     На сей раз пушка при выстреле взорвалась. Грант отчетливо увидел дымящиеся обломки и погибших артиллеристов.

     - Я сам разработал эту технику, - с гордостью сообщил Трепп. - Мы стреляем крайне точно очень тяжелой пулей. Очень скоро в дуле есть столько песка, что ядро застревает, не успев вылететь. Скоро, когда начнется атака, мы покажем, как разделываемся с ней тоже.

     - Правду говоря, подполковник Трепп, я жду не дождусь возможности посмотреть, что вы затеете в следующий раз.

     Видимо, уничтожение батареи сильно подействовало на вражеского командира, и он все мешкал с ожидаемой атакой. Затем вдали на левом фланге вдруг обнаружилась оживленная деятельность - на позиции выводили еще одну батарею. Однако Трепп разместил снайперов небольшими группами вдоль всего рубежа обороны. Не прошло и пяти минут, как вторую батарею постигла та же участь, что и первую.

     Солнце стояло уже высоко, когда противник отважился на долгожданный шаг. Позади вражеских позиций на опушку дальней рощицы выехала верхом группа офицеров. До них было добрых пятьсот, а то и шестьсот ярдов. На американских позициях затрещали выстрелы, и Грант сердито крикнул:

     - Прекратить огонь! Поберегите боеприпасы. Они слишком далеко.

     Трепп переговорил со своими снайперами по-немецки, и те весело рассмеялись. Тщательно прицелившись, подполковник тихонько осведомился:

     - Fertig machen? (Готовы? (нем.)) - Услышав в ответ утвердительное бормотание, он взвел длинный курок. - Feuer (Огонь (нем.)). - И все винтовки выстрелили как одна.

     Словно порыв ветра смел группу всадников, одновременно сбросив их на землю. Они распростерлись без движения, а испугавшиеся было кони быстро успокоились и принялись щипать травку.

     Один офицер в красном мундире, расшитом золотой тесьмой, попытался приподняться. Винтовка Треп-па громыхнула, и офицер рухнул среди остальных.

     - Я всегда беру командира, - поведал Трепп, - потому что я лучший стрелок. Остальные выбирают слева направо, как пожелают, и стреляют разом.

     Хорошо, ja?

     - Хорошо, ja, мой друг. А что, все ли снайперы - швейцарцы?

     - Один, может, два. Пруссаки, австрияки, все со Старого света.

     Охотники там чертовски хорошие. Американцев взяли много, тоже охотников. Но эти ребята лучшие, они есть мои друзья. Теперь смотрите, когда будет атака.

     Мы сперва стреляем офицеров и сержантов, потом людей, что несут маленькие флаги, потом тех, кто останавливается поднять флаги. Потом стреляем людей, кто останавливается стрелять в нас. Все это прежде чем их мушкеты достаточно близко, чтобы попасть в нас. Весьма забавно, вы увидите.

     Но даже лишившись изрядной части офицеров, британцы все-таки довели атаку до конца, с громовым ревом одолев последние ярды пути. Большинство солдат с обеих сторон выстрелили в последний раз и схлестнулись в штыковом бою. Грант, не спускавший глаз с чернокожих новобранцев, видел, что они держат позиции, сражаясь, как тигры, и даже ринулись в погоню за красными мундирами, когда атака захлебнулась. Сражаются и умирают, как и говорил их сержант.

     Быть может, баталия еще не проиграна, подумал Грант.

     Пароходик "Ривер Квин", казавшийся таким пустым по пути из Вашингтона, на обратной дороге был набит битком, будто возвращался с воскресной прогулки. Джефферсон Дэвис, Роберт Э. Ли и их помощники расположились в салоне. В воздухе плавали тучи сигарного дыма и звенели возбужденные голоса, и не последнюю роль тут сыграл бочонок виски, невесть как оказавшийся в алькове салона. Авраам Линкольн удалился в свою каюту вместе с секретарями и генералом Шерманом, чтобы написать первый из множества предстоящих приказов. Генерала Ли призвали для участия в совещании, и вскоре атмосфера стала такой тяжкой, что Линкольн вышел на палубу подышать свежим воздухом. На подходе к гавани Йорктауна, где ждал генерал Поп со своим штабом, судно сбавило ход. Вскоре их синие мундиры смешались с серыми мундирами офицеров штаба Ли. Когда-то эти люди служили вместе и прекрасно знали друг друга. Теперь война осталась позади. Разделенные междуусобицей люди вспомнили давнее товарищество. Заметив, что президент стоит в одиночестве, генерал Джон Поп покинул остальных и подошел к нему.

     - Превосходнейшие новости, господин президент. Телеграфная связь с Грантом наконец-то восстановлена. Они выстояли!

     - В самом деле, долгожданные вести, Джон.

     - Но они выстояли ужасной ценой. Он доносит, что убитых не менее шестнадцати тысяч, раненых еще больше. -Подкрепления поступают - сначала снайперский полк, потом Третий Нью-йоркский. На подходе еще. Как только перемирие с конфедератами вступило в силу, почти все войска, защищавшие Вашингтон, отозваны и направлены на север. Первые эшелоны должны поспеть к Гранту сегодня же под вечер. В пути еще одна дивизия. Мы выводим массу войск к узловым станциям, так что с ними у нас трудностей не будет. Поезда - дело другое. Их просто не хватает для переброски необходимого числа людей.

     - Продолжайте в том же духе. Если возникнут трудности с железными дорогами, дайте знать мне. Поглядим, как можно будет надавить на них. Грант должен получить все имеющиеся подкрепления, чтобы продержаться, пока наши объединенные силы не придут ему на смену.

     - Генерал Грант послал вам персональный рапорт о ходе боев. Сделав приписку для войск. Хочет иметь в распоряжении побольше полков наподобие Третьего Нью-Йоркского.

     - В самом деле? Тогда поведайте мне, что в нем уж такого особенного?

     - Это негры, господин президент. У нас проходят выучку и другие негритянские полки, но этот вступил в бой первым.

     - И как они ведут себя под огнем?

     - Согласно отзыву Гранта - образцово.

     - Похоже, война против захватчиков меняет мир во многих отношениях, причем весьма необычным образом.

     Качка усилилась: пароход покинул реку Йорк, направляясь через залив Чеспик на северо-восток, к устью реки Потомак. Место бойкое, неподалеку виднелось еще два корабля. А над самым восточным горизонтом - на фоне голубых небес белые паруса и черные мазки дыма еще целого ряда кораблей.

     Линкольн указал в их сторону.

     - Полагаю, снята еще одна блокадная флотилия.

     - Наши приказы вряд ли уже дошли до них, - заметил генерал Поп. - По телеграфу можно было связаться разве что со стоявшими в порту. - Дал знак адъютанту принести подзорную трубу и поднес ее к глазам. - Проклятье! Это не американские корабли. Британские флаги, я вижу британские флаги! Это британский флот!

     - Куда они направляются? - спросил Линкольн, преисполнившись ужасных предчувствий. - Пошлите за капитаном.

     Тут с мостика сбежал старший помощник, козырнув Линкольну.

     - Капитан шлет поклон, господин президент, но ему надо знать, как быть. Это британские военные корабли.

     - Мы поняли, но не знаем, в какую сторону они идут.

     - Туда же, куда и мы, к устью реки Потомак. К Вашингтону Все, кроме одного. А один изменил курс и направляется к нам.

 

ПРЕЗИДЕНТЫ В ОПАСНОСТИ

 

     Как только в Уайт-холле ознакомились с депешами, доставленными пакетботом из Канады в Саутгемптон, напряжение не только пошло на убыль, но даже сменилось радостным умиротворением.

     - Вот так-так! - воскликнул лорд Пальмерстон, размахивая листком в воздухе. - Генерал Чэмпион доносит, что янки оказывают крайне вялое сопротивление. Платсберг взят, войска идут вперед, неуклонно развивая наступление. Чрезвычайно славно! - Да и подагра отпустила; мир стал куда более солнечным и уютным.

     - А вот из Адмиралтейства, - сообщил лорд Рассел. - Флот, ведущий атаку на побережье Мексиканского залива, должно быть, уже выполнил свою задачу. В ближайшее время ожидаются победные рапорты. То же относится и к атаке на Вашингтон. Тут военно-морское ведомство продемонстрировало незаурядную проницательность. Должен признать, у Адмиралтейства больше воображения и тактических способностей, нежели я подозревал. Время рассчитано безупречно. Выждали, пока поступят донесения, что войска с обороны столицы сняты. Затем, пока американские солдаты мчатся защищать свои рубежи, ударить в самое сердце их родины. Скоро мы прижмем их к ногтю.

     - Согласен, - радостно кивнул Пальмерстон. - Я знаю, что могу вам открыться, Джон, порой я впадал в тревогу. Одно дело говорить о войне - и совсем другое сделать первый шаг и развязать бой. Я склонен считать себя миролюбивым человеком. Но при том я англичанин и не стану сносить оскорбления молча. А сия святая держава претерпела оскорбления - тяжкие, тяжкие. Опять же, тот факт, что Веллингтон был решительно против вступления в войну. Это тревожило меня. И все же мы не отступи ли. Но теперь, оглядывая прошлое, я вижу, что война была делом праведным и законным, почти предрешенным.

     - Правду говоря, вынужден согласиться. С нетерпением и высочайшим упованием жду дальнейших рапортов.

     - Как и я, старый друг, как и я. А теперь я должен отправиться в Виндзор, дабы принести эти добрые вести королеве.

     Знаю, что она разделит нашу радость. Предрешено, предрешено.

 

***

 

     Капитан Ричард Далтон из Первого Кавалерийского полка США не виделся с семьей больше года. Не будь он ранен в битве при Боллс-Блаф, вряд ли ему довелось бы свидеться с семьей раньше, чем вообще война закончится. Осколок шрапнели, застрявший в правом плече, причинял немалую боль, только усилившуюся, когда хирург удалил его. Далтон по-прежнему прекрасно держался в седле, но поднять саблю или выстрелить из ружья не мог. Командир решил дать ему отпуск для поправки здоровья, так что, несмотря на почти не утихающую боль, Далтон считал себя счастливчиком. Поездка от столицы на юг была совсем легкой, а прием, встретивший его дома, искупил всю испытанную боль, а заодно и всю грядущую. А нынче солнце пригревало, клев был на славу, и они с семилетним сынишкой вдвоем за пару часов наловили почти полную корзину рыбы.

     - Папа, смотри, наши корабли! Вот здоровенные!

     Далтон, клевавший носом на солнцепеке, поднял взгляд ко входу в залив, где Потомак встречается с морем.

     - Да уж, Энди, здоровенные.

     Линейные корабли шли на всех парусах и на всех парах вверх по течению.

     Белые паруса надуты ветром, из труб валит черный дым. Воистину величественное зрелище.

     И тут порыв ветра подхватил флаг на корме третьего судна, развернув на миг, прежде чем снова обвить вокруг флагштока.

     Два креста один поверх другого.

     - Британский флаг! Греби к берегу, Энди, изо всех сил греби. Это не наши корабли.

     Далтон выпрыгнул на берег, как только днище лодки заскрежетало по песку, и наклонился, чтобы одной рукой привязать ее.

     - Беги вперед, Энди. Рыбу я принесу, а ты беги и оседлай Джунипера.

     Мальчонка стрелой припустил по тропе, ведущей к их дому в Пини-Пойнт.

     Привязав лодку, Далтон подхватил рыбу и направился следом. Встревоженная Марианна ждала его у заднего крыльца.

     - Энди прокричал что-то о кораблях и убежал в конюшню.

     - Я должен поехать в Лексингтон-парк на станцию, там есть телеграфная контора. Надо предупредить в столице. Мы их видели. Британские боевые корабли, ужасно много, направляются вверх по реке к Вашингтону. Надо предупредить.

     Мальчик вывел во двор рослого серого коня. Проверив, затянута ли подпруга, Далтон улыбнулся и взъерошил парнишке волосы. Ухватился левой рукой за луку и вскочил в седло.

     - Постараюсь вернуться поскорее.

 

***

 

     Мэри Тодд Линкольн громко смеялась от радости, разливая чай.

     Двоюродная сестра Лиззи; впервые навестившая Вашингтон, осталась не в восторге от местных дам и очень смешно то расхаживала по комнате с важным видом, то шарахалась туда-сюда в воображаемой суматохе.

     - Ну, скажу я вам, я просто в толк не возьму. Они напрочь лишены манер. Ни в Спрингфилде, ни в Лексингтоне вы не увидите, чтобы дамы ходили подобным образом - или разговаривали в подобном тоне.

     - Сомневаюсь я, что здесь настоящий южный город, - вставила миссис Эдварде, сестра Мэри. - Сомневаюсь, что город знает, что это значит, когда тут кишмя кишат янки и политики. - Она приняла чашку у Мэри. - И, конечно, среди них нету Тоддов.

     Сестры - родные, двоюродные и троюродные - согласно закивали. Они всегда крепко держались за родню, и Мэри была очень рада их визиту.

     Разговоры о войне отошли на второй план, уступив место сплетням.

     - Я так боюсь за мистера Линкольна и его загадочную встречу, о которой никто не хочет нам говорить, - заметила кузина Аманда. - Аболиционист отправился в самое сердце Юга!

     - Не надо верить всему, что читаешь в кровожадной прессе, - твердо возразила Мэри. - Если хотите знать правду, она всегда преследовала меня за сочувствие Югу и рабовладельцам. Конечно, наша семья держала рабов, но мы никогда не продавали и не покупали их. Вам известны мои чувства. Впервые, когда я увидела аукцион рабов, увидела, как их хлещут плетью, - что ж, я сама стала такой же аболиционисткой, как проповедник Мейн. Я всегда так думала. Но считать мистера Линкольна аболиционистом - полнейшая нелепость.

     По-моему, он ровным счетом ничего не знал о рабстве, пока не навестил меня дома. У него возникла престранная мысль о рабах. Думает, что можно решить проблему, собрав их разом и отправив в Южную Америку. Он хороший человек, но негров не знает. Зато он хочет поступать по совести. А верит... в Союз, конечно. И в справедливость.

     - И Бога, - подсказала кузина Лиззи с озорными искорками в глазах.

     - По-моему, за все время, что я в гостях, он ни разу не был в церкви.

     - Он занятой человек. В Бога можно верить и не ходя в церковь. И наоборот, должна сказать. Хотите еще чаю? Хотя кое-кто может с этим не согласиться. - Мэри улыбнулась, отхлебнув чаю, и устроилась поудобнее.

     - Ну, вы его еще не знали, когда он впервые избирался в Конгресс, потому что это было много лет назад. Человек, выступавший против него, был методистским священником, призывавшим геенну огненную и серу на головы безбожников, считавший мистера Линкольна атеистом. И вот однажды, проповедуя в церкви, он вдруг увидел шанс отличиться, когда мистер Линкольн вошел и сел в задних рядах. Зная, что надо сделать, проповедник возгласил: "Все, кто считает, что отправится на небеса, встаньте!" Поднялась суета, изрядная часть конгрегации встала. Мистер Линкольн не шелохнулся. Затем проповедник попросил встать всех, кто полагает отправиться в ад. Мистер Линкольн не встал. Упустить подобный шанс проповедник не мог. "Итак, мистер Линкольн, а вы-то куда собираетесь отправиться?" Только тут мистер Линкольн встал и сказал: "Ну, я собираюсь отправиться в Конгресса. И ушел.

     Большинство родственниц уже слышали эту историю, но все равно рассмеялись все до единой. Чай чудесный, пирожные сладкие, сплетни еще слаще.

     Но вдруг в Зеленую комнату постучали, и дверь распахнулась.

     - Мама, я должен тебе сказать...

     - Роберт, подобная спешка не в твоем духе. - Сын, ненадолго вернувшийся из Гарварда. Уже не мальчик, подумала Мэри. За год отсутствия он заметно окреп.

     Дамы захихикали, и он покраснел.

     - Мама, леди, извините, что врываюсь подобным образом. Но вы должны сию же минуту оставить президентский особняк.

     - Что ты этим хочешь сказать? - осведомилась Мэри.

     - Британцы... уже близко, вот-вот нападут на город.

     Мэри не выронила чайник, а заставила себя спокойно поставить его на стол. В распахнутую дверь вбежал лейтенант.

     - Миссис Линкольн, леди, пришла телеграмма, их видели на реке, они приближаются! Британцы! Флотилия идет вверх по Потомаку.

     Воцарилось молчание. Сообщение вполне понятное, но вот что оно означает? Британские корабли идут вверх по Потомаку, направляясь к столице.

     В коридоре послышались поспешные шаги, и в дверь протолкнулся военный министр Стэнтон, должно быть, бегом примчавшийся из Военного департамента, расположенного через дорогу.

     - Вы же слышали, миссис Линкольн. Англичане приближаются. Это я виноват, надо было раньше сообразить. После атаки на севере мы должны были понять, что история повторяется. Нам следовало понять, больше думать о тысяча восемьсот двенадцатом, они ведут войну весьма предсказуемым образом.

     И вдруг до Мэри дошло, о чем он толкует.

     - Тогда они напали на Вашингтон, сожгли Белый дом!

     - Совершенно верно, и не сомневаюсь, что они намерены и теперь повторить те же предосудительные деяния. Вы должны сейчас же позвать сюда сына. У нас еще есть немного времени, чтобы уложить небольшие чемоданы...

     - Я приведу брата, - сказал Роберт, - а ты собери дам.

     Мэри чересчур встревожилась, чтобы мыслить связно.

     - Вы хотите, чтобы мы бежали? Почему? Мистер Линкольн неоднократно уверял меня, что город хорошо защищен от нападения.

     - Был защищен, как это ни прискорбно. Как только было объявлено перемирие, мы решили, что войска с его обороны можно снять, чтобы направить в помощь генералу Гранту. Я виноват, мне первому из всех должно было прийти в голову, каковы могут быть последствия, таков мой долг. Но, как и остальные, я думал только об участи Гранта и его войск. Почти весь Вашингтонский гарнизон сейчас направляется на север. Даже форты Потомака недоукомплектованы.

     - Отзовите их!

     - Конечно. Будет сделано. Но это требует времени, а британцы уже на подходе. Соберите свои вещи, леди, умоляю. Я позабочусь об экипажах.

     Стэнтон торопливо вышел мимо ожидавшего офицера, а тот снова обратился к миссис Линкольн:

     - Я пошлю солдат вам в помощь, если вы не против.

     - Пошли, Мэри, у нас много дел, - подала голос кузина Лиззи.

     Мэри Линкольн не шелохнулась. Все это так внезапно, так ошеломительно.

     А еще она ощутила, что вот-вот нахлынет очередная мучительная мигрень, из тех, что повергают ее на постель в полутемной комнате. Только бы не сейчас, так не вовремя.

     - Побудь здесь минутку, - сказала миссис Эдварде, покровительственно обняв сестру за плечи. - Я возьму Кекли, Роберт приведет Тэда. Попрошу ее принести чемоданы прямо сюда. Потом подумаем, что надо взять. Лейтенант, сколько времени у нас в запасе?

     - Час, от силы два, прежде чем они будут здесь. Никто толком не знает.

     Думаю, лучше ехать прямо сейчас.

     Роберт ввел Тэда в комнату, мальчик подбежал к матери и прижался к ней.

     Мэри обняла его и почувствовала себя немного лучше. Кекли - негритянка, нанятая в белошвейки и мало-помалу ставшая подругой - выглядела весьма озабоченной.

     - У нас есть немного времени, - промолвила Мэри, - чтобы уехать из Белого дома до прихода англичан. Помоги дамам собрать вещи на несколько дней.

     - Да куда ж нам податься, миссис Линкольн?.. - Дай мне минуточку, чтобы сообразить. Чемоданы, пожалуйста.

     Похоже, весть о приближении врага уже разлетелась по Вашингтону, и в городе началась паника. Церкви трезвонили во все колокола, по улицам сломя голову скакали всадники, угрожая жизни пешеходов. Прямо перед Белым домом лошади, обезумевшие от нахлестывания, понесли, разбив повозку вместе с седоком о железную ограду. Теперь он сидел на мостовой, со стонами держась за окровавленную голову. В любой другой день прохожие и охрана поспешили бы ему на помощь; сегодня никому не было до него дела. Паника распространялась.

     Военный министр не принадлежал к числу людей, которые легко теряют голову. Позаботившись об эвакуации миссис Линкольн и поставив во главе операции надежного офицера, он перестал об этом думать. Прежде всего - оборона города. Жадно взявшись за дело, он стоял за столом, даже без стула, отдавая приказы об организации обороны города.

     - От президента вестей не было? - поинтересовался госсекретарь Уильям Сьюард, торопливо протолкнувшийся вперед через толпу офицеров.

     - Ничего нового, - ответил Стэнтон. - Вам известно в точности то же, что и мне, поскольку обоим он оставил одно и то же послание. Он ускользнул отсюда на рассвете ради встречи с Джеффом Дэвисом, взял паровую яхту. После пришла телеграмма, что они вместе возвращаются на борту "Ривер Квин". Поскольку вице-президент Ганнибал Хэмлин находится в Нью-Йорке, всеми делами распоряжается Кабинет, пока мы не получим иных указаний.

     Может, Президенту повезло, что он в отлучке.

     - А может, не повезло, и он наткнулся на эти британские суда. В таком случае, для страны настал черный день.

     Сьюард покривил душой. На самом деле он считал, что должен по праву занять президентское кресло. Этому помешали только внутренние распри Республиканской партии. Захват англичанами Линкольна лишь восстановил бы справедливость. Тогда не пришлось бы ждать следующих выборов, чтобы взять бразды правления в свои руки. Он более чем квалифицирован для столь важной работы.

     Стэнтон поспешил на совещание с офицерами, а Сьюард принялся мерить кабинет шагами, думая о радужных перспективах, которые сулит война.

     В отличие от гражданского населения, военные панике не поддались и делали свое дело. Оборонительные рубежи были подготовлены, резервы для их усиления подтянуты. С воинскими эшелонами связались, остановили и приказали следовать обратно.

     - Не поспеют ко времени, - резюмировал Стэнтон. - Британцы успеют уплыть до их возвращения. Придется обходиться тем, что имеется. Я послал людей собрать документы в Белом доме и принести их сюда. Это надежное здание, и мы будем оборонять его, если враг сюда доберется. Их планы нам неизвестны, но догадаться нетрудно, если знаешь историю.

     - То был год тысяча восемьсот четырнадцатый, - указал Сьюард. - Тогда они поднялись по реке Петаксент и атаковал по суше. Разве сейчас они так поступают?

     - Нет, о высадке донесений не поступало. Похоже, на сей раз они ограничились исключительно вторжением с моря через Потомак. В 1814 году все бежали из города, и захватчики вошли без труда. А перед уходом сожгли Капитолий и Белый дом. Но в этот раз им придется потруднее. Генералы утверждают, что если нам удастся удержать несколько опорных пунктов, то мы продержимся до подхода войск.

     Гражданское население прекрасно эвакуируется самостоятельно, так что с этим у нас проблем не будет.

     А меньше чем через час первые батареи открыли огонь по приближающимся кораблям.

 

***

 

     Нацелив на них нос, будто гончий пес, британский корабль устремился к пароходу.

     - Возвращайтесь в Йорктаун, - распорядился Линкольн. - Там есть войска и орудия.

     - По-моему, не следует, господин президент, - возразил капитан, не отрываясь от подзорной трубы. Потом крикнул:

     - Право на борт!

     Пароход накренился, выполняя крутой поворот, и президент ухватился за перила.

     - Быстрое судно, - указал капитан на преследователя с наполненными ветром парусами да вдобавок чадящего черным дымом, - куда быстрее, чем наша старушка. Если повернем, он нас настигнет. Ему придется идти под углом, так что он захватит нас задолго до того, как мы приблизимся к Йорктауну. А сейчас он идет вослед за нами, и гнаться ему придется гораздо дольше.

     - Куда же мы направимся?

     - В крепость Монро. Прямо по курсу. Британцы не сунутся за нами под огонь ее больших пушек.

     Глубоко в трюме кочегары, обливаясь потом, бросали в топку уголь лопата за лопатой. Подняв давление пара до предела, судно пенило винтом зеленые воды залива. Впереди уже показалась оконечность полуострова Йорктаун, все приближаясь и приближаясь.

     Приближался и преследователь. Внезапно на нем вспухло и быстро рассеялось облачко белого дыма, однако обнаружить место падения ядра не удалось.

     - Пристрелочный, - сказал генерал Ли. - Или предупредительный.

     - Вряд ли им известно, кто у нас на борту, - за метил Шерман. - Иначе за нами гнался бы весь флот в полном составе.

     - Мы можем спрятаться внизу, - клацая зубами от страха, проговорил Хей, никогда не рвавшийся к воинской славе.

     - Мы с тобой можем, Джон, - отозвался Николай. - Но к чему утруждаться? Сомневаюсь, что даже британцы расстреливают штатских пленников.

     В любом случае, если они нас и остановят, мы для них явно не будем представлять интереса.

     - И в самом деле, - Хей указал на окруживших президента военных. - Они просто не поверят собственной удаче. Не только Линкольн, но и весь его генералитет. Этого не может быть! Не может же все вот так и закончиться.

     Теперь, когда заключено перемирие, составлены планы, новая война, новый мир... - Гнев вытеснил страх. Но что же тут поделаешь?

     Очень немногое, согласились все. Офицеры выхаживали по палубе, проверяя, хорошо ли выходят сабли из ножен, хватаясь за пистолеты. На корабле имелся небольшой запас оружия, и его принесли наверх. Но что проку от ружей против пушек военного корабля? Осталось только бегство. На предельной скорости, уповая, что котел выдержит давление, что никакая важная деталь не сломается.

     Офицеры метались, как львы в клетке, бормоча проклятия, горя желанием атаковать и уничтожить преследователя. Но им оставалось лишь беспомощно следить за неуклонным приближением вражеского корабля. Линкольн оставил их, найдя более спокойное убежище на мостике. Рулевой у штурвала воплощал неколебимую уверенность, устраняя малейшее уклонение в сторону, направляя судно прямо к мысу. За ним убежище, за ним крепость Монро. Капитан бормотал что-то в переговорную трубу, консультируясь с главным механиком. Поднявшись на спардек и поглядев назад, Линкольн с ужасом увидел, насколько приблизился линкор за пару минут.

     У носа кипели белые буруны. Внезапно, повинуясь какой-то неслышной команде, на обоих бортах показались черные силуэты.

     - Выкатывают пушки, - сообщил капитан, поднявшийся к президенту.

     - С виду он очень близко, - заметил Линкольн, поглаживая бороду.

     - Он и есть очень близко, господин президент. Не хочется говорить, но придется Он гораздо быстрей нас. Нам не уйти, сэр.

     - Но шанс-то наверняка есть. Капитан указал на Оконечность полуострова, где волны лениво лизали песчаный берег.

     - Мыс-то мы обогнем, уж будьте покойны. Но до форта еще миль восемь вдоль берега. Фрегат нагонит нас еще на полпути. Увы, сэр. Мы сделали, что мог ли... и это старое суденышко тоже. Больше ничего поделать нельзя.

     Давление пара на пределе, чуть ли не за пределом. Еще малость, и котел взорвется. Больше нам не выжать.

     Так близко, так близко! Линкольн грохнул кулаком о стену будки. Да не может так быть! Не может война кончиться вот так - унижением и бесчестьем.

