Дональд Гамильтон

      Разрушители

     

      Глава 1

     

      В первых числах октября моя команда отрапортовала о прибытии. Состояла команда из одной персоны: рослой девушки с внешностью викинга и длинными светлыми волосами. Что ж, не составляло особого труда догадаться: в должное время (если оно наступит) в напарницы мне определят именно девушку. Мне предстояло изо всех сил демонстрировать свою безобидность — привлекать к себе жадное внимание любителей террористических актов и убийств — а мужчина с девушкой, совершающие совместное путешествие на яхте, выглядят гораздо беззащитнее, чем двое мужчин. Даже если девушка — загорелая Брунгильда почти шести футов роста.

      Перекинув через плечо походную сумку и зажав под мышкой узел со «штормовой» одеждой, сия внушительная дама остановилась на причале и в лучших морских традициях попросила разрешения подняться на борт. Получив таковое, она небрежным движением забросила свой багаж на палубу, фута на три возвышающуюся над причалом, и одним прыжком последовала за ним, проигнорировав предусмотрительно спущенный мною трап.

      — Хорошая нынче выдалась погода, — приветствовал её я. — Редкая для столь позднего лета в Коннектикуте. Если, конечно, эту пору года можно назвать летом.

      — В Коннектикуте климат довольно сносный, — отозвалась она. — Не то, что в Мейне: туман, туман и ещё раз туман.

      Отлично. Итак, помимо принадлежности именно к ожидаемому мною полу, она верно ответила на мою коннектикутскую жару сетованием на мейнские туманы, и следовательно, с формальностями было покончено.

      — Я поселюсь на носу, ja?1 — сказала она, окинув оценивающим взглядом мачты и палубу. — Проводишь меня?

      — Давай, помогу донести пожитки.

      — Сама управлюсь.

      Родители мои приехали в Америку из Швеции, да и самому мне доводилось бывать в этой стране, однако сказать, насколько реален девицин акцент, я затруднялся. Да это и не имело особого значения. На нашем корабле все было липовым и прежде всего сам капитан, то бишь ваш покорный слуга, который и в матросы-то не годился. Хотя именно моя новая спутница и должна была восполнить столь досадный пробел.

      Я провел её в просторную легкую рубку, круговые окна которой позволяли видеть полную панораму гавани, петляющую реку, уходящую к Лонг-Айленд Саунд, и раскинувшиеся вдали прибрежные морские топи. Вслед за мной она спустилась по двум ступенькам в главную каюту, вследствие значительно меньшего количества окон значительно более темную. Камбуз располагался по левому борту, напротив большого стола, с трех сторон обрамленного U-образным сидением. Все помещения яхты были отделаны тиком, в качестве обивки использовали темно-красный велюр или нечто очень его напоминающее, вызывающее в памяти интерьер борделя; но прожив на борту пару месяцев, я свыкся с обстановкой.

      Судно представляло собой крепкую тридцативосьмифутовую моторную яхту, построенную не где-нибудь, а в Финляндии, самую роскошную посудину из всех, на борту которых мне когда-либо приходилось жить; с коврами, холодильной установкой, горячей и холодной проточной водой и центральным отоплением, не говоря уже о вызывающем легкую дрожь комплекте навигационных приборов, некоторыми из которых я так и не овладел, несмотря на старательное изучение инструкций. Но теперь все мои хлопоты остались позади, поскольку спутница несомненно была знакома со всеми новейшими электронными чудесами.

      — Проходи дальше, на нос, здесь для нас двоих места не хватит, — сказал я, отступая в сторону, чтобы пропустить её. — Береги голову. Для человека выше пяти футов восьми дюймов эта яхта превращается в сплошную опасную зону. Хотя я и сам то и дело об этом забываю.

      — Знаю. Все эти яхты таковы.

      Она свалила багаж на стол каюты и двинулась по короткому проходу к клинообразному помещению на носу, оборудованному двумя койками-близнецами, явно рассчитанными на особую породу людей с чрезвычайно широкими плечами и коротенькими ножками. Девушка окинула свое новое жилище опытным взглядом. Глаза её остановились на люке над головой, ровно настолько, чтобы выяснить, как действует задвижка, и откинуть его. Управившись с вентиляцией, она прикоснулась кончиками пальцев к толстому красному матрасу, оценила доступ и пришла к выводу, что койка левого борта будет для неё удобнее. После чего перенесла свою сумку и сверток, по пути проверила остальные двери в коротком коридоре и повернулась ко мне.

      — Превосходно, — удовлетворенно заявила она. — Места предостаточно, и у меня даже будет свой klo… вы называете его гальюном, да?

      Слово klo, произносимое как kloo, представляет собой сленговое сокращение от шведского klosett. Люди склонны изобретать всевозможные хитроумные словечки для обозначения вышеупомянутого заведения. Знание ею подобных тонкостей шведского языка наводило на мысль, что акцент у нее, возможно, и настоящий.

      — Да, на корме есть ещё один сортир, так что этот поступает в полное твое распоряжение, — подтвердил я. — Как мне тебя величать?

      — Зигелинда Кронквист, но все зовут меня Зигги.

      — Жаль. На Зигелинде язык можно сломать, но имя красивое.

      — Сойдет и Зигги. Лишь бы не Линда. Каждая глупая американская девчонка, мечтающая стать кинозвездой, именует себя Линдой. Зигги куда лучше.

      — Ладно, Зигги. Я — Мэтт.

      И мы обменялись рукопожатием. Ладонь у девушки была крепкая, рукопожатие оказалось впечатляющим.

      — А теперь покажи мне остальную часть яхты. Я познакомил её с наиболее примечательным содержимым камбуза: бакалеей, посудой, шкафчиком для столового серебра (вернее, нержавеющей стали), полкой для ножей, холодильником, раковиной и мусорным ведром под ней. Объяснил принцип действия трехконфорочной пропановой плитки и продемонстрировал большую бутановую зажигалку, используемую мной для её воспламенения. Показал переключатель предохранителя, прерывающего подачу газа из баллона на корме. Растолковал, что по окончании использования плиты, выключаются не только горелки, но и главный источник, причем красный световой сигнал должен погаснуть. Пропан тяжелее, чем воздух, а потому в случае утечки имеет свойство накапливаться в помещении — до первой подходящей искры…

      Увы, девушка явно перебывала на стольких яхтах, что знала все, о чем я ей рассказывал. Я уловил её рассеянность.

      — Ты пьешь, — неожиданно проговорила она. Я заметил, что взгляд её остановился на бутылках. В главной каюте, позади сиденья вдоль борта протянулись две длинные полки. В нижней из них имелось семь отверстий для хранения бутылок со спиртным — в противном случае они имеют обыкновение во время качки разлетаться по всей каюте. Я заполнил место двумя бутылками шотландского виски, двумя бутылками водки и тремя вина. И не ощущал ни малейшего стыда по этому поводу.

      — Пью, — подтвердил я.

      — Отлично. Трудно доверять человеку, который не доверяет себе со sprit. — Еще одно шведское словечко, означающее спиртное. — Теперь заглянем в моторное отделение, ja?

      Двигатель скрывался под полом рубки. Паспорт, доставшийся мне вместе с яхтой, утверждал: мотор следует осматривать ежедневно. Что явно свидетельствовало о своеобразном финском юморе, поскольку продвижение к машинерии требовало значительных затрат времени и сил. В частности, предстояло: разобрать и перенести маленький столик, вынести кресло рулевого и прочее содержимое рубки, скатать ковер, поднять два огромных люка, для звукоизоляции уплотненные свинцом, и разобрать ещё одно звукоуплотнение в виде ящика, закрывающего непосредственно сам четырехцилиндровый двигатель. Каждая из упомянутых деталей весила не меньше двадцати фунтов. Однако моей новой знакомой хотелось собственноручно со всем ознакомиться. Я не стал ей мешать.

      Затем я показал восьмидесятигаллонные топливные баки по левому и правому борту, управляющие ими клапаны, водяной сепаратор и топливные фильтры, три аккумулятора — два бытовых и один для запуска двигателя — насос циркуляционной системы пресной воды и насос морской воды, используемой для мытья палубы, а также при необходимости для очистки якоря и его цепи. Некоторое время Зигелинда Кронквист рассматривала двигатель.

      — «Форд»?

      — Да. Восемьдесят лошадиных сил. Шведский вариант фордовской конструкции. Можно сказать, родная тебе вещь.

      — Моя не понимать. — Она рассмеялась. — Теперь-то я американка. А ты хорошо успел изучить эту яхту, ja?

      — Времени с августа было предостаточно.

      — Я поставлю все на место. Хочу научиться, как это делается.

      — Как пожелаешь.

      В её исполнении задача выглядела как нельзя более простой. Огромные, окаймленные свинцом фанерные плиты Зигги перемещала без каких-либо видимых усилий. На ней были шорты, но не излишне короткие или обтягивающие — голубые обрезанные джинсы, изрядно потертые и по моде обтрепанные, — стройные ноги покрывал ровный слой коричневого загара, а на длинные ступни она одела допотопные коричневые судовые туфли, сделанные на манер мокасинов. Интуиция подсказывала мне, что долго Зигги в них не проходит — девушки вроде неё предпочитают гулять босиком. Никак не могу с ними согласиться, поскольку не выношу сломанных пальцев, да и трещины с царапинами доставляют мало удовольствия, не говоря уже о том, что удар обутой ногой получается значительно крепче, нежели босой.

      Выше талии мисс Кронквист была облачена в тонкую майку, на которой красовалась физиономия мультипликационного персонажа. Несмотря на отсутствие на борту телевизора и вообще прохладное отношение к подобному времяпрепровождению, я узнал героя, недавно буквально покорившего всю страну. Скрывающиеся под идиотской рожей свободно покачивающиеся выпуклости выглядели весьма привлекательно. Я помог откатить ковер на место и установить местную мебель.

      — Коврам не место на яхте, — сказала она. — Где трюмная помпа?

      — Средний переключатель на панели у тебя за спиной. Там имеется обозначение. В рундуке лежит вспомогательная ручная помпа. Кроме того, в случае аварии можно переключить поливальный насос с морской воды на трюм. Надо было тебе показать, пока был открыт двигатель.

      — Успеешь показать, будем надеяться, что мы не пойдем ко дну прямо сегодня. — Она оглядела сквозь стекло оборудование, установленное на носу. — Электрическая лебедка? Что, если мотор выйдет из строя?

      — Ею можно управлять и вручную. Аварийная рукоять закреплена на перегородке, рядом с левой дверью рубки. — Я указал на дюймовую трубу из нержавеющей стали, около восемнадцати дюймов в длину, с пластмассовой рукоятью.

      — А что на корме?

      — Двумя ступеньками ниже — моя каюта. Туалет по правому борту. Двойная койка, её и отсюда видно. Под ней — головка руля, аварийный румпель и управление .гидравликой.

      — Удобная штука двойная койка, ja? — произнесла она, с безразличием оглядывая кормовую каюту.

      ? При условии, что есть с кем её разделить, — отозвался я. Потом немного поколебался, но в конце концов решил, что как нормальный мужчина не могу не думать об определенных вещах, а потому лучше сразу поставить все точки над i. Вы вольны в любое время занять пустующее место, мисс Кронквист. Если буду спать, будите без малейших колебаний.

      Мгновение она пристально смотрела на меня. Я отметил, что у неё необычайно голубые глаза.

      — Иными словами, ты не станешь приходить на нос и стеснять меня в моей маленькой каюте, не так ли, Мэтт? Решение принимаю я?

      — Полностью и всецело, Зигги.

      — Превосходно, — спокойно проговорила она. — Я подумаю об этом, когда узнаю тебя получше. Теперь расскажи мне о спасательных жилетах, сигнальных ракетах и прочей дребедени, которую обожает Береговая Охрана, на случай, если они попросят меня все это показать. Потом можешь пойти расплатиться за место у причала, а я тем временем прогрею мотор. И в путь.

      Я посмотрел на часы.

      — Неплохо было бы перекусить.

      — Поедим в море. Я приготовлю сандвичи. При восьмидесяти лошадиных силах мы сможем спокойно идти со скоростью семь-восемь узлов, и, стало быть, доберемся до Монтаука перед наступлением темноты. Тем, кто отправил меня, надоело тратить на эту яхту время и деньги здесь, где ничего не происходит. Предлагается двинуться на юг, где, возможно, что-нибудь да приключится.

      — Слушаюсь, капитан.

      — Нет. Капитан — ты. А я всего лишь здоровенная тупая шведка, которая выбирает канаты. И, возможно, спит с тобой. А возможно и нет. Пусть себе гадают, им это пойдет на пользу.

      Я немного помолчал, после чего произнес:

      — Ладно, в таком случае давай договоримся, как поделим обязанности на борту. Думаю, тебя предупредили, что моряк я не слишком опытный. Собственно, именно поэтому ты здесь.

      Левая и правая скользящие двери рубки были открыты, и помещение продувал легкий ветерок. Девушка остановилась у большого деревянного штурвала и очередной порыв ветра бросил ей в лицо прядь светлых волос. Она откинула их назад и мгновение серьезно смотрела на меня своими голубыми нордическими глазами.

      — Обязанности? — наконец проговорила сна. ? Нет ничего проще, Мэтт. Я удерживаю нас на плаву. Ты прилагаешь все усилия, чтобы мы остались в живых. Договорились?

     

      Глава 2

     

      — Выбор пал на тебя потому, что у тебя имеется некоторый опыт в обращении с судами, — сообщил мне Мак за некоторое время до вышеописанных событий, а именно — в начале августа.

      Помнится, подобное утверждение заставило меня застонать, но не вслух. Так уж принято в нашей организации. Мы недостаточно велики, чтобы содержать штат узких специалистов. Человек, которому однажды по долгу службы удалось переплыть на каноэ через двухметровый пруд, в глазах Мака навеки становится опытнейшим специалистом по судоходству.

      Тем временем он продолжал:

      — Судно называется «Лорелея-3». Это восьмилетняя моторная яхта с двумя мачтами. Водоизмещение, кажется, около двенадцати тонн. В настоящее время пребывает в доке в Пайлотс-Пойнт-Марина, что в Уэстбруке, штат Коннектикут, около двадцати миль к востоку от Нью-Хэйвена. Владелец умер прошлой весной и судно выставлено на продажу. Ты отправишься туда и осмотришь яхту с судовым брокером. Для виду не преминешь взглянуть и на другие предлагаемые суда, но эта яхта сразу придется тебе по душе, и ты её купишь. Говорят, посудине требуется серьезный ремонт. Ты позаботишься о том, чтобы все починили, и к нужному сроку яхта была готова выйти в море.

      — Какому именно сроку?

      — Если не управишься с этим заданием до наступления зимних холодов, яхту придется перегонять на юг. Готовься к отплытию в конце сентября.

      Мне показалось, Мак небрежно упустил некоторые немаловажные подробности, которые не помешало бы изложить. Мак был одет в неизменный серый костюм и по привычке уселся затылком к окну. За окном я при желании мог увидеть город Вашингтон, но желания та кого у меня сейчас не возникало. Сейчас меня гораздо больше интересовал сидящий за письменным столом знакомый, подтянутый, седой мужчина с густыми черными бровями, который вызвал меня из моего родного штата Новая Мексика раньше, чем я предполагал.

      Вообще-то я рассчитывал иметь в своем распоряжении все лето, которое надеялся посвятить обучению молодой охотничьей собаки, приобретенной после одного недавнего задания, и даже в приливе оптимистических мечтаний помышлял о том, чтобы осенью отправиться с ней на охоту. Вместо чего пришлось оставить животное в Техасе у профессионального собаковода, — который, несомненно, управится с делом гораздо лучше меня, но удовольствия от самостоятельно проделанной работы мне не видать — и отправляться на восток, дабы узнать, что меня из охотников перевели в яхтсмены.

      Я не постеснялся спросить об одной из интересующих меня подробностей:

      — Отчего умер последний владелец яхты?

      Мак бросил на меня резкий взгляд, недовольный, что его прерывают вопросом, который он намеревался отложить на потом.

      И после небольшой паузы произнес:

      — Трумэн Фанчер скончался от сердечного приступа в Северной Каролине, неподалеку от небольшого городка, именуемого Коинджок. Вел яхту на север из Флориды по Межбереговому каналу. В момент приступа стоял за штурвалом. Жена спустилась в каюту поспать. Она проснулась, когда яхта покинула фарватер и налетела на мель.

      — Сердечный приступ, — сухо повторил я.

      — Таково было официальное заключение. — Мак сделал паузу и не спеша продолжал: — Яхту без особых повреждений спустили на воду и отвели в порт приписки — Ойстер-Бей, Нью-Йорк.

      — Где находится этот Ойстер-Бей?

      — На Лонг-Айленде, но недалеко от Нью-Йорк-Сити… Это случилось в июне. В начале июля яхту одолжили на уик-энд супругам, друзьям Фанчеров. Жена, миссис Генриетта Гвилд поднялась на борт в четверг, дабы позаботиться о провизии и заняться прочими приготовлениями. Муж должен был присоединиться к ней в пятницу после работы. В пятницу вечером мистер Натаниэль Гвилд прибыл на причал и нашел яхту погруженной во тьму. Ступив на борт, он наткнулся на тело своей жены. На ней была ночная сорочка, смерть наступила от нескольких ударов по голове. Орудием преступления, по-видимому, послужила аварийная рукоять для электрической лебедки, используемая, чтобы выбирать якорь вручную. Похоже, её держали наготове в каюте.

      — Первое попавшееся под руку оружие, — заметил я. — Видимо, убийство не обдумывали заранее. Профессиональный истребитель прихватил бы собственную дубинку.

      — Возможно, — согласился Мак. — Но не исключено, что ему просто хотелось заставить нас в это поверить. Как бы там ни было, тело успело остыть; получается, преступление совершили предыдущей ночью. — Он немного помолчал. — После чего семья сдала яхту молодому человеку по имени Мартин Джесперсон, который намеревался пройти вдоль побережья вверх до Мейна и назад.

      — Жители Новой Англии говорят «вниз до Мейна», — сказал я. — Потому как преобладающие ветры дуют в этом направлении. Труднее всего возвращаться против ветра.

      — В самом деле? Весьма любопытно, — сухо произнес Мак. — По пути из Лонг-Айленд Саунд у мистера Джесперсона возникли какие-то неисправности с двигателем. Он вызвал по рации помощь и был отбуксирован в ближайшую гавань. На следующий день, после того, как механик устранил неисправность, Джесперсон вновь направился на восток, но уже через несколько часов Береговая Охрана обнаружила яхту на мели. На палубе не было никого. Перебравшись на борт, они убедились, что яхта пуста. Тело мистера Джесперсона нашли только на следующий день. Судя по всему, он упал за борт и утонул. В медицинском заключении написали: смерть в итоге несчастного случая. Яхту вернули в гавань. И, как я уже говорил, выставили на продажу. Тебе выдадут средства, необходимые для покупки.

      Я поморщился.

      — Настоящий заколдованный корабль, а? Давайте говорить начистоту. Кем был Трумэн Фанчер?

      — Состоятельным человеком, который занимался куплей-продажей яхт в Ойстер-Бей, — полагаю, скорее хобби, чем серьезный источник дохода. И ещё известным яхтсменом. Добился впечатляющих успехов в регатах на нескольких больших быстроходных яхтах. Однако, когда ему перевалило далеко за шестьдесят, мистер Фанчер продал свою последнюю гоночную яхту и приобрел интересующее нас комфортабельное судно, на котором летом побывал в Лонг-Айленд Саунд и Новой Англии, а зимой — во Флориде и на Багамских островах.

      — И вел яхту во Флориду прошлой весной, когда умер. — Я нахмурился, обдумывая услышанное. Затем сказал: — После чего, на удивление, много людей проявили самый живой интерес к яхте покойного. Несчастной старой посудине даже передохнуть не дали после трагической смерти хозяина. Казалось бы, человек должен испытывать определенные колебания, прежде чем попросить яхту у семьи, погруженной в траур. Даже если ему не терпится поплавать на судне, на котором совсем недавно умер человек. Судя же по вашему рассказу, Фанчера едва успели похоронить, а яхту доставить к родному причалу, как у дверей выстроилась очередь желающих попользоваться ею.

      Мак одарил меня едва заметной улыбкой — на большее в этом отношении он не способен.

      — Интуиция тебя не подвела, Эрик. — На самом деле меня зовут Мэттью Хелм, однако в официальных беседах я отзываюсь на имя Эрик, а уж места официальное, чем этот кабинет, для нас и не придумаешь. — Не стоит излишне серьезно воспринимать супружеские узы Гвилдов, равно как и их дружбу с Фанчерами. В действительности, они не были женаты, никто из них фамилию Гвилд не носил, так же как Джесперсона на самом деле не звали Джесперсоном.

      — Понятно, — сказал я, хоть и не разумел ни аза. — Стало быть, сплошные подставные лица. Что ж, я не против побыть владельцем яхты, пусть даже и роковой. Надеюсь, мне не придется изображать из себя опытного яхтсмена. Потому как у них свой особый жаргон, которым мне так и не удалось овладеть. Словечки не лучше, чем у компьютерщиков. Такое не сыграешь. Так что если меня определили в морские волки, можете заранее считать задание проваленным.

      Мак кивнул.

      — Не беспокойся. Ты будешь у нас книжным моряком, фотокорреспондентом по профессии, обитателем безводных пустынь юго-запада, который изучил все попавшиеся под руку справочники по судоходству — мы подкинем тебе на борт соответствующую, хорошо зачитанную литературу — и возмечтал в одиночку совершить кругосветное плавание по следам капитана Джошуа Слокума и сэра Фрэнсиса Чичестера, но до сих пор плавал разве что в крошечной рыбацкой лодке. Однако покойный дядя оставил тебе в наследство кругленькую сумму — чуть больше двухсот тысяч долларов. — Изложенная Маком легенда, за исключением богатого дядюшки и книг по мореходству, весьма походила на действительную историю моей жизни. Я достаточно часто изображаю фотокорреспондента, если обстоятельства не требуют иных перевоплощений. Мак продолжал: — Вот ты и решил воплотить в жизнь свою морскую мечту, а заодно прихватил с собой на восток фотоаппараты. Поразительно, как много людей мечтают именно об этом. Похоже, даже среди людей нашей циничной профессии найдется немало мужчин, да и женщин, которые надеются после ухода на пенсию приобрести небольшую яхту и отправиться навстречу закату.

      — А мне предстоит отправиться навстречу закату на чудесной яхте «Лорелея-3»? — поинтересовался я.

      — Нет. Во всяком случае, не сразу. Если ты и выйдешь в море, то отправишься не на запад, а на юг. Но сначала, как я уже говорил, проведешь лето, занимаясь починкой яхты и учась обращаться с нею.

      Я нахмурился.

      — Так что же в этой яхте особенного, за исключением того, что три человека подряд умерли на её борту? Или два, если Джесперсон и правда утонул.

      — Если в ней и есть нечто особенное, нам это не известно, — ответил Мак. — Что же касается смертей, то с Трумэном Фанчером действительно мог случиться сердечный приступ — он пережил один, но быстро оправился — хотя есть и определенные причины для сомнений. Чтобы разрешить эти сомнения, а заодно получить ответы на некоторые другие вопросы, организация, которая теперь обратилась к нам за помощью, отправила на борт так называемых мистера и миссис Гвилд. Это все, что сочли нужным нам сообщить. Наши коллеги стараются делиться исключительно самой необходимой информацией.

      Я вздохнул.

      — Причем, как обычно полагают, что нам ни к чему слишком много знать. Полагаю, Джесперсону было поручено выяснить, что же на самом деле случилось с Фанчером и Гвилд, а я отправляюсь на роковой корабль, дабы расследовать случившееся с Фанчером, Гвилд и Джесперсоном.

      Мак кивнул.

      — Во всяком случае, такова твоя официальная цель. Думаю, ты можешь с большой долей уверенности считать, что если мистер Фанчер и умер естественной смертью, то тип, ударивший по голове даму, именовавшую себя миссис Гвилд, отнюдь не был случайным бродягой, хоть и воспользовался попавшимся под руку орудием, а так называемый мистер Джесперсон в последние часы своей жизни был на борту не один и оказался за бортом далеко не случайно. — Мгновение он задумчиво смотрел на меня. — В пользу подобного предположения свидетельствует и то, что когда обнаруживший свою «жену» мертвой мистер Гвилд оправился от потрясения, он почувствовал запах пропана. Яхта была наполнена газом. Кто-то открыл главный клапан и отсоединил шланг. Боюсь, я не в состоянии сообщить тебе точных технических деталей, однако на стойке в кухне — или камбузе — стояла свеча. К счастью, убийца не заметил люк, который «миссис Гвилд» оставила открытым, а в ночь её смерти поднялся сильный ветер и, по всей видимости, затушил оставленную горящей свечу. В противном случае, яхта взлетела бы на воздух.

      — Что ж, если на борту и правда имеется нечто, не предназначенное для чужих рук, проще всего полностью уничтожить судно. Что известно о последнем несчастном случае?

      — Когда Береговая Охрана поднялась на борт, в каюте было по колено воды. Отверстие раковины на камбузе, по-видимому, напрямую соединено с клапаном — кажется, его называют морским краном — в борту судна, при открытии которого вода сливается в океан. Кто-то ослабил зажимы и отсоединил шланг от клапана, который оставили открытым, так что вода из-за борта начала поступать в каюту. Кормовую помпу отключили. Предположительно, яхту направили на восток в надежде, что она затонет в достаточно глубоких местах Лонг-Айленд Саунда, но из-за сбоя в работе задействованного автопилота, она свернула на север и села на мель. Быстрое вмешательство Береговой Охраны не дало ей окончательно затонуть. Они, разумеется, немедленно закрыли морской кран и откачали воду.

      — Похоже, придется иметь дело с сыростью, — заметил я. — Морская вода никогда не испаряется полностью.

      Мак пропустил мое замечание мимо ушей.

      — Как я уже говорил, — продолжал он, — мы подготовили для тебя своего рода легенду. Если противник, кем бы он ни был, сочтет, будто мы, или ты, достаточно глупы и надеемся, что она гарантирует тебе безопасность, тем лучше. Мы, разумеется, надеемся как раз на обратное.

      Я кивнул.

      — То есть, в действительности, мне вовсе не предлагается заниматься расследованием двух или трех убийств, или, на худой конец, осмотром яхты на предмет любопытных находок. Поскольку судно не желает раскрывать свои тайны, возможно, удастся узнать что-либо от его кровожадных преследователей? — последнее предложение я произнес с вопросительной интонацией.

      Мак ушел от прямого ответа.

      — Заинтересованная организация, которая после смерти Джесперсона держала «Лорелею-3» под наблюдением, решила, что на борт следует поместить кого-то еще. Однако, после потери двух своих драгоценных сотрудников, они предпочли заменить их расходным человеческим материалом из других правительственных источников. — Он пожал плечами: — Ничего не поделаешь, именно за это мы получаем свои деньги, Эрик.

      Мягкое название целей нашей организации, не слишком широко известное в Вашингтоне, определяется как контрубийство. Когда одно из правительственных агентств начинает терять своих людей, столкнувшись с противником, который оказался им не по зубам, обращаются к нам, прося незаметно избавиться от него. Однако довольно часто нас привлекают и в тех случаях, когда возникает необходимость в мужчине или женщине, отличающихся большей пуленепробиваемостью, нежели обычные правительственные служащие.

      — И как же мне предлагается отреагировать в случае, если кто-нибудь проявит интерес к моей скромной персоне? — поинтересовался я.

      — Чрезвычайно просто, — ответствовал Мак. — Прежде всего, ты не позволишь им убить себя и уничтожить яхту. Далее, захватишь их и сообщишь об этом по определенному номеру, после чего пленных у тебя заберут. Если обстоятельства вынудят тебя кого-либо убить, к этому отнесутся с полным пониманием, однако, желательно заполучить голубчиков живыми и не утратившими дара речи. Дама, от которой я получил указания, намекала на существование обширного заговора, участников которого ей хотелось бы допросить.

      Я вздохнул.

      — Боже мой, ещё один крупный заговор! Боюсь, мне этого не пережить, сэр. — Я выразительно зевнул. Мак и бровью не повел. Я продолжил: — Итак, вы говорите, если просижу на этой яхте до того, как подуют холодные осенние ветры, и ничего не произойдет, мне предстоит отчалить и направиться на юг?

      — Да. Проследуешь во Флориду по заданному маршруту в надежде, что неприятности начнутся по пути. К этому времени яхта, да и ты сам должны находиться в состоянии полной походной готовности.

      Настало время упомянуть ещё об одной немаловажной детали, которой он, похоже, пренебрег.

      — Допустим, я успею её подготовить. Однако, имея в распоряжении всего пару месяцев, я вряд ли успею ещё и попрактиковаться в мореходстве. Боюсь, и целого лета не хватило бы, чтобы по-настоящему освоиться с управлением яхтой и навигацией. Разумеется, я могу изображать из себя опытного яхтсмена — мне не впервой — однако я ещё ни разу не имел дела с такой большой яхтой, и если ваши знакомые хотят, чтобы я доставил её на юг в целости и сохранности, им не помешало бы отрядить мне кого-нибудь в помощь. Путешествуя в одиночку, я почти наверняка налечу на рифы, прежде чем покину Лонг-Айленд Саунд.

      Мак кивнул.

      — Я уже сказал нашим друзьям, что несмотря на несколько удачных операций на воде, опытным мореплавателем тебя не назовешь. Они ответили, что надеются на завершение операции до наступления осени. Если же нет, без помощника тебя не оставят…

     

      Глава 3

     

      Зигги Кронквист подняла паруса ещё до того, как мы миновали Дак-Айленд, сразу за устьем реки. Причем, опять предпочла проделать все самостоятельно, дабы лучше освоиться с яхтой.

      Стоя в рубке за штурвалом, я мог без труда наблюдать за её действиями, спереди — через ветровое стекло, а сзади — через большой прозрачный верхний люк, который открывался на манер ветрового автомобильного люка. Правда, сейчас открыть его не удалось бы, поскольку я поместил сверху спущенную и сложенную резиновую шлюпку, посчитав, что в столь позднее время года ветровой люк вряд ли пригодится. Кроме того, я не нашел для шлюпки другого подходящего места. Маленький, в две с половиной лошадиных силы, шлюпочный мотор был закреплен на корме.

      Люк предназначался не только для вентиляции, но и для наблюдения: дабы рулевой мог приглядывать за гротом наверху. Когда мы выходили из гавани, большое полотнище было свернуто на предназначенном для этого патентованном приспособлении с кормовой стороны мачты, но как только достигли открытой воды, Зигги потянула за оттяжку, и парус развернулся, как большая оконная штора странной треугольной формы. Меньшие стаксели на носу распускались далеко не столь эффектно — всего лишь поднимались, как и положено обычным парусам.

      Я почувствовал, как «Лорелея-3» вздрогнула и слегка наклонилась, подхваченная порывом ветра — мы как раз миновали оконечность Дак-Айленда и вышли на простор Лонг-Айленд Саунда. Девушка на палубе принялась подымать паруса. Блоки заскрипели и застонали. Зигги присоединилась ко мне, слегка раскрасневшаяся и запыхавшаяся, откидывая назад растрепанные ветром волосы.

      — Эй, а ты неплохо управляешься со штурвалом. Чудесный денек, правда? Дай-ка я подвяжу чем-то эту forbannade, шевелюру, а потом сама поведу яхту, если не возражаешь, но только не из этой душной каюты.

      Пройду на внешний пост… Минутку… — Она спустилась вниз по трапу и тут же появилась вновь, прилаживая на голове голубую ленту. — Как переключается управление?

      — Его вообще не нужно переключать. Как я уже говорил, повсюду используется гидравлика. Для управления с верхнего поста достаточно перевести регулятор двигателя в нейтральное положение. — Я отвел назад единственный рычаг — дроссель и передачу одновременно — и грохот дизеля перешел в тихий шепот. — Можешь подниматься наверх. Тахометра нет, показания придется громко называть отсюда.

      Я дал знать, когда она правильно отрегулировала управление наверху. После чего вышел наружу — пол рубки отделяли от боковой палубы три ступени — и по узкому проходу пробрался на корму. От падения в воду меня страховали массивные деревянные поручни, вызывающие значительно больше доверия, нежели хлипкие тросы, наличествующие на большинстве яхт. Мне подумалось, что кому-то было далеко не просто перекинуть Джесперсона через эту тридцатидюймовую изгородь.

      Я поднялся ещё на пару ступеней и присоединился к Зигги на приподнятой кормовой палубе, выступавшей наподобие надстройки на испанском галеоне, и одновременно служившей крышей моей каюте. Девушка стояла за огромным крейсерским штурвалом позади рубки. В отличие от отполированного деревянного колеса внизу, штурвал был изготовлен из блестящей нержавеющей стали. Ветер, оказавшийся значительно более сильным, чем я предполагал, сопровождался постаныванием такелажа и плеском волн.

      — Хорошая, устойчивая яхта, — прокричала девушка. — Возможно, удастся использовать большой кливер, но мне не хочется рисковать при столь сильном ветре. К тому же, его пришлось бы уравновесить бизанью на корме. По-моему, нам пока хватит парусов, а?

      Я застонал.

      — Милая, я — закоренелая сухопутная крыса, для которой чем меньше забот об этом брезенте, тем лучше. Или паруса нынче делают из дакрона?

      Зигги рассмеялась.

      — По-моему, ты притворяешься, дружок. Во всяком случае, со штурвалом управляешься превосходно. Да и яхту знаешь очень хорошо. Думаю, ты пытаешься выглядеть намного хуже, чем есть на самом деле.

      — Только не рассказывай моему шефу, Бога ради! Не то в следующий раз он отправит меня командовать авианосцем.

      Она вновь рассмеялась, шагнула в сторону, чтобы слегка ослабить полотнище грота, и поймала штурвал, прежде чем яхта успела сбиться с курса. Вид у Зигги был весьма живописный: широко расставленные сильные, загорелые ноги и несколько локонов блестящих волос, выбившихся из-под повязки, делали её чуток неимоверным зрелищем, но как я уже говорил, все положение было достаточно неимоверным.

      Мак, видимо, задался целью сделать из меня истинного морехода. Помнится, первым судном, с которым пришлось иметь дело по долгу службы, стала небольшая пятнадцатифутовая лодка с навесным мотором, которую я с трудом спустил с трейлера. И вот оно, мое последнее достижение: огромная тридцативосьмифутовая двенадцатитонная яхта с мотором. Казалось бы, человек, ведущий свою родословную от викингов, должен испытывать трепет восторга, ступив на палубу эдакой красавицы, и признаю, временами меня-таки охватывало некое атавистическое возбуждение, однако по большей части я воспринимал эту прогулку как серьезное испытание на собранность — и будучи обычнейшим уроженцем Новой Мексики, а стало быть — человеком весьма далеким от водной стихии, все свои усилия сосредоточивал на том, чтобы избежать каких-либо роковых ошибок, по возможности предоставляя управление судном другим людям. Таким, как Зигги Кронквист.

      В настоящее время мы пробирались через Плам-Гат, узкую щель между Плам-Айлендом и Ориент-Пойнтом. Судя по карте, данное место представляло собой восточный конец Лонг-Айленда — вернее, один из его восточных концов. Последних имеется два, поскольку Лонг-Айленд разделен наподобие вилки. Более длинный конец, выступающий в Атлантический океан дальше к югу, именуется Монтаук-Пойнт. К нему мы и направлялись.

      В заливе Гардинерс, позади Гата, ветер ещё более усилился. Корму то и дело обдавало брызгами. Я счел это малоприятным и вернулся в рубку, поскольку и без того провожу на свежем воздухе достаточно много времени и не считаю нужным доказывать свою водостойкость без особой на то необходимости. Вскоре двигатель смолк, и в рубке появилась Зигги, которая закрыла за собой дверь и остановилась, чтобы вытереть намокшее лицо. Затем она взялась за штурвал и вновь включила двигатель, установив крейсерскую скорость в 1800 оборотов в минуту.

      — «Дворники» лобового стекла?

      — Прямо перед тобой.

      Упомянутых приспособлений было три, по одному на каждую часть разделенного лобового стекла, а поскольку действуют они независимо друг от друга и совершенно несинхронно, то быстро могут довести до помешательства. Сейчас им предстояло изрядно потрудиться: ветер подул ещё сильнее, и «Лорелея-3» наклонилась гораздо ниже, чем мне когда-либо доводилось видеть. Паруса помогали двигателю, и яхта шла сейчас намного быстрее, чем я отваживался её разгонять самостоятельно. Судно казалось устойчивым и мощным, а скорость вызывала приятное возбуждение, однако, мне стало немного не по себе, когда мы промчались мимо Гардинерс-Айленда, подгоняемые ещё более усилившимся ветром. Сам бы я вряд ли решился устроить такую гонку, тем более с древними парусами и такелажем. Однако моя великолепная спутница, по всей видимости, не испытывала подобных сомнений: судя по её виду, она наслаждалась каждым мгновением этого путешествия.

      — Смотри, девять с половиной узлов! — Зигги указала на шкалу. — Скоро должны миновать волнорез Монтаука… А, вот и он. Пойдем, нужно подготовиться ко входу в гавань. Ты смотаешь грот, а я опущу стаксель.

      Чуть погодя я провел яхту, подгоняемую одним двигателем, между волнорезами в Лейк-Монтаук и довольно сносно подвел к причалу в одной из гаваней — после двухмесячной практики это оказалось совсем не трудно. Главное было не забывать, что оснащенная большим трехлопастным винтом, вращающимся, на европейский манер, против часовой стрелки, «Лорелея-3» упрямо стремится свернуть вправо, не обращая внимания на руль. Я предложил было Зигги проделать эту работу, но она отказалась, говоря, что капитан-то я, а стало быть должен проявить себя как таковой в глазах окружающих. Она же — всего лишь тупоголовая рабочая сила.

      После того, как мы управились со всеми делами, я пригласил Зигги поужинать в одном из ресторанов городка Монтаук, но девушка ответствовала, что негоже оставлять купленные мной раньше куриные окорочка в холодильнике слишком долго, и к тому же ей не терпится познакомиться с камбузом. Мне было предложено вооружиться журналом, или чем-нибудь в этом роде, и отдыхать в рубке. Правда, несколько минут спустя Зигги появилась вновь.

      — Я обнаружила в камбузе бутылку вермута. Как ты смотришь на водку-мартини?

      — Именно для этого и предназначен вермут. Если составишь компанию, разумеется.

      В результате мы расположились на мягком красном сидении в уютной рубке, с сыром и крекерами на маленьком тиковом столике. Подняли наполненные мартини бокалы — точнее говоря, не слишком изысканные пластмассовые стаканчики, доставшиеся нам вместе с яхтой — и выпили за удачный день, за многообещающее начало путешествия — на юг. Пришлось опустить занавеси на окнах. Жаль было пропускать закат, но я не в силах расслабиться в освещенном помещении, когда в сгустившейся снаружи темноте вполне могли притаиться люди, настроенные не слишком дружелюбно. К тому же в занавешенной рубке возникала довольно приятная атмосфера уединения. Я пригубил свой мартини и решил, что Зигги слегка переборщила с вермутом, однако, покорный слуга не слишком привередлив в подобных вещах, и уж, конечно, ни за что не стал бы об этом упоминать.

      — Чем же я не вышел, Зигги?

      Девушка удивленно нахмурилась.

      — Что ты имеешь в виду? Я пока не жаловалась.

      — Не ты. Я говорю о тех мерзавцах. По их милости я чувствую себя, как барышня, оставшаяся без кавалера.

      — Без кавалера?

      — Обойденная вниманием. Никто не пытается меня убить. У меня что, изо рта дурно пахнет? — Она изумленно раскрыла глаза. Я улыбнулся и продолжал: — Суди сама. Парень по фамилии Фанчер вышел на этой яхте из Флориды и на полпути сюда скоропостижно скончался. Девица по фамилии Гвилд всего лишь провела пару дней на борту и поплатилась расшибленной головой. Некий Джесперсон едва успел обосноваться на этой посудине, как поневоле узнал, что дышать водой далеко не столь приятно, сколь воздухом. Я достаточно ясно излагаю?

      Зигги поморщилась.

      — Не слишком деликатно, но достаточно ясно.

      — Прекрасно. Но вот появляется некий Хелм, который проводит на борту заколдованной яхты целых два месяца, изо всех сил изображает из себя легкую добычу, да ещё и никудышного моряка — правда, последнего и изображать-то не надо — и никто, повторяю, никто — не проявляет к нему ни малейшего интереса. Вполне достаточно, чтобы у человека начал развиваться комплекс неполноценности. Так что же у этих троих было такого, чего нет у меня, из-за чего никто не пытается меня убить?

      — Возможно, стоило бы спросить наоборот, — после минутного размышления сказала Зигги. — Возможно, это у них не было того, что есть у тебя.

      — Например? — полюбопытствовал я.

      — Оружия?

     

      Глава 4

     

      Зигги поместила окорочка в духовку и вернулась в рубку. За все время пребывания на борту яхты я ни разу не воспользовался упомянутым приспособлением, поскольку мои кулинарные способности ограничиваются умением использовать кастрюлю. Зигги присела рядом со мной, взяла свой стаканчик мартини.

      — Мне сказали, что за тобой закрепилась репутация чрезвычайно опасного человека, в частности, меткого стрелка, — сказала она.

      Я такая же открытая мишень, как и любой другой, отозвался я.

      — Мишень, умеющая обороняться? В такую мишень не так то просто попасть. ? Зигги улыбнулась. ? Меня предупреждали, что ты, по сравнению с маменькиными сынками, играющими в обеспечение безопасности побережья, находишься, так сказать, в другом разряде.

      — А, вот во что вы играете!

      Она быстро встряхнула головой:

      — Не следовало об этом упоминать — это страшная тайна. Пожалуйста, забудь мои слова.

      — Безопасность побережья? Никогда об этом не слышал. — Я улыбнулся. — Полагаю, таким пугалом представили меня те самые ребята, которые уговорили тебя отправиться на яхту, уже погубившую трех человек. Тебя пытались убедить, что несмотря на тела, падающие на палубу подобно осенним листьям, с непобедимым Хелмом ты в полной безопасности?

      Зигги рассмеялась.

      — Да, нечто в этом роде.

      — И ты полагаешь, что противник тоже подобрался ко мне с подветренной стороны, уловил исходящий от меня адский запах серы и пришел к выводу, что со столь опасным субъектом лучше не связываться?

      — Думаешь, такое невозможно?

      Я пожал плечами.

      — Приятно было бы полагать, что мое имя заставляет трепетать от ужаса людей, совершивших два, а то и три убийства. Но увы, с трудом верится. Ведь Гвилд с Джесперсоном тоже не были невооруженными, неопытными простачками, правда?

      Зигги передернула плечами.

      — Оружие и некоторая подготовка у них, по-моему, наличествовали, но вот опыта было маловато. Во всяком случае, поменьше, чем у тебя.

      — Заставляешь покорного слугу чувствовать себя по меньшей мере ветераном индейских войн. Будешь хорошо себя вести, малышка, — дедушка покажет коллекцию скальпов. — Я нахмурился. — Существует и другая вероятность. Насколько мне известно, Трумэн Фанчер был настоящим морским волком. А как зарекомендовали себя в этом отношении твои друзья?

      — Они плавали на яхтах в свободное время, в том числе и на гоночных. Именно поэтому их и выбрали. Разумеется, и на меня выбор пал по той же причине.

      — Похоже, в вашем заведении мореходные таланты встречаются на каждом шагу. Нечасто секретная служба — или служба безопасности? — имеет в своем распоряжении такое количество опытных яхтсменов.

      — Но ведь это вполне естественно, поскольку наша деятельность связана с побережьем… — Зигги замолчала и рассмеялась. — Ты опять заставил меня проболтаться.

      — Но узнал при этом немного нового. Однако, вернемся к причине, по которой меня не желают убивать. Ты считаешь, виной всему грозная моя слава. А может, дело в том, что я неумеха?

      — Неумеха? В каком смысле?

      — В смысле обращения с яхтой. Три опытных моряка, если считать и Фанчера, умерли на борту этого судна. А сухопутная крыса из великой американской пустыни беззаботно живет вот уже третий месяц. Возможно, нечто преступное заключено в самой яхте, нечто, чего я не вижу, поскольку не слишком разбираюсь в подобных судах, впрочем, как и во всех остальных… Предположим, Трумэн Фанчер обнаружил нечто новое, неожиданное и внушающее тревогу на яхте, которую много лет назад с таким трудом доставил из самой Европы. Вот кто-то и позаботился о его сердце. Предположим, Генриетта Гвилд, оказавшись на борту, заслышала фальшивую ноту в скрипе такелажа и тем самым подписала себе смертный приговор. И, наконец, Мартин Джесперсон обратил внимание на нечто из ряда вон выходящее и напросился на неприятности… А Мэттью Хелм спокойно и счастливо неделю за неделей живет на борту своего плавучего дома, не замечая его особенностей, которые настоящий моряк просто не может проглядеть. Вот ребята, которые приглядывают за яхтой, и не трогают несчастного межеумка. Кстати, ты не замечала никаких странностей на борту нашей славной яхты?

      Зигги покачала головой.

      — Судя по тому, что я видела до сих пор, яхта ничем не отличается от любой другой. Конечно, тяжеловата и парусов недостаточно, но это присуще данному типу судов. Они не рассчитаны на передвижение под парусами при слабом ветре, для этого имеется двигатель в восемьдесят лошадиных сил. Как правило, на яхте подобного размера двигатель устанавливается вдвое слабее. Зигги посмотрела на меня. — А ты обнаружил что-нибудь особенное? Что-то позволяющее предположить, почему кому-то не терпится избавиться от этой яхты? Возможно, какие-нибудь заметки в судовом журнале?

      — Когда я получил яхту, журнала Фанчера на борту не было, что неудивительно, учитывая количество людей, перебывавших здесь после его смерти. Пребывала посудина в весьма жалком состоянии: каюта пропиталась влагой, все перевернуто вверх дном — видимо, Береговой Охране пришлось в спешке рыться там, стоя по колено в воде, пока они не обнаружили, откуда вода берется. Я проследил, чтобы яхту привели в приличное состояние.

      — Похоже, ты отлично управился с этим делом, — Зигги окинула взглядом уютную рубку. — Ладно, кажется, внизу осталось ещё немного мартини, да и за цыплятами стоит присмотреть…

      Поваром она оказалась лучшим, нежели барменом. После ужина мы отправились на берег — Зигги намеревалась позвонить из ближайшего автомата. Она хотела было пойти сама, но я заявил, что об этом и речи быть не может, поскольку я отвечаю за её безопасность, а, стало быть, не могу позволить разгуливать ночью в одиночку. Она согласилась с моими доводами, но прежде чем набрать свой номер, дождалась, пока я отойду за пределы слышимости. Когда, по окончании разговора, мы возвращались к причалу, Зигги тихо рассмеялась.

      — Я сказала им, что ты ужасный притворщик. Прекрасно справился бы с яхтой и сам, но изобразил полную беспомощность, чтобы заполучить на вторую половину своей большой койки женщину.

      Говоря это, спутница не смотрела на меня, да и я на неё тоже не смотрел.

      — Какая жалость, — отозвался покорный слуга. — А я-то надеялся, никто об этом не догадается.

      — Я вымою посуду, — сказала она. — Поможешь вытирать?

      Во время работы на камбузе между нами возникла своего рода уютная, домашняя атмосфера, напомнившая мне о детских вечерних посиделках с матерью, хотя при этом я прекрасно сознавал, что женщина, которая управляется с посудой, — отнюдь не моя мать. Закончив, мы выпили в рубке кофе и выслушали по радио прогноз погоды.

      Зигги сказала, что предсказанные ветры, от десяти до двадцати узлов, в направлении с юго-запада, несколько затруднят наше дальнейшее продвижение в Кейп-Мей, штат Нью-Джерси, поскольку на протяжении почти двух сотен миль придется идти в открытом море навстречу ветру. Однако сегодня она убедилась в надежности яхты, работа двигателя не вызывает никаких опасений, поэтому нам остается следовать полученным указаниям и постараться продвинуться как можно дальше на юг. И если погода утром окажется не хуже, чем по прогнозам, мы выйдем в море. После чего заявила, что слегка устала, а поскольку завтра нам предстоит долгий и утомительный переход, она, если я не возражаю, сразу отправится спать.

      — Спокойной ночи, Мэтт. Хороший был день, правда?

      — Превосходный, Зигги. Приятных сновидений. Я проводил взглядом её удаляющуюся фигуру. Сверкающие длинные волосы вновь свободно рассыпались у неё по спине, превращая её в великолепную спутницу-мечту любого яхтсмена, которой можно простить даже не совсем удачно приготовленный мартини. Я взялся за свой кофе и задумался, не проверить ли узлы швартовых, хотя в глубине души и не сомневался, что ни один узел, завязанный Зигги Кронквист, не имеет ни малейшего шанса развязаться. Ночь выдалась туманная, огни гавани казались большими и расплывчатыми, как головки одуванчиков.

      В переднем люке было темно. Я задумался о её ночном наряде: сорочке, пижаме или отсутствии таковых, и мысленно остановился на пижаме. Пребывание на палубе вызывало у меня легкое чувство незащищенности, хотя мачты и такелаж соседних яхт вряд ли позволяли как следует в меня прицелиться. Даже через самый лучший ночной прицел можно увидеть лишь очевидные преграды, тогда как пулю всегда может отклонить какой-нибудь незамеченный трос. К тому же, пожелай мои вероятные противники воспользоваться услугами снайпера, возможностей у них было предостаточно. Вернувшись назад, в рубку, я споткнулся об одну из туфель Зигги. Мое предположение, что она избавится от них при первой же возможности, оправдалось. Виват неустрашимому доктору Мэттиасу Хелмштейну, прославленному знатоку женской психологии

      Я, как всегда, осторожно направился к себе в каюту: в этом путешествии приходилось опасаться не только умышленных покушений, но и несчастных случаев. Как я уже говорил Зигги Кронквист, яхта, несмотря на свой внушительный внешний вид, никак не предназначалась для людей ростом шесть футов четыре дюйма. Особенно опасной в этом отношении представлялась главная каюта. Вообще корабль предоставлял множество возможностей лишиться скальпа (многими из которых я не преминул воспользоваться) — при спуске по ступенькам на корму, в дверях маленького сортира по правому борту, и даже по пути на большую койку, благодаря нависающим над головой полкам. Последнее препятствие я научился довольно успешно обходить, проникая на койку полуползком.

      Забравшись под одеяло, я некоторое время лежал, прислушиваясь к тихому плеску волн за бортом. «Лорелея-3» мягко покачивалась под дуновением легкого ветерка. На некотором расстоянии у причала остановились две не вполне трезвые пары. Они громко распрощались, после чего одна прошла мимо нашей яхты.

      — Дорогой, похоже, нам посчастливилось познакомиться с самыми скучными людьми в мире, — довольно громко проговорила женщина. Потом они поднялись на борт одной из яхт, и в гавани вновь воцарилась тишина.

      Время тянулось невероятно медленно, но несмотря на полный свежего воздуха и солнечного света длинный день, я отнюдь не рисковал уснуть. Внезапно Зигги оказалась неподалеку, на верхней из двух ступеней, ведущих в мою каюту из рубки. Огни гавани достаточно просвечивали сквозь задернутые занавеси, чтобы я мог разглядеть смутный силуэт. Настолько, чтобы убедиться: диагноз доктора Хелмштейна оказался ошибочным. Она не надела пижамы. Как и ночной сорочки.

      — Нет, — проговорила Зигги, когда я пошевелился: — Пожалуйста, не зажигай свет.

      — Как скажешь.

      Мой голос прозвучал далеко не так твердо, как мне бы того хотелось. Я приподнялся и сел, глядя, как смутно различимая, великолепная обнаженная фигура спускается по низким ступенькам и направляется к правой стороне койки — единственно доступной, поскольку вторая соединялась с корпусом яхты. Узкое пространство между койкой и шкафчиком по правому борту заставило Зигги нагнуться, чтобы дотянуться до меня.

      Глядя на меня сверху вниз, она сказала:

      — Я говорила, что подумаю об этом, когда узнаю тебя получше.

      Я прочистил горло.

      — И теперь ты знаешь меня достаточно хорошо?

      — Ja, min alskade, — она тихо рассмеялась. — По-шведски это значит «да, мой дорогой».

      Она опустилась на край моей койки, а в следующее мгновение оказалась в моих объятиях. Губы её были горячими и нетерпеливыми, руки… Левой рукой я перехватил её запястье и отвел лезвие ножа в сторону. Правой нашарил на столике маленький духовой пистолет со снотворным и выстрелил в упор. Зигги вцепилась в мое запястье, но отклонить оружие не успела. Силы у неё водилось немало, я с трудом удерживал нож на расстоянии от своего тела. Лезвие, которое направлялось мне под мышку, было позаимствовано на камбузе: похоже, я отыскал-таки убийцу, предпочитающего использовать первое попавшееся под руку оружие.

      Одно мгновение мы лежали, отчаянно вцепившись друг в друга. Зигги находилась в лучшем положении, однако я был крупнее, и ей так и не удалось приблизить ко мне клинок. Я позволил ей израсходовать часть силы на то, чтобы удержать мое оружие отведенным в сторону. Последнее не имело значения, поскольку пистолет заряжался лишь иглой. Внезапно Зигги высвободилась, откатилась в сторону и встала на ноги, вернее, попыталась встать, позабыв, где находится. Голова её ударилась об одну из деревянных перекладин, поддерживающих великолепную обшивку потолка каюты. Мгновенное замешательство противницы позволило мне включить маленький ночник рядом с кроватью. Нагая Зигги замерла, стоя на коленях, и по-прежнему не выпуская из руки нож, а затем опустила взгляд на маленькую светлую пластмассовую стрелку, попавшую ей в левую грудь.

      Мне было приказано захватить противника живьем. Заставить врага сдаться под угрозой оружия удается киногероям, но в жизни подобная попытка обычно заканчивается чьей-то смертью, причем зачастую — смертью незадачливого любителя голливудских приемов. Поэтому наш оружейник усовершенствовал оружие, которым усыпляют опасных животных, ежели предстоит их куда-либо отвезти. Недостаток пистолета состоял в том, что, в отличие от мгновенно действующих ядов, специалистам до сих пор не удалось создать достаточно безопасного вещества, вызывающего немедленную потерю сознания. Медведь, прежде чем завалиться спать, успеет вас съесть, а враждебно настроенная дама — изрезать на мелкие кровавые кусочки…

      Но Зигги не сводила глаз с крошечного пластмассового оперения, направляющего дротик по прямой и окрашенного в светло-оранжевый цвет, дабы стрелявший мог видеть, куда попал. Она осторожно взялась за стрелку левой рукой, глубоко вздохнула, выдернула и отбросила её в сторону. В правой руке девушка по-прежнему сжимала нож. Из крошечной ранки выступила капля крови.

      Девушка укоризненно посмотрела на меня.

      — Ты знал? — прошептала она. — А я-то считала, что не допускаю ошибок. Ты знал?

      — Ты и правда не допускала ошибок, и я ни о чем не знал. Во всяком случае, наверняка. Но ведь я же профессионал, милая. Не хочется даже вспоминать, сколько красивых женщин пыталось застичь меня в постели. Я решил, что если сегодня удовлетворишься своей койкой, то, возможно, ты действительно та, за кого себя выдаешь, но если в первую же ночь явишься ко мне, ты — явная фальшивка. Не так уж я неотразим. Кстати, что случилось с настоящей Зигги Кронквист?

      Она облизала губы и не ответила на вопрос. Вместо чего тихо произнесла:

      — Стало быть, мне не зря не хотелось связываться с тобой. Я чувствовала: ты опасен и принесешь несчастье. Но мне сказали, что клиенты начинают проявлять нетерпение… Какое странное ощущение. Я умираю?

      — Нет, всего лишь немного поспишь. Так это ты управилась с остальными?

      Она холодно посмотрела на меня, я прочитал ответ у неё в глазах и одновременно понял, что именно сразу насторожило меня. Это был взгляд охотника, взгляд убийцы. Мне ли его не знать — человеку, встречающему подобный взгляд каждый раз, когда смотрит в зеркало.

      — Кроме старика, — сказала она. — О нем ничего не известно, меня тогда здесь не было. Но эту дурочку, выбежавшую из каюты в ночной сорочке с пистолетиком в ручке, и молокососа, которому не терпелось добраться до очередной гавани, где мы сможем опять… сможем опять… Наверное, у него была никчемная подружка, потому как он только и думал о сексе… Познакомиться на причале и попасть на борт не составило ни малейшего труда. Разумеется, я изучила досье парня и знала, что пловец он неважный. Запаниковал сразу, как только за бортом оказался и увидел удаляющуюся яхту. Я же плаваю очень хорошо. Подготовила яхту соответствующим образом и вплавь добралась до поджидающего меня ялика, но эта огромная неуклюжая посудина сбилась с курса. Не желает погибать! Я пытаюсь её взорвать, пытаюсь отправить на дно, но яхта не желает погибать! — Зигги глубоко, судорожно вздохнула и продолжала: — Ты и вправду надеялся, что удастся уколоть меня этой стрелкой и доставить на допрос? Меня? Дружище, но ведь я тоже профессионал!

      Последние слова она произнесла с гордостью, однако в глазах застыло серое осознание поражения. Да, Зигги удалось избавиться от двух человек, но судно, которое следовало уничтожить, оставалось целым и невредимым, а она вот-вот потеряет сознание и превратится в беспомощную пленницу. Начавший действовать препарат заставил её покачнуться, но не успел помешать направить острие большого кухонного ножа себе в грудь и обеими руками нажать на рукоять.

     

      Глава 5

     

      — Жаль, — сказал Мак.

      Как оказалось, добраться из Монтаука, штат Нью-Йорк, в Вашингтон, достаточно просто. Нужно всего лишь взять напрокат машину и ехать на запад, примерно до середины Лонг-Айленда. Там располагается городок Айлип, из которого, как ни странно, в столицу ежедневно отправляется несколько рейсов. Перелет занимает около двух часов.

      Вид, открывавшийся из окна за спиной Мака, не слишком изменился со времени моего прошлого визита. Не больше изменился и сам Мак. Я только что закончил более подробное изложение истории, уже рассказанной ему вкратце по телефону среди ночи. Мак не высказал особого огорчения тем, что мне не удалось благополучно довести задание до конца.

      — Жаль, — повторил он, — но помешать этому ты не мог.

      — Чепуха, — заявил я. — Спасибо, конечно, только не говорите, что я ничего не мог сделать. Харакири принято не только у японцев. По древнему обычаю викингов побежденный бросался на свой меч. Мне следовало быть готовым к этому, следовало догадаться: такая девушка не смирится с поражением, унижением, допросом, тюрьмой…

      — У тебя не было неприятностей впоследствии? — спросил Мак.

      Ладно. Он был прав. Глупо спорить о том, чего не изменить.

      — Это зависит от того, что вы подразумеваете под неприятностями, — ответил я.

      Собственно говоря, все прошло довольно гладко. К счастью, на постель кровь не попала, а отмыть деревянные поверхности оказалось довольно легко. Чуть больше пришлось повозиться с ковром, но подстилка на резиновой прокладке довольно легко очищается от свежих пятен.

      Я отправился на берег и первым делом, разумеется, вызвал погребальную команду, одновременно вкратце доложив о случившемся Маку. И уже почти управился с чисткой, когда они забрали завернутое в брезент тело и вещи девушки. Вряд ли привлекли при этом чье-либо внимание: в гавани то и дело с судов и на суда переносятся всевозможные свертки. В том числе и посреди ночи.

      После чего я тщательно осмотрел яхту, дабы убедиться, что ничего из моих вещей не пропало. Вместе с вещами Зигги я не забыл отдать и туфли, оставленные ею посреди рубки, и в результате от моей спутницы не осталось ничего, кроме воспоминаний, которые стираются далеко не так просто, как кровавые пятна. Я посвятил ещё какое-то время наведению порядка, а когда закончил, за окнами начало светать. После чего я отправился на берег воспользоваться местной душевой, поскольку соответствующие удобства на борту яхты, как и все остальное, были слегка маловаты для человека моего роста. Облачился в городскую одежду, быстро перекусил по дороге в аэропорт и очень скоро оказался перед знакомым письменным столом на фоне знакомого яркого окна, где, как обычно, изложил Маку все подробности случившегося.

      — Все прошло достаточно гладко, — сказал я. — Гении из медицинской экспертизы несомненно обнаружили бы, что на борту пролилась чья-то кровь, но я довольно тщательно затер все следы. По данному мне номеру ответила женщина, которая весьма официально представилась как миссис Белл и именовала меня мистер Хелм. Что весьма порадовало, поскольку среди ночи, с трупом на руках, не возникает особого желания поболтать с певуньей, которая скажет тебе: «Привет, Мэтт, старина, я Бобби, чем могу помочь, дорогой?»

      — Не Бобби, а Терри.

      — Что?

      — Упомянутую даму зовут миссис Тереза Белл. Полагаю, что друзья называют её Терри. Лично я не рисковал к ней так обращаться.

      — Вас понял. Особа, не располагающая к близкому знакомству.

      — Она что-нибудь сказала? — поинтересовался Мак.

      — Вообще-то, да. Сказала, что предпочла бы получить живой экземпляр. Я ответил, что предпочел бы получить от неё менее кровожадную спутницу. Трудно назвать наше знакомство любовью с первого взгляда — вернее, с первого слова, поскольку мы друг друга не видели. Как называется её служба?

      — Не сказали, подлые, — Мак тонко улыбнулся: — Хотя, чья бы мычала…

      Он имел в виду, что никому не известно и название нашей организации. Скорее всего, ввиду отсутствия такового.

      — Девушка намекала на существование некой организации, занимающейся вопросами безопасности побережья — определение весьма расплывчатое, к тому же трудно сказать, правда ли это. Поскольку она играла чужую роль, неизвестно, было ли ей действительно что-либо известно о службе, к которой она якобы принадлежала. Не исключено, что все было выдумано ради большего правдоподобия. — Я покачал головой: — Незаурядная была девчонка. Жаль. Я бы с удовольствием поплавал с нею.

      В ответ Мак показал мне на стопку папок, возвышающуюся над его столом.

      — Попытайся отыскать её здесь, — предложил он. Стопка была перетянута чрезвычайно крепкой полудюймовой пластиковой лентой, наложенной и запечатанной с помощью машины. Наверху имелся заглавный лист, ставящий в известность, что любой, проникший в содержащуюся здесь строжайшую тайну, будет немедленно четвертован и поджарен в кипящем масле — во всяком случае смысл угрозы был примерно таков. Хотя видели бы вы по-настоящему секретные документы. В данном случае дело ограничивалось всего лишь рутинным предупреждением.

      Я перерезал ленту маленьким острым лезвием своего шведского армейского ножа. Внутри находилось одиннадцать папок. На обложке каждой красовался заголовок РАЗРУШ, сопровождающиеся рядом цифр, предназначавшимся по-видимому для какого-то компьютера. Отыскать мою знакомую не составило особого труда. Она была РАЗРУШ-004, четвертая папка сверху. К внутренней стороне обложки подкололи пару некачественных фотографий, а также маленькую цветную копию отличного снимка, сделанного несколько лет назад. Фотограф запечатлел девушку ослепительно красивой, что, впрочем, не составляло особого труда.

      — Вот она, — сказал я, поворачивая папку и показывая её Маку.

      — Ты уверен?

      — Да, сэр. Ее ни с кем не спутаешь. — Не дождавшись его реакции, я спросил: — Так что же это за история? Что представляет собой эта самая РАЗРУШ?

      — Я не был до конца откровенен с тобой, — ответствовал Мак. В его устах это прозвучало издевательски: Мак не бывает откровенен даже по великим праздникам. — Разумеется, — продолжал он, — мы с готовностью оказываем помощь коллегам из других служб, однако я вряд ли согласился бы посвятить несколько месяцев работы опытного агента делу миссис Белл, если бы не было оснований полагать, что оно может вывести на организацию, которой нас попросили заняться…

      Я довольно мрачно посмотрел на Мака. Конечно, мне следовало догадаться. Некогда я охотился на уток с человеком, который стрелял исключительно дуплетом. Будучи превосходным стрелком, он не желал довольствоваться двумя птицами, сбитыми в полете одна за другой. Большинство охотников сочли бы два таких попадания вполне приличным результатом, однако мой друг стремился (и добивался этого на удивление часто) дождаться, пока траектории двух птиц сблизятся настолько, что он сможет достать обеих дробью, выстреленной одновременно из двух стволов.

      Кстати, лично мне ничего подобного проделать не удавалось. На случай, если вас это интересует.

