Дональд Гамильтон
Злоумышленники
Глава 1
Мне всегда бывает неловко, когда я тайно провожу оружие через мексиканскую таможню. Ребята в хаки проводят досмотр багажа так вежливо и так небрежно, что мне становится стыдно злоупотреблять их доверчивостью. Разумеется, если потом тебя поймают в Мексике с незарегистрированным пистолетом или револьвером — особенно пистолетом 45-го калибра, принятого на вооружение в мексиканской армии, — то тебя бросят в тюрьму и потеряют ключ. Но такое может случиться и в стране с менее бурной историей, чем Мексика.
При мне был револьвер не 45-го, а 38-го калибра, надежно укрытый в специальном отделении чемодана. Когда таможенник подошел к моему багажу, я не заволновался. К тому не было никаких причин. Увидев, что я стою с невинным видом и ключом наготове, он и не подумал потребовать от меня, чтобы я открыл чемодан. Он лишь лениво приподнял его, наверное, удостовериться, что в нем нет ни золотых слитков, ни штанги тяжелоатлета. Мгновение спустя мой чемодан двинулся по конвейеру к самолету.
Но мне пришлось прождать ещё полчаса, прежде чем объявили посадку. Здание аэропорта Хуарес не снабжено кондиционерами. Впрочем, мексиканское пиво — отличное средство от жары, и у меня было легко на душе при мысли о том, что я снова выхожу на оперативный простор, проторчав большую часть лета на «Проклятом ранчо».
Это самое «Проклятое ранчо», как мы его именуем, находится в Аризоне, то есть в самом неподходящем месте в летний период. Впрочем, даже в идеальное время года нам на «Проклятом ранчо» делать нечего. Туда посылают, когда начальство приходит к выводу, что тебе требуется тщательная медицинская и психологическая проверка. Не то чтобы я вдруг оказался в плохой форме, но с тех пор как побывал там в последний раз, успел заработать пару шрамов и кое-какие неприятные воспоминания. Вдобавок к этому оказалось, что весной в моих услугах никто и нигде не нуждался, вот я и был отправлен в Аризону на профилактику.
В конце концов, мне удалось уговорить их отпустить меня — я сказал, что у меня есть небольшое личное дело неподалеку от Санта-Фе, штат Нью-Мексико, всего в каких-то пятистах милях от Аризоны, но освобождение состоялось лишь после того, как меня порядком помурыжили во всех без исключения тамошних отделах — от психиатра до инструктора по стрельбе. Оказалось, что я здоров, эффективен и опасен настолько, что самому стало страшно. Я прибыл в Санта-Фе, где живал в предыдущем воплощении, и попытался немного развеяться в местных бистро с помощью доброй старой знакомой — если вам так уж интересно, то зовут её Кэрол, — но тут вдруг я получил приказ, неважно каким образом, — сняться и как можно скорее появиться в Мехико-Сити.
В качестве средства передвижения я выбрал небольшой самолетик, совершавший коммерческий рейс. По пути в Эль-Пасо он сделал несколько посадок. Из аэропорта Эль-Пасо полный энтузиазма таксист повез меня через границу в Хуарес и порядком поколесил по Мексике, пока не нашел-таки скрывавшийся от нас аэропорт к югу от города. После чего таксист получил честно заработанные доллары и укатил так же быстро, как приехал.
Он напрасно проявлял такую стремительность. В моем распоряжении было вдосталь времени, чтобы предъявить документы у мексиканского паспортного контроля и получить от него туристскую карточку, а потом улыбнуться милому таможеннику, открывшему зеленую улицу моему чемодану с маленьким «смит-вессончиком» и кое-какими другими сюрпризами, которые предстали бы перед его взором, если бы он удосужился заглянуть в мой багаж.
Мексиканский самолет также сделал несколько посадок, и мы приземлились в Мехико, когда уже стемнело.
Я оказался вместе с другими пассажирами в одном из маршрутных такси, курсировавших между городом и аэропортом, и назвал отель, в котором мне рыло ведено остановиться. Водитель первый раз слышал о гостинице «Монте-Карло», но у меня был адрес, и в конце концов он отыскал эту узкую темную улочку с односторонним движением в старой части города. Он недоверчиво подкатил к темному обшарпанному подъезду, над которым слабо освещалась вывеска с нужным мне названием.
Только в книгах человек моей профессии останавливается в самых роскошных отелях и прожигает жизнь в окружении писаных красавиц. Я взял свой чемодан, вручил таксисту несколько долларов, поскольку песо у меня не было, и, осторожно ступая, направился к большой двери. Вообще-то я получил шифровку из Вашингтона, но у нас порой выходят накладки. К сожалению, в мире есть люди, которые ко мне плохо относятся, и один из них вполне мог находиться в столице Мексики.
Иначе говоря, это было отменное место для ловушки, но я вошел — и ничего такого не случилось. Я оказался в просторном вестибюле отеля, который когда-то явно считался фешенебельным, но теперь состарился и пришел в упадок. Из-за конторки поднялся и вышел мне навстречу вежливый субъект в аккуратном темном костюме, сказал, что он администратор, и осведомился на отличном английском языке, не являюсь ли я мистером Мэттью Хелмом, который забронировал номер.
Когда я подтвердил его догадку, он вызвал мальчишку, который взял у меня чемодан, а сам проводил меня наверх по мраморной лестнице с роскошными медными перилами, которые были до блеска начищены, но не создавали впечатления слишком уж надежной ограды, способной выдержать сколько-нибудь существенный вес. Мой провожатый ввел меня в комнату с потолком метров в пять и взял с меня торжественное обещание, что если мне что-то понадобится, то я непременно сообщу ему об этом.
Он удалился, забрав с собой мальчишку, а я огляделся и решил, что хоромы мне попались неплохие. Я был сыт по горло ячейками с нейлоновыми коврами в ульях из стекла и бетона, а у этого номера был свой неповторимый характер. Также там были чистые простыни на кроватях и полный, отменно действующий набор всех необходимых приспособлений в ванной, в том числе и европейский аппарат под названием биде. Я как раз разглядывал эту диковинку, когда зазвонил телефон. Я вернулся в спальню и снял трубку.
— Сеньор Хелм? — осведомился громкий голос в трубке.
— Это Хелм, — подтвердил я.
— Пока с вами все в порядке, — услышал я. — Насколько можно судить, хвоста за вами нет. Как вам понравился ваш номер? По-моему, очень колоритный, amigo. Ха! Эти люди с их вечно срочными заданиями считают, что можно творить чудеса в разгар туристского сезона! Но по крайней мере в этом старинном отеле можно доверять телефону. Никому и в голову не придет его прослушивать, потому как в таких местах уже никто не останавливается. Сейчас я вас соединю с абонентом. Минутку. — Возникла пауза, пока мой собеседник ждал соединения. Это был человек, которого я скорее всего никогда не увижу, а если и увижу, то не узнаю. Это доставляло ему удовольствие. Я снова услышал его голос, но он обращался не ко мне: — Хелм. на проводе, сэр. Говорите.
— Эрик? — услышал я издалека знакомый голос, обратившийся ко мне по кличке, которую мне присвоили в нашей фирме. Судя по слышимости, он говорил из Вашингтона, хотя, учитывая наши телефоны, он вполне мог говорить из дома напротив.
— Эрик слушает, сэр, — отозвался я, и мы обменялись несколькими обязательными репликами, чтобы не нарушать инструкций.
Голос сказал:
— Вам заказан билет на рейс авиакомпании «Мексикана» номер девятьсот шесть. Самолет вылетает завтра утром в восемь тридцать в Лос-Анджелес, через Гвадалахару, Пуэрто-Вальярту и Масатлан. Вы сойдете в Масатлане. Это, кажется, порт на западном побережье, а также курорт и центр спортивного рыболовства. Население около семидесяти пяти тысяч человек. Агент установит с вами предварительный контакт в аэропорту. Вы проследуете в отель «Плайя Масатлан», находящийся в трех милях на север от города, и будете вести образ жизни простого туриста, пока она снова не свяжется с вами…
— Она?
— Да. Агент — женщина. Брюнетка лет двадцати пяти. Вполне привлекательной наружности. Зовут Присцилла Деккер. Не исключено, что имя настоящее. На ней будут белые полотняные брюки, цветная шелковая кофточка, темные очки и жуткая шляпа из пальмовых листьев — такие продаются на мексиканских курортах. Кстати, брюки как деталь дамского туалета, кажется, в Мексике непопулярны…
— Очень непопулярны, сэр, — подтвердил я. — И в этом смысле мексиканцы — молодцы. Но американским туристкам обычно плевать на чувства аборигенов.
— Женщина получила ваше описание, — продолжал Мак. — Когда она вас увидит, то снимет очки и некоторое время будет их протирать, чтобы дать вам возможность разглядеть её лицо. Когда будете проходить мимо нее, то вынете платок и вытрете лоб.
— Вы уверены, что мне при этом не надо держать в зубах красную розу и насвистывать «Кукарачу»?
— Это совместная операция, в чем вы скоро убедитесь, — кротко отозвался Мак. — Женщина не из нашей фирмы. Равно как и её партнер. Ритуал опознания предложен их организацией. Главное, узнайте её. И не удивляйтесь, если к вам отнесутся без особой теплоты. Не все находят в себе силы поступаться тем, что считают своей собственностью.
— Я что-то у неё отбираю?
— Да, вы отбираете кусок операции. У неё и у её партнера.
— Что же это за операция, сэр?
— Насколько мне известно, к нам она отношения не имеет. Главное, как следует выполнить нашу часть.
— Что же от нас хотят?
— Надо вывезти кое-кого из Мексики. Лицо, обладающее определенной информацией. Вышеуказанное лицо уже дало показания, они записаны на пленку, а пленка находится в наших руках. Но люди из Лос-Аламоса хотят кое-что уточнить, задать дополнительные вопросы.
— Выходит, я должен сыграть конвоира? — спросил я, хмуро уставясь в стену. — Но почему такой переполох? Почему нас побеспокоили? Что задумали ребята на Холме? С кем им приспичило потолковать? С беглым ученым?
— Вы задаете слишком много вопросов, Эрик, — мягко отозвался Мак. — Содержание лос-аламосского проекта официально не имеет к нам никакого отношения. Я, кажется, уже сообщил вам об этом.
— Да, сэр. Виноват, сэр.
— Однако я могу кое-что добавить от себя. Это не беглый ученый, но самое обыкновенное гражданское лицо по фамилии О`Лири. Это лицо стало свидетелем явления, которое представляет интерес для команды специалистов, работающей в Лос-Аламосе. Хочу предупредить, что по целому ряду причин лицо это не горит желанием совершить путешествие в Штаты.
— Приятная и обнадеживающая новость, — сказал я.
— Кроме того, другие лица из далекой страны также проявили горячий интерес к явлению, о котором идет речь. Они вполне готовы потратить немалые деньги и даже жизни своих и чужих агентов, чтобы иметь возможность получить от О`Лири подробное описание.
— Ясно, сэр, — сказал я. — Значит, моя задача — уберечь от чуждого влияния этот ценный человеческий образец? Но работа телохранителя несколько не по моей специальности, сэр!
— Но речь идет не об охране, Эрик. Охрану обеспечивают те, кто уже занимается этой проблемой.
— Понимаю, — медленно отозвался я. — Во всяком случае, мне кажется, что я понимаю. Но все-таки нельзя ли немного поподробнее?
— При транспортировке объекта на север могут возникнуть трудности, немалые трудности, — сказал Мак. — И если их не удастся избежать, кое-кто у нас в Вашингтоне хотел бы надеяться, что проблемой занимается опытный агент. Тот, кто знает, какие меры надо принимать в конкретных обстоятельствах, тот, кто, не колеблясь, пойдет на эти меры. — Помолчав, он добавил: — В этом мире хватает сантиментов, Эрик, но в нашей работе им не должно быть места.
— Да, сэр.
— Надеюсь, ситуация вам понятна. У нас в распоряжении пленка, на которой имеются основные факты. Они есть только у нас и ни у кого более. Люди из Лос-Аламоса хотели бы кое-что уточнить, а может быть, и получить новые подробности, но не это главное. Главное в другом: нельзя, чтобы эта информация попала к нашим оппонентам. Что бы ни произошло, объект по имени О`Лири не должен попасть к ним в руки. Я выражаюсь достаточно ясно?
— «Что бы ни произошло», — повторил я, скорчив гримасу. — Да, сэр. Мне все ясно. Есть ли ещё какие-то детали, о которых мне нужно знать?
— Все остальное вам расскажет мисс Деккер. Впрочем, имейте в виду, что наши отношения с южными соседями в последнее время настолько ухудшились, что Вашингтон выражает по этому поводу немалую озабоченность. Существует предположение, что это результат специальной кампании, проводимой кем-то, обладающим достаточными ресурсами.
— В этом нет ничего нового, — заметил я. — Коммунисты уже много лет крутят старую пластинку с песней «Янки, убирайтесь домой» по всей Латинской Америке.
— Есть признаки того, что в последнее время их активность усилилась. Поэтому остерегайтесь подбросить машине антиамериканской пропаганды новое сырье.
— Ну, конечно, — кисло заметил я. — Мне надо лишь незаконно проникнуть в чужую страну с незаконным оружием, незаконно умыкнуть человека, а может быть, и незаконно отправить его на тот свет. Но при этом я не должен задеть ничьих чувств. Ясно, сэр. Что-нибудь еще, сэр?
Мак пропустил мимо ушей мой сарказм.
— Вроде бы все, Эрик, — сказал он. — Нет, пожалуй, ещё одно…
— Что же это, сэр? — спросил я, когда он вдруг замялся, что было для него, в общем-то, нетипично.
Он помолчал ещё несколько секунд, затем вдруг спросил:
— Эрик, вы верите в летающие тарелки? Я очень обрадовался собственному присутствию духа, ибо, ни секунды не медля, ответил:
— Да, сэр!
— Что?!
— Я сказал: «Да, сэр!» — Мне нечасто удавалось получить преимущество в поединке с ним, и потому я усилил натиск: — Я однажды видел такую тарелку, сэр.
— Серьезно? Где же?
— В Санта-Фе, штат Нью-Мексико, сэр. Где я жил как добропорядочный гражданин, на несколько лет вырвавшись из ваших тисков. Это потом вы снова возникли и утащили меня опять к себе.
— Насколько я помню, долго вас уговаривать не пришлось. Что же вы видели?
— Светящийся, мигающий зеленоватый предмет, который двигался в сумерках над городом в южном направлении. Со мной его наблюдала моя бывшая жена, тогда ещё она была миссис Хелм, а также другая пара, находившаяся в автомобиле с нами. Мы все вылезли из машины, чтобы удостовериться, что это не блики на стекле. Мы смотрели и смотрели, пока предмет не растаял где-то над горами. Когда мы вернулись домой, я позвонил в полицию. Полицейский, снявший трубку, попросил меня подождать, потому как записывал предыдущий звонок такого же содержания.
— Нашлись ещё свидетели, которые это подтвердили?
— В городе их было хоть отбавляй. На следующий день об этом написали газеты. Если хотите, можете проверить. Это было в пятьдесят восьмом — пятьдесят девятом году. — Я замолчал, но поскольку он не отозвался, я продолжил: — Я не утверждаю, что видел межпланетный корабль с остроголовыми космонавтами, но что-то действительно пролетело над городом, причем это не имело никакого отношения к известным мне типам летательных аппаратов.
— Правда? Это интересно, Эрик, — сказал Мак с недоверием в голосе.
— Да, сэр. Разумеется. Конечно, люди из ВВС настаивают, что ничего такого не было и в помине, мол, это просто галлюцинация, случившаяся сразу у многих людей. Только вот непонятно, что наши покорители небес пытаются скрыть. — Помолчав, я спросил: — Что-нибудь еще, сэр?
— Нет, — коротко буркнул он. Похоже, Мак заготовил для меня несколько теплых слов, но я ответил в неожиданной для него манере, а потому он решил не тратить на меня время попусту, советуя проявлять широту взглядов в вопросах странных явлений.
По крайней мере, у меня возникло впечатление, что именно такую лекцию он хотел мне преподнести, а я знал, что он терпеть не мог тратить зря слова. А впрочем, может, ему не нравилось мое скептическое отношение к людям из ВВС. Так или иначе, Мак продолжал деловым тоном:
— Главное, держите в голове инструкцию: живым объект следует исключительно в Лос-Аламос. Это оптимальный вариант. Впрочем, есть и другое решение, также вполне приемлемое. Да, кстати, Эрик…
— Да, сэр.
— Попытайтесь выполнить поручение в разумно сжатые сроки. Это услуга, которую мы оказываем кое-кому в Вашингтоне, — они хотят, чтобы делом занимались профессионалы. У меня же для вас есть другое задание, вернее, появится, как только я найду вам подходящего партнера. К сожалению, молодые женщины с характером и складом ума, соответствующими нашему типу работы, крайне редко встречаются в наши дни. А подготовленные нами агенты все заняты…
— Ясно, сэр, — сказал я. — Если мне случится натолкнуться на удивительно кровожадную цыпочку, я дам вам знать.
Я повесил трубку и некоторое время провел в размышлении о летающих тарелках, черт бы их побрал.
Глава 2
Утром я заказал такси, которое доставило меня в аэропорт достаточно рано, чтобы я мог ещё позавтракать в ресторане со стеклянными стенами и видом на летное пате. Оригинальностью ресторан не отличался. Он походил на любой другой ресторан современного аэропорта.
Когда я подошел к стойке «Мексиканы», где как раз началась регистрация билетов на мой рейс, я испытал нечто, способное произвести на менее опытного и закаленного члена нашей организации весьма болезненный эффект. Оказалось, что Мак отнюдь не вездесущ и не всемогущ. Иначе говоря, билет мне не был забронирован. Если он и внес мое имя в список пассажиров, сюда этот список не попал.
Молодой человек за стойкой изучил все свои бумаги, записи, досье и покачал головой. Он поднялся, проследовал в офис и вернулся, опять качая головой. Мы провели переговоры, и он уверил меня, что как-нибудь устроит меня на этот рейс. Я показал ему уголок купюры в пятьдесят песо, полученной мною в виде сдачи в отеле.
— Вы не опоздаете на самолет, сеньор, — сказал он, улыбаясь и глядя мне в глаза. — Причем это вам не будет стоить ничего сверх обычной цены.
Получив лишний аргумент против бытующей теории, что в Мексике все поголовно готовы тебя обобрать, и исполнившись новой веры, я стоял у своего чемодана и ждал до восьми часов, когда регистрация закончилась, и молодой человек махнул мне рукой. Я подошел, и он оформил мне билет. Мы взлетели и могли бы полюбоваться долиной, в которой расположена мексиканская столица, колыбель ацтекской цивилизации, если бы она не была окутана туманом, очень похожим на лос-анджелесский. Похоже, и здесь скоро возникнет проблема смога.
В Гвадалахаре нас выгнали из самолета минут на двадцать, после чего мы перелетели через вполне живописные горы, совершив посадку в Пуэрто-Вальярте, небольшом морском портовом городке, где нам снова пришлось выйти из самолета. Пассажирам не разрешают оставаться в самолете, когда его чистят и подметают в промежутках между перелетами.
До сих пор я чувствовал себя раскованно, наслаждался полетом, любовался пейзажами, но когда мы снова взлетели и самолет, поднявшись над зелеными волнами океана, взял курс на Масатлан, что в переводе означает «место, где водятся олени», я почувствовал знакомое ощущение, охватывавшее меня всегда перед началом работы: тяжесть в горле и в диафрагме. Как бы давно ты ни работал, ощущение это с годами не проходит. По крайней мере, у меня это так.
Мой агент действительно поджидал меня в аэропорту Масатлана: белые полотняные брюки и безумная шляпа из пальмовых листьев. Выглядела она вовсе не так, как а думал. Она выглядела как-то по-детски. Я имею в виду не тех пухленьких розовощеких шепелявящих блондиночек, но смуглых худощавых, большеглазых девиц со впалыми щеками, которые и не подозревают, что когда-то станут красавицами.
С первого же взгляда она стала меня раздражать. Это было не совсем справедливо, но я уже заранее настроился подозрительно. Но теперь я был недоволен вовсе не её умением одеваться или выбирать условные знаки. Самые опасные недостатки в нашем деле — это идеализм и невинность. Насколько я мог судить, у неё имелось и то, и другое.
Она беседовала с загорелой, крепкой блондинкой, на которой было надето нечто оранжевое и без рукавов — самый настоящий мешок с прорезями для рук и головы, украшенный народным орнаментом, — такие продают во всех местных сувенирных магазинчиках. Когда поток пассажиров с нашего рейса пронес меня мимо нее, моя девица сняла очки и стала протирать стекла клинексом.
В соответствии с инструкциями я вытер лоб платком. Получилось вполне убедительно — и удивляться тут не приходилось. Я был одет с учетом высокогорных Сан-та-Фе и Мехико-Сити, где сухо и прохладно. Здесь же, у моря, было жарко и влажно — ълажность подходила к стопроцентной отметке.
Я заметил, что вблизи Присцилла Деккер выглядит не такой юной, как издалека. Ей было лет двадцать пять, и у неё был слегка увядший вид профессиональной девственницы, каковой эти плоды приобретают, если их вовремя не сорвать с ветки. Не знаю даже, хорошо это или плохо лично для меня, но так или иначе мне не нужно было делать скидку на её юность. Если она не сумела как следует распорядиться своими годами, моей вины в этом нет.
Первый контакт состоялся, и на этом наши обязанности на сегодня закончились. Я не посмотрел, куда она пошла. Я не должен был обращать на неё внимания. Я дождался чемодана, — на мой взгляд, летать самолетами станет удобно, лишь когда изобретут нечто вроде турбовинтовых чемоданов, которые могли бы самостоятельно передвигаться по воздуху, — и был доставлен в отель «Плайа» разбойником-таксистом. Он содрал с меня двадцать песо, то есть доллар шестьдесят, и был даже разочарован, когда я принял его условия без звука. На сей раз бронь имелась, хотя без этого как раз можно было вполне обойтись. Летний сезон кончился, зимний ещё не начался, и потому свободных номеров было хоть отбавляй.
По-испански «плайа» означает «берег», и отель стоял у самого океана. Это мне понравилось, и, удостоверившись, что кондиционер в моем номере работал на полную мощность, я переоделся в плавки и отправился на пляж. Было небольшое волнение, — я бы даже сказал, весьма приличное для погожего солнечного дня, — но я успел познакомиться за годы службы с прибоем и плаванием в шторм, а потому, немного понаблюдав за гребешками волн, рассчитал все как надо и нырнул под одну из них. Я вовсю работал руками и лихо увернулся от белого гребня, готового захватить меня и увлечь, как щепку.
Еще несколько ныряльщиков мерились силами с волнами, и среди них одна женщина в белом атласном купальнике (не бикини, а в сплошном). Почему-то она сразу бросилась мне в глаза — то ли потому, что так уж они у меня устроены, то ли потому, что лишь она отваживалась заплывать так далеко. Плавала она неплохо, с каким-то европейским акцентом, каковой я никак не мог точно определить. Похоже, её воспитали на брассе, а кроль уже вошел в моду позже.
Она была худощавой, почти что худой, и её крепкое зрелое тело, затянутое в мокрый атлас, возбуждало куда сильнее, чем все эти мягкие пухлые нимфетки, коими усыпаны пляжи, — даже несмотря на то, что их наготу в основном прикрывает загар. Что-то в её облике вызвало мою любознательность — назовем это так! — и потому, увидев, что она повернула к берегу, я подождал мину ту-другую, а потом, подкараулив волну, позволил ей бросить меня вдогонку за ныряльщицей.
Волна средних размеров может изрядно пощекотать нервы. Порой кажется, что тебя трясет из стороны в сторону сердитый пес, но я ловко вырвался из её объятий, прежде чем она смогла закопать меня с головой в песок, и встал. Я успел обогнать женщину и теперь повернулся ей навстречу, вытряхивая из ушей воду. Она же приближалась ко мне с легкой улыбкой.
— Я все думала, когда же ты меня узнаешь, Мэттью, — сказала она.
Некоторое время я колебался. В моей голове мелькнуло имя одной особы, которая удивительно удачно умела менять внешность в соответствии со служебной необходимостью. Но она всегда отличалась развитыми формами. В официальных отчетах её именовали «сексапильной», «чувственной», но никогда «худощавой». И все же это была она, Вадя. Сомнений у меня больше не было. Пару раз я переспал с ней и однажды в неё стрелял. Я не мог ошибиться.
— Как тебе не стыдно, Вадя, — сказал я. — Нехорошо обманывать старых друзей. Давно ли ты села на диету?
— Какая, к дьяволу, диета! — воскликнула она. — Если бы ты знал, сколько операций я перенесла, сначала, чтобы извлечь пулю, которую ты так не по-джентльменски всадил в меня, а потом чтобы уничтожить следы этих операций! Когда они кончили меня кромсать и собрали заново, я была похожа на скелет, на тень. А потом я решила, что есть смысл сохранить стройную фигуру. Далеко не все так проницательны и наблюдательны, как ты. Я здесь уже несколько дней. И если бы кто-то из твоих друзей узнал Вадю в этом хрупком создании, тебя бы сюда не послали. Они бы предпочли кого-то мне неизвестного.
— Ты знала, что я сюда прибуду?
— Нет, конечно. Мы не знали, кого именно они пришлют, хотя понимали, что кого-то пришлют обязательно — помимо тех, кто уже здесь. Это работа не для выпускника университета с дипломом по экономике или международным отношениям, даже если он умеет выхватить пистолет в доли секунды и изрешетить мишени, которые очень похожи на человеческие фигуры, хотя и сделаны из бумаги. И кроме того, это работа не для девицы с прекрасными идеалами, непонятными желаниями и любовными разочарованиями. — Вадя улыбнулась и продолжала: — Это работа для простых и практичных людей, как ты и я, мой милый. Конечно, поскольку приехал сюда именно ты, мне, возможно, придется убить тебя. Но я все равно рада, что ты приехал. Давай вылезем из этой мыльной пены и пойдем чего-нибудь выпьем.
Глава 3
Кое-кто имеет пунктик насчет недопустимости приятельского общения с неприятелем. Они, похоже, боятся заразиться от них нелояльностью, словно это простуда. Они ведут себя так, словно единственный способ сохранить верность долгу и родине — это запереться в компании завзятых патриотов в месте, надежно защищенном от бактерий, испускаемых подонками-супостатами.
Лично я более высокого мнения о собственном иммунитете, и если враг хочет дружить, я всегда готов соответствовать. Зачем проявлять титанические усилия, чтобы вычислить враждебные намерения оппонента, пользуясь самыми сложными и изощренными методами дедукции, когда он или она могут лично поведать об этом за коктейлем?
Устраиваясь поудобнее на деревянном стуле в одной из крытых коричневой дранкой кабинок, что вылезли словно грибы из песка по всему пляжу вокруг отеля, кое-как деля пространство с зелеными пальмами и ржавой спасательной вышкой, я напомнил себе, что у Вади, судя по всему, есть веские причины добиваться возобновления нашего знакомства. Не случайно же она подкараулила мое прибытие, чтобы очертя голову ринуться в бушующие волны! Ну что ж, я был к этому готов. Мы уже играли в эту игру и прежде, и разница в счете была невелика. Я немного опережал её по очкам. По крайней мере, её пуль из меня пока что никто не выковыривал.
Я сидел, отхлебывал коктейль, слушал шум прибоя и ждал, когда она первой нарушит молчание и задаст тон разговору. На пляже в отдалении мальчишки устраивали фейерверк. Это, пожалуй, единственное, что мне не нравится в мексиканцах. В отличие от американцев, они не ждут четвертого июля, а пускают эти штучки в любое время года, дня и ночи. Мы же по роду деятельности весьма болезненно воспринимаем внезапные и громкие звуки.
В остальном все было тихо и мирно. В двух шагах от нас из своей норки вылез краб. Какая-то птица проковыляла к мокрой полосе песка, тщательно уворачиваясь от соленых брызг. Недалеко от мыса, на котором находился отель, виднелись островки. Слева, через бухту, расположился Масатлан.
Выглядел он не таким уж маленьким. Мак, помнится, определил его население в семьдесят пять тысяч человек. Над горизонтом нависли тучи, как бы напоминая, что дождливый сезон ещё не кончился, но над нами небо было голубым, и солнце светило вовсю.
Протянув руку, Вадя похлопала по моему предплечью, а краб снова скрылся в своей крошечной норке.
— Милый, — сказала Вадя, — я так рада тебя видеть, хотя ты чуть было не убил меня.
— Это будет тебе уроком, — отозвался я. — Когда ты пытаешься опоить джентльмена, то не стоит стоять и ждать, пока он грохнется на землю. Он вполне может сначала вытащить пушку и проделать в тебе отверстие.
— Да, глупо с моей стороны было надеяться на извинение, — чуть резче, чем следовало бы, отозвалась Вадя. — Или, по крайней мере, на выражение сожаления.
— Кончай! — улыбнувшись, перебил её я. — В подобных обстоятельствах ты поступила бы точно так же. Если бы я, конечно, оказался настолько туп, что позволил бы тебе это сделать. Ты, возможно, даже выстрелила бы точнее, чем я. — Разговор пошел не по тому направлению, и я спросил: — А кто тут у вас главный? Если это, конечно, не страшная тайна.
Вопрос был задан в лоб, и она автоматически откликнулась:
— Конечно, я сама. Зачем мне кто-то еще?
— Затем, что это не твое амплуа, и ты это прекрасно знаешь. Твое дело оказывать противодействие. С помощью секса или пистолета вывести меня из игры, когда это потребуется. Меня или того, кого прислали бы вместо меня. Для главной работы они прислали бы кого-то другого. Того, у кого побольше мускулов и поменьше утонченности. Кто он?
— Неужели ты думаешь, что я прямо сразу тебе все выложу?
— Конечно, — отозвался я. — Что толку скрывать от меня то, что я и сам выясню в самое ближайшее время.
— Ладно, — пожала плечами Вадя, — если уж тебе так это интересно, то скоро прибудет Гашек. Я отдыхала в Акапулько, и меня срочно прислали сюда пасти объект до прибытия Гашека.
— Гашек? — мягко присвистнул я. — Безумный чех?
— Он не безумный, но очень-очень крутой. Гораздо круче тебя, милый.
— Круче меня никого быть не может, — ухмыльнулся я Ваде. — Кроме разве что тебя. Что крутого в толстяке с бритой головой, который пугал своим люгером бедных несчастных турок и арабов. Люгером! Кому рассказать. Пистолет, дуло которого дрожит как лист на ветру, а между тем, как нажмешь на спуск и вылетит пуля, пройдет полчаса! Ни один серьезный оперативник не пользуется люгером, только те, кто поставлен для отвода глаз!
— Ты говоришь это, чтобы набить себе цену, — усмехнулась Вадя. — Чтобы почувствовать себя храбрецом.
— Против Гашека не нужен храбрец, — запальчиво отозвался я. — Против него нужна мухобойка. Тогда от него останется только жирное пятно. Когда он прибывает?
— Я рассказала тебе все, что собиралась, — рассмеялась Вадя, — а в ответ от тебя слышу лишь хвастовство и сомнительные сведения по баллистике.
— Гашек, — задумчиво протянул я. — Мне-то казалось, он действует исключительно на Ближнем Востоке. Видать, им позарез понадобился наш объект, раз они выдернули Гашека с его любимых пастбищ. Сколько же человек он намерен использовать?
— Милый! Ты хочешь получить уйму сведений, а взамен не сказать ничего.
— Взамен! — фыркнул я. — Мне-то казалось, мы ведем приятную дружескую беседу. Два старинных друга — и врага — встречаются после долгой разлуки. А ты хочешь превратить это в базарный день на местном рынке. Что же тебя интересует?
Она сразу не ответила, и я стал наблюдать за тем, как белая птица, по-видимому решив покончить жизнь самоубийством, вонзилась в океанские воды. Впрочем, мгновение спустя она снова взмыла в небеса, с добычей то ли в клюве, то ли в когтях — издалека я не мог точно сказать, а может, и вовсе без добычи. Возможно, она промазала. Такое случается и с птицами. Я посмотрел на Вадю и сказал равнодушным тоном:
— Операция «дурдом», ты со мной не согласна?
— В каком смысле? — с улыбкой осведомилась она.
— Множество взрослых серьезных людей переполошились из-за наркотических видений какого-то психа. — Независимо от моих собственных убеждений, я не сомневался, что в данном случае лучше всего использовать скептический подход. Я спросил Вадю: — А как будет по-испански «летающая тарелка»?
— Plato volante, — сказала она, с удивлением посмотрев на меня. — disco volante. Зачем тебе?
— Можешь, конечно, держать свои чувства при себе, — улыбнулся я ей, — но лично меня удивляют эти самые ребята из Вашингтона. Мне приходилось выполнять очень необычные задания, но впервые меня отправили гоняться за воображаемыми космическими кораблями или даже психом, которому они померещились.
— Да, это и впрямь странно. — Вадя позволила себе легкую усмешку. — У меня возникло примерно такое же ощущение, когда мне объяснили задание. — Она с недоумением передернула голыми плечами и продолжала: — Но, разумеется, мое дело не задавать лишние вопросы, а выполнять, что ведено. Работа есть работа.
Она не выдала мне никаких секретов и даже не поделилась своими истинными мыслями на этот счет, но по крайней мере мой «гамбит НЛО» не вызвал у неё большого удивления. Похоже, мир причудливых идей гораздо шире, чем Вашингтон, округ Колумбия.
— Верно, — произнес я вслух. — Работа есть работа.
— Ну, и как же ты собираешься справиться со своей работой, милый? Теперь, когда тебе ясно, кто твой противник, неужели ты и впрямь надеешься увести своего пленника из-под носа у нас с; Гашеком и переправить его через границу в США? — Она посмотрела на меня в упор. — Каков твой план, милый? Он должен быть очень хитроумным. Я рассмеялся.
— Ну вот, наконец-то прямой вопрос. Что х, ты назвала мне Гашека, а я за это отвечу на твой прямой вопрос. Слушай меня внимательно, куколка, потому что это важно.
— Слушаю. Скажи мне, что ты задумал, чтобы перехитрить нас с Гашеком, двух из самых лучших агентов в этой области, да будет позволено мне польстить себе и ему. Скажи мне, и я тогда скажу тебе, годится твой план или нет.
— Перехитрить! — фыркнул я. — Еще чего! Мои инструкции просты и незатейливы. Мне ведено застрелить этого субъекта с живым воображением, если ты или Гашек поглядите в его сторону или покажете на него пальцем. Ну с какой стати иначе им было бы посылать меня?
Наступила пауза. Вадя уставилась в стакан так, чтобы я не видел выражения её лица, но я неплохо её знал, и у меня возникло неприятное ощущение, что мои слова развеселили её, что именно их-то она и надеялась услышать, хотя, конечно, в данных обстоятельствах это могло показаться полным абсурдом. Впрочем, я многого не знал, а то, что знал, могло оказаться неверным. Вадя поднесла к губам стакан и осушила его.
— Ясно, — сказала она. — А я-то все думала. Теперь понятно.
— Разумеется, ваши имена не упоминались, но суть остается той же. Я сделаю, что мне ведено, а потом вернусь в Санта-Фе, штат Нью-Мексико, где меня ждет коктейль и дама по имени Кэрол; я оставил их, когда понесся ловить маленьких зеленых человечков в небе. Коктейль, наверное, уж нагрелся, но чего, чего, а льда и спиртного там хватает. С дамой, однако, все обстоит иначе. Она не такая, как остальные. Она уникальна. Когда я покидал её, она, как раз наоборот, была пылкой. Надеюсь, она не успеет остыть.
— Пытаешься возбудить во мне ревность, — улыбнулась Вадя. — Это ребячество.
— Может быть.
— Кроме того, ты мне делаешь предупреждение, Мэтт, да? Даже самый настоящий ультиматум.
— Не исключено, — буркнул я. У меня по-прежнему было неприятное ощущение, что я играю ей на руку, но я уже начал раскручивать этот мрачно-угрожающий стереотип, и было поздно переходить на другую программу. Я добавил с металлом в голосе: — Передай информацию своим, киса. Я приехал сюда не валять дурака, и телохранитель из меня очень даже средний. Я завалил спецкурс по спасению людей, зато отлично проявил себя на занятиях по пистолетному делу. Если вы предоставите мне такой шанс, я, конечно, отвезу этого впечатлительного типа на север. Но если вы сделаете в его сторону шаг или даже полшага, у нас будет один общий покойник. И не пытайся поймать меня на блефе, киса, потому как я не блефую. Ни .в коем разе! Мне ведено рассматривать подопечного как предмет, подлежащий уничтожению, и чтобы не уступить его тебе или Гашеку, я могу его уничтожить прямо сейчас. — Я резко поднялся. — Как тут, кстати, принято платить за выпивку?
— Отнеси эту бумажку бармену, — ровным тоном отвечала Вадя, — они дадут тебе счет. Там есть строчка для propina, то бишь чаевых. Пятнадцать процентов считается нормой.
Я посмотрел на неё сверху вниз, чувствуя себя так неуютно и неуверенно, как может мужчина чувствовать себя в присутствии женщины, которая знает больше, чем он, и достаточно умна, чтобы умело пользоваться своими знаниями.
— Спасибо, — кисло пробормотал я. — Правда, я полжизни прожил на границе с Мексикой, но все равно большое спасибо. Приятно, прожив все эти годы, наконец узнать, что такое propina.
Вадя пожала плечами.
— Ты же не знал, как по-испански летающая тарелка. Мне известно, что ты немножко знаешь испанский — я читала в твоем досье, но раз тебе хотелось прикинуться незнающим, я готова была пойти тебе навстречу, Мэттью.
— Правда?
— Правда. Я действительно не обижаюсь на тебя за то, что ты со мной сделал. И, конечно, я не ожидала никаких извинений. Тебе это ясно, надеюсь?
— Вполне.
— Нам нет смысла пугать друг друга и корчить жуткие рожи. Давай пообедаем вместе. Встретимся в семь тридцать в вестибюле. Мы отправимся в «Копа де лече», что означает «стаканмолока». Это, пожалуй, лучший в этих местах ресторан. Там, кстати, есть кондиционер. По мексиканским стандартам половина восьмого — слишком рано для обеда, но ты, милый, устал после перелета. — Она одарила меня улыбкой. — Не бойся. Я не отвлекаю тебя от работы. На сегодня никаких акций не запланировано. Но если у тебя есть какие-то подозрения и ты хочешь пообедать прямо в отеле, то я тоже согласна.
Кормят тут сносно, и столики стоят на балконе, где вполне прохладно. Но в любом случае надень костюм и галстук. А то очень утомительно видеть взрослых мужчин в шортах и рубашечках с коротким рукавом, — прямо школьники-переростки.
— Семь тридцать, — улыбнулся я. — Костюм и галстук. Договорились.
Я оставил её за столиком, а сам подошел к стойке бара, где подписал счет за выпивку. Бар был расположен на веранде, примыкавшей к вестибюлю. Проходя мимо конторки администратора, я увидел краешком глаза Присциллу Деккер, следившую за мной через витрину магазинчика сувениров. Я вошел туда и увидел, что она изучает полку с журналами, в основном на английском языке. Для мексиканского отеля тут был очень широкий выбор американских изданий с девицами. Что ж, мексиканские мужчины очень интересуются такой литературой, а если и не интересуются, не могут позволить себе открыто в этом признаться. Это часть их имиджа, часть того, что носит название культа machismo, культа мужского начала. Мексиканец должен быть таким мужественным, что при виде женщины, сфотографированной в минимально завлекательной позе с минимумом одежды на ней, должен броситься на журнал, как бык на красную тряпку. Лично я стараюсь беречь себя для взаправдашних женщин, а фотографии красоток не вызывают во мне бурных эмоций, хотя, конечно, это дело вкуса.
Я увидел, как мой контакт держит один из таких журналов, притворяясь, что изучает его. Увидев грудастую даму в нижнем белье, Присцилла Деккер покраснела и спешно положила журнал на место.
— Аи-ай-ай! — сказал я. — Вам положено совсем другое: журнал о здоровье с изображением молодца-штангиста, напрягающего свои лоснящиеся бицепсы. Где мы можем переговорить?
— Уходите, — яростно зашептала она. — Уходите! Нам нельзя быть вместе. Мы не имеем права раскрывать наши…
— Бога ради, перестаньте играть в скаутов, — сказал я. — Нас уже вычислили, вы это прекрасно знаете, и пока давайте забудем про хитрую конспирацию. Это ваш ключ? Я взял его у неё из руки. Комната 11 б? Отлично. Пошли.
