-----------------------------------------------------------------------
Avram Davidson. Rork! (1965). - Д.Арсеньев.
Spellcheck by HarryFan
-----------------------------------------------------------------------
Автор хотел бы выразить признательность
Грэнии Дэвис и Дэймону Найту за помощь
в издании этой книги.
Рэнго, прирученный ток, обильно потел, работая в маленькой долине между
Блики-Гот-Кот и Ласт Ридж. Долина лежала немного южнее, чем обычно
осмеливались работать токи - намного южнее, чем работал Рэнго, но его
вдохновляло удвоенное честолюбие. Никто еще не посещал эту долину, и она
вся краснела от краснокрылок. Легче идти и выдергивать растения, не
распрямляясь, пока он может, хотя позже ему придется расплачиваться за
это. Но спина его все равно будет болеть, поэтому нужно успеть сделать
побольше. Бутылка воды и несколько печеных тэйтов лежали в затененной
ямке, там же находилась связка длинной травы. Почувствовав, что он не
может больше наклоняться, Рэнго принялся перевязывать краснокрылки длинной
травой. Поел. Отдохнул. Когда солнце начало свой долгий закат, наступило
время уходить, идти домой, раньше чем заход солнца и бесконечный крик
ночных крайбэби не обозначат конец безопасности. Завтра эти краснокрылки,
сваленные у его дома, отправятся на токи-склад гильдейской станции, и
вместо них будут получены расписки. Некоторые из этих расписок пойдут на
покупку вещей и на добрую выпивку. Рэнго давно не выпивал и очень нуждался
в выпивке.
Но другие расписки уйдут, как ушли до них многие, к этой хитрой ведьме,
знахарке Исте. И когда - о! - скоро, уже скоро их будет сотня, Иста даст
ему амулет, который он будет носить на длинной нитке вокруг шеи. С ним он
будет в безопасности, в полной безопасности, здесь, на юге, и даже южнее,
если посмеет, - в безопасности от рорков.
Это было третье поколение после третьей Галактической войны. Произошло
всего лишь "крушение цивилизации", но человеческая раса - даже небольшая
часть ее, окруженная негуманоидами и известная под названием "Свободные
Миры", - человеческая раса устала. И все еще, три поколения спустя,
оставалась уставшей. Говорят, древние наполеоновские войны уменьшили
средний рост французов на дюймы; война Плато в том же столетии уничтожила
80% взрослого мужского населения в забытом Парагвае - оно больше никогда
не восстановилось. Что-то в этом роде произошло и здесь. Цена - в жизнях,
энергии, деньгах, материалах - была слишком велика, чтобы усталое
человечество позволило кому-то нарушать статус кво. Вы исполняете свою
работу с минимумом усилий и делаете это осторожно, с бережливостью, ибо
платят вам немного. "Сотня миров" - это обычное выражение, и никто не
позволял напоминать, что до той Первой войны миров было 131, а после
Третьей число их сократилось до 74.
Из этих 74 миров самым отдаленным была Пиа Зет. С долгим "и". В
шутливом настроении ее называют Пиатьюд, официально же - Сотер Птоломея.
Так вы назовете ее, если когда-нибудь о ней слышали; но, вероятно, не
слышали никогда.
Эдран Ломар слышал, как слышали все на борту Ку-корабля, прилетавшего
сюда каждые пять лет; но, вероятно, Ломар и был единственным, который
радовался прибытию. Что касается остальных, то для них это был еще один
отчаянно скучный полет к отчаянно скучной отдаленной колонии. Для Ломара
же - спасение, сны сбывались наяву. Наконец-то. Теперь долгое путешествие
от Трансфера-10 (а ему предшествовало долгое путешествие от Старой Земли)
подходило к концу.
- ВЫ ПРОСИЛИСЬ СЮДА? - Как устал он слышать этот вопрос все в том же
тоне крайнего недоверия. Даже больше устал, чем от спертого воздуха и
тяжелого гудения в корабле.
Никто не отправлялся добровольно на Пиа-2, это не колония для ссыльных,
как Трисмегистус, и не Адский Но она бедна и очень далека - и не
только в пространстве. Есть еще несколько более удаленных планет. Туле.
Уск. Гипертуле. Комфорт Конвея, одна сторона которого постоянно купалась в
кроваво-красном свете его большого умирающего солнца, а другая, как слепой
глаз, смотрела в мертвое черное небо, в котором видно не более трех звезд.
Люки. Горго. И одинокий Гермес Трисмегистус.
Но даже самые дальние из них имели ежегодный транспорт. К Пиа-2
транспорт - один корабль, всего один - приходил раз в пять лет. В этом
веке наименьших усилий и наименьшего сопротивления ничто не заставило бы
организовать более частое сообщение. Гильдсмены не летали туда, их
_отправляли_... И вовсе не лучшие гильдсмены - это было напрасной тратой.
Легкомысленные, неисправимые, хотя и не преступники. Те, кто плохо проявил
себя в более молодые годы. Это не Земля Ван Даймана или Могила Белого
Человека.
Однако сходство с ними есть. Если вы хотите уйти прочь, не
окончательно, но так далеко, чтобы никто не мог последовать за вами,
трудно найти (так казалось Ломару), трудно найти лучшее место.
Он мечтал об этом с шестнадцати лет. И теперь, когда он сидел в Овале -
помещении Ку-корабля, служившем одновременно библиотекой, кают-компанией,
комнатой тихих игр, а иногда и часовней, - эти мечты не казались ему
такими яркими и убедительными. Он пытался не обращать внимания на болтовню
сидевшего рядом свободного от дежурства инженера, на спертый, слишком
много раз отфильтрованный воздуха и дребезжание др-др-др, как больной зуб,
древних машин Ку-корабля. С 16 лет мечтал он об этом... мечтал оставить
сделавшуюся невыносимой тесную, враждебную, закостенелую Старую Землю...
ему казалось, что она всегда была такой... а когда он понял, что возможно
улететь далеко-далеко от нее...
Ран попробовал завербоваться для службы на Пиа-2, как только ему
стукнуло 21. Но его совершеннолетие случилось слишком незадолго до
отправления очередного Ку-корабля. Все занято, сказали ему чиновники, с
любопытными взглядами, к которым ему предстояло привыкнуть. Все занято,
придется подождать. Он ждал пять лет, пять раздражающих, волнующих,
заставляющих кусать ногти лет. Он не очень задумывался о том, какие
обязанности ему поручат: день на Пиа-2 продолжался 30 часов, а рабочий
только пять. Станция им предоставляла частые отпуска - это то, что ему
нужно.
Внезапное срочное поручение передали ему просто потому (как ему
объяснили), что он уже был в списке пассажиров Ку-корабля и нового
человека добавить было невозможно. Поручение ответственное и возложено на
Рана Ломара, поскольку он единственный во всем списке не провинился
раньше. Вряд ли комплимент. Но об этой стороне Ран не заботился: поручение
вполне определенное и важное или кажется таковым по торопливой скудной
информации, которую передал ему помощник клерка делегата Директората (ох,
как они на Старой Земле, любят титулы - чем длиннее, тем лучше) Гильдии
Второй Академии Науки и Торговли. А делало - должно было сделать - все
совершенно другим. Насколько другим, Ран не знал. И никто на Ку не знал.
И, конечно, не заботился...
Неудивительно, что у него начала болеть голова.
Второй офицер Станции Аквилас Арлан, отыскивая офицера по торговле
Релдона, обнаружил его в баре берегового клуба. Никто не ожидал встретить
его в его рабочем помещении, но почти всеобщая невозможность отличить
реальную деятельность от видимой и была вероятной причиной пребывания
Арлана на Пиа-2.
Релдон тщательно разгладил свои причудливо завитые длинные усы и поднял
стакан.
- Смерть роркам! - сказал он.
- Ваши записи готовы? - как всегда нервно спросил Арлан. - Вы знаете,
Ку приближается.
- Выпьем.
- Но Ку...
- Может, он опоздает. - Выражение удивления, близкого к ужасу,
появилось на лице второго офицера Станции.
- Ку никогда не опаздывает. Ку? Опоздает? Как он может опоздать? Нет, о
нет, он не опоздает.
- Выпьем. Вот. Смерть роркам! - С нервным хихиканьем Арлан поднял
стакан и автоматически оглянулся, ожидая осуждения (было так рано, рано,
рано), которого никто не мог выразить.
- Гм... ну... ваши записи будут готовы, не так ли? Ох! Смерть роркам!
Хихиканье... хихиканье...
- Смерть роркам! Парень, еще выпивки, и быстро-быстро. Ах, кончайте
это. Берите еще. Смерть роркам!
- Смерть роркам!
- Смерть роркам!
Мистер Флиндерс на Утесе Флиндерса был разгневан. Он был разгневан
больше, чем обычно, каждая щетинка на его лице торчала, как игла
дикобраза. В такие минуты только древняя мать осмеливалась называть его
"Флорус". Но сейчас он был особенно разгневан. Его старший сын и
наследник, выпрямившись и окостенев, сидел рядом, гости молчали, а жена
говорила коротко и только о деле - и то, и другое было совершенно необычно
для нее.
- Где, во имя ада, еда? - кричал он.
- У них не хватает кишок сказать, - ответила жена, ее бледная нижняя
губа еле заметно дрожала. - Но у меня их хватит. Еда? Вот еда. - Она
тяжело опустила котел на стол. Он зазвенел. - Хорошая еда, - с горечью
добавила она ритуальные слова.
Мистер сунул кулак в котел, вытащил и разжал пальцы. Тяжелые пули со
звоном упали обратно. Он осмотрел стол, грязный от остатков пищи и потеков
рыбьего жира от ламп.
- Пули на завтрак, - пробормотала старуха-мать. Она часто была
свидетельницей подобных сцен и сама незадолго до этого принесла котел
пуль. В лагере нет еды... Флорус?.. - она подняла голову и убрала с глаз
прядь грязных волос. Ее рот, беззубый, как у ящерицы, раскрылся, она
гримасничала, потрясая тощими кулачками. - Разве вы мужчины? -
пронзительно визжала она. - Разве вы мужчины? Разве вы мужчины? Или вы те,
как зовут вас на севере. _Токи_! Не люди, а грязные токи!
Мистер угрюмо сказал:
- Грязные - это не беда. Здесь гости. Я горжусь этой грязью. - Он
повернулся к сыну. - Стрип, как с порохом?
- Не очень много, - ответил Стрип.
- Не очень много, говоришь. А пули. Все в котле?
- Большая часть.
А мистер Флиндерс уже грохотал:
- Вижу, время снова отправляться на с Как я это ненавижу! Время
продавать краснокрылки и отдавать нашу кровь за них и кровь отцов и дедов.
Отдавать за жалкие обломки железа и горстку серы. Время ползти на карачках
к Гильдии. Свиньи, злые, грязные свиньи! - он ударил кулаком по столу и
вскочил на ноги. Все за столом торопливо встали.
- Но нельзя идти на север с пустыми кишками! - кричал он. - Разве я не
ждал Ниммаи достаточно долго? Разве я не просил его возместить нам убытки?
Разве правильно то, что на завтрак у нас пули, а у него мясо, и рыба, и
мука? Эй, говорите!
Стрип громко сказал:
- Нет, отец! Набег! - Набег! Набег! Ноги топали, кулаки стучали.
Флиндерс кивнул и вновь в жарко-красном свете костра начал нападать на
мистера Ниммаи.
- Они там, у Ниммаи, думают, что если у них одиннадцать пар мушкетов,
значит, они в безопасности! - Смех, насмешливые возгласы, крики, стук,
топанье. - А разве Утес Флиндерса не имеет двенадцати пар? - Лицо его
покраснело, голос стал хриплым. - Говорите же, разве Утес Флиндерса не
имеет двенадцати пар? Разве...
Он остановился и обвел всех взглядом... Гость, чье тяжелое дикое лицо
было окружено седыми волосами, прочистил горло.
- Двадцать семь, хозяин мистер, - флегматично сказал он.
Еще крики, еще топот. Поднял голову другой гость. Шум прекратился.
Мистер Флиндерс посмотрел на него скорее удивленно, чем гневно.
- Грейм не желает идти туда, где течет Хаггар? - сказал он, проведя
серым языком по губам. - Эй, Грейм. Говори!
Второй гость сказал:
- Хаггар течет туда, куда хочет. Обида Флиндерса - это его дело. Я его
друг и гость здесь, но вы знаете: Ниммаи и я сосали одни и те же соски.
Флиндерс презрительно, бледный от разочарования из-за утраты десяти
мушкетов Грейвса, но осторожно, все еще надеясь на что-то, бросил:
- Молочный братец!
- Молочный братец лучше, чем отсутствие брата вообще.
Флиндерс пнул стол. Тот задрожал, но не упал. Мистер подошел к открытой
двери, глянул на черные крыши лагеря Флиндерса, от которых поднимались
серые дымки. Отсюда вел лишь один узкий путь, перегороженный укреплением.
Стрип подошел к нему, и мистер сказал, не оборачиваясь:
- Готовь мушкеты. Бери горшок с огнем, пока не нужно пороху. Может,
дождь и не прекратится. Хаггар! Моя гордость. Ты не будешь меня стыдиться.
Грейм сказал обычные слова благодарности и прощания. Флиндерс махнул
рукой. Голод, гнев, презрение смешались на его узком лице.
- Ты еще присоединишься ко мне, гость-мистер, - сказал он - Если мы
токи, то дикие. И кровь нам не мешает. Мы скорее уж станем мясом для
рорков, чем будем полоть траву. _Вперед_! - закричал он, поворачиваясь к
Стрипу. - _Набег_!
Мистер Грейм и его люди в молчании ушли. Крики за ними превратились в
песню:
- Набег! Набег! Набег-набег-набег!
Ку-корабль приземлился, и пассажиры с экипажем с любопытством
всматривались в людей - длинные цепочки потных, грязных, оборванных людей,
грузивших и разгружавших. Корабль привез пятилетний запас, а вместо него
увезет множество тюков крепко пахнущей краснокрылки, из которой
дистилляторы на Геркулесе изготовят лекарство. И только для этого
существовала гильдейская Станция на Пиа-2, и потому только в краснокрылке
и заключалась для "Сотни миров" ценность Пиа-2.
Вскоре Ку-корабль снова взлетел - все вверх, вверх, вверх - в громе,
грохоте и облаке разноцветного тумана. Гром, казалось, ошеломил всех
внизу. Все ходили с бессмысленными лицами и не слышали, когда к ним
обращались. Конечно, дело не в шуме. Не шум оглушил их. Точнее, не только
в шуме, не в физическом звуке взлета. Другой шум затуманил им головы. Пять
лет, пять лет, пять лет. Пять лет - пять лет - пять лет.
И Эдран Ломар, увидев, что его багаж перенесли в заплесневелое грязное
старое здание У-образной формы, которое станет его жилищем на ближайшие
пять лет (если только он не отправится куда-нибудь), обнаружил, что
недоумевает, что же ему теперь делать.
Второй офицер Арлан, "помогавший" ему ("Это новая регулирующая
установка? Вам, конечно, захочется сменить му Ваш ранг только ТРИ, но
меня это не волнует, у нас всегда много вакансий, всегда есть и никто не
приходит извне заполнять их"), внезапно остановился, заморгал и стал более
человечным.
- Я тоже был здесь новичком когда-то, - сказал он. - Забудьте о
представлении начальству; ждите до завтра. Я легче переношу это, потому
что знаю: через пять лет я ступлю на борт Ку-корабля. Наш дом - колония на
Кальтер Каппа - всего лишь в двух переходах отсюда. А вот остальные... Ну,
неважно. Идемте ко мне, а? Познакомитесь с моей семьей. Не знаю, что токи
приготовили на ужин, но поесть найдется. Ку-день их не трогает. Потому что
они никуда не улетают отсюда. Ну?
Этот маленький седой непоседа Арлан... и внешность, манеры - все в нем
отдавало тем общепринятым, распространенным типом людей, которых так часто
встречал Ломар дома. И все же в его предложении был какой-то смысл, оно
давало возможность осмотреться, а уж потом Ломар оттолкнется и поплывет
сам. Он принял приглашение.
- Могу ли я спросить, Ран, - дома второй офицер улыбался с формальной
вежливостью, присущей его разряду, - знакомы ли вы с системой Кальтера?
- Ох - ох - ох! - вздохнула его жена и с привычным терпением пожала
пышными плечами. - Идет ток с подносом - отлично. Берите что-нибудь,
мальчик. Ты тоже, Арлан. Будем есть, пить и разговаривать... ведь через
пять лет мы возвращаемся... - Она и ее муж начали разговаривать с ним и
друг с другом, но он обращал на них мало внимания и улавливал лишь отрывки
разговора.
Муж: - ...уединенная колония... Кальтер Каппа... удивительный климат...
наш тип людей... соученики по Академии... как в старые времена...
Жена: - ...Старая Земля... вы скорее умрете здесь... ужасная, и
колониальная, и отдаленная... ужасно длинные дни... Станционные девушки, и
вам, может быть, даже захочется остаться... достаточно молода, чтобы
заинтересовать вас... выросла здесь и ничего не знает... токские
девушки...
Муж: - ...дешево... специальные премии для гильдсменов... охотничьи
заповедники, совместные походы... весело... старые времена...
Жена: - ...прочла все книги... хотела построить плот и отправиться
исследовать с.. пить и играть... женщины носят теперь на Старой
Земле?
Выпивка была неплохой. (Смерть роркам! - сказала приветливо жена
Арлана, поднимая свой стакан). Пища тоже. Ран строил планы. Отравиться в
разведывательное путешествие как можно дальше. Определить источник
пахнущего солью воздуха... Разве Гильдейская Станция расположена вблизи
Северного моря? Уйти далеко, далеко от этих подлых голосов, теснящихся
тел... Здесь была и дочь Арлана, хорошенькая спокойная девушка, все время
молчавшая. Дом - копия построек тридцатилетней давности. Ран перестал
осматриваться, прислушался. Уловил нить разговора, что-то интересное.
Жена: - Конечно, наши токи хорошо вымуштрованы, но остальные... ну вы,
конечно, сами посетите Токитаун. Сами увидите. Они грязные, подлые,
аморальные и ох! ленивые.
Муж (благодушно): - Ну, Линни, они по-своему счастливы. Никакой
ответственности... гм... не возражаешь, если я перескажу Рану старую
шутку? - хихиканье. - Знаете, что такое хорошо воспитанный ток? Тот,
который писает только в углу своего дома. "Дом" - так называют они свои
лачуги.
Ломар кивнул. Подобные группы были и на других мирах. Два племени на
Бернсайд-6. Рыжеволосые люди Геркулеса, бедные зеленые с Гумбольдта-6.
- Токи, - сказал он. - Токи. Туземцы? Беглецы откуда-нибудь? Старые
книги не упоминают о них. А новых тоже ничего... если не считать капитана
Конибьера. - Он засмеялся. Капитан Конибьер - Мюнхгаузен третьего
космического века.
- О, да, капитан Конибьер, - понимающе сказала она. - "Как я сражался с
дикими токами". "Как я сразил тока - убийцу людей одной рукой". "Как я
встретил отшельника на скале Холлоу".
Второй офицер, очевидно, незнакомый с похождениями капитана Конибьера,
издал звук, который мог быть и согласием, и несогласием, и хихиканьем, и
ворчанием.
- Можно назвать их и туземцами, хотя они начинали по-другому. Беглецы,
гм, что-то вроде. О, вы видели когда-нибудь общий распорядок? Как там?
_Офицеры, люди и автохтоны_. Вот они кто. Автохтоны, токи. Они потомки
здешних первопоселенцев еще до... о, до Первой войны. Не знаете ли, что
здесь случилось? Война продолжалась 60 лет. И в течение 40 лет здесь не
приземлялся ни один корабль. Они были предоставлены сами себе. И не
выдержали этого... Нет, не выдержали...
Потому что даже после прилета первого корабля прошло долгое, чертовски
долгое время, прежде чем прилетел второй... И даже после этого еще очень
нескоро началось регулярное сообщение и была основана Гильдейская Станция.
_Они были предоставлены сами себе. И не выдержали этого_.
В первоначальное поселение корабли приходили часто. Никто не
задумывался о будущем. А потом вдруг перестали приходить - не редко, а
совсем. С тех пор прошли еще две войны, прервавшие все коммуникации.
Поселенцы (которые считали себе вначале поселенцами, не больше, чем
нынешние работники Гильд-станции) вынуждены были приспосабливаться. Либо
они пустят корни, либо умрут. Многие умерли. Образование, культура,
социальные установления, наука, брак - все рухнуло и исчезло. Местные токи
больше не были мужьями, женами, у них не было семейных фамилий.
И еще многого другого. Ломар сказал: - Неудивительно, что они одичали.
Думаю, что капитан Конибьер и в самом деле встречался с ними.
- Что? Нет, нет, здесь все токи прирученные. Другие, дикие, живут в
южной части континента; вы увидите их здесь, когда они придут для
торговли. По мне, так чем меньше их видишь, тем лучше. Они убивают друг
друга, и если бы не краснокрылка, которую они приносят, я бы сказал: чем
скорее они друг друга перебьют, тем лучше. - Он хихикнул. - Но для меня
все скоро кончится. И вообще все это скоро кончится. С каждым годом
поступает все меньше и меньше краснокрылки. Лекарство, как вы знаете, -
вот для чего ее используют. Разве люди там, в Ста Мирах, меньше нуждаются
в лекарствах или нашли синтетический заменитель краснокрылке? Но к тому
времени, когда все кончится, я уже буду счастлив на Кальтер Каппа, и пусть
дикие токи убивают друг друга своими самодельными ружьями...
Хихиканье. Упадок добычи краснокрылки начался сравнительно недавно. До
последнего десятилетия уровень добычи из года в год оставался примерно
одинаковым. И в этом была вина токов. Ибо только они собирали
краснокрылку. Дикие токи обменивали ее на металлический лом и серу, из
которых изготовляли грубые ружья и порох. Прирученные токи этим не
интересовались (нет, Арлан не знал, когда и почему они разделились на эти
две группы), еда и выпивка - вот все, что им было нужно. И, конечно, -
хихиканье - секс. Но для этого они не продают краснокрылку. Правила
распорядка не позволяют нам продавать им выпивку. Они изготовляют ее сами.
Самогон из корней местного растения, токирот. Отвратительный напиток.
Так они и живут. Дайте им набить брюхо, напиться и хе-хе-хе! - кое-что
еще, и они будут счастливы. Ленивы? Вы не поверите, насколько они ленивы.
Не работают без крайней необходимости, предпочитают просто лежать на
солнце. Или воевать друг с другом... дикие, конечно. Сколько здесь токов?
Никто не считал. Во всяком случае, больше чем того хотелось бы...
Вскоре разговор замедлился, иссяк. Дочь Арлана извинилась и вышла, жена
впала в откровенную дремоту. Второй офицер прочистил горло.
- Еще рано, - сказал он, - думаю, можно нанести визит вежливости в
резиденцию.
Очевидно, второй офицер пробежал в уме статьи правил распорядка и
пришел к определенному выводу.
Ломар почувствовал сильное нежелание делать это.
- Но... вы говорили... завтра?
- О, нет. Идемте. Не формальное представление, всего лишь визит. Старик
будет рад видеть вас. Идемте.
Слуги бегали, приветствовали, звенел гонг, слышался топот. Резиденция
холодная, нежилая, хотя набита мебелью и картинами, а также шкафами с
безделушками. Наконец они пришли в комнату со скрытым освещением. Слуга
держал мундир; человек, только что снявший его, стоял рядом. Еще какое-то
мгновение его фигура сохраняла четкость очертаний. Затем он начал как бы
плавиться, таять, нашел спасение в быстро подставленном кресле и упал в
него, накрывшись парчовым пледом.
- Аквилас! И новичок! - голос богатый, мелодичный, но с оттенком
капризности. - О, эти Ку-дни! Напряжение, напряжение... - Человек слегка
нахмурился. Затем его полный рот искривила улыбка. - Кого это вы привели
сюда, чтобы отвлечь мои больные нервы? Выпьем - мы все нуждаемся в
выпивке. Парень, выпивку, выпивку быстро. - Его плед распахнулся, обнажив
мощную волосатую грудь. Три слуги - тока, хорошо одетые и сытые на вид,
краем глаза поглядывали на Ломара и суетились у обильного бара.
Второй офицер вновь стал окаменевшим и чопорным.
- Сэр, имею честь представить вам только что прибывшего Эдрана Ломара,
ранг три. Ломар, ранг три, это его почтение командир Станции Тан Карло
Харб.
Тан Карло Харб с наслаждением покачивался в кресле.
- Ну, с формальностями на этом покончено. Отлично! Дорогой мальчик!
Позвольте пожать вашу руку. Свежее лицо - вы не можете себе представить...
Харк! Я слышал пушку, возвещающую заход солнца. - Он хихикнул, оглядел
поднос с бутылками, взял стакан и знаком предложил гостям сделать то же. -
Прошу прощения за ссылку на классиков. Я знаю, что классики в наши дни
непопулярны... Наши дни - что мы здесь знаем о наших днях, изолированные
на самом краю империи, посох вот - вот выпадет из наших лишенных нервов
рук. Я говорю иносказательно.
Надеюсь, вы любите выпить, новичок. Мои ребята неплохо готовят выпивку.
Эти токи бесполезны вообще-то, за ними приходится ежеминутно
присматривать; хотя, что касается моих парней, их преданность мне
несомненна, да и я сделал для них немало.
Его большие оливкового цвета глаза внимательно, сверху донизу,
рассматривали Ломара, отмечая стройную фигуру, необычайно короткие
каштановые волосы, густые брови, критичный рот, уверенный подбородок,
мускулистые руки и ноги.
- Поскольку официально вы еще не здесь, - сказал командир станции, -
позвольте мне - вы извините меня за назойливость - позвольте мне все же
спросить: что делает здесь, на краю света, такой умный, хороший мальчик?
Ломар улыбнулся. Его многие уже спрашивали об этом, однако Тан Карло
Харб ему нравился.
- Вы обнаружите, сэр, в официальных документах, когда я передам вам их
завтра при официальном представлении, - сказал он, - что мой обычный ранг
три. Но на время командировки их светлости директорат Гильдии предоставил
мне права седьмого ранга. Мое поручение заключается в том, чтобы выяснить
причину сокращения производства краснокрылки и использовать все
возможности для увеличения производства.
Он почувствовал, как второй офицер рядом с ним застыл в изумлении,
видел, как вытягивается лицо командира Станции. Глаза оливкового цвета
стали больше. Пухлые волосатые пальцы обхватили стакан, подняли его.
Автоматически или умышленно Тан Карло Харб провозгласил традиционный тост:
- Смерть роркам!
_Краснокрылка_ (иначе именуемая мускусным яблоком и мускусным драконом,
обедом рорков и красным семенем). Стебель не собирают; может быть
использована...
Ломар отбросил зачитанный экземпляр Харрела "Торговая фармакопея
внешних миров". Тридцать пятое повторение двадцатого издания давно
устарело, однако в новом варианте, которые просматривал он на Старой
Земле, говорилось то же самое. Очевидно, Гильдия Второй Академии Науки
Торговли и Искусства не нашла заменитель и не синтезировала другое
средство; очевидно, необходимость в растении была по-прежнему велика,
настолько велика, насколько возможно в это усталое время. Иначе ему не
присвоили бы временно седьмой разряд и не послали бы увеличивать
производство.
Дело не в том, что ему отводилось на выполнение задачи целых пять ничем
иным не занятых лет; и не в том, что тридцатичасовой оборот Пиа-2 вокруг
своей оси делал послеобеденный отдых как физической, так и социальной
необходимостью; нет, вся атмосфера этой планеты смертоносна для быстроты и
энергии. Он сказал себе, что здесь есть целый нетронутый континент
размером с Новую Зеландию, который ждет его. Но он еще не принимался за
работу.
Он обнаружил, что на своей кровати может сосредоточиться так же, как за
письменным столом. Самые различные посторонние мысли приходили ему в
голову. _Офицеры, люди и автохтоны_, напр Первые, очевидно, больше,
чем люди, вторые - меньше. И как долго здесь, на Пиа-2, был всего один
"офицер"? И кто он был, этот один? Неужели командир Станции отправлен
сюда... сослан... из-за этой особенности? Или его отношение к людям всегда
было таким и лишь здесь выступило на поверхность, как будто оторванность,
изолированность смыла с его лица грим? Во всяком случае старик
приспособился, был счастлив. Ломар знал людей похуже, чем кома
_Офицеры, люди и автохтоны_. Глупая фраза, типичная фраза официального
документа. _Токи_. Оскорбительное название, особенно когда его используют,
чтобы отграничить от людей, но сами токи его приняли. Старуха, которая
прибирает его помещение, напр
- Два тока и человек хотят видеть вас, - сказала она ему утром.
Человек - старый "кэп" Кондерс, пришедший показать ему, какой путь
проделывает кипа листьев краснокрылки в своем медленном движении через
сушильные навесы токи-склада, где он распоряжался. Токи - Большой Ток и
Шорти, так они назвали себя. А вопрос об их настоящих именах вызвал только
недоуменные взгляды и улыбки.
_Краснокрылка_. Ее лист слегка напоминает крыло. Длинный и широкий, он
вырастает из мясистого стебля, и Большой Ток обрубает листья своей
мотыгой. Цвет листьев - красный с различными оттенками, от алого до
малинового.
- Здесь еще совсем свежие растения, вы можете рассмотреть, - сказал
старик. - Но если оставить их токам, растения будут лежать, пока не
сморщатся, высохнут и станут коричневыми, да. Вот для этого вы, Ран,
здесь. Чтобы было побольше растений. И чтобы защитить этих бедных писунов
от рорков. Если бы не мы, рорки вскоре овладели бы всей планетой и
очистили бы ее, да. О, доброе утро! Мало ли я их стрелял в свое время, а,
Большой Ток?
И Большой Ток, подняв глаза от своих грязных башмаков, сказал:
- О, да, мист кэп, о, да.
Ломар возразил:
- Но зачем, кэп? Я хочу сказать, зачем в них стрелять? Разве они не
безопасны, если не нападать на них первыми?
Нотка недоумения в налитых кровью глазах старика.
- Вы узнаете разницу, - сказал старик. - Вы не первый, кто приходит с
верой в книги, написанные триста лет назад, да. Вы спросите этих парней,
они знают, они вам ответят. Расскажи ему о рорках, Большой Ток. Давай.
Большой Ток перестал чесать под мышками, где белая кожа резко
отличалась по цвету от остальной поверхности тела. Он тут же вздрогнул,
трижды плюнул и погрузил носки ботинок в грязь.
- О да, - сказал он низким голосом. - Мы все умерли бы, если бы люди не
защитили нас от пауков...
- Пауков?
- Так они называют рорков. Давай, Большой Ток, расскажи ему о том, как
ты был мальчиком...
- Да, мист кэп. Когда я был мальчиком, мы жили в доме далеко от
Токитауна. Моя мама пошла занимать огонь, потому что у нас в доме не было
огня. А огонь был далеко. А у мамы маленькие дети. Уже наступила ночь.
Ночью мы должны спать. А когда пришла домой мама с огнем, одного ребенка
мы не нашли. Потому что вокруг кричали крайбэби. А мы не можем сказать,
кто кричит: крайбэби или настоящий ребенок...
Большой Ток продолжал многословно рассказывать свою историю, а Ломар
молчал. Он внезапно представил себе эту дилемму... Как можно отыскать
плачущего ребенка, человеческого ребенка, когда все деревья, кусты и травы
полны маленькими насекомыми - древесным созданиям, чей крик во всем мире
был бы принят за плач ребенка?
- Потому что ребенок только научился ходить. Ночью, когда мы уснули,
он, наверное, вышел из дома. Мы и искали, и звали. А потом услышали... ух!
Лицо его исказилось от страха. Шорти задрожал. Кондерс посмотрел на
Ломара, который спросил:
- Что услышали?
- Услышали _паука_. Близко. Он кричал: "Рорк, рорк!" И мы знали, что
это паук, потому что он роркал. Мы убежали в дом, а на следующий день
снова искали и нашли немного крови тут, немного крови там. Но мы не нашли
ребенка. Паук взял его и съел. Да.
Наступило молчание. Ломар почувствовал озноб. С трудом верилось, что
это не сказка. Кондерс сказал так же спокойно, как будто обсуждал утреннее
меню или будто они были одни:
- Вот вам и _токи_. Убегают от страха и оставляют ребенка на милость
рорка. Глупые, трусливые, бесполезные писуны, вот кто они такие. Конечно,
девушки, да...
Кондерс заржал.
- Вы скоро испытаете это с одной из токских девушек, я думаю, - сказал
он. - Они не упираются, вовсе нет. Все наши молодые люди имеют их, да. За
деньги, украшения или просто для развлечения они согласны на все. О, я
знаю это - доброго утра! Я перепробовал их сотни. И я здесь не самый
проворный, да. - Его покрасневшие глаза оглядели Ломара, как бы бросая
вызов, губы кривились.
Ломара в данный момент не занимала мысль о девушке, такой же, как эти -
Большой Ток и Шорти. Конечно, эта мысль имела определенный академический
интерес, и на будущее отказываться от нее не стоило.
Неохотно в своей постели в комнате здания У-образной формы
(Гильд-станция имела множество помещений, так как была рассчитана на
гораздо большее количество персонала) он перешел к более срочным местным
задачам. Мысль его вернулась к замечанию второго офицера Арлана о
возможности отыскать заменитель или синтетическую форму экстракта
краснокрылки... не очень реалистическое замечание. Впрочем, Арлан всего
лишь беседовал.
Разве в наши дни хоть в какой-то области делаются открытия? Никогда...
или почти никогда. Никто не ищет ничего нового, никто даже и не пытался.
Никто не хочет беспокойства. Если так будет продолжаться, возможно, все
человечество придет к тому, к чему пришли токи.
Прирученные токи... заброшенные здесь, на клочке территории наверху
континента. Бродящие по Северному Токленду, земле токов, собирающие
краснокрылку, перетаскивающие кипы растений к своим зловонным лачугам,
здесь обрубающие листья и отдающие их гильдсменам взамен на расписки, за
которые можно купить изношенную одежду или недоброкачественные продукты со
складов Станции. Выращивающие жалкие посевы. Действующие как самая дешевая
рабочая сила на Станции и у ее персонала. Замешивающие горшки токирота и
пожирающие его, не дожидаясь, пока он перебродит полностью... Пьянство,
драки, оргаистические сношения. Лежащие целыми днями и спящие.
Развратничающие. Дремлющие на солнце.
- Болен. Да. Болен. Болен. Не могу сегодня работать. Болен...
