ХАРЛАН  ЭЛЛИСОН

 

                     В КРАЮ УЕДИНЕННОМ

 

                   Фантастический рассказ

 

                           "В краю уединенном он стоял,

                           И солнце было близкое и злое,

                           А он стоял, распятый среди скал,

                           Купаясь в звуках мира и покоя".

                                    Альфред, лорд Теннисон.

 

     Педерсон знал, что наступила ночь: смолкли арфосверчки.

Золотистый ореол солнечного тепла, окружавший его весь день,

растаял. Теперь он почувствовал холод тьмы.  Он был слеп, но

все же  мог  различать  изменения теней,  которые поселились

там, где раньше жили его глаза.

     - Претри, - позвал он в тишине.

     "Претри, Претри..." -  прокатилось  в  лунных  долинах,

убегая все дальше и дальше, к самому подножию небольшой горы.

     - Я здесь, старина Педерсон. Чего ты хочешь от меня?

     Ласковые интонации  в голосе чужака звучали успокаиваю-

ще. Хотя Педерсон никогда не видел худого и невероятно древ-

него джилкита,  он  провел  скрючеными  артритом пальцами по

безволосой каплеобразной голове,  осторожно нащупал глубокие

воронки впадин,  в  которых помещались глаза,  курносый нос,

тонкую, безгубую прорезь, являющуюся ртом.

     Педерсон знал  это  лицо так же хорошо,  как свое собс-

твенное, со всеми  морщинами,  впадинами,  выпуклостями.  Он

знал, что джилкит очень стар и никто из людей не смог бы вы-

разить его возраст в человеческом летоисчислении.

     - Ты не слышал, Сумеречный Человек уже идет?

     Претри вздохнул,  набрал побольше воздуха в  легкие,  и

Педерсон услышал неизбежное пощелкивание костей, когда чужак

присел на корточки возле надувного матраса старика.

     - Он идет, старина, только медленно, но идет. Имей тер-

пение.

     - Терпение,  - задумчиво хмыкнул Педерсон. - Терпения у

меня хватает, Претри, как хватило на все прочее. У меня было

достаточно времени  на все это,  но и терпение иссякает.  Ты

говоришь, он идет?

     - Идет, старина. Это только вопрос времени.

     - А голубые тени, Претри?

     - Они густые,  как мех в лунных долинах. Ночь приближа-

ется.

     - Луны взошли?

     Воздух вырвался из широких, ритуально разрезанных нозд-

рей.

     - Этой ночью их только две, - ответил чужак. - Тейсефей

и Теси стоят ниже горизонта.  Так что ночь наступает быстро.

Возможно, сегодняшней ночью, старина.

     - Возможно... - повторил Педерсон.

     - Имей же терпение.

 

                         *   *   *

 

     Педерсон не всегда отличался  терпением.  В  молодости,

когда кровь  бурлила в жилах,  он повздорил со своим папашей

пресви-баптистом и выбрал космос.  Он не верил в Рай,  Ад  и

аналогичные стражи Всеобщей Церкви.  Не тогда.  Позже, но не

тогда.

     Он исчез в космосе и прожил хорошие годы.

     Он медленно старел той здоровой старостью, какая встре-

чается у людей, всю жизнь проводивших в грязи и глухомани. И

еще он видел смерть, видел людей, которые умирали верующими,

и людей, которые умирали в безверии.

     Но со временем к нему пришло понимание, что он - один и

как нибудь однажды Сумеречный Человек может прийти и к нему.

     Он всегда был один.  Когда его поистрепало время  и  он

больше не  смог  водить  огромные  корабли  сквозь  звездные

пространства, он замкнулся в своем одиночестве.

     Он ушел и отыскал Джилку,  дни на которой теплы, а ночи

тихи, ибо его подкарауливала слепота,  а слабость предупреж-

дала о визите Сумеречного Человека.

