Н.А.Жирмунская. Поэма Генриха Гейне "Атта Троль"
----------------------------------------------------------------------------
OCR Артем Милованов
----------------------------------------------------------------------------
Поэма Гейне "Атта Троль" знаменует вместе с написанной вслед за ней
"Германией" кульминацию творческой зрелости поэта.
Позади были десять лет изгнания - сначала добровольного, затем, после
запрещения сочинений Гейне в Германии, вынужденного. В 1831 г. Гейне,
окрыленный известиями об Июльской революции 1830 г., приехал в Париж.
Последующее десятилетие - это годы интенсивной литературной работы, в
которой, однако, журналист и литературный критик явно отодвигает на второй
план поэта. В этот период Гейне пишет серию корреспонденций для
аугсбургской "Всеобщей газеты", вышедших потом в виде отдельной книги
"Французские дела"; "Романтическую школу", в которой дает характеристику
только что завершившемуся периоду в истории немецкой литературы; книгу "К
истории религии и философии в Германии". Он посвящает ряд статей
французской литературе и искусству, одновременно пристально следит за
событиями общественной и литературной жизни на родине и живо откликается на
них.
Германия 1830-х годов все еще представляла собой конгломерат тридцати
шести отдельных государств, сохранивших тягостные особенности феодального
мелкодержавия. Созданный в 1834 г. Таможенный союз не мог разрешить
экономических проблем, вытекавших из вековой раздробленности страны. В
сфере духовной жизни царил жесткий контроль, осуществляемый цензурой.
Всякое проявление свободомыслия строго каралось.
В этой атмосфере политической реакции обозначились характерные
тенденции развития общественной мысли и литературы, по-разному отразившиеся
в творчестве Гейне. Это, с одной стороны, подъем националистических
настроений, тевтономания, культ "истинно германских" традиций и
добродетелей. С другой стороны - либеральная оппозиция, в достаточной
степени беспочвенная и абстрактная. И то и другое становится постоянной
темой политической поэзии Гейне и составляет идейную основу сатирической
поэмы "Атта Троль".
Еще в первой части "Путевых картин" - "Путешествии по Гарцу" (1826) -
Гейне вывел эпизодическую фигуру студента-тевтономана в "рыцарском берете",
с длинными грязными нечесаными волосами сочиняющего поэму об Армении и
хранящего в медальоне на груди прядь волос из оста лошади Блюхера.
Десятилетием позже этот гротескный набросок приобретает черты реального
лица и превращается в публицистически заостренный сатирический портрет
идейного вождя тевтономанов Масмана.
Предметом сатирического обличения становится и реакционный критик и
историк литературы Вольфганг Менцель, сыгравший недвусмысленную роль в
официальных гонениях на прогрессивных писателей. На основании критических
статей Менцеля, являвшихся неприкрытыми политическими доносами, немецкий
бундестаг принял в декабре 1835 г. решение, налагавшее официальный запрет
на сочинения писателей либерально-оппозиционного объединения "Молодая
Германия" и Гейне. В 1837 г. Гейне напечатал в качестве предисловия к своей
книге "Салоны, часть 3-я" статью "О доносчике", в которой разоблачал
позиции Менцеля и его деятельность. Националистическая демагогия и
ханжество Менцеля, игравшего на их популярности у немецкого обывателя,
послужили одной из главных сатирических тем поэмы "Атта Троль". Однако к
началу 1840-х годов обозначился и второй объект сатиры Гейне -
либерально-оппозиционная литература, с которой еще несколько лет назад его
до известной степени объединяла общность позиций и общность судьбы.
Отношение Гейне к этому течению и его различным оттенкам и группировкам не
столь однозначно и требует более пристального рассмотрения.
