Книго 

--------------------
Кэролайн Дж.Черри. Источник Шиюна
("Моргейн" #2). Пер. - О.Колесников.
C.J.Cherryh. Well of Shiuan (1978)
("Morgaine" #2).
========================================
HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5
--------------------

     Кто бы ни был тот, кто построил первые Врата, ведущие через  время  и
пространство, наверняка ничего хорошего благодаря им он не получил.
     Кел нашли Врата среди странных руин Силена в  мертвом  мире,  который
вращался вокруг  их  родного  солнца.  Использовав  их  как  образец,  они
построили другие Врата, искажая миры, искажая звезды, искажая время.
     Затем, оказавшись в ловушке, они заманили туда и других, и  поскольку
кел экспериментировали  со  временем,  экспериментировали  с  мирами,  они
собрали различные существа и животных из искаженного Вратами пространства.
Создавая цивилизации, они проскакивали по времени вперед, чтобы увидеть их
будущее, в то время как те их  соотечественники,  кто  отказывался  пройти
через Врата, проходили этот путь веками через реальное время.
     В конце времен собрались те, кто прошел сквозь века, много и отчаянно
экспериментируя. В самой реальности начали  появляться  какие-то  зловещие
признаки:  нарушение  законов  времени  и   возрастающая   неустойчивость.
Некоторые из кел давно предчувствовали приход этого. Многие сошли  с  ума,
вспоминая истины, которые истинами больше уже не были, или  которые  могли
бы быть, или которые уже не будут, или еще только будут, в зависимости  от
времени и пространства, деформированного и, под конец, растерзанного.
     Миры лежали в руинах. Это были всего лишь остатки  творений  кел  или
миров,  ими  переделанных.  И  по-прежнему  кое-где  существовали   Врата,
пережившие время и не тронутые катастрофой.
     И люди  начали  осваивать  лежащие  в  руинах  миры,  использовать  и
заселять их.
     Человеческие существа были среди прочих  жертв  кел,  оставленных  на
разрушенных мирах вместе с другими обитателями, подобными  кел.  И  потому
они не доверяли Вратам и боялись их.
     Сотни мужчин и женщин прошли через Врата  кел,  отправляясь  неведомо
куда, но снаряженные для того, чтобы закрывать все несущие угрозу Врата от
самого начала времени и пространства и вплоть до последних  Врат.  И  было
создано особое оружие, способное противостоять силе Врат, и в то же  время
само являющееся Вратами, для того, чтобы запечатывать мир за миром, век за
веком - битва, возможно бесконечная или фатально зацикленная, ограниченная
только освоенным кел пространством и возможностью доступа  к  тем  Вратам,
которые создавали не сами кел. Сначала их было сто. Но Врата взимали  свою
дань.

                     Самой последней осталась в  живых  женщина  по  имени
                Моргейн, изощренная в колдовстве кел и  обладающая  мечом,
                несущим смерть. Много зла сотворила она в Моридже и Бейне,
                бросая  вызов  всем  своими  преступлениями...  Но   затем
                сбежала, взяв с собой нхи Вейни,  вынужденного  расстаться
                со своим домом, ибо он был ее илином и был связан клятвой.
                            Нхи Эридж, предводитель Маай. Книга Ра-Мориджа
                     Кайя Рох, предводитель Кайя,  повелитель  Ра-Мориджа,
                отправился за Моргейн для спасения своего кузена... но нхи
                Эридж в своих писаниях упоминает, что кайя  Рох  пропал  в
                этом путешествии, а душа, вселившаяся в подобие Роха после
                того, была враждебна любому человеческому существу.
                                                             Книга Бейн-эн

     Семь лун протанцевало через небеса мира за то  время,  за  которое  в
древние времена прошел бы всего лишь один день.  В  те  дни  были  открыты
Источники богов, дающие силу и богатство повелителям кел, которые  правили
задолго до Королей. Сейчас Источники были закрыты - ни  люди,  ни  кел  не
могли ничего изменить. Когда-то во все стороны от  Шиюна  и  Хиюджа  здесь
были обширные земли; теперь этот мир медленно тонул.
     Таков был порядок вещей, который дочь Эла майжа Джиран  принимала  за
норму.
     Всю свою молодость она наблюдала, как воды медленно,  но  неотвратимо
наступают на границы мира, как Хиюдж стал наполовину меньше, а серая масса
моря становилась  все  обширнее.  Когда  ей  исполнилось  семнадцать,  она
заметила, что за годы ее жизни Хиюдж почти полностью исчез.
     В то время,  когда  она  была  ребенком,  селение  Чадрих  находилось
недалеко от холмов Бэрроу в Хиюдже, а за ним простиралась огромная морская
стена, защищавшая поля, которые давали  хороший  урожай,  и  пастбища  для
овец, коз и другого скота. Теперь  здесь  было  пустое  пространство.  Три
парселя земли, на которых держался Чадрих, полностью  скрылись  под  водой
вместе с пограничными камнями и уже бесполезными остатками древней морской
стены. Дома, сложенные из серого камня, превратились в руины,  вода  текла
по улицам или, во время Хнота, когда все луны соединялись, стояла,  застыв
на  уровне  окон.  Дома  без  крыш  стали  гнездовищем  для  белых   птиц,
высиживающих своих крикливых птенцов над безжизненным морем.
     Люди, пережившие разрушение морской стены, суровые холода и  голод  в
ту зиму, покинули Чадрих. Они  нашли  себе  убежище:  одни  среди  жителей
болотистого Эрина, другие решили  направиться  за  Шиюн,  ища  спасение  в
укреплениях  у  легендарных  Источников  Абараиса,  или  в  Охтидж-ин,   к
владыкам-полукровкам. До Бэрроу доходили новости от тех, кто достиг Эрина;
но о тех немногих, которые ушли по дороге в Шиюн, никто ничего не слышал.
     Морская стена рухнула, когда Джиран шел десятый год. Теперь  во  всем
Хиюдже оставался лишь  небольшой  кусок  сухой  земли,  а  также  лабиринт
маленьких островков, разделенных болотами, сохранившихся от разрушительной
соли благодаря течению широкой Адж, протекающей с  Шиюна  и  несущей  свои
темные медлительные воды  к  серому  морю.  Во  время  шторма,  когда  Адж
бурлила, коричневый ил смывал драгоценную почву и землю в  море,  поглощая
холмы и большие острова. Во время  высокого  прилива,  когда  луны  дружно
сходились в Хноте, море наступало на землю и пожирало  заболоченные  зоны,
где зеленая трава отмирала и застывали гниющие лужи,  а  огромные  морские
рыбы заходили в Адж. Единственное, что теперь оставалось в Хиюдже для  коз
и диких болотных пони - это болотные  растения.  Море  поглотило  основную
часть холмов  Бэрроу,  а  разросшееся  болото  съело  их  склоны,  угрожая
окончательно отрезать Хиюдж от  Шиюна  и  полностью  обречь  на  умирание.
Земля, раньше столь зеленая и плодородная,  превратилась  в  нагромождение
затонувших деревьев, ряд маленьких островков суши и  еле  заметных  водных
проток, которые можно было преодолеть только с помощью плоскодонных лодок,
используемых болотниками и жителями Бэрроу.
     Даже холмы Бэрроу стали островами в последние годы этого мира.
     Люди возвели эти холмы сразу после времен Мрака. Они были  гробницами
королей и принцев Королевства Людей в те стародавние времена,  когда  была
разбита Луна, когда произошло падение кел и люди отогнали полукровок кел в
далекие горы. В те дни людям принадлежало все лучшее в мире, они правили в
широкой плодородной долине и владели в Хиюдже огромным богатством.
     Они хоронили своих героев в таких вот каменных горах-гробницах. Воины
и короли, украшенные золотом  и  драгоценными  камнями,  лежали  со  своим
железным   оружием,   как   бы   утверждая   свою   вечную   власть    над
фермерами-крестьянами. Они пытались возродить  древнюю  магию  Источников,
которые вызывали страх даже у полукровок кел. Однако время гордых  королей
Бэрроу прошло,  оставив  после  себя  лишь  погребальные  холмы,  гроздями
украшающие великий Источник под названием "Корона  Анла",  поглотивший  их
богатства и вернувший взамен лишь нищету.
     Теперь сохранились лишь рассеянные деревеньки, населенные  фермерами,
проклинающими любые воспоминания о королях Бэрроу.  Последующие  поколения
избегали старых крепостей и мест  погребения,  что  были  в  долине  реки.
Чадрих был ближе к  Бэрроу,  чем  любые  другие  поселения,  но  он  исчез
последним среди всех поселений Хиюджа, что,  конечно,  давало  жителям  из
Чадриха основания для определенной  наглости  до  тех  пор,  пока  рок  не
прибрал их самих. И холмы Бэрроу  стали  для  всех  последним  прибежищем;
жители Бэрроу, никогда не отличавшиеся достаточным  самоуважением,  теперь
были  могильными  ворами,  иногда,   правда,   собирающими   коренья   или
занимающимися ловлей рыбы, всегда обвиняемыми (пока Чадрих  сохранялся)  в
ограблении жителей и разграблении  погребенного  золота.  Но  Чадрих  тоже
погиб, а  отчаявшиеся  люди  Бэрроу  -  самые  южные  из  всех  -  жили  в
укреплении, представлявшем  собой  разрушенную  крепость  королей  Бэрроу,
являвшуюся последним величайшим строением во всем  Хиюдже.  И  сохранилась
еще сама Корона Анла.
     Таков был мир Джиран. Загорелая и разгоряченная,  она  правила  своей
плоскодонной лодочкой, смело  отталкиваясь  от  дна  пролива,  который  во
времена отлива был едва ли не по колено. Она  была  боса,  так  как  обувь
носила только зимой, в юбочке с бахромой, подогнутой выше колен, поскольку
никто не мог ее сейчас видеть. Закрепленные банки  с  хлебом  и  сыром,  а
также с пивом, находились на корме, где еще была сетка и пригоршня гладких
камешков - она была очень умелой охотницей на коричневых болотных птиц.
     Прошлой ночью шел дождь, и Адж достаточно наполнилась, разлившись  по
обмельчавшим каналам, помогавшим ей течь среди холмов. Наверное, к  вечеру
опять будет дождь, судя  по  собиравшимся  облакам  на  востоке,  напротив
абрикосового солнца. Но прилив Хнота уже прошел. Семь лун протанцевали  по
предгрозовому  небу,  и  течение  Адж  было  единственным,   что   омывало
прибрежные тростники. Холмы Бэрроу, почти полностью  исчезавшие  во  время
прилива Хнота, теперь гордо торчали из воды, несмотря на дожди, а  Стоячие
Камни Джуная были и вовсе сухими.
     Это было священное место - эти  каменные  обломки  и  этот  островок.
Неподалеку проходил путь к глубоким болотам, и  люди  оттуда  приходили  к
камню Джунай на встречи с людьми из Бэрроу, чтобы торговать с  ними  -  ее
высокорослые родственники с маленькими  мужчинами  глубоких  болот.  Мясо,
ракушки и металлы интересовали людей из болот. Сами они предлагали  дерево
и различные изделия, отлично сделанные лодки и корзины. Но гораздо важнее,
самой торговли, было соглашение,  позволяющее  этой  торговле  происходить
регулярно и быть взаимовыгодной, что исключало поводы  для  вражды.  Любой
человек из Бэрроу мог приходить и покидать эту землю совершенно  свободно.
Здесь, конечно, бывали  и  находящиеся  вне  закона  -  либо  человеческие
существа, либо полукровки - изгнанные из Охтидж-ина или  из  Эрина,  и  их
нужно было остерегаться, но столь далеко на юге их очень редко замечали  в
последние четыре года. Последних трех болотники повесили на дереве  смерти
недалеко от старых руин построек кел на холме Ниа, и люди из  Бэрроу  дали
им золота за хорошую службу. Болотники являлись как бы  защитным  барьером
для Бэрроу от различных невзгод, кроме моря, которые в ответ не  причиняли
им никакого вреда. Эрин был глубоко запрятан в болотах, и болотники  редко
покидали его  пределы.  Когда  они  приходили  торговать,  то  никогда  не
позволяли себе даже встать в тень человека  из  Бэрроу,  а  только  громко
молились и падали на колени под  открытым  небом,  словно  боясь  какой-то
порчи или ловушки. Они предпочитали свои умирающие леса и свои собственные
жалкие владения, и потому не желали слышать никаких упоминаний  о  королях
Бэрроу.
     Здесь, на краю мира, лежала раньше земля Бэрроу, широкая и пустынная,
превратившаяся ныне в конические холмы, омываемые  приливами,  над  водами
которых парили белые птицы. Джиран лучше  всего  знала  главный  остров  и
каждый камень, не тронутый водой. Знала их по  именам  королей  и  героев,
забытых за границами Бэрроу, жители которого провозгласили, что  короли  -
их предки, и распевали старые песни с выговором, который не понимал  никто
из болотников. Некоторые холмы были полыми  внутри:  тщательно  уложенные,
покрытые землей  камни  с  давних  пор  предохраняли  их  сокровищницы  от
разграбления  предками  Джиран.  На  других  холмах  были  видны   попытки
проникновения в гробницы  захороненных  здесь,  но  они  все  еще  надежно
защищали своих мертвых от живущих. Некоторые же были обычными холмами  без
полостей, сделанных людьми для сокровищниц королей и оружия. Возможно, они
уже отдали богатства, заключенные в них, чтобы поддержать жизнь укрепления
Бэрроу, снабжая золотом его жителей,  которые  делали  из  него  кольца  и
продавали их болотникам, которые выменивали  на  них  в  Шиюне  злаки  для
последующей продажи в Джунае. Люди Бэрроу не испытывали трепетного  страха
перед  сердитыми  призраками  своих  собственных  предков;  они  разбивали
древние символы и расплавляли золото, из которого те были сделаны.
     Кроме пшеницы и золота, у них были козы и они охотились, что  давало,
помимо  торговли,  независимый  источник  пищи.  Ежедневно  Джиран  и   ее
двоюродные братья косили траву, грузили ее на  лодочки  или  же  на  спины
черных пони, которых использовали на холмах. Так  они  готовились  к  дням
большого прилива Хнота, кормили свой  скот  и  заготавливали  сыр,  делали
домашнего приготовления мясо, которое  ценилось  у  болотников  наравне  с
золотом.
     Маленькая лодочка достигла того места в  стремительном  течении,  где
Адж  достигала  небольшого  островка,  и  Джиран  маневрировала  на  мели,
стараясь придерживаться берега. Вдалеке  был  виден  край  мира,  где  Адж
встречалась с безбрежным морем, а горизонт в серой дымке сливался с небом.
Над этим возвышалось огромное округлое пространство холма короны Анла.
     Она не собиралась подплывать слишком близко к этому месту,  где  было
кольцо Стоячих Камней. Даже  в  День  Средигодья  этот  холм  не  считался
безопасным, когда туда приходили священники -  ее  дедушка  из  укрепления
Бэрроу и старик Хез из Эрина. Однажды пришли даже священники из  Шиюна  по
длинной дороге из Охтидж-ина:  это  было  тем  более  значимо,  что  здесь
находился один из двух настоящих Источников. Но никто не приходил к ним  с
тех пор, как рухнула  морская  стена.  Теперь  ритуалы  были  неотъемлемой
частью жизни хию, ни у кого и в мыслях не было, что ими можно  пренебречь.
И в тот день, когда полные страха священники не отважились подойти  ближе,
чем на расстояние брошенного камня, Хез из Эрина и ее дедушка  разделились
и с тех пор были порознь. Еще в стародавние времена короли Бэрроу отдавали
Источнику людей, но этот  обычай  исчез  с  падением  королей.  Жертвы  не
оживили  Источники  и  не  восстановили  луну.   Стоячие   Камни   пустыми
окоченелыми глыбами топорщились в  небо,  некоторые  опасно  накренившись;
этот огромный холм, теперь уже не безопасный, лишь напоминал о былой  силе
и уже увядшей  красоте,  но  уже  не  защищал  ни  людей,  ни  полукровок.
Священники пели молитвы  и  спешно  удалялись.  Это  место  совершенно  не
подходило для уединения; чувство тревоги не  исчезало  даже  тогда,  когда
звучали молитвы: умиротворенное пение превращало  любой  посторонний  шум,
производимый человеком, в эхо.  Единственное,  что  короли  Бэрроу  хотели
довести до совершенства  и  что  было  центром  всех  устремлений  жителей
Бэрроу, это то, что после того, как воды поднимутся и зальют  весь  Хиюдж,
этот холм и эти странные камни все же останутся.
     Джиран размашисто гребла от  этого  места  по  течению  среди  других
островков. Следы древних, как и королей Бэрроу, часто встречались здесь на
россыпях камней, торчащих из воды и  у  подножья  холмов.  Здесь  было  ее
любимое место, где она могла работать  в  одиночестве  -  здесь,  на  краю
Короны Анла, далеко за границами, которые никто из болотников не пересекал
даже в День Средигодья, далеко за пределами того пространства, за  которым
ее родичи отважились бы работать. Она наслаждалась тишиной и  одиночеством
вдали от кипящего хаоса жизни в укреплении Бэрроу. Здесь не было ничего  и
никого, кроме нее самой, шепота волн, всплесков  воды  и  ленивой  песенки
насекомых на утреннем солнце.
     Холмы проплыли мимо, скрывшись из виду, и она направилась  к  правому
берегу ветреного канала к холму под названием Джиран, в честь которого она
сама была названа. Здесь тоже был Стоячий Камень, но возле  его  основания
уже  иногда  плескалась  вода,  а  сам  Джиран,  как   и   другие   холмы,
громоздящиеся здесь, был покрыт зеленой травой, взращенной сладкими водами
Адж. Она ступила из плоскодонки на землю -  голые  ноги  чувствовали  себя
привычно  и  уверенно  на  влажной  поверхности  -  раскрутила  веревку  и
пришвартовала лодку, чтобы быстрое течение не утащило ее. Затем  принялась
работать. Насекомые прекратили  на  мгновение  стрекотать,  услышав  свист
серпа, затем  снова  затянули  свои  песенки,  словно  согласившись  с  ее
присутствием. Когда травы набиралось достаточно для снопа, она  обвязывала
ее жгутом, оставляя позади себя ровные ряды. Работая, она  забиралась  все
выше и выше по холму по направлению к Стоячему Камню.
     Время от времени Джиран  останавливалась  и  распрямляла  натруженную
спину, ощущая приятную боль, несмотря  на  молодость  и  привычку  к  этой
работе. В эти мгновенья она оглядывала горизонт, устремляя  свой  взор  на
дымку, собирающуюся на востоке. С вершины холма, когда работа близилась  к
концу, она могла видеть весь путь до Короны Анла и  кольцо  камней  вокруг
нее, все в дымке влажного воздуха. Она не любила смотреть на юг,  где  мир
заканчивался и умирал. Когда она смотрела на север, щуря в надежде  глаза,
- как это происходило в ясные дни,  -  ее  воображение  рисовало  гору  на
далекой земле Шиюн, но все, что она могла  увидеть,  были  грязно-голубые,
темные очертания деревьев на горизонте вдоль Адж - всего лишь болото.
     Она часто приходила сюда. Здесь  она  работала  одна  в  течение  уже
четырех лет, с тех пор, как  ее  сестра  Сил  вышла  замуж  и  она  обрела
свободу. Она была очень красива, стройная, худенькая с крепкими мускулами,
но знала, что время  и  тихая  жизнь,  как  у  Сил,  могут  изменить  это.
Отваживаясь на путешествие к холму Анла,  она  бросала  вызов  богам.  Она
выбирала одиночество, несмотря даже на надзор  небес.  Джиран  была  самой
младшей в семье. Сил была рождена второй, а Соша - самой старшей  из  трех
сестер. Сил сейчас была  женой  Нгира,  ходила  всегда  беременной  и  уже
начинала выглядеть так  же,  как  ее  тетушки.  Их  мать  Ивон  умерла  от
родильной  горячки  после  рождения  Джиран,  а  отец,  по  словам  людей,
утопился. С тех пор их стали воспитывать тетки, взяв  на  себя  непомерный
груз и преисполнившись жалости к себе. Все три сестры были  очень  близки,
объединившись против своих кузенов и кузин и женской тирании  теток.  Соша
была лидером и заводилой всех проказ и приключений. Но замужество изменило
Сил, она в двадцать два года быстро  постарела.  Только  Соша  осталась  в
памяти Джиран неизменно прекрасной - ее  смыло  водой  во  время  большого
прилива Хнота, когда  рухнула  морская  стена;  в  последнем  воспоминании
Джиран Соша стоит в то последнее утро своей жизни на  плоской  лодочке,  и
солнечный свет струится вокруг нее. За ночь до этого Джиран видела  плохой
сон - Хнот всегда наводил на нее  ночные  кошмары  -  и  пересказала  свой
кошмар Соше, рыдая в темноте.  Но  Соша  только  рассмеялась,  как  обычно
встречала все неприятности, и на следующее утро подошла слишком  близко  к
приливу Хнота.
     Соша счастливее, чем  Сил,  думала  Джиран,  вспоминая  жизнь  Сил  и
размышляя о том, как мало осталось времени для собственной свободы.  Кроме
кузенов, у нее не было других кандидатов в мужья в укреплениях  Бэрроу,  и
единственным, кто захотел ее, был Фвар, брат Гира, мужа Сил,  из  того  же
племени. Фвар был очень  озабочен  этим  и,  поскольку  Джиран  все  время
работала отдельно от своих кузин, ему никак не удавалось застать ее  одну.
Иногда она с горечью думала  о  том,  чтобы  убежать  в  глубокие  болота,
представляя, как Фвар злится, что кто-то украл  его  невесту,  ясновидящую
дочь Эла, единственную незамужнюю  женщину  в  крепости  Бэрроу.  Она  уже
видала женщин из болот, которые приходили за  мужьями  в  Джунай,  злых  и
нищих, как ее тетки, как ее сестра Сил; а еще  были  женщины  из  Чадриха,
которые просто пугали ее. Самыми приятными, но совершенно  безнадежными  в
ее снах были мысли об огромном северном острове Шиюн, куда уходило золото,
где правили полукровки и их процветающие слуги жили в достатке и  роскоши,
в то время как весь остальной мир тонул.
     Когда она косила траву серпом, она думала о Фваре,  стараясь  вложить
всю силу своей ненависти в руку и искренне желая  почувствовать  такую  же
ненависть по к нему, хотя и  знала,  что  ненависти  этой  нет.  Она  была
обречена на недовольство. Она отличалась от всех детей  Ивон  и  от  самой
Ивон. Ее тетки говорили, что в крови Ивон был какой-то порок, и это  очень
сильно проявлялось в ней, делая дерзкой  и  дикой.  Ивон,  как  и  Джиран,
видела сны. Ее дед Кельн, священник из крепости Бэрроу, дал ей дерево сича
и семена азаля, чтобы вложить в амулет,  который  она  носила  на  шее,  -
вместе с каменным крестиком королей Бэрроу, которые, по  слухам,  защищали
от  колдовства,  -  но  она  продолжала  оставаться  мечтательной.  Пороки
полукровок, как утверждала ее тетка Джинал, от которых никакие амулеты  не
защищали, были единственным, что последние могли использовать в отношениях
с людьми. Злые языки  утверждали,  что  ее  мать  Ивон  встретила  однажды
владыку-полукровку или кого-то еще хуже  на  дороге  накануне  Средигодья,
когда по дороге еще можно было ездить, а мир был шире. Но линия Эла шла от
священников, и дед Кельн однажды шепотом утешал Джиран тем, что ее отец  в
молодости тоже видел сны, но заверял, что  этот  недуг  прошел  у  него  с
годами.
     Ей бы очень этого хотелось, потому что некоторые сны приходили к ней,
когда она бодрствовала, и в одном из них она видела себя в Шиюне,  сидящей
на огромном холме среди сватающихся  к  ней  полукровок,  по  сравнению  с
которыми Фвар - ничтожество. Это были сны-желания, совершенно  не  похожие
на сны, от которых ее прошибал холодный  пот,  в  которых  она  переживала
обреченность Чадриха или судьбу Соши, видела под водой  лица  утонувших  -
сны о Хноте, приходившие, когда луны начинали сближаться, а небо,  море  и
земля вздымались в конвульсиях. Казалось, что приливы и отливы двигаются в
ее крови, делая ее мрачной и расположенной к  диким  выходкам  во  времена
прилива Хнота. В ночи прилива она даже боялась уснуть; все луны  сияли,  и
она клала ростки азаля под подушку, лежа без сна столько, сколько могла.
     Ее кузины, как и все в доме, боялись, когда  она  говорила  об  этом,
считая, что все это болезненные желания и мечты. И  только  Фвар,  который
ничего не уважал и которого меньше всего волновало подобное,  хотел  ее  в
жены. Другие предлагали ей более кратковременные и менее постоянные связи,
но она оставалась одна. И была несчастна.
     Существовала еще одна причина, которая держала ее в крепости  Бэрроу:
страх, что если кто-то из болотников возьмет ее в Чадрих, он  может  потом
отказаться от нее и оставить вне закона, без всякого прибежища, умирать  в
болоте. Может быть, у нее хватит  решимости  однажды  отважиться  на  этот
риск, но этот день еще не настал. Сейчас она была свободна  и  одинока,  и
счастье, что у нее были Соша и Сил, было лучшее время в жизни,  когда  она
могла скитаться по островкам как ей хотелось. Конечно, что  бы  о  ней  ни
говорили и о чем бы ни перешептывались  тетки,  она  не  была  рождена  от
владыки-полукровки, или от маленьких  людей  из  Эрина,  -  ни  за  горсть
золота, ни в обмен на него. Она была уроженкой Бэрроу. Море  вполне  могло
поглотить весь Хиюдж на протяжении ее жизни, затопив холмы  Бэрроу  и  все
вместе с ними, но это было еще так далеко и не пугало  ее  в  этот  теплый
день.
     Возможно, подумала она, улыбаясь про себя, она совершенно равнодушная
и время от времени сумасшедшая, но ровно настолько, насколько  может  быть
сумасшедшим человек, живущий на краю земли.  Может  быть,  в  тот  момент,
когда она видела свои беспокойные сны, она и была здорова; а в дни,  когда
чувствовала мир и покой, была по-настоящему сумасшедшей,  впрочем,  как  и
все другие. Это приятно тешило ее тщеславие.
     Руки Джиран продолжали работу, размахивая серпом и аккуратно связывая
снопы. Ничто не привлекало ее внимания, кроме песенки кузнечиков. В ранний
полдень она отнесла все вниз, чтобы погрузить на лодку, и села отдохнуть у
воды. Поела, наблюдая за бурлящей у  холма  водой.  Это  место  она  знала
великолепно.
     Пристально вглядевшись,  она  вдруг  поняла,  что  на  другом  берегу
появилась новая любопытная тень, и выглядит  она  словно  рана  на  холме,
открытая рана в камне. От неожиданности  она  проглотила  не  жуя  большой
кусок и оставив все лежать -  банки,  серп,  снопики  травы,  -  подобрала
только веревку и, весло.
     Гробница.  Погребальная  пещера  была  вскрыта  дождем,  который  шел
прошлой ночью. Ее руки вспотели от возбуждения, когда она, оттолкнув лодку
от берега, гребла по узкому каналу.
     Другой холм был  почти  идеально  коническим  со  следами  шрамов  на
вершине - все подозрительные холмы, могущие содержать  в  себе  сокровища,
носили такие раны, нанесенные жителями  Бэрроу,  проверявшими,  что  здесь
находятся за могилы. Конечно,  эти  исследователи  ничего  не  находили  и
оставляли могилы зиять своей пустотой под открытым небом.
     Но воды, подмывающие основание  холмов,  сделали  то,  что  людям  не
удалось, и возможно открыли то, что  люди  не  нашли:  сокровища,  золото,
предметы  роскоши  -  здесь,  на  краю  мира.  Днище  плоскодонки   задело
прибрежные камни, и Джиран спрыгнула в воду, бредя по колено до  тех  пор,
пока не ступила на берег. Она втащила лодочку на  твердую  землю,  в  тень
деревьев. Затем задрожала от волнения, обнаружив,  что  камень,  торчавший
над погребальной пещерой, был словно обрублен на конце, доказывая, что  не
являлся работой естественных сил. Дождь просто омыл его, подставляя первым
лучам солнца, поэтому естественно, что она не могла увидеть это  несколько
дней назад. Она двинулась к зияющему отверстию и вошла внутрь.
