Николай ДОМБРОВСКИЙ
СУДЬБА ХАЙДА
Научно-фантастический рассказ
"Человек использует лишь ничтожнейшую часть тех возможностей, что в
нем заложены от рождения, - объяснял нам круглый маленький человечек,
уютно расположившийся в углу дивана с чашкой чая в руке. - Нам трудно себе
представить, какие залежи ловкости, мощи и гения в нас таятся".
"Мы слегка о том наслышаны, - отвечал мой друг, слабо улыбнувшись. -
В дни моей юности, только и было разговоров, что о скорочтении, гипеопедии
и возможности временно превратиться в гения под действием гипноза".
"Да, но вы забываете, - воодушевленно продолжал наш собеседник, - о
давно установленных фактах о лунатиках, в трансе совершавших чудеса
ловкости и храбрости, о многих случаях, когда самозабвение и подъем
наделяли людей фантастической силой и выносливостью".
"И это было, - подтвердил мой друг, подливая себе чаю, - все журналы
были заполнены различными мнениями на этот счет. Но потом все это как-то
улеглось, и мы читаем о деяниях того или иного йога вполне хладнокровно".
"И вы ни разу не попытались испробовать все это на себе? - испытующе,
сощурившись, спросил человечек. - Ни разу не захотели воспарить как птица
над привычно средним уровнем своих способностей?"
"Ну... - замялся мой приятель, - всякое бывало. Это, в некотором
роде, даже стимул к работе - то, что в тебе таится нечто тебе самому еще
не ведомое. В молодости, конечно. Потом все образовалось, стало на свои
места".
"Да, для того, чтобы не разувериться в успехе, надо пользоваться
точными и выверенными методиками, - проговорил наш сосед, в задумчивости
протирая очки. - Точными и выверенными, а также изрядно сдобренными
прикосновением нашей собственной творческой сообразительности. Каждый
человек - уникум в своем роде, и то, что годится для одного, вследствие
субъективных различий, не подойдет для другого. Надо подобрать свой
собственный вариант, а это не просто, скажу я вам, ох, не просто".
"А вы, что же, добились каких-то результатов?" - спросил мой друг
скорее ради того, чтобы поддержать разговор, чем из любопытства. В ответ
наш собеседник быстро огляделся по сторонам и, убедившись, что в этом
уголке летней веранды никого, кроме нас, не было, вдруг напряженно застыл,
согнувшись в неудобной позе, вывернув локти и уперев руки в колени. Черты
его лица затвердели и обострились, добродушные, близоруко сощуренные
глазки остановились, потемнели и сделались какими-то плоскими. Словно
распираемый какой-то чудовищной силой, он начал медленно разгибаться и
вдруг с коротким криком обрушил свою руку в быстром, как молния, движении
на стеклянный сифон. Массивный сосуд раскололся со звучным щелчком, нижняя
половина его так и осталась стоять на краю стола, тогда как верхняя
рассыпалась по полу в луже газированной воды.
"Простите, пожалуйста, небольшая неприятность", - принялся он
объяснять прибежавшей официантке, медленно возвращаясь в прежнее
состояние. Та недоверчиво на него посмотрела, подбирая осколки, но спорить
не стала.
"Дайте взглянуть", - попросил мой друг по ее уходе. Он некоторое
время вертел во все стороны пухлую ладошку толстячка, затем со вздохом ее
отпустил.
"Не пойму, в чем тут фокус".
"А фокуса никакого нет, - воскликнул толстячок радостно. - Просто в
одном человеке живут и сосуществуют множество других людей и даже не
людей, а диких тварей, о многих из которых мы не имеем ни малейшего
понятия. В простейшем виде это изложено у Сагана, в его "Драконах рая", но
на самом деле, это гораздо сложнее. Так вот, весь фокус в том, чтобы на
время в одного из них превратиться, вызвать его из того мира множества
превращений, что лежит на миллионы лет за нами. Это все".
"Да, теоретически".
"Ну а практически это требует затраты колоссального труда,
колоссальнейшего! Но результат окупается сторицей. Человек становится
истинным хозяином сам себе и получает в свою власть новый материал для
творения. Кроме того, ему не грозят никакие внешние перемены - он всегда
готов к ним адаптироваться и противостоять. Представьте только: я в одном
лице врач-педиатр, друг детей, добрый доктор, и в то же время
неуязвимейший, кровожаднейший и опаснейший зверь, который когда либо
существовал на Земле".
Он в изумлении развел руками, добродушно рассмеявшись. Невольно
заулыбался и я, глядя на его простую, излучавшую доброту и
благожелательность физиономию. Не улыбался только мой друг. В молчании
допив свой чай, он встал из-за стола, сдержанно попрощался с доктором и,
лишь когда мы прошагали три или четыре квартала, задумчиво произнес:
"Это настолько ненатурально, что повергает в смутную жуть".
