Dark Window

   Рассказы

 

"Дом Безмолвия"

"Дом сумеречного света"

"Ниточка"

"Путь к счастью"

"К вопросу о гопниках"

"Дождливый день"

"Щупальца"

"Два дня в коммунизме."

"Блюзы мёртвых огней"

"Сказ о том, как появилась нелинейная

"Забытая песня о главном."

 

 

   ПРОЕКТ "САМИЗДАТ"  [email protected]

 

 

  Dark Window

-------------------------------------------------------------------------------

 

 

Дом Безмолвия.

 

"...На черном холме из кустов возвышается мрачный тот дом.

 Бессилье, страдание, боль и безмолвие прячутся в нем...''

 

 

* * *

Полнолуние. То магическое время, когда оживают полузабытые сказания и легенды,

а нереальные днем слухи кажутся привычной явью. Полнолуние. То время, когда

душа тянется к неведомому, презрев инстинктивный страх. Особенно, когда рядом

или почти рядом есть МЕСТА. Полнолуние. Время, когда открываются двери в

потусторонье и запределье Двери, ждущие, когда через них пройдут, уводящие в

никуда, исчезающие при каждом неверном шаге. Но увидят ли их те двое, кто

залег совсем близко, вон в том лесочке...

 

 * * *

 Марево облаков наплывало, грозясь добраться до Луны, и закрывало своей

пеленой уже чуть ли не половину неба. Первый зябко поежился. Лежать было сыро

и неудобно. Но переться напролом отчего-то не хотелось. Непрерывно зудели

комары. Их полчища заходили в очередную атаку, чтобы отступить, неся ощутимые

потери от бесшумных, но точных хлопков первого. "Глупые твари, - подумал он. -

Как и все вокруг. Ну почему в цивилизованных странах, хоть в той же Германии,

нет комаров? Почему от них должен страдать именно я?" Он судорожно выдохнул и

перевел взгляд вперед и чуть-чуть вверх. На озаренной бледной Луной синеве

ночного неба картинно вырисовывалась черная громада холма. "Как в кино, -

мрачно подумал первый. - Только там у героев колени не впитывают влагу изо мха

и земли, а на их брюках потом не остаются противные зеленые разводы". В

отличие от круговерти вздыбившейся земли, линия ската крыши казалась идеально

прочерченной по линейке. Угадывались три сквозных окна на втором этаже. Ниже

все было закрыто густыми зарослями. "Нашли, где строить", - уныло вздохнул

наблюдатель. Вздохнул бесшумно. чтобы не потревожить неведомые силы, которые,

может быть, реяли сейчас над ними, выискивая незваных гостей. Ни звука, ни

шороха не доносилось со страшного холма. Туда предстояло идти, чтобы

проверить, чтобы доказать себе и всем. Что доказать? А там и посмотрим, что

именно. Зловещих слухов про дом ходило предостаточно. Но никаких подтверждений

им не было и не предвиделось. Да, возле оконца в подвал год назад обнаружили

местного бомжа, мертвого, но не тронутого ни зверьем, ни разложением. А возле

тела рассыпалась горстка странных колючих, металлических шариков. Странных, но

совершенно безвредных по виду и содержанию. Логичнее было признать, что

гражданин этот скончался по собственному недосмотру, в связи с наличием в

организме несусветной доли алкоголя и ранней холодной осени на дворе.

"Колотун, - поежился первый. - как всегда. И почему у нас так рано наступают

холода?" И все же шарики указывали на нечто необычное. Значит, не зря он тут.

Если ирреальное прячется в здешних местах, то он должен его увидеть. Нет, не

так. Именно он должен это обнаружить. Должен, и все тут. Ему ни разу в жизни

не довелось увидеть не то что летающей тарелки, но даже вполне обычной шаровой

молнии. Следовательно, по теории вероятности, что-то необъяснимое должно

найтись именно здесь, именно его скромной персоной. чтобы эта персона из

скромной превратилась в значительную. Какой-то неведомый зверек неаккуратно

пробежался по веткам ели, вниз посыпался дождь пожелтевшей хвои, а пара

холодных колючих иголок, конечно же, оказалась за шиворотом. Все, хватит

отсиживаться! Пора! Или сейчас, или... так можно и ревматизм подхватить.

 

 * * *

 Второй пристально вглядывался поверх черного бугра. Что ждало их там?

Впрочем, какая разница? На душе было пусто и не хотелось ничего. Лежишь себе и

лежи, пока лежится. Ладно, хоть на траве, а не на бетоне или асфальте.

Впрочем, все равно. Что привело его сюда? Он не знал и сам. Наверное, просто

не хотелось оставаться дома. Пустота внутри страстно желала заполниться хоть

чем-то, но упорно не заполнялась. Там, в уютной квартире, остались все

необходимые вещи для нормальной жизни, а жить не хотелось. Зачем? Ведь внутри

пусто, и никто никогда не сможет избавить его от этой омерзительной пустоты.

 На фоне дымчатого марева выделилось более плотное облако с серебристыми

отсветами по краям, словно за ним пряталась Луна. Но нет, ночное светило мирно

покоилось в стороне, пока еще не досясягаемое для облачной завесы.

"Дракончик", - улыбнулся второй. И словно услышав его, облако стало

удивительно схоже с тем самым летающим существом, о котором только что

подумалось. Вот большая голова с открытой зубастой пастью. Вот туловище. Вот

крылья, маленькие, еще не доросшие. Ожившее облако резко сменило маршрут и

стало выписывать пируэты, которым позавидовал бы любой небесный ас. Улыбка

задержалась на губах второго. Он любовался ночным полетом. Казалось, вот-вот

новоявленный дракон ринется к ним, с каждой секундой грозно вырастая в

размерах. Но тому, видимо, прекрасно леталось и у горизонта. Опустив взор

пониже, второй оглядел черту, разделявшую небо и землю. У левого края поля

наметилось смутное движение. Оттуда выбралось нечто похожее на пугающего

всадника без головы. Но второй не испугался. Он лишь проследил, как черный

силуэт величаво проскакал над горизонтом и скрылся за холмом. Минуты через три

по небу скользнула громадная тень от всадника и растворилась в ночи. Еще минут

через десять к дому быстро и бесшумно пронеслась непонятная,

неидентифицируемая ни с чем троица. И вновь пустота и безмолвие, как в душе.

Только в душе стагнация, а тут облака, хоть и медленно, но неумолимо

продвигаются к Луне.

Попутчик заворочался, видимо, решаясь встать и отправиться к намеченной цели.

Выжидать, опасаясь засады, дальше было бессмысленно. Впрочем, двигаться вперед

для второго было так же бессмысленно, как и оставаться на месте. По крайней

мере, лежать намного спокойнее. Но он поднялся, следуя за своим спутником, и

начал огибать небольшую ложбинку, усыпанную засохшей хвоей. Под ближайшей

елкой лежало нечто, напоминавшее медвежонка Энди из всемирно известного

мультфильма. Но дотрагиваться до него второй не рискнул. Кто знает, что

прячется под покровом ночи. Может, у этого существа таится внутри не

добродушный медвежонок, а маньяк-убийца. Он осторожно, стараясь шагать как

можно тише, обошел спящего и проследил, чтобы рядом идущий тоже не ступил

туда. Тот и не ступил, его маршрут не пересекал спящую неизвестность.

Очень скоро под ногами у них должно оказаться картофельное поле. Но пока

вокруг высились ели. Второй поднял голову к небу. Густые лапы елок сгрудились

над ними. Только в самом зените сверкала ровным, немерцающим светом яркая

звезда. Возможно, даже не звезда, а планета...

 

 * * *

Наконец, трудный подъем позади, а щелястое, прогнувшееся крыльцо прямо у самых

ног. Оставалось только шагнуть на лестницу, ведущую в черный провал входа. В

этот момент рой голубых звездочек зазмеился в воздухе, вытянулся веретеном и

разделил добравшихся сюда так, что те уже не могли увидеть друг друга. И

первый шаг каждый из них сделал самостоятельно, без оглядки на того, с кем он

пришел сюда...

 

 * * *

 Первый, грузно ступая, прошелся по скрипящим доскам. Ничего. Голый пол и

стены. Какие-то умники успели выломать рамы. Ставни и дверь тоже, наверняка,

исчезли не без их участия. Нервная дрожь прекратилась. Обстановка стала

казаться вполне обыденной. Сколько таких заброшенных домов по всей России. И

что? Где сверхъестественное-то? Нет, так дело не пойдет. Он решительно

проследовал по комнатам первого этажа. Всюду только запах гнили и

заброшенность. И еще безмолвие. Никаких звуков, если не считать скрипа из-под

ног. В последнем коридорчике обнаружилась лестница, ведущая вверх. Он не

замедлил подняться по ней. Здесь оказалось намного светлее, так как окна не

загораживали разросшиеся кусты. На половицах лунные лучи рисовали

скособоченные трапеции. Он замер, вслушиваясь в ночь. Полное безмолвие. Тишина

пропитала здесь все. Ничем не примечательная тишина. Ничего потустороннего и

запредельного. Вздохнув от огорчения, он начал спускаться на первый этаж.

Третья снизу ступенька звонко треснула и провалилась. Острый обломок разорвал

штанину и пропорол ухнувшую вниз ногу. Чудом не сломав кость, он выдернул

окровавленную конечность и свалился с лестницы, больно ушибив колени. Через

минуту он перестал кататься по полу и вскочил. Злость бушевала в нем,

клокотала и готовилась перелиться через край. Чтобы сорвать ее, он изо всех

сил пнул по боковине лестницы. Новая боль пронзила неловко подвернувшийся

палец. Схватившись за носок обуви, он запрыгал по комнате. Наконец, он устал,

успокоился и затих. Безмолвие вновь воцарилось повсюду.

Боль постепенно утихла, злость тоже. Осталось лишь глухое раздражение. Неужели

это все? Неужели здесь ничего нет? Но зачем же тогда он пришел в этот дом?

Нет, оставался еще подвал. Конечно же, подвал! Ведь именно в подвале вероятнее

всего скрывается хранилище мрачных тайн. Они должны быть там, просто обязаны!

Отыскать темный лаз не составило никакого труда. Отверстие словно само

вынырнуло из мрака. Первый счел это удачным предзнаменованием. Каменные

ступеньки, полуобсыпавшиеся посередине, уводили в неведомое. Он смело зашагал

по ним. Внезапно ноги погрузились во что-то вязкое. Одна из туфель лопнула, и

сквозь трещину внутрь хлынула холодная жижа. Первый выхватил фонарик и осветил

окрестности. Ничего, кроме лестницы, ведущей обратно, и грязной лужи, в самой

середине которой стоял он сам. Фонарик мигнул и стал медленно угасать, как в

кинотеатре перед началом сеанса. Первый быстро переменил батарейку. Запасная

продержалась еще меньше. В подвале, как и везде, царила абсолютная тишина.

Постояв в полном отсутствии света еще пару минут, первый с хлюпаньем выдрал

ноги из грязи и пошлепал вверх, стремясь на ходу скинуть тяжелые липкие комья.

Брюки внизу обтрепались и намокли от крови. Каждое прикосновение мокрой ткани

к раненой ноге причиняло пульсирующую боль. Окунать руки в это вонючее болото

в поисках колючих шариков и прочих потусторонних штучек казалось вовсе

немыслимым делом. Больше здесь исследовать было абсолютно нечего. Прямо перед

ним оказался прямоугольник двери, предвещая конец затянувшейся экскурсии.

 Оставляя позади последнюю ступеньку крыльца, первый запнулся и по хлопанью

подошвы догадался, что теперь от покупки новой обуви уже ничего не избавит его

персону, такую же скромную, как и до этой вылазки. На рукаве куртки чернело

пятно слизи, подобранной то ли в лесу, то ли где-то внутри этого неказистого

строения. А оттуда не доносилось ни единого звука, как и прежде. Ни шагов, ни

скрипов. Его попутчик, наверняка, оказался сообразительней и покинул эти места

гораздо раньше. Приходилось признать, что ночь прошла впустую, а об

испорченной экипировке не хотелось и вспоминать. "Чертов дом, - подумал первый

продираясь сквозь кусты, - давно бы уже пора его снести". И в голове возникла

яркая картинка, как в свете солнечного дня, мощный оранжевый бульдозер крушит

прогнившие доски и сдвигает их с глаз долой в густые колючие заросли...

 

* * *

 Второй осторожно поворачивал голову из стороны в сторону. Что-то тихонько

тихонько просвистело, сначала слева, затем справа, похожее на ветер, но

сквозняка он не почувствовал. Наверное, свист ему только померещился.

 Далеко-далеко, в глубинах дома, пробили часы то ли три, то ли пять раз.

Конечно же, никаких часов здесь быть попросту не могло. Впереди показалась

винтовая лестница. Второй без опаски поднялся по ней и очутился в узком

коридоре с множеством дверей. Лестница позади него тихо отодвинулась и

растаяла во тьме. Он ничего на заметил, ибо впереди его ждал длинный путь.

Дом раскрывал, перед ним то извилистые переходы, то громадные залы, то уютные

маленькие комнатки, то лестницы, ведущие во все стороны. По мраморным ступеням

вошедший поднимался на верхние этажи. В провалах отсутствующих фрагментов

потолка ему виделись неземные крупные звезды, собранные в загадочные

созвездия. То тут, то там тянулись ниточки жемчужной паутины. В темных углах

сверкали самицветиные бриллиантики разных форм и размеров. Светились

магическим светом стеклянные шары, беззвучно проплывающие из комнацы в

комнату, медленно меняя высоты и направления. В далеком низу обнаружились

темные лабиринты. Казалось, там и прячутся потусторонние чудища, готовые в

любую секунду наброситься и растерзать. Но он не боялся, так как твердо знал,

что дом, подобно его душе. пуст, и кроме него здесь никого нет. И второй

бесстрашно шагал вслед за серебристыми облаками, мерцавшими мягким

переливчатым сиянием. Сотканные из тьмы ступени уводили его в пыльные коридоры

с высокими потолками В узкое оконце хрустальными искорками бесшумно влетали

брызги фонтана.

Стены разбежались в стороны, и второй оказался на широком полукруглом балконе,

ограниченном белыми толстыми столбиками перил. Три млечных пути, совершенно

непохожие друг на друга, сплетались в звездные спирали. На половину небосклона

раскинулся золотистый хвост кометы. Громадная голубая Луна заливала своим

светом все доступное ей пространство. Где-то внутри второго зарождались

вопросы. Но еще не успев превратиться в слова, они уносились прочь, и на смену

им возникали все новые и новые. А навстречу уже пробивались такие же

беззвучные и бессловесные ответы, исходящие неведомо откуда...

 

* * *

 "...Но чувства уйдут, растворятся в звенящей тиши.

 И только безмолвие сможет заполнить провалы души."

 

* * *

 В доме безмолвия, погрузившись в бесконечную ночь, шел человек, ничего не

даря и ничего не получая взамен. По крайней мере, так могло показаться тому,

кто видел его путь. Но сложно ухватить взглядом эту дорогу. Тем более что

облака уже поглотили Луну и теперь тянулись к пока еще далекому горизонту.

Ночь скрадывала контуры черного здания, где живет тишина. Но был ли пуст дом?

Была ли пуста душа?

 

 (июнь, 1996)

 

 

 

 

  Dark Window

-------------------------------------------------------------------------------

 

 

Дом сумеречного света.

 

 

Дождь застал их в городском парке. Даже не дождь, а гроза. Одна из тех летних

гроз, которые внезапно заполняют своей чернотой лазурный небосклон, прогоняя

солнце, и быстро, с громом и молниями, извергают вниз мощные потоки воды.

Шумные ручьи разливаются чуть ли не на половину дороги, а одежда на случайных

прохожих промокает за пять секунд. Но нет в них тягучей безысходности осенней

серой пелены, потому что то тут, то там весело проглядывают кусочки неба, а

вынырнувшее солнце дарит на черном грозовом фоне семицветный мостик радуги, а

то и два за раз.

Так что безысходности не было, как не было здесь ни дорог с мчащимися волнами

ручьев, ни случайных прохожих, которые могли злобно ругать погоду и себя самих

за то, что позабыли дома зонты. Зато в парке был мягкий шум листвы, по которой

ударяли тысячи и миллионы капель, и почти сухие тропинки, укрытые зеленым

покровом разросшихся деревьев, чьи ветви сплелись в плотный купол там,

наверху.

Тропинка уводила их в глубь парка. В небе непрестанно грохотало, но отсюда

звуки казались далекими и отстраненными от реальности, словно гроза изливалась

в ином измерении. Иногда в мягкую пыль шлепались бусинки громадных, набухавших

до поры - до времени на кончиках листьев капель. В пушистом сером слое каждая

из них выбивала влажную лунку, а вокруг добавляла крохотные дырочки от своих

мельчащих осколков. Воздух посвежел и разом вытеснил набиравшую силы с раннего

утра жару. Дневной свет исчез, а ночь еще отдыхала где-то далеко от этих мест.

Пришли сумерки, растворив контуры теней в нечто расплывчатое и недоказуемое.

Бледный свет пробивался сверху и дарил магическое чувство того, что тропинка

под ногами пролегла не в зеленом массиве, окруженном многоэтажками новостроек,

а в лесу... Каком? Наверное, каждый, окажись он в том месте, дал бы

собственное название этому лесу, затрагивающему струны души, обычно молчащие в

повседневной жизни. Но кроме их двоих, никто не решипся потратить свое

дорогостоящее время на прогулку по парку, да еще в грозу.

Полоса деревьев вдруг оборвалась, и они оказались на поляне. Черные клубы,

хлеставшие водяными потоками, находились совсем неподалеку, но над поляной

зависли серовато-белые облака, словно по небу развернули бугристое пуховое

одеяло. Посреди незанятого зелеными насаждениями пространства высилось здание

стального цвета.

- Смотри, что построили, заметил он. - По-моему, раньше его здесь на было.

"Наверное," - подумала она. Ее мысли находились сейчас далеко от этих мест.

Здание напоминало купол планетария, обнесенный невысокой зубчатой стеной с

округлыми конусами по углам. Будь оно размерами повеличественнее, его без

труда можно было бы сравнить с дворцом в восточном стиле, но без всяческих

архитектурных излишеств. Но даже захудалый замок какого-нибудь обедневшего

средневекового рыцаря вознесся бы шпилями своих башен выше окрестных деревьев.

А здесь деревья словно укрывали строение от ненужных взглядов.

- Корабль пришельцев! - восхитился он. - Как, похоже?

Она лишь пожала плечами. Ее сравнения реяли на уровне чувств и не хотели

преобразовываться в плоские слова.

Высокие травы поглотили тропинку. Строение притягивало взор и манило

приблизиться. Они смело пошли вперед. Его джинсы потемнели от множества

капель, скатывающихся с травы на плотную ткань. Ее ноги вздрагивали от

прикосновения холодных стеблей.

- Не камень, и не металл, - заметил он, прикоснувшись к серой стене. - Из чего

же это соорудили?

"Какая разница?" - подумала она, поглядывая вверх, где загадочный купол почти

сливался с фоном облаков.

Сумерки не уходили, и таинственно появившийся дом как будто принадлежал этому

промежуточному времени суток.

- Зайдем? - предложил он, направляясь ко входу.

"Почему бы и нет", - подумала она, следуя за ним.

Дверь отсутствовала. Они прошли сквозь высокое треугольное отверстие и

оказались внутри. На удивление, стены оказались чистыми. Ни "пацификов", ни

"анархии", ни извечных "Димка + Светланка = Л.", ни прочих лишних и корявых

надписей.

Ничего не испортили! - поразился он, оглядывая просторный зал в поисках

подтверждения, что здесь ступала нога человека.

 "Просто не успели", - подумала она.

 Полукруглый зал украшали витиеватые колонны. Маленькие окошки вверху

притягивали свет и, смешивая краски и оттенки, превращали тьму в уютные

сумерки. Вдали начинались ступени, упиравшиеся в небольшую площадку, где стоял

каменный куб, а его окружали низенькие столбики.

- Сядем, - он махнул рукой туда.

Она кивнула, легкими шагами пробежала по ступеням и приземлилась на один из

столбиков. Камень оказался теплым, словно только что прибыл с морского

побережья из-под лучей предзакатного солнца. Он опустился на рядом стоящий

столбик. Больше в доме не было ничего интересного, кроме темных треугольников

в половину человеческого роста, уводивших в угловые башни. Но нужно ли было

здесь что-то еще?

