-----------------------------------------------------------------------
Пер. - Н.Галь.
В кн.: "Джон Чивер. Семейная хроника Уопшотов. Скандал в семействе
Уопшотов. Рассказы". М., "Радуга", 1983.
OCR & spellcheck by HarryFan, 19 July 2001
-----------------------------------------------------------------------
Автобус, доставляющий учеников и учениц в Сент-джеймскую протестантскую
епископальную школу, отходит в восемь часов утра от угла Парк-авеню, в
районе Шестидесятых улиц. В такую рань иные родители, отводящие детей на
остановку, еще не выспались и не успели выпить кофе; зато, если небо
ясное, это лучшее время дня: солнечные лучи совсем по-особенному освещают
город, и в воздухе разлита бодрящая свежесть. В этот час кухарки и
швейцары прогуливают собак, а привратницы старательно, с мылом отмывают
резиновые коврики у порога. Однажды родители и дети видели, как брел
восвояси гуляка в смокинге, вывалявшийся в опилках, вообще же следы ночной
жизни в эту пору - редкость.
Осенью, когда начались занятия, на этой остановке ждали школьного
автобуса пять учеников, все - обитатели здешнего квартала многоквартирных
домов, построенных из светлого камня. Две девочки - Луиза и Эмили Шеридан
- были новенькие. Еще трое - мальчик по фамилии Прюит, Кэтрин Брюс и
малышка Армстронг - ездили автобусом Сент-джеймской школы и в прошлом
году.
Мистер Прюит отводил сына к остановке на углу каждое утро. Они были в
костюмах от одного портного и оба, здороваясь с дамами, слегка прикасались
к шляпе. Кэтрин Брюс, уже не такая маленькая, могла бы дойти до остановки
одна, но она была близорука, и потому ее провожал отец, а когда он
отлучался из города по делам, ее приводила горничная. Первая жена Стивена
Брюса, мать Кэтрин, умерла, и он, не в пример многим отцам, был на
редкость внимателен к дочери. Кэтрин была рослая, крупная девочка, но он
ласково держал ее за руку, переводил через улицу и, стоя на углу, бывало,
обнимал ее за плечи. От второго брака у него детей не было. Миссис
Армстронг отводила дочь на автобусную остановку только в тех случаях,
когда не удавалось послать горничную или кухарку. Миссис Шеридан, как и
миссис Армстронг, передоверяла эту обязанность горничной, но не так часто.
По крайней мере три раза в неделю она приходила на угол с дочерьми и со
старым шотландским терьером на поводке.
Сент-джеймская школа невелика, и родители, стоя на углу в ожидании
автобуса, доверительно беседовали. Мистер Брюс был знаком с зятем мистера
Прюита и приходился троюродным братом женщине, с которой миссис Армстронг
в школьные годы делила комнату в пансионе. У миссис Шеридан и мистера
Прюита нашлись общие друзья.
- Вчера вечером мы виделись с вашими друзьями, - сказал однажды утром
мистер Прюит. - Вы ведь знаете Марчисонов?
- О да, да, - сказала миссис Шеридан.
Она никогда не довольствовалась простым утвердительным ответом, но
всегда говорила "О да, да" или "Да-да-да".
Миссис Шеридан одевалась очень просто, и в волосах ее уже проступала
седина. Она не была ни миловидна, ни соблазнительна и рядом с
золотоволосой миссис Армстронг казалась некрасивой; но у нее были тонкие
черты лица и стройная, изящная фигурка. Прекрасно воспитанная женщина,
решил мистер Брюс; наверно, ей лет тридцать пять, и у нее хорошо
поставленный дом и отменный порядок в чувствах: такие женщины по природной
своей доброте все что угодно примут и стерпят. Под ее кроткими манерами
угадывается натура сильная и властная. Должно быть, она выросла в
добропорядочной семье и чтит все добродетели, какие прививает своим
питомцам привилегированная закрытая школа: мужество, достоинство,
скромность и честь. В то утро в ее "О да, да" ему послышалось счастливое
сочетание хороших манер и живости духа.
Мистер Прюит все еще говорил миссис Шеридан, что видится с ее друзьями,
а вот с нею встретиться как-то не довелось. Мистера Брюса, который,
притворяясь, будто читает газету, подслушивал их разговор, это обрадовало;
Прюита он недолюбливал, а к миссис Шеридан относился с уважением; но он
понимал, что те двое неминуемо встретятся где-нибудь еще, кроме автобусной
остановки, и вот однажды Прюит снял шляпу перед миссис Шеридан и сказал:
- Не правда ли, вечер был очень приятный?
- О да, да, - сказала миссис Шеридан.
Затем мистер Прюит спросил, когда она и ее супруг ушли, и она ответила,
что около полуночи. Ей, по-видимому, не очень-то хотелось разговаривать о
вчерашнем приеме, но она учтиво отвечала на все вопросы Прюита.
Она понапрасну тратит время, подумал Брюс: Прюит болван, она
заслуживает лучшего. Казалось бы, чего ради ему недолюбливать Прюита и
уважать миссис Шеридан, и все же он был доволен, когда однажды утром
застал на углу только миссис Шеридан с дочками и собакой, а Прюита не
было. Он поздоровался.
- Доброе утро, - ответила она. - Видно, мы пришли слишком рано.
Кэтрин и старшая девочка Шеридан заговорили о чем-то друг с дружкой.
- Мне кажется, я была знакома с матерью Кэтрин, - учтиво сказала миссис
Шеридан. - Вы ведь были женаты на Марте Чейз?
