Бен Джонсон. Варфоломеевская ярмарка
Комедия в пяти актах
----------------------------------------------------------------------------
Перевод Т. Гнедич
Библиотека драматурга, М.-Л., "Искусство", 1960
OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:*
Театральный сторож |
Суфлер } лица из интродукции.
Писец |
Джон Литлуит, стряпчий.
Ребби Бизи, по имени Ревнитель, член Бенберийского братства, претендент
на руку вдовы Пюркрафт.
Уинуайф, молодой дворянин, его соперник.
Том Куорлос, приятель Уинуайфа, игрок.
Варфоломей Коукс, молодой дворянин из Хэрроу.
Хемфри Уосп (Нампс), его дядька.
Адам Оверду, судья.
Ленторн Лезерхед, продавец безделушек.
Иезекииль Эджуорт, вор-карманник.
Найтингейл, певец.
Мункаф, мальчишка-шинкарь, слуга Урсулы.
Деньел Джордан Нокем, барышник с улицы Тернбул.
Велентайн Каттинг, буян и забияка.
Капитан Уит, сводник. Требл-Ол, сумасшедший.
Брисл |
Xеггиз } полицейские.
Поучер |
Филчер |
} служители кукольного театра.
Шаркауэл |
Соломон, слуга Литлуита.
Нортерн, суконщик.
Паппи, борец.
Миссис Уин Литлуит, жена Литлуита.
Вдова Пюркрафт, ее мать.
Миссис Оверду, жена судьи Оверду.
Грейс Уэлборн, молодая девушка, находящаяся под опекой судьи Оверду,
невеста Коукса.
Джоан Треш, торговка пряниками.
Урсула, торговка свининой на ярмарке.
Алиса, гулящая девица.
Торговец фруктами, крысолов, мозольный оператор, сторожа, носильщики,
марионетки, прохожие, мальчишки, толпа и т. п.
Действие происходит в Лондоне.
Авансцена
Входит театральный сторож.
Театральный сторож. Еще немножко терпения, джентльмены. Они сию минуту
придут. У того, кто должен начинать, у мистера Литлуита, стряпчего,
спустилась петля на черном шелковом чулке; но вы и до двадцати сосчитать не
успеете, как все будет в порядке. Он изображает одного из столпов
архиепископского суда. Это превосходная роль. Ну, а вся пьеса в целом, коли
говорить правду, только не услышал бы автор или его подручный мистер Брум,*
за занавесом, пьеса, кажется, самая настоящая дребедень, как говорится на
простом английском языке. Когда вам тут ярмарку покажут, так вы не сможете
даже определить, где это все происходит - в Виргинии* или в Смитфилде.*
Автор не сумел изобразить характеры, он их не знает. С варфоломеевскими
птичками он никогда не якшался. Он не вывел ни меченосцев, ни щитоносцев, ни
Маленького Деви,* собиравшего в мое время пошлину со сводников, нет у него и
добросердечного лекаря, на случай если у кого-нибудь в пьесе зубы заболят,
ни фокусника с хорошо обученной обезьянкой, которая, гуляя на цепочке, умеет
изобразить и короля английского, и принца Уэльского, а как сядет на задик -
изображает папу римского и короля Испании. Ничего этого в пьесе нет! Даже
нет того, чтобы разносчик, торговец игрушками, ночью вырезал дыру в палатке
и залез к своей соседке поживиться. Ничегошеньки! Нет, вот я знаю писателя,
который, кабы его допустить к этой теме, устроил бы вам на сцене такую
кутерьму, что вы подумали бы, будто на ярмарке землетрясение! Но у наших
господ сочинителей есть свое собственное направление, дурацкое направление.
Никаких советов слушать не хотят. А этот, спасибо ему за науку, несколько
раз отдубасил меня в своей уборной только за то, что я предлагал поделиться
с ним моим опытом. Ну вот, скажите по совести, джентльмены, ну разве я не
прав? Ну разве не стоило бы разукрасить сцену попышнее? Ну и показать,
конечно, блудницу в обществе остроумных господ из юридических корпораций?
Что вы скажете о таком представлении, а? Так он ведь и слушать об этом не
хочет! Я, по его мнению, осел! Это я-то! Да ведь я, благодарение богу,
служил при театре еще во времена Тарлтона.* Эх, кабы этот человек дожил до
того, чтобы играть в "Варфоломеевской ярмарке", посмотрели бы вы, как бы он
вышел на сцену и принялся увеселять публику, как бы плут Адамc * увивался
вокруг него, растрясая своих блох почем зря. А потом, как водится, явилась
бы стража и уволокла бы их обоих, болтая чепуху, как это в пьесах
полагается.
Входят суфлер и писец.
Суфлер. Ну? Что ты тут разболтался? А? Ровню 1 себе нашел, что ли? Ишь,
как ты свободно держишься! Что случилось, скажи пожалуйста?
Театральный сторож. Да только то, что эти умники из партера спрашивали
мое мнение.
Суфлер. Твое мнение, бездельник? О чем? О том, как подметать сцену и
подбирать гнилые яблоки для медведей? * Пошел прочь, плут! Нечего сказать!
До хорошего состояния дошли эти театры, если подобные вылезают со своими
суждениями!
Театральный сторож уходит.
А вообще-то говоря, почему бы ему и не иметь суждения? Ведь автор писал как
раз для людей его кругозора, в уровень понимания его сотоварищей по
партеру. Джентльмены! (Выступая вперед.) Я и вот этот писец посланы сюда к
вам не из-за отсутствия пролога, а потому, что мы предпочли сочинить новый и
сейчас намерены огласить в некотором роде договор, наспех составленный между
вами и автором. Просим вас все это выслушать, а то, что вам покажется
разумным, даже одобрить. Сейчас будет вам показана и пьеса. Ну-ка, писец,
читай договор, а мне дай копию.
Писец. Пункты договора, заключенного между зрителями или слушателями
театра "Надежда", что на берегу Темзы в графстве Серри, с одной стороны, и
автором пьесы "Варфоломеевская ярмарка", поставленной в том же театре и в
том же месте, с другой. Октября 31 дня 1614 года, в двенадцатый год
правления нашего повелителя Иакова, защитника веры, короля Англии, Франции,
Ирландии, а в Шотландии - в год его же правления сорок седьмой.
Во-первых, принято и решено между обеими вышеупомянутыми сторонами, что
вышеозначенные зрители и слушатели, как любопытствующие, так и завидующие,
как одобряющие, так и осуждающие, и все посетители партера, способные к
основательным и просвещенным суждениям, заключили сей договор и согласились
оставаться на тех местах, которые предоставлены им за плату или из
любезности, и оставаться на оных местах терпеливо в продолжение Двух часов с
половиной, а может быть, и несколько более, в течение какового времени автор
обещает изобразить перед ними, с нашей помощью, новую, весьма приличную
пьесу, называемую "Варфоломеевская ярмарка", веселую, шумную, забавную,
рассчитанную на то, чтобы всем понравиться и никого не обидеть, при условии,
конечно, если зрители будут достаточно умны и честны, чтобы быть о себе
правильного мнения.
Далее, в договоре значится, что каждому предоставляется свобода
суждения и выражения своего одобрения или осуждения, ибо автор с этого
момента отходит в сторону, и каждый получает законное право вынести свой
приговор на все шесть или двенадцать, или восемнадцать пенсов, или на два
шиллинга, или на полкроны,* словом, в зависимости от того, сколько уплачено
за место, лишь бы только это место не было лучше, чем тот, кто его занимает.
А ежели кто уплатит за полдюжины мест, то ему предоставляется право вынести
суждение за шестерых, лишь бы эти шестеро молчали. Словом, получается совсем
так, как в лотерее. Ну, а если кто, заплатив шесть пенсов, критиковать
вздумает на целую крону, то подобный поступок будет признан бесчестным и
бессовестным.
Далее, принято, что каждый здесь присутствующий произнесет свое
собственное мнение и не будет произносить суждения из подражания или из
доверия к чужому голосу и выражению лица соседа, будь он даже семи пядей во
лбу; кроме того, каждый должен быть столь крепок и стоек в своем суждении,
что уж ежели он кого-нибудь хвалит или порицает сегодня, то будет также
порицать и хвалить и завтра, и послезавтра, и на следующей неделе, ежели
понадобится, и не даст сбить себя с толку кому-нибудь из привыкших ежедневно
обсуждать пьесы. Изъятия не будет даже для тех, кто клянется, что "Иеронимо"
* и "Андроник" * лучшие в мире пьесы, доказывая этим устойчивость своих
суждений, оставшихся за двадцать пять или тридцать лет неизменными. Пусть
это невежество, но это добродетельное и почтенное невежество, а известно,
что лучшая вещь на свете, после истины, это - укоренившееся заблуждение.
Автор знает, где такого рода публика водится.
Далее, договорено, условлено и решено, что, как бы ни были велики
ожидания, никто из присутствующих не должен ожидать большего, чем то, что
ему уже известно, не должен искать на ярмарке лучших товаров, чем те, какие
она может предложить, а равно и не должен оглядываться на прошлое, вспоминая
меченосцев и щитоносцев Смитфилда,* а должен довольствоваться настоящим.
Вместо маленького Деви, собирающего подати со сводников, автор обещает
показать вам хвастливо выступающих барышников, шатающегося пьяницу, да еще
парочку их прихлебателей в самом лучшем виде, какой только можно себе
представить. А вместо добросердечного зубодера вам покажут жирную торговку
свининой, да еще несколько буянов для трезвона. Вместо фокусника с
обезьянкой вам покажут глубокомысленного судью. Покажут и благовоспитанного
вора-карманника, и сладкопевца, распевающего чудесные баллады, и лицемера
высшей марки, наилучшего из всех, каких вы когда-либо видели. Это ничего,
что на ярмарке нет ни порабощенных чудовищ, ни всяких иных харь. Автор не
желает искажать природу, изображая всякие "сказки", "бури" * и прочую
чепуху, кувыркаясь на все лады перед зрителями. Но если у вас большая
страсть к танцам и джигам, это хорошо. А если кукольные пьесы кому-нибудь
нравятся, так милости просим!
Словом, принимая все это во внимание, заключен договор между выше
упомянутыми слушателями и зрителями, что они сами не будут таить недобрых
мыслей и не потерпят в среде своей присяжных толкователей, действующих в
качестве этакой политической отмычки, субъектов, которые с курьезной
торжественностью распознают, кого автор разумел под торговкой пряниками,
кого - под торговцем игрушками, кого - под торговкой фруктами, или что
именно подразумевается под их товарами. Такой субъект, чего доброго, в своем
вдохновенном невежестве станет разъяснять, какое "Зерцало для правителей" *
дано в образе судьи, или какая знатная дама изображена под видом торговки
свининой, или какой государственный муж - под видом торговца мышеловками, и
прочее, и прочее. Если подобные субъекты будут изловлены и выданы с головой
автору, их провозгласят врагами театра и ложными истолкователями вашего
смеха. Сказанное распространяется и на тех, кто стал бы со страху или по
наглости молоть вздор, упрекая автора в непристойности на основании лишь
того, что язык его персонажей будто бы попахивает Смитфилдом или кабаком,
или свиной похлебкой, а то даже обвиняя автора в богохульстве, потому что в
пьесе сумасшедший кричит: "Спаси, господи!" или "Господи, благослови!" В
подтверждение того, что он валяет дурака, вы, уже платившие за свои места,
можете пустить в ход другой способ выражения своего мнения - руки.
Сейчас пьеса начнется. Хоть ярмарка целиком и не уместится на
подмостках, она все же будет в достаточной мере показана. Притом вас просят
не забывать, что автору приходилось соблюдать и некоторые приличия; а то
ведь на нашей сцене бывает иногда такая же грязь и вонь, как в Смитфилде,
Автор просит вас поверить, что его товар все тот же; иначе вы дадите
ему справедливое основание подозревать, что те, кто слишком уж опасаются
смотреть на пупсиков и игрушечных лошадок на сцене, сами охотно занимаются в
другом месте такими же мошенническими делишками, в ущерб своим ближним и в
издевку над ними.
Комната в доме Литлуита. Входит Литлуит с документом в руке.
Литлуит. Блестящая мысль! Находка! У меня настоящий талант удачно
изобретать всякие эти тонкие выражения; и, главное, я, как шелковичный
червь, выпускаю драгоценные нити из самого себя. Варфоломей Коукс, молодой
дворянин из Хэрроу в Мидлсексе, заказал мне составить документ - брачное
свидетельство для него и мисс Грейс Уэлборн. А когда он явится за ним?
Сегодня! Двадцать четвертого августа! В день святого Варфоломея! Вот так
штука! Варфоломей на Варфоломея! Кто бы другой умел так подстроить? До чего
же ловко получилось! Такое бывает только в игре, когда на обеих костяшках по
шестерке выкинешь! Продолжай в том же духе, Джон Литлуит! Стряпчий Джон
Литлуит, один из самых тонких умов! Недаром тебя называют Джоном Литлуитом
из Лондона! Называют, правда, еще и по-другому, но не в этом суть. Если
только ты прозеваешь какую-нибудь уловку или каверзу противника и не успеешь
вовремя заметить ее и принять все необходимые меры: притянуть его к ответу,
привести в полицию и вообще показать, что ты Джон, а не Джек,* - эх, как я
тут сострил! - словом если ты не разгадаешь его хитрости, так пускай тебя
тащат из зала архиепископского суда прямо на кухню и там из тебя сделают
котлету! Знай наших!
Входит миссис Литлуит,
Уин! С добрым утром, Уин! Ах, милая Уин, да ты совсем у меня красоточка! Эта
шляпка сведет меня с ума! Лучше бы ты не надевала такую шляпку, да еще
бархатную; ну носила бы простую, деревенскую, касторовую с медной бляхой -
вот как у торговки кроличьими шкурками в меховом ряду. Миленькая Уин, дай
мне поцеловать тебя! А какие прелестные высокие сапожки - совсем как у
знатной испанки! Дорогая моя Уин! А ну-ка, пройдись немножко по комнате! Мне
так хочется посмотреть, как ты выступаешь в этих сапожках, моя славненькая
Уин! Клянусь этой очаровательной шляпкой, я способен без устали целовать
тебя!
Миссис Литлуит. Да полно тебе! Какой ты, право, дурачок!
Литлуит. Нет, половинка дурачка, Уин, а ты вторая. Муж и жена
составляют вместе одного дурака, Уин. Ладно! Скажи мне, ну есть ли во всей
округе хоть один стряпчий или доктор, которому выпало бы на долю счастье
заполучить такую Уин! Я один владею Уин! Ишь, как складно у меня вышло!
Заметила? У меня остроты сыплются скорее, чем язык ворочается! Чирей задави
всех наших присяжных остроумцев! Они только бахвалятся, заседая в "Трех
журавлях", "Митре" или "Сирене".* А как послушаешь, в них нет ни крупицы
соли, ни капельки горчицы. Они умеют только занимать место до прихода
настоящего остряка, да для форсу платить на два пенса больше, чем другие, за
кварту Канарского вина. Вот и все. Но покажите мне человека, который мог бы
быть вождем всех остряков, даже когда пьет простое пиво! Да, да! Человека,
который был бы способен стать законодателем для всех поэтов и поэтишек в
городе; они ведь только тем и занимаются, что собирают сплетни об актерах!
Ах, растуды их! Есть и еще кой-кто, у кого женушки не хуже, чем у актеров! И
хорошенькие, и нарядные женушки! Ах, Уин, подойди ко мне! (Целует ее.)
Входит Уинуайф.
Уинуайф. Чем это вы занимаетесь, мистер Литлуит? Измерением губок и
ротика вашей женушки или изобретением новых форм поцелуев? Ну-ка, отвечайте?
Литлуит. Да, по правде сказать, я немножко охмелел от красивого туалета
моей Уин. Ну, посмотрите сами, мистер Уинуайф. Разве не прелестно? Что вы
скажете, сэр? Быть может, ей не следовало бы так одеваться, но я держу пари,
что второго такого туалета не найти ни в Чипсайде, ни в Мурфилде, ни в
Пимлико,* ни у Биржи в летний вечер! А сапожки-то со шнуровочкой! Вы только
посмотрите! - Ах, дорогая Уин, пусть мистер Уинуайф тебя поцелует. Он ведь
собирается посвататься к нашей матушке, Уин, так что, возможно, будет
приходиться нам папашей, Уин. Он ничуть не опасен, Уин.
Уинуайф (целует ее). Нисколечко, мистер Литлуит.
Литлуит. Мне нечего желать и некому завидовать, имея такое сокровище.
Уинуайф. Еще бы! Женушка, у которой дыханье слаще земляники, губки алее
вишен, щечки нежнее абрикосов, а бархатная головка - спелый персик! Да это
клад!
Литлуит. Вот здорово сказано! Отлично сказано! Я, видно, отупел, что не
сумел сам придумать таких удачных сравнений! Ведь и я мог набрести на них
так же, как он! А как ловко сказано: бархатная головка!
Уинуайф. Но мне, мистер Литлуит, по вкусу плод более зрелый - почтенная
матрона, матушка вашей жены.
Литлуит. Да, да, мы знаем, что вы - претендент на ее руку. И я, и моя
Уин желаем вам всяческого успеха. Клянусь вот этим документом, если только
вам удастся заполучить ее, ваши имена будут вписаны в такую же бумагу: это
ведь у меня приготовлено брачное свидетельство! Моя Уин была бы очень рада
иметь молодого красивого отчима, с перьями на шляпе,* а уж ее матушка вместе
с миссис Оверду привязали бы соколика и приручили его! Только вы, мистер
Уинуайф, неправильно действуете.
Уинуайф. Неправильно, мистер Литлуит, а почему?
Литлуит. Вы недостаточно сумасшедший.
Уинуайф. Помилуйте! А разве нужно быть сумасшедшим?
Литлуит. Я помолчу, а только подмигну моей Уин. У вас есть приятель,
некий мистер Куорлос; он сюда иногда захаживает.
Уинуайф. Ну что же? Надеюсь, он не волочится за нею?
Литлуит. Нет, ни чуточки! Я не замечал, могу вас уверить. Но...
Уинуайф. Что такое?
Литлуит. Из вас двоих он более похож на сумасшедшего. Вы меня, кажется,
все еще не понимаете?
Миссис Литлуит. Ах, не умеешь ты держать язык за зубами! Уж тебе не
терпится все рассказать!
Литлуит. Позволь мне рассказать, душечка Уин!
Миссис Литлуит. Уж тогда я сама расскажу.
Литлуит. Ну, расскажи и прими все выражения его благодарности, и пусть
это будет на пользу твоему маленькому сердечку, Уин!
Миссис Литлуит. Видите ли, сэр, знающие люди из Каулейна * составили
для моей матушки гороскоп; они гадали по ее моче и уверили ее, что она не
будет счастлива ни одной минуты, если не выйдет замуж на этой неделе, и
притом обязательно за сумасшедшего.
Литлуит. Да, но за дворянина притом.
Миссис Литлуит. Да, так ей сказали в Мурфилде.
Уинуайф. Но разве она верит этому?
Миссис Литлуит. О да! С тех пор она по два раза в день наведывается в
Бедлам: * все справляется, не поступал ли туда сумасшедший дворянин.
Уинуайф. Помилуйте! Да все эти обманщики просто сговорились одурачить
ее!
Литлуит. Именно это я и говорю ей. Говорил ей даже, что, быть может,
имеется в виду не то чтобы уж совсем сумасшедший, а просто молодой,
несколько взбалмошный дворянин; ведь дьявол хитер, как лавочник, и его
прорицания бывают двусмысленны. Вот почему я и советую вам быть впредь
немножко взбалмошнее, чем мистер Куорлос.
Уинуайф. Где же она теперь? Все хлопочет?
Литлуит. Еще бы! Да как хлопочет! Сейчас она ублажает почтеннейшего
старца из Бенбери.* Он аккуратно является, когда мы садимся за стол, и до
изнеможения читает предобеденные и послеобеденные молитвы, восхваляя
страждущих братьев и воссылая мольбы о том, чтобы выпустили на свободу
псалмопевцев. Иной раз дух, накативший на него, бывает настолько силен, что,
старец прямо выходит из себя, и тогда наша матушка или моя Уин стараются
вернуть его в себя с помощью мальвазии и aqua coelestis. {Небесная вода.
(лат.).}
Миссис Литлуит. Да, в самом деле, нам трудненько приходится и с его
питанием, и с его одеждой! Он обрывает все пуговицы и раздирает на себе
платье при каждом слове, которое из себя исторгает.
Литлуит. Он говорит, что не переносит людей моей профессии.
Миссис Литлуит. О да! Он сказал моей матушке, что стряпчий - это коготь
Зверя,* и что, выдав меня замуж за стряпчего, она почти совершила смертный
грех.
Литлуит. Он говорит, что каждая строка, написанная стряпчим для
оглашения в архиепископском суде, - это длинный черный волос, вычесанный из
хвоста антихриста.
Уинуаиф. Когда же появился этот проповедник?
Литлуит. Дня три тому назад.
Входит Куорлос.
Куорлос. Да что ты, сэр, прирос здесь, что ли? Хорошо еще, что я до
тебя добрался, пробегав больше трех часов! Плохой же ты товарищ, если
уходишь из дому в такой недозволительно ранний час! Судя по всему, ты
отправился бродить по городу, когда все еще спали, кроме какой-нибудь шайки
наемных музыкантов или тряпичников, разгребающих мусорные ямы, или слишком
усердных молельщиков. Скажи, пожалуйста, отчего это тебе не спится? Что,
тебе заноза в глаз попала, или у тебя колючки в постели?
Уинуаиф. Уж не знаю. Во всяком случае, у тебя-то в сапогах колючек нет,
если ты потратил столько труда, бегая и разыскивая меня.
Куорлос. Да, конечно уж! Но будь уверен, если бы я охромел, я поднял бы
на ноги всех ищеек в городе и все равно напал бы на твой след. А, мистер
Джон Литлуит! Храни вас бог, сэр! Некоторым из нас пришлось-таки жарко вчера
вечером, Джон. Не повторить ли нам сегодня? Чем ушибся, тем и лечись, как
говорится, - не правда ли, стряпчий Джон?
Литлуит. Помните ли вы, мистер Куорлос, что мы с вами обсуждали вчера
вечером?
Куорлос. Не помню, Джон, чтобы я вчера что-нибудь обсуждал или делал;
при таких обстоятельствах у меня все вылетает из головы.
Литлуит. Да ну? Даже и, то, что говорилось о моей Уин? Вы посмотрите-ка
на нее: она сегодня одета именно так, как я вам обещал! А ну, послушайте-ка!
(Шепчет ему на ухо.) Разве вы забыли?
Куорлос. Клянусь головой, я буду впредь избегать вашего общества, Джон,
когда я пьян: очень уж у вас опасная память. Определенно скажу: опасная
память.
Литлуит. Да почему же, сэр?
Куорлос. Почему! Мы все были немножко под хмельком вчера вечером, после
того как несколько раз опрокинули по стаканчику, и тогда мы уговорились со
стряпчим Джоном, что я на следующий день зайду и кое-что сделаю с Уин - я не
помню, что именно. И вот он мне теперь это напоминает; говорит, что уже
собирался идти за мною. Клянусь честью, если вы, Джон, обладаете ужасной
способностью помнить в трезвом состоянии все, что вы обещали в пьяном виде,
Джон, то я буду вас остерегаться, Джон. Но на сей раз я сделаю то, что вы
хотите. Пусть уж будет по-вашему. Где ваша жена? Идите сюда, Уин (Целует
ее.)
Миссис Литлуит. Да что это, Джон? Разве ты не видишь, Джон? Ах, да
помоги же мне, Джон!
Литлуит. Ах, Уин! Полно, что с тобой, Уин? Будь настоящей женщиной.
Мистер Куорлос честный джентльмен и наш уважаемый, искренний друг, Уин; и
притом он друг мистера Уинуайфа, а мистер Уинуайф - искатель руки твоей
матушки, Уин, как я тебе уже говорил, Уин, и таким образом, быть может,
станет нашим папашей, Уин; они оба почтенные добрые друзья. - Мистер
Куорлос! - Ты должна поближе познакомиться с мистером Куорлосом, Уин; не
ссорься с мистером Куорлосом, Уин.
Куорлос (целует ее снова). Нет, мы еще раз поцелуемся и ограничимся
этим.
Литлуит. Да, вот именно, дорогая моя Уин!
Миссис Литлуит. Нет, ты в самом деле дурак, Джон!
Литлуит. Вот, вот! Так она меня и называет: дурак Джон! Обратите
внимание, джентльмены! Ну как же, моя прелестная, бархатная миссис Литлуит?
Дурак Джон? Да?
Куорлос (в сторону). Вернее было бы назвать тебя Джон сводник, судя по
твоему поведению! (Целует ее снова.)
Уинуайф. А ну-ка, будь осторожнее, хотя бы из почтения ко мне!
Куорлос. Ого! Каким ты вдруг стал почтенным! Боюсь, как бы это
семейство не обратило тебя в реформатскую веру. Не поддавайся! Я понимаю:
поскольку она в будущем может стать вашей падчерицей, ей придется просить у
вас благословения, когда ей захочется в Тотнеме * покушать сладенького!
Ладно! Я буду осторожнее, сэр! Но, ей-богу, ты бы хорошо сделал, если бы
перестал охотиться за вдовой. Ну можно ли волочиться за старой, почтенной,
кривоногой прелестницей? Стоит только в городе появиться какой-нибудь старой
протухшей требухе, как ты уж тут как тут: обнюхиваешь, облизываешься и
собираешься посвятить этому занятию всю жизнь. Ты штопаешь и вылизываешь
старую рваную рукавицу, как заправский житель зловонных трущоб, где продают
всякую дрянь, или, еще хуже, привязываешь себя заживо к трупу и всячески
чистишь его скребницей, стараясь к нему подольститься! Ей-богу, многие из
тех, за кем ты волочишься или волочился, настолько стары, что им уже
недоступны ни радости брачной жизни, ни более невинные удовольствия.
Почтеннейшие орудия размножения перестали служить им уже лет сорок тому
назад. Имея с ними дело, ты попадаешь в склеп, где тебе нужен факел и три
вязанки хворосту, и только тогда, пожалуй, ты заставишь их что-то
почувствовать и получишь в меру своих заслуг. Славное занятие для мужчины -
расходовать этаким образом свое жизненное пламя, распутничая со старухой,
чтобы выгребать себе богатство из-под груды золы! Да через какой-нибудь
месяц после того как ты женишься на одной из них, ты станешь похож на
больного желтухой или, хуже того, малярией, голосок у тебя будет, как у
сверчка, а походка паучья. Уж лучше выслушивать по пятнадцати неистовых и
оглушительных проповедей в неделю или поселиться в старом поломанном ящике,
да с голодухи курить солому вместо табака из сломанного чубука. Неужели ты
надеешься приучить свои уши и желудок к скучным застольным молитвам? Да
притом еще твой названный сыночек, который по возрасту годится тебе в отцы,
будет бубнить эти молитвы до тех пор, пока все кушанья на столе не простынут
окончательно. А каково будет, когда собравшиеся за столом добрые труженики и
усердные едоки поднимут шум по вопросу о предопределении,* который поставит
ваша почтенная супруга, время от времени перемежая спор стаканом вина или
изречением Нокса? * А как вам понравится сопровождаемое плевками в сторону
сатаны поучение и увещание жить в трезвости, рассчитанное часов на шесть,
поучение, лучшую часть которого составляют те места, где проповедник
покашливает и запинается? А каково вам будет слушать бормотание молитв над
железными сундуками, словно заклинание, отмыкающее замки? И все это вам
придется переносить в надежде получить две-три серебряные ложки да миску для
супа. Ведь большего она вам в завещании не откажет. Уж будьте уверены,
имение свое она оставит не вам. Все вдовы таковы.
Уинуайф. Увы, я теперь уже сбит со следа.
Куорлос. Как так?
Уинуайф. Оттеснен каким-то братцем из Бенбери, который явился сюда и,
по слухам, уже все там захватил в свои руки.
Куорлос. А как его зовут? Я, когда был в Оксфорде, знал немало этих
бенберийцев.
Уинуайф. Мистер Литлуит нам это скажет.
Литлуит. Сию минуту, сэр! - Уин, мой дружок, уйди на часок! А если
мистер Варфоломей Коукс или его дядька - этакий маленький старикашка -
придут за документом, пошли их ко мне.
Миссис Литлуит уходит. Ну, так что вы говорили, господа?
Уинуайф. Как зовут почтенного старца, о котором вы сообщили, - ну,
этого, из Бенбери?
Литлуит. Ребби Бизи, сэр; он больше чем старец, он пророк, сэр.
Куорлос. О, я его знаю. Он ведь, кажется, булочник?
Литлуит. Да, был булочником, но теперь у него появились видения и
откровения, и он оставил свое прежнее ремесло.
Куорлос. Да, помню, помню. Он уверяет, будто сделал это из-за угрызений
совести: ведь его булочки пирожные служили угощением на свадьбах, на майских
праздниках, когда танцуют моррис, * словом, на всяких мирских сборищах и
увеселениях. Его подлинно христианское имя - Ревнитель.
Литлуит. Да, сэр, именно так - Ревнитель.
Уинуайф. Как! Да разве есть такое имя?
Литлуит. О, у них у всех такие имена, сэр! Он был за мою Уин
"поручителем" - ведь слова "крестный отец" они не признают - и назвал ее
"Винуискупающая". А вы, вероятно, полагали, что ее полное имя Уинфред, не
правда ли?
Уинуайф. Да, признаться, я так думал,
Литлуит. Он счел бы себя окаянным нечестивцем, если бы дал ей такое
имя.
Куорлос. Ну конечно: у одной леди в иссиня-белом туго накрахмаленном
чепце было такое же имя. О, это лицемерный гад! Я его хорошо знаю. У него
вся вера на роже, а не в сердце; он постоянно возмущается, призывает к
исправлению нравов и порицает тщеславие. Это просто полоумный, который
разыгрывает из себя избранника божьего. Хорошие дела за ним водятся. Он
довел до разорения одного лавочника здесь, в Ньюгейте: тот доверил ему все
свои средства и стал таким же очумелым, утверждает, что всегда пребывает в
состоянии младенческой невинности. Древних он осмеивает, наук не признает;
единственный его догмат - "откровение". Если с годами он и набрался
кое-какого разума, то это сводится на нет его врожденным невежеством. Лучше
с ним не связывайтесь: это нахальнейший и отвратительнейший субъект, уверяю
вас!
Входит миссис Литлуит и Уосп.
А это кто такой?
Уосп. Извините меня, джентльмены! Мое вам почтение! Пошли вам бог
доброго утра! Мистер Литлуйт, дельце у меня к вам; это самое свидетельство
готово?
Литлуит. Готово, конечно! Вот оно, мистер Хемфри.
Уосп. Вот это хорошо. Только не беспокойтесь разворачивать и читать
его: это напрасный труд. Я ведь человек неученый и толку в писании не
понимаю, ей-богу! Так что сложите его и дайте мне. Я верю вам на слово.
Сколько вам за это следует?
Литлуит. Мы об этом после поговорим, мистер Хемфри.
Уосп. Ну нет уж: теперь или никогда, любезнейший стряпчий. Откладывать
не в моих правилах.
Литлуит. Дорогая моя Уин, скажи Соломону, чтобы он принес мне маленькую
черную шкатулку из кабинета.
Уосп. И поскорее, сударыня, уж я прошу вас! Я ведь занят по горло!
Миссис Литлуит уходит.
Так скажите, сколько вам за это следует, уважаемый мистер Литлуит?
Литлуит. Да ведь вы же знаете цену, мистер Нампс.
Уосп. Это я-то знаю? Ничего я не знаю! Что вы это такое говорите? Я
сейчас спешу, сэр, и ничего не знаю и знать не хочу. Конечно, если
рассудить, так выходит, что я кое-что знаю не хуже других. Словом, вот вам
марка * за работу и восемь пенсов за шкатулку; кабы я принес свою, я бы
сэкономил на этом деле два пенса. Ну ладно уж. Вот вам все четырнадцать
шиллингов. Но, боже милосердный, как долго нет вашей женушки! Что ж это ваш
клерк Соломон, мистер стряпчий, прости мне господи? Уж не грешным, ли делом
он там...
Литлуит. Славно сказано, ей-богу! Не беспокойтесь, Соломон всему время
знает.
Уосп. Фу ты, батюшки! Нет, уж, с вашего разрешения, мне такие штуки не
по душе: это что-то мерзопакостное, грязное и поганое, уж простите меня.
(Отходит в сторону.)
Уинуайф. Вы слышите? Что это он так расшумелся, а? Джон Литлуит! Что
он, собственно, из себя представляет?
Куорлос. Какой-нибудь мастер по части кошельков на ярмарке.
Литлуит. Не впадайте в ошибку, мистер Куорлос! Смею вас уверить, этот
человек заменяет своему хозяину обе руки.
Куорлос. Ну да! Чтобы натягивать чулки и сапоги по утрам.
Литлуит. Сэр, если вы хотите подразнить его, то дразните осторожно, с
оглядкой; как только он сообразит, что над ним насмехаются, он тотчас же
набросится на вас. Это ужасно строптивый старикан! Недаром ведь его прозвали
осой.
Куорлос. Прелестное насекомое. Я о нем очень высокого мнения.
Уосп. Дюжина болячек на ваш треклятый ящик! И на того, кто его
сколотил, и на того; кто его купил, и на ту, что за ним пошла, и на все ваши
уловки, каверзы и дела! Посмотрите-ка, сэр!
Литлуит. А что, добрейший мистер Оса?
Уосп. Если уж я оса, то вы шершень. Растуды вас! Придержите язык. Вы
думаете, я не знаю, кто вы такой? Отец ваш был аптекарем и продавал
клистирные трубки, обжуливая покупателей. Я уж знаю. Ах, растуды ее! Вот она
идет наконец, женушка-то ваша!
Входит миссис Литлуит со шкатулкой.
Ничего! Я ей покажу, хотя она и хороша с этой своей бархатной драченой на
голове.
Литлуит. Да будьте же вежливы, мистер Нампс!
Уосп. Ну, а если я не желаю быть вежливым, что тогда? Кто меня заставит
быть вежливым? Уж не вы ли?
Литлуит. Ну, вот наконец шкатулка.
Уосп. Еще раз повторяю: дюжина болячек на вашу проклятую шкатулку!
Пусть ваша женушка в нее мочится, когда ей захочется! Сэр, я хотел бы, чтобы
вы меня поняли и эти джентльмены тоже, с вашего позволения.
Уинуайф. Мы рады вас слушать, сэр!
Уосп. Я имею человека на попечении, джентльмены!
Литлуит. Они прекрасно понимают это, сэр.
Уосп. Простите меня, сэр, но тут уж ни они, ни вы понять меня не в
силах. Вы - осел. Моему молодому хозяину сейчас уже пора остепениться и
жениться; и все заботы о нем теперь легли на меня. Учителя у него все были
дураки: только и делали, что слонялись вместе с ним по всей округе,
выпрашивая у его арендаторов разные угощения, и почти вконец его испортили.