     Здесь был могильный холод и мрак. Это  была  одна  из  самых  богатых
погребальниц. Джиран с трудом сглотнула, чувствуя комок в  горле,  вытерла
руки о юбку и сжала плечи, протискиваясь в узкий проход.  На  секунду  она
растерялась, вспоминая, насколько опасным может быть такое  путешествие  в
одиночку, и подумала, не стоит  ли  вернуться  назад  и  посоветоваться  с
кузинами. Но вороватые кузины наверняка откажутся. Она  вспомнила  облака,
надвигающиеся с востока, означавшие, скорее всего, дождь.
     По мере того как ее глаза привыкали к темноте, она  начала  различать
свет, пробивающийся из  какой-то  расщелины  наверху.  Должно  быть,  верх
могилы тоже освещен, поскольку купол разбит. Она  не  могла  увидеть,  что
находится  внутри  тоннеля,   но   знала   наверняка,   что   там   целая,
неразграбленная могила. Ни один из воров прошлого не отважился бы войти  в
сводчатую могилу сверху, если только не задавался целью сломать себе  шею.
Все попытки древних кладоискателей наталкивались на расщелину в  холме,  в
которую можно было только провалиться и завалить самого себя камнями.  Так
что этот шанс был для нее как награда, о которой поколения жителей  Бэрроу
могли только мечтать. Возможность стать  предметом  сплетен  и  легенд  на
столь долгое время, пока существует этот мир.
     Она сжала амулеты, висящие на шее на кожаном шнурке и  защищающие  от
призраков. С ними ей было не страшно в темноте  и  неизвестности  подобных
мест - она привыкла бродить по могилам и погребальницам с самого  детства.
Единственною опасностью, которая ей грозила, был слабый потолок и  вход  в
тоннель. Она отлично  понимала,  насколько  ненадежными  являлись  покатые
стены этого храма. Много раз она слышала,  как  один  из  ее  дядей,  Лар,
свалился и нашел свою смерть среди  костей  открытой  гробницы  короля  по
имени  Ашо.  Затаив  дыхание,  она  начала  потихоньку  двигаться  вперед,
протискиваясь в узкие проходы, не щадя нежной кожи и сгорая от нетерпения.
     Затем она пошла по проходу в  самой  гробнице,  вымощенной  тропинке,
которая вела выше и выше, к  двери,  словно  лестница  башни,  к  проходу,
который едва мерцал в рассеянном  свете.  Она  подняла  руку  и  потрогала
камни, которые, знала, должны были быть  вокруг.  Первый  подступ  был  на
уровне ее роста, и она не могла добраться до вершины следующего блока. Это
доказывало, что она находится у могилы одного  из  Первых  Королей,  сразу
после времен Тьмы,  поскольку  потом  люди  не  строили  таких  богатых  и
помпезных усыпальниц.
     Этот холм, уже даже не несущий имени короля, старый  и  забытый,  был
одним из ближайших к холму Анла, и  по  традиции  располагался  поближе  к
силам, над которыми эти короли  хотели  властвовать  -  так  говорилось  в
легендах, ко временам которых им всем хотелось бы вернуться. Забытое  имя;
но он был велик и всемогущ,  и,  конечно,  подумала  Джиран  с  замиранием
сердца, очень, очень богат. Она шла по тропинке, ведущей к могиле, щупая в
темноте путь, и вдруг неожиданный страх охватил  ее,  -  об  этом  она  не
подумала, - возможно там окажется логовище какого-нибудь дикого зверя.  Ей
не приходило это в голову раньше, поскольку в воздухе  вроде  бы  не  было
никакой угрозы, но, в любом случае, было бы неплохо, чтобы  сейчас  с  ней
оказалось весло или, того лучше, серп.  Однако  больше  всего  она  сейчас
нуждалась в лампе.
     Она вошла в зону,  расположенную  под  куполом,  где  солнечные  лучи
падали сверху, обрисовывая контуры предметов на полу и освещая  золотистую
пыль на камнях и замшелых руинах.  Ее  шаги  отдавались  эхом  высоко  над
головой.
     Она видела много могил, некоторые зачастую были едва ли  больше  тела
короля,  захороненного  в  ней,  видела  и  две  огромные   куполообразные
усыпальницы Ашрана  и  Анла,  которые  были  давным-давно  разграблены,  и
гробница Ашрана давно уже была открыта небесам. Однажды она  наблюдала  за
вскрытием одной из небольших могил, за работой своих дядьев. Но никогда ей
еще не доводилось в одиночестве нарушать молчание и темноту  погребального
склепа.
     Упавший со свода камень разломал погребальные дроги,  и  слабый  свет
освещал лишь то, что должно было быть останками короля:  старые  тряпки  и
кости. У стены напротив была другая груда останков, принадлежавших, должно
быть, его двору -  прекрасным  леди  и  смелым  рыцарям.  Она  представила
похоронную процессию, следующую за своим королем для того, чтобы  умереть,
- все одеты в  великолепные  одежды,  молодые  и  прекрасные,  распевающие
религиозные песни. В другом месте, должно быть, была залежь заплесневевших
костей  их  лошадей,  огромных  высоких  животных,  которые  топтались   и
упирались  от  страха,  совсем  не  желая,  в  отличие  от  своих  господ,
последовать в усыпальницу - тех самых животных, которые бегали когда-то по
равнине, где сейчас плещется море. Она отчетливо разглядела поблескивающую
в пыли сбрую.
     Она знала легенды и песни, написанные на древнем языке, которые  были
жизнью и смыслом Бэрроу; богатство их  содержания  давало  пищу  ее  самым
счастливым мечтаниям. Она знала по именам всех  королей,  которые  были  -
гордая майжа - ее предками,  она  знала,  как  они  жили,  хотя  не  могла
прочитать их письмена. По картинам она знала, как они  выглядели,  и  была
влюблена в красоту волшебного искусства, процветавшего в те  времена.  Она
искренне сожалела о том, что эти вещи обречены временем  на  разрушение  и
тлен. Конечно, она уже многое забыла из того, что ей приходилось видеть  в
детстве,  ибо  не  сознавала  тогда  красоту  предметов,   не   понимаемых
болотниками, даже не отдававшими себе отчета в культурной ценности золота,
используемого ими в торговле. Сказки были необходимы, чтобы  учить  детей,
но их красота не ценилась в Бэрроу. Цену имело только золото  или  что-то,
чем можно было обладать.
     Двигаясь,  она  задела  какой-то   предмет   около   двери.   От   ее
прикосновения он издал звук, отдавшийся в темноте гулом. В  горле  застрял
ком, она внимательно и тревожно  прислушалась  к  пустоте,  образовавшейся
после эха, и устыдилась своей дерзости: она, Джиран, дочь  Эла,  позволяет
себе грабить короля.
     Она  отошла  от  стены  и  вошла  в  главное  помещение,  где   свет,
устремляясь сверху вниз на остатки гроба, поблескивал на пыльном  металле.
Она увидела тело короля, его одежду, всю обвитую паутиной,  и  потемневшие
от времени кости. Кисти его рук были сложены на груди, пальцы  унизаны,  в
свое время, кольцами, а на лице лежала золотая  маска,  -  она  много  раз
слышала, что такова была традиция. Смахнув пыль, которая покрывала  маску,
она увидела  прекрасное  мужественное  лицо.  Глаза  маски  были  закрыты.
Высокие скулы и изящные очертания губ указывали на то, что это был  скорее
кел, чем человек. Погребальный художник выточил даже  тоненькие  полосочки
бровей и ресниц и вырезал губы и ноздри  так  тонко,  что,  казалось,  они
подрагивали от дыхания. Это было лицо молодого человека такой красоты, что
она знала наверняка - оно будет преследовать ее  впоследствии,  когда  она
будет спать рядом с Фваром. Жестокая, бессердечная.  Она  пришла  ограбить
его, сорвать маску и оставить от него лишь грязный прах.
     При этой мысли  она  отдернула  руку  и  задрожала,  притрагиваясь  к
амулетам на шее. Она отошла и обратилась к другим мертвым,  лежащим  вдоль
стены. Обирая их, она брела без разбора  между  останков,  снимая  золотые
украшения и смешивая кости, чтобы призраки не были способны на месть.
     Что-то проскочило между останками и напугало ее так, что она чуть  не
выронила свои сокровища. Но это была всего лишь  крыса,  из  тех,  которые
обычно гнездятся на островах и питаются  утонувшими  животными,  а  иногда
селятся в открытых могилах.
     "Кузина", - поприветствовала она  ее  с  горьким  юмором,  сердце  ее
забилось в панике. Носик крысы торчал вверх, как бы упрекая, и  когда  она
двинулась дальше, показалось, что она словно бы  плывет.  Джиран  поспешно
собрала в юбку все, что могла унести, затем  повернулась  к  выходу  и,  с
трудом продвигаясь по узкому тоннелю, поспешила на свет. Выбравшись наружу
и погрузив все в плоскодонку, она огляделась вокруг, чтобы убедиться,  что
была одна. Неожиданное богатство вынуждало ее опасаться  свидетелей,  даже
там, где  их  не  должно  было  быть.  Она  прикрыла  все  травой  на  дне
плоскодонки и опять поспешила ко входу, с тревогой поглядывая на темнеющее
небо.
     Облака на востоке сгущались. Она хорошо знала, как быстро  могут  они
двигаться, когда ветер начнет гнать их, и теперь спешила вдвойне, чувствуя
приближение шторма и понимая, что потоки воды могут снова запечатать  вход
в могилу.
     Она снова проскользнула во тьму, нащупывая путь, пока глаза опять  не
привыкли к темноте. Теперь она шла  через  кости  лошадей,  собирая  куски
золота с кожаной упряжи. Она не хотела тревожить  эти  останки,  поскольку
они принадлежали животным, которых она жалела, вспоминая маленьких пони из
крепости Бэрроу. Если бы в ее силах было оживить их, ей бы хотелось, чтобы
они снова гуляли по равнинам, которые теперь скрыло море.
     Все собранное она отнесла к выходу, сложила  в  небольшой  треснувший
горшочек и  опять  вернулась  к  останкам  придворных.  Собирая  небольшие
предметы, она в то же  время  прислушивалась  к  раскатам  грома  вдалеке;
наполняя юбку, она медленно пробиралась между  костями  во  тьме,  которая
постепенно становилась глубже и холоднее.
     Промозглый воздух повеял на нее из глубины тьмы, и она остановилась с
золотом в руках, пытаясь вглядеться в слепящую темноту. Она  почувствовала
присутствие другой, более глубокой пещеры, черной и пустой.
     Это  пугало  и  одновременно  притягивало.   Она   вспомнила,   какой
сокровищницей  оказалась  могила  Ашрана,  где  богатства  было  на  целый
королевский двор.  Несколько  минут  она  колебалась,  перебирая  амулеты,
которые должны  были  обеспечивать  ее  безопасность,  затем,  преодолевая
страх, убедила себя: над холмами начиналась  гроза,  напоминая  себе,  что
может быть это ее единственный шанс.
     Шепча молитву Арзаду, спасающему от призраков, она почти  на  коленях
двинулась  вперед,  в  зияющую  темноту.  Неожиданный  металлический  звук
воодушевил ее, она еще больше склонилась и углубилась во тьму.
     Ее пальцы  наткнулись  на  истлевшую  одежду,  и  она  с  отвращением
отдернула руку, но затем вновь нащупала металл;  звук  падающих  предметов
отозвался эхом - сердце ее чуть не остановилось.  Рассыпанные  вокруг  нее
вещи оказались покрытыми пылью драгоценными камнями, блюдами и  чашами  из
золота. По сравнению с  этим  все,  собранное  ею  раньше,  было  простыми
безделушками.
     Она в страхе замерла на мгновение,  затем,  собрав  все,  что  смогла
унести, вернулась в тоннель, разложив все  предметы  на  едва  проникающем
сюда дневном свете. Капли дождя уже начинали барабанить по пыли, когда она
наконец выползла наружу, вся продрогшая, и уложила свою увесистую  находку
в лодку, шатаясь от усталости. На небе она увидела черные клубящиеся тучи.
Воздух  стал  холодным,  ветер  с  воем  стелился  по  траве.  Как  только
разразится шторм, вода поднимется и забурлит; она вдруг ощутила  ужас  при
мысли, что может утонуть прямо здесь, если бы вода затопила вход в могилу.
Тогда она была бы похоронена в этой темноте.
     Но все же она оставила  там  чашу,  наполненную  золотыми  изделиями,
каждое из которых было весьма тяжелым.
     Она  снова  спустилась  во  мрак,  а  затем  уверенно,  зная  дорогу,
направилась в основную погребальницу, где лежал король.
     Щадить его было бесполезно. Неожиданно  она  ощутила  себя  настоящей
воровкой, рассудив, что вода все равно затопит здесь все  и  смоет  маску.
Она подошла к королю. Единственное место, освещенное  едва  пробивающимися
лучами солнца. Несколько капель дождя уже упали на маску и смотрелись  как
слезы, размывающие пыль; ветер, уже проникающий в усыпальницу,  трепал  ее
юбку, поторапливая. Она  снова  подумала,  насколько  счастлив  он  был  и
насколько одинок теперь, ограбленный, в компании призраков, которые  здесь
все опустошили. Когда-то перед ним расстилались поля, обширные и  зеленые,
когда-то он владел укреплениями и поселениями,  по  сравнению  с  которыми
Чадрих был просто ничем.  "Наслаждаться  властью,  никогда  не  испытывать
голода и умереть среди всех  этих  сокровищ  -  замечательная  судьба",  -
подумала она.
     И вот под конец он обворован девчонкой  из  Бэрроу,  своим  потомком,
которая  хотела  всего  лишь  иметь  теплую  одежду,  достаточно   еды   и
когда-нибудь все-таки увидеть зеленые горы Шиюна.
     Рука Джиран на секунду застыла над маской, закрывающей  его  лицо.  В
этот момент она  заметила  странный  предмет  среди  костей  его  пальцев.
Раздвинув пальцы, она взяла его. Птичка, которая, она знала, и по сей день
еще летает над болотами. Не очень-то  счастливый  символ,  который  носили
воины, часто рискующие жизнью, - вряд ли это было частью  его  вооружения.
Ей пришло в голову, что какая-то женщина в горе положила это как последний
дар.
     Было что-то странное в том, что такое существо, как эта чайка,  может
как-то объединить их, почти ровесников, что он тоже видел этих птиц где-то
над дальними берегами, даже не подозревая о своих  потомках.  Она  немного
поколебалась, поскольку белая морская птица, улетающая  за  пределы  конца
света и возвращающаяся оттуда, была символом смерти. Но, будучи  воспитана
в Бэрроу, она носила среди своих амулетов  белое  перышко  чайки,  которое
считалось для девочки счастливым амулетом, как раз предостерегающим ее  от
смерти. Фигурка птицы была золотой и очень изящной.  Она  согрелась  в  ее
руках, словно не была сделана века назад. Джиран потрогала  тонкие  детали
ее крыльев - и в этот момент увидела пыльные  драгоценные  камни  рядом  с
королем. Среди болотников  они  не  почитались,  поскольку,  по  поверьям,
приносили несчастья.
     Дождь ударил ей в лицо, падал крупными каплями на пыльные кочки и  на
маску. Джиран задрожала от холодного ветра и по звуку воды, бегущей где-то
снаружи, поняла, что задерживаться  здесь  становится  небезопасно.  Гроза
бушевала над холмом.
     В панике она собрала все, что смогла унести,  и  побежала  к  выходу,
пытаясь пролезть со своим богатством через узкую щель на дневной свет, под
дождь. Воды в канале поднялись и  начали  относить  лодку  от  безопасного
берега.
     Джиран посмотрела на бурлящую воду и не отважилась положить свой груз
в лодку. Подумав, она поставила  тяжелую  чашу  с  золотыми  предметами  в
сторону, повыше на берегу, чтобы ее не затопило  водой.  Затем,  осторожно
отвязав канат, забралась в лодку и подняла весло. Волна подхватила лодку и
развернула ее. Ей пришлось приложить все свое  умение  и  силы  для  того,
чтобы грести через ревущий канал к  холму  Джиран.  Здесь  она  разгрузила
лодку, сложив обмытые дождем драгоценности в  юбку,  и  стала  пробираться
вверх по холму,  стараясь  не  потерять  ничего  из  своих  богатств.  Она
высыпала содержимое юбки у подножья Стоячего Камня и повторила путь  вверх
и вниз с нагруженным подолом несколько раз, складывая свои сокровища в  то
место, где они будут в безопасности.
     Затем она попыталась направить плоскодонку  назад,  к  Бэрроу;  дождь
хлестал ей в  лицо,  а  ветер  мешал  плыть.  Лодка  рвалась  из  рук,  не
подчиняясь управлению. Отчаявшись, она  снова  вытащила  лодку  на  землю,
стараясь  забраться  как  можно  выше  по  холму,  с  трудом   переставляя
израненные ноги и  раздирая  юбку  о  прибрежный  кустарник.  Наконец  она
достигла  нужного  уровня;  дождь  хлестал  ей  в  лицо,  вспышки   молний
ослепляли. Теперь лодка была в безопасности, что  сейчас,  возможно,  было
ценнее, чем золото.
     В конце концов ей удалось взять себя  в  руки,  и  она  стала  искать
какое-нибудь средство, чтобы согреться. У лодки было  промасленное  днище,
поэтому Джиран перевернула ее вверх дном, придерживая  плечом,  и  сделала
себе убежище,  мало-мальски  укрывающее  от  дождя.  Забравшись  внутрь  и
завернувшись в остатки кожи, она стала мечтать о еде, которая осталась  на
берегу и которую течение, конечно же, унесло.
     Дождь отчаянно хлестал по днищу лодки,  и  Джиран,  стиснув  стучащие
зубы, наблюдала, как вода ползет все выше и выше по холму,  подбираясь  ко
входу в могилу, закрывая богатства, которые она вынуждена была оставить на
холме. Неожиданно в  ее  глазах  отразился  серо-зеленый  свет  молнии,  и
передняя часть Бэрроу начала погружаться в канал,  смываемая  течением,  а
кости и прах  королевских  останков  медленно  поползли  вниз.  Она  сжала
амулеты и стала возносить молитвы шести могущественным силам, наблюдая как
рушится погребальница и вспоминая прекрасную маску  усопшего.  В  легендах
говорилось, что призраки выходят во время Хнота в  канун  Дня  Средигодья,
что короли затопленной долины правят затонувшими душами жителей  Бэрроу  и
окрестных деревень в своих призрачных дворах и что над болотами может быть
виден свет, который отмечает их владения.  Она  рассчитывала  на  то,  что
убила нескольких призраков, разрушив чары, которые держали  их  на  земле.
Они, должно быть, ушли вместе  с  дождем  туда,  где  больше  нет  никаких
королей.
     Шею ее обвивали связанные звенья цепочки королей-близнецов Баджена  и
Соджена, которые должны были  принести  процветание,  а  также  серебряное
кольцо Анла, для благочестия, осколок  раковины  Сита,  повелителя  морей,
против утопления, камень Дир, отгоняющий лихорадку, крест королей  Бэрроу,
способствующий безопасности, и железное кольцо Арзада,  предохраняющее  от
семи неблагоприятных сил... и белое перышко чайки, принадлежавшее когда-то
Моргин-Анхаран - амулет,  подобный  тому,  который  носили  многие  жители
Бэрроу, хотя болотники использовали эти перья  только  для  обделки  своих
окон и дверей. Джиран знала, что все эти вещи защитят ее от  зла,  которое
может быть принесено ветрами; она сжала их в кулаке, пытаясь не думать  об
опасностях своего настоящего положения.
     Она ждала, когда сумерки  превратятся  в  беззвездную  ночь  и  когда
страхи подберутся к самому  сердцу.  Дождь  беспощадно  колотил  по  днищу
лодки, и она боялась, что вода пробьет ее легкое укрытие.
     Она знала, что где-то за холмами ее кузены и дяди тоже ищут  спасения
на каком-нибудь возвышенном месте, но, возможно, с большим комфортом.  Они
ушли в лес за дровами и, вероятно, сидели у огня  в  развалинах  на  холме
Ниа, дожидаясь, пока дождь успокоится. Никто не пошел бы искать ее; будучи
жительницей Бэрроу, она должна была достаточно хорошо знать, что делать  в
подобной ситуации. Они вполне резонно могли  предполагать,  что  если  она
утонула, то ей невозможно помочь, а если предприняла правильные  действия,
то она не утонет.
     Но, как бы то ни было, ей было одиноко и страшно, когда она  слушала,
как гроза шумит над головой и вода подбирается вверх по холму. Наконец она
полностью забралась в свое  укрытие,  спрятавшись  от  завывающего  ветра,
завернулась в кожаные тряпки и прислушалась к дождю,  что  бил  сверху  со
звуком, который мог свести с ума.

     Наконец дождь прекратился,  стал  слышен  шум  бегущей  воды.  Джиран
очнулась от короткого сна и вытянула ноги, разминая их в  темноте.  Тяжело
дыша,  она  выбралась  из-под  лодки  и  огляделась:  облака  и  тучи  уже
рассеялись, оставив после себя чистое небо и сияющие в  ночи  луны  Сит  и
Анли.
     Перевернув лодку на дно, она встала на ноги,  откинула  назад  мокрые
волосы.  Вода  бурлила  еще  высоко,  а  на  севере  было  легкое  сияние,
предостерегающее,  что  дожди  могут  скоро  вернуться,   отразившись   от
невидимых гор Шиюна, чтобы с новой силой пролиться над Хиюджем.
     Но сейчас был момент затишья, и  она  чувствовала  удовлетворение  от
того, что смогла выжить. Джиран размяла затекшие руки и стала греть их под
мышками, тяжело вздыхая. Что-то укололо ей грудь,  и  она  вспомнила,  что
пригрела  на  груди  теплую  металлическую   чайку.   Она   вытащила   ее.
Удивительный орнамент заблестел в  лунном  свете,  изящный  и  прекрасный,
напоминая о той красоте, которую  она  не  смогла  спасти.  Она  потрогала
любовно выточенную вещицу и затем опять спрятала ее на своем теле, сожалея
о тех сокровищах, которые ей не удалось спасти от  воды.  Но  эта  вещичка
принадлежала только ей. Кузены не могут отнять  у  нее  эту  замечательную
вещь - награду за ужасную ночь и обездоленность. Она чувствовала, что  эта
птичка должна принести ей счастье. У нее  в  разбитом  горшке  была  целая
коллекция таких безделушек и маленьких  картинок:  бесполезные  на  первый
взгляд морские камешки, вещи, которые никто никогда бы не  подобрал.  Люди
предпочитали кусочки золота и были  правы,  а  она,  возможно,  не  права:
всегда лучше иметь кусочек золота, который можно пустить на обмен.
     Но только не эту маленькую чайку, она никогда не пожертвует чайкой.
     Ее могли бы избить вместо награды, если  бы  заподозрили,  как  много
золота  она  потеряла,  спасаясь  от  наводнения,  особенно  если  бы  она
рассказала им историю  о  золотой  маске,  которую  пожрала  вода,  и  она
способствовала этому. Она понимала, что сделала не все возможное, но...
     Но, - думала она, - если удастся представить все в таком  свете,  что
она  спасла  все,  что  там  было,  то,  возможно,  несколько  дней  будут
благоприятными  для  Джиран,  дочери  Эла.  Возможно,  все  смягчатся   по
отношению к  ней,  несмотря  на  ее  больное  воображение  и  плохие  сны.
Наконец-то она сможет поехать на следующую торговлю в Джунай, и тогда - ее
воображение разыгралось и представило самую желанную вещь на свете  -  она
сможет приобрести замечательный кожаный плащ из Эрина,  плащ,  отороченный
мехом, который она будет носить и во дворце и  дома  и  никогда  не  будет
подвергать воздействию непогоды, плащ, в котором  она  будет  представлять
себе, что укрепление Бэрроу -  это  Охтидж-ин,  и  в  котором  она  сможет
почувствовать себя настоящей леди. Это было бы здорово, когда  она  выйдет
замуж и будет сидеть среди роскошных вещей и своих теток, пряча  на  груди
маленькую золотую птичку - память о короле.
     И рядом будет Фвар.
     Джиран  горько  вздохнула  и  отвлеклась  от  своей  мечты.  Было  бы
замечательно иметь такой плащ, но Фвар все портит. Он испортил  ее  мечты.
Когда он будет лежать с ней в постели,  он,  наверно,  найдет  эту  чайку,
отнимет ее, переплавит в кольцо для торговли и изобьет ее за то,  что  она
укрывала птичку. Она даже не хотела думать об этом. Она чихнула и  поняла,
что наверняка подхватит лихорадку, если всю ночь проведет здесь.
     Она прошлась,  разминая  мышцы,  и  наконец  решила,  что  согреется,
собирая найденное золото и перенося его в лодку. Она  забралась  на  холм,
скользя по мокрой траве, хватаясь за кусты  и  подтягиваясь,  и,  наконец,
нашла все вещи около Стоячего Камня в целости и сохранности.
     Она подняла голову и оглядела окрестности, освещенные  двумя  лунами,
место, где  возвышался  еще  один  холм  и  остатки  третьего.  Перед  ней
расстилались широко разлившиеся воды, казалось, танцующие в лунном  свете,
бликующие на юге.
     Корона Анла.
     Она  светилась,  будто  бы  отражая  мертвенные  огни,  парящие   над
болотами. Протерев глаза, она снова посмотрела туда  с  холодным  страхом,
поднимавшимся откуда-то из живота.
     На вершине холма Анла не было ничего, кроме камней и  травы,  ничего,
что могло бы так светиться.  Похоже,  что  это  были  призраки  и  ведьмы,
резвящиеся вокруг камней Короны.
     Ей отчаянно не хотелось забираться  наверх,  даже  ради  золота.  Она
почувствовала себя почти голой и беззащитной; Стоячий Камень был похож  на
камень Короны Анла и взирал на нее словно живой.
     Но она опустилась на колени и собрала золото - столько, сколько могла
унести, и соскользнула  вниз,  к  плоскодонке.  Загрузив  ее  вещами,  она
вернулась назад, и опять, и опять. И каждый  раз,  когда  она  смотрела  в
сторону холма Анла, она видела огни.
     Холм Джиран больше уже не служил прибежищем и не укрывал от того, что
происходило у Короны  Анла:  они  стояли  слишком  близко  друг  другу,  и
странные вещи вполне могли произойти и здесь. Она решила не ждать до утра;
само солнце не смогло бы утешить ее, а холодный взгляд со  стороны  короны
Анла пугал.
     Уж лучше опасность течения: против воды она хоть могла бороться.  Она
спустила нагруженную лодку и взяла длинное весло. Оказавшись в лодке,  она
почувствовала, как течение понесло ее, и  попыталась  взять  управление  в
свои руки. Течение завертело  лодку  как  скорлупку,  попавшую  в  быстрый
ручей. Джиран старалась предотвратить столкновение  с  камнями,  торчащими
здесь и там, и чуть не потеряла весло.
     Она уже не  могла  нащупать  дно.  Теперь  она  использовала  шест  и
зачерпнула немножко воды, но  неожиданно  ее  плоскодонка  накренилась,  а
затем метнулась по бурлящей  Адж  в  сторону  холма,  по  течению,  против
которого бороться было бесполезно. Здесь уже не было дна, и она перешла на
корму и работала шестом, отталкиваясь на мели, и наконец выбралась в канал
между холмами Анла и Бэрроу. Джиран отвела взгляд от распространяющегося с
холма  неестественного  свечения,  которое   танцевало   над   водами,   и
попеременно использовала шест и весло, зная, что должна идти  только  этим
путем и что этот канал около Анла будет наиболее мелким. Она двигалась  по
направлению к древнему пути. Течение толкало ее по направлению  к  Адж,  а
затем вынесло к тому морю, где утонула Соша. Но здесь, до тех пор пока она
придерживалась кромки берега,  где  плоскодонка  еще  могла  цепляться  за
прибрежные кусты, воды были безопасными.
     Она направлялась к дому.
     Время от времени Джиран отдыхала, гребя к уступам  Бэрроу  и  работая
так быстро, как позволяло ей дыхание. Ужас, который она испытала у  короны
Анла, казался теперь улетучившимся, исчезнувшим из памяти, так  же  как  и
внутренности гробницы, а ночные кошмары  -  граничащими  с  нереальностью.
Страх все еще сжимал ее горло, но сейчас куда большей угрозой была туча на
севере, озаряемая вспышками молний.
     Она боялась самих холмов,  которые  стали  прибежищем  для  маленьких
существ, с которыми ей не хотелось делить эту  ночь,  крыс,  тени  которых
мелькали по берегу, а  также  змей,  которые  шмыгали  в  траве,  где  она
отдыхала.
     Течение  открыло  новые  каналы,  места,  совсем  незнакомые  ей,   и
преобразило даже хорошо знакомые холмы. Она направляла лодку  по  течению,
руководствуясь  звездами,  которые  стали   затягиваться   облаками.   Она
чувствовала, что ее несет  на  юг,  и  старалась  понять,  где  находится.