      Как бы там ни было, мне стоило помнить, что каждый раз, когда Мак с готовностью приходит на помощь другой правительственной службе, не мешает задать себе вопрос: на какие дивиденды он при этом рассчитывает. Потому как обычно он почти всегда помышляет о дуплете, причем во второй ствол бывает заряжено одно из дел нашей организации. Вот он и стреляет ими одновременно из одного ружья. И ружье это — я.

      Тем временем он продолжал говорить:

      — Для начала тебе стоит полистать две-три папки и познакомиться в общих чертах с людьми, вовлеченными в это дело.

      — Да, сэр.

      Я открыл папку, озаглавленную РАЗРУШ-004 и содержащую сведения о девушке, известной мне как Зигелинда Кронквист. Сведений, надо сказать, нашлось немало. Времени читать все подробно у меня не было, поэтому я просто перевернул несколько страниц, после чего наткнулся на краткое досье, подготовленное специально для лентяев вроде меня:

      «Ларссон, Грета, она же Грета Андерсон, Мэри Олсен и т. д. (полный список известных псевдонимов смотри в основном деле). Родилась в Уппсале, Швеция, в 1959, переехала в США в 1964, родители получили американское гражданство. Пять футов одиннадцать дюймов, сто шестьдесят фунтов, волосы светлые, глаза голубые. Легкий акцент, часто преувеличенный для большего впечатления. Общее знакомство с огнестрельным оружием, превосходные навыки ближнего боя, отличное владение холодным оружием. Предпочитает действовать голыми руками, либо используя подручные предметы. С и Д, гомосекс. — Сведений нет, подозреваются склонности к см. и сп. Чаще всего действует на С и П. Задержана не была. Вероятные жертвы: Лионель Гансен, Атлантик-Сити, 1983, Маргарет Джонсон Мар-тинес, Марина дель-Рей, 1983, Лаура Поттсвейлер, Майами, 1985, Карл-Густав Эллистон, Бар-Харбор, 1986…»

      Что ж, Зигги назвала себя профессионалом. Это оказалось правдой. Причем, благодаря склонности использовать подручные средства, слабое знакомство с огнестрельным оружием отнюдь не препятствовало её деятельности. Мне припомнились рукоять от лебедки и большой кухонный нож. Судя по досье, на счету у Зигги числилось девять вероятных жертв. Плюс двое, не успевшие покуда попасть в компьютер — о которых она рассказала сама, — итого одиннадцать. Причем, это всего лишь те, о ком так или иначе стало известно. Вполне вероятно, были и другие.

      — Жаргон крепчает с каждым годом, — заметил я. — Мало того, они ещё и неустанно выдумывают новые словечки. Что скрывается под загадочными буквами С и Д? Мне они до сих пор не попадались.

      Мак коротко рассмеялся.

      — Они означают, что дама не монахиня. Сговорчива и доступна. «Гомосекс.» подразумевает гомосексуализм, «см», полагаю, ты и сам расшифруешь, как садомазохизм, «сп» означает социопатичность, С и П указывают на то, что она предпочитает действовать на судах и побережье, то есть в окрестностях морских курортов и гаваней.

      — Знаю, что я старомоден, но мне с тоской вспоминаются времена, когда мы ещё говорили на английском языке.

      Я просмотрел ещё пару взятых наугад досье. Под заголовком РАЗРУШ-006 скрывался маленький усатый тип по имени Элмер (Снайпи) Вейсс. О нем мне приходилось слышать и раньше — я обычно не упускаю из виду людей, работающих с оружием дальнего действия, поскольку это непосредственно связано с моей профессией. РАЗРУШ-008, Джером (Бумер) Блам был худощавым, лысоватым мужчиной в очках, способным приготовить на кухне у подружки целый ряд интересных вещей, начиная с ручной гранаты и заканчивая атомной бомбой. Папка РАЗРУШ-002 познакомила меня с крепкой седоволосой женщиной, Карлоттой (Лотти) Эспеншейд, специализирующейся по наркотикам и ядам.

      Я оторвал взгляд от папок.

      — Похоже, собрана впечатляющая коллекция криминальных талантов. И что же это за смертоносная организация?

      — Сами они именуют себя «РАЗРУШ, Инкорпорейтед», хотя сомневаюсь, чтобы подобная корпорация могла быть зарегистрирована официально. Предполагаю, первоначально это название звучало как «Разрушение, Инк.», но затем кому-то показалось, что в сокращенном виде оно звучит более впечатляюще.

      — «Разрушение, Инк.», — повторил я. — Тень старой «Убийство, Инк.». — Не дождавшись ответа, я добавил: — По-видимому, наши приятели не ограничивают свою деятельность каким-то одним видом разрушений и берутся за все, от убийства до потопления судов.

      Мак кивнул.

      — Особенно, когда речь идет о яхте с определенным человеком на борту. С неким Мэттью Хелмом. — Мак кивнул в сторону стопки папок. — Ты не досмотрел их до конца. Ознакомься с последним досье, пожалуйста.

      Я извлек указанную папку, РАЗРУШ-011, и открыл её.

      — О, Господи!

      — Вспоминаешь имя?

      — Роланд Казелиус? Разумеется, но ведь он давным-давно мертв. Проклятие, ведь я собственноручно прикончил его в северной Швеции.

      — Что ты помнишь о Казелиусе?

      — Прежде всего то, что разрядил в него половину автоматного магазина в качестве окончательной гарантии, что никому не удастся воскресить парня. Помнится, разведывательная деятельность Казелиуса была основной причиной, из-за которой мне поручили заняться им. Причем субъект избавлялся от всех, кто решался к нему приблизиться, в том числе и от некоторых моих хороших знакомых. Так кто же воспользовался его фамилией?

      Мак укоризненно произнес:

      — Либо невнимательно читаешь, либо тебя подводит память, Эрик. Человека, с которым тебе некогда приходилось иметь дело, звали Рауль. Этого зовут Роланд.

      — Сын? — мрачно поинтересовался я. Людям нашей профессии не стоит обзаводиться семьями, хотя не покорному слуге об этом говорить.

      Мак кивнул.

      — Сын, унаследовавший ловкость отца. Сын. которого научили ненавидеть Америку, и, в частности, некоего определенного американца, выследившего и уничтожившего его отца.

      Я глубоко вздохнул.

      — Кто научил? Если у Казелиуса-старшего был сын, стало быть, имелась и жена — во всяком случае, какая-то женщина — но в сведениях, переданных мне в то время, не упоминалось ни о какой женщине.

      — Мы многого не знали о Рауле Казелиусе, в том числе и этого. Оказывается, ко времени своей смерти он был женат в течение нескольких лет. Сейчас его сыну за двадцать, и смерть отца застала его в том восприимчивом возрасте, когда не составляет особого труда внушить ребенку мысль о необходимости расквитаться за погибшего родителя. Что и сделала его неуравновешенная, мстительная мать. Обрабатывала ребенка несколько лет кряду.

      — Она умерла?

      — В конце концов, покончила с собой, оставив мальчишке записку, утверждающую, что её, как и отца, погубила злобная Америка.

      — Что ж, если бы Соединенных Штатов не существовало, их следовало бы придумать, не так ли? В противном случае, кого во всем обвинять? — Чуть помолчав, я угрюмо продолжал: — Стало быть, Роланд дорос до длинных штанов и посвятил себя созданию своеобразной организации, специализирующейся на саботаже и убийствах, призванной стать орудием возмездия? Судя по всему, весьма предприимчивый молодой человек.

      — К тому же довольно способный. Русские, при всей своей ограниченности, неплохо подготовили его.

      — Помнится, папаша Казелиус и правда работал на русских. Они унаследовали сына?

      — Взялись воспитывать сразу после смерти матери. Однако, в отличие от отца, мальчика не использовали для шпионажа: он работал на один из отделов, специализирующихся на мокрых делах. Парнишка поднабрался опыта и открыл частную практику, скорее всего, получив официальное разрешение, а возможно, и официальную помощь от прежних работодателей. Это было на заре нынешней эры новой Москвы. Полагаю, старая московская гвардия, видя, как власть ускользает из рук, оставила нам немало таких мин.

      Меня не устает поражать любовь работников тайных служб к жаргонным словечкам. Взять хотя бы те же мокрые дела. Ума не приложу, почему кто-то столь панически боится употребить простое слово: убийство.

      — Так какими же мокрыми делами, помимо личной вендетты, Казелиус-младший занимается теперь? — спросил я. — Что испугало Вашингтон настолько, что обратились к нам? Догадываюсь: это никоим образом не связано с заботами миссис Белл. Чью жизнь предстоит спасать, привлекая внимание РАЗРУШ к собственной скромной персоне?

      Мак коротко рассмеялся:

      — Не будь наивным, Эрик. Ты же знаешь Вашингтон.

      Я поморщился.

      — Ясно. Никто не станет сообщать того, что нам знать не обязательно. Может быть, я рискую жизнью ради спасения безымянного швейцара государственной канцелярии? Ладно, будем надеяться, швейцар того стоит. Итак, некто полагает, что я сослужу большую службу, подставляя себя в качестве мишени РАЗРУШ, нежели сделавшись непосредственным телохранителем?

      — В этом городе опытных телохранителей — полным-полно. Полагаю, намеченная жертва не обошла их своим вниманием. Ты же, как предмет ненависти Роланда Казелиуса, в своем роде уникален. Тебе и делать-то особо ничего не надо. Достаточно выставить себя напоказ и ждать, когда субъект появится. — Мак сделал небольшую паузу. — Опознание погибшей девушки подтверждает то, что я подозревал с самого начала. А именно: интересующие миссис Белл арабские террористы наняли себе в помощь РАЗРУШ. Это твоя нить к Казелиусу — воспользуйся ею.

      — Арабские террористы? — переспросил я: — Пока приходилось иметь дело исключительно со светловолосой и голубоглазой противницей. Арабов не попадалось.

      — Тем не менее, ты уже разговаривал с одной из них. Девичья фамилия миссис Белл была Отман, она отлично владеет языком, и именно поэтому была привлечена безымянными нашими коллегами к расследованию этого дела и предотвращению возможного террористического акта.

      — Какого именно террористического акта?

      Мак пожал плечами.

      — Имеет ли это значение? Арабы непрерывно взрывают. Полагаю, ты должен, по возможности, попытаться их остановить, но нас гораздо больше интересует Казелиус. Не отвлекайся на ближневосточных головорезов и на их великолепные планы подрывной деятельности. Этим занимается миссис Белл. Твоя цель — РАЗРУШ. Думаю, тебе лучше всего пытаться во всем им мешать. Если РАЗРУШ пытается кого-то убить, ты спасаешь человека от смерти. Если РАЗРУШ стремится отправить яхту на дно, ты удерживаешь её на плаву. Если РАЗРУШ вознамерится покрасить посудину в зеленый цвет, ты бежишь за красной краской. Роланд Казелиус должен твердо уяснить: палач его отца стоит на его, Роланда, пути, а, стало быть, отныне с ним требуют расправиться не только личные, но и деловые соображения. Будем надеяться, эмоции заставят парня взяться за это дело самолично… Извини. — Мак замолчал и взял трубку зазвонившего телефона.

      Что ж, не впервые мне предлагалось дразнить разъяренного медведя. И не в последний раз — конечно, при условии, что переживу предстоящую встречу.

      — Да, миссис Белл, — говорил Мак. — Да, он здесь… Хорошо, я ему передам. — Он положил трубку и перевел взгляд на меня. — Миссис Белл полагает, тебе интересно будет узнать, что их пропавший агент, настоящая Зигелинда Кронквист, найдена.

      — Живая?

      Мак кивнул.

      — Да, но в весьма плачевном состоянии. Этим утром её обнаружили неподалеку от железнодорожного полотна в Коннектикуте, без сознания и со следами многочисленных травм. На первый взгляд могло показаться, что она выпила и оказавшись в опасной близости к рельсам, была вскользь задета проходившим поездом, отбросившим её на обочину, где она и осталась лежать в пьяном оцепенении. Однако медицинское исследование показало, что её буквально накачали наркотиками, а травмы носят, так сказать, более систематический характер, чем те, которые можно получить в итоге несчастного случая. Сейчас Кронквист находится под наблюдением в больнице «Нью-Хейвен». Расспросить её ещё не успели. Хотя о том, что она скажет, нетрудно догадаться. Я кивнул.

      — Судя по всему, даму перехватили, когда та направлялась ко мне. Учитывая, где её обнаружили, — вероятно, с поезда — регулярные маршруты существуют вдоль всего побережья. У Зигелинды забрали сумку и снаряжение, по пути вытащили из вагона и выбили из неё всю необходимую информацию — в частности, дурацкий пароль, которым воспользовалась её преемница.

      — Как бы там ни было, девушка, по крайней мере, временно вышла из строя, — сказал Мак. — Миссис Белл говорит, что пытается подыскать другого агента с соответствующей подготовкой. Тем временем ты поведешь яхту на юг сам; помощника пришлют сразу, как только смогут.

      — Передайте, что спешить незачем, я с удовольствием отложу свидание с очередным головорезом. В то же время, это их яхта, и если ребята намерены рискнуть, доверяя мне самостоятельно управляться с ней, дело хозяйское.

      Мак кивнул в сторону папок на столе:

      — Тебе придется запомнить содержимое этих досье, не то наши блюстители секретов вцепятся мне в пятки за небрежное обращение с драгоценной информацией.

      Управившись с домашним заданием по изучению досье, я сел в самолет, вылетающий обратно в Айлип. В густом вечернем потоке машин вернулся в Монтаук. Отогнал взятую напрокат машину на стоянку, где мужчина, оформлявший документы, уселся за руль и довез меня до гавани. День выдался долгий, и я отчаянно зевал, нашаривая в кармане ключ от рубки, найти который не составляло труда, поскольку вместе с ключом зажигания — если это слово применимо к дизелю, у которого зажигание отсутствует — он был закреплен на маленьком пластмассовом брелке в форме буя, призванном удерживать ключи на плаву, если я ухитрюсь выронить их за борт.

      И тут у меня неожиданно пропало всяческое желание зевать. Дверь рубки была уже открыта. А мгновение спустя из неё выглянула маленькая темноволосая девичья голова.

      — Не стреляйте, это я, Лори, — сказала она.

     

      Глава 6

     

      Принадлежала она к тому разряду девушек, наряды которых откровенно ставят меня в тупик. Во всяком случае, в моем представлении они вызывают образ человека, по забывчивости вышедшего из дому в зимнем нижнем белье, в данном случае — плотных темных колготках, заканчивающихся над самыми щиколотками. Ниже — белые кожаные мокасины с надежными резиновыми подошвами. Выше — широкий черный свитер, опускающийся до бедер, однако недостаточный, чтобы девица выглядела полностью одетой. По крайней мере, для меня она все равно оставалась девушкой, появившейся на людях в нижнем белье, не слишком возбуждающем, но вызывающем некоторое смущение.

      У свитера имелся капюшон, призванный защищать голову от холода — вещь весьма нужная, поскольку волосы она остригла так коротко, что защитить от ночной прохлады они никак не могли. Задним числом я несколько удивился, что немедленно опознал в ней особу женского пола, поскольку прическу девица сделала себе явно мальчишескую — точнее, такая прическа считалась мальчишеской в стародавние времена, когда мальчики ещё не научились отпускать длиннейшие локоны. Впрочем, голова была изящной, да и уши — достаточно красивыми, а если у человека возникает желание придать себе сурово остриженный вид, — это исключительно его личное дело. Собственно, как и манера носить нижнее белье. Я поднялся на борт, соблюдая обычные меры предосторожности, которые вызвали на девицином лице насмешливое выражение.

      — Осторожничаем, да? — поинтересовалась она.

      Я прикрыл за собой скользящую дверь рубки и задвинул шторы. Утомительный длинный день подходил к концу. Покорный слуга заглянул в кормовую каюту и уборную, затем прошел вперед и проверил все на баке. В передней каюте, на месте багажа, принесенного на борт Зигги Кронквист, она же Грета Ларссон, она же РАЗРУШ-004, которую прихватила с собой команда «чистильщиков», красовалась теперь изрядно изношенная походная сумка, красная с грубоватыми белыми ремнями и ручками. Итак, девушка, была отнюдь не случайным посетителем, она явилась на борт в составе экипажа. И если мне не подбросили очередную фальшивку, то миссис Белл проявила похвальную расторопность. Вернувшись в главную каюту, я прихватил с полки бутылку виски и налил стакан.

      — Составите компанию? — спросил я, видя, как девушка поглядывает сверху, из рубки. Она утвердительно кивнула, и я предложил: — Делайте заказ.

      — Водка с тоником?

      — Имеется. Сию минуту.

      Вернувшись в рубку с двумя стаканами, я поставил их на маленький столик в углу. Потом сел и жестом пригласил занять место рядом, но девушка предпочла взгромоздиться на предназначенный для рулевого высокий табурет. Она пригубила свой напиток и выжидательно замерла, предоставляя мне первому начать разговор. Я отметил у неё большие серые глаза, маленький прямой нос, также белые зубки, выглядывающие из довольно большого рта. Все это опрятно располагалось на небольшом симметричном лице. В целом, несмотря на остриженные волосы, выглядела девица достаточно симпатично. Гладкую кожу покрывал ровный слой загара, который нынче принято считать отрицательным с медицинской точки зрения. Однако я достаточно старомоден, чтобы воспринимать его как положительный с эстетической точки зрения.

      — Как вы сюда вошли? — спросил я. Девушка опустила руку в карман своего свитера, извлекла пару ключей, напоминающих мои и закрепленных на точно таком же пластмассовом поплавке. Я нахмурился, встал и заглянул в небольшой рундук, неподалеку от румпеля. Запасные ключи лежали на месте. Я знал, что свои ключи положил в карман, но тем не менее опустил руку и нащупал их.

      — Сколько же ключей от этой посудины имеется в наличии? — полюбопытствовал я. — Их что, пригоршнями раздают?

      — Этих никто не раздавал. Мои собственные. Она играла со мной в загадки, насмешливо поглядывая с высоты своего табурета. Я откинулся назад и пригубил виски, поймав себя на том, что отнюдь неравнодушно взираю на обтянутые колготками нижние конечности непонятной гостьи. Видимо, её наряд все же нельзя было назвать совершенно не возбуждающим.

      — Так что же такое Лори? — спросил покорный слуга. — Кто такая Лори?

      Она одарила меня вызывающей улыбкой.

      — Вы сообразительный человек, догадайтесь. Ключи и в самом деле мои. Они у меня уже много лет. Вот вам и подсказка.

      — Лори? — я ещё раз нахмурился. — Лорелея?

      — Я же сказала, что вы сообразительны.

      Мгновение я с интересом смотрел на собеседницу, потом сказал:

      — Слишком молоды…

      — Слишком молода для чего?

      Я задумчиво произнес:

      — Правда, могу и ошибаться. Я считал, что Трумэн Фанчер назвал свою яхту — три своих последних яхты — в честь жены. Лорелея-1, 2 и 3. И я слышал, что он уже немолод. Только этой яхте исполнилось восемь лет, стало быть, чтобы назвать в вашу честь ещё две, он должен был наречь вас женою ещё в пеленках.

      — Бросьте, — заявила Лори. — Ведь вы уже все поняли.

      — Итак, жена тут ни при чем. Вы и в самом деле пребывали в пеленках, когда он назвал в вашу честь свою первую яхту. В честь дочери. Правильно?

      — Браво! Я не сомневалась, что вы догадаетесь.

      — Лорелея Фанчер? Девушка рассмеялась.

      — Нелепо, правда? Лорелея! — Она пригубила водку с тоником. — Кстати, мать умерла, когда мне было четыре года, а называть яхты в честь мачехи — которую зовут Дороти — было бы просто смешно. К тому же, мачеха ненавидит яхты. Ее даже укачало в Межбереговом канале, когда они пересекали его из широких заливов в Нью-Каролине, внутри мыса Гаттерас. Можете себе представить? Именно поэтому она и отлеживалась внизу, когда папа… когда папа умер.

      Говоря это, Лори Фанчер как-то уж чересчур пристально смотрела на меня. Я недоумевал, почему. Ничего нового и удивительного она мне не рассказала, все это согласовывалось с тем, что я слышал раньше.

      — Полагаю, негоже смеяться над человеком только потому, что она не переносит качки, — тем временем продолжала она, — с кем не бывает. Другое дело, что помочь отцу перегнать яхту из Флориды она согласилась только после ужасного скандала. Отцу пришлось припугнуть ослицу отчетами частного детектива, которого он нанял. Папа заявил, что вышвырнет мачеху на улицу, если та и дальше будет продолжать в подобном духе, и ни один суд в мире не выбьет для неё и гроша. — Лори покачала головой. — Бедный папа, он и впрямь любил эту шлюху. К тому же, у него был мягкий характер и все сходило стерве с рук. Но связавшись с этим скользким типом, Роджером Хассимом, она переборщила. И все-таки, в конце концов, Дороти сыграла на отцовском мягкосердечии, пообещала, что в жизни не посмотрит на другого мужчину — ха! — и, чтобы ознаменовать начало новой жизни, настояла на совместном путешествии — сначала папа думал взять с собой меня — дабы, наконец, научиться делу, которое он так любит. И даже великодушно позволила отцу занять большую каюту на корме, а сама смиренно довольствовалась крошечной передней каютой — в последнее время они спали в отдельных комнатах, поскольку пожилому мужчине приходится вставать по ночам, а она, конечно же, не могла стерпеть такого неудобства.

      — Похоже, ваша мачеха — довольно своеобразная дама.

      — Не то слово! — воскликнула Лори Фанчер. — Таким, как она, самое место в гареме какого-нибудь толстопузого шейха. Фигурка исключительная — не то, что у заморышей вроде меня — а черные волосы почти такие же длинные, как у Кристалл Гэйл, это такая певица…

      — Кто такая Кристалл Гэйл, я знаю. Думаете, я полная деревенщина? — Мгновение покорный слуга задумчиво смотрел на Лори. — Где находятся топливные баки?

      Она удивленно нахмурилась, потом улыбнулась.

      — Проверяем, да? В машинном отделении, прямо под нами — восьмидесятигаллонный дизельный бак по обе стороны от большой установки. При пятнадцати-шестнадцати сотнях оборотов это позволяет пройти около тысячи миль.

      — А бак с водой?

      — Баки, в множественном числе. Шестидесятипятигаллонный бак под настилом главной каюты. Далее — двадцатипятигаллонный бак под койкой в передней каюте. Клапан, которым переключают с одного на другой, расположен вон там, под ступенькой.

      — Где находится регистрационный номер?

      Мое упорство, похоже, начало раздражать Лори, однако она сдержалась и ответила голосом ученицы, излагающей выученный урок:

      — «Лорелея-3» не имеет государственной регистрации. Числится в списке судов Соединенных Штатов. Номер соответствующего документа вырезан на главной перекладине в передней части машинного отделения. Если не ошибаюсь, шесть-пять-ноль-девять-три-один.

      Как место, так и номер были названы правильно, но я не угомонился.

      — Где включается электрическая лебедка? Девушка рассмеялась.

      — Поймать меня хотите? Лебедка не имеет электрического привода, это здоровенный ручной механизм, который отец… который отец давно хотел заменить, но так и не собрался.

      — Ну, теперь-то его заменили. Я за этим проследил. Кстати, главный выключатель и прерыватель цепи расположены на боковой поверхности пульта управления. Разумеется, соединяли так, что при включенном питании можно управлять лебедкой и на носу.

      Она уставилась на меня.

      — Проклятие, откуда мне было об этом знать!

      — Всецело согласен. Вот если бы вы об этом знали, я сразу бы понял, что вы не та, за кого себя выдаете и излагаете сведения, которые узнали не далее, как сегодня утром. А так, пожалуй, вы и вправду — вы.

      — Что ж, превосходно, можете считать, что я безмерно счастлива по этому поводу. — Девушка глубоко вздохнула. — Думаю, положено вас накормить.

      — Если это предложение, согласен.

      — Мне положено помогать вам управляться с яхтой и следить, чтобы вы не голодали, а также забиваться в укромный угол, как только начнется стрельба, и предоставлять действовать вам. Поскольку стрелок из меня никудышный. — Она немного помолчала, после чего неуверенно произнесла: — Мэтт?

      — Да?

      — Что это за история?

      — А ты не знаешь?

      Она покачала головой.

      — Мне не сказали об этом ни слова. Любезно попросили отправиться в Монтаук и помочь одному лихому стрелку отвести папину яхту на юг, по крайней мере, до Кейп-Мей, проследив, чтобы он по дороге не учинил какой-нибудь глупости и не отправил яхту на дно.

      Я улыбнулся.

      — Спасибо за лестную оценку моих мореходных талантов.

      — Пойдем вниз. Разогрею какие-нибудь хитрые консервы, а ты введешь меня в курс дела. Правда, предупреждаю сразу, на изысканные блюда не рассчитывай.

      Я расположился за большим столом в главной каюте, а моя новая помощница принялась осматривать камбуз. Она и в самом деле знала яхту, знала о существовании предохранителя, отключающего пропан, а также все места, отведенные для хранения продуктов и посуды, включая потайной ящик для столового серебра, упрятанный под плиткой. На полках над плиткой Лори выбрала несколько консервных банок, отыскала сковороду и пару кастрюль и взялась за приготовление ужина, состоявшего из поджаренного фарша, вареной картошки, консервированного гороха и консервированных персиков на десерт. Что ж, мой желудок привык и не к таким блюдам. По крайней мере, эти мне не пришлось готовить собственноручно.

      — Итак, ты не давала согласия путешествовать со мной слишком долго? — спросил я. — Если повезет, мы доберемся до Кейп-Мей послезавтра, правильно?

      Лори ответила, не поворачивая головы:

      — Кажется, им хотелось, чтобы я осталась на борту и после этого, во всяком случае до тех пор, пока тебе не подыщут кого-нибудь еще. Однако они сочли, что помощь потребуется тебе прежде всего во время предстоящего двухсотмильного перехода через открытое море. Дальше я плыть не обещала. Полагаю, потом ты управишься и сам, если мне придется тебя оставить. — Чуть помолчав, девушка добавила: — Понимаешь, для меня это просто работа. Именно этим я зарабатываю себе на жизнь — перегоняю яхты. В ближайшее время я надеюсь получить «стотонную лицензию».

      — Если ты занимаешься переправкой яхт, то почему после смерти отца не доставила домой эту яхту? Я слышал, твоя мачеха нанимала для этого специальную команду.

      — Она устроила все так, чтобы я не успела добраться до нее! — внезапно вспыхнула Лори. — Дороти знала, что я с удовольствием сделала бы это. Это было бы… своего рода прощанием с отцом. Вот она и наняла пару местных бездельников, дабы те перегнали яхту на север, прежде чем я… Впрочем, ладно. Отношения между падчерицей и мачехой — это классическая тема. А ты профессионал или просто сорвиголова?

      — Профессионал.

      Чуть помолчав. Лори сказала:

      — Надеюсь, не обиделся, что я назвала тебя лихим стрелком. Ты неплохо поработал над яхтой. Насколько мне известно, она находилась в весьма плачевном состоянии, когда попала к тебе в руки. Отцу бы это понравилось.

      — Спасибо. Всегда рад стараться.

      — Тебе не попадался во время работы под руки последний отцовский журнал? Похоже, что в суматохе он пропал. После… после папиной смерти я пыталась его найти, но у меня не было времени как следует все осмотреть.

      — Когда я купил яхту, вахтенного журнала на борту не было.

      — Жаль, я храню все остальное. — Лори с сожалением пожала плечами. — Это хорошая старая яхта и мне не нравится, когда из неё делают заколдованное судно.

      — Знаешь, я не слишком верю в колдовство, но вот в том, что на борту умерли четыре человека, включая твоего отца, сомневаться не приходится.

      — Чьей же кровью перепачкана кормовая каюта? — Лори попыталась задать вопрос с видимым равнодушием, что явно потребовало немалых усилий.

      — А я-то думал, что хорошо все прибрал.

      — Ковер был влажен. Это меня удивило, и я присмотрелась повнимательнее. Ты пропустил несколько пятен. Я закончила твою работу. — Лори облизала губы: — Думаю… думаю, тебе стоит мне об этом рассказать.

      И я поведал ей о Зигги Кронквист — Грете Ларссон. Во всяком случае, столько, сколько Лори следовало знать.

      После того, как я закончил. Лори какое-то время молчала. Наконец она сказала:

      — Так вот почему ты так тщательно меня проверял. — Она с сомнением посмотрела на меня. — Разумеется, я вынуждена верить тебе на слово. Возможно, ты просто изнасиловал эту беднягу, а потом перерезал ей горло.

      — Такая вероятность не исключена. Кстати, как они вышли на тебя?

      — Со мной разговаривала некая миссис Белл. Я познакомилась с ней прошлой весной, когда… По отцовскому завещанию все делилось пополам, за исключением дома, который наследовала Дороти, и яхты, оставленной мне. Эта женщина позвонила и сказала, что работает на правительство. По её словам, они занимались каким-то делом на юге канала. И в связи с этим проверяли все суда, проходившие через указанное место между таким-то и таким-то числами. Для чего хотели бы поместить на борт «Лорелеи-3» пару человек, которые отведут яхту туда, где специалисты смогут её тщательно осмотреть. По определенным причинам миссис Белл хотела проделать все это, не вызывая подозрений. Что именно ищут, она мне не сказала, заверила только, что это не наркотики, и что яхту вернут целой и невредимой. При этом не преминула напомнить: ей не составило бы труда потянуть за нужные нити и подключить к делу Береговую Охрану, а уж эти паяцы, как известно, не слишком церемонятся с чужой собственностью. Я проконсультировалась с юристами, и те подтвердили:

      Белл и в самом деле располагает такой возможностью. Дальше ты знаешь. Одна из сотрудниц миссис Белл — вы, кажется, называете их агентами? — была убита, второй — утонул? — Она закончила фразу с вопросительной интонацией.

      — Мне об этом рассказывали, — подтвердил я.

      — Это одна из причин, почему я выставила яхту на продажу сразу, как только оформила все юридические формальности. Это была счастливая яхта, но после стольких смертей она… она больше не чувствует себя счастливой, бедняжка. А этим утром миссис Белл неожиданно позвонила мне в Ньюпорт, что на Род-Айленде, и заявила, что им позарез нужна женщина, которая умеет обращаться с яхтами — похоже, свои резервы они исчерпали. Точнее, одна у них осталась, но она пребывает в больнице. Вот миссис Белл и вспомнила обо мне. А поскольку дело как раз по моей части, да и яхту я прекрасно знаю, она предложила мне поработать за двойную оплату — в связи с наличием некоторого риска — пока они не подыщут какую-нибудь замену. У меня же как раз выдалось свободное окно, да и к яхте я все ещё неравнодушна. Жаль было бы узнать, что она пошла на дно из-за моей несговорчивости. Совершить двухсотмильный переход отсюда до Кейп-Мей не так-то просто, а судя по словам миссис Белл, ты не особенно разбираешься в яхтах.

      — Миссис Белл ничуть не преувеличила, — кивнул я.

      — Мэтт?

      — Да?

      Лори поставила передо мной тарелку.

      — Знаешь, я достаточно разборчива в определенных вещах, — сказала она.

      Я пристально посмотрел на нее.

      — Чем вызвано подобное замечание?

      — Тем, как ты совсем недавно разглядывал мои ноги. — Лори вернулась за своей тарелкой. — Ведь положение у нас довольно своеобразное, правда? Я плавала на множестве яхт со множеством мужчин на борту, и у нас никогда не возникало недоразумений, но здесь нас только двое, вот я и решила, что лучше сразу обо всем договориться. — Лори села за дальний конец стола, вызывающе глядя на меня.

      — Мисс Фанчер, — спокойно отозвался я, — на борту моего судна — раз уж эта посудина принадлежит теперь мне — степень вашей добродетели зависит исключительно от вас. Можете расценивать это как обещание. Хотя ножки у вас и в самом деле прелестные. Впрочем, как и все остальное.

      Мне припомнилось, что совсем недавно я уже говорил об этом. С предыдущей обитательницей носовой каюты «Лорелеи-3».

     

      Глава 7

     

      Я услышал её на камбузе ещё до рассвета. Мы договорились в случае благоприятных условий отправиться в путь рано, и, видимо, она отнеслась к своим обязанностям с полной ответственностью. При моем появлении она бросила на меня слегка испуганный взгляд, как будто успела позабыть, что находится на яхте не одна. Этим утром на ней была свободная голубая майка и широкие белые шорты — в отношении штанов она явно испытывала тягу к крайностям. Туфли отсутствовали. Ступни оказались маленькими и загорелыми с красивыми ровными пальцами без следов маникюра.

      — Яичница сойдет? — спросила она.

      — Вполне. Могу я чем-нибудь помочь?

      — Включи радио, послушаем прогноз погоды. Кофе сейчас будет готов.

      Стоя у плиты, она слегка подвинулась в сторону, пропуская меня к моему месту за большим столом в каюте. Предварительно я настроил бортовое радио на одну из двух передающих прогноз погоды станций НУМА. Последняя аббревиатура означает Национальное Управление Морей и Атмосферы. Должен сказать, что мысль об управлении морями и атмосферой всегда казалась мне излишне самонадеянной. Даже для Вашингтона.

      Лори, не оглядываясь, произнесла:

      — Вчера ты чуть не полночи рыскал по палубе. Я догадывался, что впервые заслышав меня, она слегка испугалась, не рыскаю ли я в её сторону, однако счел недипломатичным спрашивать об этом.

      — Не забывай, что кто-то дважды пытался избавиться от этой яхты. И один раз — от меня, не говоря уже 0 Других людях, которым повезло значительно меньше. Долгое ожидание в гавани Коннектикута сделало меня несколько беспечным, но теперь я предпочитаю быть начеку. Отосплюсь по пути в Кейп-Мей.

      — Ладно, давай послушаем, что нас ожидает. Она поставила передо мной чашку кофе, попивая который, я выслушал сообщения о частичной облачности, встречающемся местами тумане, юго-западных ветрах от пятнадцати до двадцати узлов и волнах от шести до восьми футов, а также вытекающие из этого советы путешествующим на малых судах. В понимании синоптиков тридцативосьмифутовая яхта не попадает в категорию малых судов, хотя ВМС США, возможно, придерживаются другого мнения. Лори поставила тарелки на стол, выключила радио и села напротив меня.

      — Никак не могу уяснить, в чем разница между частичной облачностью и частично солнечной погодой, — заметил я.

      — Для этого времени года прогноз вполне приличный, — сказала Лори. — Пожалуй, можно рискнуть.

      — Ты у нас навигатор.

      На лице Лори появилось неуверенное выражение.

      — Вообще-то, это по большей части зависит от тебя, Мэтт. Мне доводилось бывать и в худших переделках, но для непривычного человека прогулка может оказаться не слишком приятной. Если мы выйдем в море сейчас, то ещё до рассвета подойдем к побережью Джерси и доберемся в Кейп-Мей во второй половине дня, однако при этом всю дорогу придется сражаться с волнами и ветром, не останавливаясь, поскольку безопасных бухт нам не попадется.

      Не так давно я уже слышал об этом от её светловолосой предшественницы.

      Я улыбнулся.

      — Ладно, можешь считать, ты свое дело сделала: я дрожу от страха. Теперь давай мыть посуду и в путь.

      Собственно говоря, в одиночку я вряд ли решился бы выйти в море и не из-за неблагоприятных ветра и волн, а из-за утреннего тумана, по утверждению НУМА, располагающегося местами. Судя по всему, мы угодили в самую сердцевину одного из таких мест. Задернутые занавеси не позволяли догадаться, сколь плотная стена окружает нас снаружи. Рассвет отчаянно пытался пробиться сквозь пелену, но без особого успеха. Лори, однако, это ничуть не смутило, она помогла мне раздвинуть шторы и заявила, что яхту поведет сама, поскольку лучше знает гавань, тогда как я могу направить свою энергию на отдачу швартовых. Когда я вернулся на борт, она аккуратно сдала судно назад, выводя нас за пределы эллинга, после чего мы нырнули в туман и без особых затруднений миновали все необходимые навигационные ориентиры.

      За пределами гавани — тут приходилось верить моей спутнице на слово, поскольку сам бы я об этом никогда не догадался — она уступила мне штурвал, указала на компасе, какого курса придерживаться, и взялась за программирование «лорана». После чего, наконец, включила автопилот.

      — Поглядывай на дисплей лорана, — напутствовала она меня. — Если увидишь, что мы отклоняемся в сторону, подправишь рукоять Ники. Я не против выпить ещё кофе, а ты?

      Я кивнул и переспросил:

      — Ники?

      Лори рассмеялась.

      — Некоторые именуют его Железным Майком или Электронным Эдди, но это автопилот НЭКО, и мы всегда называем его Ники. Ты очень скоро подружишься с ним. А пока включи прогреться радар, хорошо? Я сейчас вернусь.

      Оставшись без особых занятий, наедине со штурвалом, я стал прислушиваться к электронному гудению стоящего рядом радара, механическому грохоту дизеля под ногами и наблюдать за туманом, проплывающим по другую сторону окна. Ники удерживал яхту на курсе намного лучше меня. Берег скрылся где-то по правому борту. Море казалось достаточно спокойным, но я напомнил себе, что мы находимся с северной стороны Лонг-Айленда и защищены от юго-западного ветра, а после того, как мы обогнем Монтаук-Пойнт и выйдем в Атлантический океан, все изменится. Лори вновь появилась в рубке и вручила мне дымящуюся чашку. Затем переключила радар из положения готовности в рабочее и на мгновение замерла, вглядываясь в экран. Наконец, она подняла голову.

      — Пожалуй, тебе лучше сменить Ники, — заявила она. — Впереди полно рыбацких судов.

      — Сию минуту, — отозвался я.

      Я отставил пустую чашку, нырнул вниз, в каюту, вернулся с двенадцатизарядным напорным ружьем, которое прихватил на борт — модель «Ремингтон М870», если вас это интересует — и убедился, что патронник пуст, а трубчатый магазин наполнен патронами. С двойной нулевой дробью. На берегу я предпочитаю пользоваться четвертым номером, потому как считаю, что обеспечивающие более густую площадь рассеивания мелкие дробинки эффективнее при стрельбе по человеку на открытом пространстве, но когда требуется пробить корпус судна или хотя бы ветровое стекло, они не могут соперничать с тяжелой «нулевкой». Вставив ружье в один из зажимов, подготовленных специально на этот случай по левому борту, я вернулся за штурвал и выключил автопилот.

      — Готово. Я заступил на пост.

      Лори бросила на меня беспокойный взгляд.

      — Это… это и в самом деле необходимо? Я имею в виду оружие.

      — От всей души надеюсь, что нет, однако при наличии вокруг такого количества мелких суденышек приходится быть настороже. Вдруг одному из них вздумается подойти к нам поближе и швырнуть на борт какую-нибудь воспламеняющуюся или взрывающуюся штуковину? Присутствие ружья нам не повредит, чего нельзя сказать о его отсутствии. — Я огляделся. В тумане смутно проглядывали несколько катеров и один буй. — Как мне быть с этим буем?

      — Оставь его по левому борту, не слишком далеко и возьми десять градусов вправо. — Она посмотрела на меня. — Папа во время второй мировой войны служил во флоте и приучил меня на тамошний манер говорить о повороте направо и налево. Звучит не так впечатляюще, как право и лево руля, но я привыкла. Ты не возражаешь?

      — Принято.

      Туман слегка прояснился. Море вокруг кишело маленькими рыболовными суденышками, и я чувствовал себя, как рулевой фрегата «Нью-Джерси», возвращающегося в гавань, во время регаты. «Лорелея-3» выделялась своими размерами. Пробираясь сквозь эту комариную флотилию, я несколько раз был вынужден менять курс, дабы избежать столкновения с крошечными лодками, упрямо снующими тут и там, без оглядки на морские правила дорожного движения.

      После того, как мы обогнули Монтаук-Пойнт, так и оставшийся невидимым по правому борту, волны, как и следовало ожидать, усилились. Большинство рыболовов остались за кормой, хотя некоторые катера все ещё продолжали появляться и исчезать в тумане. Лори задала мне новый курс к юго-западу, направивший нас почти в точности против ветра. Я включил автопилот, дабы продемонстрировать, что тоже умею с ним обращаться. Преодолевающая волны яхта начала постепенно раскачиваться. На ветровом стекле появились брызги. Я задействовал «дворники».

      — Пока все идет хорошо, — сказала Лори. — Жаль, что мы не можем воспользоваться парусами, при таком ветре они бы немного уменьшили качку. Но теперь придется терпеть ещё около ста восьмидесяти миль. Скажем, двадцать шесть часов при скорости в семь узлов. Если волнение не усилится настолько, что нам придется сбавить скорость. Как самочувствие, шкипер?

      — Старого укротителя диких мустангов не страшат какие-то мелкие волны, мэм, — гордо ответствовал я. Она бросила на меня удивленный взгляд.

      — Это правда?

      — Насчет мустангов? — Я улыбнулся. — Нет, конечно. Как только кляча начинает проявлять норов, я подыскиваю место помягче и стараюсь распрощаться с ней, как можно быстрее.

      — Не слишком я тебе верю, но здесь, если передумаешь, возможности выйти и добираться пешком не представится.

      Ветер крепчал и качка усиливалась. Наиболее высокие волны то и дело переваливали через нос и прокатившись по палубе разбивались о рубку, как о береговую скалу. Туман, казалось, появлялся и исчезал, хотя, возможно, двигался не он, а мы. Но даже когда вокруг на какое-то время прояснялось, все оставалось серым и расплывчатым, различимым в пределах немногим более мили. Ники самостоятельно следил за рулем, лишь изредка получая от нас подсказки в соответствии с требованиями «лорана». Нам оставалось только следить, чтобы суда, иногда возникающие из тумана, не оказались на встречном курсе, да наблюдать за набегающими волнами.

      Когда Лори не пользовалась радаром, я поглядывал на него и в конце концов научился различать на экране приближающиеся суда ещё до их появления. Собственно говоря, меня больше интересовало происходящее за кормой, но несмотря на зачастую появляющиеся там точки, никто, похоже, не преследовал нас постоянно.

      Пообедали и поужинали мы приготовленными Лори сандвичами, потому как надежды на то, что любое другое блюдо, положенное в тарелку, в ней и останется, было мало. Хоть доставшийся мне вместе с яхтой комплект посуды и имел специальные резиновые прокладки, не позволяющие ему соскальзывать со стола. Наконец, темнота дня сменилась ещё более непроглядной темнотой ночи. Лори включила габаритные огни, красные и зеленые на носу, белые на корме и на мачте, обозначающие небольшое моторное судно.

      — Я пока не хочу спать, — сказала она. — Так что при желании можешь вздремнуть. Наверное… — Яхта отчаянно покачнулась на большой волне. Лори восстановила равновесие и продолжала: — Наверное, тебе лучше лечь в главной каюте. Пристроишься за столом и он не даст тебе упасть. А со своей большой койки ты полетишь на пол вместе с матрасом. Эта старушка не предназначена для путешествий в открытом море, поэтому отец не стал приспосабливать койки для сильной качки. Тем более, что бывает и хуже.

      Вцепившись в штурвал, чтобы удержаться на ногах во время очередной волны, я произнес:

      — Только не надо рассказывать мне о настоящих штормах. Мне и этого вполне достаточно… Лори?

      — Да?

      — Следи за радаром. Если что-нибудь приблизится к нам ближе, чем на полмили, сразу меня буди.

      — Слушаюсь, капитан. — Она неуверенно помолчала. — Мэтт?

      — Да?

      — Я должна перед тобой извиниться. Я думала, что к этому времени ты будешь рвать и стонать внизу, а мне придется вести яхту одной.

      Я рассмеялся.

      — Мои предки были викингами. Наша порода отличается слабыми мозгами и сильным желудком. Спокойной ночи. Лори. Тебя устроят двухчасовые вахты?

      Она кивнула.

      — Спокойной ночи, Мэтт.

      Я прихватил подушку, спальный мешок, немного боеприпасов и винтовку, так как мое главное ночное оружие — ружье — предназначено в основном для использования днем, и, последовав совету Лори, втиснулся на узкое сидение каюты, между бортом и большим столом. Сначала расслабиться не удавалось, потом тело наконец удостоверилось, что полет на пол ему не грозит, и меня сморил сон…

      — Мэтт! Мэтт, просыпайся, они быстро приближаются!

     

      Глава 8

     

      Когда я поднялся в рубку, та оказалась погруженной во тьму, нарушаемую лишь зеленоватым свечением маленького прямоугольника экрана «лорана». Я заметил, что наши габаритные огни тоже выключены. Лори проявила похвальную сообразительность и устроила полное затемнение. Разумеется, при нынешней электронике темнота уже не обеспечивает той скрытности, что в былые времена, но вовсе ни к чему облегчать врагу его задачу.

      «Лорелея-3» по-прежнему шла на автопилоте, а призрачная, за исключением блестящих белых шортов, фигура моей сообразительной помощницы склонилась над радаром.

      — Четверть румба по левому борту, расстояние три восьмых мили, быстро приближается, — сообщила она.

      К счастью, я был достаточно искушен в мореходстве и знал, что в отличие, скажем, от коровы, судно делится всего на две четверти, и обе располагаются на корме. Впереди идущий объект располагается на носу, по правому или левому борту.

      — Догадываешься, что это может быть? — спросил я.

      — Не очень. Размером с катер, для большого судна маловато. — Лицо её бледным пятном выделялось в темноте, но голос звучал достаточно твердо. — Какие будут приказания, капитан?

      — Стань за штурвал и выключи автопилот. Я буду на палубе, на корме. Немного сбавь скорость, чтобы уменьшить качку, тогда я смогу стрелять и возможно Даже куда-нибудь попаду. Двенадцать-тринадцать сотен оборотов будет в самый раз. Постарайся предоставить мне открытый сектор ведения огня. Стрелять вперед не хотелось бы — я рискую повредить наш такелаж. Поэтому попытайся развернуться к ним кормой. Это одновременно помешает им причалить к борту. При необходимости можешь прибавить ходу, но не забывай, я попытаюсь стрелять, а потому чем меньше качки, тем лучше.

      — Ясно. Удачи, Мэтт.

      Мне всегда с трудом даются последние воодушевляющие фразы перед сражением. Поэтому я ограничился коротким:

      — Ладно, я пошел.

      В руке я уже держал винтовку. Осталось прихватить с собой ружье. Когда я выходил на боковую палубу, яхта зарылась носом в волну, которая тут же окатила меня водой. Вцепившись правой рукой в деревянное ограждение и стараясь по возможности не дать намокнуть удерживаемому слева оружию, я пробрался на корму и присел позади рубки, дабы лишний раз не выставлять себя напоказ.

      Сначала ружье, решил я. Они включат прожектор и мне первым делом предстоит вывести его из строя, а я не принадлежу к числу людей, способных попасть в восьми — или десятидюймовую мишень, расположенную на раскачивающейся лодке, стоя на другой раскачивающейся лодке.

      В свое время я предусмотрительно подготовил несколько зажимов на задней стенке рубки и теперь воспользовался одним из них, чтобы закрепить винтовку. Последняя была изготовлена фирмой «Браунинг», гражданской сестрой знаменитого старого военного предприятия, и именовалась БАВ, то есть автоматическая винтовка «браунинг». Обычно я предпочитаю винтовки с цилиндрическим затвором, среди длинноствольного оружия они отличаются наибольшей точностью и надежностью. Однако принимая во внимание возможные условия проведения предстоящей операции, я пришел к выводу, что при попытке быстро перезарядить такой затвор на раскачивающейся палубе тридцативосьмифутовой яхты, скорее всего сразу окажусь за бортом. К тому же вряд ли в подобных обстоятельствах представится возможность воспользоваться её точным боем.

      «Браунинг» я выбрал прежде всего потому, что в отличие от многих аналогичных винтовок, он способен стрелять действительно мощными пулями, из которых я в свою очередь, обзавелся самыми крупными — «винчестер-магнум» триста тридцать восьмого калибра. Двухсотпятидесятиграновая пуля такого патрона гарантированно пробивает навылет атакующего африканского буйвола, от головы до хвоста, а, стало быть, должна преодолеть изготовленную из стекловолокна внешнюю обшивку среднего катера или яхты, и даже слегка поработать над его или её внутренним содержимым. Прицел представлял собой усовершенствованный нами новый серийный лазер, отбрасывающий маленькую, четко очерченную красную точку на расстояние свыше пятидесяти ярдов. У нас имеется и более дальний прицел, которым я при желании мог бы воспользоваться, однако это экспериментальная модель, громоздкая и хрупкая и к тому же не переносящая воздействия влаги. Тогда как мое приспособление было достаточно компактно, собственно говоря, даже меньше обычного телескопического прицела, и по заверениям его создателей, обладало стойкостью к ударам и водонепроницаемостью…

      Приближающееся к нам судно возникло из темноты со скоростью много выше тридцати узлов. Я заметил отблеск расходящейся от носа волны, когда между нами оставалось около сотни ярдов. Сразу после этого возник и темный силуэт. Габаритные огни отсутствовали, однако внезапно в лицо мне почти физически ударил тот самый луч прожектора, которого я ожидал. Поднявшись на ноги, я прислонился бедром к стене рубки, навел ружье и один за другим послал в ослепительную мишень два заряда дроби. После мгновенной вспышки вновь наступила темнота. Катер продолжал надвигаться на нас, намереваясь зайти с левого борта. Я прицелился. пониже и израсходовал остаток магазина, осыпая переднюю палубу и ветровое стекло дождем маленьких свинцовых дробинок. На кокпите приближающегося судна вспыхнула пара назойливых светлячков, и палуба, содрогнувшаяся у меня под ногами от пули, ударившей в корпус где-то неподалеку, окончательно разрешила все мои возможные сомнения: стрелял я отнюдь не по невинному катеру, случайно оказавшемуся в опасной близости.

      Ладно, мысленно подвел я итог, двое с автоматическим оружием и один за штурвалом. Мне же предлагалось не только воспрепятствовать им покончить с нами и отправить яхту на дно, но и заполучить, по крайней мере, один живой образец и презентовать его миссис Белл для научного анализа. Ха!

      Тут одна из очередей прекратилась, и я уловил призрачный силуэт мужчины в белой рубашке, поднявшегося над тамошним кокпитом и совершенно не двузначно взмахнувшего рукой. Однако поделать мы уже ничего не могли. Катер миновал яхту в тот самый момент, когда Лори развернула нас к ним кормой, резко заложив руль направо. Достаточно быстро переключить тяжелый двигатель яхты на другой обходной маневр она не могла, а потому я не стал тратить время на полезные указания, однако пережил несколько невероятно длинных секунд, прежде чем вода в четверти румба по левому борту, закипев, окрасилась в белый цвет. Признаюсь, что я отнюдь не был готов поймать падающую с ночного неба гранату и на манер Джона Уэйна швырнуть её назад врагу.

      Катер растворился в темноте. Я двинулся вперед и остановился в дверях рубки, перезаряжая ружье. При этом успел подумать, что, выпав за борт, пойду на дно не хуже, чем камень, поскольку правый карман моих штанов был полон винтовочных патронов, а левый — зарядов для ружья.

      — Ты цела? — спросил я у Лори.

      Мгновение она непонимающе смотрела на меня. Оно и неудивительно для девушки, которой, как и большинству нынешней молодежи, скорее всего внушили, что живем мы в мире, по большей части, распростившемся с насилием. Несмотря на то, что все очевидные признаки указывают на обратное.

      Лори облизала губы.

      — Я-то цела! — наконец проговорила она. — Но ведь они в нас стреляли! И что это за сумасшедший взрыв за кормой? И когда я наконец смогу сменить штаны?

      — Молодчина, — сказал я.

      Она глубоко вздохнула и глаза у неё постепенно обрели нормальное выражение. В упор посмотрела на меня и спокойно спросила:

      — Почему ты заодно не вывел из строя и их радар? Он стоял рядом с прожектором на возвышении кокпита. Я улыбнулся.

      — Некоторые люди всегда недовольны. Я считал, меня и с прожектором можно поздравить. Кстати, откуда ты знаешь, что я не попал в радар?

      — Он по-прежнему работает — видишь узоры, которые вспыхивают на нашем экране? — Она склонилась к радару. — Они удалились примерно на полмили… Разворачиваются… Теперь направляются назад. Что прикажете исполнить на бис, капитан?

      Мне захотелось её расцеловать. Слишком уж часто приходится иметь дело с людьми, которые, попав в переделку, только и умеют заламывать руки и причитать на манер невинных барышень с телеэкрана. Однако мы были ещё слишком мало знакомы, чтобы позволить себе даже чисто дружеский поцелуй, да и момент представлялся не самым подходящим.

      — Ты превосходно справилась с задачей, — сказал я. — Продолжай и дальше крутить штурвал, а я подумаю, чем бы их ещё обескуражить.

      — Может, ослепить их нашим прожектором?

      — Нет, слишком яркий свет мешает моему лазерному прицелу, это одна из причин, по которой я прежде всего управился с их фонарем. — Я замолчал, и мы оба услышали быстро приближающийся шум двигателя. — По местам, — сказал я и вышел из рубки.

      К тому времени, как я вновь занял свою позицию, поблескивающая носовая волна уже появилась в туманной ночи, и Лори изо всех сил старалась развернуть нас к ней кормой. Я поменял ремингтон на браунинг и включил электронный прицел, удерживая его направленным в небо, дабы они как можно дольше оставались в неведении относительно моего маленького сюрприза. Затем разглядел темный силуэт корпуса и, когда он оказался в пределах действия лазера, навел на него маленькую красную точку. Меня так и подмывало пальнуть в ветровое стекло 'правого борта, за которым предположительно Должна была находиться голова рулевого, однако палуба, раскачивающаяся у меня под ногами, внушала сильные сомнения в точности выстрела. Поэтому я удовлетворился точкой на корпусе катера, по возможности, верно рассчитав угол поражения. Выждал мгновение относительного спокойствия и мягко нажал на спуск. Винтовка выдала длинный язык пламени и разорвала ночь оглушительным грохотом, на миг перекрывшим все остальные шумы. Отдача чуть было не выбросила меня за борт. Дьявольское оружие.

      Быстро приближающийся катер круто развернулся, Уходя в сторону. Теперь я успел достаточно хорошо его разглядеть — большая скоростная модель из числа тех, что напоминают сорокафутовые торпеды. Перестарались ребята. Чтобы настичь моторную яхту, идущую со скоростью восемь узлов, вовсе не обязательно задействовать такую махину, но, по-видимому, все проходимцы испытывают нечто вроде бескорыстной любви к скоростным судам. По роду своей деятельности мне и раньше приходилось сталкиваться с проявлениями подобной симпатии. В данном случае передняя половина изящного корпуса отводилась для людей. Заднюю полностью занимала силовая установка. Во время разворота на кокпите вновь возник уже знакомый мне тип в белой рубашке и предпринял вторую попытку. Но на этот раз я сразу оценил замах как слишком сильный, сосредоточился на наведении лазерной точки на корму удаляющегося катера и всадил три тяжелых винтовочных пули туда, где предположительно должно было находиться огромное механическое сердце. Точнее, два огромных механических сердца, поскольку посудина была оснащена двумя двигателями.

      Это разбудило доселе молчавший автомат на кокпите. Взорвавшаяся граната вспенила воду далеко за кормой, не представляя ни малейшей опасности, в отличие от пули, ударившейся об алюминиевую бизань над моей головой и отлетевшей в темноту. Итак, мысленно прикинул я, один человек ведет огонь, второй управляет, а третий убит или тяжело ранен, если мой первый, тщательно рассчитанный выстрел пробил корпус достаточно далеко, чтобы добраться до него. Впредь придется быть поосторожнее, поскольку требуется оставить в живых хотя бы одного, дабы осчастливить миссис Белл. Когда катер окончательно развернулся кормой, я с удовлетворением отметил, что винт правого борта остановился — вода пенилась только с одной стороны. И они вновь исчезли в непроглядной ночи.

      Я перезарядил магазин самозаряжающегося механизма браунинга, который некоторые предпочитают именовать полуавтоматическим — термин, на мой взгляд, излишне затасканный. Таких больших патронов в винтовку помещается только четыре, включая один в патроннике. Дослал новый заряд, вновь открыл магазин, добавил из кармана недостающий патрон и вернул магазин на место, изготовившись таким образом к новому морскому сражению. Лори продолжала удерживать яхту развернутой кормой в ту сторону, где в последний раз появлялся вражеский катер. Мне припомнилось, что флотилия адмирала Нельсона в свое время воспользовалась той же тактикой, только основная огневая мощь у них была сосредоточена на борту и потому врага они старались удерживать на траверзе, а не за кормой.

      — Мэтт, — донесся до меня голос Лори. — Мэтт, у тебя все в порядке?

      Я кивнул в надежде, что голова немного прояснится — в ушах отчаянно звенело от автоматных очередей и взрывов гранат.

      — Иду, — отозвался я, осторожно пробрался вперед и спустился в рубку. — Разворачивайся на сто восемьдесят градусов, — обратился я к Лори. — Малый вперед.

      Она оглянулась и уставилась на меня.

      — Ты что, спятил?

      — Не заговаривай мне зубы. Мое здравомыслие мы обсудим потом.

      — Собираешься их догнать?

      Я пожал плечами.

      — Именно для этого мы сюда и приплыли. Можешь отыскать их на своей волшебной машине? Лори вздохнула.

      — Мало того, что в мачехи мне досталась шлюха, так меня ещё и осчастливили полоумным капитаном! — Она посмотрела на радар. — Вот они. Похоже, остановились.

      — Я всадил им в двигатель немного свинца. Они, вероятно, пытаются его починить.

      Лори вернулась за штурвал и принялась вращать его против часовой стрелки. Гидравлическое управление требует очень малого усилия, но приходится изрядно поработать штурвалом.

      — Из какого же орудия ты их подстрелил? — поинтересовалась она.

      Я продемонстрировал ей винтовку.

      — Всего лишь скромная труженица триста тридцать восьмого калибра.

      — Для охоты на слонов, да?

      — Пожалуй, она сгодится и для слонов, но африканские ребята предпочитают более солидное оружие. — Я потер плечо. — Судя по отдаче, она должна сражать слона наповал.

      — Мэтт, смотри!

      — Проклятие! — отозвался я.

      Лори совершила требуемый поворот на сто восемьдесят градусов и прямо напротив бушприта в тумане возник мерцающий свет. А у меня и в мыслях не было спалить этот дурацкий катер. Таинственная миссис Белл мечтала заполучить в свое распоряжение теплое, а не поджаренное тело…

      — Попробуй определить азимут и расстояние, — попросил я, принимая штурвал, тогда как Лори склонилась над радаром. — У них в баках, по меньшей мере, пара сотен галлонов горючего, оно рванет как…

      Взрыв озарил ночь впереди, сначала небольшая вспышка и грохот, затем — огромное зарево, осветившее ночной туман и сопровождаемое оглушительной звуковой волной. Я заметил, что Лори облизала губы и судорожно сглотнула. Потом вновь посмотрела на радар.

      — Ты идешь прямо по курсу, — сообщила она. — Так держать. Четверть мили. Сбавь, пожалуй, немного скорость. — Она выпрямилась и глубоко вздохнула. — Все исчезло. В течение нескольких секунд после взрыва что-то ещё оставалось на месте, но теперь ничто не отражает сигнал.

      Думаю, нам обоим представился при этом исковерканный взрывом корпус катера, медленно погружающийся в воду, дабы отправиться в долгое путешествие ко дну Атлантического океана.

      — Стань-ка за штурвал, — попросил я. — Я возьму багор и заберусь на бушприт. Может, удастся что-нибудь выловить.

      Даже на, малом ходу путешествие на бушприте оставляло незабываемые впечатления. Одной рукой я вцепился в головную опору, другой — взял на изготовку багор, немного напоминая себе при этом Грегори Пека, вознамерившегося всадить гарпун в большого белого кита по имени Моби Дик. В воде начали попадаться остатки катера. Я просигналил Лори выключить двигатель и попытать счастья с прожектором. Яхта продолжала по инерции продвигаться вперед, тогда как прожектор высвечивал все новые обломки. Каюта катера была оббита шикарным золотистым материалом, напоминающим бархат. Я разглядел его на двух плавающих подушках сидений, обгоревших и промокших.

      Затем в глаза мне бросился характерный оранжевый цвет спасательного жилета. Я показал рукой, и Лори направила нас в соответствующую сторону, на мгновение включив мотор, чтобы добраться до плавающего человека, из-под спасательного жилета которого проглядывала белая рубашка, и остановила яхту по моему сигналу. Стараясь удержаться на своей ненадежной опоре, я потянулся и в конце концов изловчился зацепить крюком длинного судового багра за перевязь спасательного жилета, однако приподняв объект из воды — вернее, сделала это яхта, бушприт которой задрался на высокой волне — убедился, что данный экземпляр мне больше не пригодится. Голова его безвольно болталась из стороны в сторону: по-видимому, падая с кокпита, он сломал шею. Отблеск сияющего позади меня прожектора позволял разглядеть его лицо, и я узнал его. Совсем недавно я видел фотографию и знакомился с досье этого человека: Джером Блам, РАЗРУШ-008, специалист по взрывчатке.

      — Слева по борту — ещё один, удерживается за сиденье или что-то в этом роде! — Лори выглянула из рубки, чтобы окликнуть меня. — Что с этим?

      — Мертв, — прокричал я. Затем освободил багор и оставил РАЗРУШ-008 на волю волн. Организация мистера Казелиуса-младшего понесла ощутимые потери, и я понадеялся, что это его в достаточной степени разозлит. — Нет смысла поднимать его на борт. Займемся его дружком.

      — Будь осторожен, Мэтт. Вынужденная купель вряд ли наставила их на путь истинный.

      Однако вцепившийся в золотистое сидение кокпита мужчина не представлял особой опасности. У него действовала только одна рука, не говоря уже о многочисленных травмах и ожогах.

      — Переходи к наружному трапу на корме, — произнесла Лори у меня за спиной. — Я сдам назад так, чтобы ты смог дотянуться до него.

      — Поосторожней с винтом, нам вовсе ни к чему превращать его ноги в фарш.

      Лори улыбнулась, блеснув белыми зубами на маленьком загорелом лице.

      — Следи за своими пушками. С яхтой я уж как-нибудь сама управлюсь.

      — Эй, вернитесь, не оставляйте меня здесь! — донесся до нас слабый, умоляющий голос.

      Реплика принадлежала мужчине в воде — нас медленно относило от него. Лори вернулась за штурвал, навела на него прожектор и начала разворачивать яхту, удерживая его в кругу света. Волны превращали предстоящее мне задание в мокрое дело в прямом смысле этого слова: пока я сбрасывал за борт кормовой трап и утверждался на нем, меня регулярно окатывало водой, разбивающейся о ровную поверхность транца, но внезапно я увидел мужчину совсем рядом, на расстоянии не больше пятнадцати ярдов.

      Лори перешла к наружному штурвалу, прихватив с собой самый большой из имеющихся на борту фонарей, поскольку прожектор управлялся только из рубки, да и развернуть его за корму было невозможно. Она умело подвела яхту к плавающему человеку. Я вынырнул из очередной окатившей меня волны, протянул руку, ухватил воротник его вязаной спортивной рубашки и потянул за него. Материал производил впечатление достаточно прочного.

      — Есть! — прокричал я.

      На палубе загорелись огни, после чего у кормового ограждения появилась Лори, глядя на нас сверху вниз.

      — Он не сможет подняться по этому трапу, — крикнула она, — а затащить его на борт мы не осилим. Придержи его, пока я перекину петлю. — Ее лицо исчезло.

      — Черт бы побрал этого Стаффа! Чистюля проклятый, ещё рулевым себя называет! — Голос принадлежал моему подопечному. Из-за плеска волн мне пришлось наклониться, чтобы расслышать его. — Чертов Стафф наделал в штаны, когда вырубился прожектор, побоялся подойти поближе… Проклятый щиток взорвался ему в лицо. Так ему сосунку и надо… не дал этому типу, которого мы наняли, добросить куда надо свою игрушку…

      — Держи, Мэтт. — Лори вновь появилась над кормовым поручнем, сжимая в руках что-то желтое, немного напоминающее лошадиную уздечку — спасательное? приспособление, доставшееся мне вместе с яхтой. — Набрось на него, а я подниму его лебедкой бизани. Только немного поддерживай его… Скажешь, когда будешь готов.

      Я управился с делом за пару минут.

      — Готово!

      Я и представить себе не мог, что спасение жизни — такое трудное занятие. Теперь я убедился, что Лори была права, когда говорила, что нам не удастся затащить его на борт вручную. Она изо всех сил крутила рукоять мощной лебедки, а я в силу своих возможностей старался помочь ей снизу, не давая нашему неуклюжему грузу зацепиться по мере того, как он поднимался из воды, и пытаясь подталкивать его вверх. Причем постоянно с беспокойством сознавал, что этот парень, как правильно заметила Лори, не относится к числу наших друзей. Он со своим чистюлей рулевым и нанятым подрывником сделали все возможное, чтобы отправить нас в мир иной, а поскольку обыскать его я не мог, то не исключалась вероятность, что оказавшись на борту, он попытается довести дело до конца.

