Книго

  

 

Евгений Гаркушев

Грани матрицы

 

  

 

Анонс

Благодаря передовым технологиям у героя появляется возможность прожить не одну, а целых три жизни. И проявить себя в самых разных ситуациях. Попытаться уничтожить мир и спасти его. Сотрудничать с самыми разными силами, полагающими, что они используют его как инструмент. Но и он использует их, разыгрывая свою партию...

 

 

Я не знаю, как мне быть с теми, кто не спрашивает себя постоянно: “Как же быть? Как же быть?”

Конфуций

 

ПРОЛОГ

Стол, вернее, столы радовали глаз, особенно глаз человека со здоровым желудком, любящего покушать. А поскольку таковых большинство, что бы кто ни говорил о своих гастрономических пристрастиях вслух, настроение у присутствующих было неосознанно при­поднятым.

Сказать, что столы ломились от яств, было бы не совсем правильно. Столы были поставлены очень крепкие и ломаться под тяжестью многочисленных блюд не собирались. Да и блюда стояли не впритирку, как это часто бывает в таких случаях. Места хватало. При всем при том заполненных деликатесами тарелок было более чем достаточно, и перепробовать все яства не представлялось возможным.

Неискушенный взгляд сразу останавливался на мисках с красной и черной икрой. Наверное, назывались они не так, а как-нибудь поблагороднее, но кто из простых людей знает, как назвать хрустальную посудину, в которой лежит килограмм икры? Собственно, не так уж и дорого стоит икра, но в таком количестве впечатление производит. Совсем не то что обычные бутерброды.

Шел Великий пост, поэтому рыбным блюдам уделялось первостепенное внимание. Помимо икры на столе присутствовали рыба вяленая, икра той же вяленой рыбы, рыба жареная, рыбное филе, рыба, запеченная целиком, рыбные котлеты (в форме рыбок), сом в кляре, шашлык из осетра и традиционная селедка. Почему бы и нет? Вдруг кому-то из гостей захочется? Но я не видел, чтобы кто-то эту селедку ел.

И овощей хватало. Огурцы и помидоры со слезинками росы на гладкой кожице, разнообразная зелень: кинза, петрушка, укроп, базилик, кресс-салат и масса прочих листиков, названия которых остались тайной для широкой публики. Салаты овощные обычные, с добавлением сыра, с майонезом и со сметаной... Оливки, маслины отдельно и они же, фаршированные всем, чем угодно. Золотистый картофель - фри и дымящаяся картошка в мундире. Молодая, естественно, с едва видимой розовой кожурой. Наверное, она тоже называлась не так — кто же поставит на стол юбиляру картошку в мундире? Уж конечно же это было какое-то сложное и тонко приготовленное блюдо. Но знал об этом только повар. Да несколько распорядителей. Ну, может быть, еще и сам хозяин. Остальные были уверены, что перед ними — обычная картошка в мундире.

Несмотря на пост, мясные закуски не были обойдены стороной. Не все ведь говеют. Зачем лишать их удовольствия попробовать десяток сортов колбас, с мелкими жиринками, крупными и вообще без таковых, твердые и не очень, цветом от бледно-розового до черно-бордового? Мясные блюда были представлены и несколькими видами мясных рулетов, да и самым обычным, ну, не совсем обычным, а приготовленным лучшими специалистами по классическим рецептам - шашлыком, богато украшенным зеленью и овощами. Мясной шашлык был только одного вида. Наверное, так полагается в высоком свете.

И сыры присутствовали в достаточном ассортименте. Того, что с плесенью, брезгливый хозяин, зная, что среди гостей не все гурманы, на стол не выставил. Зато были и соленые осетинские сыры, и желтые голландские, и ароматные французские, с огромными дырками и почти без оных.

Сладкий — а вернее фруктовый — стол располагался поодаль. Виноград, клубника, свежие абрикосы, сливы и яблоки — все плоды, что дает русская земля, были на нем в изобилии. Подумаешь, март месяц! И с юга привозят, и в теплицах выращивают достаточно всяких диковин. Тропических изысков также было в избытке. Сложно порезанные, уже очищенные киви, манго и папайя, другие заморские фрукты разных форм и расцветок.

Апельсины лежали аккуратными горками рядом с машинками для отжимания сока. Говорят, свежим, только что отжатым апельсиновым соком неплохо запивать водку. И использовать сок для приготовления коктейлей.

О напитках рассказывать вряд ли имеет смысл. Половина названий была мне незнакома. Но даже внешний вид сосудов говорил о том, что многие бутылки мутного зеленого стекла стоили гораздо дороже, чем миски с икрой. И были призваны усладить вкус любителей.

Опытные люди пили то, что им нравилось, будь то сухое вино или светлое пиво. Неразумные граждане торопились попробовать все, что вряд ли было полезно для здоровья. Прагматики вроде меня отдавали предпочтение интересным напиткам, купить которые в другое время не позволяло состояние кошелька, но не стремились отведать содержимое каждой бутылки.

Первый голод был утолен, и распорядитель праздника в золотой ливрее подал знак к развлечениям. Сигнал не означал, что обязательно нужно выходить из-за стола. Но большинство гостей вышло, а те, что остались, выглядели либо слишком ленивыми, либо чересчур оголодавшими.

В рыцарском зале, куда устремился основной поток гостей, как-то сама собой началась потеха. Двое крепких мужчин рубились на мечах. Британский консул сэр Джон Флэтсон и полковник федеральной пограничной службы Петр Иванович Бочкарев. Уважаемые гости уважаемого хозяина.

Понятное дело — англичанина повело после легких для русского человека, но обильных для иностранца возлияний. Петр же Иванович, похоже, пока что ни в одном глазу. Что настоящему полковнику четыреста граммов водки? Или коньяка, кто его знает, что он пил. А больше он выпить не успел бы — всего-то четыре тоста подняли... Но мечом он махал с не меньшим азартом, чем сэр Джон.

В зале мне показалось душновато. Выйдя на парадную, в девять ступеней, лестницу, я прислонился лбом к гладкой мраморной колонне. Камень приятно холодил. Со стороны соснового бора дул легкий влажный ветер, принося с собой заманчивые и загадочные запахи весеннего леса.

Вообще говоря, обстановка располагала к безум­ствам. Мне вдруг тоже захотелось прыгнуть прямо в костюме в хорошо подогретый бассейн или взять в руки меч и показать англичанам, кто все-таки хозяин на нашей земле. Если Бочкарев, что маловероятно, оплошает... Или подраться с самим полковником, похожим на медведя. Но тупые хозяйские мечи, впопыхах сорванные со стен, мне не нравились, а своего я не захватил. Если на то пошло, у меня его вообще не было.

Можно было и просто отведать всех предложенных деликатесов, погулять по зимнему саду и все-таки прыгнуть в бассейн. Раздевшись. Или выйти в настоящий сосновый бор... Хотя дача под охраной, конца-краю сосновому лесу не видно. Наверное, можно найти в нем такое, чего и сам хозяин не видал. Когда он здесь появляется? На Новый год да на свой день рождения. Ну, летом, наверное, выезжает на пару недель. А в остальное время — работа... За все надо платить!

Приятно, однако же, гостить у друга-олигарха. Ну, положим, не совсем олигарха, но крупного банкира, предпринимателя, политика... Кем там еще был Леонид Захаров в свои тридцать лет? Именно этот юбилей сейчас так пышно отмечался на загородной даче.

Общество подобралось разношерстное. Несколько дипломатов — в основном главы консульств европейских стран. Порядочно силовиков. Высокие чины налоговой инспекции, прокуратуры, милиции, еще каких-то структур, о которых я имел весьма слабое представление... Отцы города, главы районов. Свой брат - предприниматель. И собственно соратники по бизнесу - руководители принадлежавших холдингу фирм, компаний, обществ...

Я, конечно, не слишком хорошо в эту компанию вписывался. Большинство людей меня не знали. Некоторые из тех, кто знал, смотрели настороженно. Как же - журналист, писатель... Лишнего слова при нем не скажи... Но враждебного отношения тоже не чувствовалось. Кое с кем из присутствующих все-таки был знаком и помимо общения у Леонида. Одним словом, отдыхать можно было. Жаль только, молодежи на празднике оказалось не очень много.

Несколько молодок в роскошных вечерних нарядах пришли сюда в сопровождении суровых мужей. Одна, темноволосая куколка с яркими губками и немного раскосым разрезом глаз, сидела прямо напротив меня. И даже с интересом поглядывала по сторонам. Но ее кавалер с бритым затылком явно принадлежал к темной стороне жизни гостеприимного хозяина, собравшего всех нас здесь. Он глотал одну рюмку за другой, но не пьянел, а лишь становился мрачнее. Не та ситуация, когда можно усладить взор созерцанием чужой хорошенькой жены. Не говоря уже о других, более решительных действиях.

Звон мечей утих, карету “скорой помощи” не вызвали. Стало быть, молодецкая забава закончилась благополучно. Гости потянулись обратно за стол. Кто к рыбе, кто к клубнике.

Я решил, что поесть еще успею, а выпивать пока хватит. И вышел побродить по сосновому бору. До того, как начнется фейерверк. Когда еще придется? На улице было достаточно тепло — градусов десять. В костюме не замерзнешь.

Около дома были проложены тропинки, устланные мелким, каким-то особенным, отборным гравием. Но я очень быстро сошел с них и оказался на настоящей, усыпанной опавшими иглами лесной дорожке. Прямо за первым рядом сосен обнаружилась полянка, где несколько пиротехников устанавливали оборудование для фейерверка. Я с негодованием поспешил уйти еще дальше — мне хотелось остаться с лесом наедине.

Но и когда трехэтажный дом красного кирпича полностью скрылся за деревьями, ощущение полного покоя и гармонии с природой не было достигнуто. Хозяин дал команду умолкнувшим на время первых тостов музыкантам, и звуки их скрипок, а также удалые пьяные выкрики некоторых гостей настигали меня и среди деревьев.

Карманный лес не таил загадок. Тропинка повернула раз, другой, третий... Покосившаяся скамейка, заброшенная беседка, валяющаяся возле тропинки банка из-под пива — все это напоминало о близости людей. И вдруг впереди что-то блеснуло.

Не веря своим глазам, я ускорил шаг. Впереди лежало круглое, почти идеальной формы серо-синее озеро. Это вам не хлорированная подогретая вода в бассейне! Ну и хват наш банкир — выбрать участок леса с таким чудесным озерцом! А ведь не говорил о том, что у него на участке есть озеро. Впрочем, у него много чего есть — обо всем не расскажешь.

На пару метров из воды выступали почерневшие от времени мостки. Тропинка вела прямо к ним. Теперь было ясно, кто протоптал тропинку, для чего и куда. Наверняка дети из поселка бегали купаться на это озеро, ловили здесь рыбу. Потом, когда поставили забор, перестали. Но тропинка еще не заросла окончательно.

Я вышел на мостки, придерживаясь за тонкий поручень. Искупаться в костюме здесь было бы не слишком приятно. Ключевую воду не сравнить с хлорированной, но по такой погоде плавать все-таки лучше в бассейне. Хотя, случись со мной такое приключение, как нежданное купание в озерце, гостям Леонида я бы доставил массу радости. Представьте — выходит из леса и направляется в дом мокрый встрепанный человек в костюме. Точнее, гость. С которого на прекрасный дубовый паркет стекает холодная грязная вода. Обхохочешься! Особенно после нескольких рю­мок.

Вода в озере была исключительно спокойной. Словно бы даже слегка вогнутой к середине наподобие линзы. И в ней ярко горели первые вечерние звезды.

Минуты две я стоял неподвижно. Вода словно бы затягивала в себя. Потом сзади грохнуло, в небо взвилась первая, пробная ракета фейерверка. Я обернулся, и у меня потемнело в глазах.

 

Часть 1

БЕГЛЕЦ

 

В себя я пришел в чужой постели. Белый потолок, салатные стены... Наверное, праздник прошел удачно. Хотя вряд ли... Кровать односпальная, а маленькая комната как-то уж слишком напоминает больничную палату. Палату повышенной комфортности — куда же еще могут поместить гостя местного олигарха?

Мебель говорила в пользу последней версии. На стене большая панель телевизора с жидкокристаллическим экраном. Очень дорогая штука! Рядом с кроватью — небольшой стол полированного коричневого дерева, около него два мягких стула. На окне — тяжелые зеленые шторы. Что за окном — не видно.

Не сказать чтобы я себя очень плохо чувствовал. Болела голова, ощущалась сухость во рту. Драло горло. В общем, состояние соответствовало похмелью средней степени тяжести. Но ведь я почти ничего не пил... Или все-таки пил?

Я пошевелил руками и ногами. Дрожи не было. Приподнявшись, я обнаружил, что на мне симпатичная хлопчатобумажная пижама кремового цвета. Куда делась моя одежда, я, естественно, понятия не имел. Так же как и о том, кто меня одевал.

До сих пор я ни разу не напивайся до потери сознания. Организм устроен не так. Бывает, что от передозировки алкоголя я не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой, но еще соображаю. Поэтому алкогольной амнезии со мной прежде не случалось. Началось? Или причина в чем-то другом?

Дверь теплого светло-коричневого цвета отворилась, и на пороге появилась девушка в светло-зеленом халате. Под цвет стен. Хотя нет — халат скорее подобран под ее зеленые глаза.

Девушка казалась полноватой. Но только казалась. Просто фигура у нее была, так сказать, ярко выражена. Массивной я бы ее не назвал, но явственно выделялась грудь, ноги ниже колен были приятных округлых форм, широкое лицо создавало впечатление некой дородности.

Светлые, умеренно короткие, аккуратно уложенные блестящие волосы не доставали до плеч. От волос шел едва уловимый цветочно-медовый аромат. Мой нюх как-то особенно сильно обострился, и я хорошо ощущал все запахи.

  Здравствуйте, —  прощебетала девушка подозрительно ласково. Глаза ее при этом слегка косили в сторону. Будто бы она чего-то боялась.

  Привет и тебе, прекрасная незнакомка, —  с некоторой натугой улыбнулся я.

Если быть полностью откровенным, прекрасной я бы девушку не назвал. Но она казалась милой. Свеженькое личико, умело наложенная косметика, вздернутый носик, чистая, гладкая шейка... Мне же было бы глупо проявлять полную откровенность в незнакомом месте с незнакомыми людьми. С девушками, если речь идет об их внешности, —  тем более. Да и насчет “незнакомки” я немного преувеличил. Для себя я определил вошедшую как медсестру. Имя в ближайшее время тоже станет известно.

От моего слишком явного и откровенного комплимента девушка неожиданно зарделась. Странно. Вроде бы на монашку не похожа...

 — Будете кушать? — спросила медсестра, улыбнувшись еще раз.

  Пожалуй. И пить, если можно, —  попросил я.

Девушка отступила за дверь и появилась меньше чем через минуту. Перед собой она катила блестящий сервировочный столик. На нем покоилась глубокая чашка с дымящимся супом и большая плоская тарелка с каким-то комплексным вторым блюдом: здесь были и картофель-фри, и зеленый горошек, и кусок мяса, и несколько листочков зелени. Но больше всего меня поразили не блюда. Рядом с тарелками лежали блестящие нож, вилка и ложка — приборы, крайне редко встречающиеся в больницах. А еще на столике возвышались высокий хрустальный бокал и хрустальный же кувшинчик с оранжевым напитком — хотелось верить, что с соком.

  Приятного аппетита, —  пожелала девушка.

  Как вас звать? — поинтересовался я, не решаясь сразу спросить, что это за элитный санаторий и за какие заслуги меня в него поместили.

  Инна, — ответила девушка.

  Очень приятно. Евгений, —  представился я и тут же сообразил, что мое имя ей, скорее всего, известно - оно есть в карточке больного. Вряд ли я попал бы в такое приличное место, будучи неопознанной личностью.

  Я знаю, —  подтвердила мою догадку девушка, но покраснела еще больше.

Да что это такое с ней? Или она первый раз на работе? Или считает, что обслуживает невесть какого важного клиента? Полноте, я на свой счет не обольщаюсь. Хотя я и знаком кое с кем из сильных мира сего, сам к их весовой категории даже и близко не подхожу, и терять дар речи, заговорив со мной, не стоит.

  Вы кушайте. Надеюсь, вам понравится...

Сказала и приятно засмущалась. Будто сама готовила.

  Не хотите сока? — спросил я, сам не зная зачем.

  Вы думаете, я хочу вас отравить? — испуганно взглянув на меня, спросила Инна.

Шутит? Непохоже... Может, она сама не вполне здорова? Да где же это я очутился?

  Нет, не думаю, —  ответил я. — Зачем вам меня травить? Вы могли бы меня задушить подушкой, пока я валялся в беспамятстве. Или сделать укол надежным ядом. Да просто сильнодействующим лекарством — тем же нитроглицерином. И никто никогда ничего не узнал бы. Зачем же вам меня травить?

Круглый ротик девушки полуоткрылся. Она смотрела на меня с ужасом.

  Задушить подушкой? — переспросила она так медленно и недоверчиво, даже как будто заинтересованно, что мне невольно подумалось: не зря ли подал ей идею?

  Присаживайтесь, —  предложил я. — И расскажите, где я нахожусь. Совсем не помню, как здесь очутился. Что произошло?

Толку-то строить из себя всезнайку... Рано или поздно они раскусят, что у меня амнезия. А может быть, вовсе и не амнезия? Упал в озеро, стукнулся головой. Пока приводили в себя, Леонид вызвал вертолет и отправил меня в Москву. Не хватало еще, чтобы на его дне рождения загнулся какой-то гость. То-то пожива для журналистов!

В любом случае, на палату для буйнопомешанных моя комната не похожа. И медсестричка в нее входит безбоязненно, без сопровождения санитара с дубинкой.

Девушка послушно села на мягкий стул, но рассказ начинать не спешила. Я налил себе сока — действительно, апельсиновый — выпил бокал, налил еще.

Вкусно, надо заметить. Не исключено, что из настоящих апельсинов.

Попробовал суп. Странный, будто бы разведенное бульоном картофельное пюре. Наверное, последнее слово диетического питания. Суп, в отличие от сока, был так себе. Недосоленный, не очень наваристый.

Отодвинув глубокую тарелку, я перешел ко второму блюду. Мясо оказалось не слишком мясным — с соевым привкусом. Овощи тоже немного вяловаты.

  Вам не нравится? — тревожно спросила девушка.

  Что вы, что вы, —  воспитанно возразил я. Не скажешь же вслух, что у них кормят бурдой? — Соли хорошо бы добавить...

  Я сейчас сбегаю! — выпалила Инна, вскакивая со стула.

  Не утруждайте себя. В следующий раз. Лучше ответьте на мой вопрос. Где мы? В Москве?

  В Москве, —  подозрительно быстро ответила девушка.

  И как я сюда попал? Что случилось?

  На эти вопросы ответит профессор. — Медсестра скромно потупила глаза.

  Вы хоть можете сказать мне, в каком заведении мы находимся?

  Не могу, —  твердо ответила Инна. — Я обязана следить только за вашим комфортом.

  Что ж, вам это удается, —  улыбнулся я. — Когда я увижу профессора? И как его зовут? И каких наук он доктор?

  Профессор Варшавский — нейрофизиолог, —  прощебетала девушка. — Видеть его вы можете в любой момент.

Про себя я подумал, что попал не в те руки. Уж если за меня взялись нейрофизиологи, можно складывать лапки домиком. С другой стороны, нервы — не психиатрия. И отношение лучше, и надежда на выздоровление есть... Или все же нет? Я слабо разбирался в медицине. Наверное, профессор мне все расскажет...

  Так зовите, —  предложил я. — Ваше общество мне приятно, но я хотел бы получить ответы на некоторые вопросы.

Профессор Варшавский оказался моложавым кучерявым субъектом. Большие и умные карие глаза, высокий лоб, широкая улыбка. Ходил он, конечно же, в белом халате, с молоточком в руке и стетоскопом на шее. На меня, когда полагал, что я его не вижу, поглядывал настороженно, с некоторой долей опаски. Что я, покусал кого-то в беспамятстве?

  Рад видеть вас в добром здравии, —  жизнерадостно проговорил профессор.

Голос у него был высокий, резковатый. Под халатом я разглядел солидный черный костюм с каким-то неярким галстуком. Ботинки — старомодные, тяжелые.

  И я рад, —  сказал я, улыбаясь. — Только если я в добром здравии, зачем же меня здесь держат?

  Держат? — переспросил профессор. — Никто вас не держит, господин Воронов. Вы всего лишь проходили курс восстановления после травмы.

  Это уже интереснее, —  вслух заметил я. — Как вас звать, профессор?

  Александр Львович, —  ответил доктор, поспешно вынимая из бокового кармана халата бейдж и прикрепляя его к нагрудному карману. На желтоватой карточке шрифтом, отчего-то стилизованным под старославянский, было отпечатано:

“Профессоръ Варшавский Александръ. Московский университетъ”

 — Рад познакомиться, —  сказал я. — Так какой, говорите, у меня диагноз?

  Амнезия. Вы пребывали в коме в течение нескольких лет, —  обыденным тоном проговорил про­фессор.

  Нескольких лет? — тупо переспросил я.

Не уверен, что на моем лице ничего не отразилось. Может быть, я даже побледнел. И Варшавский принялся меня утешать:

 — Не беспокойтесь. Все в порядке. Вашему здоровью больше ничто не угрожает. Вы молоды и полны сил...

Говорил он скороговоркой, отводя глаза.

  Сколько лет я не приходил в себя? Это все шутки? — упорствовал я. — Кто меня сюда привез? Откуда? Я помню только день рождения — сами знаете чей... И все. Что было дальше? Расскажите!

  Машина перевернулась. У вас случилась травма головы. Вы долго не приходили в сознание, —  продолжал твердить профессор.

  Сколько?

  Скажем, десять лет, —  брякнул Варшавский.

  Скажем? — возмутился я. — Вы даже не знаете? Да и вообще — десять лет... Вы что? Такого ведь не бывает!

  Теперь — бывает, —  мрачновато ответил профес­сор. — Медицина не стояла на месте. Вас спасли, а вы с какими-то претензиями...

  Без претензий. Мне интересно, что произошло. А вы мне ничего не рассказываете.

  Я вам все рассказал, —  отрезал Варшавский. — Будете хорошо питаться, лечиться, общаться с людьми. Поживете немного у нас. Потом — пожалуйста, куда вам будет угодно. Сейчас вы — в лучшем лечебном учреждении страны. Закрытом, между прочим. Не торопитесь отсюда выходить.

 — Приму к сведению, —  тихо сказал я. — Телевизор мне смотреть можно? И газеты читать?

Варшавский над чем-то крепко задумался. Элементарный вопрос поверг его в смущение.

  Газеты — нельзя, —  ответил он после паузы. — Они ведь на бумаге печатаются... Текст очень мелкий. Вам нельзя напрягать зрение. А телевизор — посмотрите. Не новости, а фильмы о природе, классику. Несколько дней. Потом режим будет смягчен. Я скажу Инке, она научит вас пользоваться телевизором.

  Спасибо, —  сказал я.

Неужели включать телевизор так сложно, что меня нужно этому учить? Или медики настолько плохого мнения о моем состоянии?

Профессор Варшавский не очень-то прояснил положение, в котором я оказался.

 

* * *

 

Может ли быть, что я действительно пролежал без сознания десять лет? Разум отказывался в это верить. Почему? Да хотя бы потому, что я прекрасно себя чувствовал. Похмельный синдром не в счет. Мускулы мои не ослабли, двигался я легко.

Когда-то мне доводилось ломать ногу. Я не наступал на нее каких-то полтора месяца, но мышцы частично атрофировались, и каждое движение после отдавалось болью. Сейчас же ничего похожего не происходило. Я мог свободно отжаться от пола двадцать раз, несколько раз присесть на одной ноге, встать на голову...

Зеркала в комнате не нашлось, и я осмотрел свои руки. Не сказать чтобы они сильно изменились. Морщин не прибавилось, кожа все та же. Провел языком по зубам. И вздрогнул. Ни одной пломбы! Прежде один верхний зуб с левой стороны был сколот почти полностью. Стоматологи надстроили пломбу. Все уговаривали поставить коронку, но я не хотел. И шершавая пломба всегда хорошо ощущалась. Теперь ее не было! Обычный здоровый зуб...

Я пригляделся внимательнее к рукам. И не обнаружил маленьких шрамов. На левом указательном пальце, который я сделал ножом, неосторожно отковыривая от тарелки примерзшие пельмени, еще в детстве. На правой руке у меня был кривой шрам — след от гвоздя. Зацепился за него в студенческом общежитии. Теперь шрам отсутствовал.

Я оторопело разглядывал свои руки, когда в палату вошла Инна.

  Что-то не так? — участливо спросила она.

  Нет, милая, —  усмехнулся я. — Все в лучшем виде! Мне обещали, что ты включишь телевизор.

  Да, Александр Львович оставил указания, —  кивнула медсестра. — Сейчас я схожу за пультом.

Когда девушка вышла, я вернулся к размышлениям. Сначала я был уверен, что попал в лапы темных личностей, которые по неизвестной причине содержат меня не в сыром подвале, а в комфортабельной комнате. В том, что я — не в больнице, я уже не сомневался. Но вот пломбы и шрамы сильно меня смутили.

Впрочем, разумное объяснение можно найти всему. Допустим, я лишился всех зубов, и мне вставили искусственные челюсти. Или есть какая-то технология по выращиванию новых зубов. Что-то там куда-то вживляют... Но нет — зубы были несомненно моими! Я их помнил!

А шрамы... Кожа на руках обгорела, мне имплантировали новую? Возможно ли такое? Почему бы и нет? Но должны же были остаться какие-то другие шрамы! Пострашнее тех, что были прежде!

Приглядевшись к висевшему на стене телевизору с суперплоским жидкокристаллическим экраном, я внезапно понял, что отлично вижу написанное мелкими буквами название фирмы-производителя. Куда делась наработанная долгими часами чтения и сидения за компьютером близорукость? Впрочем, объяснить можно было и это. Если я действительно лежал в коме несколько лет, глазные нервы могли так расслабиться, что зрение пришло в норму. Окулист когда-то говорил мне, что я страдаю не обычной близорукостью, а зрительным спазмом. То есть, если я перестану напрягать зрение, оно вернется в норму.

Пришла Инна, неся очень странный на вид пульт. Этакий сиреневый бублик с четырьмя кнопочками. Девушка нажала на одну из кнопок, и на экране появился бредущий по лесу олень. Нажала другую — и на экране началась перестрелка. Американские гангстеры стреляли друг в друга. То, что они американские, было ясно по шляпам, плащам и автомобилям марки “Кадиллак”, за которыми бандиты прятались друг от друга. Гангстеры молчали, яростно поливая друг друга огнем.

  Чуть позже я настрою телевизор, чтобы вы могли смотреть прошлые и будущие передачи, —  пообещала девушка.

  Что? — не понял я.

  Профессор считает, что вы сами не справитесь с настройкой, — отчаянно покраснев, сказала Инна. Сразу было видно — врала. — Я настрою Ти Ви так, что вы будете смотреть программы по полному трафику. У нас все-таки самая льготная система подключения!

Я не понял буквально ничего. То есть слова все были понятны, но как можно настроить телевизор, чтобы смотреть вчерашние программы или, того пуще, завтрашние? Первое возможно с помощью видеомагнитофона, а вот второе...

  У вас трансляция идет по Интернету? — уточнил я.

Инна вздрогнула и потупилась.

  Да. Как вы догадались?

  Не придумал ничего лучшего. Да и раньше такое было возможно. А как еще можно смотреть фильмы, которые в программе стоят на завтра, если они не загружены заранее в память компьютера? По-моему, ничего сложного.

  Не скажите. Я бы никогда не догадалась, —  вздохнула Инна. — Вы очень умный!

Лесть была грубой, но, как ни странно, приятной. Может быть потому, что девчонка говорила искренне.

  Кое-где программы можно смотреть только в реальном времени, —  объяснила Инна, вертя в руках бублик управления телевизором. — И те фильмы, что уже прошли, —  только с рекламными вставками. Но мы платим хорошие деньги, и рекламы у нас вообще нет.

  Это неплохо, —  кивнул я, пожалев, однако, что не узнаю из рекламы о том, что творится в мире сейчас. Как бы ни глупа была реклама, по ней можно отлично судить об обществе.

  Да, —  мило улыбнулась Инна. Видно, телевизор смотреть любила.

  А гулять мне можно? — спросил я.

  По этажу — сколько угодно. Здесь — карантинная зона. За пределы этажа выходить не рекомендуется. Да у вас и не получится — карточки доступа к лифту нет.

  Да, конечно, —  кивнул я.

Мы еще посмотрим, что у меня получится.

Как только обаятельная и восторженная медсестра ушла, измерив мне давление и температуру, я хорошенько осмотрел спальню и отправился исследовать территорию этажа. В окна ничего увидеть не удалось. Волнистое стекло пропускало свет, но через него нельзя было различить даже силуэты. И такие стекла были здесь повсюду.

“Этажом” мое узилище назвать было трудно. Из комнаты можно было попасть в длинный коридорчик. В нем было еще несколько дверей. Сначала я полагал, что это тоже палаты. Но, заглянув за первую дверь, обнаружил тренажерный зал. Другая скрывала небольшой санузел. Третья — просторную ванную комнату с ванной и душевой кабинкой. Четвертая комната была полностью пуста. Ни мебели, ни приборов. Упирался коридор в лифт. Рядом с ним не оказалось даже привычной кнопки. Только прорезь для карточки.

Впрочем, проявлять излишнее любопытство к лифту пока не стоило. Может быть, все прояснится без моего деятельного участия? Хотя, очень непохоже...

Я принял ванну. Когда тело погружалось в воду, почувствовался резкий запах дезинфицирующих ве­ществ. Вряд ли так пахла вода. Запах, скорее всего, исходил от меня.

На полке рядом с раковиной я обнаружил электрическую бритву на батарейках и побрился. На ощупь моя щетина соответствовала трехдневной. Бриться без зеркала было трудно. Каково же было мое удивление, когда, дернув за шнурок, я вдруг раздвинул шторки и увидел зеркало, неизвестно зачем упрятанное за пластиком!

Из зеркала на меня смотрел свежий, симпатичный мужчина. Ни лишнего жира, ни худобы. Никакой измотанности — будто бы только с курорта. Я, несомненно. Только выглядевший куда лучше, чем в последние несколько лет. Неужели лежание в коме пошло на пользу? Ох, странно все это!

Когда я дернул другой шнурок, открылся еще один встроенный в стену шкафчик. В нем было и несколько пузырьков одеколона, и крем после бритья, и шампунь, и обычное мыло! А я — то тер щеки руками, предварительно зачерпнув жидкого мыла, стоящего на раковине. Это было не слишком удобно... Помимо моющих и косметических средств в шкафчике лежали расческа и зубная щетка, маленькие ножницы и пилка для ногтей.

Осмотрев одеколоны, я выбрал “Кензо” — не самый дорогой, но для меня наиболее приятный. Красиво жить не запретишь, что и говорить! Может быть, это все-таки личный медицинский блок какого-нибудь олигарха, знакомого Леонида? Да и ладно — на одеколоне не обеднеет!

Свежий и довольный, я надел прежнюю пижаму и вернулся в спальню. Там повернулся к закрепленной в углу микрокамере, которую приметил, когда осматривал комнату. Вполне понятно, что пациент должен быть все время под наблюдением. И зачем держать около каждого сиделку? Достаточно оборудовать пост слежения с несколькими экранами.

Подняв голову, я помахал рукой и сказал в камеру:

 — Хочу видеть профессора Варшавского!

Через десять минут запыхавшийся Варшавский стоял в дверях моей комнаты.

 

* * *

 

  Вы что-то хотели, гражданин Воронов? — как-то судорожно улыбнувшись, спросил профессор.

  Да, —  ответил я, отметив про себя странное обращение “гражданин”. Прежде он называл меня “господином”, что более приемлемо в цивилизованном обществе. Уж не в колонии ли с вежливыми надзирателями я очутился?

  Что же?

  Одежду, —  улыбнулся я. — Свою одежду. Как-то неприлично в пижаме разгуливать. Здесь девушки появляются, да и вообще, в пижаме я чувствую себя не вполне удобно.

  Девушки сюда зайти не могут. Так же, как и юноши, —  утешил меня Варшавский. — Не пойму только, почему вы обращаетесь с просьбой об одежде ко мне?

  Насколько я понимаю, вы здесь главный.

  Да, почти так, —  согласился профессор. — Правда, я главный по лечению... Хорошо, я распоряжусь насчет одежды. Какую вы предпочитаете?

  У вас разная есть? На выбор? — спросил я.

  В общем-то да, —  не поняв легкого сарказма, ответил Варшавский.

  Я бы предпочел свою. Ту, которая была на мне.

Проверка была простой и ничего в общем-то не доказывала. Может быть, одежда и сохранилась. А может, ее порезали на лоскуты, снимая с бесчувственного тела. Я не знал, зачем прошу именно свою одежду. Наверное, мне действительно было жаль хорошего костюма.

  Ваша одежда утрачена, —  скорбно объявил Варшавский. — Мы пошьем по вашему заказу любую. Или предоставим то, что есть в ассортименте в магазинах. Что бы вы хотели?

  Черные туфли. Джинсы. Клетчатую рубашку — хорошо бы парочку. Свитер. Носки. Ну и белье, конечно.

  Какого цвета джинсы? — уточнил профессор.

  Синие, пожалуй, —  вздохнул я. — Можно цвета хаки. Какие будут.

 — Свитер?

  Да любой. Что-нибудь модное, раз вы исполняете все желания...

  Модное? — недоверчиво переспросил профессор.

  Ладно, классическое, —  смягчился я. Мало ли какая нынче мода? Может быть, с дыркой на пупке ходят?

  Вам все принесут в ближайшее время, —  пообещал Варшавский. — Тем более, ничего особенного вы не просите.

  А размеры? — спросил я.

  Размеры ваши нам отлично известны, —  объявил профессор. — И впредь, если будут какие-то бытовые проблемы, приглашайте, пожалуйста, коменданта. Меня вызывайте в случае ухудшения здоровья и навязчивых идей...

Профессор тонко дал понять, что всякой ерундой он заниматься не склонен. Обиделся, наверное. Ну и ладно. Нужно было представить мне сразу весь пер­сонал. А Инна, понятное дело, вопрос с одеждой решить не могла.

 

* * *

 

Не прошло и получаса, как в коридоре послышались шаркающие шаги. Я сел на кровать и с интересом посмотрел на вошедшую.

  Одежу вам принесла, —  объявила женщина лет семидесяти в синем халате. — Вот оно как, значит. Меряйте, если что не по нраву — обратно пришлете. Позовете Нину, я и приду.

  Спасибо, Нина. Вы комендантом здесь будете?

  Уборщица я, —  ответила женщина. — Комендант в отъезде на два дня, мне ключи оставил. Что убрать надо будет — тоже меня зовите. Из деревни я, с севера. Приятно на такого человека, как вы, посмотреть. Да...

 — И мне на вас посмотреть приятно, —  улыбнулся я. — Только чем же я вам понравился? Мы ведь незнакомы еще.

  Обращением, — довольно улыбнулась женщина. Старого обращения теперь и не встретишь, разве что в деревнях. Да и ели вон — костей и корок на пол не бросали, жир изо рта на скатерть не тек. Редкость по нынешним временам...

Я слегка удивился, что хороший тон заключается уже в том, что не бросают корок на пол, но решил, что пожилая женщина слегка преувеличивает.

  Еще раз спасибо, —  поблагодарил я ее.

Пакет с одеждой я унес в пустую комнату. Переодеваться на виду у дежурного, следящего за пациентами во все глаза, не хотелось.

Варшавский не поскупился. Он прислал мне синие и темно-зеленые джинсы очень приличного качества. Три рубашки — в синюю, зеленую и бежевую клетку, два свитера — один тонкий, золотистый, другой потеплее, синий. И вполне приличные черные туфли. В отдельном мешочке лежали носки и трусы.

Этикетки на одежде ни о чем мне не говорили. Таких фирм я не знал. Но странного в этом ничего не было. Мало ли какая одежда есть в мире!

Я оделся, отдав предпочтение зелено-золотым то­нам. Расчесался. И остался собой доволен. Внутренний голос, однако, тут же оборвал самодовольные нотки моего бодрствующего сознания:

 — Попал неизвестно куда, а радуешься приличным тряпкам! Думай, что с тобой происходит!

Но думалось не очень хорошо. Я включил телевизор.

По программе “Природа” показывали крокодила, подстерегающего жертву в мутной воде. Крокодил лежал, подобно заиленному бревну. Камера ездила вокруг, рептилия лениво косила глазом в объектив. Жертва долго не появлялись, и крокодил, наверное, размышлял — не схватить ли ему оператора.

На канале с художественными фильмами шел ковбойский фильм. Пышногрудые девушки, танцующие в салуне, были весьма привлекательны. Я посмотрел на них и загрустил. Вспомнил об Инне — надо же, каких симпатичных медсестер держат в этом странном санатории! И Инна появилась, катя перед собой столик с обедом.

Увидев меня, девушка сделала шаг назад и широко открыла глаза.

  Что случилось? — спросил я.

  Ничего... — Она потупилась. — Я принесла обед.

И все-таки что-то было не так. Иначе почему она от меня шарахнулась?

Обед был еще лучше завтрака. Бутылка красного вина, селедочница с разделанной селедкой, картофельное пюре с отбивной, овощной салат, несколько кусков сыра, поджаренный хлеб.

  Не составишь мне компанию? — спросил я.

  Что вы, что вы! — Девушка густо покраснела. - Кушайте!

  Покушать-то я покушаю, а вот пить одному — это алкоголизм. Только не нужно говорить, что на работе нельзя!

  Нельзя. — Инна снова уставилась в пол.

  А мне нельзя одному.

  Желание гостя — высший приоритет, —  выдала вдруг девушка. — Но здесь только один бокал!

  Не беда. В ванной я видел стакан, —  заметил я.

Девушка сорвалась было за ним, но я усадил ее на стул и принес посуду сам. Налил вина, быстро отложил на тарелку с сыром несколько кусочков селедки, кусочек мяса, немного зелени и пододвинул Инне.

 — За твое здоровье, —  предложил я. — Потому что мне, как я понял, уже ничего не грозит.

Я поднялся, собираясь выпить, и тут девушка попыталась тоже вскочить на ноги.

  За женщин пьют стоя, —  объяснил я. — Они при этом сидят.

Инна приосанилась и посмотрела мне в глаза, подняв бокал. Я улыбнулся и выпил свой бокал до дна. Девушка с аппетитом пригубила вино, попробовала сыра, закусила селедкой. Скорее всего, она еще не обедала.

  Как все вкусно! — воскликнула она. — А вина такого я вообще ни разу в жизни не пробовала.

  По-моему, обычное красное вино, —  удивился я. — Впрочем, я не знаток. Может, и правда какой-то элитный сбор?

Глаза девушки задорно заблестели.

  Хорошо вам говорить... Обычное красное вино... А я вообще красного никогда не пила. Только один раз — белое.

  Кто же тебе мешает? Девушка вздохнула.

  Возраст, наверное.

  Ты настолько молода? Инна промолчала.

  А что ты обычно пьешь? Воду?

  Всякие газированные коктейли с ароматизаторами. Вы, наверное, таких и не пробовали никогда. Гадость в основном.

  Почему же я коктейли не пробовал? — удивился я. — “Отвертку” пил.

  О! — рассмеялась девушка. — У вас хороший вкус!

  Не надо издеваться. И вообще, можешь говорить мне “ты”, —  предложил я. — Мы уже давно знакомы. И я не так стар, как может показаться.

  Тридцать лет, —  отрапортовала девушка.

 — Ну, тридцать мне было до всех этих событий, —  повернул я разговор в интересующее меня русло. — Я ведь еще в коме лежал...

  А, в коме... Это не важно, —  протянула девушка, но вдруг спохватилась и закрыла себе рот ладошкой. — Давайте не будем об этом, ладно? И вообще, я такая пьяная... Меня теперь с работы уволят. Скажут, объедаешь нашего гостя.

  Я им не позволю. Только говори мне “ты”.

  Хорошо, Евгений, —  торжественно заявила Инна, поднявшись. — Ты не представляешь, какая это честь для меня!

  Да какая тут честь? — рассмеялся я.

  Еще бы — известнейший писатель, —  начала она и задумалась, не зная, как сформулировать мысль дальше. — Можно сказать - легенда...

Я рассмеялся еще громче.

  Если человек, выпустивший три книги, известнейший писатель...

  Три книги? — переспросила медсестра. — Нет, что вы... Впрочем, я опять болтаю лишнее! Я пойду...

  Счастливо, —  улыбнулся я. — Приходи чаще. Девушка ушла, не очень твердо ступая — словно и вправду напилась допьяна. Я выпил еще стакан вина, съел все мясо и взглянул на экран телевизора, где закончился ковбойский фильм и началась “Бриллиантовая рука”. Изображение вдруг на секунду померкло, и на экране высветилась мигающая надпись:

 — Воронов, беги оттуда! Беги в город!

Потом фильм вернулся на экран, а я подумал — уж не померещилось ли? Хотя мне и не хотелось больше смотреть телевизор, я остался у экрана. И примерно через двадцать минут мое терпение было вознаграждено. Изображение снова погасло, а на экране появилась надпись:

 — Карточку с деньгами найдешь там, где покупал ананас во время своего последнего приезда в Москву. Под днищем мусорной урны. Код активации соответствует дню, когда ты сломал ногу.

При всей бредовости сообщения я восхитился со­ветом. Даже если послание будет перехвачено, вряд ли многие знают, где я покупал ананас за год до поездки на злополучный день рождения. И день, когда я ломал ногу в седьмом классе. В биографии о нем не пишут, а сам я его запомнил на всю жизнь.

Откуда, однако же, все это известно анонимному доброжелателю, хотел бы я знать? Собственно, когда я покупал этот ананас, то был один. И никому потом об этом не рассказывал. Выходит, за мной тогда был “хвост”? Странно. И еще более странно будет, если я действительно найду какую-то карточку в нужном месте.

Я сделал вид, что вообще не смотрю на экран, а разглядываю собственные туфли. Искоса я все же поглядывал на телевизор. Но больше никаких сообщений на экране не увидел.

 

* * *

 

Бежать я намеревался и без советов неведомых, хорошо осведомленных доброхотов. Чем быстрее — тем лучше. “На воле”, как оказалось, у меня были доброжелатели. Стало быть, нужно выбираться из “госпиталя”, ехать домой. А там уже смотреть что почем.

  Надо примерить и синие джинсы, —  сказал я вслух словно бы про себя, а на самом деле — для наблюдавшего за мной дежурного. Взял пакет и вышел из спальни. По дороге незаметно прихватил с собой столовый нож — на всякий случай.

В ванной я забрал и положил в пакет электробритву на аккумуляторах, одеколон, зубную щетку и пасту. Банальное воровство, но все это мне еще может сильно пригодиться. Особенно если домой нужно будет добираться кружными путями.

Подумав, я вернулся в комнату за стулом. Мне, как больному, тяжело примерять одежду без мебели! И неудобно — снятые вещи даже некуда положить!

Но на самом деле переодеваться я, конечно, не собирался. Поудобнее взяв стул за две ножки, двумя другими я ударил в стекло. Неплохо бы и осмотреться! Лишний звон, лишний шум — да всегда можно оправдаться, что стекло я локтем зацепил.

Однако же стекло не вылетело со звоном. Оно лишь треснуло в нескольких местах и стало мягким, как разбитый триплекс. {Стекло, применяющееся преимущественно в автомобилях. Изготавливается посредством наклеивания нескольких слоев стекла на пленку. При аварии разбитые куски стекла остаются на пленке, не разлетаясь в разные стороны и не нанося резаных ран пассажирам автомобиля. — Здесь и далее примеч. автора.}. Я аккуратно расширил ножкой стула отверстие. Всего несколько кусочков стекла упали вниз, не наделав много шума. А я наконец увидел “волю”.

Высокое здание располагалось в густом сосновом лесу. На горизонте виднелись дымы большого города. На улице стояло лето, что отчасти подтверждало версию, будто со мной не все было в порядке. Да только насчет десяти лет не очень верилось.

Моя палата находилась примерно на высоте десятого этажа. Не очень-то спрыгнешь, из окна не спустишься. Разве что можно вылезти на крышу. Но этот вариант оставим напоследок. Собственно, зачем мне на крышу?

Из проделанной мной дыры в стекле была виден главный вход — широкие стеклянные Двери, к которым вели десять высоких ступенек. Рядом с дверями стояла стеклянная будка, в которой дежурил охранник. Бетонная дорожка уводила куда-то за здание. Туда на моих глазах проехал грузовик довольно странной обтекаемой формы. Наверное, позади здания был еще и запасной, служебный выход.

Вооружившись этой ценной информацией, я направился к лифту. Не боги горшки обжигают. Дождусь, когда кто-то приедет, если не смогу вызвать лифт сам. И воспользуюсь карточкой этого приехавшего. Если, конечно, это будет не Инна.

 

* * *

 

Коробочка рядом с лифтом, в которой имелась тонкая щель для карточки, выглядела неприступной. Ни болтиков, ни съемных панелей... Монолитный кусок металла, вмурованный в стену.

Я поковырял штукатурку вокруг — нет, не отодрать коробку от стены, а то можно было бы замкнуть контакты накоротко. Наверное, она заделана и не штукатуркой вовсе, а каким-то сверхпрочным бетоном. Или твердой смолой.

Не надеясь добиться какого-то определенного результата, а скорее от безысходности я сунул в щель нож. Коробка тихонько пискнула, а в шахте глухо загудел лифт. Совпадение? Или мои манипуляции кто-то заметил? Собственно, чего мне бояться? Я ведь не арестант!

Нож я, однако, спрятал в задний карман джинсов. А пакет положил на пол. Посмотрим, кто сюда приедет и зачем.

Лифт подошел секунд через двадцать. Открылись двери. Кабина была пуста.

Я поспешно шагнул внутрь. Вместо кнопок — такие же рады щелей, как и для вызова лифта. Используя полученный опыт, сунул нож в самую нижнюю. Можно, конечно, подождать, пока кто-то вызовет лифт. Но кто его вызовет и куда? И что я ему скажу по прибытии? Лучше самому управлять событиями.

Двери закрылись, кабина пошла вниз. Рассматривая панель управления, я сообразил, что отправил лифт на нулевой этаж, а не на первый. Что ж, это еще лучше — из подсобных помещений всегда проще выбраться во двор.

Лифт остановился, и из-за разъехавшихся створок мне стала видна компания каких-то панков с ярко раскрашенными волосами, разгружавших виденный мной сверху грузовик. Яркие белые коробки из пластика громоздились вдоль стен. Из грузовика доставали такие же.

Самая разумная тактика — не вступать в разговоры. Я был в цивильной одежде, а не в арестантской робе. Поэтому молча прошествовал мимо странных грузчиков в широко распахнутые ворота и по бетонной дорожке начал углубляться в парк, лежавший позади здания. Подальше от главного входа и дороги. Естественно, я не оглядывался. Шел по своим делам. Меня никто не окликнул. Да и зачем я мог понадобиться грузчикам? У них были свои дела.

Отойдя метров триста, я уронил пакет и нагнулся за ним. Это дало возможность посмотреть назад. Погони не наблюдалось. Здание еще можно было увидеть, но вряд ли кто-то следил за мной из окна. Я свернул в лес и ускорил шаг.

 

* * *

 

Проблуждав по лесу около двух часов, я начал понимать бесперспективность своего побега. Документов и денег у меня не было. Средств связи — тоже.

Где нахожусь, я не имел представления. Предположительно — в Подмосковье. Но в каком именно Подмосковье? Места эти я знал только теоретически. Когда-то бывал в Долгопрудном, когда-то проезжал на поезде мимо бесчисленных дач. Надо пробираться в столицу, но каким образом? В какую сторону?

Между тем солнце неуклонно опускалось к горизонту. Вот оно коснулось верхушек дальних деревьев, и в лесу стало почти темно.

Что происходит сейчас в нашем санатории добровольно-принудительного содержания? Меня хватились? Ищут? Что ж, ищите, ищите. Вряд ли найдете в такой чаще. На месте ведь я стоять не буду. И с каждым пройденным километром площадь поиска расширяется все сильнее. Ведь вы не знаете, в какую сторону я иду! Я и сам этого не знаю!

Выйдя к небольшому ручью, я снял туфли и джинсы, прошел метров двести по дну, вышел из воды на противоположный берег и резко изменил направление движения. Маловероятно, что меня будут искать с собаками. Да если и так, что они учуют — запах моих новых туфель? Но перестраховаться не мешало.

Солнце зашло. Небо стало серым, мрачным. Что ж, если пойдет дождь, меня точно не найдут. Правда, ночевать в лесу будет неуютно. Ну да ладно...

Я уже выработал план действий на завтра. Рано или поздно я выйду на железнодорожное полотно. По километровым столбикам определюсь, в какой стороне Москва. И сяду на электричку. Или даже пойду вдоль железной дороги. А в столице разберусь, что к чему. Постараюсь найти друзей, родственников. Да и рядом с одной из станций метро, в известном только мне месте меня должна ожидать кредитная карточка. Если, конечно, сообщение, что появилось на экране телевизора, не было галлюцинацией.

Определившись с планом, я выбрал елку погуще, под которой росла трава помягче. Выбирать пришлось на ощупь — в лесу стало совсем темно. Сменив красивый бежевый свитер на теплый синий, я улегся на нагревшуюся после жаркого дня землю и заснул. Снилась мне всякая дребедень. Огромные лаборатории, резервуары с ледяной и кипящей водой, мерцающие тысячами огней панели, компьютерные экраны. От этих снов на душе становилось тоскливо. Просыпаясь, я тоже не находил покоя.

 

* * *

 

Под утро стало совсем холодно. Поэтому с первыми лучами солнца я поднялся, слегка размялся, побрился без зеркала позаимствованной в институте бритвой и побрел вперед. Хотелось есть, хотелось пить. Я уже не надеялся добраться до столицы, решил сдаться в руки первому попавшемуся милиционеру. Авось мое похищение организовала частная лавочка, а не государство. Хотя в доброжелательных милиционеров я не очень-то верил, может быть, они все же отправят меня домой.

Не исключено, что меня давно уже ищут. Родственники, друзья, коллеги... Не мог же я просто так пропасть на несколько месяцев? В то, что прошло десять лет, как утверждал Варшавский, я не верил. Так не бывает. Зачем только он придумал эту ерунду? Да затем, чтобы удержать меня на месте!

Елки стали реже, и я, как и надеялся, вышел к железнодорожному пути. Точнее, увидел путь с холма. Проблема заключалась в том, что на путь нельзя было выйти — он был обнесен трехметровым бетонным забором с колючей проволокой наверху. И вместо двух рельсов на бетонном полотне лежал лишь один!

Зрелище железной дороги с одним рельсом мне совсем не понравилось. Я успокоил себя тем, что это, наверное, знаменитая монорельсовая дорога Москва - Санкт-Петербург. Ее вроде бы собирались строить. Вот, наверное, частично уже и построили.

Раздалось шипение, переходящее в оглушительный свист, и по рельсу вдруг скользнула красно-голубая тень. Если это был поезд, то он несся со скоростью не меньше четырехсот километров в час. Я не смог даже разглядеть, сколько в нем вагонов!

Солнце карабкалось выше, а я шагал вдоль бетонной ограды. Поймают здесь — еще примут за террориста. Хоть я и без взрывчатки и без оружия, такие объекты лучше обходить стороной.

Свист и гул земли за оградой раздавались еще два раза. Суперэкспресс на Питер ходил подозрительно часто. А потом забор вдруг сразу закончился, и я оказался около станции. Высокое стеклянное здание, несколько будочек. Людей по утреннему времени маловато. На перроне — компания броско одетых молодых людей с крашеными волосами да два крепких мужика — то ли военные, то ли милиционеры, то ли охранники... Не разберешь — форма непонятная.

Монорельсовый путь отгорожен решетчатым заборчиком метра в полтора высотой. В нескольких местах — проемы с турникетами. Турникеты закрыты основательными шлагбаумами. Надо полагать, когда кто-то вставляет в щель кредитную карточку или проездной билет, проход открывается.

До станции я добрался. Но как уехать? Да и в какой стороне Москва? Желания сдаться милиции я теперь не испытывал. Может быть, обратиться к молодым людям? Скорее всего, они безобидные неформалы. Почему бы и не спросить их, что это за станция, как отсюда уехать в Москву? Странно, вообще говоря, что название станции на стеклянном вокзале не написано...

Я подошел к молодым людям. Три парня, одна девушка. Лица какие-то туповатые. Зато одежда по попугайски броская. Один парень с сережкой в носу, девушка — с тремя серьгами в ухе и одной в губе. Волосы — ярко окрашенные. У двоих парней жесткие патлы торчат в разные стороны, у третьего стрижка короткая. Почти лысый. Девчонка — с мелкими косичками.

  Привет, мужики! В какой тут стороне Москва? Я в лесу заплутал, не пойму, куда вышел?

Все четверо уставились на меня, будто бы я спросил у них что-то крайне неприличное.

  А ты, типа, кто? — спросил после паузы высокий бритый молодой человек в ярко-зеленой куртке.

  Типа, журналист, —  я пожал плечами. — Искал деревню Потаповку, да что-то не нашел. Не туда, видно, водила подбросил.

Молодые люди вошли в состояние еще большего ступора. Девушка как-то странно начала прижиматься к широкоплечему детине в ярко-красной безрукавке, со стальной, местами ржавой цепью на шее.

  А ты, типа, чего от нас ищешь? — спросил третий, худой очкарик в оранжевой рубашке с беспорядочными малиновыми пятнами.

Я отметил как неологизм выражение “чего от нас ищешь”. Впрочем, в остальном лексика молодых людей не отличалась разнообразием.

  Москва где? — спросил я твердо и прямо. — И как эта станция называется?

  Что-то я не врубаюсь, —  подключилась к диалогу девушка. — У тебя что, навигатор не работает? И идентификатора нет?

  Об елку разбил, —  объяснил я.

  Эй, граждане полицейские! — проорал высокий парень мужикам в форме. — Тут неизвестный без идентификатора отирается!

Такого резкого “стука” от хулиганствующей молодежи я не ожидал. Это же надо — жалуются на обидчика в милицию! Почему он, однако, зовет мужчин “полицейскими”? Я не в России? Или за то время, пока я лежал в отключке, милицию все-таки переименовали, как и собирались? Действительно, какая она милиция? Известно ведь, что милиция суть добровольные народные формирования по поддержанию общественного порядка. А у нас — какая же милиция?

Лица полицейских тем временем приобрели заинтересованное выражение.

  Который? — спросил один из них подходя.

  Вот этот? — ткнул другой зачехленной короткой дубинкой мне в бедро.

И попал бы, если бы я не успел отклониться!

  Проверьте, что за птица, —  предложила девушка. — Может, он радикал замаскированный?

  Ваш идентификатор? — сурово спросил старший полицейский. На его погонах было по три полосы, а на погонах его товарища — только две.

  В лесу потерял, —  ответил я.

  А только что говорил, что об елку разбил! — наябедничал толстый парень. — Как можно разбить идентификатор? Только молотком!

  Пошутил, —  оправдался я.

  Сейчас не время для шуток! — сурово заявил младший по званию полицейский. — Опасность терактов, высокий уровень преступности! Пройдемте, гражданин!

  И мужиками нас называл, —  наябедничал очка­рик. — Какие мы ему мужики? Мы — граждане! Это он — неизвестно что за личность! Может, даже радикал!

  Он за все ответит, —  равнодушно пообещал старший полицейский.

 — Вот как дать бы ему! — вклинился вдруг в разговор высокий, слегка подскакивая.

  Остерегитесь, гражданин, —  предупредил зарвавшегося юнца полицейский, направляя дубинку в его сторону.

И ненавязчиво, но твердо взял меня под руку. Другой вытащил из кобуры на поясе устройство, в котором я заподозрил электрошоковую дубинку. Впрочем, та, которой меня пытались ткнуть до этого, была такой же. Только в длинном привинчивающемся чехле.

  Куда пойдем-то? — осторожно спросил я. — Личность выяснять?

  Что ж ее выяснять, когда у тебя и идентификатора нет? — спросил старший полицейский. И как-то странно подмигнул.

Теперь мне стало совсем не по себе. Может быть, они меня сейчас отведут к бетонной ограде да и шлепнут из табельного оружия? Странно как-то все. Явные хулиганы, зовущие для защиты полицию и оживающие, лишь оказавшись под ее защитой. Немногословные и суровые полицейские со странным подмиги­ванием...

Мои тяжкие раздумья прервал приятный звук — цокот каблучков по бетонному перрону. Я медленно, чтобы не спровоцировать охранявших меня полицейских, оглянулся и увидел Инну. Девушка, очевидно, заметила меня еще раньше и теперь догоняла нашу живописную группу — журналист Воронов без некоего идентификатора, конвоируемый стражами порядка. Я улыбнулся знакомой медсестре.

  Граждане, граждане! — запыхавшись обратилась девушка к полицейским. — Я из “Института К”, а вы задержали нашего пациента!

Инна так и сказала — “Институт К”, словно название института было настолько секретным, что произносить его вслух не рекомендовалось.

При этом старший полицейский, державший меня, дернулся, словно случайно ухватился за змею. Младший же коротко бросил:

 — Документы!

Девушка подала ему небольшую пластиковую карточку, которую полицейский поспешно засунул в щель устройства, болтавшегося у него на поясе.

  Код доступа “А”, ассистент главного врача, —  коротко сообщил он своему напарнику.

  Не будем связываться, —  буркнул мой конвоир, торопливо отпуская мою руку.

Второй тоскливо посмотрел на меня, на Инну, но спорить не стал. Похоже, этот тип надеялся получить взятку.

Стражи порядка не сказали ни “вы свободны”, ни чего-то еще. Просто развернулись и пошли по перрону в противоположную сторону, будто бы никогда с нами не встречались.

  Пойдемте, Евгений! — сказала Инна.

  Куда?

  Обратно в институт! Там вас все ищут, с ног сбились! Персонал не отпускали всю ночь!

  Если меня ищут с таким рвением, то тем более не должны найти, —  с усмешкой сказал я. — Что это за контора, на которую вы работаете, милая девушка?

  “Институт К”, —  тихо прошептала Инна. — Вам лучше не знать, чем он занимается.

  Пока что я и не хочу этого знать. Мне надо в Москву. Ты мне поможешь?

  Да! — неожиданно легко согласилась девушка.

И тут компания молодежи, которая спустила на меня полицейских, вдруг начала подавать признаки жизни.

  Что, дружка себе нашла, герла? — обратился крепыш к моей знакомой.

  А он и лыка не вяжет! — расхохоталась девица.

 — И нас мужиками называл! За это с вас причитается! — развязано заявил очкарик.

  Платить будете деньгами или натурой? — захохотал высокий.

Инна испуганно оглянулась на меня. Наверное, в ее понимании сидевшие на перроне хулиганы были отчаянным бандитьем. Полицейские теперь словно бы и не видели нас. А я хорошо знал и такие компании, и правила их поведения. Лишь некоторые моменты мне были неясны. В частности, чего они так перепугались вначале и почему так обнаглели сейчас? Приняли дозу? Поняли, что я не тот, за кого они меня сочли вначале?

Я отстранил девушку немного в сторону и назад. Слегка развел руки, повернув открытые ладони к крашеным молодым людям. Сделал вдох и выдох. В голове зашумело. Перед дракой у меня всегда идет слишком большой выброс адреналина в кровь.

  Ну, кого я обидел? Подходи сюда, —  предложил я, стараясь улыбнуться как можно неприятнее.

Нехорошие улыбки мне всегда удавались. Компания сразу завяла. Желающих выходить на бой один на один или всем вместе не нашлось.

  Тогда сидите тихо и не жужжите, —  мрачно приказал я.

Сделал угрожающий жест в сторону развязной молодежи и демонстративно повернулся к хулиганам спиной. Инна их видела — я пойму, даже если кто-то вскочит бесшумно и бросится на меня сзади. Успею обернуться.

  Скоро поезд? — безразлично спросил я у своей знакомой.

В это время раздался свист, шум и блестящий состав затормозил у станции.

  Поехали быстрее, —  предложила Инна. Голос ее прерывался. — Я возьму билет по своей карточке.

Она быстро засунула в щель турникета карточку, которую только что предъявляла полицейским, набрала что-то на клавиатуре рядом, и шлагбаум отошел в сторону. Мы вошли в большой вагон с мягкими креслами. Занята была примерно половина мест. Публика — самая разная. Старушки с кошелками, деды с садовым инструментом. Обычные, может быть, чересчур легко одетые люди. И ярко раскрашенная, вычурно вырядившаяся молодежь. Впрочем, молодых людей в вагоне было маловато.

  Садись! — приказала девушка.

Едва мы успели опуститься в кресла, как нас вжала в них приличная перегрузка. Состав набирал скорость очень быстро.

 

* * *

 

Путешествовать в “бешеной электричке”, как я окрестил про себя монорельсовый экспресс, оказалось удовольствием ниже среднего. Скоростной разгон, от которого уходило в пятки сердце и кружилась голова, торможение, весьма напоминающее экстренное, —  и так каждые две минуты. Меня наизнанку выворачивало.

С трудом оглядевшись по сторонам, я заметил, однако, что мало кто испытывает серьезные неудобства. Некоторые читали ярко раскрашенные книжки, другие смотрели на экраны, вмонтированные перед креслами, а третьи даже жевали. Старушки шептались между собой.

Инна, удобно расположившись в своем кресле, поглядывала на меня со смесью интереса и восторга.

  И ты совсем их не испугался? — спросила она.

  Полицейских? — уточнил я. — Да как тебе сказать... Приятного, в общем-то, мало...

  Да нет, я об этой банде! Их четверо, а ты один!

 — Да хоть пятеро, —  улыбнулся я. — Они же показушники. Молодые беззубые щенки. Побежали жаловаться полицейским, когда я вышел из леса без идентификатора. Кстати, что это такое? У вас в институте такие документы?

  Не только в институте. Везде, —  ответила Инна. — А насчет молодежи ты зря. Они могли и не отвязаться так легко. Наркоманы, скорее всего. Но приняли тебя за настоящего гладиатора...

Девушка осеклась и испуганно уставилась на меня.

  А что, я очень похож?

Сравнение с бойцами древних римских амфитеатров меня только позабавило. Похоже, девочка боялась меня обидеть. Но, по-моему, на гладиатора я походил меньше всего. Особенно в этом мягком, домашнем синем свитере. И с тщательно спрятанным столовым ножом в заднем кармане.

  Нет, что ты, —  соврала Инна, глядя мимо меня.

Но было ясно — похож, и даже очень. Именно по ее притворно-вежливому тону.

Состав подбирался к Москве, а я уже понимал, что и вправду прошло порядком времени с тех пор, как я отключился на приятном банкете в сосновом бору.

Пусть вокруг института терлись подозрительные личности. Пусть там в ходу идентификаторы и прочие электронные средства доступа и расчета. Но и все вокруг было слишком необычным. И станции. И люди. И средства передвижения. Я словно бы попал в другую реальность.

Дома — огромные башни из зеркального стекла. Между ними — стеклянные трубки-мостки. Огромные платформы, неизвестно для чего поднятые к самому небу. Колышущиеся толпы ярко одетых людей внизу.

Я посмотрел в упор на свою спутницу.

 — Какой сейчас год, Инна?

  Профессор Варшавский считает, что вам не нужно этого знать, —  вздохнула та, пряча глаза. — Пока.

  И куда ты меня везешь?

  К себе домой. Куда я еще могу вас везти? Где мне вас спрятать?

  А зачем меня прятать?

  Ты же сам хотел, —  вздохнула Инна.

Девушка постоянно сбивалась с “вы” на “ты” и наоборот. Наверное, я казался ей каким-то монстром. Но зачем тогда она хочет меня прятать? Да еще у себя дома? Или она собирается выдать меня полиции? Впрочем, такая возможность у нее уже была, и она ею не воспользовалась.

  Ты не обязана мне помогать, —  сказал я. — Хотя, похоже, мне больше не на кого положиться.

  Я и сама считаю, что тебе лучше уйти из института, —  прямо глядя мне в глаза, проговорила девушка. — У человека должен быть выбор. У тебя — особенно.

Почему она так ревностно встала на защиту моих прав, я уточнять не стал.

  На следующей станции выходим, —  объявила Инна, когда поезд загрохотал по эстакаде над многоэтажными серыми коробками, скорее всего складами. — Пересядем в метро.

 

* * *

 

Станция монорельса оказалась еще хуже, чем “бешеная электричка”. Стеклянное блюдце где-то высоко над домами. Толпа людей внутри. Бешено мчащиеся вверх и вниз эскалаторы в прозрачных рукавах.

Мы протолкались к эскалатору с надписью “в метро” и буквально рухнули вниз. Минута — и движущаяся лестница принесла нас в подземелье, на станцию “Речной вокзал”. Если не считать новых, свежепрорубленных ходов и массы людей на перроне, метро мало изменилось.

  Платить не надо? — спросил я.

  Если бы мы вышли в город, я зарегистрировала бы карточку и мне бы вернули часть тарифа, —  объяснила Инна. — А на в метро поедем в счет того, что я уже заплатила за монорельс.

  Ясно, —  кивнул я.

Мы вошли в вагон, и я попытался изучить новую схему метрополитена. Линии метро уходили своими концами едва ли не в соседние области. Тут и там мигали непонятные значки. Один, как я понял, означал выход на монорельсовую дорогу. Два других, видимо, тоже показывали места перехода на альтернативные линии передвижения.

  Две пересадки — и мы дома, —  сказала Инна.

  Послушай, а если тебя поймают? — спросил я. — Это ничем не грозит?

Спросил, и сам устыдился. Конечно, грозит! Но без нее что мне делать? Я ведь даже не доеду до той станции метро, на которой меня ждет карточка с деньгами.

  С работы выгнать могут, —  со вздохом ответила Инна. — А больше — ничего. У нас свободное общество. Вот тебе грозит много чего. И вовсе не от государства и его представителей. Если бы кое-кто узнал, кто ты такой! За тобой бы настоящая охота началась... Впрочем, наверное, она уже идет.

  Да кто же я такой? — с улыбкой спросил я. Девушка в ответ улыбнулась тоже, ласково и немножко грустно.

  Всему свое время.

  Ладно, скажи хотя бы — кто ты такая? Я ведь и фамилию твою не знаю, и кем ты работаешь...

 — Работаю я ассистентом профессора Варшавского. Закончила Первый медицинский институт, сейчас в ординатуре. Мне повезло с распределением. Зарплатой не обижают, подработать дают. Широкие перспективы. Это обо мне. Да, а фамилию сейчас называть не принято, если ты не звезда первой величины. Нескромно. Это ты запомни, на всякий случай. Граждане общаются по именам и прозвищам. Когда нужно по службе, добавляют идентификационный номер. Но вообще-то моя фамилия Свирская. Услышал — и забудь. Тебе она не понадобится.

А я принял ее за медсестру! Сказал бы вслух — еще обиделась бы. И сильно. Что может быть неприятнее для начинающего доктора, чем сравнение с младшим медперсоналом? Но почему она все-таки решила мне помочь?

 

* * *

 

Жила моя новая подруга в небольшом двенадцатиэтажном доме. Небольшим он казался по сравнению с огромными стеклянными башнями, что возвышались неподалеку. “Пятиэтажек” сейчас, похоже, вообще не осталось.

Дом располагался недалеко от станции метро “Бабушкинская” — в пятнадцати минутах ходьбы. Квартира Инны на третьем этаже, наверное, считалась престижной. Говорили об этом и добротная металлическая дверь, внешнюю сторону которой отделали деревом, и маленькая камера вместо глазка. Да и подъезд — с домофоном. Дверь подъезда Инна открыла магнитным ключом.

Квартира мне понравилась. Большая, светлая, с просторным коридором. Как минимум три комнаты. Может быть, и больше. Хозяйка провела меня в большую гостиную, выдержанную в светлых тонах, усадила в кресло и отправилась куда-то в недра жилья — по своим делам. Я сидел и осматривался. В гостиной — мягкая мебель, книжный шкаф и панель огромного плоского телевизора на стене. На тумбочке рядом с диваном — пульт дистанционного управления. Кнопок много, но для включения, скорее всего, служит самая большая. Решив, что хозяйка не будет против, я нажал на нее.

На экране появилась четкая, едва ли не объемная движущаяся картинка. Несколько людей в форме тащили куда-то еще одного, раненого. Вдали завывала сирена. На заднем плане поднимался дым. Откуда-то раздавались редкие крики. По всей видимости, шел выпуск новостей.

Мою догадку подтвердил диктор, голос которого за кадром сообщил: “Очередной теракт произошел на территории Североамериканского Альянса, Лос-Анд­желес. Террористы взорвали дистанционно управляемую бомбу мощностью, эквивалентной двум килограммам тротила. Бомба была замаскирована под расчетную пластиковую карточку. Погибло шестнадцать человек”.

Чего хотели террористы, я не понял. Диктор об этом не сообщил — видимо, само собой разумелось, что устремления взорвавших бомбу ясны каждому. А как можно замаскировать бомбу под карточку, оставалось только догадываться. Наверное, террористы применили сверхмощное взрывчатое вещество.

Попытавшись переключать каналы, я потерпел неудачу. Телевизор настоятельно предлагал мне ввести код программы и время, с которого я желал бы ее смотреть. Я этого сделать не мог, да и названий программ не знал. Однако кое-чего добился. Щелкая кнопками пульта, я наткнулся на индикацию больших электронных часов. Они показывали одиннадцать десять. Но мне было интересно не это. В уголке экрана светилась дата: 13 июля 2059 года. Если все это не было хорошо спланированным розыгрышем, с момента памятного мне банкета прошло больше пятидесяти лет. Я сам удивился, насколько мало это меня взволновало. Я только не мог понять: как?

 

* * *

 

Минут через двадцать Инна пригласила меня в другую комнату. Стол накрыт на две персоны. Красивые фарфоровые тарелки, хрустальные бокалы — точно такие же, как те, из которых угощали меня в загадочном “Институте К”. Существовало два варианта: девушка позаимствовала бокалы в институте и, что более вероятно, принесла туда свои. Что-то подсказывало мне, что хрусталь сейчас не в ходу.

В большой глубокой тарелке лежали дымящиеся пельмени, рядом, прямо в пластмассовой баночке — сметана “Ратибор”. Пластиковая литровая бутылка с газировкой “Калинка”, несколько ломтей черного хлеба, каждый — в маленьком полиэтиленовом пакетике со штрих-кодом. В глубокой хрустальной масленке — небольшой брусок масла.

Аккуратно взяв баночку со сметаной, я прочел на крышке: 11.07.59. Что ж, с показаниями телевизора дата согласовывалась.

  Тебе нравится? — спросила Инна, когда я попробовал пельмени.

  Да, конечно, —  солгал я.

Пельмени были явно соевыми, сметана — с каким-то гадковатым машинным привкусом. В институте кормили лучше.

  Я не сама делала. Заморозка, —  смущенно улыбнулась девушка.

Видно, ей пельмени тоже были не слишком по вкусу.

  Что уж там, —  усмехнулся я. — Ты рассказывай, не стесняйся. Зачем я тебе понадобился, чем я рискую. Чем рискуешь ты. И что вообще здесь происходит.

Взяв бутылку с газировкой, налил девушке и себе. Отхлебнул. Газировка оказалась с алкоголем, но весьма приятной.

  Не пробовал “Калинку”? — попыталась уйти от ответа хозяйка.

  “Калинку” — не пробовал, много чего другого пробовал, —  ответил я. — Вы меня, надо полагать, совсем диким считаете? Зачем Варшавский на бейджике твердые знаки везде в конце слов поставил? “Университеть”! Это же надо придумать! Ботинки какие-то дореволюционные нацепил!

  Мы читали, что в конце прошлого века орфография была другая... И очень старались подобрать нужный стиль...

  В конце позапрошлого были твердые знаки. И в начале прошлого, —  уточнил я. — И газировка уже в мое время была, и компьютеры были.

Инна вдруг изменилась в лице, пытаясь закрыть рот рукой, потом резко опустила руку и спросила:

 — В какое еще твое время? Что ты знаешь о сегодняшнем времени?

  Да уж дату вычислил, —  усмехнулся я, кивая на банку со сметаной. — И хочу знать — как я здесь очутился? И зачем?

  Я не скажу, —  твердо ответила девушка. — Буду помогать тебе во всем, но кое-что не скажу.

  Странно позиция.

  Единственная возможная. Мне показалось, или в глазах девушки действительно блеснули слезы?

  Почему ты рискуешь, помогая мне? Инна грустно улыбнулась:

 — Даже не ожидала от себя такого. Но понимаешь... Когда я тебя увидела — в пижаме, сразу после восстановления... Ты все равно казался сильным, бодрым! Совсем не таким, как люди сейчас.

  Я действительно чувствую себя очень неплохо. Что со мной сделали? Даже зубы восстановились, и шрамов нет!

Девушка склонила голову набок. У нее была очень красивая шея, которую едва скрывали серебристо-платиновые пряди волос.

  Об этом ты, возможно, узнаешь позже. Сам. Я слушала тебя, вспоминала твои книги, которые прочла. То, что я читала о тебе. А я много читала. И поняла, что проект был затеян не напрасно. Когда я встретила тебя на станции, когда увидела, как ты разговаривал с этим хулиганьем... Среди моих знакомых никто бы на такое не решился. Даже подойти к ним. Ты же поверг их в панику! Они почувствовали силу!

  Пусть так, —  улыбнулся я. — Только я не совсем понял насчет книг. Ты уже упоминала о них вчера, в клинике. Неужели два фантастических романа и детская книжка принесли мне такую известность? Неужели их читают до сих пор? Я в общем-то неплохого мнения о себе, но, по-моему, это перебор! Слабо верится.

  Ты многое забыл, —  вздохнула Инна. — И это к лучшему. Книг было много. И статей. И выступлений. Но была возможность восстановить твое сознание именно таким, какое оно есть сейчас. И, мне кажется, так даже лучше.

Я нервно рассмеялся. Девочка говорит слишком много, но далеко не все. И я мало что понимаю. Они пересадили мой мозг в другое тело? Но тело мое. Подвергли какой-то интенсивной терапии, от которой омолодилось тело, а сознание было отброшено назад? Больше похоже на правду. Но неужели я согласился на такую процедуру сам? Вряд ли... А наверняка я этого знать не могу, потому что не помню ничего! Трехэтажный дом, сосновый бор, озеро, фейерверки все!

Я отставил в сторону тарелку с недоеденными пельменями. Налил еще “Калинки” — себе и девушке.

  Мне нужно скрываться? — спросил я у Инны.

  Наверное, да. Я не знаю, —  вздохнула она. — Кто может решить это, кроме тебя?

  Меня будут искать?

  Конечно.

  Легко ли им будет меня найти? Может быть, мне все-таки лучше уйти от тебя? И для твоей безопасности, и потому, что связь слишком очевидна...

  Чересчур очевидна, —  подтвердила хозяйка. — Вряд ли стоит серьезно опасаться визита полицейских в эту квартиру. Меня, как и всех, допрашивали всю ночь после твоего побега. С применением детектора лжи и правдосказа. И я, естественно, ничего не сказала. Потому что на самом деле ничего не знала. Стало быть, я практически вне подозрений. А у тебя ведь даже нет идентификатора. И встроенной поисковой системы.

  Какой?

  Вот такой.

Инна показала запястье. На нем были едва заметны два выступающих наружу металлических кружочка. Не толще спички. А под кожей угадывалась пластинка размером с копеечную монету. Что и говорить, зрелище не очень приятное. Хотя и не слишком противное.

  Мне нужно кое-куда съездить, —  заявил я. — Не хочется жить у тебя в нахлебниках. Мне обещали помочь деньгами.

  Кто? — встрепенулась Инна. — Когда ты успел с кем-то договориться?

  Успел, —  улыбнулся я.

— Это не ловушка?

  Вряд ли. — Я пожал плечами. — Впрочем, прове­рим. Можно ездить в метро без идентификатора?

  Можно. По безличной расчетной карточке. Я дам тебе такую. Но нельзя привлекать внимание полиции. Если они обнаружат отсутствие идентификатора, то арестуют тебя. И передадут в институт.

  Постараюсь быть естественнее.

  Но сегодня ты никуда не поедешь? — с надеждой спросила девушка. — У меня прекрасный, высокоскоростной выход в Сеть, привилегированный доступ к вещанию. Посиди, узнай, что делается в мире!

  Так я и сделаю, —  пообещал я. — А ты отдохни. Не спать всю ночь не слишком полезно для здоровья.

  Я покажу тебе, как пользоваться Сетью, и лягу, —  сказала Инна. — Сам-то ты где провел ночь?

  Под елкой в лесу. Не так уж плохо!

 

* * *

 

Я сидел перед огромным жидкокристаллическим экраном с универсальным пультом дистанционного управления, заменяющим клавиатуру, мышь и джойстик, и изучал ресурсы Сети. Это оказалось еще проще, чем путешествовать по Интернету. Дружественный интерфейс, масса подсказок и пояснений, даже возможность проконсультироваться с компьютером, как лучше вести поиск. В принципе, для того, чтобы бродить по современной Сети, не требовалось и грамоты. Пользоваться услугами Интернета мог и трехлетний ребенок — если бы у него хватило терпения нажимать на кнопки поочередно.

Машина, установленная в квартире Инны, вполне могла давать советы. И бегущей строкой, и устно, и появляющимися в углу экрана картинками. Точнее сказать, если я правильно понял, большая и мощная машина была установлена где-то в другом месте, а здесь мы, наряду с многими, получали к ней доступ. Доступ был защищенным и конфиденциальным.

Как и любого нормального человека, попавшего в странную ситуацию, меня интересовала информация о себе. Я активно занялся ее поисками в Интернете. Фамилия у меня довольно распространенная, но, введя некоторые ограничения — ресурсы компьютера и поисковых программ позволяли еще и не то, —  я вышел именно на себя. С интересом просмотрел список своих книг. Помнил я из них только три, а в списках и ссылках книг было порядочно. Названия мне ни о чем не говорили.

Наугад открыл одну из небольших работ, ссылки на которую встречались чаще всею. Прочел несколько абзацев. Что ж, стиль похож. Впрочем, сейчас я кое-что написал бы по-другому. Но что было со мной после того банкета? Что будет со мной уже через несколько месяцев? Разве даже одну и ту же статью и книгу пишет один и тот же человек? Каждый день мы меняемся. Приобретаем опыт, тешимся иллюзиями и избавляемся от них, меняем свое настроение и взгляды на какие-то проблемы...

Биографии своей я нигде не нашел. Может быть, управлять компьютером было все же не таким простым делом, как мне казалось. А еще вероятнее, Инна успела шепнуть машине, чтобы та не предоставляла мне определенные сведения. Что ж, вопрос самоидентификации подождет. Займемся другими делами.

После завтрака, когда радушная хозяйка учила меня обращаться с техникой, я спросил ее, что она имела в виду, когда говорила о гладиаторах. И о том, что я на них похож.

Инна опять густо покраснела, потом, тряхнув пышными волосами, объявила:

  Насчет гладиаторов и зрителей — это все предрассудки. Условности. Тебе, возможно, даже понравится, что тебя называют гладиатором. Почитай работы Альберта Гроссмана. По-моему, это он и ввел термин “гладиатор”. Желтая пресса начала развивать его идеи, и ничего хорошего из этого не вышло. А условный термин “гладиатор” стал почти что ругательством — как некогда в Древнем Риме.

