Игорь Дручин

                             Древняя музыка Земли

      OCR & SpellCheck: Svan
      http://svany.narod.ru


      Осторожно! - крикнул Самсонов, но было уже поздно. Керн  высыпался  из
стакана и возле ящика образовалась бесформенная кучка алеврита,  мельчайшей,
словно мука, кварцевой пыли, из которой торчали  тонкие  пластинки  слоистой
глины.
      - Эх, вы! - геолог не скрывал своей досады. - Всего  несколько  метров
оставалось! Дальше было бы легче!
      - Будем начинать  с  нуля,  начальник?  -  неунывающим  тоном  спросил
Смолкин, хитро щуря черные озороватые глаза.
      - Сколько можно! Мне эта скважина уже  поперек  горла  стала!  И  план
трещит по всем швам! - геолог взъярился не только от очередной  неудачи,  но
и от несерьезности Смолкина, играющего в этакого бесшабашного  работягу,  да
еще выкопавшего из старых детективов это обидное обращение "начальник".
      - А если искривить скважину  и  пройти  этот  интервал  заново?  Потом
можно сбить разрез по прослойкам, - рассудительно предложил Субботин.
      Аркадий Михайлович подумал, поморщился и махнул рукой.
      - Давайте! Это, конечно, не то. Геофизики озвереют, когда  узнают,  но
другого выхода не остается. Пятая дырка на этом месте!
      - С чего им звереть, Аркадий Михайлович?
      Геолог обернулся  и  увидел  рослого  крепыша  с  правильным  овальным
лицом, с высоким лбом, с густыми, беспорядочно растущими бровями и  длинными
ресницами, придающими лицу не то наивное, не то задумчивое выражение.  Рядом
стояла  девушка,  миловидная  и  стройная,  в  таком  же,  как   и   парень,
голубоватом  комбинезоне,  с   коротко   остриженными   светлыми   волосами,
схваченными голубой, в тон  комбинезону,  косынкой,  из-под  которой  упрямо
выбивалась  золотистая  прядка.  Девушку  звали  Майей.  Это  запомнилось  с
первого знакомства. С  парнями  сложнее.  Как  все  малознакомые  люди,  они
казались  ему  похожими  друг  на  друга,  и  это  сходство   подчеркивалось
гармонично  развитыми  фигурами  и  щегольскими  космическими  костюмами,  с
которых были убраны детали, не нужные здесь, на Земле.  Сначала  он  выделил
Смолкина, поскольку тот был пониже ростом и вполне оправдывал  свою  фамилию
смуглостью лица,  иссиня-черными  волосами  и  темными  цыганскими  глазами.
Сегодня, находясь на скважине,  он  запомнил  Субботина,  рассудительного  и
собранного, к тому же он был геологом  по  профессии.  Значит,  пришедший  -
геофизик, кажется, Александр. Да, Александр Макаров!  Саша,  как  зовут  его
товарищи...
      - Очень хорошо, что вы собрались вместе, -  геолог  явно  оставил  без
внимания вопрос Макарова. - Объясню еще раз. Мне нужен  непрерывный  разрез,
со  стопроцентным  выходом  керна,  причем  с  ненарушенной   структурой   и
совершенно точно ориентированный по странам света. Сверху  донизу,  по  всей
этой  слоистой  толще.  Здесь,  в  этой  точке,  а  не  на  другом  участке!
Возможности станка позволяют. Это ваш станок! Вы его  должны  хорошо  знать!
Мне  о  вас  из  Центра  космических  исследований  дали   самую   блестящую
характеристику. Шестой курс,  специализированная  самостоятельная  практика!
Без пяти минут инженеры! Поймите,  здесь  наиболее  полный  разрез  верхнего
палеогена, и скважина бурится для специальных  палеомагнитных  исследований.
То,  что  предлагает  Субботин,   -   компромисс!   Это   озерно-алювиальные
отложения, и они не выдержаны по простиранию. Как раз на этой  глубине,  где
вы рассыпали керн, чувствуется влияние течений. Неважно, связаны  ли  они  с
рекой, существовавшей в то время, или это подводные потоки  в  самом  озере!
Там, где есть течения, существуют неровности дна. Если рядом  окажется  яма,
то один и тот же слой глины может отлагаться и на ее дне, и на  ее  склонах.
Значит, и залегать этот слой будет на различной глубине, пусть с разницей  в
полметра, в метр, но попробуйте увязать разрез с абсолютной  достоверностью!
Одно дело, когда мы последовательно, слой за слоем, поднимаем керн из  одной
точки.  Тогда  сохраняется  последовательность  напластований...  В   общем,
бурите. Что теперь делать?
      Геолог отошел  от  станка,  сел  на  пустой  керновый  ящик  и,  чтобы
скоротать время, принялся описывать  поднятые  за  последнюю  смену  породы.
Время от времени он поглядывал на буровиков. Станок,  конечно,  отличный,  с
программным управлением, с набором буровых наконечников различных  типов,  с
оборудованием, которое позволяет вести бурение практически  всеми  мыслимыми
способами.   Немало   хлопот   стоило   ему   заполучить   эту    установку,
предназначенную для космических исследований. Он поставил на  нее  лучшую  в
экспедиции буровую бригаду, но она не смогла пройти без  потерь  и  тридцати
метров. Разрез слишком каверзный, керн постоянно сыпался, да  и  требовалось
время  на  освоение  станка,  а  его  не  хватало.  Пришлось  обращаться   в
космоцентр за помощью на следующий день появились эти...
      - Аркадий Михайлович!
      Самсонов поднялся и подошел к станку.
      - Ну?
      - Мы тут прикинули. Чтобы была гарантия, что  структура  не  нарушена,
отклонение ствола скважины должно быть не менее трех  метров.  Если  поднять
трубы на двадцать метров, отклонение ствола составит десять  градусов,  если
на тридцать, - то шесть. А выше поднимать нет смысла. Проще начать снова.
      - Отклонение не должно превышать одного-двух градусов!
      - Тогда ничего не выйдет.
      - Проходите на расстоянии одного метра от старого ствола скважины  или
даже меньше.
      - Нарушится структура, - возразил Саша. - Мы посчитали.
      - Черт  с  ней,  -  решил  геолог.  -  Лишь  бы   порядок   прослойков
сохранился!
      Он достал сигарету и закурил.  Это  была  их  вторая  скважина...  Три
попытки делал он со своей бригадой. Полмесяца безрезультатной  работы!  Есть
от чего прийти в уныние, а тут еще сомнения...
      Буровая наконец заработала. Поползли вверх обсадные  трубы.  Со  смены
никто не ушел, так и работают вчетвером. Работают слаженно, будто всю  жизнь
только тем и занимались...
      Геолог  вернулся  к  керновым  ящикам,  но  работа  не  клеилась,   он
поминутно  поглядывал  на  буровую.  Сомнения  начались  после  разговора  с
космоцентром. Его  предупредили,  что  специалистами  со  стажем  бурения  в
земных условиях они  не  располагают,  могут  послать  практикантов,  хорошо
знакомых с техникой. Он согласился, полагая,  что  будут  инженеры-буровики,
но когда увидел среди парней девушку, вопрос невольно сорвался с языка:
      - А вы кто?
      - Биолог. - Она ответила без тени сомнения, будто  работа  на  буровой
установке для биолога - обычное дело. - Кстати,  мне  можно  будет  отбирать
образцы на спорово-пыльцевой и палеокарпологический анализы с  тех  скважин,
которые мы будем бурить?
      - Нет! Мне нужен весь керн до последней крошки!
      - Как же быть? Должна же я, как биолог, собрать материал для  диплома.
Мне сказали, что геологи охотно дают образцы.
      - Отберете из скважин, которые бурят наши станки.
      - Но у нас шестичасовые смены  и,  боюсь,  у  меня  не  будет  времени
ездить.
      - Как-нибудь образуется!
      - Во  всем  предпочитаю  определенность.  Она  смотрела  на   него   с
любопытством, ничуть не обижаясь на отказ, но и не теряя надежды убедить.  -
Я,  конечно,  могу  собрать  комплекс  современной  флоры,  но  работать   в
геологии - и не попытаться познакомиться с ископаемой...
      По ее  напористому  тону  и  выражению  глаз  он  понял,  что  она  не
отступится, пока интересующий ее вопрос не решится. И потом,  действительно,
если она будет работать, когда ей собирать материал? При переездах  с  точки
на точку? Слабая надежда!
      - Хорошо. Я дам задание техникам. Они отберут. Много вам?
      - Чем  больше,  тем  лучше.  Думаю,  пятьсот-шестьсот  образцов   меня
удовлетворит.
      - Шутите! Мы сами отбираем около этого, а то и меньше за  весь  сезон.
Вы знаете, сколько времени вам потребуется, чтобы их обработать?
      - Месяца три.
      - Вы думаете, что говорите? У нас целая лаборатория сидит полгода  над
таким количеством, а вы одна...
      - По-видимому, в вашей лаборатории несовершенная техника.  Электроника
это делает лучше и  быстрее.  Выделение  из  породы  спор,  пыльцы  и  семян
растений и их опознание у нас производятся на  палеоботаническом  комплексе.
Мне    останется    систематизация    материала,     отстройка     диаграмм,
спорово-пыльцевых спектров, словом, обработка и выводы.
      Он  мгновенно  оценил  ситуацию.  При  таких  темпах  можно   получить
результаты в  феврале,  может  быть,  в  начале  марта.  До  выезда  в  поле
останется время на  увязку  и  уточнение  геологических  разрезов  с  учетом
палеоботанических данных. Это редкостная удача.
      - Договорились. Будем отбирать параллельно. Сколько  себе,  столько  и
вам. Только я тоже люблю определенность. Когда будут результаты?
      Девушка прикинула в уме, поправила прядку волос и сказала внятно:
      - Десятого января.
      - Я не слышал того, что вы сказали, -  усмехнулся  он  недоверчиво.  -
Меня устроит первое марта, но чтобы точно!
      - Вы напрасно, -  вмешался  один  из  парней.  -  Если  Майка  сказала
десятого, значит, так и будет.
      - С вашей горы виднее, - сказал он благодушно и  пошутил:  -  А  вы  -
тоже биологи?
      Его вопрос вызвал цепную реакцию. ОЕИ представились: геолог,  геофизик
и  механик-водитель.  Ни  одного  буровика!  Хорошее  настроение   мгновенно
улетучилось. Они это почувствовали.
      - Да вы не беспокойтесь. Станок мы акаем.  И  опять  эта  уверенность,
если не самоуверенность. Может быть, и с  анализами  только  одни  обещания?
Только зачем им  это?  Именно  тогда  и  возник  у  него  барьер  неприятия.
Раздираемый сомнениями, он ушел, оставив  их  на  попечение  прораба.  Через
полчаса,  поставив  палатку,  они  пошли  на  буровую,  а  часа  через   два
потребовали точку и инструкций. Его недоверие не рассеялось и  тогда,  когда
они прошли четвертичку, обсадили трубы и начали проходку стаканом,  поднимая
полуметровые интервалы слоистых глин и аккуратно укладывая их в  специальные
патроны. Проходку они вели осторожно, неторопливо  обсуждая  каждую  деталь,
но к утру достигли глубины сорока метров, миновав тот злополучный  горизонт,
на котором засела его лучшая бригада, и, хотя он придирчиво осмотрел  каждый
интервал, все оказалось в идеальном порядке. У него забрезжила  надежда,  но
когда к  обеду  они  прошли  пятьдесят  семь  метров,  мощность  алевритовых
прослойков резко возросла и первый  же  стакан,  поднятый  с  этой  глубины,
развеял иллюзии. Он оказался наполовину  пуст,  и  это  значило,  что  часть
керна потеряна, а непрерывность разреза нарушена.  Самсонов  хмуро  осмотрел
поднятые остатки, объяснил, что характер разреза  изменился,  требуется  еще
большая осторожность при проходке и приказал бурить с нуля... И вот  теперь,
почти на  той  же  глубине,  керн  опять  высыпался  из  стакана...  Аркадий
Михайлович  в  глубине  души  понимал,  что  относится  к  ним   не   совсем
справедливо: они сумели преодолеть тот  тридцатиметровый  интервал,  который
не могли пройти без потерь опытные  мастера,  но  преодолеть  неприятие  их,
которое возникло при знакомстве, не мог, и когда говорил о  них  со  своими,
называл их безлично - эти.
      - Аркадий Михайлович!  Половинки  кончились.  Будем  выкладывать  керн
рядом или только сопоставлять?
      Практикантка стояла перед ним, держа полуметровый прозрачный патрон  с
уложенным в него керном. С момента отклонения скважины  от  прежнего  ствола
стакан не  полностью  зарезался  в  породу,  и  на  поверхность  поднимались
сначала узкие  серпики,  затем  пошли  половинки  пластиков  слоистых  глин,
похожие на домашнее печенье, и вот теперь  в  стакане  видны  полные  кружки
глин, разделенных тонкими прослойками алевритов, что означало, что  скважина
пошла по новому стволу.
      - Выкладывайте, выбросить всегда успеем. Геолог подошел  к  буровикам.
По-прежнему никто из смены, отработавшей свои часы, не уходил.
      - И долго вы думаете работать всем скопом? - Самсонов смотрел  в  упор
на Субботина, которого он считал старшим в группе.
      - Пока не пройдем сыпучий горизонт, - ответил Михаил.
      - Советую не перерабатывать. Такие вещи добром не кончаются.
      - Не беспокойтесь, Аркадий  Михайлович,  мы  не  устали.  При  обычных
условиях здесь достаточно  и  одного  человека,  только  присматривать...  А
сейчас, как говорится: "Одна голова хорошо - четыре лучше!".
      - Дойдете до пятьдесят седьмого метра, позовите...
      - Хорошо, Аркадий Михайлович. Геолог ушел в лагерь.  Станок  медленно,
но верно поднимал с глубины все новые порции керна...
      - Неприятный он какой-то, - поежилась Майя, вспомнив о Самсонове.
      - Просто любит давить на психику, - откликнулся Смолкин.
      - Грубо, Симочка, - заметил Саша. - Мы его слишком мало  знаем.  Стоит
ли утверждать это априори.