Глава 4
Она жила в номере, похожем на комнату мотеля: из неё сразу можно было выйти на улицу. В остальном номер был почти такой же, как мой, да как и все, наверное, остальные в этом отеле, не считая люксов. По левой стене были две кровати, напротив шкаф, дверь в ванную и дверь стенного шкафа. Пара стульев, низкий столик для коктейлей и полка для багажа, на которой стоял зеленый виниловый чемодан, завершали нехитрый перечень обстановки. Окна и двери номера выходили на две стороны. Из номера можно было выйти на стоянку, а миновав её — выйти к морю. Все это хорошо просматривалось из номера, если, конечно, отдернуть шторы. Укромным этот уголок назвать было никак нельзя, особенно если открыть окна и двери и впустить морской бриз.
Впрочем, сейчас был включен кондиционер, двери закрыты, окна зашторены, и внешний мир оставил нас в покое. Даже обычные звуки отеля заглушались легким гулом кондиционера. Если что и было слышно из звуков внешнего мира, то это ровный шум прибоя.
Присцилла Деккер вошла в номер и, повернувшись ко мне, сказала:
— Итак, мистер Хелм?
Я оставил её вопрос, если это, собственно, был вопрос, висеть в воздухе. Мое внимание привлекали другие предметы — в том числе и одушевленные. Я уставился на молодого человека, стоявшего у двери, в которую мы вошли, потому как в руке у него был пистолет, нацеленный на меня.
— Все в порядке, Тони, — сказала Присцилла. — Мистер Хелм… Тони Хартфорд.
Имя выглядело весьма неубедительным. Казалось, что кто-то взял имя Тони для обозначения молодости и фамилию Хартфорд как знак респектабельности. Разумеется, в данных обстоятельствах было бы непонятно, почему словосочетание Тони Хартфорд должно быть его настоящим именем или Присцилла Деккер — её. Оба имени скорее всего были выбраны как наиболее подходящие для ролей, исполняемых этими людьми.
Тони убрал пистолет. На лице его не появилось улыбки, и рука не протянулась для дружеского пожатия. Что ж, я могу прожить без его расположения. Я определил его как второсортный образец того, что именуется юноша-ассистент. Это был высокий, худой загорелый тип с длинными волнистыми каштановыми волосами, в которых имелись светлые пряди — результат воздействия то ли солнца, то ли перекиси водорода, то ли ещё чего-то, чем теперь красят волосы. На нем были легкие брюки в обтяжку и просторная вязаная белая спортивная рубашка навыпуск.
Рано или поздно комиссия по расследованию антиамериканской деятельности обратит внимание на важное обстоятельство, доселе не привлекавшее внимания, однако красноречиво указывающее на признаки коммунистической инфильтрации. Раньше только русские носили рубашки навыпуск, теперь так поступают и американцы, — результат удачного покушения на американскую традицию благопристойности.
Увидев, что пистолет убран и более мне не угрожает, я позволил себе перевести внимание на четвертое лицо в комнате. Собственно, на него я и хотел посмотреть все это время. Теперь я понял, почему Вадя сочла мои разглагольствования на берегу забавными. Она-то, в отличие от меня, видать, знала, что О`Лири — женщина. По крайней мере, в кресле у дальнего окна сидела и смотрела на меня рыжая девица с перевязанной рукой и синяком на скуле.
Следующим после повязки и синяка в глаза бросался цвет волос, длинных и прямых. Он не имел ничего общего с тем золотисто-красноватым колером, что могут приобрести в аптеках блондинки и прочие желающие. Это был тот самый первоначальный рыжий цвет, существовавший до того, как появились химики с их ухищрениями. Это был морковно-рыжий, кирпично-рыжий цвет, абсолютно настоящий, потому как вряд ли кто решится по своей доброй воле предстать перед миром с такими огненными волосами.
Как часто случается с натуральными, в отличие от искусственных рыжих, сама по себе девушка производила впечатление куда более скромное, чем её волосы. Пламенная шевелюра заставляет вас ожидать пламенную внешность, но я увидел худощавую, бледную, веснушчатую девушку в короткой белой юбке из гладкой материи под названием «акулья кожа» и в светло-зеленой кофточке, которая выглядела словно недоделанный свитер-водолазка, создатель которого вдруг потерял интерес к своему творению до того, как пришил рукава.
— Это и есть Хелм? — осведомилась она, глядя на меня через комнату. — Тот самый злодей, которого мы с таким нетерпением ждали?
— Мисс Аннет О`Лири, — сказала Присцилла. — Мистер Мэттью Хелм.
Аннет О`Лири, поджав губы, задумчиво оглядывала меня. Она снова заговорила, причем с сильным провинциальным акцентом:
— Он не очень-то широк, зато очень даже высок. — Затем акцент исчез, и она продолжала уже нормальным голосом: — Значит, это и есть та самая импортированная сила, которая должна утащить меня в Соединенные Штаты, хочу я того или нет. Где же он держит свой хлыст и свой пистолет?
Никто не ответил ей, и я поинтересовался:
— Если это миссис О`Лири, то где же мистер О`Лири? Мои так называемые сообщники смущенно молчали. Заговорила опять рыжеволосая.
— Мой муж Джим О`Лири, если это вас так интересует, погиб во Вьетнаме, в прошлом году. Он поехал туда из патриотических побуждений. У них это семейное… Полюбуйтесь, что они вытворяют со мной в Мексике… Вот и награда за патриотизм.
— А вы тоже патриотка, миссис О`Лири? — улыбнулся я.
— Я могла бы помалкивать о том, что видела на воде, — сердито буркнула рыжеволосая. — И жила бы, не зная неприятностей. Или могла бы продать сведения тем, кто интересуется — например, той женщине, которую ваши друзья считают агентом коммунистов. И неплохо заработала бы! Не думайте, что я не получала такого предложения и что мне не нужны деньги. Но я вступила в контакт с представителями моей родной страны, как послушная девочка, позволила, чтобы они прислали людей, которые записали на пленку все, что я рассказала — совершенно бесплатно. А вместо благодарности они держат меня тут взаперти и ждут появления суперагента, который или увезет меня в Соединенные Штаты, или, похоже, просто пристрелит здесь на месте, если я начну артачиться.
Она быстро и вопросительно посмотрела на меня, чтобы удостовериться, что её предположения правильны. Я сказал:
— Умница! Все верно. Если вы или другие люди начнут артачиться, вам одна дорога — на тот свет. — Затем я перевел взгляд с неё на Присциллу и её миловидного партнера — миловидного, если вам нравится такой тип — и сказал: — Надеюсь, вы всё как следует расслышали. Не знаю, по каким инструкциям вы действуете, но вот вам официальное распоряжение: эта дама отсюда проследует в Лос-Аламос и никуда больше, по крайней мере, в этом мире. Если случится что-то непредвиденное, если ситуация будет вызывать у вас сомнения, пустите ей пулю в лоб. Ясно?
Воцарилось такое молчание, словно я сказал какую-то пошлость или непристойность. Наконец Присцилла спросила с присущей ей чопорностью:
— Но разве это не ваша проблема, мистер Хелм?
— Не совсем, — возразил я. — Не торопитесь расставаться с ребеночком. Вы двое будете свободны, когда мы с миссис О`Лири сядем в самолет, а самолет взлетит в воздух. Не ранее того. У вас есть карта Мексики и ещё расписание рейсов авиакомпаний?
Молча Присцилла подошла к комоду, вытащила несколько ярких папок и протянула их мне.
— Вы знаете ваши обязанности, — сказала она, когда я подошел и взял то, что она мне протягивала. — Но разве разумно так громко заявлять о ваших намерениях, мистер Хелм? Нет гарантии, что нас не подслушивают. Есть множество способов встроить соответствующую аппаратуру в номере отеля. И я не сомневаюсь, что красотка, которую вы угощали выпивкой на пляже, знает её всю.
В её голосе сквозило неодобрение. Я уже говорил, что кое-кто очень боится дружеских контактов с неприятелем, особенно, когда неприятель — женщина, и женщина привлекательная.
— Так оно и есть, — весело согласился я. — Кстати, её кличка Вадя. Я сообщаю эти сведения на всякий случай, вдруг вам это ещё неизвестно. Под каким именем она проживает в отеле?
— Баум. Валери Баум.
— Что у вас на неё имеется?
— Очень мало чего. Но теперь, когда вы сказали, как её зовут, может, появится что-то еще.
— Вы не приметили её помощников?
— Нет. Похоже, она работает одна.
— Если верить ей, это не совсем так, — поправил я. — Она, по крайней мере, ждет подкрепления. Человека по имени Гашек. Лет сорока, рост пять футов десять дюймов. Массивный, но мускулистый. Бреет голову, носит люгер. Такого не видели?
Я обратился с этим вопросом к Хартфорду, чтобы вовлечь и его в беседу, но он лишь покачал головой, как и Присцилла, которая едко спросила:
— Это тоже рассказала вам Вадя — мисс Баум?
— Она назвала мне имя. Я время от времени листаю разные досье, и память у меня хорошая. Разумеется, если Вадя говорит, что ждет появления Гашека, на ;«самом деле это может значить одно из трех: либо он уже здесь, либо он и не думает приезжать, а действует где-то в другом месте, либо она ждет кого-то другого. Короче, Вадя не из тех, на чьи слова я бы всерьез стал полагаться. Но мы тем не менее должны приглядывать за Гашеком. — Я скорчил гримасу и спросил: — Неужели у вас ничего нет на Вадю?
— Мы предполагаем, её послали в Акапулько, чтобы убить британского агента, который действительно скончался на прошлой неделе при подозрительных обстоятельствах. — Присцилла покосилась на Аннет О`Лири и сказала: — Впрочем, вряд ли есть смысл обсуждать здесь наши деликатные проблемы.
— Господи, дайте передышку вашей конспиративности, — фыркнул я. — Мы и так сильно портим жизнь миссис О`Лири, пусть хоть, по крайней мере, немного развлечется — понаблюдает, как действуют настоящие секретные агенты. Еще один вопрос. В аэропорту вы разговаривали с женщиной. Блондинка с короткой стрижкой и фигурой футболиста. Где вы с ней познакомились и кто она такая?
— Лора Уотерман? — усмехнулась Присцилла. — С ней все в порядке. Она преподает физкультуру в одной из школ Калифорнии. Она тут проводит отпуск. Мы познакомились в баре, и, по-моему, удачно. Я решила, что она вполне подходит для компании: ведь Тони вынужден находиться здесь, когда я свободна, а если я стану всюду появляться одна, это может вызвать подозрения. Разумеется, сперва я проверила её. Она абсолютно безобидна. У нас на неё нет ничего. Ровным счетом ничего.
Проведя на такой работе несколько лет, начинаешь быстро соображать, где кончается правда и начинается увиливание. Особенно если это относится к твоим младшим коллегам. Смех был не тот и интонации тоже не те. Девица мне явно врала. Это меняслегка встревожило. За всем этим открывались просторы лжи, которых я не ожидал. Как ни в чем не бывало я сказал:
— На Вадю у вас тоже ничего не было, а это одна из самых опасных женщин в мире. — Прежде чем Присцилла успела что-то возразить, я продолжал: — По этой самой причине я оставляю вас двоих нести вахту здесь, а сам вечером иду обедать с Вадей. Может, мне удастся понять, что на уме у неё или у этого Гашека. Договорились?
— Ладно, — кивнула Присцилла. — Но что вы надеетесь узнать от мисс Баум?
— Немногое, — признал я, — но вдруг она о чем-то проговорится или, наоборот, уяснит кое-что от меня. Может, мне удастся убедить её, что я приехал сюда не шутки шутить. Кстати, по вопросу о том, прослушиваются ими наши комнаты или нет. Ответ таков: это не имеет никакого значения. Насколько я понимаю, следующий рейс «Мексиканы» на Лос-Анджелес — завтра утром. Потом я лечу компанией ТВА на Альбукерке, штат Нью-Мексико. Оттуда до Лос-Аламоса каких-нибудь сто миль. Дороги там отличные, так что много времени у меня на путешествие не уйдет. Надеюсь, Вадя встретит мои слова с пониманием, потому как я не хочу лишних осложнений. Я не намерен прибегать ни к каким фокусам и уловкам. Я не собираюсь бежать, таиться, сражаться. Я сделаю лишь одно: пущу пулю в миссис О`Лири при первых признаках опасности, в какой бы точке нашего маршрута таковая ни возникла. Было бы хорошо, если бы это уяснили все, в том числе и сама миссис О`Лири.
Говоря, я смотрел на рыжеволосую. Она облизнула губы, но промолчала. Я перевел взгляд на Присциллу Деккер. Меня так и подмывало спросить ее: во-первых, почему она следила за мной и Вадей тогда на пляже и, во-вторых, какие картины углядела на воде миссис О`Лири, что заставило мое начальство отправить меня сюда с такими жуткими инструкциями. Но последнее являло собой страшную тайну, в которую явно не был посвящен Мак, а мисс Присс была помешана на безопасности, да к тому же явно невзлюбила меня, а я не имею обыкновения задавать вопросы тем, кто получит большое удовольствие, отказавшись на них отвечать.
Я вышел, взял такси и съездил в аэропорт, где купил два билета на Лос-Анджелес. Это заняло у меня времени куда меньше, чем попытка связаться по телефону с Мехико-Сити, но в конце концов мне удалось сделать и это.
Глава 5
Перед обедом я решил немножко поспать: кто знает, когда ещё удастся это в будущем. Вернее сказать, я сделал попытку заснуть, но меня тут же разбудил телефонный звонок. Я взял трубку.
— Вы хотели информацию, amigo, — услышал я голос своего контакта из Мехико-Сити. — Я нашел ответы на ваши вопросы. Как хотите их получить — прямо или с узорами?
— Прямо, — сказал я. — Если кто-то нас подслушивает, так и черт с ним — или с ней. И без того вокруг меня все плетут сплошные узоры, так что не будем добавлять новых.
— Хорошо, сеньор. Ваш первый вопрос был связан с полом объекта. Вашингтон не видит никакой необходимости специально на этом останавливаться. Но коль скоро вас это интересует, то это женщина. Возраст двадцать три года, волосы рыжие. Вам повезло. Относительно указанного объекта инструкции прежние. О`кей?
— О`кей. Дальше.
— Во-вторых, ваши описания уже действующих агентов вполне соответствуют тому, что должно быть. Есть ли у вас основания и далее сомневаться в их подлинности? Если нет, считайте, что вы имеете дело с теми, с кем надо, и спокойно выполняйте задание, О`кей?
— О`кей.
— Проблема номер три. Мускулистая блондинка с короткой стрижкой. Вы спрашивали о ней.
— Да, спрашивал, — признал я. — Мне сказали на месте, что она абсолютно безвредна. Это всегда вызывает у меня большие опасения.
— На этот счет, мой недоверчивый друг, вам ведено прекратить разыгрывать из себя детектива и начать делать то, что вам поручено. Дама, о которой вы спрашивали, не имеет к вам ни малейшего касательства, как мне было сказано, друг Эрик. Я надеюсь, вы сообразите, кем это было сказано. Далее это же лицо просило меня донести до вашего сведения, что в вашу задачу не входит проверка ваших партнеров или тех, с кем они работают. Мне поручено ещё раз напомнить вам, что ваше задание — лишь малая часть общей проблемы, информация о которой не имеет к вам никакого отношения. Это приказ. Замечания будут?
— Только одно, — сказал я, и мой собеседник меня понял.
— Так и передам, — рассмеялся он. — Все до единой буквы. Vaya con dios.
Этот разговор никак не способствовал расслаблению и приятной сиесте, поэтому я натянул влажные плавки и пошел ещё раз искупаться. Состязание с волнами позволяло дать выход накопившемуся пару, а его собралось во мне предостаточно после того, как мне дали по рукам, словно непослушному мальчишке.
Постепенно мой гнев угас, и вернулся здравый смысл. Меня вдруг осенило, что Мак, может быть, временами и проявлял властность, но вообще-то редко демонстрировал диктаторские замашки в отношении агентов, которые всего-навсего проявляли разумную осторожность. Не исключено, что он умышленно передал мне надменный приказ, спущенный из Вашингтона, чтобы я осознал: тут действуют совсем иные силы и следует быть начеку.
Ровно в семь тридцать я был в вестибюле. Через несколько минут появилась и Вадя.
— Костюм и галстук, как заказывали, мэм, — заметил я, когда она подошла ко мне. — Похоже, ты придумала новый метод устранения нежелательных элементов. Когда я скончаюсь от теплового удара, в досье будет записано, что смерть наступила от естественных причин.
Вадя, однако, не рассмеялась.
— Милый, давай сегодня не говорить о смерти, даже в шутку. Лучше скажи, как я выгляжу.
Вопрос, кажется, был вызван тем, как я на неё смотрел. Я по-прежнему плохо отождествлял эту худощавую изящную женщину с Вадей. На ней было прямое белое короткое платье без рукавов, которое лишь слегка касалось её и только в самых основных точках. Намекая на скрываемые тайны, оно, пожалуй, было ещё более провоцирующим, нежели белый купальник там, на пляже.
— Выглядишь ты неприлично, — отозвался я. — Или, иначе выражаясь, очаровательно голой. У тебя что-нибудь надето под этой материей?
На этот раз она рассмеялась.
— Без комментариев со стороны дамы. Пусть это будет предметом твоих гипотез, пока не наступит момент, когда ты решишься взяться за проблему, так сказать, эмпирически…
— Господи! — рассмеялся я. — Какой сложный способ выразить простую мысль: дама ожидает, что джентльмен разденет и соблазнит её немного попозже. Соблазнит самым эмпирическим образом.
Вадя снова рассмеялась, потом смех её оборвался.
— Мэтт!
— Да?
— Я тебя не обманываю. По крайней мере, сегодня.
— Ясно. — Я посмотрел на неё в упор. — Я тоже не блефую, киса. Инструкции получены.
— Знаю, милый, — улыбнулась Вадя. — Я слышала их на этой электронной машине.
— Значит, все-таки номер прослушивается? — спросил я с улыбкой. — Тогда тебе должно быть понятно, что если в мое отсутствие произойдет что-то незапланированное, кое-кто получит пулю, а все остальные ровным счетом ничего. Поэтому давай расслабимся. Как, кстати, называется ресторан, куда ты меня завлекала? «Стакан молока»?
— Да, «Копа ди лече». Он в центре города. Придется взять такси.
Это был необычный вечер. Вот уже третий раз мы сталкивались друг с другом по долгу службы, и до сих пор нам удавалось избежать роковой развязки, хотя в прошлый раз она чуть было не наступила.
Кроме того, до сих пор нам также удавалось добывать немного самого искреннего удовольствия из паутины лжи и интриг, опутывавшей нас. Это была странная и, пожалуй, противоестественная связь. Кроме того, она была обречена, и мы оба это прекрасно понимали. Рано или поздно наши начальники отправят нас в путь, который закончится лобовым столкновением, и мы ещё раз убедимся, что мы вовсе не живые существа, но хорошо запрограммированные роботы, представляющие две великие системы.
Но пока мы, по крайней мере, могли позволить себе роскошь прикинуться настоящими людьми. Мы ехали на такси по Масатлану, и Вадя снабжала меня информацией о городе и его достопримечательностях. Она попросила таксиста отвезти меня на Холодильник, гору, в пещерах которой хранили лед во времена, когда ещё с севера не пришли сюда электрические рефрижераторы. Затем она велела таксисту ехать в порт, где в доках грузилось большое судно — его трюмы заполнялись мешками с какими-то местными семенами или зерном, названия которою я не запомнил.
Обещанный ресторан оказался вполне современным. Там и впрямь работал кондиционер, и мне не пришлось раскаиваться, что я надел пиджак. Обслуживание было неплохим, а мартини сносным: мексиканские бармены плохо понимают, что такое настоящий мартини. Еда была хорошей, даже мясо, хотя с мясом в этих краях порой вытворяют очень странные вещи.
— Да, мэм, — сказал я, — это очень даже неплохое заведение, мэм, и я снимаю перед вами шляпу. Вадя слабо улыбнулась в ответ.
— Все это время ты думал, что же творится в нашем отеле. Разве не так, Мэтт? Тебе очень хотелось позвонить и узнать, нанес ли удар Гашек. А его-то ещё нет здесь. Если бы Гашек прибыл, разве бы мы стали тянуть время? Неужели ты подумал, что мы не отвоевали бы девицу у твоих молодых охранников? Но вот теперь, когда ты появился, наша задача осложнилась.
— Спасибо за комплимент, — усмехнулся я. — И поверь, меня совершенно не волнует, как там дела в отеле. Ты и правда могла сто раз разобраться с этими школьниками. Но ты этого не сделала. Я не могу взять в толк, почему.
— Что почему, милый?
— Почему все чего-то ждут? Ты сидишь на четвереньках и ждешь вместо того, чтобы убрать двух этих щенков. Ты одна посильнее их двоих. Зачем тебе ещё Гашек? А чего ждут эти щенки? Они вполне могли бы попробовать убраться из Масатлана вместе с этой О`Лири. Но они заперлись с ней в отеле и стали дожидаться меня. Такое впечатление, что…
— Я тебя слушаю, Мэтт.
— Может, у меня мания величия, но у меня такое впечатление, что все ждут драматической развязки с участием Великого Хелма.
Вадя как-то странно усмехнулась и сказала:
— Ты и правда не умрешь от скромности, милый.
— Ничего подобного, — возразил я. — Мой внутренний голос подсказывает мне, что меня ждут для того, чтобы я публично опростоволосился. — Наступила пауза, во время которой мне стало понятно, что внезапно я ухватился за кончик изворотливой истины и, коль скоро мне это удалось, я могу на время оставить её, истину, в покое. Вадя поняла, что допустила промашку, и постарается больше этого не повторить. Я сделал гримасу и жалобно произнес: — Как мне хотелось бы понять, что, в конце концов, тут происходит. Что такого увидела эта рыжеволосая?
— Если бы мы знали, — рассмеялась Вадя, — мы бы не лезли из кожи вон, чтобы узнать это от нее, не так ли?
— Черта с два! — буркнул я. — Вы прекрасно знаете, что именно произошло. Просто вам нужны подробности. Что-то плюхнулось в коктейль, из-за чего обе великие нации пришли в волнение. Летающие тарелки! Это же смех! У ваших людей были очень веские основания залезать на дерево. Они боятся стать посмешищем ещё больше, чем наши.
Вадя слабо улыбнулась.
— Ты думаешь выудить из меня, что нам известно? Ты потратишь только зря время. И если ты собираешься быть скучным и серьезным, то я уйду.
— Ты сама начала меня дразнить предположением, что Гашек может нанести удар там на ранчо. Господи, да и Гашека-то никакого нет. А если и есть, то он играет в Лоуренса Аравийского на востоке — бурнус, верблюды и так далее. Крепко сжимая в потном кулачке свой люгер. Как насчет десерта?
— Нет, спасибо. Их десерты вредны для моей новой фигуры.
— Бренди?
— Нет, милый, я как-то не настроена сегодня напиваться. Лучше отвези меня обратно в отель. И положи в постель.
Я улыбнулся и хотел было ответить лихой фразой, но, взглянув на Вадю, заметил, что лицо у неё серьезное и даже печальное. Тогда я вырубил юмор, заплатил по счету и вышел с ней из ресторана. Нас встретила мокрая мостовая и раскаты грома. Пока мы угощались нашим кондиционированным обедом, разразился тропический ливень. Я помахал рукой такси, стоявшему у соседнего отеля, и, когда машина медленно поехала в нашу сторону, мы бросились к ней бегом.
У машины работал один только дворник, да и от него не было никакого толка. Но водитель умел ездить вслепую и доставил нас в отель целыми и невредимыми. Я расплатился с таксистом и поспешил вслед за Вадей в укрытие — под выступ, который образовывали балконы второго этажа. Вадя остановилась у двери и, обернувшись ко мне, протянула ключ.
— Вот и пришли, Мэтт, — сказала она.
— Да.
— Помнишь мотель в Таксоне? И ещё тот приют в высокогорной Шотландии?
— Помню, — сказал я.
Она поколебалась, словно желая сказать что-то еще, потом вздохнула и спросила:
— Чего мы ждем, Мэтт? Ключ ведь у тебя. Я резко посмотрел на нее. Она что-то придавала повышенное значение столь простой процедуре, как открывание двери. На её лице ничего не отразилось. Я отпер дверь, отошел в сторону, чтобы Вадя могла войти, потом зашел за ней и стал ждать, когда она включит свет.
Наконец свет вспыхнул. На пороге ванной показался человек. Он выстрелил.
Глава 6
Это был пистолет с глушителем. Как вы, вероятно, знаете из кино, револьверов с глушителями не бывает. Легкий хлопок подсказал мне, что это скорее всего пистолет 22-го калибра. Большие пистолеты бухают гораздо громче, несмотря на все заглушки.
Не то чтобы я стоял и все это вычислял, но тем не менее всегда полезно знать, какое оружие пущено против тебя в ход. Мои рефлексы мигом доложили: речь идет о маленьком скорострельном пистолете, способном произвести десять выстрелов. Пользуясь таким оружием, стрелок должен метко стрелять, потому как убойная сила у этой пушечки невелика. Поскольку выстрел прогремел, а я был жив, то у меня появился шанс отыграться и уложить противника из моего более мощного револьвера 38-го калибра. Главное, поскорее вытащить его и пустить в ход.
Я не мог пустить в ход правую руку. Этот угол блокировала Вадя, возможно, умышленно. Я вспомнил печаль на её лице, когда она попросила меня отвезти её в отель, потом замешательство у двери. Я также вспомнил, что она задолжала мне с былых времен пулю, и, возможно, теперь возвращала долг. Что ж, один выстрел уже прогремел, а я был жив.
Самые разные обрывки мыслей пронеслись у меня в голове, но я уже вытаскивал револьвер из-за пояса левой рукой, резко уклонившись в сторону. Маневр вышел довольно неуклюжим, и, хотя стреляю я неплохо, жонглер из меня так себе. Мои действия вряд ли заслужили бы аплодисменты специалистов. Пистолет с глушителем успел ещё раз выстрелить, прежде чем я занял боевую позицию. Но я по-прежнему был цел и невредим.
Затем мой револьвер 38-го калибра грохнул с оглушительной силой. В подобных ситуациях, если у вас есть достаточный опыт, ваше оружие стреляет уже как бы само по себе. Я, так сказать, предоставил ему полную свободу действий. Я не настаиваю на тактике одного выстрела наверняка. Я не прочь потратить некоторое количество патронов, лишь бы противник отправился на тот свет, а я немного ещё побыл бы на этом. Поэтому я разрешил своему стволу стрелять, пока живая мишень не рухнула на пол.
Собственно, на это понадобилось три выстрела. Затем в комнате наступила невероятная тишина, которую нарушила вспышка молнии и раскат грома за окном. Я прислушался: не раздались ли взволнованные голоса и нет ли топота ног в моем направлении. Но все было тихо. Единственные звуки, раздававшиеся за стенами номера, — это шум грозы, а также, возможно, фейерверка, устроенного мексиканскими подростками.
Глубоко вздохнув, я переложил револьвер из левой руки в правую, которая у меня обращается с огнестрельным оружием лучше. Впрочем, и левая сегодня выступила неплохо. С опозданием я бросил взгляд в поисках Вади. Она лежала у самых моих ног.
Это, впрочем, не значилось в программе, по крайней мере, как я понимал программу. Это были её номер и её засада. Пули предназначались мне, не ей. Я посмотрел на человека, лежавшего лицом вниз на пороге ванной. На поверженном стрелке был светлый, почти белый, костюм. Кровь вытекала из-под его неподвижного тела большими порциями, распространяясь по кафельному полу. Его мне не следовало больше опасаться. Такое количество крови означало, что он отныне будет вести себя смирно.
Я опустился на колени возле Вади и слегка приподнял её. На ней тоже была кровь. Алое пятно на белом платье повыше груди и полоска крови на лбу. Ей достались две из трех пуль стрелявшего, и обе угодили в самые уязвимые места для оружия такого малого калибра: в сердце и в голову. Одна пуля могла попасть случайно, но только не обе.
Со вздохом я осторожно положил её обратно на пол, а сам встал. Ситуация начинала проясняться, хотя радости не доставляла. Я подошел к трупу у ванной и легонько приподнял его ногой, чтобы увидеть лицо. К этому времени я уже не очень удивился, увидев, что это вовсе не мужчина.
Это была коротко стриженная блондинка, которую Присцилла назвала Лорой Уотерман, учительницей физкультуры из Калифорнии. Женщина с фигурой футболиста. На ней был один из тех дурацких брючных костюмов, что нынче стали входить в моду: мужского покроя пиджак и брюки с отутюженной складкой: совершенно мужской наряд, если учесть шелковую рубашку и галстук. Ну что ж, если они одеваются по-мужски, то не надо жаловаться, что с ними обращаются как с мужчинами, когда ситуация накаляется.
Я с удовлетворением отметил, что она и впрямь пользовалась автоматическим пистолетом 22-го калибра. Ну, хоть в этом-то я не ошибся.
Я глубоко вздохнул и вернулся к Ваде. На сей раз я уже не стал её приподнимать. Я лишь снова опустился на корточки возле неё и задумался. Мысли, посетившие меня, были тяжелыми. Похоже, она догадалась, что её собираются устранить — ликвидировать, как принято выражаться, — и она явно подозревала, что именно для этой цели я и приехал. Похоже даже, она считала, что весь план операции придумал я. И все же она вошла в номер первой. Скорее всего, мне так никогда и не понять, почему. Но мне и не хотелось строить на этот счет лишние догадки. Возможно, она решила, что наши игры подошли к концу, хотя было нелегко поверить, что я оказывал на неё такое воздействие. Лестно, но малоправдоподобно.
Я медленно встал, подошел к телефону и попросил соединить меня со 116-м номером. Когда я услышал в трубке женский голос, то сказал:
— Присцилла, быстро подойдите ко мне!
— Мистер Хелм. А где…
— Хватит, — перебил я её. — Вы знаете, где я. Ко мне! Быстро. И велите Хартфорду, чтобы он запер за вами дверь и был начеку.
Я сел на кровать и сидел так наедине с револьвером и думами, пока она не постучала в дверь. Затем я встал, подошел к двери, отворил её и, пока она продолжала открываться, по инерции отошел в другую сторону. Техника входа в комнату основана на предположении, что тот, кто открывает вам дверь, двинется в том же направлении. Собственно, там и надеялась увидеть меня Присцилла.
— Вот, вы знали, куда идти, — сказал я. Она развернулась и уставилась на меня. Я продолжал: — Прелесть моя, если эта ваша сумочка повернется в мою сторону ещё на пять градусов или если в вашей руке, когда вы извлечете её из сумочки, что-то окажется, в комнате будет на труп больше. Ну-ка, быстро вынуть руку из сумки, вот умница.
— Мистер Хелм, что, собственно… — Она осеклась, и зрачки её расширились. — Лора!
— Осторожно! — рявкнул я, когда она сделала шаг вперед. — Во-первых, сумочка. Положите её на кровать. Во-вторых, смотрите, куда ступаете. Не хватало нам наследить ещё по всему отелю…
Она положила сумочку на кровать, не отрывая глаз от неподвижной фигуры на пороге ванной.
— Лора! — простонала она и двинулась в мою сторону, не глядя. — Вы! Вы убили ее!
— Верно, убил. Но кого именно, вот вопрос? Она резко повернула голову в мою сторону:
— Вы отлично знаете…
— А то как же! Вы мне все растолковали. Учительница физкультуры в отпуске. Безобидная туристка из Калифорнии. Путешественница, которая открыла огонь из пистолета с глушителем, как только я переступил порог этого номера. Что мне оставалось делать — принять на веру ваши слова о её безобидности, когда она палила напропалую из своего ствола?
Присцилла облизала губы.
— Что за чушь, Хелм! Вам это так не сойдет! Вы за это заплатите. Вы убили агента спецслужб США.
Это, собственно, я и подозревал, но подтверждение моих подозрений не обрадовало меня. Впрочем, Присцилле об этом не нужно было сообщать. Я лишь облегченно вздохнул.
— Наконец кто-то это признал. Теперь, когда её не стало, мне сообщили, кто она. Кто она была…
— Не надо стоять с невинным видом, словно вы ничего не знали.
— Слушайте, киса, — сказал я терпеливым тоном. — Я видел её до этого однажды, в аэропорту, в вашем обществе. Что-то в ней пробудило мои подозрения. Я решил, что невредно узнать бы о ней побольше. Я спросил вас и в ответ услышал чепуху насчет безобидного туриста. Я мальчик настойчивый, передал ваш ответ по каналам и попросил разъяснений. За это я получил подзатыльник от моего босса, который, в свою очередь, тоже, видать, вызвал чье-то неудовольствие, когда доложил о моей любознательности. Ему велели передать мне, что эта достойная дама не должна меня волновать, что он и сделал. Но меня не могут не волновать люди, которые в меня стреляют.
— Она стреляла не в вас!
— Милая, — возразил я. — Когда я вхожу в комнату и на меня выходит кто-то с пистолетом и нажимает спуск, это значит, что стреляют в меня. По крайней мере, я всю жизнь действовал исходя из этого правила. Может, я всю жизнь ошибался. Другое дело, если бы меня заранее предупредили, но этого не произошло.
Я посмотрел в упор на девицу, на её бледное лицо и злобные глаза и спросил:
— Почему, мисс Деккер, меня не предупредили? Вы взяли с собой мисс Уотерман в аэропорт, чтобы показать ей меня. Почему же вы не пожелали показать её мне?
Она не ответила на мой вопрос. Она лишь сказала:
— Вы должны были её узнать с такого расстояния и при свете. Свет ведь горел?
— Конечно, горел. — Все это напоминало препирательство с упрямым ребенком, но я решил продолжить. — Даже если бы я узнал её, что с того? Я дважды просил объяснить мне, кто она, и дважды получал отрицательный ответ. Стало быть, она для меня посторонний человек и к тому же вооруженный. Стреляющий… — Я скорчил гримасу. — Впрочем, это все не имеет никакого значения, потому как я не узнал её в этом мужском наряде. У неё что, сексуальные отклонения?..
Присцилла фыркнула:
— Слушайте, мистер Хелм, это вполне приличный и модный костюм, и вы не имеете права делать намеки…
— Я не делал никаких намеков. Я четко и ясно сказал, что эта дама была одета как мужчина и что у меня не было оснований церемониться с мужчиной. Никто не учил меня долго всматриваться, прежде чем выстрелить. Все дело в том, что вы устроили западню Ваде, а меня использовали как приманку. Что ж, это понятно, только почему не предупредили меня?
Присцилла посмотрела на труп в белом, потом перевела взгляд на меня. Когда она заговорила, в её голосе послышались знакомые чопорные интонации.
— Как могли мы вас предупредить, мистер Хелм? Из вашего досье мы знали о том, что ранее у вас были контакты с этой женщиной. Мы знали, что год с лишним назад вы получили приказ устранить её, но вы всего-навсего её ранили. Для человека вашего опыта и репутации это фрейдистски значимая оплошность, если это вообще оплошность. А после того как я видела, с какой теплотой вы приветствовали её на берегу — неприятельского агента повышенной опасности, — как могли мы предупредить вас, не боясь, что вы, в свою очередь, предупредите ее?
Я слишком давно занимаюсь этим делом, чтобы терять самообладание из-за того, что какая-то девчонка ставит под сомнение мою лояльность. Поэтому я ограничился тем, что сказал:
— В следующий раз, когда я встречу красивую неприятельницу, я сразу выбью ей зубы, чтобы успокоить американских Мата Хари, которые могут сидеть в кустах и следить за нами. Дальше!
Присцилла продолжала очень сухо:
— Эта женщина должна была умереть, потому что она была в списке опасных противников и потому что мешала нам и здесь, и в Акапулько. Там она убила одного из наших агентов, причем он вовсе не был британцем, как я вам ранее сказала. Вы отчасти правы, полагая, что вас прислали сюда в том числе и чтобы отвлечь её от той ловушки, что мы ей подстроили, — вы и впрямь послужили приманкой, если вам хочется услышать это слово. Мы надеялись, что раз уж вы оказались в Масатлане, Вадя сосредоточится в основном на вас и забудет о нашем присутствии, как она и поступила. Но поскольку у нас были основания полагать, что по отношению к этой женщине вы испытываете определенные эмоции, мы не могли пойти на риск и посвятить вас в план.
— Понимаю, — кисло отозвался я. — Ну, что ж, поздравляю вас за вашу скрытность. Думаю, мисс Уотерман рада-радешенька, что вы соблюли тайну операции. — Присцилла попыталась перебить меня, но я продолжил: — Мы вляпались в хорошую историю. Пока есть время, давайте думать, как расхлебывать эту кашу.
Я посмотрел на револьвер с коротким стволом, который по-прежнему был у меня в руке. После секундного колебания я аккуратно стер с него отпечатки и положил рядом с вытянутой рукой Вади. Затем я взял её сумочку, вынул оттуда девятимиллиметровый браунинг, засунул его за ремень своих брюк и поглядел на девицу, все ещё стоявшую у кровати.
— Вам все понятно или картинку нарисовать?
— Они убили друг друга в перестрелке, да?
— Отлично, мисс Деккер, — сказал я. — Теперь что вы намерены предпринять?
— Ну я… — она в нерешительности замолчала.
— Прежде всего спокойно обыщите её вещи, чтобы удостовериться, что у неё нет запасных патронов калибра девять миллиметров. Нехорошо, если пистолет будет одного калибра, а патроны другого. У них разные обоймы. И свяжитесь с вашими людьми в Вашингтоне, и поскорее. Мы сможем обмануть мексиканскую полицию, только если они захотят обмануться. А для этого требуется дипломатия. Свяжитесь с вашим начальством и выясните, смогут ли они добиться содействия от местных властей. Если нет… — я вдруг замолчал, ибо меня осенила неожиданная мысль. — А эту О`Лири, её и правда очень хотят в Лос-Аламосе, или это просто предлог для вашей ловушки?
— Конечно, хотят, и ещё как. Это просто было дополнительное задание. Мы решили убить двух зайцев…
— Два зайца убиты, — сказал я. — Как и было запланировано, О`кей, я везу О`Лири на север. Самолет отправляется завтра в девять десять утра, но случается, он опаздывает. В Лос-Анджелесе по расписанию ему положено быть в одиннадцать тридцать пять, но опять-таки лучше сделать скидку на возможную, по крайней мере, двухчасовую задержку. Кроме того, пока мы летим над мексиканской территорией, самолет могут всегда вернуть. Я могу вздохнуть свободно лишь в Лос-Анджелесе. Надеюсь, вы понимаете суть проблемы.
— Надеюсь, что да. Продолжайте.
— Если ваши люди подтвердят, что могут заручиться содействием здешних властей, отлично. Если нет… Тогда вам придется отгонять от меня легавых до половины второго дня. Как уж вы это сумеете сделать, проблема ваша.
Она мрачно на меня посмотрела.
— Большое спасибо, мистер Хелм. Это будет очаровательная работа.
— Приятно это слышать, — отозвался я. — Ладно, я передам от вас привет Хартфорду и сниму с его плеч бремя. — Поколебавшись, я спросил: — Вы уверены, что сможете сделать все как надо?
Вопрос больно уколол её юное самолюбие — что вполне входило в мои планы.
— Уверена, — сухо сказала она. — Можете не волноваться.
— Тогда у меня все, — сказал я и вышел из номера, даже не посмотрев на два трупа.
Глава 7
Я уходил со странным чувством, будто оставил в номере что-то очень важное. Может, так оно и было, но вернуться и забрать это я не мог. Вместо этого я подошел к двери номера 116 и постучал. Дверь приоткрылась. Увидев меня, Хартфорд убрал пистолет и пропустил меня в комнату. Его загорелое мальчишеское лицо было бледным и обеспокоенным.
— Только что звонила Присс, — сказал он. — Господи, мистер Хелм, ну и ну! Бедная Лора. Прямо даже не знаю, что сказать.
— Вот что бывает, когда пытаетесь убить двух птиц одним камнем и не ставите камень об этом в известность, — бестактно сообщил я ему. — Похоже, мы сильно напортачили, хотя результат достигнут. Остается надеяться, что дальше все выйдет поаккуратнее.
— Конечно, мистер Хелм.
Аннет О`Лири молча наблюдала за нами из большого кресла, в котором по-прежнему находилась.
— Теперь парадом командую я, — сообщил я Тони. — Я перевожу её в свой номер и держу под наблюдением, пока мы не двинемся в путь. Мне нужна её туристская карточка, чтобы я мог вывезти её из Мексики, а затем мне понадобится доказательство того, что она гражданка США, и справка о прививках, чтобы её впустили в Штаты.
— Ее бумаги в сумочке, а сумочка в чемодане, — он показал на зеленый чемодан на полке.
— Это ее? Отлично, я беру чемодан. Пойдемте, миссис О`Лири.
Девица неохотно поднялась с кресла и сунула ноги в белые туфли, стоявшие рядом. На высоких каблуках она сделалась, естественно, повыше, но все равно, если бы не огненные волосы, на неё трудно было бы обратить внимание. Я не мог не вспомнить о женщине, которая умела выглядеть куда привлекательней, даже когда гримировалась под скромную брюнетку или увядшую блондинку.