Наконец-то перед  ней  поднялись  над  водой  очертания  старинных  зданий
Чадриха. Ее сердце забилось от радости, потому  что  она  знала,  что  все
сомнения и опасности теперь позади.
     Журчание воды и веселая песенка лягушек и других  существ  в  высокой
траве были словно прелюдией к  движению  лодки,  шлепкам  весла  по  воде,
шуршанию речного дна под днищем. Джиран собрала все силы, чтобы встать  на
ноги, теперь со смелой уверенностью балансируя на плаву. Лодку  прибило  к
затопленным хорошо знакомым камням.
     Чадрих. Она помнила, как в девять лет была выкинута отсюда, из  дома,
и помнила людей, которые показывали пальцем на  нее,  на  ребенка  Бэрроу,
околдованного дьяволом, потому что они знали,  что  этот  ребенок  -  фея,
которая видит мечты. Она была безутешна, видя опустевшие  дома  и  окна  с
пустыми проемами. Люди Хелма, которые жили здесь впоследствии,  ненавидели
людей из Бэрроу. Но затем, когда ей было двенадцать, все они утонули. Вода
забрала их, и она даже не могла вспомнить, как они выглядели.
     Джиран толкнула лодку ближе к берегу, пустив  ее  по  узкому  каналу,
который  когда-то   был   улицей,   вымощенной   камнями.   Опустевшие   и
обескровленные здания смотрели ей вслед; руины  превратились  в  гнездовья
встревоженных птиц. Достигнув края Чадриха, она увидела  на  фоне  черного
неба первые северные очертания Бэрроу и обрадовалась -  там  находится  ее
дом. По сторонам замелькали холмы - огромные конические  вершины,  которые
опять напомнили ей затянувшееся тучами небо. И  тот  свет,  мелькающий  за
деревьями, как звездочка в сумерках, впервые  увиденный  ею,  должен  быть
светом с башни крепости Бэрроу, светом дома.
     Теперь вода была спокойной и неглубокой. Джиран оглянулась назад:  за
холмами не было ничего кроме пустой темноты. Она заставила себя забыть  об
этом и стала смотреть только вперед, на огонь, к которому  она  направляла
свою лодку. Свет стал мигать заметнее, неожиданно поднялся ветер,  который
задирал ей юбку и ерошил воду. Она услышала легкий шепот камней и  кустов,
росших на болотах Бэрроу. Начинался шторм,  отсветы  танцевали  на  черной
воде. Джиран стала работать сильнее, когда  первые  капли  упали  на  нее,
заставляя искать прибежище почти рядом с домом. Вслед за  своими  гребками
она стала слышать всплески воды, похожие на шаги шагающего человека, может
быть, где-то на другой стороне холма. Она остановилась на минутку, отдавая
лодку на волю волн, но звук  не  прекратился.  Может  быть,  это  какое-то
животное выбежало из болот, потревоженное грозой. Здесь обитали дикие пони
и еще встречались олени. Она позволила лодке плыть самой по себе,  а  сама
прислушивалась к звукам, пытаясь определить,  было  это  четвероногое  или
двуногое существо.
     И холодный пот выступил на ее  коже.  Может  быть,  это  один  из  ее
сородичей ищет дом. Но оно двигалось неустанно и независимо от  звуков  ее
лодки и не отвечало на ее голос. Она почувствовала, как волосы на  затылке
зашевелились, когда представила себе дикое  животное,  случайно  забредшее
сюда. Разные вещи случаются во время наводнения и грозы. И вдруг  раздался
крик, тоненький, разнесшийся в воздухе по  холмам.  Она  решила,  что  это
блеет какая-то глупая коза. Как близко она от дома.  Она  даже  хихикнула.
Наверное, это кто-то из домашнего скота.
     Лодка начала двигаться еще быстрее. Джиран боялась, что звук, который
она будет производить веслом, привлечет к ней внимание, и  потому  пустила
лодку по основному  течению  воды,  бурлящей  вокруг  холмов.  Она  должна
остановить это. Она пользовалась веслом осторожно, но все  же  производила
шум, несмотря на все попытки двигаться бесшумно. Она весьма беспокоилась о
том золоте, которое блестело в  лунном  свете  около  ее  ног,  сокровище,
которое могло соблазнить преступников или  духов,  если  они  здесь  были.
Совершенно одна в темноте, она стала думать о  том,  откуда  эти  предметы
взялись, и стала волноваться о маленьком амулете в  виде  чайки  между  ее
грудей, который покалывал при каждом  движении.  Вещичка,  которая  лежала
между пальцев мертвого короля.
     Она недооценила канал, стараясь  не  производить  шума.  Весло  стало
бесполезным, и она беспомощная  дрейфовала  по  течению,  ожидая  момента,
когда оно снова вынесет ее на  мель.  Лодку  крутило,  но  на  повороте  к
острову она замедлила свой ход. И тут Джиран лицом к лицу  столкнулась  со
всадником, с темной фигурой человека на лошади, которая была  по  живот  в
воде. Всадник и его лошадь были единым целым. Джиран стала  нервно  искать
дно, не спуская со всадника глаз. Страх  сковал  ее  руки,  она  не  могла
крепко держать весло. Всадник оказался близко к ней,  и  она  увидела  под
остроконечным шлемом бледное лицо молодого  человека.  Его  черная  лошадь
топталась на месте, вращая большими блестящими глазами.
     Джиран не  могла  кричать.  Он  повернулся  в  ее  сторону  и  что-то
прокричал ей тонким голосом, рассеявшимся по ветру. Она вспомнила о  весле
и налегла на него, пытаясь отвести лодку в другой канал, ища путь из этого
лабиринта.  Вода  за  ее  спиной  плескалась  под  черной   лошадью,   она
чувствовала это даже не оглядываясь назад. Она двигалась теперь  больше  с
яростью и испугом, чем с осторожностью. Волосы ослепляли ее.  Наконец  она
оглянулась и сквозь пряди волос увидела на фоне освещенной воды его черный
силуэт. Джиран повернула голову, и в то время, когда плоскодонка проходила
между двух холмов, впереди замерцал  спасительный  огонек  башни  крепости
Бэрроу. Она изо всех сил старалась не думать о том, что,  оказывается,  ее
преследовало.  Черный  король  в  маске,  чьи  непотревоженные  кости  она
оставила лежать там, в глубине холма. Ей стало холодно, от  усталости  она
не чувствовала рук и ног, лишь биение сердца и покалывающую боль  в  груди
при дыхании.
     Укрепление Бэрроу заняло все ее мысли, она плыла к нему, ловко огибая
холмы и задевая кусты. Уже на берегу, обернувшись, она даже на  расстоянии
все еще могла различить черного всадника. Она бросила весло на  землю,  за
веревку подтащила плоскодонку на берег, скользя по мокрой  земле.  Ей  был
уже слышен шум приближающегося всадника, и она сложила куски золота в свою
юбку, затем бросилась бежать, цепляясь босыми ногами за траву. Перед и над
ней  маячил  дом,  поскрипывающий  ставнями  на  окнах,   сквозь   которые
пробивался свет, и старый огонь на башне, направляющий заблудившихся детей
Бэрроу домой.
     Она уронила кусочек сокровища, подняла его,  опять  пустилась  бегом.
Хлестал дождь, ветер со страшной силой бросал капли ей в глаза, доносились
раскаты грома. Она ощущала хлюпанье  воды  за  своей  спиной,  чувствовала
большое тело и, оглянувшись назад, снова увидела черную лошадь и всадника.
Огни холодно мерцали на воде, освещая его  бледное  лицо.  Стали  неистово
лаять собаки.  Она  притронулась  к  своим  приносящим  счастье  амулетам,
придерживая подол юбки, и  продолжала  бежать,  слыша  всадника  за  своей
спиной. Трава была скользкой. Джиран уронила кусочек золота, но у нее  уже
не  было  времени  остановиться.  Ноги  опять  поскользнулись  на  камнях,
которыми была вымощена дорога, и она бросилась к закрытой двери.
     - Дедушка, - закричала она, стуча по мокрому дереву. - Быстрее!
     Она слышала за собой всадника, звуки животного, ступающего по  мокрой
земле, звон металла, тяжелое дыхание. Она  опять  глянула  через  плечо  и
увидела, что всадник помогает лошади взбираться  на  холм.  Ноги  отказали
ему, он потерял равновесие и упал,  зацепившись  за  упряжь  коня.  Джиран
видела в свете молнии отблеск его шлема.
     - Дедушка, - снова закричала она.
     Наконец дверь открылась. Она кинулась  внутрь,  ожидая,  что  всадник
исчезнет, как все призраки, но тот не исчез. Он был почти у  двери.  Тогда
она выхватила дверь из  неверной  руки  деда  и  захлопнула  ее,  задвигая
щеколду, покрытую золотом. Тарелки и  чашки  посыпались  на  пол  и  стали
вращаться, пока не замерли. Джиран повернулась и посмотрела на  испуганные
женские лица, собравшихся в комнате.  Женщины  и  дети,  мальчики  слишком
маленькие, чтобы быть вместе со взрослыми мужчинами. Здесь была Сил и тетя
Джинал и тетя Зай. Но здесь не было мужчин, кроме дедушки  Кельна.  И  она
устремила на него отчаянный испуганный взгляд, потому что понимала, что  у
дедушки нет для нее ответа. Веточки азаля и белые перья анхаран висели над
входом в дом и над окнами на обоих этажах. Они посмеивались над  этим,  но
ежегодно обновляли их, потому что  те  отваживали  смерть  от  дома.  Были
определенные законы, которые установили мертвые, и все подчинялись им.
     - Сигнальный огонь, - выдохнул  дедушка.  Его  руки  тряслись  больше
обычного, он махнул женщинам.  -  Зай!  И  все  в  доме.  Идите  наверх  и
спрячьтесь.
     Полная Зай повернулась и побежала к западной двери, ведущей к башне -
позаботиться о сигнальном огне. Другие начали толкать испуганных  детей  к
лестницам. Некоторые плакали. Собаки неистово лаяли.  Закрытые  во  дворе,
они были бесполезны. Старая Джинал стояла  как  вкопанная,  задрав  острый
подбородок. Сил остановилась, ее живот был большим от третьего ребенка,  а
другие дети держались за ее юбки. Сил сняла с себя теплую коричневую  шаль
и обернула им плечи Джиран, обнимая ее. Джиран обняла  ее  в  ответ,  едва
сдерживая слезы. Сзади раздался звон шпор о камни, топот  возле  дверей  -
взад-вперед, взад-вперед и к окну. Ставни скрипели, не открываясь. Затем в
течение долгого времени не было ничего, кроме шумного  дыхания  лошади  за
окном.
     - Это преступник из Охтиджа? - спросил дед, глядя на Джиран. - Где он
начал преследовать тебя?
     - Там, - удалось сказать ей, невольно лязгая зубами. Затем попыталась
дать какое-то толковое объяснение.
     Шаги достигли двери, послышался сухой стук. Дети закричали и  повисли
на Сил.
     - Бегите, - сказал дедушка, - торопитесь. Уводите детей наверх.
     - Торопитесь,  -  повторила  Джиран,  толкая  Сил,  которая  пыталась
заставить ее пойти вместе с ней. Но она не  могла  оставить  деда,  такого
хрупкого. Джинал тоже осталась.
     Сил побежала к лестнице, ее дети  -  за  ней.  Удары  в  дверь  стали
ритмичными,  и  белое  дерево  раскололось  под  острием  топора.   Джиран
почувствовала, как рука деда обнимает ее, и схватилась за него, вся дрожа,
глядя на разламывающуюся дверь. Эта дверь  не  предназначалась  для  такой
атаки, никто из преступников не отважился бы разрушать  дом.  Целая  доска
отлетела. Дверь повисла на петлях, и рука вооруженного  человека  проникла
внутрь, пытаясь ее выломать.
     - Нет, - закричала Джиран, освобождаясь от деда, и побежала на  кухню
за разделочным ножом, думая только о  необходимости  защиты.  Но  раздался
треск,  дверь  распахнулась.  Она  застыла  на  полушаге  и  увидела   еле
державшуюся на петлях дверь. За ней в струях дождя  стоял  король-воин.  В
его руке был топор, лук висел за плечом, а из-за плеча  виднелась  рукоять
меча. Дождь хлестал и делал его  лицо  похожим  на  лицо  утопленника.  Он
стоял, с лошадью за спиной, и оглядывал комнату, словно искал что-то.
     - Возьми золото,  -  предложил  ему  дедушка  голосом,  каким  обычно
говорил в те времена, когда был священником.
     Но незнакомец, казалось, был не заинтересован в этом. Он ступил через
порог и повел свое высокое животное вперед - такую лошадь, какую в  Хиюдже
не видели давно, со времен падения морской стены. Она помедлила в  проеме,
а затем поспешно вошла внутрь, ее круп задел висящую дверь и  окончательно
сорвал ее с петель. Золотая чашка была раздавлена ее копытами и отскочила,
вращаясь, словно обычный камень. Никто из них не двигался, воин  тоже.  Он
возвышался в центре их маленькой комнаты и смотрел  по  сторонам.  Грязная
вода с него и лошади капала  на  каменный  пол  и  смешивалась  с  кровью,
которая текла из раны на его ноге. Дети  наверху  кричали.  Он  глянул  на
лестницу и направился к ней, и сердце Джиран упало. Затем он увидел камин,
отпустил вожжи лошади и подтолкнул ее вперед, поближе к очагу, направляясь
туда же сам, оставляя за собой мокрый кроваво-водянистый след.  Там,  стоя
спиной к мерцающему  огню,  он  наконец  взглянул  на  них  своими  дикими
глазами. Они были темными, эти глаза, темными были и его волосы, такие же,
как у повелителей севера, как слышала Джиран. Он был высокий и  в  древних
доспехах. В нем было какое-то изящество,  и  это  подчеркивало  нищету  их
маленькой крепости. Она знала, кто он такой. Ей это было  известно.  Чайка
была возле ее груди, она сняла и протянула ее ему в руки в надежде, что он
уйдет и вернется туда, откуда  пришел.  Невольно  она  встретилась  с  его
глазами, и холод пробежал по ее телу.  На  нем  не  было  следов  паутины,
которые могли бы быть заметны при свете огня. Он отбрасывал на пол длинную
тень, капли воды стекали с его  волос,  и  потому  длинные  волосы  воина,
завязанные в пучок, как носили их древние короли, выглядели  прилизанными.
Его грудь поднималась и опускалась, слышно было тяжелое дыхание.
     - Женщина, - сказал он  дрожащим  голосом.  И  она  смогла  разобрать
акцент, какой никогда раньше не слышала, может быть,  не  слышала  даже  в
самых старинных песнях. - Женщина-всадник, весь... весь белый...
     - Нет, - сказала Джиран, притрагиваясь к белому перу-амулету. -  Нет.
- Она не хотела, чтобы он говорил.  В  отчаянии  она  открыла  рот,  чтобы
приказать ему замолчать и отослать домой, как  поступила  бы  с  забредшим
сюда болотником. Но он был так  далек,  так  далек  от  подобного,  и  она
чувствовала  себя  бессильной.  Ее  дед  не  шевелился  -  священник,  все
религиозные чары которого потерпели поражение. Ни слова  не  произнесла  и
Джинал. За стеной крепости бушевала гроза,  дождь  попадал  в  разрушенный
проем двери, которая должна была защитить  людей  от  поднимающейся  воды.
Гость смотрел на них со странным, потерянным  выражением,  словно  чего-то
хотел, а затем, с трудом и очевидной болью, он  повернулся  и,  с  помощью
рукоятки топора подцепив чайник, висящий над  очагом,  наклонил  его.  Пар
заклубился из огня, пахнущий травами тетушки Зай. На каминной полке стояли
деревянные плошки. Он наполнил одну из них и прислонился к камням там, где
стоял. Черная лошадь неожиданно встряхнулась, разбрызгивая по всей комнате
грязную воду.
     - Убирайся отсюда, - закричал дед Кельн голосом,  полным  отчаяния  и
страха.
     Чужак глянул на него, не  отвечая,  очень  усталым  взглядом.  Он  не
двинулся, лишь поднял клубящуюся плошку к губам, чтобы отхлебнуть бульона,
по-прежнему воинственно глядя на людей. Его рука  дрогнула,  и  он  разлил
часть содержимого.  Лошадь  выглядела  печальной,  с  понурой  головой,  и
ногами, ободранными, когда она  пробиралась  по  течению.  Джиран  плотнее
обмотала сухой шалью свою шею и заставила себя прекратить дрожать,  решив,
что им не грозит никакая опасность. Внезапно она двинулась через комнату к
полкам и вытащила одно из  одеял,  которые  они  использовали  во  времена
холодов. Она вручила это вторгшемуся в  их  дом,  и  когда  он,  поняв  ее
намерения, нагнулся вперед, она обернула его  этим  одеялом.  Он  взглянул
вверх, держа чашку в одной руке, а другой подбирая одеяло. Он сделал жест,
показывая на чайник,  затем  на  нее,  щедро  предлагая  им  угощаться  их
собственной едой.
     - Спасибо, - сказала она, пытаясь сдержать дрожь в голосе.  Она  была
голодной, холодной и несчастной. И чтобы показаться смелее,  чем  была  на
самом деле, Джиран  пододвинула  к  себе  чайник,  взяла  другую  миску  и
зачерпнула бульон ковшом.
     - Все ели? - спросила она спокойным голосом.
     - Да, - сказала Джинал.
     Она увидела, что еды оставалось еще достаточно.  Ей  показалось,  что
чужак может заподозрить, что другие еще не накормлены, и сможет определить
количество людей в доме. Она оттолкнула чайник подальше  от  его  взгляда,
насколько могла, села напротив  него  и  стала  есть,  несмотря  на  ужас,
который сдавил ее желудок. Веточки азаля и белые перья, - подумала она,  -
совершенно бесполезны, точно так же, как и силы ее дедушки.  Она  побывала
там, где ей быть не следовало - и появился тот, который не мог  появиться.
Он смотрел на нее, словно больше никого не  существовало,  словно  его  не
волновали ни старик, ни старая женщина, которым  он  обязан  был  огнем  и
едой.
     - Я хотела бы, чтобы  ты  покинул  наш  дом,  -  неожиданно  объявила
Джиран, обращаясь к нему, словно он был разбойником,  как  предположил  ее
дед, и желая подтвердить это. Его бледное  со  щетиной  лицо  не  выказало
никаких признаков обиды. Он взглянул на нее с такой усталостью  в  глазах,
что, казалось, едва мог держать их открытыми, и чашка стала  выскальзывать
из его руки. Он поймал ее и сел прямо.
     - Мир, - пробормотал он, - мир всем вам.
     Затем прислонил голову к камню и несколько раз моргнул.
     - Женщина, - сказал он. - Женщина на серой лошади. Вы видели ее?
     - Нет, - сказал строго дедушка. - Ничего подобного. Нет.
     Глаза чужака уставились на сорванную дверь с таким неистовством,  что
Джиран проследила за его взглядом, словно ожидая увидеть эту женщину прямо
здесь. Но был только дождь, и холодный ветер дул из открытого  проема.  Он
обратил внимание на ту дверь, которая была на западной стене.
     - Куда она ведет?
     - В стойло, - сказал дед. И осторожно добавил: - Я думаю, что  лошади
будет лучше там.
     Но чужак ничего не ответил. Его веки отяжелели. Он опустил голову  на
камни камина и кивнул с грустью, которая давила на него.  А  дед  спокойно
подобрал вожжи черной лошади, и гость не протестовал. Он  повел  ее  через
дверь, которую тетушка Джинал поспешила  открыть.  Животное  поколебалось,
поскольку встревоженные козы  заблеяли  внутри.  Но  теплое  стойло  пахло
соломой, и конь прошел в темноту, а дед толкнул дверь и закрыл ее.  Джинал
опустилась на скамью в своем потревоженном доме  и,  сложив  руки,  сидела
спокойно-напряженная. Чужак  смотрел  на  нее  встревоженным  взглядом,  и
Джиран почувствовала вдруг жалость к  своей  тетке,  которая  обычно  была
смелее, чем сейчас. Прошло некоторое время.  Голова  чужака  свесилась  на
грудь, его глаза закрылись. Джиран села рядом с ним, боясь пошевельнуться.
Она поставила свою чашку  в  сторону,  отметив,  что  Джинал  поднялась  и
спокойно пересекла комнату. Дедушка, который был рядом с Джинал, прошел на
середину комнаты и взглянул на чужака, и тут послышался скрип на лестнице.
Джинал подошла к лестнице, взяла огромный нож,  который  они  использовали
для разделки туш, и спрятала его в складках своих юбок.  Она  вернулась  к
дедушке.
     Опять что-то заскрипело. На ступеньках стояла Сил. Джиран не хотелось
видеть ее здесь. Ее сердце заныло. Ужин камнем лежал  в  желудке.  Они  не
были ровней королю-воину  и  не  могли  быть.  И  ее  добрая  сестра  Сил,
отяжеленная ребенком, - ей не следовало  спускаться  по  лестнице.  Джиран
внезапно встала на колени и дотронулась  до  гостя.  Его  глаза  в  панике
открылись,  он  схватил  топор,  который  лежал  поперек  его  колен.  Она
чувствовала, что в комнате все затихли, словно замороженные.
     - Я извиняюсь, -  сказала  Джиран,  удерживая  его  взгляд  своим.  -
Раны... не хочешь ли ты, чтобы я полечила их?
     Он на минуту смешался, его глаза заглянули ей за спину.  Может  быть,
подумала она в ужасе, он увидел, что здесь происходит.  Затем  он  в  знак
согласия кивнул головой и выпрямил раненую  ногу,  высвобождая  ее  из-под
одеяла, так,  что  она  могла  видеть  порез  на  коже  штанов  и  глубоко
разрезанную плоть. Он отстегнул от пояса кинжал  с  костяной  рукояткой  и
разрезал кожу штанов еще больше, чтобы она могла добраться до раны. Джиран
почувствовала приступ тошноты. Она взяла себя в руки, пересекла комнату  и
стала рыться на полках в поисках чистой ткани.  Джинал  подошла  к  ней  и
попыталась вырвать тряпку из ее рук.
     - Позволь мне, - сказала Джиран.
     - Замолчи, - ответила Джинал, впиваясь ногтями в запястье.
     Джиран вывернулась и освободилась, окунула тряпку  в  чистую  воду  и
подошла к чужаку. Ее руки дрожали, а глаза  слезились,  когда  она  начала
работу. Но вскоре она пришла в себя.  Она  промыла  рану,  затем  оторвала
большой кусок материи и крепко перевязала ее, но так, чтобы  не  причинить
ему боль. Она очень волновалась за  своего  деда,  за  Сил  и  за  Джинал,
которые  смотрели,  как  она  прикасалась  к  чужому  мужчине.  Когда  она
закончила, он положил свои руки на ее. У него были очень  изящные  длинные
пальцы. Она и представить себе не могла таких рук у мужчины. На  них  были
шрамы и множество всяких линий. Она подумала о мече, который выглядел так,
будто им никогда не пользовались. Эти руки, может быть,  убивали,  но  при
этом имели прикосновение, похожее на руки ребенка. И глаза незнакомца были
добрыми.
     - Спасибо, - сказал он и не сделал никакого движения, чтобы отпустить
ее. Его голова опять прислонилась к стене,  а  глаза  начали  закрываться.
Затем они открылись. Он поборол приступ  усталости.  -  Как  твое  имя?  -
спросил он.
     Никому нельзя называть свое имя, потому что оно  обладает  магической
силой. Но она побоялась не ответить.
     - Майжа Джиран, дочь Эла, - сказала она и дерзнула спросить: - А  как
твое?
     Он не ответил, и тревога закралась в ее сердце.
     - Куда ты ехал? - спросила она. - Ты преследовал меня? Зачем?
     - Чтобы выжить, - ответил он с таким простым отчаянием, что ее сердце
замерло.
     Затем он замер в изнеможении. Все ждали, когда он заснет,  целый  дом
замер в ожидании: около пятидесяти женщин и один старик. Она подсела ближе
к нему, прислонилась плечом, и положила его голову себе на плечо.
     - Женщина, - слышала она его бормотание. - Меня преследует женщина.
     У него была лихорадка. Она чувствовала, что лоб  у  него  горячий,  и
слушала бормотание, которое было следствием той же безумной напряженности.
Его голова соскользнула и прижалась к ее груди,  а  глаза  закрылись.  Она
посмотрела поверх него, встретив только встревоженный взгляд Сил и  больше
ничей. Небольшая передышка - удобное время, чтобы с ним разделаться. Но он
не  сделал  им  ничего  плохого.  И  такой  бесславный  конец  -  в  доме,
переполненном одними женщинами и детьми, от кухонного ножа. Она не  хотела
такого кошмара в крепости Бэрроу. Она не сможет продолжать жить, -  сидеть
у костра и шить, работать на кухне,  выпекая  хлеб,  видеть  своих  детей,
играющих около очага. Она всегда будет видеть кровь на  этих  камнях.  Его
горячее тело обжигало ее, его тяжесть придавила ей плечо.  Все  чувства  в
ней притупились, а безумные мечты на время испарились. Она видела,  что  и
остальные потеряли интерес ко всему этому, просто сидели и  ждали.  Джиран
помнила корону Анла и то,  что  преступила  тот  предел,  у  которого  все
человеческие  существа  должны  останавливаться,  нарушила   все   древние
заклятья, и поэтому  чужак  так  легко  прошел  мимо  перьев  над  дверью,
совершенно не ведая страха. Надо бы спросить об этом своего  деда,  но  он
был беспомощным. Вся его власть и магические чары разрушены. В первый  раз
она засомневалась в силе не только своего деда как священника, но и вообще
всех священников. Ей удалось увидеть такую  вещь,  какую  ее  дед  никогда
вообще не видел. Она была там, где  со  времен  королей  не  ступала  нога
человека. Неожиданно  крепость  показалась  ей  маленьким  и  незащищенным
местом посреди окружающей дикости пустыни  Хиюдж,  местом,  где  над  всем
упорно властвовала иллюзия закона. Однако реальность была куда страшней  -
она тяжело давила и дышала у ее плеча. Они  не  должны  уничтожить  его  в
своем  безумном  стремлении  к  мнимой   справедливости,   веря   в   свою
непогрешимость. Она начала волноваться, задавались ли они вопросом, кто он
такой на самом деле, увидев перед собой уставшего и раненого беглеца.  Они
были слепы. Они не могли  видеть  его  манеры,  его  древнее  оружие,  его
высокую черную лошадь, которую не встретишь нигде в Хиюдже. Возможно,  они
просто не хотели ничего этого  видеть,  иначе  должны  были  бы  признать,
насколько уязвимой была их безопасность. А может быть,  он  пришел,  чтобы
разрушить их мир, превратить укрепления Бэрроу в такие  же  руины,  как  и
Чадрих, проехаться  в  последний  раз  по  затопленному  миру  и  еще  раз
подтвердить славу королей Хию, которые пытались властвовать надо  всеми  и
потерпели поражение, так  же,  как  до  них  полукровки  из  Шию.  Она  не
отважилась будить его.  Она  сидела,  онемевшая,  пока  гроза  не  затихла
вдалеке и не потух в очаге огонь, и никто так и не  отважился  потревожить
незваного гостя.

     Снаружи послышалось какое-то движение, мягкие шаги по мощеной дороге.