     Слишком много поставлено на карту, слишком много солдат сложили свои головы.

     Теперь, когда появилась возможность положить конец войне между штатами, - такое дурацкое столкновение, даже поверить трудно. Но все на самом деле.

     Британский корабль все надвигается и надвигается, конец недалек.

     Рулевой переложил штурвал, и пароход накренился, огибая мыс, настолько близко от заболоченного берега, что волны от кормы почти докатились до него. Пароход немного оторвался от преследования, потому что британскому фрегату пришлось уйти дальше в море, чтобы оставить побольше воды под килем.

     Но подобного отрыва явно недостаточно. Опыт речного судоходства подсказывал Линкольну, что прорваться под защиту пушек форта не удастся. Фрегат настигнет их задолго до того. На мгновение вдруг показалось, что британец решил отстать, но тот лишь показал борт, ощетинившийся пушками. Потом снова развернулся носом, быстро настигая крохотный пароходик.

     Линкольн не мог смотреть на неуклонное приближение рока и устремил взгляд прямо по курсу, когда впереди уже открылся восточный берег. С черной полоской форта Монро в конце.

     - Боже мой! - охнул вдруг капитан.

     - И вправду, Боже мой, - согласился Линкольн, разжимая руки, отчаянно вцепившиеся в перила.

     Ибо там, не далее мили впереди, дымил трубой броненосец, направляясь в их сторону.

     Но настоящей отрадой для глаз был флаг, развевающийся на мачте - звездно-полосатый.

 

АТАКА НА ВАШИНГТОН

 

     Во главе флотилии шел "Роял Оук", шестидесятипушечный линкор. А в кильватере за ним - еще два больших корабля. "Принц-регент", тоже шеетидесятипушечный, а следом - "Отпор" с пятьюдесятью девятью пушками.

     Они медленно выплыли из-за излучины реки, и город Вашингтон открылся перед ними как на ладони. Военные корабли двинулись к северному берегу реки, а военные транспорты отошли к виргинскому. Как только британские суда оказались на расстоянии выстрела американской полевой артиллерии, расположенной на берегу, и пушек форта Кэррол, те открыли огонь. Гром стрельбы эхом прокатился по пустым улицам города; в жарком воздухе поплыл едкий дым. Артиллеристы радостно закричали, увидев, что их ядра попали в высокие дубовые борта боевых кораблей.

     Но их голоса потонули в громе ответного залпа. Тридцать пушек выпалили как одна, и отдача качнула "Роял Оук". Береговая батарея прекратила свое существование. Недоукомплектованный людьми форт замолк под градом ядер.

     Теперь стреляли другие береговые батареи, но почти ничем не могли повредить толстым дубовым корпусам британских кораблей. Те подплыли ближе к берегу, развернувшись так, чтобы канониры могли прицельно стрелять по отдельным батареям и орудиям. Тех и с самого начала было не так уж много, а с каждой минутой становилось все меньше. Не прошло и четверти часа, как все они были разбиты.

     Их встретила оружейная пальба американских солдат, в ответ британские орудия открыли огонь шрапнелью. Морские пехотинцы-снайперы на вантах внесли свою лепту в избиение обороняющихся. Поднялись сигнальные флаги, и большие военные транспорты подняли паруса и пересекли реку. Матросы съехали по веревкам на берег, чтобы привязать суда, и тотчас же были спущены сходни.

     Ко времени, когда первые войска сошли на сушу, очаг сопротивления был почти подавлен. Подбадриваемые криками сержантов, две колонны быстро построились и зашагали вперед. Одна в направлении Капитолия, а другая - прямо к Белому дому. История мести, повторенная сызнова.

     Министр Стэнтон поглядел из высокого окна Военного департамента на войска, наступающие по Пенсильвания-авеню. В коридоре у него за спиной послышались крики и топот бегущих ног.

     - Сэр! окликнули сзади. Обернувшись, Стэнтон увидел раскрасневшегося, вспотевшего капитана Докерти. - Мы доставили президентскую родню в безопасное место, и я со своими людьми изо всех сил поспешил сюда.

     - Куда вы их отвезли?

     - Миссис Линкольн сказала, что они будут в безопасности в доме миссис Морган в Джорджтауне. Это место ничуть не хуже всякого другого. Они заперлись и закрыли все окна ставнями. Но я все-таки оставил с ними капрала и еще двух человек, просто на всякий случай.

     - Как обстановка на улицах?

     - Улицы по большей части пусты. Дома все заперты. Но на улицы выходит все больше людей с ружьями.

     - В каком это смысле?

     - Горожане. Отвезли своих женщин и детей от греха подальше, а потом, наверно, осерчали. Может, тут и столица страны, но этот город всегда был южным. Здешние жители не потерпят вторжения, особливо от британцев.

     - Нельзя ли их сформировать? - поинтересовался генерал Смит, отворачиваясь от окна. С улиц донеслась оружейная пальба.

     - Невозможно, но они и так недурно справляются, насколько я видел.

     Большинство отстреливают красномундирников по одному, как индюшек.

     Поднимаются, выпускают пулю, а после отходят, не знаю, насколько хороши они против регулярных войск, но видел, как красные мундиры падают.

     Солдаты уже открыли стрельбу из окон по англичанам, двигающимся по улице. Ответный залп выбил стекла из окна, и Стэнтон отошел в дальний конец комнаты, подальше от зоны обстрела.

     - Что вы видите, генерал?

     Не обращая внимания на случайные пули, залетающие в комнату, генерал даже высунулся из окна, чтобы видеть получше.

     - Войска из Кентукки, что расположены в Белом доме, дают недурной отпор. Не подпускают раковых шеек даже близко клянусь муками ада, добрая стрельба!

     - Что там?

     - Англичане предприняли вылазку - отделение с горящими факелами, но их перебили до того, как они успели добежать до портика. Но так долго продолжаться не может, у них слишком большое численное преимущество.

     Теперь, когда огонь сосредоточился на Белом доме, Стэнтон осмелился подойти к окну. На улицах кишмя кишели вражеские солдаты. Окружив Белый дом, они медленно надвигались. Катастрофа неминуема. Неужели они сожгут и Капитолий?

     Корабль ВМФ США "Мститель" - паровой, с железным корпусом и машинами достаточно мощными, чтобы развивать в море скорость до пятнадцати узлов - только-только сошел со стапелей. Защищенный мощной броней, с четырьмя четырехсотфунтовыми орудиями Пэррота, смонтированными в двух башнях, в море он буквально воплощал собой акулу. Командор Голдсборо лично находился в рубке, когда впереди показался маленький пароходик, выскочивший из-за оконечности полуострова Йорктаун менее чем в миле впереди. Старший помощник направил бинокль в его сторону.

     - Я знаю этот корабль, командор. "Ривер Квин", приписан к сухопутным войскам, несет почтовую службу...

     Голос его пресекся, когда вслед за маленьким пароходиком в поле зрения вошел большой боевой корабль. Военный корабль, идущий на всех парусах, ощетинившийся пушками и изрыгающий столб черного дыма.

     - Британцы, сказал командор, разглядев флаг. - Свистать всех наверх! Приготовиться к бою. Открыть орудийные порты и выкатить пушки!

     - Болванками, сэр?

     - Нет, новыми разрывными снарядами. Он нас заметил и разворачивается, но ускользнуть ему не удастся.

     Однако британский корабль вовсе не отступал. Уже выкатив пушки, он был готов к бою. И, прекратив преследование "Ривер Квин", он развернулся, чтобы вступить в бой с новым врагом, внезапно появившимся прямо по курсу.

     Оба корабля подняли давление в котлах почти до предела и сближались на скорости почти тридцать пять миль в час. Не прошло и двух минут, как разделявшая их миля сократилась до сотни ярдов. Через смотровые щели в бронированной рубке американские офицеры без труда разглядели на вражеском корабле канониров и офицеров на мостике, устремивших взгляды в их сторону.

     - Руль на штирборт, - приказал Голд сборе. - Рулевой, влево пять, оставить его по левому борту. Так держать.

     Когда огромный боевой корабль развернулся и пронесся мимо, капитан "Ривер Квин" уменьшил давление в котле натруженной машины и повел пароход следом за вражеским кораблем. В салоне послышались смех радости и облегчения, выкрики восторга.

     Офицеры высыпали на палубу, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Через окно мостика президенту Линкольну открывался идеальный обзор поля предстоящего боя.

     - Ничего подобного вы больше никогда не увидите! - воскликнул капитан. - Никогда!

     Мгновение казалось, что боевые корабли столкнутся нос к носу. Однако они разминулись на какие-то несколько ярдов. И пока шли борт к борту, орудия британского фрегата рявкали одно за другим, стреляя в упор.

     Абсолютно безрезультатно. Ударившись о стальные башни, ядра как мячики заскакали прочь. Пламя выстрелов протянулось между кораблями, как мостки, воздух застлал дым.

     А затем выстрелил " Мститель". Всего четыре выстрела, один за другим, прямой наводкой, оглушительно, будто гром летней грозы.

     Затем корабли разошлись, на краткие мгновения схлестнувшись в бою, на том и закончившемся. "Мститель" развернулся по широкой дуге. К тому времени, когда он лег на обратный курс, он был уже готов к бою, перезарядив орудия, одно за другим выкаченные обратно на позиции. На броне виднелись подпалины, копоть и выбоины в тех местах, где в нее ударились и взорвались ядра. Но корабль ничуть не пострадал.

     Деревянный же британский фрегат был изрешечен и теперь Пылал от носа до кормы. Англичанам едва хватило времени, чтобы спустить шлюпки, когда пламя охватило такелаж и паруса. Перепуганные матросы бросались в океан, чтобы не сгореть заживо. Трупы и опрокинутые пушки были разбросаны по палубе. Из трюма донесся приглушенный взрыв, и пар, бьющий из взорвавшегося котла, усугубил положение.

     "Мститель" сбавил ход и подошел к врагу, направив пушки на него и не теряя бдительности. Понапрасну: тот не сделал ни выстрела. Отказавшись от сопротивления, вражеский корабль застыл в море, почти скрытый пламенем и дымом, с ревом вырывающимся из его недр.

     - Спустите шлюпки, чтобы принять уцелевших, - удовлетворенно кивнул Голдсборо.

     Пароходик подошел поближе к крейсеру, и сигнальщик принялся передавать сообщение Линкольна. Как только важность этого сообщения дошла до командора Голдсборо, тотчас же был отдан приказ, и одна лодка, сверкая веслами, устремилась к пароходу. Линкольн устало спустился с мостика, чтобы переговорить с собравшимися офицерами.

     - Джентльмены, полагаю, мы сегодня стали свидетелями чуда.

     - Аминь, брат, - отозвался один из офицеров генерала Ли, до военной службы бывший проповедником.

     - Времени терять нельзя. Мы все видели флот, ныне направляющийся на Вашингтон. И мы знаем, как беззащитен город в настоящий момент. Провидение послало нам это замечательное судно, которое может положить конец вторжению.

     Мы с генералом Шерманом поднимемся на борт " Мстителям и отправимся с ним.

     Вы следуйте за нами на этом пароходе. Встретимся в Вашингтоне. - Он поглядел на шлюпку, поднявшую весла и привязанную к их борту.

     - Но ведь это опасно, господин президент. Я солдат, и мой долг идти в бой. Но вы глава страны, ваша жизнь куда ценней, чем моя, - запротестовал генерал Шерман.

     Линкольн покачал головой.

     - У меня складывается впечатление, генерал, что по крайней мере сегодня провидение на нашей стороне. Пойдемте. - Приблизившись к трапу, он спустился, и один из матросов помог ему спрыгнуть в шлюпку. Шерману оставалось лишь последовать за ним.

     Как только они поднялись на борт, командор Голдсборо вышел на усеянную осколками палубу, чтобы поприветствовать их. Старый, седовласый и тучный, он по-прежнему не лишился боевого духа.

     - Спасибо за своевременное прибытие, - сказал Линкольн, бросил взгляд на пылающий остов и тряхнул головой. - Подумать только, один-единственный залп...

     - Мы воспользовались разрывными снарядами, господин президент.

     Кормовая батарея была заряжена новыми зажигательными снарядами, мы их испытывали в море. Они наполнены легковоспламеняющимся веществом, каковое, говорят" горит в течение получаса и не может быть никоим образом погашено.

     Мне бы хотелось иметь побольше таких снарядов, ибо они зарекомендовали себя великолепно. Впрочем, что ж это я, добро пожаловать, сэр. Приветствую вас на борту судна. Вас также, генерал Шерман. - Отвернувшись, он принялся выкрикивать команды зычным голосом, способным перекрыть рев даже самой неистовой бури; в трюме зарокотала машина. Кашлянув, командор прочистил, горло и продолжил разговор, но уже куда более легким тоном. - Я пристал в форте Монро меньше двух часов назад, чтобы взять запас угля Затем начали приходить телеграфные донесения о появлении вражеского флота в Потомаке.

     Насколько мне известно, мой корабль в этих водах - единственный нужного класса. Так что я отдал швартовы и... ну, дальше вы все сами видели. Должен поблагодарить вас, что завлекли этого британца мне навстречу..

     - Это мы должны поблагодарить вас, командор, за ваше своевременное прибытие и весьма убедительное обхождение с нашим преследователем. А теперь на Вашингтон.

     - На Вашингтон, господин президент. Полный вперед.

     Военный департамент не подвергся непосредственному нападению, и генерал Роуз выслал разведчиков, чтобы те выскользнули из задних окон и разведали обстановку. Надо непременно выяснить, что происходит. Разведчик, вернувшийся первым, был направлен с докладом прямо к министру Стэнтону - Что происходит в городе, капрал?

     - Довольно тихо, никто не шевелится, не считая англичан. По-моему, Капитолий горит и обстреливается. Но подобраться поближе, чтобы увериться, я не мог. Потом я выслал разведку к реке. Все наши орудия уничтожены, и многие из солдат убиты. Красномундирники все еще высаживаются, разворачиваются в боевые порядки, но многих перебили.

     - Как это?

     - Местные не очень-то их жалуют. Смахивает на то, что все фермеры, кто мог приехать верхом хоть на осле, направились прямиком в город, когда эти корабли вошли в Потомак. Они образовали цепь и все время стреляют, и новые подходят к ним с каждой минутой.

     - Их достаточно, чтобы остановить британцев?

     - Я так не думаю, сэр. Те войска регулярные, и их ужасно много.

     - Мистер Стэнтон, похоже, они вот-вот ворвутся в Белый дом!

     Конец был неотвратим. Обороняющиеся прекратили огонь, поскольку, когда вражеские солдаты начали ломать забаррикадированную центральную дверь, попытки обороняющихся стрелять через закрытые ставнями окна ничего не дали.

     Вдруг, перекрывая нерегулярный треск выстрелов, ясно пропела труба.

     Повторяя все тот же сигнал снова и снова.

     - Что они протрубили? Что это значит? - встревожился Стэнтон.

     - Боюсь, не знаю, сэр, - покачал головой генерал. - В армии Соединенных Штатов такой сигнал не используется.

     - Я знаю, сэр, - вмешался капрал. Взгляды всех присутствующих устремились на него. - Я в подразделении связи, мы знаем и все британские сигналы. Это "отбой", сэр. Вот что они трубят.

     Отбой.

     - Но почему? - недоумевал Стэнтон. - Они же побеждают. Наши войска рассеяны и находятся под непрерывным огнем...

     - Не войска! - воскликнул генерал Роуз. - Поглядите, вон там, на Потомаке!

     И в самом деле, на серебряной полоске реки, едва виднеющейся за верандами Белого дома, появился грозный темный силуэт. Пушки наготове, а на флагштоке развевается звездно-полосатый флаг.

     Американский броненосец-спасение города.

 

***

 

     - Какие будут приказания, господин президент? - спросил командор, Линкольн наклонился и выглянул через прорезь в броне, покрывающей мостик. В рубке было жарко и тесно. Каково же тут будет, когда начнется орудийная пальба и по ней забарабанят снаряды, он даже воображать не хотел.

     Очень может быть, что в ближайшие минуты ему предстоит выяснить это на опыте.

     - А что предлагаете вы, командор?

     - Это ж дерево, сэр, сплошное дерево и никакого железа ни на одном корабле. А вы видели, что случается, когда дерево сражается со сталью.

     - Действительно видел. Можете ли вы предложить им сдаться?

     - Мог бы, но сомневаюсь, что они согласятся. Эти корабли пришли сюда сражаться и будут сражаться. Видите, они уже разворачиваются, чтобы нацелить на нас пушки.

     - А корабли с войсками, их вы не тронете?

     - Конечно, если только они не откажутся сдаться и попытаются бежать.

     Но я думаю, что они будут достаточно рассудительными, когда увидят, что станет с остальными.

     Пушки "Принца-регента" окутались дымом, и по всему броненосцу раскатился лязг металла о металл.

     - Ответный огонь, - приказал Голдсборо.

     Так началась битва на реке Потомак.

     Британцы волей-неволей вынуждены были прибегнуть к оборонительной тактике, удерживая свои боевые корабли между вражеским броненосцем и беззащитными транспортами, стоящими вдоль берега. Отступающие войска торопились с посадкой, как могли, но этот процесс требовал времени. Времени, за которое люди должны были заплатить своей жизнью.

     Они вереницей двинулись на единственного врага, разворачиваясь перед целью, как Нельсон поступил в Трафальгаре. Так корабли могли один за другим по очереди обрушивать огонь на единую мишень. Но успех в Трафальгарском сражении был достигнут деревянными кораблями против деревянных. Теперь же дерево натолкнулось на сталь.

     "Принц-регент" шел первым. Пока он двигался вдоль броненосца, одна пушка за другой стреляли в упор, но ядра лишь отскакивали от брони: бомбы не пробивали ее. Американский корабль не отвечал огнем, пока задняя башня "Мстителя" не поравнялась со шкафутом британского корабля. Оба четырехсотфунтовых орудия выстрелили, и массивные стальные болванки, сокрушив дубовую обшивку, пронеслись через забитую людьми орудийную палубу.

     Следующим шел "Роял Оук", принявший на себя огонь второй башни; его постигла та же участь, что и его близнеца. Пушки раскатывались, люди с криками умирали, спутанные паруса и оснастка падали на палубу.

     На перезарядку больших орудий уходило по две минуты. Каждую минуту одна из башен давала залп, обрушивая смерть на британскую эскадру. Корабли сражались и гибли один за другим, ужасающей ценой добиваясь ничтожной победы. Но первые транспорты уже отдали швартовы и двинулись вниз по течению. По берегу с ликующими криками носились люди, время от времени постреливая в отступающие корабли. У одного британского корабля снесло руль, и он беспомощно плыл по течению. Зрители еще громче закричали "Ура!".

     Пушки дрейфующего корабля все еще стреляли вверх по течению, когда он медленно скрывался из виду. Маленькие пушчонки, стрелявшие через неравномерные интервалы. И каждые две минуты - оглушительный грохот четырехсотфунтовых орудий.

     - Мы побеждаем, мистер Линкольн, - доложил Голдсборо. - Нет никаких сомнений.

     - Получил ли корабль какие-либо повреждения?

     - Ни малейших, сэр, если не считать, что флагшток отстрелили. Они сбили звездно-полосатый флаг и заплатят за это жестокой ценой.

 

ВКУС ПОБЕДЫ

 

     Битва при Саратоге вступила в свой третий кровопролитный день. Войска, жидким ручейком сочившиеся на подмогу американцам, прямо с поезда шли в бой. И они держались, едва-едва, но все-таки держались. Битва шла врукопашную, артиллеристы не могли стрелять из-за страха попасть по собственным войскам. Затем, в полдень, британские войска дрогнули. Они не струсили, бились изо всех сил, но все впустую. И они заколебались. Генерал Грант заметил это и понял, что надо делать.

     - Контратакуем. В бой идут самые свежие войска. Отбросьте британцев, нанесите им удар по больному месту.

     С ревом восторга американские войска впервые перешли в атаку. И британцы бежали.

     Усталый офицер в запыленной форме козырнул, подойдя к генералу Гранту.

     - Разведчики доносят об активном движении на левом фланге, генерал.

     Кавалерия, может, даже пушки. Смахивает на то, что они пытаются обойти нас с фланга и атаковать с тылу.

     - Что ж, на их месте именно так я бы и поступил. Я только недоумеваю, почему им понадобилось столько времени, чтобы додуматься до этого. - Грант обернулся к офицерам штаба:

     - Как дела с едой и питьем?

     - Когда последние подкрепления прибыли, мы поставили их на позиции и оттянули кое-кого из ветеранов. Дали им поесть и затем разнести еду остальным. Все прошло отлично Вдобавок у нас еще масса боеприпасов.

     - Искренне надеюсь. Враг так легко не сдастся.

     - А еще я там встретился с офицером, генерал. С кавалеристом Он хочет видеть вас.

     - Кавалерист, говорите? Я тоже хочу с ним поговорить.

     Приехавший верхом всадник только-только спрыгнул на землю, когда Грант подошел к нему и вдруг застыл на месте, как громом пораженный. Он читал телеграфные донесения о втором британском вторжении и сражении на Миссисипи, но в пылу смертельного боя общий смысл этой ситуации как-то не дошел до его сознания. А теперь он видел прямо перед собой серый мундир и золотой кушак конфедератского офицера. Высокий бородатый конфедерат обернулся к нему, и лицо его озарилось улыбкой.

     - Улисс С. Грант, клянусь жизнью и душой!

     - Рад тебя видеть, Джеб, очень рад. Они пожали руки друг другу, смеясь от удовольствия. В последний раз они встречались в Вест-Пойнте, с той поры пути их разошлись. Грант стал генералом армии Соединенных Штатов, а Дж. Э. Б. Стюарт - первым кавалеристом Конфедерации.

     - Мы ехали на север поездом, сколько смогли, а затем срезали угол по местности. Кое-кто из фермеров затеял стрелять в нас дробью, но ни в кого не попали. Наверно, подумали, что мы британцы. Слыхал я, что Камп сделал ради нас в Билокси. Вот и решил, что могу сделать ответную любезность старому другу.

     - Ты не представляешь, как я рад. Мои разведчики доносят об активности врага на нашем левом фланге.

     - Что ж, вполне справедливо. Сейчас мои ребята напоят лошадей и дадут им немного передохнуть. Как только с этим будет покончено, пожалуй, мы можем немножко поразнюхать обстановку и посмотреть, что можно сделать. Ты такие еще не видел? - Он вытащил из длинной седельной кобуры карабин и протянул Гранту. - Когда мы проезжали через Узловую в Филадельфии, нас разыскал один интендант, сказал, что доставляет это оружие войскам, а поскольку мы ближайшие, то первыми его и увидим. Это было весьма дружелюбно с его стороны, и мы с благодарностью приняли его предложение. Эта спенсеровская винтовка, заряжающаяся с казенника, просто изумительна. Погляди-ка. - Стюарт вытащил из деревянного приклада винтовки и продемонстрировал металлический цилиндрик. - Тут целых двадцать патронов, все металлические с ударным колпачком в торце. Их можно выпустить один за другим с такой скоростью, с какой будешь успевать дергать за рычаг взвода и нажимать на курок. Бронза просто вылетает, а следующий патрон входит в патронник.

     Выпускай пулю и делай то же самое. Я безумно рад, что мы их заполучили.

     Хотя вряд ли я им так обрадовался бы всего несколько дней назад, ведь тогда бы нам пришлось видеть их не со стороны приклада, а со стороны дула.

     Грант с восторгом поворачивал винтовку в руках так и эдак, но в конце концов вернул ее владельцу.

     - Я слышал, что их начали выпускать, но еще ни разу ни одной не видел.

     Здесь бы мне пригодилась пара-тройка тысяч таких.

     - Идеальное оружие для кавалериста. Мои мальчики прямо-таки рвутся в бой, чтобы испытать их в деле.

     - Удачи.

     Стюарт поскакал обратно к своим войскам, а Грант вернулся к угрюмому делу обороны своих позиций. И истребления англичан.

 

***

 

     Рядовой Пул из Шестнадцатого Бедфордского и Хертфордширского полка чувствовал себя совсем несчастным. Два года его полк стоял в Квебеке, в Кана-де, дичайшей из диких стран. Летом поджариваешься, зимой отмораживаешь себе задницу. А потом эта война. Сперва долгий марш до пристаней, затем на барках по озерам. Все это было довольно просто, но последний марш на юг в жару - дело совершенно другое. После этого было приятно немного передохнуть, прежде чем убивать янки. Первую шайку подмяли под себя, не останавливаясь. Да и со второй было ненамного больше возни. Но эти легкие победы остались позади. Завязалась яростная борьба, и британцы начали нести тяжелые потери. Не один и не два приятеля Пула отправились на тот свет. Но что хуже, в последнем бою его мушкет взорвался и обжег ему полголовы.

     Непременно надо в лазарет, уж наверняка. Но сержант так не считал. Велел ему натереть ожог жиром и встать в строй. Дал ему мушкет убитого.

     Бесполезная вещь, Бурая Бесс, то самое ружье, которым перебили войска Наполеона. Но то было давным-давно. Пулу не хватало его нарезного энфилдовского мушкета.

     - Колонна, стой! Примкнуть штыки! Налево! Сержант прошел позади строя, осматривая ранцы и оружие своими крохотными холодными глазками.

     - Сейчас мы пойдем в атаку, - сказал он. - Пойдем шеренгой, будем наступать вместе, и я шкуру спущу с того, кто отстанет.

     Пул мрачно подумал, что с сержанта станется, и пожалел о том дне, когда послушался вербовщика, зайдя выпить в "Лошадь и собаки". Тот покупал выпивку на всех, нахваливал чудесную жизнь в армии. Дескать, королевский шиллинг и новая жизнь в "Старых утках ", как, по его словам, любовно называли полк. Теперь любви почти не осталось.

     - Вперед...

     Не успела команда отзвучать, как солдаты услышали топот копыт мчащихся галопом лошадей, донесшийся из жиденького леска, вытянувшегося вдоль дороги. Все громче и громче.

     А затем послышались крики. Безумное, высокое улюлюканье, от которого мурашки бежали по спине. Сержант рявкнул приказ, и они только-только повернулись лицом к врагу, когда кавалеристы налете ли на них.

     Кавалеристы в серых мундирах с криком и улюлюканьем ринулись в атаку.

     Стреляя на полном скаку опять и опять, ураганом пронеслись они через ряды британской пехоты и развернулись, чтобы атаковать снова. Все еще стреляя. И вроде бы даже не перезаряжая ружей, а только неустанно осыпая ряды англичан пулями.

     Ряды англичан таяли на глазах под непрекращающимся свинцовым градом.

     Кое-кто из пехотинцев стрелял в ответ, но очень немногие. Всадники оставались на месте, все стреляя и стреляя. Не останавливаясь, они все сыпали и сыпали ураган пуль на стоящих перед собой людей.

     Когда они ехали через британские ряды обратно, стрелять было уже не в кого. Если среди павших солдат обнаруживалось малейшее движение, оно пресекалось кавалерийской саблей. И когда кавалеристы на рысях возвращались под прикрытие леса, позади царило полнейшее безмолвие.