Но теперь все это не имело никакого значения. Я взял чемодан и пошел к двери. Тони неловко забормотал:
— Но я не знаю, что вы задумали… В общем, у вас есть какие-то инструкции для меня?
Я остановился, посмотрел на него и сказал:
— Разумеется. Ложитесь в постель и хорошенько выспитесь.
— Но, может, мне надо, — продолжал он в замешательстве, — прикрывать вас утром на пути в аэропорт?
— Если бы мне это и потребовалось, — сказал я, — то вы бы узнали об этом не здесь. Насколько мне известно, номер прослушивается. Но чтобы заинтересованные лица все как следует уяснили, в том числе и мистер Гашек, если он нас слышит, я ещё раз повторяю: я не буду применять никаких уловок, никаких фокусов. У меня нет никаких сюрпризов, только браунинг девять миллиметров, в котором шесть патронов в обойме и один в патроннике. Если что-то случится на пути, на маршруте между этим отелем и Лос-Аламосом, если мне покажется, что что-то может случиться, пистолет выстрелит. И то, что эта особа могла бы кому-то рассказать, умрет вместе с нею. Пойдемте, О`Лири.
Она неохотно двинулась впереди меня. Дождь прекратился, но с крыши и деревьев капало, и гром ворчал в отдалении. Мы проследовали в мой номер, который если чем и отличался от предыдущего, то тем, что кровати стояли в нем нормально, рядом, не как диваны, по стенам. Бросив чемодан на ближайшую, я открыл его и, порывшись среди одежды, достал белую сумочку. Из неё я извлек действующий американский паспорт, медицинское свидетельство с несколькими записями о прививках, в том числе и от оспы, мексиканскую туристскую карточку, книжку дорожных чеков и разнообразные косметические штучки.
— Если вы уже закончили, — угрюмо буркнула Аннет О`Лири, — если вы совершенно закончили рыться в моей сумочке, могу ли я её взять?
Я забрал документы, проверил, нет ли оружия, и, не обнаружив такового, вернул сумочку хозяйке. Она подошла к комоду и стала наводить порядок на лице перед зеркалом. Обычно вид женщины, расчесывающей волосы, особенно длинные волосы, оказывает на меня определенное эротическое воздействие. Сегодня же этого не случилось. Просто тогдая девица приводила в порядок прическу, вот и все.
— Вы, дядя, ещё тот тип, — сказала она, не глядя в мою сторону. — Значит, в случае чего вы прищелкнете меня вот так! — Она щелкнула замочком сумочки и откинула с плеч волосы. Затем одернула свитер, расправила юбку и, скорчив гримасу, сказала: — Господи, у меня вид, как у бродяжки, ночевавшей в сараях.
Зеленый свитер выглядел вполне нормально — что можно сделать со свитером? — но юбка сильно помялась. Впрочем, это только в фильмах героиня в состоянии выдержать многодневный плен, сохраняя свеженький, чистенький вид.
— А что случилось? — усмехнулся я. — Неужели они не разрешили вам переодеться?
— Не говорите ерунды. Я сражалась изо всех сил, но они меня раздели. Они заставили меня сидеть в лифчике и трусиках или вообще завернувшись в полотенце, чтобы я не вздумала улизнуть. Нет существа беспомощнее, чем девушка в нижнем белье. — Поглядев на меня искоса, она добавила: — По крайней мере, в смысле побега.
Я снова усмехнулся. С ней было куда проще, чем с мисс Присси с её ханжеской миной.
— Кстати о беспомощности, — заговорил я. — Почему же вы не попробовали обработать Тони? Или у вас ничего не вышло?
— Ну его! — в её голосе было крайнее отвращение. — Я вообще не уверена, что его интересуют девушки. Да если разобраться, и она, по-моему, не большая охотница до мальчиков.
Ее резкие интонации напомнили мне, что у неё имеются веские основания для недоверия, если не открытой злости. Тем не менее, её гипотезы не показались мне невероятными. В конце концов, псевдоучительница физкультуры была в этом смысле вполне определенным образчиком. С другой стороны, напомнил я себе, работа порой заставляет нас разыгрывать не самые приятные роли. Так или иначе их сексуальная жизнь не имела ко мне никакого отношения.
— У вас здесь нет случайно ничего выпить, дядя? — опять подала голос Аннет О`Лири.
— Есть. Если вас устраивает бурбон.
— Просто великолепно. Честно говоря, мне страшно обрыдли эти местные коктейли из рома и текильи. Вы не пробовали коко-локо? Коктейль подают в кокосовом орехе с кокосовым молоком. Кому рассказать! Спасибо!
Она одним глотком осушила стакан, который я ей протянул. Я же не спешил с моим виски. Затем она посмотрела на меня с подозрением.
— Что-то вы не очень торопитесь с выпивкой. Может, вы хотите, чтобы я тут надралась?
— Вы же сами попросили, — отозвался я. — Не хотели бы, могли вылить в сортир.
— Ну, а если я напьюсь, что вы со мной станете делать? Вы постараетесь воспользоваться моим опьянением, да? И если да, то как?
— Буду с вами абсолютно честен, миссис О`Лири. В данный момент физиологически вы меня интересуете не сильнее, чем вон тот стул. К проблеме соблазнения я могу вернуться не раньше, чем завтра-послезавтра.
В её взгляде появилось любопытство.
— Вот, значит, как? И это потому, что вы кого-то сегодня убили? Я слышала, как этот самый Тони говорил по телефону о том, какой вы лихой стрелок. Но мне всегда казалось, что мужчина, напившись, так сказать, крови, хочет женщину. А в чем дело, в том, что произошла ошибка, или потому что вы застрелили именно женщину?
— О`Лири, вы вампир, — сказал я. Ее зеленые глаза в пламенном ореоле волос смотрели на меня самым пристальным образом.
— Понятно. Дело не в той, которую вы застрелили, а в другой, которая тоже погибла. Та, с которой у вас что-то такое было, как они говорили. Мистер Хелм, это ваш способ оплакивать погибшую?
— Ну и стерва! — усмехнулся я. — Похоже, вам надо выпить еще.
Когда я принес ещё виски, она сидела на краешке одной из кроватей, сняв туфли.
— И сколько же длится это состояние? — спросила она, беря стакан. — Я хочу понять: вы что, теряете свою мужскую силу всякий раз, когда теряете женщину… тем или иным образом — и что её восстанавливает и как скоро? — Она посмотрела на меня с коварной задумчивостью. — Мне кажется, я могла бы восстановить её сегодня же. Если бы очень захотела. Это могло бы быть интересно. Я никогда не спала с убийцей. С хладнокровным убийцей. Во всяком случае, это куда приятнее, чем наблюдать, как кто-то расчесывает день-деньской свои крашеные волосы. Господи, терпеть не могу мужчин, которые так трясутся над своей прической.
— Пожалуй, мне будет не хватать вас, если придется вас пристрелить, — усмехнулся я. — В вас что-то есть.
Ладно, будем надеяться, никто не доведет меня до такой крайности. Кстати сказать…
Я сел на другую кровать, вынул Вадин пистолет и осмотрел его. Я не доверяю пистолетам, которые заряжал не я, даже если это такой ас, как Вадя. Рыжеволосая издала короткий звук — как громкий вздох-всхлип. Она быстро допила свой бурбон.
— Ваша взяла, дядя, — сказала она. — Я хотела вас подначить, но вы взяли верх. Уберите эту чертову штуку… Хелм!
— Да?
— Мне страшно. Понимаете? Мне страшно до ужаса. Во что я ввязалась?! Ну, уберите эту машину!
— Конечно, миссис О`Лири.
— Не называйте меня так! Я вспоминаю сразу женщину, от коровы которой сгорел Чикаго. Лучше зовите меня Нетта.
— Ладно, Нетта. А я Мэтт.
— Ну-ка ещё плесни, Мэтт, — сказала она, подставляя мне стакан. — Я хочу напиться. А если у тебя есть какие-то вопросы, давай, задавай их.
Выполняя роль бармена, я осведомился, как мне показалось, небрежным тоном:
— Раз ты так хочешь… Что такого ты увидела на воде и почему это так чертовски важно?
— Эта девица с кислой физиономией уже записала мои показания на магнитофон. Зачем мне начинать все сначала?
— Потому что пленка эта в Лос-Аламосе, и я сильно сомневаюсь, что тамошние джентльмены прокрутят её для меня. А мне интересно, какую же небылицу ты им сплела. Расскажи-ка её мне.
Когда я вернулся с виски, она уставилась на меня.
— Ты, похоже, уже заранее не собираешься мне верить.
Снова создалась ситуация, в которой скепсис мог принести лучший урожай, чем доверие.
Я сказал:
— Я не большой охотник до историй о привидениях. Да и научную фантастику я тоже не люблю. Но я готов рискнуть — вдруг это меня убедит.
На её веснушчатом личике написалось неудовольствие.
— Хочешь верь, хочешь не верь, — сказала она резко, — но я видела летающую тарелку. Она сломалась и прекратила полет. Я видела её близко-близко…
— Так я и поверил, — буркнул я. — Я читал массу историй безумных граждан, которым посчастливилось побывать на этой тарелке. Тебя не приглашали на борт?
— Чего нет, того нет, — признала Нетта. — Я сжалась в комочек в своем спасательном жилете и пыталась притвориться неодушевленным предметом. Они были не очень-то любезными и обходительными.
— Что же они такого сделали? — полюбопытствовал я.
— Они уничтожили катер, когда появились. Это, по-твоему, любезно? Мы поплыли с Филом и ещё одной парой…
— С Филом?
— Это парень, с которым я познакомилась в Гуаймасе. Когда я впервые оказалась в Мексике. Отель «Сан-Карлос». Милое местечко. Он приехал туда ловить рыбу, но клев был неважный, и он решил переехать в Масатлан, где, ему сказали, рыба ловится лучше. Я поехала с ним. Ехали мы целый день. Очень симпатичный парень. Рыбалка меня совершенно не волнует, я с удовольствием сижу в лодке, если там есть тень — я очень легко обгораю. Он нашел ещё одну пару. чтобы поделить расходы — катер и все остальное стоит недешево, чуть не сорок долларов в день. Не помню, как их там звали, да теперь это не имеет никакого значения. Они погибли. И Фил тоже… Если их не убило лучом, то они погибли при взрыве.
— Лучом? — переспросил я, стараясь четче изобразить недоверие. — Ты веришь в луч смерти? Она пожала плечами.
— Лучше не спрашивай меня, что это было такое. Может, им хотелось, чтобы в этой части океана не было посторонних и никто не мешал бы им приземлиться. Я пошла в каюту за пивом. Я так и не поняла, что случилось. Никакого шума-грохота не было, просто над катером мелькнула большая тень, потом стало жарко — и все запылало. Я пыталась вернуться к остальным, но кубрик, или, как там это называется, был весь в огне. Я схватила спасательный жилет и выскочила на палубу, спереди. Там тоже был огонь. Тогда-то я и поранила руку. Потом я прыгнула, и сразу после этого взорвались баки. — Она сделала гримасу и продолжала: — Потом в океане оказалась одна О`Лири и разные обломки. И ещё эта самая plativolo.
— Plativolo? Новое название! — отметил я. — По крайней мере, для меня. Значит, эта — штука села на воду?
— Ну да, — кивнула рыжая. — Я видела, как они столпились на одном конце, пытались удержать её на плаву. Но у них ничего не вышло. Потом и они взлетели на воздух. Взметнулся язык пламени. Бах! Словно конец света! Потом ещё долго что-то падало и капало сверху. Я стала отчаянно грести, и наконец меня подобрали те, кто поехал выяснять, что это случился за фейерверк. — Нетта печально помотала головой. — Мне бы помалкивать в тряпочку, но не хватило ума. Надо было бы сказать, что катер загорелся и потом взорвались баки — и все. А я стала трепаться, как последняя дурочка.
— Всего-то навсего? — цинично фыркнул я. — Нет, мне случалось читать о вещах похлеще. О кораблях с марсианами в металлических скафандриках. Но ты не сказала, что они собой представляли, — добавил я равнодушным тоном.
— Нет, не сказала. Это тебе обойдется, папаша, ещё в одну порцию бурбона.
— Боже, это же какая-то бездонная бочка! — Я принес ещё бурбона и, наклонившись над ней, сказал: — Ну, давай, рассказывай.
Она сделала глоток и, посмотрев на меня, покачала головой с самым серьезным видом:
— Нет, ну тебя. Ты решил, что я фантазирую. Верно? Даже если я скажу, что они выглядели как самые обыкновенные люди, ты мне все равно не поверишь, правильно?
Я иронически фыркнул.
— Но они же не были похожи на обыкновенных людей, так? Морковка? Что это за история, если в ней действуют обычные люди? Это были гигантские кузнечики или, наоборот, маленькие, но очень головастые человечки без волос. Ну-ка расскажи, что ты поведала магнитофону. Расскажи, что может родить рыжеволосое ирландское воображение, чтобы повергнуть в изумление болванов? Готов поспорить, это было как в популярном телефильме: инопланетяне начали войну против землян. Настал день решительных действий. Верно?
Она ответила не сразу. Алкоголь уже действовал вовсю. Это проявлялось в её замедленных движениях, в серьезной, как у совы, мине и не очень приличной для дамы позе — она сидела на кровати с раздвинутыми ногами. Когда она заговорила опять, речь её была невнятной, а голос сиплым:
— Ну тебя к черту! Ну тебя к черту! Ты думаешь, тебе все известно и понятно? А впрочем, плевать мне, что ты там думаешь! Так вот, они были как самые обыкновенные люди! Обыкновенные люди в обыкновенной форме. Ну каково? В форме ВВС США! А на этой тарелке, из которой они высадились, были как раз опознавательные знаки американских военно-воздушных сил. Ну, как тебе это нравится, убийца Хелм?
Глава 8
Утром я, разминая затекшие руки-ноги, поднялся с кресла, на котором провел ночь. Нетта же, отключившись, проспала на кровати. Я вышел в ванную и, не закрывая двери, начал бриться.
Я слышал, что кое-кому в голову приходили во время бритья великие идеи. Со мной такого никогда не случалось. Этот день тоже не стал исключением. Даже несмотря на ночное бдение, когда у меня было в избытке времени для размышлений, я так и не мог взять в толк, как же именно расценить услышанную историю. Разумеется, это проливало свет на то, почему меня прислали сюда — доставить в Штаты или успокоить раз и навсегда.
Но основные вопросы оставались без ответа. Я не понимал, говорила ли она правду или ей это все померещилось и вообще, что же именно случилось.
С одной стороны, я не видел причин, по которым ей имело смысл лгать. Однако это вовсе не означало, что таковых нет в природе. Кроме того, её рассказ звучал не очень правдоподобно, по крайней мере, для патриотически настроенного американца, который лояльно относится к ВВС США, с их недоверием к летающим тарелкам и пудингам в небе. Для такого верноподданного мысль о том, что ВВС США, отрицая вес странные небесные явления, могли потихоньку устраивать разные фокусы, казалась просто абсурдной.
К сожалению, слишком многие люди в нашем мире всегда проявляли неоправданный скептицизм относительно заявлений наших летчиков-пилотов насчет НЛО. Среди них попадались и такие, как я, кто лично видел небесные явления, каковые не мог объяснить. И самое грустное состояло в том, что описанные рыжей девицей события могли и впрямь иметь место — именно так, как она рассказывала. Неверие в «луч смерти» вовсе не означало неправдоподобие всей истории.
Предположим, секретный экспериментальный летательный аппарат ВВС США загорелся и вынужден был совершить посадку в океане, а его горящие обломки стали причиной пожара мексиканского рыбацкого катера, на свою беду оказавшегося рядом. Для перепуганной девушки, оказавшейся в воде, горящие, утратившие первоначальную форму останки этого самолета вполне могли показаться одной из тех самых летающих тарелок, о которых так часто писали в прессе.
Но это была не моя проблема. У меня и без того хватало забот. Для начала мне надо было привести растрепанную и страдающую от похмелья девицу в такой вид, чтобы можно было показаться с ней на людях. Когда я потряс её за плечо, она простонала, после второй встряски посмотрела на меня с ненавистью, а после третьей, шатаясь, села на кровати. Она нашарила босыми ступнями пол и откинула лезшие в глаза волосы.
— Господи! — проворчала она. — Ну, что тебе надо, дядя?!
— Не тебя, — честно признал я. — Но все равно, на твоем месте я бы немного одернул юбку. Не надо дразнить зверей.
Она неловко стала оправлять помятую юбку, с неудовольствием оглядывая себя.
— Боже, Боже, — пробормотала она. — Что же ты меня не раздел? Почему позволил спать в одежде?
— У тебя есть кое-что ещё в чемодане, — напомнил я. — Переоденься. Но сперва прими вот это.
Она подозрительно уставилась на белые таблетки, которые я ей протянул, и осторожно осведомилась:
— Это что?
— Цианистый калий. Что еще? Мы всегда таскаем его во флаконах из-под аспирина. Никогда не известно, когда может пригодиться.
Она еле-еле улыбнулась.
— Надеюсь, ты не шутишь? Сейчас мне он был бы очень кстати. — Она взяла таблетки, проглотила их и запила водой из стакана, который я подал ей. Потом посмотрела на меня странно-застенчиво: — Ну, а что я… то есть мы?.. В общем, что, черт возьми, случилось вчера вечером?
— Твои трусики по-прежнему на тебе, — отозвался я. — Если именно это ты хотела узнать. На этот раз она улыбнулась отчетливее.
— Сколько хорошей выпивки потратил зря! Может, я сейчас приму душ?
— Пожалуйста, но с открытой дверью. Ты вряд ли выберешься через маленькое окошечко, но все равно я не хотел бы предоставить тебе шанс попробовать. Оставь дверь открытой и сразу же отзывайся, если я к тебе обращусь. Тогда я не стану заглядывать, О`кей?
Полчаса спустя она предстала предо мной для инспекции — стройная, похожая на мальчишку, в аккуратном ансамбле — в брючном костюме, который вызвал у меня неприятные воспоминания о той, которую я застрелил накануне. Только костюм был из тонкой ткани с розовыми и зелеными цветами.
— Не нравится, дядя? — осведомилась Нетта, словно прочитав мои мысли.
— Я знал женщину, которую застрелили за то, что она появилась вот в таком наряде, — пожал я плечами. — Кое-кто принял её за мужчину и всадил в неё три пули. Но если тебе хочется щеголять во всем этом, на здоровье.
— Какой ты смешной и старомодный, — расхохоталась Нетта.
Я оглядел её и сказал:
— Может, а и старомодный, киса, но не смешной. Не думай, что я добродушный совестливый субъект, потому что не посягнул на твое белое, как лилия, тело и не подглядывал за тобой в ванной. Это будет с твоей стороны большой ошибкой. А сейчас мы выходим, расплачиваемся за отель, хватаем такси и едем в аэропорт, где садимся в самолет. Если он задержится, как это, говорят, часто бывает, мы подождем. У тебя может возникнуть соблазн удрать, О`Лири. По крайней мере, тебе покажется, что это возможно. Но хорошенько пораскинув мозгами, ты, надеюсь, поймешь, что я так долго проработал в нашей фирме именно потому, что сопливым девчонкам никогда ещё не удавалось от меня удрать.
— Можно и без оскорблений, — буркнула она, облизывая губы.
— Боюсь, что нет. Потому как мне надо вбить тебе в голову — или в пространство между ушами — кое-какие сведения. Мне надо довести до твоего сведения, что по крайней мере два человека в этом мире могут убить тебя в течение ближайших десяти часов. Один из них Гашек. Второй — ты сама. С Гашеком ты, конечно, ничего поделать не можешь, зато с собой — вполне. Если кто-то из этих двоих отмочит фокус, пиши пропало. На Гашека у тебя управы нет, а вот на себя есть. Так что советую это иметь в виду.
— Ладно, — сказала она. — Все ясно и понятно. Я буду паинькой. А вот этот Гашек… Что, по-твоему, он может выкинуть?
— Не знаю, — признался я. — Мне даже неизвестно, здесь ли он где-нибудь. Пока он не давал о себе знать. Но о нем заходила речь, и я вовсе не исключаю того, что он может тое-то появиться на нашем маршруте. Ну, а насчет его возможных действий, лично я бы предположил винтовку с оптическим прицелом. Если у него будет подручный, которому удастся уложить меня пулей в голову или шею…
— Не надо! — перебила меня Нетта, зябко передергивая плечами.
— А в чем дело, Морковка? — усмехнулся я. — Неужели ты будешь меня жалеть? Короче, что бы он ни предпринял, ему надо действовать быстро и эффективно, иначе живой ему тебя не получить, и он это прекрасно знает. Поэтому, если я буду сильно к тебе прижиматься, дело не в моей похотливой натуре. Просто я постараюсь не превращаться в легкую мишень для нашего друга Гашека и его снайпера, если таковой возникнет. Именно по этой самой причине нам лучше отказаться от завтрака. Столовая на балконе слишком уж открытое место. Тебе придется обойтись чашкой кофе в аэропорту, О`кей? Тогда в путь.
Я велел ей нести свой чемодан, чтобы, взяв мой собственный, я имел одну руку свободной. Финансовая операция у стойки администратора прошла без сучка без задоринки. Мальчишка-рассыльный вынес чемоданы и свистнул таксисту. Я выдал ему за труды несколько песо, усадил Нетту и сам влез вслед за ней. Только тогда я обратил внимание, что после вчерашнего дождя утро выдалось солнечное.
— В аэропорт, пожалуйста, — сказал я водителю. — Aeropuerte, por favor.
— Si, senor!
Мы ехали в большом старом американском автомобиле, который когда-то давно, наверное, считался роскошным. Как и у большинства масатланских такси, у него была сильно протертая обивка сидений, а также отсутствовали некоторые металлические детали. Так, например, с моей стороны не было ручки у дверцы. Затем, когда мы отъехали, я заметил, что в машине у всех дверей отсутствовали ручки, в том числе и для стекол.
Я вытащил пистолет, рукоятку которого не отпускал. Увидев тупой ствол, Нетта широко раскрыла глаза. Спереди послышался шум, и я увидел, что из спинки водительского сиденья поднимается стекло, отделяющее его от пассажиров.
Тут я обратил внимание на затылок таксиста. На нем была старая-престарая фуражка хаки, но затылок был тщательно выбрит, что для здешних мест большая редкость. Шея была толстая, крепкая, свидетельствующая о немалой физической силе её обладателя, которым мог быть, например, Гашек.
Я щелкнул предохранителем браунинга.
— Мне очень жаль, — пробормотал я. Мне действительно было очень жаль.
Нетта молча облизала губы. Мой палец уже надавил было на спуск, но тут я услышал какое-то странное шипение. Уголком глаза я увидел, как из-под переднего сиденья начинает валить пар.
Дальше все развивалось, как в каком-нибудь телефильме. Все это было так абсурдно, что я никак не мог заставить себя поверить, что это происходит на самом деле. Я понимал зато, что этот газ несмертелен, что нам с девицей не угрожает гибель. Во всяком случае, чтобы сработать, он должен попасть мне в легкие. А тот, кто хоть однажды стрелял и знает, как это делается, может задержать дыхание, чтобы успеть выстрелить. Даже слезоточивый газ не спас бы рыжую, слишком уж близко от меня она сидела.
Происходившее было так смехотворно, что я заколебался, пытаясь понять, не упустил ли я из вида что-то существенное. Внезапно я вспомнил странный взгляд Вади, когда я описал мое задание — она едва ли не обрадовалась. Вспомнилось мне и другое…
Гашек, если это и впрямь был он, не оглянулся, но мускулы на шее набухли — он ожидал выстрела. Конечно, я мог попытаться подстрелить его, но спинка его сиденья, несомненно, была пуленепробиваемой, равно как и стекло. Стрелять же в пуленепробиваемое стекло чуть не в упор — занятие малопривлекательное, особенно если вы не получаете удовольствия, выуживая потом из частей своего тела осколки стекла и фрагменты отскочившей пули. Впрочем, никто не говорил, что я должен застрелить Гашека. Мои инструкции касались лишь рыжеволосой.
Я посмотрел на Нетту, глаза которой почти совсем закрылись под воздействием газа.
— В следующий раз, киса, — усмехнулся я.
Я снова поставил предохранитель в исходное положение и заткнул браунинг за пояс. Потом сделал глубокий затяжной вдох. А что, зачем сопротивляться? Ведь усыпляющий газ был не такой уж противный.
Глава 9
Я проснулся на кушетке в гостиной и никак не мог взять в толк, почему меня выгнали из спальни. Может, произошла какая-то ссора, о которой я позабыл, но это было маловероятно, потому как у нас никогда не доходило до скандалов с Кэрол Лухан во время отдыха в Санта-Фе,. штат Нью-Мексико, куда я удрал после пребывания на «проклятом ранчо». Я попытался вспомнить, что же все-таки случилось, но в памяти мелькали обрывки странного, причудливого, нелепого кошмара, воспоминания о пошедшей вкривь и вкось операции в Мексике, которая зашла в тупик, когда меня, словно агента из телефильма, заперли в такси с разными хитрыми штучками — из того же дурацкого телефильма.
Я сел на своей кушетке и понял, что, во-первых, все это не сон, а во-вторых, я уже просыпался. Это случилось в старом обшарпанном лимузине на разбитой дороге где-то в лесу возле Масатлана. Я был один, дверца машины была открыта, и легкий ветерок приятно освежал, хотя соображал я крайне туго. Я лишь знал, что слышал какой-то громкий шум и что-то должен был в связи с этим сделать. Затем шум усилился, и над самой машиной пролетел самолет, похоже, выискивая, где бы совершить посадку. Я посмотрел на часы: десять пятнадцать. Если это наш самолет, тяжело ворочались мысли в мозгу, он опоздал на два часа, но в этом нет ничего удивительного.
Потом я вспомнил — опять же не без усилий, — что там, в отеле, агент американских спецслужб женского пола караулит два трупа, чтобы дать мне возможность убраться из страны. План этот и сейчас сохранял свою действенность: во всяком случае, здесь мне было совершенно нечего делать.
Гашек забрал только рыжеволосую и её чемодан. У меня по-прежнему оставались документы, билет на самолет, чемодан и даже мой пистолет — вернее, Вадин пистолет…
Ключ был в зажигании. Кое-как выбравшись из машины, я облокотился на дверцу, чтобы прошел приступ головокружения. Мое внимание привлек маленький сверкающий предмет на земле. Я машинально нагнулся и подобрал его — стреляная гильза от 9-миллиметрового люгера — не браунинга! Судя по всему, Гашек в кого-то стрелял. Если верить его репутации снайпера, он не должен был промазать, но вокруг не было мертвых мужчин и женщин тоже.
Я бросил на землю гильзу. Я не обязан убирать за Гашеком, черт побери! Затем я сел за руль и завел старую машину, и поехал туда, где, по моим подсчетам, собирался приземлиться самолет. Я прибыл вовремя: у паспортного контроля выстроилась очередь желающих предъявить иммиграционным службам свои туристские карточки и получить разрешение на вылет в Лос-Анджелес.
Я плохо помню сам полет, зато отлично — телефонный звонок, который сделал из лос-анджелесского аэропорта, когда снова оказался на родной американской земле. Мак отреагировал на мой рапорт примерно так, как я и ожидал.
— Я, кажется, говорил вам, Эрик, — сообщил он мне самым ледяным голосом, — что в нашей работе нет места для сантиментов. И для сентиментальных людей тоже.
— Девица была симпатичная, — медленно ответил я. — Таких длинных густых рыжих волос я в жизни не видел. Лукавое личико, веснушки… Я просто никак не мог заставить себя проделать в ней дырку, сэр.
— Ясно, — он надолго замолчал, похоже, пытаясь оценить и мои слова, и интонации, с которыми они были произнесены. — Хорошо, Эрик. Вам придется кое с кем переговорить завтра утром. В данных обстоятельствах этого не избежать. Эти совместные операции — большая нервотрепка. В общем, будьте готовы рассказать этим людям все об очаровательной даме, которой вы не решились причинить вред, и объясните, почему именно не решились.
— Хорошо, сэр.
— Я полагаю, город Санта-Фе удобен и для людей из Лос-Аламоса, и для меня, поскольку мой самолет летит до Альбукерке. Другого рейса нет. Я правильно говорю?
— Да, сэр. Сорок миль до одного пункта и шестьдесят до другого.
— Итак, я договариваюсь о встрече в Санта-Фе? Отлично. Учтите, операция вызвала немало недовольства. Насколько я понимаю, не обошлось без совершенно незапланированной стрельбы… В данных обстоятельствах было бы неплохо, если до завтра вас было бы не очень просто разыскать. Вы в состоянии где-то остановиться, но не прибегая к услугам отелей?
— Да, сэр.
— Мне тоже так показалось, — сухо заметил Мак. — Прежде чем повесите трубку, оставьте адрес и телефон вашей дамы у телефонистки. Когда мы будем готовы, я дам вам знать. И еще… Эрик…
— Да, сэр?
— Инициативность — похвальное качество в агенте, и я надеюсь, вы отдаете отчет в своих действиях… Не допускайте, чтобы ваша дама занимала ваше внимание слишком допоздна. Завтра вам понадобится ясная голова и связная речь.
Насчет позднего общения было сказано напрасно: когда я постучал в дверь Кэрол, я буквально спал на ногах. Не помню уж, что такое я сплел, чтобы объяснить мое плачевное состояние. Кэрол — девушка умная и вряд ли поверила во все это, но дверь мне отворила, и я получил возможность отдохнуть и дать остаткам наркотика выветриться из моего организма. По крайней мере, голова у меня снова заработала хорошо, хотя настроение было так себе. Грядущее расследование, признаться, радовало мало.
Я зевнул и стал оглядываться по сторонам. Вокруг царил беспорядок, характерный для гостиной, которую вдруг превратили в спальню. Мебель была сдвинута, чтобы было где разложить кровать. Комната была не очень большой.
Хаос усиливался наличием повидавшего виды кожаного футляра для фотокамеры профессиональных габаритов — ничего общего с теми любительскими приспособлениями, которые фотографы носят на плече. Рядом стоял внушительный треножник, большая обшарпанная коробка, где, как я предполагал, должны находиться приспособления для освещения. Все это было сложено в углу и в любой момент могло быть пущено в дело.
Сама по себе комната была отделана в приятно старомодном юго-западном стиле. Потолок поддерживался двумя круглыми колоннами. Подоконники были широкие и глубокие из необожженного кирпича. В углу был круглый камин, в котором поленья полагалось ставить на попа, по-индейски. Камин этот неплохо функционирует, при условии, что вам удастся найти соответствующие сучковатые сосновые дрова, какими пользовались индейцы.
Белые стены были увешаны сериями фотографий. На некоторых изображались взрослые модельеры и , модельерши, но в основном фасоны демонстрировали дети — милые, чистенькие, веселые, разодетые как ку — ! колки. Цветные обложки журналов в рамках придавали композиции необходимую завершенность. Снимки были очень хорошего, профессионального уровня, хотя, на мой вкус, чересчур слащавы. У меня ведь у самого были дети — теперь они растут где-то с новым папой, — и они никогда не выглядели вот так, даже на мой предвзятый родительский взгляд, разве что перед церковью в воскресное утро.
— Пора и просыпаться! — сказала Кэрол Лухан, входя в комнату с подносом. — Надеюсь, после твоих таинственных странствий ты по-прежнему любишь кофе черным, а яйца в пашот? — Она подошла ближе я продолжила: — Одно предупреждение. Если мы вдруг поженимся, то не надейся получать завтрак в постель всю оставшуюся жизнь. Так обслуживаются только знакомые — похмельные джентльмены, которые заглядывают, чтобы отоспаться. В чем, кстати, дело? Твоя так называемая государственная служба не предусматривает оплату отелей?
Похоже, я рассказал ей, что напился при исполнении служебных обязанностей — на каком-то официальном приеме с коктейлями. Насчет государственной службы я приврал ещё летом, когда мы коротко сошлись. Не положено рассказывать окружающим, даже если это очаровательные женщины, с которыми ты спишь, что ты работаешь секретным агентом.
— Кто говорил насчет женитьбы? — рассмеялся я.
— Да уж, во всяком случае, не ты, — услышал я сухой ответ. — Осторожней, а то прольешь!
Она поставила поднос мне на колени и выпрямилась. Это была довольно высокая блондинка, и вид у неё был пышущий здоровьем и ухоженный. Я всегда за такой тип, независимо от того, каких скелетов изображают на обложках «Вог» в этом сезоне. На ней была коричневая юбка в клетку и коричневый свитер с рукавами, закатанными выше локтя. На пальцах у неё были желтые пятна от проявителя. На левой руке поблескивало обручальное кольцо, но её брак скончался ещё раньше моего.
В девичестве Кэрол Фэруэзер, она вышла замуж за неплохого фоторепортера по имени Тед Лухан во времена, когда у меня у самого имелась супруга, а также фотолаборатория. В те дни мы часто встречались, как бывает у супружеских пар, живущих в одном городе, когда мужья занимаются примерно одним и тем же.
Но потом Тед попал под джип где-то на другом конце света, а моя жена, узнав о моей предыдущей деятельности с ножом и пистолетом, до того как я вооружился фотокамерой и пишущей машинкой, решила, что ей нужен не такой спутник жизни.
Это все случилось несколько лет назад, и мне удавалось до этого лета удачно избегать города Санта-Фе. Встреча с Кэрол в местном банке вызвала давние и не самые приятные воспоминания. Раз уж ты похоронил прошлое, то совсем не хочется, чтобы покойник выбирался из могилы и преследовал тебя.
Но она была рада видеть меня, что мне польстило. Поскольку она была хороша собой, а я один-одинешенек в городе, я просто не мог не пригласить её на обед — в память о прошлом — ну, а дальше вы и сами понимаете, что произошло между взрослыми одинокими людьми после вечера воспоминаний и выпивки. За несколько недель мы так хорошо узнали друг друга, что теперь я мог, в минуты усталости, заночевать на кушетке в её гостиной и не делать вид, что мне не терпится сломать дверь в её спальню, каковая, кстати, не была на замке.
— В чем дело, Мэтт? У меня на носу сажа или что-то еще?
Кажется, я смотрел на неё слишком уж пристально. Она была очень привлекательна. Мы приятно провели время, но мой отпуск кончился. Он кончился два дня назад, когда я получил приказ двинуться на юг. Если бы не новый приказ Мака, я бы сюда не вернулся.
— Твой нос в полном порядке, — сказал я. — Мне тут никто не звонил?
— Нет, утром никаких звонков не было. Пожалуй, я тоже выпью кофе. .Подожди, я сейчас.
Глядя ей вслед, я вдруг испытал чувство неловкости, возникающее, когда ты проявляешь неверность по отношению к женщине, хотя строго говоря, неверность не состоялась, потому как другая женщина, которая могла бы стать причиной измены, погибла. Впрочем, будучи в Мексике, я мало вспоминал о Кэрол Лухан. Я лишь однажды упомянул её имя — и то, чтобы подразнить другую женщину. К тому же байки, которыми я кормил её насчет моей профессии, приелись мне самому. Пора было убираться — от греха подальше.
Ожидая её возвращения, я намазал маслом свой тост и вяло посмотрел на книгу «Загадка НЛО» на столе. Нахмурясь, я поглядел на лежавший рядом журнал. На обложке анонсировалась статья: «Летающие тарелки: обман или галлюцинация?» Под этим журналом был другой — я вытащил его и прочитал лишь одну строчку: «Астронавты с НЛО. Я встретился с ними лицом к лицу». Я швырнул журнал обратно на стол. Тут вернулась Кэрол и села в кресло напротив меня.
— Ты ждешь звонка, Мэтт? — осведомилась она, помешивая кофе.
— Да, у меня намечена встреча. Мне должны позвонить и сказать, где именно она состоится. — Я посмотрел на фотооборудование в углу и продолжал как ни в чем не бывало: — Ты, кажется, отправляешься в командировку?
— Да, — ответила Кэрол. — Хорошо, что ты приехал вчера. — А то я завтра хочу двинуть в Мексику. Как только отыщу 500-миллиметровую линзу.
— В Мексику? — кажется, я не выказал никакого удивления. — Что же в Мексике интересного с точки зрения фасонов одежды для детей? И что это за камера, которой нужен такой большой телеобъектив?
— Я не всегда снимаю детей или модельеров, милый. Время от времени я получаю задания более общего характера. — Кэрол запнулась. — Даже не знаю, следует ли мне рассказывать об этом. Это работа деликатная…
Я поглядел сначала на фотоснаряжение, потом на литературу на столе и, вздохнув, мрачно пробурчал:
— Не говори, я сам угадаю… Какой-то безумный редактор посылает тебя в Мексику с телеобъективом, чтобы ты обеспечила его портретом летающей тарелки…
— Ну да, — удивленно отозвалась Кэрол. — Как это ты угадал?
Зазвонил телефон.
Глава 10
В гостиной большого номера отеля было четверо. Кроме того, вокруг низкого столика стояло ещё четыре стула. Я решил, что знаю, кому предназначена софа, стоявшая также у столика.
Дверь мне открыл Мак собственной персоной. Он же и закрыл её, когда я вошел.
— Этого человека мы зовем Эрик, — пояснил он остальным. — Садитесь на софу, Эрик. Не хотите кофе?
Я бы с удовольствием выпил чашечку, но в определенных обстоятельствах дипломатия требует отказа от курения, еды, жевания резинки и питья, даже если это всего-навсего кофе.
— Спасибо, сэр, — сказал я. — Но кофе не надо. Я подошел к софе, но садиться не стал. Вежливость стоит дешево, но приносит хорошие результаты, так почему бы ею не воспользоваться? Я почтительно выждал, когда сядет Мак, затем он грациозно повел рукой, и я тоже сел. Мне показалось, его левый глаз слегка подмигнул мне, когда я начал игру в почтительность, но я вполне мог и ошибиться. Он вообще-то не имел привычки подмигивать.
Сегодня он выглядел точно так же, как в последний раз. А тогда он выглядел точно так же, как и в первую нашу встречу, которая случилась так давно, что и не хотелось вспоминать, когда именно. Худой, седовласый и чернобровый, он был в аккуратном темно-сером костюме, какие носят банкиры, только банкиром он не был. Он входил в десятку самых невероятных персон в этом мире, и знающим людям вроде меня это бросалось в глаза.
Сидевший рядом с Маком добродушный на вид человек в твидовом костюме не был опасным. Он, правда, мог действовать на нервы тем, кто плохо переносит интриги и настолько опрометчив, что может повернуться к нему спиной. У него было красивое румяное лицо, грива седых волос и пронзительные голубые глаза. Его звали Герберт Леонард, и он стремительно делал карьеру в мире тайной дипломатии. Он решил однажды, что государственные разведывательные службы представляют собой хорошую почву для его организаторских талантов, и взялся за дело.
Ему уже удалось организовать новое агентство, которое, как он утверждал, будет справляться с проблемами безопасности и контршпионажа куда более эффективно, чем старые службы. Со временем он надеется слопать нас всех. Поговаривали, что он видел себя Джоном Эдгаром Гувером ведомства плаща и кинжала. Кое-кто даже отмечал, что он любил дать понять, что и сам Гувер не вечен.
До этого я никогда не встречался с ним, но видел фотографии и слышал сплетни. У меня возникло тяжкое предчувствие, что американские агенты, с которыми я познакомился в Масатлане, были из его фирмы. А раз я не поладил с его протеже, то мои неприятности могут оказаться куда серьезнее, чем я предполагал.
Рядом с ним сидел человек, которого я не знал, хотя, как мне казалось, вполне мог вычислить. Ему было за пятьдесят, но те, кто с юных лет имеют дело с самолетами, особенно с военными самолетами, сохраняют до конца своей жизни нечто мальчишеское в облике и манерах. Возможно, все дело в верхних слоях атмосферы, которые не дают стареть тем, кто любит их нежной любовью. Лично я, оторвавшись от ^ земли, начинаю стареть не по дням, а по часам.
Короче, я был не прочь побиться об заклад на приличную сумму, что передо мной большая шишка из ВВС. Он был в сером фланелевом костюме, но орлы или звезды явственно проступают на таких, как он, даже когда они вешают военную форму в шкаф.
Четвертым был смуглый маленький компактный джентльмен, показавшийся мне иностранцем — возможно, это был мексиканец. На нем был темный костюм бизнесмена, белоснежная рубашка, шелковый галстук: в рабочее время они любят строгость и подтянутость. Его присутствие придавало собранию международный привкус, что в общем-то мне понравилась. Возможно, целью собравшихся было отнюдь не устроить нагоняй одному мелкому агенту, хотя скорее всего это значилось под первым номером в повестке дня. Первым заговорил седовласый Леонард.