     Слепота явилась следствием слишком большого числа  ста-

канчиков вина  и  шотландского  виски,  слишком  больших доз

жесткой радиаци, слишком долгих лет, когда он, прищуриваясь,

всматривался в беспредельность.

     Он стал слепцом,  неспособным зарабатывать себе на еду.

Так, в одиночестве,  он отыскал Джилку, как птица отыскивает

дерево, как умирающий от голода олень находит последний  ку-

сок коры, как вода утоляет жажду.

     Он отыскал место, где решил дождаться Сумеречного Чело-

века, но это место оказалось тем же, где его отыскал джилкит

Претри.

 

                         *   *   *

 

     Они сидели рядом и молчали, и многое не было произнесе-

но, но связывало их.

     - Претри?

     - Да, старина?

     - Я никогда не спрашивал,  куда ты уйдешь отсюда. Я по-

лагаю...

     Претри потянулся,  его коготь со  скрипом  прошелся  по

крышке стола.  Потом  чужак  вложил в руку Педерсона сосуд с

вином, разбавленным водой.

     - Я знаю, что ты имеешь в виду, старина. Я пробыл с то-

бой около двух жатв. Я и сейчас здесь. Или тебя это не удов-

летворяет?

     Две жатвы,  эквивалент четырех лет по земному  времяис-

числению. Джилкит  появился однажды на рассвете и стал прис-

луживаь слепому человеку.  Педерсон никогда не  спрашивал  о

причинах.

     Накануне он сражался с кофеваркой - он необычайно любил

заваренный старомодным способом кофе и брезговал пользовать-

ся кофейными брикетами - и возился с тепловым режимом  плит-

ки. А на следующий день в его распоряжении оказался нетребо-

вательный, бескорыстный,  человекоподобный слуга, с заботли-

востью и чувством собственного достоинства выполнявший любое

его желание.

     Это были взаимовыгодные отношения:  у него не было осо-

бых просьб к Претри,  а чужак ничего не требовал  взамен.  И

Педерсон был не в том положении, чтобы удивляться или вопро-

шать. Хотя порой он слышал сородичей Претри в  высоком  кус-

тарнике возле ручья в сезон жатвы,  джилкиты никогда не бро-

дили вблизи его хижины. Теперь же все близилось к концу.

     - С тобой мне было легче. Я благодарен тебе, Претри.

     Старик чувствовал,  что надо сказать это искренне,  без

приукрашиваний. Ласковое ворчание - признательность.

     - Педерсон,  старина, это я благодарен тебе за позволе-

ние остаться с тобой, - мягко сказал джилкит.

     Холодные капельки коснулись щеки Педерсона.  Сперва  он

подумал, чо это дождь,  но продолжения не последовало,  и он

спросил:

     - Что это было?

     Джилкит шевельнулся - Педерсон воспринял это как  приз-

нак смущения - и ответил:

     - Это слезы, старина, слезы моих глаз на тело твое.

     - Претри, погляди... - Педерсон замолчал.

     Он попытался успокоить свои чувства, понимая, что "пог-

ляди" было  неудачным  словом.  Он запнулся, в нем трепетали

эмоции, которые, как он считал, давно уже отмерли.

     - Тебе не следует расстраиваться, Претри. Я пожил хоро-

шую жизнь, и Сумеречный Человек меня не страшит.

     Его голос  звучал  добро, вот только связки с возрастом

стали пошаливать.

     - Мой народ не знает печали,  Педерсон.  Мы знаем лаго-

дарность, товарищество, красоту, но не печаль. Это серьезный

недостаток, как ты объяснял мне,  но мы не тоскуем по тьме и

забвению. Мои слезы - это благодарность за твою доброту.

     - Доброту?

     - За позволение остаться с тобой.

     Старик молчал, ожидая. Он не понимал. Чужак сам отыскал

его, присутствие Претри облегчило его жизнь в последние  го-

ды, он был благодарен и достаточно мудр,  чтобы хранить мол-

чание.