Я обратился за помощью к компьютеру. Больше всего ссылок оказалось на работу Гроссмана “Психология современного общества”. Эту же статью и запрашивали чаще всего. Я тоже заказал ее.

Запрос выполнили мгновенно, и я погрузился в чтение.

“... В современных условиях борьба за существование как таковая практически отошла на второй план. Вот уже несколько десятилетий огромными темпами идет переоценка основных человеческих ценностей. Это сильно сказывается на психологии граждан.

Люди находятся в относительной безопасности — если исключить тех, кто живет и работает в зоне локальных конфликтов, и тех, кто может подвергнуться атаке террористов. А поскольку подвергнуться террористической атаке может практически каждый, интерес к экстремальным проявлениям человеческой сущности стоит даже острее, чем можно было бы ожидать от общества потребителей. В этом смысле наше общество близко к плебеям Древнего Рима, требовавшим: “Хлеба и зрелищ!” Хлеб есть практически у каждого, но это не снизило, а, напротив, резко повысило необходимость и ценность зрелищ.

Современное общество разделено на две категории: граждан-зрителей и “гладиаторов”. Для удобства мы будем называть их именно так: “зрители” и “гладиаторы”. Естественно, каждый понимает, что определение такое оскорбительно для большинства членов социума, но некоторые представители той или иной группы даже бравируют принадлежностью к ней.

Деление на “зрителей” и “гладиаторов” условно и не всегда четко. Элементарный пример: как только обыкновенный гражданин из разряда “зрителей” застревает в обычном лифте — желательно в лифте, у которого оборвался страховочный трос и который держится в шахте лишь на “честном слове”, —  он мгновенно переходит из категории “зрителей” в категорию “гладиаторов”. Это происходит не по его воле, против его желания, но отныне те, кто толпится вокруг лифта (а таких “зрителей” всегда более чем достаточно), воспринимают его уже не как представителя своего класса, но как “гладиатора”. По их мнению, он должен произносить патетические речи, прощаться с жизнью и родными, браниться.

Если “гладиатор” не выказывает подобных проявлений, его могут подбодрить или, напротив, даже освистать. Но, как правило, все одобрительные крики направлены на то, чтобы вернуть “гладиатора” к роли - в данном случае роли жертвы, разбудить его чувства. Мало кто из “зрителей” сочувствует объекту шоу”. Для них он — всего лишь актер в постановке, о которой они смогут рассказать приятелям — таким же “зрителям”, как и они сами.

Существует и второй отряд — “устойчивых гладиаторов”, “гладиаторов по выбору”. Типичные профессии, где преобладают представители данной категории — гонщики, трюкачи, пожарные, космонавты, спортсмены экстремальных видов спорта, отдельные отряды полиции, армии. Естественно, наиболее яркими и опасными представителями “гладиаторов” являются террористы из экстремистских группировок и террористы-одиночки. Артисты и журналисты не являются “гладиаторами” в том смысле, в каком мы употребляем этот термин в данной работе. Хотя они стремятся походить на настоящих “гладиаторов”, “зрители” чувствуют подмену. На сцене, на экране игра идет не всерьез. Поэтому большинство журналистов можно отнести к “профессиональным зрителям”, а актеров — к самым тонким ценителям гладиаторского мастерства. В частности, в вышеупомянутом случае с лифтом почти каждый профессиональный актер оценивал бы “работу” застрявшего гражданина с эстетической точки зрения, безумно завидовал бы его кратковременному успеху и вниманию “зрителей”, но не спешил бы поменяться с ним местами.

Помимо причин, указанных выше, огромную роль в воспитании цивилизации “зрителей”, по всей видимости, имело искусство. Фильмы, где герои вытворяли и продолжают вытворять невиданные для любого настоящего “гладиатора” вещи, прямые трансляции катастроф и захвата заложников — все это говорит современным зрителям о том, что именно так, ярко и насыщенно, а не пресно и скучно должна идти жизнь. И поэтому граждане, с детства запуганные, но при этом развращенные сладковатым душком разложения, покалывающим кожу ощущением опасности, атмосферой художественной грубости и насилия, строят два мира: реальный и виртуальный.

Но различать грань между высококачественной виртуальной постановкой и зыбкой реальной жизнью становится все труднее. Поэтому случаются переходы добропорядочных, трусливых и запуганных граждан в отчаянных “гладиаторов”. Вот почему такой интерес вызывают любые опасные и кровавые действа.

Еще одним ярким примером “временного гладиатора” является наркоман в состоянии аффекта. Собственно, любой гражданин, принадлежащий к категории “зрителей”, может стать “гладиатором” по доброй воле - для этого ему достаточно принять сильнодействующее стимулирующее средство. Тогда страх отступает, а стремление к всеобщему вниманию, популярности берет верх над прочими чувствами, над инстинктом самосохранения.

Подавить инстинкт самосохранения очень важно, потому что достойным зрелищем для любого “зрителя” является только игра со смертью, приближение смерти и сама смерть. Все другие события, чувства и переживания давно перешли в разряд малоинтересных. Это произошло прежде всего потому, что программы новостей показывают только катастрофы с массой смертельных исходов потому, что в любом остросюжетном фильме умирает, как правило, несколько десятков, если не сотен людей. И все это — на глазах у зрителей. Другие события — несчастная любовь, крушение надежд, приобретение богатства — тоже привлекают порой внимание зрительской массы. Но роли счастливых и несчастных любовников, нуворишей и разорившихся богачей — роли второго плана. Ценность представляют лишь герои, недрогнувшей рукой отправляющие в мир иной десятки людей.

“Постоянными гладиаторами” движут другие побуждения, нежели гладиаторами случайными. Возможно, эти люди действительно физиологически отличаются от обычных “зрителей”. Психические они различия налицо. “Гладиаторы” пребывают в постоянном состоянии аффекта. Для них вся жизнь — спектакль. И главная цель — не сохранить себя, а достойно сыграть роль. В некоторой степени “гладиаторы”, следуют самурайской этике: важно, как ты умрешь, а не когда это случится. Любой “гладиатор” балансирует на грани между жизнью и смертью, по возможности все же растягивая представление. Но если открывается перспектива блестящей концовки, любой “гладиатор” с радостью пойдет в направлении смерти...”

Я оторвался от экрана и невесело улыбнулся. Может быть, я в самом деле гладиатор? Сложно сказать. К смерти я, несомненно, не стремлюсь. Быть все время на виду тоже не тянет. Но и к категории “профессиональных зрителей” меня отнести трудно. Хотя некоторые черты “зрителя” у меня и имеются, все же я не падок до кровавых зрелищ.

Для жителей современного мира я конечно же яркое олицетворение “гладиатора”. Человек из прошлого, причем, насколько я могу судить, довольно известный, загадочно явившийся в будущее. Впрочем, загадка, возможно, существует лишь для меня. А для современных зрителей это не загадка, а некая пикантная подробность. Делающая представление еще ярче.

Теперь мне стало понятно и поведение современных “блатных” на железнодорожной станции. Сначала они не смогли меня идентифицировать (простите за тавтологию — у меня не было идентификатора!) и сыграть свою роль “гладиаторов” — “благородных разбойников” или “кровожадных злодеев”. Чем одна роль хуже другой? Когда появилась Инна, все стало на свои места. Они обрели запуганных “зрителей” и не прочь были проявить себя. Но потенциальная жертва вновь повела себя нетипично, и они решили не геройствовать. Потому что относились к категории “гладиаторов по случаю” и не собирались рисковать всерьез, вступая в конфликт, который мог закончиться для них плачевно.

Общество в целом растет, отдельные представители его деградируют. Сумма разума на планете остается постоянной. Не я придумал, не во всем с этим согласен, но что-то здесь есть...

Теперь я не слишком опасался ехать за обещанной мне карточкой. Допустим, ее предлагают мне местные жители. Я должен справиться с ними, даже если они затеют нечестную игру. А если со мной для чего-то играют власти — я постараюсь найти управу и на них. Главное — действовать нестандартно.

Впрочем, я еще не сталкивался с настоящими “гладиаторами”. И мне почему-то не очень хотелось с ними общаться.

 

* * *

 

Забросив исследования, я начал смотреть новости. Что ж, мир изменился, но изменился не глобально. Америка, которую теперь почему-то именовали Североамериканским Альянсом, находилась в состоянии холодной войны с арабским миром. Дело осложнялось тем, что на Американском континенте оказалась сильна “пятая колонна”. Здесь хватало мусульман, преимущественно чернокожих выходцев из Африки и арабов, поддерживающих потенциального противника.

Россия пыталась вести политику неприсоединения, но это получалось не слишком удачно. То и дело здесь тоже вспыхивали локальные конфликты.

Китай превратился в мощнейшую державу. Впрочем, рядом были другие могучие государства: Япония, Корея, Индия, Индонезия. У этих стран на повестке дня стояли свои проблемы и свои интересы.

Посмотрев дайджест самых популярных научных программ, я ознакомился с последними достижениями науки. Генная инженерия продвинулась далеко вперед, многие считавшиеся прежде неизлечимыми болезни теперь не представляли опасности. Человечество сильно продвинулось по пути производства синтетических продуктов питания, синтетического топлива. Некоторые продукты сейчас делали буквально из угля. Нефть для этого была слишком дорогой.

Больше всего меня заинтересовали два открытия в физике: ученые нашли способ построить рентабельные термоядерные электростанции и открыли, как перемещать материальные объекты из точки А в точку В без преодоления расстояния между этими точками по какой бы то ни было траектории. Перемещение требовало небывалой мощи, но с новыми источниками энергии не являлось невозможным. Автоматические, снабженные искусственным интеллектом зонды исследовали пространство неподалеку от ближайших к Солнечной системе звезд.

Несколько часов я смотрел отчеты о звездных эк­спедициях. Казалось бы, какое мне дело? Со своими бы проблемами разобраться... Но я не мог оторваться от завораживающих картинок далеких миров. Моей мечтой всегда было дождаться высадки человека на Марсе. Этот этап был пройден: люди посетили и Марс, и спутники Юпитера. Правда, колоний там не создали. Зачем? Даже на Луне не построили научно-исследовательской станции. Больший интерес вызывали астероиды — как источники сырья, в первую очередь металлов.

К звездам людей еще не отправляли — часть посланных в далекие миры автоматических зондов словно бы проваливалась в никуда. И если вероятность успешного путешествия “туда” приближалась к восьмидесяти процентам, то полет “обратно” был успешен лишь в шести процентах всех попыток. Однако же ученые не теряли оптимизма. Момент, когда представитель человечества впервые побывает в другой звездной системе, должен был наступить скоро.

Далекие светила на экране сияли багровым и синим пламенем. Вокруг них вращались кометы и неведомые планеты. И я забыл о том, где я, зачем я здесь, забыл о проблемах. По сравнению с величием мироздания наши тревоги кажутся такими мелкими и нестоящими, что, вспомнив о них, можно лишь улыбнуться...

Из возвышенно-патетического настроения меня вывела Инна. Пока я сидел, уставившись в экран и с силой давя на сенсорные кнопки дистанционного управления, девушка выспалась. Теперь она тихо вышла из спальни и остановилась на пороге. На ней был домашний шелковый халатик до колен с рукавами три четверти, пушистые тапочки. Никакой косметики — но от этого молодая женщина отнюдь не стала хуже.

Сладко потянувшись, Инна спросила:

 — Не сильно скучал?

  Что ты! Разве с такой техникой можно соскучиться?

Может быть, мой ответ был и не очень деликатным, но зато правдивым.

  Не хочешь развлечься по-другому? — лукаво улыбнувшись, спросила девушка и сбросила халат.

Конечно, я не пуританин. Меня не так легко смутить. Но надо же, какие вольные нравы царят в нынешнем обществе!

Впрочем, я был и не настолько скромен, чтобы отвести глаза. Под халатом у Инны оказался купаль­ник. Причем строгий, сплошной. Может быть, нынче такая мода? Что-то не верится. С годами мода стремится к облегчению и упрощению. И закрытый купальник — явно тупиковая ветвь развития белья...

Впрочем, и в таком купальнике девушка выглядела соблазнительно. Немного полные, но ровные ножки, хорошо различимая талия, высокая грудь... зачем я, однако, на все это смотрю?

Увидев выражение моего лица, Инна рассмеялась:

 — Наверное, ты подумал, что я мечтаю упасть в твои объятия? Я всего лишь приглашаю тебя искупаться в бассейне!

  Спасибо, —  запинаясь, выговорил я. — Но где?

  И в чем! — еще звонче засмеялась Инна. — Плавки я тебе заказала — и их уже доставили. А бассейн есть в квартире.

  Неплохо, —  заметил я.

  Пойдем!

 

* * *

 

Из гостиной мы попали в столовую, оттуда — в коридор, а из коридора — в маленький тренажерный зал. На беговой дорожке лежал пакетик с синими плавками. Инна указала мне на него и юркнула в следующую дверь. Я взял пакет, в очередной раз испытывая чувство неловкости из-за того, что пользуюсь чужими материальными ресурсами. А точнее, деньгами. К тому же деньгами девушки. Да, судя по квартире, она совсем не бедствует. Но это еще не повод одевать и кормить меня!

Быстро переодевшись, я открыл дверь и вошел в следующую комнату. Точнее, я думал, что это комната. Инна стояла в маленьком коридорчике. Сбоку, в небольшой нише, располагалась кабинка душа. Сам коридор выходил прямо в огромную чашу бассейна.

Размеры бассейна поражали воображение. Тридцать на тридцать метров — никак не меньше. А может быть, и сорок на сорок. Тем более странной выглядела планировка: никаких дорожек, искусственных пальм и шезлонгов вокруг чаши — только вода, плещущаяся о стены, обложенные красивым голубоватым кафе­лем... Я не сдержал изумленного возгласа.

  Что это? Как? Тут что, резервное хранилище воды для всего дома?

Размеры бассейна поразили меня сильнее, чем раздевание хозяйки несколько минут назад.

  Нравится? — спросила Инна.

  Еще бы!

  Прыгай, купайся!

  А ты?

  Я — немного позже.

Девушка была в купальнике, но в воду не входила, стояла зачем-то в коридорчике. Нет ли здесь какого подвоха? Допуская такую возможность, я все-таки спустился в бассейн. Вода оказалась теплой — градусов тридцать. Версия с резервными запасами подверглась критике — зачем греть воду в резервуаре? Да и кто позволит купаться в питьевой воде? Но еще более абсурдно пользоваться таким огромным бассейном в одиночку!

Опустив лицо в воду, я поплыл. Несколько мощных гребков — и я на середине бассейна. Обернулся, откинул со лба мокрые волосы, улыбнулся девушке. Поплыл обратно. Инна из узкого коридорчика махала мне рукой. Кругом — кафельные стены и небольшой проем входа. Странное зрелище!

Я вернулся к металлической лесенке, снизу вверх разглядывая довольную хозяйку.

  Не догадался, откуда у меня такой бассейн?

Девушка заливалась хохотом. Может, меня снимают скрытой камерой? Может быть, вообще все мои потуги, начиная с побега из больницы, —  тщательно поставленное шоу? Где это видано — открывать двери на секретном объекте, используя обычный столовый нож? Уходить от полиции, когда у тебя нет документов? Путешествовать по Интернету с помощью пульта дистанционного управления телевизором?

  Не знаю, —  честно признался я. — У богатых свои причуды...

  Я спущусь к тебе, только не отплывай от меня далеко. Я плохо плаваю, боюсь утонуть! — попросила Инна.

Ну, это вообще что-то невиданное! Человек, который не умеет плавать, имеет дома бассейн, по размерам сопоставимый с олимпийским!

Глядя на мое ошарашенное лицо, девушка словно прочла мои мысли.

  Я и заказала бассейн специально для того, чтобы научиться хорошо держаться на воде, —  пояснила она. — Еще древние греки, чтобы показать неразвитость человека, говорили о нем: “Он не умеет плавать!”

 — Да, слышал, —  машинально ответил я.

Инна тем временем спускалась в бассейн, крепко держась за поручни. Вот погрузились круглые коленки, гладкие бедра, вода дошла до середины живота... На груди девушки на прочном шнурке зачем-то болтался то ли брелок, то ли свисток. Может быть, амулет?

  Здесь же можно стоять, —  заметил я. — Чего ты боишься?

  А вдруг поскользнусь и утону? — серьезно спросила Инна.

Да уж...

Аккуратно переступая, девушка подошла ко мне. Приблизилась почти вплотную. От нее легко пахло дорогими духами, дыхание было свежим.

  Хочешь, продемонстрирую тебе возможности техники будущего? — тихо спросила она.

  Хочу.

  Закрой глаза.

Я послушно закрыл — что мне оставалось делать?

  Нет, не верю, —  тихо вздохнула Инна. — Я сама...

Мягкая нежная ручка легла мне на глаза. Девушка была рядом, меня касались не только руки, но и ножки, и что-то еще...

  Сейчас мы переместимся на тропический остров. Куда ты хочешь — на Гавайи, на Карибы или на Фиджи?

  Конечно, на Фиджи, —  не задумываясь, выбрал я. Послышался легкий шум, подул ветерок.

  Смотри!

Я открыл глаза. Над головой — звездное небо. Во­круг — океан. Точнее, с одной стороны — остров с низким песчаным берегом и теряющимися во тьме пальмами. Но с трех других сторон — океан. И никого вокруг.

Наверное, я должен был испытать романтический восторг. Да, вокруг было очень красиво. Но мне стало не по себе. Даже жутко. Я вспомнил об акулах. Аккуратно взял Инну за талию и предложил:

 — Может быть, выйдем на берег?

  Нельзя, —  покачала головой девушка.

Глаза ее мечтательно закрылись, рот, напротив, полуоткрылся. Блеснули ровные белые зубки. Безумие... Я, наверное, сошел с ума. Но она хотела, чтобы я ее поцеловал. И я это сделал. На краю бескрайнего океана. В том месте, которого не должно было существовать...

 

* * *

 

Минуты две мы целовались. Девушка тихонько мурлыкала. По-моему, она не так уж и боялась потеряться или утонуть. Что довольно-таки странно для человека, не умеющего плавать. А потом я вдруг осознал, что мы продолжаем стоять на гладком кафельном полу.

Да, вода вокруг колыхалась, как в океане. Да, дул легкий ветерок с некоторыми обобщенными тропическими запахами. Но дно океана было выложено кафелем!

Я выпустил Инну и поглядел под ноги. Маленькие цветные рыбки сновали над белым кафелем. Время от времени рыбки тыкались носами прямо мне в ногу, но я этого не ощущал. А некоторые рыбы буквально вплывали в ноги.

  Голограмма? — догадался я. — Но ветер? Волны?

  Специальные установки, —  объяснила Инна, проводя пальцем по моей щеке. — Техника очень дорогая. Чтобы купить такой бассейн, мне пришлось выложить полугодовую зарплату. А в “Институте К” я зарабатываю хорошие деньги... Хочешь посмотреть, как все на самом деле?

  Еще бы...

Инна взяла свисток, болтающийся на шее, поднесла к губам, что-то шепнула, и тропический океан исчез. Резко придвинулись стены. От неожиданности со мной едва не приключился приступ клаустрофобии. Потолок был в метре над головой. Бассейн — размером три метра на три.

  Но как я плавал здесь? Я ведь плыл до середины бассейна долго! А этот бассейн я могу преодолеть в два гребка!

Девушка покачала головой, лукаво поглядывая на меня.

  Компьютерная система создает незаметное, но мощное течение, фиксируя твое положение и скорость. Ты работаешь “мышкой” на коврике — система вычисляет, куда ты должен добраться согласно созданной иллюзии, соответственно изменяет картинку, а ты плывешь практически на месте из-за течения воды. Но тебе кажется, что не вода течет навстречу тебе, а ты рассекаешь ее. Картинка же постепенно смещается. Такое вот применение теории относительности. Если знаешь, в чем дело, часто подмечаешь “краевые эффекты”. Когда подплываешь к бортику, по стенам идет рябь. Когда резко останавливаешься, инерцию преодолеть практически невозможно, Бывает, волной тебя даже выбрасывает на стену. Впрочем, все почти безопасно...

  Ты и правда не умеешь плавать?

  Умею. Кто в своем уме станет покупать такую дорогую вещь, если не сможет ей пользоваться? У меня по плаванию первый разряд. Но и ты плаваешь очень неплохо. Хорошая техника.

  Тренировался в свое время. Инна продолжила объяснения:

 — Тебя я просила не отходить потому, что бассейн предназначен для одного человека. Для двух наблюдателей на такой площади невозможно поддерживать достоверную иллюзию. Только в том случае, если их движения согласованны и они перемещаются в одну сторону. Поэтому для двоих предназначены только статические пейзажи.

Инна опять поколдовала с непромокаемым пультом управления, и вокруг появился еще один ночной ландшафт: звезды, ивы на берегу реки, медленно текущая вода... Я вновь попытался обнять девушку, но она выскользнула и растаяла в туманном мареве. Сделав несколько гребков, я так и остался среди тумана. Тогда я увеличил темп, поплыл быстрее. Вода вокруг забурлила, и внезапно я наткнулся на стену. Вокруг была все та же река, а передо мной небольшим островком вырос кусочек стены. Двигаясь вдоль него, я на ощупь нашел коридорчик и поднялся по лестнице. Инна была уже там — вытирала волосы большим махровым полотенцем. На поверхности бассейна, положение краев которого теперь было трудно определить, играли лунные блики.

  Не хочешь больше купаться? — спросила девушка.

  На сегодня, наверное, хватит.

  Тогда пойдем ужинать.

 

* * *

 

Я бы, конечно, хотел организовать ужин при свечах. Или пойти в ресторан. Но на рестораны у меня не было денег. Да и на домашний ужин тоже. Не я был здесь хозяином, а в чужой монастырь со своим уставом не лезут.

Инна выставила на стол странные отбивные — не иначе, растительного происхождения, капустный салат и хлеб, оставшийся от завтрака. Девушка, наверное, строго следила за своей фигурой. Я после целого дня работы и купания съел бы больше, но приходилось довольствоваться тем, что имелось. Попросить добавки я стеснялся.

Когда с едой было покончено, хозяйка отвела меня в маленькую комнатку с кроватью, тумбочкой, небольшим шкафом и конечно же панелью жидкокристаллического монитора на стене.

Взяв меня за руку, Инна улыбнулась и сказала:

 — Твоя спальня.

После чего упорхнула так стремительно, что я не успел даже ничего сказать. Некоторое время посмотрев телевизор, я лег. Ночью ко мне приходили, к сожалению, только кошмарные видения. Хозяйка скрылась у себя и не показывалась.

Утром я проснулся очень рано. Солнце лишь немного поднялось над горизонтом.

Вставать я не торопился. Лежал, размышлял. Что со мной происходит? Как я дошел до жизни такой? Кто на самом деле моя хозяйка? Откуда у недавней студентки просторные хоромы почти в центре Москвы? Вряд ли в последнее время жилье здесь подешевело... Объяснений найти можно немного: богатые родители, богатый любовник, хорошие заработки... Последняя версия выглядела чересчур фантастичной.

Солнечный луч из окна дополз до моей щеки. Я уже подумывал было подняться, когда на пороге появилась Инна. Сейчас она была не просто хорошенькой, а красивой. Брови вразлет, яркие полные губы, строгий деловой костюм из серой шерсти, который подчеркивал все достоинства ее фигуры.

  Мне пора на работу, —  улыбнулась она. — Отдыхай. К вечеру я приеду.

  Ты обещала мне карточку-проездной, —  напомнил я. — Мне нужно кое-куда съездить. И еще — как мне вернуться? Договоримся на определенное время, или мне ждать тебя у подъезда?

Инна достала из сумочки пластиковую карточку и связку ключей, которые, собственно, тоже представляли собой карточки разных размеров и форм, и бросила их на кровать.

  Мне бы не хотелось, чтобы ты куда-то ездил сегодня. Но если нужно — действуй. Я не вправе тебе указывать. На карточке — сто рублей. Это четверть моей зарплаты в институте. Как пользоваться карточкой, разберешься.

  Спасибо, —  кивнул я.

Девушка ушла, а я устремился в гостиную, к телевизору. Компьютер быстро сообщил мне, каким образом пользоваться кредиткой и получать информацию о том, сколько денег на ней осталось.

Неименную кредитную карточку — а Инна дала мне как раз такую — можно было “подзаряжать” деньгами. И рассчитываться с ее помощью почти за все. Даже в “пульте дистанционного управления” компьютером-телевизором обнаружилась щель, куда можно было засунуть любую кредитку и оплатить большинство услуг. Но большей популярностью пользовались именные кредитки — ими не мог воспользоваться никто посторонний. Да и идентификатор открывал доступ к счету в государственном банке. Но условия пользования этим счетом были жесткими, и счета на идентификаторах использовались редко, в экстренных случаях.

С помощью компьютерной сети или по телефону, что, в общем-то, было одно и то же, прямо домой можно было заказать практически любую вещь: продукты, одежду, мебель, технику, цветы. Для мелких вещей рядом с дверью был вмонтирован приемный короб — чтобы не отвлекаться, открывая курьеру.

Мне сразу же захотелось заказать Инне цветы. Но по трезвом размышлении я решил этого не делать.

Конечно, ласка и внимание приятны даже кошке. Только вот покупать девушке цветы за ее же деньги... Возможно, я не тяну на рыцаря, но и альфонсом никогда не был. Вот съезжу за деньгами, обещанными мне неизвестным доброжелателем, тогда и будем думать о подарках.

Компьютер выдал мне и информацию о том, как управлять режимами бассейна. Нужно было всего лишь произносить в “свисток” ключевые слова, активирующие разные голограммы. А скачивались они из Интернета. Или моделировались на компьютере с помощью специальных сервисных программ.

Я пошел и искупался в бассейне — зачем отказывать себе в небольшом удовольствии? Создал небольшую голограмму: озеро на дне пещерного грота, ледяные сталактиты и сталагмиты вокруг. Наскоро позавтракал, оделся, вышел из квартиры и, небрежно поглядывая по сторонам, отправился к метро. У меня не было с собой идентификатора, но я не собирался шарахаться от людей. Чем естественнее ты себя ведешь, тем меньше вероятность привлечь внимание представителей правоохранительных и карающих ор­ганов.

 

* * *

 

Поездки в метро не так уж сильно отличались от прежних, пятьдесят лет назад. Когда я спускался сюда вместе с Инной, было, откровенно говоря, не до того, чтобы глазеть по сторонам. Сейчас я мог осмотреться. Народу прибавилось, и публика попадалась весьма странная. Я имею в виду одежду, то, что люди с собой тащили и как они себя вели.

В вагонах встречалось очень много пожилых людей и стариков. Пожалуй, дело не в том, что всем им срочно куда-то пришлось ехать. Общество постарело. Рождаемость, как и предполагали демографы, снизилась. Благодаря достижениям медицины люди стали жить дольше. Поэтому бодрые старички доминировали в общественном транспорте. Ну и, наверное, у них все же имелось больше свободного времени.

Вместо разовых и долговременных карточек для расчетов при входе в метро использовались универсальные кредитки. Как в добрые старые времена, проезд стоил копейки. Правда, не пять, а пятнадцать.

С двумя пересадками я добрался до станции, на которой покупал фрукты перед днем рождения двоюродного брата. Метро “Алексеевская” — я едва не забыл само название, но хорошо помнил линию и расстояние от кольцевой.

Конечно, пейзаж вокруг изменился. Исчезли лотки, появилось несколько новых стеклянных магазин­чиков. А вот планировка станции, на мое счастье, осталась прежней.

Урн вокруг оказалось порядочно. Но уж если следовать некой абсурдной логике, в прошлый раз я уделил внимание одной из них — выбросил туда коробку из-под сока. Запомнилось мне это потому, что тогда урн было не так уж много, и эту пришлось поискать. Не люблю мусорить на улицах!

Урна стояла в нише, образованной стенами станции и соседнего магазина — древней, устаревшей постройки. Она была переполнена. Вокруг бежало по своим делам порядочно народа.

Казалось бы, чего проще — опрокинуть урну, забрать из-под нее обещанную карточку, да и идти восвояси... Но что-то мешало мне это сделать. С минуту я торчал на виду, разглядывая голую стену. Потом наконец решился, подошел к урне, аккуратно высыпал ее содержимое на землю. Перевернул стальной контейнер и увидел прикрепленный к дну конверт из плотной коричневой бумаги.

Поспешно оторвав конверт от дна урны, я открыл его. В нем обнаружились две карточки и еще один конверт — поменьше. Одна карточка была расчетной, но не такой, как дала мне Инна, а с золотой полоской по краю. Другая, со сложным орнаментом, весьма походила на пресловутый идентификатор. Конверт я сунул в карман джинсов, а карточки собирался положить в карман рубашки, когда меня твердо взяли за руку.

Сердце едва не выпрыгнуло из груди. Я обернулся. Сзади стоял полицейский, а за его спиной — еще один. Они с интересом наблюдали за тем, как я замер над мусорной кучей, которую сам же и устроил.

  Какие-то проблемы, гражданин? — подозрительно спросил полицейский.

  Зачем вы опрокинули урну? — строго спросил другой.

  Мы давно за вами наблюдаем, —  объявил первый. — Что вы здесь ищете?

Сбить с ног первого, бежать, игнорируя второго? Оружия у них вроде бы не было... Но куда я убегу? Да и зачем бежать?

  Ваш идентификатор! — потребовал между тем державший меня полицейский.

С замиранием сердца я протянул ему карточку. Хорошо, если будет девичья — скажу, что случайно поменялся с женой. Впрочем, в противном случае придумаю каких-то других родственников.

Офицер взял кусочек пластика, сунул в устройство наподобие того, что я уже видел у полицейских на станции. И на миниатюрном дисплее я вдруг увидел свою фотографию и колонки цифр сбоку от нее.

  Зачем вы опрокинули урну, гражданин Карку-нов? — строго спросил полицейский, возвращая мне идентификатор.

  Если вы наблюдали за мной, должны были видеть. Я выбросил туда жвачку, а вместе с ней полетела кредитная карточка. Что же мне, оставлять ее в мусоре?

Полицейские переглянулись.

  Большинство граждан так бы и сделали. А меньшинство сплюнуло бы жвачку прямо на асфальт. Карточка ведь защищенная? Проще выписать новую...

  Мне — не проще, —  сурово ответил я.

  Но обойдется дороже, —  не менее сурово ответил полицейский. — За нарушение чистоты улиц мы штрафуем вас на пять рублей. Выписать новую карточку обошлось бы в два раза дешевле. Нужно держать себя в руках, гражданин! Уронили карточку. Обидно, я понимаю. Но зачем же высыпать из урны весь мусор!

Я решил не усугублять конфликт и протянул карточку с золотой полоской.

  Извините. Погорячился.

  Ого! — присвистнул второй полицейский, выглядывая из-за плеча первого. — Такую действительно жаль терять...

  Это не освобождает его от ответственности, —  хмыкнул первый. — Мусор ведь рассыпан! Введите код своей рукой, —  предложил он мне, протягивая свою машинку. — Я штрафую вас на пять рублей.

  Если бы я его помнил, —  вздохнул я.

Лица полицейских вытянулись. Я решил, что напрасно решил откровенничать со стражами порядка. И ввел цифру: 250486. Приборчик тонко пискнул, полицейские стали еще внимательнее. Второй даже положил руку на шоковую дубинку. А я понял, что памятную мне дату, о которой неведомым образом сообщил мне неизвестный доброжелатель, нужно вводить полностью. И набрал 25048619. Приборчик свистнул, огоньки на нем вспыхнули и погасли.

  Мы уже думали, что карточка краденая, гражданин Каркунов, —  простодушно сообщил первый полицейский. — Или что вы полезли в урну за чужой.

Не преступно, но и не похвально. Не выбрасывайте больше кредитки. Разоритесь.

Полицейские пошли высматривать следующую жертву, а я вытер рукавом обильно выступивший на лбу пот. Едва не попался. Но откуда здесь взялся идентификатор на мое имя с моей фотографией? Кто и когда мог его сделать? Или он принадлежал мне прежде?

 

* * *

 

В квартиру Инны я вернулся без приключений. Не стал ничего покупать на улице. Не пошел в театр и в кино, несмотря на навязчивую рекламу. Не поддался на уговоры посетить распродажу. Я слишком плохо ориентировался в сегодняшней жизни.

Впрочем, уже приехав на нужную станцию, я решил провернуть одну операцию.

Разумно было предположить, что фамилия Каркунов на карточке — не настоящая. Но эта фамилия послужит мне верой и правдой в дальнейшем. Как я надеялся, она “не засвечена”. “Засветиться” она успела в одном месте — у полицейских, рядом с карточкой с золотой полосой, к которой стражи порядка проявили должное уважение.

Если теперь я буду использовать эту карточку на терминале в квартире Инны, то есть вероятность, что, выйдя на нее, вычислят и меня. Узнают мою нынешнюю фамилию, подадут в розыск — и прощай, “чистый” идентификатор! Поэтому, возвращаясь “домой”, я подошел к банкомату (на улицах их сейчас стояло не в пример больше, чем в свое время — обменных пунктов), и проверил наличность на “золотой” карточке. Результат впечатлял. Там лежало тридцать тысяч рублей! А рубль сейчас был гораздо “тяжелее” доллара.

В банкомате я заказал три безличные карточки по двести рублей (услуга стоила пятьдесят копеек). Переводить деньги на счет Инны, компенсируя те деньги, что я проездил на метро, не стал. Мелочность в таких вопросах никому не нужна и может даже обидеть человека.

Конечно, существовала вероятность, что безличную карточку тоже можно вычислить. В том смысле, что банкомат выдаст информацию, с какой карточки переводился платеж за нее. Но я надеялся, что хотя бы немного замел следы.

Электронными ключами, что дала мне Инна, я открыл дверь в подъезд. Поднялся по лестнице, а не на лифте, как мы сделали в прошлый раз, вошел в квартиру. Хозяйка еще не вернулась. Я вновь уселся за компьютер. Или перед телевизором — кто разберет?

Используя безличную карточку, я произвел массовые закупки. Купил еды, безалкогольных напитков, бутылку коньяка и бутылку вина, заказал букет голландских роз (его голографическое изображение меня весьма впечатлило) и фигурные свечи для ужина.

В ценах я ориентировался не очень хорошо. Хотя и ясно было, что рубль — это много, пожалуй, больше, чем доллар в то время, которое я помнил, дорого ли было заплатить десять рублей за букет? Возможно... Но деньги имелись, хотя происхождение их было весьма туманным.

Инна говорила, что сто рублей — четверть ее заработка. И еще говорила, что зарабатывает она неплохо. Стало быть, четыреста рублей получает высококлассный специалист. Ну, пусть пятьсот. В год - шесть тысяч. Для того, чтобы заработать тридцать тысяч, он должен работать пять лет, не тратя ни копейки. Мне досталось целое состояние. Кто выступил спонсором?

За всеми волнениями, тревогами, общением с полицией и приятными хлопотами с покупками я совсем забыл о письме, что положил в задний карман джин­сов. Смешно будет, если оно потерялось в метро! Или если его вытащили, решив, что у меня там деньги. Хотя были ли сейчас деньги в их обычном понимании?

Достав мятое письмо из кармана, я разорвал конверт и вытащил из него желтоватый лист бумаги.

“Евгений!

Передаю тебе идентификатор и деньги. Надеюсь, ты мне поможешь в одном деле. Я связан условиями контракта и не хочу их нарушать. Мне предложили сделать нечто противозаконное, но сообщать об этом властям я не хочу и не буду. Тебя также прошу этого не делать.

Выясни все, что сможешь, о термоядерной электроцентрали (ГигаТЭЦ) на Печоре. Что она значит для страны, в чем заключается интерес Америки, каковы могут быть последствия термоядерного взрыва (реально, а не по заявленным данным).

И постарайся подольше не попадаться властям. Если сумеешь разгромить “Институт К”, буду тебе призна­телен. Но вряд ли это получится в одиночку — займемся им позже.

Отслеживай ситуацию в стране. Постарайся взломать сервер ГигаТЭЦ (независимых хакеров найдешь сам). В случае необходимости сбрасывай мне информацию на телефон 125-315-321. Оставь номер для связи с тобой”.

Подписи не было. Почерк подозрительно напоминал мой. Впрочем, у меня такой плохой почерк, что любой другой плохой без ярко выраженных особенностей довольно похож на мой. Может быть, я написал это письмо сам. Для себя. Но зачем я тогда темнил?

Пока я читал письмо, по телевизору шли последние новости. Опять войны, опять теракты. Несколько катастроф. Теория Гроссмана относительно роли средств массовой информации в формировании цивилизации зрителей находила на современном телевидении яркое подтверждение.

Вдруг трансляция прервалась и на экране появилась Инна. В том самом сером костюме, в котором она вышла сегодня из дома. Видно было только лицо и шею, но воротничок-стойку я сразу узнал.

В первую секунду я испытал настоящий ужас. Что случилось? Как девушка попала в новости? Или она в розыске? Или с ней случилось что-то по-настоящему жуткое, о чем необходимо сообщить на весь мир?

  Привет! — улыбнулась Инна, глядя прямо мне в глаза.

“Она ведущая шоу”, —  подумал я.

  Что молчишь? — еще шире улыбнулась девушка. — Ты меня не слышишь? Евгений!

— Я?

  Конечно, ты! Я иду домой! Буду минут через двадцать.

  Ты звонишь мне по телефону! — понял я.

  Конечно, —  слегка удивилась девушка. — Телефон напрямую подключен к главному домашнему компьютеру. Камера — над экраном. Я прекрасно тебя вижу и слышу. А что, в твое время телефонов еще не было?

  Были. Немного не такие, —  тихо ответил я.

 

* * *

 

В коробе возле двери лежали почти все продукты и вещи, которые я заказал. Прекрасный букет роз — в картонной коробке, чтобы не помялся. С ним я дождался Инну в прихожей, Похоже, от цветов она была в восторге.

 — Мне ни разу не дарили таких букетов, —  зачем-то прошептала она мне на ухо.

“Зато я дарил не раз”, —  подумал я, но вслух сказал совсем другое:

 — Ты гораздо красивее, чем эти розы.

Не звучало ли это высокопарно? Возможно... Но я действительно так думал в тот момент. А кто считает иначе, пусть найдет розу красивее, чем женщина. Или женщину красивее, чем роза. И лишний раз убедится в относительности понятия красоты.

Вместе с Инной мы приготовили ужин. Я пожарил яичницу с сыром и помидорами, Инна заварила настоящий листовой чай. Когда я стоял у плиты, девушка бросала на меня странные взгляды. Наверное, теперь все пользовались замороженными, уже приготовленными продуктами. А мужчины не могли разогреть даже их.

  Мне бы хотелось пригласить тебя в ресторан, но я не знаю, что сейчас модно, —  улыбнулся я, снимая сковороду с электроплиты. — Да и не уверен, что все приготовят так, как нужно.

  И из дома выходить не хочется, —  хихикнула девушка. — Ты, наверное, так и просидел перед телевизором весь день?

  Деньгами я разжился. Вот твоя карточка, и в компенсацию долга хотел бы тебе кое-что предложить...

  Никаких компенсаций! — строго заявила Инна, взяв свою карточку и отталкивая другую, на предъявителя. — Я виновата перед тобой гораздо сильнее. Деньгами морального ущерба не исправить, но все же...

  В чем же ты виновата? — заинтересовался я.

  В том, что участвовала в проекте... Согласилась опекать тебя...

  Лучше было бы бросить?

Хозяйка хотела что-то сказать, осеклась, мило улыбнулась и предложила:

 — Но мы могли бы пойти в какой-нибудь ночной клуб. Позже.

  В каком проекте ты участвовала? — все же переспросил я.

  О котором я тебе никогда не расскажу. От меня ты о нем ничего не узнаешь.

Инна взяла меня за руку, и спорить сразу расхотелось.

  Ты заказал какой-то редкий напиток? Наливай.

Я плеснул в бокалы коньяка. Коньяк сейчас, наверное, и правда редкость. Бутылка обошлась в девяносто рублей. Но зато он был настоящим — не водочной настойкой. Маслянистая влага со стенок бокала сползала медленно, красиво...

Девушка с интересом понюхала, смело отхлебнула, сильно закашлялась.

  Что это? — сквозь слезы спросила она.

  Коньяк. Ты что, никогда его не пила?

Сейчас еще выяснится, что я спаиваю малолетних. Может быть, у них напитки крепче девяти градусов положены только гражданам за сорок?

  Не доводилось. Я до сих пор вращалась в приличном обществе...

Это что, намек? Инна, видно, сама поняла, что сказала что-то не то, и с испуганной миной погладила меня по плечу:

 — Не хотела сказать ничего плохого...

  Да нет, ничего. Мне, наоборот, приходилось бывать в очень разных компаниях. Но коньяк у нас пили люди высшего света.

  У нас, у вас, —  вздохнула Инна. — Давай не противопоставлять... Мне кажется, ты сможешь жить здесь. А вот я слишком привыкла к удобствам, безопасности...

 — Кстати об удобствах, —  воспользовавшись случаем, перешел я к интересующей меня теме. — Сейчас все живут в таких квартирах? Имеют собственные бассейны, столовые, телевизоры во всю стену, неограниченный доступ в Интернет?

Инна задумчиво вертела в пальцах свой бокал, в котором маслянисто поблескивали, переливаясь по стенкам, остатки коньяка.

  Вопрос сложный, на него однозначно не ответишь. Квартиры имеют, конечно, не все. Жилплощадь, особенно близко от центра, в большом дефиците. Квартира моя принадлежит отцу, он преуспевающий нейрохирург, много зарабатывает. Сами они с мамой живут сейчас в Германии. Соответственно, и столовую имеют не все — большинство питается по-простому, на кухне. Как и я в детстве — мы не всегда жили богато, отец всего добивался сам. Бассейн может купить почти каждый, кто работает в приличной фирме. Вопрос лишь в том, куда его установить. Была бы площадь — а бассейн не проблема. Ну а телевизор во всю стену стоит копейки и есть почти у каждого. Как и доступ в Сеть. Только доступ бывает разного уровня.

  А можно сейчас снять квартиру? Небольшую, чтобы тебя не стеснять?

Девушка вздрогнула и посмотрела на меня так, будто я ее серьезно обидел.

  Ты хочешь уехать?

  Не то чтобы хочу... Но не могу же я все время жить у тебя!

  Вот как? — Лицо Инны стало холодным. — Поступай как тебе захочется, имеешь право. Пользуйся всем, чем хочешь. Чувствуй себя как дома.

Произнеся эту тираду, Инна резко встала и скрылась у себя в комнате. Я растерянно посмотрел ей вслед. Что я сделал не так? Сказал, что хочу съехать? Но разве это обидно? Или ее смутило что-то другое?

 

* * *

 

Всю ночь я просидел у компьютера. Не так-то просто найти удобное, во всем подходящее жилье даже в век победивших информационных технологий. В одном месте жилье сдавали очень странные хозяева. В другом владельцы предлагали жалкую лачугу с маломощным компьютером и ограниченным доступом в Сеть. Третьим владельцам недвижимости нужны были безупречные рекомендации — а откуда бы я их взял? Четвертые предоставляли все, что угодно, но требовали таких денег, что даже с моими тридцатью тысячами я крепко задумывался, стоит ли идти на столь крупные траты.

Пожалуй, тот, кто передал мне деньги, надеялся на более разумное их вложение. К тому же я не слишком хорошо ориентировался в современной жизни. Скажем, объявление “квартира с пансионом и милой хозяйкой” за сто рублей в день, по-моему, представляла собой своеобразный санаторий для мужчин, уставших от службы в столице и от жены. Впрочем, я мог и ошибаться.

К полуночи я нашел двухкомнатную лачужку с душем, кухней и “отличной линией связи с Интернетом”. Располагалась она где-то на выселках: километров сто по Ленинградскому шоссе от кольцевой автодороги. И просили за нее поэтому умеренно: двести рублей в месяц. Вперед — за три месяца.

С помощью дистанционных камер я осмотрел жилье, перечислил сторублевый задаток в риэлторскую контору, сняв деньги со своей безличной карточки на предъявителя, и пошел спать. Было мне довольно грустно, хотелось ласки и утешения... Поэтому ничего предосудительного в том, чтобы постучаться в спальню хозяйки, я не увидел. И постучался.

Надо ли говорить, что Инна мне не открыла? И правильно, в общем-то, сделала... Тем более странной показалась мне утренняя сцена.

Хлопнула одна дверь, другая, и меня стали резко встряхивать, ухватив за плечо. Я открыл глаза. Представшая передо мной картина оказалась настолько соблазнительной, что спать сразу расхотелось. Моя хозяйка в полурасстегнутом пеньюаре, босая, сразу видно — только что из постели, хватала меня обеими руками — руки были мягкими и горячими — трясла и жарко шептала: “Да просыпайся ты наконец!”

Но только я хотел обнять такую приятную и доступную девушку, к тому же неожиданно воспылавшую ко мне горячими чувствами, как она выскользнула у меня из рук и заявила:

 — Только что кто-то вошел в подъезд, воспользовавшись служебным магнитным ключом. А у дома стоят две подозрительные машины.

  Пришли за мной? — коротко спросил я.

  Скорее всего.

  Уходим, —  сказал я. — Попытаемся прорваться.

  Постарайся уйти ты. Я останусь и задержу их.

  У тебя будут неприятности.

  Если тебя не поймают — нет. Я или буду отрицать, что ты вообще у меня появлялся, или скажу, что ты заставил меня помочь. Но они наверняка у входной двери! Как ты уйдешь? Вверх по лестнице не получится — ты не выйдешь из квартиры. Сейчас я посмотрю информацию с внешней камеры слежения...

  Не надо. Как-нибудь уйду! — уверенно заявил я, хотя настоящей уверенности не испытывал.

Подхватил с пола пакет со своими вещами, сгреб со стула брюки и рубашку, которые снял перед сном, кинул в пакет туфли. Хорошо, что мне часто приходилось вести кочевую жизнь и я привык держать одежду в сумках, а не в шкафах, как изнеженные комфортом путешественники!

В это время раздался гулкий сигнал гонга. Наверное, так у Инны звучал звонок. Но обычно, по всей видимости, звонили с улицы. А сейчас, как я знал благодаря девушке, незваные гости дежурили под дверью в квартиру.

  Ты не успеешь! С ними нельзя драться, они вооружены!

  Иди и открой дверь. Поговори буквально десять секунд — мне их хватит. Ну, конечно, открывай в том случае, если это не бандиты, а представители власти, —  предупредил я. — Свяжусь с тобой позже.

Глупо драться с вооруженными представителями спецслужб. Положим, я их не очень боялся, но не стоит и надеяться, что одолеешь нескольких профессионалов, готовых к драке и вооруженных, когда на тебе только трусы, а в руках ты держишь пакет с одеждой.

Вместо этого я помчался в бассейн. Некоторые могли бы, наверное, задержать дыхание и переждать опасность в теплой дружелюбной воде. {Как сделал это “человек с Марса” Смит — герой романа Р. Хайнлайна “Чужак в чужом краю”.}. Но мне почему-то казалось, что пришедшие сюда ребята обыщут все — в том числе и спустят воду из бассейна. Поэтому я на ходу снял с гвоздика пульт управления голографическими образами и приказал домашнему компьютеру синтезировать изображение, максимально приближенное к реальному положению вещей в бассейне. Такая голограмма нужна была мне лишь для того, чтобы замаскировать окно.

Вместе с пакетом, в котором лежала одежда, я прыгнул в воду, быстро достиг противоположной стены, вылез на бортик и на ощупь нашел небольшое зачерненное окно. Открыл щеколды и распахнул его. Иллюзия на мгновение была нарушена, но очень скоро компьютер компенсировал лишнее освещение.

Третий этаж — это, к счастью, не очень высоко, хотя и не очень низко. Прямо под домом проходила асфальтовая дорожка, чуть дальше располагалась поросшая редкой травкой клумба. Не слишком раздумывая, я выбросил на клумбу пакет с вещами, влез на подоконник, кое-как прикрыл за собой окно, выдохнул и прыгнул сам.

Летел долго, осматриваясь по сторонам. Похоже, с этой стороны дом не охраняли. Приземлился не очень хорошо. В ноге что-то хрустнуло, появилась резкая и сильная боль. Я невольно вскрикнул. Но нога оставалась в рабочем состоянии. Оглянувшись на полуоткрытое окошко, я отметил, что в глаза оно не бросается. На дворе — лето.

Вот и на первом этаже, немного левее от того места, где я приземлился, было распахнуто огромное окно. В комнате сидела девчонка лет пятнадцати и расчесывала длинные светлые волосы. Точнее, расчесывала она их до этого, а сейчас смотрела на меня и хохотала во весь голос. Под ее взглядом я почувствовал себя самым настоящим гладиатором — в трактовке Гроссмана, естественно.

  Муж пришел не вовремя, —  зачем-то соврал я.

  Так иди ко мне, —  предложила девчонка. — Родители на работу ушли.

Сказала просто, будто бы пригласила выпить чаю. Казалось бы, это ей нужно было стесняться, но почему-то я почувствовал, что краснею.

  Спасибо. Может быть, в другой раз?

  Все хорошо вовремя, —  нагло улыбнулась девица. — И когда муж приходит, и когда родители уходят.

Конечно, скрыться у гостеприимной девушки под самым носом полиции было заманчиво. И, может быть, даже безопаснее. Но если они все же поймут, что к чему... Лучше уходить.

  Пока, —  с самым независимым видом я помахал девчонке.

  Пока. Парашют купи — пригодится.

 Подумаю, — пообещал я.

И удалился в глубь квартала, нагло помахивая па­кетом. Мало ли, может, я спортсмен. Надевать джинсы на мокрые трусы было глупо. С большим мокрым пятном на брюках я привлекал бы гораздо больше внимания.

 

* * *

 

До полудня я гулял по городу, заметал следы. Оделся в парке под кустом, когда рядом не было людей. Потом пообедал в маленькой забегаловке. Народ там собрался крайне невоспитанный. Чавкали, орали, толкали друг друга, роняли куски на пол. Но приличных мест я здесь не знал — выбирать не приходилось.

Подкрепившись, съездил в центр. Останавливаться где-то долго я не решался. Особенно, когда расплачивался. Может быть, они вычислили меня по расчетной карточке...

В одном из салонов связи я приобрел видеотеле­фон. Самый дешевый, который у них был. Ежику известно, что по мобильному телефону его владелец вычисляется с точностью до нескольких метров. Поэтому использовать телефон я не спешил. Купил, выключил и положил в карман. А после зашел в телефонную будку и позвонил Инне.

Гудки в динамике, полосы на экране. И вдруг я увидел свою спасительницу, сидевшую на диване перец телевизором. Больше в комнате никого не было. Инна выглядела уставшей, но довольной.

 — Так и думала, что ты позвонишь. Мне приятно, но ты ведешь себя глупо. За моей квартирой наверняка следят и записывают звонки, —  сообщила девушка скороговоркой. — Сейчас они вычисляют место, откуда ты вышел на связь. Надеюсь, не из квартиры?

  Из автомата, —  так же быстро ответил я. — Хочу лишь узнать, все ли у тебя в порядке?

  Почти, —  усмехнулась Инна. — Предъявить мне нечего, но на работе будут сложности. Впрочем, это все ерунда. Отец разберется. Уезжай куда-нибудь подальше.

  Поеду в Ростов, —  тут же заявил я, хотя в Ростов и не собирался. — На родину. Буду время от времени звонить.

  Пользуйся сообщениями. И оставь номер своего ящика на каком-нибудь сервере — я пришлю тебе письмо. Иначе тебя вычислят. Отбой.

Изображение померкло. Девушка заботилась о том, чтобы меня не поймали. Или делала вид, что заботится, а на самом деле хотела поймать меня наверняка. Впрочем, зачем подозревать человека, который до сих пор делал для тебя только добро? Скрываясь от полиции, невольно становишься параноиком.

Я поспешно вышел из будки и смешался с толпой прохожих. Любопытно было бы остаться неподалеку и посмотреть, как быстро к будке прибудет отряд полицейских или представителей спецслужб. Но этот интересный опыт все же не стоил риска быть пойманным.

Из будки банкомата неподалеку от того места, где звонил, я завел себе платный почтовый ящик, как обещала реклама, “без какой-либо возможности контроля корреспонденции со стороны частных лиц и государства”. Из следующего автомата опять позвонил Инне.

 — Прекрати! Тебя точно вычислят! — разъярилась девушка. В гневе она стала еще симпатичнее.

  Никогда прежде не пользовался видеотелефо­ном. Здорово, —  заявил я. — Напиши мне, как все было. Кто и что от меня хотел.

  Хорошо. — Инна кивнула, бегло глядя на номер моего почтового ящика, который я ввел с клавиатуры. Естественно, после моего звонка он остался в памяти ее компьютера. — Теперь все сообщения — только через ящик. Не звони напрямую.

И вновь оборвала связь.

После всех звонков и покупки телефона на карточке оставалось семьдесят рублей. На все деньги я заказал цветов и послал верной подруге. После чего карточку выбросил. В новом месте нужно будет платить с чистых счетов.

 

* * *

 

Монорельсовая дорога уже не была мне в новинку, но путешествовать по ней и на этот раз оказалось не слишком приятно. Наверное, к таким средствам передвижения, как и к автобусу, нужно привыкать с детства.

Следуя инструкциям, получаемым через навигационную систему купленного телефона, я благополучно добрался до поселка Мишкино, где заказывал квартиру. Здесь существовал филиал конторы, в котором также можно было снять жилье. Не по Интернету, а “в реальном времени”. Собственно, почти весь поселок состоял из сдаваемых поквартирно домов. Как мне объяснил клерк, располагая средствами, можно снять и трехэтажный коттедж, и небольшой, но уютный домик с садом, и квартиру в несколько комнат, и даже койку в общежитии. Разница только в цене.

Поселок выглядел очень даже удобным. Масса кафе и баров на первых этажах и в подвалах домов, магазины, небольшое казино, пункт проката электромобилей. Хватало и телефонных будок. Глупо общаться со своим почтовым ящиком из снятой квартиры — несмотря на заверения фирмы, предоставляющей этот ящик, не исключено, что через него на меня все же смогут выйти.

Используя “золотую карту”, я создал еще несколько расчетных карточек — уже по пятьдесят рублей, дабы не сорить деньгами и расставаться с недоиспользованными карточками без сожаления. Причем все карточки я оформил с разных терминалов. При желании их можно будет вычислить, но не стоит облегчать спецслужбам их работу.

Используя новую карту, я связался со своим почтовым ящиком. Там меня ожидало целых два послания. Я перекачал их в буфер мобильного телефона и пошел домой. В квартиру, электронный ключ от которой выдал мне клерк.

Квартирка по сравнению с жильем Инны выглядела не блестяще. Но маленькая, да своя. А компьютер ничем не уступал тому, с которым я уже имел дело.

Осмотрев все углы и заказав пиццу на ужин, я подключил телефон к компьютеру.

  Проверить файлы на предмет наличия вирусов? —  осведомилась система.

  Естественно, —  ответил я.

Прошло минуты две. Я уже начал недоумевать, почему мощная машина возится с файлами так долго. Но, пожалуй, ничего удивительного в этом не было. Совершенствовалась не только техника, но и вирусы.

  В обоих файлах найдены вирусы, —  сообщил компьютер. — Они были тщательно закодированы и замаскированы.

 — Какого характера эти вирусы? — поинтересовался я.

  Подпрограммы должны были сообщить ваш истинный адрес, когда вы запустили бы режим просмотра. Сейчас они уничтожены, и вашей безопасности ничто не угрожает. Спасибо, что воспользовались программой нашей лаборатории! Сейчас редко кто по-настоящему заботится о безопасности своей машины. Неразрушительные вирусы чувствуют себя в сетях вольготно!

Я едва не засмеялся, слушая поучительную болтовню компьютера. Однако же молодец! Не оплошал!

Открыв файлы, я обнаружил, что один из них — письмо от Инны. Другой был документом, подписанным довольно громко: “Федеральное правительство”.

Вполне понятно, что именно правительство, точнее, те, кто так представлялся, засунули вирус в свое письмо. А письмо Инны? Или девушка на самом деле вела двойную игру, или ее домашний компьютер находился под строгим контролем. Что ж, будем иметь в виду.

Послание правительства оказалось обычным текстовым файлом. Оно гласило:

“Уважаемый гражданин Евгений Воронов!

Убедительно просим вас вернуться в “Институт К”, откуда вы были похищены либо же ушли. Современный мир опасен для вас, вы можете попасть в самые разные неприятные ситуации.

В институте вам абсолютно ничего не угрожает. Вы пользуетесь всеми правами гражданина, на вашей стороне Конституция и Закон. Правительство намерено предложить вам отличную высокооплачиваемую работу, которую никто, кроме вас, выполнить не может.

Все, кто оказал вам содействие при побеге, в случае вашего добровольного возвращения будут амнистированы. Вы не будете ни в чем нуждаться до конца дней.

Настоятельно советуем принять наше предложение. Отказ от сотрудничества может привести к серьезным недоразумениям.

Полномочный инспектор правительства Матвеев”.

Некоторые предложения, конечно, должны были звучать заманчиво. Но в целом письмо выглядело ко­рявым. Что это за обращение: “гражданин Евгений Воронов”? Что за скрытые и явные угрозы? Да и зачем вкладывать в письмо доброй воли разные нехорошие вирусы? Нечестно играете, господа! “Не будете ни в чем нуждаться до конца дней...” А долго ли придется ждать этого конца? Да и вообще — настоящее гособеспечение только в тюрьме!

К тому же, если я действительно “свободный гражданин”, что значит слово “побег”? Выходит, меня все-таки сторожили? Да и гипотетический господин Матвеев — есть ли действительно такой чиновник? Можно было проверить, но я решил не искушать судьбу. Может быть, запросы по этому поводу тщательно отслеживаются. По крайней мере я бы догадался их отслеживать. Ребята из местных спецслужб, скорее всего, не глупее.

Покончив с неприятными делами, я открыл письмо от Инны. Этот файл был большим и содержал преимущественно видеоинформацию.

На экране появилась Инна — на этот раз в деловом костюме, накрашенная. Видно, готовилась к записи. Она прищурилась, глядя в камеру, и заговорила:

 — Не знаю, будет ли тебе интересно то, что я посылаю, или ты спросил о моих делах из вежливости. Сначала я обиделась на тебя за то, что ты хочешь уехать, но последние события показали — ты был прав. Кстати, при случае расскажи мне, как ты узнал мой адрес. Я думала, в городе трудно кого-то выследить, особенно без спецсредств.

Девушка многозначительно посмотрела в камеру, откашлялась.

  Впрочем, у меня почти все в порядке. Высылаю тебе запись камер слежения за квартирой. Все они работали для того, чтобы в случае нарушения закона со стороны представителей правительства я могла обратиться к своему адвокату. Насколько я понимаю, они ничего не нарушили.

Здорово! Значит, мне еще предстоит посмотреть фильм о работе тех, кто меня ищет. Очень познавательно!

И Инна молодец — ненавязчиво намекнула, что я заявился к ней случайно, по собственной инициативе. Сказала и для полиции, и для меня. Так сказать, в порядке информации.

  В общем, смотри, —  продолжила девушка. — Если нужно.

Следующий файл шел отдельно. Я устроился поудобнее и запустил самодельное документальное кино о том, как меня ловили.

 

* * *

 

Инна подошла к двери, надевая по дороге халат. Открывать она не слишком торопилась.

В двери не было глазка, но над входом висел маленький экранчик, позволявший увидеть тех, кто стоял на лестничной клетке. Звонки с улицы принимала домашняя компьютерная система, показывавшая вызов и на кухне, и в столовой, и в гостиной, а также, наверное, в спальне хозяйки. Однако же обычно гостей встречают около двери, а как убедиться в том, что

перед дверью — именно те, что звонили недавно от входа в подъезд? Всякое бывает...

  Кто там? — будто бы ни о чем не подозревая, спросила девушка.

  Федеральная служба безопасности. Откройте, гражданка!

  У вас есть ордер?

  Мы уже передали его копию на ваш компьютер. Почему вы не открываете?

  Сейчас я сделаю запрос, —  пообещала Инна. — Мне нужно выйти в гостиную, чтобы обратиться к своему компьютеру.

  Откройте немедленно! — приказал другой, очень властный голос. — Или мы взломаем дверь!

  Я должна проверить, кто вы такие, —  спокойно заявила девушка. — И связаться с вашим начальством, чтобы они подтвердили ордер.

  Я и есть начальство! — заявил властный голос. — Ломайте дверь, ребята! Гражданка, отойдите в сторону, если не хотите, чтобы вас непреднамеренно травмировали!

Инна сделала шаг в сторону, и дверь с шумом распахнулась. Компьютер выполнил приказ, подтвержденный службой охраны дома, а маленькую механическую задвижку “гости” сломали. Хорошо, что дверь не была заперта на основную щеколду. Тогда бы они, наверное, разворотили всю стену.

В коридор ворвались двое спецназовцев в тяжелых бронежилетах, с короткими автоматами наперевес. Следом за ними вошел темноволосый, коротко стриженный мужчина. Под рубашкой с коротким рукавом явственно угадывался бронежилет.

  Где ваш гость? — громко и требовательно спросил он.

  О ком вы?

— О гражданине Воронове, которого вы прячете у себя. Скажите, где он. Не вынуждайте нас проводить обыск.

Инна на мгновение задумалась.

  А почему вы решили, что он у меня? — спросила она с улыбкой.

  Мы исследовали запросы, исходящие с вашего компьютера. Они показались нам странными. К тому же вы неосмотрительно купили мужские плавки. И четко указали размер — он совпадает с размером гражданина, которого мы ищем.

Инна тихо засмеялась:

 — С кем имею честь? Вы так и не представились...

  Полковник Мизерный.

  По вашему мнению, полковник, я не могу познакомиться с мужчиной? Привести его домой? Купить ему в подарок плавки, в конце концов? У меня хороший бассейн... Плавки нужного размера... Надо же такое придумать! Неужели покупка мужских плавок одинокой девушкой — преступление? Или это предосудительно? А вы — из полиции нравов?

  С вашего компьютера поступали запросы относительно господина Воронова, —  не отреагировав на заявления хозяйки, продолжил полковник.

  Мне было любопытно узнать что-то о нашем пациенте... Он — интересная личность.

  Прекратите тянуть время! Воронов у вас?

  Конечно нет, —  усмехнулась Инна. — Проверьте, гражданин полковник.

  Обыскать все, —  приказал Мизерный, и еще несколько ребят в форме ворвались в квартиру и рассыпались по комнатам. Обувь они, конечно, не снимали, и скоро сверкающий, натертый автоматическим уборщиком пол выглядел словно грязная общественная лестница.

Естественно, меня они не нашли. Один служака сунулся в бассейн, увидел созданную компьютером голограмму и даже не заметил открытого окна. Вот если бы я включил голограмму в режим “открытого океана” или “олимпийского бассейна”, в его голову закрались бы подозрения и сомнения. Сейчас же он видел обычный современный бассейн с якобы отключенными голограммами.

Инна с полковником тем временем прошествовали в гостиную.

  Чаю, полковник? — гостеприимно предложила девушка.

  Спасибо, —  буркнул тот. — Обойдусь. Бравые ребята доложили, что в квартире никого нет.

  Вынужден привлечь к допросу ваш компьютер и системы слежения, —  заявил полковник.

  Пожалуйста, —  улыбнулась девушка. — Только пусть ваши ребята не слишком пялятся на то, как я ложусь спать и купаюсь. Я понимаю, зрелище интересное, но мне не хотелось бы, чтобы диск с таким фильмом пошел по рукам...

  Служебная информация не подлежит распространению, —  не принял шутки полковник. — Я это гарантирую.

Часа два специалисты в грязных свитерах, появившиеся почти сразу — видимо, поджидали результатов операции в машине? — работали с компьютером. Я, естественно, узнал об этом по изменившимся показателям времени на экране. Следить за манипуляциями программистов меня не заставили.

Пока хакеры на службе государства потрошили компьютеры, Инна спокойно смотрела телевизор. Режим компьютера вполне это позволял, а техники работали со своими модулями доступа и мониторами.

 — Итак, Воронов был здесь, —  констатировал пол­ковник, бегло просмотрев отчет хакеров. — Вы пытались скрыть это. Стало быть, являетесь соучастницей. Мы можем арестовать вас!

  По какому обвинению? — Инна подняла брови. — Имейте в виду, что до того, как заняться медициной, я закончила юридический колледж. Не стоит меня запугивать. Я знаю свои права.

  Почему вы лгали нам, что Воронова у вас нет? Это лжесвидетельство.

  Я была напугана. Он — человек из дикого и необузданного прошлого. Если бы я его выдала, он мог бы отомстить мне. Вы ведь знаете, какие нравы царили в прошлом?

Инна обезоруживающе улыбнулась, а полковник Мизерный скрипнул зубами:

 — По записям камер слежения не скажешь, что вы сильно напуганы или боитесь его. Или что он угрожает вам. Вы мирно беседуете, обедаете...

  Мне, наверное, надо было безостановочно кричать?

  Нет, конечно. Но позвать на помощь вы могли.

  Я боялась.

  У вас не было повода. Инна вновь рассмеялась:

 — Ну откуда вам знать? Вы знаете, как он на меня смотрел? Буквально ел глазами. И в душе я была страшно напугана. Но не подавала вида. Только так можно спастись от маньяка.

  Вы считаете его маньяком? Он домогался вас? Вы готовы подать заявление в полицию?

  Настолько далеко дело не зашло. Он только припугнул меня. И я склонна его простить.

  Похоже, вас не проведешь, гражданка, —  кисло заметил полковник. — На любой вопрос у вас находится готовый ответ. Как будто бы вы все спланировали заранее. И вас действительно не в чем обвинить. Пока. Но мне хотелось бы знать — куда он делся? Как он узнал, что мы идем по следу? Как ему удалось спастись? Скажите, и я не буду оставлять засаду у вас в квартире. И вообще оставлю вас в покое.

  Гражданин Воронов понимал, что его рано или поздно вычислят, —  вздохнула Инна. — Впрочем, я сама сказала ему, что к нам идут, когда мне сообщила об этом охранная система. И не могла не сказать — он бы убил меня.

  Каким образом, хотел бы я знать? — осведомился Мизерный. — Из нашего бункера, куда мы бы его сразу засунули?

  Один раз он уже выбрался от вас, —  заметила девушка.

  От вас, —  уточнил полковник. — Из вашего института. И многим из вашего руководства теперь не поздоровится. Так же, как и вам, гражданка. Мы подробнее рассмотрим отчет и сделаем выводы. Возможно, вам все-таки будет предъявлено обвинение.

  Не забудьте проконтролировать, чтобы ваши сотрудники не переписывали мои фотографии неглиже, —  напомнила Инна.

 

* * *

 

После просмотра фильмов мне сразу захотелось позвонить Инне еще раз и поблагодарить ее, выразить свое восхищение тем, как она держалась. Но это было все равно что приглашать полковника Мизерного в свое новое жилье. Подожду немного.

Вместо этого я набил на клавиатуре блока управления компьютером послание доброжелателю, оставившему мне деньги и идентификатор. Дал ему адрес своего почтового ящика. Приказал компьютеру делать все отправления только через этот ящик. И погрузился в исследование так называемой ГигаТЭЦ на Печоре.

Большинство сведений об электростанции оказались засекреченными, но материалов все равно было столько, что просмотреть их за одну ночь не представлялось возможным.

Принесли пиццу, сгрузили в приемный блок квартиры, просигналив специальным колокольчиком. У Инны на ящике колокольчика не было. Или, скорее всего, она его отключила.

Я заказал еще одну пиццу, сырую, чтобы приготовить ее в имевшейся на кухне микроволновке, когда будет нужно, и банку хорошего кофе. А также сахара и шоколада. И пачку чая с бергамотом. Работать — так с комфортом!

После этого я погрузился в чтение статей, просмотр передач, выдержек из информационных блоков новостей и рекламных роликов о крупнейшей термоядерной станции.

Строительство Печорской ГигаТЭЦ началось около двадцати лет назад и продолжалось пять лет. Основным элементом станции являлись коллайдеры, {Буквально — “сталкиватели”. Коллайдер — устройство, в котором сталкиваются встречные пучки каких-либо частиц, разогнанных в магнитном поле), разгонявшие протоны до релятивистских скоростей. Скорости были тщательно выверены, и на выходе протоны превращались в альфа-частицы, ядра гелия. Они не просто сталкивались — провоцировалась реакция на кварковом уровне. И кварковый генератор, являвшийся сердцем ГигаТЭЦ, выделял огромную энергию.

В центре ГигаТЭЦ словно бы постоянно пылал огромный ядерный костер. Часть энергии снималась с помощью генераторов на турбинах, часть непосредственно преобразовывалась в электрическую за счет деионизации ядер гелия.

Стоит ли говорить, что функционирование станции было довольно-таки опасным? Рассинхронизация механизмов коллайдеров могла привести к спонтанному неконтролируемому выделению энергии и взрыву. Взрыву, сопоставимому с взрывом водородной бомбы средней мощности. Спонтанное усиление реакции, разрушение котлов было еще более опасным.

Да и останавливать ГигаТЭЦ лишний раз не стоило. Процесс выработки энергии являлся непрерывным, протоны в коллайдерах разгонялись за счет энергии, которую вырабатывала сама станция. Каждая остановка и последующее отлаживание кваркового процесса требовали огромных затрат, и на профилактику блоки станции останавливались редко.

Власти и строители утверждали, что рассинхронизация коллайдеров невозможна в принципе. Что существует двадцать защитных систем, отключающих теватроны при малейшей опасности. Что котлы сработаны из лучших композитных материалов и рассчитаны по меньшей мере на сто лет непрерывной работы. Что кварковые генераторы совсем не опасны. Но общественность волновалась. И не совсем безосновательно.

Обратившись к сайтам экологических организаций, я выяснил, что станция давала небольшой, но устойчивый радиационный фон. Синтез — не распад. Некоторые элементарные частицы высоких энергий, выделяющиеся при кварковой реакции, даже теоретически нельзя было остановить. Некоторые диффундировали через якобы непроницаемые стенки котлов. Вылетали наружу согласно законам квантовых вероятностей. Защита стояла, но она не всегда действовала эффективно.

К тому же станция тривиально нагревала все во­круг. Коэффициент полезного действия электрогенераторов не достигал ста процентов. Энергия, не переработанная в электрическую, естественно, выделялась как тепловая. Котлы охлаждались водой из Печоры, и на выходе из станции она чуть ли не кипела. А приличную температуру сохраняла на протяжении многих километров по течению реки.

Но главный аргумент противников ГигаТЭЦ был не экологический, а экономический. Уже на сайте антиглобалистов я выяснил, что большая часть акций Печорской ГигаТЭЦ принадлежала иностранным компаниям, промышленным монстрам. Управление осуществлял некий консорциум “Sun Ladder”, большинство акционеров которого проживало в Америке. И работала ГигаТЭЦ прежде всего на нужды жителей американского континента.

Суперпроектом века стало даже не строительство самой электростанции, а прокладка высоковольтной линии электропередач — ЛЭП — через полюс и Северный Ледовитый океан, через снежные просторы Арктики и Канады. Часть опор плавала в океане, часть вообще держалась в воздухе — на сверхпроводящих катушках в магнитном поле.

Менее десяти процентов энергии станции шло на нужды России, примерно столько же продавалось в Европу по коммерческому тарифу. А энергия ГигаТЭЦ почти ничего не стоила. Ведь затрат требовали лишь содержание сравнительно немногочисленного персонала да профилактические работы.

В остальном станция работала по принципу “вечного двигателя”. За счет своей энергии расщепляла воду, из которой извлекались протоны. За счет собственных энергетических ресурсов поддерживала в рабочем состоянии коллайдеры, инициировала процессы кваркового распада и слияния.

Да, требовалось возместить инвесторам большие вложения при строительстве ГигаТЭЦ. Но эти вложения окупились за пять лет. И теперь почти вся прибыль уходила в руки иностранцев.

Угрозу станция представляла прежде всего для России. Отравляла воздух и почву. Подогревала вечную мерзлоту и изменяла климат. Провоцировала штормы, шквальные ветры и туманы, оледенения и гололеды в радиусе тысячи километров вокруг, на большой протяженности берега Северного Ледовитого океана.

Многие радикальные группировки требовали национализации станции. Либо же ее безоговорочного закрытия. У ворот ГигаТЭЦ постоянно тусовались какие-нибудь пикетчики, требовавшие чего-то своего.

Одни хотели выплаты постоянных стипендий и компенсаций жителям северных областей, расположенных неподалеку от станции. Другие — поставок всей вырабатываемой энергии в Россию, что должно было привести к экономическому скачку. Или в Европу, что позволило бы россиянам ничего не делать, получать дивиденды и плевать в потолок. Третьи требовали увеличения квот выделения энергии либо запуска новых энергоблоков и создания вокруг станции энергоемких производств.

Между собой они договориться никогда не могли. Более того, случались даже стычки и драки. А правительство манипулировало настроениями радикально настроенной части общества, чтобы в очередной раз поднять тариф на электроэнергию. Или добиться от владельцев ГигаТЭЦ увеличения квот поставки энергии на какие-то доли процента. Либо понизить тариф потребляемой энергии для нужд государства.

Сырье не было сейчас в цене — хорошие материалы, продукты питания благодаря достижениям науки можно было получить практически из земли, из грязи под ногами. Но для этого требовалась энергия. Очень много энергии.

В определенный момент наше правительство даже попыталось отменить рубли и ввести вместо них новую денежную единицу — киловатт-час. Предполагалось, что новая единица будет гораздо тверже, вытеснит с рынка более твердую, чем рубль, иностранную валюту и даст возможность экономике развиваться успешнее. Но эксперимент не вполне удался. Разные киловатт-часы стоили по-разному. Ночной киловатт-час — практически вполовину дешевле дневного. А вечерний — на десять процентов дороже дневного и на пять процентов ниже утреннего. Зимой энергии требовалось больше, летом — меньше. Поэтому при фьючерсных сделках нужно было учитывать и это.

Помучившись полгода, эксперимент отменили. Даже само слово “киловатт-час” попало на некоторое время в немилость как неблагонадежное. Хотя эксперты полагали, что стоило лишь ввести параллельно киловатт-часовым расчетам рублевые, обстановка стабилизировалась бы. Но мощное лобби западных держав, желающих по-прежнему кредитоваться за счет России, продавая ее гражданам свою валюту, подкупило нескольких высоких чиновников. И “эры” — электрические рубли, равные тысяче киловатт-часов, переименовали в обычные рубли и отпустили в свободное плавание — без привязки к стоимости энергии. Что конечно же негативно сказалось на их устойчивости.

Рубли обесценивались, но время от времени правительство проводило деноминации, дабы поднять рубль на заоблачные высоты. Последняя деноминация прошла как раз год назад. И рубль, курсовая стоимость которого была задрана “впрок”, сейчас стоил дороже почти всех мировых валют.

Взглянув на часы, я обнаружил, что время давно перевалило за полночь. Собственно, близилось утро. Мне не нужно было вставать на работу, но режим дня все же лучше соблюдать. Я выключил компьютер и отправился спать.

Ворочаясь в постели, я думал о современной жизни, о своих странных занятиях. Сейчас я по неведомо чьему заказу изучаю Печорскую ГигаТЭЦ. Достиг в этом определенных успехов, но не понял самого главного — зачем я это делаю? Любопытно, конечно, только мало ли любопытного произошло за последние пятьдесят лет?

Деньги у меня пока есть, но человек все равно должен работать. А где я устроюсь на работу в современном обществе? Что я умею, что знаю? Может быть, разумнее принять предложение официальных властей? Ведь, в конце концов, ничего плохого они мне не сделали... Да и общество нынешнее не назовешь полностью тоталитарным. Инне все ее демарши сошли с рук, да и меня пока еще не вычислили. При более жестком государственном устройстве нам, как я полагаю, не поздоровилось бы...

Но что-то говорило мне, что сдаваться не надо. Собственно, сдаться я всегда успею. А сейчас можно поиграть в свою игру. Без оглядок на доброжелателей и недоброжелателей.

 

* * *

 

Проснувшись, я первым делом включил новости. Североамериканский Альянс наводил порядок в очередном уголке земли. Кажется, сейчас ему не угодила Индонезия. Страна эта поддерживала некоторые мусульманские организации, которые в большинстве стран были запрещены, и сыр-бор разгорелся именно из-за этого. Напасть на саму Индонезию американцы не решались — не мелкая страна, да еще и находилась в данный момент в союзе с Китаем. Но они блокировали мощью нескольких флотских группировок какой-то спорный остров. Правительство Австралии это начинание поддерживало. Граждане Австралии протестовали. Все как всегда.

В углу экрана телевизора постоянно мигал кон­вертик. Сначала я решил, что это лейбл программы новостей. Но потом сообразил, что мне пришла почта. Выходит, мой здешний компьютер время от времени связывался с почтовым ящиком — как иначе можно было объяснить появление сообщений? Ведь адрес этой машины и этой квартиры я никому не давал.

“Автоматизация нас погубит, —  подумал я. — Машины решают, получать ли им почту, давать ли им твой адрес по входящему запросу. Как бы меня не вычислили...”

Но дверь еще не ломали. Глупо было бы присылать предупреждение по почте! А что происходит во дворе?

Я выглянул на улицу. На углу дома стоял армейский грузовик. Ребята в камуфляже и касках оцепили дом напротив.

Как это ни смешно, они ловили меня! Заспавшись, я пропустил такой увлекательный момент штурма здания! Похоже, солдаты уже отчаялись кого-то найти. Они расслабились, опустили оружие. Некоторые брели обратно к грузовику.

Поискать рядом ребята из спецслужб не догадывались — собственно, на это я и рассчитывал.

Дело в том, что аванс за квартиру я внес с безличной карточки, но с компьютера Инны. Естественно, спецслужбы отследили этот платеж, вычислили адрес и явились по мою душу. Но, уже приехав в Мишкино, я понял, что занимать зарезервированную квартиру будет непредусмотрительно и глупо. Тем более что вокруг сколько угодно пустующего жилья. А сто рублей в моем нынешнем положении — не такая большая потеря.

Я вновь обратился к менеджеру “Гостинично-наймового комплекса Мишкино”, ведавшего жильем. В реальном времени, зайдя в контору, а не вызвав его по Интернету, чем его слегка удивил. Впрочем, встречаются самые разные клиенты. Некоторые предпочитают осмотреть поселок на месте, не довольствуясь рекламным роликом на экране.

Естественно, я и словом не обмолвился о том, что делал заказ прежде. И выбрал дом напротив того, который заказывал от Инны.

Ребята из спецслужб проверят полученный из компьютера Инны адрес. Догадаются, что я просчитан их планы. Но искать меня в соседнем доме не станут - очень уж глупо там прятаться. А почему? Особенно если все так думают?

Из “моего” подъезда тем временем вышел знакомый мне по фильму Инны полковник Мизерный. В руках он держал белую бумажку. Скорее всего, мою записку. Ее я оставил прямо на двери своего несостоявшегося жилья — чтобы у офицеров спецслужб не осталось никаких сомнений.

Лицо у полковника было, как ни странно, не злое, а мечтательное. Будто бы я написал ему что-то приятное. А записка гласила:

“Уважаемый гражданин Мизерный!

Я уезжаю далеко и надолго. Не ищите меня. Все равно не найдете. Да и зачем я вам нужен? Пишите письма на ящик относительно предлагаемой вами работы, тогда подумаем.

С горячим приветом Воронов”.