     Так и не выстрелив ни разу, рядовой Пул получил пулю в руку и упал на свой мушкет. Он выжидал много-много долгих минут, прежде чем окончательно уверился, что кавалеристы ускакали, затем столкнул тяжелый труп сержанта со своей спины. С трудом поднялся на ноги и в ужасе огляделся. И заковылял на дорогу, чтобы уйти подальше от этой бойни. Единственный оставшийся в живых.

 

***

 

     А по ту сторону Атлантики, над Англией, бушевала летняя гроза. Дождь лил как из ведра, реки вздувались и выходили из берегов. Молнии вспыхивали за резными башнями Виндзорского замка, грохотал гром. Два человека, неохотно выбравшиеся из кареты, мгновение помялись, а затем поспешили найти укрытие в арке дверей. Ливрейный слуга помог лорду Пальмерстону спуститься на землю и чуть ли не понес его ко входу, где уже ждали остальные. Подагра чуточку отпустила, но наступать на ногу было все еще больно.

     Двери перед ними распахнулись, и они вошли в замок, в последний зал, где должны были встретиться. Герцог Кембриджский, только что вернувшийся из Америки и выглядевший весьма внушительно в парадном мундире, обернулся к вошедшим.

     - Грандиозно, как раз те господа, которых я хотел видеть. Входите обсушитесь, хлебните вот этого, - он махнул своим бокалом в сторону буфета. - То самое, что надо в эту гнилую погоду.

     Ни словом, ни делом, ни жестом не упомянул он о сокрушительном поражении войск в Мексиканском заливе. И никто не осмелился спросить его об этом. С тех самых пор, как американские газеты начали каркать о восхитительной победе, герцог оставался в уединении. Когда же он снова вышел на люди и снова возглавил армии, никто не набрался смелости помянуть ему об этом. Дело прошлое, ему предстоит блестящее будущее.

     Пришедшие забормотали приветствия весьма вежливо, поскольку герцог не только двоюродный брат королевы, но и главнокомандующий британскими армиями.

     Потом с интересом посмотрели на стройного офицера, стоявшего рядом с герцогом и казавшегося чуть ли не истощенным по сравнению с тучным главнокомандующим. Вместо банта или галстука шея офицера была обмотана бинтами, так что он не мог вертеть головой. Герцог кивнул в его сторону.

     - Вы случаем не знакомы с полковником Дюпуем из Пятьдесят шестого Вест-Эссекского? Он прибыл домой на поправку и доставил информацию о колонистах. Отзывается хорошо об их оружии и весьма презрительно - о нашем. Хочет потратить деньги, изрядное количество денег, осмелюсь сказать.

     Вот, полковник, с этим пареньком вы и хотите поговорить. Зовут Гладстон, советник казначейства.

     - Рад познакомиться, полковник. Надеюсь, ваше выздоровление идет хорошо.

     - Отлично, спасибо, сэр, - хриплым шепотом ответил тот.

     - А на что вы хотите потратить золото нашей нации?

     - На оружие, сэр. Современные винтовки, и притом заряжающиеся с казенника. - Он притронулся к своей шее. - Вроде той, что сделала это. С расстояния в сотни ярдов.

     - Вы, сэр, - вспылил Пальмерстон, - вы считаете, что страна не смогла хорошо обеспечить свои войска?!

     - Нет, сэр, я вовсе не подразумеваю этого. Я хочу сказать, что войска, в том числе и я, довольствовались статус-кво и слишком мало думали о модернизации. Вам известно, что кое-кто из моих людей до сих пор пользуется тауэровскими мушкетами?

     - Бурая Бесс выиграла не одну войну, - заметил герцог.

     - Выиграла, сэр, в прошлом, сэр. Пятьдесят-сто лет назад. Один из моих офицеров с презрением отозвался об этом оружии и зашел настолько далеко, что сказал - конечно, в шутку, - что предпочитает добрый английский лук.

     Куда более хорошее, более точное оружие, чем мушкет. И скорострельность в четыре раза выше. И не выпускает дыма, который выдает местоположение солдата.

     - Изумительная шутка, - бросил Пальмерстон, рассерженный подобным легкомыслием. - И что, всегда ваши офицеры столь дерзки?

     - Редко. Этот уже не повторит свою дерзость. Он погиб в сражении под Платсбергом.

     - Вы упомянули только об оружии, - сказал лорд Рассел. - Не хотите ли заодно возложить вину на нашу мораль, на нашу организацию, на нашу способность сражаться?

     - Поймите меня правильно, сэр. Я профессиональный солдат профессиональнейшей армии мира - и горжусь этим. Но, проще говоря, сражение выигрывают пули. Если враг выпустит в меня десять пуль за то время, которое требуется мне, чтобы выпустить одну, тогда он стоит десяти солдат.

     Откуда следует, что в бою речь о равенстве уже не идет. Сто против ста означает, что моя сотня против их тысячи. Таким образом бой не выиграешь.

     - Выучка, вот что главное, - возразил герцог. - Выучка и мораль. У нас есть мораль, выучка и решимость сражаться и победить в любом уголке мира. Нерешительные люди не смогли бы построить эту Империю. Мы никогда не проигрывали и если я будем выигрывать в будущем. Эту маленькую заминку мы преодолеем. Враг будет побит, и мы одержим победу. Нам доводилось проигрывать сражения, но мы никогда не проигрывали войны. Временная заминка ведет к будущей победе. Если враг будет молить о мире, мы можем снизойти к нему. Но только с тем, чтобы в будущем вернуться еще большими силами. В конце концов нас ждет триумф.

     Он сердито огляделся, ожидая, когда кто-нибудь возразит.

     Воцарилось тягостное молчание, и все с радостью восприняли объявление о прибытии Ее Величества. Обернувшись, они поклонились, когда она прошла к своему трону. Королева Виктория оделась во все черное, с черными перчатками и черной вуалеткой: она оплакивает и будет вечно оплакивать своего любимого Альберта. С момента его смерти она все более и более опускается. Одутловатое лицо покрылось пигментными пятнами, она еще больше располнела. Придворные уже начали беспокоиться о ее рассудке. Королева кивнула герцогу Кембриджскому.

     - Как я понимаю, это вы созвали данную встречу?

     - Совершенно верно. Надо обсудить вопросы политики, и притом серьезные. Но сперва, если позволите, я бы хотел, чтобы вы лично услышали донесение о ходе этой войны, подействовавшее на меня, как не смогла бы подействовать никакая депеша или письменный приказ. Устный доклад человека, сражавшегося в этой войне. Полковника Дюпуя.

     - Что ж, тогда говорите. Как идет война, полковник?

     - Сожалею, мэм, но я принес только дурные вести.

     - Я не сомневалась! - пронзительным голосом вскинулась она. - Последнее время чересчур много дурных вестей, чересчур много.

     - Глубоко сожалею, что должен усугубить ваше огорчение. Уверяю вас, солдаты и матросы Вашего Величества сражались весьма доблестно. Но на суше у противника было превосходство в артиллерии, а в море невероятное превосходство в технике. Уверяю Ваше Величество, что отважные люди приложили все силы, храбрости у них хватало, но суть войны заключается...

     Голос полковника охрип еще сильнее, и он прикоснулся к шее кончиками пальцев, будто хотел утихомирить боль. Королева подняла руку.

     - Довольно! Этот человек ранен, ему нужна медицинская помощь, а не аудиенция королевы. Пусть полковнику помогут, позаботьтесь, чтобы он отдохнул. Нам больно видеть, что отважный человек, пострадавший за свою страну, находится в столь затруднительном положении.

     Она молчала, пока полковник на дрожащих ногах пятился из комнаты, затем обрушилась на герцога:

     - Вы имбецил! Вы привели этого человека сюда, чтобы смутить нас, чтобы доказать какую-то смутную, непонятную точку зрения, которая совершенно не ясна мне! Да будет вам известно, мы отнюдь не находим это забавным.

     Ее гнев никоим образом не смутил герцога Кембриджского.

     - Не смутную, дорогая кузина, а мучительно ясную. В этой войне мы зашли в тупик и несем большие потери на Северном фронте. Я хочу, чтобы ваш премьер-министр и его Кабинет очень хорошо усвоили этот факт. А у меня есть даже более дурные новости. Похоже, эта колониальная война распространяется.

     У нас имеются донесения о том, что полки Конфедерации присоединились к Союзу в нападении на наши войска.

     - Этого не может быть! - воскликнула королева Виктория с исказившимся от гнева лицом.

     - Это правда.

     - Не могут же они быть так двуличны! Эта война разразилась из-за двух несчастных дипломатов, все еще находящихся в руках врага. А когда мы встали на их защиту, они повели себя коварно, как янки. Вы говорите, что они объединились, чтобы воспротивиться нашей воле?

     - Объединились. Быть может, это из-за отвлекающей атаки, которую мы провели на юге страны. Теперь нам этого не узнать.

     За этим несообразным заявлением последовало молчание: никто не осмеливался раскрыть рта. Историю пишут сильные мира сего. Герцог заговорил снова, спокойно и вежливо.

     - Итак, познакомившись со всеми фактами, мы можем определить курс дальнейших действий.

     - Терпению моему приходит конец, - взвизгнула королева. - Скажите мне, что происходит!

     - Надо принять решение. Решение очень простое. Мир - или в противном случае - более кровопролитная война.

     Королева никогда не отличалась терпением, а сейчас оно и вовсе подошло к концу, и она заверещала:

     - Вы говорите о мире после унижения, которое мы претерпели? Вы говорите о мире с этими колониальными тварями, которые убили моего дорогого Альберта?! Неужели мы, величайшая империя всех времен, должны унизиться перед этими захолустными повстанцами, этими свиньями?!

     - Нам вовсе нет нужды унижаться, но мы должны поразмыслить о мирных переговорах.

     - Никогда! А вы, джентльмены Кабинета, вы слышали, что я сказала.

     Лорд Пальмерстон помешкал, прежде чем ответить.

     - Полагаю, я выражу общее мнение, когда скажу, что герцог высказал ряд сильных доводов...

     - Да неужто?! - вскричала королева пронзительным голосом, побагровев от гнева. - Но как быть со страной, как быть с людьми и их желанием преподать этим выскочкам незабываемый урок? Я выражаю мнение народа, когда говорю, что о сдаче не может быть и речи! Надо ведь принять во внимание и такую вещь, как гордость.

     Герцог Кембриджский склонил голову в знак подчинения ее воле.

     - Конечно, мы не сдадимся. Но одной лишь гордостью подобную войну не выиграешь. Если мы не идем на мир, то должны укрепиться для новых усилий.

     На море нам нужны броненосные корабли, а на суше - современное оружие.

     Следует воззвать к Империи о помощи, о людях, о деньгах, которые нам нужны для создания вооруженных сил, без каковых нам не одержать окончательной победы.

     Лорд Джон Рассел заставил себя заговорить.

     - Ваше Величество, если позволите. Настал момент величайшего решения, и следует взвесить все факты, спокойно и хладнокровно. Я твердо убежден, что между правительством Вашего Величества и этими Соединенными Штатами не должно быть затяжного конфликта. Мы происходим от общего корня, говорим на одном языке. Несомненно, надо подумать и о мире, а не только о войне - Поклонившись, он отступил назад.

     Гладстон представлял, какого порядка суммы нужны для продолжения войны, а также знал, насколько истощена казна. Здесь он не посмел об этом заговорить, но бросил умоляющий взгляд на Пальмерстона. Премьер-министр мрачно кивнул.

     - Ваше Величество, мы должны принять во внимание сказанное лордом Расселом. Мы также должны подумать о финансовых затратах на то, о чем говорим. А они превосходят пределы разумного. Полагаю, что мы должны рассмотреть все открывающиеся возможности. Можно начать переговоры о справедливом мире, подразумевая, что, может быть, придется принести извинения...

     Пока остальные говорили, гнев королевы немного поостыл. Более того, голос ее прозвучал почти бесстрастно, словно в ее теле поселилась другая личность.

     - Слишком поздно. Мы не считаем мир возможным на данном этапе. А возможности проигрыша просто не существует. Если американцам следует преподать урок, то это должен быть наглядный урок. Переговорите с моими министрами и подготовьте предложения касательно этой механической войны, которую ведет наш враг. То, что могут сделать они, мы, британцы, наверняка можем сделать лучше. Ибо разве не у нас очаг науки и техники? Куда идет Британия, мир должен следовать волей-неволей. Преклонив колени перед этой дикой страной, населенной оборванцами, мы заслужим от коронованных особ Европы лишь презрение. Мы не должны поддаваться. Этот опыт только укрепит Британию и Империю. В течение столетий мы правили морями, и так должно оставаться в обозримом будущем. - Она решительно скрестила руки на коленях. Потом с угрюмой решимостью, поджав губы, оглядела собравшихся, словно провоцируя их на спор или несогласие. Молчание затягивалось. Никто так и не раскрыл рта. - Что ж, тогда вы свободны.

 

ВТОРАЯ АМЕРИКАНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

 

     Президент Конфедерации и президент Соединенных Штатов взяли за правило встречаться каждое утро. Началось это случайно, когда они хотели приготовить общую повестку дня перед совместным заседанием Кабинетов:

     Джефферсон Дэвис приезжал в коляске из "Вилардс-отеля", расположенного чуть дальше по Пенсильвания-авеню, в доме четырнадцать, входил в Белый дом и поднимался по лестнице в кабинет Авраама Линкольна. Николай подавал им кофе, затем закрывал дверь и выставлял часового у дверей кабинета, чтобы их уединение никто не нарушил.

     Как обычно, отпив немного кофе, Дэвис заговорил:

     - Мне пришло весьма приятное послание от Уильяма Мейсона. Он просит меня поблагодарить вас самым сердечным образом за специальный приказ об их освобождении. Он вернулся в лоно семьи, как и Джон Слайделл. К письму прилагается коробка чудесных гаванских сигар.

     - Вы должны поблагодарить капитана Уилкса, офицера, захватившего их в плен, потому что это он напомнил мне об их тюремном заключении. Посреди войны, разыгравшейся якобы из-за их захвата, никто, кроме Уилкса, и не вспомнил о них, - Линкольн пододвинул Джефферсону стопку телеграмм через стол. - Прибыли несколько минут назад. Контратака наших сил началась. Хотя еще слишком рано узнавать подробности, думаю, что могу без всякого зазрения совести сказать, что итог предрешен. Наши свежие войска против их усталых, да к тому же у нас невероятное численное превосходство. Они должны отступить - или остаться на месте и сложить головы.

     - Или и то и другое сразу. - Дэвис подул на кофе, чтобы остудить его. - Пожалуй, я испытываю жалость к обычным солдатам, которые служат под началом таких безжалостных господ. Но недостаточно сильную, чтобы пожелать иного исхода. Вероломному Альбиону надо нанести фатальный удар, который заставит его полететь кувырком и не оставит иного выбора, кроме поисков мира.

     - Но только не чересчур рано, - Линкольн вскинул руки, будто хотел придержать этот исход. - Мы оба согласны, что, пока идут бои, эта страна едина. Так что мы должны учитывать, что может случиться, как только пушки смолкнут. Тут кое-кто дожидается в соседней комнате, и я хочу вас познакомить. Это весьма мудрый человек, о котором я уже вам рассказывал. Человек, принесший мне новые идеи, новые направления, которые, полагаю, повлияют на наш общий план действий. Он тот самый натурфилософ, который исповедует тайное искусство экономической теории.

     - Мне о ней ничего не известно.

     - Мне было тоже неизвестно, пока он не растолковал. С его помощью, полагаю, мы сможем найти способ уладить наши противоречия, перевязать раны и повести эту страну навстречу гордому единому будущему.

     - Если он может сделать это, то я провозглашу его чудотворцем!

     - Может, он и есть чудотворец. Но определенно он ставит свободу выше страны, ибо, помимо прочего, он еще и англичанин.

     Дэвис не знал, что сказать, ибо загадочные материи финансов и экономики всегда были свыше его понимания. Он солдат, по нужде занявшийся политикой и испытывающий только одно желание - оказаться на поле боя во главе войск. Он лишь заерзал и поднялся, когда в комнату вошел седовласый философ. Линкольн представил его Джефферсону Дэвису, и они вежливо беседовали, пока Николай не вышел и не закрыл дверь. Только тогда президент вернулся к проблемам, стоящим перед ними.

     - Вы знаете, мистер Милл, что ваша страна вторглась не только на Север, но и на Юг?

     - Знаю. Не могу этого понять или объяснить. Могу лишь молиться, чтобы ваши объединенные войска смогли противостоять этому нападению.

     - Мы тоже, сэр, - начал Линкольн и замялся, ломая длинные пальцы и ломая голову о том, что же можно открыть. Все, наконец решил он. Чтобы Милл мог помочь, ему следует открыть все мысли, каждое решение. - Воюющие стороны в нашей гражданской войне пришли к обоюдному соглашению о заключении перемирия, чтобы дать отпор общему врагу.

     Страна снова едина, номы боимся, что вражда возобновится, как только бои закончатся. Однако я должен быть с вами откровенным и поведать все наши страхи и надежды на будущее, попросив ни с кем не делиться тем, что вы сегодня здесь услышите.

     - Даю вам слово, господин президент.

     - Мысли наши просты. Когда эта война, хочется надеяться, против захватчиков будет выиграна, сможем ли мы и дальше наслаждаться миром, ныне воцарившимся между недавно воевавшими штатами? И сможем ли мы каким-либо образом найти способ положить конец ужасной войне между штатами, ныне приостановленной?

     - Конечно, можете, - спокойно и уверенно сказал Милл с откровенным удовлетворением и уверенностью. - Если вы сильны в своей решимости, я могу указать вам дорогу, каковая сделает этот мир возможным. Я воздержусь от попыток читать вам лекцию, джентльмены, но имеются определенные факты, которые следует тщательнейшим образом учесть. Нам следует помнить уроки прошлого, дабы не повторять их. Я прибыл из Европы, скованный своим прошлым, а ваша страна свободна от него. Вы, конечно, помните, что всего несколько лет назад в Европе были опасные политические волнения. Она стара, и идеи ее стары.

     Говоря, он расхаживал по комнате, время от времени назидательно подымая указательный палец, чтобы подчеркнуть какую-либо мысль.

     - На сей раз французское правительство показало себя совершенно косным, действующим исключительно из самых низменных и эгоистических побуждений. Французский народ хотел перемен и готов был встать на баррикады, чтобы умирать за лучшее будущее. И что же случилось? Режим жирного короля средних классов Луи Филиппа не мог справиться с этим кризисом. Король бежал в Англию, а рабочий люд Парижа восстал как один и поднял красный флаг над отелем "Де Виль".

     И каков же был ответ? Парижские толпы были усмирены национальной гвардией ценой десяти тысяч убитых. Затем Луи Наполеон положил конец Второй республике и основал Вторую империю.

     В Бельгии напуганный король хотел отречься от Престола. В конце концов правительство позволило ему остаться, и он в благодарность запретил собрания. В Германии были возведены баррикады. Затем были призваны войска, и мятежных граждан расстреляли. В Пруссии по-прежнему нет ни парламента, ни свободы речи, ни права собраний, ни свободы слова или суда присяжных, ни терпимости к идеям, отклоняющимся хотя бы на волосок от архаичного представления о священном праве королей.

     - Вы высказываете весьма сильные мнения в своих наблюдениях, - заметил Линкольн.

     - Действительно, и я совершенно прав. Поглядите на другие страны.

     Народ восставал и в Италии, каковая была и по сей день остается не более как пестрой смесью анахроничных принципалов. А Россия, управляемая царями, является краеугольным камнем деспотии в Европе. И Прага, и Вена тоже пережили народные восстания, как и Париж, и толпы захватывали контроль над городами. И их расстреливали войска По сравнению со всем этим условия в Англии, несомненно, идиллические.

     Но теперь Британия вступила в эту глупую войну, сделала ужасную ставку, решилась сместить избранное народом правительство, растоптать единственную значительную демократию в мире. Крохотная Швейцария не может воплощать в себе благородное будущее человечества. Но возрожденные Соединенные Штаты Америки могут.

     Оба президента молча переглянулись, мысленно оценивая важность сказанного.

     - Лично я никогда не рассматривал это в подобном свете, - промолвил Дэвис. - Полагаю, мы принимали нашу страну как данность и принимали эти достоинства как нечто само собой разумеющееся.

     - Очень многое из того, что мы считаем естественным, может измениться, - ответил Милл. - Естественное правление Британии над американскими колониями было отменено этими же самыми восставшими колонистами. Я не уклоняюсь в сторону, когда говорю с вами о законах экономики. Если вы последуете за мной туда, куда я хочу вас повести, то дойдете до самой сути проблемы, с которой столкнулись.

     Вы должны понимать, что истинной епархией экономической науки является производство, а не распределение, как считают многие. Этот факт имеет фундаментальную значимость. Экономическая наука о производстве связана с природой. Нет ничего произвольного в том, будет ли труд более производительным в этой отрасли или в той, ничего капризного или случайного в снижении плодородия почвы. Скудость и закоснелость в природе - реальные факты. Экономические правила поведения, открывающие нам, как довести до максимума плоды нашего труда, так же безличны и абсолютны, как законы, правящие химическим взаимодействием.

     - Эти материи свыше моего понимания, - с недоумением посмотрел на него Джефферсон Дэвис.

     - Уверяю вас, отнюдь. Просто пока следуйте за мной туда, куда я вас направлю. Законы экономики не имеют ничего общего с распределением. Как только мы произвели богатство, мы может делать с ним, что хотим. Мы можем разместить его, как нам заблагорассудится. Это уж общество решает, как следует его распределить, а общества бывают различными. Вы на Севере доказываете этот закон, потому что знаете, что нет "естественного" закона, решающего, как человек должен относиться к человеку. Это означает, что производственные отношения могут быть изменены, рабство может быть запрещено, а производство все равно будет продолжаться.

     - Позвольте с вами не согласиться, - яростно тряхнул головой Дэвис.

     - Экономика Юга основана да институте рабства, и мы не можем существовать без него.

     - Можете и, несомненно, будете. Принцип частной собственности еще не подвергался настоящему испытанию. Сейчас он находится в остром противоречии, из-за которого вы и воюете, с истинным определением собственности. Я заявляю вам, что человеческие существа не могут быть собственностью. Законы и установления Европы все еще отражают ее кровопролитное феодальное прошлое, а не дух реформ. Только в Америке может быть проведен этот жизненно важный эксперимент. Я полагаю, что социальное поведение может быть изменено, и вы должны непременно верить в это, иначе не воевали бы за свободу.

     - Свобода для Юга совсем не то же самое, что свобода для Севера, - возразил Линкольн.

     - Ах, как раз напротив! Вы, конечно, говорите о рабстве. Но мы должны взглянуть на экономические показатели. Рабство это общественный институт, пошедший на спад с 1860 года, а рабство и хлопок могут процветать, когда земля дешева и плодородна. Цены на хлопок снижаются, и земля понемногу истощается. Разве это не так, мистер Дэвис?

     - К несчастью, так. Перед войной цены на рабов упали, и многие мои знакомые плантаторы обнаружили, что держать много рабов - обуза.

     - Сие есть слова, начертанные на стене невидимой рукой. Несмотря на весь этот фурор, никогда не было ни малейшей возможности, что рабство распространится на запад: земля там не подходит для этого. Рабство - обременительная и дорогая система, и может давать доходы только до тех пор, пока имеется масса богатой, плодородной земли, и мир дает хорошую цену за продукты грубого труда. Полагаю, эта возможность исчерпалась. С тех пор как началась блокада южных берегов, мир искал иные источники хлопка в таких странах, как Египет и Индия.

     - Но рабство не прекратится от того, что мы скажем ему об этом, - вставил Линкольн.

     - Тогда мы должны создать ситуацию, когда оно более не понадобится. Вы сейчас вступили в войну против империи. Скоро она перерастет в экономическую, и вы должны взглянуть на свои ресурсы. Эта страна благословенна всеми натуральными ресурсами, которые вам нужны, и их надо пускать в ход. Юг должен стать таким же индустриальным, как и Север, чтобы производить материалы для мира и войны.

     - А рабы? - поинтересовался Дэвис.

     - Рабов больше быть не должно, - твердо ответил Милл. - Но плантаторам следует заплатить за освобожденных рабов. Это небольшие затраты по сравнению с затратами на продолжение сражений, менее чем половина стоимости дня войны полностью окупит освобождение рабов в Делаваре.

     Стоимость восьмидесяти семи дней войны, освободит всех рабов в пограничных штатах и округе Колумбия. Рабство не исчезнет за одну ночь, но первые шаги все-таки следует предпринять. И одним из этих шагов должен быть закон о том, что более никто не может рождаться рабом.

     - Что-то я не понял, - встрепенулся Линкольн;

     Дэвис тоже выглядел озадаченным.

     - Именно так. Вы, джентльмены, должны позаботиться о принятии закона, согласно которому дети, рожденные от рабов, свободны. Таким образом, в течение одного поколения институт рабства прекратит свое существование.

     Первым делом должен быть распространен билль, объявляющий об этой перемене и приказывающий принять ее до тех пор, пока не будут приняты поправки к Конституции.

     - Не нравится мне это, мистер Милл, - покачал головой Дэвис. - Ни в малейшей степени. Сделать это будет нелегко, а люди на Юге на такое не пойдут. И, откровенно говоря, я и сам это не очень-то одобряю. Вы просите людей Юга все переменить, изменить образ жизни и все, во что они верят. Это несправедливо и неприемлемо. Но какие жертвы понесет Север?

     - Жертвы, - Линкольн устало покачал головой. - Мы принесли кровавые жертвы, как и ваш народ. Десятки тысяч убитых, земля этого края напоена кровью. И если бы был иной путь, я бы с радостью устремился по нему. Но иного пути не было. Мы должны говорить не о том образе жизни, который утрачиваем, а о том, который обретаем. Страна снова объединена. Богатая, трудолюбивая страна, где в рабстве не будет нужды. Джефферсон, я вас молю.

     Не позволяйте этой возможности ускользнуть из-за вашей потребности держать других людей в качестве собственности.

     - Президент говорит правду, подхватил Милл. - Я понимаю, что вам будет трудно, но вы должны. Вам это по силам, и вы это сделаете.

     Причесав волосы пятерней, Линкольн кивнул.

     - Как сказала одна дама, когда взялась съесть целый арбуз: "Не знаю, по силам ли мне это, но я уж постараюсь".

     Дэвис поколебался, затем мрачно кивнул в знак согласия.

     - Ради всех нас, я попытаюсь. Когда мистер Милл объясняет, все это начинает обретать какой-то смысл, но останется ли это таким же очевидным, когда я вернусь на свою плантацию? Где я найду слова, чтобы объяснить, что будет дальше, когда буду толковать с остальными плантаторами?.

     - Я дам вам эти слова, мистер Дэвис, - промолвил Милл. - Здесь есть прозрачная ясность построения, и, как только она будет постигнута, ему поверят.

     - Уповаю, что вы сможете сделать эти, - подытожил Линкольн. - Мы последуем этим курсом и в то же самое время не будем забывать, что должны при этом еще и выиграть войну.

 

***

 

     Некоторые из американских полков маршировали на север вдоль долины Гудзона, а их обозы тащились по пыльным дорогам следом. Другие ехали воинскими эшелонами с дальнего юга и дальнего запада. Кавалеристы держались вдоль флангов, их измученные изнурительным путешествием лошади трусили рысцой, повесив головы. И они все продвигались вперед - река синих мундиров, поток серых. Угрюмо целенаправленные, непоколебимые в своей решимости. Захватчики должны быть отброшены, изгнаны из пределов Соединенных Штатов.

