Андрей Добрынин. Сборник поэзии 1




Я обменял судьбы подарки
На то, чтоб мне увидеть сон;
В заглохшие ночные парки
В том сне я был перенесен.
Сквозь буреломные завалы
И папоротник с бузиной
В тумане ночи звуки бала
Прокатывались там волной.
Я подошел к руинам дома,
И мне заметить дал Творец,
Как выщербленные проломы
Выстраиваются в дворец.
Расчистилась волшебно местность,
Открыв звездистый небоскат
И уходящий в неизвестность
Прудов искусственных каскад.
И вот из окон свет державный
Уже качает на плаву
И мостик выгнутый забавный,
И павильон на острову.
Покачиваясь, водометы
Стоят в стеклянных веерах,
И эльфов маленькие гроты
Вскрываются в лесных буграх.
Где через край фонтанной чаши,
Переплеснув, легла вода -
Встают цветы, которых краше
Не видел смертный никогда.
Аллеи разом оживают
И заполняются толпой,
И дамы в фижмах проплывают,
Смеясь, шепчась наперебой.
Носитель чуточку небрежных
Благожелательных манер,
Мечу в них стрелы взоров нежных
Я - одинокий кав
Остроты щедро раздавая,
Иную я смогу увлечь,
И вот - комарика сдуваю
С блеснувших под луною плеч.
А эльфы дерзко затевают
Забавы посреди полян,
Но лишь усмешки вызывают
У снисходительных дворян.
И средь толпы, текущей плавно,
Вдруг стайкой нимфы пробегут
                                                                                        Андрей Добрынин
От запыхавшегося фавна,
На них нацелившего уд.
Вдруг треснет в небе - и на лики
Ложится света полоса
От сеющего в водах блики
Искрящегося колеса.
Переменяют цвет фонтаны
Или становятся пестры,
Как в небе - перья, и султаны,
И вдруг разбухшие шары.
И, оглушен ракетным треском,
Я ко дворцу спешу - туда,
Где бал бежит по занавескам,
Как силуэтов череда.
В блаженных чащах наважденья
Я так блуждал во сне моем,
Не опасаясь пробужденья,
Но с грустью думая о нем.
Пусть надо было вновь вселиться
В тот мир, где мы заключены,
Но мы забудем дни и лица,
И незабвенны только сны.
Пусть грезы эти отлетели,
Но власти их не превозмочь -
Сильнее жизненной скудели
Одна-единственная ночь.






Андрей Добрынин
Я только гляжу - не нужно мне жалких действенных нег:
В постель ты мою ложишься нежно и плавно, как снег.
Волосы ты откинешь со лба ленивой рукой,
И волосы в складки простынь стекают горной рекой.
Если б мог говорить я с грозным Господом Сил,
Не жизни, а только зренья тогда бы я попросил,
Чтоб не желая - видеть, не действуя - наблюдать,
Чтоб никому отчета в виденном не отдать.
Хочу тебя вечно видеть и молча в себе беречь.
Чтоб изъяснить твой образ, мне не поможет речь.
Но Бог меня не услышит - и, значит, надо спешить,
Превозмогая холод, снова желать и жить.
Тем лучше - мы друг на друга растратим наше тепло.
Касанье руки холодной опять меня обожгло.
Чтоб пить мою жизнь, устами к устам моим припади,
И пусть ладонь ледяная ползет по моей груди.


1996


В волосах твоих - запах полдня,
Запах щедрого луга летом.
Мою душу покоем полня,
Ее мирит он с целым светом.
Свет жесток, но он не всесилен,
Он не ступит туда пятою,
Где кипит, безмерно обилен,
Золотой массив травостоя.
Есть пространства отдохновенья,
Где живут мечта и свобода,
Как живет аромат забвенья
В волосах твоих цвета меда.


1997






                                                                                      Андрей Добрынин
Машинисту метро говорю я: "Браток,
Для чего ты даешь этот страшный гудок?
Мне сегодня судьба составляет заслон,
И на рельсы меня не повалит и слон.
А наскучит со мною возиться судьбе -
Стало быть, я свалюсь под колеса к тебе,
Ведь случайного нет ничего впереди,
И поэтому попусту ты не гуди.
Мне сегодня судила судьба захмелеть,
На перроне приплясывать, словно медведь,
Лишь с огромным трудом равновесье храня,-
Но судьба же хранит от паденья меня.
А когда от меня отвернется судьба,
То твоя ничему не поможет труба:
Каблучки за спиною, касанье одно -
И я вниз полечу, на туннельное дно.
Чьи точеные пальцы легко, как во сне,
В толчее прикоснутся к сутулой спине?
Кто меня так изящно низвергнет во мрак
И змеею скользнет меж вопящих зевак?
Нет ответа. Иду я, забытый поэт,
По тоннелям иным на торжественный свет,
Свет растет, пробивается с разных сторон,
И уже не припомню я темных имен.
Очевидцам оставим подробностей приз:
Как, расставив конечности, рухнул я вниз
И все звуки покрыл, устрашая народ,
В отвратительном реве разинутый рот.





                                                                                    Андрей Добрынин
Я нынче увидал, братва,
Судьбы безжалостное жало:
Отрезанная голова
На шпалах буднично лежала.
Я размышлял, что человек
Должно быть, шел себе по делу,
Но, не сумев сдержать разбег,
Вдруг электричка налетела.
И вот плачевный результат -
Лишился головы покойный,
Хоть машинист отнюдь не гад,
А человек весьма достойный.
Братан приобретает власть,
И "мерседес", и черный пояс
Лишь для того, чтобы попасть
Под страшно лязгающий поезд.
Чтоб цепь случайностей прервать,
Над нами голос раздается
И хочет что-то втолковать,
Но втолковать не удается.
Стремится некто дать совет,
Но втуне все его старанье,
Ведь проявляем мы в ответ
Лишь тупость и непониманье.
Наречьем дружеским, увы,
Никак братва не овладеет,
И с каждым днем ряды братвы
Безостановочно редеют.


1997







                                                                                                Андрей Добрынин


x x x


Житейских не ищу побед,
И чествований, и триумфов -
Таким же был мой кроткий дед,
Рязанский поп Трофим Триумфов.
Не устремляюсь к славе я
И не ищу идейных схваток -
Была бы только попадья
Да верный маленький достаток.
Да знал бы, праведно служа,
Я благодарность от прихода,
Да гнусных умствований ржа
Не ела б нравственность народа.
Но снова я сбиваюсь с нот
В разгар божественного пенья:
Трофима вывели в расход,
Меня ж выводят из терпенья.
Все происходит вопреки
Моим нехитрым пожеланьям,
Так как не приписать строки
Мне к бунтовщическим воззваньям?
Стихом толпу я осеню
И буду брать лабазы с бою,
И прочь затем засеменю,
Согнувшись под мешком с крупою.
Кто все мне делал поперек -
Пусть он дрожит, на это глядя,
А славянин находит прок
В любом общественном разладе.
Кто в доллар воплощал и фунт
Мой труд угрюмо-безотрадный,
Пускай кричит про русский бунт,
Бессмысленный и беспощадный.
А мы, славяне, не дрожим
Перед общественной страдою,
Нам даже кроткий дед Трофим
С небес кивает бородою.


1997




                                                                                       Андрей Добрынин
Что говорить о черных силах?
У нас внутри сидят враги.
Коль слишком много крови в жилах,
То кровь бросается в мозги.
И думать этими мозгами
Уже не в силах мы тогдаИ нам милей молебна в храме
Блудниц накрашенных стада.
Хотя мудрец просфорке черствой
И ключевой водице рад,
Милей нам пьянство и обжорство,
И прочий тлен, и прочий смрад.
Пойми, в чем истинная благость,
И впредь не будь таким ослом,
И ближних, совращенных в слабость,
С молитвой уязвляй жезлом.
Быть правым - вот что в жизни сладко,
Вот что возносит к облакам
И придает стальную хватку
Жезл поднимающим рукам.
И порка помогает тоже,
Ты плетку  тоже приготовь -
Она оттягивает к коже
От головы дурную кровь.
Утратит жертва гордый облик,
Зазнайство глупое свое,
А ты внимай, как в жалких воплях
Выходят бесы из нее.
Овечке неразумной порку
Так сладко вовремя задать
И после черствую просфорку
С молитвой кроткою глодать.


1997





                                                                             Андрей Добрынин
Я размышляю только об одном:
Куда податься в городе ночном?
Мой дом родной - как будто и не мой,
И возвращаться некуда домой.
Устраивать свой дом - напрасный труд,
Все у тебя однажды отберут,
И ты узнаешь, каково тогда
В ночи плестись неведомо куда.
Расплатишься изломанной судьбой
Ты за желанье быть самим собой,
Тебе оставят холод, ночь и тьму -
Весьма способны близкие к тому.
Мне только бы согреться где-нибудь,
А дальше можно и продолжить путь,
Хоть забывается с таким трудом
Не устоявший, обманувший дом.
                                                                      1997
Дни струятся ручьем,
Молодость позади.
Не сожалей ни о чем
И ничего не жди.
Пусть уплывает жизнь,
Пусть ты совсем одинок -
Ни за что не держись,
Все отпусти в поток.
Приобретенья - ложь,
Всегда плачевен итог,
Но как ты легко вздохнешь,
Все отпустив в поток.
                                                1997




                                                                                 Андрей Добрынин
Сквозь листву я вижу в сквере
Склонный к зрительным причудам,
Как сильван теснит пастушку,
Чуть покачивая удом.
В старом парке приглядеться
Чуть внимательнее надо,
И увидишь: в кроне дуба
С фавном возится дриада.
Из окошка электрички
Вдруг увидеть доведется:
Нимфа в рощице тенистой
Трем сатирам отдается.
Глянь: Силен, мертвецки пьяный,
За рулем автомобиля
Мчит хохочущих вакханок
В храм ночного изобилья.
Так, поскольку склонна грезить
Гармоническая личность,
Полнокровному мужчине
Всюду грезится античность.


1997









                                                                                     Андрей Добрынин
Для женщин я неотразим,
Они мне все твердят об этом.
Кричит иная:"Сколько зим!" -
Желая сблизиться с поэтом.
Гляжу я тупо на нее,
Поскольку я ее не знаю,
Но удивление свое
При том никак не проявляю.
"И что их так во мне влечет?"-
Я размышляю неотступно,
Но отвергать людской почет
Для сочинителя преступно.
Не зря нам дамы без затей
Себя подносят как на блюде,
Ведь мы же пишем для людей,
А женщины, бесспорно, люди.
Коль женщина любовь свою
Тебе вручила в знак почета,
Обязан бросить ты семью
И, по возможности, работу.
Ликуй, коль мудрая жена
К тебе плывет сквозь бури века,
Заслуженно награждена
Высоким званьем человека.


1997








                                                                           Андрей Добрынин
Красивая пьяная девушка
В канаве бесстыдно валяется,
Бормочет какие-то пошлости
И весело им ухмыляется.
Откуда в ней эта разнузданность?
Куда же смотрели родители?
Она, несомненно, окажется
Сегодня опять в вытрезвителе.
Ей было бы впору по возрасту
Прожитую жизнь подытоживать,
Однако ей, видимо, нравится
Бока по канавам пролеживать.
Ей нравится, видно, выказывать
Такое свое молодечество
В то время, как катится к пропасти
Российское наше отечество,
В то время, когда население
За жалкий кусок надрывается
И клика кровавая Эльцина
Продать нас буржуям пытается.
Как можешь ты, милая девушка,
Такие терпеть безобразия?
И, с силою дернув за шиворот,
Ее поднимаю из грязи я.
Когда б не короста сионская
На теле родной твоей нации,
Пила б ты не спирт, а шампанское,
Сидела бы ты в ресторации.
Воспрянь же, российская женщина,
Зажгись очистительным пламенем!
Мы будем с тобою на митинге
Багряным размахивать знаменем.
И помни, что дело имеешь ты
Не с эльцинским жадным абрамчиком:
Коль станет совсем тебе муторно,
Тебя я поправлю "Агдамчиком".



                                                                                         Андрей Добрынин
Не буду лгать - мне тяжела
Твоя измена.
Почуяв веяние зла,
Молчит камена.
Мне белый свет теперь не мил,
Хоть он и дивен.
Фольварков, парков, рощ, могил
Мне вид противен.
А ты хохочешь, как сова,-
Так знай же, дура:
Я - победитель. Такова
Моя натура.
Того, кто до конца творец,
До самой сути,
Не ждет бессмысленный конец
В сердечной смуте.
Меня до слез не довести,
Так и запомни.
В работе, в поисках пути
Не до того мне.
Вину копила ты доднесь
В чаду порока,
Но всякая пронзится спесь
Стрелою рока.
Приходит отвалиться срок
Любой пиявке.
Взгляни: мерцает огонек
В волшебной лавке.
Я там увижу, как во сне,
Геройски леты.
Висят там луки на стене
И арбалеты.
Я подпишу там кровью счет,
И, став покорным,
Кленовый лук мне поднесет
Хозяин в черном.
Поскольку твой характер злой
Я не исправлю,
Твой лик мистической стрелой
Я продырявлю.


                                                                                       Андрей Добрынин
Тот лик, что в памяти живет
Живым и дерзким,
Застывшим в вечность уплывет
И крайне мерзким.
Ты не добьешься торжества,
И в том порука -
Натянутая тетива
Тугого лука.











                                                                        Андрей Добрынин
Эта шалость тебе не наскучит,
Ведь не зря я силен и не скуп,
И опять твои недра изучит
Мой массивный чувствительный щуп.
Время шуток и реплик лукавых
Миновало - теперь не ленись,
Дивный бур мой, в глубинных расплавах
Обретающий легкую высь.
Как проходчик, не знающий лени,
Я бурить тебя всюду готов,
Чтоб ударил фонтан ощущений
Из твоих потаенных пластов.
Пусть ведут меня губы и пальцы
По твоим шелковистым холмам,
Чтобы смог я, как новый Пржевальский,
Твой пещерный обследовать храм.
Пусть послужат мерилом успеха,
Сумрак спальни наполнив собой,
Завыванья пещерного эха,
Содроганья и стон буровой.
Но теряют отшельники веру
И нефтяники квасят в кустах,
Если бог покидает пещеру,
Если нефть иссякает в пластах.
Бог незримо в пространстве растает,
Буровик безучастен и хмур,
Липкой плесенью храм зарастает
И ржавеет бездейственный
Но в бездействии чахнут скитальцы
И без поиска я не могу -
Закупает верблюдов Пржевальский,
Буровая уходит в тайгу.
Снова рок призывает в дорогу,
И опять он заслуженно щедр:
Вновь встает на пути недотрога,
В чьем мозгу - нестихающий ветр,
Чтоб почуял я нового бога,
Новизну переполненных 


                                                                          Андрей Добрынин
Ты сегодня меня пригласила к себе,
Голос в трубке как голос Судьбы прозвучал.
Я привык никогда не перечить Судьбе,
Потому и сегодня прийти обещал.
Я в потемках прихожей со звоном споткнусь
О набитый пустой стеклотарой мешок
И, увидев твой бешеный взгляд, содрогнусь -
Темный ужас меня проберет до кишок.
Ты слыхала немало возвышенных слов,
Но кто правду постиг, тем слова не нужны.
Ты ведь знаешь, что всякая встреча полов
Есть всегда только акт бесконечной войны.
Ты устала от дышащих похотью рож,
От того, что мужчина подобен козлу,
Потому-то твой пристальный взгляд нехорош
И нервически пальцы стучат по столу.
На устах у меня благородная ложь,
Но в душе я, бесспорно, такая же мразь,
Оттого-то в столе ты нащупала нож,
Оттого-то ты кровью дурной налилась.
Оттого ты так жадно глотаешь портвейн
И с сопением нюхаешь сальный рукав.
Ты решилась, я вижу,- ну что же, убей
И поставь вверх ногами покойника в шкаф.
Наши схватки вконец расшатали диван,
И последняя близится схватка теперь.
Я ведь чувствую все, я нисколько не пьян,
Я ведь травленый волк, я ведь опытный зверь.
От любви до убийства всегда только шаг,
Ты об этом твердишь уже несколько лет.
Я как будто размяк - но рука под пиджак
Проползает и мягко втекает в кастет.
На извечной войне снисхождение - чушь,
Взбунтовавшейся самке я дам укорот:
С истерическим воплем со стула вскочу -
И кастетом вломлюсь в твой разинутый рот.