Казалось, его задание провалилось еще до того, как он начал его
выполнять.
Стоя на покрытой высохшей травой площадке у навесов, охватываемый
тяжелым мускусным запахом, время от времени отбрасываемым соленым морским
ветром, Ломар сделал первую попытку.
- Послушайте... Почему бы вам не приносить больший груз краснокрылки,
а, токи?
- Не можем, мист Ран. Слишком тяжело.
- Да, но слушайте дальше. Вы видите эту краснокрылку. Вытаскиваете ее
вместе с корнями. Грузите. Тащите ее сюда; затем обрубаете корень,
стебель. И продаете лишь листья. Ну, неужели не ясно? Если вы обрубите
корни и стебель на месте, вы сможете принести гораздо больше листьев.
Тупые взгляды, почесывание.
- Понимаете... половина вашей работы, может, и больше уходит на
перетаскивание корней и стеблей, именно тех частей растения, которые нам
не нужны. Зачем же их тащить? Если вы будете поступать по-моему, то
принесете груз, который весь пользуется спросом. Не делая большой работы,
вы сможете получить больше денег... понятно?
Нет, им не было понятно. Так всегда делали. Так нужно делать.
По-другому никогда не делали. Делают так, как делают. Не делают так, как
не делают. В этом токи. Но... Но _нужны ли сами токи_?
Офицер по торговле сидел в свей конторе, глядя на бутылку, поставленную
точно в центре стола. Утро прошло только наполовину. Он провел час перед
зеркалом, ухаживая за своими длинными рыжими усами. Когда вошел Ломар,
Релдон медленно оторвал взгляд от бутылки. На его длинном бледном лице
начала расплываться широкая улыбка.
- Релдон! Я...
- Посмотрим, что эти дьяволы прислали мне в подарок, - сказал Релдон. -
Выпьем. - Он уперся ладонями в стол, собираясь подняться, но Ломар
попросил его не вставать.
- Релдон, я пришел, чтобы сказать вам...
- Скажете - за выпивкой. Поверьте, тогда я расслышу гораздо лучше. - На
светло-коричневой стене наклонно висела единственная фотокарточка. Молодые
люди в мундирах. Класс Релдона в Академии. Фотография покрыта пылью. Кроме
нее, в комнате ничего не было: ни семейных портретов, ни картин, ни
сувениров, ни катушек с записями - ничего, кроме бутылки на столе.
- Спасибо, спасибо, для меня слишком рано. Меня занимает вопрос,
который...
Улыбка Релдона увяла.
- Для меня это _не слишком_ рано. Если только есть законный повод. В
одиночку действительно пить рановато. Поэтому я и ждал. Но в компании
почему бы не выпить? А? Конечно.
Во время разговора его бледные руки с выступающими синими венами
дергались. Лицо Ломара выразило неохотное согласие, Релдон подпрыгнул и
так резко открыл стенной шкаф с надписью "Особой важности", что стоявшие
там стаканы зазвенели.
- Смерть роркам! - приветливо сказал Релдон. Он налил себе немного,
вопросительно взглянул на Ломара, налил еще... - И смерть роркам!
- А что такое эти рорки? - Ломар осторожно пригубил. Жидкость в стакане
оказалась крепкой.
Лицо Релдона исказилось:
- Вы никогда их не видели?
- А вы?
Размахивая стаканом, Релдон выпятил губы.
- Да. Ужасные создания. Кончайте свою порцию. Выпьем еще?
Но Ран не хотел.
- Нет, я хочу рассказать вам о своей идее... - слова выходили с трудом.
- Токи... напрасный труд... напрасно затраченное время... невозможность
внести в их работу даже незначительные изменения...
- Послушайте. Нужны ли вам токи? Зачем они нам?
Релдон косо взглянул на него, необычная мысль с трудом доходила до
него.
- Но, во имя ада, кто же будет собирать эти вонючие мускусные семена?
Сверкая глазами, облизывая губы, Ломар положил руку на плечо своего
собеседника.
- Будем выращивать их! - Вот оно! Слово сказано. - Высаживать их и
выращивать! В качестве эксперимента, но это делалось. И об этом написано в
старых книгах. Перед Первой войной около пяти квадратных километров здесь
были засажены краснокрылкой. Вы разве этого не знали?
- Ммм. Нет. Не знал. Кончайте вашу...
Но Ломар пытался убедить его. Разве он не видит? Разве Релдон не
понимает? Гильдия хочет, чтобы производство краснокрылки возросло - и вот
путь для этого. Правда, тут нет под рукой агротехнического оборудования -
_но его можно и сделать_!
- Сделать? - похоже, Релдон никогда не слышал этого слова. - Как это
сделать?
- Импровизированно. Взять, например, эти скиммеры...
Скиммеры. Выражение слабого интереса совершенно исчезло с лица Релдона.
Скиммеры. Не его дело. Это дело инженера. Чопорный Мантон, сумасшедший,
который который всегда боится за свои скиммеры... Повидайтесь с ним. Это
не касается Релдона. Скиммеры.
- Не касается? Черт побери! Вы ведь торговец. Разве здесь ведется
торговля чем-нибудь, кроме краснокрылки? Директорат приказывает увеличить
ее производство...
Длинные, бледные пальцы Релдона, слегка дрожа - три порции спиртного
восстановили его равновесие, - ласкали извивы усов. Он, казалось, в этих
извивах обретал уверенность.
- Ну, видите ли, мой мальчик. Гильдия. Директорат. Их приказы. Ммм. Ну,
да. Но вы забываете. Эти приказы обращены к вам. Они не обращены ко мне. Я
не хочу этим заниматься. Что я и делаю. О, и этого много. Очень много. Но
я успеваю вовремя ко дню прилета Ку-корабля.
Вы энтузиаст. Это необычно. Это очень необычно. Люди сегодня не
энтузиасты. Что поделаешь? Три галактические войны. Я на десять -
двенадцать лет старше вас. И единственная вещь, которая внушает мне каплю
энтузиазма, вот это, - он коснулся бутылки рукой, - а иногда, - он указал
на низ живота, - вот это. Но большей частью _это_. В мире нет ничего, нет
ничего, из-за чего стоило бы волноваться. Итак, мм... итак... - Он
поглядел на Ломара, помигал. Облизал губы. Подвигал руками. Потом какая-то
мысль пришла ему в голову - одна из немногих, которых он не избегал. -
Смерть роркам!
Длинный ангар, где находились двадцать станционных скиммеров, мог легко
вместить и двести. Очевидно, использовались они крайне редко. Да и для
чего? Для разведки? Для добычи? Но кто и когда чем-нибудь интересовался.
Десять машин, находившихся на консервации, вообще сняты с гусениц. Еще
пять разобраны к тому моменту, когда Ломар, сердитый и раздраженный, вошел
внутрь.
Вымазанные маслом токи медленно протирали детали скиммеров под холодным
взглядом инженера в накрахмаленном мундире, из-за которого он и получил
свое прозвище Старчи [старчи (англ.) - чопорный, накрахмаленный].
Остальные пять скиммеров стояли, сверкая чистотой. Работа над ними уже
окончена. Каждый из них выделял, казалось, запах крепких специфических
духов, которыми инженер растирал свое упитанное тело.
Отлет Ку-корабля несколько уменьшил обычную озабоченность Мантона... Он
больше не бродил вокруг скиммеров, что-то бормоча. "Сначала... выпью...
потом... сяду на борт... осмотрюсь... проедусь... потом... ну... ну..." Он
лишь слегка повернул голову к вошедшему Ломару. Через несколько месяцев он
настолько расслабится, что начнет улыбаться... Лишь один раз в истории
случилось так, что Ку-корабль, взлетев, приземлился вновь. Повторение
этого не исключено. Мантон не чувствовал себя в безопасности. День за днем
и месяц за месяцем он будет становиться все более беззаботным... пока
стрелки пятилетнего циферблата часов не дойдут до половины... а потом,
месяц за месяцем и день за днем, он снова будет погружаться в страх и
озабоченность. Никто не знал, чего стоили ему Ку-дни, об этом можно было
только догадываться. И никто не догадывался, кого он опасается и кто, по
его мнению, мог бы завлечь его на борт и привести к пугающему концу.
Он осмотрел Ломара, как непосредственную опасность, потом вернулся к
наблюдению за чисткой машин. Тело его не расслабилось, мундир, так не
соответствующий помещению ангара, не морщился. Он без всякого выражения
выслушал изложение планов Ломара. Без выражения. Без комментариев.
Нетерпеливый, раздраженный, Ломар после короткого молчания спросил:
- Ну, что вы скажете?
Молчание. Потом:
- О чем?
- О _чем_? Об использовании скиммеров для выращивания и уборки
краснокрылки... Все, в чем мы нуждаемся, это простейшие приспособления, их
можно сделать здесь. Немного опустить скиммеры, на несколько дюймов... мы
обсудим детали позднее, в процессе работы... тогда мы не будем зависеть от
токов. Понятно? Сами будем давать продукцию... Ну, что же вы скажете?
Мантон сказал:
- Нет.
Ломар почувствовал, как к нему возвращается головная боль, мучившая его
в последние часы на Ку-корабле. Болезненно застучало в висках.
- Почему нет?
- Это не моя работа. Я не обязан заниматься краснокрылками.
Ломар закричал. Токи, с лицами, покрытыми грязью, посмотрели на него.
Не обязан заниматься _краснокрылками_? - закричал Ран. Когда они все, до
одного человека, обязаны заниматься только одним - краснокрылками. Неужели
Мантон полагает, что находится здесь только для того, чтобы разбирать и
собирать скиммеры? Снова, снова и снова.
- Нет... - сказал Мантон. - У нас есть один флайер и один катер, я и за
них отвечаю.
- Но ведь они не нужны сами по себе!
Накрахмаленный человек кивнул:
- Все выходит из строя. Запасных частей нет. Надо чистить, чинить.
Нельзя, чтобы они были неисправны.
- Вы заботитесь о них. Но для чего?
Пожатие плечами.
- Не мое дело. Может, на случай крайней необходимости... Моя работа -
содержать в готовности эти машины. Не моя работа - рисковать ими.
Выращивать краснокрылку? Я никогда об этом не слышал. Для этого нельзя
использовать скиммеры. Нет.
Нет.
Нет.
Нет.
- Мой дорогой мальчик. - Командир Станции хихикнул. Смотрел, улыбаясь,
на Ломара, ожидая, что тот в ответ тоже хихикнет или хотя бы улыбнется.
Его ожидания не оправдались. Полное лицо командира слегка помрачнело,
потом приобрело обычное добродушное выражение. Он помахал руками и
прочистил горло. - Вы просите меня делать то, чего я никогда не делал
раньше. Никто не делала этого раньше.
- Но это можно сделать. Однажды это уже сделали - выращивали
краснокрылку, перед первой войной...
Нет, нет, нет. Тьфу ты! Не это имел в виду кома Он вообще ничего
не имел в виду.
- Нарушение обычного, - сказал он, по-прежнему жестикулируя. -
Изменение. Рыскать вокруг и изменять привычное. Мы не можем действовать
тираническим образом. И все знают свои обязанности. Никто не вмешивается.
Дело Релдона - торговля. Он ею занимается. Слишком много пьет, да, я с
вами согласен, - хихиканье, - но мы здесь либерально настроены. У тела
есть свои потребности, нельзя заковывать его в кандалы. _Нет_. Главное -
он делает свою работу. И Мантон, старина Мантон, имеет свои обязанности.
Моторы. Двигатели. Сдержит их в исправности и в полной готовности. Мне
нужен скиммер - "Мантон, мой скиммер". Смотришь - вот и мой ски И
говорить не о чем. Ну... Разве могу я носиться повсюду, вмешиваться,
требовать того, чего не было раньше? Нет, конечно, нет. Точно так же в
резиденции. Я не могу отправиться на кухню и говорить своим токам: "Парни,
жарьте так, тушите так"... Они знают, как это нужно делать. И они делают.
Они все для меня сделают, умрут. Только скажи им: "Умри!" - и все. Я лишь
скажу, и они...
-
- ...Перевернутся и упадут мертвыми.
- _Сэр_!
- Вы Эдран Л Повышаете свой голос. О да, вы это делаете. Я человек
с широкими взглядами. Я терпим. Однажды жена некого человека пришла ко мне
в кабинет без приглашения, и знаете, что она сделала? Она упала на колени
и молилась за меня! О, скажу вам, я не знал, куда мне смотреть. Но я
выслушал ее. Да. Но всему есть предел. У вас временный ранг семь. Но мне
не нужно вам напоминать, что меня не остановит ваш ранг. Я здесь
кома.. И, пожалуйста, малыш, пожалуйста, не повышайте свой голос на
меня. Ты так хрипишь, делая это.
- Теперь что мы можем сделать... - Тан Карло Харб поднял брови и
потрогал нижнюю губу кончиком толстого языка. - Я всегда готов вас
слушать. Приходите вечером в резиденцию. Мы поужинаем, выпьем. У меня есть
ликеры и тюки других деликатесов, что доставляются на Ку-кораблях. Никто
нас не потревожит. Эти бездельники токи уберутся и оставят нас одних. И мы
поговорим. И вас буду слушать.
Он встал, улыбнулся, похлопал Ломара по плечу, обнял его за талию и
повел к двери.
- Итак, вечером в десять? - спросил он.
- Вечером в десять, - согласился удрученный Л И разговор и
слушание, он был уверен, не дадут ему ничего. Командир вряд ли захочет
что-то предпринять. И Ломар чувствовал, что в его теперешнем состоянии он
и не будет стараться его убедить.
Снаружи, на широкой лестнице-улице, обрамленной огромными деревьями,
которые здесь, казалось, росли лучше, чем на родине, старый ток с бидоном
на голове заунывным голосом предлагал морских квирков. Цветущие лозы
обвивались вокруг деревьев, их гроздья испускали облака жемчужной пыльцы,
когда их покачивал бриз. Жены станционных чиновников болтали друг с
другом, слуги несли за ними корзины с дикими и домашними продуктами,
продаваемые на так называемом "базаре", поскольку токам не хватало энергии
разносить продукты по улицам. Много было и мужчин в мундирах - обязанности
их были так необременительны, что принималось любое объяснение отсутствия
- от необходимости позавтракать до посещения другого чиновника.
Перед ним с улыбкой остановилась дочь второго офицера Станции Арлана.
Это была вторая или третья их встреча после первого знакомства в доме
ее родителей. Сейчас она настолько отличалась от той девушки из первой их
встречи, как будто то была смутно уменьшенная черно-белая фотография. Он
так и не знал, что ее заставило в тот первый вечер уйти из-за стола.
- Привет, Линдел, - сказал он.
В ней не было ничего необычного, в этой девушке, и все же он не
встречал еще таких привлекательных женщин. В его мозгу мелькнула фраза
"дикая колониальная девушка". Она, конечно, не была дикой в том смысле, в
каком является диким неприрученный зверь. Но что-то в ней было такое, что
не могло существовать на планете с проблемами уличного движения. Блузка,
которая на Старой Земле уже десять лет как вышла из моды, но совсем новая,
заправленная в брюки, сшитые хорошим портным и ясно очерчивающие
привлекательные бедра.
- Эй, Ран, - сказала она, беря его за руку. Они пошли рядом, и она
продолжала держать его за руку. Если бы это было в уединенном месте, он бы
не удивился так, но удивление тут же уступило место инстинктивному
пониманию. Она была ребенком, когда впервые прибыла сюда, и для нее было
естественно идти, взявшись за руку любого встречного мужчины... она так и
продолжала поступать. Это не в обычаях мира извне. Но ей об этом никто не
говорил.
- Эй, Ран, - повторила она, крепко пожимая его руку и глядя ему в лицо.
Она улыбалась. Он ответил ей несколько вынужденной улыбкой, но все же
ответил. Она кивнула и снова улыбнулась. Многое в ней напоминало мать и
совсем немного отца, разве лишь глаза.
Нельзя сказать, чтобы Ломар увлекся ею, но она была такой новой, такой
возбуждающе свежей, что поневоле привлекала к себе. И, конечно, она ему
нравилась, и чем дальше, тем больше.
Береговая тропа заканчивалась на вершине обрыва.
- Итак, это Северное море, - сказал он. Оно зеленое и, насколько он мог
видеть, все покрыто белыми полосами повторяющегося рисунка не столько от
ветра, сколько от микроскопических форм морской жизни. Море уходило в
бесконечную даль.
- Да, - сказала Линдел. Она указала на что-то на краю горизонта. - Вон
там Северный холод.
- Что? Где? Это пятно? В самом деле?
Она засмеялась.
- Нет, это неправда. Новичкам всегда так говорят. Отсюда нельзя увидеть
Северный холод. Это только облака. Отец мне говорил, что ваш обычный ранг
три, а временный семь. Это очень необычно. Знаете что, Ран? ("Что?"). Если
вы выполните это задание - увеличите сбор краснокрылки, то сразу
перескочите через четыре ранга. Да, вы можете. Директорат сделает это,
клянусь. Даст вам постоянный седьмой ранг. Тогда вы сможете в пятьдесят
лет выйти на пенсию. Если захотите. Смотрите...
Она наклонилась и зачерпнула что-то.
- ...морской квирк. Старый ток Дэдди, должно быть, уронил его из своего
ведра. - Она сдавила его, животное открыло что-то напоминающее рот, издало
писк - квирк, квииирк, квиииррркк, - закрыло рот и замолчало.
- Это нам на обед... - Она сжала квирка в руке. Слева на небольшом
расстоянии Ломар видел береговой клуб, купальные помещения, раздевалки,
дансинг, поля для игр; она тянула его направо. Тропа спускалась в
углубление, море исчезло из вида, но запах его остался. Нагретый солнцем
песок тропинки, растения по сторонам - все имело свой особый,
специфический запах - сухой, резкий, теплый, приятный... Внезапно она
остановилась.
- Если не хотите купаться обнаженным, мы можем пойти в клуб, - сказала
она. - Некоторые не хотят этого. У них бородавки на теле или еще
что-нибудь...
Он ответил на ее вопрос. У него на теле лишь несколько маленьких
бородавок. Она кивнула, и он сказал себе: "Спокойней, ты не знаешь, чего
она хочет... Тебе быть здесь еще пять лет, и ей тоже. Она так молода. Не
кидайся на нее. Не сейчас, еще не сейчас..."
Он хорошо плавал, знал много стилей плавания. Этого здесь никто не
умел. Дно твердое, лишь кое-где встречалась на дне тина, а пена (они
швыряли ее друг в друга горстями и, покрытые пеной, застывали в притворно
скромных позах) оказалась очень липкой, хотя не мешала нырять. В конце
концов ее пришлось соскребать песком, и они оба выпачкались. К тому же от
насыщенной солью воды чесались царапины на теле.
- Ну, что ж, это была вступительная плата, - сказала Линдел, глядя, как
он очищается от пены. - Вы ведь не надеялись заняться тут со мной любовью?
- В некотором смысле - надеялся, - ответил он.
- Это не очень приятно в таком виде... Позже, когда будем чистыми,
может быть... Как вам понравилось мое тело?
- Отличное тело. И станет еще лучше через несколько лет. Но и сейчас
оно прекрасно. Хотел бы я познакомиться с ним поближе. - Она кивнула,
выжимая свои выпачканные в пене волосы.
- Ваше тоже ничего. Надеюсь... Не надоест ли оно вам через год? Я имею
в виду свое тело.
- Конечно, нет. Через год? - Что хотела она этим сказать? Здесь ничего
не изменяется за год. Пульс Станции бьется с пятилетним интервалом.
Пятилетие, пятилетие... Что-то, как искра, промелькнуло в его мозгу. - Ох,
кто?
Губы ее задрожали, потом она заговорила:
- Мантосен. Мой любовник. Он никогда на признавал меня. О, все знали.
Но он никогда не танцевал со мной первым, не оставался на ночь и на
позволял мне оставаться, не носил моего кольца и вообще... Уж слишком
близок был день Ку. Он боялся - так он сказал мне, что на него окажут
давление, заставят жениться на мне и взять с собой на Ку-корабль. Окажут
давление! Немного понадобилось давления... - она презрительно не закончила
фразу. - Я была всего лишь подстилкой. Ему понадобилась женщина, и я стала
ею. А я была такой податливой, такой мягкой. О, как я была уверена! Я ему
все упаковала. А он сказал в самую последнюю минуту, что его планы
изменились... - глаза ее блестели, дыхание прерывалось.
Но Мантосену мог и не говорить... Она и сама знала, давно знала.
- О! Я это чувствовала... я вся горела, а в следующую минуту застывала.
И строила планы. Напою его, найму нескольких токов, мы стащим его,
связанного, на Ласт Ридж и оставим там. И я буду сидеть в убежище, в
полной безопасности - вы узнаете потом, где это - и буду слушать, как
приближаются рорки, и как он кричит, кричит, _кричит_...
Голос ее прервался коротким всхлипыванием. Она глядела на него с
презрением, относящимся ко всем мужчинам. Потом прокашлялась. Они были уже
достаточно сухими, чтобы одеться; молча оделись. Нет, конечно, конечно,
ничего похожего на Линдел нельзя встретить на Старой Земле. И может быть,
такие девушки встречаются на других малонаселенных колониальных
планетах...
В его комнате они вымылись под душем и вычистились. Ни следа печали или
ненависти не осталось на ее лице, она без зова пришла в его объятия. Но
совсем не нежеланная, о, нет, не нежеланная. Потом она лениво перебирала
пальцами влажные от пота волосы у него на груди и внизу живота, она пела
старые токские песни ясным, не совсем хорошо поставленным, но крепким
голосом. Они снова вымылись под душем; пока он одевался, она без единого
слова, не взглянув на него, ушла.
Второй офицер и командир Станции должны были узнать. Здесь быстро
распространялись сплетни - тем или другим путем известие дошло бы до них,
но Тан Карло Харб не делал никаких замечаний и не показывал виду, что
знает. Он хороший хозяин, с отличным столом и обильным баром. Его дом
полон интересных вещей, а беседа, переходя от третей песни "Галактиады" к
охотничьим путешествиям с дикими токами, легка и увлекательна. Но когда
они сидели за столом и разговаривали, у Ломара больше не было желания
повышать голос.
- Как вы думаете, почему за последние несколько лет так упал сбор
краснокрылки? - спросил он.
Харб выпятил губы, поднял брови, бросил в напиток шарик, следя, как он
растворяется, - он изготовлялся из лишайника, растущего на деревьях
острова Л-Вонг на одной планете в созвездии П-Вонг, - принюхался, выпил и
облизал губы.
- Это все токи, мой мальчик. Почему токи? Ах... Они никогда не
меняются, уже сотни лет, это правда... ох... потом с ними что-то
случилось. Все вам скажут: "Токи стали еще ленивее". Это точно. Но почему
так?
Токи больше не заботятся. Они так глубоко опустились, что не могут
подняться больше. Моральное, психическое и эмоциональное вырождение. Оно
увеличивается самопроизвольно. Не едят как следует. Живут только на
токироте. Так жить нельзя. Это я знаю. Но знают ли они? Если и знают, то
это их не заботит. Результат, мой мальчик? Каков же результат? Склонность
к разным болезням. Или, может, это все одна болезнь - я не знаю...
"токская лихорадка" - так называют ее здесь. Отсутствие у них гордости,
отсутствие энергии, - он откинулся в своем кресле и принялся смотреть на
стенную фреску, изображавшую обнаженных мальчиков. - Отвратительное
кровосмешение, тоже. Хотел бы я иметь достаточно власти, чтобы отменить
обязательный для гильдсменов прием противозачаточных таблеток - пусть бы
они влили немного свежей крови в этих токов...
Но такой власти у него нет. Политика остается политикой. Ставший
привычкой прием таблеток, как чистка зубов, как завтрак. Политика,
которая, возможно, имела смысл - возможно, имела - сотни лет назад и
которая не изменилась, хотя давно уже исчезла опасность перенаселения.
Нет. Не следует нарушать устоявшееся. Но все же можно сказать об этом,
просто намекнуть...
- В моем докладе. Не в следующем. В последнем. Перед выходом на пенсию.
Хотите жареных квирков?
И он подвинул к Ломару поднос. Название и незнакомый, но приятный вкус
морского животного напомнили Ломару утреннее происшествие.
- Это нам на обед, - сказала она. Странная девушка... Свежая, новая и
отличная в постели... вероятно, опасная... тут должны быть и другие. Надо
бы осмотреться, прежде чем увлечься одной... Да...
Проходили дни. Долгие, долгие дни Пиа-2. Сегодня воздух тяжел и
пропитан запахом сохнущей краснокрылки, завтра он свеж и пахнет морем, а
на третий день холоден и спокоен и пахнет лозами. Ломар так и не
предпринял задуманное им разведочное путешествие, хотя и думал о нем. Не
то чтобы он был занят: у него вообще не было работы. И никакие другие
обязанности не были возложены на него. И вся станционная жизнь
раскрывалась перед ним: двести человек делали вид, что выполняют работу, с
которой вполне справился бы десяток.
Он проводил много времени, разрабатывая планы, касающиеся краснокрылки,
и гораздо меньше времени тратил на размышления о том, почему эти планы не
действуют; но главная и яростная работа ждала его, когда он был с
Линдел...
...если любовь была (вероятно, она не была) подходящим словом для тех
схваток тел, в которые они безумно погружались, когда, казалось, не
существует времени, а потом наступал удивительный мир, бормочущий,
бормочущий удивительный..
Однажды, когда он не хотел или она не могла (забыв свое намерение не
слишком связываться, свое желание посмотреть на других девушек, женщин,
может быть, даже токских девушек), раздраженный собственной неспособностью
добиться понимания и заинтересованности своим поручением; разъяренный
глупостью и неподвижностью станционных чиновников - все, что их
интересовало: "Сколько стоит это на Старой Земле?" - в таком настроении и
действуя по внезапному импульсу, он предпринял короткую разведывательную
поездку - сокращенный вариант путешествия, которое он пообещал себе.
Он надел полевую одежду, взял проводника - тока, подготовил запас
продовольствия на несколько дней, получил у несговорчивого оружейника
оружие и обнаружил, что находится за пределами станции. Теперь он понял,
почему токи ходят с ногами, обернутыми в тряпки: жесткая трава со свистом
разрезала его башмаки. И вот он стоит перед брешью, перед трещиной.
Разделяющий знак.
Рэнго, проводник, поворачивая в одной руке палку, а в другой мотыгу,
сказал, когда они приблизились к первому холму в южном направлении:
- Хорошо, что у вас ружье.
Ломар хмыкнул. Глубоко всадил свою палку в землю.
- Хорошо для вас. Мне не нужно. У меня амулет. - Он кивнул, гордо
ударил себя в грудь, где кожаный ремешок исчезал под изорванной одеждой. -
Да. Мы увидим паука, - ток сплюнул три раза и растоптал, - вы сможете
застрелить его. У вас нет амулета, но ружье стреляет быстро-быстро. Я
схвачусь за амулет, он подействует. Паук не сможет тронуть меня. Нет, нет.
Я получил амулет две - три недели назад. Получил у знахарки. Стоил он мне
много краснокрылки, много расписок из склада. - Дух предпринимательства,
по-видимому, не был свойством Рэнго. Почти год он делал чрезвычайные
усилия, отказываясь от выпивки и отдавая знахарке большую часть расписок
за собранную им краснокрылку.
В Ломаре пробудился слабый интерес. Если желание получить амулет против
рорков так подействовало на Рэнго, то, может, оно подействует и на других
токов. Но интерес тут же угас. Не подействует. Ничего здесь не
подействует.
С вершины холма, скрытый цветущими растениями, он бросил последний
взгляд на Станцию. Этот крошечный рисунок - все, что на этой заброшенной
планете представляет знание, науку, цивилизацию. Рядом находилась
беспорядочная куча строений Токитауна. Что случится - еще одна
искорка-мысль промелькнула в его мозгу - что случится, если больше ни один
Ку-корабль не прилетит сюда?
На мгновение он даже захотел, чтобы так и произошло. Пусть погибнет
весь этот сгусток глупости и тупоумия! Пусть они трудятся, и ждут, и
надеются, и впадают в отчаяние, смерть, безумие, вглядываясь в небо, пока
мир вокруг них рушится. Но его тут не будет. Будь проклята Станция, будь
проклята краснокрылка, рутина, узколобые чиновники и все вообще! В его
мозгу рождались полуосознанные авантюрные планы. Он разыщет старые карты,
построит лодку, найдет другой континент или остров... Линдел с ним... и
несколько лучших токов.
Не подействует. Здесь ничего не подействует.
Допустим, только допустим, - рассуждал он, - что мы будем больше
платить токам за краснокрылку. Тогда, может быть, они будут заинтересованы
в том, чтобы собирать ее больше.
Тупые взгляды. Неповоротливые мозги.
Не подействует. Не подействует. Проклятая глупая глупость. Ничего не
подействует. Дай токам больше, известно, что будут работать меньше. Дай
току немного пищи, и они не будут работать, будут лежать, есть, голодать,
но не работать.
Ломар и Рэнго, погружая посохи в землю, спускались по склону холма. На
желто-зеленом склоне появились алые всплески краснокрылки. Тут и там
прыгун, похожий на бурундука, быстро перебегал от одной груды земли к
другой. Станция и Токитаун исчезли из виду. Тут и там еще виднелись лачуги
из коры и ветвей - "дома" токов, - мелькали изредка грязные лица в
обрамлении спутанных волос...
"Дать токам больше? Больше чего? Все, что им дают, происходит из
складов станции".
Допустим, им дают вдвое больше, чем раньше, в надежде, что они соберут
вдвое больше краснокрылки. Что тогда? Или им дать вдвое меньше - пусть
работают больше.
"Нет, это не подействует, глупые выродки умрут с голоду, прежде чем
поймут, что произошло. Нет. Нет. Ничего не подействует на этих тупиц".
Тут и там они проходили мимо собирателей - иногда индивидуальных, чаще
(по мере того, как они удалялись то Станции) - большими и маленькими
группами, выдергивающих стебель краснокрылки, делающих связки и
оттаскивающих их назад, поющих свои меланхоличные песни. Но их было в
целом немного, и Ломару показалось, что тут нет изобилия краснокрылки. Все
ли дело в ленивости и неспособности токов? Если Северный Токленд беден
краснокрылкой, почему ж тогда запах ее постоянно усиливается?
Они остановились поесть и помыться в ручейке наполовину в солнечном
свете, а наполовину в тени. Рэнго хихикал, как от остроумной шутки,
испытывая непривычные прикосновения мыльной пены. Умытый и причесанный, но
еще не одетый в свои лохмотья, Рэнго, когда след серьезной мысли проходил
по всегда улыбающемуся лицу тока, где угодно сошел бы за человека, а вовсе
не за автохтона.
Очевидно, ему тоже пришло в голову нечто подобное, так как он,
повернувшись к Ломару, сказал:
- Вы настоящий человек, да.
- Как это?
Длинные руки Рэнго качнулись, он пытался выразить свою мысль в словах:
- Вы со Старой Земли?
- О, да.
Рэнго с удовлетворением кивнул.
- Да. Вы _настоящий_ человек. Пришли со Старой Земли...
Ран был польщен таким отношением со стороны неграмотного тока, но не
настолько, чтобы проследить за его источником. Он встал. Рэнго тоже. Они
оделись и пошли дальше. Последняя часть полудня ушла на бесконечный подъем
по местности, усеянной острыми скалами. Однажды, когда они остановились
передохнуть, Рэнго сказал:
- Мист Ран, это Ласт Ридж [последний хребет (англ.)].
Ран пробормотал, что он очень рад, что этот кряж последний, и это
известие добавило сил его уставшим мускулам. Он долго не поднимал глаз,
пока Рэнго не остановился, дыша со свистом. Ломар медленно поднял голову.
Взгляд его следовал за указывающим пальцем проводника.
С того места, где они стояли, местность плавно понижалась, уходя за
горизонт. Под ними на неизвестное расстояние растянулась огромная равнина;
на горизонте она смыкалась с небом.
И направо, и налево, вперед и назад, сколько хватал взгляд, она вся
была покрыта пламенеющими краснокрылками.
Долго стоял он в удивлении перед этой огромной, неисследованной,
неизвестной местностью. А потом (впоследствии он упрекал себя за это... он
все-таки в глубине души оставался гильдсменом: искал источники для
увеличения добычи. Как говорил их инструктор в Академии: "Что такое
человек? Человек - это торгующее животное") он гневно сказал:
- Почему вы не собираете краснокрылку... здесь?
- Здесь! Здесь!
- Посмотри здесь ее сколько! Почему...
Рэнго смотрел на него с открытым ртом, явно ошеломленный.
- Но... но, мист Ран... это же земля рорков! Это Роркленд. Когда
наступит холодный период, мы придем сюда. Но не сейчас, мист Ран, не
сейчас.
Роркленд! Страна рорков. А рорк был чудовищем, проклятием, дьяволом,
ночным кошмаром.
- Есть ли здесь рорки, как ты думаешь? Внизу? Можно ли их увидеть?
- А. Пауки. Хотите увидеть. Возьмите-ка стекло.
Стекло... может, Рэнго имеет в виду зеркало? Значит, нужно повернуться
и смотреть на отражение? Неужели рорк превращает всех своим видов в
камень, как Медуза Горгона? Ломар не понимал, пока ток не показал на его
бинокль. Тогда он расстегнул на поясе чехол и поднес инструмент к глазам.
Краснокрылки больше не были единой алой массой; растения казались больше,
толще, чем в Токленде.
А потом, каким-то странным свойством, благодаря которому мы часто
улавливаем чье-то присутствие, Ран заметил рорка за секунду до того, как
тот встал и двинулся. Его первый рорк!
Он не мог сказать, насколько он велик, потому что не с чем было
сравнивать, кроме как с краснокрылками; а он в этот момент в возбуждении
не был уже уверен, что расстояния действительно большие. Рорк казался
огромным черным булыжником, теряющимся в тени. Паук! Да, это самое
очевидное сравнение, и название это не ведет ни к какой путанице,
поскольку на Пиа-2 нет паукообразных. Голова его не отделяется, а тело
свисает ниже колен; поэтому существо свисает, если можно так сказать, со
своих бедер, будучи подвешено к ногам. Длинноногое, с телом,
пропорционально гораздо большим по отношению к ногам, чем у безобидного
насекомого на Старой Земле (паук выжил до сих пор, хотя огромные хищники и
млекопитающие сошли со сцены, слон стал таким же ископаемым, как и
балухитерий), и... ноги... да. Нет сомнения. В этом отношении старые книги
правы. Рорк четвероногий.