Около 1840 г. в немецкой поэзии наблюдается заметное оживление
интереса к политической и общественной тематике. Один за другим выходят
сборники поэтов, знаменующие поворот от "чистой" лирики в сторону поэзии
гражданственной и злободневной. Это "Песни космополитического ночного
сторожа" Фр. Дингельштедта (1840), "Аполитичные песни" Гофмана фон
Фаллерслебена (2 т., 1840 - 1841), "Стихи живого" Г. Гервега (1841).
Сходный процесс наблюдается несколько ранее в немецкой прозе - писатели
"Молодой Германии", выступившие в 1830-е годы, решительно противопоставляют
себя "эстетическому периоду" немецкой литературы, завершившемуся со смертью
Гете, и видят своих духовных вождей в радикально настроенном публицисте
Людвиге Берне и Гейне.
Между тем уже в начале 1830-х годов между обоими писателями,
находившимися в эмиграции в Париже, наметились серьезные расхождения как
идейного, так и личного характера. В "Парижских письмах" (письмо 109 от 25
февраля 1833 г.) Берне подверг Гейне резкой критике. Он обвинил его в
политической неустойчивости, в лавировании между противоположными лагерями,
в приверженности к "чистой" поэтической форме. Здесь, как и во многих
других сочинениях Берне, присущая ему бескомпромиссность суждений граничила
с догматизмом и сектантством - чертами, верно подмеченными Гейне в его
книге "Людвиг Берне" и обозначенными им термином "назарейство". В гротескно
заостренном виде они вошли как составная часть в образ медведя Атта Троля -
героя сатирической поэмы Гейне.
Иначе складывались отношения Гейне с молодыми немецкими поэтами
либерального направления. Если при всем отчуждении от Берне и неприятии его
взглядов Гейне не мог не ощущать их масштаба и значительности, то в
политической поэзии на рубеже 30-х и 40-х годов его раздражала наивность
политических иллюзий, абстрактность лозунгов и фразеологии. Это отчетливо
выступает в "Современных стихотворениях", написанных в 1841 - 1844 гг., то
есть параллельно с работой над "Атта Тролем". В стихотворении "Тенденция"
(1842) Гейне обращается к немецкому "барду" с ироническим призывом:
Пой, труби, звеня тревожно,
Гнев к тиранам пей до дна,
Лишь таким и стань поэтом,
А в стихах держись при этом
Общих мест - насколько можно!
(Пер. Вс. Рождественского).
В первом из ряда стихотворений, обращенных к Георгу Гервегу (1841),
Гейне пишет:
Железный жаворонок, Гервег,
Ты так высоко залетел в небеса,
Что нашей земной не видишь хмури,
И только в твоей стихотворной дури
Весна уже творит чудеса!
(Пер. Л. Пеньковского).
Патетические разглагольствования о свободе, риторический пафос, в
котором растворялось и исчезало сколько-нибудь серьезное содержание,
получил свое пародийное воплощение в монологах "медведя идеи", а их
истинная оценка - в исполненных горечи словах предисловия к "Атта Тролю",
написанных четыре года спустя, в 1846 г.: "А безупречные борцы за правду и
свет, винившие меня в недостатке стойкости и раболепстве, тем временем в
полной безопасности передвигаются по родной земле как щедро оплачиваемые
государственные служащие, или сановники различных корпораций, или
завсегдатаи клуба...".
Итак, "Атта Троль" создавался в атмосфере борьбы и идейного
размежевания со вчерашними союзниками. Внешним толчком к этому размежеванию
послужила бурная реакция на книгу Гейне "Людвиг Берне", вышедшую в 1840 г.,
через три года после смерти Берне. Наряду с принципиальной полемикой она
содержала и личные выпады, вызвавшие недовольство среди писателей,
считавших себя последователями и единомышленниками Берне. Они обрушились на
Гейне с обвинениями в отступничестве, в измене делу свободы и демократии, в
аристократическом "эстетизме". ("Атта Троль" явился полемическим ответом на
эти обвинения, а "Германия. Зимняя сказка" и "Современные стихотворения"
еще раз подтвердили со всей очевидностью истинное политическое кредо их
автора.