                                                                                          Андрей Добрынин
На красный сигнал светофора,
Чуть звезды блеснут в небесах,
Я мчусь на своем "запорожце"
С мистическим блеском в глазах.
Раскрытые рты пешеходов,
Клаксонов болезненный вой
Меня провожают повсюду,
Но бег продолжается мой.
Задавленных жалкие крики,
Аварий скрежещущий звон
Летят по следам "запорожца",
Но мчится безжалостно он.
Измяты бока "запорожца",
Детали его дребезжат,
И грудой запчасти и ветошь
На заднем сиденье лежат.
Летит, грохоча, "запорожец",
Зловонным плюется дымком,
Как будто бы он к разрушенью
Неведомой силой влеком.
Навстречу "линкольн" устремится,
Но в сторону прянет и он -
Никто "запорожцу" ночному
Не может составить препон.
Нельзя колеснице ужасной
С пути своего повернуть:
Прочерчен мистической страстью
Чадящий, грохочущий путь.
Когда приближаюсь я к дому
Той девы, что тщетно люблю,
То разом из пары двустволок
Дуплетом я в воздух палю.
Затем из окошка петарды,
Гранаты и бомбы мечу -
Я этим о подлинном чувстве
Жестокой напомнить хочу.
Каскадом осыплются искры
И дымные встанут столбы,
Расколется небо от грома,
От гневных глаголов судьбы.


                                                                                     Андрей Добрынин
Трусливо любимая вздрогнет
В квартирке мещанской своей,
А я, хохоча от восторга,
На газ нажимаю скорей.
И снова, окутавшись смрадом,
С рычанием мчится домой
Посланник судьбы - "запорожец",
И путь там закончится мой,
Чтоб сызнова завтра начаться,
Чуть звезды затеплятся вновь,
Чтоб снова гремела, сверкала
И мир сотрясала любовь.










                                                                                     Андрей Добрынин
Злая юность промчалась, как сон,
Неподвластный законам ума,
Я не молод, не свеж, не влюблен,
И все это отрадно весьма.
Не найдется такой красоты,
Чтобы мой расшатала покой,
Я теперь наслажденья цветы
Равнодушной срываю рукой.
Я вращаюсь в приятном кругу
Седовласых прожженных повес
И вкушать хладнокровно могу
Разложения сладкий процесс.
Я беспечным цинизмом своим
Веселил и Париж, и Москву
И за это я всеми любим
И в компании душкой слыву.
Зря молил в свои юные дни
Злых людей я о сем и о том,
Но все это сегодня они
Мне на блюде несут золотом.
И меня равнодушья стеной
Было любо им встарь обводить -
Чтобы ныне гоняться за мной
И любовью меня изводить.
Что ж, гордыню и спесь проявлять
Небогатому старцу не след;
Всех приму, но люблю выделять
Пылких женщин бальзаковских лет.
Приникая к упругости форм,
Говорю им игриво:"Ку-ку!" -
Так, глядишь, и дадут на прокорм,
И согреют постель старичку.




                                                                                      Андрей Добрынин
Я в шезлонге сижу под пестреющим тентом,
Над бесцветным асфальтом колеблется зной.
Я сроднился душой с Настоящим Моментом,
И он дремлет, ко мне привалившись спиной.
Что-то делать нет сил, да к тому же и поздно,
Расслабляющим жаром несет от камней.
Ничего не успел я, но вряд ли серьезно
Хоть к чему-то стремился я к жизни моей.
Ничего мне от времени больше не надо,
Лишь в мошне оставалась бы пара монет -
Пусть в утробе бурчит покупная прохлада:
"Ни минувшего нет, ни грядущего нет".
Мне не хочется делать излишних движений,
Разве пальцами щелкнуть, чтоб подали квас.
Знайте: вялость и нудность моих предложений
Означали, по сути, учтивый отказ.
Вновь, гарсону вернув коробок телефонный,
С облегчением плавлюсь я в пламени дня.
Я боюсь только женщины этой влюбленной,
Понуждающей к действенной жизни меня.







                                                                           Андрей Добрынин
Коль женщина хватила лишку,
То дальше с нею сладу нет:
Сплеча ломает мебелишку
И бьет посуду о паркет.
Ей угощенье не по нраву,
Ей мерзок мой почтенный вид,
И надо мной она расправу
За то устроить норовит.
Она ревет:"Я не такая,
Чтоб спать со всяким м...ком!" -
Со свистом воздух рассекая
Тяжелым ржавым тесаком.
Мужчина бабу не стреножит,
Коль распалил ее коньяк,
С  ней побороться только может
Наш участковый Железняк.
Открыв пальбу из пистолета,
Принудит он ее залечь,
Затем залязгают браслеты,
И страх я сбрасываю с плеч.
Стволом подталкивая в спину,
Он поведет в тюрьму ее,
И поделом: не мучь мужчину,
Не оскверняй его жилье.
Не такова моя Пленира,
Недаром мне она близка:
С ней будет в целости квартира
И крепок сон Железняка.
Не сквернословит, не дерется,
Ее ничуть не портит хмель,
Когда же вдребезги напьется,
То молча валится в постель.
Лежит она в неловкой позе,
А храп рокочет все мощней,
И, осмелев, как пчелка к розе,
Я тут пристраиваюсь к ней.
В нее тактично, без нажима
Я углубляю хоботок,
Но из нее неудержимо
Вдруг хлынет речевой поток.


                                                                          Андрей Добрынин
Над ней тружусь я деликатно,
Чтоб не смутить ее покой,
Но все бурчит она невнятно
О чем-то с гневом и тоской.
О жизни тайной и незримой
Она твердит, меня дразня,
Ведь речь упившейся любимой
Темна доселе для меня.
О, сколько надо упражнений,
Чтоб в те глубины досягнуть,
Где скрыта чувств и ощущений
Незашифрованная суть?!
Чтоб с тайны пал в конечном счете
Невыразимости покров,
Без устали к любимой плоти
Пристраиваться я готов.
Вплоть до телесного упадка
Готов нести любовный крест.
Должна быть в женщине загадка -
Тогда она не надоест.








                                                                                 Андрей Добрынин
Грибоеда с Кавказа уже провезли,
Да и Лермонтов тоже покойник давно,
И меня ты, любимая, лучше не зли,
Потому что и мне погибать все равно.
Коль поэт не умеет ни пылко любить,
Ни блестяще острить, ни возвышенно петь,
То такого никто не захочет убить,
И ему до маразма дадут доскрипеть.
Идол русской поэзии требует жертв,
Но не нужен ему виршеписец простой:
Подавай ему стать и значительность черт,
Подавай ему крови кипучей, густой.
Рыбья кровь ухажеров ничтожных твоих
Неспособна, мой друг, соблазнить никого,
Но любой сочиненный Добрыниным стих
Приближает к погибели славной его.
Его крови потребовал жадный Молох;
Чем ему напоследок бы скрасить житье,
Ты ему все дерзишь - словно пригоршни блох
Напускаешь коварно поэту в белье.
Ты уж лучше меня не толкай ко греху,
Не скачи, как блоха, на пути роковом.
Знай: художник сумеет расплющить блоху,
Чтоб на жертвенник гордо подняться потом.





                                                                                                 Андрей Добрынин
Друзьям не стоит доверять,
Поверьте, это не банальность.
Чужие гнезда разорять -
Их основная специальность.
Пускай невмочь им полюбить -
Им нипочем, не двинув бровью,
И счастье друга погубить,
И надругаться над любовью.
Да, им не стоит доверять,
Они в крови несут измену.
Едва я начинаю спать,
Как вижу тягостную сцену:
Сидит у друга моего
Та, что всех женщин мне дороже,
И, защищаясь, бьет его
Ладонью по нахальной роже.
Однако, не смутясь ничуть,
Втолковывает ей иуда:
"Да полно! Есть ли что-нибудь
Очаровательнее блуда?
Давайте время проведем
Культурно, как интеллигенты:
Хлебнем пивка и заведем
Порнографические ленты.
А там любовь сама собой
У нас пойдет под это дело".
От этой речи роковой
Ужель ты не похолодела?!
Его слова - не праздный шум,
Так что ж ты расплылась в ухмылке?
Похоже, ты последний ум
Успела утопить в бутылке.
И ты утрачиваешь честь,
Слепившись с ним в подобье кома,
И я, лелея в сердце месть,
Наутро выхожу из дома.
Но чуть попался паразит -
И враз куда-то делась злоба.
Расставив лапы, он кричит:
"Владимирыч! Братан до гроба!"
И вот я за вином уже
Внимаю лжи и пустословью,
Стеная горестно в душе
Над оскверненною любовью
 1997

                                                                                   Андрей Добрынин
На афише у цирка большого
Мы увидели буквы в аршин:
"Волосатая женщина. Шоу
Только для настоящих мужчин".
На афишу, не в силах очнуться,
Старый друг мой глядел, как змея.
Что бы было ему содрогнуться,
С отвращением сплюнуть, как я?
Но увы, авантюрною жилкой
Мой дружок отличался всегда.
Он шампанского взял и с бутылкой
За кулисы проник без труда.
И о чем они там говорили,
Я сегодня гадать не дерзну,
Но бутылку они осушили,
И к тому же, увы, не одну.
Оказалась бутылка шипучки
Им едва на зубок на один.
Много раз, словно после получки,
Друг мой бегал еще в магазин.
До утра с волосатой подругой
Не давал он охране житья,
И гремело над спящей округой
На два голоса "Зайка моя".
А наутро башкой покаянной
Друг прижался к плечу моему.
Наболтала с три короба спьяну
Волосатая баба ему.
Никакой эротической связи
Быть не может вовеки у них,
Ведь остался у ней на Кавказе
В ледниках волосатый жених.
А к тому же еще и по службе
Ей режим подобает блюсти,
И поэтому только о дружбе
Можно речь между ними вести.
И, беспомощно хлюпая носом,
Друг стремился напиться с утра.
"Высоко ты мечтою вознесся,-
Я сказал,- но очнуться пора.


                                                                                  Андрей Добрынин
Многим нравится, ежели кожи
Из-под шерсти почти не видать,
А обычные женщины - что же,
Без мужчины должны пропадать?
Посмотри, как по улицам бродят
И боятся попасть на погост,
Не имея поддержки в народе,
Толпы впавших в нужду кинозвезд.
Откажись от фантазий недужных,
И увидишь на улицах ты
Никому уже больше не нужных
Молодых королев красоты.
Вспоминай свою бабу поменьше,
Волосатую, как ананас,
Изможденных пригрей манекенщиц,
Ведь для них ты - единственный шанс.
Вспомни, дурень, на выпивку с нею
Много ль денег ты выбросить смог?
Ей охота найти богатея,
А жених - это просто предлог.
Знай: любой воздыхатель упорный
Побивается силой рублей.
Вновь буржуи толпятся в уборной
Волосатой подруги твоей.
За мохнатую споря Венеру,
Не забудь, что загвоздка - в цене.
Нам - все то, что обычно и серо,
А все яркое - толстой мошне.
Так отринь же высокие страсти
И обычною жизнью живи,
Где характеров сходство отчасти
Заменяет утрату любви".


1997





                                                                                                  Андрей Добрынин
Если кто-то тебе нагрубил -
Знай: прощение портит людей.
Если сразу его не убил,
То потом непременно убей.
Ведь в сердечной твоей глубине
Нездорово держать неприязнь,
Ведь не зря гуманисты в стране
Уничтожили смертную казнь.
Они дали тем самым понять,
Что отныне ты сам прокурор,
И судья, и притом исполнять
Сам же должен ты свой приг
Это трудно - ведь ты не юнец,
А побитый судьбой ветеран,
Но найдет грубиян свой конец
От бесчисленных резаных ран.
Впрочем, тыкай, кромсай или режь -
Лишь бы вышел из этого толк,
Лишь бы голос, проевший всю плешь,
Наконец захрипел и умолк.
Трудно липкую кровь замывать,
Трудно прятать ночные дела,
Но приходится вновь убивать,
Чтобы злоба нутро не прожгла.
Вновь нахальный возникнет дебил -
Умерщвленного вдвое тупей;
Если сразу его не убил,
То потом непременно убей.
                                                              1997
Пускай несчастлив я, но это не причина,
Чтоб записать весь свет в число моих врагов.
Не следует вопить и проклинать богов,
А следует молчать, как истинный мужчина.
И лишь когда в мой дом, не соблюдая чина,
Тупица вломится, не снявши сапогов,
В моей душе кипит тяжелая кручина
И выйти норовит из тесных берегов.
И спрашиваю я: скажи, моя судьбина,
Затем ли я страдал, чтоб всякая скотина
Стремилась посетить меня в моей норе?
Коль в жизни ты меня ничем не ублажила
И наконец на одр последний уложила,
Так хоть не тормоши на роковом одре.
                                                                                  1997

                                                                                          Андрей Добрынин
Спецслужбы - рассадник садистов,
Сломавших мне жизнь и судьбу.
В бореньях за правду неистов,
Я стал для них костью в зобу.
Теперь уж глушилки не глушат
Заморских врагов голоса:
Меня они волнами душат,
Искрятся от волн волоса.
Гудят наведенные токи,
Как в медной обмотке, в мозгу.
При этом в любые заскоки
Я впасть незаметно могу.
Разрывы, провалы, пробелы -
Такой стала память моя.
"Ну, что я там снова наделал?"-
Очухавшись, думаю я.
И слушаю близких рассказы,
Дрожа и пугливо крестясь.
По воздуху вражьи приказы
Доносит мне тайная связь.
И чтобы не слышать мне гласа,
Который толкает к беде,
Экранами из плексигласа
Себя я обвешал везде.
Я цепи повесил на пояс,
Чтоб вражью волну заземлять.
Отныне я больше не моюсь -
Нельзя мне себя оголять.
Я сплю теперь стоя, как лошадь,
Но этим меня не смутишь.
Туда, где Лубянская площадь,
Простер я насмешливо шиш.
Хитра ты, Лубянка, нет спора,
Любого обдуришь в момент,
Однако хитрее матерый,
С тончайшим чутьем диссидент.
Опять я в строю, как когда-то,
Храня диссидентскую честь,
И снова пишу я плакаты -
Коряво, но можно прочесть.
Заслышав мой шаг космонавта,
Все нос поспешают заткнуть.
Понятно! Ведь чистая правда
Не розами пахнет отнюдь.
                                                             1997
                                                                      Андрей Добрынин
Мое богатство ты заметишь
С корыстной зоркостью змеи
И благосклонностью ответишь
На предложения мои.
Моей ты подчинишься власти,
Стремясь нажиться без труда,
И в мрачный бункер сладострастья
Я увлеку тебя тогда.
По узким и крутым ступеням
Тебя сведу я, словно в ад,
Порой с разнузданным сопеньем
Тебя подталкивая в зад.
Сама искала ты знакомства,
Теперь на помощь не зови.
Насилие и вероломство
Всегда сопутствуют любви.
Я вдруг предстану без мундира,
Точней сказать, в одних носках,
В мучнисто-белых складках жира
И в редких темных волосках.
Посмеиваясь плотоядно,
Я почешу оплывший бок,
И станет тут тебе понятно,
Сколь я порочен и жесток.
Поймешь, как дерзки пальцы эти,
Как тяжек этой плоти гнет,
Но только Гитлер на портрете
Тебе цинично подмигнет.
И по шершавому бетону
Мои зашлепают носки,
И ты метнешься к телефону,
Крича от страха и тоски.
Но тщетно! Телефонный провод
Я тесаком перерублю
И изреку, как веский довод,
Что я давно тебя люблю
И что любовь - не только счастье:
Под ней таится иногда
Угрюмый бункер сладострастья,
Где пропадают без следа.