"Почему же? - возразил я. - Это еще одно из доказательств
превосходства духа над материей, еще одна победа человеческого разума,
открывающая путь к невиданным возможностям!"
"Что-то за последнее время было разведано слишком много этих путей к
безграничным возможностям, - мрачно заметил мой друг, - и в конце каждой
из них открывалась пропасть. Попомни мое слово: то, что поражает нас своей
ненатуральностью, в конечном счете принесет нам зло. Странно, но это факт.
В нас заложен здоровый инстинкт выбирать между злом и благом по их
созвучию с природой, с жизнью, со здоровой психикой. Все, что выделяется
из этого круга, несет в себе смерть и разрушение, как бы ни было
восхитительно на первый взгляд. Критерий этот необъясним, но слава богу,
что он существует".
И больше не сказал ни слова, погрузившись в свои мрачные мысли.
Несколько лет я не встречал своего друга, судьба разбросала нас в
разные стороны, и мне не довелось услышать конец его рассуждений о
маленьком докторе, встреченном нами на открытой веранде.
Но та же судьба неведомыми путями вернула меня вновь к событиям того
майского утра. Однажды вечером, мое внимание привлек уголок цветной
обложки, выглядывающий из-под стопки учебников моего сына. Приподняв их, я
увидел, что это был цветной снимок на обложке, где дюжий японец с
остекленелыми глазами разбивал бутылку ребром ладони. Это сразу же
напомнило мне о нашем прежнем знакомце. Раскрыв книгу, я увидел, что это
был учебник каратэ, который бог волею своей повелел написать Ясукоро
Судзуки. Что тот и исполнил, следуя божественному предначертанию. Первая и
самая главная мысль этой книги гласила: "Ты должен перестать быть самим
собой, потерять облик свой и соображение, от всего отрешиться и ничего не
воспринимать, пока тобою владеет дух каратэ. Пока ты не человек, ты
неуязвим и неодолим для тех, в ком еще осталось что-то человеческое, ты
дух. Будь в тебе хоть отблеск сознания, хоть крупица мысли, противостоящая
инстинктам, они никогда не сделали бы тебя столь резким и быстрым. Человек
в трансе каратэ полностью сливается с богом и той лишь божественной воле
послушается. Слушайте все! Примите учение каратэ и воссоединитесь с Тем
Кто Над Нами!"
Я спросил у сына, что это за книга. Он ответил, что это учебник, по
которому они учатся приемам и стойкам каратэ, и он выучил наизусть четыре
стойки и двадцать один прием, но еще путается в названиях. Он был слишком
слаб в английском, чтобы прочитать введение, а я, естественно, не стал ему
переводить. Пусть себе резвится, называя "каратэ" то, что на самом деле
нечто вроде разновидности таиландского бокса, где боксируют и руками и
ногами. Вся суть каратэ - в этом чудовищном трансе. Без него все это
просто более-менее безобидный набор приемов, не слишком эффективных для
среднего человека. Это заставило меня задуматься о встреченном нами
человеке, которому, по-видимому, удалось развить в себе способность при
желании входить в состояние такого транса. Я решил написать об этом своему
другу в город, где мы пили чай на веранде. Я все еще собирался это
сделать, когда нежданная телеграмма, перечеркнув все планы, позвала меня в
дорогу.
Она гласила: "Попал в больницу с тяжелыми ранениями. Приезжай.
Александр".
Когда я вошел в палату, куда положили моего друга, приведшая меня
сестра напомнила: "Пожалуйста, недолго, он все еще очень слаб".
Он действительно был очень слаб и измучен постоянными болями от своих
ран. Голова его была вся обмотана бинтами, рука в гипсе. При виде меня его
потухшие глаза прояснились, он указал на стул и быстро заговорил:
- Хорошо, что ты приехал. Я никому еще не говорил - мне все равно бы
никто не поверил, но тебе скажу. Это был тот самый доктор, помнишь? Он,
по-видимому, живет здесь, в этом городе. Однажды ночью он вырос передо
мной на пустынной улице, с обезьяньей ловкостью выпрыгнув из нависших
ветвей. Некоторое время он паясничал, раскачиваясь передо мной и скаля
зубы, а затем последовал удар. Это был страшный удар, который бы отправил
меня на тот свет, не будь я столь удачлив, чтобы частично его отразить.
Затем удары посыпались как град. Я пытался отвечать, да куда там. Это было
то же самое, что противодействовать ожившей чугунной статуе. Он не из
человеческой плоти был в этот момент, его тело было как чугун, как бетон
под слоем упругого пластика.