Рорк продолжал оставаться в тени, потом начал чистить себя вначале
одной длинной ногой, потом по очереди другими суставчатыми ногами. Потом
остановился, как бы прислушиваясь. Теперь Ломар мог разглядеть глаза на
стебельках. Затем рорк медленно двинулся вдоль рядов краснокрылки;
растения частично скрыли его, и Ломар не мог разглядеть, что же он делает.
Задрожали листы краснокрылки, казалось, их что-то поднимает вверх. Рорк
вновь появился на виду, изо рта у него торчал стебель... Ломар решил, что
это рот... Если зверь повернется вновь...
Он повернулся, и Ломар впервые мог рассмотреть так называемую "маску".
Трудно поверить, что это не лицо! Желтые пятна очень похожи на глаза, нос,
рот; и тем не менее это не лицо. Глаза, как у улитки, находятся на
макушке. В старых книгах говорится, что дыхательные отверстия рорка тоже
находятся на верху головы. А рот гораздо ниже маски.
Тут что-то выпало изо рта рорка. Ломар решил, что это корень растения,
хотя и не был уверен. Рорк жевал, постепенно втягивая в рот мясистый
стебель...
Рэнго толкнул его. Рорк исчез из вида. Рассерженный, Ломар повернулся к
проводнику, который, не глядя на него, указывал вниз, много ближе к ним.
- Ссс, мист Ран, направьте стекло туда, видите большое-большое дерево
возле ручья?
Ломар, поколебавшись, так и поступил. В бинокль он увидел животное, не
похожее на рорка и гораздо меньше его. Оно что-то держало во рту:
маленького прыгуна или большого крайбэби. Через мгновение оно исчезло.
Потом еще одно, и еще промелькнули перед его взглядом. Трава дрожала.
Потом ничего не стало видно. Он опустил бинокль.
- Что вы видели, мист Ран? - спросил его Рэнго. Он казался испуганным и
возбужденным. - Рипов?
- А что это? Такие низкие, длинненькие?
Его проводник энергично кивнул, его на этот раз чистые, длинные темные
волосы дрожали.
- Да. Рипы! Сколько вы их видели?
Ломар уверил его, что их больше не видно. И ток расслабился, но по его
выражению было неясно, плохо это или хорошо. Потом он указал на Пиа Сол,
чей мрачный кроваво-красный диск приблизился к горизонту.
- Время строить дом и ложиться спать.
Рэнго приложил много стараний, срезая кору с деревьев и обрубая ветви
своей мотыгой; но получившаяся хижина была так мала, что вползать туда
пришлось на четвереньках. Ломар был рад, что они вымылись. Рэнго настоял
на том, чтобы разжечь костер, несмотря на жару и лампу из полевого
комплекта Ломара, и, когда они сидели после ужина у костра, он заговорил:
Одна звезда ярче других выделялась в темном небе; она сверкала
бело-голубым бриллиантом, а вокруг плакали и вопили крайбэби. Рэнго указал
на звезду рукой.
- Старая Земля, - сказал он с благоговением.
- Что это? - удивленно спросил Л
Рэнго пел:
Старая Земля, Старая Земля,
Мир, где родились наши отцы,
Мы хотим вернуться туда...
Конечно, это не Земля, Ломар это отлично знал. Это Пиа-3, шар из шлака,
официально называемый Птоломей Филадельфиус, а неофициально известный как
"звенящая куча". Но, тронутый как невежеством тока, так и его наивной
верой в эту связь с родиной своих отцов, он не стал разубеждать его. У
токов и так было немного; в сущности, у них ничего не было.
Кроме этой веры.
Если бы было возможно углубиться на следующее утро в
красновато-коричневые джунгли внизу, Ломар сделал бы это. Но спуск с
противоположной стороны Ласт Ридж был еще тяжелее, чем подъем. Частые и
шумные вздохи Рэнго, стук его зубов и дрожь, когда они смотрели вниз,
свидетельствовали о том, что он совсем не торопится испытать свой вновь
приобретенный амулет. И вдруг Ломар почувствовал, что ему необходимо
побольше разузнать о рорках, прежде чем встретиться с ними лицом к лицу.
Раньше ему казалось, что единственным ключом к проблеме краснокрылки
являются токи. Теперь, по-видимому, появился второй ключ - рорки.
Рэнго с очевидным облегчением воспринял внезапное изменение планов и
пустился в оживленный разговор:
- Да, мист Ран, сейчас нехорошо.
Увидите - придет холодное время, здесь будут люди. Тогда пауки меняют
шкуру. У них нет силы.
Тогда токи спускаются в Роркленд. И вы тоже пойдете, мист Ран. Вы тоже
пойдете.
И Ломар подумал, что до сих пор он не увидит больше Ласт Ридж и
открывшийся ему удивительный вид.
Но он ошибался.
В библиотеке станции эхом отдавались его шаги. Здесь чисто, нет пыли и
грязи: Токи присматривали за этим помещением. Но никого здесь не было.
Каталоги, картотечные ящики, регистраторы - все открыто перед ним. Две
комнаты, предназначенные для чтения пленок, так же пусты, как и все
остальные. Он отрегулировал прибор для чтения, сел и нажал кнопку в ручке
кресла.
Некоторые катушки содержали рукописные тексты, некоторые - записанные
на пленку. Звучали голоса, голоса мужчин и женщин, давно уже мертвых. И
ничего не добавлено к этим записям в последние столетия. Однако нет
никаких оснований считать, что рорки стали другими, чем были когда-то.
И кадры, проходившие перед его глазами, свидетельствовали, что когда-то
многие интересовались рорками.
Вот он, в трех измерениях, в звуке и в цвете - Роркленд. А вот и рорки,
видны гораздо лучше, яснее, чем он видел в бинокль. "...опасно разумны..."
Он с ошеломленным вниманием следил за процессом смены зимней шкуры,
смотрел, как они лежат в своих гнездах, неуклюже поворачиваясь. Что ж,
если древние наблюдатели правы, если рорки - травоядные, почему они тогда
описаны как _опасно_ разумные? Неужели эти исследователи подозревали, что
рорки едят людей и с этой целью нападают на них? И неужели они
действительно проникают в Токленд и похищают человеческих детей?
Было что-то волнующее и трагическое в изображении этих первопоселенцев,
предков токов: чистых, опрятных, энергичных, полных разума и рвения. К
чему пришли их потомки!
Он медленно и задумчиво вышел из библиотеки.
И увидел, что Станция в смятении.
Никто в этом месяце вообще не думал о краснокрылке. Токи сбегались
отовсюду, со всех концов своей территории, некоторые приходили их таких
отдаленных мест, что их грязнолицые голые дети взвизгивали от ужаса при
виде персонала Станции. Силовые поля были включены, все гильдсмены ходили
с оружием, и - чудо из чудес! - Мантон выделил несколько своих драгоценных
скиммеров. И Эдран Ломар обнаружил себя в одном из них вместе с Таном
Карло Харбом, командиром Станции.
Резкий сигнал тревоги, казалось, по-прежнему звучал в его ушах, когда
он смотрел по сторонам. Верх скиммера был поднят, и машина быстро
двигалась по улицам.
- Не не против выстрелить раз-другой в рипа, - сказал командир, - но
когда случается такое, нет смысла пытаться убивать отдельных. Ничего
спортивного - тут трудно промахнуться... Я увеличиваю скорость. Держитесь,
мальчик... житесь...
Резко накренившись, скиммер опять пошел ровно.
- Как часто это случается? - спросил Л - Когда рипы так кишат?
Глаза командира зажглись новым светом и краска выступила на щеках.
- Довольно часто, - неопределенно ответил он. - Если бы северный край
континента не был плато, все было бы гораздо хуже. Ну, а так, говоря по
правде, это беспокойный, но для нас не очень опасный период. Дает нам
повод размять свои ягодицы, выдохнуть спертый воздух их легких, побегать и
покричать... вот и все. Ха! Смотрите! Ниже, левее - вот!
Там, куда указывал пухлый палец командира, казалось, взорвался куст и
оттуда выпрыгнула дюжина прыгунов. За ними прыгали пестрые желто-серые
тела рипов. Они были не больше крупного зайца, и по форме тоже походили,
если не считать ушей, как у летучей мыши, и жестких прямых хвостов. Один
из прыгунов решил спасаться в одиночку, его прыжки покрывали за раз по
пять метров. Пока одни рипы уничтожали добычу, другие пустились в
преследование, с оскаленными зубами, и клочья земли летели из-под острых
когтей на лапах.
- Подержите руль, - сказал командир, нажимая рычаг. Ломар торопливо
схватился за руль.
Он едва успел заметить, как Харб поднял оружие и выстрелил. Рип, уже
мертвый, перевернулся и упал.
- Неплохо, - сказал кома - Беру управление.
Ломар, посмотрев назад, увидел, как рипы рвали на куски тело своего
сородича. А один из них поднял окровавленную морду и поглядел им вслед.
Ломар содрогнулся.
- Лемминги, - сказал Харб, в голосе его звучало удовлетворение.
- Сэр?
- Разве вы не знаете естественную историю своей родины, Ломар?
Лемминги. Небольшие млекопитающие, жившие в Гренландии, я старался
вспомнить это название с того момента, как сел в ски Я думал, что вы
сможете что-нибудь рассказать мне о них. Плохо. Ну, ладно. Лемминги иногда
размножались в огромных количествах, как эти рипы. Что-то, связанное с их
метаболизмом, или нет? Не помню. Внезапно численность их увеличивалась,
невероятно, колоссально. Они двигались по стране, опустошая все на своем
пути, пока, в соответствии со старыми легендами, не достигали моря...
- Ручаюсь, оно их останавливало.
- Ломар, вы рискуете проиграть ставку... Нет, оно не останавливало их.
Они переплывали реки и озера и были уверены - это только предположение, -
что океан таков же. Итак, они прыгали в море, миллионы за миллионами, - с
энтузиазмом говорил Харб, - и плыли, пока не тонули... О, я думаю, что
некоторые из них успевали вернуться на берег, иначе они полностью исчезли
бы с лица Земли. Но рипы, с другой стороны... видите? Смотрите! Видите?
Невероятно!
Стая за стаей проносились мимо, по мере того как они продвигались на
юг. Рипы поедали крайбэби, захватывая их во время дневного сна, уничтожали
прыгунов, безвредных и не очень быстрых, и разрывали и более серьезных
хищников Северного Токленда, и без большого труда. Рипы грызли и птенцов и
прыгали, снова и снова, за птицами и летучими мышами. Время от времени
некоторые из них, попав в тень то скиммера, кидались на его корпус.
Что-то тревожное ощутил Ломар, глядя на бегущих с оскаленными мордами
рипов. Казалось, обезумевшие животные ничего не видят. Харб возбужденно
воскликнул:
- Мы на высоте десяти футов, они не могут так подпрыгнуть. Ого -
впереди Ласт Ридж. Опустимся в Роркленд, там вы кое-что увидите!
Скиммер резко пошел вниз. Ран Ломар крепко держался, широко раскрыв
глаза. Перед ним в долине рорков все краснело от листьев краснокрылки, но
не это привлекло его внимание. К краю долины приближалась серо-желтая
волна...
- Это они, - негромко сказал Харб. - Можете ли их сосчитать? Может, вы
и сумеете сосчитать звезды, но не их.
Рипам, казалось, не было конца. Волна за волной накатывалась на Ласт
Ридж, проходя под парившим скиммером.
- Ох, - сказал Харб, - посмотрите туда. Я слышал об этом. Не верил. Не
хочу верить и сейчас.
- Что? Что?
- Токи всегда говорили. Но я сам никогда не верил. О, смотрите...
Там, куда указывал Харб, Ломар увидел тонкую прерывающуюся линию черных
тел, бегущих на паучьих ногах; они неслись перед огромной серо-желтой
волной рипов.
- Токи говорили мне. Они часто это говорили. "Рорки, - говорили они, -
ведут их. Они ведут их против нас."
Волна катилась, катилась и ударялась в огромные, крутые гранитные скалы
утесов Ласт Риджа.
Трудный подъем на Ласт Ридж значительно сокращал число хищников,
которые могли продолжать свой путь по плато. Сокращал, но не останавливал.
Рассказывали о целых семьях токов, растерзанных живьем, о кричащих
беглецах, погибавших рядом с защитными полями Станции, генераторы которой
непрерывно гудели, выполняя свою работу.
Почти месяц проходили мимо Станции бесчисленные стаи рипов. Они
достигали моря, но не бросались в него. Здесь они образовывали семьи,
откладывали яйца. Кожистые гроздья яиц забрасывались песком.
И потом, на огромном протяжении морского берега, зверьки погибали.
Тишина казалась долгой и неестественной.
Токи отправлялись обратно из Станции с гораздо меньшей быстротой и
охотой, чем бежали туда. Для тех из них, кто вовремя добрался до
безопасного места, весь период был сплошным весельем. Накормленные из
станционных запасов (неохотно, но все же накормленные), они были свободны
от своей обычной работы и слонялись по улицам маленького поселка, который
был для них огромным Вавилоном, о котором они никогда и не слышали.
- У некоторых есть деньги, и сегодня они отправились на склад за едой,
- с отвратительным хихиканьем сказал Ломару второй офицер Станции Арлан. -
Получили шиш. Им сказали: "Собирайте краснокрылку. Праздник кончился.
Тащите листья, если хотите есть."
И они собирали краснокрылку. Недолго... Ибо потом началась вспышка
токской лихорадки. И производство пало почти до нуля.
Мыс Дымов, как говорили, означал начало Южного Токленда. Название, как
предполагал Ран, дано по вулканической активности - прошлой или настоящей.
Но когда единственный станционный катер приблизился к мысу, Рану стало
ясно, что тонкие ниточки дыма, поднимавшиеся от берега, созданы людьми.
- Сигнал, - сказал квартирмей - Они нас ждут.
- Приветственный комитет? - спросил Ран. Но квартирмейстер только
хмыкнул.
Полная неудача попыток с прирученными токами привела Ломара к
депрессии, которая, в свою очередь, сменилась равнодушием. Он совершал
поездки с Линдел, но это продолжалось недолго. Приятно сидеть с ней у
костра в ясном осеннем воздухе, но когда она попыталась уговорить его
продолжать работу, он рассердился. Какая работа? - гневно спросил он. -
Пусть она оставит его в покое... И она оставила. И настолько оставила, что
когда он вернулся после долгой одинокой прогулки, ее уже не было.
Потом они с Рэндоном напились, и у него было тяжелое похмелье и горячее
смущение при воспоминании о пахнущих мускусом юных, но очень искусных
токских девушках.
В любом случае пришло время для каких-то изменений.
Краснокрылка, собираемая в Южном Токленде, никогда не достигала хотя бы
половины того количества, что давал Северный; в то же время это количество
никогда не уменьшалось. Ломар потерпел неудачу, если можно так сказать, на
домашней территории. Он ничего не потеряет, если посмотрит на положение на
другом конце континента.
- Ничего не потеряете, - согласился командир Станции Харб, задумчиво
дергая себя за нижнюю губу. - Не думайте, однако, что чего-нибудь
добьетесь там. Все, чего они хотят, это ружья и материалы для них. Они
хотели бы, чтобы мы передали им стандартное станционное оружие. Предлог -
для отражения атак рорков и обеспечения безопасности во время сбора
краснокрылки; на самом же деле - чтобы вести свои междоусобные войны. Есть
лишь одно единственное место, где эти дикари могут получить оружие,
которым снабжает их Станция; ведь оно может рано или поздно обрушиться на
наши же головы.
Следовательно, спасибо, но нет... Однако... Разговор о ружьях напомнил
мне... Есть один парень, там, у южных дикарей, который мог бы помочь вам.
Его зовут... его зовут... Не могу вспомнить. Он сквомен [так в Америке
зовут белого, женатого на индианке]. Был оружейником Станции. Разыщите
его. А теперь не повторить ли нам?..
Вряд ли жители могут быть более дикими, чем эта береговая линия, думал
Ран Ломар, когда они огибали мыс Дымов. Он осматривал в бинокль черные,
холодные фиорды, надеясь увидеть людей или следы их пребывания.
Дым, однако, поднимался из группы обломков скал, где встречающие могли
наблюдать за лодкой, сами оставаясь невидимыми. Они далеко углубились,
прежде чем он увидел первый признак того, что искал, - длинную узкую лодку
открытого типа, нос которой высоко поднимался над водой, а на корме сидел
человек с рулевым веслом. Посредине короткая мачта, на ней изорванный
парус, который держал за веревку оборванный мальчик.
Все это он разглядел издали, но постепенно они сблизились. У
прирученных токов не было никаких лодок. Взгляд, брошенный на этих двоих,
показал Ломару, что они не прирученные токи. У мальчика лицо взрослого
человека, а мужчина выглядит как старик, хотя черные волосы и прямая спина
свидетельствуют, что он еще не У них старая, но совсем не такая
неряшливая, как у прирученных токов, одежда.
Когда суда настолько сблизились, что Ран смог рассмотреть это все
невооруженным взглядом, он помахал рукой и крикнул приветствие. Мальчик и
мужчина смотрели, как он делает это. Но двигались у них только глаза.
- Мы друзья, - сказал квартирмей
- Флот Южного Токленда, как я думаю, - раздраженно заметил Л
Эта длинная лодка предназначена для какой-то определенной цели, скорее
сего для перевозки грузов вдоль берега... Но когда маленький станционный
катер плыл мимо берега, им встретилось много длинных лодок, и все они были
рыболовными. Рыбаки не были, однако, настроены по-дружески. И от мыса к
мысу, пока они не пришли к крохотному порту, вздымались дымы сигнальных
костров перед ними.
Ветер продувал насквозь - время было холодное, и Ран отправился в трюм
подумать, выпить и еще раз проверить свой скромный багаж.
Гавань хороша для плотов, катамаранов и челноков - несколько таких
суденышек стояли тут, - но квартирмейстер не решился причалить к
- За вами могут выслать лодку, - сказал он.
- А если не вышлют?
Квартирмейстер пожал плечами.
- Вы умеете плавать? - спросил он.
В конце концов лодка все же пришла, на корме сидел человек, который мог
бы оказаться родным братом того, кого они встретили в первой лодке, -
длинные черные волосы, впалые, морщинистые и загорелые щеки, суровое и
неподвижное лицо. Но глаза Ломара остановились не на нем, а на другом
человеке на борту. Это мог быть только "сквомен", о котором говорил Тан
Карло Харб. Он светловолосый, прямой и, хотя лицо у него серьезное, в нем
нет постоянной угрюмой суровости его соседа. На нем поношенный мундир
гильдсмена без знаков различия, побелевший на швах от многочисленных
стирок.
- Привет, гильдсмены! - окликнул он и, не дождавшись ответа, взобрался
на борт катера.
- Привет, Олд Ган [Старое Ружье], - сказал квартирмейстер, потом кивнул
в сторону Ломара, - парень хочет сойти на берег и пожить немного.
Старик спокойно осмотрел его, потом протянул руку.
- Джек Кальзас, - сказал он. - Прежний ранг... ну, это сейчас неважно.
Олд Ган сделает все, что нужно.
Станционный катер - у него не было названия, да он в нем и не нуждался,
поскольку других на планете не было, - во время своих ежегодных плаваний
вокруг континента привозил старому пенсионеру все, что тот заказывал со
станционных складов на севере. Он привозил и ту скромную почту, что
доставлял для старика Ку-корабль. Все было быстро перегружено в лодку
вместе с пожитками Ломара.
- Сойдите на берег, - посоветовал Олд Ган квартирмейстеру, - и
передохните, здесь неплохое место...
Но квартирмейстер покачал головой. Олд Ган и Ломар отправились на берег
одни. Они были уже на полпути к гавани, когда Ломар, решив попрощаться,
обернулся и увидел, что катер уже ушел.
- Они не желают задерживаться, - сказал Олд Ган, - хотя не могу понять,
почему... - в голосе его прозвучала сухая нотка: вряд ли он в самом деле
не понимал.
Преобладающий цвет, который встретил их на берегу, был черный. Черные
холмы, между которыми разместилась чаша гавани, черные деревья угрюмо
прижимались к угрюмым черным скалам, черные и несколько сгрудившихся
домиков перед ними, и черная вода, по которой они плыли.
- ...но это чертовски подходит мне. Я живу там, в холмах, в лагере
моего клана... в действительности клана моей жены... Нет, черт побери, и
моего тоже... Это трудная, суровая, холодная жизнь, но в ней есть что-то
чистое и ясное - как глоток свежей воды рано утром. Если бы не лихорадка и
междоусобные войны... Но у нас еще будет время поговорить.
Жалкий пирс из тонких черных столбов делался все ближе и ближе. На
берегу стояло несколько человек, большей частью мужчин и детей. Воздух
холоден, влажен, пахнет сыростью, дымом и рыбой.
- Я провел лучшую, если не сказать худшую часть двадцати лет на севере,
в этом гнезде напыщенных дураков, и теперь я жалею о каждой минуте тех
лет. Однажды группа диких токов пришла к Станции для торговли. В них не
было ничего от "благородных варваров", но я знал - а впоследствии и
увидел, - что таковы они на самом деле. Я готов был тут же отправиться с
ними, наплевать на пенсию. Но мне пришлось ждать, и я использовал любую
возможность, чтобы побывать тут. А выйдя на пенсию, я поселился здесь
постоянно. И здесь хочу быть похороненным.
Казалось, они ударятся о пирс, но весло плеснуло в воде, кто-то в
последний момент поймал брошенную веревку, и они остановились у подножия
грубой лестницы. И низким музыкальным голосом Олд Ган продолжал:
- Это было нелегко...
Мистер Малларди медленно умирал в течение нескольких лет и виделся лишь
с немногими родственниками. Но власть принял на себя его старший сын и
поддерживал порядок в лагере Малларди. Заборы и изгороди постоянно
чинились, крыши и лодки протекали не больше, чем обычно, и из каждой
смолисто-черной хижины поднимался столб дыма, а из нескольких и не по
одному - скромный признак процветания, когда топятся все очаги.
Ран не знал, как выглядят изнутри другие хижины, но дом Олд Гана,
очевидно, был далеко не типичным, со своей смесью цивилизации и
варварства: привезенная с гильд-станции кровать стояла у стены, на которой
висела шкура рорка; полка с книгами и на ней два наконечника копий и
точильный камень; верстак с маленьким мотором на солнечных батарейках и
несколько современных инструментов; разобранные части чего-то похожего на
древнее огнестрельное оружие, грубо сплетенный стол, на котором стоял
поднос со стаканами... И так далее.
- Мое положение здесь было бы прочнее, если бы у меня был сын, а не
дочь, - заметил Олд Ган, садясь со вздохом. - Но сын оказался бы
вовлеченным в стычки и набеги - так что я даже рад. К тому же моя жена
близкая родственница мистера, и мой сын - если бы он был у меня - был бы
его наследником, и у него было бы много соперников. Так что я доволен
своей Норной. Дитя моей старости. У меня раньше никогда не было детей. Я
хотел отвезти Норну на Север, чтобы сделать ей прививку. Но мне сказали,
что не сделают этого... она ведь ток, черт возьми. О, ну ладно. Она лучше
питалась, чем все остальные вокруг - я следил за этим, - содержит и себя и
дом в чистоте, и я надеюсь, что она не заболеет.
Олд Ган разжег что-то вроде печи из металлического лома, и в комнате
стало теплее.
- Теперь, - сказал Олд Ган, засовывая в печь несколько деревянных
поленьев, покрытых черным мхом, - в чем ваша задача?
Он слушал рассказ Ломара в молчании, прерывая только возгласами "гм..."
или "хм..." Потом встал и потянулся.
- Пообедаем? - спросил он. И, не дожидаясь ответа, крикнул. - Еды!
Немедленно отдернулся дверной занавес и вошли две женщины с подносами.
Олд Ган их представил, и они сели за стол.
- Моя старуха жена Сати. Моя дочь Норна. Садитесь, Ранни.
Женщины очень похожи, с белой кожей, прямыми спинами, сверкающими
черными глазами и черными же волосами, перевязанными сзади. "Старуха"
применительно к Сати было скорее привычным словом, чем точным эпитетом.
Несколько седых волос, несколько морщинок у рта и в уголках глаз - и все.
- Да, она хорошо выглядит, - сказал Олд Ган, заметив взгляд гостя и
догадавшись, о чем он думает. - Она мне жена и друг, а не рабыня и вьючное
животное. Другие, вы же знаете, дикие токи, они загоняют своих жен, пока
те не высохнут. Тогда они подпирают ими углы своих хижин и превращают их в
домашних божков и оракулов. У них легкая старость - "легкая" в здешнем
представлении, если они, конечно, доживают до таких лет. Но моя старушка
еще неплохо прыгает, и в ней хватает жара. Не так ли, старая?
- Ешьте, - спокойно сказала "старая".
- Еще нельзя, язычница. - Он прочитал короткую молитву. Затем разложил
еду. За тушеной рыбой и татаплантами они говорили о разных вещах. В теории
или в романе присутствие Олд Гана с его знаниями и техническим опытом
могло вызвать нечто вроде возрождения у диких токов. Но на самом деле
ничего подобного не произошло. Олд Ган вовсе не был миссионером по натуре,
как, впрочем, и все его современники. Но даже если бы он обладал
качествами миссионера, люди, среди которых он жил, остались бы
ограниченными и враждебными ко всему непривычному. Маленький солнечный
мотор в те редчайшие солнечные дни, которые выдавались в Южном Токленде,
выполнял лишь небольшие работы по дому. Обязанности старика, когда он
служил станционным оружейником, ограничивались простым ремонтом. Внезапное
изменение в отношениях, которое было вызвано его решением жить среди
"диких людей", было единственным, которое он внес; пожалуй, на большее он
был не способен.
Слабая традиция ремесла и социальной структуры выжила на юге, хотя
ограниченность ресурсов и постоянные войны и набеги забирали большую часть
людской энергии. Система кланов основывалась не только на кровном родстве,
но и на том количестве мушкетов, которое каждый "мистер" мог изготовить из
металлического лома, полученного в обмен на краснокрылку; количество
собранной краснокрылки в первую очередь зависело от того, сколько людей
могло быть оторвано от других жизненно необходимых работ - возделывания
земли, рыболовства и т.д. Древесный же уголь они с большим трудом делали
сами; нитрат или селитру так или иначе добывали, используя какие-то свои
отвратительные методы, но серу - третий необходимый ингредиент для
получения грубого черного пороха, которым стреляли их мушкеты, - они могли
получить только на Гильд-станции.
А запасы Гильд-станции ограничены, и цена высока.
- Но вы не думайте, - сказал сквомен, - что они смотрят на свои мушкеты
только как на оружие войны одного клана с другим. Когда отправляются за
краснокрылкой, они идут в полном вооружении, заключается перемирие, и все
фитили зажжены, и все глаза раскрыты - ждут рорков. Мало растений
встречается в этих холмах, поэтому им приходится отправляться в Роркленд.
И цена высока. Да... цена высока. Моя старая жена в прошлом году потеряла
двух братьев... Если бы у них было больше мушкетов для защиты, может быть,
ее братья были бы живы. Это постоянный источник горечи и недовольства, ибо
они отлично знают, что у них могло бы быть оружие, если бы станция
захотела. И они очень горды.
Настолько горды, что отказались получать изношенную одежду, которую
носят все прирученные токи; они сами делают себе из шкур и дубленой кожи
одежду.
- Знаете ли вы, что некоторые из них умеют читать?
- Нет, - ответил удивленный Ран. - Я этого не знал. Ни один прирученный
ток не умеет читать.
- Да... У них нет книг, но, приходя торговать, они покупают клочки
бумаги и записывают на них свою историю. Мне кажется это трогательным.
Читая эти грубые книги, Олд Ган узнал многое - включая подробности того
ужасного периода, воспоминание о котором до сих пор жгло токов, когда
долгие-долгие годы ни один корабль не приземлялся на Пиа-2 и предки
современных токов оказались одни, совершенно одни...
Голодали, боролись и умирали.
- Интересно, - сказал Ран после молчания, во время которого женщины
обменялись несколькими взглядами. - Вы знаете, прирученные токи...
Некоторым образом преклонялись предо мной. Потому что я пришел с их
прародины, со Старой Земли.
Олд Ган быстро сказал:
- Здесь будет совсем не так. Совсем наоборот - поэтому никогда не
упоминайте об этом, они возненавидят вас. Они проклинают старую Землю за
"долгое одиночество", которое здесь все разрушило. Эта Старая Земля
послала их... Старая Земля забыла о них. Некоторые даже говорят, что
токская лихорадка пришла оттуда. Сам я не знаю. Никогда не был там. Я с
Кальтера; впрочем я и не хочу на Землю.
Он осмотрел черные стены своего дома и свои жалкие пожитки, жену и
дочь, суровый ландшафт, открывающийся в незастекленном окне.
- Нет, - сказал он вновь, - я не хочу этого.
Он, если можно так выразиться, преломил с ними хлеб, и после этого Сати
начала разговаривать с ним, расспрашивать о его семье: живы ли его мать и
отец, есть ли у него братья и сестры и тому подобное. Когда позже лагерь
зашевелился и пришли к ним посетители, Сати занялась своими домашними
делами. Но Норна осталась, она сидела около него на скамье, шепотом
разговаривала с ним и указывала на наиболее значительных посетителей.
- Мистер Доминик... владеет шестью мушкетами и двадцатью копьями... да,
тот с длинной белой бородой; привел из своей страны хороших бойцов...
Никто не заботился об огне, и в усиливавшемся холоде Ломар почувствовал
тепло сидевшей рядом с ним девушки, в голове его начали мелькать различные
мысли и образы. Он отгонял их. Он не был уверен, каким будет отношение
местных жителей к подобным вещам, и не хотел оказаться связанным посреди
рядов краснокрылки: тогда ему пришлось бы на собственном опыте убедиться,
какую пищу предпочитают рорки.
Ее длинные волосы коснулись его уха, когда она вновь повернулась к
нему.
- А следующий, мистер Ханнит, владеет десятью мушкетами и двадцатью
семью копьями. Но он дал взаймы два или три мушкета мистеру Доминику два
года тому назад, из-за этого у них до сих пор нелады.
Раздался чей-то гневный голос.
- Это сын и наследник нашего мистера, Жан Малларди, - прошептала она. -
Он хочет сделать меня женщиной, но мне он не нравится.
Жан худой и чернобровый.
- Я знаю, - громко сказал он. - Мы все знаем это. Кто предпочитает
набеги земледелию и рыболовству? Флиндерс! Кто готов своим грязным ртом
разносить грязные сплетни и слухи? Флиндерс! Дьявол его забери, да!
Флиндерс нарушает перемирие, Флиндерс - это яйцо рорка. Когда я стану
мистером, я скажу ему все это. Но он вовсе не дурак, нет.
Несколько голосов кивнули в знак согласия, но остальные собравшиеся
выглядели сомневающимися; раздались еще голоса, говорили разом, перебивая
друг друга. Внезапно наступило угрюмое молчание. Олд Ган успокаивающим
тоном сказал несколько слов. Жан угрюмо проворчал что-то, не убежденный,
но все же сел на место.
- У меня гость, вот он сидит на скамье рядом с Норной, - сказал Олд
Ган. - Зовут его Ран Ломар, и мистеры гильдсмены извне послали его сюда
проверить, нельзя ли увеличить сбор краснокрылки.
Все глаза обратились к Ломару, который встал и сказал:
- Это поможет нам всем...
Вперед выступил мистер Доминик с большой белой бородой.
- Никогда мистеры Гильдии не помогали нам. Они покинули наших отцов на
съедение роркам, - пробормотал он. - Больше краснокрылки, говоришь? Ха!
Они делают из нее лекарство, но разве они дают нам это лекарство? Нет! Мы
все умрем тут от лихорадки...
Гул согласия пронесся над собравшимися.
- Дадут ли они нам больше ружей и материала для них? - спросил молодой
человек, еще безбородый; однако его сходство с широкобровым и крючконосым
лицом мистера Ханнита не оставляло сомнений в том, что это его сын; вновь
раздался гул одобрения.
Ломар тактично и осторожно начал говорить о возможных путях увеличения
продукции; если собиратели будут отсекать листья от стеблей прямо на
месте, их груз от этого станет намного легче...
Люди презрительно засмеялись.
- Мы знаем, что прирученные готовы вылизать весь Север, чтобы угодить
вам, - сказал молодой Ханнит. - Но мы не будем этого делать. Что еще ты
хочешь нам сказать, гильдсмен?
Ошеломленный, Ломар не знал, что же им сказать, и, пока он так стоял в
затруднении, они отвернулись от него. Рассерженный своей неспособностью и
их полнейшим равнодушием, так отличающимся от отношения прирученных токов,
он почувствовал, как краска бросилась ему в лицо. Пока они разговаривали
друг с другом, он отдернул дверной занавес и вышел наружу.
Лагерь - любое поселение диких токов называлось лагерем - стоял на
вершине холма; с него в промежутках между черными утесами на юге виден
океан, по которому медленно ползла черная точка - лодка.
Ветер влажный, холодный и становится все холоднее. По тропе внизу
прошли три женщины, сгибаясь под грузом дров; из одной хижины вышел
мальчик с несколькими рыбинами, насаженными на прут, и перенес их в другую
хижину. Большинство домов находились рядом, некоторые едва не касались
друг друга. Худые визжащие дети бегали по узеньким улочкам; один из
мальчиков увидел, что Ломар смотрит на него, плюнул в его направлении и
вытер рот изодранным рукавом. Дикие токи! Сумеет ли он сделать на этом
оборванном Юге то, что не сумел на тупом Севере? Казалось, нет. Он,
казалось, вообще не сможет ничего сделать.
Вскоре посетители вместе с хозяином вышли из дома Олд Гана и пошли по
продуваемой ветром улице к огороженному участку вокруг самого большого
здания лагеря - к дому мистера Малларди. Вскоре из трубы поднялся дым; как
бы ожидая этого сигнала, со свинцового неба полетели снежные хлопья, и тут
же задымили остальные дома; вскоре все небо было плотно столбами дыма.
То ли глядя на незнакомое зрелище, то ли желая наказать себя за
неумелость, то ли бросая вызов судьбе, Ломар все стоял, и стоял, и стоял.
У него было смутное намерение подождать до темноты, но вскоре вспомнил,
что день на Пиа-2 на шесть часов длиннее земного; тут же почувствовал,
какое огромное расстояние отделяет его от дома. Промокший, замерзший,
жалкий, он понуро направился к дому, из которого вышел.
Хозяин вернулся поздно. Он добавил свою сырую одежду к той, что
сушилась перед печью, и переоделся. Потом, не глядя на сидевшего в углу
Ломара, сказал:
- Вы думаете, что краснокрылка - это главная проблема?