     В тени дубравы установили козлы, на которые уложили доски и расстелили карты. Генерал армии, верховный главнокомандующий, генерал Уильям Тикамси Шерман оглядел собравшихся офицеров и кивнул в знак приветствия.

     - Я чувствую, что снова нахожусь в кругу друзей, и искренне надеюсь, что все вы разделяете это чувство.

     В ответ все закивали и заулыбались.

     - Словно мы опять вернулись в Вест-Пойнт, - заметил генерал Роберт Э.

     Ли.

     - Я согласен, - подхватил генерал Улисс С. Грант. - И мне очень приятно сознавать, что мои однокашники-кадеты сражаются на моей стороне, а не против меня.

     - Именно ради сражения мы и собрались. Чтобы сразиться и победить, - Шерман коснулся указательным пальцем карты, и офицеры склонились над ней.

     - Генерал Грант, вы продолжаете удерживать этот рубеж, как до сих пор. Когда прибудут ваши подкрепления?

     - Самое позднее - к рассвету. Как только свежие полки займут позиции, я отведу ветеранов в тыл. Они понесли тяжелые потери.

     - Отлично, с подкреплениями вы сохраните прежние силы. Вы не должны столкнуться с какими-либо трудностями при отражении любой атаки. Но пока что вы будете удерживать позиции, не продвигаясь вперед. Вступительная атака за вами, генерал Ли. Ваши войска обойдут их с левого фланга, вот здесь, и углубятся в тыл, чтобы нанести врагу самый могучий удар, какой вам удастся.

     Теперь у нас достаточно орудий, чтобы накрыть их артиллерийским огнем. Когда обстрел прекратится, выйдете на арену вы. Британцы будут вынуждены принять удар вашей армии с запада. Армия Гранта окопалась вот здесь, к северу от них, а к востоку река. С этой стороны им мира не найти, потому что нынче ночью прибудет флотилия броненосцев. Их орудия будут участвовать в артобстреле. Когда вы нанесете удар, англичане будут вынуждены отойти или будут разбиты. И в ту же минуту, когда они начнут отступление, войска генерала Гранта тоже перейдут в атаку.

     Роберт Э. Ли мрачно усмехнулся, взмахнув ладонью над картой.

     - Итак, мы ударим их здесь, здесь и здесь. Если они будут стоять, то будут уничтожены. Если отступят на север, как им следует, наши кавалеристы будут там, чтобы обеспечить им теплый прием. Простой план, сэр, и я его одобряю всем сердцем. После того как войска сегодня ночку передохнут, они вновь соберутся с силами и будут более чем готовы для атаки.

     Улисс С. Грант угрюмо кивнул в знак согласия.

     - Мы слишком долго простояли в обороне, джентльмены, и она становится ужасно утомительной. Я с восторгом наконец перейду к решительным действиям.

     - Он откусил кончик длинной черной сигары, чиркнул спичкой, прикурил и выдохнул облако дыма в сторону дубовой листвы над головой. - Мы выкурим их и атакуем, а затем атакуем еще раз. Очень немногие сумеют вернуться в Канаду, если мы сделаем это правильно.

     - Так оно и будет, - кивнул Шерман. - Я никогда не возглавлял офицеров, столь преданных делу, и не командовал людьми, испытывающими столь могучую решимость. Завтра мы подвергнем эту преданность и решимость испытанию огнем. Сражение не знает справедливости, война не однозначна. Но мы полностью готовы к бою. Утром, я думаю, я знаю, что в бой ринется вся армия до последнего человека - и выиграет этот бой.

 

***

 

     Во время следующей встречи президент Линкольн принес Джефферсону Дэвису несколько радостных вестей.

     - Я подготовил послание к Конгрессу, простое соглашение, которого мы достигли. Я обсуждал его сегодня со своим Кабинетом и зачитаю Конгрессу нынче после полудня.

     - Буду ждать результата, - кивнул Дэвис. - Затем вернусь в Ричмонд, чтобы решить ту же задачу с Конгрессом Конфедерации. Мы должны покончить с нашими дискуссиями, пока бушует война. Прийти к окончательному соглашению, пока нация переживает высочайший духовный взлет.

     Вытащив из кармашка часы, Линкольн поглядел на циферблат.

     - Именно это я и имел в виду, когда попросил Густава Фокса присоединиться к нам через пару минут. Он заместитель военно-морского министра, хотя на самом деле играет в правительстве куда более важную роль.

     Мистер Фокс много путешествует, бывает во многих местах, где встречается со своими многочисленными друзьями. Он заботится о том, чтобы мы знали о врагах Америки куда больше, чем они знают о нас.

     Отхлебнув кофе, Дэвис криво усмехнулся.

     - А я думал, что вашу секретную службу возглавляет безупречный мистер Пинкертон.

     - Будь это так, она бы уже не была секретной, - улыбнулся в ответ Линкольн. - Да и не могла бы сослужить никакой службы. Полагаю, ваши люди убедили его агентов, что силы, противостоящие генералу Макклеллану, вдвое больше, чем на самом деле.

     - Не вдвое, Авраам, а втрое.

     - Неудивительно, что наполеончик отнюдь не рвался в бой. Нет, Фокс собирает информацию и оценивает ее, и пока что она всегда оказывалась правильной. Входите! - крикнул он, когда раздался ожидаемый стук в дверь.

     Вошедший Фокс слегка поклонился обоим президентам.

     - Мистер Линкольн, мистер Дэвис, я очень рад, что наконец-то могу с вами встретиться. С вашего позволения, джентльмены, я предоставлю вам некоторую подробную информацию касательно нашего врага. - Он извлек из кармана фрака сложенный листок бумаги и начал зачитывать. - В Англии, Шотландии и Ирландии заложены девять больших броненосцев. Новой конструкции, калькированной с французской "Ля Глуар". Это броненосный деревянный корабль, который может оставаться в море в течение месяца, крейсируя со скоростью восемь узлов. Максимальная скорость тринадцать узлов, и он вооружен двадцатью шестью пушками, шестидесятивосьмифунтовыми. Серьезный боевой корабль, как и его будущие британские копии.

     - Сколько у нас времени в запасе до их спуска на воду? - осведомился Линкольн.

     - Делать точные прогнозы преждевременно, поскольку строительные приемы новы, и верфи еще не набрались опыта в подобных работах. На постройку "Воителя" ушло двадцать месяцев. Так что, полагаю, от шести до девяти месяцев минимум. Британцы также готовят броню для своих самых крупных линейных кораблей, заменяя верхние две палубы из четырех стальной обшивкой. Теперь касательно малого вооружения. Они наконец обнаружили важность винтовок, заряжающихся с казенника. Отрабатывают конструкцию своих собственных моделей, модифицируя нарезную винтовку конструкции Энфилда 1853 года в заряжающуюся с казенника, под названием "Снайдер". - Он выбрал другой листок. - Из-за значительного удаления часть информации пока что неполна. Однако об Индии мне известно. Ряд британских воинских подразделений находится В морских портах, ожидая транспорта. Среди них также имеются индийские полки - Гутра, Допра и Сепаи. Некоторые из них прежде ни разу не покидали Индию, и их боевые качества внушают подозрения.

     Остальные участвовали в британских имперских войнах, и не считаться с ними нельзя. После мятежа почти все потенциальные инакомыслящие были изгнаны из армии. Так что мы должны рассматривать индийские войска как вполне реальную угрозу.

     Описав все остальные приготовления к обширной войне, он извлек вырезки из британской прессы.

     - В этом общественность поддерживает правительство вплоть до самого конца, если верить газетам. Мои люди уверяют, что все именно так и обстоит, без каких-либо преувеличений. Никто не поднял голоса в пользу мира, ни одна из газет не осмелилась даже употребить этот слово. Созываются новые полки, иоменов ставят под ружье. Кроме того, повышены налоги, вплоть до трех пенсов с фунта. Уверяю вас, джентльмены, Британия весьма серьезно подходит к этой войне.

     - Мы тоже, - с твердой решимостью отозвался Дэвис. - В этом мы едины.

     - Если так, позвольте мне со всей прямотой предложить вам принять джентльмена, дожидающегося внизу. Его зовут Луи Жозеф Папино.

     - Имя кажется мне знакомым, - заметил Линкольн.

     - Вы поймете, почему, когда я расскажу о нем немного подробнее. Но сперва я должен спросить вас, господа, как вы собираетесь поступить с нашими британскими врагами?

     - Разбить их, конечно, - ответил Линкольн. Дэвис кивнул в знак согласия.

     - Тогда позвольте вкратце описать, что сулит нам будущее, - промолвил Фокс. - Мы одолеем их на море, где их деревянные корабли не могут сравниться с нашими стальными. Затем на суше. Наши массированные удары погонят их обратно в Канаду, откуда они вторглись в нашу страну. Затем, господа? Что произойдет дальше? Будем ли мы безмятежно сидеть лицом к лицу с вооруженным противником на нашей северной границе, пока он будет набираться сил? Эта армия может быть усилена и подкреплена всем могуществом Британской империи. Неужели мы будем спокойно смотреть, как они наращивают мощь своей армии, чтобы снова ринуться на нашу страну, если не будет мирного договора?

     - Вы предрекаете беспокойное будущее, мистер Фокс, заставляя всерьез поразмыслить над ним, - произнес Линкольн, кончиками пальцев поглаживая бороду.

     - Вы могли бы принять одно решение, встретившись с джентльменом, дожидающимся снаружи. Мистер Папино, французский канадец...

     - Ну, конечно! - Линкольн вдруг резко выпрямился. - Это он возглавлял восстание в Квебеке в 1837 году. Британцы подавили восстание, и он бежал.

     - Тогда вы должны помнить, что он хотел установить Французскую республику на реке Святого Лаврентия. Канада вовсе не такая уж безмятежная провинция, радующаяся управлению британцев, как пытаются внушить нам англичане. В том же году Уильям Лайон Маккензи возглавил аналогичный мятеж в Верхней Канаде против нынешнего режима правления. Стремление к свободе и независимости все еще сильно, несмотря на акт объединения Верхней и Нижней Канады. Французские канадцы не без оснований считают, что акт был направлен на подавление и приручение их. Мистер Папино был в Канаде, беседовал со своими соотечественниками. Он уверяет меня, что французские канадцы горят желанием завоевать свободу. Если им помочь..

     - Вы действительно искушенный человек, мистер Фокс, - проронил Дэвис. - Вы ничего не сказа ли напрямую, но заставили нас задуматься о будущем не только этой страны, но и всего континента. Это серьезный вопрос.

     Не думаю, что добрые американцы будут спокойно спать по ночам, когда в Кана-де яблоку негде упасть от вооруженных англичан, готовых в любой момент снова вторгнуться в наши пределы.

     - Чтобы не испытывать этих бессонных ночей, наши соотечественники могут очень благосклонно посмотреть на альтернативу, - подхватил Линкольн.

     - Каковой является демократическая Канада, связанная братскими узами с республикой на юге от нее. Об этом действительно стоит задуматься. Пусть войдет ваш мсье Папино, чтобы мы могли выслушать, что он скажет от себя.

 

СЛОВА, СПОСОБНЫЕ ПЕРЕВЕРНУТЬ МИР

 

     В тот день солдаты в синих мундирах бились что есть сил. Теперь им стало недостаточно просто удерживать позиции, они охотно бросились в атаку, когда пение трубы послало их вперед. Лавиной устремились с разгромленных укреплений Саратоги, налетели на отступающих англичан, и без того потрепанных атакой конфедератской армии. Но победить в этом сражении было нелегко, потому что захватчики, профессиональные солдаты, не поддались панике, не обратились в бегство. Они держали позиции и не прекращали огонь.

     Отступали с боем лишь тогда, когда позиции оказывались под непосредственной угрозой. Атакующие тоже не могли позволить себе такую роскошь, как ошибки.

     Англичане не упускали возможности воспользоваться любым огрехом в их обороне, они могли внезапно ринуться на атакующих, как раненые звери.

     Хотя исход боев был очевиден, соперничество затевалось жестокое и смертоносное. Схватки бушевали в полях и лесах штата Нью-Йорк - не только большие, но и малые, даже более беспощадные. Солнце уже клонилось к закату, когда солдаты Нью-Йоркского Шестьдесят девятого залегли в тени под стеной, наслаждаясь передышкой. Свежий полк стрелков из Мейна прошел мимо, на время освободив их Однако это не значит, что можно идти вразброд - линия фронта слишком уж подвижна. Вокруг еще хватает британских подразделений, хотя новые полки все прибывают.

     Рядовой П. Дж. О'Мэхони попал в число дозорных, выставленных по периметру для охраны. Услышав цокот копыт на дороге по ту сторону стены, он взвел курок; звякнула упряжь - всадник осадил коня. Медленно приподнявшись, О'Мэхони выглянул через щель в стене, потом аккуратно, чтобы не выстрелить, спустил курок, встал и помахал фуражкой всаднику в сером мундире.

     - Привет, Бунтарь! Придержав лошадь, тот осклабил щербатые зубы.

     - Привет и тебе, янки. - Спешившись, он устало потянулся. - Порвал вот флягу, как пробирался по кустам. Буду ужасно благодарен, если поделишься глоточком-другим водицы.

     - Поделюсь, еще бы. Ты приехал, куда надо. В порыве щедрости признаюсь, что у меня целых две фляги.

     - Не может быть!

     - Может. В одной вода, а в другой пойчин.

     - Вообще-то ни разу не слыхал ни про какой почин.

     - Это национальный напиток всех ирландцев за океаном, в далеком зеленом краю. Хоть я и считаю, что он получше ваших обычных напитков, суди сам. Слыхал, он смахивает на питье, которое тебе наверно знакомо, под названием муншайн...

     - Будь я проклят, да ты вправду отличный парень! Выкинь из головы, что я тут плел про воду, и давай сразу вторую фляжку, как добрый солдат.

     Сделав изрядный глоток, кавалерист вздохнул и радостно рыгнул.

     - Ну, сладчайший самогон из тех, что я пробовал, верное дело. А ведь у моего папочки лучший перегонный куб во всем Теннесси.

     - Это потому как ирландский, парнище, никак иначе, - гордо улыбнулся рядовой О'Мэхони. - Секрет его изготовления принесли в Новый свет со старой земли. А уж мы-то знаем толк! Потому как этот гордый полк, что ты тут видишь, Шестьдесят девятый Нью-Йоркский, и каждая живая душа в нем - ирландская.

     - Ирландцы, говоришь? Слыхал. Ни разу там не бывал. Дьявол, да я из Теннесси никуда носу не казал, покамест не началась эта война. Но, помнится, мой дедуля с материной стороны, говорят, приехал сюда с Ирландии.

     Пожалуй, мы с тобой чего-то вроде родни.

     - Наверняка.

     - Будешь шомпольный хлеб? - поинтересовался кавалерист, доставая из седельной сумки темный ломоть и протягивая новому знакомому. - Это просто доброе старое кукурузное тесто, наверченное на шомпол и поджаренное над костром.

     О'Мэхони счастливо улыбнулся с набитым ртом.

     - Иисусе, да ежели б ты полжизни не едал ничего, кроме вареной картошки да соленой воды, ты б такого не спрашивал. Старушка Ирландия - край бедный, а ублюдки англичане, что его заполонили, разорили его еще более. Так что теперь мы с громадным нашим удовольствием намылим им шею.

     - Очень даже согласный Может, еще глоточек, лады? Спасибо от всей души. Наверно, ты знаешь про британцев побольше моего, раз бывал там и все такое. Но Вилли Джо, он умеет читать будь здоров, так он нам читал с газеты.

     Насчет того, что эти самые британцы наделали в Миссисипи. Прям кровь в жилах закипает, как услышишь. Я очень даже рад, что мы их сегодня нагнали.

     Зашли во фланг и врезали им по-нашему.

     - У вас отличный отряд, правда, и лошади что надо...

     - По коням! - донесся приказ командира, остановившегося дальше по дороге.

     - Питье было сильно хорошее, - воскликнул кавалерист, вскакивая в седло, - никогда его не забуду! А ты уж закинь словцо своему сержанту, что в долине мы напоролись на пару-тройку рот стрелков. Идут на юг, вроде как подкрепление. Свежие и коварные, как гремучие змеи. Так что побереги себя, слыхал?

     Рядовой О'Мэхони добросовестно передал весть сержанту, а тот, в свою очередь, капитану Мигеру.

     - Еще красномундирники. Сам Господь их послал. Давайте найдем этих ублюдков и прикончим их.

     Мигер ни капельки не кривил душой. В Ирландии он был фением - революционером, боровшимся за освобождение Ирландии. С англичанами он воевал непрерывно с тех самых пор, когда у него начали пробиваться усы. Всю жизнь в бегах, всю жизнь опасаясь шпиков. В конце концов его поймали, потому что цена за его голову так подскочила, что искушение для жителей его обнищавшей страны стало просто непреодолимым. Как только он угодил за решетку, обвинения начали взваливать на него одно за другим в таком множестве, что судья без малейших зазрений совести вынес самый суровый приговор, какой только мог. В году 1842 от Рождества Христова, в начале правления королевы Виктории, его присудили к повешению. Но этим дело не кончалось. Не дав петле удушить жертву, его должны были снять с виселицы и четвертовать, пока он еще жив. Однако более снисходительный кассационный суд возмутился этим средневековым приговором и приговорил Мигера к пожизненной каторге на Тасмании. Почти двадцать лет трудился он в кандалах в том далеком краю, пока не ухитрился сбежать в Америку. Нетрудно понять, что войну с англичанами он приветствовал от всей души.

     - Поднимайте парней, сержант, - приказал он. - Пока что эта полоска леса свободна от англичан. Поглядим, не удастся ли нам присоединиться к остальным частям дивизии до наступления сумерек...

     Внезапно в дальнем конце цепи затрещали выстрелы, послышались крики, еще стрельба, и дозорная застава выбежала из-за деревьев.

     - Сэр, красномундирники, опупенная толпа!

     - За стену, мальчики мои! Укрывайтесь за камнями и покажите им, как умеют сражаться ирландцы!

     Враги уже выходили из-за деревьев, один за другим, все больше и больше. Рядовой О'Мэхони прицелился и выпустил пулю из новехонькой спенсеровской винтовки прямо в ближайшего.

     - Вот так! - радостно выкрикнул капитан Мигер, стреляя снова и снова.

     - Подходите, английские ублюдки, подходите, чтобы встретиться с Творцом!

     Услышавший эти крики с явным ирландским акцентом английский офицер недобро усмехнулся. До сих пор военное счастье улыбалось лейтенанту Саксби Ательстану. Назначение командиром нерегулярной канадской кавалерийской части, которую он ненавидел лютой ненавистью, оказалось даром Господним.

     Его рапорт о подлой и жестокой ночной вылазке американцев пошел по команде до самого верха, к самому главнокомандующему герцогу Кембриджскому.

     Лейтенанта вызвали в штаб, чтобы выпытать подробности вторжения, и он с радостью изложил их. Его отвага в бою с превосходящими силами противника была отмечена, и сам генерал приказал произвести Ательстана в капитаны.

     С повышением пришло и назначение в новый полк, на смену офицеру, свалившемуся в горячке. Пятьдесят шестой Вест-Эесекский полк, только что прибывший с Бермуд для усиления наступающей армии. Несмотря на прозвище Помпадуры, они оказались крепкими, закаленными воинами, и вести их в бой - сплошное удовольствие.

     Сложив ладони рупором у рта, он прокричал в ответ:

     - Да, никак, я слышу голос фения? Тебе надо было оставаться на старушке родине, Пэдди (Пренебрежительное прозвище ирландца, уменьшительное от имени Патрик (так же русских зовут Иванами, а немцев - Фрицами), а не отправляться искать погибели в Новом Свете.

     Темные фигурки скользили вперед, плотность огня увеличилась.

 

***

 

     Бой шел неравный, на каждого ирландца приходилось по три врага, но зато у них были винтовки, сила духа и ненависть. Каждый унес с собой в могилу свет хотя бы одного англичанина. Ни один ирландец не пытался бежать, ни один не сдался. Оставшись в конце концов без боеприпасов, они сражались штыками. Когда же английский капитан пробился через ряды сражающихся солдат, чтобы напасть на него со шпагой, Мигер захохотал от удовольствия.

     С ловкостью бывалого бойца сделал выпад левой ногой вперед, метя ниже шпаги нападающего, и одним ударом вонзил штык изумленному англичанину прямо в сердце.

     Как только офицер упал, Мигер выдернул штык и обернулся к атакующим. И заглянул прямо в дуло мушкета, изрыгнувшего огонь ему в лицо. Пламя закоптило и обуглило кожу, пуля врезалась в череп, швырнув потерявшего сознание, ослепшего от собственной крови Мигера на землю. В тот же миг английский солдат прикладом раскроил череп П. Дж. О'Мэхони, убившего его сержанта.

     Когда кавалеристы в серых мундирах наконец примчались по дороге, стреляя на скаку, в живых осталась лишь горстка ирландцев. Уцелевшие англичане поспешили скрыться в лесу.

     Вернувшееся сознание принесло неистовую боль в ушибленной голове, и капитан Мигер застонал. Стер кровь, застлавшую взор. Огляделся. Окинул взглядом поле сечи, мертвых ирландских солдат. В живых остались считанные одиночки. Раненых среди них не было, ибо раненых враг добивал на месте. Со слезами на глазах взирал капитан на картину гибели.

     - Вы сражались как мужчины и умерли как мужчины, - молвил он. - День этот не будет забыт.

 

***

 

     При обычных обстоятельствах Линкольн писал свое обращение к Конгрессу, затем вручал одному из секретарей, тот доставлял обращение в Капитолий, где письмоводитель зачитывал его во всеуслышание. Президент хотел было поступить так же, но понял, что на сей раз нужен особый подход. На сей раз нужно, чтобы конгрессмены постигли глубину его переживаний, чтобы прониклись ответным чувством. Еще ни разу за краткий срок пребывания на посту президента Линкольн не чувствовал, что отдельная речь может иметь такое грандиозное значение. Понимал, что Милл раскрыл им глаза, указал путь к светлому будущему. Президент Дэвис целиком и полностью поддерживает его, и они составили свои планы совместно. И вот речь готова.

     - Сьюард сказал свое слово, - проронил президент, неторопливо просматривая листок за листком. - Даже Уэллс и Стэнтон читали речь. Я рассмотрел их мнения и внес поправки там, где таковые понадобились. Теперь работа закончена. - Положив свернутую речь в цилиндр, нахлобучил его на голову и встал. - Пойдемте, Николай, прогуляйтесь со мной до Конгресса.

     - Сэр, не разумнее ли взять экипаж? Не так утомительно, а gravitas (Серьезность, значимость (исп.)) ситуации, несомненно, требует более официального появления.

     - Мне всегда не по себе, когда кто-нибудь употребляет эти иностранные слова, будто чурается старого доброго английского, на котором говорят простые дровосеки. Ну, чего там требует от меня этот gravitas?

     - Я хотел сказать, господин президент, что вы самый значимый человек в Вашингтоне, и ваше поведение должно отражать этот факт.

     - Я возьму экипаж, Николай, - вздохнул Линкольн, - но в первую голову потому, что подустал. На мою долю перепадает маловато отдыха.

     И маловато пищи, подумал секретарь. Донимаемый запорами президент потребляет больше слабительного, чем пропитания. Порой берет на обед одно-единетвенное яйцо, и то просто гоняет кругами по тарелке. Николай вышел первым, чтобы привести экипаж.

     Их сопровождал взвод кавалеристов, так что прибытие в Конгресс оказалось довольно впечатляющим. Двери здания обуглились и закоптились в тех местах, где британцы пытались поджечь их перед отступлением. Линкольн прошел среди конгрессменов, перекинулся несколькими словами со старыми друзьями, даже остановился поболтать с заклятыми врагами. Стены следует отремонтировать; надо получить твердую и решительную поддержку Конгресса. И народа.

     Разложив конспект перед собой, Линкольн заговорил тонким, неровным голосом. Но мало-помалу голос его окреп, зазвучал ниже, в своей цельности обретая убедительность.

     - Как я вам уже говорил, ныне американцы сражаются и умирают, отстаивая свободу нашей страны. Иноземная держава вторглась в наши суверенные пределы, и мы должны ставить перед собой только одну цель: силами войск отбросить захватчиков прочь. Ради этого две воюющие стороны согласились на перемирие в войне между штатами. Теперь же я прошу вашей помощи. Мы должны узаконить перемирие и даже более того - отыскать способ положить конец ужасной внутренней войне, еще недавно раздиравшей страну надвое. Ради этого мы должны взглянуть на такой аспект нашей истории, как существование рабства, послуживший поводом к войне. И усилению, распространению и углублению конфликта способствовало то, что мятежники не останавливались перед расколом Союза даже ценой войны, хотя правительство требовало всего-навсего ограничить территориальные пределы его распространения. А ведь обе стороны читали одну и ту же Библию и молились одному и тому же Богу, и каждый призывал Его помочь в борьбе с другим. Быть может, кажется странным, что человек может просить Господа, дабы Он помог добыть хлеб насущный в поте лица другого человека. Но не будем судить, да не судимы будем.

     Ныне настал час припомнить, что все американские граждане - собратья, живущие в одной стране, под одним небом, и высочайшей целью наших стремлений должно быть совместное существование, скрепленное узами братства. От истории нам не уйти. Хотим мы того или нет, но членов нынешнего Конгресса и нынешней администрации будут помнить. Мы знаем, как спасти Союз. Миру ведомо, что мы знаем, как спасти его. Давая свободу рабам мы приносим свободу даром - проявляя благородство и в том, что даем, и в том, что сберегаем. Или мы благородно сохраним последнюю, лучшую надежду на свете, или подло утратим ее. Посему призываю Конгресс принять совместное решение, провозглашающее, что Соединенные Штаты должны сотрудничать с любым Штатом, который пойдет на постепенное упразднение рабства, оказывать каждому штату материальную помощь, каковая должна употребляться штатом по собственному усмотрению для погашения неудобств, причиняемых подобной сменой системы и обществу, и отдельным личностям. Далее, мы должны постановить, что всякий штат, согласившийся с упомянутыми требованиями, провозглашается штатом Союза, чем уполномочивается направлять своих представителей в Конгресс.

     Каждый штат сохраняет полнейшую независимость в управлении собственными делами, свободу в выборе и применении средств защиты собственности и сохранения мира и правопорядка, как под началом любой другой администрации.

     Вдобавок число рабов в нашей стране более не будет возрастать. Импорт рабов из-за рубежа полностью прекращается. И здесь не родится более ни один раб. Отныне и впредь всякий ребенок, рожденный от раба, будет свободным человеком. За одно-единственное поколение рабство в нашей стране будет упразднено.

     Давайте же возьмемся за окончание работы, за которую взялись - не злоумышляя ни против кого, с милосердием для каждого, неуклонно отстаивая правду, дарованную нам Господом, - уврачуем раны нации, сделаем все, дабы водворить и взлелеять справедливый и прочный мир, сперва между собой, а затем и со всеми остальными нациями.