- Да.
- Я знала ее по колледжу. Правда, не очень близко. Она была курсом
старше. Сколько лет вашей Кэтрин?
- Летом исполнилось восемь, - сказал мистер Брюс.
- У нас есть брат, - сказала младшая девочка Шеридан, она стояла рядом
с матерью. - Ему тоже восемь лет.
- Да, детка, - сказала миссис Шеридан.
- Он утонул, - сказала девчурка.
- Я вам глубоко сочувствую, - сказал мистер Брюс.
- Он очень хорошо плавал, - продолжала девочка, - только, наверно, у
него была судорога. Понимаете, тогда была гроза, и мы все ушли на лодочную
станцию, и не посмотрели, и...
- Это было так давно, детка, - мягко сказала миссис Шеридан.
- И совсем не так давно, - возразила девочка. - Только летом.
- Да, детка, - сказала мать. - Да, да.
Брюс не заметил на ее лице ни следа боли или старания скрыть боль, и
эта невозмутимость показалась ему высшим проявлением ума и такта. Больше
они не разговаривали, только стояли рядом, пока не пришли остальные
родители с детьми, и в ту же минуту появился автобус. Миссис Шеридан
подозвала старого терьера и пошла по Парк-авеню, а мистер Брюс взял такси
и поехал на службу.
В конце октября, в пятницу, дождливым вечером мистер и миссис Брюс
поехали на такси в Сент-джеймскую школу на родительское собрание. Один из
старших учеников провел их на места в последних рядах. Алтарь сейчас не
внушал священного трепета, на возвышении между скамьями для певчих стоял
директор, дожидаясь, пока рассядутся замешкавшиеся родители. Он досадливо
дергал и теребил свое облачение, потом откашлялся, призывая тем самым к
молчанию.
- От лица преподавателей и попечительского совета, - начал он, - я
приветствую здесь сегодня родителей всех учеников Сент-джеймской школы.
Сожалею, что погода нынче вечером к нам немилостива, однако ненастье,
по-видимому, никого из вас не удержало дома. - Это сказано было не без
ехидства, словно все явились только из боязни его прогневать своим
отсутствием. - Прежде всего, - продолжал он, - помолимся о благоденствии
нашей школы. Верую во единого бога отца, вседержителя, творца неба и
земли...
Присутствующие преклонили колена, склонили головы - все вместе они
выглядели несокрушимым оплотом общества ныне и присно и во веки веков. И
когда молитва была окончена, директор заговорил именно об олицетворяемых
ими постоянстве и долговечности.
- Хочу сообщить вам сегодня весьма интересные сведения, - сказал он. -
В нынешнем году к нам поступили шестнадцать детей, у которых не только
отцы и матери, но и дедушки с бабушками были учениками Сент-джеймской
школы. Я полагаю, цифра весьма внушительная. Сомневаюсь, чтобы тем же
могла похвастать какая-либо другая школа в нашем городе.
Последовала краткая речь в защиту строго традиционной системы
воспитания, а тем временем мистер Брюс увидел впереди, за несколько рядов,
миссис Шеридан. Подле нее сидел высокий брюнет, держащийся очень прямо,
должно быть муж. После речи директор предложил задавать вопросы. Первый
вопрос задала мать, которая просила совета - как обуздать детей, чтобы не
сидели часами перед телевизором. Пока директор ей отвечал, Брюс заметил,
что супруги Шеридан о чем-то заспорили. Спорили шепотом, но, по-видимому,
очень горячо. И вдруг миссис Шеридан прекратила разговор. Больше ей нечего
было сказать. Шея мистера Шеридана побагровела. Он наклонился к жене и,
качая головой, продолжал шепотом что-то доказывать. Миссис Шеридан подняла
руку.
- Слушаю вас, миссис Шеридан, - сказал директор.
Мистер Шеридан взял пальто и котелок и, повторяя "Виноват, простите",
"Благодарю вас", "Виноват", пробрался мимо соседей вдоль скамьи и вышел из
церкви.
- Слушаю вас, миссис Шеридан, - повторил директор.
- Я хотела бы знать, доктор Фрисби, думали ли когда-нибудь вы и
попечительский совет о том, чтобы принимать в Сент-джеймскую школу
детей-негров?
- Три года тому назад этот вопрос уже возникал, - с досадой ответил
директор, - и по этому поводу представлен был доклад попечительскому
совету. Им интерес совались крайне редко, но, если желаете, я распоряжусь,
чтобы вам прислали копию.
- Да, я хотела бы познакомиться с этим докладом, - сказала миссис
Шеридан.
Директор кивнул, и она снова села.
- У вас вопрос, миссис Таунсенд? - сказал директор.
- Я хотела бы спросить насчет науки и религии - сказала миссис
Таунсенд. - Мне кажется, преподаватели научных дисциплин преувеличивают
значение естественных наук в ущерб религиозному чувству, особенно в том,
что касается сотворения мира. Мне кажется...
Миссис Шеридан взяла перчатки и, учтиво улыбаясь и повторяя "Извините",
"Благодарю вас", "Извините, пожалуйста", быстро прошла мимо соседей по
ряду. Брюс слышал, как простучали ее каблучки по плитам пола, и, вытянув
шею, увидел, как она шла к выходу. Она толкнула тяжелую створку двери, в
церковь ворвался шум дождя и уличного движения - и вновь утих, когда дверь
захлопнулась.