Не помню, как меня нашли и как сюда доставили. Всем говорю, что в
темноте на меня напали пьяные хулиганы. Но мы то с вами знаем правду. Я
очень злился на него первые дни. Готов был подвергнуть всем видам
мучительнейших казней, известных в истории человечества. Но постепенно во
мне восторжествовал философский взгляд на вещи, и я этому рад - это
значит, что контроль над собой восстановлен, поэтому я не считаю, что
доктор сознательно так уж виноват. Виноват он только в том, что взлелеял и
выпестовал ту безмозглую и жестокую тварь, которая стала его вторым Я и
самого готова ужалить из злости. Я поручаю вам его найти и сообщить, в
кого он превратился. Возможно, в спокойной обстановке вы вместе обдумаете,
что делать дальше. Я же считаю, что доктору следует категорически
отказаться от всех своих вхождений в транс и обеими руками держаться за
свое привычное духовное Я. Стоит ему от него отдалиться, и катастрофа
неизбежна. Иди же.
Я нашел доктора во второй из посещенных мной детских поликлиник. При
описании его внешности и медсестры и ординаторы дружно заулыбались.
- Да, это он, - сказали они. - Скоро закончится прием, и вы сможете
поговорить.
Я подождал в вестибюле, пока доктор своей семенящей походкой как
колобок выкатился из коридора. Меня он вначале не узнал, а узнав,
обрадовался.
- Как же, как же, помню! И разговор наш и сифон. Кстати, с вами
вместе еще друг был, как он сейчас?
Терпеливо я объяснил, что друг мой сейчас в больнице и доктору это
должно было быть известно лучше, чем кому бы то ни было, не будь здесь
некоторых обстоятельств, связанных с его личностью. Первую минуту доктор
сидел убитый и подавленный неожиданностью случившегося и тяжестью
предъявленного ему обвинения. Затем глухим голосом он спросил:
- А вы уверены, что это было так, а не иначе?
Я не ответил, ответ он знал наперед и спросил просто так, в слепой и
безумной надежде, которой не суждено было сбыться. Он вновь уронил голову
на руки и застыл, на этот раз надолго.
Я уже начал чувствовать себя неуютно, опасаясь, что все это может
закончиться еще каким-нибудь неожиданным трансом, когда он резко поднял
голову:
- Но что же мне делать, боже мой! Идти написать заявление, но любой
следователь будет выспрашивать меня о мотивах и был ли я пьян: что скажу я
на это? Буду пытаться все объяснить? Для суда это несущественно и
невразумительно.
Я сообщил ему о словах моего друга.
- Я сам уже думал об этом, боже мой! Во мне давно зародилось страшное
подозрение, что я начинаю терять над собой контроль, но я не верил. Я был
слишком упоен собственным всемогуществом. А теперь эти звери, эти исчадия,
что я сам с таким старанием и прилежанием вызвал из тьмы, взяли надо мной
верх, властвуют в моем теле, как в своем собственном, и заставляют меня
трепетать от страха перед будущим. Раньше я смеялся над своими страхами,
теперь я в отчаянье. Может ли что-либо меня спасти?
Я неуверенно ему намекнул, что если он оставит свои метаморфозы, то
понемногу вернется в свое собственное Я.
- Знаю, знаю! - стонал он в отчаянье. - Но, когда случилось это
ужасное происшествие с вашим другом, я не вводил себя в транс сознательно.
- Как же это произошло?
- Я лег спать, - продолжал он, чуть не плача, - а проснулся с ногами
на подушке и с одной или двумя ссадинами на теле. Я много чего передумал
по этому поводу, в наивности даже полагал, что просто падал во сне с
кровати, но страшная правда открылась мне лишь сегодня. Боже! Это лежит
вне сил человеческих, прикасаться к столь темным силам. Даже Геракл у
древних греков не смог снести свое пребывание в Царстве Теней, сошел с ума
после этого и убил своих детей. Что же будет со мной, что будет!
- Не надо отчаиваться, - попробовал я его успокоить. - Сосредоточтесь
на своем Я, том Я, которым вы были до этого злосчастного увлечения.
Свяжите себя с ним вновь тысячами разорванных нитей, воспоминаний, надежд,
забот, и они не дадут вам сорваться в бездну.
- Да, - ответил доктор неуверенно. - Иного пути у меня нет. Я должен
попытаться.
Боюсь, что я оказался непреднамеренной причиной его безвременной
смерти, так как ежедневно ему звонил, расспрашивая о достигнутых успехах и
сообщая о состоянии товарища. Мой звонок, вероятно, звучал для него как
труба, а напоминание о зле, которое он причинил, отзывалось болью в его
любвеобильном сердце педиатра. Он ни разу ночью не покинул своего дома.
