АНТОН ДОНЧЕВ

 

 

 

Возвращение

 

 

РАССКАЗ

Перевод с болгарского Л. ХЛЫНОВОЙ

 

 

 

 

Он проснулся. Обычно он пробуждался медленно, сознание с трудом вырывалось из мира сновидений, полутонов и полутеней, чтобы вернуться в кабину под яркий свет электрических ламп. Обычно он долго не открывал глаза, перед тем как посмотреть на золоченые созвездия лампочек, стрелок, градусов и цифр.

Но сейчас он сразу пробудился, пульты тут же оказались в фокусе, биение сердца отдавалось в висках.

Стрелка, которая тридцать лет была спокойной, сейчас поворачивалась вокруг своей оси. Потом он услышал голос, голос земного человека. Тот говорил на каком-то незнакомом языке.

Его правая рука сама потянулась к стрелке. Но когда он захотел ответить, он не мог произнести ни слова.

А тот продолжал его звать.

Он взглянул в зеркало, предназначенное для самоконтроля и самовнушения. На него смотрел отчаявшийся, подавленный, обезумевший человек.

- Ты сумасшедший, - сказал он своему изображению. - Вот и пришел этот миг. Ты вернулся. Почему же углы губ у тебя опущены? Так, так, приведи себя в порядок. Ты же победитель. Не улыбайся, сожми губы. Тебе уж ни перед кем не нужно заискивать. Ты богат. Ты силен. Нет, мешки под глазами не исчезнут. Это от перегрузок при ускорении. Но морщины со лба можно стереть. Я богат, я силен. Я рад. До денег и не дотронусь. Буду подписывать чеки. Дарить алмазы.

Понемногу ему удалось придать своим чертам прежнее выражение.

Он воскрешал в своем сердце смелость, радость, презрение и следил, как чувства отражаются на его лице, до тех пор, пока оно не стало похожим на лица давних друзей, на лица сильных, независимых людей, которые ни перед кем не склоняли головы.

Избегал он лишь смотреть себе в глаза, словно боялся утонуть в них. Он чувствовал, что взгляд его страшен, проницателен, испытующ.

А голос земного человека продолжал настойчиво звать его. Сердце перестало колотиться, но сильно и мучительно болело.

- Здесь Б 207 PZ, - сказал он. - Здесь Б 207 PZ. Я вернулся! Вернулся! Вернулся!

Но земной человек не говорил по-английски. Не знал он и русского.

- Но! Но! Абла эспаньол?

По-испански говорили в Акапулько. Ему представился широкий пляж, море, морская пена и люди, много обнаженных людей. Те глупцы, что грелись на солнце, и не знали, какое это бесконечное счастье - дотронуться до другого человека. Боль снова пронзила сердце, исказила лицо.

- Здесь Б 207 PZ. Десять минут буду говорить по-испански. Я вернулся.

- Бьенвенидо! Добро пожаловать! Когда вы вылетели?

- Тридцать лет назад.

- Тридцать лет? Вас плохо слышно. Какой фотонный отражатель на вашем корабле?

Он понял только слова «фотонный отражатель».

- Системы Лучко - Зенгер.

- Это невозможно. Уже пятьдесят лет не существует кораблей с такими отражателями. Уже пятьдесят лет люди владеют общим языком.

- Какой сейчас год?

Тот ответил.

Так. Никому не верится, что, пока он один прожил тридцать лет, на о Земле прошло столетие.

Ему представился какой-то очень длинный коридор, как в гостинице или больнице, на который через ровные интервалы падали пятна света. Это была улица с рядами ламп. Внизу - фигура в белом. Это была женщина. Может быть, его мать. А может быть, нет. Сто лет. Век.

В хранилище его корабля лежит тонна алмазов. И труп его друга. Он ему воздвигнет памятник. Под землей. Там, куда не достигает свет звезд. Люди будут проходить по длинному, длинному коридору с рядами ламп наверху, будут входить и выходить из света в темноту и, наконец, увидят статую его друга. Он может ее сделать из чистого золота. Нет, он сделает ее из белого мрамора. Он ее закажет лучшему скульптору, который живет сейчас на Земле.

- Мы нашли номер вашего корабля. Я запросил промежуточную станцию. Вы вылетели сто один год назад. Поздравляю.

Что он ему сказал? Нашли или искали? В свое время он учил парные глаголы: спускаюсь - поднимаюсь, рождаюсь - умираю, ищу - нахожу. Искал - нашел. Нашел алмазы. На другом конце света. Там стоит радиомаяк с заявкой. Никто ее не сможет оспорить. Пусть оспаривают дьяволы. Пусть «Юнайтед компани» защищает свои права. Пусть кто-нибудь другой роется в синей глине.

- Я связываю вас с межзвездной станцией.

Сейчас же другой голос заговорил по-английски. Женский голос.

- Добро пожаловать. Кто говорит? Вы вылетели втроем.

Он назвал себя.

- А те двое?

Он молчал. Замолчал и голос.

- Прошу вас, говорите, - раздраженно сказал он.

- Мы посылаем за вами корабль. Нынешние станции не приспособлены для приема кораблей вашего типа, с вашим отражателем.