- Что?
- Вы думаете, что главная проблема - как собрать побольше краснокрылки?
Ломар зевнул. Потянувшись, он спросил:
- А разве не так? - И тут до него дошло, что Олд Ган говорил новым,
каким-то встревоженным голосом. - А что?
Старик покачал головой. Садясь у огня, он сказал, как бы размышляя
вслух:
- Предположим, их удастся убедить. Я говорю, предположим... Что они
могут сделать? Снарядить экспедицию и отправиться вниз? Нет. Плохо. Вообще
плохо. Плохо, если получится, плохо, если не получится. Выбор из двух зол.
Что тогда? Оставаться здесь и ждать? Поддерживать силовые поля? Но как?
- Ган, о чем вы говорите?
Полено упало в очаг, вначале пламя было белым, потом постепенно
краснело и краснело. Морщинистое лицо Олд Гана освещали вспышки пламени.
- Но как долго? Рано или поздно они вынуждены будут остановить
генераторы. Нет, нет... С какой стороны я ни подхожу: нет. - Он резко
встал. - Ну, день уходит, день приходит, бог посылает воскресенья. И
каждый день нужно есть. Сати, Норна?
Он не повторил сказанного и ничего не объяснил.
- Рорки, - сказал он после ужина, беря в руки наконечник копья и
точильный камень. - Там, на Севере, ничего не знают о рорках. Мы их здесь
знаем. Знаем так же хорошо, как людей Флиндерса. Но... Они умеют
разговаривать. Я имею в виду не Флиндерсов, а рорков. О, смейтесь, если
хотите. Я тоже не верил, когда впервые приехал сюда. Но это правда.
Ран тихо сказал:
- Вы слишком долго находитесь здесь.
В глазах Норны вспыхнул гнев.
- А я говорю, что он тут не очень долго! Они умеют говорить! Люди
слышали! И, больше того, у них есть город...
- О, перестаньте! - полуизумленный, полувозмущенный, воскликнул он. - Я
знаю их немного. Я сам видел старые ленты о рорках. Откуда у них город?
Отец Норны медленно утвердительно кивнул:
- Разумеется, в это трудно поверить. Но люди слышали, как они
разговаривают. Никто не видел их город днем, но его огни видны ночью с
одного места, называемого Тигги Хилл, далеко в Роркленде. Люди редко
забираются туда, лишь иногда, собирая краснокрылку; если они
задерживаются, то устраивают лагерь на этом холме и всю ночь жгут костры и
дежурят, можете быть уверены, очень внимательно. И в такие вот ночи бывают
видны освещенные окна и улицы большого города... Это место называют
долиной огней. Но если там живут не рорки, то кто же? Люди? Такой большой
город нуждается в огромных полях для прокормления и должен иметь большое
население. Мы же не видели никаких признаков этого. Нет, не нужно
недооценивать рорков, Ранни.
Ночью, после долгого напрасного ожидания, которое он сам признал
глупым, что Норна придет к нему, Ломар уснул на жесткой узкой койке. Во
сне он увидел внизу огромного серовато-коричневого рорка; его маска
сверкала, и он говорил хриплым, ревущим голосом. И вот что он говорил:
- _Спускайся... Спускайся... Убью... Убью..._
- Они исключены, - сказал Олд Ган, беря мушкет и протягивая Ломару
второй.
- Что это значит? - спросил Ломар, беря мушкет и с любопытством
разглядывая его.
- Я сделал их сам, и они не входят в список старого мистера. Я хочу
сказать, что они исключены из войн. Это только охотничье оружие, и я
поклялся кровью, что они ни в коем случае не будут нацелены на человека. Я
сделал это перед всеми кланами на последнем совете несколько лет назад, и
все знают об этом. Это значит, я в любое время могу идти с ними куда
угодно, и никто не подумает, что я иду убивать, так что я в безопасности.
Но в то же время это означает, что если кто-то нападет на меня и нацелит
мушкет, и зажжет фитиль, я буду перед ним все равно что безоружный. Я не
могу использовать эти мушкеты даже для самозащиты. Они исключены.
Запальный фитиль из трута и древесной губки и горел плохо. Олд Ган
сказал, что мог бы сделать получше, но предпочел не нарушать традицию. К
тому же он не хотел совершенствовать искусство войны, и так уж слишком
распространенное среди диких токов. Всегда ночью можно определить, где
стоит враг, ибо он вынужден поджигать фитиль и следить, чтобы тот не
погас, а уж искры сыплются во все стороны.
- Не говоря уже о запахе, - сухо добавил он.
- Я сам делаю и порох, - продолжал он, - но когда они просят меня
сделать его для них, я говорю, что он достаточно силен для охотничьего
выстрела, но не может убить человека.
Пороховой "рог" (на самом деле это была деревянная бутылка) и патронташ
обычного рисунка и формы, сделанные ремесленниками клана. На патронташе
нарисован рип и грубо, но различимо слово "кусаюсь"; на роге фигура рорка
и надпись "предупреждаю".
Две длинные ножки выступали из массивного корпуса мушкета, чтобы
поддерживать его, когда мушкетер зажигает фитиль и целится; иначе ему
потребовалось бы три руки.
С архаичным оружием на плече, с пороховым рогом и патронташем у пояса,
Ломар чувствовал себя героем какой-то древней драмы, например, "Первые
люди на Марсе" или "Месть Клеопатры".
- Полагалось бы для полноты набедренную повязку, - сказал он, улыбаясь,
- если бы не так холодно.
Олд Ган, однако, не улыбнулся в ответ и повторил правила безопасности,
о которых он говорил раньше. В конце концов он согласился, что они могут
выступать.
- За какой же дичью мы идем? - поинтересовался Л Они спускались по
склону холма, удаляясь от моря; лагерь за ними скрылся из виду за скалами.
Снег почти полностью растаял, и снова преобладающим цветом стал черный -
влажные листья под ногами, черный - стволы обнаженных деревьев, черный -
мох, растущий на стволах и на черных скалах.
- Что найдем. Прыгунов, ползунов по деревьям, может быть, диких свиней
- все они годятся в еду, хотя вряд ли ваше небо, привыкшее к станционной
пище, обрадуется им. Может быть, дневные летучие мыши. Рипы - сам я
никогда не ем рипов, но многие здесь едят, и, поверьте мне, они рады
этому... Рорки? - Он произнес слово, которое все время витало в воздухе. -
Не сейчас, в холодное время. Они не полностью впадают в спячку, лишь
частично. Медленные, неповоротливые, слабые... Я знаю, что иногда молодые
парни отправляются в холодное время туда и притаскивают молодого рорка.
Совсем молодого, но как бьют они при этом себя в грудь, будто совершили
великий подвиг.
Прирученные токи верят, что когти рорка - амулеты. И прирученные и
дикие считают, что что их вареные пальцы пригодны для... прирученные
называют это любовью, а дикие, которые гораздо откровеннее, - течкой.
Иногда эти создания притаскивают сюда не совсем умершими; их режут
живьем... пытают... я не могу смотреть на это...
Местность стала более ровной, деревья вокруг больше. Все вокруг было
усеяно орехами, несъедобными для людей, а древесные существа, питающиеся
ими, спускались на землю для сбора.
- Это свора бандитов, ваши друзья по клану, - сказал Л
Олд Ган кивнул, пожал плечами.
- Обстоятельства сделали их такими. Вы не знаете их настоящей жизни и
не можете составить себе представление о ней по моему дому. Я живу как
король. Сам старый мистер не ест лучше и не спит мягче и теплее, чем я.
Можете себе представить, как они живут. А клан Малларди один из самых
богатых. Каждый кусок пищи приходится выбивать из тощей скалистой земли
или из моря... а море здесь совсем не кишит рыбой. Думаю, что добрая
половина из них ни разу в жизни не была сытой. Подумайте, как было здесь
раньше, до того, как они адаптировались, акклиматизировались... когда
краснокрылка снова стала лишь растением и потеряла всякую рыночную
стоимость, потому что не стало рынка. Пустое небо над их головами и лишь
грязь под ногами. Ожидание, ожидание, ожидание, но помощь так и не пришла.
Добродетель должна была умереть. Приходилось и собак есть, коренья,
свиней... друг друга наконец - или умереть.
- Поэтому они дерутся как собаки и роются в земле как свиньи. И вы
видели их детей.
Ломар кивнул. Воздух внезапно стал холоднее. Он вздрогнул.
- И поэтому они нас ненавидят, - сказал он тихо.
- Вы не можете себе представить, как же они вас ненавидят. _Вас_,
сказал я; нет, _нас_. О, Флиндерс ненавидит меня. Но он ненавидит всех.
Это предельно дикий человек, этот мистер Флиндерс. Но остальные приняли
меня. Меня даже пригласили присоединиться к их походу на С
Ломар взглянул на фитиль, не будучи уверен, тлеет ли он, потряс его
так, что полетели искры. Он пытался представить в уме карту территории
кланов по тем клочкам информации, которые у него были. Ханнит, и Хаггарт,
и Грейли, Доминик, Ниммаи, Бойлстон, Овелли... Он перебирал имена и не
смог сообразить.
- На Север? А чей же лагерь лежит на Севере? - спросил он.
Олд Ган медленно выдохнул воздух и смотрел, как дыхание превращается в
пар в холодном воздухе.
- Ваш, - наконец ответил он. - Станция.
Они возвращались, добыв трех ползунов и двух прыгунов. Внутренности
отдали тощей, оборванной собаке, появившейся как будто из ничего.
Ломар, наверное, в сотый раз спрашивал:
- Но ведь это не может быть серьезно?
Его хозяин пожал плечами.
- На ваш взгляд, возможно... - пробормотал он.
- Нет... я хочу сказать, что они не могут серьезно надеяться... нет!
Это безумие!
Олд Ган вздохнул и повесил голову.
- Конечно, безумие. Но разве вся эта война не безумие? Все дикие люди
немного безумны, а некоторые из них, например, Флорус Флиндерс, совсем
безумны. Не так давно он и Хаггарт напали на лагерь Ниммаи. Нападение
отбили. Но потом он напал на лагерь Овелли, а против Овелли у него ничего
не было. В чем же причина набега? Он был голоден. У Овелли была пища, а у
Флиндерса не было. Я хочу то, что есть у тебя. Разве это не разновидность
безумия?
Недовольство Гильдией у диких токов сильное, глубокое и древнее.
Гильдия не делала ничего, чтобы усилить это недовольство, но оно нашло
свой фокус во Флиндерсе. Гильдия богата, они бедны. Как стала Гильдия
богатой? Покупая краснокрылку дешево и продавая ее дорого. Следовательно,
богатства Гильдии по справедливости принадлежат токам. У Гильд-станции
есть пища, есть одежда. Почему же они должны ходить раздетыми, разутыми и
голодными? У Станции есть оружие.
_У нее есть ружья_.
- Но... но... послушайте. Они думают об этом оружии, как о добыче, как
о награбленном. Но неужели они не понимают, что оно может быть
использовано против них?
Ран Ломар, сказал Олд Ган, рассуждает разумно. Но он успел, вероятно
заметить, что люди далеко не всегда поступают рационально. Разве смог
Ломар, со всеми его разумными аргументами, убедить хоть одного из
гильдсменов? Нет, не смог. А если уж обученных, цивилизованных,
воспитанных людей нельзя убедить логикой и разумом, то чего можно ожидать
от тех, поколения которых балансировали на грани варварства? Не учась
ничему, не идя никуда... их мозг тупел под воздействием голода и холода;
их гордость настолько извращена, что едва ли заслуживает этого названия.
Одинокая дневная летучая мышь пронеслась по небу. Быстро, автоматически
Олд Ган взглянул на нее, и пальцы его нащупали курок. Но вот он опустил
голову, пальцы замерли. Неровный полет делал летучую мышь плохой целью.
Печальный крик летучей мыши все удалялся и наконец совсем замолк.
- Вы слышали или читали о телескопе? Это архаичное увеличивающее
устройство! Если вы смотрите через правильный конец - только он
приспособлен к глазу, - тогда действительно маленькие предметы кажутся
большими. Но если вы посмотрите через противоположный конец, тогда даже
большие предметы кажутся маленькими... Так вот, вы и дикие люди смотрите
через противоположные концы. Вам ситуация видится так: горстка токов
против всей галактики. Но они видят тысячи токов против горстки
гильдсменов. Ах... разве они осознают количество и силу миров извне? Нет.
Не осознают. Да и как они могут? Никто из них не был там. Они видели
только станцию. Каждые пять лет приходит один единственный корабль. Вы
можете говорить им, пока у вас не станут болеть зубы, как делал и я, как
говорил и я. Бесполезно. Теоретически они могут признать, что существуют
несколько, очень немного, других миров, кроме их собственного и Старой
Земли.
Но их нельзя убедить, что они более населены, чем их собственный
Ку-корабль вовсе не военный корабль, и они это отлично знают. Они считают
его прибытие чем-то вроде закона природы: он не может быть чаще, чем раз в
пять лет, как солнце не может взойти или сесть раньше положенного времени.
И они рассуждают: допустим, мы нападем на Станцию. Захватим ее. Придет
Ку-корабль. Захватим и его. Даже если это и не удастся, пройдут годы,
прежде чем он вернется снова. До того времени они неуязвимы. К тому же,
разве они не контролируют всю добычу краснокрылки во вселенной? Гильдии
придется пойти на уступки... Вот как это выглядит.
Они продолжали идти в молчании. Тысячи мыслей мелькали в мозгу Ломара.
Должен ли он немедленно уйти и предупредить Станцию о нападении? Нет,
невозможно, катер вернется через много недель. Внезапное нападение может
увенчаться успехом. Вдруг он болезненно осознал, что у нападающих весьма
большие шансы на успех. И даже если он вовремя доберется до Станции, разве
ему поверят? Он знал, что и за миллион лет не сможет убедить их в том, что
такая опасность существует. Что же тогда? Спастись самому? Взять Линдел и,
возможно, нескольких прирученных токов, построить плот (его прежние
фантазии теперь возвращались), попытаться достичь другого континента или
острова?
Допустим, это удастся - что тогда? Жить, как первые поколения предков
токов, с перспективой, что их дети испытают то же вырождение?
Мысли приходили и уходили, а ветер становился холодней.
- Когда... - голос его был хриплым и тихим, и ему пришлось
прокашляться, чтобы прочистить горло, - когда они собираются напасть?
- О, - равнодушно сказал Олд Ган, - у них нет четкого плана. Еще нет.
Пока только разговоры... но они становятся все громче. - Он остановился,
нахмурился; потряс головой. - Известно, что это идея Флиндерса. Никто не
любит Флиндерса. Никто ему не верит. - Он вновь остановился, замолчал и
нахмурился.
- Готов поклясться, - пробормотал он, - я слышал голос Флиндерса...
стойте спокойно - резко сказал он. Ломар, который ничего не сказал,
продолжал молчать. Они стояли неподвижно, прислушиваясь. Вначале Ломар
ничего не слышал, кроме тихих шлепков вновь пошедших хлопьев снега. Потом
ветер изменил направление. Тогда он услышал голоса. Он не мог сказать,
сколько их, но ветер, все время менявшийся, то усиливающийся, то
ослабевающий, доносил один голос все громче, громче, громче.
- Это Флиндерс. Что он... Ранни! Помните, мушкеты исключены! Не
заряжайте, не прицеливайтесь, иначе нам не выжить.
Прежде чем Ран успел ответить, он увидел группу людей, выходящих из
леса перед ними. И в тот же момент люди увидели их. Несколько людей
Флиндерса тут же упали на одно колено и направили на них свои мушкеты.
- Целься! - сказал Флиндерс, его заросшее щетиной лицо исказилось
неприятной усмешкой.
- Мы знаем, - ответил Олд Ган. - Ты знаешь меня, ми Я не строю
ловушек.
Вождь клана поднял верхнюю губу.
- Говорит, что не строит ловушек. Только попробуй, и мы продырявим тебя
пулями. Если ты не боишься пуль... - на лице его отразились радость и
торжество, - тогда ты не должен бояться и нас. - Его люди фыркнули. -
Стрип! Быстрее! Быстрее!
Сын Флиндерса, темноволосая копия своего поседевшего отца, выступил
вперед. И с ним, со связанными руками и сцепленными ногами, была Норна.
Олд Ган со стоном прошептал:
- Сати? Она... твоя мать?.. Дитя?..
Все произошло внезапно. Он протянул к ней руки, забыв о лежавшем на
плече мушкете. Тот соскользнул, и Олд Ган подхватил его. Рявкнули два
ружья, Норна закричала, Ломар тоже, закричали и люди Флиндерса, а Олд Ган
сделал шаг вперед и упал.
Флиндерс отчаянно ругался.
- Пропал выкуп! - кричал он. - Эй, вы, все яйца рорков! Для чего он нам
мертвый? - Он бил своих мушкетеров, а те с криком разбегались. Норна с
плачем, несмотря на кандалы, побежала было вперед, но была остановлена
Стрипом. А Ломар, не веря своим глазам, притронулся к окровавленному телу
своего хозяина. Но мистер Флиндерс был прав. Олд Ган
Очевидно, Флиндерс решил все же, что и тело старика на что-нибудь
сгодится, ибо его понесли. Вначале ниточка крови на снегу была
непрерывной. Но тело становилось все холоднее, холоднее, кровь свернулась.
Норна плакала; а Ломар, связанный, уныло плелся за ней.
Справа и слева от них шли цепочки мушкетеров, и их дыхание становилось
белым паром в холодном воздухе.
Постепенно лицо мистера Флиндерса начало приобретать свой нормальный
цвет - пурпурно-красные щеки, желтые круги вокруг глаз, серая краска
вокруг носа, свисающая нижняя губа свинцово-синяя. Он потирал щетину на
лице с видом крайнего удовлетворения.
- Неплохой день, а, Стрип? - сказал он.
- Да, отец. Целых два мушкета! - поддакнул его сын.
- Писун, - кратко сказал отец, маша волосатой рукой. - Мы получили
больше. Смотри... - он начал перечислять. - Вот эта хорошенькая писунья...
- он указал он на Норну, добавив предупреждение: - Никто не должен
проткнуть ее, слышите? Жан Малларди заплатит мне три мушкета, не считая
копий, мотыг, пороха, пуль... мм... и еды тоже! - за нее. Поэтому ни одно
грязное яйцо рорка не должно воткнуться в нее. Вы слышите? Жан желает
получить ее целой. Это первое. А что второе? Второе - этот старик. Старуха
Сати отдаст все, что есть в ее доме, за мужа, иначе мы скормим его роркам.
Сейчас холодно, и он продержится до того времени. Это второе. А что третье
у нас? Стрип, что третье, скажи?
Стрип разинул рот, не в силах сообразить, что же третье.
- Эх ты, помет прыгуна! - отец сплюнул в отвращении. - Для чего тебе
голова? Варить в ней мясо? Третье - это гильдсмен. О, какой выкуп мы за
него получим. Назовите! Назовите! Люди...
Все клансмены начали выкрикивать:
- Ружья!
- Пули!
- Серу!
- Металл!
- Гильдские ружья!
- Еду!
Мистер Флиндерс кивал, улыбался, и его крошечные пронзительные глазки
почти утонули в пятнах желтой кожи, он улыбался и кивал.
- Все это, - сказал он, сплюнул и добавил. - Все это и еще многое.
Его вассалы не могли представить себе такое.
- Еще многое? - восклицали они, изумленные.
Их господин вновь кивнул, потер руки и почесал под мышками.
- Сообразите. Сколько раз нам удавалось потребовать выкуп за
гильдсмена? Они себя высоко ценят! А что они думают о нас? А? Писуны и
грязнули. Они мягкие, мягче, чем слабое место женщины. Надави, и они
расплачутся. Ну, что ж, яйца рорков надавят. И они будут платить. О... -
голос его стал низким и угрюмым, - о, как они будут платить!..
Ломар, морщась от боли, которую испытывал в крепко связанных руках,
сомневался, стоит ли его свобода так много. Многие на Станции, несомненно,
будут рады его концу. Но ему казалось, что командир Станции Тан Карло Харб
относится к нему неплохо. И другие, например, отец Линдел, расположены к
нему. Разумеется не было прецедента, чтобы Станция выкупала гильдсмена,
похищенного дикими токами. Это не может происходить часто. Но если за него
не заплатят (он заставил себя не думать, что сделают с ним похитители,
если Гильд-станция не заплатит выкуп), это может обернуться против них
самих.
Однако сейчас он ничего не мог сделать.
Была уже ночь, когда они остановились... Убежищем им служила пещера в
постоянно поднимающихся холмах. В пещере, ожидая их, приветственно горел
ко И здесь были еще вооруженные клансмены и пища. Немного пищи, но
мистер Флиндерс проследил, чтобы пленники получили свою часть.
- Его нельзя раздевать, ее тоже, - предупредил вождь. - Ее потому, что
сын Малларди хочет ее целой. А я хочу, чтобы он был на нашей стороне,
слышите! Старый мистер скоро умрет. Жан получит все его ружья. А это
гильдское яйцо тоже не должно быть раздето. Я не хочу, чтобы он заболел и
Его заботливость простерлась до того, что он проследил, чтобы путы с
пленников были сняты. Он посоветовал им растереть запястья и лодыжки,
чтобы восстановить кровообращение, и отогнал двух человек от костра, чтобы
освободить им место. Стражи расположились в узком проходе между холодным
темным наружным выходом и большой главной пещерой. Во тьме не было видно
потолка пещеры. Время от времени кто-нибудь вставал или просто откатывался
в сторону, с шумом облегчался и тут же засыпал... обычно еще более шумно.
Наконец мистер Флиндерс рыгнул, следуя обычаю клансменов, и сам
приготовился отдыхать.
- Не пытайтесь убежать, - сказал он Рану и Норне. - Спите.
И в следующую минуту его храп присоединился к общему хору. Последнее,
что видел Ран, засыпая, была Норна, сидевшая, обхватив колени руками,
волосы свисали по обе стороны ее залитого слезами лица; она смотрела в
гаснущий огонь.
Огонь утром быстро разожгли вновь. Пили растопленный снег из грязного
котла, а пищей служила горсть сушеного... чего-то. Ран не осмеливался
задумываться, что это. Если эта пища и имела какой-то вкус, то только
отвратительный. Клансмены, как обычно, опорожнились, и Рану на этот раз
пришлось присоединиться к ним; он повернулся к ним спиной и был
единственным, кто поступил так. Их снова связали, и снова все двинулись в
путь.
Башмаки у него крепкие, а ноги - сильные, но даже во время своего
путешествие с Рэнго (Рэнго! Что будут делать прирученные токи и что
сделают с ними, если произойдет нападение на Станцию?) он не был вынужден
столько ходить. Двойная линия клансменов не обращала внимания на его
спотыкания. Один человек с каждой стороны хватал его за руки - вскоре руки
его превратились в сплошные синяки - и тащил. Норна шла за ним шаг в шаг,
глаза ее редко отрывались от тела отца, которое тащили на грубых носилках.
Ломар утратил представление о времени. Вновь и вновь виднелась Пиа Сол
- тусклый красный диск на жемчужно-сером, сизо-сером, свинцово-сером небе;
вновь и вновь он исчезал, и начинал идти снег. Ломар не знал, далеко ли
они ушли. Гул голосов заставил его поднять голову.
Один из стражников ткнул его в ребра тупым концом копья и копьем же
указал вперед и влево. Большая груда булыжников находилась у тропы.
- Что это? - тупо спросил он, ощущая во рту распухший язык и обжигающе
холодный воздух в легких.
- Знак, - сказал копьеносец. - Начинается страна Флиндерса... Вот этот
напомнит, если забудешь.
Глаза Ломара наткнулись на бело-желтое пятно с тремя отверстиями.
Внезапно в голове его прояснилось, и он понял, что он видит: это
человеческий череп без нижней челюсти, укрепленный на вершине межевого
знака и прикрытый снегом.
Время от времени по сторонам тропы видны ровные площадки, с которых
ветер сдул весь снег. На таких крошечных полях народ Флиндерса добывал
свою скудную пищу... когда не вырывал ее у другого клана изо рта. Двойная
цепь стала единой, скользя между скалами на вершину холма. Оттуда стало
видно что-то, вызвавшее гул удовлетворения клансменов. Даже Ломар, подняв
голову, сказал:
- Ох!
Масса черных обнаженных скал, разбитых, расколотых, поднималась вверх с
поверхности. Все вверх, и вверх, и вверх...
Но это не гора.
- Утес Флиндерса, - сказал копьеносец. Он улыбался, гримасничая. Потом
сказал. - Дома.
Ран не видел лагерь снизу и даже не знал, что они к нему приближаются,
пока они не оказались рядом. Внезапно перед ними уже не было скалы, только
небо. Ничего, кроме неба! Еще один поворот, спуск и из крепости навстречу
им выбежали женщины.
Вначале встречали молча. Когда Флиндерс сказал: "Все живы", - женщины
заговорили и задвигались, и даже древняя мать вождя, размахивая тощими
руками и поднимая когтистые ноги, исполнила несколько па смертельной
пародии на то, что было когда-то. Бог знает, сколько лет тому назад! -
танцем. Но радость была короткой, воздух холодным и после нескольких
формальных и ритуальных упражнений клансменам было разрешено заняться
своими делами. Ломар по хриплым игривым замечаниям понял, что эти дела
заключались в получении короткого грубого удовольствия от жен, после чего
клансмены сидели у костров и говорили, и почесывались, и мечтали о пище и
добыче.
Победитель, вождь на своей территории, мистер Флиндерс был склонен
вспомнить об остатках вежливости, которых требовал обычай. Пленники -
здесь не было специальной тюрьмы - его гости. Руки и ноги их свободны.
Вход в лагерь охраняется... и, кроме того, куда в этой дикой, скалистой и
снежной местности они бы пошли? Дочери и младшему сыну вождя было
приказано присматривать за ними. Норне была предложена сомнительная честь
разделить, всю в рваных тряпках, постель со старой матерью вождя, а для
Ломара не очень далеко от огня бросили на пол шкуру.
- Мне очень жаль, - сказал он Норне, как только они на мгновение
оказались одни и вокруг не было толпы клансменов, которые приходили в дом
взглянуть на пленников и упиться мыслью о своей доле от выкупа.
Она склонила голову, потом взглянула на него.
- Его положили в пороховом складе, - сказала она. - Там сухо... они
сказали, что не могут дать ему другого приюта... но я думаю, что он в нем
и не нуждается.
Он кивнул и пробормотал что-то о любви ее отца к дикой стране и о его
желании быть похороненным в ней, и она снова заплакала. Потом снова
послышался топот ног и гул голосов, она отвернулась, и когда он в
следующий раз взглянул на нее, она была гордой и спокойной.
Мистер Флиндерс занялся составлением требования о выкупе. То, что было
обращено к Жану Малларди и Сати, требовало меньше усилий: парламентеров из
клана ждали со дня на день. Но как отправить на Гильд-станцию послание? И
что в нем сообщить? Искусство письма было тайной, которой никогда не
касался мистер Флиндерс, но у него был один человек, который пользовался
известностью как умеющий читать и писать. То ли он владел этим искусством
в ранней юности и, лишенный практики, подзабыл свои канцелярские умения,
то ли не хотел тратить свой талант, - во всяком случае он долго не
приходил, а когда появился, господин громко изругал его.
Мудрец повесил голову, пожал плечами и вытер нос изодранным рукавом. В
конце концов буря улеглась, ему позволили сесть за стол, с которого слегка
стерли грязь и Он расстелил несколько кусков желтоватой грязной
бумаги, плюнул в глиняный обломок, который служил чернильницей, подрезал
тростниковое перо, оперся локтями, и лицо его выразило готовность к делу.
Дело, однако, не удалось завершить за один в Очевидно, мистер
боялся запросить и слишком много, и слишком мало. В конце концов он
объявил (и был поддержан своими последователями, которые окружали
несчастного писца, медленно выводившего букву за буквой), что он должен
еще подумать.
Он думал несколько дней, во время которых Ран и Норна вместе или
поодиночке бродили, где им вздумается, по грязному лагерю. Его стены были
в плохом состоянии, но никто не беспокоился об этом, ибо Утес сам по себе
был непреодолимой стеной. Ломар с некоторым удивлением заметил, что стражи
больше озабочены сохранением девственности Норны, чем возможностью их
побега.
Первая мысль, которая возникла в его мозгу на третью или четвертую
ночь, когда он, проснувшись, обнаружил ее руку у себя на рту, а ее волосы
у себя на лице, была о том, что она решила покончить с этой
девственностью. Но эта уверенность долго не продержалась. Слабый, тусклый
свет от огня в очаге в середине комнаты объяснил ему не слишком много. Но
вполне достаточно, чтобы увидеть, что Тиг Флиндерс, младший сын вождя,
оставил свой пост, захватив с собой свою спальную шкуру. Ломар вспомнил
обрывки сопровождаемых грубым смехом сплетен: у парня любовное
приключение, и он решил, что присутствие Ломара не должно ему мешать. Что
касается его сестры, то громогласный храп показывал, что ни ее обязанности
охранника, ни особая перегородка не помешали ей крепко уснуть.
Ломар встал со своей шкуры - Норна жестом показала, чтобы он взял ее с
собой, как она захватила свою, - и рука в руке они на цыпочках вышли из
комнаты. Перед дверью задержались: она громко скрипела, когда ее
открывали. Это, однако, не ускользнуло от внимания девушки. Она взяла со
стола, проходя мимо него, лампу, заправленную рыбьим жиром, и вылила ее
содержимое на дверные петли; они подождали одну-две минуты, пока зловонная
жидкость впитается... потом подняли тяжелый брус, закрывавший дверь, и
тихо скользнули в ночь.
Конечно, на Старой Земле были места - тысячи и тысячи квадратных
километров, - где Ломар видел более низкую температуру и более глубокий
снег, чем где бы то ни было в Южном Токленде. Но там он был тепло одет
(одежда с подогревом). К тому же он был там не один, а в компании,
собравшейся для развлечения - катания на лыжах, бобслея, иногда просто для
игры в снежки.
Никогда он не чувствовал такой холод, как сейчас, спускаясь с утеса по
узкой тропе, покрытой снегом. У него ничего не было, кроме обычной одежды
и спальной шкуры. Темно, даже не сверкают звезды: их закрывали облака; они
шли тихо, опасаясь, что их побег может быть обнаружен в любую минуту.
Они одни. И на этот раз путешествие совсем не было развлечением.
Перед самым рассветом они достигли подножья Утеса. Впоследствии,
вспоминая, Ран не был уверен, действительно ли он услышал что-то или
оглядывался просто инстинктивно. Ему казалось, что раздался слабый звук...
но это могло быть созданием его собственного мозга. Он не был даже уверен
в том, что видит - если он видел что-нибудь, ибо Норна ничего не слышала и
не видела. Но немного спустя он удивился, что слышит какой-то слабый звук
и видит далекий свет.
Этот огонек мог быть зажигаемым фитилем мушкета.
Но это могло быть и воображением или следствием того напряжения
сетчатки, с которым он вглядывался в опасную темноту.
Норна, когда рассвело, сказала, что не следует бежать, пока они не
отыщут плоскую или хотя бы немного более мягкую поверхность, если
возможно, свободную от снега. В этих скалах любой поспешный шаг может
стать роковым... как долго он сможет нести ее или она - его? Возможно, что
вторичное пленение в таком случае покажется им счастьем. Он оценил ее
здравый смысл и двинулся дальше более осторожным, менее быстрым и
утомительным шагом.
Именно Норна позаботилась о провизии, украв ее из скудной кладовой
мистера; она же захватила и горячие угли в обмазанном глиной и покрытом
мхом сосуде (время от времени она подкармливала огонь сухими ветками,
которые они подбирали на пути); именно Норна указывала на ветки
кустарников, которые горят без дыма: они не могли останавливаться и
разводить костер, но сосуд, передаваемый из рук в руки, согревал их
пальцы. Ломар понял, что в одиночку у него не было бы никаких шансов на
благополучный побег. Это напомнило ему, что нужно обсудить дальнейшие
планы.
- Мы попытаемся достичь берега? - спросил он.
Она покачала головой.
- Туда нет дороги...
Рано или поздно непроходимые скалы вынудят их повернуть назад. У них
нет легкого пути. Ближайшие земли принадлежат Хаггарту, но Хаггарт -
открытый союзник самого Флиндерса, участвовал в его последнем набеге; им
нельзя попадаться на глаза ему или его людям. Но если они пересекут
ненаселенный угол его территории, то очутятся на земле Овелли, а
поблизости будет и страна Ниммаи. И тот и другой мистер им предоставит
безопасное убежище или поможет добраться, куда они захотят.
- Ни тот, ни другой не любят Флиндерса.
Так она рассуждала, и рассуждала хорошо. Но, очевидно, Флиндерс тоже
рассуждал неплохо, ибо в середине утра она неожиданно вскрикнула. Прежде,
чем он смог что-нибудь сказать, она схватила его за руку и потащила под
укрытие деревьев, из-за которых они только что вышли. Отсюда, недоступные
для наблюдения, они смотрели на хребет, который им предстояло пересечь.
Линия маленьких черных фигур пересекала его пологий склон.
- Флиндерс... - выдохнул Л
- Может быть. А может, Хаггарт. Если это Хаггарт, то Флиндерс
предупредил его. Но я думаю, что это скорее всего Флиндерс: если бы он
просил Хаггарта о помощи, ему пришлось бы делиться выкупом. А Флиндерс
этого не хочет.
Рука его потянулась за биноклем и ничего не нашла. Приказ не раздевать
его сохранил и бинокль, но перед сном он положил его в нишу в стене. Там
он теперь и находился, если его еще не нашли.
_Если его не нашли!_ Ибо если Тиг обнаружил прибор, если кто-либо из
них знает, как он работает, тогда положение Ломара и Норны хуже, чем они
думают. Он сказал ей об этом. Она лишь вздохнула.
- Будем надеяться, что его не нашли или не сумеют использовать. Но
пренебрегать этим не следует. Придется прятаться за деревьями и идти сюда,
хотя бы... - голос ее дрогнул, и впервые он заметил что-то... страх?.. не
совсем... усталость?.. нет... Отчаяние.
- Норна? Хотя бы... Скажи мне.
Она посмотрела прямо ему в глаза и сказала:
- Хотя бы дорога привела нас с Роркленд.
Невольно он воскликнул "Ох!". Он сказал себе, что это холод заставил
его задрожать. Он повторял себе, что старые записи заслуживают большего
доверия, чем современные легенды, что персонал Станции слишком равнодушен,
а прирученные и дикие токи слишком невежественны, чтобы им можно было
доверять. И, однако, снова и снова из глубины души раздавалось "Ох!"
