Харлан ЭЛЛИСОН
В СОАВТОРСТВЕ С МАЛЕНЬКИМ НАРОДЦЕМ
Свой последний фантастический рассказ Ной Реймонд написал
девятнадцать лет назад. С той поры за его подписью было опубликовано свыше
четырехсот блестящих произведений. Все они были отпечатаны на его пишущей
машинке. Но никто не знал, что сам Ной Реймонд не писал их. Их написали
гремлины.
Удача пришла к Ною рано. Свой первый рассказ он опубликовал в ведущем
фантастическом журнале того времени когда ему исполнилось семнадцать.
Рассказ поместили в рубрике "Дебют", мастерство, воображение с которыми он
был написан принесли ему шумный успех. В последующие два года он
опубликовал еще свыше дюжины рассказов, и на него положил глаз редактор
толстого литературного журнала.
Этот журнал платил раз в двадцать больше, чем это могли себе
позволить другие журналы, у него было гораздо больше читателей, а сам
редактор спал с составительницей, которая сколачивала ежегодные престижные
сборники лучшей прозы, поэтому вскоре после того, как ему исполнилось
девятнадцать, Ной Реймонд обнаружил свое имя в оглавлении такого сборника,
по соседству с именами Кэтрин Энн Портер и Айзека Башевиса Сингера.
Когда ему было двадцать, первый сборник его рассказов был опубликован
в издательстве "Кнопф". Начальник отдела сбыта был так очарован книгой,
что послал ее Сарояну и Капотэ, и с курьером отправил ее Джону Колиеру.
Анонс этого сборника в литературном разделе газеты "Таймс" был преисполнен
благоговения. В статье, занимавшей половину газетной страницы, слово
"гений" повторялось восемь раз.
Ной был плодовит, когда ему было двадцать пять, на его счету было
семь книг, которые сделали бы честь любому писателю; библиотекари не
относили их к фантастике, а ставили на полки с серьезной современной
литературой. Когда ему стукнуло двадцать шесть, его первый роман был
признан одной из лучших книг года и был выдвинут на соискание национальной
литературной премии.
Его личный архив собирались разместить в библиотеке Гарвардского
университета, а сам он отправился в лекционное турне по Европе, которое
принесло впечатляющие финансовые результаты и благожелательные отзывы
литературных критиков. К тому времени ему исполнилось двадцать семь.
И вот двадцатого августа, если быть точным - в пятницу, а если уж
быть занудливым - в двадцать три часа сорок три минуты Ной Реймонд
исписался. Так просто, так легко, так ясно, так ужасно... он иссяк.
Он написал свое последнее слово, использовал последнюю идею и
внезапно понял, что у него нет ни малейшего намека на то, о чем он будет
писать дальше. У него был контракт с Би-би-си на сценарий драматического
сериала, но он просто не представлял, что можно положить в его основу.
Ной думал почти что час, ему не пришло в голову ничего лучшего, кроме
истории о сумасшедшем одноногом моряке, который гонялся за большой белой
рыбой. Но об этой идее пришлось с сожалением забыть, от нее слишком
попахивало идиотизмом.
Первый раз в своей жизни, с тех пор, как он осознал в себе дар
рассказчика, этот магический дар связывать слова так, чтобы они проникали
в сердца людей, в голове Ноя не было ни одной свежей мысли. Больше не
будет странных маленьких историй о мире, в котором он хотел бы жить, о
мире, который жил в его воображении, о мире, населенном людьми яркими и
осязаемыми, более реальными чем те, с кем ему приходилось иметь дело
каждый день. Свое воображение представлялось Ною бесконечной пустой
равниной, серой равниной, протянувшейся к недостижимому горизонту.
Всю эту ночь он просидел перед пишущей машинкой, стараясь подстегнуть
свое воображение, пытаясь отправить его в бурное путешествие. Но своя
голова напоминала Ною пустую ореховую скорлупу, а сам он казался себе
безмозглым, словно дождевой червь.
Когда забрезжил рассвет, Ной обнаружил, что плачет. Он склонился над
пишущей машинкой, положил голову на холодный металл и разрыдался. С
ужасающей ясностью, которая не оставляла места каким-нибудь надеждам, он
понял, что окончательно иссяк. Он написал последний рассказ. У него больше
не было идей. Это был конец всему.
Наступи сию секунду конец света, Ной Реймонд был бы только рад. Тогда
бы не было этой муки, этого ужаса, этих забот о том, чем ему придется
заняться завтра. И послезавтра. И все эти бесследно проходящие,
безнадежные дни, которые расстилались перед ним, словно бесконечная пустая
равнина.