Головы их разом повернулись, взгляды встретились, губы разомкнулись. Никогда

еще им не доводилось смотреть в чьи-либо глаза, не отводя взора. Но всегда

что-нибудь случается впервые, как сегодня. Тягучие, отрывистые фразы

превращались в связную, тесно сплетенную цепочку, соединившую их. Они ни разу

не дотронулись друг до друга, их удерживала только та невидимая цепочка и

линия взгляда. Души повернулись в едином направлении, изливаясь в словах. Что

за слова звенели в сумерках? Нам никогда не узнать их, ибо хоть дом и не

располагал грозной табличкой "Посторонним вход воспрещен", но само наличие его

здесь предполагало полное отсутствие посторонних.

Неведомые слова плыли в волнах сумерек, как в единственно возможной среде

обитания. И в серо-голубых, и в изумрудно-зеленых глазах сверкали искорки

сумеречного света.

Все до единой, звезды были против их встречи. Но сейчас одеяло облаков и купол

дома защищали своих гостей от холодных взглядов бесстрастных наблюдателей.

Кроме того звезды эти умерли миллионы лет назад, лишь мертвый свет летел и

летел по мертвому пространству, все еще стремясь вершить людские судьбы. Но

под куполом таинственного здания живые лучи соткали полотно сумеречного

сияния. Здесь шли мгновения иного времени. Мгновения, ради которых и стоило

жить в этом огромном мире.

 

* * *

 Завтра сумерки растают, и взойдет солнце, а каждому из этих двух предстоит

своя дорога. И даже если их пути пересекутся в далеком будущем, они пройдут

мимо, не узнав друг друга, ибо у каждого из них будут уже свои слова о своем,

непересекающемся. Сумерки не вечны. Это лишь состояние между светом и тьмой.

Дома сумеречного света, конечно же, не существует. Да его и не было никогда. И

вряд ли найдутся такие материалы и мастера, с помощью которых можно воссоздать

нечто подобное. Но пусть он будет. Потому что он нужен на эти несколько часов,

когда облака отделили небо, а на земле властвуют сумерки.

 

(июнь, 1996)

 

 

 

 

 

 

  Dark Window

-------------------------------------------------------------------------------

 

 

Ниточка.

 

 

Осколочек первый.

 Фея возникла из звездных брызг, расплескавшихся по небольшому парку и почти

незаметных в лучах яркого полуденного солнца. Маленький Ванечка стоял, раскрыв

рот, и восторженно глядел на появившуюся откуда ни возьмись тетю.

 - Держи, - сказала ему фея и протянула нечто блестящее и круглое.

 Глаза Ванечки задали безмолвный вопрос.

 - Это кольцо Вечной Любви, - объяснила фея. - Твоя любовь не закончится

никогда!

 Сказочная гостья рассмеялась и растаяла вместе с загадочными звездными

брызгами.

 - Смотри, что дала тетя! - радостно объявил Ванечка подбежавшей маме. -

Красивое!

 - Это была фея, - задумчиво сказала мама. - Береги его. Хотя зачастую феи

дарят опасные подарки.

 

***

 Осколочек второй.

 Он не слышал ничего. Ни поздравлений. Ни слов администратора. Ни

лирично-торжественной музыки. Музыка лилась в его душе. Своя. Собственная. И

только когда раздались слова "Обменяйтесь кольцами", Он вернулся в объективные

реалии, осторожно взял ее мягкую руку в свою и бережно натянул на маленький

палец кольцо. Оно поймало блик от фотовспышки и сверкнуло пронзительным

неземным светом. "Теперь оно с тобой навечно, - прошептал Он Ей. - До тех пор

пока мы будем вместе душой и телом."

 

***

 Город оказался унылым и серым. Да и маленьким впридачу. Настолько маленьким,

что пройти из одного конца в другой не составляло труда за пятьдесят минут на

туфельках со шпильками. Непонятно даже, почему ему дали статус города.

Впрочем, неважно. Холод пробрался под ее розовый бельгийский плащ, и Она зябко

поежилась. Командировка получилась незагрузочной, зато сейчас делать было

абсолютно нечего. Катилось время, когда обед уже давно прошел, а ужинать еще

рановато. "Варкалось. Хливкие шорьки..." - вспомнилась Ей сказка своего

детства, и Она грустно улыбнулась. Такая же одинокая, как Алиса в Зазеркалье,

Она медленно шла вперед. Только Алисе суждено стать королевой, а ей в лучшем

случае светила перспектива добраться до гостиницы и провести ужасающе скучный

вечер в номере без телевизора за чтением местной хроники об уборочной страде и

долевом строительстве кооперативных овощных ям.

 - Привет, - на ее плечо легла крепкая рука. Она обернулась и увидела

импозантного мужчину в шикарных дымчатых очках. Мгновение спустя Она его

узнала.

 - В командировке? - улыбнулся ее давний знакомый.

 - Догадался или как? - ехидно спросила Она.

 - Или как, - кивнул мужчина. - Во-первых, что делать тебе в этой пустоши, да

еще в такое время. А во-вторых, сам такой же. Тоже засланный. Да, к счастью,

уезжаю завтра.

 - Мне еще около недели здесь торчать, - вздохнула Она. - Такова жизнь.

 - Не грусти, - темно-карие глаза сощурились, разглядывая Ее. Она не ответила.

 - Еще куришь? - в руке, словно по волшебству, возникла яркая пачка. Да и сам

этот полузнакомый-полузабытый субъект ее молодости казался на фоне тусклой

окружающей среды тем самым суперменом, который на красочной западной рекламе

курит эти самые красочные западные сигареты. Она вгляделась в протянутую пачку.

 - Эйч-Би! - в ее душе вспыхнул радостный огонек, и Она с отвращением подумала

о пачке "Опала", лежащей в глубинах ее сумки.

 - Так как гостиница здесь в единственном экземпляре, то нам по пути, - громко

и радостно объявил Таинственный Полунезнакомец. - А еще я предлагаю отметить

мое скорейшее отбытие из данного места моего временного поселения.

 Щелкнули застежки дипломата, и на свет появилась бутылка иноземного коньяка в

изящной оригинальной бутылке с округлой наклеечкой, пестрящей выставочными

медалями. Рука ловко крутанула вытащенный предмет, жидкость внутри булькнула и

красивой волной прокатилась из стороны в сторону. И Ей очень захотелось выпить.

 

***

 Он нервно прохаживался по квартире. Собственно говоря, нервничать то было не

из-за чего. Вот только вытребованный отгул не удался. Хотелось выехать

куда-нибудь в лес, пока еще стояла сухая и теплая погода. Так, чтобы и от

города не далеко, но и чтоб рядом никого не наблюдалось. Они могли бы сидеть

рядом под осенним солнцем и вглядываться в панораму города, раскинувшегося

вдали. Здания на таком расстоянии практически сливались друг с другом, за

исключением телевышки, уткнувшейся в небо. Но так даже гораздо интересней

узнавать дома, в которых они побывали, и определять расположение улиц, по

которым проходили их ноги. Вот только требовалось исключить наличие

праздношатающихся шумных компаний, способных испортить самое радужное

настроение. Для этого то и требовался отгул в середине недели. Но за сутки до

наступления долгожданного дня Ее неожиданно откомандировали в самую глушь

области на целую неделю. Невничать не стоило, просто праздник не состоялся.

Печально, конечно, и начало покалывать сердечко. Благо, наступал вечер, и

скоро можно будет лечь спать, уткнуть голову в подушку и мечтать о том, как

Она возвратится.

 

***

 Она оглядела номер. Ничего особенного. Такой же, как и у нее. Только вместо

синей вазы какая-то бордово-оранжевая загогулина. То ли кувшин исковерканный,

то ли пепельница не в меру высокая. По крайней мере не придется стряхивать

сигарету на ковер. В стопках искрился желанный напиток.

 - За тебя! - предложил хозяин номера. - За такую, как ты сейчас. Оставайся

неизменной. И пусть почаще нам дарят звезды неожиданные встречи!

 Она натянуто улыбнулась. В принципе ничего этого можно было и не говорить. Но

не сидеть же молча. Молча пьют только алкоголики. В их ряды Она записываться

не собиралась. Коньяк немножко обжег горло, и Она поморщилась. По крайней мере

это оказалось не заурядной дешевкой, а чем-то солидным. В киосках и на развале

такого не купишь. Лицо ее неожиданного спутника чересчур приблизилось.

 - Ты мне тогда так и не досталась, - прошептал мужской голос в самое ухо.

 - А стоило? - спросила она разочарованным тоном.

 - Стоило! - в шепоте проскользнула твердая уверенность.

 - Другие не жаловались? - усмехнулась Она.

 Вместо ответа жесткие пальцы легли на верхнюю пуговку блузки и расстегнули

ее. Затем она почувствовала теплое прикосновение к выемке под шеей.

 "Остановлю, - подумала Она, - как только это будет заходить слишком далеко."

 

***

 Голова наливалась пустотой. Там словно образовалась зияющая дыра. Не просто

дыра, мимо которой мы проходим, не обращая внимания, а именно зияющая. В той

странной пустоте родилась боль. Тонкая. Тоскливая. Он начал растирать лоб и

неприятное чувство отступило. Но оно немедленно вернулось, как только руки

устали делать импровизированный массаж. Пустота словно собиралась силами в

предоставленном тайм-ауте. Нет, никуда она уходить и не думала. Просто

осматривала поле будущего сражения. Теперь она пульсировала в самом центре

головы, словно черное солнце в бесконечном космическом вакууме. В такт ей

отозвалось сердце. Наверное, стоило выпить валидол. Только Он не любил

лекарств и предпочитал предоставлять организму самостоятельно справляться с

подступавшими недугами. Но вот что-то подвел организм, замер в каком-то

печальном ожидании, не желая ни наступать, ни защищаться. Пульсация в голове

нарастала. Нехорошее чувство сместилось куда-то вниз. Стало плохо. Очень.

 Чтобы отвлечься от неизведанного, Он погрузился в воспоминания. Срочно

требовалось вспомнить нечто приятное, светлое, доброе. Вечное.

 

***

 Осколочек третий.

 Было воскресенье. И было одиннадцать утра, когда солнце едва-едва выползает

из-за крыш многоэтажек, чтобы устремиться к зениту, а затем устало опускаться

к линии горизонта, крася багровыми полосами панораму заката. Но до заката

оставался впереди еще целый день. Солнечный и почти что теплый. Совершенно

свободный день. Навстречу Ему спешила девушка. Красивая. Из тех, что проходят

мимо. Но эта вдруг остановилась.

 - Привет! - воскликнула она. - А мы с вами знакомы. Помните день рождения у

Кости?

 Еще бы он не помнил. Она тогда была в сверкающей серебристой водолазке и

короткой юбке, раскрашенной под тигринную шкуру. Он скромно сидел в углу стола

и угрюмо посматривал на Нее - веселую, недоступную, окруженную всеобщим

мужским вниманием. Ее загадочная улыбка и переливчатый смех незримо вплетались

в праздник и придавали ему исключительную неповторимость.

 - Добрый день, - поздоровался Он, мучительно думая, что же сказать дальше.

 - Скучно одной идти, - игриво поморщилась Она. - Если вы не торопитесь, то

может проводите. Здесь совсем недалеко.

 - Конечно, - кивнул Он с ужасающей готовностью, мечтая, чтобы это "совсем

недалеко" растянулось в бесконечность. В груди росло летящее, прежде неведомое

чувство. А потом Он перестал замечать весь мир вокруг кроме Нее. Теперь на

Него мог обрушиться проливной дождь, остросекущий град или торнадо, Он никогда

бы не посчитал этот день мрачным. И уж тем более пустым. От волнения рука

спряталась в карман куртки и нащупала кольцо. "Пусть Она останется со мной! -

сверкнули в мозгу пронзительные мысли. - Ну пожалуйста!" Кольцо нагрелось. То

ли оно вобрало в себя жар вспотевшей руки. То ли высшие силы вняли отчаянным

мольбам.

 

***

 Вторая стопка вошла более мягко и сразу подействовала. В голове разлилась

приятная пустота, а спираль электрической лампы в люстре с разбитым абажуром

стала расплывчатой и зыбкой. Она мечтательно перевела взгляд за окно. Там

наливалась темнота ночи. Осень.

 - Это у тебя чулки или колготки? - пришел шепот извне.

 - Хочешь проверить? - ответила Она вопросом на вопрос, не отводя взгляд от

окна.

 Вместо ответа на ее ногу легла широкая ладонь и заскользила вверх.

 "Остановлю, - подумала Она, - но не сейчас."

 

***

 Он усиленно растирал ноющее сердце. Боль вибрировала и перекатывалась по

груди с места на место. Только сердце отличалось завидной постоянностью. И

кололо. И кололо. И раскалывало себя на мельчащие кусочки. "Это кольцо!" -

внезапно подумалось ему. Он не мог толком объяснить, почему в нем зародилась

такая уверенность. Но голова уже не могла связно соображать. Обрывки мыслей

безвольно перелетали с места на место, не в силах заполнить страшную пустоту и

образовать нечто цельное. С огромным трудом он перевернулся с бока на спину,

чуть не свалившись с дивана. Затем он закрыл глаза и попытался вызвать образ

феи. Что-то в груди неслышно щелкнуло, а затем окружающая обстановка перестала

казаться реальной. Перед глазами возникло бесцельное мельтешение ярких красок.

Будто он, закрыв глаза, уносился вверх-вниз на огромных качелях, то выхватывая

огненные блики незримого солнца, то оставляя светило у себя за спиной. Бешеная

пляска мигом прекратилась, сложившись в озаренную желтовато-розовым светом

картинку.

 

***

 Осколочек четвертый.

 Там была фея. А перед ней стоял веселый голубоглазый малыш с кудрявыми

золотистыми локонами. Не поймешь: мальчик ли, девочка.

 - Что это? - смело спросил он фею.

 - Это Крылья, Коленька, - улыбаясь, ответила фея. - Теперь ты можешь летать.

 Персонажи картинки неотрывно глядели друг на друга, а потом замерли, как на

фотографии. И Он понял, что фее нет до него никакого дела. Фея дарит только

один подарок. И не несет ответственность за то, какая сказка получится с его

помощью: величественная или страшная.

 

***

 Ей не хотелось уже ничего. Ни пить, ни вставать и возвращаться в свой номер.

Мужская рука оказалась у Нее на груди и принялась осторожно сжимать ее, с

каждым разом усиливая хватку. И эти ритмичные движения только усиливали

обволакивающую истому.

 "Остановлю, - подумала Она, - а в принципе... Почему бы и нет..."

 

***

 Боль стала непереносимой. Выползать на улицу и разыскивать по всему району

работающий телефон, казалось абсолютно невозможным. Он не смог бы даже встать

на ноги и добраться до кухни. Охарактеризовать ужасающие приступы? Тоже вряд

ли. По отдельности не болело ничего, кроме сердца. И в то же время болело все

сразу. И даже не болело, а словно отказывалось от чего-то разом и навсегда.

Теперь у него не получилось бы и повернуться. Вместо этого он натянул подушку

на голову и провалился во тьму.

 

***

 Осколочек пятый.

 Он стоял на ногах, а боль растворилась. Осталось только неприятное чувство

пустоты. Ноги твердо упирались в ровную поверхность. А место было каким-то

ужасающе неправильным. Потом Он догадался, что убежать никуда не удастся,

потому что поверхность под ногами оказалось квадратной крышей высотного дома.

Других домов отсюда не наблюдалось. Только черное небо без звезд. Прямо в

середине квадрата стояла маленькая фигурка, в которой Он узнал Максимку -

друга забытого детства. В облике Максимки не виделось ничего подозрительного,

но где-то внутри его чувствовалась неправильность более высокого порядка.

 - Вот ты где! - улыбнулся Максимка. Улыбка была почти как настоящая.

 Он ничего не ответил. Любое слово могло сыграть лишь отрицательную роль. В

руках у Максимки засверкало знакомое кольцо.

 - Посмотрим, посмотрим, - забормотал новый владелец кольца. Кольцо вытекло из

его рук золотистой струйкой и застыло в форме трубы. А Максимка уже весело

размахивал чем-то, похожим на огромный винтик. Судя по всему он готовился

приступать к обязанностям трубочиста.

 - Посмотрим, проверим, - скороговоркой вылетали слова изо рта Максимки, а сам

он глядел в Его глаза непонятным-полубезумным взором. Сначала он засунул

винтик в трубу совсем чуть-чуть, касаясь самого краешка. Затем вытащил свой

инструмент и внимательно осмотрел его со всех сторон. Оставшись донельзя

довольным, Максимка взглянул на Него, и Он перевел дух. Пустота начала

отступать под напором смутного ужаса, пока затаившегося и игравшего по

правилам.

 Максимка повернулся к трубе и погрузил инструмент чуть поглубже, на самую

малость. Когда винтик был извлечен, глаза Максимки сверкнули в радостной

злобе, а черты исказились.

 - Ниточка!!! - громогласно объявил неназываемый в знакомом обличье.

 В груди у Него похолодело. Он не знал, хорошо это или плохо. Он не знал,

должна ли она там быть вообще или нет. Но Он понял, что случившееся не

принесло ему ничего, кроме пробуждения ужаса осознания, что вот прямо сейчас

случится непоправимое.

 Максимка подскочил к Нему и сильным толчком вышвырнул Его с площадки. Темные

окна и серые стены мелькнули и слились в бесцветную массу.

 

***

 Она выбралась из под простыни, когда в окне забрезжил рассвет. Серые тучи

исчезли. А голубизну на северо-востоке вытесняла разгорающаяся алая полоса.

"Красиво, - подумала она. - Наверное, даже в таком городишке можно вдохнуть

жизнь полной грудью." Хозяин номера приподнял голову.

 - Уходишь?

 Она молча кивнула.

 - Когда встретимся в следующий раз?

 - Никогда.

 - Почему? - удивился ее теперь уже более близкий знакомый. - Разве я тебя не

восхитил?

 - Нет, - она равнодушно пожала плечами. - Было немного оригинально. Не более.

 - Но хоть не жалеешь, что осталась?

 - Я никогда не о чем не жалею, - твердо сказала Она. - Какой прок в жалости?

Сделанного все равно не изменишь.

 - Что у тебя с кольцом?! Я думал, что это золото. А золото не ржавеет.

 Она перевела взгляд на обручальное кольцо и обнаружила, что то покрылось

извилинами ржавчины, а края раскрошились и обсыпались.

 - Не знаю, - вздохнула Она. - Наверное муж решил сэкономить и в день свадьбы.

 Поправив загнувшийся край туфли, она выпрямилась и покинула номер, плотно

прикрыв за собой дверь.

 

***

 Подчиняясь неумолимой силе тяжести, подушка проделывала по миллиметру свой

путь и теперь со счастливым шлепком приземлилась на пол. Безжизненное тело

вытянулось на диване. Взор мертвых глаз был неотрывно прикован к белому

потолку. Любовь продолжалась целую вечность, пока та не оборвала свой отсчет.

 

(июнь, 1997)

 

 

 

 

 

 

  Dark Window

-------------------------------------------------------------------------------

 

 

Путь к счастью.

 

 

- Дедушко, расскажи!..

 - Про что, внучек? Про что, маленький?

- Про зайку!

- Цыть! Нет никакого зайки! Нет ничего живого в том лесу! Забудь о нем. То

проклятый лес, мертвый.

Но глаза мальчика всматривались через маленькое окошко, туда, где сплетались

причудливыми тесными узорами сухие, почерневшие ветки мрачных деревьев

мертвого леса...

 

* * *

 И продирался он уже пятые сутки через бурелом и сухостой, и было его имя

Пронька-богатырь. Оставил Пронька за спиной своей могучей и хмурое ущелье с

пыльными неподвижными летяками, и речку густую, с грязью перемешанную. А по

реке рыба мертвая плавает кверху брюхом, смердит. Но не надобно богатырю

мертвое, живое он ищет. Хоть что-нибудь отыскать живое среди леса дремучего,

непролазного.

На дубовой ветви филин сидит. Мертвый. Мрачный. Птица умная. Много знает,

многое сказать может. Только не требуются живому мертвые советы. Так и не

взглянул Пронька на филина, словом добрым не уважил, да и не нужны мертвому

слова, ни добрые, ни злые.