Конечно, существовала маленькая вероятность того, что Мизерный раздобудет мою фотографию (это совсем несложно), опросит всех менеджеров по сдаче квартир (их наверняка не меньше полусотни) и выяснит, что я снял еще одну квартиру. Но мне казалось, что нынешние полицейские привыкли работать не с лицами, а с файлами на идентификаторах.

Совершать вторую ошибку, взламывая еще одну пустую квартиру, даже если он ее найдет, полковнику не позволит гордость. И боязнь потерять лицо перед подчиненными. Что ни говори, полковник полиции или службы безопасности должен быть своего рода “гладиатором”...

 

* * *

 

Проводив взглядом машины с полицией, я вернулся к компьютеру. Письмо, которое я обнаружил в памяти, было единственным и очень коротким.

“Иду на штурм ГигаТЭЦ. Буду там через несколько дней. Найди себя и поддержи меня”.

Было ясно, что писал тот самый человек, который оставил мне тридцать тысяч. Он хотел, чтобы я ему помог. Но зачем ему понадобилась именно моя помощь? С какой стати он решил штурмовать ГигаТЭЦ? И почему он намеревается так долго добираться? Нужно было срочно собирать информацию.

Я вновь ввел в компьютер запрос по Печорской термоядерной электростанции. С ремаркой “конфликты”.

Документов оказалось столько, что ознакомиться с ними даже за неделю не представлялось возможным. Похоже, люди только и делали, что конфликтовали между собой. И не только люди. Европейские государства ставили друг другу ультиматумы. Пытались что-то делить. Но раздавался грозный окрик из-за океана, и начиналось строительство трансполярной линии электропередач.

Манифестации, забастовки, митинги протеста не прекращались ни на минуту. И не только вокруг самой ГигаТЭЦ. Представители крупнейших гидроэлектростанций Сибири, напротив, требовали ограничить поставки в страну электроэнергии зарубежных производителей. А Печорская ГигаТЭЦ, что ни говори, принадлежала зарубежной компании. Даже статус ее территории и порядок налогообложения были особыми.

Проведя несколько часов за чтением документов параллельно с просмотром подборки видеосюжетов, которую сделал сам компьютер, я уже не понимал, что нужно делать: остановить ГигаТЭЦ, повысить ее мощность до двухсот процентов, пускать всю энергию за океан или, напротив, оставлять у себя. Или, вообще, взорвать ее, расстрелять из гаубиц, спалить лазерами с орбиты... Чтобы и повода для конфликтов не осталось.

Одно было ясно — если кто-то в самом деле захватит ГигаТЭЦ, он сможет диктовать условия всему миру. Слишком многое было завязано на получаемое оттуда электричество. Отключи ГигаТЭЦ — и тысячи людей не смогут выйти из дома. Откажут лифты, замки, системы безопасности. Перестанет ходить транспорт — исключительно электрический. Мир погрузится в хаос! А доля ГигаТЭЦ в мировом производстве электроэнергии очень приличная...

Тот, кто сядет за пулы управления станции, сможет обеспечить выполнение практически любых своих требований. Что и делал сейчас совет директоров ГигаТЭЦ — к счастью, несколько разнородный.

Поэтому станция тщательно охранялась.

Я попытался дать запрос об охранных системах ГигаТЭЦ. Компьютер тут же возмущенно зажужжал: информация сугубо конфиденциальная. Но в уголке экрана появился небольшой баннер: “Хакерская компания “Отмычка”. Если вы хотите получить определенную информацию, имеющуюся у нас, —  заходите! Если вы хотите поручить нам добыть информацию - заходите! Если вы хотите нанять хакера — заходите к нам! Услуги высшего качества! Специалисты высочайшей квалификации!”

То, что хакеры столь нагло размещают свой баннер рядом с правительственными посланиями, не слишком опасаясь наказания, говорило в их пользу. Я ткнул курсором в хакерский баннер.

  Консультация обойдется вам в пять рублей, —  сообщил компьютер.

  А это солидная контора? Или они просто берут деньги и ничего не обещают?

  Насколько можно судить по отзывам — солидная, —  сообщил компьютер. — Офисы на трех тысячах серверов. Если бы выяснилось, что они присваивают деньги — а такое в Сети становится известно сразу, —  они лишились бы всей клиентуры. Им невыгодно обманывать.

На экране появилась картинка соединения. Симпатичный молодой человек (компьютерная модуляция, разумеется) бодро заявил:

 — Меня зовут Косолапый. Рад оказать вам любую посильную помощь.

  Хотел бы проконсультироваться относительно системы охраны ГигаТЭЦ, —  сообщил я.

Компьютерный парень с медвежьим именем чуть не подавился смоделированной жевательной резинкой, которую он не переставал жевать, даже разговаривая.

  Такие вещи решаются не по прямому каналу, —  сообщил он. — Мы решительно отказываемся от вашего предложения.

Экран на мгновение погас, снова вспыхнул. Картинка не изменилась, только маленький значок в углу сообщал, что связь не исходящая, а входящая.

  Извините, я вышел на вас сам. Это защищенная линия, —  сообщил Косолапый. — Мой отказ, как вы понимаете, был притворным и предназначался для тех, кто мог нас слушать. Нам, в общем-то, плевать на власти. Но и раздражать их лишний раз не стоит. А о безопасности клиента мы заботимся прежде всего. Поэтому, если хотите поговорить о чем-то серьезном, просите при соединении защищенный канал. Это ничего не будет вам стоить, но существенно повысит безопасность.

  Я бы хотел узнать, как обойти охранные системы на ГигаТЭЦ, —  повторил я. — Вы принимаете подобные заказы?

  Мы принимаем любые заказы. Хотите смастерить атомную бомбу? Получить формулу новейшего яда? Узнать, как в домашних условиях собрать установку для перепрограммирования кредитных карточек? Полететь в космос зайцем? Вопрос только в размерах платы за информацию... Вас интересует сервер ГигаТЭЦ? Или физический объект?

  Внешние охранные системы самой станции.

  Для вас мы предоставим сведения со значительной скидкой. Не в наших правилах обманывать клиента — предложение продать охранную систему поступало неоднократно. И над этим вопросом мы работали. Последний раз — неделю назад. Вы предпочтете получить сведения недельной давности или заплатите за новый взлом?

Паренек стал жевать медленнее, хитро поглядывая на меня прищуренными глазами.

  Насколько могли измениться защитные системы с того времени?

Косолапый сплюнул виртуальную жвачку, которая смачно плюхнулась на пол, достал шуршащий пакетик, вынул новую пластинку и задумчиво положил ее в рот.

  Я не даю такого рода прогнозов, так как специализируюсь в другой области, —  сообщил он.

 — А насколько велика разница в цене?

  Полученная неделю назад информация обойдется вам в двести рублей. Взлом — в три тысячи. Объект тщательно охраняемый...

Я подумал немного.

  Сначала я куплю старую информацию. Если она меня не удовлетворит, доплачу.

  Хорошо. — Косолапый кивнул. Компьютерный паренек сделал это так резко, что у настоящего человека при таком движении отвалилась бы голова. — Сразу видно солидного клиента.

  Еще вопрос. Ты — реальная личность или дежурный оператор? Или вообще компьютерная программа?

  Все хакеры — реальные личности с реальными именами, —  обиженно сморщился паренек. — А что, я тебе не очень понравился?

  Нет, напротив. Если это возможно, я бы имел дело только с тобой.

Всегда лучше обсуждать проблему со знакомым человеком, нежели излагать ее все новым и новым лю­дям.

  Отлично. — Мультипликационный Косолапый широко улыбнулся. — За тридцать рублей в месяц я бы смог стать твоим постоянным консультантом. Не более часа консультаций бесплатно. Остальные — по оговоренному тарифу. Вызов в любое время. Когда я сплю, идет двойной тариф.

Я рассмеялся:

 — А в какое время ты спишь?

  Всякое бывает, —  ответил хакер. — Но на этом я не жульничаю. Двойной тариф не зарабатываю.

  Идет. Скидывай данные, —  предложил я.

  Плати двести рублей. В случае удачной сделки плата за консультацию не назначается.

Я засунул в прорезь своего пульта “золотую” карточку. Канал защищенный — авось не вычислят.

  Подтверди платеж, —  заявил Косолапый.

— Как?

  Введи на пульте цифру “двести”. Ты ведь с хакерами дело имеешь — официально мы не можем снять с твоего счета ни копейки. Твой взнос оформляется как добровольное пожертвование. Да и платеж крупный — обязательно нужно подтверждение.

Я последовал инструкциям парня. Его изображение исчезло, а на экране возникло меню базы данных по охране ГигаТЭЦ.

 

* * *

 

Начать изучение охранных систем электростанции я смог только на следующее утро. Время за компьютером летит незаметно, но потребность в отдыхе рано или поздно дает о себе знать. Поспав несколько часов, я вновь уселся в кресло и погрузился в виртуальный мир.

Что и говорить, деньги хакеры взяли с меня не напрасно. Информации по охране ГигаТЭЦ было не просто много — очень много.

Компьютер предоставил мне доступ к интерактивной голографической модели станции. Надев виртуальные очки (заказанные мной напрокат через сеть) можно было буквально летать вокруг станции, заходить во внутренние помещения, знакомиться с активными и пассивными оборонительными сооружениями. Кроме того, хакеры передали мне файлы с штатным расписанием охранной службы ГигаТЭЦ, графиками дежурства охранников, досье на каждого из них.

В пакет входили и технические характеристики самой станции. А также сведения, куда нужно ударить для того, чтобы обесточить линию электропередач, ведущую через полюс в Америку. Куда — чтобы вывести коллайдеры из строя. Куда — чтобы взорвать станцию, погубив все живое на триста километров вокруг. Вообще говоря, такую информацию я не про­сил. Косолапый поленился почистить заказ предыдущего клиента. Или у него не было времени.

Между тем, пока я изучал данные, в углу экрана стали появляться конверты, обозначающие получение почты. Один конвертик. Потом другой — словно бы расположенный за ним. Третий, четвертый... Скоро их лежала уже целая стопка.

Я работал, стараясь не отвлекаться на почту. Вряд ли у кого-то есть ко мне очень срочные послания. Да и вообще, сначала работа, потом — удовольствие. Хотя много ли удовольствия получишь, читая письма от правительственных чиновников и милиции?

Поработав в общей сложности часа три, я приказал компьютеру:

 — Давай почту! Не забудь проверить на вирусы.

  Уже проверил, —  отчитался умный аппарат.

На экране появился завораживающий нереальной красотой звездолет сложной конфигурации, идущий в открытом космосе. На выдвижной палубе стояли яркие фигурки. Люди или инопланетяне были в прекрасных одеждах, длинных сверкающих мантиях. И тут из глубин космоса пришел почти невидимый зеленоватый луч, пропоровший обшивку корабля. Изнутри исторгся огромный клуб пламени. Беззащитные пассажиры звездолета полетели в разные стороны, буквально разрываясь в вакууме. А сбоку от большого корабля появился маленький звездолет. Он устремился навстречу целой эскадре подобных же аппаратов, летящих из черной глубины, поливая их огнем. Те, в свою очередь, продолжали огонь, пытаясь полностью уничтожить большой корабль, и сбить маленький истребитель.

  Спасите эльфийский лайнер, и благосклонность принцессы вам обеспечена, —  объявил торжественный, нежный и печальный женский голос.

  Три Т, Галактика, новейшая реальность — везде в космосалонах, —  добавил суровый и сильный мужской голос.

Я смотрел на экран, не понимая, каким боком спасение эльфийского лайнера может касаться меня.

  Что это? — наконец спросил я.

  Не понял вопроса, —  ответил компьютер.

  Что мы сейчас видели? Это послание? От кого? Зачем? Пришло ли оно по адресу?

  Вы просмотрели рекламный ролик, —  объявил компьютер. — Скорее всего так. Некоторую рекламу маскируют под письма, а некоторые письма — под рекламные сообщения. Я не всегда могу определить нюансы. Лучше проанализируйте сообщение сами.

Я рассмеялся. Ну конечно! Новая компьютерная игра. Точнее, ее новая версия. И приглашение посетить космосалоны — очевидно, павильоны компьютерных игр. Или магазины продаж дисков с игрой.

— Так ты не можешь сам определить, что является письмом, а что — роликом? — переспросил я.

  Степень достоверности восемьдесят пять процентов, —  ответил компьютер.

Меня, при нынешней жизни, такая степень достоверности не устраивала. Тем более что я играл в прятки с полицией и некоторыми другими лицами, которых и сам не знал.

  Показывай все, —  разрешил я.

 

* * *

 

Следующие два рекламных обращения предлагали мне попробовать новый, абсолютно безопасный генетически модифицированный обезвоженный картофель и булькающий, пузырящийся и вылезающий из стакана напиток зеленоватого цвета, от которого волосы на голове довольно странного юноши вставали дыбом. Картофеля мне не захотелось, напитка — тем более. Своими волосами я дорожил.

Четвертое письмо было от федерального правительства. Полковник Мизерный собственной персоной мило улыбался в экран. Он произнес прочувствованную речь, которой я мало поверил.

  Уважаемый гражданин Воронов! Нас впечатлили ваши аналитические способности, умение приспосабливаться к ситуации. Мы хотим предложить вам отличную работу. Сотрудничайте с властями — в противном случае ваша жизнь под угрозой. Те, кого вы считаете друзьями, могут лишь навредить вам...

Дальше все шло в том же духе. Одна беда — я и не представлял, кого здесь, кроме Инны, могу считать своим другом. Она, кстати, давно не давала о себе знать... Впрочем, ей, в отличие от меня, нужно ходить на работу.

После послания правительства я получил ролик из электронного борделя. Девушка с очень проникновенным и даже трогательным лицом убеждала меня провести время с ней или с кем-то из ее подруг. Я не понял, предлагал ли этот ролик услуги электронных девушек или же они все были живыми. Уточнять не стал.

Еще два ролика рекламировали зубную пасту и жевательную резинку. Вот почему Косолапый все время жевал! Наверняка подрабатывал на скрытой рекламе. Или забавлялся антирекламой.

И лишь последнее письмо оказалось посланием от прежнего неизвестного доброжелателя.

Оно гласило: “Ты уже разузнал что-то о ГигаТЭЦ? Время не ждет! Постарайся выяснить, нет ли там новых охранников? Не жалей денег!”

Такое ощущение, что неизвестный друг следит за каждым моим действием. Да, нужно было работать.

Но я решил пройтись по поселку. Пообедать где-то, понаблюдать за нравами. Да и зайти в космосалон. Как эльфы обойдутся без моей поддержки? Нужно было проучить космических пиратов!

 

* * *

 

Обстановка в “Макдоналдсе”, куда я было завернул поначалу, не слишком располагала к приятному времяпрепровождению. Сначала я поскользнулся на лужице горчицы, которую не успели убрать проворные роботы-полотеры, сновавшие под ногами. Потом споткнулся об очередного робота, затиравшего лужу от молочного коктейля. Робот проблеял: “извините”, и быстро свалил куда-то, оставив лужу не вытертой. Наверно, у завсегдатаев было принято в подобных случаях пинать технику уже целенаправленно, и в программу уборщика заложили приказ в нештатной ситуации спасаться и отсиживаться на кухне.

Посетители ресторана быстрого питания отличались своими габаритами. Едва ли не каждый второй страдал избыточным весом. Некоторые были раскормлены до такой степени, что на них было страшно смотреть. Один не старый еще мужчина, точный возраст которого трудно было определить — мешали многочисленные жировые складки, подпиравшие мясистое лицо с заплывшими глазками, привлек мое внимание. На подносе, который он тащил, лежало четыре жирных гамбургера, два пакета с картошкой, три пирожных и стояло два огромных стакана с коктейлями. Сначала я подумал, что он несет еду для своей спутницы, и заинтересовался, кто ходит в подругах такого бегемота. Но мужчина поставил поднос на стол и начал пожирать булки, запихивая их в рот с такой жадностью, что мне стало страшно.

Впрочем, другие посетители мало отставали от него. Жир тек по подбородкам и рукам, булки крошились и падали на пол. Туда же посетители сплевывали то, что им не понравилось в булке. Дети громко чавкали и обменивались утробными воплями восторга, вырывали друг у друга жареную картошку и прочую снедь.

Из новинок заведения я отметил “калорийный гамбургер” — тот самый, что пользовался такой большой популярностью среди посетителей. В нем булки были пропитаны то ли маслом, то ли жиром. Пробовать это изделие быстрой кухни мне почему-то не захотелось. Да и вообще, обстановка в закусочной мне не слишком понравилась. Мельком взглянув на список блюд, я поспешил к выходу, внимательно глядя под ноги. Не хватало еще шмякнуться, поскользнувшись о сосиску или жирную булку, по какой-то причине забракованную привередливым потребителем!

Немного дальше по улице располагалось “Бистро”. Цены в нем были высокие, граждане тоже отличались аппетитом и громкоголосием, но, по крайней мере, не швыряли открыто недоеденные куски на пол. А меню оказалось самым обычным: картофель фри, пельмени, мясо, котлеты с гарниром... Пообедав, я решил впредь по возможности питаться дома. И дешевле, и вкуснее.

Вернувшись на улицу, я заметил впереди мерцающую и яркую даже при дневном свете вывеску: “Космосалон”. Уж там меня точно не будут искать! Кому в моем положении взбредет в голову развлекаться?

Я вздохнул и вошел в мрачный кондиционированный полумрак.

 

* * *

 

За стойкой сидела почтенная, строго одетая дама лет шестидесяти. Гордо вскинутая голова, завитые седые волосы. Дама немного свысока поглядывала на посетителей. К ней выстроилась очередь: четверо ребятишек возрастом от семи до двенадцати лет.

  В планетарий? — спросила билетерша первого мальчика.

Тот кивнул, протягивая карточку. Получил пластиковый жетон и понесся куда-то вдаль по коридору. Следующие два паренька хотели в тир. Дама взяла их карточки, сняла с них деньги и выдала ребятам другие карточки — наверное, для предъявления в тире.

Последний, семилетний мальчик заявил:

 — Я хочу космический бой. Дама забрала карточку, сунула ее в прорезь автомата и объявила:

 — Для одиночного боя десяти копеек не хватает. Подожди кого-нибудь в пару или выбери другую игру. Она повернулась ко мне.

  Ищете сына, гражданин?

  Хм... Да я сам, вообще-то, хотел поиграть...

  Конечно, гражданин, —  неожиданно расплылась в улыбке дама, —  Последняя версия “Галактики” — это нечто! Может быть, составите компанию мальчику? Получасовой бой на двоих — три рубля. Так же, как и на одного. Очень выгодно! По рубль пятьдесят с игрока.

  Я совсем не умею играть, —  признался я.

  Не беда. Овладеть рычагами управления — пять минут.

  А ты захочешь играть со мной? — обратился я к пареньку.

  Ну, если вы совсем не умеете, —  хитро улыбнулся он. — А то когда мы играли с отцом, он сбил все корабли — на мою долю ничего не осталось!

  Давайте два билета, —  попросил я даму, протягивая ей карточку. — Пусть мой юный друг научит меня стрелять.

Никита — так звали мальчика — резво довел меня до зала, в котором имитировался космический бой, показал свободные кабинки, объяснил, как взлетать в “космические” кресла, продемонстрировал кнопки и рычаги для стрельбы из основных видов оружия. Управление действительно оказалось простым.

Я занял свою кабинку, мальчик — свою. Связь мы держали с помощью радио. Точнее, предполагалось, что это радио. На самом деле, естественно, связь шла через ту же самую компьютерную сеть.

  Время пошло! — объявил Никита, и мы оказались в космосе. Только сила тяжести осталась прежней. По сценарию наши истребители стояли на таком огромном корабле, что отсутствие невесомости было неудивительно. Сам корабль выглядел небольшой планетой. А дальше о проблемах тяготения я просто забыл.

  Взлетаем быстрее! — закричал Никита.

Его истребитель вертикально поднялся метров на двадцать над кораблем и, включив двигатель, от которого в пустоту устремился хвост раскаленных газов, рванулся вперед — к звездам, в бездонные просторы космоса.

Я тоже взлетел — не так эффектно, но все же справившись с управлением. Перегрузка вдавила в кресло, и я помчался вперед, выискивая в черноте белый выхлоп истребителя моего юного друга.

С злобными пришельцами мы бились долго и яростно. За полчаса они уничтожили наши корабли три раза. Два раза я погиб первым, в третий мне удалось продержаться даже дольше Никиты.

После того как истребители уничтожались, нам в течение минуты показывали гибель лайнера, который мы не смогли защитить. И интересовались: не хотим ли мы с помощью машины времени вернуться в прошлое и попробовать восстановить справедливость?

Конечно, мы хотели! После первых боев я купил еще полчаса, и еще. А потом начала кружиться голова.

К тому же Никита заявил, что ему неинтересно смотреть, как я играю, —  его сбивали через пять минут боя, а я один раз продержался после этого целых семь минут! До спасения эльфийского лайнера от первой эскадры агрессора оставалось только два вражеских корабля! Но я так некстати напоролся на подпространственную мину...

  Спасибо, что купили мне билеты, —  скромно улыбнулся на выходе черноглазый парнишка.

  Ты научил меня играть! — ответил я. — За науку нужно платить.

  Будь я взрослым, купил бы себе домой компьютерную приставку, —  сообщил Никита. — И сражался бы весь день. Но она стоит пятьсот рублей. Отец говорит, дорого.

  Правильно. И не только в этом дело. Нужно заниматься учебой, больше читать. Ведь все это, —  я обвел рукой космосалон, —  сказка! Она не заменит жизни.

Но, разгоряченный боем, сам подумывал — а не купить ли приставку себе? Удерживало меня не отсутствие пятисот рублей — они у меня были, —  а необходимость заниматься насущными проблемами.

  Иногда я тоже играю в “Галактику”, —  тихо призналась мне на выходе дама-билетер. — По утрам, когда детей еще мало.

Я едва сдержал улыбку, представив себе пожилую женщину за штурвалом истребителя.

  Приходите, составите мне компанию! — заговорщицки подмигнула мне дама. — Мы будем отличной командой! Не думайте, что я ни на что не способна, хоть и родилась в начале века!

Я подумал, что родился минимум на двадцать лет раньше ее. Но ничего не сказал вслух. Поблагодарил и пошел домой — искать пути к сердцу Печорской ГигаТЭЦ.

 

* * *

 

Дома меня ждали три послания. Два рекламировали электрическую зубную щетку и бритву-станок, а третье оказалось письмом от Инны. Девушка сидела в гостиной, которая была заполнена цветами. Я насчитал по меньшей мере дюжину хороших букетов. Даже не думал, что на семьдесят рублей их можно купить так много. Однако же на дворе стояло лето! В сезон цветы дешевы — для того, кто их покупает.

  Спасибо, —  тихо сказала Инна. — Я бы хотела тебя увидеть, но за мной наверняка следят. Встретимся позже, когда все будет позади.

Картинка погасла.

  Если все будет позади, —  добавил я.

А мне в компьютер упало еще одно письмо — на этот раз от правительства.

“Когда вы согласитесь сотрудничать и примете наши условия, Инна сможет поехать на работу с вами”, —  сообщала короткая записка. Не иначе, почта Инны перлюстрировалась. А выходить и звонить из автомата она не захотела.

Заманчивое предложение, но я умел ждать. Неделя-другая разлуки только проверят и укрепят наши отношения. Если чувства есть, они никуда не денутся.

Преодолевая отвращение, я вновь открыл документацию по Печорской ГигаТЭЦ и погрузился в ее изучение.

Оказалось, что станция вырабатывает около 750 гигаватт мощности. Знаменитая Красноярская ГЭС, построенная в прошлом веке, как я выяснил, чтобы сравнить, давала 6 000 мегаватт, или 6 гигаватт. Блоки атомных электростанций вырабатывали в среднем по одному гигаватту. Понятное дело, станция на Печоре представляла собой лакомый кусочек.

Неподалеку от термоядерной станции располагались сооружения Печорской тепловой электростанции, работавшей некогда на природном газе. Эту станцию в свое время запустили вновь, чтобы “раскочегарить” термоядерную электроцентраль, и сейчас она была законсервирована на случай нештатных ситуаций. Хотя газ в нынешних условиях являлся чрезвычайно дорогим топливом, запуски тепловой станции были оправданны: затраченные средства возвращались сторицей.

На Печорской ГигаТЭЦ функционировал не один рабочий котел, а целых три. Точнее, “котлом” устройство для генерации энергии называли лишь по привычке. Принципы преобразования энергии из тепловой в электрическую отличались от всех использовавшихся в промышленных масштабах ранее, а часть электроэнергии, как я уже читал где-то, снималась в процессе термоядерного синтеза непосредственно, благодаря естественному разделению зарядов при самом термоядерном синтезе. Каждый “котел” — ГигаТЭЦ производил мощность в двести пятьдесят гигаватт. Поочередно их останавливали на профилактику — но очень редко.

Линия электропередач через Арктику была защищена более чем надежно. Специальные разрядные устройства очищали провода от намерзшего льда. Этими же устройствами сбивались практически все летящие и передвигающиеся по земле крупные цели, которые могли привести к нарушению структуры ЛЭП.

Еще одним аргументом в пользу запрета деятельности станции были эти автоматические разрядные устройства. “Зеленые” подняли большую бучу из-за того, что несколько невинных белых мишек обуглились на подходах к ЛЭП. Иногда доставалось и морским животным, неосторожно высунувшимся из соленой ледяной воды неподалеку от опоры. А обнести Дрейфующие и парящие опоры проволочными заграждениями, которые препятствовали бы проникновению за них живности, оказалось не так легко. Мишки находили способы преодолевать заграждения.

По большому счету, надежно поразить арктическую линию электропередач можно было только с бомбардировщика, а еще лучше — с орбиты. Но специальные спутники контролировали небо над полюсом, заодно отслеживая подозрительные наземные цели, а также давая постоянные отчеты о погоде.

Сама станция была своего рода автоматической крепостью. Люди — слабое звено, их постарались максимально исключить из цепей обороны. К тому же американцы не слишком доверяли русским, а русские не хотели присутствия значительного контингента американских военных на своей территории. В результате охрану несли, сменяясь, около двухсот человек. Обслуживало станцию три тысячи наемных специа­листов. И местных, и приезжих. Под “местными” я понимаю, естественно, не жителей поселка Печора (хотя и они работали по обслуживанию станции), а россиян в целом.

Рассматривая линии обороны “крепости”, я допускал, что проникнуть внутрь вполне возможно. Прекрасным “входом” на станцию были канализационные стоки, промышленные стоки. Через них сливалась в отстойники радиоактивная вода, но радиоактивность ее была, как правило, не слишком высока. Зато температура подчас доходила до ста градусов, но не везде. Да и обмануть технику слежения или охранников тоже было возможно. Неясно только — зачем туда проникать? И кто в здравом уме мог предполагать, что я помогу захватить или взорвать станцию, если это приведет к экологической катастрофе и гибели тысяч людей?

Вот остановить того, кто “пошел на штурм”, —  дело действительно благое. И здесь нужно поработать. Но время для этого еще не настало. Не иначе, мой доброжелатель бредет сейчас через леса и тундру, подбираясь к станции незамеченным. Сам бы я поступил именно так. Никому из охранников и в голову не придет, что кто-то может топать по тайге сто или двести километров. Вертолеты сейчас популярностью не пользовались: бензин, спирт и сжиженный газ были очень дороги. А со спутника человека в тайге не очень-то засечешь. Особенно если он ведет себя скрытно. Я набрал на клавиатуре лишь одно короткое слово и послал его на номер телефона того, кто оставил мне идентификатор и деньги. Послание гласило: “Зачем?”

 

* * *

 

Долгие дни, проведенные за компьютером, не слишком хорошо сказались на моем физическом и психическом здоровье. Хотелось спать, хотелось есть... Хорошо бы иметь бассейн, как у Инны. Может быть, мне удастся снять коттедж с бассейном? Это целесообразно и потому, что место проживания в целях конспирации нужно менять как можно чаще... Или, наоборот, лучше лишний раз не высовываться?

Я вышел на улицу, прогуляться. Людей вокруг, прямо скажем, не густо. Граждане на работе? Развлекаются дома и в предназначенных для этого заведениях? Сейчас вообще не принято гулять? Или на улицах небезопасно? Я не знал.

Прямо скажем, большого удовольствия прогулка не доставляла. Воздух был не особенно свеж. Запахи кухни, людских жилищ и какие-то промышленные ароматы стояли над улицами. Бензином не пахло — он сейчас не очень-то использовался. Но запах машин ощущался. Запах разогретого металла, смазки, пластмасс, озона.

Время от времени навстречу попадались толпы молодых людей. Глядя на них, казалось, что это не парни и девушки, а небольшое, но буйное стадо копытных. Во всяком случае, бежали они резво, с топотом. Время от времени табун дико ржал, еще чаще особи, составлявшие его, всхрапывали. Членораздельная человеческая речь была слышна очень редко. Если же “стадо” стояло, создавалось ощущение, что молодняк пасется и одновременно готовится к брачным играм. Раздавалось частое пофыркивание. Особи жевали, глотали, сплевывали, прихлебывали, закусывали, рычали и повизгивали.

Я миновал, наверное, три десятка гогочущих компаний в надежде найти тихое место, где можно хотя бы спокойно полюбоваться на звезды. Звезд, однако, видно не было. Небо в облаках, облака подсвечиваются огнями тысяч фонарей.

Поселок Мишкино, при первом знакомстве показавшийся мне небольшим, ночью производил впечатление огромного населенного пункта. Миновав квартал, в котором снимал квартиру, я вышел в сектор одноэтажной застройки. Здесь все было бы ничего, если бы не те же компании молодежи — причем со злыми, рвущимися с поводков собаками. Собаки заливались и за заборами.

По “коттеджному” поселку я прошагал километра два. Однако, прошагав несколько десятков улиц, застроенных одноэтажными домиками, я оказался не на опушке леса, как я по наивности ожидал, а на краю еще одного поселка. С огромными высотными домами, броскими рекламными щитами, сиявшими всеми цветами радуги, и мчавшимися по широким улицам автомобилями. Скорее всего, Мишкино плавно перетек в какой-то другой поселок или даже город. Я мог бы проконсультироваться у мобильного компьютера, который быстро связался бы со спутником связи и слежения и выдал бы мои координаты с точностью до нескольких метров. Но было лень.

Я купил мороженое в автомате, воспользовавшись своей кредиткой. Уже второе. Первое я взял, едва выйдя из дома. Может быть, в другое время я бы заказал пива, но ребята, сновавшие вокруг и глотавшие его литрами, вызывали у меня отвращение, которое невольно перекинулось на неплохой напиток. Поэтому я ограничился “детской” программой.

Откусывая сладкий и жирный пломбир маленькими кусочками, я медленно брел по незнакомой улице и поглядывал по сторонам. Внимание мое привлек огромный дом, возвышавшийся среди других построек как горящий огнями океанский лайнер среди утлых рыбацких лодок. На крыше дома высился громадный рекламный щит с безукоризненно вычерченной надписью. Ее просто нельзя было не прочесть. Надпись гласила: “ЛИФТ В НЕБО”. И больше — ничего. Только скромный значок копирайта сбоку.

Телефон в кармане внезапно запиликал. Я вздрог­нул. Кто мог мне звонить? Как? Я не давал номера никому, намереваясь использовать телефон только как средство вызова. И не звонил с него никому, так что определитель номера сработать не мог. С помощью телефона я лишь обращался к навигационной системе, выходил в Интернет... Но в Интернете я даже с Косолапым общался через свой ящик...

Подавив первый позыв швырнуть телефон в кусты и бежать, я нажал, сенсор ответа на вызов.

  Вас беспокоит домашний компьютер, —  сообщил механический голос из динамика. — На ваш адрес пришло срочное сообщение. Зачитать?

Проклятые автоматы! Рано или поздно они меня продадут властям!

  Читай! — приказал я.

 — Евгений! Моя подруга в опасности. Ей ввели органический яд, противоядие от которого нужно ввести не позднее чем через две недели. Поэтому я и вынужден захватить электростанцию. И не только поэтому. Помоги мне, потому что ты нуждаешься в этом даже больше, чем я!

Загадочный друг уже начал мне надоедать. Теперь он пытается повесить на меня свои проблемы. С другой стороны, если он действительно друг, я должен ему помочь. Ведь он помог мне. И помог хорошо. Благодаря ему я ближе познакомился с Инной. Благодаря ему я сейчас свободен и нахожусь в относительной безопасности...

Я перевел взгляд на горевшую в небе надпись “ЛИФТ В НЕБО”, пытаясь понять, что бы она могла означать. Или надеясь дождаться, когда эту надпись сменит другая, более понятная. Как происходило почти на всех других рекламных щитах. Но строчка “ЛИФТ В НЕБО” не менялась и даже не мигала. Просто горела. Холодным, ярким и уверенным светом.

За моей спиной послышался легкий шум, но я не стал оборачиваться. Как оказалось, это была большая ошибка. Сзади раздался какой-то радостный всхрюк, визг, а голову мою вдруг пронзила резкая боль. Я хотел обернуться, но не смог. Попытался собрать волю в кулак, не отключаться, сопротивляться тем, кто на меня напал... Но у меня ничего не вышло. Я провалился в небытие. Только перед глазами некоторое время плыла надпись: “ЛИФТ В НЕБО”.

 

Часть 2

СТРАЖ

 

Я пришел в себя в комнате с белыми стенами и потолком. Окон в ней не было. Мебели, кроме кровати и небольшой тумбочки, тоже. Дверь выделялась на фоне стен только фактурой материала.

В помещении, где я очнулся, было весьма неуютно. Ощущалась какая-то опасность, хотя источники ее и не были видны. Впрочем, все мы наслышаны о комнатах с белым потолком и их влиянии на подсознание. Эту комнату я бы классифицировал как больничную палату. Хотя никаких врачебных инструментов рядом не наблюдалось. Может быть, я сплю и вся странная комната — мираж, игра моего воображения?

Версия миража не подтвердилась, хотя и решительно опровергнута не была. Дверь в мою палату отворилась, и — наяву или во сне, это уж как вам будет угодно, —  в нее вошла молодая женщина.

В серой форме, с погонами на плечах. Впрочем, подстрижена была девушка как-то неподходяще для военной. Короткие пряди разной длины обрамляли слегка вытянутое личико. Подбородок — треугольником, носик вздернут. Большой рот, лукавые глаза.

Юбку девушки я бы назвал слишком короткой для форменной. Худые коленки открыты. Ноги — немного кривоваты, но в этом даже присутствовал некоторый шарм. Эдакая девочка-подросток с лейтенантскими звездами на плечах.

 — Здравствуйте! — широко, показав ровные острые зубы, улыбнулась девушка. — Все в порядке?

Ну и вопросы! Заточили в подозрительный бункер и спрашивают, доволен ли я. Главное, совершенно не помню, как сюда попал!

  Спасибо, товарищ лейтенант! Я приподнялся с кровати, обнаружив заодно, что одет в шерстяной спортивный костюм. Девушка вздрогнула, потом улыбнулась.

  Я не лейтенант, а советник третьего класса, —  сообщила она. — Надежда Полякова.

  Рад вас видеть, Надежда. А чему я, так сказать, обязан?

  На вопросы ответит полковник Мизерный, —  обезоруживающе улыбнулась военная леди, не желающая называться “лейтенантом”. Несмотря на две маленькие звезды и одну узкую полосу на погонах.

Наверное, здесь все же не армия. А что? Таможня? Граница? Налоговая служба? Последний вариант очень даже вероятен. Всех гостей Леонида берет в плен ОМОН, потом их размещают на какой-то секретной базе налоговой службы. Кому-то — например, мне — слишком сильно дают дубинкой по голове. С журналистами так обращаться не стоит. И приходится лечить. Что ж, все сходится.

  Стакан сока? — спросила девушка.

  Буду вам признателен, Наденька.

  Наденька? — растерянно улыбнулась девушка. Похоже, такое обращение советнику третьего класса было еще более непривычно, чем “товарищ лейтенант”.

  Если хотите, буду называть вас по имени-отчеству.

  Нет, нет, —  поспешно возразила девушка. — Зовите как хотите.

Надежда достала из тумбочки бумажный пакет и пластиковый стакан. Налила сока, внешне похожего на апельсиновый, подала мне. Неплохой напиток, хотя, может быть, и не из настоящих апельсинов.

  Так что, Наденька? Где я? Кто я? Зачем я?

  Вы — в хорошем месте. На нужной стороне. Не беспокойтесь, Евгений.

  И не думаю. Не иначе, все вокруг хотят мне только добра?

Надя подавилась нервным смешком.

  Как вы догадались?

  Да уж немудрено. Сами сок не будете?

  Спасибо. Я на работе.

  Так ведь не коньяк.

  Все равно не стоит...

Девушка, похоже, начала тяготиться своей ролью. Глаза у нее бегали. Сразу видно — неплохая девчонка, которую заставляют делать что-то такое, что ей не вполне нравится.

  Когда здесь обход?

  В каком смысле?

  Врачи, начальство, надзиратели, авторитеты... Одним словом, власть имущие. Когда они посещают пациентов?

  Полковник Мизерный должен скоро подойти. Ему доложили, что вы очнулись.

  Отлично. Настоящий полковник — не шутки.

  Да, —  серьезно подтвердила Надя.

 

* * *

 

Полковник Мизерный оказался умеренно полным, а может, просто мощным мужчиной среднего роста. Волосы — темные, коротко стриженные. Глаза карие. Одет в серый гражданский костюм. Галстук — неяркий, в полосочку.

 — Рад познакомиться, гражданин Воронов, —  как-то странно усмехнулся он. — Наслышан о вас.

  Вот как? И что же говорят — хорошее или плохое?

  Всякое. Думаю, мы с вами сработаемся.

  Надеюсь. А какого рода работа? Я, вообще говоря, практикую не по военной части...

Полагаю, полковник и сам это знал. Но он был так многозначителен, что мне захотелось подыграть ему. Дайте человеку произвести на вас впечатление — и вы завоюете его расположение. Дешевый, но действенный трюк. Мне же необходимо было расположить полковника к себе. Похоже, он руководил группой, которая захватила меня в плен. Может быть, они найдут способ договориться и выпустить меня живым, а не расстреляют в мрачном подвале.

  Пойдемте в конференц-зал, —  предложил пол­ковник. — Здесь и присесть негде.

Действительно, я сидел на кровати, а он нависал надо мной. Случаю же осмотреть близлежащие помещения я обрадовался, но полковнику все же заметил:

 — Одет я для конференц-зала непрезентабельно.

  Ничего. Скоро подберем вам одежду. Пока и так походите, тут все свои.

Мы вышли из комнаты. Дверь с внешней стороны была обита железом. Узкий коридорчик вел вдаль. А мы вошли в соседнее помещение, с овальным столом и восемью креслами вокруг. Одна из стен была закрыта шторой. Что за ней? Окно? Карта?

Мы с полковником присели. Мизерный достал из кармана небольшую серую коробочку, нажал на кнопку, попросил:

 — Кофе нам, пожалуйста, организуйте. С какими-нибудь сладостями.

Кофе так кофе. Со сладостями — и хорошо. Поесть бы не мешало.

Полковник между тем откинулся на спинку кресла, внимательно посмотрел на меня и объявил:

 — Мне тут врачи много чего не велели. Рассказывали, как разговаривать с вами. Но вы, по-моему, сильный человек. Поэтому я скажу откровенно: вы, гражданин Воронов, попали в будущее. И вам предстоит здесь жить.

Я тихо рассмеялся.

  Прямо-таки в будущее? Насколько далекое?

  На полвека вперед. Сейчас две тысячи пятьдесят девятый год.

Не очень-то я ему поверил. Пятьдесят девятый год! Всегда сомневался, удастся ли мне прожить в новом веке больше пятидесяти лет. Да и признаков старости не заметно — чувствовал я себя отлично. В машины же времени как-то не верилось.

  Ну, пятьдесят девятый год — это еще умеренно далекое будущее, —  пошутил я. — А если серьезно? Книги о будущем мне писать доводилось. Но не совсем понимаю, зачем имитировать такую странную ситуацию сейчас. Последний новый год, встречу которого я помню, выражался четырехзначным числом с двумя нулями посредине. Никак не могло пройти больше пятидесяти лет! Что я делал все это время?

Полковник фыркнул, нажал кнопку на своем брелоке, штора на стене отъехала в сторону. За ней находился огромный экран. Полковник поколдовал с брелоком еще, и на экране появилась картинка, звездное небо, фрагмент космического корабля, с которого велась съемка, впереди — Сатурн. Точнее, я сначала предположил, что это Сатурн. Но кольца были какие-то странные.

  Нравится? — спросил полковник. Я пожал плечами.

  Качество не слишком впечатляет.

 — Звездная система, расположенная по вектору в созвездии Лебедя, —  объяснил полковник. — В двадцати световых годах от Солнечной системы. Съемки с автоматического космического корабля.

  Потрясающе, —  без особого восторга заметил я. — И что?

  Как что? — не понял полковник.

  Допустим, мы видим не компьютерный мульт­фильм. Предположим, прошло определенное количество лет. Это не ответ на мои вопросы. Как я сюда попал? И зачем?

Полковник два раза моргнул.

  Мы вас почти что воскресили.

  Сейчас такое в моде?

Мизерный почти шарахнулся от меня.

  Я вас недооценивал, гражданин Воронов. Или переоценивал.

Вошла Надя. Она несла большой поднос с двумя дымящимися фарфоровыми чашками и вазочкой, на которой лежала горка печенья.

  Меньше загадок, полковник, —  предложил я. — Говорите прямо. Как можно воскресить человека?

  Вырастить по образцу тканей, —  отрапортовал Мизерный, придвигая лицо ко мне и пристально глядя в глаза.

  И что, по-вашему, это — разумное объяснение? Можно создать клон, но откуда взять память?

Полковник отшатнулся от меня с таким выражением, будто его ударили. Надя, выставившая на стол чашки и вазочку, уронила на пол пустой поднос. Раздался оглушительный звон.

  Технология процесса является секретной, —  выдавил из себя полковник несколько секунд спустя. — Но я не понимаю — неужели вас совершенно не волнует, что вы — восстановленная личность?

 — Особых различий не замечаю, —  признался я. — За исключением досадных провалов в памяти. А важно, наверное, только это.

Откровенно говоря, мне было немного не по себе. Но не до такой степени, чтобы плакаться Мизерному в жилетку или биться головой о стену.

  Зубы, —  сказал Мизерный.

  Что зубы?

  Исследуйте свои зубы.

Я провел языком по зубам. Вроде бы все целы.

  На месте, —  ответил я.

  Пломбы, —  уточнил полковник.

А вот пломб не было! Наверное, мое лицо приняло озадаченное выражение. Полковник торжествующе улыбнулся.

  Ваш организм полностью здоров. Вы словно только родились. Да, собственно говоря, примерно так оно и есть.

  Приятно чувствовать себя молодым и здоровым, —  кивнул я. — Но вы все время уводите в сторону. Кем бы я ни был, откуда бы ни появился... Что вам от меня надо?

 

* * *

 

Полковник пригубил дымящийся напиток из фарфоровой чашечки. Вздохнул, взял кусочек печенья. Я тоже попробовал кофе. Пакость наподобие дешевого растворимого, с кислым привкусом. И печенье сухое, безвкусное. Наверняка загорится, если поджечь.

  Мы, гражданин Воронов, хотим предложить вам высокооплачиваемую и престижную работу. С массой льгот и привилегий. Такую работу, за которую любой человек будет согласен на все. Что и говорить — я бы сам от нее не отказался. А я занимаю довольно высокую должность...

Я хмыкнул. Это уже похоже на что-то.

  PR-акции? Вам рекомендовали меня как специалиста? Кто, хотелось бы знать, помнит меня на этой планете через пятьдесят лет после... Ну, за исключением, скажем, того, что я сам себя помню.

  Пи Ар? — переспросил полковник, проигнорировав мой второй вопрос. — Что это значит?

  Паблик рилэйшенз. Общественные отношения. Формирование общественного мнения в нужную сторону.

  Вы этим занимаетесь? — удивился Мизерный.

  Сейчас — не занимаюсь. Но доводилось.

  Нет, наша работа не касается рекламных кампаний. Мы хотим предложить вам возглавить охрану одного объекта.

На этот раз настал черед удивиться мне. И удивиться сильно.

  Охрану объекта? Но, как бы вам сказать... Я ведь ни разу не занимался ничем подобным! Собственно, об охране я вообще имею очень слабое представление. И мои навыки в этой области крайне ограниченны.

  Я в курсе, —  не растерялся полковник. — Но, как мы знаем, у вас большой опыт планирования диверсионно-подрывной работы...

  Что? — не веря своим ушам, переспросил я. — Да за кого вы меня принимаете? Я взрывчатку никогда в руках не держал!

Полковник   выразительным   жестом   остановил меня.

  Мы читали ваши книги, Евгений. Их мог написать только специалист. К тому же вы достаточно себя проявили... — Полковник замялся, словно потеряв мысль. — Одним словом, я уверен, что у вас получится. Тем более, сейчас большинство граждан стало мягче. Или, напротив, прут напролом. А у вас, я надеюсь, сохранились черты человека прошлого. Гражданина общества, где каждый был воином. И мы уверены, что вы сможете выполнить поставленную перед вами задачу.

Говорил Мизерный красиво. Слишком красиво для того, чтобы ему можно было поверить.

  Мне нужно получить больше сведений. Тогда я подумаю над вашим предложением, —  сказал я. — Но сначала у меня еще один вопрос. Вы говорите, что воскресили меня. Я что, погиб? Когда, как? Или вы вывели меня из состояния клинической смерти?

  Именно так, —  согласился Мизерный. — Вы долго лежали в холодильнике. У нас уже не было никакой надежды. Но потом обнаружилось, что мозг не по­врежден. И мы вас оживили.

  Пересадив мозг в выращенное тело?

  Примерно так.

  Что же со мной случилось? Как я попал в холодильник?

  Не знаю, —  простодушно ответил полковник. — Столько времени прошло... Одни документы и остались! Ни родственников, ни друзей... Печально, но что поделать?

 

* * *

 

Помимо маленькой спальни, небольшого конференц-зала и крошечного душевого блока, в непосредственной близости от места моего обитания оказалась еще одна спальня, побольше, с двумя кроватями. Вся “квартира” была отгорожена от прочих помещений тяжелой бронированной дверью. Закрывалась она, похоже, снаружи. Наверное, когда-то ее можно было открыть и изнутри, но отпирающий механизм сняли — об этом свидетельствовали следы на двери.

Я подумывал было искупаться, когда меня вновь навестила Надя. Девушка принесла большую тарелку пшенной каши, брусок желеобразного продукта, напоминавшего холодец, но теплого, две головки чеснока. И стакан напитка, похожего на травяной настой с лимоном.

  Ваш обед, —  объявила девушка.

  Спасибо, —  кивнул я.

Ни ножей, ни вилок... Простая алюминиевая ложка, пластиковая тарелка. Я в тюрьме? Или все сейчас живут не очень широко?

Попробовав кашу, я нашел ее довольно вкусной, хотя пшенку прежде никогда не любил. Желе оказалось мясным. А как его готовили, я не понял. Чай я выпил, чеснок есть не стал.

  Почему вы не хотите чеснок? — спросила Надя, внимательно наблюдавшая за моей трапезой.

  Не тянет, —  признался я. — Чеснок с борщом хорошо...

  Борща нет. Когда пойдете работать, сможете ходить в рестораны. В некоторых подают борщ, —  улыбнулась девушка.

  Не такой уж я любитель. Особенно ресторанных борщей.

  Я когда-то пробовала — мне тоже не понравилось, —  призналась Надя. — Правда, не в ресторане. Покупала пакет с растворимым борщом...

  Ну, растворимый борщ, наверное, дрянь...

  Не наверное, а точно! — засмеялась девушка.

Она забрала посуду, отнесла ее куда-то за бронированную дверь, но очень скоро вернулась. Присела на кровать и смущенно улыбнулась.

 — Ты что-то хочешь спросить? — спросил я, переходя с “вы” на более непринужденную форму общения.

  Я много чего хочу спросить. Но мне не велели приставать к вам с разговорами.

  Зачем же ты тогда пришла? — спросил я.

  Так ведь я буду жить с вами. В этой комнате, —  спокойно заявила девушка.

Я слегка опешил. Такое абсурдное заявление было еще более странным, чем рассказ полковника.

  Со мной? Зачем?

  Ну, надо ведь за вами кому-то присматривать?

  Да я не болен...

  Не в том смысле. Всякое может случиться... При том, на что вы способны, за вами нужен глаз да глаз!

Что ж, если я пленник, это не лишено смысла. Но почему не поставить в каждой комнате видеокамеру? Или не запирать дверь на большой засов? Или, в конце концов, не поселить со мной дюжего охранника-мужчину? Очень уж странно выглядела ситуация, когда даже с высокопоставленным и уважаемым пленником живет девушка-лейтенант. А я был даже не высокопоставленным пленником, а вообще непонятно кем...

  Что, такую работу не могли доверить мужчине? —  спросил я.

Большие глаза Нади округлились.

  Вы предпочитаете мужчин?

  Нет, конечно! То есть смотря в каком смысле... Я вообще ничего не понимаю... У вас здесь какие-то странные порядки!

  Полковник Мизерный считает, что за вами нужен присмотр. И что женщина уследит лучше. Тем более что на женщину вы нападать не станете. Да и ужиться женщине с мужчиной гораздо легче, чем двум мужчинам или двум женщинам. Сексуальное взаимопонимание, основанное на взаимном интересе. А нам ведь предстоит быть вместе почти все время.

  Да я и на мужчину нападать не стану, —  начал было я, но замолчал.

В конце концов, зачем мне спорить? Пусть живет. И насчет взаимопонимания полковник прав. Но только не делают так! Девушка ведь, наверное, не проститутка? С другой стороны, ее ведь не в постель ко мне кладут!

Я почувствовал, что краснею. А Надежда Полякова рассматривала меня со спокойным интересом. Как лошадь, которую выставили на торги. Эту девушку я начал слегка побаиваться.

 

* * *

 

Спал я беспокойно. Не помогли ни физические упражнения, ни расслабляющий душ. Стены и потолок давили. Смущало то, что на соседней кровати отдыхает молоденькая девушка.

Несмотря на всю ее привлекательность, приставать к ней в такой ситуации мог только маньяк. Наверняка в потолке вмонтированы камеры. Да и не в камерах дело... Что-то порочное и ирреальное прослеживалось в моем нынешнем положении.

Часа в три ночи я проснулся окончательно. Было душно. Нельзя ли включить принудительную вентиляцию? Над дверью горел то ли ночник, то ли указатель выхода, немного рассеивающий липкую тьму.

  Надя! — позвал я не очень громко, но и не совсем шепотом.

Девушка не отозвалась.

  Лейтенант Полякова!

Надежда что-то промурлыкала. Потом резко поднялась на кровати, подтягивая к груди одеяло. Спала она в пижаме, жест был рефлекторным. Наверное, дома спит голой.

  Вы меня звали, гражданин Воронов?

  И тебе не спится? — пошутил я.

  Нет, я хорошо сплю... Вы что-то хотели?

  Можно здесь телевизор посмотреть? Или почитать что-нибудь? Хочешь, давай просто поразговариваем!

  Давайте лучше поразговариваем, —  быстро отозвалась девушка. Словно бы и сама выспалась.

Я вспомнил — она хотела задать мне много вопро­сов. А я, в свою очередь, хотел задать свои.

  Мы сейчас в подвале? Душно...

  В бункере, —  уточнила Надя, —  На глубине пятидесяти метров. Под армированным бетоном. В личных апартаментах командующего округом.

  Ты не разглашаешь секретные сведения?

  Да какой тут секрет? Мы вообще, наверное, отсюда уедем через пару дней. Может, и завтра. Если вы согласитесь работать на правительство.

  Это действительно так выгодно, как говорил полковник Мизерный? — спросил я.

  Действительно.

Еще бы. Что еще она может сказать? Наш разговор прослушивается и записывается. Я представил себе оператора, прислушивающегося к шепоту, и мысленно сплюнул. Что за извращенцы придумали такое развлечение — держать вместе почти незнакомых молодых мужчину и женщину, да еще и подглядывать за ними?

  Ты поедешь с нами? Охранять тот самый объект?

  Конечно. Я буду с вами все время, Евгений, Замечательно!

  Ты хотела что-то спросить у меня. Спрашивай.

_    Скажите, а в ваше время дрались на дуэлях? Я не удержался и рассмеялся.

— Только по взаимному согласию. Дуэли назывались “выйти поговорить”. И дрались на кулаках. Иногда с применением холодного оружия. У бандитов были еще “разборки”. На них стреляли из автоматического и полуавтоматического оружия. Бывало, и гранаты в ход шли.

  Вам доводилось участвовать в разборках? — жарким шепотом спросила девушка.

  Так я ведь не бандит. В людей не стрелял.

  А могли бы?

  Отчего бы и нет? Если, конечно, возникнет насущная необходимость...

Надя зашевелилась под своим одеялом.

  Как оно было — жить больше пятидесяти лет назад?

  А как оно — жить пятьдесят лет спустя? — улыбнулся я. — Сейчас что, не осталось людей, которые жили пятьдесят лет назад?

  Они все старые. Старели сами, вместе с ними старели и воспоминания. Они — такие же, как и все мы. Нам нужен свежий человек...

  Для того, чтобы охранять объект? — уточнил я.

  И для этого. — Девушка мечтательно вздохнула. — Мы что, так и будем шептаться через всю комнату?

  Перебирайся ближе, если хочешь, —  предложил я.

Надя тотчас поднялась и подошла. Я ожидал ее с некоторым содроганием. Девушка присела на край кровати. Одета она была в очень строгую пижамку.

  Можно мне прилечь? — спросила Надя после минутного колебания.

  Естественно.

Я подвинулся к стене, и девушка легла поверх одеяла. Я аккуратно пододвинул ей руку под голову:

 — Так хорошо?

  Вполне, —  довольно мурлыкнула она. — Скажи, ты чего-нибудь боишься?

— Сейчас?

  Глобально.

  Я много чего боюсь, —  ответил я.

  Никогда бы не подумала. И чего же?

  Зачем рассказывать о страхах? Думаю, нас могут слушать.

“Да и ты можешь сыграть на этих страхах, —  пронеслась мысль, которую я не торопился высказать вслух. — Ведь то, что ты лежишь рядом и дышишь мне в ухо, не означает, что ты не предашь меня. Точнее, ты не можешь предать меня по той простой причине, что у тебя нет передо мной обязательств”.

  А смерти? Ты боишься смерти?

  В разное время — по-разному. Иногда — нет. Иногда становится очень не по себе, когда понимаешь, что когда-то тебя не будет. Впрочем, в любой душе теплится надежда, что она пребудет всегда...

  Ты мог бы убить человека? — прошептала Надя. — Делал это когда-нибудь?

Направление нашего разговора не нравилось мне все больше.

  Мог бы. Наверное. Но не хотел бы. Не делай другим того, чего себе не желаешь.

  А женщины? Какие тебе нравятся женщины? Я опять улыбнулся. В темноте этого, конечно, не было видно.

  Худые, с чувственным ртом, большими глазами и короткой стрижкой с прядями волос разной длины. Те, что носят форму.

Конечно, я сказал неправду. Но, похоже, Надя этого не поняла. Просто сравнивала себя с нарисованным мной портретом. Получалось на удивление похоже.

  В самом деле? А другие? Например, пышногрудые блондинки?

  Давай, я не буду отвечать?

  Тогда надо спать, —  прошептала девушка.

— Ты не хочешь под одеяло?

  Мне жарко. Я посплю так.

И девушка расслабилась, дыша мне в ухо. Это было приятно и слегка возбуждающе, но никаких безрассудных шагов я предпринимать не стал. И тоже попытался заснуть. Что было не так-то просто в сложившейся ситуации.

 

* * *

 

Утром, после душа и завтрака, меня впервые вывели из бункера. Точнее, из самой охраняемой его части. Поднявшись на пару этажей, мы с Надей и полковником Мизерным очутились в большом конференц-зале. Воздух здесь был свежим — кондиционеры работали в полную силу. На дальних креслах сидели двое крепких вооруженных сержантов — как я понял, на тот случай, если я поведу себя неадекватно. Отчего-то все они меня боялись. Полковник Мизерный относился ко мне настороженно и с некоторым во­одушевлением. Лейтенант Полякова вела свою, ведомую только ей игру. А других людей я видел лишь издали. Тоже, наверное, мера предосторожности. Все они были в форме.

  Правительством мне поручено вести с вами переговоры, —  заявил полковник. — Я также уполномочен заключать с вами любые договоры. Имейте в виду, что наша беседа записывается — я честно предупреждаю вас об этом.

Надя устроилась на другом конце большого овального стола, забравшись в кресло с ногами. Наверное, военной она действительно не была. Или в нынешней армии царили вольные порядки. Впрочем, по полковнику этого не скажешь.

 — Полагаю, вообще все, что я говорю и делаю, тщательно записывается, —  усмехнулся я.

  Такие действия со стороны обслуживающего персонала были бы явным нарушением конституционных прав гражданина, —  истово проговорил полковник.

  Но, тем не менее, разве это не так?

  Конечно, нет, —  не моргнув глазом, ответил пол­ковник.

Уверен, он говорит так для официальной записи. Уголки губ Мизерного разошлись в легкой улыбке. Собственно, чему он радуется? Будто бы я сообразительный ученик. Его ученик.

  Приступим, —  кивнул я. — Расскажите, что вы мне предлагаете.

  Заняться охраной термоядерной электростанции. Совместно с нашими зарубежными коллегами. ГигаТЭЦ — так называется эта станция — очень важный объект. Особенно в последнее время. То есть она всегда была важным объектом, но сейчас мы ждем провокаций. И нападений.

  С чем это связано?

Мизерный нахмурился, словно бы я не понимал очевидных вещей и его это раздражало. Или он досадовал на себя за не очень четкое изложение мыслей.

  Причины разные. Споры о выборе места для строительства еще одной станции, гораздо более совершенной. Вопрос по составу акционеров будущего строительства и квотам распределения энергии. И, в конце концов, обычная активизация террористов. С ними это бывает. Можно сказать, сезонное явление. Как беспокойство у котов в марте.

  Бывает, —  кивнул я, размышляя. — Только почему вы решили обратиться ко мне? Как я уже заявлял, я не специалист. Умею стрелять, в молодости занимался боксом и дзюдо. На этом мои боевые навыки заканчиваются. Даже в армии я не служил. Не лучше ли привлечь специалистов? Полковник поморщился:

 — Вы сами не представляете, от какого выгодного предложения отказываетесь!

  Я не отказываюсь. Кое-что уточняю. Браться за работу, будучи не в силах ее выполнить, по меньшей мере безответственно. А за такую важную — просто преступно.

  Мы склонны полагать, что вы выполните работу лучше всех, —  уверенно заявил полковник.

  Вот именно, —  зачем-то поддакнула со своего кресла Надя.

Авантюрные настроения никогда не были мне чужды. К тому же почему бы и не попробовать себя в роли охранника? Глупо, конечно. Особенно, когда на кону высокие ставки. Но раз они так хотят... Труд охранника я представлял себе довольно необремени­тельным. Примерно как у пожарных. Всегда все отлично, и делать почти нечего, только вот когда пожар - хоть увольняйся...

  И что конкретно вы мне предлагаете?

  Зарплата — тысяча рублей в месяц. Подъемных сразу получаете десять тысяч. Оплачиваемый отпуск- два месяца. Отдых — бесплатный, в любом санатории на территории России. Все ваши разумные пожелания выполняются. Вы получаете большую благоустроенную квартиру, которую оборудуют по вашему вкусу. Развлекательная техника устанавливается бесплатно. На вспомогательные непрофильные работы вы можете приглашать кого хотите — по своему усмотрению. Не больше трех человек за раз. Они тоже будут получать разовое вознаграждение за счет ГигаТЭЦ.

  Гражданин Мизерный имеет в виду девушек по вызову. Шлюх, —  улыбнулась, как-то хищно оскалившись, Надя. — Имейте в виду, полковник, гражданин Воронов не понимает всех наших иносказаний. Говорите прямо.

Я оторопел. Ну и порядки, ну и нравы! Заключая контракт, работодатель собирается платить проституткам! Да я не хочу! Впрочем, не будем заострять внимание на этой теме — еще подумают обо мне плохо... Лучше прояснить другие вопросы.

  А что, технику я не могу купить на подъемные? На этот раз был ошарашен полковник.

  Вы хотите ухудшить условия контракта?

  Да нет, только вы говорите о покупке техники так, будто я собираюсь приобрести себе “роллс-ройс”. Или вы мне купите...

  Машину или иное средство передвижения вам нельзя. Один из пунктов контракта — до особого распоряжения и без согласия руководства вы не можете покидать территорию ГигаТЭЦ. Зачем вам автомобиль?

  Если ездить никуда нельзя — то незачем. Собственно, я ведь и не говорю, что он мне нужен.

  Ну тогда в чем проблема?

  Ни в чем. А что мне нужно из техники? Телевизор, холодильник, микроволновка. Может быть, магнитофон...

Перечисляя необходимые мне вещи, я понял, что спорить начал напрасно. Действительно, для комфортного существования нужно много всяких мелочей.

  Такой техникой обеспечена любая сдаваемая квартира, —  объяснил полковник. — Мы имели в виду нечто большее. Например, отличный домашний бас­сейн. Как я понял, вам нравятся домашние бассейны.

Я в очередной раз удивился. Плавать я любил. Бассейны в принципе мне нравились. Но домашние бассейны? Полковник явно что-то присочинил. Или экстраполировал свои наблюдения.

 — И тренажеры. Беговые дорожки, велосипеды с виртуальной трассой, космический тир... Это все стоит дорого!

  Конечно, конечно, —  кивнул я, —  Не собираюсь отказываться от преимуществ новой работы. Только вот насчет вознаграждения... Тысяча рублей в месяц — это много? Когда я в последний раз получал зарплату, она была несколько выше.

  Деньги тогда были совсем другие, —  возразил Мизерный. — Сейчас тысяча рублей — приличная сумма. Не каждый может позволить себе отложить такие деньги за год. Я, к примеру, получаю шестьсот пятьдесят рублей в месяц.

  Ну и отлично, —  согласился я. — Поступаю!

  Нет, не отлично. Вы еще не слышали наших требований, —  заметила Надя.

  Да, —  хмыкнул полковник. — Во-первых, вы постоянно находитесь рядом с Надей.

  Может быть, вы нас скуете? — спросил я.

  Нет, все будет в разумных пределах. Она имеет право везде следовать за вами. И вы не вправе ей отказать.

  Ладно, —  согласился я, надеясь, что мы найдем с девушкой общий язык и она не будет проявлять чрезмерное рвение. Хотя некоторые аспекты поведения госпожи Поляковой меня настораживали. Не будет ли она вести себя чересчур странно?

  Во-вторых, в первое время, пока существует необходимость, вы работаете без выходных, круглосуточно.

  Да вы с ума сошли! — не выдержал я. — Мне ведь нужно спать!

  Вы имеете право спать, имеете право отдыхать. Но только оставив наблюдателя взамен себя. И вас могут будить и вызывать в случае любой опасности, любой тревоги. Вы не можете отказать коллегам и обязаны расследовать любое происшествие.

  Что ж, это разумно, —  согласился я.

Не станут же они платить огромные деньги просто так?

  Выезжаете вы сегодня. И с сегодняшнего дня официально приступаете к работе.

  Идет, —  кивнул я. Работать — не в бункере сидеть. Хочется верить, что приятнее, —  Где находится ваша ГигаТЭЦ?

  Не моя. И даже не государственная. А расположена она на реке Печора, рядом с одноименным поселком. Там сейчас отличная погода. Только комары донимают.

  Ну, надеюсь, способы борьбы с ними есть?

  Да. Но каждые три часа необходимо обновлять мазь.

  Когда вылетаем?

  Положим, лететь вам не нужно... Хотя мы подумаем, —  задумался Мизерный. — Через пару часов вас оповестят. Отдыхайте, пока есть такая возможность.

 

* * *

 

Через город мы пронеслись на электромобиле с мигалкой, в крайнем левом ряду. Впрочем, практически никто нам не мешал. Машины двигались строго по своей полосе, зацепившись штангами за нужные провода, и лишь в экстренных случаях опускали штанги. Например, чтобы объехать заглохший автомобиль. Тогда двигатель работал на аккумуляторах. Обогнать кого-то тоже было можно, но игра не стоила свеч. К тому же многие автомобили управлялись устройствами наподобие автопилота, что повышало безопасность движения, но ограничивало возможность маневра.

Дома вдоль дороги стояли огромные. Бетон, сталь, стекло. Башни, устремленные в небо, грандиозные стеклянные кубы. Эстакады на высоте в несколько этажей, транспортные развязки, поднятые над землей метров на пятьдесят.

  До места вас будет сопровождать телохранитель, —  сообщил полковник Мизерный. — Ну и мы с Надеждой, естественно.

Телохранитель — читай: охранник — присоединился к нам в машине. Но тогда я не знал, кто это такой. Почему они так боятся, что я убегу? Вроде бы неплохие условия предложили. От добра добра не ищут... Или на меня могут организовать покушение?

Вокзал, куда мы приехали, напоминал аэропорт. Но сели мы не в самолет, а в обтекаемой формы поезд. Рельсов под ним не было. На земле лежали стальные диски размером с большой таз. Они словно бы указывали дорогу.

  Экспресс на магнитной подушке, —  пояснил полковник. — Развивает скорость до восьмисот кило­метров в час. Гораздо быстрее монорельсового состава. Маршрут Москва — Архангельск. Мы выйдем в Коноше. Там пересядем.

Купе в экспрессе не было. Кресла стояли по два с каждой стороны прохода. Я опасался, что рядом со мной посадят охранника, который придавит меня своими широченными плечами, но полковник и молодой человек уселись сзади, а мы с Надей — на креслах впереди. Что ж, так моим надзирателям даже лучше. Не надо коситься на охраняемого. Его затылок постоянно находится в поле зрения.

  Экспресс отправляется, —  объявил бесполый голос автопроводника. — Пристегните ремни! Следующая станция - Ярославль. Прибываем через сорок пять минут.

Естественно, зачем нужно купе, когда до Архангельска — три часа пути? Или чуть больше — смотря сколько экспресс стоит на станциях. Судя по тому, что первая станция — Ярославль, остановок не так уж много...

  Отключите всю электронную аппаратуру во избежание ее порчи, —  бесстрастно объявил автопровод­ник. — Остановки маршрута: Ярославль, Вологда, Коноша, Плесецк. Архангельск — конечная. Если вы хотите изменить конечный пункт назначения - заре­гистрируйтесь. До старта осталось двадцать две секунды. Двадцать, девятнадцать, восемнадцать...

Пошел обратный отсчет. Нуля не было. Вместо этого автопроводник объявил:

 — Старт!

Раздался свист, поезд приподнялся над землей и, ускоряясь в очень приличном темпе, понесся вперед. Разогнался он до огромной скорости. Несся, как низко летящий самолет. Увидеть что-то за окном не представлялось возможным. Деревья гнулись под резким порывом ветра от нашего состава.

  Вы можете воспользоваться услугами автоматического бара, службы доставки сообщений, принять участие в просмотре фильма, интерактивном шоу или игре по вашему выбору, —  объявил проводник.

  Это как раз то, что нужно, —  заметил я, нажимая кнопку вызова автоматической тележки из бара. — Наконец-то я могу чем-то вас угостить, Наденька!

Перед выездом полковник торжественно вручил мне идентификатор, заменяющий здесь удостоверение личности, на имя Евгения Вороненко, и кредитную карточку. На ней было десять тысяч рублей.

  Могу я предложить что-то вам? — обернулся я к полковнику и безымянному телохранителю, когда тележка с напитками, чипсами, орешками и прочими закусками будущего подкатилась прямо ко мне. — Обмоем мое назначение на службу!

  Разве что минеральной воды, —  скромно улыбнулся полковник.

Скромная улыбка явно была для него неестественной.

Охранник не стал вступать в разговоры. То ли не положено, то ли он не хотел заговаривать с человеком, в которого ему, возможно, придется стрелять.

Тем не менее, хотя два члена нашей компании и игнорировали предложение поучаствовать в импровизированном банкете, до Коноши доехали весело. И времени это заняло совсем немного - два с небольшим часа.

 

* * *

 

Станцию, название которой ничего мне не говорило и прежде даже не было известно, я толком разглядеть не успел. Небольшой стеклянный вокзал магнитного экспресса, крытый переход на самый обычный железнодорожный вокзал. Витиеватая надпись “Копоша”.

На железнодорожной станции мы подождали около часа, сидя в глубоких мягких креслах, и сели в самый настоящий поезд. Стандартные вагоны, обычные купе, большой зеленый электровоз впереди состава. Я словно бы окунулся в такое родное прошлое...

Поезд бежал резво, но не со сверхъестественной скоростью. Вокруг мелькали елки, болотца, небольшие холмы. Деревни и городки встречались редко. Но железная дорога была очень крепкой. Стыки рельсов едва ощущались, и поезд мчался со скоростью больше ста километров в час. Останавливались мы в считанных городках: Вельск, Кулой, Кизема, Котлас, Железнодорожный, Сосногорск, Ираёль, Каджером. И, наконец, Печора.

Чем дальше на север, тем прохладнее становилось. Хвойный лес местами переходил в ярко выраженную тундру. Потом вновь появлялись островки деревьев, сменялись болотами, огромными полянами, поросшими низким кустарником. Комары на огромной скорости пикировали в окно. Те, которых не размазывало по стенкам вагона и по стеклу, сразу же деловито устремлялись к нашим телам. Полковник достал из кейса мазь и предложил всем желающим. Мы с Надей намазали лицо и руки, охранник почему-то воздержался и стойко терпел укусы.

Когда начало темнеть, все, кроме охранника, задремали. Впрочем, короткая северная ночь пролетела быстро. А с рассветом мы уже прибыли на место.

Станция в Печоре ничем не напоминала вокзал в Коноше. Современное трехэтажное здание с огромными информационными экранами, эскалаторами, большой вокзальной площадью, на которой могло уместиться множество автомобилей. Сейчас площадь была почти пуста. А нас ожидал автобус средних раз­меров. Обтекаемые формы, бесшумный двигатель, молчаливый водитель.

  Поехали, —  приказал полковник, как только мы вошли в салон.

Автобус бесшумно сорвался с места и устремился вперед, быстро набирая скорость. Водитель включил на крыше мигалку, разбрасывавшую вокруг ворох синих бликов.

Я уже было думал, что мы будем добираться до ГигаТЭЦ на рейсовом автобусе, как ехали до Печоры обычным пассажирским транспортом. Но, как выяснилось, автобус прислали специально за нами. Да он еще был и непростым — оборудован спецсигналами...

Хорошая асфальтовая дорога вела прочь от города. От электростанции словно бы шло тепло — воздух стал мягче, растительность казалась зеленей и обильней. Комаров стало еще больше. В таком-то хорошем климате им только жить да радоваться.

Подъехали к воротам в бетонной стене. Стена — высотой метра четыре, ворота стальные, решетчатые. Перед ними стояло несколько палаток. Возле них лениво топтались участники некой акции протеста, цель которой я выяснить не успел. Полковник на мой вопрос ответил коротко:

 — Бездельники.

Что ж, может, и так. Скорее всего, пикетчикам кто-то приплачивал. Не будут же они жить здесь от нечего делать? Хотя разные бывают люди...

За воротами и забором обнаружилась песчаная полоса шириной метров триста. Даже если злоумышленник переберется через забор, незаметно преодолеть эту полосу будет не так-то легко. А вдоль леска, за которым скрывалась сама станция, шла отличная асфальтовая дорога — не иначе, для оперативной переброски частей к месту прорыва.

Не так уж плохо. Собственно говоря, зачем я им нужен? Если бы объект только строился... А он уже имеет развитую оборонительную инфраструктуру!

  Нет нужды так внимательно вглядываться в окно, —  заявил полковник. — На центральном охранном посту есть активная карта-схема оборонительного периметра. Созданы отличные тренажеры. Вы изучите все, а потом уже сможете осмотреть заинтересовавшие вас участки на месте. Или через камеры слежения.

  Да, конечно. — Я машинально кивнул.

И все же идея знакомиться с охраняемым объектом посредством видеокамер меня не впечатлила. Я придерживался старых принципов: реально только то, что ты можешь потрогать. А того, что показывают тебе по телевизору, может быть, и на свете нет.

 

* * *

 

Дорога по широкой дуге обогнула сосновый бор и скрывавшуюся за ним ГигаТЭЦ. Мы вновь миновали ворота — не такие фундаментальные, как со стороны Печоры, но тоже достаточно внушительные — и оказались в закрытом поселке.

  Все припасы и товары подвозят сюда через территорию ГигаТЭЦ? — поинтересовался я.

  Нет, конечно, —  ответил Мизерный. — С другой стороны свой вход. Нам ближе было проехать через станцию. Мы имеем на это разрешение.

  Хорошо, —  пробормотал я, решив про себя, что, если я буду охранять этот объект, не вполне проверенные автобусы не станут разъезжать по вверенной мне территории.

Поселок выглядел как небольшой военный городок советских войск в дружественной зарубежной стране во второй половине двадцатого века. Небольшие двухэтажные и одноэтажные дома, аккуратные дорожки, клумбы, молодые деревца...

  Есть хорошая квартира на втором этаже и одноэтажный коттедж, —  объявил полковник. — Что бы вы хотели?

  Коттедж, естественно, —  ответил я.

  Он меньше по площади.

  Пристроим то, что будет нужно.

Мизерный шепнул водителю пару слов, и мы подкатили к небольшому домику. Перед крыльцом росли три маленькие елочки. Никакого забора — почти как в Америке.

  Где же прежний хозяин? — поинтересовался я.

  Дом снимал американский инженер. Его сменил русский специалист. Он пожелал работать вахтовым методом и снимает маленькую квартирку. Дешевле.

 — Охранник тоже все время будет жить со мной? — спросил я.

Может быть, со мной захочет остаться и полков­ник? Но согласятся ли они все по крайней мере занять смежные комнаты, а не дежурить у меня в спальне?

  Здесь вы находитесь в полной безопасности. За ворота станции вам выходить не возбраняется, но не рекомендуется. А на ГигаТЭЦ очень надежные линии обороны. Когда мы расстанемся, я вручу вам браслет, с помощью которого вас в любой момент смогут вызвать, вы сможете позвать на помощь, да и местоположение ваше будет фиксироваться главным компьютером ГигаТЭЦ. Неподалеку от вас будет только Надежда.

  Да, пусть надежда пребудет со мной, — усмех­нулся я. — А лейтенант Полякова — поблизости.

Полковник легким движением руки отпустил охранника и водителя. Втроем мы вошли в дом.

  Определимся, какое оборудование вы бы хотели установить в доме. Затем я представлю вас директору станции — и всего наилучшего, —  заявил Мизерный.

  Звонить мне будете? — спросил я.

  Непременно, —  усмехнулся полковник.

  Не забывайте.

  Ни в коем случае.

Коттедж состоял из четырех комнат. Большая кухня, гостиная и две спальни. На заднем дворе — маленький сарайчик с инструментами. Рядом — еще сарайчик, пустой.

  Здесь будут стоять ваши мотороллеры, —  объяснил полковник.

  Мотороллеры? — удивился я.

  Ну да. Мотоциклы на электрической тяге. С их помощью вы сможете передвигаться по станции и добираться до работы за несколько минут.

Что ж, резонно. Не на автомобиле же ездить по небольшой территории ГигаТЭЦ? Но как они решают проблему передвижения зимой? По льду неподалеку от Северного полярного круга на открытом мотоцикле много не наездишь... Или они у них закрытые?

  Прямо к коттеджу по вашему желанию можно пристроить несколько блоков, —  объяснял тем временем полковник. — С бассейном, тиром, тренажерным залом, кегельбаном, рингом, борцовским залом и теннисным кортом. Что бы вы хотели? Но больше трех блоков во дворе вряд ли поместится...

  Бассейн и тир — однозначно, —  ответил я. — А что бы хотела ты, Надя?

  Может быть, тренажерный зал? — спросила девушка.

  Пусть так и будет.

  Я оформлю заявку, —  кивнул полковник. — Что ж, пусть Надя обживается. А мы съездим к директору.

 

* * *

 

Господин Уильям Добсон оказался сухим, чопорным американцем лет пятидесяти. Примерно таким я представлял “дядюшку Сэма”. Во всяком случае, так его рисовали на старых карикатурах. Директору бы еще небольшую козлиную бородку... Но он был гладко выбрит.

Кабинет директора был просторен, как средних размеров конференц-зал. Под высоким потолком висела огромная хрустальная люстра лампочек на тридцать. Я с интересом рассмотрел этот раритет. Сейчас, когда так модны лампы дневною света, панели, вделанные прямо в потолок и в стены, слегка покачивающаяся люстра с обычными лампами накаливания выглядела оригинально. Наверное, поэтому господин Добсон и повесил ее в кабинете. Или он любил русскую старину.

  Господин Вороненко! — то ли улыбнулся, то ли скривился он. — Как же, наслышан. Большой русский специалист. Чувствуйте себя как дома. Но не забывайте, что в гостях!

Американец скрипуче рассмеялся. По-русски он разговаривал отлично, с едва уловимым акцентом. Усидчивость? Хорошее образование? Выходец из России? Или заметен результат новых передовых технологий изучения языков?

Не забывайте, что в гостях... Намекает, что станция принадлежит ему? Или пошутил?

  В вашем присутствии надеваю на господина Вороненко браслет, —  заявил вдруг полковник, застегивая у меня на руке тонкую пластиковую полоску. — Снять его, не повредив, невозможно, —  сообщил он, видимо, специально для меня. — А ломать браслет не стоит. Во-первых, контрактом вам предписано его носить, во-вторых, с его помощью вы можете осуществлять постоянную связь со всеми охранными системами и с собственным домашним компьютером. Радио слушать, узнавать сигналы точного времени, свое местоположение, обстановку на ГигаТЭЦ. И вас будут вызывать по тревоге с его помощью.

  Конечно, —  кивнул я.

Подергал застегнутый полковником браслет. Не иначе, застежка одноразовая, зарастающая — расстегиваться никак не хочет.

  Как же я буду купаться?

  Да как все люди, —  широко улыбнулся полков­ник. — Браслет водонепроницаемый, противоударный. Купайтесь на здоровье, ходите в баню... Хоть с самолета без парашюта прыгайте. По браслету вас и узнают.

Мрачный юмор полковника я не оценил. А он пришел в отличное настроение и, раскланиваясь, направился к выходу из кабинета.

  Звоните, гражданин Вороненко! Господин Добсон знает, как меня найти. Если понадоблюсь — вызывайте.

И скрылся, оставив нас с директором наедине.

Американец прищурился, глядя на меня внимательно, и спросил:

 — Так какова же ваша концепция обороны станции, господин Вороненко? Ходят слухи, что терро­рист, который попытается ее захватить, будет один. Но его отлично экипируют, и он будет готов на все, потому что является человеком беспринципным, жестоким и решительным!

  Я не буду ее оглашать. Пока, —  заинтриговал я американца. — Мне нужно внимательно изучить станцию. Обойти ее пешком. Исследовать все виды оружия и снаряжения, которые могут быть использованы против нас...

Господин Добсон недоуменно поднял брови.

  А вы что, не знаете, каким снаряжением обычно пользуются террористы? Представители спецслужб вашей страны рекомендовали вас как отличного специалиста, который сможет проникнуть в сам стиль мышления нашего противника!