Он снова вздрогнул.
Норна сказала:
- Счастье, что сейчас холодное время. Рорки меняют шкуру.
- Да, я знаю, - ответил он, растирая руки, чтобы согреть их. Счастье.
Все согласны, что в холодное время рорки делаются неповоротливыми и не
опасными... Разве даже прирученные токи, чей скудный словарь не включает
слово "храбрость", разве даже они не посещают Роркленд в холодное время?
Да, они приходят туда. Конечно.
Но они это делают с оружием, часто даже в сопровождении вооруженных
гильдсменов... Они никогда не ходят в одиночку или хотя бы парами...
Нет...
Бесполезно убеждать себя, что он не боится. Рорки слишком отличаются от
людей, ободряющие доклады составлены слишком давно, чтобы он не боялся. Он
повернулся к ней, чтобы сказать, что им лучше вернуться. И она, глядя
прямо на него, сказала:
- Я не боюсь, потому что вы со мной.
Его раскрытый рот тут же закрылся. Тан Карло Харб по определенным
причинам, конечно, дал бы кое-что для освобождения своего работника -
конечно, не столько, сколько затребует Флиндерс, но на Станции найдется
достаточно металлического лома для пары мушкетов и изношенная одежда,
которую на этот раз не отдадут любимым слугам из прирученных токов, и,
может быть, вышедшая из моды мебель... И Флиндерс за все это вернет Ломара
(ранг три, но временный ранг семь) с целой головой и целыми половыми
органами. Вряд ли он осмелиться поступить иначе.
А как же Норна? Командир Станции не интересуется женщинами. Они считают
ее током, черт побери, - так сказал ее отец, теперь холодный и неподвижно
лежащий в пороховом складе мистера Флиндерса. Несмотря на свои рассуждения
о свежей крови, Тан Карло Харб ничего не даст за нее. Тем более, если
узнает, что сын и наследник мистера Малларди отдал за нее выкуп.
- Тебе не нравится Жан? - спросил Л
Ее лицо слегка искривилось. Вероятно, она поняла о чем он подумал.
- Он всегда хотел меня, - тихо ответила она. - Пока был жив отец, я
могла отвечать "нет". Но он с радостью заплатит за меня выкуп. И тогда
возьмет меня...
Она не добавила ни слова для уточнения, но лицо ее ясно выразило, что
она чувствовала.
- Нет, не возьмет, - сказал Ран. Он взял ее холодные-холодные руки в
свои. - Мы углубимся в Роркленд, а потом повернем и выйдем к какой-нибудь
дружественной территории. Идем. - Она не двигалась. - Идем, - повторил он,
потянув за руку, - нужно идти.
Он повернулся, чтобы взглянуть сквозь укрывшие их деревья. Заметили ли
их? И подозревают ли об их присутствии?
Но последние фигурки длинной линии исчезали на вершине хребта.
Очевидно, преследователи потеряли их след.
Однако потеряли ненадолго. После полудня, взобравшись на лесистый холм,
они несколько минут отдыхали под большим, поросшим мхом деревом. Норна
сказала, что яма между массивными корнями позволяет разжечь костер,
который нельзя будет заметить издали. Ломар взобрался на дерево, а Норна
начала разжигать ко Но внезапный свист сверху прервал ее
приготовления. Она поднялась к Рану, и тот указал на что-то.
Вначале она ничего не увидела; потом, следя за его рукой, разглядела
черную точку, пересекавшую отдаленную поляну. Его рука двигалась,
указывала, двигалась, указывала...
...указывала. И везде указательный палец упирался еще в одну черную
точку. Эти точки двигались вперед одной линией. Это могли быть только
люди. А люди могли искать только... их.
Спустившись с дерева, они позволили себе с минуту погреть руки у
разгоревшегося костра. Потом забросали его снегом и пошли дальше.
Преследователи двигались по диагонали. Невозможно сказать, как длинна их
линия, потому что местность слишком неровная и лесистая. Ясно лишь, что
привлечено больше людей, чем мог дать один Флиндерс или один Хаггарт.
Все, что знали Ран и Норна, говорило, что если они хотят избежать
встречи с этой линией обыскивающих снега людей, им нужно не просто зайти в
Роркленд... Придется далеко углубиться в этот запретный район. Идти просто
вперед бессмысленно, как и прямо назад. Придется идти по диагонали к их
теперешнему направлению на максимальной скорости, которая только позволяет
им укрываться от наблюдения, чтобы обогнуть с одного фланга линию
преследователей. Возможно, эта линия стремится замкнуть кольцо и
образовать круг, чтобы потом обшарить каждый клочок земли, попавшей в этот
круг.
Независимо от того, обнаружат ли они внутри этого круга беглецов, они
рано или поздно найдут их следы.
Ран и Норна посмотрели друг другу в глаза, потом повернулись и
двинулись по пологому склону холма.
К счастью, из-за облаков вышла Пиа Сол, и с ее помощью они смогли
относительно точно определить свое местонахождение и направление
дальнейшего движения.
Всю вторую половину дня они шли, не останавливаясь, и когда Ломар готов
был сказать, что не может идти дальше, Норна указала ему на холм впереди.
Это и был Тигги Хилл. Никакой межевой знак не обозначал, где кончается
Южный Токленд и начинается Роркленд. Но таким знаком, несомненно же,
служил Тигги Хилл с его двойной вершиной и пологой котловиной между пикам.
В голове Ломара не было и мысли об опасности. Он ни о чем не думал, ощущая
только боль во всем теле.
- Я не могу...
- Не нужно! - в отчаянии она стала говорить на диалекте токов, хотя
обычно говорила так, как ее, очевидно, учил отец. - Ранни! Мы должны до
темноты подняться на Тигги Хилл! Там есть убежище, там мы спрячемся от
снега и мороза. Если мы не доберемся туда, то до утра мы умрем. Ранни!
Она положила его руку себе на плечи и повела его. Спотыкаясь, почти
ползком они продолжали идти. Он протестовал и чуть не плакал, когда она
заставила его обогнуть подножье холма и подниматься по противоположной
стороне, чтобы их не заметили на безлесных склонах. Убеждением, лестью,
песнями, угрозами - самыми разными средствами она заставляла его идти. Она
не забывала время от времени менять положение, чтобы он мог сунуть под
одежду то правую, то левую руку, иначе он обморозил бы их.
Наконец стемнело. Он потерял всякое представление о реальности, кроме
необходимости поднимать ногу, передвигать ее, опускать, поднимать другую
ногу, опускать ее... Лицо его насколько застыло, что он не мог чувствовать
острую боль от снега и дождя, которые попеременно сменяли друг друга. Он
слышал откуда-то близко голос: "Я один... пусти..." Она наконец пустила.
Рука его, освободившись, тяжело упала, и он упал вместе с нею.
Спустя какое-то время он понял, что лежит на сухой земле, что снег и
дождь прекратились. Потом он увидел блеск огня, все тело его ощутило боль.
Они находились в безопасном убежище на Тигги Хилл, в убежище, которое
время от времени использовали собиратели краснокрылки.
- Счастье, что здесь есть дрова, - сказала она скорее себе, чем ему.
Хотя губы ее продолжали двигаться, следующих слов он не слышал; вспомнив
молитву ее отца, он понял, что она разговаривает не с ним.
Когда она перестала молиться, он спросил:
- Разве это убежище не занято?
Она пожала плечами.
- Тут никого не было, когда мы пришли. И никто не придет до нашего
ухода... если мы не задержимся надолго.
Вскоре они настолько согрелись, что уже смогли съесть остатки своих
запасов, потом уснуть. Он не знал, сколько может быть времени, когда
проснулся, оцепеневший и замерзший, с резкой болью внутри где-то между
легкими и спиной. Тусклый серый свет проникал сквозь лишенное двери
отверстие, и при этом свете он увидел, что Норна что-то чертит палочкой в
грязи.
- От меня тебе не очень много пользы, - сказал он спустя минуту.
Она удивленно взглянула на него. На одной щеке была полоска от угля:
вымазанными руками она отбросила назад волосы.
- Я боюсь... одна, - сказала она. Потом. - Смотри. - Он сел, скрестив
ноги, рядом с ней и слушал ее объяснения чертежа. Если они пройдут прямо
на юг через всю эту территорию - она прикрыла ее ладонью, - они окажутся в
безопасности. А в других местах...
- Что в других местах? - торопливо спросил он ее, когда она замолчала.
Ее молчание объяснило ему все. Теперь, после смерти отца, она не была
уверена, что хоть какая-нибудь местность дикого Токленда сулит ей
безопасность. Она не была уверена, что Флиндерс не подкупил остальных
мистеров обещанием доли выкупа за Ломара и разговорами об объединении
против вмешивающейся в чужие дела Гильдии.
- Но... разве ты не будешь в безопасности в лагере Малларди? В твоем
собственном лагере?
- Еще в меньшей безопасности. Ты знаешь... Жан.
Он не знал достаточно хорошо Жана, но выражение ее лица при упоминании
этого имени должно было заставить решиться. Он посмотрел на грубую карту,
нацарапанную девушкой.
- Сможем ли мы пересечь эту землю, найдем ли достаточно пищи, если
пойдем в сторону севера и попытаемся выйти к Гильд-станции?
- Может быть, - сказала она.
- А успеем ли мы пересечь ее за холодное время, пока рорки еще не ожили
полностью?
- Может быть, - снова сказала она.
Он вскочил на ноги:
- Тогда пошли.
Она извлекла уголек из костра, положила его в сосуд, потом затоптала
огонь.
- Я готова, - сказала она.
Они спустились тем же путем, что и поднялись, по длинному склону холма.
Сколько хватало глаз, ничего не двигалось, даже дневная летучая мышь не
парила в свинцовом небе. Все казалось застывшим и мертвым. Далеко позади,
на фоне свободного от снега черного холма, видна была какая-то тонкая
белая полоса. Возможно, дым костра. А может, просто туман.
- Ну, Ранни, - громко сказал он себе, - ты хотел исследовать
неизвестный континент... Теперь для этого у тебя отличная возможность.
Они двинулись на север, в страшное сердце Роркленда.
Иногда они ели снег, иногда, если он таял, наклонялись и пили из
углублений в камнях, иногда обламывали кусок льда и сосали его. Время от
времени им удавалось сбить камнем какое-нибудь маленькое животное. Иногда
по соседству мелькал рип, но он не представлял угрозы. В определенных
местах Норна жестом указывала, что нужно обойти, а не идти прямо, - в
таких местах рорки предпочитали устраивать свои гнезда. Тут и там им
попадались деревья, чьи обычно терпкие плоды из-за мороза стали мягче и
съедобнее. Впервые в жизни Ломар узнал, что такое голод. Он с сочувствием
вспомнил замечание Олд Гана, что в таких условиях обычно живут все дикие
токи.
Периодически он и Норна осматривали местность (теперь господствующим
цветом был коричневый - цвет высохшей краснокрылки), ища признаки
преследования. Но не видели ни людей, ни дыма от костров.
Они прошли уже довольно много, руководствуясь нечастым появлением
солнца, когда почувствовали, что за ними кто-то идет. Или скорее не идет,
а наблюдает. Иногда они слышали слабый звук, когда не было ни ветра, ни
следов животного. Вновь и вновь краем глаза они улавливали какое-то
движение. Это случалось не часто. Но все же происходило. А однажды, быстро
обернувшись, он успел заметить, как что-то исчезло на вершине не очень
отдаленного холма. Что-то слишком большое, чтобы быть известным
животным... Что-то слишком маленькое для рорка.
- Как ты думаешь, Норна? - спросил Ломар девушку. - Это один из людей
Флиндерса?
Она уверена, что нет. Флиндерс или его люди не должны скрываться. Они
намного опередили своих преследователей. Нет... это не люди Флиндерса. Не
могут это быть и другие дикие токи. Догадывается ли она, кто это может
быть? Нет. Не догадывается. Они решили, что чем бы это ни было - реальным
существом или созданием их воображения, - оно не опасно; если бы оно могло
причинить им вред, то давно бы сделало.
Эту ночь они провели в пещере на склоне одного из холмов. Какая-то
внутренняя тревога разбудила его, и он тихо прошел мимо спящей Норны к
выходу из пещеры. Через секунду, разбуженная его изумленным возгласом,
Норна оказалась рядом с ним.
- Город! - воскликнула она. - Город рорков!
Он лежал далеко - далеко впереди и внизу у самого горизонта, сверкая и
переливаясь миллиардами огней с бесконечным многообразием оттенков цвета,
раскинувшись на огромном пространстве. Это не могла быть заря: заря
окрашивает небо, а тут огненные точки лежали на поверхности земли. Эта
картина так ошеломила Ломара, что он не знал, что сказать.
Но Норна знала. У нее не было колебаний. Это город рорков. Им придется
уклониться от первоначального направления, которое они избрали, чтобы
обойти его. Но он не согласился с нею.
- Чем бы это ни было, - сказал он, - оно не может иметь отношение к
роркам. Разве видел там кто-нибудь рорков? Видел ли кто-нибудь этот город
днем? Нет. Вот видишь... И даже если это связано с рорками, то нет
оснований думать, что здесь они опаснее, чем в других местах... по крайней
мере в это время. Мы не можем так далеко отклониться в сторону, чтобы
избежать этого. У нас нет времени. Ведь скоро конец зимы, и мы не можем
оставаться здесь.
Она неохотно согласилась с ним. Но... и она хотела бы знать... если эти
огни не означают местопребывания рорков... тогда что же это?
Он мог лишь теоретизировать. Возможно, в древности, задолго до прибытия
людей на эту планету, здесь было поселение другой расы. Возможно, эта раса
вымерла или просто переселилась в другое место. И мало вероятно, чтобы
кто-нибудь из них остался, иначе на протяжении последних столетий о них
обязательно стало бы известно. Он рассуждал дальше, что огни,
поддерживаемые неизвестным источниками энергии, продолжали вечно гореть:
"вечно", конечно, относительно, ибо даже вечные пирамиды, воздвигнутые в
древнем Египте, с течением времени превратились в развалины. Но Норна,
которая никогда не слышала ни о Египте, ни о пирамидах, ничего не
понимала. И единственный аргумент, который она восприняла, заключался в
том, что рорки так же неповоротливы среди этих огней, как и в других
местах.
Пока продолжается холодный период.
Так называемая долина Огней при дневном свете оказалась тусклой и
неясной. Она растянулась перед ними. Не было ни следа города, и
единственным отличием от той местности, по которой они проходили раньше,
был тип растительности. Смутно эти растения напоминали ему те немногие
выжившие экземпляры кактусов, что сохранились в Лунных горах в Африке, на
Старой Земле. Среди растительности преобладали мясистые стебли, без
листьев, без ветвей, несущие только... Он колебался, как описать их. Шары?
Конусы? Наросты? У них была еще пища, но очень немного.
Он осторожно оторвал один из плодов и поднес его к языку. Вкус горький,
и Ломар отбросил плод в сторону. Позже, если совсем не будет пищи и им
будет угрожать голодная смерть, придется рискнуть и попробовать эти
растения. Возможно, что эти странные фрукты (если это только фрукты?)
нужно будет поджарить или испечь... Но не сейчас.
День подходил к концу, нигде ни следа города, ни следа преследования
или наблюдения. Утомленные монотонностью местности, они пошли медленнее. И
наконец, по взаимному согласию, незадолго до захода солнца начали
устраиваться на ночлег.
Когда они проснулись, наступила ночь. Путешествовать ночью не имело
смысла, но они хотели поискать воды, прежде чем продолжить сон. Встав, они
вглядывались в сумерки, используя последние лучи заходящего за горизонт
Пиа Сол. И затем, внезапно, без предупреждения, случилось это.
Еще мгновение на горизонте виднелись отблески света. Потом и они
исчезли. Какую-то долю секунды все было покрыто мраком. И затем, как будто
кто-то повернул выключатель, все вокруг вспыхнуло, осветилось огнями,
фантастически яркими и разнообразными. Они оба вскрикнули и,
поворачиваясь, глядели по сторонам. Всюду было то же самое. Наросты на
странных растениях пульсировали и сверкали; все они были одного общего
цвета, но этот цвет варьировался во множестве оттенков. Оранжевый
переходил в алый, алый в розовый, а розовый в малиновый... Не хватило бы
слов для описания оттенков в их бесконечном разнообразии.
Час за часом, забыв о питье и пище, Ран и Норна шли по этой
фантастической сверкающей Долине Огней. Это и был город, который легенда
ошибочно приписывала роркам. Норна кивнула, выслушав его объяснения, но
чудо оставалось чудом. Но он не мог придумать лучшего объяснения, чем
воспоминание о люминофорных бактериях, обнаруживаемых у некоторых морских
животных, и о холодном свете фосфоресцирующего дерева и воды.
Бесконечные века было здесь это великолепное зрелище, и ни один
человеческий взгляд не видел его. Оно стоило голода, жажды, холода, боли,
борьбы и страха смерти. Вначале, взявшись за руки, потом обнявшись, шли
они шли по этому раю. И неизбежно они соединились в священном акте любви.
Раньше они были заняты стремлением выжить, тела их страдали от холода и
испуга. И вот, в волшебном свете, они повернули друг к другу лица,
поцеловались. Он расстелил на земле их спальные шкуры. Яркие светоносные
растения излучали странное тепло, и он обнажил ее груди и поцеловал их.
Она обняла его, положила руки ему на спину, и он опустился на нее и в нее.
И все ночь звезды над ними кричали от радости.
Для Норны прошлое перестало существовать, а будущее приобрело
определенные формы. Теперь она была женщиной Ранни. Для нее все это было
очень естественным и несложным. Но для Ломара все было гораздо сложнее.
Естественная экзальтация, неизбежная у мужчины, ставшего первым мужчиной
женщины, сочеталась с растущей привязанностью к ней. Но возникал вопрос,
что будет с Норной, когда они доберутся до Гильд-станции. Должен ли он
привести ее в свою квартиру как жену? Конечно, ей нельзя жить среди
бесстыдных грязных прирученный токов! Но каким будет отношение Станции,
как будут обращаться с нею? Для нее возвращение в одиночку в ее родную
страну казалось теперь невозможным.
И постоянно вновь и вновь возникал последний вопрос: а как же теперь
Линдел?
Они с большой неохотой покинули Долину Огней и углубились в более
неровную холмистую местность за ней. В первую ночь он и она видели чудо
как полотно, расшитое драгоценными камнями, но в последующие ночи ничего
уже не было видно.
Рорки теперь встречались все чаще и гнезда свои устраивали не в
укрытиях, возможно потому, что ни один человек не проходил через эти
места. Ран и Норна избегали встреч с ними. Время от времени раздавался
глухой низкий звук и щелканье, издаваемое сонным рорком, но даже если
рорки и замечали их, то ничем этого не проявляли. И снова, проходя по
рядам убитых морозом краснокрылок, они чувствовали, что за ними кто-то
наблюдает.
По приблизительным подсчетам Ломара они находились в самом центре
Роркленда. Следующий ориентир, которого они должны были достичь, будет
Холлоу Рок; после чего раньше или позже перед ними будет Ласт Ридж. Бури,
снег, дождь, холод, которые преследовали их вначале, прекратились, и
последовала цепочка спокойных безветренных, прохладных дней; в ясном
безоблачном небе постоянно видна была Пиа Сол.
Прежде, чем покинуть убежище на Тигги Хилл, Ран заметил что-то
втоптанное в пол. Это был наконечник копья; в одном месте он заострен;
очевидно, его затачивали, когда работающему что-то помешало; его уронили и
забыли о нем. Ран порылся еще и был вознагражден обломком точильного
камня. И то, и другое он, зевая, сунул в карман; там они и остались. Он и
не вспоминал о них, пока однажды, во время очередного привала, не заметил
высохшее молодое деревце, которое, казалось, по размеру и весу подходило
для древка копья.
Всадить наконечник на древко казалось несложным делом, и, пока Норна,
сидя на земле и смеясь, смотрела на него, он принялся насаживать
наконечник, как это делали в его присутствии дикие токи. Делая это, он
потерял равновесие и со смехом скатился по склону. Он встал на ноги при
помощи палки, когда услышал ее крик:
- За тобой... сзади... убей его... убей!
Рорк был огромным, и Ломару почему-то показалось, что он очень Он
сидел в своем гнезде, наклонившись в одну сторону. Ран видел, как от
медленного дыхания его бока поднимались и опускались. Что-то сморщенное и
грязное свисало с рорка, и поверхность тела, где оно соприкасалось с этим
чем-то, была влажной, измятой, покрытой какой-то жидкостью. Рорк менял
шкуру.
Движением настолько внезапным, что его плечевой сустав чуть не
вывернулся наизнанку, Ран обеими руками поднял над головой пику. В
следующую секунду он хотел ударить ею чуждое ужасное создание, но эта
секунда так и не пришла. Причины не были ясны ему самому - ужасающее
очарование, возможно, смешанное с жалостью к беспомощному теперь существу,
- он этого не знал. Норна больше не кричала, но он слышал ее испуганное
всхлипывание, когда рорк медленно и болезненно, кренясь и карабкаясь,
поворачивался к нему.
У него был резкий и удивительно чуждый запах. Ничего похожего Ран не
знал, и эта необычайность была пугающей. Рорка нельзя даже сравнить с
предположительно безвредным созданием из старых лент, ибо смена шкуры
исказила, изуродовала его маску. Когда, углубившиеся в почву от тяжести
тела и усилий повернуться, рорк показал свои когти, они оказались
длинными, острыми и отвратительными. Звуки, которые издавал рорк,
напоминали ночной ко
И все же Ран не мог заставить себя ударить рорка и бежать, зная, что
будет в безопасности.
Казалось, он окаменел. И тут рорк, полностью повернувшись к нему,
доказал, что старая токская сказка была удивительной, невероятной и
неправдоподобной правдой.
Рорк заговорил с ним.
Речевой аппарат рорка, его голосовые связки, грудная клетка и т.д.,
должны очень отличаться от речевого аппарата человека, ведь он не
млекопитающее. Звуки хрипели, гремели, щелкали, отдавались... Ран
чувствовал, что ожил сон, в котором рорк разговаривал с ним. Через секунду
он проснется. То, что звуки складываются в слова, а слова эти он понимает,
лишь усиливали это чувство. У него кружилась голова, рассудок его был в
опасности: ведь эти слова так соответствуют тем, что он слышал во сне.
Через секунду все стало реальным. Обнаружилась разница: рорк из сна
говорил "убью!", а настоящий рорк... что же он говорит?
_Не убивай_.
_Не_...
Мышцы его сжимались и разжимались, но, успокаиваясь, он опустил пику.
За и над собой он услышал короткий вскрик Норны и звук ее падения. Он,
полуотвернувшись, начал подниматься по склону. И осознал, что слова рорка
обращены не к нему.
На склоне стояли два человека, одетые, как он потом понял, в старые
шкуры рорка; в руках у них дубины. Это были, несомненно, люди, как и он
сам, несомненно, был человеком: ничего чуждого не было в их телах.
Отличались лица, но это отличие не физическое. Глаза их смотрели на него
не так, как его глаза смотрели на них. Рот их не был сжат в той же линии и
щеки, брови - все лица выражение было другим. Он не смог бы описать эту
разницу, но она была очевидна и многозначительна.
Он знал, что эти люди никогда не жили среди подобных ему.
И он знал теперь, кто следил за ними.
Один из них, глядя на Ломара с выражением, которое могло означать
спокойствие, безмятежность, если бы не было настолько чуждым, что он, Ран,
не имел об этом никакого представления, - этот человек взглянул на него и
сказал:
- Не убивай.
Это человеческий голос, и в то же время очень странный, есть в нем
что-то от рорка. Это значило: Ломар не убьет рорка, рорк не убьет Ломара,
и двое новых людей не будут убивать никого. Это не предупреждение, не
просьба. Утверждение.
И Ломар поверил в него.
Он опустил пику с наконечником вниз.
- Нет... - сказал он неуверенно, - мы не убиваем... Я должен подняться
к ней...
Он указал на Норну, лежавшую без сознания. Один из людей протянул ему
руку и помог взобраться на склон, колени Рана перестали дрожать. Он
склонился над Норной.
- Девушка больна? - спросил человек. Он издал губами соболезнующие
звуки, какие делают ребенку.
_Ребенку!_
Голова Ломара закружилась. В этот момент он понял, что за люди стоят
перед ним и в чем их отличие. Он взял голову Норны в руки, похлопал по
щекам. Второй человек издал те же самые успокоительные и соболезнующие
звуки.
- Бедная девушка, - сказал он. За ними болезненно хрипел старый рорк,
усаживаясь вновь в своем гнезде. Норна открыла глаза.
Вначале им трудно было понимать друг друга. Словарь Ломара был
исключительно человеческим и в этом смысле, конечно, гораздо обширнее
словаря этих двоих. Но они умели говорить на языке рорков и часто
пользовались им, пока не поняли, что он их не понимает. Большей частью их
разговор шел на человеческом языке, хотя довольно искаженном, - с
усилиями, но он понимал их. Однако, казалось, у них есть свои особые
слова, не из языка рорков, и их он не понимал. _Юллоа_, например, имело
какое-то отношение к пище... или же еде... или голоду. _Аунгдуоа-дин_ или
что-то похожее связано было с местностью или путешествием по ней; они
часто повторяли это слово, сопровождая его жестами, оставшимися
непонятными Ломару.
Более высокий из них - он назвал себя _Таном_ - смутно помнил свое
происхождение. Была женщина, и у нее был другой, еще меньший ребенок, он
кормился грудью... И был мужчина. Ко Его потеряли. Он кричал в ночи и
тьме, а ночь и тьма возвращали ему его крики. Ужас, блуждания и тысячи
плачущих ночных голосов. И голод. Потом вышло что-то из темноты и
подобрало его и унесло прочь. Кормило его, согревало его своим телом. А
днем играло с ним.
Другой из этих двоих был рожден - и он простыми наглядными жестами, не
допускавшими непонимания, изобразил картину человеческого рождения -
здесь, в Роркленде, и больше ничего не знал. Его мать? Он спокойно указал
на землю со слабым пожатием плеч. Его отец? Он обвел рукой вокруг себя.
Ломар размышлял о разнице между фактом и вымыслом. Перед ним были
"украденные дети" старых токских легенд. Утерянные дети. Во тьме
человеческое ухо не могло отличить плач ребенка от крика крайбэби... Но
рорки - _могли отличить_!!! Утерянные младенцы не были съедены, их
вырастили. Они встретили не жестокость, а доброту. Он сопоставил это
обращение с тем, которому подвергались захваченные молодые рорки, и это
сопоставление заставило его вздрогнуть.
Время от времени старый рорк поблизости стонал от боли и неудобства;
два роркмена - человека рорков - успокаивающе разговаривали с ним,
покачивали его. Для Ломара это было пугающе и отвратительно, но рорку явно
нравились прикосновения и слова людей. Очевидно, взаимоотношения между
ними были не простым симбиозом, но сути этого он не мог понять. Он
вспомнил свою мать на Старой Земле, играющую с котенком... нет, эта
параллель казалась неверной.
Если он был ошеломлен, то Норна пришла в ужас. Она цеплялась за него,
не понимая ни слова из того, что он пытался объяснить ей. Здесь был рорк!
Рорк! Никогда еще она не находилась так близко к рорку; но все же осталась
живой. Она не смотрела на рорка, зажала уши и дрожала, дрожала, дрожала.
Ее не удивило, что рорк говорил: все в диком Токленде знали, что рорки
умеют говорить, но это не делает их менее страшным. Наоборот.
- Давай убежим, - шептала она снова и снова. - Ох, давай убежим и
спрячемся... и спрячемся... Ранни...
Присутствие двух вновь прибывших не успокаивало ее. Они касались рорка,
разговаривали с ним, были одеты в шкуры рорка. Откуда можно знать, что они
люди? Может, они не настоящие люди, а рорки, которые с какой-то злой целью
обернулись людьми. _Оборотни-рорки_! Ломар видел, как у него на глазах
рождается еще одна легенда токов.
Положение не стало лучше, когда младший или меньший из двоих (его имя,
насколько мог произнести его Ломар, звучало как Н'коф) предложил ей
напиться. Она с дрожью отказалась, и он принял ее отказ так же спокойно,
как делал предложение. Хозяин предлагает гостю напиток, гость
отказывается, было бы невежливо хозяину как-то реагировать на это.
Наконец они ушли - Ран с Норной и Тан. Ломар каким-то образом
почувствовал, что их уход вызван необходимостью освободить старого рорка
от неудобства их присутствия, но он не был уверен. Постепенно
взаимопонимание улучшалось, но все равно многое оставалось неясным. Н'коф
будет ждать, пока не завершится процесс смены шкуры. Он и Тан объясняли,
зачем это делается, но Ломар не был уверен, делается ли это для того,
чтобы обезопасить беспомощного рорка от нападения, или чтобы просто
составить ему компанию, или по какой-то другой причине.
Итак, они втроем отправились на с Тан никак не комментировал страх
Норны перед ним, но шел с другой стороны от Ломара и на некотором
удалении; он не пытался ни подойти ближе к Норне, ни заговорить с ней.
Двигались они теперь медленнее: Ломару было ясно, что главная причина,
заставлявшая их спешить, теперь не существовала. Погода стала мягкой, а
Тан знал столько мест, где можно отыскать пищу - здесь тайник со
съедобными орехами, там фруктовое дерево или пещера с грибами или пруд, в
замерзшей воде которого спала рыба, - что они больше не голодали.
Они медленно шли, останавливались для еды, восхищались открывающимися
перед ними видами. Но больше всего они разговаривали. У них было о чем
поговорить: они говорили с трудом, хотя постепенно трудности уменьшались.
И каждый час их медленного путешествия по заснеженным холмам и прогалинам
с увядшими от мороза краснокрылками, под огромными древними деревьями
Ломар благодарил побуждение, из-за которого он не убил лежавшего перед ним
беспомощного рорка. Ибо Тан не был философом-пацифистом, не был он и
дикарем-вегетарианцем. Его дубина сокрушала черепа рипов, осмелившихся
подойти слишком близко, и, метко брошенная, сбивала немало дичи.
Постепенно Ран понял, что не их человеческое общее происхождение, как
он вначале считал, не сделало Тана их врагом. Тан был ближе к рорку, чем к
людям. Ран не убил рорка, когда мог это сделать, и теперь Тан был если и
не другом, то проводником и попутчиком. Ран припомнил старую истину о том,
что "ребенок", выросший среди волков, становится "волком", разумеется - не
физически, а умственно. Насколько же это было верно по отношению к Тану и
ему подобным? Он ходит прямо, а не на четвереньках... Тан был не
единственным воспитанником рорков. Ни он, ни Ран Ломар не представляли,
сколько существует таких "подкидышей". Точно так же никто не знал, в каком
возрасте нашли самого старшего из подкидышей. Но, очевидно, некоторые из
них должны были уже уметь говорить.
Их разговоры оставляли очень много неясного в представлении о рорках,
об их человекоподобных качествах и особенностях, об отношении между ними и
людьми. Потребовались бы годы напряженных научных изысканий, чтобы
выяснить все это. Неизбежно, люди, выросшие среди рорков, испытывали их
сильное влияние. Но подобно тому, как луч света, проходя сквозь прозрачный
материал, все же слегка окрашивается этим материалом, точно так же влияние
рорков должно было меняться в разумном человеческом материале.
Это был бы совершенно новый и увлекательный предмет исследования, но
пока что Ран мог лишь строить гипотезы. И гипотезы эти были очень шаткими,
ибо Ран никогда не встречал этих людей, роркменов, в Южном Токленде и даже
не слышал о них в Северном Токленде. Он упомянул об этом в разговоре с
Таном, и тот ответил:
- Мы остаемся в центре своей земли. Мы боимся, что нас увидят другие
люди. Если они убивают наших больших, они убьют и нас.
Всю жизнь проведя в поросших колючим кустарником долинах, эти люди
считали себя в безопасности в самых глухих местах Роркленда. Рорки вовсе
не были чудовищами и пожирателями людей; напротив, они миролюбивы. Но - и
он спросил об этом - разве рорки никогда не нападали на людей? Была ли
какая-нибудь правда в рассказах об этом?
- Ты можешь летать, Ран'к? - спросил Тан, добавляя к имени Ломара
своеобразный щелчок рорка; он всегда так делал, обращаясь к нему.
- Нет... конечно, нет.
Тан задумался, подыскивая слова.
- Нет... ты не можешь летать. Точно так же большие не могут нападать на
вас, если только вы не нападете на них. Они не могут. Не то, чтобы не
хотят. Не могут. Но если вы нападете на них, они могут. И... делают это.
Почему и бы нет?
Действительно, почему бы и нет? И все же очевидно, что по инстинкту
рорки не были агрессивными.
Время от времени Тан, ни слова не говоря, садился и как бы отключался,
ни знаком, ни взглядом не показывая, что видит Рана и Норну. Иногда он
молчал, а иногда бормотал что-то тихо, бессловесно; и всегда в такие
минуты он смотрел на солнце. Позже он не мог и не хотел объяснить это:
пожимал плечами, улыбался своей любопытной, непередаваемой, чуждой
улыбкой.
- Рорки делают так?
Легкое движение головой, легкий жест рукой, легкое пожатие плечами,
загадочная улыбка.
Рорки... Столетиями люди на Пиа-2 верили, что рорки - это акулы. Теперь
же Ран знал, что они скорее подобны дельфинам... Предстояло еще многое,
многое, многое узнать.
Появился еще один роркмен, худой, рыжеволосый, краснобородый; он
спустился с холма и заговорил с ними. Тан ничего не сказал, так же как и
Ран и Норна - она даже не двинулась. Но как бы ощущая ее страх, человек
приближался медленно, огибая ее на определенной дистанции; он с
незнакомыми звуками и непонятными жестами подошел к Тану, и только тогда
начался разг
То, что он сказал, очевидно, опечалило его и Тана. Когда их разговор
прервался на момент, Ломар спросил, что случилось.
- Здесь вверху, - Тан показал, - человек и три рорка. Все трясутся.
- Трясутся? - Удивленный Ран даже повторил это слово.
Рыжеволосый серьезно посмотрел на него, слегка откинул голову и с
трудом выговорил:
- Ихо... адка. - Потом графически изобразил значение слова.
- Лихорадка? - внезапно сообразил Ран. - Токская лихорадка?
- Тохк... ихо... адка, - согласился рыжеволосый. Тан издал знакомые
сожалеющие и утешающие звуки. Они ничего не могли сделать, да и никто не
ожидал от них этого, поэтому с несколькими гротескными жестами и звуками
они расстались.