Он ничему не научился. Только и умеет, что распевать "Трам-там-там" да
"Мегги-Мегги" и прочие глупости. Я не решаюсь оставлять его одного из
опасения, что он наберется всяких дрянных песенок и будет их потом повторять
за ужином, а то и во время молитвы. Стоит ему только завидеть на улице
какого-нибудь возчика, если только меня около него на тот час не будет, так
уж его не оттащить: все переймет, особенно песенки, и всю ночь будет их
насвистывать, даже во сне. Голова у него набита всяким вздором. Я принужден
был на то время, что отлучился, оставить его на попечении порядочной
женщины. Она жена мирового судьи и дворянка, и вдобавок еще приходится ему
сестрой! Но мало ли что может случиться с юношей, оставленным на попечении
женщины! Джентльмены, вы его не знаете. Вы его даже представить себе не
можете: ему всего только девятнадцать лет, а он уже на голову выше любого из
вас, благослови его бог.
Куорлос. Должно быть, красивый парень!
Уинуайф. Ну, положим! Он, вероятно, приукрасил своего хозяина.
Куорлос. Полно толковать об этом: ведь и вопрос-то весь гроша ломаного
не стоит.
Уосп. Нет, вы послушайте, джентльмены...
Литлуит. А не хотите ли вы выпить, мистер Уосп?
Уосп. Да как вам сказать... Я ведь не так уж много разговаривал, чтобы
у меня в горле пересохло. Или вам мои слова не по вкусу? Хотите меня
выпроводить?
Литлуит. Нет, зачем же! Но вы ведь сами только что говорили, что
торопитесь, мистер Нампс!
Уосп. А хотя бы и так! Тороплюсь, но пока остаюсь. Потолкуйте со своей
супругой, вашей Уин: у нее ума так же мало, как и у ее мужа. А мне нужно
поговорить с другими.
Литлуит. Что ж, она моя законная супруга, и ума у нее не меньше, чем у
меня. Что из того?
Уосп. Правду вам сказать, джентльмены, мы с моим хозяином пробыли в
городе только полтора дня. А вчера вечером мы совершили прогулку по городу,
чтобы показать Лондон его невесте, мисс Грейс. Но пусть уж меня лучше
утопят, как старую кошку, в родном пруду, чем пережить еще один такой день!
Вы представьте себе: он только и делал, что останавливался перед каждой
лавчонкой и читал вслух каждую вывеску. А уж если где увидит попугая или
мартышку - оттуда его не выманишь! Там уж он прирос, и вокруг него целая
толпа зевак. Я думал, что он с ума сойдет, когда он увидел в Баклерсбери *
черномазого мальчишку, торгующего дряным табаком.
Литлуит. Это вы правду сказали, мистер Нампс: есть там такой мальчишка.
Уосп. Есть или нет, это вас не касается.
Куорлос. Посмотрите-ка, пожалуйста! Он нашему Джону слова сказать не
дает.
Входят Коукс, миссис Оверду и Грейс.
Коукс. А, Нампс! Так ты здесь, Нампс! Вот я и пришел, Нампс, и мисс
Грейс тоже. Ну, пожалуйста, не сердись и не хмурься, Нампс. Вот я, вот моя
сестра! Мы все тут! Я же ведь не пришел один!
Уосп. Ну что из того, вы ли пришли с нею или она с вами?
Коукс. Мы пришли за тобою, Нампс. Мы тебя искали.
Уосп. Искали меня! Почему же это вам всем вздумалось меня искать?
Может, вы подумали, что я заблудился или убежал с вашими четырнадцатью
шиллингами? Или потратил их на ярмарочные безделушки? Удивительное дело! Они
меня искали!
Миссис Оверду. Ах, добрейший мистер Нампс! Ну, пусть он невоздержан,
зато вы проявите снисхождение, как говорит мой супруг, мистер Оверду:
проявите снисхождение во имя сохранения мира!
Уосп. А ну-ка, подайтесь отсюда, добрейшая супруга господина судьи.
Подумаешь, разоделась на французский манер! Плевать мне на ваши заморские
замашки, с вашего позволения! Вы с чего это приводите мне словечки вашего
Адама? Думаете, что вы еще у власти, миссис Оверду, когда я здесь налицо?
Ничего подобного! Будьте уверены: власть ваша кончена, когда я тут!
Миссис Оверду. Охотно подчиняюсь вам, сэр, и признаю вашу власть. Да и
ему бы следовало сделать то же самое, но, видите ли, для этого нужно, чтобы
и вы управляли своими страстями.
Уосп. В самом деле? Боже ты мой! До чего вы навострились после того как
побывали в Бедламе! Может, там поэт, господин Уэтстон,* так отточил вас, а?
Миссис Оверду. Ну, знаете! Если вы не умеете держать себя пристойно,
так я-то умею.
Уосп. Ну и распрекрасно.
Коукс. Это и есть брачное свидетельство, Нампс? Ради всего святого,
дай-ка мне поглядеть. Я никогда не видел еще брачного свидетельства.
Уосп. Не видели? Ну так и не увидите.
Коукс. Милый Нампс! Ну, если ты меня любишь...
Уосп. Сэр, я люблю вас, но я не люблю, когда вы дурачитесь.
Успокойтесь, пожалуйста, ничего в этом документе нет, кроме пустых и
трескучих слов; ну, для чего вам его разглядывать?
Коукс. Я только хочу посмотреть, как он выглядит и каких он размеров. Я
хочу посмотреть! Покажите мне!
Уосп. Не здесь. Не время, сэр.
Коукс. Ну, ладно. Посмотрю дома, а пока посмотрю хоть на шкатулку.
Уосп. На шкатулку, сэр, можете посмотреть, - ему нужно уступать в
мелочах, джентльмены. Это - причуды, болезнь юности; это все у него пройдет,
когда он наберется ума и опыта. Я прошу вас понять меня и извинить его и
заранее благодарю вас.
Куорлос. А ведь этот старикашка хорошая нянька; и, знаете ли, он
толковый!
Миссис Литлуит. Нет, мне больше нравится этот теленок, его молодой
хозяин. Видели ли вы когда-нибудь, чтобы выражение лица так изобличало в
человеке осла?
Куорлос. Изобличало? Да зачем его изобличать? Он сам признается в этом.
Как жаль, что эта милая девушка достанется такому олуху.
Уинуайф. Очень обидно.
Куорлос. Она кажется очень рассудительной и, по-видимому, столь же
скромна, как и миловидна.
Уинуайф. Да, поглядите только, с каким скрытым презрением она следит за
всеми его речами и выходками!
Коукс. Ну, Нампс, теперь у меня новое дело: ярмарка, Нампс; а уж
потом...
Уосп. Господи, спаси и помилуй! Помоги мне и укрепи меня! Ярмарка!
Коукс. Ну, полно, Нампс! Не волнуйся и не сердись. Я настойчив, как
настоящий Варфоломей! Просить тебя уж я ни о чем не стану. Целью моего
путешествия было показать мисс Грейс мою ярмарку. Я называю ярмарку моей,
потому что она Варфоломеевская ярмарка. Мое имя Варфоломей, и ярмарка
Варфоломеевская.
Литлуит. Эта острота придумана мною раньше, джентльмены, еще сегодня
утром, когда я составлял его брачное свидетельство. Ей-богу! Поверьте мне:
тут уж я первый.
Куорлос. Полно, Джон. Боюсь, что твоя претензия на остроумие дорого
тебе обойдется.
Литлуит. Это почему же, сэр?
Куорлос. Ты из-за этого так наглеешь, Джон, и так перехватываешь через
край, что если вовремя не уймешься, ей-богу, эта твоя склонность не доведет
тебя до добра.
Уинуайф. Да, да! Не поддавайся этой страсти, Джон, будь осторожнее.
Остри время от времени, но помни, что остроумие в наш век - вещь опасная. Не
усердствуй особенно.
Литлуит. Вы так думаете, джентльмены? Что ж, я это учту на будущее.
Миссис Литлуит. Да уж, пожалуйста, Джон.
Коукс. Ах, какая милочка эта миссис Литлуит! Вот бы мне на ней
жениться!
Грейс (в сторону). Женись на ком хочешь, только бы мне избежать нашей
свадьбы!
Коукс. Нампс, я посмотрю на ярмарку. Нампс, это уже решено; не
огорчайся из-за этого, пожалуйста.
Уосп. Смотрите, сэр, смотрите, пожалуйста, смотрите. Кто вам мешает?
Почему вы сразу же не отправились туда? Идите.
Коукс. Ярмарка, Нампс, ярмарка!
Уосп. По мне, уж пусть бы лучше вся эта ярмарка со своим шумом и гамом
была у вас в брюхе, чем в мозгу! Если бы теперь побродить в вашей голове,
то, наверно, можно было бы найти зрелище позанятнее, чем на ярмарке, и
славно поразвлечься. Там, в голове у вас, всюду развешаны ракушки, камушки,
соломинки, а местами попадаются и цыплячьи перья и паутина.
Куорлос. Да он, вообще говоря, и сам-то, пожалуй, приспособлен для
ловли мух: посмотри-ка на его паучьи ноги.
Уинуайф. А его слуга Нампс годится для того, чтобы сгонять мух. Славная
парочка!
Уосп. Храни вас господь; сэр, вот тут шкатулка с вашим сокровищем.
Забавляйтесь, сколько душе угодно, и да послужит это вам на пользу.
(Передает Коуксу шкатулку.)
Коукс. Не сердись, Нампс, ведь я же твой друг, а ты такой
несговорчивый!
Куорлос. А ну-ка, Нампс. (Дергает Уоспа за рукав.}
Уосп. Словом, джентльмены, вы все свидетели: что бы ни случилось, моей
вины в этом нет.
Миссис Оверду. Уж вы его все-таки, голубчик, удержите, не отпускайте,
не позволяйте ему далеко уходить.
Коукс. А кто это сумеет меня удержать? Да я откажусь от его услуг
скорее, чем от удовольствия побывать на ярмарке.
Уосп. Вы, джентльмены, не знаете, какие неприятности все это может
навлечь. И сколько хлопот у меня с ним бывает, когда он в таком настроении!
Ведь вот, если он попадет на ярмарку, он будет покупать все решительно, даже
живых младенцев, пеленки и прочее. Если бы он мог как-нибудь отвинчивать
собственные руки и ноги, он бы их тоже промотал. Помоги мне только бог
увести его с ярмарки целым и невредимым! Он ведь, знаете, такой любитель
фруктов, что просто ворует их с лотков. Вы не поверите, каких хлопот мне
стоило уладить дело с одной торговкой, у которой он этак вот груши хапнул!
Это невыносимо, джентльмены!
Уинуайф. Но вы не должны бросать его на произвол судьбы, Нампс.
Уосп. Ну да! Он отлично знает, что я его не оставлю, потому он и
куражится. Ну, сэр, идете вы или нет? Если уж у вас такой зуд в ногах, так
идите на ярмарку. Чего вы стоите? Я вам не помеха. Идите же, идите, сэр.
Почему же вы не идете?
Коукс. Ах, Нампс, я тебя, кажется, вывел из себя? Идемте, мисс Грейс!
Идемте, сестрица! Я решителен, как Варфоломей, ей-богу!
Грейс. По правде говоря, меня ярмарка вовсе не прельщает, и особенного
желания видеть ее я не имею. Вообще приличные и порядочные люди туда не
ходят.
Коукс. Ах, господи! Извините меня, мисс Грейс, порядочности у нас
достаточно, а что до приличий - предоставьте это дело Нампсу: он все
устроит.
Куорлос. Ишь, мошенник! Он даже и понять ее слов толком не в состоянии!
Уинуайф. И еще собирается жениться на ней! Нет, на сегодня я отложу
свою охоту за вдовой и отправлюсь на ярмарку. В жаркую погоду мошки и
бабочки неизменно вселяют в нас желание заняться их ловлей.
Куорлос. Всякий, у кого есть хоть крупица здравого смысла, рассудил бы
так же. До свиданья, Джон!
Куорлос и Уинуайф уходят.
Литлуит. Уин! Оказывается, очень модно посещать ярмарку. Мы с тобой
тоже должны побывать на ярмарке, Уин. У меня есть кое-какие дела на ярмарке,
Уин. Я, видишь ли, сочинил пьеску для кукольного театра, и эту пьеску моего
сочинения тебе бы надо посмотреть, Уин.
Миссис Литлуит. Я охотно пошла бы с тобой, Джон, но матушка моя ни за
что не согласится на такое нечестивое предложение, как она выражается.
Литлуит. Ну, мы придумаем какую-нибудь хитрость, ловкую этакую
хитрость; только ты немножко помоги мне, ну, ну, миленькая! Пожалуйста!..
Вот я уже придумал, Уин, ей-богу, придумал, и очень тонко придумал. Вот
послушай: Уин мечтает о свинине, моя прелестная Уин хочет поесть свинины на
ярмарке, именно на ярмарке, а не в какой-то там закусочной! А твоя матушка,
Уин, сделает все, чтобы удовлетворить твое желание, ты это знаешь. Ну,
начинай сразу, миленькая Уин. Притворись больной, а я пойду и скажу ей.
Распусти шнуровку и притворяйся получше, моя прелестная Уин.
Миссис Литлуит. Ну уж нет, я из-за этого не стану неряхой. Я смогу
отлично притворяться и не распуская шнуровки.
Литлуит. Ты права: ведь ты выросла в такой семье и приучена к этому.
Матушка наша уж такая лицемерка, всех превзошла в притворстве, - и вот уже
семь лет обучает нас этому искусству, как настоящих дворян.
Миссис Литлуит. Не осуждай ее, Джон, она недаром считается мудрой
вдовой и почитается сестрой псалмопевцев.* И меня не осуждай: я от матушки
кое-что унаследовала, вот увидишь! Зови ее. (Притворяется, что ей дурно.)
Зови ее! Ах, ах!
Литлуит уходит.
Ах! Ах! Ах!
Входят Литлуит и вдова Пюркрафт.
Вдова Пюркрафт. Пресветлое пламя добродетели да отгонит всякое зло от
дома нашего! В чем дело, дитя мое, что с тобой? Милое дитя мое, ответь мне.
Миссис Литлуит. Мне плохо...
Вдова Пюркрафт. Посмотри на меня, милая дочь моя, вспомни, что имя твое
- Винуискупающая. И не позволяй врагу рода человеческого входить во врата
твоего разума. Вспомни, что ты воспитана в чистоте. Какой это язычник
впервые упомянул в твоем присутствии скверную тварь свинью, дитя мое?
Миссис Литлуит. Ах! Ах!
Литлуит. Только не я, матушка, клянусь честью. Она уже часа три как
томится и только недавно призналась, чего ей нужно. Кто внушил тебе эту
мысль, Уин?
Миссис Литлуит. Нечестивое черное существо с бородой, Джон.
Вдова Пюркрафт. Противься ему, Винуискупающая, это совратитель,
презренный совратитель! Это сразу видно по одному слову "свинья". Укрепи дух
свой против его нападений, ибо он стремится поработить и плоть и кровь твою.
Молись и старайся противиться плотским желаниям, милое дитя мое! Любимое
дитя мое, молись!
Литлуит. Милая матушка, я попросил бы вас позволить ей вдоволь поесть
свинины. Не пугайте свое собственное дитя, а быть может, и мое дитя,
рассказами о совратителе. Как ты себя чувствуешь, Уин? Тебе плохо?
Миссис Литлуит. О да! Очень плохо, Джон! Очень, очень плохо! Ах! Ах!
Вдова Пюркрафт. Что же нам делать? Позовем ревностного брата нашего
Бизи и попросим его благочестивой помощи в борьбе с врагом рода
человеческого.
Литлуит уходит.
Дитя мое! Милое дитя мое, успокойся! Ты поешь свинины, дорогое дитя мое.
Миссис Литлуит. Да, да! И на ярмарке, матушка!
Вдова Пюркрафт. Поешь и на ярмарке, если только можно будет найти этому
какое-нибудь оправдание!
Входит Литлуит.
Ну где же наш брат Бизи! Придет ли он сюда? Ободрись, дитя мое!
Литлуит. Сейчас придет, матушка! Он только оботрет бороду. Я застал его
уплетающим индейку. В левой руке он держал огромную белую булку, а в правой
- стакан с мальвазией.
Вдова Пюркрафт. Не клевещи на братьев, нечестивец!
Литлуит. А вот и он сам идет, матушка.
Входит ребби Бизи.
Вдова Пюркрафт. Ах, брат Бизи! Мы взываем к вашей помощи! Умудрите и
укрепите нас: дочь моя, по имени Винуискупающая, обуреваема естественным
недугом женщины, именуемым желанием поесть свинины.
Литлуит. Да, сэр, и притом варфоломеевской свинины, на ярмарке.
Вдова Пюркрафт. И вот я прошу вас, мудрейший в вере наставник щш,
разъяснить нам, могут ли вдова, участвующая в святой общине, и дочь этой
вдовы совершить такое, не сея соблазна среди малых сих?
Ребби Бизи. Воистину, недуг желания есть недуг, и плотский недуг; и
таковым является аппетит, свойственный женщинам. Но поскольку это плотский
недуг и поскольку он свойствен, он естествен, очень естествен. Теперь
рассудим далее: свинина есть мясо, а мясо питательно и может возбуждать
желание быть съеденным. Мясо может быть съеденным, даже великолепно
съеденным. Но есть мясо на ярмарке, и притом мясо, именуемое
"варфоломеевская свинья", не подобает, ибо самое название "варфоломеевская
свинья" уже являет собою некий вид идолопоклонства, а ярмарка - это капище
языческое. Так я понимаю, и так, безусловно, оно и есть: капище языческое!
Литлуит. Да, но в случае особенных обстоятельств местом можно было бы
пренебречь, мистер Бизи! Я все же надеюсь...
Вдова Пюркрафт. Добрый, добрый брат наш! Ревнитель! Поразмыслите, как
бы все-таки сделать это дозволенным.
Литлуит. Да, да, сэр, и поскорее, пожалуйста. Это неотложно: вы видите,
в какой страшной опасности моя женушка, сэр.
Вдова Пюркрафт. Я нежно люблю свою дочь и не хочу, чтобы у нее был
выкидыш или чтобы первый плод ее пострадал от какой-то простой случайности.
Ребби Бизи. Точно. Рассудить можно и иначе. Но это требует размышлений,
ибо это может ввести в соблазн малых сих, ибо это опасно и нечисто. Но на
все опасное и нечистое можно набросить покров, сделать его как бы
незаметным. Итак, примем, что свинину можно есть на ярмарке, в лавочке или
даже в палатках нечестивцев. Место действительно не имеет значения, во
всяком случае, не имеет большого значения: ведь можем же мы оставаться
верующими среди язычников. Но только вкушать свинину надлежит со скромностью
и смирением, а не с плотоядной жадностью и прожорливостью, ибо грех и
опасность заключаются только в этом. Ибо ежели дочь твоя пойдет на ярмарку
любоваться этим скопищем, восторгаться нечестивыми нарядами, тешить
суетность очей своих и услаждать похоть желудка, - сие будет дурно,
непристойно, ужасно и зело греховно.
Литлуит. Ну вот, я так и знал! Я ведь говорил то же самое. Не падай
духом, Уин, мы наберемся смирения, отыщем самую скромную лавочку на ярмарке,
- за это уж я ручаюсь, - и съедим все, что там окажется.
Вдова Пюркрафт. Да, да! И я сама пойду с вами, дитя мое, и брат наш
Ревнитель тоже пойдет с нами, дабы совесть наша была совсем спокойна.
Миссис Литлуит. Ах! Ах!
Литлуит. Да, и Соломон пойдет с нами, Уин. Чем больше людей, тем
веселей. (В сторону, к миссис Литлуит.) А ребби Бизи мы оставим где-нибудь в
лавочке. Соломон! Мой плащ!
Соломон. Вот он, сэр.
Ребби Бизи. Во поощрение малых сих я тоже пойду с вами и буду есть. Я
буду много есть и проповедовать. Ведь, как пораздумаешь, из этого можно
извлечь большую пользу: поедая свиное мясо, мы тем самым утверждаем свою
святую ненависть и отвращение к иудейству, которым заражены многие братья
наши. Посему я буду есть. Да, буду без устали есть!
Литлуит. Прекрасно! Ей-богу, прекрасно! Я тоже буду есть до отвала, ибо
не хочу, чтобы меня приняли за иудея: мне это кичливое племя не по душе. И,
кажется, мой сынишка пойдет в меня. Видите, он просит свинины уже в утробе
матери!
Ребби Бизи. Очень возможно, весьма возможно, зело возможно!
Уходят.
Ярмарка. Ряд лавок, палаток, прилавков. Ленторн Лезерхед, Джоан Треш и
другие сидят около своих товаров. Входит судья Оверду, переодетый.
Оверду. Итак, во имя короля, правосудия и общего блага! Адам Оверду! Ты
должен пренебречь мнением всего мира, если тебе нужно это обличье и вся эта
выдумка; ибо, клянусь, ты поступил правильно. Хотел бы я теперь встретить
этого Линкея с орлиным глазом, этого зоркого эпидаврского змея, как его
называет мой Квинт Гораций.* Хотел бы я посмотреть, сумеет ли он угадать,
что под этим обличаем скрывается старший мировой судья. Они, пожалуй, много
раз видали дураков в одежде судьи, но никогда еще до сего времени не видали
судьи в одежде дурака. Но именно так должны поступать мы, пекущиеся об общем
благе, и так именно поступали мудрые государственные мужи во все времена.
Так из лжи рождается истина, - нужно только найти правильный путь. Никогда я
не попрекну уважаемого человека, за свою мудрость высоко чтимого
согражданами, ежели он вдруг осенью переоденется носильщиком, или возчиком,
или собачником, а в зимнее время - продавцом огнива и трута. Что будет он
делать во всех этих обличьях? Господи боже мой! Да он будет заходить в
каждый кабак, спускаться в каждый погреб, он все заметит, все измерит, все
проверит: и колбасы, и горшки, и жестянки; для этого ему понадобятся только
шнур да палка. Он и буханки хлеба взвесит на руке, а потом из дому пошлет за
ними и раздаст колбасы - беднякам, хлеб - голодным, а драчену - ребятишкам.
Он сам все искоренит, не доверяя своим изолгавшимся служащим. Он все сделает
сам. О, если бы все люди, стоящие у власти, последовали этому достойному
примеру! Ибо мы, люди, облеченные доверием общества, - что мы знаем? И что
мы можем знать? Мы слышим чужими ушами и видим чужими глазами. Кто
осведомляет нас обо всем? Глуповатый полицейский да сонный сторож! Такие
иной раз клевещут "по должности", как они выражаются, а мы, тоже "по
должности", принуждены им верить. Вот совсем недавно они заставили меня -
понимаете, даже меня! - принять честного и усердного хранителя веры за
католического попа, а благонравного учителя танцев - за сводника. Вот каким
ошибкам подвержены мы, находясь на высоких постах. Все наши сведения -
неточны, а все наши осведомители - мошенники; и, с позволения сказать, о
нас-то самих ничего хорошего не скажешь, мы-то сами отъявленные дураки,
ежели мы им доверяем! Ну так вот: я, Адам Оверду, решил, что лучше на
будущее время приберечь деньги, отпускаемые на осведомителей, и самому
присмотреться ко всему окружающему. На этой ярмарке ежегодно совершается
множество беззаконий; я сам имел честь в качестве ярмарочного судьи * иной
раз дня по три подряд разбирать всякие кляузные дела и споры между
продавцами и покупателями. Но сегодня особенно удачный день для раскрытия
всех этих беззаконий. Я захватил с собою записную книжечку на этот случай.
Это обличье - облако, скрывающее меня; под этой личиной я смогу многое
увидеть, оставаясь сам невидимым. Смелее! Вспомни о Юнии Бруте! * Закончу
свою речь теми же словами, какими начал: во имя короля, правосудия и общего
блага! (Подходит к лавкам и становится в стороне.)
Лезерхед. Ну, разве это ярмарка? Просто можно подумать, что все
перемерли от чумы! Что бы это значило, почему так мало народу? Эй, ты там,
сестрица Треш, рыночная барыня! А ну-ка сядь подальше со своими пряниками,
не заслоняй вид на мою лавку, а то, чего доброго, я разглашу на всю ярмарку,
из чего ты мастеришь свой товар.
Треш. А из чего же особенного, братец Лезерхед? Из продуктов, полезных
для здоровья, будьте уверены.
Лезерхед. Ну, понятно: из заплесневелого хлеба, тухлых яиц, прокисшего
имбирного пива и застоявшегося меда, это ясно.
Оверду (в сторону). Вот! Я уже столкнулся с беззаконием.
Лезерхед. Ох, испорчу я тебе торговлю, старая!
Треш. Испортишь мне торговлю? Поди, какой ловкач! Делай, что хочешь,
мне начихать на тебя и на всю твою конюшню с деревянными лошадками. За место
на рынке я уплатила, как и ты, а если ты вздумаешь обижать меня, рифмоплет
несчастный, кляузник паршивый, я найду приятеля, который за меня заступится
и сочинит песенку на тебя самого и на все твое стадо. С чего это ты так нос
задираешь? Товаром гордишься, что ли? Мишурою грошовой?
Лезерхед. Иди ты ко всем чертям, старая, мы с тобой после потолкуем. Я
тебя еще сволоку к судье Оверду; он тебя сумеет унять.
Треш. Сумеет унять! Да я перед его милостью не побоюсь встретиться с
тобой лицом к лицу, если только у тебя на это хватит духу. Хоть я малость и
кривобока, а действую прямо, честно, как любая женщина из Смитфилда.
Слышали? Он сумеет меня унять! А?
Оверду (в сторону). Отрадно слышать, что мое имя все же внушает страх.
Вот плоды правосудия!
По сцене проходят несколько посетителей ярмарки
Лезерхед. Что прикажете? Что вы желаете купить? Что вам угодно?
Трещотки, погремушки, барабаны, алебарды, деревянные лошадки, куколки самые
лучшие, скрипки отличные!
Входит торговец фруктами, за ним Найтингейл.
Торговец фруктами. Покупайте груши! Груши! Замечательные груши!
Треш. Покупайте пряники! Золоченые пряники!
Найтингейл. Эй! (Поет.)
Ярмарка начинается,
Ну, запевай, не робея!
Всякая тварь насыщается
В праздник Варфоломея.
Пьянчужки уже шатаются,
А шлюхи уже наживаются,
На ярмарке так всегда полагается!
Покупайте песенки; новые песенки!
Выходит из своей лавочки Урсула.
Урсула. Тьфу! Каково это тратить молодые цветущие годы на то, чтобы
жарить свиней? Ведь можно же было выбрать профессию попрохладней! Да после
моей кухни ад покажется прохладным погребом, честное слово. Эй, Мункаф,
олух!
Мункаф (из лавочки). Я здесь, хозяйка.
Найтингейл. Ну, как дела, Урсула? А ты все в своем пекле?
Урсула. Стул мне скорее, паршивый шинкарь, и мое утреннее питье! Живо!
Бутылку пива, чтобы немножко прохладить меня, мошенник! Ох, Найтингейл,
соловушка ты мой! Я вся - пылающее сало. Боюсь, что скоро вся растоплюсь и
от меня останется только одно адамово ребро, из которого была сделана Ева.*
Ей-богу, из меня жир так и капает! Где ни пройду, оставляю следы.
Найтингейл. Что поделаешь, добрейшая Урсула! А скажи, не Иезекииль ли
сегодня утром был здесь?
Урсула. Иезекииль? Какой такой Иезекииль?
Найтингейл. Иезекииль Эджуорт, этот самый, по Прозванию Мошнорез, ну,
словом, вор-карманник; ты его хорошо знаешь, тот самый, что каждый раз
потчует тебя всякой похабщиной. Я зову его моим секретарем.
Урсула. Помнится, он обещал зайти сегодня утром.
Найтингейл. Когда придет, скажи, чтобы подождал: я сейчас вернусь.
Урсула. Промочи-ка лучше глотку, соловушка!
Входит Мункаф со стулом.
Ну-ка, сэр, поставь стул. Я что тебе приказывала? Чтобы стул был по моим
бокам, чтобы можно было ляжки расправить! Ты разве что-нибудь соображаешь?
Хозяйка об твой стул обдерет себе весь зад, а тебе и нипочем. Ублюдок! Для
твоих комариных бедер этот стул в самый раз. Ну, что ты стоишь? Забился в
угол с огарком свечи: будешь искать блох в штанах, пока не подпалишь всю
ярмарку? Ну, наливай, хорек вонючий, наливай!
Оверду (в сторону). Я знаю эту непристойную женщину и запишу ее вторым
номером из числа обнаруженных мною беззаконий. Вот уже больше двадцати лет,
на моей памяти, как ее каждый год привлекают к ярмарочному суду за разврат,
мошенничество и сводничество.
Урсула. Наливай еще! Ах ты, ползучая тварь!
Мункаф. Пожалуйста, не сердитесь, хозяйка! Я постараюсь сделать сиденье
пошире.
Урсула. Не надо! Я сама сокращусь до его размеров к концу ярмарки. Ты
воображаешь, что рассердил меня? Да я, несчастная, чувствую, как источаю из
себя пот и сало: по двадцати фунтов сала в день - вот сколько я теряю.
Только тем и жива, что хлещу пиво. За ваше здоровье, соловушка! Да еще курю
табак. Где моя трубка? Опять не набита? Ах ты, черт паршивый!
Найтингейл. Легче, легче, Урсула, ты обдерешь себе язык, если будешь
так ругаться.
Урсула. Да как же мне надеяться, что он как следует исполняет свое
шинкарское дело, коли он ничего не помнит из того, что ему говоришь? Зря я
ему доверяю!
Найтингейл уходит.
Ну-ка, сударик, да постарайся же! Набей мне трубку лучшим табаком да прибавь
на четверть вот этой травки - белокопытника, чтобы его подкрепить. Я так
нажарилась у огня, что хочу потешиться дымком. А за пиво я надбавлю по
двадцати шиллингов за бочку разливного и по пятидесяти на каждую сотню
бутылок. Я тебя учила, как взбивать его. Когда наливаешь, смотри, чтоб в
кружках было побольше пены, бездельник, а как откупориваешь бутылку, хлопни
ее по дну да слей первый стакан, и каждый раз пей сам - даже если ты в самом
деле пьян; тогда тебе легче их обсчитывать и стыдно не будет. Но главная
твоя уловка, балда, должна заключаться в том, чтобы всегда суетиться и
второпях убирать недопитые бутылки и кружки, не слушая никаких возражений, и
быстренько приносить новые, чтобы успокоить потребителей. Ну, дай-ка мне еще
пивца!
Оверду (в сторону). Вот воплощенное беззаконие, огромное, как ее туша!
Надо это все записать, все до мельчайших подробностей.
Стук.
Урсула. Посмотри, сударик, кто там. И помни: моя цена пять шиллингов за
свинью - самое малое; а если супоросная свинья, так на шесть пенсов больше,
а если покупательница сама на сносях и просит свинины - надбавь еще шесть
пенсов за это самое.
Оверду. О tempora, о mores! {О времена, о нравы! (Лат.).} За одно то,
чтобы раскрыть это беззаконие, стоило поступиться и своим званием, и
почтенным положением. Как здесь обдирают несчастных потребителей! Но я
доберусь и до нее, и до ее Мункафа и выведу на чистую воду бездну
беззаконий. (Подходит к Урсуле.) Простите, пожалуйста, милейшая. Вы - самое
жирное, что есть на ярмарке. Вы масляны, как фонарь полицейского, и сияете,
как его сапоги. Скажите, достаточно ли добротен ваш эль и достаточно ли
крепко ваше пиво? Способны ли они развязать язык и порадовать душу? Пусть
ваш прелестный племянник пойдет и принесет.
Урсула. Это что еще за новый пустомеля?
Мункаф. Господи! Разве вы его не узнали? Это ж Артур из Бредли,*
который читает проповеди. Славный учитель, достопочтенный Артур из Бредли!
Как вы поживаете? Добро пожаловать. Когда мы услышим вас снова?
Устраивайтесь поудобнее да поговорите о чем-нибудь таком... Я ведь был одним
из ваших почитателей в свое время.
Оверду. Дай мне выпить, паренек, с твоей тетушкой, предметом любви
моей; тогда я стану красноречивее. Но дай мне выпить чего-нибудь получше, не
то у меня во рту будет горько и слова мои обрушатся на ярмарку.
Урсула. Что же ты не принесешь ему выпить и не предложишь сесть?
Мункаф. Вам чего - эля или пива, мистер Артур?
Оверду. Самого лучшего, что у вас найдется, отрок, самого лучшего;
того, что пьет твоя хозяюшка и что сам ты потягиваешь по праздникам.
Урсула. Принеси ему шестипенсовую бутылку эля. Говорят, что у дурака
легкая рука.
Оверду. Принеси две, дитя мое. (Усаживается в палатке.) Эль будет для
Артура, а пиво для Бредли. Да еще эля для твоей тетушки, паренек!
Мункаф уходит.
(В сторону.) Результаты моей затеи превосходят мои ожидания. Я открою, таким
образом, множество преступлений, и все-таки меня не узнают. Отлично! Я
ведь именно и хотел казаться чем-то вроде дурачка или сумасшедшего.
Входит Нокем.
Нокем. Ну как, моя миленькая, маленькая Урсула? Медведица ты моя!
Неужто ты еще жива со своим выводком свиней и хрюкаешь еще на этой
Варфоломеевской ярмарке?
Урсула. Небось удастся еще и подрыгать ногами после ярмарки, услышав,
как ты будешь выть в телеге, когда тебя повезут на "холмик".
Нокем. На Холборн,* ты хотела сказать? Да за что же, за что же,
славненькая моя медведица?
Урсула. За кражу пустых кошельков и ручных собачек на ярмарке.
Нокем. Ловко сказано, Урса! Просто ловко сказано!
Оверду (в сторону). Еще одно беззаконие: вор-карманник, а одет, как
дворянин - при шпорах и в шляпе с пером! Запомню его приметы!
Входит Мункаф с элем и прочим.
Урсула. Не ты ли, коновал ты этакий, распустил слух, будто я померла на
Тернбул-стрит,* опившись пивом и обожравшись потрохами?
Нокем. Нет, чем-то получше, Урса; я говорил: коровьим выменем.
Урсула. Ну, придет час, я еще с тобой расквитаюсь.
Нокем. А как же ты это сделаешь? Отравишь меня, положив мне в пиво
ящерицу? Или, может, подсунешь мне паука в трубку с табаком? А? Брось! Я
тебя не боюсь: толстяки злыми не бывают! Я даже от твоего тощего Мункафа
улизну. Давай-ка выпьем, добрейшая Урса, чтоб разогнать все заботы.
Урсула уходит.