  Именно поэтому я и хочу на месте выяснить, каким путем они пойдут, —  ответил я, не желая подставлять отечественные спецслужбы, обеспечившие меня интересным и доходным местом работы. — Своя специфика есть на любом объекте.

  Что ж, когда понадобится, вызывайте меня. По менее важным вопросам консультируйтесь с Робертом Смитом, начальником охраны.

  Непременно, —  пообещал я. Выходит, меня взяли все-таки не как начальника, а как ведущего специалиста. И хорошо.

 

* * *

 

По дорожкам вокруг станции мы бродили с завхозом, бодрым старичком Антонычем. Вообще говоря, звали его Виктор Антонович, но попытки так обращаться к нему он сразу пресек.

  Во имя стандартизации и единообразия зови меня как все — Антоныч.

Произнес это старик нараспев, прямо-таки в церковнославянской манере, что невольно наводило на мысль о связях нынешнего завхоза ГигаТЭЦ со служителями культа. Но, хотя в роду Антоныча и были староверы, он сам ярым приверженцем какой бы то ни было религии не являлся.

В принципе, числился Антоныч не завхозом, а помощником заместителя директора Печорской ГигаТЭЦ по хозяйственной части. Но босс его почти все время проводил в разъездах, закупая необходимое оборудование и материалы, ведя переговоры и подписывая контракты. Его можно было найти то в Москве, то в Европе, то в Америке. А на станции верховодил Антоныч, к нему прислушивался даже директор, господин Добсон. И подсобных рабочих Антоныч держал крепко. Себя называл скромно и по-русски: завхоз.

Антоныч был рад лишний раз проинспектировать свое хозяйство, да и похвалиться им перед чужим пока еще человеком тоже был не прочь. Приказом Добсона меня назначили заместителем начальника охраны, приватно объяснив настоящему начальнику, что ко всем моим рекомендациям стоит прислушиваться. Но я был не настолько самонадеян, чтобы сразу начать перекраивать службу охраны по своему вкусу. Сначала надо было осмотреться.

Мы с завхозом брали свои электромопеды — мотороллерами называть эти средства передвижения язык не поворачивался — и ехали в нужный квадрат станции. Там мопеды ставили и исследовали территорию пешком.

Иногда в наших прогулках-обследованиях участвовала Надя, но большую часть дня она все же занималась домом: следила за монтажом бассейна и тренажерного зала, обустраивала кухню, закупала продукты и налаживала компьютер. Может быть, в ее должностные обязанности входило следить за мной только в нерабочее время. Или она была уверена, что от Антоныча я никуда не денусь.

За два дня, что я изучал подведомственную территорию, завхоз успел сообщить мне массу полезной информации.

Я напрасно беспокоился, не трудно ли будет передвигаться на мопедах в условиях полярной ночи и глубокого снега. Поскольку энергодефицита на станции не наблюдалось и не предвиделось, проблема решалась просто и изящно. Все асфальтовые дорожки на станции и в поселке были с электрическим подо­гревом. Отдельные контуры начинали включать даже в конце лета и весной, когда по ночам случались заморозки и дорожки обледеневали. Осенью дорожки грелись постоянно, а зимой сверху ставили легкие пластиковые тенты. Они не сохраняли тепло так, как стены в жилище, но, учитывая постоянный подогрев, температура в галереях не опускалась ниже десяти градусов тепла. Для мотороллеристов такая атмосфера вполне приемлема.

Сейчас, в конце июля, нас не беспокоили ни снегопады, ни заморозки. После жаркой Москвы здесь стояла приятная прохлада. Только донимали комары. Особенно если, выходя из дома, ты забывал намазать руки, лицо, а заодно и остальные части тела, до которых настырным насекомым легко добраться сквозь тонкую ткань рубашки или брюк.

Наши инспекции показали, что оборона станции была организована неплохо. Даже хорошо. Я слабо понимал, зачем представители спецслужб или совет директоров ГигаТЭЦ решили нанять меня. Причем на таких выгодных для меня условиях. Да еще затратив бешеные деньги на мое воскрешение из состояния странной безнадежной болезни, в котором я якобы находился.

На ГигаТЭЦ существовало несколько линий обороны. О четырехметровой бетонной стене я уже рас­сказывал. На стене было закреплено несколько рядов колючей проволоки под напряжением в три тысячи вольт. Перелезть через стену, даже используя спецсредства, представлялось маловероятным. Помимо этого под стеной на всем ее протяжении были установлены датчики колебаний почвы. Если где-то пытались осуществить подкоп, об этом сразу же поступал сигнал на командный пункт.

Впрочем подкоп был трудноосуществимым меро­приятием. Начинать его следовало метров за тридцать до стены — лес перед первой линией обороны был вырублен, по всему периметру установлены камеры и датчики движения. Углубляться минимум на пять метров — иначе ход уперся бы в железобетонный фундамент или металлическую сетку, заглубленную в землю специально для такого случая. И выходить на приличном расстоянии от стены. Потому что с другой стороны ограды также был вырублен лес и установлены датчики движения.

Просеки перед и за стеной простреливались несколькими крупнокалиберными пулеметами. Кроме того, охрана могла запросить огневую поддержку со спутника. Высокоточный и мощный лазерный пучок способен был испепелить нарушителя и днем и ночью. К тому же спутники и в автоматическом режиме контролировали пространство вокруг ГигаТЭЦ.

Перелететь через стену, используя планеры, вертолеты, парапланы и прочую технику, тоже казалось невозможным. Точнее, если бы злоумышленник поднялся метров на пятьдесят вверх, направленные датчики движения его бы не засекли. Но тогда он непременно попал бы в поле зрение радара, установленного на вышке и контролировавшего окрестности в радиусе шестидесяти километров. И в ход опять пошли бы пулеметы или спутниковый лазер.

Помимо радара на крыше ГигаТЭЦ были установлены современный зенитно-ракетный комплекс с радиусом поражения пятьдесят километров и несколько крупнокалиберных зенитных пулеметов, в качестве разгонной силы для пули использовавшие не давление газов сгорающего пороха, а тщательно откалиброванное переменное магнитное поле. Пулеметы накрывали пространство в радиусе двух, а то и трех километров вокруг станции. Еще один пулемет стоял над воротами, другой прикрывал жилой поселок.

Непосредственно ГигаТЭЦ была обнесена “ближним забором”, еще одной стеной высотой в пять мет­ров. Собственно, это был даже не забор, а внутренняя территория станции. Но и там, где служебных помещений не было, стены все равно поставили — для упрощения линии обороны. За “внутреннюю ограду” сначала не хотели пускать даже меня со всеми пропусками. Пришлось вызывать начальника охраны Смита.

Любопытно, что в первое время после нашего знакомства Смит смотрел на меня с подозрением, но, когда понял, что вмешиваться в его работу я не собираюсь, потеплел.

Охранников на ГигаТЭЦ служило в общей сложности человек сто. Дежурили по двадцать человек в смену. Большинство — иностранцы, которые и русского языка не знали. Трое — на одних воротах внешней стены, трое — на других. Пять человек — на радаре и на пулеметах. В их обязанности входило и обслуживание зенитно-ракетного комплекса, и наблюдение за “тревожным пультом”. Двое охраняли единственные ворота в “ближнем заборе”. Еще восемь человек патрулировали, разъезжая на бронированных джипах с внешней и внутренней стороны стены, проверяли всю территорию и внутренние помещения станции.

Сила невеликая, но экипированы охранники были отлично. Им нужно было только поднять тревогу. По сигналу еще двадцать человек оперативного резерва ударной группой прибывали на место происшествия. Резервом являлись те же самые охранники из других смен, дежурившие в “пассивном” режиме. Они могли делать все, что заблагорассудится, но не имели права покидать территорию станции и обязаны были не позднее чем через десять минут после получения сигнала прибыть на точку сбора. Учебные тревоги проводили регулярно, штрафы и премии назначались по их результатам.

А через двадцать — тридцать минут после возникновения нештатной ситуации к станции должны были подтянуться военно-полицейские силы из Печоры. Поэтому угроза вторжения на станцию, а тем более ее захвата представлялась более чем иллюзорной.

На полицейском участке в Печоре внимательно отслеживали передвижения всех военных и гражданских лиц. Благодаря наличию у каждого гражданина поискового чипа это было не слишком трудно, а закон разрешал сканировать чипы в особых зонах, к разряду которых относилась и Печорская ГигаТЭЦ.

Помимо боевых спутников, державших под контролем территорию в радиусе пятидесяти километров вокруг станции, два американских спутника-разведчика, сменяя друг друга, отслеживали обстановку на ближних подходах к Печоре — километрах в трехстах вокруг. Даже если бы станцию решило захватить и национализировать правительство, это оказалось бы не так просто.

Как рассказывали шепотом, на базах в Норвегии всегда были снаряжены несколько самолетов-штурмовиков и воздушный транспорт с десантниками. А в Америке дежурил наготове батальон бойцов спецназа. Батальону нужно было только погрузиться в специальные баллистические капсулы, которые были бы заброшены на Печору через полюс с точностью до ста метров. Некоторые, впрочем, говорили, что десантники и живут в этих капсулах. Все может быть. Но десантники все же прибывали к шапочному разбору — подлетное время составляло около двадцати пяти минут.

Зачем в придачу ко всей этой силе они наняли меня — человека, который даже не умел толком пользоваться электронным биноклем? Директор Добсон не слишком распространялся на эту тему. Широко, по-американски улыбнувшись, он заявил:

 — Вас рекомендовали нам представители Правительства России, за вас поручились некоторые члены ди­ректоров консорциума, владеющего ГигаТЭЦ. Осмотрите местность, походите вокруг станции. Подумайте, как вы сами штурмовали бы ее. И сформулируйте свои предложения в максимально короткие сроки.

Я бродил по станции и вокруг нее два дня, но откровенно слабых мест не нашел. Охрану же ГигаТЭЦ за это время изучил совсем неплохо и полагал, что меня вполне можно было поставить вахтером на воротах.

 

* * *

 

После двух дней непрерывной учебы, инспектирования станции и тренировок я едва держался на ногах. Завхоз Антоныч и начальник охраны ГигаТЭЦ дали мне наконец роздых. Не обошлось здесь без директора Добсона. Скорее всего, он и настоял на том, чтобы меня на несколько часов предоставили самому себе.

Не умел я еще многого. Например, пользоваться зенитно-ракетным комплексом. Или определять расстояние до объекта по радару без помощи компьютера. Из магнитного крупнокалиберного пулемета стрелял уже сносно.

Мы с Надей сидели на кухне. Ярко горела галогенная лампа, имитировавшая свет обычной лампы накаливания — последний писк моды. Стеклянный колпак люстры был зеленым. На чистой кухне было уютно. Почти как дома.

  Я пожарила картошки. И сделала отбивные, —  сказала Надя, которая сидела, подперев подбородок руками. — В холодильнике — банка с огурцами и банка с помидорами. И свежие огурцы — их здесь выращивают в теплице даже зимой.

Девушка ходила дома в брючках и блузке. Поверх одежды — белый с зеленым фартук.

  Умница, —  кивнул я.

В последние два дня я перебивался бутербродами и комплексными столовскими обедами. Обеды были хороши всем, если не брать во внимание, что мясо в них постоянно заменяли соей. Несмотря на примерное энергетическое соответствие продуктов, гастрономически они не совпадали. Подмена ощущалась даже на голодный желудок.

  Ждала ужинать тебя, —  сообщила Надя улыбаясь.

Я подошел к электроплите, посмотрел на содержимое сковородки через стеклянную крышку. Поджаристая картошка выглядела аппетитно. Отбивные стояли в микроволновке. Похоже, они были из мяса, а не из сои. Но тоже, наверное, продукт быстрого приготовления. Как и картошка, которая, почищенная и порезанная, продавалась в магазинах. Считалась деликатесом и называлась “картофель для жарки”. Стандартный продукт представляла собой замороженная жареная картошка, которую нужно было только разогреть в микроволновке.

  А выпить у нас что-нибудь есть? — спросил я. Надя виновато улыбнулась и пожала плечами.

  Ты любишь выпить?

Странный вопрос! Можно подумать, кругом — одни трезвенники. Да и вообще, в поезде, насколько я помню, Надя не отказывалась от спиртного. Получила выговор от начальства? Или теперь я постоянно считаюсь на работе и мне нельзя расслабляться ни на минуту?

В принципе я прекрасно могу обойтись без алкоголя. Не такой любитель. Но когда что-то запрещают, хочется гораздо сильнее.

  Вино к такому столу вряд ли подойдет, —  заметил я. — Давай закажем водки. Какие сорта сейчас считаются хорошими? Ты, кажется, говорила, что компьютер может предоставить список цен, а заказ доставят через десять минут?

  Да, —  кивнула Надя. — А в водке я совсем не разбираюсь.

Она активировала маленький кухонный монитор. Несколько раз нажала кнопки на пульте дистанционного управления, и на экране появился настоящий прайс-лист. Да не простой. При попытке посмотреть весь список напитки начали представлять по очереди. В левом нижнем углу помещалась крутящаяся голограмма бутылки, в правом верхнем — состав, в правом нижнем — цена. В правом верхнем стоял рейтинг напитка — сколько раз его заказывали в текущем году работники ГигаТЭЦ.

Самой большой популярностью пользовалась водка “Взбрык” по три рубля за бутылку. Высокий рейтинг объяснялся просто — эта водка стоила дешевле всего. Места со второго по пятое держало пиво. На шестом стояло красное вино, а седьмое место занимала водка “Северная звезда”. Бутылка вместимостью 0,7 литра стоила одиннадцать рублей. Бутылка “Взбрыка” была полулитровой.

Решительно забраковав различные сорта виски и джина, потреблявшихся охранниками-американцами, ненадолго остановив свое внимание на кубинском роме, я попросил уточнить классификацию, перейдя с разряда “Крепкие напитки” на подразряд “Водка”.

По каким-то не вполне ясным признакам я отказался от “Беловежского зубра”, “Пшеничной”, “Столичной”, “Белого орла” и “Черной лошади” и решил попробовать “Северную звезду”. Пошел на поводу у общественного мнения.

“Взбрык” наверняка не был лучшим напитком — слишком уж дешевый. А к мнению большинства стоит прислушиваться. Если уж инженерно-технический пер­сонал ГигаТЭЦ считал, что дорогая “Северная звезда” заслуживает внимания, стоит ее попробовать. К водке имело смысл заказать пакет томатного сока, что я и сделал. И еще — три пакета яблочного, на завтра.

Заказ принесли через три минуты. Служба доставки работала оперативно. Я хотел сунуть разносчику монетку “на чай”, но вспомнил, что монеток сейчас нет. Надя не понимала, что такое “на чай”, и уточнила, не хочу ли я пригласить паренька к обеду. Я не хотел. Симпатичный соглядатай у меня уже был — не хватало за столом только незнакомых разносчиков! Поэтому парень отравился обратно ни с чем. Да он, похоже, ни на что и не надеялся.

Получив напитки, мы наконец сели за стол, который Надя накрыла белоснежной скатертью из неизвестного материала. Фактурой он был похож на ткань, но у меня почему-то зародилось подозрение, что это тисненая бумага. На деле оказалось ни то и ни другое. Скатерть была из объемной, имитирующей ткань полиэтиленовой пленки, одноразовая.

Надя достала стеклянные стаканы и фаянсовые тарелки, разложила еду. Я разлил водку. Выпили, закусили, выпили еще. Водка и правда оказалась хорошей. Опьянел я быстро, но приятно, без побочных эффектов. Надя тоже заметно повеселела. После двух стопок она не всегда попадала вилкой в тарелку и смеялась невпопад. Заливание водки томатным соком показалось девушке крайне забавным. Похоже, культура потребления сорокаградусной у нее полностью отсутствовала. Так же как и опыт.

Первая усталость была снята, и я почти протрезвел. Нехорошо, конечно, спаивать девушку. Но если уж так получилось, глупо было не воспользоваться мо­ментом.

  А тебе нравится твоя работа, Наденька? — спросил я, глядя девушке прямо в глаза.

  Конечно, —  кивнула девушка. — Интересно, широкие перспективы, хорошая зарплата. Найти работу по душе сейчас не очень-то легко.

  Я так и не понял — ты в военном ведомстве? Надя расплылась в улыбке.

  Что ты! В армии служат только те, кто считает, будто они родились для того, чтобы быть мужчинами... Стать мужчинами...

Девушка запуталась, подумала и заявила:

 — Одним словом, мужеподобные особы. Мы с тобой работаем на министерство безопасности. Правда, отделы разные. Ты зачислен в подразделение охраны... А я...

Тут Надя махнула рукой и замолчала. Видно, секретную информацию она не могла выдать даже подшофе. А я не собирался выведывать у нее это. Не настолько нужно, чтобы поступать против совести.

 — Зачем сюда пригласили меня? — спросил я.

  Ты — прекрасный специалист. Решительный человек. И вообще — отличный парень. — Надя широко улыбнулась, показав острые зубки. Которые тут же впились в хорошо прожаренную отбивную.

Сказки про белого бычка я уже слышал. Она на самом деле не знает или не хочет говорить? Какой из меня специалист, когда любой охранник лучше меня владеет техникой и прошел нужную тактическую подготовку, более тренирован физически и информирован о ГигаТЭЦ гораздо лучше моего?

Все это я более или менее ясно попытался изложить Наде. В конце концов, язык у меня тоже немного заплетался, и, возможно, я объяснял не очень доходчиво и долго. Но девушка меня поняла.

  Есть мнение, что человек, который намерен захватить ГигаТЭЦ, будет обладать менталитетом, очень сходным с твоим.

Перед словом “менталитет” Надя помедлила, но в конце концов произнесла его четко и без запинки. Чувствовалась хорошая подготовка в области общественных наук. Совсем не лишняя для сотрудника спецслужб.

  Вот оно что, —  протянул я.

Выходит, я здесь вроде обезьяны. Рефлексы которой изучают взрослые и умные дяди. Одна обезьяна собирается залезть в курятник. А я — зверек ручной. Со мной обращаются вежливо и корректно. Но конечная цель — предугадать поведение зверька дикого. Или все-таки мотивы спецслужб более глубоки?

  Ну, а твоя роль? Неужели полковник боится, что я сбегу?

  Запросто, —  кивнула Надя. — Твои показатели очень высоки. И полковник тебя очень уважает.

  Почему ты тогда не ходишь со мной по станции?

  Я за тобой приглядываю, — призналась Надя. — Через компьютер. Браслет ведь снабжен чипом поиска.

  Выпьем за уважение, —  предложил я, фиксируя любопытную информацию.

Собственно, Мизерный предупреждал меня о возможностях браслета. Но я воспринимал его скорее как телефон.

Мы опрокинули еще по стопке, и Надя заснула прямо за столом. Думаете, легко сторожить человека, который без устали носится по станции? И недосыпать по ночам, проверяя, не ушел ли он? Прямо скажем, могли отрядить девчонке в помощь еще кого-то...

Я аккуратно поднял Надю, отнес ее на кровать и вернулся к столу. Включил телевизор. В новостях шли бурные дебаты о том, где нужно строить ТераТЭЦ. Что это за ТераТЭЦ, я с лету не понял, но чуть позже догадался, что это электростанция, которая будет похлеще ГигаТЭЦ.

Пить я больше не стал. С утра — на работу. К тому же, вдруг вызов по тревоге поступит сейчас? Я пошел в свою спальню и отключился. Снились мне огромные платформы, плавающие в космосе. К Земле от них тянулись провода. Я плавал в скафандре вокруг одной из платформ, а несколько космонавтов, лиц которых не было видно за темными стеклами шлемов, упорно тащили меня вниз, призывая экстренно приземляться. Я твердил им, что в скафандре приземляться нельзя, мы сгорим в плотных слоях атмосферы, и отбивался. Космонавты так упорствовали, что у меня закралось подозрение — неспроста. Они хотели избавиться от меня под благовидным предлогом.

А потом они сразу словно бы куда-то исчезли. И я увидел, что от платформы в дальние дали поднимается широкая деревянная лестница. Не садовая, с перекладинами, а основательная, как в старинном замке. Теплое, полированное дерево красиво освещали солнечные лучи. Казалось, по этой лестнице можно дойти до самого Солнца. Это было приятно и радостно.

 

* * *

 

Проснулся я, когда солнце уже высоко стояло над горизонтом. Электронный будильник глухо пробил десять раз. Я опустил ноги на пол и чуть не наступил на Надю, посапывавшую рядом с кроватью на коврике. Девушка была прикрыта пледом.

Ничего себе! Мы все-таки провели ночь вместе? А сейчас она упала с кровати? Ничего не помню...

  Что ты здесь делаешь? — громко спросил я. Девушка открыла глаза.

  Ты был очень пьян. Я боялась, что тебе станет плохо. Или ты захлебнешься во сне. Караулила, —  заявила Надя.

Если бы не болела голова, я бы расхохотался.

  Был пьян? А ты?

  Как только я поняла, что потеряла над собой контроль, приняла таблетку. Не понимаю, почему ты этого не сделал? И почему не разбудил меня, когда я так не вовремя заснула? Я пыталась тебя разбудить, но ты только мычал и отбивался...

Да уж... Если бы я знал о существовании таких замечательных таблеток! Вот почему здесь, на режимном объекте, разрешают продавать и даже пить водку!

Браслет у меня на руке вдруг ожил.

  Господин Вороненко! Прошу вас прибыть для тактической тренировки в космосалон. Он расположен в жилом поселке станции.

Голос с акцентом принадлежал начальнику охраны Смиту.

  Хочешь, пойдем со мной, —  предложил я. — Наверное, будет интересно. Мне обещали показать современную технику, которую используют террористы. И смоделировать компьютерную игру, где я, пользуясь этой техникой, буду штурмовать станцию.

  Такая установка называется виртуальный тренажер, —  заметила Надя. — Мне он не в новинку. Конечно, я пойду с тобой. И буду твоим инструктором. Это входит в мои обязанности.

Пока я приходил в себя после таблетки, которую дала мне Надя, она быстро переоделась в брючный костюм, который я прежде не видел, подкрасила глаза и надела туфли на низком каблуке. Таблетка не только прояснила голову, но и словно бы прочистила все каналы восприятия. Я стал лучше видеть, лучше слышась. Уловил едва различимый горький аромат дорогих духов, шедший от волос девушки. Действие чудо - лекарства было приятным, но слегка пугающим. Впрочем, избавление от похмельного синдрома того стоило.

Надя ждала меня в коридоре у черного хода, переминаясь с ноги на ногу. Наверное, я слишком долго, не по-военному собирался.

Мы вдвоем сели на мой мотороллер и поехали к космосалону. Надя объявила, что знает, где он.

Оказалось, что транспорт мы брали зря. До космосалона было минут пять пешком. Жилой поселок ГигаТЭЦ вообще был маленьким, все рядом. Но, возможно, из космосалона придется сразу ехать на станцию? Тогда возвращаться за мотороллером действительно неразумно.

Здание космосалона напоминало старый киноте­атр. Широкий фасад без окон, мигающая вывеска, огромный зал с высоким потолком внутри. Нас уже ожидали — три техника, молодые парни лет по двадцать — двадцать пять. Один из них, высокий, русоволосый, с глазами немного навыкат, объяснил:

 — Нам поручили настроить здешние системы как тренировочный зал. Мы делаем это время от времени — для тренировки охранников. Что-то произошло?

  Лишние вопросы, гражданин, —  тут же осадила парня Надежда. — Все готово?

— Да.

  Тогда мы пойдем. До вечера можете быть свободны.

Парни молча вышли из помещения.

  Ты умеешь пользоваться всеми тренажерами? — поинтересовался я. — Может быть, мы рано их выгнали?

  Они сказали, что все настроили. Пусть только выяснится, что это не так. А космосалон... Ты что, в детстве в них никогда не ходил? Все одинаково - похоже, моя спутница совсем забыла или не знала, что в моем детстве из развлечений больше всего был доступен кинотеатр. В лучшем случае я мог пойти в стереокино. Даже обычных компьютерных салонов с “персоналками” еще не было.

 

* * *

 

Мы облачились в специальные костюмы, представлявшие собой громоздкие конструкции с множеством рычагов и шарниров, прикрепленных снаружи. Внутри костюмы оказались очень мягкими, почти неощутимыми. Будто бы ты стоишь на улице, и даже ветерок тебя обдувает. Костюмы были закреплены в решетчатых металлических сферах.

Надя помогла одеться мне, влезла в костюм сама. Повозилась немного, тихо щелкая сенсорными кнопками.

  Готов?

  Наверное.

  Включаю тренажер, —  объявила девушка.

И вдруг вместо космосалона мы оказались на площадке перед воротами “ближнего забора” электростанции. Людей вокруг не наблюдалось — только мы с Надей. Девушка, как ни странно, была не в том полуформенном брючном костюме, в котором приехала в космосалон, а в кожаной мини-юбке, шелковом топике и легких кроссовках. Прическа стала еще более пышной, волосы блестели на солнце. Впрочем, что же здесь удивительного? Я видел не саму Надю, а ее компьютерную модель. Естественно, совсем немного изменив настройки программы, можно было не только сменить одежду, но и превратиться в кого-то другого. В известную актрису. Или актера. Или даже прямоходящую ящерицу...

Я отметил, что ноги Нади стали немного стройнее и соблазнительнее, а ресницы на огромных глазах стали раза в два длиннее и пушистее. Да и сами глаза сверкали зеленью. Что и говорить, выглядела девушка отлично! Вот зачем она так долго возилась, прежде чем включить тренажер, —  наводила виртуальную красоту...

  Пойдем, побродим, —  мягким голосом с завораживающими интонациями предложила Надя. — Тебе нужно привыкнуть к обстановке. И заодно найдем где-нибудь оружие.

Мы вошли в ворота, миновали пост, на котором никто не дежурил, и вдоль высоких стен ГигаТЭЦ направились к входу в здание станции. Насколько я мог судить, все переходы были выполнены в точности как на настоящей станции. Да что там — порой я забывал, что мы путешествуем в смоделированном пространстве. Если я, скажем, спотыкался, наступал на камень, это тотчас же ощущалось. Когда я зацепил рукавом дверь, руку ощутимо дернуло. Надя легко ступала впереди. Я спешил за ней.

На центральном командном пункте охраны нас, как ни странно, ожидал человек. Среди команды охранников я такого не помнил.

  Здравствуйте, —  вежливо сказал он. — Я — ваш киберинструктор. Вы хотите действовать самостоятельно или воспользуетесь моими услугами?

  Будь поблизости, но на глаза не попадайся, —  приказала Надежда. — Диверсанты скоро полезут?

  Как только вы включите режим опасности, —  сообщил электронный человек.

  Включаю, —  сообщила Надя. И тут же тревожно запищал радар.

  Действуй, Евгений! — в тридцать два сверкающих зуба улыбнулась девушка. — Настал твой час!

Я бросился к монитору радара. Низко, на высоте не более десяти метров летящая цель. Радар засек ее в пятистах метрах от станции. Размеры — не более двух метров по максимуму. Интенсивно излучает в тепловом диапазоне.

Пожалуй, сейчас мог пригодиться пулемет. Десять секунд — и я сжимал холодные рукоятки тяжелого орудия. Перед глазами — электронный прицел. С его помощью я нашел быстро движущуюся к станции точку и приказал увеличить изображение.

Человек летел над землей с помощью ранца, из которого вытекала едва видимая струя голубого пламени. Был он в скафандре, матово-черном шлеме и с грозного вида оружием в руках.

  Эффективная близость для поражения достигнута, —  объявил микрокомпьютер станкового пулемета. Но не успел я нажать на спусковой крючок, как изображение в прицеле померкло.

  Противник использовал магнитный импульс, чтобы вывести из строя оптическую систему прицела, —  бесстрастно объявил центральный компьютер, связанный с радаром. — Цель разделилась.

Я поспешно откинул в сторону громоздкий электронный прицел — конструкция пулемета это допускала. На настоящей станции я сначала тренировался стрелять без электроники.

Точка вдали была плохо видна. К тому же в глаза било солнце — террорист удачно выбрал направление атаки. Ему солнце светило в спину, нам — в лицо.

  С запада движется еще одна цель, —  сообщил компьютер. — Расстояние до цели — три тысячи метров, скорость цели — двести пятьдесят километров в час.

  Активировать зенитный комплекс. Сбить цель ракетой, —  приказал я, нажимая на спусковой крючок.

Пулемет едва заметно дрогнул, поливая первого террориста градом смертоносных стальных шариков. Тот быстро нырнул в лес.

  Ракета пущена, —  сообщил компьютер. — И уничтожена. Террорист сбил ее из лазерного оружия. Он движется к станции. Миновал внешнюю ограду...

Я рывком развернул пулемет, не прекращая стрелять. Некогда было целиться — я нашаривал цель, поливая все вокруг огнем.

Террорист, фигура которого на миг совпала с перекрестьем прицела, потерял какие-то конечности и взорвался огромным огненным шаром. Над станцией начал расти гигантский багровый гриб мощного взрыва. Может быть, обычного, а может, и ядерного. Впрочем, вряд ли я смог бы увидеть ядерный взрыв на таком расстоянии. Смело бы взрывной волной.

  Первый теватрон поврежден, —  объявил компь­ютер. — Реакция гелиевого синтеза приостановлена, но часть радиоактивных материалов просочилась из котла. Вы получили радиационные поражения, не совместимые с жизнью. Большая часть работников станции погибла. Поражение радиацией различной степени тяжести есть также у большинства жителей поселка. Но у вас остался час времени. И живой тер­рорист в лесополосе.

  Где оружие? — обратился я к Наде.

  Зачем? — спросила девушка. — Ты же все равно провалил задание. Люди погибли, один из теватронов остановлен. Нет смысла продолжать... Начнем сначала!

  А если такая ситуация сложилась в действительности? Мы должны позволить взорвать оставшиеся теватроны? Спровоцировать не обычное заражение, а настоящий атомный взрыв?

  Автоматы в шкафу. — Надя кивнула на едва различимую на фоне стены белую дверь. — Что ж, пойдем поохотимся. Стрелять люблю еще с училища!

 

* * *

 

Автоматы оказались большими и довольно тяжелыми. Радовало то, что к ним не нужно было таскать дополнительный боекомплект. Сто пятьдесят пулевых выстрелов, десять импульсных, два выстрела мини-гранатами. Не так уж много, если стрелять не переставая, но вполне достаточно для короткого боя.

Само собой, мы находились в виртуальном пространстве и наши автоматы были не более чем компьютерной имитацией таковых. Но они в точности соответствовали своим реальным прототипам. Вплоть до мелких неполадок, погрешности попадания при стрельбе и возможного отказа основных систем.

Бежать было тяжело. Точно так же, как в реальном мире. Идешь медленно — легче. Ускорился — напрягись. Иногда я вспоминал, что нахожусь внутри квазискафандра, имитирующего сопротивление, давление, отдачу оружия и тому подобное — одним словом, воплощающего в жизнь принципы третьего закона Ньютона1 {Сила действия равна силе противодействия} для компьютерных моделей. Но гораздо чаще я об этом забывал. Слишком хорошим было качество изображения, слишком достоверными все ощущения.

Быстрым шагом мы преодолели путь до выхода из обслуживающего модуля ГигаТЭЦ. Помогла эскалаторная дорожка, которая работала и в компьютерной имитации станции. Выбежали из здания. Впереди шумел под легким северным ветром лес. Точнее, лесополоса, в которой упал или приземлился террорист.

  Нужно применить систему спутникового поиска, —  сказала Надя. — У него чип незарегистрированного посетителя станции. Спутник даст нам вектор движения и выведет к террористу с точностью до двух метров.

  Включай, —  предложил я.

Надежда подняла к глазам свой браслет и что-то прошептала. Я заметил, что у меня на руке тоже закреплен подобный браслет. Был он раньше или не был? Скорректировала ли девушка программу, сделал ли это сам компьютер, или я просто не замечал браслета до сих пор? Все как во сне. Может быть, и вся моя нынешняя жизнь — не больше чем сон или компьютерная игра?

  Незарегистрированных чипов не обнаружено, —  заявила Надя через несколько секунд. — Или они украли чип у нас, или, что вероятнее, перепрограммировали свой. Хакеры работают неплохо.

  Давай запрос, кто прячется в лесу с зарегистрированными чипами, —  предложил я.

  Верно, —  кивнула Надя и снова принялась нашептывать что-то браслету.

Я твердо решил в ближайшее время научиться пользоваться спутниковыми системами поиска.

 — Есть три цели, —  доложила девушка. — Одна — на север, пятнадцать градусов к востоку, триста мет­ров. Другая — к югу, восемь градусов к востоку, три километра. Третья — на запад, три градуса к северу, пятьсот метров.

  Ты на пальцах покажи, —  вздохнул я. — У меня ведь и компаса нет.

Надя взяла мою руку с браслетом, быстро ввела в мини-компьютер команды, и на экране загорелось три стрелки — синего, зеленого и красного цвета.

  Направления на цели, —  пояснила девушка. — Зеленая стрелка — цель с другой стороны станции. Маловероятно, что это террорист. Хотя и он мог оказаться там — если перемещался по лесу с большой скоростью.

Мы помчались в ту сторону, куда указывала красная стрелка. Триста метров — не такое расстояние, чтобы долго раздумывать, куда бежать сначала. Пойти и проверить — вот и вся задача.

Подлеска в лесополосе почти не было. Если бы еще все сосны выросли высоко над землей, бежать не составило бы никакого труда. Но некоторые сосенки и елочки напоминали карликовые. Или просто были еще молоды. Их приходилось огибать, перепрыгивать, а иногда и продираться через заросли — там, где обходить было долго.

В искомой точке под большим деревом оказался какой-то подозрительный старик. В руках он держал топор, вел себя довольно вяло. Словно бы присматривался к сосне — валить ее или подождать.

  Садовник? — поинтересовался я у Нади.

  Лесник, —  ответила девушка. И выпустила в спину старику короткую очередь из автомата. Тот рухнул на землю.

  Ты что? — закричал я. — Неужели думаешь, что он террорист?

 — Вряд ли, —  равнодушно ответила моя спутница, переводя рычаг автомата в положение стрельбы импульсными пучками. — Но все может быть. Задание мы все равно провалили. Почему бы и не развлечься? Зря, что ли, бежали сюда?

Петляя среди елок, я почти забыл, что мы находимся в компьютерном мире. Однако же стрелять в людей, которые выглядят почти как живые, —  сомнительное развлечение!

Мы повернулись и побежали туда, куда указывала синяя стрелка. Цель медленно смещалась в сторону станции. Скорее всего, террорист. Ползет, чтобы взорвать то, что осталось от ГигаТЭЦ.

Добраться до точки, отмеченной на экране браслетов, нам было не суждено. Обогнув группу густых елок, мы лоб в лоб столкнулись с огромным детиной в бронежилете. В руках он держал солидную трубу. По виду — армейский огнемет.

Я слегка растерялся, увидев его, а он опешил, увидев нас.

  Террорист, —  заметила Надя, ничего, однако, не предпринимая. — У него, оказывается, поискового чипа нет!

Тогда я нажал на спусковой крючок автомата. Тяжелые шарики малого диаметра тучей устремились в грудь диверсанта. Но его бронежилет почти полностью отразил или поглотил пули. А сам громила привел в действие огнемет и едва не спалил нас жарким облаком огня, прошедшим в нескольких сантиметрах от моей левой щеки.

Переключив автомат в режим стрельбы импульсами, я несколько раз ударил в шлем террориста. С третьего выстрела шлем треснул, с четвертого — разлетелся на куски. Враг был повержен.

 — Сравнительно неплохо, —  заявила Надя, капризно морщась. — Но тебе сильно повезло. Он даже не попал в тебя из огнемета...

  Что же, меня здесь могут убить? — поинтересовался я.

  Ну, не совсем взаправду, —  протянула девушка.

  А как?

  Да вот так, — заявила девушка, направляя на меня ствол автомата и нажимая на спусковой крючок.

Я ощутил болезненные толчки в грудь, перед глазами у меня померкло. И спустя несколько секунд я пришел в себя в имитационной ячейке космосалона.

  Предательница, —  с укором сказал я Наде, которая уже высвобождалась из скафандра.

  Никогда не расслабляйся, —  посоветовала она. — Впереди много тренировок. А сейчас, думаю, нам нужно немного отдохнуть.

 

* * *

 

Отдыхали мы по - королевски — в оранжерее рядом с огромным бассейном, в мягких шезлонгах. Под рукой — тележка мини-бара, услужливый робот-официант, в любую секунду готовый катиться в ресторан за свежей, холодной или горячей, закуской. Вокруг — пальмы, лианы и причудливые тропические растения. Температура воздуха — около тридцати градусов. Вода в бассейне тоже теплая.

Сейчас, летом, это место не пользовалось большой популярностью. К тому же сегодняшний день был зарезервирован для начальника станции и высшего руководства ГигаТЭЦ. Но летом никто не спешил в зимний сад. А зимой, когда за тройными стеклами двадцать, тридцать, а то и сорок градусов мороза, люди чувствовали себя здесь как в раю.

По другую сторону оранжереи располагался “лягушатник” для детей. Там воды было чуть больше чем по колено. Как ни странно, Надя предпочитала именно неглубокий бассейн. Скорее всего, не умела плавать. Я не стал уточнять.

  Станция, пожалуй, тратит уйму энергии на собственные нужды, —  заметил я.

  Немало, —  отозвалась девушка. Она сидела в шезлонге с закрытыми глазами. Волосы у нее были мокрые, будто она ныряла. Хотя нырнуть в “лягушатнике” не так-то просто, даже умеючи. — Отопление, подогрев дорожек, зарядка аккумуляторов транспорта... Но по сравнению с выработкой — ерунда.

  Освещение ночью, —  добавил я. — Здесь же полярные ночи?

  Ночью этот район освещается орбитальным зеркалом, —  объяснила Надя. — Оно дает гораздо больше света, чем Луна в полнолуние. И даже подогревает воздух. Ведь в окрестностях ГигаТЭЦ еще и посыпают снег порошком, приготовленным из почвы летом. Экологически полностью безопасно, но действенно. “Зеленые”, правда, воют, что температура на планете глобально повышается. Но американо-европейско-российское лобби в мировом сообществе достаточно сильно. Все северные народы, как ни странно, тоже хотят жить в тепле. А южане... Индусы потерпят — им к жаре не привыкать, да и дожди идут регулярно. Китайцам, похоже, потепление тоже выгодно — активнее осваиваются северные области, Внутренняя Монголия. Ну а мнение Африки мало кого интересует. К тому же пустынь не становится больше — моря расширяются, вода испаряется сильнее, дожди идут чаще.

Такого обширного политико-экологического экскурса я от Нади не ожидал. Девушка неожиданно оказалась более эрудированной, чем я предполагал, беседуя с ней прежде. Или она специализировалась в области геополитики?

  Где же орбитальное зеркало сейчас?

  Греет Антарктиду. Глупо подсвечивать землю в разгар лета. Здесь и так жарко. Но скоро его вернут. И осень задержится на пару недель... И зима наступит не так быстро.

Орбитальные зеркала придумали, конечно, давно. Но выводить их на орбиту, да еще и гонять с места на место — удовольствие дорогое. Тем более что, как я понял, воздушный транспорт практически не работал именно из-за дороговизны топлива. Вертолеты существовали, но поднимались в воздух крайне редко. А самолеты, похоже, едва ли не полностью были вытеснены железными дорогами и теми видами транспорта, что пришли им на смену: монорельсом, экспрессом на магнитной подушке. Впрочем, ракетное топливо — не бензин. Но ведь и его, наверное, можно использовать более рационально...

На мой вопрос о затратах на запуски Надежда неожиданно рассмеялась.

  Ты что, на самом деле не знаешь, как сейчас посылают в космос спутники?

  Откуда бы мне знать?

  И не догадываешься?

Я не стал даже пожимать плечами. Просто подождал, пока девушка насладится моей неосведомленностью и приступит к рассказу.

  Спутники выводят с разгонных пилонов в Южной Америке. Та же самая конструкция, что и в баллистическом транспорте. Только разгон гораздо сильнее, а пилоны больше. Я видела картинки в Интернете; самой бывать в космосе и на космодромах не доводилось. Разгонные пилоны громадные. Они поднимаются вверх на две тысячи метров. А по земле идеальный монорельсовый путь тянется на пятьдесят километров. Сначала аппарат разгоняется с помощью электромагнитного поля по поверхности Земли, потом взлетает по очень маленькому уклону пилона — при большем закруглении нагрузки не выдержат ни стойки, ни сам аппарат — и устремляется в небо. Правда, потом все равно приходится включать двигатели. Но топлива тратится гораздо меньше. Основной разгон происходит за счет электроэнергии. И, естественно, космодром расположен на экваторе — чтобы использовать вращение Земли.

Девушка рассказывала интересно и гладко. Но и я был не лыком шит. Решив, что бумаги здесь не найдется, я потребовал у робота-официанта салфетку. Тому не пришлось ехать за ней в бар, запас салфеток имелся в маленьком потайном ящичке.

Воспользовавшись мягкой бумагой салфетки и вечным пером для подписания счетов, которое было закреплено на корпусе робота, я произвел некоторые расчеты.

Любой рельсовый путь не слишком хорош для разгонного механизма по одной простой причине: чем выше ускорение, тем выше скорость. Чем больше скорость, тем скорее объект покидает разгонную трассу. Стало быть, времени на разгон у него остается все меньше и меньше.

Вспомнив, что пройденный путь пропорционален произведению ускорения на квадрат времени, а именно: S =, а скорость есть не что иное, как произведение ускорения на время: V=at, путем несложных преобразований я получил формулу: . Открытия Америки здесь не было, формула знакомая, но нельзя ведь помнить их все? Только базовые формулы, а нужные легко вывести из них.

Подставив в формулу длину разгонного пути на наземной дороге и пилоне, пятьдесят километров, или пятьдесят тысяч метров, я предположил, что ускорение на трассе, как и в тех первых ракетах, что поднимали на орбиту космонавтов, около десяти g {g — ускорение свободного падения, у поверхности Земли равно 9,8 м/с2}, или сто метров в секунду в квадрате. Разгонять корабль с меньшим ускорением — неэффективно. С большим — трудно и небезопасно для людей и грузов.

После вычислений стало ясно, что с ускорением в 10 g на трассе в пятьдесят километров космический корабль или спутник мог разогнаться до скорости, немного больше трех километров в секунду. Недостаточно для выхода на орбиту, но половина первой космической скорости уже есть. Дальше остается только включить ракетные двигатели и еще немного поднажать.

Надя с недоумением наблюдала за моими действиями.

  Что ты пишешь? — спросила она, когда я отложил салфетку и удовлетворенно улыбнулся.

  Считал, до какой скорости разгоняются на пилоне корабли.

  Считал? — недоверчиво переспросила девушка. — Но ты ведь писал! И у тебя не было компьютера... На салфетках только стихи пишут... Всякие чудики ненормальные!

  Вовсе нет. А писал я формулы, опорные числа для вычислений. В уме посчитать сложно.

  Почему же ты не воспользовался компьютером? — задала резонный вопрос Надя.

  Забыл, что у меня всегда есть к нему доступ. К тому же главное — не посчитать, а получить нужную формулу. Да и вообще, тут расчетов — на пять минут.

Надя покачала головой.

 — Для этого есть инженеры. И специальные программы. Зачем ломать голову?

Что я мог ответить на этот вопрос? Ведь и компьютерные программы пишут люди. Даже в мое время молодежь предпочитала носить с собой калькулятор, а не учить таблицу умножения. Но я все же полагал, что понемногу человек должен знать обо всем. И в чем-то быть специалистом.

  Пойдем купаться, —  предложил я Наде. — Или тебе нужен надувной матрас или спасательный круг?

  Нужен, —  кивнула девушка. — Сама я не выплыву. Она схватила большой резиновый круг и прыгнула с ним в бассейн.

 

* * *

 

После отдыха мы вновь занимались. На этот раз — не на тактическом тренажере, а в обучающей лаборатории. Компьютерная система, подключенная к Интернету, демонстрировала мне все виды вооружения, которые могут использовать террористы. Боевая техника, собственно оружие, взрывчатые материалы, миниатюрные местные и более крупные тактические ракеты, устройства направленного взрыва, ложные цели, маскировочные системы...

И когда я уже начинал думать, что взялся за заведомо проигрышное дело и ГигаТЭЦ обречена, выяснялось, что практически на каждое средство нападения есть не менее эффективное средство защиты. Тактические ракеты, которые могли нанести ГигаТЭЦ серьезный вред, легко распознавались и уничтожались с орбиты дежурными боевыми спутниками. Мини-ракеты не способны были помешать нормальной жизнедеятельности станции. Против них существовали активные и пассивные системы защиты, и маленькие ракеты вполне можно было сбивать из самонаводящихся крупнокалиберных пулеметов. Серьезную опасность представляли лишь экипированные соответствующим образом люди. Они все-таки умнее запрограммированных ракет. Но и людей можно было остановить.

Самый простой способ — отслеживать граждан с помощью “навигационных чипов”, меток, встроенных непосредственно в организм человека и излучающих импульсный радиосигнал. Конечно, радиоизлучение встроенных маячков можно экранировать. Но для этого человек должен надеть специальный металлизированный костюм, практически полностью герметичный. Попробуйте-ка отшагайте в таком костюме несколько десятков километров! А ближе к станции надеть его никак нельзя. Потому что как только с экранов поисковых спутников исчезал сигнал хотя бы одного маячка, объявлялась тревога второго уровня. К месту, где маячок засекли в последний раз, высылалась оперативная группа, спутники автоматически переходили на режим визуального слежения, и у потенциального террориста не оставалось никаких шансов.

Все было устроено четко и надежно. Оборона обеспечивалась мощными компьютерными программами и самой современной техникой. Но мне все равно было не по себе. Потому что автоматика может ошибаться. И автоматику всегда можно обмануть. Особенно в случае, когда ставится такое огромное количество дополнительных условий.

Вот если бы боевым спутникам поставили задачу уничтожать любую цель, показавшуюся в радиусе пяти километров от станции, —  они бы справились с ней “на ура”. Но станция нуждалась в обслуживающем персонале. Персонал ходил по грибы и по ягоды, отдыхал за пределами станции. Да и городок был неподалеку — не выселять же его? Поэтому с присутствием людей приходилось мириться. А что, если самый что ни на есть благонадежный гражданин в определенный момент возьмет в руки пакет с пластиковой взрывчаткой и пойдет взрывать станцию? Захватывать заложников? Крушить охранные системы? Кто это может угадать?

Вот почему непосредственно на главном посту охраны не держали тяжелого оружия. Охранники, дежурившие на крупнокалиберном пулемете и зенитно-ракетном комплексе, были вооружены в основном револьверами с резиновыми пулями. А тем, кто оружие имел, категорически запрещалось приближаться к главному посту ближе чем на пятьсот метров. Кроме экстренных случаев, о которых оповещала компьютерная система.

И сам охранный пост, и зал управления станцией не имели даже бронированных дверей. Чтобы никто из персонала не мог захватить станцию, укрывшись за такой дверью. Даже среди тщательно отобранных людей могут скрываться психически больные. Или “заработавшие” болезнь уже здесь... А система “внутренней открытости”, хотя и не очень надежна, пожалуй, разумна...

 

* * *

 

Работники ГигаТЭЦ не привыкли отказывать себе в удовольствиях. В этом я убедился после дня напряженных тренировок. Оказалось, в стране появились новые праздники. И один из них, “Спасение рубля от девальвации в 2032 году”, праздновался завтра. Впрочем, назывался он, конечно, не так. Официально праздник именовался “День благоденствия”. В этот глубоко буржуазный праздник все желали друг другу богатства и денег. Как можно больше денег. А учредили праздник действительно в день, который мог стать днем очередного дефолта, но почему-то не стал.

Официальная история утверждала, что сие славное событие произошло благодаря мудрым действиям правительства, премьер-министра и лично президента. Но я, из любопытства ознакомившись с некоторыми документами, найденными в Интернете, полагал, что тогда в мировом экономическом раскладе для нашей страны просто удачно легла фишка. Всегда на благосостоянии наших граждан сказывался именно счастливый случай. А целенаправленные действия правительства, как правило, вели к неблагоденствию. К обесцениванию сбережений, росту тарифов, понижению зарплаты, увеличению безработицы и прочим неприятным вещам. Так было всегда. Откуда ж тогда в 2032 году было взяться мудрому решению мудрого чиновника, которое спасло сбережения народа? И с чего вдруг чиновник этот бросился сбережения спасать? Зачем ему, собственно, это понадобилось? Обычно они беспокоятся только за свои сбережения, которые хранят вовсе не в банках. Или в банках, да не в тех... История была шита белыми нитками, но праздник получился удачный. Хлебосольный и веселый.

Согласно старой русской традиции, накануне всенародного праздника его отмечали на службе. Сам праздник — для узкого семейного круга, но нельзя ведь забывать и о коллегах!

Сотрудники Печорской ГигаТЭЦ собрались в большом зале административного корпуса. Кресла были сдвинуты, рядом со сценой накрыли столы. Члены коллектива могли бы позволить себе и поход в ресторан, ведь получали они немало, но разве в этом соль? Устроить самодеятельный концерт, выпить на рабочем месте, поплясать от души — что может быть приятнее?

Начальник охраны Бобби Смит, мой непосредственный руководитель, знакомил меня с коллегами. Их было не так уж и много — человек сто. Рядовых охранников на вечеринку не приглашали, младший технический персонал — тоже. Мы с Надей были почетными гостями. Как же, приезжие, из столицы... Не такое уж диво, но все равно любопытно.

Американцев на праздник пришло мало. Не все понимали широкую русскую душу и захотели участвовать в разудалом веселье. Хотя тот же Роберт веселился почти как свой. Наверное, Смит служил в России долго и успел многое перенять.

А русская душа и вправду требовала веселья. Уже через сорок минут после начала фуршета, как только музыку включили погромче, заместитель главного инженера Паша Пронин выскочил в начавший формироваться круг танцующих прыжками молодого резвого кенгуру. И стал выписывать такие фигуры, что и профессиональному танцовщику не снились. Причем пьян господин Пронин не был. Во всяком случае, если и выпил, то умеренно.

Надя тоже с удовольствием топталась под музыку. Да и я, чтобы не показаться мрачным типом, немного потанцевал, хотя большой потребности двигаться у меня не возникло.

Часа через два после начала фуршета половина персонала, присутствовавшего на вечеринке, перепилась до поросячьего визга, остальные же пребывали в состоянии легкого ступора. Больше алкоголя употребить вроде было невозможно, но чувствовалась некоторая неудовлетворенность. Еще бы — пили-то ведь всякую дрянь, газированную алкогольную водицу да “нетрадиционные” вина — читай, их грубую имитацию. Водка тоже была, но ее почему-то употребляли из-под полы. Пить крепкие напитки считалось словно бы неприличным.

Сжевав пару бутербродов и запив их парой бокалов газировки, я пошел проверять посты. Картина была удручающей. На зенитной батарее пили горькую, не стесняясь общественного мнения. На воротах солдаты оказались поддатыми. В леске расположился на импровизированный пикник патруль. Они распивали газированную “Калинку”.

Вызвав из общего зала Смита, одного из немногих мужчин, крепко державшихся на ногах, я предложил объявить учебную тревогу. Роберт воспринял предложение с повышенным энтузиазмом.

Результатом проверки явилось выявление интересной закономерности. Те солдаты, которые находились в резерве, дома, сохранили относительную трезвость. Рядом ведь были жены, да и возможностей провести время интереснее, чем на работе, имелось больше. А вот те, что дежурили, были пьяны почти поголовно. Не потрудились даже принять отрезвляющие таблетки. И глухо роптали на нас за то, что мы портим им праздник. Особенно косо охранники посматривали на меня. Объявилась новая метла, и начались неприятности...

  Что ты хочешь, Юджин? — проникновенно дышал мне в ухо Смит. — Опасности настоящей здесь не было с момента открытия станции. Пикетчики протестуют только по будням. Праздник — он для всех праздник, они по домам разъезжаются. Да и тихие наши пикетчики. Только три раза на моей памяти пришлось слезоточивый газ применять, когда демонстранты, пацифисты поганые, транспорт на территорию не пускали. Считай, раз в три года. Двенадцать лет назад была заварушка — направленным взрывом стену проломили, к главному корпусу ломанулись. Но дежурный наряд зенитный пулемет развернул, верхушки елок перед нарушителями срезал, и те быстро за территорию убрались. А толпа шла большая — че­ловек двести...

  Слушай, Бобби, зачем они наняли меня, если все так безоблачно?

Смит расплылся в улыбке.

  Понимаешь, Юджин, поступила оперативная информация, что штурмовать станцию будешь ты... А мало ли какой пакости можно ожидать от тебя? Ты - неизвестная величина...

  Как это? — притворно удивился я. Подобные байки я ведь уже слышал от Нади. — Вы рассчитали, что меня наймут для штурма, и решили заранее перекупить?

Роберт хмыкнул.

  Нет. Не совсем. Скажем так: ты сам разработал операцию. И забыл. Но то, что сделал один раз, можно сделать и второй. Поэтому мы и наняли тебя.

  То есть у террористов есть мои планы штурма ГигаТЭЦ? — уточнил я.

  Вроде того. Точно никто не знает. Слухи ходят, —  Смит широко улыбнулся.

Ситуация прояснялась. И моя загадочная амнезия и еще более загадочное восстановление обретали, наконец, реальное объяснение. Интересно, как им удалось вернуть мне молодость? И стоила ли игра свеч?

Над этим нужно было подумать без посторонних раздражителей. Без воплей пьяных сотрудников электростанции и дышащего оптимизмом Смита.

Не знаю почему, но мне не хотелось оставлять Надю здесь, хотя прежде я не раз мечтал избавиться от ее настырного внимания. Я взял ее под руку, и мы пошли домой. Госпожа Полякова хохотала и поминутно меня обнимала. Хотя девушка и напилась сверх меры, мне было приятно.

 

* * *

 

С завтрашнего дня — ни капли спиртного! Запретить его продажу и доставку. И увольнять тех, кто появится на рабочем месте пьяным. Но сегодня праздник продолжался...

Мы с Надей включили музыкальный канал, заказали большой торт, банку самого дорогого крепкого кофе и болтали о том о сем... Я рассказывал девушке, как учился в университете. Она мне — о жизни в деревне до того, как поступила в академию гражданской службы. Отец Нади был фермером.

Потом, сказав, что устала, девушка ушла к себе. А я переключил телевизор с музыкального канала на канал, постоянно демонстрирующий художественные фильмы, выбрал из сетки вещания самую новую, снятую каких-то три года назад телеверсию “Властелина Колец” в двенадцати сериях по три часа каждая, и на некоторое время погрузился в мир эльфов и хоббитов.

Фильм был снят основательно, с претензией на точное следование источнику. Никаких отклонений от текста, никаких режиссерских выдумок. Когда хоббиты добрались до Приречья, закончилась первая серия, а часы показывали два часа ночи. Пора и честь знать, завтра на работу!

Уже с полузакрытыми глазами, находясь немного в Средиземье, а немного — на Печорской ГигаТЭЦ, я отправился в ванну почистить зубы. Там было на удивление тепло и влажно.

Я взял щетку, открыл кран, и только тогда сообразил, что ванна занята. Надя дремала в теплой воде и, похоже, меня не замечала. Зрелище было соблаз­нительным. Ванна — не бассейн, здесь купальников не надевают. Мокрые пряди красиво обрамляли вытянутое розовое личико девушки, которое мягко блестело в рассеянном искусственном освещении. Да и сама она словно светилась: гладкие коленки, худые бедра, белые изящные ручки, розовые соски на упругой груди. Пена в ванне осела почти полностью, и девушку было видно отлично... Зрелище — не для одиноких мужчин на ночь глядя. Я хотел уже скромно отступить и постараться забыть о виденном, когда голова Нади склонилась к самой воде. Девушка потеряла равновесие и скользнула под воду.

Хорошо, что я не успел уйти! Не выпей я так много, мог бы понять, что оставлять спящего человека в ванне крайне неразумно. Лучше уж разбудить и поставить в неловкое положение, чем рисковать его жизнью. Конечно, Надя сразу же захлебнулась. Попыталась резко подняться, но не удержалась за мокрый и скользкий край ванны. Ее лицо опять оказалось под водой.

Я подбежал к ванне, поскользнувшись на мокром полу и едва не расшибив голову о стену, и схватил девушку. Она была совсем легкой, но выскальзывала из рук. Впрочем, страшного ничего не произошло. Надя всего лишь отчаянно кашляла, цепляясь за мою шею.

  Нет, ну ты выдумала — купаться в таком состоянии, —  сказал я, переведя дыхание. Девушка улыбнулась.

  Все ждала тебя. Думала, присоединишься ко мне. Тут такая большая ванна... А потом и заснула — в мечтах...

Ванна действительно была огромной — почти двухместной, длинной и широкой.

  Надо было хоть как-то намекнуть, —  попытался оправдаться я.

  Настоящему мужчине намеки не нужны.

  Пожалуй. Тебя куда нести — в спальню?

  Да я и сама дойду, —  проговорила девушка, краснея, насколько это было возможно при ее розовом после купания личике.

  Нет уж. А то еще поскользнешься по дороге, —  серьезно ответил я.

 

* * *

 

Утро начинается с зарядки. Ведя электромотороллер “в поводу”, я добежал до главного контрольного зала охраны ГигаТЭЦ. Обстановка самая обычная. Все на месте, каждый охранник бдительно несет службу. Нет, как бы там ни было, вряд ли разгильдяйство персонала станет причиной захвата станции или диверсии на ней. Нужно только немного подтянуть гайки.

Что там мне рассказывал Смит на вчерашней вечеринке? Словно месяц назад это было... А рассказывал он о том, что план захвата станции составлял вроде бы как я. Или человек, мыслящий очень похоже. Не знаю уж, откуда у него такие сведения, но на некоторое время предположим — это действительно так. Что нужно делать в этом случае?

Конечно же не охранять станцию, а нападать на нее. То есть подумать, как лучше захватить объект, а не о том, как его защищать. Логично? Несомненно. Существует большая вероятность того, что первый и второй план захвата совпадут. На это, видимо, и рассчитывали мои работодатели.

Но одна смутная мысль не давала мне покоя. Если я принимал участие в разработке атаки на станцию, значит, дело того стоило? Потому что вряд ли я стал бы планировать действия, противные моей совести. А что, как не преступление, есть захват очень важного и очень опасного объекта? Или диверсия на таком объекте?

Ответ на этот вопрос я не получу ни у хозяев станции, ни у тех, кто ее охраняет. Не даст его и правительство, даже если операция планировалась с его ведома. Ответ я смогу получить у штурмовиков. Наверняка это будут не бездумные исполнители, а люди, посвященные во все планы затеявших атаку. Во всяком случае, я бы не стал иметь дела с тупыми боевиками, готовыми на все и не понимающими ничего. Ненадежно.

В арсенале ГигаТЭЦ я выбрал американскую автоматическую винтовку с магазином в шестьдесят патронов и удобным оптическим прицелом, поставил переключатель на стрельбу очередями из пяти пуль и направился к воротам станции. Тактические тренажеры и имитаторы — это чудесно. Но штурмовать станцию будет не гипотетический, а реальный терро­рист. Который будет идти по твердой земле, а не по беговой дорожке на тренажере.

Бродя вокруг станции по внутреннему периметру, я постоянно сверялся с навигатором и картой, высвечивавшейся на экране компьютера. Разумно предположить, что террористы раздобыли карту и знают обо всех заградительных и сигнальных системах. Если нет, наша задача чрезвычайно упрощается и беспокоиться не о чем.

Далее. Вряд ли террорист прилетит на самолете, баллистической капсуле или приедет на автомобиле. Чтобы подобраться к станции незамеченным, нужно идти пешком. Разумно ли это? Не слишком, если рядом течет река. По ней можно спуститься на плоту, который не засекут продвинутые спутники, ориентирующиеся только на навигационные чипы. Река — рядом. Но до самой станции плыть на плоту я бы не стал. Отошел бы от реки чуть раньше. Да и любой человек в своем уме сделал бы точно так же. На берегах Печоры неподалеку от ГигаТЭЦ стоят мощные заградительные батареи, способные за несколько секунд потопить небольшой военный катер и нанести серьезный ущерб крейсеру — окажись он каким-то чудом в водах Печоры.

Стало быть, диверсант или группа диверсантов сойдут с плотов или весельных лодок километров за десять до станции и постараются выйти из зоны поражения батарей. Насколько далеко они будут обходить станцию? С какой стороны задумают атаку? Можно зайти и с севера, и с востока, и даже с запада. Последнее — не слишком разумно, придется форсировать реку. Но, с другой стороны, там и оборона слабее. Если не считать спутников, которые одинаково эффективны везде.

Я связался по телефону со Смитом и получил разрешение отъехать на пару часов с территории станции. Начальник охраны прислал мне электронное разрешение и любезно предоставил быстроходный легкий катер. Праздник — техника почти вся свободна. За исключением той, на которой персонал вывозили на пикники. Я позвонил Наде. Пусть девчонка покатается. Да и уволить ее могут, если будет отпускать меня далеко одного.

 

* * *

 

Катер пронесся вверх по реке, поднимая огромную волну, заливавшую оба берега. Еще бы — тридцать километров мы пролетели за десять минут. Рулевой едва успевал отслеживать фарватер, вписываясь в крутые повороты реки. Один раз мы чуть не вылетели на берег. Во всяком случае, мне так показалось.

Повернули, когда слева по борту показался Конецбор. Обратно плыли спокойно, отдавшись на волю течения. Двигатели еле работали. Я поглядывал по сторонам, прикидывая, где лучше сойти на берег. В восемнадцати километрах от Печоры мне очень понравился рельеф местности. Холмы были не очень высокими, но от реки можно было уйти почти неза­меченным. Да и лес был весьма удобен для передвижения. Сравнительно высокие деревья, способные закрыть от обзора сверху, не очень болотистая почва.

  Я выйду здесь, —  сообщил я капитану катера.

 — Ждать вас? — невозмутимо спросил тот.

  Возвращайтесь на базу.

  А если вы потребуетесь на станции?

  Пришлют вертолет, —  заявил я.

Каждый вылет вертолета обходился по меньшей мере рублей в пятьсот — очень дорого стоило горючее. Ну и что? Вертолет на станции есть. Если необходимость будет чрезвычайная, потратятся. А если нет, то не нужно меня и беспокоить.

Надя, одетая в форму и полусапожки, спрыгнула на берег вместе со мной. Катер отошел, и мы остались на берегу одни. В руке я держал уже опробованную американскую винтовку.

  Оружие есть? — спросил я. Надя распахнула куртку, и я увидел приличных размеров револьвер в плечевой кобуре.

  А мы кого-то будем ловить? И в кого-то стрелять? —  лукаво улыбнулась девушка.

  Мало ли что, —  ответил я, пожимая плечами.

  Точно. — Надя молниеносным движением выхватила револьвер из кобуры. Металл засверкал на солнце. — Сейчас я с тобой рассчитаюсь!

  За что?

  За все!

Девушка рассмеялась и спрятала оружие.

  Что, испугался?

  Да не особенно. У меня бронежилет под курткой.

  А я стреляю исключительно в голову.

Ведя вот такие милитаристские разговоры, мы углублялись в лес. Под ногами чавкала влажная земля. Не болото, но и не чистое поле. Лесотундра.

Когда мы отошли от берега метров на триста, я аккуратно закрепил на молодой сосне первый из имевшихся у меня датчиков движения.

  Что ты делаешь? — удивилась Надя.

  Да так, лес минирую, —  усмехнулся я.

 — Это не мина. Ты повесил на дерево датчик движения. Зачем? Здесь и лоси ходят, и корова может забрести, и охотник случайный. От станции очень далеко... Да и цель он находит максимум в трехстах метрах. Если человек не ползет, а идет в полный рост.

  Ну, если кто-то начнет ползти за двадцать ки­лометров от станции, мы его все равно не поймаем, —  ответит! я. — Датчиков много, стоят они три рубля штука — жалко тебе, что ли?

  Нет, —  покачала головой Надя. — А мне ты дашь их позывные? Чтобы я могла обрабатывать информацию?

Я кивнул.

  Конечно.

На самом деле я крепил датчики только для себя и девушке ничего давать не собирался. Так же, как и Смиту и кому бы то ни было еще. Но зачем спорить с женщиной? Пусть она лучше забудет. Или я дам ей другие пароли. И датчики для нее будут молчать. Ну не ходит никто по лесу! Бывает ведь такое?

Система действия детекторов на самом деле была очень простой. Каждый миниатюрный датчик время от времени излучал сигнал в нескольких диапазонах и ловил отзыв. Таким образом по интерференционной картине он регистрировал любое поступательное движение крупных объектов и передавал информацию на мобильный компьютер хозяина. А уж компьютер и человек были вправе определить, какое движение их интересует, о чем необходимо докладывать, и все в этом духе.

Мы топали по лесу, отгоняли комаров. Ноги увязали в мягкой влажной почве, ветки хлестали по липу. Километра через два Надя стала уставать. Еще бы — девушка не выспалась, да и нужной физической подготовки у нее не было...

Сверившись с картой, я подумал, что из ложбинки пора выбираться. Выбрал сосну повыше, закрепил на ней еще один датчик и полез на холм. Надю я тащил за руку. По-моему, девочка мечтала о том, чтобы нас срочно вызвали со станции и прислали вертолет. А ведь мы не прошли еще и пятой части пути!

На холме я установил и активировал датчик номер три. Зона его обзора была шире. Для него нужно будет более четко определить условия регистрации сигнала.

Подходить к ГигаТЭЦ со стороны ворот на месте диверсантов я бы ни за что не стал. Обходить слишком далеко — тоже. Мысленно я нарисовал на карте петлю, лучше всего вписывавшуюся в местность. По ней нам нужно было пройти еще километров восемнадцать. Я, пожалуй, преодолел бы это расстояние часов за пять. Но мне было жаль Надю. Девочка начала хромать, а тащить ее на себе я тоже был не в силах.

  Я тебе этого никогда не прощу, гражданин Вороненко! — объявила Надя. — Теперь я не смогу ходить три дня!

  Вообще-то, я тебя с собой не звал. Могла бы вернуться на катере.

  Ты мог бы предупредить, что придется столько идти.

  И что? Ты бы взяла мотороллер? Он здесь не пройдет.

  Я бы прихватила реактивный ранец. И улетела бы от тебя прямо сейчас.

Я посмотрел на карту, высвечивавшуюся на экране монитора мобильного компьютера, увеличил разрешение, обследуя местность.

  В километре на северо-восток проходит проселочная дорога. Я вызову джип, и тебя заберут. Надя испуганно взглянула на меня.

  А ты сам не поедешь?

  Мне нужно походить вокруг. Вернусь к вечеру.

 — Но я боюсь идти по лесу одна целый километр.

  Ты же вооружена.

  Звери — не страшно... Болота...

  Не завязнешь. В крайнем случае, ты ведь всегда можешь вызвать меня или ребят из группы, которые поедут за тобой.

  Ты не устал?

  Я — на работе.

К счастью, мне не пришлось уговаривать Надю долго. Я вновь связался со Смитом, доложил, где нахожусь, и попросил джип. О том, что сам возвращаться не собираюсь, я не сказал. Надя побрела к дороге, а я двинулся дальше, обходя станцию, выбирая путь, который мне нравился. Может быть, в прошлой жизни я штурмовал эту ГигаТЭЦ? И, может быть, совершенно случайно маршрут движения террористов совпадет с моим?

 

* * *

 

Без девушки дела пошли легче. Я без труда поднимался на холмы, обходил топкие низинки, через каждые два-три километра ставил детекторы движения и был весьма доволен жизнью. Усталость была приятной. Я представлял, как приду и окунусь в ванну. Или даже в горячий бассейн, который рабочие должны сегодня смонтировать. Они обещали что-то совсем сказочное. Бассейн с водой любой температуры, искусственными течениями, голограммами на берегах...

Положим, без голограмм можно и обойтись, а горячая бегущая вода — это здорово. Доводилось мне как-то купаться в пятигорском Провале, в горячей сернистой газированной воде. Не знаю, полезно ли, но приятно — это точно!

Каждый пройденный километр приближал меня к сытному ужину и горячей ванне. Интересно, как отдыхает Надя? Опять залезла в ванну или валяется на кровати? Наверное, липкая мазь от комаров, пропотевшая одежда и зудящие на некотором расстоянии от лица насекомые заставляли меня думать только о горячей воде. Ну и, конечно, некоторые приятные воспоминания...

Я вынырнул из леса и увидел прямо перед собой стену, отделявшую лес от ГигаТЭЦ. Широкая просека, насколько я знал, контролировалась камерами видеонаблюдения. Все, я вышел к охраняемому объекту. Можно расслабиться и не думать о том, где устанавливать датчики движения, куда ставить ноги. Интересно, есть ли калитки в заборе помимо главного входа?

От мечтаний и размышлений меня вывел громовой голос, который, казалось, раздался прямо с неба:

 — Неидентифицированный неизвестный, немедленно остановитесь! Вы находитесь под прицелом двух спутниковых лазерных систем! Немедленно прекратите движение и ждите прибытия патрульной группы!

  Я же свой! — тихо объяснил я небу. — Я заместитель начальника охраны этой станции. Знаю все коды доступа... Что за идиот не узнал меня на экране?

На всякий случай я замер на месте и позвонил Смиту.

  Тут твои ребята требуют, чтобы я остановился. Позвони, скажи, пусть подъедут, заберут меня. Да и стрелять не нужно — я им навстречу пойду.

Смит на экране моего телефона вздрогнул и закричал:

 — Не двигайся!

  Да не двигаюсь, не двигаюсь... В чем дело-то?

  С тобой говорят не мои ребята! Это спутниковый охотник. У тебя нет идентификатора, а телефон вклю­чен. Спутник-шпион засек сигнал и передал всем охранным системам. Тебя сейчас держат на прицеле боевых лазеров. И не снимут, пока не подъедет джип с охраной. Никто не может отменить приказ.

  Стою, —  кивнул я, затылком чувствуя направленный на меня с неба раструб излучателя. Ощущение не из приятных.

Минут через двадцать на полной скорости, подпрыгивая на многочисленных кочках, примчался джип. Сержант Денежкин, один из немногих русских в охране, обрадовано похлопал меня по плечу и подсадил в машину.

  Мы уже не чаяли вас живым встретить. Думаем - подъедем, а тут воронка и горстка пепла...

  Что ж так сурово?

  Да система спутниковая настроена жестко. Тут пацифисты милые шутки устраивают: привяжут к корове мобильный телефон, и отправляют пастись. Как она к станции близко подойдет, система запрос дает. Цель обнаружена, но не идентифицирована. Предупредит по громкоговорителю пару раз, да с орбиты лазером и шмальнут. От коровы только куски летят.

  Нельзя разве видеоинформацию распознать? С орбиты ведь видно, корова или человек?

  Оно-то видно, если облаков нет. Да где гарантия, что террорист под коровьей шкурой не спрятался? Ведь неспроста они коров пускают — приучить нас хотят...

Я покачал головой.

  Террористы, наверное, не дураки, с включенными телефонами в зону тотального контроля не полезут?

  Как же без связи? — удивился Денежкин. — Что без связи сделать можно? Разве что стену взорвать. Да и выйти к ней толком не удастся. Без навигационной-то системы. А навигатор без телефона не работает. Так что к нам тишком не подберешься. Только под землей, да и то — сейсмографы стоят, если кто-то сильно копает — слышно. Да, я забыл совсем: кроме телефона, у каждого навигационный чип имеется! Его излучение экранировать можно, но в костюме специальном запаришься. А чуть щелка небольшая — излучение наружу вырывается. Да и телефон-то под костюм не засунешь — тогда толку от него никакого нет.

  Отлично, —  кивнул я.

Если защита станции построена целиком на радиоразведке, она более чем уязвима. Потому что найдутся люди, которые смогут обойтись и без телефонов, и без навигаторов. Я бы поручил захват станции именно им.

 

* * *

 

Дома я запрограммировал компьютер на отслеживание последовательных сигналов от датчиков движения, поручил системе сбрасывать информацию на тревожный браслет, который я не мог снять ни днем, ни ночью, и погрузился в новый бассейн с водой температуру которой поднял до сорока градусов. Красота! Жаль, Надя не захотела купаться. Обиделась на меня за то, что протащил ее за собой несколько ки­лометров по тайге. Тоже мне, повод!

Я плавал, отмокал, расслаблялся. Потом вылезал из бассейна, пил апельсиновый сок и закусывал его тушенным с овощами мясом. В последние несколько дней я решил питаться раздельно, то есть не употреблять в пищу белки и углеводы одновременно. Система раздельного питания была популярна еще во времена моей молодости, шестьдесят лет назад. Наверное, я решил вернуться к ней из-за обилия в пище не очень вкусных синтетических элементов.

Поев, я погружался в бассейн, скорректировав температуру воды. Приятно купаться в горячем бассейне натощак, но после еды гораздо полезнее холодная вода.

Почему я не пошел спать? Не знаю. Не слишком хотелось, а телевизор был и в бассейне. Нечасто мне приходилось отдыхать с таким комфортом. Да еще и у себя дома.

И тут тревожный браслет, который я до сих пор использовал в лучшем случае как телефон, начал слабо попискивать.

  В чем дело? — спросил я.

Естественно, мне никто не ответил. Браслет был не настолько интеллектуален, чтобы вступать в диалог с хозяином. Я активировал дистанционную связь с большим домашним компьютером и запросил информацию о причинах тревоги

 — Среагировал первый датчик движения, —  сообщил компьютер. — Неизвестная цель, по размерам и скорости передвижения соответствующая параметрам “человек”, проследовала от реки в глубь леса.

  Спасибо, —  сказал я и подумал, что в общении с компьютером проявление вежливости выглядит немного странно.

  Пожалуйста, —  церемонно ответила соответствующим образом запрограммированная машина.

  Докладывай, если будут реагировать другие датчики, —  попросил я.

Сначала я даже не собирался вылезать из воды. Мало ли кто, зачем и почему мог вылезти из реки поздно вечером. Точнее, оказаться в овраге неподалеку от Печоры. Ведь совершенно необязательно, что че­ловек плыл по реке, а потом высадился на берег и побрел в лес. Он мог идти откуда угодно и куда угодно. Но потом я сообразил, что могу проверить, кто идет по оврагу, используя навигационно-поисковую систему.

Хватит отдыхать, пришла пора взяться за работу. Я быстро оделся, вышел в гостиную и дат запрос на предоставление карты распределения людей вокруг станции — согласно информации зарегистрированных навигационных чипов. На экране вспыхнуло море огней в районе поселка Печора и жилого комплекса ГигаТЭЦ. Светились небольшие поселения и деревеньки, разбросанные вокруг. Попадались движущиеся точки на автодорогах. И редкие искорки в лесах. Кто бродил там ночью? Зачем? При желании я мог бы узнать их фамилии и имена, профессии и возраст, хотя информация навигационных систем и считалась конфиденциальной. Полагаю, кое-что могло оказаться весьма пикантным и любопытным... Но меня интересовала вполне определенная цель. Человек, движение которого зарегистрировал установленный мною датчик.

Согласно спутниковой карте, в интересующем меня квадрате вообще не было людей. В ближайших двух километрах от точки, где я поставил первый дат­чик. Ни одного.

Доказывало ли это что-нибудь? По большому счету - нет. Человек мог убежать. Спуститься глубоко под землю. В конце концов, это мог быть и не человек, а, скажем, лось. Или медведь. Датчик движения регистрирует лишь некоторые параметры объекта и может принять крупное животное за человека.

А еще наверняка встречаются местные жители без навигационных чипов. Не может быть, чтобы у нас, в России, все было компьютеризировано. И где-то поблизости водятся йети, снежные люди.

Но нельзя было исключать вероятность того, что к станции шел террорист в защитном костюме или с удаленным чипом. Человек, которому нечего терять.

Браслет на моей руке снова завибрировал. Сработал второй датчик. Навигационная система в реальном времени показывала, что никого в указанной точке нет. К оптическим системам я подключиться не мог. Точнее, мог бы, но от этого не было никакого толку - небо затянуто тучами. К тому же ночью трудно разглядеть кого-то под сенью мокрого леса. Ночь здесь, конечно, не очень темная. Полярный круг рядом, темнеет на три-четыре часа — Но все равно видимость не та.

 

* * *

 

Идти от реки до станции было часов пять. А если тащишь с собой снаряжение — и того дольше. Время подготовиться имелось.

Посвящать кого-то в свои планы я не собирался. Да, можно было поднять в воздух вертолет и послать его навстречу неизвестной цели. Но я не хотел оказаться в дураках и стать всеобщим посмешищем. Во-первых, все же не было исключено, что цель, которую засек датчик, не являлась человеком. А гонять вертолет на поиски потерявшейся коровы — дорогое удовольствие. Охранники, дежурные, директор и коллеги из службы безопасности потом меня засмеют. Будут рассказывать, как великий специалист по новейшей методике производил поиск иголки в стоге сена.

Во-вторых, если бы я шел в составе группы диверсантов, то переносной зенитный комплекс или, на худой коней, гранатомет у меня бы обязательно был. Сбить вертолет ночью из лесу — проще простого. Даже если вертолет и оборудован самыми современными приборами, он — легкая цель, а тот, кто прячется в лесу — цель малозаметная. Конечно, сразу стало бы понятно, кто есть кто, но жертвовать ради этого вертолетом и людьми?

Если неизвестный чудом повторит весь мой путь, я намеревался встретить его лично. И расспросить, что он задумал, зачем ему понадобилось заниматься таким непопулярным делом, как терроризм. И каким боком ко всей этой истории примешан я сам. Ну а если он отклонится от маршрута, я постараюсь его найти.

Потратив час, я экипировался как можно более основательно. Надел броневой костюм полной защиты швейцарского производства, выдерживающий прямое попадание легкой противопехотной гранаты. К костюму прилагался реактивный ранец, с помощью которого можно было пролететь километра три. Летать я собирался только в крайнем случае, а вот подняться над лесом и осмотреться имело смысл.

Взял я и отличную крупнокалиберную винтовку американского производства, стрелявшую бронебойными кумулятивными пулями. Против такой пули не устоял бы и мой швейцарский костюм. Винтовка была с лазерным прицелом, мощнейшей оптической системой и позволяла эффективно вести огонь на расстоянии до километра.

Очки ночного видения прилагались к любому боевому костюму. Сейчас это был такой же распространенный предмет, как и солнцезащитные очки в начале двадцать первого века. Их носили ночью все гражданские специалисты, да и те праздношатающиеся, которые любили таскаться по темноте. Что же говорить об армии и спецслужбах? Темнота, собственно, давно перестала быть укрытием. Туман, метель — другое дело. Но для ориентирования в непогоду существовали спецсредства. Одно время даже шла дискуссия - не упразднить ли уличное освещение, снабдив всех жителей крупных городов дешевыми и доступными очками ночного видения? Но законопроект не прошел — человечество консервативно по своей природе.

Экипировавшись, я связался со Смитом, сообщил ему, что еду проверить объекты за территорией станции. Начальник охраны нисколько не смутился и возражать не стал. Что ж, нужно этому беспокойному русскому — так пусть едет.

Штатный бронекостюм охранника комплектовался меткой “свой-чужой”, и теперь я мог не опасаться спутникового оружия. Впрочем, мобильный телефон, не связанный с браслетом, я на этот раз выключил. Меньше внимания к моей персоне пойдет только на пользу. Но браслет оповещения работал. Оставалось надеяться, что для спутников-разведчиков он не представляет интереса.