Обоюдоострая направленность поэмы Гейне закономерно ставит перед нами
вопрос - как можно было объединить в одном сатирическом образе столь разные
идейные течения? Ибо два объекта сатиры присутствуют в поэме не
обособленно, а слитые воедино в образе ее четвероногого героя.
В предисловии и в программных строфах третьей главы Гейне дает ключ к
этому объединению: музы как "маркитантки свободы" и "прачки
христианско-германского национального духа", Пегас как "ломовая лошадь
добродетели мещанской" и "скакун партийных стычек, ржущий, топоча копытом"
- воплощают принцип утилитарной поэзии, ограниченный прагматизм, в
одинаковой степени свойственный мелкобуржуазным либералам и воинствующим
реакционерам. Насколько важна была для Гейне полемика с этим плоским
прагматизмом, явствует из тех переделок, которым подверглась первая строфа
третьей главы, представляющая собой открытый вызов узкотенденциозной поэзии:
Сновиденье летней ночи,-
Песнь моя не знает цели,
Как любовь; как жизнь людская,
Как творец с его твореньем.
В окончательной редакции она звучит почти как автоцитата: упоминая в
"Романтической школе" (кн. 1) о критике, которой подвергся в последние годы
своей жизни Гете, Гейне приводил в качестве контраргумента слова
"гетеанцев", что "укрепление нравственности, которого требуют от
произведений Гете, ни в коем случае не является целью искусства, ибо
искусство не имеет никаких целей, подобно самому мирозданью, в которое лишь
человеческая мысль вкладывает понятие "цель и средство".
"Бесцельность" поэзии, которую Гейне обосновывает в дальнейшем ходе
рассуждения относительностью и изменчивостью нравственных истин, предстает
в цитированной выше строфе "Атта Троля" в одном ряду с такими исполненными
глубокого смысла понятиями, как любовь, человеческая жизнь и мироздание.
Эта окончательная редакция, опирающаяся на более развернутое рассуждение в
"Романтической школе", ясно свидетельствует о том, что полемика с
"тенденциозной" поэзией как либерального, так и консервативного толка
отнюдь не означала для Гейне перехода на позиции "чистого" искусства, как
их сформулировал впоследствии парижский друг Гейне поэт Теофиль Готье. Сам
Гейне недвусмысленно выразил это в предисловии к "Атта Тролю": "... именно
потому, что эти идеи неизменно предстают поэту в прекрасной чистоте и
величии, неукротимый хохот охватывает его, когда он видит, как бестолково,
грубо и пошло понимают их узколобые современники".
С этой же проблемой связана и пресловутая антитеза "таланта и
характера", которая вновь приводит нас к Гете. Антитеза эта, впервые
прозвучавшая в "Торквато Тассо", имела для драмы Гете
структурно-организующее значение: противопоставление поэта Тассо
("таланта") и государственного деятеля Антонио ("характера") отражало
трагическую внутреннюю раздвоенность самого Гете в первые десятилетия его
веймарской жизни. Преодоление этой противоположности ценой самоограничения
в обеих сферах, утверждение внутренней цельности и гармонии ценой
"индифферентизма", о котором говорит Гейне в "Романтической школе", было
яростно отвергнуто поколением 1820-х годов, прежде всего теми, кто не мог
простить Гете его сдержанной позиции в эпоху национального подъема и борьбы
против Наполеона. Об этом достаточно ясно сказал сам Гете в разговоре с
Эккерманом (14 марта 1830 г.): "Я прекрасно знаю: для многих я как бельмо
на глазу, и они охотно избавились бы от меня, а так как теперь уже нельзя
нападать на мой талант, они нападают на мой характер".
Вспоминая об этой ситуации, Гейне писал в "Романтической школе":
"Индифферентный пантеист сделался предметом нападок с противоположных
сторон; выражаясь по-французски, против него заключили союз крайняя правая
и крайняя левая, и между тем как черный поп колотил его распятием,
неистовый санкюлот лез на него с пикой".