      Проведение спасательных работ с кормы «Лорелеи-3» осложнялось тем, что высокая задняя палуба увеличивала подъем, а в кормовом ограждении не имелось проема. Нам предстояло поднять ношу на четыре или пять футов над водой до уровня палубы, плюс тридцать дюймов, чтобы перевалить через поручень. Когда мужчина приблизился к верхней точке, я вскарабкался на борт. Лори трудилась в поте лица, я подналег и перевалил его через ограждение, после чего он неожиданно оказался висящим на конце троса над тиковой палубой.

      — Готово, опускай его! — крикнул я. Тело мужчины двинулось вниз. Я подхватил его и аккуратно положил на залитую светом кормовую палубу, после чего воспользовался представившейся возможностью пробежаться по нему руками. Оружия не обнаружилось, но что-то заставило меня вновь склониться над ним. Появившаяся Лори посмотрела на нас сверху вниз, уворачиваясь от долетающих брызг.

      — Пожалуй, я пойду присмотрю за курсом, пока нас не отнесло Бог знает куда, — сказала она. — В чем дело?

      Я раздраженно произнес:

      — Проклятие, этот сукин сын умер.

      — Но этого не может быть! Я слышала, как он… Попробуем искусственное дыхание?

      — Он слишком мало пробыл в воде, чтобы нуждаться в оживлении. Дело не в этом, похоже, что при взрыве в пах ему воткнулся кусок обшивки. Пока мы его поднимали, он просто умер от потери крови.

      Мгновение мы молчали. Вокруг завывал ветер, волны с завидной регулярностью разбивались о борт. Возможно, Лори отдавала дань уважения покойнику, я же был погружен в эгоистические размышления о потраченных впустую усилиях. В результате я тяжело вздохнул.

      — Двигаемся дальше. Думаю, тебе стоит вернуться в рубку, там будет посуше. Прежде чем выбросить его за борт, я хочу проверить, нет ли у него каких-нибудь документов.

      — Мэтт, а может?.. — Лори оборвалась на полуслове. Она явно намеревалась сказать, что стоило бы отвезти тело на берег, дабы предать земле. Я ничего не ответил, предоставляя ей самой осознать все вытекающие из этого осложнения. После короткой паузы она поспешно произнесла: — Забудь об этом. Но пока ты не закончишь, я лучше постою за этим штурвалом. Не то тебя смоет за борт, а я об этом и не узнаю.

      Присев рядом с покойником, я почувствовал, как «Лорелея-3» набирает ход, возвращаясь на прежний курс и продолжая двигаться на юго-запад, но с несколько меньшей скоростью. В свете закрепленного на бизани фонаря я разглядел смуглое лицо с орлиным носом. Ни в одном из изученных мною в кабинете Мака досье оно не фигурировало. Водительские права были выданы Джозефу Абдулю Арраму из Нью-Йорк-Сити, родившемуся тридцать четыре года назад, рост пять футов восемь дюймов, вес — семьдесят пять фунтов. Перебрасывая его через поручень, я пришел к выводу, что вес явно занижен. После чего он вернулся в море, а мне пришлось ещё раз спуститься по кормовому трапу, чтобы сложить его нижнюю часть. Лори помогла мне перебраться через поручень.

      — Все под контролем, капитан, — прокричала она. — Если ты закончил, можем идти сохнуть.

      Подгоняемая винтом «Лорелея-З» медленно двигалась навстречу ветру. Даже на столь малой скорости волны усердно окатывали палубу, так что следы крови мистера Аррама вскоре исчезли. По пути в рубку нас ещё раз искупала взорвавшаяся впереди волна. Я прикрыл за собой скользящую дверь. Лори подошла к штурвалу, проверила компас, радар и лоран, включила автопилот, погасила слепящий свет на палубе и вновь зажгла габаритные огни. После наружного шума рубка казалась необычайно тихой и уютной. Я протянул руку и включил одну из верхних ламп. Лори вернулась к штурвалу, обеими руками приглаживая мокрые волосы, хотя приглаживать особо было нечего. Промокшие майка и шорты прилипли к её маленькому телу, а на ковре под босыми ногами начала образовываться маленькая лужа. Внезапно она обхватила себя руками и неудержимо задрожала.

      — Х-холодно, — проговорила она. — Н-надо было н-надеть плащ. Как-то н-не подумала об этом, здесь было так тепло и сухо… О, Господи! Н-не смотри на меня. Какая-то дурацкая реакция…

      Она отвернулась и обхватила штурвал. Плечи её вздрагивали. Я немного поколебался, но пришел к выводу, что проявлял сдержанность достаточно долго. Приблизившись, я развернул её, и она отчаянно вцепилась в меня, обхватив руками за шею.

      — П-перепугалась, Господи, как я п-перепугалась… — прошептала она.

      — А кто не перепугался? Добро пожаловать в клуб трусов, мисс Фанчер.

      — Ты не выглядишь особо напуганным! — рассерженно отозвалась она.

      — Просто научился достаточно убедительно изображать из себя бесстрашного героя, — заверил я.

      — Хватит меня обманывать!

      — Но ведь и ты обманула меня. Я уже испугался, что придется путешествовать в компании железной суперженщины. Приятно узнать, что мы оба совершенно нормальны.

      Лори хихикнула и бросила на меня быстрый взгляд, слегка приоткрыв влажные губы. Приглашение было очевидным и не терпящим отказа, да у меня и не было ни малейшего желания отказываться от него. Поцелуй получился вполне удачный. Я с удовлетворением отметил, что она знает, куда девать нос, и далеко не так молода и неопытна, как могло показаться на первый взгляд.

      После весьма приятной паузы она несколько запыхавшись произнесла:

      — Долго же ты собирался!

      — Но ведь ты не желала проявлять неразборчивость.

      Она рассмеялась.

      — Н-не всем словам д-девушки можно верить. — Она помолчала и добавила: — Радар ничего не показывает и движемся мы не особенно быстро, так что какое-то время яхта обойдется без нас. Д-давай избавимся от этой мокрой одежды и нырнем в т-теплую постель.

      В её поведении появилась некоторая скованность.

      Девушка явно не привыкла предлагать себя незнакомым мужчинам и испытывала некоторую неуверенность в допустимости своего поведения, а также, несмотря на поцелуй, в том, что она мне желанна, однако после столкновения со смертью у человека всегда возникает потребность утвердить жизнь, причем самым непосредственным способом. Однако симпатия и уважение, испытываемые мной к этой девушке, не позволяли мне использовать в свою пользу эту незнакомую для неё ситуацию.

      — Исключительно для справки хочу напомнить, что ты имеешь дело с довольно старым, а к тому же ещё и безжалостным человеком.

      Лори вновь рассмеялась, на этот раз с облегчением, осознав, что правильно оценила мои желания и не сказала ничего предосудительного.

      — Обожаю безжалостных старичков. Пойдем, Мэтт, я вся продрогла. Если ты не управишься со своей совестью в ближайшее время, я рискую подхватить воспаление легких. Тем более, что совести все равно не победить.

      И правда. Совесть у меня не слишком сильна.

     

      Глава 9

     

      Туманные огни побережья Нью-Джерси предстали нашему взгляду незадолго до рассвета. Инстинктивно я сверился с показаниями глубиномера — когда впереди появляется намек на землю, так и тянет удостовериться, что она не подкрадывается к тебе и снизу. Однако от берега нас отделяло ещё много миль, и прибор, лишний раз свидетельствуя о своем происхождении, показал глубину в какие-то пятьдесят европейских метров, что согласовывалось с показаниями карты на координатах, определенных для нас лораном, — около двадцати пяти морских саженей, которые я по привычке перевел примерно в сто пятьдесят добрых старых американских футов. Уровень стандартизации морских измерительных приборов оставляет желать много лучшего. Как бы там ни было, с нашей двухметровой, односаженной или шестифутовой осадкой опасность сесть на мель в ближайшее время нам не угрожала.

      Я наклонился в сторону каюты и прокричал:

      — Земля!

      Лори поднялась ко мне, вытирая руки о тряпку. На ней были поношенные голубые джинсы, запечатлевшие на себе долгую историю окраски и починки многочисленных судов. В отличие от предыдущих нарядов эти штаны сидели на ней вполне нормально, но она компенсировала это белой рубашкой, которую унаследовала не иначе как от Кинг-Конга, также не лишенной причитающейся ей доли невыводимых корабельных пятен. Лори окинула взглядом растянувшуюся впереди справа туманную цепочку огней. Становиться ярче они не спешили, поскольку следуя юго-западным курсом, мы лишь постепенно приближались к земле. Она сверилась с лораном, картой и кивнула.

      — Мы немного отстаем от исходного графика, но должны добраться в Кейп-Мей задолго до темноты.

      При других обстоятельствах я не удержался бы от пошловатой шутки относительно интенсивных сексуальных упражнений, которые и стали причиной нашей задержки, но этим утром передо мной стояла чрезвычайно серьезная маленькая девушка, и интуиция подсказывала, что она не выносит замечаний на подобную тему.

      — Как продвигается ремонт? — поинтересовался я. Совесть не позволила ей слишком долго пребывать в моих объятиях после того, как все было кончено — долг призывал подняться на мостик и убедиться, что нам не грозит никакое столкновение. После того, как мы вновь оделись, на этот раз в сухую одежду, последовал тщательный осмотр яхты, предваряющий возвращение на крейсерскую скорость. В корпусе обнаружились четыре пулевые отверстия плюс незначительная вмятина на бизани — результат довольно удачный, учитывая количество выпущенных в нас пуль. Баки, силовая установка и приборы не пострадали. Лори взяла на себя функции ответственного за устранение повреждений, тогда как я на время стал рулевым и навигатором. Теперь она докладывала:

      — Я заделала все внутренние дыры, которые удалось найти. Как только немного рассветет, разведу клей, чтобы залатать их снаружи. Не думаю, чтобы понадобилось надувать и спускать лодку, я управлюсь, перегнувшись за борт, если ты подержишь меня за ноги.

      — С превеликим удовольствием, мэм, — отозвался я. — В любое время дня и ночи.

      И понял, что выразился не слишком удачно. Помолчав, Лори, не глядя на меня, произнесла:

      — Мэтт.

      — Да, Лори?

      — Это была не я.

      — Где была не ты?

      Она повернулась ко мне лицом и облизала губы.

      — Та девушка, прошлой ночью. Это была не я. Звучит не слишком вразумительно, но ты понимаешь, что я имею в виду. Та хладнокровная шлюха, которая спокойно помогла убить трех человек, была не я. И та сумасшедшая нимфоманка, которая извивалась на койке рядом с тобой, тоже была не я. — Она глубоко, судорожно вздохнула. — Я… я не знаю, откуда взялось это ужасное существо, Мэтт. Раньше со мной никогда такого не было, никогда! Не знаю, что на меня нашло. Я не такая, совсем не такая!

      Мгновение она смотрела на меня невидящими глазами, потом повернулась, и, сбежав по ступенькам, скрылась из виду. Чуть погодя, я услышал, как она налетела на что-то, вряд ли рассчитанное на удары такой силы.

      Как я уже говорил, нынешнее поколение воспитали в уверенности, что они не способны на насилие и живут в мире, где такового не существует. И вот, вырастая, они с ужасом осознают, что окружающий мир — далеко не столь мирное местечко, как им об этом говорили, но ещё больше ужасает их — во всяком случае тех из них, кто не лишен способности к выживанию — то, что и сами они тоже далеко не столь мирные люди, как их пытались убедить. Древние гены самосохранения знают свое дело, адреналин исправно вырабатывается в соответствующих обстоятельствах, равно как и некоторые другие вещества, приводящие к вполне предсказуемым последствиям. Но в результате получается далеко не та спокойная, беззаботная и цивилизованная жизнь, которую им обещали в прекрасном ненасильственном мире мечты, и они буквально теряют почву под ногами…

      Рассвет стер прибрежные огни, но в течение двух часов не предоставлял взамен различимой береговой линии, после чего на западном горизонте начали появляться маленькие серые полоски. Лори приготовила какую-то смесь, которую подкрасила так, чтобы та не выделялась на фоне беловатого корпуса яхты. Мы сбавили скорость, и она перегнулась через борт, ликвидируя отверстия от пуль, тогда как я придерживал её за ноги, не давая свалиться в воду.

      — Я затру пятна, когда они затвердеют, — сказала она после того, как я помог ей подняться на палубу. И добавила: — А теперь, пожалуй, пора браться за завтрак, не то капитан поставит меня перед военным трибуналом.

      Она пыталась держаться непринужденно, однако наши отношения безвозвратно изменились. После завтрака она встала у руля — вернее, взялась приглядывать за Ники, который следил за рулем — тогда как я вымыл посуду, навел порядок на камбузе и отправился бриться на корму.

      — Поднимись-ка сюда, — окликнула меня Лори, когда я почти управился со своим лицом. — У нас гости.

      Я вытер лицо, прихватил рубашку, и, натягивая её, шагнул в рубку.

      — Где?

      — В четверти румба по правому борту. — Она показала рукой. — Это кокаиновая полиция. Так что припрячь свою артиллерию, если не испытываешь желания отвечать на кучу глупых вопросов. — Она с беспокойством покачала головой. — Жаль, что я не успела затереть эти пятна, но, возможно, они ничего не заметят, если причалят с правого борта.

      Я отнес вниз ружье и винтовку, упаковал их в чехлы и упрятал в рундук, где в случае обнаружения они должны были показаться невинно оставленными, а не преступно укрытыми. Во всяком случае, я на это надеялся. Вернувшись в рубку, без особой радости окинул взглядом приближающийся к нам катер Береговой Охраны. Помнится, во времена моего детства я ни на минуту не сомневался, что местный шериф и его помощники — наши друзья, и мы всегда рады видеть их, потому что они отличные ребята и призваны нас защищать и нам помогать. В наши времена службы охраны порядка, по-видимому, больше всего интересует вынюхивание так называемых запрещенных веществ. Нюхачи эти всегда уверены в собственной непогрешимости, однако далеко не всегда ведут себя лучшим образом, а уж защита и помощь пребывают в самой последней строке списка их приоритетов.

      И, разумеется, наиболее очевидно проявляется это в случае Береговой Охраны, некогда отличной спасательной службы, любимой всеми пребывающими в море. Ныне же все, что мне доводилось читать и слышать, свидетельствует, что она превратилась в наглое, интересующееся исключительно наркотиками, морское гестапо, обладающее полномочиями, о которых сухопутная полиция может только мечтать. Да и те она не колеблясь превышает. Оставалось надеяться, что случая проверить достоверность упомянутых отзывов на собственной шкуре мне не представится. Подобные приключения не в моем вкусе.

      Судно их напоминало довольно неуклюжий рыболовный катер средних размеров, но было украшено неизменной наклонной полосой. Приказав гудком лечь в дрейф, они направили к нам абордажную команду в надувной лодке с подвесным мотором… Более подробно рассказать об их визите я не в состоянии, поскольку перевел свой ум в пассивное состояние… Беда людей моей профессии в том, что нам слишком часто приходится иметь дело со всевозможными мелкими диктаторами в форме и с оружием, и мы научились изображать долженствующее смирение. Но это враги, которых встречаешь по долгу службы. Нелегко выдерживать ту же кротость и почтительность с людьми, которые бряцают оружием на борту твоей яхты, переворачивают её вверх дном в поисках каких-то дурацких порошков, и при этом претендуют оставаться твоими друзьями…

      — Они ушли, — наконец сообщила Лори. — Держи. Отведай отличный мартини.

      Я сделал глубокий вдох и увидел её стоящей неподалеку. Взглядом я провожал быстро удаляющийся полосатый белый катер, прикидывая, на каком расстоянии достал бы его, скажем, из небольшого трехдюймового оружия… Конечно, ещё лучше было бы воспользоваться самонаводящейся ракетой, бабах… Проклятие, может человек немного помечтать?

      — Спасибо, — сказал я Лори, принимая предложенный стакан.

      — Рановато для выпивки, но, похоже, тебе она не помешает. — Она помолчала. После чего со странной интонацией добавила: — Отлично сработано, капитан. Ты не убил ни одного из них.

      — В каютах что-нибудь уцелело? — собственный голос показался мне чужим и далеким.

      — Не переживай, я все приберу. — И после небольшой паузы подчеркнуто сухо поинтересовалась: — Ведь ты подумывал именно об этом, правда? По лицу видно.

      — О чем именно?

      — О том, как их перебить.

      — Ничего подобного, — возразил я. — Перебить их не составило бы ни малейшего труда, стоявший рядом молокосос буквально сам предлагал мне свое оружие, и оно было заряжено. Улучив Подходящий момент, я мог за несколько секунд перестрелять их всех, одного за другим. Сомнения вызывал их катер. Протаранить его следовало в точности позади каюты, чтобы подмять под себя кокпит и затопить его. При столкновении мы, скорее всего, лишились бы ватерштага, а возможно и всего бушприта, но внутренний фокаштаг должен был защитить такелаж. Весь вопрос в том, успею ли я разогнать яхту, прежде чем они проснутся и запустят винты… В чем дело?

      Лори облизала губы.

      — Мэтт, ты говоришь о Береговой Охране Соединенных Штатов!

      — Милая, я профессионал. Для меня не имеет значения, какие наряды нацепили на себя шуты, дорвавшиеся до оружия, или на какое правительство они якобы работают. Для меня они всего лишь препятствие, которое требуется устранить. А если бы не желали быть таковым, то оставили бы пушки дома.

      Лори облизала губы.

      — Как ты можешь жить с такими взглядами!

      — Иначе нельзя, малышка. Альтернатива — смерть, которая не вызывает у меня особого энтузиазма.

      — Нет, — возразила она. — Это только для тебя иначе нельзя.

      Я раздраженно произнес:

      — А что случилось бы с нами прошлой ночью, если бы это было не так, если бы я заранее не продумал, как уничтожить любого, кто приблизится к нам с враждебными намерениями? Как долго бы мы прожили? И откуда мне было знать этим утром… Да любой может намалевать у себя на борту эту дурацкую розовую полоску и нацепить на себя соответствующий мундир. К тому же даже настоящие правительственные службы зачастую получают странные приказы.

      — Паранойя, да и только!

      — Ну наконец-то до тебя дошло. В нашем деле выживают исключительно параноики.

      Она снова открыла рот, видимо, намереваясь продолжить спор, но передумала. Немного помолчала и сказала:

      — Наверное, пора двигаться дальше, да? И «Лорелея-3» вновь набрала свои привычные восемь узлов, постепенно приближаясь к низкому берегу. Мы разглядели изрядное количество высоких зданий, одна из групп которых, судя по карте, представляла собой Атлантик-Сити. Кроме того, в бинокль был виден парк аттракционов, включающий горки и колесо обозрения. Вскоре после трех часов дня далеко впереди показался буй, отмечающий проход в Кейп-Мей; полтора часа спустя мы вошли внутрь и пришвартовались в гавани Южного Джерси. После того, как Лори убедилась в надежности всех швартовых и поместила кранцы во всех возможных точках соприкосновения, мы наполнили бокалы, дабы отпраздновать завершение героического перехода.

      Усевшись рядом со мной на угловом сидении. Лори неожиданно сказала:

      — Залив Делавэр ты пройдешь без труда, а у Коханси при необходимости сможешь укрыться, поднявшись по реке, или, по крайней мере, бросить якорь позади маленького островка в устье. Однако, думаю, во время прилива ты без труда проведешь яхту в устье, да и река достаточно глубока. Дальше тебя ожидают фарватеры Чесапика и Делавэра, передышку сделаешь в Скэферс Кэнел Хауз. Следи за течениями, в этих местах они бывают сильными, причем в обоих направлениях.

      — Вас понял, мэм, буду следить за течениями, — отозвался я.

      Она пригубила свой напиток — опять водку с тоником — и продолжала, не глядя на меня:

      — В заливе Чесапик может отказать лоран. Не пугайся, прибор здесь ни при чем, просто аппаратура ВМС в Аннаполисе заглушает всю окрестную электронику. К югу от Норфолка попадаются отмели. Но даже если ты зацепишься за дно, а это случается с большинством, при правильном управлении яхтой никаких осложнений не возникнет. Обычно, когда человек чувствует, что киль задевает за дно, первым его побуждением бывает остановиться, сдать назад и попытаться обойти это место. Ни в коем случае! У тебя на борту восемьдесят лошадиных сил и трехлопастный винт, диаметром почти два фута, поэтому направляй яхту на глубину и жми на дроссель до отказа. Заставь двигатель выложиться до предела. Обычно на дне лежит мягкий слой ила, и если не потеряешь инерцию, тебе скорее всего удастся…

      — Лори, — сказал я.

      — И еще. Когда будешь пересекать большие проливы Северной Каролины, не слишком полагайся на отметки фарватера. Зачастую он смещен достаточно далеко в сторону, так что тебе придется прощупывать его глубиномером. Не забывай, что его углубляли с помощью землероечных машин, а они не слишком точно выдерживают заданные параметры…

      — Лори, — повторил я.

      Некоторое время она пристально смотрела на меня. Глаза её странно блестели — возможно, непролитыми слезами, хотя я могу и ошибаться.

      — Я обещала довести тебя до Кейп-Мей, Мэтт, и вот мы здесь, — сказала она. — Теперь я уйду. Сразу, как только допью свой стакан и переоденусь. С берега позвоню миссис Белл, она обещала обеспечить меня средством передвижения, если я надумаю сойти здесь.

     

      Глава 10

     

      — Меня зовут миссис Белл, — представилась женщина. — Можно мне подняться на борт?

      Я в это время в одиночестве предавался размышлениям, сидя над стаканом со спиртным в главной каюте «Лорелеи-3». Означенные размышления по большей части преследовали цель убедить себя в том, как здорово опять полностью и безраздельно распоряжаться яхтой самому. И избавиться от путающихся под ногами сумасбродных девчонок. Ну разве не так?

      И тут стук по корпусу нарушил мои размышления. Я прихватил револьвер и отправился в рубку выяснить, в чем дело. Завидев безоружную даму весьма респектабельной наружности — а в гавани на фоне шортов и маек любая женщина в чулках и туфлях на высоком каблуке выглядит чертовски респектабельно — я вернул оружие во внутреннюю кобуру на поясе, натянул сверху рубашку и поднялся на палубу, дабы получше её разглядеть.

      Не стану утверждать, что миссис Белл оказалась совсем не такой, как я её себе представлял, поскольку у меня нет привычки задумываться, как выглядят мои телефонные собеседники. По-моему, это пустая трата времени и воображения. Итак, передо мной предстала крепкого вида женщина среднего роста, в возрасте от зрелых тридцати до хорошо сохранившихся пятидесяти лет. Толстые и довольно жесткие черные волосы были аккуратно уложены на голове. Единственную полоску седины она оставила для пущей выразительности, не став скрывать её в погоне за молодостью. Мой осмотр выдержала, не проявляя ни малейших признаков нетерпения, возможно, потому, что воспользовалась паузой, дабы в свою очередь составить впечатление обо мне.

      — Прошу вас, — наконец отозвался я, отвечая на её первый вопрос.

      — Мне понадобится трап. Эта одежда не позволяет совершать акробатические номера.

      — Сию минуту.

      Я поднялся на боковую палубу, достал трап с крыши рубки, где он хранился вместе со сложенной резиновой лодкой, и перекинул его на причал. Миссис Белл была одета в темный костюм с довольно короткой узкой юбкой. Не менее короток был и обтягивающий пиджак, застегнутый достаточно высоко на маленькие, круглые, обтянутые материей пуговицы, так что блузка, если таковая имелась, совершенно скрывалась под ним. Переднюю часть снизу украшал декоративный кант. Черные чулки совпадали по цвету с модельными туфельками. Лодыжки и щиколотки выглядели весьма неплохо для чиновницы, не претендующей на особую грациозность, ступни были довольно маленькими. Я поймал себя на том, что в последнее время стал обращать внимание на женские ступни, возможно, у меня появляется новый фетиш.

      Я не стал упоминать о её остроконечных туфельках, предпочитая убедиться, знакома ли она с морским этикетом настолько, чтобы без напоминания позаботиться о сохранности моей тиковой палубы. Гостья сдала экзамен, остановившись у трапа, чтобы снять туфли. Последние вместе с сумочкой были переданы мне. Затем она спокойно подобрала узкую юбку и без особых усилий преодолела трап, свидетельствуя, что седина на её волосах либо искусственного происхождения, либо появилась раньше времени. На мгновение задержалась, чтобы привести свою одежду в порядок и поправить волосы.

      Я указал на открытую дверь, прямо напротив нее, и она спустилась в рубку. Я последовал за ней, прикрыл за собой дверь и вернул ей туфли и сумочку.

      — Мистер Хелм…

      — Минутку, — остановил я её. — Думаю, нам не помешает немного уединения. Располагайтесь поудобнее. Можете пока определиться, что желаете выпить.

      Я закрыл вторую дверь, задернул боковые и задние занавеси и немного размялся, дотягиваясь через навигационный столик до шторы, закрывающей лобовое стекло. При этом заметил, что солнце уже почти опустилось за горизонт. Последний раз я видел закат — или видел бы, будь погодные условия более благоприятными — за несколько часов до того, как на нас с Лори напали в море. Казалось, это было давным-давно. Я включил верхний свет и повернулся к своей гостье.

      — Итак, что предпочитаете выпить? — Тут мне кое-что припомнилось. — Хотя, возможно, мне не стоило предлагать. Помнится, вы родились в арабской стране, а мусульмане, кажется, не одобряют спиртное?

      — Бурбон с парой кубиков льда, если таковые имеются, пожалуйста, — сказала она.

      Вот вам и этнические особенности. Я с интересом отметил её информированность по части малых судов, на которых лед имеется далеко не всегда. Конечно, столь высококлассная яхта, как «Лорелея-3» не могла обходиться без собственной холодильной установки. Управившись с обязанностями хозяина, я опустился на свободную секцию углового сидения и поднял свой стакан.

      — Рад познакомиться с вами, миссис Белл. А то меня уже начали одолевать сомнения, не общаюсь ли я по телефону с компьютером.

      — Вы ставите нас в затруднительное положение, мистер Хелм. В самое что ни на есть затруднительное, — заявила она.

      Я окинул её изучающим взглядом. Рядом со мной сидела смуглокожая деловая женщина, дорогой наряд которой наилучшим образом подчеркивал её приземистую фигуру. У неё было решительное лицо с полными губами и крупноватым изогнутым носом, делавшим её похожей на ястреба. В больших карих глазах светился ум.

      — Расскажите мне о своих затруднениях, миссис Белл, — предложил я.

      Она осторожно попробовала свой бурбон, одобрительно кивнула и сделала большой глоток.

      — Не щадите вы свою команду. Одна девушка совершает самоубийство, другая убегает на берег, заливаясь слезами. — Не дождавшись моего ответа, она продолжила: — Так чем же вы так расстроили эту девочку?

      — Она обнаружила, что способна быть смелым и страстным человеком и не хочет с этим смириться.

      Миссис Белл нахмурилась.

      — И как это понимать?

      — А можно ли вообще понять маленьких девочек? Впрочем, как и больших.

      — Смахивает на дискриминацию женщин, мистер Хелм. — Судя по её тону, она не относилась к числу категорических противников дискриминации женщин. — Мисс Фанчер упомянула, что вас останавливала Береговая Охрана. Почему? — Моя реакция вновь заставила её нахмуриться. — Над чем вы смеетесь?

      — Умеете вы задавать вопросы, на которые невозможно ответить. Почему маленькие девочки ведут себя нелогично? Чем объяснить интерес Береговой Охраны к тому или иному человеку? Да они задерживают людей просто потому, что им дали такое право, в отличие от береговых полицейских, вынужденных предварительно изложить мотивы и обзавестись ордером. Вот они и демонстрируют свою силу. К Береговой Охране у меня совершенно особое отношение, мэм. Я именую его нулевой терпимостью.

      Миссис Белл пристально посмотрела на меня.

      — Девушка утверждает, что вы проявили враждебность к их представителям, похоже, это смутило её далеко не в последнюю очередь. Но пока вы работаете на меня, вам не удастся затеять склоку с другой правительственной службой. Я этого не позволю!

      Я окинул её задумчивым взглядом и вздохнул.

      — Допивайте свой стакан, мэм, и проваливайте с моей яхты.

      — Что?

      Я поднялся и распахнул дверь рубки.

      — До свидания, миссис Белл.

      Тут и она не усидела. Ее высокомерное лицо горело гневом, прекрасные глаза метали молнии — настоящая смуглокожая восточная принцесса, готовая щелкнуть пальцами и призвать палача-евнуха с огромным мечом. Затем она рассмеялась и неожиданно потрепала меня по щеке.

      — Успокойтесь, — сказала она. — Полагаю, мне не следовало говорить «не позволю». Прошу прощения. Вы удовлетворены?

      Я глубоко вздохнул. Приятно хотя бы иногда иметь дело с женщиной, которая реально смотрит на вещи. Я кивнул.

      — Не завидую человеку, на которого вы работаете. Не приведи Господь заправлять стаей полудиких волков вроде вас. Ему ещё не пытались перегрызть глотку? — Не дождавшись моего ответа, она продолжила: — Итак, может быть присядем и поговорим о деле?

      — Сначала я наполню бокалы, — сказал я, закрывая дверь.

      Чувствовал я себя немного глупо, как человек, перегнувший палку, но таких как она предпочтительно сразу ставить на место, иначе впоследствии хлопот не оберешься. Подумать только, «не позволю». Я долил бурбона в стакан, который она осушила, прежде чем протянуть. Вернувшись, поставил стаканы на стол и опять занял свое место на сидении.

      — Вы проверяли, поступали ли сообщения о взрыве в море в месте, координаты которого я сообщил вам по телефону? — спросил я.

      Сразу после ухода Лори я набрал контактный номер и вкратце рассказал ей о случившемся.

      Женщина кивнула.

      — С находившегося поодаль рыболовного судна видели и слышали его. Они направились выяснить, что случилось. На месте обнаружили спасательный круг — видимо, один из стандартных «поплавков» в форме подковы — и труп в спасательном жилете. На круге имелось название судна: «Хот Мама». Мы наводим о нем справки, но катер, скорее всего, был украден, так что его приписка вряд ли нам особо поможет. — Она посмотрела на меня. — Сообщений о других судах, замеченных поблизости от места происшествия, не поступало. Как и о перестрелке. Мы также пытаемся установить личность погибшего. Документов у него не было.

      Что вполне объяснимо. Второй член экипажа злополучного катера прихватил с собой бумажник, но то был террорист-любитель. Нанятый подрывник из РАЗРУШ, в критической ситуации успевший вовремя облачиться в спасательный жилет, выказал достаточную сообразительность и профессионализм, оставив свои документы на берегу. Я заколебался. Досье, с которыми ознакомил меня Мак, значились в категории высочайшей секретности, однако одно упоминание о секретности вызывает у меня аллергию: эти мерзавцы убедятся, что тебе и правда нужно знать, где находится туалет не раньше, чем ты наделаешь в штаны. К тому же моя собеседница несомненно обладала всевозможными допусками, а потому я не видел нужды заставлять её тратить время и силы, дабы выяснить то, что мы уже знаем.

      — Его звали Джером Блам, кличка Бумер. Он специализировался на яйцах.

      — На яйцах?

      — Этот парень откладывал яйца… бросал гранаты. В настоящее время состоял специалистом по взрывам в так называемой РАЗРУШ… Вам доводилось слышать о такой организации?

      — Разумеется. Интересующие нас террористы наняли именно их, поскольку сами они, то бишь террористы, по большей части темные фанатики, которые не слишком разбираются в технических аспектах задуманного дела. Максимум, на что они способны, это поливать из автоматов всех подряд.

      Я согласно кивнул.

      — Вот они и воспользовались услугами мистера Блама, когда возникла необходимость попрактиковаться с гранатами. Хотя, полагаю, нанимали его для более серьезного дела.

      — Откуда такая осведомленность, мистер Хелм?

      ? Помилуйте, мэм. Мне показалось, что вы задали глупый вопрос. Должно быть, я ослышался. Вы производите впечатление умной женщины.

      Она рассмеялась.

      — Превосходно. Джером Блам, он же Роми. Я сообщу об этом. Благодарю вас.

      — Неподалеку плавал ещё один. Его бумажник лежит у вас за головой, на подоконнике. Некий Джозеф Абдуль Аррам. Третий член команды предположительно отправился на дно вместе с катером. Во всяком случае, нам его обнаружить не удалось. Аррам перед смертью назвал его Стаффом.

      — Наверное, это Мустафа Кирал. — Она погрузилась в изучение все ещё влажного бумажника. — Этих двоих мы знаем. Они работали вместе. Люди весьма целеустремленные и опасные, но как и большинство остальных — темные и не блистающие особым умом. Мыслительную работу в их команде выполняет некий Роджер Хассим.

      Я нахмурился.

      — Хассим? Дружок миссис Фанчер?

      — А, стало быть, мисс Фанчер посвятила вас в свои семейные неурядицы?

      — Если вы имеете в виду любовника её мачехи, то да. О том, что та связана с террористами, она не упоминала.

      — Выбирайте слова, мистер Хелм. Миссис Фанчер состоятельная женщина и занимает видное положение в обществе. Красивые молодые жены стариков нередко увлекаются симпатичными молодыми мужчинами, а смею вас заверить, Роджер Хассим — весьма примечательный экземпляр. Разумеется, миссис Фанчер пребывает в ужасном заблуждении и понятия не имеет о том, что её любовник участвует в заговоре против Соединенных Штатов Америки. Ни малейшего понятия. Смотрите, как бы вас кто-нибудь не услышал, мистер Хелм, не то вы рискуете предстать перед судом по обвинению в клевете. — На губах миссис Белл заиграла насмешливая улыбка. — Я намерена использовать эту шлюху в своих целях, но сделаю это очень и очень осторожно. Мое положение не позволяет мне бросать вызов денежным мешкам вроде нее.

      — Ладно, как бы там ни было, мне очень жаль, что не удалось заполучить для вас живой экземпляр. Трупы я привозить не стал, потому как усомнился, что вы горите желанием взять на себя хлопоты, связанные с их погребением.

      — Вы не ошиблись. Правда, неуважительное отношение к покойникам тоже немало покоробило вашу спутницу. — Женщина посмотрела на меня. — Конечно, бедняжка влюбилась в вас и изо всех сил борется с этим чувством, понимая, какой вы злой и испорченный человек. — Она сделала паузу, чтобы услышать мое мнение на этот счет, и не дождавшись, сказала: — Весь вопрос в том, кого же отрядить вам в помощники на этот раз?

      — Как вы относитесь к собственной кандидатуре, миссис Белл? — полюбопытствовал я.

      Она одарила меня изумленным взглядом и показала на свой аккуратный городской костюм.

      — Дорогой мой, я одета не слишком подходяще для путешествия на яхте, и несмотря на изрядный опыт яхтсмена, у меня слишком много работы…

      Я улыбнулся.

      — Я вовсе не предлагал вам отправиться со мной в плавание, хотя, если у вас возникнет такое желание — пожалуйста.

      Выражение её лица осталось серьезным.

      — Так какая же помощь вам нужна?

      — Информационная. Прежде всего: вы нашли судовой журнал Трумэна Фанчера? Или хотя бы знаете, у кого он находится? А то мне постоянно задают вопросы на эту тему.

      — И кого же это интересует? — резко спросила она.

      — Сначала девушку, назвавшуюся Зигелиндой Кронквист. Грету Ларссон. Хотя спросила она об этом с подчеркнутым безразличием. А вот Лори Фанчер хранит все отцовские журналы, но не знает, куда подевался последний. Дочерняя любовь побуждает её собрать полную коллекцию.

      Миссис Белл покачала головой.

      — Нет, журнала у нас нет. Хотя мы с удовольствием ознакомились бы с ним. Если вам удастся его найти…

      — Не подскажете, что именно мне искать? Карманный блокнот или тетрадь размером с телефонный справочник?

      — Для своих путешествий Фанчер покупал дорогие блокноты в твердой обложке. Его дочь показывала мне некоторые из них. Примерно восемь на десять дюймов, три четверти дюйма в толщину, обложка из красной кожи или чего-то в этом роде. Я покачал головой.

      — Предположим, карманный блокнот, завалившийся куда-нибудь, я бы ещё миг пропустить. Но я слишком долго копался в этой яхте, чтобы проглядеть солидный том. Кстати, что вы надеетесь из него узнать, кроме того, где и в какие дни находилась яхта? Или именно это вас и интересует?

      — Вам, мистер Хелм, совсем не обязательно это знать, — последовал ответ. Я вздохнул.

      — До боли знакомая фраза! Ладно. Далее, вы осматривали днище яхты в машинном отделении? До него можно добраться — во всяком случае, до определенной его части — через пару люков рядом с корпусом двигателя; при работе с двигателем они оказываются у вас под ногами.

      — Лично я — нет, но одна из моих людей осматривала это место — та самая оперативница, которая известна вам под фамилией Гвилд. Смерть настигла её через несколько часов после того, как она связалась со мной по телефону. Я поручила ей попытаться отыскать на яхте возможные тайники. Она сообщила, что наименее доступным является то самое место, о котором вы упомянули.

      — Что ж, это свидетельствует в её пользу. Свободного места там примерно двенадцать на двенадцать дюймов и на четыре фута. Разумеется, помимо этого в каютах имеется множество всевозможных рундуков под сидениями и койками, в том числе и довольно больших, но в них то и дело заглядывают. Как правильно заметила ваша сотрудница, это наименее доступное место на борту. Фанчер, по-видимому, использовал его для хранения запасного моторного масла, антифриза и тому подобного. А для повседневного использования, вероятно, хранил те же материалы в более доступном месте. Вряд ли человек, перенесший недавно сердечный приступ, станет каждый раз поднимать тяжелые люки и спускаться на самое дно. Поэтому кто-нибудь мог выбросить оттуда его резервные запасы и использовать место для других нужд, не слишком рискуя, что старик обнаружит замену.

      Миссис Белл нахмурилась.

      — У вас имеются ещё какие-нибудь соображения, мистер Хелм?

      Я пожал плечами.

      — Ввиду участия в деле Бумера Блама, весьма вероятно, что речь идет о какой-нибудь взрывчатке. В этом укрытии можно упрятать солидных размеров бомбу.

      — Да, мы тоже подумывали об этом. — Она нахмурилась. — Насколько трудно поместить её в машинное отделение, а потом достать оттуда?

      — Это не составит ни малейшего труда. Конструкция яхты позволяет при необходимости заменить весь двигатель целиком, достаточно открыть люки, убрать крышу и можно извлекать его прямо через рубку. При отсутствии крана достаточно воспользоваться главным фалом и его лебедкой.

      — Понятно.

      Я посмотрел на нее.

      — Еще один вопрос, миссис Белл.

      — Да?

      — Что, собственно говоря, затевается?

      — О чем вы?

      — «Лорелея-3» проходила по Межбереговому каналу прошлой весной. Если на днище у неё и был укрыт какой-то груз, то его, по всей вероятности, вскорости оттуда забрали. Однако по прошествии пяти месяцев ваши люди продолжают проявлять к нему интерес. Стало быть, что бы ни представлял из себя этот груз, использовать по назначению его ещё не успели. Так для чего же он предназначается? — Я посмотрел ей в глаза и вздохнул. — Ладно, можете не говорить. Мне вовсе ни к чему об этом знать. Я угадал?

      Миссис Белл покачала головой.

      — Дело не в этом. Нам просто ничего не известно. Именно поэтому нас и интересует судовой журнал Фанчера. Мы надеемся, что если удастся его отыскать, появятся указания на то, где яхта могла оставить свой таинственный груз. А это, в свою очередь, подскажет, что задумали эти фанатики… Вы совершенно уверены, что на борту журнала нет?

      — «Совершенно» — слишком сильное слово. Я всего лишь упомянул о малой вероятности того, что журнал находится на борту. А если и находится, то скорее всего превратился в кусок размокшей бумаги, когда каюта была затоплена водой. Спрятать что-либо на яхте можно только укрыв его под деревянной обшивкой или внутри самого корпуса.

      — И все-таки, похоже, Хассим и Дороти Фанчер уверены, что журнал все ещё на яхте. Скорее всего, именно поэтому они и пытаются избавиться от нее.

      — В таком случае напрашивается вопрос: почему они не потопили её, пока она находилась в их руках?

      — Полагаю, это нетрудно объяснить: вместе с миссис Фанчер на борту находилось тело её мужа. Вполне вероятно, она подумывала о том, чтобы устроить ему погребальный обряд викингов, спалив яхту вместе с покойником, однако подобный вариант представлялся слишком рискованным. Достаточно подозрения в поджоге, и её могли обвинить в убийстве мужа. Ставка была слишком высока, поэтому она, как и подобает преданной жене — вернее, вдове — сообщила властям о кончине супруга и отправила яхту домой с перегонщиками, намереваясь заняться ею впоследствии.

      — Лори Фанчер считает, что мачеха наняла перегонщиков, чтобы насолить ей, — заметил я. — В действительности же та просто опасалась пускать девочку на борт, пока там находятся какие-то улики. Однако, прежде чем она успела взяться за яхту, вы подключили к делу своих агентов. Возможно, это напугало её настолько, что она поспешила заручиться помощью РАЗРУШ. Или за неё это сделал Хассим.

      — Остается надеяться, что они окажутся людьми настойчивыми и поручат задание новой команде. Арабам, РАЗРУШ или кому-нибудь еще, — сказала миссис Белл. — Однако, чтобы вы смогли успешно управиться с ними, я должна подыскать вам помощника-яхтсмена.

      — Лучше иметь на борту женщину, но сойдет и мужчина. У вас ведь остался парень, который изображал мужа погибшей дамы? Если не ошибаюсь, тогда его звали Натаниэль Гвилд.

      — Он не особенно опытный моряк, в их команде специалистом по яхтам была женщина.

      — А настоящая Зигелинда Кронквист? Она уже успела оправиться?

      Миссис Белл покачала головой.

      — Недостаточно для подобного задания. Да она и не сгодится. Я безуспешно пытаюсь убедить вашингтонских УМНИКОВ, что они совершенно не умеют подбирать людей. Кронквист — прекрасный тому пример. Невозможно полагаться на девушку, которая готова выболтать что угодно, лишь бы уберечь свою смазливую мордашку и избежать боли.

      — Мне достаточно человека, который избавит меня от необходимости постоянно стоять за рулем и поможет со швартовыми. Для этого вовсе не обязательно быть героиней, способной стерпеть любые пытки. Ведь в яхтах она разбирается, не так ли?

      — Да, она хороший моряк, но…

      — Большего от неё и не требуется. Если она способна передвигаться, присылайте её ко мне. Глаза миссис Белл сузились.

      — Дорогой мой, не пытайтесь принимать решения за меня. Я бываю такой же вспыльчивой, как и правительственные убийцы.

      Я улыбнулся.

      — Ладно, покорнейше прошу меня простить. Позвольте мне выразиться иначе: уважаемая миссис Белл, не окажете ли вы любезность прислать мне эту девушку, поскольку я нуждаюсь в помощи и думаю, она мне подойдет? Следует ли нам обсудить что-либо еще?

      Других вопросов не оказалось, и я проводил её к трапу, вручил ей туфли и сумочку, и какое-то время смотрел, как она удаляется по причалу. Опытная, взрослая дама, обладающая массой достоинств в глазах тех, кому по душе опытные, взрослые дамы.

     

      Глава 11

     

      Вечер я посвятил изучению навигационных карт, в результате чего выяснил, что от следующей стоянки, намеченной в заливах Чесапик и Делавэр, меня отделяет довольно-таки изрядное расстояние. Поэтому на следующее утро покорный слуга поднялся в пять часов, а в шесть уже был в пути. Выйдя из гавани, я направил

      «Лорелею-3» в короткий канал Кейп-Мей, который позволяет срезать южную оконечность Нью-Джерси, от Атлантического океана до залива Делавэр, избавляя от необходимости совершать длинное и утомительное путешествие вокруг мыса с прилегающими отмелями.

      Выяснилось, что несмотря на нехватку общества и на отсутствие опыта моих недавних спутниц, самостоятельно управлять яхтой довольно приятно. Правда, погода вызывала некоторое беспокойство. Выдался ещё один серый, беспроглядный день, а прогноз обещал местами дожди и южный ветер от пятнадцати до двадцати узлов: тот самый жесткий бриз, который мучил нас почти двести миль на пути из Монтаука. Хотя во время северо-западного перехода в заливе Делавэр он должен был стать попутным. Тем не менее, путешествуя в одиночестве, да ещё со столь значительным опытом, я предпочел бы безветренный солнечный день.

      Миновав короткий канал, на выходе из которого пришлось сбавить ход, чтобы пропустить направляющийся к причалу паром — судя по всему он курсирует через устье большого залива, между Кейп-Мей в Нью-Джерси и Кейп-Хенлопен в Делавэр — я проследовал через прибрежные отмели, глубиной порядка двадцати футов, в сторону проходящего в пятнадцати милях к западу глубоководного фарватера. Далекий берег Делавэра скрывался за густой пеленой тумана, так что казалось, яхта движется в открытом море.

      Свежий попутный ветер вполне позволял воспользоваться парусами: любая из моих недавних помощниц несомненно уже подтягивала бы соответствующие тросы, но мне и без того хватало забот с наведением «лорана» на очередной путеводный буй и установкой автопилота на соответствующий курс. Желания обзавестись хлопающими полотнищами парусов у меня не возникало. Кроме того, начал накрапывать дождь, а по мне гораздо приятнее отсиживаться в сухой уютной рубке, нежели сражаться с мокрыми парусами и тросами. Большой фордовский двигатель отлично управится с задачей и самостоятельно.

      По мере того, как мы удалялись от берега, волны усиливались, раскачивая яхту из стороны в сторону, и Ники приходилось трудиться изо всех сил, чтобы удерживать её на правильном курсе. По прошествии часа дождь прекратился. Я выключил дворники лобового стекла и немного расслабился. Похоже, залив Делавэр все же не готовил для нас никаких непреодолимых препятствий. Я даже начал было подумывать, не поднять ли парочку парусов, дабы продемонстрировать, что они меня не пугают…

      — «Лорелея-3», «Лорелея-3», говорит «Бартендер». У яхтсменов принято путешествовать с включенной рацией, настроенной на шестнадцатый канал, отведенный для экстренных сообщений и налаживания связи. Заодно принято не обращать внимания на постоянную чепуху, доносящуюся из динамика — владельцы яхт обычно изнывают от одиночества и рады любому человеческому голосу — пока не заслышишь название собственного судна.

      — «Лорелея-З», говорит «Бартендер». Ответьте, «Лорелея-3».

      Я озадаченно огляделся по сторонам. С западной стороны на горизонте виднелась пара проходящих мимо больших судов, следующих по глубоководному фарватеру, но в непосредственной близости я не увидел никого, кто мог бы меня вызывать.

      — Ответьте, «Лорелея-3».

      Я извлек микрофон из зажима над навигационным столом.

      — «Бартендер», говорит «Лорелея-3».

      — Переходите на канал семь-два.

      Правила требуют покинуть шестнадцатый канал сразу по получении ответа и вести разговор на каком-либо другом канале. Береговая Охрана пристально следит за их неукоснительным соблюдением, сурово отчитывая нарушителей.

      — Вас понял, канал семь-два, — как и положено опытному мореплавателю отозвался я.

      При включении рация автоматически настраивается на шестнадцатый канал. Некоторое время я вспоминал, какие кнопки нажимать и какие рукоятки крутить, чтобы светящаяся в маленьком окошке цифра шестнадцать сменилась на семьдесят два. К тому времени, как я настроился на нужный канал, собеседник уже нетерпеливо повторял:

      — Ответьте, «Лорелея-3»!

      Я взял отложенный в сторону микрофон.

      — «Лорелея-3» слушает.

      — Капитан, у меня на борту член вашего экипажа, который не успел присоединиться к вам в гавани. Слишком рано вы отчалили. — В море все именуют друг Друга «капитан», особенно общаясь по рации. — Она попросила меня подбросить её к вам.

      По-видимому, миссис Белл подыскала мне помощника раньше, чем предполагала — разумеется, если принимать сказанное за чистую монету. Интересно, решилась ли она все-таки воспользоваться Зигги Кронквист?

      — Где вы находитесь, «Бартендер»?

      — В двух-трех милях позади вас. Кажется, видим ваше судно. Белый кеч с рулевой рубкой к востоку от Брендивайн Шоул?

      — Он самый, — подтвердил я.

      — Медленно двигайтесь назад, и я передам вам вашу спутницу.

      У меня не было ни малейшего желания терять время и мили, возвращаясь назад, но выбора не оставалось. Если таинственная незнакомка и в самом деле моя новая помощница на ближайший день, неделю или месяц — хотелось бы надеяться, что она продержится на борту дольше, чем её предшественницы — она облегчит предстоящую мне задачу. Если нет, даже если она вообще не существует и весь этот спектакль — очередная западня, ничего не поделаешь, именно за этим я и прибыл сюда. Западня — как раз то, что мне нужно.

      — Принято, капитан, — сказал я в микрофон. — Когда приблизитесь, заходите с левого борта, к яхте легче причалить с этой стороны.

      Я изложил диспозицию как настоящий морской волк, возможно, даже излишне профессионально для Профана, которого из себя изображал. «Бартендер» подтвердил прием и отключился. «Бартендер» — ну и названьице! Поразительно, как людям приходит в голову окрестить катер подобным образом. Разумеется, на левый борт я указал исключительно потому, что там располагались зажимы для оружия. Я сменил за штурвалом Ники и развернул нас назад, в сторону Кейп-Мей. Даже на малой скорости встречный ветер сразу усилил качку и добавил изрядное количество воды, переваливающей через борт.

      Я вновь включил автопилот и спустился в каюту, чтобы перенести в рубку оружие, которое выручило меня прошлой ночью. Накануне, прежде чем упрятать винтовку в чехол, я заменил лазерный прицел, который мог вызвать недоумение Береговой Охраны, на обычный телескопический с полосой разрешения от 3Х до 9х9, не вызывающий удивленных гримас. Сейчас я установил тройку, поскольку на борту беспорядочно раскачивающейся яхты воспользоваться сильным увеличением невозможно. Полностью зарядил винтовку, проверил предохранитель и поместил оружие в отведенное ему место. Заполнил магазин и патронник ружья, вставил ружье в зажим рядом с винтовкой, опять же со включенным предохранителем, дабы впоследствии ничего не напутать. Предохранитель, по сути, всегда справлялся со своей задачей, но это «по сути» может стоить вам жизни.

      Управившись с подготовкой тяжелой артиллерии, я проверил оружие помельче, оставленное во всевозможных укромных уголках, которые проглядели ищейки из Береговой Охраны. Ведь готовился я целых два месяца, да и выискивают они места, подходящие для наркотиков, а не оружия — в щель, достаточную для складного ножа или даже автоматического пистолета двадцать пятого калибра, не затолкать столько веселящего порошка, чтобы на нем можно было разбогатеть. Покончив с приготовлениями, я вернулся в рубку, осторожно ступая по танцующей палубе. Движение против ветра облегчило задачу Ники, но «Лорелея-3» изрядно вымокла в высокой ряби залива Делавэр.

      Я вновь задействовал «дворники», но так и не смог разглядеть сквозь стекло приближающийся катер, хотя вполне возможно его и вовсе не существовало. Со мной могли связаться из находящегося на приличном расстоянии вертолета, направить меня навстречу миниатюрной подводной лодке, достаточно маленькой, чтобы действовать под водой в мелком заливе, так что из моря в любое мгновение могла появиться миниатюрная самонаводящаяся торпеда. Однако я сомневался, что противник воспользуется столь совершенной технологией. До сих пор РАЗРУШ выставил против меня одну симпатичную девушку с ножом и один гоночный катер с гранатами; похоже, Казелиус-младший предпочитал обходиться простыми способами.

      Я извлек из футляра большой судовой бинокль, остановился в проеме левой двери, дабы повнимательнее осмотреть залив впереди и наконец увидел его: массивный катер около двадцати пяти футов в длину с подвесным мотором, надвигающийся прямо на меня — вернее, настолько прямо, насколько позволяли волны. На мгновение его развернуло так, что я успел разглядеть белый корпус с голубой полосой и щиток управления посреди большого кокпита вместо каюты. И ещё — несколько закрепленных удочек и два больших двигателя на корме. В прошлом мне доводилось иметь дело с подобными катерами, так что я по достоинству оценил умелые действия рулевого, позволяющего высокой ряби нести судно. Правда, на обратном пути в Кейп-Мей ему придется изрядно помучиться, пробиваясь против ветра.

      Оторвавшись от бинокля, я заметил, что надвигается очередной шквал. В течение нескольких минут казалось, что «Бартендеру» удастся его опередить, но когда между нами оставалось с сотню ярдов, катер исчез в серой пелене дождя. Мгновение спустя мы тоже нырнули в непроглядный туман. Я закрыл двери рубки, спасаясь от потоков воды, и в очередной раз пришел к выводу, что более неподходящего места для невинного мальчика из Большой Американской пустыни и не придумаешь. Временами туман озаряли вспышки молний, сопровождаемые громкими звуковыми эффектами.

      «Бартендер» возник из стены дождя прямо по курсу. Я перевел дроссель на самый малый вперед — ровно столько, чтобы Ники мог выдерживать курс. Вышел через дверь левого борта на палубу и открыл проем в ограждении. Тем временем катер развернулся и подошел вплотную к борту яхты. Непрекращающийся дождь делал пребывание на палубе не слишком приятным. Я остановился так, чтобы при необходимости сразу дотянуться до ружья, но ничего особенного не произошло. Насквозь мокрая женщина в белых брюках и блузке подхватила розоватый чемодан и маленькую сумочку того же цвета и направилась к ограждению.

      Подумать только, чемодан! Даже мне известно, что ни один мало-мальски опытный моряк не притащит с собой чемодан, поскольку на борту нет места для хранения громоздких вещей — именно поэтому и придумали спортивные сумки. Оставалось только гадать, где миссис Белл откопала эту даму и зачем прислала её ко мне. Хотя, разумеется, не исключено, что она её не присылала. Как и фальшивую Зигги Кронквист.

      После упомянутого багажа, меня ничуть не удивили туфли на высоком каблуке. Несмотря на них, женщина с моей помощью достаточно ловко перебралась на яхту, предварительно вручив мне свои вещи. И тут же нырнула в рубку, не утруждая себя выражениями признательности. Капитан «Бартендера» махнул мне рукой и врубил свои двигатели. Я успел разглядеть на них надпись «Ямаха» и мощность в сто пятьдесят лошадиных сил каждый — немало, но достаточно консервативно по нынешним понятиям.

      Первые слова, которыми женщина встретила меня в рубке, были:

      — Мои вещи! Они же насквозь промокнут на палубе!

      — Так занесите их и закройте дверь, ? отозвался я. ? Я пока разверну наш поезд в нужную сторону.

      Я подошел к щитку управления, отключил Ники, и, орудуя штурвалом, вывел яхту на северо-западный курс, который, если верить лорану, должен был вывести нас к бую у Миэй Моул Шоул. Вновь сдал вахту автопилоту и повернулся к истекающему водой новому члену команды, если женщина и в самом деле была таковым. Правда, даже в этом случае, смутное предчувствие подсказывало, что в отличие от своих предшественниц, она не станет стараться как следует накормить и ублажить своего капитана.

      Возраст этой стройной особи женского пола я определил около тридцати лет. Хотя, что касается стройной фигуры… Строго говоря, этому определению соответствовала только талия, но не части тела, расположенные выше и ниже её. Причем, промокшая одежда особенно подчеркивала её внушительные формы. Беда современной женской моды в том, что при всей своей изысканности в сухом виде, намокшая одежда выглядит совершенно нелепо. Девушка в обтягивающих мокрых, джинсах остается девушкой в обтягивающих мокрых джинсах. Тогда как модные в последнее время широченные шорты, прилипая к телу, придают ей как нельзя более глупый вид. Что наглядно продемонстрировала. Лори. Точно так же дама в сногсшибательных брюках, прямиком из журнала мод, превращается в настоящего клоуна, совершив путешествие по морю под проливным дождем.

      Моя новая спутница безуспешно пыталась отлепить от ног промокшую ткань. Явно дорогую блузку, украшенную впереди симпатичной вышивкой, она носила навыпуск, а на голове красовалась опрятная морская фуражка — плод фантазии какого-нибудь знаменитого модельера.

      Наконец дама отказалась от попыток управиться со штанами, и, выпрямившись, посмотрела на меня. На лицо ей упала темная прядь мокрых волос, и после машинальной попытки убрать её в сторону, женщина сорвала с себя фуражку и встряхнула головой. Привлекательная женщина, выразительным движением распускающая длинные волосы, всегда выглядит несколько возбуждающе, как будто обещает при этом нечто большее. Волосы у неё оказались и в самом деле длинными, черными и блестящими…

      «У неё изумительная фигура… и черные волосы, почти такие же длинные, как у Кристалл Гэйл», ? в свое время сказала Лори. Итак, я понял, с кем имею дело, хотя все ещё терялся в догадках, почему.

      — Полагаю, вы миссис Дороти Фанчер, — сказал я.

     

      Глава 12

     

      — Думаю, с церемонией знакомства можно подождать, пока я не переоденусь в сухую одежду, — заявила мачеха Лори Фанчер. После чего подхватила свои вещи и направилась в сторону носовой каюты, которую, судя по рассказам Лори, занимала во время путешествия со своим мужем.

      — Постойте-ка, — остановил её я.

      — Мистер Хелм, я насквозь промокла. Позвольте мне спуститься в каюту и…

      — Я тоже изрядно вымок, но, как видите, это не смертельно. Прежде чем позволить вам разгуливать по моей яхте, я должен кое-что проверить. Вас же я пока попрошу остаться здесь.

      Мои слова вызвали у неё отчаянный вздох. Первым побуждением Дороти было возмутиться, но она сдержала гневную отповедь. Явно ценой немалых усилий. Покачнувшаяся яхта заставила её потерять равновесие. Рукой, удерживающей сумочку, она ухватилась за стену рубки. Утвердившись на ногах — во всяком случае настолько, насколько позволяли обстоятельства — Дороти опустила вещи на пол и принялась наблюдать, как я настраиваю рацию на новый канал. Я взял в руку микрофон.

      — Вызываю оператора гавани. Вызываю оператора гавани. Говорит «Лорелея-3», Виски-Альфа-Ноябрь 8855.

      Как и большинство яхтсменов, я не люблю пользоваться позывными своей яхты при разговоре с другими судами, однако чувствую себя обязанным, во всяком случае, вначале представиться должным образом, вызывая Береговую Охрану или оператора гавани на случай, если тамошний радист предпочитает официальное обращение.

      Ожидая ответа, я заметил, что дождевой шквал прошел. Я выключил «дворники» лобового стекла. Проходящие по основному фарватеру большие суда — коих в настоящий момент виднелось три — казались ближе, чем прежде, однако компьютер лорана утверждал, что при нынешней скорости путь до Миэй-Моулл-Шоул займет у нас ещё тридцать семь минут. Возвращаясь навстречу «Бартендеру», мы потеряли почти час. Однако, при отсутствии дальнейших задержек, оставалась надежда добраться до Скеферс Кенэл Хауза ещё засветло.

      Динамик хранил молчание. Я настроил рацию на указанный в справочнике яхтсмена канал общей связи, используемый в данном районе, но книга была довольно старая, к тому же информация, содержащаяся в подобных изданиях, не всегда соответствует действительности. У меня не было ни малейшего желания провести целый день, перебирая все возможные варианты, поэтому я решил попытать счастья на шестнадцатом канале, который иногда прослушивает интересующая меня служба. Для чего нажал кнопку, возвращающую рацию в исходный режим.

      — Вызываю оператора гавани, вызываю оператора гавани, говорит «Лорелея-3».

      — Вы меня до смерти заморозите, — заявила миссис Фанчер. — Сколько мне ещё здесь стоять?

      Мне припомнилась другая замерзшая, мокрая женщина, которую я обнимал в этой же рубке. Что ж. Лори проявила похвальную сообразительность и решила, что от меня лучше держаться подальше. Оно и верно. Девушкам не стоит связываться с людьми нашей профессии. Желания обнять её мачеху у меня не возникало. Как ни странно. Выглядела она достаточно привлекательно, да и обстановка к тому располагала, но тем не менее для меня она оставалась совершенно чужим человеком.

      — Совсем не уверен, что гипотермия так уж неизбежна, мэм, — отозвался я.

      Она ещё раз возмущенно вздохнула и порывисто открыла рот, и ещё раз передумала, не сводя с меня взгляда. Гнев её заставил меня вспомнить другую темноволосую женщину. Формами она несколько уступала моей нынешней собеседнице, но точно так же порывалась отправить меня на гильотину — или предать в руки палача — причем без анестезии. Эта была моложе и сексуальнее, но отличалась такой же гладкой смуглой кожей и большими черными глазами, явно принадлежащими уроженке мест, расположенных к югу от Средиземного моря. Мак упоминал, что девичья фамилия миссис Белл была Отман. Интересно, как звали в девичестве Дороти Фанчер. Не зря Лори определила её в гарем какого-нибудь шейха.

      Рация упрямо продолжала молчать. Либо все операторы отправились пить кофе, либо их совершенно не интересовал шестнадцатый канал, либо ближайшая станция находилась вне пределов досягаемости. Я сдался и вернул микрофон на место.

      — С кем вы связаться пытались? — поинтересовалась миссис Фанчер.

      — С дамой, на которую работаю в настоящее время. Я намеревался задать ей два вопроса, и прежде всего выяснить, действительно ли она направила вас ко мне.

      — Могли спросить и у меня. Я бы сразу ответила, что она меня не посылала.

      — Однако, в случае положительного ответа, я бы не знал, говорите ли вы правду.

      — Вы ведь работаете на эту правительственную ищейку, Терезу Белл, не так ли? — Дороти Фанчер презрительно хмыкнула. — Господи, да я не позволила бы ей послать меня даже за гамбургером на другую сторону улицы. Никто и никуда не посылает меня, мистер Хелм.

      — Рад за вас. А вот меня посылают напропалую. И все — в какие-то гиблые места. Вроде залива Делавэр. Кстати, где вы познакомились с миссис Белл?

      — После смерти моего мужа, она крутилась неподалеку… Вы упомянули о двух вопросах, мистер Хелм?

      Я пристально посмотрел на неё и выразительно произнес:

      — Второй представлял собой скорее просьбу. Мне хотелось, поскольку уж вы находитесь на борту, чтобы миссис Белл позаботилась о проведении скрупулезнейшей медицинской экспертизы в случае моей скоропостижной смерти от сердечного приступа. Такого, какой случился с вашим покойным мужем.

      На мгновение Дороти Фанчер замерла, в упор глядя на меня. Затем издала резкий шипящий звук — как ни странно, он напомнил мне не кошку, а лебедя-шипуна, которого я однажды нечаянно вспугнул в гавани Коннектикута, где провел два последних месяца. Это вызвало у него такое же возмущенное шипение и угрожающее движение клювом. Лебеди, несмотря на свою грациозность, бывают довольно опасны: известны случаи, когда они убивали детей и собак. Внешне стоящая напротив меня черноволосая женщина не особенно напоминала лебедя, но отреагировала она очень похоже: быстро шагнула вперед и потянулась ногтями к моему лицу. Я парировал выпад левой рукой и нанес ей короткий жесткий удар чуть ниже ребер. Она сломалась пополам, попятилась и опустилась на край углового сидения, обхватив себя руками.

      — Благодарю вас, — молвил я. Дороти посмотрела на меня с едва сдерживаемой яростью. Я пояснил: — Как раз требовался повод продемонстрировать, что вы имеете дело не с джентльменом. Благодарю за то, что любезно предоставили этот повод.

      Она все ещё не обрела дара речи, что, возможно, было и к лучшему. Я быстро огляделся по сторонам. Ники продолжал исправно делать свое дело. Мы до сих пор ни на кого не налетели, и никто, в свою очередь, не налетел на нас. Я спустился вниз ровно настолько, чтобы достать большое пляжное полотенце, лежавшее в рундуке кормового туалета. Когда я вернулся, миссис Фанчер пробовала делать короткие вдохи и осторожно ощупывала свою диафрагму. Я бросил полотенце на сидение рядом с ней.

      — Раздевайтесь.

      Она уставилась на меня и с трудом пробормотала:

      — Дорогой мой!..