Джиран подняла голову, просыпаясь  от  полудремы;  ее  плечо  онемело  под
тяжестью гостя.  Вошла  Зай,  дрожащая  и  мокрая,  толстая  Зай,  которая
выбегала поправить сигнальный огонь. Ее губы  посинели  от  холода,  капли
дождя стекали с ее юбок, и двигалась она так тихо, как  только  могла.  Из
тумана за ней пробирались другие. Они входили один за другим,  вооруженные
кухонными  ножами  и  веслами,  держа  свое  оружие  наготове.  Никто   не
разговаривал. Сердце Джиран сильно стучало. Ее  губы  пытались  остановить
их, ее кузенов, кузин и дядьев. Дядя Нарам был первым,  кто  направился  к
очагу. За ним последовал Лев, а  за  ним  Фвар  и  Ингир.  Неожиданно  Сил
поднялась со скамьи возле двери. Но Джинал была около нее и остановила  ее
руку, предупреждая, чтобы она молчала.  Джиран  бросила  дикий  взгляд  на
своего деда, который беспомощно стоял в проеме двери и смотрел  на  людей,
вторгшихся со своим оружием. Возможно, и ее руки сжались, или был какой-то
тревожный звук, которого  она  не  расслышала.  Но  незнакомец  неожиданно
проснулся, и она закричала, почувствовав,  как  его  руки  толкают  ее  по
направлению к толпе. В тот же самый момент он вскочил на ноги, опираясь на
выступ  очага,  и  они  бросились  к  нему,   переступая   через   Джиран,
распростертую на полу. Фвар, который больше  стремился  схватить  ее,  чем
врага, жестко сжал ей руку, валя  с  ног.  Наверху  заплакал  ребенок,  но
быстро затих. Джиран,  застыв  от  боли  в  объятиях  Фвара,  смотрела  на
незнакомца, который отскочил в угол.  Его  движения  были  быстрее  взмаха
птичьего крыла, она увидела лук в его руке. Одно движение - и огромный меч
с плеча соскользнул ему на бедро. Он отстегнул ножны и готовился  вытащить
оружие. Они запаниковали и поспешили к нему  всей  толпой,  но  неожиданно
ножны просвистели через комнату, и меж его рук мелькнула яркая  вспышка  в
виде дуги, которая вдруг окрасилась  кровью  и  отбросила  людей  назад  в
панике и ужасе. Он согнулся в своем углу, тяжело дыша, но свежие раны  уже
были на его врагах и никто не  отважился  броситься  на  него.  Незнакомец
двинулся, и Фвар отпрянул назад, выкручивая руку Джиран  так  больно,  что
она закричала. Сил тоже закричала.  Незнакомец  обошел  комнату,  подобрал
упавшие ножны, не сводя взгляд с людей.  И  те  отодвинулись  еще  дальше,
никто не хотел еще раз напороться на его меч. Наверху слышались испуганные
крики. И вдруг Джиран услышала за собой голос деда:
     - Какова твоя воля? Скажи и ступай.
     - Моя лошадь, - сказал он. - Ты, старик, принеси все мое  снаряжение,
все до единой мелочи, иначе я тебя убью.
     Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он с  огромным  мечом  в
руках смотрел на людей.  Никто  из  них  не  пошевелился.  Только  ее  дед
осторожно двинулся к двери стойла и открыл ее, повинуясь приказу гостя.
     - Отпусти ее, - сказал незнакомец Фвару.
     Фвар освободил Джиран, и она повернулась и плюнула ему в лицо,  дрожа
от ненависти. Фвар ничего не сделал, лишь глаза его уставились на чужака в
молчаливом гневе. А она подошла к нему, никогда раньше не испытывая  такой
радости избавления от чего-то. Она отошла от Фвара и встала возле  чужака,
который мягко касался ее и который до сих  пор  не  причинил  ей  никакого
вреда. Она повернулась лицом ко всем своим жестоким и уродливым кузинам  и
кузенам, с их  толстыми  руками,  доморощенными  взглядами  и  отсутствием
всякой смелости. Когда-то ее дед был совершенно другим. Но теперь  он  мог
полагаться только на этих людей, которые мало чем отличались от  бандитов.
Джиран  глубоко  вздохнула,  отбросила  с  лица  слипшиеся  волосы   и   с
отвращением взглянула на Фвара, ожидая теперь его мести за  испытанный  им
стыд. Стыд из-за нее, которую он  уже  считал  своей  собственностью.  Она
ненавидела его с силой,  которая  заставляла  ее  дрожать,  и  от  которой
перехватило дыхание, зная, насколько в  действительности  она  беспомощна.
Теперь она не была больше с ними. Незнакомец забрал  часть  ее,  благодаря
своей собственной гордости,  потому  что  поступал  так,  как  должен  был
поступать король. И сделал он это не потому, что она чем-то отличалась  от
своих кузин.
     Он уронил свой лук, пуская  в  ход  меч.  Она  наклонилась,  медленно
подобрала его, и он не возражал. Затем Джиран  медленно  прошла  в  другой
угол и перерезала веревки, на которых висели колбасы и белые сыры.  Джинал
завизжала от ярости, разбудив ребенка наверху. Чтобы  сдержать  крик,  она
зажала рот костлявыми руками. Джиран собрала все вещи, валявшиеся на полу,
и отдала гостю.
     - Вот, - сказала она, складывая  их  на  камне.  -  Возьми  все,  что
хочешь.
     Ее слова озлобили остальных. Дверь стойла открылась, дед Кельн ввел в
заполненную людьми комнату, черную лошадь. Воин взял левой рукой поводья и
поправил седло, проверяя упряжь, не переставая наблюдать за людьми.
     - Я возьму одеяло, если  ты  не  возражаешь,  -  спокойно  сказал  он
Джиран. - Завяжи в него еду и привяжи сюда.
     Она наклонилась и под свирепыми взглядами родственников свернула  все
в аккуратный сверток, перевязала веревкой от сыра  и  прикрепила  сзади  к
седлу, как он просил ее. Она боялась лошади, но ей  хотелось  сделать  для
него хоть  что-нибудь.  Затем  она  отошла  в  сторону.  Он  тем  временем
закреплял упряжь и выводил лошадь через проем двери в туман,  и  никто  не
отважился остановить его. Он помедлил  снаружи  на  мостовой,  его  фигура
посерела в свете утра. Она видела, как он забрался в седло, повернулся,  и
туман поглотил его вместе со  звуком  копыт.  Больше  ничего  от  него  не
осталось. Джиран знала, что теперь ее ждет. Она дрожала, закрыв  глаза,  и
вдруг ощутила в своей  руке  еще  одну  вещичку,  оставшуюся  от  минувшей
встречи, еще одно напоминание о  древних  волшебниках  -  нож  с  костяной
рукояткой, такой, с которыми хоронили древних королей.  Она  взглянула  на
людей, истекающих кровью, от которых исходил дурной  запах,  такой,  каким
никогда не пах он, несмотря на то, что пришел из грязного потока  и  после
долгой скачки. И ненависть была на их лицах, такая, с какой он никогда  не
смотрел на нее, несмотря на то, что был на грани смерти. Она оглянулась на
побелевшее лицо Сил и совершенно безжизненное лицо  Джинал.  Любовь  давно
покинула их.
     - Иди сюда, - сказал вдруг осмелевший Фвар и попытался дотянуться  до
нее рукой. Она махнула ножом по его лицу,  распарывая  плоть,  и  услышала
крик,  и  увидела  кровь,  заливающую  его  рот.  Затем  она  повернулась,
расталкивая  их.  Увидела  Сил,  с  маской   ужаса,   обезумевшего   деда,
заслонившего ее, чтобы защитить. Она сдержала свою руку и  побежала  через
туман в холод и дымку. Шаль соскользнула с ее плеч, зацепившись  за  угол.
Она поймала ее и продолжала бежать в сторону черных  кустов,  проступающих
сквозь туман. Собаки лаяли как  сумасшедшие.  Она  добежала  до  каменного
убежища в западном углу крепости, и здесь соскользнула  вниз,  сжимая  нож
кровавыми пальцами, почти что изнемогая от рвоты.  Ее  желудок  свело  при
воспоминании о лице Сил, перекошенном от ужаса. Глаза наполнились слезами.
Она слышала крики перепуганных лягушек - голоса кузин, искавших ее.  Затем
ощутила, как горячие слезы побежали по ее лицу. Она снова  вспомнила  Сил,
свою сестру, которая уже сделала выбор ради  своего  спасения  и  спасения
своих детей. Сил никогда не смогла бы ее понять. Она была преданной  женой
Гира, который,  не  заботясь  о  ее  чувствах,  пытался  облапать  Джиран,
напившись в праздник Средигодья. Гир  получил  тогда  на  память  шрам,  и
Джиран все еще помнила о том кошмаре. А теперь Фвар. Она знала, что сильно
поранила его. Он, конечно, не  простит  ей  этого.  Она  сидела,  дрожа  в
холодном белом тумане, и прижимала к груди маленький амулет в виде  чайки,
принадлежавший мертвому королю.
     - Джиран!
     Это был голос ее деда, сердитый и отчаянный. Даже ему она  не  смогла
бы объяснить, что  с  ней  произошло,  почему  она  стала  угрожать  своим
кузенам. Обречена на смерть, должно быть сказал бы он, во что и все другие
всегда верили. Он сотворил бы над ней святые знаки и  очистил  бы  дом,  и
обновил бы разбитые амулеты. Неожиданно она подумала, что все это не имело
никакого смысла, эти заговоры и амулеты, хранящие от зла. Они  жили  своей
собственной жизнью в тенях конца мира. И ее  дети  от  Фвара  или  другого
человека были бы детьми конца света. Возможно, они пытались бы  продолжать
жить так, не замечая, что море каждый день пожирает болота  и  подтачивает
камни, на которых еще с трудом держится эта земля. Они жили бы в надежде с
помощью золота купить годы, как они покупали сейчас пшеницу.  Они  мечтали
бы  о  безопасности,  вечном  тепле  и  комфорте,  так,  словно  жизнь  их
рассчитана на вечность  и  блаженство,  и  не  видели  бы  никаких  примет
конца... Здесь не было мира. Короли Бэрроу унеслись из жизни как  ветер  в
темноте, и мир завершился, наступает конец всего, но они  не  хотят  этого
видеть.
     Вернуться к Фвару, чтобы провести с ним остаток жизни  до  последнего
вздоха, или же до того момента, пока один из них не убьет  другого  -  вот
единственный выбор, который был перед ней. Она набрала полный рот  воздуха
и вдохнула его, уставясь в белую пустоту,  и  знала,  что  она  теперь  не
вернется назад.
     Джиран выбралась из укрытия и спокойно побрела сквозь туман. Слышался
шум на берегу - люди искали ее лодку. Вскоре они нашли золото, оставленное
ею в ночи, и стали кричать  в  порыве  жадности  в  борьбе  за  богатство,
которое она принесла. Она не сожалела о золоте, так  как  у  нее  не  было
больше желания владеть им или чем бы то ни было. Она спокойно прошла  мимо
двери  стойла  и  незамеченная  заглянула  внутрь.  Козы   блеяли,   птицы
волновались на насесте, и ее сердце замерло, потому  что  она  знала,  что
может быть, обнаружена в любую минуту. Но  никакого  движения  в  доме  не
было, все еще была слышна свалка  у  лодки,  далекие  разъяренные  голоса.
Лучшего шанса не будет. Она проскользнула  внутрь,  в  стойло,  и  открыла
ворота. Затем взяла уздечку, накинула на пони и стала выводить его наружу.
Он пошел только после того, как  она  ее  натянула.  Маленький  толстошеий
пони, который носил  поклажу  и  забавлял  детей.  Джиран  взяла  седло  и
закрепила на его спине.
     Он почувствовал тепло ее тела;  пришпорив  его  босыми  пятками,  она
направила его вниз по холму. Вода утром стояла еще высоко, и  копыта  пони
глубоко увязали в грязи, оставляя следы  там,  где  солнце  уже  подсушило
землю. Пони осторожно прокладывал себе дорогу к следующему сухому участку.
Маленькое животное, взращенное в болотах, знало дорогу  среди  затопленных
островков значительно лучше, чем ездовая лошадь  странника-короля.  Джиран
погладила его шею, когда они спокойно добрались до  следующего  холма.  Ее
голые ноги были мокрыми до колен  и  окоченели  от  холода;  пони  склонил
голову и вздохнул в возбуждении, чувствуя, что это необычный  день  в  его
жизни.
     Они поднимались вверх и спускались вниз по холмам  Бэрроу,  по  таким
запутанным проходам, что ей приходилось часто управлять пони. Туман в  это
утро был особенно холодным, и она чувствовала  боль  в  лопатках,  проведя
бессонную ночь, но не могла позволить себе отдых. Фвар мог последовать  по
следам, он стал бы преследовать ее даже если бы никто больше этого не стал
делать. Она не думала ни о его  отце,  ни  о  братьях,  которые  могли  бы
остановить его, и потому была полна страхом.
     Наконец в тумане она нашла путь, который искала: камни старой дороги,
твердую основу для ног пони. Джиран спрыгнула с животного, вдыхая  теплоту
его тела, и завернулась в мокрую  шаль.  Она  поздравила  себя  с  удачной
попыткой побега, впервые  поверив  в  правильность  своего  решения.  Даже
лошадка шла бодро, ее копытца стучали о  камни,  эхо  гуляло  в  невидимых
холмах. Это была единственная дорога, оставшаяся во всем Хиюдже, сделанная
кел, более древними, чем сами короли.  Она  верила,  что  где-то  впереди,
возможно, дальше к северу,  едет  король-странник.  Это  был  единственный
путь, по которому мог следовать всадник. У нее не было надежды догнать его
чудесную длинноногую лошадь, во всяком случае, пока они оба  не  достигнут
древнего пути. Но в своих сокровенных мечтах она все-таки думала,  что  он
ждет ее, именно ее, чтобы стать проводником через опасные дикие болота.
     Постепенно он исчез из ее мыслей, словно видение в ночи.  Теперь  все
вокруг  стало  серо-белым.  Лишь  маленькая  чайка  у  сердца  и  костяная
рукоятка, прикрепленная к поясу юбки,  доказывали,  что  он  действительно
существует. Здравый смысл говорил ей, что она подвергает  себя  опасности,
отдаваясь прямо в руки болотников или, еще хуже, тех, кто знает о ее  снах
и ненавидит ее, так же как люди  Чадриха  ненавидели  ее,  маленькую  дочь
Ивон.
     Но утром весь ужас ночных кошмаров казался оставшимся позади. К тому,
что пряталось за стенами укрепления Бэрроу, возврата уже не было. Там, еще
совсем  близко,  она  предчувствовала  ожидавшую  ее  смерть.   Вдали   от
укреплений Бэрроу было спасение, но сейчас, когда она удалялась все дальше
и дальше, чувство неуверенности снова овладело ей. Она  старалась  верить,
что едет в Шиюн, где крепости большие  и  безопасные,  где  люди  обладают
золотом хию. Не так важно было добраться туда, как  просто  двигаться  без
остановки. Скорее, скорее - стучало в  голове,  и  сердце  билось,  как  в
лихорадке.
     Соша улыбалась в то утро, когда покинула  их.  Джиран  вспоминала  ее
одеяние в солнечном свете, лодку, скользящую от пристани в лучах  золотого
света. Соша выбрала этот путь  во  время  большого  прилива  Хнота,  когда
безумие разливалось, как разливалась сейчас вода по их каналам.
     Джиран позволила темным  мыслям  овладеть  ее  разумом,  хотя  обычно
пыталась отогнать их. Она думала, жива ли была бы сейчас Соша, если бы  ее
не поглотило большое серое море? Какие ночные кошмары видела бы она, какие
страшные монстры преследовали бы ее лодку и похожа ли была бы ее  жизнь  в
крепости Бэрроу на жизнь ее  сестры  Сил?  Джиран  вытащила  из-за  пазухи
амулет-чайку, чтобы посмотреть на него при дневном свете, в  безопасности,
и подумала о короле под холмом  и  о  страннике,  который  был  во  власти
кошмаров, так же как и она.
     Белая женщина-всадник, преследующая  черного  незнакомца.  Ночью  она
дрожала, вспоминая его прикосновения, думая о белых перьях и  о  том,  что
находится у ее сердца, и о семи  неблагоприятных  силах,  которые  однажды
пленили его, до того как девочка из Бэрроу пришла  туда,  куда  не  должна
была приходить.
     Чайка с распростертыми крыльями холодно блестела в ее  руке,  древняя
вещичка, излучающая зловещую красоту. Эмблема пустоты  на  краю  мира,  из
которой  только  белые  чайки  могли  появиться,  как   потерянные   души.
Моргин-Анхаран, которую болотники проклинали и за которой следовали короли
после своей смерти. Белая  Королева,  Смерть.  Ужас  охватил  ее  и  хотел
заставить выбросить амулет далеко в болото. Было время Хнота, как и тогда,
когда не стало Соши, когда земля, море и небо смешивались и сходили с  ума
и приходили сны, ведущие ее туда, куда ни один человек никогда  не  пришел
бы.
     Но ее рука твердо сжалась, она опять положила птичку на грудь. Она не
могла видеть, что было за туманом. Время от времени копыта пони звякали  о
голые камни, иногда она слышала всплеск воды или  чавканье  грязи.  Темные
тени холмов вырисовывались в плотном воздухе, и она медленно проезжала их,
словно огромных свернувшихся змей, прячущихся в болотах.
     Высокие и узкие Стоячие Камни виднелись  впереди  по  обеим  сторонам
дороги. Пони направился к ним, и сердце Джиран забилось сильнее, ее пальцы
сжимали повод, в то время как она успокаивала себя,  что  не  нарвется  на
какого-нибудь хищника. Один из камней стал вырисовываться более отчетливо.
Теперь она поняла, насколько далеко заехала, не видя ничего из-за  тумана.
Все больше и больше камней  было  видно  вокруг.  Она  хорошо  знала,  где
находится: неподалеку были разрушенные укрепления кел на холме Ниа. Камни,
которые стояли еще до того, как сломалась луна.
     Теперь она ехала по  краю  болот.  Маленький  пони  упорно  шагал  по
дороге, его копыта звенели о камни или глухо ударяли о землю. И  все,  что
она могла видеть в этом мире, были только камни и маленькие клочки  земли,
по которым ступал пони. Так и должно было быть в том  месте,  где  человек
проезжал по краю самого мира.
     Проезжая по мягкой земле, она  взглянула  вниз  и  увидела  отпечатки
больших копыт. Дорога поднималась здесь уже так высоко, что вода больше не
скрывала ее, и старые камни были хорошо видны. Три  из  них  стояли  прямо
возле дороги. Издалека доносилось эхо, отражавшееся от камней.
     Джиран не нравилось это место, которое явно было старше,  чем  короли
Бэрроу. Она держалась руками за короткую гриву пони и уздечку,  когда  тот
шел с осторожностью, подняв голову. Эхо  не  затихало.  И  неожиданно  она
услышала звон металла подкованной лошади. Джиран ударила пятками в толстые
бока пони, призывая всю свою смелость. Перед  ней  внезапно  выросла  тень
черной лошади со всадником, поджидающим ее. Пони заколебался. Джиран опять
ударила его пятками и заставила идти, и воин прямо перед ней. Темная  тень
в тумане. Его лицо стало видно лучше. На голове  у  него  по-прежнему  был
заостренный шлем, и еще теперь на  нем  был  белый  шарф.  Она  остановила
лошадку.
     - Я искала тебя, - сказала она, но сдержанность всадника наполнила ее
сердце неуверенностью. И ощущением того, что что-то в нем изменилось.
     - Кто ты, - спросил он, окончательно сбивая ее с толку. -  Откуда  ты
едешь? Из крепости на холме?
     Она начала подозревать, что сходит с ума, и, прижав холодные  руки  к
лицу, задрожала, а пони стоял, переминаясь, перед  мордой  высокой  черной
лошади. С мягким позвякиванием копыт о камни и шлепаньем  воды  из  тумана
появилась серая лошадь. Верхом на ней была женщина в  белом  плаще,  и  ее
волосы были бледны как день,  белые,  как  изморозь.  Женщина,  о  которой
бормотал тот воин в своем ночном кошмаре, белая  женщина-всадник,  которая
преследовала его. Она подъехала прямо к  нему.  Белая  королева  и  черный
король вместе. Джиран направила своего пони в сторону, подальше от них. Но
черная лошадь опередила, рука воина вырвала у нее поводья. Пони шарахнулся
от такого обращения, и короткая грива тоже выскользнула из ее пальцев.  Ее
тело накренилось, и она упала на спину,  видя  перед  собой  только  белый
туман. Джиран ничего не успела понять, потому что страшная темнота зависла
над ней.


     Это не было похоже, несмотря на точно такие  же  деревья,  на  Эндар.
Воды текли здесь медленнее, над холмами  раздавался  недружелюбный  шепот.
Луна блестела сквозь туман как  огромный  диск,  зависший  над  землей.  В
воздухе ощущался запах гниения.
     Собрав вязанку сухого хвороста для поддержания огня,  Вейни  был  рад
вернуться к костру. Надо разогнать туман и пересилить  сырость  с  помощью
дыма. Наконец-то они обрели какое-то прибежище, несмотря на то,  что  душа
жителя Карша, которым был Вейни, ненавидела строителей таких сооружений.
     Старинные  камни  были  когда-то  частью  огромной  стены,  остатками
древнего строения.  Серая  и  черная  лошади  паслись  у  подножья  холма,
окруженного руинами.  Маленький  пони  топтался  чуть  в  стороне.  Черные
животные были хорошо видны  на  фоне  далеких  деревьев,  а  серый  Сиптах
казался в тумане лошадью-призраком. Три тени двигались и щипали  траву  за
оградой из мокрых веток. Коричневая шаль девушки  лежала  на  камне  возле
огня. Вейни начал  подбрасывать  в  огонь  ветки,  и  сырое  дерево  стало
рассыпаться искрами, занялось огнем; поднялось горькое  облачко  дыма.  Но
полыхал огонь  очень  недолго,  и  Вейни  с  благодарностью  посмотрел  на
источник тепла.
     Он снял  свой  шлем,  обвязанный  белым  шарфом,  и  сдвинул  кожаный
налобник, высвобождая свои каштановые волосы, длинные, как у  воина,  хотя
он потерял право на это вместе со своей честью. Он сидел, сложив  руки  на
коленях, и смотрел на девушку, которая лежала на белом плаще  Моргейн  под
ее наблюдением. Теплый плащ, сухая постель, подушка из седла под головой -
это все, что они могли сделать для этого ребенка, который едва отвечал  на
их заботы. Он подумал, что падение с пони могло причинить ей сильный вред,
потому что она беспрестанно тряслась в полном молчании и  глядела  на  них
обезумевшими и дикими глазами. Теперь она казалась более спокойной, с  тех
пор как он сходил за дровами. Это, подумал он, плохой или хороший признак?
Согревшись, он поднялся и вернулся к Моргейн. Он волновался,  не  понимая,
почему Моргейн уделяет столько внимания этой маленькой  девочке,  и  ждал,
что она отошлет его обратно к огню.
     - Поговори с ней, - к его удивлению спокойно сказала Моргейн.
     Она освободила ему место, он  присел  на  колени  и  поймал  один  из
взглядов девочки - безумные, но спокойные глаза, как у  дикого  животного.
Девочка что-то с трудом пробормотала и потянулась к нему. Он дал ей  руку,
ощутил мягкое прикосновение ее пальчиков.
     - Она нашла тебя, - сказала  она,  едва  дыша,  с  акцентом,  который
трудно было понимать. - Она нашла тебя. И ты  не  боишься?  Я  думала,  вы
враги.
     Да, теперь он все понял. Он  похолодел  от  этих  слов,  чувствуя  за
спиной присутствие Моргейн.
     - Ты встретила моего кузина, - сказал он. - Его имя кайя Рох.
     Ее губы задрожали, она взглянула на него с полным сознанием в  темных
глазах.
     - Да, - сказала она наконец, - ты другой. Я вижу, что ты другой.
     - Где Рох? - спросила Моргейн.
     Угроза в голосе Моргейн испугала девочку. Она  попыталась  двинуться,
но Вейни не отпустил ее руку. Ее глаза опять вернулись к нему.
     - Кто ты, - спросила она. - Кто ты?
     - Нхи Вейни, - ответил он, в то время как Моргейн  молчала,  и  после
раздумья повторил свое имя: - Нхи Вейни из клана Кайя. А кто ты?
     - Джиран, дочь Эла, - сказала она и добавила: - Я  иду  на  север,  в
Шиюн, - словно эта информация и она сама были неразделимы.
     - А Рох? - Моргейн встала на колени и схватила ее за руку.
     Рука Джиран отпустила его руку. На  мгновение  девочка  уставилась  в
лицо Моргейн, ее губы дрожали.
     - Не надо, - попросил Вейни  свою  повелительницу.  -  Лио,  не  надо
волновать ее.
     Моргейн отпустила руку девочки и  поднялась,  возвращаясь  к  костру.
Несколько секунд Джиран смотрела в ее  сторону,  на  ее  лице  были  следы
испуга. - Дай-кел, - пробормотала она наконец.
     Дай хал, высокий клан кваджлов, - все,  что  смог  понять  Вейни.  Он
проследил за взглядом Джиран,  который  был  прикован  к  Моргейн.  Худая,
завернутая в черную кожу, она сидела у костра и ее волосы  поблескивали  в
отсветах огня. Он прикоснулся к плечу девушки, и она вздрогнула.
     - Если ты знаешь, где Рох, - сказал он, - расскажи нам.
     - Я не знаю.
     Он отдернул руку, тревога возросла в нем. Ее акцент был странным.  Он
ненавидел эти развалины - обиталище призраков. Это был сон, в  который  он
сам себя заманил. И у него все еще была свежая рана, которую  он  получил,
когда гнался за ней. Рана кровоточила, и он не сомневался, что у него  был
шанс умереть здесь, под этим страшным  и  низким  небом.  В  первую  ночь,
потерянный, оглядываясь вокруг, он молился. Он все больше и больше боялся,
что так и останется на этой земле, на этих бесплодных затопленных  холмах,
которые воплощали сам ад и в которых маялись потерянные души. Это было  бы
проклятием для него.
     - Когда ты приняла меня за него, - сказал он ей, -  ты  сказала,  что
искала меня. Это значит, что он должен быть на этой дороге?
     Она закрыла глаза и отвернула  лицо,  слабое,  со  следами  пота  над
бровями. Он вынужден был уважать такую смелость. Она -  крестьянка,  а  он
воин из клана Нхи. Дрожа от страха и ужаса в этом аду, он ехал за ней и ее
маленькой лошадкой, готовый  использовать  против  нее  силу  вооруженного
воина. И это было большое везение, что ее  череп  не  разбился,  попав  на
мягкую землю вместо камня.
     - Вейни, - позвала Моргейн позади него.
     Он оставил девочку и вернулся к своей хозяйке.  Сел  рядом  с  теплом
костра. Моргейн пристально смотрела на него, явно чем-то недовольная.  Она
держала в руках маленький предмет, золотое украшение.
     - Она встречалась с ним, - сказала Моргейн, поджав губы. - Он  где-то
здесь, рядом. Возможно, где-то в засаде.
     - Но мы не можем истязать лошадей. Лио, мы совершенно не  знаем,  что
нас здесь может ожидать.
     - Но она может знать. Она точно знает.
     - Она очень боится тебя, - возразил он  мягко.  -  Лио,  позволь  мне
расспросить ее. Мы должны дать отдых  лошадям.  У  нас  есть  время.  Есть
время.
     - То, к чему прикасался Рох, не заслуживает доверия, - сказала она. -
Помни это. Возьми дар на память.
     Он протянул руку, думая, что она имеет в виду украшение, но в ее руке
блеснуло лезвие, и в его сердце прокрался ужас, потому что это был  клинок
чести, предназначенный для самоубийства. Сначала он подумал, что  это  ее,
потому что он выглядел точно так же как работы мастеров Мориджа. Затем  он
понял, что это не так. Это был клинок Роха.
     - Сохрани его, - сказала она, - вместо твоего собственного.
     Он неохотно взял его и всунул в пустые ножны на своем поясе.
     - Храни меня от зла, - пробормотал он, крестясь.
     - Храни меня от зла, - повторила  она,  воздавая  дань  уважения  его
верованиям, которые, возможно, никогда не разделяла,  и  сделала  какой-то
божественный знак, словно запечатывая его, желая охранить его от зла и  от
плохого предзнаменования этого клинка.
     - Ты можешь вернуть это ему,  если  хочешь.  Это  было  у  ребенка  с
невинным лицом. Помни об этом, когда обращаешься с ней ласково.
     Вейни соскользнул со своего сидения и сел, скрестив ноги, возле  нее,
угнетаемый плохими предчувствиями. Непривычная тяжесть клинка на его поясе
был жестокой  насмешкой,  конечно  же  неумышленной.  Он  был  безоружным.
Моргейн вкладывала во все свой,  только  ей  известный  смысл.  Убей  его,
означало это. Он взял клинок,  меньше  всего  желая  использовать  его  по
прямому назначению. Он потерял право на это.  Неожиданно  он  почувствовал
вокруг вихрь напряженности:  Рох,  странная  девочка,  потерянный  клинок,
целая сеть каких-то уродливых совпадений.
     Моргейн протянула  руку  второй  раз,  давая  ему  маленький  золотой
предмет: изящно вырезанную птичку с крыльями. Он опустил ее  в  карман  на
поясе. - Верни это ей, - он понял, что Моргейн имела  в  виду.  -  Ты  сам
теперь будешь иметь с ней дело. - Моргейн наклонилась вперед и  подбросила
в огонь дров. Маленькие веточки быстро занялись красными язычками. Отсветы
костра блестели на звеньях ее серебряной  кольчуги,  на  плечах,  освещали
загорелое лицо, светлые глаза и светлые  волосы  неестественным  светом  в
сгущающейся тьме. Она была колдуньей-кваджлом,  несмотря  на  то,  что  по
крови была человеком. Сам он был родом из  далеких  гор  Эндара-Карша,  из
местности под названием Моридж. Возможно, она родилась именно здесь,  куда
привела его. Он не спрашивал. Он чувствовал соленый ветер и запах гнили  и
знал, что потерял все, на что только  мог  надеяться.  Его  любимые  горы,
стены его мира - все исчезло навеки. Какая-то сила словно бы выбросила его
на границу мира и показала ему все уродство,  лежащее  за  его  пределами.