О чем бы спросить? Голос не должен замолкать. Сердце болело все так же сильно - даже сильнее, чем раньше.

 

 

Тому, другому капитану звездного корабля было тридцать. Красивый, сильный человек. Таким он сам был двадцать лет назад. Но никогда он так не выглядел - этот не улыбался, когда ему не хотелось.

Наконец-то они стояли против него, настоящие люди из плоти и крови - начальник межпланетной станции и капитан межзвездного корабля, побывавший на его звезде. Они не дотрагивались друг до друга - эта станция была контрольным пунктом для астронавтов, возвращающихся из космического пространства.

Итак, все было напрасно!

За сто лет люди научились делать алмазы красивее, чем те, которые он нашел. Он не был богат, потому что на Земле не было бедных и богатых. Он смутно предчувствовал, что на Земле что-то не в порядке, когда рылся в синей глине далекой планеты, и всегда считал, что люди по своей природе дурны, что им никогда не договориться между собой. Но не было уже «Юнайтед компани», личных знаков, заявок, адвокатов по космическому праву.

Перед ним лежали карты и фотографии далекой планеты, которую он называл своей, - там погибли оба его друга.

Не он сделал эти снимки и доставил их на своем старом, помятом звездном корабле Их сделал этот синеглазый красивый юноша при помощи спутников, радиозондов и телеобъективов другого звездного корабля. Он, вернувшийся, уцелевший, потратил тридцать лет, а другой, молодой, проделал этот путь за три года и вернулся молодым.

- Вот тут стоял ваш радиомаяк, - рассказывал молодой. - Вы нашли очень удобное место для посадки.

Там была песчаная полоса, это видно на снимке; песок с одной стороны ограждало море, с другой - тропический лес.

- А вы видели гигантские волны? - спросил его молодой. - Вряд ли что-нибудь может быть красивее.

Там была песчаная полоса в несколько километров. В лес проникнуть было невозможно. Ракета приземлилась на единственном возвышении у самого леса. Двое работали, третий неустанно наблюдал за морем. Время от времени, иногда дважды - трижды в день, с моря накатывались гигантские волны высотой в десятки метров и устремлялись к берегу. Пока волны вздымали песок, они должны были прятаться в ракете. Однажды, когда зеленая вода нахлынула и корабль задрожал, в кабине их оказалось только двое. Третий не успел. Зеленая волна кипела в иллюминаторах, потом отхлынула. Бесконечно долго извиваясь, стекали по стеклам капли воды.

- Я не помню, было ли это красиво, - сухо ответил он.

Начальник и молодой капитан внимательно смотрели на него. Жалели ли они его? Он хотел бы очутиться сейчас у контрольного зеркала. Вошел третий человек, что-то принес и вышел.

- Вы не сможете скоро вернуться на Землю, - тихо сказал начальник межпланетной станции.

Капитан межзвездного корабля, побывавший на его звезде, тоже вышел.

Он стоял закрыв глаза и призывал все свое мужество. Много раз он чувствовал себя выжатым как губка, но сейчас ему казалось, что больше он не выдержит. Он, быть может, уже глубокий старик, стоял закрыв глаза, не стыдясь начальника межпланетной станции.

- Я болен? Где же заразился? На далекой планете? Чем?

- Посмотрите, - сказал тот.

Он открыл глаза и увидел снимок - многоцветный, с неясными фигурами, запятыми, точками, змеями, словно странное звездное небо или перерезанный посредине странный камень с плававшими и замерзшими внутри существами.

- Это ваша кровь.

Он взял в руки снимок. Он ничего не понимал в знаках, изображенных запятыми, точками, змеями.

- Это с планеты?

- Вы больны теми болезнями, которые сто лет назад существовали на Земле. Целый ряд поколений лечился от них. Теперь лечиться должны вы.

Он смотрел на снимок.

- Я не могу убежать от своей крови, - сказал он.

Эти точки и запятые могут быть вирусами рака и чумы, знаками алчности, эгоизма, ненависти. Все равно. Он родился в то время, когда такие вирусы плавали в воздухе и в крови людей. А теперь его изолируют, и это совершенно справедливо.

Он что-то спутал? Он жил по законам своего времени, в той части Земли, где родился. Должен ли он был понять еще тогда, что правы другие?

Когда его пустят на Землю? И он снова увидел пляжи - не пляжи далекой планеты, а пляжи в Акапулько с обнаженными людьми.

- У вас есть какое-нибудь сердечное лекарство? - спросил он.

 

 

У него в руках был лист бумаги с несколькими именами. Около каждого стоял крестик. Когда-то перед именами мертвых также ставили кресты - знаки надежды на то, что существует что-то по ту сторону креста. Сейчас такими знаками только зачеркивали.

Целых тридцать лет он думал об этих людях. Потом наступила минута, когда стало неизвестно, думать ли о них как о живых или как о мертвых. Он продолжал думать о них как о живых. Но чувствовал страшную неуверенность.

Теперь уже он не мог думать о них как о живых.