      — Вы же хотели избавиться от мокрой одежды. Вот и избавляйтесь.

      — Если вы полагаете!.. — она постепенно обретала способность говорить.

      — Миссис Фанчер, мы не на светском приеме. Я не приглашал вас на эту яхту, а раз уж вы объявились, то извольте играть по моим правилам. Если сами не разденетесь, я вам помогу… И если для этого потребуется вас нокаутировать, сообразить не успеете, что произошло.

      — Да, вы наглядно продемонстрировали, что способны без колебаний ударить женщину! — с укором промолвила она, теперь уже без усилия.

      Я улыбнулся.

      — Вы, женщины, слишком многого хотите. Женщинам дозволено все: пинать нас, выцарапывать нам глаза, шлепать нас, но достаточно одного честного удара в солнечное сплетение, и мужчина превращается в неописуемое чудовище. Так что будем делать?

      В ответе я ничуть не сомневался. Ни одна женщина с такими глазами, фигурой не устыдится снять свою одежду перед мужчиной. По сути дела, она будет наслаждаться каждым мгновением этого представления — разумеется, предварительно проявив приличествующую женщине стеснительность.

      Не сводя с меня взгляда, Дороти Фанчер медленно встала. Расстегивание пуговиц промокшей блузки и снятие оной она превратила в настоящий спектакль. Снизу оказалось какое-то тонкое белье, отнюдь не скрывавшее того, что груди у неё ничуть не уступали соответствующей части тела моей первой недавней посетительницы. Мне опять припомнилась Лори, девушка чрезвычайно сообразительная, но, увы, не одаренная такой фигурой. Что ж, две из трех — далеко не плохой результат. Миссис Фанчер сбросила свои туфли. Чулок на ней не наблюдалось. Представлению несколько мешало раскачивание яхты и то, что совершенно невозможно соблазнительно избавиться от брюк — в этом отношении юбка обладает неоспоримым преимуществом. Тем не менее, Дороти управилась с задачей на диво грациозно и вызывающе посмотрела на меня, стоя в шелково-кружевном наряде, именуемом, если не ошибаюсь, комбинацией — понятия не имею, почему. Длинные черные волосы придавали ей весьма живописный вид — примечательное зрелище для рубки яхты, пробирающейся сквозь высокую рябь залива Делавэр.

      Я наполовину надеялся, что женщина попросит на этом остановиться, но ошибся в своей новой знакомой. Можно сказать, что я сам напросился и теперь получал представление по полной программе. Расставание с последними несколькими унциями мокрого белья заняло у неё больше времени, чем блузка, туфли и штаны, вместе взятые. Но, увы, все её старания пропали зря. Какие-то легкие эмоции я испытал, признаю, но в одежде или без нее, она просто не возбуждала меня по-настоящему. Возможно, будучи светловолосым скандинавом, я оставался в душе расистом — если в данном случае можно говорить о душе — и потому с полным безразличием воспринимал смуглых средиземноморских красавиц. А может, воспоминания о компактной, маленькой Лори не позволяли в должной степени оценить изобилие, представшее моему взгляду с падением последнего покрова. Как бы там ни было, «Лорелея-3», похоже, притягивала к себе симпатичных женщин.

      Я отбросил брошенную одежду ногой в сторону, взял большое полотенце и вложил в руки гостьи.

      — Вытирайтесь и набросьте на себя, а я займусь управлением.

      Мы приближались к главному судоходному фарватеру. Оглядываясь по сторонам, я постоянно ощущал присутствие за спиной женщины, интенсивно и яростно растирающей себя полотенцем. Большой танкер, направляющийся в сторону океана, двигался в нашу сторону, и я не испытывал ни малейшего желания ломать голову над тем, как его обойти. Равно как и сухогруз, появившийся с другой стороны. Быстро сверившись с картой, я убедился, что «Лорелея-3» с её шестифутовым килем спокойно пройдет примерно в четверти мили от основного фарватера, в местах слишком мелких для более крупных судов.

      Когда я, управившись с лораном и автопилотом, обернулся, Дороти Фанчер обматывала вокруг себя полотенце на манер сари.

      — Итак, если миссис Белл тут ни при чем, что же привело вас сюда? — полюбопытствовал я.

      — Лори сказала, что вам нужна помощь. Постыдились бы совращать малолетних, мистер Хелм. — Дороти Фанчер отрывисто рассмеялась. — Нет, она мне об этом не рассказывала. Но каждый раз, когда упоминала ваше имя, было совершенно очевидно, что она спала с вами, влюбилась в вас, хотя предпочла бы влюбиться в какого-нибудь симпатичного маньяка-убийцу. Разумеется, я почувствовала себя обязанной увидеть, что за чудовище довело мою милую маленькую падчерицу до такого состояния. А Лори упомянула, что вы нуждаетесь в команде. — Она передернула плечами. — Моряк из меня неважный, я считаю, что глупее занятия не придумаешь, однако мне доводилось управлять яхтой — кстати говоря, этой самой яхтой — и помогать со швартовыми, и если уж на то пошло, какое вам дело, подсыпала я мужу в суп яд или нет?

      — А вы подсыпали? Она опять рассмеялась.

      — Как говорили американские дети во времена моего детства: «Я об этом знаю, а ты догадывайся». — Она подтянула начавшее соскальзывать полотенце. — Раз уж вы не воспользовались моментом, чтобы меня изнасиловать, может, позволите мне накинуть на себя какую-нибудь одежду?

      — Сейчас.

      Я подобрал с пола мокрые тряпки и осмотрел их. В кармане блузки обнаружилась расческа, которую я выложил на стол. В брюках лежали маленький кожаный бумажник, оставленный мной рядом с расческой и небольшая коробка с тремя ключами: от машины — «мерседеса», если вас это интересует, от дома и маленький фигурный золотой ключик, который, как выяснилось, открывал сумочку.

      — Он подходит и к чемодану, — сообщила мне Дороти Фанчер.

      — Тут имеются вещи, без которых вы совершенно не можете обойтись? — спросил я. — Таблетки от сердца, инсулин или что-нибудь в этом роде?

      — Нет, но вся моя косметика…

      Она оборвалась на полуслове, увидев, что я переворачиваю сумочку. Я вытряхнул содержимое на стол и осмотрел сумочку изнутри. Якобы потайное отделение на Дне можно было назвать таковым разве что в шутку; даже Береговая Охрана без труда обнаружила бы втиснутые туда пистолет двадцать пятого калибра и запасную обойму к нему. Пистолет напоминал блестящую никелированную игрушку с перламутровой рукоятью, невероятно скользкую в обращении, но радующую взор. Если вы любитель красивого оружия.

      — Полагаю, мне ни к чему говорить, что он не предназначался для вас, — промолвила Дороти Фанчер. Не дождавшись моей реакции, она добавила: — Вы, наверное, составили представление обо мне по рассказам Лори. Пожалуйста, не забывайте, что падчерицы испокон веков ненавидят мачех.

      Подобное утверждение не требовало комментариев. Я осмотрел пистолет и обнаружил в нем полную обойму. В патроннике заряд отсутствовал — именно так и следует хранить оружие. Я положил оба магазина в карман, затем извлек из кучи на столе пачку шпилек, отложил её в сторону, сгреб остальное в сумочку, подобрал с пола мокрую одежду и туфли, открыл левую дверь и выбросил все в море. За спиной у меня раздался ошарашенный вздох.

      — Что вы себе думаете!..

      Она замолчала, осознав, что принадлежащие ей вещи безвозвратно потеряны, так что спорить или возмущаться совершенно бессмысленно. Мгновение я потратил на то, чтобы закрыть проход в ограждении, который открыл, пуская её на борт. Оставив дверь рубки открытой, я поднял розоватый чемодан и поместил его на стол. Найденный мною ключ, как она и сказала, успешно управился с замком. Я открыл крышку. Внутри находилось множество шикарных нарядов, не слишком подходящих для путешествия на небольшой яхте.

      Я повернулся к моей гостье.

      — Говорите, что намерены одеть. Советую что-нибудь прочное и практичное, если таковое имеется. — Она никак не отреагировала на мои слова. Каменное выражение лица явно свидетельствовало, что она не намерена больше играть в мои игры. Я немного покопался в её вещах и сказал: — Ладно, выберу сам. Двух нарядов должно хватить, да и вряд ли вам понадобятся платья…

      Я извлек из чемодана отобранную одежду, однако закрыть его оказалось далеко не просто. Спутавшиеся платья упрямо выбивались через края, однако в конце концов моя настойчивость победила. Я закрыл несговорчивый чемодан, натянув один край поверх другого, наподобие раковины моллюска, вынес его на палубу, швырнул в море и вернулся, прикрывая за собой дверь. Сквозь окно рубки было видно, что чемодан удержался на одной волне, но скрылся под следующей. После чего на поверхности какое-то время плавало несколько ярких тряпок, но и они вскоре намокли и исчезли из виду. Обернувшись, я заметил фуражку и темные очки, которые моя гостья сняла, войдя в рубку. Я внимательно их осмотрел и положил в стопку оставленных для неё вещей.

      Миссис Фанчер наконец снизошла до того, чтобы заговорить со мной.

      — Хорошо позабавились, не так ли, мистер Хелм?

      — Вам не помешало бы одеться, — отозвался я. — Или, если хотите, мне не помешало бы, чтобы вы оделись.

      — Необычайно смешно! По-моему, я произвела на вас не большее впечатление, чем, скажем, кусок замороженной говядины. Если бы не Лори, я решила бы, что имею дело с гомосексуалистом. — Она позволила полотенцу осунуться на пол и, не сводя с меня глаз, отыскала и натянула трусики. Затем поморщилась. — Большинство мужчин не в силах сдержать свою звериную похоть при виде моего обнаженного тела. Это просто ужасно. Кстати, могу я узнать, почему вам вздумалось выбросить мои вещи за борт?

      — Пожалуйста. Начнем с того, что мне видятся три возможные причины вашего пребывания здесь. Первая: вы и в самом деле явились, чтобы помочь мне управиться с яхтой. Допустим, я вам поверил, однако, поскольку яхты вы ненавидите, да и причин гореть желанием мне помочь; у вас нет, нельзя упускать из виду вторую возможность: вы задумали меня убить.

      — С какой стати мне вас убивать?

      — Понятия не имею, но с тех пор, как я обосновался на борту этой посудины, на мою жизнь покушались дважды, так почему бы вам не попытаться в третий раз? — Я пожал плечами. — Орудий, пригодных для упомянутой цели, на яхте предостаточно, но поскольку see они мне известны, я как-нибудь за ними присмотрю. Однако, у меня нет ни малейшего желания выискивать хитроумную взрывчатку или экзотический яд, которые вы, возможно, прихватили с собой, не говоря уже о кинжалах и пистолетах. Поэтому, чтобы не кромсать вашу одежду на части, после чего она все равно вам не пригодится, я упростил свою задачу и отправил все на дно.

      Миссис Фанчер набросила на себя одну из двух оставленных мною блузок с длинными рукавами. После чего протянула в мою сторону запястье, явно предлагая мне застегнуть манжету. Что я и сделал.

      — И какова же третья возможность, мистер Хелм? — поинтересовалась она. Я улыбнулся.

      — Выглядит она не слишком правдоподобно, однако не исключено, что вы намерены меня соблазнить.

     

      Глава 13

     

      Миссис Фанчер осчастливила меня возможностью застегнуть и вторую манжету. Затем натянула выбранные мной брюки, самостоятельно управилась с «молнией» и одела низкие белые судовые туфли, которые я обнаружил в её чемодане. Белые льняные брюки не уступали по ширине её предыдущему наряду, да и блузка была достаточно свободной — все это наводило на мысль, что моя сладострастная смуглокожая гостья не столько следует моде, сколько стремится сохранить стиль своих предков-кочевников.

      Мне припомнился облегающий костюм миссис Белл, нарочито выставляющий напоказ тонкие черные чулки — если следовать аналогии, то сия дама бросала вызов традиции. В том числе и употреблением запрещенного Кораном спиртного. Забавно, что при всей своей сексуальности моя новая посетительница предпочитала более скромную одежду.

      Дороти Фанчер открыла оставленный мною пакет со шпильками и, поработав расческой, обмотала тяжелую черную гриву вокруг головы.

      — Трумэн, мой муж, так и не удосужился повесить мне в рубке зеркало. Наверное, я похожа на прачку.

      Не дождавшись моей реакции, она рассмеялась.

      — Ладно, можете не говорить, что я не похожа на прачку. Но зачем мне вас соблазнять?

      — Чем не логичный шаг? — отозвался я. — Не удалось избавиться от человека с помощью ножа и гранат, попробуем обезоружить его с помощью любви. Способ известный со времен Самсона и Далилы.

      Мгновение она с интересом смотрела на меня.

      — К делу это совершенно не относится, но почему я не пробудила в вас интереса? Вы не похожи на большинство мужчин.

      Я задумался, подбирая нужные слова.

      — Это не совсем так, миссис Фанчер. Вы очень красивая женщина, я бы даже сказал — чрезвычайно яркая и привлекательная… Все дело в том, что вы меня ужасно перепугали.

      Она бросила на меня пристальный взгляд.

      — Я напугала вас? Вы не похожи на человека, которого так легко напугать.

      — Разумеется, сталкиваясь лицом к лицу со смертью, я забываю о страхе, — тут уж никуда не денешься. Моим ремеслом вообще занимаются исключительно герои, не ведающие страха. А если и ведающие, то ни за что в этом не признающиеся. Но в данном случае речь шла не о жизни и смерти, а о… Короче говоря, я знал, что стоит мне позволить завлечь себя в постель, я пропал. Так же, как пропал бедняга Трумэн Фанчер. Шансы победить в этом состязании у меня столь же невелики, как у, вас, вздумай вы использовать против меня свой пистолетик. Я знаю толк в пистолетах, вы знаете толк в сексе. И я не настолько глуп, чтобы попытаться переиграть профессионала в его ремесле.

      Миссис Фанчер слабо улыбнулась.

      — Не проще ли просто назвать меня шлюхой без всяких обиняков?

      Я пожал плечами.

      — Увы, мы, профессионалы, обречены на непонимание со стороны окружающих. Да, вы шлюха, а я убийца, если вы предпочитаете выразить это подобным образом.

      Она промолчала. Я повернулся и окинул взглядом море впереди. Пока никаких преград. Глубиномер показывал, что под нами семиметровая толща воды, то есть больше двадцати одного фута. Хватит с избытком. Маленький бумажник, который я извлек из брюк миссис Фанчер, все ещё лежал на навигационном столике. Снаружи он намок, но внутри оказался совершенно сухим. Я просмотрел лежащие внутри карточки. Большинство принадлежали Дороти А. Фанчер, однако, я наткнулся также на потертую старую карточку социального обеспечения, в которой значилась, по всей видимости, её девичья фамилия — Дороти Айеша Аджами. Кроме того, в бумажнике лежала солидная пачка счетов.

      — Айеша, — проговорил я.

      — Вам это имя кажется странным?

      — Ничего подобного. Обожаю романы Райдера Хаггарда. Чаще всего говорят о его «Копях царя Соломона», но этот персонаж ничуть не хуже. Та-Которой-Все-Подвластны, прекрасная, всемогущая, бессмертная королева лежащих за горами таинственных земель. Ее настоящее имя было Айеша.

      — Это женское имя, широко распространенное среди арабов. — Миссис Фанчер немного помолчала. — Собственно говоря, от рождения меня звали Айеша Фатима Аджами. Наша религия запрещает смешивать мусульманские имена с именами неверных. Однако, было решено, что я смогу… действовать более удачно, если американизировать мое имя. Вот я его и сменила. Кстати говоря, вполне законно. Раз уж мы заговорили о книгах, то Дороти я выбрала из «Волшебника страны Оз».

      — Более удачно действовать в каком направлении? — полюбопытствовал я. Потом бросил взгляд в окно и увидел, — что расположение буя впереди по левому борту несколько изменилось. — Ладно, отложим обсуждение этого вопроса до прибытия в порт, не то мы рискуем вообще туда не добраться. Можете пока заняться делом и приготовить несколько сандвичей. Мышьяк найдете на верхней полке, стрихнин — в рундуке, под раковиной.

      — Между прочим, я не подсыпала яд своему мужу, мистер Хелм, — заявила она.

      — В таком случае, хлеб лежит на стойке камбуза, а столовые приборы… Да вы, наверное, лучше меня ориентируетесь на этой яхте.

      — К моему величайшему сожалению, по-видимому, это так. — Она скривилась. — Истратить несколько сотен тысяч долларов, чтобы жить в помещении, размером с коробку из-под туфель! Да попытайся кто-нибудь сдать в качестве квартиры эту крошечную, раскачивающуюся при малейшем дуновении ветра комнатушку, городские власти немедленно отправили бы его в тюрьму.

      С помощью бинокля и карты я разобрался с буем — оказалось, мы просто двигались несколько быстрее, чем я предполагал. По-видимому, сказывалось попутное течение, увеличивающее нашу скорость примерно на узел. Я приготовил и опробовал предобеденное мартини. Миссис Фанчер отказалась от спиртного — очередная дань уважения традициям. Лично я с трудом понимаю людей, которые уделяют столько внимания своей расе; для меня напоминание о моем арийском происхождении неизбежно ассоциируется с аналогичными взглядами Адольфа Гитлера.

      Миссис Фанчер принесла бутерброды и кофе. Подгоняемые течением и попутным ветром, мы пронеслись через залив Делавэр. Получив возможность полностью сосредоточиться на окружающей обстановке, я направил яхту по главному фарватеру. Моя очаровательная спутница прибрала на камбузе, чем несколько меня удивила — вот уж не ожидал от неё помощи по хозяйству. Затем вернулась в рубку и молча уселась в коктейльном уголке. С приближением вечера залив все больше сужался.

      — Что это такое? — наконец отозвалась Дороти Фанчер. Я не заметил, как она подошла и стала рядом со мной.

      Поднимающиеся впереди изящные башни трудно было с чем-либо спутать. Я сверился с картой.

      — Тут обозначена Салемская Атомная Электростанция. — Я пристально посмотрел на нее. — И зачем вам понадобилось её взрывать?

      Она долго медлила, прежде чем рассмеяться, пугающе долго. Такого провокационного вопроса она не ожидала и не была готова к нему. Припомнив пустой отсек над днищем, отсек, в котором должны были храниться моторное масло и антифриз — хотя туда можно упрятать и более интересные вещи — я внезапно судорожно напрягся и с трудом удержался, чтобы не посмотреть на нее.

      — Не говорите глупостей, — запоздало промолвила она. И поспешно продолжила: — Ошибаетесь, мистер. Не забывайте, я всего лишь красотка, которая травит своих мужей. Они у меня мрут, как мухи, бедняжки. Но мне бы и в голову не пришло что-либо взрывать. Я люблю порядок, а от взрывов слишком много шума и хаоса.

      «Не Салем», — подумал я. Мы по чистой случайности проходили сегодня мимо него, вот я и надумал спровоцировать её. Не Салем, но что-то на него похожее, что-то атомное, что-то расположенное дальше к югу, мимо чего «Лорелея-3» проплывала возможно ещё при жизни Трумэна Фанчера. Рядом с чем был разгружен и оставлен таинственный груз, условия использования которого пока оставались неизвестными.

      Разумеется, сам Салем мы ещё не миновали. Ветер набирал силу и с приближением к характерным башням волны в заливе стали настолько крутыми, что Ники с трудом удерживал курс. Мне пришлось его отключить и встать за штурвал самому. Управление яхтой, подгоняемой жестким ветром, — серьезное испытание для рулевого. Я едва успел удержать «Лорелею-3», когда та начала резко разворачиваться против ветра — «выходить из ветра» на морском жаргоне. Медленное гидравлическое управление, несмотря на изрядную мощность, затрудняло своевременную реакцию и требовало в сумасшедшем темпе работать со штурвалом. Мы прошли мимо тонких башен и продолжали двигаться дальше по сужающемуся каналу.

      Какое-то время спустя я, продолжая изо всех сил орудовать штурвалом, сказал:

      — Пожалуйста, возьмите бинокль и попытайтесь отыскать входные буи фарватера Ч. И. Д. Я не могу оторваться отсюда.

      — Что бы вы без меня делали? — сухо откликнулась миссис Фанчер. Затем оглядела панораму впереди и сказала: — Вот они. Вы идете правильным курсом.

      Я вспомнил кое-что и посмотрел на нее.

      — Мне вас описали как хрупкую женщину, не переносящую качки. Которой сейчас в самый раз забиться в какой-нибудь уголок, забыть обо всем на свете и лежать в ожидании смерти.

      Она не удостоила меня ответом. Тем временем буи быстро приближались. Я развернул яхту и ударившая в борт волна окатила рубку. Удержал курс неизменным, пока «дворники» очищали стекло, позволяя вновь разглядеть происходящее вокруг, а в следующее мгновение мы оказались в спокойной воде канала. Яхта слегка покачивалась под порывами ветра, продолжающего терзать мачты и такелаж. Час спустя мы остановились у причала Скеферс Кэнел Хауз, пройдя примерно половину расстояния между верхушками заливов Делавэр и Чесапик. Солнце слабо просвечивало сквозь разрывы в облаках над западным горизонтом. Течение оказалось не таким страшным, как настраивала меня Лори — видимо, оно зависит от уровня прилива — и мы без особого труда пришвартовались к причалу: я остался управлять яхтой, отправив миссис Фанчер перебросить швартовы мужчине, отошедшему от топливных насосов. Однако к тому времени, как мы управились с канатом, опустились сумерки.

      — Тяжелый был переход. Надо бы утром проверить двигатель — напомните мне, — сказал я, отмечая время прибытия в судовом журнале, который завел в найденной на борту разлинованной тетрадке, поскольку стандартной книги не обнаружилось. — Разумеется, если вы намерены остаться на борту… Это ещё что?

      Оглянувшись, я увидел протянутый мне стакан, установленный на подносе, — все как полагается. Миссис Фанчер изобразила реверанс.

      — Ваш вечерний мартини, капитан. Если бы вы не выбросили все мои вещи за борт, я обслужила бы вас более изысканно.

      — Возможно, именно этого я и боялся. Она отставила поднос и присела рядом со мной, глядя, как я пробую напиток и одобрительно киваю.

      — Странный вы человек, — промолвила она. — Удивительно, как вы живы до сих пор в своем диком мире. Кстати, откуда уверенность, что я ничего не добавила в стакан?

      — А также в бутерброды с сыром или кофе? — Я улыбнулся. — Не забывайте, я удостоверился, что вы не пронесли на борт ничего безвкусного, бесцветного и смертельного. В рундуке с красками имеются кое-какие яды — я использовал их против тараканов — но, во-первых, у вас не было времени ознакомиться со всеми наклейками, а во-вторых, вряд ли вам удалось бы отыскать что-либо такое, что я не успею почувствовать, прежде чем оно меня прикончит. К тому же, в настоящее время я исхожу из предположения, что верна моя третья догадка, и вы не задумали убийства.

      — Раньше бы вам до этого додуматься, — хмуро заметила она. — У меня в багаже и правда не было ни яда, ни взрывчатки. Всего лишь красивая, дорогая одежда и духи, способные одурманить любого мужчину. Хотя, с другой стороны, — какая разница? На вас они все равно не произвели бы ни малейшего впечатления…

      Я улыбнулся.

      — Но вы не сдаетесь, правда? Моете мне посуду, услужливо подаете мартини, называете меня странным человеком… Пытаетесь ублажить меня лестью. Все мужчины любят, когда их обслуживают и любому мужчине приятно услышать, что он странный — слово не менее популярное, чем «опасный». О чем вы прекрасно знаете. Так вы намерены остаться на яхте и поработать надо мной ещё какое-то время?

      — До тех пор, пока вам не надоест наблюдать, как мои бесстыдные попытки глупо разбиваются о неприступную стену вашей целостности. — Она поднялась и прошла к двери правого борта, ближайшей к причалу. Дверь была открыта, и она остановилась, глядя наружу и глубоко вдыхая ночной воздух. — Тучи расходятся, похоже, будет прекрасная ночь. — И, помолчав, продолжала: — Трумэн считал здешний ресторан одним из лучших на побережье, он утверждал, что они сказочно готовят уток, да и рыба у них превосходная. Могу я отплатить за ваше гостеприимство приглашением на обед, мистер Хелм?

      — Вы все-таки отыскали ключ к моему сердцу, миссис Фанчер. Обожаю уток. А потому с превеликим удовольствием принимаю ваше предложение. Между прочим, позвольте обратить ваше внимание на одну вещь.

      — Да?

      — Никоим образом не оспаривая ваших профессиональных навыков, позволю себе заметить, что человек моей профессии никогда бы не остановился так, как вы — на фоне яркого света.

      — Не представляю, у кого может возникнуть желание в меня стрелять. Разве что у вас, если вы почувствуете, что вашей чистоте угрожает мое неотразимое очарование или утка, поданная на обед.

      Она повернулась и посмотрела на меня.

      — Вы сообразительный человек, мистер Хелм.

      — И ещё странный, не забудьте добавить — странный.

      — Вы не ошиблись. Я явилась на яхту, чтобы вас соблазнить. Роджер явно впустую тратит деньги на своих грозных профессионалов.

      Мне припомнилось упоминание Лори о скользком типе, именуемом Роджер Хассим, который стал причиной ссоры между её мачехой и отцом — Трумэну Фанчеру даже пришлось воспользоваться услугами частного детектива, чтобы доказать наличие между ними любовной связи. Однако момент представлялся не самым подходящим для выяснения подробностей.

      Дороти Фанчер тем временем продолжала:

      — Кто бы мог подумать, что уничтожить эту посудину окажется так трудно. Тем не менее, их девчонка дважды провалила задание — видимо, она лучше умела расправляться с людьми, чем с судами. Потом появился ты, и она умерла. Умер и один из её коллег, а вместе с ним двое наших, которые отправились на этом дурацком катере. Четыре покойника, а если считать жертвы блондинки, — то шесть, и все безрезультатно! История начинала походить на плохую шутку. Пора было испробовать другой способ, мой способ. Я намеревалась вскружить вам голову, превратить в беспомощного раба…

      Она замолчала. Странная, темная полоска внезапно появилась у неё на виске, прямо под шикарным тюрбаном черных волос. В то же мгновение снаружи донесся негромкий хлопок оружия с глушителем. Я вскочил на ноги, выбираясь из-за углового столика, и видя, как Дороти Фанчер беспомощно оседает на короткие ступени, ведущие на палубу.

     

      Глава 14

     

      Чтобы выбраться из рубки, мне пришлось переступить через её тело. Что я и сделал, не теряя времени на выяснение того, насколько она пострадала — если мертва, ей уже не помочь, а если отделалась несмертельной раной в голову, то нуждается в помощи нейрохирурга или перевязке, в зависимости от тяжести раны. И то, и другое может подождать несколько минут. Ухватившись за сваи, я взобрался на дощатый настил в паре футов над уровнем палубы, в глубине души надеясь, что людей, которые стреляли в Дороти Фанчер, не заинтересует мишень, именуемая Мэттью Хелм. Выстрелов не последовало.

      Скеферс не похож на обычные гавани с выступающими пирсами и эллингами для судов, здесь попросту пришвартовываешься к чрезвычайно длинному причалу, протянувшемуся с одной стороны канала параллельно берегу. Он слегка отступает от берега, чтобы обеспечить глубину, достаточную даже для самых больших яхт. С землей и располагающимися там административным зданием, рестораном и душевыми причал соединен несколькими короткими мостиками или переходами. Две яхты были причалены впереди нас и с полдюжины всевозможных судов, парусных и моторных, располагалось за кормой, включая трехэтажный плавучий дворец более шестидесяти футов в длину.

      Пристань была хорошо освещена, и я без труда раз глядел фигуру, бегущую в сторону ближайшего мостика, перекинутого на берег — правда, парень отчаянно хромал и потому передвигался не слишком резво. Яркие огни превращали его в идеальную мишень. Я сжимал в руке свой короткоствольный револьвер, но для этого оружия расстояние было слишком велико. К тому же я понадеялся, что смогу настичь инвалида, не перебудив стрельбой всех соседей, и припустил вслед за ним.

      Как выяснилось, он передвигался даже медленнее, чем мне показалось, и разделяющее нас расстояние быстро сокращалось. Мы миновали переход и выбежали на освещенную стоянку. К этому времени я уже успел разглядеть, что при всей своей неуклюжести ковыляющая впереди фигура принадлежит явно не мужчине. Женщина оглянулась, и я увидел, что лицо её скрывает нечто напоминающее странную белую маску. Она по-прежнему не выпускала оружия, которым расправилась с миссис Фанчер. Это был автоматический пистолет, по всей вероятности, двадцать второго калибра, ствол которого казался непропорционально длинным из-за одетого на него глушителя. Однако она даже не попыталась использовать оружие против меня, напротив, заслышав мое приближение, просто остановилась на открытом месте, подняла руки и позволила мне приблизиться и забрать у неё пистолет.

      — Повернитесь, — сказал я.

      Она повиновалась. При ближайшем рассмотрении белая повязка оказалась пластырем, вернее, двумя кусками пластыря, достаточно симметрично прилепленными на обе щеки. Передо мной стояла довольно высокая молодая женщина с худощавой, почти мальчишеской фигурой и короткими светлыми волосами, потенциально привлекательная, но, судя по её виду, недавно побывавшая в серьезной переделке. Собственно говоря, женщину, пострадавшую настолько, последний раз мне довелось видеть несколько лет назад, когда моя невестка чудом уцелела при взрыве бомбы, убившей моего старшего сына. На правой ноге эта девушка носила обычную мягкую коричневую туфлю, левая же была перевязана и упакована в нечто, напоминающее мужской шлепанец. Бинт покрывал и два последних пальца её левой руки, дополнительно зафиксированные шиной. Плюс упомянутый пластырь на лице… Ну и глупец же я. Мог бы и сразу сообразить.

      — Наконец-то мы познакомились, мисс Кронквист, — сказал я.

      Девушка тяжело дышала после долгого бега. На ней были джинсы и темно-голубой свитер с высоким воротником, — вполне подходящий костюм для ночной операции. Какое-то время она молчала, восстанавливая дыхание. После чего произнесла:

      — Посмотрите на меня хорошенько, мистер Хелм! Вот, что они сделали со мной за то, что я пыталась вас защитить!

      — Что вы здесь делаете, мисс Кронквист? — спросил я.

      Девушка глубоко вздохнула, постепенно успокаиваясь.

      — Вы можете называть меня Зигги. Все зовут меня Зигги. Я не в претензии, кому охота ломать язык, выговаривая Зигелинда? — Она облизала губы. — Я искала работу, мистер Хелм, но обнаружила, что вакансия уже занята.

      — Что ж, я — Мэтт, и похоже тебе-таки удалось создать новую вакансию. Во всяком случае, ты сделала для этого все, что в твоих силах.

      — Далеко не все, это был не слишком удачный выстрел, — спокойно возразила она. — Кажется, пуля лишь слегка задела её. Похоже… похоже убийца из меня никудышная. Хотя лично я предпочитаю слово «палач».

      — Давай-ка отойдем под деревья, — я подвел девушку к столу для пикников, и она опустилась на одну из вкопанных скамей. То, как она передвигалась, явно. свидетельствовало, что попытка сбежать отнюдь не пошла на пользу её раненой ноге. Здесь, на удалении от причала и зданий, было не так светло.

      — Вас прислала миссис Белл? — спросил я.

      Зигги Кронквист хмуро улыбнулась.

      — Миссис Белл считает меня ужасной неженкой, абсолютно бесполезной для организации. Ведь они всего-то и успели, что изувечить руку и ногу, да заехать пару раз по лицу. Я… я сдалась и заговорила, прежде чем они успели выколоть мне глаза… О, Господи! — она опустила локти на стол и закрыла лицо руками. Затем сдавленным голосом произнесла: — И что мне только в голову взбрело стать великолепной оперативницей? Великолепной! Да вы только посмотрите на меня! Сидела бы за своими исследованиями и компьютерами. А теперь мне и с клавиатурой-то не управиться!

      Вдали медленно проследовала моторная яхта, превышающая размерами даже дворец, стоящий у причала. Она напоминала небольшое пассажирское судно, сверкающее многочисленными огнями. Мне подумалось, что на борту наверняка имеется профессиональный капитан, который сотню раз бывал в этих местах и может пройти по каналу с закрытыми глазами. Моя собеседница отыскала здоровой рукой носовой платок и поднесла его к глазам.

      Она шмыгнула, убрала платок и уже более спокойно произнесла:

      — Отвечаю на твой вопрос — нет, миссис Белл меня не посылала. Она ищет тебе другого помощника, храброго и сильного. Тем временем… Я знала, что ты заходил в Кейп-Мей, то есть по всей вероятности следующую остановку сделаешь здесь, и предупредила её, что намерена встретиться с тобой, вне зависимости, нравится ей это или нет.

      — Зачем? — поинтересовался я. Зигги помедлила с ответом.

      — Прежде всего, я должна перед тобой извиниться, не так ли? Я и правда держалась изо всех сил… столько, сколько смогла. Но… но потом заговорила и, по словам миссис Белл, в результате ты чуть было не погиб. Прости меня.

      — Я пока ещё жив, так что можешь не переживать.

      — Миссис Белл сказала, что ты, несмотря ни на что, просил прислать меня. Она сочла это глупостью с твоей стороны и заявила, что не намерена потакать подобным безрассудствам. Вот я и понадеялась, что если приеду сюда, даже без её приказа… Мне вовсе не хочется возвращаться к этим дурацким компьютерам. Во всяком случае до тех пор, пока… — Она замолчала.

      Я пристально посмотрел на нее.

      — Подумываете о мести, мисс Кронквист? То есть, Зигги. Не хочешь подавать в отставку, пока не выяснишь отношений с людьми, которые обошлись с тобой подобным образом? — Она не ответила, но её молчание было достаточно красноречиво. Я продолжал: — Увы, буду вынужден попросить тебя немного повременить. Эта женщина нужна мне живой — надеюсь, вопреки твоим стараниям она все ещё жива — до тех пор, пока я не выясню, что именно задумали она и её друзья. Судя по твоей реакции, полагал, что за твои мучения ответственна именно она.

      — Я никогда не забуду её голос! — заявила Зигги Кронквист.

      — Голос?

      — Меня… меня пытал мужчина. У него было двое подручных, которые помогли привязать меня к старой железной кровати. Мы находились в какой-то полуразвалившейся лачуге, неподалеку от железной дороги, где они меня схватили. Однако, спустя некоторое время я почувствовала, что кто-то наблюдает за мной, стоя в дверном проеме за головой. А потом… потом она начала предлагать новые способы. Слышал бы ты, какое наслаждение звучало в её голосе. Лица её я не видела, но уж голос не забуду никогда!

      — Стало быть, тебе вряд ли удастся опознать её на суде. Хороший адвокат предложит тебе прослушать столько голосов, что ты забудешь свой собственный. — Я изучающе посмотрел на нее. — Ладно, оставим это пока. Когда я просил миссис Белл прислать тебя, то не представлял, что они так над тобой поработали. Не переоцениваешь ли ты свои силы, намереваясь помогать мне на яхте?

      — Мистер, я немного знакома с вашим послужным списком и готова биться об заклад, что даже с двумя конечностями управлюсь с яхтой лучше, чем вы с четырьмя. К тому же на тридцативосьмифутовой яхте не слишком разгуляешься. Со штурвалом я управлюсь — я вела свою машину от самого Вашингтона — да и канат бросить смогу. Что касается тяжелой работы, тут я и правда тебе не помощница, но гоночных парусов мы, полагаю, ставить не собираемся, так что вполне обойдемся и твоими мышцами.

      — Ладно, считай, что ты меня убедила, — кивнул я. — Остается всего одна маленькая неувязка. Как ты сама заметила, интересующее тебя место в настоящий момент занято.

      — Эта кобра в женском обличье!

      Я посмотрел на пистолет, который забрал у неё и все ещё сжимал в руке. Это было старое орудие убийства, некогда принятое на вооружение во многих тайных службах, да и теперь встречающееся сплошь и рядом: изящный, ныне почитающийся устарелым «кольт-вудсмен» двадцать второго калибра с обычным глушителем, именуемым на новомодном жаргоне, в силу неизвестных причин, подавителем звука.

      — Похоже, ты неплохо подготовилась к встрече с ней, — заметил я, разглядывая пистолет.

      Девушка облизала губы.

      — Просто… просто я знала, что если удастся уговорить тебя взять меня на борт, раньше или позже мы встретимся с кем-либо из них, либо с ней, либо с другим любителем пыток, её арабским Аполлоном, Роджером Хассимом. Поэтому, прежде чем покинуть Вашингтон, я стянула из музейного отделения оружейной револьвер и купила коробку патронов. Труднее всего было отыскать низкоскоростные заряды, пригодные для использования с глушителем. Но я и не подозревала, что так быстро встречусь с этой красоткой. Меня… меня буквально ошарашило, когда, поднявшись на причал, чтобы переговорить с тобой, я услышала её голос, доносящийся из рубки. Разумеется, я мгновенно узнала её и так и замерла с открытым ртом… А потом во мне как будто включилась заданная программа. Я почувствовала, что бегу — вернее, ковыляю — назад к машине, достаю из неё оружие, проверяю обойму, досылаю патрон в патронник и украдкой пробираюсь к яхте. Она как раз остановилась в проеме — великолепная мишень. Но как я уже говорила, выстрел оказался не слишком удачным. Я слишком спешила… Встреча застала меня врасплох, и я оказалась психологически не готова к ней.

      — Не исключено, что тебе никогда не удастся психологически подготовиться к подобным вещам, — заметил я. — Некоторые люди никогда не готовы убивать.

      Девушка с неожиданной яростью встряхнула головой.

      — Вот уж нет! В следующий раз я буду готова. Она должна умереть! — Зигги Кронквист глубоко вздохнула, в упор глядя на меня. — Ты просто не понимаешь! Это не женщина, это сущая бестия. Как и все её дружки. Во всяком случае, их невозможно назвать людьми в нашем понимании этого слова. Им не смешны шутки, но они заливаются смехом при виде боли, и если эта боль уродует и калечит тело — тем лучше! Она и её красавчик Хассим! Видел бы ты эту парочку. Он вел себя, как ребенок, наслаждающийся мучениями маленького животного, а она поощряла его, подсказывала, какой сустав лучше раздавить щипцами, а где стоит пройтись ножом. Он же старательно выполнял её указания, держась немного в стороне, чтобы она в полной мере могла насладиться достигнутым результатом. Они захлебывались от восторга, когда я стонала, всхлипывала и содрогалась в агонии. И они чуть животы не надорвали от смеха, когда боль стала настолько невыносимой, что я… я перепачкала себе штаны: вы только посмотрите на эту неверную, во что она превратила свои дорогие штанишки, а теперь займемся ещё одним пальцем, теперь лицом, другой щекой, глазами… — Она замолчала и судорожно вздохнула. — Вот тут я и закричала, что расскажу им все, что они пожелают. Дурацкий пароль насчет погоды в Мейне и Коннектикуте. Мне ужасно жаль, я доставила тебе массу неприятностей, но не могла позволить им… Я просто не владела собой!

      — Надеюсь, ты понимаешь, что даже при желании я не могу взять тебя на яхту сейчас.

      Зигги глубоко вздохнула.

      — Спасибо, что выслушал. Поверь, я вовсе не собиралась исповедоваться перед тобой.

      ? Не ты одна такая, Зигги. Могу лишь сказать, что в следующий раз легче не будет: к подобным вещам не привыкаешь.

      Мгновение спустя она слабо улыбнулась.

      ? Вот уж обнадежил. Теперь я спокойна.

      ? Держи, — сказал я, — возможно, он понадобится тебе для зашиты Только, пожалуйста, не пользуйся им для других целей, пока я не дам тебе добро

      Девушка посмотрела на пистолет, который я вложил ей в руку. Вознамерилась было задать какой-то вопрос, но передумала, и, не вставая с места, извлекла обойму из рукоятки. Затем опорожнила патронник, вставила патрон в обойму и обойму в отверстие, действуя весьма умело, несмотря на перевязанные пальцы. Приподняла свитер и сунула пистолет за пояс узких джинсов. Подобная демонстрация умения обращаться с оружием утвердила меня в принятом решении.

      — Если ты окажешься права и эта женщина действительно не сильно пострадала, я постараюсь выдерживать намеченный график, — сказал я. — Это означает, что завтра вечером мы должны войти в порт Аннаполиса, штат Мэриленд. Затем, двигаясь на юг, следующим вечером доберемся до Соломонова острова на реке Патуксент. Далее станем на якорь в Рыбном заливе у реки Пянкатанк, затем — гавань Тайдвотер в Норфолке, формальное начало Межберегового канала. Понятия не имею, что может случиться, но надеюсь, что-нибудь все-таки случится. По пути ты ничем не в состоянии мне помочь — не вздумай пытаться следовать за нами на другом судне, остаться незамеченной тебе не удастся, а мне нужно убедить эту даму, что я в полном её распоряжении — но если тебе удастся поспевать за нами на машине и находиться неподалеку по вечерам, так, чтобы никому не удалось подпортить яхту, пока мы остаемся на берегу, а возможно, попутно выяснить, кто проявляет к нам интерес, это может пригодиться.

      Мгновение она вглядывалась мне в лицо.

      — Спасибо, Мэтт. Спасибо, что доверяешь мне, несмотря на… Я постараюсь сделать все, что в моих силах.

      — Только не перестарайся, — сказал я. Зигги нахмурилась.

      — Что ты имеешь в виду?

      — Не пытайся что-либо доказать. Не рискуй без особой необходимости. Твоя смерть вряд ли пойдет мне на пользу.

      Она улыбнулась. Несмотря на пластыри, улыбка получилась довольно симпатичная.

      — Мистер, вы имеете дело с дипломированным трусом. Миссис Белл с готовностью это подтвердит. Ладно, пора тебе возвращаться на яхту приводить в чувство твою гадюку. Смотри, не дай себя укусить, эти пресмыкающиеся необычайно коварны…

     

      Глава 15

     

      Когда я поднялся на борт «Лорелеи-3», миссис Фанчер не оказалось там, где я оставил её лежать и наполовину ожидал застать, возможно, и мертвой, несмотря на заверения Зигги. Предсказание результатов попадания пули в человеческое тело не относится к числу точных наук. Тем не менее, женщина оказалась как нельзя более живой. Она восседала на верхней ступеньке трапа, ведущего на камбуз, откуда можно дотянуться до емкости с бумажными полотенцами, закрепленной на ближайшей перегородке. Кусок полотенца, завернутый за воротник блузки, лежал у неё на плече, защищая одежду от кровяных пятен, к голове она прижимала пропитавшийся кровью тампон.

      — Кажется, кровотечение прекратилось, — не оборачиваясь, промолвила она. — Перевяжите меня, пожалуйста, только осторожно. Учитывая количество одежды, которую вы мне оставили, я не могу позволить себе перепачкать её в крови: она чрезвычайно трудно отстирывается.

      Я протиснулся мимо неё — причем она не сделала ни малейшей попытки облегчить мне эту задачу — и взял на камбузе аптечку первой помощи и чистую салфетку. Салфетку смочил под краном. Затем повернулся и обнаружил, что она пристально наблюдает за мной. Зрачки её красивых, загадочных карих глаз, были в точности одинакового размера, что с точки зрения медицины почитается хорошим признаком.

      — Ощущаете головокружение, двоится в глазах? — спросил я.

      — Только головную боль. На мгновение меня просто оглушило, я никогда по-настоящему не теряю сознания. Полагаю, вам удалось поймать девчонку, которая стреляла. Сейчас она вряд ли в состоянии быстро бегать.

      — Вы её видели?

      — В последнее мгновение. У этой особы нелепейшее имя. Зигги.

      — Вы меня разочаровываете. Помогали измываться над девушкой, травмировали её на всю оставшуюся жизнь, и после этого заявляете, что понятия не имеете, кому может прийти в голову в вас стрелять!

      — Так она меня узнала? Я считала, что не позволяю себя разглядеть.

      — Она узнала ваш голос.

      Миссис Фанчер пожала плечами.

      — Похоже, я её недооценила. Современных американских детишек трудно воспринимать всерьез. Им G пеленок вбивают в голову, что им чуть ли не свыше гарантировано право на спокойную, безопасную жизнь, как будто какое-либо божество, наше или ваше, станет беспокоиться о таких пустяках, как их физическая безопасность — разумеется, другое дело их духовное спасение. Но как это подготавливает их к взрослой жизни, к той жизни, которую ведем мы все? Столкнувшись с ужасным открытием, что мир-то оказывается далеко не так безопасен, они зачастую не в силах пережить потрясения. Эта молодая женщина так шумела и суетилась во время допроса… Я и представить не могла, что у неё хватит храбрости мстить, даже если ей удастся меня опознать. Значит, я ошибалась. Что вы с ней сделали?

      — А вы как думаете? Разумеется, вернул ей её оружие и посоветовал в следующий раз целиться получше.

      Миссис Фанчер отрывисто рассмеялась.

      — И, несомненно, выслушав её рассказ, считаете меня чистым чудовищем.

      — Ну уж это я понял с первого взгляда. Не шевелитесь.

      Она слегка склонилась вперед, так, что стоя на камбузе, я мог без труда обработать её голову. Примерно в дюйме от линии волос гладкую смуглую кожу виска перечеркнула глубокая борозда. Кровотечение и правда прекратилось. Рану я трогать не стал, ограничившись тем, что осторожно обмыл её по краям и заклеил небольшим пластырем, после чего стер влажной салфеткой кровь, запекшуюся на лице. Собрал перепачканные в крови обрывки бумажного полотенца и выбросил в мусорный ящик под раковиной камбуза, вымыл и повесил сушиться салфетку, отнес на место аптечку первой помощи.

      — Полагаю, настроение поужинать в ресторане у вас пропало, — сказал я. — Придется мне взять инициативу в свои руки и посмотреть, что удастся приготовить из подручных запасов.

      Миссис Фанчер осторожно покачала головой.

      — Нет, лучше поищите мне пару таблеток аспирина или тайленола, и я живо оправлюсь. Это и правда всего лишь царапина.

      Я улыбнулся.

      — Просто поразительно, что готовы перетерпеть люди, лишь бы не пробовать мою стряпню.

      К числу положительных результатов моего обращения с её одеждой, без сомнения, относилось и то, что не приходилось ждать, пока она переоденется в подходящий для ужина вечерний туалет. Запив водой из камбуза принесенные мной таблетки от головной боли, миссис Фанчер с моей помощью поднялась на причал и далее, через переходной мостик — на берег. Причем я заметил, что она то и дело беспокойно оглядывается по сторонам.

      — Не волнуйтесь. Я попросил малышку повременить со следующей попыткой, пока я окончательно с вами не разберусь.

      Она рассмеялась и взяла меня под руку. Мы пересекли большую стоянку и вошли в ресторан. Посетителей внутри оказалось немного, однако, несмотря на скромный свободный наряд Дороти немедленно привлекла внимание всех присутствующих мужчин. Вряд ли кто-нибудь из них заметил пластырь у неё на виске: смотрели они отнюдь не на лицо.

      Нам отвели приятный столик у окна с отличным видом на канал, освещенный не хуже городской улицы. Правда, болотистые окрестности причала, которые мы миновали по пути в ресторан, теперь были погружены во тьму. Прямо под нами пришвартовались два лоцманских судна, выкрашенные в характерный оранжевый цвет. Одно из них отошло от причала в тот самый момент, когда мы усаживались за стол. Я слышал, что сопровождение судов разбито здесь на два этапа. В Скеферсе лоцманы из Мэриленда сменяют своих коллег из Делавэра и наоборот. Я заказал ещё один мартини, дабы он составил компанию напитку, столь грациозно поданному на яхте, допить который мне так и не удалось.

      После того, как официант поставил перед нами бокалы и удалился, я произнес:

      — Терпеть не могу посещать рестораны с непьющими дамами. От их печально-укоризненных взглядов способно растаять даже каменное сердце.

      Миссис Фанчер рассмеялась.

      — Прошу прощения. Я не думала смотреть на вас с укором, хотя моя религия, разумеется, не одобряет употребления спиртных напитков.

      — У меня довольно прохладное отношение к религиям. Особенно к тем, что почитают стакан вина ужасным грехом, но не мешают обезобразить лицо симпатичной девушки.

      — Ей сделали чистые надрезы остро отточенным лезвием. Роджер знает толк в подобных вещах, — ничуть не смутясь, заявила миссис Фанчер. — Чтобы устранить шрамы, достаточно будет простейшей пластической операции. К тому же эту девушку трудно назвать особо симпатичной.

      — Возможно, у нас с вами разные представления о красоте. И раз уж мы об этом заговорили, расскажите мне о Роджере Хассиме. Девочка утверждает, что он редкий красавчик, но изрядный садист.

      — Изо всех сил пытаетесь вывести меня из себя, да? — поинтересовалась Дороти Фанчер.

      — Изо всех сил пытаюсь дать вам понять, что я не в восторге от вас и вряд ли смогу полюбить кого-либо из ваших друзей.

      — С какой целью?

      — Например, чтобы заставить вас поверить, что вы имеете дело с честным человеком. Попытайся я изображать восхищение вашей религией и дружком, и вы сразу поняли бы, какой я лжец. Итак, поведайте мне об ублюдке Хассиме. Очаровательном садисте-любителе. Или профессионале? Парень издевается над беззащитными женщинами полный рабочий день или у него имеются и другие, не менее любопытные занятия, такие, как скажем, убийство, мошенничество, грабеж или терроризм?

      Увы, моя собеседница не клюнула на эту приманку, ограничившись довольно прохладным замечанием:

      — Полагаю, не вам критиковать методы, которые мы используем при допросе. Когда возникает необходимость выбить из человека нужную вам информацию, вы тоже не стесняетесь в средствах.

      Тут мне нечего было возразить. Разумеется, я не испытываю восторга при виде чужих мучений, но это вряд ли может служить сколько-нибудь весомым оправданием. Тем не менее, я не стал отказываться от избранной тактики в надежде, что в конце концов её терпение лопнет и мне удастся услышать что-либо полезное.

      — И все-таки весьма любопытно узнать, что за тип этот самый Роджер. Покуда я знаю о нем лишь то, что он обожает издеваться над людьми и неравнодушен к чужим женам.

      Но Дороти и это не смутило.

      — Мой муж был пожилым человеком. Я заботилась о нем, доставляла ему удовольствие всякий раз, когда у него возникало желание, что, кстати, не удавалось ни одной женщине в течение нескольких лет до нашей свадьбы, но восточным женщинам известны особые способы удовлетворить мужчину, даже мужчину в преклонных летах. Ему следовало довольствоваться этим. С его стороны было глупо надеяться, что такой женщине, как я, будет достаточно тех редких случаев, когда… у него возникал интерес. Я никогда ему не отказывала, ему не следовало рассчитывать на большее. — Она помолчала и добавила: — Роджер выполняет долг перед своим народом. Нашим народом.

      — Знакомая история.

      — Вам должно быть понятно, что двигает такими людьми, как мы с Роджером. Я нахмурился.

      — Это ещё почему?

      — Потому что вы недалеки от наших корней, Мэттью Хелм, — провозгласила она. — Не то, что эти безродные американцы, которые успели позабыть, какая кровь течет в их жилах. Нам известно, что вы неоднократно возвращались на родину, чтобы укрепить извечную связь с землей предков…

      Я с трудом удержался от смеха: в её изложении редкие поездки в скандинавские страны, большей частью по служебным делам, представали своего рода паломничеством к некоей святыне. Согласен, места там достаточно приятные, а многие из моих шведских родственников — довольно симпатичные люди, хотя далеко не все — однако, духовные узы, если таковые вообще существуют, связывают меня с залитыми солнцем просторами юго-запада Соединенных Штатов, где прошло мое детство, а не с маленькой туманной страной, из КОТОРОЙ мои родители выехали за несколько лет до моего рождения… Тем временем моя собеседница сменила тему.

      — … к тому же, Роджер на самом деле вас не интересует.

      — Интересная новость. Позвольте полюбопытствовать, что же меня в таком случае интересует?

      — Роджер Хассим ничего не значит для вас. И пожалуйста не пытайтесь мне втолковать, что обязаны наказать его за недостаточно учтивое обращение с некоей, якобы привлекательной молодой особой, с которой вы познакомились не более часа тому назад. Вас интересует другое. Вернее, другой человек. Профессиональный убийца, прошедший подготовку в советской школе, который ненавидит Америку в целом и одного из её граждан в частности. Вас. Именно вы по приказу Вашингтона убили его отца. — Она пристально посмотрела на меня. — Я могу отдать вам Роланда Казелиуса. Разумеется, не бесплатно.

      Признаю, ей-таки удалось застать меня врасплох.

      Мысленно я разделил дело на две отдельные части: подготавливаемая арабами таинственная террористическая акция интересовала по большей части миссис Белл, а непосредственная деятельность фирмы РАЗРУШ и в частности небезызвестного Р. Казелиуса (найти и обезвредить) относилась к ведению вашего покорного слуги. Я, как и Мак, безусловно надеялся, что одно выведет меня к другому — собственно, почему и околачивался в этих местах — но уж никак не думал, что участники одной из операций станут отвлекаться от своего непосредственного занятия, дабы помочь мне управиться со своими коллегами, пусть даже и небесплатно…

      Официант избавил меня от необходимости отвечать: немедленно, а когда он, приняв наши заказы, удалился. Дороти, казалось, позабыла о Казелиусе.

      — Похоже, я переоценила свои способности разбираться в людях, — сказала она. — Мало того, что ошиблась в этой девушке, так ещё и недооценила вас, или, во всяком случае, ваше упрямство. И уж точно недооценила своего престарелого мужа.

      — Каким образом?

      — Мне… мне не следовало забывать, что старики зачастую бывают коварными и опасными. Даже те, кого ты казалось бы полностью себе подчинила… Другое дело иметь дело с влюбленным сопляком, который с возмущением отвергнет любые подозрения в отношении предмета своих воздыханий. Первый раз Трумэн удивил меня, когда нанял частного детектива, но мне казалось удалось убедить его в том, что Роджер всего лишь мимолетное увлечение, о котором я искренне сожалею, твердо намереваясь посвятить остаток жизни своему чудесному мужу. Я даже согласилась прожить несколько недель в этой крошечной каюте на дурацкой яхте, чтобы не расставаться с ним. Ни одна женщина не испытывала столь сильной любви, xa! — Она поморщилась. — По правде говоря, я ни за что не согласилась бы на такое испытание, но Роджер придумал, как использовать «Лорелею-3» для наших целей. Однако, чтобы моя неуемная падчерица не сунула свой нос куда не следует, нужно было избавиться от её присутствия на борту. Вот и пришлось мне занять её место.

      Итак, кое-что я все-таки узнал, и интуиция подсказывала, что на этом дело не остановится. Невольно возникал вопрос, откуда у моей собеседницы эта внезапная тяга к откровенным излияниям? Прибытие закусок заставило её на мгновение замолчать.

      После чего она продолжала свою повесть.

      — Как я уже говорила, старики коварны. Мне казалось, Трумэн удостоверился в моей преданности, тем более, что я всеми силами старалась доказать её во время бесконечных переходов из одной скучнейшей гавани в другую. Выглядел он вполне довольным, восхищался окрестными видами так, как будто впервые оказался в этих местах. То и дело звал меня разделить его восторги… Должна сказать, что меня эти южные мангровые топи оставляют совершенно равнодушной, оленей я и раньше видела, и если дельфины хоть немного забавны, то гигантские морские коровы, от которых Трумэн приходил в полный восторг, по-моему, самые нелепые создания в мире. Я так и ждала, что одна из этих тварей небрежно продырявит нашу яхту. Но, разумеется, и виду не показывала. Видимо, мой деланный восторг оказался не слишком убедительным…

      Появление официанта с тарелками вызвало очередную паузу. Утка не обманула наших ожиданий, и я на какое-то время полностью сосредоточился на ней. Вряд ли следовало проявлять нетерпение услышать продолжение её рассказа.

      — И что же произошло? — наконец спросил я.

      — Он застал нас за разгрузкой. Я подсыпала ему в кофе снотворного и рассчитывала, что он проспит до самого утра, как бы мы не шумели, сначала отводя яхту в нужное место, затем избавляясь от груза и наконец возвращаясь на исходную стоянку…

      — От какого груза? — Я решил, что немного тупости не помешает и добавил: — Вы имеете в виду наркотики?

      Дороти раздраженно покачала головой.

      — Не говорите чепухи! Если бы нам понадобились наркотики, мы не стали бы загружать их на днище яхты: наши люди могут получить их из первых рук. Думаю, вы прекрасно представляете…

      Подошедший официант поинтересовался, всем ли мы довольны. Увы, их ещё не догадались учить не перебивать разговоры посетителей дурацкими вопросами.

      — Продолжайте, — обратился я к Дороти, заверив мужчину, что мы в полном восторге.

      — Трумэн вылез из каюты в тот самый момент, когда мы поднимали груз через моторный отсек и сдвинутую крышу. Видимо, он вылил остаток кофе, когда я отвернулась, собственно говоря, с его сердцем кофе ему вообще был противопоказан. Может, не стал его допивать, потому что вспомнил предостережения врачей, но скорей всего заподозрил… Тем не менее, выпил он вполне достаточно, а потому просто стоял в дверях, или как там их именуют на яхте, покачиваясь и тупо глядя на нас. Груз как раз поднимался через рубку, и я помогала направлять его вверх, нацепив на себя старый промасленный комбинезон, который Трумэн одевал, когда копался в двигателе. Рядом работали несколько человек Роджера и сам Роджер… Но, полагаю, на него подействовал именно Роджер, с которым я обещала никогда больше не встречаться. Трумэн попытался что-то сказать, затем его лицо исказилось, он ухватился обеими руками за грудь и согнулся, постанывая от боли. Я, конечно, поняла, что это сердечный приступ, потому как присутствовала, когда это случилось с ним в первый раз…

      Воспользовавшись паузой, я заметил:

      — Итак, он умер как раз вовремя.

      Дороти покачала головой.

      — Нет, он не умер, во всяком случае, не умер тогда, да нам и не хотелось, чтобы его смерть привлекла внимание к тамошним местам… Я перетащила его вниз. Он был совсем плох, но мы решили постараться сохранить ему жизнь, пока не отойдем как можно дальше от опасной зоны. Не скажу, как долго он протянул. Может, всего несколько дней, а может недели. В любом случае путешествие было не из приятных. Он упрямо цеплялся за жизнь, и я уже начала опасаться, что нам придется вмешаться. Мы успели пройти достаточно далеко на север, пока его сердце не сдалось окончательно. После чего устроили известную тебе шараду, посадив яхту на мель в Северной Каролине, где я якобы обнаружила мужа лежащим в рубке на полу, у штурвала. Я вызвала по рации помощь, изобразив приличествующие случаю испуг и отчаяние, так что все обращались со мной необычайно мягко и предупредительно, избегая любых неприятных вопросов. За исключением, разумеется, моей падчерицы, которая ни на минуту не усомнилась, что её отца убила я. Что ж, возможно, в некотором роде оно так и было, возможно, ему удалось бы оправиться и прожить ещё несколько лет, если бы мы отвезли его в больницу. Однако, заметьте, я сказала вам правду. Яд я ему не давала.

      Я с интересом окинул взглядом эту красивую, воспитанную смуглокожую женщину. Со стороны она, должно быть, выглядела довольно мило, потягивая невинный безалкогольный напиток и переговариваясь со своим кавалером. Однако Зигги Кронквист ничуть не ошиблась. Я имел дело с сущей бестией. Что ж, мне не привыкать.

      Полагаю, немало людей содрогнется, представив себе несчастного Трумэна Фанчера, беспомощно лежащего в каюте собственной яхты, двигающейся на север настолько быстро, насколько позволяет двигатель в восемьдесят лошадиных сил. Тогда как его красавица жена беспокоится лишь о том, чтобы он прожил достаточно долго, но в то же время и не слишком долго, избавив её от необходимости ускорить кончину с помощью подушки.

      Уж Лори; во всяком случае точно содрогнулась бы. В отличие от меня. И все-таки было в Дороти Фанчер нечто, от чего в сознании у меня включался своего рода тревожный сигнал — этакое предупреждение о близости бестии. Именно поэтому она не возбуждала меня как женщина, пожалуй, я вообще не воспринимал её как полноценное человеческое существо.

      Я прочистил горло.

      — А его бортовой журнал? Вы побоялись, что последняя запись подскажет миру место, в котором яхта бросила якорь той ночью, когда вы отогнали её для разгрузки? Ведь особо далеко вы отойти не могли, не так ли?

      Дороти Фанчер отрывисто рассмеялась.

      — Особо далеко? Он указал точные координаты! Мой муж был настоящим моряком, мистер Хелм. Очнувшись от действия снотворного, видя странный предмет, извлекаемый со днища его яхты, не говоря уже о человеке, которого он ненавидел, он тем не менее автоматически заметил показания лорана. — Внезапно в её голосе прозвучала гордость за старика-мужа, которому она позволила умереть без медицинской помощи. — Причем не только заметил координаты, но и припомнил их даже после того, как потерял сознание от сердечного приступа. А впоследствии записал их в журнал в то время, как мы считали его беспомощно лежащим на своей койке, спрятал книгу и рассказал мне об этом. Заявил, что журнал спрятан там, где нам его никогда не найти. Зато его найдет кто-то другой. Когда я сказала, что он блефует, Фанчер одарил меня своей злорадной старческой улыбкой и закрыл глаза — он ужасно ослабел — после чего наизусть произнес координаты. Причем совершенно правильно! Мы обыскали всю яхту, но журнал исчез. К сожалению, крайние меры были противопоказаны. Я не сомневалась, что после смерти отца моя падчерица не преминет обвинить меня в его убийстве, поэтому мы не стали испытывать судьбу, предъявляя властям не только покойника, но и переломанную яхту. Я отправила «Лорелею-3» в залив Ойстер прежде, чем успела приехать малышка Лори, и с тех пор мы пытаемся избавиться от яхты и спрятанного на ней проклятого журнала.

      Повесть получилась довольно занимательная, хотя по-прежнему оставалось загадкой, с какой стати она вздумала посвящать меня в подробности этой истории. Я глубоко вздохнул.

      — Ладно, так каковы условия договора?

      Дороти задумчиво разглядывала небольшой сухогруз, движущийся вдали по каналу.

      — Что ты сказал, Мэтт?

      — Ты предложила мне сделку, в результате которой я получаю Рональда Казелиуса.

      — Ах, да. Конечно, сначала я не помышляла ни о каких сделках. Но поскольку тем тупым головорезам, которых нанял Роджер, не удалось справиться с тобой, я решила сама отправиться на яхту и вскружить тебе голову до такой степени, чтобы любое мое желание стало для тебя законом… Хотя, об этом я уже говорила. Вынуждена признать, что встреча со столь хладнокровным человеком — страшный удар по моему самолюбию! — Она аккуратно прошлась салфеткой по губам. — Поэтому я предлагаю договориться. Условия самые простые: я помогаю тебе выполнить твое задание, а ты обещаешь не вмешиваться в мои дела.

      Десерт, когда его наконец принесли, оказался ничуть не хуже утки.

     

      Глава 16

     

      Когда мы вышли из ресторана, фонари вновь расплывались в ночном тумане. По заболоченности здешние места весьма напоминают родину моих предков в Северной Европе. Собственно говоря, настоящей ясной звездной ночи я не видел с тех самых пор, как покинул штат Нью-Мексико.

      Телефонные кабины, собранные в гроздь из трех штук, располагались на территории стоянки. Правда, кабинами их можно было назвать разве что с очень большой натяжкой. Скорее, открытые козырьки, защищающие от непогоды аппарат и полностью игнорирующие удобства говорящего. Яркое свидетельство заботы Американской телефонной компании о своих клиентах.

      Я выбрал козырек, позволяющий наблюдать за «Лорелеей-3», вместе с другими судами неподвижно замершей у причала в безветренной ночи. Похоже, жизнь на борту накладывала свой отпечаток: я поймал себя на том, что с удовольствием разглядываю свою яхту. Ее нельзя было назвать особо изящной — впрочем, как и любую моторную яхту — но это было крепкое и надежное судно. Мы оставили в рубке свет, который создавал впечатление тепла и уюта.

      Оставалось только помечтать совершить когда-нибудь путешествие по каналу просто так, ради собственного удовольствия, возможно, в обществе опытной и приятной спутницы. Лори Фанчер дала мне отставку, но припомнилось, что Зигги Кронквист почиталась не менее опытным яхтсменом. Девушка она сообразительная, да и выглядела бы без бинтов достаточно привлекательно.

      Увы, пока вместо приятной прогулки, мне предстояло играть в опасные игры с весьма зловещей дамой, строящей в отношении меня самые что ни на есть кровожадные планы.