Однажды на следующей неделе, к концу дня, во время заседания
акционеров, мистера Брюса позвали к телефону: звонила жена. Пусть он
зайдет за Кэтрин в манеж и после урока верховой езды привезет девочку
домой. Он возмутился, что его ради этого звонка вызвали с заседания, а без
него всем стал распоряжаться один дотошный старик - он притащил с собою
Робертсов "Свод правил". Рассмотрение вопроса, который можно было решить
быстро и просто, бесконечно затянулось, и заседание свелось к утомительным
и жарким словопрениям. Как только оно кончилось, Брюс доехал на такси до
Девяностых улиц и прошел в крытый манеж. Кэтрин и еще несколько девочек в
темных костюмах и шляпах для верховой езды двигались по кругу. Было
холодно и сыро, ярко горели лампы под крышей, зеркала вдоль стен запотели,
и по ним сбегали струйки, учительница обращалась к девочкам с изысканной
учтивостью. Мистер Брюс отыскал глазами дочь. Кэтрин - дурнушка, в очках,
светлые волосы свисают прямыми длинными прядями. Она девочка понятливая,
послушная, и сент-джеймское воспитание уже начинает сказываться в
выражении ее лица. Когда урок закончился, Брюс вернулся в переднюю. Здесь
он застал миссис Шеридан, она ждала своих дочерей.
- Разрешите довезти вас до дому? - предложил мистер Брюс.
- Да-да, конечно, - сказала миссис Шеридан. - Мы собирались поехать
автобусом.
К ним присоединились девочки, и все они вышли на улицу и стали ждать
такси. Уже стемнело.
- Меня заинтересовал вопрос, который вы задали на собрании родителей, -
сказал Брюс.
Он солгал. Вопрос этот ничуть не занимал его, а если бы в
Сент-джеймскую школу начали принимать негров, он забрал бы оттуда Кэтрин.
- Я рада, что хоть кто-то заинтересовался, - сказала миссис Шеридан. -
Директор был взбешен.
- Вот это для меня было самое интересное, - сказал мистер Брюс,
стараясь держаться поближе к истине.
Подъехало такси, и они сели в машину. Брюс довез миссис Шеридан до ее
дома и провожал глазами, пока она с девочками не вошла в освещенный
вестибюль.
Миссис Шеридан забыла ключ, и ей отворила горничная. Было уже довольно
поздно, а она пригласила на вечер гостей. Дверь в комнату мужа оказалась
закрыта, и миссис Шеридан умылась и переоделась к ужину, не повидав его.
Причесываясь, она услышала, как он прошел в гостиную и включил телевизор.
При посторонних Чарлз Шеридан всегда отзывался о телевидении презрительно:
"Ей-богу, не понимаю, как можно смотреть эту ерунду. Я уже, наверно, год
не включал телевизор". Сейчас жена услышала, что он хохочет во все горло.
Она вышла из своей комнаты и пошла коридором в столовую проверить, все
ли там приготовлено. Потом через буфетную прошла в кухню и, едва
переступив порог, почуяла неладное. За столом, возле кухонной раковины,
сидела Элен, горничная, и плакала. Анна, кухарка, отставила недомытую
кастрюлю, чтобы не упустить ни словечка из предстоящего разговора.
- Что случилось, Элен? - спросила миссис Шеридан.
- Он удершал двенадцать долларов из моего шалованья, миссис Шеридан, -
сказала Элен; она была родом из Австрии.
- А за что, Элен?
- За тот день, когда я обожглась. Вы мне тогда велели пойти к доктору,
правда?
- Да.
- А он за это удершал двенадцать долларов из моего шалованья.
- Не волнуйтесь, Элен, - сказала миссис Шеридан. - Завтра я дам вам
чек.
- Хорошо, мэм, - сказала Элен. - Спасибо, мэм.
Из буфетной в кухню вошел мистер Шеридан. В темном костюме он был очень
хорош собой.
- А, ты здесь, - сказал он жене. - Давай выпьем чего-нибудь, пока не
собрались гости. - И обернулся к горничной: - Получали вы в последнее
время письма от родных?
- Нет, мистер Шеридан, - сказала Элен.
- А где они живут?
- В Миссигане, мистер Шеридан, - ответила горничная и хихикнула, хотя
над тем, что она так и не научилась выговаривать "Мичиган", он подшучивал
уже тысячу раз и это ей порядком надоело.
- Где-где? - переспросил хозяин.
- В Миссигане, мистер Шеридан, - повторила горничная.
Он расхохотался.
- Ей-богу, это забавно, - сказал он, обнял жену за талию, и они пошли в
столовую чего-нибудь выпить.
Мистер Брюс вернулся к домашнему очагу много более приятному. Лоис, его
жена, была хорошенькая и встретила его очень нежно. Они сели и выпили по
коктейлю. Жена сказала:
- Сегодня с утра мне звонила Маргерит. Она говорит, Чарли потерял
место. Когда зазвонил телефон, я сразу почувствовала - что-то случилось,
сразу почувствовала. Не успела снять трубку, а уже знала, случилось что-то
плохое. Сначала я подумала, что звонит бедняжка Элен Лакмен. На нее в
последнее время свалилось столько несчастий, я так за нее волнуюсь. А
потом слышу голос Маргерит. Она сказала, что бедный Чарли просто молодец,
удивительно хорошо держится и твердо решил найти место еще лучше. Он всю
Америку изъездил по делам этой фирмы, а теперь они взяли и уводили его.
Когда Маргерит позвонила, я еще не вставала, я осталась в постели, потому
что утром у меня опять побаливала спина. Ничего серьезного, нет-нет,
ничего серьезного... но боль ужасная, завтра пойду к доктору Парминтеру,
надеюсь, он мне поможет.