На своем мотороллере я добрался до ворот, взял у охранников джип-вездеход и поехал вдоль стены туда, где стоял мой последний датчик движения.

 

* * *

 

Джип я закатил под деревья метрах в трехстах от ложбинки, удачно скрывавшей любого, кто хотел бы подобраться к ограде ГигаТЭЦ. Сам потихоньку, держась немного в стороне от естественной дорожки между деревьев, пошел в глубь леса. Метров через триста передо мной открылась полянка, которую я приметил еще в прошлый раз. Если пробираться по ложбинке, полянку никак не обойти.

Браслет на моей руке пищал уже два раза. Срабатывали установленные ранее датчики движения. Около одного неизвестный прошел в каких-то двух метрах. Другой едва зафиксировал движение — неизвестный находился от него метрах в двухстах.

Теперь браслет завибрировал опять. Сработал самый ближний к ограде датчик. Я рефлекторно потянулся к винтовке, но сразу же понял, что датчик отметил мое появление. Для него я был такой же целью, как и все остальные.

Выбрав сухой холмик с аккуратными невысокими кустиками, я залег в траве. Винтовка — под правой рукой, телефон — под левой. Оставалось ждать.

Живности вокруг было не слишком много. Тихо зудели комары. Птиц не слышно. Они здесь не водятся или их распугали установки ГигаТЭЦ? Комары пищали все сильнее, собираясь надо мной в плотное облако, хотя я обильно намазал руки и лицо мазью-репеллентом, а броневой костюм не прокусит и тигр, не то что комар.

Шли минуты и часы. Сработал еще один датчик, потом очень долго было спокойно. Неизвестный пошел другой дорогой? Остановился отдохнуть? Мне самому хотелось спать...

Браслет на руке начал пожимать мне запястье в режиме аккуратного, но настойчивого вызова. Как некстати! Не испортил бы мне Смит охоту. В том, что это — начальник охраны, я почти не сомневался.

Приглушив звук до предела, я подключил к браслету телефон. Чтобы не терять времени на пересоединение. А телефон позволял гораздо лучше видеть собеседника. Я надеялся убедить Смита, чтобы он оставил меня в покое хотя бы часа на три.

Однако вместо Смита на экране появилась молодая брюнетка с высокими скулами, полными яркими губами и длинными пышными волосами. Ее взгляд прожигал меня насквозь. Женщины красивее я в своей жизни не видел. Мультипликация? Компьютерная модель?

  Евгений! Выслушай того, кто, возможно, обратится к тебе! — заговорила девушка тоном проповедницы-фанатички.

 — Уже и на секретные линии связи рекламу посылают, —  вздохнул я, не в силах, впрочем, оторвать взгляд от девушки.

  Какая реклама? Проснись! Я говорю с тобой из Москвы, по выделенному каналу. Не совершай поспешных действий! Не могу рассказать ничего подробнее, потому что это будет предательством. Ты сейчас сидишь в засаде?

Проницательная попалась девушка. Впрочем, обзор у камеры телефона хороший, а если человек глубокой ночью лежит в густой росистой траве и на нем — бронекостюм, понять, что он там делает, не так уж трудно...

  Допустим.

  Прислушайся к тому, кого встретишь. Не дай его убить. А если будешь иметь возможность — выстрели вверх зеленой ракетой. Это будет сигналом.

Моя винтовка комплектовалась тремя ракетами: красной, зеленой и желтой. Но откуда она вообще могла знать, какая у меня с собой винтовка?

  Ни о каких сделках с врагами не может быть и речи, —  твердо заявил я.

Последний раз взглянул на девушку и отключил телефон. Что это было? Провокация? Ловушка? Для реального сообщения девушка была слишком красива...

Горизонт просветлел часа в три. Север. Полярного дня здесь я еще не видел, но ночь опускалась на землю поздно, а день возвращался рано. И, когда я уже собирался пойти к джипу и попробовать объехать окрестности, сработал предпоследний датчик. Неизвестный был в каких-то двух километрах от станции. Я замер и навел винтовку на выход из лощины, установив прицел в режим широкого обзора.

Потянулись минуты. Мне казалось, что я слышу треск сучьев, чавкающие шаги в глубине леса. Скорее всего чудилось. И вот на опушке показалась человеческая фигура в броневом костюме.

Я взял голову незнакомца в перекрестье прицела, включил режим максимального увеличения. Диверсант шел с открытым забралом шлема. Словно полагал, что ему ничто здесь не угрожает. В том, что это диверсант, сомневаться не приходилось. С ног до головы он был увешан оружием и взрывчаткой.

Походка террориста была легкой. Он словно бы поднимался над землей при каждом шаге. А лицо показалось мне знакомым.

Я переключил прицел в инфракрасный режим. Сейчас, в рассветных сумерках, черты лица не были видны четко даже через хорошую оптику.

В преобразованном инфракрасном диапазоне лицо диверсанта стало ясно видно. Я словно бы смотрел в зеркало. По лесу шел человек, как две капли воды похожий на меня. Только костюм был другим. Кажется, БКР-55, отечественный. Мне такой бронекостюм тоже понравился, но я все-таки остановил выбор на более тяжелом швейцарском — у него надежнее броня.

Не хватало мне только двойников на подведомственной территории! Надо же, как все обернулось...

Человек, так похожий на меня, шел осторожно. Но заметить засаду он не мог. И был очень уязвим.

Я тщательно прицелился и выстрелил.

 

Часть 3

ПОБОРНИК СВОБОДЫ

 

Крупные прозрачные капли шлепались с бетонного потолка в небольшую лужицу на бетонном полу и разлетались тысячами брызг. Только этот звук нарушал тишину. Рядом со мной сидела девушка и держала меня за руку. Рука была нежной, лицо девушки — печальным и красивым. Высокие скулы, слегка раскосые глаза, полные губы... Национальность ее определить было невозможно. Одно точно — среди гостей Леонида ее не было. Я бы запомнил. И в этом мрачном подвале она выглядела как вырванная с корнем роза. Такой девушке только на балах танцевать...

Одежда прекрасной незнакомки, впрочем, для балов не подходила. Камуфляжная куртка, брюки из того же материала, высокие армейские ботинки. Впрочем, очень маленькие — и где только нашли такой размер?

Скорее всего, девушка не была пленницей. Пленником был я...

  Все в порядке, Евгений! — тихо прошептала незнакомка. — Ты у друзей...

  У друзей, —  кивнул я. Соображать было трудно.

  Как тебя звать?

  Лиза.

  Хорошее имя.

Девушка выпустила мою руку и потрогала лоб. Прохладное прикосновение было успокаивающим и приятным. От руки шел едва слышный аромат ландыша. Или какого-то еще более изысканного цветка. Тонкий, едва уловимый запах был прекрасен.....

  Не волнуйся, —  ласково произнесла девушка.

  А что, есть повод?

  Нет, Конечно нет!

  Почему ты тогда думаешь, что я буду волноваться? — Я попытался улыбнуться. Девушка заулыбалась.

  Вот таким я тебя и представляла! — сказала она радостно. — Как здорово!

Я не понял, отчего она пришла в такой восторг. Приподнялся, опираясь на локоть, и посмотрел во­круг.

Вопросы задавать в таком месте и в таком положении глупо. Нужно -расскажут все сами. Нет — нечего и пытаться что-то выведать. Во всяком случае сразу.

  Ты в нашем секретном бункере, —  объявила девушка, словно угадав мои мысли.

Отлично! Хорошо бы еще знать, кто вы такие. Впрочем, кем бы ни были, ситуация складывалась интересная.

Лиза поднесла к губам маленький брелок в форме капли, светло-зеленый, цвета молочного изумруда, и сказала:

 — Антонина, Макс, он проснулся, идите к нам.

Прошло меньше минуты, и в бункере появились новые люди. Одеты они были в такой же камуфляж, как и Лиза. Парень — высокий, лет восемнадцати. Лицо — самое обычное. Выражение, пожалуй, доброжелательное. Вытравленные добела волосы. Девушка- постарше, некрасивая, с крупными чертами лица и мужеподобной фигурой, пепельные волосы уложены как-то странно. Этой я бы палец в рот не положил. Но внешность бывает обманчивой.

 — Приветствую тебя, соратник! — церемонно сказал Макс, протягивая мне руку. На пальцах три серебряных перстня и еще какая-то пластмассовая штука.

Руку я крепко пожал, не вставая, слово “соратник” отметил про себя. Кто знает, соратники мы с вами, ребята, или нет?

  Здравствуйте, Евгений! — тоном классной дамы проговорила Антонина.

Я кивнул. После непродолжительных словесных реверансов приступили к делу.

  Обманывать и дурачить вас мы не собираемся - карты откроем сразу, —  сказал Макс. — Вот только прибудет Брат...

По тону, каким Макс произнес это “брат”, я сразу понял, что это вовсе не его брат, а “Брат” с большой буквы. Прозвище, должность?

  Брат все объяснит, —  мягко улыбнулась Лиза. И сразу захотелось верить — действительно объ­яснит.

  Что-то не очень хорошее произошло? — поинтересовался я.

  Почти, —  кивнул Макс.

  Или, напротив, хорошее, —  улыбнулась Лиза.

  Болтайте меньше! — одернула их Антонина. Я улыбнулся некрасивой девушке.

  Не будьте так строги с друзьями!

Антонина сурово посмотрела на меня и ничего не сказала.

Тем временем я сообразил, что до сих пор полулежу как больной, хотя чувствую себя вполне сносно. Сел, оглядел себя. На мне были камуфляжные брюки и такая же рубашка. Ноги — босые.

  Все в порядке? — поинтересовался Макс.

  Ты насчет моего самочувствия? Да ничего...

  Вот и отлично! Силы вам понадобятся.

 — Силы нужны всем, —  вздохнул я. — Может быть, вы перестанете толпиться вокруг кровати? Я встану.

Ребята расступились, а я поднялся на ноги. Голова слегка кружилась, но в целом я, похоже, был здоров.

  Где тут у вас можно попить? И умыться? — спросил я.

  Пойдемте, я покажу, —  предложил Макс.

 

* * *

 

Мы сидели за столом впятером. Макс, Лиза, Антонина, я и Брат. Брат оказался постарше остальных ребят, но тоже очень молодым, лет двадцати пяти. С улицы он пришел в черных джинсах и в черной водолазке, голову обтягивала черная бандана с мелким белым узором. Поздоровался, вышел на несколько минут и вернулся уже в камуфляже.

Говорить “Брат”, обращаясь к этому русоволосому пареньку, было немного странно. Однако затруднений особых не вызвало. Он был довольно симпатичным. Назвать “братом” какого-нибудь урода у меня бы язык не повернулся, а этого — вполне. Улыбчивый, но себе на уме молодой человек.

  Ты скажи: тебе правду сразу выкладывать или по частям? — спросил Брат.

  Смотря какая правда... Если ее только сидя слушать можно — то по частям. Но за один раз.

  Ты — полностью реконструированная личность, —  заявил Брат.

Сказал спокойно и бровью не повел. Только слегка побледнел. У остальных вытянулись лица.

  Как это понимать? — переспросил я, не слишком волнуясь.

  Тело — клонировано. Сознание взято из матрицы, перехваченной зондом-разведчиком в звездной системе за много световых лет отсюда. Суперпроект наших медиков и космонавтов.

  Стало быть, сейчас идет три тысячи какой-то год?

  Нет. Гораздо ближе, —  ответил Брат. — Две тысячи пятьдесят девятый. Матрица сознания вряд ли сохранилась бы тысячу лет в открытом космосе...

  Может быть, —  сказал я. Матрица... в космосе... Мне это ничего не говорило. — И что на дворе? Человечество воюет с внешним врагом? Загнано в подполье мыслящими машинами? Свирепствует ядерная зима? Или планета захвачена инопланетянами?

  В общем-то, нет, —  ободряюще улыбнулась Лиза. — До таких ужасов не дошло.

  Но может дойти, —  сурово заявил Брат. — Мы участвуем в сопротивлении. Противодействуем официальным властям и мафии. Методом открытой борьбы и тайного террора. Именно для этого мы выкрали матрицу с твоим сознанием. И восстановили твою личность в твоем теле.

Я промолчал. То, что говорил молодой человек, звучало как-то уж очень фантастично. Но почему бы и нет? Если они со мной шутят, то и я пошучу. Если нет — будем приспосабливаться к обстоятельствам.

  Стало быть, вы — террористы?

  Мы — борцы за свободу, —  ответил Макс. — Но мы не отказываемся и от ставки на террор.

  Глупо, —  пожал плечами я. — Звучит, конечно, красиво, да только террор не может привести ни к чему хорошему. Террор вызывает ответный террор, разве не так?

  Ты еще не успел осмотреться, а уже судишь нас, —  заметила молчавшая прежде Антонина.

  Наверное, погорячился, —  вздохнул я. — И чем же вы заняты? Пускаете под откос поезда? Угоняете самолеты?

Ребята испуганно вжались в спинки кресел.

  Нет, такими вещами мы, конечно, не занимаемся, —  ответила Лиза.

  Это бесчеловечно, —  сказал Макс. — Нельзя построить мир на крови. Мы опираемся только на угрозы. Преимущественно — экономического плана. Бьем буржуев по самому больному месту.

  Что же тогда вы делаете? Бросаетесь тухлыми яйцами в политиков? Или пачкаете витрины краской? Это не совсем террор-Брат задумчиво смотрел на меня. Думал. Потом протянул руку и как-то неуверенно дотронулся до рукава моей рубашки.

  Похоже, ты действительно тот, кто нам нужен, —  объявил он. — Великие цели требуют великих свершений. А иногда — больших жертв. Надеюсь, ты нам поможешь. Занимайтесь с ним, ребята. Рассказывайте все, что он хочет узнать. Дайте свободный доступ к Интернету. А я поеду к Большому Брату. Нам надо обсудить операцию.

И тут я окончательно уверился в том, что Брат — не имя и не кличка, а должность. Или звание. Иерархическая ступенька в организации. А от меня Брат ждет, что я способен не раздумывая убить несколько тысяч человек. Они, похоже, разучились это делать. И считают, что если я спокойно говорю о катастрофах и чудовищных преступлениях, значит, одобряю их.

 

* * *

 

  Когда мы услышали о “Проекте восстановления”, то купили прекрасное медицинское оборудование, —  рассказывала мне Лиза, сидя перед экраном телевизора. — Достать прядь твоих волос и определить с их помощью формулу ДНК не составило труда. А потом нам удалось даже купить капельку крови в Национальном банке крови — она была нужна, чтобы еще раз проверить формулу. Там, как и везде, работают продажные чиновники. Дороже всего обошлись нам услуги хакеров по взлому компьютера министерства науки. Дело в том, что матрица сознания представляет собой огромный объем информации. Больше тысячи тера­байт. Перекачивать его даже современными средствами долго. Но за двести тысяч рублей хакеры сделали это дважды. Независимо продублировали матрицу. Мы проверили ее три раза. Правда, лучше бы мы не заказывали вторую перекачку. Хакеры спалились, их засекли. И теперь правительству известно, что некто располагает матрицей. Скорее всего, они вычислили кто. И поняли зачем...

  Стой, стой, —  прервал ее я. — У меня слишком много вопросов! Что это за матрица сознания? Как ее делают?

  Прочитай об этом в Интернете. Данные, насколько я знаю, не засекреченные.

  Своими словами ты не можешь объяснить?

  Ну, понимаешь, собственно говоря, матрицы не умеют делать, насколько я в этом осведомлена. Во всяком случае, со стопроцентной вероятностью успеха. Для ее образования нужно качественное водное зеркало больших размеров. Например, озеро. Или спокойное море. Отражаясь от водной поверхности особой формы и свойств, проекция нашего сознания начинает жить самостоятельно. Образуется так называемый “волновой ментальный пакет”. Этим феноменом объясняется появление призраков — вторично отраженных матриц сознания. А первично отраженные матрицы, ушедшие в глубокий космос, несутся к звез­дам. Они становятся все слабее, но теоретически их можно поймать даже за несколько десятков световых лет от Солнечной системы. Что и было сделано в твоем случае.

  Случайно гуляли по космосу и случайно наткнулись на мою матрицу?

  Нет, конечно. Ученые-экспериментаторы прочли в твоей книге описание дня рождения твоего друга. Эпизод, когда ты выходил к озеру. И с точностью до нескольких минут узнали дату и время. Это немаловажно — и для измерения пройденного светом расстояния, и для определения вектора поиска. Ведь Земля движется, вращается... Потом они направили в нужную область прыжковый зонд. Он выполнил задание и вернулся. Редкое явление, надо заметить! Как правило, зонды не возвращаются. Наверное, так решила судьба...

Не знаю почему, мне стало тоскливо. Неужели все, что рассказывает эта красивая, немного грустная девушка, —  правда? Только теперь я понял, почему они сомневались, стоит ли открывать мне подробности моего появления на свет. Фактически я — лабораторное существо. По всей видимости, не вполне полноценное — как переписанная несколько раз кассета. Хуже крысы. Та по крайней мере обрела жизнь естественным путем...

  Ты не расстраивайся, —  попыталась успокоить меня Лиза. — Матрица сознания — как молекула ДНК, имеет много уровней. Если она не восстанавливается, то не восстанавливается совсем. Если ее удалось воспроизвести, провалов в памяти у тебя не будет.

  Как я понимаю, клонировать тело было гораздо проще, чем спроецировать на мозг матрицу сознания? —  спросил я.

  Да, в принципе это не очень сложно. Клонировать, вырастить кости и ткани, вживить базовые навыки... Работа на несколько дней.

 — Несколько дней? — изумился я. — Даже не лет и не месяцев?

Лиза смущенно улыбнулась и мило пожала плечиками.

  Технологии идут вперед. Было бы достаточно питательного раствора и нужной аппаратуры... Контролировать рост клеток человек давно научился.

  Мне надо над всем этим подумать, —  заявил я. — И желательно, не у вас в подземелье. Можно мне выходить к солнцу? В поле, в лес, в тундру? Где находится этот бункер?

  Этот — в лесу, —  ответила Лиза. — В Подмосковье. Я с удовольствием составлю тебе компанию для прогулок. Если ты хочешь. Но для начала я все же предложила бы тебе узнать больше о современном обществе. Мы подготовили несколько обучающих фи­льмов. Может быть, ты посмотришь их? Это может пригодиться. Вряд ли нам встретится полиция, но все же... Документами мы тебя снабдим, а поисковый чип вставлять ни в коем случае не будем — нам как раз нужен человек, которого нельзя засечь стандартными средствами слежения...

  Давай посмотрим фильмы, —  согласился я. — А потом погуляем. Кто же откажется от общества такой милой и прекрасной спутницы?

Как ни странно, Лиза покраснела и смущенно потупилась.

 

* * *

 

Сквозь листву летнее солнце грело мягко. От земли шел пар, даже в легкой одежде было душновато. Лиза, которую в комбинезоне защитного цвета трудно было различить на фоне листвы, с хрустом наступала на сухие сучки, шумно отстраняла ветки, смеялась и громко разговаривала, полностью нарушая маскировку. Я почему-то чувствовал себя будто на вражеской территории. Девушка немного ознакомила меня с предстоящей работой, и я прикидывал — каково это, скрываться от властей?

  Почему ты участвуешь во всем этом? — спросил я у Лизы, когда мы обсудили последние моды планеты и вскользь коснулись образа жизни современных людей. — Из того, что вы мне рассказывали, я понял, что риск при захвате ГигаТЭЦ очень велик. Не для исполнителя — для всего человечества...

Молодые бойцы, “соратники” обрисовали мне ситуацию только в общем. Однако же было ясно, что проект их грандиозен.

  Но ведь кто-то должен? — обезоруживающе улыбнулась девушка.

  Зачем? Разве тебе плохо живется?

  А я хочу, чтобы хорошо жилось всем. Хочу, чтобы наша страна шла в будущее с гордо поднятой головой. Чтобы мы смогли запускать свои исследовательские аппараты к звездам так же часто, как и американцы. Чтобы расширились возделываемые территории на севере. Мы ведь можем установить там устройства подогрева... Разве ты этого не хочешь?

Я не ответил. Разве можно на такой вопрос ответить отрицательно? Дело ведь только в цене, которую лично ты согласен за все это заплатить...

  Вот вы говорите, у меня нет чипа, по которому меня можно отследить... И что, это достаточное основание для моего воскрешения? Не проще ли было попытаться удалить чип у кого-то из ваших соратников?

Лиза покачала головой:

 — Не проще. — Она немного помолчала, глядя себе под ноги. Потом повернулась ко мне. — Знаешь, меня считают у нас в отряде отчаянной. А на самом деле такая трусиха... Я вот что хочу сказать: наше общество больно. Каждый дрожит за свою жизнь, за безопасность. Даже те, кто входит в тайные организации. Для большинства это — способ пощекотать нервы. Или реализация каких-то личных целей, планов...

  И какие же планы у твоих соратников?

  Кто-то хочет разбогатеть. Кто-то — найти любимого человека. Кто-то — почувствовать себя глади­атором. Кто-то просто мечтает о власти...

  А чего хочешь ты?

  Я хочу жить полной жизнью. Иметь немножко денег, немножко власти, чуть больше любви. И чтобы все вокруг были при этом счастливы!

Темные волосы девушки растрепались. Она запыхалась, устала и поглядывала как-то чересчур ласково, с долей лукавства. Может быть, она надо мной смеется?

  И мы считаем, что ты сможешь преодолеть все трудности, связанные с реализацией проекта, который разработала центральная организация, —  добавила Лиза после паузы.

  Почему? Так гласят пророчества?

 Так показывают расчеты. Вдали захрустели ветки. По лесу пробирались несколько человек.

  Твои соратники? Ищут нас? — спросил я.

— Где?

  Вон там.

Я показал рукой, и девушка только теперь услышала шаги. И сразу побледнела.

  Нет. Вряд ли. Макс бы сначала позвонил. Да и откуда он может знать, что мы здесь? Мы ведь бродили где придется.

  По поисковому чипу, —  подсказал я.

  Им могут пользоваться только государственные структуры, —  объявила девушка.

И в это время на другой край небольшой поляны вышли двое мужчин в черной форме

 — Полиция! — ахнула Лиза.

А один из полицейских, заметив нас, словно бы даже подпрыгнул от радости.

  Стойте, граждане! — громогласно закричал другой. — Предъявите ваши идентификаторы!

Даже лесному ежу было ясно, что меня сейчас за­метут. Ведь ни идентификатора, ни поискового чипа, ни даже старого просроченного паспорта советского образца при мне не было.

  Убегаем? — обратился я к Лизе.

  Сопротивление закону... — прошептала девушка. — Конечно, убегаем! Мы ведь даже не переоделись!

Мы повернули к лесу и попытались скрыться за деревьями.

  Стойте, террористы! — раздалось сзади. — Мы применим спецсредства!

Есть ли у них при себе оружие или нет, об этом я раздумывать не стал. Какая разница?

Лиза бежала очень медленно. Тяжелые армейские ботинки были хороши для ходьбы по болотистым местам, но уж очень тяжелы. Вскоре стройные, не очень-то мускулистые ноги девушки начали заплетаться. Сам я бы мог бежать гораздо быстрее, но не оставлять же ее в лесу? Даже если за нами гонятся не бандиты, а полицейские. Кто знает, какие у них нравы.

Более шустрый полицейский, длинный, лет тридцати, был уже в двух метрах от нас. В руке он держал короткую дубинку с раздвоенным кончиком. Ударить сильно такой дубинкой вряд ли ударишь. Скорее всего, электрошоковое оружие.

Три прыжка — полицейский оказался возле Лизы и прикоснулся дубинкой к ее ноге.

Девушка жалобно закричала и рухнула лицом вниз.

Ах ты гад! Да разве можно так обращаться с женщинами? Я сделал шаг вперед, навстречу высокому полицейскому. Второй, очень крепкий, но тяжелый, отстал.

 — Станьте на колени и поднимите руки! — приказал страж порядка.

Или бандит в форме. Вилка его трубки смотрела мне прямо в грудь. Наверное, Лизу он задел по ноге случайно — метил выше. Парализация в области груди была более надежной. Терялось дыхание, после этого уже не побегаешь.

Я бросился на полицейского. Терять мне было нечего — если поймают, уничтожат как подопытный об­разец. А девчонку жалко — из-за меня вся жизнь пойдет насмарку.

Дубинка полицейского уперлась мне в грудь. Взрыв боли, меня бросило на землю, я пытался вдохнуть и не мог. Тело ломало и корежило от боли, но двигаться я мог. Мгновение — и я из положения лежа ударил полицейского по ноге. Тот не ожидал сопротивления и тоже рухнул на землю. Вырвав электрошоковую дубинку, я ткнул ею полицейскому куда-то в спину. Тот вскрикнул и отключился. Ага, значит, использовать свое гуманное оружие — всегда готов, а испытать его действие на себе — слабо?

Тем временем рядом со мной оказался второй, крепкий тип в форме. Я поблагодарил судьбу за то, что у меня есть хоть какое-то оружие. С таким крепышом голыми руками не справишься — роста в нем от силы метр семьдесят пять, но шире меня раза в два. Хотя и я, в общем-то, совсем не щуплый.

Увидев у меня в руках дубинку своего товарища, полицейский замялся и начал двигаться гораздо осторожнее.

“Ну, если я не положу тебя сразу, ты меня узлом завяжешь”, —  подумал я. Сделав резкий выпад, я нырнул под выставленную дубинку мордоворота и ткнул его в живот.

Полицейский тихо крякнул, оседая, и успел-таки приложить своей дубинкой меня. На этот раз меня вообще отшвырнуло метра на два. Преодолевая страшную боль во всем теле, я поднялся, подполз к корчившемуся на земле полицейскому и ткнул его дубинкой еще пару раз — в ногу и в плечо. Мускулистое тело два раза вздрогнуло.

Я повернулся к высокому. Тот лежал смирно.

От боли на глаза сами собой наворачивались слезы. Но оставаться здесь было нельзя. Нападение на патруль... Да нас с Лизой просто убьют после этого!

Я сорвал с пояса крепкого полицейского футляр для дубинки, подобрал саму дубинку, валявшуюся на земле. Вставил ее туда, повесил на пояс. Вторую, ту, которую отобрал у высокого, зашвырнул в кусты. Похоже, она слегка разряжена. Пусть потратят время, поищут. Бросать табельное оружие не принято нигде. Каждое мое движение отдавалось болью.

Лиза перевернулась на бок и с тоской наблюдала за моими действиями.

  Больно? — спросил я.

  Нога отнялась, —  тихо ответила девушка. — Полчаса точно не смогу идти. И ползти больно. До того времени нас найдут. Уходи! Я скажу, что тебя не знаю...

Я попытался рассмеяться, но ответом на это была волна боли.

  Не найдут.

Наклонившись, я подхватил девушку на руки. В моем нынешнем состоянии это было все равно что поднять бугая-полицейского до того, как по мне походила шоковая дубинка. Руки просто обрывались.

  Говори, куда идти.

  К той елке. — Лиза кивнула на дерево метрах в тридцати.

И я побрел.

Пять минут назад нести Лизу на руках было бы просто приятно. Весила она, наверное, килограммов пятьдесят. Ну, пятьдесят пять. А сейчас, когда руки и ноги пронзали спазмы и судороги, оставалось только скрипеть зубами.

  Как ты можешь идти? — спросила Лиза тихо. — У тебя страшное лицо... Серое, жесткое... Больно?

  Есть немного. Но с каждой минутой — все лучше.

Я был не совсем искренен. Боль действительно проходила. Но тяжесть в мышцах рук усиливалась. Вот если бы сесть под елку да никуда не ходить, скоро стало бы совсем хорошо...

  Я вызову Макса, —  сказала Лиза, снимая с пояса телефон.

“Неглупо, —  подумал я. — Можно было догадаться и пораньше”.

При иных обстоятельствах мне бы вовсе не понравилось отдавать Лизу кому-то другому. Но сейчас в мозгу сидела лишь одна мысль — избавиться от тяжести! Да и насчет Макса... Если девушка бродит со мной по лесам, это еще не значит, что она не его подружка. Или не подружка Брата...

На телефоне, который Лиза сняла с пояса, загорелся экранчик, на нем показался Макс в обнимку с Антониной. Они сидели в том зале, где мне показывали, как пользоваться современным Интернетом.

  На нас напал патруль, —  сообщила Лиза. — Евгений тащит меня на руках, но его тоже поразили электрошокером. Выйдите, помогите нам!

Я ожидал, что Макс вскочит, ринется к двери, но он остался на месте. Скорее всего, растерялся.

  А если нас вычислят средствами слежения? — строго спросила Антонина. — И найдут вход на базу? Инструкция категорически запрещает дежурным выходить в такой ситуации.

  База — частное владение. Никто не имеет права вторгаться туда без санкции. А наша стычка с полицейскими не имеет к базе никакого отношения.

_ Добирайтесь сами, —  заявила Антонина. — Вам осталось всего двести метров до потайного хода. Я засекла твой телефон.

Связь оборвалась. Всего двести метров! Я с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Лиза тихонько заплакала.

  Она всегда меня терпеть не могла. А Макс у нее под каблуком, —  сообщила она.

  Они хоть внутрь-то нас пустят?

  Конечно. Они только выходить боятся. Слишком неожиданно все произошло.

Шаг, другой, третий. Вот и покосившийся забор из сетки, отделяющий территорию базы от окружающего леса.

Сзади между тем послышались крики. Команды через мегафон, шум двигателей. Не иначе худой полицейский очухался и тоже вызвал по рации подмогу. Надо было вырубить его сильнее. Да поздно жалеть. Сделанного не вернешь.

Последние несколько метров до ржавой, закрытой на тяжелый висячий замок двери я пробежал. Лиза всунула в незаметную щелку карточку, и дверь вместе с замком уехала вниз. Сама дверь представляла собой муляж на бронированном листе, закрывавшем вход и открывавшемся совсем по другому принципу. Он двигался вверх и вниз на хорошо смазанных салазках

 

* * *

 

Мы юркнули в образовавшийся ход. Дверь бесшумно поднялась за нашей спиной.

  Теперь, надеюсь, мой поисковый чип не так легко засечь, —  довольным тоном сказала Лиза. — Из-под земли его сигнала не слышно.

 — А они не определят, кто ты, по сигналу? — спросил я.

  Нет. Сигналы разных чипов, конечно, различаются. Но существует не больше тысячи базисных сигналов — на тот случай, если ищут конкретного человека в конкретном месте среди других людей. Всунуть всю информацию идентификатора в короткий пеленгующийся радиосигнал не так просто...

  Но они ведь поймут, где мы спустились под землю!

  Вряд ли они включили спутниковую систему обнаружения сразу. К тому же мы могли сесть в незарегистрированный бронированный автомобиль. Через него сигнал личного идентификатора не проходит. Сам автомобиль должен быть оборудован маячком, но его можно убрать. Это ведь не вживленный в тело чип!

Мы шли по длинному коридору. Каждые метров тридцать я прислонял Лизу к стене, чтобы передохнуть. Пот с меня лился градом, толстая камуфляжная рубашка промокла насквозь. Девушка не могла самостоятельно даже стоять.

Можно было, конечно, остановиться и отдохнуть, но мне хотелось отойти от потайного входа в бункер как можно дальше. Ближе к другой двери, через которую мы вышли на поверхность.

Когда я поставил Лизу на землю в очередной раз, поддерживая под мышки, она обняла меня за шею, поцеловала и шепнула:

 — Спасибо.

Половину усталости словно рукой сняло. Мы были потные, грязные, уставшие... Но разве это было сейчас важно?

  У меня не было выбора, —  тихо сказал я.

  Выбор всегда есть. Ты молодец.

  Тебя я мог бы нести на руках и три километра, — заявил я, понимая, что преувеличиваю свои силы.

Спасибо тебе, Лиза. Без тебя мне было бы здесь очень одиноко.

Девушка прижалась ко мне еще крепче. В глазах ее стояли слезы.

  Мое настоящее имя — Алиса, —  внезапно призналась она. — Лиза — подпольная кличка. Также, как у Макса и у Антонины. Но ты называй меня так, как раньше. Мне нравится. Да и не хочу, чтобы кто-то знал, что ты знаешь.

  Конечно, —  сказал я, снова поднял ее на руки и, одолев за один раз сотню метров, вошел в главный зал бункера.

Макс и Антонина сидели на диване и наше появление встретили равнодушно. Большой экран, разбитый на несколько квадратов, показывал разные участки леса, обозреваемые скрытыми камерами внешнего наблюдения. Под одной из камер сгрудилось че­ловек десять полицейских и людей в белых халатах. Они оказывали помощь валявшимся на земле товарищам. Полицейские, которых я вырубил электрошокером, не спешили вставать. Ну прямо футболисты, зарабатывающие пенальти. Или больничный. Или премию — что им там полагается за бой с превосходящими силами противника.

  Поздравляю! — как ни в чем не бывало улыбнулся Макс. — Ты ранена, Лиза?

  Евгению досталось шокером два раза! — негодующе воскликнула девушка. — А вы даже не подняли дверь!

Она замолчала, сверля соратника гневным взором.

  Зато теперь мы знаем, что на Евгения можно положиться, —  спокойно сказала Антонина, —  Он способен выполнить то дело, ради которого мы хотим его нанять.

  Только буду ли? — спросил я.

 — Это не нам решать, —  заявила дурнушка. — Поговоришь с братьями — и все станет ясно.

Я положил Лизу на диван, осторожно пощупал ее больную ногу. Девушка тихо застонала и отстранила мою руку.

  Пройдет часа через два, —  спокойно сказал Макс. — Если она сильно ей не дергала. А у тебя, наверное, снижен болевой порог?

  Наверное, —  мрачно ответил я.

Скорее всего, я просто меньше обращал внимания на боль, чем все они. Но, может быть, у меня в мозгах действительно образовалась какая-то трещина. Или нервы стали менее чувствительными. Да и вообще, кто поручится, что вся эта провокация не была организована специально?

  У вас тут есть баня? Душ, на худой конец? Или, еще лучше, сауна?

  Есть, —  улыбнулась Лиза. — Подожди минут двадцать — и мы пойдем туда вместе.

Заманчивое предложение. Я упал в кресло и расслабился. Очень хотелось пить, но просить Макса или Антонину принести воды я не стал принципиально.

 

* * *

 

Хотя Макс и Антонина не участвовали в последних событиях, в сауну они пошли тоже. Во-первых, по их словам, они сильно переволновались из-за нас, а во-вторых, по их же мнению, глупо было тратить энергию только на двоих. Сауна на базе была большая.

Все мы надели купальные костюмы и чинно расселись на полках, вдыхая раскаленный воздух с запахом эвкалипта. Лиза массировала больную ногу, я похлопывал себя по груди чужим веником, найденным в предбаннике. Говорят, в сауне с сухим паром веник не полагается, но кто-то здесь считал иначе. Я тоже. Макс, видно, не совсем потерял совесть, потому что скромно помалкивал. Антонина же донимала меня вопросами:

 — Что, сильно больно, когда бьют электрошоковой дубинкой? А самому ударить человека — это не страшно? Случалось ли тебе вообще убивать?

Я не отвечал, но дурнушку мое молчание не смущало. Сейчас, когда она убрала с лица всю косметику, я понял, что Антонина молода, наверное, даже моложе Макса. И похоже было на то, она провоцировала меня специально.

Лиза, которая больше не морщилась — наверное, боль отпустила, —  неожиданно встрепенулась, метнула сердитый взгляд на соратницу и заговорила:

 — Я уже объясняла тебе, Евгений. Нынешнее общество любопытно и трусливо. Если где-то начинается конфликт, люди припадают к экранам мониторов, чтобы не пропустить особенно эффектные бомбовые и ракетные удары, взрывы заводов и жилых домов, эпизоды, где из-за угла расстреливают людей и машины... Но в то же время сами “граждане” боятся высунуть нос на улицу в девять вечера, вдруг что случится. Как же, ведь существует одна миллионная доля шанса, что наткнутся на уличную банду и те отберут у них безличную расчетную карточку. Особого вреда бандиты гражданам, как правило, не причиняют — они тоже очень трусливы, нарушая одни статьи кодекса, свято чтут другие — те, за которые наказывают строже.

А вот спроси любого из них: если бы он мог одним-единственным словом остановить войну, идущую в далеком краю, и лишиться зрелища, сказал бы он это слово? Только шестьдесят процентов добряков ответят: “Да, сказал бы”! А двадцать процентов заявят:

“Нам все равно”! Им лень языком пошевелить, произнести заветное слово, пусть даже это ничего им не стоило бы. Остальные двадцать процентов или готовы развязать войны еще в нескольких странах, себе на потеху, или категорически против прекращения той, что идет. По разным причинам: от простого любопытства до личной выгоды! И совсем ужасна статистика другого опроса — его проводили совсем недавно. Население спросили: что для вас важнее — потеря ста рублей с личного счета или гибель тысячи людей? Девяносто процентов заявили: сто рублей дороже, если эти люди будут иностранцами. Восемьдесят пять — если люди будут из другого города. А пятидесяти процентам сто рублей все равно дороже, даже если погибнут их соседи! Заметьте, никто не предлагал им отдать сто рублей — они не смогли расстаться с ними даже в мыслях!

Антонина скривилась, поняв, в чей огород брошен камушек.

  Ты всегда была поклонницей тестов и дешевых социологических опросов, —  произнесла она пренебрежительным тоном. — Люди — стадо. Ими необходимо управлять.

  И управлять, конечно, собираешься ты? — вмешался я.

Дурнушка меня уже порядком достала.

  Нет. Я не против, чтобы мной управляли. И управляли железной рукой. Но это должны быть достойные люди. Я не побежала к вам не потому, что боялась попасть в лапы полицейских. Только кто бы выиграл от этого? Если б ты, Лизка, попалась, то под “правдосказом” рассказала б, наверно, и о нашей базе, существование которой до сих пор — тайна для спец­служб. Вот это было бы преступление. А я действовала по инструкции.

 — Инструкции тебе дороже живых людей! — воскликнула Лиза.

От горячего спора в сауне стало еще жарче, чем прежде. Во всяком случае, так казалось.

  Пойдем, искупаемся в бассейне, —  предложил я Лизе.

  Не могу встать, —  прошептала она.

  Я могу тебя отнести, —  начал было Макс, но Антонина так на него посмотрела, что он сразу сник.

  Теперь уже не надо, —  тихо сказала Лиза.

Я подхватил ее на руки, вынес из горячей сауны и бросил в бассейн. А сам прыгнул следом — вдруг она начнет тонуть. Но Лиза, хотя нога ее до сих пор слушалась плохо, держалась на воде уверенно.

 

* * *

 

Большой Брат оказался мужчиной среднего телосложения. Нос с горбинкой, небольшие залысины... На вид ему было лет сорок. “Просто Брат” поглядывал на него с подобострастием.

Переодеваться в камуфляж, как делали в убежище все “соратники”, Большой Брат не стал. Остался в темной водолазке и бархатном пиджаке. Взгляд у него был острый.

  Хотите говорить один на один или кого-то пригласим? — сразу перешел к делу Большой Брат.

Меньшему Брату, по-моему, это не слишком понравилось. Наверное, он думал, что уж ему-то командир доверяет. Я сдержанно улыбнулся:

 — Зависит от того, насколько вы намерены быть откровенны. Если вам удобнее без соратников, давайте поговорим с глазу на глаз. Лично я не против, чтобы присутствовали ваши подопечные, хотя не все в их поведении мне нравится.

Большой Брат понимающе кивнул.

  Я просмотрел отчет о последних событиях, который дал мне Брат этой ячейки. Ваши боевые качества выше всяких похвал, остальные действовали по инструкции. Но желание гостя — закон. Давайте поговорим наедине.

Это была явная передержка, я говорил совсем не то. Большой Брат выдал свое желание за мое. Впрочем, не все ли равно?

  Идет.

Молодой командир удалился — с партийной дисциплиной у них был порядок.

  Не слишком ли они молоды для вашей работы? — напрямик спросил я, как только Брат вышел.

  Они сами хотят силы, власти и значительности. — Большой Брат пожал плечами. — Под руководством старших товарищей эти ребята способны добиться многого. А наши цели во многом совпадают с общественными интересами.

  Допустим, —  кивнул я. — А от меня что вы хотите?

  Хотим предложить вам хорошо оплачиваемую работу.

Большой Брат проворно вытащил из-под стола кейс, открыл, на свет появились бутылка коньяка, два лимона и плитка шоколада. Там же нашлись и маленькие пластиковые стаканы.

  Я-то надеялся, что вы воскресили меня как последнего романтика... А вы, похоже, хотите сделать меня соучастником тривиального разбойного нападения.

  Без высоких идеалов нет жизни, —  улыбнулся Большой Брат, разливая коньяк и нарезая лимон внушительной финкой с фиксирующимся лезвием, которую он выудил из кармана пиджака. — А предложить мы вам хотим совсем другое.

  Как к вам обращаться? — спросил я. — Большой Брат _ язык не поворачивается. Прямо что-то из Оруэлла...

  Там был Старший Брат. — Мой собеседник усмехнулся и поднял стакан.

Вообще-то, я это помнил. Любопытно, что и он тоже читал антиутопию, ставшую классикой.

  Зовите меня Анатолием. Хотя какая разница? Настоящего имени я вам не скажу. Выберите любое.

  Если вам нравится Анатолий, пусть будет так. И что же вы от меня хотите, Толик?

Мы пригубили коньяк. Судя по всему, Большой Брат не был к нему привычен — очевидно, хотел сделать приятное мне. Он как-то странно дернулся — то ли от коньяка, то ли от моего обращения — потом улыбнулся.

  Чтобы вы захватили термоядерную электростанцию на Печоре. Доказали, что это возможно. Взрывать ее не требуется, убивать живых людей — тоже. Думаю, никто, кроме охранников, на вашем пути не станет. А охранники — подлые наймиты, которые получают деньги за риск.

  Оставьте патетику для молодежи, —  сказал я.

  За эту акцию нам очень хорошо платят владельцы сибирских гидроэлектростанций, —  вернулся к теме Анатолий. — Мы получаем приличные деньги на продолжение нашей борьбы. Ну и, кроме прочего, мы должны потребовать долю в строящейся ТераТЭЦ.

  Что за ТераТЭЦ?

  Электростанция, которую собирают на орбите. Будет вырабатывать три тераватта мощности. Три тысячи гигаватт.

Мы выпили еще по стаканчику коньяка. Съели по дольке лимона. Я отломил кусочек шоколадки. На вкус она была плохонькой — что-то вроде соевой сладкой плитки.

 — Понимаю задумку владельцев электростанций. Но доля в строительстве ТераТЭЦ? На кого вы собираетесь оформить акции? Это ведь смешно. Если не грустно. Организации, на которые вы захотите оформить полученные шантажом акции, закроют через несколько часов после такого требования. А людей арестуют — если вы предполагаете оформить акции на частных лиц. Или вы готовите мощную провокацию, дабы устранить конкурентов?

Анатолий смотрел на меня и ухмылялся.

  Мне нравится ход ваших мыслей. Но подобные провокации дорого обходятся. Думаю, акции ТераТЭЦ будут расти в цене с каждым днем. Что касается легализации нашей доли, то в современном компьютеризированном обществе, где в ходу только электронные деньги и поручения, а партнеры зачастую не знают друг о друге ничего, кроме электронных адресов, деньги отмыть трудно, зато легко сохранить заработанное. Мы выдадим доверенность банку, и он будет обслуживать наши интересы.

  Банк, связавшийся с террористами, закроют.

  Никогда. Ему еще приплатят за то, чтобы он вел с нами дела. Ведь правительству нужно будет с нами договориться!

  Тогда он закроет ваш счет или откажется представлять ваши интересы. Вернет акции обратно.

  После этого любой банк ждет разорение. Клиенты не захотят иметь с ним дел — ведь и их счета точно так же могут подвергнуться контролю. Никто не бьется за свою независимость и конфиденциальность сделок с таким остервенением, как банки. А какая реклама для банкиров! Поверьте, они согласятся. У меня уже есть договор с несколькими крупнейшими швейцарскими, общеевропейскими и американскими банками. Остается только выбрать. Патриотичнее было бы вложить средства в нашу кредитную организацию, но против нее действительно могут применить санкции. Зарубежные партнеры помощнее. Так что придется лить воду на мельницу врага. Я откинулся в кресле и расхохотался.

  Дело за малым. Захватить электростанцию. Вы предлагаете мне сделать это в одиночку? Или дадите пару рот зеленого молодняка в поддержку? Знаете, прежде я никогда не занимался подобными вещами. Спору нет, затея интересная. Но, может быть, стоит начать с малого? Скажем, ограбить кого-то в темном переулке. Или совершить разбойное нападение на по­езд. Зачем же сразу замахиваться на хорошо охраняемый объект?

  Мы дадим вам деньги и оружие, —  спокойно отозвался Большой Брат. — А также все ресурсы нашей организации. Это очень немало. И, надеюсь, вы проведете операцию сами, без поддержки. По своему сценарию, который не в состоянии будут разгадать представители властей. Поверьте, это не так сложно, как кажется. Если действовать нестандартно.

  Власти, естественно, осведомлены о том, что мы попытаемся захватить станцию? Точнее, о том, что вы планируете подобную акцию?

  Такую информацию не утаить. Но выбор времени и способа — в ваших руках. Есть некоторые нюансы... Мы обсудим их после того, как вы согласитесь.

  Если я не соглашусь, меня усыпят? Анатолий задумчиво посмотрел на меня.

  Может быть, не так просто... Но вы знаете слишком много...

  А если я возьму деньги, оружие и уйду? Сдамся властям?

  Вы вряд ли сделаете это, когда узнаете больше о строительстве ТераТЭЦ, —  покачал головой Большой Брат. — К тому же мы платим вам триста тысяч единовременно и отдаем пять процентов акций, которые вы выторгуете у правительства. Точнее, у аме­риканцев... Думаю, они стоят еще больше,

 — Подумаю, —  кивнул я. — Вы умеете убеждать.

Анатолий довольно улыбнулся. На его месте я бы не стал радоваться. Позиции главаря террористов были слабые, если не сказать хуже.

  Тем более, вы не сбежите от Лизы, —  добавил Большой Брат.

Я невольно поморщился.

  Почему вы решили, что она меня интересует?

  А кого она не интересует? К тому же вы спасали ее, рискуя жизнью.

  Последний романтик. В наше время так было принято.

Большой Брат покачал головой. Что ж, он был прав. Лиза, или Алиса, мне не просто нравилась. То, что я испытывал по отношению к ней, было намного глубже.

  Нужно обсудить гарантии нашей с ней безопасности после операции, —  заметил я. — В ваших руках рычаги давления. Думаю, было бы справедливо сделать невозможным их использование.

  Слова соратника вам недостаточно?

  Естественно.

  Думаю, мы сможем разработать меры безопасности, приемлемые для всех.

Мы выпили еще по рюмке. Слегка захмелевший Большой Браг спрятал бутылку и снедь в кейс. Хоть он и пытался повторить некоторые приятные обычаи прошлого, получалось у него так себе. Кто же пьет так воровато?

 

* * *

 

После достижения договоренности мы собрались вместе. Большой Брат и просто Брат. Лиза, Антонина и Макс, а также два паренька, приехавшие с большим Братом. Они ожидали своего начальника в машине наверху, изображая влюбленную парочку. Теперь эти ярко наряженные ребята сидели среди нас, и их поведение не позволяло заподозрить молодых людей в гомосексуальных наклонностях. Впрочем, кто знает?

В совещании принимали участие два хакера, ярые сторонники организации. Они присутствовали на собрании в виртуальной форме. Каждый — на своей половине экрана большого монитора, висевшего на стене в большом зале.

Большой Брат держал речь, обращаясь ко мне, но одновременно говорил для всех — чтобы молодежь оценила степень доверия к ней. Впрочем, сведения, которые он оглашал, мне были интересны, но представляли мало ценности, пожелай кто-то продать их правительству.

  Когда мы выкрали матрицу сознания господина Воронова и купили аппаратуру для клонирования и воспроизведения личности, это, к сожалению, не прошло незамеченным властями. И они в срочном порядке реализовали свой проект. По данным наших источников из института клонирования, там воспроизвели еще одну личность господина Воронова, —  сообщил Большой Брат, произнеся последние слова почти шепотом.

Чувствовалось, что говорить о таких вещах лидеру тайной организации нелегко. Сказывалось табу на разговоры о клонировании, об экспериментах с сознанием и прочие “скользкие” темы. Анатолий пытался выглядеть прожженным циником, но в роль вошел не полностью.

  Как сообщают наши коллеги-хакеры, “Институт К” оборудует помещения и закупает материалы, продукты и одежду, соответствующую началу века. Это позволяет предположить, что они или воскресили вторую версию господина Воронова, или сделают это в ближайшее время.

  Зачем? — преувеличенно спокойно спросил я.

  Они просчитали, какое поручение мы можем дать вам. Найти вас они не в состоянии. Поэтому пошлют против вас вашего клона.

Неглупо. Мой клон — считай я сам — может предвидеть мои действия. Но и я могу предвидеть его.

  Есть определенная доля вероятности, что мы сговоримся, —  заметил я.

  Исключено! — выдохнул Большой Брат. — У человека нет злее врага, чем он сам.

Я был несогласен с лидером террористов. Впрочем, все зависит от человека. Для Анатолия, возможно, так оно и есть, а для меня — все иначе. Но и я могу ошибаться...

  Одним словом, главное препятствие — линия обороны, построенная тобой самим, —  неожиданно перешел на “ты” Большой Брат. — Впрочем, если начать атаку сейчас, когда они еще не успели подготовить твоего двойника, даже если клонировали его, эта проблема снимается.

  Но я не умею пользоваться оружием и не знаю ничего о станции, —  возразил я. — К тому же мы так и не условились относительно гарантий.

  Каких гарантий? — встрепенулся меньший Брат.

На лице Лизы тоже изобразилось разочарование, она, видно, не ожидала, что я начну торговаться. Одного она не понимала, что и сама не более чем пешка в этой игре, что старшие товарищи, не задумываясь, пожертвуют и ее чувствами и, возможно, даже ее жизнью.

  Тех, о которых мы говорили с вашим руководителем, —  ответил я. — Напрасно вы думаете, что я полезу в пекло очертя голову. Вы, возможно, знаете меня давно, а я вас — совсем недавно. И пока не вижу, почему я вам должен доверять, во всяком случае большинству.

Макс потупил глаза, Антонина вздернула подбородок с таким видом, будто мои слова ни в коей мере к ней не относятся.

  И без подготовки я никуда лезть не собираюсь, —  заявил я. — Пусть хоть трижды внезапность будет на моей стороне.

  Это разумно, —  буркнул меньший Брат. Как будто я не знал этого без него!

 

* * *

 

В результате переговоров с Большим Братом, с которым мы вновь остались одни после общей беседы с соратниками о принципах деятельности организации, мне удалось добиться определенных обязательств с его стороны. Беседа шла долго и тяжело, но теперь я был почти уверен в том, что меня не обманут.

Хакеры предоставили мне удостоверение личности, называемое сейчас идентификатором, на имя Евгения Галкина. Фамилию я выбрал сам. Галка — не ворона, но близкая по духу птица. В принципе, можно было оставить и прежнюю фамилию — мало ли на свете Вороновых? Но в таком деле все-таки лучше перестраховаться.

Документы, конечно, были липовыми. Тем не менее обычный полицейский патруль вряд ли что-то заподозрит, а детальной проверки не выдержит и настоящий идентификатор, выписанный на мое имя. Потому что спецслужбы в состоянии раскопать любые сведения о человеке, попадись он им в руки. Мне полагалось иметь еще и трудовую книжку, и налоговое свидетельство, и карточку пенсионного фонда. Точнее, не сами бумажки, а соответствующие счета. Подделать их было можно, но требовался не один день.

Теперь я владел кредитно-расчетной карточкой, на которой лежали триста тысяч рублей, сумма по нынешним временам баснословная. Карточка была самой настоящей, не фальсифицированной. В этом обществе к деньгам относились намного серьезнее, чем даже к идентификации личности. Последняя, по большому счету, касается одного отдельного человека, а деньги нужны всем, без них никуда. Так что денежный оборот был под контролем, деньги не могли взяться из ниоткуда и исчезнуть в никуда. Мои друзья-террористы неплохо зарабатывали. И поделились со мной. Поразительно щедро... Ну да на это у них, наверное, имелись свои резоны.

Сложнее всего было решить, как быть с Лизой. Я боялся за нее и не мог никому этого показать. Брать девушку с собой не хотелось, да и Большой Брат был против — что мешало мне сбежать, соблазнив их соратницу кучей законно полученных рублей? Я был уверен, что Лизу не сманишь и тремя миллионами, но соратники друг другу доверяли не слишком. Хотя постоянно демонстрировали прямо-таки безграничную преданность.

В конце концов я решил, что, если захвачу станцию, поговорю с Лизой по телефону, и она, следуя моим советам, уедет, куда сама захочет. Я заручился обещанием, что смогу убедиться в этом лично. Ну а если станцию захватить не удастся, тогда и говорить не о чем.

Большому Брату отпускать меня, полагаясь на одни только чувства, которые я питал к Лизе, конечно, не хотелось. На кону стояли большие деньги. Но поисковый чип мне не встроишь — его сразу же обнаружат спутники слежения над ГигаТЭЦ и выведут на меня патруль, где бы я ни находился. Поэтому он ограничился немного затянувшейся лекцией о том, какие длинные руки у их организации. Меня это, конечно, страшно испугало. Особенно если учесть, что я собирался вступить в противоборство со спецслужбами нескольких мощных государств.

Потом Большой Брат уехал, а хакеры поступили в мое распоряжение. И мы начали плотно работать над воплощением наших замыслов в жизнь, активно используя для этого компьютерную псевдореальность.

 

* * *

 

Интернет — такая штука, от которой было сложно оторваться даже во времена моей молодости. Я не хочу этим сказать, что стар сейчас. Просто те времена давно прошли, двадцать первый век перевалил за середину... А Сеть с еще большей силой затягивает в себя мелкую пользовательскую рыбешку, хищников-хакеров, акул-профессионалов. Три дня после разговора с Большим Братом я провел в Сети. Макс одолжил мне свой виртуальный шлем, и я снимал его, только чтобы поесть. И часа на четыре — чтобы поспать. Тем более что Лиза уехала в город сдавать экзамены (она училась в университете), и ничего интересного на секретной базе террористов для меня не осталось. Зачем мне их секреты?

Несколько часов обучения — и я почувствовал себя в Сети как дома. То есть почти как дома. Например, в родном городе.

Конечно, я не мог пока самостоятельно взламывать секретные коды интересующих меня защищенных объектов, но со мной были талантливые ребята, которые могли пролезть и в игольное ушко. В локальную сеть, которая вовсе не была частью большой Сети.

Вы спросите, как это возможно? Да, например, через браслет - мини-компьютер какого-нибудь должностного лица, имеющего доступ к локальной сети. По инструкции он должен носить два разных браслета. Но это ведь неудобно! И он носит только браслет связи с локальной сетью, подключаясь через него и к большой Сети. Не для каких-то глобальных целей, а для того, например, чтобы узнать точное время. Или расписание поездов. Или расположение какого-то ресторана. Но фокус в том, что, подключившись один раз, отключиться уже невозможно. Ведь компьютеры живут в автономном режиме и обмениваются информацией совершенно независимо от желания пользователя. Поэтому нужно только найти человека. Или компьютер. И слегка изменить настройки.

В странствиях по Сети меня часто сопровождал хакер по кличке Буравчик. Познакомились мы почти случайно. Я его нанял, чтобы не зависеть от хакеров, связанных с террористами. Доверяй, но проверяй. Чем меньше соратники будут знать обо мне и моих делах, тем лучше.

Мы с Буравчиком подписали стандартный хакерский контракт. Абонентская плата за прикрепление, плата за возможность постоянного вызова, бесплатное время и количество бесплатных консультаций, ночная надбавка. Как он объяснил мне позже, похожие контракты составляли все. Но отношения наши быстро вышли за рамки чисто деловых.

Иногда мы созванивались, чтобы поболтать. Мне были интересны его суждения, а он почему-то заинтересовался мной, хотя я о себе почти ничего не рас­сказывал. Сказал только, что родился давно, а в Сеть вышел недавно. Может быть, именно это вызвало его любопытство? Продвинутый старичок, который открывает для себя Интернет?

Можно сказать, что за несколько дней мы даже подружились — если можно подружиться с человеком, которого ты живьем ни разу не видел и не слышал и который живет в Нью-Йорке. Буравчик сам признался в этом, и такое признание дорогого стоило — о своем местопребывании хакеры распространяться не любят. Он учился в американском университете, хотя сам был из России. В Сети, будучи классным специалистом, Буравчик подрабатывал.

На третий день, когда мы в очередной раз пытались взломать локальную сеть “Института К”, нам сказочно повезло. Буравчику через “пейджер” начальника охраны, досье на которого вместе с электронным адресом мы выкрали в одном из специальных магазинов, удалось подключиться к охранной системе. В результате сотни экранов стали показывать нам разные помещения.

“Пейджер” господина Позднякова — точнее мобильный компьютер с ограниченными возможностями — жалобно пищал, то и дело сообщая, что он не рассчитан на перекачку таких больших объемов информации. Но это нас ничуть не волновало. Пусть хоть сгорит — лишь бы успел сообщить нам что-нибудь путное.

Мы спешно осматривали помещения. Буравчик надеялся найти открытый журнал с важными записями или подсмотреть через плечо программиста, как тот набирает пароли. Я помогал ему. И вдруг увидел на мониторе себя самого. Точнее, мужчину в бежевом свитере, с любопытством глядящего прямо в камеру слежения.

 Буравчик! — срочно вызвал я своего товарища. — Переключись на мой канал!

  Есть, —  коротко ответил хакер.

  Это — человек, которого мы ищем. Мой клон.

Буравчик на другом конце провода нерешительно помедлил.

  И что?

  Нужно подать ему знак.

  Это нелегко. А что ты, собственно, хочешь ему сказать?

  Пусть убирается из этого института. По-моему, это решит массу проблем.

  Пиши письмо. Мы выведем текст на телевизионный экран. Он сейчас как раз смотрит телевизор, —  заявил хакер.

А я — то все думал, с какой стати он пялится в камеру слежения? Оказывается, она была совмещена с телевизионным экраном. Точнее, замаскирована под какую-то кнопку или окошко дистанционного управления. Или спрятана в динамике.

Я быстро набил на портативной клавиатуре:

 — Воронов, беги оттуда! Беги в город!

Вы скажете, глупо называть себя по фамилии. Но откуда клон мог знать, кто к нему обращается? Как бы иначе он понял, что послание обращено именно к нему? А растолковывать смысл послания я не стал. Рано, да и некогда. Пусть лучше узнает все сам.

Меня бы такое письмо, появившееся на экране телевизора, заставило задуматься. Надеюсь, то же самое произойдет и с моим двойником.

  Переслал. Он мог наблюдать твое послание в течение трех секунд, —  отрапортовал Буравчик.

  Да, прочитал, я вижу, —  ответил я, наблюдая за реакцией человека, так похожего на меня. — В городе, вообще говоря, можно скрыться?

  Без проблем. Если есть деньги и идентификатор. И немного мозгов. В этом случае даже идентификатор не очень нужен.

  А мы сможем сделать для него идентификатор?

 — Конечно, —  ответил Буравчик. — Если ты пожертвуешь на это рублей триста.

  Пожертвую. И денег ему нужно перевести.

  Тоже проблем нет. Только на какой счет?

  Нет расчетных карточек на предъявителя?

  Почему нет? Есть. Только нужен пароль. Придумай пароль, который известен только вам двоим, и смело перечисляй на счет деньги. Практически любую карточку для этого счета сможешь получить в любом банкомате.

  Отлично.

В этой игре надежный союзник мне бы очень не помешал. А кто, как не я сам, может им стать? Так что я больше всех заинтересован в том, чтобы моего двойника не поймали. Чтобы он жил с максимальными удобствами, имел возможность купить необходимое оборудование и помочь мне. Стало быть, нужно снабдить его документами и средствами, пока он сам не в состоянии их раздобыть.

Я умел открывать счета — наука нехитрая. Буравчик показывал мне, как обращаться к сервисными программами банков, чтобы я распределил свои триста тысяч с наименьшим риском. И чтобы они приносили доход.

Обратившись на сервер одного из самых уважаемых банков, я перевел им тридцать тысяч и назвал пароль: день, месяц и год, когда поломал в детстве ногу. Я эту дату помнил прекрасно, мой двойник тоже должен был помнить. Нас ведь восстанавливали с одной матрицы сознания!

Теперь нужно подумать, как передать идентификатор и карточку. С архитектурой современной Москвы я знакомился, путешествуя по Сети. Сейчас я быстренько вошел в программу реального слежения за улицами города. Осмотрел небольшую площадь перед станцией метро “Алексеевская” — нашел эту станцию по схеме. Я ездил туда по делам незадолго до того, как отправиться на день рождения к Леониду и появиться здесь. И покупал ананас.

Помнил о станции и ананасе я — должен помнить и мой двойник. Какие еще воспоминания связаны у меня с этим метро? Жажда и ледяная газировка. Банку из-под которой я выбросил в урну.

Как это ни смешно, через пятьдесят лет урна стояла на том же месте. Ну, наверное, не та самая урна. Но я был уверен, что в той же нише под стеной станции. Я видел ее через камеру, предназначенную для встречающих пассажиров. И, естественно, для работников спецслужб.

Буравчику я доверял, но решил, что даже его посвящать в детали совершенно незачем. На клавиатуре я набил следующий текст:

 — Карточку с деньгами найдешь там, где покупал ананас во время своего последнего приезда в Москву. Под днищем мусорной урны. Код активации соответствует дню, когда ты сломал ногу.

  Передай, —  попросил я хакера.

Тот зашелестел на своем конце провода, и через минуту я увидел интерес в глазах двойника. Он прочел надпись. Поехал бы я на эту станцию? Конечно, поехал бы. Не сразу, но, скажем, на следующий день.

А, может быть, его еще и сторожат? Нужно побыстрее съездить в Москву самому — положить идентификатор и карточку на место. Идентификатор еще нужно забрать у Буравчика, или у того, кому он его заказал.

  На какую фамилию сделать документы? — спросил между тем хакер. Он прекрасно понимал, что за деньгами и идентификатором мой двойник может явиться очень скоро.

  Пусть будет Каркунов, —  предложил я. — Что-то воронье в этой фамилии есть.

  Идентификатор пришлю пневмокурьером через три часа, —  пообещал Буравчик. — Переведи пятьсот рублей на мой счет.

Я последовал его указаниям. Если наш план удастся, жить станет легче и интереснее.

  Кстати, я разблокировал все замки в том здании, —  сообщил Буравчик. — Совсем бесплатно. Удивляюсь, как на современных объектах можно ставить такие древние охранные системы! Все экономия... Теперь любая карточка открывает любые двери. Лишь бы что-то засунули в щель. Твоему приятелю будет проще сбежать.

  Спасибо, —  улыбнулся я.

Буравчик действительно парень что надо!

 

* * *

 

До станции монорельсовой дороги меня проводил Макс. Он же подробно объяснил, как пересаживаться с монорельса на подземку и как платить за проезд. Я в его объяснениях не нуждался, потому что заранее посмотрел учебный фильм для детей младшего школьного возраста, но терпеливо слушал. Сначала Макс настойчиво пытался отговорить меня от поездки, но я объяснил, что этого требуют интересы дела. И попросил все претензии предъявлять Большому Брату. С ним, я был уверен, мы договоримся. Однако же оповещать заранее о своих действиях ушлого главаря террористов я не хотел. А Макс с ним связываться не станет. Не по чину.

Одет я был как и большинство граждан. Белая рубашка с широкими короткими рукавами, шорты, немного не достающие до колен, сандалии на высокой платформе. В руках — большой пластиковый пакет, закрывающийся на “молнию”. Макс уговаривал меня подкрасить кончики волос или мелировать хотя бы несколько прядей. Так сейчас было принято, а русый цвет волос — не в моде. Но я все же воздержался — мне и так не очень-то нравился мой внешний вид. Особенно сандалии. Да и вообще, Брат ходит русоволосым, и ничего. Впрочем, он ведь носит бандану...

На станции я купил солнцезащитные очки. Выбрал самые строгие, в черной оправе, узкие, спортивного типа. Макс сразу вынес приговор: в них меня будут принимать за тайного сотрудника полиции. Ну и пусть. Мне в поезде с девушками не знакомиться. Лишь бы не носить зеленые стекла в фиолетовой оправе.

Монорельсовый экспресс дернулся, стремительно разогнался, резко затормозил, и я понял, что этот вид транспорта мне не по душе. Хорошо, что ехать до метро недолго, каких-то двадцать минут. А потом — мерный стук колес в течение двух часов.

К исходу первого часа я понял, что совершил ошибку. Нужно было потерпеть еще десять минут на монорельсовом экспрессе, а не тащиться на метро. Экспресс двигался гораздо быстрее, а станций, с которых можно было перейти на линии метрополитена, имелось несколько. Но зато я ехал с относительными удобствами, в полупустом вагоне. И работал с маленьким, не больше книги, ноутбуком, выполнявшим и функции видеотелефона. У меня даже был федеральный номер: 125-315-321. Звоните, если сможете. Зарегистрирован телефон на вполне добропорядочного гражданина. Впрочем, что же, сам я — не добропорядочный? Электростанций пока не захватывал. А что с полицейскими подрался, так с каждым бывает...

Компьютер-телефон, к сожалению, не держал связь с Сетью на этой ветке метро, но в его памяти было достаточно информации, которую мне нужно было освоить.

Кое-как, потолкавшись на пересадочных станциях, я добрался наконец до “Алексеевской”. Народу вокруг шныряло огромное количество. Все больше — люди пожилого возраста. Молодые, наверное, работали. А старикам не сиделось дома. Или, может быть, их просто стало больше.

Хорошо наблюдать за площадью перед станцией с экрана монитора и размышлять, куда ты положишь контейнер с карточкой и идентификатором. А попробуйте-ка засуньте непромокаемый пакет под урну, не привлекая внимания!

Постояв некоторое время в стороне, я успокоил себя простыми логическими рассуждениями. Если, скажем, кто-то на моих глазах полезет сейчас в урну, буду я обращать на него внимание? Отвернусь, да и все. И каждый, наверное, поступит точно так же. Нечего теряться, нужно действовать!

Кусок липкой ленты у меня был заготовлен, карточка и идентификатор давно в конверте. Письмо своему двойнику я тоже написал. Подойти, немного приподнять урну, закрепить пакет на дне — и ходу! Впрочем, нет. Нужно понаблюдать за урной несколько минут, чтобы никто не украл мой пакет.

Решительно подойдя к цилиндрическому контейнеру для сбора мусора, я опустился перед ним на колени. К счастью, урна была заполнена не целиком. Но от нее все равно сильно попахивало. Тем лучше — больше никто с ней обниматься не станет.

Крепко обхватив урну одной рукой, другой я быстро вытащил из пакета конверт и одним движением прикрепил его к дну. Опустил урну и оглянулся.

Ничего себе! Вокруг меня успела собраться небольшая толпа. Девочка лет десяти дергала маму за рукав художественно порванной во многих местах джинсовой блузки и спрашивала:

 — Мамочка, это нищий, да? Он ищет себе еду, да? Он прямо сейчас будет кушать, да? А можно я ему дам огрызок моего яблока?

Взрослые не задавали вопросов, но разглядывали меня с живейшим интересом. Не знаю, заметили ли они манипуляции с конвертом. Со стороны вполне могло показаться, что я только заглянул в урну. Скажем, в поисках бутылки. Хотя сейчас, наверное, стеклянных бутылок уже не выпускают, а нищие их не ищут. А может, и выпускают, и ищут?

Народ, конечно, вел себя странно. Но на улице всегда найдется достаточное количество идиотов. Граждан же вокруг меня все прибывало. Задние напирали с криками:

 — Что случилось? Кому-то плохо?

Вместо того чтобы посторониться и вызвать помощь, они перли вперед, лишь бы взглянуть на человека, которому стало худо.

Я решил, что самое безопасное в такой ситуации - поддерживать амплуа нищего, удачно подсказанное мне девочкой. Одет я, как мне кажется, был прилично, даже по моде. На поясе — портативный компьютер, на руке — часы. Ну и что с того? А пакет... Что ж, в него я, возможно, собирал отбросы!

  Пропитание ищу, —  обратился я к толпе. — Что, не видели никогда?

  Не видели, —  подтвердил разноголосый хор.

  Первый раз в столице! — объявила одетая ярче всех полная дамочка лет шестидесяти с бирюзово-зелеными волосами. — У нас тунеядцы по трудовым лагерям сидят. Или в большие города бегут.

  Жрать хочется, —  еще раз объяснил я народу. — Уже два дня как не ел ничего. Толпа сочувственно завздыхала.

  Не выкидывают ничего съедобного буржуи, —  продолжал я, поднимаясь и делая вид, будто намереваюсь отправиться к другой урне. Надо было отвлечь внимание от этой.

  Ты в “Макдоналдс” зайди, дятел, —  бесцеремонно обратился ко мне мальчишка лет тринадцати. — Там булок на полу валяется — только подбирай.

  Тебя забыл спросить, —  холодно ответил я пацану, переходя к следующей урне. Толпа пропускала меня, но шла следом. — У меня, может быть, диета. От американской еды тошно.

С отвращением я заглянул в небольшой мусорный контейнер. Он был наполнен до краев. И кое-что среди мусора представлялось вполне съедобным. Прямо поверх отбросов лежали черствая половинка булочки, кусок какого-то сладкого желе, недоеденное полурастопленное мороженое.

  Сейчас он поест, да, мама? — не умолкала маленькая зануда. - Я бы на его месте съела сначала мороженое. Чтобы совсем не растаяло. А закусила бы булочкой. А ты, мама?

Мама шикнула на девочку, замечание которой было встречено дружным смешком собравшихся.

  Что вы собрались, уроды? — прикрикнул я на зевак. — Вы и поесть не дадите человеку?

  Ешь, —  заметил хилый лысоватый мужчина лет пятидесяти. — До чего же приятно на нищего посмотреть! Даже лучше себя чувствуешь! Помолодевшим...

  И значительным! — перебил его другой мужичок, помоложе и потолще. — Рядом с такой-то швалью!

  Сам ты шваль, —  не остался я в долгу, внутренне удивляясь, зачем я все это делаю. С чего это мне вздумалось спорить с каким-то психопатом, подбежавшим посмотреть на якобы нищего?

  Так ты, мил человек, вспомоществования не дождесси, —  заявила старушка лет восьмидесяти, бойко постукивавшая палкой по асфальту в такт ритмичной музыке, раздававшейся из киоска неподалеку, где продавали диски с музыкой. — Нисчему нужно обходительность проявлять - тогда добрый человек его угостит...

Происходящее начало напоминать театр абсурда, Может, я сошел с ума? Больно все вокруг похоже на дурной сон!

И тут сквозь толпу я заметил добрых людей в серых мундирах.

  А расходимся, граждане, а освобождаем дорогу, —  приговаривал один из них, помахивая дубинкой. — А и чего же здесь такого случилось?

Некоторые зеваки куда-то заторопились, те, что остались, охотно объяснили:

 — Нищий вот побирается.

  Ложь, —  заметил я. — Не побираюсь, но занят исключительно своими делами.

  Кто-то ему что-то дал? — мрачно спросил молчавший до сих пор полицейский. — И он взял? Взрослые молчали.

  Он в урне питание себе ищет, —  заявила словоохотливая девочка. — Он не кушал давно. А булочку есть не торопится.

  Значит, не побирается, —  констатировал страж порядка. — И урны ни одной не опрокинул, как тот чудик давеча. Ваш идентификатор, гражданин!

Было большое искушение юркнуть в толпу и попытаться сбежать. Но зачем? Успеется! Проверим заодно липовый хакерский идентификатор.

Я протянул карточку полицейскому — кажется, сержанту. Тот засунул ее в считывающее устройство, пробежал взглядом по экранчику.

  Журналист, —  коротко бросил он своему напарнику. — И кого сейчас может привлечь тема нищих?

  А вот их, —  кивнул второй полицейский.

  Будем предъявлять нарушение общественного порядка?

 — Да ну его... Он еще из нашей каталажки кляузу какую напишет, — заметил страж порядка, проявляя уважение к прессе.

  Разойдитесь, граждане, —  предложил полицейский. — А вы, гражданин Галкин, шли бы с нашего участка. Вне его какие хотите эксперименты проводите.

  Да чего они собрались-то? — обратился я к лю­дям в форме. — Я ведь ничего плохого не сделал. Только нагнулся над урной.

  Не стройте из себя простачка, гражданин, —  поморщился сержант. — Вам ли не знать, что народ на любую сенсацию бросается, как муха на мед? А ведь здесь — реальная жизнь, не телевизионные сказки. Каждому интересно рассказать, что он живого нищего видел. Вы бы уж лучше пришельцем со звезд представились. Все так делают.

Я подумал, что людям по-прежнему свойственны два порока: излишнее, до подлости, любопытство, и стремление научить другого делать работу, о которой сам не имеешь ни малейшего понятия. Зачем же мне представляться пришельцем, если все так делают? Работай я в современной прессе на самом деле, я бы постарался придумать такое, чего еще не случалось. Пусть и не так эффектно, как инопланетяне и лох-несское чудовище, зато свое! Подумаешь, собака укусила человека... Уж лучше пусть человек укусит собаку!

 

* * *

 

Общение с неравнодушными гражданами и грязными мусорными контейнерами не прошло для меня даром. Я испачкался, вспотел, и мне ужасно захотелось изменить как-то свой внешний вид. Купить новую одежду, тем более что она мне так и так нужна — не проблема. А вот где можно помыться и привести себя в порядок?

Некоторое время я размышлял, у кого, не вызывая подозрений, можно спросить, где расположена ближайшая баня и парикмахерская. Потом сообразил, что великолепный, информированный и даже способный подсказать дорогу справочник висит у меня на поясе. И обратился к мобильному компьютеру.

Миниатюрный ноутбук выдал мне список саун, помывочных, русских парных и бассейнов. Здесь были и элитные заведения, где за вход надо было уплатить пятьдесят рублей, и самые рядовые туалеты с душевыми кабинками, предназначенные для тех, кто вынужден работать вдали от дома, с расценками от тридцати копеек за десять минут пребывания. В третьесортную помывочную мне не хотелось, поэтому я выбрал салон “Лотос” — баню с парикмахерской. Две остановки на метро.

Бани мало изменились за пятьдесят лет. Тот же общий зал и шайки с водой, парная с сухим паром и душевые. Маленький бассейн с холодной водой. К достижениям прогресса можно было отнести прачечную. Входя в баню, я сдал туда одежду. На выходе мне вернули ее выстиранной и выглаженной. Обошлось все удовольствие недорого — три рубля пятьдесят ко­пеек. Или, напротив, с меня взяли очень много?

Постригся я в процессе купания. В “Лотосе” парикмахерский зал располагался рядом с душевыми, и все стриглись голыми или полуголыми. Парикмахер предложил мне подкрасить волосы, но я решительно отказался. Ни завивок, ни укладок, ни краски! А многие молодые люди, похоже, приходили не столько в баню, сколько в парикмахерскую. И терпеливо ждали своего мастера. Очередь голых худосочных юнцов, топтавшихся на кафельном полу и время от времени выбегавших ополоснуться под горячим душем, чтобы согреться, выглядела забавно.

После бани я надел купленные в салоне напротив легкие брюки, более-менее нормальные туфли и рубашку классического покроя. Прохожие оглядывались на меня. Полагаю, не потому, что я уж очень здорово выглядел, просто одежда моя не соответствовала моде и времени дня. Туфли, которые мне продали, шли с этикеткой “вечерние, да и рубашка рекламировалась как “парадная” (что здесь, шили одежду специально для парадов?).

Приодевшись, я купил букет цветов и вновь спустился в метро. С этим букетом я совершенно выбивался из общего ряда жующих ребят в мятых шортах. По-моему, если бы публика не была такой трусливой, мне бы шикали вслед. Просто никто не хотел связываться.

На метро я добрался до университета, где училась Лиза. Девушка оставила мне номер телефона, но я не хотел звонить — пусть мое появление стане! сюр­призом. Приятным или нет — это уж как получится. Вместо этого я запустил подаренную мне Буравчиком хакерскую программку, которая позволяла определить примерное местонахождение владельца сотового телефона с известным номером.

Более продвинутые программы могли даже включить камеру видеотелефона и показать, что находится вокруг. Имея в виду такую возможность, владельцы “мобильников” держали их в плотных чехлах и в ответственные моменты выключали. Мне совсем не хотелось подглядывать, поэтому я лишь удостоверился, что Лиза находится в здании университета. И сел на лавочку неподалеку от главного входа.

Ждать пришлось долго — часа два. Несколько раз я включал поисковую программку, чтобы удостовериться, что девушка еще не ушла неизвестным мне путем.

От нее, опытной подпольщицы, всего можно ожидать! А еще она могла оставить сумку с телефоном в аудитории... Конечно, не исключено, что она занимается в библиотеке, а не сидит на лекции. Тогда разумнее было бы позвонить. Но я подавил в себе эти порывы, и, наконец, мое терпение было вознаграждено.

Лиза появилась в дверях стремительно, как будто спешила вырваться на свободу, в яркий солнечный день. Была она одна, что несказанно меня обрадовало. А как она выглядела!

До сих пор я видел девушку только в камуфляжном брючном костюме и в купальнике. И так, и эдак она выглядела отлично. Но в современной одежде — короткой юбке, блузке в обтяжку, на высоких каблуках, ее было трудно узнать. Когда она появилась, я просто сделал стойку на очень красивую девушку-студентку. И только спустя мгновение понял, что это Лиза.

Поспешно встав со скамейки, я стремительно пошел ей навстречу. Моя внешность, нужно заметить, тоже сильно изменилась. К тому же Лиза не ожидала меня встретить в городе. Но я об этом не подумал. А попытался взять ее за руку и тихо шепнул:

 — Алиса!

Пожалуй, здесь в ходу была не подпольная кличка, а настоящее имя...

Девушка рывком обернулась. Мгновение — и в ее руке оказался маленький пистолет, дуло которого смотрело мне прямо в лицо.

  Что вам надо?

Увидев цветы у меня в руках, она как будто смягчилась, но от этого ее тон не стал менее насторожен­ным.

  Немедленно представьтесь и скажите, что вы от меня хотите. Или я позову на помощь!

“Предварительно пальнув в меня из газового пистолета, —  подумал я. — С другой стороны — сам виноват. Незачем распускать руки и хватать ее. Достаточно было позвать”.

  Евгений Воронов. По паспорту — Галкин. — ответил я. — Мне показалось, что мы с вами знакомы... Извините.

Конечно, было бы очень обидно, если бы Лиза сделала вид, что не знает меня. Но глаза девушки распахнулись шире, она прикрыла рот ладонью и рассмеялась.

  Женя! Я тебя не узнала... Думала, какой-то сумасшедший... Ты тоже даешь — вырядился как клоун, да еще с цветами! У нас вокруг университета часто бродят шизанутые. Изобретатели вечного двигателя по большей части. Ну и поэты-романтики. В вечерних костюмах, с книгами или тросточками. Только и мечтают, чтобы рассказать кому-то о своих великих идеях. Симпатичным девчонкам прохода от них нет. Сразу в любви признаются. До гроба.

Не скажу чтобы меня речь Лизы оставила равно­душным. Я даже немного обиделся. Немного - потому что, разговаривая, она взяла меня за руку и повела куда-то в глубь парка.