      — Если хочешь, можешь идти на яхту, — обратился я к упомянутой зловещей даме, остановившейся неподалеку. — Мне нужно переговорить с начальством в Вашингтоне.

      — Ничего, я подожду, — отозвалась она. Я утешил себя мыслью, что, возможно, и лучше не выпускать её из виду и не позволять самостоятельно разгуливать по яхте, открывая кингстоны или заготавливая гремучую смесь. В результате почувствовал себя как ковбой, который заарканил медведя и не слишком представляет, что же делать дальше.

      Дозвониться до Мака, как обычно, не составило особого труда. Я ознакомил его с последними новостями. Дороти немного отошла и осторожно присела на одну из низких свай, протянувшихся вдоль стенки набережной, предварительно проверив оную на предмет сухости и чистоты. Я мельком подумал, притаилась ли где-либо поблизости Зигги Кронквист. Она не проявляла ни малейших признаков своего присутствия, как, собственно, и должно быть, если эта девушка хоть немного знает свое дело.

      — Ты, конечно, принял предложение дамы, — сказал Мак.

      — Естественно. Что такое — небольшое атомное светопреставление, когда речь идет об избавлении от такого опасного парня, как Казелиус?

      — Должен перед тобой извиниться, Эрик.

      — Это ещё за что? — удивленно поинтересовался я.

      — Мне показалось, что твои предположения относительно атомного характера потенциальной цели террористов, основанные исключительно на выражении лица твоей знакомой, несколько скоропалительны. Однако мы получили определенную информацию, которая достаточно хорошо согласуется с твоими догадками.

      — Какую именно информацию?

      — Начнем с того, что мне показалось несколько странным использование такого ценного специалиста, как Джером Блам там, где достаточно умения далеко бросить гранату. Я доверился интуиции и попросил провести вскрытие тела. Выяснилось, что мистер Блам был чрезвычайно больным человеком. По-видимому, его работодатели, предчувствуя, что так или иначе вскорости его потеряют, решили хоть как-то использовать этого человека. Полагаю, он охотно отправился на это задание, в надежде, что возвращаться не придется. Так оно и случилось. Смерть, вызванная облучением, весьма болезненна.

      Я тихо присвистнул.

      — Стало быть, старина Бумер баловался с ураном, плутоном или чем-то в этом роде! Я-то думал, что парень знает свое дело; такие как он обычно принимают все необходимые меры предосторожности.

      — Он умел обращаться с такими вещами, как динамит, семтекс или пластиковая взрывчатка, — согласился Мак. — Но часто ли среди штатских встречаются специалисты по атомным бомбам? По всей вероятности, мистер Блам слишком привык иметь дело с обычными взрывчатыми веществами, а потому взялся работать с новый материалом, так сказать, без должного уважения.

      — Все эти подрывники в глубине души мечтают хоть однажды устроить Настоящий Фейерверк, — заметил я. — Помните коллегу Блама, с которым нам довелось иметь дело несколько лет назад на Багамах? — Я нахмурился. — Получается, я немного ошибся относительно замыслов миссис Фанчер и её друзей. Определение «атомное» относится к оружию, которым они намерены воспользоваться, а не к намеченной цели.

      — В наши времена соорудить такую бомбу проще простого, указания продаются в любом газетном киоске, — отозвался Мак.

      — Вот именно. Самодельная Хиросима. У меня только что состоялся весьма любопытный разговор с интересующей нас дамой… — Я пересказал Маку содержание нашей беседы. — Итак, устройство, которое Бумер Блам ценой собственной жизни собрал для этой компании, по-видимому, оставлено неподалеку от цели и ждет своего часа. Весь вопрос в том, где и когда? В последнее время поступали какие-либо сообщения о террористической деятельности на Восточном Побережье?

      — Ни о чем подобном не сообщалось.

      — Если эта штука уже несколько месяцев лежит в нужном месте, чего же они ждут?

      Мак не ответил на мой вопрос.

      — Полагаю, тебе следует помочь миссис Белл остановить это безумие, хотя террористические акты и не совсем попадают в область нашей компетенции, — сказал он.

      — Сэр, я дал честное слово, что не стану вмешиваться.

      В голосе Мака послышалась усталость.

      — Говорят, агенту не мешает обладать чувством юмора, но сдается мне, Эрик, твое в данном случае тебя несколько подвело. — Иными словами, в нашем ремесле о честности лучше забыть, особенно в том, что касается обещаний.

      — Однако не забывай о своем основном задании, — тем временем продолжал Мак. — Каким образом твоя знакомая намерена организовать тебе контакт?

      Мафия именует упомянутую процедуру ликвидацией. Кое-кто из наших коллег предпочитает термин «окончательное решение». Мы называем это контактом.

      — Она намерена вновь связаться с РАЗРУШ и напомнить, что за потопление яхты была внесена солидная сумма — РАЗРУШ запросил пятидесятипроцентный аванс, — а «Лорелея-3» продолжает плавать как пробка от бутылки. Так что, мистер Казелиус, либо возвращайте наши денежки, либо в седло и за дело — и на этот раз желательно вам взяться за него собственноручно, потому как вашими неумехами мы сыты по горло. А чтобы все прошло без промашки, она будет неподалеку и отвлечет этого самого Хелма, если он в очередной раз окажется не по зубам молокососам из РАЗРУШ.

      — Она намерена остаться на борту?

      — Конечно. Якобы затем, чтобы помочь мне управиться с опаснейшим мистером Казелиусом. Не сомневаюсь, что ему она пообещала помочь управиться с опаснейшим мистером Хелмом. И, стало быть, одного из нас намерена оставить в дураках. Причем, весьма сомнительно, чтобы этим человеком оказался молодой Роланд.

      Дама, о которой шла речь, тем временем пристально изучала свои ногти в свете фонаря, всем своим видом демонстрируя, что разговор наш её совершенно яе интересует.

      Мак сменил тему.

      — Что именно ты конкретно пообещал в обмен на её помощь?

      — Ничего. Как я уже говорил, просто согласился не мешать. Пообещал сосредоточиться на своих делах и не обращать внимания на её. Разумеется, мне предлагается проигнорировать то, что она в большей или меньшей степени повинна в смерти своего мужа — собственно говоря, это забота полиции и нас не касается. Разумеется, мне надлежит забыть об устройстве, которое выгрузили с «Лорелеи-3», и отказаться от попыток помочь миссис Белл его отыскать.

      — Неужто она и в самом деле надеется, что ты послушно отвернешься, дабы не видеть, как она с друзьями занимается атомным терроризмом, только потому, что она пообещала помочь в выполнении твоего задания?

      — В пользу нашего сотрудничества говорит и нечто другое. Она отыскала между нами своего рода духовную связь — так сказать, общие этнические корни.

      Мак раздраженно произнес:

      — Это уже полнейшая чепуха. Если не ошибаюсь, твои родители были скандинавами. Ее предки — арабы, правда, с тех пор, как они покинули родину на Ближнем Востоке, многое изменилось, и их страна как таковая больше не существует. Я могу заглянуть в досье и дать тебе её новое название. Но этнически вы далеки друг от друга настолько, насколько это можно вообразить.

      — Вы подходите к делу не с той стороны, сэр. Вы рассматриваете то, что мы собой этнически представляем, она — то, чего мы этнически не представляем. Так вот, ни я, ни она не относимся к числу безродных американских ублюдков. Таких, как вы, сэр. Мы — первое поколение, родившееся на этой земле, и мы не забыли родины отцов. Мы помним о своих предках по ту сторону океана, мы гордимся своим происхождением, мы преклоняемся перед древними святынями, наша кровь чиста и не осквернена грязным американским гемоглобином, текущим, скажем, в ваших венах, сэр.

      Мак издал было какой-то протестующий звук, но тут же замолчал.

      — Она и в самом деле в это верит?

      — Верит, причем верит фанатически, равно как и её товарищи, а этнические фанатики — это худшая разновидность фанатиков. Даже религиозные фанатики не в силах с ними тягаться, а этой компании, разумеется, хватает и религиозного фанатизма. Вопрос в том, насколько она верит, что и я разделяю её убеждения. Думаю, не слишком. Однако для её целей и не требуется искренней веры с моей стороны, и если я притворюсь, она удовлетворится и этим. Лишь бы я согласился на её правила игры и позволил ей и её сообщникам закончить свои приготовления. Разумеется, в нужный момент она щелкнет пальцами, и кто-нибудь разнесет мне череп симпатичным традиционным ятаганом — не станут же они пользоваться мерзкими ножами неверных.

      — О каких приготовлениях идет речь?

      — Не знаю, сэр. Как не знаю и того, чего они ждут, что задерживает начало фейерверка. Но на яхте она появилась явно затем, чтобы заставить меня поверить, что я добьюсь потрясающих результатов, обманывая её, и тем самым удержать миссис Белл от решительных действий… К тому же эти фанатики меряют остальных по собственной мерке. Возможно, она и правда верит, что меня можно склонить на свою сторону, что человек, не испорченный дурной наследственностью многих поколений американских предков, не может испытывать преданности к этой стране. Мысль о том, что ей довелось родиться здесь, внушает ей отвращение, она и представить не может, чтобы человек предпочел считать себя не арабом, а американцем. В её представлении я хоть и веду свой род из другой части света, должен испытывать те же чувства. Признаю, что сделал все возможное, дабы утвердить её в этой мысли. Вплоть до того, что сдержал свои патриотические чувства и признался в достаточно прохладном отношении к новой родине своих родителей, а Нормана Шварцкофа обозвал сопляком.

      В трубке послышалось удивленное хмыканье.

      — Интересно, какое отношение ко всему этому имеет генерал Шварпкоф?

      — Самое непосредственное, — ответствовал я. Собственно говоря, под конец наша беседа за ужином приняла совершенно неожиданный оборот. Хотя, учитывая её происхождение, мне следовало догадаться, что без упоминания о войне в Персидском заливе не обойдется. Последнее поставило меня в достаточно неловкое положение, поскольку в отличие от большинства своих сограждан — судя по сообщениям прессы и телевидения — я счел упомянутые события достаточно скучными военными маневрами, а потому не слишком пристально следил за ходом событий. Теперь, когда они наряду с многими другими военными свершениями Соединенных Штатов стали достоянием истории, я позабыл большую часть и того немногого, что видел и читал. Ваш покорный слуга специализируется на грубом убийстве или контрубийстве, а потому меня не слишком интересуют изощренные способы массового истребления себе подобных.

      Удостоверившись, что я полностью разделяю её неприятие Америки, Дороти спросила:

      — Неужто ты и в самом деле гордишься славной победой «нашей» страны в заливе? Гордишься истреблением четверти миллиона арабов ценой жизни нескольких дюжин американских солдат? Можно ли хвалиться такой победой?

      Мне показалось, что она несколько не в ладах со статистикой, однако поправлять её я не стал.

      — Пожалуй, это и правда походило на Майка Тайсона, вышибающего на ринге дух из университетского средневеса. Нет, не стану утверждать, что испытываю особую гордость.

      — Потому что ты не такой как они, не такой, как миллионы мягкотелых глупцов, нацепивших на двери эти дурацкие желтые полосы и нетерпеливо облизывающих губы в своих уютных и безопасных гостиных, наблюдая, как на экране телевизора взрываются бомбы и ракеты и возбужденно вздрагивая при виде изувеченных тел — принадлежащих, разумеется, не человеческим существам, а всего лишь своре мусульманских собак, которые поступили с Кувейтом точно так же, как Америка обошлась с Гренадой и Панамой. Однако низшим расам не дозволено вести себя подобным образом!

      — Знаешь, я не слишком разбираюсь в этих вещах, но по-моему старина Саддам тоже не подарок.

      — Его ввели в заблуждение, заставили поверить, что Америка не станет вмешиваться, если он исправит несправедливые границы, навязанные его стране… Пусть Америка не пожелала отдавать Саддаму Хуссейну кувейтскую нефть, пусть она отважилась отобрать её у него и оставить себе, — что ж, побеждает сильнейший, на этом строится вся международная политика. Так было всегда. Однако вместо того, чтобы открыто заявить о своих целях — поведение по меньшей мере достойное уважения — Америка предпочла воспользоваться предлогом защиты демократии в Кувейте… Подумать только, демократия в Кувейте! В этой реакционной монархической стране! Можно ли мириться с подобным двуличием? Мы не в состоянии открыто победить эту великую страну ничтожеств, но это не означает, что мы откажемся от борьбы. Мы насолим ей так, что американцы не раз ещё вспомнят разрушенные здания и обгоревшие тела, которыми они с таким наслаждением любовались на своих экранах. Посмотрим, насколько им понравится испытать то же самое на собственной шкуре!..

      После того, как я закончил пересказывать наш разговор, Мак какое-то время молчал. Я разглядывал ещё один сухогруз, проплывающий вдали и пришвартованные к причалу суда, необычайно маленькие по сравнению с ним.

      Наконец Мак задумчиво произнес:

      — Похоже, миссис Белл и теперь, по истечении нескольких месяцев, не известна намеченная ими дата выхода на цель. Есть какие-либо указания на местоположение цели?

      — Как вы помните, яхта села на мель в Норт Ривер, неподалеку от Коинджока в Северной Каролине. Именно там Дороти подала «SOS» и одела на себя скорбную маску вдовы. Оттуда всего два дня пути до Норфолка в Вирджинии, северного конца Межберегового канала. Однако, знание того, где именно окончательно сдало сердце Фанчера, нам ничем не поможет. Дороти упорно избегала упоминать, сколько дней они добирались гуда с юга, где она впервые помогла уложить муженька на койку, с которой он уже не поднялся.

      — Если не ошибаюсь, протяженность Межберегового канала составляет более тысячи миль, хотя крайняя южная часть проходит вдоль побережья Флориды и скорее всего не представляет для нас интереса.

      — В самую точку. А Коинджок находится в Северной Каролине, что позволяет нам забыть о Вирджинии. Таким образом, мы исключаем три штата, по территории которых проходит канал. И остается всего три штата, а в них от шести до семи сотен миль каналов и рек. Дороти, похоже, рассчитывает, что мы, по крайней мере, начнем повторение маршрута, тогда как она будет выводить меня на Казелиуса. Или наоборот. Полагаю, направление на юг она выбрала потому, что там мы будем постоянно находиться неподалеку от суши, а стало быть, задача по устранению с борта яхты нежелательного пассажира облегчается. Видимо, ребята устали от морских сражений. Последний раз они оказались не на высоте.

      — Вопрос в том, каким образом ты сможешь узнать место, где с Трумэном Фанчером случился сердечный приступ.

      — Оставляя в стороне все прочие возможные сложности, я могу лишь надеяться, что Дороти в очередной раз выдаст себя.

      — Она знает, что ты мне звонишь?

      — Разумеется, она сидит в двадцати ярдах отсюда и наблюдает за мной. Я сказал, что свяжусь со своим начальством и получу согласие на наш договор. — Я немного помолчал. — Женщина она весьма самоуверенная и не сомневается, что в состоянии меня провести. Но и я не менее самоуверен и точно так же не сомневаюсь в обратном. Посмотрим, кто окажется на высоте.

      — Удачи, — сказал Мак. — Я расскажу о случившемся миссис Белл.

      — Скажите, что мне наконец удалось заполучить живой экземпляр, однако доставлять миссис Фанчер на допрос я не спешу, поскольку опасаюсь, что она задавит нас своими адвокатами. Тем более, что с доказательствами у нас не густо. Надеюсь, что удастся добиться большего, водя её за нос, в то время как она пытается водить за нос меня. К тому же дама она весьма упрямая, так что разговорить её на допросе было бы очень и очень непросто.

      — Я передам. Будь осторожен, Эрик.

      — Разве я бываю неосторожен?

      Мак невозмутимо хмыкнул и повесил трубку. Какое-то время я стоял в темноте, пытаясь разглядеть время на хитроумных электронных часах, которые в отличие от старых хронометров не светились в темноте, превращая меня в легкую мишень. Требовалось только запомнить, какую из кнопок нажимать, чтобы осветить циферблат. Итак, время: двадцать два часа четырнадцать минут и пятьдесят семь секунд или проще говоря десять часов четырнадцать минуть вечера.

      Что-то было не так.

      В окрестностях царила почти полная тишина. От двери ресторана отъехала машина с засидевшимися клиентами. Я ощутил покалывание в затылке. И внезапно понял, что ошибся в оценке ситуации, теша себя надеждой, что противница откладывает решительные действия на потом.

      Как бы не так. Несмотря на рану, она настояла на походе в ресторан. А потом кормила меня своими откровениями до тех пор, пока ресторан не закрылся, и стоянка не опустела…

      Что-то должно было произойти прямо сейчас.

     

      Глава 17

     

      Я занимаюсь своим ремеслом слишком давно, чтобы не обращать внимания на это весьма характерное ощущение. Ощущение, взывающее: «Оглянись, парень, они у тебя за спиной!» Возясь с часами, я пытался выиграть время, оставаясь более или менее под защитой островка телефонов посредине стоянки.

      Вопрос: Так что же здесь не стыкуется?

      Ответ: Дороти.

      Она по-прежнему восседала на свае, явно поглощенная изучением своих ногтей, упрямо не желала замечать, что я повесил трубку. Почему? Особым терпением она не отличалась, а стало быть, завидев, что я закончил говорить, должна была немедленно вскочить на ноги, готовая идти.

      Все замерло на просторной, залитой светом, пустой стоянке, рассчитанной на более людный сезон, равно как и в окрестностях ресторана у меня за спиной и в зарослях деревьев со столами для пикника впереди, на берегу канала. Я напомнил себе: то, что противник до сих пор не воспользовался услугами снайпера, ещё не означает окончательного отказа от данного способа решения проблемы. Конечно, не исключено, что у меня просто обострилась полуночная паранойя секретного агента. В темноте нам всегда видятся снайперы. Беда в том, что зачастую они и правда там скрываются.

      — Дороти, пойдем. Возвращаемся на яхту, — окликнул я.

      — Самое время! — громко откликнулась она.

      После чего встала, аккуратно отряхнула брюки, поправила шелковую блузку, повернулась и бросилась в канал. Произошло это достаточно неожиданно. Скажи те на милость, кому придет в голову ожидать, что красивая, с иголочки одетая дама, которую вы только что сводили в дорогой ресторан, накормили великолепным обедом, сопровождаемым коктейлем, вином и неторопливой беседой, закончит вечер тем, что вдруг возьмет и прямо в одежде прыгнет в воду?

      Правда, с другой стороны, поведение её представлялось вполне объяснимым: если намечалась стрельба, не грех поскорее убраться с линии огня, кто бы ни стрелял. Она явно взвесила все за и против и пришла к выводу, что в воде все-таки будет побезопаснее, даже если придется пожертвовать прической и одеждой.

      Я припустил вслед за ней. Потому как принять подобную купель мою изысканную спутницу могло заставить только нечто чрезвычайно опасное. И это нечто должно было произойти здесь и сейчас. Подготовка и инстинкт требовали немедленно броситься на землю, пока предназначенная мне пуля ещё не вылетела из окружающей темноты. В данном случае падение — классическая реакция, однако в действительности растянувшись на залитой светом пустой стоянке я представлял бы собой не худшую мишень, чем оставшись стоять. Поэтому я побежал, чтобы хоть как-то затруднить стреляющему его задачу.

      И одновременно завопил:

      — Давай, Зигги! Ликвидируй его!

      Я не слишком надеялся, что девушка, даже если она и правда находится неподалеку, окажется в состоянии мне помочь, однако сознание того, что я не один, должно было заставить противника немного понервничать… И тут из-за деревьев послышался грохот выстрела, прозвучавший как залп бортовых орудий боевого корабля. Звук сопровождался невероятных размеров вспышкой, напоминающей огромный огненный шар. Последнее свидетельствовало, что оружие направлено прямо на меня и мне чертовски повезло. Целиться следовало немного вперед, с поправкой на движение мишени. В данном же случае массивный заряд дроби ударил в усыпанную гравием поверхность стоянки у меня за спиной.

      Я предполагал, что придется иметь дело с винтовкой, возможно, оснащенной каким-нибудь замысловатым ночным прицелом, или, на худой конец, с автоматом, хотя для пистолетных патронов, используемых в этом оружии, расстояние было великовато. В действительности же противник воспользовался обычным старомодным ружьем, правда, судя по грохоту, было оно помощнее даже того солидного дробовика двенадцатого калибра, который я оставил на яхте. Нечто вроде дальнобойного «магнума» десятого калибра — самой что ни на есть подходящей штуки для ночной охоты на уток, гусей и глупых правительственных агентов.

      Продолжая бежать изо всех сил, я услышал знакомый женский голос. Предостерегающий окрик и несколько приглушенных хлопающих звуков: итак, Зигги и в самом деле находилась неподалеку и присоединилась к забаве. Вновь послышался оглушительный звук ружейного выстрела, но ни одна из дробинок не пролетела в непосредственной близости от меня. Я с раскаянием успел представить, как девушка хромая, направляется со своим крошечным пистолетиком против этого чудовищного орудия, спеша мне на помощь и позабыв о предыдущих указаниях отступать в случае опасности. Возможно, она пыталась продемонстрировать, что несмотря на слабость, проявленную ею на допросе, я имею дело не с полным трусом.

      Казалось, чтобы пересечь открытое место, мне потребовалась целая вечность, однако в действительности времени прошло совсем немного, поскольку Дороти не успела отплыть особенно далеко от стенки набережной, когда я нырнул вслед за ней. Я с силой ударился о поверхность воды и вынырнул неподалеку от нее. Она плыла аккуратным брассом — изрядная редкость на фоне нынешнего повального увлечения кролем — двигаясь уверенно, но не слишком быстро. Вполне вероятно, что мне удалось бы её догнать, хотя плаваю я не лучше, чем управляюсь с яхтой, однако вдали от берега моя голова превратилась бы в превосходную мишень, а мысль схватить даму и воспользоваться ею как щитом показалась мне не слишком удачной. Отнюдь не из соображений благородства, просто мне не по душе ставить свою жизнь в зависимость от чьей-то сентиментальности. Не исключено, что ружье находится в руках у крутого парня, который не пожалеет даму, дабы покончить с набившим оскомину Хелмом. Сами мы никогда не позволяем шантажировать себя заложниками, стоит ли рассчитывать, что противник окажется более мягкотелым?

      Поэтому я развернулся и неуклюже поплыл назад, в сторону стены набережной — никому не советую плавать в обуви — рядом с которой вода доходила мне всего лишь до пояса. Стоя в воде, извлек свой револьвер, по возможности вытряхнул из него воду и приготовился снести голову любому, кто объявится с ружьем наверху. Тем временем изящная головка уплывающей женщины исчезла между заросшими водорослями сваями прибрежного причала.

      — Мэтт! — Голос девушки прозвучал достаточно далеко от меня. — Мэтт, с тобой все в порядке? Мэтт?

      — Эй! — откликнулся я.

      — Все спокойно, поднимись сюда, пожалуйста.

      — Иду.

      Я в последний раз оглянулся на причал, но под ним царила непроницаемая темнота, и мне не удалось расслышать ни одного всплеска. К черту Дороти Айешу Фанчер. Пожалуй, я с облегчением избавился от неё — пусть уж лучше строит свои коварные планы на некотором удалении.

      Я прошел немного вдоль стены, набережной. Чтобы остаться незамеченным, приходилось наклоняться, поскольку стена постепенно понижалась. Затем настал момент истины, когда я выпрямился во весь рост, выставляя себя на всеобщее обозрение и сознавая, что вполне могу угодить в западню. Ведь девушка, именующая себя Зигги, однажды уже сломалась и выдала пароль, который мог стоить мне жизни; не исключено, что и сейчас она звала меня навстречу смерти, стоя под дулом ружья.

      Я перевалил через невысокую ограду, откатился в сторону и замер, распростершись на земле лицом к деревьям, с оружием наготове. Освещены они были похуже, чем место, где находился я, однако достаточно, чтобы разглядеть девушку за одним из столов для пикника, направляющую пистолет с глушителем на мужчину, лежащего на земле. Я начал было подниматься, но тут что-то мелькнуло между деревьями…

      — Зигги, осторожно!

      Мое предупреждение запоздало. Второй мужчина поднялся из зарослей у неё за спиной и обрушил ей что-то на голову. Девушка рухнула на землю. Я выстрелил в темную фигуру, наклоняющуюся за выроненным ею пистолетом. Чтобы не зацепить Зигги, я целился в голову, но расстояние было слишком велико для подобных упражнений с короткоствольным револьвером тридцать восьмого калибра. Пуля прошла мимо, я вновь навел оружие, но стрелять не стал: надежды на попадание не было практически никакой. Мужчина выпрямился и на лицо его упал отсвет одного из фонарей на стоянке. Несмотря на удаление, я его сразу узнал. На фотографиях, которые я разглядывал в кабинете у Мака, он был помоложе. А много лет назад в северной Скандинавии я убил другого, более зрелого мужчину, очень похожего на него. Рауля Казелиуса, его отца.

      Роланд Казелиус выглядел выше своего родителя, однако в разряд рослых людей тем не менее не попадал. На нем была темная одежда, штаны и майка, и двигался он как молодой человек в неплохой физической форме. Сжимая в руке пистолет Зигги. он на мгновение обернулся в мою строну — полагаю, оба мы испытали разочарование, поскольку расстояние не позволяло воспользоваться имеющимся оружием — затем на манер заправского дуэлянта отсалютовал мне пистолетом, повернулся и скрылся между деревьями.

      Я сдержал желание броситься за ним в погоню. Если он намеревался сбежать и заготовил неподалеку средство передвижения, преследовать его было бессмысленно: он окажется в машине прежде, чем я успею до неё добежать. Если же парень не стал убегать, решив, что сейчас самое время расквитаться за родителя, было бы по меньшей мере глупо сломя голову мчаться вслед за ним в заросли. Поэтому я замер в ожидании, перезаряжая израсходованный заряд в револьвере.

      Наконец я расслышал, как вдали завелась и отъехала машина. Тем временем Зигги пошевелилась и села, ощупывая землю в поисках своего пистолета. Не обнаружив его, она, покачиваясь, встала и взялась руками за голову. Я внезапно ощутил сильнейшее облегчение, видя, что девушка относительно не пострадала, если не считать, конечно, её предыдущих ран. Чувство тем более странное, что я и разговаривал-то с ней в течение всего нескольких минут.

      — Мэтт, — окликнула она. — Где ты, Мэтт?

      И неожиданно замолчала. Оглянувшись, она наткнулась взглядом на мужчину, лежащего на земле. Мгновение смотрела на него, потом отвернулась и сломалась пополам. Даже на таком расстоянии до меня донеслись звуки отчаянной рвоты.

      Я поднялся и поспешил к ней, не исключая вероятности того, что Казелиус мог остановиться неподалеку и незаметно вернуться назад. К тому же нам в любом случае не следовало задерживаться здесь. Один-другой выстрел ещё могли сойти незамеченными в этой сельской местности, однако мы устроили такую перестрелку, что кто-нибудь наверняка вызвал полицию, констебля или шерифа, в зависимости от того, как именовались местные стражи правопорядка. Когда я приблизился, Зигги вытирала рот бумажной салфеткой.

      — Это Роджер Хассим. Я… я никогда раньше не стреляла в человека, — дрожащим голосом промолвила она. — И опять напортачила, он все ещё жив. Он лежит и смотрит на меня… О, Господи, опять!

      Она отвернулась, извергая из себя то, что ещё осталось в желудке. Я остановился над телом. Хассим и правда был ещё жив. Жив, но не более. Пожалуй, лучше было бы ему умереть сразу. Приходилось признать, что внешность у него и в самом деле была примечательная. Лицо напоминало древнее изваяние, египетское или ассирийское, которое мне однажды довелось видеть в музее, однако с более мягко выраженными расовыми чертами. В нем лишь слегка проглядывало то жесткое, ястребиное выражение, которое с избытком присутствовало у миссис Белл и в достатке имелось у Дороти; просто на редкость красивое, как будто отлитое в бронзе мужское лицо с кожей, естественный цвет которой можно было принять за сильный загар.

      Под стать лицу было и могучее тело, облаченное в легкие брюки и спортивную рубашку, однако три пули двадцать второго калибра, две из которых пробили грудь и одна — шею, по-видимому нарушили какие-то жизненно важные узлы, так что теперь мужчина просто лежал, глядя на нас своими большими, прозрачными глазами.

      — Прости, — проговорила девушка, подходя и останавливаясь рядом со мной. — Я пряталась тут неподалеку и наблюдала за вами. Когда ты закричал, я не успела сразу прицелиться, и он выстрелил раньше меня. А потом у меня ушло целых три пули, чтобы утихомирить его.

      — Ты отлично поработала, — сказал я. Лежащий на земле красавчик молча наблюдал за происходящим своими великолепными карими глазами. Зигги продолжала:

      — Когда я закричала, чтобы отвлечь его, он попытался повернуться и выстрелить в меня, но моя первая пуля заставила его нажать на спуск раньше времени, так что дробь угодила в крышку стола. Тем не менее, он не сдался и чуть было не добился своего. Я поспешила со вторым выстрелом и промахнулась. Затем мне удалось дважды попасть в него, и только после этого он упал. Господи, на мгновение мне показалось, что эти крошечные пули вообще его не берут. И я уже испугалась, что мне придется добивать его вручную!

      Нервная реакция делала её излишне разговорчивой, но девушка заслужила такое право. Мужчина на земле издал невольный стон, но тут же сдавил его.

      Я обратился к Зигги:

      — Так это он поработал над тобой?

      — Да, конечно. Я же тебе рассказывала. Роджер Хассим.

      — Хочешь прикончить его?

      — Что… О, Господи, нет! — Она облизала губы. — Странно, я столько мечтала расправиться с ним, но теперь…

      Я вздохнул.

      — В таком случае, видимо, это придется сделать мне.

      Я начал было наводить револьвер, но тут заметил большое ружье, упавшее на землю неподалеку от стола с расколотой дробью крышкой. Я поднял его. Некогда, во времена технической неискушенности, мы именовали такую штуку автоматическим ружьем, нынче, точности ради, называем полуавтоматическим или самозаряжающимся. Обычно такие ружья изготавливаются под двенадцатый калибр и лишь немногие способны стрелять большими десятикалиберными зарядами, возможно, всего одна модель. Я давненько не заглядывал в каталог. Ружье было заряжено официально дозволенными для охоты тремя зарядами, один из которых все ещё оставался в патроннике.

      Я прицелился и выстрелил. Ружье выплюнуло все тот же впечатляющий огненный язык, сопровождающийся яростным грохотом, тяжелая отдача оттолкнула меня на шаг назад — к счастью, она напоминала скорее длинный сильный толчок, нежели резкий удар. Массивный заряд дроби на таком расстоянии превратил тело Хассима в кровавое месиво. Он не умер в то же мгновение, успев бросить тупой взгляд на жалкие остатки своего тела, после чего изумленно и обиженно посмотрел на меня. Затем прекрасные карие глаза подернулись пленкой, и он умер.

      Девушка судорожно вцепилась мне в руку, сотрясая меня.

      — Нет! — воскликнула она. — Нет, хоть я и ненавидела его, но не хотела… Ты не должен был так с ним поступать! Ох, это было грязно!

      Обычно у людей уходит некоторое время, чтобы понять, что смерть есть смерть, вне зависимости от того, продырявил ли ты голову аккуратной пулей двадцать второго калибра или разворотил внутренности массивным зарядом дроби.

      — Пошли, пора убираться отсюда, — сказал я.

      — Черт бы тебя побрал, Мэтт Хелм, меня теперь будут преследовать кошмары…

      В данную минуту меня меньше всего волновал её здоровый сон. Поэтому я просто подхватил её под руку и поспешил прочь. Выйдя на открытое место, остановился.

      — Зачем ты… — пробормотала она.

      — Бога ради, Кронквист, возьми себя в руки! Не то я поверю, что ты и правда ни на что не годишься. Не забывай, что животные, разгуливающие на двух ногах, делятся на два вида: они и мы. То, что здесь лежит, относилось к первому виду, а потому не нам переживать за его судьбу. А теперь сбегай к телефону и позвони миссис Белл, пока я разогрею дизель; нужно убраться отсюда до прибытия стражей порядка. Попроси миссис Белл поскорее приехать и навести здесь порядок. Потом бегом к яхте — поможешь мне отчалить… Да, держи. — Я протянул девушке свой револьвер. — Возможно, он тебе пригодится. Дороти Фанчер где-то неподалеку. Последний раз я видел её плывущей по каналу, но не исключено, что ей удалось забраться на одну из яхт и стащить какое-нибудь оружие.

      — Ладно, Мэтт.

      Ее послушание было механическим, и в сторону автоматов она повернулась скованно, двигаясь наподобие зомби. Чтобы не оставаться с пустыми руками, я извлек из кармана крошечный пистолет Дороти. Теперь, когда эмоциональный пик вечера остался позади — во всяком случае, я на это надеялся — меня охватило неприятное чувство, которое всегда возникает, когда тебя, мокрого и грязного, окружают исключительно опрятные сухие люди. Вернее, почти исключительно. Из головы у меня не шел ещё один вымокший экземпляр, на сей раз женского пола, находящийся где-то неподалеку. Я двинулся к ближайшему мостику и уже почти добрался до него, когда за спиной раздался голос Зигги.

      — Мэтт, нет!

      Я оглянулся и увидел её, изо всех сил спешащей в мою сторону.

      — Что…

      — Туда идти нельзя! — Она остановилась передо мной, тяжело дыша. — Прости, я перенервничала так, что позабыла обо всем на свете. Пока вы с этой женщиной сидели в ресторане, на борт яхты поднялся какой-то мужчина с пакетом. На берег он вернулся с пустыми руками. Я уже собиралась выбраться из укрытия и предупредить тебя, когда заметила, что ещё один с таким здоровенным ружьем прячется между деревьями. Из-за него я оказалась как бы в ловушке. Потому как боялась, что если попытаюсь проскользнуть мимо и обнаружу себя, некому будет предупредить тебя о яхте. Поэтому я стала ждать.

      — Проклятие, мне следовало догадаться. Вот почему Дороти околачивалась неподалеку, пока я звонил — не подниматься же на борт заминированной яхты. Наверное, это был Казелиус-младший, тот самый, что напал на тебя сзади.

      — Я наблюдала за ним, и мне показалось, что он ушел.

      — Как долго он пробыл на борту?

      — Не очень долго. Не больше десяти минут.

      — Ладно, иди звони миссис Белл. Введи её в курс дела.

      — Но ведь там скорее всего бомба, не так ли? Я попрошу прислать специалиста.

      Я покачал головой.

      — Мы не можем ждать. Кто-нибудь наверняка вызвал полицию, и они уже мчатся сюда. Если нас застукают здесь, миссис Белл удастся вызволить нас не раньше, чем через несколько дней. Я поднимусь на борт и попробую осмотреться. Если этот тип пробыл на яхте всего десять минут, он вряд ли успел соорудить какую-нибудь хитроумную ловушку или упрятать взрывчатку как следует. — Я встряхнул головой. — Обычный отвлекающий маневр. Миссис Ф. устроила дымовую завесу, живописуя, как намеревалась меня соблазнить. И даже после покушения настояла на посещении ресторана, чтобы Хассим с Казелиусом успели спокойно подготовиться. Видимо, расчет строился на том, что если мне удастся избежать засады по пути на яхту, я возгоржусь настолько, что даже не подумаю принимать какие-либо меры предосторожности, поднимаясь на борт.

      — Мэтт, тебе нельзя… Ты хоть представляешь, как обезвредить мину?

      — Разумеется. Красный провод подсоединен к минусу, черный — к плюсу, или наоборот? — Видя, что она вновь намеревается возразить, я сказал: — Не теряй времени, иди звони. И не поднимайся на борт, пока я не дам сигнал, что все в порядке. Договорились?

      Зигги помедлила и неохотно произнесла:

      — Договорились, Мэтт.

      После чего я почти сразу забыл о ней, полностью сосредоточившись на том, чтобы заставить чавкающие мокрыми туфлями ноги перенести меня через маленький деревянный мостик к длинному причалу. Мысль о работе со взрывчаткой никогда не вызывала у меня особого энтузиазма. Поворот налево, одиннадцать шагов, и я, остановился перед скользящей дверью, ведущей в рубку «Лорелеи-3».

      Все вокруг выглядело как нельзя более привычно. Я не заметил никаких подозрительных проводков, присоединенных к двери, к тому же, судя по словам Зигги, Роланд Казелиус заходил внутрь. Думаю, если бы он всего лишь пробрался на боковую палубу, девушка не преминула бы об этом упомянуть.

      «Ладно, для этого дела понадобятся обе руки, так что хлопушку спрячем… Теперь осторожно шагаем на борт, стараясь как можно меньше раскачивать проклятую посудину. Ключ в замок — кстати, как ему удалось его открыть? Хотя замок довольно простой. Щелчок. Ключ обратно в карман. Медленно и осторожно открываем дверь. Пока ничего не взрывается, превосходно. Проводков все ещё не видать…»

      Я оглядел знакомое помещение. Свет, который мы оставили включенным, продолжал гореть. Угол ковра выглядывает из-под деревянной окантовки — проверить. Кресло рулевого сдвинуто в сторону — проверить. Если этот парень не обладал исключительной фотографической памятью, можно предположить, что в машинное отделение он не спускался и устроил свою ловушку здесь, после чего постарался в точности расставить все по местам.

      Далее: крышка маленького углового коктейльного столика выставлена в точности параллельно бортам яхты. Я оставлял её слегка смещенной. Скорее всего, парень налетел на неё и поправил так, как предположительно должен был оставить аккуратный яхтсмен. Это радует. Стало быть, он тоже совершает ошибки. И кусок черной ленты, наклеенный мной в качестве отметки на одну из рукоятей штурвала — он помогал мне выставлять руль при маневрировании — находился в крайнем верхнем положении, вместо того, чтобы быть направленным на один из угловых болтов щитка…

      Какое-то время я стоял неподвижно, пытаясь вжиться в образ мистера Роланда Казелиуса, проникшего на борт моей яхты с жаждой отмщения в сердце и бомбой в руках. Мне припомнилось, как он вызывающе отсалютовал, прежде чем расстаться на берегу. Ничего удивительного. Зачем ввязываться в рискованную перестрелку, когда на яхте меня ожидает смертельный сюрприз? По всей вероятности, сейчас он сидел в своей машине в четверти мили отсюда, с нетерпением ожидая грохота взрыва и огненной вспышки над деревьями.

      Десять минут, повторил про себя я. Стало быть, нечто простое. О стол он мог зацепиться, направляясь куда угодно, но почему сдвинут штурвал?

      Собственно говоря, а почему бы и нет? Ведь все соединения электрических цепей располагаются именно на щитке управления.

      Наконец я решился и шагнул внутрь рубки. Взрыва не последовало, что убедительно свидетельствовало об отсутствии контактных мин под ковром. Я осторожно присел перед штурвалом и оглядел расположенную позади него маленькую пластмассовую дверцу, открывающую доступ внутрь щитка, где помимо всего прочего располагались два главных рубильника: один, включающий аккумуляторы двигателя, и второй, подающий питание от двух других, соединенных в параллель аккумуляторных батарей, — для освещения и холодильника. Повыше присутствовало и множество других проводов, однако, чтобы работать с ними, требовалось снять штурвал, открутить с полдюжины длинных болтов и снять всю переднюю панель щитка. За десять минут с этим не управиться.

      Я осторожно потянулся, но рука тут же непроизвольно отдернулась. Пришлось обозвать себя сопляком и предпринять вторую попытку. Палец нащупал защелку, дверца открылась, взрыва, как и прежде, не последовало, а внутри…

      — Мэтт.

      Я испуганно отдернул руку и ударился головой о столик позади. Зигги остановилась у двери.

      — Бога ради! — воскликнул я. — Надо же так напугать человека. Я ведь говорил тебе оставаться на берегу!

      — Перестань, я же хочу помочь, — отозвалась она. По-видимому, ужасная смерть Роджера Хассима была, по крайней мере, на какое-то время забыта. — Что мне делать?

      Ничего не поделаешь, не мне останавливать глупую девчонку, которой во что бы то ни стало требуется доказать свою отвагу. В том числе и ценой собственной жизни.

      — Осторожно обойди меня. Достань фонарь с полки за сидением, прихвати с камбуза бумажные полотенца и возьми из моей коробки с инструментами, вон там, моток черной изоленты… Отлично. Теперь нагнись и свети так, чтобы я мог видеть, что делаю.

      Я невольно вздрогнул, когда луч света упал на эту самую штуку, но по-видимому она не относилась к разряду светочувствительных. И потому продолжала безразлично покоиться на дне углубления.

      Зигги прочистила горло.

      — Это… это и в самом деле похоже на бомбу, правда?

      Штуковина действительно походила на бомбу, но не на тот круглый черный шарик со свисающим фитилем, который швыряют анархисты из комиксов, а скорее на четыре соединенных вместе динамитных палочки с тянущимися от них проводами. Оба провода были черными. Что ж, не думаю, чтобы детонатор каким-либо образом зависел от полярности: он прекрасно срабатывает от любого тока.

      — Чуть повыше, — попросил я.

      Присевшая рядом со мной Зигги направила луч света вверх, тогда как я изогнул шею, пытаясь разглядеть, где именно, в невообразимой путанице бортовой проводки, заканчиваются черные провода. Есть. Две металлические прищепки, не особенно высоко. К чему они крепились? Спросите что-нибудь полегче. Я осторожно убрал руку, хотя представлялось маловероятным, чтобы штуковина срабатывала от прикосновения. Руки мои намокли от влажной одежды, а вода, как известно, проводит электричество. Я не испытывал ни малейшего желания подключать дополнительные проводники, а потому тщательно вытер руки протянутыми Зигги бумажными полотенцами. Затем взял моток ленты.

      — Зачем это? — поинтересовалась девушка.

      — Обмотаю зажимы сразу, как только отсоединю, чтобы они случайно не соприкоснулись друг с другом.

      — Вряд ли это задействовало бы детонатор. У него явно отсутствует собственный источник питания, да и зачем тащить с собой батареи, когда можно воспользоваться бортовыми аккумуляторами?

      — Кто из нас обезвреживает эту проклятую бомбу?

      — Прости.

      Я протянул руку и отсоединил один зажим. Ничего не произошло. Осторожно извлек его наружу, стараясь ни к чему не прикоснуться по пути, и обмотал черной изоляционной лентой — возможно, и в самом деле зря, но лента стоит недорого. Проделал ту же процедуру со вторым зажимом. Проще простого. Где тут ближайшая саперная бригада? Не желаете принять в свои ряды героя-добровольца?

      — Кажется, других подсоединении нет, правильно? — сказал я.

      — Похоже, что нет.

      — Тогда попытаюсь извлечь эту штуковину. Если я ошибся, мы узнаем об этом сразу.

      Я приподнял бомбу. Других соединений и правда не оказалось, и она не взорвалась. Я аккуратно смотал провода, прикрутил их к уже обмотанным лентой динамитным палочкам.

      — Может, бросить её за борт? — предложила Зигги. Я оглядел устройство. Разумеется, вдобавок к проводам вполне мог присутствовать часовой механизм, не говоря уже о дюжине всевозможных ловушек. Ни то, ни другое я бы все равно не заметил. В то же время только у киногероев имеется скверная привычка выбрасывать полезное оружие, случайно попавшее к ним в руки, и к тому же до сих пор РАЗРУШ не проявляла особой изобретательности, хотя приходилось признать, что сегодняшний дуплет был задуман неплохо.

      — Никогда не помешает иметь под рукой немного динамита, — заметил я.

      После чего отложил взрывчатку на дно ближайшего рундука и упрятал на место ленту, попутно подумав, что по количеству всевозможных мелочей, накопившихся за последние два месяца в коробке с инструментами, меня запросто можно было счесть гениальным механиком.

      Зигги произнесла:

      — Собственно говоря, я пришла сказать, что миссис Белл пообещала самостоятельно все уладить, если мы немедля отчалим и продолжим путь. Да, и ещё я видела, как неподалеку на берег выбралась миссис Фанчер. Кстати, в мокром виде она весьма похожа на ондатру. А вот и сирена… К тому же довольно близко.

      — Плевать на миссис Фанчер. Отчаливаем. Займись швартовыми, а я заведу мотор.

      Зигги не двинулась с места, и я повел, что она ждет, пока я запущу двигатель. Она явно испытывала сомнения относительно правильности моего решения: Казелиус мог, например, упрятать один пакет повыше, в глубине щитка, а второй оставить нарочито на виду, дабы отвлечь наше внимание. Я исходил из предположения, что он не располагал достаточным временем, да и вообще не столь хитроумен, однако запросто мог ошибаться. Как бы то ни было, оставаться здесь нам было нельзя…

      Я заставил себя медленно протянуть руку и повернуть ключ. Большой дизель ожил у нас под ногами. И ничего более. Зигги подмигнула мне и через боковую палубу перебралась на причал, несмотря на больную ногу, двигаясь достаточно грациозно. Мгновение спустя он перебросила последний трос и вернулась на борт.

      — Можешь действовать, капитан; уводи нас отсюда. Приближающаяся сирена раздавалась уже совсем близко, однако отводя яхту, я расслышал на берегу и другой звук: странные звериные завывания, приличествующие скорее стране койотов, а не этим цивилизованным местам. Закрывавшая проход в ограждении Зигги тоже услышала его и удивленно огляделась по сторонам. Я убедился в безопасности на ближайшее время выбранного направления, выставил штурвал и присоединился к ней на боковой палубе, где слышимость была получше.

      Завывание повторилось. На этот раз я понял, что они собой представляют: это был голос человека — точнее, женщины — зашедшейся в крике, вызванном безумной скорбью. Женщина по имени Айеша причитала над изувеченным телом своего любовника.

     

      Глава 18

     

      Впервые за все время этого путешествия я управлял яхтой с верхнего поста, хотя на моих глазах тут орудовали три женщины-навигатора. Зигги, последняя дама — мореход, вставшая за штурвал из нержавеющей стали, придержала его, пока я переодевался в сухую одежду и выстояла ещё около часа, управляя яхтой, медленно ползущей в сгустившемся тумане. После чего я обратил внимание, что она вздрагивает каждый раз, когда приходится менять курс. Под нажимом она призналась, что перебинтованная рука дает о себе знать, и я взялся за штурвал под её наблюдением.

      Для неопытного рулевого задача выдалась не из простых. Временами мне казалось, что бушприт вот-вот окончательно растворится в ночном тумане, окрашиваемом габаритными огнями яхты в красный и зеленый цвета. Однако, как я уже говорил, канал был освещен не хуже городской улицы; огни на выступающих из води неподалеку от берега деревянных столбах располагались настолько близко друг к другу, что по достижении одного тут же появлялись смутные проблески следующего.

      Положительной стороной представлялось то, что полицейскому катеру, отправленному в погоню, вряд ли удастся отыскать нас в этой непроглядной завесе. Правда, они могли воспользоваться радаром, и все-таки можно было надеяться, что туман задержит парней в голубом настолько, что миссис Белл успеет их отозвать.

      — Возьми-ка немного влево, — проговорила Зигги, — ты опять теряешь глубину.

      — Есть влево, — отозвался я.

      Преимущество внешнего поста управления в том, что он обеспечивает рулевому хороший обзор; при столь отвратительной видимости совершенно ни к чему создавать себе дополнительные помехи, управляя из-за стекла. Однако имелась и обратная сторона медали. Помимо полной открытости внешним стихиям — настоящего дождя не было, но мы оба набросили плащи, чтобы защититься от пронизывающей сырости — на верхнем посту отсутствовали приборы: узломер, тахометр, датчики двигателя, лоран и радар.

      К счастью, единственный имеющийся здесь — помимо компаса — прибор позволял определить удаление от берега: глубиномер. К несчастью, устанавливали его на уже оборудованный пост, а стало быть — туда, где оставалось свободное место: на низкую перегородку под штурвалом. Даже Зигги приходилось наклоняться, чтобы разглядеть показания, человеку же моего роста требовалось буквально опуститься на колени, при этом каждый раз поневоле теряя из виду канал впереди, так что при внезапном появлении из тумана огней встречного судна только мгновенная реакция рулевого, то есть вашего покорного слуги, могла спасти от неминуемого столкновения. Поэтому мы поместили Зигги на одно из задних сидений, откуда она могла без труда видеть светящиеся цифры и сообщать их мне.

      — Хорошо, ты вернулся на двенадцать футов, — сообщила она.

      Цифровой прибор, явно новейшая американская разработка, отличался от своего старомодного собрата в рубке ещё и тем, что не давал показаний в метрах.

      До меня вновь донесся голос Зигги.

      — Я… я хочу извиниться.

      — За что на этот раз?

      — Наверное, я просто не привыкла видеть изувеченные тела — помимо моего собственного, разумеется. Но, принимая во внимание то, какие ужасные расправы я измышляла для этого садиста в надежде добраться до него, по меньшей мере удивительно, что во мне вдруг взыграла дурацкая сентиментальность… И все-таки, почему ты так с ним поступил? Я тебя не осуждаю, ? тут же поспешно добавила она. — Просто интересно. В отличие от мистера Хассима, тебе вряд ли доставляют удовольствие страдания других людей.

      — Дело в том, что отверстия двадцать второго калибра, которые ты проделала в нем, могли оказаться и не смертельными. Нам следовало избавиться от него раз и навсегда. Прежде всего потому, что мы имели дело с явным предводителем террористической группы. После его гибели Дороти Фанчер больше не удастся скрываться за его спиной, ей придется выйти из тени и принять командование. Это облегчит задачу миссис Белл. Мне же поручен Казелиус. В разговоре со мной Дороти не слишком лестно отзывалась о нем и его РАЗРУШ. Встав у руля, она могла бы уволить всю команду, но теперь не сделает этого. Жестокая расправа над её дружком заставит нашу знакомую вступить в основанный Казелиусом клуб Хелмоненавистников и воспользоваться услугами упомянутого господина ещё и для осуществления личной вендетты: ничто не сближает людей так, как общий враг.

      — Понятно… Девять футов. Немного левее.

      — Есть левее.

      Какое-то время мы пробирались сквозь туман в полной тишине, нарушаемой лишь голосом Зигги, считывающей показания. Наконец она подняла голову и огляделась по сторонам.

      — Кажется, немного прояснилось.

      Я тоже заметил, что хоть мы и не поравнялись о очередным огоньком, вдали уже показался следующий, а по правому борту возникли призрачные очертания деревьев и кустарника на берегу. За кормой раздался какой-то звук. Оглянувшись через плечо, я увидел большой катер, появляющийся из тумана и быстро приближающийся к нам. Еще один шестидесятифутовый малый пассажирский корабль, наподобие того, что я видел стоящим у причала в Скеферсе. Мне доводилось читать, что несмотря на вызванное экономическим кризисом падение спроса на малые суда, большие раскупаются достаточно бойко.

      Судя по всему, судно за кормой, так же как и мы, пробиралось от огонька к огоньку, а теперь воспользовалось улучшившейся видимостью и прибавило ходу, сворачивая к середине канала, чтобы обойти нас. В отличие от яхты у причала, каюта которой располагалась на корме, у этого судна корму занимал довольно низкий кокпит, посредине которого возвышалось большое комфортабельное рыболовное кресло. Я мысленно не позавидовал капитану, которому приходится маневрировать этой тридцатитонной громадиной, тогда как её хозяин сражается с рыбой.

      Катер и вправду походил на плавучий небоскреб: помимо расположенного над рубкой верхнего мостика, на высокой надстройке имелся ещё один пост управления, к которому вела хлипкого вида лестница, при одном взгляде на которую у меня закружилась голова. Однако этим утром рулевой не стал взбираться на самый верх, по-видимому удовлетворившись обзором с мостика. Последний представлял собой нечто наподобие маленькой теплицы, надежно защищенной со всех сторон от стихий прозрачными занавесями. Рулевой, фигура которого казалась несколько смазанной в целлофановой коробке, проплывая мимо, дружески помахал нам рукой. «Гольфстример» из Форт-Лодердейла; штат Флорида.

      Туман поредел настолько, что стали видны оба берега канала, который расширялся по мере того, как мы приближались к верхней части залива Чесапик. Вскоре канал превратился в обозначенный буями форватер посреди широкой водной глади. Я перевел дроссель вперед; приятно было слышать, как старушка вновь оживает после долгих часов полусонной работы. Внезапно мы, как по мановению волшебной палочки, оказались вообще за пределами тумана, под лучами яркого утреннего солнца. Мы сбросили плащи и спустились в рубку.

      Залив Чесапик оказался навигационным кошмаром. Вооруженные силы Соединенных Штатов заявляли о своем присутствии. Лори предупреждала, что из-за множества мощных радиостанций в Аннаполисе лоран в этих местах может не срабатывать, и он действительно не срабатывал, но она не упомянула о том, что Береговая Охрана разбросала практически все буи в заливе — во всяком случае, в его верхней части — так что их количество, а временами и расположение не соответствовали обозначенному на карте. Не знаю, как я прошел бы через эти места, не окажись на борту навигатора, однако Зигги хорошо ориентировалась, так что в конце концов, несмотря на противодействие правительства Соединенных Штатов, мы выбрались на открытую воду.

      К вечеру мы прошли под впечатляющими пролетами моста через залив Чесапик — в действительности, мостов два, восточный и западный — и, спустившись на несколько миль, вошли в реку Сиверн, минуя целый лес антенн ВМС, которые и глушили наш лоран. После чего пришвартовались к причалу в Аннаполисе, где много лет назад я впервые встал на стезю морехода, проходя вместе с дюжиной других молодых агентов из всевозможных тщательно законспирированных служб краткий курс судовождения, предназначенный для шпионов, которым, возможно, придется замочить ноги.

      И вот сегодня, искусно подведя свое судно к причалу, я доказал, что не зря провел целых две недели в Военно-Морской Академии.

      — Пожалуй, сюда стоит подложить ещё один кранец… Нет, поближе к корме. Вот так, хорошо.

      Я как раз управился — не без помощи Зигги — со швартовыми, когда раздался знакомый голос. Как следует оглядеться по сторонам я ещё не успел, ограничившись тем, что, как обычно, мысленно отметил потенциально опасные направления, с которых мог действовать снайпер, да ещё то, что нас направили пришвартоваться сразу за кормой огромного катера, который обогнал нас в канале. Теперь же, оглянувшись на упомянутое судно, я заметил на палубе невысокую фигуру, отдающую распоряжения рыжеволосому молодому человеку. Последний был занят закреплением огромного резинового кранца. Добившись желаемого результата. Лори Фанчер повернулась, дабы приветствовать меня.

      — Утром я не узнал тебя за этой пластиковой завесой, — заметил я.

      — К тому же ты наверняка был занят подсчетами, как близко можно меня подпустить, чтобы пристрелить наверняка, — сухо отозвалась она.

      — Само собой разумеется. — Я оглядел огромное судно. — Занимаешься перегонкой?

     

      На Лори были узкие мятые джинсы, свободная голубая майка, не первой чистоты. На щеке виднелась полоска смазки, но все это вместе взятое не лишало её прежней привлекательности, и я ощутил мгновенное сожаление. Что ж, не впервые приходится встречать людей, вызывающих желание стать лучше и изменить свою жизнь к лучшему — намерения бесплодные и пустые.

      Девушка кивнула в ответ на мой вопрос.

      — Когда я вернулась домой, меня уже ждал заказ. На зиму её нужно перегнать в Лодердейл, и я обратилась за помощью к Билли; мы уже плавали раньше… — она кивнула в сторону молодого человека, потом перевела взгляд на подошедшую ко мне Зигги. — Привет, я Лорри Фанчер.

      — Зигги Кронквист.

      Девушки не стали обмениваться рукопожатием, что, собственно, ничего не означало, девушки нередко опускают эту формальность. Тем не менее, мгновение они явно оценивали друг друга: Зигги гадала, что может связывать меня с этой щуплой загорелой девчушкой, а Лори недоумевала, где мне удалось откопать этот искалеченный экземпляр и успел ли я разделить с ним большую койку «Лорелеи-3». Правда, не думаю, чтобы последнее её особенно волновало, просто девушек интересуют подобные вещи.

      — Солидная у вас посудина, — заметила Зигги, кивая в сторону катера.

      — Я только что рассказывала Мэтту, меня попросили перегнать её во Флориду. Да, катер неплохой, если вам нравятся большие моторные суда, и вы спешите… Ох, это Билли Барнстоу.

      Рыжеволосый мистер Барнстоу был облачен в не слишком опрятные, но удобные джинсы, обрезанные над коленями и порванную на плече вязаную зеленую рубашку с рисунком впереди. Это был круглолицый веснушчатый паренек, светлые вьющиеся волосы и открытая дружеская улыбка которого наводила на мысль о приятном члене команды, которого неплохо иметь на борту — однако, как и моя недавняя светловолосая знакомая, тоже идеальная спутница на первый взгляд, выглядел он немного чересчур положительно.

      Достаточно было немного приглядеться и становилось ясно, что парень отнюдь не круглолицый толстячок и все две сотни фунтов его веса приходятся на крепкие мышцы. Еще более пристальный взгляд обнаруживал, что открытая мальчишеская улыбка сопровождалась холодным, спокойным и пристальным взглядом зеленовато-карих глаз. Я привык смотреть на людей, пристально, а потому сразу пришел к выводу, что не, хотел бы иметь у себя за спиной дружелюбного и радостного Билли Барстоу, даже если он якобы может быть отнесен к числу хороших парней. Дело в том, что я и сам как будто попадаю в эту же категорию, что не мешает мне, однако, получать от Мака весьма своеобразные указания. Откуда мне знать, какие указания получил в данный момент мистер Барстоу?

      — Если хочешь сойти на берег и перекусить со своими друзьями, я пригляжу за судном, капитан, — сказал парень после того, как Лори представила нас. — Рад с вами познакомиться, мисс Кронквист, Мэтт.

      Он развернулся — плавным, неуловимым движением — подхватил шланг и швабру и принялся мыть палубу. Это своего рода слабое место людей, плавающих на катерах, — они начинают драить судно, как только оказываются у причала. В отличие от яхтсменов, которые не испытывают такого нестерпимого желания как можно скорее избавиться от накопившейся соли, чем, пожалуй, напоминают настоящих моряков, тех, что пересекают океаны и не дрожат от страха, что случайная капля морской воды проест огромную дырку в палубе. Чего, кстати говоря, ещё никогда не наблюдалось.

      — Я хочу осмотреть двигатель, Мэтт, — сказала Зигги. — Мы прошли довольно большое расстояние. К тому же я ещё не спускалась в моторное отделение — пора посмотреть, что оно из себя представляет.

      Памятуя о её больной руке, я вознамерился было предложить помочь управиться с тяжелыми люками, но передумал, осознав, что, во-первых, она проявляет деликатность и оставляет меня наедине с симпатичной мне девушкой, и, во-вторых, вовсе ни к чему своей галантностью обращать внимание на её увечья.

      Лори произнесла:

      — Ладно, Мэтт, раз уж у нас есть на кого оставить наши суда, мы, капитаны, вполне можем прогуляться в ресторан. Есть тут одно вполне приличное заведение, всего в нескольких кварталах.

      Я попросил Зигги не переусердствовать, пока буду прохлаждаться, а Лори махнула рукой Билли, чрезвычайно поглощенному своей работой.

      — Где ты откопала этого типа? — спросил я у Лори.

      — Билли? Ох, Билли всегда крутится где-то неподалеку. Мы уже работали с ним вместе. Он паинька.

      — В отличие от меня?

      Лори резко посмотрела на меня.

      — Что верно, то верно, Мэтт. В тебе есть много хорошего и немало плохого, но уже паинькой тебя никак не назовешь.

      — Как долго длится это всегда? — поинтересовался я.

      Она нахмурилась.

      — Что ты имеешь в виду?

      — Просто любопытно. Как долго мистер Барнстоу крутится где-то неподалеку?

      Она заколебалась.

      — Мэтт, я…

      Я вздохнул.

      — Терпеть не могу обвинять симпатичную девушку во лжи, но ни за что не поверю, что этот рыжеволосый здоровяк всего лишь подручный, с которым ты некогда вместе резвилась в детском манеже. ? Я сделал небольшую паузу. — Ты продемонстрировала присутствие здравого смысла, отказавшись и дальше участвовать в этой безумной операции и ограничившись исполнением исключительно своих договорных обязательств. Хотелось бы, чтобы ты и дальше держалась от всего этого подальше. Связь со скверными типами вроде меня однажды чуть было не стоила тебе жизни, разве этого недостаточно?

      Лори сухо произнесла:

      — Ничто не скрашивает жизнь девушки так, как радость мужчины при виде её. — Не дождавшись моей реакции, она добавила: — Не понимаю, к чему ты клонишь, Мэтт.

      — А клоню я к тому, что сей Уильям Барнстоу далеко не паинька, во всяком случае такой же паинька, как и я. Думаешь, мы не умеем узнавать друг друга? Думаешь, волк не узнает своего сородича? Или кобра не узнает другую кобру? Да я и в темноте унюхал бы этого парня.

      Она порывисто открыла рот, чтобы ответить, но передумала и ограничилась тем, что сказала:

      — Вот мы и пришли.

      Мы остановились перед большим массивным зданием серого цвете, некогда, возможно, служившим в качестве ангара для судов. Установленное на сваях, оно возвышалось над одним из притоков реки Сиверн, на местном жаргоне именуемом ручьем, хотя в не избалованном водой штате Нью-Мексико, мы без колебаний назвали бы его рекой. Впереди имелся причал для посетителей, прибывающих по воде. Внутри у здания оказался необычайно высокий потолок, поддерживаемый старыми балками и перекладинами. Освещение можно было охарактеризовать как слегка приглушенное, достаточно приятное после ослепительного солнечного света снаружи. Тяжелые деревянные столы покрывали скатерти мягкого красного цвета.

      Усевшись за стол, Лори ворчливо произнесла:

      — Ну ладно, я и правда знаю Билли недавно, но он показался мне достаточно милым… Пожалуй, мне водку с тоником.

      — И одну водку-мартини, — добавил я, обращаясь к официантке.

      Лори же сказала:

      — Я вовсе не пытаюсь очернить этого парня.

      — И поэтому обзываешь его коброй?

      — В устах другой кобры это звучит как комплимент. Парень он на вид довольно крепкий, так что если ты и дальше намерена следовать за мной на этом малогабаритном эсминце, по крайней мере будет кому защитить тебя от неприятностей, на которые ты напрашиваешься. Только не пытайся заставить меня поверить, что он всего лишь твой закадычный друг.

      Лори неуверенно вздохнула.

      — Я не подозревала, что он… Наверное, я не слишком хорошо разбираюсь в людях.

      — Тебе подбросила его миссис Белл, не так ли?

      — Собственно говоря, все это задумала миссис Белл. Когда я вернулась в Ньюпорт, на моем автоответчике была записана просьба позвонить ей. После чего она отправила меня в Монтаук с поручением провести этот катер по тому же самому маршруту, опять за двойную оплату: она хотела, чтобы я на всякий случай находилась у тебя под рукой. Билли уже ждал меня на борту.

      Когда мы, покончив со вкусным обедом, вернулись в гавань, Барнстоу продолжал полировать «Гольфстример» в наступающих сумерках. При нашем появлении он изобразил на лице самую искреннюю радость и протянул Лори руку, без видимого усилия помогая ей подняться на борт. Девушка пригласила меня выпить после обеда по бокалу, однако я предпочел сначала наведаться на яхту. Собственно говоря, Зигги вовсе не была обязана встречать меня в дверях рубки, однако её отсутствие внушало некоторое беспокойство.

      Я прошел по причалу и поднялся на боковую палубу «Лорелеи-3». Слегка покачнувшаяся под моим весом яхта должна была предупредить любого присутствующего на борту о моем прибытии, но Зигги не появилась и не отозвалась. Я глубоко вздохнул и извлек пистолет. И тут уловил запах табачного дыма, доносящийся из открытой двери. Отлично. Ни один профессионал, притаившийся в засаде, не станет спугивать добычу курением, а любители редко стреляют, не высказав прежде все, что они о вас думают. Я спрятал оружие и спустился в рубку.

      Первое, что я увидел, — точнее говоря, едва не налетел на неё — была дорогая спортивная сумка из грубой зеленой парусины с кожаной отделкой и полированной бронзовой табличкой, содержащей инициалы Т. О — Б. Следующей моему взгляду предстала сама миссис Белл, сидящая за угловым столиком. Мне припомнилось, что её девичья фамилия была Отман. Она вновь одела элегантный облегающий темный костюм, из-под которого на этот раз виднелся треугольник белой блузки. Присутствовали и прежние тонкие черные чулки с туфлями на высоком каблуке. На столе перед ней лежал знакомый револьвер тридцать восьмого калибра.

      Я огляделся по сторонам.