Когда Гейне писал эти слова в 1833 г., он не подозревал, что они
окажутся пророческими, и он сам через несколько лет очутится в таком же
положении. В 1846 г. это сходство представлялось ему уже совершенно
очевидным - не случайно в предисловии к "Атта Тролю" всплывает слово
"мятеж" (Emeute), которое он употребил в начале "Романтической школы",
говоря о нападках на Гете.
Эволюция взглядов Гейне на проблему "талант - характер" может быть
измерена эволюцией его отношения к Гете и его критикам. В ранней рецензии
на книгу Менцеля "Немецкая литература" (1828) Гейне при всех почтительных
оговорках по адресу Гете решительно заявлял: "Принцип гетевского времени,
идея искусства, рассеивается, восходит новое время с новыми принципами, и,
странно
<...>
оно начинается с восстания против Гете". В "Романтической
школе", написанной сразу же после смерти Гете, звучит уже новая нота: "И
вот, Гете умер, и странная боль охватывает мое сердце". В "Атта Троле"
мимолетно мелькнувший в сцене дикой охоты образ "нашего Вольфганга" (глава
18) предстает уже в ином свете, в ином контексте - как образ "великого
язычника", жизнелюбивого "эллина" в том значении, которое Гейне вкладывает
в это слово. А критики Гете представлены совершенно недвусмысленной фигурой
реакционного теолога Генгстенберга, осуждавшего Гете за
"безнравственность". Антитеза "талант- характер", или - иначе выраженная -
"искусство - общественная борьба", уступает место другой антитезе - "эллины
- назареяне", которая, начиная с книги "К истории религии и философии в
Германии", приобретает все большее значение для Гейне. Фанатическая
приверженность догме - религиозной или политической, аскетизм и жажда
мученичества, нередко в позе, нетерпимость и узость воззрений, - эти черты
составляют для Гейне понятие "назареянин", которое он не прикрепляет ни к
определенному вероисповеданию, ни к определенной эпохе в истории
человечества. Точно так же и понятие "эллин" включает (в главах 18 и 19
поэмы), наряду с "героями духа" Гете и Шекспиром, фольклорный образ феи
Абунды, которая, "опасаясь назареян, целый день на Авалуне в безопасности
проводит". "Назарейство" враждебно не только чувственным радостям, оно не
приемлет и смеха, ему недоступно чувство юмора - эта тема развернута в
главе 7, в патетическом монологе медведя, у которого смех как истинное
проявление человеческой натуры вызывает негодование и ненависть.
Таким образом, сатира в "Атта Троле" охватывает широкий круг явлений
общественного и философского порядка, тесно связанных с современными Гейне
спорами и борьбой. Рассмотрим более пристально важнейшие из них, ибо они
служили и поныне служат поводом для весьма разноречивых истолкований.
Так, монолог Атта Троля о равенстве (глава 5) интерпретируется
некоторыми современными исследователями как свидетельство
антидемократических и "антикоммунистических" позиций поэта. Между тем
демагогические речи медведя, провозглашающего всеобщее равенство животного
мира в противовес "аристократическим привилегиям", присвоенным человеком,
явно направлены против идей Берне и его сторонников с их уравнительным
мелкобуржуазным радикализмом. Воскрешение просветительской фразеологии,
апелляция к природе и разуму ("Естество не порождает неестественность
такую") звучит анахронизмом в эпоху Июльской монархии, отчетливо обнажившей
новые социальные конфликты. Идея равенства, провозглашенная Великой
французской революцией, свелась "к гражданскому равенству перед законом"
(Энгельс) и на фоне социальной борьбы XIX в. обнаружила свою
ограниченность. Это прекрасно понимал Гейне, сблизившийся в первые годы
своего пребывания в Париже с сенсимонистами и воспринявший их учение.