      - Вот именно: "при и ори". В этом вся его манера, - хмыкнул Смолкин.
      - Нашли тему для разговора,  -  поморщился  Субботин.  -  Надо  что-то
придумать. Иначе керн опять просыплется. В идеале надо, чтобы  стакан  после
наполнения породой закрывался. Может, какой-нибудь клапан приделать?
      - И так пройдем, - возразил Сима. - Лично я гарантирую проходку,  имея
на вооружении твой способ определения породы  по  разнице  давления.  Всегда
можно задавить стакан в прослоек глины и  закрыть  ею,  как  пробкой.  Пусть
проходка уменьшится на двадцать или даже на тридцать сантиметров...
      - Способ все же не радикальный и, если алевриты пойдут по метру, а  то
и больше, никакой пробки не будет и мы не сможем ничего поднять.
      - А такое в природе бывает?
      - Спрашиваешь! На то она и природа! Встречаются  прослои  алевритов  и
по десять метров. Представляешь? Десять метров тончайшей кварцевой муки!
      Этот аргумент  убедил  Смолкина.  Они  принялись  перебирать  знакомые
системы клапанов, но ни одна не подходила,  так  как  нарушала  монолитность
керна и, следовательно,  порода  была  уже  непригодной  для  палеомагнитных
определений...
      - Мальчики, а если диафрагму, как в  фотоаппарате?  -  спросила  вдруг
Майя, когда изобретатели зашли в тупик.
      - В идее что-то есть, -  согласился  Субботин.  -  Ирисовая  диафрагма
может решить проблему, но как ее закрыть?  В  фотоаппарате  это  достигается
вращением кольца.
      - Вращение  необязательно,  -  подумав,   сказал   Сима   Смолкин.   -
Гидравлика надежнее. Выдавит  секторы  диафрагмы  за  милую  душу  в  нужный
момент!
      - Кстати, количество  секторов  можно  уменьшить  до  трех-четырех,  -
добавила Майя. - Нам ведь не снимать!
      - Так-то оно так, - Саша сосредоточенно пожевал нижнюю губу. -  Только
как привести в действие эту систему в нужный момент?
      - Шток!  Если  поместить  его  в   наголовнике,   то,   когда   стакан
наполнится, керн надавит на  шток  и  передаст  давление  на  гидравлику,  -
просиял Миша.
      - Давление  должно  быть  слабым,  -  напомнил  Саша.  -  Иначе   керн
разрушится.
      - Надеть на шток тарелку по внутреннему диаметру стакана.
      - Зачем надевать, нужно сразу  делать  шток  с  тарелкой,  -  поправил
Сима. - И пружину под тарелку, чтобы диафрагма  не  срабатывала  при  спуске
снаряда от сопротивления воздуха или воды.
      - Ребятки, это следует  посчитать!  Пошли  в  отсек.  Майя,  следи  за
бурением! - заключил Саша.
      В отсеке управления была компактная ЭВМ  для  программирования  работ,
соединенная с выносным пультом. При бурении работал обычно  лишь  автономный
программный  блок,   и   новоявленные   конструкторы   решили   использовать
бездействующие блоки ЭВМ для  расчетов.  Перепробовав  несколько  вариантов,
они убедились, что выполнить такую работу на месте нельзя.
      - Надо вызвать Центр. Хотя бы посоветоваться, - предложил Субботин.  -
Как-никак, мы сейчас его представители.
      - Просто надо  сделать  заказ.  Вопрос  престижный,  да  и  делу  надо
помочь, - сказал решительно Саша.
      Макаров оказался прав.  Дежурный,  узнав  о  их  затруднениях,  обещал
помочь.
      Ободренные  таким  поворотом  дела,   парни   вывалились   из   отсека
управления...
      - Ну как, Маечка?
      - Сорок девять метров, Миша, ты бы стал  за  пульт.  Прослои  алеврита
увеличиваются. Как бы мне не просчитаться.
      Субботин подошел к пульту, а Майя выбрала из  ящика  новый  стакан  и,
соединив его со штангой, начала спуск снаряда в скважину.
      Михаил внимательно следил за давлением на за бой, но стрелка за  время
спуска мирно покоилась на нуле.
      - Нормально, - успокоил он  Майю,  прочитав  в  ее  взгляде  некоторую
неуверенность.  -  Раз  стакан  нигде  не  задел  стенок  скважины,  значит,
параметры ее отклонения от старого ствола выдержаны.
      Едва снаряд стал на забой,  как  стрелка  прыгнула  вправо  на  добрый
десяток делений. Субботин включил гидравлическую подачу снаряда, и  давление
на забой  плавно  поднялось.  Стакан  задавливался  в  породу  сантиметр  за
сантиметром,  но  стрелка  с  небольшими  колебаниями  держалась  на   одном
делении. Сантиметров через двадцать проходки она качнулась  и  ушла  вправо,
затем вернулась к прежнему  делению.  На  сорока  пяти  сантиметрах  картина
повторилась,  и,  едва  стрелка   начала   возвращаться,   Михаил   выключил
гидравлическую подачу и начал подъем.
      - Прослои алевролитов увеличились до  двадцати  сантиметров.  Пожалуй,
надо позвать Самсонова.
      Пока вернулся Саша с Самсоновым, они успели сделать еще  три  подъема,
и  каждый  раз  Субботин  тщательно  вымерял  интервалы  по  проходке  и  по
поднятому керну, отмечая всевозрастающую  мощность  алевролитовых  прослоев.
Дальше пришлось делать подъемы по  тридцать-сорок  сантиметров  и,  наконец,
пошли слоистые  глины.  Аркадий  Михайлович  облегченно  вздохнул:  скважина
достигла  глубины  шестидесяти  трех  метров,  и  ниже  в   разрезе   должны
преобладать глины.
      Субботин отошел от станка и вместе с Самсоновым выкладывал  прозрачные
капсулы с керном  из  старого  и  нового  стволов  скважины  и,  сопоставляя
прослойки, подгонял их друг к другу, чтобы получить единый разрез.
      Сима, ожидая его, балагурил с Майей. Подъем делал Саша.  Когда  стакан
оказался на поверхности, Макаров снял его,  заглянул,  и  кончики  его  ушей
запылали. Затем волна покраснения  распространилась  на  щеки,  лоб  и  даже
шею... Сима, глядя на него, умолк на полуслове:  так  Макаров  краснел  лишь
при сильном волнении, что в последние годы бывало нечасто.
      - Что случилось? -  Смолкин  подошел  к  Саше,  заглянул  в  стакан  и
присвистнул: тот был пуст.
      Тягостная тишина, нависшая  над  буровой,  обеспокоила  Субботина,  он
обернулся и, увидев растерянность своих друзей, чуть не бегом  направился  к
ним. Одного взгляда на стакан было  достаточно,  чтобы  уяснить  обстановку.
Миша посмотрел на ленту самописца, регистрирующую глубину скважины  и  режим
бурения. График давления на забой был простым, без обычных пиков...
      - Спокойно, - Субботин оторвался от  графиков.  -  Керн,  по-видимому,
остался в обсадных трубах и вряд ли нарушен. Попробуем накрыть.  Наращивайте
двойной стакан.
      Удлиненный стакан вместе с муфтой оказался длиной чуть  больше  метра.
Субботин сам начал спуск снаряда, и,  когда  тот  дошел  до  забоя,  включил
гидравлику, постепенно наращивая давление. Не отрывая глаз  от  стрелки,  он
задавил стакан на метр и обернулся.
      - Бесполезно. Алеврит. И крикнул:
      - Аркадий Михайлович!
      Геолог  поднял  голову  и  по   сосредоточенным   лицам   практикантов
почувствовал, что произошло нечто непоправимое...
      Субботин начал подъем. Все стояли в полном молчании, надеясь на  чудо,
но чуда не случилось: стакан был пуст.
      Аркадий Михайлович потрогал стенки стакана, где  сохранились  примазки
алеврита,  растер  между  пальцами  приставшую  породу,  ощущая  бархатистую
гладкость кварцевой муки, и сказал хмуро, ни к кому не обращаясь:
      - Такого мощного прослоя здесь не было... Смахнув с рук  пыль,  геолог
с надеждой посмотрел на Михаила, к которому, как он убедился,  обращались  в
сложных случаях все.
      - Может быть, еще нарастить? Такой разрез пропадет!
      - Давайте попробуем. Сима! Колонковую! Смолкин метнулся к запаснику  и
вытащил трубу нужного диаметра.  Оживший  Макаров  тут  же  приладил  к  ней
наголовник.  Тем  временем  у  Майи  был  собран  стакан  с  муфтой   вместо
наголовника. Соединив стакан с колонковой,  получили  снаряд  около  четырех
метров.
      - Должно хватить, - сказал Субботин и начал спуск.
      Первые полтора метра Михаил задавил нормально, но дальше снаряд  пошел
с большим трудом. Он приподнял его на несколько сантиметров,  как  бы  давая
разгон,  и  снова  задавил.  Так,  меняя  режим  бурения,  он   прошел   всю
колонковую. Подъем делали очень осторожно,  до  предела  уменьшив  скорость.
Когда поднялась колонковая, Саша, пренебрегая техникой  безопасности,  сунул
под нее руку и, нащупав керн, сказал тихо, словно боясь спугнуть удачу:
      - Есть!
      Но едва колонковую отвели  от  устья  скважины,  что-то  нарушилось  в
зыбкой системе равновесия, и из нее хлынула вода. Поднятый  с  таким  трудом
керн превратился в кучу ненужного хлама...
      - Все, ребята! - выдохнул от огорчения геолог. - Все...
      Он опустил голову и пошел по тропинке к лагерю.
      - Аркадий  Михайлович!  Вы  не  расстраивайтесь!  Завтра  сделаем!   -
крикнул вдогонку Субботин. Самсонов обернулся.
      - Нет,  ребята.  Все!  Наша  техника  еще  не   годится   для   точных
исследований. Значит, и мы не готовы к  новому  качеству.  Нет,  не  готовы!
По-прежнему в геологии возраст будет измеряться с точностью  плюс-минус  два
крокодила! Завтра снимаемся. Хватит.
      Ранним утром над  лагерем  прострекотал  вертолет.  Шум  его  разбудил
Самсонова. Он вышел из палатки, увидел  легкий  парок  над  рекой  и  слегка
поежился от утреннего холодка. Он подумал,  что  вода  должна  быть  теплой,
поскольку погода последние дни стояла ясная, и  неплохо  бы  искупаться.  Он
взял полотенце и пошел вниз к реке. Спустившись к реке, он потрогал  воду  -
она была холодной, - но все же решил искупаться. Вытерев  досуха  все  тело,
Аркадий Михайлович посмеялся над своими страхами и, приободренный,  поднялся
в лагерь. Но хорошее  настроение  длилось  недолго:  он  вспомнил  вчерашнее
поражение.
      Лагерь оживал, но  в  палатке  практикантов  было  тихо,  и  это  тоже
настораживало. Вчера, огорченный, он не все понял, что  ему  кричали  вслед,
но сейчас ему чем-то не понравилось их  вчерашнее  поведение.  Геолог  решил
идти на буровую. Последняя неудача расставила все акценты в  планах  работы:
придется  собирать  полный  разрез  по  кускам  по   всей   площади   работ,
увеличивать количество специальных скважин и  объемы  бурения,  а  этого  не
сделаешь за один сезон. Впрочем,  еще  неизвестно,  как  отнесутся  к  этому
геофизики, которым придется увеличить число определений образцов  в  два,  а
то и три раза. Но что  делать?  Видимо,  им  придется  примириться  с  такой
необходимостью, раз у него самого нет другого выхода.
      Геолог  прибавил  шагу.  Теперь  он  осознал,  что   его   беспокоило:
практиканты, с  присущей  молодости  самоуверенностью,  не  признали  своего
поражения  и,  по-видимому,  предприняли   еще   одну   попытку   преодолеть
непокорный разрез. А это плохо: и силы затрачиваются впустую, и  буровая  не
подготовлена к переезду, и, чего доброго, придется убеждать, а то и  снимать
их с точки своей властью.
      Обуреваемый такими мыслями,  геолог  вышел  на  поляну.  Так  и  есть!
Буровая работает как ни в чем не бывало. Выходит,  начали  скважину  заново.
На брезенте прямо в костюмах спали девушка  и  тот,  что  с  ней  пришел  на
смену. Макаров, кажется. Значит, работали всю ночь. У станка стоял  Смолкин.
Субботин сидел на корточках спиной к нему у ящиков с керном.
      Самсонов почувствовал, как поднимается  в  нем  мутная  волна  ярости,
заставляя непроизвольно сжимать кулаки и грозя затопить рассудок...
      - Сколько прошли? - глухим от волнения голосом спросил геолог.
      - Прошли,  Аркадий  Михайлович!  Прошли  не  дослышав  из-за  шума  на
буровой вопроса и чему-то радуясь, ответил Сима.
      - Я спрашиваю, сколько?  -  повысил  голос  Самсонов,  боясь,  что  не
хватит выдержки даже выслушать ответ.
      - А... Извините, не понял сразу. Шестьдесят восемь метров!
      Разум бунтовал и отказывался верить,  но  Аркадий  Михайлович  в  одно
мгновение переоценил всю увиденную им  картину:  и  эти  двое,  спящие  сном
праведников на брезенте, и  довольная  улыбка  Смолкина,  и  сосредоточенный
интерес его коллеги Субботина - все подтверждало, что чудо  произошло!  Ноги
почему-то ослабли, и на лице появились крупные капли пота.
      Он сел на траву возле буровой и похлопал себя по карманам.
      - Закурить есть? - и тут же спохватился. - Да, вы ведь не курите...
      Тщательно обшарив карманы,  вспомнил,  что  вчера  здесь  же  выбросил
пачку и тут же увидел ее, смятую,  рядом  с  собой.  Подобрал  и  на  всякий
случай разорвал ее. И снова произошло чудо: в углу увидел сигарету,  которую
не заметил  вчера.  Она  была  целая,  лишь  слегка  примятая.  Он  закурил,
поднялся, преодолевая невесть откуда навалившуюся  усталость,  и  подошел  к
Субботину. Восемь или девять полуметровых цилиндров  были  заполнены  тонкой
алевролитовой мукой  с  редкими,  чуть  ли  не  миллиметровыми,  прослойками
глин...