Оверду. Послушай-ка, паренек. Вот тебе на эль, а сдачу возьми себе.
Скажи, как честный шинкарь: кто этот хвастливый молодчик - рыцарь большой
дороги? А?
Мункаф. Что вы разумеете, мистер Артур?
Оверду. Я разумею, что он носит на большом пальце роговой щиток, как
все ему подобные добытчики, любители легкой наживы и чужих кошельков, вот
что я разумею, паренек.
Мункаф. Господи боже, сэр! Да ничего подобного! Это мистер Деньел
Джордан Нокем, лесничий в Терн-буле; он торгует лошадьми.
Оверду. Однако твоя милейшая хозяйка все-таки называла его
вором-карманником.
Мункаф. Это не удивительно, сэр. Она вам наговорит чего хотите за один
час, только уши развесьте. Для нее это просто развлечение. Мало ли что
втемяшится в ее сальную башку? Она от этого только жиреет.
Оверду (в сторону). Вот! Я мог обмануться и оказался бы в дураках, если
бы не проявил предусмотрительности.
Входит Урсула, пыхтя и сопя.
Нокем. Ах ты, бедная Урса! Трудное времечко для тебя!
Урсула. Чтоб тебе повеситься, продажная тварь!
Нокем. Ну, полно, Урса! Что это на тебя хандра напала? Или ветры в
животе?
Урсула. Ветры в животе! Экое сказал! Брось зубы скалить и хорохориться,
Джордан. Давно ли тебя пороли? Будь ты хоть самым первым крикуном и
пустомелей и дерись из-за каждого урыльника, - меня ты не запугаешь ни своим
задранным носом, ни клыками. Ладно! Хватит! Кто не сыт, тот сердит. Иди-ка
закуси свиной головой: это заткнет тебе рот и набьет живот.
Нокем. Ну до чего же ты полоумная, моя Урса! Ей-богу, мне совестно
дразнить тебя в такие горячие дни и в такую жаркую погоду. Боюсь, как бы ты
не растопилась: тогда ведь ярмарка лишится одного из своих столпов.
Садись-ка, пожалуйста, в кресло и успокойся; выпьем еще по бутылочке эля и
выкурим по трубочке табаку: это прогонит хандру и ветры в желудке! Эх,
девка! Дать бы тебе слабительного, чтоб тебя пронесло как следует, может,
тогда и брюхо твое поубавится.
Входит Эджуорт.
Смотри-ка, вот и наш Иезекииль Эджуорт! Славный парень, не хуже других! И
деньги у него всегда водятся, и всегда он под парами, и платит за все
охотно.
Эджуорт. Да, да, это правда. Охотно плачу, мистер Нокем. Принесите-ка
мне табачку и пива!
Мункаф уходит. Разные посетители ярмарки проходят по сцене.
Лезерхед. Что желаете, джентльмены? Послушайте-ка, девушка! Купите
лошадку для вашего мальчугана, чудесная лошадка: съедает корму в неделю на
полгроша.
Входит Найтингейл; с ним мозольный оператор и крысолов.
Мозольный оператор. У кого мозоли! У кого мозоли!
Крысолов. Купите мышеловку! Мышеловку или машинку для ловли блох!
Треш. Пряники! Пряники! Покупайте пряники!
Найтингейл. Покупайте песенки! Новые песенки!
Эй, подходите, денежки доставайте,
Что вам приглянулось, то и покупайте.
Товар на все вкусы: не отойдешь от столика.
Вот это - песенка про хорька и кролика,
Вот средство от болезни, что от шлюхи получили,
А вот еще песенка о черте и простофиле.
Отличные подвязки; подтяжек больше дюжины;
Красивые платочки, все разутюжены:
Дешевые гостинцы в полтора аршина;
А вот еще, глядите-ка, забавные картины.
Ну? Что же вы покупаете?
Вот ведьма мельницу разрушает с разгона,
А вот святой Георг, поражающий дракона.
Возвращается Мункаф с пивом и табаком.
Эджуорт. Мистер Найтингейл! Идите-ка сюда! Оставьте на минутку вашу
торговлю.
Найтингейл. О мой секретарь! Что скажет мой секретарь?
Они отходят в сторону.
Оверду. Слуга бутылок и стаканов! Кто это? Кто это? (Показывает на
Эджуорта.)
Мункаф. Молодой столичный джентльмен, мистер Артур; постоянно водит
компанию с гуляками и крикунами и тратит много денег. Но у него в кошельке
всегда деньги водятся; он платит за всех, а они его знай похваливают. Ясное
дело: им всем от этого выгода. Они все зовут его своим секретарем, но это
пустые слова: он ни у кого не служит. А песеннику Найтингейлу он большой
приятель - их водой не разольешь.
Оверду. Как жаль, что такой воспитанный молодой человек водится с такой
разнузданной компанией. Вот живой пример того, каким ядом заражена молодежь
нашего времени. А на вид он из писцов - это заметно по его повадкам -
вероятно, работает быстро.
Мункаф. О, работает-то он очень быстро, сэр! (Уходит.)
Эджуорт (шепотом Найтингейлу и Урсуле). Все кошельки и всю добычу
сегодняшнего дня, как мы уговорились, я буду переправлять сюда, к Урсуле.
Ночью мы соберемся здесь, в ее берлоге, и учиним раздел. Смотри, Найтингейл,
выбирай хорошее место, когда поешь.
Урсула. Да, да, где побольше давки. И почаще переходи с места на место.
Эджуорт. А когда поешь, смотри по сторонам ястребиным глазом. Умей
точно определить, где у кого кошелек, - главное, с какой стороны, - и делай
мне знак: либо носом поведи, либо голову склони в ту сторону, в лад песенке.
Урсула. Ну, хватит разговоров об этом. Дружба наша, господа, не сегодня
началась. Выпейте-ка да закусите за наш союз и за успех нашего дела - и
пошли. Ярмарка наполняется, народ прибывает, а у меня еще ни одна свинья не
зажарена.
Нокем. Здорово сказано! Нальем по кружке и закурим, чтобы вся мельница
заработала на славу!
Эджуорт. Ну, а как насчет юбочек, Урсула? Для поднятия настроения, а?
Урсула. Ишь ты! Всегда тебя позывает на разврат! Будь спокоен, если
сводник Уит сдержит свое слово, тебе достанется самая хорошенькая из всех,
какие только будут на ярмарке.
Входит Мункаф.
Ну, как поживают свиньи, Мункаф?
Мункаф. Отлично, хозяйка: у одной уже вытек глаз. А вот мистер Артур из
Бредли, как я посмотрю, что-то загрустил; никто с ним не разговаривает. Не
хотите ли табачку, мистер Артур?
Оверду. Нет, паренек, предоставь меня моим размышлениям.
Мункаф. Он готовится к проповеди.
Оверду (в сторону). Если только я смогу ценой труда всего дня и силой
всей моей хитрости спасти этого юношу из рук развратных людей и этой
непотребной женщины, я скажу себе вечером, подобно любезному моему Овидию:
"Jamque opus exegi, quod nec Jovis ira, nec ignis". {Я уже сотворил дело,
которого не разрушат ни гнев Юпитера, ни огонь. (Лат.).}
Нокем. Иезекииль, за здоровье Урсулы и за успех! У тебя, верно, в
кошельке порядочно деньжат? И как это ты умудряешься всегда иметь деньги? А
ну, поднакачай-ка своих ребят, да покрепче!
Эджуорт. Половина того, что я имею, мистер Ден Нокем, всегда в вашем
распоряжении. (Вытаскивает кошелек из кармана.)
Оверду (в сторону). Ах! Что за прекрасная душа у этого юноши! Ну какой
ястреб мог бы броситься на такого ягненка?
Нокем. Посмотрим, что тут есть, Иезекииль, и посчитаем. Налей-ка и ему:
пусть выпьет за мое здоровье!
Входят Уинуайф и Куорлос.
Уинуайф. Мы, кажется, пришли сюда раньше, чем они.
Куорлос. Тем лучше. Сейчас мы их встретим.
Лезерхед. Что прикажете, джентльмены? Чего вы желаете? Вот отличная
лошадь. Вот лев. Вот собака, вот кошка. А вот замечательно красивая
варфоломеевская птица. Или, быть может, вам нужен какой-нибудь инструмент?
Чего желаете?
Куорлос. Ах, растуды его! Вот еще выискался Орфей среди зверей! Со
скрипкой - все, как полагается.
Треш. Не желаете ли купить отличный хлебец, джентльмены?
Куорлос. Смотри-ка! Вот тебе и Церера, продающая свою дочь во образе
пряников.
Уинуайф. Неужели все они так глупы, что считают нас своими
покупателями? Неужели, судя по нашему виду, можно подумать, что мы способны
купить пряник или игрушечную лошадку?
Куорлос. А что же особенного? Их товар кажется им самым лучшим, а все,
проходящие мимо, кажутся им покупателями. Уж одно то, что мы с тобою здесь,
позволяет любому обращаться к нам, как ко всем остальным. Вот кабы пришел
Коукс - это уж был бы настоящий покупатель: как раз по ним!
Нокем (Эджуарту). Сколько? Тридцать шиллингов? Кто это? Нед Уинуайф и
Том Куорлос, по-моему. Да, да, они самые. Предоставь все мне. Предоставь все
мне. Мистер Уинуайф! Мистер Куорлос! Раскурите трубочку с нами! Дай-ка мне
деньги, Иезекииль.
Эджуорт подает ему свой кошелек.
Уинуайф (Куорлосу). Не связывайся с ним: это барышник, забияка, крикун
и хвастун. Прошу тебя, не связывайся с ним! Идем!
Куорлос. А почему же мне с ним не связываться, растуды его? Если он
крикун, я покричу вместе с ним, хотя бы он ревел, как Нептун. Ну, пойдем же!
Уинуайф. Ты вовлечешь меня в неприятности.
Куорлос. Ах, убирайся ты ко всем чертям! Ну, идем! Нам ведь, в
сущности, делать-то нечего, только развлекаться.
Они подходят к палатке.
Нокем. Добро пожаловать, мистер Куорлос и мистер Уинуайф. Не хотите ли
выпить и покурить с нами?
Куорлос. Да, сэр; но, простите, я что-то не припомню, чтобы мы были с
вами знакомы настолько...
Нокем. Настолько, чтобы что, сэр?
Куорлос. Настолько, чтобы получить такое приглашение выпить и закурить.
Нокем. Ну, что там! Мы ведь под парами. Присаживайтесь, сэр. Это
владения старой Урсулы. Как вам нравится ее келья? Здесь вы можете получить
и шлюшку, и хрюшку, и обеих с пылу с жару.
Куорлос. Я предпочитаю шлюшку в холодном виде, сэр.
Оверду (в сторону). Вот это для меня: новые беззакония! Шлюхи и свиньи!
Урсула (из палатки). Эй, Мункаф! Безделшшк!
Мункаф. Кстати, бутылка уже допита, хозяйка; тут ведь мистер Артур.
Урсула (из палатки). Эх, и разгоню же я вас, тебя и твоего обшарпанного
приятеля, если вы сами не расстанетесь!
Нокем. Мистер Уинуайф, вы, сдается мне, очень гордый - не
разговариваете с нами, не пьете... Чем это вы так гордитесь?
Уинуайф. Во всяком случае, ни компанией, ни местом, где я нахожусь,
гордиться не приходится.
Нокем. Вы что же, исключаете себя из компании? Да? У вас что же,
припадок ипохондрии, сэр?
Мункаф. Нет уж, пожалуйста, мистер Деньел Нокем, уважайте келью моей
хозяйки, как вы изволите выражаться; пощадите нашу лавку и уж, пожалуйста,
никаких ипохондрий не заводите!
Входит Урсула с пылающей головней.
Урсула (тихо Мункафу). Ты что это, паршивая тощая тварь? Им вздумалось
повздорить, а ты им мешаешь? Ты почем знаешь, гад ползучий, может,
кто-нибудь из них потерял сумку или плащ, или другую какую безделку? Ты тут
будешь мне разводить мир и благоволение, когда я там, около печки, терзаюсь
от жара? Ишь, хорек вонючий!
Мункаф. Хозяюшка, я только опасался за вашу палатку.
Урсула. А что бы с ней сделалось, с палаткой-то, кабы они подрались?
Что она, загорелась бы, что ли? Иди в кухню, мошенник, жарь свиней да следи
за огнем, чтобы он не спадал, а то я воткну тебя на вертел и зажарю так, что
у тебя тоже глаза полопаются. Оставь бутылку здесь, проклятущий!
Мункаф уходит.
Куорлос. Что я вижу! Пресвятая богородица! Прародительница всяких
ярмарочных непотребств!
Нокем. Нет, она только прародительница всех свиней, сэр,
прародительница свиней.
Уинуайф. Пожалуй, она в родстве с фуриями, судя по головне.
Куорлос. Нет, для фурии она слишком жирна; вернее всего, это просто
двуногая сальная свинья.
Уинуайф. Да, в нее собрали остатки жира со всех кастрюль.
Куорлос. Она бы очень пригодилась возчикам из Смитфилда для смазки
колес.
Урсула тем временем пьет.
Урсула. Ладно уж, ладно, зубоскалы! Издевайтесь над бедной, жирной,
мягкотелой девкой из простого звания за то, что она здорова и в самом соку!
Вам нужен другой товар: дохленькие бабенки, перетянутые в талии собачьим
ошейником, этакие длинные зашнурованные морские угри, стоящие торчком, с
зеленым пером на манер пучка укропа, воткнутого сверху.
Нокем. Славно сказано, Урса! Чудесная моя медведица! Выпьем за них,
Урса!
Куорлос. Ну и болото же здесь, Деньел Нокем! Это ваша родная трясина!
Найтингейл. Сейчас будет ссора!
Нокем. Что? Болото? Трясина? Ах ты...
Куорлос. Да тот, кто отважится иметь с ней дело, увязнет, как в
трясине, и затонет на добрую неделю, если поблизости не окажется приятеля,
который его вытащит.
Уинуайф. После чего он снова погрузится на две недели.
Куорлос. Это все равно, что влезть в огромную бадью с маслом; пожалуй,
его потом иначе как цугом и не вытащить!
Нокем. Ответь им как следует, Урса; где же твое варфоломеевское
остроумие, Урса? Ну-ка? Где же оно?
Урсула. Чтоб им повеситься, паскудным подлым брехунам! Чтоб их чума
забрала! Дурная болезнь у них уже давно есть, будьте уверены, так что этого
им и желать не приходится. Чтоб им околеть вместе с их тощими курицами, у
которых гузка, что туз пиковый или острие бердыша, а ребра - что зубья пилы.
Этакая и ляжками, и плечами кожу сдерет; с нею лечь - все равно что с
бороной.
Куорлос. Ишь ты, как она старается! А вспотела-то как! Да на нее только
посмотришь - и то заболеешь.
Урсула. Ну и черт с тобой! Смотри в сторону. Подумаешь: на морде
пластырь, на штанах заплаты. Хоть и яркие штаны, а все в заплатах. Я немало
видала таких красавчиков: на вид богачи, а по два раза в неделю таскают
вшивые тряпки в лоскутный ряд - закладывать!
Куорлос. Как ты думаешь, нельзя ли достать здесь на ярмарке хорошее
смирительное кресло для буйно помешанных? Да основательных размеров, чтобы
она вся поместилась.
Урсула. Для матки своей достань его, стервец! А ну-ка, убирайся отсюда,
мошенник ты этакий! Ишь, пройдоха! Шалопай! Потаскун! Ублюдок паршивый!
Куорлос. Ха-ха-ха-ха!
Урсула. Еще зубы скалишь, собачья харя? Хвост ощипанный! Да ты посмотри
на себя: сразу видно, какой кобель тебя впопыхах под забором смастерил. Иди,
иди! Обнюхивай другую суку! Поищи гнилого товару! Я тебя сразу по платью
узнала. Небось, оно скоро пообтреплется.
Нокем. Потише, Урса, потише! Они тебя убьют, как бедного кита, и
перетопят на сало! Прошу тебя, уходи!
Урсула. Не уйду, пока не увижу, как их болячка заберет. Чтоб им
пропасть. Чтоб им трижды пропасть!
Уинуайф. Пойдем отсюда, слишком уж у нее сальный язык! Хуже, чем у
свиньи.
Урсула. Ах, вот как, сопляк? Батюшки мои! Еще и этот нос задирает! Да
тебя матка-попрошайка в сарае зачала, когда твой плешивый родитель был еще
тепленький.
Уинуайф. Прошу тебя, пойдем отсюда!
Куорлос. Нет, уж теперь я, ей-богу, хочу дослушать все до конца. Долго
она говорить не может. Я уж вижу по ее ухмылке, что злость ее пошла на
убыль.
Урсула. Ты так думаешь? А вот я тебе покажу! Сейчас! Погоди маленько!
Как возьму я свою сковородку, да как огрею вас... (Уходит.)
Нокем. Джентльмены! Ну к чему эти грубости? Зря, право же, зря...
Куорлос. Вы весьма глубокомысленный осел, могу вас уверить!
Нокем. Гм! Осел и глубокомысленный! Нет, тогда уж простите мне и мой
нрав. У меня вздорный нрав, джентльмены, и того, кто осмелится назвать меня
ослом, того, сэр, хоть вы и драчун, так сказать...
Куорлос. Ну так что же, мистер Урыльник, так сказать?
Нокем. Того я, не задумываясь, назову брехуном.
Куорлос. В самом деле? А я вот любому, кто, не задумываясь, обзовет
меня брехуном, - не задумываясь, отвечаю... вот так. (Бьет его.)
Нокем. Ах, так? Ну, кто кого!
Они дерутся.
Входит Урсула с раскаленной сковородой.
Эджуорт и Найтингейл (вместе). Берегись! Сковорода! Сковорода! Она
несет сковороду, джентльмены!
Урсула падает со сковородой.
Ах, господи!
Урсула. О-о-о-о-о!
Куорлос и Уинуайф уходят.
Треш (вбегает). Что, что случилось?
Оверду. Вот добрая женщина!
Мункаф. Хозяйка!
Урсула. Будь проклят тот час, когда я увидела этих извергов! Ой, нога,
нога, нога! Я обожгла себе ногу! Ногу, ногу! На службе своей пострадала!
Беги за сметаной и прованским маслом! Живее! Чего на меня уставился, павиан?
Да сдерите же с меня панталоны! Ой, поскорее! сдерите с меня панталоны! Кто
тут есть? Люди, люди добрые!
Мункаф. Сбегайте-ка за сметаной, матушка Треш. А я тут присмотрю за
вашей корзинкой!
Треш уходит.
Лезерхед. Лучше сядь на стул, Урсула. Помогите-ка мне, джентльмены.
Нокем. Не падай духом, Урса, медведица моя! Зато ты помешала мне
отдубасить этих двух жеребцов, которые издевались над первейшей сводней
Смитфилда. Они ушли как раз вовремя!
Найтингейл (тихо Эджуорту). Когда появилась сковорода и все
заметались... Ей-богу, это была очень удобная минута, кабы ты рискнул.
Эджуорт. Ничего подобного! Они оба слишком ловкие парни, чтобы носить
при себе много денег.
Нокем. Найтингейл! Ну-ка, помоги мне высвободить ее ногу. Сними-ка ее
башмаки. Ух ты! Вот так ноги! Тут тебе и синяки, и подсед, и мокрые лишаи,
как у лошади!
Урсула. Фу ты пропасть! И чего это вам вздумалось обсуждать мои ноги? Я
и так уж извиваюсь от боли. Вам что, захотелось поскорей спровадить меня в
больницу?
Нокем. Терпенье, Урса, не падай духом! Пузырь от ожога есть, но
небольшой - величиной с лошадиное копыто. Я его живо вылечу. Дай мне только
яичный белок, немножко меду и свиного сала. Я твою лапу хорошенько намажу да
забинтую, и завтра ты у меня танцевать будешь. За твоей лавкой я присмотрю и
пока что вместо тебя поработаю, а ты сиди в кресле, распоряжайся и сияй, как
Большая Медведица!
Нокем и Мункаф уходят, унося Урсулу в кресле.
Оверду. Вот плоды табака и пива! Пена и дым! (Тихо Эджуорту.) Подожди,
юноша. Не пренебрегай мудростью человека, волосы которого поседели от
тревоги за тебе подобных.
Эджуорт. Найтингейл, подождем немножко. Право, мне охота послушать, что
он будет говорить.
Входит Коукс со шкатулкой, Уосп, миссис Оверду и Грейс.
Коукс. Иди сюда, Нампс! Иди сюда! Где же ты? Ну вот! Добро пожаловать
на ярмарку, мисс Грейс!
Эджуорт. Ловко, черт возьми! Вот увидишь, он тут соберет целую компанию
и даст нам подзаработать.
Оверду. Не увлекайся элем, этим пенистым напитком, предрасполагающим к
суесловию. Ибо кто знает, откупоривая бутылку, что в бутылке этой находится?
Там могут быть паук или улитка, или даже ящерица. Не увлекайся спиртными
напитками, юноша! Не увлекайся ими!
Коукс. Смотри-ка, Нампс, какой он славный! Давай послушаем его!
Уосп. Ах, батюшки! Ну чем это он славный? Что вам в нем понравилось?
Может, его одеяние? Не желаете ли обменяться с ним? Что ж, разоблачайтесь и
приступайте к обмену: с вас это станется. И с какой стати нам его слушать?
Ну, какая причина? Разве вот только то, что он осел, значит, вашему
семейству, как и всем придурковатым, доводится, быть может, родственником.
Коукс. Ах, Нампс, голубчик!
Оверду. И не льститесь на бурую траву, именуемую табаком.
Коукс. Отлично сказано!
Оверду. Ибо цвет его подобен цвету индейцев, его породивших.
Коукс. Ну разве не отлично сказано, сестрица?
Оверду. И, кто знает, быть может, когда трава эта произрастает в полях,
аллигатор приходит на нее мочиться!
Уосп. Ах, господи! Ну отлично сказано, пускай будет по-вашему! Ну,
пускай даже это самые отличные слова, какие вы только слышали! Что же из
этого? Уйдете вы все-таки или нет? Неужто вы еще не наслушались всласть?
Мисс Грейс! Пойдемте же! Прошу вас! Уж вы-то хоть не потворствуйте ему.
Ей-богу, сэр, если вы, слушая эти побасенки, потеряете свое брачное
свидетельство или еще что-нибудь, так помните, что старый Нампс вам это
предсказывал! От всей души говорю вам!
Коукс. Отстань от меня со своими увещаниями, Нампс!
Оверду. Ни срезая этот вредоносный злак, ни суша его, ни сожигая его,
мы не уничтожаем и никоим образом не умаляем опасности таящегося в нем яда
лукавого змия; так поучают нас проповедники.
Коукс. Ну, ей-богу же, отлично! Правда, сестрица?
Оверду. Потому-то у курильщиков табака легкие испорчены, печенка
пятниста, а мозг прокопчен, как стены этой вот лавки, принадлежащей торговке
свининой, и все их внутренности черны, как сковорода, которую вы только что
видели.
Коукс. Замечательное сравнение, сэр! Вы видели эту сковороду?
Эджуорт. Да, сэр!
Оверду. Потому-то у некоторых любителей табачного зелья нос
проваливается, образуя как бы третью ноздрю для выхода табачного дыма, и
лица их становятся похожи на трефовый туз, или, вернее, на лилию. И
происходит это от табака, исключительно от табака. И напрасно злостно
клевещут на дурную болезнь, будто она всему причиной: дурная болезнь
-невинная болезнь по сравнению с табаком.
Коукс. Ну можно ли было упустить такое развлечение, сестрица? Это
любому понравится!
Миссис Оверду. Кроме Нампса, пожалуй.
Коукс. Он не может этого понять.
Эджуорт (вытаскивая кошелек из кармана Коукса, в сторону). А ты можешь
это понять?
Коукс. Что вы хотите, сестрица, от человека, который вообще ничего не
смыслит. Есть ведь и такие, которые ни о чем и думать-то не могут, как о
своей шпаге.
Эджуорт (передавая кошелек Найтингейлу, в сторону). Шпарь к Урсуле,
Найтингейл, и снеси ей все это в утешение. Мигом. Сама судьба послала нам
этого молодчика для доброго почина.
Найтингейл уходит.
Оверду. Но к чему я говорю о телесных недугах с вами, любителями
ярмарочных забав?
Коукс. Это ведь он о нас, сестрица! Ей-богу, здорово!
Оверду. Внемлите, сыны и дщери Смитфилда! Узнайте, какими болезнями
табак поражает разум. Он порождает сварливость, он порождает чванство, он
порождает досаду и злобу, а порою даже и побои!
Миссис Оверду. По-моему, братец, он напоминает чем-то мистера Оверду.
Коукс. И мне так показалось, сестрица. Он очень даже напоминает мистера
Оверду - особенно, когда говорит.
Оверду. Загляните в любой уголок города, в трущобы Стрейта или в
Бермуды,* где люди научаются склокам и сварам, посмотрите, чем они наполняют
дни свои - табаком и пивом! Ибо даже если ученики и наставники далеки друг
от друга, то посредником всегда оказывается бутылка пива и табак: им в угоду
поучает наставник, за них платят новообращенные. Тридцать фунтов в неделю за
пиво! Сорок за табак! А потом вдесятеро больше - опять за пиво! Сперва пьют
по одному разу, потом - по второму, потом - по третьему, потом - по
четвертому. И так пивная бутылка закабаляет человека, а табак одуряет его.
Уосп. С ума сойти! Да вы приросли тут, что ли? Уйдете вы когда-нибудь
или нет? Что вы нашли путного в этом завывании? Да если его слушать, он бог
весть что о себе возомнит! Вы что же, сэр, обосновались тут надолго? Лавочку
хотите открыть?
Оверду. Я сейчас закончу...
Уосп. Замолчи ты, горластый мошенник, а то я тебе скулы сверну! Уж,
право, лучше бы вы, сэр, построили здесь для него лавочку! Ну, напишите-ка
завещание и сделайте его своим наследником. Клянусь головой, никогда не
думал, чтобы эта белиберда могла вам так понравиться. Ей-богу, если вы не
уйдете по доброй воле, я унесу вас на спине! (Сажает Коукса себе на спину.)
Коукс. Постой, Нампс, постой! Отпусти меня! Я потерял кошелек, Нампс.
Ах, какая жалость! Пропал один из лучших моих кошельков!
Миссис Оверду. Да неужели, братец?
Коукс. Ну да, клянусь честью. Ведь не сам же я себя обокрал! Ах, чума
их забери, проклятых карманников! (Обшаривает все свои карманы.)
Уосп. Благослови их бог! Вот уж говорю от чистого сердца: спасибо им!
Прямо скажу, как истинный христианин: я только радуюсь этому! Да, да,
радуюсь, сэр! Не я ли предостерегал вас, не я ли советовал вам не слушать
его рацей? Куда там! Я ведь пентюх! Я ведь ничего не смыслю! Что, не поделом
вам, скажите по совести? Это и тому, кто украл, на пользу, и вам тоже. От
чистого сердца говорю, ей-богу!
Эджуорт (в сторону). Этот старикан что-то очень щедр! Вот кабы и у него
такой же кошелечек! Впрочем, не будем увлекаться, чтобы не засыпаться.
Коукс. Ах, нет, Нампс! Лучший-то кошелек, оказывается, цел!
Уосп. Ах, лучший цел? Жаль, сэр, жаль. Да вообще-то пропало ли
что-нибудь, объясните толком?
Коукс. Почти ничего не пропало, Нампс. Золото цело. Видишь, сколько,
сестрица! (Потряхивает кошельком.)
Уосп. Вот он весь тут: как дитя малое...
Миссис Оверду. Прошу вас, братец, уж этот-то поберегите.
Коукс. Уж конечно! Можешь быть уверена! Хотел бы я посмотреть, как это
у меня его украдут! Пусть попробуют!
Уосп. Так, так, так! Так, так, так! Очень хорошо!
Коукс. Хотел бы я знать, как это они сунутся! Сестрица! Сейчас вы
увидите забавную штуку. Вот я кладу этот кошелек туда же, где был первый, и,
если нам повезет, он окажется отличной приманкой для карманников. Посмотрим,
клюнут ли они.
Эджуорт (в сторону). Клюнут, клюнут. Не успеешь ты с ярмарки уйти.
Коукс. Мисс Грейс, что это вы грустите? Полно! Не огорчайтесь из-за
моей маленькой неудачи. Она не стоит того, уверяю вас, дорогая.
Грейс. Да я не об этом думаю, сэр.
Коукс. В кошельке была мелочь. Черт с нею! Пусть вор ею подавится! У
меня хватит золота, чтобы накупить вам всякой всячины. Меня одно только
злит, - что никого тут близко не было похожего на вора; разве вот только
Нампс...
Уосп. Как? Я? Я похож на вора? Смертушка моя! Ну тогда и сестрица ваша
воровка, и матушка, и батюшка ваш, и вся ваша родня воры! А вот кто
настоящий мошенник! Вот кто карманникам помогает! Его-то я для начала и
отлуплю! (Набрасывается на Оверду.)
Оверду. Удержи руку свою, сын порока! Не возрождай силой своей ярости
дня избиения младенцев и французского празднества злобы, именуемого ночью
святого Варфоломея,* прародителя всяческих кровопролитий!
Коукс. Нампс, Нампс!
Миссис Оверду. Полно, полно, мистер Хемфри!
Уосп. Ах, вы, значит, проповедник, вот как? Предводитель карманников!
Вы ведаете дележом, сэр! Так поделитесь-ка с ними и вот этим! (Тузит
Оверду.) Что, у вас опять приступ проповеднической горячки? Так я вас
полечу! (Бьет снова.)
Оверду. Убивают! Убивают! Убивают!
Уходят.
Ленторн Лезерхед, Джоан Треш и другие сидят около своих лотков, как в
предыдущей сцене. Входят Велентайн Каттинг, капитан Уит, полицейские Хеггиз
и Брисл.
Капитан Уит. Нет, тепегь {Уит не выговаривает буквы "р".} все пгопало!
Это потому, что вы не приходите вовгемя, господа офицегы, блюстители
погядка. И не газбигаетесь ни в чем. Не умеете смотгеть за погядком. Я
понимаю, вы пгебываете в дгугом миге, в миге кгасоты. Я понимаю: одной их
бгошки достаточно, чтобы пгокогмить нас тги месяца! Я пгекгасно понимаю. Вы
стагаетесь ловить бгодяг и попгошаек и у вас не остается вгемени для
погядочных небогатых джентльменов!
Хеггиз. Ведь говорил же я тебе, Деви Брисл!
Брисл. Да полно, что за вздор говорил ты мне, Тоби Хеггиз! Чепуха все
это. И я уверен, что ничего из всего этого не вышло бы. Правда, ты говорил
мне: пойдем к Урсуле, но тут мы набрели на человека, который показывал
чудовищ, и тебя уж было не оттащить. До сих пор ты, старый дуралей, охоч до
зрелищ.
Хеггиз. Да кто бы мог подумать, что драки начнутся в такую рань? Очень
уж быстро пиво ударило в головы!
Капитан Уит. А котогый тепегь час, как вы пгедполагаете?
Xеггиз. Не могу знать.
Капитан Уит. Ну, так вы плохой стгаж.
Xеггиз. А хотел бы я знать, кто к кому должен приноравливаться: часовые
к часам или часы к часовым?
Брисл. Вообще-то говоря, приноравливаться они должны друг к другу, если
хотят работать хорошо.
Капитан Уит. Вот тепегь ты пгав! Когда ты встгечал хогошего часового,
котогый не знает вгемени? Хогоший стгаж знает вгемя своей габоты.
Брисл. Это уж точно: хороший часовой всегда знает, который час.
Капитан Уит. И когда он бодгствует, и когда он не бодгствует! Хогоший
часовой аккугатен, как башенные часы или как молоточек, котогый на них
отбивает вгемя.
Брисл. Давай-ка спросим, который час, у мистера Лезерхеда или у Джоан
Треш. Эй, вы там! Мистер Лезерхед! Вы слышите? Мистер Лезерхед! Кожаная
голова!
Капитан Уит. Если у него кожаная голова, так из кгепкой, хогошей кожи,
потому что она пегеносит весь этот шум и ггохот, не моггнув глазом.
Лезерхед. Я занят делом, голубчики, не мешайте мне.
Капитан Уит. Смотгите! Обгядился в гасшитую шляпу и багхатную кугтку и
загогдился! Я видел тебя пгежде в кожаном пегеднике, хозяин иггушечных
лошадок. Твои иггушки покгасивее тебя.
Треш. Ну что вам в голову взбрело, капитан Уит? Что вы цепляетесь? У
него хороший выбор игрушек, вот, можете посмотреть. Даже колпаки есть на все
случаи жизни: для сна, для работы, для болезни.
Лезерхед. Слава богу, Джоан ответила за меня.
Капитан Уит (полицейским). Убигайтесь пгочь отсюда! Здесь только
господа офицегы и благогодные люди!
Хеггиз и Брисл уходят. Входят Куорлос и Уинуайф.
Куорлос. Нам на редкость не повезло сегодня. Ведь так упустить пролог с
кошельком! Обидно! Но ничего, нам предстоят еще пять отличных актов. Готов
поручиться, здесь будет, что посмотреть!
Капитан Уит. О! Ггаф Куоглос! Как я гад! Как ваше здоговье, ггаф
Куоглос? Боюсь, что вы меня сгазу не узнали. Я тепегь самый хитгый и
остогожный человек на всей ягмагке, не считая судьи Овегду. Попгошу вас,
одолжите мне тринадцать пенсов, и я вам предоставлю подгугу, стоящую согок
магок! Увегяю вас!
Куорлос. Пошел вон, подлый сводник!
Капитан Уит (Уинуайфу). Она покажет вам самую кгасивую дыгочку в своей
юбочке. Специально для вас. Прикажете поговорить с ней, гегцог Уинуайф? Я
вас к ней проведу: это здесь рядом, в свином квартале. Подарите мне на вгемя
тринадцать пенсов, и я все устрою.
Уинуайф. На тебе тринадцать пенсов и убирайся, пожалуйста.
Капитан Уит. Вы агистокгат и прекрасный, благогодный человек.
Куорлос. Убирайся, негодяй!
Капитан Уит. Я и собигаюсь убраться, ггаф Куоглос. Но если вам
потгебуется встгетиться со мной, вы всегда можете найти меня здесь, в
лавочке Угсулы. А я постагаюсь заганее все пгиготовить: и кгужки, и подружки
- все будет предоставлено. Благодагю вас, ггаф, благодарю вас, гегцог!
(Уходит.)
Куорлос. Посмотри-ка, Джон Литлуит идет!
Уинуайф. И его жена, и моя вдова - ее матушка! Все семейство.
Куорлос. Черт возьми! Теперь уж вам придется потешить их на славу.
Уинуайф. Нет, уж извините. Меня они даже не увидят.
Куорлос. Но они явно собираются попировать. Что это за субъект с ними?
Он смахивает на учителя.