Солнце было бледным и далеким от земли. Звезды дрожали на небе, а движение
лун не поддавалось никакому разумному объяснению.
     Огонь стал выше, так как Моргейн  не  пыталась  скрывать  его.  -  Не
достаточно ли?  -  спросил  Вейни,  нарушая  тишину,  которая  царила  над
развалинами, древними и зловещими. Он чувствовал себя раздетым, свет делал
их уязвимыми для врага, который ночью мог  появиться  на  дороге  в  любой
момент. Но Моргейн просто пожала плечами и подбросила в  костер  еще  одно
большое полено. Ей нечего бояться, у нее достаточно могущественное оружие.
Может быть, она рассчитывала, что ее враги побоятся приближаться к излишне
сильному огню. Колдунья  была  сумасшедшей  и  временами  непредсказуемой.
Бывали моменты, когда Вейни подозревал, что она идет на риск не для  того,
чтобы испытать своих врагов, но с более темным намерением:  испытать  саму
судьбу.
     Жар огня больно лизнул его, когда  повеял  легкий  ветерок  -  первый
намек на ветер, который мог разогнать туман. Но затем все опять стихло,  и
тепло опять расплылось в воздухе. Вейни дрожал от холода и  протянул  одну
руку к огню, держа ее до тех пор, пока жара не  стала  невыносимой,  затем
согрел другую. За ручьем был холм и Врата среди Стоячих Камней -  это  был
путь, по которому они ехали,  темный  сверхъестественный  путь.  Вейни  не
нравилось вспоминать о том моменте мрачного наваждения, который привел его
сюда, словно во сне. Он попал сюда так же, как Моргейн,  и  как  кайя  Рох
перед ними, в землю, которая лежала возле широкой реки, под небом,  какого
никогда не было над Эндаром-Каршем.
     Моргейн развернула их поклажу, и  они  в  молчании  поели.  Это  было
последнее, что у них оставалось, а затем им нужно  было  найти  пропитание
где-то на этой бесплодной земле. Вейни ел рассеянно, беспокоясь, должен ли
он что-то предложить Джиран. Больше всего он боялся, что это не понравится
Моргейн, и потому так и не решился. Он смешал последние крошки  с  хорошим
вином из Бейна, убрал это, сохраняя на будущее, и уставился в  огонь,  все
время возвращаясь мыслями к судьбе девочки. Его пугало то, что Моргейн  не
пользовалась среди людей доброй славой. И иногда - заслуженно.
     - Вейни, ты сожалеешь?
     Он взглянул на нее и увидел, что Моргейн пристально смотрит  на  него
на фоне красных отблесков глазами, серыми как море, серо-кваджлинскими. Ее
мягкое  древнее  произношение  имело  большую  силу,  чем  ветер,  который
охлаждал его, напоминая, что она знала больше Врат, чем  другие,  что  она
выучила его человеческий язык  давным-давно  и  иногда  забывает,  сколько
веков уже прожила. Он пожал плечами.
     - Рох, - сказала она, - теперь уже не твой родственник, не  думай  об
этом.
     - Когда я найду его, - ответил он, - я его убью. Я поклялся в этом.
     Наконец она спросила его:
     - Так вот зачем ты пришел сюда?
     Он уставился на огонь, не способный говорить, в то время как  тревога
поднималась в нем, когда она начинала донимать его такими  вопросами.  Она
не была одной с ним крови, он  оставил  свою  землю,  родных,  все,  чтобы
следовать за ней. Были вещи, о которых он знал, но не хотел и не  разрешал
себе думать. Моргейн обязала его служить ей,  и  он  открыл  свою  ладонь,
дважды перерезав ее клинком клятвы. Он был ее собственностью безо  всякого
права голоса, обесчещенный, но  призванный  защищать  ее  честь.  Это  был
прощальный дар его клана, так же, как и коротко обрезанные волосы, которые
указывали на то, что он находится  вне  закона,  человек,  предназначенный
только для повешенья. Незаконнорожденный братоубийца. Никакой  собственник
не хотел бы иметь такого человека - только Моргейн, чье  имя  проклиналось
везде, где она была известна.
     Ирония была в том, что служба илина-убийцы заставляла  его  проливать
еще больше крови, чем момента поступления на службу. И оставался еще  Рох,
с которым нужно было покончить.
     - Я пришел, - сказал он, - потому что я поклялся в этом тебе.
     Она поворошила огонь толстой палкой, и искры рассыпались как  звезды,
подхватываемые ветром.
     - Сумасшедший, - заметила она  горько.  -  Я  совершенно  определенно
сказала тебе, что ты свободен и что для тебя  нет  места  вне  Карша,  вне
закона и людей, которых ты знаешь. Я хотела, чтобы ты поверил мне.
     Он воспринял эту  истину  и  пожал  плечами.  Он  знал,  что  Моргейн
соображает лучше, чем любой из живущих, и знал, что  клятва,  которой  она
связала его, не имеет ничего общего с символическим порезом на его руке. И
что та страшная клятва, которой кто-либо связывал  себя  с  ней,  -  более
жестока,  чем  любое  обязательство.  То,  что  ей  было  на  самом   деле
необходимо, лежало в ножнах у ее ног - украшенный драконом меч, который не
был настоящим мечом, но все  же  оставался  при  этом  оружием.  Это  было
единственное  долговое  обязательство,  которое  связывало   ее,   и   она
ненавидела его больше всех зол человеческих или кваджлинских.
     - У меня нет чести, - предупредила она его однажды. - И это вовсе  не
сознательно я иногда рискую, неся тот груз, который  должна  нести.  Я  не
могу позволить себе такую роскошь, как добродетель.
     И еще одна, которую она  сказала  ему  и  в  которой  он  никогда  не
сомневался:
     - Я бы убила тебя, если бы это было необходимо.
     Она охотилась  за  кваджлом,  она  и  ее  клинок,  который  назывался
Подменыш. Кваджл, за которым она охотилась, имел теперь облик  кайя  Роха,
предводителя Кайя. Она искала Врата  и  последовала  туда  в  полубезумном
состоянии, потому что это не давало ей ни мира,  ни  счастья.  Он  не  мог
этого понять. Он держал Подменыш в своих руках, даже  однажды  использовал
его против врагов, и это лежало на его  душе  таким  тяжелым  грузом,  что
никакая  епитимья  служения  илина  никогда  не  могла  бы  оправдать  его
воспоминаний.
     - Закон гласит, что ты можешь попросить меня оставить службу.  Но  ты
не можешь приказать мне. Если я остаюсь, я остаюсь. Это мой  выбор,  а  не
твой.
     - Но никто еще не отказывался оставить службу.
     - Конечно, - ответил он.
     - Были и раньше илины, у которых просто не было выбора. Человек может
быть, например, изувечен на службе. Тогда он может умереть с голоду. Но до
тех пор, пока он остается илином, его лио должен по меньшей  мере  кормить
его. Каким бы плохим его положение ни было в других отношениях.
     - Ты не можешь заставить меня покинуть тебя; твое  милосердие  всегда
было более щедрым, чем милосердие моих братьев.
     - Но ты не хромой и не слепой, - возразила  Моргейн,  потому  что  не
привыкла, чтобы кто-то оспаривал ее утверждение.
     Он сделал успокаивающий жест рукой, зная, что задел ее за  живое.  Он
уловил на секунду какое-то сомнение в ее интонации, и  это  его  ужаснуло,
разрушило его умиротворение. Он хотел сказать что-то  еще,  но  Моргейн  с
неожиданным недовольством отвернулась от него в сторону,  отнимая  у  него
эту возможность.
     - По крайней мере, у тебя было время сделать  выбор,  -  сказала  она
наконец. - Я давала тебе его, нхи Вейни. Помни об этом, хоть иногда.
     -  Да,  -  сказал  он  осторожно.  -  Вы  любезно  предоставили   мне
возможность выбора, лио, и помните, что я выбрал то, что сам захотел.
     Она еще более нахмурилась.
     - То, что сам захотел, - сказала она. - Вполне неплохо.
     Но  пока  она  смотрела  на  огонь,  ее  задумчивость  возрастала,  и
становилось очевидно, что она раздумывает об их пленнице. Ее взгляд  носил
следы какой-то внутренней борьбы. Вейни начал  подозревать  ее  в  грязных
намерениях, связанных каким-то образом с ее вопросом. Ему хотелось  знать,
что она задумала.
     - Лио, - сказал он, - мне кажется, что девочка совершенно безопасна.
     - Ты уверен в этом?
     Она дразнила его. Он пожал плечами, делая жест беспомощности.
     - Я не думаю, - сказал он,  -  что  у  Роха  было  время  подготовить
засаду.
     - Время Врат не соответствует реальному времени твоего  мира.  -  Она
бросила в пламя кусочек коры, запачкав руки. - Ложись спать. У нас  сейчас
есть время, чтобы один из нас мог поспать, а мы тратим его. Ложись спать.
     - А она, - спросил он, кивнув в сторону Джиран.
     - Я поговорю с ней.
     - Лучше отдохните вы, - попросил он ее  через  минуту,  сам  того  не
желая, борясь с непонятным гневом.
     Моргейн была измотанной и уставшей. Ее тонкие руки были обвиты вокруг
колен, сжаты до того, что проступали жилы. Несмотря  на  усталость,  Вейни
чувствовал, что вокруг что-то происходит.
     - Лио, позвольте мне наблюдать за округой.
     Она согласилась, так, словно все беспокойство свалилось с нее, и даже
вес ее кольчуги, который мог заставить болеть кости  сильного  мужчины  за
многие дни верховой езды, которые измотали и его, жителя Карша, рожденного
в седле. Она наклонила голову к коленям,  а  затем  откинула  ее  назад  и
расправила плечи.
     - Да, - сказала она хрипло, - конечно же, я с радостью  позволю  тебе
это.
     Она заставила себя подняться с Подменышем в  руке,  но,  к  изумлению
Вейни, протянув меч ему, не вынимая из ножен.
     Она никогда не расставалась с ним, даже ночью спала с этой  проклятой
вещью. И никогда не отходила от того места, где лежал Подменышем,  больше,
чем на расстояние нескольких  шагов.  Когда  она  ехала  верхом  на  серой
лошади, он был у нее либо под коленом, либо  за  спиной.  Вейни  вовсе  не
хотелось притрагиваться к нему, но он взял его и  осторожно  пристегнул  к
поясу.
     Так она и оставила его возле огня. "Может быть, - подумал он,  -  она
волнуется о том, что  воин,  который  охраняет  ее  сон,  не  должен  быть
невооруженным. Может быть, она имела еще какую-нибудь цель, напоминая ему,
что он сопровождает ее по собственному выбору". Он предположил это, глядя,
как она укладывается среди развалин, там, где камни собраны в  виде  арки.
Она положила седло вместо  подушки  и  укрылась  легким  плащом.  Свой  он
потерял, как потерял и свой меч, иначе бы  сейчас  под  раненой  пленницей
лежал его плащ, а не ее. Сознание этого раздражало его. Он  последовал  за
Моргейн без  вещей,  чтобы  облегчить  их  путь,  и  теперь  был  вынужден
пользоваться тем, что имела она. Но Моргейн доверяла  ему.  Он  знал,  как
тяжело ей было разрешить другой руке прикоснуться к Подменышу, который был
связан с ней словно бы кровными узами. Она не должна была  одалживать  его
своему слуге, но она это сделала, и Вейни не знал, почему.
     Во время долгой тишины, когда она, казалось, уже  заснула,  он  очень
беспокоился, насколько ясной мишенью делал его огонь. Рох, если  его  руки
остались такими же ловкими, был одним из лучших лучников лесов  Карша.  И,
возможно, девочка имела родственников, которые искали ее,  если  этого  не
делал Рох. А может быть, - Вейни пробрала дрожь от этой мысли,  -  Моргейн
устроила здесь ловушку с помощью яркого огня, используя  для  приманки  их
жизни. Она была способна поступить так, одолжив  ему  свое  дикое  оружие,
чтобы немного освободить свое сознание, зная, что  он,  по  меньшей  мере,
сумеет им воспользоваться.
     Он поставил меч между колен, прислонив  рукоятку  в  виде  дракона  к
своему сердцу, не отваживаясь лечь из-за тяжелой кольчуги, хотя невыносимо
устал и его глаза слипались. Он слышал слабые звуки переступающих  во  сне
лошадей, которые постоянно дребезжали уздечками.  Вокруг  слышались  звуки
ночной жизни, такие же, как дома:  кваканье  лягушек,  случайные  всплески
воды, производимые болотными существами во время их охоты.
     Была еще одна  задача,  которую  Моргейн  поставила  перед  ним.  Это
Джиран.  Он  притронулся  холодной  рукой  к  поясу  и,  чувствуя  жесткую
поверхность рукоятки клинка  чести,  подумал  о  Рохе  и  о  том,  что  же
случилось с ним. Треск огня вернул его к другим воспоминаниям,  к  другому
костру, в один из зимних вечеров в Ра-Моридже, в убежище, которое  однажды
было предложено ему.  Тогда  Рох  хотел  восстановить  родство  с  илином,
находящимся вне закона. Он однажды почти полюбил Роха, одного только  Роха
среди  всей  своей  родни,  честного  и  смелого  человека,   кайя   Роха,
предводителя Кайя. Но человек, которого он знал в Ра-Моридже, был мертв, и
тот, кто обладал теперь обликом  Роха,  был  кваджлом,  древним  и  весьма
враждебным существом. Клинок чести был не для врагов. Это  было  последнее
средство для спасения своей чести. Рох, конечно, бы выбрал этот путь, если
бы у него был шанс. Но шанса у него не  было.  Врата  способны  перемещать
души из одного тела в другое, и прежний  хозяин  тела  при  этом  умирает.
Именно это зло и восторжествовало над кайя Рохом. Рох на  самом  деле  был
мертв, и то, что жило в нем, должно быть убито ради спасения  Роха.  Вейни
вытащил лезвие из ножен, потрогал его кончиками пальцев, содрогнувшись при
мысли, как же Рох мог потерять то, что ни один воин никогда бы не оставил.
     Она нашла тебя, сказала девочка, принимая его за  другого.  И  ты  не
боишься?
     Он вдруг понял, что сам Рох боится Моргейн,  избегает  ее,  поскольку
она убила всех его предков и имела власть почти над всем  Каршем.  Но  Рох
был мертв. Моргейн, видевшая это, сказала, что он мертв.  Вейни  сжал  обе
руки на холодных ножнах Подменыша, отворачивая глаза от огня и  видя,  что
Джиран проснулась и смотрит на него. Она знала Роха. Моргейн поручила  это
дело ему, и он думал о том, как выяснить, где же правда. Но при  этом  ему
вовсе не хотелось ответов.
     Неожиданно девочка вскочила на ноги, и он вскочил тоже, и пересек  ей
путь до того, как она смогла сделать еще два шага. Он схватил ее за руку и
опять усадил на плащ, держа Подменыш на  безопасном  расстоянии  в  другой
руке. Она вскочила и довольно ощутимо ударила его  по  шлему,  и  Вейни  в
гневе встряхнул ее. Она во второй раз ударила  его,  и  тогда  он  ответно
ударил ее, довольно больно, но она не закричала. Ни один звук не  вырвался
у нее, кроме нескольких вздохов. Ни один звук, которым  женщина  могла  бы
просить помощи у женщины, но только не у Моргейн. Он знал, кого именно она
больше всего боялась. И когда  она  прекратила  бороться  с  ним,  ослабил
хватку, будучи уверенным, что теперь она не убежит.  Она  высвободилась  и
стояла спокойно, тяжело дыша.
     - Успокойся, - сказал он, - я не  трону  тебя.  Будь  умницей,  а  то
разбудишь мою госпожу.
     Джиран подобрала белый плащ Моргейн и накинула на плечи,  закутавшись
до подбородка.
     - Отдай назад моего пони и мои вещи, - сказала она.
     Ее акцент и  дрожь  в  голосе  затрудняли  понимание  того,  что  она
говорит.
     - Позволь мне уйти. Клянусь, что я никому не скажу. Никому.
     - Я не могу, - сказал он. - Я не могу без ее разрешения сделать  это.
Однако мы не воры.
     Вейни дотянулся до своего пояса, нашел маленькую чайку и протянул  ее
девочке. Та схватила ее, стараясь не касаться его руки, и спрятала  где-то
на шее под подбородком. Джиран продолжала смотреть на него дикими  темными
глазами, блестящими в отблесках огня. Из-за  синяка  на  щеке  левый  глаз
казался темнее.
     - Ты его кузен? - спросила она. - Или его враг?
     - В моих краях, - ответил он, - это вещи вполне совместимые.
     - Но он был добр ко мне, - сказала Джиран.
     Вейни горько ухмыльнулся.
     - Тебе это вполне могло показаться.
     Неистовый взгляд ее глаз был как физический отпор, напоминающий  ему,
что даже у крестьянской девочки есть врожденное чувство чести, которое  он
уже потерял. Она выглядела очень маленькой и напуганной всем происходящим.
Через мгновение он отвел взгляд в сторону.
     - Извини меня, - сказал он.
     Она продолжала хранить молчание, все еще дыша так, словно бежала.
     - Как ты встретилась с ним и когда?
     - Прошлой ночью, - сказала она, произнося слова с разными  акцентами.
- Он пришел к нам, раненый, и мои сородичи  пытались  обворовать  и  убить
его. Но он дал резкий отпор. Он мог убить всех их, но  он  не  стал  этого
делать. Он был очень добр ко мне.
     Ее голос дрожал от усилий сделать так, чтобы ее было легко понимать.
     - Он  ушел,  ничего  не  украв,  даже  того,  в  чем  мог  нуждаться.
Единственное, что он взял - это то, что принадлежало  ему,  и  то,  что  я
отдала ему.
     - Да, он дай юио, - ответил он ей, - джентльмен.
     - Великий лорд?
     - Именно таким он и был когда-то.
     Ее глаза оглядывали его сверху вниз и казались вопрошающими.
     А кто ты? - представлял  он  себе  ее  мысли,  надеясь,  что  она  не
спросит. Стыдясь своих незаплетенных волос, значения белого  шарфа,  того,
что он илин. А может быть, она поняла это, заметив  разницу  между  ним  и
кайя Рохом, его высокорожденным кузеном. Он не смог  бы  всего  объяснить.
Подменыш лежал поперек его колена. Он беспокоился о нем, словно  это  была
живая  вещь.  К  тому  же  угрожающим  было  само   присутствие   Моргейн,
обязывающее его молчать.
     - Что ты сделаешь с ним, если найдешь его? - спросила Джиран.
     - А что я, по-твоему, должен сделать?
     Она укутала колени мехом и посмотрела  на  него.  Она  смотрела  так,
словно ждала, что он ударит ее, так, будто она собирается  защищать  Роха,
сделает все ради его спасения.
     - Что ты здесь делала, - спросил он у нее, - без плаща и еды?  Ты  не
могла рассчитывать уехать далеко.
     - Я еду в Шиюн, - ответила она.  Глаза  ее  наполнились  слезами,  но
скулы были твердыми. - Я с холмов Бэрроу. Я могу охотиться и ловить  рыбу.
У меня был пони, до тех пор пока вы не взяли его.
     - Откуда у тебя нож?
     - Он оставил его.
     - Но это клинок чести. Мужчина ни в коем случае не должен терять его.
     - Была борьба, - ответила она тихим голосом. - Я предполагала  отдать
это ему обратно, когда найду его.  Я  лишь  хотела  использовать  его  при
необходимости.
     - Чистить рыбу?
     Она отпрянула от издевки в его голосе.
     - Где Рох? - спросил он.
     - Я не знаю. Действительно не  знаю.  Он  ничего  не  сказал.  Просто
уехал.
     Вейни смотрел на нее, взвешивая ее ответ, и она отвернулась от  него,
словно ей не нравилось выражение его лица.
     - Иди спать, - наконец неожиданно сказал он и поднялся, тем не  менее
посматривая назад, чтобы быть уверенным, что  она  не  убежит.  Но  Джиран
осталась на месте.
     Он сидел на камне возле костра так, чтобы видеть ее. Некоторое  время
она  продолжала  смотреть  на  него  сквозь  языки  пламени.  Затем  резко
отвернулась и закуталась в плащ. А он сложил руки на  рукоятке  Подменыша,
опершись на нее, и весь его мир был перевернут тем, что она  сказала  ему.
Он понимал ее расположение к Роху, даже несмотря на то, что  был  для  нее
чужаком. Он знал манеры своего кузена,  тот  путь,  которым  он  овладевал
сердцами тех, кто с ним встречался. Точно так же Рох однажды расположил  к
себе и его, несмотря на все другие свои недостатки. Было больно знать, что
этот человек не изменился, сохранив свою былую мягкость и  честность,  все
благородство, какое было в нем. Ведь это была лишь иллюзия. Душа  Роха  не
могла выжить. Моргейн уверяла его в этом - значит, это  было  так.  Можешь
вернуть это ему, - сказала Моргейн, вооружая его.
     Он думал об этой ее встрече с Рохом, и другой ночной кошмар  вернулся
к нему. Двор в Моридже. Блеск клинков, смерть  брата,  в  которой  он  был
виноват. Разрушить,  осквернить  этим  клинком  дом,  в  котором  от  Роха
осталось лишь лицо и голос - вот что ожидало его, к  чему  он  должен  был
себя готовить. О небеса, думал он, и болезнь вновь  возвращалась  к  нему.
Это всего лишь его внешность.
     Девочка сказала: он был добр ко мне, он ушел  ничего  не  взяв,  даже
того, в чем нуждался. Но в  кваджле  не  могло  быть  никакой  доброты,  в
кваджле, который ради собственной жизни забрал жизнь Роха.  Ничто  так  не
просто и человечно, как доброта. Высокорожденный воин, лорд,  не  унизился
до воровства даже при  великой  нужде.  Это  не  было  характерной  чертой
кваджла, который лгал, убивал и воровал три поколения подряд.  Великодушие
и щедрость были ему неведомы. Это был не кваджл. Это  были  манеры  самого
кайя Роха, более доброго, чем практичного, в жилах которого  текла  кровь,
которую оба они разделили. Это был сам Рох.
     - Вейни, - услышал он шепот  и  с  замирающим  сердцем  повернулся  к
темной фигуре, даже будучи уверен, что это всего лишь Моргейн. Он  немного
испугался того, что не заметил ее движения, хотя она и была приемной  кайя
и двигалась очень тихо, но больше всего его беспокоили те мысли, во  время
которых она подошла к нему. И то, что он нарушил клятву, в  то  время  как
она верила ему. На мгновение он  почувствовал,  что  она  изучает  его.  А
затем, пожав плечами, она села у огня.
     - Мне вовсе не хочется спать, - сказала она.
     Страдание и неприязнь - вот что мешало ему разговаривать  с  ней.  Ее
глаза встретились с его глазами, вызывая в нем страх. Она была способна  к
иррациональному. Зная это, он все же оставался с ней и  вспоминал:  он  не
единственный, кто шел на это. На ее совести было куда больше крови друзей,
чем врагов. Она убивала больше тех, кто разделял с ней хлеб, чем тех, кому
желала смерти. Рох был одним из этих последних, кто таким образом  пересек
ее путь - и он был достоин жалости. Вейни подумал о Рохе и о самом себе  и
вдруг ощутил как бы огромное расстояние между собой и Моргейн.
     Он выкинул Роха из головы.
     - Мы отправляемся в путь? - спросил он ее.
     Это было рискованно, и он знал это, поскольку в  нынешнем  настроении
Моргейн могла ухватиться за эту мысль. Он видел, что это очень  соблазняет
ее. Но поскольку  это  предложение  исходило  от  него,  она  должна  была
ответить разумно.
     - Мы выезжаем рано утром, - сказала она, - иди, отдыхай.
     Он был рад этому прощению, зная ее  состояние  сейчас,  и  глаза  его
болели от усталости. Он взял  меч  в  руки  и  передал  ей,  радуясь,  что
избавляется от него, чувствуя, что ее страдание было как бы  сосредоточено
в этом мече. Может быть, подумал он, это и мешало ей сейчас  спать.  Держа
меч, она наклонилась к огню, устраиваясь поудобнее.
     - Все было спокойно, - сказал он.
     - Хорошо, - ответила она и перед тем, как он встал на ноги, спросила:
- Вейни?
     - Да?
     Он опять опустился на свое место,  желая  и  не  желая  разделить  ее
мысли.
     - Ты веришь тому, что она сказала?
     Значит,  она  слышала   все,   что   происходило.   Он   почувствовал
раздражение, пытаясь вспомнить, о чем говорил вслух, а что сдержал в своем
сердце. Он взглянул на Джиран, которая спокойно спала или же притворялась.
     - Я думаю, что это было правдой, - сказал он. - Она  слишком  невинна
для нас, для того, что нас заботит. Мне кажется, лучше отпустить ее утром.
     - А я думаю, что она будет в большей безопасности в нашей компании, -
ответила Моргейн.
     - Нет, - запротестовал он. Ему в голову пришли мысли, которые  он  не
отваживался высказать вслух, болезненные мысли, которые напоминали, что их
обществе не может быть безопасной ни для кого.
     - Но для нас так будет лучше, - ответила  она  стальным  голосом,  не
допускающим возражений.
     - Да, - с трудом  произнес  он,  ощущая  какую-то  пустоту  и  плохое
предчувствие. Ему трудно было дышать.
     - Пойди отдохни, - сказала Моргейн.
     Вейни удалился от огня в поисках того теплого местечка,  которое  она
только что покинула. Когда он  лег  среди  их  утвари  и  укрылся  жестким
одеялом, каждый мускул его дрожал от напряжения.
     Ему хотелось, чтобы дочь Эла убежала, когда они будут  ехать  вместе,
или, еще лучше, чтобы они потерялись в тумане и никогда бы не встретились.
Он перевернулся на другой бок и уставился в слепую тьму, вспоминая  дом  и
другие леса, зная, что теперь находится в ссылке, из которой возврата нет.
     Все Врата, ведущие назад, были запечатаны. И идти отсюда  можно  было
только дальше вперед. "И теперь его судьба  такова,  -  думал  он  со  все
возрастающей тревогой, - что он никогда не  узнает,  куда  же  они  идут".
Висящее у него на поясе оружие, Моргейн и украденный эндарский конь -  вот
все, что было здесь от того мира, который он знал. И был еще Рох,  и  этот
ребенок, который принес с собой дурные предчувствия о  мире,  которого  он
знать не хотел. Это был теперь его собственный груз - Джиран, дочь Эла.  И
он сожалел о том мгновении, когда подловил ее на дороге, чего она могла бы
избежать, если бы пошла другим путем.

     - Вейни, - он проснулся от прикосновения руки  Моргейн  к  его  руке,
пробуждаясь от сна  более  глубокого,  чем  он  того  желал.  -  Приготовь
лошадей, - сказала она.
     Ветер дул свирепо, качая ветви над головой,  развевая  в  темноте  ее
волшебные волосы.
     - Уже скоро рассвет. Я позволила тебе спать по возможности  подольше,
но погода заставляет нас двигаться.
     Он невнятно забормотал в ответ, поднимаясь и протирая глаза. Когда он
взглянул на небо, то увидел на севере, за безжизненными деревьями, вспышки
молний. Ветер холодно дул сквозь листья. Моргейн уже свернула их одеяла  и
упаковывала их. Ему нужно было затушить огонь и отыскать тропинку с холма,
среди каменных развалин, через узкие проходы, а затем опять подняться сюда
так,  чтобы  лошади  тоже  могли  пройти.  Лошади  заволновались  при  его
приближении, уже встревоженные погодой. Но Сиптах узнал его,  и  он  нежно
погладил  коня.  Серый  Сиптах  был  более  благородный  конь,   чем   его
собственный эндарский. Он взял за поводья серого и домашнего пони Джиран и
повел  их  назад  тем  путем,  которым  спускался  из  руин.  Джиран   уже
проснулась. Он увидел ее стоящей у огня и подошел к ней, чтобы спросить  о
чем-нибудь, но Моргейн перебила его, забирая поводья лошадей.
     - Я подержу их, - сказала она резко, - сходи за своим.