      - Как это вы умудрились? - спросил он, хмелея  от  буйного  ликования,
которое сменило недавнюю опустошенность.
      - Пойдемте, покажу, - улыбнулся Михаил.
      Геолог нетерпеливо рванулся к буровой, разряжая  готовую  выплеснуться
наружу радость, быстрым порывистым шагом.
      - Ну?
      - Идите сюда, - подозвал его Субботин  к  ящику,  где  лежала  опытная
партия стаканов, доставленных утром на  вертолете.  -  Вот,  смотрите.  Этот
шток, когда стакан заполнен, подается вверх и...
      Субботин поднял прутик и надавил им на тарелку штока. Диафрагма  вышла
из пазов коронки и закрыла отверстие.
      - Что же вы сразу их  не  прихватили  с  собой?  -  чуть  не  закричал
геолог, потеряв над собой контроль.
      - Их не было, Аркадий Михайлович. Вернее, их  вообще  не  существовало
до вчерашнего вечера. Вот пришлось  помудрить.  За  ночь  нам  изготовили  в
мастерской.
      Самсонов снова захлопал по карманам, но дважды чудеса не  повторяются,
и, обуреваемый желанием закурить, он подумал, что надо бы сбегать в  лагерь,
и тут же вспомнил, что ребята, наверное, не ужинали...
      - Так,  -  краснея,  протянул  он.  -  Сейчас  я   схожу   в   лагерь,
распоряжусь, чтобы вам привезли завтрак, а потом вы мне  покажете,  как  это
работает.
      - Да мы НЗ распотрошили. Ночью Саша с Майей бурили  обычным  стаканом,
а этот только утром доставили. Вот, как раз по алевритам  прошли.  Еще  сами
как следует не применились.
      - Ладно, Субботин. Теперь уж как-нибудь добьем. А в лагерь я  все-таки
сбегаю. Горяченького поесть не вредно!
      - Эх, ребята!  Какие  же  вы,  ребята!  -  Самсонов  лежал  на  траве,
блаженно щурился  от  яркого  солнца,  наслаждался  удачей,  пока  виновники
торжества со здоровым молодым аппетитом уписывали из общей кастрюли  тушеную
картошку с мясом. - Сколько лишних хлопот и забот вы с меня сняли!
      Смолкин глянул на буровую, торопливо облизнул ложку и поднялся.
      - Да останови ты ее, - благодушно  махнул  рукой  Самсонов.  -  Больше
времени потеряли. Поешь как следует!
      Но Сима убежал и, когда  последняя  штанга  вышла  из  скважины,  снял
стакан,  критически  осмотрел  неполностью  закрытую  диафрагму,   срезавшую
плотный прослой глины, поставил запасной стакан и  перевел  рычаг  на  спуск
снаряда.  Штанга  пошла  вниз,  а  он,  постукивая  ладошкой   по   стакану,
переместил  поднятую  породу  в  пустой  цилиндр,   заложил   подготовленную
этикетку с интервалом проходки и только после этого вернулся.
      - Аркадий Михайлович, а почему вы вчера сказали, что  геология  -  это
наука с точностью плюс-минус два крокодила? - спросила Майя.
      - Видите ли...  -  Самсонов  запнулся,  забыв,  как  зовут  эту  милую
девушку, которая всю  ночь  простояла  на  вахте  наравне  с  мужчинами,  но
выглядела свежей и привлекательной, и у него вдруг  шевельнулась  зависть  к
этому  новому  поколению,  красивому  не  только  физическим   совершенством
развитых тел, но и какой-то особой уверенностью во  всем,  что  они  делают,
ненасытной любознательностью, неуемной готовностью выложиться в  критической
ситуации и при этом не потерять самообладания.
      - Видите ли, - повторил он для разгона, чтобы преодолеть  затянувшуюся
паузу.
      - Майя, - подсказала девушка, улыбаясь его затруднениям.
      - Да, Майя... - засмеялся он,  испытывая  благодарность,  смешанную  с
восхищением ее интуицией и той непринужденностью, с  которой  она  повернула
ход его мыслей к интересующему ее вопросу. - У нас  преподавал  историческую
геологию профессор Гапонов. Это его любимая поговорка. В ней,  к  сожалению,
заключена довольно грубая истина. Вы, как биолог, должны были...
      - Мы изучали палеонтологию, - девушка понимающе улыбнулась.
      - Вы читаете мои  мысли,  -  пошутил  геолог,  одновременно  испытывая
легкую неловкость оттого, что такое понимание смахивало на  телепатию,  хотя
было всего лишь особенностью сосредоточенного внимания. - Значит, мне  проще
объяснять. Несмотря на обилие методов определения возраста  пород,  геология
до сих пор  основывается  на  палеонтологических  остатках.  Если  взять,  к
примеру, пермский период, то и сейчас некоторые его  отделы  характеризуются
остатками  древних  ящеров,  найденных  и  определенных  еще  до   революции
профессором Амалицким.  Можно  утрированно,  в  шутку,  парейазавра  назвать
крокодилом, а раз тот же парейазавр является руководящей  окаменелостью  для
верхней перми, то точность определения возраста этих отложений -  плюс-минус
два крокодила! Нашли  в  них  парейазавра  или  еще  какого-нибудь  ящера  -
значит, уверенно определили относительный возраст, не нашли - значит,  такой
уверенности нет. Сейчас, когда  в  геологии  накоплен  огромный  фактический
материал,  для  его   сопоставления   нужен   более   точный,   а   главное,
универсальный метод определения возраста пород, только тогда геологию  можно
будет отнести к точным наукам. Таким методом, как мне кажется, должна  стать
палеомагнитология, уже сейчас дающая любопытные результаты.
      - Вы имеете в виду инверсии? - тут же ухватился Саша за  знакомую  ему
тему.
      - Нет, смена магнитных полюсов  Земли  -  слишком  крупное  событие  в
палеомагнитологии. Геофизиков интересуют сейчас небольшие по  времени  ритмы
изменений магнитного поля. Именно  они  и  могут  послужить  хронологической
шкалой, по которой можно будет определить возраст любых пород.
      - Пожалуй,  сопоставлять  такие  ритмы  будет  трудновато,  -  заметил
Субботин.
      - Почему? - удивился Саша. - Любые  изменения  магнитного  поля  Земли
происходят в глобальных масштабах, в том числе и мелкие  ритмы,  значит,  их
можно найти в любой интересующей тебя точке. С другой  стороны,  они  вполне
индивидуальны. Ты много видел похожих людей? Руки, ноги есть у всех,  но  на
этом и кончается сходство. Так и с ритмами,  не  говоря  уже  об  инверсиях!
Только  инверсии,  или  смена  южного   магнитного   полюса   на   северный,
увязываются с периодами исключительно мощной активности  Солнца,  вызываемой
галактическими причинами, тогда как эти ритмы  являются  следствием  обычной
активности.  А  как  известно,   периоды   солнечной   активности,   как   в
тысячелетних циклах, так и в обычных, никогда в точности не совпадают ни  по
длительности, ни по масштабам. Отсюда и четкая индивидуальность и ритмов,  и
инверсий!
      - Тогда те же инверсии можно найти в лунных породах и  породах  других
планет, по крайней мере земной группы: на Марсе, Венере...
      Глаза Макарова широко раскрылись.
      - Ну, это ты уже перехватил! - выговорил он  наконец  и  снова  умолк,
пытаясь всесторонне осмыслить свежую идею. - Хотя логика  есть...  Не  знаю,
как на Луне... Там слабое магнитное поле,  да  и  для  фиксации  инверсии  в
породах надо, чтобы происходило излияние лав или,  на  худой  конец,  просто
шло  накопление  осадков.  То,  что  хорошо  для  Земли,   может   оказаться
непригодным для других планет, хотя бы потому, что там отсутствуют  подобные
процессы.
      - Сашенька,  на  Венере  вулканических  извержений  хоть  отбавляй,  -
возразил Субботин. - На Марсе они тоже происходили, да и на Луне  далеко  не
все    кратеры    метеоритного    происхождения,    большинство     все-таки
вулканического.
      - Сдаюсь! - Макаров шутливо поднял  руки  вверх.  -  Ты  меня  стер  в
порошок. Вот что значит лезть не в  свою  область.  Ладно,  согласен.  Мысль
отличная. Не потеряй ее к тому времени, когда попадешь хотя бы на Луну!
      - Инверсии  по  твоей  специальности,  дорогой  товарищ  геофизик,   -
отшутился Миша. - Это я тебе подбросил информацию к размышлению.
      - Благодарю. В предисловии к своим трудам о  глобальности  инверсий  я
не забуду помянуть, что идея подарена мне знаменитым исследователем  космоса
геологом Михаилом Александровичем Субботиным!
      Самсонов, улыбаясь, прислушивался к их разговорам и думал о  том,  что
самое позднее  -  завтра  к  утру  они  закончат  скважину,  и  можно  будет
перебросить их на другую точку ближе к новому лагерю, и о том, что за  сезон
при таких темпах удастся отбурить все практически  более  или  менее  полные
разрезы по неогену и палеогену, а кое-где прихватить и  отдельные  горизонты
меловых отложений, и что геофизики, когда получат  первую  партию  образцов,
придут в дикий восторг,  и  что,  действительно,  может  быть,  с  этой  вот
скважины  начнется  новая,  математически  точная  геология,  которой  будет
суждено перевернуть существующие представления и  направить  науку  в  новое
русло...
      - А вы, Аркадий Михайлович, так и не  объяснили  нам,  с  чего  должны
звереть геофизики, если разрез будет чуть-чуть неполный,  -  вспомнил  вдруг
Макаров.
      - Собственно, вы уже сами к этому  подошли.  Палеомагнитная  запись  и
так бывает неполной из-за перерывов в осадконакоплении. Просыпавшийся  керн-
тот  же  перерыв,  только  искусственный.  Как  тут  не  озвереешь?  Сколько
вкладывается труда!  Ведь  определения  приходится  делать  чуть  ли  не  по
каждому прослойку. Поэтому и необходимо следить,  чтобы  не  упустить  самой
малости, иначе эталонного графика не получится.  А  что  поделаешь?  Кому-то
надо начинать. Потом, когда осознают  необходимость  подобных  исследований,
придумают комплекс по определению остаточной намагниченности,  вроде  вашего
палеоботанического...
      Когда мы получим геохронологическую  шкалу  с  точностью  хотя  бы  до
тысячи  лет,  все  построения  геологических  разрезов  обретут   абсолютную
степень  достоверности,  а  отсюда  и  геологические  карты,  и  направление
поисковых работ, и разведка различных месторождений, не говоря уже  о  чисто
теоретических построениях...
      Геолог замолчал, задумавшись по  инерции  над  последствиями,  которые
сулил новый метод, потом взглянул на часы и заторопился:
      - Ну что, ребятки. С вами, конечно, хорошо  и  интересно,  однако  мне
пора.  Лагерь  начнем  перебазировать  сегодня,   а   вы   стойте,   сколько
потребуется, чтобы добурить скважину. Миша, ты человек наиболее сведущий.  С
появлением зеленых глин и глауконитовых  песков  скважину  можно  закрывать.
Это примерно на ста пятидесяти  метрах.  Тампонажную  глину  для  ликвидации
скважины подвезем завтра к обеду.  Раньше  не  управимся.  Трубы  поднимайте
сразу.
      - Но у нас тампонаж идет автоматически с подъемом обсадных труб.
      - Тогда бурите до нашего приезда.
      - Хорошо, - Субботин кивнул.
      Убедившись,   что   бурение   пошло,   решили   оставить   станок    в
автоматическом режиме. Теперь с работой вполне справлялся один рабочий.  Ему
оставалось лишь менять стакан и  отбирать  керн  в  капсулы.  Сима  вызвался
достоять  свою  шестичасовую  вахту.  Остальные  могли   отдохнуть.   Михаил
проверил, достаточно ли в магазине обсадных  труб  и  хватит  ли  на  полную
глубину штанг, и, выбрав в тени под деревьями удобное  местечко,  прилег  на
траву: он сменял Смолкина, и терять время на возвращение в  лагерь  не  было
смысла. Гончарова и Макаров отправились купаться...
      Узкая тропинка прихотливо петляла по пологому склону  заросшего  лога.
Среди  примелькавшихся  берез  и  осин  то  здесь,   то   там   проглядывали
лиственницы. От вымахавшего до пояса травостоя и колючих  кустов  шиповника,
усеянных  розовыми  цветами,  застоявшийся  воздух  густел   таким   крепким
ароматом, что, казалось, пчелы, беспрерывно снующие в  разных  направлениях,
падали от головокружения на ближайшие цветы...
      Саша сорвал суховатый  стебелек  с  узкими  листочками,  собранными  в
мутовки в виде звездочки, от  которой  тянулись  тонкие  веточки  с  кистями
крошечных, ярко-желтых, только  начинающих  распускаться  цветков  с  острым
медвяным запахом.
      - Подмаренник, - ответила Майя на его вопросительный взгляд.  -  Здесь
их несколько видов. Это Galium verum, подмаренник настоящий.
      - Душновато, - сказал  Саша,  распахивая  на  груди  комбинезон.  -  И
аромат какой-то... Прямо одуряющий...
      - Ветра нет. Овраг не продувается... И время как  раз  такое...  Самый
медосбор. Цветочный мед  с  такого  травостоя  обладает  наиболее  целебными
свойствами...
      - А я слыхал, что самым полезным считается майский мед.
      - В Сибири цветение трав  запаздывает,  поэтому  июньский  сбор  здесь
часто называют майским медом, идя на поводу у таких знатоков, как ты...
      Майя снисходительно улыбнулась, а посрамленный Макаров, чувствуя,  что
кончики ушей начинают гореть, уткнул нос в ароматный  подмаренник.  Тропинка
вильнула вправо наверх, и они,  выбравшись  из  лога,  оказались  на  ровной
площадке оползшего коренного берега. С  ее  высоты  перед  ними  раскинулась
водная гладь Иртыша...