     Признаюсь, выступление я заканчиваю неохотно. Вспомните, что в сражении при Шайло полегло более двадцати тысяч американцев. Американец более никогда не должен убивать американца. Мы не враги, но друзья. Мы более не должны быть врагами. Мистические струны воспоминаний, протянувшиеся от каждого поля боя и от могилы каждого патриота к каждому живому сердцу и каждому очагу по всей нашей широкой стране, еще сольются в едином хоре Союза, когда к ним прикоснутся - а это непременно свершится - лучшие ангелы наших душ.

     Союз снова должен стать единым.

     Как только президент закончил, трепетную Тишину, в которой слушали его конгрессмены, нарушила оглушительная овация. Даже самые несгибаемые аболиционисты, давно жаждавшие наказать рабовладельцев и мятежников, поддались единому порыву аудитории.

     Предложение подготовить билль приняли единогласно.

 

ПОРАЖЕНИЕ - И НОВОЕ БУДУЩЕЕ

 

     - Определенно, полковник. На плацдарме есть раненые и хирург, они были эвакуированы в тыл не сколько дней назад. Один из раненых, сержант, сказал мне, что барки были там, дожидались нас, но их отогнала вражеская артиллерия. Должно быть, подобрались под покровом ночи, потому что огонь открыли на рассвете. Некоторые барки были потоплены, остальные бежали на север. Сержант сказал, что вражеская артиллерия после этого была перестроена в походные порядки и двинулась на север следом за барками. При них также была пехота, видимо, всего лишь полк.

     - Не понимаю, как это могло случиться? Враг к югу от нас и окружает нас с флангов. Как же они могли оказаться еще и в тылу? - Озадаченный полковник утер свои длинные усы, пытаясь как-то усвоить эти ужасные новости. Развернув пропыленную карту, лейтенант указал пальцем.

     - Вот здесь, сэр. Думаю, вот как это произошло. Вы должны помнить, что это большая страна с очень малым числом мощеных дорог, в отличие от Британии. Что на самом деле связывает различные штаты - это сеть железных дорог. Поглядите сюда. Видите, как она рассеяна и широко распространена.

     Дорога вот здесь и здесь, и еще одна здесь. А вот теперь взгляните на Платсберг, через который мы пробились на прошлой неделе. Видите этот железнодорожный путь, начинающийся здесь и уходящий на юго-запад через штат Нью-Йорк в Пенсильванию. Вполне возможно, что американские войска и полевые батареи были отправлены поездом, чтобы обойти нас стороной.

     - Но наши войска все еще занимают Платсберг!

     - Это неважно. Враг мог высадиться с поезда где угодно в этом районе и двинуться на юг позади нас, и они могли добраться до озера Шамплейн вот здесь. Как только они оказались на позициях, то открыли огонь, чтобы отогнать наши барки. Затем они последовали за ними вдоль озера, чтобы помешать им вернуться.

     - Эти поезда - ужасная докука. Хотя должен Признать, что колонисты нашли им очень недурное военное применение.

     - Какие будут приказания, полковник? Эти негромкие слова вернули Фиппса-Хорнби к действительности. Усилившаяся канонада на юге означала, что началась атака. Самым деликатным образом лейтенант Хардинг указал, что полк по-прежнему в опасности.

     - Крайние колонны, пли и отойти. Отступаем на последние оборонительные рубежи на том гребне. Передайте приказ.

     Трубы пропели "пли" и "отойти". С наработанным мастерством солдаты Шестьдесят второго полка оторвались от противника и отошли через следующую шеренгу обороняющихся. Шеренга за шеренгой повторяла этот маневр, пока они не оказались на подготовленных рубежах.

     Озеро Джордж теперь находилось у них за спиной, и, очевидно, вся американская армия - перед их фронтом. Солдаты в синем и в сером занимали позиции в поле, которое британцы только что пересек ли. Все больше и больше подразделений заходило с флангов. А тем временем колонна за колонной британских военнопленных маршировала в тыл к врагу.

     На вершине холма, позади вражеских позиций, показалась группа офицеров, едущих верхом. По-прежнему под двумя флагами, но во всем остальном уже единых. Не в первый раз полковник начал ломать голову, как подобное могло случиться. Простое вторжение в ослабленную, раздираемую войной страну в конце концов обернулось бойней.

     Пуля пропорола рукав его мундира, сорвав эполет, и полковник тут же упал на землю. Слишком много офицеров заплатили своей жизнью за то, что выставляли себя на обозрение вражеским снайперам. А те с расстояния в тысячу ярдов все еще взимали свою кровавую дань.

 

***

 

     Генерал Шерман направил бинокль на врага, озирая его позиции. Увидел офицера, делавшего то же самое, но вдруг рухнувшего на землю и пропавшего из виду. Корпус снайперов Соединенных Штатов сеял хаос в рядах вражеской верхушки, ни на минуту не забывая о своей убийственной работе. Они держались позади первой шеренги наступающих и наступали вместе с ними. Как только враг вгрызался в землю и фронт останавливался, они выступали вперед, чтобы попрактиковаться в своем убийственном ремесле.

     Позади окопавшегося врага виднелась голубая полоска озера Джордж, цель отступающих войск и верный конец сражения. Шерман понимал, что начатое должно быть доведено до конца. Враг должен быть разбит, и час окончательной победы недалек. Внезапно на него навалилась ужасная усталость; ему надоело убивать. Опустив бинокль, Шерман обернулся к своим генералам, собравшимся вместе впервые за время с начала сражения.

     - Джентльмены, эта война - сущий ад, лично я сыт ею по горло. Их раненые разбросаны вдоль всего берега озера, а этот полк на гребне единственный из уцелевших и сохранивший боеспособность. Ступайте под мирным флагом к его командиру и попробуйте организовать сдачу, пока не пало еще много добрых парней. Я ничуть не забочусь о спасении врага, но глубоко сожалею о возможных потерях, которые могут понести американцы. Люди заслужили вознаграждение за изумительное сражение, которое они выдержали.

     - Согласен, - поддержал генерал Ли.

     - И я, - откликнулся Грант. - Я также хотел бы хорошенько потолковать с их командиром. Со времени начала наступления я еще не видел живым ни одного из них чином старше лейтенанта.

 

***

 

     Просматривая газеты, Линкольн горестно покачивал головой.

     - Наша страна погружена во мрак, Николай. Посреди радости побед вдруг столь печальная весть. Нью-Йоркский полк перебит почти до последнего человека. Очевидно, потому, что они были ирландцами. Может ли такое быть?

     - Не только может, но и весьма вероятно, господин президент.

     Определенно ирландцы в Нью-Йорке считают, что именно так и случилось, а уж им ли не знать. Почти все они были рождены на старой родине. Если и есть что-то хорошее в этой резне - то, что она положит конец стихийным мятежам.

     Ирландцы не только прекратили восставать, но вдобавок в огромных количествах идут добровольцами. Это крепкие и рассерженные люди...

     - Ему это удалось! - крикнул Хей, распахивая двери и размахивая листком бумаги. - Шерман истребил захватчиков и захватил многие тысячи пленных! Сражение завершилось. Вторжению положен конец.

     - Воистину замечательные новости, - Линкольн выпустил газеты, позволив им упасть на пол, и протянул руку за телеграммой. - Это весьма важная и своевременная новость. Пошлите ее Джеффу Дэвису тотчас же. Он испытает такую же безмерную радость, как и мы. Он отчаянно нуждается в любой поддержке.

 

***

 

     Телеграмма, полученная Джефферсоном Дэвисом, не только наполнила его безмерным счастьем и облегчением, но и открыла перед ним грандиозные возможности.

     - Более удачного момента для ее прихода быть не могло, - заявил он, хлопнув ладонью по листу бумаги. Его экипаж стоял у дверей, чтобы отвезти президента на заседание Кабинета, созванное им в зале Совета в Ричмонде. Он собирался детально проработать свою речь, подготовленную для Конгресса Конфедерации, и соглашение, каковое собирался предложить вниманию конгрессменов. Сделать это будет нелегко. Но теперь, поведав об этой великой победе, будет гораздо легче привлечь их на свою сторону. Сражение в долине Гудзона завершилось, последние захватчики сдались. И к поражению врага южные войска приложили не меньше сил, чем северные. Билокси отомщен.

     Следует напомнить им об этом и уповать на то, что удастся провести новое предложение на волне успеха. Вот-вот начнутся новые и более решительные политические баталии. Ему потребуется вся поддержка, которую удастся получить у Кабинета министров, если вести баталии тем способом, который желателен ему и Линкольну.

     Один раб помог надеть ему пальто, второй распахнул дверь и подал руку, чтобы президент мог подняться в экипаж. Рабы, подумал он, когда кучер щелкнул кнутом, и лошади весело затрусили вперед.

     Реши вопрос о рабстве, и Союз спасен.

     Но сделать это не так-то просто.

     Изрядная часть Кабинета уже собралась, когда он прибыл. Тучный и коренастый госсекретарь Иуда П. Бенджамин беседовал с военным министром Джеймсом А. Седоном. Седон - высокий, поджарый, одетый в черное, в черной шапочке, видом куда больше напоминал иудея, чем Бенджамин, хотя и был виргинским аристократом. Дэвис взглядом попросил у них поддержки: именно Седон некогда выступал за вооружение негров, отваживаясь задумываться о немыслимом. Он достаточно разумный человек, чтобы мыслить позитивно и, может быть, даже преодолеть враждебные предрассудки.

     Седон должен помочь ему, но вот насчет Кристофера Дж. Меннингера из Южной Каролины Дэвис отнюдь не был так уверен. Министр финансов отличается скверным характером. Как и министр военного флота Стивен Мэллори, сын коннектикутских янки, помогавший матери держать постоялый двор для моряков в Кей-Вест. Дело это, несомненно, нелегкое, но Мэллори скор на кулачную расправу.

     Дверь отворилась, и вошел министр почт Джон Г. Реган в компании министра юстиции Томаса Брэгга.

     - Я вижу, все члены Кабинета собрались, - начал Джефферсон Дэвис, усаживаясь в конце длинного стола. Вытащил сложенный конспект речи из кармана фрака, хотел положить на стол, но раздумал. Он и так знает речь наизусть и желает видеть реакцию министров на свои предложения. Открыв ящик стола, он положил речь рядом с револьвером, который всегда держал там.

     - Джентльмены, нет ли у кого из вас неотложных вопросов, которые мы должны разрешить до того, как перейдем к повестке дня?

     - Казна нуждается в деньгах, - сказал Меннингер, и все вполголоса рассмеялись. Казне всегда не хватает средств.

     - У кого-нибудь еще есть вопросы? - поинтересовался Дэвис. Но остальные члены Кабинета покачали головами. - Хорошо, тогда перейдем к предлагаемому биллю. Север дал нам однозначные заверения, которые мы должны весьма серьезно обсудить, прежде чем подумать о заверениях, каковые дадим в ответ. Надо положить конец всем аболиционистским нападкам и пропаганде. Это необходимо.

     - Не просто необходимо, а жизненно необходимо, - уточнил Брэгг. - Особенно когда будем пытаться убедить плантаторов продать рабов.

     - Согласен...

     Дэвис осекся - ведущая в коридор дверь распахнулась с такой силой, что грохнула о стену. В комнату ураганом ворвался Лерой П. Уокер, бывший военный министр. Исключив этого долговязого уроженца Алабамы из своего Кабинета, Дэвис нажил непримиримого врага.

     - Это частная встреча, и вас не приглашали, - произнес Дэвис.

     - Конечно, частная, потому как вы с другими предателями пытаетесь запродать Юг с потрохами, как старую негритянку.

     - А откуда вам известно, чем мы тут заняты? - осведомился Дэвис, в холодном гневе поджав губы.

     - Я знаю, потому что по крайней мере один из ваших не предатель и сказал мне, что вы затеваете.

     - Уокер, вы более не член данного собрания, и ваше присутствие здесь нежелательно! - крикнул Мэллори, вставая из-за стола и шагая вперед.

     - Может, и не член, да только вы сперва выслушаете, что я скажу. А теперь не подходить! - Уокер стремительно шагнул в сторону, прижавшись спиной к стене. - А теперь слушайте, что я скажу, и слушайте хорошенько.

     Он выхватил из внутреннего кармана сюртука длинный кавалерийский пистолет, направив его на собравшихся.

     - Оставьте это, Лерой, - медленно, спокойно, с ярким виргинским акцентом проговорил Седдон. - Это зал Совета Конфедерации, а не салун для белых подонков.

     - Заткнитесь и слушайте меня...

     - Нет! - крикнул Мэллори, бросаясь вперед и хватая его за руки.

     Завязалась схватка, они боролись с проклятиями, затем пистолет приглушенно грохнул.

     - Попал в меня... - слабым голосом выдохнул Мэллори и рухнул на пол.

     Джефферсон Дэвис выдвинул ящик стола и выхватил свой пистолет. Уокер заметил движение, обернулся, выстрелил - в тот самый момент, когда Дэвис нажал на спусковой крючок собственного револьвера.

     После выстрелов воцарилось ошеломленное молчание; пороховой дым плыл по залу. Мертвый Уокер лежал на полу с пулевым отверстием прямо посреди лба.

     Министры бросились к Дэвису, уложили его на пол. Глаза его были закрыты, фрак напитался кровью. Реган открыл громадный складной нож и вспорол его рубашку и фрак. Пуля вошла в грудь чуть ниже ключицы, и в ране пузырилась кровь.

     - Воспользуйтесь вот этим, - Седон извлек из кармана фрака большой белый платок, и Реган прижал его к ране.

     - Кто-нибудь, позовите врача! Дэвис вздохнул и открыл глаза, оглядел сгрудившихся вокруг людей.

     - Уокер?.. - слабым голосом спросил он.

     - Мертв, - сообщил Иуда Бенджамин, преклоняя колени рядом с ним. - Меннингер отправился за доктором.

     Джефферсон Дэвис оглядел встревоженных министров. Им придется продолжать самим, закончить работу, которую начал он. Все они хорошие люди, соратники и друзья. Некоторые не блещут умом, некоторые чересчур фанатичны.

     На кого же можно положиться? Его взгляд остановился на полной фигуре и озабоченном лице Иуды П. Бенджамина. У него самая светлая голова из собравшихся. Миротворец. Кто же другой сможет восстановить мир во всей стране?

     - Позаботьтесь обо всем, Иуда, - проговорил Дэвис, пытаясь сесть. - Вы один способны уладить разногласия, и вы здесь самый мозговитый.

     Постарайтесь, чтоб эта война закончилась и был заключен мир. - Он чуточку возвысил голос. - Все вы меня слышали? Вы со мной согласны? - Один за другим они молча кивали, по мере того как он озирал круг. - Значит, вопрос решен. Я верю в Иуду Бенджамина, и вы тоже должны... - Веки его смежились, и он упал на пол.

     - Он... мертв? - спросил кто-то полушепотом. Бенджамин склонил голову ко рту Дэвиса.

     - Еще дышит. Да где же доктор?!

 

***

 

     Два дня спустя Иуда П. Бенджамин поднялся на кафедру, чтобы обратиться с речью к собравшемуся Конгрессу Конфедерации. Изучив речь Джефферсона Дэвиса, он поправил ее, где мог, и позаботился, чтобы все предложения были изложены с максимумом подробностей. Теперь он должен зачитать речь с величайшей искренностью. Конгрессмены должны проникнуться ее идеями.

     - Веем вам известно, что случилось на том роковом совещании Кабинета.

     Двое убитых. Джефферсон Дэвис ранен, быть может, даже смертельно. Его последние сознательные слова были обращены ко мне. Он просил меня говорить от его имени, что я сейчас и делаю. Он просил меня зачитать эту речь и сделать все, что в моих силах, дабы убедить всех вас, что это самый мудрый, самый здравый путь, по которому нам следует идти. Как известно всем здесь собравшимся, Конгресс Соединенных Штатов согласился объединить эту страну на условиях, которые удовлетворят всех и не отпугнут никого. Все вы читали этот билль и раздумывали над его значимостью. Если мы здесь, в этом многоуважаемом собрании, признаем его достоинства, то по сути провозгласим, что война между штатами закончена. Брат более не будет убивать брата.

     И посреди всей этой пагубной борьбы хочется с прискорбием отметить, что настоящие трудности возникают скорее из эгоистических страстей отдельных личностей, нежели из реальной необходимости. В пограничных штатах рабство и без того угасает от естественных причин. Если бы только необузданная и слишком часто беспринципная аболиционистская предвыборная агитация на эту тему на севере прекратилась, рабство в пограничных штатах исчезло бы за пяти лет. Президент Соединенных Штатов уверил меня в этом.

     Обычно причинами войны стремятся представить некие великие идеи. Вовсе нет. Люди вступают в войну по множеству причин, ряда из которых даже не осознают. Тут и фанатизм - с обеих сторон, и недопонимание, и искажение действительности, и даже политика.

     Посему я прошу вас последовать предложению Конгресса Соединенных Штатов. Я прошу вас заглянуть в собственные сердца и найти в них согласие.

     Принятое вами решение скажется на тысячах живущих ныне, на миллионах еще не родившихся. Ваше решение практически положит конец этому Конгрессу Конфедерации, но при том оно обеспечит возрождение раненой страны. Мы будем сидеть бок о бок с нашими братьями с Севера и спасем Соединенные Штаты от величайшей угрозы. Не забывайте, что в час нашей беды они пришли к нам на помощь. Их не просили об этом, они вызвались добровольно. И с их помощью, ценой жизни их солдат был подписан кровный пакт, что Билокси должен быть отомщен. И это свершилось. Давайте охватим умом этот факт, запомним его и не станем цепляться за войну, отложенную в силу перемирия. Давайте заглянем в собственные души и найдем достойный путь продлить перемирие и оставить войну в прошлом. Прежде всего я прошу вас всех проголосовать и принять предложение, выдвинутое Конгрессом Соединенных Штатов.

     Он договорил. Поначалу аудитория с виду никак не отреагировала. По рядам пронесся ропот приглушенных голосов - конгрессмены обменивались мнениями, а затем один голос перекрыл остальные:

     - Иуда Бенджамин, ты чертов Иуда, как другой еврей, предавший нашего Спасителя, продаешь свою родину, своих друзей и семью, свою страну за чертовы посулы янки! - Лоуренс М. Кейтт, изрыгающий пламя конгрессмен из Южной Каролины, рабовладелец, очень богатый и очень уверенный в правоте своего дела.

     - Я не продаю ничего, конгрессмен Кейтт, но я возмущен вашим тоном и отвергаю ваши расистские оскорбления. Если бы мы не сражались с британскими захватчиками, я бы бросил вам вызов, чтобы отстоять свою честь. Но мы все видели, как пагубно смешивать стрельбу с политикой. То, что я не бросаю вызов в ответ на ваши грязные инсинуации, означает, что я должен быть сильным и не поддаваться на провокации - как и все вы тоже. Мы должны на время забыть о личных амбициях - ради того, чтобы воссоединить нашу страну.

     Это разозлило Кейтта еще больше.

     - А я возмущен вашим тоном и вашими аргументами. Мои рабы - это моя собственность, и никто не отберет их у меня. Что же до моей чести, сэр, я ценю ее ничуть не меньше, чем вы. Я с радостью встречусь с вами у барьера сейчас или в любое другое время.

     - Вы угрожаете мне, мистер Кейтт?

     - Скорее обещаю, чем угрожаю. - Но высокомерие его тона опровергало его слова. Он вытащил пистолет из кармана фрака. Бенджамин указал на него.

     - Вы еще и принесли пистолет в Конгресс, чтобы подкрепить свои угрозы?

     Вы сделали это после того, что случилось с Джефферсоном Дэвисом?

     - Джентльмен не ходит безоружным...

     - Сержант! - крикнул Бенджамин. - Арестуйте этого человека за угрожающее поведение.

     Он заранее предусмотрел это, и отделение солдат стояло наготове. Все ветераны боев, все вернувшиеся домой на поправку после ранений. Все полны мрачной решимости положить конец войне. Кейтт яростно завопил и поднял пистолет, но был быстро разоружен и выдворен из зала.

     Конгрессмены криками принялись выражать свое негодовании и несогласие с подобными действиями, но Бенджамин не позволил раздору воцариться в зале.

     - Остановитесь, подумайте о погибших. Неужели вы действительно хотите снова развязать войну, которую с такой честью завершили? Неужели мы должны снова взяться за ружья, которые мирно отложили в Сторону, и снова убивать друг друга? Неужели нас ничему не научила смерть наших близких? Право решения принадлежит вам, и грядущие поколения никогда не забудут, какое решение было принято здесь сегодня.

     Он завоевывал сердца сенаторов одного за другим. Уже ближе к полуночи было проведено окончательное голосование, и условия Конгресса были приняты.

     Решение прошло минимальным большинством.

     В один-единственный голос Но его было достаточно.

     Война и раскол наконец-то закончились.

 

НЕРАВНАЯ ВОЙНА

 

     Фрегат "Спидфаст" был не первым британским кораблем, вступившим в бой с "Мстителем" во время короткого и сокрушительного сражения на Потомаке. Два других корабля уже полностью испытали на себе мощь его залпов. Фрегат спасло лишь то обстоятельство, что пушки американского броненосца в это время перезаряжались и к выстрелу готова была только одна.

     Единственный четырехсотфунтовый снаряд пронесся через "Спидфаст". "Мститель" ринулся на остатки флотилии, бросив фрегат с убитым экипажем, разбитыми орудиями, со штурвалом, напрочь снесенным вместе с рулевым. Капитан Гаффни был опытным и решительным офицером. Пока корабль беспомощно дрейфовал вниз по течению, оставшиеся в живых члены экипажа, повинуясь приказам капитана, отпилили сломанные мачты и соорудили временные обходные тяги руля. Румпель вышел неуклюжий, но зато делал свое дело. Капитан на мостике выкрикивал приказы, их передавали в трюм, и матросы под палубой тянули за веревки, поворачивая руль. Маневры шли медленно и с затруднениями, но все-таки удавались. Бой, разыгрывающийся выше по течению, остался далеко позади к тому времени, когда "Спидфаст" снова поднял пары, и капитан взял его под контроль. Как бы ни хотелось вернуться в бой, Гаффни понимал, что снова вступать в эту одностороннюю битву было бы чистым самоубийством.

     "Спидфасту" оставалось только одно: повернуть нос по течению, следом за сумевшими ускользнуть транспортами, и неуклюже ковылять обратно в море, в порт приписки при Кингстоне, Ямайка.

     Следственная комиссия полностью сняла с капитана Гаффни обвинения в недостойном поведении за уход с театра военных действий. Несмотря на это, он чувствовал себя униженным исходом поединка. Теперь отремонтированный и укомплектованный "Спидфаст" снова вышел в море. И миссия его, по мнению Гаффни, выглядела крайне просто.

     Месть.

     Постучав, лейтенант Уэдж, командир приписанного к судну подразделения морской пехоты, вошел в капитанскую каюту.

     - Мы нанесем ответный удар, - сообщил капитан Гаффни. В душе его пылал гнев. Гнев на врага, повредившего его корабль и убившего его людей.

     Капитан прекрасно осознавал, что Британию постиг грандиозный военный крах, но чувства свои держал в узде. Он охотно вступит в сражение и сделает все, на что способен сам, его люди и его корабль. А об ином и речи быть не может.

     Но сейчас, в этой миссии, он с громадным удовольствием свершит личную месть стране, которая пыталась уничтожить лично его.

     - Вот наши приказы, - Гаффни поднял единственный лист бумаги. - Они весьма лаконичны и деловиты, и я уверен, что все последуют им с огромным удовольствием. - И зачитал:

     - "Вам приказано следовать с величайшей спешностью к побережью Соединенных Штатов. Там вам надлежит провести карательную акцию по уничтожению и опустошению городов и округов побережья, каковые сочтете доступными". - Он положил лист на стол перед собой. - Вам ясно, лейтенант?

     - Ясно, сэр. И личный состав подчинится приказам с величайшим наслаждением!

     Волосы Уэдж были всклокочены, лицо побагровело то ли от выпивки, то ли от гнева или от того и другого сразу. Его слишком часто обходили в званиях, и он так и не дослужился до более высокого чина. Подчиненные ненавидели его, но отлично сражались под его командованием, поскольку врага ненавидели даже больше. Он всегда был отличным бойцом, а эта битва как раз для него.

     - У вас есть какие-нибудь участки на примете, капитан?

     - Да. Вот. - Они склонились над картой. - На побережье Северной Каролины небольшой городок под названием Миртл-Бич. Я однажды заходил туда за водой. Там имеются рыбачьи суда и железнодорожная станция в конце линии, уходящей в глубь суши. Строения, насколько я припоминаю, по большей части деревянные.

     - Они будут отлично гореть. Когда атакуем?

     - Сейчас мы идем со скоростью шести узлов, и земля должна показаться на рассвете. Переходим к действиям, как только цель будет опознана.

     Почтмейстер Миртл-Бич только-только подымал флаг, когда со стороны гавани донесся грохот, который невозможно спутать ни с чем. Пушки. К тому времени, когда он торопливо добежал до угла, чтобы поглядеть вдоль дороги в сторону берега, над крышами уже клубились черные облака дыма. Послышались крики, люди бросились бежать. Рыбачьи шхуны, стоящие на привязи в маленькой гавани, пылали. К берегу причаливали шлюпки, битком набитые солдатами в красных мундирах. Позади них темный силуэт боевого корабля внезапно озарился вспышками артиллерийских выстрелов. А мгновение спустя рухнул фасад Первого банка Южной Каролины.

     Почтмейстер бросился бежать обратно, хрустя подошвами по битому стеклу на перроне станции. Распахнул дверь в телеграфную контору.

     - Передай немедленно! Здесь англичане, сжигают все подряд. Стреляют из пушек, высаживают солдат. Война пришла сюда...

     Залп мушкетного огня отшвырнул почтмейстера на телеграфиста, и оба мертвыми рухнули на пол.

     Лейтенант Уэдж и его морские пехотинцы протопали через здание в своих тяжелых сапогах и вошли на пустую станцию. На путях стоял черный локомотив; бригада бежала. Из трубы сочилась струйка дыма, пар с негромким шипением пробивался из клапана.

     - Как раз то, что я и надеялся найти. Приведите мистера Макклауда.

     Капитан тотчас же согласился на предложение лейтенанта морских пехотинцев, чтобы механик корабля сопровождал их при высадке. Как только механик подошел, Уэдж указал на локомотив.

     - Вы можете о нем позаботиться? Взорвите его. Вам понадобится черный порох?

     - Вовсе нет, сэр. Паровой двигатель есть паровой двигатель, они ничуть не отличаются друг от друга, будь то на море или на суше. Мне всего лишь нужно довести его до белого каления, закрыть выходные клапаны и затянуть предохранительный. После этого котел сам все сделает..

     В городе неистовствовал пожар. Рыбачьи шхуны сгорели до самых ватерлиний. Трупы жителей, не успевших сбежать, были раскиданы по улицам. Недурная работа, подумал лейтенант Уэдж, карабкаясь обратно на палубу "Спидфаста". Потом обернулся, чтобы еще раз окинуть взором горящие здания. Как раз в это время раздался мощный взрыв, и над черными облаками дыма взмыло белое облако пара.

     - Что это? - спросил капитан Гаффни. - Пороховой склад?

     - Нет, сэр. Паровоз отправился в мир иной.

     - Отличная работа. Не забудьте упомянуть об этом в рапорте.