                                                                                   Андрей Добрынин
Как из чьего-то сна дурного
Со мною рядом ты восстала
У шаткого ларька пивного,
Что в центре моего квартала.
Мочой пахнуло, и ночлежкой,
И многослойным перегаром.
Я с доброй ленинской усмешкой
Тебе пивка отлил задаром.
Я не потребовал расплаты
В кустах, щетинившихся рядом.
Покуда с жадностью пила ты,
В тебя я ввинчивался взглядом.
В то, что диковинней диковин -
В твои глаза всмотрелся ближе.
Они - как парочка крыжовин,
Увязших в розоватой жиже.
Они - как два жука навозных
В желудочном соку варана,
Как два плевка туберкулезных
Под вялой струйкою из крана,
Как два глазка прыщей багровых
На влажном воспаленном лоне,
Как две колонии грибковых
В своем питательном бульоне...
Распада мертвоокий гений
И символ всей житейской мути,
Весь мой поток уподоблений
Твоей не отражает сути.
Сумеет ли признать ученость,
Не скатываясь в блудословье,
То, что болезнь и извращенность
Есть форма жизни и здоровья?..
Ты сквер икотой огласила,
Глухой и гулкой, как из бочки.
Биохимические силы
Боролись в грязной оболочке.
Качнулась ты и в пыль упала,
Ругая мужиков-придурков,
И заворочалась устало
Среди бумажек и окурков.


                                                                           Андрей Добрынин
И, на тебя взирая сверху
Как на оживший тюк одежды,
Я знал: мы схожи на поверку -
Мы оба лишены надежды.
Не вправе я тебя дичиться,
Ведь и во мне угасла вера,
Пусть день любовью завершится
В пыли хиреющего сквера.












                                                                                Андрей Добрынин
Не заводите бультерьеров,
Не повинуйтесь глупой моде.
Не только злобность и уродство
Всей этой свойственны породе.
Они с фельдфебельским усердьем
Хозяев охраняют праздных,
Но похоть жгучую до срока
Таят в телах бочкообразных.
Однажды некая девица
Выгуливала бультерьера,
И в тот же час маньяк предпринял
Обход всех закоулков сквера.
Маньяки никому не верят,
Точнее, верят лишь в удачу.
Напрасно плакала девица,
Хоть даже я пишу и плачу.
Маньяк слезам давно не верил -
В нем люди растоптали веру,
И вот насилие свершилось
Под тяжким взглядом бультерьера.
Маньяк рычал, сопел и ухал,
Девица же боялась пикнуть,
А бультерьер следил за ними,
Чтоб в тайны коитуса вникнуть.
Он мог бы вглядываться вечно
В совокупленье человечье,
Вскричав:"Остановись, мгновенье!" -
Но не владел он связной речью.
Маньяк встряхнулся, причесался
И растворился в полумраке,
И поплелась домой девица
В сопровождении собаки.
Папшп рявкнул:"Где шаталась?!" -
Но вдруг все понял и осекся,
А бультерьер индифферентно
Уже на коврике улегся.
Отец навел на бультерьера
Двустволку буркал воспаленных,
Он вспомнил, как за дармоеда
Он выложил пятьсот "зеленых".


                                                                          Андрей Добрынин
Он вспомнил, как он холил зверя,
Но из того не вышло толку,
И со стены отец несчастный
Снял настоящую двустволку.
Обвел он взором обстановку,
Ввезенную из загрраничья,
Вдруг постигая, как непрочно
На свете всякое величье.
Мне очень жаль, что в ту минуту
Меня не оказалось рядом.
Швырнул бы я в лицо буржую
Слова, пропитанные ядом:
"Глупцы, вы верите лишь в доллар,
Забыв про равенство и братство,
Но прах перед прибоем жизни
Все буржуазное богатство.
Вам не помогут бультерьеры,
Меха, особняки, "линкольны",
И вы проказами маньяка
Напрасно так уж недовольны.
Маньяков дерзкие наскоки -
По сути, только первый опыт.
Столиц растленных мостовые
Уж сотрясает мерный топот.
Все снова сбудется согласно
Марксистской социальной карме.
Маньяки - это лишь разведка
Железных пролетарских армий".





                                                                                Андрей Добрынин
Когда ощупал тьму тоннеля
Глубинный луч электровоза,
Моим вниманьем завладела
Твоя скучающая поза.
Ты щеголяла в черной шляпе
И в кимоно темнозеленом,
Под ним я пышный бюст увидел
Сверлящим взором воспаленным.
Была ты в розовых перчатках
И в фиолетовых сапожках,
Лосины красные блестели
На сильных узловатых ножках.
Ты взор мой пламенный поймала,
Но не показывала вида -
Так перед чернью выступала
Великая Семирамида.
В твоих глазах, совок ничтожный,
Я значил до смешного мало.
Том "Анжелики в Новом Свете"
Ты крепко к сердцу прижимала.
Для мира чересчур прекрасны
Такой прикид, такие формы -
И я тебя под близкий поезд
Столкнул решительно с платформы.
И отошел, чтобы не видеть
Последующей тяжкой сцены,
И разом брызги и ошметки
Влепились в мраморные стены.
Раздался рев, но пригодилась
Конспиративная сноровка -
Крича:"Пустите! Что случилось?!" -
В толпу я затесался ловко.
Навстречу мне старухи лезли,
Подпрыгивая и ругаясь.
Я к эскалатору пробился
И скорбно думал, поднимаясь:
"Увы! К бесформенным ошметкам
Свелось блестящее обличье!
Так ужасающе непрочно
На свете всякое величье".


                                                                                  Андрей Добрынин
Пропился я почти дотла
Весною, на Святой неделе,
Когда церквей колокола
Неумолкаемо гудели.
Восстал с одра я, нищ и гол,
Едва забрезжившею ранью.
Постиг я, Боже, твой глагол,
Зовущий смертных к покаянью.
Я знал - лицо мое собой
Являет крайнюю помятость,
Но с перезвоном над Москвой
Повсюду разливалась святость.
Я в храм направился бегом
И там, по Божьему глаголу,
Горячим прикоснулся лбом
Семь раз к заплеванному полу.
Молитвой душу я согрел,
На паперть вышел - и мгновенно
Слова знакомые узрел
На вывеске:"Пивная "Вена"".
Готов, о Боже, жизнью всей
Тебе служить я, как Иаков,-
Зачем же создал ты друзей,
И пиво, и вареных раков?
Зачем ты, Боже, терпишь звон
И толстых кружек, и стаканов,
Зачем тобою вознесен
Хозяин "Вены" Тит Брюханов?
Вот он зовет:"Иди сюда,
Ведь я сегодня именинник",
И мне не деться никуда,
Я задолжал ему полтинник.
Он весь лучится добротой,
Как будто искренний приятель,
И предлагает мне:"Постой,
Хлебни очищенной, писатель".
Иду вкушать запретный плод
Неровной поступью калеки
И чую: сатана живет
В почтенном этом человеке.
Брюханов весел, маслянист -
Ехидна с обликом невинным,
Но час пробьет - и нигилист
Его взорвет пироксилином.
                                                                                 Андрей Добрынин
При всех сокровищах своих
Брюханов рая не добудет:
Единого из малых сих
Он соблазнил - и проклят будет.
Стакан с очищенной держа,
В душе взываю к силе крестной:
"Пускай вовеки буржуа
Не внидут в вертоград небесный".


1997













                                                                                     Андрей Добрынин
Кто нынче не слыхал о сексе?
Таких, должно быть, больше нет.
Охватывает, словно сепсис,
Зараза эта целый свет.
Не срам ли, коль иной поганец,
На вид еще совсем сопляк,
Партнершу пригласив на танец,
Ее слюнявит так и сяк.
Но что в особенности жутко,
Чего вовек я не приму -
В ответ на это проститутка
Лишь улыбается ему.
Сосредоточившись на теле
И позабыв свой долг земной,
Плевать на все они хотели,
Что происходит со страной.
Их породила перестройка -
Мы жили, веря и трудясь,
А этим побыстрее только
Вступить бы в половую связь.
Нет, раньше лучше было все же,
Был твердым нравственный закон:
Вмиг получал наглец по роже
И вылетал с танцулек вон.
И нам случалось быть в охоте,
На стенку впору было лезть,
Но пыл мы тратили в работе,
Крепили трудовую честь.
Все директивы выполняли
Мы руководства своего,
Детишек на ноги подняли,
Про секс не зная ничего.
А чем ответили детишки?
Нельзя их нынче расстрелять,
Но можно снять остаток с книжки
И в ресторане прогулять.
Им не видать уже тысчонок,
Что честным скоплены трудом.
Еще неплохо снять девчонок
И привести в свой тихий дом.


                                                                              Андрей Добрынин
А там, открыв оскал вампира,
Издать в прихожей страшный рык,
Чтоб вмиг притихла вся квартира,
Узнав, что сердится старик.
В компании девчонок шалых
Пропить все деньги и проесть
И массу знаний запоздалых
О сексе за ночь приобресть.
Им не видать таких сражений,
Безмозглым нынешним юнцам!
Конечно, жалко сбережений,
Дающим первенство отцам.
Однако побалдеем клево,
А деньги - это ерунда,
Вот только б суку Горбачева
Еще повесить без суда.


1997










                                                                                       Андрей Добрынин
Предпочтенье порой отдается другим,
Но меня это, право же, вовсе не злит.
С одиночеством, даже и самым глухим,
Мне рассудок покорно мириться велит.
Вот соперник бумажником машет тугим,
А в моем кошельке только мелочь звенит.
Мне нельзя похвалиться признаньем мирским,
А другим монумент прежде смерти отлит.
Научившись оценивать трезво себя.
Отрицать не намерен заслуги других,
За соперников пью я на бедном пиру.
Если я их ругнул - это только любя,
Это только мозгов помраченье моих,
И охотно я ругань обратно беру.
                                                                      1997
Коль рассудка ты вовсе лишен,
Можешь бросить голодному снедь.
С отвратительной жадностью он
Сразу чавкать начнет и сопеть.
Задыхаясь и жутко хрипя,
Пропихнет себе в глотку куски
И опять возведет на тебя
Взгляд страдальческий, полный тоски.
Если мозг твой за сморщенным лбом
Стал совсем уж мышлению чужд,
То всплакни над презренным рабом
Примитивнейших жизненных нужд.
Но себя я в пример приведу -
Ни малейших не выразив чувств,
Обогнув попрошайку, пройду
Я к музею изящных искусств.
Все возможно - возможно, и нам
Предстоит испытать нищету,
Но уродливым, мерзким мольбам
Я молчанье тогда предпочту.
Для моей утонченной души
Неизящное хуже бича.
Молча таять я буду в тиши,
Как в безветрии тает свеча.
Но последняя песня певца
Вдруг сумеет весь мир огласить -
Чтоб успел я в преддверье конца
Запоздалую роскошь вкусить.
                                                                    1997

                                                                               Андрей Добрынин
Осмысливать протекшей жизни звенья
Без надобности крайней не моги.
Отказывая нам в повиновенье,
Воистину спасают нас мозги.
Разумно ль открывать причины рвенья
И всех поступков наших рычаги?
Для человека эти откровенья
Опаснее, чем худшие враги.
Необходимое самодовольство,
В значительность свою слепая вера
Рассеются однажды - и с тех пор
Останутся тоска и беспокойство,
И личность, словно хищная химера,
Сама себя пожрет за свой п
                                                                             1997
Все думают: "Стихи родятся сами,
Готовыми являясь в голове" -
И резкими своими голосами
Толкуют о покупках и жратве.
И я не управляю словесами,
Внимая сей навязчивой молве,
И восклицаю с горькими слезами:
"Услышь меня, всеслышащий Яхве!
Глупцов, мешающих созданью песен,
Внимающих лишь собственному брюху,
Не вразумляй - не внемлют нам они.
С лица земли сотри их, словно плесень,
И поручи блюсти всю землю духу,
Которому я сызмальства сродни.
                                                                               1997





                                                                     Андрей Добрынин
Можете считать, что я расист,
Но я повторяю весь свой век:
Кто не полюбил Новороссийск,
Для меня вообще не человек.
Город, где со всех земных широт
Собрались на рейде корабли -
Только полный нравственный урод
Без волненья видит их с земли.
           Припев
Да, тот вообще не человек,
Кого пугает этот риск -
Однажды полюбить навек
Новороссийск, Новороссийск.
Я не умею позабыть
Над кораблями лунный диск,
Я не умею не любить
Новороссийск, Новороссийск!
И слезу не смахивают с глаз
У развалин только дураки -
Где в штыки ходили столько раз
В 43-м наши морячки.
К морвокзалу ласковый закат
Созовет красоток неземных -
Может лишь бездушный автомат
Не влюбиться в каждую из них.
            Припев.


1997








                                                                       Андрей Добрынин
Я думаю с досадой:"Черт возьми,
Как все-таки неправильно я жил -
Встречался я с достойными людьми,
Но разминуться с ними поспешил".
Я помню, как камчатский буровик,
Поивший сутки в поезде меня,
Когда приблизился прощанья миг,
Мне показался ближе, чем родня.
В гостинице афганский эмигрант
Со мною поделился анашой -
Он в сердце нес сочувствия талант
И обладал возвышенной душой.
А как любил цыгана я того,
Который мне девчонок приводил!
Казалось мне порой, что сам его
Я в таборе когда-то породил.
Мудрец на склоне жизненного дня -
Все повидавший старый инвалид
Мне стал батяней, выучив меня
Все тырить, что неправильно лежит.
Тот был мне сыном, а другой - отцом,
И братьями я называл иных...
Слабея перед жизненным концом,
Смотрю я с умилением на них.
Спасибо вам, шагавшие со мной
Там, где порою все вокруг мертво!
Пусть сократили вы мой путь земной,
Но дивно разукрасили его.