— Вот, стало быть, этот самый Эрик, — сварливо начал он. — Если вы не возражаете, генерал, я бы для начала хотел задать парочку вопросов…
— Я возражаю, — несмотря на свою моложавость, летчик умел внести в интонации властность. — Я прекрасно понимаю. Герб, какие вопросы вы хотите задать, но мы уже это проходили. Сейчас нам не до этого. Меня не интересуют ваши, так сказать, внутренние разборки, во-первых, а во-вторых, ваша позиция достаточно шатка. Я никогда не осуждал моих пилотов, когда в боевой обстановке они отвечали на огонь неопознанного самолета, не имея информации о наличии в районе дружественных сил. Насколько я понимаю, этот человек делал все возможное, чтобы выяснить, кто есть кто, и ему в этом было отказано. У вас погиб агент из-за того, что кто-то проявил чрезмерную секретность. Мы очень сожалеем, но сейчас это к делу не относится.
— Генерал, у меня в Масатлане работало три отличных агента, — резко возразил Леонард. — Одного из них убил этот человек. Второй получил тяжелое ранение, пытаясь спасти его, и наконец, третий находится в сложных переговорах с мексиканскими властями — надеюсь, вы меня правильно понимаете, мистер Солана — опять же, из-за действий этого агента, который в решающий момент не сумел выполнить поручение, ради которого его и послали.
По крайней мере, теперь мне стало ясно происхождение стреляной гильзы от люгера. Пока Леонард говорил. Мак сидел, неодобрительно поджав губы. Он привык к административным склокам — он давно работает в этой области, — но сейчас вопрос был в другом. Он спросил:
— Эрик, вы просили прикрытия от агента мистера Леонарда?
— Нет, сэр. Я посоветовал ему хорошенько выспаться и забыть обо мне. Он, видать, решил прикрыть меня по собственной инициативе.
Леонард торжествующе подался вперед и спросил:
— А почему вы, собственно, не попросили Хартфорда вас прикрыть? Разве это не было бы лишней гарантией успешного выполнения задания?
— Если я правильно оценивал ситуацию, его помощь мне была не нужна. Если же мои догадки были неверными, он бы все равно ничем не смог бы мне помочь.
— Почему это? — спросил, заглатывая приманку, Леонард.
— Видите ли, сэр, — начал я, умышленно колеблясь. — Видите ли, сэр, Гашек — это товар высшего сорта, если можно так выразиться. Таких юнцов он съедает живьем. Мне просто не хотелось превращать этого мальчика в живую мишень. — Я пожал плечами и продолжал: — Наверное, он сам себя подставил и получил пулю, как и можно было предположить, по неосторожности.
И без того красное лицо Леонарда побагровело.
— Возможно, его вмешательство спасло вам жизнь, мистер! Хотя вам трудно было понять это, потому как вы валялись без сознания.
— Да, сэр, — согласился я. — И если это так, то большое спасибо. Хотя, как мне кажется, задачей этой операции было вовсе не спасение моей жизни. Судя по всему, Хартфорд и не попытался вернуть девушку, ради которой все и было затеяно.
Леонард собрался что-то возразить, но его перебил летчик.
— Хватит, Герб! Я же просил оставить, эту тему. Ну, а ты, сынок, — обратился он уже ко мне, — мог бы, наверное, рассказать нам, в чем же заключалась твоя задача, раз уж об этом зашла речь.
Давно уже меня никто не называл «сынок», и ему, пожалуй, было все же маловато лет, чтобы годиться мне в отцы, но в армии, а в авиации особенно, кое-кто склонен различать поколения не по возрасту, а по званиям.
— Если это не секрет, я бы хотел знать, с кем говорю, сэр, — сказал я после небольшой паузы. Он слегка смутился, потом рассмеялся.
— Ну, поскольку вы знаете джентльменов справа от меня, то я бригадный генерал Билл Баннистер из ВВС США. Я и возглавляю эту безумную операцию. А это сеньор Солана-Руис из мексиканской… Достаточно сказать, он представляет мексиканское правительство… хотя и весьма неофициально.
— Спасибо, сэр, — отозвался я. — Что касается операции, то цель у неё была двоякая: попытаться доставить одну молодую даму в Лос-Аламос, а если это окажется невозможным, ликвидировать её так, чтобы не ставить в трудное положение мексиканские власти.
Баннистер кивнул:
— Вот именно. Сейчас же мексиканские власти как раз оказались, в сложном положении. А молодая дама ни в Лос-Аламосе, ни на небесах. Правильно?
— Не знаю, сэр. — Он нахмурился, и я пояснил: — У меня нет сведений о том, что происходит в официальных кругах Масатлана. Я также понятия не имею, что случилось с миссис О`Лири с тех пор, как мы расстались.
— Но вы признаете, что несете хотя бы частичную ответственность за странные трупы, возникшие в вашем отеле, и за то, что вы не выполнили инструкций касательно молодой особы?
— Это так, сэр.
Леонард агрессивно подался вперед.
— Не в том ли дело, что вы провели ночь с девицей, и она вам приглянулась?
— Мы действительно провели ночь в одном номере, сэр, иначе мне было бы трудно охранять её. Что касается того, приглянулась она мне или нет, я не могу понять, какое это имеет отношение к делу. — Я поглядел на генерала и продолжил: — Правило нашей профессии таково: то, что происходит в постели, не имеет отношения к тому, что происходит за её пределами.
Генералу это явно понравилось. Он спросил:
— А в постели что-нибудь случилось, сынок?
— Нет, сэр. Хотя это трудно доказать, а потому я и не стану пытаться.
— Так или иначе, вы не выполнили задания, вам ясно? — резко спросил Леонард.
Баннистер нахмурился, но спросил меня:
— В принципе ведь вопрос правильный?
— Да, сэр.
— Есть ли у вас какое-то объяснение?
— Одно соображение, сэр.
— Не надо быть таким коротким, сынок, — раздраженно буркнул Баннистер. — Я знаю, прекрасно знаю, что у вас на уме. Вы профессионал, профессиональный убийца — будем называть вещи своими именами. И вы думаете: если они будут слишком уж давить и загонять в угол, я с ними потом со всеми разберусь. Как лиса с курицами в курятнике. Я прав?
Он оказался проницательнее, чем я предполагал, надо отдать ему справедливость. Я отважился на усмешку и некоторую непочтительность.
— Да, сэр. И вы будете первым.
— Почему? Я, кажется, был не самым резким из собравшихся здесь.
— Я бы разобрался с вами в первую очередь, сэр, потому как очень не хотел бы давать вам свободу действий, пока я разбирался бы с остальными.
— Лестью вы ничего не добьетесь, — сказал он, тоже усмехнувшись. — И хватит этих «сэров», я ими уже объелся на службе. — Он прокашлялся и спросил: — А теперь к делу: в чем же были ваши причины не выполнить задание? Вы угодили в ловушку? О`кей. Такое бывает. Ваши инструкции учитывали этот вариант. Если вы не могли её доставить сюда, её следовало убить. Почему вы этого не сделали?
— Потому что я понял, что они именно этого от меня и ждали…
Глава 11
Не могу сказать, что от этих слов обрушился потолок. Мак не выразил большого изумления, да и сеньор Солана лишь слегка приподнял брови. Насколько я понял, у мексиканца были проблемы с английским, и потому он не мог следовать обмену репликами с достаточной адекватностью.
Но летный генерал изобразил на лице такую заинтересованность, словно моя догадка отличалась особой новизной и увлекательностью. Леонард, со своей стороны, излучал презрение и даже негодование. Его возмущало мое нахальство — попытаться оправдать свое ослушание таким нелепым образом. Впрочем, другой реакции я от него и не ожидал.
— Неужели вы и правда думаете, что мы поверим… — начал было он.
— Замолчите, Герб, — раздраженно перебил его летчик. — Оставьте при себе свои риторические вопросы. Да, он надеется, что мы в это поверим, иначе не стал бы этого говорить. Вы уверены в этом? — обратился он ко мне. — На все сто?
— Нет, конечно, не на все сто. Но я слишком сильно опасался этого и потому не нажал на спуск, вопреки всем инструкциям. Мне показалось, что кое-кто неверно оценил положение вещей. Я почуял неладное. когда…
— Но это же курам на смех! — воскликнул Леонард. — Если бы Гашеку нужно было убить миссис О`Лири, у него было достаточно времени это сделать собственноручно.
— Думаю, что дело не в этом, — медленно сказал Баннистер. — Мне кажется, дружище Эрик имел в виду нечто совсем иное.
— Да, сэр. Думаю, что Гашек хотел не того, чтобы она погибла, но чтобы она погибла от руки американского агента.
— Стоп, стоп, маленько назад, сынок, — нахмурился Баннистер. — Вы сказали, что «почуяли неладное»… Каким образом?
— Я почуял неладное, когда между мной и Гашеком стало подниматься пуленепробиваемое стекло и зашипел газ. Это был знак того, что дело нечисто. Слишком уж все было как в кино. Я не утверждаю, что в реальной жизни не используются фокусы с такси без дверных ручек, но они безусловно не применялись для того, чтобы мгновенно обезвредить человека… Просто, насколько мне известно, не существует такого моментально действующего газа, а если и существует, то никто им не пользовался. Из этого я сделал вывод, что им вовсе не нужно, чтобы я отключился сразу же, они явно хотели дать мне время — ровно столько, сколько нужно для выполнения задания. Других причин у них, судя по всему, не было.
— Просто вы оправдываете себя задним числом, — сказал Леонард. — Возможно, они попытались воспользоваться медленным, не очень эффективным газом, имея основания полагать, что у вас возникнут сомнения, стоит ли убивать молодую особу, вызвавшую в вас теплое чувство. По крайней мере, у них были основания предполагать, что вы проявите нерешительность…
— Напротив, — возразил я, — у них были основания полагать, что я не проявлю нерешительности. Все их действия указывают именно на это. Я не раз открыто предупреждал их о своих действиях, если мне кто-то попробует помешать. Кроме того, в их глазах я был человеком, у которого всегда чешутся руки пустить в ход оружие: только что я по ошибке пристрелил нашего же агента, именно потому что я якобы люблю убивать. У них не было оснований полагать, что я промедлю хоть секунду, если у меня возникнет хотя бы малейшая возможность нажать на спуск. Вот они мне её и предоставили. — Я посмотрел на Баннистера. — У меня сначала создалось впечатление, что девица представляет для них ценность, что она нужна им живой. Когда же выяснилось, что это не так… Короче, я решил поберечь патроны до тех пор, пока не узнаю истинное положение дел.
Генерал глубоко вздохнул и сказал:
— Вообще-то инструкции, полученные вами, оказались куда более жесткими, чем следовало бы. Кто-то в Вашингтоне, прослушав пленку с показаниями этой девицы, так разволновался, что потребовал срочных действий, не проконсультировавшись с кем-то еще, в том числе и со мной. Поэтому мы не так уж и огорчены результатами вашей командировки — вернее, отсутствием таковых. Что, впрочем, ни в коей степени не снимает с вас ответственности.
— Да, сэр.
— Приказ есть приказ, и его надо выполнять, — сказал он сурово, но потом усмехнулся: — С другой стороны, здравый смысл отнюдь не мешает, особенно в ситуациях, где речь идет о жизни и смерти. Вам известно, что видела эта особа — или что ей, по крайней мере, показалось — в Калифорнийском заливе?
— Да, сэр.
— Как вам это удалось узнать? — осведомился Леонард. — Это секретные сведения.
— Как вы сами отмечали, мистер Леонард, — напомнил я, — мне случилось провести ночь в её обществе. При мне была бутылка бурбона, а её мучила жажда. Вскоре она сделалась разговорчивой.
— Значит, вы напоили её и заставили все рассказать?
— В моих инструкциях не было ни слова о том, что я не имею права налить ей виски.
— Вы очень даже независимый оперативник, — сказал Баннистер. — Даже не знаю, хотел ,бы я, чтобы вы работали под моим началом или нет.
— Нет, сэр, — отозвался я, глядя на Мака. — У разных начальников разные представления о дисциплине. В нашем деле мы не можем постоянно держать связь по рации с родным аэродромом. Ну, а поскольку никто ничего мне не рассказал про все это, я решил попытаться выяснить кое-что самостоятельно.
— Мы дадим вам прослушать запись беседы и выясним, насколько эта юная особа изменила свои показания под воздействием виски. Но что вы можете сказать об её истории?
Я посмотрел на него, потом покосился на Солану и снова на Баннистера. Затем спросил:
— Как мне говорить: честно или дипломатично, сэр?
— Мы не держим ничего в тайне от наших соседей, тут у нас секретов нет.
— Ясно. Тогда, генерал, я вижу три варианта. Первый состоит в том, что девица нагло лжет по причинам, которые нам пока непонятны, второе: она действительно видела настоящий, но странный самолет с ложными опознавательными знаками и летчиками в ложной же форме, третий: она действительно видела то, о чем рассказала, и тогда лжецом оказываетесь вы, сэр, ибо пытаетесь замять что-то в высшей степени секретное, но ошибочно ставшее явным. Прошу меня извинить, сэр.
— Разумеется, — буркнул Баннистер и обратился к Маку со словами: — Ваши люди не любят церемониться.
— Они обязаны этого не делать, раз их об этом просят. Вы же, кажется, попросили… Баннистер обернулся к Солане.
— Вы слышали, Рамон? Ну что, описал этот человек те варианты, которые имело в виду ваше правительство, анализируя инцидент?
— Да, генерал. Он изложил все очень четко. И прошу меня простить, но последний вариант как раз изучается самым серьезным образом. Ваша официальная позиция относительно этих странных небесных явлений содержала в себе подтекст: у вас имеются высшие соображения для того, чтобы к ним не привлекалось излишнего внимания, Я помню объяснения толков о НЛО, например, как появление планеты Венеры, когда Венера была вне видимости, а показания радаров объявлялись ошибочными по причине изменения погодных условий, когда таковые не давали основания для подобных выводов. Мы самым тщательным образом изучили все наши досье, и всегда возникал вопрос: почему ВВС США проявляли такую настойчивость, чтобы высмеять все разговоры о НЛО, — даже если у них не было ничего такого, что они хотели бы скрыть от взоров посторонних.
Похоже, у сеньора Соланы-Руиса не было сложностей с английским языком. Генерал Баннистер поморщился:
— Вы задели чувствительное место, сеньор Руис. Я получил в наследство черт знает что. Теперь наши ученые в Колорадо потеют, чтобы привести все в порядок с научной точки зрения, а я должен сделать то же самое по военным и дипломатическим каналам. — Он обратился ко мне: — А ты-то, сынок, веришь в эти самые НЛО? Я имею в виду настоящие, не те, на которых написано «ВВС США»?
— Да, сэр, — отчеканил я.
— Случалось видать их?
— Так точно, сэр.
— Можешь описать? — Когда я начал, он перебил: — Ну да, зеленые огненные шары. Ну, тут у нас имеются объяснения.
— Так точно, сэр, — подтвердил я. — Раньше был болотный газ, теперь электронная плазма, сэр.
— Это подначка, сынок?
— Да, сэр, — ответил я. — Это способ подчеркнуть то, что уже сказал сеньор Солана: никто больше не верит таким объяснениям. Вы, сэр, словно тот мальчик, который кричал: «волк!» Только дело в том, что ваше начальство много лет кричало во весь голос о том, что никакого волка тут нет, и вообще даже нет такого животного. А теперь те, кто нас сильно не любит, пытаются нажить капитал на том, что наши объяснения никого не удовлетворяют.
— Думаешь, именно это и пытался сделать Гашек в Масатлане?
— Очень на то похоже, сэр. У него было из чего выбирать. Давайте предположим на минуту, что эта самая О`Лири и правда видела, как летательный аппарат сел в коктейль. Оставим в стороне вопрос, солгала она насчет опознавательных знаков и формы или нет, главное, она кое-что сообщила и, правильно или не-, правильно, связала увиденное с США. Прознав про это, шефы Гашека, наверное, решили убить двух зайцев сразу: во-первых, узнать побольше о том аппарате, что она и правда увидела, и, во-вторых, состряпать пропагандистскую утку из того, что она рассказала. И если уж выбирать, то пропаганда для них, пожалуй, будет важнее, чем правдивая информация.
— Почему? — удивился Леонард. — Разве им не хотелось бы узнать побольше о том, что было на самом деле?
— Да какую точную информацию можно получить от насмерть перепуганной девицы, которая минуту-другую наблюдала странный летательный аппарат, барахтаясь в соленой воде? Ну, много ли достоверной информации оказалось на вашей пленке? Готов поспорить, кот наплакал! Но мне ясно, что у Гашека были инструкции проиграть пропагандистский вариант и допустить утечку информации. Это он и попытался сделать.
— Добившись того, чтобы девицу пристрелили? — недоверчиво спросил Леонард.
— Чтобы девицу пристрелил американский агент! — поправил я. — Послушайте, сама по себе её история не многого стоит. Судите сами, если бы она предала это огласке, кто всерьез поверил бы басне, рассказанной перепуганной девицей, которая еле-еле спаслась с горящего катера? Но если поползет слух, что власти США настолько серьезно отнеслись к её бреду, что послали за ней команду профессиональных убийц, если её действительно убьют, а убийца — то есть я — будет пойман на месте преступления, тогда её история заставит прислушаться очень многих! Тогда бы коммунистам удался пропагандистский трюк, из-за которого мы потеряли бы немало друзей в стране сеньора Соланы, где, если я не ошибаюсь, у нас их сейчас не так уж и много. Я прав, сеньор Солана?
— Разумеется, слухи о том, что все эти странные явления объясняются появлением секретного американского самолета над Мексикой, не улучшают отношений между нашими странами, — спокойно отозвался мексиканец. — Ну, а инцидент, повлекший гибель женщины, безусловно, вызвал бы недовольные разговоры насчет самоуправства империалистов-янки. Он, возможно, имел бы даже и дипломатические последствия.
Посмотрев на генерала Баннистера, я заметил:
— Судя по замечанию сеньора Соланы, этот фейерверк, случившийся возле Масатлана, далеко не единственный?
Баннистер натянуто улыбнулся и сказал:
— Думай, что хочешь, сынок, только не задавай лишних вопросов. — Он поморщился и сказал: — Ну, что ты ещё можешь нам сообщить, пока мы не выкинули тебя отсюда и не перешли к вещам, до которых тебе нет дела?
— Больше мне в голову ничего не приходит, сэр.
— А как насчет этой самой О`Лири? Ты же видел её, говорил с ней. Так что, она лжет или говорит правду — или, по крайней мере, думает, что говорит правду?
— Не знаю, сэр, — признался я. — Она неглупая девочка, но, может быть, она неглупая девочка, которая очень ловко притворяется. Например, она может быть коммунистическим агентом, специально заброшенным в Масатлан, чтобы распространять ложные, клеветнические слухи о США!
— Но ты так не считаешь?
— У меня не возникло впечатления, что я имею дело с опытным профессионалом. — Я пожал плечами. — Нет, пожалуй, я так не считаю. Скорее она талантливый любитель. Я вообще не удивлюсь, если окажется, что она обыкновенная рыжеволосая девица, которая, на свою беду, поехала удить рыбу в самое неподходящее время.
Баннистер посмотрел на Леонарда:
— Кажется, её сейчас проверяют?
— Да, сэр, у меня есть предварительный рапорт. Тут есть любопытные подробности. И сама девушка, и её покойный муж, судя по всему, были членами пацифистской группы, когда учились в университете…
— Половина студентов в наши дни вступают в такие движения, — нетерпеливо перебил Баннистер. — Но муж погиб во Вьетнаме, так, кажется? Получается, что его убеждения все же не удержали его от участия в боевых действиях? Ладно, продолжайте проверку и держите меня в курсе. Эрик!
— Да, сэр?
— Мистер Леонард даст вам стенограмму той пленки. Присядьте ще-нибудь и внимательно прочитайте. Ищите расхождения. Будьте в пределах досягаемости. У нас скоро будет для вас новое задание. И еще, Эрик…
— Да, сэр?
— Похоже, вы были правы, решив не стрелять. Все обвинения с вас снимаются. Когда человек действует правильно, ему прощается многое. — Он коротко улыбнулся. — Но ты, сынок, слишком уж независим в своих действиях. Короче, больше не попадайся на ослушании, а то вдруг поступишь неправильно, и тогда пеняй на себя. Понял?
— Да, сэр.
Я получил желтый конверт от Леонарда. Мак дал мне ключ, и я прошел по коридору в его комнату делать домашнее задание и ждать новых инструкций. У меня возникло ощущение, что операция наклевывается заковыристая.
Я не ошибся.
Глава 12
Следующее утро выдалось ясным и солнечным, и учитывая высокогорье — миля с лишним над уровнем моря, — по-осеннему бодрящим. Шоссе, которое вело из Санта-Фе на юг, выглядело таким чистеньким, словно было проложено только вчера и выхлопы и шины автомобилей ещё не успели его запачкать. В отдалении, на фоне голубого неба, красиво очерчивались горные вершины у Альбукерке.
Мы выехали в машине Кэрол Лухан. Это был белый «шевроле»-фургон с красным ковром и красной кожаной, точнее синтетической, обивкой. Мощность у неё была потрясающая, и она была напичкана разными новейшими штучками, в том числе и кондиционером, который может очень даже скрасить жизнь позже, когда мы спустимся вниз. В Масатлане я, признаться, не мерз.
Несмотря на все новейшие приспособления, каковые по идее должны были бы поставить в тупик привыкшего к старым традиционным машинам водителя вроде меня, я быстро понял, что «шевроле» просто и легко управлять. По крайней мере, он несся как стрела по шоссе со скоростью семьдесят миль и не вилял хвостом, как делают некоторые машины.
Сидевшая рядом Кэрол вдруг похлопала меня по правой руке, державшей руль.
— Я так рада, что ты поехал со мной, Мэтт, — сказала она. — Я ненавижу вести машину, особенно когда я одна.
Я бессмысленно ухмыльнулся, продолжая смотреть прямо перед собой. Как я и ожидал, задание я получил лихое. Судя по всему. Мак позволил мне провести ночь у Кэрол Лухан вовсе не для того, чтобы спрятать меня подальше от нескромных взоров. Поскольку я общался с ней летом, он устроил ей обычную в таких случаях проверку, — наши частные жизни быстро теряют свой частный характер — и с интересом выяснил, что её посылают в Мексику разбираться с НЛО. Ему это показалось совпадением, которым не грех воспользоваться — если это можно назвать совпадением. Впрочем, в последнем случае — если это не совпадение, — все было ещё лучше.
— Но я знаю её давно, — возразил я, когда Мак поделился со мной своими подозрениями.
— С перерывами, — напомнил он. — Если вы ничего от нас не утаивали, в вашем общении был перерыв в несколько лет. Вы не можете знать, какие связи появились у неё с тех пор, как вы оставили ваши журналистские и супружеские обязанности и снова стали работать на нас, уехав из Санта-Фе. Вы не согласны? И ещё — так ли уж случайно состоялась ваша новая встреча?
Я поморщился и сказал:
— Это случилось за несколько недель до того, как я получил задание, связанное с этими тарелочками, сэр. Если кто-то навел её на меня, предвидя все это, стало быть, это ясновидцы.
— Вовсе не обязательно, — поправил меня Мак. — Разве не случалось, что привлекательную женщину ^тем или иным способом убеждали возобновить знакомство с неким известным агентом — увы, в определенных кругах, Эрик, вы хорошо известны, — с тем, чтобы эта связь рано или поздно оказалась плодотворной? — Мак пожал плечами и продолжил: — Но это лишь отправная точка. Вы едете в Мексику с миссис Лухан. Но принимая во внимание все странные совпадения — её желание возобновить с вами отношения летом, её готовность ехать в Мексику освещать проблему НЛО сейчас, — мы вынуждены поставить против её имени большой вопросительный знак. — Глаза Мака были как льдинки. — Прошу вас, Эрик, иметь это в виду.
— Да, сэр.
— Это дело окружено секретностью. Оправданно это или нет, уже не столь важно. Лично я ничего не имею против того, чтобы вы доверяли миссис Лухан, если считаете это нужным, но в Вашингтоне сейчас непростая ситуация. Дело не в том, чиста миссис Лухан или связана с нашими оппонентами. Дело в том, что официально она под подозрением. Мистер Леонард только и знает, что выискивает у нас самое уязвимое место, чтобы всадить нож, и потому вы не должны нарушать правила безопасности. И — я не могу вам этого разрешить ни под каким предлогом. Надеюсь, вы понимаете, что само существование нашей фирмы может оказаться под вопросом?
— Понимаю, сэр.
— Стало быть, даже в самые патетические моменты вы будете говорить неправду миссис Лухан. Вы не обмолвитесь ни словом ни о нашей фирме, ни о вашей работе в целом, ни о вашем поручении в частности. Вы будете усердно потчевать её официальной легендой, даже если сложатся такие обстоятельства, в которых эта самая легенда будет выглядеть смехотворной. Вы меня понимаете?
— Да, сэр.
— Отлично. Теперь скажите: удалось ли вам обнаружить какие-то расхождения в том, что рассказывала эта О`Лири нам и вам?
— Нет. Она либо говорит правду, либо как следует выучила ложь.
— Жаль, что вы её потеряли, но в сложившихся обстоятельствах ваши действия — или бездействие — были скорее всего оправданы. По крайней мере, так думает генерал Баннистер. Несмотря на возражения Леонарда, он просил оставить вас на этом задании. Разумеется, люди Леонарда тоже будут работать над тем же, но появление миссис Лухан дает нам некоторые преимущества. Весьма неплохую крышу. Вам известны её планы?
— Нет, если не считать того, что она должна приобрести телеобъектив, чтобы как следует сфотографировать НЛО. Уж не знаю, как она собирается уговорить его попозировать перед камерой. Не знаю также, представляет ли она, как трудно обращаться с этими оптическими приспособлениями, и имела ли она с ними дело раньше.
— Я уверен, вы сможете оказать ей техническую помощь, Эрик, — сказал Мак. — Вы в свое время были, кажется, неплохим фотографом. Только помните, что вас посылают в Мексику не для того, чтобы помогать даме снимать свои картинки.
— Конечно, сэр.
— Нам нужно установить место, откуда появляются эти НЛО, причем как можно скорее. Судя по нашим наблюдениям, их активность постоянно усиливается и в ближайшее время может достигнуть апогея. Итак, вы отправляетесь в Мексику с миссис Лухан. Постарайтесь убедить её начать съемки в месте последнего появления такого объекта. Мы установили, что эти штучки очень болезненно реагируют на все попытки нарушить их мир и покой. С теми, кто наблюдал за ними или говорил о них, начинают случаться разные разности, и исчезновение миссис О`Лири — не исключение. Поэтому если ваша симпатичная знакомая-фотограф пока не имеет к этому никакого отношения, в самом ближайшем будущем, при благоприятном развитии обстоятельств, она окажется в самой гуще событий, чем вы и должны воспользоваться, Эрик.
Иначе выражаясь, мы решили использовать Кэрол Лухан в качестве наживки. Разумеется, это не самый прочный фундамент, на котором можно строить веселые отношения с представительницей противоположного пола, и потому я не мог освободиться от определенного чувства неловкости и даже вины, каковое, похоже, не осталось незамеченным моей светловолосой спутницей.
— Серьезный у тебя груз, — сказал я исключительно для разговора, когда мы неслись в машине по шоссе. — Похоже, фотография в наши дни все-таки кое-что приносит.
— Скажем так: я не умираю с голода, — рассмеялась Кэрол. — Помнишь, как ты впервые показал мне, как работает камера Теда, после… после того, как он погиб? Потом, по твоей рекомендации, я поехала работать в Нью-Йорк, а когда вернулась, тебя уже след простыл, и Бет сказала, что собирается в Рино1. Все это было так внезапно, странно, ужасно. Я-то думала, что ваш брак будет вечным…
Она с любопытством посмотрела на меня, но я не был склонен обсуждать проблему развода ни с кем, даже с Кэрол, поэтому я позволил разговору угаснуть.
Мы провели в Альбукерке пару часов — чтобы приобрести объектив, который Кэрол заказала по телефону, а заодно и кое-что ещё для работы. Затем мы перекусили и только потом двинулись в путь. В тот; день мы так и не выбрались из Нью-Мексико. Как заметила Кэрол, особой спешки нет. Она согласилась со мной, что лучше всего подождать очередного инцидента и затем уже ринуться на место происшествия. Пока летающие тарелки снова не заявят о себе, мы не знали, куда ляжет наш маршрут.
Заночевали мы в Лордсбурге, городке, расположенном в нижнем левом углу штата, если смотреть по карте. Это был типичный западный городишко, через который проходила ветка Южной Тихоокеанской железной дороги, оставляя по одну сторону главную часть города и все остальное по другую.
Когда мы устроились в мотеле, я оставил Кэрол принимать душ, а сам отогнал машину на заправочную станцию наполнить бак горючим. Кэрол была симпатичная женщина, что бы там ни говорил о ней Мак, но я понимал; что, как и все остальные женщины, она проявляет беспечность в вопросах бензина и масла, а я не хотел попадать в переделки к югу от границы, где механики встречаются редко, а запчасти я вовсе в диковинку.
Когда я вернулся в мотель, уже стемнело. Я постучал, и Кэрол крикнула, чтобы я входил — дверь не заперта. Она сидела в белом махровом халате на полу у кровати, а вокруг неё были разбросаны всевозможные бумаги, в том числе и карта Мексики. Я вошел, и она посмотрела на меня, сказав с отвращением в голосе:
— Нет, все без толку! Никак не могу вычислить, откуда появляются эти штучки. Тут нет никакой системы. Они носятся над северо-западной частью Мексики, как им заблагорассудится.
Я подошел к туалетному столику и поставил на него ведерко, которое я наполнил льдом из холодильника возле офиса. Я снова решил, что лучше занять скептическую позицию, и потому спросил:
— Слушай, киса, неужели ты в это серьезно веришь?
— В летающие тарелки? Ну, конечно, верю, — с каким-то испугом в голосе проговорила Кэрол. — Мы даже видели одну такую вместе с тобой. Не помнишь?
— Мы действительно видели какой-то зеленый огонек, двигавшийся по небу, — равнодушно отозвался я, пожимая плечами. — Но мы же не станем утверждать, что то был космический корабль с марсианами или лунатиками, которые питаются сыром. Мы видели только один маленький огонек. И все!
— Мэтт, не хочешь ли ты сказать, что мы гоняемся за химерами? — Она осеклась, потом сказала другим, более спокойным тоном: — Ну, конечно, все понятно.
— Что тебе понятно?
— Это все секретность. Тебе просто запрещено подавать вид, что тебе об этом хоть что-то известно, правильно?
Я пристально посмотрел на неё и улыбнулся.
— Милая, я что-то не врубился. Кто мне запрещает и что именно?
— Те люди, на которых ты, дорогой Мэтт, так старательно работаешь, — все тем же ровным, спокойным голосом ответила Кэрол. — Я имею в виду тех, на кого ты работаешь всерьез, а не эту твою правительственную шарашкину контору, про которую ты мне так неубедительно рассказывал.
Я не ответил, и Кэрол встала и туже запахнула и завязала поясом свой махровый халат, что было вполне уместно, ибо, как я успел заметить, под ним на ней ничего не было.
— Мэтт, кончай притворяться. Разве ты не видишь, что я все о тебе знаю? Все, все! Знаю уже много лет. Я знаю, почему от тебя ушла Бет. Она мне рассказывала. Когда я тогда вернулась из Нью-Йорка, она выплакалась у меня на груди и рассказала мне все.
— Что же именно? — поинтересовался я.
— Она рассказала мне, что до вашей женитьбы ты работал в одной тайной государственной организации, которая иногда… иногда убивала людей. Уж не знаю, как она обо всем этом прослышала, я не спрашивала подробностей, но она воспринимала это очень нервно. Мы-то помним, как Бет относилась к проблеме насильственной смерти. Она считала, что охота на зверей и птиц — ужас и кошмар. Она просто не могла представить себе, что её муж имел отношение… к охоте на людей.
Я снова посмотрел в упор на Кэрол, на сей раз на мгновение дольше, затем ещё раз ухмыльнулся.
— Уф! Тут без спиртного не обойтись. Хочешь выпить?
— Да, спасибо.
Исполняя роль бармена, я весело вопрошал:
— Ты уверена, что она говорила о моей работе именно в государственной организации? Она часом не сочла меня громилой из Синдиката?
Я повернулся, чтобы вручить Кэрол стакан. Она смотрела на меня серьезными глазами:
— Ты это отрицаешь, Мэтт?
— Отрицаю? — удивился я. — Боже сохрани и упаси! Я всегда мечтал быть крутым парнем, у которого в рукаве перо, а за поясом ствол. Шик-блеск! Но если я такое опасное создание, почему ты бросилась мне на шею, когда я появился в городе этим летом? Похоже, ты не очень-то веришь в эту мелодраматическую байку, которую поведала тебе моя экс-супруга.
Кэрол по-прежнему смотрела мне в глаза.
— Я не Бет, милый. Какое мне дело до того, скольких ты отправил на тот свет?
В её голосе чувствовался вызов, словно она пыталась убедить в чем-то и меня, и себя. После её слов наступила тишина. Мы слышали, как по шоссе проносились грузовики — на запад в Таксон, Аризона, и на восток в Эль-Пасо, Техас. Но в нашем номере было полное безмолвие.
— Я, наверное, веду себя слишком ух нахально, не по-женски, — снова заговорила Кэрол, — но… временами мне бывает очень ух одиноко. Я не создана для того, чтобы делать карьеру и получать от этого удовольствие, Мэтт. Я помнила симпатичного надежного парня, который держал меня за руку и вытирал мне нос, когда у меня случались неприятности, пария, который стал официально свободен и куда-то исчез. А потом я зашла в банк и увидела его. Тогда-то я и бросилась ему на шею, как ты изволил выразиться, — Кэрол неловко улыбнулась и повела плечами. — Все сводится к тому, Мэтт, что у тебя вышел срок и пора решать: берешь ли ты товар или возвращаешь в магазин. Ну, а пока… — она замолчала, с улыбкой развязывая пояс халата, полы которого тут же распахнулись. — Пока ты можешь поразмыслить вот над чем: одеваться ли мне к обеду или у тебя есть какие-то другие планы, которые проще осуществить сейчас, пока я ещё не напялила на себя всю свою сбрую.
Тем вечером мы так и не пообедали, а наутро прочитали в газетах, что очередная огнедышащая летающая тарелка навестила нашу грешную землю неподалеку от рыбацкого городишки Пуэрто-Пеньяско в Мексике, на берегу Калифорнийского залива.
Глава 13
Мы въехали в Мексику через город, называвшийся к северу от границы Луквилл, а к югу — Соноита. Он разместился на том отрезке границы, которая отделяет американский штат Аризона от мексиканского штата Сонора. В этих местах граница идет на северо-запад и доходит до границ реки Колорадо, неподалеку от того места, где она выливается в Залив, который мексиканцы именуют морем Кортеса. Море это тянется на тысячу миль между мексиканским материком на востоке и калифорнийским полуостровом на западе, этим длинным влачащимся хвостом Северной Америки.
Когда мы подъехали к контрольному пункту, машин там было немного, и потому мы довольно скоро оказались у стойки в обшарпанном одноэтажном здании таможни. Мексиканский чиновник взялся напечатать наши туристские карточки и забарабанил на машинке с невероятной скоростью. Полюбовавшись его искусством, мы вновь продолжили путь к городку Пуэрто-Пеньяско, до которого было миль шестьдесят.
Когда мы получили разрешение на въезд и понеслись по утыканной кактусами пустыне с разрешенной скоростью сто километров в час, то бишь шестьдесят миль, Кэрол вдруг странно хмыкнула с явным облегчением.
— Что тут смешного? — полюбопытствовал я.
— Границы меня всегда пугали, Мэтт. Просто в душе «я страшная провинциалка.
— Правда?
— Ты меня используешь в своих целях, разве нет? — Кэрол нахмурилась. — Нет, только не отпускай своих двусмысленных сексуальных шуточек и не корми меня байками насчет того, что ты бедный несчастный правительственный чиновник, пытающийся приспособиться к этому большому холодному миру. Ты решил, что от меня в Мексике тебе может быть толк, правильно? Возможно, тебе кажется, что в роли ассистента женщины-фотографа ты будешь привлекать меньше внимания? В общем, лично я ничего против этого не имею, если, конечно, ты изживешь комплекс вины. Помни, я ведь вовсе не обязана была приглашать тебя с собой, даже если ты и очень на это намекал…
— Кэрол!..
— Собственно, это даже очень романтично… — как ни в чем не бывало продолжала она. — Ты только скажи, что мне делать — чтобы не скомпрометировать тебя и не поставить на грань разоблачения…
Кэрол сидела рядом со мной — свежий цвет лица, как следует расчесанные волосы, аккуратно накрашенные губы. Неужели она и впрямь считает, что это очень романтично — путешествовать с таким опасным и скрытным типом, как я? Я открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл. Во-первых, у меня был приказ не доверяться ей, а во-вторых, раз уж они вобьют себе что-то в голову, никакие слова не заставят их изменить свое мнение.
На Кэрол была коричневая юбка и коричневый пиджак, а также кофточка того самого цвета, что, кажется, именуется бежевым. На модной короткой юбке были глубокие разрезы спереди и сзади, что делало её удобной для активных передвижений. А у спортивного пиджака имелось большое количество карманов. Ансамбль типа «сафари» вполне соответствовал романтическим устремлениям Кэрол. Его подчеркивали замшевые ботиночки. Если не считать тонкой юбки, гарнитур выглядел достаточно прочным. Кроме того, профессиональные фотографы порой позволяют себе одеваться, в, так сказать, ярко индивидуальной манере, так что наряд Кэрол не вызывал у меня протеста. Если фотографы-мужчины любят щеголять в невероятных шляпах и плащах, то почему молодая женщина не имеет права выехать в поле в африканском костюме, тем более если он ей к лицу?
— Один вопрос, — сказал я. — Как тебе удалось получить это задание?
— Господи, — усмехнулась она, — «удалось» не то слово. Просто я целеустремленная охотница за мужем. Когда ты так внезапно меня оставил, я поняла, что ты вряд ли вернешься. Тогда я отправилась за тобой. Я задала себе вопрос: почему американский секретный агент умчался в Мексику именно в это время?
— Ты жертва бурного воображения моей бывшей жены, — перебил её я, послушно выполняя требования конспирации. — На самом деле она просто не могла сознаться, что развод произошел, потому как мы плохо ладили в постели. — Заметив, что Кэрол и не собиралась мне поверить и иронически улыбалась, я продолжил: — Во всяком случае, я так и не сказал тебе, где побывал.
— Нет, но мне не составило большого труда тебя выследить, тем более, что ты не очень-то удосужился замести следы. Санта-Фе — маленький город, и я хорошо знаю девицу из бюро путешествий, которая продавала тебе билеты. Ну, а что сейчас происходит в Мексике необычного? Эти НЛО. Вот я и решила: если мне удастся получить задание сделать фоторепортаж о летающих тарелках, я смогу разыскать и тебя.
Это отчасти объясняло совпадения, которые Маку казались подозрительными, хотя, конечно, мало что проясняло. Я с подозрением отношусь к женщинам, называющим меня неотразимым. Конечно, и такое бывает, но, если верить статистике, то большинство таких женщин, льстя мне, руководствуются совсем иными, не имеющими отношения к интимной сфере мотивами, что, естественно, сильно меня огорчает и наносит непоправимый урон моему «я». Следовательно, любая женщина, использующая мой личный магнетизм, или, прости Господи, мою матримониальную пригодность — в качестве предлога для того, чтобы преследовать меня по всей Мексике, не может рассчитывать на то, что её объяснения будут приняты с наивной радостью. Но сейчас, непонятно почему, я вдруг поверил в то, что услышал. Поверил не столько самой истории, сколько рассказчице. Мне, правда, не удалось узнать ничего такого, что заставило бы Мака отринуть его подозрения, но я, со своей стороны, не очень-то проникся гипотезой насчет того, что Кэрол Лухан — коммунистическая шпионка.
Я сосредоточился на своих мыслях куда сильнее, чем на водительских обязанностях. Во всяком случае, когда у нас за спиной прогудел клаксон, я чуть было не съехал с шоссе. Я убрался вправо, и мимо нас пронесся большой, сделанный в США седан-»олдсмобиль» с оснащенными хромированными «наглазниками» фарами. Вид у него был грозный. В последнее время Детройт что-то очень застеснялся производимых им фар. У них вообще в этом городе странные понятия о собственности. Несколько лет назад, если мне не изменяет память, они стали прикрывать колеса смешными железными юбочками, так что сменить спущенную шину было большой проблемой.
За рулем седана сидел какой-то темнолицый тип в хаки и казенного вида фуражке. Его я не знал, зато его пассажир, сидевший на переднем сиденье, показался мне знакомым своими аккуратными усиками. Либо наш друг Солана-Руис прочитал утренние газеты, либо у него был личный источник информации. Так или иначе, он счел случай в Пуэрто-Пеньяско заслуживающим его личного внимания. Он ехал явно туда, ибо больше никуда эта дорога не вела.