 

***

 

     - Еще один город сожжен, господин президент, - доложил Николай. - Миртл-Бич. Небольшое местечко на побережье Северной Каролины. И не менее семи американских торговых кораблей было атаковано и захвачено в море. Но, хуже того, были предприняты еще два вооруженных набега из-за канадской границы. Наиболее жестокий в Вермонте. Люди там пребывают в панике, бросают дома и бегут на юг.

     - Крайне прискорбно слышать, Джон. Просто ужасно. Одно дело, когда солдаты сражаются с солдатами, но британцы объявили войну против всего населения. Ступайте в Конгресс тотчас же. Доложите о происходящем тамошнему письмоводителю. Конгрессмены должны сегодня голосовать по поводу предложений. Быть может, эти страшные события подольют масла в огонь их решимости.

     Николай бежал почти всю дорогу до Капитолия и, входя туда, тяжело дышал и отдувался. Передал депеши главному письмоводителю и рухнул в кресло.

     Конгрессмен Уэйд, огнедышащий аболиционист, уже стоял на кафедре, пребывая на пике своей ораторской формы.

     - Никогда, повторяю, никогда не поставлю я свое имя под этим предложением, которое ослабит нашу решимость покончить с пагубным институтом рабства как можно скорее. Ради этого принципа умирали люди, вершились сражения. Мало просто освободить рабов. А то, что их хозяевам следует заплатить за освобождение, - просто-таки оскорбление. Бог требует от нас наказания для этих злых людей. Их следует сбросить, свергнуть с их высот и заставить страдать так же, как беспомощные негры страдали от их рук. Мы совершим предательство, если позволим им уйти от Господнего правосудия...

     - И вы осмеливаетесь говорить о предательстве?! - крикнул конгрессмен Трамбулл, подскочив на ноги и размахивая кулаками, от гнева побагровев до синевы. - Это вы предаете свою страну и всех молодых людей, и Севера и Юга, которые отдали свои жизни за то, чтобы избавить нашу землю от британского нашествия. Теперь мы надеемся уврачевать раны войны и объединиться против общего врага, а вы хотите этому помешать! Я бы сказал, что тот, кто говорит подобные вещи, настоящий предатель страны. Будь в моей власти, я бы повесил вас за подобные предательские речи!

     Заседание Конгресса, шумное и скандальное, затянулось далеко за полночь. Только безмерная усталость заставила конгрессменов в конце концов мало-помалу стихнуть и прекратить дискуссии. С тем чтобы возобновить споры назавтра. Было решено продолжать заседание до тех пор, пока не будет достигнуто соглашение того или иного рода.

 

***

 

     А вдали от Вашингтона, в самой северной части штата Нью-Йорк, воинская колонна стремительно двигалась сквозь ночь. Таким маленьким и таким диковинным формированием генерал Джозеф Э. Джонстон не командовал уже много лет. Пехотные полки - Второй и Тринадцатый Луизианские - уже служили под его началом в прошлом. Их составляли главным образом выходцы из Нового Орлеана и его окрестностей - поджарые и крепкие, несгибаемые бойцы. Четыре артиллерийские батареи присоединились к ним в Пенсильвании. Тоже добрые и хорошо обученные солдаты. Но генерал до сих пор не привык командовать янки.

     А тут еще обоз. Не только воинский, но и еще пять повозок, которыми правят миссурийские погонщики мулов. Молчаливые люди, непрерывно жующие табак и сплевывающие жвачку с убийственной точностью.

     Если бы генерал Роберт Э. Ли самолично не встретился с Джонстоном, чтобы в подробностях рассказать, что необходимо сделать, Джонстон начал бы думать, что вся эта операция - чистейшее безумие. Но как только генерал Ли растолковал общую концепцию, Джонстон тотчас же согласился принять командование. В течение двадцати четырех часов после встречи войска, орудия, фургоны и лошади были сосредоточены на сборном пункте. Было уже за полночь, когда они погрузились в ожидающие поезда, лило как из ведра, дождевые капли с шипением испарялись на металлических колпаках керосиновых ламп. Фургоны затолкнули на платформы, лошадей уговорами и силой затащили в товарные вагоны, усталые солдаты более чем охотно забрались в пассажирские. После этого эшелоны останавливались только для погрузки угля и забора воды по пути на север. В Мэлон, штат Нью-Йорк, к узловой станции, где пересекается две ветки - в опасной близости от занятого врагом Платсберга.

     - Мне нужны дозоры со всех сторон, - приказал генерал Джонстон. - И кавалерийские разъезды на дорогах, по которым мы пойдем.

     - У нас тут доброволец, - сообщил один кавалерист. - Подъехал, когда увидел, кто мы такие.

     Из темноты на свет фонаря выехал дюжий мужчина на крупном коне.

     - Зовут меня Уорнер, джентльмены, шериф Уорнер, вот и значок мой.

     Поглядев на значок, генерал кивнул.

     - Давно здесь живете, шериф Уорнер?

     - Рожден тут, постранствовал малость, послужил в кавалерии во время войн с индейцами, генерал. Был тогда сыт армией по горло и вернулся сюда.

     Тут особо нечем заняться, кроме фермерства, а к нему у меня душа как-то не лежит. Шериф помер от сифилиса, вот я и получил его работу. Ежели я чем-нибудь смогу вам подсобить, так чего ж, тогда я к вашим услугам.

     - Вы знакомы с местными дорогами?

     - Да я их знаю лучше, чем свои пять пальцев. Могу найти дорогу куда угодно в темноте с закрытыми глазами.

     - Но мы бы предпочли, чтобы вы делали это с открытыми глазами. Можете отправиться с этими людьми. - Генерал Джонстон отвел лейтенанта в сторонку, когда тот хотел последовать за своими подчиненными. - Присматривайте за ним Лишняя осторожность никогда не помешает.

     Но шериф оказался человеком слова. Они обошли спящий Платсберг и расположенные там британские подразделения, ничем себя не выдав.

     К утру подразделения двигались ровным маршем вдоль берегов озера Шамплейн, чтобы устроить засаду для барок.

     Все прошло точно по плану. Рассветный артобстрел, уничтожение части судов и бегство остальных на север. Затем колонна построилась и последовала за барками на север. Но с запада дул крепкий ветер, скоро барки набрали ход и скрылись из виду. Замечательно, просто замечательно. Когда колонна вернулась обратно в Мэлон, поезда уже ждали. И усталые люди, и лошади с радостью погрузились снова.

     Гражданские фургоны, оставленные на месте, по-прежнему стояли на платформе, а погонщики мулов оставались такими же угрюмыми и молчаливыми, как всегда.

     Генерал Джонстон собрал офицеров в штабном вагоне.

     - Славная работа, джентльмены. Ночная переброска смешанных войск всегда представляет трудности. Должен похвалить вас за то, как все было проделано.

     - Мы прошли чертовски долгий путь, генерал, если вы не против, чтоб я выложил все напрямую, - сказал полковник Янси, наливая себе большой стакан кукурузного виски. - И все только для того, чтобы разбить пару утлых лодчонок, а затем развернуться и маршировать обратно.

     - Я бы согласился с вами, полковник, если бы это было единственной целью данной операции, - отозвался Джонстон, поднимая стопку телеграмм. - Эти депеши ожидали меня в Мэлоне. Наши войска разбили врага вдоль всего Гудзонского фронта. Британцы бегут. И всякий из них, кто доберется до места высадки у озера, обнаружит, что его транспорт пропал. Скоро они все окажутся в котле. Мы сделали в точности то, ради чего были отправлены - отрезали им путь к отступлению. Сделанное нами весьма важно, на самом деле это часть более обширного плана, согласно которому мы очень скоро вступим в бой. Самые серьезные события ждут нас впереди.

     В вагоне внезапно воцарилось молчание. Генерал улыбнулся. Намеренно неторопливо налил виски в свой стакан и пригубил. А его аудитория была само внимание.

     - Я воздержался от сообщения вам об этом ранее, потому что об истинной цели нашей миссии нельзя было сказать даже намеком. Я поклялся генералу Ли молчать - и теперь прошу вас о том же самом.

     - Позвольте перебить, сэр, - подал голос капитан Дюбуа, а затем продолжал, когда генерал одобрительно кивнул. - Не было ли в телеграммах других новостей? Больше ничего не известно о состоянии Джеффа Дэвиса?

     - Действительно, в последней стопке такие сведения есть. Жив и поправляется, но очень слаб. Воистину добрые вести. Итак, вернемся к войне.

     Операция проведена чудесно, джентльмены, поздравляю вас. Янси абсолютно прав. Мы прошли долгий путь, чтобы разнести в щепу пару утлых лодчонок. Это сделано. Это было идеальным прикрытием для акции, которую мы предпримем сейчас. Сейчас мы находимся на поезде, который определенно не вернется в Пенсильванию. - Вагон загромыхал и закачался на стыках, будто подтверждая его заявление. - Мы находимся на другом пути и направляемся к нашей конечной цели - к городу Огденсбургу. Если кто-то не очень знаком с географией янки, я могу сообщить, что Огденсбург находится на берегу могучей реки Святого Лаврентия. И, конечно, все вы знаете, что лежит по другую сторону этой реки..

     - Канада! воскликнул капитан Дюбуа, вска-кивая на ноги. - Канада с salaud (Здесь: мерзавцами (фр.)) англичанами, роящимися там, как блохи на старой дворняге. Мы тут не случайно! Это так, генерал? Мы тут, чтобы сильно попортить кровь англичанам?

     - Да, джентльмены, именно так.

 

КАНАДА

 

     Оглядев членов Кабинета, Линкольн недоверчиво тряхнул головой. Поджал свои костлявые ноги, уперся каблуками в край кресла и охватил колени руками.

     - Ну и ну, не видел столько вытянутых лиц со времени последнего визита в конюшню. Нам бы сле-довало праздновать победу, джентльмены, а не гля-деть с таким видом, будто мы потерпели сокруши-тельный разгром.

     - Война зашла в тупик, - сказал военный ми-нистр Стэнтон. - Шерман остановился у канадской границы. Британцы топят наши торговые суда в море, а затем высаживаются на сушу и разоряют наши бе-рега, как им заблагорассудится. Они оправдывают эти действия, утверждая, что наши страны по-прежнему находятся в состоянии войны. Чушь. Это они вторглись к нам.

     Конгресс объявил, что состояние войны началось только после их вторжения. А теперь, когда их вышвырнули с нашей земли, разбили на море, какую же теперь они выставляют причину для этих непрерывных варварских набегов на наших граждан?

     - Ни малейшей, учитывая, что они согласились на мирные переговоры, - не менее угрюмо отозвался Сьюард. - И, несмотря на это соглашение, прусские переговоры застряли и ни с места. Адамс представил наши условия, в самом полном смысле разумные, но ни Пальмерстону, ни его холуям ничем не угодишь.

     Британские представители в Берлине по-прежнему выдвигают невозможные требования репараций, извинений и всего что только в голову придет, лишь бы не заниматься серьезными переговорами о мире. Я чувствую, что правительство тори решилось продолжать эту войну и согласилось на переговоры только для того, чтобы утихомирить оппозиционные партии в парламенте.

     - Тогда давайте поговорим о хороших новостях, промолвил президент.

     - Билль о реконструкции прошел нижнюю палату и будет наверняка одобрен Сенатом. Когда я подпишу его, билль станет законом. Хочется надеяться, мы увидим начало конца нашей внутренней войны. Что касается более широкого конфликта, уверяю вас, генералы не стоят на месте. Если британцы не хотят мира, то хлебнут войны по самое горло. У меня есть отчетливое ощущение, что они будут изумлены куда больше нас переменами, грядущими в ближайшем будущем.

     - Что вы хотите этим сказать? - насторожился Сьюард. - Как государственный секретарь, я должен быть в курсе всех военных планов.

     - Должны, - ответил президент, - но бывают времена, когда надо играть в покер, держа карты, так сказать, поближе к орденам. Вашингтон наводнен иностранными шпионами, прямо-таки рвущимися отыскать любую кроху сведений и продать их. Но вы должны знать хотя бы то, что затеваются определенные операции. Приказы разосланы и доставляются гонцами, потому что мы обнаружили бесчисленные каналы утечки на телеграфных линиях. Лично я не знаю деталей этих предприятий, так что никому из членов Кабинета не следует чувствовать себя обойденным. Зато я могу вам сказать, что британцев в Канаде в ближайшем будущем ждут весьма любопытные переживания.

     Когда президент покидал заседание кабинета, на его губах играла загадочная, чуть ли не озорная улыбка. Быть может, было бы вполне безопасно открыть им, что затевается, но Чейз - великий сплетник, а Сьюард несомненно расскажет своей дочери.

     Хей ждал президента в коридоре.

     - Здесь делегация негров. Я впустил их в ваш кабинет, чтобы подождали.

     Сказал им, что вы будете, как только заседание Кабинета закончится.

     - Я увижусь с ними сейчас же. Вы имеете хотя бы смутное представление о том, что у них на уме?

     - Ни малейшего, хотя пытался выяснить, как вы меня просили.

     - Тогда посмотрим, тогда посмотрим. - Линкольн повернул ручку двери и вошел.

     Увидев его, собравшиеся встали. Хорошо одетые негры отнеслись к этой встрече весьма серьезно и с громадным интересом воззрились на человека, оказавшего на их жизнь самое разительное влияние.

     - По-моему, я встречался кое с кем из вас прежде, во время предыдущего совещания.

     - Встречались, господин президент, - подтвердил их предводитель Э.М. Томас. - У нас состоялась весьма любопытная дискуссия с вами в этой самой комнате.

     - Совершенно верно. Насколько припоминаю, ваша группа отнюдь не питала восторгов по поводу одобрения Конгрессом плана поселения негров в Южной Америке. - Линкольн произнес это без малейшей досады, хотя идея переселения была его любимым детищем. Тут он заметил, что не знакомый ему дюжий чернокожий мужчина с густой копной волос и остроконечной бородкой, сдвинув брови к переносице, что-то сосредоточенно обдумывал. Линкольн взглянул на него, и тот, протиснувшись мимо остальных, протянул свою мускулистую руку.

     - Я Фредерик Дуглас, господин президент. Ладонь его оказалась твердой, как доска.

     - Конечно, я много о вас слыхал. Пора уж нам познакомиться.

     - Действительно, пора. Билль о реконструкции, представленный вами Конгрессу, важностью не уступает самой Конституции. Сие первый шаг по дороге, что ведет к освобождению моего народа. В глазах негров - и Севера, и Юга - вы владеете положением, какого не достичь ни одному другому человеку. Дядюшка Линкам, кличут вас негры, возносят вас на вершину Сиона.

     Каждого второго мальчика нарекают Авраамом в честь вас.

     - В самом деле... - начал президент и осекся, не находя слов.

     Пришедшие одобрительно загудели, подтверждая слова Дугласа.

     - Вот почему вы должны сделать более того, - изрек Дуглас с угрюмой настоятельностью; остальные заохали, ужаснувшись. - Единожды ступив на дорогу свободы, вы должны пройти ее до конца. До самого конца, где мой народ должен получить те же права, что и ваш. Стать вольным во всем, вольным владеть землей и вольным голосовать на свободных выборах.

     Слушатели примолкли, шокированные столь решительным заявлением в лицо руководителю страны. Один из них потянул Дугласа за рукав, но тот стряхнул руку.

     Линкольн с бесстрастным выражением лица тянул себя за бороду.

     - Вы изложили свою точку зрения весьма ясно, - в конце концов промолвил он. - Теперь предлагаю всем сесть и поглядеть, куда может завести нас столь откровенная дискуссия. Я читал некоторые из ваших речей и отметил, что вы весьма невысокого мнения о стране, в которую намереваетесь влиться.

     - Покамест, но мое мнение может и перемениться.

     - Искренне надеюсь. Не представляю, как человек, ненавидящий Четвертое июля, может быть истинным американцем.

     Будь такое возможно, Дуглас насупился бы еще сильнее.

     - Я сказал, что сей праздник для черных американцев лишен смысла. Так оно и есть. Рабство клеймит ваш республиканский дух позором. Ваш гуманизм - лишь притворство, ваше христианское милосердие - ложь.

     - В рабовладельческих штатах сказанное вами соответствует истине. Но скоро рабству придет конец.

     - Всей душой хочу дожить до того дня. Но боюсь, что глубоко предубежденные рабовладельцы и плантаторы так просто своих рабов не отдадут.

     Вот отчего мы пришли нынче повидаться с вами. Дабы оказать вам помощь. Вы должны заручиться поддержкой бывших рабов в достижении собственной свободы.

     Черные церкви на Юге объединены, и вам следует склонить их к сотрудничеству. Другие черные организации тоже сулят надежду.

     - Непременно, - кивнул Линкольн. - Я также занимаюсь организацией комитета по надзору за ходом освобождения.

     - Я искренне на это надеялся. Сколько негров войдет в комитет?

     - Я как-то не думал...

     - Так подумайте теперь! Дуглас рубанул рукой воздух. - Ежели равноправия нет в комитете по введению равноправия, то вы проиграли, даже не начав. Посему прошу у вас назначить в этот комитет меня. Что скажете, сэр?

     - Скажу, - медленно протянул Линкольн, - скажу, что характер у вас весьма решительный, мистер Дуглас, и весьма сильный. Кое-кто мог бы сказать, что ваше безрассудство граничит с дерзостью, но я не настолько самоуверен, чтобы заявить подобное. Не ведаю, каковы ваши карьерные амбиции, но сказал бы, что из вас получился бы хороший разъездной адвокат.

     - Шутка разрядила напряжение, кое-кто в группе даже улыбнулся. Дуглас слегка кивнул - скорее признавая достойного оппонента, чем в знак согласия. Не успел он рта раскрыть, как президент продолжал:

     - Я передам ваши слова комитету, когда он будет формироваться, и сообщу о своем согласии с вашей позицией.

     На этой примирительной ноте встреча и закончилась. Линкольн, профессиональный политик всегда и во всем, не пошел на попятную и не дал обещаний, которые не сможет сдержать. Хотя и верил, что предложения Дугласа пойдут во благо. Сотрудничество освобожденных рабов просто необходимо.

     Плоские поля по берегам реки святого Лаврентия идеальное место для лагеря. Жатва уже закончилась, и пшеничная стерня похрустывала под нога ми.

     Тусклое солнце немного согрело воздух, но в бороздах еще лежал снег, наметенный ночной поземкой. Зима не за горами. Солдаты быстро поставили палатки, разбив лагерь.

     Рядовой Дюкрок вел лошадь полковника в поводу; по пути к воде встретился с коноводами из артиллерийской батареи. Чудесный край, очень похожий на Миссисипи близ Батон-Руж, если бы не холод. Даже плоскодонка в реке смахивает на лодки, что ходят по илистым водам Матери рек; только там вместо весел пользуются шестами. Дюкрок с любопытством поглядел на гребцов, когда те повернули лодку к берегу, вскоре причалив совсем рядом с пришедшими на водопой лошадьми. Солидный седовласый мужчина, стоявший на носу, осторожно ступил на берег. Потом, оглянувшись на лошадей и солдат, радостно кивнул.

     - C'est l'armee Americaine, n'est pas? (-Это американская армия, не так ли?)

     - Oui, certainment. Etes-vous Francais? (-Да, определенно. Вы француз?) - отозвался Дюкрок.

     - Certainment pas, mon vieux! Je suis Francais Canadien. Jesuis ici pour parler a votre officier superieur, le General Johnston. (-Несомненно, Мой друг! Я французский канадец. Я хочу поговорить с вашим командиром генералом Джонстоном (фр.))

     Дюкрок указал в сторону стоящих в поле офицерских палаток. Папино поблагодарил его и двинулся вверх по берегу. Поглядев ему вслед, солдат подивился странному совпадению: надо же, встретить человека, говорящего по-французски, здесь, на холодном севере, так далеко от дома. И тут же громко рассмеялся.

     Даже простой мальчишка из заводей знает, что на войне подобные совпадения невероятно редки. Канада прямо за рекой, а на этом берегу два полка франкоговорящих американских солдат. А еще артиллерия и тяжело нагруженные повозки. Затевается что-то чрезвычайно интересное.

     - Винтовки, - сообщил генерал Джонстон, указывая на открытый ящик.

     - Новейшие, заряжающиеся с казенной части, магазинные винтовки системы Спенсера. Перезаряжать приходится только после десяти выстрелов. Конечно, они отличаются от винтовок, заряжающихся с дула. Но освоить их нетрудно.

     Наши солдаты недавно испытали их в деле и с радостью покажут вашим людям, как ими пользоваться с чрезвычайной результативностью.

     - На это уйдет какое-то время, генерал. К сожалению, большинство моих верных последователей родом из маленьких городков и деревушек и говорят только по-французски.

     - Полагаю, вам доставит удовольствие весть, что это не создаст никаких трудностей. Канада - не единственное место в Северной Америке, где говорят по-французски.

     - Конечно! Луизианская покупка! (В 1803 году Наполеон! продал США Луизиану, первоначально принадлежавшую Франции.) У вас войска из того района, из-под Нового Орлеана.

     - Да.

     - Я должен был догадаться об этом, когда один из ваших солдат ответил мне по-французски. Благодарю вас за ружья и за ваших добровольных инструкторов.

     - Мне также было приказано помочь вам всем, что в моих силах. План боя и атака, конечно, за вами. Но вы будете сражаться с регулярными войсками, и, уверяю вас, вам понадобятся пушки для полной уверенности в победе.

     Вдали послышался паровой гудок, потом другой. Вытащив из кармана часы, Джонстон поглядел на циферблат.

     - Минута в минуту. Хотелось бы мне, чтобы все военные операции проводились настолько четко.

     Они вышли из палатки в тот самый момент, когда из-за излучины реки выплыл военный корабль, за ним еще два.

     - Грузовые суда с озера Онтарио. В Рочестере их обшили броней и установили пушки. Первоначально реконструировались, чтобы встать преградой вторжению британцев водным путем, через озера. Но, думаю, ничуть не хуже зарекомендуют себя при штурме укреплений.

     Папино не находил слов от восторга; непременно обнял бы и расцеловал Джонстона, если бы тот не сделал поспешный шаг назад.

     - Я ошеломлен, mon General. Прежде, когда мы подняли восстание, у меня были только люди, - собственно говоря, мальчишки, - да и то вооруженные отцовскими охотничьими ружьями. Вот мы и проиграли. А теперь у нас привезенное вами чудесное оружие. И ваши солдаты, и большие пушки - да теперь еще и это. Монреаль свалится с одного удара, скажу я вам, потому что в городе всего пара-тройка сотен английских солдат. А у меня уже там агенты, толкуют с местными канадскими ополченцами, не питающими любви к Anglais.

     Они восстанут, перейдут на нашу сторону, все до последнего.

     - Да вдобавок будут усилены моими войсками. Поскольку англичане совершают набеги на юг от Канады, я без каких-либо угрызений совести вторгнусь в вашу страну.

     - Это не вторжение Вас примут с распростертыми объятьями. Я воспринимаю ваши действия как братскую помощь.

     - Нам придется переправиться через реку. Где вы предлагаете нам высадиться?

     Джонстон расстелил на столе карту. Папино внимательно рассмотрел ее и у казал место.

     - Здесь. Тут плоские луга и старая деревянная пристань, вот тут вот, так что высадиться с кораблей будет совсем легко. Вдобавок вот этот лесок заслоняет место высадки от города, он за этой излучиной реки. Путешествие не очень дальнее, а мои люди знают все тропы и дороги. Марш можно провести ночью, чтобы к рассвету выйти на исходный рубеж атаки.

     - Согласен. Именно так мы и поступим. Раздался гудок - это броненосцы повернули к берегу; солдаты громко закричали "ура" и бросились к воде, приветствовать матросов. Взор Папино затуманился, будто перед ним разворачивались невероятные события будущего.

     - Сперва Монреаль, за ним Квебек Нас ждет успех, иначе и быть не может. Канада снова станет французской.

     Генерал Джонстон кивнул, будто в знак согласия. Правду говоря, особого дела до Канады ему не было, будь она французская или чья угодно. Он вступил в эту войну, чтобы поколотить британцев. Если восстание французской Канады поможет уничтожить врага, что ж, он всей душой за. На войне все подручные средства хороши. В этом он целиком и полностью согласен с новым командующим генералом Шерманом. Войны ведут, чтобы побеждать.

 

***

 

     А далеко на юге, в куда более теплом климате, подходил к концу краткий, но яростный бой. В Вест-Индии укрепленные позиции у британцев имелись лишь на Ямайке, Барбадосе и Сент-Люсии. Оба мелких острова, стратегически важные пункты погрузки угля, скоро сдались американским кораблям, и те двинулись походом на Ямайку. Штаб Имперской Вест-индской базы всегда считался неприступным для атаки с моря. Вход в Кингстонскую гавань охраняли бастионы, и тяжелые пушки разбили бы в щепу всякий вражеский корабль, попытавшийся войти в порт.

     Вернее, всякий деревянный корабль. Генерал Улисс С. Грант уже набрался опыта в уничтожении береговых батарей с броненосных канонерок в фортах Генри и Донелсон. Теперь же в его распоряжении был "Мститель" с двумя орудийными башнями, каждая из которых несла пару четырехсотфунтовых орудий Пэррота, куда более мощных, чем генералу доводилось использовать прежде.

     Стоя на палубе парового фрегата "Роанок", он следил, как огневые позиции англичан подвергаются бомбардировке и подавляются одна за другой. Некоторые были защищены каменными стенами, хорошо противостоявшими ударам цельнометаллических ядер. Против них " Мститель" пускал в ход фугасные снаряды, проделывавшие в стенах громадные бреши и уничтожавшие орудия.

     Обороняющиеся стреляли до последнего, но все ядра лишь безобидно отскакивали от брони стального корабля.

     Как только броненосец заставил смолкнуть последнее орудие, в гавань вошла флотилия транспортов с деревянным "Роаноком" во главе. Как и ожидали, сопротивление оказалось незначительным. Лазутчики выяснили, что гарнизон Ньюкасла состоит всего из четырех рот Вест-Индского полка. Остальные полки - пехотный, Королевский инженерный и Королевский артиллерийский - были отправлены для участия в Американской кампании. Оставшийся полк был рассеян по всему острову и не успел собраться ко времени, чтобы помешать высадке американцев. Как только был захвачен порт и взята губернаторская резиденция, Грант дописал рапорт об операции и лично доставил его командору Голдсборо на "Мститель".

     - Отличная работа, командор, отличная работа!

     - Спасибо, генерал Мне ведомо, что у вас имеется опыт совместных боевых действий сухопутных войск и флота, но для меня эта операция стала поучительным уроком. Это рапорт президенту?

     - Да.

     - Превосходно. Я отправлю его телеграфом, как только остановлюсь во Флориде, чтобы пополнить запас угля. В Балтиморе приму на борт снаряды и порох и далее последую на север. На всех парах. В благостном климате этих островов как-то и не верится, что пришла зима.

     - Нам предстоит еще много сделать, пока не начались снегопады и не замерзли озера. Генерал Шерман уже вывел войска на позиции и ждет только вести, что вы в пути.

     - Отправляюсь, сэр, отправляюсь - курсом на победу!

 

БИТВА ЗА КВЕБЕК

 

     В воздухе висел гул от стрекота телеграфных аппаратов и шороха перьев телеграфистов, переводивших на человеческий язык загадочные, одним только им доступные щелчки. Подхватив очередной исписанный лист, Николай поспешил к президенту.