Лоис была слабенькая и хрупкая, когда мистер Брюс только еще с нею
познакомился. Это придавало ей особенную прелесть. В ее жизни,
рассказывала она, был год, когда врачи не надеялись, что она выживет,
отчасти поэтому кожа у нее такая необыкновенно бледная и нежная. Ее
хрупкое здоровье объясняется сочетанием случая и наследственности, и она
ничуть не виновата, что подвержена простудам, легко утомляется и уже за
десять шагов от куста сумаха у нее начинает зудеть кожа.
- Я очень огорчен, что у тебя болит спина, дорогая, - сказал мистер
Брюс.
- Ну, я не весь день лежала в постели, - сказала жена. - Около
одиннадцати встала, позавтракала с Бетти и выходила кое-что купить.
Лоис Брюс, как многие жительницы Нью-Йорка, уйму времени проводила в
магазинах на Пятой авеню. Рекламные объявления в газетах она читала куда
внимательней, чем ее муж - финансовую страницу. Ходить по магазинам - это
было ее главное занятие. Ради этого она поднималась с одра болезни. Самый
воздух универсальных магазинов был для нее целителен. Бывало, она начинает
свой день у Альтмана - купит на первом этаже пару перчаток, потом
поднимется на лифте и посмотрит каминные щипцы. Купит у Лорда и Тэйлора
сумочку, крем для лица, приценится к кофейным столикам, к материалу для
обивки и бокалам для коктейлей. "Вы вниз?" - спросит лифтера, когда
откроются дверцы лифта, и, если лифтер ответит "наверх", Лоис все равно
войдет в кабину, вдруг решив, что ей может понадобиться что-нибудь из
белья или из мебели. Возьмет у Сакса пару туфель и сорочку, пошлет матери
салфетки от Мосса, купит у Де Пинна букет цветов, у Бонуита притирание для
рук, платье у Бендела. К этому времени и голова и ноги у нее приятно
отяжелеют от усталости, в ресторане Тиффани уже заняты будут все столики,
зажгутся фонари экипажей возле отеля "Плаза". Лоис купит торт у Диена - на
последней остановке своего маршрута - и в ранних сумерках пойдет домой,
усталая и довольная, точно честный труженик после рабочего дня.
Сели ужинать. Лоис следила, как муж пробует суп, увидела, что суп
понравился, и улыбнулась.
- Вкусно, да? - сказала она. - Сама я не могла попробовать... я уже
неделю ни к чему такому не прикасаюсь, но я не хотела говорить милой Кэти,
она бы обиделась, и не хотела ее хвалить, вдруг суп нехорош. Кэти! -
окликнула она через буфетную. - Ваш суп - объедение!
Всю следующую неделю миссис Шеридан не появлялась на углу Парк-авеню. В
среду, возвращаясь со службы, мистер Брюс зашел за Кэтрин в танцевальный
класс. Девочки Шеридан тоже брали уроки танцев, и в вестибюле Чарден-клуба
он поискал глазами их мать, но ее там не было. Он не видел ее до самого
воскресенья, когда под вечер пошел за Кэтрин, которая была на дне рожденья
у какой-то подружки.
Лоис нередко просиживала с приятельницами за картами до семи часов, и
потому в конце дня мистеру Брюсу приходилось заезжать за Кэтрин после
какого-нибудь детского праздника и ждать, пока она чинно поблагодарит
хозяев и простится. На улице холодно и темно; в комнатах, где собирались
дети, жарко, пахнет сластями и цветами. Среди друзей и родных он нередко с
удовольствием встречал тех, с кем когда-то провел лето или учился в школе.
Порой такие детские праздники бывали весьма изысканны, а однажды за Кэтрин
понадобилось зайти в апартаменты "Уолдорф-Тауэрс", где шести девочкам
устроил роскошный прием какой-то стеклозаводчик.
В тот воскресный вечер горничная-ирландка сметала с ковра в коридоре
ореховую скорлупу, над ее седой головой качались под потолком упущенные
воздушные шары, и мистер Брюс увидел одетого клоуном карлика, которого
помнил еще по праздникам своего детства. Старик повторял все те же трюки,
развлекал детей все теми же шуточками и гордился, что узнает в лицо и не
забыл имен почти всех своих зрителей, а их сменилось уже несколько
поколений. Он задержал Брюса в прихожей, раза три ошибся и в конце концов
действительно угадал, как его зовут. В гостиной человек десять
родственников и друзей дома пили коктейли. Время от времени через толпу
взрослых пробиралась усталая девочка с корзиночкой конфет или с воздушным
шаром в руках. В дальнем конце комнаты складывала ширму и реквизит чета
кукольников. У женщины были крашеные волосы; убирая кукол, она широко
улыбалась и жестикулировала, точно на арене цирка, хотя сейчас на нее
никто не смотрел.
Мистер Брюс ждал, покуда Кэтрин надевала пальто, и тут из коридора
появилась миссис Шеридан. Они обменялись рукопожатием.
- Разрешите вас подвезти? - спросил он.
- Да, да, - сказала она я пошла искать старшую дочь.
Кэтрин подошла к хозяйке и сделала книксен.
- Вы очень любезны, что пригласили меня, миссис Хоуэлс, - отчетливо,
без запинки сказала она. - Большое вам спасибо.
- Такая милая девочка, так приятно, что она к нам пришла, - сказала
Брюсу миссис Хоуэлс и рассеянно погладила Кэтрин по голове.