1997







                                                                 Андрей Добрынин
К побережным горам прижимается лес,
Словно скрыться пытаясь от ветра ползком,
И плывут безучастно эскадры небес
В переполненном ветром пространстве морском.
Металлический свет прорывается вкось
И лудит кочевое качанье валов,
И не счесть уже, сколько ко мне донеслось
В беспорядке, как птицы, мятущихся слов.
То, что шепчет, сшибаясь, резная листва,
То, что глыбам толкует глубин божество,-
Стоит слухом ловить только эти слова,
Остальные слова недостойны того.


1997


Бродильный запах лезет в нос,
У парапета спят собаки,
Отбросы в хороводе ос
Помпезно громоздятся в баке.
Орет пронзительно дитя,
Как будто перебрав спиртного,
Фотограф, галькою хрустя,
Дельфина тащит надувного.
Стремясь дополнить свой обед,
Пузаны покупают фрукты,
И, неотвязный, словно бред,
Свое долдонит репроду
Вся эта дрянь за слоем слой
К нам липнет медленно, но верно,
Но только взгляд очисти свой -
И сразу опадает скверна.
Взгляни с уединенных круч,
Как строит неземная сила
Треножник из лучей и туч,
Чтоб в жертву принести светило.


1997





                                                                               Андрей Добрынин
Иногда до безумия можно устать
Делать вид, будто жизнь интересна тебе.
Перестань притворяться - и новая стать
Тебя выделит враз в человечьей гурьбе.
Ты поймешь, что всегда предстоит возрастать
Твоему отчужденью, духовной алчбе,
Ибо рядом с тобою немыслимо стать
Ни единой душе, ни единой судьбе.
Ты своим равнодушьем посмел оскорбить
То, что братья твои обретают в борьбе
И затем неизбежно теряют, скорбя;
Рассуди, как же можно тебя полюбить,
Не питать неприязни законной к тебе,
Не лелеять мечту уничтожить тебя.


1997


Как флейты, голоса цикад
Звучат в темнеющем просторе.
Отстаивается закат,
И гуща оседает в море.
Легко колышется напев
Флейт переливчатых древесных
И тихо всходит звезд посев
В полях тучнеющих небесных.
Луна уже плывет в зенит,
Заката хлопья отгорели,
А флейта легкая звенит,
Бессчетно повторяя трели.
И неподвластно смене лет
Ночного бриза колыханье
И ввысь летящее из флейт
Все то же легкое дыханье.
И та, которая близка,
Перекликается со всеми,
Так беззаботна и легка,
Поскольку презирает время.


1997




                                                                      Андрей Добрынин
Полнолуние. Шорохи ветра в ушах -
Или живность на промысел вышла ночной,
И хрустит по щебенке крадущийся шаг
На обочине белой дороги лесной.
Порождается в жабах, гадюках, мышах
Роковое томление бледной луной;
Стонет море, ворочаясь на голышах,
Словно чувствуя зло студенистой спиной.
Но оно из глубин неустанно несет
Вспышки, словно сплетенные в танце цветы,
Повинуясь призыву, что послан луной;
И я чувствую, как напряженье растет
В той земле, на которой столпились кресты,
За кладбищенской белой от света стеной.
Что-то хочет восстать и уже восстает
Из камней, из корней, из сухой темноты,
Чтобы в лунной ночи повстречаться со мной.


1997


Монотонно течение летнего дня,
И душа наполняется смутной тоской.
Дрожь от ветра, как будто по шкуре коня,
Пробегает местами по ряби морской.
Колыхнется под ветром сверчков трескотня,
Словно некий звучащий покров колдовской,
И опять - только кур в огороде возня
И покоя лишающий полный покой.
Как оно монотонно, течение лет,
Уносящее этот глухой хуторок!
Дни идут вереницей, ступая след в след,
И приносят один неизменный итог:
На житейских дорогах спокойствия нет,
Так же как и поодаль от этих дорог.


1997






                                                                              Андрей Добрынин
Я поэтом большим называюсь недаром,
Но с народом безумно, немыслимо прост.
Выхожу я к нему и, дыша перегаром,
Декламирую гимн, что возносит до звезд.
Мне нельзя умолкать, потому что иначе
С диким ревом народ низвергается в грязь.
Потому засмеюсь я иль горько заплачу -
Все я делаю вслух, никого не стыдясь.
Посмотри, мой народ: вот я, пьяный и рваный,
От стыда за меня тебе впору сгореть,
Но не сводишь с меня ты свой взгляд оловянный,
Ибо лишь на меня интересно смотреть.
От народа мне нечего ждать воздаянья,
Чтобы мог я на лаврах устало почить,
Но не знал мой народ ни любви, ни страданья,-
Только я его этому смог научить.
Мне толкует мудрец:"Этот подвиг напрасен,
Не оценят болваны подобных щедрот".
"Хорошо, я устал и уйти я согласен,
Но скажи: на кого я оставлю народ?"


1997


Вдохновение - мать всех нелепых стихов,
Ведь оно позволяет их быстро катать;
В воздаянье моих бесконечных грехов
Я их должен порой с отвращеньем читать.
Временами случается злобе достать
До последних глубин, до глухих потрохов,
И тогда я мечтаю свирепо восстать,
Как Улисс на зловредных восстал женихов.
Вдохновенные авторы, я за версту
Отличу вас в любой человечьей толпе,
Ненадежен расчет на мою доброту,-
Я не добрый - напротив, чудовищно злой.
Я спокойно лежу на моем канапе,
Но в мечтах пробиваю вам глотки стрелой.


1997




                                                                                 Андрей Добрынин
Ты напрасно любимой стеснялся сказать
О телесной нужде неотступной своей,
А всего-то пришлось бы мошну развязать
И ей долларов дать,- а, возможно, рублей.
Ей, конечно, захочется лишнего взять -
Не давай по-мальчишески лишнего ей.
Поторгуйся, старайся свое доказать,
Ну а если не выйдет, то морду набей.
Сколько стоит простая телесная связь?
Уж, наверно, не столько, чтоб стать босяком,
Обманула мерзавку твоя доброта.
Эта дрянь облапошить тебя собралась,
Почему-то считая тебя дураком,
Ну так рявкни:"Проваливай!" - с пеной у рта.


1997


Из многочисленных глупых идей
С женщиной дружба - из самых глупейших.
Там, где любых принимали людей,
Не пропуская ни конных, ни пеших,-
Там запрещают тебе побывать,
Ибо нуждаются в преданном друге,
То есть в глупце, из кого выбивать
Можно годами бесплатно услуги.
Ты расшибайся в лепешку для них,
Чтоб не лишиться их тягостной дружбы,
Ну а потом недоумков таких
Благодарят за несение службы.
Ну а потом их знакомят с самцом,
Всюду проникшим без всякой мороки.
Все завершилось лоогичным концом,
Так перечти эти горькие строки.
В них, безусловно, поэзии нет -
Я только правды ничем не нарушил:
Это был попросту добрый совет,
Коего некогда ты не послушал.


199766




                                                                              Андрей Добрынин
Когда приблизится старость,
Матрос припомнит с тоской,
Как трепетом полнит парус
Упругий ветер морской.
Когда приблизится старость,
Стрелок припомнит в тоске,
Как встарь ружье оатавалось
Всегда послушно руке.
Рыбак припомнит под старость,
Не в силах сдержать тоски,
Как рыба в лодке пласталась,
Тяжелая, как клинки.
Всегда побеждает старость,
Поскольку смерть за нее,
И долго ль держать осталось
Штурвал, гарпун и ружье?
Прошли все стороны света
Стрелок, рыбак и матрос,
Но им не дано ответаНа этот простой вопрос.
Наполнен тоскою ветер,
Вздыхают лес и вода,
Не в силах найти ответа
На главный вопрос:"Когда?"
К ним тоже жестоко Время,
Сильнейшее всяких сил -
Нельзя им проститься с теми,
Кто так их всегда любил.


1997






                                                                           Андрей Добрынин
Если дама отшибла и перед, и зад,
Неожиданно ринувшись под самосвал,
Разумеется, я окажусь виноват,
Потому что на эту прогулку позвал.
Если даме на голову рухнул кирпич
И, шатаясь, она привалилась к стене,
В этом я виноват, а не дворник Кузьмич,
Потому что она направлялась ко мне.
Если даме порой доведется простыть
(А она чрезвычайно боится хвороб),
То она меня долго не может простить,
Потому что я, в сущности, тот же микроб.
Если дама с джентльменом пошла в ресторан
И обоим в итоге расквасили нос -
Это я виноват, языкастый болван,
Ресторана название я произнес.
Если дама дверной своротила косяк,
Словно клоп, насосавшись в гостях коньяка,
Это я виноват - я устроил сквозняк,
На котором ее зашатало слегка.
Если дама озябла в разгаре зимы
И раскисла в июле на солнце в Крыму,
Не ищите виновных, людские умы -
Я безропотно все обвиненья приму.
И упорно твердит состраданье мое:
"Как бедняжке с тобою мучительно жить!
Так ступай и купи в магазине ружье,
Чтобы всем ее мукам предел положить".


1997






                                                                          Андрей Добрынин
Весь окоем заняла стезя -
По ней, неспешные, как волы,
Уничтожаясь, вновь вознося
Гребни над зыбью, текут валы.
Им уклониться с пути нельзя,
Пеной не хлынуть на волнолом -
Валы текут и текут, сквозя
Зеленым, синим, серым стеклом.
Переплавляет солнечный след
В сочные отблески зыбь волны
И чередою пенных комет
Катятся гребни на валуны.
Чайка, подладив к ветру полет,
Смотр производит сверху валам;
Облака тень лениво ползет
По облесенным дальним холмам.
Ветер подхватывает напев,
Прежний еще не успев допеть.
В будничной жизни не преуспев,
Здесь я сполна сумел преуспеть:
Все разглядеть, и ветер вдохнуть,
И безо всяких мыслей и слов
Сердцем постигнуть великий Путь -
Путь неуклонных морских валов.


1997








                                                                                            Андрей Добрынин
Порой ослу нужна морковка,
Чтоб он не пятился, а брел -
Так для любви нужна зубровка,
Будь даже ты в любви орел.
Зазвавши дорогую гостью,
Себе ты кажешься ослом -
Как будто подавившись костью,
Она застыла за столом.
Она, надменно сдвинув бровки,
Сидит в молчании сперва -
Необходим стакан зубровки,
Чтоб ей припомнились слова.
И тут уже зевать не надо -
Тут только успевай кивать
И, не сводя с любимой взгляда,
В стакан зубровки подливать.
Неплохо спор затеять мнимый,
Но вскоре мудро отступитьь
И в знак согласия с любимой
Еще зубровочки испить.
Возможно с барышни одежды
Без драки лишь тогда совлечь,
Коль ей подать на брак надежды,
При том сумев ее развлечь.
Но достоверность лишь зубровка
Пустым надеждам придает;
Она закручивает ловко
Любой глупейший анекдот,
Она подарит старикану
Наружность молодца в соку,
Ум Ломоносова - болвану
И стать - любому мозгляку.
От уговоров и воззваний
Позволит к делу приступить
И сладострастных осязаний
Язык живой употребить.
Возможна лишь одна заминка -
Не все годится для стола;
Следи, чтоб непременно в Минске
Зубровка сделана была.
А если так - тогда не мешкай,
Скорей любимую зови,
Чтоб зубр могучий беловежский
Смел все препоны для любви.
                                                                         1997

                                                                             Андрей Добрынин

Я признан собственной страною,
Что ни скажу - всегда я прав..
Я преупел - тому виною
Мой жесткий, непреклонный нрав.
Напрасно вы играли мною,
Красотки коптевских дубрав -
Я говорил с моей страною,
Все обольщения поправ.
Я только той не пренебрег бы,
А возвеличил всех превыше,
Чей взор почтением горит;
Той, что подругу ткнет под ребра
И злобно прошипит ей:"Тише,
Он со страною говорит".


1997










                                                                         Андрей Добрынин
В моем уютном уголке
Не нравится иным ослам -
В нем пауки на потолке
И уховертки по углам.
Так внятно говорит со мной
Моих апартаментов тишь:
Паук звенит своей струной
И плинтус прогрызает мышь.
Я запретил людской толпе
Входить в мой тихий особняк -
Мне надо слышать, как в крупе
Шуршит размеренно червяк.
Я слышу, двери затворя
От надоедливой толпы,
О чем толкуют втихаря,
Сойдясь в компанию, клопы.
Чтоб тишь в квартире уберечь,
Остановил я ход часов.
Я тараканов слышу речь,
Ловлю сигналы их усов.
Мне хочется уйти во тьму,
Не говорить и не дышать,
Чтоб бытию в моем дому
Ничем вовеки не мешать.


1997








                                                                                    Андрей Добрынин
Мотылек отлетался, похоже -
В паутине болтается он;
К паутинной прислушавшись дрожи,
Сам паук покидает притон.
"Ну, здорово, здорово, залетный,-
Обращается он к мотыльку. -
Все вы ищете жизни вольготной,
Все влетите в силки к пауку.
Всем вам нравится чувство полета,
Все вы ищете легких путей.
Нет чтоб сесть и чуток поработать,
Наплести и наставить сетей.
Но любое занятье нечисто
Для такой развеселой братвы,
Потому и всегда ненавистны
Насекомым трудящимся вы.
Все равно ваш полет завершится
Цепенящим паучьим крестом,
Я же рад и за правду вступиться,
И себя не обидеть при том.
Вам бы только нажраться нектару
И по бабочкам после пойти.
Час настал справедливую кару
За порочную жизнь понести.
Не тверди про свяятое искусство -
Эти глупости все говорят.
Приведут вас, голубчиков, в чувство
Лишь мои паутина и яд.
Погоди, от порхателей праздных
Очень скоро очистится Русь.
Изведу летунов куртуазных
И до бабочек их доберусь.
Помолись на дорожку, залетный -
Ты стоишь на таком рубеже,
Где ни крылья, ни нрав беззаботный
Ничему не помогут уже".


1997




                                                                             Андрей Добрынин
Я от жизни хочу и того, и сего,
Ну а спятить мне хочется больше всего.
Этот мир не удался творившим богам
И никак не подходит здоровым мозгам.
Чем томиться то гневом, то смутной тоской,
Лучше, тупо качая кудлатой башкой,
Изо рта приоткрытого слюни пускать
И с великим восторгом весь мир созерцать.
Чем терзаться мирским неразумьем и злом,
Лучше собственный разум отправить на слом;
Чем любить и страдать, безответно любя,
Лучше впасть в кретинизм и ходить под себя.
Впрочем, даже тупицы к той мысли пришли,
Что душа тяжелее всех грузов земли,
А к бездушию как к панацее от бед
Не взывал уже ранее редкий поэт.
Но не стоит смущаться - известно давно,
Что затертой банальности только дано
До сонливой души достучаться людской -
Если стоит с душою возиться такой.
                                                                                 1997
Трудно ехать в вагоне с такими людьми,
Что от вечной немытости мерзко смердят,
Трудно ехать с храпящими, трудно с детьми,
Трудно с теми, которые шумно едят.
Трудно с теми, которые пьют и галдят,
А потом как попало ложатся костьми.
Так порою все нервы тебе натрудят,
Что отделал бы всех без разбору плетьми.
Но нельзя озлобление в сердце впускать -
К сожалению, нам выбирать не дано,
С кем разделим судьбой предначертанный путь.
Постарайся смешное во всем отыскать -
Все не то чтобы скверно, а просто смешно,
Как и сам ты смешон, если трезво взглянуть.