     - Монреаль захватили неожиданно легко. Броненосцы подвергли бомбардировке Королевскую батарею под городом и Цитадель над ним. Батарея была уничтожена, а Цитадель так пострадала, что люди Папино захватили его в результате первого же штурма.

     - А как насчет этих башен Мартелло, так беспокоивших генерала Джонстона?

     - Об этом позаботились агенты Папино. Башни были укомплектованы артиллеристами местного добровольческого полка - сплошь франко-канадцы, кроме офицеров. Как только сражение началось, они выбросили офицеров из орудийных портов и обрати ли пушки против британцев. Через час после первого выстрела все обороняющиеся либо сдались, либо обратились в бегство. Теперь там распоряжаются канадцы.

     - Чудесно, просто чудесно! Дверь в Канаду от крыта, а Грант и Голдсборо тем временем очищают от врага Вест-Индию. Надеюсь, я не слишком искушаю судьбу, сказав, что конец близок. Быть может, еще несколько военных неудач, и британцы пересмотрят свою стратегию проволочек в Берлине. Они наверняка должны уразуметь, что их гибельное предприятие рано или поздно должно подойти к концу.

     - В их газетах определенно не отыщешь ни малейшего намека на эту тему. Вы видели газеты, доставленные вчера французским судном?

     - Разумеется. Особенно меня пленило мое весьма точное подобие с заостренными рогами и хвостом. Мои враги в Конгрессе наверняка оправили его в рамку и повесили на стену.

     Встав, президент подошел к окну, чтобы полюбоваться унылым зимним пейзажем. Но вместо того видел залитые солнцем острова Карибского моря, более не принадлежащие Британии, более не являющиеся базой для набегов на американский материк. Теперь взят еще и Монреаль. Будто сжимающиеся стальные тиски, военная мощь объединившихся Соединенных Штатов очищает континент от захватчиков.

     - Так и будет, - с мрачной решимостью проронил президент. - Генерал Шерман на позициях?

     - Выступил, как только получил от генерала Гранта известие, что Ямайка пала и " Мститель" на всех парах идет на север.

     - Жребий брошен, Николай, и конец грядет, как говорят проповедники. Мы предлагали мир, а они его отвергли. Так что теперь мы завершим войну на собственных условиях.

     - Будем надеяться...

     - Оставьте это. У нас есть право - и сила. Наше будущее вверено в руки компетентнейшего генерала Шермана. Наши объединенные армии тверды в своей решимости избавить от британцев нашу страну, если не наш континент.

     Пожалуй, в каком-то смысле нам даже следует испытывать благодарность к ним.

     Не напади они на нас, мы и по сей день воевали бы с южными штатами. К счастью, кровопролитная война теперь осталась в прошлом. Быть может, всякая вражда скоро закончится, и мы снова сможем подумать о мирной земле.

 

***

 

     Висящая на растяжке палатки керосиновая лампа освещала карты, разложенные между двумя генералами. Подавшись вперед, Шерман покачал головой.

     - Генерал Ли, мое место должны занимать вы, и никак иначе. Ваш план, ошеломительный в своей простоте, даст великолепный результат, когда мы ударим по врагу.

     - Если помните, мы разрабатывали его вместе.

     - Я собирал войска, но тактика сражения предложена вами.

     - Скажем так: я просто накопил более обширный опыт в этой области, причем почти все время обороняясь против превосходящих сил противника. В подобных обстоятельствах становишься мудрее. И вы кое о чем забываете, Камп.

     Ни я, ни какой-либо другой генерал не может занять ваше место во главе объединенных войск. Ни один другой генерал Союза не может командовать одновременно и войсками Юга, и войсками Севера. То, что вы совершили в Миссисипи, будут помнить всегда.

     - Я сделал лишь то, что должно.

     - Никто другой этого не сделал, - твердо возразил Ли. - Ни один другой человек не мог так поступить. Теперь же война между штатами с Божьей помощью закончилась, и скоро о ней останутся лишь горькие воспоминания.

     - Да сбудутся ваши слова, - кивнул Шерман. - Но я знаю Юг почти так же хорошо, как и вы. Неужели акт об освобождении негров будет принят без горечи?

     Ли с мрачным видом откинулся на спинку поход него стула, задумчиво погладил седеющую бороду. И наконец промолвил:

     - Это будет нелегко. Но довольно просто для солдата, подчиняющегося приказам. Так что у нас на стороне правосудия войска, блюстители нового закона. А благодаря деньгам все перемены будут приняты безболезненно, поскольку война разорила большинство плантаторов. Деньги, полученные за рабов, помогут им встать на ноги.

     - И что тогда? - не унимался Шерман. - Кто будет собирать хлопок?

     Свободные люди - или свободные рабы?

     - Над этим предстоит всерьез поразмыслить; газеты наверняка ни о чем другом и не пишут. Но это должно быть сделано. Или все жертвы, все лишения были напрасны.

     - Это и будет сделано, - с искренним чувством проговорил Шерман. - Поглядите, как наши люди бьются бок о бок. Если уж люди, недавно пытавшиеся убить друг друга, могут сражаться плечом к плечу, то уж наверняка не видевшие войны могут поступить точно так же - Отнюдь не все разделяли подобные чувства, когда Конгресс Конфедерации собирался в последний раз.

     - Горячие головы! Как же я их презираю. Бедный Джефф Дэвис. До сих пор под присмотром докторов. Рана у него заживает не очень хорошо.

     Несколько долгих минут Ли сидел молча, а потом тряхнул головой.

     - Мы все обсудили, и я уверен, что дело пойдет как надо. Деньги для плантаторов. Работа для возвращающихся солдат, когда Юг начнет возрождаться. Думаю, все эти осязаемые материи сделают свое дело, и с рабством в нашей стране будет покончено раз и навсегда. Тревожат меня как раз материи неосязаемые.

     - Я что-то не улавливаю - Я говорю о подразумеваемом верховенстве белой расы. Как бы ни был южанин беден, к каким бы отбросам общества ни принадлежал, он даже не думает, а знает, что он выше негра только благодаря цвету кожи. Как только все уладится и люди вернутся по домам, они увидят свободных чернокожих, разгуливающих по улицам, и это придется им весьма не по вкусу. Беды не миновать, определенно не миновать.

     Шерман даже не знал, что ответить. Он прожил на Юге достаточно долго, чтобы понимать, насколько Ли прав. Они еще немного посидели в молчании, каждый погрузился в собственные раздумья. Затем Ли достал часы, со щелчком откинул крышку.

     - Рассвет не за горами, пора мне вернуться к войскам, - и поднялся.

     Шерман тоже встал и, повинуясь внезапному порыву, протянул руку. Пожар ее, Ли улыбнулся в ответ.

     - За утреннюю победу. За разгром врага. После ухода генерала Роберта Ли генерал Уильям Шерман опять склонился над картами, чтобы еще раз проработать детали атаки. Его адъютант полковник Роберте присоединился к нему.

     На южном берегу реки высился город Квебек, четко обрисовываясь на фоне утреннего небосвода. Опустив подзорную трубу, Шерман снова поглядел на карту.

     - Прошло всего чуть более ста лет с тех пор, как Вольф взял город.

     Похоже, с тех пор мало что изменилось.

     - Разве что укрепления стали мощнее, - полковник Роберте указал на оконечность мыса Даймонд. - С тех пор выстроены стены и береговые батареи.

     Я бы сказал, что в лобовой атаке их не сокрушить.

     - О лобовой атаке никто и не думал.

     - Знаю, но вчера ночью река была покрыта льдом.

     - Тоненькой корочкой. Река святого Лаврентия редко замерзает до середины декабря, у нас в запасе почти две недели. А мы должны все закончить сегодня.

     - По крайней мере, нам не придется высаживать людей в бухте Вольфа и заставлять их карабкаться на равнины Авраама, как Вольф.

     Шерман не улыбнулся, не видя в войне ничего смешного.

     - Мы не должны отклоняться от намеченного плана операции, если только не возникнут веские основания для обратного. Броненосцы на местах?

     - Пришли ночью. Береговые наблюдатели доносят, что они бросили якоря в предписанных точках.

     - Как дела дивизии генерала Ли?

     - Очистила британские позиции на острове Орлеан над городом. Сейчас его войска заняли позиции там и со стороны озера святого Карла от города.

     - Хорошо. Уже достаточно светло. Начинайте атаку на артиллерийские позиции на мысе Леви. Доложите, когда они будут захвачены и наши пушки переведены.

     Шерман снова поднес к глазам подзорную трубу, пока телеграф клацал, передавая приказ. Мгновение спустя с юга долетел басовитый грохот орудий, смешивающийся с треском ружей.

     Британцы ожидали атаки с севера, через равнины Авраама, являющие собой самые ровные и простые подступы к Квебеку. Их разведка донесла о наступлении дивизии генерала Уоллеса с той стороны. Пока что все идет по плану. Армии к северу и к югу от города, броненосцы на реке, все орудия на позициях.

     В поле за палаткой телеграфа послышались крики, потом тарахтение и дребезг повозок, съехавших с дороги и трясущихся на ухабах. Не успели они остановиться, как вышколенные солдаты уже спрыгнули, вытащили и начали расстилать на земле смятое желтое полотнище. Вскоре в утреннем воздухе разнесся едкий запах серной кислоты, наливаемой в контейнеры с железными опилками. Крышки контейнеров захлопнули, и через считанные минуты порожденный химической реакцией водород устремился по брезентовому шлангу. По мере того как шар все более и более раздувался, люди хватались за веревки; потребовалось тридцать человек, чтобы не дать ему вырваться. Как только был протянут провод, наблюдатель и телеграфист забрались в корзину.

     Наблюдательный воздушный шар поднялся в небеса, и провод - все восемьсот футов протянулся к земле.

     Генерал Шерман одобрительно кивнул. Теперь он может обозреть битву с высоты птичьего полета; полководцы столетиями мечтали о подобной возможности. Железный рычаг телеграфа в фургоне принялся выстукивать первые донесения небесного наблюдателя. Похоже, все идет гладко и строго по плану.

     Уже через час американские - и захваченные британские - орудия начали обстрел осажденного города.

 

***

 

     - Неужели ничего нельзя поделать с этой чертовой штукенцией?! - бросил генерал Харкурт, отступая в сторону от ядра, ударившего в парапет неподалеку, разбросав во все стороны осколки камня. Желтый наблюдательный шар завис в недвижном воздухе, обозревая осажденный город.

     - Увы, сэр, - отозвался адъютант. - Ружья не добивают, а попасть в него из пушки просто невозможно.

     - Но этот наглец смотрит прямиком на наши позиции! Им видно падение каждого снаряда...

     Подбежавший курьер остановился и козырнул.

     - Капитан Граттон, сэр. На севере обнаружены пушки и войска. Батарея полевых орудий уже открыла огонь.

     - Знаю! Равнины Авраама. Они тоже читают учебники истории. Но я им не Монткам. Мы никогда не покидаем оборонительных позиций, чтобы напороться на пулю. Пойду сам погляжу. - Генерал Харкурт вскочил в седло и поскакал по улицам города, а штаб следовал за ним по пятам.

     Теперь артиллерия окружила Квебек со всех сторон. Районы, недоступные для обстрела с противоположного берега реки, подверглись бомбардировке с броненосцев. Некоторые из них, вооруженные мортирами, швыряли в воздух пятисотфунтовые ядра, и те лениво взмывали по параболе высоко над крепостными стенами, чтобы с сокрушительной мощью обрушиться на укрывшиеся за ними войска. Убежища от бомбардировки тяжелыми орудиями нельзя было отыскать ни в каком уголке крепости.

     Броненосцы все время пребывали в движении, все время отыскивали новые мишени. Три из них - защищенные самой мощной броней - сошлись вместе ровно в одиннадцать часов, покинули реку святого Лаврентия и вошли в реку Сент-Джеймс, протекающую к востоку от города. В ту же самую минуту из-под прикрытия деревьев взмыла желтая громада второго воздушного шара, воспарив позади кораблей.

     Артобстрел усилился, осколочные гранаты с ужасной точностью сыпались на укрепления с флангов. Телеграфные сообщения с наблюдательного шара передавали на корабли семафором.

     В момент самой яростной бомбардировки, когда защитники стен ослепли от застлавшей укрепления пелены дыма, войска генерала Роберта Э. Ли пошли на приступ. Они высадились у города со стороны реки под покровом тьмы и оставались в укрытии среди деревьев. Рассветная бомбардировка не давала британцам высунуть носа, и присутствие войск обнаружено не было. Войска южан добрались до разрушенных укреплений в ту самую минуту, когда британскому генералу Харкурту, находившемуся в противоположном конце города, доложили о новой атаке. Он даже не успел выслать подкрепления, когда атакующие стрелки вгрызлись в землю среди развалин, стреляя во всякого британского солдата, попадавшегося на глаза.

     Через их ряды хлынула вперед вторая волна солдат в серых мундирах, за ней еще. Воинственный клич мятежников раскатился в стенах Квебека. В обороне англичан зияла огромная брешь, сквозь которую вливались все новые и новые подкрепления, разворачиваясь в боевые порядки и развивая успех.

     Остановить их было невозможно. К тому времени, когда генерал Шерман поднялся на борт броненосца, чтобы тот переправил его через реку, сомнений в исходе битвы не осталось.

     Вся дивизия южан уже проникла в стены города, разворачиваясь и наступая. Английскому генералу пришлось сиять часть людей с обороны западных укреплений. В дивизии генерала Лью Уоллеса имелась саперная рота - углекопы из Пенсильвании. Под ворота подвели мину и заложили заряды черного пороха. Угодившим в тиски между двумя наступающими армиями, оказавшимся в безнадежном положении британцам оставалось выбирать одно из двух: или сдаться, или умереть.

     Через час был выброшен белый флаг.

     Квебек пал. Последний британский оплот в Северной Америке перешел в руки американцев.

 

СЛАДОСТЬ ПОБЕДЫ

 

     Совещание Кабинета было намечено на десять часов. Назначенный час давно прошел, а президент все не показывался. Взбудораженные министры почти не замечали его отсутствия, громко перекликаясь друг с другом. Когда же вошел военно-морской министр Уэллс, все взоры обратились к нему, зазвучали вопросы о новостях с моря.

     - Победные, только победные. Враг усмирен и подавлен могуществом нашего оружия, сокрушен и разбит. Острова, некогда называвшиеся Британской Вест-Индией, ныне у нас в руках.

     - Как же тогда мы будем их называть? - поинтересовался военный министр Эдвин Стэнтон - Американской Ост-Индией?

     - Грандиозная идея, - отозвался Уильям Сьюард. - Властью государственного секретаря нарекаю их.

     Раздался дружный взрыв смеха. Даже суровый Уэллс позволил себе чуточку усмехнуться, загибая пальцы.

     - Во-первых, британцы лишились единственных опорных пунктов близ наших берегов. У них нет ни порта, где можно разместить корабли, какие у них еще остались, ни угля, дабы снабдить топки их машин, буде они отважатся на новые нападения из-за океана. Теперь варварские набеги на наши прибрежные города прекратятся.

     - Но они по-прежнему могут устраивать вылазки из Канады, - заметил министр юстиции Бэйтс, всегда ухитрявшийся видеть во всем худшую сторону.

     - Если замените "по-прежнему могут" на "раньше могли", вы окажетесь куда ближе к истине, - возразил Стэнтон. - Успех восстания французских националистов лишил их базы в Монреале. Враг бежит перед победоносным наступлением войск генерала Шермана. В эту самую минуту Шерман сжимает кольцо вокруг Квебека. Когда кольцо сомкнется, британцы обречены. Их войскам останется только бежать на северо-восток, на Новую Шотландию, где у них осталась последняя военно-морская база в Галифаксе...

     Он оборвал фразу на полуслове, когда дверь зала распахнулась и вошел президент Линкольн. За ним по пятам следовал Иуда П. Бенджамин.

     - Джентльмены, - провозгласил Линкольн, усаживаясь во главе стола.

     - Все вы знакомы с мистером Бенджамином. Теперь прошу любить и жаловать его как нового члена Кабинета министров - министра по делам Южных штатов.

     Собравшиеся забормотали поздравления. Бенджамин легонько склонил голову, пожал руку, великодушно протянутую госсекретарем, и занял указанное место - На предыдущих совещаниях, - начал Линкольн, - мы обсуждали необходимость представителя Юга. А несколько дней назад мистер Бенджамин вступил в роль избранного главы Конфедерации, когда в последний раз был созван Конгресс Конфедерации. Он расскажет вам обо всем.

     Воцарилось напряженное молчание, когда Иуда П. Бенджамин по-луизиански врастяжку заговорил тоном глубочайшего уныния:

     - Не стану лгать вам, заявляя, что все прошло тихо и гладко. Самых трезвых джентльменов Юга в Конгрессе уже не было, некоторые из них ныне пребывают в Вашингтоне, в палате представителей. Я не стану заходить настолько далеко, чтобы заявлять, будто остались одни горячие головы и закоснелые ретрограды, но желчных нападок все-таки хватало. Некоторым кажется, будто поругана честь Юга. Вносили разнообразные предложения, страсти бушевали вовсю С прискорбием сообщаю, что еще двое конгрессменов арестованы за угрозу насилия. В конце концов мне пришлось вызвать войска.

     Повидав кровавое пекло войны, они никому не позволили бы встать на пути мира. Их командир генерал Джексон (Здесь косвенно обыгрывается прозвище генерала Джексона - Твердокаменный, полученное после сражения при Булл-Ране, где его бригада стояла "как каменная стена".) стоял перед раскольниками каменной стеной, недосягаемый для просьб и проклятий, твердый в своей решимости, он заботился лишь о том, чтобы последнее заседание Конгресса Конфедерации закончилось мирно.

     Он немного помолчал, видя что-то, доступное только его взору. Страну, которой служил, ныне ушедшую навсегда. Быть может, видел Юг скорого будущего, изменившийся до неузнаваемости. Нахмурившись, он тряхнул головой.

     - Не думайте, что я оплакиваю павшую Конфедерацию. Я не оплакиваю, но могу лишь надеяться, молиться, что мы сумеем оставить рознь в прошлом. Я закрыл собрание, велел выгнать тех, кто пытался остаться, и провозгласил, что Конгресс Конфедерации прекратил свое существование. А затем здание заперли на замок. Думаю, я сыграл свою роль в процессе исцеления. Теперь же призываю вас, джентльмены, и Конгресс Соединенных Штатов, сыграть свою.

     Сдержать данные вами обещания. Позаботиться о честном и справедливом мире.

     Если же вы этого не сделаете - что ж, тогда я участвовал в величайшем предательстве за всю историю человечества.

     - Приложим все старания, не пожалеем сил, - заверил президент. - Теперь, когда штаты Юга посылают своих представителей в Конгресс, раны недавней войны должны исцелиться. Но попутно возникают и проблемы, и отрицать их существование было бы откровенно глупо. В последние недели мы работали с Иудой П. Бенджамином в таком тесном сотрудничестве, что между нами возникли определенные узы. Мы сходимся во мнениях по целому ряду вопросов и верим в одно и то же будущее.

     И чтобы это будущее настало, мы должны говорить в один голос. Наш кабинет должен быть тверд в своей решимости. Воссоединить страну и уврачевать ее раны будет нелегко. Уже теперь из южных штатов поступают доклады о трениях из-за приобретения рабов. Мы должны обеспечить, чтобы возникающие проблемы разрешались через посредство мистера Бенджамина, не только весьма осведомленного в этих вопросах, но также весьма уважаемого и пользующегося доверием во всех уголках бывшей Конфедерации.

     - Горячие головы и недовольные будут всегда, - отметил Бенджамин. - Особенно на Юге, где честь ставят превыше всего, а кровь у людей горяча.

     Беспорядки, упомянутые президентом, происходят в Миссисипи, я уже получил корреспонденцию на данную тему. Проще говоря, дело в Акте о реконструкции.

     Хотя процедура выкупа рабов разработана весьма подробно, цены весьма туманны, что и влечет беспорядки. Я намерен отправиться в Миссисипи при первой же возможности, чтобы проработать детали на месте. Мы должны проводить политику, приемлемую и удобную для всех. Если мне удастся подготовить рабочее соглашение с плантаторами штата Миссисипи, то остальные владельцы плантаций по всему Югу будут твердо придерживаться правил, которые мы выработаем, это я знаю определенно.

     - Отлично, - одобрил Линкольн. - Это краеугольный камень нашего соглашения, а оно должно работать, и работать хорошо. - Он бессознательно сложил руки ладонями перед грудью, будто в молитве. - Со временем наши проблемы будут множиться. В прошлом мы думали только о том, как выжить, как выиграть войну. С прекращением военных действий мы смогли направить все силы на борьбу с внешним врагом. Но и в этой борьбе перед нами лежал один-единственный путь. Мы должны были уничтожить противника, изгнать его с нашей земли. И, с Божьей помощью, осуществили это. Но что нас ждет в будущем? - Он устало прикрыл глаза, потом, открыв глаза, выпрямился. - Теперь наш путь утратил однозначность. Впереди нас ждут развилки и перекрестки, ведущие в самые разные стороны. Могучий поезд Союза должен отыскать путь сквозь все преграды к триумфальному будущему.

     - И каким же в точности оно будет? - поинтересовался Уильям Сьюард, чьи претензии на президентское кресло в преддверии выборов ни для кого не были тайной.

     - В точности не знаем, мистер Сьюард, - ответил Линкольн. - Мы вынуждены просить руководства по этому вопросу. Но на сей раз не у Господа, а у человека, отличающегося великой мудростью. Он поделился своими познаниями со мной и мистером Дэвисом, а недавно и с мистером Бенджамином, и оказал нам неоценимую помощь при подготовке Билля об освобождении. Я просил его сегодня поговорить со всеми вами, дабы ответить на серьезные вопросы наподобие последнего. Сейчас мы за ним пошлем. - Он кивнул секретарю, и тот тихонько выскользнул из комнаты.

     - Слыхали мы о вашем советнике. Он ведь англичанин? - в голосе министра юстиции прозвучала угрюмая подозрительность.

     - Да, - твердо сказал Линкольн. - Как другой великий политический советник нашей нации, Том Пейн. И, по-моему, как и отцы-основатели нашей Республики. То есть те из них, которые не были шотландцами или ирландцами.

     Или валлийцами.

     Раздался смех, и Бэйтс нахмурился, но промолчал, оставшись при своем мнении.

     - Мистер Джон Стюарт Милл, джентльмены, - провозгласил Линкольн, когда Хей ввел философа в комнату.

     - Вы можете прорицать будущее? - осведомился министр юстиции. - Можете предсказывать, какие события произойдут, а какие нет?

     - Разумеется, нет, мистер Бэйтс. Но я могу указать западни, поджидающие вас на дороге к будущему, а также указать достижимые цели. - Он невозмутимо огляделся, прекрасно владея собой и своей речью. - Мне бы хотелось узнать всех вас как можно лучше. Ведь это вы, господа, формируете будущее, ведь это вы и президент - путеводные светочи сей державы. Так что я в общих чертах опишу цели, каковые достижимы на самом деле, а затем с радостью отвечу на конкретные вопросы касательно ваших чаяний и стремлений.

     Я поговорю с вами о важности представительского правления, о необходимости свободы дискуссий. Я противник непросвещенной демократии, как, несомненно, и все вы. Таковы понятия, забывать о которых не следует, цели, к которым надо стремиться. Но вашей первоочередной задачей должна стать экономическая мощь. В ратной войне вы победите. Но вы откроете, что куда труднее победить в мире, в грядущей экономической войне.

     - Вы говорите загадками, - наморщил лоб Стэнтон.

     - Вовсе нет. Воюя с британцами, вы также воевали и с Британской империей. Вы когда-нибудь виде ли эту Империю на карте, где составляющие ее страны раскрашены розовым? Розовый цвет раскинулся по всей карте, джентльмены, розовый цвет опоясывает планету. На протяжении двадцати пяти тысяч миль по всему миру развевается британский флаг. Розовый цвет покрывает одну пятую земной поверхности, и королева Виктория правит четвертью населения планеты. Империя сильна, значит, вы должны быть сильнее.

     Я знаю своих соотечественников и знаю, что они не потерпят поражения, каковое вы им несли. Не знаю, какие действия они предпримут, но на этом они не остановятся. Так что вы должны подготовиться. Легкая жизнь на Юге пришла к концу - хоть я и понимаю, что это всего лишь миф о Юге, что его народ на самом деле умеет много и хорошо трудиться. Ваша страна богата, а ваш народ - и на Севере, и на Юге знает толк в работе. Но Юг должен стать таким же индустриальным, как и Север. Натуральное хозяйство не приведет к изобилию.

     Для увеличения национальных богатств Юг должен производить не только хлопок.

     Если у вас есть воля, то у вас есть и хрипоты, срывая голоса, и даже не замечали этого от счастья.

     О победе кричали во всеуслышание, вопили во всеуслышание, пели во всеуслышание. С падением Квебека пала и власть британцев. Заслышав радостную весть, люди высыпали на улицы, Победа! День, такой пасмурный и холодный с утра, согрелся теплом победы, озарился солнцем успеха. Возле Белого дома собралась толпа, криками призывавшая президента.

     - Я должен выйти и поговорить с ними, Мэри, - промолвил Линкольн.

     - Но не в этом же старом, помятом костюме в день такого праздника!

     Она стояла на своем, пока президент не отказался хотя бы на денек от своего потрепанного, лоснящегося черного костюма ради нового черного фрака из тончайшего сукна, белой крахмальной полотняной сорочки и фуляра из превосходнейшего французского шелка.

     - Я так горжусь тобой, отец, - с улыбкой всплеснула руками Мэри. Он ответил радостной улыбкой, потому что после смерти Вилли Мэри улыбалась очень редко. Она тоже отказалась от своего черного платья, хотя бы на день, надев белое бальное платье, украшенное сотнями черных цветочков.

     Рука об руку вышли они на балкон, и толпа радостно взревела. Линкольн не мог сказать ровным счетом ничего, и даже если бы попытался, его бы никто не расслышал. Они просто с улыбками махали руками, пока не замерзли. К тому же, когда они возвращались в дом, к подъезду уже подкатывали первые коляски.

     Члены Кабинета собрались в Зеленой комнате, где к ним присоединилось воинство старших сенаторов с Капитолийского холма. В тесных стенах перекатывалось эхо восторгов и веселого смеха. Протолкнувшись через собрание, Хей привлек внимание президента.

     - Тут русский посланник.

     - Барон с непроизносимой фамилией?

     - Да, сэр. Барон Штокль. Хочет поздравить.

     - Еще бы ему не хотеть после того, что британцы сделали с русскими в Крыму.

     Пышно одетый барон с золотой звездой на шее размером с суповую тарелку схватил Линкольна за руку и принялся встряхивать ее, будто рукоятку помпы, с такой энергией, что его парик грозил сползти на глаза.

     - Позвольте сердечнейшим образом, господин президент, поздравить вас с победой на поле боя. - Отступив в сторону, он указал на военного в элегантном мундире. - Позвольте представить вам адмирала Нахимова, пришедшего сюда на флагманском корабле с визитом, по случайному совпадению, весьма своевременно.

     У адмирала оказались мозолистые ладони, крепкое пожатие и на удивление хороший английский.