     Он  колебался,  глядя  через  плечо  на  испуганное  лицо  Джиран,  и
почувствовал глубокое волнение  от  того,  что  оставил  ее  на  попечение
Моргейн. Но не было ни времени, ни права на споры. Он повернулся  и  опять
углубился в тень, делая то, что обязан был делать, и не зная, что  ожидать
от непредсказуемой Моргейн.
     Наступал рассвет. Он легко отыскал своего коня  в  сумерках,  которые
уже  почти  рассеялись,  несмотря  на  то,  что  клубящиеся  тучи  заметно
заглушали солнечный свет. Он отвязал лошадь, быстро взнуздал ее и, закинув
повод на спину, быстро перевел через ручей и опять вверх, к руинам.
     Он  облегченно  вздохнул,  найдя  Джиран   спокойно   сидящей   возле
умирающего костра, завернутую в коричневую шаль, с кусочком хлеба. Моргейн
закрепляла седло на Сиптахе, ее Подменыш висел через плечо, как будто  она
находила, что окружающая обстановка более чем спокойная.
     - Я сказала ей, что она поедет с нами, - сказала  Моргейн,  когда  он
пристраивал одеяло на спине лошади.
     Он ничего не ответил, опечаленный решением  Моргейн.  Он  согнулся  и
поднял седло, стал укреплять его на лошади.
     - Похоже, она не возражает, -  сказала  Моргейн,  пытаясь  что-нибудь
вытянуть из него в ответ.
     Он был поглощен своей работой и избегал ее взгляда.
     - В таком случае, - сказал он, - ей следует ехать  верхом  вместе  со
мной. У нее рана на голове, и мы должны оказать ей такую милость, если  вы
не возражаете.
     - Как хочешь, - сказала Моргейн через некоторое время.
     Она завернула свой белый плащ в водонепроницаемое кожаное покрывало и
прикрепила сзади  на  седло.  Наконец,  одернув  подпругу,  она  закончила
седлать Сиптаха и повела лошадь к костру, около  которого  сидела  Джиран.
Джиран прекратила есть и сидела, задумавшись, с кусочком  хлеба  в  руках.
Завернутая в свою жалкую шаль,  с  синяками  под  глазами  и  свалявшимися
волосами, она казалась очень маленькой, но несмотря на  это  был  какой-то
огонь в ее тяжелом взгляде. Вейни тревожно посмотрел на Моргейн, когда  та
остановилась перед ней.
     - Мы готовы, - сказала ей Моргейн. - Вейни повезет тебя сзади.
     - Я могу ехать на своем пони.
     - Делай так, как тебе говорят.
     Джиран поднялась и двинулась к нему. Моргейн вдруг  резким  движением
схватила ее за ремень. Вейни увидел это и уронил сумку, которую  держал  в
руке.
     - Нет! - закричал он.
     Неожиданно из руки Моргейн вырвалось красное  пламя.  Джиран  страшно
закричала, когда оно коснулось дерева позади ее, и Вейни схватил  уздечку,
когда лошадь шарахнулась. Моргейн  опять  убрала  оружие  за  пояс.  Вейни
переводил дыхание. Его  руки  пытались  успокоить  испуганную  лошадь.  Но
Джиран вообще не двигалась. Ее  ноги  застыли  в  намерении  сделать  шаг,
который она так и не сделала, а руки обхватили перевязанную голову.
     - Скажи мне еще раз, - сказала Моргейн мягко, но очень требовательно,
- что тебе незнакома эта земля, Джиран, дочь Эла.
     Джиран опустилась на колени, ее руки вцепились в волосы. - Я  никогда
не заходила дальше по этой дороге, - ответила она дрожащим  голосом.  -  Я
слышала. Я только слышала, что она ведет в Шиюн и что где-то здесь  раньше
был ручей. Я не знаю.
     - И ты отправилась в этот  путь  без  еды,  без  плаща,  без  всякого
снаряжения? Чтобы охотиться и ловить рыбу? А что  согреет  тебя  ночью?  И
почему ты вообще едешь по этой дороге?
     - Хиюдж затопляется водой, - объяснила Джиран.  -  С  той  поры,  как
Источники закрылись и луна была сломана, Хиюдж стал затопляться,  и  скоро
будет совсем затоплен. Я не хочу утонуть.
     Ее слова повисли в воздухе, затем были подхвачены ветром и  заглушены
звуками переступающих животных.
     - Как давно, - спросила Моргейн, - начался этот потоп?
     Но Джиран вдруг расплакалась, слезы потекли по ее щекам, и  казалось,
что она не способна отвечать.
     - Как давно, - переспросила Моргейн.
     - Тысячу лет назад, - ответила Джиран.
     Моргейн посмотрела на нее лишь на мгновение.
     - Эти Источники - то самое каменное кольцо? Это ты имеешь в виду?  Те
камни, которые возвышаются возле большой реки? И там еще, к северу, должен
находиться самый главный Источник. Ты знаешь, как он называется?
     Джиран кивнула, ее руки схватились за ожерелье, которое висело у  нее
на шее: белое перо, кусочек металла и камень. Она ужасно дрожала.
     - Абараис, - ответила она тихо. - Абараис в Шиюне. Дай-кел,  дай-кел,
я говорила тебе только правду. Все, что я знаю. Я сказала тебе все.
     Моргейн подошла к девочке, предлагая ей руку, чтобы помочь взобраться
на лошадь. Но Джиран с испугом шарахнулась от нее.
     - Не бойся, - сказала Моргейн нетерпеливо, - я не причиню тебе вреда.
Только не раздражай меня. Я показала тебе, и лучше, чтобы ты сразу поняла,
как ты далеко зашла с нами.
     Джиран все же не подала ей руку. Она встала на ноги  без  посторонней
помощи и накинула шаль на плечи. Моргейн отвернулась и  подобрала  уздечку
Сиптаха, легко взбираясь в седло.  Вейни  наконец  свободно  вздохнул.  Он
оставил лошадь и вернулся к огню, подобрал шлем  и  надел  его,  завязывая
кожаный ремешок на  голове.  Напоследок  он  загасил  тлеющие  угольки  их
ночного привала. Он услышал, как лошадь  двинулась,  повернулся  и  увидел
Сиптаха, стоящего на его пути, и Моргейн,  застывшую  наверху.  Он  глянул
вверх и ужаснулся тому взгляду, которым она смотрела на него.
     - Никогда, - прошептала она, - никогда не смей кричать не меня.
     - Лио, - сказал он, пытаясь вспомнить, что же он сделал и какой  крик
издал. - Прости меня, но я не ожидал.
     - Ты все еще не знаешь меня, илин. Ты не знаешь меня даже наполовину.
     Ее суровость наполнила его холодом. Минуту он  испуганно  смотрел  на
нее, так же завороженный этим холодом, как  Джиран,  неспособный  ответить
ей. Она пришпорила Сиптаха. Он поискал упряжь пони, ослепленный  стыдом  и
гневом. Отвязал лошадку от ветки и накинул седло.
     - Пошли, - приказал он Джиран, борясь с гневом в своем голосе,  чтобы
не направить его на ту, которая не заслужила этого. Он поднялся  в  седло,
освободил место ей, неожиданно встревоженный  тем,  что  потерял  из  виду
Моргейн.  В  сумерках  была  видна  лишь  бледная  тень  Сиптаха.   Джиран
попыталась встать в стремя, но не могла достать до него. Он  наклонился  в
нетерпении вниз, схватил ее за руку и  дернул,  поднимая  так,  чтобы  она
могла перекинуть ногу через лошадь.
     - Держись за меня, - приказал он ей, резко положил ее стыдливые  руки
вокруг своего  пояса  и  пришпорил  коня,  который  устремился  вперед  со
стремительностью, испугавшей  пони.  Он  последовал  за  Моргейн,  пытаясь
избегать веток, которые попадались на пути. Убирая их правой рукой, он еще
раз пришпорил коня. Кое-что он все-таки видел - просвет среди  деревьев  и
дорожку, которая лежала перед ним.
     Обязательство души - вот что такое была клятва илина, и он эту клятву
нарушил. Сила и  влиятельность  Моргейн  распространялись  повсюду.  Война
кваджлов разрушала королевства и свергала королей, и делала имя  "Моргейн,
принятая в клан Кайя" проклятым во всех землях, где только обитал человек.
     Она искала и находила Врата, волшебные ворота,  соединяющие  миры,  и
запечатывала их за собой, одни за другими. Так был изменен и его  мир.  Он
был рожден и вырос среди людей, в то время как для нее, находившейся тогда
между Вратами, минуло лишь несколько ударов ее сердца. В тот  день,  когда
он дал ей свою клятву, часть его умерла. Та часть, которая  позволяла  ему
жить обычной жизнью человека,  слепого  и  равнодушного  ко  всем  ужасам,
которые им пришлось пережить. Теперь он принадлежал  Моргейн.  Он  не  мог
оставить ее. И ради спасения чужого человека, что он попытался сделать, он
нарушил мир между ними, и она, конечно, не простит  это  ему.  Так  всегда
бывало с Моргейн, и ему следовало либо  полностью  принадлежать  ей,  либо
быть зачисленным в ряды ее врагов.
     Деревья преграждали путь. Он с ужасом подумал, что  потерял  ее.  Она
пыталась наверстать время, отделяющее ее от Роха, стремящегося  к  Вратам,
которые могли стать страшным оружием в умелых руках. Она  не  остановилась
бы дольше, чем было необходимо ее телу  для  отдыха,  ни  на  час,  ни  на
минуту. Она заставила их ехать через потоки воды и  через  грозу,  гонимая
страхом, что Рох может опередить их у главных Врат. Но при этом  они  даже
не были уверены, что Рох следовал по тому же пути.
     Когда они стали спускаться с холма, он почувствовал, что руки  Джиран
обвились вокруг него. Пони плелся  за  ними,  в  то  время  как  его  конь
пробирался по тропе, пытаясь выбраться на мощеную дорогу.
     Он с облегчением вздохнул, когда увидел Моргейн. Она  остановилась  в
дымке, бледная фигура на дороге под сводом ветвей  деревьев.  Он  поспешил
пришпорить коня и подъехал ближе, измотанный трудной ездой. Моргейн стояла
в тени, и когда он подъехал к ней, она развернула Сиптаха, повернувшись  к
нему спиной, и не спеша поехала дальше по дороге.
     Другого он и не ждал. Она ничем не была ему обязана. Он  вел  лошадь,
его  лицо  горело  от  гнева  и  сознания  того,   что   Джиран   является
свидетельницей  их  отношений.  Руки  Джиран  обнимали  его,   ее   голова
прислонилась к его спине. Наконец он осознал, как сильно она  вцепилась  в
него, и слегка прикоснулся к ней.
     - Мы сейчас в безопасности, - сказал он. - Ты можешь отпустить меня.
     Она дрожала. Он чувствовал это.
     - Мы едем в Шиюн? - спросила она.
     - Да, - сказал он. - Похоже, что да.
     Гром грохотал над  головой,  заставляя  лошадей  нервно  вздрагивать;
дождь начал пробиваться сквозь листья. Время от времени дорога  спускалась
в низину, и тогда лошади быстро бежали по  мелкой  воде.  Наконец  деревья
кончились, солнце показалось над горизонтом, там,  где  дорога  уходила  к
своей самой высокой точке. И везде была видна  только  земля.  Заполненные
дождевой водой впадины и густые травы простирались вокруг. Там,  где  вода
затопляла дорогу, вонючая гниющая зелень преграждала путь и мертвые  ветки
боролись с течением.
     -  Джиран,  -  сказала  Моргейн  после  долгого  молчания,  -  а  как
называется эта земля?
     - Хиюдж, - сказала Джиран. - Все на юг отсюда - Хиюдж.
     - И люди все еще живут здесь?
     - Некоторые, - ответила Джиран.
     - А почему мы не видим их?
     Последовала долгая пауза.
     - Я не знаю,  -  сказала  Джиран  голосом,  в  котором  чувствовалось
сомнение. - Может быть, они боятся. Скоро будет прилив Хнота, и все сейчас
на наиболее высоких землях. Хнот  -  это  всегда  наводнение,  -  добавила
Джиран едва слышно.
     Вейни не мог видеть ее лица.  Он  ощущал  прикосновение  ее  пальцев,
держащихся за седло, и  чувствовал,  насколько  ей  не  нравились  вопросы
Моргейн.
     - Шиюн, - сказал Вейни. - Что ты знаешь об этом месте?
     - Это просторная земля. Там растет пшеница и стоят большие крепости.
     - Хорошо защищенные, значит?
     - Да, там живут могущественные и богатые короли.
     - Это хорошо, - сказала Моргейн, - что  ты  теперь  с  нами,  правда,
Джиран, дочь Эла? Ты все-таки знаешь эти земли.
     - Нет, - твердо сказала Джиран.  -  Нет,  леди.  Я  всего  лишь  могу
рассказать то, о чем слышала.
     - Как далеко простирается это болото?
     Пальцы Джиран коснулись спины Вейни, словно ища поддержки.
     - Оно увеличивается, - сказала она, - а земля уменьшается.  Я  помню,
как люди из племени шию приходили в Хиюдж. Это было очень давно.
     - И шию не приходят сейчас?
     - Я не уверена, что дорога проходима, - ответила Джиран. - Они у  нас
не появляются. Но болотники торгуют с ними.
     Моргейн все выслушала, ее серые глаза стали  задумчивыми.  В  течение
всего долгого пути она не сказала Джиран ни одного утешительного слова.  К
полудню они достигли места, где на небольшом расстоянии  от  дороги  росли
зеленые  деревья.  Гроза  постепенно  затихла,  все  еще  брызгая  на  них
капельками дождя. Они  расположились  отдохнуть  на  обрамленном  течением
островке с сочной зеленой травой - небольшое пятнышко  красоты  в  гниющем
пространстве. Водянистое солнце безуспешно боролось  с  серой  дымкой,  но
маленькая луна была почти не видна на небе.
     Они дали волю коням, Моргейн  разделила  оставшуюся  еду  и  угостила
Джиран. Но Джиран, схватив свой кусок, отсела на узкую полоску  травы  как
можно дальше от них. Она  сидела  сжавшись  в  комочек  рядом  с  болотом,
предпочитая не очень живописный вид и одиночество. И  Моргейн  по-прежнему
не произнесла ни слова. Вейни ел, сидя на берегу позади нее.  Он  думал  о
том, что не только гнев  заставляет  ее  молчать.  Бывали  периоды,  когда
Моргейн долго блуждала в своих мыслях. Что-то давило на  ее  разум,  и  он
понимал, что ему это недоступно.
     - Она,  -  неожиданно  сказала  Моргейн,  уставясь  на  него,  мягким
голосом, - пустилась в этот путь, потому что была в отчаянии. Она сказала,
что из-за боязни утонуть, Вейни, но может  ли  тот,  кто  всю  свою  жизнь
провел в страхе, неожиданно пуститься в путь без всяких приготовлений?
     - Рох способен быть убедительным, - ответил он.
     - Этот человек не Рох.
     - Да, конечно, - сказал он, встревоженный этим заявлением, избегая ее
глаз.
     - Она говорит так, чтобы мы могли ее понимать,  несмотря  на  сильный
акцент. Я не знаю, откуда она появилась, Вейни. Совершенно  очевидно,  что
она выросла не из земли или из тумана вчера днем.
     - Я думаю, - сказал он, оглядываясь на  Джиран,  которая  смотрела  в
сторону леса и больших тенистых деревьев над дорогой, - я  думаю,  что  ее
сородичи  обитают  в  той  крепости,  которую  мы  проехали,  и  вовсе  не
благословили ее уезжать оттуда. Возможно, они ищут ее. И мы, - сказал  он,
- можем напороться из-за нее на неприятности.  Или,  что  более  вероятно,
саму ее ждут неприятности, если она  отправится  с  нами  дальше.  Лио,  я
настоятельно прошу тебя отослать ее, пока она  еще  достаточно  близко  от
дома и может найти дорогу назад.
     - Мы не действуем против ее воли.
     - Я надеюсь, что это так, но мне кажется, мы как раз на том пути,  по
которому они будут преследовать нас.
     - Лошади ведут нас по дороге, но на этой земле я  вижу  только  следы
одинокого человека-путешественника, единственные следы. Уверена,  что  Рох
где-то впереди, и думаю, что местным жителям вовсе не хочется следовать по
этой дороге навстречу приключениям. Мне кажется,  я  видела  тень  сегодня
утром, перед тем, как мы вышли на тропу.
     Он похолодел от гнева на самого себя, вспомнив свою  беспечную  езду,
когда она повернулась к нему спиной и молчала всю дорогу. Он воспринял это
как упрек.
     - Твой глаз был зорче, чем мой, - сказал он. - Я был слеп.
     - Возможно, это была лишь игра света. Я не совсем уверена.
     - Нет, - сказал он, - я никогда не сомневался в твоих способностях  к
предвидению, лио. Я хотел бы, если это возможно,  чтобы  ты  передала  мне
хоть часть своего дара.
     - Мне кажется, сейчас не время обсуждать это,  -  сказала  она,  -  с
гостьей за твоей спиной. Возможно, она встретила нас преднамеренно,  а  не
случайно. И если это произошло специально, значит, у  нее  есть  сообщник,
возможно, сам Рох. А если случайно,  то  почему  она  чувствует  себя  так
свободно на этой уродливой земле? Она не так проста,  как  кажется.  А  ты
слишком добросердечен.
     Он и сам знал это, и ему было стыдно. Все время, пока они  ехали,  он
чувствовал себя потерянным на своей собственной земле. Слепой и глухой, он
ехал по этой дороге как человек, потерявший все свои ощущения,  и  конечно
был ей плохим помощником. У Моргейн были все основания сердиться на него.
     - Сегодня утром я был слишком удивлен, иначе не закричал бы, - сказал
он.
     - Не надо больше об этом.
     - Лио, я дал клятву и честно пытаюсь следовать ей. Я не мог поверить,
что ты можешь убить ее.
     - Так ли это важно? - спросила она. - Ты  не  способен  предугадывать
мои действия - у тебя для этого недостаточно знаний. Да это от тебя  и  не
требуется.
     Лошади спокойно прогуливались. Вода колыхалась под ветром. Его  пульс
тревожно бился, гнев наполнял его. Он встретил взгляд ее бледных глаз, сам
того не желая. Ему не нравилось смотреть в них.
     - Да, - сказал он через некоторое время.
     Она ничего не ответила. Ее манера не опускаться ни  с  кем  до  спора
была высшей степенью наглости. Это касалось и его, Вейни, который  во  имя
нее совершил обряд, связавший  его  сильнее  всякой  клятвы.  Когда-то  он
поклонился ей до самой земли,  положив  голову  на  руки,  и  стал  по  ее
требованию илином. Она ненавидела, когда ей возражали. Ее сердитый  взгляд
потемнел. Она столкнула камень в воду и, неожиданно  поднявшись,  схватила
узду Сиптаха, вспрыгивая в седло. Она ждала, и  гнев  свел  ее  скулы.  Он
встал, взял узду своего коня и  черного  пони,  отвернувшись  от  Моргейн,
забрался в седло и направился к Джиран, которая ожидала на берегу.
     - Садись, - сказал он ей. - Садись ко мне  или  забирайся  на  своего
пони, если хочешь.
     Джиран взглянула на  него.  Ее  лицо  с  синяками  под  глазами  было
изможденным. Не говоря ни слова, она подошла к его седлу.  Он  не  ожидал,
что она сделает такой выбор, но она была очень уставшей. Он смягчил  гнев,
который все еще владел им, зная, что выражение  его  лица  может  напугать
девочку, и помог ей сесть позади себя. Но когда она обхватила его  руками,
он неожиданно вспомнил слова Моргейн и передвинул клинок  чести  на  поясе
дальше вперед. Затем пустил лошадь галопом, догоняя Моргейн,  которая  уже
ждала его на дороге. Он думал, что она поедет впереди,  но  она  заставила
Сиптаха идти рядом с его конем, нога в ногу, хотя и не смотрела  на  него.
Это было их обычное молчаливое общение. Он собрал все свое  умение,  чтобы
устроиться поудобнее, но в течение  долгого  пути  она  не  произнесла  ни
одного слова, до тех пор, пока холодная тень деревьев опять не укрыла их.
     - У меня плохое настроение... -  неожиданно  сказала  Моргейн.  -  Не
обижайся.
     Он взглянул на нее и подумал, что во всем мире только она одна  могла
сказать это так легко. Он кивнул и сделал неопределенный жест, потому  что
слова причиняли ей боль. На самом деле по закону об  илине  она  ничем  не
была обязана ему. Но что-то волновало ее, что-то в глубине  ее  сердца,  и
Вейни не хотел касаться этого. Чужая земля изматывала их  обоих,  как  ему
казалось. Их нервы были  напряжены.  Он  чувствовал  боль  в  теле  и  вес
кольчуги, которая давила зловеще. Внезапно он понял: Моргейн боялась.  Она
боялась Роха, засады, а также тех вещей, о существовании которых он  и  не
подозревал.
     - Да, - пробормотал он наконец,  устраиваясь  поудобнее  в  седле.  -
Просто мы оба устали, лио. Вот и все.
     Казалось,  это  удовлетворило  ее.  Еще   долго   они   ехали   через
однообразные, окруженные дикими  лесами  и  страшными  болотами  края,  по
землям, расположенным высоко над водой. Эта дорога,  сделанная  кваджлами,
древними колдунами, до сих пор была пригодной. Еще не так давно он поискал
бы другой путь, а не тот, который выбрала Моргейн, потому что кваджлинские
дороги вели в места кваджлов, и имя тому  месту,  куда  они  направлялись,
было Абараис в Шиюне, который искала Моргейн. По-видимому, еще очень долго
они могут ехать по этой дороге, никем  не  видимые,  совершенно  одни.  Он
чувствовал тяжесть Джиран на своей спине, и, казалось,  время  от  времени
она  засыпала.  Было  непривычное  ощущение  близости  другого   существа.
Незаконнорожденный илин, без матери, он мог вспомнить мало моментов, когда
кто-то вообще прикасался к нему. И  потому  испытывал  некоторую  тревогу,
хотя за его спиной был безопасный груз.
     Он посмотрел на Моргейн, которая постоянно была начеку, изучая каждую
тень. И вдруг ему пришло в голову, что эта непобедимая Моргейн была сейчас
испугана, и причиной этого страха был маленький ребенок, спящий у него  за
спиной.
     Под вечер лес сомкнулся на их пути и больше  не  уступал  им  дороги.
Становилось все темнее и темнее, и казалось,  что  вечер  наступил  раньше
срока. Деревья переплетались ветвями над головой, кусты теснились на  краю
дороги, не позволяя двум  всадникам  следовать  рядом.  Моргейн  на  своей
лошади, не ведающей преград, двигалась по этому узкому  пути,  тень  среди
теней, всадник на бледном коне,  чьи  светлые  волосы  казались  вражеским
флагом для любого, кто не любил кваджлов. Они ехали вслепую, не  способные
видеть ничего за зарослями  кустов,  которые  оплели  своими  корнями  все
близлежащие камни.
     Прикрой, спрячь свои волосы, - хотел сказать ей Вейни, но чувствовал,
что она все еще не склонна прислушиваться к его советам. Было не время для
новых ссор. Тучи опять начали закрывать небо, и от этого стало еще темнее.
Лес казался бесформенной массой, придорожные деревья - глубокими пещерами,
покрытыми мхом, а сама дорога - тропой без начала и конца.
     - Я боюсь, - неожиданно запротестовала  Джиран.  Единственные  слова,
произнесенные ею по своей  воле  за  весь  день.  Ее  пальцы  вцепились  в
наплечный ремень Вейни, словно она требовала  его  вмешательства.  -  Небо
покрывается тучами, и это плохой знак во время прилива.
     - Каков твой совет? - спросила ее Моргейн.
     - Вернуться назад. Позади известная  нам  дорога.  Пожалуйста,  леди,
давайте вернемся назад, на более высокую землю, так можно быстрее.
     - Но высокая земля далеко отсюда.
     - Но мы не  знаем,  куда  эта  дорога  ведет,  -  торопила  Джиран  с
отчаянием в голосе. Она вцепилась в рукав Вейни. - Пожалуйста!
     - Ты, наверное, хочешь, - сказала Моргейн, -  чтобы  мы  остались  на
одной стороне от наводнения, а Рох в безопасности на другой?
     - Рох может и утонуть, - ответил Вейни, неожиданно  встревожась  тем,
что девочка, возможно, рассуждала в этот  момент  более  здраво,  чем  его
госпожа. - И если он утонет, то все, что  необходимо  нам,  это  выжить  и
продолжать  спокойно  наш  путь.  Лио,  я  думаю,  что  девочка  дает  нам
правильный совет. Давай вернемся назад.
     Моргейн не удосужилась ответить. Она ударила пятками Сиптаха,  и  тот
пустился почти во всю мочь.
     - Держись, - приказал Вейни Джиран, с трудом сдерживая гнев.
     Ее руки обвили его, в то время  как  пришпоренный  конь  помчался  по
дороге,  а  маленький  уставший  пони  потрусил  за  ним.   Стоит   только
оступиться, наступить в лужу, которая окажется глубже, чем выглядит...  Он
боялся этой отчаянной скачки,  которую  выбрала  Моргейн.  Еще  больше  он
боялся быть пойманным в этой низкой темной части земли,  куда  надвигалась
гроза. Они углублялись все дальше и дальше, и не было никакого  намека  на
высокую землю. Наоборот, становилось только хуже. И Моргейн, которая слепо
настаивала на своем решении, вела их дальше.
     Тучи сгущались все больше, ветер взъерошивал воду в водоемах. Однажды
что-то большое и темное скользнуло по воде, когда Сиптах наступил туда,  а
потом исчезло под мутной поверхностью.  Птицы  начали  выскакивать  из-под
копыт, пугая лошадей жуткими криками, но они не остановили  скачку  ни  на
минуту. Дорога на грязном берегу раздваивалась в месте, где большая  скала
раскололась на две части, меж которыми тек поток грязной  воды,  и  Сиптах
пошел по одной из них, скользя по грязи копытами, переваливая  круп,  пока
выбирался на твердую поверхность. Вейни  послал  своего  коня  по  другому
пути, а пони скользил в стороне от дороги. Конь Вейни вдруг поскользнулся,
отчего Джиран вскрикнула, но все же поднялся  по  склону,  дрожа,  а  пони
отстал и начал соскальзывать вниз. Вейни соскочил с седла и  схватил  пони
за уздечку, пытаясь помочь ему. Но пони не мог этого сделать и смотрел  на
него несчастными глазами. Тогда он снял с него уздечку.
     - Нет, - запротестовала Джиран.
     Но он мотнул головой, указывая на  глубокую  грязную  ловушку  вокруг
них, приказывая ей оставаться на лошади. Ему было жаль  животное,  но  еще
больше жаль было собственные жизни.  Он  перекинул  пустую  уздечку  через
седло, затем  подхватил  вожжи  и  повел  свою  лошадь  в  противоположную
сторону. Моргейн уже не  было  видно,  когда  он  достиг  перекрестка.  Он
вскочил в седло, избегая смотреть на Джиран. Она держалась за него,  в  то
время как он пришпоривал измученное животное. Он слышал ее сопение, то  ли
от печали по пони, то ли от ужаса за саму себя. Он не знал  наверняка.  На
своем лице он почувствовал первые капли дождя, и паника поднялась  в  нем.
Горькая уверенность в том, что надвигается катастрофа.
     Через минуту он снова увидел  Моргейн.  "Она  отказывалась  повернуть
назад, - подумал он, - потому что сама понимала, что пути для спасения  не
было, и в отчаянии решила найти конец этого пути".  Хлещущий  водопад  меж
листвы бил по их лицам и лужам; заметно  похолодало.  Довольно  скоро  бег
стал невозможен. Камни на тропе стали скользкими,  и  лошадям  приходилось
осторожно пробираться по ним. Дождь  хлестал  вовсю,  подгоняемый  сильным
ветром,  ослепляя  и  заставляя  лошадей   отворачивать   морды.   Вороной
споткнулся  о  корень,  попытался  высвободиться,  чувствуя   похлопывание
хозяина по его  мускулам,  вздрагивающим  от  бесполезного  усилия.  Вейни
высвободил ногу из стремени, затем повел лошадь, поскальзываясь на камнях.
Впереди шел Сиптах, теперь тоже медленно.
     - Лио, - закричал он сквозь  рев  воды,  которая  поглощала  половину
звуков, - дайте я пойду впереди.