На заднем сиденье сидела женщина, но как следует разглядеть её через темное стекло мне не удалось. У меня возникло нехорошее предчувствие, что в более благоприятных условиях я бы её узнал, хотя трудно было вспомнить особу женского пола, с которой и я, и сеньор Солана были бы знакомы.
— Что случилось? Ты знаешь этого человека? — поинтересовалась Кэрол.
— Какого человека? Кэрол снисходительно усмехнулась.
— Милый, ты на редкость упрям. Пора бы мне научиться не задавать тебе вопросы. А далеко нам ещё ехать? Ты, кажется, сказал, всего шестьдесят миль. Но в этой пустыне не найти и чашки воды, не то что целый залив.
Внезапно мы оказались в городе. Характер ландшафта совершенно не изменился, но справа и слева от дороги замелькали темные предметы. При ближайшем рассмотрении они оказались глиняными домишками. Мы были на окраине Пуэрто-Пеньяско.
Проехав ещё с полмили, мы увидели и залив. Синяя гладь воды, песчаный берег, слева переходивший в каменистый мыс, где располагался центр городка. Там виднелись доки, склады и приземистые рыбачьи баркасы.
— Отель, рекомендованный мне работником бензоколонки в Аризоне, назывался «Плайа Эрмоза» — «Прекрасный берег». Не доезжая до центра города, мы свернули и поехали по неровной дороге в сторону побережья. Территория мотеля была обнесена забором, за которым мы увидели невысокие домики-номера, а также дом побольше, где находились офис, бар и ресторан. Подъехав к нему, я обнаружил стоящий у входа «олдсмобиль» Соланы-Руиса, выглядевший, словно слепое мокрое чудовище, выброшенное на берег. Впрочем, может, и не слепое, а просто дремавшее, прикрыв глаза.
Несколько столиков на веранде недалеко от входа были заполнены людьми. За одним из них в одиночестве сидела девушка в эластичных брюках цвета орхидеи и в белом свитере-безрукавке, походившем на мужскую нижнюю рубашку. В некоторых местах свитер бугрился, хотя в общем-то с выпуклостями у девицы дело обстояло так себе. У неё были сильно накрашенные рот и глаза. Сложное устройство её прически — густые каштановые волосы — находилось в странном контрасте с неформальностью её, так сказать, костюма.
Я смотрел на неё не очень долго. В нашей профессии считается дурным тоном давать понять, что ты знаком с человеком, если он не проявляет желания быть узнанным. Впрочем, мне хватило и короткого взгляда, чтобы понять: эта грудастая, в брюках в обтяжку киска была той худощавой весталкой из Масатлана, что именовала себя Присциллой Деккер.
Я устремил свой взгляд вдаль, но Присцилла посмотрела на меня и сказала отчетливым голосом:
— А вот и суперпризрак собственной персоной! А вы-то что здесь делаете? Или я обозналась?
Глава 14
Относя багаж в предназначенный для нас коттедж, я с удивлением отметил ледяной ветер с залива. Я ещё не забыл удушающей жары Масатлана, расположенного всего-навсего в нескольких сотнях миль к югу. Похоже, погода резко изменилась за те два дна, что меня не было в Мексике. Поставив сумки, я решил осмотреть газовый обогреватель, встроенный в стену. Номер представлял собой клетку из шлакобетона, покрашенную в яркие цвета и обставленную дешевой мебелью. Как и все летние домики, осенью он был пропитан сыростью. Сзади ко мне подошла Кэрол и остановилась за спиной.
— Мэтт, что такое призрак?
— Дух умершего существа, мэм, — отозвался я.
— Но, кажется, это ещё и разговорное обозначение шпиона, секретного агента, правильно? — мягко поинтересовалась Кэрол. — Эта девица выпустила твоего кота из мешка.
Я повернул кран, поднес спичку, зажег газ и опустил крышку обогревателя, а потом сказал:
— Я впервые в жизни вижу эту особу. Она просто обозналась. Ты же слышала, она сама это признала.
— Ну конечно, милый. В наши дни вокруг так много мужчин ростом шесть футов четыре дюйма, что их просто невозможно различить.
Я повернулся к Кэрол. Она улыбнулась, но потом улыбка угасла. Она протянула руку и легонько коснулась моей щеки.
— Извини. Если тебе нельзя мне ничего говорить, Мэтт, то не говори. Я больше не буду тебя дразнить. Но скажи, Мэтт: ты любишь меня? Или это тоже военная тайна?
На этот старинный вопрос я дал стандартный ответ: обнял и крепко поцеловал её в мягкие податливые губы. Держа её в объятьях, я в который раз испытал искушение, часто посещающее нас, рисковых мужчин: как было бы здорово, если бы между заданиями можно было возвращаться к симпатичной все понимающей женщине, особенно, если она белокура, хороша собой и мила, как Кэрол. Вскоре она легонько меня оттолкнула.
— Это… это не ответ на мой вопрос, — слегка дрожащим голосом напомнила мне она.
— Почему женщины так любят все переводить в слова?! — усмехнулся я.
— Может быть… — Кэрол запнулась и облизала губы. — Может быть, потому что им страшно. Я, например, боюсь… У меня такое странное чувство… В общем, мне не нравится это место. Мне не нравится эта девушка на веранде. Тут не будет никакой романтики. Ладно, ладно, можешь мне ничего не говорить. Но мне бы очень хотелось плюнуть на все это, сесть обратно в машину и укатить назад, в Штаты, в тот мотель в Лордсбурге. — Кэрол коротко рассмеялась. — Ну вот, я немного облегчила душу. Ну а теперь можешь сходить в бар выпить пива или чего-то еще, а я смою с себя этот песок.
Я подозрительно посмотрел на неё и спросил:
— Откуда это вдруг такая стеснительность? Я уже большой мальчик и не раз видел, как раздеваются девочки, в том числе и присутствующие…
— Какой ты глупый, — в голосе Кэрол послышались резкие нотки. — Неужели тебе не понятно, что я даю тебе возможность установить контакт с этой девицей на веранде. Вы можете потолковать без моего мешающего вам общества? Ну-ка, беги к ней, будь хорошим маленьким призраком. Брысь!
Когда я вышел на улицу, в глаза мне ударило позднее солнце, а а лицо ветер. Я пожалел, что не захватил свитер или куртку. Я шел вдоль забора, отделявшего территорию мотеля от берега. Там, за забором, подростки резвились в прибое. Я обратил внимание, что на некоторых из них были черные резиновые костюмы — чтобы не мерзнуть. Они, похоже, были правы. Погоду трудно было назвать идеальной для купания. Другие дети пускали свои шутихи: и петарды. По пляжу разъезжали две машины — вроде бы «фольксвагены» — в сильно разобранном виде и с большими шинами.
Я оказался в баре, где было мало народу, и, не оглядываясь по сторонам, сел на табурет.
— Uno serveza, por favor, — сказал я на своем лучшем испанском, который, впрочем, оставляет желать лучшего. Тут я почувствовал, что кто-то сел на табурет слева, и уловил сильный запах дешевых духов. — Вернее, dos servezas2, — поправился я.
— Откуда вы знаете, что я буду пить пиво? — спросила меня Присцилла Деккер.
— Не хотите, не пейте. Я выпью два, а вы тогда сами заказывайте себе, что хотите, — проворчал я. — Господи, ну и несет же от вас! Что это: средство от москитов или жидкость для удаления лака? И еще: что на сей раз задумали вы с вашим боссом?
— Что вы имеете в виду?
Я положил на стойку американские деньги и с удовольствием отхлебнул пива. После долгого путешествия по пустыне пиво показалось мне превосходным, впрочем, они и правда его хорошо варят в этих краях.
— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, красавица, — отозвался я. — Что же вы приветствуете меня, словно давнего приятеля? А где наша секретность? — Она попыталась что-то сказать, но я продолжал: — Ладно, если вы хотите играть в такую игру, на здоровье! Только я хочу, чтобы вы вспомнили, к чему привели ваши фокусы в прошлый раз. Вспомните мотель не так уж далеко отсюда, вспомните коротко стриженную даму, костюм которой состоял из мужских брюк с пиджаком и трех пуль в груди. Сосредоточьтесь, мисс Деккер, и все вспомните.
— Вы мне угрожаете? — глаза Присциллы превратились в щелочки.
— Вот именно, — сухо усмехнулся я. — Я вам угрожаю. Выбирайте: или мы работаем вместе, или я работаю сам по себе, и тогда мы противники. Мне просто надо знать. Здесь не место для идиотских раздоров между нашими отделами, но если вам без этого невмоготу, то я готов пойти навстречу. Только скажите: отправить ли ваши останки в Вашингтон Леонарду или местное кладбище вполне устроит?
Некоторое время она смотрела на меня в упор, и в её глазах пылала ярость. Затем она взяла стакан и сделала глоток. Когда она снова посмотрела на меня, ярость исчезла или оказалась достаточно хорошо спрятана.
— Ладно, Мэтт, — сказала она. — Вы выговорились от души. И вы правы. Нам даны инструкции не проявлять к вам большой любви, вести себя соответственно.
— Господи! — удивился я. — Вы работаете на благо родины или помогаете какому-то ничтожеству из Вашингтона играть в шарады?
— Я понимаю ваши чувства, — отозвалась она, — и в общем-то их разделяю. Но что делать: он мой босс. — Она пожала плечами и протянула мне руку: — Но давайте заключим перемирие, хотя бы между нами двоими.
— Хорошо.
Я взял её маленькую твердую руку и заглянул в глаза, в которых появились тепло и участие. Ее взгляд заставил меня устыдиться своей хамской выходки, что, собственно, и было положено сделать.
Я улыбнулся и легонько дотронулся пальцами до мешковатого свитера.
— Помогите-ка мне разрешить спор с самим собой, — сказал я. — Это клинекс или пневматика?
— Почему вы считаете, они не могут быть настоящими? — рассмеялась она. — Ах да, вы же видели меня в другом обличье. В Масатлане я была наивной недоразвитой девушкой, верно?
— А зачем нужен этот маскарад?
— Неужели непонятно? Мы хотим вступить в более тесный контакт с сеньором Соланой. Ну, а мексиканские джентльмены — даже самые респектабельные — помешаны на культе мужского начала и редко упускают шанс заявить о нем, особенно когда им предоставляется удобный шанс.
— Да уж, — рассмеялся я. — Шанс вы ему предоставили неплохой. И как, сработало?
— Погодите. Я ведь только что вышла из тюрьмы, переоделась, изменила прическу и помчалась на границу, чтобы перехватить Солану и поблагодарить за мое избавление. Именно тогда появились сообщения о последнем появлении НЛО. Солана вообще-то не собирался привозить с собой американского наблюдателя, но все же захватил. Так что пока наш план вроде бы работает. Хотя у меня не было толком времени, чтобы позволить себя соблазнить.
— Вы уже посетили место космического преступления?
— Нет, конечно. Мы приехали сюда буквально на несколько минут раньше вас. Но Солана обещал отвезти меня туда, как только будут улажены некоторые формальности с местными властями.
— Было бы неплохо, — сказал я, — если бы в список приглашенных включили и меня с моим фотографом.
— Вот, значит, кто эта блондинка? — поморщилась Присцилла. — Но почему я должна делать ей такие любезности? Да и её спутникам-громилам, угрожавшим меня убить? — Увидев выражение моего лица, она рассмеялась: — Ладно, Мэтт, я попробую. — Поколебавшись, она добавила: — Не говорите мистеру Леонарду, но я рада, что вы тоже тут появились. Это слишком тяжкая ноша, чтобы с ней могла справиться одна девушка. Солана, кажется, считает, что надвигается развязка. В общем, то, что нам поручено сделать, лучше закончить в ближайшие день-другой.
— Верно, — согласился я. — Мне, конечно, следовало бы постараться вас опередить и самому снискать все лавры, но в данных обстоятельствах можно пойти на компромисс. Сначала разберемся с небесными явлениями, а потом уж и с нашими старшими коллегами из Вашингтона, согласны?
— Согласна, — сказала Присцилла. — А с Соланой я поговорю.
Глава 15
Слово свое она сдержала. Не успел я вернуться в номер, чтобы вымыть руки, достать из сумки куртку и сообщить Кэрол все, что ей полагалось знать, как раздался стук в дверь. Я открыл. На пороге стоял сеньор Рамон Солана-Руис, одетый примерно как накануне, в деловом костюме, белой рубашке и при галстуке.
Ботинки были начищены очень даже неплохо, учитывая пыль и песок вокруг. Как уступку пустыне можно было счесть темные очки, а возможно, ему нравился тот слегка зловещий вид, который большие изогнутые линзы придавали его красивому латинскому лицу. Когда я представил ему Кэрол, он церемонно поклонился.
— Рад с вами познакомиться, миссис Лухан, — сказал он.
— Вы очень добры, мистер Солана, что позволили нам принять участие в этом осмотре. А мне можно будет пофотографировать?
— Разумеется. У вас большое количество принадлежностей? Тогда, пожалуй, вам лучше ехать за нами в своей машине — все просторнее. Но сначала мы заедем в местный отель. Я хочу побеседовать с единственным уцелевшим свидетелем случившегося, неким Грегори Хендерсоном из Лос-Анджелеса, который приехал сюда порыбачить.
— Он сильно пострадал?
— Нет, он получил незначительные ожоги, когда пытался спасти свою жену, которая погибла при пожаре, но, конечно же, все это стало для него самым настоящим шоком. Мы сначала побеседуем с ним, а потом поедем взглянуть, что стало с его машиной и домом на колесах. Затем, если хотите, можете поехать с нами в морг посмотреть на тело, хотя это зрелище не из самых приятных.
Кэрол поморщилась, но отважно сказала:
— Я буду снимать все подряд, раз уж мне представилась такая возможность. Трудно сказать, какие снимки понравятся этим психам из Нью-Йорка, а какие нет. Сейчас я соберусь. Я быстро.
Солана посмотрел ей вслед, когда она зашагала от нас в свою комнату собираться. Несмотря на непроницаемые очки, было видно, что он приятно удивлен. Кэрол и в самом деле хорошо смотрелась в своем костюме сафари с белым свитером с высоким воротом, который она надела для тепла вместо тоненькой кофточки, что была на ней раньше. Когда она вышла, нагруженная своим снаряжением, Солана бросился ей навстречу, чтобы помочь донести сумки до фургона. Я пошел за ними. У машин я заметил Присциллу Деккер.
— Может быть, вы вернетесь в амплуа пай-девочки, — улыбнувшись, предложил я. — Кто знает, вдруг мистера Солану больше возбуждают скромницы.
— Все в порядке! — рассмеялась Присцилла. — Пусть на здоровье таскает себе её камеры, лишь бы щипал за задницу меня. — Ее пробрал озноб, и она засунула руки в куртку, которую до этого накинула на плечи. — Какой ледяной ветер! А я-то думала, что попаду ещё в один тропический рай вроде Масатлана.
Я помог ей надеть куртку, которая вызывала мысли об Альпах, о горных лыжах. Она была того же орхидейного цвета, что и её брючки.
— А я-то радовался, что у меня машина с кондиционером, — улыбнулся я. — Кстати, я забыл сказать вам спасибо.
— Видите, я свои обещания держу, — отозвалась Присцилла. — Надеюсь, вы ответите тем же самым, партнер.
Пуэрто-Пеньяско оказался куда более маленьким и примитивным городишкой, чем Масатлан. Узкие кривые немощеные улочки кое-как пробирались среди глиняных домиков. У взрослых вид был отнюдь не преуспевающий, повсюду бегала грязная, босоногая детвора. Я, впрочем, напомнил себе, что обувь и чистота не самые главные ценности в детстве. Лично я, когда был мальчишкой, избегал по возможности и того и другого.
Отель, расположенный в центре города, являл собой довольно внушительное каменное строение. Даже внутренние перегородки были из камня. Поэтому коридор, по которому мы двинулись, сильно смахивал на туннель в каменной горе. Нас ждал человек в хаки. Он провел нас в комнату Грегори Хендерсона, а сам занял пост у двери.
Каменная комната напоминала пещеру или монашескую келью, но человек, в ней живший, не имел ничего общего ни с отшельником, ни с монахом. Он сидел на краю кровати в яркой дешевой пижаме, купленной явно в местном магазине. Руки были в повязках, а лицо было странного розового цвета. Похоже, он обжег кожу при пожаре, у него также обгорели брови и ресницы.
Это был молодой человек лет двадцати пяти. Мне он удивительно напомнил другого молодого человека, с которым недавно свела меня судьба — с Тони Хартфордом, в которого стрелял Гашек. Человек на кровати вроде бы не очень походил на Тони — он был крупнее и смуглее, но у него было красивое лицо Нарцисса, обожающего причесываться и смотреть на себя в зеркало. Я вообще не очень понимал, как это он проявил такую отвагу и оказался в зоне огня, но, наверное, я просто исполнен предубеждений относительно этого мужского типа. Во всяком случае, Тони выказал определенную отвагу, когда вступил в противоборство с Гашеком. В конце концов, из того, что человек проявляет повышенный интерес к своей прическе, вовсе не означает, что он трус.
Хендерсон как раз пригладил свои длинные темные кудри, взял с соседнего стула халат и сунул ноги в новенькие шлепанцы.
— Может, хоть вы мне скажете, когда мне дадут одежду, — набросился он на Солану. — Все мои вещи сгорели. Ваши люди кормят меня обещаниями. Завтра, завтра, не сегодня. Мне уже осточертело валяться в пижаме, особенно в этой пижаме. У неё такие яркие цвета, что я не успеваю задремать, как опять просыпаюсь. И все из-за них!
— Возможности приобрести одежду в Пуэрто-Пеньяско весьма ограниченны, сеньор, — сказал Солана, — но я разберусь. Надеюсь, вы чувствуете себя лучше?
— Со мной все в порядке. Что вам угодно и что это опять за люди? Я чувствую себя обезьяной в зоопарке.
— Извините за вторжение, — сказал Солана. — Это миссис Лухан, мистер Хелм, мисс Деккер… Мистер Хендерсон. Миссис Лухан — фоторепортер, сеньор. Если вы не возражаете, она сделает ряд снимков, но сначала я бы хотел, чтобы вы нам рассказали, что вчера произошло.
— Я уже рассказывал вашим ребятам…
— Я читал отчет местных властей, сеньор, хотя тут имели место некоторые проблемы с языком, а потому мне бы хотелось все-таки услышать это из первых уст и удостовериться, что переводчик не сделал никаких ошибок. Инцидент произошел вечером, когда ухе стемнело, так?
— Да, мы вышли порыбачить. Мы привезли катер на машине из Лос-Анджелеса. На место мы приехали довольно поздно. Эдди разогрела поесть…
— Эдди — это ваша жена, миссис Хендерсон?
— Правильно. Только ещё правильней сказать, была моей женой, — в голосе Хендерсона послышались горькие нотки. — Я не знаю, кто у вас тут так летает, но они укокошили Эдди. И чуть было не укокошили меня.
— Они? Вы видели несколько летающих объектов?
— Несколько? Да нет, это я так… — Хендерсон тяжело вздохнул. — Он там, был один, но и этого оказалось более чем достаточно…
— Пожалуйста, расскажите нам, что же произошло.
— Пожалуйста. Эдди стала мыть тарелки. Она сказала, что мусорный бак полон, и попросила меня вынести мусор, чтобы мы не дышали им всю ночь. Я согласился, взял ведро и пошел туда, где мы за домиком выкопали яму. Я опорожнил ведро и начал посыпать мусор песком, когда… когда кожей почувствовал неладное. Никакого шума, грохота не было, но я поднял голову и увидел эту штуку — она летела с востока. Солнце уже село, но было ещё светло, и она была хорошо видна — как силуэт.
— Могли бы вы нам её описать? — спросил Солана.
— Не знаю, — пожал плечами Хендерсон. — Я уже говорил, что эта штука была плоская и круглая, с куполом наверху.
— Были ли на этом предмете какие-нибудь знаки?
— Нет, — решительно покачал головой Хендерсон. — Просто я увидел черный силуэт на фоне неба. Ни цвета, ни надписей я не мог различить.
— И летела она бесшумно?
— Да. Я двинулся назад к домику, чтобы Эдди тоже посмотрела на эту тарелку, но тут вдруг понял, что она летит прямо на меня и с каждой секундой становится все больше. Летела она жутко быстро. Я и опомниться не успел, как она оказалась прямо надо мною. Тут я, недолго думая, упал на землю носом в песок, потому как она явно собиралась на меня спикировать. Честно говоря, я сильно струхнул. Потом вдруг послышалось шипение, и сделалось жарко. Я встал на ноги и увидел, что наш домик горит. Я подумал об Эдди, побежал, но было поздно… — Он посмотрел на свои перевязанные руки, помолчал и снова заговорил: — В доме что-то взорвалось, и у меня загорелась одежда. Тогда я снова упал на землю и катался, катался, чтобы её затушить. Ну, а тут ухнуло… словно бомба. Может, взорвались баллоны с бутаном… не знаю… Я уже больше ничего не помню.
— Значит, вы не видели саму атаку? — спросил Солана после короткой паузы. — И вы не можете сказать, какое оружие было пущено в ход?
— Нет же, я лежал ничком. Если бы мне сразу пришло в голову, что Эдди может оказаться в беде… Но первой реакцией было упасть и спрятать лицо…
— Мистер Хендерсон, — продолжал Солана, нахмурясь, — у вас есть какие-то догадки, почему этот… предмет напал на ваш домик?
— Нет, черт возьми! Я уже сколько сам об этом думал! Ну, конечно, мы остановились в стороне от основного лагеря. Эдди всегда говорила: если уж выезжать на природу, так зачем жить у кого-то в кармане? По крайней мере, мы считаем… считали… — Он замолчал, а потом сердито спросил: — Так, что, черт побери, тут творится? И что вы делаете, чтобы этого не повторилось? Если американские туристы не могут приехать на уик-энд в Сонору, чтобы на них не напало какое-то чудовище…
— Мистер Хендерсон, мы делаем все, что в наших силах, чтобы как-то разобраться с этой проблемой, — спокойно отозвался Солана. — А пока я отдам распоряжение, чтобы вас обеспечили подходящей одеждой. А теперь, если вы не возражаете, миссис Лухан сделает несколько снимков.
Нам не пришлось выкручивать ему руки. Несмотря на потрясение и скорбь, мы сумели распрощаться с ним, только заверив его, что у нас не осталось чистой пленки. Этот человек, мягко говоря, не робел перед объективом.
Затем мы вышли, сели в «шевроле» и двинулись за безглазым «олдсмобилем» Соланы из города. У «олдсмобиля» был короткий тупой зад — мода, навеянная миром автогонок. Мальчики, катающиеся со скоростью двести миль в час, пришли к выводу, что законы аэродинамики требуют укорачивать корпуса машин. Детройт, разумеется, решил не отставать от новых веяний, а потому наш «шевроле» с его длинными плавниками и хвостом выглядел безнадежно устаревшим. Лагерь туристов располагался в нескольких милях к северу от Пеньяско. К нему вела дорога между песчаных дюн. С ней у нас никаких трудностей не возникло, однако я смекнул, что съезжать с накатанной колеи в этих условиях можно лишь на джипе или специально приспособленном для песка автомобиле. Местечко называлось Байа Чойа, и оно оказалось заполнено передвижными домиками и палатками. Это поселение расположилось на берегу голубого залива, а на его противоположной стороне светлели пески настоящей пустыни. Увидев остатки выгоревшего домика, мы притормозили, вылезли из машин и проделали остаток дороги пешком.
Сам по себе заливчик был очень даже ничего. Но вот лагерь был похуже — ив нем неприятно поражали перенаселенность и замусоренность. Мне всегда казалось, что если уж выезжать из большого города, так исключительно для того, чтобы оказаться подальше от толпы. Я понимал Эдди Хендерсон, пожелавшую расположиться подальше от этой туристской трущобы.
То, что грузовичок Хендерсонов проехал по песку, вовсе не означало, что наши легковые машины с низкой посадкой не увязнут в этой сыпучей трясине. Дом Хендерсонов выглядел впечатляюще. Ничего общего с металлической клетушкой, которую можно погрузить в пикапчик, кончив заготовлять сено для лошадей. Это был внушительный туристский коттедж на шасси, способном выдержать тонну. ^
Взрывом выбило крышу, окна, двери, покорежило стены, и теперь в небо глядели почерневшие кровать, холодильник и плита, а также полусгоревшие фанерные шкафы. Я подошел к дому и задумчиво провел пальцем по рифленой алюминиевой стене — там, где она ещё была светлой и сияла под солнцем. Сзади подошел и Солана. Трудно было судить о выражении его лица — темные очки делали его непроницаемым.
— Что вы по этому поводу думаете, сеньор Хелм?
— Где нашли труп? — спросил в свою очередь я.
— На кровати.
— Эти маленькие дьяволята из космоса — изобретательные черти, — пробормотал я.
— Да, сеньор. Согласен. Какие же выводы вы делаете?
— Я не детектив, а если бы и был таковым, то в этом здесь, на месте, не признался бы, ? сказал я, косясь на Кэрол, вытаскивавшую из машины свое снаряжение. — Для неё я невинный очевидец, старый знакомый, поехавший с ней за компанию. По крайней мере, это легенда, которую я должен ей скармливать.
— Постараюсь об этом не забыть. Кстати, как старый знакомый, вы не будете возражать, если я с ней отобедаю?
— Вы даром времени не теряете, amigo, — весело сказал я, быстро на него посмотрев.
— Но я ещё не задавал ей этот вопрос…
— Валяйте, — буркнул я. — Мне придется утешаться обществом девушки в умопомрачительных штанах, если вы, конечно, не имеете ничего против.
— Нет, конечно, — улыбнулся Солана. — У каждого свой вкус. Лично я считаю американок в брюках в обтяжку малопривлекательными. Я просто подвез её исключительно из вежливости.
Это был неплохой поворот, после того как Присцилла затратила столько сил, чтобы сделаться соблазнительной, но я и бровью не повел и перевел разговор на другую тему:
— У вас есть медицинское заключение?
— Пока нет. Здесь с медиками и оборудованием проблемы, но я попросил прилететь хорошего профессионала. Мне подумалось, что он может оказаться полезным. Сейчас он как раз этим и занимается. Ему поручено сделать все самым тщательным образом. К сожалению, мы не проявили ко всему этому должного внимания. Слишком многое мы считали само собой разумеющимся. — Он поглядел на часы. — Когда мы вернемся в город, наш врач уже все закончит. Вроде бы нам здесь делать больше нечего. Мне остается лишь убедиться, что миссис Лухан сумеет сфотографировать все, что ей нужно.
Он подошел к Кэрол, которая меняла пленку в камере. Она подняла голову, задала ему какой-то вопрос, на который он ответил кивком головы. После чего он принял позу у обугленного грузовика, а она стала суетиться вокруг с камерой.
Присцилла бесцельно бродила вокруг, словно убийцы с небес её мало интересовали. Наконец она подошла ко мне.
— Как вы думаете, Мэтт, случайно ли жертвами стали американские туристы? — спросила она. — Помните, то же самое произошло и в Масатлане.
— Не надо забывать о парочке мексиканцев, управлявших рыбацким катером, — напомнил я. — Их тоже убили. Может, это след, но не исключено, что в других случаях погибали только местные жители. Спросите у Соланы,
— Сеньор Солана сейчас сильно занят, — сухо парировала Присцилла.
— Верно. Он приглашает мою спутницу пообедать. С моего разрешения. Со своей стороны, он разрешил мне пригласить на обед вас. Все формальности улажены. Что вы на это скажете?
— Вы шутите, Мэтт? — спросила Присцилла, пристально на меня посмотрев.
— Если и шучу, то самую малость. Мне любопытно знать, что, помимо обаяния миссис Лухан, так привлекает к ней сеньора Солану именно на этой стадии расследования. Понятно?
Присцилла насупилась и сказала:
— У меня. такое впечатление, что вы не очень-то доверяете этой роскошной блондинке — да и Солане тоже.
— Последний раз, когда я всецело доверился одному человеку, обошелся мне в три недели в больнице. Так, так… Похоже, латинское обаяние действует… Надеюсь, вы разрешите мне поехать обратно в вашем обществе?
Глядя, как Солана провожает Кэрол к «олдсмобилю», Присцилла мрачно заметила:
— Кажется, иного способа у меня добраться в город не будет — если, конечно, не идти пешком.
— Кстати, — заметил я, — я сильно сомневаюсь, что он щипал вас за попку. По его словам, американки в штанах в обтяжку кажутся ему малопривлекательными.
Присцилла показала мне язык и села в «шевроле». Мы двинулись за машиной Соланы обратно в город. Когда мы подъехали к зданию, исполнявшему обязанности морга и криминалистической лаборатории, врач уже сделал все, что ему было поручено. Мы получили возможность взглянуть на труп — зрелище было не из приятных. Нам сообщили, что это труп женщины около сорока лет, которая погибла в результате тяжких ожогов. Это было вполне понятно, но, как оказалось, до этого она получила огромную дозу хлоралгидрата.
Пока мы усваивали эту информацию, вбежал запыхавшийся человек и что-то сообщил Солане. Он сделал это так быстро и так тихо, что я не сумел разобрать слов. Солана дал ему какие-то распоряжения и, помрачнев, обратился к нам:
— Похоже, мистер Хендерсон исчез, в обстоятельствах, требующих моего внимания. Надеюсь, вы проводите дам в мотель, мистер Хелм? — Он обратился к Кэрол. — Мне очень неловко отменять мое приглашение на обед, тем более что я сделал его буквально несколько минут назад, но я убежден, что, учитывая ситуацию, вы поймете и простите меня.
Глава 16
Ресторан мотеля «Прекрасный берег» располагался напротив бара, через холл. Это была небольшая комната с шестью или восемью столиками. Обслуживала посетителей хорошенькая маленькая официанточка в длинном платье, которая, видимо, очень любила свою работу, по крайней мере, нечто невидимое приводило её в такое хорошее настроение, что она готова была петь от радости. Она приняла у нас заказ, принесла пива и, пока мы ждали еду, было слышно, как она весело щебечет на кухне.
— И все-таки я не понимаю: — внезапно спросила Кэрол. — Что такое хлоралгидрат?
— В народе это называют Микки Финн, — пояснил я. — От него человек теряет сознание.
— Ты хочешь сказать, что миссис Хендерсон кто-то… отравил?
— Угу. Маленькие кругленькие марсиане проникли в дом через вентиляционное отверстие, усыпили миссис Хендерсон и снова убыли, оставив ей на память зажигательную бомбу. А затем они путем телетранспортировки вернулись на свой космический корабль. По крайней мере, именно это хотел нам втолковать мистер Хендерсон. Судя по всему, он рассчитывал на то, что в таком захолустье никто не обратит внимание на то, что его супруга, прежде чем сгореть, выпила хлоралгидратный коктейль.
Кэрол чуть не поперхнулась.
— Иначе говоря, ты считаешь, что этот Хендерсон убил жену, а потом выдумал историю с летающими тарелками, чтобы замести следы?
— Предварительно слегка обжарив и себя. Для большего правдоподобия.
У Присциллы был такой скучающий вид, словно она все это вычисляла давным-давно. Может, впрочем, так оно и было.
— Что вас навело на эту мысль, Мэтт? — спросила она.
— Во-первых, сам Хендерсон говорил не очень-то убедительно. А дом их явно был подожжен изнутри. Его наружные стенки — по крайней мере, большей частью — были чистенькие и сверкали. Можно, конечно, предположить, что с гипотетического НЛО был запущен межгалактический снаряд с напалмом, который пробил крышу и устроил в доме пожар. Но характер повреждений стен и крыши указывает на то, что взрыв произошел изнутри, крышу пробили изнутри, стены пострадали в основном изнутри.
— А что же это была за бомба? Если взрыв — дело рук Хендерсона, то как он это устроил? — спросила Присцилла.
— Лично я бы налил в кастрюлю бензина и поставил её на медленный огонь, а сам бежал бы сломя голову куда подальше. Рано или поздно — причем скорее рано — пары бензина воспламенились бы, и случился взрыв. Ну, а чем воспользовался наш друг Грег, решать экспертам. Возможно, он оказался более изобретательным. Убийцы иногда проявляют чрезмерную изворотливость.
— Для специалиста по связям с общественностью, милый, ты слишком хорошо знаком с бомбами и способами убийства, — резко сказала Кэрол.
Она явно не шутила, и я никак не мог понять, чем же я её обидел. Затем меня осенило: возможно, Солана сообщил ей, что я не возражаю против их обеда, а женщины терпеть не могут, когда их передают из рук в руки коварные мужчины. И все же в данных обстоятельствах она отреагировала слишком по-детски. Ей бы следовало сообразить, что я вовсе не пытался устранить её с дороги, чтобы поухаживать за другой.
— Нам, творцам имиджей, приходится знать обо всем, — сказал я вслух. — Но Хендерсон чувствует за собой вину, иначе с чего бы ему спасаться бегствам?
— Но почему он это сделал? — осведомилась Кэрол.
— Тебя интересует, почему он её убил? — Я пожал плечами. — Ты слышала заключение медика. Даме было под сорок, она была старше мужа лет на десять. Это кое о чем говорит; Похоже, у неё были деньги — во всяком случае, на то, чтобы купить катер, дом на колесах — все, что требовалось для ублажения его мужского начала. Но он, возможно, предпочитал бы иметь деньги без её общества. Не исключено, что у него на примете имелась женщина помоложе, с которой он намеревался разделить это состояние.
— Мэтт, это все гаданье, — покачала головой Кэрол.
— Конечно, но я бы рискнул тут поставить деньги. Это могло случиться, когда пресса подняла шум вокруг этих НЛО. Если один человек задумал устранить другого, то ему вполне могла прийти в голову замечательная мысль призвать на помощь кровожадных инопланетян. По крайней мере, это один вариант. — Помолчав, я добавил: — Второй вариант заключается в том, что кто-то другой внушил ему эту мысль.
Воцарилась маленькая пауза. Кэрол нахмурилась, плохо понимая, к чему я клоню. Присцилла начала что-то говорить, но замолчала, потому что к нам подошла маленькая официанточка с подносом. Когда она поставила на стол тарелки и, напевая и пританцовывая, удалилась, Присцилла спросила:
— Кто мог ему это внушить?
— Господи, я не знаю, но это можно предположить. Возможно, кто-то отыскал этого типа, узнав, что ему обрыдла жена. Вот его и притащили сюда, обещав помощь в её устранении при условии, что он все свалит на летающие тарелки, вполне конкретного описания. Господи, это же здорово. Все выигрывают, никто не остается внакладе, не считая Эдди Хендерсон. Грегори делается вольным как ветер, а мексиканская легенда о летающих тарелках получает новый размах на радость тем, кому это нужно.
— Легенда? — в голосе Кэрол зазвучала обида. — Ты так говоришь об этом, Мэтт, словно сам не видел…
— Да, да, — перебил её я. — Помню. Мы с тобой однажды видели такую штучку. Причем на трезвую голову. Мы и ещё двое свидетелей. Хорошо, но разве ты заодно готова верить и в эту тарелку? Ты веришь в Чудо Хендерсона, которое умеет поджигать дома изнутри и уничтожать состоятельных дам, предварительно накачав их хлоралгидратом? А если этого космического корабля не существовало, то возникает вопрос: сколько других таких же тарелок было изготовлено чьей-то фантазией? Я могу верить в это явление в принципе, но мне хотелось бы лично полюбоваться на эти латиноамериканские НЛО. Пусть они предстанут предо мной. Я сильно сомневаюсь в этих историях из вторых рук.
— Ну, а как насчет этой рыжеволосой девицы из Масатлана? — насупившись, спросила Присцилла. — Она, по-вашему, тоже сочиняет?
Я кашлянул, многозначительно покосился на Кэрол и сказал:
— Понятия не имею, о чем вы. Вы меня, похоже, спутали с другим суперпризраком.
— Не обращайте на меня внимания, ребята, — улыбнулась Кэрол. — Разыгрывайте себе ваши интермедии, но только. Бога ради, скажите: если это обман, кто его устраивает и зачем?
— Это большой вопрос, — отозвался я. — Вернее, большие вопросы. Лично я не в состоянии на них ответить. Возможно, дружище Грегори в курсе. Тем более показательно, что он бесследно исчез. Он скрывается где-то в дюнах, и по его следам идут люди Соланы. Готов побиться об заклад, что живым ему не вернуться.
Наступило молчание. Кэрол явно этого не ожидала.
— То есть как это, Мэтт? Ты подозреваешь мистера Солану?
— Тсс! — зашипела Присцилла, сидевшая лицом к входу. — Тсс! Вот он сам идет.
Мы повернулись в его сторону. На улице уже стемнело, и он расстался с темными очками, но его лицо от этого не сделалось более выразительным и дружелюбным. Порой вдруг начинаешь тешить себя мыслью о том, что люди всех рас и наций в сущности своей одинаковы, но бывают времена, когда различия берут верх над сходством.
Сейчас сеньор Роман Солана-Руис был мексиканским чиновником на мексиканской территории, а мы — жалкая, нелепая горстка янки, представители низшей человеческой разновидности. Но тем не менее он оставался латиноамериканцем и потому решил и тут проявить учтивость.
— Еще раз прошу меня извинить, что покинул вас, миссис Лухан. Надеюсь, вы приятно провели время.
— Очень даже приятно, спасибо, — отозвалась Кэрол. — А скажите, мистер Солана, вы нашли Хендерсона?
Солана какое-то время смотрел на неё ровным взглядом, затем сказал:
— С ним возникла проблема. Оказалось, что он вооружен. Чтобы иметь возможность сбежать, он застрелил человека, который дежурил у его двери. Один выстрел в спину, сеньора. Конечно, покойный проявил беспечность, но формально мистер Хендерсон не был под арестом…
— Я как раз хотел спросить об этом, — заговорил я. — Почему к нему с самого начала был приставлен человек? Вы его сразу же заподозрили, до прибытия на место происшествия?
— Нет, сеньор, — покачал головой Солана. — Я сразу его не заподозрил. Только после разговора с ним. Он не из тех, кто внушает доверие, не так ли? Я слушал его и думал: он говорит неправду. Свидетельства людей в Байа Чойа и медицинское заключение стали тому подтверждением. Впрочем, я распорядился об охране по той простой причине, что свидетели этих событий, как правило, оказывались, так сказать, эфемерными. Они имеют тенденцию исчезать. Мне же хотелось сохранить мистера Хендерсона до допроса. Увы, это мне не удалось. — Он посмотрел на меня, потом на Присциллу, потом на Кэрол и продолжил: — Впрочем, нет худа без добра. Когда мне удастся выяснить, кто из вас передал ему оружие, я, наверное, смогу получить от этого человека больше сведений, чем от мистера Хендерсона.
Кэрол охнула, Присцилла — как-никак профессионал — не издала ни звука. Как и я. Солана по-прежнему стоял, глядя на нас сверху вниз. В глазах его был холод.
— Давайте поймем друг друга правильно, мои дорогие друзья-гринго. Хендерсона доставили в город в полусгоревшей одежде. Ничего больше с ним или при нем не было. С него сняли остатки одежды, оказали медицинскую помощь, выдали пижаму, халат, тапочки. Иначе говоря, его раздели, осмотрели медики, потом он получил новую одежду и был доставлен в отель. Все, что у него могло быть при себе, осталось там, где ему оказывали помощь. Если бы у него и было оружие, он бы с ним расстался. Но оружия при нем не оказалось. Значит, он получил его уже в отеле от кого-то, кто приходил его навещать.
— Хендерсон сказал нам, что чувствует себя как обезьяна в зоопарке, — напомнил я. — Получается, что мы отнюдь не единственные посетители.
— Согласен, сеньор Хелм, но я уже закончил проверять всех, кто ранее входил в его номер, и хотя формально могут остаться какие-то сомнения, этих людей можно выкинуть из расчетов. Я в этом совершенно уверен. Имейте в виду, пистолет — не записка на клочке бумаги, его не пронесешь в тарелке с едой. Но он вполне мог быть спрятан в футляре от камеры, миссис Лухан.
— Позвольте, мистер Солана, — заговорила Кэрол, и в голосе испуг смешался с негодованием.
Он же продолжал так, словно она ничего не сказала:
— И его могли передать Хендерсону, сеньора, пока он позировал перед вашей камерой с энтузиазмом весьма подозрительным, учитывая все те события, что выпали на его долю.
— Черт, он просто обожает сниматься, — сказал я. — Таким он родился, и это ни о чем не говорит.
— Может, и так, но тем не менее факт остается фактом: из всех, входивших к Хендерсону, вы трое были в наилучшем положении, чтобы снабдить его пистолетом, и у вас опять же были наилучшие возможности передать его ему. — Он перевел взгляд на Кэрол: — Я весьма сожалею, сеньора, но я вынужден просить вас считать себя под арестом.