      — Где Зигги?

      Миссис Тереза Отман Белл стряхнула пепел со своей сигареты в кофейную кружку, позаимствованную, должно быть, на камбузе, и сказала:

      — Надеюсь, вы не станете возражать.

      — Против сигареты? — Я покачал головой. — Нет, мэм. Занимаясь своим ремеслом, я не надеюсь прожить Достаточно долго, чтобы умереть от вторичной эмфиземы. Вы не ответили, куда подевали Зигги.

      Миссис Белл одарила меня жестким, вызывающим взглядом.

      — Кронквист я отослала. Я предупреждала, что против вашей совместной работы. Нельзя ставить под угрозу срыва эту и без того не слишком удачную операцию, используя неквалифицированный персонал. — Она указала на оружие на столе. — Я избавила её от этого. Она сказала, что это ваше. Я не стала доверять оружие столь ненадежной особе.

      Она явно ожидала возражений, однако спорить было бессмысленно, и я просто пожал плечами.

      — И что дальше?

      Миссис Белл спокойно произнесла:

      — Если помните, мистер Хелм, однажды вы пригласили меня в помощники. И вот я здесь. Если вы окажете мне любезность и отнесете мою сумку в носовую каюту, пока я докурю сигарету, я переоденусь в более подходящий костюм: я приехала прямиком из Вашингтона.

      Глаза её по-прежнему смотрели на меня вызывающе и слегка насмешливо: мол, интересно, хватит ли у меня духа заявить, что я не желаю её присутствия на борту. Однако это привлекательное, смуглокожее, хищное лицо выражало и нечто другое. Миссис Тереза Отман Белл была обеспокоена.

      Очевидно речь шла о немалом давлении сверху, которое и вынудило сию высокопоставленную руководительницу покинуть свой командный пост и присоединиться к полевым войскам. Судя по всему, какие-то причины личного характера не позволяли ей допустить провала этой операции, вынуждая лично взяться за дело. Этим объяснялось и присутствие Лори и Билли Барнстоу на большом скоростном катере. Им предстояло сопровождать «Лорелею-3» на юг отнюдь не затем, чтобы при необходимости помочь и поддержать меня; главной их задачей было находиться под рукой руководительницы всей операции.

      — На этой яхте каждый переносит свои вещи сам, мэм, — сказал я. — И команда занимается приготовлением пищи.

      Женщина рассмеялась, потушила сигарету и встала.

      — Как пожелаете. Вы капитан. Точнее, до определенной степени.

     

      Глава 19

     

      Пожалуй, я в какой-то степени привык к тому, что на борту моей яхты одна за другой появляются посторонние женщины: во всяком случае, на этот раз мой сон не нарушали мысли о том, спит ли она в ночной сорочке, пижаме или без таковых. Утром, когда я вышел из своей каюты на корме, новая помощница уже трудилась на камбузе. Приходилось признать, что трудолюбие членов моей команды не может вызывать нареканий: даже Дороти Фанчер успела вымыть посуду.

      Поданная на завтрак яичница была аккуратно поджарена и окружена на тарелке изгородью из четырех ровных полосок ветчины, на одну больше, чем я обычно позволяю себе, однако я не привередлив. Кофе, мягко говоря, не отличался особым вкусом, однако повар тут был ни при чем: на борту имелся только растворимый. Миссис Белл присоединилась ко мне за большим столом в главной каюте, прихватив свою тарелку и чашку. Я заметил, что себе она тоже положила ветчину, продукт, насколько мне помнится, столь же недозволенный арабам, как в евреям. Правда, она и к спиртному относилась весьма снисходительно. Хотя не исключено, что эта женщина воспринимала все мусульманские ограничения чрезвычайно серьезно, настолько серьезно, что не упускала ни одной возможности демонстративно нарушать их.

      Она не поинтересовалась, как я спал или пришелся ли мне по вкусу завтрак — поведение её явно говорило, что если еда мне не понравилась, никто не мешает выбросить её и приготовить себе новую.

      — Мне хотелось бы, чтобы мы как можно быстрее отчалили, мистер Хелм, — сказала она. — Я решила не делать остановок ни у Соломонова острова, ни в Рыбном заливе, как это предполагалось. Нам следует направиться прямиком к началу Межберегового канала в Норфолке, причем на максимально возможной скорости. Мы должны добраться туда завтра утром.

      Я пристально посмотрел на нее. На ней была пиратская майка в красную и белую полоски и аккуратные белые брюки, к моему величайшему удовлетворению сшитые по фигуре, а не мешковатые в соответствии с последним криком моды. Аккуратно зачесанные волосы выставляли напоказ эффектную полоску седины. Вечером накануне на лице у неё присутствовало изрядное количество макияжа, по-видимому, создающего официально-деловую внешность. Этим утром, на яхте, она вообще не воспользовалась косметикой. Тем не менее, смуглая кожа выглядела такой же гладкой и здоровой, что вынудило меня несколько опустить предполагаемую планку её возраста.

      — Завтра утром? — переспросил я. — Для этого нам придется идти всю ночь.

      — Да.

      Я пожал плечами.

      — Как пожелаете, к бессонным ночам мне не привыкать. Но надеюсь, вы не забыли, что местные военные глушат наш лоран. Так что ориентироваться придется в основном визуально, и уж тут вся надежда на вас. Я и днем-то с трудом нахожу дорогу.

      — Не беда. Собственно говоря, в некоторых отношениях ночью управлять яхтой даже легче. Залив Чесапик не так уж узок, особенно здесь, в южной части, и все опасные места отмечены бакенами. Вчера, после того, как вы ушли, я послушала прогноз погоды: нам обещают попутный ветер. Думаю, переход будет довольно простым.

      — Могу я поинтересоваться, к чему такая спешка?

      Миссис Белл едва заметно улыбнулась.

      — А никакой спешки и нет, — ответствовала она. Я нахмурился, чувствуя себя полным дураком.

      — Тогда почему…

      — Но ведь они-то этого не знают, не так ли?

      Мгновение спустя я тихо присвистнул.

      — В самую точку, малышка!

      — Я предпочитаю, чтобы меня не называли малышкой, — отозвалась она.

      — Виноват, мэм. Больше не повторится.

      Она открыла было рот для резкого замечания, по-видимому намереваясь сказать, что обращение «мэм» ей тоже не по душе, но передумала. Вместо чего произнесла:

      — Улавливаете? — И после того, как я кивнул, добавила: — И что же вы улавливаете?

      Я на мгновение задумался. Потом сказал:

      — Побывавшая на борту Дороти Фанчер прекрасно ориентируется в графике, который вы для меня составили, — я и не думал его скрывать — и, несомненно, ознакомила с ним Роланда Казелиуса и его команду. Таким образом, им известно, где мы должны находиться в течение двух последующих дней. Правильно?

      — Если вы ведете к тому, что я намерена ввести их в заблуждение, предприняв нечто неожиданное, я в вас сильно разочаруюсь.

      — Какое уж тут заблуждение. Вы достаточно умны, чтобы понимать: нам их не обмануть. Это один из решающих факторов сложившейся ситуации: им известно, что мы направляемся к каналу. Так что, даже потеряв нас в заливе, они могут спокойно устроить засаду в одной из узких рек или каналов на юге. К тому же, вы отнюдь не стараетесь избавиться от них, скорее наоборот — всеми силами провоцируете их интерес. Дабы они прыгнули прямиком к вам в руки. К нам в руки. Так что же случилось? У вас неприятности в Вашингтоне? Начальство требует более решительных действий?

      — Мои вашингтонские неприятности вас не касаются, — холодно заявила она.

      — Разумеется. Однако вы явно стараетесь всполошить противника, представляя дело так, как будто мы внезапно что-то обнаружили. Плыл я себе спокойно и беззаботно, проходил какие-то сорок-пятьдесят миль в день и довольствовался помощью частично трудоспособной молодой дамы в качестве команды. И вдруг появляетесь вы, да ещё и не одна, а с судном сопровождения. Выбрасываете несчастную, пострадавшую девушку с моей яхты, занимаете её место и… и «Лорелея-3» полным ходом устремляется на юг, не останавливаясь ни Днем, ни ночью, как будто мы внезапно осознали, куда плыть и спешим туда добраться. Из чего наши друзья — вернее, враги — сделают весьма однозначные выводы, не так ли?

      — Надеюсь.

      — Надеетесь заставить их поверить, что нам в конце концов удалось отыскать пропавший судовой журнал, в который огненными письменами занесены волшебные координаты. Надеетесь, что подобная догадка заставит их засучить рукава и поскорее браться за дело: отправить эту проклятую яхту на дно.

      Миссис Белл кивнула. Потом глубоко вздохнула.

      — Собственно говоря, если вас интересует положение, в котором я оказалась, то его можно охарактеризовать одним словом: отчаянное. Поэтому я рассчитываю на вашу помощь. Вам нужен Казелиус, и это дело может привести его к вам. В то же время этот человек совершенно безразличен как мне, так и моему начальству.

      — Нелегко иметь дело с вашингтонскими умниками?

      — Женщине в Вашингтоне всегда нелегко, особенно, если она принадлежит к расе, не пользующейся особой популярностью. — Голос её был лишен каких-либо эмоций. — Когда же начались неудачи… Они заявили, что я не сделала ничего, чтобы обеспечить безопасность вверенного мне района и что глупо было поручать столь ответственное дело недалекой представительнице расового меньшинства только потому, что она говорит по-арабски и имеет лучший послужной список в отделе. — Миссис Белл поморщилась. — И теперь, мистер Хелм, поскольку иного выхода я не вижу, поскольку опыт подсказывает мне именно такое решение, и наконец поскольку меня скорее всего уже в ближайшее время отстранят от руководства этой операцией, я намерена обосноваться на этой неуклюжей посудине и промчаться на ней по заливу как на скоростном катере в надежде, что это заинтересует не только рыб. — Она судорожно перевела дыхание. — Так что отправляйтесь-ка на соседний катер и посвятите свою подружку Лорелею — надо же придумать такое имя! — в наши планы. Скажите, чтобы они с Барнстоу были осторожны; если нам и правда удастся испортить кому-либо настроение, не исключено, что они первым делом попытаются избавиться от судна сопровождения. Потом быстренько возвращайтесь назад и выводите яхту в море: я ещё не успела освоиться с управлением. Ну, за дело!

      Я не стал напоминать, что по её словам капитаном был ваш покорный слуга, который, если уж на то пошло, вообще никоим образом ей не подчинялся, так что с распоряжениями она несколько поторопилась. Вместо чего послушно произнес:

      — Слушаюсь, мэм. — И поспешно отбыл. Снаружи рубки, занавеси которой все ещё были плотно задернуты, уже рассвело, хотя солнце ещё не появилось, как могло не появиться и в дальнейшем: стояло ещё одно промозглое серое утро. Когда я взобрался на «Гольфстример», Лори пригласила меня в рубку. Последняя раза в два превосходила по размерам соответствующее помещение на «Лорелее-3», а выглядела даже больше, поскольку, к моему удивлению, носовая стенка не была загромождена штурвалом, органами управления двигателем и навигационными приборами; там присутствовал только тщательно укомплектованный бар. По-видимому, катером можно было управлять только с верхнего мостика или башни.

      — Кофе, Мэтт?

      — Спасибо.

      Я взял предложенную чашку. На ней был изображен выпрыгивающий из воды парусник. Сидящий тут же за столом Билли Барнстоу потягивал кофе из чашки с выпрыгнувшей марлинью. Во всяком случае, судя по размерам спинного плавника, эта рыба напоминала марлинь. Барнстоу был по-прежнему облачен во все ту же надорванную рубашку и шорты. Мне показалось, что отношения на катере значительно обострились: Барнстоу потерял свою ослепительную, источающую доброжелательность улыбку. Я изложил послание Терезы.

      Рыжеволосый мужчина укоризненно произнес:

      — Господи, неужто Ма Белл прислала вас специально, чтобы напомнить мне об осторожности? Она меня что, за сопляка держит?

      — Если хотите, могу поделиться с вами своим арсеналом, — предложил я.

      — Знаете, занимайтесь своим дурацким делом, а мое оставьте мне. Как-нибудь сам управлюсь.

      В результате за последние несколько минут я дважды упустил возможность устроить скандал. Так, того и гляди, пацифистом станешь.

      — Разумеется, — спокойно согласился я. — Ладно, мы отчаливаем. Увидимся в море.

      — Увидите вы нас или нет, мы будем неподалеку, — заверил Барнстоу.

      Лори выглядела расстроенно, но ничего не сказала. Что ж, парень, конечно, не подарок, но не портить же отношений с собственной командой. Меня не слишком беспокоила натянутость в их отношениях, оставалось только надеяться, что она и дальше будет выдерживать ту же дистанцию. Для своего собственного блага. Лори не стала провожать меня до причала, однако возвращаясь к яхте, я услышал собственное имя, и, оглянувшись, увидел, как Барнстоу эффектным прыжком преодолевает поручень катера и мягко приземляется на причале.

      Я остановился, дожидаясь его. Барнстоу замер передо мной, явно недовольный тем, что приходится немного задирать голову: он был массивнее, но уступал мне в росте. Хотя мне это вряд ли бы особенно помогло. Парень был не только силен как бык, но и по всей вероятности владел всевозможными приемами. С такими как он я предпочитаю не затевать рукопашной. В случае конфликта мне придется попросту его убить. Однако — по крайней мере, пока — этого желательно было избежать.

      — Терпеть не могу зазнавшихся типов, которые оговаривают меня за моей спиной.

      Я хотел было сказать, что всего-то и назвал его коброй, однако это показалось мне не слишком дипломатичным. Поэтому ограничился фразой:

      — Простите, я полагал, ей известно, что вы один из оперативников миссис Белл. И вовсе не хотел устраивать вам неприятности.

      Столь смиренное извинение его явно обескуражило. Парень раздраженно произнес:

      — Проклятие, до разговора с тобой малышка была сама приветливость. Мы с ней уже почти договорились, а теперь она видеть меня не хочет. Дерьмо!

      Из чего следовало, что приключения, недавно пережитые на борту «Лорелеи-3», по-видимому настроили Лори не только против одного конкретного работника тайных служб, но и против всего нашего зловещего племени. Что ж, тем лучше для нее. Как правило, мы не приносим счастья своим подругам. Барнстоу окинул меня горящим взглядом, явно напрашиваясь на драку. Потом оглянулся, дабы удостовериться, наблюдает ли за нами Лори; если да, он мог бы затеять драку и сам. Но, увы, сообразительная девушка не показалась, поэтому он резко развернулся и зашагал обратно к катеру.

      Миссис Белл раздвинула занавески рубки и включила прогреваться дизель, когда я присоединился к ней, отвязав все, за исключением кормового и носового, канаты. Она вышла довести дело до конца, после чего я вполне удачно вывел яхту, не налетев ни на что по дороге. Пока двигатель прогревался, я выдерживал малый темп, затем прибавил оборотов. Радиобашни в устье Сиверна мы миновали со скоростью, восемь с половиной узлов.

      — Быстрее разогнать не получится? — спросила миссис Белл.

      — Вряд ли. Можем спалить двигатель.

      — Ладно, как только свернем к нижней части залива, поставим паруса и посмотрим, что из этого выйдет. — Она посмотрела на меня. — Если вы не имеете ничего против, мистер Хелм.

      Что ж, умение извиняться доступно далеко не всем людям. Тем не менее, я понял, что она сожалеет о своей недавней властности. Учитывая её высокомерие, сказанное вполне можно было счесть извинением.

     

      Глава 20

     

      Моим первым навигатором в этом путешествии была девушка, которая выглядела как бесстрашный молодой викинг и управляла яхтой соответствующим образом. Нынешняя советник по вопросам навигации производила впечатление солидной деловой женщины среднего возраста, однако, когда дело дошло до поднятия парусов, в ней тоже пробудился дух отчаянных предков-мореходов. Робкие арабские купцы, плывущие на борту дау, вверенного заботам миссис Терезы Отман Белл, наверняка намочили бы свои бурнусы.

      Выйдя в залив Чесапик, мы установили маленькую бизань, закрепляемую на мачте традиционным способом и с помощью хитроумного устройства развернули значительно больший грот. Ветер, дующий с северо-востока, оказался в направлении четверти румба по левому борту, когда мы легли на курс, который утром следующего дня должен был привести нас в Норфолк. Разумеется, при условии, что нас не погубят погода, неприятель или миссис Белл.

      — Какая площадь у кливера? — спросила упомянутая дама, глядя прямо по курсу.

      — Около четырехсот квадратных футов, — ответил я. И беспокойно добавил: — Здоровенный парус.

      Собственно говоря, кливер, о котором шла речь, разворачивающийся так же, как и грот, был достаточно велик, чтобы упаковать «Лорелею-3» для отправки по почте. Он в два раза превосходил размерами грот и ввиду отсутствия спинакера был вне конкуренции. Что касается спинакера, то по-видимому, Трумэн Фанчер предпочел обойтись на своей пенсионной яхте без сражений с этим гигантским полотнищем, за что я ему был чрезвычайно признателен. С меня достаточно было и кливера, необъятной простыни из жесткого скользкого дакрона, в настоящий момент безопасно обмотанного вокруг головной опоры, которая поддерживала переднюю мачту с помощью внутренней опоры, позволяющей установить маленький фокаштаг, что, будь на то моя воля, я бы и сделал. Точнее, сделал бы, если бы пожелал возиться с парусами при этом, довольно жестком ветре, что представлялось маловероятным.

      — Ладно, попытаемся развернуть и посмотрим, что из этого получится, — объявила миссис Белл. — Вы поддерживайте с правого борта, а я развяжу крепежный трос.

      Мы стояли рядом на верхнем посту управления. День оставался все таким же серым, да ещё в воздухе повис мелкий дождик — явление в эту пору года, видимо, обыденное для здешних мест — так что я набросил на себя свой дешевый желтый плащ. Дешевый потому, что счел излишним тратить кучу денег, пусть даже и не моих, покупая нечто более солидное всего лишь ради этого одного — будем надеяться! — задания. Доротие водонепроницаемые оранжевые штаны, куртка и поднятый капюшон моей спутницы делали её похожей на забавного плюшевого медведя. Направляемая автопилотом «Лорелея-3» не спеша продвигалась вдоль побережья. Два уже установленных стандартных паруса и двигатель, работающий на малых оборотах, должны были поддерживать относительную стабильность, пока мы орудовали на палубе.

      — Слушаюсь, мэм, — сказал я.

      После чего трижды обернул полотнище по часовой стрелке вокруг большой лебедки правого борта, дабы под натяжением он не вырвался у меня из рук.

      — Готово, — послышался голос моего навигатора. Я подналег, лебедка щелкнула и застучала, и на противоположном конце яхты неохотно появился треугольник дакрона. Ветер подхватил его, и парус развернулся с напором, который лишь слегка смягчили попытки миссис Белл придержать его с помощью тонкого ведущего каната, протянувшегося к наматывающему барабану. Полотнище тут же тяжело заполоскалось на ветру, сотрясая всю яхту.

      Миссис Белл закрепила свой канат и сказала:

      — Давайте, я придержу это полотнище.

      Я с готовностью уступил, освобождая обе руки для борьбы с тяжелой лебедкой. Вытянувшись, парус тотчас перестал хлопать и наполнился ветром. Яхта изрядно накренилась.

      — Пожалуй, сойдет… — произнесла миссис Белл. — Проверьте-ка, все ли иллюминаторы закрыты внизу.

      — Слушаюсь, мэм.

      Цепляясь за любую подворачивающуюся опору, я пробрался в рубку и осмотрел яхту с носа до кормы. Никаких открытых иллюминаторов не обнаружилось. Усилившийся шум и возросшая скорость свидетельствовали, что миссис Белл прибавила обороты двигателя. Вернувшись в рубку, я увидел, что стрелка узломера показывает девять с половиной узлов. Мне припомнилось, что без парусов мы шли со скоростью восемь с половиной, и я невольно подумал, что вряд ли какая-то паршивая морская миля в час стоила всех наших трудов, однако у фанатичных поклонников парусов свои понятия о скорости. Например, ребята, сражающиеся за кубок Америки, не пожалеют и миллиона долларов за одну десятую узла.

      Когда я высунул голову из двери с наветренной стороны, миссис Белл сосредоточенно работала штурвалом на корме. Автопилот был отключен. Я получил приказание отдохнуть в сухой каюте и сменить её через час, после чего не без труда заварил себе чашку растворимого кофе — приходилось удерживать кастрюлю на плите — и отнес её в рубку полюбоваться туманной серой панорамой, проплывающей за мокрыми окнами. Далеко по левому борту нас миновал массивный сухогруз, направляющийся в верхнюю часть залива. «Гольфстример» не показывался.

      Яхта яростно содрогнулась, заставив меня выплеснуть немного кофе. «Это не имеет никакого смысла, — хмуро подумал я: — расположившаяся на корме дама с ястребиным ликом попросту издевается над моей яхтой — правда, последняя была куплена на деньги её организации, однако оформлена на мое имя, да и с ремонтом я повозился немало. А теперь эта особа срывает на ней злость на весь мир». Лично я не сомневался, что если Казелиус с Дороти Фанчер вознамерятся нас потопить, они появятся вне зависимости от скорости нашего передвижения.

      Однако они не появились. И никто не появился. Разве что усилившийся ветер и ещё несколько больших судов, возникших из тумана и снова растворившихся в нем. Время от времени вдали мелькал «Гольфстример», и наш радар свидетельствовал, что катер по-прежнему следует за нами.

      Настал мой черед встать за штурвал. Работа была нелегкая, и к вечеру при ещё более усилившемся ветре я дважды едва не перевернул яхту: по-видимому мое мастерство рулевого не поспевало за ужесточающимися требованиями ситуации. А может, сама ситуация вышла из-под контроля — в конце концов «Лорелея-3» не гоночная яхта и не рассчитана на столь экстремальные условия. Во второй раз нашу участь решила чистая случайность: яхту успело развернуть почти боком к волнам, прежде чем наконец сработал руль…

      Очередная неприятность случилась без малейшего предупреждения. Впереди раздался резкий треск, громкий, как пушечный выстрел, и кливер рванулся к небу. Я даже не успел сообразить, что произошло, все мое внимание занимало управление яхтой. А в следующее мгновение появившаяся на палубе миссис Белл выкрикивала команды.

      — Сбрасывайте кливер… Ослабьте грот… Держите прямо по ветру, я попытаюсь закрепить парус…

      Стало понятно, что не выдержали износившиеся крепления на конце бушприта, в результате чего сорвались головная опора, приспособление для сворачивания кливера и сам парус. После того, как я отпустил крепление полотнища, кливер остался подвязанным к яхте двумя из трех концов. Прочный трос накрепко присоединял верхнюю часть паруса к верхушке мачты, а четвертьдюймовый ведущий канат — к бушприту. Миссис Белл пробралась вперед и пыталась с помощью последнего опустить нижний угол паруса в пределы досягаемости.

      Сосредоточенно работая штурвалом, я старался поймать наиболее благоприятное для неё направление ветра, однако пытаться лишить воздушного потока кливер с поверхностью четыре сотни квадратных футов — занятие неблагодарное. Тем не менее, на мгновение мне это удалось, о чем тотчас же пришлось пожалеть. Хлопающий кливер потерял ветер и обвис, и резко покачнувшаяся яхта швырнула тяжелый сворачивающий барабан, несколько футов стали и алюминия в воздух, наподобие гигантской булавы.

      Миссис Белл заметила его приближение и попыталась уклониться, но потеряла равновесие и была настигнута летящим снарядом. Барабан вскользь ударил её по голове, и она, как бесформенная оранжевая кукла, рухнула на ограждение, угрожая соскользнуть за борт. Я поспешно оглянулся через плечо: «Гольфстример» виднелся на горизонте, но от нас его отделяло не меньше трех миль. Далее если бы я связался с ними по рации, они все равно не подоспели бы вовремя, чтобы спасти женщину, оказавшуюся в море, поднять же её на борт самостоятельно, одной рукой, с беснующимся над головой кливером, можно было и не пытаться. Я уже перевел управление двигателем в нейтральное положение, чтобы хоть немного сбавить ход, однако времени перейти на автопилот или должным образом лечь в дрейф у меня не оставалось. Нужно было бросать штурвал и бежать на нос…

      Поэтому я сделал то, чего ни в коем случае нельзя делать ни на одном парусном судне, идущем по ветру, каким бы ни был этот ветер: одним махом застопорил проклятую посудину.

      Я принялся вращать штурвал вправо, и мир вокруг обезумел. Ветер ударил по парусам. Гик бизани рассек воздух там, где находилась бы моя голова, не успей я пригнуться. Грот обрушился между мачтами как огромный шлагбаум. Что случилось с кливером, я разглядеть не успел, поскольку изо всех сил вцепился в штурвал, пытаясь удержаться на ногах, тогда как яхта буквально опрокинулась и провалилась в следующую волну, перевалившую через нее.

      После чего выпрямилась, сотрясаясь как мокрая собака. С палуб стекала вода, мачты оставались на своих местах. Я ощутил гордость за старушку, сумевшую выстоять в таких условиях. Паруса оглушительно хлопали, все, за исключением кливера, который на этом галсе прибило ветром к переднему такелажу.

      А бесформенная оранжевая кукла впереди больше не свисала с ограждения правого борта — её бросило на переднюю палубу, где фальшборт и леер удерживали от падения за борт. Отлично. Итак, если на правом носовом ограждении вашей яхты повисло нечто и вы хотите вернуть его на борт, но не можете взяться за дело самостоятельно, не отчаивайтесь. Достаточно резко развернуть яхту влево, подставить под большую волну, и та обо всем позаботится. А ещё говорят, что мореходство — занятие не из простых.

      Я глубоко вздохнул и пришел к выводу, что как это не эгоистично, а мне весьма приятно видеть миссис Терезу Отман Белл лежащей без сознания. Во всяком случае, это позволяло спокойно управлять яхтой, не оглядываясь на знатока, который дышит тебе в затылок. Дальнейшие действия не вызывали ни малейших сомнений даже у такого ковбоя нью-мексиканских пустынь, как я: следовало добиться относительной устойчивости судна, перетащить женщину в каюту и избавиться от взбунтовавшегося паруса. Проще простого.

      Я очень быстро осознал истину, которую до меня, полагаю, освоили многие поколения мореходов: хорошее судно, как правило, не разваливается на части из-за небольшого ветерка, нескольких сорвавшихся парусов, воды, окатившей палубу, или даже повреждений такелажа, так что если не паниковать — ха! — и попросту сосредоточиться на одном деле за раз, не обращая внимания на все окружающее, в конце концов, со всем можно управиться…

      — Помощь нужна?

      Громогласный голос чуть было не заставил меня броситься за борт. Принадлежал он Лори Фанчер, но был искажен и усилен электроникой. Прямо над нами возвышался «Гольфстример». Девушка стояла на верхнем мостике, а Билли Барнстоу балансировал на высоком раскачивающемся носу катера, готовый преодолеть расстояние между судами. Однако в случае сближения, при всем умении Лори, в такую погоду не обошлось бы без соприкосновения. Последнее могло вылиться во что угодно — от небольших повреждений, до серьезной аварии. К тому же, я отнюдь не горел желанием видеть этого рыжего недоумка на борту своей яхты.

      Я махнул рукой.

      — Оставайтесь там. Просто держитесь неподалеку.

      — Где Ма Белл? — отозвался Барнстоу.

      — С ней все в порядке, — прокричал я и показал в сторону каюты.

      Собственно говоря, она вполне могла оказаться покойницей — у меня не было времени проверить — однако не вступать же в объяснения с этим типом. Я с облегчением вздохнул, когда «Гольфстример» отдалился и оставил меня наедине со следующей задачей: как управиться с кливером. Предстояло хоть чак-то распутать и закрепить сбившееся полотнище. Наступил вечер, и надвигались сумерки, но наконец я покончил и с этим делом, равно как и со всеми остальными, и управляемая автопилотом яхта спокойно, насколько позволяла погода, заскользила, подгоняемая попутным ветром.

      Остановившись у штурвала на корме, я оглядел свое небольшое судно с определенным удовлетворением. Позади меня, на кормовой палубе громоздилась не слишком аккуратная куча, состоящая из кливера и разнообразных обломков его сматывающего приспособления, однако в остальном яхта выглядела вполне прилично. Фал кливера был закреплен за конец бушприта и натянут так, чтобы заменить вышедшую из строя головную опору. Я смотал бизань и грот и установил фокаштаг, рассчитывая, что небольшой парус на носу облегчит задачу автопилоту.

      Похлопал по блестящему штурвалу и произнес, обращаясь к яхте:

      — Молодчина, старушка, так держать. Сейчас разберусь с курсом и направлю тебя в нужную сторону.

      Вернувшись в рубку, я обнаружил место на ковре, где перед этим оставил женщину, пустым. Похоже, дамочки с поврежденными головами просто не способны оставаться там, куда вы их положили. Осталось только мокрое пятно на ковре и верхнее, непромокаемое одеяние миссис Белл. Затем с носа донесся звук, который я сразу узнал — с выключенным двигателем на борту, несмотря на ветер снаружи, было довольно тихо. Что ж, если она достаточно жива для рвоты, значит, ещё немного обойдется без моей помощи.

      Дневной свет, и без того не слишком яркий, быстро угасал. Я включил трехцветный габаритный огонь на мачте, все, что требуется при передвижении под парусами, зажег свет над навигационным столиком и нахмурился над свисающей с него картой. Предстояло определить, как далеко и в каком направлении нас отнесло со времени последних координат, отмеченных миссис Белл, а затем решить, куда следовать дальше, и я не испытывал особой уверенности, что мне удастся удачно справиться с этой задачей. Определив наши ориентировочные координаты, я взялся за параллельные линейки, дабы проложить предполагаемый курс. Припомнилось, что офицеры старинных парусных судов держали вопросы навигации в глубочайшей тайне, чтобы не допустить на борту мятежа: пока тупоголовые матросы уверены, что самим им домой не вернуться, они стерпят любые издевательства…

      — Не забудьте отклонение: около девяти градусов на запад.

      Миссис Белл остановилась на ступенях, ведущих в главную каюту. Лицо её было серым.

      — Слушаюсь, мэм, — отозвался я.

      Я уже взял поправку на местное отклонение компаса, необходимость которой вызвана тем, что в мире существует всего несколько мест, где стрелка компаса показывает строго на север, и залив Чесапик не принадлежит к их числу.

      — И пора включить габаритные огни, — добавила она. — Правда, при выключенном моторе, достаточно трехцветного сигнала на мачте.

      — Слушаюсь, мэм. Как вы себя чувствуете?

      — Превосходно, — ответствовала она и рухнула на ступени.

      Что ж, место ничем не хуже любого другого. Я перевел взгляд на слабо очерченную карандашом линию курса и ощутил сильные сомнения: основывались они, по большей части, на догадках. Не питая особой надежды — в течение всего дня штуковина показывала полную чепуху — я включил лоран. К моему величайшему облегчению на маленьком двойном экране начали появляться вполне осмысленные цифры — по-видимому, диск-жокеи ВМС США ушли поужинать.

      Запечатлев истинные значения широты и долготы на клочке бумаги — я пообещал себе обзавестись в Норфолке настоящим судовым журналом взамен таинственно исчезнувшей книги Трумэна Фанчера — я воспользовался компьютером лорана, чтобы получить новый курс на юг. И с удовлетворением отметил, что мои предыдущие догадки, несмотря на отклонения в несколько градусов и миль, показывали нужное направление и не угрожали водить нас кругами.

      Вращением рукояти автопилота я добился появления на компасе управления нового курса. Затем поднялся наверх, чтобы оглядеть яхту, пока освещение позволяло это сделать. Удовлетворенный результатами осмотра, слегка повернул фокаштаг в соответствии с изменившимся курсом. Ветер был достаточно сильным, и маленький парус увлекал нас вперед со скоростью от двух до трех узлов. Я немного постоял на палубе, чувствуя, что управление яхтой может быть достаточно приятным занятием — лишь бы тебе не мешали своими советами и помощью всезнающие профессионалы.

      Когда я спустился вниз, миссис Белл восседала на ступеньках в том самом месте, где совсем недавно с такой же травмированной головой пребывала миссис Фанчер. Вновь пострадавшая сжимала голову руками, но подняла её, чтобы посмотреть на меня.

      — Если вы управились с кливером, неплохо было бы завязать на носу фал вместо порванной опоры. Вряд ли внутренний фокаштаг достаточно крепок, чтобы выдерживать нагрузку слишком долго.

      — Слушаюсь, мэм. Позвольте взглянуть на вашу голову.

      — Когда подойдем к Норфолку, постарайтесь не слишком приближаться к Олд Поинт Комфорт. Там достаточно глубоко, но при таком ветре лучше держаться… 0х!

      — У вас тут изрядная шишка, но трещин в черепе не прощупывается, а капюшон, похоже, уберег и кожу: снаружи крови нет. Дайте-ка я взгляну вам в глаза. — Я на мгновение придержал её лицо и отпустил.

      — Это ещё зачем? — поинтересовалась она.

      — Может мне просто нравится смотреть в ваши прекрасные глаза, милая… Знаю, знаю, мне не позволено называть вас «милой». Впервые встречаю человека, который столь обостренно воспринимает то, как к нему обращаются. Вы вполне можете называть меня, скажем, тупоголовым Хелмом, и я не обижусь. Мы, скандинавы, значительно терпимее в этом отношении, чем вы, арабы. — Я улыбнулся и продолжал: — Если один зрачок меньше другого, это о чем-то свидетельствует. О чем именно, не знаю, но поскольку у вас они в точности одинаковые, это не имеет значения.

      — Собственно говоря, вы понятия не имеете, что делаете, не так ли?

      — Совершенно верно. А поскольку я понятия не имею, что делаю, то намерен вызвать «Гольфстример» и переправить вас к ним на борт, хотя такой ночью проделать это будет нелегко. С их двигателями Лори доставит вас в больницу Норфолка ещё до утра.

      — Нет! — ожесточенно произнесла миссис Белл.

      Мгновение я задумчиво смотрел на нее.

      — Послушайте, леди, вы и в добром здравии причиняете мне немало хлопот. Теперь вы перепачкаете мне всю яхту своей рвотой, того и гляди, начнете сотрясаться в конвульсиях. Это сделает вас совершенно невыносимой, и мне придется вас пристрелить.

      — Не называйте меня «леди», черт бы вас побрал! — заявила она.

      — Именно об этом я и говорил. Вы абсолютно невыносимы.

      Я протянул руку за микрофоном рации. Миссис Белл встала и схватила меня за руку. Облизала губы и явно совершила над собой невероятное усилие.

      — Пожалуйста, — пробормотала она.

      Получилось довольно неуклюже; она явно давненько не пользовалась этим словом. Будучи с детства приученным считать «пожалуйста», «спасибо» и «извините» тремя чуть ли не наиболее важными словами в английском языке, я всегда поражаюсь, как некоторым людям удается обходиться без них.

      — Почему? — спросил я.

      Она облизала бледные губы.

      — Если я попаду в больницу, эти недоумки из Вашингтона спишут меня на больничный, а когда я оправлюсь, опять упрячут сортировать бесполезные бумаги в какой-нибудь крошечный кабинет.

      — Так или иначе, это все равно не срабатывает, — сказал я.

      — Что вы имеете в виду?

      — Противник не реагирует на нашу сумасшедшую гонку. Если они вообще наблюдали за нами в надежде перехватить, то должны были нанести удар, когда мы беспомощно дрейфовали. Однако даже на радаре и то не появилось ничего подозрительного. Мы разыгрываем спектакль перед пустым залом, миссис Белл. — Она никак не отреагировала. Я сказал: — Что ж, и контузия, и гематома, если таковые имеются, затрагивают исключительно вас. Тем не менее, я бы посоветовал немного полежать, впереди долгая ночь.

      Мгновение она молча смотрела на меня.

      — Спасибо, — наконец проговорила она. Приходилось признать, что временами эта женщина становится весьма похожей на человека.

     

      Глава 21

     

      На следующий день, к полудню мы достигли южной оконечности Чесапика и миновали очередной маяк — как сказала миссис Белл, в заливе они встречаются на каждом шагу. Нынешний располагался в устье реки Джеймс, в которое нам предстояло свернуть, чтобы выйти к большой якорной стоянке в Хемптон Роудс и оживленному порту Норфолка.

      Ветер после полуночи поутих, и я развернул грот, чтобы прибавить ходу; теперь мы миновали отмели в Тимбл Шоулс Лайт и отыскали проходящий немного южнее судоходный форватер. Глубиномер взбунтовался, показывая маленькие красные вспышки по всей шкале, однако миссис Белл — ненадолго проснувшаяся — сказала, что это в порядке вещей, все они время от времени выкидывают подобные штучки и не стоит беспокоиться. Тем не менее, вкупе с недавним поведением лорана, это несколько подорвало мое доверие к электронным средствам навигации. Не исключено, что мореходы древности с их свинцовыми глубиномерами и примитивными компасами были не такими уж дураками.

      Утром прояснилось, и слева по борту на горизонте показались два мыса Чесапик, Генри и Джеймс, охраняющие вход в залив; позади них лежал Атлантический океан. Впереди, на суше, располагалась Вирджиния. Справа по борту остались Олд Поинт Комфорт и Хемптон Роудс. Неподалеку наблюдалось несколько судов, и чтобы не лавировать в столь оживленном движении под парусами, я развернул яхту против ветра и аккуратно смотал полотнища, после чего завел мотор и вернулся на прежний курс.

      Удобно расположившись на сидении рулевого на нижнем посту управления, я наслаждался путешествием. Миссис Белл подменяла меня с часу до трех, а агента тайных служб, не способного удовлетвориться двумя часами сна, можно, не задумываясь, списывать ввиду полной профнепригодности. К тому же я испытывал приятное чувство удовлетворения достигнутым: наконец-то я утер нос всем этим зазнавшимся мореходам. И если прежде во время проводимых на море операций я по большей части изображал умение управляться с судами, то теперь чувствовал, что и в самом деле овладел основами этого ремесла, во всяком случае настолько, чтобы без посторонней помощи провести старую посудину через залив, в темноте, под парусами. При достаточно ветреной погоде, не перевернув её и не налетев ни на какое препятствие…

      Низкий сорокафутовый катер с дурацкой розовой полосой мгновенно положил конец моей эйфории. Я увидел его появляющимся из-за суши впереди и распознал очертания, вызывающие в памяти такое же судно, встреченное нами немного севернее. Какое-то время я тешил себя наивной надеждой, что этот пройдет мимо, направляясь по своим делам, однако, оказавшись почти прямо по курсу, катер сбавил скорость и повернул в нашу сторону. Заслышав команду лечь в дрейф, я перевел двигатель в нейтральное положение, позволил яхте немного проплыть по инерции и погасил ход обратным движением. После чего вышел на боковую палубу, наблюдая за приближающейся резиновой лодкой.

      Команду, появившуюся у нас на борту в прошлый раз, возглавлял парень из сержантского состава — я не силен в военно-морских чинах — нынешний же командир, похоже, был офицером. Сидящий на носу матрос закрепил фалинь за один из пиллерсов бортового леера яхты и, не выпуская его, удерживал лодку причаленной к нашему борту. С плеча у него свисал небольшой автомат с прямым двадцатизарядным магазином, второй такой же автомат лежал под рукой у матроса, управляющего навесным мотором.

      Я обратился к офицеру:

      — Один из ваших катеров уже проверял нас у Кейп Мей. Какую контрабанду мы могли по-вашему прихватить в Делавэре или Чесапике?

      Мальчик он был достаточно симпатичный, если вам, конечно, нравятся мальчики. Покрытое ровным слоем загара лицо, карие глаза, русые волосы, подстриженные, в соответствии с традициями его службы, достаточно коротко. Вооружен парень был пистолетом, упрятанным в застегнутую кобуру на поясе, откуда достать его можно было не раньше следующей среды — время вполне достаточное, чтобы я успел понаделать в нем дыр своим револьвером…

      Полагаю, что в моем отношении к этим ребятам нет ничего удивительного. Возможно, бойцовые бульдоги ненавидят доберманов. Широко известна взаимная нелюбовь ФБР и ЦРУ, а крутые городские фараоны, говорят, в равной степени терпеть не могут и тех и других. И, конечно, мы, работающие в тени, мягко говоря, недолюбливаем зазнавшихся стражей порядка с их броской униформой и сверкающими значками или элегантными костюмами и замысловатыми удостоверениями личности. Как я уже говорил, достаточно трудно иметь дело с врагом и упаси нас Бог от фальшивых друзей.

      Молодой офицер недоверчиво осведомился:

      — Если вы проходили мимо Чесапика, то что делаете здесь?

      Совершенно очевидно, что завидев нас направляющимися в сторону судоходного форватера, он решил — понадеялся — что мы держим путь со стороны Атлантического океана, и яхта доверху забита незаконными веществами (обожаю этот жаргон!), прихваченными где-нибудь на Бермудах. «

      Я терпеливо произнес:

      — Говорят, неподалеку от Олд Поинт Комфорт море неспокойно, а поскольку моя команда чувствует себя не лучшим образом, я решил сделать небольшой крюк. Буду вам весьма признателен, если вы не станете беспокоить мою спутницу. Мы направляемся в гавань Тайдвотер в Норфолке, и если вы желаете осмотреть яхту, я с удовольствием предоставлю вам эту возможность там.

      — Мы не станем возвращаться в Норфолк, нас перебросили… — парень оборвался, осознав, что полученные им приказы посторонних не касаются. После чего махнул рукой и повелительно произнес: — Откройте проход и пустите нас на борт.

      Однако я проигнорировал его распоряжение, и, шагнув назад, достал из-под навигационного столика кожаную папку. У нас тоже имеются специальные удостоверения личности на случай, если понадобится произвести впечатление на простаков. Вернувшись на палубу, я тут же наткнулся на ствол одного из автоматов: сидевший на носу матрос вскарабкался на борт со своей игрушкой. Наша подготовка предусматривает мгновенное и смертельное для противника разрешение подобной ситуации, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы подавить инстинктивную реакцию.

      — Успокойтесь, — мягко произнес я, вместо того, чтобы оттолкнуть ствол в сторону и всадить три патрона тридцать восьмого калибра ему в живот — нет, вернее, только два, поскольку ещё два следовало оставить для его коллег и один — про запас; предпочтительно не выстреливать все патроны без особой на то нужды. Я протянул папку с удостоверением офицеру, все ещё остающемуся в лодке. — Находящаяся внизу женщина и я выполняем специальную работу для правительства Соединенных Штатов. Поэтому прошу вас не производить досмотр этой яхты.

      Офицер с безразличным видом оглядел мое удостоверение и протянул его назад.

      — То, что вы работаете на правительство, не дает вам никаких привилегий, мистер… Завицки, приступай.

      Поднявшийся на борт матрос открыл бортовой проход и отцепил леер внизу… Я в очередной раз сдержался… Уж слишком большой шум поднимается всякий раз после гибели одного из этих мерзавцев, хоть они и сами напрашиваются. Да что там гибели. Лори Фанчер ужаснулась при одной мысли об этом. Оставалось только стать в сторонке и закрыть глаза, пока они будут играть в свои дурацкие игры. По прошествии получаса наши гости вернулись на свою резиновую лодку. Отплывая, офицер бросил на меня озабоченный взгляд. Он явно не мог понять, зачем мне было вступать в пререкания, если на борту яхты ничего не спрятано — или он все-таки что-нибудь упустил? Миссис Белл подошла и остановилась рядом со мной.

      — Что тут произошло? — поинтересовалась она.

      Я тихо произнес:

      — Невеселая картина. Такой симпатичный молодой человек, а жить надоело. Рано или поздно он своего добьется.

      — Черт бы вас побрал, Хелм, я же говорила, что не допущу склок… Что вы тут натворили? Мне казалось, вы все же не успели повздорить с этими парнями.

      Я продолжал наблюдать за удаляющимся катером, в очередной раз представляя его отличной мишенью для любого вида оружия. Эх, как бы я поохотился, будь на то моя воля.

      — Пока нет, — сказал я. — И не исключено, что этого никогда не случится. Но мне хотелось убедиться.

      — Убедиться в чем?

      — Шеф требует от нас вежливости и предупредительности в отношениях с другими правительственными службами. Но вы сами видели, сколь обходительны и доброжелательны были эти парни. А ведь я-то вел себя как паинька.

      Миссис Белл сухо произнесла:

      — То-то я заметила, что вы на себя не похожи. Не понимаю только…

      — Не исключено, что на юге мы ещё повстречаемся с их коллегами. Вот мне и хотелось окончательно удостовериться, что они из себя представляют. Я как нельзя более вежливо объяснил этому сукину сыну, что состою на службе у правительства и выполняю задание. Я даже сказал ему, что на борту находится больная женщина. Заверил, что они могут не беспокоиться — их коллеги уже побывали на яхте. Все напрасно. А одному из его людей даже вздумалось направить на меня автомат. Превосходно. Точнее, ужасно. Потому как свое предупреждение они получили. И теперь, если эти ребята ещё раз встанут у меня на пути, я не стану заботиться о правилах хорошего тона; я просто перешагну через них. Для меня это огромное облегчение. — Я сделал глубокий вдох и выдохнул воздух вместе с накопившейся яростью. — Как вы себя чувствуете?

      Она заколебалась, намериваясь продолжить дискуссию, но, видимо, сочла это бессмысленным и сказала:

      — Голова побаливает, но в остальном все в порядке. Кажется, мозги серьезно не пострадали.

      — И все-таки, вам лучше полежать, с яхтой я управлюсь и сам.

      Миссис Белл кивнула в сторону берега.

      — Вам нужно будет свернуть в реку Элизабет, там имеются соответствующие указатели. Гавань увидите по правому борту после того, как минуете большую часть торговых причалов и военных объектов; сразу за тридцать шестым буем, который официально считается нулевой милей Межберегового канала. Вход довольно узкий, а внутри нужно сразу резко взять влево, так что не слишком разгоняйтесь… А лучше всего позовите меня, когда приблизитесь, тем более, что со швартовыми вам все равно не обойтись без моей помощи.

      Пристани Норфолка выглядели весьма впечатляюще. Несмотря на то, что я более или менее научился управляться с «Лорелей-3», яхта по-прежнему казалась мне довольно внушительным судном, однако корабли, выстроившиеся у причалов по обе стороны широкого канала, вполне могли развить у бедняжки серьезный комплекс неполноценности. Особенно ярко это проявилось, когда мы миновали торговый причал и подошли к военной базе, уступая дорогу подводной лодке, которую тянула пара буксиров. Подводные лодки всегда представлялись мне достаточно маленькими, но эта была просто гигантской, особенной, если учесть, что большая её часть скрыта под водой. Вернее сказать, гигантской она казалась до тех пор, пока мы не прошли мимо невероятных размеров авианосца, который вполне мог использовать упомянутую субмарину в качестве бортовой шлюпки.

      Наконец мы вошли в главную гавань. Не желая поступаться независимостью, а может, из чувства противоречия, я, не призывая на помощь миссис Белл, провел яхту через вход, успешно совершил резкий поворот налево и направился к заправочному причалу, рассчитывая на присутствие там оператора, который подсобит i мне со швартовкой. Последний и правда там оказался. Я наполнил баки дизельным топливом и водой, следя за тем, чтобы не перепутать емкости. И уже заканчивал, когда на палубе появилась моя команда. Я заметил, что она воспользовалась свободным временем, чтобы причесать волосы и привести в порядок лицо. Пиратская майка совершенно не пострадала, а белые брюки, если и помялись, то для хлопчатобумажной одежды это не удивительно. «Стойкая дамочка, — подумал я, — со стороны и не скажешь, что всего несколько часов назад ей едва не вышибло мозги».

      — Вы разузнали насчет такелажника? — первым делом спросила она.

      Я покачал головой.

      — Я думал, вы подскажете, кого пригласить для ремонта.

      — Собственно говоря, могу и подсказать. Сегодня вечером нам вряд ли удастся кого-нибудь найти, но если позвонить сейчас, возможно, удастся заполучить кого-нибудь на завтра.

      — Тогда почему бы вам не отправиться на поиски телефона? О яхте я позабочусь.

      Эллинг нам уже выделили. С помощью одного из портовых рабочих я завел «Лорелею-3» внутрь, к высокому пирсу, который ввиду отлива возвышался на шесть футов над уровнем палубы. К счастью, имелась лестница. Миссис Белл, вернувшаяся через полчаса с удовлетворительными известиями, довольно ловко спустилась по ней; видимо, удар по голове не повлиял на её координацию. Утром, приглашенные ею специалисты по такелажу и парусам посоветовались между собой и приписали пострадавшей, то бишь яхте, несколько небольших латок на кливер, новую головную опору и сматывающее приспособление и три недели постельного — вернее, портового — режима, в течение которых должны были изготовить упомянутую оснастку. Последняя часть пришлась миссис Белл не слишком по душе, и она отправилась искать обходные пути.

      Вернувшись, она сообщила:

      — Я договорилась, что отремонтированный парус и новую оснастку доставят в гавань неподалеку от Саванны, в Джорджии. Сразу, как только они будут готовы. Там вам их и установят.

      Я уставился на нее.

      — Мне установят?

      — Это примерно в шести сотнях миль, недалеко от границы Флориды. То есть при средней скорости этой яхты около двух недель пути. Если что-либо и случится, то случится намного раньше. К тому же вообще маловероятно, чтобы я смогла оставаться с вами так долго. Либо мне удастся разрешить эту задачу, и я с триумфом вернусь в Вашингтон, либо потерплю неудачу, впаду в окончательную немилость и буду отозвана. Пока же двинемся дальше с тем, что у нас есть. Мачта пока не падает, а паруса нам особенно не понадобятся. К югу слишком мало открытых водоемов. Придется все время использовать двигатель. Отчалим утром.

      — Слушаюсь, мэм.

      Она окинула меня пристальным взглядом.

      — Вы ведь спасли мне жизнь, не так ли? — Я пожал плечами, и она продолжила: — Я потеряла сознание и понятия не имела… А только что на улице встретила Барнстоу с девушкой. Он сказал, что вы потеряли контроль над яхтой и едва спаслись. А девушка считает, что вы проявили прямо-таки фантастическое мастерство: намеренно развернули яхту так, чтобы меня забросило на борт, когда я уже падала в море. Итак, два предубежденных источника предлагают совершенно противоположные версии, но я знаю, кому верить и благодарю вас.

      — Поблагодарите старушку «Лорелею-3», в основном-то работала она, — сказал я.

      Миссис Белл улыбнулась.

      — А веду я к тому, что совершенно нелепо обращаться к женщине, жизнь которой вы спасли, именуя её «мэм». Даже если вас это забавляет. Попробуйте-ка имя Тереза. Мне… мне оно нравится больше, чем Терри.

      — Постараюсь руководствоваться твоими предпочтениями, Тереза.

      Она слегка нахмурилась, глядя на меня.

      — Я кажусь тебе забавной?

      — Нет, скорее слегка устрашающей. Вот я и пытаюсь храбриться. Знаешь, как маленький мальчик, насвистывающий в темноте. Меня всегда пугали женщины-профессионалы.

      У меня промелькнула мысль, что нечто подобное я уже говорил другой особе женского пола, явившейся на яхту в качестве члена команды. Правда, по совершенно другим причинам. Однако, упоминать об этом было бы не к месту. Миссис Белл — простите, Тереза — скорчила свирепую гримасу.

      — Профессионал? — повторила она. — Разве оказалась бы я здесь, будь я профессионалом? Высокопоставленная руководительница, изображающая подручного матроса на борту крошечной яхты! Будь я настоящим профессионалом, Мэтт, я управилась бы с этим делом ещё несколько недель назад. А теперь мне только и остается, что совершать прогулку на яхте в надежде, что её в очередной раз попытаются отправить на дно. Однако с тех пор, как я появилась на борту, вообще ничего не происходит. Если, конечно, не считать того, что я умудрилась подставить голову куда не следует. — Она судорожно вздохнула. — А самое страшное то, что этому самому профессионалу не приходит в голову ровным счетом ничего, кроме как продолжать плыть — и надеяться.

     

      Глава 22

     

      Выросший в сухой дикости высокогорий юго-запада, я должным образом оценил влажную дикость низин Каролины. Я и не представлял, что на сверхцивилизованном востоке осталось ещё столько пустынных необитаемых земель. Если только эти промокшие пространства можно назвать землей. Болота и топи казались бесконечными, и только пронумерованные столбы, отмечающие Межбереговой канал, вносили некоторое разнообразие, свидетельствуя, что мы ещё не окончательно заблудились в лабиринтах заросших лагун, спокойных коричневатых притоков, извивающихся рек и огромных широких озер, на первый взгляд идеальных для судоходства, но в действительности мелких настолько, что в стороне от углубленного форватера по ним едва смогло бы проплыть каноэ.

      Болота и заводи соединялись длинными, безукоризненно прямыми каналами, которые человек прорыл через отдельные, более высокие и сухие участки земли. Последние выглядели такими же необитаемыми, как и болота, за исключением редких покосившихся хижин, да стоянок рыбаков.

      Свой первый шлюз я миновал сразу по выходе из Норфолка. Правда, до Панамского канала ему было далеко — разница уровней воды составляла менее шести дюймов. Как выяснилось, он же оказался и последним на нашем пути — я проверил по путеводителю — однако мосты встречались нам всю дорогу. Легче всего было иметь дело с главными магистральными шоссе, поскольку обычно они пересекают канал на стандартных шестидесятифутовых пролетах, в отличие от дорог поменьше, соединенных разводными мостами. Некоторые из мостов открывались по требованию, но большинство — в соответствии с расписанием, которое редко совпадало с продвижением «Лорелеи-3», делающей около восьми узлов в час. В результате, стоило проплыть под одним из мостов вовремя, как под другим мы оказывались слишком поздно или рано, и приходилось ждать, временами довольно долго, пока смотритель соизволит потянуть за свои рычаги или нажать на кнопки. Как бы там ни было, я узнал немало нового об управлении судами на ограниченном пространстве.

      Мы добрались до Коинджока, небольшого городка в Северной Каролине, к югу от которого сердце Трумэна Фанчера окончательно сдало. Теперь мы повторяли последний маршрут бывшего владельца яхты, но в обратном направлении. В Белхейвене, Северная Каролина, мы провели день, пережидая сильный ветер. К северу от Бьюпорта, все в той же Северной Каролине, я подошел слишком близко к отметке форватера, и, несмотря на то, что, судя по карте, все ещё находился на глубине, довольно сильно зацепился за дно, в результате чего стоявшую рядом со мной Терезу бросило на навигационный столик. Удар сбил ей дыхание, но не до конца, поскольку она не преминула отдать соответствующие указания.

      Помня о напутствиях Лори, я не придал случившемуся особого значения. Яхта начала медленно останавливаться на неожиданной и необозначенной на карте отмели. Прежде чем мы успели окончательно потерять инерцию, я рванул штурвал к центру канала на предполагаемую глубину и перевел управление двигателем до отказа. После нескольких рывков ревущий дизель победил, и «Лорелея-3» вновь начала набирать скорость, оставляя за кормой ил, поднятый со дна трехлопастным винтом. Когда яхта окончательно освободилась, я выправил курс и перевел стрелку тахометра на маршевую скорость.

      Тереза сделала глубокий вздох, потерла поцарапанную диафрагму и произнесла:

      — Что ж, это один из способов.

      — Лори Фанчер рассказывала, что этот способ употреблял её отец, вот я и решил воспользоваться опытом старика.

      — Только не вздумай повторить этот трюк, если сядешь на мель у побережья Мейна: ты разнесешь яхту о скалы. — Она посмотрела на меня и несколько смущенно рассмеялась. — Мэтт.

      — Да, Тереза?

      — Нелегко, когда тебя все время поучают, да?

      Я пожал плечами.

      — Бывало и хуже. — Я улыбнулся. — Правда, не припомню, когда.

      — У тебя железное терпение, — заметила она. Что-то в её голосе заставило меня пристально посмотреть на нее. На ней была очередная пиратская майка, на этот раз в голубую и белую полоски, и чистые голубые джинсы, которые не попадали ни в категорию вызывающе обтягивающих, ни в категорию модно-мешковатых: просто аккуратная крепкая одежда на аккуратной, крепкой женщине. Я вдруг с удивлением осознал, что мы провели вместе больше недели, пробиваясь из Норфолка вниз по Межбереговому каналу, и что неделя эта прошла вполне удовлетворительно.

      После нашей первой с ней встречи я пришел к выводу, что если обстоятельства вынудят меня терпеть на борту эту особу, дело кончится либо моим самоубийством, либо, что более вероятно, её смертью. На деле же, обитая в противоположных концах яхты и встречаясь посредине, мы наладили достаточно вежливые и чрезвычайно деловые отношения, как и пристало двум взрослым, разумным людям, вынужденным сносить общество друг друга и понимающих, что предпочтительно обходить молчанием мелкие недоразумения и дипломатично избегать открытых столкновений.

      — Терпение входит в программу нашего обучения, мэм, — отозвался я.

      Она улыбнулась.

      — Мне просто хотелось поблагодарить тебя, Мэтт. Это было приятное путешествие. Хотя в том-то и беда. Ему не положено быть приятным. Я рассчитывала на мины под корпусом, торпеды в воде и автоматные очереди в ночи.

      — Весьма сожалею, однако у нас еще…

      Она быстро покачала головой.

      — Нет. Я предприняла отчаянные шаги и, приходится признать, безрезультатно. И слишком устала, чтобы позволить себе терять время на отдых и приятное путешествие. Пора возвращаться и встретить неприятности лицом к лицу. Это лучше, чем дожидаться, пока за тобой пришлют. Завтра вечером мы доберемся до Бьюпорта. Это большой город, а рядом расположен Морхед-Сити. Неподалеку наверняка имеется аэропорт, откуда можно вылететь в Вашингтон. Я отправлюсь утром…

      Несколько гудков, донесшихся с судна за кормой, не дали ей договорить. Оглянувшись, я увидел быстро приближающийся «Гольфстример». Лори стояла на верхнем мостике.

      Рупор разнес её усиленный голос.

      — Эй, на «Лорелее-3». С Билли только что связались по сотовому радиотелефону. Миссис Белл просят как можно быстрее вылететь в Вашингтон. В аэропорту Бьюпорта-Морхеди-Сити её будет ждать самолет. Нам предписывается доставить её туда со, цитирую, всей возможной быстротой, конец цитаты. Когда она соберется, свяжитесь с нами на семьдесят втором, и мы возьмем её на борт.

      Стоящая в двери Тереза махнула рукой, подтверждая принятие сообщения. «Гольфстример» начал отставать. Женщина ещё какое-то время не двигалась с места, глядя в сторону, так, что я не мог видеть её лица. Когда же она наконец повернулась, лицо было довольно спокойно.

      Мне хотелось произнести что-нибудь ободряющее и утешительное, но она не принадлежала к числу женщин, которые нуждаются в утешении. Поэтому я сказал только:

      — Крикни, когда соберешь сумку. На вид она довольно тяжелая, я помогу тебе управиться с ней.

      Она криво усмехнулась.

      — На этой яхте каждый сам носит свои сумки, помнишь?

      — На этой яхте капитан я, и я устанавливаю правила. А также их отменяю… Тереза.

      — Да?

      Я прочистил горло.

      — Если тебе понадобится от кого-нибудь избавиться, ты знаешь, куда звонить.

      Мгновение она смотрела на меня. Потом шагнула вперед, мимолетно поцеловала меня в губы, отвернулась и исчезла внизу. А спустя несколько минут я провожал взглядом удаляющийся «Гольфстример», под винтами которого бурлила вода. Миссис Белл стояла на кокпите позади Барнстоу. Она оглянулась и помахала мне рукой. Жест скорее походил на салют гладиатора, отправляющегося на арену со львами, чем на прощальный: виват, цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя и так далее.

      Поздним вечером я добрался до Бьюпорта и ощутил себя вернувшимся в лоно цивилизации. Гавань располагалась в самом центре города, напротив занятой многочисленными судами якорной стоянки. Я ввел яхту в выделенный эллинг, и распорядитель причала помог мне управиться со швартовыми. С тросами он обращался просто мастерски, набрасывая тяжелую петлю на отдаленную сваю, как ковбой, арканящий убегающего бычка. Управившись с узлами, он показал мне, где находится ближайший телефон.

      Мак выслушал мой отчет и сказал:

      — Похоже, вы потеряли контакт. Попробуем взяться за Казелиуса с другой стороны.

      — А есть и другая сторона? — поинтересовался я.

      Мак проигнорировал мой вопрос.

      — Если миссис Белл права, — проговорил он, — и по возвращении в Вашингтон на её место будет назначен другой, я полагаю, мы в ближайшее время получим от её приемника официальное уведомление с пожеланиями, каким образом он или она хотели бы использовать нас в дальнейшем. Поскольку любой вновь назначенный глава в любой организации обычно склонен по мере возможностей открещиваться от политики, проводимой предшественником, можно предположить, что яхту сочтут не существенной для борьбы с интересующей эту службу террористической группой.

      — Это моя яхта. Все документы оформлены на меня, — заметил я.

      — И что же отсюда следует?

      — А следует то, что я могу делать с ней все, что мне заблагорассудится. Честно говоря, я считаю, что Тереза — миссис Белл — и её начальство слишком рано сдались, а теперь, похоже, что и вы намерены пойти по их стопам. При всем моем к вам уважении, не могу согласиться, что мы потеряли контакт. Мне кажется, все эти помешанные арабы, включая Дороти Фанчер, а также нанятые ими головорезы из РАЗРУШ, пристально следят за продвижением яхты к критической зоне. У них просто не хватает духу напасть открыто, будь-то на земле или на воде; битвы при Монтаук Поинт и Скеферс Кэнел Хауз обошлись им слишком дорого. Но именно сейчас-то миссис Фанчер и не сдастся. Она не простит мне развороченных внутренностей своего красавчика. А Казелиус не забудет о несчастном папаше.

      — И что же ты предлагаешь, Эрик?

      — Сдается мне, сэр, другая сторона нам ни к чему. По-моему, следует продолжать придерживаться этой стороны. Если служба миссис Белл надумает попытать другие способы и вновь обратиться к нам за помощью, возможно, вам удастся выделить им кого-нибудь другого. Я же тем временем продолжу свой путь вниз по каналу. Думаю, что наша с Казелиусом встреча не за горами. Полагаю, что секретные шишки в Вашингтоне по-прежнему настаивают на его нейтрализации.

      — Совершенно верно.

      — И до сих пор не раскрыли мишень РАЗРУШ, которую стремятся защитить? — Мак ничего не ответил и я продолжил: — Ладно, в таком случае остается рискнуть жизнью даже ради привратника Белого Дома, поскольку мистер Казелиус в любом случае вряд ли согласится помириться со мной. Так или иначе, мне придется проделать эту работу.

      — Весь вопрос в том, как сделать её наиболее эффективно, — заметил Мак.

      — Как бы там ни было, можно не сомневаться, что место, над которым они так дрожат, расположено неподалеку от канала. Поэтому, чтобы выйти к нему, достаточно следовать отметкам форватера. Другое дело, что, оказавшись рядом, я вполне могу ровным счетом ничего не заподозрить. Тут уж приходится надеяться, что Дороти Фанчер со своими дружками-фанатиками не позволят мне околачиваться в окрестностях. Во всяком случае до тех пор, пока сомневаются, не отыскал ли я таинственный судовой журнал Фанчера с точными координатами. Рисковать им ни к чему, а избавиться от яхты очень даже хочется. А заодно и от меня. Тем более, что для этого дела нанята специальная команда. Полагаю, они просто выжидают подходящий момент. Пауза в несколько дней отнюдь не означает, что они отказались от своих намерений, скорее наоборот: готовится нечто оригинальное.

      — И все это, разумеется, чистейшей воды догадки, — сухо заметил Мак.

      — Эти догадки мы именуем инстинктом, сэр, — возразил я.

      На противоположном конце линии послышался отрывистый смех.

      — Приходится признать, до сих пор инстинкты оперативников меня не подводили. Ладно, Эрик. Действуй. Организацию миссис Белл я беру на себя.

      — Спасибо, сэр.

      — Однако, если они решат отозвать сопровождающий тебя катер, тут я ничем помочь не смогу.

      — В настоящее время «Гольфстримера» поблизости не наблюдается — не знаю уж, куда они его отогнали — и, по правде говоря, я надеюсь, что он не появится и в дальнейшем. Присутствие за спиной мистера Уильяма Барнстоу не вызывает у меня особой радости, он не относится к числу моих любимых коллег. Кстати говоря, неплохо было бы проверить, что он из себя представляет. Судя по всему, малышке Фанчер приходится с ним не сладко, этот парень вообще слегка тронутый: то он изображает из себя крутого профессионала, то — неотразимого любовника. Полагаю, его послужной список может оказаться довольно интересным — скорее всего, там немало темных пятен.