Уинуайф. Это, я полагаю, мой соперник, булочник.
Входят ребби Бизи, вдова Пюркрафт, Джон Литлуит и миссис Литлуит.
Ребби Бизи. Итак, шествуйте прямо и токмо прямо, не сворачивая ни
вправо, ни влево; не допускайте, чтобы глаза ваши прельщались мирской
суетой, а уши - богопротивными звуками.
Куорлос. О! Я узнаю его уже по началу!
Лезерхед. Что прикажете, мадам? Что вы желаете купить? Отличную лошадку
для вашего сыночка? Вот барабанчик, если он хочет быть солдатом, а вот
скрипка, если он будет музыкантом. Что вам угодно? Что вы желаете? Вот
собачка для вашей дочурки, а вот пупсики мужского и женского пола.
Ребби Бизи. Не взирайте на них и не внимайте им. Эта площадь именуется
Смитфилд, сиречь поле кузнецов, вертеп игрушек и безделушек, и товары сии
суть товары дьявола и вся ярмарка - лавка сатаны. Смотрите: крючки и
приманки развешаны со всех сторон, дабы изловить вас и удержать за жабры и
ноздри, подобно тому, как делает рыбак; а посему - не смотрите на них' и не
поворачивайтесь к ним. Вспомните, что и язычник сумел законопатить себе уши
воском, дабы уберечься от распутницы морской.* Сделайте и вы то же самое, но
перстами, и оградите себя от соблазна Зверя! *
Уинуайф. Он мечет громы и молнии.
Куорлос. Да они из его же собственной печи; ведь он был хороший
булочник в свое время, когда орудовал пекарской лопатой. Теперь он ведет
свое стадо на ярмарку.
Уинуайф. Точнее говоря, в загон: он им даже взглянуть ни на что не
позволяет.
Из палатки Урсулы выходят Нокем и капитан Уит.
Нокем. Благородные дамы! Погода жаркая. Ну, куда вы идете? Поберегите
свои прекрасные бархатные шляпки. На ярмарке пыльно. Зайдите со всеми своими
друзьями в уютную прохладную палатку, украшенную ветками, и освежитесь в ее
тени. Лучшие свиньи и лучшее пиво на ярмарке, сэр. Лучшая повариха ярмарки -
сама старая Урсула. Вот, можете прочитать: кабанья голова свидетельствует об
этом! (Указывает на вывеску, где изображена кабанья голова, под ней
размашистая подпись.) Бедняжка Урсула! У нее был шпат и мокрый лишай, но
теперь она вполне подлечена.
Капитан Уит. Пгекгасная свинина, судагыни! Под сладким соусом и
потгескивает, как лавговый лист. Увегяю вас! Вам пгедоставят пегвое место,
скатегть, пегевегнутую чистой стогоной, а кгужки и тагелки пегемоет сама фея
гучья.
Литлуит (глазеет на вывеску). А это ведь ловко придумано, ей-богу,
ловко! Вы только посмотрите: "Здесь лучшие свиньи, и она жарит их со своим
обычным уменьем". И это говорит сама свиная голова!
Нокем. Превосходно, превосходно, хозяйка! Свинина, зажаренная на огне
из веток можжевельника и розмарина, - вот что сулит нам свиная голова, сэр!
Вдова Пюркрафт. Сын мой! Разве ты не слышал предостережений от соблазна
ока? Ужели ты так скоро позабыл укрепляющее поучение?
Литлуит. Но, милая матушка, если мы не станем искать свинью, то как мы
найдем ее? Не бросится же она с противня прямо к нам в рот, с криком: "уи,
уи!", как в стране лентяев из детской сказочки?
Ребби Бизи. Нет. Но матушка ваша, при всем своем благочестии, полагает,
что свинья может явить себя нашим чувствам разными способами, а не только
посредством паров, как, я разумею, это происходит здесь. (Втягивая в себя
воздух.) О да! Несомненно! (Принюхивается, как охотничья собака.) И было бы
грехом упорства, великого упорства, жестокого и страшного упорства отклонять
его или противостоять доброму щекотанию чувства голода, именуемому
обонянием. Посему - будь смел! Иди по следу! Входи в шатры нечистых и утоли,
желания твоей женушки. Пусть твоя слабая духом женушка насладится, и твоя
богобоязненная матушка, и я, бедный, и все мы насладимся!
Литлуит. Послушай, Уин, давай тут останемся, что нам идти дальше: все
равно ничего не увидим.
Ребби Бизи. Рано войдя под кров сей, мы избежим многих других
соблазнов.
Вдова Пюркрафт. Это замечательное соображение.
Миссис Литлуит. Ну, это никуда не годится. Прийти на ярмарку и ничего
не посмотреть!
Литлуит. Уин, маленькая Уин, имей терпение, Уин! Попозже я тебе кое-что
скажу.
Литлуит, миссис Литлуит, ребби Бизи и вдова Пюркрафт входят в палатку.
Нокем. Мункаф! Олух! Управляйся живее! Подай лучшую свинью в лавке! Это
чистокровные пуритане с самыми серьезными намерениями относительно свинины.
Поворачивайся, Уит, следи за делом.
Капитан Уит уходит.
Ребби Бизи (из палатки). Приготовь свинью, немедленно приготовь свинью
для нас!
Входят Мункаф и Урсула.
Урсула. Так-то ты удружил, мне, Джордан?
Нокем. Ладно, ладно, Урса, не горячись, а то тебя снова шибанет в ногу:
того и гляди, как у лошади, подсед сделается. Иди-ка ты лучше к себе.
Урсула. А пропади ты пропадом, гнилой вонючий гад! Так это и есть те
именитые гости, которых ты мне обещал на весь сегодняшний день?
Нокем. А чем они плохи, Урса, медведица моя?
Урсула. Чем плохи! Да они все шаромыжники, простые шаромыжники! Они и
двухпенсовой бутылки пива выпить не в состоянии.
Мункаф. Это всякому ясно: стоит только посмотреть, какие у них
маленькие брыжи.*
Нокем. Пошла прочь! Ты дурища, Урса, и твой Мункаф тоже дурак. Вы
ничегошеньки не смыслите. Черта с два! Это отличные гости: и лицемеры, и
обжоры. Тебе этого мало? (Мункафу.) Живо! Подай парочку свиней и полдюжины
больших бутылок к ним и позови Уита.
Мункаф уходит.
Не терплю, когда клевещут на невинных. Ах, что за пройдохи! Чистокровный
пуританин - лицемерен, как сивый мерин. Я уже сказал вам, что они обжоры.
Можете на меня положиться: по свинье на двоих! Ну!
Урсула. Да уверен ли ты в этом?
Нокем. Чистейшей масти. Ты попробуй их на зубок, Урса. А где же это наш
Уит?
Входит капитан Уит.
Капитан Уит (распевает).
Посмотгите-ка, дгузья,
Гогд, и смел, и стгоен я!
Саблей ягостно бгяцая,
Богодою потгясая,
Хгабгецов десятки устгашаю!
Нокем. Здорово! Молодец, Уит! Входи-ка смелей и перегони эль из бутылок
в брюхо твоих братьев и сестриц, пьющих хмель!
Нокем, капитан Уит и Урсула уходят.
Куорлос. Сдается мне, что наш пустомеля стал шинкарем. Вот отличное
время, чтобы тебе, Уинуайф, атаковать твою вдовушку. Бьюсь об заклад, более
удобного места и часа у тебя не будет. Уж коли она отважилась явиться на
ярмарку и в эту свинячью будку, она благосклонно отнесется к любому
нападению, можешь быть уверен.
Уинуайф. Я, однако, не люблю чересчур уж рискованных предприятий.
Куорлос. Ну, тогда тебе вовек не добыть ни одной из почтенных вдов. Эх,
если бы у меня был доступ к ней и если бы мне дозволялось заглядывать за ее
тощий корсаж, я бы уж постарался отправить ее на Смитфилдское кладбище. А не
то она отправила бы туда меня, что, пожалуй, было бы более неподобающим
зрелищем. Но ты слишком скромный делец и упускаешь отличные возможности.
Брось! Это у тебя не разумное суждение, а болезненное заблуждение. Что до
меня, так я...
Входит судья Оверду.
Смотри-ка! Вот опять идет этот несчастный болван, которого давеча покусал
наш Уосп.
Оверду. Я не стану произносить речей и проповедей. Я теперь начинаю
думать, что в какой-то степени, в силу высшего правосудия, Адам Оверду
заслужил эту трепку, ибо я, вышеозначенный Адам, был причиной, правда,
побочной причиной, того, что потерялся кошелек, и, главное, - о чем они еще
не знают! - кошелек моего шурина. Но за ужином я отлично развеселю всех этой
историей и посмотрю, как мой дружок мистер Хемфри Уосп будет выходить из
себя, когда я, сидя на председательском месте, как обычно, и поднимая тост
за братца моего Коукса и за миссис Элис Оверду, мою супругу, поведаю им, что
избитый-то был я, и покажу синяки. Подумать только, какие плохие последствия
могут иметь добрые намерения! Я оказывал внимание благовоспитанному юноше, к
которому почувствовал непреодолимое влечение, - оно и сейчас еще владеет
мной! - но именно это внимание подвигло меня на проповедь, а проповедь
притянула толпу, а толпа притянула карманников, а карманники утянули деньги,
и все это вместе взятое втянуло брата моего Коукса в убыток, Уоспа повергло
в ярость, а меня подвергло избиению. Забавная картина! И я сегодня же
вечером преподнесу им это за десертом: я люблю за столом повеселиться!
Помнится, после одного особенно увесистого удара я хотел было открыть им,
кто я такой; но затем - благодарение моей стойкости! - вспомнил, что мудрым
может быть назван только тот, кто всегда до такой степени помнит о благе
общества, что никакие несчастья не могут заставить его отказаться от
интересов общественного блага. Пахарь из-за одного неурожайного года не
оставит плуг свой. Кормчий из-за течи в корме не покинет руля. Член
городской управы не откажется от своей мантии ради лишнего блюда за столом.
Часовой не сломает своего жезла и не покинет поста из-за одной ненастной
ночи, а приходской музыкант не расстанется со своими инструментами из-за
одного дождливого воскресенья; ut parvis componere magna solebam. {Так
привык я великое сравнивать с малым. (Лат.)} Таковы мои умозаключения, и
будь что будет! Побои, тюрьма, поношение, ссылка, пытка, позор - я готов ко
всему, и не открою, кто я таков, ранее срока. Как я уже сказал, все это
свершится во имя короля, народа и правосудия.
Уинуайф. О чем это он так важно рассуждает сам с собой, бедный дуралей?
Куорлос. Какая важность? Здесь есть вещи поинтереснее.
Входят Коукс, миссис Оверду и Грейс, за ними Уосп, нагруженный игрушками.
Оверду отходит в сторону.
Коукс. Идемте, мисс Грейс, идемте, сестрица. Тут еще найдется на что
посмотреть, ей-богу! Ах, черт подери, да где же Нампс?
Лезерхед. Что прикажете, джентльмены? Что вы желаете купить? Трещотки,
барабанчики, пупсики, собачки, птички для дам! Что прикажете?
Коукс. Милый мой Нампс, не отставай, пожалуйста. Я очень боюсь, как бы
ты не потерял чего-нибудь. Я уж и так все глаза проглядел.
Уосп. Уж купили бы лучше кнут и погоняли бы меня.
Коукс. Да нет, ты ошибаешься, Нампс. Не в этом дело. Ты всегда склонен
преувеличивать. Я боюсь только за покупки. Ведь скрипку ты в самом деле
чуть-чуть не потерял.
Уосп. Поостерегитесь, как бы вы сами не потерялись. Вам бы следовало
ехать на лошади для большей безопасности или купить огромную булавку и
пришпилиться к моему плечу!
Лезерхед. Что прикажете, джентльмены? Хорошенькие кошелечки, мешочки,
сумки, трубки! Что угодно? Вот часы с молоточком, которые могут будить вас
по утрам. А вот певчая птичка.
Коукс. Нампс! Посмотри, какие тут отличные товары! Много лучше тех, что
мы накупили! Лошадки-то какие! Прелесть! Подойди, милый Нампс, подойди сюда!
Уосп. Что? Хотите меняться с ним? Ну, на здоровье: вы ведь в Смитфилде!
Можете подобрать себе бойкую лошаденку. Пожалуй, у него и тележка для вас
найдется. То-то будете кататься по всей округе! Ну, на кой прах вам стоять
тут со всей своей свитой? Чего вы прицениваетесь к собачкам, птичкам и
-пупсикам? Ведь у вас еще и детей-то нет, и подарить-то все это некому!
Коукс. Ну, это еще как сказать, Нампс. Дети, может, уже и есть.
Уосп. Да уж ладно, ладно. Сколько ж их у вас, как вы полагаете? Будь я
на вашем месте, я накупил бы игрушек для всех арендаторов. Ведь они совсем
как дикари: собственных детей готовы отдать за погремушки, свистульки и
ножички! Или уж купите лучше парочку-другую топоров да покончите сразу с
этим делом.
Коукс. Придержи свой язычок, милейший Нампс, и побереги себя. Я ведь
человек решительный, ты это знаешь.
Уосп. Решительный дурак - это верно! И основательный хвастун! Это уж
говорю от всего сердца. Сердитесь вы или не сердитесь, а это так! Это уж
святая истина! Об этом я никак умолчать не могу. Вам же на пользу.
Уинуайф. Никогда не видел такого упорства и такого нахальства.
Куорлос. Боюсь, что он помрет от огорчения. Подойдем поближе и
попытаемся утешить его.
Уинуайф и Куорлос подходят к Коуксу.
Уосп. Лучше бы уже меня зарыли в землю по шею и молотили по голове
кегельными шарами и цепами, только бы мне не заботиться больше об этом
треклятом вертопрахе!
Куорлос. Ну, ну, Нампс! Ты, поди устал от своей роли воспитателя? Уж
слишком усердствуешь.
Уосп. А хотя бы и так, сэр, почему это вас тревожит?
Куорлос. Нисколько, Нампс, клянусь дьяволом! Я просто так сказал.
Уосп. "Нампс"! Ах, растуды его! Какова развязность! Давно ли мы с вами
знакомы?
Куорлос. Я думаю, это легко запомнить, Нампс: с сегодняшнего утра.
Уосп. Я и без вас знаю, сэр, и вас не спрашиваю.
Куорлос. Так в чем же дело?
Уосп. Не важно, в чем дело; вы теперь собственными глазами можете
убедиться в том, что я вам говорил. Следующий раз будете мне верить.
Куорлос. Не собираетесь ли вы перетащить на своей спине всю ярмарку,
Нампс?
Уосп. Милый вопрос и очень учтивый! Ей-богу! Да, я нагружен, как мне
нравится, а захочу - и еще больше нагружусь; по моей поклаже видно, что я
вьючная скотина. Ладно, уж пускай! Все равно всю мою кровушку выпили.
Уинуайф. Отчего мисс Грейс выглядит такой грустной? Как бы нам
развеселить ее?
Коукс. Эти шесть лошадок, любезный, я хочу тоже купить.
Уосп. Как!
Коукс. Да, да. И три иерихонские трубы, и полдюжины птичек, и
барабанчик, - у меня уже есть один, и часы с молоточком: очень уж это ловко
устроено. И четыре алебарды, и... дайте-ка погляжу... да, и эту раскрашенную
красавицу тоже, вместе с ее тремя служанками.
Уосп. Да что там! Проще купить всю лавку. Покупайте, не стесняйтесь.
Так будет лучше. Всю лавку! Всю лавку!
Лезерхед. Если его светлости благоугодно...
Уосп. Да, да, и носись со своими сокровищами по всей ярмарке, дурачок!
Коукс. Тише, Нампс, тише! А ты, любезный, не связывайся с ним, если
хочешь быть умен. Он набросится на тебя, поверь мне. Да, я куплю эти
скрипки. У меня в деревне есть целая ватага скрипачей, и все они ростом один
другого пониже на мерочку - совсем так же, как и эти скрипки. Мне очень
хочется устроить на своей свадьбе хороший бал. Но для этого нужно так много
вещей! Прямо голова кругом идет! А Нампс мне совсем не хочет помочь; я даже
и попросить его об этом не смею.
Треш. Не купите ли пряников, ваша светлость? Очень хорошее тесто,
отличнейшее тесто!
Коукс (подбегает к ее палатке). Ах, пряники. Сейчас поглядим.
Уосп. Вот еще новая ловушка!
Лезерхед. Ну, это уж не дело, тетка, перебивать мою торговлю в самом
разгаре и переманивать моих покупателей! За это можно и к суду притянуть.
Треш. Да за что же? Если его светлости пришла охота покупать, то ведь и
мой товар предназначен для продажи, как у всех других. Мне никто не запрещал
выставлять свой товар. Я ничем не хуже тебя.
Коукс. Успокойтесь, я примирю вас: куплю и его лавку, и твой лоток!
Уосп. Мыслимое ли дело!
Лезерхед. А зачем тебе, друг любезный, его отговаривать?
Уосп. Помилуй бог! Хотите, он и вас самого купит! Хотите? Ну, сколько
вы стоите, вместе с платьем и со всеми потрохами? Со всеми способностями?
Треш. Добрый злюка, у него найдется достаточно всяких способностей.
Прицепитесь только...
Уосп. Ты, видно, торгуешь им? А ну-ка, в чем же заключаются его таланты
и как можно ими воспользоваться: даром или за деньги?
Треш. Да нет же, не в этом дело, сэр!
Уосп. Может, его угощеньем можно купить?
Треш. Боже сохрани! Он о еде даже и не думает. У него дома,
благодарение господу, всего хватает. Но все же ради вкусного обеда он многое
сделает, особенно если на него такой стих найдет. Имейте в виду: его надо
сажать обязательно на почетное место, иначе он уйдет, а ежели он будет
сидеть на почетном месте, он вам каких хочешь дел наделает. Не зря за ним
посылают и приглашают его на самые богатые праздники в городе. Он и Корайта
* и Коукли * превзойдет и уж потешит на славу! Он вам любой кукольный театр
разыграет и любых актеров изобразит - своих и чужих; он никого не щадит:
навеселитесь вдоволь.
Коукс. Да ну?
Треш. Он первый, сэр, появился на ярмарке в медвежьей шкуре, ей богу! С
тех пор ни одна собака не осмеливается подойти к нему. А посмотрите, какие у
него ловкие движения.
Коукс. Да все ли он умеет? Сможет ли он поставить пьесу по заказу?
Треш. О господи, сударь! Да о его изобретательности молва идет из края
в край! Притом он ведь набивает кукол: все пупсики на ярмарке - его работа.
Коукс. Правда это, бархатная куртка? Ну-ка, дай мне руку!
Треш. Нет, сударь, кабы вы действительно посмотрели, как он нынче
вечером, в бархатной куртке и с шарфом на шее, будет играть кукольную
комедию мистера Литлуита.
Коукс. Довольно! Закрывай лавочку, друг! Я покупаю и лавочку, и тебя
самого, чтобы таскать эту лавочку, и ее лоток в придачу. Ты позаботишься о
представлении, а она об угощении. Я люблю, если уж делать что-нибудь, так
делать как следует! Ну, без запросу: сколько стоит твоя лавочка со всем ее
содержимым?
Лезерхед. Сэр, мне она обошлась в двадцать шиллингов, семь пенсов и
полпенни, да к тому же еще три шиллинга за место.
Коукс. Ладно, вот тебе тридцать шиллингов, хватит. (К Треш.) А твоя?
Треш. Четыре шиллинга одиннадцать пенсов, сэр, с местом вместе, если
позволите, ваша светлость.
Коукс. Да, моя светлость это позволяет, бедная женщина. Вот тебе сверх
того еще пять шиллингов. А уж какой бал я устрою за эти сорок шиллингов! С
пряниками! Здорово будет, ей-богу, Нампс? Что скажешь, сестрица? Я им вместо
свадебных перчаток подарю свадебные пряники в форме брошечек и пальчиков.*
Как это мне в голову не приходило! Подумать только: свадебные пряники! Так
что они будут есть пальчики, облизывая пальчики. И брошки для всех гостей; я
еще закажу стихи в честь "наилучшей из граций", разумея мисс Грейс! Стихи
для дня свадьбы.
Грейс. Я признательна вам, сэр, за ваше внимание.
Уосп. Что вы так радуетесь, сэр? Неужто это ваша первая покупка?
Коукс. Вообще-то говоря, нет, Нампс. Но это мой самый мудрый поступок.
Уосп. Ну теперь уж от меня ни слова не услышите!
Входят Эджуорт, Найтйвгейл и толпа гуляющих; к ним присоединяется Оверду.
Оверду (в сторону). При всей тонкости моего ума я не могу придумать,
как отвлечь этого благонравного юношу от разнузданной компании. Я следую за
ним по всей ярмарке, наблюдаю за ним и всегда замечаю его в обществе этого
певца. Я начинаю подозревать между ними тесную дружбу. Главное, юноша этот
имеет одну ужасную слабость: он увлекается поэзией. А ежели человек заражен
этим недугом, то очень мало надежды, что из него получится государственный
муж. Actum est. {Кончено дело. (Лат.)} Можно сказать: кончено, погиб!
Эджуорт (Найтингейлу). Вот он, покупает пряники. Живее, пока он не
расстался со всеми своими деньгами.
Найтингейл (выступая вперед, поет).
Друзья, господа,
Подойдите сюда!
Коукс (бросается к певцу). Песенки! Стой! Стой, приятель! Нампс,
дорогой мой, присмотри за товарами; ну-ка покажи, какие у тебя песенки!
Дай-ка я сам посмотрю.
Уосп. Ну вот, помчался на новую приманку! Теперь будет порхать, пока из
сил не выбьется и все свои перышки не растреплет. Ну что может быть
возмутительнее, джентльмены? Поверите ли вы мне, не могу больше! Сил моих
нет!
Куорлос. Да, сказать по совести, тебе, Нампс, достается! Изрядно
приходится тебе попотеть. Я не видывал еще, чтобы молодой ветрогон и его
дядька лучше подходили друг к другу!
Уинуайф. Ей-богу, и сестрица тоже им в масть!
Грейс. А если бы вы увидали судью, ее супруга и моего опекуна, вы
сказали бы, что он стоит их всех.
Уинуайф. Неужели мы его здесь не встретим?
Грейс. О нет! Он слишком строгих правил, чтобы ходить по ярмаркам, хоть
и чудит он больше их всех. Сверяю вас, джентльмены, он всегда чудит, даже в
суде.
Коукс. Но как же это называется? "Предостережение от карманников"?
Славная выдумка, ей-богу! Я ужасно хочу посмотреть, как выглядит карманник:
ведь ловкий же парень, ей-богу! И такой умелый, дьявол. Говорят, что он
где-нибудь здесь гуляет. Но где же? Где? Сестрица! (Хвастливо помахивает
кошельком.) Вот деньги! Пусть поторапливается! Слушай, парень, песенник!
Бывают ли здесь карманники хоть изредка? Ну, покажи мне парочку-другую
воришек! Ну, пожалуйста!
Найтингейл. Сэр, мои песенки - заклинание против них, и когда я пою,
они не появляются. Но если вам вздумается откупить их у меня, это обойдется
вам гроши!
Коукс. О цене я не забочусь. Ты меня еще не знаешь, приятель! Я ведь
сам Варфоломей!
Миссис Оверду. Песенки с картинками, братец?
Коукс. Ах, сестрица, вы помните песенки, которыми я в детстве оклеивал
печку в нашей комнате? Там были чудесные картинки. Получше этих, приятель!
Уосп. Но и этих картинок хватит, чтобы выудить картинки из твоего
кармана. Вот увидишь!
Коукс. Пока что я только слышу об этом. Пожалуйста, не обращай на него
внимания, приятель! Он всегда сует нос, куда его не просят.
Найтингейл. Если вы пожелаете, сэр, можно будет устроить для вашего
развлечения, чтобы кошелечек ваш срезали, как бы нарочно. Только меня уж в
этом не попрекайте! Вы ведь желаете этого, так пусть будет по-вашему.
Коукс. В этом мы со временем разберемся. Начинайте, пожалуйста.
Найтингейл. Ну-ка на мотив Пеггингтона,* сэр!
Коукс (поет). Фа-ла-ла-ла! Ла-ла-ла! Фа-ла-ла! Давай я научу тебя
мотиву и всему прочему: это ведь танец моей родины. Ну, начинай же!
Найтингейл. Вы должны знать, сэр, что эта песенка нечто вроде
предупреждения и для того, кто зарится на кошелек, и для того, у кого этот
кошелек лежит в кармане.
Коукс. Ни слова больше, если ты мне друг! Пой! Фа-ла-ла! Ну же!
Найтингейл (поет).
Друзья-господа, подойдите сюда
И все берегите свои кошельки!
Коукс. Ха-ха! Складно! И совет хорош для начала!
Найтингейл (продолжая петь).
Вам всем говорят:
За вами следят.
Карманника бойтесь, он опытный хват.
Коукс. Ловко сказано! А кто не боится карманников, пусть на себя
пеняет.
Найтингейл (поет).
Теперь уже, чур, не пенять на меня,
Умелого вора напрасно кляня!
Уж лучше бы соской тебе подавиться,
Чем в петле за кражу потом очутиться!
Коукс. Изумительно, ей-богу! Ну, что ты скажешь, Нампс? Разве плохо?
Найтингейл (поет).
Разносчиков, нас, попрекали не раз,
Что мы преступлений причина подчас!
Коукс. Я знаю, какие молодчики и франтики этим занимаются!
Найтингейл (поет).
Но кто ж и за что ж понаскажет на нас,
Что мы помогали воришкам не раз?
Примеры бывали,
Воров накрывали
В компании стряпчих, в судейском зале!
Но если уж судьи на золото падки,
То с бедных карманников взятки гладки.
Коукс. Боже милосердный! И ведь совершенно верно!
Найтингейл (поет).
Уж лучше бы соской тебе подавиться,
Чем в петле за кражу потом очутиться!
Коукс. А ну-ка, еще раз припевчик! Ну-ка, еще раз! (Поет вместе с
Найтингейлом.)
Уж лучше бы соской тебе подавиться,
Чем в петле за кражу потом очутиться!
Замечательно! Я бы охотно похлопал тебе, да боюсь вытащить руки из карманов.
Не заказать ли автору этой песенки текст пьесы, которую я собираюсь
поставить в день моей свадьбы, и разные торжественные стихи по этому поводу?
Найтингейл (поет).
Однажды в тюрьме проповедник сидел
И грешников многих речами привлек.
Но, видимо, всех убедить не сумел:
Пропал между делом его кошелек!
Коукс. Да ну?
Найтингейл (поет).
А в зале судья высоко восседал
И пышные речи не раз повторял,
Но бархатный свой кошелек потерял!
Коукс. В самом деле?
Найтингейл (поет).
Ах, боже ты правый, ну как это так,
Что попусту шеей рискует простак?
Эх, лучше бы соской ему подавиться,
Чем в петле за кражу теперь очутиться!
Коукс (подпевает).
Уж лучше бы соской тебе подавиться,
Чем в петле за кражу теперь очутиться!
Пожалуйста, не спеши, приятель! Скажи мне, Нампс, неужели тебе не нравится?
Ну, разве не хорошо?
Уосп. По правде говоря, слишком хорошо для такого простофили, как ты.
Оверду (в сторону). В песенке отразились чудовищные беззакония! Это я
себе отмечу. До сих пор мне ни разу не случалось обращать внимание на
дешевые базарные песенки. Очень полезно познакомиться...
Коукс (подпевает).
Уж лучше бы соской тебе подавиться,
Чем в петле за кражу теперь очутиться!
Хотел бы я знать, где сейчас этот самый парень? Ведь вот зовешь его, зовешь,
ему же добра хочешь, а он не показывается. Поглядите-ка, что я припас для
него. (Показывает кошелек.) Гоп-ла-ла! В какой руке? Ну, кто угадает? Пой
дальше, приятель! Уж если мне не суждено его увидеть, так хоть послушаю о
нем. Продолжай же: как это там о молодом парне-то? О карманнике?
Найтингейл (поет).
В церквах, на гуляньях без всякой боязни
Добычей карманник насытится всласть;
И даже под петлей, в минуту казни,
Он ищет глазами, кого обокрасть.
Воришкам почет,
Воришкам везет,
Король ведь и тот от воров не уйдет!
Коукс. Вот молодец-то! Вот бы мне его сюда!
Найтингейл (поет).
Меня упрекать в этом случае грех:
Карманник-воришка хитрее нас всех.
Коукс. Да, но где же вся эта хитрость? Ведь вот теперь бы им как раз и
развернуться! Ну, где же они? Вероятно, все уже в тюрьме. Ах, какая досада!
(Поет.)
Уж лучше бы соской тебе подавиться,
Чем в петле за кражу теперь очутиться!
Ну на что мне эти болваны и ослы-крысоловы со своими волшебными песенками? *
Не интересно! Вот карманника бы мне! Болячка их забери, куда ж они все
провалились? Уж так разобрала меня охота, а удовлетворить ее нет
возможности!
Куорлос. Клянусь богом, я сейчас пол-ярмарки отдал бы, чтобы достать
для него вора-карманника. Уж больно он страдает!
Коукс. Смотрите, сестрица! (Показывает кошелек.) Ну-ка? В каком он
теперь кармане? Кто из вас хочет угадать?
Уосп. Умоляю вас, бросьте вы эти свои фокусы! О господи! Хоть бы скорей
все это кончилось!
Коукс. Ах, какой ты надоедливый, Нампс!
Оверду (в сторону). В самом деле, Нампс слишком часто его перебивает,
хоть и правильно говорит иной раз.
Коукс. Сестрица, я осел! Я не умею хранить собственного кошелька!
(Снова показывает кошелек.) Ну, ну, приятель! Ведь я же прошу тебя: вытащи
его!
Найтингейл (поет).
Уж лучше бы соской тебе подавиться,
Чем в петле за кражу теперь очутиться!
Пока Найтингейл поет, Эджуорт подкрадывается к Коуксу и щекочет его
соломинкой за ухом, чтобы заставить вынуть руку из кармана.
Уинуайф. Хочешь поглядеть, как это делается? Вон, посмотри! Этот парень
подбирается к нему. Следи внимательно.
Куорлос. Славно! Честное слово, славно! Ой, он залез не в тот карман!
Уинуайф. Ничего. Уже готово. Молодец! Ей-богу, молодец! Жаль, если его
поймают.
Найтингейл (поет).
О, низкое племя воришек-гуляк!
Смирись и очнись, и впредь не греши:
Пойми, что невзгода несчастных зевак
Тебя веселит на погибель души.
Ты бойко поешь,
Ты смел и хорош,
Но все же не в рай ты, приятель, идешь.
Не стоит, не стоит, не стоит, дружок,
Терять свою жизнь за дрянной кошелек.
Эх, лучше бы соской тебе подавиться,
Чем в петле за кражу потом очутиться!
Все. Отличная песенка! Отличная песенка!
Эджуорт. Друг! Дай мне первому! Дай мне первому, прошу тебя!
В тот момент, когда Найтингейл подает Эджуорту песенку, тот ловким движением
сует ему в руку кошелек.
Коукс. Простите, сэр, кто успел, тот и съел. Первым покупателям -
первый товар. А я собираюсь купить всю пачку.
Уинуайф. Вот это уж совсем чудесно! Ты заметил? Вор-то карманник
передал кошелек этого дурачка певцу.
Куорлос. Да ну?
Эджуорт. Простите, сэр, я отступлюсь, я охотно отступлюсь, я не буду
препятствовать бедному труженику заработать. Покупайте все! Я не настаиваю.
Я не знаю, за кого вы меня принимаете, но мне кажется, что вы ошибаетесь.
Коукс. Сэр! Я принимаю вас за порядочного человека и, надеюсь, не
ошибаюсь. Я уже однажды встречал вас здесь. Ах! Ой! Батюшки! Кошелек! Пропал
мой кошелек! Кошелек! Кошелек!
Уосп. Да хоть шуму-то не поднимайте! Хоть не разглашайте до времени на
всю ярмарку, что вы осел.
Коукс. А что? Разве он у тебя, Нампс? Голубчик Нампс! Как это ты
ухитрился?
Уосп. Нет уж, дурачьте кого-нибудь другого! С меня хватит! Успокойтесь,
вы его еще потеряете!
Коукс. Да нет же! Клянусь головой, я уже потерял его, если только он не
у тебя, Нампс! Где же он? И платка мисс Грейс тоже нет, а он был в другом
кармане.
Уосп. Ну, что ж! Это хорошо! Очень хорошо! Просто даже, можно сказать,
распрекрасно!
Эджуорт. Да точно ли вы потеряли его, сэр?
Коукс. Ах, господи! Ну, конечно! Как честный человек говорю! Сию вот
минуту, когда я пел: "Ах, лучше бы соской тебе подавиться", - он еще был у
меня в руках.
Найтингейл. Уж не подозреваете ли вы меня, сэр?
Эджуорт. Тебя? Это было бы ловко! Ты что же, считаешь этого джентльмена
дураком? Как же ты мог бы украсть что бы то ни было? Руки-то ведь у тебя
были заняты! Пошел, прочь, осел!
Найтингейл уходит.
Оверду (в сторону, отступая). Боюсь, что если они меня заметят, мне
снова достанется.
Эджуорт. Сэр, я подозреваю, что в этом деле участвовал вон тот
молодчик, который явно старается улизнуть.
Миссис Оверду. Братец! Это дело рук проповедника. Он в самом деле
подозрительная личность. Я заметила, он все время вертелся около вашего
кошелька. (Хватает Оверду за руку.) Нет уж, сэр, подождите, не торопитесь,
полюбуйтесь на свою работу, и если вас вознаградят виселицей и вам придется
проповедовать с этого помостика, так пеняйте уж на себя!
Коукс. И не шумите, пожалуйста! Вас тут живо успокоят!
Коукс и миссис Оверду крепко держат Оверду.
Оверду. Что вы! Что вы! Отпрыски благородного рода! Что вы задумали?
Коукс. Мы задумали повытрясти из тебя твои гроши. Тоже отпрыск! Как вам
это нравится? Меньше чем два кошелька в день его не устраивает! А я-то
принял его за простого скромного бедняка! Я-то жалел его, когда нынче утром
Нампс его избил!
Миссис Оверду. И я тоже нынче утром пожалела его, братец; но теперь я
вижу, что он - само олицетворение "постыдного и вредного беззакония", как
называет воровство супруг мой, господин судья Оверду.
Оверду (в сторону). Мои собственные слова обернулись против меня же
своим острием, как мечи.
Коукс. Вы не можете стерпеть, чтобы чужой кошелек лежал в чужом
кармане? Вам обязательно нужно его стибрить?
Оверду уводят.
Уосп. Сэр, сэр, придержите язык! Оставьте при себе свои любимые
словечки; об одном только вас прошу: не мешайте мне хоть помочь вам.
Коукс. В чем дело, Нампс?