      В нижнем течении Иртыш всегда нес свои воды неторопливо, а с  тех  пор
как на Оби возник Кондинский комплекс, повернувший основную часть  ее  стока
в  Каспийское  море,  и  огромное  водохранилище  создало   гидростатический
подпор, он и вовсе замедлил движение, словно стараясь сберечь лишний  глоток
воды для истощенного жаждой  Каспия.  В  зеркальной  глади  реки  отражались
редкие группы деревьев и зеленая полоса ивняка у противоположного  берега...
Вода манила к себе прохладой и покоем. Не устояв перед  ее  соблазном,  Саша
помчался  вниз  с  радостными  воплями...  Невдалеке  от  места,   где   они
разделись,  на  берегу  стоял   огромный   щит,   но   Макаров,   охваченный
предвкушением купания, не заметил его, а Майя не придала ему значения...
      Верхний  слой  воды  был  прогрет,  а  снизу,  при  резких  движениях,
поднимался холодок, и они меняли направление, уходя от холодных струй.  Так,
глядя друг на друга, они заплыли на середину реки, когда Саша заметил  вдали
на реке какое-то движение.
      - Слушай, Майя. Который час?
      - Не знаю. Часов десять. А что?
      - В десять тридцать проходит экранолёт, - Саша неотрывно смотрел в  ту
сторону,  где  ему  почудилось  движение.   -   Боюсь,   мы   непростительно
увлеклись... Внимание! Опасность! Ныряй глубже!
      Из-за дальнего поворота возник стреловидный силуэт экранолёта.
      - Ныряй! - крикнул Саша и задержался на секунду  убедиться,  что  Майя
выполнила его команду. Эта задержка обернулась неприятными ощущениями.  Едва
он успел скрыться под толщей  воды,  как  всем  телом  ощутил  сотрясение  и
почувствовал резкую боль в ушах. Затем мощные  струи  воды  начали  корежить
его с такой силой, будто он попал в гигантскую бетономешалку и его вместе  с
раствором перекидывает во всех направлениях. Когда  он  вынырнул,  преодолев
сопротивление  турбулентных  завихрений,   экранолёт   уже   растворился   в
прозрачном мареве нагретого  мощными  двигателями  воздуха.  Рядом  из  воды
появилась голова Майи. С лица ее еще не сошел  испуг,  а  губы  посинели  от
холода придонных родников. Видимо, несмотря на глубину, ей тоже досталось.
      - Давай к берегу - и побыстрее. Ты совсем замерзла.
      - Ничего, обойдется, - Майя перевернулась на спину и  раскинула  руки,
чтобы немного прийти в себя и отдышаться.
      - Слушай, не время! - снова  заволновался  Саша,  вытянув  по-гусиному
шею и пристально вглядываясь в водную гладь,  сливающуюся  с  горизонтом.  -
Скоро пойдет встречный!
      Повторять не пришлось.  Майя,  сделав  несколько  сильных  гребков  на
спине,  перевернулась  и  перешла  на  быстрый   кроль.   Саша,   не   успев
восстановить дыхание после, борьбы с водоворотом из-за  излишнего  волнения,
поплыл размеренным брассом, боясь, что на быстрый  темп  у  него  не  хватит
сил...
      Майя вышла на берег и упала ничком от усталости. Немного  отдышавшись,
она приподнялась:  Сашу  снесло  течением,  но  он  тоже  уже  выбирался  на
берег...
      Вдали  возник  нарастающий  шум.  Он  креп  с   каждой   секундой,   и
треугольное тело встречного экранолёта со свистом  пронеслось  над  рекой  и
скрылось за дальним поворотом прежде, чем они успели его рассмотреть...
      Саша опустился рядом с Майей на горячий песок и  увидел  на  пригорке,
прямо перед собой, огромнейший  щит,  который  крупными  буквами  извещал  о
времени прохождения экранолётов.
      - Специально для таких раззяв, как мы, - кивнул он на щит. - Ты -  еще
ладно. Я-то знаю их прекрасно. У нас на Амуре ходили эти  чудища.  Сняли  их
из-за шума, да и рыбу пугали. Правда, рыба довольно  быстро  приспособилась:
за час до пролета уходила к берегу. Всегда в этот период клев был отличный.
      - Какая у него скорость? Что-то уж очень быстро проносится.
      - Не очень большая. Метров сто сорок-сто пятьдесят в  секунду.  Просто
летит низко, и кажется... Но если под него попадешь, хватит, чтобы  свернуть
шею.  Очень  уж  мощные  возмущения  воздуха.  Ты,  наверное,  и  под  водой
почувствовала...
      - Еще бы! Я думала, что у меня руки и ноги переплетутся и завяжутся  в
узел. Саша ударил кулаком по песку.
      - Ну, раззява я, ну, раззява! Как я мог не заметить  щит!  Если  бы  с
тобой что-нибудь стряслось, Миша никогда бы мне не простил.
      - Перестань, - поморщилась Майя. - У меня своя  голова  на  плечах.  К
тому же я видела и не поинтересовалась. Подумала  -  обычное  предупреждение
для всех.
      Макаров сел, подобрав под  себя  ноги.  В  ее  словах  почудилось  ему
высокомерие,  но  он  слишком  хорошо  ее  знал,   чтобы   поверить   своему
впечатлению.
      - Как-то ты нехорошо говоришь, Майя. Разве мы не такие, как все?
      - Но ведь мы лучше тренированы, - чутко  уловив  перемену  настроения,
она не могла понять причины  осуждения,  но  посчитала  нужным  уточнить:  -
Реакция побыстрей...
      - Да, нас готовят к перегрузкам, к работе  в  экстремальных  условиях,
но  если  у  человека  только  на   этом   основании   появляется   комплекс
исключительности, это очень плохо, Майя.
      - Ну что ты говоришь? Я же так не думала!
      - Знаю, - нетерпеливо мотнул головой Саша. - Я ведь не только о  тебе.
Обо  всех.  Каждый  из  нас  по-своему  заражен  самомнением.  У  тебя   это
проявилось от сознания собственной силы и ловкости, у Миши потому,  что  его
интуиция - действительно дар природы, у Симы щегольство вообще в  характере,
я тоже деру нос, когда мне удается найти красивое решение...
      - Но ведь мы люди! -  взмолилась  Майя,  подавленная  его  неколебимой
логичностью.
      - Вот именно. Люди. И  у  нас  есть  слабости.  Важно,  чтобы  они  не
перерастали в недостатки.
      - Туманно, Сашенька. Общие слова. Я все еще не вижу гавани.
      - Сейчас прояснится, - пообещал  Макаров.  -  По  статистике,  всякого
рода происшествия, или точнее, несчастные  случаи  с  людьми,  привыкшими  к
работе в сложных условиях,  чаще  происходят  в  обыденной  обстановке.  Это
понятно.  Во-первых,  происходит  естественное  расслабление,  а  во-вторых,
именно такая обстановка порождает чрезмерную уверенность  в  себе,  в  своей
реакции, в своих способностях и силе. Вот я и  подумал,  что  наши  слабости
при обычных условиях могут оказаться гипертрофированы,  если  мы  не  станем
обращать на это внимания. Убедил?
      Майя пожала плечами.
      - Не  знаю.  Существует,  конечно,   пакостный   закон   расплаты   за
самоуверенность. Ты замечал: стоит лишь похвалиться  тем,  что  тебе  хорошо
удается,  -  и  тут  же  сбой.  Будто  кто-то  подсматривает  за   тобой   и
подталкивает в нужный момент руку. Недаром древние,  боясь  спугнуть  удачу,
никогда  не  говорили  о  деле  прежде,  чем  оно  было  выполнено,  а  если
оговаривались, тут же старались снять заклятие установленным  ритуалом.  Это
я понимаю. Мы тоже едва не поплатились за излишнюю самоуверенность,  но  что
касается остального, извини... Реникса какая-то!
      Саша смущенно задвигал плечами. Вся его стройная гипотеза  посыпалась,
как тот разнесчастный керн из колонковой. Поди теперь разбери, что  истинно,
что ложно.
      - Видишь ли, я просто высказал предположение...  Во  всяком  случае  -
подумать и понаблюдать надо.
      Майя поднялась и насмешливо глянула на него сверху. Она  снова  обрела
уверенность и не хотела упускать инициативу.
      - А не кажется ли тебе, что ты просто зарвался, дорогой  мой  любитель
обобщений?
      В ночную смену работал Макаров, но Субботин,  успев  к  этому  времени
отдохнуть  и  даже  вздремнуть,  отправился  с   ним   вместе,   рассчитывая
подежурить  до  завершения  скважины.  Он  уже  сожалел,  что  согласился  с
Самсоновым бурить до подвозки тампонажной глины. Этот компромиссный  вариант
мало что  давал  геологии,  а  для  палеомагнитного  изучения  и  вовсе  был
бесполезным,  так   как   ниже,   на   глубине,   фиксировался   перерыв   в
осадконакоплении,  а  следовательно,  будет  перерыв  и   в   палеомагнитной
летописи. С другой стороны, если не бурить, геолог подумает, что они  просто
поленились, это в любом случае неприятно...
      Они пришли за полчаса до конца смены.  Майя  заканчивала  приборку  на
буровой. С чисто женским пристрастием она  протирала  капсулы  с  керном  от
пыли  и  приставшей  к  ним  снаружи  глины...  На  каждом  керновом   ящике
красовался номер скважины и интервал  проходки.  Все  ящики  были  аккуратно
закрыты на застежки.
      - Как это ты еще  ящики  в  стопы  не  составила?  -  пошутил  над  ее
усердием Субботин.
      - Я хотела, но одной неудобно, - приняла его слова всерьез Майя.
      - Слушай, он наговорит, - улыбнулся Саша. - Давай включай свои  рычаги
в две джентльменские силы.  Нечего  эксплуатировать  женское  пристрастие  к
порядку. Ящики действительно надо составить.
      Сменившись, Майя присела рядом с  Субботиным,  который  никак  не  мог
разрешить сакраментальный вопрос: бурить или не бурить!  И  оттого  выглядел
сумрачным.
      - Миша, нельзя быть все время таким серьезным.
      - Будешь серьезным. Аркадий Михайлович  приказал  бурить  скважину  до
подхода машины с тампонажной глиной. С нашими темпами это  может  обернуться
в лишние полета метров, если не больше.
      - Может, ему так нужно?
      - Не думаю. Просто гонит метраж.
      - Зачем?
      - С одной стороны, вдруг встретится что-нибудь  интересное.  Геология,
как он говорил, наука не точная. С другой, побаивается, чтобы  не  случилось
аварии: если скважина простоит, может  прихватить  обсадные  трубы,  а  пока
идет бурение, этого не случится.
      - Но при нашей мощности и прочности труб...
      - Он может и не знать возможностей станка  или  перестраховывается  на
всякий  случай.  Посчитай,  сколько   потеряно   времени,   пока   проходили
дублирующие скважины. Теперь он не хочет рисковать.
      - И все же, глубже, чем необходимо, на мой взгляд, бурить не следует.
      - Саша тоже так думает. Значит, на том и порешим.
      Миша повеселел. Сбросив груз сомнений, он почувствовал облегчение.
      - Пойдем, я тебя провожу, а то целый день не виделись!
      Чем дальше они уходили в темноту из  освещенного  круга  буровой,  тем
больше сближались их фигуры. Или это только казалось Макарову? Недаром  Сима
любил говорить: "Темное это дело-любовь!". Наверное, в том  отчасти  повинна
и память предков, уходящая в глубь  веков,  когда  существовало  неравенство
или вражда, и любящие не могли  открыто  проявлять  свои  чувства,  а  ждали
благословенной темноты... Кто его "знает? Саша  вздохнул.  Сам  он  не  имел
опыта в таких делах. И не потому, что в институте не было  девушек  красивее
Майи. Просто ни  одна  из  них  не  нравилась  по-настоящему.  Вот  хотя  бы
Светлана Мороз.  Она  славная,  приятная,  но  как  только  Майя  исхитрится
оставить их наедине, сейчас же находит благовидный предлог,  чтобы  уйти.  В
последний раз эта ее манера вывела его из себя. Едва она заговорила, что  ей
нужно что-то там посмотреть, в нем заклубилась  такая  обида,  какой  он  не
испытывал с детства, когда какие-то дяди отобрали у него улов рыбы. Он  даже
не выслушал Светлану, поднялся и ушел, не проронив ни слова.  Через  полчаса
прибежала Майка и отчитала его, не стесняясь в выражениях, из которых  самое
безобидное было  -  грубиян.  Она  заявила,  что  он  ничего  не  смыслит  в
психологии, хотя и заработал  на  экзамене  высший  балл,  что  она  застала
Светлану всю в слезах и это, к конце концов, просто не по-товарищески и  что
она больше пальцем о палец не ударит, чтобы восстановить их отношения.
      - Какие там могут быть  отношения?  -  вмешался  присутствовавший  при
этой сцене Сима. - Они же имеют одинаковый заряд,  а  одноименно  заряженные
тела отталкиваются! У них даже кровь одной группы и резус положительный.
      - Иди-ка ты со своим резусом! - рассердилась  Гончарова.  -  Много  ты
понимаешь! Она просто  очень  стеснительная!  А  ты,  -  обернулась  Майя  к
нему, - ты Задумчивый Кенгуру с замедленной реакцией!
      Саша  тряхнул   головой,   отбрасывая   неприятные   воспоминания,   и
почувствовал, как у него пламенеют уши. Конечно,  обидно:  напомнить  старое
прозвище, да еще прилепленное  Мовшовичем,  человеком,  к  которому  вся  их
четверка питала  острую  неприязнь,  но  кто  на  Майку  может  рассердиться
всерьез? Стоит ей заметить, что ты на нее  дуешься,  она  тут  же  подойдет,
возьмет за руку, глянет своими голубыми глазищами -  и  все:  слова  уже  не
нужны. Нет, пожалуй, Гончарова  тогда  в  запальчивости  выложила  правду  о
Светлане.   А   если   она   действительно   держится   так   от    излишней
стеснительности? Тогда выходит наоборот: он ей  нравится,  если  не  больше!
Саша едва не выронил стакан... "Нет, завтра же возьму адрес у Майки!"