Литературный труд был для Ноя делом всей жизни. Ничто не могло
сравниться с тем удовольствием, которое он испытывал, сочиняя рассказ. А
теперь река пересохла, оставив лишь осколки использованных идей, обрывки
воспоминаний о том, что делали полузабытые классики и древние клише; он не
знал, что будет делать с этим всю свою оставшуюся жизнь.
Ной подумывал о том, чтобы пойти по пути Марка Твена - покончить все
счеты с творчеством и отправиться в бесконечные лекционные турне. Но он не
был хорошим оратором, и, честно говоря, не любил толпу, в которой было
больше двух человек. Потом он планировал последовать примеру Джона
Апдайка, получить теплое местечко где-нибудь в престижном колледже на
восточном побережье, где в студентах, которые поклоняются ему, уже зреют
младшие редакторы еще несуществующих издательств. Но он был уверен, что он
плохо кончит, вступив в мучительную для обоих связь с необремененной
комплексами преподавательницей английской литературы. Потом Ной лелеял
план уединиться, как Селинджер, в заброшенном коттедже где-нибудь в
Вермонте или Дорсете, таинственным узами связывая себя с романом всей его
жизни, который появится спустя десятилетия; однако он слышал, что безумие
Пинчона и Селинджера напоминало яростное поле битвы, после этого одна
мысль стать отшельником бросала его в дрожь. Ему осталось лишь одно -
осознание того, что пора подводить черту, что скоро какой-нибудь подлый
сукин сын тиснет в своей газетенке пронзительную, трогательную статью
"Яркий взлет и падение Ноя Реймонда". Это было невыносимо.
Но выхода из этой тюрьмы, заполненной стерильной пустотой, он не
видел.
Ему было двадцать семь, и он иссяк.
Ной перестал лить слезы на пишущую машинку. Он нет хотел, чтобы она
заржавела. Она не имела ко всему этому никакого отношения.
Он свернулся калачиком на кровати и проспал весь день. Он проснулся в
восемь часов и, на секунду забыв что он исписался, решил что-нибудь
съесть. Но когда он снова вспомнил, что произошло вчера, он бросился в
ванную, где его вывернуло наизнанку.
Потом он поплелся в крохотный кабинет рядом с гостиной, опасаясь
взглянуть на заброшенную пишущую машинку, которая будет скалится на него
всеми своими клавишами.
Но лишь у самой двери Ной осознал, что действительно слышит стук
пишущей машинки. Этот звук он услышал как только встал с постели, но не
обратил на него никакого внимания, решив что это галлюцинация, плод
ночного кошмара.
А машинка действительно продолжала издавать свое яростное
"тук-тук-тук". Это была его старая механическая "Олимпия". Ной не доверял
электрическим машинкам. Они продолжали злобно шуметь, когда кто-нибудь
делал паузу, чтобы привести в порядок свои мысли. И стоило кому-нибудь
положить руки на клавиши чтобы выдать очередную порцию яркой, бессмертной
прозы и на секунду остановиться, эта наглая тварь трещала, словно пулемет.
Ною не нравились электрические машинки, он не доверял им и не потерпел бы
в своем доме ни одно из этих бестолковых изделий...
Он замер, чувствуя, как в голову приходят безумные мысли. Он не мог
больше писать, он никогда больше не будет писать, но его машинка
продолжала весело стучать в комнате.
Ной заглянул в кабинет, хотя свет был выключен, он мог четко
различить ее силуэт на специальном столике, который он сделал собственными
руками - лунный свет беспрепятственно лился в окно. Он увидел, как
крохотные черные точки скакали вверх и вниз по клавишам. Они взлетали
вверх, вращаясь на фоне залитого лунным светом окна, затем исчезали в
темноте, потом снова взлетали, крутили сальто и снова падали в темноту. "В
моей пишущей машинке завелись блохи", - промелькнула в голове Ноя шальная
мысль.
А его "Олимпия" трещала, словно пулемет.
Маленькие черные точки скакали по клавишам, и машинка работала со
скоростью сто пятьдесят слов в минуту.
- Как пишется слово "некромант", с двумя "к"? - произнес высокий,
тонкий, писклявый голос.
До Ноя долетело сдавленное "ох!", словно кто-то со всего маха
врезался головой в дверь, потом, после секундной паузы, такой же высокий и
тонкий, но, может быть, не такой писклявый голос произнес: "С одним "к",
невежа!"
И машинка затрещала снова.
"Я, кажется, рехнулся", - еще одна шальная мысль промелькнула в
голове Ноя, в этой ситуации она была вполне уместна.
А потом Ной нажал выключатель, расположенный рядом с дверью.