1997






                                                                      Андрей Добрынин
Я увидел всех тех, что писали стихи
За последнее время в Отчизне моей.
Неземной трибунал разбирал их грехи,
А какие грехи у певцов и детей?
Но в тот день не везло вдохновенным творцам,
Суд сурово смотрел на художников слов:
"Воспевал старину, звал вернуться к отцам?
Запоешь по-другому, вкусив шомполов".
"Почему в словоблудье ударились вы,
То в слащавый, а то в истерический тон?
Что ж, идею державности из головы
Самой русской нагайкой мы вышибем вон".
Председатель-архангел сурово вещал,
И решенье писец на скрижали занес:
"Всем, кто судьбам еврейства стихи посвящал,
Сотню розог - в ответ на еврейский вопрос".
Да, несладким для авторов выдался день,
Всем вгоняли умишка в филейный отдел:
Кто оплакал судьбу небольших деревень,
Загрязненье природы, крестьянский удел.
За эротику тех было велено драть,
Тех - за то, что пытались писать под Басе.
Понял я: все как тему возможно избрать,
Но вот зад уберечь позволяет не все.
И коль дороги мне ягодицы мои,
Без разбору клепать я не должен поэм,
Помня суд неземной, став мудрее змеи,
Осторожнее зверя при выборе тем.


1997







                                                                                Андрей Добрынин

Тополь - словно горянка в черном платке,
Над ним одиноко стоит звезда;
Одинокий фонарь горит вдалеке,
И под ним асфальта блещет слюда.
Оживленно нынче в небе ночном,
Тень волоча по кровлям жилья,
Облака пасутся, и серебром
Подсвечены призрачно их края.
Месяц гуляет среди отар,
Горят и меркнут уклоны крыш.
То видишь явственно тротуар,
А то и бордюра не различишь.
Все очертанья гор и дерев,
Светил вращенье, облачный ход -
Все составляет один напев,
Общий безмолвный круговорот.
И кажется - кружится кровь моя;
Стоило бросить тепло и сон,
Если в кружение ночи я
Хоть на мгновенье был вовлечен.


1997








                                                                                      Андрей Добрынин
Все радости в людской толпе
Я ни во что не ставлю ныне,
Избрав осознанно себе
Уединенье и унынье.
Все обольщенья темных сил
Меня нисколько не дурманят,
И враг, что всю страну растлил,
Меня уж верно не обманет.
На телевидении враг
Свой шабаш мерзостный справляет
И всем, кто сызмальства дурак,
Кривляньем гнусным потрафляет.
Пусть рукоплещет главарю
Ватага младших командиров,
Но я в унынии смотрю
На сокрушение кумиров.
Все те, кто партию любил,
В останкинских исчезли недрах.
Я точно знаю: их убил
И расчленил проклятый недруг.
Все те, кто защищал народ
От нестерпимых страхов мира,
Увлечены в подсобный грот,
Где стали жертвою вампира.
Все добрые ушли во мрак,
Все пали жертвой людоедства,
И взялся ненасытный враг
Вплотную за семью и детство.
Зарезал Хрюшу и сожрал
И подбирается к Степашке...
Он все "Останкино" засрал,
Везде смердят его какашки.
Смердит экранный карнавал,
Зловонно всякое веселье.
Покуда властвует Ваал,
Я замыкаюсь в тесной келье.
Пугает мертвенностью смех,
Ужимки пляшущих нелепы.
Весельчаки мертвее тех,
Кто лег давно в гробы и склепы.
Пусть пляшут, ибо их томит
К деньгам зловонным тяготенье,
А я избрал мой чистый скит,
Унынье и уединенье.                                                            1997
                                                                                     Андрей Добрынин
Хвою полируя, ветер свищет -
Из-за гор примчавшийся норд-ост,
Но железных сосен ккорневища
Беспощадно вклещились в откос.
Я пьянею - сиплый рев прибоя,
Шум вскипающий листвы и трав,
Сиплый перезвон шершавой хвои
В слух единый немощный вобрав.
От порывов и скачков бесплодных,
Овладевших берегом лесным;
От несчетных колебаний водных,
Связанных течением одним;
От небес, в неведомую гавань
Флот несметный вздумавших пустить,
Взгляд бессильно падает на камень,
Всех движений не сумев вместить.
Кажется - усвоишь все движенья,
В них врастешь, как дальний плавный мыс,
И откроется для постиженья
Действа развернувшегося смысл.
Но неисчислимо многоуста,
Многолика сцена эта вся,
И бессильно отступают чувства,
Только смуту в душу принося.
Грозно развивается интрига,
Молнии просверкивает бич.
Можно все лишь на обрывок мига,
Краем разумения постичь.
Множества сошлись в одной работе,
Многосложный замысел верша,
Но в единственном мгновенном взлете,
Может быть, поймает суть душа.


1997





                                                                                          Андрей Добрынин
Не входи в положенье великих людей,
Ибо их положенье плачевно всегда.
В каждом гении тайно живет прохиндей
И мечтает разжиться деньгой без труда.
Их послушать, так нету их в мире  бедней,
И вот-вот их в могилу загонит нужда,
Но они же кутят в окруженьи блядей
И швыряют купюры туда и сюда.
Так забудь же о пухлом своем кошельке,
Пусть великий творец разорился вконец
И теперь голосит, как библейский еврей;
Просто денежки он просадил в кабаке
Или вздумал кого-то обжулить подлец,
Но другой негодяй оказался хитрей.
                                                                                  1997
Чтоб выжить, надо много есть,
При этом правильно питаясь.
Не вздумай, как иной китаец,
Всем блюдам кашу предпочесть.
Китаец, впрочем, не балбес:
Едва юанем разживется,
Как вмиг на торжище несется,
Стремясь купить деликатес.
И покупает там сверчков,
Ежей, лягушек, тараканов,
Помет манчжурских павианов,
Змею в очках и без очков.
Не дайте вкусу закоснеть,
Как мудрый действуйте китаец:
На все живущее кидаясь,
Он все преображает в снедь.
Пускай торчат из-под усов
Иного мудрого гурмана
Усы сверчка иль таракана
И оттого тошнит глупцов,-
Должны мы помнить об одном -
Всего превыше ощущенье,
А что пошло на угощенье -
В то не вникает гастроном.
Кун фу, китайский мордобой,
Даосов - я в стихах не славлю,
Но повара-китайца ставлю
Едва ль не наравне с собой.


1997



                                                                              Андрей Добрынин
При обсуждении проекта
В компании "Крыжопольгаз"
Автоматический директор,
Новейший робот принял нас.
Он был весьма любезен с нами,
Но я едва владел собой -
Должно быть, у него в программе
Произошел какой-то сбой.
Занятным угощенье было -
В тот день я поседел, как лунь:
Взамен мороженого - мыло,
Взамен шампанского - шампунь.
Из чашечек сапожный деготь
С улыбкой приходилось пить,
Чтоб как-то робота растрогать
И отношения закрепить.
Как можно было отказаться?
Уж слишком важен был момент.
На нашем месте оказаться
Был рад бы подлый конкурент.
Мы пили скипидар с лимоном,
Похваливая скипидар,
Поскольку многомиллионным
От сделки виделся н
Мы славно глотку промочили -
Аж до сих пор нутро печет,
Но сделку все же заключили,
И деньги мне пришли на счет.
Непросто выжить бизнесмену,
Чтоб не настигла нищета.
Вот я сейчас рыгнул - и пена
Вдруг повалила изо рта.


1997






                                                                                    Андрей Добрынин
Пусть размеренно-ласково пена
Застилает морской бережок:
Знай, что прячется в море скорпена -
Это рыба такая, дружок.
Вся в шипах, в безобразных наростах,
В пятнах мерзостных цвета говна.
Увидать ее в море непросто,
Ибо прячется ловко она.
Подплывает скорпена украдкой,
Чтоб купальщик ее не зашиб,
А подплыв, в оголенную пятку
С наслаждением вгонит свой шип.
И надрывные слушает вопли
Из укрытья скорпена потом.
Очень многие просто утопли,
Познакомившись с жутким шипом.
Не спасут тебя водные лыжи,
Не помогут гарпун и весло.
Если кто, изувеченный, выжил,
То такому, считай, повезло.
Ненасытная водная бездна
Потеряла свой счет мертвецам.
Все бессмысленно и бесполезно -
Понимаешь ты это, пацан?!
Понимаешь ты это, гаденыш,
На морскую глядящий волну?!
Если ты наконец-то утонешь,
Я с большим облегченьем вздохну.
Там, где камни купаются в пене,
Буду пить я хмельное питье,
Размышляя о грозной скорпене,
О могуществе дивном ее.


1997






                                                                                    Андрей Добрынин
Надо знать разговорам цену, надо рот держать на замке,
От несчетных слов постепенно затемняется все в башке.
Забывается, что измена часто скрыта речью пустой,
Что слова - это только пена над холодной черной водой.
На язык ты сделался скорым, но слова - не лучший улов;
Ты забыл язык, на котором разговаривают без слов.
Слепо верил ты разговорам, а они - советчик худой
И подобны пенным узорам над холодной черной водой.
Так желанье любви подкатит, что потоком слова пойдут,
Только страшно, что слов не хватит и всего сказать не дадут.
Но все глохнет, как будто в вате, не родится отзвук никак,
И дыханье вдруг перехватит беспощадный холодный мрак.
В разговорах хоть годы мешкай, но паденье случится вдруг,
И ни в чем не найдешь поддержки - все шарахнется из-под рук.
Все сольется в безумной спешке, изменяя наперебой,
Только отблеск чьей-то усмешки ты во мрак унесешь с собой.


1997


Я написать могу сонет,
Какой душе моей угодно,
В его границах мне свободно -
Где для других простора нет.
Свобода причиняет вред,
Мы это видим превосходно,
Когда поэт впадает в бред,
Избрав верлибр, как нынче модно.
Бунтарство хамов и тупиц
Узора рифмы не сотрет,
И ритма прелесть сохранится.
Не в сокрушении границ
Поэт свободу обретет,
А подчинив себе границы.


1997






                                                                                      Андрей Добрынин
Прорвались фекальные стоки,
Земля поспешила осесть,
Но все избегают мороки
И медлят ограду возвесть.
Отходы дымятся упрямо,
Трагедией страшной грозя,
И, значит, в забытую яму
Не рухнуть мне просто нельзя.
Пусть хриплые вопли разбудят
Район, погруженный во тьму.
Фекальщиков вскоре осудят
И скопом отправят в тюрьму.
Немало сироток осталось,
Но скорби на всех не найти:
Подобное часто случалось
Со мной на житейском пути.
В разлитую кем-то солярку
Мечтательно я забредал,
И тут же, конечно, цыгарку
Мне под ноги кто-то кидал.
На станции дерзко совался
Я в люки цистерн с кислотой;
Затем от меня оставался
На дне только зуб золотой.
Затем бензовоза водитель
В наручниках ехал в тюрьму,
А там станционный смотритель
Бросался в объятья к нему.
Всем миром мерзавцы охоту
Ведут на меня одного.
Коль провод под током размотан,
То я ухвачусь за него.
Метиловой водки торговля
Продаст, разумеется, мне;
И льдиною, сброшенной с кровли,
Меня пришибет по весне.
Случайный бульдозер задавит
Меня у степного холма,
А что тракториста исправит?
Естественно, только тюрьма.


                                                                        Андрей Добрынин
В тюрьму попадут непременно
И кровельщик, и продавец;
Увидят тюремные стены
Монтера кошмарный конец.
И сколько веревке не виться -
К концу приближаемся мы.
Сутулых фигур вереницы
Вливаются в стены тюрьмы.
И на на своем возвышенье
Киваю, негромко бубня:
"За вас и число, и уменье,
Бессмертье и рок - за меня".


1997












                                                                                           Андрей Добрынин
Случайных встреч на свете нет,
И вот друг друга мы нашли.
Перемещения планет
К одной помойке нас вели.
Качаясь, ты к помойке шла,
Открыв в улыбке шесть зубов,
И враз мне сердце обожгла
Непобедимая любовь.
Душою я взлетел до звезд
И машинально закурил,
И чуть протухший бычий хвост
Тебе я робко подарил.
Тебя умчать я обещал
В цветущий город Душанбе,
И циклодолом угощал,
И звал в котельную к себе.
Соединила нас любовь
В котельной, в сломанном котле,
Но мы отныне будем вновь
Скитаться порознь по земле.
Я скинул ватник и порты,
А майка расползлась сама,
И тут захохотала ты,
Как будто вдруг сошла с ума.
Что ж, хохочи и не щади
Моих возвышенных идей,
Увидев на моей груди
Четыре профиля вождей.
Исполнил я свой долг мужской,
Но этого не будет впредь,
Не в силах к женщине такой
Я страстью подлинной гореть.
Мы в парк весенний не пойдем
С тобой бутылки собирать;
Нам никогда не быть вдвоем,
Раз на вождей тебе насрать.
Другую буду похмелять
Одеколоном я с утра,
Ведь мне нужна не просто блядь,
А друг, соратник и сестра.


                                                                    Андрей Добрынин

Личная жизнь - это страшная жизнь,
В ней доминирует блуда мотив.
Все достоянье на женщин спустив,
Впору уже и стреляться, кажись.
Но у обрыва на миг задержись
И оглянись: все обиды забыв,
Скорбно глядит на тебя коллектив,
Лишь на него ты в беде положись.
Дамы, постели, мужья, кабаки
Душу твою изваляют в грязи,
Кровь твою выпьют, подобно клопам.
Так разорви этой жизни силки,
В храм коллектива с рыданьем вползи
И припади к его тяжким стопам.


1997










                                                                              Андрей Добрынин
Я по жизни стихописец,
Я всю жизнь почти прожил,
Только злобный живописец
Хрен на это положил.
Живописец, стихописец -
Оба мы любимцы муз,
Но свирепый живописец
Отрицает наш союз.
"Кто ты есть?- он вопрошает. -
Как ты смеешь мне дерзить?
Мне никто не помешает
Тлей тебя изобразить".
Возражаю я:"Опомнись,
Наши русские поля,
Нашу русскую духовность
Воспевать не может тля.
Объясни ты мне как другу:
Чем же я тебе держу?
Тем, что я твою супругу
В шутку за бок подержу?
Оттого глядишь ты жутко
На родное существо?
Это дружеская шутка,
И не более того".
Он в ответ:"От этой шутки
Враз живот начнет расти.
Много ль надо проститутке -
Лишь портками потрясти".
Мне за даму заступиться
Не дает мазилка злой -
Из квартиры живописца
Вылетаю я стрелой.
Во дворе в ночную бездну
С тихим вздохом я взгляну.
Слышно, как в квартире бездарь
Смертным боем бьет жену.
Все застыло в Божьем мире,
Между звезд луна плывет,
Лишь маляр в своей квартире
Шум нелепый создает.