      Размышления в общем не мешали работе. Как только  заканчивался  подъем
снаряда и последняя штанга появлялась на поверхности, Макаров тут  же  менял
стакан на запасной и переводил  рычаг  в  положение  спуска.  Большая  часть
времени уходила  на  спускоподъемные  операции.  Вместе  с  началом  подъема
пройденные  полметра  обсаживались  трубами,  а  если   трубы   в   магазине
кончались, тут же раздавалось гудение зуммера  и  мигала  лампочка.  Словом,
оставалось предостаточно времени, чтобы уложить керн и выписать этикетку  на
пройденный интервал, а раздумья  и  воспоминания  помогали  скоротать  время
между подъемами...
      Когда вернулся Субботин, Саша с любопытством  разглядывал  заключенные
в  прозрачном  цилиндре   зеленые   пластины   глин,   разделенные   тонкими
прослойками песка.
      - Сколько прошел по этим глинам? - спросил Михаил, взглянув на керн.
      - Восемь метров. Глины пошли очень жирные и плотные. Диафрагма по  ним
плохо закрывается. Надо бы срезающие лезвия сделать потоньше и поострее.
      - Заканчивай последний подъем и закрываем скважину.
      - Миша, это всего сто  сорок  семь  метров!  Дойдем  хотя  бы  до  ста
пятидесяти. Всего три метра!
      - А зачем?
      - Меньше будет разговоров. Все-таки мы работаем на Самсонова, а не  он
на нас.
      - Мы работаем на его идею. Наша задача - получить  непрерывный  разрез
по  верхнему  палеогену.  Непрерывный!  Зеленые  глины  -  это  уже  средний
палеоген. Между  этими  отложениями  здешними  геологами  обычно  отмечается
перерыв.
      - А это можно проверить?
      - Что тут  проверять?  Смена  пород  в  любом  случае  означает  смену
условий их  образования.  Верхние  серые  глины  -  континентальные,  эти  -
морские. Ощущаешь разницу?
      - Разница, понятно, есть, - не сдавался Александр, - но,  насколько  я
понял, те и другие отлагались в водной среде. И хотя зеленые глины,  как  ты
говоришь,  морские,  они,  если  судить  по  прослойкам  песка,  -  все-таки
мелководные образования. Разве не могут  крупные  озерные  бассейны  перейти
постепенно в морские? Возьми  историю  того  же  Каспия!  Сначала  это  было
огромное море, составлявшее единое целое с Черным!
      - В принципе, Саша, все может быть, - в задумчивости Субботин  поскреб
подбородок.  -  Только  как  сейчас  определить,   был   здесь   перерыв   в
осадконакоплении или его не было?
      - Слушай,  а  если  провести  магнитный  каротаж?  На  установке  есть
чувствительный   магнитометр,   предназначенный   для   изучения    вариаций
магнитного поля Луны в зависимости от глубины.
      - Ну, получишь вариации магнитного поля Земли, - усмехнулся Михаил.  -
А дальше что?
      - Их  можно  снять  так  же,  как  и  само  магнитное  поле.   Получим
остаточную намагниченность по всему стволу скважины.
      - А обсадные трубы?
      Саша захлопал ресницами, потом улыбнулся:
      - Миша, я был лучшего мнения  о  твоих  познаниях  в  области  буровой
техники. Ты же геолог. Трубы выполнены из немагнитных сплавов.
      - Я геолог, а не  буровик,  Сашенька.  Тебе  для  каротажа  необходимо
знать параметры труб, а мне важен только их диаметр, хотя, конечно,  это  не
оправдание. Ну, давай попробуем твой магнитный каротаж.
      Субботин снял  стакан  с  поднятого  снаряда  и  переместил  последнюю
штангу в магазин. Площадка для каротажа была подготовлена.
      Тем  временем  Макаров  достал  из  запасника  специальную  гильзу   и
соединил  ее  с  кабелем.  Включив  регистрацию,  он  нажал  кнопку  спуска.
Стрелки,  контролирующие  запись  по   основным   параметрам   напряженности
магнитного склонения и наклонения, устроили такую лихорадочную  пляску,  что
пришлось остановить гильзу.  Стало  ясно,  что  вести  запись  на  скорости,
пригодной для обычного каротажа, нельзя, и Саша уменьшил ее  в  десять  раз.
Теперь один метр гильза с магнитометром проходила за десять секунд.  Стрелки
повели себя спокойнее. Задав программу  троекратного  повторения  магнитного
каротажа, он выбрался из-за пульта и потянулся.
      - А спать все-таки хочется, даром что заря такая яркая! - он  взглянул
на часы. - Скоро три. Каротаж займет  часа  полтора.  Я,  пожалуй,  вздремну
немного. Разбудишь, если что.
      Михаил кивнул. Саша, забравшись в кормовой отсек, развернул  подвесную
койку и тут же заснул,
      "Надо ввести восьмичасовую смену, - подумал Субботин.  -  Тогда  будет
сдвиг по фазе, и время вахты  каждого  будет  меняться.  Саша  третьи  сутки
работает в ночную. Это ненормально. Днем он наверняка не выспался..."
      А небо тем временем  разгоралось,  насыщаясь  алыми  тонами,  пока  на
северо-восточной   части   горизонта   не   блеснул   раскаленный    краешек
желто-красного солнца. День обещал быть  жарким,  но  пока  роса  и  холодок
пробирали даже сквозь космический костюм, который, впрочем,  был  распахнут.
Субботин проделал утренний комплекс зарядки и согрелся. Затянув застежки  на
рукавах и груди, он уселся за пульт. Первые диаграммы были готовы.  Субботин
просмотрел график  напряженности  и  подумал,  что  он  довольно  монотонен,
только на границе четвертичных отложений и палеогена есть что-то похожее  на
срыв, да  еще  с  появлением  зеленых  глин  напряженность  магнитного  поля
несколько повысилась. Впрочем, это повышение можно  объяснить  появлением  в
песках  минералов  магнитной  фракции:  мартита,  магнетита   и,   возможно,
ильменита...
      Солнце  все  пригревало,  и  Михаил  тоже   задремал.   Его   разбудил
мелодичный  звон:  программа  каротажа  была  выполнена.  Субботин   щелкнул
тумблером, включая связь с кормовым отсеком.
      - Саша, вставай! Готово!
      Макаров,  сонный,  тряся  головой  и  позевывая,  появился  в   отсеке
управления.
      - Ага! Давай их сюда. Сейчас они у меня заговорят  на  более  понятном
языке.
      Он ввел одну за другой диаграммы в считывающее устройство  электронной
машины и, задав программу, стал  ждать  результата.  Через  несколько  минут
машина выдала каротажные диаграммы  со  снятыми  параметрами  постоянного  и
переменного  магнитных  полей  Земли.  Графики  разительно   отличались   от
первоначальных.  От  монотонности  не  осталось  и  следа.  Диаграммы  стали
сложными,  сплошь  испещренными  отдельными  хорошо  выраженными  пиками   и
впадинами...
      - Как? - Саша довольно потер руки.
      - Похоже на настоящую каротажную диаграмму.
      - То-то. Я, конечно, увеличил масштаб отклонений, иначе  они  не  были
бы  так  ярко  выраженными,  но  посмотри  на  график  вариаций   магнитного
склонения. Резкий срыв наблюдается только  на  переходе  к  четвертичным,  а
между серыми и зелеными глинами его нет. Везде  закономерная  периодичность.
Причем заметь: от  нулевой  линии  график  смещается  то  вправо,  то  влево
примерно через равные промежутки. Возможно,  переход  через  нуль  знаменует
собой инверсию.
      Саша взял другую диаграмму и бегло просмотрел ее снизу вверх.
      - Здесь такая же картина. Продолжительность палеогена какая?
      - Что ты хочешь?
      - Считается, что периодичность инверсии -  около  двухсот  тысяч  лет.
Можно,  пожалуй,  определить,  за  какое  время  образовались   эти   глины.
Посчитать по диаграмме количество инверсий и умножить на двести тысяч.
      - Посчитай. Любопытно, что получится. Только за начало отсчета  возьми
границу с зелеными глинами.
      Макаров кивнул и, шевеля губами, принялся  считать  циклы,  достаточно
ясно  выраженные  на  графике.  Субботин  умышленно  не  сказал  о   времени
формирования той части геологического разреза,  которая  интересовала  Сашу,
чтобы полученная информация не повлияла на результаты  его  вычислений.  Ему
уже  приходилось  сталкиваться  с  тем,  что  исследователи  часто  пытаются
втиснуть новые факты в рамки своей теории или гипотезы, а если  они  выходят
за установленные ими рамки, невольно так или иначе  подправляют  эти  факты,
нарушая тем самым, как говорят научные работники, чистоту опыта.
      - Двадцать  восемь,  -  закончил  подсчеты  Макаров  и  повернулся   к
Михаилу. - Это что-нибудь около шести миллионов лет.
      - А       продолжительность       олигоцена       исчисляется        в
двенадцать-четырнадцать, - Михаил потер подбородок и сочувственно  посмотрел
на друга. Ему самому хотелось, чтобы подсчеты Макарова оказались близкими  к
реальности, но не получилось... Однако тот не  прореагировал  на  сообщение,
продолжая что-то прикидывать, потом спохватился и уставился на Михаила.
      - Что такое олигоцен?
      - Верхний палеоген. Наши глины, словом.
      - Так... - Саша в раздумье покусал  нижнюю  губу.  -  Не  сходится.  А
ну-ка напряженность?
      Но  и  диаграмма  напряженности   палеомагнитного   поля   ничего   не
прояснила, поскольку на ней наблюдалась та же периодичность.
      - Может, временной промежуток между инверсиями  более  длительный.  Не
двести,  а  четыреста  тысяч  лет?  -  высказал   он   предположение   после
продолжительного  молчания.  -  Некоторые  палеомагнитологи   придерживаются
именно этой цифры. Тогда все в норме.
      - Не торопись с выводами. Вдруг окажется, что  здесь  просто  неполный
разрез.
      - Пожалуй, - согласился Саша. - У нас еще  будет  время  проверить  на
других скважинах.
      Он поднялся, разминаясь после долгого  сидения,  но  мысли  продолжали
вращаться вокруг каротажных диаграмм.
      - Одно мне пока ясно, - сказал он, не прекращая разминки.  -  Перерыва
в осадконакоплении не было.
      - То есть? - всем корпусом повернулся к нему Субботин.
      - То и есть! Графики на всех каротажных диаграммах ритмичны. Срывов  и
резких отклонений нет, а это вполне надежные признаки.
      - Тогда надо бурить до четкого перерыва!
      - Этим я сейчас и  займусь,  пока  вахта  не  кончилась.  Только  тебе
следует убедить Самсонова, чтобы не снял буровую, пока не получим  надежного
результата. Ладно, я пошел.
      - Поздно схватился, - усмехнулся Субботин. - Вон Смолкин торопится  на
смену.
      - Неужели уже шесть часов?
      - А ты как думал?
      Сима,  увидев  издали,  что  агрегат  стоит,   над   скважиной   висит
измерительная,  как  ему  показалось,  гильза  и  по-прежнему  включены  все
осветительные приборы, забеспокоился и  на  буровую  примчался  запыхавшись,
но, увидев, что все в порядке, рассердился:
      - Дрыхли? - спросил он без всякой дипломатии.
      - Нет, проводили каротаж.
      - А по какому поводу иллюминация? Макаров  охнул  и  бросился  к  щиту
управления буровой.
      - Это моя вина, - принял на себя основной  удар  Миша.  -  Ждал,  пока
закончится каротаж, и задремал. А потом обсчитывали результаты, забыли.
      Сима   как   механик   считал   самоходный   буровой   агрегат   своей
собственностью. Он любил технику до умопомрачения  и  даже  свободное  время
тратил  либо  на  тренажер,  отшлифовывая  до   блеска   свое   водительское
мастерство, либо пропадал на учебной базе, помогая  инженерам  ремонтировать
технику. Зная его пристрастие, никто не оспаривал Симиных  прав  на  буровой
агрегат,  впервые  полностью  доверенный  им  для  самостоятельной   работы,
поэтому увлекшимся друзьям пришлось выслушать полный курс  правил  обращения
с доверенной  им  техникой.  Прибрав  каротажное  оборудование,  Саша  вывел
первую штангу из магазина, Михаил присоединил к ней стакан, и снаряд  быстро
пошел вниз... От их действий у Симы иссяк запас  ругательных  слов,  а  лицо
выразило крайнее недоумение.
      - Посмотри в зеркало, - посоветовал Саша.
      Смолкин шагнул и зеркалу, закрепленному на  кронштейне,  и  пристально
оглядел себя.
      - Чего ты? - спросил он, не найдя у себя никаких дефектов.
      - Ты разве не заметил, что лицо у тебя  приобрело  несвойственную  ему
задумчивость, -  засмеялся  Саша,  довольный,  что  застал  врасплох  своего
друга, от розыгрышей которого он страдал чаще других.
      - Шутить изволите? - проворчал  Смолкин,  проглотив  досаду,  что  его
поймали на пустячке. - Только первокурсник не знает, что каротаж  проводится
после окончания скважины, а вы снова собираетесь бурить.
      - Мужайся, Сима, - подлил масла  в  огонь  Субботин.  -  Тебе  первому
стоять восьмичасовую вахту.
      - Миша, за кого ты меня принимаешь? На  такие  шутки  я  не  попадался
даже в детстве!
      - В два тебя сменит Майя. Я пойду в ночь, - в том  же  тоне  продолжал
Субботин, и Сима шестым чувством уловил, что тот говорит всерьез.
      - Это еще почему?
      - Саша сутки  отдохнет.  Три  ночи  подряд  -  все-таки  многовато,  а
бурить, возможно, придется долго.
      - Слушайте, что здесь происходит? Вы, часом, не того...  Не  заболели?
Лагерь сняли. Я даже не позавтракал, пришел на всякий случай -  узнать...  А
тут - бурить, да еще восемь часов!
      - Симочка! Может,  ты  и  на  практику  поехал  на  всякий  случай?  -
насмешливо сощурился Макаров. - Ты скажи. Если мы попросим, тебя отпустят.