Одиннадцать крошечных фигурок, каждая не больше двух дюймов, колотили
по клавишам.
Раскрыв от удивления рот, бывший анфан террибль застрял в двери.
- Выключи свет, идиот! - закричал один из коротышек, описав иммельман
и опустившись на клавишу, пока двое других, стоя друг у друга на плечах,
пытались перевести каретку.
- Выключи, педераст, выключи свет! - в унисон закричали еще трое,
прыгнув в разные стороны чтобы напечатать следующее слово.
Когда же Ной не пошевельнул и пальцем - он просто был не в силах
двинуться с места - самый высокий из них - два дюйма с четвертью -
подбоченясь соскочил на футляр машинки. Он уставился на Ноя и тонким,
высоким голосом крикнул: "Ах так! Кончай работу!"
Остальные десять дружно попрыгали с машинки. Они стояли на столике,
кто-то уже потирал голову, кто-то снял крохотную кепочку чтобы
помассировать залысины.
- Как вы думаете, нам удастся сегодня ночью написать десять тысяч
слов, если вы будете мешать нам? - с раздражением произнес этот самый
человечек, он по всей видимости, был у них за старшего.
"Я не могу спокойно взглянуть в такое будущее", - подумал Ной. - "Не
прошел и день, а у меня уже галлюцинации."
- Эй, Элф, не мог бы ты задвинуть эту дубину куда-нибудь подальше -
обратился к говорившему тот, кто был ниже всех ростом. - Мы не можем
продолжать, пока он не свалит.
Ной не понял ни слова из того, что он сказал, а самый высокий из
человечков взглянул на него и рявкнул: "Заткнись, Чарли!" Со своими
собратьями он говорил на таком-же жаргоне, но снова обратившись к Ною, он
перешел на безупречный литературный язык.
- Давайте решим все следующим образом, мистер Реймонд. У нас впереди
ночь работы, вы получите долгожданную историю, и никто из нас не будет
возражать, если нам удастся обойтись без объяснений.
Ной продолжал глядеть на него ничего не понимая. Потом он
почувствовал, как мурашки пробежали по всему телу.
- Садитесь, мистер Реймонд.
Он сел. На пол. Он не собирался садиться, однако неожиданно сделал
это, сел... на пол.
- Хорошо, - сказал Элф. - Конечно же вашим первым вопросом будет:
"Кто вы?" Такой же вопрос можем задать и мы: кто вы?
- Кончай болтать, Элф, - недовольно заворчал Чарли. - Отправь его
подальше, чтобы он не беспокоил нас.
- Ну и тип же ты, Чарли, - сказал Элф, взглянув на коротышку. - Тебе
лучше прикрыть хлебало пока я не спустился и не заткнул его сам.
Чарли буркнул что-то непристойное, потом сел на край стола и, свесив
ноги, стал, насвистывая, болтать ими в воздухе.
Элф снова повернулся к Ною.
- Вы, люди, мистер Реймонд, унаследовали Землю. Мы знаем о вас все,
что только можно было узнать. Ведь мы существуем гораздо дольше, чем вы.
Мы гремлины.
Ной сразу же поверил в это. Живыми, во плоти, перед перед ним стояли
представители "маленького народца", чье имя частенько употреблялось во
время Второй мировой; этот народец был виной всех поломок и неприятностей,
которые случались с авиацией союзников, и, особенно, англичан. Пилоты
рисовали их на своих эмблемах, никогда не смеялись над ними, и, наконец,
гремлины взялись за нацистов и помогли выиграть войну.
- Я... я однажды написал несколько рассказов о гремлинах, -
сдавленным, хрипящим голосом проговорил Ной.
- Именно поэтому мы наблюдали за вами, мистер Реймонд.
- Угу, наблюдали.
- Да, наблюдали за вами.
Чарли снова проворчал что-то неразборчивое, такие звуки в
представлении Ноя издавали ацтеки во время своих ритуальных плясок.
- Мы наблюдали за вами десять лет, с той самой поры как вы написали
свой первый рассказ. Для человека это была не такая уж плохая попытка
понять нас.
- Исторической информации о г-г-гремлинах не так уж много, - Ной
оторвался от стены, с трудом произнося магическое имя.
- У нас хорошая родословная. Мы прямые потомки ифритов.
- Но я думал, пилоты просто выдумали вас, чтобы объяснить все
неполадки, которые происходили во время битвы за Британию.
- Ерунда, - произнес Элф, а Чарли снова недовольно заворчал. - Первые
упоминания о нас появились в 1936 году, когда королевские военно-воздушные
силы размещались в Сирии. Мы в основном использовали ветер. Интересные
штучки вытворяли мы с их эскадрильями, когда они вылетали на маневры.