  Ты извини, если поставил тебя в неловкое положение... В мое время так одевались... Я выбрал одежду по своему вкусу. А цветы — тебе.

Девушка улыбнулась и взяла букет. И куда она теперь его денет? Об этом я не подумал.

Мне действительно было неловко и стыдно. То-то студенты поглядывали на меня искоса, когда я дожидался у входа. Хорошо, хоть полицию не вызвали!

Сзади послышались быстрые шаги. Кто-то схватил меня за рубашку.

  А ну-ка, отпусти ее! — возмущенно выкрикнул парень лет двадцати, с густыми черными волосами, явно химически завитыми, в немыслимо цветастой Рубашке. Сандалии у него были почти такие же, как те, что лежали у меня в пакете. Парень был высокий и мускулистый.

  В чем дело? — холодно спросил я.

  Он к тебе пристает, Алиса? — спросил парень, игнорируя меня.

  Нет, Дима. Это мой старший товарищ. И будет лучше, если ты нас оставишь.

  Странные у тебя друзья. Вот я ему наподдам сейчас!

Такое наглое заявление меня слегка удивило.

  Не  горячитесь, молодой человек, —  спокойно сказал я.

  У меня четвертый дан по карате! — предупредил юноша. — И я сделаю из тебя отбивную!

  Вы считаете, что если научились драться, так теперь можете избивать человека прямо на улице? — усмехнулся я. — Только потому, что вы сильнее?

  Типичная гладиаторская риторика! — заявил молодой человек, размахивая руками.

На опытного бойца он не походил — слишком размашистые движения. Впрочем, какая разница? Драться с ним я не собирался в любом случае, будь он чемпионом мира по карате или увечным дистрофиком.

  Лиза, этот молодой человек тебе нужен? — спросил я.

Понял, что напрасно назвал девушку тем именем, к которому привык, но было уже поздно. Проще всего - не замечать ошибки. Парень примет ошибку за оговорку. Да и вообще, может быть, дома ее действительно зовут Лизой. Называют же иногда Елен Ц Аленками?

  Ты боишься его? — удивленно спросила Лиза.

  Боюсь? Почему ты так решила?

  Потому что ты не принял вызов, —  ответил за нее Дима, самодовольно улыбаясь.

Девушка спрятала пистолет в сумку. Меня она сначала испугалась, а этого приставалу, видимо, считала безобидным.

  Как я должен поступить? — холодно поинтересовался я у парня. — Избить тебя? Или ответить на твои угрозы угрозами? Будь уверен, я в долгу не останусь! Но ты пока не сделал мне ничего плохого. Если ты повернешься и уйдешь — инцидент исчерпан.

Тут Дима размахнулся и без предупреждения въехал мне по носу. Если бы в последний момент я слегка не повернулся и удар не пришелся большей частью вскользь, по щеке, кровь из носа пошла бы точно. А мог бы и сломать — бил не шутя.

Я согнулся, закрыв лицо руками. Настырный каратист попытался въехать мне под дых ногой. Впрочем, удар пришелся по локтям, и, наверное, его ноге досталось так же, как моим рукам. Сандалии — не лучшая обувь для ударов ногами.

Лиза испуганно вскрикнула, но пистолет не доставала. Видимо, считала, что, когда мужчины выясняют отношения, лучше не встревать. И была права.

Однако ж с этим безобразием пора заканчивать. Пусть у тебя четвертый дан по карате, но и я когда-то занимался боксом. Сейчас ты узнаешь, как нападать исподтишка!

Резко выпрямившись, я выбросил кулак, вкладывая в движение всю энергию тела. Если каратист успеет увернуться от прямого удара, я полечу дальше и буду легкой мишенью. А потом этот слон меня растопчет. Но он не успел.

Не знаю точно, в какую точку головы я попал, но попал хорошо. Кулак заныл от крепкого удара. А Дима тяжело рухнул на кусты рядом с дорожкой. Я было собирался нанести контрольный удар. Конечно, лежачего не бьют и все такое, но когда я начинаю драться, то дерусь на поражение. Однако Лиза не позволила мне пойти против неписаных правил, схватив за руку.

  Достаточно. Это будет ему хорошим уроком. Каратист лежал поверх пышных зеленых кустов в отключке.

  Я вызову “скорую”, —  сказала Лиза. — И пойдем отсюда скорее.

Девушка нажала несколько кнопок на своем телефоне, быстро проговорила что-то в микрофон и повернулась ко мне, широко улыбаясь:

 — Побежали! Ты прав, и суд тебя оправдает, но зачем нам терять время на выяснение отношений с полицией? К тому же лучше не засвечивать идентификатор лишний раз.

Меня не надо было упрашивать. Мы быстро пошли дальше по дорожке. Хорошо, хоть сейчас вокруг нас не собралась толпа. Думаю, зрителей не было не потому, что драка никого не интересовала, —  в этот час парк был почти безлюден.

  Дима давно нарывался, —  заметила на ходу Лиза. — Он избил трех парней, которых застал радом со мной. Двое подали на него в суд, и он заплатил каждому сто рублей штрафа, возместил лечение и ущерб. Но не успокоился.

  А к тебе он не приставал? — спросил я.

  Сексуальные домогательства — это уже тебе не обычная драка. Не хочет же он в тюрьме сидеть? — улыбнулась Лиза. — Честно говоря, я не очень-то и переживала, что он меня сторожит, —  по крайней мере никто не приставал в университете. Хотя надоело, конечно, —  и поговорить-то ни с кем нельзя было. А сам он мне никогда не нравился.

Девушка посмотрела мне в глаза и рассмеялась. От этого мне стало тепло и хорошо. Едва ли не впервые с того времени, как я очнулся в бункере.

  Поедем ко мне, —  предложила Лиза. — У тебя щека начала опухать... Или заедем в больницу?

  Из-за такой ерунды? Поехали к тебе. Купим что-нибудь пожевать по дороге. Ты умеешь готовить?

Лиза замялась, и я понял, что богатой кулинарной практики у нее не было.

  Зато я умею, —  успокоительным тоном сказал я - с голода не умрем!

Ну что за жизнь! Роешься в мусоре, едва не попадаешь в милицию — и только привел себя в порядок, постригся и побрился, как девушка говорит тебе, что ты похож на клоуна, а ее невезучий воздыхатель пытается своротить тебе нос набок! И снова нужно или умываться, или даже лечиться!

  Может, мне переодеться? — спросил я, когда мы отошли от места происшествия довольно далеко. — У меня в пакете есть современные тряпки. Не хочу тебя позорить.

  Разве ты меня позоришь? — тихо рассмеялась Лиза. — Ты просто одет не так, как все.

Она встала на цыпочки и осторожно поцеловала в распухшую щеку.

  По дороге заедем в магазин, купим чего-нибудь. Хочешь, я тебе помогу?

  Еще бы!

  Деньги у тебя есть? А то у меня всего тридцать рублей до стипендии осталось...

  Денег сколько угодно. Спасибо Большому Брату. Лиза быстро зажала мне рот ладошкой.

  А вот об этом на улице не надо! Что ж, она была права.

 

* * *

 

Какое удовольствие бродить по огромному супермаркету с красивой, внимательной и скромной девушкой! Мы выбрали футболку, брюки и кроссовки для меня, три платья, две пары босоножек и немного косметики для Лизы. Заставить ее купить какую-нибудь вещь за мой счет оказалось не так легко. В долг она брать ничего не хотела — долги ведь надо отдавать. А грабить меня только потому, что у меня сейчас есть деньги, считала неправильным.

Мы сошлись на том, что мне уже выдали аванс за очень важное задание. А она — активный участник проекта, которого привлекут к делу немного позже. Я нанимаю ее за свой счет. И, соответственно, вычту потом потраченные деньги из ее гонорара.

Платья были замечательные. Я смотрел, как Лиза примеряет их, и не мог отвести от нее глаз. Ей все так шло, что я готов был скупить половину магазина. Но Лиза решительно пресекала все мои попытки пуститься в мотовство, хотя стоили легкие летние платьица копейки — от пяти до десяти рублей.

Уже по пути в гастрономический отдел я заметил, что Лиза как-то уж очень торопливо проходит через секции джинсовой одежды. Еще бы — приличные джинсы стоили около ста рублей, джинсовая рубашка-безрукавка — пятьдесят. Натуральная ткань, хло­пок... Я предложил девушке примерить и джинсы, и юбку, и рубашку — якобы собирался подарить племяннице, которая была примерно такого же роста и телосложения, как Лиза. И, естественно, купил все.

Мы уже покинули секцию, когда до Лизы дошло, что тут что-то не так, и она спросила:

 — Откуда у тебя взялась племянница?

  Откуда и у всех, —  ответил я, делая равнодушное лицо. — Ты что же, думаешь, у меня совсем нет родственников?

Откуда было им взяться, если меня, а вернее, мое тело, вырастили почти что в пробирке? Впрочем, у прототипа моей личности была большая семья. А я не считал себя клонированным монстром. Я ощущал себя Евгением Вороновым. И не только ощущал: Я им был!

  Сколько ей лет? — прервала мои размышления Лиза.

  Столько же, сколько и тебе.

  И где она живет?

  В Ростове.

Лиза подумала еще немного, решила, наверное, что я нашел родню по Интернету, и успокоилась. Подумаешь, захотел сделать подарок внучатой племяннице. Или правнучатой. Эка невидаль!

Мы накупили продуктовых полуфабрикатов, овощей и фруктов, из готовых продуктов взяли торт и пошли к Лизе домой.

 

* * *

 

 “Домом” назвать тесную клетушку девушки в общежитии было трудно. В каморке с трудом помещались узкая кровать, шкаф и письменный стол. Туалет, душ, рукомойник — общие на пять комнат. В других комнатах жили такие же девушки-студентки. В некоторых — даже по две. Те комнатки были немного больше, но свободного места в них не оставалось вообще — оно съедалось лишней кроватью. Кухня общая на три секции. В ней стояло две электроплиты и большой стол.

Я не ходил по общежитию с экскурсией, просто Лиза на ходу рассказала мне о своих жилищных условиях и добавила, что общежитие считается престиж­ным. В нем живут только студенты. Нет ни посторонних, ни криминальных элементов, что нередко встречается в других местах.

В комнате образцовой студентки я ожидал увидеть множество книг, но их не было. Только несколько тетрадок и ручек. А на стене висела не очень большая панель монитора.

  Учусь по Интернету. Беру в библиотеках любые учебники, монографии. И некоторые домашние задания отправляю по электронной почте. Правда, подключена по экономичному тарифу, —  ответила девушка на мой вопрос о книжках. — Только экзамены и сдаем в университете. Ну и на лекции, практические занятия, конечно, ходим. Чтобы больше позаниматься, иногда использую компьютер нашей базы. Ты ведь видел — там места довольно...

Теперь стало понятно, почему Лизе так нравилось дежурить на базе. В маленькой комнатушке общежития стены давили. Что ж, теснота — плата за жизнь в большом городе. Дворцы могут позволить себе очень немногие. И уж, во всяком случае, не студентки со скромными доходами, родители которых живут в какой-то северной деревне.

Когда живешь вот так, возникает желание что-то изменить. И в своей жизни, и вообще. Да, те, что живут во дворцах, любят иногда поразглагольствовать о всеобщей нищете и убожестве, порассуждать о том, как долго и упорно должен работать человек, чтобы чего-то добиться, намекая, естественно, на себя. В действительности же и те, кто работает, и те, кто работать не намерен, почему-то всегда хотят всего и сразу. Это вполне объяснимо. Ведь когда человеку не хватает самого необходимого, ему свойственно стремиться это получить. Вопрос лишь в цене.

Лиза вышла на кухню вскипятить воду. У нее в комнате даже не было электрического чайника. Или пожарные не позволяли?

Я подумал, что неплохо было бы еще раз искупаться. Но третий раз за несколько часов — это слишком! Сорока унесет. Поэтому просто умылся.

Гадкий Дима испортил-таки мне внешность. Синяк образовался небольшой, и кожу на щеке он свез не сильно, однако же было больно и, главное, обидно. Мало я его приложил, нужно было добавить!

  Может, не стоит готовить на кухне, а сделать салаты здесь? — сказал я, когда Лиза вернулась. Она удивилась, но без возражений накрыла письменный стол полиэтиленовой пленкой, и он на время превратился в обеденный.

Взяв острый нож и доску — эта утварь у Лизы нашлась — я принялся резать капусту, огурцы, крабовые палочки, открывать банки с кукурузой и майонезом. Девушка с интересом наблюдала за тем, как я сооружаю салат. Даже предлагала помочь. Но второго ножа и доски не нашлось, а открывать банки с консервами - занятие не для женщин. Поэтому я предложил ей заниматься исключительно чаем. Салат готовить не так уж трудно, сам справлюсь.

Мелко порезав крабовые палочки, капусту, огурец, я вывалил все в глубокую салатницу, добавил полбанки кукурузы, залил майонезом и тщательно размешал. Салат готов! А Лиза принесла вскипевший чайник, залила в больших чашках заварку и подозрительно оглядела приготовленное мной блюдо.

  Угощайся, —  предложил я. — Нарежем еще ветчины, и полноценный обед готов!

Лиза съела ложку, другую. Тяжело вздохнула.

  Никогда не ела такого вкусного салата, —  призналась она. — С голоду ты точно не умрешь...

  Еще бы. Если есть продукты, с голоду не умрет никто.

  Не о том речь. Ты вполне мог бы пойти поваром в элитный ресторан, —  заметила девушка. — Хорошая зарплата, интересная работа...

Я хмыкнул. Зарплата — может быть. Но интересную работу я представлял себе немного по-другому.

Впрочем, труд повара действительно не очень скучен. Пожалуй, даже разнообразен. Но мне почему-то все время мечтал ось о другом.

Мы съели весь салат, съели ветчину и перешли к торту. Лиза кондитерское изделие хвалила — то ли из вежливости, то ли потому что не ела ничего лучше. На мой вкус торт был жирноват и отдавал химией. Впрочем, натуральных продуктов никто и не обещал. Из чего, по-вашему, состоит торт, который может храниться шесть месяцев при любой температуре?

  Хорошо, —  вздохнула Лиза. — Деньги — мусор, но куда без них?

  Сколько платишь за комнату? — поинтересовался я.

  Тридцать рублей. Больше половины стипендии.

Я увидел, что Лиза изо всех сил борется со сном. Настоящий джентльмен пожелал бы ей приятно отдохнуть и удалился. Сразу видно — девушка не спала ночь перед экзаменом, переволновалась. Да и на улице уже стемнело.

Остаться? Но Лиза меня не приглашала. А так хотелось побыть с ней подольше. И заодно пообщаться с Буравчиком без посторонних ушей.

  Ты бы поспала, —  предложил я Лизе. — А я тебя посторожу.

  Хорошо будешь сторожить? — сонно улыбнулась девушка.

  Изо всех сил.

  Тогда отвернись.

Я послушно отвернулся. Когда разрешение поворачиваться было получено, Лиза уже лежала под по­крывалом.

  Можно, я воспользуюсь твоим компьютером? — спросил я.

  Конечно. Только он может сбоить. За линию давно не плачено, —  прошептала Лиза и заснула.

Похоже, она и в самом деле мне доверяла. Я бы не заснул так легко рядом с чужим человеком.

Я активировал монитор, пополнил счет на подключение двадцатью рублями - хватит больше чем на месяц работы в любом режиме — и вызвал Буравчика.

 

* * *

 

  Наконец-то ты на нормальном адресе, —  приветствовал меня хакер. — Хуже мобильных компьютеров — только обычные видеотелефоны. С них правительственные агенты читают разговоры в реальном времени.

  Ну, мне особенно нечего скрывать, —  заметил я.

  Не считая девушки, что сопит в углу. Клевая девчонка, надо заметить!

Я вздохнул. Никак не могу привыкнуть, что все компьютеры и телефоны оборудованы отличными видеокамерами широкого обзора.

  Кстати, я могу поместить на экран что-то вроде твоего изображения? — поинтересовался я. — Мне бы хотелось стать медвежонком или бурундучком...

Хакер, с которым я общался на экране, был мультяшным. Высокий лоб, короткая стрижка и длинный, немного изогнутый несколько раз по часовой стрелке нос. Эдакая стилизация под буравчик.

  Картинку ты поместить можешь. Будешь выглядеть на экране хоть дыркой от бублика, —  ответил ха­кер, поводя из стороны в сторону своим буравообразным носом. — Да только на всякую хитрость есть еще большая хитрость. Если захочу, увижу тебя таким, какой ты есть.

  Если только я не залеплю жвачкой глазок камеры, —  заметил я.

Буравчик подумал пару секунд.

--Тогда, скорее всего, компьютер не будет воспринимать сигналы мыши. Попросту говоря, твой пульт управления перестанет работать. Для экономии видеосенсоры ставят в одном месте. Эго возможно только со специальной аппаратурой.

  Да уж, от совершенной техники — одно зло.

  Ну, кому зло а кто капусту на этом рубит, —  ухмыльнулся Буравчик. — Ты по делу или так соединился? У меня минут пять свободных есть, а потом надо заказ срочный делать.

  Понял, —  кивнул я. — Карточку кредитную, которую я оформил, мой друг в б нижайшее время по­лучит. Могу я его по этой кредитке вычислить?

  Зная пароль? Да без проблем. Делай запросы о своих расходах — и все дела.

  И программы никакой не нужно? — удивился я.

  Без программы запросы долго делать. Сканирующая программа, естественно, нужна. Я тебе ее в мобильный компьютер скину. А ты пятнадцать рублей не забудь на мой счет перевести. Программа — самая передовая. Эксклюзивный товар!

  Кстати, меня, наверное, тоже можно по карточке вычислить? — поинтересовался я. — Которой со мной работодатели расплатились?

  Еще бы, —  хмыкнул хакер.

  И что же, с этим ничего нельзя поделать? Программ хитрых нет?

  Еще как льзя, —  ернически подрагивая носом, сообщил Буравчик. — И без всяких программ. Пароль доступа смени — и норма. Кстати, лох ты, если еще этого не сделал и хоть копейку на старой карточке оставил.

  Оставил. Что же ты сразу не сказал, когда ми деньги по счетам распихивали? — возмутился я.

Именно Буравчик советовал мне распределить деньги “в разные корзины”. Но, сделав вложения в разные банки в разной валюте, тысяч тридцать я оставил на прежнем счету.

 Деньги обратно перевести могут, —  продолжал как ни в чем ни бывало Буравчик. — Как только пароль твой сменится — конец. Пусть ты сам счет открывал, все равно доступа к нему не будет. А на меня ты напрасно наезжаешь. Я-то не знал, что ты в элементарных вещах не рубишь. Думал, ты давно пароль сменил, только соображаешь, как бы деньги лучше крутились, и чтобы инфляция их не сожрала...

  Значит, и мой друг может пароль сменить, и я его больше не найду? — уточнил я.

  Естественно. Деньги — это серьезно. Но первый контакт ты отследишь. — Мультипликационный Буравчик пожал плечами. — Это уже что-то. Может, напарник твой пароль и не сменит. Он ведь тебе и ему только известен. Если он тебе доверяет, так менять ничего не станет.

  Ну, доверять мне у него причин нет, —  заметил я. — И не доверять — тоже.

Буравчик достал из кармана нарисованную сигарету и нервно затянулся.

  Ладно, сами разбирайтесь, меня время поджи­мает. Если срочное что сделать нужно будет, а меня не сможешь найти, на нашем сайте аскни{От английского “ask” — спрашивать} Белочку. Сделает, что надо.

  Подружка твоя? — уточнил я.

  Дружок, —  ответил хакер. Это — он, и ему под пятьдесят лет. Так что заигрывать с ним не стоит. Хотя на экране он хоть куда. Юбочка короткая, хвостик пушистый...

  Буду иметь в виду, —  кивнул я. И принялся загружать в мобильник поисковую программу.

После десяти минут сканирования Сети портативный компьютер сообщил мне, что “золотую” карточку еще не активировали. Как только ее сунут в щель банкомата, максимум через три минуты, а минимум через ничтожные доли секунды я об этом узнаю.

 

* * *

 

Я посидел немного рядом со спящей Лизой. Пожалуй, чем меньше я буду рядом с ней, тем для нее безопаснее. Набросав несколько строчек на вырванном из тетради листке, я вышел из комнаты и захлопнул дверь. Автоматический замок щелкнул. Пути назад не было.

Выйдя из дома, я обнаружил, что уже совсем стемнело. Людей на улицах почти не было. Работает ли сейчас метро? И монорельсовая дорога? Да и вообще, можно ли добраться до базы моих друзей-террористов каким-то другим способом?

Я вынул компьютер, набрал на клавиатуре запрос. Пока ожидал ответа, поглядывал на небо. Звезды виднелись, но плохо. Даже сегодня, в хорошую погоду, над столицей висел смог.

Мимо прошла компания хохочущих парней. Один из них бесцеремонно задел меня плечом. Не слишком нарываясь на скандал, но и без лишней робости я внимательно посмотрел в лицо нахалу. Взгляд парня остановился на моем синяке, он поспешно отвернулся, и компания побрела дальше. Я их задерживать не стал.

Компьютер выдал мне семнадцать вариантов пути на базу. Среди них были такие экзотические, как полет на баллистическом снаряде, и такие тривиальные, как предложение дойти пешком. Стрелка на мониторе могла указывать нужное направление в течение всего пути. Но идти пешком мне не хотелось. Гораздо привлекательнее выглядела мысль вызвать такси. Удовольствие стоило довольно дорого — восемнадцать рублей пятьдесят копеек, но тащиться к метро и трястись по поездам до утра мне не улыбалось. Я нажал кнопку вызова, мой компьютер связался с сетью управления такси города, и меньше чем через минуту рядом со мной затормозила желтая обтекаемая машина.

  Далеко едем! — буркнул шофер. — Идентификатор-то покажите. Не хочется лишний раз, понимаю, да ведь в лес едем. Всякое бывает...

Он все бурчал, бурчал... Я понял, что он не горит желанием везти в загородную глушь неизвестно кого. Что ж, его правда. Времена, должно быть, неспокойные. Что этому типу, то есть мне, понадобилось в лесу среди ночи? Я сунул в щель рядом со счетчиком такси идентификатор, и шофер сразу подобрел. Еще веселее он стал, когда я сказал:

 — Давно не был в этих краях. Рассказывайте по дороге, где едем, что интересного вокруг. Если не затруднит, конечно. Двадцать процентов добавлю на чай.

  Домчим мигом, в лучшем виде, —  обрадовался водитель. — Устраивайтесь поудобнее да слушайте.

Примерно на середине пути под монотонное бормотание таксиста я отключился. Похоже, таксиста вовсе не интересовало, слушают его или не слушают — ему просто хотелось поговорить. Сначала я ему поддакивал, потом замолчал, а потом и вовсе заснул. Произошло это возле терминала стандартной баллистической установки — современного аэропорта, отправляющего капсулы с пассажирами в далекие края подобно артиллерийским снарядам. Водитель путано пытался рассказать мне, как происходит путешествие, но, видимо, в теории был слаб и ничего объяснить толком не мог. Последнее, что я услышал, было:

 — Как вдавит в кресло! Да как шарахнет! Потом летишь — словно в невесомости. И двигатель понемногу сопит... А потом парашюты бац! И приземляешься за тыщи километров.

Разбудило меня пищание мобильного компьютера.

  Вот тут дача Кручинского — жуткий олигарх! — продолжал водитель давно начатый рассказ. — Нет чтобы построить себе дом приличный, так взял, обнес несколько гектаров леса забором, срубил деревянную избушку и живет в ней. Говорят, жадность его заела. А я так думаю — к природе захотелось быть поближе.

Почему Кручинский — жуткий олигарх, я не понял. Может, на вид этот Кручинский вовсе и не никакой не жуткий, а даже симпатичный, просто водитель хотел сказать, что он сказочно богат и близок к власти? Я не стал уточнять. Какое мне дело до этого Кручинского?

  Здесь останови, —  попросил я. — Выйду.

  Если в туалет — под елку никак нельзя, —  строго сказал водитель. — Оштрафуют! Я биоведро с собой вожу. Пассажирам предоставляю, конечно. Сейчас станем, и в лучшем виде...

  Совсем я выхожу, —  пояснил я водителю. — Тут до дачи моей — три километра. Дороги прямой нет. Пробегусь по лесу.

  Ночью? — изумился таксист.

  А чего же не ночью? Навигатор в компьютере есть, луна светит — как-нибудь без фонарика обойдусь.

  Шалят в лесу. Страшно, —  заметил водитель, странно посмотрев на меня.

  Кто шалит-то?

  Инопланетяне. Разбойники. Лешие. Черти. Маньяки всякие, —  выдал таксист.

  Авось отобьюсь, —  усмехнулся я.

  Оружие имеется? — поинтересовался таксист. Я покачал головой.

  Хочешь, монтировку продам? За три рубля, по закупочной цене. Скажу, утерял, а сам тебе отдам. Все не так страшно в лесу. А ты бы хоть газовик с собой носил. Или ракетницу.

  Давай свою монтировку, —  усмехнулся я. От инопланетян и базука не поможет, да и черти вряд ли газового оружия испугаются...

  Очков у тебя нет? — спросил неравнодушный водитель.

  Каких?

  Ну, инфракрасных. По лесу ходить собрался, а очки не взял. Зачем же тебе фонарик, если очки удобнее?

  Не люблю, когда на глазах что-то болтается, —  равнодушно ответил я. — Впрочем, очки бы не помешали. Проморгал. Продай мне, наверное, и очки. Есть?

  Есть, —  кивнул таксист.

Став счастливым обладателем монтировки и очков ночного видения, я помахал водителю рукой и направился в лес. Желтая машина мигнула красными габаритными огнями и умчалась в сторону столицы.

Я брел между темных деревьев, сжимая в левой руке пакет с вещами, а в правой — монтировку. В инопланетян и активных чертей я не слишком верил, но лихой человек в лесу действительно мог встретиться. А монтировка у таксиста была что надо - в меру тяжелая, в меру длинная. Только от бандитов отбиваться.

Инфракрасные очки показывали окружающий мир совсем в других красках, нежели он выглядел в лунном свете. Яркие лунные блики не мешали отлично видеть даже го, что происходит под сенью самых густых де­ревьев. И как, имея такую технику, можно верить в леших и злобных инопланетян?

 

* * *

 

На базу я пришел в три часа ночи. Как ни странно, Макса не разбудил — со мной он соединился после первого же телефонного гудка. Но, впуская меня внутрь, бормотал нечто странное, заплетающимся языком. Похоже, был пьян.

  Полуночничаешь? — спросил я. — Антонина тоже не спит?

  Антонина, ишь, Антонина, —  произнес Макс на­распев. — Тонька, попросту говоря. Зараза.

Все ясно. Поругался с девушкой, сейчас заливает горе.

  А ты видать тоже неплохо время провел? — пристально глядя на меня, спросил Макс.

Вот уж не ожидал от такого на вид интеллигентного юноши таких сальных намеков.

  Нормально провел, —  холодно ответил я. — В де­лах.

  С шлюхами? Или с Лизкой? Впрочем, какая разница?

Последнее высказывание Макса мне совсем не понравилось. Его можно было истолковать по-разному. А в руках я все еще сжимал монтировку. Впрочем, пьяный молокосос сам не понимает, что несет. Завидует мне, или, скажем, не любит Лизу. Или, напротив, любит. Не пробивать же ему из-за этого голову?

  Иди спать, —  сказал я.

  Фу-ты ну-ты, —  фыркнул Макс. — Я не хочу спать. Я пить хочу! Предаваться греху и разврату...

“Ну, с развратом здесь напряженка”, —  подумал я про себя. А вслух сказал:

 — Тогда я пойду.

  И никуда ты не пойдешь! — взвился Макс. — Выпей со мной! В твое время вроде все пили, а?

_ Как я вижу, сейчас тоже пьют, —  ответил я, отодвигая в сторону несговорчивого парня.

Ложиться сейчас действительно глупо. Станет над кроватью и начнет завывать. Лучше уж сначала отправить спать его. Хотя бы и насильно.

  Не хочешь? — протянул Макс. — Я, можно сказать, нисхожу до него, лабораторного существа... А он, видите ли, не хочет!

  Сам ты лабораторное существо, —  огрызнулся я, понимая, впрочем, что молодой человек, по сути, прав, как это ни обидно.

Макс побрел к буфету за бутылкой, я включил те­левизор. Шла какая-то ночная программа. Ведущие в студии, волосатый парень и бритая наголо девушка, терзали хипповатого старца. Старец загибал что-то насчет всеобщей любви и равенства разумных существ и бессловесных тварей.

  Во правдолюбцы! — громко прокомментировал телевизионное действо Макс. — Сам таким был...

Последняя фраза звучала смешно. В его возрасте ностальгировать еще рано. А Макс, держа в руках бутылку с газированным алкогольным напитком (даже напиться не может, как настоящий мужик, а все туда же), присел на диван и стал откровенничать:

 — Я ведь, друг Воронов, в религии с двенадцати лет. Такая у нас была продвинутая тусовка... Гимны пели, молились. Прохожих доставали, деньги на храм собирали. Листовки даже в переходах подземных клеили. Вот ты клеил когда-нибудь листовки?

  Клеил, —  кивнул я. — Причем самые разные.

  Тогда ты меня поймешь. Крутая у нас была организация. А что ты думаешь? И с ребятами из “Блока освобождения” познакомился на этой почве. Меня сюда братья работать отправили. И стал я не брат — но соратник...

Макс икнул, поспешно сделал еще несколько глотков, протянул бутылку мне. Я, естественно, отстранил ее.

  А потом, когда понял, что за фигня в мире творится, убедился я, что Бога нет. Сказки. — Молодой человек чуть не плакал. — А так хотелось, так верилось... И братья мои стали мне противны. Понял я, что они — такие же уроды, как и все. А может быть, еще хуже. Потому что на самом деле уроды, а не понимают того, что они уроды...

Глупо вступать в богословские диспуты с пьяным и, по-видимому, не слишком хорошо образованным субъектом, совсем недавно состоявшем в какой-то фанатичной секте. Но я тоже устал, потому и пошел на поводу у Макса.

  И с чего же это ты сделал такие выводы? В смысле, до атеизма дошел? Теорию Дарвина прочитал и усомнился? Так и Дарвин очень многого не объяс­няет... Для зкзальтированных личностей характерно шараханье из одной крайности в другую. Сегодня ты в секте, завтра — атеист, послезавтра — в другой секте... Или в умеренном движении — но лишь бы с людьми. Ты уж мне поверь, видел я такое.

  Нет, —  проскулил Макс. — Назад мне возврата нет. На непотребства всякие насмотрелся. Осквернился и опоганился!

  Но это не Бог, а мы сами, люди творим, —  проговорил я. — Издавна так повелось. И объяснили давно, отчего зло на земле творится. Ты философа какого-нибудь возьми, почитай. Лосского, например. Или Соловьева. Сейчас, наверное, их книжки достать тяжело. Но в Интернете найдешь. Чего там только нет...

Глаза парня вдруг вспыхнули. Прямо-таки волчьим огнем.

  Не о том речь. Не об общемировом зле, которое нечистый насаждает. О тебе я, Воронов.

Ну, праведной жизнью я, может быть, и не отличался. Но и в злых делах замечен вроде бы не был. Правда, сейчас меня в подобное дело втянуть пытались. А намерение во многих религиях определяет поступок. Но ведь Макс вроде бы стал на эту сторону раньше меня...

  Я-то чем тебе не угодил? Макс заговорил горячо, время от времени запинаясь и делая короткие паузы.

  Да то. Жил такой Воронов. Писатель. Книжек я его не читал, кроме той, в которой ты пьянку у своего приятеля описываешь. Не ты, точнее, а писатель Воронов... Вишь, как оно... Да и эту книжку случайно открыл — валялась здесь, наши инженеры проверяли, есть ли там эпизод с озером, нет ли его... Потом хоп — и ты появился. Хоп — и напарника твоего из пробирки вывели. Хоп — и еще кого-то на секретной базе воскресили. И все ведь одинаковые! Три молодца непотребны с лица... Травку одну помните, деревья... Как вы у речки гуляли, как пацанами по двору носились, как в космосалоны бегали, деньги на компьютерные приставки клянчили... А ведь много вас! Где же душа? Нет ее, выходит! Комбинации нервных переплетений, которые достаточно мощный компьютер воспроизвести может, —  и ничего больше! Или не помнишь ты ничего, а тобой дьявол напрямую руководит? Как мне знать? Во что верить?

Под таким углом я на ситуацию до сих пор не смотрел. Ну, есть двойник. Так ведь живут же люди с близнецами... И двойники мои, стало быть, наподобие близнецов...

  Ты ведь все про победу добра писал, —  продолжал Макс, с трудом ворочая языком. — Мне Лизка рассказывала, восторгами своими девичьими делилась. Так какая же победа добра, гражданин Воронов? Где она? Пятьдесят лет, семьдесят, а после — ящик. И ни добра, ни зла... По ту сторону, так сказать! И нет души! Нет!!! Понимаешь ты, дьявольский пособник?

Ответ пришел мне в голову как-то сразу, без долгих размышлений. Я смотрел на корчившегося от страха и злобы парня, но сам не был зол. Мне стало его жаль.

  Понимаешь ли, Макс... — Я постарался улыбнуться как можно дружелюбнее. — Ведь мой случай, как и все в этом мире, ничего не опровергает и не доказывает. Может быть, я существую только у тебя в сознании, как утверждают солипсисты. И тогда я — это я, предмет интерьера, а твои личные дела с Всевышним по-прежнему остаются только твоими. Ведь если ты живешь в иллюзорном мире, это не значит, что Бога нет. То, что ты мыслишь и существуешь, не означает, что существуешь только ты. Даже если все вокруг — твой сон. А если отойти от солипсизма — я действительно живу, что бы ты по этому поводу ни думал, и у меня тоже есть душа — как бы окружающие ни пугались того, что я клонированная личность. И у моих двойников есть душа. Потому что чем отличается выращенное в пробирке тело от того, что произошло естественным путем? И почему Бог не может дать душу тому, кто появился из пробирки, когда дает ее тем, кто родился по-человечески, стародавним способом? Я не знаток Ветхого Завета, но там, по-моему, шла речь о том, что Господь и из камней может сотворить потомков Моисея. Не о нашем ли случае речь?

Макс смотрел на меня широко открытыми глазами.

  Помню это место, —  неожиданно почти трезвым голосом сказал он. — Читал. Так ты еще и считаешь себя лучше всех других? Ведь Библия говорит о богоизбранном народе...

  Никем я себя не считаю, —  вздохнул я. — Не спеши отказываться от своей веры. Постарайся ее отстоять. Ты хочешь верить, значит, тебе нужна вера. Если бы человек появился в процессе эволюции, если бы он был создан всего лишь игрой слепых сил, вряд ли бы он стремился к красоте, свету и вечной жизни. Вырастил детей, построил дом, посадил дерево — одним словом, выполнил программу — и сойди со сцены. Молча, без патетики. С чувством удовлетворения. А ведь не получается...

  И почему же? — спросил Макс.

  Думай, —  усмехнулся я. — Спать ложись и думай.

  Я кофе заварю. Давай еще посидим? — попросил молодой человек. — Поговорил с тобой — словно с учителем химии моим прежним, Пантелеем Семенычем, вечная ему память... И на душе легче стало. Мы тогда, в школе, много спорили, доказывали друг другу что-то...

  Нет уж. Все дискуссии — на завтра. Я на ногах не стою.

Как ни странно, Макс покорно поплелся в свой спальный блок. И я добрался наконец до кровати. Засыпать было тоскливо. В голову лезли неприятные мысли. Убедив Макса, я не слишком убедил себя. Но сны мне в ту ночь снились только цветные, яркие и приятные.

 

* * *

 

В семь утра Макс вскочил и тут же примчался будить меня. Будто не было вчера диковатой попойки в одиночестве, будто не спорили мы с ним на темы этики, морали и мироустройства. За спиной молодого человека маячила Антонина. Дурнушке не хватало только хлыста в руке. Своего друга она уже вздрючила с утра пораньше, хоть он и напился именно из-за нее, и ей не терпелось взяться за меня. Но пока что она сдерживалась.

 — Заниматься надо, —  хрипловатым голосом сообщил Макс. — Сроки, планы... Всю операцию провалить можем. Ты ведь с оружием еще не знаком. А гипнотическое обучение проводить не хочется. Из-за него реакция у людей замедленная. И крыша у некоторых съезжает. Редко, правда, зато напрочь.

  Не надо нам гипноза. Вы бы поспать мне дали хоть пару часов...

  Некогда спать, —  бросила Антонина. — Вовремя нужно ложиться. Днем перерыв будет на полтора часа - тогда и поспите. Я — ваш инструктор, и занятия мы пропускать не будем.

  Заранее нужно было предупредить. — Я вздох­нул. — Через полчаса подойду. Душ приму — и к вам.

Антонине, видимо, хотелось поспорить и погнать меня в спортзал впереди себя, но на полчаса отсрочки она согласилась. А я с трудом поднялся и поплелся в ванную.

Занятия проходили по какой-то странной, но вполне приемлемой методике. Никаких теоретических курсов, никаких лекций. Мы пришли в большой зал, на полу которого были разложены костюмы, напоминавшие скафандры, и самые разные виды оружия. Автоматы, винтовки, базуки, совмещенные версии стрелкового оружия, а также гранаты, мины и даже ножи.

  У нас приличный арсенал, —  наставительно сказала Антонина, когда я поверхностно осмотрел средства нападения и обороны. — Наша задача — выбрать оружие, которое подходит лично вам. Не секрет, что людям разного склада подходит разное вооружение. Еще в древности кто-то предпочитал двуручный меч, а кто-то — топор. В умелых руках и легкая винтовка может быть страшнее танковой пушки.

  Да, —  кивнул я. — Айвенго, Зверобой... Звездная пехота...

 — Вот и пробуйте, —  не обращая внимания на мои литературные экскурсы, заявила Антонина.

Я протянул руку к первой попавшейся винтовке. Вороненый ствол, большой, но легкий деревянный приклад. Впрочем, вряд ли деревянный. Скорее, пластик, сработанный под дерево.

Макс хотел что-то сказать, но Антонина зыркнула на него, потом сурово воззрилась на меня. Похоже, она была бы не прочь дать мне по рукам. Только я не понял за что. Не так держу оружие?

  Сначала нужно выбрать комбинезон защиты. Бронекостюм. А потом уже прочую амуницию, —  процедила девушка. — Вы же не собираетесь идти на штурм без брони я спецсредств, соратник?

Пожалуй, так. Я, конечно, и сам мог догадаться.

  Предложите мне костюм по вашему выбору, —  попросил я. — Примерять все слишком долго, а вы наверняка знаете, что здесь самое лучшее.

Антонина недовольно фыркнула.

  Когда речь идет об успехе операции, можно потратить лишние несколько часов.

Я отметил, что в первую очередь она говорит не о сохранении жизни соратника, а об успехе замыслов своего руководства. Впрочем, другого я и не ожидал. Какое ей до меня дело? Для нее я всего лишь механизм. Исполнитель. Как, пожалуй, и все люди.

  Что будет лучше для данного случая и для вас лично, решите сами, —  продолжала девушка. — Здесь все самое современное, самое лучшее. Выбирайте!

Очень тяжелый вариант брони меня не устраивал. Защита — это хорошо. Но от прямого попадания из зенитной пушки не может защитить никакая броня, а легкие автоматные пули удерживали все бронекомплекты. Поэтому я выбирал костюм не по надежности, а по маневренности. В конце концов, мне не в засаде сидеть, а наступать на позиции противника.

Надев поочередно три “скафандра”, я остановился на отечественной модели БКР-55. Буквы, как шепотом пояснил мне Макс, означали “Броневой костюм ранцевый”, цифры — год разработки. Отечественная модель привлекла меня сравнительной простотой в обращении, возможностью управлять некоторыми весьма сложными процессами вручную, а не с помощью компьютера, и массой внешних креплений и карма­нов. Здесь были и длинные карманы для пластиковых шашек, и круглые ячейки для осколочных гранат, и масса крючков и карабинов для автоматов, винтовок. На левом боку в стандартной комплектации БКР-55 имелись даже крепления для навески малого зенитно-ракетного комплекса.

Еще костюм привлекал мощным реактивным ран­цем. Его двигатель превосходил по параметрам все зарубежные образцы. Ранец развивал большее ускорение, его хватало на более длительное время, а тяжелее западных аналогов он был всего на пару килограммов, что компенсировалось легкостью брони.

От переносного зенитного комплекса я отказался. С самолетами и вертолетами воевать вряд ли придется, для стрельбы же по наземным целям комплекс не приспособлен. А жаль! Весила ракета всего четыре килограмма, внешне напоминала полуторалитровую пластиковую бутылку из-под газировки и на ноге держалась отлично. Впрочем, четыре килограмма здесь, четыре там — и диверсант не сможет подняться.

Вместо ракеты я повесил на левую ногу портативный гранатомет — игрушку, которая мне исключительно понравилась — ею при случае тоже можно было попытаться сбить вертолет. В боекомплект входило шесть гранат объемного взрыва. Гранаты были размером с два спичечных коробка. Радиус поражения — до километра. Легковой автомобиль граната разорвет на части, проломит стену в один кирпич. Ну и, конечно, нанесет ущерб живой силе противника — если кто-то окажется на ее пути. Бронекостюм от взрыва защитит, но того, кто в нем, наверняка кон­тузит.

Можно было взять и огнемет, и устройство, стреляющее тонкими иглами с практически неисчерпаемым боекомплектом. Игл в обойме игломета имелось две тысячи, и, даже выпуская их непрерывной очередью, можно было стрелять целых три с половиной минуты при плотности стрельбы почти десять иголок в секунду. Да еще прилагался запасной боекомплект - такая же обойма, как в игл омете, размерами с три спичечных коробка и весом шестьсот граммов. Но такой чудесный игломет можно было использовать только против гражданских лиц без брони. А я вообще не собирался стрелять в людей, если это будет возможно. И уж тем более не хотел пользоваться оружием трусов.

Перебрав почти все приспособления для ведения огня, я остановился на универсальной винтовке, тоже произведенной в России. Стреляла она пулями различных модификаций, имела магазин с тридцатью патронами, лазерный и оптический прицелы. Винтовка комплектовалась выкидным штык-ножом, а в полом прикладе помещалась хорошая аптечка.

Несколько шашек направленного взрыва, которые Антонина, скрипнув зубами, все же помогла мне закрепить на правой ноге, завершили мою экипировку. Винтовка, гранатомет, пластид, реактивный ранец за спиной и навигационная система на поясе. Отечественная армейская навигационная система. Прелесть ее заключалась в том, что она могла определять расстояние, не только связываясь со спутником, но и используя инерционный компас. Условие немаловажное. Как только я вступил бы в контакт со спутником вблизи станции, меня могли обнаружить и поднять тревогу.

В полной боевой выкладке добрые ребята, мои наставники, повели меня во внутренний двор базы. Бегать под открытым небом на специальной беговой дорожке, плавать в грязном бассейне, летать на небольшой высоте на ранце. Сами они стояли и командовали. Антонина очень сердилась, когда я делал что-то не так. Был бы я лошадью и имей она плетку, на моих боках не осталось бы уже живого места. А я гадал, почему со мной не занимается Брат, и радовался, что моих мучений не видит Лиза.

 

* * *

 

На следующий день тренировки продолжались с той же интенсивностью, но мне стало уже гораздо легче. Я выспался и настроился на работу, что весьма облегчало задачу. А вот Макс и Антонина нервничали все больше. Время от времени девушка нашептывала что-то своему другу, тот вздрагивал и кивал. Не слишком мне это нравилось. Если “соратники” говорят о чем-то очень важном, то почему не посвящают меня? А шептаться о своих любовных интрижках можно и где-то в другом месте.

Вечером наконец на базе нарисовался Брат. Был он возбужденно-жизнерадостным, Я бы сказал — притворно радостным. Впрочем, кто их, террористов, разберет? Что для нормального человека горе, для них — праздник. И как только Лизу занесло в такую компанию? Кто привел ее сюда? Когда и зачем? В террористические организации ведь не вступают по объявлению в газете...

Хотя, с другой стороны, хакеры сейчас открыто торгуют в Интернете секретной информацией и имеют наглость вывешивать свои объявления на самых посещаемых сайтах. Мне показывал такие объявления Макс, когда мы изучали материалы по ГигаТЭЦ. Именно по объявлению я познакомился с Буравчиком. А Макс рассказал мне, между прочим, как они купили всю схему обороны станции за несколько тысяч рублей. Достаточно было дать хакерам заказ — и они отлично его выполнили. Ясное дело, имея планы оборонительных сооружений, схему расположения и график смены постов, осуществить операцию проще.

Но мое участие в акции все равно представлялось сомнительным. Хотя, может быть, я и в самом деле монстр из прошлого, способный на небывалые подвиги? Наблюдая в течение нескольких дней Антонину и Макса, я подумал, что, наверное, так оно и есть. Не монстр, конечно, но способный. По-моему, нынешние молодые люди были еще хуже прежних. Впрочем, так говорил еще Платон больше двух тысяч лет назад...

  Завтра было бы неплохо выступить, —  объявил Брат вечером за торжественным “семейным” ужином. Он грыз сухарь и почему-то сделал свое заявление с набитым ртом. Ни до того, как начал жевать, ни после. Словно бы очень спешил.

Что мне нравилось в поведении этих ребят, так это то, что они хоть ели вместе. Познакомившись ближе с Антониной, я почему-то полагал, что она предпочла бы грызть свои сухари и тушенку под оде­ялом, без света. Но устав организации не позволял.

  Почему завтра? — спросил я.

  Сроки поджимают, —  причавкивая, объяснил Брат. — Через три недели — голосование директората консорциума по ТераТЭЦ. К этому голосованию мы должны иметь неоспоримые аргументы в споре. Да и лето на исходе.

  Середина июля, —  машинально отметил я.

 — На севере конец июля — конец лета. Потом быстро начнет холодать. И особенно холодно будет по ночам. А мы разработали для вас график, согласно которому на Печору придется пробираться пешком.

  Хотелось бы подробнее узнать о планах, —  заметил я, допивая чай.

Сегодня ужин был почти нормальным: бутерброды с ветчиной, капустный салат, яичница и ванильные сухари с чаем. Никакой химической дряни, которой усердно потчевали меня в предыдущие дни. Заказывать натуральные продукты соратники почему-то не считали необходимым. Им больше подходили химические разносолы. Они их лучше усваивали — организмы привыкли. Ну а я, старый натурал, предпочитал не так легко усвояемую, но более реальную провизию.

Брат отложил в сторону недоеденный сухарь, ткнул пальцем в пульт управления, и на экране большого монитора появилась карта.

  Интересующая нас местность, —  объявил он. — Мы десантируем вас в некую точку в нескольких десятках километров от объекта. Дальше вы, сориентировавшись по спутнику, включаете инерционную систему и идете к ГигаТЭЦ самостоятельно. На то, чтобы преодолеть сто пятьдесят километров, вам дается две недели. Перед штурмом вы можете послать шифрованное сообщение в импульсном режиме. Скорее всего, его не засекут. Мы постоянно будем сбрасывать вам сообщения — оставляйте свой телефон включенным на прием. Это безопасно.

  Ясно, —  кивнул я. — А как вы меня десантируете? С парашютом прежде прыгать не приходилось. И вообще, вам не кажется, что самолет — не слишком малозаметная цель?

  Самолет? — переспросил Макс. Антонина прыснула в рукав.

 — Мы отправим вас в какой-нибудь поселок южнее Печоры баллистическим транспортом, —  объяснил Брат. — Туда же заблаговременно или немного позже отправится и ваше снаряжение. Мы покажем вам, как корректировать курс снаряда, чтобы попасть в нужную точку, а не прямо на посадочное поле. Высадка на посадочном поле в глухой местности тоже не страшна, но вызовет лишние вопросы. А дальше вы пойдете пешком.

  Отличный план, —  кивнул я. — Если не считать того, что две недели мне придется топать по тайге. Ну да ладно — не зря ведь вы меня нанимаете? Какую точку вы выбрали для десантирования?

  Конецбор — слишком близко, —  заметил Брат, тыкая электронной указкой в карту. — Березовка — тоже. Я бы предложил Кырту. Но тогда вам придется обходить поселки, стоящие на Печоре. Все они, кроме Конецбора, —  на левом берегу. Стало быть, идите по правому, и проблем не будет. Мы снабдим вас надувным плотом, с помощью которого вы переправитесь через Щугор, небольшой приток Печоры.

  А почему бы мне не сплавиться по реке на плоту? — спросил я.

Соратники переглянулись.

  Наверное, река контролируется со спутников, —  предположил Макс.

  Как и тайга, —  заметила Антонина. Ребята помолчали.

  Да, плот на одного человека без двигателя могут и не засечь, —  задумчиво проговорил Брат. — Видите, ваше мышление отличается от нашего. Мы с трудом придумали, что человек может идти две недели пеш­ком. Не заходя в магазины, не связываясь с другими людьми, не разговаривая по телефону, не подключаясь к Интернету. Кстати, прочитав некоторые ваши книги. А вы за несколько минут предложили другой способ - тоже надежный, но более эффективный. Видите ли, мы привыкли летать на баллистических снарядах и ездить или на монорельсе, или в электромобиле. Любой транспорт сейчас снабжен активной меткой. Кроме маленького резинового плота, с которого такую метку легко удалить...

  Слишком просто — тоже нехорошо, —  заметил я. — Может быть, Печору действительно регулярно проверяют? Или перегородили цепями?

  Зачем? — удивилась Антонина.

  Чтобы никто не мог по ней проплыть.

  А почему по ней не должны плавать? Действительно, почему? Достаточно лишь не подпускать к электростанции подозрительные суда.

  Спутники сканируют все цели, появляющиеся в тридцатикилометровой зоне станции. И засекают подозрительные объекты в радиусе шестидесяти ки­лометров. Но дальше — нет, —  объявил Макс. — Не хватает сканирующих мощностей.

  Стало быть, в ста километрах от станции они ничего не заметят, —  сказал я, рассматривая карту. — Можно было бы высадиться в Инте, на северо-востоке, или в Ухте, на юго-западе. Но и там, и там — железная дорога. Мне кажется, она оборудована дополнительными средствами контроля.

  Именно. За ней пристально наблюдают, —  подтвердил Брат.

  Ижма далеко, и на пути — болота. А на востоке — Уральские горы. Поселков там нет. Может быть, мне лучше спуститься с гор?

  А как вы туда попадете? — поинтересовалась Антонина. — Попросить баллистиков направить капсулу туда, где нет людей, —  лучший способ привлечь внимание всех дежурных спутников. Откровенно говоря, и в Кырту редко кто летает на баллистическом снаряде - дорого. Тем более железная дорога рядом. Но, думаю, ничего страшного...

  Может быть, лучше поехать по железной дороге?

  До самой Печоры, —  кивнул Брат. — Или до того же Каджерома... Не пойдет. Снаряжение не провезешь, да и без поискового чипа попадешься местной полиции — и привет. Там ребята внимательные ра­ботают. У них людей под присмотром меньше — не то что в Москве. И с браконьерами часто дело имеют. Так что на железную дорогу нельзя.

  Ну, нельзя так нельзя. Чемодан собирать?

  Собирайте потихоньку, —  кивнул Брат. — Завтра Большой Брат приедет, последние инструкции даст - и вперед.

 

* * *

 

Большой Брат на этот раз вел себя странновато. Был он каким-то дерганым и взвинченным. Словно бы что-то в его жизни сильно не ладилось, а я был в этом виноват.

  Господин Воронов, будем говорить наедине, —  объявил он. — Без записей и без свидетелей.

  Конечно, —  вздохнул я.

Чем меньше организация, тем больше в ней интриг и секретов.

  Я прекрасно осведомлен о ваших отношениях с Лизой, —  без обиняков заявил Старший Брат.

  Вы и прошлый раз об этом говорили.

  Прошлый раз я говорил лишь о романтических отношениях. Сейчас я знаю, что вы ездили к ней в гости. Опять дрались из-за нее... Скажите, в ваше время так было принято?

  Ну... — замялся я. — Не то чтобы всегда и везде... Но в общем-то да...

 — Так вот — если вы вздумаете отступить, Лизе придется худо, —  проговорил главарь террористов. Я обозлился.

  Что вы меня пугаете? Прямо скажем, это не совсем честно с вашей стороны.

  Честность и порядочность оставим пока в покое, —  сверкнул глазами главарь террористов. — Нам нужны гарантии, и мы готовы обеспечить их любыми способами.

  Какими же, например?

Мне было любопытно, до какой низости может опуститься человек. Хотя лучше бы, конечно, и не выслушивать всех его угроз.

  Наш порученец встретил вашу девушку, когда она шла с очередного экзамена. И совершенно случайно уколол ее маленькой иголочкой. С маленькой капелькой органического яда на кончике. Сейчас она чувствует себя отлично. И в течение следующих десяти дней все будет прекрасно. А потом начнется легкое недомогание. Еще неделя — и ее уже нельзя будет спасти. Поэтому в ваших интересах захватить ГигаТЭЦ как можно быстрее. Как только мы примем ваш сигнал — Лизе встретится другой порученец. С другой иголочкой. Надеюсь, она даже ничего не за­метит. Жаль терять отличную соратницу. Очень красивую к тому же.

После подробного рассказа о свойствах замечательного яда Большой Брат нагло улыбнулся, глядя на меня в упор. Возможно, кто-то другой и бросился бы на него с кулаками. Но я лишь холодно спросил:

 — А если я все-таки пошлю вас к черту?

  Мы пошлем к черту вас. — кисло ответил тер­рорист. — И вашу подругу.

  Свою соратницу?

  Мы ведь с вами не дети, —  вздохнул Большой Брат. — Когда на кону большие деньги, что нам глупая красивая девочка? Девочек много, а денег на всех не хватает...

  Какие гарантии у меня? Что вы не укололи таким ядом меня? И что вы дадите противоядие Лизе?

  Мое слово, —  нагло улыбнулся главарь.

  Маловато.

  Вас колоть глупо, —  начал Большой Брат и почему-то осекся. — Ухудшается реакция, —  поправился он через пару мгновений. — А Лизе мы не хотим зла. Да и с вами, может быть, еще встретимся... Для пользы дела нужно поддерживать хорошие отношения...

И тут я понял, что встречаться со мной главарь террористов больше не собирается. Именно по той интонации, с какой он произнес “вас колоть глупо”. Как будто бы я уже был покойником. Но я решил поразмыслить обо всем на досуге, а сейчас лишь притворно улыбнулся.

Улыбка моя не оставила Большого Брата равно­душным.

  Не думайте, что вы сможете предупредить Лизу, —  заявил он. — Любая ваша попытка сообщить ей о том, что нужно искать противоядие, будет нами отслежена. Мы прослушиваем все телефонные разговоры соратников, читаем все приходящие к ним сообщения. С их же согласия, между прочим. Если вы предупредите свою подругу, ей введут катализатор, и она умрет гораздо быстрее. Не успев ничего предпринять.

  А вы не боитесь, что я предупрежу ее при встрече?

  Личной встречи не будет. Вы отбываете прямо сейчас. Вместе с оборудованием и вещами. Автомобиль ждет нас в лесу.

 

* * *

 

В роскошном шестиместном лимузине, низком и широком, мы мчались к баллистической станции. Большой Брат, сидевший рядом со мной на заднем сиденье, поигрывал черными обсидиановыми четками. Впереди восседали молчаливый водитель и еще один плечистый тип — скорее всего, телохранитель Большого Брата.

Собирая вещи, я успел сбросить со своего телефона сообщение на имя моего двойника: “Иду на штурм ГигаТЭЦ”. Зачем? Да хотелось хоть с кем-то поделиться. С Лизой мне говорить было нельзя, а со своим двойником я разговаривал как с другом. Интересно, разгадал ли он, кто снабжает его деньгами и посылает странные сообщения? И станет ли мне помогать? Я, пожалуй, стал бы. Или попытался отговорить товарища от опрометчивых поступков...

Два огромных мешка с моими вещами: сухим пайком, оружием, надувным плотом и БКР-55 телохранитель небрежно бросил в огромный багажник. В последний момент помимо винтовки и гранатомета я захватил сеткоулавливатель. Оружие малоэффективное, но гуманное, широко применяющееся в городских условиях. Антонина очень странно посмотрела на меня, когда я прихватил этот предмет полицейского снаряжения.

Пушка сеткоулавливателя напоминала большой фотоаппарат с длинным объективом. В боекомплект входило тридцать сеток. Если удачно выстрелить из мини-пушки в человека, сетка спеленывала его по рукам и ногам, и высвободиться из кокона без посторонней помощи было очень сложно. Во всяком случае, потребовался бы не один час. Потом волокна сети растягивались и ослабевали, и из кокона можно было выбраться без особого труда. Если не растратил все силы в борьбе с сетью до этого.

Одна беда — сеть летела максимум на тридцать метров, и на таком расстоянии поймать кого-то было большой удачей. Но спеленать чью-то руку с оружием или задержать противника на несколько секунд можно было и в сорока метрах. А эффективное поражение сетью достигалось только на расстоянии десять мет­ров.

Похоже, когда я взял сеткоулавливатель, соратники заподозрили меня в излишней мягкотелости. Они полагали, что мне было бы лучше прихватить с собой лишнюю обойму для гранатомета.

Автомобиль на большой скорости проносился мимо всех полицейских постов. Наверное, номера на автомобиле позволяли игнорировать некоторые правила. Большой Брат занимал неплохую должность. Или имел очень хорошие связи. Впрочем, поскольку их организация содержала огромную базу в Подмосковье, куда они беспрепятственно свозили оружие и спецсредства, об этом можно было догадаться и раньше.

Проехав километров тридцать, электромобиль свернул под знак “проезд запрещен”, посигналил перед большими стальными воротами и выехал на огромное поле. По нему тянулся какой-то длинный ангар, заканчивавшийся огромным пилоном, уходившим ввысь на невообразимую высоту.

  Баллистическая станция северного направления, —  объявил Большой Брат. — Путешествия здесь влетают в копеечку, но все быстро и надежно. Хотите-летите в Архангельск, хотите — в Канаду. А что через полюс — запросто! Гораздо лучше, чем по западной или восточной траектории. В крупный город можете попасть на баллистическом аэробусе, в небольшой по­селок — в индивидуальной капсуле.

  Я стало быть, лечу в Кырту? — спросил я.

  Нет, —  притворно-ласково улыбнулся Большой Брат. — В Усть-Щугор. Курс скорректируют мои друзья прямо на станции. Я им уже рассказал об охотничьей избушке на правом берегу Печоры. Но и вы можете подсоединить свой мобильный компьютер к блоку управления капсулы. Это повысит надежность точного приземления.

  Почему же не в Кырту? — спросил я.

  Вдруг вы успели с кем-то договориться? И вас там встретят?

  Да, конечно, —  кивнул я. — Мне будет очень трудно передоговориться. Или вернуться.

Недоверие главарей террористов уже начало меня раздражать. Ну что ж, если вы хотите нечестной игры, будем играть именно так.

  После того как вы сядете в капсулу, вы не сможете выйти и послать сообщение. Лишь по прибытии на конечный пункт, —  сказал Большой Брат.

  Меня радует, что и вы не сможете до меня дозвониться, —  бросил я.

Автомобиль остановился непосредственно около аэровокзала — или баллистического вокзала, если называть его по виду транспорта. Большой Брат показал охранникам какое-то удостоверение, и мы прошли с ним в холодный полупустой зал — как я понял, для особо важных персон.

  Я лечу к своим избирателям на север, —  заявил Большой Брат. — Вы — мой провожающий. Но полетите только вы, а я останусь. Кому какое дело?

  Действительно, —  согласился я. — Избиратели подождут. Вы, стало быть, депутат?

  Вроде того, —  ответил Большой Брат. — Но вам это совершенно не нужно знать. К делу не имеет никакого отношения.

Теперь мне стало еще яснее, что в живых меня оставлять не собираются. Ну да ладно — мы еще посмотрим, как обернется дело.

Капсула оказалась яйцеобразной, размером с небольшой легковой автомобиль. Я поместился без труда, места для мешков тоже хватило. Баллистики в синей униформе закатали меня внутрь с помощью специального устройства, как в консервную банку. Теперь нужно было ждать своей очереди.

В маленький иллюминатор я видел, что Большой Брат ушел из аэровокзала. Я уже был в пути. Обратно меня никто не выпустит, даже если я начну биться о стены капсулы головой. Да и дверь открыть можно будет только после полета, когда внешний слой капсулы обгорит от трения при торможении.

 

* * *

 

Прошло минут двадцать, и техники выкатили мою капсулу на длинный монорельсовый путь. На маленьком мониторе загорелось предупреждение: “Закрепить кресло, пристегнуть ремни!” Кресло мне закрепили еще при посадке, ремень я тоже застегнул.

Капсула тронулась плавно, но разгон был впечат­ляющим. Меня вдавило в кресло с четырехкратной перегрузкой. Земля пропала из вида — я взлетал на высокий разгонный пилон. Прошло меньше минуты, и перегрузка почти пропала. Сердце екнуло и ушло в пятки, в животе появилась странная легкость, как на качелях.

Капсула сорвалась с монорельсового пути и устремилась в небо. Включились корректирующие ракетные двигатели, но очень скоро они замолчали. Я был в свободном полете, с каждой секундой приближаясь к конечной точке маршрута. На мониторе горели три огонька: баллистическая станция, Усть-Щугор и движущаяся точка, отмечавшая положение капсулы.

В маленькие иллюминаторы трудно было что-то рассмотреть. Сине-черное небо, облака внизу. Один раз впереди мне почудилось нечто напоминавшее северное сияние. Может быть, бликовало стекло иллюминатора.

Несколько минут — и снова включились ракетные двигатели. На этот раз они притормаживали движение капсулы. Конечно, в идеальном варианте баллистический транспорт должен работать как пушка: капсула вылетела, капсула приземлилась. Но любому, кто хотя бы немного знаком с законами механики, ясно, что на излете ее скорость будет почти такой же, как при выходе с разгонного пилона. О землю она ударится так, что не останется и мелких кусков. Так что без торможения не обойтись.

На мониторе загорелась надпись:

 — Для корректировки влияния ветра и прочих внешних факторов совместите точку приземления, указанную синим перекрестьем, с зеленой точкой баллистического маяка.

Как бы не так! Крутя две ручки рядом с монитором, я вывел перекрестье правее и выше приглашающей зеленой точки. Только бы не упасть в Печору! Капсула, наверное, должна всплыть, но такое приключение мне не слишком нужно.

Двигатели гудели все сильнее, а я размышлял, почему бы им было не компьютеризировать систему посадки. Скорее всего, в Усть-Щугор никто никогда не летал. Баллистический маяк установили на дикой поляне и забыли о нем. А компьютерная система капсулы должна быть недорогой — капсула ведь практически одноразовая — и надежной. Пассажиру делать все равно нечего. На каком-то логическом блоке сэкономили, поставили вместо него две механические ручки. Крути, пассажир, и радуйся, что делаешь нужное дело!

И я вновь начал крутить ручки, выводя их на этот раз левее и ниже зеленой точки. Как же я сразу не сообразил! Зачем мне идти на поводу у Большого Брата? Тем более что никакого контроля с его стороны быть сейчас не может. Мне нужно побывать в Усть-Щугоре! И на правом берегу Печоры я садиться не стану!

Двигатели взревели сильнее, вырабатывая последнее топливо. Но я надеялся, что их ресурса хватит, чтобы посадить капсулу в нужном месте.

 

* * *

 

Удар о землю был ощутимым, но безвредным. Баллистический снаряд раскололся пополам — мне даже не пришлось крутить ручку “консервного ножа”, открывавшую капсулу изнутри.

Вокруг был лес. Одна из сосен, большое надломленное дерево, и послужила причиной разгерметизации капсулы. Хорошо, что я приземлился не на камень! Можно было и руки-ноги переломать.

Я поспешно достал из багажного отсека мешки со своим снаряжением, оттащил их в лес и замаскировал в кустах. А сам включил телефон, засек свое местоположение и без поклажи двинулся к Усть-Щугору, Мне нужно было позвонить. Но я подозревал, что мой телефон прослушивается, сообщения с него считываются. Значит, позвонить нужно из деревни. Должен же быть у них телефон-автомат? Как-никак двадцать первый век перевалил за вторую половину...

Телефон тем временем запищал. Пришла записка от Лизы.

“Куда ты пропал? Я соскучилась! Может быть, сходим куда-то завтра вечером? Послезавтра у меня нет экзаменов и день свободный”.

Сволочь все-таки этот Большой Брат! И зачем ему понадобилось отправлять меня именно сегодня? Не мог подождать два дня?

Впрочем, дальние проводы — лишние слезы. А Лизе я не стал даже отвечать. Можно было и позвонить, и поговорить. Но не сказать ей ничего — предательство. А сказать — верная гибель. Большой Брат церемониться не станет. Нет, пусть забудет обо мне на несколько дней. Пусть главари террористов поверят, что она мне безразлична. Тогда, быть может, и не станут убирать свою соратницу? Даже в том случае, если я провалю операцию...

Безразличие следовало наглядно продемонстрировать. Я приду в поселок, сброшу сообщение своему двойнику — о нем Большой Брат может знать. А на сообщение Лизы даже не отвечу. Будто бы я уже вычеркнул ее из жизни. Пусть посуетятся.

Деревня меня умилила. Деревянные домики, огороды на задах, грунтовая дорога. И торчащая на самой окраине пластиковая телефонная будка. Вокруг стояло несколько деревянных лавочек. Наверное, молодежь устраивала здесь посиделки. Но сейчас было еще рано, и пятачок был пуст.

Я подошел к телефону, набрал сообщение для своего двойника и отправил его. О Лизе я рассказывать сейчас не собирался. С более надежного канала и позже. Поэтому я набрал только: “Ты уже разузнал что-то о ГигаТЭЦ? Время не ждет! Постарайся выяснить, нет ли там новых охранников? Не жалей денег!”

Автомат высветил надпись: “Сообщение будет доставлено немедленно или немного позже. Извините, администрация района не могла приобрести выделенный канал связи, и временами у нас возникает задержка прохождения сигнала. Подтвердить получение сообщения?” Я нажал на кнопку “Да”. И уточнил, на какой почтовый ящик сбросить информацию для меня. Вряд ли я вернусь именно к этому телефону. Проще будет потом проверить свой ящик.

На улицах было мало людей, но кое-кто все-таки шагал по своим делам, отмахиваясь от мошкары. День здесь стоял пасмурный, и комарики давали о себе знать.

Я покинул телефонную будку и вошел в ближайшую лавку, расположенную неподалеку от тусовочного пятачка. Здесь продавали пиво, закуску, средства от насекомых и разные модные фенечки. Большой плакат у входа в лавку гласил: “Мобильные телефоны. Лучшие модификации. Сказочно низкие цены”.

Бородатый продавец лет сорока пяти угодливо наклонился ко мне, вытянув шею. Впрочем, слово “продавец” к нему не вполне подходило. Типичный ла­вочник.

  Чего изволите? Комарики заели? Сразу было ясно, что я нездешний. Стало быть, деньги есть. Пакетом чипсов не ограничусь.

  Заели, —  кивнул я. — Пару флаконов самого эффективного средства от насекомых. И мобильный те­лефон. Лучший, что у вас есть.

В глазах лавочника вспыхнула бешеная радость, рот расплылся в улыбке, а уши как-то странно шевельнулись. Мне захотелось купить еще что-то — лишь бы посмотреть на это увлекательное зрелище еще раз.

  Сломался телефончик? — поинтересовался дядька.

  Барахлит, —  не стал спорить я.

  А компьютер мобильный не нужен? Я не торгую, но доставят моментально — за полчаса.

Мне стало интересно, где он возьмет компьютер, но ненужное любопытство я в себе подавил.

  С компьютером все в порядке. Только модем сбоит. Куплю новый телефон, проверю. Надеюсь, будет работать.

Торговец выложил на прилавок сияющую и переливающуюся видеотрубку.

 — Все функции. Круговой обзор камеры. Навигатор, определители, антиопределители, полнофункциональный сканер, серверы, сейверы и все драйверы в комплекте, —  протараторил продавец заученный текст. — Бесплатное подключение прилагается, федеральный номер по выбору.

  А чего-то менее броского нет? — спросил я.

  Нет, —  покачал головой лавочник. — И этот те­лефон вез на заказ. Для сына хозяина лесопилки. Только тот провинился, отец денег не дал. У меня эта труба уже месяц лежит. Не по карману никому. Остальные трубки все без наворотов. Компьютер и то не к каждой подключишь.

  Беру, —  вздохнул я. — Сколько?

  Восемьдесят рублей.

Вряд ли за восемьдесят рублей можно взять что-то действительно стоящее, но мне ничего не оставалось.

  И пару зарядных устройств. Полностью заряженных, —  попросил я.

  Зарядное устройство — универсальное, —  с гордостью сообщил продавец. — Могу хоть пять в придачу дать. А каждого устройства хватает на пять дней беспрерывной работы.

  Давай все пять, —  кивнул я, и был вознагражден замечательной картиной. Рот лавочника опять расплылся в улыбке, а уши вновь шевельнулись.

Я засунул в прорезь расчетного аппарата карточку с золотой полоской, чем привел торговца в совершенный восторг. Наверное, именно о таких клиентах он мечтал всю жизнь.

 

* * *

 

С купленным телефоном я вернулся на место приземления капсулы. Здесь подключил к телефону компьютер, проверил корректность его соединения с сетью и едва не разбил старую трубку о большой плоский камень. Слишком долго она мне служила. Хватит! Пусть соратники и говорили, что в режиме приема она безопасна, не исключено, что кто-то из них вставил жучок, способный подавать спорадические импульсы. Правительство меня не засечет, а они — запросто. Надо лишь знать систему подачи импульсов и иметь выход на навигационный спутник. Может быть, я и из прошлого века, но не совсем дикий. С электроникой кое-какое знакомство имел.

В последний момент я все же удержался. Вряд ли соратники в состоянии дотянуться до меня здесь. К тому же я еще не сделал ничего предосудительного, что могло бы помешать “общему делу”. Кто-то может позвонить мне по старому номеру, да и мне, может быть, нужно будет связаться с террористическим ру­ководством. Вот пройдет дня три, тогда и заброшу прежний аппарат в болото. А с друзьями буду общаться по новому номеру.

Мешки со снаряжением и припасами без меня никто не трогал. Я облачился в защитный костюм. Нести его на себе было легче, чем в сумке. Повесил на ногу гранатомет, закинул на плечо винтовку, приторочил к рукаву сеткоулавливатель. Оставалось определить куда-то рюкзак с продуктами и сумку с резиновым плотиком. За спину — не получится, там реактивный ранец. Впереди — компьютер, телефон, в накладных карманах — запасные обоймы. Стало быть, придется путешествовать с сумкой в руке. Впрочем, плот мне нести совсем недолго. Добраться бы до реки — и он повезет меня.

Раздумывая таким вот образом, я побрел к Печоре, оставляя в стороне Усть-Щугор. Спешить было некуда, но и медлить не стоило. Сначала нужно найти безопасное место подальше от капсулы, а уж потом заняться своими делами.

Никогда прежде я не забирался так далеко на север. В тайге — бывал, в лесотундре — не доводилось. Впрочем, лесотундра ли вокруг? За последние десятилетия климат здесь изменился. Парниковый эффект, глобальное потепление... И состав растительности стал, наверное, другим. Большинство деревьев выглядели молодыми. А может быть, просто маленькими? И комары расплодились во множестве... Правда, от меня они сейчас шарахались. Но хватит ли двух флаконов репеллента на две недели?

Уже темнело, когда я вышел к притоку Печоры. Река мне понравилась. Спокойная, гладкая, с чистой водой, матово отсвечивающей в сумерках. Плот я надувать не стал. Зачем на ночь глядя?

Нужно было располагаться на ночлег. Времени это заняло немного. Ведь палатку с собой я не брал. Некуда. Спальный мешок мне заменял БКР-55 в соответствующем режиме. Я отстегнул и снял ранец, отложил в сторону гранатомет. Сразу стало легче.

Собрал тонкого хвороста, веток. Достал из сумки зажигательную шашку. На шашке вполне можно было вскипятить литр воды, можно было согреться в экстренном случае. Шашки нужно было экономить, но в первую ночь я решил не возиться с костром долго. Запалил шашку, бросил сверху почти сырые ветки и хворост. Костер вспыхнул так, что мне даже стало немного не по себе — не придут ли на огонек местные жители? Впрочем, не все ли им равно, кто жжет в лесу костер? Да и со спутника меня не засекут — мало ли костров палит летом молодежь?

В красноватых отблесках, надев для верности инфракрасные очки, я начал перебирать свое снаряжение. Шашки направленного взрыва, гранаты объемного взрыва, миниатюрные свето-шумовые гранаты... Арсенал приличный.

Я разрядил и вновь зарядил винтовку, проследив, как работают механизмы взвода и выброса гильзы, бегло осмотрев каждый патрон. Все снаряжение готовили для меня Макс и Антонина. Надо быть идиотом, чтобы полагаться в таких вещах даже на доверенных людей. А молодым террористам у меня большой веры не было. Точнее, не было вообще никакой.

Закончив с винтовкой, я проверил свой почтовый ящик, обнаружил, что мое послание Каркунову получено, и собрался сбросить на почтовый ящик своего двойника очередное сообщение, рассказать о проблемах с Лизой. Но в голову не приходило ничего разумного. Как быть уверенным в том, что мое сообщение не перехватят? Как объяснить ему, что я хочу, в двух словах?

Я решил заняться этой проблемой немного позже. Завтра, на свежую голову, и объясню ему, что надо делать. Когда сам придумаю, как вывернуться из данной ситуации. Сейчас я мог навредить и себе, и девушке. Поэтому выключил телефон, проглотил два питательных кубика, запил водой из фляжки и почувствовал, что голод отступил. Включив БКР-55 в режим спального мешка, я закатился под елку и заснул.

 

* * *

 

С утра я связался с Буравчиком. Мультипликационный хакер недовольно потягивался и поглядывал на меня с раздражением, что выглядело довольно забавно. Однако же мультяшку создавала хорошая имитационная программа, подмечающая все оттенки настроения человека-оригинала.

  Оттягиваешься на природе? — спросил хакер, Увидев, видимо, елки за моей спиной. — Костюм какой-то странный нацепил. На охоту собрался?

 — Уже на охоте, —  улыбнулся я. — Что ты такой недовольный?

  Первый раз спать рано лег — и ты тут как тут, —  ответил хакер.

Я вспомнил, что Буравчик живет в Нью-Йорке и сейчас у него вечер.

  Мне, понимаешь ли, помощь нужна, —  признался я. — Подруга моя в беду попала. Сам я ее выручить не могу. Хочу одного человека надежного попросить. Помнишь, мы документы парню делали?

  Помню, —  кивнул хакер. — Я на этом двести рублей заработал. Триста барыгам ушло.

  Собрался я с ним связаться, да только занят сейчас. Не могу. Нужно мне, чтобы девушка его нашла. Данные все по расчетным карточкам его я тебе сброшу...

  Девушка — подруга твоя? — уточнил Буравчик.

  Именно.

  Если она в беду попала, как же она его найдет? Может быть, пусть он ее поищет?

  Да нет, ему лучше не светиться. Пусть Лиза сама его отыщет. Она сможет, если ты поможешь. Только о ее поисках тоже знать никто не должен. В этом вся соль. Если ее искать будут — об этом многие узнают.

  Мудрено, —  заметил Буравчик. — Впрочем, тебе виднее. Заказ есть заказ. Ты ей веришь, девушке этой?

  Что за вопрос? Конечно. Почему ты спрашиваешь?

  Да потому, —  хмыкнул хакер. — Можно ей деньги доверять и информацию о счетах или нет?

  Можно.

  Ладно. Сделаем. Хотя подожди - я после сна соображаю туго. А что ты ей сам не звонишь?

  Боюсь, подслушивать будут. Можно так сделать, чтобы ты ей информацию передал, но ни одна живая душа об этом не узнала? Телефон прослушивается наверняка, в компьютере жучок...

  Запросто, —  кивнул Буравчик. — Вызову ее к телефону-автомату, да и скажу все в реальном времени по защищенному каналу. А еще лучше — купить ей новый телефон и мобильный компьютер. Ты, насколько я понимаю, бедностью не страдаешь?

  В настоящее время не бедствую, —  кивнул я.

  Вот и подари девчонке телефон. Очень модно сейчас... Эх, мне подарить телефон некому...

  Девчонки нет?

  Телефона лишнего.

  Сколько надо? И себе за мои деньги купишь.

  Да чего уж там. — Буравчик вдруг застеснялся. — У меня такса твердая. Взяток не беру.

  Да ладно уж. Сумму называй.

  На все про все пятьсот рублей хватит, —  сказал хакер. — Если доверяешь, пришли деньги мне. Я все в лучшем виде устрою. А потом ты и сам ей звонить сможешь. Пока ее линию не вычислят.

За что мне нравился Буравчик, так это за феноменальную понятливость.

  Деньги уже перевел, —  заявил я через минуту, закончив манипуляции с карточками. — Смотри только, осторожнее. Вопрос жизни и смерти.

  Вопрос моей профессиональной репутации, —  серьезно заявил Буравчик. — Ну, охоться спокойно. Хорошо сейчас дома-то... Посмотрел я на родные елочки — и на родину захотелось.

  Так приехал бы, —  предложил я.

  Билет на баллистический аэробус тысячу рублей стоит в два конца, —  вздохнул Буравчик. — А на корабле плыть — еще больше проешь, а главное, время потеряешь, заказы не выполнишь. Не все ведь вопросы в Сети решаются. Надо и ножками работать. Нет, мне в ближайшие несколько лет выезд из Североамериканского Альянса заказан...

  Если все удачно пройдет — считай, что на билет заработал. По результатам моей операции, —  пообещал я.

  Что-то ты подозрительно щедр, —  заметил ха­кер. — Под кайфом, что ли, с утра?

  Такими вещами не балуюсь. Дело очень важное. И заработаю я на нем прилично. Ты, главное, отставь в сторону дела — помоги.

  Заказ есть заказ, —  сказал хакер. — Спать уже раз­думал. Буду заниматься делами твоей подруги. И друга. Хорошо, когда есть друзья...

 

* * *

 

Воспользовавшись телефоном, я засветил точку стоянки, а потому не стал долго на ней задерживаться. Распаковал плот, разложил его на травке, пробил капсюль воздухо-нагнетательной системы — и за две минуты плотик вспух, наполнившись газом. Не нужен ни насос, ни компрессор. Использованную капсулу я даже не стал откручивать от плота. Размером она с небольшой баллончик от дезодоранта, и ее вполне можно использовать как ручку.

К плоту прилагались весла. Одно из них — точнее, коробочку с заготовкой — я отодрал от корпуса. Резиновое, мягкое, тонкое, весло походило на неудачный муляж. Но, активировав воздухо-нагнетательную систему размером с наперсток, я надул и весло. Только, в отличие от плота, резина которого осталась мягкой, под действием газа весло не только выросло, но и затвердело. Было оно очень легким и достаточно проч­ным. На всякий случай в комплект плота входили еще два весла — если первое потеряется или если грести захотят несколько человек. Миниатюрные коробочки с веслами были прочно приклеены к боковине плота.

Без труда спустив почти невесомый плот на воду, я бросил на него сумку с припасами и снаряжением, прыгнул сам и поплыл, стараясь держаться неподалеку от берега. На плоту я и позавтракал. Ел сушеные фрукты, сухари, запивал сгущенным молоком из пластикового пакета. Питательные кубики — отличная вещь, но никакого удовольствия от них человек не получает. Если только не умирает с голоду.