Другая политическая иллюзия мелкобуржуазных радикалов дискредитируется
в гротескной картине единения звериного царства в борьбе против общего
врага - человека (глава 6). Опыт десятилетия, предшествовавшего написанию
поэмы, разногласия, обозначившиеся среди немецких писателей либерального и
радикального направлений, перегруппировка сил и политических симпатий,
особенно ясно выступившая на поверхность после выхода книги Гейне о Берне,
определили как общественно-политический, так и личный смысл этой главы.
Тема равенства в том виде, как она развернута в 6-й главе, связана с
исходным пунктом расхождения между Гейне и Берне - отношением к искусству.
Уравнительные идеи Берне представлялись автору "Атта Троля" наступлением на
духовные ценности, на их носителей и творцов, на сферу "таланта",
пуританским отрицанием эстетической культуры:
Там отцы внушают детям
Лженаучные доктрины,
Норовящие культуру
И гуманность уничтожить.
Выступая с позиций этой гуманности, Гейне парирует обвинения в
отступничестве и измене демократическим идеалам в заключительных строках
главы 5:
И со всей скотиной прочей
Поведу я беззаветный
Справедливый и священный
Бой за право человека.
Гротескно искаженной картине равенства Гейне противопоставляет другой
лозунг Французской революции - братство. Тема эта появляется в главе 15, не
связанной непосредственно с героем поэмы, а включенной в "авторскую" линию
повествования. Поэт наталкивается в горах на жилище "отверженного" племени
каготов:
С открытым сердцем
Руку протянул я брату
И поцеловал ребенка...
Этот жест, как и весь эпизод, приобретает (при всей точности
изобразительных деталей) обобщенно-символическое значение: карикатурному
единенью слонов и носорогов, волков и зайцев противостоит братское единенье
людей вопреки "темному наследью темноты религиозной".
В ряду "идеологических" проблем, предстающих в пародийно-сатирическом
освещении, выступает и проблема религии и ее критики в современных
философских учениях. В момент, когда была написана поэма Гейне, ряд
философов-младогегельянцев выступил с критикой догматической религии.
Начало этой критике положила книга Д. Ф. Штрауса "Жизнь Иисуса" (1835 -
1836). В 1840 г. вышли сочинения Бруно Бауэра "Критика евангельской истории
Иоанна" и "Критика синоптического евангелия", а в 1841 г. - "Сущность
христианства" Л. Фейербаха. Книги эти были очень различны и по задачам, и
по масштабу поставленных проблем (сам Фейербах писал об этом в предисловии
ко второму изданию в 1843 г.)" Книга Фейербаха намного превосходила по
своему значению труды Бауэра и Штрауса." Однако в сознании благочестивого
немецкого филистера все они воспринимались одинаково - как выступления
атеистические. Это восприятие иронически воспроизведено в монологе Атта
Троля, обращенном к сыну (глава 8). Как и в других случаях, сатира Гейне
здесь направлена одновременно против "христианско-германских" обывателей и
против догматических радикалов, последователей Берне, с их неприятием
материалистических и атеистических воззрений (сам Берне в последние годы
жизни увлекся идеями христианского социализма и перевел на немецкий язык
книгу Ламменэ "Слова верующего", 1834).
Сетования медведя по поводу того, что даже "лучшие из лучших... немцы,
родственники наши... призывают к атеизму", через два года будут повторены в
сатирическом стихотворении Гейне "Мир навыворот":
Германский медведь атеистом стал,
Не хочет больше молиться.
Пародийный эффект монолога Атта Троля, его предостережений против
атеизма усиливается тем, что излагаемая им собственная религиозная
концепция составлена по рецепту Фейербаха: представляя бога в образе белого
медведя, Атта Троль в гротескной форме воспроизводит антропологическую
теорию происхождения религии, выдвинутую Фейербахом.