Глаза Кэрол расширились от ужаса.
— Но этого не может быть! Почему…
— Я говорю совершенно серьезно.
— Но почему я?
— Так получается, — вздохнул Солана. — Методом исключения. Знаете вы об этом или нет, но и мисс Присцилла Деккер, и мистер Хелм — оба американские агенты. Обоих мне представило их начальство. Совершенно исключено, что они не те, за кого себя выдают. Разумеется, случаются измены даже среди самых, казалось бы, надежных агентов, но в данном случае это маловероятно. За каждого из них ручались на самом высоком уровне. Вы же, так сказать, неизвестная величина. Кто может за вас поручиться? Мистер Хелм?
Кэрол быстро обернулась ко мне:
— Мэтт, скажи ему, Бога ради…
— Вы совершаете ошибку, — сообщил я Солане. — Я знаю эту даму и уверен, что с ней полный порядок.
Солана посмотрел на меня так, будто хотел что-то довести до моего сведения. Затем сказал:
— Вы говорите как частное лицо, сеньор Хелм. Готовы ли вы поручиться за неё официально?
Я посмотрел на Солану, силясь расшифровать его послание. Затем обернулся к Кэрол, затем опять к Солане. Впрочем, уже кое-что стало мне ясно. Инструкции Мака подходили к сложившейся ситуации. Он сказал мне: «Вы будете потчевать её официальной легендой, даже если сложатся такие обстоятельства, в которых она будет выглядеть смехотворной». Прав был Мак или нет, это другой вопрос. Главное, он был моим шефом, а кроме того, поддержал меня, когда я проявил самостоятельность в Масатлане. Теперь мне следовало поддержать его — неукоснительно выполнить его инструкции, сколь нелепыми они бы ни казались. Впрочем, они отчасти совпадали с тем планом, который сложился у меня в голове. Возможно, они совпадали и с планом Соланы, решившего непременно разлучить нас с Кэрол — с помощью обеда или ареста. К чему он клонит, я не понимал, но надеялся вскоре выяснить.
Протяжно вздохнув, я недовольно сказал Солане:
— Ну вот, снова здорово! Я уже не раз твердил это даме и готов повторить еще: я не выступаю ни в каком официальном качестве и понятия не имею, кто мог за меня поручиться, — тут я взглянул ему в глаза, — и я никак не могу взять в толк, почему вы так уверены, что я тайный агент. Я с готовностью поручусь за миссис Лухан, она замечательная женщина, но никаких официальных гарантий дать не могу.
— Мэтт! Шутка зашла слишком далеко. Ну раз ты так хочешь… — Кэрол резко поднялась на ноги. — Могу я взять из номера кое-какие вещи, прежде чем вы меня заберете? — сухо осведомилась она у Соланы.
— Разумеется, сеньора.
— Тогда пойдемте сейчас.
Прежде чем Солана мог как-то на это отреагировать, Кэрол двинулась к двери. Вид у неё был высокомерно-оскорбленный. Солана поглядел на нас, пожал плечами и вышел следом. Присцилла злобно усмехнулась:
— Боюсь, что она вас разлюбила, Мэтт.
— Даже если бы я захотел, я бы не смог подтвердить её «чистоту». В Вашингтоне ещё не закончили её проверять.
— О`кей, но вы, собственно, так и могли сказать. Да и вообще что толку играть в конспирацию. Даже если ваша «крыша» не рухнула после моего сегодняшнего громогласного заявления, то Солана окончательно её уничтожил. Кого вы пытаетесь, черт возьми, провести?
— Вас, моя прелесть.
— Это в каком смысле? — удивленно спросила она.
— В таком, что у меня есть строжайшие инструкции не давать людям Леонарда никакого материала на себя в смысле нарушения конспирации. Стало быть, это означает и вас.
— Мэтт, это просто смешно…
— Правда? Мой шеф думает по-другому. Но, так или иначе, меня не поймают на том, что я выдаю профессиональные секреты тем, кому их слышать не положено, даже если они не являются секретами ни для кого, как, например, истинная деятельность человека по имени М. Хелм. Вы можете сколько угодно раскрывать их, Солана тоже, но мой язык будет на замке. Я безвредный работник отдела связей с общественностью одной государственной организации до тех пор, пока мне не будет ведено представляться иначе.
Присцилла рассмеялась и положила руку мне на запястье.
— Вот значит, в чем причина комедии! А что, может, вы и правы. Мистер Леонард безусловно был бы рад получить от нас кое-какой компромат на вас, после того, что вы сделали с нами в Масатлане. Между нами, он мстительный тупой мерзавец и самолюбие у него огромное, как небоскреб. Он дешевка.
— Разве так можно говорить о своем начальнике? — ухмыльнулся я.
— Неужели я должна любить его .на том основании, что работаю на него? Разве вы любите вашего босса?
— Насчет любви не знаю, но он не дешевка, уж это точно.
— Я слышала. Кстати, я не понимаю вашу стратегию, партнер. То ли вы решили скормить эту Лухан Солане, то ли Солана Лухан. Лично я никогда не верила этим чистеньким, пышущим здоровьем блондинкам. Она правда профессиональный фотограф? У неё вид киноактрисы, которая просто играет роль фотографа.
— Она продала ряд фотографий разным журналам за эти годы, — весело сообщил я. — И очень даже немало.
— Но вы хотите сказать, что, возможно, она продавала кое-что еще? Я рассмеялся.
— Не надо говорить от моего имени. Лично я считаю, что следить надо прежде всего за Соланой. Я даже готов побиться об заклад, что он агент, только не стал бы ставить большие деньги. Пусть они пока разбираются сами, а мы поглядим, что из этого выйдет.
— Нам не обязательно смотреть отсюда, — сказала Присцилла, вставая. — У меня в номере есть бутылка мескаля — с маринованным жучком. В знак того, что напиток изготовлен из этой самой шаенеу, что бы она ни означала. Пока у меня не хватило отваги попробовать эту штуку, но с некоторой моральной помощью с вашей стороны… — Присцилла замолчала, когда я стал помогать ей надеть её лыжную куртку, затем оглянулась через плечо и пробормотала: — Или с аморальной…
Я расхохотался, легонько сжимая её плечи в дружеском объятии:
— Послушайте, мисс Деккер, что я, по-вашему, мотылек, порхающий с цветка на цветок, с блондинки на брюнетку. Господи, только что в эту дверь вышла моя великая любовь, может, навсегда. Дайте хоть человеку перевести дух.
— Ничего, вам много времени не потребуется, — улыбнулась Присцилла. — Несколько дней назад другая большая любовь лежала мертвой на полу номера отеля, но вы очень быстро справились с горем. Если мы пойдем медленным шагом, глядишь, когда дойдем до моего номера, вы, пользуясь вашей формулой, переведете дух. Нам туда, в конец комплекса.
— Какая нахальная, бесцеремонная негодяйка! — воскликнул я. — Дайте хоть заплатить по счету!
Я щедро дал на чай маленькой, готовой запеть мексиканочке. На улице по-прежнему дул сильный холодный ветер с Моря Кортеса и нес с собой песчинки с пляжа. Мы двигались в темноте в сторону моря, огибая темные силуэты припаркованных машин, а пальмы над нашими головами шуршали и трясли своими листьями.
Продвигаясь среди домиков, мы шли против ветра. Присцилла взяла меня под руку. Второй рукой она пыталась спасти свою затейливую прическу от полного разрушения. Она остановилась у двери, стала шарить в карманах в поисках ключа, затем рассмеялась.
— Господи, как и почти все здесь, замок не работает. Просто откройте дверь, Мэтт.
Открывая дверь, я испытал чувство, что все это уже имело место раньше. Только тогда был ливень, а ветра не было. Но уже не в первый раз я подхожу с женщиной к двери её номера в ненастную ночь.
— Минуточку, сейчас зажгу свет, — сказала Присцилла, проходя мимо меня к выключателю. Но не успел вспыхнуть свет и осветить внутренности убогого номера, как она бросилась на пол с криком:
— Мэтт, он вооружен.
Это был Хендерсон в куртке не по размеру и грубых брюках, которые он где-то стащил. Он действительной был вооружен: у него в руке был «дерринджер», занимающий в иерархии пистолетов самое низкое место. Тем не менее, они отличаются компактностью и, как выяснил на своем горьком опыте один американский президент, способны убивать. Тот, с которым познакомился Линкольн, был одноствольным. У этого же было два ствола, один над другим. Это, собственно, мне и удалось разглядеть.
Что ж, у меня тоже был пистолет. За годы работы начинаешь сознавать, что своим предчувствиям надо верить. В подобных обстоятельствах я промедлил в Масатлане, но сейчас я не повторил ошибки. Я вытащил пистолет ещё до того, как Присцилла включила свет, но опыт помогает порой понять, будет ли твой оппонент стрелять или нет.
Игра была опасной — мои инстинкты тоже небезупречны, но этот человек был нужен живым, поэтому я не открыл огонь. Некоторое время мы стояли друг против друга так близко, что можно было стрелять в упор. Затем секунду спустя, показавшуюся вечностью, слева от меня грохнул выстрел, и Хендерсон зашатался и упал.
Я оглянулся. В углу присела Присцилла, сжимая короткоствольный револьвер 38-го калибра, из дула которого вился белый дымок. Ее лицо тоже было белым.
— Вас что, паралич разбил? — рявкнула она. — Он же собирался стрелять, разве не понятно? Еще мгновение, и вас бы не стало в живых!
— Учитывая отношение вашего босса ко мне, просто приходится удивляться, как его сотрудники пекутся о моей жизни.
— И это вы говорите мне после того, как я…
— Хватит! — услышал я за спиной голос Соланы. — Пожалуйста, положите пистолеты на кровать и поднимите руки.
Глава 17
Судя по его интонациям, он тоже был вооружен. Сегодня вечером все в Пуэрто-Пеньяско разгуливали с пистолетами. Я бросил на полинявшее покрывало свой, вернее, Вадин, браунинг. Вскоре к нему присоединился кольт Присциллы.
Присцилла поднялась на ноги, и я подошел к ней, потому как держать под прицелом двоих людей, стоящих порознь, — занятие хлопотное, а сейчас мне не хотелось испытывать, насколько крепки нервы у Соланы.
Потом, конечно, можно будет начать маленькую психологическую войну, но сейчас важно было понять, что он знает и как собирается распорядиться своей информацией. Мне показалось, что он совершил ошибку, появившись слишком быстро, хотя в этом не было нужды. Но, может, я проявлял к нему несправедливость.
Он вошел в комнату, держа в руке маленький пистолет, очень напоминавший мой браунинг, только изготовленный в Испании или. Италии, а не в Бельгии. За его спиной маячила Кэрол. Второй раз за день её глаза были широко раскрыты, и в них был ужас.
Жестом Солана велел нам посторониться и подошел к кровати взять оружие. Положив его в карман, он снова отошел назад и обратился к Кэрол, не глядя на нее.
— Войдите и закройте дверь, миссис Лухан. Встаньте в том углу, пожалуйста. Если что-то такое случится, ложитесь на пол, так будет безопаснее. — Его взгляд сфокусировался на точке между мной и Присциллой. — Но я искренне надеюсь, что больше ничего не случится. В этой комнате и так уже случилось на сегодня слишком много всего. — Его взгляд упал на покойника на полу и снова устремился на нас.
— Он устроил засаду, Рамон, — сказала Присцилла. — Он собирался стрелять. У нас не было выхода.
— У нас, мисс Деккер? Но я слышал один выстрел. Вы не стреляли, мистер Хелм?
— Нет.
— Почему?
— Может, у меня больше опыта в подобных ситуациях, чем у мисс Деккер, — осторожно начал я. — Мне почему-то показалось, что он не готов сыграть ва-банк. Кроме того, из «дерринджера» куда легче промазать, чем попасть. Из этой штуки и с трех шагов проще промахнуться, если у тебя маловато практики. А Хендерсон, мне кажется, не большой мастак…
Я совершил ошибку. Всегда неправильно выказывать в таких ситуациях сообразительность. Лучше играть простачка.
— Почему вы так решили? — насупился Солана. — У меня создалось впечатление, что вы не знали этого человека, если не считать одной короткой встречи. Откуда же у вас информация о его умении стрелять? Кроме того, он убил полицейского с одного выстрела.
— Возможно, ему просто повезло, — сказал я, показывая на «дерринджер» на полу. — Если он хоть как-то разбирался в оружии, то зачем заявился сюда вот с этой железкой?
— Не понимаю, — все с тем же насупленным видом продолжал Солана. — Если ему тайком принесли именно этот пистолет…
— Черт возьми, amigp, — раздраженно сказал я. — Ну, пошевелите мозгами. Тот ваш человек, которого убили, был вооружен большой пушкой 45-го калибра. Она, наверное, была заряжена восемью тяжелыми патронами. Это серьезно. Почему же этот тип бегает с крошечным «дерринджером» 22-го калибра с двумя маленькими зарядами. Причем один раз он уже выстрелил. Почему он не выбросил эту игрушку и не взял у убитого настоящее оружие?
— Я вас понимаю, но все же…
Я продолжал, не дав Солане докончить:
— Это только в фильмах герои так легко оставляют настоящее оружие, чтобы иметь возможность порадовать зрителей красивой рукопашной. Но что с них взять — актеры действуют по слабым сценариям, которые пишут люди, плохо разбирающиеся в оружии. Когда я увидел этот «дерринджер», я сразу понял: убивал он там кого-то или нет, но это перепуганный дилетант, который больше никого не собирается убивать. Если бы он задумал новое убийство, он бы в жизни не расстался с пистолетом 45-го калибра.
— Я вас понимаю, мой друг-гринго, — сказал Солана. — Но не хотите ли вы меня убедить, что вам удалось это все вычислить в те доли секунды, что вы смотрели на вооруженного человека? В таком случае вы очень быстро соображаете, сеньор.
Я пожал плечами и осведомился:
— Разве в Мексике это преступление — быстро думать?
Он натянуто улыбнулся, ничего не ответил, а вместо этого сказал:
— Хорошо. Подведем итоги. Вы решили, Хендерсон не станет стрелять. Мисс Деккер решила иначе. Вы подумали: если он и выстрелит, то промажет. Мисс Деккер опасалась, что нет.
— Вы также можете предположить, что я был готов рискнуть моей жизнью, а мисс Деккер — нет.
— Очень гуманно со стороны мисс Деккер, — сухо сказал Солана. — Но так ли это? Собственно, есть одно объяснение вашего поведения: возможно, что вы, мистер Хелм, хотели сохранить Хендерсону жизнь, чтобы он мог кое-что рассказать, а мисс Деккер, напротив, хотела его убить, чтобы он замолчал навсегда. В таком случае возникает вопрос: почему у двух американских агентов столь различные подходы?
Я не смотрел на девушку, стоявшую рядом молча и неподвижно. Я смотрел на Кэрол в углу, за спиной Соланы. Она была бледна и перепугана. Дверь и окна содрогались под напором ветра, но других звуков в номере не было слышно.
Затем снова медленно и четко заговорил Солана:
— Хочу сознаться: тогда, в ресторане, я был не совсем откровенен. Я не проводил время за допросом подозреваемых. Это обычная полицейская работа, и я не сомневаюсь, она будет выполнена надлежащим образом теми, кому это поручено. Они же вели поиск мистера Хендерсона. Увы, у них не было той информации, которой располагал я. Они полагали, что речь идет об обычном убийце. Им невдомек, что это человек, которого использовали как пешку в крупной международной игре. Пешку, которой пожертвовали, чтобы сохранить куда более ценную фигуру, например ферзя. Королеву!
Присцилла наконец вышла из оцепенения.
— Я не понимаю, на что вы намекаете?
Солана не обратил на её реплику внимания и продолжал:
— Я не принимал участие в работе полиции. Вместо этого, вооружившись биноклем, я занял позицию в дюнах. Наблюдая номера, в которых остановились мисс Деккер и вы, мистер Хелм, с миссис Лухан. Мне хотелось знать, куда же обратится за помощью Хендерсон, когда стемнеет. Он пришел сюда.
— Это ничего не доказывает, — резко возразила Присцилла.
Наконец Солана обратил внимание на её существование.
— Нет, мисс Деккер, это доказывает, что вы передали ему пистолет и инструкцию — устно или письменно — совершить побег и встретиться с вами, когда стемнеет. А кроме того, это доказывает, что вы, мисс Деккер, действовали в одиночку. Два американских агента в одном маленьком мексиканском городке вполне могут действовать сообща. Собственно, я сильно это подозревал. Я был на встрече, где присутствовали оба ваших шефа. Однако я всегда люблю находить подтверждение подозрениям и лишь потом действовать.
Он поглядел на меня, словно ожидая услышать комментарии. Не услышав, пожал плечами и продолжал:
— Если в этом замешан мистер Хелм, он бы вряд ли пожелал, чтобы Хендерсон посетил его в номере, где он остановился с миссис Лухан, которая, похоже, не посвящена в его секреты. Мистер Хелм скорее всего предпочел бы выбрать эту комнату для свидания. Для свидания мистера Хендерсона со смертью.
Присцилла облизала губы и сказала:
— Но послушайте…
— Но если мистер Хелм хотел, чтобы Хендерсона не стало, — неумолимо продолжал Солана, — он выстрелил бы сразу же, как только опознал его. Вместо этого он воздержался от стрельбы, не без риска для собственной жизни. Стреляли вы, мисс Деккер, чтобы устранить того, кто мог бы вас выдать. У меня подозрение, мисс Деккер, что под каким-то предлогом, не знаю, под каким именно, вы пригласили к вам в номер мистера Хелма в надежде, что он сделает за вас грязную работу. Когда же он не выстрелил, вам пришлось поработать самой.
Я посмотрел на Присциллу, но она глядела в сторону. Я вдруг понял, что мне порядком приелась легенда о лихом стрелке Хелме. Неужели из-за того, что я поторопился со стрельбой в Масатлане, все теперь уверены, что я всегда буду убивать вместо них? Сначала Гашек попытался кое-что заработать на моей печальной репутации, а теперь вот эта крошка…
Солана снова посмотрел на меня и сказал:
— Я уже извинился перед миссис Лухан за выдвинутые в её адрес обвинения и арест — лжеарест, точнее сказать. Это было необходимым маневром, чтобы вывести се из игры. Теперь я приношу свои извинения вам, мистер Хелм. Я рад, что лично вы не имеете отношения к этой схеме, хотя ваша страна, по-видимому, вполне к этому причастна. Но поскольку ваше начальство сочло возможным не включать вас в эту интригу, надеюсь, у вас хватит здравого смысла выполнять их инструкции и не вмешиваться… Я вас слушаю, мисс Деккер.
— Как, по-вашему, я могла пронести пистолет? — спросила Присцилла. — У меня же нет футляров для камер…
Она осеклась, потому что Солана рассмеялся.
— Дорогая, с моей стороны было бы не по-рыцарски заявлять вслух, что ваши столь заметные формы не совсем лично ваши… Однако… — его взгляд упал на её лыжную куртку, — как только появится сотрудница полиции, мы проведем обыск и, думаю, обнаружим некоторые усовершенствования относительно того, чем наделила вас природа, каковые призваны выполнять как практические, так и эстетические задачи. Пистолет был очень маленьким…
Присцилла, вспыхнув, обратилась ко мне:
— Мэтт, неужели вы допустите, чтобы этот негодяй…
— Мисс Деккер, — резко перебил её Солана, — бессмысленно пытаться впутать в ваши проблемы мистера Хелма. Вы американский агент, выполняющий задание такой секретности, что даже ваши коллеги в других организациях ничего об этом не знают. Я познакомился с вашим шефом и успел убедиться: этот человек хочет заработать политический капитал на деятельности его фирмы. Ну что ж, если он стремится к прибылям, то должен уметь нести и убытки. — Прокашлявшись, он продолжал: — Признаться, я никак не могу понять природы тайных операций, в которых вы участвуете, сеньорита. Я ошибся. Я счел, что эти летающие объекты настоящие. То есть они существовали и летали. Теперь выясняется, что, по крайней мере, большинство из них существовали в воображении наблюдателей, а главное, агентов мистера Леонарда, нанимавших или убеждавших свидетелей, которые по их просьбе давали ложные показания. Так вот был ими убежден покойный Хендерсон…
— Послушайте, Солана, — сказал я, — вы торопитесь с выводами! В большинстве показаний упоминались опознавательные знаки и летная форма ВВС США.
— Это был ловкий ход, — холодно заметил Солана. — Это говорит о том, что Америка вроде как пала жертвой интриги. Оказалась подставлена. Но теперь, когда мне ясно, кто за этим стоит, я начинаю думать: а не было ли это попыткой создать атмосферу напряженности на севере моей страны, своеобразной подготовкой, за которой наш северный сосед сделал бы политические или военные шаги.
— Черт, но не думаете же вы всерьез, что мы способны на вторжение!
Солана изящно пожал плечами.
— Американские войска в прошлом уже вторгались в Мексику, сеньор. Я сейчас затрудняюсь сказать, с какими претензиями может выступить ваша страна, но согласитесь, с нашей стороны было бы наивно поддаться страху перед оружием, которого нет в природе. — Он снова пожал плечами. — Во всяком случае, на процессе мы выясним все подробности. Так или иначе, американский агент пойман с поличным: на подрывной деятельности против дружественного государства. Обратите внимание, мистер Хелм, что я веду абсолютно честную игру. Я мог арестовать и вас, и это придало бы делу большую убедительность — два американских агента…
Тут в действие вступила Кэрол. Признаться, я сильно недооценил её. Она не предупреждала, она не произносила речей, она не совершила ни одной из ошибок начинающих. Она просто вышла из своего угла и обхватила Солану сзади.
— Быстро, возьми его оружие, — крикнула она мне. — Давай, Мэтт, скорее!
Глава 18
Мгновение спустя я завладел оружием Соланы — его собственным пистолетом, который был у него в руке, и моими с Присциллой, которые лежали у него в карманах. Я наставил на него браунинг, с которым был знаком лучше всего, и сделал знак Кэрол, которая отпустила его и отошла назад, поправляя выбившуюся прядь.
— Виноват, amigo, — сказал я Солана. — Одна маленькая просьба. Не говорите, что мне это так не пройдет.
Он повел поднятыми руками, давая понять, что снимает с себя ответственность.
— Как вам будет угодно, сеньор Хелм. Я дал вам возможность тихо выйти из игры, ибо полагал, что вы по-своему достойный и честный человек. Но если вам угодно связываться с опаснейшей преступной группировкой, международной преступной группировкой, то вам придется отвечать за последствия. Вам и миссис Лухан.
— Естественно. — Я взглянул на Кэрол. — Ты слышала? Зачем же ты подставила шею?
— Я… я американская гражданка. И хотя эта женщина делает жуткие вещи, насколько я могу о них судить, она тоже американская гражданка. И я не могу позволить мистеру Солане выставить её в мексиканском суде как вещественное доказательство неминуемо надвигающейся американской агрессии. Нам незачем позволять стирать грязное белье на людях. — Посмотрев на Присциллу, она добавила: — Это не значит, что его не надо стирать.
— Ясно, — сказал я. — Ну и как, американская патриотка, что бы ты предложила сделать дальше?
— Поскорее переправить её назад через границу! Разве это не понятно, милый? Надо быстрее убрать её из Мексики, пока не начнется антиамериканская пропагандистская кампания. Без неё показания мистера Соланы — это всего-навсего слова мексиканского чиновника, который, возможно, просто не любит Соединенные Штаты. — Она посмотрела на Солану и сказала: — Извините, Рамон, но я была обязана это сделать.
— Теперь мне все понятно, сеньора, — слабо улыбнулся он. — Мне следовало бы раньше догадаться…
В этом обмене репликами было что-то весьма подозрительное. Если разобраться, то вообще во всем этом спектакле было много подозрительного. Но некогда было вникать в нюансы, кто кого морочил. Похоже, Кэрол почувствовала фальшивую ноту, потому что быстро продолжила:
— Когда мы вернемся домой, я разберусь, что все это означает и действительно ли это происходит с одобрения ответственных лиц. У меня есть знакомые в Вашингтоне, которые помогут — репортеры, журналисты. Похоже, внешне это очень похоже на то, в чем всегда обвиняли ЦРУ, чему я раньше не верила: вмешательство во внутренние дела других стран.
— Спокойно, киса, — отозвался я. — Политические заявления потом. Сейчас нам надо поскорее убираться отсюда, как ты и предложила. Ну, а вам что угодно?
Присцилла пододвинулась ко мне, глядя на меня с явной надеждой. Она протянула руку и сказала:
— Я хочу получить обратно мое оружие. Это вызвало у меня усмешку.
— Нет, вы станете вон туда и будете вести себя тихо и держать ручки на виду. Мне не нравится, когда меня держат за дурака. Здесь, в Масатлане, где угодно… — Я взвесил на руке два ствола, заткнул пистолет Соланы за пояс, а на Присциллин посмотрел, нахмурившись. Для револьвера он был достаточно портативным, но крошечным его назвать было трудно. — Откуда он взялся? — спросил я. — Его в лифчике не пронести.
— Я спрятала его под подушкой, Мэтт…
— Ну, а зачем вам сейчас револьвер?
— Ну, раз вы сами хотите это сделать, — пожала она плечами.
— Что сделать?
Она посмотрела на Солану.
— Не прикидывайтесь, — сказала Присцилла Деккер ледяным тоном. — Кто-то должен его пристрелить. Если у вас, конечно, нет иных способов сделать дело.
Кэрол ахнула и попыталась что-то сказать, но я её опередил:
— Сегодня больше стрельбы не будет, — сообщил я Присцилле. — Мне страшно надоели и вы, и ваш седовласый проныра-шеф, и ваши сложные интриги. Вы возвращаетесь в Штаты, где мы и выясняем, кто есть кто. Больше мы не причиним вреда ни одному гражданину Мексики — будь то мужчина или женщина, официальное лицо или неофициальное.
— Раз уж вы перешли на личности, Мэтт, — холодно отозвалась Присцилла, — то я тоже не стану скрывать: я сильно устала от вас и ваших ханжеских методов, а также удивительного свойства разрушать тщательно разработанные планы, не имеющие к вам никакого отношения. Хочу предупредить: если вы не сделаете то. что вам приказано, ваша шкура будет сушиться на одном из вашингтонских заборов после того, как мой седовласый проныра-шеф прошепчет кое-кому на ушко несколько слов. — Она кивнула головой в сторону Соланы. — Этого человека надо утихомирить. Нельзя, чтобы он сообщил все, что услышал здесь. Не хотите сами, могу я, но работа должна быть сделана.
— Излили душу, и довольно, — сказал я. — Сядьте вон на тот стул и сидите спокойно.
— Мэтт, если вы сорвете эту операцию, то я обещаю…
— Знаю, знаю. А о своей шкуре я позабочусь после. — Я дождался, когда она сядет, потом позвал: — Кэрол!
— Да, Мэтт, ты её не слушай…
— Кэрол, — повторил я, — пойди в наш номер, возьми мой чемодан, там есть потайное отделение…
Я объяснил ей, как его найти и что оттуда достать. Она вышла, впустив в комнату порыв ветра с песком. Присцилла сидела на отведенном ей стуле, бросая на меня страшные взгляды. Вид у неё был весьма жалкий, угрюмый, и её прическа, погибшая под ударами непогоды, лишь усиливала грустное зрелище. Я вспомнил худенькую невинного вида девочку, которая встретила меня в аэропорту Масатлана, и не мог заодно не вспомнить и Вадю, удивительно точно передававшую облик того персонажа, которого ей нужно было сыграть.
Что ж, в нашем деле это весьма полезное умение, но я, признаться, недооценил Присциллу с самого начала. Я никак не думал, что она настолько взросла и опытна, что в состоянии устроить такой спектакль. Л впрочем, уже трудно было понять, где кончался театр и начиналась настоящая Присцилла. Возможно, эта бывалая, видавшая виды и мужчин женщина и была настоящей Присциллой, а та большеглазая, наивная девочка её актерской работой.
Солана стоял посреди комнаты, подняв руки вверх. Несмотря на неудобную позу, он выглядел спокойным, невозмутимым и, мне показалось, даже немного посмеивался над своим нелепым положением. Мне хотелось спросить его кое о чем, но не при свидетелях — особенно не при той свидетельнице, которая оставалась в номере, поэтому я промолчал. Мы провели некоторое время в ожидании, пока не вернулась Кэрол с плоской коробочкой, которую, поколебавшись, вручила мне.
— Мэтт, ты не собираешься причинить ему боль?
— Непременно собираюсь, — сообщил я ей. — Я воткну в него острую иголку, воткну что есть силы и без анестезии, потому как в душе я страшный садист. Закатайте рукав, Рамон, и помните: я сохраняю вашу жизнь. Если вы попробуете наброситься на меня, то лучше сделайте это внезапно, иначе я переброшу пистолет вот той особе, и она уж не промахнется. Во всяком случае, очень постарается не промахнуться.
Я наполнил шприц, который вынул из коробочки. Солана молча следил за моими манипуляциями. Когда я закончил все приготовления, он спросил:
— Могу ли я узнать, что вы мне хотите ввести?
— Снотворное, которое усыпит вас часа на четыре. Когда вы проснетесь, у вас будет тяжелая голова, но потом это пройдет.
Присцилла заерзала на стуле:
— Мэтт, помогите же мне! Если вы не усыпите его насовсем…
— Вы вели игру, как вам заблагорассудится, и доигрались. Теперь я буду играть по моим правилам. Итак, Рамон, в какую руку сделаем укол? Хорошо. Ну а теперь будьте пай-мальчиком и лягте на кровать.
Пять минут спустя он мирно спал. Я посмотрел на женщин без малейшего энтузиазма. Не то чтобы я к ним плохо относился в принципе, но в этой операции их с самого начала было многовато: Вадя, блондинка, которую я пристрелил, рыжая, которую умыкнул Гашек. Наконец, Кэрол, которая вроде бы была невинной свидетельницей, но теперь увязла в этом так же глубоко, как и все остальные, о чем я, возможно, пожалею позже, если у меня будет на это время.
Ну и конечно же, была ещё одна девица с множеством лиц, по меньшей мере с двумя, а именно Присцилла Деккер, не знаю уж, какое у неё настоящее имя.
— Отлично, Присс, — сказал я ей. — Теперь свистните своему волшебному ковру-самолету, пусть он нас унесет отсюда, и поскорее.
— Не понимаю, что вы… — мрачно начала она.
— Хватит, — оборвал я её. — По плану вы должны были прибыть сюда в машине Соланы, без собственного транспорта. Мы находимся в рыбацкой деревушке, в страшном мексиканском захолустье, откуда через пустыню идет одна-единственная дорога, и заблокировать её не составит желающим ни малейшего труда. У вас была грязная работа: убрать за нашим другом Хендерсоном, а может, убрать и самого Хендерсона, и вы вполне могли наследить, как, собственно, и вышло. Не говорите, что Леонард не припас для вас потайной двери. Так что вынимайте-ка ключ от этой двери.
— Если вы думаете, я собираюсь вам помогать, то ошибаетесь, — буркнула Присцилла, на что я только вздохнул.
— Что же вы мне не сказали это до того, как я усыпил беднягу Солану. Теперь нам придется ждать, пока он не проснется и не отвезет нас в тюрьму. — Я обратился к Кэрол. — Бери стул и садись. Девушка заупрямилась. Похоже, мы здесь задержимся.
— Черт бы вас побрал! — услышал я крик Присциллы. — Когда мы вернемся, я добьюсь вашего скальпа, даже если это обойдется мне очень дорого. Я понятия не имею, уместимся ли мы там все. Я не знаю, на сколько человек рассчитан самолет.
— Это мы скоро увидим, — ответил я. — Лучше скажите, где должен он приземлиться. Не на местном ли аэродроме, который я видел с шоссе?
— Что за чушь! Прямо в городе? Нет, это будет дальше к северу, там, где шоссе идет прямо, не сворачивая. В направлении преобладающих ветров. Только нам надо быть осторожными, вдруг они ещё ищут Хендерсона и перекрыли дорогу. — Она покосилась на покойника без особых эмоций, потом снова подняла голову. — Ладно, выньте рацию из чемодана, я дам сигнал.
Покидая комнату несколько минут спустя, я оглянулся. Солана мирно посапывал, вытянувшись на кровати. Но оглянулся я не за этим. Как я уже говорил, только актеры и дилетанты не обращают внимания на оружие. Я хотел проверить, где находится маленький пистолетик 22-го калибра, который я умышленно оставил на полу у кровати, забирая все остальное. Теперь его там не было. Улыбнувшись, я закрыл за собой дверь. Сегодня все устраивали фокусы, в том числе и я. Если повезет, они ещё принесут сюрпризы.
Я велел девушкам сесть в «шевроле» спереди, чтобы я мог держать их под контролем. За рулем была Кэрол. Мы выехали из городишки, выключили фары и, миновав последние саманные постройки, осторожно поехали по пустынной дороге в сторону Соноиты и американской границы.
Вскоре мы увидели впереди свет, означавший заставу на шоссе. Тогда мы свернули с дороги, сделали круг по пустыне. Нас сильно трясло, вскоре «шевроле» сел на кочку между двух впадин. Эти новомодные низкие машины отлично смотрятся на асфальте, но оказываются совершенно нелепыми на пересеченной местности, где у обычного пикапа не возникло бы никаких проблем.
Не пытаясь снять машину с песчаной мели, мы просто вылезли и продолжили путь пешком. Присцилла нервничала и все прибавляла шагу. Я ничего не имел против. Переход в кромешной тьме внес определенное разнообразие в программу. Я шел рядом с Кэрол. В какой-то момент она схватила меня за руку, якобы чтобы не потерять равновесия.
— Ну что, — прошептала она, — неплохо я выступила, милый? — Кэрол тихо засмеялась и продолжала: — Я, конечно, не сразу поняла, что происходит. Я даже сперва рассердилась, когда подумала, что ты хочешь меня сплавить другому, чтобы вволю позабавиться с этой секс-бомбочкой. Но когда… когда ты спокойно допустил, чтобы меня арестовали, я поняла, что тебе необходимо, чтобы я ушла с этим Соланой. Необходимо для дела. Надеюсь, я хорошо разыграла негодование?
— Просто отлично, — подтвердил я. — Мне подумалось: раз уж Солана так хочет тебя заполучить, надо пойти ему навстречу. Он явно что-то задумал. Но теперь расскажи мне, что это за спектакль вы с ним разыграли? Зачем?
Я заметил, что Кэрол хромает, и спросил:
— В чем дело? Ты оступилась?
— Нет, — усмехнулась она. — Это просто передатчик, который мне дал Рамон. Я спрятала его в ботинке, и теперь он натер мне лодыжку.
— Вот, значит, каков у него был план! — сказал я. — Он сунул тебе электронное устройство. Передатчик?
— Ну да. Он настроил его так, что они могут найти нас, где бы мы ни были.
— М-да, план не особенно оригинальный, и я мало верю этим штучкам, но будем надеяться, эта сработает. Он не велел мне ничего передать?
— В общем, нет. Он хотел только, чтобы я напала на него сзади, когда он подаст мне сигнал. Чтобы мы могли обезоружить и обезвредить его и скрыться вместе с ней. — Кэрол метнула взгляд на силуэт впереди. — Он надеется, что она выведет его на остальных. На штаб, где, как он думает, они готовят такую новую тарелку, которая затмит все остальные. Он говорит, что времени в обрез, и надеется на твою помощь. Но, Мэтт, я что-то не могу взять в толк, кто такой этот Леонард, на которого она работает, и что это за американская организация, которая способна на нечто в этом роде. Я просто… не верю…
— Замолчи! — оборвал я Кэрол. Она остановилась. Присцилла дожидалась нас на холме, выходившем на шоссе.
— Вроде бы здесь, — сказала она. — Ему бы надо уже появиться, времени, у него было больше чем достаточно. Где у вас фонарик, который я просила захватить?
Я передал ей фонарик. Мы застыли в ожидании. Какое-то время стояла обычная ночная тишина с её шорохами. Затем в отдалении мы услышали шум самолета. Присцилла улучила момент, когда он оказался над нами, и стала подавать фонариком какие-то сигналы. Самолет удалился и, развернувшись над темной лентой шоссе, пошел на снижение. Затем мы услышали, как колеса коснулись асфальта, и бросились ему навстречу.
Когда мы добежали до шоссе, самолет уже остановился, и летчик выбрался из кабины. Это был крупный мужчина, и в его облике было что-то знакомое, даже в темноте. Лицо, впрочем, я видел разве что на фотографиях, но вот его бритую голову и затылок я лицезрел в масатланском такси. Я резко остановился, словно в изумлении. В этот момент что-то уперлось мне между лопаток.
— Как вы верно заметили, это не Бог весть какое оружие, — тихо сказала Присцилла за моей спиной. — Но вряд ли вы захотите погибнуть, даже от пули «дерринджера» 22-го калибра. Какие-то проблемы были, Гашек?
Глава 19
Наступил момент моего триумфа, и мне следовало бы ликовать. Все мои отдельные догадки и предчувствия оправдались, а мои туманные планы обрели реальность. Фокус заключался в одном: подозревать всех подряд, кроме Присциллы Деккер, чтобы она не догадалась, что я подозреваю её. Конечно, тут пришлось пойти на жертвы, например, позволить, чтобы меня вот так поймали, но мне следовало радоваться моему успеху.
Однако в моем положении существовал ряд изъянов. Во-первых, нужно было сначала выжить, прежде чем добраться до места, где я мог бы выполнить работу, которую мне было поручено выполнить, а учитывая появление Гашека, это было непросто. Кроме того, я был не один. Я очень надеялся, что Солана выведет Кэрол из игры, — именно поэтому я так легко отпустил её с ним, но он просто использовал её как приманку. Я его не осуждал, это было с его стороны вполне логичным шагом, но это возлагало на меня дополнительную и вовсе не нужную ответственность. Оставалось лишь надеяться, что электроника коварного Соланы сделает свое дело, хотя лично я, повторяю, в неё никогда не верил.
— У меня никогда не бывает проблем, девочка, — сказал Гашек глубоким грудным голосом. — Давай-ка грузить их в самолет, и побыстрее, пока эти мексиканцы не захотели воспользоваться шоссе.
— Минуточку, сначала надо кое-что сделать. Прикрой этого парня. И возьми его пушки. У нас собралась целая коллекция стволов, а мне негде их держать. Отлично. — Присцилла повернулась к Кэрол. — Так, крошка, давай её сюда.
— Что именно?
Некоторое время Присцилла смотрела на неё примерно так, как бывалая кошка разглядывает юную невинную мышку, после чего протянула к ней обе руки, схватила за лацканы аккуратно застегнутый пиджак Кэрол, рванула так, что он тотчас же распахнулся, сорвала его с плеч Кэрол и высвободила рукава. Затем она стала внимательно ощупывать ткань в поисках чего-то твердого. Не обнаружив ничего, она отбросила пиджак в сторону.
— Ладно, — рявкнула она, — тогда снимай ботинки, свитер и юбку. А то я могу сама их с тебя снять. А, ну вот теперь понятно. Она в одном из этих ботинок. Вынь и дай мне. — Растерянная Кэрол нагнулась, вытащила из ботинка маленькую штучку, которую Присцилла выбросила в темноту. Что ж, прощай, электроника.
— Вам с вашим партнером следовало бы лучше отрепетировать это адажио, — презрительно фыркнула
Присцилла. — В средней школе на утренниках играют и то убедительней. Значит, сеньор Солана решил приставить ко мне жучка-шпиона в форме блондинки. Какие ещё великие идеи его осенили?
— Все это очень интересно, девочка, — перебил её Гашек, — но мы находимся на общественном шоссе. Допросить их можно и в самолете.
Я не трусливей других, как мне кажется, но сколько я ни летаю в самолетах, они вызывают у меня некоторое недоверие. Возможно, это потому, что я имею слишком туманные представления о том, как они летают, да и те больше результат наблюдений за летчиками из пассажирского кресла. Я неплохо вожу машину, меня учили кататься на лошадях, велосипедах, мотоциклах, лыжах, коньках, тобогганах. Мне даже случилось заниматься серфингом — и не утонуть, но воздух все-таки — не моя стихия. Я как-нибудь непременно возьму несколько уроков вождения самолета — хотя бы для того, чтобы понимать, правильно действует пилот или нет. Пока же, втиснувшись на заднее сиденье вместе с Кэрол, я никак не мог заставить себя конструктивно обдумать сложившуюся ситуацию, хотя именно этим как раз и следовало заняться. Что касается моих умственных усилий, то я решил дать им волю, когда Гашек поднимет свой летательный аппарат в небо, где не будет опасности во что-то там врезаться, по крайней мере, до посадки.