Местность, по которой они теперь шли, представляла собой широкий луг с
пожелтевшей травой, пробивающейся сквозь снег. Ран думал о том, что жизнь
обитателей планеты сложилась бы совсем по-другому, если бы первопоселенцы
завезли бы сюда хоть какой-нибудь скот. Но Внешний мир считал эту планету
лишь источником краснокрылки, и поэтому так все кончилось. Он думал о том,
что стоит ли то благо, которое приносит это растение всей галактике, того
зла, что принесло оно обитателям планеты.
И потом внезапно вернулся к сегодняшним событиям. Итак, токская
лихорадка распространена и здесь; может, ее занес кто-то из найденных
роркам детей; и даже рорки восприимчивы к ней. Болезнь, которая поражает
две разные расы, уникальна. Сейчас... сейчас, он уверен, он поймет эту
важную мысль. Возможно, болезнь возникла у рорков и от них передалась
токам. Он не знал, как она действует на рорков. Но зато хорошо знал ее
действие на токов.
Кое-что еще пришло ему в голову, и он спросил об этом. Когда рипы
размножаются.
- Не здесь, не в этой части страны, - сказал Тан. - Обычно нас
предупреждают, когда они приходят и каким путем идут. И мы уходим... когда
можем...
Что касается того, что рорки их ведут на людей, - никогда. Те, которых
видели Ран и Харб перед волной рипов, просто убегали от нее. Обычно
большие сами справляются с этими хищниками, но в циклические периоды,
когда рипы невероятно размножаются, с ними не справляется никто.
Образование Рана Ломара продолжалось по мере того, как он с Таном и
Норной продвигался на с Можно было бы узнать и много больше и гораздо
больше увидеть, если бы с ними не было Норны. Хотя ее страх перед чужими
людьми немного ослаб, он никогда не исчезал полностью. Что касается
рорков, то ее отношение к ним тоже изменилось: она не убегала с криком при
виде рорка... если рорк был не очень близко... если рядом с ней был
Л.. если он не приближался к рорку. Но на большее она оказалась
неспособной.
Не появилось в ней и любопытства по отношению к роркам; и это больше
всего раздражало Ломара, но он понял, что иначе и быть не может.
Так они миновали Холлоу Рок, возвышавшийся в отдалении, и однажды,
когда шли по узкой тропе между скалами и слушали тихий звук капающей воды
- это было за несколько дней до того, как они увидели Ласт Ридж, - Норна
сказала, глядя на него со смесью недоумения и удовольствия:
- Ранни. Ранни. Послушай... Снег тает.
- Да. Так всегда бывает в это время года... Разве не так?
Полуигриво, полураздраженно она слегка ударила его по плечу.
- Да, он обычно тает. Но это значит, что холодное время кончается, а мы
уже на Севере, рядом со Станцией.
И мы еще живы!
Когда появился Ласт Ридж, Тан не пошел дальше. Он говорил им об этом
раньше, но его исчезновение без предупреждения было таким неожиданным, что
Ран долго звал и искал его, пока не понял, что тот ушел насовсем.
На Ласт Ридж поднимался дым. Шорти, прирученный ток, решил отправиться
порыбачить в том самом пруду, где когда-то (казалось, это было миллион лет
назад) купались Ран с Рэнго. С ним была его нынешняя жена и мальчик - ее
сын, возможно, сын Шорти и, также возможно, ее брат. Семейные отношения
прирученных токов так сложны, что могут поставить а тупик целую армию
антропологов и генетиков. Костер же они разожгли, чтобы поджарить мясо.
С высоты Ласт Ридж Шорти заметил костер в глубине Роркленда. Он
встревожился, так как в это время из-за лихорадки ни один охотничий отряд
не отправлялся в Роркленд. Шорти не знал, что предвещает этот костер, и не
пытался угадать. Он просто направился к Токитауну, сопровождаемый
морганатической миссис Шорти. Мальчик остался поддерживать костер, жарить
рыбу и поглощать ее с юношеским аппетитом.
Ласт Ридж растворился в сумерках, вновь появился на рассвете и
постепенно становился все выше и выше, когда внимание Ломара что-то
привлекло наверху. Он побежал на открытое место, таща за собой Норну и
яростно размахивая, чтобы привлечь внимание скиммера с флажком командира
Станции.
- Мальчик, вы устроили мне адскую зиму, - сказал Тан Карло Харб,
улыбаясь всем своим большим лицом.
- Нам тоже было не очень приятно... - ответил Л - Ох... и
позвольте мне представить вам мисс Норну... - Он запнулся: он никак не мог
вспомнить ее фамилию. - Она из лагеря и клана мистера Малларди, дочь Олд
Гана. - Что-то заставило его добавить:
- Она моя... не дочь, черт побери, но...
Командир сказал:
- Понятно. Ну, что ж. Вам лучше подняться ко мне. Пока из кустов не
выбрался кто-нибудь. Ну, давайте!
Они поднялись.
Под ними и за ними Роркленд тонул в постимпрессионистском тумане. Вновь
сидя в скиммере, чувствуя знакомый запах горючего, резины и туалетной
воды, видя знакомый мундир командира, Ран испытывал довольно странное
состояние, будто все происшедшее с ним было сном. Вновь уши его слышали
громкие, хриплые крики Флиндерса и его людей, щелканье рорков, чуждые
интонации голоса Тана. Рядом с ним чистый, ухоженный, прекрасно одетый
командира. Но с другой стороны - Норна, в том же все платье, в котором и
была похищена.
- Я не хотел обидеть вас, - сказал Харб, отвернувшись. - Но боюсь, что
вы слишком тесно общались с чем-то... гм... неприятным... и... ну...
Ломар засмеялся.
- Мы оба воняем? - спросил он. - Было бы чудом, если бы мы не воняли.
Забавно, однако. На Старой Земле, целый час не употребляя горячей воды, я
уже испытывал неудобство. И...
- В медицинском отсеке, - коротко сказал Харб, - найдется распылитель.
Ничего не нужно делать. Только обрызгайтесь.
Обрызгаться. Ран соображал.
- ...и я все время даже не подумал об этом. А как здесь... лихорадка?
Только теперь он ощутил острый, насыщенный запах, исходивший отовсюду.
Харб повернулся к нему.
- О, теперь уже лучше. Сами увидите. Но я еще не спрашивал вас. Одно
слово. Где вы были? Не говорите, _почему_. Но... Если будете продолжать.
Не нужно ничего говорить. Ну?
Ран перевел дыхание.
- Ну... - начал он. Рядом с ним, сжавшись в комок, сидела Норна. Она
боялась даже взглянуть в окно.
- Здравый смысл говорит мне, что вы не могли прийти пешком с Юга. Через
весь Роркленд. Невозможно. Но логика говорит мне о том, что у вас не было
другого пути... И боюсь, что это правда... хотя и невозможно. Ну?
Заснеженные поля, запах медленно горящего фитиля мушкета, кислый,
голодный запах лагеря Флиндерса, угрюмое укрепление на пути к Утесу
Флиндерса, замерзший на лету дождь и режущий ножом снег, удивительное,
волшебное многоцветие Долины Огней, говорящий рорк, загадочные улыбки
людей, живущих среди рорков, как ожившие легенды - вся цепь событий
промелькнула перед Раном...
Он даже не осознавал, что уже говорит, не видел, как командир посадил
ски И в тишине раздавался только его голос.
Выговорившись, он глубоко вздохнул. Было бы слишком утверждать, что Тан
Карло Харб не поверил ему: нет, кое-чему из рассказанного он поверил.
Вопрос только: чему именно? Его реакция была примерно такой.
_Долгое отсутствие Ломара_. Очевидно, не ваша вина.
_Убийство Олд Гана_. Плохо, но он знал, на что идет.
_Похищение Рана и Норны_. У них грубое представление о гостеприимстве,
не так ли?
_План нападения на Гильдстанцию_. Ха-ха-ха-ха-ха!
_Долина Огней_. Отличное зрелище, а?
_Рорки умеют говорить_. И попугаи умеют - "Попка дурак, попка любит
краснокрылку". Хи-хи!
_Дети-подкидыши_. Откармливают для убийства.
И так далее, и так далее, пока наконец: - Ну, ну, ну, очень плохо.
Целая зима полетела к черту. Беспокоился? Вы не можете себе представить,
как я беспокоился о вас. Теперь. Вот что вы должны сделать. Примите
горячий душ... не жалейте мыла. Хорошо... гм... выспитесь... - и лукавый
взгляд на Норну, - и утром отправляйтесь к медику. Вы общались... так или
иначе... и мы должны быть уверены, что в вашем организме нет микробов. А
потом приходите обедать. Я распакую новую игру, мне будет приятно испытать
ее с относительно разумным человеком. Идите.
Ни приказа о вызове войск, ни инструкций, ни вопросов, ни планов -
никакого интереса.
- Я должен был знать это, - сказал Ломар Норне.
Однако ему предстояло еще так много сделать и о многом подумать.
Горячий душ. Впервые Норна мылась под душем - раньше она знала лишь ведро
с водой и тряпку - и рвение Рана в собственном очищении не помешало ему
научить ее, как это делается. Прием душа продолжался несколько часов с
восхитительными перерывами и такими играми, которые, если и интересовали
командира, то лишь негативно.
Не был организован комитет возмущенных матрон по поводу присутствия
Норны. Некоторые игнорировали ее, другие нашли это новшество забавным, но
большинство было так удивлено, что не выработало никакой политики. Умытая,
вычищенная, одетая в торопливо собранные вещи, которые ей в некоторых
местах были велики, а в некоторых малы, Норна представляла собой приятное
зрелище. Если чья-нибудь жена или чья-нибудь дочь решили, что она
достаточна безопасна для знакомства, ее наивная реакция на то, что другим
казалось привычным, удивляла и очаровывала их. Она же, в свою очередь,
была восхищена тем, что впервые в жизни у нее друзей ее пола, часть мира,
о котором она знала лишь по рассказам отца, а позже - Ломара.
Таким образом, с Норной проблем не возникало. Не возникло их и с
медиком, маленьким человечком, немного увлекавшимся ботаникой и несколько
больше - выпивкой.
- С вами все в порядке, - сказал медик. - Слегка исхудали. Питайтесь
получше. Как насчет выпивки?
- Я уже забыл, что это такое. Да, конечно. С удовольствием.
Из медицинского шкафа были торопливо извлечены бутылка и стаканы, и
маленький медик счастливо приготовил две порции.
- Смерть роркам! - сказал он.
- Ваше здоровье, - после некоторого замешательства ответил Л Через
некоторое время он спросил. - Что вы знаете о токской лихорадке?
Медик мигнул.
- Не очень много. Я не лечу токов, вы знаете. Для этого был бы нужен
большой и хорошо оснащенный госпиталь. О, конечно, время от времени я
осматриваю любимого слугу кого-нибудь из гильдсменов. Еще порцию? Я выпью
с вами, поддержу компанию. Большинство токов пугаются меня до смерти,
ха-ха, не могу понять, почему...
Итак, токская лихорадка? Это нечто вроде горячки, возникающей вновь и
вновь. Больного сильно трясет. Некоторые умирают, другие - нет.
Какая-то догадка начала формироваться в мозгу Ломара.
- У вас есть записи о вспышках эпидемии лихорадки? - спросил он.
Слегка удивленный, медик покусал нижнюю губу.
- Нет записей, - сказал он. - Нет... Вот так. Ну. Что я хотел
сказать... вы интересуетесь ботаникой? Ох. Простите. Я надеялся, что
кто-нибудь, кроме меня, заинтересуется ботаникой. Ах, да, записи. Но я
веду дневник, молодой человек, ха-ха, четырнадцать лет... Не думал... Рад
услужить гильдсмену. Вы интересуетесь ботаникой? О, я уже спрашивал об
этом... Выпьем?
Ран вернулся к своей работе. Он обнаружил, что за время отсутствия
планы его полностью рухнули. Дела шли хуже, чем обычно. Старый Кэп
по-прежнему следил за прохождением краснокрылки через сушильные навесы и
склады, как он это делал всегда. Кладовщик принимал то, что приносили
токи, ворча по поводу побитых морозом растений и выдавая обычные расписки.
Токи покупали одежду, сырье для самогона, лезвия мотыг и тому подобное и
отправлялись обратно, в свои жалкие лачуги.
А продукция продолжала сокращаться.
Он просматривал записи, часто посещал склады, разговаривал с токами,
приносящими связки краснокрылки; он вспоминал Роркленд, пламенеющий от
зарослей краснокрылки. Он часами сидел за письменным столом, чертя
схемы... и уничтожая их.
- Выпьем? - говорил Релдон.
- Выпьем? - говорил Арлан.
- Выпьем? - говорил Харб.
- Выпьем? - говорил Кэп.
И Ран отвечал:
- Ну... да... спасибо... выпьем...
А ночью была Норна, как маленькая девочка, увлеченно рассказывающая
дневные новости - все для нее было великим событием. Вначале это было
забавно, затем наскучило и наконец стало раздражать. И тогда Норна
переставала говорить, позволяя ему делать с собой все, лежала под ним...
потом они засыпали.
Однажды седой Том Тамб, медик Станции, пришел к нему с возгласом:
- Я никогда не показывал вам свои мхи? Нет? Вы только взгляните!
Видите, какая схема? Это моя собственная классификация. А вот здесь...
В мозгу Рана промелькнуло воспоминание, вначале смутное, затем более
четкое.
- Вы разыскали для меня дневник?
Оторванный от своих мхов, человек удивленно сказал:
- Конечно. Разве я вам еще не сказал?.. Ах, да, простите. - Он порылся
в кармане. - Вот он. А теперь вот этот мох...
Наконец медик со своими мхами ушел, и Ломар раскрыл один из самых
важных документов в истории Пиа-2. Но если его предположение не
подтвердится, это будет всего лишь кусок бумаги. Он отложил его в сторону
и отправился на поиски подтверждения своей мысли.
Подземное помещение, в котором находились массивные генераторы, на
первый взгляд казалось покинутым, но после того, как Ран покричал и
поколотил в дверь, она отодвинулась и показался ток-чистильщик. Он
выглянул, спрятался, вновь выглянул и поманил Ломара. Ран пошел за ним по
металлической лестнице, потом по коридору, и странный запах становился все
более сильным. Наконец Ран очутился в комнате, лишенной всякой мебели,
кроме стола и стула. Кроме этого, здесь был кувшин и детали незнакомого
оборудования.
Элзель Идс, инженер Станции, поглядел на него, вытирая коричневое лицо.
- Хо, неожиданное удовольствие, - сказал он. - Я убежден, что у вас
склонности к науке. Вы, наверное, интересуетесь этим маленьким
экспериментом?
- Тем, что так сильно пахнет?
- Пахнет? Пахнет, черт возьми! Воняет! - Он поднял кувшин. - Знаете,
что это такое? - Ран покачал головой. Гордая улыбка появилась на
лунообразном лице инженера. - Это можно назвать триумфом искусства над
природой. Вы слышали о токироте? Ручаюсь, слышали. Ужасное вещество.
Множество примесей. Неудивительно, что эти бедные ублюдки, так сказать,
все время воняют. Верно, Клад?
Ток кивнул, не отрывая глаз от кувшина.
- Ну, мое сердце обливалось кровью при самой мысли об этих писунах, и
что же я сделал... я взял большую партию этого вещества - токирота - и
подверг его процессу ферментирования. Вы знаете, что такое ферментация? И
я его - вот здесь - дистиллировал, исключив все эти примеси. В результате
получился напиток, чище и слаще материнского молока, если вы простите мне
это выражение. Вот. Попробуйте.
Ран попробовал и вернул кувшин: глаза его были так же влажны, как и
рот.
- Отличный напиток приготовили вы, инженер, - сказал он. - Спасибо.
Токи должны быть благодарны вам. - Инженер расцвел, а Ран, выждав немного,
спросил.
- Это генератор?
Инженер расхохотался. Его развеселило, что кто-то может принять
самогонный аппарат за генер Похлопав Рана по спине, он провел его по
другой лестнице.
- Вот - вот это генер Их здесь два - по одному с каждой стороны.
Немножко отличаются, да?
Еле слышное гудение наполняло воздух. Сравнительно с генераторами,
которые Ран видел на Трансфере-10, эти были подобны кролику рядом с
кашалотом. Но он постарался высказать восхищение.
- Они у вас в отличном состоянии, - сказал он достаточно серьезно. -
Много ли можно из них извлечь?
- Достаточно, если понадобится. Мы можем получить больше девяноста
тысяч.
- Так много?
Инженер гордо кивнул.
- Но ведь такая мощность требуется не часто.
- О, нет. Нет в этом необходимости. Только когда устанавливаем силовые
поля. А вы знаете, когда мы это делаем?
Но Ран сказал, что не знает, как это часто делается. Последовала
дискуссия и поиски доказательств - в самой дружеской манере. Во время
этого обсуждения кувшин поднимался так часто, как и регистрационные
записи. Ран покинул комнату инженера изрядно навеселе. Он подумал, что
лучше сделать передышку.
Когда он вошел и направился к душевой, Норна была в комнате.
- Привет, - сказал он, - так рано? А где твои новые друзья?
Она что-то пробормотала. Он продолжал раздеваться. Через некоторое
время переспросил:
- Что?
- Они говорят, что устали от меня. Почему бы и нет? Я ведь только дикая
девушка, все это знают... - голос ее опять перешел в бормотание. Какое-то
мгновение он, раздетый, колебался в дверях. Почувствовал необходимость
сесть рядом с ней, успокоить, сделать что-то. Но голова продолжала гудеть,
ему просто необходим был душ, потом нужно обдумать дальнейшее направление
поиска. Поэтому он ничего не сказал, пошел в душ и пустил воду. Когда он
вышел, вытираясь, ее не было.
Один древний астроном - так утверждал его ученик, до темноты надоевший
ему в детстве, - рассчитал, где должна находиться неизвестная планета,
если она действительно существует. Все глаза были прикованы к телескопам в
предсказанный момент, и вот - смотрите! - планета появилась именно в той
точке. Хотя в детстве Ломар часто желал, чтобы этот астроном никогда не
рождался на свет, сейчас он испытывал подобную же радость.
Так называемый бэби-компьютер, единственный, которым располагала
Станция, устарел еще в эпоху появления здесь первых кораблей; но для целей
Рана Ломара вполне подходил. Задав ему два ряда дат, он получил единый
график. То, что он заподозрил с самого начала (он сам не знал, как или
почему), теперь получило подтверждение... Конечно, потребуются знания
эпидемиологии и дальнейшие розыски - микробиология, контрольные группы и
т.д. Микробиологическая наука не была представлена на Пиа-2. Но для Рана
Ломара было ясно очевидное.
Максимум использования генератора (МГ) - месяц 2, 13 день - год 600.
Токская лихорадка (ТЛ) - месяц 3, 2 день - год 600.
МГ - месяц 4, 20 день - месяц 5, 1 день - год 604.
ТЛ - месяц 5, 22 день - год 604.
МГ - месяц 3, 8 день - месяц 3, 18 день - год 611.
ТЛ - месяц 4, 7 день - год 611.
МГ - месяц 5, 17 день - месяц 5, 27 день - год 617.
ТЛ - месяц 6, 15 день - год 617.
И так далее, до самого последнего года. Станционные генераторы работали
в максимальном режиме в среднем по десять дней. В среднем через двадцать
дней начиналась и вспышка токской лихорадки. В записях медика не
указывалось, как долго она продолжалась. Лихорадка считалась
эпидемиологической: она никогда не прекращалась полностью...
предположительно. Никто не был уверен в этом и никто не побеспокоился
проверять. Гильдсмены и члены их семей получали, как обычно, полную
иммунизацию. Она не предохраняла от всех вообще болезней, известных в
Галактике, но очевидно, от токской лихорадки предохраняла. Гильдсмены
никогда ей не болели. И с них этого было достаточно.
Никто не утверждал, что токи, дикие и прирученные, не должны
подвергаться иммунизации. Но сыворотка изготовлялась на удалении во
множество световых лет, на другом краю Галактики; она очень дорога. С
установлением контроля за населением медицинская служба точно знала,
сколько сыворотки следует изготовить, - и она изготовляла столько, и не
больше. Не было причины предпочитать токов чикерам, или двум племенам,
рыжеволосым людям или бледным зеленым, или любой другой полудикой нации,
которая не находилась под контролем медицинской службы. Не было такой
причины в современном, с трудом достигшем равновесия обществе. Если бы
организовалась влиятельная научная и политическая группировка, оперирующая
не терминами типа "человечность" или "милосердие", а необходимостью
охранять здоровье токов в целях большей заготовки краснокрылки; и если бы
такая группировка упорно действовала год за годом, десятилетие за
десятилетием, возможно, через несколько поколений она бы победила.
И к тому времени все токи вымерли бы. Нет... медик, погруженный в свои
мхи, лишайники и другие детали ботанического хобби, не побеспокоился
указать продолжительность каждой вспышки болезни. Но было очевидно, что
начиналась вспышка через двадцать дней после того, как генераторы
прекращали работу на максимальном режиме.
Генераторы работали в максимальном режиме только для того, чтобы
поддерживать силовые поля.
А силовые поля нужны были только для защиты от рипов, когда те
необыкновенно размножались. Отсюда следовало, что не люди заражаются от
рорков, и что не рорки получают болезнь от людей. Было очевидно, что
_токская лихорадка распространяется рипами_.
Ломар встал со стула, на котором рассматривал получившуюся таблицу, и
отошел от компьютера, дрожа от рвения и обуревавших его идей. Он теперь
владел лишь скелетом, если так можно выразиться, знаний об источнике чумы,
которая косила токов и уничтожала рорков, но, вероятно, большие знания
были бы для него бесполезны. Смутно он припомнил рассказы о древних
болезнях, разносимых комарами на Старой Земле. Комары размножались в
заболоченных местностях, высыхающих прудах, и когда все это было осушено и
покрыто слоем масла, так что погибли все личинки (не в этом ли скрывалось
происхождение древнего выражения "лить масло на спокойную воду"?), болезнь
исчезла. Конечно, разрабатывались и другие способы, какая-нибудь
сыворотка...
Но оставалось верным основное утверждение: _уничтожь главный источник -
и ты уничтожишь болезнь_.
Следовательно, нужно было уничтожить на Пиа-2 рипов. И сейчас был
подходящий для этого год - после массового размножения большинство рипов
умерло, а выжившие, как он сам это видел, были болезненными и слабыми.
Однако большинство из них находились в Роркленде, куда люди не
осмеливались проникать. Как же тогда это сделать? И можно ли вообще это
сделать? Да, это должно быть сделано. И чем больше он думал, тем больше
приходил к убеждению, что существует лишь одно решение проблемы.
Рорки выиграют от искоренения болезни не меньше людей; поэтому дикие
люди и рорки должны объединиться и действовать вместе. И предстоит
осуществить эту идею ему. Никто другой не сможет это сделать. Но он не
видел, как осуществить этот замысел. Он знал, что рорки настроены
миролюбиво, но как ему убедить остальных? Само слово "рорк" стало
синонимом страха, ненависти, отвращения, жестокости. Что говорят друг
другу гильдсмены даже в момент наибольшего расслабления? _Смерть роркам_!
Нет... подобное объединение невозможно. Невозможно для всех, кроме
него.
Он собирался поговорить об этом с Норной, но когда он однажды вернулся
домой пораньше, собираясь пойти погулять с ней, чтобы отвлечься от
занимавших его мыслей, он обнаружил, что она исчезла.
- Ну, знаете, - сказала чья-то жена, - она мне нравилась, и я старалась
сделать так, чтобы ей было хорошо, но у меня не очень получалось. Знаете,
какие они бывают. Довольно строгие. Окаменевшие. Пуританские. А другие...
большинство... они так презрительно высокомерны, что это приводит меня в
ярость. Но в конце концов она все же ток!
_В конце концов_... Он видел теперь это достаточно ясно. И не мог не
осознать и своей вины, своего недавнего равнодушия, занятости работой...
он считал, что ее покорность гарантирована... и использовал ее... это было
так удобно... Ран Ломар был не очень склонен к самокритике, что вообще
характерно для его века и общества. Но он не мог избежать ее теперь.
Однако и предаваться ей долго не мог.
Сказал же ему старый Кэп, доложив, что партия N_490 перемещена из
сушильного навеса на склад и готова к упаковке и все остальные партии
также находятся на складе; так вот Кэп сказал ему:
- Ну, а я не удивлен, да. Кровь скажет свое. Ее отца я хорошо знал, да,
Олд Ган, - но мать была токской девушкой, а та, с которой вы пришли сюда,
кем была она? Также токской девушкой. Доброе утро, да. Естественно, что
она отправилась к своим, в Токитаун. Дикие, прирученные, северные, южные -
какая разница?
Ран хотел отыскать ее, извиниться, убеждать, уговаривать, стараться
вернуть ее назад. Но дорога в Токитаун проходила мимо его квартиры, и он
решил зайти туда переодеться и избавиться от терпкого острого запаха
сушильного навеса. Кто-то был в его комнате.
- Ты вернулась! - сказал он. - Я рад.
- Я тоже рада, - ответила она. - И рада, что ты рад.
- Линдел? - сказал он.
Она сидела на его постели, скрестив ноги и спрятав лицо в ладонях.
Кивнула:
- Да... Линдел. Ты знал, что я вернусь к тебе? Я была уверена, что она
тебе наскучит. У меня был однажды любовник из токов. Он был всегда готов,
всегда хотел меня. Но ничего больше. Да и как может быть иначе? Я ждала и
я рада. А ты? Ты на самом деле рад?
Он сел рядом с ней, развел ее руки, и она тесно прижалась к нему. Он
сказал ей, что очень рад, а потом и продемонстрировал, как именно рад. С
ней очень приятно, искушение махнуть на все рукой сильно, он сдался, и так
потянулись дни.
Командир послал за ним. С застывшим лицом стоял он на возвышении в
центре приемного зала, обычно именуемого залом советов. Ран был здесь
раньше только один раз, и, хотя он терпеть не мог различные церемонии, его
поразили богатые золотые украшения и фрески, выполненные давно забытым
художником. Дикие люди, напряженно сгрудившиеся в зале, на мгновение
перестали разговаривать при виде Рана; потом начали вновь, но уже тише.
Ран при первом же взгляде узнал Жана Малларди и клювоносого старого
Ханнита. Командир шепотом заговорил с ним.
- Мне следовало обратить больше внимания на ваш рассказ, - сказал он, -
но я принесу извинения в другое время. Эти, - он кивком головы указал на
диких токов, - болтают и трещат с того момента, как их лодки причалили
этим утром, так что я теперь знаю, что им нужно. Теперь мы будем обсуждать
это дело официально.
В его манерах не было и намека на старую королеву, и не в первый раз
Ран удивился, как его начальник умеет преобразиться, а потом прийти в
прежнее состояние; конечно, он никогда не был уверен, которое из состояний
является истинным... но сейчас было не время для рассуждений. Правая нога
Харба слегка нажала на бледно-зеленую поверхность ковра. Прозвучал гонг,
движение и разговоры прекратились.
- Я не хочу играть с вами в слова, - заявил Харб. - Вы пришли не для
покупки серы или мотыжных лезвий. Вы хотели говорить со мной. Я здесь и
слушаю вас.
Жан Малларди громко прочистил горло и плюнул на к Это не было
выражение презрения или оскорбления, он просто хотел плюнуть, и в его
обычаях, привычках, правах ничто не запрещало ему сделать это. Он поднял
свое длинное худое лицо, выставив редкую, вьющуюся черную бородку.
- Старик умер, - кратко сказал он, - теперь я мистер и...
- Ты мистер в стране Малларди, но старше всех здесь Доминик.
Слова эти были встречены гулом одобрения. Жан нахмурился, но замолчал.
Старый Доминик расчесывал свою большую белую гриву, кивал и кивал. Через
некоторое время он заговорил.
- Мой челн слишком стар и тонок для таких долгих морских поездок.
Слушайте, гильдсмены, я оставил свой дом и очаг в лагере Доминика только
потому, что всем нам грозит гибель. - Голос его, удивительно глубокий,
постепенно переходил в крик. - Гильдсмены! Мы много раз просили вас дать
нам больше ружей и материала для них; и вы всегда отвечали "нет". Это
верно? - Его товарищи одобрительно ворчали и кивали. Лицо Харба не
изменилось. - Но сейчас не время вновь услышать "нет". Продайте нам то,
что мы просим, или мы придем сами забирать его...
- Почему? - сказал Харб.
Все разом заговорили и закричали. Старый Доминик орал, требуя тишины.
Он дергал себя за седую бороду и смотрел на всех косящими глазами.
- Почему? Вы слышите: почему? Флиндерс хочет совершить набег на
Станцию. Флиндерс хочет прийти и забрать все, что есть здесь: еду, одежду,
металл, серу, женщин. - Он жестом показал невозможность перечислить все,
что собирался награбить Флиндерс. - Флиндерс говорит: "Присоединяйтесь ко
мне, и мы разделим добычу на всех. И всем хватит", - говорит Флиндерс...
Теперь слушайте, гильдсмены. Мы не любим вас. У нас нет оснований вас
любить. Но, клянусь сиянием Пиа Сол, мы любим Флиндерса еще меньше. Мы не
хотим с ним совершать набег. Мы не верим его словам, нет, не верим и на
длину его крайней плоти. Получим ли мы то, что нам нужно, если примем
участие в набеге? Может быть. Мы побеждаем - что тогда? А тогда Флиндерс
будет главным мистером среди нас всех. Это будет очень плохо, слышите? Ох!
- глубокий вздох вылетел из его груди.
Он громко кричал об их неверии, презрении к Флиндерсу. Было ясно, что
он и все они не хотят объединяться с ним для набега на станцию. Но,
продолжал он гораздо тише, им придется присоединиться к нему. Флиндерс
планирует, Флиндерс уговаривает. Флиндерс нашептывает и убеждает. Если он
решит, что его время настало, очень многие кланы присоединяться к нему.
И тогда у остальных не будет выбора.
Но пусть гильдсмены не думают, предупреждал старый Доминик, самим
явиться в дикий Токленд и искать Флиндерса. Ни один клан не потерпит
такого вмешательства... Ни один... Флиндерс дикий ток, и все они дикие
токи. Они сами могут наказать Флиндерса, если только гильд-станция
поставит их, антифлиндеровские кланы, в положение вооруженного
превосходства над профлиндеровскими кланами. А часть кланов сохранит
нейтралитет и не будет вмешиваться в борьбу.
Если же нет... если Флиндерс не будет низвергнут, и низвергнут скоро,
тогда не останется нейтральных кланов, кланы же оппозиции ослабеют, и все
объединяться вокруг Флиндерса.
- Вы должны сделать выбор, - заключил мистер Доминик.
Потом говорили другие, но говорили они то же самое. Все это время Тан
Карло Харб не двигался. Когда последний ток закончил и наступила тишина,
заговорил Харб.
- Вы уже завершили торговлю?
Старый Доминик покачал снежной головой.
- Нет. Мы хотим услышать, получим ли мы то, что нам нужно. И сколько
нам придется заплатить?
- Торгуйте, - кивнул Харб. - Если я дам вам металл и серу - я сказал
"если"... - он прервал этим замечанием возбужденный гул голосов, - если
дам, это не будет вам стоить ничего. Мы за все заплатим сами. - Он
замолчал, дав им возможность выговориться. Головы тряслись. Головы кивали,
головы сдвигались.
Наконец старик задал последний вопрос:
- Когда ты нам скажешь?
- Завтра, - ответил Харб. И вышел, не взглянув на них и не сказав им ни
слова. Ран последовал за ним.
Когда они остались одни, он сказал Рану:
- Коротко суть вот в чем. Конечно, у них нет ни одного шанса пробиться
сквозь защитные поля или уморить нас голодом. Но они уничтожат наших
собственных токов, прирученных токов, для развлечения или в припадке
раздражения. В этом случае нам придется ответить им тем же самым. В
результате токов совсем не будет, ни диких, ни прирученных. Мне лично это
совсем не нравится. И - могу заверить вас - Директорату это понравится еще
меньше.
_Истребление населения_. Не очень приятные слова. Моя карьера на этом
будет кончена, а у меня были несколько иные планы ее завершения. Можете
себе представить меня - меня? - спившимся бродягой? Из-за сумасшедшей
жадности вождя варваров. Флиндерс. Тот самый, который и вас захватил для
выкупа, верно? Да. Слышал я о нем. Флиндерс на это способен. О, мои
больные потроха, но... кто знает, какие последствия вызовет вооружение
этих варваров? Кто? Вы жили среди них. Ну?
И Ран ответил:
- Действительно. Может, это как раз та возможность, которую я искал. У
нас есть время до завтра, верно? Считаю, что я заслужил выпивку в
резиденции. Идемте-ка и выпьем. И поговорим.
Харб посмотрел на него. Строго. Сказал:
- Хорошо. Мы так и поступим. Но не забывайте, мальчик, кто я такой. И,
как это сказано в одной классической пьесе: "Мы сейчас не забавляемся."
Они выпивали и разговаривали; они разговаривали, забыв про выпивку. И
наконец, с глазами, покрасневшими от бессонницы, Тан Карло Харб сказал:
- Ладно... ладно... Я утверждаю ваш план. _Меня_ вы переубедили.
Посмотрим, как вы убедите токов. Если это удастся, мы отвлечем их от
междоусобных войн и набегов... Ну, посмотрим. Вначале я смеялся над вами.
Хотя сейчас вовсе не до смеха.
Не до смеха было и диким токам. Они сдали краснокрылку, завершили
торговлю и теперь ждали решения. Огромные, угрюмые, избитые непогодой, со
свирепым выражением лица, они казались совершенно неуместными среди
элегантных безделушек и украшений зала советов.
Вновь Харб нажал кнопку под ковром. Вновь прозвучал гонг, вновь
наступила тишина. Все глаза из-под лохматых бровей устремились на Харба,
волчьи глаза, но на сей раз перед волками была не овечка, а равное им по
силе существо. Они не любили друг друга (волки любят только волков, и то
не часто), но по крайней мере взаимно уважали силу.
Тем же ровным голосом, что и вчера, Харб сказал:
- Я отдал приказ приготовить для вас металл и серу...
Как один человек, все собрание вождей кланов и делегатов выдохнуло
слово:
- Ружья!
Это не крик; но по своей мягкости и страстности оно прозвучал страшнее,
чем крик. Глаза токов сверкали.
Казалось, Харб не собирается пережидать. Если он замолчал, то весь его
облик говорил, что ему просто захотелось помолчать. А потом он захотел
говорить. И, как дети, дикие люди избегали встретить с ним глазами.