Особое место занимает в поэме чисто литературная сатира. Она
направлена в основном против так называемой швабской школы поэтов,
позднеромантического эпигонского направления, уже не раз служившего
предметом насмешек Гейне. Еще в стихотворении "Тангейзер" (1836 г., опубл.
1837) швабской школе посвящена ироническая строфа:
Я в Швабии школу поэтов нашел,
Младенцы - ну просто прелесть!
На них колпаки с бубенцами на всех
И все на горшочки уселись.
(Пер. П. Карпа).
Ответная реакция не заставила себя ждать - в 1838 г. в первом номере
журнала "Deutsche Vierteljahrsschrift", издаваемого Менцелем, появилась
обширная и очень резкая статья швабского поэта Густава Пфицера "Сочинения
Гейне и тенденция". Гейне ответил на нее статьей "Швабское зеркало",
напечатанной в начале 1839 г. в журнале "Литературный ежегодник",
выходившем под редакцией Карла Гуцкова у Гофмана и Камне - постоянных
издателей сочинений Гейне. Текст статьи подвергся значительным сокращениям,
которые издатели журнала приписали - вмешательству цензуры. Однако
содержание статьи, далекое от политических и религиозных вопросов, делало
это объяснение весьма сомнительным, и Гейне заявил об этом в открытом
письме в газету "Мир изящного". Инцидент этот привел к серьезной размолвке
Гейне с Гуцковом.
В "Швабском зеркале" Гейне дает уничтожающую характеристику поэтам
"швабской школы" Юстинусу Кернеру, Карлу Майеру, Густаву Пфицеру и их
главному теоретику - Вольфгангу Менцелю. Он подчеркивает, что мотивы,
образы, поэтика "швабской школы" принадлежат прошлому и в мещански
провинциальном масштабе варьируют наиболее реакционные стороны романтизма -
мистику и культ средневековья. В "Атта Троле" эта тема всплывает в главе
22, где выведен швабский поэт, колдовскими чарами превращенный в мопса
(подразумевается, по-видимому, Густав Пфицер). Здесь, как и во многих
других случаях, мы имеем дело со своеобразной "автоцитатой": в "Швабском
зеркале" Гейне сравнивает нападки швабских поэтов с тявканьем собак, в
котором "мопс заглушает шпица, шпиц таксу" и т. д. Традиционный (идущий еще
от литературы XVIII в.) образ "пса-рецензента" получает в этой главе
пародийное сюжетное воплощение, обрастая рядом дополнительных реминисценций
- средневековый мотив колдовства и спасения зачарованного героя с помощью
самоотверженного подвига чистой девы, противопоставление распутной колдуньи
- Ураки целомудренному поэту. Последнее дает Гейне повод вмонтировать в
пародийный монолог мопса цитату из письма Гете по поводу присланных ему
стихотворений Густава Пфицера: "Удивительное дело, как ловко эти господа
умеют набросить себе на плечи нравственно-религиозно-поэтическое рубище;
так что если даже наружу выглядывает локоть, эту прореху следует считать
поэтическим замыслом".
Вместе с тем поэма Гейне свидетельствует о том, что его отношение к
романтизму в целом претерпело существенные изменения по сравнению с остро
полемической "Романтической школой".
Сам Гейне дважды говорит об этом - в заключительной главе, обращенной
к Фарнгагену фон Энзе, он называет свою поэму "последней лесной песнью
романтики свободной", а в предисловии пишет: "Я писал ее для собственного
удовольствия и потому в своенравно-фантастической манере той романтической
школы, в которой я провел лучшие годы молодости, а напоследок избил
учителя...". Еще определеннее высказался Гейне в письме к Генриху Лаубе от
20 ноября 1842 г. при посылке второй части поэмы: "В этой второй части я
пытался вновь возродить старую романтику, - которую сейчас хотят до смерти
забить дубиной, - но не в мягкой, музыкальной манере старой школы, а в
предельно дерзкой форме современного юмора, который может и должен
воспринять в себя все элементы прошлого. Однако элемент романтики,
возможно, слишком ненавистен нашей эпохе, в нашей литературе он уже
закатился, и в поэме, которую я вам посылаю, романтическая муза, быть
может, навсегда прощается со старой Германией!".