Уосп. В чем дело? В том дело, что вы осел, сэр! Это самое краткое
объяснение, если вам непременно хочется. Ну что? Теперь вы научились,
наконец, терять вещи? Что же будет следующим? Пожалуй, штаны? Я ведь вас
знаю, сэр! Ну, собирайтесь, приготовляйтесь, расстегивайтесь. (Берет у
Коукса шкатулку.) Теперь вы пойдете расправляться с гадом, которого вы же
сами и породили! Чудесно! Хотите услышать правду? Вот такие-то беспутные
молодчики, как вы, и плодят воришек во всех углах; ваше дурацкое обращение с
деньгами порождает воров, ей-богу! Не будь меня при вас, сэр, дело пошло бы
еще быстрее, ей-богу! Эх, кабы я мог прибавить вам умишка и вернуть вам
капиталы!
Уинуайф. Бедняга Нампс!
Уосп. Нет джентльмены, вы уж меня не жалейте! Я этого не заслужил. Но
уж если я еще когда-нибудь соглашусь сопровождать его на ярмарку, так лучше
мне удавиться! Называйте меня тогда как угодно, хоть Корайтом.
Уосп, Коукс, миссис Оверду уходят; Эджуорт хочет последовать за ними.
Куорлос (удерживая Эджуорта). Постойте, сэр. Мне нужно сказать вам
несколько слов наедине. Слышите?
Эджуорт. Мне, сэр? А что вам угодно, уважаемый сэр?
Куорлос. Не пробуйте отпираться, сэр. Вы - карманник, сэр. Я и этот вот
джентльмен, мой приятель, все видели. Но мы не собираемся ловить вас,
изобличать или сдавать в полицию, хотя мы отлично отдаем себе отчет в том,
какой опасности мы себя подвергаем, скрывая вас. Но вы должны оказать нам
услугу.
Эджуорт. Добрые джентльмены, не губите меня! Я порядочный юноша и
только новичок в этом деле, право, только новичок!
Куорлос. Сэр, если вы новичок, тем лучше для вас. Можете закончить свою
карьеру выполнением нашего поручения. Повторяю: мы не ищейки и не
полицейские. А поручение наше вот какое: вы видели старика с черной
шкатулкой?
Эджуорт. Этого юркого дядьку, сэр?
Куорлос. Именно. Я вижу, вы уже заприметили его. Нам нужно только,
чтобы вы взяли у него эту шкатулку и доставили ее сюда.
Эджуорт. Вам желательна шкатулка с ее содержимым, сэр, или только ее
содержимое? Я мог бы доставить вам только содержимое, а шкатулку оставить в
его распоряжении, чтобы ему было чем забавляться. Такой фокус будет
потрудней, и я надеюсь таким способом заслужить еще большее одобрение вашей
милости.
Уинуайф. А ведь он дело говорит: это и более ловкая выдумка, и тем
забавнее будет развязка, когда окажется, что шкатулка пуста.
Эджуорт. Сэр, если я не сдержу свое слово джентльмена, пусть я останусь
без покаяния на эшафоте. Где прикажете вас искать?
Куорлос. Я буду все время тут, на ярмарке. Далеко я не уйду. Но только
ты проверни это поскорее.
Эджуорт уходит.
Ах, как бы я хотел посмотреть на отчаянье этого старательного олуха!
Ей-богу, из всех ослов серьезные - самые забавные: они такие аккуратные,
такие усердные - просто прелесть.
Грейс. Ах, сэр, в таком случае вам обязательно понравился бы мой
опекун, судья Оверду: он по всем статьям соответствует вашему описанию.
Куорлос. Да, я слыхал об этом. Но, скажите, мисс Уэлборн, как это вы,
происходя из такой благородной семьи, оказались под его опекой? Да и вообще,
как могло случиться, что вы в родстве с ним?
Грейс. Что поделаешь, всякие бывают неприятности. Я оказалась у него в
руках, а теперь он хочет выдать меня за брата своей жены, за этого
многообещающего джентльмена, которого вы тут видели; а в случае отказа я
должна уплатить ему стоимость моих земель.
Куорлос. Ах, черт подери! Неужели нет никакого выхода? Ведь вы могли бы
оспаривать законность соглашения, сославшись на неравенство сторон.* Вам
следовало бы посоветоваться с каким-нибудь опытным человеком из судейских.
Если б я проучился еще год, я знал бы, как поступить в подобном случае.
Уинуайф (в сторону). Я присмотрю за тобой! Ей-богу, ведь этакий шулер!
Миледи, вы действительно попали в неподходящее общество. Как только вы
можете выносить все это!
Грейс. Сэр, если не можешь сбросить кандалы, приходится покорно нести
их.
Уинуайф. Посмотрите, как они опутали вас!
Грейс. Да они и сами запутались. Это бы еще пустяки.
Уинуайф. Послушайте, не пожелаете ли вы пройтись с нами? Пусть они
думают, что вы заблудились. Я надеюсь, наши манеры и способ выражаться не
дают вам повода усомниться в благопристойности нашего общества?
Грейс. Сэр, я никогда не опасаюсь никакого общества. Я настолько
уверена в своей добродетели, что не имею основания сомневаться в вашей.
Куорлос. Смотрите-ка, сюда идет Джон Литлуит!
Уинуайф. Уйдем, я не хочу, чтобы он нас видел.
Куорлос. Еще бы, ведь он все расскажет своей теще, вдове!
Уинуайф. Что ты имеешь в виду?
Куорлос. Как! Разве дело зашло так далеко, что о вдове и вспоминать не
стоит?
Уинуайф, Куорлос и Грейс уходят. Из палатки Урсулы выходит Литлуит, за ним
миссис Литлуит.
Литлуит. Уин, Уин, послушай меня!
Миссис Литлуит. Что ты хочешь сказать, Джон?
Литлуит. Пока они там рассчитываются за свинину, я кое-что скажу тебе,
Уин. Мы ничего больше не увидим, Уин, если только ты опять не почувствуешь
приступа, Уин. Добрая, миленькая Уин! Попроси безделушек, игрушек,
погремушек, собачек и всяких забавных штучек! Попроси, миленькая Уин! Вот,
например, бык с пятью ногами! Если уж тебе удалось получить свинины, Уин,
так ты можешь теперь просить чего угодно, Уин! Ну так начинай же, прошу
тебя, Уин!
Миссис Литлуит. Но ведь мы же не можем есть ни быка, ни борова, Джон!
Как же мне просить быка и борова?
Литлуит. Ах, боже мой, Уин! Ты можешь испытывать страстное желание
посмотреть, такое же страстное желание посмотреть, как и попробовать!
Помнишь, Уин, рассказ о жене аптекаря, которая так интересовалась анатомией?
Или помнишь басенку об одной леди, которой захотелось плюнуть в рот адвокату
после великолепной речи, произнесенной им? Женщина в припадке на все
способна! Уверяю тебя, они обе сделали это в припадке. Уин! Ну, прислушайся
к себе, не чувствуешь ли ты признаков приближения припадка? Ну, попробуй!
Литлуит и миссис Литлуит уходят.
Треш. Мы, кажется, избавились от своего нового покупателя, братец
Лезерхед. Пожалуй, он уже больше не вернется.
Лезерхед. Тем лучше. Закрывай-ка лавочку и уберемся подобру-поздорову,
пока он нас не нашел.
Треш. Нет, подожди немножко, вон идет еще компания! Может, мы еще
заработаем деньжат.
Входят Нокем и ребби Бизи.
Нокем. Сэр! Я сделаю так, как вы советуете, - остригу волосы и брошу
все виды зелий. Я понял, табак и пиво, свинина и сводник Уит, и даже сама
Урсула - все это суета сует.
Ребби Бизи. Свинину я в своем предостережении не упоминал, но все
прочее упоминал. Ибо длинные локоны - это знамение гордыни, и мир полон сих
знамений, переполнен ими. А пиво есть напиток сатаны, предназначаемый для
того, чтобы одурманивать нас и заставлять увлекаться мирской суетой, как
свойственно сему веку суеты. А дым табачный словно окутывает нас туманом
заблуждения, а дородная женщина, именуемая Урсулой. особо опасна, ее следует
избегать. Ибо она имеет на себе печать всех трех врагов человека: духа
мирских забав, сиречь ярмарки, дьявола, сиречь огня, и печать плоти,
символом коей она сама является.
Входит вдова Пюркрафт.
Вдова Пюркрафт. Братец Ревнитель! Что нам делать? Дочь моя снова
охвачена припадком желания!
Ребби Бизи. Как! Она хочет еще свинины? Но ведь больше нет свинины.
Вдова Пюркрафт. Нет, теперь она жаждет ярмарочных зрелищ.
Ребби Бизи. Сестра! Вели ей немедленно бежать от нечистых забав места
сего, дабы не прикоснуться к его грязи. Сие есть Смитфилд, иже есть сказуемо
- логово Зверя, и я покидаю его, ибо идолопоклонство выглядывает из всех нор
его! (Проходит мимо.)
Нокем. Вот первоклассный лицемер! Теперь, когда он наполнил брюхо, он
брыкается и лягается, подлая тварь, подлая кляча! Вот подходящий момент. Я
пойду и развеселю Урсулу, порассказав ей, как действует ее свинина; две с
половиной порции он съел один и выпил почти полное ведро пива. Жрет, как
акула. (Уходит.)
Лезерхед. Что прикажете, джентльмены? Что покупаете? Погремушки,
игрушки, барабанчики, пупсики?
Ребби Бизи. Исчезни со своим презренным товаром, нечистый торгаш!
Исчезни со своими драконами и псами! Ибо все твои лошадки суть идолы,
истинные идолы, и ты уподобляешься Навуходоносору,* горделивому
Навуходоносору ярмарки, ибо расставляешь приманки для малых сих, дабы они
впадали в грех идолопоклонства.
Лезерхед. Пощадите, сэр! Купите лучше скрипочку, чтобы отводить душу.
Входят Литлуит и миссис Литлуит.
Литлуит. Ну, посмотри, Уин, посмотри, бога ради, и успокойся! Здесь
есть на что посмотреть.
Вдова Пюркрафт. Да, дитя мое! Если ты ненавидишь их столь же искренне,
как и брат наш Ревнитель, ты можешь смотреть на них. -
Лезерхед. А что вы скажете по поводу барабанчиков, сэр?
Ребби Бизи. Барабан - это брюхо Зверя, а меха твои - легкие Зверя, и
трубки твои - глотка Зверя, и перья твои - хвост его, и трещотки - скрежет
его зубов!
Треш. А что такое мои пряники, с вашего разрешения, сэр?
Ребби Бизи. Это пища, его возбуждающая! Прочь с глаз моих со своим
лотком, блудница! Сии паточные звери являют собой содом языческий!
Лезерхед. Вот что, сэр, если вы не утихомиритесь, так я добьюсь, и вас
посадят в колодки за то, что вы препятствуете торговле.
Ребби Бизи. Блуд торговли возмущает меня, и грех ярмарки раздражает
меня так, что я не могу молчать!
Вдова Пюркрафт. Ах, мой дорогой брат Ревнитель!
Лезерхед. Сэр, я заставлю вас замолчать, поверьте мне!
Литлуит (в сторону, Лезерхеду). Ах, честное слово, приятель, если бы вы
сумели это сделать, я дал бы вам тут же целый шиллинг!
Лезерхед. Сэр, давайте мне скорее шиллинг! А если я не сумею его
успокоить, забирайте всю мою лавку! Могу оставить ее вам в залог.
Литлуит. Идет! Только сделай это живо.
Ребби Бизи (вдове Пюркрафт). Не мешай мне, женщина! Не мешай мне! Дух
наставил меня сегодня явиться на эту ярмарку, дабы обличить все ее грязные
игрища, клонящиеся к осмеянию святых, каковые огорчены, говорю вам, зело
огорчены, созерцая, как похоть вавилонских товаров выставляется снова и
роскошь папских дворов вновь расцветает. Не глядите же на золотые кудри
пурпурной блудницы в желтых одеждах с зелеными рукавами! Не слушайте
греховных труб и бренчащих кимвалов! Ибо вся эта лавка есть торжище идолов!
(Пытается схватить игрушки.)
Литлуит. Осторожнее, пожалуйста, мне их доверили.
Ребби Бизи. И это языческое скопище уродцев я повергну в прах.
(Опрокидывает корзину с пряниками.)
Треш. Ох, мой товар! Мой товар! Спасите меня!
Ребби Бизи. И да проявится мое рвение во всей славе своей!
Лезерхед возвращается, с ним стража: Брисл, Хеггиз и другие полицейские.
Лезерхед. Вот он! Вот он! Пожалуйста, умерьте его пыл. Мы из-за него
ничегошеньки продать не можем. Усмирите его, прекратите это буйство.
Ребби Бизи. Усмирить меня невозможно, ибо я произношу священное
буйство, я стану бушевать еще громче, ибо я послан повергнуть врага в прах и
по сей причине...
Лезерхед. Сэр! Тут никто не боится ни вас, ни вашей причины: это вы
почувствуете, когда вас посадят в колодки.
Ребби Бизи. Я сам сяду в колодки и обреку себя на все страдания.
Ребби Бизи хватают.
Лезерхед. Уведите его! Уволоките его!
Вдова Пюркрафт. Что вы творите, грешные, порочные люди!
Ребби Бизи. Не мешай им, женщина. Я не страшусь их.
Полицейские уводят ребби Бизи. Вслед за ними уходит вдова Пюркрафт.
Литлуит. Я рискнул шиллингом, но получил полную свободу, Уин! Славно,
ведь правда? Теперь мы можем развлекаться как пожелаем. Матушка ушла за ним
следом, и пусть себе идет! Надеюсь, она нас потеряет.
Миссис Литлуит. Ах да, Джон, только я не знаю, как мне быть.
Литлуит. А что, Уин?
Миссис Литлуит. Ах, мне, право, стыдно признаться тебе... Но идти домой
далеко.
Литлуит. Прошу тебя, не стесняйся, миленькая Уин. Ну же! Полно! В чем
дело? Что тебя смутило? Чего тебе захотелось? Скажи прямо. Наверно, ты
что-нибудь увидела на лотке у этого торгаша?
Миссис Литлуит. А, чтоб ему повеситься, проклятому! Нет, у меня... У
меня... Как бы это сказать, Джон... (Шепчет ему на ухо.)
Литлуит. Ах, и только-то, Уин? Ну так мы просто вернемся к капитану
Джордену и к этой торговке свининой. Они нам помогут: у них ведь все под
рукой - и сковородки, и горшки, и все прочее. Знаешь, эти бедняги полюбили
тебя, Уин. А потом мы обойдем всю ярмарку, Уин, и посмотрим мою кукольную
пьесу. Ах, Уин, если бы ты знала, как это интересно!
Литлуит и миссис Литлуит уходят.
Лезерхед. Ну, собирайся, Джоан, я уже давно тебе советую убраться
отсюда.
Треш. Ах, болячка задави этого полоумного святошу! Он перепортил
половину моего товара. Но главное все-таки, чтобы нас с тобою не нашел
первый-то наш покупатель.
Лезерхед. Ну, когда мы переберемся на другое место, ему будет
трудненько разыскать нас.
Лезерхед и Треш уходят.
Ярмарка. Палатки, лотки, несколько колодок для арестованных. Входят Коукс,
Брисл, Хеггиз и Поучер с Оверду; за ними Требл-Ол.
Требл-Ол. Господа, я ни капельки не сомневаюсь в том, что все вы
офицеры.
Брисл. Ну и что же из этого?
Требл-Ол. Я уверен также в том, что все вы - любящие и покорные
подданные короля.
Брисл. Покорные, приятель? Мой совет тебе - болтай да с оглядкой. Я -
Оливер Брисл, не кто-нибудь! Да, ручаюсь тебе, что мы его любящие подданные;
но что касается покорности - это уж другое дело, и в настоящий момент это
слово не подходит; мы себе цену знаем; и толк в делах знаем. Здесь мы для
того, чтобы командовать, сэр, а такие, как вы, - для того, чтобы
подчиняться. Вон! Поглядите-ка, один из покорных подданных направляется под
арест. Сейчас его тут посадят в колодки; а если ты будешь болтать лишнее, ты
составишь ему компанию.
Требл-Ол. Для своей должности вы достаточно умны, это я понимаю.
Брисл. А если понимаешь, сэр, почему ты поднимаешь этот вопрос?
Требл-Ол. Я, простите меня, никаких вопросов не поднимаю. Я только
надеюсь, что вы имеете право делать то, что вы делаете. А засим - цветите и
размножайтесь! (Уходит.)
Xеггиз. Ну что же вы стали? Ведите его сюда и посадите в колодки.
Оверду подводят ближе. Снова входит Требл-Ол.
Требл-Ол. Если у вас есть приказ судьи Оверду, тогда все в порядке, ибо
его приказ - это приказ из приказов, а за все прочие приказы даже вот этой
пуговицы не отдам!
Брисл. Весьма возможно, сэр. Только уж позвольте сказать вам, что если
вы будете этак разбазаривать свои пуговицы, так у вас к ночи ни одной не
останется, хоть я вижу на вас немалый запас их. Лучше поберегите их, а то
вам понадобятся булавки, насколько я понимаю это дело.
Требл-Ол уходит.
Оверду (в сторону). Кто этот неизвестный, столь высоко ставящий мои
приказы? Он скромен, и суждения его здравы. Какое утешение сознавать, даже в
минуты страданий, что добрая жизнь стяжает добрую славу! Мир еще оценит по
заслугам то, как я сумел переносить превратности судьбы. Со временем это
доставит мне уважение даже врагов, когда они узнают, что я терпел несчастье
с благородным спокойствием, узнают, что оно не смогло ни сломить, ни согнуть
меня.
Хеггиз. Идите-ка сюда, сэр. Тут вам будет удобное местечко, можете
проповедовать вдоволь. Ну-ка, пожалуйте сюда вашу ногу.
Оверду. Охотно. Даже с радостью.
Ему забивают колодки на ноги.
Брисл. Ах, батюшки! Да он, верно, католик! Смотри-ка, целует колодки.
Коукс. Ну, теперь, господа, я оставлю его с вами. Я вижу, что он хорошо
устроен, и могу пойти поглядеть, как там мой Нампс и мои покупки.
Хеггиз. Можете, сэр, готов поручиться за это. Где вот только еще второй
крикун? Коли увидите его, тащите сюда: им будет хорошо вместе.
Коукс уходит.
Оверду (в сторону). Среди этого шума и гама я все же обрету покой
душевный и, пренебрегая их яростью, буду сидеть в колодках так спокойно, что
восторжествую над ними.
Снова появляется Требл-Ол.
Требл-Ол. Так вы ручаетесь? Значит, если меня спросят, есть ли у вас
такой приказ, можно утверждать, что есть?
Хеггиз. Что это за парень, скажите мне, ради бога?
Требл-Ол. Прошу вас, покажите мне приказ Адама Оверду, и я успокоюсь.
(Уходит.)
Брисл. Говорят, это какой-то помешанный, по прозвищу Требл-Ол. Говорят,
он служил в суде до прошлого года и был уволен судьей Оверду.
Оверду (в сторону). Ах!
Брисл. Это на него так сильно подействовало, что он помешался и
воображает, будто не смеет ничего сделать без приказа судьи Оверду, ни
поесть, ни попить, ни одеться. Говорят, что жена не может уговорить его ни
помыться, ни помочиться без этого приказа.
Оверду (в сторону). Если это правда, то это - величайшее огорчение моей
жизни. Как я виноват перед этим бедным человеком, который помешался из
почтения ко мне! И ведь он действует вполне искренно, тут уж не до
притворства.
Снова входит Требл-Ол.
Требл-Ол. Если вы не можете показать мне приказа судьи Адама Оверду, я
сомневаюсь в ваших полномочиях. (Уходит.)
Хеггиз. По правде говоря, приятель Брисл, я теперь начинаю понимать,
что судья Оверду человек серьезный.
Брисл. О, можешь быть спокоен! И суровый судья притом!
Оверду (в сторону). Неужели и здесь я услышу о себе что-нибудь плохое.
Брисл. На скамье он восседает прямо, как свеча в подсвечнике, и
освещает весь суд так, что любое дело становится явным.
Xеггиз. Но когда он злится, то весь кипит и синеет от бешенства. Весь
надувается от злости, право!
Брисл. Да, да! А злится он частенько; и уж когда он разозлится, то прав
он или не прав, а право всегда на его стороне. Это уж я знаю.
Оверду (в сторону). Впредь надо мне быть помягче. Вижу теперь, что
мягкость и жалостливость подобают судье, хоть это и слабость, и будучи
слабостью, они ближе к пороку, чем к добродетели.
Хеггиз. Ну, хватит! Довольно о нем толковать. Пойдем-ка перекинемся в
картишки!
Входят Поучер и другие полицейские, ведя с собой ребби Бизи; за ними вдова
Пюркрафт.
Поучер. Посадите-ка его рядышком с его товарищем! Ну-ка, мистер Бизи,
пожалуйте сюда! Мы хоть ноги-то ваши успокоим, коли уж не удается успокоить
язык.
Ребби Бизи. Нет, князь тьмы! Нет! Ты не успокоишь язык мой, ибо язык
мой принадлежит мне, и языком моим я разоблачу все мерзости варфоломеева
скопища, выставив их напоказ и на осмеяние всей округи.
Хеггиз. Оставьте его, мы придумали кое-что получше.
Вдова Пюркрафт. Как! Разве вы его не посадите в колодки?
Брисл. Нет, сударыня, мы сведем их обоих к судье Оверду, и пусть он
расправится с ними как надлежит. А затем я и мой приятель Хеггиз, и мой
сторож Поучер будем считать себя свободными.
Вдова Пюркрафт. Ах, благодарю вас, честный человек! Да благословит вас
бог!
Брисл. Нет, нас благодарить не за что, благодарить нужно вон того
сумасшедшего, он подал нам эту мысль.
Входит Требл-Ол.
Вдова Пюркрафт. Как! Так он сумасшедший? Да увеличит небо степень его
безумия и да благословит и вознаградит его! Сэр, ваша покорная слуга
благодарит вас!
Требл-Ол. Есть ли у вас приказ судьи Оверду? Если есть, то покажите.
Вдова Пюркрафт. Да, у меня есть приказ, но это приказ свыше, это приказ
ограждать моих братьев от оскорблений, против них замышляемых.
Уходят все, кроме Требл-Ола.
Требл-Ол. Я требую приказа судьи Оверду. Именно этого приказа. Если у
вас нет такого приказа, держите свое слово, а я сдержу свое. Цветите и
размножайтесь!
Входят Эджуорт и Найтингейл.
Эджуорт. Идем, Найтингейл, идем, прошу тебя.
Требл-Ол. Куда вы? Где у вас приказ?
Эджуорт. Приказ? Какой приказ, сэр?
Требл-Ол. Приказ идти, куда вы идете. Вы знаете, как он необходим; а
если у вас нет приказа - да благословит вас бог, а я помолюсь за вас. Вот и
все, что я могу сделать. (Уходит.)
Эджуорт. Что он хотел сказать?
Найтингейл. Да это полоумный, который все время шляется по ярмарке. Уж
будто ты его не знаешь? Удивительно, что люди не ходят за ним толпами! '
Эджуорт. Ах, черт! Он меня напугал, мне показалось, что он знает о нашем
замысле. Плохое дело нечистая совесть. Ну, где твой торгаш фруктами?
Найтингейл. Мы договорились о корзинке с грушами. Он тут за углом. А
твой-то молодчик бродит по ярмарке без своего дядьки; кажется, избавился от
него наконец.
Эджуорт. Да, да. Мне бы самому следовало походить за ним, но я был
занят другим важным делом, которого не мог оставить. А вот и он снова.
Ну-ка, начинай насвистывать свою песенку о Зеваке-дурачке.
Входит Коукс. Найтингейл насвистывает песенку.
Коукс. Клянусь небом - никак не могу найти ни торговку пряниками, ни
продавца деревянных лошадок. Всю ярмарку обошел и не вижу их. А мне бы надо
хоть получить обратно свои деньги. Идти домой и просить еще - невозможно. Эй
ты, приятель! Что ты насвистываешь? Что это за напев?
Найтингейл. Практикуюсь, сэр. Хочу выучить новую песенку.
Коукс. Скажи, ты знаешь, где я живу? Ну, продолжай насвистывать свою
песенку. Я никуда не тороплюсь. Попробую посвистать вместе с тобой.
Входит торговец фруктами с корзиной груш.
Торговец фруктами. Покупайте груши! Чудесные груши! Первый сорт!
Найтингейл подставляет ему ногу, торговец падает и роняет корзинку.
Коукс. Ах, черт! Свалка! Свалка! Свалка! (Кидается подбирать груши,
из-за которых завязывается драка.)
Торговец фруктами. Добрые джентльмены! Мой товар! Мой товар!
Помилосердствуйте! Добрый сэр! Я бедный человек! Мой товар!
Найтингейл. Разрешите мне подержать вашу шпагу сэр, она вам мешает.
Коукс. Да, пожалуйста! А заодно уж подержи мой плащ и шляпу!
Эджуорт. Вот услужливый балбес! Сдается мне, что он хоть и перерос
своих сверстников, а все еще ходит в начальную школу и сегодня просто
улизнул оттуда, чтобы послоняться по ярмарке.
Найтингейл. Эх, кабы у него был еще один кошелек! Вот бы опять
вытащить, Иезекииль!
Эджуорт. Кошелек! Да у него все потроха можно вытащить, так что он и не
почувствует, до того он сейчас увлекся.
Найтингейл Еще бы, он про все на свете забыл.
Эджуорт. Живей, Найтингейл! Подбери фалды и дай стрекача!
Найтингейл убегает с плащом и шляпой Коукса.
Коукс. Ну, я думаю, что теперь я грушами запасся. Давай ка мой плащ,
приятель!
Торговец фруктами. Нет уж, верните мне мой товар, добрый джентльмен!
Коукс. Позвольте! А где же парень, которому я отдал мой плащ? Мой плащ
и шляпу? Ах, черт подери, он, кажется, улизнул! Воры! Воры! Воры! Помогите
мне кричать, джентльмены! (Быстро уходит.)
Эджуорт. Теперь уходи и ты с грушами. Жди меня в лавке Урсулы.
Торговец фруктами уходит.
Ну не дурень ли? Есть ли в нем хоть капелька здравого смысла? Если он будет
продолжать в том же духе, его за один год обдерут как липку. Что бы сказал
его почтенный дядька, если бы увидел, как этот верзила ползал на
четвереньках, подбирая груши, и проворонил свою касторовую шляпу и плащ!
Надо пойти поискать этого дядьку, мне ведь нужна его черная шкатулка. Он,
кажется, считает своей основной обязанностью таскать эту шкатулку. Насколько
я понимаю, джентльмен, который со мной говорил, всерьез ею заинтересован.
Входит Коукс.
Коукс. Чтобы не сойти мне с этого места! Чтоб с меня камзол и штаны
стащили! Честное мое слово, на всей этой ярмарке нет ничего, кроме воровства
и надувательства. Варфоломеевская ярмарка! Уж точно! Если найдется второй
Варфоломей, которому повезло так, как мне, пусть меня казнят, как святого
Варфоломея! Здесь же в Смитфилде! * Ну уж и заплатил я за эти груши, черт их
побери! Не нужны они мне! (Выбрасывает груши из кармана.) От них только
оскомину набьешь! А я и не сообразил вовремя! Может, коли бы я не назывался
Варфоломеем, со мной не обошлись бы таким образом? Но уж поистине обошлись
по-свински. То-то будет Нампс торжествовать!
Входит Требл-Ол.
Приятель, знаешь ли ты, кто я и где я живу? Ей-богу, я сам уже не
уверен в этом. Прошу тебя только об одном: доведи меня до дому, и я тебе
хорошо заплачу. Денег у меня там достаточно. Я, понимаешь ли, растерялся и
растерял всех и вся: и плащ, и шляпу, и чудесную шпагу, и свою сестру, и
Нампса, и мисс Грейс, благородную девицу, на которой мне следовало бы
жениться, и прелестный расшитый платочек, который она мне подарила, и два
кошелька и все это в один день, но, главное, я потерял след двух торгашей -
с игрушками и с пряниками, и, пожалуй, это огорчает меня больше всего.
Требл-Ол. По чьему приказу, с чьего разрешения, сэр, совершили вы все
это?
Коукс. По приказу и разрешению? Ты в самом деле мудрец! Уж будто
человеку нужен приказ и разрешение для того, чтобы что-нибудь потерять.
Требл-Ол. Да. Приказ и разрешение судьи Оверду. Каждый человек, который
пожелает что-нибудь потерять, обязан иметь приказ и разрешение судьи Оверду.
Таково мое твердое убеждение.
Коукс. Судьи Оверду? А ты разве знаешь его? Ну, скажите пожалуйста,
какое счастливое совпадение! Я живу в его доме, он мой зять, женат на моей
сестре. Прошу тебя, голубчик, проводи меня туда. Ты знаешь дорогу?
Требл-Ол. Сэр, покажите мне приказ судьи Оверду. Без приказа я ни о чем
знать не хочу, уж извините меня!
Коукс. Но я сам тебе приказываю! Идем! Я прекрасно живу. У меня там и
перины, и батистовые простыни, и душистые мешочки в постели. Прошу тебя,
приятель, доведи меня до дому!
Требл-Ол. Сэр, я скажу вам, как поступить: сперва вы пойдете туда сами
и скажете вашему почтенному братцу о моем желании, а потом доставьте мне его
приказ, хотя бы три строчки, написанные его рукой или рукой его секретаря.
Только чтобы внизу была подпись: Адам Оверду, это уж обязательно! И тогда я
немедленно отведу вас туда, куда вы пожелаете.
Коукс. Черт подери! Да он, оказывается, просто осел. Чего я попусту
болтаю с этим тупицей? Всего доброго, приятель! Ты просто олух, понятно?
Требл-Ол. Я тоже так думаю, а если еще и судья Оверду подпишется под
этим, так, значит, мы все таковы! Прощайте! Цветите и размножайтесь!
Другая часть ярмарки.
Входят Куорлос, Уинуайф, с обнаженными шпагами, и мисс Грейс.
Грейс. Джентльмены! Это нехорошо! Вы только наносите друг другу
оскорбления, а мне никакого удовольствия это не доставляет. Я не из тех,
которые любят, чтобы из-за них затевались ссоры; я не люблю, чтобы мое имя и
судьба решались шпагами.
Куорлос. Ах, черт подери! Но мы оба любим вас.
Грейс. Если вы оба любите меня, как вы утверждаете, ваш собственный
рассудок подскажет вам, чем и как вы можете угодить мне; и, уверяю вас, что
к сердцу моему есть более верная дорога, чем избранный вами кровавый путь.
Правда, я неосторожно намекнула вам, что готова довериться любому супругу,
лишь бы избавиться от ярма угрожающего мне брака, в то время как хитрость
могла бы подсказать мне мысль о том, что жених мой глуп и богат и что я
могла бы командовать им, заведя сердечного дружка. Но это мне не по душе. Я
хочу иметь мужа, которого люблю, иначе я не смогу жить с ним. Двуличной быть
я не умею.
Уинуайф. За чем же дело стало? Если вы можете полюбить одного из нас,
миледи, скажите, кто этот счастливец, и другой, клянусь вам, отойдет в
сторону.
Куорлос. Согласен. Заранее полностью принимаю такие условия.
Грейс. Право же, вы считаете меня очень легкомысленной, джентльмены,
если полагаете, что, случайно встретившись с вами, да еще в таком месте, как
ярмарка, после двух часов знакомства, несмотря на то, что ни один из вас еще
ничем особенно не проявил себя в моих глазах, я уже могу настолько забыть
скромность - пусть даже притворную, - чтобы прямо заявить: "Вот мой
избранник" - и указать на него пальцем.
Куорлос. А почему бы и нет? Что вам мешает?
Грейс. Если уж вы не склонны отнести это за счет моей скромности, то
признайте хотя бы, что мной руководит здравый смысл, сочтите меня хитрой
женщиной, которая не хочет выдать себя сразу. Как могу я выбрать одного из
вас, почти вас не зная? Вы оба равно приятны мне и в то же время равно
безразличны, поэтому не будь одного из вас, другой мог бы оказаться
избранником. Вы оба умны, оба воспитанны, оба умеете держать себя в
обществе; а если судьба пошлет мне умного и воспитанного мужа, я могу с
уверенностью сказать, что сумею сделать его счастливым.
Куорлос. Ах, если бы ваш выбор пал на меня!
Грейс. Быть может, это так и есть, почем знать? Я хочу сделать вам одно
предложение, джентльмены.
Уинуайф. Каково бы оно ни было, я заранее уверен, что все, исходящее от
вас, разумно.
Куорлос. И благоразумно.
Грейс. Я только что видела, как один из вас покупал таблички для писем.
Уинуайф. Да, вот они. Совершенно чистые, как видите.
Грейс. Прекрасно. Они-то как раз мне сейчас и нужны. Пусть каждый из
вас напишет на одной из табличек слово или имя, какое пожелает, из двух или
трех слогов. И первого, кто сюда явится, - ибо я верю, что рок играет
большую роль в подобных делах, - мы спросим, какое слово лучше. Его приговор
и решит навеки мою судьбу.
Куорлос. Согласен. Я уже выбрал слово.
Уинуайф. И за мной дело не станет.
Грейс. Но вы обещаете мне, джентльмены, не проявлять любопытства и не
стараться узнать, который из вас окажется избранником. Разрешите мне держать
это от вас в тайне до той минуты, пока вы не проводите меня либо домой, либо
в другое какое-нибудь место, где я буду чувствовать себя в безопасности.
Уинуайф. Что же, пожалуйста.
Куорлос. Это нас удовлетворяет.
Грейс. Потому что я хочу, чтобы вы вели себя как добрые друзья и не
пытались вредить друг другу, а кроме того, я хочу и сама каким-нибудь
способом вознаградить того, кто окажется обойденным судьбой.
Куорлос. Это очень благородные условия. Ну что ж. Мое имя взято из
"Аркадии": * Аргал.
Уинуайф. А мое из пьесы - Палемон.*
Оба пишут на табличках. Входит Требл-Ол.
Требл-Ол. Имеется ли у вас приказ на это, джентльмены?
Куорлос и Уинуайф. Что такое?
Требл-Ол. Верьте мне, для этого нужен приказ.
Уинуайф. Для чего?
Требл-Ол. Для чего бы то ни было, все равно для чего.
Куорлос. Черт побери! Вот еще нашелся пророк-оборванец! Прямо с неба
свалился.
Требл-Ол. Небо свалилось, джентльмены, а не я с неба. Разрешите
покинуть вас.
Куорлос. Нет, нет, постой немножко. Миледи, спросите-ка его!
Грейс. Так вы согласны?
Уинуайф и Куорлос. Да, да.
Грейс. Сэр, вот тут написаны два имени.
Требл-Ол. Одно из них имя судьи Оверду?