                                                                     Андрей Добрынин
Я шепчу:"Уймись, мазепа!
Страшен в гневе ты своем,
Но подумай, как нелепо
Оживлять любовь битьем.
Сразу станешь ты спокоен,
Осознав башкой пустой,
Кто из нас и впрямь достоин
Этой женщины святой".


1997













                                                                                              Андрей Добрынин
Хорошо отдыхать, удалившись от дел,
Со стаканом бурбона, с сигарой в зубах,
Наблюдать, как герой всех врагов одолел,
Слушать сладкие звуки "Бу-бух!" и "Ба-бах!"
Негодяям несладко живется в кино -
Истребляют водой их, огнем и свинцом.
Их суда неизбежно пускают на дно -
Выполняется это подводным пловцом.
За рулем не успевший обсохнуть герой
По горам за верстой покрывает версту.
Издают негодяи страдальческий вой
И, не выдержав гонки, летят в пустоту.
На героя свирепо направит стволы
В низкопробном притоне подонков толпа,
Но повалит герой всех врагов под столы,
Прострелив шишковатые их черепа.
Ну а если мерзавцы полягут не все,
Если теплится в ком-то преступная жизнь,
То увидим героя мы в полной красе,
Понесется махаловка - только держись!
С мерзким ревом, с отчаяньем в глазках свиных
На героя бросаются скопом враги.
Под ударами екает в брюхе у них
И трясутся, как студень, тупые мозги.
Тот в паденье бутылки сметет со стола,
Пролетит, растопырясь, за стойку другой.
Водопадами на пол текут зеркала,
Из разбитых бутылок - спиртное рекой.
Негодяи бегут, заметая свой след,
И красотка героем уже спасена,
Но в глазах у нее благодарности нет,
Свысока на спасителя смотрит она.
Едких шуток у ней наготове запас,
Может взвиться она ни с того ни с сего.
Да, красиво герой эту девушку спас,
Ну а если задуматься - ради чего?
Для того, чтоб работать, подобно ослу,
В благодарность же слушать попреки и брань?
Может, было бы лучше ей сесть на иглу
И в притоне обслуживать разную пьянь?


                                                                                      Андрей Добрынин
А теперь вот она, истерично крича,
Выставляет нелепым любой его шаг.
Он бы должен ей дать оплеуху сплеча -
И вторую, чтоб звон уравнялся в ушах.
Говорит он с ней голосом сиплым, чужим
И готов на нее всю мошну растрясти,
А ему бы поймать ее шею в зажим -
Чтоб она, посинев, прохрипела:"Прости..."
Он бы должен ей врезать внезапно в поддых,
А согнется - по шее добавить замком,
Ведь полезно порою девиц молодых
Заставлять перед старшим елозить ползком.
Почему бы ему не припомнить кун фу
И пинком не покончить с ее болтовней,
Чтоб она перебила посуду в шкафу,
При падении шкаф протаранив спиной?
Что ни сделает он, все не так и не то,
Превращен в недотепу великий боец.
Ну а рейнджерский нож, а нунчаки на что?
А бейсбольная бита зачем, наконец?
В его доме весь день несмолкаемый гам,
Он из брани подруги усвоил навек,
Что он попросту жалкий тупица и хам
И коварно заел ее девичий век.
Для чего-то по выставкам ходят они,
И неведомо, где этой пытке предел.
Если б мог он напиться, как в прошлые дни,
То не хуже б картину намазать сумел.
За любимой в концерт он плетется порой,
С отвращением слушает там симфоняк...
Мы-то думали, он - настоящий герой,
На поверку же вышло, что просто слизняк.


1997






                                                                                       Андрей Добрынин
Противная американка
По имени Олбрайт Мадлен
С упорством тяжелого танка
Пытается "взять меня в плен".
Но формула смутная эта
Не может того затемнить,
Что хочет старуха поэта
К сожительству нагло склонить.
Багрянцем пылает помада
На лике совином ее.
Противлюсь я робко:"Не надо,
Не трогайте тело мое.
Вы все таки где-то неправы,
Ведь вам уж немало годков.
Хоть многим старушки по нраву,
Но верьте, что я не таков.
Вы дама культурная все же,
Зачем вы скатились на мат?
Какой вы пример молодежи,
Какой вы к чертям дипломат?
И разве для вас оправданье,
Что все происходит во сне?
Оставьте свои приставанья
И в брюки не лезьте ко мне.
И дергать за ядра не надо,
Они - деликатная вещь..."
Но дряхлая эта менада
Вцепилась в меня, словно клещ.
И на ухо мне прошипела:
"Умолкни, славянская вошь!
Свое худосочное тело
Америке ты отдаешь.
И ежели ты не заткнешься,
Тебя в порошок я сотру,
За мною ведь авианосцы,
Все НАТО и все ЦРУ.
За мной - неулыбчивый Клинтон
И пушки, несущие смерть,
Но если полижешь мне клитор,
То доллары будешь иметь".


                                                                                  Андрей Добрынин
Чапаев - и тот, несомненно,
Струхнул бы на месте моем,
И мы до тахты постепенно
Допятились с нею вдвоем.
Упал я в смятении духа
В звенящие волны пружин,
И вмиг завладела старуха
Сокровищем честных мужчин.
Свершилось - и взвыла старуха,
И пол заходил ходуном,
И гром, нестерпимый для слуха,
Змеей полыхнул за окном.
Поганками ввысь небоскребы
Поперли из почвы родной,
И образы, полные злобы,
Нахлынули мутной волной.
И Рэмбо, и дон Корлеоне,
И Бэтмен, и прочая мразь...
И в темном ночном небосклоне
Реклама глумливо зажглась.
И сызнова дом покачнулся -
То пукнул Кинг-Конг во дворе.
В холодном поту я очнулся
На мутной осенней заре.
Старуха куда-то пропала,
Один я лежу в тишине,
Но скомканы все покрывала
И пляшет реклама в окне.
Заморские автомобили
Под окнами мерзко смердят,
Вдоль стен под покровами пыли
Заморские вещи стоят.
Мой столик уставлен закуской,
Пустые бутылки на нем
И запах какой-то нерусский
Витает в жилище моем.
Моя несомненна греховность,
И горько кривится мой рот:
Вот так растлевают духовность,
Вот так подчиняют народ.


                                                                         Андрей Добрынин
Поддался угрозам старухи,
К шальной потянулся деньге,
Хотя и одной оплеухи
Хватило бы старой карге.
Посулами старой ехидны,
Признайся, ты был потрясен.
Как стыдно, о Боже, как стыдно,
Пускай это был только сон.
Вздыхаю и мучаюсь тяжко,
Горя на духовном костре,
Но в тысячу баксов бумажку
Вдруг вижу на пыльном ковре.
И в новом смятении духа
Я думаю, шумно дыша:
"Старуха? Конечно, старуха,
Но как же в любви хороша!"


1997










                                                                                         Андрей Добрынин
По кузне отсветы бродят,
Металл уже раскален,
И снова пляску заводят,
Сцепившись, тени и звон.
Кузнец осунулся что-то
И болью кривится рот,
Но алый отсвет работа
На щеки его кладет.
Ей нет никакого дела,
Какой он болью пронзен,
Она опять завертела
По кузне тени и звон.
Ей нравится в пляске виться,
Взметая тени плащом.
Она сама веселится,
И здесь кузнец ни при чем.
Вовсю ликует работа,
Ей любо металл мягчить,
И в звоне безумья ноту
Не всем дано различить.
Шипит металл возмущенный,
Кладя работе конец.
В дверной проем освещенный,
Шатаясь, выйдет кузнец.
И видят из ночи влажной
Несчетные сонмы глаз
В дверях силуэт бумажный,
Готовый рухнуть подчас.


1997







                                                                                     Андрей Добрынин
Кошка вяло бредет по паркету,
От угла до другого угла.
Хорошо б к ней приладить ракету,
Чтоб медлительность эта прошла.
Чтоб с ужасным шипеньем запала
Слился кошки предстартовый вой,
Чтобы кошка в пространстве пропала,
Протаранив стекло головой.
Заметаются дыма зигзаги
Из сопла под кошачьим хвостом.
Реактивной послушная тяге,
Кошка скроется в небе пустом.
Станет легче на сердце отныне,
Буду знать я наверное впредь:
Мы увязли в житейской рутине,
А она продолжает лететь.
Прижимая опасливо уши
И зажмурившись, мчится она.
Сквозь прищур малахитовость суши
Или моря сапфирность видна.
От суетности собственной стонет,
Как всегда, человеческииий род,
Ну а кошка вдруг время обгонит
И в грядущем помчится вперед.
Обгоняя весь род человечий,
Что в дороге постыдно ослаб,
В коммунизме без травм и увечий
Приземлиться та кошка могла б.


1997







                                                                                 Андрей Добрынин
Важна не девственность, а действенность -
Я о девицах говорю.
Коль девушка активно действует,
То я любовью к ней горю.
Когда ж она не хочет действовать
И неподвижна, словно труп,
Тогда томлюсь я подозрением
И становлюсь угрюм и груб.
Словам давно уже не верю я,
Особенно в делах любви.
Любовь лишь делом доказуема,
Себя ты в деле прояви.
Вершатся все дела успешнее
С задором, пылом, огоньком,
Любовь же - с гиканьем и воплями,
Чтоб сотрясалось все кругом.
Чтоб вазы с шифоньера падали
И разбивались о паркет,
Чтоб у тахты в утробе екало
И звал милицию сосед.
А коль девица не подвижнее
Мешка с несвежей требухой,
То, стало быть, в ней зреет ненависть
И тайный умысел плохой.
Коль девушка едва шевелится,
То, значит, замышляет зло.
Нам подсыпают эти скромницы
В еду толченое стекло.
И, чтоб не угодить на кладбище,-
Ведь ты еще совсем не стар,-
Приблизься сзади к ней на цыпочках
И первым нанеси 
Она качнется и повалится,
А ты скажи ей сухо:"Что ж,
Ты ловко это все затеяла,
Однако нас не проведешь".


1997




                                                                                Андрей Добрынин
Где Везер угрюмый струится,
Где катится сумрачный Рейн,
В подвалах сутулые немцы
Брезгливо глотают рейнвейн.
Питье им давно надоело,
Но рано ложиться в постель,
И вот они пьют через силу,
А после плетутся в бордель.
У немцев усатые турки
Похитили радость труда,
А немцам остались бордели,
Постылый рейнвейн и еда.
Тевтоны серьезны в борделе,
Как будто бы службу несут,
А после в ночной виноградник
Они облегчиться идут.
Глядят они в звездное небо
Под шум одинокой струи,
А в небе, кружася, мерцают
Созвездий несчетных рои.
Раскатисто пукают немцы,
В штаны убирают елду
И видят на темном востоке
Знакомую с детства звезду.
К звезде обращаются немцы:
"О льющая ласковый свет!
Далекому русскому другу
Неси наш печальный привет.
Дома у нас есть и машины,
Детишки у всех и жена,
Однако же главного стержня
Давно наша жизнь лишена.
О горестной участи нашей
Ты другу поведай, звезда.
Германия - скверное место,
Не стоит стремиться сюда".


1997




                                                                                 Андрей Добрынин

Кому приятно слышать "нет"?
Мы с каждым разом ближе к смерти.
Ликуют в преисподней черти,
Внушившие такой ответ.
Нас женское жестокосердье
Лишает наших лучших лет.
"Нет" проникает, как стилет,
В пульсирующее предсердье.
О дамы, сокращая век
Несчастному, что жаждет ласки,
Побойтесь грозного суда:
На берегах загробных рек
Все зло подвергнется огласке,
Вам все припомнится тогда.
Распорядительницы нег,
Прислушайтесь к моей подсказке,
Загладьте грех, ответив:"Да".


1997









                                                                                      Андрей Добрынин
Мое бессовестное пьянство
Душа терпеть не захотела
И с гневом унеслась в пространство,
Подвыпившее бросив тело.
Но тело даже не моргнуло
Остекленевшим красным глазом -
Оно лишь сдавленно икнуло,
Стакан ликера хлопнув разом.
Хоть сам-то я забыл об этом -
Со слов друзей мне стало ясно,
Что без души по всем приметам
Я чувствовал себя прекрасно.
Толпа девиц вокруг плясала,
А тело любит это дело.
Кряхтя, с дивана грузно встало
Душой оставленное тело.
Оно цинично ухмылялось,
Смотрело, чем бы угоститься,
Порой приплясывать пыталось,
Хватало дам за ягодицы.
Покуда же все это длилось,
Душа с прискорбием глядела,
Как безобразно веселилось
Душою сброшенное тело.
Душа давно уже свихнулась
На репутации и чести,
Но утром все-таки вернулась,
И мы покуда снова вместе.
Мне смысл случившегося ясен -
Я с вероятностью большою
Скажу: поэту не опасен
Разлад меж телом и душою.
Возможно, он кого-то губит,
Но только заурядных смертных,
А дамы кавалеров любят
Бездушных и жестокосердных.


1997




                                                                               Андрей Добрынин
* * *
О хлебе насущном не думай,
Иначе рехнешься вконец.
Подточенный низменной думой,
Склоняется к праху певец.
И возится в прахе - угрюмый,
Безрадостный, словно скопец,
И манит ничтожною суммой
Его разжиревший купец.
Шутя относиться к доходам,
Стараться их все разбазарить -
Лишь так воспаришь в торжестве,
А также стремясь мимоходом
Лабазника тростью ударить
По толстой его голове.
                                                   1998
* * *
Служенье муз не терпит суеты,
Но чтобы выжить, нужно суетиться,
И до голодных опухолей ты,
Поверив музам, можешь дослужиться.
Когда побьет морозом нищетыРастенья в поэтической теплице,
Тогда с толпой тебя потянет слиться,
На площадях орать до хрипоты.
Есть два пути: иль заодно с толпой
Врываться в магазин через витрины
И разбегаться, унося товар,
Иль под буржуйской жирною стопой
Стелиться наподобие перины
И получать приличный гон
                                                                     1998




                                                                                 Андрей Добрынин
Нехватка денег - это бич,
И хлещет он порой пребольно.
Безденежье, как паралич,
Мешает двигаться привольно.
Благоговея богомольно,
Любви красавиц не достичь:
Владеет ими своевольно
Лишь тот, кто смог деньжат настричь.
Так запевай, певец, раздольно,
Так начинай застольный спич!
Капиталиста возвеличь,
Пусть хмыкнет он самодовольно.
Замаслится его глазок,
Зашевелятся губы-слизни,
Он щелкнет пальцами - и вот,
Дожевывая свой кусок,
Из-за стола хозяев жизни
Сама любовь к тебе плывет.
                                                         1998
* * *
Едва о долларе заходит речь,
Любой брюзга становится милягой,
Любой гордец - общительным парнягой,
Любой старик полжизни сбросит с плеч.
Душевным складом можно пренебречь
В погоне за волшебною бумагой.
В бактериях мы можем так разжечь
К соитью страсть питательною влагой.
Я действенностью восхищен твоей,
Питательный бульон простых натур,
Заветная заморская валюта!
Сцепляя суетящихся людей,
Из них ты строишь тысячи фигур
Под флегматичным оком Абсолюта.
                                                                         1998



                                                                                         Андрей Добрынин
Для уловленья в дьявольскую сеть
Придумано понятие таланта.
Таланту суждено на нас висеть,
Как кандалам на теле арестанта.
И если стал носителем таланта,
До времени готовься облысеть,
Обзавестись ухватками педанта
И девушкам навеки омерзеть.
Все радости житейские твои
Талант нашептыванием отравит,
Упорным понуканием к трудам;
Тебя лишит достатка и семьи,
Зато всем дурням щедро предоставит
Припасть к тобою собранным плодам.