     - Я знаю, как трудно топить английские корабли, и восхищен тем, как это делают ваши моряки, - сказал он.

     Линкольн кивнул в знак согласия.

     - Мы ив самом деле потопили множество кораблей.

     Тут к его локтю прикоснулись, отзывая в сторону.

     - Миссис Линкольн хочет, чтобы вы вместе с ней встречали гостей, - проговорил Николай.

     По мере того как в Белый дом набивалось все больше и больше доброхотов, выстроилась своеобразная очередь на прием. Линкольн обменивался с каждым гостем парой слов и рукопожатием. Мэри, отнюдь не жаждавшая прикасаться к такому количеству чужих рук, держала букет, кивая и улыбаясь.

     Собрались по большей части политики и их дамы, хотя было и несколько генералов, да еще русский адмирал; большинство офицеров еще не вернулись с моря и полей сражений. Конечно, присутствовали и зарубежные сановники, и послы, а также местная знать.

     - Какой величественный день! - сказала мисс Бетти Дюваль.

     - Несомненно, - отозвалась Мэри Тодд Линкольн. Голос ее обрел интонации южных Тоддов, а не янки Линкольнов. - Хорошо ли вы поживали?

     Мягкость ее слов противоречила резкости их смысла. Сперва подвергнувшись домашнему аресту в Вашингтоне за откровенно конфедератские воззрения, мисс Дюваль была выслана на юг вместе с вдовой Гринхау, стоявшей теперь рядом с ней. К последнему средству прибегли, когда выяснилось, что они сочувствуют южанам не только на словах, но и активно шпионят в пользу Юга. О заключении под стражу женщин их положения и преклонных лет не могло быть и речи. Ссылка на обнищавший военный Юг сама по себе послужила немалым наказанием.

     - Весьма недурно. Наши мальчики справились, не правда ли?

     - Несомненно. Солдаты Севера и Юга бились плечом к плечу, чтобы вышвырнуть иноземных захватчиков. Восхитительный день.

     Все они улыбнулись, забыв о прошлом хоть на минуту. Нынче вечер победы, а не сведения счетов.

     Скоро в комнате скопилась такая толпа, что у Мэри от духоты заболела голова. Шепнув об этом мужу, она выскользнула за дверь. Линкольн прилежно пожимал протянутые руки, но почти не смотрел на посетителей.

     - Нынче день победы американского оружия, - сказал офицер. Линкольн взглянул сверху вниз на коренастого военного, тряхнул его руку и тут же выпустил.

     - Искренне надеюсь, что вы оправились от горячки, генерал Макклеллан.

     - Целиком и полностью, - решительно заявил Наполеончик. - И снова готов Послужить своей стране на поле брани. - В голосе его не прозвучало ни намека ни на медлительность и уклонение от битвы, ни на потери, понесенные, когда он в конце концов неохотно вступил в борьбу.

     - Ничуть не сомневаюсь. Но я уже сдал пост главнокомандующего, принятый мной из-за вашей болезни. Ныне это звание носит куда более доблестный и опытный воин, нежели я. - Тон президента едва уловимо подразумевал, что генерал Шерман куда талантливее и самого Макклеллана. - Вам следует обратиться с этим к нашему победоноснейшему командиру, когда он вернется с фронта.

     В этот вечер все стремились переговорить с президентом, даже бывший лейтенант военного флота Густав Фокс, ради торжественного случая на время забывший о разведывательной деятельности и надевший морской мундир. Взяв под локоть невысокого человека в темных одеяниях с эбеновой тросточкой в руках и напускным равнодушием в манерах, он сделал знак Линкольну.

     - Господин президент, позвольте представить вам нового французского посланника герцога де Валансьена.

     Герцог с высокомерным видом слегка поклонился в талии. Линкольн энергично тряхнул его вялую руку, прежде чем француз успел ее выдернуть.

     - Герцог как раз объяснял мне, - с улыбкой сообщил Фокс, - почему его страна на днях высадила еще тридцать тысяч солдат в мексиканском порту Веракрус.

     Валансьен отмахнулся от такого пустяка небрежным движением ладони.

     - Всего лишь деловой вопрос. Мексиканское правительство не выполнило своих обязательств и не погасило кое-каких долгов Франции.

     - У вас весьма впечатляющий подход к погашению векселей, - заметил Линкольн.

     - Ваши войска высадились в Веракрусе четырнадцатого декабря прошлого года, не так ли? - спросил Фокс.

     Этот вопрос тоже был отвергнут взмахом ладони.

     - Дела, все дела. Нам помогали испанцы, требовавшие уплаты по тем же векселям. А также, по-моему, человек семьсот британцев. Тоже за уплатой.

     - Кое-что припоминаю, - кивнул Линкольн. - Но британцы тогда причинили нам массу неприятностей из-за своего корабля "Трент", и мое внимание несколько рассеялось. Но теперь я весь внимание. По-моему, в Мексике новая конституция, основанная на американской, не правда ли, мистер Фокс?

     - Совершенно верно. Принята в 1857 году.

     - Полагаю, это делает Мексику нашей сестрой-республикой. Тридцать тысяч человек - это ужасно много кредиторов в гостях у нашей сестры.

     Полагаю, доктрина Монро охватывает вопросы подобного рода. Мистер Фокс, нельзя ли мне получить полный доклад об этом?

     - Разумеется.

     - Примите мои поздравления по поводу ваших военных побед, - изрек Валансьен, внезапно проникнувшись желанием сменить тему. - Нельзя ли мне повидаться с миссис Линкольн, дабы передать поздравления и ей?

     - По-моему, она удалилась на отдых, но я непременно передам ей ваши слова.

     Фокс увел француза, и Линкольн улыбнулся. Пока его внимание было занято другими делами, беда пришла через заднее крыльцо. Что ж, теперь он смотрит в нужную сторону.

     Давно пробило полночь, но всеобщее оживление и не думало идти на убыль.

     Пробравшись через толпу доброжелателей, Линкольн поднялся по лестнице, и там его привлек стрекот телеграфа в комнате рядом с его кабинетом. Николай занимался там сортировкой толстой кипы бумаг.

     - По большей части поздравления, сэр. А также предложения, как нам следует поступить с поверженным врагом, некоторые весьма поучительные. А также традиционные просьбы о назначениях.

     Линкольн со вздохом опустился в кресло.

     - А что с пленными? Сколько тысяч человек мы захватили?

     - Итоги пока не подведены, но после падения Квебека наверняка будет еще больше. Пленные ирландцы приветствовали нашу фермерскую программу и останутся у нас. Считают, что устроятся куда лучше, обрабатывая землю здесь, нежели на своей обнищавшей родине. Хотя некоторые из них чересчур юны, чтобы заниматься тяжелым трудом, я уверен, что все они придутся ко двору.

     Среди ирландских солдат попадаются восьми - и десятилетние мальчики.

     Утверждают, что пошли в британскую армию добровольцами. Иначе им пришлось бы голодать. Касательно пленных англичан решение пока не принято.

     - Что вы хотите этим сказать?

     - Предложение фермерской работы и возможность получить надел предназначалось только для ирландцев. Но теперь объявились и английские добровольцы, предпочитающие возвращению домой возможность остаться здесь.

     - Я бы сказал, пусть остаются. Одни ничуть не хуже других. Ну, пойду лягу, Нико. Денек выдался исключительный.

     - Несомненно.

     Но о постели думать было рановато. В кабинете его дожидался Гидеон Уэллс, глядя в окно и поглаживая свою окладистую бороду. Как только Линкольн вошел, он обернулся.

     - Этот день останется в истории навечно. - В прошлом журналист, Уэллс порой высказывался газетными заголовками.

     - Наверняка. Давненько британцы не получали такой основательной трепки.

     - По-моему, вообще в первый раз. В последний раз захватчики вторглись в Англию в 1066 году. С той поры она не проиграла ни одной войны, хотя вела их во множестве. Поглотила Уэльс, Корнуолл, Шотландию и Ирландию и стала Великой Британией. Не удовлетворившись этим, принялась мародерствовать по всему миру и таким образом основала Британскую империю. Я боюсь за наш флот, господин президент.

     - Вам по должности положено. Но что конкретно вас тревожит?

     - Меня тревожит мир. Мы только что заложили еще восемь броненосцев.

     Найдутся ли теперь деньги на их постройку?

     - Должны найтись. Мы вступим в мир легкой походкой, но не станем ходить безоружными. Сильный флот и сильная армия станут гарантией нашей безопасности.

     - Народ будет сетовать на налоги, а Конгресс прислушается к нему.

     - Конгресс прислушается еще и ко мне. Ни один член Кабинета не питает ни малейших сомнений касательно наших экономических нужд на будущее, каковые указал нам мистер Милл.

     - Вдали уже звучит ропот недовольства.

     - Пока он останется там, пусть себе. Но никто не смеет вставать на дороге могучего крейсера по имени Америка, отплывающего в светлое будущее. А те, кто находится на его борту, должны говорить в один голос, стремиться к одной цели.

     - Они должны плыть по ветру - или прыгать за борт.

     - Вот именно. В прошлом в Кабинете были перестановки - вряд ли вы забыли своего предшественника Саймона Камерона.

     - Как не забыл и постигшей его участи - посол в России, - рассмеялся Стэнтон.

     - Весьма заслуженной участи, как вам известно, поскольку именно вам пришлось разгребать кавардак, в который он превратил военный флот.

     Подавайте отложим эти материи до утра - и насладимся ночью победы. Завтра, когда Кабинет соберется, у нас будет в достатке времени, чтобы обсудить свое мирное будущее.

 

ДЕНЬ ПОБЕДЫ

 

     Крейсер "Мститель" прибыл всего на два дня раньше генерала Шермана.

     Подошел к побережью Новой Шотландии у мыса Сейбл, затем на всех парах пошел на север. Его появление вызвало переполох в гавани Галифакс. Два британских фрегата, стоявших в порту, подняли пары и направились в море, как только американский крейсер был опознан. Будь хоть небольшой ветерок, им удалось бы скрыться, прибегнув к совместной тяге винтов и парусов. Но в тот холодный декабрьский день царил штиль, и паруса висели, как тряпки. Машины только что сошедшего со стапелей "Мстителя" невероятно превосходили их двигатели.

     Снова сталь схлестнулась с деревом, и "Кастелян" был разбит и обездвижен после единственного залпа двух орудийных башен крейсера. Капитан британского фрегата не сдал корабль, хотя сражение не сулило ему ничего хорошего. "Мститель" даже не потрудился предложить ему сдаться и воздержался от продолжения боя, чтобы ринуться вдогонку за близнецом фрегата. Капитан "Отважного" оказался более осмотрительным, или практичным, или просто понял, что неравный бой не даст ему ровным счетом ничего. Он спустил флаг, как только прогремел первый выстрел. Высланный абордажный отряд принял командование над судном и привел фрегат в порт, из которого тот так недавно бежал. Нацелив на него заряженные пушки, "Мститель" наблюдал, как захваченный в плен корабль подходит к изувеченному "Кастеляну", бросает буксир и ведет его в порт. Подчиняясь приказу, " Отважный" остановил машины, как только вышел на рейд гавани, и бросил якорь. "Мститель" миновал сцепленные фрегаты и медленно двинулся к берегу. Как только он оказался в зоне обстрела, береговые батареи открыли огонь.

     Пушечные ядра фонтанами вздымали воду вокруг американского броненосца - и отскакивали от его восьмидюймовой брони Не обращая внимания и не отвечая на огонь, "Мститель" обошел акваторию. Не стал стрелять ни в торговые, ни в транспортные суда, стоявшие у причалов. Просто вышел в центр гавани и бросил якорь.

     Ближайшая береговая батарея выпалила снова. На сей раз ответ последовал. Залп одной башни четырехсотфунтовыми ядрами в одно мгновение превратил батарею в руины. Остальные батареи огня не открывали.

     - Какого дьявола эта штуковина вытворяет?! - вопросил герцог Кембридж, но ответить не вызвался никто. Укутанный от мороза в меха герцог стоял на балконе губернаторской резиденции. Прибыл сюда всего за несколько дней до того, чтобы возглавить Американскую кампанию, поддавшись на уговоры двоюродной сестры-королевы. Может, присутствие главнокомандующего подняло боевой дух и ободрило войска, но никоим образом не сказалось на ходе войны в целом.

     А новости сплошь дурные.

     - Сперва это катастрофическое приключение на американском Юге. Разгром флота на Потомаке. Генерал Чэмпион убит в бою. Наши Вест-Индские базы взяты, Квебек пал. А теперь еще и это. Ну, Клав, вы у нас вроде бы башковитый. Можете растолковать?

     Бригадный генерал Клав Соммервиль замялся. Ответ казался и без того очевидным.

     - Ну же, давайте, - поторопил герцог.

     - Что ж, сэр, полагаю, этот корабль - пробка в бутылке. Согласно последним донесениям, броненосцы янки в реке святого Лаврентия направляются к морю.

     - Лед их остановит.

     - Он недостаточно толст и недостаточно крепок, чтобы помешать железному пароходу. Ничуть не сомневаюсь, что за ними по пятам маршируют вражеские войска.

     - Говорите, пробка в бутылке?

     - Да, сэр. Этот бронированный линкор мог бы обстрелять город и выгнать нас, если бы хотел. Полагаю, они хотят, чтобы мы оставались здесь.

     Снова поглядев на темный абрис корабля, герцог поежился.

     - Чертовски тут холодно. Пойдемте к огню. Кто-нибудь, найдите мне большой бокал бренди. - И вошел первым.

     На следующее утро вскоре после рассвета из тумана выплыла небольшая флотилия броненосцев. Они встали на якорь рядом с «Мстителем", тотчас же спустившим шлюпку. Тучный человек в шинели медленно спустился в нее и был доставлен на головной броненосец. Затем шлюпка направилась к берегу.

     Стоявший на носу солдат держал белый флаг.

     - Пошлите туда кого-нибудь, - распорядился герцог и потянулся за своим бокалом бренди. В ожидании офицеры его штаба с беспокойством переговаривались между собой. Герцог все еще сидел, когда посланный вернулся в сопровождении офицера в безупречно выглаженном сером мундире, сверкающих сапогах, золотом кушаке и шляпе с пером. Остановившись перед герцогом, он козырнул.

     - Генерал Роберт Э. Ли. Армия Соединенных Штатов.

     - Кого надо? - буркнул герцог.

     Ли холодно поглядел сверху вниз на развалившегося в кресле человека. И с немалой толикой презрения в голосе ответил:

     - Я хочу поговорить с тем, кто здесь командует. Кто вы такой?

     - Последите за своим тоном, или я вас заколю!

     - Это герцог Кембриджский, - спокойно поведал бригадный генерал Соммервиль, - главнокомандующий.

     - Что ж, и вправду годится за командира. Я доставил послание от генерала Шермана, главнокомандующего наших войск. Он хочет встретиться с вами для обсуждения условий сдачи.

     - Прежде я увижу его в аду! - вскричал герцог, осушая стакан и швыряя его в камин. Эта вспышка ничуть не тронула Ли; его мягкий южный говор звучал все так же безмятежно.

     - Если вы откажетесь от упомянутой встречи, все корабли в этой гавани - и военные, и гражданские будут потоплены. Город будет сожжен. Наша армия, находящаяся в неполном дне пути отсюда, захватит в плен всех оставшихся в живых, и мы отправим их в кандалах в Соединенные Штаты. Должен указать вам, что в данном вопросе выбора у вас нет.

     И снова выход из тупика подсказал бригадный генерал Соммервиль.

     - Герцог примет генерала Шермана здесь...

     - Нет, - отрезал Ли. Теплые интонации исчезли напрочь. - Встреча состоится на берегу ровно через полчаса. Герцогу ведено взять с собой не более трех офицеров.

     Теперь Ли не стал козырять. Просто развернулся на пятке и решительно зашагал из комнаты. В наступившей тишине треск лопнувшего уголька в камине прозвучал как выстрел.

     На мостике "Мстителя" командор Голдсборо бросил взгляд на судовой хронометр и снова поднес подзорную трубу к глазам..

     - А, наконец-то! Толстый офицер в шубе, с ним еще трое.

     - Пора! - угрюмо проронил Шерман. Две шлюпки стремительно пошли к берегу. Возникла небольшая заминка, когда матросы помогали командору Голдсборо выбраться из шлюпки, чуть ли вынеся его на руках. Затем на причал вышло больше дюжины офицеров, прежде чем показался генерал Шерман. Они расступились, пропуская его вперед, затем двинулись следом за генералом, зашагавшим по холодным камням к ожидавшей группе англичан. Вокруг их ног мела поземка.

     - Я генерал Уильям Тикамси Шерман, главнокомандующий Объединенными войсками Соединенных Штатов. Как я понимаю, вы герцог Кембриджский, главнокомандующий британской армией.

     Мороз немного остудил воинственный пыл герцога. Он резко кивнул.

     - Хорошо. У вас есть лишь один выход - безусловная сдача. Если вы подчинитесь, даю вам слово, что всем вашим рядовым и офицерам будет дозволено погрузиться на транспорты и вернуться в Англию. Вы и ваш штаб останетесь. Вам надлежит следовать со мной в Вашингтон для обсуждения с американским правительством вопроса о репарациях. В качестве частичной компенсации за ущерб, нанесенный вами американским городам, а также за беспричинное истребление их граждан придется уплатить золотом.

     - Прежде я увижу вас в аду!

     - Нет, не увидите. - Шерман едва сдерживал гнев, его ясный взор был холоден, как смерть. - Вы принесли войну на наши берега и заплатите за свои вопиющие деяния. Ваши полевые войска разбиты или взяты в плен, ваши военно-морские базы захвачены. Война окончена.

     Герцог уже кипел от ярости.

     - Война никогда не окончится, насколько это зависит от меня! Слышишь меня, презренный выскочка-янки, это вам не подмять какую-нибудь ничтожную крошечную страну. Вы оскорбили величайшую державу на свете, величайшую Империю! Вы дерзну ли свершить подобное себе на беду.

     - Себе на беду? Разве вам не было указано, что вы проиграли войну? Как уже однажды проиграли на этом континенте. Если вы хоть чуточку знакомы с историей, вам следует знать, что некогда Америка была британской колонией.

     Вас силой изгнали с наших берегов. Вы забыли этот урок в тысяча восемьсот двенадцатом году. И снова забыли его теперь. Мы вели революционную войну под множеством разных флагов и знамен. Теперь флаг у нас один, ибо ныне мы едины, как никогда прежде. Однако должен напомнить вам об одном революционном боевом стяге. На нем была изображена змея с девизом "Не наступай на меня". Запомните его на будущее. Вы двинулись в наступление - и были разбиты. Ради спасения Америки мы обратили оружие против захватчиков и отшвырнули вас. Если нам будут угрожать, ради спасения Америки мы сделаем это снова.

     Генерал Шерман отступил в сторону, оказавшись лицом к лицу с тремя другими офицерами.

     - Даю вам час на раздумья. Один час. Затем начинаю бомбардировку.

     Больше дискуссий на эту тему не будет. Вы должны сдаться безоговорочно. - Начал было поворачиваться, но тут же оглянулся. - Лично я предпочел бы второе. Во имя родной страны я с радостью стер бы вас с лица земли, вплоть до последнего корабля, до последнего солдата, до последнего офицера, а затем стер бы с лица земли ваших политиканов и вашу королеву. Выбор за вами, джентльмены.

     Снег повалил гуще, пасмурные небеса потемнели, студеный ветер окреп. Американские офицеры вернулись на корабль, оставив примолкших британских офицеров на берегу.

 

ЗАКАТ

 

     Герцог Кембриджский не выходил из каюты с тех самых пор, когда кюнардовский пароход отбыл из Вашингтона. Сидел в томительной духоте, вперив не видящий взор в пространство, заполненное пляшущими тенями от света парафиновой лампы, раскачивающейся под потолком. Только когда качание лампы стало более ровным, когда корабль начал размеренно переваливаться с боку на бок, герцог мало-помалу начал осознавать происходящее. Это мерная поступь громадных валов Атлантики; должно быть, пароход оставил реку позади и выходит в море. Герцог поднялся, застегнул воротник и, натянув сюртук, вышел на палубу.

     Теплый воздух был напоен солеными ароматами моря; упоительный июньский день, жить бы да радоваться. Стоявший у планшира бригадный генерал Соммервиль обернулся и отдал честь, когда герцог вышел на палубу. Прислонившись к планширу, они в молчании смотрели на исчезающий вдали американский берег. Герцог отвернулся с недовольной гримасой, предпочитая видеть паруса и хлопочущих матросов, а не землю Соединенных Штатов.

     - Пусть эстафету принимает политическая братия, - проворчал он. - Я свое дело сделал. Слишком уж долго я тут болтал языком.

     - Вы действительно сделали свое дело, ваша милость. Вытащили из них куда лучшие условия, чем они предлагали поначалу.

     - Порой это было все равно что тащить зуб, и так же болезненно. Но не стоит преуменьшать свой вклад, Соммервиль. Я сидел с ними за столом переговоров. Но верх взяли ваши слова и аргументы.

     - Рад служить, сэр, - Соммервиль слегка поклонился и поспешил сменить тему. Британские правящие классы смотрят на мозговитых свысока и недолюбливают тех, кто афиширует свой разум. - Армия дома, в безопасности, пленных скоро отпустят, с грязным делом покончено. Как вы и сказали, теперь политики могут расставить точки над "и". Вопрос закрыт окончательно.

     - Разве? - герцог откашлялся и сплюнул в океан. - С военной точки зрения произошла катастрофа. Наша армия вторжения отброшена. Катастрофа на море. Канада практически утрачена...

     - Английская Канада сохранила лояльность. Они не присоединятся к французам в их новой республике.

     - Для этого придется порядком надавить на них. А если они отколются - что нам останется от целого континента? Промороженная колония на Ньюфаундленде, вот что. Такое подавляющим присутствием в Новом свете не назовешь.

     - Но мы добились мира, разве этого недостаточно?

     - Мир? Мы воевали с тех самых пор, когда моя кузина взошла на трон. Я слыхал, это называли маленькими войнами королевы Виктории. Войны по необходимости, ради распространения Британской империи на всю планету. Мы выиграли все их до единой. Время от времени проигрывали сражения, но войны - никогда. А тут такое. От подобного остается мерзкий привкус во рту.

     - Мы должны дорожить миром...

     - Разве?! - герцог Кембриджский набросился на Соммервиля, гневно играя желваками. - Если вы верите в подобное, сэр, то вы в чертовском меньшинстве, сэр! Американские газеты каркают о победе, а простой люд раздувается от гордости, как петух на навозной куче. Зато на родине не смолкает ропот недовольства. Да, нам навязали перемирие и окаянный мир. Но это не означает, что грандиозная битва за место Великобритании под солнцем окончена. Наша страна не пострадала, наша Империя изобильна и процветает.

     Нас оскорбили, всех нас оскорбили!

     - Но теперь ничего не поделаешь. Война окончена, солдаты вернулись, репарации должны быть уплачены..

     - Она никогда не будет окончена, пока клеймо поражения лежит на нас. В эту самую минуту на верфях закладываются броненосные крейсера. В Вулвиче полыхают горны, отливают пушки и прочее оружие. А наш народ недоволен, весьма недоволен.

     - Так что же вы предлагаете, сэр? - негромко, бесстрастно, стараясь не выдать своего мнения на сей счет, проговорил бригадный генерал Соммервиль.

     - Мы перевооружимся, и это уже делается сию минуту. Армии будут собраны, вооружены и подготовлены. Но что дальше? У нас нет повода, чтобы начать следующую войну.

     - Нет повода?! Вы же лицезрели наше унижение! Надо что-то делать. Что - не знаю. Но это мы обсудим, да, обсудим. Этот жалкий генерал, как бишь его? Шерман. Набрался чертовской наглости грозить царственной особе.

     Дерьмовая змея, не наступай и всякое такое. Что ж, я раздавил каблуком немало змей и без страха проделаю это снова.

     Обернувшись, герцог воззрился на Америку, скрывшуюся в дымке на горизонте. При воспоминании о поражениях и унижениях кровь бросилась ему в лицо. Подобное свыше всяких сил! В душе его вскипел гнев, и герцог погрозил кулаком в сторону этой мерзкой страны.

     - Что-то надо делать, что-нибудь будет сделано. Вопрос еще не исчерпан. Клянусь душой и телом. Это еще не конец!

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

 

     Это правдивая книга.

     Описанные события происходили на самом деле. У президента Линкольна действительно имелась весьма засекреченная служба, и возглавлял ее заместитель министра военного флота Густав Вейза Фокс.

     Капитан Шульц, якобы офицер русского флота, на самом деле передал чертежи британской пушки Армстронга, заряжавшейся с казенной части, оружейнику Роберту Паркеру Пэрроту.

     Дело "Трента" действительно распалило британское правительство, газеты и общественность. Правительство на самом деле отправило войска и пушки в Канаду и всерьез подумывало о вторжении в Соединенные Штаты.

     Все приведенные здесь речи, а также газетные материалы имеются в архивах. Угрожающие заголовки и напыщенные статьи, опубликованные в период кризиса, процитированы здесь дословно.

     Гений капитан Мигер действительно был приговорен британским правительством к повешению, снятию с виселицы и четвертованию. Впоследствии приговор был смягчен и заменен ссылкой в Австралию. Мигер находился на каторжных работах в Тасмании, но бежал в Америку, где служил в армии Соединенных Штатов.

     Во время войны 1812 года британцы действительно издали приказ, дословно приведенный здесь, о высадке с целью уничтожения имущества и истребления мирных американских жителей.

     Снайперский корпус Соединенных Штатов состоял из великолепных стрелков. Они действительно уничтожали пушки изложенным здесь способом.

     Письмо Джефферсона Дэвиса губернатору Луизианы имеется в архивах.

     В сражении при Шайло сложило голову свыше двадцати двух тысяч солдат.

     Битва между "Монитором" и "Виргинией" была первой в истории Человечества схваткой стальных кораблей.

     Слова Линкольна о рабстве соответствуют истине и взяты из архивов.

     Воззрения Джона Стюарта Милла на свободу, американскую демократию и упадок Европы позаимствованы из его трудов.

     Гражданская война в Америке была первой современной войной.

     Скорострельные пушки и винтовки, заряжающиеся с казенной части, были поставлены на вооружение в самом начале военных действий.

     Через неделю после сражения между "Виргинией" и "Монитором" Север начал постройку еще двенадцати броненосцев класса "Монитор". Они снабжались зажигательными снарядами, наполненными "легковоспламеняющимся веществом, каковое после взрыва снаряда горит в течение тридцати минут и никоим образом не может быть потушено".

     Наблюдательные воздушные шары использовали электрический телеграф для передачи сообщений о передвижениях войск, а железные дороги играли жизненно важную роль в переброске личного состава и снабжении армии.

     По окончании Гражданской войны армии Севера и Юга состояли из сотен тысяч опытных бойцов. Подобные объединенные войска могли не только отразить британское нашествие, но, вне всякого сомнения, и выиграть битву против объединенных армий Европы - даже разбивая их не одну за другой, а сразу все, будь те слиты воедино.

     Современное военное искусство родилось в боях Гражданской войны, хотя остальной мир осознал это лишь много лет спустя.

     События, изображенные в этой книге, могли бы разыграться именно так, как здесь описано.