Грейс. Нет, сэр. О судье Оверду нет речи. Я прошу вас прочитать оба эти
имени про себя. Эти два джентльмена держат пари, и вам предоставляется
решить, на чьей стороне выигрыш.
Требл-Ол. Оба имени могут быть достойными, насколько я знаю, миледи. Но
имя Адама Оверду стоит их всех, уверяю вас, оно лучше их всех. Заявляю вам
это на чистейшем английском языке.
Грейс. Забавный человек! Прошу вас, сэр, выберите все же одно из этих
имен.
Требл-Ол (делая отметку на табличке). Я выбираю того, который имеет
лучший приказ, и лучшее разрешение, и лучшее право, миледи. Выбираю только
для того, чтобы исполнить ваше желание. Но я все же повторяю, лучшее имя из
всех - это имя судьи Оверду. Разрешите покинуть вас. Цветите и
размножайтесь.
Уинуайф. Ну что, миледи, выбрал он?
Грейс. Да, выбрал. Но очень странно. Что это за человек, скажите,
пожалуйста?
Куорлос. Это не имеет значения. Мы вверили ему свою судьбу. Ну, что же
он выбрал? Что же он выбрал?
Грейс. Но разве вы не обещали не расспрашивать?
Входит Эджуорт.
Куорлос. Черт побери! Я совсем забыл об этом! Простите. (Уинуайфу.)
Смотри, вот спешит наш Меркурий. Бумага доставлена как раз вовремя. Нужно
только стереть имя Коукс и вписать другое, и все будет в порядке.
Уинуайф (Эджуорту). Ну что? Удалось?
Эджуорт. Да нет еще, сэр. Мне хотелось бы попросить вас пойти со мною и
поглядеть, как это получится. В таких делах роль зрителя очень существенна.
Вот наш старикан со шкатулкой. Он попал в самое отборное общество и уже
пропустил рюмочку. Посмотрите-ка, что за компания! Суконщик с севера,
какой-то Паппи с запада, капитан Уит, Велентайн Каттинг, помогающий рычать
капитану Джордену... Ваш Нампс в таком восторге, что рад все с себя
спустить. Ей-богу, я мог бы его выхолостить, случись поблизости коновал,
чтобы прижечь ранку, - и то бы он не заметил. Там и супруга судьи, чудесная
женщина. Она так сыплет судейскими словечками и выражениями и так
авторитетно держится, что стоит поглядеть. Умоляю вас, пойдемте со мною,
джентльмены, - вы не пожалеете.
Куорлос. Ах, черт побери! Это в самом деле жалко упустить. Что ты
скажешь по этому поводу, Нед?
Уинуайф. Останемся лучше здесь, не следует, чтобы они видели мисс
Уэлборн.
Куорлос. Ну, ладно. Да позаботься о священнике, а я принесу брачное
свидетельство. Куда нам идти?
Эджуорт. Сюда, сэр, сюда, пожалуйста. Мы уже у самой палатки, слышите
шум?
Другая часть ярмарки. Палатка Урсулы.
Нокем, капитан Уит, Нортерн, Паппи, Велентайн. Каттинг, Уосп, миссис Оверду.
Все сильно подвыпили.
Нокем (тихо). Уит, угощай Каттинга. Уит, ну-ка еще по рюмочке.
Нортерн. Нне ммаггу! Нне ммаггу! Эта мерка не по мне!
Нокем. Что, и мой жеребец зашатался? А? Уит, дай-ка ему легонько по
лбу. Веселей, парнишка! Ну-ка! Он уже еле можахом! Я бы его живо протрезвил,
будь у меня чеснок, масло да красный перец. Где моя склянка? Надо влить ему
чего-нибудь в рот, чтобы его не рвало.
Паппи. Где же вы, сэры? Что же вы виляете, а нас в затруднении
оставляете?
Нортерн. Нне ммаггу! Нне ммаггу! Я пполон, как ббуммажный ммешок! Я
ппрорвусь! Ей-ббогу!
Паппи. Ну и прорвись. А мое сукно не прорвется.
Нокем. Здорово сказано, старый пес! Ты неутомим, как я посмотрю.
Пьют снова.
Каттинг. Сэр, можно и прекратить, если вам угодно!
Капитан Уит. Кто пгиказал пгекгатить? По какой пгичине пгекгатить?
Каттинг. Неважно, кто приказал, лишь бы было приказано.
Нокем. А ничего и не было приказано, сэр.
Входят Эджуорт и Куорлос. Они останавливаются сзади, на расстоянии.
Эджуорт. Они еще продолжают пить, сэр! Вот уж, можно сказать,
нализались!
Капитан Уит. Он не пгостит вам, капитан, он вам не пгостит и будет
дгаться! Пгошу вас, догогой, не газдгажайте его.
Каттинг. Ах ты, черт! Захочу, так прощу. Никого не послушаю!
Куорлос. Где же Нампс? Я его что-то не вижу.
Уосп. А я говорю, не будет этого.
Куорлос. Ах, вот он!
Нокем. Чего ж это не будет, сэр?
Уосп. Ничего того не будет, что мне не понравится.
Капитан Уит. Пгостите, стагичок! Вам это, вегоятно, понгавится.
Каттинг. Не может этого быть, сэр, тут вы, пожалуй, ошибетесь.
Капитан Уит. Да, я непгав. Это ему, вегоятно, не понгавится.
Каттинг. А может, вам обоим понравится, а?
Нокем. Если в нем есть еще капелька здравого смысла...
Капитан Уит. Увегяю вас, капитан, никакого здгавого смысла.
Уосп. Я не желаю слушать ни о каком смысле, и не хочу смысла, и не ищу
смысла, а кто ищет во мне смысла, тот осел.
Каттинг. Ну хоть немножко-то у вас еще осталось здравого смысла, сэр?
Уосп. Да, разве что немножко, не разберусь.
Капитан Уит. Пгостите. Вы не должны признавать решительно никакого
здгавого смысла, ни в какой меге, сегдитый стагичок.
Уосп. Да я и не признаю его, черт меня возьми!
Каттинг. По правде говоря, смысла-то вообще никакого нет.
Уосп. Черт побери! Да есть же! Ей-богу, есть. Могу вам поручиться, что
есть.
Нокем. Он прав, хоть и допился до чертиков.
Каттинг. Нет, это я отрицаю, не до чертиков.
Нокем. Во всяком случае, хмель - великолепная вещь!
Каттинг. Возможно, что и великолепная.
Уосп. Нет, не великолепная, потому что воняет. И на этом я стою.
Капитан Уит. Да, ггаф, я пгедполагаю, сэг, он пгав: воняет. Всякий
хмель пгенепгиятно воняет.
Уосп. А, так? Ну, в таком случае я вам скажу, что не воняет.
Каттинг. А я вам скажу, с вашего разрешения, сэр, что воняет.
Уосп. Ну, пусть с моего разрешения воняет. Ладно!
Капитан Уит. Пгостите меня, сегдитый стагичок, вы пгеплохо сообгажаете.
Уосп. То есть как это?
Нокем. Никогда не спрашивай его, он всегда прав.
Капитан Уит. Пгавильно, я всегда пгав. И этот кгошечный человек всегда
пгав.
Уосп. Я ни о чем слышать не хочу, пусть я не прав, и никогда не был
прав, и никогда не буду прав, пока я в здравом уме и твердой памяти.
Каттинг. Тут, сэр, ни у кого и в уме-то нет упрекать друг друга в
твердой памяти!
Все снова пьют.
Паппи. Ддруг! Ппожалуйста! Вы нне ввозражаете? (Протягивает Нортерну
стакан.)
Куорлос. Вот это, так сказать, налимонились! Здесь сейчас поднимется
такая драка, каких я еще не видывал; не забывайте о том, что вам поручено,
сэр!
Эджуорт. Уж будьте уверены, сэр. (Приближается к Уоспу.)
Нортерн. Мне ммаггу! Нне ммаггу! Ммой жживот ппереполнен!
Эджуорт. Мистер Уосп, не кажется ли вам, что на вас обращают мало
внимания?
Уосп. Что вы хотите сказать, и почему это вас касается?
Эджуорт. Да меня-то не касается, но поостеречь вас следует, вам не
подобает оставаться незамеченным.
Уосп. Ас какой это стати меня предостерегать? Ишь ты, нашелся новый
знакомец! Что, по-вашему, больше никому до меня тут дела нет?
Каттинг. Да, сэр, каждому есть до вас дело, но только в чем дело?
Уосп. А мне нет дела, в чем дело, это не мое дело.
Капитан Уит. Пгекгасно. Вам нет решительно ни до чего никакого дела. Вы
газумный человек, а я хгабгый человек. Это пгавильно. Вы можете
газговагивать вместо меня, а я буду сгажаться вместо вас.
Нокем. Да, да, сразись за него, Уит! Это в самый раз! Впрочем, он на
таком взводе, что и сам может сразиться.
Уосп. Очень даже возможно, что я могу сразиться. Но если я не пожелаю
сражаться, что тогда?
Каттинг. Тогда решайте, как хотите.
Уосп. Ладно, тогда я решу, что мне решить, и приму решение, хорошо?
Нокем. Можете решать. Хоть вы и нализались, но кое-что еще смыслите.
Уосп. Нет, тогда я думаю, что вы так не думаете: смысла я в этом не
вижу.
Каттинг. Да, только в известной мере.
Нокем. Ни в какой мере, сэр, уж простите меня, ни на что не согласен.
Вы что-то путаете!
Уосп. Ничего он не путает, сэр, ни в каком случае.
Капитан Уит. А я пгошу вас газгешить ему пегепутать.
Уосп. Это что? Я-то перепутал? Ну-ка, выкуси!
Нокем. Выкуси? Ах ты пьяная харя! (Уиту.) Садани-ка его, Уит.
Происходит свалка, во время которой Эджуорт вытаскивает свидетельство из
шкатулки и убегает.
Миссис Оверду. Что вы, джентльмены! Полноте! Если вы уважаете меня, как
жену судьи, не ссорьтесь. Именем короля и супруга моего приказываю вам
сложить оружие, или я заставлю вас сделать это!
Куорлос. Ха-ха-ха!
Уосп. Чему это вы смеетесь, сэр?
Куорлос. Сэр, это мое святое право. Я, надеюсь, волен смеяться, чему
хочу.
Каттинг. До некоторой степени вольны, сэр, а до некоторой степени и
нет.
Нокем. Нет, уж если вы попали сюда, так смеяться вам нечего.
Уосп. Ну, да пусть себе смеется, коли ему нравится.
Куорлос. Я буду смеяться, потому что это мне в самом деле очень
нравится.
Уосп. Уж будто бы очень, сэр?
Но кем. А что же? Вы уже под таким градусом...
Куорлос. Джентльмены, мне эта игра не по вкусу. Я, знаете ли, плохо
разбираюсь в градусах, но...
Каттинг (чертит круг на полу). Послушайте-ка, сэр, я хотел бы
поговорить с вами в этом кругу.
Куорлос. В кругу, сэр? А что вам от меня нужно?
Каттинг. Можете ли вы, прежде всего, одолжить мне на круг червонец?
Куорлос. А, черт, этак ваш круг обойдется мне дороже выпивки. Нет, сэр,
ничего вы от меня не получите.
Каттинг. Ишь, корчит из себя барина, наглая харя!
Куорлос. Как, прохвост! Я - наглая харя?
Они выхватывают шпаги и дерутся.
Паппи и Нортерн. Джентльмены! Джентльмены!
Нокем (Уиту). Не зевай, Уит, не зевай!
Нокем уходит; Уит собирает плащи и шпаги и прячет их.
Миссис Оверду. Что это значит! Вы мятежники, джентльмены? Неужели мне
посылать за солдатами или донести на ваш бунт? Взываю к вам именем своей
женственности, своей любви к справедливости, остановитесь!
Куорлос и Каттинг уходят.
Уосп. Взываю именем своей любви к справедливости! Ловко! Взывайте!
Призывайте! Вы говорите именно так, как подобает супруге судьи! Чудесная
госпожа судья в юбке и чепчике! Во имя своей любви к справедливости! Ах,
лахудра!
Миссис Оверду. Послушайте, Нампс, именем мистера Оверду, я требую.
Уосп. Добрейшая и уважаемая, не распускайте язык.
Миссис Оверду. Увы, бедный Нампс!
Уосп. Увы? А почему это "увы"? С какой стати "увы" и с чего это
"бедный" Нампс? Чем это вы так богаты? Почему это такая расфуфыренная
барыня, как вы, будет жалеть меня? Я знал, сударыня, Адама, вашего супруга,
когда он был еще писаришкой и за два пенса корпел над аршинными бумагами.
Даром, что он теперь нос задирает, да и вы вместе с ним!
Входят Брисл и другие полицейские.
Что вам, сэр? Кто вы такие?
Брисл. Мы люди и добрые христиане. Что тут случилось? Что за шум?
Объясните немедленно?
Уосп. Боже милостивый! А вам-то какое дело? Уж нельзя человеку и
подраться спокойно, без помех. Вам-то чего здесь надо?
Брисл. Мы - стража, слуги его величества, сэр.
Уосп. Стража! Ах, растуды его! Славная же вы стража. Кабы вы хорошо
сторожили по ночам, так сейчас, в такое время дня, вам бы самая пора спать.
Идите-ка к себе блох ловить! Заберитесь в свои конуры, заройтесь в свои
клоповые перины и лежите тихохонько.
Брисл. Ах вот как! Нет, уж мы раньше расправимся с тобой и отведем тебя
куда следует.
Несколько полицейских хватают Уоспа и тащат его прочь.
Миссис Оверду. Благодарю вас, честные друзья, от имени короля и
общественного блага, а равно и от имени судьи Оверду, за то, что вы
искореняете беззаконие.
Капитан Уит. Пгошу вас, Бгисл! Здесь еще есть пагочка пьющих, но
совершенно особенных, мигных джентльменов. Они гады будут подагить вам
четыге шиллинга, пгаво. (Указывает на пьяных Нортерна и Паппи, которые спят
на скамье.) Забегите их, пгошу вас, один из них пгодает платье - хогошо
известный тогговец здесь на ягмагке, а дгугой - хгабгый, кгепкий парень и
хогоший богец. Он так долго боголся с бутылкой, что богодач на его кгужке
стегся:* они оба не в состоянии пегедвигаться.
Брисл, А черт! Да это, верно, тот самый, которого давеча приглашал на
работы пристав, всю ярмарку обегал, так и не нашел.
Капитан Уит. Посмотгите, вот они! Забегите-ка их отсюда! Потгудитесь,
пгошу вас!
Стража уводит Нортерна и Паппи.
Судагыня, у вас ггустный вид! По вашему нагяду я вижу, что вы
благогодная дама. Довегьтесь мне! Что вас огогчает?
Миссис Оверду. Ах, я немного раздражена видом всех этих беззаконий!
Могу ли я попросить вас оказать мне одно одолжение, капитан?
Капитан Уит. Тысячу одолжений, судагыня! Я постагаюсь удовлетвогить все
ваши пгосьбы!
Миссис Оверду. Ах, скромность мешает мне сказать об этом громко. Мне...
(Шепчет ему на ухо.)
Капитан Уит. Пгекгасно! Пгекгасно! Это очень пгосто! Я постагаюсь для
вас. Здесь имеется Угса. Она хогошая хозяйка и все устгоит.
Входит Урсула.
Урсула. Ну, что, прохвост? Что ты тут ржешь, старый жеребец?
Капитан Уит. Забеги от меня плащи, Угса: это мы сегодня загаботали. И
пгошу тебя, Угса, помоги вот этой благогодной даме. Пговоди эту благогодную
даму к купели, догогая Угса.
Урсула. Дорогая Урса! Черт тебя задери! А почему ты сам не можешь
доставить ей, что надо?
Капитан Уит. Нет, пгошу тебя, не упгямься, Угса, пговоди эту
очаговательную благогодную даму...
Урсула. Ах, собака! Провести ее, отвести ее! Разве здесь пристанище для
всех ваших шлюх!
Капитан Уит. Пгекгасные слова, Угса; но для такой благородной гостьи...
Урсула. Ах, болячка ее задери! У меня все углы уже заняты. Пусть
подождет, если хочет.
Капитан Уит. Мы не тогопимся. Мы не тогопимся, догогая Угса! Я хгабгый
человек, Угса, но я тегпелив. Я пгедполагаю, что я самый тегпеливый из всех
хгабгецов Смитфилда.
Входит Нокем.
Нокем. Ну что, Уит? Протрезвился малость! Играешь втемную? По углам
прячешься?
Капитан Уит. Непгавильное предположение, капитан! Я полагал, что вы
пгозогливее. Я пгосто устгаиваю небольшое дело, стагаюсь оказать кгошечную
услугу одной благогодной даме.
Миссис Оверду. Ах, капитан! Хоть я и жена судьи, но я ужасно люблю
военных. Каждый раз, как вижу их в суде, восхищаюсь ими!
Нокем. Ах, кобылка ты этакая! Что ж, я и сам тебя оседлать не прочь.
Урсула (из палатки). Ну, входите! Ваша очередь!
Капитан Уит. Очень тебе благодаген, добгейшая Угса! Мы отблагодарим
тебя.
Миссис Оверду. Ее отблагодарит мистер Оверду. (Уходит.)
Входит Урсула, за нею Литлуит и миссис Литлуит.
Литлуит. Спасибо, спасибо, добрейшая! Я и моя жена чрезвычайно обязаны
вам и капитану Уиту. Большое спасибо! Вы нас выручили! Теперь, Уин, я
оставляю тебя в этом милом обществе, примерно так на полчасика, Уин. Пойду
погляжу, как идут мои дела с пьесой, хороши ли марионетки, удачны ли
декорации, а потом приду за тобой, миленькая Уин.
Миссис Литлуит. Ты решаешься оставить меня одну с двумя мужчинами,
Джон?
Литлуит. Ну да. Что ж тут такого? Они честные джентльмены, Уин. Они
будут вести себя как благовоспитанные люди. Ну, храни тебя бог, Уин, я
пошел.
Урсула. Как! Ее муженек уже удрал?
Нокем. Во весь карьер, Урса.
Урсула. Ну, так покажите себя, коль вы настоящие охотники. У нас нынче
на ярмарке совсем живности мало. Того и гляди прогорим. Тут как раз будут
вечером Иезекииль Эджуорт и еще два-три франтика, а у меня им и предложить
нечего. Уговорите-ка вдвоем эту птичку потанцевать сегодня, а я постараюсь
обработать ту, расфуфыренную, - благородную даму, как ее величают.
Нокем. Понятно, Урса. Иди, делай свое дело.
Урсула уходит.
Ах, Уит, какая жалость, такая славная гнедая лошадка с тонкой шеей, круглыми
глазками, круглым ротиком, острыми ушками, мягкой холкой, крутым
загривком, прямой спиной, изогнутыми боками, крутыми бедрами, круглым
животом, упругим крупом, стройными ножками и легкими копытцами, - какая
жалость, что такая великолепная кобылка обречена влачить скучное
существование скромной простой женщины, между тем как она могла бы вести
жизнь настоящей леди.
Капитан Уит. Ах, это пгекгасные слова, капитан! Пгостые погядочные
женщины ведут чегтовски неинтересную жизнь.
Миссис Литлуит. Как это так, сэр? Неужели и в самом деле жизнь
порядочной женщины - скверная жизнь?
Капитан Уит. Безусловно, пгелестная кгасавица. Повегьте ему. Он пгав.
Это жизнь габыни! Но вы должны пгинять некотогые советы и некотогые гешения
- и пегед вами откгоется пгекгасная, наглядная, интегесная жизнь, котогую
ведут все благогодные леди. Капитан пгав.
Нокем. Ну, понятно! И при этом, конечно, вы можете оставаться и
честной, и порядочной, иметь все прежние повадки и привычки, и зеленые
платьица, и бархатные юбочки:* все, как полагается.
Капитан Уит. Ну да! И газъезжать в коляске в театгы Уэга и Гомфогда,*
смотгеть на актегов, и влюбляться в них, и пить ликегы, и все это дагом,
совегшенно бесплатно.
Нокем. Вот это здорово!
Капитан Уит. И флигтовать одновгеменно хоть с тгидцатью, догогая.
Миссис Литлуит. И при этом оставаться порядочной? Это славно, в самом
деле!
Капитан Уит. Это очень пгосто, догогая! Только старайтесь всегда
прибегать к моей помощи, я пгекгасный посгедник! Пгитом я сумею войти в
довегие к вашему супгугу, и вы сохганите гепутацию погядочной женщины. Я
даже постагаюсь, чтобы он пгинял собственные гога за укгашение! Пгекгасная
идея!
Нокем. Притом вы разрядитесь в пух и прах, по самой наилучшей моде,
чтобы ваш муженек гордился вами. Нынче это очень модно, чтобы жены
наставляли мужьям рога, а мужья оставались в полном неведении. Что может
быть безвкуснее набожного придирчивого мещанина-ханжи? Фи! Это ведь совсем
вышло из моды.
Миссис Литлуит. Господи, как же я была глупа!
Капитан Уит. Все это можно пгекгасно испгавить и впгедь вести обгаз
жизни благородных дам. Пгегкде всего возьмите за пгавило: не делайте газницы
между своим супгугом и дгугими мужчинами.
Нокем. А других тоже не отличайте друг от друга в темноте.
Капитан Уит. И пгизнайте, что нет ничего позогного в том, чтобы
попгобовать многих.
Урсула (из палатки). Сюда! Сюда! Спасите! Помогите!
Нокем. Что там такое? Что там стряслось?
Входит Урсула.
Урсула. Хорошо же вы следите за своим товаром! Тоже еще мне лесничие!
Там явилась лахудра из Тернбула, замызганная Алиса, да и напала на эту вашу
благородную даму; чепец с нее сорвала, все волосы ей повыдрала!
Вбегает миссис Оверду, за нею, колотя ее, Алиса.
Миссис Оверду. Именем короля! Спасите, спасите!
Алиса. Погибели на вас нет! Вот такие-то паскудницы в шелках, с буфами
на боках у нас, бедных, всю торговлю отбили! Разорили нас вконец, стервы!
Нокем. Ну, ну! Полно, Алиса! Что там такое? Что ты так расшумелась?
Алиса. Нам, бедным простым потаскушкам из простого звания, никакого
хода нет из-за этих богатых шлюх: нацепили бархатные платья да чепчики
разные и переманивают у нас покупателей! Все сливки снимают!
Урсула. Да уймись ты, наконец, кляча норовистая!
Алиса. Ах ты, нечистая сила! Сальная ты сводня! Тоже язык распустила!
Нокем. Ну, Алиса! Что я сказал?
Алиса. Ах, смитфилдская ты свинья!
Урсула. Ах, тернбулская ты кошка!
Нокем. Ишь ты, как их разобрало! Не унять!
Урсула. Помнишь, небось, как твою шкуру в Брайдуэле * обработали? Как
тебя там выпороли?
Алиса. А тебя-то ведь туда же везли: в той же облаве попалась, только
из телеги выпала, потому что дно продавила, урыльница!
Нокем. Ну, хватит, ты, чума! Знаешь, кто я такой? Хочешь, чтобы я на
тебе последнее тряпье в клочья изодрал? Ну-ка, проваливай! Знаешь меня,
когда я под мухой! Ну-ка, Уит, поддай ей на прощанье.
Нокем и Уит выталкивают Алису.
Успокойтесь, сударыня, прошу вас! Чувствуйте себя, как подобает леди.
Капитан Уит. Пгекгасные слова, благогодная дама! Я сам все устгою. Вы
настоящая леди, пгогуливающаяся леди, пгоще сказать, погуливающая дамочка.
Нокем. Это верно. Ну-ка, Урсула, займись этими дамами, пригласи их к
себе, открой свой гардероб, наряди их, как подобает их званию и призванию.
Главное, чтобы платьица были зеленые, а нижние юбочки - пунцовые. Подумать
только! Вот это так реклама! "Зеленые женщины"! Чистокровные! Для лучших
посетителей! А я позабочусь об экипаже, чтобы вам и воздухом подышать!
Миссис Литлуит. А вы полагаете, что здесь можно достать экипаж?
Нокем. Да тут экипажей полным-полно, как мух на навозной куче. Жена
каждого мелкого стряпчего имеет коляску. Уж не поймешь, зачем эту коляску
покупают: сперва, чтобы ехать венчаться, потом, чтобы жене кататься. Не
пешком же ей ходить к любовникам! А то ведь муж достоинство потеряет.
Урсула, миссис Литлуит и миссис Оверду уходят.
Нокем. Умел кататься, умей и саночки возить, это тебе скажет любой
"мудрец, и трезвый, и пьяный.
Входит Требл-Ол.
Требл-Ол. По чьему приказу он это скажет?
Нокем. А, явился, полоумный? (Кричит в сторону палатки.) Налейте-ка нам
еще по стаканчику, Урса, мы выпьем вместе!
Требл-Ол. А я не решаюсь пить без приказа, капитан.
Нокем. Ах, растуды его! Он и оправиться не решается без приказа! Ну,
ладно! Дай сюда чернила, перо и бумагу, - я напишу тебе приказ!
Требл-Ол. Это должен быть приказ судьи Оверду.
Нокем. Знаю, приятель. Ну-ка, Уит, неси выпивку.
Капитан Уит. Пгошу вас, капитан, потогопитесь. Вас ожидают благогодные
дамы. (Уходит и вскоре возвращается с вином.)
Нокем. Вот и готово. (Подает Требл-Олу бумагу.) Видишь, написано: Адам
Оверду.
Требл-Ол. Ну, теперь я пью за ваше здоровье, капитан.
Нокем. Пей, да поживей. Я сейчас вернусь.
За палаткой Урсулы. Оверду сидит в колодках. Проходят посетители ярмарки.
Входит Куорлос с брачным свидетельством в руках. За ним Эджуорт.
Куорлос. Ну, сэр, вы свободны. Смотрите, впредь будьте осторожнее,
чтобы вас больше не накрыли.
Эджуорт. Сэр, не желаете ли зайти сюда, в домик Урсулы, и потешиться с
шелковым платьицем и бархатной юбочкой? Мне тут обещали парочку хорошеньких
дамочек. Могу с вами поделиться.
Куорлос. Оставьте их для своих товарищей по распутству; я вам не
компания, сэр! Если бы я не простил вам той большой пакости, не желая руки
марать, я оттрепал бы вас по заслугам, чтобы научить, к кому обращаться с
подобными предложениями. Ступайте своей дорогой, а со мной можете больше не
разговаривать. Вам впору только с палачами объясняться. Порка - слишком
скромное наказание для таких, как вы.
Эджуорт уходит.
Жаль, что я воспользовался услугами этого субъекта: он имеет все основания
предполагать, что я - его же поля ягода: facinus, quos inquinat, aequat,
{Преступление кого марает, тех и равняет. (Лат.)} но очень уж мне хотелось,
шутки ради, добыть это брачное свидетельство. Вообще-то говоря, если прочие
обстоятельства не будут мне благоприятствовать, приобретение этого документа
ничего мне не даст. Подумать только, ведь если оборванец отметил не мое
слово, тогда все это я затеял совершенно зря; к тому же еще, оставив с ней
Неда Уинуайфа, я предоставил ему все преимущества, вместо того, чтобы
воспользоваться ими самому. Он, чего доброго, порасскажет ей, что я кутила и
развратник, и совершенно истребит в ней всякое доброе чувство ко мне. Я,
впрочем, сделал бы то же самое, если бы мне представилась возможность. Одна
надежда на то, что она женщина с характером, и, кажется, не легкомысленная.
Но, конечно, если уж приходится строить какие-то надежды на постоянстве
женщины, значит, дело дрянь! Честное слово, я готов бы отдать все, что имею,
вплоть до плаща и шпаги, лишь бы встретить этого оборванца, которому мы
вверили свою судьбу, и узнать у него, какое же слово он выбрал. Иначе мне
просто жизни нет! Нужно будет поискать его. Но кто это?
Входят Брисл и стража с Уоспом.
Уосп. Сэр, вы рогоносец и самодовольный осел, а не констебль.
Брисл. Ладно, ладно, суй ногу в колодку. Вот так.
Уоспа сажают в колодки.
Уосп. От тебя разит чесноком и луком, стервец!
Брисл. А тебе-то что до этого? Сиди себе спокойно в колодках, благо
никто не трогает. А захочешь повонять, не стесняйся, штаны выдержат. Ну,
прощайте, сэр, не горюйте.
Куорлос. Как, да это Нампс? Как ты сюда попал, Нампс?
Уосп. Это не ваше дело, как попал, так и попал. Нечего глаза пялить!
Куорлос. Да я не хотел тебя обидеть, Нампс. Я думал, ты устроился сюда
шутки ради, для вида.
Уосп. Еще чего выдумали! Может, на продажу? Идите по своим делам, а
меня оставьте в покое.
Куорлос. Да я о тебе же забочусь, Нампс. Не жмет ли тебе ноги?
Входит Xеггиз.
Брисл. Ну как, друг Хеггиз? Что сказал его благородие судья Оверду
насчет преступников?
Хеггиз. То-то и есть, что ничего не сказал. Да что и как бы он мог
сказать, если его нигде найти не могут? Весь день-деньской искали его по
всей ярмарке, с семи часов утра, как сквозь землю провалился. Его писцы не
знают, что и думать. До сих пор не могут начать ярмарочный суд. Да вот и
они, кстати!
Входят другие полицейские, ведя ребби Бизи.
Брисл. Ну, что с ним делать, как по вашему усмотрению?
Хеггиз. По моему усмотрению, посадить его в колодки, всем на
"посмотрение", и пусть посидит часок-другой, пока не появится его
благородие, судья.
Брисл. Ладно, друг Хеггиз. Ну-ка, сэр! (Уоспу.) Вот вам и компания.
Откройте-ка колодки.
Когда полицейские открывают колодки, Уосп быстрым движением вытаскивает ноги
из башмаков и просовывает в них руки вместо ног.
Уосп (в сторону). Я с тобой еще хорошую штуку сыграю.
Брисл. Пожалуйте вашу ногу, сэр!
Куорлос. Как! Ребби Бизи! И он здесь!
Ребби Бизи. Я повинуюсь им, но не боюсь их. Лев рыкающий страшен, но
кусать он не может. Я счастлив, что отторгнут от язычников страны сей и
ввергнут в колодки за святое правое дело.
Уосп. Кто вы будете, сэр?
Ребби Бизи. Я - во скорби ликующий, восседающий здесь, дабы прорицать
гибель и разрушение ярмарочных игрищ, бесчинства и пивопития, я - скорбящий
и воздыхающий об исправлении нравов.
Уосп (к Оверду). А вы кто будете, сэр? Из стонущих и воздыхающих или из
во скорби ликующих?
Оверду. Я вне всего этого. Я ничего не ощущаю и ни о чем не размышляю.
Адам! Ты выше всех этих избиений и унижений. In te manca ruit fortuna,
{Безуспешно пытается на тебя обрушиться судьба. (Лат.)} - как говорит твой
друг Гораций. Ты из тех, quem neque pauperies, neque mors, neque vincula
terrent. {Кого не устрашают ни бедность, ни смерть, ни оковы. (Лат.)} И
посему, как сказал еще один друг твой, кажется Персии, - non te quaesiveris
extra. {Ты не будешь искать вне себя. (Лат.)}
Куорлос. Что же это? Праведник в колодках? Полоумный стал философом?
Реббя Бизи. Друг, я прерву духовное общение с тобою, если еще хоть раз
услышу сии еретические измышления, сии латинские вирши, сии лохмотья Рима,
заплаты папиэма!
Уосп. Нет уж, если вы собираетесь ссориться, джентльмены, так я вас
оставлю. Я только что сам поплатился из-за ссоры. Поглядите-ка на мой способ
подменять ноги руками, ну и прощайте, храни вас бог! (Вытаскивает руки из
колодок.)
Ребби Бизи. Как! Ты покидаешь братьев своих в постигшей их напасти?
Уосп. На этот раз покидаю, сэр. (Убегает.)
Ребби Бизи (Брислу). Почто же ты пребываешь в безразличии? Останови
его! Задержи его, несогласного терпеть ярмо гонения!
Брисл. А? Что? В чем дело?
Ребби Бизи. Он убежал! Он осмелился убежать!
Брисл. Как? Удрал? Куда? В каком направлении? Лови его, друг Хеггиз!
Хеггиз и стража убегают за Уоспом. Входит вдова Пюркрафт.
Вдова Пюркрафт. О горе! Что я вижу! В колодках! Ужели темная сила
одолела?
Ребби Бизи. Не ропщи, сестра моя во господе! Сие непомерное испытание
ниспослано мне во укрепление сил моих. Утешься и мужайся.
Входит Требл-Ол с кружкой.
Требл-Ол. По чьему приказу? По чьему приказу все это здесь творится?
Куорлос. Ах! Вот он, мой полоумный!
Оверду. Ах!
Вдова Пюркрафт. О сударь, взгляните, праведных мужей, коим должно
удивляться, как святым, ввергли сюда на посмеяние, укрепив их ноги в
колодки!
Требл-Ол. А был ли на это приказ? Показана ли была подпись судьи
Оверду? Если приказа не было, за это ответят!
Входит Xеггиз.
Брисл. Ты, вероятно, плохо замкнул колодки, друг Тоби.
Хеггиз. Да что ты! Попробуй-ка, замкни лучше.
Брисл. И то правда: колодки, как колодки, и крепко заперты. Странное
дело! Нет, тут что-то кроется.
Требл-Ол. Да, странное дело, потому что нет приказа. По какому приказу
нет приказа?
Брисл. Замолчи ты, полоумный, или я тебя самого в колодки посажу, благо
есть пустые!
Куорлос. Как! Разве он сумасшедший!
Требл-Ол. Покажи мне приказ судьи Оверду, и я подчинюсь вам.
Хеггиз. Придержи язык, болван!
Хеггиз и Брисл уходят.
Требл-Ол. Именем судьи Оверду я пью за ваше здоровье, и вот мой приказ!
(Показывает кружку.)
Оверду (в сторону). Бедный малый! Мое сердце обливается кровью при виде
его.
Куорлос. Если он полоумный, так не стоит его и спрашивать. Однако я
все-таки попытаюсь! Друг! Подожди-ка! Приятель! Не припомнишь ли ты, что
совсем недавно одна благородная дама показывала тебе два имени - Аргал и
Палемон? Она просила тебя выбрать и отметить одно из них. Не припомнишь ли
ты, какое из них ты отметил?
Требл-Ол. Я не отмечаю никаких имен, кроме имени судьи Оверду. Это имя:
- всем именам имя. Он один великий судья и подлинный судья, и его имя я чту.
Покажите мне его имя!
Куорлос. Да, этот парень действительно полоумный. От него ничего не
добьешься:
Оверду (в сторону). Я не успокоюсь, пока не награжу его за преданность.
Куорлос. Ладно, я использую его для другой цели. Как это меня вдруг
осенило! У меня в ватных штанах хватит шерсти для привязной бороды.