Вылетели мы не сразу. Я сказал, что самолет был маленький — его можно было запихать в трюм грузового самолета и ещё осталось бы место для других громоздких предметов, — но тем не менее у него было два мотора и он мог вместить четверых, что не так уж и мало. С полным комплектом пассажиров он отнюдь не сразу взмыл в поднебесье, и пока машина разгонялась по ленте шоссе, я ожидал, что вот-вот навстречу нам попадется автомобиль, и тогда пиши пропало.
Я не заметил, когда самолет закончил бежать по асфальту и взлетел. Просто Гашек протянул руку к рычагу, дернул его, и колеса с грохотом убрались, из чего я сделал вывод, что мы в воздухе. Когда самолет набрал приличную высоту, я прокашлялся.
— С этой штукой вы управляетесь лучше, чем с такси в Масатлане.
Он сосредоточенно возился с ручками управления, готовя машину к горизонтальному полету, затем сказал, не поворачивая головы:
— Такси было паршивым, а самолет хорош. Жаль будет его терять.
— Терять? Как? — спросил я.
— Скоро увидите. — Гашек повернул голову в сторону Присциллы, сидевшей спереди вполоборота так, чтобы можно было держать йод прицелом револьвера нас с Кэрол, а главное, меня, и сказал: — Докладывай, девочка. Ты воспользовалась сигналом экстренного вызова. Что-то пошло не так? Что именно?
— Я не обязана перед тобой отчитываться, — огрызнулась Присцилла. — Ты прилетел, чтобы оказать нам содействие, а не допрашивать. Я отчитаюсь перед руководством, когда дело будет сделано.
— Храбрые речи для курочки, которую, похоже, чуть было не ощипали. Но ты, конечно, права, — сухо продолжал он. — Гашек тут не распоряжается. Он лишь предоставляет для операции свою физиономию, свое имя. Он также водит самолеты, а если надо, стреляет. Но все награды выпадают на долю проворных девиц — награды и наказания, если что-то идет не так, учти.
— Ничего такого не случилось, — резко возразила Присцилла. — По крайней мере, ничего серьезного.
— Это другое дело. Тогда удовлетвори мое любопытство. Не надо передо мной отчитываться. Просто введи меня в курс дела — как коллега коллегу. Что же стряслось там у них в Пуэрто-Пеньяско? Поскольку ты его не прихватила, то, надо полагать, успокоила навеки. Этого красивого быстроглазого парня, который хотел убить свою пожилую жену из-за денег. Просто поразительно, до чего много в мире людей, которые с удовольствием отправят на тот свет своего ближнего, если только ответственность можно свалить на кого-то другого, в том числе и на существа из иных миров. Их полным-полно. Надо только поискать. А может, он сбежал? Может, он в лапах у полиции и рассказывает о нашей операции все, что ему известно? Знает он, конечно, немного, но и это может нам навредить.
— Он не сбежал, — сказала Присцилла, поколебавшись. — Он умер. Правда, есть там один мексиканец — то ли из полиции, то ли из государственного ведомства, — который кое-что почуял. Я пыталась его устранить, но… — Злобно покосившись на меня, она договорила: — Но не сумела. Но это и неважно. Никто ему не поверит. Никто из больших людей. Кроме того, на несколько часов он отключился, а его электронный шпион валяется в кактусах.
— Значит, легавый что-то почуял, — мрачно повторил Гашек.
— Говорю тебе, это не имеет никакого значения. Если бы речь шла о военных или технологических секретах, это одно. Но тут замешаны летающие тарелки. К этому вопросу люди относятся очень всерьез. — То ли от общего возбуждения, то ли от того, что слушал её Гашек, которого трудно было обмануть, она вдруг заговорила с акцентом. — Пусть один мексиканский чиновник вопит во все горло, что эти самые тарелки, которые то и дело появлялись в Мексике, не существуют в природе, что все сообщения с мест — липа, никто его слушать не станет. Никто, повторяю! Скептики останутся скептиками, а те, кто верил, будут по-прежнему верить!
— Твоими бы устами, девочка, — недоверчиво протянул Гашек. — Дай Бог, чтобы это так было.
— Это так. В этом-то и заключалась красота всего плана. Мы имеем дело не с научными фактами, а с предрассудками. Собственно, это составляет для нас совсем иную проблему. Даже когда мы вроде бы убедительно покажем, что все эти индивидуальные смерти и финальная массовая катастрофа — результат космических экспериментов, а может, и враждебных операций, осуществляемых США в воздушном пространстве Мексики, многие будут все равно верить, что виной тут существа с Юпитера или Поляриса, и просто кому-то в политических интересах надо скрывать правду от общественности.
Гашек пожал своими дюжими плечищами.
— Интересная теория. Лично я, однако, придерживаюсь старой точки зрения: секреты должны оставаться секретами, в том числе и для местных властей. Но, Как ты верно заметила, не я тут главный. Буду рад за тебя, если твоя теория сработает.
На некоторое время разговор в самолете прекратился. В этом смысле наступила тишина. Зато моторы гудели вовсю. Кроме того, давала о себе знать вибрация. Внезапно Кэрол схватила меня за правую руку и крепко се стиснула. Я поглядел на нее. Ее лицо и белый свитер были двумя светлыми пятнами в темноте кабины.
— Они нас убьют, Мэтт, да? — прошептала она. — И Рамон нам ничем не сможет помочь?
— Возможно, это входит в их намерения. Но одно дело намерения, а другое выполнение его. Ты умеешь управлять этой штукой, киса?
— Что?
— Умеешь управлять самолетами? Она быстро покачала головой:
— Господи! Нет, конечно. Когда я оказывалась в таких крохотулечках, то просто помирала от страха. И кроме того, никто тогда и не думал меня убивать.
Присцилла недовольно зашевелилась на переднем сиденье.
— Помолчите! Нам лететь неблизко, так что лучше обойтись без глупостей, от которых тошнит.
Самолет летел через ночь в южном направленнии, если верить компасу, который я заметил за головой Гашека. Присцилла по-прежнему держала меня на прицеле своего револьвера 38-го калибра. Сидеть так ей было явно неудобно, но время шло, а она не меняла позиции. Наконец Гашек посмотрел на часы, затем коротко сверился с картой и стал смотреть вниз, где уже заметно посветлело.
— Спасательные жилеты сзади, — сказал он. — Наденьте их. Через двадцать минут выгружаемся. Помните: нельзя надувать их в кабине, иначе не пролезете в дверь.
Кэрол снова схватила меня за руку. Пальцы её судорожно вцепились в мою кисть.
— Вы хотите сказать, самолет терпит катастрофу?
— Да нет же, просто мы садимся на воду, неподалеку от одного пустынного островка, — отозвался Гашек. — Нас там подберет катер. Это не опасно. Самолет сможет продержаться на плаву несколько минут. Сначала его покидаем мы с мисс Деккер, затем вы двое. И прошу, мистер Хелм, иметь в виду, что, хотя у нас достаточно времени, нам придется поторапливаться и не отвлекаться на разные глупости. Прошу не выкидывать никаких фокусов, если не желаете отправиться вместе с самолетом на дно. Говорят, тонуть очень неприятно. Теперь прошу надеть жилеты.
Мы неловко напялили их на себя в тесноте кабины и снова погрузились в ожидание. Небо слева совсем посветлело. Посмотрев вниз, я обнаружил, что мы летим над водой, похоже, все над тем же Калифорнийским заливом. Далеко впереди я различил призрачные очертания островов, один из них имел форму полумесяца.
Возле него маячила какая-то точка, похоже, катер. Я подался вперед, чтобы получше рассмотреть.
— Сидите спокойно! — крикнула Присцилла. — Гашек обойдется без вашей помощи, Хелм.
Я ухмыльнулся ей и посмотрел на Кэрол. В рассветных сумерках её лицо было бледным и напряженным.
— Ну вот, во всяком случае, ты получила ответ на свой вопрос, Кэрол.
Она вздрогнула, услышав мое обращение.
— Какой вопрос?
— Недавно ты не могла взять в толк, неужели это американка, работающая на американские спецслужбы. Ответ: ничего подобного.
— Это неправда, — рассмеялась Присцилла. — Я высокоценимая сотрудница недавно организованной службы, которую возглавляет будущая звезда американской разведки: холеный, красивый, надменный, самолюбивый болван, который ни черта не смыслит в своем деле. В этом и заключается главный изъян Америки — там слишком много администраторов, которым все равно, чем руководить. Вашими школами, например, руководят люди, которые понятия не имеют о том, что там преподается. А вы ещё поручаете одному болвану руководить такой секретной и ответственной организацией только за то, что ему удалось превзойти в интригах других таких же болванов.
Когда она остановилась, чтобы набрать в рот воздуха, я ухмыльнулся и сказал:
— Спорить не стану. Он мне самому не нравится.
— Приставить к этому человеку несколько агентов, когда он начал создавать свою фирму, было легче легкого, — продолжала Присцилла. — Немногим сложнее было внушить ему определенные идеи и планы, поскольку он ни бельмеса не смыслил в деле. — Присцилла снова засмеялась. — Конечно, я делюсь этими своими откровениями с вами исключительно потому, что у вас не будет шанса передать их дальше. Что касается мировой общественности, она будет уверена, что злобные происки ВВС США, нарушение ими суверенности Мексики оказались возможны исключительно благодаря ловкой деятельности асов американских спецслужб, возглавляемых дьявольски хитрым профессионалом.
— Точно, — сказал я. — Наш гений разведки Герберт Леонард! Какая прелесть, что такая удача выпала именно на его долю. Ну а что касается асов разведки, то они, похоже, вскоре попадутся мексиканцам, когда дым рассеется, и прольют свет на международный заговор.
— Да, их поймают, а может, мучимые угрызениями совести, они сами сдадутся — когда вдоволь насмотрятся на огненные кошмары, в которых будут повинны. Разумеется, вы от них по обыкновению отречетесь, но это мало кого убедит, потому как станет известно, что они работали на американское секретное ведомство.
Меня так и подмывало расспросить об огненных кошмарах, о той «массовой катастрофе», о которой говорила Присцилла, но я понимал, что она скорее всего откажется отвечать на прямой вопрос, да и мне не хотелось прерывать нашу милую беседу, в течение которой она выдавала бесплатно очень ценную информацию.
— Ну, а друг Гашек, какую роль тут играет он? — поинтересовался я.
— Он — та самая коммунистическая угроза, — улыбнулась Присцилла, — против которой мы, сотрудники ведомства мистера Леонарда, должны были бороться. Нужен какой-то явный, осязаемый враг. Без такового даже мистер Леонард заподозрит неладное, начнет удивляться, почему его великие планы никак не могут принести замечательные плоды. Но раз уж против нас выступил сам Гашек, то мы, молодые, неопытные сотрудники, вполне имеем право на небольшие неудачи. Как-никак это великий Гашек и не менее знаменитая Вадя.
— Понятно, — сказал я. — Весьма остроумно.
— Разумеется, Вадю привлекли к операции ещё по одному мотиву, — продолжала Присцилла. — Ее недавние контакты с неким американским агентом вызвали дома определенные подозрения насчет её надежности. Нас попросили разобраться. Мы нашли подозрения оправданными и приняли меры, предварительно оформив её устранение для мистера Леонарда как месть за убийство его агента в Акапулько. Нам удалось убедить его, что имидж — он обожает это слово — и его ведомства и его самого — окажется навсегда запятнан, если этой женщине будет позволено жить. Тогда он дал соответствующий приказ.
— Что же именно совершила Вадя такого, что оправдало подозрения в её ненадежности?
Присцилла злобно усмехнулась:
— И вы ещё спрашиваете? Вы и сейчас будете делать вид, что между вами ничего не было? Я ведь видела, как вы тогда приветствовали друг друга на берегу. Я следовала за вами, когда вы совершали приятную вечернюю прогулку в такси по Масатлану — в том числе и в районе, где лично вам вовсе не следовало находиться. Потом я наблюдала, как вы о чем-то самым серьезным образом переговаривались на обеде в ресторане с этим странным названием: «Стакан молока», так, кажется? Ну, конечно, она обсуждала с вами, её любовником, возможность предоставления ей убежища в Штатах. Что она вам предлагала и какую цену просила? — Присцилла пожала плечами. — Это, впрочем, несущественно. Я увидела достаточно, чтобы убедиться: её необходимо убрать. Я уже заранее все подготовила — я не люблю делать впопыхах. Оставалось только нанести последний штрих.
Кэрол зашевелилась рядом со мной, выслушивая подробности моей тайной жизни, но сейчас мне было не до этого. Сейчас я думал о другой женщине, с которой был коротко знаком. Я думал о том, что в обоих лагерях есть люди, которые не переносят и мысли о том, что можно вступать в близкие контакты с неприятелем, даже в самых что ни на есть патриотических целях.
Итак, Вадя, не думая предать свою страну, погибла от рук своих же, потому что одна злобная недоверчивая особа неправильно истолковала её поведение. Что ж, ничего нового в этом для меня не было. Такая возможность приходила мне в голову, когда я попытался обдумать случившееся.
— Вон остров, — внезапно подал голос Гашек. — И вон катер. Точно по расписанию.
Я посмотрел вниз и увидел и остров в виде полумесяца, и черный рыбацкий катер.
— Не бойтесь, миссис Лухан, — продолжал Гашек, — пас подберут почти сразу же, так что вы не успеете и промокнуть.
Он говорил слишком уж заботливо, слишком мягко, а Присцилла слишком уж тщательно следила за мной. В её взгляде было что-то, чего я не мог понять. Я никак не мог взять в толк, почему в её отношении ко мне столько личной ненависти и злорадства. В отношениях между агентами — даже между агентами враждующих стран — это было просто непрофессионально.
— Конечно, никто не предполагал, что Лора погибнет из-за вашей любви к стрельбе, — снова заговорила она. — Я этого вам не прощу, Хелм. Вы убили её, и вы за это заплатите. Очень скоро заплатите.
Она была вполне миловидна, но я снова заметил в её лице ту странную сухость, которую ранее принял за увядшую девственность. Теперь я понял, что это нечто совсем иное. Мне вспомнились слова рыжеволосой: если вдуматься, я не уверена, что она любит мальчиков. Если так, то это объясняло многое в Присцилле Деккер, в том числе и то, что её эротика никогда не выглядела убедительной, даже когда она завлекала меня к себе в номер с целью совращения. Это также объясняло холодную ненависть в её взгляде, и я вдруг понял, что все эти разговоры о спасательных жилетах и высадке — чушь, потому как нам с Кэрол, по их планам, не суждено покинуть этой кабины. Нас просто держали в послушании до тех пор, пока не настал черед захлопнуть дверь у нас перед носом под аккомпанемент нескольких револьверных выстрелов — и отправить нас на дно вместе с самолетом.
От нас ведь не было никакого толка. Нас пришлось захватить в полет, потому что не было возможности спокойно избавиться от нас раньше. Да, дело принимало скверный оборот. Я-то надеялся узнать побольше, но, похоже, оказался в тупике. Придется, пожалуй, пересаживаться на другой трамвай, если я хочу проехать дальше.
Я посмотрел на девицу на переднем сиденье и, злобно усмехнувшись, сказал:
— Ну и что! Подумаешь, убил. Любовницу потеряла? Найдешь себе новую!
Кэрол охнула, услышав мои грубые слова, и схватила меня за руку. Меня, признаться, начала раздражать эта её механическая манера, но я не спускал глаз с Присциллы, ожидая её реакции, и реакция не заставила себя долго ждать. Ее лицо побелело, глаза превратились в щелочки, а палец был готов нажать на спуск. Я громко крикнул, словно подавая условный сигнал.
— Кэрол! Давай!
На мгновение Присцилла отвела взгляд, что позволило мне дотянуться до её револьвера и оттолкнуть его в сторону, когда он выстрелил. В тесной кабине выстрел прозвучал оглушительно.
Мгновение-другое Гашек сидел неподвижно. Входное отверстие от пули справа на затылке было маленькое и четкое, но выходное с левой стороны большое и рваное. Стекло слева было забрызгано кровью и чем-то еще. Затем он подался вперед к рычагам управления, а самолет стал пикировать прямо в Море Кортеса с высоты пять тысяч футов.
Глава 20
Я, конечно, вовсе не имел в виду такой поворот событий. Лично я был бы рад оставаться образцовым пленником на протяжении всего полета. Эти летательные аппараты, как я уже говорил, меня пугают. С другой стороны, попытка исследовать глубины Калифорнийского залива в крылатом гробу из плексигласа и металла пугала меня ещё больше.
Я всего лишь хотел обезоружить Присциллу, уповая на то, что Гашек не сможет оторваться от управления самолетом. С безумным чехом я планировал разобраться позже. Это было непросто, поскольку у того, кто ведет самолет, есть определенные преимущества перед тем, кто наставил на него пистолет, если пассажир, конечно, не решился на самоубийство. Однако, когда начинаешь хватать чужой револьвер в тесной кабине, может случиться всякое.
Самолет по-прежнему снижался, постепенно набирая скорость. Мне страшно хотелось туже пристегнуть ремень, закрыть глаза и призвать на помощь Всевышнего. Увы, это было не самым практичным решением хотя бы потому, что мои религиозные навыки находятся в весьма зачаточном состоянии, а если хочешь, чтобы молитва сработала, тут уж нужен первоклассный специалист.
Я вспомнил, что где-то читал про легкие современные самолеты: они обладают удивительной способностью самостоятельно выбираться из трудных положений, если только предоставить им шанс. Я вздохнул, отстегнул свой ремень и, подавшись вперед, столкнул покойника с кресла пилота.
Кэрол вцепилась в мой пиджак и издавала какие-то перепуганные звуки, которые я оставил без внимания. Я уже знал, что она не умеет водить самолет, а сейчас это было самое главное. Присцилла, скорчившись между сиденьем и приборной доской, широко открытыми от ужаса глазами смотрела на труп Гашека, словно ожидая, что он оживет и снова возьмется за рычаги.
Было и так ясно, что она понятия не имеет, что делать, иначе бы она уже вышла из оцепенения, но я все-таки крикнул:
— Водить самолет умеете?
— Что? — обернулась она в мою сторону.
— Самолетом управлять умеете? Она отрицательно покачала головой.
— Нет, а вы? О Боже! Что теперь будет?! ? Все ещё обнимая одной рукой Гашека, я нацелил на неё револьвер и застрелил её. Она безучастно, пустыми глазами поглядела на меня и упала мертвой у правой двери. Очень мило с её стороны. Хорошо, что не рухнула на приборную доску.
Кэрол снова дергала меня за рукав и кричала:
— Мэтт, ты сошел с ума?
Я вглядывался в приборную доску в надежде на вдохновение. Мне не раз случалось видеть приборы в разное время, и я порой коротал время в перелетах, пытаясь понять, что представляет собой та или иная стрелка. Я даже задавал разные глупые вопросы. Теперь настало время собрать воедино все обрывки информации.
— Мэтт…
— Убери её оттуда, — сказал я, не оборачиваясь. — Выкинь.
— Что?!
— Ты оглохла? — рявкнул я. — Открой дверь и выкинь её из самолета. А потом помоги мне…
— Но ты её убил!
— Хватит, Кэрол, — с досадой воскликнул я, глядя в сторону. — У нас на руках труп и неуправляемый самолет. Ты ещё хочешь, чтобы мы оставили для забавы опасного неприятельского агента? Да, я убил её. Что ещё мне оставалось делать? Если бы я этого не сделал, она бы устроила нам черт знает что, как только её отпустил бы страх, а я был бы слишком занят, чтобы помешать ей. Так что выбрось трупы, а я попробую что-нибудь сделать с этой чертовой машиной, пока она не утопила нас в этом коктейле.
Тут началось театральное представление, именуемое, кажется, черной комедией. Дверца самолета, двигающегося со скоростью сто с лишним миль в час, открывается на ходу не так-то просто, а покойник и в самых идеальных условиях не очень-то податлив. Мне пришлось оставить Гашека и прийти на помощь Кэрол, но и тут у нас скорее всего ничего не вышло, если бы не пошел навстречу самолет: он внезапно накренился, давление ослабло, дверь распахнулась, и он чуть было не освободился от всех нас сразу — живых и мертвых. Я втащил назад Кэрол и запер дверь.
— Достаточно! — задыхаясь, проговорил я. — Одна уже там, а другой подождет. Залезай вон туда и немного подвинься. Вот умница! — сказал я, помогая ей устроиться на сиденье. — Теперь давай переправим этого вон туда… Что с тобой?!
Кэрол уставилась на свои руки, которые были в крови. Такое случается, когда имеешь дело с теми, кто только что получил смертельную рану из огнестрельного оружия, но это ей как-то не пришло в голову. Она перевела свои испуганные глаза с окровавленных рук на запачканные кровью свитер и спасательный жилет. Лицо её приобрело какой-то зеленоватый оттенок. Она посмотрела на Гашека, судорожно сглотнула и сказала:
— Извини, Мэтт, не могу. Я просто не могу до него дотронуться.
Порой я прихожу к мысли, что симпатичные женщины нежизнеспособны. Конечно, приятно иметь с ними дела в мирные времена, но их умение выживать дискуссионно. У них всегда находятся какие-то причины — по сентиментальности или из капризности — не делать того, что необходимо для выживания. Я вспомнил ещё одну симпатичную женщину — мою бывшую жену, которая становилась совершенно беспомощной, когда ситуация выбивалась из-под контроля.
— А ну-ка, перестань! — резко крикнул я. — Поблевать можно и потом, мой ангел! А сейчас возьми крепко и ловко этого покойника и толкни его назад, чтобы я мог пролезть к приборам.
Приказ сработал. Мои слова так разозлили Кэрол, что она на время позабыла про тошноту. Мгновение спустя я уже сидел в кресле пилота, хотя само по себе это мало что могло изменить. Обстановка вокруг напоминала час пик в мясном магазине, но это не имело никакого значения.
Главное заключалось в том, что самолет опять пошел вниз, и я отчетливо видел белые гребешки волн. Альтиметр показывал высоту менее тысячи футов. Самолет снижался. Я ухватился за ручку между колен и потянул на себя. Самолет тотчас же взмыл вверх и стал падать на крыло. Я поспешно вернул рычаг в исходное положение и оставил его в покое. Потом я протянул руку к дросселю, но она застыла в воздухе: я не знал, должен ли я убавить или прибавить газу. Самолет порхал в небе, словно раненый селезень, но я решил оставить его в покое, и в конце концов он сам выровнял курс и полетел более уверенно. Затем я снова взялся за приборы. Только я на сей раз работал двумя пальцами — большим и указательным — и тянул очередную ручку или поворачивал руку осторожно, на миллиметры.
Прежде всего, нужно было увести проклятую птицу повыше в небо, чтобы у меня появился простор для экспериментов. Постепенно я разобрался, какая ручка чем управляет — руль, руль высоты, элероны…
Альтиметр подтвердил, что мы больше не теряем, а напротив, набираем высоту. Я более или менее управлял машиной — а вернее сказать, машина управляла мной.
Короче, похоже было, что ещё какое-то время мы не грохнемся, и нужно было поскорее принимать решение, что делать дальше.
Я огляделся. Уже совершенно рассвело, и какое-то время внизу я видел только воду. У меня возникло паническое чувство потерянности. Мы затерялись над простором Тихого океана и летели куда-нибудь в Китай, а точнее — поскольку мы по-прежнему двигались на юг — то через Южную Америку и в Антарктиду. Затем я приметил узкую полоску земли справа и сзади. Следующим испытанием, следовательно, было постараться как-то развернуть чертов самолет и полететь назад.
Для этого пришлось поэкспериментировать, поскольку самолет нельзя просто так взять и повернуть направо или налево. Самолет должен сделать вираж. Кроме того, педали руля действовали в этом самолете совсем не так, как в аэросанях, на которых я катался в детстве. Эта мелочь в минуты стресса может причинить немало неприятностей.
Наконец кое-как нам удалось повернуть на северо-запад, и я обнаружил ручки и рычаги, которыми орудовал Гашек сразу после взлета. Они могли позволить самолету лететь без моего неуклюжего вмешательства. Занявшись работой с приборами, я заметил, что моя спутница в плохом состоянии, но помочь, ей мне было нечем. Поэтому я предоставил ей сражаться со своей тошнотой в одиночку. Теперь же она заговорила слабым неуверенным голосом:
— А почему ты летишь не туда, Мэтт? Ведь материк на востоке, так? Разве нам не надо взять курс на солнце?
— Я ничего не забыл на материке, киса. Мне нужно другое: остров, похожий на полумесяц, и катер…
— Но, Мэтт…
Я вздохнул и стал терпеливо объяснять:
— Кэрол, мы отправились в это путешествие, чтобы побольше разузнать, верно? По крайней мере, это относится ко мне. Я должен найти это место. Ты слышала, что говорила эта девчонка? В ближайшие день-другой запланировано что-то грандиозное. Огненный кошмар, массовая катастрофа. Их свяжут с появлением этих летающих предметов и повесят на США. Мне надо узнать, откуда это может начаться.
— Но она погибла, и её партнер тоже…
— Зато люди на этом катере живы, не правда ли? Если мне как-то удастся сесть неподалеку от них, они обязательно нас подберут, хотя бы для того, чтобы выяснить, что случилось. А затем, возможно, они направятся туда, где находится их центр, и мне очень хочется попасть туда вместе с ними. — Я криво усмехнулся. — Присцилла, правда, намекнула, где это может быть, но я не хочу рисковать. Я должен сыграть наверняка.
— Наверняка? О чем ты говоришь! Ты даже не умеешь сажать самолеты. Тебе надо отыскать аэродром, тебе надо выяснить у кого-нибудь, как это делается…
— Я не понимаю их терминологию по-испански, — отозвался я. — Да и по-английски-то с трудом. Да я врежусь в землю, пытаясь понять, что мне там советуют. Нет уж, я попытаюсь сесть где-нибудь тут. Согласись, для начинающего авиатора я выступаю неплохо.
— А если ты нас поубиваешь? Что тогда? — Кэрол глубоко вздохнула и сказала: — Ладно, милый, делай, что знаешь. Чем я могу помочь?
Я поглядел на нее. Я совсем забыл, что симпатичные женщины могут легко поддаваться приступам тошноты, но это не означает, что у них плохо с отвагой. Кэрол лукаво улыбнулась, словно угадала мои мысли.
— Извини, что я так опозорилась, Мэтт, — сказала она. — Но я просто не привыкла к крови…
— Ясно.
— Скажи мне, что делать. Я пожал плечами.
— Раз уж ты спросила, то наш приятель на заднем сиденье имеет три пушки — браунинг, люгер и ещё один небольшой пистолет, принадлежащий Солане. Присцилла передала его ему там, на шоссе. Достань их, а потом привяжи его. Когда я буду сажать самолет, нам ни к чему, чтобы он летал по кабине, он слишком уж тяжелый.
— Ты удивительно грубо и прямолинейно выражаешь свои мысли, — поморщилась Кэрол. — Первый раз встречаю такого бестактного человека. Если бы я тебя всего облевала, тебе это было бы хорошим уроком! — Она встала на колени и повернулась к Гашеку. — Вот твой арсенал. Куда его девать?
Я взял пистолеты, посмотрел на них. Самолетик летел послушно, без моего вмешательства, на высоте трех тысяч футов, со скоростью сто сорок миль в час. Я имел право ненадолго отвлечься.
Я посмотрел на большой гладкоствольный люгер, с помощью которого Гашек заработал свою репутацию. Проверил обойму и затем сунул его в карман, где уже лежал револьвер Присциллы. Затем я посмотрел на браунинг, который забрал у Вади — теперь, казалось, уже вечность назад. Я проверил его, поскольку какое-то время им владели чужие люди, потом сунул в другой карман. Я проверил пистолет Соланы, очень похожий на предыдущий, и хотел было таким же образом обойтись и с ним, как вдруг остановился.
Для пистолета, почти полностью совпадавшего с браунингом по габаритам, он сильно отличался по весу. Вообще-то такое бывает. Достаточно взять два ружья, похожих по своим общим характеристикам, но сделанных в разных странах, и одно покажется легким, а другое тяжелым. Все зависит от распределения веса. То же самое характерно и для пистолетов, если вы способны различать нюансы. Но здесь контраст был столь разительным, что следовало разобраться, почему так случилось. Я извлек обойму, она была практически полной. Я вытащил патрон из патронника. Это был вполне стандартный патрон. Я снова взял обойму, чтобы вставить её на место, и вдруг понял, что она весит слишком мало. В ней явно не могло быть пяти-шести положенных патронов.
Разобравшись, в чем дело, я расхохотался. Устройство поражало простотой. В патроннике был настоящий патрон, то же самое можно было сказать и про. верхний в обойме. Пистолет мог произвести два настоящих выстрела. Тому, кто бегло осмотрел бы его, он показался бы в полном порядке. Однако в нижней части обоймы патронов не было, хотя это было закамуфлировано самым тщательным образом. Я понял, что скрывается за медной оболочкой — и прежде всего не порох и свинец.
— Что там? — подала голос Кэрол. — Что ты смеешься?
— Замысел нашего друга Соланы оказался не таким уж простодушным. Вот настоящий передатчик. А тебе он дал пустышку, для отвода глаз.
— Ну, это просто отвратительно! — вспыхнула Кэрол. — Ты хочешь сказать, что он разыграл спектакль, который и не должен был никого обмануть?
— Ну, во всяком случае, он не должен был сбить с толку Присциллу. Ей достаточно было обыскать тебя, найти у тебя в ботинке пустышку и успокоиться. А настоящий передатчик все это время спокойно путешествовал в обойме. Солана понимал, что ни один профессионал не бросит заряженный пистолет. Неплохо придумано! — снова рассмеялся я. — Очень даже неплохо. Мне положительно нравится этот мексикашка!
— Мэтт! — в голосе Кэрол послышалось то самое негодование, которое возникает у симпатичных женщин при уничижительных упоминаниях о представителях иных народов.
— Ну, раз он называл нас гринго, я могу называть его мексикашкой. Ласкательно, конечно. Но я могу называть его и проницательным кастильским кабальеро, если тебе так больше нравится. По крайней мере, это означает, что мы тут не одни. Где-то, похоже, нас пасет другой самолет. — Посмотрев на полуразобранный пистолет, я снова стал собирать его. — Это также означает, что мне надо немного изменить программу. Мне надо понять, как передать этот электронный подарок врагу, не вызывая подозрений и не получив пулю в лоб.
— Мэтт, гляди! Вон там какое-то судно. И дальше тот самый остров в виде полумесяца. Ты его хотел?
Да, это был тот самый остров, но я не могу сказать, что очень его хотел бы. Но делать нечего, нужно было выдерживать роль храбреца и попытаться приземлиться или приводниться по возможности живыми.
Глава 21
Пролетая над катером, я заметил, что он разворачивался, чтобы двинуться за нами к острову. Он явно пытался не упустить из вида самолет, с которым творилось что-то неладное. В настоящее время катер явно был не готов подобрать нас, но хорошо это или плохо, зависело от конкретных обстоятельств.
Если мне удастся приземлить самолет в целости и сохранности, неплохо было бы немного передохнуть и собраться с силами, прежде чем появятся представители неприятеля. С другой стороны, если я шлепнусь на воду неудачно, отнюдь не помешало бы присутствие людей, способных извлечь нас из поврежденной машины до того, как она уйдет под воду.
На палубе я увидел троих, глядевших вверх. Это означало, что всего их никак не меньше четырех. Один должен был стоять у штурвала. Конечно, мог там быть и пятый, радист, пытавшийся вступить с нами в контакт по рации. Разумеется, на судне могли скрываться десятки вооруженных головорезов, только я не понимал, с какой целью им было там торчать. Экипаж из четырех человек выглядел наиболее разумно.
Им там было нелегко сражаться со стихией. Когда они разворачивались, волны перекатывали через борт. Мы пронеслись над ними не в пример стремительней, не испытывая их неудобств. Нет, все-таки прогресс существует…
Затем я выкинул из головы рассуждения на такие темы. Впереди показался остров. В нем непременно должно быть что-то особенное, не зря же остановил на нем свой выбор Гашек. Он, во-первых, должен отличаться пустынностью, чтобы не нашлось патриотически настроенного мексиканца, который доложил бы властям о том, что неизвестный самолет плюхнулся в его окрестностях. Во-вторых, возле него должно быть удобно совершать посадку. Ну что ж, оставалось надеяться, чех сделал верный выбор, потому как от этого теперь зависела наша жизнь.
Один из усвоенных мною уроков аэронавтики гласил, что самолет должен садиться против ветра. Я стал выяснять, откуда сейчас ветер. Облаков с характерными очертаниями не оказалось, но зато можно было сориентироваться по гребням волн. По крайней мере я надеялся, что мне это удастся.
Когда остров оказался точно против ветра перед нами, я неуклюже пошел на снижение, уменьшив газ. Но мы снижались так медленно, что когда пролетели над нужным местом, оно было под нами на высоте восьмидесяти футов. Ну, не беда, сказал я себе, значит, будет время хорошенько узнать, что же нам предстоит.
Две закругляющихся песчаных косы создавали подобие лучей полумесяца или клешней краба, вцепившихся в лагуну. Сам остров был довольно пустынным. То здесь, то там отмечалась кое-какая растительность, но тропическим садом это назвать было сложно. Это была просто поросшая кустарником песчаная отмель с парой бугров посредине. Было ясно, что посадку надо совершать в лагуне, между двух клешней.
Я снова неуклюже развернулся и двинулся обратно, по ветру. Я решил не торопиться, чтобы все вышло как следует. Я отвел себе на маневры две минуты, снова выровнял самолет и пошел на снижение. Сейчас я уже куда сильнее убавил газ, но хотя индикатор высоты подтвердил, что мы снижаемся, вода под нами проносилась слишком быстро. Мы оказались над входом в лагуну, но скорость по-прежнему была слишком велика, и мы находились чересчур высоко. Внезапно меня охватило самоубийственное желание резко рвануть ручку от себя, бросить самолет вниз и лети все к чертям! Но вместо этого я прибавил газ и снова набрал высоту.
Когда самолет опять оказался на безопасной высоте — точнее, на относительно безопасной высоте, — я снова стал готовиться к посадке. Постепенно я осваивал технику. Отсчитав четыре минуты, я опять выровнял машину и повел её на снижение.
— Ладно, — сказал я вслух. — Потренировались, и будет. Теперь держите ваши шляпы, мы садимся.
Говоря это, я не глядел на Кэрол. Она была умная женщина, и мне не было смысла морочить ей голову. На сей раз я заставил себя действовать ещё решительней. Я убрал газ так резко, что в какой-то момент подумал, что у меня ничего не выйдет. Скорость резко снижалась, управлять самолетом делалось все труднее и труднее, а до острова было с добрую милю. Большие с белыми гребнями волны словно пытались утащить нас в пучину, и я понимал, что если мы плюхнемся где-то здесь далеко от берега, то самолет разломится и затонет быстрее, чем нам удастся из него выбраться — если, конечно, мы уцелеем при столкновении с водой.
Я потянулся было к дросселям, но потом убрал руку. Есть ситуации, когда можно исправить ошибки, но есть и такие, когда лучше уж ничего не исправлять. Если я начну дергаться, когда самолет совсем сбросит скорость и потеряет высоту, посадка может оказаться совсем уж неудачной. Я сосредоточился на том, чтобы держать машину прямо по курсу. В конце концов, курс был выбран верно, и остров постепенно надвигался нам навстречу.
Внезапно я увидел оба рога полумесяца и испугался, что мы вовсе не сядем в глубоком месте, а скорее наоборот, врежемся в сушу. Я протянул руку к рычагам, вырубил двигатели, решив, что лучше уж плюхнуться на хвост, чем врезаться в воду носом. Затем я дернул ручку на себя. Сразу произошло несколько событий. Нос самолета задрался вверх, правое крыло опустилось, хвост задел воду, и машина села на брюхо. Правое крыло зарылось в воду, и мы стали пахать водную гладь лагуны.
Потом все стихло. Оказалось, что самолет лежит, тихо покачиваясь на волнах, а по окнамструится вода. Я поглядел на Кэрол, которая подняла голову и, в свою очередь, посмотрела на меня.
— Хорошая посадка, — улыбнулся я, — это когда можно выйти из самолета на своих двоих.
— Выйти? — срывающимся голосом отозвалась Кэрол. — Скорее уж выплыть. Давай поскорее выбираться отсюда.
Она отстегнула ремень. Дверь, к счастью, легко открылась, развеяв мои страхи, что её могло заклинить. Затем Кэрол выбралась из самолета. Я последовал за ней, но сначала оглядел машину. В конце концов, это был мой первый полет в качестве командира корабля. Теперь, когда полет окончился, я решил, что было даже занятно кататься по воздуху на этой птичке.
Я поглядел на Гашека, лежавшего на заднем сиденье, и мою веселость как ветром сдуло. Нет, это все же обидно, когда опытный агент гибнет от случайного выстрела в операции, где его использовали как ширму какие-то сопляки со странными сексуальными наклонностями. Гашек, Безумный чех. Не знаю уж, почему он заработал эту кличку. Лично мне он показался вполне нормальным — насколько нормальны все мы, кто занимается этим рэкетом.
Я вдруг подумал, а что, если, как и в случае с Вадей, на его счет у кого-то возникли сомнения, и его послали сюда играть роль мальчика на побегушках? Что, если кто-то решил наказать его за какие-то оплошности, возможно, во время ближневосточных беспорядков?
— Мэтт! — услышал я голос Кэрол. — Быстрее! Он тонет!
Я отдал честь Гашеку как профессионал профессионалу и протиснул все свои шесть футов четыре дюйма в дверной проем. Кэрол в надутом жилете скорчилась на опущенном в воду крыле. Я дернул за шнурок и почувствовал, как раздувается моя резиновая грудь, что было очень даже кстати, потому как без подобной страховки я бы, наверное, камнем пошел ко дну с грузом пистолетов и револьверов в карманах. Я поглядел туда, где чернел катер. Он был примерно в миле от берега, у входа в бухту.
Самолет быстро наполнялся водой. Я соскользнул с крыла в ванну, которая оказалась теплее, чем я ожидал. Кэрол немного поколебалась, сбитая с толку необходимостью плыть в одежде. Затем самолет наклонился, и она осторожно поплыла, стараясь держать голову повыше над водой. Она посмотрела, где я, и, удостоверившись, что я тоже стартовал, поплыла к берегу с таким видом, словно опасалась, что её застанут за этим странным занятием друзья и поднимут на смех за то, что она купается в Тихом океане в полном наряде.
Заплыв получился недолгим. Минут пять спустя мы уже оказались у берега.
Глава 22
Летать, конечно, забавно, да и плавать тоже, но все же я с удовольствием почувствовал под ногами твердую землю. С наслаждением стащил с себя спасательный жилет и заправил мокрую рубашку в мокрые же штаны. Даже в безлюдной песчаной отмели в Калифорнийском заливе имелась своя неповторимая прелесть.
Я посмотрел на Кэрол и улыбнулся. Она добралась до берега, ухитрившись не замочить своих светлых волос. Аккуратно уложенные и лишь чуть-чуть потревоженные ветром, они составляли разительный контраст её промокшей насквозь одежде, раскисшему свитеру и прилипшей к телу юбке.
— Бросай свои подводные крылья и пошли, — сказал я.
— Куда? — она швырнула свой спущенный жилет в сторону и стала выжимать свою юбку сафари, одновременна осматривая окрестности. — Тут нигде не спрятаться, Мэтт, — подвела она итог наблюдениям. — Это просто отмель в милю длиной и несколько сот ярдов шириной. Они нас сразу же найдут.
— Конечно, — согласился я, — но все-таки давай устроим маленький спектакль. Я бы хотел избрать местом Последнего боя Хелма вон тот холмик, что поменьше. Спрячемся за ним и позволим им продемонстрировать свой тактический гений, окружив нас. Мы будем отважно отбивать их атаки до последнего патрона. Ты, кстати, стрелять умеешь?
— Нет, Мэтт, я…
— Тем лучше. Мы вряд ли будем очень уж с ними беспощадны. Ну разве подстрелим одного для правдоподобия. Оставшиеся трое сумеют управиться и с катером, и с пленниками. Но Господь свидетель, мы погибнем с музыкой. С громкой музыкой. — Я похлопал себя по карманам с оружием. — Они как следует попотеют, прежде чем сумеют разоружить нас.
— Мэтт, это несерьезно… Если из-за тебя начнется пальба… Ну, они тоже будут стрелять… и хотя я не трусиха, но не хотелось бы погибать только потому, что ты решил устроить спектакль.
— Не относись свысока к спектаклям, киса, — возразил я. — В нашем деле они крайне важны. — Тут я осекся и посмотрел на нее. У меня были инструкции, но ситуация несколько изменилась, и я сказал. — Я хочу сделать признание. Я и правда секретный агент. Только не говори никому, что я тебе признался, главное, моему боссу.
— Я это и сама начала понимать, — отвечала Кэрол с улыбкой.