- Но мне нужно кое-что за это. Больше, чем просто позаботиться о
мистере Флиндерсе. О, конечно, о нем нужно позаботиться. Прежде всего
нужно. Но потом нужно будет сделать еще кое-что. Вы знаете этого человека,
- Ран выступил вперед, - он среди вас жил недавно. Слушайте его.
Очевидно, они не хотели слушать его, они хотели побыстрее получить свои
ружья и убраться. Но они слушали. Они слушали, не прерывая. Гильдсмены
засмеялись бы, но эти дикие люди не смеялись. Ран даже хотел, чтобы они...
засмеялись, или запротестовали, или сделали бы что-нибудь, только бы не
стояли так, глядя на него глазами, подобными ночным бассейнам.
Он говорил им о лихорадке. Он даже не осознавал, что так много знает о
ней. Как она приходит внезапно, как бы ниоткуда. Он говорил. Человек может
сидеть у своего очага и чувствовать себя, как обычно, потом попытаться
встать на ноги, и не сможет сделать этого без посторонней помощи. Жар,
сменяющийся ознобом, дрожание всех членов и долгие недели вынужденной
неподвижности и иногда, часто... смерть... Посадки, что погибают от
отсутствия ухода, рыболовные лодки, стоящие у причалов из-за отсутствия
рыбаков, голод, опускающийся на землю.
- Вы осуждаете нас за то, что мы не даем вам медикаментов. И нельзя
сказать, что это несправедливое обвинение. Но так или иначе мы не даем вам
медикаментов. Их делают слишком далеко отсюда, их всегда не хватает, и
никогда не будет хватать. Но я могу сказать вам, как вообще уничтожить
лихорадку. А если не будет лихорадки, то не нужны будут и медикаменты.
Они стояли молча, но не проявляли нетерпения. Кто-то из них сказал:
- Говори.
Ран глубоко вздохнул.
- Вы знаете, что люди Флиндерса убили Олд Гана и захватили в плен его
дочь и меня. Вы знаете, что мы бежали. Но вы, очевидно, не знаете того,
как мы вернулись сюда, на север, к Гильд-станции. Рассказать вам? Мы
пришли через Роркленд.
Он захватил их, захватил все их внимание. Он рассказал им, как он
разговаривал с рорками, и они верили ему. Он рассказал, что среди рорков
живут люди, воспитанные ими, и они верили ему. Что и эти люди и сами рорки
страдают от токской лихорадки. И они верили. Если бы он сказал им, что
рорки умеют летать или, что они собрали огромные сокровища из золота и
драгоценностей, они и тогда бы поверили ему, ибо он затронул самое сердце
легенд, столь же достоверных для них, как мрачные факты их угрюмой,
тяжелой жизни.
Далее он говорил о своих подозрениях относительно источника лихорадки,
о том, что ее вспышки точно следуют за периодами размножения рипов.
- Убейте рипов, - сказал он, - и вы убьете лихорадку.
Медленно, медленно они закивали; но их глаза неотступно следовали за
ним, и в их глазах и на их лицах был написан невысказанный вопрос.
- Вы хотите знать, _как_? Я скажу вам: мы не можем сделать это одни.
Рорки всегда были нашими врагами, но иногда можно на время заключить союз
и с врагом против еще большего врага. Разве вы не объединяетесь с нами
против Флиндерса? А разве же лихорадка не больший наш враг, чем рорки? Вы
видите рорка, вы можете застрелить его или убить копьем. Можете ли вы
увидеть лихорадку? Услышать ее? И точно так же лихорадка для рорков
больший враг, чем вы.
Я не знаю определенно, сможем ли мы и рорки работать вместе, чтобы
уничтожить рипов и лихорадку, которую они распространяют. Но мы можем
попытаться. Мы обязаны попытаться. Делайте свои ружья. Разделайтесь с
Флиндерсом. А потом позвольте мне организовать совет с рорками. Если они
захотят, вы тоже захотите.
Такова наша цена.
Взволнованное молчание прервал Жан:
- А сели мы скажем "нет"?
Презрительная усмешка скривила рот Ломара.
- Вы знаете, из-за чего я здесь? - спросил он. - Я здесь из-за
краснокрылки. Знаете ли вы, зачем существует Станция? Ради краснокрылки.
Вы говорите, что не любите Гильдию. Хорошо. А теперь спросите меня: любит
ли вас Гильдия? Да, вы скалите зубы и вы смеетесь, настолько это глупо.
А теперь подведем итог. Гильдия нуждается в вас только для получения
краснокрылки. Но вы нуждаетесь в Гильдии, чтобы оставаться в живых. Если
мы не прекратим распространение лихорадки, сбор краснокрылки упадет до
нуля. А когда это случится, без всякого сомнения, прекратится и
деятельность Станции.
И вы останетесь одни. А ведь вы помните, что случилось в прошлый раз,
когда планета была покинута?
Если бы они осмелились, они набросились бы на него и разорвали бы на
куски. Он видел это в их расширенных глазах, обнаженных зубах,
раздувавшихся ноздрях, в конвульсивных движениях их рук и тел. О, да. Они
помнили. Но они не посмели. И наконец заговорил старый Доминик:
- Это сумасшедший план, - сказал он. - Но если вы рискнете, мы тоже
рискнем.
В этом суть дела. Дикие токи не убеждены, что люди могут работать
совместно с рорками. Угроза одиночества страшна... очень страшна... и одно
упоминание об ней поднимало в их душах волну ненависти. Но, не осознавая
этого, Ран затронул основное в них. _Если вы рискнете, мы тоже_...
Дикие токи считали всех гильдсменов трусами. Если Ран Ломар, который
прошел через весь Роркленд, а этого не делал ни один дикий человек, если
этот Ломар рискнет отправиться туда вновь, они не могут отказаться от
риска.
На поверку вопросы выживания оказались для них менее важными, чем
гордость.
Так обстояло дело с дикими токами. Но в соответствии с планом Рана
потребовалась бы и помощь прирученных токов. Потребуется участие всех
людей вообще. Никогда Гильд-станция не имела с прирученными токами дела,
как с равными; среди них не было даже чего-нибудь вроде "совещательного
совета" или еще чего-нибудь аналогичного. Их время от времени созывали
всех и говорили им, чего от них желает Гильд-станция. Многие такие
инструкции были заранее обречены на неудачу: не допускайте, чтобы ваши
женщины занимались проституцией, не пейте слишком много; вы должны
приносить больше краснокрылки; содержите свои дома в чистоте. Иногда,
очень редко, эти увещевания приводили к успеху: вы должны хоронить своих
мертвецов в глубоких могилах, чтобы до них не могли добраться рипы; вы не
должны пачкать краснокрылку грязью, чтобы увеличить ее вес при продаже
нам.
И вот теперь по "приглашению" командира Станции оборванная толпа
собралась со всего Северного Токленда. Продолжавшееся все еще присутствие
двоюродных братьев - диких токов, - не ушедших после торговли, не осталось
незамеченным. Прирученные токи не пришли послушно, не пришли они и с
намерением повиноваться. Они пришли, потому что таков обычай. К тому же
они были любопытны. Кто знает, какие необычные требования предъявят им?
Такая перспектива не разочаровывала и не пугала их. Что бы это ни было,
они попробуют хотя бы новизны.
Этот совет, однако, с самого начала отличался от остальных. Прежде
всего здесь присутствовали и дикие токи перед настилом, наспех
воздвигнутом на открытом пространстве. Это бравые, смелые, свирепо
выглядевшие люди, многие с мушкетами. Северные токи пожирали глазами южных
со смешанным чувством восхищения, страха, подозрительности, негодования. А
южные глядели на северных равнодушно или презрительно. Новостью был и Ран
Ломар, "человек" со Старой Земли. Помимо происхождения, рассказы о том,
как он бежал от злого старого мистера с Утеса и прошел через весь
Роркленд, сделали его значительной фигурой.
Соленый запах моря, покрытого пенными волнами, тот же, что и несколько
месяцев назад (теперь они казались годами), когда Ран впервые ступил на
эту землю. Он думал об этом, вставая для выступления после короткого слова
командира. Тогда он хотел, чтобы его оставили в покое, хотел побродить
вокруг. Что ж, побродил...
Теперь, глядя на море лиц, грязных, часто беззубых, безучастных,
невыразительных, непонятных, глуповатых, он почувствовал, как ослабевает
его недавняя уверенность, как возбуждение сменяется раздражением... Что он
надеялся сделать с этими людьми? Конечно, они не виноваты в том, что
таковы. Но что с того? Его внезапно захлестнула волна равнодушия. Что ему
до всего этого - до Станции, до краснокрылки, рорков, токов? Если его план
не удастся, ну и пусть. Гибель Пиа-2 - это не его гибель. Есть немало и
других миров.
Чувствуя холод, спокойствие и равнодушие, он начал говорить. Не думая
об этом, изменил порядок реплик по сравнению с тем, что говорил диким
людям.
- Мы, гильдсмены, построили эту Станцию только ради краснокрылки, -
сказал он. - Но мы не получаем ее в том количестве, в каком она нам нужна,
и с каждым годом получаем все меньше. Скоро, если так будет продолжаться,
мы не получим ничего. А когда это случится, мы уйдем.
Толпа напряженно зашевелилась.
- Вы понимаете? Мы уйдем. Никто из нас не останется. Никто из нас не
вернется. И вам неоткуда будет получать вещи. Не будет и силовых полей,
чтобы защитить вас от рипов. Дикие имеют ружья. У вас их нет. И мы вам их
не оставим. Мы ничего вам не оставим. Сама Станция рухнет, как старый дом
в дождь. _Мы не вернемся сюда_...
Стон пронесся над толпой.
- Помните ли вы, что случилось, когда люди ушли отсюда? Это произойдет
вновь... _Молчание!_ - Гул на мгновение прекратился, а потом начался
снова.
Он сам замолчал на мгновение. Потом рассказал им о лихорадке, как она
делает их больными и слабыми, неспособными собирать краснокрылку;
рассказал, как он узнал о том, что лихорадку разносят рипы. И наконец
сказал им, что их спасение зависит от двух вещей, только от двух.
- Первое. Рипы должны быть уничтожены. - Ему не нужно было долго
убеждать их в этом. Вероятно, они были бы убеждены, даже если бы лихорадка
была тут ни при чем. Он легко прочел их мысль. _У людей есть ружья, это
легко будет сделать_. - Это будет нелегко! - крикнул он. Они подпрыгнули,
изумленные, испуганные, отпрянули назад, смущенные. И тут он перешел ко
второму, более трудному и важному пункту.
Сообщение о том, что им придется проникнуть в Роркленд, лишило их дара
речи. А то, что придется работать вместе с рорками, вообще превратило их в
камень. Он сказал им, что рорки умеют говорить, - они ему верили. Они
всему поверили бы о рорках. Он сказал им, что их потерянные дети часто не
умирают, что их определенно не убивают рорки, что многие из них мирно
живут среди рорков, - и они верили ему. Но _работать_ с рорками? Войти
безопасно, оставаться безопасно, уйти безопасно...
В то время, как дикие токи продолжали смотреть презрительно или
равнодушно, в то время, как Тан Карло Харб неподвижно сидел в своем
кресле, над толпой прирученных токов разнеслись крики. Наконец один ток
выступил вперед. Многие хотели последовать за ним, но он знаком велел им
оставаться на месте.
Это был его прежний проводник. Он колебался, потом пошел вперед, стуча
себя в грудь.
- Мист Ран... вы знаете... - Слова неясно вылетали из его рта.
У него есть амулет. Он вытащил его, показал. Для него безопасно
проникать в Роркленд, и если он войдет туда - далее последовала целая
лавина слов о том, что один он все равно не решился бы идти к роркам, но
если гильдсмены и дикие токи пойдут, тогда... и так далее. Но. Амулеты
есть и у других. И они пойдут. Головы кивали, амулеты выдергивались,
соседи рассматривали их, будто никогда раньше ничего подобного не видели.
Но...
Как насчет тех, у кого нет амулетов?
А их нет у большинства.
Ломар раскрыл рот, собираясь убеждать Рэнго, убеждать их всех, что
амулеты не нужны. Однако, не сказав ни слова, закрыл рот, позволил общей
сумятице еще усилиться и напряженно думал. Подобные уверения были бы
бесполезны. Рорки смертоносны, и рорки опасны, рорки - дьяволы. Все они
_знали_ это. Разные аргументы, ссылки на собственный опыт Ломара - все это
бесполезно.
За собой он услышал голос Харба, тихий, вызывающий и даже, черт возьми,
развлекающийся:
- Посмотрим, как ты справишься с этим, малыш...
И вот что он тогда сказал:
- Расступитесь, токи. Образуйте проход. Не мешайте выйти вперед
знахаркам. Разве вы не видите, что они хотят говорить с нами? Пропустите
знахарок, говорю я! Ну, двигайтесь!
Здесь присутствовало несколько десятков этих ведьм. Наполовину
колдуньи, наполовину знатоки трав, разносчицы лекарств из трав и ягод.
Никто не знал, о чем они думают. Но теперь, после слов Ломара, они подняли
головы, как множество змей, беспокойно оглядываясь по сторонам. Что? Эти
знахарки выступят вперед? Ох! И хо!. И помогите мне встать, и пропустите
меня вперед. Толпа, глядя во все глаза, с готовностью расступилась, и они
вышли.
Здесь были увядшие старухи, ковыляющие на костылях, и миловидные
девочки, которым увядание еще не грозило. Здесь были бормочущие старые
ведьмы, убежденные с своей колдовской силе, и остроглазые торговки,
готовые урвать последнюю расписку; некоторые унылые, другие веселые, одни
подозрительные, другие добродушные... Кем бы они ни были, они выступили
вперед, приблизившись к слегка потерявшим свою уверенность диким людям.
Все вышли. Это и нужно было Ломару.
- Вы хотите, чтобы люди ушли? - спросил он громким, звонким голосом. -
Вы хотите, чтобы все токи умерли от лихорадки? - И, захваченные врасплох,
женщины начали протестовать, вытирать глаза и бить себя в грудь; но он
оборвал их. - Вы не хотите! Хорошо! Значит, вы подготовите всем амулеты,
иначе...
_Да! Да!_ Они сделают, конечно, сделают! И хорошие амулеты,
могущественные... Вновь он их прервал:
- Сделайте достаточно для всех...
Слишком поздно колдуньи начали догадываться, в какую ловушку они
попали. Амулеты для всех? Ну, это совсем другое дело. Они не растут на
полях, как краснокрылка. Они требуют тщательной подготовки, редких
составных частей и... о, да! О, да! - они дорого стоят... Он высмеял их
слова, выкрикнул их громко, он высмеивал их. Упражнения, которые он
проделывал под руководством инструкторов в Гильд-академии, ему
пригодились, он бил их, и бил, и бил. А когда они попытались упираться, он
пригрозил, что толпа может рассчитаться с ними. Толпа, конечно, немедленно
выразила желание заняться этим. И знахарки вынуждены были капитулировать.
Теперь Рану предстояло решить последний вопрос. Гильд-станция, дикие
токи, прирученные токи - все согласились. Но согласятся ли рорки?
Доминик, Малларди, другие мистеры и клансмены отправились по морю
домой, по своим лагерям. Они увезли с собой достаточно ружей и пороха,
чтобы - Ломар очень надеялся на это - положить конец Флиндерсу. Знахарки
днем и ночью трудились вместе с помощницами, чтобы снабдить амулетами всех
мужчин Северного Токленда, способных носить оружие. Гильдсмены, покачивая
головами, хихикая, сомневаясь, пожимая плечами, вернулись к своей выпивке.
Приветственные тосты, однако, утеряли свою обычную уверенность.
На этот раз, на пути к Ласт Ридж, Ломар сам вел ски
- Головоломный план, малыш, - сказал командир, глядя, как Ломар
вытаскивает свой багаж. - К счастью, именно я составляю официальные
доклады. И если эти привлекательные старые чудовища съедят вас за обедом,
я пролью море слез, но ни одна из них не упадет на страницу отчета.
Понятно? Будьте осторожны, мальчик!
Ран улыбнулся.
- Вы любите классику. Вспомните. "То, что я делаю сейчас, много лучше
того, что я делал раньше..."
Командир коротко ответил:
- Мы не забавляемся.
Его большое выразительное лицо скривилось. Потом он улетел. Ран помахал
быстро удалявшемуся пятнышку, а когда он повернулся, рядом стоял Тан.
- Мне кажется, что сегодня день цитирования, - сказал Ран. - Как тебе
нравиться такая цитата: "Отведи меня к вашему вождю?"
Роркмен смотрел на него со ставшей уже знакомой Рану необычной улыбкой.
Он мягко притронулся к руке Рана. Теперь на нем не было шкуры рорка - в
теплое время она была не нужна, - и вся его одежда состояла из набедренной
повязки и гамашей, которые предохраняли ноги от острой колючей травы.
Конечно, он не знал никакого вождя, такое понятие вообще отсутствовало в
Роркленде. Они медленно пошли вместе, и Ран говорил.
Ран говорил. Тан ничего не сказал, или почти ничего. Вновь и вновь, как
и в предыдущем путешествии, он останавливался и садился лицом к солнцу.
Время от времени он слегка жестикулировал. Ходил он как человек. Но когда
они подходили к ручью или пруду, он опускался на четвереньки и лакал воду,
как рорк. Предложенную Раном пищу он принял очень достойно. Иногда он пел,
и его песни казались совершенно чуждыми уху Ломара.
На большом удалении от Холлоу Рок они увидели его удивительную двойную
вершину; подойдя ближе, Ран разглядел людей и рорков, двигавшихся в том же
направлении. Их было много, и он не спрашивал, как они очутились здесь.
Это было не простым совпадением, все они шли на совет. Неужели отдельные
жесты Тана передавали информацию другим жителям Роркленда, которые хотели
оставаться невидимыми? Или этот полуодетый человек обладал
сверхъестественными способностями, которых цивилизованные люди не могли
достичь, несмотря на все старания.
- Идем, Ран'к, - сказал Тан, положив руку ему на плечо. Не было
никакого представления, ни один из собравшихся не был удивлен, не проявил
ни радости, ни недовольства при виде Ломара. Он был достаточно близок к
роркам, чтобы слышать, как в их желудках перекатываются камешки,
перемалывающие пищу, - странный звук, заставивший его почувствовать
какую-то неуверенность.
- В холодное время, - начал он, - я прошел через вашу страну в мире.
Теперь же я вернулся с миром, и вот почему. Я узнал, что токская
лихорадка, которой болеют и люди и рорки, разносится животными, которых мы
называем рипами. Их нужно уничтожить, если мы хотим, чтобы болезнь
прекратилась. Если это не сделать в этом году, когда их мало и они слабы,
придется ждать много лет очередной вспышки их размножения. Люди, с Севера
и Юга, хотят действовать вместе с вами. Я пришел предложить совет - через
пятьдесят дней мы пошлем по пятьдесят своих представителей к большому
холму с двумя пиками, Тигги Хилл, далеко на юге. Мы придем с миром. И с
миром будем говорить с вами.
И рорки и роркмены сказали:
- Мы придем туда с миром. И с миром будем говорить об этом.
Все было очень просто.
Тан Карло Харб, спокойно выслушав возражения Старчи Мантона, решил, что
они отправятся на Юг в единственном Станционном аэрокрафте, способном и к
недалеким космическим полетам, а не на медленном скиммере. Чтобы обсудить
планы на будущее, Ран однажды вечером, незадолго до наступления
условленного пятидесятого дня, отправился в резиденцию. Он застал
командира бледным и очень расстроенным.
- Кто бы мог подумать об этом? - задал Харб риторический вопрос Рану. -
Кто мог представить это? Плохо, очень плохо.
Да, плохо. Флиндерс. Враждебные кланы подготовили оружие, копья и
мушкеты, подготовили порох и выступили против него... Флиндерс и его
союзники были разбиты. Пока все хорошо. Но Флиндерс не желал мириться с
поражением и быстро сменил стратегию... Его силы были рассеяны, и это
заставило его врагов тоже рассеяться, чтобы начать преследование. А он
условился о свидании с кланами союзников - отчаянная мера! - далеко на
юге, в Роркленде.
Местом свидания он выбрал Тигги Хилл.
Он был там, скрываясь вместе со своими людьми, когда первая партия
рорков и роркменов на совет. Для Флиндерса, очевидно, не имело бы разницы,
если бы он знал, зачем они пришли, но он не знал и не хотел знать. Он
напал на них. Это была не битва, а убийство. Никто не спасся: ни рорк, ни
роркмен. И среди погибших был и Тан.
- О, боже! - в агонии воскликнул Ран. - Что они подумают обо мне!
Вновь планы его рухнули. Был уничтожен не только личный успех, не
только возникла угроза самому существованию людей на Пиа-2. Погиб Тан, тот
самый Тан, который помог выжить Рану и Норне, не зная их. Тан с необычной
улыбкой, обнаженный Тан, Тан сильный и чуждый. Тан И с его смертью
умерла, казалось, всякая возможность союза, не имевшая себе равных в
истории человечества, союза людей и нелюдей.
Линдел была в его комнате. Теперь она, казалось, постоянно была там,
оживленно обсуждая его планы и то, как их встретит Директорат Гильдии, они
пела ему, успокаивала его, любила...
- Куда ты? - воскликнула она. - Что случилось? Ранни!
Она вцепилась в него, говорила, что он сумасшедший, упрямый. Это
безумие - идти сейчас снова в Роркленд после того, что случилось. Она
умоляла его придумать что-нибудь еще. Что-нибудь разумное, безопасное.
- Неужели ты думаешь, что они будут слушать тебя? Ты хочешь совершить
самоубийство? Ты хочешь умереть?
Он отстранил ее, но она бежала за ним. Он захлопнул дверь и закрыл ее
на ключ.
Снова Ласт Ридж. Он установил автоматический режим в скиммере и
приготовился в него забраться. Женский голос. Ранни! О, Ранни! Снова
Линдел. Прочь! Быстрее.
Знакомый голос прервал его озабоченность. Это была не Линдел, это была
Норна. Он повернулся.
- Здравствуй, Норна! - и ступил в ски Она ухватилась за скиммер
руками. С нею был ток, более приятный, чем они обычно бывают, с
меланхолическим лицом, длинными руками. Ее любовник, вероятно... - Прощай,
Норна!
Она не убрала руки, повернулась к току.
- Прощай, Дуки, - сказала она.
- Нет, девушка, - печально сказал тот. Умоляюще. Погладил ее руки, ее
грудь, в свободной манере токов. - Нет...
- Норна, ты не можешь идти.
- Почему?
Быстро, коротко он рассказал ей о случившемся. Она сказала:
- Я прошла через все с тобой. Пройду снова.
- Нет...
- Они будут считать тебя более мирным, если рядом буду я.
Он немного подумал и разрешил ей войти.
Скиммер, ведомый автоматом, отправился в путь назад, а они пешком
спустились в Роркленд.
- Лжец!
- Лжец!
Люди грозили ему дубинами. Рорк с желтой маской надвигался, ворча,
звеня и звякая. Они не желали слушать его объяснения, они не хотели его
видеть. "Пришел с миром и говорил с миром?" Кровь и тела на склоне Тигги
Хилл. Лжец! Лжец! Еще одна ловушка и еще один план.
Они дали ему и Норне срок до захода солнца. Не больше.
Бдительно и молча смотрели они, как уходят эти двое, потерпев
поражение. Пологие склоны краснели побегами краснокрылки, но Ран не видел
их, повсюду ему виделось лицо Тана, окровавленное, но улыбающееся все той
же загадочной улыбкой.
Он не слышал топота лап, но Норна закричала. Внезапно появилась стая
рипов. Хищники были худыми, они завывали от голода и возбуждения, они
появились как будто ниоткуда. Ран остановился: хищники были впереди;
обхватив одной рукой Норну, поднял другую в бессильном стремлении
защититься. Но что он мог сделать, беспомощный, безоружный? Звери и не
заметили его движения.
Один рип взвизгнул, визг прервался, и послышался удар дубины. А длинные
лапы, карикатурное подобие человеческой руки, со смертоносными когтями,
перехватили другого хищника.
- Мы пришли с миром, - сказала Норна. Ее голос дрожал, сердце сжималось
от страха перед рорками и роркменами - она боялась их больше, чем рипов.
Но продолжала: - Вы видите, у нас нет оружия...
Она сказала то, что хотел сказать Ран. Наступило молчание.
Это был тот самый отряд, рорки и люди, который гневно прогнал их,
отказавшись их выслушать. Они следовали за людьми, чтобы убедиться в их
уходе, решив уничтожить их, если они до захода солнца не успеют подняться
на Ласт Ридж. И теперь поняли, что Ран и Норна действительно рисковали
своими жизнями... и, вероятно, не заманивали их в другую ловушку.
- Это не ловушка. - Ран вновь обрел способность говорить. - Это
совершили не мы. Попробуем еще раз, и я обещаю вам защиту. На этот раз мы
можем встретиться на Холлоу Рок. Вы верите мне?
Долгие, долгие тени отбрасывали побеги краснокрылки. И долгим, долгим
было молчание. Наконец оно было прервано...
- Мы верим. Мы верим тебе...
Победа, которую одержал Флиндерс, совершив убийство на Тигги Хилл, не
принесла ему ничего хорошего. Присутствие неизвестных людей среди рорков,
убитых у подножия холма, породило странные слухи по всему Южному Токленду.
_Люди среди_ рорков! Это было больше, чем неслыханно, - это было
невероятно, и, однако, приходилось этому верить.
Не было разумных причин того, что это событие привело к утрате
Флиндерсом авторитета. И, возможно, не авторитет он потерял. Но дело это
странное, пугающее, и даже люди отшатнулись от него, а поскольку Флиндерс
был с этим делом связан, дикие люди отшатнулись от Флиндерса. То
ожидавшееся им свидание с главами кланов так никогда и не состоялось.
После долгого напрасного ожидания он оставил свой лагерь на Тигги Хилл.
Союз, нарушенный таким образом, было нелегко возобновить. Вожди,
вернувшись с Севера, застали свои кланы в беспокойстве и тревоге. Рассказ,
который они привезли с собой, было нелегко усвоить; как этот рассказ, так
и основанное на нем соглашение вызвали новую волну слухов и толков.
Одно обстоятельство, однако, оказалось усвоить достаточно легко.
Гильд-станция дала материалы для изготовления ружей и серу для пороха,
и все нужно срочно использовать против Флиндерса. В этом никакой
неопределенности не было. Если бы им дали больше ружей, дикие токи
согласились бы напасть и на небо. Поддержка Флиндерса таяла, как тонкий
весенний снег на солнце; она не выдержала простого сообщения, что
выступление против него принесет мушкеты и порох. Вскоре каждая кузница
звенела от ударов молотов; запасы дерева, хранившиеся много лет, были
извлечены для такого случая и превратились в ложа мушкетов, а древесный
уголь и резко пахнущий натр смешивались с серой в примитивных пороховых
мельницах: смесь размалывалась, увлажнялась, высушивалась, вновь
размалывалась.
Флиндерс, конечно, слышал об этом. И не ждал. Разъяренный, спустился он
с Утеса: напал на Ниммаи, но был отброшен; налетел на Овелли, но и тут не
сумел одержать победу; и оказался зажатым между Домиником и Малларди, а на
помощь им спешили другие кланы. Потери его были огромны, он отступал,
хромая, как рорк на трех ногах, и спас его только неожиданный дождик,
погасивший фитили мушкетов и смочивший порох.
Он должен был считать себя счастливым, вернувшись в свое скалистое
убежище на Утесе, где в этот момент его не решились преследовать; тут он
мог подумать о своих потерях, о своих рухнувших надеждах и о скудной
кладовой. План нападения на Гильд-станцию растаял в тумане, поднимавшемся
с черных скал и среди черных, покрытых тем же черным мхом стволов
гигантских деревьев.
В некоторых отношениях большой совет на Холлоу Рок напоминал прибытие
Ку-корабля. Были воздвигнуты такие же большие павильоны, организовано
такое же (если не то же самое) снабжение продовольствием. Вновь повсюду
царил дух возбуждения и подвижности. Но на этом сходство, разумеется, и
кончалось. Ку-день наступал раз в пять лет, но _каждые_ пять лет, и каким
бы новым он ни казался, на самом деле он не был новым и не будет, если не
считать самого первого его прибытия. Совет же у подножия Холлоу Рок,
уникальной геологической формации планеты, был еще более уникальным
социальным явлением. Никто не знал, чего ожидать от него.
Харб, Ломар, несколько станционных чиновников (они по-прежнему
находились в шоковом состоянии не столько от возможности встретиться лицом
к лицу с рорком, сколько от перспективы обходиться без выпивки в течение
всего совета) и прирученные токи прибыли, как и намечалось, на аэрокрафте.
Они увидели медленно поднимающиеся в спокойном воздухе дымы костров диких
токов - только мужчин: те не взяли с собою женщин. Не было их и в группе
прибывших со Станции, за исключением Норны.
Утро дня, назначенного для Совета, застало диких и прирученных токов
по-прежнему в одиночестве, и по мере того, как тянулся этот день, Ран так
нервничал, что начал сожалеть о командирском запрете на выпивку. Было
достаточно причин для этого запрета, поскольку в пьяном виде поведение
большинства станционных чиновников становилось непредсказуемым. К тому же
Харб понимал, что рорки не одобрят тост "Смерть роркам!"
Дикие токи из подозрительности или опасений первое время не хотели
входить в павильон. Пока Харб обсуждал с Раном, как преодолеть это
препятствие, и пока Ран, слушая вполуха, осматривал местность в поисках
признаков приближения рорков, Норна взяла дело в свои руки.
- Жан, - сказала она, подойдя к мистеру Малларди, стоявшему несколько в
стороне от остальных. - Ты сердишься на меня за то, что я стала женщиной
другого?
Он осмотрел ее, не говоря ни слова. Потом проговорил:
- Если бы я убежал с тобой в Роркленд, может, ты бы стала моей. - Она
ничего не сказала, и он продолжил. - Но я не убежал. У меня нет права
сердиться.
- Я рада. Тогда пойдем вместе со мной в павильон и поедим вместе.
Лед, разбитый таким образом, никогда не смерзался больше, и Ран,
перестав осматриваться, пошел вслед за всеми в павильон... Постепенно
между ним и Жаном возник тот особый тип отношений, который бывает между
двумя мужчинами, соперничающими из-за женщины. Несколько позже начавшийся
разговор был внезапно прерван. Вбежал один из станционных чиновников, и
было ясно, что он нарушил запрет на выпивку. Голосом, в котором
смешивалось удивление, испуг и одурманенность, он громко сказал:
- О, мой член и мои ляжки - все вокруг кишит рорками!
Было названо количество членов делегации - 50, и они этого скрупулезно
придерживались: прибыло 25 рорков и 25 роркменов. Среди роркменов были и
женщины. Впервые Ран - и, разумеется, остальные - видел женщин-подкидышей.
Их было не очень много... молодая девочка примерно десяти лет, державшая
на руках ребенка, и старая, очень старая женщина. Именно она нарушила
молчание, установившееся в павильоне.
- Пахнут... - пробормотала она. - Как они пахнут...
Оборудование павильонов включало ванные комнаты, ими постоянно
пользовались, но каждое живое существо имеет свой специфический запах.
Дикая жизнь в Роркленде сильно обострила чувства старухи. Следующим
заговорил Рэнго. Он сделал шаг вперед и, пристально всматриваясь в лицо
одного из роркменов, сказал тихо и неуверенно, потом повторил громче:
- Брат? Брат?
Никто ничего не сказал. Он беспомощно и неуверенно повторил: "Брат".
Это больше не было вопросом. Тогда один из роркменов, не двинувший ни
единым мускулом, выступил вперед. Рэнго смотрел на него. Они встретились и
обнялись. Лицо Рэнго исказилось от волнения, но на лице его давно
потерянного брата была лишь странная необычная улыбка.
Ломар, глаза которого увлажнились, сказал:
- Вы все видите теперь, что люди живут среди рорков. Нужно ли вам еще
доказательство, что человек и рорки могут работать вместе? Конечно, рорк
нападает на человека - если тот предварительно сам нападет на него. Но не
иначе.
Рорки. Выступите вперед. По одному и медленно. Ну, рорки! Давайте!
Вновь молчание. Только шум ветра, больше ничего. Потом медленно,
медленно на своих высоких изогнутых в коленях ногах выступил вперед
старый, уже не черный, а серый рорк. На полпути он остановился.
- Рор'к. Идет, - сказал он. И: - Рор'к идет. В мире.
Ран услышал, как кто-то рядом с ним с трудом глотнул. Рорк сделал еще
несколько шагов, потом сел, сложив ноги. Только тогда очнулись прирученные
токи. Когда двинулся вперед второй рорк, они схватились за амулеты и
забормотали магические формулы. Но никто из них не закончил этого...
Постепенно они выпрямились. Кое-кто продолжал держаться за амулет. Но Ран
знал, что сделан первый шаг к победе над страхом.
И в данной ситуации это был вообще шаг к победе.
Роркленд следовало нанести на карту.
Так думал Ран, стоя на безымянном, источенном дождями холме в сердце
этой местности. Когда-то были проведены наблюдение и картографирование с
орбиты, и когда-то эти данные были пригодны. Но они не были пригодны
_сейчас_ и вряд ли пригодятся в будущем. В таких обстоятельствах оказалась
неоценимой помощь роркменов.
Один из них как раз поднимался к нему, дождь стекал по его волосам и
обнаженной груди и плечам.
- Что там впереди, Транак, в этой долине, заросшей папоротниками? -
спросил Ран.
Человек ответил ему частью словами, а частью жестами, что долина
значительно расширяется и в ней находится небольшой источник. Мало
вероятно, считал он, чтобы там были рипы... Однако и там они могут быть.
Ран кивнул и повернул голову, заговорил в маленький микрофон на плече,
а Транак заторопился обратно, чтобы заняться дальнейшей разведкой. Через
несколько минут небольшой отряд углубился в долину. Ран знал, хотя и не
мог этого видеть, что другой отряд движется с противоположной стороны. Ни
один рип в этой долине не останется в живых. Скалы слишком крутые. Ран
вытер свое залитое дождем лицо и заторопился вниз по холму, неся за собой
длинный шест с белым флагом. По этому сигналу и слева и справа двинулись
такие же флаги. Он знал, что, как направленная волна, эта линия пересекает
весь узкий континент.
Война с рипами продолжала свое медленное, но неумолимое продвижение
вперед.
