Михаил Латышев. Юрий Домбровский
----------------------------------------------------------------------------
Собрание сочинений в шести томах. Т. 1. М., "Терра", 1992.
OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------
Десятилетия имя и произведения этого замечательного писателя были в
тени. Мы только-только начинаем по-настоящему осмысливать величину личности
и значительность его творчества.
Внешнюю канву биографии Юрия Осиповича Домбровского легко выразить
довольно короткой колонкой дат и довольно кратким пояснением к ним:
12 мая 1909 года - родился в Москве в семье адвоката;
1932 год - окончил Высшие литературные курсы; первый арест, выслан из
столицы в Казахстан;
1937 год - второй арест;
1938 год - опубликована повесть "Державин" ("Крушение империи");
1939 год - третий арест;
1939-1943 годы - в заключении на Колыме;
1943-1944 годы - работа над романом "Обезьяна приходит за своим
черепом";
1946 год - работа над циклом новелл о Шекспире "Смуглая леди";
1949 год - четвертый арест;
1949-1956 годы - в заключении на Крайнем Севере и в Тайшете;
1966 год - реабилитирован за отсутствием состава преступления;
1959 год - опубликован роман "Обезьяна приходит за своим черепом";
1964 год - в "Новом мире" опубликован роман "Хранитель древностей";
заключен с журналом договор на роман "Факультет ненужных вещей";
1969 год - вышла книга "Смуглая леди";
1974 год - опубликована в Алма-Ате книга очерков о казахских художниках
"Факел";
1978 год - в начале весны в Париже опубликован роман "Факультет
ненужных вещей";
29 мая 1978 года - скончался; похоронен на Кузьминском кладбище Москвы.
За безмолвными здесь - на бумаге - датами там - в реальной жизни -
встают тысячи людей, сотни событий, десятки городов.
Кровавая круговерть, гордость и позор, жизнь и смерть, любовь и
разлука, предательство и верность - там.
Малюсенький дефис между тридцать девятым и сорок третьим годами,
сколько же таит он за собой! И как много сокрыто за другим дефисом - между
сорок девятым и пятьдесят пятым годами!
Нам не пережить пережитого писателем. К счастью, не пережить. Он
остался несломленным и гордым, а какими бы вернулись оттуда мы? Кто
поручится, что тоже несломленными и гордыми? Кто поручится, что у нас
остались бы еще силы писать стихи?
Даже в пекле надежда заводится,
Если в адские вхожа края.
Матерь Божия, Богородица,
Непорочная дева моя.
Она ходит по кругу проклятому,
Вся надламываясь от тягот,
И без выбора каждому пятому
Ручку маленькую подает...
Это - начало стихотворения "Амнистия", написанного Ю. Домбровским зимой
1940 года на Колыме. Боль - и свет! Страдание - и надежда! Безверие - и
глубочайшая вера! И - жизнь. Для кого-то - _будничная_.
Пока это жизнь, и считаться
Приходится бедной душе
Со смертью без всяких кассаций,
С ночами в гнилом шалаше.
С дождями, с размокшей дорогой,
С ударом ружья по плечу.
И с многим, и очень со многим,
О чем и писать не хочу.
И он об этом, по сути дела, не писал, уступив место хроникеров другим:
Александру Солженицыну, Варламу Шаламову, Евгении Гинзбург. Сам Ю.
Домбровский в романе "Факультет ненужных вещей" осмыслил глубинную природу
этого.
Яркое, резкое, основанное на динамичных столкновениях и контрастах
политическое бытие (пример тому - Солженицын) не органично для Ю.
Домбровского. Он весь - в бытии философском.
Виктор Лихоносов еще в 1968 году в повести "Люблю тебя светло" с
присущей ему лиричностью отобразил это свойство души Ю. Домбровского.
А через несколько лет в автобиографическом романе "Прощание из
ниоткуда" писатель противоположного темперамента - Владимир Максимов - как
бы закрепил эту особенность миропонимания Юрия Осиповича, уж так ломанного
Системой, так мучимого ею, но оставшегося Поэтом несмотря ни на что. Поэтом
в главном - в отношении к жизни: без оголтелой злобы; с осознанием хрупкости
ее смысла; с ежесекундным ощущением неслучайности нашего явления из тьмы на
свет.
"Выезжал я из Москвы в ростепель, в хмурую и теплую погодку. То и дело
моросил дождичек, и только-только начали набухать за заборами, на мокрых
бульварах и в бутылках на подоконниках бурые податливые почки. Провожали
меня с красными прутиками расцветшей вербы, потешными желтыми и белыми
цветами ее, похожими на комочки пуха. А здесь я очутился среди южного лета.
Цвело все, даже то, чему вообще цвести не положено, - развалившиеся заплоты
(трава била прямо из них), стены домов, крыши, лужи под желтой ряской,
тротуары и мостовые".
Это - начало романа "Хранитель древностей". О первых впечатлениях
Зыбина, литературного двойника Ю. Домбровского, от Алма-Аты. Пейзаж
нарисован словно бы и не пережившим пятнадцатилетний ад человеком: цветение,
сияние, радость, которые не блекнут и на последующих страницах и этого
романа, и его продолжения "Факультета ненужных вещей", хотя там уже
примешана к ним боль, а лирика освещена высокой мыслью - о праве и бесправии
в тоталитарном обществе.
Он сполна испытал "прелести" времени, в которое ему выпало жить и
работать. Уточним: жить - честно, работать - честно.