Входят Брисл и Хеггиз.
Брисл (пробует замки). Этот полоумный довел меня до того, что я уже не
знаю, запер я колодки или нет. Как будто запер. (Пробует замки снова.)
Требл-Ол. Помни только об Адаме Оверду и ничего не бойся.
Брисл. Черт тебя задери, дурак набитый! Если не можешь помолчать,
получай! (Бьет его.)
Требл-Ол. А, ты бьешь без приказа? Тогда получай и ты!
Они дерутся. Во время свалки колодки, которые Брисл забыл запереть,
открываются.
Ребби Бизи. Мы освобождены чудом! Брат по узам! Не будем отстранять
десницы господа и средств, нам ниспосланных! Это сумасшествие было
ниспослано свыше и се хитрость антихриста посрамлена!
Ребби Бизи и Оверду уходят.
Вдова Пюркрафт. И они называют его безумным! Мир безумен в своих
заблуждениях, а он в безумии своем мудр. О, я полюбила его с первого
взгляда, - как это и было предсказано, - и буду любить его все сильнее и
сильнее. Как прекрасен муж безумный во истине! О если бы мне стать его
подругой, соединиться с ним узами и безумствовать вместе с ним! Какое
множество людей мы обратили бы в безумие во истине! (Уходит.)
Брисл. Что такое? Никого нет? Все удрали! А женщина где? Нет, тут
пахнет колдовством. Боюсь я этих бархатных шляпок. Тут было какое-то
чародейство, ей богу. Полоумный - дьявол, а я - осел. Спаси меня, господи!
Сохрани меня, господи! Убереги меня, господи, хоть на моем посту! (Уходит в
страхе.)
Ярмарка, как прежде. Палатка. Ленторн Лезерхед, одетый хозяином марионеток;
Филчер и Шаркуэл с флажками.
Лезерхед. Ну! Во имя святого Варфоломея! И да вывезет нас
изобретательность и эта афиша! Бей в барабан! Нас с мистером Литлуитом
забросают грязью, если эта штучка не понравится публике. Эх, вспоминаются
мне представления, которыми я, Ленторн Лезерхед, тешил и просвещал толпу в
былые времена, сразу после смерти нашего маэстро Подди! * Хорошие были пьесы
- "Иерусалим", "Ниневия", потом еще "Город Норич" и "Содом и Гоморра",* чего
там только не было представлено! Всего не перескажешь. Тут тебе и облава на
подмастерьев, я разгром публичных домов в страстной четверг - всякие
приключения. А вот еще была пьеса "Пороховой заговор"! * Доходная пьеса! Я
показывал ее по девять раз за один вечер. И какой публике! Меньше
восемнадцати пенсов за билет не брал! Такие пьески всегда самые ходкие, они
просты и всякому понятны. А в наши дни, знаете, очень уж умничают, и это
часто портит дело. Вот так и наш Литлуит. Ох, уж поистине хитроум! А вернее
будет сказать - малоум. Ну, Филчер, Филчер, смотри за сбором!
Филчер. Все будет в порядке, сэр!
Лезерхед. Смотри, Шаркуэл, коли придут господа поприличнее, бери по два
пенса.
Шаркуэл. Не извольте беспокоиться, сэр, возьмем и по три пенса, где
сможем.
Другая часть ярмарки. Входит Оверду, переодетый носильщиком.
Оверду. Это последнее обличье, позаимствованное мною у носильщика,
поможет мне выполнить благой и великий мой замысел. Хотя осуществление этого
замысла и встречало всякие препятствия, я никогда не расставался с ним. Еще
не пробил час моего гнева, когда я возвещу о себе и, подобно грозовой туче,
разражусь дождем и градом, громом и молниями, обрушенными на головы
беззаконников. Мне предстоит выполнить две задачи: во-первых, найти какой-то
способ вознаградить этого несчастного полоумного бродягу, лишившегося
рассудка по моей вине... Ах! Вот я вижу, он идет! Отойду в сторону и обдумаю
план действий.
Входят Уинуайф и Грейс, вдали - Куорлос, переодетый Требл-Олом.
Уинуайф. Удивительное дело, что не возвращается мой друг Том Куорлос,
быть может, он заблудился, разыскивая нас?
Грейс. Смотрите, снова идет этот наш сумасшедший!
Приближается Куорлос, переодетый Требл-Олом, за ним следует вдова Пюркрафт.
Куорлос. Ну вот, я, кажется, похож на него, если только его колпака и
верхнего платья для этого достаточно.
Вдова Пюркрафт. Сэр! Я люблю вас и буду счастлива безумствовать во
истине вместе с вами.
Уинуайф. Как! Моя вдова влюбилась в сумасшедшего!
Вдова Пюркрафт. Послушайте меня! Поверьте мне! Я сумею быть столь же
безумной, как и вы.
Куорлос. По чьему приказу? Прекратите причитания! (К Грейс.) О, я нашел
вас, благородная девица! Спасайтесь, цветите и размножайтесь! Где ваша
книжечка? Там я отметил имя. Не бойтесь показать его мне.
Грейс. А для чего, сэр?
Куорлос. Я отмечу его снова и снова.
Грейс. Вот оно. Вот имя, которое вы отметили.
Куорлос. Палемон! Прощайте! Прощайте!
Уинуайф. Как! Палемон?
Грейс. Да, Он назвал это имя сам, и я не стану скрывать это от вас. Я
ваша, сэр. Судьба благосклонна к вам.
Уинуайф. Миледи! Поверьте мне, вам достался человек, который никогда не
даст вам повода раскаиваться. Наоборот, я надеюсь, что со временем вы
убедитесь, что, благоприятствуя вашему выбору, судьба не была слепа.
Грейс. Я надеюсь, мне не придется раскаиваться.
Уинуайф и Грейс уходят.
Куорлос. Слово было: Палемон, и Уинуайф - избранник!
Вдова Пюркрафт. Сэр! Снизойдите принять меня и соединиться со мною
узами безумия. Не отвергайте богобоязненную сестру, которая жаждет
устремиться к истине следом за вами.
Куорлос. Прочь, лицемерка, ханжа, тупица бешеная! Таким в лесах место с
дикими зверями, а не в человеческом жилье. Ведь бывают же такие отщепенцы
разума, присвоившие себе право извращать христианство. Уйди! Оставь меня
одного! Палемон! Палемон! Избранник - Уинуайф!
Вдова Пюркрафт (в сторону). Надо открыться ему, иначе он мне никогда не
достанется, несмотря ни на какие предсказания! (Громко.) Сэр! Послушайте! У
меня накоплено шесть тысяч фунтов. Моя любовь к вам стала пыткой. Я скажу
вам все, раз уж вы так ненавидите лицемерие нашей секты. Целых семь лет я
была благочестивой вдовой лишь для того, чтобы выманивать дары и подношения
от искателей моей руки. Я ведь сестра-дьякониса - из тех, которые
присваивают милостыню, а не раздают ее. А кроме того, я занималась тем, что
устраивала свадьбы нашим обедневшим братьям с богатыми вдовами, и за это
после свадьбы получала одну треть их состояния, для вспомоществования
избранным, пребывающим в нищете. Еще я выдавала хорошеньких бедных
молоденьких девиц за богатых старых вдовцов и холостяков, с тем, чтобы они
обкрадывали мужей, после того как, укрепив их в истинной вере, они заполучат
в свои руки все имущество. А если я своего не получала, то уж легче было
сварливую потаскуху превратить в молчаливого священника, чем заставить меня
перестать извергать хулу и проклятья на их головы. Наш глава, по имени
Ревнитель, сам бы не прочь заполучить меня, но я знаю, что он первейший
прохвост в нашей стране. Он уж многих братьев облапошил, напросившись быть
их душеприказчиком и заморочив головы их несчастным наследникам клятвенными
обещаниями и разглагольствованиями. Вот! Я очистила свою совесть и высказала
все, что было у меня на душе. Умоляю вас, примите мою исповедь. Я открылась
вам лишь потому, что, видя вас безумным, понадеялась, что вы и меня приняли
за безумную, сэр.
Куорлос. Подождите минутку, я сейчас вам отвечу. (Расхаживает по сцене,
погруженный в размышления.) Почему бы мне и в самом деле не жениться на этих
шести тысячах фунтов? Да и дело у нее доходное, как подумаешь! Все равно та,
другая, досталась Уинуайфу, и мне уже не на что рассчитывать. А тут еще я и
денежки ее сберегу, если она будет продолжать безумствовать. Мне нужны
деньги. Почему бы мне, в самом деле, и не жениться на деньгах, коли они
прямо в руки идут? Брачное свидетельство у меня. Нужно только стереть одно
имя и вписать другое. Такая удача не каждый день выпадает. Ладно, я решился.
Надо быть дураком, чтобы поступить иначе. (Подходит к вдове Пюркрафт.)
Согласен! Следуйте за мной! Если вами владеет безумие, то я покажу вам
приказ. (Собирается увести с собою вдову Пюркрафт.)
Вдова Пюркрафт. С превеликой охотой пойду с вами! Лучшего не желаю.
Оверду (удерживая Куорлоса). Сэр, позвольте мне поговорить с вами.
Куорлс. По чьему приказу?
Оверду. По приказу того, кого вы столь высоко уважаете и цените. По
приказу судьи Оверду. Я и есть судья Оверду, друг мой Требл-Ол, хотя я скрыт
под этой личиной. Но так подобает поступать разумному правителю на благо
общества, ведь именно так мы искореняем беззаконие. Не бойтесь меня и
скажите прямо, чего вы просите, что вам желательно? Квартира? Еда? Питье?
Одежда? Чего бы вы ни просили, все будет исполнено. Ну, так что же вам
желательно?
Куорлос. Ничего, кроме вашего приказа.
Оверду. Моего приказа? Какого приказа?
Куорлос. Приказа уйти, сэр.
Оверду. Нет, прошу тебя, подожди. Я не шучу и не люблю пустых слов. Не
в моих привычках понапрасну тратить время. Подумай, друг мой.
Куорлос. Ваша подпись и печать могли бы доставить мне большое
удовольствие. На всей ярмарке нет ничего, что могло бы с этим сравниться.
Оверду. Если бы это могло оказаться для тебя полезным, я охотно дал бы
тебе и печать и подпись.
Куорлос. Для меня большая радость и польза даже взглянуть на них; если
вы не хотите их дать мне, так позвольте мне уйти.
Оверду. Бедняга! Ну, хорошо, сейчас ты их получишь. Я только зайду к
моему писцу - он тут поблизости - и принесу. Не уходи, подожди меня здесь.
(Уходит.)
Куорлос. Однако это обличье сумасшедшего приносит счастье, как я
погляжу. Забавно! Мой ободранный кафтан творит просто чудеса! Если это
действительно судья и если он принесет мне обещанное, то почему не
воспользоваться?
Входит Оверду.
Вот он уже возвращается.
Оверду. Смотри, вот бумага с моей печатью и подписью: Адам Оверду. Если
хочешь, напиши на этой бумаге все, что тебе захочется, и помни: я сделал это
для тебя. Даю тебе чистый лист с моей подписью. Умеет ли писать твоя
приятельница?
Куорлос. Да. Пусть она подпишется, как свидетельница, и все в порядке!
Оверду. Отлично. (Заставляет вдову Пюркрафт подписаться на бумаге.)
Куорлос (в сторону). Почему бы мне теперь не сделать эту бумажку
векселечком на тысячу франков?
Оверду. Ну, берите же вашу бумагу.
Куорлос. А теперь станем опять сумасшедшими.
Куорлос и вдова Пюркрафт уходят.
Оверду. Ну вот! Теперь мне стало легче на душе. Мысль об этом человеке
уже не так угнетает мою совесть. Я исполнил свой долг, хотя едва ли то, что
я сделал для него по его просьбе, принесет ему пользу. Но Адам сотворил
благо. Жало угрызений удалено. Бедный малый! Как он постарел и опустился! Я
ведь помню его, когда он был писцом, он даже внешностью как-то изменился.
Ну, а теперь займемся другим делом. Постараюсь спасти того милого юношу, за
которым с невольным влечением сердца я следую с утра, чтобы отвести его от
края пропасти и наставить на путь истины. Думаю, что встречу его здесь. Уж
наверно он сейчас развлекается, если не здесь, то в каком-нибудь другом,
столь же сомнительном месте. Я его разыщу. (Уходит.)
Кукольный театр
Входят Шаркуэл и Филчер с афишами; Коукс в фуфайке и штанах, за ним толпа
ярмарочных мальчишек.
Коукс. Что здесь делается, приятель? Кто хозяин этого балагана?
Шаркуэл. Это не балаган, а театр, ваша светлость, с вашего позволения.
Входит судья Оверду.
Оверду. Вот и мой чудаковатый шурин, мистер Варфоломей Коукс.
Коукс. Представление? Это что ж такое? (Читает афишу.) "Древняя и в то
же время современная история о Геро и Леандре, иначе называемая Пробный
камень истинной любви, сопровождаемая показом испытания дружбы Дамона и
Пифия, двух верных друзей, обитавших на берегу реки".* Прелестно, ей-богу,
только не совсем понятно, в чем дело. Это интермедия, что ли?
Филчер. Да, сэр. Попрошу вас подойти. Плата за вход - здесь.
Коукс. Вот пристали ко мне эти ребята, никак от них не отвяжешься!
Поверите ли, по пятам ходят!
Входит Литлуит.
Литлуит. Пропусти-ка меня, приятель.
Филчер. Извольте заплатить, сэр!
Литлуит. Кто? Я? Платить? Я вижу, ты не знаешь, кто я. Позовите хозяина
театра.
Шаркуэл. Что это ты, дружище Филчер? Самого автора не узнал! С него
денег не берут, ему полагается посещать представления бесплатно. Ведь мистер
Литлуит здесь свой человек, он, понимаешь ли, автор!
Литлуит. Ну, тише, тише! Что ты так громко кричишь? Я, может быть,
вовсе не хочу, чтобы автора узнали, прежде чем увижу, как пойдет пьеса.
Коукс. Мистер Литлуит! Как поживаете?
Литлуит. Ах, мистер Коукс! Вот кстати! Но что это вы в одной фуфайке и
штанах? Где же ваши камзол и шляпа?
Коукс. Не сойти мне с этого места! Клянусь преисподней, я все растерял
на этой ярмарке. Поверите ли, даже знакомых растерял! Кстати, мистер
Литлуит, вы не встречали кого-нибудь из них? Ну, скажем, слугу моего,
Нампса, или сестрицу, миссис Оверду, или мисс Грейс? И вот еще что, мистер
Литлуит, одолжите мне хоть немного денег, мне хочется посмотреть эту пьеску,
я вам верну, ей-богу верну, клянусь честью джентльмена. А то, если хотите,
проводите меня домой, у меня дома денег достаточно.
Литлуит. К вашим услугам, сэр. Крона вас, вероятно, устроит?
Коукс. Да, я думаю. Сколько здесь платят, голубчик?
Филчер. По два пенса, сэр.
Коукс. Вот тебе двенадцать, дружище. Как бы я сейчас ни выглядел, а я
благородный человек. У меня и слуги есть. Ты еще увидишь меня во всем
блеске!
Литлуит. Слугу вашего я только что видел в колодках.
Коукс. Как! Нампса?
Литлуит. Да, ей-богу!
Коукс. Да за что же, господи? Впрочем, в данную минуту я даже рад
этому. Он бы мне только мешал. У меня без этого немало хлопот. Но вообще-то
потом, пожалуйста, напомните мне о нем, надо его все-таки вызволить. Что это
за пьеса, мистер Литлуит? И хорошие ли у вас актеры?
Литлуит. Все наши актеры малыши, сэр; и старые и молодые-все малыши. А
вот и их хозяин.
Входит Лезерхед.
Лезерхед (тихо Литлуиту). Не называйте меня при нем Лезерхедом, а
называйте по прозвищу - Фонарем.
Литлуит. Вот господин Фонарь, освещающий все наше дело.
Коукс. Очень приятно, сэр. В добрый час! Я бы рад познакомиться с вашей
труппой, да и выпить с актерами не прочь. Как здесь у вас пройти за кулисы?
Лезерхед. По правде говоря, сэр, у нас за кулисами тесновато. Мы ведь,
знаете, только начинающие, новички, так сказать, уж простите нас. Ну и
кулисы пока маленькие. Вам, пожалуй, не согнувшись в три погибели, туда и не
пролезть.
Коукс. Да неужели? Даже сейчас, когда я без шляпы, я кажусь таким
высоким? Эх, что бы вы сказали, если бы поглядели, каким я был сегодня
утром, в шляпе с перьями! Кстати, что это я не вижу тут мальчишек, подающих
скамейки, табак и пиво? Они такие забавные и нахальные и так ловко
выпрашивают деньги; во всех домах они есть. И потом познакомьте меня с
кем-нибудь из ваших актеров.
Литлуит. Покажите их ему, дружище. Этот благородный юноша настоящий
покровитель искусства!
Лезерхед уходит.
Оверду (в сторону). Склонность к этому непристойному увеселению губит
всех юношей, это зловредное и безобразное занятие.
Входит Лезерхед с корзинкой.
Коукс. Как! Разве они живут в корзинке?
Лезерхед. Они лежат в корзинке, сэр! Ведь они маленькие!
Коукс. Так это и есть ваши актеры? Вот эта мелюзга?
Лезерхед. Актеры, сэр, и еще какие! Не хуже других! Правда, они годятся
только для пантомимы, но я говорю за них всех.
Коукс. Интересно, и управляетесь за всех? Не удивительно. Я думаю, что
любой портной мог бы управиться со всей труппой одной рукой.
Лезерхед. Ну да, а потом скушать их всех, будь они пряничные!
Коукс. Спасибо вам, мистер Литлуит. Славная штука! Ну, а кто у тебя
здесь Бербедж? *
Лезерхед. Что вы имеете в виду, сэр?
Коу кс. Ну, ваш лучший актер, ваш Филд? *
Литлуит. Ловко сказано, ей-богу! Вы славно острите, мистер Коукс! Можно
сказать, не отстаете от меня!
Лезерхед. Вот наш лучший актер, сэр, он играет Леандра. Женский пол его
обожает, особенно веселые девицы - очень уж он трогательно играет. А вот это
- красавица Геро; а этот бородатый - Дамон, а этот красавчик - Пифий; а
это - призрак царя Дионисия в одежде писаря. Ну, да все это вы потом увидите
на сцене.
Коукс. Что ж, премилая компания! Мне они очень нравятся! Главное, что
они не задирают нос, не глумятся, ни в чей огород шуточек не отпускают, как
все большие актеры, и притом их ни угощать, ни вином поить не приходится,
как всех прочих! Так что знакомство с ними обходится недорого. Но как они
играют? Не сбиваются? Не путают ролей?
Лезерхед. Нет, сэр, тут уж я должен сказать, благодаря моему трудолюбию
и ловкости они хорошо сыгрались. Вот смотрите-ка, юный Леандр, хоть он
ростом всего в несколько дюймов, а головой мотает, как заправский конь.
Коукс. Но какую же это пьесу вы тут играете? Ту самую, какую я в книжке
читал? *
Лезерхед. Ни в коем случае, сэр!
Коукс. То есть как это так?
Лезерхед. Мы знаем, что делаем. В книжных пьесах слишком много ученых
слов и поэзии, это не для нашей публики! Ну, разве они понимают, что такое
Геллеспонт? Или что значит: "виновник крови истинной любви"? Или там Абидос,
Сест и все такое?
Коукс. Ты прав, таких слов я и сам не понимаю.
Лезерхед. Ну вот. Я, можно сказать, упросил мистера Литлуита
потрудиться и сделать эти пьесы более доступными для нашей публики.
Коукс. То есть как это? Объясните, пожалуйста, добрейший мистер
Литлуит!
Литлуит. Он преувеличивает значение моей работы. Никакого труда мне это
не составило, могу вас уверить" Я только сделал пьесу легче и проще, ну, как
бы сказать, ближе к нашему времени, сэр, вот и все. Геллеспонт я заменил
нашей Темзой, Леандра сделал сыном маляра из Педлуорфа,* а Геро - красоткой
из рыбачьей слободки. Однажды, когда она отправлялась на рынок, Леандр
увидел, как ее лодка причалила к берегу в Тригстерсе,* и влюбился в нее. Ну,
еще я ввожу, конечно, Купидона, в виде трактирного слуги; он-то и внушает
Геро любовь при помощи пинты хереса. Ну, потом я показываю нежные сценки,
которые понравятся вам и, надеюсь, заслужат ваше одобрение.
Коукс. Можете быть в этом уверены! Я уже сейчас влюблен во всех актеров
и чувствую себя их другом. Геро будет моей любимицей. Да и Леандр неплох! И
Дамон! И Пифий! И призрак царя Дионисия! Ах, какая прелесть! Они нисколько
не хуже игрушек, которые я сегодня накупил на рынке.
Входят Уинуайф и Грейс.
Уинуайф. Посмотрите-ка, ваш Коукс нашел себе достойную компанию. Я так
и знал, что мы найдем его здесь.
Грейс. Не троньте его. Он так увлечен, что сам нас не заметит.
Лезерхед (Коуксу, который тормошит марионетку). Пожалуйста, осторожнее,
сэр!
Коукс. Ты боишься, что я недостаточно вежлив! Ручаюсь тебе, приятель,
что я ее не испорчу! Полно, не ревнуй, я ведь почти женат!
Литлуит. Ну, почтенный господин Фонарь, приготовьтесь начинать, а я
пойду за своей супругой. Смотрите, чтобы все было в полном порядке! Не
испортите мне репутацию!
Лезерхед. Вы только не расхваливайте вашим друзьям пьесу заранее. Это
самое опасное.
Литлуит. Нет, нет, будьте покойны. (Уходит.)
Коукс. Я посмотрю отсюда. Пожалуйста, позвольте мне остаться.
Уинуайф. До чего он назойлив и болтлив!
Грейс. По-моему, он как раз на своем месте.
Оверду (в сторону). Что я вижу! Моя подопечная с каким-то неизвестным
молодым человеком! Боюсь, как бы мне не пришлось открыть свое инкогнито
раньше времени!
Входят Нокем, Эджуорт, миссис Литлуит, за ними капитан Уит, поддерживающий
миссис Оверду. Обе дамы в масках.
Филчер. Два пенса с персоны, джентльмены! Великолепное представление!
Нокем. А как насчет фейерверка и выпивки?
Шаркуэл. Все будет, капитан, и фейерверк, и выпивка, и даже фонтаны!
Капитан Уит. Пгошу вас позаботиться об этой пгелестной леди, мистег
Эджуогт, а я займусь той благогодной дамой!
Лезерхед. Добро пожаловать, джентльмены, добро пожаловать!
Капитан Уит. Попгошу вас, хозяин театга, эта благогодная дама
нездогова, ей нужно кгесло!
Лезерхед, Сию минуточку, сэр!
Для миссис Оверду приносят кресло.
Капитан Уит. Я уверен, что пиво и хегес Угсулы всему пгичиной!
Устгаивайтесь поудобнее, догогая! Можете даже вздгемнуть!
Эджуорт (к миссис Литлуит). Мадам, я рад вас видеть здесь!
Нокем. Отличная пьеса, она вам голову вскружит.
Оверду (в сторону). Вот он, предмет моих неустанных забот. Я рад видеть
его в столь хорошей компании, но все же не понимаю, как это могут такие
благовоспитанные люди посещать подобные зрелища!
Эджуорт. Это театр для чистой публики, сударыня.
Лезерхед. Не угодно ли сесть, миледи?
Миссис Литлуит. Благодарю вас. Как они все со мной почтительны. Они
принимают меня за настоящую леди!
Эджуорт. А как же могло быть иначе, сударыня?
Миссис Литлуит. Не снять ли мне маску?
Эджуорт. Ни в коем случае!
Миссис Лйтлуит. Но ведь меня тогда муж не узнает.
Нокем. Муж! Вот пустое слово! Он и не должен узнать вас, а вы не должны
о нем думать. Это будет самое правильное.
Оверду (в сторону). Ага! Надо этим тоже заняться! Скажите, друг мой,
эта дама из хорошего общества?
Капитан Уит. Пгекгасного общества! И дгугая леди тоже! Но если они
пгиглянулись вам, подагите мне четырнадцать пенсов - и я все устгою, вы
пговедете вгемя и с одной, и с дгугой!
Оверду (в сторону). О! Это, кажется, крупнейшее беззаконие, которое мне
удалось обнаружить. Надо будет это расследовать.
Эджуорт. Ну, разве, миледи, такая жизнь не лучше, чем жизнь взаперти с
собственным мужем?
Миссис Лйтлуит. Конечно, лучше! Но когда же они начнут? Как называется
представление?
Эджуорт. Скоро, скоро начнут, миледи. Они только ждут, чтобы набралось
побольше публики.
Нокем. Эй, ты там, кукольник! Меня уже одурь берет, когда же вы
начнете?
Лезерхед. Мы ожидаем только автора - мистера Литдуита. Он пошел за
своей женой. Сию минуточку он вернется, и мы начнем.
Миссис Лйтлуит. Но ведь это же я! Я и есть его жена!
Эджуорт. Вы были этой скромной особой, миледи, но теперь вы - важная
дама!
Нокем. Черт ее подери, жену автора! Вот еще выдумали какую-то там жену!
Здесь есть леди почище самой Делии.*
Капитан Уит. Попгошу вас: одна благогодная дама вздгемнула в кгесле.
Пгисмотгите за ней, когда она пгоснется!
Входит Уосп.
Уосп. Здорово, други! Что тут показывают?
Филчер. Два пенса с персоны, сэр! Наилучшее представление на ярмарке!
Уосп. Врешь ты, наверно. Ну, ладно, коли врешь, я свои деньги назад
отберу, да еще вдобавок изобью тебя.
Миссис Литлуит. Нампс пришел!
Уосп. Послушайте, не видели ли вы здесь где-нибудь моего хозяина?
Этакого высокого молодого барчука из Хэрроу, Варфоломея Коукса?
Филчер. Да, вроде бы такой есть.
Уосп. А ну, погляди-ка получше. Вообще говоря, это на него похоже. Где
ж ему и быть? Я всю ярмарку обегал, везде побывал, и у Орла, и у Черного
Волка, и у Быка с пятью ногами, - два года тому назад я видел его еще
теленком в Эксбридже...* Смотрел и собак, что танцуют моррис, и зайца с
барабанчиком - ну решительно нигде его нет. Уж, верно, здесь и в самом деле
что-нибудь забавное, коли его отсюда не выманить.
Коукс. Скорее, сэр, скорее! Пора начинать! Вы готовы?
Уосп. Отцы-святители! Он уж тут хлопочет! Без камзола, без шляпы! В
одних штанах и фуфайке! Эй! Послушайте-ка, сэр! Вас наняли, что ли? Уж
больно вы стараетесь!
Коукс. Успокойся, Нампс, ты побывал в колодках, насколько мне известно.
Уосп. Так он узнал об этом! Ну, теперь - все! Кончилась моя власть над
ним. Чтобы иметь право исправлять и попрекать других, нужно самому быть
безупречным.
Уинуайф. Великолепно, Нампс! Очень поучительно! Никогда раньше не
слыхал от него таких умных речей!
Лезерхед. Право, кажется, мистер Литлуит не придет! Занимайте свое
место, сэр, сейчас начнем.
Коукс. Ах да, поскорее начинай, пожалуйста. Мои глаза и уши просто
жаждут представления! Ах, Нампс, Нампс! Как же это ты побывал в колодках?
Где твоя шпага, Нампс?
Уосп. Сэр! Прошу вас заниматься своим делом, а меня оставить в покое!
Коукс. Ну, ладно! Теперь мы квиты! Иди сюда, Нампс, сядь рядом со мной,
я буду тебе все объяснять. Кстати, не видал ли ты где-нибудь мисс Грейс?
Хотя сейчас это для меня и не существенно, но потом напомни мне о ней.
Уинуайф. Нечего сказать! Он выражает очень много любви и заботливости!
Грейс. А вам хотелось бы, чтобы он выражал то, чего не испытывает? Это
было бы насилием над собой.
Коукс. Тише! Внимание! Начинается! Начинается!
Лезерхед.
Прошу вас, господа! Спектакль начинается!
В роли нежного Леандра перед вами является
Первейший наш актер: он для этого случая
Роскошно разодет во все самое лучшее.
Отец его - маляр, в Педлуорфе обитает,
Так Абидос по-нашему обычно называют;
Рыбачья же слободка, известная матросам,
У древних называлась бы торжественно Сестосом.
Итак, Леандр, как видите, малюет стену рьяно,
А Геро едет в лодочке, красива и румяна.
Она, узрев Леандровы колени, ноги, ляжки,
Бросает на героя любовный взгляд, бедняжка.
Теперь, глядите, - к берегу ее пристала лодка.
Что ж делает Леандр? Что чувствует красотка?
Леандр.
Эй, Капуста! Капуста! Сюда направляйтесь!
Лезерхед.
Это лодки название: не удивляйтесь!
Леандр.
Эй, Капуста!
Лезерхед. Ты что же, дружок, разорался? Может, ты торговать капустой
собрался?
Леандр.
Я, маляр, - торговать? На-ка выкуси, шут!
Лезерхед.
Ах! Манеры и речи тебя выдают!
Леандр.
Эй, Капуста!
Лезерхед.
Что, тебе лодка нужна?
Леандр.
Да, и чтоб тебе сдохнуть!
Лезерхед.
Но где же она?
Эй, Капуста! Послушай! К тебе обращаются!
Видишь, мистер Леандр до чего надсаждается!
Лодочник.
Где ж он?
Леандр.
Вот он, Капуста! Леандр - это я!
Друг, скажи мне скорей, ничего не тая,
Имя, возраст и прозвище той красотки,
Что сошла, как мы видели, с этой лодки?
Коукс. Подожди, подожди... Что сказал этот малый? Я не совсем понял
его.
Лезерхед.
Сэр, Леандр хочет выведать имя красотки,
Что сошла, как мы видели, с этой лодки.
Лодочник.
Это - Геро красотка.
Леандр.
Как? Неро?
Лодочник.
Да нет!
Это Геро! Геро!
Лезерхед.
Да, Геро, мой свет!
Вот на рынок она из рыбачьей слободки
Поспешает покушать свежей селедки.
Тут Леандр, нарядясь, устремился за нею.
Вот он входит в трактир, от волненья бледнея.
Коукс. Ах, до чего же хорошо! (К окружающим.) Ведь правда?
Лезерхед.
Эй, лодочник!
Лодочник.
Ну, что?
Лезерхед.
Леандр тебя зовет!
Сведи его туда, где страсть его живет!
Хотя бы познакомь его сегодня с нею!
Лодочник.
Прохвост! Не сводник я! Знакомить не умею!
Коукс. Как он сказал? "Прохвост, не сводник я"? Прекрасные слова. И все
понятно.
Лезерхед.
Не сводник ты? Ну что ж! Никто не говорил,
Что сводник. Не ворчи! Ты деньги получил!
Лодочник.
А что ему назад?
Лезерхед.
Как?
Лодочник.
Ну, на зад, ну, в зад!
Лезерхед.
Что? Что? Леандра - в зад? Да ты взъярился, брат!
Ну, полно, старина, ведь он же ждет красотку,
Скажи по чести нам, кто заплатил за лодку?
Лодочник.
Какой-то потаскун!
Лезерхед.
Что? Потаскун?
Лодочник.
Ну да,
А сдачу получай! (Бьет его.)
Лезерхед.
Убил!
Лодочник.
Беда! Беда!
Не рой другому яму, сам попадешь туда!
Коукс. Он сказал: "Не рой другому яму, сам попадешь туда!.." Отлично,
ей богу! Я так и думал, что будет драка. Лодочник ловко бьет, честное слово!
Лезерхед. Да, но обратите внимание, сейчас появятся его пассажиры!
Леандр (поет).
Плыви, моя лодка, плыви! Вперед! Вперед!
Вперед!
Лезерхед.
А наш-то старик нагрузился: пожалуй, ко дну пойдет!
Лодочник.
А вот как заеду по харе!
Леандр (поет).
Вперед! Вперед! Вперед!
Коукс. Как он выразился? "Заеду по харе"? Так?
Лезерхед. Да, сэр, именно так. С этими рыбаками не стоит связываться.
Они всегда что-нибудь отчубучат.
Коукс. Да пропади он пропадом! Я ему не товарищ! Но мне, признаться, не
нравится, что Леандр слишком часто удирает со сцены. Скажи ему это,
пожалуйста! Чего он прячется? Пусть будет на глазах у нас.
Лезерхед. Не извольте беспокоиться: он еще вам намозолит глаза!
А теперь, господа, вы, наверно, слыхали
О божке, которого Купидоном называли.
Пожалел он Леандра, и, понятно, из жалости
Он пустился тотчас на привычные шалости.
Обернулся трактирщиком, и у Геро мгновенно
Сердце пламенным хересом затомилось блаженно.
От Леандра ей, послано угощение:
Вот Леандр пробирается к ней в помещение!
Леандр входит в комнату Геро.
Иона-Купидон.
Эй, там, поживее! Пинту испанского!
Коукс. Испанского? А почему же испанского? Ведь разговор шел о хересе.
Иона-Купидон.
Ну так это и есть херес!
Ей-богу, херес! Херес! Херес!
Коукс.
О, херес, херес, херес!
Смеюсь, тебе доверясь!
Ишь ты, как складно получилось! Надо и о Купидоне что-нибудь сочинить.
А ну, помогите-ка мне! Да и ты, Нампс, помогай. Ты сегодня что-то больно
мрачен. Должно быть, все о колодках вспоминаешь? Брось! Это пустяки. Я уже
забыл об этом, подумаешь, невидаль какая! Не огорчайся, пожалуйста!
Уосп. Уж лучше бы эти колодки были у вас на шее, сэр, а меня бы
привязали к ним за пятки, и таскали бы вы меня тогда, куда вам
заблагорассудится.
Коукс. Славно сказано, Нампс! Ты у меня не дурак. (Лезерхеду.) Но
позволь, приятель, когда же нам покажут историю дружбы Дамона и Пифия?
Лезерхед. Увидите, увидите! Все увидите, сэр!
Коукс. Ты не думай, что я кого-нибудь забыл! Я ни одного актера не
забыл и требую, чтобы все они были показаны нам! Они все такие забавные,
право, даже не знаю, кто лучше.
Нокем. Выпил этот дурень, что ли? Какого черта он все время мешает
игре? А ну, Уит, поддай-ка ему!
Капитан Уит. Ах нет! Пгошу вас, капитан, не тгогайте его, он
пгостодушен, как гебенок!
Лезерхед.
Теперь, господа, два джентльмена пред вами,
Они до сей поры почитались друзьями,
Обитая в доме, где находилась пивная
И где цвела, как роза, Геро молодая.
Дамон, памятуя ее обещание,
Хочет с милою Геро непременно свидания,
А Пифий, в их свидании нечто усмотрев,
Выражает при встрече свой дружеский гнев.