- Но вы действительно существуете, не так ли? - спросил Ной.
Чарли попытался что-то сказать, Элф повернулся к нему и рявкнул: "Да
заткнись же ты, Чарли!" Потом он снова перешел на литературный язык.
- Мы сильно заняты сегодня ночью, мистер Реймонд. Мы сможем обсудить
мифологию и реальность позже. Если вы посидите тихо, я прервусь ненадолго.
Ребята продолжат без меня, а я постараюсь объяснить вам столько всего,
сколько вы сможете переварить.
- М-м-м... конечно... продолжайте. Но, м-м, что вы здесь пишите?
- Как, я думал, вы поняли, мистер Реймонд. Мы пишем тот самый
сценарий для Би-би-си. С этого момента мы здесь для того, чтобы писать все
ваши произведения. Вы больше не можете делать это, и я не думаю, чтобы вы
возражали, если мы сохраним вашу всемирную репутацию.
Элф сунул два пальца в рот, оглушительно свистнул и прежде чем Ной
Реймонд смог сказать, что ему до слез стыдно за себя, они снова запрыгали
вверх и вниз по клавишам.
Боже мой, как они работали!
Теория Ницше объясняла это все. Ницше предполагал, что бог умирает,
если он теряет всех своих верующих. Вера поддерживает силу. Когда верующие
уходят к другому, новому, более сильному богу, вера в слабое божество
исчезает вместе с самим божеством. Так же было и с гремлинами. Они были
древней расой, их знали под разными именами - гоблины, эльфы, тролли...
феи. Но когда наступили тяжелые времена, к вершинам власти поднялись
технократы, и вера в магию исчезла, их не минула эта участь. День за днем
они гибли, целые племена сгинули с лица земли когда часть людей приняла
протестантизм.
Время от времени к ним возвращалась прежняя сила и они находили
методы привлекать себе верующих. Во время Второй мировой они изменились и
стали популярными у тех, кто поклонялся науке. Они стали эльфами
механической вселенной, гремлинами.
Но война закончилась, и люди снова потеряли веру.
Поэтому они искали того, кто поможет им вернуть все утерянное и
наткнулись на семнадцатилетнего Ноя Реймонда. Он быстро соображал, имел
богатое воображение, он верил. Поэтому они ждали. Несколько рассказов были
не очень хороши. Они ждали, когда появятся всемирно известные
произведения, которые поддержат их в это время страха перед будущим и
всеобщей автоматизации. Толкиен тоже внес свой вклад, но он был стар, они
знали что он не сможет сделать все один.
И той ночью, когда Ной Реймонд исписался, они уже ждали, отряд
коммандос, специально подготовленных для того, чтобы атаковать пишущую
машинку, броситься на работу в прямом смысле этого слова. Выносливые, не
знающие сантиментов гремлины с глазами цвета стали и яростным желанием
спасти свою расу. Каждый гремлин - тщательно отобранный ветеран смертельно
опасной работы. Каждый гремлин - доброволец. Каждый гремлин - специалист.
Элф возглавлял нападение на туалеты одного из военных заводов Круппа
в 1943 году.
Чарли вел саботаж на борту "Титаника" когда он отправлялся в свое
первое плавание 10 апреля 1912 года.
Тед работал в телефонной компании.
Берти работал на почте.
Крис делал кофе слишком горьким во всем западном полушарии.
Сент Джон руководил большим отрядом гремлинов, который усложнял речи
политиков не слишком крупного калибра.
А также и другие, а с ними резервы, тыловое обеспечение...
Все они были готовы двинуться в тот самый момент, когда Ной Реймонд
исписался.
И вот работа закипела.
Девятнадцать лет они каждый вечер приходили к пишущей машинке Ноя
Реймонда и работали с неизбывной энергией. Ной мог часами смотреть на то,
как они работают, удивляясь, какая чудовищная энергия тратится на
выживание, ставшее искусством.
Новые рассказы печатались на машинке Ноя, его известность росла, он
становился богаче, он смирился с этим, а количество произведений за его
подписью перевалило за четвертую сотню...
Но однажды вечером Элф с виноватым видом появился на футляре машинки,
держа кепочку в своих крохотных руках.
- Всему приходит конец, Ной, мы исписались.
- Но подожди, Элф, это невозможно. Вы можете найти новые таланты
чтобы все продолжалось. Я просто не могу поверить что у всех гремлинов
исчезли идеи.
- Видишь ли, Ной, дело обстоит не совсем так, - Элф смутился, он знал
что-то еще и не хотел этого выдавать.