Окна его оставались заклеенными, заколоченными и запечатанными, как он сам
это сделал из предосторожности.
Несмотря на это, он каждый день сообщал мне, что во сне с ним
случался транс и, не в силах с собою совладать, он выходил на улицу, где
убивал и калечил прохожих. Нетронутые окна принесли ему лишь временное
облегчение, а затем он начал подозревать, что выбирается на улицу каким-то
иным способом. Он все вечера проводил в попытках обезопасить себя от
подобных вылазок, оставляя отметки и натягивая нити против всех дверей и
оконных рам, а утром с трепетом замечал, что некоторые из них как будто бы
переменили положение, подозревая, что хитрая тварь сумела восстановить их
прежний порядок после своего возвращения. Даже их полная целостность не
убеждала его в том, что он не прошатался всю ночь по улицам, как слепая и
неотвратимая машина убийства. В ужасе осматривал он свои руки, тщетно
вопрошая, что сделали они за ночь.
Однажды утром он был найден на своей постели мертвым; врачи
констатировали, что смерть наступила от сильнейших душевных потрясений,
одним из которых мог быть страх.
Мой друг, совершенно почти оправившийся, с грустным и суровым видом
выслушав мой взволнованный рассказ, долго смотрел в окно, барабаня
пальцами по стеклу.
Я вернулся домой. Через полгода мне пришло письмо. Мой друг сообщал:
"Произошла странная вещь. Нашлась автомашина, сбившая, меня в ту
ночь, когда я был ранен. Шофер, налетев на меня, удрал с места
происшествия, и только теперь видевшая все это старуха вернулась от
дочери, к которой она уехала в то утро, и рассказала правду. По-видимому,
доктор явился ко мне в горячечном бреду, вызванном травмой черепа. Боюсь,
что мы с ним поторопились.
Мне очень жаль".
__________________________________________________________________________
Ф22. Фантастика-84: Сборник научно-фантастических повестей,
рассказов и очерков / Сост. С. Ахметов; Худож. Р. Авотин. - М.: Мол.
гвардия, 1984. - 350 с., ил.
В пер.: 1 р. 70 к. 100 000 экз., в обл.: 1 р. 60 к. 100 000 экз.
Традиционный молодогвардейский сборник научно-фантастических
повестей, рассказов, очерков и статей.
С о д е р ж а н и е: ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ: Михаил Грешнов.
Саган-Далинь; Юрий Медведев. Любовь к Паганини; Владимир Щербаков.
Тень в круге; Игорь Мартьянов. Их погубила Луна!; Людмила
Овсянникова. Машина счастья; Юрий Моисеев. Право на гиперболу; Эрнест
Маринин. Послезавтрашние хлопоты; Геннадий Разумов. За лесом, у
моря...; Станислав Гагарин. Агасфер из созвездия Лебедя; Спартак
Ахметов. Шок; Николай Домбровский. Судьба хайда; Светлана Ягупова.
Берегиня; Юрий Линник. Смолевка; Адлер Тимергалин. По дороге домой;
Владимир Мирнев. Телепатический полет; Александр Петрин. Василь Фомич
и ЭВМ; Похождения робота. ГОЛОСА МОЛОДЫХ: Людмила Свешникова. Как
перехитрить боль; Александр Потупа. Эффект Лакимэна; Виктор Савченко.
Гостинец для президента; Виктор Качалин. И если это повторится...;
Сергей Могилевцев. Память; Сергей Смирнов. Заметки о Белозерове; Юрий
Кириллов, Виктор Адаменко. Погоня. ШКОЛА МАСТЕРОВ: Иван Тургенев.
Песнь торжествующей любви. Гости Фантастики: Айзек Азимов. Секретная
миссия. НЕВЕДОМОЕ: БОРЬБА И ПОИСК: Леонид Кузнецов. Операция без
ножа?; Александр Плужников. Биолокация - не миф!; Борис Горбунов,
Мириам Левина. Метеотрон - машина погоды; Виктор Ягодинский. Часы
внутри нас; Валерий Родиков. Слышим ли мы радиоволны. МЕЧТА
ПРОКЛАДЫВАЕТ ПУТЬ: Светлана Беляева. Звезда мерцает за окном...
ИБ № 3884
Редактор В. Фалеев. Художественный редактор Б. Федотов.
Технический редактор Е. Брауде. Корректоры И. Тарасова, А. Долидзе.
__________________________________________________________________________
Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 17.07.2003
О найденных в тексте ошибках сообщать по почте: [email protected]
Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/