      — Хорошо, Эрик. Свяжись со мной, когда сможешь.

      — Да, сэр.

      После обеда, извлеченного из консервной банки — бифштекс «Динти Мур», если вас это интересует — я открыл большой атлас здешних мест, дабы выяснить, что ожидает меня впереди. До сих пор дальше Бьюпорта я не заглядывал. Направившись прямиком из Норфолка в Бьюпорт, мы срезали угол: тщательно размеченные форватеры Межберегового канала позволили пересечь почти пятьдесят миль мыса Гаттерас и Внешних Отмелей.

      Однако теперь мы вновь вернулись на побережье Атлантического океана — собственно говоря, впервые после Кейн Мей в Нью-Джерси, поскольку до сих пор бороздили внутренние воды заливов Делавэр и Чесапик. Судя по карте дальше канал следовал вдоль побережья, будучи защищенным от открытого моря цепочкой островов, кое-где разорванной заливами, которые, согласно путеводителю, представляли собой мало приятного из-за проходящих через них сильных течений. Упомянутые течения, предупреждала книга, при отсутствии должной осторожности, могут запросто забросить вас на мель, тем более, что штормы то и дело меняют рельеф дна, засыпая старый форватер и прокладывая новый совершенно непредсказуемым образом.

      — Эй, на «Лорелее-3»!

      Занавеси рубки я закрыл, для уединения, а двери открыл — для вентиляции. Поскольку ветер не колыхал занавеси, эти две цели не противоречили друг другу. Голос донесся со стороны, противоположной городу. Прозвучал он совсем негромко, но я его узнал. И нащупал рукоять револьвера.

      — Зигги, что случилось? — прошептал я.

      — Ох, черт бы побрал эту руку… Мэтт, помоги мне, пожалуйста, управиться с лодкой.

      Я подумал было выключить свет в рубке, однако это могло предупредить о происходящем наблюдателей на берегу, если таковые имелись. Поэтому я просто шагнул в дверь и остановился на боковой палубе. Девушка стояла внизу, в крошечной белой пластиковой лодке, которая так и норовила выскользнуть из-под ног и отправить её в воду. Действуя одной здоровой рукой, Зигги с трудом удерживала суденышко на месте, одновременно пытаясь закрепить булинь за пиллерс леера.

      Я принял у неё трос и завязал его морским узлом. Во всяком случае так, как я его себе представляю. Потом открыл проход в ограждении, снял с рубки трап и перебросил его вниз. Девушка довольно неуклюже вскарабкалась на борт.

      — Откуда лодка? — спросил я.

      — Украла. Я не хотела, чтобы они видели меня плывущей к тебе.

      — Тогда пошли внутрь.

      Войдя в рубку, я повернулся к ней лицом. Зигги откинула капюшон застегнутой куртки — в порту их носят в любую погоду — однако бинты и пластырь делали её несколько безликой. Я в очередной раз обратил внимание на голубые скандинавские глаза — с фамилией Кронквист оно и не удивительно — слегка вздернутый нос и мягкую линию рта. Помады на губах не было. Внешне девушка выглядела достаточно обнадеживающе, но оставалось только гадать, какие отметки оставил под одеждой острый нож покойника.

      — Прежде всего один вопрос, ? сказал я. — Тебе не хотелось, чтобы они увидели тебя плывущей сюда. Стало быть, я нахожусь под наблюдением?

      Зигги кивнула.

      — Да, на берегу притаилось несколько «теней». Я едва не попалась им на глаза.

      — Что ж, приятно слышать. А то многие думают, что раз уж в меня перестали стрелять, значит я вообще никого не интересую.

      Взгляд Зигги упал на атлас, разложенный на столе.

      — Тебе придется помучиться с этими проклятыми заливами, Мэтт. Мне доводилось там бывать, вот я и решила попытаться убедить тебя взять меня на борт лоцманом. Тем более, что миссис Белл тебя покинула. — Зигги огляделась по сторонам. — Ведь она и в самом деле ушла? Я наблюдаю за яхтой с тех пор, как ты пришвартовался; она не помогала тебе причалить и вообще не появлялась на палубе.

      — Ее отозвали в Вашингтон, и она обогнала меня на «Гольфстримере».

      — Это тот самый здоровенный катер, который мы встретили в Аннаполисе? С твоей подружкой и рыжим Барнстоу на борту? Я не видела, чтобы они входили в гавань. Правда, я не обращала на катера особого внимания: для меня все эти плавучие дворцы на одно лицо, не то, что яхты. К тому же, помимо городского причала, они могли остановиться и в других местах, например, в Морхед-Сити. Оттуда она без труда доберется на такси в аэропорт.

      Я немого помедлил, глядя на нее, и спросил:

      — Тебе доводилось в последнее время плавать по каналу, Зигги?

      — Два года назад. Мы вышли на сорокафутовой яхте из Палм-Бич и закончили путь в Ньюпорте, на Род-Айленде.

      Я бросил взгляд на карту и сказал:

      — Что ж, похоже, лоцман мне и правда понадобится. Надо же иметь под рукой козла отпущения, когда я посажу яхту на мель. Ты мне вполне подходишь.

     

      Глава 23

     

      Зигги сухо произнесла:

      — Я бы не советовала пытаться проплыть там, где бродят птицы, Мэтт. Знаешь, ноги у них не такие уж и длинные.

      Я пропустил указатель форватера, и мы не успели вовремя повернуть. А мгновение спустя ярдах в тридцати перед нами показались стоящие в воде длинноногие белые птицы — верный признак того, что мы сбились с пути. Яхта успела несколько раз зацепиться о дно, прежде чем мне удалось свернуть и вновь отыскать глубоководный форватер. Точнее, относительно глубоководный. Прибор показывал глубину четыре метра, то есть около двенадцати футов, но для этих мест они были равнозначны океанским безднам.

      — Смилуйся, не всем же быть гениальными навигаторами, — сказал я.

      Прошлой ночью мы попросту пустили взятую на прокат лодку дрейфовать по течению в надежде, что её прибьет к судну какого-нибудь добропорядочного гражданина, который привяжет её и вернет законному владельцу. Утром встали рано, вышли из огромной бухты Бьюпорта и по судоходному форватеру вернулись к Межбереговому каналу, по которому проследовали на юг мимо Морхед-Сити и далее, по углубленному форватеру через длинную мелководную заводь. Примерно в миле по левому борту виднелся низкий остров, защищающий нас от открытого моря.

      Всю поверхность острова покрывали летние коттеджи, кажущиеся чрезвычайно уязвимыми на этом пустынном песчаном клочке земли, рядом с бескрайним и зачастую безжалостным Атлантическим океаном. Что ж, калифорнийцы привыкли строить свои жилища, полагаясь на волю Провидения, ничего удивительного, что и здесь они простоят до первого мало-мальски сильного урагана. И не человеку моей профессии критиковать людей, которым хочется внести в свою жизнь немного риска.

      Мы вновь вернулись к прибрежным топям. Карта продолжала свидетельствовать о наличии суши между нами и океаном: очередные барьерные островки, иногда с такими же пляжными поселениями, но чаще с охотничьими или рыбачьими домиками. Миновали несколько заливов: каждый раз управление, как и было обещано, затрудняли непредсказуемые течения и запутанные форватеры, но Зигги, казалось, чутьем угадывала нужное направление.

      Чего нельзя было сказать обо мне: ближе к полудню форватер в очередной раз устроил нам не обозначенный на карте сюрприз, и я посадил яхту на мель. Рекомендации Лори не сработали. Пришлось передать управление Зигги, что, собственно говоря, следовало сделать намного раньше, и она с помощью замысловатых маневров рулем и винтом в конце концов высвободила нас.

      — Здорово у тебя это получается, — заметил я, когда мы оказались на глубине. — Наверное, тебе просто нельзя допустить, чтобы я остался сидеть на мели: ведь ты должна доставить меня в какое-то оговоренное место.

      Мои слова заставили её на мгновение замереть.

      — Я… я не понимаю, Мэтт.

      — Брось, Зигги.

      Последовала продолжительная пауза. Когда же моя спутница заговорила вновь, голос её звучал сдавленно:

      — Я… я не понимаю, о чем ты говоришь.

      — Так что же случилось? Они в очередной раз поймали и обработали тебя?

      Еще одна пауза.

      — Как ты догадался? — наконец прошептала она.

      — Куколка, ведь я же профессионал. Я ничего не принимаю на веру. Я подозреваю всех и вся, даже несчастную перебинтованную девушку, у которой, казалось бы, больше, чем у кого бы то ни было причин ненавидеть ребят, которые её изувечили. Зачем был разыгран спектакль с этой украденной лодкой? Они, видимо, сочли, что столь изощренные меры предосторожности с твоей стороны не позволят мне заподозрить, что ты работаешь на них?

      Зигги облизала губы.

      — Мэтт, я… Я продолжил:

      — Свой пистолет ты потеряла в Скеферс Кэнел Хаузе. Прежде чем отослать тебя и занять твое место в Аннаполисе, миссис Белл отобрала у тебя револьвер, который я одолжил в качестве замены. Я достаточно искушен, чтобы испытывать сомнения в отношении молодых особ, у которых, несмотря на отсутствие оружия, куртка тем не менее застегнута на все пуговицы. А вечер-то был теплый. Что же ты могла скрывать?! И ещё я не доверяю девушкам, которые совсем недавно порхали по яхте, не обращая внимания на больную ступню, а теперь забираются на яхту так, как будто у них отнялась вся нога. Напрашивается мысль, что двигаться им мешает некий длинный предмет, упрятанный в штанину. — Я повернул штурвал, следуя изгибу форватера. И, не глядя на нее, добавил: — Поднявшись на борт, ты спрятала его под подушку сидения. Пожалуйста, достань его и положи на навигационный столик.

      В голосе её внезапно прозвучало ожесточение.

      — Стало быть, ты играл со мной с тех самых пор, как я поднялась на борт, все время сознавая, что я?.. Ох, это нечестно, Мэтт.

      — Кто бы говорил о честности. К тому же, зачем мне ссориться с хорошим лоцманом? Достань оружие, пожалуйста!

      Девушка отвернулась, и я услышал, как она возится с подушкой. Мгновение спустя на стол передо мной лег знакомый старый «кольт-вудсмен» с подавителем звука, который нам более не позволяют именовать глушителем. Оружие, которое я не так давно видел в руке Рональда Казелиуса, не оставляло никаких сомнений в её виновности. Честно заполучить его назад она не могла.

      Короткая вспышка гнева исчерпала себя.

      — Я… прости меня, Мэтт, — прошептала она.

      — Так что же произошло?

      Она облизала губы.

      — В конце концов оказалось, что миссис Белл была права, и я действительно ни на что не пригодна! Я сломалась при одной мысли, что меня вновь подвергнут всем этим издевательствам. Я бы все равно не стерпела эту боль и унижение во второй раз! Мне с избытком хватает и того, во что они меня превратили. Наверное, после пыток я уже никогда не смогу стать такой, как прежде.

      — Как им удалось тебя схватить? — спросил я.

      — Они меня не схватили. Не настолько уж я глупа. Я бы не позволила им схватить меня. Во всем виноват этот рыжий мерзавец.

      — Какой ещё рыжий мерзавец? — я нахмурился. — Ты имеешь в виду Барнстоу? Он помог им заманить тебя в ловушку?

      Девушка кивнула.

      — Вот именно. Билл Барнстоу. Он подошел ко мне на улице в Бьюпорте, когда я следила за головорезами арабов, которые наблюдали за тобой. Сказал, что хочет что-то мне показать, чтобы я рассказала об этом тебе, ему якобы не хотелось связываться с тобой непосредственно. Проклятие, он сунул мне под нос свое удостоверение, да я, конечно, и без того знала его: все в нашей организации знают Кудрявого Билли, особенно девушки. У меня не было ни малейших оснований подозревать… Короче говоря, я пошла с ним. Он отвел меня на «Гольфстример». Катер стоял на якоре в верхней части бухты Бьюпорта, где его нельзя было заметить с городского причала, у которого остановилась твоя яхта. Он отвез меня на катер на красной надувной лодке с мотором, которая лежала у них на передней палубе. Открыл передо мной дверь рулевой рубки, и я увидела твою подружку и миссис Белл. Обе лежали связанные на полу. Я рванулась прочь, но он стоял у меня за спиной. Этот тип только расхохотался и продемонстрировал мне какой-то захват — он силен как бык. Скрутил мне шею, и я отключилась. Когда же очнулась, то тоже была связана и лежала на одном из сидений в рубке «Гольфстримера», а рядом стояла дамочка из «Тысячи и одной ночи» — миссис Фанчер. Тебе не кажется, что из неё получилась бы первоклассная Шехерезада? Рядом с ней я увидела молодого человека, среднего роста, но весьма крепкого телосложения. Знаешь, из числа тех типов с нацистскими физиономиями, которые обожают играть мышцами. Миссис Ф. именовала его «Ролли, дорогой».

      — Роланд Казелиус, — сказал я. — Тот самый парень, который подкрался к тебе сзади, ударил по голове и забрал оружие после того, как ты застрелила Роджера Хассима… Стало быть, наша Дороти подыскала замену безвременно ушедшему возлюбленному.

      — Можешь не сомневаться. Она накрепко подцепила его и судя по её взглядам, парень её вполне удовлетворяет. Дамочка хоть и в возрасте, но дело свое знает.

      Я нахмурился.

      — А что с Барнстоу? По-твоему, они недавно завербовали его? Или он из числа законсервированных агентов, внедренных русскими много лет назад, и после распада империи зла доставшихся в наследство Казелиусу?

      — У меня создалось впечатление, что Казелиус чем-то удерживает его, возможно, и этим, но не последнюю роль сыграли также нефтяные денежки арабов, не говоря уже о девчонке.

      — Какой девчонке? Лори Фанчер?

      Зигги рассмеялась.

      — А какой же еще? Не станет же он увиваться за престарелой миссис Белл? Похоже, мисс Фанчер не ответила на его воздыхания, вот он и включил её в вознаграждение, которое, кстати говоря, составляет энное количество кусков на счету в некоем банке на одном из островов, которые все ещё хранят тайну финансовых операций… Мне тоже была обещана премия в случае удачного завершения операции. Достаточно, чтобы заплатить высококлассным специалистам, которые вернут мне человеческий облик… Боже мой! Как же я ненавижу свою мерзкую душонку, которая согласна на все, лишь бы ей позволили и дальше влачить это жалкое существование!

      Похоже, после второй встречи со своими мучителями, девушка окончательно вошла в неуправляемый штопор. Мгновение спустя она сдавленно всхлипнула, и, оставив штурвал, бросилась вниз по трапу, натыкаясь на полку с ножами в проходе. По пути она громко разрыдалась. Полагаю, бедняжка нуждалась в сочувствии и утешении, но я был слишком занят управлением яхтой, чтобы уделять внимание ещё и ей.

      Снизу не доносилось ни звука, и тут мне припомнилось, что на полку с ножами Зигги налетела как-то уж слишком неестественно. Нагнувшись, я заглянул на камбуз. В ряду ножей зияла пустота. Отсутствовал тот самый, большой нож, который первая, фальшивая Зигги Кронквист в свое время пыталась всадить в вашего покорного слугу и которым в конце концов свела счеты с жизнью. Меня уже тогда подмывало избавиться от него, однако я твердо заставил себя не поддаваться эмоциям, поскольку глупо расставаться с отличным острым ножом только потому, что им было пролито немного крови, для чего он, собственно, и предназначен. В конце концов, кровь можно и смыть.

      Теперь же я раздраженно произнес:

      — О, Господи!

      И огляделся по сторонам. В этом месте канал был достаточно широким. Ни впереди, ни за кормой движения не наблюдалось. Я перевел двигатель в нейтральное положение, установил автопилот так, чтобы яхта не покидала средину форватера до полной остановки. После чего ветер или течение могли отогнать её в сторону, но удар будет не слишком сильным. Быстро спустился по ступеням и направился на нос.

      Проклятая девчонка обнаружилась в носовом туалете. Это было крошечное помещение, едва вмещающее раковину и унитаз. Зигги сидела на краю последнего и держала левую руку над правой. Большой мясницкий нож она сжимала в правой руке. Чтобы открыть вену, ей пришлось смотать закрывавшую запястье ленту, поддерживающую шину на пальцах.

      Раковина была уже забрызгана кровью, но, несмотря на то, что девушка дважды провела ножом по запястью, оба пореза были короткими и повредили только кожу. Помнится, на профессиональном языке они именуются отметками неуверенности. Как правило, самоубийца совершает несколько попыток, прежде чем ему или ей удастся сделать решающий глубокий надрез, который действительно вскрывает вену или глотку и выпускает жизнь из тела. Отвернувшись, Зигги не подняла взгляда далее тогда, когда я отнял у неё нож.

      — Пойдем, Зигги, — сказал я.

      — Бесполезно! — пробормотала она. — Немощной дряни не хватает духу даже на то, чтобы покончить с собой! Зигги Половая Тряпка, агент-ничтожество, полный ноль!

      — Пойдем наверх, пока яхта не налетела на заросли, — проговорил я.

      Мгновение спустя она глубоко вздохнула.

      — Ладно. Я перевяжусь чем-нибудь, чтобы не перепачкать кровью всю яхту и поднимусь к тебе.

      — Отлично.

      Я положил нож на место — вряд ли она решится воспользоваться им во второй раз — и, поднявшись в рубку, обнаружил, что яхта вышла далеко за пределы форватера и от мели её отделяют какие-то несколько дюймов. Включил передачу и осторожно направил «Лорелею-3» в сторону ближайшей отметки форватера; мы зачерпнули немного ила, но прорвались. Я мысленно пообещал себе, что в следующий раз соглашусь плыть только по океану, где от дна тебя отделяют несколько миль и беспокойство вызывают лишь такие пустяки, как шторм и киты; прощупывание отмелей не по нутру робкой сухопутной крысе вроде меня.

      — Что скажете насчет бокала водки-мартини, капитан?

      Голос принадлежал моему перебинтованному навигатору, появившемуся из главной каюты с чистой белой повязкой на запястье и с запотевшим от льда стаканом в другой руке. Я взглянул на часы и решил, что и в самом деле пора совершить предобеденное возлияние.

      — Спасибо.

      — Где мы? — спросила Зигги, подходя и останавливаясь рядом со мной.

      Я показал ей наше положение на карте. Мгновение спустя она рассмеялась.

      — Мэтт, знаешь, чего хотели от меня эти люди? Чтобы я покончила с тобой и захватила яхту. — Она хихикнула. Похоже, ей удалось покончить с терзавшими её угрызениями совести и обрести душевное равновесие. — Ты в состоянии представить себе такое? Я сказала, что они ненормальные и наверное не заглядывали в твое досье. Шансов управиться с профессионалом вроде тебя у меня не больше, чем развести руки в стороны и полететь. Ты просто заберешь у меня мой игрушечный пистолетик и отшлепаешь, как нашкодившего ребенка. Или… убьешь.

      — Что ты должна была сделать после того, как захватишь яхту? — спросил я.

      — Мне следовало заставить тебя свернуть в один из боковых каналов. Чуть дальше, в устье реки Уэст. Река выводит к одной из якорных стоянок, рекомендованных путеводителем. Там они намеревались подняться на яхту и взять дело в свои руки. Разумеется, в случае твоего сопротивления предписывалось тебя пристрелить и отвести туда яхту самостоятельно, но мне показалось, что такой вариант не слишком по душе мистеру Казелиусу.

      Я допил мартини и отставил стакан на навигационный столик.

      — Ничего удивительного. У нас с ним кое-какие личные счеты, вот он и не желает отказываться от удовольствия расправиться со мной собственноручно.

      Сценарий, разумеется, выглядел совершенно глупо, даже Зигги не воспринимала его всерьез. Даже если бы она не сказала об этом сама, Дороти Фанчер и Казелиус, возвращая ей оружие, должны были понимать, что надежды на успех у неё нет практически никакой. Они знали, на что способен я, а я в свою очередь не питал ни малейших иллюзий в отношении их. Роланд Казелиус относился к числу людей, которые обычно держат в резерве запасной вариант. Засада в кустах сопровождалась укрытой на яхте бомбой. Так что же он заготовил на случай, если Зигги со своим пистолетиком, как и следовало предполагать, потерпит фиаско?..

      Не отрывая рук от штурвала, я бросил взгляд на проплывающий справа по борту указатель форватера и на мгновение он показался мне на удивление расплывчатым. Заметил, что Зигги странно смотрит на меня и внезапно со всей отчетливостью понял, что именно приготовил юный мистер Казелиус про запас, чтобы, образно говоря, удержаться на плаву. На мгновение я ощутил сожаление. Девушке пришлось несладко, а человек она по сути была неплохой. Особенно, когда не причитала над собой. Однако она знала правила нашей игры и понимала, что они не оставляют мне выбора. Возможно, она намеренно заставляла меня сделать то, на что не смогла решиться сама.

      Я взял с навигационного столика «вудсмен» с глушителем и четыре раза выстрелил в сгущающийся туман.

     

      Глава 24

     

      Придя в себя, я первым делом изучил окружение настолько, насколько это возможно не открывая глаз. Рядом со мной, похоже, лежало тело, что меня не слишком удивило. Оно лежало здесь, когда я уснул и вполне естественно осталось на своем месте, когда проснулся. Тут лежащее рядом тело пошевелилось и ткнуло меня острым локтем.

      — Кровать достаточно широкая, оставь место и другим!

      Тихий голос принадлежал женщине, но, разумеется, не Зигги Кронквист. Я открыл глаза и обнаружил себя лежащим рядом с миссис Терезой Белл на двойной койке кормовой каюты «Лорелеи-3». Дверь, ведущая в рубку, была закрыта, чего я почти никогда не делал, поскольку каюта начинала казаться совсем маленькой и возникало напоминающее клаустрофобию острое чувство того, что дверь — единственный выход отсюда.

      На носу каждое из помещений имело ещё и верхний люк, через который в случае необходимости можно было выбраться на палубу. На корме такой люк сделать не удосужились, а иллюминаторы годились исключительно для вентиляции. Пролезть через них могла разве что обезьяна. Не стану утверждать, что проводил долгие бессонные ночи, раздумывая о сих материях, однако огнетушитель рядом со своей койкой все же установил на случай, если придется пробиваться отсюда сквозь пожар, вспыхнувший в машинном отделении и преграждающий путь.

      Двигатель не работал. Яхта, казалось, замерла неподвижно, либо на мели, либо на якоре в спокойной воде. Солнце, пробивающееся сквозь занавешенные иллюминаторы, опустилось довольно низко. Свой заправленный мартини я проглотил около полудня, и, стало быть, лежал без сознания несколько часов. Угол падения солнечных лучей слегка изменился. Отлично. Значит, мы едва заметно покачиваемся на якоре.

      Щиколотки мои оказались связанными тонкой дакроновой веревкой, которой я с избытком запасся, когда менял износившуюся оснастку яхты; запястья были связаны за спиной, предположительно, той же веревкой. Я повернул голову и увидел, что лежащая рядом женщина упакована точно так же. Дернувшись, я слегка отодвинулся от нее.

      — Спасибо, — выдохнула она. — Я пытаюсь оттолкнуть тебя с тех самых пор, как они швырнули тебя буквально мне на голову, но ты упрямо откатываешься назад, как младенец, тянущийся к материнской груди.

      Это не требовало особых комментариев.

      — Что происходит? — спросил я.

      — Мы стали на якорь неподалеку от канала. Точнее говоря, якорь бросил «Гольфстример», а нас причалили к нему. С другой стороны к «Гольфстримеру» подошел ещё один катер, футов тридцать пять в длину, стандартная посудина из пластика. Я мельком взглянула на него, когда меня перетаскивали с «Гольфстримера» сюда.

      — Ты заметила кого-нибудь на борту этого катера?

      Тереза коротко рассмеялась.

      — На палубе было полно людей, как на борту берберийского пиратского судна. Кстати говоря, судя по их виду, большинство из них ведут род именно из тех мест.

      — Дружки Дороти Фанчер.

      — Двое из них перенесли меня сюда, на яхту, и буквально швырнули со ступеней рубки. Я приземлилась на тебя и Кронквист. Подумала было, что вы оба мертвы, но после того, как меня вновь подняли и бросили в эту каюту, кто-то сказал, что ты просто потерял сознание из-за таблеток, которые подсыпала тебе девчонка, но ты успел пристрелить её прежде, чем отключился.

      Я пропустил через себя услышанное и решил, что переживу. В конце концов, мне не привыкать. Помогло — хотя я вряд ли нуждался в помощи — и то, что перед смертью в глазах девушки не было ненависти; я сделал за неё то, что она не решилась сделать сама.

      — Похоже, ты меня осуждаешь, — заметил я. И скорее почувствовал, чем увидел, как она покачала головой.

      — Не за убийство, совсем наоборот. Меня всегда интересовало: действительно ли банда убийц твоего шефа — прошу прощения, кажется, вы предпочитаете именовать себя контрубийцами — столь непобедима, как все об этом говорят. И я с удовлетворением убедилась, что ты успел заплатить по счетам и не изменил своим безжалостным правилам.

      — В таком случае, чем вызвано твое недовольство?

      — Тем, что к твоей безжалостности не помешало бы немного ума. Купиться на такой трюк… Тсс, они идут сюда.

      Я почувствовал, как яхта слегка покачнулась — кто-то, и не один, шагнул на борт. Дверь каюты отворилась и на пороге появилась миссис Дороти Фанчер. Длинные черные волосы были собраны вокруг головы наподобие тюрбана, одежду, в которой она принимала морские ванны, сменила новая. Сегодня на ней были большие коричневые брюки, узкие в талии и широкие во всех остальных местах, пошитые из тонкого хлопчатобумажного материала, который существует исключительно в мятом состоянии. Коричневая блузка из той же своеобразной ткани свободно опускалась на брюки и дополнялась широкими развевающимися рукавами. Удивительно, каким образом в столь мешковатой одежде можно продемонстрировать свои формы. Тем не менее, ей это удалось. Следом за ней в каюту вошел Роланд Казелиус.

      Однажды мне уже довелось лицезреть его живьем, но то было ночью и издалека, теперь же впервые представилась возможность разглядеть его вблизи при хорошем освещении. Как сказала Зигги, парень, хоть и не относился к числу утопающих в мускулах поклонников бодибилдинга, фигуре своей явно уделял изрядное внимание. У него было покрытое ровным слоем загара лицо, ясные голубые глаза и коротко подстриженные светлые волосы. Двигался он собранно и стремительно. Ладно, решил я про себя, несмотря на преимущество в весе и длине конечностей, ввязываться с ним в рукопашную не стоит. Придется удовлетвориться пистолетом или ножом. Пусть бойскауты играют в честные игры.

      Одет он был в голубую вязаную спортивную рубашку и жесткие новые джинсы, сидящие на нем довольно нелепо. Мне припомнилось, что вырос он в Германии. А европейцы, как ни странно, так и не освоились до конца с изобретенной мистером Леви Страуссом одеждой. Джинсы — предмет их заветных вожделений, ради которого они готовы красть и убивать, однако обзаведясь драгоценным хлопчатобумажным одеянием, они чрезвычайно редко обретают облик небрежного ковбоя, о котором мечтают; обычно же выглядят так, как будто им ужасно недостает строгого серого фланелевого костюма в полоску.

      Места рядом с кроватью оставалось немного, но я заметил, что мужчина и женщина остановились даже ближе друг к другу — соприкасаясь телами — чем того требовали обстоятельства: два больших влюбленных хищника. Роджер Хассим, должно быть, перевернулся у себя в могиле.

      — Так-так, — проронил Казелиус. — Высокопоставленная дамочка и опасный правительственный палач.

      — Как ты похож на отца, — отозвался я. — Тот тоже только и умел, что болтать.

      Кулак его сжался, и мое лицо спасло только то, что он был не в состоянии до него дотянуться. Изголовье большой койки располагалось слишком далеко от места, где он стоял, свободное пространство не позволяло особо развернуться и окончательно затрудняла процедуру избиения полка, протянувшаяся над головой. Волей-неволей ему пришлось отложить удовольствие на потом.

      Казелиус встряхнул головой и сказал:

      — С вашей стороны, мистер Хелм, не слишком разумно напоминать мне о прекрасном человеке, которого вы убили. Правда, ваши последние жертвы все равно не позволили бы мне забыть о том убийстве. Пора вам заплатить по счетам… Миссис Белл?

      — Да?

      — Миссис Фанчер хотела бы знать, что именно заставило вас столь спешно покинуть Вашингтон и возглавить операцию на месте.

      — Понятия не имею, о чем вы говорите… Да, мне стало известно, что присутствующий здесь Хелм, несмотря на мои распоряжения, взял на яхту Кронквист. Я не могла поставить под угрозу срыва всю операцию, полагаясь на явно ненадежного агента. К тому же дела в Вашингтоне складывались не лучшим образом. Поэтому я заполучила в качестве поддержки «Гольфстример», отправилась в Аннаполис, вышвырнула Кронквист с яхты и заняла её место. Не вижу тут ничего таинственного.

      Дороти Фанчер повернулась к Казелиусу.

      — Мы зря теряем время. Если бы ей и правда удалось узнать что-то стоящее, она бы не была здесь. Скорее всего, она просто блефует, пытаясь своим поведением заставить нас запаниковать. Как помнишь, мы и в самом деле испытывали некоторое беспокойство, пока окончательно не убедились, что она не видела цифр, записанных в журнале моего мужа. — Она поморщилась. — Старый осел! Чего он пытался добиться, записывая эти координаты? И куда упрятал журнал? Хотя теперь это не имеет особого значения.

      — Ты права, — согласился Казелиус. — Теперь это действительно не имеет особого значения. Тем не менее, дорогая, мне хотелось бы провести допрос так, как я его понимаю. Желательно дать противнику запутаться в бесполезной лжи, прежде чем переходить… Ну ладно. Будем говорить по существу. Миссис Белл, нам хотелось бы услышать все, что вам известно о церемонии Ричарда, назначенной на эти выходные.

      — Ричарда? — голос миссис Белл прозвучал озадаченно. — Не понимаю, что вы имеете в виду!

      Дороти положила руку на плечо Казелиуса.

      — Ронни, дорогой, у нас уже имеется вся необходимая информация.

      Казелиус не сводил глаз Терезы.

      — Мне хотелось бы услышать подтверждение… Итак, миссис Белл?

      — Я и в самом деле не понимаю, о ком вы говорите. Или о чем вы говорите.

      Прежде чем заговорить, Казелиус несколько секунд холодно смотрел на нее.

      — Миссис Белл, меня учили, как обращаться с упрямыми людьми, и у меня немалый опыт проведения допросов. Скоро мы продолжим нашу беседу. Подумайте хорошенько. Проявив добрую волю, вы сможете избавить себя от многих неприятностей. — Он перевел взгляд на меня. — Вам, Хелм, думать не о чем. Так или иначе, судьба ваша решена.

      Он повернулся и вывел Дороти Фанчер из каюты. Несмотря на нелепое одеяние, по лестнице она поднялась весьма грациозно. Даже не испытывая к этой женщине ни малейшего влечения, я тем не менее с удовольствием наблюдал за ней. Дверь закрылась.

      Мгновение спустя лежащая рядом со мной Тереза презрительно хмыкнула.

      — Итак, связанный по рукам и ногам и брошенный в ожидании смерти герой-оперативник, которому, кстати, было поручено мне помогать, не придумал ничего лучшего, как без толку злить противника и любоваться прелестями — весьма внушительными — его подружки.

      — Что касается подружки, то меня не столько интересовали размеры её прелестей, сколько их подача. А старину Казелиуса я дразнил специально: чем больше удастся его разозлить, тем дольше ему захочется позабавиться со мной, прежде чем убить. Так кто такой Ричард?

      В голосе Терезы прозвучало раздражение.

      — Понятия не имею. Первый раз о нем слышу.

      — Проклятие, Терри, сейчас не время играть в секретность! Кто такой этот Ричард и какая церемония связана с его именем?

      — Мэтт, клянусь, я ничего не знаю! И я просила тебя не называть меня Терри.

      Возмущение её прозвучало довольно убедительно, но люди, обитающие в сумасшедшем городе на берегах Понтиака, умеют представить убедительно даже самую нелепую ложь. Однако, если она и знала, то явно не собиралась мне рассказывать.

      — Ну уж я-то и подавно не знаю никаких Ричардов, которые могли бы… — начал было я.

      — В чем дело? — спросила Тереза, когда я, нахмурившись, замолчал.

      — Что-то пытается пробиться в сознание, это имя каким-то образом… Нет, не могу ухватить. — Я поморщился. — Итак, ваш Барнстоу, как выяснилось, работает на Казелиуса. Ну и народец у вас подобрался. Не стану упоминать о моей первой помощнице, которая в действительности не работала на вас. Однако, далее следует настоящая Зигги Кронквист, милая девушка, которая могла бы прожить чудесную жизнь, работая бухгалтером или страховым агентом, но никак не подходила для нашего ремесла. И ещё беспечная дама, которой проломили голову рукоятью от лебедки, и любвеобильный болван, оказавшийся за бортом. Ну и наконец неотразимый шут Барнстоу, которого, по всей вероятности, завербовали и законсервировали ещё во времена существования Советского Союза. Хотя не исключено, что он просто готов продаться тому, кто предложит наибольшую цену. Увы, миссис Б., качество вашей команды не выдерживает никакой критики. Разве что у вас в запасе имеются ещё какие-то неизвестные мне тузы.

      — Нет, кажется, я тебе уже рассказывала. Когда подвернулось это задание, столь явно соответствующее моей квалификации и знанию языка, начальство не рискнуло проигнорировать меня и быть обвиненным в дискриминации женщин и национальных меньшинств. Поэтому его поручили мне, а в помощь выделили команду неумех, включая оперативника, прославившегося своими любовными похождениями, при случае закрыв глаза на его сомнительное прошлое. Но они не сообразили, что при разумном подходе из предателей тоже можно извлечь немало пользы. Я направила Барнстоу на катер именно потому, что его надежность вызывала сомнения. Когда же он заявил, что меня отзывают в Вашингтон, я изобразила наивную дурочку, которая и правда ждет, что её доставят в ближайший аэропорт. Покорно позволила себя связать и что же? Человек, на помощь которого я рассчитывала, вместо того, чтобы заняться делом, глотает снотворное, которое подсыпала ему желторотая девчонка!

      Я почувствовал, что её излияния начинают меня немного утомлять, и сказал:

      — Бога ради, Тереза! Ведь я же рядом с тобой, правда? Думаешь, я оказался бы здесь, если бы выплеснул содержимое стакана в лицо девчонке?

      Какое-то время она молчала.

      — Хочешь заставить меня поверить, что ты знал…

      — Ты подставила себя в качестве приманки и считаешь, что никто другой не способен проделать такой же трюк? Разумеется, я не мог знать наверняка, что в стакане снотворное, но надеялся на это. Малышке приказали доставить меня к Казелиусу. Ее основательно запугали. Оружие у неё я отобрал, но не сомневался, что Казелиус позаботился и о запасном варианте, а я предпочитаю глотнуть снотворное, чем, скажем, получить по голове рукоятью от лебедки — она могла и не рассчитать удар — и потому не стал подвергать анализу приготовленный ею напиток или медлить с его поглощением. Я не сомневался, что Казелиус не станет давать ей смертельный препарат. Мстителям всегда присуще желание заполучить обидчика живьем, чтобы предварительно поведать, как мучительно он будет расплачиваться, в данном случае за смерть несчастного родителя. Теперь все стало на свои места. Казелиус счастлив, что ему удалось меня провести, а погибшая девушка Лишний раз подтверждает, что снотворное застало меня совершенно врасплох. Стало быть, ему и в голову не придет заподозрить, что я наконец добился того, к чему стремился все это время — оказался в непосредственной близости от него.

      — В качестве беспомощного пленника! — добавила Тереза.

      Я рассмеялся.

      — Леди, я работал над этой яхтой целых два месяца. Причем, далеко не все время посвящал полировке тика…

      Я замолчал, чувствуя, как «Лорелея-3» вновь слегка покачнулась, свидетельствуя о возвращении наших посетителей.

      Тереза сухо произнесла:

      — Что ж, вот и они. Можешь пожелать мне удачи.

      — Советую кричать погромче. Не стоит вести себя вызывающе и плевать в глаза палачу. Этим ты только окончательно пробудишь в нем зверя. Раз уж тебе нечего ему сказать, порадуй парня хотя бы искренними стонами, воплями и судорогами. Не исключено, что ему это надоест, он удостоверится, что ты и в самом деле ничего не знаешь, и махнет на тебя рукой.

      — Спасибо за совет, — отозвалась Тереза.

      — Не за что. Надеюсь, ты не преминешь им воспользоваться. Между прочим, куда подевалась Лори Фанчер?

      — Похоже, девчонку вверили заботам её поклонника, небезызвестного Уильяма Барнстоу, эсквайра, пребывающего на катере. Так что в настоящее время ей приходится несладко. Боюсь, наш герой-любовник всеми силами добивается её расположения. Хотя, вынуждена признать, сейчас меня гораздо больше волнуют собственные неприятности…

      И тут дверь открылась. Как и в прошлый раз первой вошла Дороти Фанчер. В руке она сжимала знакомый голубой предмет — большую бутановую горелку, которую я держал в духовке, весьма удобную штуку, с пламенем, регулируемым от крохотного огонька до большой струи.

      Итак, наша очаровательная знакомая снизошла до того, чтобы взяться за дело собственноручно. На этот раз вместо упражнений с ножом намечалась огневая потеха. Я избегал смотреть на лежащую рядом Терезу Белл. Припомнилось, как она укоряла Зигги Кронквист, сломавшуюся на допросе. Интересно, вспомнила ли об этом и она, теперь, когда настал её черед.

     

      Глава 25

     

      Следуя указаниям своей очаровательной сообщницы, Казелиус снял с Терезы одну из туфель — левую, если это вас интересует — и тонкий белый носок. Дороти театральным жестом зажгла пламя горелки и отрегулировала его на максимальную длину, около трех дюймов.

      Затем Казелиус очень аккуратно завернул штанину джинсов и хорошенько ухватился за щиколотку Терезы. Дороти нетерпеливо подалась вперед, поднося пламя, и воздух наполнился знакомым запахом горелого мяса.

      Разумеется, мне доводилось испытать такое и на собственной шкуре. Что подтверждают соответствующие шрамы. Проникающий в ноздри тошнотворный запах заставил меня вспомнить одного титулованного шведского джентльмена — кстати, моего далекого родственника; как я уже говорил, далеко не все они приятные люди — который руководил подобной операцией, выполняемой с помощью ножа, разогретого над пламенем горелки. А ещё в Бразилии мне довелось познакомиться с довольно смазливой дамочкой, которой удавалось удерживать сигарету горящей, несмотря на многочисленные соприкосновения с человеческой кожей. Моей кожей. И уж совсем давно, помнится, повстречался я на родном юго-западе с парнями, у которых возникла оригинальная мысль использовать расплавленную сталь…

      — Когда состоится церемония, в субботу или в воскресенье?

      — Кто приглашен принять участие?

      — В какое время начнется презентация? Вопросы сопровождались щелчком курка, вырывающимся языком пламени и запахом горелого. Допрос продолжался:

      — Во сколько прибудет почетный гость?

      — Церемония назначена на воскресенье?

      — Церемония назначена на субботу?

      — В какое время?..

      Казелиус спокойно произнес:

      — Достаточно. — Когда же Дороти вновь включила горелку, он схватил её за руку и уже более резко повторил: — Я сказал, достаточно!

      Распущенные волосы Дороти Фанчер падали на её блестящее от пота лицо. Сейчас она напоминала свирепую ведьму, которой не дали довести до конца зловещий обряд. Каковой, собственно говоря, и являлась.

      — Отпусти меня! — воскликнула она. — Я заставлю эту упрямую дрянь отвечать, даже если для этого придется превратить её в пепел.

      Женщина рядом со мной лежала молча и неподвижно. С начала и до конца. Она не только не воспользовалась моим советом, но и вообще не проронила ни звука: стона, вопля или крика, и уж, разумеется, ни единого слова. Казелиус давно отпустил её ногу, поскольку держать её было ни к чему. Она не сопротивлялась, она даже не вздрогнула. Просто лежала, тихо и неподвижно.

      Это казалось немыслимым. Первым делом я подумал, что она потеряла сознание, а то и скончалась от вызванного болью сердечного приступа, но глаза её оставались открытыми и живыми, а дыхание — размеренным. Признаюсь, меня даже кольнула этакая профессиональная зависть. Как я уже говорил, мне доводилось сносить подобные процедуры, и хотя при необходимости я способен сдержать эмоции, но обычно извиваюсь и корчусь, попутно стараясь ослабить наложенные путы, а когда боль становится особенно нестерпимой, — достаточно громко постанываю. Столь полное самообладание переводило эту женщину в другую, более высокую категорию.

      — Она не станет отвечать, — сказал Казелиус. — Она умрет, но будет молчать. Это известное явление, нам рассказывали о нем во время обучения. Такие как она встречаются довольно редко, но болью от них ничего не добьешься. Возможно, подействовали бы наркотики, но наркотиков у нас нет. — Он пожал плечами. — Не важно. Мы и так получили ответ на свои вопросы: она ничего не знает. Я наблюдал за ней, и мне не впервые наблюдать за человеком во время допроса. Она водит нас за нос. Ей нечего нам сказать, она вообще не знает, о чем мы говорим; по-видимому её организацию не поставили в известность, так что нам не о чем беспокоиться. Мы теряем время. Убери эту горелку.

      Что вызвало у Дороти Фанчер взрыв негодования.

      — Не забывайтесь, мистер Казелиус! Не стоит думать, что вам дозволено здесь распоряжаться только потому, что мы… Вас наняли для выполнения этой работы и не пытайтесь мною командовать!

      — Прошу прощения, миссис Фанчер!

      Голос Казелиуса прозвучал сухо и официально. Он отпустил руку Дороти, резко повернулся, поднялся по ступеням, ведущим в рубку, и исчез. Легкое покачивание яхты свидетельствовало, что он перешел на соседний катер.

      — Сейчас же вернись! — крикнула ему вслед Дороти Фанчер, а затем уже другим тоном добавила: — Ронни, прости, я не хотела… Аллах, ох уж эти чувствительные мужчины!

      Она перевела взгляд на бутановую горелку, а затем на Терезу. Свирепо швырнула горелку на кровать и направилась прочь, но, спохватившись, остановилась, подобрала орудие пыток и только после этого ушла. Покачивание засвидетельствовало, что и она покинула «Лорелею-3». Я почувствовал, как лежащая рядом женщина медленно и осторожно выпускает удерживаемый воздух.

      — На случай, если у тебя остались какие-либо сомнения, Мэтт, могу заверить, что приятного было мало, — прошептала она.

      — Знаю.

      Она выдержала небольшую паузу, затем сказала:

      — Пожалуй, ты и правда должен знать. Наверное, это можно назвать обычным профессиональным риском. Остается надеяться, что начальство должным образом оценит мои старания. Каждый бюрократ должен испытать себя в настоящем деле, правда? Вот только не знаю, как поточнее отразить это в отчете.

      Я понимал, что она говорит, пытаясь отвлечься от мыслей о боли.

      — Должен перед тобой извиниться, — сказал я.

      — Извиниться?

      — Я слышал, что ты довольно круто обошлась с Кронквист, когда та не выдержала допроса. И принял тебя за очередную труженицу БПС, которая обожает поучать оперативников, какими стойкими им надлежит быть. Покорнейше прошу меня простить.

      — Извинения приняты, — прошептала она. — БПС?

      — Большой письменный стол.

      Она сдавленно рассмеялась и на какое-то время замолчала. Напряженно-размеренное дыхание свидетельствовало, что она продолжает бороться с болью в ступне.

      Чуть погодя она произнесла:

      — Жаль, что эта женщина не оставила горелку на кровати. Мы могли бы с её помощью избавиться от веревок.

      — Не переживай. Я же говорил, что хорошенько поработал над этой яхтой. Ты устоишь на ногах?

      — Ступня обгорела только сверху, дыру она прожечь не успела. Так что идти я смогу. За меня не беспокойся.

      — Ладно, начнем действовать, когда нас хоть немного оставят в покое… Кстати, вот и они.

      На этот раз первым вошел Казелиус. Дороти осталась на ступенях, позади и немного выше его. Она прибрала свои тяжелые черные волосы и вытерла пот с лица. Облизала губы, наблюдая, как Казелиус извлекает револьвер из кобуры на поясе — мой маленький пятизарядный «смит-и-вессон».

      Казелиус произнес:

      — Я намеревался заставить вас заплатить более высокую цену за убийство моего отца, мистер Хелм, однако мужество вашей напарницы обеспечило вам быструю смерть. Можно было бы весьма наглядно продемонстрировать пределы вашей собственной стойкости, однако не хочется портить впечатления, оставшегося после безукоризненного представления миссис Белл. Поэтому я намерен удовлетвориться сознанием того, что выполнил сыновний долг и избавил землю от вашего присутствия. Прощайте, мистер Хелм.

      Он поднял короткоствольный револьвер и взвел курок. Что ж, и это было мне не впервой, однако к подобным вещам не привыкаешь. Я следил за его взглядом, собравшись, чтобы откатиться в последнее мгновение. Катиться, правда, было особенно некуда, да и в конечном результате это ничем бы мне не помогло, но терять мне было нечего…

      — Нет!

      Дороти оттолкнула руку Казелиуса вверх, так что на мгновение показалось, что револьвер выстрелит и проделает дыру в кормовой палубе, расположенной над нами. Затем Казелиус высвободил руку и опустил курок. Первая его реакция была характерна для любого стрелка, которому лезут под руку — желание отшвырнуть вмешавшегося идиота подальше. Однако парень сдержался и довольно спокойным голосом произнес:

      — Не стоит толкать человека под руку, в которой он сжимает взведенный револьвер.

      — Это было бы слишком просто! — с нажимом проговорила Дороти Фанчер.

      — Смерть всегда остается смертью, моя милая, — отозвался Казелиус.

      Голос её задрожал от ненависти.

      — Ведь это же человек, который хладнокровно застрелил твоего собственного отца! Он же изувечил тело умирающего Хассима. И женщина, близкая мне по крови, но принявшая сторону американского империализма. Она предала свой народ. Подобные люди не заслуживают быстрой и безболезненной смерти.

      Казелиус передернул плечами.

      — Так чего же ты хочешь?

      Дороти оглядела каюту.

      — В иллюминаторы им не пролезть, стало быть, сбежать они могут только через дверь. Ты проверишь их веревки и забьешь дверь. Когда мы отведем яхту от берега и пустим на дно, у них будет вдоволь времени покаяться в своих грехах и вручить свои души тем странным божествам, которым они поклоняются. Если таковые имеются. — Она повернулась к ближайшему, единственному открытому иллюминатору, и закрыла, накрепко задраивая его. — Это не позволит им слишком быстро утонуть. Пусть полюбуются, как вода медленно поднимается за бортом, и погадают, насколько им ещё хватит воздуха… Ты не согласен?

      Казелиус вновь передернул плечами.

      — Не люблю я этих изощренных убийств… — Он быстро поднял руки. — Не надо мне ни о чем напоминать. Деньги я получил. И как ты справедливо заметила, буду делать то, что от меня потребуют. Решение принимаешь ты.

      — Убедись, что он не запасся чем-нибудь, чтобы перерезать веревки. Говорят, они носят специальные пряжки…

      — Пояс с него я уже снял. Сейчас проверю их веревки… Ты уверена, что вызванный тобой лоцман и в самом деле знает течения достаточно хорошо, чтобы пройти через ближайший залив в темноте, и сознает, что у этой яхты шестифутовый киль, намного глубже, чем у его катера? Было бы не слишком приятно встретить утро на мели, да ещё рядом с берегом.

     

      Дороти сухо произнесла:

      — Поль Рашид один из лучших лоцманов на этом побережье. Ты поведешь эту яхту точно за ним.

      — Как пожелаешь.

      — Я останусь с тобой. Кроме того, Поль хочет поставить на носу впередсмотрящего, чтобы двигаясь в темноте, без огней, ты не потерял катер и не налетел на него.

      — Мне впередсмотрящий не помешает, — отозвался Казелиус., — Но мы теряем время. Скажи капитану Рашиду приготовиться и отдай распоряжения Барнстоу…

      Дороти заколебалась.

      — По-моему, пора кончать с мистером Билли Барнстоу. Таким как он нельзя доверять: тот, кто способен предать однажды, предаст и во второй раз. У Поля достаточно людей, он отправит кого-нибудь на «Гольфстример». Барнстоу нам больше не понадобится. Дай мне пистолет с глушителем, пожалуйста. По-моему, там ещё осталось несколько пуль.

      Люди, которые называют патроны пулями, всегда вызывали у меня неприязнь. Ведь эти куски свинца не умеют летать сами по себе. Хотя миссис Дороти Фанчер в любом случае не вызывала у меня особых симпатий.

      Казелиус протянул ей все тот же «вудсмен» и сказал:

      — При столь малом калибре я рекомендую стрелять в голову, хоть присутствующий здесь профессиональный палач и предпочитает другие мишени.

      — Женщины тоже умеют управляться с оружием. дорогой, — промурлыкала она. — Не беспокойся. Этот козел слишком занят девчонкой и отправится на тот свет в состоянии козлиного блаженства…

      Я невольно задумался, чем же Барнстоу заслужил столь суровый приговор: тем, что попытался приударить за Дороти, или тем, что обошел её вниманием, предпочтя девушку помоложе. Дороти повернулась и ушла. Казелиус тщательно проверил наши путы и осмотрел открывающуюся внутрь дверь каюты. Затем прошелся рукой по её гладкой поверхности.

      — Красивый тик, — заметил он. — Жаль его портить, но раз уж яхте все равно суждено отправиться на дно, полагаю, это не имеет особого значения. Еще раз прощайте, мистер Хелм. Хотелось бы расквитаться с вами по-своему, но увы, мы живем в упаднические времена, я вынужден работать за деньги и выполнять распоряжения тех, кто их платит.

      Дверь закрылась у него за спиной. Мгновение спустя дизель ожил, работая на холостых оборотах. Снаружи донеслись звуки активной деятельности и выкрикиваемые команды. Разобрать последние мне не удалось, но по-видимому речь шла о том, чтобы отвязать тросы, удерживающие нас рядом с катером. Мне показалось, что я расслышал шум более мощных двигателей, вроде тех, что устанавливаются на обычном двухвинтовом катере, футов тридцать в длину. Звук начал стихать по мере того, как судно удалялось, а затем его совершенно заглушил шум нашего собственного мотора, переведенного на маршевую скорость.

      — И что дальше? — спросила миссис Белл.

      — Не беспокойся. Мы имеем дело с профессионалом. Дверь он ещё не забил, а, стало быть, проверит нас ещё раз, прежде чем сделать это. Пока располагайся поудобнее.

      Подготавливая для нас ложе, Казелиус сбросил с койки покрывало и пододеяльник, оставив только простыню, да и то, видимо, потому, что сдернуть её было не так просто. Тем временем дизель заметно стих. Он все ещё вращал трехлопастной винт, прямо из-под нас доносился шум полуторадюймового вала, но теперь винт вращался совсем медленно.

      — Что случилось? — спросила Тереза. Я, прислушиваясь, молчал, и она сама ответила на собственный вопрос: — Видимо, мы пробираемся через залив. Форватер тут смещается после каждого шторма, так что Береговой Охране приходится то и дело сдвигать буи.

      — Отрадно, что навигацией занимается кто-то другой, — заметил я. — Терпеть не могу эти мели. Как твоя нога?

      — Не задавай глупых вопросов. Если тебе доводилось испытать это на себе, ты и сам знаешь, как.

      — Прости.

      — Нет, это ты прости. Просто не сдержалась. Нога моя в превосходном состоянии, мистер Хелм. Вот только болит ужасно. Хватит об этом.

      — Ты незаурядная девушка, Терри.

      — Я отнюдь не девушка, причем довольно давно. И терпеть не могу, когда меня называют Терри. А в остальном спасибо за комплимент… Что они там вытворяют?

      Двигатель вновь заработал на более высоких оборотах. Собственно говоря, судя по грохоту, Казелиус перевел дроссель до предела. Силовой установке подобное обращение противопоказано, но как справедливо заметил все тот же мистер Казелиус, раз уж яхте уготован путь на дно, к чему беспокоиться о деревянной обшивке, а равным образом о кольцах, клапанах и подшипниках? Рванувшаяся вперед «Лорелея-3» наткнулась на крутую волну и успешно преодолела её. Я ощутил своего рода привязанность к крепкой старушке и невольно понадеялся, что удастся сохранить её в целости и сохранности, хотя в данный момент это представлялось маловероятным. Из-за шума приходилось кричать прямо в ухо Терезе.

      — По-моему, мы миновали отмели и выходим в море.

      — И мы будем продолжать бездействовать? Учти, я вряд ли далеко проплыву на глубине в несколько сотен саженей.

      — Я внесу в свои планы соответствующие поправки. Шторы иллюминаторов были задернуты, и в каюте вскоре стемнело. Гонка продолжалась; я чувствовал, что на борт заливается изрядное количество воды, делающей пребывание на бушприте не слишком приятным. Однако теперь, когда мы миновали отмели и вышли в открытое море, выделенный капитаном Полем Рашидом впередсмотрящий, скорее всего удалился в рубку, доводя число находящихся там людей до трех. Если бы мне удалось освободиться и извлечь припрятанное оружие, я, по всей вероятности, управился бы с ними. Однако стоило Казелиусу появиться раньше времени, и он либо пристрелит нас, либо свяжет в гораздо более неудобном положении. Риск был слишком велик, и я предпочел подождать.

      Я обратился к Терезе:

      — Теперь перекатись на мою сторону, а я подвинусь так, чтобы ты смогла дотянуться до моих запястий. Изо всех сил вцепись в узлы, исцарапай мне запястья, если удастся, можешь сломать парочку ногтей…

      — Чудесно! — отозвалась она. — Они поработали над моей ногой, а ты берешься за руки. Скоро на мне живого места не останется… Подвинься поближе, пожалуйста.

      В каюте стало совсем темно. «Лорелея-3» вздрагивала и раскачивалась, проносясь по ночному морю. Тереза энергично вцепилась в мои путы, в точности следуя моим указаниям, и попутно царапая меня до крови. Работая вслепую, из-за спины, в темноте, да ещё со связанными руками, она вряд ли могла надеяться добиться особого результата, но полная бездеятельность с нашей стороны могла заставить тюремщиков насторожиться…

      Дверь каюты отворилась. На нас упал свет фонаря. Рубка, за ослепительным источником света, разумеется, была погружена во тьму — во время ночного плавания никто не станет портить себе видимость внутренним освещением. Кроме того, они шли без положенных в темноте габаритных огней, а потому, естественно, не желали обнаруживать себя светом в окне или иллюминаторе. Фонарь осторожно приблизился. Я перевернулся на спину, как будто пытаясь спрятать запястья, и остался лежать, невинно разглядывая полку над головой. Из темноты послышался смех Казелиуса.

      — Покажите мне, пожалуйста, — сказал он.

      — Что именно вам показать? — осведомился я. После чего со вздохом повернулся и продемонстрировал исцарапанные запястья, а может и слегка потрепанную веревку, в зависимости от того, каких результатов удалось добиться Терезе.

      Казелиус осмотрел узлы с помощью фонаря и произнес:

      — Что ж, при наличии достаточного времени, ей, возможно, и удалось бы вас освободить. Увы, времени этого у вас не будет. И ещё раз прощайте, мистер Хелм.

      — Вы выходите прощаться на бис как оперная звезда, — заметил я.

      — Передавайте привет отцу. Скажите, что это я вас прислал.

      И он ушел. Дверь закрылась. После чего я различил пробивающееся сквозь шум мотора жужжание и понял, что он воспользовался дрелью из моего набора, чтобы проделать направляющие отверстия, в которые затем забьет болты, поскольку в фрамугу они должны были войти под углом.

      — Мэтт, Бога ради, чего мы ждем? — выдохнула мне в ухо Тереза. Жужжание прекратилось, дверь распахнулась, и на нас вновь упал свет фонаря. Потом Казелиус рассмеялся и захлопнул дверь. Снаружи послышался стук молотка. Я ещё немного подождал, на случай, если он в самом деле проявит изрядную хитрость, однако стук не прерывался. Казелиус с наслаждением заколачивал наш отделанный тиком гроб.

      Наконец стук прекратился. Двигатель вновь замедлил обороты. Волна, поднятая подошедшим катером, покачнула яхту. Затем яхта слегка вздрогнула, реагируя на вес покидающей её команды. После чего остался лишь тихий шум двигателя, да слабое покачивание судна, по всей видимости установленного на автопилот, и медленно направляющегося, опять же по всей видимости, в Атлантический океан…

     

      Глава 26

     

      — Мэтт, по-моему мы тонем!

      — Надеюсь, что так оно и есть, — отозвался я.

      — Интересно, что тут смешного?

      Отвечая ей, я не прекращал работать. Я упорно трудился с тех самых пор, как удостоверился, что Казелиус окончательно забил дверь и больше не удостоит нас своим посещением. Прежде всего, мы с Терезой поменялись местами на большой койке, в результате чего я подобрался к борту судна. Пальцами за спиной нащупал один из маленьких тайников, которые оборудовал во время ремонта. И теперь пытался его открыть, что оказалось далеко не так просто, как несколько недель назад, когда я проделывал то же с незавязанными руками.

      — Вот если бы мы не тонули, тогда было бы о чем беспокоиться… Проклятие, пальцы меня не слушаются!

      — Тебе, видимо, нравится нести чепуху? — поинтересовалась Тереза.

      — Ничуть. Если бы мы не тонули, оставалось бы только предположить, что Казелиус не послушался свою арабскую ведьму и вместо того, чтобы пустить яхту ко дну, установил на борту какую-нибудь хитроумную штуковину. Что-то вроде замысловатых бомбочек Джерри Блама. А так можно надеяться, что единственная причина для беспокойства — один или два открытых кингстона.

      — Ладно. Только постарайтесь сдерживать свои расистские порывы, мистер.

      — По какому поводу подобное замечание?

      — Не забывайте, что я тоже арабская ведьма.

      — Проклятие, я ничего не имею против арабов. Другое дело норвежцы, финны или датчане. Мы, шведы, их терпеть не можем…

      Один из само собой напрашивающихся вариантов, к которому я готовил «Лорелею-3», получив задание использовать себя в качестве приманки, предусматривал именно такую ситуацию: меня, возможно, связанного, поместят именно в эту каюту. (Я не обошел вниманием и другие помещения: рубку, главную и носовую каюты). Стенки кормовой каюты покрывали тщательно подогнанные одна к другой полуторадюймовые полоски отполированного тика, закрепленные на внешнем корпусе маленькими блестящими болтами из нержавеющей стали, каждый из которых снабжался маленькой шайбой из того же материала. Ощупывая стенку за спиной, я уже нашел вторую от матраса полосу. Затем нащупал нужную головку болта и нажал на неё соответствующим образом, задействуя потайную защелку, оборудованную с помощью настоящего специалиста по интерьеру судов, присланного Маком.

      Теперь же я пытался найти второй такой же болт, расположенный несколько дальше. Наконец мне это удалось, и срабатывание второй защелки позволило извлечь целую двухфутовую полосу тика, которая крепилась на корпусе далеко не так прочно, как могло показаться на первый взгляд. Продолжая действовать наощупь, я обнаружил лезвие ножа, закрепленное на корпусе в проеме. Наибольшая трудность в освобождении от пут, стягивающих запястья, при наличии ножа заключается в том, чтобы нож этот кто-нибудь подержал. Будучи далеко не уверенным в том, что окажусь в каюте не один, я установил лезвие таким образом, чтобы его можно было выдвинуть и крепко зафиксировать на месте. Что и проделал теперь. После чего освободить руки не составило ни малейшего труда, хоть я и ухитрился заполучить на запястье ещё одну царапину в дополнение к тем, что оставила Тереза.

      Управившись, я первым делом вернул лезвие на место: оно было достаточно длинным и острым, чтобы гарантировать болезненную рану, если покачнувшаяся яхта бросит меня на него. Затем нащупал и извлек маленький складной нож, оставленный в том же укрытии. Точнее, это был только остов ножа: две плоские стальные пластины в качестве рукояти и острое как бритва трех с половиной дюймовое лезвие, шириной около четверти дюйма. С его помощью я избавился от веревки на щиколотках и освободил Терезу. Еще одно, расположенное неподалеку, укрытие снабдило меня револьвером тридцать восьмого калибра, хотя особой нужды в последнем в настоящее время не было. Во всяком случае, я на это надеялся.

      — Не стану спрашивать, каким образом тебе это удалось, — проговорила Тереза, — однако теперь понадобится очередное чудо, которое позволит нам выбраться отсюда. И побыстрее. По-моему, пол уже залит водой.

      Так оно и было. Я ступил в воду и попробовал дверь, но Казелиус поработал на совесть, так что рывки за ручку могли закончиться не более, чем сломанной ручкой, если мне удастся дернуть достаточно сильно. И если уже говорить о чудесах, то была у меня припасена парочка инструментов, позволяющих проделать спасительное отверстие, однако при их подборе я руководствовался скорее компактностью, нежели производительностью. Посему пришлось извлечь закрепленный у подножия кровати большой пожаротушитель и несколько неохотно — какому же моряку понравится ломать собственное судно — нанести им пробный удар. Упрямая дверь отбросила меня назад. Ощущая, как вода устрашающе быстро поднимается вокруг щиколоток, я изо всех сил взмахнул импровизированным тараном. Обшивка двери треснула. Мгновение спустя я выбил большую её часть — достаточно, чтобы пролезть сквозь образовавшееся отверстие.

      Вверху, в рубке, стала заметной усиливающаяся медлительность яхты. Я поспешил к штурвалу и нажал расположенную перед ним кнопку трюмной помпы. Свечение маленького красного индикатора засвидетельствовало, что помпа работает, однако, дабы удостовериться, что Казелиус не испортил её каким-либо хитроумным способом, я открыл скользящую дверь левого борта, и, выглянув наружу, увидел изливающуюся струю воды.

      — В чем дело? Помпа не работает?

      Я даже не заметил, что Тереза остановилась у меня за спиной. Обернувшись, увидел, что на пострадавшую ногу она натянула белый носок, но туфлю одевать не стала.

      — Все в порядке, — отозвался я. — Ты как себя чувствуешь?

      — К чему эти вопросы? — раздраженно проговорила она. — Я чувствую себя отвратительно, нога ужасно болит, что тебе ещё сказать? Но на дне чувствовала бы себя ещё хуже. Говори, что мне делать.

      Я заколебался. Не хотелось посылать её пробираться через полузатопленную каюту, но, как она справедливо заметила, ещё меньше хотелось оказаться на дне.

      — Ладно, если у тебя есть силы, можешь взять с полки фонарь, пройти на нос, отыскать кингстоны, которые открыл Казелиус и позакрывать их. Знаешь, где они находятся?

      — Да, как прилежный член команды, я ознакомилась с их расположением в первый же день нашего с тобой плавания. Большой красный клапан под раковиной камбуза и ещё несколько под проходом на носу. Но он скорее всего вывел из строя и моторное отделение.

      — Туда пойду я. Поосторожнее с фонарем, не направляй его в иллюминаторы. Если они все ещё наблюдают за нами, нам вовсе ни к чему подавать признаки жизни.

      — Слушаюсь, капитан.

     

      Я прихватил запасной фонарь, отвертку и плоскогубцы — с помощью двух этих инструментов и, возможно, ещё молотка можно исправить до девяноста пяти процентов всех неисправностей, случающихся на борту. Что касается оставшихся пяти процентов, то тут не обойтись без большого набора инструментов и заправского механика либо электрика, который бы с ними управлялся. Я предусмотрительно включил одну из моечных помп, чтобы впоследствии не вылезать лишний раз из ямы. Разумеется, пока помпа просто черпала воду за бортом и выливала её на палубу, после чего та стекала обратно в море. Странный сладковатый запах заставил меня взглянуть на приборную панель. Показатель температуры зашкаливало. Я инстинктивно потянул руку к выключателю двигателя, но тут же отдернул ее: помпы потребляли изрядное количество электричества, а потому дизель должен был продолжать работать для подзарядки аккумуляторов.

      Когда, предварительно отбросив в сторону ковер, я управился с тяжелыми люками, в нос ударил ещё более сильный запах этиленгликоля. Для охлаждения двигателя использовалась пресная вода — точнее говоря, пятидесятипроцентная смесь пресной воды и антифриза — тепло же выводилось в океан через охлаждаемый морской водой теплообменник. Не составляло особого труда догадаться, что Казелиус сорвал шланг, подводящий морскую воду к теплообменнику, пуская воду внутрь яхты и одновременно обрекая двигатель на перегрев, который, если яхта к тому времени не затонет, приведет к его самоуничтожению.