И снова плыл Пронька посреди ночи, то ли другая река ему встретилась, то ли та

же самая змеей извернулась. Мертвый холод крепкое богатырское тело насквозь

пронзает, водоросли за ноги цепляются, не хотят зальше пускать. По реке ладья

плывет. Мягко. Бесшумно. Вот-вот Проньку догонит. За веслами мертвецы сидят,

на корме призрак дымчатый правит, а по бортам мертвые огоньки скачут, своим

переливчатым светом богатыря смущают, манят к себе, зовут. Но не примет

богатырь помощи мертвой, ненадежной. Оглянуться не успеешь, как прикуют цепью

ржавой к скамье из дуба вековечного, сунут в руки весло, и работай, богатырь,

греби во всю силушку, выполняй работу нудную, да бесполезную. Сжал зубы

Пронька, ускользнул от темных бортов мертвого корабля, да к берегу, к берегу.

С восходом выбрался, зуб на зуб не попадает. Но некогда костер жечь, да

сушиться. Ведь не ждет мечта, улетает с каждым потерянным мигом все дальше и

дальше.

Рядом с Пронькой Лиса скачет, дорогу путает. И не глянешь на солнышко, путь

правильный не выверишь, нет его, не видать за серой завесью, небо укутавшей.

Разве что посветлело, то и знаешь, что день на дворе. Бежит, бежит рядом Лиса.

Мертвая. Бок разодран. А из засохшей дыры вовсе непотребное взору торчит.

Отводит взор Пронька, в сторону глядит, ноздри пальцами затыкает, шаг

ускоряет. Не отстает Лиса, то и дело забежит вперед, сядет и на богатыря

поглядывает. Не выдержал Пронька, ногой топнул, да как закричит: "Почто,

мертвая, за мной шастаешь, показала бы лучше, где зайку серенького найти.

Сама, видать, за ним охотишься". Застыла Лиса, дрогнул рваный бок, прошла

судорога по внутренностям искореженным. "Не едят мертвые. - отвечает Лиса. -

Не знаю, где зайка. У медведя спроси. У него ума палата." Голос страшный,

нечеловеческий. Да только нельзя мертвому верить. Остерегайся, богатырь, зорко

глаз держи, не упускай из виду. Вытащил Пронька меч-кладенец, да стукнул

играючи по сосне сухой, в камень обратившейся.

 Рухнуло дерево, мертвую мелочь под себя подминая. Шум, треск по всему лесу.

Будто на небесах не серость тягучая, а тучи грозные с молниями сверкающими, да

громом. Юркнула лиса в кусты, только ее и видели. Повеселел герой неустрашимый

от силушки своей запредельной, но тут желудок заверещал, о себе напомнил.

Мертвые-то не едят, а живому пища потребна. Сел богатырь на пень трухлявый,

полурассыпавшийся, вытащил хлеба краюху, да вздохнул тяжело. Последнее. А

поискам еще ни конца ни краю не предвидится.

У соседнего пня волк мордой об землю чешется. Мертвый волк. Околел совсем.

Шерсть клочьями повыпадывала. Мясо гниет, кости белые торчат отовсюду. Сунул

Пронька краюшку обратно, прервал трапезу, сверля гостя незванного взором

неласковым. Уставил волк на Проньку глаза свои заплывшие, немигающие.

"Вертайся обратно, - шипит нежить. - Еще успеешь выбраться, еще есть назад

дорога". Тряхнул гневно головою Пронька: "А не все равно тебе, волчище, успею

али нет. Покажи лучше, где зайка живет. А то спалю ваш лес поганый, до

угольков, до головешек, до пыли пепельной". Страшный взор у волка, а вой и

того хуже: "Не берет здешний лес ни огонь, ни вода, ни трясение подножное. А

зайки нету. Разве что медведь знает, только он сказать может". И ушел волк,

как и не было его здесь.

В полночь ветра злобные расшумелись, разбуянились. Разогнали они плесень серую

и умчались в тридевятое царство, богатое и славное. А над Пронькой небо

осталось. Черное, как погреб. Холодное, как омут. Ни единой звездочки не

видать. Лишь мертвая Луна бледный лик кажет, заливая прохладными лучами

дорогу. Вырос холм перед богатырем. Высокий, крутой, в восковые цвета Луной

окрашенный, да Тьмой укрытый в бороздах и впадинах. А в холме дыра, берлога

медвежья. Рядом медведь валяется, с боку на бок лениво перекатывается. Мертвый

медведь. Череп расколот сверху, словно сошлось мишке топором крепким,

каменным. На обломках костей корона ржавая зацепилась. Не просто медведь перед

Пронькой. Царь здешний. Мертвого леса повелитель. "Кто разрешил по лесу

бродить? - ворчит злобно. - Кому законы не писаны? Не знаешь разве, что живому

нет хода по здешним местам?" Рык такой, что впору заткнуть уши, да бежать без

оглядки. Нельзя только, ведь богатырь все же. И зайку отыскать больше жизни

охота.

Смотрит мишка на Проньку угрюмо. Клыки скалит. Да не боится Пронька, то и любо

медведю. Ценит он удалую отвагу тех смельчаков, кто сумел пробраться в глушь

леса сгнившего, да окаменевшего. Все тут мертво и проклято, разве что богатырь

какой заглянет, вроде этого. Стоит. Взглядом по сторонам зыркает. Зачем

пришел? Жил бы себе спокойно, но нет. Непостижимы законы жизни для царя

проклятых мест, не найти ему слов нужных, доходчивых. Не понять живому

мертвого. Не понять спокойствие безмятежное, да вечное безмолвие.

Но и медведю не понять Проньку, да и остальных, кто забрел сюда, на удачу

надеясь. Не понять стремление к вечному движению вперед, вечным поискам мечты,

да счастья ускользающего, неуловимого, как хвост ветра.

"Живое ищу," - бурчит Пронька недовольно. "Где оно, живое, - вздыхает тяжело

мишка, кости старые поскрипывают, стучат друг о друга. - Не добраться тебе до

живого, на роду писано, не добраться."

"Вот оно как, - злится богатырь, мечом поигрывая. - Давай-ка сказывай, где

скрывается оно среди твоей нечисти". Замолчал мишка, призадумался, но молвил

все же слово мрачное: "На востоке птица Эйрин живет. Синеперая, да

золотоглавая. На юге ящерка двухвостая бегает, на западе - зайка. А к северу

ближе люди поселились, да ты сам оттуда явился."

Хотел Пронька еще медведя поспрашивать, да только тот, не дожидаясь, в дыру

черную уполз, в берлогу свою сны мертвые смотреть. Так и остались слова

внутри, не покинули его, не прозвучали, тревожа спокойствие мертвого леса. Не

видел Пронька никогда птицу Эйрин, не смог бы узнать ее. Не верил богатырь в

двухвостую ящерку, а можно ли искать то, во что не веришь. И повернул Пронька

на запад, туда, где высились холмы крутые, да чащобы непроходимые. Много верст

осталось у богатыря за спиной. Да еще больше готов он был пройти, только

разыскать бы зайку, не пропустить, не обойти стороной.

 Долго ли коротко, про то мы опять не знаем, шел богатырь, прорубая путь

мечом, раздвигая завалы плечом своим могучим. И вышел он на дорогу широкую,

столбовую. Да только сгнили те столбы во времена незапамятные. Но недолгой

была радость. Уперлась дорога в смрадную пасть Ведьмака. Ест дорогу Ведьмак,

торопится. Увидел богатыря, взревел радостно. Руки-грабли к Проньке тянет, а

сам от дороги оторваться не может. А за мохнатой спиной нечисти мертвые

деревья встают, путь заслоняют. Встретился Ведьмак с яростным взглядом

богатырским, глазенками захлопал, да и пропал, как ветром его сдуло.

Бесстрашно шагнул Пронька к злым деревьям-новоросткам, колдовским словом

посаженным, и расступился перед ним лес.

Увидел богатырь полянку. На ней вроде та же желтая, полегшая трава, да нет-нет

и мелькнет среди нее зеленая искорка. Или чудится это богатырю, полумертвому

от голода и усталости.

А посреди полянки зайка сидит. Ушками поводит, глазками блестящими за Пронькой

наблюдает. Подошел к нему Пронька. Бережно ступает, осторожно. А ну как

испугается чудо живое, да ускачет в далекие, неведомые места, куда и

добраться-то невозможно. Но тихо сидит зайка, не боится. Протянул пальцы

богатырь к мечте сбывшейся, дрогнул зайка, ткнулся мордочкой в ладонь

богатырю. Взял Пронька зайку серенького на руки. Шерстка мягкая, теплая. Под

ней сердечко стучит. И радостно богатырю, что не зря он шел через все невзгоды

и испытания. Невыносимо тяжело живому в одиночестве среди мертвых. Но не один

он теперь, а значит выживем, выберемся обратно, принесем счастье людям. Пусть

знают все, что есть зайка. Пусть готовится праздник великий, пусть звонят

колокола, кружат хороводы, да люди радуются. Есть живое в мертвом лесу. Только

найти его так непросто, что не каждому и под силу.

Бережно, ласково погладил Пронька зайку меж ушей. Дернулся тот, приподнял губу

свою заячью, показал зубки черные, полусгнившие, да укусил руку богатырскую,

впрыскивая яд трупный (лекарство от него только яга старая знает, да живет она

в совершенно другом, далеком-далеком лесу). А затем спрыгнул зайка с ладоней

опускающихся, да поскакал по делам своим в глубь мертвого леса.

Помутилось в голове у Проньки. Качнулись деревья вековые. Запрокинулись небеса

и упали. Вздыбилась земля твердая, и рухнул на нее богатырь, замерев в

неподвижности. А на утро встал Пронька, раскрыл глаза свои мутные, немигающие

и отправился в потаенную залесь, где у серых обломков некогда грозной цитадели

маршировала в учениях своих бесконечных мертвая дружина. Скрылся Пронька из

глаз, стал таким как все в лесу этом мертвом и проклятом. Не нашел он мечту

свою, выбрал не ту дорогу, принял тусклый свет гнилушки за сверкающие лучики

звезд. Не добрался он до живого, а где оно прячется, про то и нам неведомо.

 

* * *

 - Вымахал ты, Серенька, чуть не с версту, а ума так и не набрался. Почто

опять глядишь на страшный лес? Многих он погубил, никто обратно не вертался.

Неуж и ты хочешь жизнь свою в гиблых местах окончить?

Но твердый взгпяд красивых карих глаз буравил черноту проклятых мест, над

которыми не властно было и солнце. Он знал - обманов много. Он знал - зайка

есть. Он знал, что пойдет туда и продолжит поиски живого, даже если ему не

суждено вернуться. История хранит имена не только тех, кто добрался и победил,

но и тех, кто отдал свою жизнь за несколько шагов по этой, кажущейся

бесконечной, дороге.

Счастье обязательно придет, но путь к нему вымощен головами героев.

 

(июль, сентябрь, 1996)

 

 

 

 

  Dark Window

-------------------------------------------------------------------------------

 

 

К вопросу о гопниках.

 

 

А главная проблема всех нефоров - гопники, черт их дери. Даже страшно сказать,

сколько вокруг гопников развелось. Прохода нет. Вон, вон один идет. Зажрался.

Сто рублей старухе сунул. Мне бы кто так. Пойти у него денег нааскать что-ли.

Не сто рублей. Сразу пять штук попрошу. А лучше десять.

 Ага, нааскал. Как дал он мне по фэйсу. Бабушке небось не врезал. Побоялся. А

бедного нефора любой обидеть норовит.

 О, толпа идет. Затылки бритые. Морды кирпичом. Натуральные гопники. Тут

ударом по морде не отделаешься. Ой, бить будут. Ногами. А ботиночки то

подкованные. И бежать некуда. Все. Поздняк метаться. Сейчас за шиворот сгребут

и...

 Мимо прошли. И не посмотрел на меня никто даже. Вот гады. А все равно

гопники. Не ударили, так хотели. А не хотели, так подумали. Не рискнули

только. Правильно. Куда им. Я если разойдусь, то... Вот этими самыми руками

стенку каменную порушу. Да прямо сейчас, если захочу. Не хочу только. Устал.

 В троллейбус влез. Сел. В окно смотрю. Что значит, дедушке место уступи?!

Ладно, ладно, садись, не гнусавь над ухом только. Ну гопник старый. А разве не

гопник? Я может о смысле жизни думал, а он - "место уступи". Теперь вот стой

из-за него. А стоя о смысле жизни как-то не думается. Какой тут смысл жизни,

когда со всех сторон давка.

 Рука тяжеленная на плечо легла. Поворачиваюсь - точно гопник. Ну кто еще

кроме гопника будет абонемент у нефора проверять? Ну все, кончилось мое

терпение. Теперь держитесь...

 Уехал троллейбус. А я здесь остался. Холодно тут и сыро. Да ладно, все равно

через две остановки выходить. Или через пять. Наплевать! Вон свои люди идут.

Сейчас у них сигаретку стрельнем. А повезет, так и косячок забьем.

 Хотя еще посмотреть надо, какие это свои. Первый то - гопник. Денег мне вчера

отказался занять. Говорит, не отдаешь никогда. Так в этом же весь и кайф!

Занять, и не отдать! Сегодня я у тебя займу, завтра ты у меня. Жизнь!

 А второй не только гопник, но и жлоб. Не захотел менять свою косуху на мою

именную фенечку. Да такой второй фенечки во всей вселенной не существует. А он

в свою паршивую косуху вцепился. Крохобор.

 И третий тоже гопник. Зря что ли с этими двумя путается. Нет, не пойду я к

ним. Чего я у гопников не видел? Один буду. Один! Потому что кругом только

гопники. Потому что я - единственный истинный нефор! И пусть все знают об

этом!..

 

***

 Сеня, сняв засаленный хайратник, старательно распутывал длинные волосы,

отчего-то слипшиеся в бесформенный комок. Жора упорно пытался высушить

подобранную возле урны сигарету. Наконец сигарета окончательно развалилась на

несоставимые фрагменты, и Жора, стряхнув с рваных серо-голубых джинс табачные

крошки, глубоко вздохнул :

 - Ох и скукотища.

 - Да ладно, - успокоил его Сеня. - Глянь, гопник идет. Фенечки, смотри,

нацепил. Под нас косит.

 - Еще на всю улицу разорался, - увидел гопника Жора. - Ни хрена не разобрать.

Бухой, наверное.

 - Отлично. Гопам - в рыло! Пойдем ему фэйс начистим что-ли...

 

(январь, 1997)

 

 

 

 

 

  Dark Window

-------------------------------------------------------------------------------

 

 

Дождливый день.

 

Rainy days, rainy days I feel inside of me.

 Rainy days, in my heart, in my soul, in my mind.

 ( Ice MC, "Rainy Days", 1991).

 

Струи дождя, казалось, заполонили весь воздух. Стало трудно дышать, то ли от

неимоверного количество влаги, хлещущей с темных небес, то ли от комка в

горле, образовавшегося несколько минут назад, да так и застрявшего там. Идущий

по вечернему городу сильным рывком головы стряхнул с волос скопившиеся

дождевые капли, норовившие скатиться в те места, которые пока им были

недоступны. Затем он продолжил свой путь.

 

Вечер только-только вступал в свои права, хотя темнота окутала город дождевыми

облаками уже давно. Идущий не смотрел на часы. Время его не интересовало.

Трудно сказать, интересовала ли его даже конечная цель пути, если таковая

имелась. Впрочем, по большому городу можно бродить довольно длительное время и

без всякой цели. Даже если ближайшие горизонты скрывает холодная пелена дождя.

 

Фонари уже зажглись. Их фиолетовое сияние мерцало где-то вверху и переливалось

в миллионах капель, скользящих около светящихся колпаков. А под ногами

расплескались отражения - фиолетовые звезды, перекатывающиеся из одной лужи в

другую по мере движения одиночки, шествующего по улице без зонта. То ли улочка

была невеликой, то ли время не располагало к присутствию здесь народных масс,

но он действительно шел по ней в печальном одиночестве. Впрочем, разве нужен

был еще кто-то и ему, и холодному водопаду, и фиолетовому свету фонарей.

 

Миллионы нескончаемых капель ежесекундно возникали из темноты, проносились

мимо лица и падали вниз, теряя свободу и независимость, растворившись в

нескончаемых лужах. Звук каждой из них терялся в массе точно таких же и был

совершенно неразличим, сливаясь в единый монотонный гул, навевавший тягучую

беспросветную, как пелена облаков, грусть. Но было ли печально тому, кто шел

сейчас там, среди холодных струй? Мы не знаем.

 

Глаза въедались взором в почти неразличимые в фиолетовом полумраке капли.

Где-то в окнах появлялись электрические огни, но они были сейчас так далеко,

что их свет не стоило принимать во внимание.

 

Лето пролетело и осталось в полузабытом прошлом. Зима, казалось, не наступит

никогда. Оставалось все так же двигаться вперед и вглядываться в летящие

капли, стараясь ухватить их взором и запомнить, задержать на мгновение.

Наконец, струи изогнулись и стали принимать причудливые очертания. Достаточно

было очередного резкого качка головой, чтобы видение рассыпалось на ничем не

примечательные капли. Но зачем? Он постарался замедлить движение и ступать

мягко, по-кошачьи. Он уже знал, что за время приблизилось к нему и готовилось

распахнуть невидимые двери в свои владения.

 

За весь отрезок жизни любому человеку несколько раз предоставляется

возможность уйти. Уйти не в небытие, а в иные миры и измерения. Только люди

или не видят, или не хотят видеть эти возможности, когда приходит время. Или

не желают выполнить условия ухода. Очень несложные условия.

 

Для него это время один раз уже наступало. Сигнал подавал таймер

видеомагнитофона, отключавшийся через равные, с каждым днем сокращавшиеся

периоды. Сначала раз в сутки, потом ровно через шестнадцать часов. Потом

интервал сократился до четырех. Вся остальная техника в доме функционировала

без каких-либо осложнений. И только таймер раз за разом оключался на мгновение

из реалий этого мира, а в следующее уже возвращался обратно, мигая четырьмя

одинаковыми нулями. Тот, кто шел сейчас сквозь дождь, обратил внимание на

странное поведение светящихся цифирок. И в очередной провал, который произошел

у него на глазах, в его мозгу возникла картинка. Теперь он знал, куда ему

может быть суждено прорваться. Это был яркий мир, плоский, но до невозможности

яркий. И реальный. А еще с этой секунды он знал, что требуется для того, чтобы

смело шагнуть туда, когда мигание таймера будет идти с периодичностью в

секунду. Всего-навсего требовалось не курить ровно три недели. Двадцать один

день. И он выбросил все пачки "L & M" и "Marlboro", которые были распиханы по

карманам многочисленной одежды.

 

Сначала все было легко и просто. Его несло на крыльях сознания того, что через

три недели закончится нудный круговорот в этом мире. Затем грела мысль, что

там его ждет красочная и непредсказуемая жизнь, когда в любой из следующих

дней на голову могут свалиться увлекательнейшие приключения. Потом он

вглядывался в темноту ночей и представлял, что будет тогда, когда одиночество

отступит навсегда и его будет окружать команда верных друзей. Но, как всегда

это и бывает, радужные картины растворились в нечетких рассуждениях разума,

порожденного реалиями этой жизни. Может ли существовать мир, законы которого

не описываются всей мощью науки, поднабравшейся многовекового опыта? Реальна

ли жизнь, наполненная приключениями, или там его снова ждет круговорот? А

нужен ли он там кому-нибудь в этом ярком и удивительном мире? И, в конце

концов, если таймер периодически сбрасывает время, не проще ли его отнести в

мастерскую и навсегда избавиться от наваждений нечеткой логики. Красочные

картины стали сменяться мрачными раздумьями, переходящими в апатию и

депрессию. В один из таких периодов помутненья за три дня до назначенного

срока он сорвался и выкурил сразу чуть ли не полпачки. Через полчаса он понял,

что таймер продолжает показывать реальное время, не обнуляя значение своих

цифирок. Через час он уяснил, что в мастерскую технику нести уже не стоит.

Секунда за секундой убегала в вечность, образующую течение времени реального

мира.

 

После этого он бросил курить. Сразу и навсегда. Взгляд равнодушно пробегал по

ярким коробочкам на витринах киосков. А когда он по привычке вытащил сигарету

на автобусной остановке и прикурил, то обнаружил, что дым невероятно сушит

горло, словно съеденные за один присест десять пачек безвкусных армейских

галет. Путь из безысходности растянулся на шесть лет, но и теперь он временами

шатался по городу, не обращая внимания ни на что, даже на плотный дождь,

пронизывающий холодом поздней осени.