      - Ребята! Вы явно переутомились, - обиделся Смолкин. -  Если  надо,  я
могу и двенадцать отстоять, даже без обеда.
      - Только вчера  мы  говорили  с  Майей,  что  в  наших  условиях  даже
слабости  могут  перерасти  в  недостатки,  -  обращаясь  к  Михаилу,  начал
излагать свою теорию Саша.
      - Ладно, - сказал Субботин. - Все понятно. А насчет  обеда  что-нибудь
придумаем. Там в НЗ остались галеты. Пожуй, на всякий случай!
      - Будет сделано, начальник! - сразу пришел в свое обычное  благодушное
состояние Смолкин и исчез в кормовом отсеке.
      Тампонажную глину привезли лишь к вечеру. Самсонов сгрузил  у  палатки
продукты и термосы с ужином.
      - Извините,  ребятки!  На  семнадцатой  скважине  авария.   Прихватило
снаряд, оборвали трубы... Вы обедали?
      - Достали кое-что у местного населения. Тут недалеко полевая  бригада.
Даже картошки сварили в калорифере.
      - Где, где? - не понял геолог.
      - В калорифере. На нашей установке есть калорифер для подогрева  пищи.
При нужде в нем можно и сварить.
      - Понятно. А как на буровой? Сколько прошли?
      - Сейчас что-нибудь около двухсот пятидесяти, - ответил Субботин.
      - Ого! Давайте закрывать. Сколько времени потребуется на тампонаж?
      - Часа полтора, но нам кажется,  что  заканчивать  скважину  несколько
преждевременно.
      И Михаил рассказал Самсонову о проведенном эксперименте.
      - Посмотреть диаграммы можно?
      - Они на буровой.
      - Тогда ужинайте, а  потом  покажете  и  расскажете.  Геолог  долго  и
придирчиво изучал диаграммы, слушал объяснения Саши и курил.
      - Аркадий Михайлович, а почему вы  курите?  -  не  выдержал  Сима,  на
которого все время шел дым, с какой бы стороны он ни пристраивался.
      - Так. Архаическая привычка. Начал  на  Севере.  Там  такая  традиция.
Комаров вроде отгоняешь... До какой глубины вы сможете бурить?
      - Станок рассчитан на полторы тысячи, но труб и штанг в  запаснике  на
пятьсот метров, - ответил Смолкин.
      - Полторы  тысячи?  -  удивился  Самсонов.  -  А  я  считал  по  марке
САБА-150, что он берет до ста пятидесяти, тем более, что и агрегат  по  виду
невелик.
      - Что вы, Аркадий Михайлович! Это у  нас  самый  тяжелый  станок.  Сто
пятьдесят у нас означает не глубину бурения, как у вас, а емкость  магазинов
для штанг и обсадных труб. А невелик потому,  что  компактен,  вылизан,  как
говорят конструкторы. Ведь в космосе важен каждый килограмм. Но  мощности  у
него с запасом! - пояснил Сима, севший на своего любимого конька.  Он  готов
был до утра петь дифирамбы станку, но геолог перебил его:
      - Понятно. Это меняет дело. Давайте усложним вам программу. Я  подберу
разрезы, где вы сможете поработать  с  максимальной  отдачей.  Ну,  а  здесь
давайте побурим. Есть смысл пройти весь палеоген до меловых  отложений.  Это
примерно на глубине триста пятьдесят метров, по  нашим  данным.  Как  пойдут
черные или серые глины с каолинитом, кончайте.
      - А  вдруг  и  тогда  не  будет   перерыва   в   осадконакоплении?   -
поосторожничал Субботин. Геолог рассмеялся.
      - Ну, это ты, Михаил, уже ёрничаешь. Как ни слаба наша  наука,  но  ее
точности хватит определить, что по крайней мере один  перерыв  должен  быть!
Могу гарантировать. А вообще,  ребята,  даже  я  не  могу  представить  всех
последствий вашего магнитного каротажа. По идее одновозрастные  пачки  пород
должны  иметь  практически  одинаковые   графики.   Геофизики   рассчитывают
получить их, определяя послойно образец за образцом. Но это адова работа!  А
у вас  просто.  Настолько  просто,  что  даже  не  верится.  Ведь  геофизики
проводят магнитную чистку образцов...
      - Мы тоже, - покраснел от недоверия Саша. - Только с  помощью  ЭВМ.  Я
запросил поправки из Института земного магнетизма и снял современный фон.
      - Вам виднее. В любом случае надо набрать,  достаточно  материала  для
сопоставления, прежде чем делать выводы.
      Самсонов и верил и не верил  результатам  магнитного  каротажа.  Когда
скважина  была  закончена,  по  подсчетам  Макарова  выходило,  что   разрез
верхнего  палеогена  здесь  неполный.  Нижняя  часть  его  выпадала.  Вторую
скважину Аркадий Михайлович решил пробурить на северной площади. Там  разрез
тоже считался неполный, но зато нижняя часть была  представлена  широко,  и,
главное, достоверно подтверждена палеонтологическими остатками.  Рассчитывая
убить двух зайцев: добрать из нижней, недостающей части разреза образцы  для
геофизиков и проверить надежность магнитного  каротажа,  Самсонов  бывал  на
скважине почти каждый день и все-таки опоздал к ее завершению.  Он  подъехал
к лагерю затемно. Буровая стояла в стороне от скважины с  опущенной  мачтой,
подготовленная к переезду.  В  палатке,  просвечивая  тонкую  ткань,  горела
лампа дневного света... Четверка сидела за столом, изучая вороха диаграмм.
      - Ну, что тут у вас? - поздоровавшись, спросил Самсонов.
      - Саша насчитал в пределах олигоцена около шестидесяти инверсий.  Чуть
не дотягивает до двенадцати миллионов лет.
      - Почему  не  дотягивает?  -  отозвался  Макаров.  -  Я  ведь   назвал
периодичность инверсий округленно. А точнее двести двенадцать тысяч.  Вот  и
посчитай!
      - Ладно,  не  будем  мелочными,  -  засмеялся  Михаил.  -  Получается,
Аркадий Михайлович, что здесь самый полный разрез олигоцена!
      Самсонова усадили за  стол  и  пододвинули  каротажные  диаграммы.  Он
изучал их долго и сосредоточенно.
      - Не  знаю,  что  и  сказать,  -  покрутил  он  головой.  -  С  такими
построениями вылетишь в трубу! Меня поднимут на смех мои коллеги.  Никто  не
поверит  этим  диаграммам,  пока  они   не   будут   подтверждены   обычными
палеомагнитными определениями по отдельным образцам. И потом,  диаграммы  не
похожи друг на друга. Одними инверсиями ничего не докажешь.
      Саша смущенно молчал. Он и сам понимал, что графики  должны  совпадать
в тех частях, где они отражают один и тот же временной  отрезок,  но  ничего
подобного не получилось. Что-то похожее, но не больше. Самсонов  прав:  надо
набрать побольше материала для сопоставления...
      Теперь они бурили только глубокие скважины, которые должны были  стать
опорными  при  изучении  палеогена  не  только  потому,  что  сопровождались
магнитным  каротажем,  но  и  потому,  что,  освоившись,  бригада   получала
идеальный керн и Самсонов мог надеяться на  самые  радужные  результаты.  Их
четверке  придали  повариху,  черноволосую   кареглазую   студентку   высших
кулинарных курсов, которая так же, как  и  они,  проходила  производственную
практику.  Галя  быстро  завоевала  их  доверие  великолепными   украинскими
борщами, особенно пришедшимися по вкусу Симе Смолкину.
      - Землячка, вот ты и нахваливаешь, - подзуживал его Саша, и хотя  Сима
внешне не реагировал на мелкие  уколы,  однажды  в  выходной  день  Макаров,
засидевшийся  за  очередной  несопоставляющейся  диаграммой,   остался   без
первого.
      - Извини, увлекся, - с невинной физиономией  оправдывался  Смолкин.  -
Такой был вкусный борщ!
      Саше пришлось довольствоваться вторым, и он не удержался от шпильки.
      - Обжорство  даже  в  прошлом  не  считалось  особым  достоинством.  В
будущем, оно, по-видимому, будет презираться.
      - А незрелых теоретиков будут содержать под стеклянным  колпаком,  как
помидоры на окошках.
      - Мальчики, не надо ссориться, - примирительно сказала Майя.
      - Это  не  ссора,  -  упрямо  тряхнул  головой  Саша,  -  а  наглядная
иллюстрация к нашему разговору о человеческих слабостях. Он  сделал  из  еды
культ. Постоянно кричит, что голоден, как волк, а ест, как лошадь.
      - Если вспомнить басню Крылова  о  зеркале,  то  нетрудно  проследить,
откуда идут твои животные параллели, - отпарировал Сима.
      - Мальчики, не надо иллюстрировать теорию Дарвина, -  грустно  сказала
Гончарова. - В конечном счете, все мы несем тяжелый генетический груз  наших
предков. Человек с его наследственностью получил  не  только  положительные,
но и отрицательные качества. Конечно, с ними надо бороться, но  гены  -  это
такая темная бездна. Никогда не знаешь, что может оттуда вынырнуть.
      - По-твоему, выходит, раз  человек  таким  родился,  значит,  ему  все
можно? - запальчиво ринулся в атаку Саша. - А  воспитание  и  самовоспитание
уже ничего не могут?
      Майя поморщилась: в запальчивости Макаров терял чувство меры.
      - Нет,  Сашенька.  Я  так  не  утверждаю,  но   наивно   думать,   что
человечество сможет когда-нибудь освободиться от этого сложного мира,  пусть
самым великолепнейшим воспитанием.  Но  даже  если  бы  это  и  удалось,  не
обеднело ли бы само человечество?  Вспомни  хотя  бы  Станислава  Лема,  его
"Возвращение  со  звезд".  Цивилизация  достигла   путем   особых   прививок
бетризации уничтожения агрессивности. Всего лишь одного качества в  человеке
и  вместе  с  ним  поблек  мир  желаний  и  страстей.  Цивилизация  потеряла
жизнеспособность, замкнулась сама на себя. Ей уже  не  нужна  романтика,  не
нужен дальний поиск, не нужны полеты  к  другим  мирам...  Возьми,  наконец,
Шекспира. Он писал свои трагедии почти полтысячелетия назад, но они  волнуют
нас и сейчас! Почему? Да только потому, что Шекспир  гениально  изобразил  в
них человеческие чувства и страсти, которые в определенной  мере  присущи  и
нам.
      - Я  тебя  понял.  Не   нужно   совершенства.   Пусть   все   остается
по-прежнему, иначе не будет прогресса, - с сарказмом заметил Макаров.
      Майя промолчала. У нее пропало желание вести спор, так как  Александр,
раздраженный  бесцеремонной  шуткой  Смолкина,  просто  игнорировал  все  ее
доводы. Она подумала, что  для  него,  умеющего  вести  дискуссию,  вскрывая
тонкие логические несоответствия и просчеты  противника,  такой  примитивный
способ, как голословное  отрицание,  совсем  нетипичен  и,  по-видимому,  он
совсем не в настроении.
      - Между прочим, - нарушил возникшую тишину Михаил, - ты, Саша,  своими
возражениями подтверждаешь доводы Майи.
      Макаров даже перестал жевать. Огонек  любопытства  промелькнул  в  его
глазах, он весь подобрался, готовый дать бой в своем лучшем стиле.
      - Не мог бы ты пояснить свою мысль на конкретных примерах?  -  спросил
он.
      - Пожалуйста. Ты ратуешь  за  хорошее  воспитание,  а  сам  проявляешь
неуважение к оппоненту, точнее,  к  оппонентке,  -  Субботин  с  улыбкой,  в
которой  отражалась  и  поддержка,  и  нежность,  взглянул  на  загрустившую
Майю, - такими, с  позволения  сказать,  доводами:  "Этого  не  может  быть,
потому что не может быть никогда!". Еще?
      - Горю от любопытства!
      - Смотри, сгоришь со стыда! Ратуешь  за  выдержку,  а  сам  болезненно
реагируешь на, конечно, бестактную, если  не  сказать  неумную,  но  все  же
шутку товарища.
      - Нельзя ли полегче! - напомнил о своем присутствии Сима.
      - Ты сиди. В твоем положении любую пилюлю проглатывают молча,  а  если
не лезет, запивают чаем. Дальше. Тебя  раздражает,  что  никто  не  признает
твою вполне здравую и полезную  мысль  о  борьбе  с  недостатками.  Но  ведь
вопрос о масштабах. Когда  счет  идет  на  микроны,  это  смешно,  когда  на
миллиметры, это можно назвать слабостью,  а  на  сантиметры  -  недостатком.
Если твой глаз ловит микроны, не ставь себя  в  глупое  положение.  Но  ведь
бывают и вполне  невинные  недостатки,  которые  не  мешают  и  не  задевают
других. Есть ли необходимость все подряд предавать остракизму?  Естественно,
если у товарища проявляется повышенный интерес к еде, его  следует  посадить
на диету, - Субботин насмешливо посмотрел на Смолкина.
      - Протестую! - завопил Сима.
      - Ну, ну! Здесь люди, а не автомат. Нас не введешь в заблуждение.
      Намек Субботина вызвал  общее  оживление.  В  памяти  у  всех  еще  не
изгладился случай, когда Серафим, позорно провалившись  на  экзамене,  сумел
добиться  у  автомата  права  на  переэкзаменовку.   Не   ожидавший   такого
кинжального удара от  товарища,  Сима  сник,  и  Михаил  смог  продолжить  в
наступившей тишине свою мысль:
      - Но ведь Сима героически  одолел  весь  борщ  без  остатка  только  в
интересах научного эксперимента, а ты не понял его  и  обиделся.  Тут,  надо
сказать, главную роль сыграли чувства, то  есть  те  самые  подлые  гены,  о
которых  столь  красноречиво  говорила  Майя.  Итог:   три-ноль   в   пользу
Гончаровой. Защищайся!
      - Минуту!
      Саша налил себе кружку  чая,  отхлебнул  и,  поднявшись  из-за  стола,
прошелся взад и вперед вдоль навеса над кухней.