Вновь появилась миссис Шеридан, уже с дочерью. Луиза Шеридан вежливо
присела и произнесла заученные слова благодарности, но мысли миссис Хоуэлс
были заняты чем-то другим, и она не услышала. Девочка поблагодарила еще
раз, погромче.
- Что ж, спасибо, что пришла, - небрежно отозвалась миссис Хоуэлс.
Мистер Брюс, миссис Шеридан и обе девочки спустились на лифте. Когда
вышли из подъезда на Пятую авеню, было еще светло.
- Пройдемтесь пешком, - предложила миссис Шеридан. - Нам ведь недалеко.
Девочки пошли впереди. Тут начинались Восьмидесятые улицы, глазам
открывались широкий проспект, музей, парк. Неожиданно послышался негромкий
щелчок и разом вспыхнула двойная цепочка фонарей вдоль улицы. Было
туманно, от этого свет фонарей отливал желтизной - и колоннада музея,
мансардная крыша "Плазы" над кронами деревьев и эти вереницы желтоватых
огней напомнили Стивену Брюсу множество полотен начала века с
изображениями Парижа и Лондона ("Зимний день"). Обманчивое сходство было
ему приятно, и вдвойне приятно оттого, что под руку с ним шла эта женщина.
Он чувствовал, что и она хорошо все это понимает. Почти все время шли
молча. Квартала за два от своего дома она отняла руку.
- Я хотел бы как-нибудь на днях побеседовать с вами о Сент-джеймской
школе, - сказал мистер Брюс. - Не позволите ли угостить вас завтраком?
Может быть, позавтракаем вместе во вторник?
- С величайшим удовольствием, - сказала миссис Шеридан.
Ресторан, где во вторник встретились миссис Шеридан и мистер Брюс, был
не из тех, куда мог бы заглянуть и увидеть их кто-нибудь знакомый. Меню
все в пятнах, и куртка официанта тоже. Таким ресторанчикам в Нью-Йорке
счету нет. Когда эти двое встретились, их можно было принять за супругов,
которые прожили вместе уже лет пятнадцать. У нее в руках был зонтик и
множество свертков. Казалось, она жительница пригорода, приехала в центр
купить кое-что из платья для детей. Она ходила по магазинам, сказала она,
потом взяла такси, отчаянно спешила и ужасно проголодалась. Она сняла
перчатки, наскоро просмотрела меню и огляделась по сторонам. Брюс заказал
виски, а она попросила рюмочку хереса.
- Я хочу знать, какого вы на самом деле мнения о Сент-джеймской школе,
- сказал Брюс.
И она с живостью заговорила.
Год назад они переселились из Нью-Йорка на Лонг-Айленд, сказала она, ей
хотелось, чтобы ее девочки учились за городом. Она и сама окончила
загородную школу. Но лонг-айлендская школа оказалась неважная, и в
сентябре они переехали обратно в Нью-Йорк. Муж когда-то учился в
Сент-джеймской школе, поэтому и дочек туда определили. О воспитании своих
девочек она говорила с жаром, как того и ждал Брюс, и он догадывался, что
с мужем у нее в этих делах согласия нет. Наконец-то нашелся человек,
которому как будто интересно ее выслушать, и она говорила много и
откровенно и тем поставила себя, как того и хотел Брюс, в невыгодное
положение. Глубокую радость, какую мы испытываем в обществе тех, в кого
только что влюбились, не скроешь даже от не слишком зоркого официанта, а
эти двое так и сияли. На углу он посадил ее в такси. Стали прощаться.
- Вы позавтракаете со мной еще разок?
- Конечно, - сказала она, - конечно.
Она опять встретилась с ним, и они вместе позавтракали. Потом однажды
вместе пообедали - ее муж как раз был в отъезде. В такси он ее поцеловал,
и они простились у дверей ее дома. Несколько дней спустя он ей позвонил, к
телефону подошла то ли няня, то ли горничная и сказала, что миссис Шеридан
больна и ее нельзя беспокоить. Брюс был вне себя. В этот день он звонил
еще несколько раз, и в конце концов к телефону подошла миссис Шеридан. Она
нездорова, но ничего серьезного нет, сказала она. Дня через два она
поправится и сама ему позвонит. Она позвонила в начале следующей недели, и
они встретились и позавтракали в ресторане при солидных меблированных
комнатах. Перед этим она ходила по магазинам. Она сняла перчатки, наскоро
просмотрела меню и оглядела еще один захудалый ресторанчик, полутемный и
почти безлюдный. Потом сказала, что у одной из ее девочек корь, но в
легкой форме, и мистер Брюс стал расспрашивать о симптомах. Но для
человека, будто бы интересующегося детскими болезнями, он был что-то
слишком беспокоен и себе на уме. И слишком бледен. То и дело хмурился и
тер лоб, словно маялся головной болью. Опять и опять проводил языком по
пересохшим губам и закидывал ногу на ногу. Владевшее им чувство неловкости
постепенно передалось через стол. Они досидели до конца трапезы,
разговаривая о пустяках, но волнение, для которого у них слов не
находилось, окрашивало беседу и затуманивало и длило минутные молчания.
Она не доела десерт. Кофе в ее чашке остыл. Какое-то время оба не
произносили ни слова. Посторонний человек, увидав их здесь, в ресторане,
решил бы, что двое старых друзей сошлись поговорить о случившемся
несчастье. Он был мертвенно-бледен. У нее дрожали руки. Наконец он
наклонился к ней через столик и сказал:
- Я пригласил вас сюда потому, что моя фирма снимает здесь наверху
квартиру.