— У меня даже есть неплохая репутация, — скромно признал я. — Кое-кто держит на меня досье с милю длиной. В общем, отсюда до Москвы, а то и до Пекина я известен как лихой призрак, хитрый, как лиса, опасный, как раненый медведь гризли. Надеюсь, что это действительно так. Ну, а заслужена эта репутация или нет, не столь уж и важно. Короче, я не из тех, кто может позволить себе загорать на песочке и ждать, когда его возьмут в плен.
— Но, Мэтт…
— Я ещё не закончил. Смысл состоит в том, что, если я легко дамся в руки людям с катера, они сразу заподозрят неладное. Они будут стараться выяснить, почему это я вдруг превратился в тихую мышку. Они даже могут заинтересоваться моим оружием, которое я вопреки их ожиданиям не захочу пускать в ход. А этого нам вовсе не надо. Пистолет нашего приятеля Соланы до сих пор путешествовал без осложнений. Дадим же ему возможность благополучно окончить путешествие. Даже если нам самим такое не удастся.
Наступило молчание. Кэрол оперлась на меня, сняла по очереди свои ботинки и вылила из них воду. Для таких маленьких и модных штучек они вместили невероятно большое количество воды. Только закончив эту процедуру, она заговорила, причем очень тихо:
— Значит, по-твоему, получается так: неважно, что случится с нами, главное, чтобы пистолет уцелел? Я кивнул головой.
— Главное, чтобы победил кто-то из нас, пусть это будет Солана. Но пистолет — это наш вклад в победу. Нам придется положиться на профессионализм Соланы, на то, что, получив электронную информацию, он сделает свое дело. У него вряд ли будет очень тяжелая голова от того лекарства, которым я его попотчевал. Я дал ему маленькую дозу. Он уже давно в строю.
— Но ты ведь даже толком не знаешь, что именно готовится? — сказала Кэрол, глядя на меня очень серьезными глазами. — Ты даже не знаешь, стоит ли умирать ради всего этого, Мэтт…
— Кое-кто потратил много времени, энергии, сил на этот фокус с летающими тарелками. Судя по количеству трупов, которое мы имеем, задумано что-то и впрямь впечатляющее. Они придумали неплохо. Как сказала Присцилла, люди не отнесутся к этому рационально. Многие сочтут, что это пришельцы с Альфы Центавра. Но другие будут уверены, что за всем этим стоят США, потому как представители их ВВС очень странно отнеслись ко всему этому делу об НЛО. Стоит случиться в Мексике кровавой катастрофе, и это может быть приписано шалостям секретных американских летательных аппаратов, пилотируемых бессовестными американскими летчиками, и тогда последствия непредсказуемы. У нас и так немало проблем с Латинской Америкой, а уж после этого там может начаться вторая Куба. Как бы яростно мы ни стали отрицать причастность к такому инциденту, вонь поднимется жуткая. Господи, мы же многие годы отрицали все эти НЛО. Кто же нам поверит теперь? — Я пожал плечами. — Но все это лично ко мне отношения не имеет. У меня свои проблемы.
— То есть?
— Не мое дело решать, что важно, а что нет. Мне сказали: остановить это. И я попытаюсь остановить. А если не смогу остановить сам, то попробую сделать это с помощью других, например, того же Соланы.
Взяв Кэрол за руку, я потащил её к середине острова. Катер проходил узкий вход в бухту. На палубе стояло трое. Они таращились в нашу сторону. Четвертый был в рубке и следил, не задел ли катер чего-нибудь.
Один из этой троицы показался мне знакомым. Высокий, молодой, с длинными волосами со светлыми прядями. Ну конечно, это он. Я, собственно, никогда не верил в то, что смазливый партнер Присциллы Тони Хартфорд пал смертью храбрых, пытаясь спасти меня от Гашека в Масатлане. Это показалось мне ещё менее вероятным, когда выяснилось, что они играют в одной команде. Теперь то, что Тони жив-здоров, окончательно подтвердилось. Он не первый секретный агент, кому устраивали ложную смерть с тем, чтобы он просто мог на некоторое время уйти в тень.
Я вспомнил, что сексуальные наклонности Тони и Присциллы вызвали критику у О`Лири. Что ж, с точки зрения начальства, раз уж ты используешь таких людей, имеет смысл использовать их парами. По крайней мере, они будут с большим пониманием и терпимостью относиться друг к другу. Впрочем, сейчас мне была глубоко безразлична интимная жизнь Тони. Я не собирался с ним спать.
— Мэтт!
Я посмотрел на Кэрол. Она смотрела не на меня, а под ноги, на песок, траву, кустарник.
— Да?
— Я должна перед тобой извиниться, — она говорила очень тихо. — Может, эта твоя… работа… В общем, это не только ложь, фокусы… хладнокровное убийство безоружных женщин, но и…
— Какие безоружные женщины! — удивился я. — У Присциллы был в кармане «дерринджер» с одним патроном, и не думай, что она не выстрелила бы при первом удобном случае. А как ты помнишь, обстоятельства не позволяли нам тратить лишнее время на попытки разоружить её.
— И все же это было ужасно, Мэтт… Но если ты готов обойтись с собственной жизнью так же, как с чужими… это немного меняет дело в лучшую сторону. Сильно меняет, я бы сказала…
— А то как же, — отозвался я. — В глубине души я же истинный патриот, молчаливый солдат в той тайной войне, которой нет конца-краю. Но вот что мне кажется: хотя я просто вынужден и сейчас оставаться героем-патриотом, у тебя нет необходимости тоже изображать из себя героиню. У тебя нет той репутации, которую хочешь не хочешь приходится оправдывать. Можешь похлопать меня по плечу и назвать Горацием-младшим, защищающим мост свободы от тирании. Все это самая настоящая…, да простится мне это слово!
— Я просто пыталась понять положение дел, милый, — сдавленным голосом отозвалась Кэрол.
— Ну, это твоя проблема. Нас как раз меньше всего волнует, как мы выглядим в глазах других — в том числе и твоих. Но я хочу сказать вот что: мне уж так положено, разыгрывать из себя героя-патриота до конца, но тебе нет никакой необходимости играть патриотку. У тебя нет репутации, которой приходится соответствовать. Собственно, всем было бы проще, если бы ты вышла из игры прямо сейчас. Я окажу сопротивление, чтобы все выглядело правдоподобно, а ты выйдешь к ним с поднятыми руками. Выйдешь и скажешь, что я безрассудный самоубийца и ты не желаешь иметь со мной…
— Мэтт!
— Ну, что теперь?
Лицо у неё сделалось негодующим.
— Неужели ты обо мне такого невысокого мнения? — воскликнула она. — Неужели все это из-за того, что я не могу удержать обед в желудке, пообнимавшись с трупом? Неужели, по-твоему, я просто… декоративная блондинка?
— Ты тратишь слишком много времени, беспокоясь, что могут подумать о тебе люди и что ты думаешь о них. Сейчас не место для таких волнений, моя дорогая. Проявляя верность, ты мало чем можешь помочь мне. А потому лучше провести это время на катере под охраной и слушать, как тут стреляют.
— Хватит великодушничать, — сердито перебила она меня. — Ты просто хочешь отправить меня в безопасное место — как беспомощного ребенка.
Это, конечно, было очень отважным жестом, но, если вдуматься, сдача в плен Кэрол могла иметь некоторые любопытные последствия. Например, она могла послушно сдать пистолет Соланы, не вызвав у Хартфорда тех подозрений, что неминуемо возникли бы, если бы это сделал я. Да и независимо от того, что случилось бы с пистолетом, мне было бы удобно иметь на катере союзника, которого стерегут не так уж тщательно, — это, конечно, если меня доставят на катер в более или менее нормальном состоянии.
Могла получиться любопытная партия, но я понимал, что Кэрол не станет разыгрывать этот гамбит. Как и у большинства дилетантов, у неё было слишком много безумных представлений о лояльности и мужестве, словно кому-то есть дело до того, храбр ты или нет — коль скоро ты делаешь порученное тебе дело как следует.
Катер тем временем был уже там, где из воды торчали кончики крыла и хвоста самолета. Все-таки там было слишком мелко. Гашек явно собирался посадить самолет на большей глубине, чтобы машина затонула напрочь.
Все ещё держа за руку Кэрол, я устремился к возвышению в центре острова. Я отыскал удобное местечко в дюнах, откуда был виден берег, и вытащил люгер. Этот пистолет был в моем арсенале единственным, из которого можно было с каким-то успехом стрелять на расстоянии.
— Ложись, — сказал я Кэрол. — Голову не поднимай. Можешь, если хочешь, заткнуть уши пальцами. А то эти игрушки порой очень даже сильно громыхают.
Я устроился на краю небольшого котлованчика естественного происхождения и поставил локти на колени, держа обеими руками люгер. Этот пистолет легко держать, но из него нелегко стрелять, потому как ствол его слишком легок и постоянно ходит ходуном.
Катер тем временем успешно миновал останки самолета, не останавливаясь, а оказавшись в тридцати ярдах от берега и от меня, стал разворачиваться. Хартфорд и двое его подручных явно планировали высаживаться. Они были вооружены двумя винтовками и автоматом.
Я подождал, пока мои противники окажутся в воде. Когда они двинулись к берегу, высоко подняв руки с оружием, я открыл огонь. Они, похоже, насмотрелись фильмов про высадку десанта и вели себя в строгом соответствии с действиями актеров.
Сначала я взял слишком низко. Первая пуля подняла фонтанчик брызг между первым десантником и берегом. Я прицелился второй раз и нажал на спуск, пытаясь не задеть Хартфорда. То, что автомат был у него, подчеркивало его руководящую роль в операции, и мне не хотелось терять его. Скорее всего, только он знал все, что я должен был узнать.
Мой второй выстрел то ли задел парня справа, то ли так напугал его, что он изменил свои планы и стал неистово махать удалявшемуся катеру. Механик снова двинул его к берегу. Моя пуля разбила стекло рубки, но тот не испугался, а продолжал вести катер к берегу, на выручку своих товарищей. Затем я выстрелил в человека слева, промахнулся, но тому очень не понравилась пуля, срикошетировавшая от воды, и он тоже повернул назад.
Хартфорд что-то сердито им кричал. Может, он был и пед, хотя этого никто пока не доказал, но с отвагой у него было получше, чем у его партнеров. Он продолжал двигаться вперед, пока не выяснилось, что он генерал без армии. Он остановился, выпустил в моем направлении очередь из автомата и лишь тогда тоже повернул назад, за дружками, которые вскарабкались на катер с фантастической быстротой. Рулевой-механик снова дал обратный ход, и катер отошел на безопасное расстояние.
— Ну, а теперь давай отыщем местечко поудобнее, — сказал я Кэрол. — Они попытались атаковать нас в лоб, были отброшены шквальным огнем и теперь, конечно, попытаются зайти с флангов. Вот они, собственно, и идут. Один справа, двое слева, а сойдутся в центре. Это, милая, мы называем стратегией. Как ты себя чувствуешь?
— Мне страшно, — призналась Кэрол. Она встала и принялась отряхивать песок с одежды. — Неужели пули всегда так жутко свистят?
— Ты погоди, когда одна из них пролетит мимо уха, — сказал я. — Но вот этот парень справа, по-моему, лишний. Мне не нравится, что он хочет зайти мне с тыла. Чего доброго, он всадит мне пулю в спину, пока я буду развлекать его приятелей. Немного отступим. Тут удобнее упереться ногами. А ты следи за остальными. Можешь время от времени постреливать из этого пистолета, все равно никого не убьешь, да и отдача у него слабая. Постреливай и докладывай, как реагируют на это те двое, а я сейчас избавлюсь от этого одинокого волка.
Сначала я придал ему уверенности в себе. Я начал стрельбу из револьвера Присциллы, от которого по причине короткого ствола на больших расстояниях нет толка. Да и к тому же Присцилла явно была не из тех, кто умеет ухаживать за своим оружием. Я не ошибся. Первый выстрел оказался неудачным — слишком низко и слишком влево, но затем мне удалось добиться такой кучности, что мой противник понял: в него стреляют. Впрочем, он был слишком далеко и вскоре потерял уважение к моим снайперским способностям. Рядом выстрелила Кэрол и громко ойкнула.
— Ты, кажется, говорил, у этого пистолета слабая отдача?
— А ты попробуй выстрели из «магнума» 44-го калибра, — сказал я. — Ну, как они себя ведут?
— Не торопятся. Похоже, они ждут, когда твой друг займет хорошую позицию.
— Он наступает! Это бравый сержант Йорк, решивший самолично разгромить нацистскую армию. О! — я пригнулся, потому как мой оппонент выстрелил, и пуля вонзилась в грунт в двух футах от меня, отчего мне в лицо полетел песок. — Выходит, мой мальчик умеет стрелять. Тогда лучше мне его остановить,
Я выстрелил из 38-го последним патроном, когда мой приятель перебегал из-за куста к укрытию за дюной. Пуля пролетела на таком расстоянии, что он ещё более уверовал в свою неуязвимость, по крайней мере, под огнем такого паршивого стрелка, как я. Тогда я отбросил в сторону револьвер Присциллы, взял наш с Гашеком люгер и принял боевую позицию.
Он выскочил из укрытия и, проделав спринт на десять ярдов, нашел другое убежище. Я не выстрелил. Он почувствовал себя обойденным вниманием, потому как очень скоро опять высунул нос. Я прицелился, но не стрелял. Он не представлял собой пока легкую цель.
Он же снова исчез в своем укрытии, готовясь к очередной перебежке. На сей раз он проявил явную самоуверенность. Он бежал прямо, без зигзагов и не очень быстро. Возможно, он устал. Некоторое время он бежал у меня на мушке, потом я нажал спуск. Он упал навзничь, потом встал на четвереньки. Я снова выстрелил, тщательно прицелившись. Потом ещё и еще. Мне незачем было беречь патроны. В конце концов когда настанет время сдаваться, обоймы должны быть пусты во всех наших револьверах и пистолетах. За исключением одного.
Человек застыл на четвереньках, опустив голову. Я хотел было забрать у Кэрол пистолет, который ей выдал раньше, но мой соперник рухнул на землю и затих. Что ж, как ни метко стреляй из пистолета, он не обладает мощью винтовки, особенно хорошей винтовки.
— О`кей! — сказал я. — А как там твои ребята? — Не получив ответа, я обернулся. Кэрол смотрела на меня, вид у неё был очень бледный. — Что случилось? — тревожно спросил я у нее.
— Ты убил его?
— Разве я собирался сделать с ним что-то другое?
— Но ты продолжал стрелять, когда он упал. Он был ранен, а ты стрелял и стрелял.
Я поглядел на неё и понял, что она мною очень недовольна. Она простила мне страшное убийство в небесах, похоже, из-за непростой обстановки, но тут уж её чувствительная натура восстала. Похоже, позволительно убить человека одним мощным выстрелом из винтовки, но четырьмя слабенькими зарядами из пистолета — это уже варварство.
— Начнем опять все сначала, киса? — спросил я. — Раненые порой в состоянии стрелять, а вот про мертвецов такого не скажешь. Я не хочу получить пулю в спину от противника, которого я забыл пристрелить, словно сентиментальный киногерой. Ясно?
— Нет! — Кэрол облизнула губы. — Нет, мне ничего не ясно!
Мне уже порядком стали надоедать её взрывы морального негодования, равно как и удивленные охи и ахи. Я начал было:
— Ладно, не нравится, подними руки вверх и иди сдаваться, как я тебе говорил… Ложись!
Я упал, придавив её к земле, потому как Тони Хартфорд открыл огонь из автомата с ближайшего бугра. Автоматная очередь осыпала нас песком.
— Черт бы побрал вас, дилетантов! — рявкнул я. — Тебе следовало следить за ними, а не за мной. Дай сюда браунинг!
Я перекатился на бок и осыпал песочком Тони из Вадиного браунинга. Я обнаружил, что куда-то пропал его партнер, и это меня обеспокоило, но я ничего не мог поделать, потому как был блокирован автоматными очередями. Затем я услышал крик Кэрол, обернулся и увидел, что с самой высокой точки островка, с песчаного бугра, в нас целится человек из винтовки.
Я откатился в сторону и выпустил в него обойму из браунинга, что, по крайней мере, заставило его на время спрятаться в укрытии. Это позволило и нам спрятаться поглубже в нашем котлованчике, но из него все равно выход был один — навстречу пулям. Впрочем, похоже, именно этого я и добивался.
Поглядев на пустой браунинг Вади, я отбросил его в сторону. Я ранее думал оставить его себе на память, но это было, конечно, глупо. Я извлек пистолет Соланы и посмотрел на Кэрол, скорчившуюся рядом.
— Прошу прощения за упреки, — сказал я. — Все отлично. Просто отлично. С нами надежда.
— Хелм! — крикнул Тони Хартфорд.
— Здесь! — крикнул я в ответ. — Куда идем? Какие инструкции?
— Все просто. Если вы хоть поднимете голову, мой человек её прострелит. Бросайте оружие.
Я помедлил некоторое время, чтобы создать впечатление, что во мне происходит страшная борьба, потом крикнул:
— У меня все патроны кончились.
— Все равно бросайте!
Я взял браунинг и швырнул его высоко в воздух. За ним последовал кольт 38-го калибра. После чего я сделал паузу.
— У Гашека был люгер, — крикнул Тони. — Что-то я его не вижу. — Когда я выбросил люгер, он крикнул: — И ещё один ствол.
Он говорил наугад. Он не мог знать про четвертый пистолет. Я заставил его ещё немного помаяться в ожидании, затем взял пистолет Соланы, поцеловал его, желая ему удачи, и отправил вслед за тремя предыдущими.
— И это называется, все патроны кончились! — услышал я язвительный голос Хартфорда. — Все пустые, а вот четвертый полон патронов. За это вас надо расстрелять, Хелм.
Я подмигнул Кэрол. Наш электронный бэби попал в надежные руки.
— Ладно, — крикнул Хартфорд. — Пусть выходит женщина. — Я кивнул Кэрол. Она встала и, оступаясь на песке, пошла. Снова раздался голос Хартфорда:
— Теперь вы, Хелм. Руки вверх, прошу не забывать. Вперед!
Когда я увидел, как на его лице стала медленно возникать улыбочка, то понял, что он выстрелит. Что ж, жаловаться не было оснований. Это было вполне закономерно. Именно так я поступил с Присциллой, причем именно по тем же причинам. Они были вполне применимы к нынешней ситуации. Я не был ему нужен ни для каких целей. Если у него были какие-то вопросы, он вполне мог задать их Кэрол.
Для него я был угрозой, потенциальной опасностью. Для него и для его операции. Любой разумный человек пристрелил бы меня на месте, а юный Хартфорд, какое бы настоящее имя ни носил, какие бы сексуальные пристрастия ни испытывал, безусловно, считал себя человеком в высшей степени разумным.
Я увидел, как автомат стал подниматься, и тогда я приготовился к последнему отчаянному рывку — не для того, чтобы спастись, но просто потому, что, раз уж настал час умирать, лучше это сделать в движении. Но откуда-то со стороны лагуны донесся звук одиночного выстрела, и Тони Хартфорд упал на колени, а потом рухнул на землю, придавив всей своей тяжестью автомат. Человек с винтовкой посмотрел в направлении выстрела и поднял руки вверх, уронив свое оружие.
Мы обернулись и увидели сеньора Солану-Руиса в сопровождении двух мексиканских солдат в хаки, один из которых держал в руках винтовку с оптическим прицелом.
— Извините, что огорчил вас тем, что спас вашу жизнь, сеньор Хелм, — сказал Солана в своей чопорной мексиканской манере. — Я постараюсь больше не совершать такой ошибки.
— Между нами, сеньор Солана, — сказал я, — мне это очень приятно. Ну, а как официальное лицо я вам скажу так: вы слишком сентиментально ведете дела в вашем секретном ведомстве. — Я подошел к трупу Тони Хартфорда и поднял пистолет Соланы. — Прошу принять назад ваше оружие. Я немало потрудился, чтобы оно оказалось у этого человека, а вы могли бы его отыскать. Надеюсь, у вас есть альтернативный вариант решения нашей проблемы.
Солана взял пистолет, посмотрел сначала на меня, потом на него.
— Значит, фейерверк — это дело их рук?
— Вот именно.
— Вы отважный человек.
— Господи! — раздраженно воскликнул я. — Мы что, в обществе взаимного восхищения? Какая разница, отважный я, умный или глупый. Какая разница! Вы тоже отличный человек, но что с того? Мы по-прежнему не знаем, где эти люди хотели устроить свое великое шоу, что бы под этим они ни имели в виду.
— У нас есть ещё один человек из их группы и тот, кто управлял катером. Небольшой допрос… Я посмотрел на лагуну и сказал:
— Катер уходит на всех парах.
— Неужели вы меня держите за такого простака? — улыбнулся Солана. — За следующим островом у нас стоит патрульный катер, который быстрее этого на десять узлов. Что касается всего прочего, я просто не мог допустить, чтобы у меня на глазах убили американского агента. Мне бы пришлось писать столько всяких «объяснительных записок, что это на многие месяцы помешало бы заниматься основной работой, Кроме того, я пообещал миссис Лухан безопасность, если она согласится с нами сотрудничать, а откуда я знал, скольких собирается застрелить этот человек, раз уж он начал стрелять. Автоматическое оружие имеет свойство опьянять многих… — Он посмотрел на лагуну и сказал: — А вот и наш патрульный катер. Видите, это судно замедляет ход. Тот человек знает, что ему не спастись бегством.
Мы наблюдали с острова эту маленькую морскую драму. Наконец оба катера двинулись в нашу сторону, качаясь на все ещё больших волнах. Но в лагуне море было такое тихое, что нам были видны даже скрытые под водой части самолета.
— Но как вы догадались, где нас найти, Рамон? — полюбопытствовала Кэрол.
— Это вычислили специалисты по своим картам, — пожал он плечами. — С помощью электронного передатчика в пистолете нам удалось проследить ваш курс и произвести экстраполяцию — кажется, это самое подходящее слово. Мы представляли ваш курс. Если бы вы продолжали следовать примерно в том же направлении, вы должны были совершить посадку в определенном квадрате залива. Кто-то должен был вас там подобрать. Тихий поиск радаром дал нам представление о всех судах, находящихся в этой части залива. Их там оказалось не очень много. А потому нам не составило особого труда обнаружить рыбацкое судно, которое с предельной для себя скоростью следовало в интересовавшем нас направлении. В зоне, где курсы самолета и судна могли пересечься, должно было найтись место, подходящее для посадки самолета — на землю или на воду. Наши специалисты выбрали именно этот островок, полагая, что опытный пилот в данных метеорологических условиях вполне в состоянии посадить самолет в его окрестностях. Еще до рассвета мы с двумя солдатами спрятались здесь, патрульный катер стоял наготове в другом месте… Так что вот я и появился.
— Мы действительно в высшей степени признательны вам, — сказала Кэрол. — Несмотря на то, что говорил тут Хелм.
— Он, разумеется, абсолютно прав, сеньора. Я и впрямь позволил сантиментам вмешаться в мою профессиональную деятельность. Остается надеяться, что эти люди дадут верные ответы на наши вопросы…
— При условии, что они знают эти ответы, — мрачно буркнул я. — Я, пожалуй, могу немного сократить работу вашей инквизиции. Конечно, тут не обойтись без риска, но это может принести крупный выигрыш.
— Верно, — быстро вставила Кэрол. — Ты ведь говорил, что Присцилла как бы прозрачно намекнула тебе…
— Эта девочка с большими грудями и заряженным револьвером? — уточнил Солана. — Кстати, я был бы рад узнать, что случилось с ней и с летчиком. Но это позже. Что же она сказала вам, Хелм?
— Очень немногое, — признал я. — Только то, что когда их агент Вадя показывала мне Масатлан, она провезла меня по району, где мне как раз быть не следовало. Присцилла увидела в этом попытку Вади выдать мне их тайну. Это, конечно, не так. Вадя не была предательницей. Возможно, она смекнула, что за ней следят, возможно, она даже знала, что обречена, и просто из иронических побуждений решила подразнить своих легавых. Она и словом не обмолвилась о том, что этот район имел какое-то особое значение. Она вообще ничем не выдала его особенность — разве что показала мне район, где нам с ней никак не следовало бы появляться в романтическом настроении. Мы любовались закатом с вершины Холодильника, это в порядке вещей. Но зрелище ржавой баржи, которую грузят какими-то семенами, вовсе не укрепляет мужское либидо.
— Доки? — быстро спросил Солана. ? В Масатлане? Я кивнул.
— Не помню, как называется корабль, кажется, я даже не видел название. Но вы свяжитесь с Масатланом и узнайте, там ли он еще.
Он был ещё там, и после всех наших стараний, основную работу местные власти Масатлана проделали до того, как мы туда прибыли, хотя мы и неслись по Морю Кортеса со скоростью, ужаснувшей бы старика Эрнандо.
Позже, договорившись со своими людьми в Масатлане, Солана устроил мне экскурсию по захваченному судну. Наиболее захватывающая часть экспозиции находилась в переднем трюме, где размещался своеобразный цех по изготовлению опаленных и помятых обломков летающих тарелок. Именно эти останки должны были появиться на месте катастрофы некоего нестандартного летательного аппарата, по которым можно было бы установить его североамериканское происхождение. Оглядывая мрачный трюм, я поморщился и сказал:
— Учитывая, сколько они потратили на это сил и умения, можно удивляться, что они не смастерили парочку настоящих летающих тарелок. Я, конечно, понимаю, что самый простой способ распространить слухи — это заставить массу людей во всеуслышание заявлять о чудесах, которые они якобы видели, но что было бы, если бы и впрямь в небе появилась парочка всамделишных тарелок?
— Это также пришло в головы наших друзей, — рассмеялся Солана. — Их главная беда состояла в том, что, несмотря на все попытки, им не удавалось заставить их летать. Об этом нам поведал один из арестованных. Тарелочная форма, похоже, плохо сочетается с высокой скоростью, по крайней мере, в свете возможностей сегодняшней технологии. Наверно, марсиане или жители Венеры способны изготовить такую штуковину, которая могла бы летать в нашей атмосфере, а вот мы, похоже, нет. По крайней мере, эти люди не смогли. Им пришлось довольствоваться распространением большой лжи.
Я посмотрел в дальний конец похожего на подземную пещеру трюма и спросил:
— А что там?
— Там зажигательные бомбы. А вот карты, где указано, в каких точках Масатлана эти бомбы следует взорвать и где поместить «останки» летающих тарелок. Послезавтра, когда город должен был превратиться в большой костер, эти останки стали бы красноречивым свидетельством американского… Да? Что там? — К Со-лане подошел человек, что-то ему сказал, на что тот нетерпеливо бросил: — Ну, конечно, её можно впустить. Да, с камерами. Разве я не дал соответствующие распоряжения? Ей следует оказать полное содействие.
Вскоре появилась Кэрол. На ней были легкие брюки и рубашка, она была увешана своими фотоштучками, словно рождественская елка игрушками. Но что делать — все профессионалы так поступают. Только отдельные одинокие волки могут блуждать с одной камерой и одним объективом, стремясь запечатлеть окружающий мир так, как это нравится им. Тот, кто работает для удовлетворения запросов главного редактора, нуждается в сложном оборудовании.
— Я очень признательна вам, Рамон, что вы помогли мне дотащить сюда все это. Я действительно могу немножко поснимать?
— Внутри, снаружи, где угодно, — ответил Солана. — Нам нужно самое подробное освещение и самая громкая реклама. Когда закончите снимать здесь, вас переправят на остров, и вы можете поработать там. Но главное — как следует сфотографируйте эту фабрику. Во имя наших стран надо показать миру, что это был гигантский мошеннический план.
— Хорошо. — Кэрол скорчила рожицу и продолжала: — Конечно, этот остров не входит в число моих самых любимых курортов, но все это надо запечатлеть на пленке. А людей тоже можно снимать?
— Пожалуйста. Всех, кого захотите, живых, мертвых…
— Спасибо. — Кэрол немного помолчала и затем сказала, обращаясь ко мне: — Мэтт, извини, если я ляпнула что-то не то. Просто я впервые оказалась участницей такого…
— Ну, конечно…
— Скоро увидимся.
Я поглядел на нее. Она говорила мне, что мы провели прекрасное время летом, но это было ещё до того, как она поняла, с кем, собственно, имеет дело: с хладнокровным, жестоким, безжалостным типом, который оставляет за собой горы трупов. Но так или иначе это не разобьет мое сердце. Я и сам несколько разочаровался в ней за время наших похождений. Она была симпатичная девочка — вернее, женщина, и я надеялся, что она найдет себе милого мальчика — вернее, мужа, а пока у неё были её камеры и её идеалы, наивные представления о том, каким должен быть этот мир.
— Конечно, увидимся, — сказал я. Солана прокашлялся и спросил:
— А я, сеньора? Мы с вами увидимся? Я ведь задолжал вам обед, если вы, конечно, помните.
На мгновение в голубых глазах Кэрол мелькнул какой-то испуг. Я понял, что она пыталась изо всех сил убедить себя, что говорит с двумя нормальными людьми. Хотя на самом деле для неё мы были вовсе не людьми. Мы были иной разновидностью — дикими, хищными обитателями джунглей, шпионажа и интриг, существование которых ей очень не хотелось признавать.
— Извините меня, Рамон, — сказала она, — но это ни к чему.
— Могу ли спросить, почему?
— Я не знаю, вправе ли я… — Кэрол была смущена. — Ну ладно. Помните, мотель в Пуэрто-Пеньяско? Вы позволили тому человеку спрятаться в номере, хотя знали, что его убьют. Вас интересовало лишь одно: кто из двоих подозреваемых убьет его. То, что он погибнет, вас совершенно не волновало.
Некоторое время мы пребывали в молчании. Потом я сказал:
— Я помню этого беднягу. Он угостил жену Микки Финном, а потом поджег её, как факел.
Кэрол резко обернулась ко мне и сердито заговорила что-то, но вовремя остановилась. Наступило новое и весьма неловкое молчание. Потом Солана кивнул мне головой в сторону двери. Я вышел вслед за ним.
— Скажите, друг мой, — обратился он ко мне. — Вы сразу догадались, что враг — девица в брюках в обтяжку. Как вы её вычислили?
Я улыбнулся, пытаясь выбросить из головы бледное лицо Кэрол. Возможно, через мое сердце все-таки пробежала трещина, и мне хотелось за это немного её ущипнуть.
— А вы как догадались? — спросил я. Солана пожал плечами.
— Опыт учит нас отличать страсть от бледной имитации страсти, апи§о. Эта девица была имитацией секс-бомбы, если воспользоваться вашим американским выражением. Она явно не была всерьез заинтересована в мужчинах, её симпатии лежали в иной плоскости. А между прочим, ваше государство весьма чувствительно к проблеме сексуальной извращенности. Если спецслужбы проглядели её гомосексуальные наклонности, то возникает вопрос: а что ещё они проглядели? — Солана слабо улыбнулся. — Кроме того, меня не очень восхитил её шеф. Я не доверяю ни глупцам, ни тем, кто на них работает. А потом не вы застрелили убийцу, а она. Расскажите, как вы её распознали.
— Была такая женщина, Вадя, она работала на коммунистов, — медленно сказал я. — Она вошла в комнату, хотя знала, что там её ждет смерть. Она была не из тех, кто легко сдается. Если бы ловушку ей устроил я, она бы сражалась изо всех сил, чтобы её избежать. Но в этих агентах есть странный фатализм.
Помните их удивительные признания на процессах много лет назад? Когда на досуге я думал об этом, то понял, почему Вадя вошла-таки в комнату. Она понимала, что её начальство вынесло ей смертный приговор, и она была не в силах этому противостоять, виновна она или нет. Это означало, что её убийцы были вовсе не лихими американскими агентами, каковыми притворялись.
— М-да, план у них был слишком уж смелый, — медленно сказал Солана, — и все же он мог сработать. Честно говоря, я не большой любитель americanos, но я не собираюсь тратить силы и средства моей страны на борьбу с ними, когда это вовсе ни к чему. Особенно если они такие же профессионалы, как вы. — Солана улыбнулся и сказал: — Но вам, мой друг, следует выучиться водить самолеты. Смотреть, как вы пытались посадить ту машину, было невозможно без слез. Я опасался, что вы шлепнетесь прямо на меня. Ну, а теперь скажите — что бы я мог для вас сделать в знак признательности?
— Вы бы могли спасти мою жизнь, но вы и так это сделали. Вы уверены, что я ещё не исчерпал кредит?
— Я к вашим услугам. Все мое — ваше, как говорят у нас в Мексике.
— Была там одна рыжеволосая, которая куда-то исчезла, — сказал я.
— Она у нас. Мы нашли её на борту этого корабля, а с ней и кое-кого еще. Она то ли пряталась, то ли они её держали как пленницу. Она сама толком не знает, в каком качестве тут находилась. Она виновна в гибели трех американских туристов и двух мексиканских подданных — капитана катера и его помощника. Они погибли при взрыве и пожаре на катере, каковой последовал в результате действия заряда, заложенного ею. Потом она сочинила весьма убедительную историю про летающие тарелки, якобы объясняющую случившееся. Вам она нужна?
— Да, конечно, мне надо сначала связаться с Вашингтоном, но полагаю, она нам понадобится.
— Не буду задавать лишних вопросов, — сказал Солана, пожимая плечами. — Она ваша. Что касается нас, то она просто перестанет существовать. Нам и без неё есть чем заняться.
Я позвонил Маку из доков, в чем мне способствовал Солана, и проинформировал его о положении дел. Оказалось, однако, что он уже почти все знает из других источников. Он, в свою очередь, поделился со мной любопытными сведениями домашней жизни. Блестящее новое агентство, призванное совершить переворот в нашей области, угодило в такую трясину, из которой вряд ли в состоянии выбраться. Герберт Леонард получил новое назначение — какой-то липовый пост, где ему вменялось в обязанность что-то «координировать». В Вашингтоне те, кто начинают «координировать», карьеры не делают.
— Будем надеяться, они не станут трясти нас, потому как, сэр, я немного дал слабину в смысле конспирации.
— Но я же дал вам строжайшие указания…
— Да, сэр, но смерть уже смотрела нам в глаза, и мне необходимо было заручиться пониманием моей спутницы, а кроме того, я счел, что в данных обстоятельствах мистер Леонард будет в первую голову печься о собственной безопасности…
— Это вас совершенно не извиняет, Эрик.
— Нет, сэр. Но после того, как пару дней я вел себя как полный идиот, соблюдая все инструкции по конспирации, а остальные только и делали, что все друг другу рассказывали, моя непреклонность рухнула к чертям собачьим. Подать ли мне заявление об отставке, сэр? — Мак промолчал, и тогда я сказал: Если нет, то у меня есть одна идея…
Глава 23
Когда я вернулся к себе в отель, в номере меня уже ждала Аннет О`Лири. Она не походила на •человека, который скрывался или томился в плену на ржавой барже. Ее длинные рыжие волосы были гладко расчесаны и перевязаны бархатной ленточкой. На ней было короткое черное платье без рукавов, а поверх платья — прозрачный черный наряд, именуемый, кажется, «клетка».
Прозрачная накидка и высокие каблуки придавали ей хрупкость и эфемерность. На кровати лежал открытым её чемодан. В ванной валялись мокрые полотенца. Похоже, она неплохо попользовалась удобствами номера, как только полицейские, доставившие её сюда, удалились. Вместо этого она могла бы попытаться удрать. Если бы такое случилось, я не стал бы горевать долго.
— А! — весело сказала она. — Человек с наручниками. — Она протянула мне руки. — Заберите меня, начальник. Я виновата, как не знаю кто.
— Шутки в сторону, О`Лири. Виновнее, чем вы, быть трудно.
— Мне бы сразу смекнуть, что это лишь прекрасный сон, — сказала она. — Ничего, по крайней мере, я хоть помылась. Ну что ж, как отсюда пройти в тюрьму?
— Это вы для тюрьмы выбрали такой наряд?
— Нет, дядя, как раз наоборот. Скорее, чтобы её избежать. Но вы, я вижу, настроены всерьез. — Она глубоко вздохнула. — Ладно, хватит шутить, мистер Хелм. Я не в настроении. Почему бы вам лучше не признаться, зачем меня сюда притащили.
— Вы убили пятерых человек, О`Лири, — сказал я. — Легко, как мух. Правосудие требует за это плату — высшая мера или пожизненное заключение и возможность раскаяться за это время в содеянном.
Она пристально посмотрела на меня. Ее зеленые глазки недобро поблескивали на веснушчатом личике.
— А что прикажете мне делать сейчас? Встать на колени и молить о пощаде? Ну да, я взорвала этот чертов катер, а потом наплела Бог знает что. Согласна, это был идиотский поступок, и совершила я его по идиотским причинам, но я была в ярости, а в такие моменты я плохо соображаю.
— Что же вас так разъярило?
— Вы не выучили ваш урок, мистер Секретный Агент, — раздраженно буркнула О`Лири. — Мой муж погиб во Вьетнаме! Они забрали его, увезли на край света, а там укокошили в каких-то чертовых джунглях. Ну как мне было любить мою страну после того, что она сделала с моим мужем и со мной. А потому, когда одна сволочь предложила мне безумный план мести, я согласилась. Я сказала, что сыграю в эту игру. И сыграла. Говорю вам, я была в ярости.
— А теперь?
— Теперь нет. Теперь могу сказать честно: иностранные сволочи мне нравятся даже меньше родных, американских. Поякшаешься с иностранными заговорщиками, так сразу заделаешься патриоткой… Но если вы хотите заставить меня сказать, что я раскаиваюсь, так идите к черту.
— Можете не раскаиваться, — сказал я. — Никто от вас этого не ждет. И вообще никто не ждет разговоров о войне, мире и прочих интересных вещах. Короче, заткните фонтан, О`Лири. Если опять начнете брыкаться и валять дурака, мне от вас никакого проку не будет.
На некоторое время она замолчала. Кончиком языка она осторожно облизала только что накрашенные губы.
— Что вы хотите? — наконец спросила она.
— У меня новое задание, — ответил я. — Для него мне требуется миловидная, кровожадная и бессовестная стерва, которая, если потребуется, перережет человеку горло, а потом заедет ему ногой в пах за то, что он закапал кровью её туфли.
— Вообще-то, — сказала она, не сводя с меня глаз, — я не очень миловидная, Хелм.
— Все в порядке, — уверил я её. — Одеваетесь вы неплохо. И внешность меня устраивает.
— Но почему… почему я?
— Технически операцию с катером вы провели безупречно. Мы ценим агентов, умеющих обращаться со взрывчаткой. И лгали вы здорово. И пьяной вы прикинулись неплохо. Конечно, для того чтобы стать профессионалом, вам нужна тренировка, но у вас есть все нужные задатки, а это уже полдела. Я что-то не вижу у вас под глазами черных кругов. Вас не мучила бессонница из-за этих пятерых, которые погибли оттого, что вы на кого-то обиделись. Это страшно аморально, но у нас с моралью особые отношения, О`Лири. Ну, куда вы идете, к нам или в тюрьму?
Она заколебалась. Потом отвернулась от меня, подошла к двери, отворила её. Уже стемнело. Ветер играл её тонким платьем, ворошил её длинные волосы. Прибой грохотал точно так же, как и в мой первый вечер в Масатлане. Острова вдали чернели на фоне темного моря и темнеющего неба.
— Я вас не испугалась, — сообщила Нетта, не оборачиваясь. — Ни чуточки. Даже если я соглашусь на вашу чертову работу, так это не потому, что испугалась ваших долбаных угроз.
— Понятно, — отозвался я. — Ну, так будет ответ — или вы предпочитаете держать меня в неведении и напряжении?
Впрочем, я догадывался, какой она даст ответ, потому как я понимал, что она за человек. Она была очень похожа на меня. Она было начала что-то говорить, но слова застряли в горле. Она вдруг схватила мою руку и стиснула её, вглядываясь в даль. Я понял, что её так встревожило. По небу двигался какой-то пульсирующий зеленый огонек над островами, с севера на юг. Мы следили за ним, пока он не исчез над городом, на другой стороне бухты. Девушка обернулась ко мне.
— Видели? Вон там, над морем. Это же…
— Ничего я не видел, — отрезал я. — И вы тоже. Летающих тарелок просто нет в природе. Мы только что доказали, что это был большой обман. — Усмехнувшись, я спросил: — Неужели у вас хватит нервов рассказать ещё одну историю про НЛО над Масатланом?
Девушка помолчала, потом вздохнула и улыбнулась:
— Один вопрос, Мэтт. Насчет аморальности. До каких пределов мне придется дойти?
— До каких сможете, — буркнул я, пожимая плечами. — Ваше дело.
Она снова улыбнулась и взяла меня за руку.
— Тогда порядок. Слава Богу, у меня есть хоть какой-то выбор.
Мы снова вошли в номер. Я закрыл и запер за нами дверь.
1 Город в штате Невада, где можно быстро оформить развод.
2 Пожалуйста, одно пиво… лучше два {исп.}.
[X] |