      - Хорошо. В чем-то я зарвался. Но Майя,  как  экологическая  комиссия,
готова  на  любое  человеческое  качество  повесить  табличку:   "Охраняется
законом". Пусть, дескать, все развивается естественным путем.
      - Ну, знаешь ли! - вспыхнула Майя.
      - Минутку! - Макаров  сделал  глоток  из  своей  кружки.  -  Я,  между
прочим, никого не перебивал, а потому прошу меня выслушать молча.
      - И стоя! - не утерпел Сима.
      Субботин положил ему на плечо тяжелую руку и успокаивающе похлопал  по
спине, но тот уже не мог остановиться.
      - Сняв шляпу!
      Майя прыснула в ладошку и отвернулась. Саша невозмутимо отхлебнул  еще
глоток, а Михаил укоризненно посмотрел на Смолкина. Наконец все притихли.
      - Если серьезно, я могу  согласиться,  что  чувства  всегда,  в  любом
отдаленном будущем останутся привилегией человека,  но  ведь  вопрос,  какие
чувства? Любовь? Да! Ревность?  Нет!  Дружба,  участливость,  сопереживание,
нежность, теплота отношений наконец! То  есть  положительный  комплекс!  Вот
ты, Майя, утверждаешь, что мы любим Шекспира потому, что часть  тех  чувств,
которые были присущи его эпохе, сохранились в нас. Но  ведь  это  уже  ни  в
какие  ворота  не  лезет!  Неужели   зависть,   властолюбие,   корыстолюбие,
жадность, коварство,  интриганство-то,  против  чего  восстал  еще  Шекспир,
присущи и нам в той же степени? Нет, конечно. Значит, определенный  прогресс
есть, даже за четыреста-пятьсот  лет,  а  что  может  быть  через  несколько
тысячелетий?
      - Дорогой, не  надо  с  меркой  жизненной  достоверности  подходить  к
художественным произведениям.  Шекспир,  как  и  каждый  художник,  заострял
действительность, да и жанр трагедии  требовал  жертв,  потом  стали  писать
драмы, и жертв стало значительно меньше. Если развитие  общества  пойдет  по
предсказанному тобой пути, то остается писать одни комедии или водевили!
      - Вот и хорошо! В нормально организованном обществе вообще  не  должно
быть драм.
      - Но они есть! С детства я помню случай в нашем доме.  Муж  убил  жену
из ревности. И как! Задушил шарфом, почти как Отелло Дездемону.  Дикость!  -
Майю всю передернуло от воспоминаний. - И все же это  двадцать  первый  век.
Вот тебе темная сила генетического наследия!
      - Гены здесь ни при чем, - возразил Саша. - Просто попался  девственно
неразвитый тип. Бывают же флуктуации!
      - Если бы! Во-первых,  сколько  я  помню,  это  был  очень  интересный
человек. Обычно он работал дома до  глубокой  ночи.  Иногда  он  выходил  по
вечерам посидеть на скамейке, под липами.  И  сразу  возле  него  собирались
жильцы. Начинался любопытный разговор... Часто о космосе...  Может  быть,  я
ему обязана поступлением в Институт  космонавтики.  А  во-вторых,  говорили,
что через день он должен был защитить докторскую.
      - Тогда я не знаю, - честно признался  Макаров.  -  И  вообще,  каждый
человек - такая загадка...
      Он помолчал. Неожиданно, неизвестно по какой  ассоциации,  вспомнились
их странные отношения со Светланой. Он незаметно вздохнул.
      - Ладно, я пошел к своим графикам. В них не меньше загадочного, чем  в
человеческой сущности, но они, по  крайней  мере,  однозначны.  Стоит  найти
ключ к одному, и раскроются остальные.
      - К человеку тоже надо искать ключ...
      - Не втягивай, нет настроения, - отмахнулся Саша.
      - А я и не втягиваю, -  улыбнулась  Майя.  -  Просто  тебе  привет  от
Светланы.
      - Да? - оживился Макаров. - А где она?
      - В Аскании Новой. Изучает тамошний биоценоз.
      - Майечка, я же геофизик! Нельзя ли попонятнее?
      - Ну, Сашенька! Это  же  из  школьной  программы.  Совокупность  всего
живущего. Растительный и животный мир, микробиологический комплекс...
      - Я всегда недолюбливал биологию. Кстати,  она  же  специализировалась
как врач? Зачем ей этот твой биоценоз?
      - Любая внеземная станция-тот же биоценоз, только окультуренный.
      - Ладно. У тебя есть ее адрес?
      - Естественно.
      Саша записал адрес Светланы и, чтобы ему  не  помешали,  отправился  в
кормовой отсек,  где  он  занимался  до  обеда  расшифровкой  палеомагнитных
диаграмм. Однако написать письмо ему не удалось: приехал  Самсонов.  Услышав
шум машины, радостные восклицания, общий гомон, Макаров выглянул из  отсека,
увидел геолога, и его похвальные намерения мигом испарились.
      - Аркадий Михайлович! Точку новую наметили?
      - Наметил, но не дам. Отдыхайте пока. Иначе  с  меня  профсоюз  голову
снимет за переработку.
      - А кто будет знать? Мы же практиканты!
      - Макаров, ты честный человек? Вопрос застал Сашу врасплох. Он  слегка
покраснел и сказал неуверенно:
      - Думаю, что да.
      - Я тоже, - отрезал геолог.
      - Бедный Сашенька, - пожалела  Гончарова.  -  У  него  сегодня  черный
день.
      Просмотрев диаграммы магнитного каротажа  последней  скважины,  геолог
остался   доволен:   отмеченные   перерывы   в    осадконакоплении    хорошо
согласовались  с  ранее  полученными  результатами,  а  количество  инверсий
давало достаточно четкое представление о протяженности во времени  процессов
формирования глинистых пачек и о полноте разреза. На большее нечего  было  и
рассчитывать, но Макаров полагал, что можно сопоставлять разрезы в  деталях,
если получить ключ к расшифровке диаграмм. Несмотря на сходство,  каждая  из
них отличалась полной индивидуальностью, и вот это было непонятно.  Напрасно
его убеждали Самсонов и Субботин,  что  все  вполне  естественно,  поскольку
магнитное поле на площади неоднородно, и если в настоящее  время  оно  имеет
множество аномалий, то почему их  не  должно  быть  в  пределах  измеряемого
палеомагнитного поля?
      - Миша,  как  ты  не   понимаешь?   Естественно,   что   напряженность
магнитного поля в каждой конкретной точке была разной, но ведь мы  фиксируем
изменения.  Изменения,  а  не  само  поле!   Это   разные   вещи   Изменения
определяются  причинами  глобального  порядка  и  должны  иметь  одинаковый,
точнее, идентичный характер. Еще  более  четко  это  должно  проявляться  на
таких параметрах, как  магнитное  склонение  и  наклонение.  Если  бы  найти
причину  неповторимости  графиков,  их  можно  было  бы  привести  в  единую
систему. Мне бы найти хоть два одинаковых кусочка, и я  бы  разобрался.  Вот
ты геолог, Миша. Попробуй найти совершенно одинаковые части разрезов.
      Субботин только пожал плечами. Найти  то,  о  чем  просил  Макаров,  -
совершенно  немыслимая  вещь.  Природа  не  повторяется,  и,   несмотря   на
кажущееся одинаковым чередование прослойков глин, они различны по  мощности,
по минералогическому составу, то есть вполне индивидуальны, как  и  графики,
получаемые Сашей.
      - Хорошо, - нехотя согласился  он.  -  Давай  попробуем.  Только  тебе
придется бросить кустарщину и поставить все на более  научную  основу.  Надо
отстроить геологические разрезы на миллиметровке, увязать их и только  после
этого  сопоставлять  отдельные  части  твоих  диаграмм.  Я  думаю,   Аркадий
Михайлович нам поможет.
      - Обязательно,  -  подтвердил  геолог.  -  Это  прежде  всего  в  моих
интересах!
      С  этого  дня  каждая  скважина  тщательно  и   подробно   описывалась
Субботиным, потом они вместе с  Сашей  отстраивали  геологический  разрез  и
пытались  по  нему  увязать  палеомагнитные  диаграммы,  отчеркивая  на  них
одинаковые, по мнению Субботина, части разреза.  Самсонов  проводил  с  ними
почти все свободное время. Им помогали все свободные  от  вахты.  Даже  Галя
часами просиживала над диаграммами,  пытаясь  найти  на  отчеркнутых  частях
однотипные рисунки  графиков.  Саша  опробовал  все  варианты  опознания  на
вычислительной  машине,  но  все   усилия   были   тщетны.   Сима   научился
распознавать однотипные отложения по керну скважин, как  заправский  геолог,
и щеголял названиями свит  на  зависть  Макарову,  который  хотя  и  получил
достаточную  геологическую  подготовку  по  геологическим  дисциплинам   как
геофизик, на практике не мог отличить по керну одну дачку пород от другой  с
такой легкостью, как это делал Смолкин. Окончания каждой новой скважины  все
ожидали с нетерпением спринтера, готового сорваться с  выстрелом  стартового
пистолета. Магнитный каротаж теперь повторяли пятикратно, и  после  Сашиного
священнодействия  на  ЭВМ  каждый  старался  первым  выхватить  обработанную
диаграмму, надеясь, что именно ему удастся найти ключ к решению  задачи,  но
рулоны палеомагнитных графиков  росли,  и  постепенно  интерес  к  ним  стал
падать. Первым отступился Сима. Скоро Макаров остался в одиночестве, но  для
него решение проблемы  было  вопросом  профессионального  престижа.  Правда,
иногда Галя, закончив свои дела, брала в руки лупу...
      Август близился к концу. Все чаще в ночные смены приходилось  надевать
свитер. От первых  заморозков  начали  желтеть  листья  берез  и  вспыхивали
багровым  румянцем  осины.  Матушка  Сибирь  напоминала   о   приближающихся
холодах...
      Тот день был ничем не примечателен. С  утра  небо  затянуло  тучами  и
даже начал накрапывать дождь,  но  к  полудню  облака  разогнало  ветром,  и
проглянуло солнце. На буровой ждали приезда Самсонова,  который  должен  был
поставить бригаду на новую  точку.  Галя  после  завтрака  уехала  домой,  в
Серебряное,  недавно  выросшее  из  живописного  села  на  берегу  Иртыша  в
современный  агрогород,  пообещав  вернуться  с   пятичасовым   экранолетом.
Собственно, в те дни, когда буровая не работала, у Гали был выходной, и  она
могла распоряжаться своим временем по  собственному  усмотрению,  но  обычно
она оставалась в  лагере,  не  доверяя  никому  кухонные  дела,  и  к  этому
привыкли настолько, что Сима, дежуривший в тот день, был неприятно  удивлен,
когда друзья напомнили ему, что неплохо бы  заняться  обедом.  Поворчав  для
порядка, он принялся за  дело,  решив  не  пугать  своих  товарищей  слишком
изысканным  меню.  Тем  не  менее,  Гончарова,   зная   о   его   кулинарных
способностях и опасаясь, что привыкший готовить  из  полуфабрикатов  Смолкин
сотворит  из  натуральных  продуктов  что-либо  несъедобное,   взялась   ему
помогать.
      - Слушай, - Сима столь старательно выковыривал глазки из  картофелины,
что даже высунул язык, - ты  не  знаешь,  чего  это  ей  вдруг  понадобилось
домой?
      - Она просила не говорить. Хочет подготовить для вас сюрприз.
      - Саша,  -  обернулся  Сима  к  Макарову,  упорно  терзающему  графики
палеомагнитных записей,  -  с  чего  человеку  понадобилось  устраивать  нам
сюрприз?
      - Чудак. У нее же первого сентября начинаются занятия.
      - А ты, Интуиция? - спросил он Мишу.
      - Похоже, но по-моему, у нее просто день рождения.
      - Ого! Это правда, Майя?
      - Я же дала слово молчать!
      - Хорошо, молчи. Только,  если  правда,  закрой  один  глаз.  И  слово
сдержишь, и мы получим информацию.
      - Иди-ка ты!
      - Ну и ладно! И так ясно. Миша зря не скажет. Даром что  ли  он  носит
почетное прозвище. Слушай, угадали?
      - Отстань, смола! Я же сказала!
      - Ты смотри! Она еще и обзывается. Эй, профессор! Кидай  свои  графики
и готовь магнитофон. Кстати, а ты не мог бы эти самые палеомагнитные  записи
дать нам послушать. Хотелось бы знать, как выглядит эта музыка.
      - Балаболка ты, - сказал, поднимаясь, Саша. Ему не хотелось  оставлять
работу, особенно когда что-то брезжило. По собственному опыту он  знал,  что
потом будет  трудно  восстановить  подобное  состояние  и  вспомнить,  какая
закономерность улавливалась в многочисленных диаграммах,  но  раз  намечался
праздник, надо  было  подготовить  музыку,  а  стереофон,  по  укоренившейся
традиции, был под его опекой, Саша  собрал  графики  и  вразвалку  побрел  к
буровому станку, где в приборном отсеке хранилась фонотека.
      Отсутствие  Макарова  заметили,  лишь  когда  настало  время  обедать.
Субботин подошел к отсеку и стукнул кулаком.
      - Эй  ты,  музыкант!  Давай  к  столу!  Да  запусти   нам   что-нибудь
повеселее.
      - Сейчас.
      Саша с готовностью выбрался из отсека, поставил стереофон  на  стол  и
вставил кассету. В полуденной тишине возникло  тонкое,  как  комариный  гуд,
вступление, и тут же громыхнул мощный полифонический аккорд. Музыка  звучала
торжественно; ритмично наплывали могучие волны,  каждый  раз  окрашиваясь  в
новую тональность, но все-таки в  ней  не  было  привычной  мелодии,  скорее
композитор строил свое произведение на диссонансах.
      - Где ты такое выцарапал? - спросил  Смолкин,  ошеломленный  ритмичной
мощью короткой музыкальной пьесы.
      - Твоя идея. Древняя музыка Земли! - торжественно провозгласил Саша.
      - Ну да! Так я тебе и поверил!
      Вместо ответа  Макаров  снова  включил  стереофон,  и  снова  забились
могучие ритмы, расцвеченные калейдоскопом подголосков...