1998


Хорошо заиметь мецената,
Чтоб в гостях у него выпивать
И с размеренностью автомата
Улыбаться ему и кивать.
Вдруг окажется: тоже когда-то
Он пытался бумагу марать;
Ободренный поддержкой собрата,
Он заветную вынет тетрадь.
Должен я реагировать пылко -
Замечаньем начав пустяковым,
Одаренность затем подчеркнуть,
А потом вдруг со скатерти вилку
Подхватить и с неистовым ревом
Благодетелю в горло воткнуть.


1998






                                                                                       Андрей Добрынин
Что ты все ухмыляешься, Клинтон,
Что тебя веселит, дурачок?
Взять и вдарить увесистым клинтом
В дерзко вздернутый твой пятачок.
И когда это дело случится,
Не помогут зеленка и бинт.
Не желаешь ли осведомиться,
Что такое по-нашему "клинт"?
Но об этом тебе не скажу я,
Ты об этом узнаешь и так -
В час, когда мировому буржую
Нашим клинтом расквасят пятак.
И с мешков, где шуршат миллионы,
Он повалится, злобно бранясь.
Разбегутся его легионы,
Потеряв управленье и связь.
Тараканом забегает Клинтон
У себя в вашингтонском дому.
Он поймет: с подступающим клинтом
Совладать не под силу ему.
Сменит он людоедской гримасой
Свой улыбчивый имидж тогда
И, нагруженный денежной массой,
Побежит неизвестно куда.
На земном не останется шаре
Буржуазных тлетворных дворцов,
И тогда на политсеминаре
"Что есть КЛИНТ?"- я спрошу  у бойцов.
"Коммунизм, ленинизм, интернаци-
онализм и народный триумф!"-
Так ответят товарищи наши
И добавят застенчиво:"Уф!"


1998






                                                                                     Андрей Добрынин
Мне сказал собутыльник Михалыч:
"Ты, Добрынин, недобрый поэт.
Прочитаешь стихи твои на ночь -
И в бессоннице встретишь рассвет.
От кошмарных твоих веселушек
У народа мозги набекрень.
Ты воспел тараканов, лягушек,
Древоточцев и прочую хрень.
Ты воспел забулдыг и маньяков,
Всевозможных двуногих скотов,
А герой твой всегда одинаков -
Он на всякую мерзость готов.
Ты зарвался, звериные морды
Всем героям злорадно лепя.
"Человек" - это слово не гордо,
А погано звучит у тебя".
Монолог этот кончился пылкий
На разгоне и как бы в прыжке,
Ибо я опустевшей бутылкой
Дал Михалычу вдруг по башке.
Посмотрел на затихшее тело
И сказал ему строго:"Пойми,
Потасовки - последнее дело,
Мы должны оставаться людьми.
Но не плачься потом перед всеми,
Что расправы ты, дескать, не ждал:
Разбивать твое плоское темя
Много раз ты меня вынуждал.
И поскольку в башке твоей пусто,
Как у всех некультурных людей,
Лишь насильем спасется искусство
От твоих благородных идей.


1998






                                                                                   Андрей Добрынин
Что, Михалыч, примолк? Не молчи, не грусти,
Голова заболела - прими коньячку.
Прошлый раз не сдержался я, ты уж прости,
Проломив тебе снова бутылкой башку.
Будем пить мировую с тобою теперь.
Запретили врачи? Ну а что мне врачи?
Если брезгуешь мною, то вот тебе дверь,
Ну а если согласен, то сядь и молчи.
Голова заживет, голова - пустяки,
А о нервах моих ты подумал, старик?
Если мне объясняют, как делать стихи,
То меня подмывает сорваться на крик.
А где крик, там и драка, и вот результат:
Вновь бутылкой по черепу ты получил.
Ну, не дуйся, признайся: ты сам виноват,
Степанцов - тот вообще бы тебя замочил.
Я, Михалыч, творец, и когда я творю,
То не надобен мне никакой доброхот.
Ты молчи - я конкретно тебе говорю:
Все советы засунь себе в задний проход.
Я творец. Уникально мое естество.
Ты при мне от почтения должен дрожать.
Пей коньяк, горемычное ты существо,
Пей, кому говорю, и не смей возражать.
Если не был бы ты некультурным скотом
И чуть-чуть дорожил своей глупой башкой,
То не злил бы поэта и помнил о том,
Что бутылка всегда у него под рукой.


1998







                                                                                    Андрей Добрынин
Пульс неровен, и шумно дыханье,
И в глазах не прочесть ничего,
И сложнейшее благоуханье
Окружает, как туча, его.
Пахнет он чебуречной вокзальной,
Где всегда под ногами грязца,
Пахнет водкою злой самопальной,
Расщепившейся не до конца,
Пропотевшей лежалой одеждой,
Затхлым шкафом с мышиным дерьмом,-
Словом, пахнет он мертвой надеждой,
Похороненной в теле живом.
Попадешь с ним в одно помещенье -
Запах этот страшись обонять,
Иль земное твое назначенье
Надоест и тебе исполнять.
Мысль придет и навек успокоит,
Что конечна людская стезя.
Избегать пораженья не стоит -
Избежать его просто нельзя.
Прежний смысл гигиена утратит -
Смысл подспорья в житейской борьбе,
И тебя, словно туча, охватит
Новый запах, присущий тебе.


1998








                                                                              Андрей Добрынин
Я вижу ватаги юнцов и юниц,
И горько глядеть на них мне, старику.
Не слышат они щебетания птиц,
Воткнув себе плейер в тупую башку.
Не видят они расцветания роз,
Закрыв себе зенки щитками очков,
Не чуют и благоухания роз,
Кривясь от зловонья своих же "бычков".
Зачем же ты медлишь, любезная Смерть?
Никчемную поросль со свистом скоси,
И я поцелую руки твоей твердь
И, щелкнув ботинками, молвлю:"Мерси".
Затем я скажу:"Подождите, мой друг" -
И, шумно дыша, побегу в магазин,
Чтоб вскоре вернуться на скошенный луг
Сгибаясь под грузом закусок и вин.
Услышим, как радостно птички поют,
Как звонок их гимн в наступившей тиши,
И розы свои благовонья польют,
Стараясь доставить нам праздник души.
И тост я возвышенный произнесу
За ту красоту, что сближает сердца,
И пенистый кубок к устам поднесу,
С удобством рассевшись на трупе юнца.


1998








                                                                                           Андрей Добрынин
Я заморская редкая птица,
Оперенье шикарно мое.
Коготками стуча по паркету,
Я обследую ваше жилье.
Я порой замираю в раздумье,
Подозрительно на пол косясь,
И внезапно паркетину клюну -
Так, чтоб комната вся затряслась.
Интерьерчик весьма небогатый -
Там потерто, засалено тут.
Сразу видно, что в этой квартире
Работяги простые живут.
Измеряю я площадь квартиры
Перепончатой жесткой стопой
И помет, словно розочки крема,
Оставляю везде за собой.
Я сумею принудить хозяев
За моим рационом следить.
Если денег на жизнь не хватает,
Значит, нечего птиц заводить.
Крики резкие, щелканье клювом
Не проймут, разумеется, вас,
Но завалится набок головка,
Млечной пленкой задернется глаз.
Потерять вы меня побоитесь,
Вмиг найдется изысканный корм.
Вы поймете, что стоят дороже
Чувство стиля, законченность форм.
И уже не пугают расходы,
И уже не страшит нищета,
Если лязгает рядом когтями
И пускает помет Красота.


1998






                                                                                  Андрей Добрынин
Голова - не последнее место,
Нам недаром дана голова.
В дополненье к ужимкам и жестам
Голова произносит слова.
Есть душа в этом теле неброском,
Но попробуй дознаться о том!
Голова же подумает мозгом
И свой помысел выскажет ртом.
"Непростой человек перед нами,-
В страхе слушатель мой говорит. -
Ишь как зыркает страшно глазами,
Как внимательно уши вострит!"
Не вместить головенке плебея
Изреченные мною слова,
Но он чувствует суть, холодея,
И, дрожа, говорит:"Голова!"
Жаль, не всякий людские восторги
Со спокойным приемлет лицом,
И порою в тюрьме или морге
Мы встречаемся с бывшим творцом.
Тот судьбу ненароком заденет,
Этот походя власть оскорбит,
А судьба ведь талантов не ценит,
А ведь власть не прощает обид.
Много яда в людском поклоненье,
Много зла в восхищенной молве,
Но и слух, обонянье и зренье
Не напрасно живут в голове.
Озирайся, обнюхивай воздух,
Каждый шорох фиксируй во мгле.
Мы живем не на радостных звездах,
А на скользкой, коварной земле.
Этот помер, а тот под арестом,
Ну а я перед вами живой,
Ведь не задним я думаю местом,
А разумной своей головой.


1998




                                                                                   Андрей Добрынин
Телеведущий не ходит пешком,
Ибо, увы, он отнюдь не герой.
Знает, бедняга, что смачным плевком
Встретит в толпе его каждый второй.
Раз выделяешься статью в толпе
И неестественно честным лицом,
Как тут не ждать, что подскочат к тебе
И назовут почему-то лжецом?
Телеведущий не лжет никогда -
Могут ли лгать этот праведный взор,
Речь, то журчащая, словно вода,
То громозвучная, как приговор?
Он повторяет: развал и разброд
Есть принесенный из прошлого груз.
Что ни пытается делать народ,
Вечно выходит лишь полный конфуз.
В голосе телеведущего дрожь -
Как не устать, постоянно долбя:
"С этим народом и ты пропадешь,
Умный сегодня спасает себя".
И холодок понимания вдруг
Где-то в желудке почувствую я:
Телеведущий - мой истинный друг,
Мне преподавший закон бытия.
Тот суетливый, неряшливый сброд,
Злой, с отвратительным цветом лица,-
Это и есть ваш хваленый народ,
Коему жертвы несут без конца?
Телеведущего лишь потому
Этот народ до сих пор не зашиб,
Что не догнать даже в гневе ему
Телеведущего новенький джип.
Я же бестранспортное существо,
Я угождаю народу пока,
Лживым мерзавцем зовя своего
Телеучителя, теледружка.
И раздраженье невольно берет:
Сам-то уехал, а мне каково?
Дай только мне объегорить народ -
Там и до джипа дойдем твоего.


1998



                                                                                    Андрей Добрынин
Коль ты в метро набрался блох,
Твои дела не так уж плохи,
Ведь ты не малокровный лох,
И это чуют даже блохи.
Коль зуда нет у тех бедняг,
Что близ тебя в метро мостились,
То, значит, дело их табак -
На них и блохи не польстились.
В их жилах бледно-голубых
Сочится вместо крови лимфа,
И потому ничто для них
Вино и пухленькая нимфа.
С рычаньем яростно скребя
Свою прокушенную шкуру,
Мудрец поздравит сам себя,
Свою здоровую натуру.
Коль у тупицы блохи есть,
Он восемь шкур с себя смывает,
Мудрец же как благую весть
Наличье блох воспринимает.
Коль человек духовно слеп,
Полжизни он проводит в ванне,
Мудрец же грязен и свиреп,
Как бородавочник в саванне.
Сопя и тяжело дыша
В процессе нравственного роста,
Он знает: если есть душа,
То мелочь - блохи и короста.
Он и в любви горяч и зол -
У блох он перенял свой норов.
Срывает с дамы он камзол
Без лишних долгих разговоров.
Да, блохи перейдут и к ней
Как следствие его победы,
Но ведь у любящих людей
Едины радости и беды.


1998




                                                                                    Андрей Добрынин


ПИВНОЙ ГИМН


Храним в своем сердце мы образ святой -
Как в кружке напиток шипит золотой.
Есть много религий и разных идей,
Но пиво сближает всех честных людей.
                Припев:
Пускай же все спешат к разливу -
Сыны снегов, сыны степей;
Ты человек? Так выпей пива,
Не человек? Тогда не пей.
Мы знаем средство для разрыва
Тяжелых жизненных цепей.
Коль ты не раб, так выпей пива,
А если раб, тогда не пей.
Так двинемся вместе в едином строю
Железной колонной в пивную свою,
На праздник пивной или просто к ларьку -
Везде хорошо ударять по пивку.
                Припев.







                                                                           Андрей Добрынин
Коль в жизни ты встретил девицу,
Которая хочет любви,
Беги от нее за границу,
В глубоком подполье живи.
Любовь, словно синюю птицу,
Доверчиво ты не лови.
Любовь - не игрушки в "Зарницу",
А дьявольский храм на крови.
Площицы, прострел в поясницу,
Все страхи ночного ТV -
Лишь этого можно добиться,
Безвольно предавшись любви.
Растаяв, как полный тупица,
Потом докторов не зови,
Потом не скреби потылицу,
Волос поредевших не рви.
Как только увидел девицу -
Твердыней себя объяви
И яростно плюй сквозь бойницу
На голову жрице любви.


1998









                                                                       Андрей Добрынин
Все то, что было под землей,
Весь наш подземный древний быт
И даже облик наш былой -
И тот до времени забыт.
В любую щель могли пролезть
Те наши прежние тела.
Прилизанная влагой шерсть
С нас нечувствительно сошла.
В свой час через волшебный лаз
Мы вышли в гомон площадей.
Теперь лишь красноватость глаз
Нас отличает от людей.
С людьми мы сходствуем вполне -
Лишь странная подвижность лиц
Нас выделяет в толкотне
И мельтешении столиц.
Мы презираем всех людей -
Весь род их честью обделен,
А мы несем в крови своей
Подземный сумрачный закон.
Мы долго жили под землей,
Но вышли миром овладеть,
И разобщенный род людской
Уже приметно стал редеть.
Так человек и не постиг
Наш главный козырь и секрет -
Попискивающий язык,
Оставшийся с подземных лет.
Сказал бы ваш погибший друг,
Когда бы смог воскреснуть он,
Что тихий писк - последний звук,
Который слышал в жизни он.


1998





                                                                                  Андрей Добрынин
Стал пятнисто-прожильчатым вид из окна
И в ветвях производит волненье весна,
И светящейся дымкою запорошен
Дальний дом - обиталище лучшей из жен.
Плоть полна расслабленья, а сердце - тепла:
Мне судьба неожиданно отдых дала.
В самом деле - к чему этой жизни возня,
Если в светлый тот дом не допустят меня?
Безнадежность легка и бесцельность мила -
Мне без них не заметить прихода тепла,
Не качаться, не плавать в воздушных слоях
На стремительно сохнущих вешних ветвях.
Сколько песен звучит у меня в голове?
Можно точно сказать - не одна и не две.
Как частенько бывает у сложных натур,
По весне в голове моей - полный су
В светлый дом не смогу я войти никогда,
Но весной превращается в благо беда:
Лишь навек отказавшись от цели благой,
Можно песни мурлыкать одну за другой.
Пусть соперник в ту цель без труда попадет,
Но моя-то любовь никуда не уйдет:
Я ее без ущерба в себе обрету,
Улыбаясь чему-то на вешнем свету.