 

За пеленой дождя скрылись и дома, и фонарные столбы, только сиреневые отблески

продолжали витать высоко над головой, даруя призрачный свет, в лучах которого

из дождевых струй рождалась живая картина. Капли взвихрились и потекли в

ирреальных направлениях, образуя маленькую голову с взъерошенной прической.

Черты лица под напором воды приобрели объем и округлость. Появились затененные

участки, где капли словно вбирали в себя фиолетовые блики, не желая делиться с

окружающим миром. Нарисовался изящный носик и маленький рот. Раскрылись глаза.

Фиолетовые. Может от бликов фонарей. Но удивительно прекрасные.

 

Нельзя было ни останавливаться, ни делать резких движений. Даже мигать

следовало с величайшей осторожностью. Шаг за шагом он продолжал движение.

Секунда за секундой образ принимал все большую отчетливость. Порыв ветра унес

поток капель сначала налево, затем направо, и получились плечи. Затем вниз

хлынул целый водопад и создал переливающееся сиреневыми искрами платье.

Непрестанный поток дождевых струй оживлял появившуюся девушку, заставляя

колыхаться волны волос и поворачиваться фигурку. Девушка дождя словно

осматривалась, словно размышляла о чем-то. Наконец, губы ее разжались в

безмолвном вопросе.

 

Он не знал КАК звучал вопрос незнакомки, но ЧУВСТВОВАЛ, что это за слова. Ему

не требовалась минута на размышление. Он судорожно кивнул.

 

Дождь исчез, как по мановению волшебной палочки. За ним исчез и город. Облака

словно сдуло. Все поменялось в единый миг, разрушая твердые устои, на которых

покоилось его сознание. Единственной опорой, за которую ухватился его дрожащий

разум, оказался силуэт девушки, приобретя удивительную четкость. Она взмахнула

рукой и что-то сказала.

 

"... здесь!" - звонко прозвучал финал фразы. Он снова хотел кивнуть, но

побоялся прогнать очарование и вдруг улыбнулся под напором неудержного

ликования.

 

- Ты идешь? - спросила незнакомка. Теперь уже не потерялось ни единого слова.

 

- Конечно, - прошептал он.

 

Девушка вопросительно взглянула на него.

 

- Куда угодно! - вскричал он, не в силах больше хранить звуки в плену.

 

- Хорошо, - спокойно согласилась девушка. - Ты выбрал сам.

 

Разумеется, он выбрал сам. Давным-давно, когда оборвался первый путь в

неведомое, а он так и не сумел устроиться в реалиях и законах только что

оставленного мира. Нет, он был ему не нужен, тот, оставленный мгновенье назад

мир. Он получил и небо с удивительно крупными звездами, и прекрасную спутницу,

и дорогу, упиравшуюся в мрачный холм.

 

- Нам туда? - спросил он, махнув рукой в сторону холма и стараясь придать

голосу деловые нотки.

 

- Да, - кивнула девушка. - Для того, чтобы открыть ворота Белого Замка нужен

ключ, а он, как известно, хранится в Храме Злой Луны.

 

Все эти слова ни о чем ему не говорили. Впрочем, какая разница? Он ушел! Он

прорвался!! Он уже никогда не окажется в тех дождливых сумерках!!! Как

прекрасна ночь неведомого мира, где тебя уже приняли и даже доверили нечто

необъяснимо важное.

 

- Почему он так называется? - вопрос прозвучал глупо, но он словно уже был

предрешен.

 

- Злая Луна видна только здесь, - криво усмехнулась девушка.

 

Он внимательно осмотрел небосклон. Звезды. Ничего кроме звезд. Даже ни единого

облачка, не говоря уже о ночных светилах. Незнакомка поняла без слов. И

кивнула головой в сторону мрачной громады холма, на вершине которого виднелись

развалины колоннады. Девушка зашагала вперед. Он двинулся за ней, стараясь ни

в коем случае не отстать. Через семь шагов что-то неуловимо исказилось в

мировосприятии.

 

- Взгляни наверх! - воскликнула девушка. Он внял приказу.

 

Волшебный свет звезд растворился, превратив яркие огоньки в едва видимые

искорки. Темно-синее небо сменило окраску на угольно-черный цвет. Среди колонн

на вершине появились сполохи, сложившиеся в бледное мертвенно-холодное сияние.

А над миром возник щербатый желтовато-оранжевый диск с ржавыми пятнами и

темными дырами. Словно кусок, отхваченный от круглой головы сыра.

 

Он хотел высказать предположение, что здесь находится пространственный провал,

и они видят небо чужого мира, но слов не нашлось. Да и не нужны были слова.

Просто была дорога, ведущая наверх, к храму. В храме лежал ключ. Ключ открывал

ворота далекого Белого Замка. А над ними светила Злая Луна, и ее сияние

навевало печально-тягостное чувство. Но и оно не в силах было потушить

искрящиеся, неописуемо волшебные всплески, колышущиеся в его душе от осознания

новизны и необычности ситуации.

 

- Ты готов? - спросила прекрасная воительница.

 

- Конечно! - вырвались непоколебимые слова. Странно, но комплексовавший там, в

оставленном теперь мире, и не умевший принимать решения, от которых зависели

не то что великие дела, а разного рода пустяки, он чувствовал себя здесь

невероятно спокойно и уверенно. Они прорвутся. Они обязательно прорвутся и

добудут ключ.

 

- Тогда слушай.

 

Он постарался отвлечься от картин нового мира, но не смог. Да и зачем было

слушать разъяснения, когда не возникало никаких сомнений в успехе. Однако

голос девушки забирался в потаенные уголки и превращался в кирпичики слов.

 

- Посмотри на дорогу.

 

Он посмотрел. Дорога вихлялась влево-вправо по необъяснимым причинам, то и

дело упираясь в непонятные строения. Сначала она подбегала к приземистому дому

в древнерусском стиле, затем сворачивала в ущельице, где смутно вырисовывалась

изящная башенка, после она убегала во тьму, в которой уже ничего нельзя было

различить. Разве что волноообразные кусты, да колоннаду на самой вершине,

озаренную мрачным сиянием.

 

- В доме живут Кабан, Медведь и Лев. Нам придется сразиться с ними.

 

Он прищурил глаза, и перед взором возник клыкастый лохматый кабан, хитрый лев,

стоящий на задних лапах, и медведь, одетый почему-то в лиловый кафтан.

 

- Не строй картинки, - внезапно оборвала его девушка. - Твои образы не имеют

ничего общего с теми, кто встретит нас там. Не заслоняй словами сущность. Это

самый быстрый путь к поражению.

 

Он прогнал образы, слушая объяснение девушки.

 

- Как только ты представил кого-то своим умом, то сразу же наделил его

фигурой, уровнем разума и свойствами личности. А истина так и осталась во

мраке. Не оживляй тени, а то тебе придется сражаться еще и с ними.

 

- Но чем сражаться, - вдруг дошло до него. Он оглядел свои пустые руки.

 

- Ты ждешь магический меч? Или плазменный пистолет? - улыбка девушки снова

стала недоброй. - Ты вновь строишь образы. Ты загоняешь оружие в рамки своего

сознания. Но придумывая их боевые достоинства, ты незримо создаешь недостатки,

которые обнаружатся в самый неподходящий момент.

 

- А как биться, если не знаешь возможностей оружия, ведь...

 

- Доверься чувствам, - оборвала сбивчивую речь незнакомка. - Только тогда

сможешь отыскать правильный путь к победе.

 

- Но...

 

- Ты умеешь это, - мягко заметила девушка, - иначе бы ты никогда не увидел бы

меня. Иначе не стоял бы сейчас здесь.

 

Он понял, что прозвучавшая фраза истинна, и успокоился. В конце концов, еще

пять минут назад его разум твердо уверился, что до храма они доберутся и ключ

получат.

 

- Из часовни вампиров, - девушка кивнула на башенку, высовывающуюся из тьмы, -

будут видны следующие ступени. Тогда я расскажу тебе о них.

 

Его взгляд снова наткнулся на верхушку башенки, высовывающуюся из тьмы.

Странно, но теперь в ее стройном облике сквозило нечто зловещее. Неужели разум

и впрямь наделяет предметы свойствами, услышанными в словах? Вампиры. Как он

мечтал увидеть хотя бы одного. И вот теперь мечта прямо сваливалась ему в

руки. Но как с ними сражаться? И какие они там, в этой полузатопленной мраком

башенке?

 

Нет, он не стал строить смутные образы существ, прячущихся в неизвестности.

Придет очередь, доберемся и до них. И начавшие складываться в его голове

картинки окончательно растаяли. Он повернулся к своей спутнице. Её глаза

лучились мягкими фиолетовыми отблесками, словно ухватили в далеком теперь мире

кусочек сияния фонарей.

 

- У меня такие же, - не удержался он. - Тоже светятся?

 

- Да, - кивнула она. - Только голубым.

 

Теперь он был готов на все. Что такое медведь, лев и кабан?.. Что вампиры со

своей часовней?.. Что стоил даже сам храм Злой Луны по сравнению с дорогой,

открывшейся перед ним. Он свято верил, что дорога не закончится после Белого

Замка, что волшебный путь неопределенности пронзит весь этот мир и, возможно,

уйдет в следующий. И будут еще дороги и победы, и будет шагать рядом

прелестная спутница, и будет несказанно интересно жить. Ночная дорога,

освещенная не Злой Луной, но легкими серебристыми лучами ярко встала перед его

полуприкрытыми глазами.

 

Нога смело шагнула вперед и угодила в лужу. Самую обычную лужу на самой

обычной улице большого города, каких много в этом мире, где, казалось, он уже

не очутится никогда. Все так же лил холодный дождь. Все так же пустынно было

вокруг. Все так же светили фонари, только не чувствовалось уже в их свете

магических неземных искорок. Что он сделал не так? В чем ошибся? Может,

оказавшись в нереальном мире, продолжал выстраивать миражи? А может миссией

был вовсе не ключ и не Белый замок? Может все его предназначение состояло в

том, чтобы жить здесь, в этом мире? Или хотя бы научиться... Кто даст ответ? И

нужен ли он тому, кто сейчас стоит под холодным потоком миллионов капель,

летящих с затуманенного сумрачного неба.

 

Струи дождя безжалостно хлестали по лицу, оставляя влажные следы. Совсем как

слезы. Хотя вряд ли. Ведь вокруг всего-навсего истекал лишь один из обычных

дождливых дней.

 

 

 

Ноябрь 1997, февраль 1998

 

 

 

  Dark Window

-------------------------------------------------------------------------------

 

 

Лаура - королева призраков

 Laura is Queen of Ghosts

 

 

 

This book dedicates speciality

 to Laura Branigan. Only She

 was succeed to inspire me on

 the creation of this book.

 Все англоязычные названия песен

 Laura Branigan/Self Control

 c1984 Atlantic Recording Corporation

 использованы во всех англоязычных

 названиях глав за исключением

 "A long time ago in a galaxy far, far away...",

 в которой догадливый читатель без труда

 опознает эпиграф к легендарным "Star Wars".

 

От автора.

 

Хотелось бы настоятельно обратить внимание на следующие вещи, прежде чем Вы

рискнете заняться непосредственно содержимым этого романа:

 

1. Несмотря на то, что в книге описано немало реально происходивших событий,

все упомянутые персонажи, кроме королевы Лауры, являются чисто собирательными

образами.

 

2. Эта книга не о "великих мира сего", а только о почитателях и подражателях.

Все надписи и фразы, касающиеся вышеупомянутых персон, взяты из жизни, поэтому

автор за них никакой ответственности не несет.

 

3. Нередко среди строчек Вы можете обнаружить выхваченный кусочек песни. Нет,

это не плагиат. Просто картинка тех, давно минувших дней.

 

...

 

 

 

 

  Dark Window

-------------------------------------------------------------------------------

 

 

Круги измерений.

 

Circles of Dimensions

 

 

 

 

"Наша способнось усваивать необычное не беспредельна, а когда путешествуешь на

другие планеты, пределы оказываются очень узкими. Слишком много новых

впечатлений; их приток становится невыносимым, и мозг ищет отдыха в буферном

процессе аналогизирования. Этот процесс как бы создает мост между воспринятым

известным и неприемлимым неизвестным, облекает невыносимое неизвестное в

желанную мантию привычного."

 (Роберт Шекли "Обмен разумов")

 

 

От автора:

 

Проиграв долгую и изнурительную борьбу с совестью, автор не может не

упомянуть, что многие мысли, идеи, понятия, слова и даже абзацы этого

произведения позаимствованы из двух книг. Основополагающей стала "Физика для

любознательных" Эрика Роджерса. Также можно сказать с большой долей

уверенности, что данное произведение выглядело бы совершенно иначе, не

попадись в руки автору учебник физики, который создали А. В. Перышкин и Н. А.

Родина. Учебник этот автор изучал дважды - во время учёбы в средней школе и

непосредственно в период создания романа, которые иногда пересекались. Автор

до сих пор находится в состоянии восхищения простотой описания важнейших

законов физики. И если в предлагаемом Вам произведении встретятся

запутанности, неточности и грубые ошибки, то за все эти несуразности автор

принимает ответственность на себя.

 

Говорят, что самая удивительная вселенная заключена в игральном кубике, весело

прыгающем по пятому столу хрустального зала весьма популярного казино,

находящегося на небольшом астероиде. Астероид тот неуклонно вращается по

орбите вокруг потухшей звезды, заслоняющей своей чёрной массой чуть ли не

полнеба. Миллионы завсегдатаев, туристов и прочих бездельников ежегодно

толкаются в призрачном свете свечей и мерцающих отблесках хрусталя возле

пятого столика, даже не подозревая, что им доводится держать в руках. Они не

огорчаются, они знают - в мире есть места не хуже. И одно из них - незабвенные

Круги Измерений.

 

 

 

1. Прибытие.

 

"Бастиан подумал, потом осторожно спросил:

 - А сколько желаний у меня в запасе?

 - Сколько хочешь. Чем больше, тем лучше,

 мой Бастиан. Тем богаче и многообразнее

 будет Фантазия."

 (Михаэль Энде "Бесконечная книга")

 

Далее речь пойдет, в основном, о желаниях, о их силе, направлениях,

взаимодействиях и куче подозрительных личностей, которую эти желания то и дело

охватывают. Неимоверную важность желания, как оси мироздания открыла и

убедительно доказала своим героическим примером одна сверхвысокоразвитая

цивилизация, обитавшая в отдалённых районах вселенной. Её название теперь

похоронено под пылью времен и от всего великого открытия остался только

учебник бесконечного объёма, посколько предела знаниям, как и желаниям, не

существует. Беда заключалась в том, что цивилизация эта не только открыла, но

и мечтала донести полученные знания до обычного рядового субъекта, у которого,

как подтверждено многоэровой практикой, в отличии от несуществующего предела

желаний предел знаний то и дело обнаруживается и замирает на какой-то слишком

уж незначительной отметке. Желание упростить свой монументальный труд и

привело цивилизацию за грань гибели.

 

Первая же фраза учебника, обращавшаяся по традиции к силам высшим и доступным

только для веры, а не для понимания, вызвала раскол и упадок. "Так зачем же

дали вы нам, сирым и убогим, эти желания!" - гласила она на ныне забытом

языке. Тут же нашлись лидеры, которые не стали желать считать себя сирыми и

убогими. Вирус упрощения внезапно охватил широкие слои населения. Целые страны

и континенты не стали желать считать. Потом отдельные, уже упрощённые личности

не стали желать. И, наконец, не стали... Вообще ничего. Так цветущая галактика

превратилась в пустыню, дав нам серьезный урок...

 

... Вихрь красных искорок затопил глаза. На смену им выплыли радужные круги.

Огненные полосы промелькнули и скрылись в наступившей мгле.

 

Виктору с трудом удалось поднять веки. Его взору представилось огромное окно,

полукругом охватывающее комнату, за которым на иссиня-чёрном небе мерцали

неподвижные звёзды. Состояние было настолько неуютным, что хотелось избавиться

сразу от всей вселенной целиком. Обстановка оказалась совершенно незнакомой.

Виктор не любил неожиданно оказываться в совершенно незнакомой обстановке. Тем

более, что носовой платок в кармане отсутствовал, а с носом творились обычные

дела, предвещающие событие, которое зовется "Острое Респираторное Заболевание".

 

Виктор прокашлялся и опробовал голос вопросом: "Где это я?" Эхо скрипучим

голосом вернуло ему вопрос обратно. Конечно же, с точки зрения высокоразвитых

цивилизаций подобные вопросики считаются примитивными, ненужными, лишними, а

кое-где и вовсе неуместными. Впрочем, с точки зрения высокоразвитых

цивилизаций, происходящее событие смело можно назвать экспериментом по

проверке акустических свойств помещения. Виктор повторил эксперимент, не внеся

в исходные данные никаких изменений. На этот раз эхо ответило ему "Угадай!"

 

Пол снова качнуло, но уже не так сильно. Виктор изо всех сил вжался в мягкое

кресло и для пробы шмыгнул носом. Звёзды за окном резко дёрнулись, из чего

можно было заключить, что комната, в которой он находился, совершила

непредвиденный поворот. "Ну, придумал?" - проявило инициативу эхо. Следовало

пока воздержаться от рискованных прогнозов. "Давай быстрее, - предложило эхо.

- А то я начинаю скучать." "Высотное здание? - предположил Виктор, представив

западный небоскрёб, чьи окна с утра до вечера моет угнетённый западный

пролетарий. - Да нет, не может быть." "Хитро, - отозвалось эхо, - сразу "да" с

"нет", усиленные "не может быть". Поконкретнее, пожалуйста!" "Не здание," -

отказался от своей гипотезы Виктор. Никакое здание не выдержало бы подобных

толчков. "Не здание, - подтвердило эхо. - Угадывай дальше." Вопрос о месте всё

ещё оставался открытым.

 

Серебристая стена образовывала полусферу в пределах видимости Виктора. Кроме

уже упомянутого окна на ней имелась панель с множеством мигающих разноцветных

лампочек и единственным дисплеем, на котором извивался неведомый спиралевидный

график. Знакомых ассоциаций данная панорама не навевала.

 

"Может быть, операторский зал?" - пришло Виктору в голову. "Чего?" - спросило

эхо с нажимом, и Виктор испугался, что забрёл слишком далеко от истинного

значения. "Или телебашня - быстро сменил он позицию, но эту мысль пришлось

отбросить. - Какого чёрта телебашня станет выполнять подобные скачки?"

 

Расписываться за телебашню всё же не стоило. Словно в подтверждение, звёзды за

окном переместились ещё раз, но теперь уже медленно и нежно. Правый нижний

угол окна занял край огромного зелёного круга с лимонно-жёлтой линией на

границе с чернотой неба. "Угадывай," - в очередной раз потребовало эхо.

 

"А ведь это же..." - Виктор вздрогнул и чуть не проглотил язык, избавившись

ненадолго от зудения в ушах и отогнав рвотный позыв. "Ну!" - восторженно

завопило эхо, требуя продолжения. Но пришедшая догадка вообще не имела

никакого смысла. Если судьба могла ещё каким-то образом занести его на

неведомую телевышку, то на космический корабль... А следовательно, этот

зелёный круг никоим образом не мог быть планетой. Иначе приходилось бы

серьезным образом опасаться за свой рассудок. Виктор ещё секунд пять

понадеялся, что за окном всё же появится тот самый западный трудяга с

предметами моющего инвентаря. Но угнетённым здесь был только он сам.

Угнетённый неизвестностью и тошнотворным состоянием. Даже эхо казалось

уверенным, иногда даже слишком.

 

"Рассмотри проблему с другой стороны, - подсказало эхо. - Хотел ли ты здесь

оказаться?"

 

"Хотел ли я здесь оказаться?" - переспросил Виктор. Именно в таком месте? Да

вряд ли.

 

"А стать космонавтом?" - последовала ещё одна подсказка.

 

"Космонавтом? - оживился Виктор. - Космонавтом, это же совсем другое дело."