- Послушай, Элф, - Ной положил руку на футляр ладонью вверх, чтобы он
мог взобраться на нее. - Мы знаем друг друга лет двадцать, так?
Человечек кивнул и взобрался на ладонь Ноя.
Он поднес его к глазам чтобы продолжить разговор в более интимной
обстановке.
- Я думаю, за эти двадцать лет мы научились хорошо понимать друг
друга, не так ли?
Элф кивнул.
- Мне кажется, я даже могу общаться с Чарли, когда его не слишком
беспокоит радикулит.
Элф снова кивнул.
- Дай Бог, ваши рассказы сделали мир гремлинов гораздо лучше. А я
внес свой вклад отдуваясь на лекциях, приемах и всех эти телешоу, не так
ли?
Элф кивнул еще раз.
- Тогда какого черта ты городишь эту ерунду, парень? Как у всех у вас
могут исчезнуть идеи?
Элф вздохнул и, глядя на свои ноги, обутые в тяжелые рабочие ботинки,
с большим трудом произнес:
- Знаешь, это не художественная литература.
- Не художественная литература? Тогда что это?
- История гремлинов. Все это правда.
- Но все это так фантастично.
- Такая вот интересная у нас жизнь.
- Но... но...
- Я никогда не говорил тебе, но это правда: у нас, гремлинов, нет
того, что вы называете воображением. Мы не можем ничего выдумывать. Мы
писали о том, что действительно происходило с нашим народом до
сегодняшнего дня, и нам... больше не о чем рассказывать.
Ной глядел на него, открыв от удивления рот.
- Какой ужас, - только и смог проговорить он.
- Не мне ли знать это, - Элф секунду помедлил, словно желая
прекратить разговор, но потом с решительным видом продолжил. - Я бы не
сказал это никому из людей, Ной, но ты не такой как другие, и мы с тобой
осушили не один кувшин пива, поэтому расскажу тебе все до конца.
- До конца?
- К сожалению, да. Мне жалко, но все это действует и в обратном
направлении. Чем больше люди верят в нас, тем больше мы, гремлины, верим в
людей. Но я боюсь, если не будет больше этих рассказов, гремлины начнут
думать, что вы не существуете и...
- Ты хочешь сказать, гремлины сейчас отвечают за то, что мы, люди,
существуем?
Элф взволнованно кивнул.
- Вот дерьмо, - вырвалось у Ноя.
- Такие вот здесь проблемы, - жалобно произнес Элф.
И так они сидели, крошечный гремлин на ладони человека и человек, чья
судьба была в руках гремлинов, и думали о том, чтобы до бесчувствия
напиться. Но они знали, что это не поможет. А если и поможет, то
ненадолго. За девятнадцать лет был пройден славный путь, но сейчас этот
набитый деньгами состав попал в заросший травой тупик.
И так, отчаявшись, они сидели почти всю ночь.
А потом, в три часа утра, Ной Реймонд неожиданно посмотрел на Элфа.
- Подожди, приятель. Дай-ка я посмотрю, все ли я правильно рассчитал:
если гремлины перестанут верить в людей, люди начнут исчезать... Так?
- Так.
- И если люди начнут исчезать, никто не сможет обеспечить
существование гремлинов и гремлины тоже начнут исчезать... Так?
- Так.
- А если мы сможем сочинять рассказы для гремлинов, это усилит их
веру в нас и решит все проблемы... Так?
- Так. Но только где мы возьмем так много рассказов?
- Я знаю где.
- Ты знаешь это? Ной, дружище, но ведь в реальной жизни все
по-другому. Свой последний рассказ ты написал девятнадцать лет назад.
- Но я знаю, что можно для этого использовать.
- Использовать для рассказов?
- Человеческая мифология очень похожа на историю гремлинов. Из нее
выйдет много рассказов. А мы сделаем так, чтобы они были похожи на правду.
Ной вышел в другую комнату, вернулся с книгой и открыл ее на первой
странице, заложил чистый лист бумаги в пишущую машинку, проверил ленту и
повернулся к Элфу.
- Это позволит нам продержаться несколько лет. А в это время мы
сможем искать писателя, который будет работать с нами.
А потом Ной начал первый абзац своего первого за девятнадцать лет
рассказа, рассказа который будет напечатан крохотным шрифтом на крохотных
страницах, чтобы его смогли прочитать крохотные человечки.
Он печатал: "Сначала Килрой создал небо и землю, и была она пустынна
и негде было взять добрый кувшинчик пива..."
- Мне это нравится, - сказал Элф, забыв свое правильное произношение.
- Все это чертовски клево.
А Чарли что-то довольно буркнул.
| [X] |