Наевшись, я взял весло в руки, несколько раз взмахнул им и вывел плот на середину реки. Плот шел отлично, управлять им было легко. Такими темпами я доберусь до Печоры дня за два. Да и то если буду регулярно останавливаться на привалы.

Монитор моей навигационной системы показывал, что я стремительно приближаюсь к зоне, полностью контролируемой спутниками слежения. Как только незримая черта будет пересечена, я не смогу послать никому сообщение, любая попытка связаться с “большим миром” будет смертельно опасна. Поэтому я причалил к правому берегу в удобном месте, вытащил плот, отнес его метров на двадцать от реки, в укромное место. Здесь я опять начал проверять свое снаряжение. Более детально, чем на прошлой стоянке.

Сеткоулавливатель работал отлично. Дерево, в которое я выпустил две сети, после моей атаки напоминало кокон какого-то гигантского насекомого. Винтовка тоже стреляла неплохо. Не очень шумно, довольно мощно. Ствол тонкой сосны пуля пробила навылет и точно в том месте, куда я целился.

Гранатомет я пробовать не стал. Слишком шумно и заметно. Да и пускать его в ход я собирался только в крайнем случае.

Шашек направленного взрыва мне положили мало, и я тщательно осмотрел все. Из шести две были одного вида, четыре — другого. Разница была заметна по цвету взрывчатки и форме взрывателей. Но маркировка на шашках, бумажные наклейки с номером партии и адресом завода о различиях не сообщали. Это меня насторожило.

Прихватив с собой винтовку и гранатомет, а также все шашки, я отстегнул тяжелый реактивный ранец и зашагал на восток, в глубь тайги. Мне нужен был сеанс радиосвязи и выход в Интернет.

 

* * *

 

Отойдя от реки на полтора километра, я остановился, Если меня засекут, вряд ли у кого-то возникнет подозрение, что я путешествую на плоту. Надо быть большим энтузиастом, чтобы в век победивших информационных технологий шагать больше километра для выхода на связь. Я-то как раз и был энтузиастом. Но откуда электронным шпионам об этом знать?

Для выхода в Сеть воспользовался старым телефо­ном. Пусть мои наниматели погадают, зачем я ушел в сторону от реки. Это доставит им несколько неприятных минут — если они за мной следят.

В Интернете я заказал подробнейшее описание шашек направленного взрыва с маркировкой, идентичной имеющейся на шашках. Ответ пришел через минуту. Четыре шашки полностью соответствовали стандарту. Две, в пакете лежавшие внизу, под описание не подходили.

Я отключил телефон и зашагал в сторону от того места, с которого устанавливал связь. В южном направлении, прочь от Печоры и ГигаТЭЦ. То что подложили мне “соратники”, не было шашками направленного взрыва. И они надеялись, что я вообще не доберусь до дна мешочка, где хранились эти две шашки. А вот что они собой представляли?

Вернувшись на юг метров на восемьсот, я подключил компьютер к купленному в Усть-Щугоре телефону и опять обратился к Интернету. С помощью встроенного в телефон сканера загрузил в оперативную память компьютера анализ внешнего вида шашек и попросил поисковый сервер выяснить, что это такое. Указав, естественно, что приоритетное направление поиска — взрывотехника и смежные области, а также радиоэлектроника. Не исключено, что мнимые шашки — хитроумные системы слежения.

Однозначного ответа компьютер не дал. То есть изделий с такими параметрами на земле не выпускалось, и соответствующей маркировки они не имели. Но умная машина сделала даже больше, чем я просил. Она разделила картинку, проанализировала части отдельно и сообщила, что утолщение на конце шашки соответствует параметрам дистанционных радиодетонаторов сверхдальнего радиуса действия. Детали были запрещены международной конвенцией как опасные, так как подрыв мощных зарядов с их помощью можно было осуществлять на расстоянии до тысячи кило­метров. Материал же, из которого были изготовлены сами шашки, компьютер определил как димлетид — взрывчатое вещество последнего поколения, грамм которого имел взрывную мощность, эквивалентную тремстам граммам тротила.

Если учесть, что шашки весили граммов по четыреста, выходило, что оба заряда соответствовали взрывной мощи в двести сорок килограммов тротила. Более чем достаточно, чтобы превратить в мелкий щебень многоэтажный дом. Да и заложи я их под ограждающую стену ГигаТЭЦ — самому мало не покажется. Впрочем, радиодетонаторы вряд ли сработали бы по моей команде. Их собирались активировать откуда-то издалека. Интересно, в случае моего провала или когда я доберусь до станции? Вопрос немаловажный с точки зрения этики, хотя мне, боюсь, было бы все равно...

Первое желание — выбросить шашки прямо здесь, посреди леса. Двести сорок килограммов тротила! Их и в руки брать страшно. Но если кто-то засек мой выход на связь с этой точки и пошлет группу проверить место, он сможет обнаружить взрывчатку. И тогда меня начнут искать с собаками. Да и террористы, поняв, что их план раскрыт и не осуществится, тоже могут устроить какую-нибудь пакость. Лучше оставить всех в приятном неведении.

Я сложил шашки обратно в мешок, только не соответствующие маркировке положил на этот раз сверху. И вызвал Буравчика.

Хакер выглядел невыспавшимся, но довольным.

  Места выхода в свет твоего друга отследил, —  сообщил он. — Он не лох, сразу видно. С золотой карточки твоей купил мелкие, безличные. И пользуется в основном ими. Но, поскольку данные твоей карточки, кроме пароля для снятия денег, у меня есть, я смог отследить параметры всех “безличек”. Правительство не сможет - оно ведь не знает, от какой карточки информацию требовать. По всей Москве и Подмосковью товарищ твой засветился. Где — говорить тебе не буду, хоть канал и защищенный. С Лизой еще не разговаривал. Поговорю в ближайшее время, не беспокойся. Товарищи твои не узнают.

  Переведи ей тысяч пять на счет, —  попросил я. — Вдруг деньги понадобятся?

  Сам не хочешь?

  Опасаюсь.

  Ладно.

Я скинул Буравчику пять тысяч сто рублей и отключился. Осталось написать послание самому себе. Минут за двадцать я набросал нейтральный, но доходчивый текст и отправил его под грифом “срочно” на почтовый ящик Каркунова. И двинулся обратно — к тому месту, где оставил плот и свои вещи.

 

* * *

 

Отчалив, я принялся постепенно избавляться от ненужных вещей. Проплыв километр, вывел плот на середину реки и опустил в воду первую шашку с димлетидом. Если террористы решат ее активировать, рыбы погибнет порядочно. Даже небольшое озеро может появиться. А уж глубокий омут — наверняка. Но люди, скорее всего, не пострадают. Крайне маловероятно, что кто-то будет проплывать по реке в этом месте в момент взрыва.

Конечно, сверхмощная взрывчатка могла понадобиться и мне. Но откручивать радиодетонатор самостоятельно я опасался, а взрывчатка, которая взрывается по чужой команде — совсем не то, что нужно любому нормальному человеку.

Через пятьсот метров за первой димлетидовой шашкой последовала вторая. Еще через два километра под воду ушел мобильный телефон, предоставленный мне соратниками. Я не стал его выключать из режима приема. Пусть собирает информацию. И рассказывает тем, кто меня контролирует, что я поселился на самой середине Печоры. Или на плоту, или в глубоком омуте. А может быть, меня проглотил сом. Если кому-то будет легче в это поверить.

Возможно, в снаряжении меня ожидали и другие сюрпризы. Хотя вряд ли. Ведь задача террористов заключалась не в том, чтобы погубить меня, а в том, чтобы я выполнил определенную миссию. Совсем не обязательно ту, о которой они мне заявили. Но для этого я должен был протянуть как можно дольше. Иначе зачем вообще была вся эта возня, грандиозные расходы?

Плот вошел в зону слежения, и я отсоединил купленный в Усть-Щугоре телефон от компьютера и спрятал его в непромокаемый чехол на дне сумки. Зато инерционно-магнитный компас положил в самый верхний нагрудный карман. Он подскажет мне, где я нахожусь, с точностью до пяти метров. И выдаст на миниатюрный дисплей карту местности, загруженную в него со спутника еще до того, как я очутился в этих краях.

По левому борту плота проплывал небольшой по­селок. Обращаться к карте, чтобы выяснить его название, мне было лень. Кажется, это была Березовка. Когда я подплыву к ГигаТЭЦ на расстояние пятнадцать — двадцать километров, я оставлю плот и пойду пешком. Хорошо, что у меня есть отличная карта местности со всеми ловушками и сигнализаторами, установленными охраной в период до первого июля. Обойти их не составит труда.

 

* * *

 

Мимоходом я взглянул на часы — время приближалось к десяти вечера. Темнота еще не наступила, солнце не село, а я совсем забыл, что на севере темнеет очень поздно.

Несколько гребков — и разогнавшийся плот вылетел на пологий глинистый берег. Я оттащил его подальше от реки, включил систему оповещения своего бронированного костюма — незаметно ко мне не подойдет ни зверь, ни человек — и прилег на редкую траву. Сделано было мною, предстояло еще больше.

Ночь прошла спокойно. Только утром сработала охранная сигнализация, но я так и не понял, почему. Может быть, поблизости пробежал крупный хищник. Или колышущиеся деревья создали иллюзию движения.

Сверившись с картой, я выяснил, что вчера проплыл мимо селения Усть-Воя, а не мимо Березовки. В том месте, где я остановился, река делала крутой поворот. На протяжении нескольких километров Печора текла на восток и даже на юго-восток, потом опять поворачивала к северу. И только после поворота по левому берегу лежала Березовка.

Мимо Березовки я проплыл утром. Люди могли меня видеть, но, по-моему, им было не до того. Плывет плот, на нем сидит человек под плащ-палаткой... Бронированный костюм с арсеналом я прикрыл и надеялся, что, даже если меня заметят, примут за обычного охотника или туриста.

После Березовки, километров через десять, по левому же берегу лежало село Даниловка. До него я добрался, когда все обитатели его, даже самые ленивые, проснулись. На берегу стояли дети и махали мне рукой. Даже что-то кричали. Не иначе, хотели вступить в торгово-денежные отношения. Жить хочется везде. А туристы, наверное, покупали у местных рыбу и овощи. Не каждый ведь может эту рыбу поймать, хоть и путешествует с удочкой!

Миновав Даниловку, я замедлил движение. Впереди осталось два поселка: Конецбор и Кедровый Шор. Их нужно будет пройти ближе к вечеру. Чтобы высадиться у ГигаТЭЦ ночью и выйти к станции к утру. Но, разумеется, я не собирался совершать все свои подвиги в один день.

Выбрав живописное и укромное местечко, я остановился с намерением провести здесь целые сутки.

 

* * *

 

В лощинке неподалеку от Даниловки я провел не сутки, а двое. Решившись включить купленный в Усть-Щугоре телефон в режим приема, получил со своего почтового ящика несколько важных писем.

Буравчик сообщал, что ему удалось выйти на моего двойника, но толку от него, похоже, в ближайшее время будет мало. Лежит в больнице, хотя скоро должен выздороветь. Распространяться подробнее хакер не стал.

Короткую, но самую дорогую мне записку прислала Лиза.

“Не волнуйся, у меня все будет в порядке. Сделай то, что должен, и возвращайся. Если увидишь зеленую ракету, имей в виду — ее пустил твой двойник. Но ракета может быть и ловушкой”.

Нет, после того, что я сделаю, мне возврата нет... Однако же она что, успела выйти на загадочный “номер три” из нашей компании? Маловероятно. У нее просто не было времени для этого...

И, наконец, по собственной инициативе Буравчик заново взломал сеть ГигаТЭЦ, а точнее, сервер директората компании в Североамериканском Альянсе. В письме он цитировал самые важные документы и меморандумы, касавшиеся строительства ТераТЭЦ на орбите — его планировал все тот же Совет директоров корпорации “Sun Ladder”.

Теперь было понятно, почему так суетились наши энергетические магнаты. Зачем они нанимали террористов и какой хотели получить результат. Если бы меморандум директората стал известен многим, к станции, пожалуй, устремились бы вооруженные отряды, преследуя самыми разные интересы.

Я долго изучал документы, думал, вычислял, как должен поступить в данной ситуации. До сих пор я очень сомневался в том, что пойду на штурм. Но сейчас по всему выходило, что станцию нужно захватывать. Справлюсь ли я с этим сам, без поддержки извне? Буравчик и Лиза не в счет...

Смогу или нет — вопрос второй. Я должен был это сделать. И после двухдневной стоянки, в три часа дня я отчалил от берега. Холодные воды Печоры понесли меня к станции, навстречу судьбе.

 

Часть 4

ТРОЕ ПРОТИВ ВСЕХ

 

Для того чтобы выйти к ГигаТЭЦ с восточной стороны, я оставил плот неподалеку от небольшой, надежно укрытой с севера и с юга ложбинки, располагавшейся севернее Конецбора. Можно было бы пробить в плоту дыру, но зачем портить хорошую вещь? Ребятишки найдут — покатаются. Да и, может быть, все же придется возвращаться? Убегать со станции? Глупая мысль. Там — или победа, или смерть. Но рубить концы не хотелось. Целый плот представлял собой воплощение иллюзии “пути назад”...

Некоторое время я шел по ложбинке, внимательно прислушиваясь к лесным шорохам, потом выбрался на холм, попетлял некоторое время среди деревьев. И снова спустился в овражек. По-моему, тот же самый. На схематической карте такие незначительные складки местности обозначены не были.

До ГигаТЭЦ оставались считанные километры. Я шел, еще не вполне представляя, как буду пробираться на территорию. Скорее всего, подползу к самой ограде, пробью брешь в стене с помощью шашки направленного взрыва, и, включив реактивный ранец, на полной скорости влечу в лесок. Надеюсь, из пулемета меня расстрелять не успеют. А в поле обнаружения радара я постараюсь не попасть — пойду над самой землей, не выше человеческого роста.

Из леска — внутрь станции, опять пробив стену в подходящем месте. На привале я, рассмотрев чертеж ГигаТЭЦ, выбрал в каком. Оттуда — на командный пункт охраны. Захвачу его, преодолев сопротивление дежурных, и меня не осмелятся тронуть... Спрашивается только, зачем мои коллеги подсунули мне шашки с димлетидом, от которых я избавился? Для надежности? Или чтобы убрать меня в нужный момент? Но как определить, что это за момент? Любопытно было бы знать...

Размышляя, я вышел к большой поляне. Отсюда сквозь деревья уже проглядывала серая громада наружной стены ГигаТЭЦ. Было на поляне тревожно. Словно кто-то за мной наблюдал. За несколько дней, проведенных в одиночестве, чувства обострились...

И тут среди рассветных шорохов раздался грохот выстрела. Зеленая звезда пронеслась мимо меня и с шипением впилась в молодую сосну, разбрызгивая искры.

Я мгновенно упал на землю, лицом вниз. Что это? Самострел, не обозначенный на украденной хакерами карте охранников? Замаскировавшийся сторож? Сигнальная ракета, сбившаяся с правильного курса? Или проделки нечисти? Зеленые огни, знаете ли, просто так не летают...

Лишь перебрав все эти варианты, я вспомнил зеленую ракету, о которой писала Лиза. Неужели сигнал?

Если стреляли в меня, то видели, это точно. Если бы хотели — попали. А вокруг — лес. Выстрел вряд ли услышат со стороны, а уж разговаривать наверняка можно смело.

  Кто здесь? — громко спросил я. Недолгое молчание, потом не очень приятный, довольно высокий голос отозвался:

 — А сам ты кто?

  Галкин. Евгений Галкин. На всякий случай я опустил забрало шлема бронекостюма и встал с земли.

 — А я — Евгений Вороненко, —  раздался все тот же голос. И на другом краю поляны я увидел фигуру в бронекостюме, поднявшуюся из травы.

  Третий? — спросил я, даже не увидев лица человека.

  В каком смысле третий?

  Скоро узнаешь. Если захочешь со мной говорить.

  Если бы я не хотел — ты был бы уже мертв. Или малоподвижен, —  патетическим тоном проговорил Вороненко.

Я откинул забрало.

  Не собираюсь стрелять.

  Да уж не сомневаюсь. Если тебе не совсем промыли мозги, —  сказал мой собеседник, выходя навстречу.

Он тоже поднял щиток, закрывавший переднюю часть шлема, и я увидел у чужого человека свое лицо. Жутковатое ощущение. Одно дело — на мониторе слежения, как было у меня с Каркуновым, другое — прямо перед собой.

  Ты знаешь, кто перед тобой? — поинтересовался я, разумея, конечно, не свое имя, которое только что назвал.

  Догадываюсь.

Вороненко сделал несколько шагов мне навстречу.

  Так это ты планировал атаку на ГигаТЭЦ?

  Вообще говоря, громким словом “план” это не назовешь... Действую по обстоятельствам.

  И ты не убегал от властей?

  С властями, к счастью, до сих пор не встречался. Этот подвиг совершил другой, —  улыбнулся я. — С моей помощью. Вы с ним говорили?

Думаю, мой двойник был озадачен. Со стороны мои речи могли звучать сплошными загадками — если не знать фактов. Но Вороненко быстро справился с собой.

 — Пока нет, —  сказал он. — Мне не очень-то разрешают самостоятельно выходить на контакт с кем бы то ни было.

  Почему тогда ты думаешь, что от меня не стоит ждать подвоха?

  А я жду, —  широко улыбнулся Вороненко. — Но не потому, что не доверяю тебе. Неизвестно, что с тобой сделали. Разные, знаешь ли, передовые технологии. Изменение личности...

Я улыбнулся в ответ. Какой, однако, сообразительный! Даже приятно...

  Не могу быть врагом самому себе? — подсказал я, вспоминая свои логические построения по этому поводу.

  Именно.

Что ж, похоже, от этого парня можно не ждать подвоха. Дабы не нарушать самоидентификации, я решил считать и называть встреченного мной человека Вороненко. А я буду Галкиным. Так будет проще и мне, и ему. А Евгений Воронов... Был такой человек, но жил он очень давно. Что было, то прошло.

  Пойдем, —  предложил я двойнику, —  Расскажу тебе, что знаю, а ты расскажешь мне о своем. Не боишься выстрела в спину?

  Ты стрелять не станешь. А с тобой ведь никого нет?

  От Усть-Щугора я добирался один. Да и туда прилетел в отдельной капсуле. Но некоторые подозрения у меня имеются.

  Пойдем в машину. У меня в кустах джип.

Мне ничего не оставалось, как поверить в искренность Вороненко. Он мог подстрелить меня, но не сделал этого. Как не сделал бы я, оказавшись на его месте. А мозги нам, видимо, по каким-то причинам промывать не стали. Или не сумели.

 

* * *

 

Разговаривали мы долго. Я объяснил своему двойнику, что намереваюсь совершить. Какие планы, по моему мнению, были у террористов. Не просто так ведь они подсовывали мне шашки с димлетидом и дальнодействующими радиодетонаторами. Да и спецслужбы нашей страны явно имели в деле какой-то интерес. Вряд ли они не могли просчитать, как поведет себя Вороненко в той или иной ситуации. Или все-таки не могли? Но, в любом случае, они чего-то боялись. Потому что в противном случае ввели бы усиленное дежурство. Поставили часового на каждой вышке. Вызвали подкрепление из Америки. Да мало ли что еще можно было предпринять?

Я полагал, что нам — именно нам — нужно захватить станцию. Не с какими-то корыстными или высокоидейными целями (хотя заполучить рычаг давления на Большого Брата для меня было крайне необходимо), а просто для того, чтобы остаться в живых. И чтобы станцию не взорвали. Террористы, по-моему, собирались сделать именно это. Им не нужна ни ГигаТЭЦ, ни ТераТЭЦ. Точнее, эти станции совершенно не нужны заказчикам их авантюры. Они хотят отбросить человечество в прошлое, заставить миллионы людей голодать и мерзнуть — лишь бы им было сытно и тепло. А все разговоры о благе страны, пользе для сограждан — блестящая мишура для молодых, доверчивых соратников.

  Сдайся властям, —  предложил мне Вороненко — не слишком, однако, настойчиво, с легким юмором. — Открой им планы супостатов. Вряд ли мы вдвоем — если я все-таки решу присоединиться к тебе, —  справимся с задачей лучше, чем сотня подготовленных охранников.

  Должны справиться. Зачем меня нанимали боссы террористов? Полагаю, не просто так. Ухлопали на это большие деньги... Наверное, есть какой-то фактор, позволяющий нам установить контроль над станцией легче, чем другим.

  И удержать ее?

  А уж это твоя задача... Ты специалист по охране. Вороненко хмыкнул. Я продолжил наступление:

 — Подойдем к вопросу утилитарно. Ты думаешь, мы переживем все эти события? У нас ведь даже идентификаторов настоящих нет. И навигационных чипов. Липа. К тому же мою подругу отравили медленнодействующим ядом. Что я, по-твоему, должен ее бросить?

  Наверное, нет, —  задумчиво произнес мой двой­ник.

  Да и нас наверняка ликвидируют!

  Думаю, убивать не станут. Общество нынче гуманное... В крайнем случае отправят в ссылку.

  Но ведь и американцы хотят нас “кинуть”, —  воззвал я к патриотическим чувствам двойника. — Тут террористы правы, хотя волнует их, по-моему, вовсе не это. После того как в Колумбии будет пущена ТераТЭЦ, ГигаТЭЦ начнет работать только на Европу и Россию. Мощность увеличат. Экология Русского Севера ухудшится. В свою очередь европейцы закроют свои станции. А наши разорятся сами собой, не выдержав конкуренции. Тут нас и возьмут за горло железной рукой. Повысят тарифы, и никуда мы не денемся — будем платить за жизнь. Отдавать ресурсы, территории, работать за копейки...

  И ты в это веришь?

  Верю. Отчего же не верить? Бледнолицые братья всегда поступали подобным образом с колониями.

  Вообще-то я тоже верю, —  кивнул Вороненко. — Люди не стали лучше за последние пятьдесят лет. Точнее, та их часть, что находится у власти. Отдельные индивидуумы, возможно, и смягчились. Но хорошо это или плохо — кто разберет?

Мы посидели молча. Каждый думал о своем, но, наверное, мысли наши были схожи.

  Так ты мне поможешь? — спросил я. — Время позднее, светает. Я должен захватить объект. У меня другой дороги нет.

На лице моего двойника отразились сложные чувства.

  С одной стороны, не помочь тебе я не могу. Это предательство. Но, с другой стороны, я не могу помочь тебе проникнуть на территорию станции. Это тоже предательство, если не большее. Нарушение присяги. Нечестный поступок.

  Ты давал присягу?

  Нет, но они мне верили... Доверие дорогого стоит...

  То-то они приставили к тебе девчонку, повесили на руку браслет. Не удивлюсь, если в нем — бомба.

  Да, не исключено, что система ликвидации носителя в нем есть.

  Значит, нужно от браслета избавиться.

  В свое время избавлюсь.

  Так что, мы вместе? Поедем на твоем джипе?

  А сам бы ты как поступил?

Настал черед задуматься мне. Пожалуй, на джипе я бы на станцию не поехал. Скорее уже объявил бы в браслет, что увольняюсь, и вошел на ГигаТЭЦ через пролом в стене. Уже как не связанный обязательствами человек. Не используя преимуществ своего положения.

  Ты знаешь, —  улыбнулся я.

  Тогда мне нужно снять бронекостюм. Браслет-под ним. Они и дырочки специально микроскопические делают — чтобы навигационные чипы работали, а в моем случае — браслет, его заменяющий...

— Лучше уж ретранслятор поставить. И провод через броню пропустить, —  заметил я.

  Не скажи. Ретранслятор на броне сплавится, из строя выйдет. А навигационный чип потеряешь только вместе с рукой...

Вороненко начал методично расстегивать карабины, чтобы скинуть с себя костюм. Я наблюдал за этим с некоторой опаской. Во-первых, система самоликвидации могла сработать сразу же, без промедления, как только будет снят браслет. Во-вторых, одеться до того, как сюда нагрянут охранники, мой партнер не успеет. А нам нужно еще пробить стену и скрыться в лесополосе. И пробить вторую стену. И захватить командный пункт... Все эти соображения я ему высказал.

  Думал, —  кивнул он. — Наверное, так поступим: когда я браслет сниму, ты стену подрывай и входи. А я уже — вторым эшелоном. Меня и ждать, наверное, не будут. Ты все внимание на себя отвлечешь. Да отойди подальше — не ровен час, подорвешься вместе со мной. Или хоть забрало опусти...

Чувство локтя — хорошо. Благоразумие — еще лучше. Что толку, если погибнем мы оба? Собственно, не за деньги ведь мы хотим захватить ГигаТЭЦ. И не для себя лично.

  Как считаешь, нож его возьмет? — спросил Вороненко, демонстрируя мне полоску пластика с несколькими разъемами и небольшим экраном.

  Выглядит он не очень прочным. Но видимость обманчива.

  В любом случае, вместе с рукой я его отрезать не намереваюсь, —  рассмеялся мой двойник. — Ты уж чикни его ножиком. От всей души.

  Сейчас. Только шашку под стену заложу.

  Может, потом? Сейчас я на службе, должен тебе в этом помешать.

 — Потом — так потом, —  согласился я.

Надвинул на лицо щиток, достал из накладного кармана на бронированной брючине нож и завел его под браслет.

  Как отрежу — на землю падай, —  сказал я. Вороненко нагнулся к браслету и сообщил:

 — Я больше на вас не работаю. Увольняюсь без выходного пособия.

Резко подняв нож, я разрезал браслет, который внутри имел-таки металлические детали. Но они не устояли перед закаленной сталью. Резко сжав браслет в бронированной перчатке, я отшвырнул его в сторону. После этого мы повалились на траву.

Однако ничего страшного не произошло.

  Надевай броню, и за мной. Продвигаюсь к стене, —  сообщил я, поднимаясь.

И тут сзади прогрохотал взрыв. Сдавило барабанные перепонки, дохнуло в спину раскаленным воздухом — но серьезного вреда взрыв браслета нам не причинил. А в земле образовалась небольшая воронка.

На станции переливчато завыли сирены.

  Взрывчатки мало, —  прокомментировал Вороненко, который даже не изменился в лице. - Да и куда ее там засунуть? Но живот бы разворотило, если бы взорвался на руке. Действуй!

 

* * *

 

Энергично работая руками и ногами, я выполз из леса. С одной стороны, взрыв наверняка засекли охранные системы. С другой — камеры и детекторы движения работали по периметру ГигаТЭЦ круглосуточно. И на столбах, возвышавшихся над стеной через каждые триста метров, были установлены самострелы. Точность у них была так себе, не все они срабатывали четко, но рисковать лишний раз не стоило. И забывать про поддержку линии обороны со спутника — тоже. Облака помешают наведению, но они — не помеха для пучка жесткого рентгеновского излучения.

Я был на полпути к стене, когда неподалеку, километрах в двух, раздался гулкий взрыв. Даже землю немного тряхнуло. На стене сработало несколько са­мострелов. Раздались сухие щелчки, миниатюрные ракеты устремились к своим целям. Одна из них, между прочим, ко мне. Наверное, услышав взрыв, я сильно вздрогнул, что вкупе с остальными движениями и позволило датчикам движения засечь подозрительный объект.

Свист, грохот, фонтан земли вздыбился рядом со мной, камни или осколки разрывной пули заколотили по броне. Промахнулись! Бронекостюм, наверное, попадание выдержал бы, но зачем испытывать его раньше времени?

До стены оставалось не так много. Пожалуй, от наблюдателей на станции я скрылся в тени ограждения.

Встав на четвереньки, я ускорил движение. Можно было включить реактивный ранец и долететь до стены за пару секунд, но работающий ранец — отличная мишень для распознавания и удара со спутника. Даже когда небо закрыто облаками.

Вытащив первую шашку, я прикрепил ее к железобетонной ограде, поставил замедление в три секунды и откатился метров на пять в сторону. Раздался грохот, в стене образовалась дыра приличных размеров. Только сейчас я на деле убедился в мощности современной взрывчатки. Стена была толщиной не меньше метра, армированная...

Включив реактивный ранец в форсированный режим, я устремился в пролом. Вообще говоря, для спутника засечь цель, идущую даже на звуковой скорости, и поразить ее — не проблема. Так что десять метров в секунду или двадцать — большой роли не играло. Разгонялся я скорее для самоуспокоения.

Преодолев просеку за несколько секунд, я скрылся под елками и выключил ранец. На перелет ушло одиннадцать процентов имевшегося горючего. Не так уж плохо — запас оставался приличный. Но вообще-то реактивные ранцы — вещь одноразовая. Пролетел пару километров — и сбрасывай. Когда придется заправить — неизвестно...

Сзади послышался свист второго ранцевого двигателя. Вороненко справился с костюмом быстро. Тоже, наверное, много тренировался. Мой партнер шел на обычном ходу, не на форсаже — экономил топливо. Да оно и правильно — ресурс хода его тяжелого бронекостюма был гораздо меньше.

А в моем шлеме вдруг защелкал сигнал вызова и раздался нежный девичий голосок:

 — Евгений, откликнись, если ты нас слышишь! Откликнись, подтверди четкость приема!

Голос принадлежал Лизе. Как она смогла связаться со мной? В скафандр был вмонтирован лишь передатчик, позволявший не терять связь в группе, если бойцы идут на задание вместе. Конечно, ко мне могли обратиться и через спутник. Но откуда у Лизы выход на спутник? И как она могла обнаружить меня?

Скорее всего, провокация. Уловка охранников. Хотя, с другой стороны, им-то откуда знать о Лизе?

Я махнул рукой Вороненко, чтобы он подождал в нескольких метрах, сам сделал несколько шагов вперед, разгоняясь, и дал приказ микрокомпьютеру скафандра:

 — Отправить сообщение импульсом по тому же каналу, откуда оно пришло.

  Вы хотите сказать, по соответствующему каналу? Если отправлять сообщение по тому же каналу, радиоволны належатся друг на друга и сообщение не пройдет, — разъяснил неожиданно сообразительный мини-компьютер.

  Сделать и так, и так, —  приказал я.

  Текст сообщения?

  Слышу тебя, Лиза. Не совсем верю, что это ты. Береги себя и не ввязывайся в драку. Прими меры по устранению действия яда, —  на ходу выпалил я.

  Время отсылки пакета — восемнадцать миллисекунд, —  объявил компьютер.

  Выполняй.

Я вильнул в сторону, изменил направление движения, понимая, однако, что от залпа с орбиты такие маневры не спасут. Для боевых спутников я — сонная муха, едва ползущая по замерзающему стеклу. Одна надежда — на лес и облака.

Через десять секунд в динамиках броневого шлема вновь раздался голос Лизы:

 — Рада слышать тебя, любимый...

Простые слова, но меня словно обожгло. Выходит, и Лиза меня любит? Я не сомневался насчет своих чувств. Несмотря ни на что — будь девушка террористкой, пацифисткой или даже сумасшедшей. Мне почему-то казалось, что она воспринимает меня как динозавра, выходца из далекого прошлого. Хотя, в отличие от других “соратников”, Лиза всегда относилась ко мне очень хорошо и ни разу не обидела ни словом, ни делом.

  Я на территории Североамериканского Альянса и разговариваю с тобой отсюда, —  продолжала девушка. — Перебралась сюда по предложению Буравчика - ты уж извини, потратила твои деньги на билет.

Какая ерунда! При чем здесь деньги? Она бы еще покаялась, что истратила несколько сотен на противоядие...

  Но так лучше для всех. Я боялась оставаться. Мы взломали охранную сеть ГигаТЭЦ, узнали о начале штурма и попытались связаться с тобой. Получилось! Я так рада, что ты жив и здоров! Не знаю, правда, как себя чувствуешь... Но ты не отвечай! Заблокировать спутник мы не можем. Военная система отличается от гражданской, и поисковый радар тебя за­сечет. Слушай меня внимательно — от этого зависит твоя жизнь, да и не только твоя...

Мне было очень приятно слышать голос Лизы, но она делала много лирических отступлений. Сказывалась поэтическая натура. А обстановка не располагала к разговорам. Сзади пыхтел под тяжестью тяжелого швейцарского бронекостюма Вороненко, да и мне было не легче — я набрал гораздо больше оружия, и суммарный вес наш не слишком различался.

  Охранников станции консультирует твой двой­ник, клонированный Воронов, —  продолжила Лиза. — Не тот, с которым тебе удалось договориться и передать деньги — я оставила его в Москве, —  но другой, еще один. Поэтому имей в виду, что все твои действия сможет предвидеть человек, не уступающий тебе в опыте и хитрости.

  Передать сообщение, —  коротко бросил я компьютеру. — Господин Вороненко на моей стороне. Ищешь ли ты противоядие?

  Все? — осведомилась машина, заглушая голос Лизы.

  Выполняй.

— ...не проблема, —  закончила фразу Лиза. — Проблема в том, что вместе с тобой станцию будут штурмовать боевики, нанятые Большим Братом в одной из южных стран. Их задача — взорвать станцию. Все они — смертники, хотят отомстить России и Америке. В России множество людей погибнут от взрыва, а Америка лишится энергии, что приведет к глобальным катастрофам и тяжело ударит по ее экономике. Упадут на землю и разобьются экспрессы на магнитной подушке, потеряют контроль лифты и электроэстакады, застрянут в недоступных местах сотни людей... Это приведет к панике. Ты выполняешь только отвлекающий маневр. Тебя они уничтожат.

  Знаю, —  кивнул я.

Все встало на свои места. Теперь я был твердо уверен, что за второй взрыв, который раздался, когда мы с Вороненко только готовились к штурму, ответственны боевики Большого Брата. Террористы-фанатики приняли самоликвидацию браслета моего партнера за взрыв шашки, решили, что я проник за стену, и пошли на штурм. Думали, что я вызову весь огонь на себя. Но на самом деле они отвлекли от меня внимание охранных систем.

  Передавать? — осведомился компьютер.

  Не надо, —  ответил я. — Передай, пусть остаются на связи. И пусть она ответит насчет противоядия. А потом пусть помолчат. Сформулируй как-нибудь вежливо...

  Как именно? Я не настроен на решение столь сложных задач.

Ух, ограниченная железка! Сначала заставляет воспринимать себя как живое существо, а потом не может выполнить самой простой задачи!

  Оставайтесь на связи. Сообщи о поисках противоядия. И сохраняйте молчание до запроса. Обращайтесь только по экстренным поводам, —  сказал я.

  Время передачи — двадцать две миллисекунды. Я знаками подозвал Вороненко.

  Слышал второй взрыв?

  Слышал. Ты меня обманул? На штурм идешь не один?

  Меня самого обманули. Это террористы-смертники. Они хотят взорвать станцию вместе с собой. И с нами, конечно. Мы обязаны им помешать.

В моих наушниках вновь раздался голос Лизы:

 — Я записалась на анализы. Здесь очень хорошие лаборатории. Но, скорее всего, Большой Брат блефо­вал. Зачем ему убивать меня?

Вступать в дискуссию было некогда. Я не сомневался в том, что человек, намеревающийся уничтожить несколько тысяч людей, не пощадит хорошенькую девушку. Впрочем, тысячи — абстрактны, а с девушкой он был лично знаком... Такие уроды бывают на редкость сентиментальны. И это придает им еще больше сил для злодейств...

Вороненко активировал блок связи своего скафандра.

  Вызываю господина Смита, —  четко выговорил он. — На вас не работаю и попытаюсь захватить станцию, но имейте в виду, что от меня угроза взрыва станции не исходит. Группа террористов, не связанная с нами, штурмует ГигаТЭЦ с северо-востока. Их намерение — спровоцировать водородный взрыв. Больше ничего не знаю. Объявите тревогу и всеобщую эвакуацию. Если нам не удастся остановить террористов, возможен мощный выброс термоядерной энергии.

Выпалив сообщение, Вороненко отключил связь.

  Быстрее, —  поторопил он. — Мы должны их опередить. Если им удастся подойти к станции вплотную, они ее взорвут.

Я был с ним полностью согласен. Пару димлетидовых шашек в нужное месте — и рабочая камера, в которой осуществляется термоядерный синтез, будет повреждена. Непроизвольный вброс топлива, потеря контроля над реакцией — и мало не покажется никому...

 

* * *

 

Под вой главной сирены, призывавшей население эвакуироваться из поселка, мы подбежали к огромному блоку ГигаТЭЦ. Серая стена уходила на несколько десятков метров вверх. Согласно карте, если пробить дыру здесь, примерно в метре над землей, мы проберемся во внутренние помещения. Ниже — огромный фундамент толщиной метров пять. Пробивать его не хватит и ящика шашек направленного взрыва.

Я закреплял на стене шашку, когда сзади раздалась автоматная очередь. Послышались толчки в спину. Вороненко выругался едва слышно — звук поглощался шлемом бронекостюма.

  Не стреляй, —  крикнул я, падая на землю.

Сзади нас стоял на колене, держа в руке малокалиберный автомат, один из охранников. В легкой форменной рубашке, даже без бронежилета. Парень или очень глуп, или до нелепого самоотвержен.

Я выхватил из кобуры свой сеткоулавливатель и пальнул в защитника станции. Тот повалился на землю, тщетно пытаясь выдраться из сетей.

  Классная штука, —  заметил Вороненко. — В наше время таких не было.

А я отметил про себя, что уже не воспринимаю его как своего двойника. Обычный парень. Друг. Может быть, слишком понятливый и на меня похожий, так удивительного в этом нет! Близкий друг тоже понимает тебя с полуслова...

Между тем взорвалась шашка. Дыра в стене образовалась не очень большая, но пролезть можно — даже в бронекостюме.

  Подсади, —  попросил я напарника.

Тот подставил мне ногу, согнутую в колене, я протиснулся в дыру и подал ему руку. Мы оказались внутри административно-промышленного комплекса ГигаТЭЦ. Где-то на техническом этаже.

  Куда дальше? — спросил я. — Ты же знаешь эти места?

Вороненко хмыкнул.

 — Я здесь от силы четыре дня. Неужели ты думаешь, что везде побывал? Главный пост охраны наверху. Загружай в компьютер карту, и помчимся. Карта-то у тебя есть?

  Да уж не беспокойся...

Компьютер сопоставил показания инерционного компаса и информацию анализа хранящейся в нем карты-схемы станции, проверил некоторые данные, полученные с внешних видеодатчиков, и объявил, что мы находимся на минус первом этаже станции. Главный охранный пост — на четвертом этаже. Бежать до него — полтора километра.

Длинные, прямые коридоры станции были словно бы созданы для спринтерских забегов.

  К главному колодцу, —  сказал Вороненко. — Он в самой середине, и охранный пост рядом. Можно подняться и по вспомогательным лестницам, так незаметнее, но времени много потеряем.

  На реактивной тяге, —  предложил я.

Мой напарник молча кивнул.

Включив ранец, я понесся в метре над полом со скоростью сорок километров в час. Потолки здесь были высоченными, головой не ударишься. Разгоняться сильно я не стал. Во-первых, экономил горючее, во-вторых, не хотел вписаться в стенку на повороте.

Вороненко летел следом. В моем костюме, одном из самых экономичных по потреблению горючего, топливо выгорало так быстро, что индикатор заряда падал на глазах. Тяжелая швейцарская модель требовала больших затрат энергии, и мой напарник мог скоро остаться без запасов горючего. А снимать бронекостюмы нельзя — без них нам не выжить.

Два поворота — и коридор вышел к огромной шахте. Широкие лестничные марши, освещенные восходящим солнцем, поднимались вокруг колодца лифта.

Но свободного места рядом с лифтом оказалось достаточно.

Не останавливаясь, я пошел вертикально вверх. Двигатель взревел, этажи мелькали один за другим. Горючего оставалось мало.

Когда я уже добрался почти до верха, оказалось, что шахту лифта отделяет от лестницы металлическое заграждение. Что в общем-то резонно — ведь в шахту и свалиться можно с лестницы, если не повезет.

  Спустись немного ниже, —  попросил я Вороненко.

  Топливо на исходе. Осталось пять процентов! —  прокричал он.

Тогда я снял с ноги гранатомет и выстрелил в сетку прямо перед собой.

Вообще говоря, костюму подобный взрыв не стра­шен. Но я ведь не стоял на земле, а висел в воздухе на реактивной струе! Меня швырнуло к лифту, ударило о металлические направляющие. Компьютерная система не справилась с ориентацией двигателя, и после одного удара я врезался в бетонную стенку шахты — на этот раз головой. Хорошо, что шлем мягкий изнутри и крепкий снаружи.

Мой напарник поднялся выше, схватил меня за пояс и втащил в дыру в заграждении, образовавшуюся после взрыва гранаты. Его ранцевый двигатель отключился, и он рухнул на пол с двухметровой высоты. Двигатель моего костюма наконец справился с болтанкой, и я завис под потолком.

Привлеченные звуком взрыва, в коридор начали выскакивать охранники и гражданские специалисты. Никто не надел ни бронекостюма, ни костюма химической защиты, хотя тревогу объявили минуты три назад.

У меня в руках был гранатомет — оружие совсем не подходящее для узких коридоров, если ты не хочешь неоправданных жертв. Нужно было вытаскивать сеткоулавливатель. Даже охранников я убивать не собирался. Большой Брат называл их “подлыми наймитами”, но я его мнения не разделял. По-моему, непорядочный наймит как раз он. Чем работа в охране хуже любой другой? Вон даже Вороненко сподобился потрудиться на славной ниве охранного бизнеса...

Мой напарник тем временем поднялся с пола и, оценив ситуацию, выстрелил из винтовки в потолок.

  Все вниз! — приказал он. — Покинуть станцию, или будете уничтожены! Мимо нас проходите смело!

Народ не стал геройствовать и ринулся на лестницу. Некоторые поскуливали на ходу и жались к стенам - лишь бы пробежать подальше от нас. Слышались выкрики на русском и английском. Верные долгу охранники между тем выхватывали табельное оружие - револьверы с резиновыми пулями. Какой идиот додумался вооружить стражу ГигаТЭЦ именно так? И уж полным идиотизмом было открывать из этого оружия огонь по полностью экипированным диверсантам. Пули отскакивали от наших костюмов, время от времени припечатывая кого-то в толпе, о чем свидетельствовали сдавленные выкрики и проклятия. Убить резиновая пуля не убьет, особенно после рикошета, но приятного мало.

Я опустился на землю и скомандовал:

 — Прекратите огонь, придурки! Живо вниз — а не то мы за себя не ручаемся!

Охранники, сообразив, что их пистолеты и в самом деле не очень-то помогут в борьбе с бойцами в броне, спрятали оружие и помчались вниз по лестнице. Может быть, за винтовками или гранатометами. В данный момент это было не важно.

Из дальней комнаты между тем выскочил подтянутый мужчина в форме капитана. На нем был китель с погонами, в руках штурмовая винтовка. Стреляет лазерными импульсами, и со второго-третьего попадания в одно и то же место легко пробивает бронекостюм.

Впрочем, возможности проверить на прочность наши костюмы я капитану не дал. Охранник проявлял ненужную гуманность и ждал, пока эвакуируются гражданские специалисты. Собственно, они закрывали нас от него. Но у капитана не было реактивного ранца, а у меня был. Я поднялся над землей на метр и выпустил в капитана сеть. Он не успел среагировать и кулем свалился на пол. Вместе с винтовкой, которая оказалась наглухо к нему примотана. Неудобная поза, да что поделать! На войне как на войне.

Мой напарник сбросил бесполезный реактивный ранец и с винтовкой наперевес побежал по освободившемуся коридору. Я помчался следом. С картой сверяться было некогда. Оставалось надеяться, что Вороненко знает, что делает.

Мы ворвались в зал, полный компьютерной техники, мониторов и пультов управления. Винтовая лесенка уводила вверх, словно бы в купол обсерватории. Но я изучал чертежи и голограммы станции, а потому знал, что там были установлены вовсе не телескопы, а крупнокалиберные пулеметы.

  Станция захвачена! — объявил я.

Светловолосый молодой человек, вооруженный только револьвером, обернулся и поднял оружие. Стрелять он, однако же, не стал. Оказался умнее своих коллег.

  Лечь на пол, лицом вниз! — приказал Вороненко, грозно поводя стволом винтовки из стороны в сторону.

Двое защитников станции беспрекословно выполнили команду. Русоволосый уронил револьвер на пол и на чистом русском языке спросил:

 — Что вы от нас хотите?

Мне было недосуг вступать с ним в прения. Помешать нам парень все равно не мог. Я выстрелил в него из сеткоулавливателя и взбежал по лестнице — туда, где были установлены электромагнитные пулеметы.

Рыжий мужчина лет сорока обстреливал террори­стов, которые пролезли на территорию станции через большую дыру в ограждающей стене. Он не давал им подняться из-за бронетранспортера, который дымился примерно посередине между стеной и лесом. Не иначе, бронетранспортер подорвали ракетой. А с разных сторон к бронетранспортеру подбирались охранники. Часть из них — в бронекостюмах. Но несколько че­ловек были без снаряжения, с легким оружием и представляли для своих товарищей скорее обузу, чем помощь.

Один джип стоял на границе с внутренней лесополосой, другой дымился за территорией станции — террористы его подбили. Вороненко вовремя предупредил Смита. Не завяжи охрана бой, боевики могли бы подойти вплотную к станции.

Первая мысль — приказать пулеметчику лечь на пол. Но зачем? Он делал то, что нужно было и мне, и наверняка умел стрелять из своего пулемета лучше меня. К тому же у меня имелись другие дела.

  Продолжать огонь, —  приказал я ему.

  Don't understand, —  сквозь зубы бросил рыжий.

Стало быть, американец. Ну, по-английски я говорил, правда, не очень хорошо. Да что мне с ним разговаривать? Пусть работает.

Американец тем временем на мгновение обернулся и понял, что я за птица. После чего бросил пулемет и поднял руки.

  Огонь! — приказал ему я. — Не давай им подняться! Do not stay! Continue to shoot!

  Сдаюссь, —  объявил американец уже по-русски, но с сильным акцентом.

 — Я не из той группы, —  попытался объяснить я.

Впрочем, по-русски он не понимал, а английские слова для такой сложной фразы вылетели у меня из головы. Нет, я помнил, конечно, что группа по-английски звучит так же, как и по-русски — group. Но с местоимениями, глаголами и их спряжениями не мог сейчас справиться.

В это время по лестнице поднялся Вороненко. Он встал к орудиям и объявил:

 — Я тренировался управляться со здешней техникой. Вяжи американцев и захватывай пульт управления станцией!

Пулемет заработал вновь, поддерживая не слишком решительных охранников, предпочитавших стрелять с земли, и начавшие вылезать из-за бронетранспортера террористы попрятались обратно. Однократное попадание не могло сильно повредить их бронекостюмам, но очереди из крупнокалиберного пулемета личная броня не выдержит — для этого ее нужно сделать неподъемной.

Мне некогда было возиться с веревками, поэтому я выстрелил во всех трех охранников из сеткоулавливателя, вспоминая, на сколько еще хватит обоймы. И ворвался в большой зал по соседству с главным постом охраны.

Там около приборов замерли седовласый мужчина лет шестидесяти и молодой парень, которого я в другом месте принял бы за студента.

  Не беспокойтесь, я не причиню вам зла! — с порога объявил я.

  Зачем же тогда вы врываетесь сюда с оружием? —  с легким акцентом спросил пожилой мужчина.

  Чтобы предотвратить большую беду, —  уже спокойно ответил я.

 

* * *

 

Профессор Романов и его ассистент, Дима Кожухов, остались на посту, когда остальные работники, обслуживающие термоядерный реактор, разбежались как крысы. Хорошо, что нашлось хотя бы два сознательных человека. Гражданина, как называли всех в современном обществе. Без ученых обилие пультов управления, мониторов, датчиков и прочих сигнальных и управляющих систем привело бы меня в глубокое уныние. Одно дело — современная винтовка, другое — ядерный реактор. Мы ведь не хотели остановить станцию...

Познакомились мы быстро. Ученые не стали скрывать своих имен, да и я тоже представился. Что уж там — скоро о нас весь мир будет знать...

Вообще-то станция могла работать и в автономном режиме. Причем несколько дней. Но дальше могли возникнуть проблемы. Да и на случай нештатной ситуации рядом с пультом управления должен был находиться человек. Поэтому профессор с ассистентом остались у пульта, игнорируя опасность. Хотя такая самоотверженность не была предусмотрена контрактом, что позволило остальным сбежать без оглядки. Поступок двух ученых заслуживал уважения.

Энергоблоками ГигаТЭЦ нельзя было управлять извне. Только от главного пульта. Сделали так для того, чтобы управление коллайдерами не смогли захватить хакеры. В нынешние времена электронный и интеллектуальный терроризм распространен гораздо шире, чем нападения с применением оружия. Поэтому собственно управляющие станцией компьютеры не, имели никакой связи с Сетью. В зале управления не! было даже видеокамер, он был полностью экранирован от внешних просвечиваний и попыток проникнуть в электронное оборудование со стороны. Думаете, в локальную сеть можно влезть только по проводам? Нет, достаточно сильного электромагнитного импульса. Или группы импульсов. Вот от таких вмешательств и был защищен зал.

  Уважаю ваше отношение к делу, —  объявил я профессору и Диме. — Но, подозреваю, вы не слишком уважаете мои устремления. Потому что не знаете пер­вопричин. В любом случае, обратите внимание — пульт управления станцией я минирую. Это димлетид, почти сто килограммов тротила. В случае попытки штурма или нашего физического устранения станция будет взорвана.

Рассказывая ученым сказки, я отвинтил от шашки радиовзрыватель — не хватало еще на самом деле что-то подорвать — и прикрепил ее к самому большому прибору.

  Взрыв пульта с вероятностью в пятнадцать процентов может привести к непроизвольному усилению реакции и термоядерному взрыву, —  попытался протестовать Романов.

  Вот об этом вы и сообщите коллегам из служб безопасности, —  нехорошо улыбнулся я. — Радиовзрыватель работает по принципу отзыва на сигнал моего бронекостюма. Как только костюм уничтожен или серьезно поврежден, сигнал перестает поступать, шашка взрывается.

Сообразительный ассистент профессора тихонько заскулил:

 — Мы взорвемся, как только вы выйдете за порог. Зал экранирован от всех видов радиоизлучения.

  Не дрейфь, Дима! — рассмеялся я. — Физику учил, к штурму готовился! Есть возможность предотвратить беду... Удлинитель сигнала поставлю — и все дела.

Положим, никаких удлинителей у меня не было. Я вообще импровизировал по ходу дела. Но в одном из карманов бронекостюма лежал моток отличной металлизированной веревки. Один конец я прикрепил к металлическому ящику, превратив его в своеобразную антенну, другой вывел за дверь и намотал на радиатор отопления в коридоре.

  Дверью не хлопать! — пошутил я. Профессор и его ассистент побледнели.

  Вы бы шли на пост охраны, —  предложил я. — Возможность появляться здесь и регулировать реакцию будет вам предоставлена. А я здесь еще немного повожусь.

Собственно говоря, зачем мне таскать на себе лишнюю тяжесть? На глазах у Романова и Кожухова, в нерешительности топтавшихся у дверей, я свинтил детонаторы у всех шашек, развесил их на приборах и вновь гадко улыбнулся. И одна димлетидовая шашка разнесла бы все в мелкие щепы и в железные опилки. А уж столько димлетида сразу может повредить и самим коллайдерам. Они, кажется, не так уж далеко, внизу...

  Пойдемте, —  сказал я. — Расскажете народу о наших жестоких планах.

Капитан с винтовкой по-прежнему валялся на полу в коридоре.

  Скоро освобожу тебя, друг, —  двусмысленно пообещал я ему, входя в роль злодея окончательно.

Вместе с учеными мы поднялись к Вороненко, продолжавшему постреливать из пулемета.

  Лезут? — поинтересовался я.

  Лезут. Двоих я, кажется, из строя вывел. И подкрепление к охранникам подтягивается.

  А кто эти военные? — спросил любознательный профессор, кивая на настоящих террористов.

  Конкурирующая организация, —  ответил я.

  И откуда они здесь взялись?

  Хотел бы я знать...

Действительно, как Большой Брат ухитрился переправить к станции не только группу головорезов, но и самый настоящий бронетранспортер? Не иначе, планировал операцию очень давно, выдвигал войска на позиции за месяц, а то и за два. Держал все в секрете. А меня использовал как отвлекающий фактор.

Да и трудности, связанные с незаметным передвижением к станции, наверное, были преувеличены.

  Евгений, ты бы обратился к охране по внутренней связи, вызвал еще подкрепление, —  предложил я Вороненко. — Те, что есть, не справляются. И пусть не опасаются огня нашего пулемета. Да и о наших планах нужно сообщить. Пульт управления станцией я уже заминировал.

  Да ты что? — возмутился тот, но я подмигнул ему, и он все понял.

Дима Кожухов тем временем сравнил наши лица, охнул и потерял сознание. Что ж, нервных потрясений у него сегодня было порядочно. Образованная молодежь никогда не была особенно крепкой, а уж сейчас, наверное, изнежилась окончательно.

 

* * *

 

После разговора со Смитом мой напарник вновь занял место у пулеметов, а я сел перед большим монитором, на котором можно было наблюдать заседание кризисного штаба охраны ГигаТЭЦ. Ситуация мне не нравилась. Под гневными взглядами силовиков я чувствовал себя негодяем, которого и в самом деле следует незамедлительно уничтожить. Только что бы они делали, если бы не я? Точнее, если бы не Вороненко, снявший свой браслет и спровоцировавший взрыв, который послужил для террористов ложным сигналом к выступлению? Они бы стали стрелять в меня, а бронетранспортер со смертниками и тонной димлетида ворвался бы тем временем на территорию станции!

Разоруженные охранники и ученые сидели вдоль стеночки и тоже сверлили меня глазами. Их пришлось развязать. Негуманно держать связанных людей на холодном полу...

Да, заложники — это, конечно, хорошо. С ними безопаснее. Но их ведь еще и кормить нужно!

Двенадцать мониторов по периметру главного экрана показывали картинки с внешних камер и давали информацию о том, что делается вокруг станции. Так, на поле между поселком Печора и ГигаТЭЦ десантировались с больших вертолетов солдаты в полной боевой выкладке. В настоящее время меня это не волновало. Нас можно было уничтожить, но теперь такой ход не являлся решением проблемы. Раньше нужно было думать, до того, как мы проникли к сердцу электростанции.

Тут передатчик в моем костюме опять ожил.

  Евгений, где ты сейчас находишься? — спросил вкрадчивый голос. — Сообщи направленным импульсом на спутник, в костюм встроено устройство импульсной передачи.

Хоть я не так много общался с Большим Братом, узнал его сразу.

  Господин Вороненко, смените меня здесь, пожалуйста, —  попросил я, поднимаясь в орудийную башню. Перед видеокамерами разговаривать с главарем террористов не хотелось.

Мой двойник спустился к пленным, а я поднялся к пулемету… Здесь стояли те же мониторы, показывавшие картинки периметра станции, но обратной связи не было.

Я активировал систему связи бронекостюма. Меня, конечно, обнаружат с помощью спутниковой системы поиска. Но расстрелять не смогут. Мы уже объяснили господину Смиту, что смерть кого-то из нас, остановка сердца или прекращение работы мозга фиксируется датчиками бронекостюма и дает команду на взрыв зарядов.

  Слушаю тебя, Большой Брат, —  сказал я. На другом конце линии подавились.

  Ты что? Почему говоришь в открытом режиме? Тебя ведь засекут со спутника и расстреляют!

  Не расстреляют. Тебе нужно знать мое местонахождение?

  Да. Нам удалось выйти на спутниковые системы разведки, мы сможем помочь тебе.

  А точнее, взорвать димлетидовые шашки, что лежат у меня в кармане.

Большой Брат замолчал. То, что я знаю о шашках, стало для него полной неожиданностью.

  Так вот, нахожусь я сейчас в пятидесяти метрах от пульта управления ГигаТЭЦ. Любой взрыв приведет к уничтожению пульта и термоядерному взрыву.

Конечно, утку о взрыве я запустил специально. Чтобы проверить реакцию террориста. Может быть, я напрасно думаю о нем плохо?

Нет, не напрасно. Последовала секундная задержка, потом слабо дрогнули сейсмологические датчики. На экране камеры, обращенной на юг, можно было различить облачко пара, поднимавшееся к небу. Шашки, что я выбросил в воды Печоры, взорвались.

  Ты меня слышишь, Евгений? — вкрадчиво спросил Большой Брат.

Похоже было, он вот-вот расхохочется, так уверен, что обманул меня очень удачно. Даже остроумно.

  Слышу, конечно, —  ответил я. — Купился, да? Думаешь, шашки остались у меня? Я их выбросил.

  Напрасно, —  тихо ответил главарь террори­стов. — Они бы тебе пригодились.

Удар он, по крайней мере, держал. Тоже неплохое качество.

  Несомненно. Так что ты хотел?

  Не видел ребят из моей группы поддержки? Я посылал отряд, чтобы они поспособствовали тебе...

  Именно я и сдерживал их на подступах к станции. Они так глупы, что лезли напролом. Ведь я действительно захватил главный командный пост охраны. Но их, похоже, уже повязали. Если не всех, то многих.

  Не отключайся, —  жарко прошептал Большой Брат. — Воронов, не отключайся! Нам нужно поговорить...

 Говори, —  сказал я.

Конечно, важнее были другие дела. В любой момент сюда могли нагрянуть отряды спецназа. Мы с Вороненко даже не взорвали лестницу, ведущую на­верх... С другой стороны, зачем ее взрывать, если у спецназовцев имеются реактивные ранцы? Одна надежда — они не полезут, побоявшись, что мы взорвем ГигаТЭЦ.

  Те триста тысяч, что мы тебе дали... Это копейки! Мы можем предложить больше. Три миллиона! Нет, десять миллионов! Только следуй нашим инструкциям...

  Сам-то ты где находишься? — спросил я. — Не боишься, что вычислят?

  В одной из арабских стран, —  ответил Большой Брат. — У нее с Североамериканским Альянсом нет договора о выдаче. И ты сможешь сюда приехать. Жить как султан...

  Заманчиво. — Я еле сдержал смех. — Только зачем?

  Как это — зачем? — искренне удивился терро­рист. — Заведешь гарем. Будешь купаться в роскоши. Денег будет столько, что ты сможешь купить все!

  Деньги — сор. От них все зло.

Я откровенно забавлялся. Конечно, деньги — не сор. Когда деньги есть — хорошо. Вопрос только в цене, которую ты согласен заплатить за обладание той или иной суммой. И есть цена, которую я платить никогда не стану. Ведь, по большому счету, присвоение больших денег даже честным путем аморально. Потому что деньги — символ труда, вложенного человеком в общественную копилку. И что такого грандиозного может сделать человек, чтобы купаться в роскоши всю жизнь, когда другие голодают? Разве что совершить великое открытие, которое облегчит труд остальных и сделает каждого хоть немного богаче... Но и тогда это не снимает с него обязанности заботиться о благополучии других. А уж получение огромных сумм на спекулятивных сделках по природе своей незаконно. Обмануть других и сделать их счастливыми — не всегда одно и то же...

  Что ты хочешь? — продолжал искушать меня Большой Брат. — Власти? Славы? Популярности? Сейчас все это можно купить. Общество выродилось окончательно, и за несколько ярких бумажек тебя будут носить на руках, показывать по телевизору, будут лизать перед тобой пол и целовать край твоего халата!

Эка загнул — край халата! Буду ли я этот халат носить? В султаны еще не записался, предпочитаю брюки.

 — Заманчиво, заманчиво. Только что-то не прельщает. Предложи еще ума и здоровья...

  Могу, —  легко согласился главарь террористов. — И здоровья могу, и ума... Препараты выпускают сейчас чудодейственные...

  Вот и принимай их регулярно. На пользу пойдет. Скажи лучше, что ты хочешь, чтобы я сделал?

  Обязательно нужно взорвать станцию. Пути отхода мы тебе обеспечим. Только согласись.

 — Вы уже один раз обеспечили мне путь отхода. Прямо на небо, —  усмехнулся я. — Хорошо, шашки вовремя обнаружил.

  Раскаиваемся в совершенном поступке и заверяем, что впредь такого не повторится, —  униженным тоном проговорил Большой Брат.

  Ну, еще бы! Как же вы мне опять шашки подсунете? И каетесь правильно — план-то не сработал. Что ж вам, радоваться?

  Любые условия выполним, —  канючил терро­рист. — Людей из зоны ГигаТЭЦ выведем — ты ведь у нас человеколюбец, хоть жизнями этих людей и играешь. Только не отказывай.

  Подумаю, —  коротко бросил я и отключил связь.

Пусть у Большого Брата теплится надежда. Может быть, его ребята будут лезть на станцию не так настойчиво.

 

* * *

 

Мы сидели на командном пункте охраны уже часов шесть. Ситуация, прямо скажем, складывалась патовая. Выдвигать громкие требования мы не хотели. Взрывать станцию не собирались. А угроза штурма продолжала стоять на повестке дня.

Профессор Романов и Дима время от времени ходили на пульт управления, корректировали работу коллайдеров. Захваченные охранники улеглись спать прямо на полу — они работали в ночную смену, устали.

По всем каналам связи и по телевидению передавали слухи о захвате станции. Никакой достоверной информации, никаких резких заявлений. Предприятия, получавшие энергию от ГигаТЭЦ, спешно искали резервные источники снабжения. Но где ж их найти, когда больше половины энергии производит именно ГигаТЭЦ? Отнять у одних, чтобы отдать другим?

Транспорт на магнитной подушке перевели на работу в особом режиме. Поезда не разгонялись на поворотах и в любой момент были готовы “лечь на землю”. Если электроэнергию внезапно отключат, серьезной катастрофы не произойдет.

За лестницей, ведущей на нижние этажи станции, мы наблюдали через открытую дверь. Глупо доверять мониторам. Если угроза и существует, она придет из глубин ГигаТЭЦ. Вряд ли десант будут высаживать сверху. Купол, под которыми скрывались пулеметы, прозрачный, радар работает. Кроме вертолетов, высадивших около станции несколько рот спецназа, других целей в небе мы не заметили. Наверное, войска подтягивали по земле. С другой стороны, зачем здесь нужно много войск?

В очередной раз выйдя разведать обстановку, я заметил на лестнице небольшую фигурку в бронекостюме. Парламентер? Ликвидатор? Выживший террорист?

  Стой! — приказал я. — Кто такой?

 Надежда Полякова, —  ответила девушка в бронекостюме. — Я к гражданину Вороненко. Он меня знает.

  К тебе гости, —  крикнул я напарнику. Девушку, впрочем, продолжал держать на прицеле сеткоулавливателя. Хотя для бронекостюма сеть — помеха на две секунды. Если не сломались приводы искусственного увеличения мышечной силы.

  Не стреляй в нее! — Мой напарник вдруг изменился в лице.

Не иначе, дело не обошлось без романтической истории. Я и не собирался стрелять в женщину, даже если она вооружена.

Выяснилось, что Надя решила пробраться к нам по собственной инициативе. Свое задание по службе она полностью провалила. А за подопечного опасалась. С той стороны ее не ждало ничего хорошего, с этой... В общем-то, тоже ничего хорошего, но она решила примкнуть к нам. Попытаться убедить сдаться. Надеялась, что нам сохранят жизнь.

Эх, не для того я решил захватить станцию, чтобы так тривиально сдаться властям... Сдаться можно было и раньше. Теперь уже поздно.

Я не слишком-то доверял Наде. Хорошенькая девчонка наверняка была приманкой для моего двойника. Сама она пришла, или ее прислали — это еще вопрос. Может быть, только и ждет момента, чтобы нас усыпить. Чтобы и сердце билось, и мозг работал, и бронекостюм остался цел, а димлетид на пульте управления не взрывался. Но тогда ей стоило принести нам бутерброды и термос с отравленным кофе. А о питании она не подумала.

Подозрительно долго молчала Лиза. Могла бы сообщить о себе. Впрочем, в Америке сейчас ночь — может быть, спит?

  Влипли мы, —  бормотал Вороненко. — С нами никто и разговаривать не хочет. Штурм готовят. Что мы будем делать в случае штурма? Станцию взорвем?

  Не взорвем. Но они ведь этого не знают... Остерегутся...

  Я бы на их месте не остерегался.

  Так то ты... Ты — человек дикий. Из варварского прошлого.

  Ну, тогда хоть вещи иногда своими именами называли. И не шпионили друг за другом.

  Кое-где шпионили...

В разгар нашей бурной дискуссии монитор связи с кризисным центром ожил. На нем появился плотный темноволосый мужчина с полковничьими погонами.

  Мизерный! — обрадовался мой напарник.

  Не понял. Что мизерный? — спросил я.

 — Полковник Мизерный из службы безопасности, —  кивнул на экран Вороненко. — Он меня нани­мал.

Мы включили звук.

  Действительно, гражданин Вороненко, вы подписывали контракт. И злостным образом нарушили его, —  заявил полковник.

Впрочем, наблюдая Мизерного только визуально, я бы не сказал, что он сердит на моего двойника. Хорошая выучка? Или мы действовали согласно его плану?

  Ваши предложения, полковник? — спросил я. — Вы ведь хотите нам что-то предложить?

  Безоговорочная капитуляция, —  ответил он. — И вас даже не будут судить.

  Просто расстреляют, —  усмехнулся я. — Придумайте что-то получше.

  Нет, в самом деле. Владельцы станции предлагают каждому из вас по пятьсот тысяч отступных, чистые идентификаторы и возможность выезда в любую страну, по выбору. Можете остаться в России, если хотите. Это, естественно, конфиденциальное предложение — консорциум “Sun Ladder” не ведет переговоров с террористами. Решение вы можете принять в течение часа — пока сюда не подтянулись журналисты.

  Очень заманчиво, но слабо верится, —  вздохнул я. — Мы лучше подождем журналистов.

  Готов выслушать ваши предложения, —  спокойно проговорил полковник, словно бы мы ему и не отказывали. — Хочу сообщить вам, между прочим, что ваши сообщники арестованы. Они дали показания, согласно которым вы входили в отвлекающую группу, и, следовательно, были дезориентированы главарями террористов. Мы действительно склоняемся к тому, чтобы вас отпустить. Вы — люди из прошлого... Общественность взбунтуется, если наказать вас серьезно. С другой стороны, вопрос в том, как повернуть дело... У кого будет лучше пиарщик — у вас или у ваших противников. Одно знаю твердо — через час ни от вас, ни от меня не будет ничего зависеть. И двадцать ведущих телекомпаний мира будут стоять у нас в очереди, чтобы взять у вас интервью. Не думайте, что это хорошо.

  Вот и наше первое условие — мы дадим интервью, —  сказал я. — И его покажут по всем каналам. Через час. Созывайте акул пера. Пусть точат зубы.

 

* * *

 

Вороненко обдумывал, что скажет репортерам, и время от времени сверял со мной свою позицию, когда опять позвонила Лиза.

  Трудно было выйти на спутник, любимый, —  прощебетала девушка. — Да еще тут ночь. Мы легли спать, и если бы меня не лягнули, я бы, наверное, спала еще двенадцать часов.

  Кто тебя лягнул? — удивился я. — Лошадь?

  Да нет. Буравчик. Комната маленькая, кровать всего одна, одеяло — тоже. Вот мы и спим рядом. Тесно, конечно, зато в безопасности-Сердце у меня забилось чаще, во рту пересохло. Хорошо, что девушка меня не видит! Интересно, а они в самом деле спят? Буравчик, прямо скажем, мог уступить девушке кровать, а сам улечься на полу... Или он ей помогает не просто так?

  Потом час искали подходящий канал связи. Вся сеть только и жужжит о ваших подвигах. Надо же, пробили-таки оборону знаменитой ГигаТЭЦ, вокруг которой годами топтались размазни-пикетчики! Вы герои...

 — Лучше скажи мне — ты в безопасности? Полиции, спецслужб на хвосте нет?

  А что они могут мне сделать? — рассмеялась Лиза. Как будто бы серебряный колокольчик прозве­нел. — Пусть они меня боятся. Я подруга самого удачливого террориста всех времен и народов...

  Я не террорист, Лизонька, —  мягко поправил я девушку. — И не хочу быть террористом. Меня поставили в такие условия... Что с ядом? Ты сделала анализы?

  Чушь это все, —  обрадовано сказала Лиза. — После того как ты отсоединился, я поехала в лучшую клинику, заплатила за самое дорогое обследование. Все в порядке. Никакого заражения. Вероятность ошибки — ноль процентов. Да и вообще — никто меня ничем не колол. Я сколько ни вспоминала — не припомню такого случая. Большой Брат тебе со­лгал.

  Хорошо, если так, —  вздохнул я. — Мне здесь предлагают кучу денег и возможность уехать из страны. Ты поедешь со мной?

  А ты возьмешь деньги? — разочарованно спросила девушка.

  Нет, конечно. Но погибать здесь мне тоже не хочется. Если все будут вести себя разумно, станция останется цела, а я — жив. И уезжать рано или поздно придется. Ты будешь со мной?

 Да, любимый, —  просто ответила Лиза.

  Вот и хорошо. Я позабочусь о том, чтобы ты оказалась в нужном месте в нужное время. Уходить, возможно, придется с боем.

  Ты думаешь? По-моему, вас отпустят без проблем, —  оптимистично, совсем по-американски заявила моя подруга.

 

* * *

 

Надю Полякову мы определили к заложникам. Старый трюк, когда террористы выдают своего подельщика за заложника, но сработать может. Сначала мы беседовали с ней в экранированном зале управления станцией, потом перевели к остальным. Я, сделав грозные глаза, заявил, что поймал лазутчицу в коридоре. Теперь у нас было не шесть заложников, а семь. И для девушки прикрытие — на случай нашего поражения — и мне, откровенно говоря, было спокойнее. Оставлять Надю в зале, начиненном якобы взрывчаткой, я не хотел. Она ведь все-таки из службы безопасности. Поймет, что шашки даже без детонаторов, да сообщит, кому следует. И весь наш блеф лопнет.

Теперь мы выстроили заложников на заднем плане, сами уселись в кресла и приготовились отвечать на вопросы журналистов в прямом эфире. Забавно, что и говорить. Если бы не было так грустно.

Журналистов разных компаний мы видели в разных секторах большого монитора. У каждого — своя камера, свой доступ к линии. А наш компьютер свел многоканальный сигнал на один монитор.

Всего в девяти секторах на экране мы видели восемь журналистов и ведущего. Еще на трех мониторах слежения, показывавших нам движение войск вокруг станции, компьютер время от времени случайным образом включал трансляцию с разных телевизионных каналов — чтобы мы могли убедиться, что находимся в эфире.

  Сейчас мы станем разливаться соловьями, а нас под шумок возьмут, —  шепнул мне Вороненко.

  Да ни за что! Штурм в прямом эфире... Я начал возражать, но понял, что для современного общества такое зрелище — лакомый кусочек. Ну да ведь не на потеху же публике будут действовать спецслужбы!

  Начали! — объявил седовласый представительный ведущий в левом верхнем углу монитора. — Право задать первый вопрос — гражданину Элроузу, телекомпания...

Вороненко перебил ведущего.

  Пусть первый вопрос задаст единственная девушка среди присутствующих. Уступим место даме.

Полагаю, моему напарнику, как и мне, было безразлично, в каком порядке пойдут вопросы. Нужно было показать себя хозяевами ситуации, что он и сделал.

  Зачем вы решили захватить станцию? — громко спросила девушка.

Вопрос, прямо скажем, не отличался оригинальностью.

  У нас не было другого выхода, —  в один голос ответили мы.

Хотя и не договаривались. Просто, если люди мыслят одинаково, они часто начинают говорить вместе. А подчас и одно и то же.

  Вы собираетесь расстреливать заложников? — спросил Элроуз, которого обошли на первом вопросе.

  Естественно...

Мы начали вместе, но потом я толкнул напарника ногой — отвечать нужно по очереди.

  Естественно, нет, —  заявил я. — Более того, мы готовы отпустить половину людей, а именно, взятых в плен военных — кроме лазутчицы. Ученые нужны нам для контроля над пультом управления станцией, девушку мы оставим для собственной безопасности - она слишком много знает.

  Ваши требования?! — чуть ли не взвизгнул пожилой журналист с обширной лысиной. Вокруг лысины буйно росли и торчали во все стороны кучерявые волосы. — Вы не объявили о своих требованиях! И утверждаете, что захватывать станцию было необходимо! Все подонки, преследующие корыстные интересы и одержимые параноидальными идеями, так говорят! Зачем вы подвергаете опасности жизни тысяч людей? Какое вы имеете на это право? Кем вы себя вообразили?

За кадром раздались хлопки виртуальных зрителей. Спецэффект, конечно. Какие уж там зрители? Хотя нынче все может быть...

  Мы не подвергаем опасности людей, — начал отвечать Вороненко. — У нас нет планов взрывать станцию. Напротив, мы помешали проникновению на территорию ГигаТЭЦ боевиков-экстремистов. Этот факт могут подтвердить многие представители спецслужб и охраны. Опасности подвергнутся люди, посланные властями, да и то лишь в том случае, если пойдут на штурм. А мы захватили станцию с единственной и простой целью — остаться в живых. У моего напарника не было выбора. Он и его близкие были бы убиты, если бы он отказался участвовать в этом деле. Да и меня заставили работать на охрану станции, не слишком заботясь, нравится ли это мне.

  Вы считаете, что подобные объяснения оправдывают терроризм? — заверещал журналист. — Любой может сказать — меня заставили! И прикрываясь этим, творить гнусные злодеяния. А ты — ты вообще предатель! Тебя ведь наняли для охраны, а ты переметнулся к врагу! На это что скажешь?

Мой партнер улыбнулся.

  Скажу, что судить могут только победители. Причем проигравших. Так что из вас судья никакой. Попрошу избавить меня от демагогии. Мы хотим общаться с представителями прессы, настроенными более конструктивно. Без взаимных оскорблений под улюлюканье толпы.

 — И еще — мне показалось, что кто-то назвал нас подонками, —  добавил я. — Легко бросаться словами, когда сидишь в теплой студии, у тебя правильный идентификатор и расчетная карточка, на которой лежит несколько десятков тысяч. Приди сюда и скажи это мне в лицо. В это время я отложу оружие в сторону. Или ты можешь взять с собой любое оружие.

Со стороны виртуальных зрителей раздался негодующий свист. Впрочем, доносился он словно бы издалека.

  Мы не вступаем в переговоры с террористами! —  истерически прокричал лысо-кучерявый.

  Уже вступили, —  сказал я. Ведущий передал слово более умеренному интервьюеру.

  Правда ли, что вы — клоны известного в прошлом писателя Воронова? — спросил интеллигентный седой мужчина.

  Об этом лучше спросить у тех, кто, используя современные технологии, дал нам жизнь, —  ответил я. — Мы очнулись в довольно странных местах при странных обстоятельствах. И имеем воспоминания человека, жившего несколько десятков лет назад. Кто мы? Это философский вопрос. Я — это я. Осознающая себя личность. Мыслю — следовательно, существую. Вопрос самоидентификации не стоит главным в наших приоритетах.

Спустя несколько секунд на одном из каналов началось интерактивное шоу “Позиция”, главным вопросом которого были права клонов. В частности, обсуждалось: что делать с нами? Я подивился оперативности современного телевидения и оставил шоу на одном из мониторов. По итогам первого голосования восемьдесят процентов зрителей, поддавшись на уговоры одного из ведущих (всего их было двое, и каждый отстаивал свою точку зрения), заявили, что такое непотребство нужно уничтожить любыми средствами. То есть самое лучшее — безболезненно нас усыпить. Двадцать процентов опрошенных готовы были в крайнем случае взорвать нас вместе со станцией и находящимися там людьми — “чтобы не создавать прецедента”.

Не знаю, на самом ли деле так думали телезрители или кто-то подыгрывал спецслужбам. А может быть, и нам — это как посмотреть. Но ведущий пресс-конференции, по своим каналам вызнав, что я включил на одном из мониторов “Позицию”, тут же дал результаты шоу в эфир. Популярность “Позиции” взлетела до небес, а телезрители, включившие пресс-конференцию, были вынуждены наблюдать довольно глупую и тенденциозную дискуссию ведущих-актеров, скорее всего не разделявших точку зрения, которую им приходилось отстаивать.

  Вот видите — у нас действительно нет выхода, —  тонко улыбнувшись, прокомментировал результаты опроса зрителей Вороненко. — Право на жизнь выше права частной собственности. Как вы считаете, может быть, нам и вправду стоит взорвать станцию вместе с собой?

Вопрос восприняли серьезно. И снова устроили голосование — на этот раз в прямом эфире компаний, транслировавших пресс-конференцию. Восемь процентов респондентов заявили, что станцию нужно взорвать немедленно. Более того, не доверять это дело нам, а сбросить на ГигаТЭЦ атомную бомбу, чтобы уж наверняка никто не ушел. Полагаю, что среди этих восьми процентов не было жителей Печоры, тех, чьи родственники работали на станции, ни даже владельцев акций ГигаТЭЦ. Остальные были менее кровожадны. Больше половины были даже за то, чтобы позволить нам уйти подобру-поздорову.

 — Стало быть, проблема только в том, чтобы вам сохранили жизнь? — спросила девушка-журналист.

  Не только жизнь, но и свободу. Причем свободу без дискриминационных ограничений, —  ответил я. — И не только нам, но и нашим друзьям. Всем, кого мы считаем таковыми. Кроме этого, у нас есть еще одно замечание. Прошу отметить: не требование, а замечание. Лично-этического плана. Мы уверены в том, что ТераТЭЦ следует строить в Африке. Огромный энергетический потенциал, который будет дан африканским странам, в какой-то мере искупит прегрешения белого человека перед коренным населением Черного континента. Мы считаем, что Совет директоров консорциума “Sun Ladder” должен рассмотреть этот вопрос. Вот это уже требование.

По виртуальному залу пронесся вздох. К таким поворотам аудитория не привыкла. Защищать права негров, похоже, было более популярно в середине прошлого века. Сейчас тема ушла на второй план.

В общем - то мы, конечно, сочувствовали угнетенным некогда африканцам и были согласны с тем, что африканским странам следует помогать. Но довод о “вине белого человека” был все-таки прикрытием. Удачной идеей, которая пришла в голову Вороненко. А сформулированный как замечание вопрос позволял руководству консорциума “сохранить лицо”.

Индонезия для строительства ТераТЭЦ нам не подходила. Станция, расположенная там, усилила бы островные государства и Китай, что привело бы к непредсказуемым последствиям. С Америкой все ясно — ТераТЭЦ и так собирались сооружать на этом континенте. Строительство в Африке давало возможность усилить старую добрую Европу, дать больше энергии России и, главное, повысить ее долю участия в проекте. А в конечном итоге — сдержать американскую экспансию. Ну, и об африканцах мы тоже заботились. Не все же им прозябать в нищете?

  Это абсолютно невозможно! — взвился какой-то иностранный журналист. Его речь нам переводили синхронно. — Америка не имеет возможности реализовать стройку в Африке. До сих пор предполагаемым местом монтажа была Колумбия.

Вороненко опять гадковато улыбнулся.

  Мы слышали, что строительство ТераТЭЦ — международный проект. Полагаю, европейские страны, Россия и даже Китай захотят поучаствовать в строительстве. Они дадут необходимые материалы, специалистов, ресурсы.

  А если правительство откажет вам? — спросил все тот же журналист. — Вы взорвете станцию? Будете убивать людей?