- Да, - сказала она. - Да, да.
Прикосновение - сила, волшебно преображающая любовников. Словно в
каждой частице их существа совершается чудесная перемена - и оба
становятся неузнаваемы, становятся лучше. Все, что было пережито врозь и
по-разному, все их прежнее существование предстает в новом свете, словно
былые годы только и вели к этой встрече. Они чувствуют, что оба достигли
вершины бытия, восторженно сознают, что судьба права и всецело им
подвластна, и любое воспоминание обретает смысл и ясность - было ли то
движение стрелки на часах в аэропорту, белая сова, Чикагский вокзал в
канун рождества или ловко пришвартованный в незнакомой гавани ял в пору,
когда вдоль всего берега бушевал шторм и местные суда отчаянными воплями
сирен звали на выручку буксир яхт-клуба, или стремительный полет на лыжах
в час, когда солнце еще не зашло, но северные склоны гор уже окутала тьма.
- Может быть, хочешь спуститься одна? Лифтеры в этом здании... - начал
Стивен Брюс, когда они одевались.
- Мне нет дела до лифтеров в этом здании, - беспечно ответила она.
И взяла его под руку, и они вместе спустились в лифте. Вышли на улицу,
но расставаться не хотелось, и решили пойти в Метрополитен-музей - там их
едва ли мог бы увидеть кто-то знакомый. В эти часы круглый зал был почти
безлюден, точно станция после ухода поезда. Пахло горячими угольями.
Вокруг были каменные кони и куски тканей. В какой-то полутемной галерее
они набрели на пышное изображение Торжества Любви. Перед богом, что
является в облике то дровосека, то пастуха, то морехода, то принца,
распахивались все двери. Три духа ждали у падубовой рощи, готовые снять с
него латы и принять щит. Целая свита окружала и подбадривала его
избранницу. Во веем мире царило согласие меж виверрой и медведем, львом и
единорогом, огнем и водой.
Возвращаясь через круглый зал, Брюс и миссис Шеридан столкнулись с
приятельницей матери Лоне. Уклониться от встречи было невозможно, и они
обменялись неизбежными "Здравствуйте" и "Как я рад вас видеть", и Стивен
обещал передать теще привет от ее приятельницы. Мистер Брюс и миссис
Шеридан дошли до Лексингтон-авеню и там простились. Он возвратился на
службу, а потом, в шесть, домой. Горничная сказала, что миссис Брюс еще
нету дома. Кэтрин в гостях, и ему надо за него заехать. Горничная передала
ему адрес, и он, так и не сняв пальто, снова вышел на улицу. Лил дождь.
Швейцар, накинув белый плащ, выскочил под эти потоки и вернулся на
подножке такси. Сиденье такси обтянуто было оранжевым чехлом, водитель
включил радио, передавали танго. Другой швейцар распахнул перед Брюсом
дверцу машины, и он вошел в вестибюль, который, как и в доме, где жил сам
Брюс, должен был наводить на мысль, будто вступаешь в роскошный особняк.
Он поднялся по лестнице, здесь ковер был усыпан ореховой скорлупой, под
потолком мотались воздушные шары; в гостиной родственники и друзья пили
коктейли, в дальнем конце опять разбирали ширмы и реквизит кукольного
театра. Дожидаясь, пока дочь наденет пальто, Брюс выпил мартини и
перекинулся несколькими словами с приятелем. Тут он услышал знакомое "О
да, да!" и увидел миссис Шеридан - она вошла в комнату со своими
девочками.
Кэтрин подошла и встала между ними прежде, чем они успели заговорить, и
он направился с дочерью к хозяйке дома. Кэтрин сделала книксен.
- Вы очень любезны, что пригласили меня, миссис Бремонт, - с живостью
сказала она. - Большое вам спасибо.
Брюс двинулся к лифту, и в эту минуту младшая девочка Шеридан сделала
книксен и начала в тех же светских выражениях благодарить хозяйку дома...
Внизу он постоял с Кэтрин, дожидаясь миссис Шеридан, но кто-то или
что-то ее задержало, дважды лифт спускался без нее, и мистер Брюс вышел да
улицу.
Через несколько дней мистер Брюс и миссис Шеридан снова встретились в
тех же меблированных комнатах. Потом он увидал ее в толпе у катка
Рокфеллеровского центра - она ждала своих девочек. И опять увидел ее в
вестибюле Чарден-клуба, среди других родителей, нянек и шоферов, ждущих
детей после урока танцев. Он не заговорил с нею, но услыхал за спиной ее
голос.
- Да, благодарю вас, мама вполне здорова, - говорила она кому-то. - Да,
я непременно передам ей от вас привет.
Потом она заговорила с кем-то еще, дальше от него, а потом ее голоса
уже не стало слышно за звуками музыки. В тот вечер он по делам службы
уехал из города, вернулся только в воскресенье и в тот же день пошел с
приятелем на футбольный матч. Игра развивалась медленно, последняя
четверть проходила уже при свете прожекторов. Когда он вернулся домой,
Лоис встретила его на пороге. В гостиной горел огонь в камине. Лоис
смешала два коктейля и села напротив мужа в другом конце комнаты, в кресло
у камина.
- Я забыла тебе сказать, в среду звонила тетя Элен. Она переезжает с
Грей-хилла в дом поближе к побережью.
Он поискал, что бы ответить на такую новость, но ничего не придумал.