Эти слова ясно свидетельствуют о том, что "Атта Троль" не означает ни
возврата к романтической идеологии, ни тем более механического
воспроизведения романтических штампов (они фигурируют в поэме лишь в
специфической пародийной функции). Романтическая струя в "Атта Троле"
выступает прежде всего в причудливом сочетании разнородных элементов
художественной структуры, скрепленных лирическим восприятием самого поэта,
в утверждении авторского "я", свободно перемежающего разноплановые эпизоды
поэмы и сталкивающего различные стилистические тональности для создания
иронического эффекта.
Ирония, пронизывающая всю поэму, проявляется прежде всего в ее
многоплановой жанровой структуре. В "Атта Троле" переплетаются две жанровые
традиции: одна восходит к ренессансной поэме, трактующей в шутливом,
озорном духе подвиги высоких эпических героев, другая - к средневековому
звериному эпосу.
Звериные маски, издавна служившие формой аллегорического выражения
человеческих пороков, обрели свое классическое воплощение и вместе с тем
новый смысл в сатирической поэме Гете "Рейнеке Лис" (1793). Примечательно,
что современники сразу же ассоциировали поэму Гейне с комическим эпосом
Гете. Так, в рецензии на отдельное издание "Атта Троля" (приложение к
"Всеобщей газете" от 2 апреля 1847 г.) рецензент писал: "У нас есть
настоящий Рейнеке, и слава Богу!" Были, однако, и более близкие и по
времени, и по художественным особенностям образцы - вспомним хотя бы
"Житейские воззрения кота Мурра" Э. Т. А. Гофмана, где пародийная техника
во многом предвосхищает поэму Гейне. Возможно, наконец, что окончательным
толчком для обращения к звериной маске послужил сборник "Сцены из частной и
общественной жизни животных" ("Scenes de la vie privee et publique des
animaux", 1842), выпущенный группой французских писателей (в их числе были
Жорж Санд, Альфред де Мюссе и Бальзак)." Однако используя традиционный
прием звериной маски, Гейне коренным образом переосмысляет его, наполняя
совершенно новым, злободневным содержанием, в котором
обобщенно-типизованные черты сочетаются с портретными зарисовками.
Связь "Атта Tpoля" с шуточной ренессансной поэмой, восходящей к
"Неистовому Роланду" Ариосто, текстуально подтверждается начальными
строфами заключительной, 27-й главы. И не случайно местом действия поэмы
избрано Ронсевальское ущелье, дающее повод для комически-пародийного
сопоставления Атта Троля с Роландом (главы 4 и 24). Композиционный принцип
ренессансной поэмы, идущий вразрез с канонами классической эпопеи, -
переплетение нескольких независимых друг от друга сюжетных линий, -
присутствует и в "Атта Троле", но в модифицированном виде, подсказанном
традицией романтической поэмы XIX в.: сюжетная линия героя - его бегство из
плена, возвращение домой и гибель - перекрещивается с линией автора,
отправляющегося на охоту за Атта Тролем. Однако реальное наполнение этой
второй линии сюжета совершенно самостоятельное: экзотический горный пейзаж,
пронизанный романтическим восприятием поэта, жанрово-бытовые зарисовки в
главах 11 - 14, пародийная 22-я глава (встреча с заколдованным мопсом)
создают стилистическое и композиционное разнообразие авторской линии. В
центре ее стоит "сон в Иванову ночь" (главы 18 и 19) - картина дикой охоты
с фантастическим видением романтической возлюбленной - безумной Иродиады.