 

Представив себя затянутым в облегающий серебристый скафандр и стоящим возле

громадного многоступенчатого корабля, готового стартовать в многомесячный

орбитальный полёт, Виктор приосанился. Ещё заманчивее выглядела перспектива на

этом же корабле не вертеться вокруг Земли, а пронзать дальние галактики в

компании с прелестной девушкой. Без всяких возможных конкурентов на сердце

милой дамы и на подвиги разведчика глубокого космоса. Вывернув голову за

спинку кресла, Виктор внимательно осмотрел корабль. Прелестной девушки не

обнаружилось. К слову сказать, не обнаружилось вообще никакой девушки, что

немало огорчило отважного первопроходца вселенских глубин. Да и одежда

оказалась вовсе не космонавтской. Где он, серебристый скафандр с эмблемой

великой звёздной экспедиции? Обычная рубаха, обычные коричневые брюки и самые

что ни на есть обычные ботинки предположительно фабрики "Скороход". Возможно

пришельцам с пятой звезды созвездия Лебедя данный комплект показался бы

донельзя экзотическим, но у Виктора он особых восторгов не вызывал никогда.

Даже во времена покупки, так как альтернативы в магазине не существовало.

Виктор с угасающей надеждой оглядел просторы ещё раз. Ничего удивительного не

случилось, разве что обнаружился факт незавязанного шнурка на правом ботинке.

Зелёный круг тем временем занял уже пол-окна и решительно продолжал своё

наступление, ничуть не заботясь, что обо всём этом подумает Виктор.

 

"Вот так всегда! - недовольно проворчало объявившееся эхо. - Так где ты?"

 

Комнату тряхнуло ещё несколько раз, но пейзаж за окном не изменился. Только

зелёное тело стремительно приближалось. Качнув головой в сторону, Виктор

оценил его ужасающую величину, несмотря на то, что оно находилось ещё

непомерно далеко от той точки, где он сейчас сидел, вцепившись в поручни

кресла. Выходит, что это всё-таки ракета, звездолет или космический корабль,

чёрт его дери. Виктор готов был поклясться, что до этого видел космические

аппараты разве что по телевизору или, скажем, на ВДНХ в Москве. Ну не

космонавт же он?! Не космонавт! Несмотря на все свои мечты и желания. Но

предположить то можно, тем более, что мечтать, по оценкам ведущих

специалистов, не вредно.

 

...

 

 

 

 

  Dark Window

-------------------------------------------------------------------------------

 

 

                             Блюзы мёртвых огней.

 

Они приходят по ночам. Их не видно. Как капли, стучат они то в спальне, то в

кухне, образуя медленную тягучую мелодию. Они плачут, стонут, они зовут на

помощь. Я срываюсь с места, и капель утихает. Но только кровать принимает моё

тело, как звуки появляются вновь. Иногда они складываются в весёлую

издевательскую насмешку, и мне становится страшно. Я закрываюсь с головой, но

музыка набирает мощь, вибрирует, содрогается. Она не на кухне и даже не в

коридоре. Она звучит в моей душе. Тоскливая, безнадёжная. И заработал её я сам.

 * * *

 Удивительной была та встреча, первая. Вы знаете, что самые красивые

подснежники растут на кладбище? Не люблю цветы. С самого раннего детства.

Как-то на день рождения мне достался букетик ландышей. То ли на пять лет, то

ли уже на шесть. Не помню. Помню, что расстроился. Помню, что глядел на них с

грустью, высматривая каждую чашечку, которую можно сжать пальцами, и она

негромко хлопнет. Но мне не нужны были цветы, даже такие. Я страстно желал

чего-нибудь яркого, пластмассового, на многие годы. Я уже знал, что через день

цветы повянут и начнут гнить. Я не любил краткосрочных подарков.

 И на кладбище ехал не для себя. Для знакомой, которая больше всего на цвете

обожала подснежники. По мне, что василёк, что роза. Но для неё я готов был

ехать даже за эдельвейсом. Сказания давно забытых лет. Где она сейчас? Не

знаю. И никакого желания искать и узнавать. Да и нельзя уже.

 Он стоял и задумчиво осматривал почти пустой кладбищенский квадрат,

расположенный рядом с административным корпусом. Из пяти памятников,

прописавшихся здесь, четыре потрясали своей масштабностью и фантазией

скульптора. Кто знает, может лет через сто сюда будут привозить экскурсии, и

завзятые туристы задумчиво защёлкают кнопками на фотоаппаратах. А будут ли

тогда фотоаппараты? И если будут, то какие? Но мне то что за разница? Ведь я

живу сейчас. И тороплюсь на автобус.

 Людей на остановке почти не наблюдалось. Значит, по народным приметам

следующий придёт минимум через двацать минут. Я резко сбавил ход. Стоять

скучно. Лучше уж пройтись прогулочным шагом. Он повернулся и я, вздрогнув,

замер. На мгновение. Потом моя правая нога изготовилась к следующему шагу и

вот-вот должна была оторваться от земли. Но не успела. Команда, отправленная

мозгом, перекрылась неожиданным вопросом.

 - Нравится?

 Я принял удобную позу. Раз автобуса нет, то можно и поболтать.

 - Вон тот, справа, ничего, - дал я свою оценку согнувшемуся ангелу из чёрного

мрамора, неутешно скорбевшему над высоким надгробием. Стоявший рядом крест,

взметнувшийся в небо, тоже впечатлял, но вокруг него приткнулись скамейки,

самым наглым образом позаимствованные из центрального парка отдыха. А разного

рода ворьё я не любил.

 - Нет, - поморщился Он, - не памятники. Само место?

 - Место как место, - пожал плечами я. - Самое обыкновенное. Разве что

родственникам ходить далеко не придётся.

 - Престижный квадрат, - сказал Он негромко, и в голосе Его звучала неземная

одухотворённость. Настолько неземная, что я забыл в очередной раз повернуть

голову и проверить прибытие автобуса.

 - Ну, - согласился я. - Да не про нас. Не меньше мильона вбухать надо, чтобы

тут похоронили.

 - И пускай, - улыбнулся Он, - это место стоит таких денег.

 Улыбка была непонятной. Не доброй и не злой. Широкой, но не открытой. Я даже

не знал, что сказать в ответ, и начал сердиться.

 - Мильон! Да я может таких денег и не накоплю никогда!

 - А я накоплю! - кивнул он решительно и непреклонно. - У меня есть почти что

половина.

 - Э, - раскрыл я рот в сарказме, - а не боишься умереть раньше, чем накопишь?

 - Поздно бояться, - сказал он без всяких эмоций. - Я уже мёртвый.

 - И говорит он женщине, чего нас бояться, - усмехнулся я цитатой из старого

анекдота.

 Он не отреагировал. Возникла неловкая пауза.

 - Ты не понимаешь, что значит - лежать на хорошем месте, - сказал он с

печалью в голосе. - Я лежал в придорожной канаве. Лежал три года, сбитый

грузовиком на обочине шоссейки. Лежал, пока меня не вернули.

 Ну что ж, я никогда не отказывался порассуждать о высоких материях:

 - А после жизни что? Рай или Ад?

 - Не знаю, - удивился он. - Я лежал в канаве три года. Потом меня вернули

сюда, чтобы я мог накопить на престижный квадрат.

 - В награду что ли? - недоверчиво улыбнулся я.

 Голова его дрогнула. То ли в жесте отрицания, то ли от холода ранней весны.

Но ведь мёртвые не мёрзнут.

 - Рад, что вернулся? - я постепенно включался в игру.

 - Нет, - бесстрастно ответил он. - если для меня есть ад, то он здесь.

 - Почему? - я вновь улыбнулся и даже понимающе подмигнул, разрешая

собеседнику выдвигать любые безумные гипотезы.

 - Иногда хочется тепла и ласки.

 - Так за чем дело стало? - сказал я, обводя широким жестом горизонт, словно

утверждая, что мир бескраен и возможности безграничны. Мои пальцы сжимали

подснежники. Меня ждала и грела любовь, а, значит, и всех в этом мире.

 - Я мёртвый, мне нельзя любить, - зашептал он.

 - Да не похож ты на мёртвого, - рука моя выдала жест недоверия.

 - Знаю, - кивнул он. - Меня могут любить безумно, но безответно. А мне

нельзя. Стоит влюбиться, и сразу рой мёртвых невидимых флюидов кружит вблизи.

И человек, к которому я тянусь в поцелуе, отшатывается и странно смотрит на

меня. Он не знает, что случилось. Но он понимает - происходит что-то

неправильное, невозможное. Он уходит, а в моей груди тоскливая боль и

опустошение. Каждый раз думаешь, что всё выгорело дотла. И каждый раз

находится чему гореть ещё.

 И тогда я увидел Его глаза. Мутные, водянистые, с потухшими серыми зрачками.

Там клубился непроницаемый влажный туман, а мир уплыл далеко-далеко, за

границы понимания. Из оставленного мира доносился гвалт, и я догадывался, что

автобус всё-таки прибыл, но уйти уже не мог.

 - А одеколон не пробовал? - я специально сморозил глупость, чтобы

выкарабкаться. - Может он эти флюиды отгонит?

 - Ты не понял, - сказал Он медленно, по слогам, с великой грустью. - Плохо

быть мёртвым. Вернее, плохо даже не это. Плохо, когда об этом знают люди,

которые тебе нравятся. На той стадии, когда они тебе ещё нравятся.

 - Так не влюбляйся! - попробовал я выправить положение. - Не будет о чём

страдать! Или ещё есть тяжёлые моменты?

 - Да, - проронил Он нехотя. - Когда горят мёртвые огоньки.

 И тут я почувствовал, что Он меня отпустил. О, как я нёсся к автобусной

остановке! Как я врезался в толпу, натужно загружающуюся в жёлтую коробку. И

как больно меня стукнула по локтю закрывшаяся дверца.

 * * *

 Вторая встреча случилась поздней осенью, когда выпал снег. Судьба столкнула

нас в переполненном трамвае, где в поисках удобной позы я развернулся и упёрся

взглядом в мёртвые глаза. Давка была грандиознейшей. Со всех сторон слышалось

недовольное кряхтенье. В воздухе витали невидимые, но весьма чувствительные

разряды агрессии, вот-вот грозившие прорваться в грязный скандал.

 Он улыбнулся. Всё той же замкнутой бесстрастной улыбкой.

 - Привет, - кивнул я и замер в мучениях, не зная что сказать дальше. Это

форменное издевательство, когда в общественном транспорте сталкиваются два

малознакомых субъекта и силятся завязать разговор. О погоде, о разболевшихся

зубах, об отпуске, о работе. Непереносимое ощущение. Наверное, в душе каждый

из них за эти минуты успевает возненавидить собеседника, но уровень культуры

не даёт прервать рассуждения и вновь уткнуться отсутствующим взором в тёмное

окно, погрузившись в свой мир стремлений и снов. И я усердно скрипел мозгами,

подыскивая тему и страшно ругаясь, что трамвай едет так медленно. При таких

темпах мои муки продлятся ещё минут двенадцать.

 - А что ты тогда говорил про огни? - вспомнил я фразу, разлучившую нас в тот

весенний день.

 - Они горят, - кивнул мой давний знакомец.

 - Не вижу, - сказал я, поморщившись. Народ заблаговременно готовился к выходу

и мне приходилось выгибаться дугой, чтобы пропустить чью-то весьма габаритную

фигуру.

 - Хочешь посмотреть? - улыбка стала зловещей.

 - Конечно, - меня не купишь на театральные штучки.

 - Тогда дай руку! - возвестил Он громко, но никто даже не оглянулся, хотя

голос этот внушал больше уважения, чем возмущённые требования кондуктора,

надёжно застрявшего на задней площадке. Я оробел беспричинно и протиснул к

нему руку по чьей-то согбенной спине.

 Холодные пальцы осторожно дотронулись до моей ладони, а затем цепко сжали

запястье. Я не испугался. У меня в это время года тоже мерзко мёрзнут руки.

 И вдруг всё изменилось. Людей не стало. Вернее, они превратились в смутные

полупрозрачные силуэты. Трамвай, набитый ожившими тенями. Всё потеряло краски

и свет. Звуки поглотила оглушительная тишина. Пассажиры растворились в тусклых

сумерках почти погасших фонарей, протянувшихся по салону параллельными

прямыми. Лишь три фигуры остались неизменными.

 Первым был мой спутник. Перемены никак не отразились ни на его лице, ни на

облике. Он бесстрастно сжимал мою руку и молчал.

 Вторым оказался пацанчик лет пятнадцати. Он безмятежно сидел в кресле и

глядел на меня злыми колючими глазами. Я не выдержал взгляд и отвернулся.

Паренёк тоже перестал изучать мою персону и с отсутствующим видом уставился в

окно.

 Третья виднелась в самом конце вагона. Если бы пассажиры не потеряли плоть и

объём, то я никогда не увидел бы её. А так разглядеть поношенное бурое пальто,

круглую шерстяную шапку с выбивавшимися седыми локонами и сморщенное

старческое лицо не составляло особого труда. Она пробуравила меня взором, но я

не посмел взглянуть в далёкие глаза.

 Возможно, четвёртым был я, но в тот момент мне не пришло в голову

рассматривать свою куртку и ноги, обутые в нечищенные сапоги.

 Парень внезапно соскочил с кресла и вышвырнул своё тело из потустороннего

салона на промерзшую улицу. Оказывается, трамвай продолжал ехать, как ни в чём

не бывало, и даже добрался до очередной остановки. Я это отметил краешком

сознания. Моё внимание было целиком поглощено совершенно иным. На

освобождённом кресле пульсировало и перетекало с места на место пятно с

радужными краями. Но тут же прямо на него уселся силуэт женщины необъятных

размеров. Она поёрзала, устаивая поудобнее своё тело и две внушительных сумки

на коленях. Безмолвный крик замер в горле, я рванулся туда, но холодный пальцы

удержали меня на месте.

 - Не стоит, - бесстрастно объяснил мой собеседник. - Поздно. Оно уже в ней.

 - Кто это? - сдавлено вырвалось из спазмотически сжавшейся глотки.

 - Атомный мальчик, - улыбнулся мой спутник. - Он уже стал появляться слишком

часто, оставляя свои следы повсюду. И люди сгорают. Медленно и болезненно. А

очередная жертва легко вписывается в статистику неблагоприятной экологической

обстановки.

 - А если... - начал я.

 - Если бы, да кабы, всем бы выдали гробы. Не спрашивай, - резко оборвал меня

Он. - Это не та история. Ты должен смотреть на иные вещи.

 "Человечество этого знать не должно," - процитировал я внутренним голосом.

Цитатки украшают жизнь, как шарики на ёлке, как флажки исчезнувшего первомая.

Чужие слова, ставшие кусочками твоего мира.

 На следующей остановке салон покинула старуха. На задней площадке сразу стало

посвободней.

 - Она тоже... - сделал я неопределённый жест.

 - Нет, - голова собеседника качнулась. - Она - обыкновенный дракон.

 - Да ну! - не поверил я, улыбнувшись в злобе навалившегося обмана.

 - Да да, - так же зло усмехнулся Он. - Драконы - невероятно пластичные

существа. Они могут подстроиться к любым обстоятельствам. Неужели ты

представлял их как-то иначе?

 Я молча кивнул.

 - Конечно, - проронил он, оценивающе изучая моё лицо, словно заглядывал в

душу. - Наверное, гибкое тело ящерицы, перепончатые крылья с невероятным

размахом, глаза, сверкающие неземным разумом, непостижимая сущность. Но зачем?

Зачем всё усложнять? Ведь так легче. Подойти и просто заглянуть в глаза. Без

всяких дешёвых эффектов. Драконы глядят и привязывают. Пойманный взором уходит

за ними. И никогда не возвращается.

 - Что с ними происходит, с пойманными? - мой язык словно угодил под заморозку.

 - Не знаю. Я туда не ходил. Это тоже не моя история. Забудь про дракона.

Смотри на огни.

 И тогда я увидел их. Десятки. Сотни. У каждого силуэта сверкал свой огонек.

Что это было? Блистающий зубчатый кристаллик. Звёздочка, изливавшаяся лампой

дневного света. Умерший светлячок, продолжавший своё дело и по ту сторону. Их

трудно описать. Они светили и всё. Они дышали и выдыхали своё сияние в смутные

силуэты.

 - Но чем же они мешают? - спросил я, стараясь оторваться от завораживающего

зрелища.

 - Ты хочешь их почувствовать? - спросил Он. В уголке губ появилась улыбка.

Странная, непонятная.

 - Давай, - согласился я.

 В один миг всё снова обрело цвет и объём. Звуки заполонили пространство

салона. Кто-то уже ругался, выдавая на-гора тонны матерщины. И тотчас мою

грудь пронзила оглушительная разрывающая боль. Словно кто-то воткнул туда кол

и теперь, в радостном экстазе, поворачивал его то в одну сторону, то в другую.

Чуть не разоравшись, я скосил глаза вниз. Наполовину погрузившись в солнечное

сплетение, там ворочался огонёк размером с шарик для настольного тенниса.

 Они продолжали гореть, превращая привычную обстановку в пещеру ужаса. У

сурового вида девушки огонёк высовывался из сердца. Сутулый старикашка кашлял

и в горле его дрожал мертвенный блеск. Худющий, местами невыбритый мужчина

сжимал поручень, а за правым стеклом очков рацветали лепестки бледного сияния.

Огоньки заполонили салон. И я уже не только видел их, но и чувствовал. Каждый

всплеск, каждое мерцание.

 А у этих не было огоньков. Я заметил их, когда почти невидящим взором

взглянул перед собой. На переднем сиденьи расположились невысокий плотный

дедушка и внучка-веселушка. Они смеялись, они не видели, то что приходилось

наблюдать мне.

- Прилетит вошебник вертолёте и остасит нам эскимо, - распевала внучка, не

заботясь ни о рифме, ни о грамматике.

 - Не так, - мягко укорял дедушка. - Каждую песню надо петь правильно.

 - А как, дедушка? - восхитилась внучка. - Спой, как правильно!

 Дедушка засмущался. И в самом деле, ну не петь же в переполненном трамвае,

где зарождается скандал, где все, оторвавшись от горестных дум и злых мыслей,

уставятся на него непонимающими тупыми взорами. Появятся ухмылки, кривоватые

улыбки: "А дед то совсем того!" Но для внучки не существовало ничего в этом

мире, кроме грохотавшего по рельсам трамвая, никак не складывающейся песенки и

дедушки, сидящего рядом. Дедушки, который знал и умел всё.

 - Деда, ну как правильно? - дёргала внучка за рукав. - Деда, спой.

 - Да я и сам не знаю, - сказал дедушка, радуясь, что выбрался из скользкой

ситуации. - Забыл уже.

 Дедушка врал. И тотчас на его плече замерцало мертвенное сияние.

 Огонёк ещё не родился. Он пока явился миру в виде тоненькой паутинки, готовой

свернуться в светящийся клубок и засиять в полную силу, когда придёт время. Но

внучка не видела огоньков. Но внучка не верила в них. Она верила в дедушку и в

то, что песенка вот-вот сложится. А я верил в то, что мой огонёк сейчас

разорвёт всю грудную клетку.

 - Деда, спой, - настаивала девочка. Она чувствовала, что в мире что-то

делалось неправильно и всеми силами старалась эту неправильность выправить.

 - Прилетит к нам вошебник вертолет и потом эскимо, - вновь попыталась найти

верную тропинку внучка. - Ну спой, деда. Ты знаешь.

 "Спой, дедушка, - мысленно взывал я, а глаза мои чуть не вываливались от

распиравшего изнутри отчаяния. - Спой! - мне казалось, что весь мир станет

счастливым и добрым, если дедушка откажется от вызванной им паутинки. - Ну

хоть не для меня, спой для внучки! Пусть она знает, что можно петь даже в

переполненном трамвае, где все готовы вцепиться в глотку друг другу!"

 Дедушка молчал. А грудь моя стонала под напором ворочавшегося там

потустороннего светила. Девочка начала всё сначала, но запнулась уже после

"Прилетит".

 - Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте, - вдруг запел дедушка, тихо,

но очень уверенно, - и бесплатно покажет кино...

 - С днём рожденья поздравит, - подхватила внучка, перепрыгнувшая с дедушкиной

помощью через трудную ступеньку, - и наверно оставит мне в подарок пятьсот

эскимо.

 Я ненавидящим взором огляделся по сторонам, ища недовольных. Если я даже

ничего не смогу сделать, то хоть своей дурной башкой заслоню парочку от

мерзких улыбок. Я улыбнулся сам, стараясь вложить в улыбку максимум тепла и

одобрения.

 Ничего не изменилось. Стало ещё душнее и теснее. Всё также кто-то

переругивался в отдалении. Но с дедушкиного плеча исчезла мёртвая паутинка, а

моя боль поутихла, перестала быть непереносимой. А потом она исчезла совсем и

холодные пальцы выпустили моё запястье.

 - Твоя остановка, - пояснил Он.