Пифий.
Похабник! Нахал!
Коукс. "Похабник! Нахал!" Это очень искренно и по-дружески!
Дамон.
От такого же слыхал!
Ты с нею сам, прохвост, переспал!
Коукс. Все понятно! Дамон говорит, что Пифий уже переспал с нею и
обещает доказать это.
Лезерхед.
Сэр, каждый из них нахал и стервец!
Пифий.
Ты врешь, подлец!
Лезерхед.
Как! Я подлец?
Пифий.
Ты шут и рвань!
Лезерхед.
Это я-то рвань?
Да у вас на двоих - шелудивая дрянь!
Дамон.
Ты врешь опять!
Лезерхед.
Это мне-то врать?
Дамон.
Ты опять подлец!
Лезерхед.
Я - опять подлец?
Ты и сводник, и рвань, продувной стервец!
Коукс. Забавно! Он говорит: "Ты - сводник!"
Дамон.
Шелудивая рвань!
Коукс. "Шелудивая рвань" - это очень неплохо!
Лезерхед.
Подлецы вы оба: и второй, и первый,
И у вас на двоих шелудивая стерва!
Дамон.
Так вот оно как!
Бросаются оба на Лезерхеда.
Пифий.
Так вот оно как!
Лезерхед.
На меня-то за что же?
На что это похоже?
Пифий.
Э, Дамон, шевелись!
Дамон.
Пифий, ткни его в брюхо, не промахнись!
Лезерхед.
Эй, приятели! Что ж вы такое творите?
Вы убить меня в собственном доме хотите?
Коукс. Браво! Хорошо сыграно! Чудесно сыграно! Просто отлично.
Уосп. Да, уж точно: сыграно ловко! От всего сердца говорю.
Лезерхед.
Теперь протяните-ка друг другу руки!
Коукс. Да! Оба, оба, оба!
Дамон.
Спасибо, милейший Пифий!
Пифий.
Спасибо, милейший Дамон!
Коукс. Спасибо вам обоим, я просто в восхищении!
Пифий и Дамон (вместе).
Пойдем-ка позавтракать с Геро вместе.
Лезерхед.
Идите же позавтракать с Геро вместе.
Меня уже угостили, сказать по чести.
Коукс. Что ты разумеешь, приятель? Они тебя здорово ушибли?
Лезерхед. Да нет, сэр; между нами говоря, вовсе нет. Это ведь только
представление.
Итак, господа, вы заметили, без сомнения,
Между Дамоном и Пифием испорчены отношения,
Но хотя ежедневно они рычат,
А дерутся не более, чем с братом брат.
Зато, когда уж с другими они встречаются,
Тут, как вы убедитесь, их гнев разгорается.
Коукс. Точно! Мы это все видели. А ты даже на себе испытал. Ну, что же
дальше? Что же дальше?
Лезерхед.
Вот с младым Леандром прекрасная Геро
Выпивает, зело превышая меру,
И уж третью пинту ей наливает
Купидон, хоть Ионой его называют.
Но недаром, недаром божок лукавый
Из-под фартука вынул колдовскую отраву.
А теперь, господа, наблюдайте внимательно:
Сила чар подействует обязательно!
Геро.
О Леандр, Леандр, будь мне милым дружком!
Я гусынею стану, а ты - гусаком!
Коукс. Изумительно: она станет гусыней, а он - гусаком! Ну, просто
прелестно, правда?
Лезерхед. Да, да, сэр, но обратите внимание на ответ!
Леандр.
Дражайшая гусыня! Спеша тебя обнять,
Готов я нашу Темзу всегда переплывать!
Коукс. Превосходно! Он, значит, заявляет, что переплывает Темзу для
того, чтобы обнять свою гусыню? Ведь так?
Лезерхед. Так, так. Но, пожалуйста, потише, сэр! Они рассердятся, что
вы им мешаете. Лучше смотрите внимательно. Сейчас они скрепят свой союз.
Леандр.
Но чтобы в темной Темзе не заблудиться мне,
Поставь-ка, дорогая, огарок на окне!
Геро.
Ах, гусь мой ненаглядный, я сердцем горяча:
Есть у меня для друга и целая свеча.
Леандр.
Тогда встречай дружка
И расцелуй пока.
Лезерхед.
Но тут Дамон и Пифий явились, к сожалению,
И сало, и колбасы несут для угощения.
Пифий.
Эй, малый, нам вина.
Лезерхед.
Какое там вино?
Пройдите, сударь, дальше, здесь все уже полно!
Дамон.
Здесь Геро?
Лезерхед.
Ну так что ж? Ее не купишь малым,
Ее не соблазнишь протухшим вашим салом!
Пифий.
Ты брешешь, я купил вестфабское! Смотри!
Лезерхед.
Вестфальское, болван, хоть верно говори!
Дамон.
А ты, нахал, такого тона не бери!
Слышно, как Леандр и Геро целуются.
Что там? Что слышу я? Ужели поцелуи?
Лезерхед.
А почему б и нет? Ведь я же не ревную?
Там миссис Геро.
Дамон.
Как? Там миссис Геро? Да?
Там миссис Геро? С ним? Скажите ей тогда:
Она мерзавка! Дрянь! Я больше ей не верю!
Лезерхед.
Спокойней, сэр, прошу! И выйдите за двери!
Дамон.
Как! Чтобы мне за дверь?
Геро (выскакивая).
Да, стервеца - за дверь!
Бросаются друг на друга.
Дамон.
Нет, тебя, паскуда!
Геро.
Прочь, дурак, отсюда!
Дамон.
Я сказал: вон, паскудная рожа!
Пифий.
Да и я теперь повторяю то же!
Геро.
На-ка! Выкуси!
Лезерхед.
Ладно! И это дело!
Что же, выкуси, братец! Сказано смело!
Дамон и Пифий (вместе).
Вот сейчас мы тебя разукрасим, дрянь!
Геро.
Пощадите! Спасите!
Лезерхед.
А ну перестань! -
Ты чего же, Леандр, как олух, притих?
Раскрои-ка им череп. Гони-ка их!
Купидон-Иона всегда с тобою!
Иона-Купидон.
Верно, верно! Леандр, готовься к бою!
Леандр.
Ах ты, хам козлобородый!
Дамон.
Ах ты, хам паскудной породы!
Они тузят друг друга.
Леандр.
Ты - подлый потаскун!
Иона-Купидон.
Потаскуны вы все!
Лезерхед.
Вмешался Купидон - и бой во всей красе!
Нокем. Здорово! Великолепно!
Коукс. Клянусь жизнью, они отлично дерутся! Правда, Нампс?
Уосп. Да, им только вас на сцене не хватает!
Лезерхед.
Вот на шум этой драки, что всех удивило,
Дух царя Дионисия встал из могилы.
Он не то чтобы царь, а умом отличался:
Был он школьным учителем и скончался.
Был он каждому другом, и возмущенно
Он взывает к Пифию и Дамону:
Чем обидел я вас, что даже в могиле
Вы похабною бранью меня разбудили?
И пошто вы Леандра притом оскорбили?
Дамон.
Я не могу! Я не стерплю!
В помещение театра врывается ребби Бизи.
Ребби Бизи. Я! Я не стерплю! Я повергну Дагона.* Я не в силах дольше
выносить ваши кощунства!
Лезерхед. Что вы хотите сказать, сэр?
Ребби Бизи. Я сокрушу и посрамлю Дагона, говорю вам! Я сокрушу и
посрамлю сего языческого идола, который здесь пребывает, ибо он есть бревно,
но не бревно, из коего строятся дома и храмы, а бревно в глазу правоверных,
и это большое бревно, и даже огромное и омерзительное бревно в глазу моем,
ибо сии лицедеи и рифмоплеты, сии нечестивые скоморохи искушают взоры
греховными плясками для осмеяния святых братьев и дела их, ибо все они -
орудие в руках сатаны и порождение злобы его!
Лезерхед. Сэр, я показываю только то, что мне разрешают, а не по своей
воле!
Ребби Бизи. Сам ты - бес своеволия и распутства, именуемый Шимеем!*
Лезерхед. Да полноте! У меня есть самое законное разрешение начальника
театральных зрелищ.*
Ребби Бизи. Разрешение уз распутства! Сатанинская подпись! Замолчи,
развратитель! Ремесло твое проклято, и, служа ему, ты служишь Ваалу! Но я
отверз уста мои, аки устрица, ожидающая грозного часа твоего посрамления! Но
я не в силах измерить могущество врага человеческого, посему я ищу лишь
распри, а потом уж битвы.
Нокем. Вот это здорово загнул, прямо по-бенберийски!
Коукс. Друг, я не советовал бы вам заводить с ним распрю. Вы в очень
невыгодном положении. Правда, хозяин не кулачный боец, но все друзья помогут
ему. Нампс* ведь и ты будешь на нашей стороне, правда?
Эджуорт. Сэр, по-моему, этого не понадобится. Насколько я понимаю, он
предлагает решить диспутом. Ну, хозяин, придумай, что ты скажешь в защиту
своего ремесла.
Лезерхед. По правде говоря, сэр, я не силен во всяких этих спорах и
словопрениях с лицемерами. Но я хочу предложить, чтобы моя куколка, царь
Дионисий, ответила ему. На эту куколку я вполне полагаюсь.
Коукс. Кто? Кто? Мой любимчик будет вести с ним диспут?
Лезерхед. Да, сэр, и, надеюсь, посадит его в лужу.
Коукс. Великолепная мысль. По правде говоря, царь Дионисий на вид умнее
своего противника. Ну-ка, сэр начинайте! Докажите свою правоту.
Ребби Бизи. Я не страшусь обнародовать силу духа моего и дарования.
Взываю к духу рвения моего. Помоги мне! Укрепи меня! Наполни меня!
Уинуайф. Да это же отъявленное богохульство! Я не могу даже понять,
невежество это или бесстыдство. Он взывает к помощи божьей, выступая против
марионетки!
Куорлос. Но зато марионетка - единственный достойный противник такого
лицемера.
Ребби Бизи. Первое, что реку тебе, идол: ты не имеешь призвания и не
достоин названия!
Дионисий. Ты лжешь: название мое - Дионисий!
Лезерхед; Да, да, сэр, он вам ответил, что вы лжете. Его называют
Дионисий, и на это название он откликается.
Ребби Бизи. Я разумел: ты не имеешь призвания! Законного призвания!
Дионисий. А твое призвание, по-твоему, законное?
Леэерхед. Марионетка спрашивает, сэр: законно ли ваше призвание?
Ребби Бизи. Да! Мое призвание указано мне свыше!
Дионисий. Тогда и мое призвание указано свыше.
Лезерхед. Марионетка заявляет, что и ее призвание указано свыше, сэр.
Вы сами подтвердили это, назвав его идолом, а себя избранником божиим.
Коукс. Отличный довод, милая моя деревяшка!
Ребби Бизи. Не защищай сие порождение зла, благородный отрок! Он ржет и
лягается, но в сем лягании я усматриваю одни софизмы. А я еще раз
провозглашаю его идолом и утверждаю, что название и призвание его скверны!
Дионисий. Нет, не скверны!
Лезерхед. Марионетка говорит: "Нет, не скверны!"
Ребби Бизи. Нет, скверны!
Дионисий. Нет, не скверны!
Ребби Бизи. Нет, скверны!
Дионисий. Нет, не скверны!
Лезерхед. Ловко! Правильно! Тверди себе свое "не" - и все! Это веский
довод, и вам, сэр, не заглушить его своим басом.
Ребби Бизи. Но и он не заглушит глас мой своим визгливым писком, хотя
писк сей подобен скрипу колес телеги сатаны. Он не заглушит гласа правоты
моей, ибо я - ревнитель веры и о вере пекусь.
Лезерхед. Как собака о кости.
Ребби Бизи. Ия скажу, и повторю, что все это нечестиво и скверно, ибо
это - служение гордыне и прислужничество суете сует!
Дионисий. Ну, а как ты смотришь на прислужничество своих сестер и
поклонниц?
Лезерхед. Правильно!
Дионисий. А что ты скажешь о своих братцах, распустивших хвосты и
перья, понацепивших фальшивые локоны? Разве они не служители гордыни? Разве
они не служители суеты сует? Ну, что скажешь? Что скажешь?
Ребби Бизи. Я не отвечаю за них. Дионисий. Потому что не можешь! Потому
что не можешь! Ну-ка, скажи, какое призвание ты считаешь законным? Ну, что
ты думаешь о кондитере или о французском портном? По-твоему, все грех, что
тебе невыгодно? Разве не так? Разве не так?
Ребби Бизи. Нет, Дагон, нет!
Дионисий. Ну, а как же по-твоему, Дагончик? Чем же марионетка хуже их
всех?
Ребби Бизи. Главный мой довод против тебя тот, что ты омерзительное
извращение естества, ибо часто в среде вашей мужчина принимает облик
женщины, а женщина - облик мужчины.
Дионисий. Ложь! Ложь! Ложь! Безобразная ложь!
Коукс. Чудесно! Три раза его уличили во лжи!
Дионисий. Это старая твоя погудка против актеров, но к марионеткам она
не пристанет, ибо среди нас нет ни мужчин, ни женщин, и в этом ты можешь тут
же удостовериться, несмотря на свое лживое подслеповатое ханжество. На,
гляди! (Раздевается догола.)
Эджуорт. Вот это называется неопровержимым наглядным доводом. Ей-богу,
неплохо!
Дионисий. Нет! Я еще докажу всем этим поучающим и корчащим из себя
наставников, что мое призвание ничем не хуже, чем их призвание. Я тоже
говорю по вдохновению, как и он. И невежества во мне столько же. И к науке я
столь же мало причастен и так же пренебрегаю ее помощью.
Ребби Бизи. Я посрамлен. Силы мои слабеют.
Дионисий. Тогда сдавайся! Сдавайся! Сдавайся!
Лезерхед. И правда, сэр, сдавайтесь-ка лучше и позвольте нам продолжать
представление.
Ребби Бизи. Да, пускай продолжают. По зрелом размышлении я решил, что
могу быть зрителем вместе с вами!
Коукс. Вот это отлично! Ей-богу, отлично! Ведь милая моя деревяшка
спасла все дело! Ну, продолжайте же. Продолжайте же представление.
Оверду (снимая маску). Стой! Теперь запрещаю я! Я, Адам Оверду!
Приказываю всем вам не двигаться с места. Говорить буду я.
Коукс. Вот тебе на! Мой зятек!
Грейс. Ах! Мой премудрый опекун!
Эджуорт. Судья Оверду!
Оверду. Настал час, когда мне положено разоблачить беззаконие и
заклеймить его! Ибо, поистине, я обнаружил достаточно.
Входит Куорлос, одетый Требл-Олом; за ним вдова Пюркрафт.
Куорлос. Нет уж, дорогая невеста, подражайте мне во всем. Коли я
полоумный, будьте полоумной и вы. Тут судья Оверду! Он-то мне и нужен!
Оверду. Мир тебе, добрый человек! Подойди сюда, не бойся. Я позабочусь
о тебе и о твоей подруге. (Эджуорту.) И ты, юноша, тоже будешь отныне под
моим покровительством. Подойди поближе.
Эджуорт. Ну, теперь уж я пропал!
Нокем (Уиту). Нам надо как-нибудь улизнуть, Уит. Здесь становится
небезопасно. Этак птицам нашего полета можно и в клетку угодить.
Нокем и капитан Уит пробуют ускользнуть.
Оверду. Стой! Разве одно уж мое имя не повергает вас в трепет?
Капитан Уит. Да, благородный судья, пгевосходные слова: именно
повеггает в тгепет! По этой именно пгичине мы стагаемся скгыться поскогее!
Входит Литлуит.
Литлуит. Ах, боже мой! Джентльмены! Не видал ли кто-нибудь из вас мою
жену? Я потерял мою женушку! Ей-богу! Ну вот, хотите верьте, хотите нет, -
потерял мою хорошенькую маленькую Уин! Я оставил ее в палатке у этой
толстухи - торговки свининой, в надежном месте, с капитаном Уитом. Это очень
славный, очень приличный господин. И вот ее след простыл! Бедная моя
глупышечка! Боюсь, что она заблудилась! Матушка, вы нигде не встречали мою
Уин?
Оверду. Если эта почтенная женщина - ваша мать, сэр, то станьте около
нее et digito compesce labellura, {И приложите палец к губам (то есть
замолчите). (Лат.)} возможно, что я сейчас и найду вам жену. Брат мой
Варфоломей! Я глубоко огорчен, видя вас в таком легкомысленном настроении,
столь приверженным нечестивому времяпрепровождению, несмотря на то, что
рядом с вами ваш рассудительный дядька Хемфри. Но я приказываю вам: выйдите
сюда, на середину, я буду порицать ваше поведение. Мисс Грейс! Разрешите мне
спасти вас из общества незнакомого вам мужчины!
Уинуайф. Простите, сэр! Я не посторонний, а искатель руки леди Грейс.
Оверду. Ах так? А в силу какого права, сэр? Кто вы такой?
Уинуайф. Я - Уинуайф, сэр!
Оверду. Ааа! Мистер Уянуайф! Покоритель женских сердец! Надеюсь, что вы
еще не добились ее согласия, сэр. В противном случае, я рассмотрю этот
вопрос при более благоприятных обстоятельствах. Но теперь не время. Теперь я
должен клеймить беззаконие! Взирайте на меня, о Лондон и Смитфилд! Вот я
пред вами, образец правосудия! Зерцало мудрости управления, я, познавший все
тонкости судопроизводства! Я - бич беззакония! Послушайте, какие труды я
совершил, и узнайте, какие я сделал открытия! И ежели осмелитесь, то
сравните деяния Геркулеса с моими деяниями. Сравните со мною Колумба,
Магеллана или нашего земляка Дрейка.* Сейчас я посрамлю всех вас, плевелы
беззакония! Выступайте по зову моему. Первым - ребби Бизи, одержимый
безумец, лицемер. (Лезерхеду.) Затем ты - его противоположность - несчастный
хозяин театра марионеток, лицедей и рифмоплет. (Капитану Уиту.) Затем ты,
забулдыга, развратник, совратитель молодежи, чему живое доказательство сей
честный юноша. (Указывает на Эджуорта; Нокему.) И ты, рыцарь грошовых леди!
(К миссис Литлуит.) Ну-ка, мадам, в зеленом платьице! Позвольте снять с вас
маску! (Снимает маску с миссис Литлуит,)
Литлуит. О! Моя жена! Моя жена!
Оверду. Она - ваша жена? Redde te Hapocratem. {Храни это в тайне.
(Лат.)}
Входит Требл-Ол со сковородкой в руке, за ним Урсула и Найтингейл.
Требл-Ол. С вашего разрешения, станьте в круг, господа. Шапки долой!
Урсула. Держите его! Держите его! Помогите!
Найтингейл! Моя сковорода! Сковорода!
Оверду. В чем дело?
Нейтингейл. Он украл сковороду из палатки Урсулы.
Требл-Ол. Да, и я не боюсь никого, кроме судьи Оверду.
Оверду. Урсула! Где она? А, вот она, прародительница всяких бесчинств и
порока! Вот она! Добро пожаловать. Стань-ка тут, в сторонке, и ты, певец,
тоже.
Урсула. Ваша милость! Я ни в чем не виновата. Какой-то джентльмен
приволок его в мою палатку, взял у него верхнее платье и шляпу, а он, видно,
из-за этого побежал сюда с моей сковородкой.
Оверду (Куорлосу). Так, значит, вот кто подлинный безумец! А ты просто
обманщик?
Куорлос. Да, пожалуй, вы правы, я полоумный только на вид.
Оверду. Подожди и ты. Постой там. - Куорлос. Как прикажете, сэр.
Миссис Оверду (пробуждаясь). Ах! Дайте мне таз! Меня тошнит! Меня
тошнит! Дайте мне таз! Где мистер Оверду? Бриджет! Позови сюда моего Адама!
Оверду. Что? (В растерянности замолкает.)
Капитан Уит. Ваша благогодная супгуга, высокочтимый мистег Адам.
Миссис Оверду. Где же мой Адам? Где он? Неужели я не увижу его больше?
Ах, меня тошнит! Дайте мне таз!
Куорлос. Что же вы, сэр, не продолжаете свое обличение беззаконий? Вы
как будто расстроены. Ну так я помогу вам. Слушайте, сэр, я скажу вам
откровенно. Вот этот невинный юноша, о судьбе которого вы заботились весь
день, - вор-карманник, который забрал у вашего шурина, мистера Коукса, все
его вещи, а потом свалил вину на вас и был причиной того, что вас избили и
засадили в колодки. Если теперь у вас явилось настроение проявить свое
судейское остроумие и повесить его, можете заняться этим. Но, на мой взгляд,
разумнее будет отобрать у него все награбленное и сохранить доброе к нему
отношение. Спасибо вам, сэр, за то, что вы передали мне опеку над мисс
Грейс. Смотрите, вот бумага с вашей печатью и за вашей подписью. (Уинуайфу.)
Мистер Уинуайф! Вы, конечно, имеете основания ликовать. Вы - Палемон, и вам
досталась эта благородная красавица. Но она должна уплатить мне выкуп - вот
приказ. Ну, а теперь ты, честный полоумный бродяга, можешь получить обратно
свой камзол и колпак. Спасибо тебе за жену. (Вдове Пюркрафт.) Не
беспокойтесь, дражайшая, полоумным я могу стать в любую минуту, когда
заблагорассудится. Не бойтесь! А где наш старательный Нампс? Спасибо ему за
брачное свидетельство.
Уосп. Как?
Куорлос. Да так, Нампс.
Уосп. Чтоб мне удавиться!
Куорлос. Загляните в свою шкатулку, Нампс. (К Оверду.) Ну, что вы, сэр,
стали как вкопанный? Будто финсберийский шест для стрельбы в цель!* Лучше
уведите-ка свою супругу отсюда, а то в такой духоте ей станет еще хуже. И
помните одно, - что вы не более, как Адам, существо из плоти и крови, что
вы, как и все смертные, подвержены слабостям и ошибкам. Засим - пригласите
нас всех к себе на ужин, мы с вами обменяемся опытом, а потом утопим всякое
воспоминание об этих неприятностях в самой большой чаше, какая найдется в
вашем доме.
Коукс. Но послушай, Нампс! Как же ты потерял его? Я готов биться об
заклад, что это случилось, когда ты сидел в колодках. Что же ты молчишь?
Уосп. Я буду отныне молчать всю свою жизнь. Ни слова не пророню. Так и
знайте.
Оверду. Нет уж, Хемфри, если мне пришлось такое стерпеть, стерпи и ты.
Этот самоуверенный, но любезный и приятный джентльмен подействовал на меня
силой своих рассуждений. Нужно всех пожалеть и позаботиться обо всех, даже о
миссис Алисе, все они наши добрые друзья.
Куорлос. И не будем больше говорить о беззакониях!
Оверду. Я приглашаю вас всех к себе на ужин, не опасаясь последствий
своих поступков, ибо намерения мои были - ad correctionem, non ad
destructionem; ad aedificandum, non ad diruendum. {Не для разрушения, а для
исправления; ради поучения, а не ради истребления. (Лат.}}
Коукс. Пригласим же заодно и актеров, чтобы мы могли посмотреть
представление на дому!
Уходят.
Конец
^TПРИМЕЧАНИЯ^U
(Bartholomew Fair)
Комедия с успехом поставлена труппой леди Елизаветы в 1614 г.
Большинство имен действующих лиц, как обычно бывает у Бена Джонсона,
смысловые. Литлуит (букв.) - малоум, Бизи - делец, Уинуайф - победитель
женщин, Куорлос - задира, Коукс - дурачок, Уосп - оса, Оверду -
перестаравшийся, Лезерхед - кожаная голова, Эджуорт - острие, Найтингейл -
соловей, Мункаф - идиотик, Нокем - стукалка, Каттинг - режущий, Уит -
нисколечко, Требл-Ол - суматошный, Брисл - щетина, Хеггиз - требуха, Фил-чер
- воришка, Шаркуэл - мошенник, Нортерн - северянин, Паппи - ветрогон,
Пюркрафт - чистая хитреца (издевательский намек на название "пуритане": от
англ. puritan, лат. purus - чистый), Уэлборн - благорожденная, Треш -
отбросы. Библейский характер некоторых личных имен - Иезекииль, Соломон и т.
д. соответствует обычаям эпохи. Ребби (Бизи) не личное имя, а нечто вроде
титула: "духовный учитель", и взято также из древнееврейского (раввин).
Полная форма имени жены Литлуита - Уин-зи-файт - выиграй битву (в смысле:
одолей дьявола). Некоторые имена рассчитаны на комический эффект и не имеют
отношения к характерам персонажей.
Мистер Брум - Ричард Брум (ум. около 1650 г.), второстепенный
драматург, в то время сотрудничавший с Беном Джонсоном.
Виргиния - первая английская колония в Северной Америке.
Смитфилд - пригород Лондона, место действия изображаемой в пьесе
ярмарки.
Маленький Деви - буян и громила, славившийся своими "подвигами" в
Лондоне.
Тарлтон - знаменитый комический актер (ум. в 1588 г.).
Адамс - один из актеров, современник Тарлтона.
...подбирать гнилые яблоки для медведей? - В театре "Надежда", где была
поставлена "Варфоломеевская ярмарка", попеременно со спектаклями
показывались медвежьи травли. Звери содержались, в том же здании, за сценой,
и посетители нередко кидали им яблоки.
...на все шесть или двенадцать... или на полкроны... - шиллинг содержит
двенадцать пенсов; крона равняется пяти шиллингам.
"Иеронимо" - пьеса английского драматурга Кида "Испанская трагедия",
называвшаяся иногда, по имени главного героя, просто "Иеронимо", В ней
изображается месть отца за предательское убийство сына. Трагедия, написанная
около 1587 г., была переиздана в 1602 г. с добавлениями, сделанными Беном
Джонсоном. В 1614 г., когда "Варфоломеевская ярмарка" была написана, стиль
"Испанской трагедии" казался уже устаревшим.
"Андроник" - ранняя трагедия Шекспира "Тит Андроник" (написана около
1593 г.).
...вспоминая меченосцев и щитоносцев Смитфилда... - В Смитфилде, где в
героические времена происходили битвы и рыцарские упражнения, во времена
Бена Джонсона бывали гулянья и ярмарки.
...изображая всякие "сказки", "бури"... - Шутливый выпад против
Шекспира, автора пьес "Зимняя сказка" и "Буря".
"Зерцало для правителей" - сборник, составленный в 1559 г. несколькими
авторами и содержащий назидательные истории о падении и гибели великих мира
сего.
...что ты Джон, а не Джек... - Джек - уменьшительное от имени Джон,
часто употреблявшееся как имя слуги.
"Три журавля", "Митра", "Сирена" - лондонские таверны, где часто
собирались любители театра и литературы.
...не найти ни в Чипсайде, ни в Мурфилде, ни в Пимлико... - Чипсайд -
улица в Лондоне, где было много лавок с шелковыми и полотняными товарами.
Мурфилд - место для гуляний за городской чертой Лондона. Пимлико - дачная
местность.
...с перьями на шляпе... - Перья на шляпе - признак дворянина.
Каулейн - одна из больших лондонских улиц.
Бедлам - см. прим. к стр. 355.
Бенбери - городок неподалеку от Лондона, где в конце XVI в.
обосновалась обширная и влиятельная община пуритан.
Коготь Зверя - "лапа антихриста", один из излюбленных пуританами
религиозных образов.
Тотнем - пригород Лондона, где находилось много увеселительных
заведений.
...по вопросу о предопределении... - Согласно кальвинистическому
учению, принятому также пуританами, каждый человек от самого своего рождения
"предопределен", то есть предназначен испытывать после смерти вечное
блаженство (в раю) или терпеть вечные муки (в аду), независимо от своих
стараний или нежелания жить добродетельно.
Нокс - Джон Нокс, глава шотландских и английских кальвинистов
(1505-1572).
Моррис - национальный английский танец с пантомимой, пользовавшийся
большой популярностью.
Марка - старинная монета (первоначально мера веса определенного
количества серебра) стоимостью примерно в тринадцать шиллингов.
Баклерсбери - квартал в Лондоне, где было много бакалейщиков и
аптекарей; последние, между прочим, торговали и табаком.
Уэтстон - Джордж Уэтстон (прибл. 1544-1587) - поэт и драматург. Бен
Джонсон играет его именем: слово "уэтстон" значит - точильный камень.
...сестрой псалмопевцев. - Пуритане любили распевать псалмы.
...этого Линкея с орлиным глазом, этого зоркого эпидаврского змея, как
его называет мой Квинт Гораций. - Линкей - герой древнегреческих мифов,
отличавшийся необычной остротой зрения. Гораций в одной из своих сатир
говорит о "зоркости орла или эпидаврского змея" (Эпидавр - город в южной
Греции).
...в качестве ярмарочного судьи... - Так как на ярмарках в те времена
творилось много бесчинств и было немало плутовства, для охраны законности
назначались особые ярмарочные суды.
Вспомни о Юнии Бруте! - Судья Оверду имеет в виду Луция Юния Брута (VI
в. до н. э.), поднявшего, по преданию, народ против последнего римского царя
Тарквиния, что привело к установлению в Риме республики. Бен Джонсон иногда
выражает в очень осторожной и замаскированной форме свои республиканские
симпатии.
...адамово ребро, из которого была сделана Ева. - По библейскому
сказанию, бог сотворил первую женщину, Еву, из ребра, которое он вынул из
бока ее мужа Адама, когда тот спал.
Артур из Бредли - вымышленный шутовской персонаж, герой многих народных
баллад и анекдотов.
Холборн - дорога, соединявшая Ньюгейтскую тюрьму с Тайберном - местом
казней и публичных наказаний.
Тернбул-стрит - улица, на которой находилось много публичных домов.
Стрейт, Бермуды - темные уголки Лондона, где ютились громилы, сутенеры
и всякого рода жулики.
...французского празднества злобы, именуемого ночью святого
Варфоломея... - 24 августа 1572 г., в ночь св. Варфоломея, в Париже и других
Городах Франции произошло массовое избиение католиками протестантов.
Вспомните, что и язычник сумел законопатить себе уши воском, дабы
уберечься от распутницы морской. - В "Одиссее" Гомера рассказывается, что
Одиссею пришлось однажды проплывать на своем корабле мимо сирен (морских
дев), которые имели обыкновение своим сладким пением до того пленять
моряков, что те, заслушавшись, забывали об управлении кораблем, который
разбивался о скалы. Чтобы предотвратить эту опасность, Одиссей залепил уши
матросов воском.
...от соблазна Зверя! - То есть антихриста.
...какие у них маленькие брыжи. - Большие брыжи пуритане считали
роскошью, которая им была ненавистна.
Корайт - известный придворный острослов того времени.
Коукли - кукольный актер, показывавший в тавернах "петрушку".
...свадебные пряники в форме брошечек и пальчиков. - Существовал
старинный обычай дарить на свадьбе всем приглашенным перчатки и броши.
Отсюда - обыкновение печь на свадьбу пряники соответствующей формы.
Пеггингтон - музыкант того времени, изобретатель плясового напева,
названного его именем.
...крысоловы со своими волшебными песенками? - Существовало поверье,
что крыс можно выгнать из дома или даже уморить с помощью песен-заклинаний.
Ведь вы могли бы оспаривать законность соглашения, сославшись на
неравенство сторон. - Опекун сироты-наследницы мог принуждать ее к браку с
предложенным ей женихом лишь в том случае, если жених был в имущественном
отношении и по социальному положению подходящей для нее партией.
Навуходоносор - упоминаемый в библии вавилонский царь, разрушивший
Иерусалим и его храм, вследствие чего среди иудеев он прослыл величайшим
гонителем "истинной веры".
Пусть меня казнят... Здесь же в Смитфилде! - В старину в Смитфилде
публично сжигали еретиков.
"Аркадия" - название популярного пасторального романа того времени
Филиппа Сидни. Один из эпизодов этого романа - история любви Аргала и
Партении.
Палемон - имя влюбленного героя одной из не дошедших до нас пьес того
времени.
...богодач на его кгужке стегся... - Пивные и винные кружки того
времени нередко украшались изображениями бородатого человека.
...и зеленые платьица, и бархатные юбочки... - Зеленое платье было
признаком женщины легкого поведения.
...в театгы Уэга и Гомфогда... - Уэр и Ромфорд - два городка неподалеку
от Лондона.
Брайдуэл - название работного дома для бедных в Лондоне, имевшего
отделение для исправления нравов, где нередко секли проституток и
мошенников.
Маэстро Подди - современный Бену Джонсону хозяин театра марионеток.
...пьесы - "Иерусалим", "Ниневия", "Город Норич" и "Содом и Гоморра"...
- "Город Норич" - пьеса неизвестного драматурга на сюжет из английской
истории, все остальные - на библейские сюжеты, с лубочными эффектами. В
"Ниневии" изображалась история пророка Ионы, который был проглочен китом и,
пробыв несколько дней в его чреве, вышел оттуда здравым и невредимым.
"Пороховой заговор" - пьеса неизвестного драматурга, изображавшая
неудавшееся покушение католиков в 1605г. на жизнь Иакова I.
"Древняя и в то же время современная история... двух верных друзей,
обитавших на берегу реки". - Существовало много обработок древнегреческой
повести о трагически закончившейся любви Геро и Леандра. Геро была жрицей
Афродиты в Сесте. Любивший ее Леандр, который жил в Абидосе, на другом
берегу Геллеспонта (древнее название Дарданелл), каждую ночь, стремясь на
любовное свидание, переплывал пролив.
Однажды в бурную ночь он утонул. Древнегреческая история о верных
друзьях Дамоне и Пифии не имеет к этой истории никакого отношения.
Бербедж - знаменитый трагический актер Ричард Бербедж, глава труппы, в
которой работал Шекспир, и исполнитель главных ролей его великих трагедий.
Филд - Натаньел Филд - другое видный актер того времени.
Ту самую, какую я в книжке читал? - По всей видимости, намек на поэму
Марло "Геро и Леандр" (издана в 1598 г.).
Педлуорф - квартал Лондона, расположенный близ Темзы.
Тригстерс - одна из пристаней на Темзе.
Делия - распространенное в лирике Возрождения условное женское имя
(древнегреческого происхождения) для обозначения красавицы. В частности, в
1592 г. поэт Деньел опубликовал книжку сонетов, озаглавленную "К Делии". Бен
Джонсон здесь добродушно посмеивается по этому поводу.
Эксбридж - местечко неподалеку от Лондона.
Дагон - упоминаемый в библии языческий идол.
Шимей - упоминаемый в библии демон.
Начальник театральных зрелищ - должностное лицо, ведавшее устройством
придворных спектаклей, а также контролировавшее все театральные предприятия
страны.
Дрейк - знаменитый английский мореплаватель, современник Бена Джонсона.
...финсберийский шест для стрельбы в цель! - Финсбери - место гулянья и
всяких увеселений под Лондоном.
А. Смирнов