Война эта была необыкновенно важна из-за природы противника. Но важнее
она была из-за природы союзников. За один месяц Ран перевернул обычаи и
традиции, складывавшиеся столетиями. Прирученные же токи, работающие рядом
с дикими - не буквально рядом, но в одном деле, - знали об этом. Дикие
токи, объединившиеся с гильдсменами. И, конечно, самое удивительное - люди
(цивилизованные, варварские и выродившиеся), люди работали с рорками! Лишь
клан Флиндерса, по-прежнему непокорный и укрывшийся на своем Утесе, не
принимал в кампании участия.
Ран слегка вздохнул, вспомнив, что договор о совместной деятельности
заключен только на один год. Конечно, это неплохо, но пока еще не настало
время устанавливать постоянное согласие. За год две объединившихся расы
(включая четыре группы людей: диких токов, прирученных токов, гильдсменов
и роркменов) должны уничтожить двух своих врагов: хищных рипов и
порождаемую ими токскую лихорадку.
Из крошечного передатчика послышался голос:
- Скиммер-5 докладывает командованию.
- Как дела, Мантон?
- Немного медленно... Пусть центр чуть замедлит свое продвижение
вперед. Не нужно ломать линию.
- Ладно. Каков урожай?
- Большая стая рипов двигалась вдоль берега. Часть из них прорвалась, и
нам пришлось развернуть линию, чтобы ни один из них не ушел. Эй! Я сам
убил нескольких рипов!
- Хорошо, хорошо, Мантон! Что еще?
- У скиммера-5 больше ничего. Конец сообщения.
Сказалось ли умение командира убеждать или подействовала общая
ситуация, но Старчи Мантон прервал свои бесконечные возражения, решив, что
теперь как раз крайний случай. Он привел в действие скиммеры и все
надземные средства передвижения (сказав, правда, что их трудно будет
применять в бездорожном Роркленде); и действовал с большим рвением.
Возможно и то, что но него подействовала отдаленность Ку-дня, которого он
страшно боялся.
Нечто подобное происходило и с другими гильдсменами. Сообщали,
например, что Релдон, находившийся в координационном центре западной
линии, не выпил ни капли с момента начала кампании! А старый "Кэп"
Кондерс, впервые за год оставив свои зловонные сушильные навесы, с таким
энтузиазмом включился в работу, что медик был вынужден запретить ему
действовать так энергично.
Вся кампания представляла из себя неправильный четырехугольник, стороны
которого двигались по направлению к центру... Прирученные токи составляли
северную линию. Дикие токи, с другой стороны, составляли южную линию и
столь же постоянно двигались на с В обоих случаях "постоянно"
означает лишь приблизительную оценку. Эти две линии должны были
встретиться, и туда же со стороны берегов двигались рорки: западная линия
двигалась на восток, восточная - на запад. И площадь четырехугольника,
ограничиваемая этими линиями, постоянно сокращалась.
Обычно преследуемые рипы не ждали того, когда на них наткнется линия,
при ее появлении они бежали. В линиях впереди шли мужчины, вооруженные
копьями, мотыгами, дубинами и ружьями. За ними шли женщины и дети и
барабанили всем, что только могло барабанить, и звенели всем, что только
могло звенеть; они кричали и улюлюкали. Там, где местность была открытой и
позволяла использовать скиммеры, расстояние между людьми увеличивалось;
они гнали перед собой большую часть фауны Пиа-2, но другим животным
позволяли проскальзывать сквозь щели линии.
Скорость движения каждой линии и каждой части линии, естественно,
варьировалась в зависимости от погоды и местности. В ясные прохладные дни
на травянистых равнинах и слегка холмистых плоскогорьях, которые могли
превратиться в отличные пастбища, продвижение вперед было хорошим. Дожди,
сильная жара, неровная пересеченная местность затрудняли продвижение. Горы
и овраги, естественно, заставляли идти почти ползком; густые леса, болота
и заросли колючих кустарников, высокая трава с острыми режущими кромками -
все это тоже затрудняло продвижение. В Роркленде нет больших рек, которые
нельзя было бы перейти вброд; только в периоды дождей они превращались в
стремительные потоки.
Белые флаги командных постов иногда быстро продвигались вперед, иногда
совсем останавливались. Они двигались от покрытых желтой травой пологих
склонов и пахнущего солью морского берега на север; от поросших черным
мхом скал и долин юга - через поля краснокрылки, вновь пламенеющие всеми
оттенками красного цвета, сегодня влажные, завтра сухие, они шли и шли
вперед. И наконец, на западном берегу дикие токи соприкоснулись с
поджидавшими их рорками и остановились. Вскоре после этого южная линия
тоже соприкоснулась с восточной. Начался второй этап кампании.
Когда-то, глядя из скиммера, Ран Ломар видел линию токов и массу рипов.
Но тогда рипы размножались в неисчислимом количестве, а рорки убегали.
Теперь было иначе.
Насколько мог видеть глаз, в обе стороны двигалась линия с воинской
точностью... Он слышал топот ног, видел облако пыли, ощущал странную
вибрацию рорков. Покачивались их желтые маски, покачивались стебельчатые
глаза. Хотя рипов было уничтожено мало сравнительно со вспышкой того
прошлого года, их растущая концентрация объяснялась уменьшением территории
обитания. Время от времени рипы объединялись в стаю и пытались,
ощетинившись и оскалив пасти, защитить свою территорию. Но линия рорков
неколебимо двигалась вперед, и рипы отступали.
Ломару пришло в голову несколько запоздалое опасение. Если рипы
распространяют лихорадку, собравшись в большом количестве, то не повлечет
ли их нынешнее положение новую вспышку болезни? Маленький медик, так
решительно оторвавшийся от своих излюбленных мхов, что мог уже никогда не
вернуться к ним, с энтузиазмом включился в решение этого вопроса. Рипов
ловили и, убивая, вскрывали, изучали их внутренние органы, подвергали их
ткани, а также почву, растительность различным биологическим
исследованием.
Наконец был вынесен вердикт.
- Конечно, конечно, - говорил маленький медик, пытаясь одолеть свой
энтузиазм, - это только предварительное мнение, а не официальный рапорт.
И Харб, потный, грязный, нетерпеливый:
- Говорите, парень! И говорите побыстрее, а не то...
И медик торопливо, не дожидаясь, пока командир кончит фразу, заговорил.
Найдены следы скрытой латентной лихорадки. Никаких признаков ее
активизации среди рипов. И дальше:
- ...конечно, это только мое мнение - ведь различные болезни не
одинаково действуют на разные организмы - так вот, мое мнение, что
лихорадка вирулентна только в те годы, когда они размножаются... и мое
мнение заключается в том, что именно эффект лихорадки заставляет рипов так
невероятно размножаться!
Во внезапно наступившей тишине он не совсем уверенно добавил:
- Это, конечно, только предварительное мнение.
Для споров и обсуждений не было времени. Движение вперед продолжалось
все дни; все ночи разжигалось множество костров. С тех пор, как этот
континент, шипя и свистя, поднялся из моря, здесь не видывали такой
активности. Костры лагерей и сторожевых постов пылали, крайбэби
душераздирающе плакали в лесах и кустарниках. Внутри, во все сокращающемся
четырехугольнике, слышно было, как кашляют и подвывают рипы.
Территория, отведенная для третьего этапа плана, составляла от 20 до 50
квадратных миль. По мере того как линии приближались к этой территории,
сопротивление рипов все возрастало. Но теперь линии людей и рорков были
несравненно плотнее... Свирепых хищников убивали копьями и дубинками,
расстреливали, разрывали могучими когтями. Люди, да и рорки, разумеется,
иногда оказывались ранеными. Но быстрая же медицинская помощь привела к
тому, что смертельных случаев было исключительно мало.
Наконец эта последняя территория была достигнута где-то северо-западнее
центра континента. Здесь начиналась третья часть плана.
Открылся коридор примерно в милю шириной. Рипов гнали с последней
территории в этот кор Им не позволяли останавливаться и передохнуть.
Преследователи действовали посменно при свете факелов и костров. Стреляя,
крича, ударяя копьями и дубинами, швыряя камни, преследователи гнали рипов
к одному определенному месту западного побережья.
Большая часть этого побережья была почти не исследована и не нанесена
на карты. Но этот участок берега, обрамленный крутыми утесами, с высоты
сотен футов срывающимися отвесно в бурное море, был давно известен, и все
его избегали.
Его кипящие, усеянные рифами воды получили название Пропасти Смерти.
Суда диких токов - лодки, плоты, катамараны - описывали большую дугу,
огибая это место. К ним присоединился единственный катер Станции, а сверху
в максимально близкой дистанции от воды к блокаде присоединились скиммеры.
Но очень мало рипов достигло этой линии.
Четвертая, заключительная, фаза плана выполнялась с меньшим шумом, но
не с меньшей основательностью. Теперь все двинулись вдоль песчаного
берега, осматривая места размножения рипов. Если бы эти животные были
живородящими, задача была бы проще - а может, и труднее, но решалась бы
она по-другому. Однако они были яйцекладущими, и даже дети знали, что
нужно искать: низкие закругленные песчаные насыпи, укрытые морскими
водорослями, тепло от разложения которых грело яйца и способствовало
развитию зародышей.
Не было необходимости полностью разрушать кожистые гроздья яиц. Удар
дубины, толчок копья, сбрасывающий песок - этого было достаточно. Морские
птицы завершали дело. Иногда находили уже разворошенные насыпи, проколотые
и высохшие яйца - это была работа других диких хищников.
Дело приближалось к концу. Однажды утром Ран переносил свой белый флаг
по последнему участку берега, когда передатчик у него на плече издал
сигнал вызова.
- Говорит скиммер-5. Ранни?
- Старчи?
- Здесь бухточка или залив примерно в двух милях от того места, где
находитесь вы. С берега она не видна... мешают утесы... но, кажется, я
смогу туда проникнуть. Начинаю... Я уже здесь... да, песок, можно
приземлиться...
- Осторожно, Старчи, - прервал его Ран.
- Вы говорите это _мне_?
- Подождите немного, - сказал обеспокоенный Ран. Ответом было частое
затрудненное дыхание. Затем послышался уже другой голос - Харба:
- Уходите оттуда, инж Немедленно!
Коротким и ужасным был треск в ушах. Вдали над берегом взметнулось
пламя. Потом дым. И тишина.
Наконец после короткого молчания Харб пробормотал:
- Он больше не боится жары...
- Или Ку-корабля, - добавил Ран.
Смерть Мантона не была напрасной: в той бухте, которую он заметил, были
яйца рипов. Кроме него никто не смог бы заметить. Это заставило Рана кое о
чем подумать, и он обнаружил, что и другие подумали о том же.
Например, Норна.
Уже несколько дней он не видел ее; но сколько именно, он не мог
вспомнить, и теперь, глядя на нее, не понимал, как может выглядеть сам.
Она была худой, уставшей, глаза ее покраснели, волосы местами были
вымазаны белой соленой пеной. К ногам прилип песок, она соскребала его
пучками травы.
- Я думала о Флиндерсе, - неожиданно заявила она.
- Ты? - он взглянул на нее. - Любопытно... Я тоже думал о нем.
Она кивнула. Солнце грело, воздух был чист и пах морем, недалеко
находился небольшой, заросший тростником эстуарий, и внезапно расцвело
много желтых цветов. А дальше по берегу какой-то прирученный ток подобрал
гроздь яиц и бросил ее в рорка. На мгновение Ран застыл, но прежде чем он
смог двинуться или заговорить, рорк увернулся и мощными лапами забросал
тока грязью. Тот стоял, глуповато озираясь. Его товарищи засмеялись,
издеваясь над ним. Рорк издал звук, который мог соответствовать смеху. Ран
расслабился.
- Да... но я думаю не только об опасности мистера. Мы не были в его
стране. И если там есть рипы...
Она попала в самую точку. Если вокруг Утеса или на нем есть рипы - а
они, вероятно, есть там, - значит они восстановят свою численность.
Конечно, есть определенная надежда, что вид не сумеет выжить, если его
численность опускается ниже критического предела: вовлекаются иные
факторы, помимо простого размножения; так это или нет, он не знал, как не
знал и того, каков этот предел. Вероятно, он колеблется от вида к виду.
Но если на Утесе Флиндерса сохранится достаточно рипов, то вся трудная
кампания проведена напрасно.
Они отыскали Тан Карло Харба на берегу. Тот сидел в импровизированном
кресле и смотрел в море. Теперь, когда кампания подходила к концу, он
выглядел постаревшим. Он приветствовал их взмахом руки. Сам же
порекомендовал:
- Садитесь на пень... или куда хотите... Или даже на корточки, если
хотите, как и все, вести варварский образ жизни. А у меня уже достаточно
песка в промежности... спасибо... Ну, могу предложить холодную выпивку и
настаиваю, чтобы вы выпили до того, как заставите меня слушать очередную
ошеломляющую новость. - Он улыбнулся. - Должен сказать, что чувствую себя
помолодевшим на десять лет. Ага, выпивка. Гм, нам нужен первый тост,
верно? - Он поднял стакан. - Смерть рипам!
Они повторили: "смерть рипам!" Ран совершенно забыл, как приятен
охлажденный напиток.
Командир слегка нахмурился.
- Да, я хотел кое-что сказать, прежде чем вы начнете бормотать о своем
деле... О чем же! Ах, да. Эта отвратительная старая крыса Флиндерс...
Чувствуя себя глуповато, Ран сказал:
- Именно об этом мы и хотели вам напомнить.
- Напомнить мне? Вы думаете, я забыл об этом? Флиндерс должен очистить
свою территорию. Он ненавидит меня, а я собираюсь сделать неожиданный шаг.
Это всегда выводит дикарей из равновесия. Итак, я предлагаю ему амнистию.
Далее. Пока он будет пускать слюни и размышлять, что это значит, я
предлагаю ему уничтожить всех рипов на его территории. На определенных
условиях. Сказать на каких?
План Тан Карло Харба заключался в следующем. Мистеру Флиндерсу
предлагают присоединиться к кампании против рипов, под командованием
гильдсменов, тактично выдаваемым за помощь. За это он получит
вознаграждение в деньгах и расписках, за которые сможет получить на
станционных складах все, что захочет. Флиндерсу будет предложено
организовать перевозку краснокрылки со всего Токленда - тоже за
соответствующую плату.
- Постепенно я распространю эти привилегии на всех, - продолжал Тан
Карло Харб. - На диких и прирученных токов, на этих удивительно
нецивилизованных людей, выращенных рорками. А почему бы и нет? И на рорков
тоже. У них нет даже шеи, чтобы носить бусы. Может, ножные браслеты? Ну,
ладно. Но Флиндерс будет первой ласточкой. Его следует соблазнить в первую
очередь.
Но я не хочу, чтобы он получал вознаграждение ни за что. Хочу, чтобы он
увлекся этим, чтобы каждую минуту думал об уничтожении рипов. Я пошлю ему
щедрый подарок. Что вы об этом думаете?
Ран и Норна посмотрели друг на друга. Молча кивнули. Харб махнул рукой.
- Тогда дело за вами, малыш. Продумайте детали. Я хочу посидеть здесь,
чтобы отдохнули мои бедные старые ноги. Идите, дети мои. Идите, идите,
идите.
Ран на своем командном посту занимался организацией этого дела. У
Релдона, офицера по торговле, были, как всегда, красные глаза, но теперь
эта краснота объяснялась не постоянными выпивками, и руки у него больше не
дрожали. Посылка делегации для заключения перемирия и окончания войны с
рипами в стране Флиндерса, возможно, и не входила в его юрисдикцию как
торгового агента. Но это поручение без труда увязывалось с его должностью;
к тому же он не был никогда в Южном Токленде и хотел познакомиться с ним.
Ран чувствовал, что Релдон не особенно стремится вернуться на
Гильд-станцию - к иссушающей, болезненной рутине, к ждущим бутылкам и
ждущим приятелям. Возможно, совсем недурная идея - отправить его в дикий
Токленд с постоянным поручением.
Итак, Релдон возглавил мирную делегацию. В ней были дикие токи и
несколько роркменов; эти последние обнаруживали такое знание местности и
экологии, которое граничило со сверхъестественным.
Мирная делегация направилась на скиммере к югу, а Ран, чувствуя
какой-то упадок сил, занялся своими делами. Было одно дело, которое он
хотел завершить. Совет установил мир между людьми и рорками только на год.
Ран объявил, что в конце этого периода будет созван другой совет и обсудит
возможность продолжительного мира. Его мнение не встретило сопротивления,
хотя когда он говорил: "Конечно, постоянный мир возможен! Разве мы не
доказали это?" - его часто встречало непонимание.
Наконец последний метр береговой линии был очищен; силы, действовавшие
на всем континенте, встретились и замкнули круг. Последовало ликование,
которое, однако, длилось меньше, чем ожидали. Все как будто внезапно
проснулись и поняли, что у них есть обычаи и привычки, которым нужно
следовать. Нужно обрабатывать поля, ловить рыбу, чинить сети,
ремонтировать дома после сезона дождей.
Чиновникам нужно возвращаться на Станцию.
Берег согласия (как именовал его Ран) был полон народу. Однажды он
почти опустел.
- Поплаваем? - сказал Ран Норне. Она не умела плавать, и он предложил
ей дать первый урок. Плавать можно обнаженными, и так купаются многие.
Норна отказалась. Но ее белье не скрывало рук и ног, и она оказалась
способной ученицей.
- Ну, на первый раз достаточно, - сказал он наконец. Он отпустил ее,
она встала, и он увидел ее обтянутое влажной одеждой молодое тело. Она,
наверно поняла, что он чувствует, и вспыхнула; глаза ее обратились к
берегу.
- Вон та рощица... - пробормотал он ей на ухо. Взявшись за руки, они
пошли к берегу, и вначале берег, а потом и деревья казались в сотнях миль
от них. Наконец только одежда мешала его пальцам касаться ее кожи, не
стало и одежды, и между ними ничего не было, кроме оглушительного биения
их сердец. Пиа Сол наполовину проделала свой долгий путь к закату, когда
они вышли из рощицы и направились к скиммеру, служившему командным постом.
Где-то жужжало насекомое, все громче и настойчивее. Ран был так поглощен
своими мыслями, что только оказавшись на борту, понял, что жужжало не
насекомое, а сигнал вызова.
Он нажал кнопку:
- Скиммер-16 слушает. Что...
В его ушах резко звучал голос Харба:
- Где вас дьявол носит? Я стараюсь связаться с вами уже...
- Я плавал, - ответил Ран с виноватой ноткой в голосе.
- Плавал! Конечно. И, несомненно, нырял! Ладно, слушайте... - внезапно
голос оборвался. Немного спустя он послышался вновь, на этот раз он был
какой-то тусклый. - Жаль. Жаль... Вы не знаете, что случилось на юге? Это
моя вина. Моя вина. Я должен был знать. О, я должен был знать...
Один из диких токов перебрался через край Утеса. Каким-то чудом он
остался жив. Было очевидно, что долго он не проживет. Но перед смертью он
успел рассказать, что произошло.
Даже в тепле позднего лета, переходящего в раннюю осень, страна
Флиндерса казалась угрюмой и мрачной. Трава выглядела увядшей. Ран
осмотрел угрюмо глядевших на него людей, осмотрел местность. Она ему
показалась знакомой - он узнавал окружающие предметы. Они с Норной
проходили тут как пленники Флиндерса. Что-то... что-то... здесь привлекло
тогда его внимание.
- Межевой знак, - сказал он.
Жан Малларди кивнул. Глаза его налились кровью, верхняя губа будто
застыла в усмешке.
- Показывает межевой знак, - сказал он. Знак был недалеко. Череп,
находившийся на нем в холодный период, все еще был здесь. Только снег
теперь растаял, из-под него показался красноватый мох...
Это был не мох. Это были волосы.
И это был вовсе не череп. Это была голова.
- Релдон!
- Так его звали? - кивнул Малларди почти равнодушно. - Много имен. И
все умерли.
Мертвые глаза смотрели прямо на Рана. Рот, казалось, пытается что-то
ему сказать. У Рана перехватило горло. Релдон был уже так близок к тому,
чтобы выбраться из безнадежности, которая владела им столько лет... Ран
пытался что-нибудь сказать...
Смерть роркам? Смерть рипам? _Нет, смерть Флиндерсу!_
- Флиндерс сделал это, - сказал кто-то. - Флиндерс сделал это, Флиндерс
сделал это, Флин...
Чья-то рука ухватила Рана за плечо, потрясла его. И Ран узнал голос
говорившего - говорил он сам. А теперь заговорил Жан Малларди:
- Говоришь, Флиндерс сделал это. Да... Спрашиваю: почему? Не нахожу
ответа. Мой брат Сай был в этом отряде и Тиг Овелли и... Ты знаешь их
имена. Их головы теперь висят там на Утесе. Почему? Может быть, старый
мистер увидел возможность разом отомстить за все старые и новые обиды.
Может, он и подумать не может о мире...
Неважно, почему Флиндерс хочет крови. Будет достаточно крови, он сможет
плавать в ней. И... - он повернулся и посмотрел прямо в лицо Рана.
- Гильдсмен! Он утонет в крови!
Все кланы были здесь. Если бы крик мог поднять скалы, рев, раздавшийся
после слов Жана, стер бы Утес Флиндерса в порошок.
Убийство мирной делегации, доверчиво вошедшей в лагерь после того, как
мистер принял амнистию и условия договора, было безумием. Огражденный в
своей скалистой, дымной маленькой стране, обладая ограниченным мозгом,
Флиндерс и не мог представить себе мира. Он действовал на таком низком
уровне, что даже не заметил тех выгод и возможностей, на которые так
надеялся Харб. Флиндерс мог понять только одно: все, кто не принадлежит к
его клану, - враги. Враги сами отдаются в его руки. Тем лучше. Он
согласился бы ловить рыбу на дне морском, лишь бы только завлечь врагов.
Теперь все его люди в лагере на Утесе, а Утес осажден. Война с рипами
забыта, сменившись войной с Флиндерсом. Но опыт прежней войны пригодился и
здесь.
Осаждающие образовали круг и постепенно суживали его. Одновременно
уничтожали и рипов. Но потом положение стабилизировалось. Те, что
находились вверху, не спускались; те, что были внизу, не могли подняться
наверх, ибо единственная тропа, ведущая в лагерь, была перегорожена и
охранялась днем и ночью. Правда, рассуждал Ран, дисциплина не может
сохраняться долго среди диких людей. Бдительность людей Флиндерса
ослабеет... постепенно. Но так же постепенно... может ослабеть и осада.
И тогда все пойдет по-старому: рипы, Флиндерс, набеги, лихорадка...
Неужели же эта земля никогда не отдохнет? Он был тем катализатором,
который вызвал все перемены, прошлые и настоящие. Он должен решить эту
задачу.
Скиммер - любимое детище Старчи Мантона - был предназначен для пяти
человек. Ран посадил в него пятнадцать, выбрав самых находчивых и
проверенных. На двух диких токов приходился один хорошо вооруженный
гильдсмен. Когда стемнеет...
Пришлось ждать, казалось, бесконечно. Но вот ночь вспыхнула шумом и
светом. Отряд мушкетеров, спрятав свои мушкеты в импровизированных плащах,
которые наспех соорудили им женщины, скрытно подобрался во тьме к
укреплениям на тропе. Тьма была такая, что вряд ли что-нибудь можно было
различить. Но Рану нужен был только шум.
Под его прикрытием он посадил скиммер в малоизвестном дальнем и темном
углу лагеря и высадил людей. Еще дважды он проделал тоже самое. И потом
те, что оказались внутри, напали. Здравый смысл и обычная дисциплина
требовали, чтобы люди Флиндерса оставались на своих местах, но такие
качества не были распространены среди них. Когда наверху началась стрельба
и крики, они покинули свои посты и побежали защищать свои дома. А те, что
ждали внизу, бегом, ползком, карабкаясь и цепляясь за камни, хлынули в
лагерь.
Ворота были распахнуты, их никто не охранял. Борьба началась во тьме,
но закончилась при свете. Свет шел от пылающего лагеря, и при сете огня
схватили Флиндерса. Ему связали руки и ноги, потом перебросили веревку
через балку. Он висел таким образом, изрыгая проклятия и непристойности, а
они тем временем установили над его головой небольшой бочонок. Потом
перерезали ему горло и опустили на фут - два веревку.
Он умер, как и обещал это Жан Малларди. Захлебнулся в своей крови.
Придет день, думал про себя Ран, когда широкая дорога пройдет через
Роркленд, соединив Юг и С Какая ирония в том, что такой
обнадеживающий поворот событий начался тогда, когда человеческая раса так
устала. Он пытался представить себе, какой будет эта дорога и как близко
пройдет она от Долины Огней.
Долина Огней! Какая красота! А он и Норна... Норна вновь оставила его,
на этот раз из-за Линдел. Она сказала, что он должен сделать в Он с
гневом отказался. Но уйти - это она решила сама. В ней была дикая свежесть
и дикая резкость, как в непривитом дереве с его мелкими терпкими плодами.
Именно этого он хотел, когда пришел сюда. Уйти от прошлого, от
культивированного и подрезанного мира, ступить на обнаженную почву
нетронутой местности. Он выполнил свое желание, выполнил полностью.
Он ни на мгновение ни о чем не пожалел. Но у него не было желания
броситься опрометчиво со скалы.
- В конце концов, - сказал он Линдел, - ты самое скромное и приветливое
создание. - И она улыбнулась. - Ты здесь выросла. Ты идешь по жизни своим
путем... маленькая и дикая куколка... Может, немного излишне горячая. -
Но, конечно, она была цивилизованной. А Норна не была, несмотря на налет
цивилизации, полученный ею при посредстве отца. Норна умела читать - но и
только. Она знала одну-две песни. То, что она знала об истории, науке,
культуре, о всей галактике, было лишь отрывочными сведениями. Нет...
С Рана довольно дикости, природы и детей природы - варварских вождей и
девушек. Он хотел делать свою работу, и делать ее хорошо. А потом, раньше
или позже, он все равно улетит. Есть и другие миры, на которые по-прежнему
распространяется власть Гильдии. Так называемые "Свободные миры",
напр
Но для всего этого еще будет время. Прибытия Ку-корабля еще ждать
долго, и он должен наполнить свои трюмы краснокрылкой. А тем временем...
Тем временем солнце продолжало проделывать свой долгий путь по небу.
Наступало время второго великого Совета. Вновь луга вокруг Холлоу Рок были
усеяны фигурами людей и рорков. Тан Карло Харб говорил с ними с
возвышения, вооруженного у павильона.
- Почему бы не быть постоянному миру? - спросил он. - Разница между
людьми и рорками не больше, чем между разными группами людей. Дикие люди
не доверяют гильдсменам - гильдсмены не доверяют диким людям. Да и между
самими дикими людьми - война, всегда только война.
Когда он замолчал, раздался гомон. Трудно сказать, было это знаком
согласия или нет. Но вот со скалы, на которой он сидел, медленно поднялся
старый Доминик. Борода его не стала белее, но голос заметно ослаб.
- Мир, говоришь. И война. Я мало видел мира и много войн. Теперь
лихорадка не будет нас убивать. И войны и набеги тоже. Год назад не
поверил бы в это. Я тогда ненавидел гильдсменов и ненавидел рорков. Теперь
у меня нет к ним ненависти...
Жаль, подумал Ран, что старик не развил дальше эту тему. Но тут кто-то
встал и прервал мысли Рана.
Это был один из молодых мистеров, вождь по имени Тарми. Ран почти не
знал его. У него пронзительный голос, заставляющий всех вслушиваться.
- ...не будет лихорадки, говоришь. Хорошо. Может быть, хорошо. Но я
говорю - люди не будут умирать от лихорадки, рорки не будут умирать от
лихорадки. Больше людей, больше людей, больше людей. И больше рорков,
больше рорков...
Он додумался. Ему трудно иметь дело с непривычными соображениями, но он
додумался.
- Теперь. Что нужно людям? Краснокрылку, верно? Я говорю, краснокрылку.
Сорвать ее, отделить листья, продать их. Краснокрылку. Так. А чего же
хотят рорки? А?
Поднялся гомон. Люди задвигались, разговаривая друг с другом. Рорки,
повиснув между своих ног, не двигались и не издавали ни звука. Роркмены
опирались на посохи (на этот раз они не захватили с собой дубинки или
прятали их где-то поблизости) и улыбались своей чуждой, загадочной
улыбкой. Ломар чувствовал сильный запах древесного дыма и чуть слабее -
запах краснокрылки.
- ...Рорки должны есть то, что они едят всегда. А что едят рорки?
Кто-то в толпе выкрикнул ответ. Дюжина голосов подхватила его, потом
еще и еще.
- Краснокрылку! Краснокрылку! Краснокрылку!
Кивая и кивая, мистер Тарми ждал, пока они угомонятся.
- Говорите, краснокрылку. Верно. Теперь я спрашиваю. Не говорите, что
Тарми против мира. Нет. Я только спрашиваю. Если людям нужна краснокрылка
и роркам нужна краснокрылка, и если будет больше людей и больше рорков,
рано или поздно настанет такое время, когда человек увидит краснокрылку и
скажет: "Это мое!" И рорк увидит краснокрылку и скажет: "Это мое!"
И он сел среди общего смятения. Ран поднял руки, требуя тишины, и
подождал, пока все замолчат.
- Вот этот гильдсмен хочет сказать.
Это был отец Линдел, Аквилас Арлан. Как всегда, нервный, он, очевидно,
был настолько увлечен, что забыл хихикать.
- Единственный ответ на этот вопрос, - сказал он, - разделить
территорию...
Наступило молчание.
- Разделить ее, - пояснил он, - вот так...
Вперед выступил Жан Малларди.
- Кто будет определять границы? - воскликнул он.
- Ну... естественно... гильд...
Его прервал гул выкриков. Ран взглянул на Харба. Тот кивнул. Ран
посмотрел на рорков и их людей. Они по-прежнему не шевелились. Ран поймал
взгляд одного из роркменов по имени Транак. И Транак, со своей загадочной
улыбкой, сделал еле заметное движение. Постепенно, постепенно шум затихал.
Все как будто чего-то ждали. И постепенно установилось абсолютное
молчание.
Все еще никто не говорил.
И тогда огромный старый рорк двинулся вперед. Медленно приближался он к
людям и приблизился настолько, насколько не приближался ни один рорк в
этот день. Он держал что-то во рту. Толпа расступилась в обе стороны. Она
не испугалась, не удивилась, скорее просто ждала. А огромное существо
продолжало приближаться.
И остановилось в пяти шагах от Тарми.
Рорк поднял одну ногу, извлек что-то из рта и этой своей ногой,
удивительно напоминавшей длинную человеческую руку, медленно поднял это
что-то, чтобы все могли видеть.
Это был большой побег краснокрылки. Медленно, но сильными и мощными
движениями рорк отбил корни растения. Медленно, под удивленными взглядами
людей, придвинувшихся ближе, оборвал листья. Медленно сжевал стебель.
И затем, по-прежнему медленно, протянул охапку листьев Тарми.
Решение было столь очевидным, что было непонятно, как его могли не
увидеть. Людям и роркам не нужно соперничать из-за краснокрылки, сколько
бы их ни было, потому что они использовали разные части растения.
Конечно, еще шли споры и обсуждения, но в целом все было решено в эти
несколько минут. Наконец договорились, что люди не будут рвать
краснокрылку в Роркленде, но будут собирать листья, оставленные для них
рорками.
- Что ж, я доволен, - сказал Харб. - На самом деле доволен. Все так
четко, что должно быть выгодно.
- Тут миллион выгод, - сказал Ран. - Конечно, будут и трудности. Их
иногда называют "изменениями", напр Увидим, когда встретимся с ними.
Командир кивнул, не вполне убежденный.
- Я могу их разглядеть даже сейчас, до того, как мы к ним приблизимся.
Потребность в краснокрылке не бесконечна. По крайней мере в нашем
застывшем обществе. Предположим, токи увеличатся в численности, и
увеличатся их потребности. Их больше не удовлетворяет старая одежда,
лезвия мотыг, сера. Что произойдет, когда они потребуют расширения рынка,
а мы не сможем сделать этого?
- До этого еще очень - очень много времени, - сказал Ран. Лицо Харба
прояснилось.
- Да, конечно. Я не хочу иметь с этим дело. Старый Харб тогда будет
есть лотос или еще что-нибудь на более цивилизованной и приятной планете.
К тому времени я отсюда улечу.
Такова была его реакция. Но в своей Ран не был уверен. Однако Линдел
была уверена.
- Тебя продвинут, - говорила она. - Теперь в этом нет никакого
сомнения.
- А? - он глядел на нее слегка ошарашенный. - Что? Кто меня продвинет?
- Директорат Гильдии! - выпалила она нетерпеливо. - Я уверена, они
утвердят твой временный ранг. Тебя продвинут с трех до семи. Это
неизбежно: ты отлично выполнил их задание. Ты теперь имеешь право получить
любое назначение, какое только захочешь. Семь! Что тебе понравится?
Геркулес? Или Трансфер-10?
- Ну...
Она продолжала даже быстрее, чем он мог ожидать. Но наконец он спросил:
- А ты чего хочешь?
Она замолчала и посмотрела на него с изумлением.
- Как чего? Того, что всегда хотела, - уехать отсюда. Убраться отсюда в
другое место. В цивилизованное. Какая тут отвратительная жизнь, а, Ранни?
И он понял, что все, чего она хочет, - это выйти замуж за кого-нибудь с
высоким гильдейским рангом, делающим быструю карьеру.
- Мы могли бы даже отправиться на Старую Землю, - говорила она. - У
тебя есть семья и связи. Мы сможем получить особняк в Комплексе Скалистых
.. Через несколько лет у тебя будет десятый ранг!
Вот чего она хотела. И чего не хотел он сам. Очень плохо для Линдел.
Очень плохо, Линдел. Дорога через Роркленд ничего не значила для нее. Не
об этом она мечтала. И мечты ее никогда не станут правдой.
С установившимся между людьми и рорками миром, с уничтоженной
лихорадкой континент может строить новую жизнь, исходя из своих
собственных ресурсов. Люди перестанут чувствовать себя здесь
командированными, поддерживающими власть окаменевшей олигархии во многих
световых годах отсюда. Они многому научатся у рорков, трудно даже
представить себе, сколько дадут им рорки. Как хорошо, что это случилось
именно сейчас, когда самая большая часть человеческой расы устала. Люди
этой планеты пойдут своим путем.
А Ран? Чего хочет _он_? Теперь он знает это. Он хочет быть здесь. Ему
не нужны другие планеты, другие миры. Здесь его дом, и здесь он останется
и будет помогать. Только...
Только чего-то ему еще не хватает.
Норна.
Он разыщет ее. И скажет, что он сделал свой в