 Я ничего не успел сказать. Меня просто вынесло вместе с толпой. Невидящий

взор обвёл близлежащую панораму. Это, действительно, оказалась моя остановка.

Посторонние огоньки исчезли вместе с болью. Только в моей груди продолчал

гореть, пробиваясь через свитер и куртку ненавистный теннисный шарик мёртвого

света.

 * * *

 Третья встреча произошла совсем недавно и получилась самой короткой. Я просто

вышел за двумя бутылками "Балтики". В горле было невероятно сухо, так почему

бы себе не устроить маленький праздник? Я обошел стороной киоски, озарённые

лампами дневного света. Какой идиот решил назвать этот свет дневным? Ведь

мёртвый огонёк в моей груди дарит точно такое же сияние. Пришлось идти до

дальнего, того, где тускло светила груша на двадцать пять ватт.

 Он уже был там. Он словно знал, что я приду в это место и в это время. Я не

стал здороваться. Слова не требовались.

 - Всё ещё видишь?

 Я кивнул.

 - Убрать?

 Я кивнул.

 - Он уходит вместе с душой.

 Я кивнул.

 Мне уже было всё равно. Я просто не мог больше выносить эти бессонные ночи,

когда мертвенный свет потихоньку заполнял всю спальню. Я готов был отдать за

выключатель даже душу. Он просто прикоснулся к груди. Так пальцами

придавливают фитиль свечи и язычок пламени бесследно пропадает.

 В сгибе моего локтя обнаружились две вожделенные "Балтики". Совпадал даже

номер.

 - Подарок, - вздохнул он впервые за всё наше знакомство. - Остатки моих

накоплений. Я приобрёл себе местечко. Скоро будем лежать рядом.

 Он растаял во тьме. Я остался на пятачке света, не соображая почти ничего. Но

две бутылки "Балтики" добрались до квартиры в целости и сохранности.

 * * *

 Они приходят по ночам, невидимые, но явственные. Они злятся на меня. Они не

могут простить, что в моей груди погиб их брат. Или друг. В общем, один из

них. Они собираются и поют свои тоскливые хоралы в отместку за ту единственную

песню, что спасла меня тогда. Я бы хотел не знать про них.

 Сегодня к увесистой пачке добавилось несколько купюр. Теперь уже немного

осталось. Теперь скоро. Я уже знаю, как это важно - лежать на хорошем месте. Я

уже знаю, что любить нельзя. Надо просто жить и ждать того самого момента,

когда место будет подготовлено и меня заберут. Заберут в неведомые дали, на

просторах которых я, быть может, сумею отдохнуть от бессонных, так и

неокончившихся ночей. Заберут отсюда, где мёртвое пламя незримо пожирает

усталый мир, где в тоскливой темноте поют свои блюзы мёртвые огоньки.

 

декабрь, 1998

 

 

 

 

 

  Dark Window

-------------------------------------------------------------------------------

 

 

Сказ о том, как появилась нелинейная геометрия.

 

Раньше учиться было не в пример легче, нежели в наши многотрудные веремена.

Особливо, если ученик званием обладал. Маркиз там, или виконт. На худой конец

и граф подходил неплохо. А всё потому, что в ту эпоху ценилась не высшая

математика, а высшее происхождение.

 "Чем же легче учиться то?" - спросите вы. Да вот, к примеру, стоит ученик у

доски, глазами дырку в полу сверлит, не знает ничего, морда великовозрастная,

а коварный учитель ручонки потирает, глазёнками хитрыми по сторонам зыркает.

"Что, - говорит, - не знаем теорему то, не выучили-с, сударь?" А как же её

было выучить, если сей сударь до утра в кабаке просидел и при всём своём

горячем желании не мог до книги дорваться по причине полного нехождения нижних

конечностей.

 "Ладно, - кивнёт злыдень с длинной указкой, - тогда князь Знаменский докажет

нам, что теорема верна." Встанет огромный лоб в изукрашенном кафтане, поведёт

кудрявой головой, да и промолчит. Всё в том же кабаке провёл он ночь. И ведь

ходили у пресветлого князя и нижние конечности и верхние, да только не знал об

этом князь, потому как спал, носом свои благородным уткнувшись в залитую

вином, да водкой столешницу. Где ж ещё молодость свою провести пресветлому

князю? Не больной чай, за книгой то впотьмах сидеть, да ясны очи портить. Но и

не дурак он, одним словом - не дурак. "Ну, - зловеще скривится грозный

учитель, - верна ли теорема?" Князь за словом в карман не лезет. "Верна," -

кивает он. "А чем докажете-с, Ваше сиятельство?" Нахмурит лицо князь,

помрачнеет его чело, разверзнутся уста, да проронят непреклонно: "Даю слово

дворянина, что теорема верна!" И всё! И ничего не сказать учителю супротив

такого ультиматума, потому как значимо оно, слово дворянина.

 А вот Коле не повезло. Не дворянином он уродился. Бывали, правда, легенды,

что древний родич ходил под началом самого Юрия Милославского, отвечал за

правый сапог сего знаменитого и славного князя и так усердно отвечал, что

пожаловал ему народный герой то ли бочку вина, то ли звание какое. Но вредный

господин Загоскин, что описывал подвиги русичей, не расстарался для Коли. То

ли забыл он написать про славного Колиного предка, то ли редактор попросил

объём книженции подсократить, но так уж вышло, что в окончательный вариант

повести история о правом сапоге не вошла.

 И когда вызывают Колю к доске, нет у него спасительного слова дворянина из-за

вредного господина Загоскина. Нечем крыть ему каверзные вопросы. Это вчера всё

в том же кабаке крыл Коля козырями дворянские карты, и самих дворян тоже крыл

словами простыми, народными. А тут самый захудалый дворянинчик, да не

дворянинчик даже, а дворянишко нос кверху дерёт, ничем мол нас не взять. И

обидно Коле, аж до слёз обидно. Щурится учитель загадочно и вопросец

подкидывает. "А не пересекаются ли у нас, господин Лобачевский, параллельные

прямые?" - коварно смотрит он на Колю. Вот провокатор! Так и ждёт, гнида

разночинская, когда кивнёт бедный Коля головой, да подтвердит, что не

персекаются эти линии. Нет, не таков Коля! Не так он прост, хоть и не имеет за

душой происхождения. "Пересекаются," - хмуро роняет он. На вот тебе,

эксплуататор народных масс, подавись. "И как же это они у нас пересекаются?" -

радуется учитель. И по его довольному виду догадывается Коля, что не угадал

он, что пропал, что попался в силки. Ну как было не попасться, тоже ведь в

кабак охота. В картишки там перекинуться, девкам подмигнуть, семечек

прикупить, да заплевать шелухой поллавки, мол знай наших. Всякие князья, да

графья теперь блаженствуют. Кто в окно пялится, кто под парту залез и досыпает

там, что не урвал беспокойной ночкой, кто мух ловит, а кто зевает, аж шея

трещит. И только Коля-бедняга мучается на радость остальным. Вот-вот вышибут

Колю из гимназии, и тогда прямая дорожка не в инженеры, а в дворники, а Коля с

детства для себя уяснил, что склонности у него к умственному труду в тёплом и

уютном помещении.

 Ничего не остаётся, как стоять на своём. "Пересекаются," - упрямо твердит он

и начинает чертить на доске прямые, да буквы латинские, не из книг учёных, от

которых глаза болят, а прямо из головы. Так и прут формулы, так и лезут, следи

только, чтобы на правду похожи были. Вот сползает с учительского лица змеиная

улыбочка, и не опускается розга на спины учеников знатных, да нерадивых, кои

уснули, так и не дождавшись перерыва. Не знает, что сказать учитель, хмурится,

как не проспавшийся князь Знаменский, и уходит из класса, чтобы сбегать в

местную лавчонку, да прикупить первоисточников, дабы посрамить ученика

дерзкого, да своевольного. Но стоит на пути кабак. Хоть справа обходи его,

хоть слева, а всё дверь на пути. Оглянуться не успеешь, уж внутри. И холодеет

душа от того, что не ведаешь, как попал сюда, каким провидением.

 А Коле не до кабака. Коле до типографии. Ай, умный мужик был Иван Федоров.

Изобрёл станок печатный, чтобы каждый мог мысли собственны не в голове

держать, да не на грамотах берестяных, а в книгах, от одного вида которых

сразу понятно становится, что не дурак их сочинял.

 Деньжата у Коли водились. И скажите мне, зачем же ещё существуют на свете

белом графья, князья, да прочие дворянишки, как не для того, чтобы в карты их

обыгрывать и тем самым претворять в жизнь-судьбу идею вечную о справедливости.

Вот стоит Коля в типографии, где бородатые мужики, все как один Иваны, все как

один Федоровы, снуют по задымленному помещению и печатают себе, да Коле

измышления его о том, почему же это параллельные прямые пересекаются.

 Напечатать книжку мало. Важно, чтобы дошла она до народа, чтобы взял народ её

в свои натруженные руки, да восхитился бы уму Колиному, необъятному. Тащит

Коля свои тёплые, с пылу-с жару, книженции, да снова не в кабак, а в лавку

книжную. А за прилавком зыркает по сторонам, чтоб народ не стянул чего,

приказчик - друг Колин, с которым вместе дворян как липку обдирали. В те

времена народ ещё читать не умел, но книжные лавки любил. Скрадёт

книженцию-другую и шасть домой. Вроде и не нужна вещица, а всё равно на душе

теплее.

 А уж приятель Колин мастак по торговым делам. Поставил он книжку на видное

место, так, чтобы до каждого дошло, вот она - лучшая книжка по математике.

Пущай Архимеды в подвале плесневеют, а Гауссы там разные на чердаке пылятся.

Колиной книжке в руки и флаг, и барабан и трубу полковую. Коля теперь в кабак

побежал, а оттуда в книжную лавку уже важный профессор заходит.

 Профессура тоже любила книжные лавки. Только она не воровала, а покупала, за

что её Колин друг завсегда уважал. Может какой-нибудь профессоришко и спёр бы

книгу, да нельзя. Надо ж хоть чем-то от простого народа отличаться. А то, что

читать умеешь, на лбу ведь у тебя не написано. Бывает, нацепит себе крестьянин

пенсне, в дилижансе подобранное, сделает умную физию, да ходит по магазину

счастливый. Прям профессор. А ручонки уже тянутся, уже тащут, что под руку

подвернется. Неважно что, журнал ли "Колокол", "Месяцеслов" ли или "Страдания

заграничной девицы Вероники, безвинно утопленной в Ламанчской проливе". Тут то

его Колин дружок за воротник цап, да на улицу. Неча под профессоров

подделываться, коль образованием не вышел.

 Профессору дела нет до страданий девиц заграничных. Ему есть дело до книг

умных, познавательных, с чертежами, да разрезами, на то он и профессор. И рад

ему Колин друг, иначе кто бы раскупал всю эту физику, химию, да биологию.

 "А нет ли у тебя, дружок, чего-нибудь новенького, - спросит ласково

профессор, - идей там или открытий?" А приказчик уже тут как тут. "Есть, Ваше

благородие, как же не быть, - юлит он и чуть не танцует. - Вот изволите-с

посмотреть сочиненьице мистера Дарвина о том, что все мы от обезьян в своё

время произошли." Поморщится профессор. Времена то неспокойные. Припрётся

урядник, уцепится за книжонку, да спросит вкрадчиво: "Это что ж выходит, и наш

государь император от обезьяны произошёл?" Мистеру Дарвину то что, ему в своей

Англии туманно и спокойно. А за его безбожные измышления профессора к

политическим причислят и в тюрьму, да на каторгу. И точно известно, что не

декабрист он, не поедет за ним ни жена, ни кухарка, ни даже конюх, которому

профессор кажну субботу пятак отваливал.

 "А может, дружок, у тебя что-то наше имеется, родственное?" Приказчик ещё

радостнее пляшет, куда там солисту императорского балета. "Вот, Ваше

благородие, - поёт, - господин Менделеев все, что ни на есть, элементы

химически в таблицу выстроил. Или, ещё лучше, самая новая геометрия от

господина Лобачевского Николая ... э-э-э... Ну да неважно. Не глядите-с, что

книжица необъемиста. Идей и открытий в ней немеряно." Хмурится профессор

недоверчиво. "Геометрия? Новая? - спрашивает. - Да возможно ли?" Приказчик то

в левый глаз заглядывает, то в правое ухо шепчет: "Так точно-с, только что из

типографии." Подумал, подумал профессор, да и согласился. Он вишь до такой

степени учёный был, что не спалось ему совершенно, если на ночь не прочитает

лемму какую или формулу заковыристую не увидит.

 И это не простой профессор был. Это случился аж самый главный профессор в

городе, который заведовал всеми университетами, да гимназиями. И ходили перед

ним учителя, да преподователи по струнке. Строгий был, чуть что не так, сразу

в деревню сошлёт, классовое самосознание народу повышать. Вот идёт он, книгой

в руке весело помахивает, а в окна другие профессора таращатся, помельче, да

побеспокойнее. Мол, что там наш старичок тащит. Как бы нам бедным от жизни не

отстать, да в деревне не оказаться. Зорким глазом разглядели названьице, да и

бежать в книжную лавку. А приказчик уже на пороге стоит, ждёт, прибыль

подсчитывает, да книжки Колины готовит.

 К вечеру туда и Колин учитель забрёл. Купил Эвклида, из подвала принесённого,

от сырости разбухшего, да мышами изгрызенного. Повеселел он после выпитого,

идёт и над Колей подсмеивается. "Это ж надо, - заливается, - пересекаются!

Параллельные и пересекаются! Не на то они параллельными придуманы, чтобы

пересекаться."

 Пришёл он на утро в гимназию и аж челюсть вставную выронил. В те времена

многие профессора заводили вставные челюсти, чтобы от простого народа

опять-таки отличаться. А выронил он челюсть от того, что все вокруг про

пересечение говорят, да геометрию Колину цитируют. Учитель и рад бы слово

молвить, да поздно. Сам Никанор Феоктистыч о книге похвально отозвался.

Скрипнул зубами учитель, да в класс пошёл. И со злости выдрал князя

Знаменского розгами за теорему Пифагора. Никакое дворянское слово не помогло.

 А на следующий день в городок занесло проверяющего. Он, болезный, по всей

России катался с ревизиями то. В Киеве вот бывал, в Екатеринбурге, в

Ярославле. Сей момент из Перми прибыл. Ходит, тыкает пальцем всюду, штукатурку

проверяет. Аж Никанор Феоктистыч на него смотреть забоялся. А уж помельче кто,

те сразу за книги попрятались. Одни буковки золотые на виду. "Николай

Лобачевский."

 Заинтересовался проверяющий. Как так, сколь ни ездил, а книжицы сей нигде не

наблюдал. Пока из Киева в Ярославль добирался, наука, глянь, как широко

шагнула. Испугался. Покрылся испариной. Это ведь при таких делах не в

заграничный Мюнхен пошлют, а на пенсию. Сиди тогда дома, пялься в четыре

стены, да рогалики чёрствы покусывай. Не очень то на пенсию разгуляешься. "Кто

это таков, Лобачевский?" - спрашивает. Все от ужаса кулаками рты позажимали.

Только Никанор Феоктистыч осмелился. "Это, - говорит, - наше светило. Гений.

Просвещенья дух!"

Дух так дух. С духами спорить не с руки. Так и побежал проверяющий в лавчонку

книжную, куда Коля только что приволок отпечатанный дополнительный тираж. И

купил проверяющий всю партию, и увёз её в столицу, чтобы подивились там на

труды Колины, приняли, так сказать, к сведению.

 А через месяц другой и в столице, и в Мюнхене заграничном звучали с высоких

трибун мысли свежие, необычные. "Доколе, - взывал магистр геометрии, - будем

жить по Эвклидовски. Да вы подумайте, кто был такой этот Эвклид.

Всего-навсего, какой-то древний грек. Да может древние греки вымерли лишь

потому, что пользовались Эвклидовой геометрией. Неактуальна она сейчас, скажу

я вам, господа, мистеры, херры и синьорины. Не каждая геометрия годится для

широких российских просторов. Нам жизненно необходима такая геометрия, чтобы

включала в себя все мысли и чаяния любого из россиян, начиная с безропотных

крестьянок и заканчивая членами императорской семьи. Чтобы она, так сказать,

учитывала особенные российские условия. На древних греках, господа-херры,

далеко не уедешь.

 С тех пор забросил Коля кабаки. Не было более нужды в картишки играть.

Занялся Коля наукой и пристрастился свою геометрию дописывать. А его друг тоже

не ленился, да не забывал её допечатывать с предисловием "Издание самое

наиспоследнейшее, дополненное и переработанное". Так вот и явилась в свет

новая геометрия. И старую пришлось пересмотреть, Коля настоял. С тех пор стало

принято считать, что параллельные прямые всё же сходятся. Хоть в

бесконечности, но сходятся. Не пересекаются (об этом слёзно учитель Колин

умолял), а так, касаются друг друга легонько. Мол, кто не верит, пущай

доберётся до бесконечности, да сам убедится. И чтобы сохранить память об дне

том знаменательном, да о линиях параллельных, назвал Коля свой труд

"Геометрией Нелинейной".

 

 

Январь, 1998

 

 

 

 

 

  Dark Window

-------------------------------------------------------------------------------

 

 

Забытая песня о главном.

 

Посвящается Джайлисс, умеющей

 связывать сумерки и рассвет.

 

Гора стояла не слишком далеко от поселка, но все же в достаточном отдалении,

чтобы неискушенный путник принял ее за надвигающееся кучевое облако, готовое

закрыть все небо, но пока еще не развернувшееся во всем могуществе. Со мной

так и произошло. И пробираясь по нешироким улочкам поселка, я думал о горе,

как о чем-то отстраненном, воздушном, эфемерном.

 Поселок утопал в зелени и казался в свете солнечного полдня райским уголком.

Я внезапно очутился на главной улице и гора величаво предстала передо мной во

всей своей красе. Но до нее по прежнему было нереально далеко, и я

сконцентрировался на более близких вещах. По центральной улице протянулась

прерывистая цепочка магазинчиков и кабачков, а также различных строений сферы

обслуживания. Я разглядел огромные ножницы, обозначавшие наличие

парикмахерской, но равнодушно прошел мимо. Не для того годами росли мои

черные, как уголь, волосы, чтобы остаться в безвестной парикмахерской,

затерявшись на помойке.

 Около строения, увенчанного башенкой, то ли церквушки, то ли ратуши, то ли

еще чего-нибудь важного в местном масштабе, в тени раскидистого дуба на

массивной скамейке сидела троица мужчин солидного возраста и негромко

переговаривалась. Я подошел поближе. В руках каждого из них находилась

огромная прозрачная кружка с пивом. По стеклянной поверхности скатывались

капельки холодной влаги. По такой жаркой погоде и мне было бы неплохо

освежиться где-нибудь в тенечке. Один из мужчин приветственно махнул рукой,

приглашая присоединиться к их компании. Я не отказался. В конце-концов я имел

полное право перед самим собой на небольшой отдых. Из ближайшего кабачка

примчался мальчишка и вопросительно уставился на меня. К счастью апельсиновый

сок здесь не считался чем-то сверхестественным для заказа, и уже через пять

минут я отхлебывал мягкую жидкость из удобного кувшинчика, медленно разгрызая

кусочки льда.

 - Надолго к нам? - поинтересовался ближайший ко мне мужчина. - Мне надо

знать. Я здешний мэр.

 - Транзитом, - коротко ответил я, но, увидев в его глазах непонимание,

разъяснил подробнее. - На несколько часов.

 Мужчина кивнул, и вся троица дружно отхлебнула из своих кружек. Я решил

последовать их примеру.

 - А откуда берутся такие путники? - вкрадчиво поинтересовался сидящий

посерединке. По моему он представлял местную службу безопасности.

 - Из больших городов, - мой ответ прозвучал крайне сдержанно.

 - А где это? - не понял мой собеседник.

 - Для вас, почти что в другом мире, а может и в самом деле в другом.

 Вряд ли мое пояснение существенно прояснило обстановку, но переспрашивать

никто не стал.

 Я взглянул на гору. Теперь она казалась уже не безобидным кучевым, а

настоящим грозовым облаком. Правда несколько блеклым на фоне черной тучи

медленно выползавшей из-за ее склонов.

 - Быстро у вас тут погода портится, - заметил я, намереваясь в следующем

предложении подробно расспросить о здешних гостиницах.