Иногда трудно представить, как в атмосфере литературы, примитивной до
силуэтности наскальных рисунков, могли созреть и воплотиться (пусть только в
виде неизданных рукописей) замыслы романа "Обезьяна приходит за своим
черепом" или цикла новелл о Шекспире - "Смуглая леди".
На самом деле, не поленитесь, воскресите в памяти прозу или поэзию
полувековой давности. Что осталось от нее? Где ее хваленые "шедевры",
плакатные в своей первооснове, неправдоподобно-жизнерадостные? Исчезли.
Растаяли, "яко дым". А помним мы и читаем сейчас вещи тогда до печатного
станка не дошедшие или дошедшие с большим трудом. Среди первых и
произведения Ю. Домбровского.
"Доходяга", вышвырнутый из советского концлагеря умирать, вынес с собою
оттуда замысел романа "Обезьяна приходит за своим черепом", тема которого
как бы витала в воздухе, - шла война с фашизмом. Участвовать в ней
непосредственно Ю. Домбровский не мог, но сполна использовал доступную ему -
писателю - возможность сразиться с "коричневой чумой".
Роман этот не мог в то время "прийтись ко двору". И не пришелся. От
момента написания "Обезьяны" до момента публикации пролег временной отрезок
длиной в пятнадцать лет. Все последующие произведения Ю. Домбровского ждала
похожая судьба - страшная, как казалось когда-то, счастливая, как оказалось
ныне.
Но, с другой стороны, это запоздавшее на многие годы признание, как
обворовало оно и нас, и писателя, вынужденного, как он писал сам,
"зарабатывать на жизнь подсобными литературными и окололитературными
работами"! Он много (и хорошо!) переводил с казахского языка; часто писал
внутренние рецензии на произведения, отнюдь не требующие его
энциклопедических знаний и его выдающегося писательского дара.
Ю. Домбровский в жизни был очень разный. Один - когда изредка появлялся
в ЦДЛ; другой - когда штудировал книги в библиотеке или приходил в книжный
магазин; третий - в любимом Доме творчества Голицыне, где ему работалось
лучше всего; четвертый - в Алма-Ате, куда часто и надолго уезжал; пятый -
беседующий о чем-нибудь с любым из прохожих в любой географической точке,
куда заносили его судьба или случай; шестой - дома; седьмой - с грибным
лукошком в осеннем подмосковном лесу.
Внешне он, мало походил на писателя (как и всякий настоящий писатель!),
хотя именно писателем был до мозга костей. Своим негромким присутствием в
литературе Ю. Домбровский многих удерживал от фальши, от чрезмерного
самолюбования и завышенных самооценок, учил объективному взгляду на
происходящее вокруг. Даже если об этом прямо не говорилось. Однако личный
пример Ю. Домбровского подразумевал, что жить можно и надо только так -
постоянно помня о великой, неизменной во времени Культуре.
Как бы отсутствующий в "текущем литературном процессе", Ю. Домбровский
несомненно и всегда присутствовал в русской литературе, которой текущие
проблемы и текущие запросы власть предержащих смешны из-за их гротескности и
несоответствия запросам Истории.
Если вдуматься, то совсем не случайно "последние из могикан"
серебряного века русской литературы Б. Зайцев и Г. Адамович отозвались на
появление "Хранителя древностей": первый - письмом автору, второй -
рецензией на роман. И так же совсем не случайно в орбиту Ю. Домбровского
оказались вовлеченными многие из видных современных писателей: Ю. Казаков и
В. Лихоносов, В. Максимов и Ю. Давыдов, Б. Окуджава и Ф. Светов, Ч.
Амираджиби и Ф. Иска.. Список можно длить и длить.
После публикации "Хранителя древностей" в "Новом мире" редакция журнала
признала роман лучшим материалом года. Автор получил премию и пригласил
Твардовского, Виктора Некрасова, некоторых сотрудников журнала отметить это
событие в "Метрополе".
- Но все прошли, - рассказывал Юрий Осипович своему алма-атинскому
другу Павлу Косенко, - а я разделся - и меня не пропускают: я, оказывается,
в тот день пиджак не надел, прямо под пальто пестрая рубаха. Не пропускают
ни в какую. Не знаю, что и делать, неловко же - пригласил... К счастью,
Твардовский зачем-то выглянул. Увидел меня, понял, в чем дело, вздохнул,
достал удостоверение депутата Верховного Совета, показал швейцару и
метрдотелю: "Отойдемте сюда, в сторонку". Я и прошмыгнул. Твардовский - им:
"Спасибо, больше мне от вас ничего не нужно". Потом мне говорил: "Ну, хорош!
В каком бы положении мы оказались, денег же ни у кого нет..."
В этой жанровой сценке то существенно, что она показывает: Ю.
Домбровского _можно было не пускать_. И не пускали.
И все-таки в результате он попадал! Будь то ресторан, будь то цель
посерьезнее - литература, к примеру.
Через семь лет после смерти Ю. Домбровского в издательстве "Советский
писатель" вышел солидный однотомник его прозы. В предисловии Юрий Давыдов,
старый друг писателя, в частности, писал:
"Духовная продукция проверяется не числом учетно-издательских листов, а
временем. Медленно, но верно происходит тайное голосование, решающее участь
художника. Иные рукописи попадают в типографию тотчас - потому лишь, что
промедли день, другой, и они - прах. Есть и такие, что могут подождать, - им
предстоит долгое бытие. Приспеет срок, выдадут в свет Собрание сочинений
Юрия Домбровского..."
Похоже, приспел. Начинается бытие, на которое произведения Ю.
Домбровского и рассчитаны!