     Она услышала и посторонилась, давая провести его вороного вперед.  Он
увидел лицо Моргейн, мокрое и изможденное до ужаса. И вспомнил,  как  мало
она спала. Теперь она наверняка осознала, что должна была  бы  послушаться
Джиран, которая была знакома с этой землей. Но она  так  и  не  предложила
повернуть назад. Джиран не проронила ни слова, не  возражала.  Она  только
держалась за седло. Ее волосы омывались водой. Шаль намокла как  тряпка  и
свисала с плеч. Она даже не поднимала головы.
     Вейни шел по ветру, его ноги быстро онемели в холодной  воде,  потому
что сапоги совершенно промокли. Грязь набилась  в  них  и  хлюпала,  и  он
старался двигать ногами так быстро, как только мог, превозмогая усталость.
Ночь опускалась, дорога терялась в  сумерках.  Перед  ними  лежали  только
клочки  земли,  которые  поддерживали  деревья  и   образовывали   каналы,
превратившиеся в  потоки  воды.  Только  случайные  камни  или  отсутствие
больших деревьев указывали на присутствие дороги, скрытой сейчас водой.
     Огромная стена возвышалась  вдоль  дороги,  увитая  виноградником,  и
стояло темное дерево,  которое  умудрилось  вырасти  под  углом,  а  затем
умерло, оставив после себя только скелет.  В  большинстве  таких  каменных
сооружений постоянные дожди  выточили  пещеры,  но  этот  камень  оказался
прочным. Здесь Моргейн замедлила шаг, наклонилась в седле и  раздвинула  в
стороны виноградные лозы, читая древние письмена, словно надеялась по  ним
найти путь.
     - Эрхн, - сказала она. - Здесь  было  когда-то  место  под  названием
Эрхн, а теперь ничего не осталось.
     - Эрин,  -  неожиданно  сказала  Джиран,  -  Эрин  -  это  укрепление
болотников.
     - Где? - спросил Вейни. - Где это должно находиться?
     - Я не знаю, - твердо сказала Джиран. - Но, леди, если оно рядом,  то
мы найдем прибежище. Они должны нас принять. Они не отошлют нас прочь.
     - Ну что же, резонно, - ответила Моргейн. - Если это тоже  сооружение
кваджлов, то оно должно быть недалеко от дороги.
     В течение некоторого времени они прислушивались к  завываниям  ветра,
качающего ветви, и завораживающему ревом воды, которая бурлила вокруг них,
- приметы, которые сами  по  себе  были  доказательством  того,  что  даже
убежище чужаков будет для них спасением. Моргейн заставила  Сиптаха  опять
двигаться, а Вейни пытался выбраться на тропинку, тяжело  дыша.  Временами
он падал на колени, и тогда чувствовал силу бегущей воды своими  дрожащими
мускулами.
     - Сядь на лошадь, - сказала ему Моргейн. - Давай поменяемся.  Я  буду
идти некоторое время.
     - Вы не должны сейчас делать это, - он глянул назад и увидел  что  ее
уставшее лицо исказили гневные черты. - Лио, - добавил он, пока имел перед
ней преимущество, - я думаю, что вы были бы более благоразумной,  если  бы
меня с вами не было.
     Он стряхнул воду со своих глаз и снял  шлем,  который  лишь  добавлял
вес, больно давя на голову.
     - Возьмите у меня это, - попросил он ее.
     Он бы снял и доспехи, если бы у  него  было  время,  поскольку  здесь
некого было защищать. Она взяла у него шлем и повесила его на луку седла.
     - Ты прав, - сказала она ему словно бы в утешение.
     Он глубоко вздохнул и продолжал идти, поглаживая  пальцами  лошадиную
морду и чувствуя всю  тяжесть  пути  через  бурлящие  темные  воды  в  уже
спускающейся ночи. Держась за лошадь, он шел через течение, которое  почти
что сбивало его с ног. Один раз он провалился по пояс  в  яму,  и  со  все
возрастающим ужасом подумал, что у него больше нет сил  идти.  Впереди  не
виднелось просвета, и темная вода бурлила меж деревьев. Что-то  всплеснуло
среди рокочущей воды, пока он мешкал, и уставилось на  него  издалека.  Он
оглянулся и увидел  Моргейн  по  пояс  в  воде,  борющуюся  с  течением  и
пытавшуюся  достать  Сиптаха,  который  стоял  в  стороне.   Он   отчаянно
выругался, пытаясь пробраться к ней, чтобы умолять ее набраться разума, но
она сразу поймала его за руку и привлекла его внимание,  указывая  налево.
Блеск молнии высветил в той стороне темную массу - груду камней, темный  и
массивный, увенчанный деревьями холм, с которого низвергался поток воды.
     - Да, - сказал Вейни хрипло, в то время как надежда снова  зародилась
в нем, но он не мог ничему верить на этой земле, и показал на это  Джиран.
Она посмотрела туда, куда он  указывал,  и  ее  глаза  потемнели,  а  лицо
побледнело в отблеске молнии.
     - Что это за место? - закричал он. - Что это может быть?
     - Эрин, - ответила она дрогнувшим голосом. - Это похоже на Эрин.
     Моргейн больше не  отставала.  Вейни  повернул  голову  и  увидел  ее
движущейся  в  том  же  направлении,  и  они  подавали  друг  другу  знаки
всплесками воды. Пробираясь вброд, она  вела  Сиптаха  через  течение.  Он
вытер глаза и пытался догнать ее, уже больше не опасаясь старых развалин и
дьяволов или других существ, обитавших в этих  болотах.  Он  больше  всего
боялся воды, которая кружилась вокруг  него  и  холодила  колени,  образуя
течением воронки. Он видел путь, который искала Моргейн, двигаясь от одной
высокой точки до  еще  более  высокой,  где  росли  деревья.  Он  смахивал
ослепляющие капли с глаз и пытался следовать по направлению ее руки.
     - Идите вперед, не ждите нас, - закричал он, переполненный страхом за
нее. Но  она  отказалась,  и  он  понял,  что  просил  о  чем-то  для  нее
невозможном. Она была слишком легкой, чтобы крепко держаться на земле.  Ей
пришлось вскарабкаться на седло, в то время как Сиптах боролся  с  сильным
течением. Вейни стоял почти по плечи в воде, и лошади уже начинали  плыть,
делая отчаянные попытки своими уставшими телами.
     - Господи, - закричала Джиран.
     Вейни  повернул  голову  и  увидел   надвигающуюся   огромную   массу
отблескивающей  воды.  Дерево,  с  корнями  вырванное  из  земли,  неслось
течением прямо на них.
     - Лио! - закричал он, предупреждая.
     Но оно уже ударило со всей силы в бок вороного, протаранило  кольчугу
и вырвало вожжи, потащило его по течению. Сиптах проплыл над ним, топя его
под  собой,  опутав  стременами.  Корни  дерева  распростерлись  над  ним,
цепляясь  за  кольчугу.  Он  боролся,  пытаясь  выбраться  наверх.  Дерево
перевернулось вместе с ним, опять погружая его в воду, увлекая  за  собой.
Наступил момент холода, мрака,  вечности.  Вейни  обнял  ствол  и  пытался
перевернуть дерево, используя силу течения. Он почувствовал  камень  возле
лица, судорожно вдохнул водяную пену. Затем дерево  вырвалось  у  него  из
рук, и его выбросило на камень. Схватившись за него и превозмогая боль, он
вытащил себя из-под воды, глотнул воздух, увидел другие  камни,  темнеющие
рядом, и спасительный берег неподалеку. Он отчаянно  оттолкнулся  от  этой
опоры, был тут же подхвачен течением и остался бороться  без  всяких  сил,
отяжеленный усталостью и тяжелым обмундированием. На мгновение  он  понял,
что больше не может сопротивляться течению. Потоки воды тянули его  назад,
закручивали словно листок, бросая животом на торчащие из воды камни, лишая
его дыхания. Истерзанный  водой  и  обессиленный,  он  все-таки  двигался,
пытаясь пробраться сквозь лабиринт этой заводи к берегу. На какое-то время
он онемел, пытаясь справиться с тяжестью своего обмундирования.  Наступило
время тьмы, дождь почти успокоился. Он еле двигался, переползая с камня на
камень. И вдруг увидел, что эти проклятые камни были руинами  кваджлов,  и
именно они спасли ему жизнь. Монолиты склонились над ним, словно  огромные
гиганты, собравшиеся в темноте.
     - Лио! - закричал он сквозь рокот воды и завывания ветра. - Моргейн!
     Ответа не было.

     Занималась заря, через сумрачные облака пробивался  рассеянный  свет.
Вейни отдыхал около небольшого  ручья,  возможно,  у  того  самого  места,
откуда он начал свои поиски. А может, и нет. В свете дня вещи  приобретают
другие очертания. Неизменным было только журчание потока да  мягкий  шорох
дождя, стекающего с листвы. Везде вода - завораживающее ощущение.
     - Моргейн! - кричал он.
     Он не помнил уже, сколько раз повторял это имя. Он искал всю  ночь  в
этих руинах, перебираясь от одного островка к  другому,  изредка  отдыхая.
Его голос охрип, кольчуга давила на плечи, и ему было  теперь  значительно
легче просто встать в холодную воду, в грязь, и позволить  воде  поглотить
его. Но он не мог умереть, не зная, что случилось с его госпожой. За  свою
жизнь он предал многих своих соплеменников  и  друзей.  Некоторые  из  них
умерли. Но тем людям было на кого опереться в своей жизни, а у Моргейн  не
было в этом мире никого. Он напряг мускулы  и  забрался  на  сухое  место;
отдохнув немного, стал пробираться на другой берег, в сторону холма. Пульс
стучал в ушах. Он снова и снова представлял себя в Моридже, лучником  маай
на своей тропе. Ему казалось, что кто-то преследует его. Он не  мог  точно
вспомнить, где было это место и почему он пытался выбраться оттуда? Он  ли
преследовал или его преследовали? Один из  тысяч  ночных  кошмаров  в  его
жизни, и невозможно было отличить  воображение  от  реальности.  За  этими
Вратами  он  чувствовал  себя   совершенно   потерянным.   Вдруг   Моргейн
привиделась ему мертвой. Он отверг эту возможность, потому что она  всегда
выживала, даже тогда, когда все остальные умирали. Может быть, она  ранена
или где-то бредет в одиночестве по этой земле. Эти образы очень  волновали
его. Она должна была быть осторожней, когда эта масса  свалилась  на  них.
Сиптах был где-то между Моргейн и этой волной. То же было и с его вороным.
Она должна бы... Мысли стали  теряться  в  его  сознании,  но  он  пытался
убедить себя, что она жива. Ее  желанием  было  отпустить  его,  дать  ему
возможность самому искать спасение, потому что она несла Подменыш и потому
должна была сама бороться за жизнь. Это были те самые  рефлексы,  которыми
она жила. Для нее был только один закон - найти Врата, любой ценой. Только
бы поскорее уйти с этих затопляемых земель.
     Внезапно он понял, что она, конечно же, верит в то, что  он  понимает
ее  устремления  и  понимает,  что  она  поступает  рационально,  но   ему
необходимо оставить ей какие-то отметины в этом  квакающем  болоте,  чтобы
они могли все же встретиться. Дорога кваджлов... Если бы она была здесь  и
видела, что ее илин все еще пытается следовать за ней...
     Со страхом он начал думать,  что,  возможно,  она  нашла  эту  дорогу
раньше его, и что ночью, во время грозы, она ушла, спасая хотя бы одну  из
лошадей, когда он остался пешим и не способным догнать всадника.  Он  стал
прикидывать, какое из направлений его мыслей может быть ложным, и  побрел,
прокладывая путь прямо через  кусты.  В  полдень  он  добрался  до  первых
камней. Он приложил все усилия, чтобы найти остатки течения,  и  не  нашел
ничего. Измотанный, он прислонился к дереву и вытер грязные руки о  штаны,
пытаясь привести мысли в порядок.  Такое  отчаяние  овладело  им,  что  он
закричал от гнева и горечи. Невозможно, чтобы она была где-то рядом, иначе
она услышала бы его, и бесполезно  было  звать  ее  по  имени,  зная,  что
ответом будет только тишина. Возможно, она двигалась где-то впереди  него,
найдя дорогу. Им необходимо  достичь  Абараиса  как  можно  быстрее.  Если
молитвы слышны на небесах и помогают Моргейн, она сможет найти его. Он  бы
ждал ее сколько нужно у Врат Абараиса, спасаясь от людей, от Роха, от чего
бы то ни было, до тех пор, пока будет жив...
     Вдруг он почувствовал жуткую боль в груди. Горло болело,  жар  сжирал
его. Ему и раньше случалось болеть в дороге, но тогда не боялся продолжать
движение, полагаясь на силу лошади, которая несла его. Теперь  можно  было
надеяться лишь на  свои  дрожащие  мускулы,  а  неизвестные  существа  уже
поджидали его падения под  темной  поверхностью  воды.  Вейни  брел  вдоль
дороги, пытаясь найти хоть какие-то признаки земли, но затем  решил:  если
Моргейн идет по следам Роха, то ему  лучше  вернуться  назад.  Он  отломил
изогнутую ветку дерева, обточил и окунул оба конца в грязь, оставив  знак,
который любой из Эндара-Карша мог прочитать: "следуй", и подписался знаком
клана Нхи. Это сохранится до тех пор, пока воды не побегут опять.  Еще  он
подобрал камень и сделал отметину на дереве,  стоящем  у  тропы.  Он  стал
придерживаться дороги, больше боясь потерять ее, чем быть обнаруженным.
     Но наступил момент, когда силы его иссякли, у него вдруг  перехватило
дыхание. Он прислонился к дереву и присел, осторожно дыша,  чувствуя,  что
его  ребра  словно  бы  сломаны.  И  страх  опять  стал  переполнять  его.
Когда-нибудь он узнает, что же произошло с ней. Затем он  опять  встал  на
ноги и пошел дальше, уже ни о чем не думая. А потом было еще  много  таких
моментов, когда он не мог понять, что с ним. Наконец он  дошел  до  места,
где канал заканчивался. Он в растерянности присел  у  края  воды,  пытаясь
вспомнить, как боролся, чтобы не утонуть, и силы оставили  его.  Бессонная
ночь полностью лишила его способности двигаться.
     Вдруг на него упала тень, он услышал шуршанье ткани. С трудом придя в
себя, он увидел босые ноги и кусок коричневой  юбки.  В  следующий  момент
что-то ударило его по руке. Удар  пришелся  бы  по  голове,  если  бы  его
реакция не была достаточно быстрой. Он бросился на  нападающего,  придавил
его весом, почувствовал человеческую плоть. Она присела, все  еще  пытаясь
достичь его лица, но он держал ее на расстоянии.  Джиран.  Он  понял  это,
когда вгляделся в ее лицо. У нее могли быть сведения о Моргейн.  Но  вдруг
он испугался, что убил ее, и стал трястись в отчаянии.
     - Где она? - спросил он неузнаваемым шепотом.
     Джиран сопела и боролась, не  переставая  бормотать,  что  ничего  не
знает. Наконец он понял, что она говорит  правду  и,  весь  дрожа,  разжал
руки. Когда он выпустил ее из своих объятий, она рухнула на грязный берег,
тяжело дыша.
     - Я не знаю, не знаю, - продолжала она причитать сквозь  слезы.  -  Я
плыла до тех пор, пока не выплыла из течения. Вот и все.
     У него появилась надежда, что Моргейн  жива,  потому  что  она  умела
плавать. Ведь девочка  выжила,  и  он  тоже.  Встав  на  ноги,  он  поднял
оброненный Джиран посох и с его помощью попытался  нащупать  дно.  Глубина
была ему по пояс. Ощупывая дно посохом, он  перебрался  на  другой  берег.
Сзади раздался всплеск воды. Он повернулся и увидел Джиран,  пробирающуюся
через канал вброд, с юбкой, развевающейся по течению. Она боролась  против
течения, стоя в слишком большой  для  нее  глубине.  Измотанная,  достигла
берега и начала на него забираться.
     - Отправляйся назад, - сказал он хрипло. - Иди домой, где бы  ни  был
твой дом. И считай, что тебе повезло.
     Но она продолжала карабкаться вверх по склону. Все  ее  лицо  было  в
синяках, со свежими красными  подтеками.  Это  сделала  его  рука.  Волосы
свисали прядями. Она достигла подножья холма и закинула волосы за плечи.
     - Я иду в Шиюн, - сказала она, с трясущимся подбородком. - А  ты  иди
куда хочешь. Это моя дорога.
     Он глянул в ее переполненные слезами глаза,  ненавидя  ее  упрямство,
потерянный и отчаявшийся. Тишина вокруг и плеск бегущей  воды  могли  кого
угодно свести с ума.
     - Если Абараис находится в Шиюне, - сказал он, - я  тоже  пойду  этим
путем. Но я не намерен ждать тебя.
     - И не будешь ждать ее?
     - Она придет сама, - сказал он и  вдруг  с  невероятной  поспешностью
пошел прочь.
     С посохом идти было гораздо легче, и он не хотел расставаться с  ним,
меньше всего заботясь о том, нужен ли он Джиран. Она шла  босая,  но  боль
его собственных ног, стертых намокшими сапогами, была еще хуже. К тому  же
он умудрился вывихнуть сустав.  Он  не  подавал  руки,  чтобы  помочь  ей,
непрестанно мучился от боли и был в отчаянии. И в  течение  этого  долгого
пути он все время думал о том, что у нее нет никакого  повода  желать  ему
добра. Если он бросит ее, то она сможет найти его спящим и сделать то, что
уже пыталась. Он мог привязать  этого  ребенка  к  дереву  и  оставить  на
милость наводнения, но  честь  дай  юйо  запрещала  ему  поступать  так  с
человеком. Иногда он смотрел на нее сверху вниз, желая, чтобы  она  вообще
никогда не рождалась, а когда она смотрела снизу вверх на него, он начинал
нервничать под этим упрямым взглядом.  "Сумасшедшая,  -  думал  он,  -  ее
собственные родичи выгнали ее, потому что она  сумасшедшая.  Какая  другая
девчонка отважится пуститься в путь одна за каким-то чужим мужчиной?"
     Но в конце концов он утратил бдительность и шел, уже не думая о  том,
что случилось. Усталость ослабила его ноги так, что он едва не валился без
чувств. Джиран тоже еле держалась на ногах.
     - Мы должны отдохнуть, - сказал он суровым голосом и так холодно, как
только мог.
     Обхватив девочку за талию  и  не  обращая  никакого  внимания  на  ее
яростное сопротивление, он стащил ее с дороги к корням  деревьев,  удобным
для отдыха и не таким холодным как камни. Она дрожала.
     - Я не причиню тебе вреда, - сказал он, - успокойся и отдохни.
     На всякий случай все еще  не  отпуская  ее,  он  прислонил  голову  к
торчащему из земли корню и закрыл глаза, пытаясь немного  вздремнуть.  Она
оставалась спокойно рядом с ним, и тепло их тел помогло им согреться.
     Вейни проснулся от того, что у нее вырвался крик.
     - Успокойся, - приказал он ей, - успокойся.
     Он рефлекторно сжал руку, затем ослабил ее, и чувство усталости стало
казаться  даже  исцеляющим,  когда  все  ужасы  оказались  позади.  Джиран
смотрела на него,  положив  голову  ему  на  грудь.  И,  встревоженный  ее
взглядом, он спросил:
     - Есть ли кто-то, кто беспокоится о тебе?
     Девочка не ответила. Тогда он понял, что она не поняла его вопрос.
     - Мы должны были отослать тебя назад, - сказал он.
     - Я бы не ушла.
     Он поверил ей. Искренность  в  этом  маленьком  хриплом  голосе  была
абсолютной.
     - Ты сказала, что Хиюдж затопляется. Но это лишь предположение. Здесь
ты могла утонуть с таким же успехом.
     - Моя сестра уже утонула, - ответила она. - А я не собираюсь.
     Дрожь пробирала ее, а глаза с ужасом  уставились  на  что-то  за  его
спиной.
     - Хнот становится все сильнее, и луны, и приливы, а я не хочу  видеть
это снова. Я не хочу быть в Хиюдже во время этого.
     Ее слова взволновали его, хотя он не понимал их смысла. Ужасные луны,
при виде которых он, скорее всего, содрогнется.
     - А Шиюн? - спросил он. - Может быть, там еще хуже?
     - Нет, - ее глаза встретились с его. -  Шиюн  -  это  то,  куда  идет
золото, где растут злаки, где никто не умирает от голода.
     Он сомневался в этом, видя Хиюдж. Но он не задумывался о  причине  ее
иллюзий, поскольку была вероятность, что никто из  них  так  и  не  узнает
правды.
     - А почему же отсюда ушли не все хию? - спросил он.  -  Не  все  твои
родичи?
     Она нахмурилась, ее глаза затуманились.
     - Я думаю, они просто не верят, что это настанет.  По  крайней  мере,
при их жизни. А может быть, для них вообще не имеет значения, когда придет
конец. Весь мир умрет, и воды поглотят его.
     - Но она... - Блеск вернулся в ее глаза, вопрос  задрожал  на  губах.
Она замолчала, боясь того, что он мог спросить. -  Она  имеет  власть  над
Источниками?
     - Да, - подтвердил он.
     - А ты?
     Он неуверенно пожал плечами.
     - Эта земля, - сказала Джиран, - чужая для тебя.
     - Да, - ответил он.
     -  Точно  так  же  пришли  короли  Бэрроу,  и  рассказывают,  что  за
Источниками лежат огромные горы.
     - На моей земле, - сказал он, вспоминая с болью, - были такие горы.
     - Возьми меня с собой.
     Ее кулачок уперся ему в грудь, а глаза  наполнились  таким  искренним
желанием, что было больно смотреть в них. И она дрожала у него в руках. Он
обнял ее за  плечи,  желая,  чтобы  то,  о  чем  она  его  просила,  стало
возможным.
     - Я сам потерялся, - без Моргейн.
     - Ты веришь, что она придет в Абараис? Туда, где Источник?
     Он не ответил, только пожал плечами, не желая, чтобы Джиран  знала  о
них слишком много.
     -  Зачем  она  пришла  сюда?  -  спросила  Джиран  на  выдохе,  и  он
почувствовал напряжение в ее теле. - Зачем она пришла?
     В ее глазах чувствовались надежда и страх, которых он не понимал.  Но
это притягивало его. Она предполагала, что спасение заключено в колдовстве
Врат, возможно, только для нее, а может быть, и для всей земли.
     - Спроси Моргейн, - сказал он, - когда мы  встретимся.  Что  касается
меня - я должен охранять ее и идти  туда,  куда  идет  она.  Я  не  должен
задавать ей вопросов.
     - Мы называем ее Моргин, - сказала Джиран, - и  Анхаран.  Мои  предки
знали о ней. И короли Бэрроу ждали ее.
     Холод пронизывал его. Ведьма. Так называли Моргейн люди на его земле.
Она была все еще молода, в то время как в его мире прожили и  ушли  в  мир
иной три поколения людей. И все, что ему было известно о ней, это то,  что
она откуда-то пришла и что она не была человеческим существом.
     "Когда это было?" - хотелось спросить ему,  но  он  не  отважился.  В
Эндар-Карш она пришла не одна, ее сопровождали соплеменники. Люди  считали
ее кваджлом. Но она клялась, что она не кваджл. Он предпочитал  не  верить
легендам, считавшим ее бессмертной, и ему также не хотелось верить во  все
зло, приписываемое ей. Он просто следовал за ней, не задавая вопросов, как
это делали и другие, теперь  уже  обратившиеся  в  пыль.  Она  говорила  о
времени как о воде или о воздухе, так, словно была частью  самой  природы.
Сердце его переполнялось непонятным страхом, когда он  начинал  думать  об
этом. Моргейн не знакомы эти земли, успокаивал он  себя,  потому  что  она
спрашивала Джиран о природе этих мест и, значит, нуждалась  в  проводнике,
рожденном в этом веке, потому что однажды в Эндаре она заблудилась в лесу,
который успел вырасти с  тех  пор,  как  она  проезжала  по  тем  краям  в
последний раз.
     - Пора, - резко сказал он Джиран. - Пора идти.
     С помощью посоха он встал на  ноги  и  помог  ей  подняться.  Девочка
выпустила его руки только, когда они снова вышли на дорогу. Теперь  Джиран
смотрела на него по-другому, с надеждой. Он понял это с чувством вины. Она
взглядывала на него и время от  времени  машинально  касалась  ожерелья  и
креста  или  притрагивалась  к  золотой  птичке,  которую  он  вернул  ей.
Крестьянская девочка обладала кусочком золота, странно не  сочетающимся  с
ее грубым платьем и натруженными руками.
     - Мои предки, - сказала она, - короли Бэрроу.
     - Как называется ваше племя? - спросил он ее неожиданно.
     Ее глаза широко раскрылись.
     - Мы майжи, - сказала она. - Все умерли, остались только майжи.
     Майжи. Маай. Маай и Яйла. Его сердце, казалось остановилось,  а  рука
упала с ее плеча, когда  он  вспомнил  Моридж  и  свой  собственный  клан,
который был по крови враждебен ему. И  исчезнувший  клан  Яйла,  на  смену
которому в Моридже пришли нхи. - Маай Джиран, дочь Эла, - пробормотал  он,
называя ее именем, которое было известно племени Эрд,  некогда  жившим  за
горами, о котором при жизни самого Вейни уже почти все забыли.
     Она молча глянула на него, босоногая, в платье из толстой шерсти. Она
не поняла, какая связь была между ним и маай и  как  это  было  связано  с
Джиран, дочерью Эла. Враждебность по отношению к  маай  не  имела  никакой
силы здесь, против женщины на затопленных долинах Хиюджа.
     - Пошли, - сказал он, крепче прижимая ее к себе.
     Люди различных кланов заметно отличались друг  от  друга:  кайя  были
импульсивными, нхи очень упрямыми. Клан маай был скрытным  и  холодным.  И
жестокость, которая преследовала его всю жизнь со стороны сводных братьев,
была от племени маай, и девочка эта была потомком маай.
     Маай ненавидели его и долго ожидали момента реванша. Но он  отказался
думать обо всем этом применительно к Джиран. Она  была  его  спутником  на
этой дороге, и лучше, чтобы она была союзником на  пути,  который  казался
бесконечным, и лучше,  чтобы  она  молчала,  а  говорили  только  ветер  и
бурлящая вода. Были вещи и похуже вражды, и  здесь  они  поджидали  их  на
каждом шагу.
     Вечером, когда свет стал золотисто-красным, они пришли в  место,  где
болота расходились вширь, а деревьев  почти  не  было.  Вдоль  дороги  рос
тростник, огромные  стаи  белых  птиц  встревоженно  взлетали,  когда  они
подходили  близко.  Змеи  проскальзывали  мимо  по  застоявшимся  лужам  и
скрывались в тростнике. Вейни глядел  на  птиц,  которые  дразнили  их,  и
сгорал от желания подстрелить их,  поскольку  голод  отзывался  в  желудке
болью.
     - Дай мне кожаный шнурок, - попросила его Джиран.
     И из-за любопытства он отплел один из шнурков, свисающих с его пояса,
которые использовал для всякой всячины. Он смотрел, как снуют  ее  крепкие
пальцы, и понял, что она пытается сделать захват для камня. Он дал ей  еще
один  шнурок,  чтобы  сетка  получилась  покрепче.  Потом  они  долго  шли
спокойно, до  тех  пор,  пока  птицы  не  стали  летать  над  их  головой.
Неожиданно она крутанула сетку и сделала  быстрый,  очень  умелый  бросок.
Птица упала с неба и свалилась за тростниками,  почти  у  воды,  и  что-то
схватило ее из темной воды и  унесло  куда-то.  Джиран  просто  стояла  на
берегу и смотрела, как исчезает ее добыча.
     - В другой раз, - сказала она.
     Но  больше  птиц  не  было.  Затем,  когда  опустилась  ночь,  Джиран
раздвинула  тростники,  срезала  их  возле  корней  и  съела   сердцевину,
предлагая ему тоже. Это успокоило боль в животе Вейни, но у тростника  был
горький вкус, и он не думал, что  человек  может  прожить  долго,  питаясь
такой пищей. Где-то впереди лежала просторная плодородная земля, и они шли
по дороге, ведущей к ней. На небе сияли луны - их было пять.
     Разбитая луна, как назвала их Джиран;  статичная  Анли,  демоническая
Сит, танцующая рядом с ней. Только самая большая  луна,  Ли,  все  еще  не
взошла. Медленная и величавая, она появится позже, ночью. И другие обломки
сломанной луны покажутся по сравнению с ней игрушечными.
     - Когда-то давно, - сказала Джиран, - была только одна луна.
                    Кругом простирались просторы земли,
                    Которые ночью луна освещала,
                    И были Источники, силу дающие,
                    Но прибыли Трое, разбили луну,
                    И сделали так, что Источники умерли.
     Вот такая у нас есть детская песенка.