 - Ведьма шалит, - буркнул третий, ранее не принимавший участие в разговоре, и

мысли о гостинице сразу же испарились из моей головы.

 - Здесь есть ведьма? - спросил я, едва сдерживая волнение.

 - Ты смотришь прямо на ее логово, - по голосу и его можно было принять за

колдуна, настолько звуки, исходящие из его глотки, напоминали воронье

карканье. Не желая ни подтверждать, ни разрушать мои спонтанные предположения,

старик умолк и в очередной раз вместе со всеми отхлебнул из кружки.

 Я внимательно осмотрел гору, верхушка которой то и дело озарялась грозовыми

разрядами. Теперь она навевала зловещее впечатление, но ничего

сверхестественного там не наблюдалось.

 - Неужели ваша ведьма настолько сильна? - удивился я. Такого уровня

владычества над природными ресурсами мне еще не приходилось встречать.

 - Она может стереть с лица земли весь поселок, - на полном серьезе сказал

мэр. Остальные двое кивнули.

 - Каким образом? - не удержался я.

 - Смотри сам, - он махнул рукой налево, туда, где солнце еще спокойно

разбрасывало свои лучи по округе.

 Я обратил внимание, что холм, вокруг которого разросся заброшенный сад, на

самом деле представлял не что иное как останки разрушенного дома. Обгорелые до

черноты кирпичи, то и дело проглядывали сквозь зелень кустов и фруктовых

деревьев.

 - И много людей погибло? - спросил я, вглядываясь в картину чьей-то беды.

 - Ни одного, - гордо сказал мэр, словно это была его личная заслуга. - Здесь

жил угольщик, и как-то раз, когда он рыскал у подножия горы, разразилась

гроза, навроде той, что сейчас будет. Молнии ударяли в его дом одна за другой,

пока не выжгли до основания. А потом гроза сразу утихла.

 - А что угольщик?

 - Вернулся, посмотрел, да и уехал отсюда. Сначала, правда, предлагал

собраться всем миром и убить ведьму. Только дураков у нас нет.

 - А если она весь поселок сожжет?

 - Ну, такого мы не допустим, - сказал тот, что сидел посередке. - У нас есть

ополчение. Стоит нам только кликнуть, как соберется толпа и тогда ведьме не

поздоровится.

 - А почему надо ждать всеобщего разрушения?

 - Ведьма нам особо не мешает. Наоборот. В теперешние времена молодежь так и

рвется к вам, в большие города, вот и разбежалась бы вся. А так - нет! Она

здесь, в ополчении. А пока ополчение не востребовано, оно работает в садах, да

на полях. Зачем же процветание родного поселка на корню губить.

 - Я смотрю, вы тут неплохо устроились, - улыбнулся я, и в этот миг черная

туча поглотила солнце. Старики поспешно поднялись и заспешили в разные

стороны, надеясь опередить тяжелые капли, которые вот-вот уже готовились

застучать по листве, да по пыльной дороге.

 - Когда-нибудь мы все же сожжем зло в его собственном логове, - пробурчал

дальний старикашка.

 - Гостиница вон в том двухэтажном доме, - возвестил напоследок мэр и скрылся

из виду. Но меня теперь не интересовала гостиница. Я зашагал навстречу

грозному ливню, к горе, что пронзала низкие тучи. В небольшое озерце ударила

огромная ветвистая молния, а по округе прокатился громовой раскат, будто свод

небес раскололся на миллионы острых осколков.

 ***

 Дыра пещеры не навевала чувства гостеприимства. Я как мог отряхнул влагу,

пропитавшую всю мою одежду, и, потоптавшись для порядка, шагнул внутрь. Шансов

отступить у меня было предостаточно, но разве зря я полз несколько часов по

скользкой горной тропинке, где мои башмаки то и дело норовили прокатиться по

крутому склону и навечно успокоиться у подножья горы. Впрочем, за мою жизнь

теперь дали бы еще меньше. Трудно сказать, образовала ли этот лаз сама природа

или его проделали потусторонние силы, облюбовав данную гору для своего места

жительства. Стены пещеры были неразличимо черны. Лишь впереди по ним пробегали

тускло-багровые отблески. Если даже меня там ждали, то встреча готовилась

далеко не радостная. Я пробрался чередой плавных поворотов и очутился в

большом гроте, освещенном багровым пламенем огня в камине и странным

голубоватым свечением стен.

 Взгляд черных глаз, окаймленных пушистыми ресницами, затормозил мое

дальнейшее продвижение. В черных зрачках отражались синие блики настенного

сияния. Глаза располагались на бледном лице с миниатюрным носом, яркими

чувственными губами и острым, но приятной формы, подбородком. Лицо резко

контрастировало с длинными черными волосами. Пламя костра за спиной хозяйки

пещеры придавало волосам причудливые отблески. Это была невероятнейшая

редкость - молодая ведьма в полном расцвете сил.

 Разумеется, я не осмеливался разглядывать ведьму столь открыто, как это

проделывали со мной ее глаза. Поэтому мой взор упал вниз, скользнув по

стройной фигурке, одетой в красно-черное одеяние до земли, и остановился на

туфельках, сотканных, как мне показалось, из миллиона бриллиантов. Я не

осмеливался заговорить первым, предоставляя право вопроса хозяйке. А она все

медлила и медлила. Тогда я начал прикидывать, что сказать мне, потому что

фраза "Я вот тут гулял, и дай, думаю, зайду..." крайне не вязалась с

окружающей обстановкой.

 - Защищайся!!! - звонкий голос заглушил громкий треск поленьев в костре. В

руке девушки возникло светящееся зеленоватым светом лезвие. Я скромно остался

стоять на месте. Но в глубине души у меня что-то радостно ухнуло. Ведьма!

Настоящая ведьма!!!

 - Где твой меч?! - в девичьем голосе возникли требовательные нотки.

 - Меч, - хмыкнул я. - Да я сроду не держал в руках меча.

 - Вот как, - удивилась ведьма. - У тебя появилась такая возможность.

 Из тьмы появился громадный меч, лучащийся фиолетовыми искрами, и завис в

воздухе возле моей головы. Я нерешительно сомкнул пальцы на рукоятке и

принялся разглядывать магическое оружие, оказавшееся невероятно легким.

Впрочем, я не рисковал освободить ни правую, ни левую руку.

 - Защищайся!!! - голос ведьмы зазвенел с новой силой. Существо несомненно

имело сущность ведьмы. Будь на ее месте демон, кусочки моего разрубленного

тела сушились бы сейчас в темных уголках пещеры. В воздухе что-то тонко

просвистело, и я увидел неприятно острый кончик зеленоватого меча,

приставленный почти к моему зрачку.

 - Почему ты не защищаешься? - тембр несколько утратил боевой оттенок.

 - Не могу. Ты - женщина!

 - Раньше это никого не останавливало.

 - То было раньше.

 - Может ты сомневаешься в моих боевых способностях?

 - Нисколько, - я разжал пальцы и волшебный меч глухо шлепнулся на песчаный

пол пещеры. - Считай, что ты выиграла.

 - Но это неправильно! - возмутилась ведьма. - Я должна провести поединок с

тобой и убить.

 - Разве для того, чтобы убить, нужен поединок?

 - Ты предлагаешь забрать твою жизнь без поединка?

 - Забирай, если она тебе необходима.

 Ведьма насторожено хмыкнула. Сверкающее лезвие исчезло. Огонь на секунду

погас.

 - Мне она ни к чему, - донеслось из мрака, - но духи пещеры будут довольны.

 Огонь в камине вспыхнул с новой силой и радостно затрещал. Наверное, духи

предвкушали жертвенную кровь. Из темной глубины величественно выплыл

внушительный черный котел и завис над костром. Свеху него прокатилась волна и

утихла, выплеснув горсть воды на пылающие поленья. Те яростно зашипели.

 - Полезай в котел, - распорядилась ведьма. Черт, неужели это правда, что все

молодые ведьмы начинают с людоедства? В принципе я мог похитрить и, как это

проделывал Иванушка, попросить ведьму показать, как правильно разместиться в

отведенных просторах котла, а затем смело захлопнуть за ней крышку. Но я не

желал зла ведьме, да и крышка так и не появилась. Что теперь? Бежать? Смешно

убегать от того, что искал на протяжении многих лет. Значит, вариться заживо?

Не слишком приятный финал. Что еще? Вариант с побегом я уже называл?

 - Не медли! - возвестила ведьма. - Или ты хочешь что-нибудь сказать?

 Я прошелся рукой по влажной одежде и понял, что намокнуть более чем сейчас

мне вряд ли удастся. Вода в котле закипит не сразу, по крайней мере перед

смертью прогрею все свои косточки. Я ухватился за уже теплые края и перекинул

свое тело в закопченную полусферу, выплеснув положенную массу воды. Внизу

раздалось ужасающе недовольное шипение, а я подумал, что если бы сейчас

выскочил бы из котла и с криком "Эврика!" понесся к выходу, то побег

завершился бы вполне благополучно для моего тела. Для тела, но не для души.

 - Почему ты разрушила дом угольщика? - спросил я и стал ждать ответа.

Определенно мне нравился ее звонкий голосок.

 - Этот несчастный подрывал мою пещеру в поисках золота. Вглубь зайти он,

конечно, не решался, но рыл упорно. Я высылала к нему огненных птиц, но он не

внял предостережениям. Тогда в дело пошли молнии.

 - Почему тебя так не любят внизу?

 - Я для них сверхестественна. А люди боятся того, чего не могут понять,

объяснить и разложить по полочкам своих законов.

 - Понятно. Хотя мне их жаль.

 - Ты первый, кто спросил, - промолвила ведьма. - Остальные сразу рвались в

бой.

 Взгляд черных глаз не выпускал из вида мою голову. Я взглянул им навстречу.

Два темных зрачка, как две тоскливые вселенные...

 - Зачем ты пришел? - вопрос прозвучал.

 - Чтобы увидеть тебя, - язык бодро произнес слова, годами хранившиеся внутри.

 - Ведьму ищут с определенной целью. Я отпущу тебя, если ты скажешь свои

намерения.

 - Я просто хотел увидеть настоящую ведьму.

 - Не верю, - сказала она. Я бы на ее месте тоже не поверил. Но я был на своем

месте.

 - Может тебе нужны деньги? Сюда столько рыцарей приходило за деньгами. Ходит

легенда, что в моей пещере спрятан клад.

 Я гордо помотал головой.

 - Может ты ищешь драгоценности? Сапфиры, рубины, изумруды?..

 Край котла обжег мне шею, и я поспешно отодвинулся, стараясь особо не

плескаться. Растирая обожженное место, я вдруг обнаружил, что даже самые

прекрасные бриллианты казались мне теперь обыкновенными безделушками.

 - Тогда тебе нужна власть, - призадумалась ведьма. - С моей энергией ты

хочешь завоевать небольшое королевство.

 - Еще чего, - фыркнул я.

 - Хочешь стать властелином мира?

 - Да нет же, - раздраженно пробормотал я, с ужасом осознавая, что вода быстро

нагревается до критической точки. Так мы можем и не добраться до понимания.

 - Тогда какие ценности ты ищешь? Никак не пойму.

 - Я пришел, чтобы увидеть тебя.

 - Странное желание.

 - Ничего тут нет странного, - заторопился я, чувствуя, что становится

жарковато. - Я всю жизнь ставил перед собой цели и всегда их добивался. И вот

как-то раз мне пришла в голову идея разыскать настоящую ведьму. Тогда я бросил

все и отправился на поиски...

 - Неужели в твоих краях не осталось ни единой ведьмы?

 - Конечно остались, но в больших городах они быстро стареют и утрачивают свою

силу. Мне хотелось увидеть ведьму на вершине ее могущества.

 - И что теперь? - поинтересовалась ведьма.

 - Не знаю, - пожал плечами я и вода больно куснула непрогретые участки шеи. -

Теперь все дело за следующей целью, но можно ли жить дальше, увидев ведьму?

 Я чувствовал, что жара становится невыносимой, и разглядывал ведьму, не

таясь. Моя последняя осуществленная мечта оказалось невероятно прекрасной. Все

оставшееся время, до самой последней секунды, мои глаза впитывали ее облик,

готовясь унести его в преисподню. По крайней мере кипящие котлы будут мне не в

новинку.

 - Вылезай! - прозвучал грозный приказ. Я пулей выскочил из котла. Еще

немного, и я, наверное, выскочил бы без приглашения.

 - Спрашиваю в последний раз, - резко сказала она. - Что ты хотел получить с

моей помощью?

 - Ничего!!!

 - Не верю!

 - Мне залезть обратно? - я мысленно ругнулся своей несдержанности. Господи,

как мне не хотелось даже смотреть на бурлящую воду, поверхность которой

бороздили огромные пузыри.

 Ведьма медлила.

 Я тоже никуда не спешил. Да и все дела за пределами этой пещеры утратили

всякий смысл. Неужели придется сейчас уйти отсюда в темную сырую ночь с

опустошенной душой. Я увидел ведьму, но лучше бы мне этого было не делать. Я

увидел ведьму. И что дальше?

 - Знаешь, я давно хотела бросить все это и отправиться посмотреть сначала

большие города, затем дальние страны, а после... Мир велик, в нем всегда есть

место интересному.

 В моей душе снова что-то дрогнуло. Но внешне ничего не изменилось. Я по

прежнему стоял посреди пещеры сырой с головы до ног и, сжав зубы, безуспешно

пытался унять дрожь от холода и волнения.

 - Ты увидел меня, - безразлично произнесла ведьма. - Теперь иди.

 Я остался на месте.

 - Такое впечатление, что ты все еще хочешь видеть меня.

 Я кивнул.

 - Долго?

 - Долго, - произнес я, стуча зубами. От моей одежды валил пар и вид у меня

был далеко не геройский. Но я готов был стерпеть и не такое.

 - Тогда я не возвращаю тебе жизнь, - улыбнулась ведьма. - Она остается у

меня. Будешь моим проводником до больших городов. Все это время ты сможешь

беспрепятственно смотреть на меня.

 - Отлично! - вскричал я, но тут же сник. - Но ведь ты постареешь в больших

городах. Зачем тебе это?

 - Не все так просто! Недалеко от моей горы открывается секретный проход в

затерянный золотой город, заселенный амазонками. Там хранится магический

амулет, который не позволит мне утратить силу где бы то ни было. Наша задача -

выкрасть его. Только, если хочешь видеть меня, готовься к опасностям. Там

мужчин не любят и разделаются с тобой по настоящему.

 - Зато я смогу видеть тебя еще несколько часов... Или дней?

 - Дней, - кивнула она. - Значит, ты готов?

 - Разумеется! - жизнь еще не собиралась превращаться в серую пустоту или

мертвую тьму.

 - Судя по всему, ты сможешь видеть меня еще очень долго. Тогда запомни,

ведьма делает выбор всего один раз.

 - Восхитительно! - просиял я. - А почему ты думаешь, что мой выбор не

единственен?

 - Об этом мы еще с тобой поговорим, - пообещала ведьма. - Кстати, ты еще даже

не представился.

 - Ты тоже, - напомнил я.

 - В дороге у нас будет много времени. - видимо, она тоже не любила делать то,

что можно было отложить на потом.

 Мы выбрались из пещеры. Моя спутница прищурилась от яркого света и несказанно

похорошела от солнечных лучей. У наших ног начиналась узкая горная тропа.

Ведьма указала путь и пропустила меня вперед. Я вообще-то привык

путешествовать один, так что проводник из меня был еще тот.

 ***

 Через три года местный пастух обнаружил, что пещера опустела, и тут же

разгласил новость по всей округе. Местное начальство строго отчитало дурака, и

через неделю мэр объявил, что не далее, как вчера, в пещере объявился огромный

дракон, хранящий несметные богатства и пожирающий всякого, кто осмелится

заглянуть в пещеру. Личный состав ополчения удвоился и был сочинен

торжественный гимн, славящий храброго рыцаря и его будущую битву с чудовищем.

Разумеется, никаких рыцарей к горе и близко не подпускали...

 ***

 - Папа, почитай мне сказку.

 - Какую?

 - Так, чтобы и страшно было, и интересно тоже, и чтоб заканчивалось хорошо. А

то я не засну, вот. Про чудовище, например, и его пещеру.

 - Да не было в пещере никакого чудовища.

 - Ну, папа, ты еще скажешь, что там и сокровища не было.

 - Сокровище как раз в пещере было.

 - Золото, папа, ведь да?

 - Нет, сынок, там была прекрасная девушка. А что может быть лучше этого во

всей вселенной?

 - Ты так говоришь, словно сам там побывал...

 - Кто знает, сынок, кто знает...

 

(сентябрь, 1997)

 

 

Dark Window

Щупальца.

 

 Лариса осторожно открыла полиэтиленовую штору, загораживающую ванну. Сгусток

черных нитей беспокойно кружил вдоль ее бортов. Перемена места, видимо,

взволновала его, и теперь он тщательно обследовал свое новое жилье. Если бы все

происшедшее касалось только этого непонятного клубка, но это затрагивало

интересы всех сотрудников лаборатории аномальных явлений.

Уже две недели лаборатория располагалась здесь (у девушки язык не поворачивался

сказать на новом месте;). Лариса с грустью вспомнила солидный корпус с

мраморной мозаикой по стенам. Там имелось десять просторных комнат со

всевозможным оборудованием, шестнадцать маленьких, в которых хранили реактивы и

запасные части, и просторный холл, где пили чай и смотрели цветной телевизор. В

общем, имелся имидж солидного научно-исследовательского центра, рассеявшийся

теперь на неопределенное время.

Корпус лаборатории, стоявший в центре города, давно уже приглянулся

коммерсантам, непрестанно атакующим мэра. И вот девятый этап областной

приватизации захлестнул и это прекрасное здание. Руководству центра было

предложено внести в кратчайшие сроки десять миллионов брусков, чтобы здание

осталось за лабораторией. Но такой суммой лаборатория, разумеется, не

располагала. С каждым месяцем потребность в средствах становилась все сильнее, а

финансирование научных работ уменьшалось и уменьшалось. Мэр прямо намекал, что

областной бюджет не может содержать всех бездельников, не желающих заниматься

народнохозяйственными проблемами. Узнав об этом, оживившиеся бизнесмены мигом

выплатили требуемую сумму, и теперь под крышей бывшего научного центра весело

сверкала вывеска коммерческого ресторана.

Конечно, часть этой суммы досталась и лаборатории. Ее как раз хватило на то,

чтобы приобрести в свою собственность три двухкомнатные квартиры на первом этаже

пятиэтажного жилого дама. Теперь уже все окончательно уяснили, что от былого

великолепия прежней жизни не останется и следа. Провели грандиозное сокращение

штатов, а последние тысяча триста шестьдесят брусков ушли на разборку ненужных

стен. После этого одиннадцать сотрудников все еще существующей лаборатории

переехали сюда. Им еще повезло, потому что остальные тридцать девять сокращенных

грустно потянулись в этот день на биржу труда, где ощущалась острая нехватка

дворников, ассенизаторов и младших помощников фермера.

Объем пространства теперешней собственности лаборатории не вмещал и трети

необходимого для работы оборудования. То, что вошло, громоздилось теперь по

комнатам, оставляя лишь узкие проходы, которые своим видом нарушали все

представления о технике безопасности. Остальное распихали по личным гаражам.

Пришлось выбросить большую часть картотеки и почти все экспонаты. Перевезли лишь

то, что нужно было для продолжения наиболее важных исследований, и это

непонятное существо.

Сейчас оно ощупывало шероховатые стенки ванной. Лариса не знала, о чем оно

сейчас размышляет, и продолжала предаваться горестным воспоминаниям о минувших

днях. Возможно, существо тоже вспоминало свое прежнее жилище. Тогда оно спокойно

плавало в просторном бассейне на двадцать пять квадратных метров, наполненном

теплой водой. По его периметру стояли трехметровые столбы с мощными

прожекторами, освещавшими каждый уголок бассейна, и двумя видами автоматической

защиты (ионной и лазерной) на тот случай, если бы сгусток вдруг решил покинуть

свою территорию и отправиться путешествовать самостоятельно. Но он не

предпринимал никаких попыток к бегству, а предпочитал спокойно лежать на

поверхности воды в самом центре бассейна и подплывал к бортам лишь тогда, когда

в воду опускали вкусную питательную смесь.