     Они сидели,  думая каждый о своем,  и Педерсон мысленно

отделял пшеницу достижений от плевел  жизненных  потерь.  Он

воскрешал дни одиночества на огромных кораблях и то,  как он

поначалу смеялся при мысли о религии своего отца, как смеял-

ся над словами отца об одиночестве.

     - Нет человека, который мог бы идти по дороге без това-

рища, Уилл, - сказал отец.

     Тогда он смеялся,  хвастаясь, что он - одиночка, но те-

перь, ощущая   неописуемую  теплоту  от  присутствия  чужака

здесь, рядом с ним, он понял правду.

     Слова отца  были  верны.  Хорошо иметь друга,  особенно

когда приближается Сумеречный Человек.  Странно, что он знал

это и воспринимал с такой спокойной уверенностью, но так оно

и было. Он знал и безмятежно ждал.

     Немного погодя с высоких Голубых Гор спустился холод, и

Претри достал лечебную шаль.  Он укутал худые плечи старика,

ласково касаясь их,  и снова подогнул свои ноги с тремя сус-

тавами.

     - Не знаю,  Претри,  - задумчиво произнес Педерсон. Это

не было ответом,  но не было и вопросом. - Я просто не знаю.

Или же  это - плата за все остальное?  Время,  пространство,

люди, которых я знал,  одиночки, которые умирали, умирающие,

которые никогда не были одинокими.

     - Всем людям знакома эта боль,  старина,  -  философски

заметил  Претри и сделал глубокий вдох.

     - Я никогда не думал,  что в ком-то нуждаюсь. Я многому

научился.

     - Одиночка никогда не знает этого, - ответил чужак.

     Педерсон слегка подучил его, и Прери разговаривал с ним

по-английски. Эо была одна из многих странностей, касавшихся

джилкитов, но  Педерсон  не  стал задавать вопросов.  В этом

секторе пространства побывало множество миссионеров и космо-

навтов.

     - Каждый в ком-то нуждается, - заметил Педерсон.

     - У  тебя будет возможность проверить это,  - с нажимом

сказал Претри,  потом добавил:  - Может,  ты это узнаешь.  -

Внезапно чужак напрягся, его коготь коснулся руки старика. -

Он пришел, Педерсон, старина.

     Трепет предвкушения и дрожь,  близкая к испугу, сопутс-

твовали этому.  Седые волосы Педерсона поднялись и, несмотря

на тепло шали, он почувствовал холод.

     - Он пришел?

     - Он здесь.

     Они оба осознавали это,  потому что Педерсон чувствовал

это через  осознание  сидевшего рядом джилкита,  он научился

воспринимть настроение чужака,  но и Претри столь же глубоко

погружался в его собственные.

     - Сумеречный Человек, - тихо произнес Педерсон в ночном

воздухе, и лунные долины не отозвались. - Я готов.

     Он вытянул левую руку для рукопожатия.  Сосуд с  вином,

который был в другой руке,  он отставил.  Незаметно возникло

ощущение тяжести. Это было так, словно кто-то подал ему руку

в ответ. Тогда, подумав, что он уже собирается уходить один,

он сказал:

     - Прощай, Претри, друг мой.

     Но слова чужака, сидевшего рядом, оказались неожиданны-

ми. Голос джилкита донесся до него как сквозь мягко опускаю-

щийся плотный туман:

     - Мы пойдем вместе,  дружище Педерсон. Сумеречный Чело-

век приходит ко всем народам. Как же можешь ты оставить меня

одного? Ведь каждый нуждается в ком-то еще.  Я здесь,  Суме-

речный Человек. Я не один.

     Удивительно, но Педерсон знал, что клешня джилкита про-

тянута к нему, и схватил ее. Потом закрыл слепые глаза.

     После долгого перерыва звук арфосверчков прозвучал нем-

ного выше, а на пороге перед хижиной было молчание мира.

     Ночь дошла до края уединенного, ночь, но не тьма.