Пять лет, как они женаты, и вот, оказывается, ему больше нечего ей
сказать. Чувствуешь себя неловко, будто остался без денег. В отчаянии он
перебирал - футбол, деловая поездка в Чикаго... хоть бы что-нибудь
вспомнилось, о чем ей приятно послушать... и не нашел ни слова. Лоис
почувствовала его внутреннюю борьбу и поражение. И тоже замолчала. Мне со
среды не с кем было словом перемолвиться, думала она, а теперь ему не о
чем со мной говорить.
- Пока тебя не было, я стала доставать картонку с шляпами, неудачно
потянулась, и у меня опять заболела спина, - сказала она. - Боль ужасная,
а доктор Парминтер, видно, не умеет мне помочь, я хочу обратиться к
другому врачу, Уолшу, он...
- Я бесконечно огорчен, что тебя опять беспокоит спина, - сказал Брюс.
- Надеюсь, доктор Уолш сумеет тебе помочь.
В голосе его не слышно было искреннего сочувствия, и это уязвило жену.
- Да, совсем забыла, - сказала она с досадой. - Кэтрин сегодня была у
Элен Вудраф, там были и еще дети. Мальчики тоже. Горничная пошла в детскую
звать их ужинать, а они там все раздетые. Миссис Вудраф очень расстроена,
я сказала, что ты ей позвонишь.
- Где сейчас Кэтрин?
- У себя. Со мной она разговаривать не пожелала. Конечно, я предпочла
бы, чтобы этот совет исходил не от меня, но, я думаю, следует показать
девочку психиатру.
- Пойду поговорю с ней, - сказал мистер Брюс.
- А ужинать будешь? - спросила Лоис.
- Да, - сказал он, - я бы поужинал.
Комната Кэтрин была большая, угловая. В ней было пустовато, у девочки
не так уж много мебели. Когда Брюс вошел, дочь сидела в темноте на краю
кровати. Пахло крысами - две крысы жили у Кэтрин в клетке. Брюс зажег свет
и дал дочери купленный в аэропорту браслет с брелоком, она вежливо
поблагодарила. Он не заговорил о неприятной истории у Вудрафов, только
обнял девочку за плечи, и она горько заплакала.
- Я не хотела так делать, а она заставила, она ведь хозяйка, всегда
надо делать, как скажет хозяйка.
- Это совсем не важно, хотела ты или не хотела, - сказал отец. - Ничего
особенно плохого ты не сделала.
Он сидел и обнимал ее за плечи, пока она не успокоилась, потом ушел к
себе в спальню и позвонил миссис Вудраф.
- Говорит отец Кэтрин Брюс, - сказал он. - Как я понял, сегодня были
некоторые осложнения. Хочу только сказать, что моей дочери сделано
внушение и мы с женой больше не собираемся вспоминать об этом случае.
- Ну нет, мы не так забывчивы, - возразила миссис Вудраф. - Не знаю,
кто все это затеял, но я отправила Элен спать без ужина. Мы с мужем еще не
решили, как ее наказать, но накажем строго.
Тут Лоис крикнула из гостиной, что ужин готов.
- Надо полагать, вам известно, что безнравственность охватила всю
страну, - продолжала миссис Вудраф. - Наша девочка за всю свою жизнь не
слышала дома ни единого непристойного слова. У нас в доме нет места
неприличию. Если надо выжечь зло каленым железом, я именно этим и займусь.
У Брюса все кипело внутри, но пришлось дослушать сварливую невежду до
конца, а потом он вернулся к Кэтрин.
Лоис посмотрела на каминные часы и второй раз, уже сердито, позвала
мужа. Ей не слишком приятно было сегодня готовить ему ужин. Его мало
трогают ее чувства, а она должна ради него крутиться на кухне - вечная
история, несправедливо устроена жизнь. Тени всех оскорбленных
представительниц ее пола встали с нею бок о бок, когда она шумно выдвинула
ящик со столовым серебром и когда наливала для мужа пиво. Растравляя
обиду, тем старательней уставила все на подносе. Накладывала на тарелку
салат и ломтики холодного мяса так, словно они отравлены. Потом заново
подкрасила губы и, невзирая на больную спину, сама понесла тяжелый поднос
в столовую.
Здесь она закурила сигарету и ровно пять минут ходила взад и вперед по
комнате. Потом отнесла поднос обратно на кухню, вылила пиво и кофе в
раковину, а мясо и салат сунула в холодильник. Когда Брюс вернулся из
детской, жена плакала от злости - она злилась не на него, а на собственную
дурацкую выходку.
- Что ты, Лоис? - спросил он.
Она убежала к себе в спальню и хлопнула дверью.
В следующие два месяца Лоис Брюс от разных людей слышала, что ее мужа
видели в обществе некоей миссис Шеридан. Она призналась матери, что теряет
его, и та настоятельно посоветовала нанять частного сыщика. Лоис по натуре
не была мстительна; она вовсе не хотела подстроить мужу ловушку или
запугать его, нет, чувство было такое, словно эта ее уловка послужит ему
во спасение.
Однажды, когда она завтракала дома одна, сыщик позвонил ей но телефону
и сказал, что ее муж и миссис Шеридан только что поднялись в номер
такой-то гостиницы. Он звонит из вестибюля, пояснил он. Лоис не доела
завтрак, но переоделась. Надела шляпу с вуалью, чтобы скрыть искаженное
лицо, и это помогло ей спокойно попросить швейцара вызвать такси. Сыщик
ждал ее на тротуаре. Он назвал этаж и номер и предложил подняться вместе с
ней. Она решительно заявила, что он ей больше не понадобится, словно он
оскорбил ее сомнением - как будто она не в силах справиться сама! Она
никогда раньше не бывала в этой гостинице, но ее поддерживала уверенность
в своей правоте, и потому непривычная обстановка ничуть ее не смутила.