      Вода неуклонно поднималась вдоль покрытой свинцом стенки коробки двигателя. К счастью необходимые контрольные клапаны располагались снаружи коробки. Так что мне не пришлось её разбирать. Я опустился в воду, отыскал и повернул рычаг клапана, который переключал моечную помпу на забор воды с днища.

      Таким образом, были задействованы все имеющиеся на борту помпы, не считая ручной, производительность которой не слишком велика. Теперь предстояло управиться с заливающейся водой. Я принялся шарить под водой и в конце концов отыскал большой шибер, перекрывающий подачу воды. Как я и предполагал, шланг был отсоединен и вода заливалась внутрь. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мне удалось повернуть упрямую рукоять. Я вымок до последней нитки, прежде чем надежно закрепил шланг на место и вновь открыл шибер.

      — Задание выполнено, капитан. — В проеме вверху появилось лицо Терезы. Она выглядела такой же мокрой, как и я; пиратская майка пропиталась водой, а подернутые сединой черные волосы облепили голову, как будто она только что вышла из плавательного бассейна. Перекрикивая шум двигателя, она добавила: — Он отсоединил два шланга. Я не стала с ними возиться и просто закрыла кингстоны, как ты сказал. Как твои успехи?

      Я сообщил, что все находится под контролем, что не совсем соответствовало действительному положению дел: определенная часть охлаждающей жидкости несомненно успела испариться и её предстояло заменить, но для этого требовалось отключить двигатель и дождаться, пока он остынет, что в настоящий момент представлялось не лучшим решением. Я выбрался наверх. После того, как люки были установлены на место, обнаружилось, что моя напарница исчезла. Из каюты на корме пробивался луч света. Заглянув сквозь пролом в двери, я увидел её сидящей на койке и пытающейся натянуть туфлю поверх промокшего и перепачканного носка.

      — Бога ради, Терри, что ты пытаешься доказать? — окликнул я её. — Хватит изображать из себя железную женщину; с яхтой мы более или менее управились, теперь можно промыть и перевязать ногу…

      — Интересно, чем мокрый бинт лучше мокрого носка? А при нынешнем положении дел, сухой ногу мне все равно не сохранить. И вообще, капитан, хватит беспокоиться обо мне. Подумайте лучше, куда мы держим курс. Сдается мне, что в настоящее время мы направляемся то ли в Европу, то ли в Африку.

      — Ладно, но сначала ты ляжешь на эту койку…

      — Проклятие, я же просила тебя оставить меня в покое. Со мной все в порядке. По утрам я обычно разогреваю ноги в огне, потому как терпеть не могу холодных пальцев.

      — Успокойся, я вовсе не собирался ухаживать за тобой. Просто хотел, чтобы ты посветила своим фонарем на нижнюю поверхность полки. Когда Казелиус проверял мои узлы, свет его фонаря отразился от простыни, и мне показалось, что я заметил что-то выцарапанное на дереве. Чего не замечал все время, которое провел на этой койке. Взгляни-ка, пожалуйста.

      — Слушаюсь, капитан. — Лежа на спине, она подвинулась под полку с кормовой стороны и направила луч света вверх. Чуть погодя до меня донесся её голос: — Тут и в самом деле что-то есть. Какие-то едва заметные цифры.

      — Можешь их прочесть?

      Она несколько помедлила с ответом.

      — Похоже, их написали шариковой ручкой, но чернил нет, поскольку эти штуки не работают вверх ногами. Тебе о чем-нибудь говорит цифра 365046?

      — Пока нет. Это все?

      — Нет, есть ещё одна… Постой-ка, я пропустила запятую. 3650,46. И 7617,82.

      — Дай-ка я запишу…

      — Мэтт!

      — В чем дело?

      Голос её кипел от возмущения собственной недогадливостью.

      — Ну и дураки же мы! Ведь это координаты! Не существует никакого таинственного пропавшего журнала. Трумэн Фанчер записал виденные им показания лорана здесь. Ты готов?

      — Давай.

      — Тридцать шесть градусов, пятьдесят и сорок шесть сотых минуты, разумеется, северной широты, хоть он и не стал этого записывать. И семьдесят шесть градусов, семнадцать и восемьдесят две сотых минуты восточной долготы… — Голос её оборвался, после чего она вновь повторила: — Тридцать шесть? Мэтт, но этого не может быть!

      — Чего не может быть?

      — Не могу ничего сказать сразу относительно долготы, но тридцать шесть градусов и пятьдесят минут широты обозначают место более чем в двух сотнях миль к северу от нас. Я не следила за показаниями лорана, пока мы шли по каналам и рекам, ведь это же не открытое море. Но мы находились к югу от Бьюпорта в Северной Каролине, то есть сейчас мы — где-то в районе тридцати двух или тридцати трех градусов северной широты. Сколько у нас составляет один градус широты, шестьдесят миль?

      — Откуда мне знать подобные вещи? Не забывай, что перед тобой тупая сухопутная крыса. Ладно, ты займись вычислениями, а я пока посмотрю, что делается наверху.

      А наверху нас окружала непроглядная ночь, без звезд и луны, с юго-запада дул довольно сильный ветер. Ни в одном направлении не проглядывало ни лучика света; весь Атлантический океан принадлежал исключительно нам, что, собственно говоря, не вызывало никаких возражений, и все-таки я почувствовал себя несколько одиноко на крошечной яхте посреди огромного темного океана. Не говоря уже о том, что в мокрой одежде было довольно прохладно. Светлой стороной представлялось то, что вода бойкими потоками вытекала изо всех положенных ей отверстий, и «Лорелея-3» вновь постепенно обретала легкость и надежность.

      Вернувшись в рубку, я застал Терезу склонившейся над навигационным столиком. Она включила подвешенную над ним красную лампочку, свет которой не ухудшает внешний обзор по ночам. Высохнуть она тоже не успела, и одежда влажными морщинами облепила её крепкую фигуру. У меня промелькнула мысль, что это уже третья промокшая особа женского пола, удостаивающая своим посещением рубку «Лорелеи-3». И ещё мне подумалось, что хоть я и предпочитаю дам молодых, стройных и светловолосых, человек с иным вкусом мог бы счесть это сильное зрелое тело, смуглое ястребиное лицо и подернутые выразительной сединой волосы вполне привлекательными. Не говоря уже о том, что отваги ей было не занимать.

      Тереза огляделась по сторонам.

      — Это не имеет ни малейшего смысла! — проговорила она.

      — Что именно не имеет ни малейшего смысла? Скатившаяся с волос капля воды упала на разложенную перед ней карту. Тереза стерла воду прихваченным где-то полотенцем и откинула с лица мокрые пряди.

      — Полнейшая бессмыслица! — возмутилась она. — Трумэн Фанчер вышел из Флориды и пережил сердечный приступ, когда увидел, что жена со своими дружками выгружает что-то с его яхты — предположительно достаточно скверную самодельную бомбу. — Случилось это где-то на протяжении канала. Тут-то он, якобы, взглянул на лоран и записал координаты в судовой журнал, который так и не удалось обнаружить. После чего беднягу, совершенно беспомощного, повезли дальше по каналу. И наконец он умер к югу, повторяю, к югу, от Коинджока в Северной Каролине. Я нигде не ошиблась?

      — Во всяком случае, история, которую нам изложили, звучала именно так, — подтвердил я.

      — Тогда как могло случиться, что координаты, которые он с таким трудом нацарапал над своей койкой, указывают место в пятидесяти милях к северу от Коинджока? Место, до которого он добрался разве что уже лежа в гробу? Место, которое мы искали на юге, а в результате с каждым днем все больше и больше удалялись от него.

      — Покажи.

      Тереза опустила палец на карту.

      — Вот здесь, капитан Хелм, сэр. То самое место, в котором мы с вами останавливались несколько дней назад и отдали в починку кое-что из такелажа. Гавань Тайдвотер, в Норфолке, штат Вирджиния!

     

      Глава 27

     

      После остановки двигателя наступила необычайная тишина. «Лорелея-3» легла в дрейф на левом галсе. Я почти наполовину размотал грот, чтобы обеспечить постоянный курс. Во всяком случае, настолько постоянный, насколько это возможно для тридцативосьмифутовой яхты вдали от берега, в ветреную ночь. И пока перегревшийся двигатель остывал, занялся перевязкой своей упрямой команды.

      — Я только натянула эту проклятую туфлю, а теперь ты опять снимаешь её. Говорю тебе, нога у меня в полном порядке! — возмущалась Тереза, пытаясь подняться с сидения рубки, тогда как я присел на корточки рядом. — Я сама позабочусь о своей ноге. Мы теряем время!

      — Нам его все равно некуда девать. Сиди спокойно и допивай свой стакан. — Я решил, что и мне не помешает немного взбодриться, пригубил собственный напиток и отставил стакан в сторону, заслышав долгожданный звук. Или, вернее, отсутствие оного. Трюмная помпа автоматически отключилась, свидетельствуя, что воя вода вычерпана. Я встал, отключил управляемую вручную моечную помпу и вернулся к своей пациентке. — Теперь держись, начинаю стягивать носок.

      К счастью, будучи мокрым, он не прилип. Обнаружившееся под ним кровавое месиво не нуждалось в особых комментариях. В конце концов это была всего лишь обгорелая плоть и далеко не первая, которую мне доводилось видеть. Если уж её стерпела Тереза, то я стерплю и подавно.

      — Но мы должны попытаться связаться по рации и… — не успокаивалась моя подопечная.

      — Не горячись, Терри. Хорошенько подумай обо всем. Кто мы такие, чтобы выходить на связь и что мы можем рассказать тогда, как нас слушает весь мир, включая Дороти Фанчер и Роланда Казелиуса? Ведь они не преминут держать ухо востро.

      — Я уже просила не называть меня Терри, — заявила она. — И мы можем просто вызвать Береговую Охрану…

      — И попросить их отправить кого-нибудь в место с координатами тридцать шесть градусов северной широты и семьдесят шесть градусов западной долготы, дабы подобрать атомную бомбочку, оставленную небрежным яхтсменом?

      — А почему бы и нет? Проверив записи в гавани, они смогут определить, в каком эллинге стояла яхта Трумэна Фанчера прошлой весной. Бомба, по всей вероятности, находится именно там, возможно, укрытая под водой на одной из свай… Ох!

      Я и не подозревал, что такое восклицание присутствует в её словаре, однако, видимо, она не сочла нужным демонстрировать железную волю ради меня одного. Блуждания по затопленной водой каюте не пошли её ноге на пользу, и теперь я воспользовался хирургическими ножницами из аптечки, чтобы срезать разорванные волдыри.

      — И ты собираешься поведать все это по рации? — поинтересовался я. — А ты не задумывалась, что предпримут Фанчер, Казелиус и компания, когда проведают, что их драгоценный секрет стал известен всему миру?

      — К чему ты ведешь?

      — Думаешь, Дороти позволит, чтобы все их старания пропали зря? Сейчас она, похоже, дожидается, пока в Норфолке состоится некое событие — церемония, которую она намерена сорвать — но если ты объявишь по рации, что их планы раскрыты, не кажется ли тебе вероятным, что она бросится к ближайшему телефону и прикажет своим людям в Норфолке действовать, не теряя ни минуты? Мне она обещала разрушенные здания и изувеченные тела. Неужто ты рассчитываешь, что она окончательно откажется от своих планов только из-за нестыковки во времени? Эта дамочка истинный разрушитель, и если не сможет осуществить задуманное в полном объеме, то удовлетворит свою ненависть к Америке хотя бы тем, что сотрет с лица земли Норфолк. А сделать это она успеет. Даже если Береговая Охрана поверит тебе — не забывай, их одолевают множеством ложных звонков, а ты поведаешь им совершенно невероятную историю — и даже если они мгновенно отреагируют, на то, чтобы доставить нужного специалиста по бомбам в нужное место, уйдет какое-то время…

      — Но ведь мы же не можем просто сидеть…

      — Как раз-таки можем. Во всяком случае, пока. Они упомянули, что эта самая церемония назначена на выходные. В два часа, то ли в субботу, то ли в воскресенье. Хотелось бы услышать более точную дату, но приходится довольствоваться тем, что у нас есть. Сегодня только четверг. Вовсе не обязательно спешить сломя голову, ещё остается время, чтобы действовать осмотрительно.

      — И как же мы будем действовать, не предупреждая Береговую Охрану?

      Я покачал головой.

      — Я вовсе не говорил, что мы не станем их предупреждать. Не надо только рассказывать им по рации о том, что может вызвать у противника ядерные конвульсии. Не забывай, им не известно, что мы отыскали те хитрые цифры, которые старик Фанчер и не думал записывать в свой журнал. И мы не станем им об этом сообщать. Собственно говоря, у нас есть выбор. Можно попытаться добраться до берега и отыскать там телефон, по которому ты, не рискуя быть услышанной, свяжешься либо с Береговой Охраной, либо, что представляется более предпочтительным, с людьми в Вашингтоне, которые знают тебя и не станут задавать кучу глупых вопросов. На словах это выглядит хорошо, беда лишь в том, что, судя по карте, в здешних местах вдоль всего побережья протянулись отмели. Ветер все время усиливается и, боюсь, к тому времени, как мы доберемся до одного из этих крошечных заливов, он весь покроется бурунами. Моих мореходных способностей не хватит, чтобы пробиться в таких условиях. Если считаешь, что тебе это удастся, можем попробовать.

      Тереза покачала головой.

      — Нет, я тоже не знаю этого побережья, но знаю, что большинство заливов из-за течений и штормов смещаются настолько часто, что за фарватерами способен уследить разве что кто-нибудь из местных, вроде того же Поля Рашида.

      — Тогда переходим к плану Б. Вызываем Береговую Охрану, но посылаем только сигнал бедствия. Чего и ожидают от нас наши друзья в случае, если нам удастся освободиться раньше, чем яхта пойдет ко дну. Наиболее существенную информацию придержим до тех пор, пока Береговая Охрана прибудет сюда, и мы сможем переговорить с ними непосредственно… Куда это ты собралась?

      — Как это куда? Разумеется, к рации!

      — Миссис Тереза Белл, вы самая нетерпеливая женщина из всех, с кем мне когда-либо доводилось иметь дело. Сядь, расслабься и выпей еще.

      — Но…

      — Садись, черт тебя подери! Господи, надо же иметь хоть немного терпения. Сегодня четверг. Интересующее нас событие состоится в субботу, а то и в воскресенье, так что нам вовсе ни к чему пороть горячку. Посиди спокойно, пока я наполню твой стакан — и попытайся угадать, что предпримет противник, когда заслышит нас в эфире.

      Когда я вернулся, она приняла протянутый стакан и сказала:

      — Полагаю, ты намекаешь на то, что, узнав о нашем чудесном спасении, они вернутся, дабы довести дело до конца.

      — Дороти, скорее всего, возвращаться не станет. Правда, нас она, мягко говоря, недолюбливает, да и с любовником её я обошелся не лучшим образом, однако, с тобой она уже отвела душу, а девушка, которая на самом деле убила Хассима, мертва. Приближается большой фейерверк, и Дороти, думается, со всех ног бросится на север, дабы не пропустить шикарное зрелище, назначенное на выходные. Не каждый день предоставляется возможность полюбоваться грибовидным облаком. Казелиус — другое дело. Парень горит желанием отомстить, и уж он-то не преминет объявиться.

      — Даже после того, как мы вызовем Береговую Охрану?

      — Судя по лорану, мы находимся всего в двенадцати милях от ближайшего залива, вероятно, того самого, через который они проводили яхту на стоянку и назад в океан. Таким образом, Казелиус дважды побывал там с Полем Рашидом и в отличие от нас знает фарватер. Если он получит в свое распоряжение «Гольфстример», а он его, по всей вероятности, получит, то при скорости от двадцати до двадцати пяти узлов сможет добраться сюда меньше чем за час. Береговая Охрана прибудет раньше разве что в том, маловероятном случае, если один из их катеров случайно окажется поблизости. Таким образом, в распоряжении мистера Казелиуса остается достаточно времени, чтобы отправить нас на дно — если мы ему, конечно, позволим — и скрыться задолго до появления на горизонте стражей порядка… Попробуем эту штуковину?

      — Что?

      Я показал ей тюбик с мазью.

      — Тут указано, что она помогает при ожогах, содержит антибиотики, антисептики и все такое прочее.

      — Ладно, прикладывай свою мазь, будем надеяться, хоть бинт не прилипнет. — Чуть помолчав, Тереза спросила: — Так что же мы можем предпринять? Если мы вообще можем что-либо предпринять.

      — Нам явно не по плечу тягаться с двумя тысячами лошадиных сил этой трехэтажной громадины, а потому единственное, что мы пока в состоянии сделать — это затаиться и, не засоряя своими разговорами эфир, дождаться, пока наш скромный движок остынет настолько, что я смогу открыть радиатор — если на судах для него не придумали другого названия — и долить охлаждающую жидкость без неприятных последствий, как для себя, так и для мотора. Попытка переиграть «Гольфстример» в маневренности в любом случае дело не шуточное, а уж с одними парусами, и вовсе безнадежное.

      Какое-то время она молчала, потом спросила:

      — Мэтт, как мы могли наделать столько ошибок?

      — Не совсем верная формулировка. Нас подтолкнули на эти ошибки. Слишком уж доверчиво мы отнеслись к рассказу Дороти Фанчер о последнем путешествии Трумэна Фанчера. Собственно, у меня возникали некоторые сомнения в том, что бомбу Джерома Блама и правда погрузили на борт «Лорелеи-3» во Флориде, как она это утверждала. По всей видимости, её загружали к югу от Коинджока, в Северной Каролине, и именно эту операцию застал внезапно проснувшийся старик. Она и стала причиной его сердечного приступа. Во всяком случае, так я представляю себе это теперь. Переход оттуда до Норфолка занимает пару дней — точнее, это у нас он занял два дня, а если поторопиться, можно добраться и за один. Итак, они проделали пятьдесят миль на север и посадили семя своего радиоактивного гриба. Но старик оказался не столь плох, как притворялся; он понял, что красотка-жена использует его яхту для каких-то грязных дел, и разыграл на той самой большой койке доходягу, рассчитывая узнать подробности. В Норфолке он увидел, как устройство извлекают из машинного отделения. Сквозь иллюминаторы кормовой каюты немного разглядишь, поэтому он понятия не имел, где находится, но сумел взглянуть на лоран и выцарапал координаты на полке над головой. А чтобы никто их не заметил, предпринял отвлекающий маневр: выбросил судовой журнал в иллюминатор. Когда Дороти обнаружила его отсутствие и забеспокоилась, Фанчер спокойно изложил свою сказку о якобы припрятанном журнале с координатами. В результате они не стали искать что-либо еще, а старик в последний раз отомстил жене — за предательство.

      — Не наматывай слишком много бинта, а то я не натяну туфлю… — сказала Тереза. — Но зачем им вообще было связываться с «Лорелеей-3»? Ведь они могли использовать одно из своих судов.

      — Респектабельность, — отозвался я. — Полагаю, причина именно в этом. Трумэн Фанчер был известным яхтсменом. И после того, как перестал участвовать в гонках, в течение нескольких лет ходил вверх-вниз по каналу. Думаю, его хорошо знали и в гавани Норфолка. Преступникам же свойственна параноидальная осторожность, особенно, преступникам из национальных меньшинств, которым кажется, что против них ополчился весь мир. Хотя, не исключено, что в какой-то степени так оно и есть. Полагаю, они побоялись, что если в гавани Норфолка появится дешевый катер со смуглокожей командой на борту, люди станут с подозрением оглядываться на него, мол как бы чего не украли. Другое дело — старина Фанчер, настолько примелькавшийся в канале, что на него никто и внимания не обращал. А благодаря присутствию жены никто не удивился, что сам он не появляется на палубе, и ребята смогли спокойно и незаметно выгрузить свою игрушку. — Я пожал плечами. — Они управились с делами и на следующий день помчались назад, на юг.

      — Почему? Почему они не последовали дальше, в залив Чесапик?

      Я пожал плечами.

      — На борту находился умирающий человек — а на случай, если он не удосужится умереть в нужное время, Дороти, наверняка, уже заготовила подушку. Позволить ему выжить и рассказать об увиденном, они не могли. Но если после сообщения Дороти о смерти горячо любимого мужа выяснится, что по пути яхта заходила в Норфолк, неизбежно возникнет вопрос: почему больного старика не поместили в городскую больницу? А так Дороти заявила, что приступ случился, когда они блуждали по бесконечным заводям и болотам к югу от Коинджока, а вызывать помощь по рации муж ей запретил, поскольку не хотел связываться с вертолетами и надеялся добраться до Норфолка своими силами. Разумеется, возникни у кого-нибудь желание проследить их маршрут, свидетели бы нашлись, например, смотритель Большого Моста, видевший яхту проходящей и в ту, и в другую стороны. Однако никому, даже Лори Фанчер, и в голову не пришло проводить расследование, вот им все и сошло с рук.

      Тереза кивнула.

      — Что ж, выглядит весьма правдоподобно. Что ты делаешь?

      — Вместо мокрой обуви обвяжу тебе ногу пакетом. Так она хоть на какое-то время останется сухой.

      — Мэтт?

      — Да?

      Она задумчиво нахмурилась.

      — Почему Норфолк? Не такой уж это большой и важный город. Всего в нескольких днях пути к северу находится Вашингтон и Балтимор. Почему эту компанию заинтересовал именно Норфолк? Я пожал плечами.

      — Что ж, там большая гавань, верфи… Боже мой!

      — В чем дело?

      — Авианосец!

      — Какой ещё авианосец?

      — Ты спала в каюте, когда мы проходили мимо военных объектов. Нам повстречалась солидных размеров субмарина, а вскорости после неё мы миновали гигантский авианосец. Он стоял в сухом доке. Посудина размером с Манхеттен. И от гавани Тайдвотер его отделяло не больше одной или двух миль.

      — Ты думаешь…

      — Что-то все время крутилось у меня в голове. А сейчас я вспомнил. Угадай, как называлась эта громадина.

      Тереза облизала губы.

      — Какой-нибудь Ричард?

      — Почти угадала. — Я сделал небольшую паузу и продолжал: — Позвольте несколько освежить вашу память в том, что касается американской истории, мэм. Году в 1779, если не ошибаюсь — во всяком случае, во время революции — принадлежащее Соединенным Штатам судно под командованием некоего Джона Поля Джонса атаковало британский конвой, сопровождаемый фрегатом «Серапис». В самом начале сражения корабль Джонса получил такие сильные повреждения, что британцы предложили ему сдаться. На что Джонс ответил крылатой фразой: «Я ещё не начал сражаться!» После чего ему удалось захватить «Серапис» и остальные суда и стать первым героем нашего военно-морского флота. Следует заметить, что с точки зрения янки корабль его назывался довольно странно «Бонноммэ Ричард». Тереза сделала глубокий вдох.

      — И как же назывался встреченный тобою авианосец?

      — Точно так же. Бьюсь об заклад, что команда именует его «Большим Диком».

      — Ха-ха. — Она допила свой стакан и отставила его в сторону. — Думаешь, они нацелились именно на него? Но ведь ты сказал, что от гавани его отделяло около мили.

      — Примерно так.

      Она нахмурилась.

      — Сможет ли маленькая самодельная бомба, пусть даже и атомная, причинить вред боевому кораблю на таком расстоянии? Ведь эти суда построены так, чтобы противостоять орудийному огню и взрывам в непосредственной близости, не так ли?

      — Что касается самого судна, то, возможно, взрыв на таком расстоянии не более чем встряхнет его. Но не забывай, что речь идет о церемонии, которая наверняка будет проводиться на открытой посадочной палубе. Помнится, в Хиросиме люди, оказавшиеся на открытой местности, даже в нескольких милях от эпицентра взрыва пережили его не лучшим образом. А Джером Блам, скорее всего стал жертвой плутония или другого используемого им материала ещё и потому, что заказчик потребовал сделать бомбу как можно более грязной.

      — Грязной? А, ты имеешь в виду радиоактивной. — Чуть помолчав, Тереза добавила: — Интересно, почему они выбрали именно этот авианосец.

      — Сдается мне, по настоящему вопрос звучит так: что за церемония должна состояться на борту и кто будет в ней участвовать?

      — Хотя, это, конечно, не имеет значения, — быстро проговорила она. — Вне зависимости от чьего-либо присутствия, мы обязаны их остановить.

      — Не мы, а ты. Мое задание этого не предусматривает. Мне было поручено проследить за сохранностью этой яхты. Ни о каких атомных бомбах речь не шла… Успокойся. Я просто пошутил. Однако остановить их нам удастся лишь в том случае, если мы проживем достаточно долго, чтобы обо всем рассказать. Откуда следует, что прежде всего нам предстоит управиться с Казелиусом. Итак, в эфир мы выйдем лишь после того, как я приведу наш корабль в относительно боевое состояние. На палубе я все подготовлю сам, да и с двигателем, когда он остынет, совладаю, так что ты пока можешь отдыхать. Когда появится Казелиус, мне понадобится от тебя все, на что ты способна. Ложись на большую койку в кормовой каюте, там будет поудобнее.

      — Ладно, меня и правда слегка покачивает. — Она коротко рассмеялась. — Будь я помоложе и привлекательнее, настойчивость, с которой ты все время пытаешься уложить меня в кровать, могла бы показаться несколько подозрительной.

      Я окинул её взглядом и сказал:

      — Ты отважная и красивая женщина, которой вовсе ни к чему напрашиваться на комплименты.

      — Я не… — она не договорила. А после минутной паузы произнесла: — Спасибо, Мэтт. Разбуди меня, когда понадоблюсь.

      — Слушаюсь, мэм.

     

      Глава 28

     

      Я удостоверился, что ружье и винтовка с вновь установленным на ней лазерным прицелом надежно закреплены в соответствующих зажимах на верхнем посту управления. Амуниция заполняла карманы моих штанов: патроны для винтовки — в левом, ружейная дробь — в правом. Грот был вновь свернут: в предполагаемом сражении мне некогда будет возиться с парусами. Двигатель, полностью заправленный требуемой смесью воды и антифриза, похоже, не пострадал, во всяком случае звучал он вполне нормально и медленно уносил управляемую автопилотом яхту в сторону берега.

      Я присел за покачивающийся столик в рубке и занялся приготовлением коктейля Молотова. Опорожнил в раковину на камбузе бутылку «Шардонэ» — не без сожаления, хотя вино не из лучших — и наполнил её бензином из красной канистры, предназначенного для навесного мотора надувной лодки. Вставил в горлышко полоску тряпки и прижал пробкой, оставив снаружи около шести дюймов. Извлек аккуратную связку динамита работы Блама, привязал к ней бутылку, а поверх всего закрепил принесенную с камбуза бутановую горелку, направив её на фитиль, который зафиксировал лентой таким образом, чтобы пламя попадало точно на него. Теоретически, хорошо пропитав тряпку бензином, мне оставалось только нажать на курок горелки и забросить конструкцию на корабль противника. Бутылка разобьется, разливая бензин, который воспламенится от горящей тряпки и в свою очередь взорвет динамит. Что ж, в теории все выглядит красиво.

      Блам, конечно, предусмотрел для своей бомбы электрический детонатор, но я понимал, что попытка соорудить нечто из батареек, проводов и капсулой, в которых я ровным счетом ничего не понимаю, скорее всего кончится тем, что бомба взорвется у меня в руках. К тому же, я понятия не имел, что могло бы обеспечить надежный электрический контакт при ударе. Поэтому наиболее надежным решением представлялся огонь; даже если динамит не взорвется, разлившийся горящий бензин по меньшей мере смутит врага. Если, конечно, мне удастся добросить эту штуковину.

      Приготовленный таким образом суперкоктейль Молотова я оставил на кормовом посту управления под козырьком рубки. Затем на какое-то время остановился, глядя, как мое маленькое судно не спеша пробирается на запад; при полном отсутствии парусов оно тяжело раскачивалось на волнах. Невольно вспомнилось, сколько времени и сил затрачено на то, чтобы привести его в рабочее состояние. Я искренне привязался к крепкой старушке. Не хотелось думать о сломанной передней опоре, промокших коврах внизу — прошлый раз я потратил массу усилий, чтобы очистить их от морской воды — и разбитой двери. С хорошей яхтой так не обращаются, однако, судя по всему, уже в ближайшее время ей грозили гораздо более серьезные повреждения.

      Прежде чем спуститься вниз, я похлопал по большому крейсерскому штурвалу.

      — Прости, старушка. У нас нет выбора. Эсминцы противника надвигаются, и мы готовимся вступить в последнюю, решающую битву.

      Рубка освещалась только красноватым свечением компаса, двумя зеленоватыми прямоугольниками дисплеев лорана и большой красной цифрой шестнадцать над ними, указывающей частоту, на которую настроена рация. Я включил звук, но в эфире царило молчание. Возможно, этой ночью все одинокие любители пообщаться остались на берегу. Подумал было воспользоваться сигналом «SOS», но почти сразу отказался от этой мысли. Нам с Казелиусом следовало выяснить отношения наедине. Вовсе ни к чему впутывать в дело посторонних, которые из лучших побуждений бросятся на помощь. Ограничимся Береговой Охраной. Они как и я получают деньги за участие в перестрелках.

      Итак, герой, хватит тянуть время. Я извлек микрофон из зажима и нажал кнопку передачи.

      — Вызываю Береговую Охрану Соединенных Штатов, вызываю Береговую Охрану Соединенных Штатов. Говорит моторная яхта «Лорелея-3». Наши координаты… — Я считал с лорана цифры координат. — У нас аварийная ситуация, у нас аварийная ситуация. Повторяю, говорит моторная яхта «Лорелея-3», у нас вышел из строя двигатель, сильная течь. На борту два человека. Вызываю Береговую Охрану Соединенных Штатов. Наши координаты…

      Я ещё раз повторил цифры и отпустил кнопку. И вознамерился ждать, но ребята оказались на высоте. Мне немедленно ответил молодой мужской голос.

      — Вызываю яхту, говорит Береговая Охрана Соединенных Штатов, переходите на канал двадцать два альфа.

      — Двадцать два альфа, вас понял.

      Я не имел ни малейшего представления, что может означать эта самая альфа, но время от времени мне доводилось слышать в эфире беседы Береговой Охраны, и я знал, что они поминают её всегда. Равно как из собственного опыта знал, что для настройки на двадцать второй канал достаточно появления в окошке соответствующей цифры без каких-либо альф. Добившись вращением рукоятей желаемого результата, я нажал на кнопку.

      — Говорит «Лорелея-3».

      — Береговая Охрана слушает…

      Наладив связь на новом канале, я получил указание надеть спасательные жилеты на всех находящихся на борту, после чего последовало обычное бюрократическое выяснение подробностей, своеобразное заполнение анкеты: описание яхты — размеры, цвет, количество мачт, мощность двигателя (в рабочем состоянии), регистрационный номер, откуда и куда следует, фамилии и адреса всех присутствующих на борту, род аварии (тут я, боюсь, несколько сгустил краски) и, наконец, существует ли непосредственная угроза для жизни.

      — Думаю, пока нет, сэр, — ответил я на последний вопрос. — У нас на борту две электрические помпы, и пока они справляются с течью, однако при неработающем двигателе аккумуляторов надолго не хватит, а с одной ручной помпой нам на плаву не продержаться.

      — Мы доберемся к вам только через три часа. Сможете продержаться?

      — Ничего другого нам не остается.

      — Оставайтесь на этом канале и сообщайте о любых…

      — Вызываю Береговую Охрану, вызываю Береговую Охрану. — В разговор вмешался знакомый мне мужской голос. — Говорит «Гольфстример», шестидесятифутовый рыболовный катер. Мы находимся рядом с заливом Литтл Поджи. Подойдем к терпящему бедствие судну через полчаса и останемся с ним до вашего прибытия.

      Далее последовало обсуждение тех же бюрократических подробностей, что и в разговоре со мной, и лишь после того, как все статистические данные были должным образом зафиксированы, наверняка, предписанным цветом чернил и на предписанной бумаге — хотя теперь их, видимо, вводят в компьютер — представитель Береговой Охраны счел нужным осведомиться, устраивает ли меня подобный вариант. Я, конечно же, согласился. Покончив с переговорами, улыбаясь, вернул микрофон в зажим.

      Приятно было встретить молодого человека с твердыми жизненными принципами. Мне припомнилось, что Рональд Казелиус вырос в стране, где шрам от сабли почитается не уродством, а почетной отметиной. Он мог не вступать в разговор и попытаться застать меня врасплох, но предпочел намеренно предупредить о своем появлении. Парень явно видел себя вступившим в романтическую морскую дуэль с убийцей своего отца. Судно его обладало превосходством в скорости и тут уж он ничего поделать не мог, однако чувствовал себя обязанным сообщить, что в остальном намерен драться на равных и не станет подобно убийце коварно подкрадываться ко мне в темноте. Как на его месте сделал бы я.

      Кроме того, будучи человеком сообразительным, он, конечно, сознавал, что, по всей вероятности, заручился чуть большим временем, чтобы расправиться с нами. Зная, что кто-то подстрахует нашу тонущую яхту. Береговая Охрана не станет мчаться на помощь сломя голову.

      Я направился на корму, чтобы разбудить свою команду и обнаружил её спящей настолько крепко, что включенная над головой лампа ничуть не произвела никакого впечатления на нее. Полагаю, мне следовало подсказать ей переодеться в сухую одежду, но дама она была самостоятельная и вряд ли стала бы слушать мужчину в том, как ей одеваться. И в результате лежала теперь на спине во все тех же промокших джинсах и майке. Мгновение я молча смотрел на нее. Во сне её смуглое лицо сделалось более мягким, почти девичьим — не прекрасным, но прекрасные лица встречаются одно на дюжину. Правда, в настоящий момент её внешний вид не имел особого значения. Я склонился над ней.

      — Просыпайся, Тереза. — Не получив ответа, я осторожно встряхнул её. — Давай, просыпайся!

      Глаза её оставались закрытыми. На мгновение я успел испугаться, что она умерла, однако при ближайшем рассмотрении обнаружились равномерный пульс и размеренное дыхание.

      Я встряхнул её посильнее.

      — Терри, подъем!

      Ответа не последовало. Я глубоко вздохнул, наконец сообразив, что передо мной вызванная полнейшим истощением смерть в миниатюре: в безмолвном поединке с болью во время допроса она слишком сильно исчерпала себя. Спиртное несколько ослабило железный самоконтроль, и организм отключился, чтобы восстановить внутренние резервы.

      Я по мере сил осторожно приподнял её с матраса и устроил в промежутке между койкой и столиком, чтобы покачнувшаяся яхта не бросила её на пол. И вновь она никак не отреагировала. Она пребывала так далеко, что, наверное, и ведро холодной воды не заставило бы её очнуться, а если бы и заставило, то привело бы к серьезной психической травме. В противном случае — к воспалению легких. Ничего не поделаешь, придется сражаться в одиночку.

      Вернувшись в рубку, я включил белый якорный свет на верхушке мачты: от меня ожидалось, что я подам Береговой Охране какой-то сигнал, минимум возможного, учитывая плачевное состояние аккумуляторов на борту. Затем отключил автопилот и перевел передачу в нейтральное положение, оставляя двигатель работать вхолостую. Выхлопные газы в темноте не заметны, а Казелиус может утратить бдительность, завидев яхту замершей неподвижно, предположительно, лишенную двигателя и беспомощную. Я взглянул на радар и без труда отыскал противника, довольно большое пятно, быстро приближающееся к нам со стороны берега. Его радар работал, отбрасывая на наш экран странную паутину линий, и, вне всяких сомнений, он так же хорошо видел нас.

      Я вышел на палубу и огляделся по сторонам. Казалось, никогда ещё меня не окружало такое темное и пустое ночное море. Ни кораблей, ни звезд, ни горизонта, лишь иногда поблескивание пены на гребне большой волны, накатывающейся с юго-запада… Я сел и стал ждать, время от времени поглядывая на часы. Наконец с подветренной стороны проступило белое пятно. Несколько секунд спустя неподалеку появилось другое, потом — ещё одно. Превосходно. «Гольфстример» приближался к нам полным ходом, рассекая большие океанские валы, отчаянно пеня воду, и, несомненно, несмотря на свои размеры, изрядно раскачивая пассажиров.

      Я, как и пристало, в очередной раз проверил свое оружие — при желании это можно счесть признаком нервозности. Вернул ружье на место и оставил себе винтовку, включив лазерный прицел и направив его в небо. Убедился, что заготовленная супербомба не соскользнула со своего места. Хотя интуиция подсказывала, что вне зависимости от нашей кажущейся беспомощности Казелиус поначалу проявит осторожность и не станет приближаться на расстояние ружейного выстрела, не говоря уже о дистанции, с которой можно добросить гранату. Придется его пригласить…

      Интуиция меня обманула. Катер, не сбавляя хода, надвигался на нас так, что я уже засомневался, не переквалифицировался ли мой противник в камикадзе — судно было достаточно большим, но ввиду отсутствия брони столкновение на такой скорости с крепкой двенадцатитонной яхтой закончилось бы для него весьма фатально. Однако в последний момент призрачный силуэт катера все же слегка отклонился, и я понял, что непозволительно ошибся в оценке его намерений: мне предоставлялся тот самый искомый шанс, поскольку Казелиус нацелился пройти совсем рядом с яхтой. Я мог забросить свою взрывчатку прямо ему на кокпит, или, окажись у меня в руках ружье, смести его зарядом дроби с верхнего мостика. Единственное, чего я не мог, это достаточно точно прицелиться сквозь закрывающий его пластик, чтобы попасть одной винтовочной пулей.

      Один мужчина стоял на передней палубе, ещё один притаился на кокпите. Они открыли огонь уже с пятидесяти ярдов, но «Гольфстример» слишком сильно раскачивался, чтобы на таком расстоянии попасть куда-либо из паршивого маленького автомата. Когда расстояние сократилось до сорока ярдов, я услышал, как несколько пуль ударило в корпус «Лорелеи-3». Я выбрал мужчину на передней палубе, представляющего собой более доступную мишень, и рассчитывая, что, по всей вероятности, успею выстрелить не более одного раза, прежде чем они пройдут мимо. В тридцати ярдах мне, несмотря на стремительное движение приближающегося катера и палубу, раскачивающуюся под ногами, удалось навести на него красную точку. Мужчина опустил голову и увидел красную смерть, светящуюся на рубашке, но тяжелая пуля ударила его прежде, чем он успел что-либо предпринять. В следующее мгновение, когда я поворачивался в сторону мужчины на кокпите, нас настигла поднятая «Гольфстримером» волна.

      Разумеется, мне следовало это предвидеть. Во время нашей предыдущей морской битвы отходящая от судна волна не играла особой роли; у скользящего по поверхности воды легкого спортивного катера она невелика. Однако, путешествуя по каналу, я имел возможность испытать на себе малоприятные волны, поднимаемые судами некоторых, не слишком внимательных к окружающим, мореходов, которые не особенно сбавляли ход, проходя мимо нас — по правде говоря, таковых было немного — но все они уступали размерами «Гольфстримеру» и двигались значительно медленнее. Выстрелить мне так и не удалось. Я заметил накатывающуюся с борта волну и успел ухватиться за бизань, после чего яхта накренилась вправо настолько, что мачта, казалось, едва не коснулась воды. Затем она выпрямилась, провалилась в оставленную катером яму и не менее сильно покачнулась в другую сторону.

      И вновь стройно выпрямилась, но смутно выделяющийся в темноте белый силуэт «Гольфстримера» уже резко сворачивал вправо. Намеренно использующий волну в качестве оружия Казелиус явно спешил вернуться и выдать нам очередную порцию, пока яхта бешено раскачивается и не позволяет вести прицельный огонь. Ладно, Ронни, мысленно обратился я к нему, ты только подойди поближе, амиго, а уж я для тебя кое-что припас…

      Мне удалось не выронить винтовку. Теперь я поставил её в зажим и отыскал свое секретное оружие, соскользнувшее в сторону. Ухватился за рубку и, откупорив пробку, позволил бензину пропитать тряпку. Вновь воткнул пробку на место и замер в ожидании, намереваясь зажечь фитиль в последнее мгновение. Большой катер, подобно разъяренному быку, вновь надвигался на нас. Я опустил палец на курок горелки, но тут сработала передача двигателя, и яхта, раскачиваясь, двинулась с места…

      — Нет! — закричал я. Проклятие, ведь он шел прямо ко мне в руки! Я бросился на боковую палубу и заорал в сторону рубки: — Терри, прекрати! Стоп двигатель! Руль прямо!

      Обернувшись, я увидел «Гольфстример» почти над нами. По-видимому, наше движение осталось незамеченным. Времени, чтобы добраться до кормовой палубы, не оставалось, поэтому я утвердился между поручнями и рубкой и нажал на курок. Пламя мгновенно охватило материю, а заодно и мою руку, на которую, по всей видимости, пролился бензин. Мужчина, стоявший на передней палубе «Гольфстримера», исчез, вероятно его тело выбросило за борт. Его коллега на кокпите, казалось, стрелял мне прямо в лицо, но катер слишком сильно трясло; пуля ударила в корпус прямо у меня под ногами, другая пробила окно рубки у моего плеча, но ни одна не попала в меня. В следующее мгновение кокпит катера оказался рядом, я швырнул туда свою связку и поспешно сунул руку под мышку, чтобы погасить пламя.

      Мельком я успел заметить, как смуглокожий мужчина поворачивается в сторону горящего предмета. Судя по всему, к коктейлю Молотова он относился крайне отрицательно, а потому, после мгновенного колебания, просто выронил свой автомат и нырнул в море вслед за своим погибшим товарищем.

      Тут нас вновь настигло рукотворное цунами и покачнуло почти на девяносто градусов в сторону правого борта и немногим меньше влево. Я вцепился в поручень, провожая взглядом удаляющийся катер. На кокпите мерцал огонек: горящий фитиль. Пены за кормой слегка прибавилось — Казелиус сбавил ход, вероятно, переводя управление на автопилот, а затем бросился вниз по трапу. Его смутно различимая фигура быстро уменьшалась. Я схватил винтовку и попытался навести на него красную точку, на мгновение добился этого и выстрелил, но оба судна слишком сильно раскачивались, и пуля прошла мимо.

      Я все ещё вглядывался в ожидании взрыва, но ничего не произошло — неуверенный свет на кокпите постепенно затухал. Затем его сменил отчетливый огонек:

      Казелиус поднял мой снаряд. Мгновение спустя бомба исчезла за бортом, прочертив в воздухе тонкую огненную дугу, которая, казалось, светилась ещё пару секунд после того. как пламя погасло в воде. Ничего не поделаешь, гениального подрывника из меня не получилось.

      Катер уже удалился настолько далеко, что в темноте я с трудом разглядел Казелиуса, поднимающегося по трапу назад, на мостик. Тем не менее, мне показалось, что я заметил, как он дружески помахал мне рукой: приветственный жест спортсмена, в должной мере оценившего старания своего коллеги.

      Я поморщился, пробрался к двери рубки и остановился, обращаясь к женщине за штурвалом.

      — Прости, что накричал на тебя, Терри… — и оборвался на полуслове.

      — А вот и не угадал, — сказала маленькая Лори Фанчер.

     

      Глава 29

     

      «Гольфстример» растворился в темноте. Судя по радару, он описывал большой круг с наветренной стороны. Цель этого маневра оставалась мне непонятной, но тут уж я ничего поделать не мог. Большая скорость передвижения отдавала инициативу в руки Казелиуса. После неудачи, постигшей мое секретное оружие, оставалось только приспосабливать защиту к его очередным ходам. Тем временем, я получил небольшую передышку и мог воспользоваться ею, дабы выяснить, что же происходит на борту моего собственного судна.

      Стоявшая за штурвалом девушка явно не должна была здесь находиться, и уж подавно ей не следовало одевать на себя одну из моих немногочисленных белых рубашек. Одеяние покрывало её наподобие палатки, что было весьма кстати, поскольку ничего другого на ней не наблюдалось.

      — Надеюсь, ты не возражаешь, — проговорила она, закатывая мешающий ей длинный рукав.

      — Насчет рубашки? Носи на здоровье.

      — Что мне делать, когда эта громадина вернется?

      — Мы продолжаем разыгрывать беспомощность — точнее, беспомощность в смысле перемещения по воде — пока не появится повода продемонстрировать, на что способны на самом деле. Будь наготове и действуй по моему сигналу.

      — Прости, что чуть было все тебе не испортила, — проговорила она. — Я пыталась помочь. И не знала… Что ты в них бросил?

      Я ей рассказал.

      — Но, по-видимому, проклятая бутылка ударилась о мягкий тик и не разбилась. А может, динамит самортизировал удар.

      — Хорошенький амортизатор, — сухо заметила она. — Я-то думала, что динамит чрезвычайно чувствительная штука. Во всяком случае, его не советуют бросать или бить молотком без особой на то необходимости.

      Я нахмурился.

      — Интересно, куда подевался наш друг. Команды у него поубавилось, но сомневаюсь, чтобы это остудило его пыл или заставило вернуться на берег за подкреплением. Судя по всему, головорезов из РАЗРУШ под рукой у него нет и он вынужден использовать людей Дороти. — Я вышел на боковую палубу и огляделся по сторонам, но не увидел ничего, кроме редких барашков. — Ладно, так как же ты попала на яхту? — спросил я, возвращаясь в рубку.

      — Не я одна, капитан. На носу пребывает ещё один неожиданный для тебя пассажир, но он мертв. Правда, ничего другого этот сексуальный маньяк и не заслужил.

      Мне припомнились звуки, слышанные на борту, прежде чем Казелиус окончательно забил нашу дверь: видимо, было решено похоронить все имеющиеся тела в одном тридцативосьмифутовом гробу.

      — Рассказывай, — сказал я.

      — Итак, на катере они связали меня по рукам и ногам и вручили Кудрявому Биллу Барнстоу. Моя абсолютная беспомощность привела его в полнейший восторг, тем более, что совсем недавно он получил от меня хорошенькую оплеуху. Поначалу этот недоумок изрядно позабавился, намеренно разрывая мою одежду так, чтобы раздеть меня, не развязывая веревок. Закончив с этим, он потребовал, чтобы я… в общем, можешь догадаться, чего он от меня потребовал. Для большей убедительности попутно пару раз ударил меня по лицу, и тут за спиной у него беззвучно возникла эта женщина — он так и не узнал о её присутствии — направила пистолет ему в затылок и нажала на спуск. Ба-бах! Не стану утверждать, что меня это слишком огорчило. Они подобрали тела, живое и мертвое, перетащили на эту яхту, бросили в носовую каюту и закрыли дверь. Я пыталась привлечь чье-либо внимание, но никто меня так и не услышал. А потом яхта чуть было не перевернулась, и меня со всей мочи швырнуло о стенку… Тебе не стоит отправиться на палубу и заняться чем-нибудь полезным?

      — Например, чем? — поинтересовался я. — Оружие пребывает в полной готовности. Когда он вернется, я его пристрелю. Всего-то и забот. Удивительно, как я не додумался до этого раньше.

      Она передернула плечами.

      — Ладно, как знаешь… Сигнальный огонь на верхушке мачты просвечивал через пластиковый люк, и когда я наконец пришла в себя, то разглядела, что в месте, о которое я ударилась, вылетела полоска тика, а под ней оказался припрятанным маленький нож. Как будто кто-то знал, что он мне понадобится.

      — Собственно говоря, предназначался он не совсем для тебя, — заметил я, — но тем не менее, пользуйся на здоровье.

      Она продолжала:

      — Я освободилась от пут и отправилась на поиски одежды… Кстати, что случилось с твоей знакомой? Судя по её виду, она либо впала в кому, либо её напичкали наркотиками.

      — Ей пришлось несладко.

      — Да, я видела бинт… Мэтт, смотри, прожектор!

      Луч появился примерно в сотне ярдов с наветренной стороны. Окинув его взглядом, я сказал:

      — Видимо, Казелиус отправился на поиски парня, который прыгнул за борт. Если он успел взглянуть на лоран, когда это произошло… Проклятие, он-таки его отыскал!

      Свет прожектора усилился настолько, что стал различим силуэт большого белого катера, маневрирующего, чтобы подобрать находящегося в воде человека. Уже само обнаружение пострадавшего требовало изрядного мастерства, не говоря об управлении в одиночку шестидесятифутовым катером. Я в очередной раз пожалел, что наши смертельные игры не разворачиваются где-нибудь на просторах знакомого мне западного штата. Все эти морские хитрости порождали во мне ужасное чувство неполноценности. Не слишком помогало и то, что в моем распоряжении имелись жалкие восемьдесят лошадиных сил против девятисот у противника.

      — Остается надеяться, что наш друг-ныряльщик изрядно переохладился и дрожит так, что не сможет держать оружие в руках, — сказал я.

      Лори окинула меня укоризненным взглядом; упавший за борт человек автоматически вызывал у неё сочувствие. Я с сожалением вспомнил другую Лори, девушку, которая некогда предупреждала меня, что морская купель не в состоянии исправить некоторых людей. Правда, теперь она предпочитала забыть об этом.

      Она открыла было рот, но передумала и ограничилась тем, что сказала:

      — Что ж, вот и он. Пора тебе подниматься на палубу и пристрелить его… Мэтт.

      — Да?

      В глазах её появился странный блеск, своего рода предвкушение. Возможно, желаемая — нужная мне — Лори была все же не так далека.

      Она облизала губы.

      — Это… это нечто вроде де жа вю, правда? Все это уже было со мной раньше.

      — Не унывай, воительница.

      Большой катер приближался к нам с кормы, явно намереваясь пройти с левого борта, но на этот раз обстановка на его борту несколько изменилась. С верхнего мостика сняли пластиковое ограждение. Вернувшись на верхний пост, я взял в руки винтовку. Отыскал лазерным прицелом белый корпус приближающегося судна и начал поднимать раскачивающееся оружие вверх. Красная точка, большая и расплывчатая на таком рае-стоянии. скользнула по лицу одного из стоящих там мужчин и переместилась на второго. Я попытался остановиться на левой мишени, находящейся чуть ближе, и нажал на спуск. Винтовка выбросила эффектный язык пламени и с силой ударила меня в плечо, но я уже знал, что скорее всего промахнулся.

      Итак, на этот раз Казелиус прихватил автоматчика к себе, на мостик — возможно, перестал ему доверять. Я вставил винтовку в зажим и схватил ружье. На катере затрещал автомат. Я вскинул вверх ствол ружья, и тут что-то слегка зацепило меня за бедро: парнишке Казелиуса повезло. Мне удалось разрядить все шесть патронов в проносящийся мимо катер — несмотря на все разговоры об опасном полуавтоматическом оружии, ни один самозаряжающийся аналог не способен соперничать с ним в скорострельности.

      Тут нас вновь ударило в борт, а Казелиус начал круто поворачивать влево, возвращаясь, чтобы воспользоваться поднятой катером гигантской волной. Я чувствовал кровь, стекающую у меня по бедру, да и обожженная рука давала о себе знать. Приходилось утешать себя мыслью, что пуля лишь вскользь зацепила меня, а бензин горел слишком мало времени, чтобы серьезно повредить кожу. Вновь пытать счастья с винтовкой я не стал, время прижимало, и я поспешил перезарядить магазин ружья.

      Я шагнул вперед.

      — Лори! Направь на него прожектор! Девушка проявила похвальную расторопность, ослепительный луч появился почти в то же мгновение. Я присел за рубкой, выжидая, когда расстояние уменьшится. Теперь на мостике виднелась только одна голова, которая явно принадлежала Казелиусу: попади я в босса, ныряльщик не преминул бы сбежать. Оставшись в одиночестве, Казелиус придерживал штурвал коленями, а может, включил автопилот: как бы там ни было, руки ему удалось высвободить для стрельбы. Из ствола автомата вырвалось пламя и на «Лорелею-3» обрушились пули, хотя расстояние было все ещё слишком велико. Я поднялся, изготовившись стрелять, и тут что-то с силой ударило меня в левый бок. Удар сбил мне дыхание как прямое попадание бейсбольной биты.

      Отчаянно хватая губами воздух, я увидел, как луч нашего прожектора на мгновение покачнулся вниз. Оставалось только надеяться, что Лори не пострадала: дружище Роланд управлялся с оружием намного лучше, чем его наемники. И тут я заметил нечто, заставившее меня позабыть и о Лори, и о собственной боли: луч прожектора самым невероятным образом высветил предмет, покачивающийся в расходящейся перед носом катера волне: связку, состоящую из нескольких желтых палочек и зеленой бутылки. По-видимому, нас отнесло к месту, где Казелиус выбросил мой подарок, а в бутылке оказалось достаточно воздуха, чтобы удержать конструкцию на плаву.

      Времени на размышления не оставалось. Я выстрелил навскидку с сорока ярдов, как будто завидев тетерева, выпорхнувшего из кустов. Разумеется, это могло и не сработать. Цель была слишком мала, к тому же я не испытывал ни малейшей уверенности, что рассеявшаяся дробь ударит по ней с достаточной силой…

      Атлантический океан вывернулся наизнанку. На мгновение в луче прожектора не осталось ничего, кроме белой водяной стены. А затем в ней возник корпус «Гольфстримера». Сейчас катер напоминал боевое судно, прорывающееся сквозь разрывы вражеских снарядов. Я так и не узнал, развернул ли его взрыв или Казелиус намеренно повернул штурвал. Как бы там ни было, теперь катер направлялся прямо на нас.

      ? Лори! — закричал я. — Полный вперед! Право руля!

      Но малышка уже отреагировала на надвигающуюся опасность. Я вцепился в опору, чтобы удержаться на ногах на пришедшей в движение яхте. Но было уже слишком поздно. Перед глазами у меня в последний раз промелькнул корпус «Гольфстримера» с пробоиной в носовой части левого борта. Почти все окна на катере были выбиты, а высокая башня пьяно раскачивалась. Мгновение спустя суда с силой столкнулись. В отблеске нашего прожектора я заметил человеческое тело, сброшенное ударом с изломанного мостика катера — оно ударилось о крышу нашей рубки и отлетело в море.

      Меня отшвырнуло на ванты бизани. Рывок заставил всколыхнуться боль, притаившуюся в моей ране. Боль молнией пронзила все тело, и я замер, выжидая, когда она достигнет пика и начнет спадать…

      — Мэтт, очнись!

      — А кто здесь спит? — пробормотал я. Обжигающее пламя начинало понемногу стихать. Я ощутил себя растянувшимся на палубе и попытался подняться. Сделать это оказалось нелегко.

      — Помоги мне. Лори…

      Затем я открыл глаза и увидел присевшую рядом Терезу Белл. Я окончательно запутался в своих помощницах.

      — Мы тонем, — сообщила Тереза. — Малышка Фанчер разбудила меня, прости, что я так отключилась. Она готовит спасательный плот и отправила меня за тобой…

      Ее прервал громкий всплеск за кормой. Мы оба оглянулись.

      — Это ещё что? — поинтересовался я.

      — Сейчас посмотрю. — Тереза оставила меня и шагнула назад. Лицо её оставалось совершенно бесстрастным.

      — Это ваш мистер Казелиус уцепился за кормовой трап. Кажется, ему сильно досталось. Видимо, он попытался подняться и упал. Что мне делать?

      — Помоги мне подняться… О, Господи! Мне припомнился её стоицизм, и я невольно устыдился шума, который поднял из-за какой-то паршивой ранки. С её помощью я встал на колени. Поначалу вертикальное положение казалось не достижимым, однако в конце концов мне все же удалось подняться. Я двинулся в сторону кормы и заглянул за поручень. Прямо передо мной возникло бледное лицо Роланда Казелиуса. В глазах у него не было и намека на просьбу о милосердии: оба мы осознавали неизбежную развязку. Я извлек свой маленький револьвер, однако ноги все ещё с трудом держали меня, и оружие отказывалось останавливаться на мишени. Кто-то прикоснулся к моей руке.

      Я оглянулся и увидел Терезу Белл, протягивающую руку за оружием.

      — Если ты хочешь, чтобы я сделала это.

      Я отдал ей револьвер. Женщина старательно прицелилась и нажала на спуск. На мгновение Казелиус замер, а затем медленно соскользнул в воду за кормой. Прежде чем он исчез из виду, рука его странно вздрогнула, словно в последний раз отдавая его любимый прощальный салют.

      Миссис Тереза Белл вложила мое оружие обратно в мокрую кобуру и помогла мне повернуться. За спиной у нас стояла Лори, придерживаясь за такелаж и глядя на нас так, словно перед ней возникли два неописуемых чудовища.

      Каковыми мы, собственно, и являлись.

     

      Глава 30

     

      Я не намерен просить прощения у Береговой Охраны Соединенных Штатов за мое прежнее к ней отношение. Скажу лишь, что ребята эти знают свое дело, хотя временами заходят в усердии слишком далеко. Если бы они оказались способны сосредоточиться на спасательной деятельности и отказаться от охоты за наркотиками, то не исключено, что я бы их даже полюбил.

      Как бы то ни было, они отыскали наш плавучий плотик, весьма умело подняли нас на борт и быстро доставили на берег, после чего меня передали в руки врачей. Что ж, и к этому мне не привыкать. Больница Бьюпорта не слишком отличалась от других подобных ей заведений, за исключением разве что приятного, но зачастую непонятного южного произношения.

      Лори Фанчер пришла меня навестить после того, как мое положение стабилизировалось — во всяком случае я слышал, как кто-то проронил, что теперь я стабилен. Полагаю, это можно было отнести к числу приятных известий. Лори вновь облачилась в свой исподний наряд: на этот раз колготки и широкий свитер были капустно-зеленого цвета. В руках она держала огромный букет цветов.

      Именно ими она и занялась в первую очередь. После чего подошла к кровати, какое-то время молча смотрела на меня и наконец произнесла:

      — Мне сказали, что пуля сломала ребро, осколок которого поцарапал легкое, но ты все равно оправишься. Хотя, после того, что я увидела на яхте, не знаю, к лучшему ли это. — И быстро добавила: — Прости. Мне не следовало этого говорить. Я никому не желаю смерти.

      — Ты молодчина, Фанчер, — отозвался я. — И ты слишком хороша для меня.

      — Да, — покорно согласилась она. — Я и в самом деле молодчина. Хотя временами я об этом жалею…

      Она неловко пожала плечами и удалилась. Вечером мне позвонил Мак. Он также сообщил, что я выживу.

      — Помнишь Элмера Вейсса? — спросил он.

      Лежа в больничной кровати, я на мгновение задумался.

      — Один из специалистов РАЗРУШ. Кличка Снайпи. Любитель дальнобойного оружия, предпочитает 25-06, скорее всего потому, что ростом не вышел и отдача семерки или больших тридцаток для него слишком сильна. К тому же пуля двадцать пятого калибра способна сразить оленя или человека довольно далеко. Что Снайпи Вейсс продемонстрировал неоднократно.

      — Да, кстати, вашингтонские власти вышли на него именно через оружие. Он заказал специальную винтовку: с тяжелым стволом, пластинчатым ложем и телескопическим прицелом. Мы предупредили их о возможности участия его в этом деле, а заодно предложили проверить отравительницу, Эспеншейд и кое-кого из РАЗРУШ. Тем не менее, они вполне могли упустить Вейсса, если бы не чистая случайность: когда тот пришел за винтовкой, у него не хватило денег, и он попытался отобрать её силой. Но едва схватился за пистолет, как оружейник пристрелил его на месте.

      Я невольно рассмеялся.

      — Пытаться украсть оружие у этих ребят все равно, что отнимать у гризли только что пойманную форель. Полагаю, нехватка денег у Вейсса была вызвана преждевременной кончиной его хозяина. Его предполагаемая мишень известна?

      — Известна, но не нам.

      — Некоторые вещи никогда не меняются, — заметил я.

      — Как бы там ни было, похоже, РАЗРУШ больше не представляет собой угрозы. Выздоравливай, Эрик.

      Через день меня удостоила посещением миссис Тереза Белл. Она вновь облачилась в свой административный черный костюм — правда, при ближайшем рассмотрении дорогой материал оказался темно-голубым с едва заметной полоской, однако узкая юбка и пиджак выглядели знакомо, равно как и стройные ножки в безукоризненных чулках. На ней были смешные маленькие ботиночки на высоком каблуке, вероятно, призванные закрывать перевязанную ступню. Сейчас она абсолютно не походила на ту потрепанную женщину в промокших джинсах и майке, которая героически игнорировала пламя горелки в кормовой каюте «Лорелеи-3». При ходьбе она совершенно не хромала.

      — Мне сказали, что ты будешь жить, — первым делом заявила она.

      — Если мне повторят эту новость ещё пару раз, я, того и гляди, и правда в это поверю.

      — Могу осчастливить тебя известием, что Норфолк уцелел.

      — Какое мне дело до Норфолка? У меня нет знакомых в этом городе.

      Она рассмеялась.

      — Вот тебе и крутой парень. Сначала пристрелил тонущего человека — правда, не без посторонней помощи — а потом разрыдался над затонувшей яхтой.

      — Кто рыдал? — поинтересовался я. — У меня был просто приступ аллергии.

      — Аллергии?

      — На излишне разговорчивых дам. — Я улыбнулся ей, потом посерьезнел. — Это была отличная посудина, и я вложил в неё немало сил. Так почему же не погрустить о её гибели?

      — Что ж, по крайней мере, это свидетельствует о наличии у тебя чувств. Случай в нашем ремесле довольно редкий. — Она сделала паузу и продолжала: — Мы нашли бомбу. Как ты и предполагал, её закрепили на одной из свай в гавани Тайдвотер, намного ниже самого низкого уровня отлива. Она была облеплена ракушками и ничем не отличалась от сваи, но герметичная упаковка не пропустила внутрь ни капли воды. Мы обезвредили её, а спустя несколько часов кто-то задействовал дистанционное управление, которое должно было её взорвать. Мы, разумеется, приготовились и обнаружили, откуда поступает сигнал, тем более, что они любезно повторили его несколько раз. Техники вывели нас на большую старую ферму за городом. Дверь нам открыла миссис Дороти Фанчер. Завидев офицеров и меня, она тут же захлопнула её, прежде чем мои люди успели ей помешать. Дверь была довольно тяжелая, к тому же мы слышали засовы, задвигаемые изнутри. Мои люди хотели её взломать, но я догадалась, что произойдет и успела их отвести, прежде чем все взлетело на воздух. После того как пепел поостыл, дантист миссис Фанчер опознал то, что осталось от тела. Смерть состоятельной клиентки при подобных обстоятельствах глубоко шокировала его.

      — Превосходно, но что же все-таки затевалось?

      — Оказывается, «Бонноммэ Ричард», тот самый авианосец, который ты видел в Норфолке, был главным судном поддержки во время операции «Буря в пустыне» в Персидском заливе. Его поставили на консервацию. ВМС США — или их отдел общественных связей — по-видимому, решили провести пышную церемонию проводов, с генералом Норманом Шварцкофом в качестве почетного гостя.

      После мгновенной паузы я сказал:

      — Не стану утверждать, что я большой поклонник людей в мундирах, но тем не менее приятно, что Буревестник Норман не пострадал от радиации. А как твои дела в Вашингтоне?

      — Превосходно, — отозвалась она. — Меня возлюбили как родную сестру.

      — У меня сестры не было, но большинство сестер, которых мне доводилось встречать, утверждали, что натерпелись от своих братьев.

      Она едва заметно улыбнулась.

      — Именно это я и имела в виду. Но обо мне не беспокойся. Как-нибудь управлюсь. — Она бросила взгляд на ещё не успевшие завянуть цветы. — От малышки?

      — По зову долга. Она обязательная девчушка, но второй раз уже не придет.

      И тут миссис Тереза Белл выразительно произнесла:

      — А как ты посмотришь на то, что второй раз приду я? К цветам я отношусь довольно прохладно, но могу принести коробку конфет.

      Я посмотрел на неё и вспомнил, как счел эту женщину совершенно непривлекательной при нашей первой встрече. Теперь я видел перед собой красивую, хорошо сложенную, со вкусом одетую даму, которая к тому же продемонстрировала тонкий ум и редкое мужество. Да, она уже не девочка, но ведь и я не мальчик.

      — Прежде чем ответить, могу я поинтересоваться, что случилось с мистером Беллом?

      — Он погиб в автомобильной катастрофе несколько лет назад.

      — Тогда я буду рад видеть тебя, Тереза. Кстати, о конфетах можешь не беспокоиться.

      Она бесстрастно посмотрела на меня.

      — С ними нам, по крайней мере, будет чем заняться. Пока ты не почувствуешь себя лучше. Так оно и вышло.

     

      1 — Да? (нем.)