  Людей мы не будем убивать ни при каких обстоятельствах, —  заявил мой партнер. — Станцию взорвем лишь при угрозе штурма. Пусть все знают об этом.

  Мы не сомневаемся в том, что правительство Америки не ведет переговоров с террористами, —  подхватил я. — И в этом мы всецело его поддерживаем. Никаких переговоров с теми, кто стоит на позициях применения грубой силы. Однако строительство ТераТЭЦ, насколько нам известно — частная инициатива. Стройка, куда государства входят лишь капиталом и ресурсами. И вести проект ТераТЭЦ будет тот же консорциум, который владеет ГигаТЭЦ. “Солнечная лестница” — так ведь переводится его название? Мы, к слову сказать, завтра же понизим мощность ГигаТЭЦ на десять процентов. Если принципиальное решение не будет принято. Но все должны понимать - решение о месте строительства ТераТЭЦ никак не связано с нашей акцией. Мы лишь озвучили то, что слышали от умных людей. И уйдем с ГигаТЭЦ лишь после того, как вопрос по ТераТЭЦ прояснится. Так или иначе. Уйдем тем или иным способом...

Журналисты зажужжали. Часть студий переключилась на обсуждение наших заявлений, а “желтые” каналы устремились в образовавшуюся информационную паузу, чтобы расспросить нас с Вороненко о нашем тяжелом детстве. Но мы плавно ушли от сентиментальных вопросов под тем предлогом, что за станцией нужно следить. Троих охранников-американцев мы отпустили, потребовав взамен проверенной еды и воды. Тот русский парень, который не стал падать на пол, когда я ворвался на командный пункт, пожелал остаться. По его словам, он “не желал бежать с тонущего корабля, который сам же и потопил”. Мы полагали, что его побуждения, возможно, на самом деле не так просты, но решили пойти ему навстречу. Пока.

 

* * *

 

Вдвоем следить за агрегатами ГигаТЭЦ и сохранностью шашек, закрепленных на приборах, отслеживать перемещения войск и бодрствовать практически круглосуточно было тяжело. Наде, как это ни печально, мы доверять не могли. Даже Вороненко относился к ней с подозрением — что уж говорить обо мне? Ведь госпожа Полякова не была моей подружкой. Я даже познакомиться с ней как следует не успел. Приятная девчонка. Хотя и немного стервозная, по моим наблюдениям.

Нас девушка различала по бронекостюмам. Мы их не снимали, хотя постоянное ношение брони и было сопряжено с определенными неудобствами. Впрочем, отправлять естественные надобности в костюме возможно — если ты не опасаешься получить удар в уязвимое на это время место. Ну а то, что мы не могли искупаться... На войне — как на войне!

Меня занимал вопрос, каково там нашему третьему “брату”, господину Каркунову? Для Вороненко существование еще одного клона оказалось не очень приятным сюрпризом. Я же научился относиться к этому философски. Два, три, четыре человека — еще терпимо. Подумаешь — просто большая семья. Вот когда нас станет десять — в самом деле голова кругом может пойти. И между собой не разберемся.

  Давай вызовем Каркунова сюда, —  предложил я. — Он будет инспектировать движения войск за территорией. Ходить на разведку... Да что там он — и мы тоже будем. Кто нас различит? Мы вообще можем дежурить здесь по очереди. А остальные будут развлекаться в это время на теплых островах.

  Хорошая мысль, —  хмыкнул Евгений. — Но как-то не слишком верится...

Некоторое время мы называли друг друга по новым фамилиям, потом перешли на имена. Все-таки нас было только двое, а имя слышать приятнее, чем недавно изобретенную кличку, стилизованную под фамилию. Вот когда появится Каркунов, опять придется вернуться к фамилиям. Или придумать что-то еще.

  Полагаешь, того, кто выйдет наружу, захватят?

  Этого исключать нельзя.

  А мы взорвем станцию...

  Тоже верно...

  Так что, позвонить ему? — спросил я.

  Ты и телефон знаешь?

  Ну, не телефон, почтовый ящик. Сбросим сообщение, предложим присоединиться. Он должен согласиться.

  Да, пожалуй...

Мысль о том, что скоро с нами будет еще один человек, которому можно доверять, нас вдохновила.

 — А как мы определим, он это или нет? — задал каверзный вопрос Вороненко.

Да, мысль о том, что Каркунова можно заменить четвертым клоном, возникала и у меня. Но что это даст нашим противникам? Если на клонированное тело наложить ту же самую матрицу сознания, мы получим еще одного Воронова. Тогда какой смысл делать подмену? Если наложить другую матрицу — мы сразу же заметим неладное. Да и можно ли наложить на клона, полученного по ДНК одного человека, матрицу сознания другого? По-моему, не слишком хорошо получится. Ведь и мозг другой, и тело другое. - Изменения в матрицу вкладывать, скорее всего, еще не научились. Потому что тогда этот фокус проделали бы с нами. А его, вроде бы, не проделали...

Впрочем, спецслужбы кашей страны наверняка втайне поддерживали выдвинутые нами требования и, возможно, потихоньку саботировали работу по нашей нейтрализации. На подсознательном уровне — если такой уровень есть у коллективного организма. Ведь выдвинутые нами требования играют на руку отечеству. Как бы цинично это ни звучало.

  Определим, —  ответил я после паузы.

  Ну, так звони, —  предложил Евгений.

 

* * *

 

Понижать мощность ГигаТЭЦ нам не пришлось. Буквально через два часа после пресс-конференции нам позвонил представитель консорциума “Sun Ladder”, осуществляющего проект “Лифт в небо”, и очень аккуратно объяснил, что консорциум заинтересован в том, чтобы ГигаТЭЦ работала в полную силу.

Более того, он намекнул, что предложение относительно строительства ТераТЭЦ над Африкой не лишено смысла. Консорциум осознает вину белого человека и тяжелое положение некоторых народов Африки, поэтому на ближайшем совете директоров проект будет внимательнейшим образом изучен. Тем более что не все акционеры представляют американский бизнес. Европейские и азиатские инвесторы также намерены участвовать в проекте. Но обо всем - при личной встрече с представителем директората. А сейчас только одна просьба — не предпринимать резких шагов и не понижать мощность ГигаТЭЦ.

Последствия понижения мощности — экономические естественно — я уже просчитывал. Станция, как известно, дает на выходе мощность в 750 гигаватт, или семьсот пятьдесят миллионов киловатт. Для удобства воспользуемся такой простой единицей, как ки­ловатт-час, и узнаем, сколько энергии производит станция в сутки. Собственно, для этого нужно умножить производимую мощность на двадцать четыре часа. В день станция выделяет восемнадцать миллиардов киловатт-часов мощности. Пусть половина энергии теряется на сопротивление проводов линии электропередачи на пути через полюс, хотя потери при колоссальном напряжении наверняка меньше. Но и в этом случае до потребителей доходит порядка десяти миллиардов киловатт-часов.

Понятия не имею, сколько стоит сейчас один ки­ловатт-час. Во времена моего детства, когда рубль имел примерно равную стоимость с нынешним, он стоил четыре копейки. Пусть сейчас стоит даже одну копейку. Все равно станция производит в день энергии на сто миллионов рублей. И ограничение мощности всего на десять процентов заберет из бюджета корпорации “Sun Ladder” десять миллионов рублей в день.

Понятное дело, они готовы откупиться от нас любой ценой. И заплатить любые деньги всем, от кого это зависит, чтобы штурма не было — потому что иначе могут потерять доход на многие месяцы, если не навсегда. С этой же целью они проследят за тем, чтобы все наши требования неукоснительно выполнялись. Подкупят нужных людей, окажут давление, попросят, убедят...

Не успел представитель консорциума отсоединиться, как руководители операций запросили коридор для прохода технического посланника. Мы сначала не поняли, зачем нужен какой-то “технический” посланник, но все оказалось на удивление просто: молодой человек в костюме и с галстуком принес еду для наших пленников и для нас. Точнее, привез на ресторанной тележке. Сверху — горячие и свежеприготовленные блюда, внизу — консервы, галеты, сахар, термос с кофе и обычная вода. Пили мы до сих пор из технического крана, а есть очень хотелось.

Сначала пришлось накормить ученых и оставшегося с нами охранника. Надя заявила, что нервничает и не чувствует голода, а нам требовалось подождать — не поведут ли себя неадекватно после еды наши пленники. Пусть даже вещество, которым собираются нейтрализовать нас представители спецслужб, проявит себя через сутки. Или через двое. Мы должны узнать, как оно действует, заранее. И иметь небольшую фору во времени.

Кормить рассыльного смысла не имело — во-первых, он нас покинет, во-вторых, заранее мог принять противоядие или нейтрализующие отраву добавки. Поэтому “технический посланник” удалился, толкая перед собой тележку, с которой мы сгрузили еду. Он намеревался ее оставить, чтобы забрать грязную посуду, но нам не нужны были подарки от спецслужб.

Тележка явно была испытанная, побывавшая в деле, нашпигованная шпионской техникой.

Вороненко имел приличный запас датчиков движения. Мы установили их на лестнице, в коридоре (не исключено, что штурмовая группа может проломить стену) и в соседних залах. Один датчик я, используя реактивный ранец, закрепил на куполе, закрывавшем пулеметы. Штурма мы не очень боялись. А вот того, что к нам протянут трубопровод с сонным газом, опасаться стоило.

Едва мы закончили суету и поели, как позвонил Каркунов. С ним нас соединили представители кризисного центра — прямой наш номер было не так уж легко найти. Теперь, когда мы находились “в зените славы”, к нашим личным линиям связи рвались и хакеры, и журналисты, и тысячи сумасшедших, полагавших, что сумеют убедить нас реализовать какую-нибудь бредовую идею.

  Привет, —  кивнул Каркунов с экрана монитора. — Получил ваше сообщение и решил разрушить конспирацию. Вы хотите, чтобы я прилетел?

  Да уж не мешало бы...

  Тогда я закажу баллистический снаряд прямо на станцию.

  Не прямо — к воротам, —  поправил его я. — Как мы будем знать, что это ты? Любой снаряд, выходящий на станцию напрямую, мы будем расстреливать. Неизвестно, что он в себе несет.

Вороненко покачал головой:

 — Теперь они точно пустят капсулу с ним прямо нам на голову. Покажут всему миру, какие мы звери — расстреляли своего клона. Ну, не своего... Родственного, что ли... И придумают этому тысячу обоснований. Все — не в нашу пользу.

  Если так произойдет, мы взорвем станцию, —  повторил я заученную фразу.

 — Вы и вправду собираетесь ее взрывать? — спросил Каркунов, забыв, наверное, что наш разговор прослушивается.

  А то, —  вздохнул Вороненко. — Знаешь, до чего нас довели? Приходится поступиться принципами.

Я переключил линию на полковника Мизерного и потребовал немедленного вылета Каркунова в район ГигаТЭЦ. Чтобы власти не успели вырастить еще одну копию. Впрочем, она могла быть у них наготове.

  Снаряд будет готов через двадцать минут, —  заверил нас полковник. — Вопрос в том, как быстро ваш соратник доберется до баллистической станции.

 

* * *

 

Каркунов шел по обширному двору ГигаТЭЦ легкой, слегка подпрыгивающей походкой. Одет он был в шорты и легкую рубашку. Джинсы и ветровку надеть не догадался, и сейчас его немилосердно жалили комары. Солнце опустилось очень низко, и насекомые чувствовали себя вольготно.

Прямо скажем, мог бы захватить с собой бронекостюм. Приехал на все готовенькое, чистый, свежий... Но справедливости ради стоит отметить, что стоят бронекостюмы дорого, в магазине не продаются - когда ему было заниматься поисками?

Вот наш “родственник” скрылся в недрах административно-технического комплекса станции. Через несколько минут он должен появиться здесь. Если только его не арестуют и не подменят. Любая задержка, или, напротив, слишком быстрое появление Каркунова не сулят ничего хорошего.

Он появился на лестнице примерно в расчетное время. В той же рубашке и в тех же шортах. Искусанный. Ну не могли же ребята из спецслужб предвидеть даже это и придать двойнику должную степень искусанности насекомыми?

  Как поживаете? — поинтересовался третий Евгений, внимательно вглядываясь в наши лица. Не иначе, задавался теми же вопросами: а не влезли ли к нам в мозги?

  Живем — не тужим, —  улыбнулся Вороненко. — Знакомься. Вот это — Галкин. У него бронекостюм с зеленцой. БКР-55. А у меня — синевой отливает. Я — Вороненко. Ученые, которые нам помогают: про­фессор Романов и Дима Кожухов...

  Мы вам не помогаем! — запальчиво воскликнул профессор. — Мы выполняем свой долг!

  Стало быть, помогаете. Без вас станция уже давно взорвалась бы или заглохла. И то и то — не в радость.

Ученые не нашлись что сказать. Или не захотели спорить.

  Надя Полякова, —  указал Вороненко на девушку. — Не пытайся ей понравиться — сердце ее занято.

Я подмигнул Каркунову. Полагаю, он понял, кто завоевал сердце сотрудницы спецслужб.

  И, наконец, охранник, выбравший свободу, —  закончил Евгений, глядя на русоволосого паренька. — Мы, кстати, и сами еще не познакомились.

  Петр Сидельников, —  представился молодой че­ловек.

  Это в каком смысле он выбрал свободу? — не понял Каркунов.

  С нами решил остаться, хотя мы его отпускали.

  С какой стати? Помогает? Или шпионит?

  Кто его знает?

  Я смотрю, без меня здесь и дела не идут, —  сказал Каркунов, подступая к охраннику. — Ну-ка отвечай, зачем остался?

 — Проследить, чтобы девушку и ученых не обижали, —  проворчал тот.

  И как, интересно, ты нам помешаешь их обидеть? — спросил Вороненко.

Парень насупился. И правда, как? Представляю себя на его месте: три совершенно одинаковые физиономии, довольно суровые, все время маячат перед глазами. Да еще и перекрестный допрос. Так и свихнуться недолго.

  Не знаю. Разделю опасность с другими. Меня и нанимали для того, чтобы я рисковал. А рисковать приходится гражданским.

  Похвально, но глупо, —  подытожил Каркунов. — Или неискренне.

  Да пусть сидит. — Вороненко махнул рукой. — Ему хочется, да и у нас лишний заложник. Вряд ли он сможет нам помешать.

  Теперь рассказывай ты, —  попросил я. — Чем занимался, что нового и интересного узнал?

  Ну, для начала — тебе привет от Лизы, —  улыбнулся третий наш партнер.

 

* * *

 

Вот что мы узнали.

Евгений Каркунов слишком сильно уверовал в то, что ему ничто не грозит, что с любой угрозой он справится. И в самом деле — шпана его побаивалась, спецслужбы он перехитрил... Результатом стала беспечность.

Гуляя однажды ночью по городу, Евгений, что довольно-таки символично, засмотрелся на рекламную вывеску местного отделения консорциума “Солнечная лестница”, оповещавшую население о самом новом проекте — “Лифт в небо”. Консорциум, собственно, и являлся основным подрядчиком строительства ТераТЭЦ на околоземной орбите. Кроме прочего, он занимался монтажом орбитальных зеркал, исследованиями ближнего космоса и поддержанием спутниковой связи. А еще он владел значительным процентом акций ГигаТЭЦ. Запуски в космос осуществлялись с использованием огромной энергии. И прежде всего электроэнергии. Поэтому консорциум и стремился к энергетической независимости, всячески развивая, наряду с высокими технологиями, энергетические проекты.

Но, как оказалось, на вывески Каркунов глазел зря. Нужно было внимательнее смотреть по сторонам. Его оглушили, стукнув по голове тяжелым предметом — чем именно, осталось неизвестно, да и какая разница? Забрали мобильный компьютер, телефон, расчетные карточки. Особенно порадовали бандитов карточки “на предъявителя” — у Евгения их было несколько штук. Почему-то он решил, что платежи по таким карточкам труднее проследить, чем по карточкам кодовым. Ведь безличная карточка предназначена, в первую очередь, для расчетов, которые продавец или покупатель хочет скрыть от посторонних, официальных и неофициальных лиц. Банки идут навстречу клиентам, выпуская такие карточки, несмотря на противодействие государства.

Напавшие на Каркунова хулиганы, наверное, видели, как он покупал мороженое именно с помощью безличной карточки. По цвету различить разные кредитки вполне можно. Вот за карточкой, счет на которой доступен каждому, они и охотились.

Очнулся Евгений в машине. На лице — кислородная маска, голова раскалывается. Рядом - две женщины. Одна — в белом халате, другая — в обтягивающем джинсовом костюме, с роскошными темными волосами, красавица, каких мало. Темноволосая пристально смотрела в лицо Каркунова и что-то шептала. Заметив, что он пришел в себя, она тихо сказала:

 — Не беспокойся, ты у друзей. Я везу тебя в частную клинику.

Евгений пригляделся к девушке внимательнее. В затуманенном сознании возникла не вполне четкая мысль: “Именно такими я представлял эльфов”. Проглядывало в девушке что-то необыкновенно изящное, тонкое, не поддающееся восприятию на обычном человеческом уровне. И очень чистым, незамутненным был взгляд.

Слово за слово — и Лиза объяснила спасенному, как нашла его с помощью хакера Буравчика, отследив покупки и примчавшись на скоростном такси, как вызвала платную карету “скорой помощи” и зачем везет его в частную клинику. Попади Каркунов в руки обычной “скорой помощи”, врачи непременно вызвали бы полицию и личность пострадавшего была бы установлена. А дальше — возвращение в “Институт К” или в гораздо менее приятные места.

  Девушке твоей я рассказал все и о твоих письмах, и о яде, —  заверил меня Каркунов. — Сразу. Она даже бровью не повела. Словно бы ее это и не касается. Сказала: сперва дело. Ему тяжелее... Да, отличная девчонка.

Я улыбнулся. Приятно услышать такой комплимент от понимающего человека. Подвоха со стороны Каркунова я не ожидал. Ведь я сам никогда не позарился бы на подругу товарища.

  И все-таки я уговаривал ее уехать в Америку, —  продолжал Евгений. — Точнее, подальше от Москвы. Может быть, в Европу, может, в Австралию. Туда, где ее тяжелее будет найти и достать. Она связалась с хакером по имени Буравчик, который заявил, что действует по твоему поручению. Он передал ей приличную сумму и пригласил к себе. И я от себя добавил столько же. В конце концов, это ведь твои деньги. Они ей понадобятся.

  Наши деньги, —  поправил его я. — Ты имеешь на них такое же право, ведь в операции участвуешь наравне со всеми. Впрочем, надеюсь, заработанные подобным образом деньги нам не понадобятся. Полагаю, мы найдем место в этом мире. Мне, например, сказали, что я легко могу найти работу повара.

  А Вороненко уже устроился в охрану, —  расхохотался Каркунов. — Один я тунеядствовал. Так вот, Лиза села в баллистический аэробус и улетела. Обещала, что пройдет обследование на предмет выявления яда и будет скрываться от своих прежних соратников.

  Отлично, —  кивнул я. — Смени Вороненко. Он устал, дольше всех нас сторожит эту станцию. Надень его бронекостюм. А Евгений побродит вокруг, посмотрит, что затевается снаружи.

  Хорошо. Только давай называть друг друга по выдуманным фамилиям. А то непонятно, кто к кому обращается.

  Только не при посторонних, —  улыбнулся я. — Им совершенно не нужно знать, кто есть кто.

  А есть ли между нами разница?

_    Полагаю, есть. И с каждым днем будет все больше. Ведь мы будем жить разными жизнями. Даже находясь рядом.

 

* * *

 

Каркунов заступил на дежурство на главном посту охраны. После этого мы с чистой совестью отправили Вороненко вместе с Надей обследовать территорию станции. Окружившие нас представители спецслужб разрешили ему эту вылазку — что им, собственно, оставалось делать? Команды сверху поступали самые противоречивые, а мы, в общем-то, вели себя неплохо.

Освободили всех, кто этого хотел, сносно обращались с заложниками... Точнее, мы бы и вовсе их отпустили, если бы не нужно было поддерживать станцию в рабочем режиме.

К слову сказать, я начал понимать, почему на рабочем месте остался охранник. По-моему, он руководствовался не только идейными соображениями — надеялся получить компенсацию за моральный ущерб. Верные долгу профессор Романов и Дима Кожухов, переговорив с руководством консорциума, остались крайне довольны. Дима шепотом сообщил мне, что ему будут платить тысячу рублей в день. А профессор всегда получал в пять раз больше его.

  Так что не торопитесь отсюда уходить, —  заговорщицки шепнул мне Кожухов. — Мы на этом неплохо заработаем.

Похоже, многие извлекали пользу из сложившейся ситуации. Так что пусть Вороненко и его подруга спокойно погуляют, хорошо поедят и отдохнут. И пусть только кто-то попробует их тронуть! Хуже будет... Вся охрана, получающая сверхурочные, кровно заинтересована в том, чтобы с ними ничего не случилось. Хотя наш третий клон выглядел полностью нормальным, в моей душе шевелились некоторые подозрения. Поэтому я пошел отдыхать не в одну из свободных комнат неподалеку от охранного поста, а в зал управления ГигаТЭЦ. Никому, впрочем, об этом не сказав.

Оставив дверь полуоткрытой — чтобы в отлично экранированном зале работал телефон, —  я собирался позвонить Лизе. Может быть, лучше оставить ее в покое? Но мне хотелось ее слышать. Я надеялся убедиться, что с ней все в порядке. А если ее вычислят американцы... Что ж, рано или поздно это может произойти. И уж лучше пусть раньше. Расставим все точки над i, включим ее в список тех, кто не должен подвергаться преследованиям, и будем воевать вместе.

Почему бы ей вообще не прилететь на станцию? По недомолвкам Каркунова я понял, что у него в Москве тоже осталась подружка. И он подумывает позвать ее к себе. Или, во всяком случае, слетать на выходные к ней. Любопытно, однако же, что, прожив в новом для нас мире всего несколько дней, мы успели познакомиться с хорошими девчонками. Мы такие симпатичные? Или девушки нам нравятся любые? Совпадение или умысел? А если умысел, то чей?

Я набрал номер, и примерно после десятого звонка раздался сонный голосок Лизы:

 — Не толкайся, Буравчик! Это Евгений звонит. Он обещал тебе платить за то, что будит по ночам. Так что не возмущайся. Слушаю тебя, любимый!

  Здравствуй, Лизонька, —  выговорил я. На душе же скребли кошки. — Мы не можем поговорить один на один?

  Да, конечно, сейчас я выйду на кухню, —  прощебетала Лиза.

Раздалось шлепанье босых ног по полу, щелкнул выключатель — и на экране появилась растрепанная и хорошенькая девушка в коротенькой ночной рубашке.

  У тебя, конечно, нет передо мной обязательств, —  начал я. — Более того, я тебе многим обязан. Но давай определимся четко и навсегда — я не собираюсь тебя ни с кем делить.

Говорить такое мне было больно, но не говорить - еще больнее.

  Да, любимый, —  серьезно кивнула девушка.

  Может быть, сейчас это и считается нормой... Но почему ты с Буравчиком спишь вместе?

  Здесь только одна кровать, —  простодушно ответила Лиза.

 — Так сними номер в гостинице. Понимаешь, мне неприятно, что ты делишь постель с кем-то. Пусть это и комплексы человека из прошлого.

  Но мы только спим рядом, —  подняла брови Лиза. — В целях безопасности. Неужели ты мог подумать, что между нами что-то есть? Я на тебя обижусь...

  Пока что я на тебя обижаюсь.

  Нет уж! Обижаться нужно мне. Ты считаешь меня ненормальной?

Я с трудом удержался от того, чтобы не пожать плечами. Что-то странное в ее поведении все-таки присутствовало. Чересчур уж просто она себя вела. Почти как святая. Но святые ведь тоже были не чужды мирских соблазнов, пусть и сильны духовно...

  Я считаю тебя самой лучшей. Именно поэтому и беспокоюсь.

  Странные, должно быть, нравы царили в твое время. — Лиза укоризненно покачала головой. — Ты действительно полон комплексов...

  Может быть. Буду рад, если сердце меня обма­нывает. Но мне не по себе.

  Зря волнуешься. Все прекрасно.

Я помолчал, разглядывая свою подружку. Невозможно устоять и сохранить хладнокровие, оказавшись рядом с ней в одной комнате. А уж под одним оде­ялом... Может быть, этот Буравчик нетрадиционной сексуальной ориентации? И воспринимает Лизу как подружку? Ну, а как она воспринимает его? Как женщину?

  Может, ты прилетишь ко мне? Хотя вырываться отсюда и будет трудно, но если меня станут преследовать, то и тебя не оставят в покое. Если мы будем вместе, конечно. А мне без тебя очень одиноко...

Я дорого дал бы, чтобы оказаться сейчас рядом с Лизой. Поцеловать ее. Увидеть — не на экране, а в реальности.

 — Может быть, мы и прилетим. С Буравчиком, —  ответила Лиза. Я передернулся.

  Это обязательно?

  Хакеры по закону даже более уязвимы, чем террористы. Не можем же мы бросить Буравчика на произвол судьбы?

Что ж, парень действительно мне сильно помог в свое время. Да и сейчас помогает. Может быть, действительно лучше иметь его под рукой? Ревность — не лучший советчик. Заодно на месте можно будет разобраться, что связывает их с Лизой.

  Прилетайте, —  кивнул я. — Только сообщите заранее — я вас встречу. Деньги есть?

  Да, много. Мне ведь и Каркунов дал пять тысяч. Хватит и останется.

  Буду ждать. Ты бы поспала на кухне, —  не удержался я от прощального напутствия. — Раскладушку купи!

  Подумаю. Буравчик и правда то сопит, то толкается, —  сказала Лиза. — Впрочем, наверное, завтра мы улетим. Или лучше послезавтра? Мы посоветуемся и решим.

  Советуйтесь, —  мрачно согласился я и оборвал связь.

Неладно что-то в Датском королевстве!

 

* * *

 

Вороненко и Надя тщательнейшим образом обследовали территорию ГигаТЭЦ. Побывали практически везде, кроме лагерей, где размещались спецназовцы. Туда их не пустили, хотя ходили они без оружия и записывающей аппаратуры. Впрочем, сейчас бомбу можно было спрятать в пуговице, а фотоаппарат или видеокамеру — в зубочистке. Проверить трудно.

Надя гуляла по станции в новом брючном костюме, за которым зашла домой, Вороненко — в шортах и легкой рубашке, доставшихся ему от Каркунова. Он переодеваться не стал, чтобы не нарушать конспирации, но принес из коттеджа, где жил прежде, несколько полезных вещей. Например, несколько пар носков. И всякой еды. Вернулись наши инспектора сытые, чистые и довольные.

Штурмовать занятые нами позиции, похоже, никто не собирался. Задерживать Вороненко и Надю не пытались. Более того, Вороненко поговорил с полковником Мизерным с глазу на глаз, и у него сложилось впечатление, что полковник не слишком на него сер­дит. Судом бывшему охраннику и его спутнице он пригрозил, но скорее для протокола. В остальном был мягок, даже доброжелателен.

Удивительно, вообще говоря. Не на сверхурочные премии же они купились? Собравшись на совет в зале управления ГигаТЭЦ — ни женщин, ни заложников, —  мы обсудили сложившуюся ситуацию. Почему так странно ведут себя силовики? Почему они практически не ведут с нами переговоров? Почему не пытаются захватить нас силой? Неужели до такой степени испугались, что не способны на решительные действия?

Вряд ли... Скорее всего, готовится что-то грандиозное, неожиданное и мощное. Но не исключено, что на международной станции представители разных служб не могут договориться между собой. Директорат космического консорциума не намерен рисковать — слишком дорого. Его устраивает сложившееся положение дел. Спецслужбы Североамериканского Альянса опасаются ударить лицом в грязь, взорвав крупнейшую станцию. Ну а уж отечественным службам безопасности силового решения конфликта хочется еще меньше — по самым разным причинам.

Обольщаться, тем не менее, не стоило. Программы новостей значительную часть своего времени посвящали проблемам ГигаТЭЦ. А выход в свет Вороненко и Нади привлек особое внимание публики. Так, фирма, выпускавшая шорты, в которых Евгений предстал перед изумленными журналистами, удвоила объем продаж этой и без того популярной модели. А женщины стали активнее покупать брючные костюмы персикового цвета. Ведь такой же был на Наде, а ее показывали по всем каналам!

Правда, почти на всех дискуссионных шоу побеждало мнение, согласно которому нас нужно нейтрализовать как можно скорее, а контроль над станцией возвратить владельцам. Однако за решительные меры высказывалось все меньше и меньше граждан. Ведущие исподволь объясняли, что даже небольшая ошибка может привести к массовым жертвам и экологической катастрофе. Положим, жертвы не пугали тех, кто жил вдали от ГигаТЭЦ. Но радиоактивные пылевые облака, странствующие по свету, не вдохновляли никого. А уж о том, какая экологическая катастрофа разразится в случае взрыва станции, средства массовой информации рассказали более чем подробно. Даже нам стало не по себе.

Несмотря на то что мы по очереди выходили в город, несмотря на то, что на третий день сидения на ГигаТЭЦ нас покинул-таки Петя Седельников, единственный верный долгу охранник, несмотря на то, что профессор Романов и его ассистент тоже получили возможность отдыхать под нашим присмотром, напряжение росло. Может быть, державшие нас в осаде военные именно на это и рассчитывали? Что мы не выдержим нервной нагрузки и сдадимся сами? Так ведь часто бывает с неуравновешенными, психически неустойчивыми террористами. Не на тех напали...

И, тем не менее, известие о том, что к нам на переговоры прибудет доверенный человек космического консорциума, член совета директоров, нас обрадовало. Мы хотели определенности. А также мира и покоя.

 

* * *

 

Спецслужбы, полиция и армия вели себя сдержанно и спокойно, а вот пикетчики, и так не оставлявшие ГигаТЭЦ своим вниманием, стали проявлять небывалую активность. Еще бы — у ворот дежурили представители прессы почти со всех телевизионных кана­лов. Это ли не случай показать себя и заявить о своем движении?

Возможно, обилием журналистов, стремящихся проникнуть на территорию, и протестующих, цели которых были самые разные, и объяснялась пассивность полиции. Все ее силы уходили на то, чтобы не пустить внутрь разношерстную публику, собравшуюся у ворот. Представьте себе — врывается некий демонстрант-пацифист на захваченный нами этаж ГигаТЭЦ, начинает верещать, а мы с испуга взрываем станцию.

Ну, может быть, мы бы и не стали ничего взрывать, даже если бы и могли, однако должны же были предвидеть такую возможность наши опекуны? Вот и получалось, что не от нас защищали публику, собравшуюся вокруг, а нас от этой публики.

Мне хотелось погулять по станции одному, но это была бы слишком большая роскошь. Пришлось взять с собой ассистента профессора Диму Кожухова. Профессора перед этим “вывел в свет” Каркунов. Парню тоже нужно было выкупаться, сытно пообедать, развеяться, в конце концов. Отдавать его в руки спецслужб не хотелось. Мало ли чему они его научат? Поэтому приходилось держать Диму при себе. Мы поплавали в бассейне, пообедали в ресторане и вышли посмотреть на демонстрантов.

Не знаю, надоумил ли кто активистов-добровольцев или они сами меня узнали — все-таки на экране мое лицо мелькало часто, —  но наше с Димой появление было встречено разноголосым воем. Я помахал пикетчикам рукой. Что ж, в их толпе, состоявшей человек из пятисот, было на что посмотреть.

Часть пикетчиков раскрасили себя наподобие мишеней. Видимо, они хотели сказать нам: стреляйте в меня, других не трогайте! Другие гневно потрясали различными предметами спортивного снаряжения, весьма приспособленными для того, чтобы наносить ими увечья средней степени тяжести. Эти были не прочь помочь полиции, да только полиция их помощи не просила.

Длинноволосая молодежь тусовалась под воротами без ясно выраженной цели. А некоторые бритые молодчики — тоже имевшие в руках импровизированное оружие, —  выкрикивали лозунги в нашу поддержку. Бритые скучились на правом фланге толпы, “спортсмены” — на левом. Хрупкий барьер из пацифистов вряд ли мог помешать им сойтись в рукопашной. И время от времени они, наверное, добирались друг до друга, о чем свидетельствовали перебинтованные головы и конечности некоторых особо рьяных пикет­чиков.

Дежурный офицер, командовавший оцеплением, вприпрыжку подбежал ко мне:

 — Господин Каркунов, пожалуйста, вернитесь на станцию!

Для полицейских все клоны Воронова в цивильной одежде были Каркуновыми. Что ж, мы не собирались их разубеждать, поэтому указывать полицейскому на его ошибку я не стал.

  Мне бы хотелось пообщаться с народом, гражданин, —  без тени насмешки сообщил я.

  Такое общение может закончиться плачевно. Половина собравшихся намерена вас линчевать, другая половина хочет носить вас вокруг станции на руках. Наподобие флага.

  Может быть, стоит выяснить, кто сильнее? Ведь кто сильнее, тот и прав. Не так ли?

  Буду вынужден воспрепятствовать, —  заявил офицер, кивая на пожарные машины, дежурившие в холодке, под навесом. — Споры подобного рода решаются, в лучшем случае, на референдумах. Но не в кулачных боях кучки фанатиков.

  Тогда я хотел бы дать интервью, —  сказал я.

Мне было грустно. Лиза — неизвестно где, неизвестно с кем. Не очень-то спешит ко мне. Нервы на пределе, и даже “культурная программа”, которую мы с Димой себе позволили, не помогает. Почему бы не постоять перед телекамерами? Какое - никакое развлечение.

  Пожалуйста, —  кивнул лейтенант. — Я пущу че­ловек двадцать журналистов за оцепление. Но имейте в виду: возможные последствия будут на вашей совести.

  Хорошо, —  легко согласился я.

Под возмущенные вопли собравшихся операторы, нагруженные штативами и камерами, и ничем не обремененные журналисты прошли за импровизированную калитку в решетчатом металлическом ограждении, возведенном наспех перед входом.

  Ваши вопросы? — обратился я к собратьям по Цеху. Все-таки, как ни крути, я оставался журнали­стом. По крайней мере, воспринимал себя таковым.

 — Вы кто? — бойко спросила молоденькая рыжая девчонка.

  В каком смысле?

  Который из клонов? — уточнила девушка.

  Какая вам разница?

  Вы принимали решения захватывать ГигаТЭЦ? Или вас втянули в это?

  Никто и никого не может ни во что втянуть против его воли, —  сказал я. — Решения мы принимали порознь. Но проводим единую линию. Важно только это.

  О линии, —  решительно вмешался толстый, коротко стриженный парень в шортах и футболке. — Правда ли, что вы все равно взорвете станцию, когда ваши требования будут выполнены?

  Нет, —  коротко ответил я. — Станция будет работать и приносить пользу обществу. Всему человечеству.

  А ты думал о пользе, когда ставил на карту жизнь тысяч людей? — закричал вдруг тощий, как щепка, человек. — Смерть клонам! Эвакуировать всех, взорвать станцию! Вернемся к природе, братья!

  Этот шизик — не из наших, —  заметил толстый. — Пролез к журналистам от пикетчиков.

Вопящего и сучащего ногами экстремиста уволокли за ограждение двое полицейских, а у меня пропала охота разговаривать.

  Небольшое заявление, —  обратился я к собравшимся. — Мы хотим жить спокойно. В справедливом мире. Мы не делаем ставку на террор. Просто так вышло. Извините.

Тронув за руку Диму Кожухова, я пошел обратно, на станцию.

  Отпустите хотя бы этого заложника! — закричала симпатичная брюнетка, чем-то напомнившая мне Лизу.

  Я его не держу, —  ответил я остановившись. — И Дима, и профессор Романов помогают нам добровольно. Точнее, они помогают не нам, а тем, кто нуждается в бесперебойной работе электростанции. Остальные позорно сбежали, испугавшись за свои шкуры. А эти ученые остались. Поэтому и мы доверяем им. Гражданин Кожухов волен уйти со станции в любой момент. Он не заложник. У нас вообще нет за­ложников. И вообще — я попросил бы всех, кто сейчас работает вокруг ГигаТЭЦ, уехать хотя бы за сотню километров. Мало ли что может случиться.

Журналисты загомонили с удвоенной силой, но я не стал их слушать.

 

* * *

 

На полпути к залу управления электростанцией в кармане ожил мобильный телефон. Я включил его и увидел Лизу.

  Мы с Буравчиком вылетаем через час, —  сообщила она, улыбаясь такой знакомой мне улыбкой. — Правда, ни до Печоры, ни до Каджерома нам билеты на баллистический снаряд не продали. Могут закинуть в Сосногорск — если на отдельном снаряде. Или в Петербург — на баллистическом экспрессе. Как нам лучше поступить?

  Я позвоню своим друзьям, сядете на площадке перед воротами, —  ответил я. — Зачем вам трястись в поезде? Пойдут два снаряда?

  Один. Превышения по массе нет. И багажа мы с собой везем мало.

  Может быть, Буравчику все же не стоит совать голову в петлю? — спросил я, не слишком заботясь в тот момент о судьбе товарища-хакера. Что это за товарищ, который у тебя из-под носа уводит девушку? Во всяком случае, пытается увести?

  Нет, нет. Мы уже все решили. Звони своим друзьям, а потом — мне.

Я связался с Мизерным, запросил у него разрешение на прибытие баллистического снаряда. Предупредил Вороненко и Каркунова, что к нам летят гости. Не ровен час, кто-то из них ударит по капсуле из крупнокалиберного пулемета, приняв ее приземление за начало высадки десанта. Потом перезвонил Лизе и сообщил, что разрешение получено.

Потянулись томительные минуты ожидания. Вот они вышли из дома. Едут на баллистическую станцию. Садятся в капсулу. Подлетное время — около часа. Зачем они летят в одном снаряде? Там же тесно... Экономят деньги? Или хотят быть рядом?

Все было напрасно — мысли мои постоянно возвращались к отношениям Лизы и Буравчика. Ну, ничего — скоро я посмотрю вероломному хакеру в глаза!

Вороненко и Каркунов разрешили мне продлить отдых на пару часов. Мог же я встретить свою девушку? И разобраться, что с ней происходит?

Баллистический снаряд скользнул по небу, оставляя за собой дымный след сгорающей обшивки и отработанных газов ракетного двигателя. Когда до земли осталось несколько сотен метров, раскрылся огромный парашют. Он резко затормозил движение капсулы и начал рассыпаться прямо в воздухе. Внутри у меня похолодело. Так и должно быть, или сейчас произойдет катастрофа? Около своей баллистической капсулы, на которой прилетел в Усть-Щугор, я парашюта не видел. Но расстояние было гораздо короче, скорость — меньше...

Капсула освободилась от парашюта и устремилась к земле. Включился последний, посадочный двигатель, и баллистический снаряд мягко приземлился на столбе огня, растопив асфальт перед воротами. Я быстро зашагал в его сторону. Капсула распалась на части, и оттуда выбрались две девушки. Лиза широко улыбалась мне. Вторая, невысокая полная брюнетка с короткой стрижкой, тоже рассмеялась и помахала рукой.

Подбежав к месту посадки, я понял, что поклажи у девчонок нет. Помогать им выбираться было неоткуда — тонкие обломки капсулы рассыпались по земле.

  Привет! А где же Буравчик? — спросил я, как будто это был самый важный вопрос.

Лиза поднялась на цыпочки и поцеловала меня.

  Как где? Вот она...

  Не понял, —  улыбнулся я, разглядывая вторую девушку.

  Лена Буравкина, —  представилась та. — Хакерский псевдоним — Буравчик. Мы ведь не встречались в реальном времени, —  пояснила девушка Лизе. — По-моему, Евгений считал меня парнем. Ну а я не собиралась его разубеждать. У хакеров и у пользователей иногда встречается предубежденное отношение к жен­щинам. Хотя некоторые мужчины и берут себе женские псевдонимы.

  Рад познакомиться, —  совершенно искренне сказал я.

Я действительно был рад.

  То-то я думаю — за кого ты меня принимаешь? — Лиза сдвинула черные, красиво изогнутые брови. — Какие-то странные намеки, подозрения, непонятные требования... Там не спи, туда не ходи... Сначала я решила, что ты подозреваешь меня в неправильной ориентации. А на самом деле ты, выходит, думал, что я могу залезть под одеяло к незнакомому парню?

 — Ну, мало ли как сейчас принято, —  вздохнул я. — Свободные нравы пришли в общество даже не в этом веке...

  Не знаю, что и когда было принято, а тебе должно быть стыдно, —  твердо сказала Лиза.

  Мне стыдно, —  соврал я, никакого стыда не испытывая.

Полковник Мизерный, скромно стоявший в стороне, широко улыбнулся девушкам и помахал мне рукой.

  С ними вы ведь не будете взрывать станцию, господин Галкин?

Что ж, полковник, похоже, научился нас различать. Или сопоставил некоторые факты. Впрочем, как Галкин я практически никому не представлялся. Значит, не сидели на месте, работали, раскапывали информацию, отслеживали контакты.

  Почему же? — хитро улыбнулся я. — Напротив, отправиться в лучший мир всем вместе будет гораздо приятнее. Так что не начинайте штурм - дороже обойдется.

  Какой уж там штурм, —  вздохнул полковник. — Через час сюда прибудет представитель директората “Sun Ladder”. Встречайте... Да, заварили вы кашу. И мы вместе с вами...

 

* * *

 

Член совета директоров “Солнечной лестницы” бы очень стар. Впрочем, стариков сейчас много, медицина сделала огромные шаги вперед. Но этому человеку было, наверное, за девяносто. Хотя держался он прямо, шел твердо. Только руки слегка дрожали. Лицо — в морщинах, улыбается, показывая хорошие зубы. Не иначе, металлокерамика.

 — Наверное, послали того, кем не жалко пожертвовать, —  шепнул мне Вороненко.

  Старики тоже любят жизнь, —  ответил я.

Мы сидели в зале управления станцией, за большим овальным столом — все трое. Ни Лизу, ни Лену Буравкину, ни Надю Полякову старик позвать не раз­решил. Твердо заявил по телефону:

 — Незачем.

По-русски он говорил хорошо, без акцента. Скорее всего, родился в России. А уж как стал членом совета директоров крупнейшей американской корпорации — кто знает? Может быть, бывший мафиози. Или большой ученый.

Прикинув, когда наш гость появился на свет, я понял, что он, возможно, мог быть нашим сверст­ником. Или даже старше. Ну а если и моложе — то всего на несколько лет.

  Здравствуйте, друзья, —  сказал старик, усевшись за стол. Уголок рта его странно дернулся. Словно бы что-то его очень огорчило, но он пытался сохранять самообладание.

  Вы не беспокойтесь, мы не сделаем вам ничего плохого, —  успокоительным тоном проговорил Каркунов.

Старик внимательно посмотрел на него и разразился каким-то странным, каркающим смехом.

  С чего ты взял, что я боюсь?

  Нет, нет, я так не думаю.

  Думаешь, но совершенно напрасно. Во-первых, мне уже поздно цепляться за бренное земное существование. Лет десять — двадцать, и все. Хотя, с другой стороны, хочется узнать, найдут ли жизнь на звездах... Волнуюсь я, однако же, за вас, а не за себя.

  А вы нас не считаете чудовищами? — спросил Вороненко. — Тут по телевидению круглосуточно идут дебаты...

Старик сделал резкое движение рукой, дескать, помолчи, не сводя с Вороненко пристального взгляда.

  Дебаты — для “зрителей”. Я себя к таковым не отношу. Что же касается меня... У меня больше оснований, чем у кого бы то ни было, считать вас чудовищами. И в то же время не считать таковыми. Поэтому сюда пришел именно я. И поэтому говорю без свидетелей. На вопрос твой отвечаю ясно: нет, не считаю.

Наш гость, похоже, заговаривался. Или был слегка не в себе. Почему он решил, что лучше всех разбирается в нашей проблеме? Сам создавал технологию клонирования? Или аппарат для считывания матрицы сознания?

  А ты что молчишь? — обратился он ко мне. — Ты ведь захватил станцию? Галкин, самый первый клон?

  Ну, в общем-то да, —  кивнул я.

  Позор на мою голову, —  опять невпопад заявил старик. И вдруг снова рассмеялся. — Вы бы хоть спросили, как меня зовут, —  вытерев слезящиеся глаза, заявил он.

  И как же вас зовут? — послушно исполнил просьбу гостя Каркунов.

  Евгений Воронов, —  твердо ответил старик.

 

* * *

 

Минуты на полторы в зале воцарилось молчание. Я опомнился первым:

 — Вы хотите сказать, что вы еще живы?

  Что за идиотский вопрос? — усмехнулся старый Воронов. — По-твоему, перед тобой труп? Четче формулируй свои мысли... Я жив и даже относительно здоров. И вообще, можешь держаться проще и говорить мне “ты”. Ты ведь мне почти как сын. Все вы мне почти дети. Или даже внуки... И мой пример наглядно демонстрирует, что, не идя на поводу у дурных привычек и придерживаясь здорового образа жизни, вы можете прожить до девяноста лет. Минимум. Наследственность неплохая. Да, а минирование термоядерных электростанций не способствует продлению жизни. Тут вообще находиться долго опасно — высокоэнергетические частицы просачиваются из реактора, облучают организм.

Не сказать, что с возрастом Воронов стал менее многословным. В речах его чувствовалось некоторое занудство и стремление поучать окружающих...

  Что же вы такую дрянь здесь построили? — поинтересовался Вороненко.

  А ты думаешь — был выбор? — спросил ста­рик. — Думаешь, выбирать приходится между хорошим и очень хорошим? Нет, выбор всегда идет между плохим, очень плохим и отвратительным. И иногда приходится выбирать очень плохое, потому что просто плохое ведет впоследствии к отвратительному!

  Да мы ведь... — начал Каркунов, и я понял, что он собирается признаться в том, что станция на самом деле не заминирована.

Пнув его ногой под столом, я сказал:

 — Ваше заявление нас очень заинтересовало. Но то, что вы — Воронов, неплохо было бы доказать.

  Документы, что ли, предъявить? — спросил ста­рик.

  Документы можно подделать.

  Верно. Запросто. Подделать документы почти ничего не стоит. Как сделали все вы. Да вы еще и не разбираетесь в нынешних документах. Я, впрочем, тоже. От жизни отстал. Внук мне показывает, как новыми кредитными карточками пользоваться. Вроде бы не слишком мудрено, а не получается...

Я тоже улыбнулся — с содроганием. Если перед нами на самом деле Воронов, понятно, почему он едва не заплакал — увидеть себя тридцатилетним для старого человека, наверное, тяжело... А мне было жутковато смотреть, в кого мы можем превратиться через шестьдесят лет. Нет, наш гость был благообразным, неглупым стариком. Голова работала ясно, речь была четкой. Но все же, как он выглядел...

  Может быть, мы зададим вам вопросы? — предложил Каркунов.

  А что ж, задавайте, —  улыбнулся Воронов.

  На какой станции вы покупали ананас перед тем, как поехать на день рождения к Васе? — спросил Каркунов. — То есть мы покупали...

Я подумал, что вопрос не очень удачный. Спецслужбы могли все-таки отследить наши с ним движения. Лучше было бы спросить что - то другое.

  К которому Васе? — переспросил старик.

  К своему двоюродному брагу. Который живет в Москве. Точнее, жил. Я еще не пытался его найти... Воронов виновато улыбнулся.

  Шестьдесят лет прошло. Не помню я. Ни ананаса, ни дня рождения. Хотя, нет, день рождения помню слегка. Я ему еще первую книгу свою подарил, кажется. Только вышла. Такое не забудешь. А перед днем рождения... По-моему, я бутылку шампанского покупал, а вовсе не ананас. Или это в другой раз случилось? Вы-то помните, конечно — для вас немного времени прошло. А знаете, сколько раз я с тех пор Васю видел? И на дне рождения у него бывал... Нет, точно не помню.

  Как звали подругу мамы, которая жила с ней в одном доме? — спросил Вороненка.

  Тетя Люда, —  без запинки ответил старик. Детское “тетя” звучало в его устах странно.

 — Ерунда. Это можно было выяснить, —  заметил Каркунов.

Воронов рассмеялся.

  Да посмотрите вы на меня внимательно! Родинки не узнаете? Шрам на руке не видите? Тот самый, которого ни у кого из вас нет. Да вглядитесь хотя бы в лицо. Я постарел, но не настолько же...

Конечно, общие черты у нас были, но узнать в девяностолетнем старике тридцатилетнего мужчину.....

  С развитием современных технологий... — начал было я, но старик гневно взмахнул рукой.

 Какие технологии! Опомнись! Вы в помещении, защищенном от прослушивания и внешнего воздействия. Неужели ты думаешь, что я выучил всю жизнь Воронова наизусть? Или что у меня в голове спрятан компьютер с данными? Зачем? Выслушайте мои предложения — они ничем не будут отличаться от того, чего желаете вы. Если хотите, это я организовал ваше появление здесь! Ну, положим, я планировал все немного по-другому. Но вышло так. И ничего теперь не изменишь.

  Послушаем, —  сказал Каркунов.

 

* * *

 

Появление матрицы сознания Воронова, извлеченной из прошлого, планировалось как грандиозная мистификация, в какой-то степени даже розыгрыш. Можно было избрать и другой объект — одинокого рыбака, заблудившегося туриста, но это выглядело бы не так эффектно. Другое дело, если одним из членов директората “Sun Ladder” будет довольно известный писатель. Вот почему ментоулавливатель, с помощью которого считывается матрица сознания, был отправлен в конкретную точку пространства-времени, легко вычислявшуюся по документам и косвенным свидетельствам — а именно в тот день, когда праздновался день рождения друга Воронова.

Как оказалось, истории, которые рассказывали нам полковник Мизерный, Большой Брат и профессор Варшавский, не соответствовали действительности. Матрица сознания была получена совершенно не так, как нас пытались уверить.

Ученые корпорации “Sun Ladder” подошли к идее временного зонда еще двадцать лет назад — тогда же, когда начались эксперименты по подпространственному перебросу объектов на сверхдальние расстояния. Пространство и время связаны между собой очень тесно. Мгновенное перемещение в пространстве практически ничем не отличается от перемещения во времени. Ведь и пространство, и время — суть неотъемлемые свойства четырехмерного континуума мира, в котором мы живем. Однако же консорциум “Sun Ladder” в своих исследованиях отдал приоритет перемещениям в пространстве. Потому что из перемещений во времени трудно извлечь какую-либо практическую пользу.

Впрочем, совсем недавно, каких-то три года назад, идея бесконтактного проникновения в прошлое все же была реализована. Его осуществили с помощью временного зонда — аппарата, принципиально отличающегося от машины времени. Если машина времени подразумевает свободное перемещение вдоль временной координаты, что вступает в противоречие с основными принципами причинности, то временной зонд способен только “нырять” в прошлое и регистрировать события, происходившие некогда, никак не изменяя их хода. И перемещать предметы в будущее - без обратной связи. Такие возможности зонда вытекают собственно из свойств времени.

Ну а матрицу личности, волновой ментальный поток сознания, отраженный от водного зеркала, научились снимать не в корпорации “Sun Ladder” и даже не в России. Сделали это японцы около десяти лет назад. Для качественной записи психоматрицы они создали прибор, улавливающий ментопакет — поток сознания длительностью в несколько секунд. По этому потоку можно реально восстановить человеческую личность. Именно японцы впервые получили реальную матрицу и создали теорию призраков, блуждающих ментальных пакетов...

Коллеги Евгения Воронова почему-то решили, что он очень обрадуется, узнав, что они получили его матрицу. Отправив зонд в прошлое, ученые вышли в пространственно-временную точку, где Воронов в одиночестве стоял над тихим и спокойным озером. И с первого раза сняли очень качественную матрицу. О чем и поведали журналистам, слегка исказив факты.

Не сказать чтобы эта идея, да еще реализованная без его согласия, так уж понравилась самому Воронову. Но его поставили перед фактом. И лишь тогда у него появилась возможность влиять на ситуацию.

Негативную реакцию журналиста можно понять. Сама по себе матрица не представляет интереса. А клонировать человека, тем более себя самого... Сейчас отношение к клонам в обществе резко отрицательное, и писатель, как и многие, не был свободен от пред­рассудков.

Еще ему не понравилось то, что корпорация выдала свой успех по созданию временного зонда как очередной рывок на пути к звездам. Не совсем верный рекламный шаг. В прессу дали сообщение, будто бы матрица сознания человека выловлена где-то в пятидесяти световых годах от Солнечной системы. Словно блуждающий призрак.

Чушь, конечно. Вряд ли волновой пакет может существовать так долго. Но рекламщики таким образом подстегнули интерес к исследованиям дальнего космоса. Интерес, который в последнее время угасал. Зачем людям нужны безжизненные звезды?

Рассказывая о звездах, старый Воронов вздохнул. Каркунов встрепенулся, Вороненко покачал головой. Нам были интересны звезды. И старику Воронову, наверное, тоже.

  А потом электронную копию матрицы выкрали террористы, —  продолжал писатель. — Они внимательно отслеживают новости и отделяют зерна от плевел. Похоже, они сами поначалу не знали, зачем им нужна эта матрица. Может быть, хотели подготовить для меня преемника в Совете директоров “Солнечной лестницы”... И уже после этого в игру вступил я.

  Как? — поинтересовался Вороненко за всех нас.

  Анонимно намекнул радикалам, что они могут сделать с матрицей. Они пришли в восторг от идеи. Ну а я объяснил своим коллегам, зачем радикалам может понадобиться клонированный Воронов. И предложил действенный метод защиты. Как это ни смешно, все мне поверили. Я ведь не один десяток лет возглавлял пропаганду “Sun Ladder”.

  Но ведь история шита белыми нитками, —  заметил я. — Человек без комплексов, штурмующий ГигаТЭЦ... У меня этих комплексов больше, чем у кого бы то ни было из террористов. Они бы действительно отправили на тот свет десятки людей, не задумываясь. А я... Какой им толк от меня?

  Террористы, как и я, понимали, что наживку с одиночкой, штурмующим станцию, правительство и руководство корпорации непременно проглотит. И ответит адекватно, наиболее дешевым способом — то есть создаст защитника, ничем не уступающего нападающему. Тем более что возможности для этого имеются. А людей из прошлого боятся. Террорист нынче измельчал. О тех, что жили раньше, ходят легенды. Конечно, им лучше было бы нанять какого-то сумасшедшего камикадзе из прошлого. Но его матрицы у террористов не было. А была моя... К кому же охрана станции вообще представляет большую проблему, вот и решили использовать двойника...

  Это связанно со статусом станции? — спросил Каркунов.

  И с этим тоже. Как-никак, она расположена на территории России. И охраняется ограниченным контингентом наемных охранников. Их численность регулируется международными соглашениями. А присутствие регулярных войск и полицейских сил России не по душе многим членам директората. Идея национализации станции никогда не получала большинства, но постоянно бродит в парламенте.

  Стало быть, и террористы, и антитеррористические структуры действовали по вашему сценарию? — спросил Ворокенко.

  Не совсем. Большой Брат решил все же перестраховаться, послав свою группу. Ее выдвижение он начал еще два месяца назад, как потом выяснилось. Своим ходом гнал бронетранспортер, своим ходом вел по тайге людей... Он не надеялся, что человек из прошлого дойдет до конца. И приготовил взрывчатку для вашей ликвидации. Хотел перехитрить всех. Подобный сценарий не входил в мои планы, но вы предусмотрели и такое развитие ситуации. А благодаря не вполне четким действиям правительственных структур и вашей прыткости появились два клона. Что, впрочем, не осложнило, а, скорее, упростила наши задачи...

  Вот уж удружил ты нам, —  вздохнул Каркунов.

  Ты не доволен тем, что появился на свет? Пойди и застрелись, —  холодно оборвал его старик. — Но я знал то, чего не поняли нынешние служивые люди.

А именно — что вы обязательно договоритесь между собой. Будете противостоять враждебному миру вместе. И все-таки захватите станцию. А это даст нужный перевес при голосовании директората.

  Стоп, стоп! — попросил я. — Стало быть, вы тоже хотели, чтобы станцию строили в Африке? Старый Воронов улыбнулся:

 — Человек может сильно измениться в течение жизни. Но лучше все-таки не менять убеждений. Ты сомневаешься в том, что я хочу блага своей родине? Всей Земле? И работаю для того, чтобы принести пользу людям? Обществу в целом, а не кучке богатеев?

  Но разве можно решить такую проблему с помощью террористической акции?

  Конечно нет. Но акция эта назревала и была бы осуществлена в любом случае. Какая-нибудь радикальная группировка не успокоилась бы до тех пор, пока не перестреляла бы здесь половину персонала. Или не взорвала станцию. Нужно было разрядить кон­фликт. Захватить станцию, но с минимальными потерями. Теперь, после этого захвата, террористы надолго успокоятся. Даже если вы не понесете наказания. Не потому, что они не хотят повторить ваш под­виг. Быть вторыми для настоящих гладиаторов — не престижно. А охрану ГигаТЭЦ теперь усилят и дора­ботают.

Старый Воронов поднялся, прошелся по залу, потянулся. Он чувствовал удовлетворение — никто не был убит, планы его осуществились практически полностью.

  И мы все-таки поможем в реализации планов одной из группировок в Совете директоров, —  заметил я. Старик остановился, пожал плечами:

 — Любое наше действие идет кому-то на пользу. Тем или иным силам. Проблема до сих пор заключалась в том, что сорок процентов акционеров выступали за строительство ТераТЭЦ в Африке, и пятьдесят пять — за стройку в Колумбии. У некоторой части директората “Sun Ladder” действительно были самые что ни на есть зловещие планы относительно старушки-Европы и нашей страны. Но, как вы, может быть, поняли, нынешнее общество терпеливо и трусливо. Часть акционеров перед предыдущим голосованием запугали, и они выступили в поддержку “ястребов”, желающих растоптать экономику Старого Света. Но теперь, под угрозой взрыва станции, они боятся потерять капитал и голосуют за строительство ТераТЭЦ в Африке. Решение, которое ослабит Североамериканский Альянс. Голосование прошло вчера. Семьдесят — тридцать. Неопределившихся больше нет... Ни правительство, ни крупные компании не ведут переговоры с террористами. Так сложилось... И, стало быть, вы — не террористы. А ошибка эксперимента. Для нас настал черед обидеться. Только что старик рассказывал, как мы ему помогли, и вот тебе на... Между тем Воронов продолжал:

 — Так будет записано во всех полицейских сводках. И вас не станут преследовать. Вы сможете начать свою жизнь. Новую жизнь. Потому что вы не убили ни одного человека. Не причинили серьезного материального ущерба. Пара дырок в ограде — не в счет. А полиции и армии нужно время от времени разминаться. За то им и деньги платят. Вот если бы вы кого-то ухлопали, выручить вас было бы гораздо сложнее. Да и не знаю, стал бы я этим заниматься...

  Разве не вы втравили нас в эту историю? — спросил я. — И разве не вы ответственны за наши действия? Ведь случаются ситуации, когда вопрос стоит ребром: или ты, или тебя...

  К счастью, этого не произошло, —  отрезал Во­ронов. — Не будем обсуждать гипотетические возможности. Вы получили право на новую жизнь по своему выбору... О чем еще можно мечтать? Как бы я хотел этого... Но матрицу сознания можно спроецировать только на тело, полностью подходящее для данной матрицы. То есть десятилетний ребенок останется ребенком, мужчина в расцвете сил — мужчиной, а ста­рик — стариком. Можно еще раз клонировать мое тело, перенести матрицу сознания, но вы получите еще одного старика. Кроме того — что тогда делать со вторым? Ведь для меня смерть будет так же тяжела, как и для любого из вас. Я осознаю себя независимо от того, ходит ли по земле моя копия или нет. Проблема скорее богословско-этического характера...

  Стало быть, мы сможем прожить свои жизни? — спросил Каркунов.

  Мне почему-то все время кажется, что рано или поздно мы вернемся в прошлое, —  улыбнулся Вороненко, высказывая нашу общую мысль. — Так и хочется расспросить вас, каких ошибок не нужно совершать, что сделать в той или иной ситуации...

  Прошлого не вернуть, —  покачал головой ста­рик. — Вы можете и должны жить здесь. По-моему, это прекрасно. Растите, развивайтесь — и когда-нибудь сравните свою жизнь с той жизнью, которую прожил я. Что толку рассказывать о ней сейчас? Будет интересно — узнаете. Но не спешите. И своих дел у вас сейчас довольно...

  Действительно, —  кивнул Каркунов. — Как нам только разделиться? Воспоминания-то у нас,  прямо скажем, общие...

  Общие, да не все. Думаю, и фамилий вам менять не стоит. Воронов — это я. И свою жизнь я прожил. А у вас впереди счастье. Рядом — любимые девушки, в перспективе — интересная работа, путешествия...

  Да, насчет девушек, —  вмешался я. — Почему рядом с каждым из нас при пробуждении дежурила девушка? Причем та, которую каждый из нас полюбил? Здесь есть что-то подозрительное...

  Профессор Мурокано, разрабатывавший технику вживления матрицы сознания в тело, полагал, что при “рождении” рядом с человеком должна быть женщина. И к этой женщине воспроизведенная личность не сможет относиться равнодушно. Это — “эффект утенка”, который бежит за первым движущимся предметом, который попадается ему на глаза. Но с любовью он ничего общего не имеет. В опытах Мурокано женщина являлась обычным стабилизирующим фактором в течение первых двух-трех дней. Наши ученые не стали отходить от канона. А с девушками вам просто повезло. К тому же, как я понял, экспериментаторы старались выбрать девушек, тип которых в свое время нравился мне. С целью связать вас более сильными чувствами. Так что мистики здесь нет.

  Ну и ладно, —  сказал я вслух. — Все равно я счастлив, что встретил Лизу.

 

* * *

 

Оставалось выработать соглашение о гарантиях нам и нашим друзьям. Мы, естественно, не хотели подвергнуться уголовному преследованию после того, как покинем ГигаТЭЦ. А одобрения наши действия никак не заслуживали — мы и сами прекрасно это понимали. К тому же оставалось сомнение, не изменят ли акционеры “Золотой лестницы” свое решение после того, как мы уйдем со станции.

  Не изменят, —  успокоил нас старый Воронов. — Как только начнется монтаж, менять что-то будет поздно. А начнется он завтра. Время — деньги. Если проект разработан и одобрен, он начинает реализовываться сразу же. Особенно такой, в который вложены миллиарды долларов. Каждый день простоя оборачивается слишком большими убытками.

  Подумаешь, монтаж, —  вздохнул я. — Собрали блок, разобрали блок. Перевезли на другое место.

  По-моему, Каркунов неплохо изучил принципы строительства орбитальной ТераТЭЦ, —  улыбнулся старик. — По твоей наводке, между прочим. Расскажи им, Евгений. Эти двое только и делали, что бряцали оружием. Как будто до сих пор не поняли: работать надо не ногами — головой. Платят именно за это.

  То-то много он заработал, —  фыркнул Воро­нов. — Мне хоть зарплату платили. А Каркунов жил на пожертвования Галкина.

  Пока, —  засмеялся Каркунов, понимая, что наша перебранка не более чем шутка. — А относительно ТераТЭЦ... Не зря же ее назвали “Лифтом в небо”. На орбите уже собрана тяжелая платформа. Она будет выведена на геостационарную орбиту. Повиснет над какой-то точкой, и с нее на Землю опустят трос. Который затвердеет и превратится в длинный шест. С этого времени услуги космодрома для строительства ТераТЭЦ не понадобятся. По шесту на платформу будет подниматься лифт с оборудованием, материалами. И опускаться назад. Подъем будет осуществляться на электрической тяге. Самый настоящий лифт в небо.

  Но ведь центр тяжести при движении лифта будет меняться, —  заметил я. — Это приведет к большим нагрузкам на шест. Конструкция не очень устойчивая. Огромный, небывалой высоты небоскреб, который будет шататься под порывами ветра. А еще и вращение Земли...

  Платформа весит гораздо больше, чем шест, что стабилизирует ее положение. И постоянно находится в свободном падении — это ведь фактически искусственный спутник Земли. Инерция ее очень велика.

К тому же она снабжена ракетными двигателями, позволяющими корректировать угол наклона шеста. Топлива с помощью лифта можно доставить наверх с избытком.

  Экологически станция в космосе, наверное, безопаснее, —  предположил Вороненко. — Здесь все-таки повышенный уровень радиации, а там высокоэнергетические частицы будут отклоняться магнитным полем Земли.

  Еще бы, —  поддержал старый Воронов. — Недаром же американцы не захотели строить ГигаТЭЦ в Канаде, рядом со своими городами. А ТераТЭЦ — пожалуйста. Ну а мы не слишком им препятствовали, когда нужно было строить станцию здесь. Иногда необходимо поступиться чем-то, чтобы выиграть большее. ГигаТЭЦ все-таки оказала благоприятное воздействие на нашу экономику. Хотя владельцы атомных и гидроэлектростанций давно точат на нас зубы. Пикетчикам платят чаще всего они... Может быть, лет через десять мы закроем ГигаТЭЦ. Но для этого нужно будет построить еще пару электростанций на орбите. И в Колумбии, и в Индонезии. А сейчас местным жителям придется потерпеть. Хотя даже на климат ГигаТЭЦ влияет отрицательно, что и говорить... Вы плыли по Печоре от истоков. Хорошо, что не поднимались снизу, от устья... Температура воды в реке — около пятидесяти градусов. Потому что река охлаждает реактор. Рыба погибла, растительный состав зоны во­круг реки изменился неузнаваемо...

  Стал как в Африке, —  заметил Вороненко.

  Кстати, кто не был в Африке? — улыбнулся я. — Кто хочет непосредственно пронаблюдать за строительством ТераТЭЦ? Мы, конечно, доверяем руководству корпорации в лице нашего “предка”, но хорошо бы проследить за работой.

Все мы хотели в Африку. Но выбор остановили на Каркунове. Пусть возьмет из Москвы свою Инну и уезжает контролировать строительство. Ну, не контролировать, а убедиться на месте, что монтаж начался. Вместе со старым Вороновым. Потом Каркунову можно будет вернуться в Москву. В конце концов, он не совершал ничего противозаконного. А вот нам с Вороненко придется уехать подальше...

 

* * *

 

Строительство ТераТЭЦ шло полным ходом. Лифт с оборудованием и рабочими шустро карабкался на­верх, за самые высокие облака, опускался вниз, гася центробежную скорость о стонущий от нагрузок шест, вновь поднимался... К точке строительства на экваторе в срочном порядке тянули по земле дорогу электромагнитного экспресса. Обычная железная дорога здесь уже была и порт находился рядом, но разве такая стройка может обойтись без скоростного транспорта? А полеты баллистических снарядов в зоне строительства были запрещены.

Мы с Вороненко сидели на ГигаТЭЦ, постепенно обрастая бородами. Правительства всех стран заявили, что не приемлют никаких силовых требований и не идут навстречу террористам. Мы могли делать что угодно: взрывать термоядерную электростанцию на Печоре, прыгать с ее четвертого этажа вниз головой или сидеть в зале управления до посинения. Переговоры с нами вестись не будут. Такую же позицию занял и консорциум “Sun Ladder”.

Поэтому мы объявили, что не хотим ничего — только бы нам позволили спокойно уйти. И нам такое разрешение выписали. Проконсультировавшись предварительно с народом, которому, по большому счету, было все равно.

Мы получили самые настоящие идентификаторы, охранные грамоты, гарантирующие нас от преследований в дальнейшем, и ничего кроме этого. Требовать деньги с правительства или консорциума было безнравственно. Мы их не заработали, хотя кое-какую премию за то, что под нашим контролем ГигаТЭЦ работала без сбоев, мы, по-моему, заслужили.

Впрочем, перспектива голодной жизни и бедствования перед нами не маячила. Старый Воронов одолжил нам приличные суммы и обещал помочь с работой. Человеком он был богатым. Еще бы — столько лет работал на такую преуспевающую корпорацию. Кое-какие деньжата остались от террористов — возвращать их мы не собирались, да и некому было — Большой Брат ушел на дно серьезно.

Безработица нам никак не грозила. Меня, прослышав о подвигах с урной на виду у толпы, звали в программу “Скрытая камера”, работать по специальности, выездным журналистом. Обещали быстрый рост по службе. К тому же я помнил, что Лиза предрекала мне карьеру повара. Всегда можно будет променять интеллектуальную деятельность на работу руками. Ну а Вороненко вполне мог устроиться в какое-нибудь военизированное подразделение. Боюсь, в охрану его больше не взяли бы — слишком принципиальные охранники, выбирающие интересы государства, когда нужно защищать интересы хозяина, никому не нужны. Впрочем, кто мешал стать поваром ему? Салаты он готовил не хуже меня...

Все эго шутки, конечно. Но с голоду мы точно не умрем, и востребованы в современном обществе бу­дем. Не везде ведь нужно знать современную технику. Большинство профессий, как ни странно, не изменились ни с прошлого, ни с позапрошлого века.

Чтобы общество хотя бы немного забыло о наших подвигах, а нервозность и ажиотаж вокруг захвата станции поутихли, мы решили на время скрыться от посторонних глаз. Мы с Лизой купили билеты до островов Фиджи, намереваясь провести там месяц-другой. Вороненко и Надя Полякова собрались в Непал. Лена Буравкина, повидав родных, уехала обратно в Нью-Йорк, продолжать учебу. Слава ее летела по свету, и соответственно, хакерские гонорары существенно выросли. А арестовывать ее было не за что. Не пойман — не вор. То, что она прилетела на ГигаТЭЦ вместе с Лизой, ничего не доказывало. Подумаешь, подруга подбросила на родину на попутке...

В условленное время мы покинули здание ГигаТЭЦ и сели в самый обычный поезд, шедший в Москву. Там — пересадка на баллистические аэробусы и несколько недель беспечальной жизни. Прощайте, бороды, прощайте, комары!

Мы были почти уверены, что нас и в самом деле никто не тронет. Охранные грамоты правительства это гарантировали, а здесь серьезно относились к обя­зательствам. Если уж банки обслуживают террористов почти в открытую, то что говорить о простых гражданах?

Можно было не опасаться, что кто-то вдруг возбудит дело по лишению нас неприкосновенности. Страсти улеглись. Обществу нединамичный сюжет захвата станции быстро надоел. Граждане забыли об угрозах, забыли о дебатах по поводу ГигаТЭЦ, будораживших их всего неделю назад, и переключились на другие развлечения. На нас просто не обращали внимания.

Да и государству мы вряд ли теперь понадобимся. Зачем отступаться от своих обещаний? В этом нет смысла и практической пользы. А руководят государством обычные люди, которым не нужны лишние хлопоты. Эти люди не добрее и не злее других. Попадаются, конечно, исключения, но крайне редко...

Оставалась организация Большого Брата. Но с этой опасностью приходилось мириться. Ну ничего, пусть только сунутся. Хоть мы и носим разные фамилии, мы едины. И будем стоять друг за друга.

 

* * *

 

Вам, наверное, интересно, каково это — быть кло­ном. Воспроизведенной личностью. И что воспроизведенная личность чувствует, как она осознает себя...

Не скрою — в последнее время меня часто посещают мысли: Где я? Кто я? Зачем я? Что будет со мной дальше? Да и в чем заключается смысл жизни, если на то пошло...

Я брожу по зеленеющему атоллу с ярко-желтой песчаной кромкой, вглядываюсь в синие воды океана, слушаю крики птиц и шум волн... Все вокруг небывало странно, прекрасно... Живем мы с Лизой на маленьком катере, на котором перебираемся с острова на остров... Я свободен, мне кажется, будто мы в раю. Разве мог я мечтать об этом даже три месяца назад? По своему времени, конечно...

А вопросы о смысле жизни, о моей судьбе волновали меня и прежде. Не скажу, что поиск ответа на них усложнился или упростился. Я остался собой. Только времени для размышлений стало больше.

После того как старый Воронов взорвал в “Институте К” блок памяти компьютера с обработанным ментальным пакетом, матрицей своей личности, мы гарантированы от внезапного появления новых Воро­новых. Но даже если бы они и появлялись снова и снова — что бы это изменило? При всей ирреальности подобной ситуации?

Собственно, каждый раз, засыпая, мы переходим в другую реальность. И неизвестно, возвращаемся ли, просыпаясь, в прежний мир, или так и остаемся во сне. Или переходим из сна в сон.

В молодости мне очень нравилась китайская притча о Чжоу, которому приснилось, что он бабочка. Бабочка весело порхала с цветка на цветок, была счастлива и беспечальна. А потом Чжоу проснулся. И уже не мог понять — Чжоу снилось ли, что он был бабочкой, или бабочке снится, что она Чжоу?

Так и я не знаю, что реальнее — моя нынешняя жизнь или иллюзорные, привнесенные извне воспоминания. То, что случилось всего год, месяц, неделю назад — существует ли оно? Существовало ли когда-то на самом деле? Остались только следы. Но и следы заносятся ветром.

Прошлого уже нет, будущее еще не наступило, а что есть бесконечно краткий миг настоящего? Но все же мы живем в настоящем, и так ли уж важно, кто мы? Не важнее ли — какие мы?

 

ЭПИЛОГ

 

В мартовском лесу стало холоднее. Темнота в глазах быстро прошла. Все в порядке. Может быть, немного простудился? Незачем было выходить из дома разгоряченным, да еще и бродить столько... Что подумает хозяин? Хотя, какое ему до меня дело? Другие гости требуют заботы и внимания.

В небе с грохотом рвались ракеты, заливая лес разноцветным сиянием. После фейерверка должна начаться вторая часть торжественного ужина. Будут провозглашать длинные цветистые тосты, поднимать бокалы, соревноваться в красноречии. До меня очередь дойдет не скоро. Вот и отлично. Хватит времени подкрепиться. Есть хочется.

Я ускорил шаг, ориентируясь на то место, откуда взлетали ракеты. Не хватало еще заблудиться в саду! То-то смеху будет! А ведь ночью заплутать здесь не трудно. Будешь бродить среди одинаковых сосен или выйдешь к забору, попадешь в поле зрения камер, переполошишь всю охрану... Ничего страшного, конечно, но лучше уж вернуться к столу самому, а не в сопровождении бритоголовых представителей службы безопасности, охраняющих дачу Захарова.

Обратный путь оказался гораздо короче. Не так далеко от дома лежало открытое мною маленькое тихое озеро. Пять минут — и я вернулся на террасу, полную веселых, возбужденных после фейерверка гостей.

Пристраиваясь к очереди желающих вернуться в дом через двери, лишь одна створка которых была открыта, я уже едва сдерживал дрожь. Не хватало еще заболеть! И тут кто-то твердой рукой взял меня под локоть:

 — Господин Воронов?

Обернувшись, я увидел высокого мужчину лет сорока пяти в строгом темном костюме. Лицо его показалось мне смутно знакомым, но кто он, где я его видел, сказать было сложно. Во всяком случае, не сегодня и не у Леонида.

  Да, —  улыбнулся я, хотя незнакомец улыбаться и не собирался.

  Давно хотел с вами побеседовать. Мне рекомендовали вас как специалиста. Мы создаем новую компанию и хотели бы, чтобы вы работали на нас. Хорошо бы об этом поговорить не на ходу.

  Да, конечно, —  опять улыбнулся я. — Может быть, за столом? Я что-то замерз.

Легкое подобие улыбки тронуло губы незнакомца.

  Я вижу, вы не большой любитель выпить? Пара лишних рюмок — и мороз бы вас не беспокоил. Однако трезвый образ жизни — это отлично... Журналисты, которых я знал, пили безбожно...

  Разные люди встречаются среди представителей разных профессий, —  сказал я. — Профессия — не приговор, хотя в какой-то степени определяет привычки.

  Да, конечно, —  кивнул мужчина, который не торопился представиться.

Мы сели за стол. Не собираясь поддерживать репутацию трезвенника даже во имя получения некоей загадочной работы, я с молчаливого согласия налил рюмку коньяка своему собеседнику, потом себе, выпил и почувствовал, что начал согреваться. Официанты засновали между столов, разнося горячее — весьма кстати...

  Стало быть, новый проект? — навел я на прежнюю тему своего визави. — В чем же он заключается и что конкретно вы хотите предложить мне?

  Разработку рекламной кампании. Обеспечение имиджа консорциума. Информационную поддержку бизнеса. Собственно говоря, мы предлагаем вам работу по специальности.

  Дело знакомое... Условия?

  Больше вам нигде не заплатят, —  усмехнулся незнакомец и назвал мне такую сумму, что я даже перестал жевать. — Правда, возможно, придется переехать. Но мы готовы оплатить все неудобства. К тому же мы отдаем в ваши руки идеологическое руководство проектом. Вы сможете создать пресс-службу, направлять ее деятельность... И, может быть, у вас будет оставаться даже какое-то время для творчества. А в перспективе появится возможность участвовать в проекте наравне с акционерами. Известно, что на свою компанию человек работает гораздо лучше.

  Вы это серьезно? — Я был очень удивлен, если не сказать ошарашен предложением незнакомца. — Но почему выбор пал на меня? С такими перспективами вы можете нанять звезду первой величины, журналиста, известного на всю Россию.

  Нам нужен свежий человек. Громкое имя нас не привлекает. Требуется специалист, который будет работать. Если вы нам не подойдете — уволим. Какие могут быть проблемы?

Мужчина опять едва заметно улыбнулся, и я понял- такому палец в рот не клади. И даже засомневался: а стоит ли принимать блестящее предложение? Где-то я видел этого человека. Может быть, в новостях? Кто он — финансист, промышленник, политик? Похоже, он считал, что я его знаю, но я не мог вспомнить, кто это.

  Кстати, хочу дать вам первое задание — еще до того, как мы подпишем контракт, —  продолжал мой потенциальный наниматель. — У нас возникли некоторые разногласия по поводу названия. Часть акционеров предлагает дать компании незамысловатое и интернациональное имя “Технология”. Другие говорят, лучше назвать ее “Звездные врата”. Тоже красиво звучит по-английски. Есть, по-моему, такой фильм. Лично мне нравится “Лестница в будущее”. Или “Лестница к звездам”. Отражает наши долгосрочные планы и высокие цели. Как вы считаете?

  Я ведь еще не знаю, чем вы занимаетесь. А это, согласитесь, весьма важно при выборе названия.

  Развитие космических технологий здесь, на Земле. Спутниковая связь и вывод спутников на орбиту. Разработка портативных электрических генераторов — опять же, с использованием разработок ученых, занимавшихся космонавтикой. Ну и некоторые смежные отрасли.

Немного подумав, я улыбнулся. Глобальность и гигантомания могут привлечь потенциальных инве­сторов. Но нужны ли им инвестиции? Или достаточно хорошего имиджа? Всегда полезно, чтобы даже самые высокие проекты носили оттенок близкого, родного, понятного... И в то же время красивого и высокого.

  Вы ведь не собираетесь пока лететь к звездам?

  Нет, естественно. Но участие в подготовке полета на Марс — наша долгосрочная перспектива. И разработка оборудования для экспедиций на другие планеты, естественно.

  Это ведь не звезды, —  заметил я. — Давайте рассмотрим название “Солнечная лестница”. “Sun Ladder”. Звучит привлекательно и по-русски, и по-английски. И, главное, может означать и лестницу от планеты к планете в нашей Солнечной системе, и просто освещенную утренним солнцем лестницу на вашей даче... Приятный и понятный каждому образ. — Ваше предложение будет вынесено на совет ди­ректоров. — Человек, имени которого я все еще не знал, кивнул. Лицо его слегка потеплело. — Работать начнете прямо завтра. С девяти утра. Жду вас по адресу...

[X]