Она вышла на десятом этаже, лифтер закрыл дверцу, и Лоис оказалась одна
в длинном коридоре без окон. Двенадцать одинаковых дверей, выкрашенных в
темно-красный цвет под стать пыльному ковру, тусклые лампочки под потолком
и полнейшая тишина вокруг заставили ее мгновенье поколебаться, но тотчас
она подошла прямо к нужной двери и позвонила. В ответ ни звука. Она
позвонила еще несколько раз. Потом, стоя перед запертой дверью, сказала:
- Стивен, открой. Это я, Лоис. Открой. Я знаю, что ты здесь. Открой.
Она подождала. Сняла перчатки. Нажала кнопку звонка и долго не отнимала
палец. Потом прислушалась. В ответ по-прежнему ни звука. Лоис огляделась -
вокруг такие же наглухо закрытые красные двери. Она стала опять и опять
нажимать кнопку звонка.
- Стивен! - позвала она. - Стивен! Впусти меня. Открой. Я знаю, ты
здесь. Я видела, как ты вошел. Я тебя слышу. Мне слышно, как вы там
ходите. Мне слышно, как вы шепчетесь. Открой мне, Стивен. Открой. Если не
откроешь, я все скажу ее мужу.
Она опять подождала. Ее окружала предвечерняя тишина. Тогда она
набросилась на дверную ручку. Стала колотить в дверь металлическим замком
своей сумки. Ударила в дверь ногой.
- Ты мне откроешь, Стивен Брюс! - закричала она в полный голос. -
Открой, слышишь? Открой, открой, открой!!!
Отворилась какая-то другая дверь, Лоис обернулась - за нею стоял
человек без пиджака и укоризненно качал головой. Она побежала прочь по
коридору и с плачем стала спускаться по лестнице черного хода. Казалось, у
лестницы этой, точно у ступеней некоего древнего памятника, нет ни начала,
ни конца, но все же через целую вечность Лоис очутилась внизу, в темном
помещении, среди трехколесных велосипедов и детских колясок, и оттуда
выбралась в вестибюль.
Выйдя из гостиницы, мистер Брюс и миссис Шеридан пошли через парк -
зима была на исходе, и под лучами солнца здесь пахло почти как в лесу.
Переходя дорожку для верховой езды, они увидели мисс Принс, у которой
учились ездить их дочери. Она как раз давала наставления маленькой
толстушке, чья лошадь шла первой.
- Миссис Шеридан! Мистер Брюс! Как удачно! - воскликнула она и
остановила лошадей. - Я хотела поговорить с вами обоими. В будущем месяце
я устраиваю небольшое спортивное представление и хочу, чтобы ваши девочки
тоже участвовали. Я хочу, чтобы они все три выступали в классе лучших
наездниц... А через год, может быть, и ты перейдешь в класс лучших
наездниц, - сказала она маленькой толстушке.
Оба пообещали, что позволят своим дочерям выступить, мисс Принс
простилась с ними и продолжала урок. Они пошли дальше, в районе
Семидесятых улиц до них донесся львиный рык. Дошли до южного конца парка.
День уже клонился к вечеру. Из "Плазы" Брюс позвонил на службу. Среди
прочего ему передали, что звонила горничная: по дороге домой ему надо
заехать в Чарден-клуб за Кэтрин.
Подходя к школе танцев, они еще с тротуара услышали звуки рояля.
Заиграли "Торжественный марш". Они прошли через толпу в вестибюль и
остановились на пороге залы, отыскивая глазами своих дочерей. За
распахнутыми дверьми видно было, как дети парами подходят к миссис Бэйли,
учительнице танцев, и двум ее помощницам и те приседают перед каждой парой
в чопорном реверансе. Все мальчики в белых перчатках. Девочки одеты просто
и скромно. Пара подходила за парой, мальчик отвешивал поклон, девочка
приседала, и оба отходили к взрослым, дожидающимся в дверях. Наконец
мистер Брюс увидел Кэтрин. И пока он смотрел, как его дочь послушно
проделывает все, чему ее обучили, его поразила мысль, что и сам он и все,
кто его сейчас окружает, скроены на один лад. Все они, как на подбор,
нравственно неустойчивы и запутались в своих понятиях, слишком себялюбивы
или слишком неудачливы, а потому не в силах держаться, как держались их
отцы и матери, тех правил и норм, которые обеспечивают обществу
незыблемость. И они перекладывают бремя этих правил на плечи своих детей,
заполняя их жизнь обрядами и условностями показного благоприличия.
Подошла помощница миссис Бэйли.
- Я так рада вас видеть, миссис Шеридан, - сказала она. - Мы боялись,
что вы нездоровы. Сегодня, как только начался урок, пришел мистер Шеридан
и увел ваших дочек. Он сказал, что увозит их из города, и мы подумали, не
заболели ли вы. Нам показалось, что он очень расстроен.
Она улыбнулась и отошла.
Румянец сбежал с лица миссис Шеридан, и оно потемнело. Она словно разом
состарилась. В зале было жарко, и мистер Брюс повел ее к выходу, на улицу,
где их обдал свежестью зимний вечер, - вел под руку, поддерживал, иначе
она бы упала.
- Все обойдется, - опять и опять повторял он, - все обойдется, милая,
все обойдется.