Раньше, живя на Земле, он разделял страны и города на светлые и темные. Там, где не было близкого человека, город утопал в темноте, хотя в нем и жили миллионы людей. Но лица их всех представлялись темными. А близкий ему человек словно держал в руке свечу, освещавшую его лицо. И по городу бродил светлячок.

Сейчас вся Земля, к которой он стремился, тонула во тьме.

Он сидел на кровати понурившись, положив локти на колени, и всем своим существом чувствовал, как ему казалось, притяжение Земли. Но это было искусственное притяжение: не Земли, а межпланетной станции, и все-таки это было притяжение. Долгие годы мечтал он о нем. А сейчас оно его угнетало. Находясь в состоянии невесомости и плавая по кабине, он всегда испытывал непреодолимое стремление дотронуться до чего-либо. Такое стремление он испытывал и сейчас, хотя ступни его опирались о пол, бедра - о кровать, локти - о колени.

Он сидел, забывая основной закон астронавтов - не расслабляться. Когда-то монахи гнали от себя дьяволов, а астронавты должны были гнать любую мысль о слабости, неверии, поражении. Он забывал контрольное зеркало, заклинания, которые вызывали на его лице прежнее выражение: «Я силен, бодр, я буду победителем!» Ни сильным, ни бодрым он себя не чувствовал и знал, что потерпел поражение.

Он переводил взгляд с одного предмета на другой. Вещи, которые говорят о новом мире. Удивительно красивые, удобные, в каждой воплощено много мыслей и чувств. Но он знал, что они созданы на заводе, а ему хотелось дотронуться до земли, листьев, корней.

У него не было сил даже говорить с собой, как это он делал долгие годы после смерти своего второго друга. Только сидел и держал лист бумаги с именами мертвых, количеством лет, в которые он не жил.

Над дверью что-то зажглось, послышался женский голос. Кто-то хотел войти.

Вошла женщина. Впервые после своего возвращения он видел женщину.

Он поднялся. Мир, который создавал таких женщин, наверно, был чудесным и добрым миром.

Она приблизилась, протянула ему руку. И стала еще больше походить на мечту, потому что он не мог к ней прикоснуться.

- Добро пожаловать, - сказала она. - Я имею право дотрагиваться до вас. Я врач.

Она имела право дотрагиваться до него. Она стояла на расстоянии шага. И он заглянул в ее глаза. Впервые он смотрелся не в контрольное зеркало. Чужие глаза не отражали его облик таким, каким он видел его сам, в них был другой образ.

Перед ней был не усталый, побежденный звездный путник, то был человек, который тридцать лет всегда брился в тот час, когда на Земле восходит солнце. Товарищ двоих умерших, плакавший дважды за тридцать лет.

Лицо, которое она видела, было лицом одного из тех людей, фотографии которых висят в комнатах молодежи.

И она показала ему снимки. В руках она держала что-то похожее на прежние газеты, и с каждой страницы на него смотрело его лицо.

- Земля поздравляет вас, - говорила она, - миллиарды людей хотят вас видеть. Ученые думают о том, как безопаснее вам с ними встретиться.

Он протянул руки. Она подала ему его фотографии, но он схватил ее за руку. Он не знал, уже тогда ли он стоял с закрытыми глазами или закрыл их после того, как прижал ее руку ко лбу. Это было прекраснее всего, о чем он мечтал, и Земля превратилась для него из темной планеты в звезду.

- Кто-нибудь возвращался, кроме меня? - спросил он.

- Очень редко. Ученые установили, что в старых, фотонных, отражателях происходили ядерные процессы, которые в один миг превращали корабли в маленькие звезды.

- Значит, мне повезло, и я вернулся.

- Самый мой близкий друг улетел на звездном корабле с магнитным отражателем.

- Вы вернетесь на Землю?

- Вернусь через несколько лет. Там у меня дети.

Неужели и у него могут быть дети, после того как он тридцать лет провел у реактора, пережил радиобури и космические водовороты?

 

 

Он пошел к начальнику межпланетной станции и попросил показать ему карту с маршрутами старых звездных кораблей, которые возвращались из своих путешествий по Вселенной. На карте солнечной системы он увидел закругленные линии их траекторий. Они извивались по карте, но ни одна не касалась Земли. Они походили на следы метеоров, которые вспыхивают и гаснут в земной атмосфере, прежде чем коснуться Земли.

Рука его легла на карту и прикрыла тонкий сноп дорог.

- Дайте мне патрульный корабль. Я буду дежурить в этом квадрате.

Начальник посмотрел на него. Он не имел права давать ему звездный корабль. Все-таки надо посовещаться, обсудить, согласовать.

Но он сказал:

- Хорошо,- потому что знал, что никто не осудит его.

Вернувшийся посмотрел ему в глаза и улыбнулся.

- Я боюсь, что вы меня неправильно поняли. Я хочу встречать людей, которые возвращаются, не потому, что я одинок. Я хочу им сказать, что они не одиноки.

 

 

 

 

 

«Иностранная литература», 1967, № 1, С 98 - 102

OCR В. Кузьмин

Декабрь  2000.

Проект «Старая фантастика».

sf.nm.ru