1998








                                                                             Андрей Добрынин
От гнева удержись,
Ведь как актер без грима,
Без опошленья жизнь
Неудобоварима.
Чтоб вещество души
С натуги не раскисло,
До плоскости стеши
Все жизненные смыслы.
Пусть ищет правды дух,
Но не за облаками,
А так, как жабы мух
Хватают языками.
Уверен и речист,
Решатель всех вопросов
Сегодня журналист,
А вовсе не философ.
Теперь духовный свет
И духа взлет отрадный
Нам дарит не поэт,
А текстовик эстрадный.
И отдыхает дух,
Но все-таки чем дальше,
Тем чаще ловит звук
Особый запах фальши.
Догадка в ум вползла
И тихо травит ядом:
Жизнь подлинная шла
Все время где-то рядом.


1998






                                                                            Андрей Добрынин
Нет у меня в Барвихе домика,
Купить машину мне невмочь,
И рыночная экономика
Ничем мне не смогла помочь.
Коль к рынку я не приспособился,
Не рынок в этом виноват.
Я не замкнулся, не озлобился,
Однако стал жуликоват.
Глаза, в которых столько скоплено
Тепла, что хватит на троих,
Живут как будто обособленно
От рук добычливых моих.
В труде литературном тягостном
Подспорье - только воровство,
И потому не слишком благостным
Торговли будет торжество.
Вы на базаре сценку видели:
Как жид у вавилонских рек,
"Аллах! Ограбили! Обидели!"-
Кричит восточный человек.
Он думал: жизнь - сплошные радости,
Жратва, питье и барыши,
Не ведал он житейской гадости
В первичной детскости души.
Пускай клянет свою общительность
И помнит, сделавшись мудрей:
Нужна повышенная бдительность
Среди проклятых москалей.
У русских все ведь на особицу,
У них на рынок странный взгляд:
Чем к рынку честно приспособиться,
Им проще тырить все подряд.
Пусть вера детская утратится,
На жизнь откроются глаза
И по щеке багровой скатится,
В щетине путаясь, слеза.
Торговец наберется опыта,
Сумеет многое понять,
Чтоб мужественно и без ропота
Потерю выручки принять.


                                                                             Андрей Добрынин
Он скажет:"Я утратил выручку,
Но не лишился головы;
Жулье всегда отыщет дырочку,
Уж это правило Москвы".
А я любуюсь продовольствием,
Куплю для виду огурцов
И вслушиваюсь с удовольствием
В гортанный говор продавцов.
Вот так, неспешно и размеренно,
Ряды два раза обойду
И приступить смогу уверенно
К литературному труду.
О люд купеческого звания!
Коль я у вас изъял рубли,
То вы свое существование
Тем самым оправдать смогли.
Я в этом вижу как бы спонсорство,
И только в зеркале кривом
Мы принудительное спонсорство
Сочтем вульгарным воровством.


1998









                                                                                 Андрей Добрынин
Недавно на дюнах латвийского взморья
Клялись умереть за культуру отцов
Латвийский поэт Константинас Григорьевс,
Латвийский прозаик Вадимс Степанцовс.
Вокруг одобрительно сосны скрипели
И ветер швырялся горстями песка.
Латвийские дайны писатели пели,
Поскольку изрядно хлебнули пивка.
Сказал Степанцовс:"Эти песни - подспорье,
Чтоб русских осилить в конце-то концов".
"Согласен",- сказал Константинас Григорьевс,
"Еще бы",- заметил Вадимс Степанцовс.
Сказал Степанцовс:"Где Кавказа предгорья -
Немало там выросло славных бойцов".
"Дадут они русским!"- воскликнул Григорьевс.
"И мы их поддержим!"- сказал Степанцовс.
"Все дело в культуре!"- воскликнул Григорьевс.
"Культура всесильна!"- сказал Степанцовс.
И гневно вздыхало Балтийское море,
Неся полуграмотных русских купцов.
Казалось, культурные люди смыкались
В едином порыве от гор до морей
И вздохи прибоя, казалось, сливались
С испуганным хрюканьем русских свиней.


1998








                                                                                Андрей Добрынин
Наконец-то настала весна,
И глядеть на термометр не надо -
Лишь весной мне была внушена
Нынче утром моя эскапада.
Я к любимой явился своей -
Пахло щами в квартирке мещанской.
Муж сердито рычал на детей,
Что смотрели мультфильм басурманский.
Я глазами обвел этот быт
И сказал возмущенно и горько:
"Понимаю, что я позабыт,
Но неужто для этого только?
Что ты смотришь? Ну да, я бухнул,
Но не вижу причины стыдиться,
Ведь меня этот быт не согнул -
Я художник, я вольная птица!
Так и думаешь жить-поживать
В ожиданье воскресных обедов,
Чтоб цистернами щи пожирать,
Чтоб рожать и растить дармоедов?
Брось мещанское это мурло,
Избери нищету и свободу
И живей собирай барахло,
Без отсрочек готовься к уходу".
Я еще что-то молвить хотел,
Но внезапно нахлынула стужа -
Это где-то паркет захрустел
Под шагами гигантского мужа.
Я попятился. Сердце в груди
Стало вдруг колотиться сумбурно.
Пробурчал я:"Ну ты заходи,
Посидим, поболтаем культурно..."
Я не помню, как несся я вниз,
Лишь мелькали пролет за пролетом.
"Дорогая,- шептал я,- очнись,
Как живешь ты с таким идиотом?
Хоть большую он  ряшку наел,
Но мой гнев его скоро достанет.
Я сегодня его пожалел,
А вернее, был попросту занят.


                                                                                   Андрей Добрынин
Я во двор выхожу и пою,
Ну а ты жить не хочешь красиво?
Свежий воздух весенний я пью,
А у рынка пью свежее пиво.
И отныне имею в виду,
Что нельзя доверяться субботе.
Я к тебе послезавтра зайду -
В понедельник твой хмырь на работе.


1998













                                                                                 Андрей Добрынин
Не читай ты "Общую газету",
Попусту деньгами не сори,
Лучше порновидеокассету
С трепетным вниманьем просмотри.
Не читай ты "Общую газету",
Не смеши продвинутых людей.
Ты сверни с гашишем сигарету
И с нее нормально побалдей.
Ты читаешь "Общую газету"?
Нет, братан, позориться кончай.
Прикупи ты лучше марафету
И со стоном в мулю закачай.
И потом на танцах до рассвета
В судорогах бейся в полутьме.
Вот он, кайф! А "Общая газета" -
Лишь для повредившихся в уме.
Принимай, брателла, эстафету -
Водку, первитин и клей "Момент".
Пусть читает "Общую газету"
Невзлюбивший кайф интеллигент.
Пусть читает "Общую газету"
Чахлый умник, пьющий гербалайф,
Мы же срубим где-нибудь монету
И поймаем свой законный кайф.
Если мы телесно не раскисли
И вокруг повсюду кайф живет,
Что-то наблюдать, о чем-то мыслить
Может только полный идиот.
Если же не срубим мы монету,
Если ломка нас начнет топтать,
Все равно нам "Общую газету"
По понятьям западло читать.


1998






                                                                                Андрей Добрынин
К Чубайсу подойду вразвалку я,
Чтоб напрямик вопрос задать:
"Как на мою зарплату жалкую
Прикажешь мне существовать?
Где море, пальмы и субтропики,
Где сфинксы и могучий Нил?
Не ты ль в простом сосновом гробике
Мои мечты похоронил?
Где вакханалии и оргии,
Услада творческих людей?
Всего лишенный, не в восторге я
От деятельности твоей".
В порядке все у Анатолия,
Ему не надо перемен,
Тогда как с голоду без соли я
Готов сжевать последний хрен.
Я говорю не про растение,
Собрат-поэт меня поймет.
В стране развал и запустение,
И наша жизнь - отнюдь не мед.
"Дай мне хоть толику награбленного,-
Чубайса с плачем я молю. -
Здоровья своего ослабленного
Без денег я не укреплю.
Ведь ты ограбил все Отечество,
Но с кем ты делишься, скажи?
Жирует жадное купечество,
А не великие мужи.
Коль над Отчизной измываешься,
То знай хотя бы, для чего,
А то, чего ты добиваешься,
Есть лишь купчишек торжество.
Поэты, милые проказники,
Умолкли, полные тоски,
А скудоумные лабазники
Все набивают кошельки.
Твое правительство устроило
Простор наживе воровской,
Но разорять страну не стоило
Для цели мизерной такой".


1998



                                                                         Андрей Добрынин
Мы долго и тщетно старались
Вместить этот ужас в уме:
Япончик, невинный страдалец,
Томится в заморской тюрьме!
К чужим достижениям зависть
Америку вечно томит -
Он схвачен, как мелкий мерзавец,
Как самый обычный бандит.
Царапался он, и кусался,
И в ярости ветры пускал,
Но недруг сильней оказался,
И схватку герой проиграл.
В застенке, прикованный к полу,
Он ждет лишь конца своего.
Свирепый, до пояса голый,
Сам Клинтон пытает его.
Неверными бликами факел
Подвал освещает сырой,
И снова бормочет:"I fuck you",
Теряя сознанье, герой.
Старуха вокруг суетится
По имени Олбрайт Мадлен -
Несет раскаленные спицы,
Тиски для дробленья колен...
Не бойся, Япончик! Бродяги
Тебя Непременно спасут.
Мы знаем: в далекой Гааге
Всемирный находится суд.
Одернет он злую старуху,
Юристов всемирный сходняк.
Сам Клинтон - мучитель по духу,
Старуха же просто маньяк.
На страшные смотрит орудья
С улыбкой развратной она.
Вмешайтесь, товарищи судьи,
Ведь чаша терпенья полна.
Пора с этим мифом покончить -
Что схвачен обычный "крутой".
На самом-то деле Япончик
Известен своей добротой.
Горюют братки боевые,
Что славный тот день не воспет -
Когда перевел он впервые
Слепца через шумный проспект.
                                                                       Андрей Добрынин
Все небо дрожало от рева,
Железное злилось зверье.
В тот миг положенье слепого
Япончик постиг как свое.
"Не делать добро вполнакала" -
Япончика суть такова.
С тех пор постоянно искала
Слепых по столице братва.
И не было места в столице,
Где мог бы укрыться слепой.
Слепых находили в больнице,
В метро, в лесопарке, в пивной.
Их всех номерами снабжали,
Давали работу и хлеб.
Япончика все обожали,
Кто был хоть немножечко слеп.
Достигли большого прогресса
Слепые с вождем во главе.
Слепой за рулем "мерседеса"
Сегодня не редкость в Москве.
Слепые теперь возглавляют
Немало больших ООО
И щедро юристам башляют,
Спасая вождя своего.
Смотрите, товарищи судьи,
Всемирной Фемиды жрецы:
Вот эти достойные люди,
Вот честные эти слепцы.
В темнице, как им сообщают,
Томится Япончик родной,
Но смело слепые вращают
Штурвал управленья страной.
Страна филантропа не бросит,
Сумеет его защитить.
Она по-хорошему просит
Юристов по правде судить;
Оставить другие занятья,
Отвлечься от будничных дел.
Стране воспрещают понятья
Так долго терпеть беспредел.


1998




                                                                             Андрей Добрынин
Много женщин на свете, поэтов же мало,
А влеченье к поэтам у женщин в крови.
"Щас как дам по башке",- говорю я устало
Слишком дерзкой красотке, что хочет любви.
Я ведь знаю, откуда влечение это -
Помышляют все женщины лишь об одном:
Надругаться над телом большого поэта
И победой своей похваляться потом.
Плоть желает добиться победы над духом
И принизить его хоть на миг до себя,
Потому-то поэт лишь богатым старухам
Отдается порой, недовольно сопя.
Одряхлевшая плоть не опасна для духа,
Со старухой могу я остаться творцом,
И к тому же в постели приятней старуха,
Ведь она так таинственно пахнет трупцом.
Я высмеивать буду ее неуклюжесть,
По-хозяйски копаться в ее кошельке.
Плоть должна рефлекторно испытывать ужас,
Стоит духу ключом завозиться в замке.
Плоти следует помнить всегда свое место,
И надежней побоев тут метода нет,
А с красоткой, что вся как из пышного теста,
Гармоничную жизнь не построит поэт.
Из духовных флюидов я Господом соткан
И нельзя принижать моего естества.
"Щас как дам по башке",- говорю я красоткам,
И поверьте, что это отнюдь не слова.


1998






                                                                                 Андрей Добрынин
Я настоящий офицер,
Я презираю кабаки.
Я пригласил вас на пленер
В лесок сосновый у реки.
Досаду выразил ваш взгляд,
Вас озадачил мой маршрут,
Ведь там деньгами не сорят,
Не пьют, не курят и не жрут.
У вас во всем один расчет,
У вас кто платит, тот и мил.
Довольствие за целый год
Вчера я с вами просадил.
Печальный вывод мой таков:
В вас слишком глубоко проник
Тлетворный воздух кабаков,
Столичный яд, столичный шик.
Не состоится наш поход,
На наш последний разговор
Глядит не ясный небосвод,
А ваш прокуренный к
Я извлекаю револьвер,
Я о любви вас не молю,
Я настоящий офицер,
Я лишь оружие люблю.
Оно висит в руке моей
У самой вашей головы.
Оно и сделано ладней,
И лучше смазано, чем вы.
Мне нелегко спустить курок -
Не отражаясь на лице,
В душе клокочет диалог,
Но с точкой выстрела в конце.
И хоть я сам не смог дозреть
До примененья крайних мер -
Вам было лучше умереть,
И это понял револ


1998




                                                                                     Андрей Добрынин
Бывает всякое. На глади вод
Топор я видел, весело плывущий.
Я видел: к югу клин коров ревущий
Тянулся, рассекая небосвод.
Я видел сам - ведь я мужчина пьющий -
Как ночью пивом бил водопровод.
Так не склоняйтесь над кофейной гущей,
Чтоб судьбоносный высмотреть развод.
Полна чудес ты, Русская земля,
И не предскажет никакой мудрец,
Какие впредь ты опрокинешь нормы:
К примеру, вдруг исчезнут из Кремля,
Наворовавшись вдоволь наконец,
Все деятели рыночной реформы.


1998


Волюнтаризм ужасен, как дракон,
Но мы срубили голову дракону.
При Брежневе как дышло был закон,
А нынче и воруют по закону.
Не нужно вору отдавать поклон,
Не нужно делать из него икону.
Клейми его на кухне, как Дантон,
Но воровству не составляй препону.
Ведь воры в будущем - наш средний класс,
И не годится, чтоб любой из нас,
Застукав их при совершенье взлома,
Мог запросто им в душу нахаркать.
К молчанию же нам не привыкать,
Наука эта с детства нам знакома.


1998