      - Они все в одном роде? - спросил Сима, прослушав несколько пьес.
      - Нет. Есть и поживее.
      Саша погонял ленту и, найдя  нужное  место,  включил  воспроизведение.
Здесь улавливалась, хотя и не очень отчетливо, какая-то мелодика,  отдаленно
напоминающая "Марш Черномора" Глинки.
      - Какая  скважина?  -  поинтересовался  Субботин.  Неожиданный  вопрос
застал Сашу врасплох. Переводя палеомагнитные графики в звуковую запись,  он
не очень  обращал  внимание  на  номера  скважин,  стараясь  найти  наиболее
ритмичные, со сложной вязью мелких и крупных зубцов,  лишь  бы  поинтересней
звучало, но теперь,  осознав,  что  кроме  "музыкального"  применения  такая
запись могла дать и практические результаты в поисках ключа  к  расшифровке,
он покраснел и пожал плечами.
      - Не знаю, Миша. Я об этом не подумал.
      - И  я  не  думал,  -  улыбнулся  Субботин,  уловив  причину  Сашиного
смущения. - Просто любопытно, какая скважина как звучит.  Надо  же  каким-то
образом  различать  музыкальные  сочинения  природы.  Кстати,  мне  кажется,
звучат они все по-разному, так что вряд ли записи помогут тебе  расшифровать
диаграммы. А, Майя? Ты у нас единственная с абсолютным слухом,
      - Не знаю, - поскромничала девушка. После памятного разговора с  Сашей
на берегу ей  не  очень  хотелось  признавать  свою  исключительность  перед
своими друзьями в любом качестве. - Надо послушать еще.
      - Тогда давайте обедать, - предложил Сима.  -  А  ты,  Саша,  запускай
подряд, только не очень громко, а то эта древняя музыка  местами  похожа  на
грозу.
      Записи прослушали несколько раз, и Макаров, убедившись в  бесплодности
уловить что-либо похожее в разных отрывках,  уже  собирался  сменить  их  на
обычную музыку,  как  Майя  вдруг  насторожилась  и  попросила  его  вернуть
предыдущий кусок записи. Внимательно прослушав два отрывка,  она  неуверенно
сказала:
      - В них, кажется, есть отдаленное сходство. Попробуй еще раз.  Только,
когда пойдет второй отрывок, плавно увеличивай скорость.
      Теперь уже не только Майя, но и остальные уловили, что  два  куска  из
разных записей звучат местами почти одинаково...
      - Вот сейчас, Сашенька,  уже  нужно  точно  знать  номера  скважин,  -
заметил Субботин. - Кажется, я начинаю понимать, в чем  дело.  Скорость!  Мы
ведем магнитный каротаж с одинаковой скоростью, а так как ни  один  слой  не
имеет точного соответствия по мощности в тех точках,  в  которых  мы  бурили
скважины, то ни одна диаграмма не похожа на другую.  Значит,  надо  привести
графики в единую систему размерности.
      - Идея  слишком  любопытная,  чтобы  ее  не  проверить,  -  Саша  взял
магнитофон и направился к буровой. С полдороги он вернулся  и  поставил  его
обратно на стол. - Впрочем, наслаждайтесь музыкой. Мне она  не  потребуется,
тем более, что у меня не такой тонкий слух, как у Майи.
      Саша снова направился к буровой, но Субботин в два прыжка настиг  его,
подхватил и на руках, отчаянно барахтающегося, притащил к столу.
      - Ну уж, нет! - сказал он, слегка  запыхавшись.  -  Давай  выкладывай,
что надумал, индивидуалист несчастный!
      - Ничего  особенного,  -  сказал   Макаров,   потирая   бок,   помятый
переусердствовавшим Михаилом. - Чистая техника. Задать ЭВМ программу,  чтобы
расстояния  между  двумя  инверсиями  соответствовали  эталону.  За   эталон
принять любую.
      - Э, вовремя я тебя перехватил! -  Субботин  довольно  потер  руки.  -
Куда ты, голубчик, денешься без геологии? За эталон надо брать диаграмму  по
наиболее полному разрезу, вскрытому  скважиной,  причем,  для  каждой  эпохи
надо  выбирать  свой  эталон.  Короче.  Предлагаю:  индивидуализм   Макарова
осудить как недостойный нашей Системы. Кто  за?  Единогласно!  Уважаю  тебя,
Сашенька, за самокритичность. Второе. В отработку программы включиться  всей
Системе. Третье.  Смонтированную  из  всех  диаграмм  полную  палеомагнитную
запись перевести в  торжественный  концерт  по  случаю  дня  рождения  Гали.
Экипаж! По местам!
      Точно по тревоге экипаж бросился выполнять команду.  Работа  закипела.
Из вороха диаграмм выбирались наиболее протяженные  и  передавались  на  суд
Михаилу. Тот сравнивал их с геологическими разрезами по  скважинам,  выбирал
наиболее  полные  и  передавал  как  эталон  Саше.  Пока   он   по   эталону
пересчитывал те части диаграмм, которые относились  к  охваченному  эталоном
возрасту,  подбирался  полный  график  другой   эпохи.   Постепенно   начала
вырисовываться  довольно  четкая  закономерность   во   всех   пересчитанных
графиках, и теперь уже можно было  достаточно  легко  опознавать  разные  их
части и монтировать диаграммы  в  единую  палеомагнитную  запись  по  каждой
эпохе...
      Галя торопилась. Хотя  экранолет  прибыл  вовремя,  она  не  попала  в
лагерь к намеченному сроку: на пристани  не  оказалось  ни  одной  свободной
машины. Ее подбросили  на  попутной,  и  пришлось  добираться  пешком  почти
четыре километра. Лагерь  был  пуст.  На  столе  стояли  грязные  тарелки  и
остатки обеда. Тревога закралась  в  сердце  девушки.  Такая  неаккуратность
была не в привычках экипажа, как  они  себя  именовали.  Неужели  что-нибудь
случилось? А что, если с Сашей?
      Последнее время он был  такой  задумчивый...  Галя  быстро  подошла  к
кормовому отсеку буровой, заглянула в иллюминатор и,  увидев  всех  четверых
оживленными и  веселыми,  с  облегчением  вздохнула,  но  тут  же  ей  стало
грустно. Значит, ее не ждали,  а  она  так  торопилась...  Галя  неторопливо
прибрала со стола и принялась готовить ужин. Сначала работа  не  клеилась  и
не доставляла удовольствия, как обычно, но постепенно  ее  обида  отошла,  и
она подумала, что все-таки ей сегодня  исполняется  ровно  двадцать  лет  и,
может быть, никогда больше не придется  праздновать  свой  день  рождения  в
такой необычной обстановке...
      Уже  вечерело,  когда  из  открытого  люка  вывалился  Саша  и,  тряся
головой, подошел к термосу с водой.
      - А, Галочка!  Ты  уже  вернулась?  Плесни-ка  мне  ковшичек  воды  на
голову. Совсем одурел.
      Девушка  зачерпнула  полный  ковш  и   опрокинула   на   подставленные
Макаровым вихры.
      - Ух, хорошо!
      Он взял из ее рук ковш и допил остатки.
      - Слушай, Галочка! А почему из твоих рук вода вкуснее?
      - Все шутите, - вздохнула  девушка.  -  Вы  скоро  там  кончите?  Ужин
остывает.
      - Уже, - Саша пятерней поправил свои волосы. - А  ты  знаешь,  чем  мы
занимались?
      - Неужели расшифровкой? - охнула Галя.
      - Еще как!
      - Вот здорово! Так, значит, у нас сегодня двойной праздник!
      - Да!  -  вспомнил  Макаров.  -  У  тебя  же  сегодня  день  рождения.
Поздравляю! Извини, мы так заработались, что забыли все на  свете.  Давай  я
тебя хоть в щечку поцелую!
      Девушка засмущалась, но подставила щеку для поцелуя. Саша коснулся  ее
губами и опять затряс головой:
      - Нет, Галочка, ты - опасный человек. Меня  прямо  током  ударило.  Да
уж, ладно, давай другую!
      - Ну вас, - девушка окончательно смутилась и убежала в палатку.
      Сумерки  сгустились  в  темноту  августовской   ночи,   прохладной   и
безветренной, когда над праздничным столом вспыхнули  гирлянды  разноцветных
лампочек.  Походный  стол  был  уставлен  блюдами,  приготовленными  умелыми
руками именинницы, а в центре его красовался пирог  и  бутылка  шампанского.
Едва все уселись за стол и был произнесен  первый  тост,  праздничные  огни,
казалось,  приманили  Самсонова.  Он  вывернул  на  своем  вездеходе   из-за
березового колка, приютившего буровой лагерь...
      - Вот это шик! - воскликнул он.  -  Я  вижу,  вы  не  только  работать
умеете, но и праздновать.
      - А как же! - самодовольно просиял Сима,  которому  принадлежала  идея
иллюминации, и тотчас получил легкий удар в бок от Саши. - То есть  я  хотел
сказать - все в руках человеческих.
      - И кто у нас сегодня именинник?
      - Наша Галочка! - ответил Субботин.
      - Ах, вот как!
      Геолог  похлопал  по  карманам,  вынул  ключи  от  машины,   сигареты,
зажигалку, платок, потом, что-то сообразив,  сунул  все  обратно  в  карман,
оставив лишь ключи  с  брелками.  Отцепив  от  кольца  плоский,  прозрачный,
зеленоватого цвета камень, оправленный в металл, он поднес его  на  открытой
ладони к свету.
      - Этот хризолит я  нашел  на  Северном  Урале.  Минерал  не  такой  уж
редкий, но он был для  меня  вроде  талисмана.  В  общем,  просто  память  о
юности. Только он не сохранил меня от  бед  и  не  принес  особого  счастья.
Наверное  потому,  что  я  родился  в  феврале,  -  геолог  весело   блеснул
глазами, - а хризолит, по верованиям  древних,  приносит  счастье  тем,  кто
родился в августе. Поэтому его следует передать  по  принадлежности.  Возьми
его, Галя, на память. И пусть он тебе приносит удачу!
      - Но ведь он вам дорог как память! - взволнованно возразила девушка.
      - Бери, когда дают от души! И потом, что это за подарок,  если  он  не
дорог тебе!
      - Ну, спасибо, - Галя растроганно поблагодарила.
      - Я тоже буду носить его как талисман и всегда, глядя  на  него,  буду
всех вас вспоминать, - голос ее дрогнул.
      - Эх, праздновать, так праздновать! -  Самсонов  достал  из  вездехода
бутылку старого рома. - Берег к случаю. Истинно мужской напиток! Но  и  вас,
Майя,  порадую:  мы  отобрали  около  трехсот  проб  на  палинологический  и
споро-пыльцевой анализы.
      - Спасибо, Аркадий Михайлович! Для меня это,  действительно,  подарок!
Я дам вам адрес, куда переслать!
      Изучив этикетку на бутылке, Сима скептически хмыкнул.
      - Что-нибудь не так,  Смолкин?  -  удивленно  вскинув  брови,  спросил
геолог.
      - Мы таких напитков не  употребляем,  Аркадий  Михайлович,  -  пояснил
Саша.
      - Жаль! А я попробую... Впрочем, ром хорош еще и тем,  что  его  можно
чуть-чуть, для запаха, подливать в чай.  Его  даже  в  кондитерские  изделия
добавляют для вкуса. Правда, Галя?
      - Правда. Только не во все.
      - Вот и прекрасно!
      Самсонов откупорил  бутылку,  плеснул  себе  немного  рому,  остальным
налил шампанского.
      - Ну что же! За вашу именинницу, за  ваше  прекрасное  содружество,  в
котором  каждый  дополняет  друг  друга,  словом,  за  вашу...  Как  это  вы
называете?
      - Систему, - подсказал Миша.
      - Вот именно! За вашу Систему!
      Геолог выпил, любовно окинул их взглядом.
      - А теперь нужна торжественная музыка,  что-нибудь  в  стиле  органной
музыки Баха, чтобы мысли уносились к небу... Есть у вас подходящее?
      - Есть, - ответил Смолкин и подмигнул Саше. Тот включил стереофон,  но
вместо оркестра раздался голос Субботина.
      - Галочка! Эта музыка необычная. Это результаты нашего и твоего  труда
за прошедшие месяцы. Мы дарим тебе эту запись в день рождения как  память  о
нашей работе!
      Возникла пауза, затем, медленно нарастая из  тишины,  зазвучал  первый
аккорд. Не успел он набрать  полную  силу,  как  что-то  тренькнуло,  словно
оборвалась струна, и снова медленно начала расти торжественная,  ни  на  что
не похожая музыка. Она звучала ритмично, то потрясая мощью полифонии,  будто
сотни расстроенных электронных  инструментов  пытались  сыграть  в  лад,  то
ускоряясь,  то   замедляясь   и,   несмотря   на   диссонансы,   производила
неизгладимое завораживающее впечатление...
      - Что это! - спросил Самсонов.  -  Я  знаю  классику,  но  никогда  не
слыхал ничего подобного!
      - Древняя музыка Земли! - торжественно произнес Саша.
      - Концерт для палеогена с оркестром, - хмыкнул Сима.
      - Это полная  палеомагнитная  запись  палеогена,  Аркадий  Михайлович,
только мы ее трансформировали в звук. Нам удалось найти ключ  к  расшифровке
каротажных диаграмм и привести их в единую систему.
      - Ну и как вяжутся геологические разрезы на этой основе?
      - Плохо вяжутся, Аркадий Михайлович, - смутился Субботин,  думая,  что
это сообщение огорчит геолога.
      - Так и должно быть, Миша, - успокоил  Самсонов.  -  Это  расплата  за
точность. Часто породы, одинаковые по условиям образования, мы принимаем  за
одновозрастные. Теперь этому пришел конец, и  многие  геологические  позиции
придется пересматривать!
      Геолог усмехнулся.
      - Я, собственно, приехал задать вам новую скважину, но теперь,  думаю,
надо сначала все переосмыслить. А это надо делать на свежую голову! Так  что
давайте продолжим наш праздник. Я полагаю, мы его заслужили!


  Книго
  




        

            
[X]