Однако в отличие от ренессансной поэмы в "Атта Тропе" гораздо сильнее
ощущается пародийное использование жанровых и стилистических канонов
высокой классической эпопеи. В главе 4 сам автор подсказывает читателю
сопоставление героя с Одиссеем, а глава 22 явно пародирует эпизод из 10-й
книги "Одиссеи" (приключение на острове волшебницы Цирцеи, превратившей
спутников Одиссея в свиней). Ту же функцию несут и структурно значимые
стилистические клише высокого эпического жанра - украшающие постоянные
эпитеты, развернутые "гомеровские" сравнения, тут же разрушаемые
упоминанием "звериных" атрибутов героя, мифологический аппарат, сниженный
реалиями современного быта. Однако пародирование эпической традиции не
является здесь самоцелью, а лишь средством высмеивания других объектов, как
литературных, так и внелитературных.
К числу первых относятся, в частности, "драма рока" Грильпарцера
"Праматерь" и "Мавританский князь" Фрейлиграта, присутствующий в "Атта
Троле" в виде эпиграфа, многочисленных пародийных цитат и отдельных
сюжетных реминисценций. Так, в главе 26, представляющей сюжетную развязку
поэмы- встречу автора с вдовой Атта Троля, черной Муммой, - неожиданно
появляется герой Фрейлиграта. Гейне использует здесь излюбленный прием
йенских романтиков, служивший проявлением "романтической иронии", -
совмещение реального плана повествования (прогулка поэта с женой в
Парижском зоологическом саду) и художественной фикции - беседы с заведомо
литературным персонажем, да еще к тому же другого автора. И все же ирония
Гейне здесь принципиально отличается от "романтической иронии" иенских
романтиков. При всем субъективизме и кажущемся произволе "игрового" подхода
к материалу, она не разрушает, а лишь особым образом организует его.
Важным элементом сатирической "инструментовки" поэмы служат
многочисленные пародийные цитаты из Шекспира, Лессинга, Шиллера. Помимо
общей комической функции - несоответствия, возникающего между высоким
патетическим стилем этих цитат и той ситуацией, в которой они выступают,-
они несут еще и вторичную нагрузку: Гейне высмеивает мещанское опошление
высоких идей и речений, превратившихся в устах филистера в набор банальных
общих мест.
Наряду с пародийными приемами в "Атта Тропе" присутствует и
стилизация, имеющая целью создание национального испанского колорита. Она
проявляется прежде всего в выборе метрической формы поэмы: "Аттa Троль"
написан четырехстопным нерифмованным хореем - размером испанских романсов о
Сиде. Гейне и в более ранних своих стихотворениях не раз избирал этот
размер, обращаясь к испанской теме (например, в стихотворении "Донна Клара"
и некоторых других). Традиция эта была знакома немецкой поэзии со времен
"Сида" Гердера - блестящего перевода испанских романсов о Сиде,
циклизованных в связное эпическое целое. Сам Гейне в письме к издателю,
барону Котта, сравнивал свою поэму с "Сидом". Насколько плодотворной и
емкой по своим художественным возможностям оказалась для Гейне эта
"испанская" форма, свидетельствует его поздний лирический сборник
"Романсеро".
Таким образом, в "Атта Троле" сходятся, как в фокусе, самые
разнообразные излучения предшествующего творчества Гейне - общественные и
литературные проблемы, волновавшие его в период создания поэмы,- и
намечаются тенденции, получившие развитие в последнее десятилетие его
жизни. "Атта Троль", впитавший в себя сложную и многоступенчатую
литературную традицию, является неповторимо своеобразным порождением
поэтического сознания середины XIX в., сознания, усвоившего уроки
романтизма и вместе с тем преодолевшего их. Поэма, объявившая войну
обнаженной тенденциозности и одновременно проникнутая актуальной тенденцией
в высшем и глубочайшем смысле слова, пронизанная взволнованным лиризмом и
язвительной насмешкой, сохраняет свое звучание и силу художественного
воздействия и для читателя ХХ столетия.