Неизвестно, что чувствовало существо теперь, когда из просторного бассейна оно

угодило в тесную ванну. Мало того, запасы питательной смеси подошли к концу за

три дня до переезда, а приобрести ее сейчас было уже невозможно. Завод-поставщик

оказался на территории суверенного Башкортостана и просил за смесь либо свою

национальную валюту - таны, либо свободно конвертируемую. Ввиду ограниченного

количества танов, областной банк производил обмен брусков лишь по лицензии,

которой у лаборатории не было. А курс свободно конвертируемой был столь высок,

что если даже сложить всю зарплату сотрудников, то на вырученную сумму можно

было бы закупить всего три порции смеси.

Когда были прерваны поставки, академия наук Башкирии выразила готовность забрать

существо к себе. Обрадованные сотрудники со всеми предосторожностями запаковали

его в специальный контейнер и повезли в Башкортостан. Но не тут-то было. Законы

области запрещали вывоз за ее пределы любого живого существа без лицензии.

Начальник лаборатории с поста таможни, задержавшего груз, послал слезную мольбу

в парламент. Депутаты принялись обсуждать внеочередной вопрос о выдаче

нестандартной лицензии. Было сказано много слов о проблемах науки, о том,

следует ли считать это существо национальным достоянием, о влиянии исследований

на жизнь рядового гражданина области. Обсуждение продолжалось три дня, после

чего депутаты, так и не придя к единому мнению, перешли к более насущным делам.

Тщетно прождав решения, начальник через неделю вернул существо в лабораторию и

поместил его обратно в бассейн. Оно вновь выбралось на середину и застыло в

неподвижности, как и прежде.

С переездом в новое помещение перед сотрудниками лаборатории встало множество

насущных проблем. Когда последнюю порцию смеси скормили ненасытному существу,

пришлось варить подобную из пакетов концентрированной овсяной каши и яблочного

киселя. Но то ли состав получился несколько иной, то ли сгусток питал отвращение

к концентрированной пище - большинство смеси оставалось несъеденным и плавало на

поверхности воды. А замена грязной воды на чистую становилась при отсутствии

автоматики сущим мучением. Приходилось полностью выпускать старую воду, что

чрезвычайно не нравилось существу, и только затем набирать новую, но разве могла

вода из городского водопровода быть стерильно чистой? Сгусток не выносил также

холодную воду и не понимал, что наличие суверенитета вовсе не является гарантией

наличия горячей воды в кране. При остывании воды ниже 34" С он делал попытки

покинуть ванну, что при отсутствии защиты категорически не допускалось. Поэтому

в двух кухнях на плитах постоянно грелись ведра с горячей водой, а в третьей

готовилась смесь.

Единственным преимуществом нового помещения являлось то, что теперь в

лаборатории было аж три входа (два в одном подъезде и один в другом). Сотрудники

постоянно находились в раздумьях: какую из дверей объявить парадным, а какую

пожарным входом. В таком обилии альтернатив запуталась даже иностранная

делегация, прибывшая посмотреть на существо. Ранее такие посещения были просто

невозможны из-за засекреченности работ. Но теперь гости платили валютой, и

администрация области с гордостью обнаружила еще один источник поступления

свободно конвертируемой.

Делегация оказалось то ли из Швеции, то ли из Финляндии. Ее участники восхищенно

по очереди заглянули в ванну, а потом долго не могли решить, в какую же дверь

выходить. Впоследствии выяснилось, что при этом исчез один из профессоров.

Депутаты всерьез обсуждали закон, по которому житель другого государства может

стать полноправным гражданином области, а администрация три дня жила в ожидании

заявления о предоставлении политического убежища, которое, впрочем, так и не

поступило.

Лариса, вздохнув, вывалила из кастрюльки смесь в ванну. Сгусток тут же оказался

вблизи корма и даже ухватился одним щупальцем за край бортика. При наличии

защиты пучок ионного излучения тут же наказал бы нарушителя, но ее трехметровые

стойки не помещались в тесных габаритах комнатки. Существо ткнулось в смесь и

сразу же отпрянуло обратно.

- Хочешь - не хочешь, а другого нет, - сказала ему Лариса и закрыла занавеску.

Клубок вернулся в центр ванной, но продолжил беспокойно крутиться, когда девушка

покинула помещение.

- Ну что, как он? - спросил Иван Николаевич - руководитель всех еще ведущихся

научных работ и начальник лаборатории.

- Опять ничего не ест, - сокрушенно вздохнула Лариса.

- Плохо, - согласно кивнул Иван Николаевич. - Я думаю, пока он живет на

внутренних резервах, но что будет, когда они закончатся?

- Забыли про него совсем, - задумчиво произнесла девушка. - И про него, и про

нас забыли.

А ведь было время, когда о нем писали чуть ли не каждую неделю. Все началось с

падения метеорита в северных лесах тогда еще не суверенной и даже не автономной

области. На месте падения обнаружили глубокую воронку, а возле нее обломки

металла красноватого цвета. При исследовании местности один из лаборантов

заметил, как из-под крупного обломка, лежавшего в отдалении, выбралось существо,

напоминавшее большой клубок черной шерсти с торчащими из него нитками. Пришелец

быстро добрался до ближайшей лужи, где затих, заметно увеличившись в объеме.

Его немедленно перевезли в местный научный центр, чуть ли не половину которого

сразу же переоборудовали под изучение инопланетного посланца. Газеты пестрели

заголовками: Разумные цивилизации выбирают страну победившего социализма;. В

учебниках обществоведения появилась знаменательная фраза: Все инопланетные

цивилизации, если они достигли высокого научно-технического потенциала, живут

при коммунизме;. Успехи советской науки превозносились везде и всюду; даже по

самому пустяковому поводу упоминалось место появления пришельца. Научный центр

отделали мрамором, а на заводах провели социалистическое соревнование под

девизом: Страна Советов готова к встрече;.

Но шло время. Ученые ежемесячно выдавали новый вариант программы контакта,

существо его игноррировало. Пришельца не интересовали ни световые сигналы Морзе,

ни композиция цветовых оттенков, ни музыка, ни различные запахи. Сгусток

проявлял признаки жизни лишь при появлении питательной смеси, которую обнаружили

в помятом резервуаре на месте катастрофы. Со временем ученые изучили ее состав и

научились готовить такую же, наладив впоследствии даже промышленное

производство. Интрига исчезла, слухи прекратились, газеты все меньше писали о

пришельце, а потом замолчали совсем, окончательно потеряв интерес.

- Сегодня все задержимся после работы, - весело объявила появившаяся из холла

Светлана Федоровна.

- А в чем дело? - недовольно спросил Женя, оторвавшись от экрана компьютера.

- Две недели на новом месте, - объяснила Светлана Федоровна, - а мы все еще не

отметили новоселье.

- Было бы что отмечать, - проворчал под нос Петр Ильич, грозно сверкая очками из

узкого прохода.

- Порядочные люди всегда найдут место празднику, - укоризненно посмотрела на

него Светлана Федоровна. - Все готово уже, а вам, как всегда, не угодишь.

- Ладно, не ссорьтесь, - сказал Иван Николаевич. - Раз люди старались, то грех

не отметить.

Ровно в шесть все, кто работал в этот день, собрались в холле, под который

решили оставить одну из комнат даже при всеобщей тесноте. Там стоял лишь длинный

стол с двенадцатью стульями вокруг и неработающий телевизор с поцарапанным

экраном, который повредили при переезде. Теперь и покупать новый, и

ремонтировать старый было одинаково не по карману.

Стол не пустовал. На розовой скатерти уже заботливо расставили семь больших

тарелок (по числу собравшихся), блюдо с жареной рыбой, тарелочки с нарезанным

сыром и колбасой. В центре стояла ваза с пирожными, а возле нее три бутылки

водки и бутылка коньяка.

- О, даже коньячок, - удивился Иван Николаевич. - Откуда такая роскошь?

- За гостей компенсацию выплатили, - пояснила Светлана Федоровна.

- В брусках? - поинтересовался Женя.

- А в чем же еще? - отреагировал Петр Ильич. - Валюта начальству, небось, самому

нужна.

- Хорошо, что хоть это заплатили, - вздохнул Иван Николаевич. - А валюта и нам

не помешала бы. Тогда и смеси бы купили. Помрет чудовище наше без смеси, точно

говорю, помрет.

- Но ведь сколько-то оно все же ест, - возразила Лариса. - Может быть, хватает

ему.

- Нет, - продолжил Иван Николаевич. - Не ест, потому что не может. Вот вы,

Лариса, что больше всего не перевариваете?

- Вареную свеклу, - не задумываясь, ответила девушка.

- А что было бы, если бы вас всю жизнь кормили мясными и рыбными консервами, а

потом вдруг перевели на вареную свеклу?

- Да ну, Иван Николаевич, привыкла бы, наверное.

- А вот оно не может! И потом, если оно даже и ест, то неизвестно, как влияет на

его организм съеденное. Ведь в каше и киселе могут содержаться такие добавки,

какие смесь и не предполагала.

В этот момент подошли молчаливые супруги Сидоровы, работавшие в одной из дальних

комнат, и все принялись усаживаться за стол. Разговор сразу же переключился на

разные бытовые мелочи.

- Мы ведь до сих пор так и не решили, кто будет дежурить в это воскресенье, -

возвестил Иван Николаевич, сидевший во главе стола. По одну сторону от него

расположились Сидоровы и Петр Ильич, по другую - Лариса, Женя и Светлана

Федоровна, которая то и дело порывалась что-то сказать.

- Вот Петр Ильич у нас давно не дежурил, - наконец предложила она, не забыв, что

он отказался подменить ее в прошлое воскресенье.

- Помилуйте, Светлана Федоровна, - возмутился Петр Ильич, обращаясь сразу ко

всем. - Я две недели подряд в прошлом месяце дежурил. Пусть Волопасов лучше,

видите, его опять сегодня нет.

- Не получится, - сказал Иван Николаевич после первой рюмки. - Он в субботу

дежурить будет и вряд ли согласится остаться на следующий день. А сегодня его

нет, потому что я ему дал отгул за позапрошлое воскресенье.

- Сверхурочные надо платить, - предложил Женя. - Тогда и желающие появятся.

- Откуда им взяться-то, сверхурочным? Скоро и зарплату урежут. Указ готовится. О

снятии налогов с предприятий и перенесении их на непроизводительную сферу, то

есть, на нас с вами.

- А что мэрия говорит? - спросил Петр Ильич. - Почему она молчит?

- Мэрия не молчит. Она советует самостоятельно поискать источники

финансирования.

- Легко сказать поискать;! - чуть не кричал Женя. - Если торговля выкрутится,

то нам что делать? Не пришельца же за деньги показывать!

После второй рюмки все стали гораздо разговорчивее.

- Недавно такую помаду рекламировали, чудо, да и только, - поделилась Светлана

Федоровна с Ларисой. - Жаль только, что за доллары.

- Все эти рекламы - чушь собачья, - заявил Петр Ильич, закусывая ломтиком сыра.

- Вообще их нельзя по телевизору показывать. Вот вчера на экране картинка: море

синее-синее, яркое солнце и желтый песок. И голос: Приглашаем всех желающих

посетить курорты Италии. Оплата в СКВ;. Внук мне сразу: Деда, ну поедем,

поедем. Смотри, там всех приглашают;. А что я ему скажу? Он ведь не понимает,

что такое СКВ.

- А сын его разве не возил к морю? - спросила Лариса.

- Да где там! С утра до вечера горбатится на своем заводе, едва на жизнь

хватает.

- Ужасно, - согласилась Светлана Федоровна. - А у моей дочери второй раз

квартиру обворовали. В первый раз, когда ей видеотехнику выделили, на пятый день

дверь выломали. Едва-едва наскребли денег на новую обстановку, на предприятии с

вещами помогли, и на тебе - снова!

- Видать, мафия за распределением следит, - заметил молчавший до этого Сидоров.

- Везде у нас мафия.

Выпили по третьей.

- Лариса, - вдруг хлопнул себя по лбу Иван Николаевич, - нашему чудищу воду пора

менять! Все не могу привыкнуть к мысли, что у нас автоматики больше нет.

Лариса вскочила, бросилась в ванную комнату, рывком распахнула дверь и щелкнула

выключателем. Существа не было в ванной. Оно распласталось на стене. ЧЕРНЫЙ ШАР

диаметром сантиметров сорок медленно пульсировал. Семь метровых щупалец

неподвижно лежали на зеленой кафельной плитке.

Размер внезапно выросшего пришельца напугал Ларису, и она замерла в ужасе. От

существа исходила безмолвная угроза, а оно, заметив Ларису, вздрогнуло и

поползло по стене, словно отвратительный гигантский паук. Добравшись до угла,

два щупальца крепко ухватились за трубу, а остальные скрылись в темном

пространстве между ванной и стеной. С шорохом и хрустом оттуда был извлечен

солидно одетый... мертвец. Ларисе лишь бросился в глаза темный дорогой костюм и

синее мертвое лицо, которое приковывало взгляд и не давало сосредоточиться на

чем-либо другом.

Лариса хотела закричать, но ужас сдавил ее голосовые связки невидимой петлей; из

горла выдавилось лишь тихое сипение - она догадалась, куда делся исчезнувший

профессор.

А существо не стояло на месте. Когда Лариса вновь взглянула на шар, то он

обнаружился почти рядом с ней. Самое толстое щупальце крепко обмотало трубу,

тянувшуюся через всю комнату, три щупальца продолжали сжимать мертвеца, а

остальные вдруг соскользнули со стены и протянулись к Ларисе.

Оцепенение сковало девушку, и она, неистово желая оказаться за тысячу километров

отсюда, тем не менее, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Противные склизкие

щупальца обвили ее тело, подняли вверх и снова опустили. Холод пришельца

чувствовался сквозь юбку, и даже теплый шерстяной свитер не защищал от жуткого

прикосновения. Лариса попыталась вырваться. Прочь, прочь отсюда!

Щупальце на талии сжало Ларису еще крепче, а два других скользнули вниз и

обхватили ее ноги, словно кольца наручников, вокруг щиколоток. Щупальца

приподняли мертвеца, поставили и, передвигая его ноги, заставили идти, после

чего проделали ту же операцию с Ларисой. Затем они усадили профессора за стол,

подтащили девушку туда же и устроили ее на стуле напротив мертвеца. Его голова

свесилась влево, кривой рот раскрылся, взгляд тусклых глаз был направлен прямо

на нее. Кожа лица лопнула, и теперь оно приобрело такой отталкивающий вид, что

Лариса просто потеряла способность соображать. Щупальца тем временем завладели

их запястьями и ритмично подносили ладони ко ртам, словно играли в обедающую

пару. После этого они на пару секунд отпустили людей, поставили картонную

коробку на стол и сдвинули стулья вместе, заставив Ларису смотреть в провал

ящика, будто в экран телевизора. Мертвец накренился, потерял равновесие и

повалился. Холодное тело со сладким запахом разложения коснулось ее плеча.

Да, это был контакт. Свершилось! Пришелец словно сквозь стены наблюдал за

повседневной жизнью людей, и теперь что-то вынудило проявить свои знания,

показывая различные эпизоды, увиденные им за эти годы. Со стороны происходящее

выглядело бы даже смешным. Казалось, неуклюжий черный осьминог забавляется игрой

в куклы. Но одной из них являлась живая девушка, а другой - мертвец.

Его прикосновение вывело Ларису из столбняка, и она рванулась прочь. Скользкие

щупальца плотнее сжали свои объятия, но девушка продолжала вырываться. Это вовсе

не понравилось существу, и оно оттолкнуло девушку от себя так, что она пролетела

через всю комнату и оказалась в углу.

Лариса мигом вскочила. Но ее взгляд снова замер на пришельце и уже не смог

оторваться. Черный шар сморщился, покрылся складками, но вот одна из них

раскрылась, и оттуда вывернулось новое щупальце - ослепительно-красного цвета.

Оно, извиваясь, поползло по полу, все увеличивая свою длину. Лариса вздрогнула и

ударила кулаком об стену.

К ее удивлению, стена ушла вглубь - под рукой оказалась дверь. Лариса

выскользнула в образовавшуюся щель, плотно прикрыла дверь за собой и побежала в

холл.

Застолье шло полным ходом. Все захмелели и, несмотря на позднее время, не

захотели расходиться.

- Оно выбралось! - крикнула девушка. - Оно идет сюда!

- Отлично! - возликовал Петр Ильич. - Пусть идет. Мы и ему нальем. И у него

сегодня праздник. И у него новоселье.

- Оно убьет всех нас. Оно уже убило профессора.

- Да нет, милочка, вы что-то путаете, - вмешалась Светлана Федоровна. - Мне

точно говорили, из достоверных источников. Он попросил у нас политическое

убежище.

У Ларисы даже руки опустились. Никто не желал ее слушать. А чудовище вот-вот

могло ворваться в комнату. Тогда она обратилась к Жене:

- Женечка, все, заканчивай. Пойдем отсюда скорее.

- Но почему, Лариса? Чего ты так испугалась?

Объяснять было бессмысленно. Дверь коридора, откуда только что появилась

девушка, скрипнула и начала подозрительно открываться. Ужас захлестнул Ларису, и

она, помимо своей воли, взглянула туда.

Дверь скрипнула еще раз и захлопнулась. Сквозняк;, - с облегчением подумала

девушка. Испуг исчез, и это придало ей решимости. Оставалось прибегнуть к

последнему средству.

- Женечка, ты не забыл? У нас через месяц свадьба. Если ты сейчас остаешься

здесь - свадьбе не бывать!

Больше всего Лариса опасалась, что не подействует и оно, но Женя был не такой

человек, который стал бы рисковать ради мелочей.

- Хорошо. Если тебе так хочется, пойдем, - он кивнул и направился в коридор.

- Нет, нет, не сюда, - закричала Лариса, - в другую дверь.

- Как хочешь, - развернулся Женя, решив соглашаться с Ларисой весь вечер.

Когда они уже покидали квартиру, их догнала Светлана Федоровна.

- Зря уходите, - сказала она на прощание. - Посидели бы еще. Впрочем, дело

молодое, понятное.

Ларисе вдруг захотелось задержаться, уговорить всех, но она понимала, что ...

промедление смерти подобно;, да и вряд ли перенесла бы повторную встречу со

сгустком. И она зацокала каблчками сапожек вслед за Женей, который уже вполне

уверенно добрался до выхода из подъезда.

Чудовище медленно подобралось к новой двери, тихо передвигаясь на своих

щупальцах и оставляя на полу слизистый след, слабо светящийся в темноте.

Ткнувшись в дверь, оно остановилось. Его взгляд легко просвечивал препятствие.

За ним был свет и люди, пятеро людей. И не было тех памятных, жгучих лучей,

которые жгли и жалили на том, старом месте. Существо сжалось, готовясь к броску

и планируя действия каждого щупальца.

Свежий морозный воздух выветрил ужас, но Лариса уже твердо решила, что никогда

больше не переступит порог этой лаборатории. Теперь требовалось втолковать все

случившеся Жене. Но что следовало предпринять потом? Кому сообщить о страшной

находке и непредсказуемых действиях пришельца? А сзади их уже догонял грузовик.

Шальной водила и не подумывал сбрасывать скорость на повороте. Напротив, он

увеличил ее. Грузовик, не желая изменять направление, проскользнул колесами по

льду.

Лариса облегченно перевела дух. Самое страшное теперь позади. Она подхватила

Женю под руку и блаженно прикрыла глаза. Обыденная картина вечерней улицы,

занесенной февральским снегом, казалась теперь невыразимо прекрасной.

Шофер крутанул баранку до предела, но грузовик завертело, занесло на тротуар.

Кузов резко ударил по спешившей куда-то парочке.

Машина остановилась. Водитель испуганно выскочил из кабины и воровато огляделся.

Никого. Тогда он быстро залез обратно и рванул за ближайший поворот, не удостоив

вниманием сбитых им людей.

Чудовище распласталось по стене, упираясь двумя щупальцами в потолок. Его терзал

голод и холод. В лужах на полу копошились черные черви - ужасное порождение

чужого, непонятого нами мира. Всюду была сырость и плесень. Запах гнили шел из

соседней комнаты. Чудовище знало причину его появления, но это его уже не

интересовало. Ему срочно требовалась пища и теплая чистая вода, но не было здесь

ни того, ни другого.

Лишь хрупкая перегородка из прозрачного материала отделяла существо от внешнего

мира, но за ней находилось царство холода. Зато за стеной, на которой

расположился пришелец, было тепло и чувствовалось присутствие пищи, пусть и не

такой вкусной, но это уже не заботило чудовище. Ритмичными движениями щупальца

бесшумно дробили стену.

апрель 1992