     - А что за трое?
     - Три другие луны, - ответила она. - Демон  и  две  леди.  Луна  была
разбита, и после этого мир стал тонуть. И однажды,  когда  останется  одно
лишь море, луна упадет в него и мир расколется  на  куски.  Но  ни  одному
живому человеку не будет дано увидеть это.
     Вейни взглянул  на  небо,  на  Анли  с  низкой  орбитой,  за  которой
кружилась Сит. Ночью луны были словно бы окружены облаками.  Лунная  пыль,
так назвала это Моргейн. И он подумал о странном колдовстве умирания этого
мира, о том, как исчезает в нем красота. Он вспомнил луну Ли,  выглядевшую
как какой-то огромный фонарь над облаками, грозящий в любую минуту упасть.
     - Скоро, - сказала Джиран, - будет прилив Хнота, когда Ли возьмет над
всеми верх. И тогда поднимутся воды и затопят дорогу. Уже скоро.
     Он  задумался.  Тогда  Моргейн  не  увидит  никаких  знаков,  никаких
отметин, никакого пути. Предупреждение Джиран добавило новые  тревоги.  Но
Моргейн не должна задержаться в низинах. Возможно, сейчас, в этот  момент,
она не дальше, чем у тех деревьев, лежащих на горизонте. Он  заметил,  как
медленно идет Джиран, все еще пытаясь шагать с ним в ногу, но ни  разу  не
пожаловавшись, хотя ее дыхание  становилось  все  тяжелее  и  тяжелее.  Он
чувствовал свои собственные ноги, слабые от усталости, и тяжесть кольчуги.
Возможно, Моргейн где-то позади них. Он остановился там, где мелкое болото
встречалось с травянистым берегом, взял Джиран за руку и перенес ее  туда.
Она села, прислонив голову к его груди и укрыв шалью их обоих.
     - Мы опять двинемся в путь до того, как поднимется солнце,  -  сказал
он.
     - Да, - согласилась она.
     Он закрыл глаза, и сон пришел  так  быстро,  что  унес  с  собой  все
тревоги.
     Джиран закричала. Проснувшись, он оттолкнул ее от  себя  и  оглянулся
вокруг: никого. Джиран всхлипнула, и жалобность этого звука  отозвалась  в
нем. Он прижал ее к себе, всю дрожавшую, хотя его собственное сердце  тоже
подпрыгивало. "Она видела сон", - подумал он. Девочка многого насмотрелась
за время их путешествия, и у нее были причины для ночных кошмаров.
     - Постарайся снова уснуть, - сказал он ей, держа ее так,  как  держат
испуганного ребенка.
     Он опять прислонился к дереву, угнетаемый мыслями о том,  что  шансов
найти Моргейн уже совсем не осталось. Он подумывал о том, чтобы  подождать
ее, давая ей время догнать их. Но он просто больше  не  выдержит  и  убьет
себя и Джиран, если вода опять поднимется. Ради спасения Джиран он  должен
двигаться вперед до тех пор, пока они не  найдут  безопасное  место,  если
такое вообще существует на этой земле.  Затем,  без  Джиран,  он  может  и
посидеть где-нибудь, наблюдая за дорогой, ожидая и надеясь.
     Моргейн не была бессмертной. Она, как и Рох, могла  утонуть,  и  если
она пропала, - эта мысль опять стала возвращаться к нему, - тогда  сам  он
просто обязан выжить для того, чтобы выполнить  то,  что  он  поклялся  ей
сделать. А сейчас, наверное, надо бы добыть пищу для спасения Джиран.  Она
все еще всхлипывала, ее тело вздрагивало, как будто что-то  тревожило  ее.
Земля вокруг, залитая лунным светом, была полна тревоги. Джиран все еще не
спала, ее глаза были направлены на болото. Вейни повернул голову и  увидел
поднимающийся в небе огромный пустой  диск,  который  заливал  светом  всю
землю. Ему было неприятно смотреть на него.
     - Тебе не спится? - спросил он Джиран.
     - Да, - сказала она и отвернулась. Ее тело все еще было  напряжено  и
переполнено страхом.
     - Давай используем лунный свет, - сказал он, - и пройдем еще немного.
     Она не возражала.
     К  полудню  над  ними  начали  виться  клубы  облаков.  Темные,   они
распространялись по всему небу и к  вечеру  покрыли  все  пространство  от
горизонта до горизонта, а верхушки деревьев дрожали от ветра надвигающейся
грозы. Нельзя было медлить ни минуты. Ноги Джиран  дрожали,  она  собирала
последние силы, чтобы продвигаться  дальше.  Вейни  пытался  помогать  ей,
насколько мог, зная, что нести ее не сможет. Дорога,  у  которой  не  было
конца. Он постоянно вспоминал о Моргейн.
     Тучи вокруг все сгущались. А Джиран рядом  с  ним  говорила  о  своих
надеждах. Там, впереди, богатство, настаивала  она.  Там  изобилие  и  нет
опасности наводнения. Она говорила так, словно  пыталась  убедить  себя  в
своей  собственной  правоте,  но  голос  ее  отвлекал  Вейни,  давая   ему
избавление от собственного отчаяния.
     Внезапно она замерла, не проронив ни звука, и упала, не отпуская  его
руку. Он упал рядом с ней, пытаясь понять,  что  с  ней  случилось.  Вдруг
словно бы из-под земли раздался всплеск, и Вейни оттащил  Джиран  от  края
воды. Затем наступила тишина. Они лежали, глядя друг на друга. Лицо Джиран
побледнело, ее ногти впились в его запястье.  Она  откинула  с  лица  свои
слипшиеся волосы и отдышалась. Он почувствовал тот ужас, с которым  Джиран
жила всю свою жизнь в страхе, что мир ее умирает. Он поднял ее,  прижал  к
себе, стряхнул грязь с  ее  ободранных  локтей,  с  залитых  слезами  щек,
понимая теперь, чего ей стоило быть такой смелой.
     - Слабенькое землетрясение, - сказала  она.  -  Когда  морская  стена
обрушилась и половина Хиюджа была затоплена,  земля  содрогалась  примерно
так же, - сказала она ему, нервно улыбнулась и попыталась шутить: - Как  у
нас говорят, мы теперь стали на ладонь ближе к морю.
     Он не мог смеяться, но прижал ее поближе, оценивая  силу  ее  духа  и
пытаясь укрыться от ветра, несущего тяжелые капли  дождя.  Они  продолжали
путь даже там, где земля была взрыхлена дождем. Вейни  все  еще  дрожал  и
потому не был уверен, что подземные толчки прекратились. Небо потемнело до
болезненно-зеленоватого цвета, начал хлестать дождь и шум его поглотил все
другие звуки, отделяя стеной от всего  прочего  мира  их  и  тропинку,  по
которой они шли. Местами вода на дороге доходила им до щиколотки, и  Вейни
пробовал камни шестом, чтобы не упасть и не быть смытым потоком.
     Вечерело.   Холмы   проступали   вокруг   них,   словно    волшебные,
материализовавшиеся из серо-зеленой мглы и завесы  дождя.  Неожиданно  они
увидели какой-то рассеянный свет,  и  перед  ними  замаячила  серая  тень,
расплывчатая как иллюзия.
     - Шиюн, - выдохнула Джиран. Ее рука сжала его  руку.  -  Мы  достигли
Шиюна.
     Вейни ничего не ответил, потому что мысли о Моргейн отвергали  всякую
радость от того, что они живы. Но ему было приятно видеть счастье  Джиран,
и он сжал в ответ ее руку. Холмы приближались по мере того как они  шли  и
по мере того как убывал день. Вода уже не  скрывала  дорогу,  а  кружилась
между холмами. Внимание Вейни привлек высоченный холм в  стороне,  похожий
на великана, а на нем - серые башни чуть светлее облаков,  клубящихся  над
их головами в штормовых сумерках.
     - Это Охтидж-ин, - закричала ему Джиран сквозь рычание  воды.  -  Это
Охтидж-ин! Первое из укреплений Шиюна!
     Ее голос наполнился радостью при  виде  этого  зловещего  места.  Она
направилась  вперед,  но  Вейни  остановился,  и  она  остановилась  тоже,
закутываясь в свою шаль, начиная дрожать от холода, который быстро пробрал
их, как только они прекратили двигаться.
     - Он хорошо защищен, - сказал Вейни, - и, может быть,  нам  следовало
бы ночью обойти его стороной.
     - Нет, - заспорила она. - Нет.
     В ее голосе слышались слезы. Он бы с удовольствием согласился с ней и
сделал бы так, как она хотела, но подумал о том, как  много  она  знала  о
Моргейн. И еще он вспомнил о своей клятве.
     - Я бы не стал доверяться этим укреплениям, - сказал он.
     - Болотники торгуют с людьми из Охтидж-ина, - убеждала она его, дрожа
и кутаясь в шаль. - Мы здесь в совершенной безопасности.  О  Господи,  они
дадут нам еду и прибежище,  или  мы  умрем  от  холода  прямо  здесь.  Это
действительно безопасное место.
     Он повиновался рывку ее руки. Они подошли ближе, и он смог разглядеть
это место под названием Охтидж-ин, которое,  обнесенное  огромной  стеной,
представляло  собой  большую  крепость.  Много  башен  поднималось  вокруг
центральной башни, которая была частью стены, укрепленной  многочисленными
подпорами, такими, словно каждая  из  них  была  гениальным  изобретением,
которое впоследствии никогда не переделывалось. Черные  деревья,  все  еще
сохранявшие листочки на своих ветвях, наклонились в сторону юга под  силой
штормового ветра. Все место казалось настолько заброшенным, словно  упадок
длился многие столетия и дело уже шло к смерти. Он протер глаза от дождя и
попытался внимательно рассмотреть крепость.
     - Идем же, - быстро шептала Джиран.
     Ее зубы дрожали от холода. "Может быть, - подумал он  в  смятении,  -
Моргейн все-таки придет этой дорогой, потому что другой здесь нет". Джиран
потянула его за руку,  и  они  пошли  по  тропинке,  ведущей  к  холму,  к
внушительным деревянным воротам с аркой над  ними,  которые  выглядели  не
такими древними, как окружающие их камни. "Лучше, пожалуй, - подумал он, -
казаться безобидными прохожими, которые не несут в себе никакой угрозы".
     - Хей! - закричал он в  сторону  грозных  стен,  пытаясь  перекричать
ветер. И услышал, что его голос очень слаб и в нем совсем нет того, что он
пытался в него вложить. - Эй, откройте ворота!
     Вскоре на одной из башен замерцал свет, послышался  звук  открываемых
окон и звон колокольчика. В открытых окошках появилась целая группа  теней
и исчезла. Затем наступила тишина, лишь слышался звук воды,  сбегающей  со
стен, которая собиралась перед  воротами  на  дороге,  устланной  камнями.
Послышался звук открывающейся двери, и какой-то человек в  черном  одеянии
высунулся, чтобы взглянуть на них. С осторожностью он открыл ворота пошире
и отступил назад, давая им дорогу.
     - Проходите, - сказал он, - проходите скорее.

     - Священник, - сказала Джиран, - священник шию.
     Вейни облегченно вздохнул. Черное одеяние не было привычным  для  его
родной земли, хотя звук колокольчика и ласкал  слух  и  был  знакомым.  Но
священник на этой серой, умирающей земле, где не  было  никаких  признаков
жизни, был подтверждением того, что здесь есть люди. Вейни все еще  боялся
войти внутрь, опасаясь, что лучники на  стенах  держат  их  под  прицелом.
Точно также охранялись от всяких ночных гостей и границы Карша  и  Эндара.
Вейни держал руки на виду и пристально смотрел на священника.
     - Отец, - сказал он охрипшим и слабым голосом, выдавая свою  тревогу.
- Отец, женщина на серой лошади, или на черной, а может быть, пешком... Вы
видели ее?
     -  Нет,  -  ответил  священник,  -  никого.  Если   бы   какой-нибудь
путешественник проезжал мимо Охтидж-ина, мы бы знали об этом. Проходите  и
чувствуйте себя как дома.
     Джиран прошла вперед. Вейни  почувствовал  промелькнувшую  тревогу  и
приписал это своей измотанности. Все равно, было уже слишком поздно.  Если
он побежит, то они легко настигнут его. В противном случае их ждут приют и
еда, и нужно быть сумасшедшим, чтобы отказаться от  этого.  Джиран  тянула
его за руку, и он вошел в маленькие воротца, которые вели  в  пространство
между двумя стенами, из которых торчали факелы, а дождь  барабанил  по  их
медным крышам.
     Второй священник закрыл ворота на засов. И Вейни почувствовал приступ
нового недоверия -  к  этим  двойным  воротам.  Еще  одна  стена  защищала
внутреннее пространство крепости Охтидж-ин.  Второй  священник  дернул  за
шнур,  звоня  в  колокольчик,  и  мощные  внутренние   ворота   открылись,
освещаемые факелами и заполненные вооруженными людьми.  Копьеносцы  стояли
под факелами с развевающимся на ветру пламенем, в доспехах  и  вооруженные
копьями с устрашающими зубьями.  Они  создавали  ощущение  чего-то  ужасно
грозного в такой малонаселенной земле. Даже Джиран казалась растерянной  и
держалась поближе к Вейни.
     Священник опирался  на  посох,  стиснув  на  нем  кулак.  Наконец  он
отпустил его и сделал копьеносцам знак  открыть  проход  внутрь  крепости.
Джиран и Вейни увидели священников и копьеносцев со всех сторон,  а  также
толпу молчаливых мужчин и женщин, завернутых в драные  плащи.  Спокойствие
длилось недолго, затем начали раздаваться крики, кто-то пробивался вперед,
расталкивая  других,  руки  тянулись  сквозь   ряды   копьеносцев,   чтобы
дотронуться до них. Джиран закричала, и  Вейни  прижал  ее,  радуясь,  что
гротескно выглядящие воины с копьями все-таки охраняли их. Он посмотрел  в
безумные глаза людей и открытые рты, выкрикивающие слова,  которых  он  не
мог понять, ощутил их руки на своей спине  и  плечах.  Копья  вонзались  в
истеричные  лица,  брызгала  кровь.  Вот  как  они  поступали   со   своим
собственным народом.
     Вейни взирал на происходящее в ужасе и проклинал себя за то, что  они
пришли  сюда.  Их  привели  в  центральное  помещение,  главную  постройку
крепости. Сквозь дикие лица и тянущиеся руки Вейни увидел покрытые пятнами
плесени стены, а напротив жалкие обломки зданий  с  уродливыми  подпорами.
Грязный  двор  был  завален  мусором,  и  трещины,  заполненные  водой,  и
иссеченные дождем лужи заполняли пространство между камнями,  лежащими  по
двору. Рядом содержался скот: коровы и козы. Все помои из амбара сливались
во двор. В углу, около ступенек, по которым они поднимались  в  хранилище,
лежала какая-то груда шерсти, возможно мертвая крыса или еще  какое-нибудь
разлагающееся животное, уродливо  размытое  дождем.  Видимо,  простолюдины
жили  в  таком  страшном  убожестве.  Ни  один  уважающий  себя   лорд   в
Эндаре-Карше не содержал бы так своих людей, не допустил бы такого упадка,
даже если бы его земля находилась в состоянии войны.
     Неразбериха царила в этом месте и нищета. И пока гости поднимались по
ступенькам, стража вынуждена была не один раз применять оружие.  Еще  одни
ворота с большой задвижкой и замком, охраняемые  внутри,  предстали  перед
ними. Привратник впустил их  внутрь.  "Естественно,  -  подумал  Вейни,  -
хозяин должен жить за цепью и железными  решетками,  если  допустил  такую
нищету для своих людей". И это, конечно же,  не  обещало  никакой  милости
странникам, если этот человек ничего не сделал даже для своих  собственных
подданных. Вейни теперь желал бы никогда не видеть этого места, но решетки
поднялись и поглотили их, лязгнув за спиной.
     Они оглянулись и увидели, как привратник водворяет на  место  цепь  и
запирает ворота, блокируя их огромным бревном, а руки жителей  по-прежнему
тянутся сквозь решетки и голоса что-то  кричат  им.  Со  страшным  скрипом
открылись внутренние двери, и они увидели закругляющийся и уходящий  вверх
коридор и священника  с  четырьмя  копьеносцами,  стоящими  вдоль  него  с
факелами.
     Они начали восхождение. Этот путь привел их к  центральному  залу,  в
котором эхо раздавалось где-то наверху под куполом. Все место пахло как-то
прогоркло и затхло, как обычно бывает от мокрых камней и стоячей воды. Пол
коридора был неровным,  потрескавшимся  в  нескольких  местах,  трещины  в
стенах кое-как заделаны паклей.
     Стражники шли рядом с ними: двое с факелами за спиной и трое впереди,
и тени их бежали по стенам. За их спинами  стоял  ужасающий  шум  голосов,
доносящихся  от  ворот.  И  по  мере  того,  как  они  забирались   вверх,
становились слышны звуки музыки, странной и  дикой.  Музыка  делалась  все
слышнее  и  сопровождалась   жутким   аккомпанементом   железной   поступи
вооруженных людей. Их обволакивал  теплый  воздух  со  сладким  привкусом.
Джиран дышала так, словно она бежала,  и  Вейни  тоже  вдруг  почувствовал
приступ сонливости от усталости, голода и неожиданной жары.
     Он  потерял  бдительность  и  пришел  в  себя  только  тогда,   когда
послышались мягкие голоса и музыка стихла. Золотые блестящие фигуры мужчин
и женщин застыли в полуобороте, высокие, худые, с  серебристыми  волосами.
Кваджлы. Джиран прижалась к Вейни, и ее присутствие успокаивало его. Вдруг
один из высоких бледных мужчин направился к нему,  изучая  его  спокойными
серыми глазами. Прозвучал приказ на неизвестном языке. Стража взяла  Вейни
за руки и повернула  налево  по  направлению  к  следующей  двери.  Другой
бледный человек спокойно сопровождал их, и  они  прошли  в  соседнее  ярко
освещенное помещение. Оно было меньших размеров,  с  пылающим  камином,  у
которого лежала белая собака, которая вскочила и начала неистово лаять,  и
этот лай отзывался эхом и кружился по коридорам до тех пор, пока  один  из
стражников не заставил ее замолчать.
     Опять заиграла музыка. Вейни смотрел вокруг  себя,  сравнивая  нищету
людей, встретивших их около ворот, с роскошью и богатством, окружавшими их
здесь. Резное дерево, ковры,  бронзовые  лампы  -  место,  где  собирались
лорды-кваджлы, сверкая украшениями, драгоценными камнями,  разговаривая  с
мягким странным акцентом. Трое из них прошли вперед и уселись в кресла  за
длинным столом. Старый человек, одетый  в  зеленое  с  серебром,  был  тем
первым, кто взглянул на них. И Вейни принял его за лорда этого  замка.  По
правую руку от него сидел молодой человек в черном с серебром, по левую  -
человек в голубом с зеленым, с фантастическими украшениями на одежде.  Его
глаза очень странно, обволакивающе смотрели на Вейни.
     Вейни перевел взгляд и почувствовал, как Джиран  сделала  шаг  назад.
Ему хотелось немедленно бежать отсюда, несмотря на стражей, цепи и двойные
ворота. Джиран здесь не грозила опасность, в то  время  как  с  ним  может
случиться все что угодно, если они узнают кто он и как сюда  попал.  Враги
Моргейн. Он пришел ее дорогой и сам отдал себя в руки ее врагов. И это был
конец. Они сидели, изучая его, шепчась на непонятном ему языке.  Фигуры  в
черном присоединились к  бледной  блистательной  компании,  сопровождаемые
вооруженными стражниками, и что-то зашептали  сидящим  лордам.  Священники
здесь были на службе у кваджлов.
     "Они потеряли своих богов", -  однажды  сказала  ему  Моргейн.  Вейни
стоял спокойно, прислушиваясь к дебатам и наблюдая. Священник на службе  у
демона - вот кому он поверил и в чьи руки себя отдал.  Комната  словно  бы
отодвинулась от него; мягкий звук голосов, обсуждавших его, был  похож  на
гул пчелиного роя или на шум дождя. Он словно задремал, погрузившись в эти
звуки, пытаясь из последних сил не упасть без чувств.
     - Кто ты? - резко спросил старик, глядя прямо на него,  и  он  понял,
что к нему обращаются уже второй раз.
     Если  это  настоящий  лорд  в  собственном  замке,  то  ему  положено
согнуться перед ним в поклоне. Но он илин и должен только  склонить  лицо,
выказывая свое уважение к лорду. Однако на Вейни напал столбняк  и  он  не
мог шелохнуться.
     - Лорд, - сказал Вейни шепотом, который остался от его  голоса,  -  я
нхи Вейни  из  клана  Кайя.  -  Он  притронулся  к  руке  Джиран,  которая
прислонилась к его руке, - а она - маай Джиран, дочь Эла,  из  крепости  в
Хиюдже. Она говорит, что ваша крепость очень уважаемая, а также что  здесь
нам предоставят приют на ночь и снабдят провизией, необходимой в пути.
     Последовало молчание, младшие лорды переглянулись.  Старый  улыбнулся
улыбкой волка своими бледными и холодными, как у Моргейн, глазами.
     - Я - Байдарра, - сказал старый лорд, - хозяин Охтидж-ина.  -  Жестом
направо и налево он показал на молодых людей, и один из них,  в  черном  и
голубом,  посмотрел  на  него  пустыми  и  холодными  глазами  с  какой-то
поволокой. - Мои сыновья, - сказал Байдарра, - Хитару и Китан.
     Он испустил длинный вздох, опять вздохнул, и улыбка  застыла  на  его
лице.
     - Из Хиюджа, - пробормотал он наконец. - Говорят, что землетрясения и
наводнения обильно сеют смерть на вашей  земле.  Вы  с  холмов  Бэрроу,  -
сказал он Джиран. - А вы - нет.
     - Нет, - согласился Вейни, не найдясь, что  сказать.  Акцент  выдавал
его.
     - Вы, наверное, далеко с юга, - добавил Байдарра.
     В комнате было очень жарко. Вейни знал, что лорд имеет в виду  -  что
далеко на юге текут лишь реки и находится огромный холм с кольцом  Стоячих
Камней, и ничего не ответил.
     - Кто он, - неожиданно спросил Байдарра Джиран.
     Вейни  почувствовал,  как  ее  рука  сжалась.  Крестьянская  девочка,
босоногая, среди блистательных лордов. И ему  вдруг  показалось,  что  она
единственное человеческое существо среди них, среди этих священников, этих
богов, этой знати.
     - Он великий лорд, - ответила она тихим голосом и с такой интонацией,
что на мгновение ее ответ показался ему опасной иронией. Но он знал ее,  а
они нет. Байдарра посмотрел на нее долгим недовольным  взглядом,  и  Вейни
сердечно благословил ее уважение к нему.
     - Незнакомец, - неожиданно сказал Хитару, одетый во все черное.
     Вейни понял, что именно беспокоит его в этом  человеке  -  глаза  его
были темными, как у людей. Несмотря на белоснежные волосы, в его голосе  и
в черных глазах не было никакой доброты.
     - Ты упомянул женщину, - сказал Хитару, - на сером или  черном  коне.
Кто она?
     Сердце Вейни  сжалось.  Он  стал  искать  ответ,  проклиная  себя  за
поспешность, и в конце концов просто пожал плечами, отказываясь отвечать и
надеясь, что Джиран тоже откажется. Сейчас она могла делать вид,  что  она
не в курсе, но придет время,  когда  они  будут  спрашивать  не  только  с
помощью слов. И тогда Джиран скажет все, что ей известно.
     - Почему вы здесь? - спросил Хитару.
     Мы ищем  убежище  от  дождя,  чуть  было  не  сказал  он.  Но  Джиран
неожиданно подала ему знак, и он сдержался.
     - Ты не кел, -  сказал  с  другой  стороны  Китан,  с  полуприкрытыми
затуманенными глазами, и его голос был мягок, как у женщины. - Ты даже  не
полукровка. А ведешь себя как один из южных королей. Это  загадка,  и  она
интригует меня. Но если ты один знаток Источников, о путешественник, -  то
почему ты оказался у  наших  ворот,  прося  подаяния?  Имеющие  власть  не
страдают от голода и одеваются лучше, чем ты.
     - Милорд, - возразил священник.
     - Помолчи, - ответил Китан тем же  мягким  голосом.  -  Твое  дело  -
производить впечатление на толпу во дворе, человек.
     Байдарра задумался. Затем встал на ноги, опираясь на  одну  из  ручек
кресла. Он взглянул на священника,  сжал  губы,  словно  собирался  что-то
произнести и раздумал. Он посмотрел на других лордов и  охранников,  затем
его взгляд вернулся к Китану и Хитару. Хитару задумался,  Китан  откинулся
на спинку кресла с отрешенным взглядом и пошевелил рукой,  делая  какой-то
неопределенный  жест.  Священник  отступил,  молчаливый  и  несчастный,  и
Байдарра медленно повернулся к Вейни - во всех его движениях чувствовалась
старость и казалось, что  какая-то  горечь  запечатлелась  в  его  бледных
глазах и затрудняет движения его губ.
     - Нхи Вейни, - сказал он спокойно, - желаешь ли ты ответить  хотя  бы
на один из вопросов, которые тебе задали мои сыновья?
     - Нет, - ответил  Вейни,  больше  беспокоясь  о  людях  за  спиной  в
демонских шлемах, чем о толпе. В Эндаре-Карше следовало избегать кваджлов,
бояться любого упоминания о них. Но здесь кваджлы властвовали. Он вспомнил
двор, где жили люди, настоящие люди, которые кричали и пытались дотянуться
до них и которые все-таки доверились кваджлам.
     - Если вы действительно ищете убежище, - сказал Байдарра, - вы будете
его иметь. Еда, одежда, все, что вам необходимо. Охтидж-ин даст вам приют.
     - И откроет утром ворота? - спросил Вейни.
     Лицо Байдарра было непроницаемым.
     - Мы озадачены, - сказал Байдарра. - И до тех пор, пока мы озадачены,
наши ворота будут закрыты. Сомнения, возможно, будут быстро разрешены.  Мы
поищем на дорогах ту леди, о которой вы упомянули. А вы будете иметь приют
на ночь.
     Вейни поклонился самым вежливым способом.
     - Я благодарю вас, милорд Байдарра,  -  сказал  он  почти  беззвучным
голосом.
     Они опять пошли через  открытый  коридор,  все  еще  в  сопровождении
стражи. Вейни держал Джиран рядом с собой, чтобы стража не  разлучила  их.
Джиран казалась  бездыханной  и  едва  понимала,  что  происходит.  Вокруг
сновали суетливые слуги, одетые в коричневое,  с  подносами  и  постельным
бельем в руках. У каждого из них был темный шрам на правой щеке.  И  Вейни
понял, что это были  шрамы  от  ожога  на  живом  теле,  знак,  отличавший
домашних слуг от толпы снаружи. Гнев закипел в нем от того,  что  лорды  в
Охтидж-ине могли метить  людей,  словно  это  были  души,  предназначенные
служить им в замке. А люди пошли на это,  только  чтобы  избежать  нищеты,
царившей снаружи. Возможно, это убило в них все человеческое.
     Спираль сделала зигзаг, они прошли по прямому  коридору  и  вышли  на
другой виток, который вел снова вверх, и  оказались  в  одной  из  внешних
башен. Перед ними распахнулась дверь в скромный холл, где в  очаге  весело
плясали  языки  пламени.  Он  был  застелен  коврами  и  отделан  деревом,
посередине стоял длинный стол, покрытый льняной скатертью. Слуги,  склонив
головы, торопились  на  скользящих  ногах  покинуть  комнату,  подгоняемые
командами.
     Стража исчезла и двери закрылись. Снаружи упал засов, отдаваясь  эхом
-  неприкрытая  правда  гостеприимства  кваджлов.  Вейни  с   негодованием
посмотрел на деревянную дверь, страх и гнев одновременно вскипели в нем  и
комок подступил к горлу. Но он обнял дрожащие плечи Джиран и подвел  ее  к
очагу. Он усадил ее там, где она могла прислониться к  камням.  Ее  голова
поникла, она вся дрожала. Наконец-то долгожданный отдых. Но чувство голода
все еще беспокоило его, а вид еды и напитков был слишком  соблазнительным.
Он принес поднос с мясом и сыром и сел рядом с Джиран. Его  руки  тряслись
от усталости и возбуждения, и он положил их  на  камни,  встав  на  колени
перед очагом. Он налил  две  пенящиеся  чашки  и  вложил  одну  из  них  в
безжизненную руку Джиран.
     - Пей, - сказал он горько. - Мы достаточно заплатили. Им  нет  смысла
отравлять нас.
     Она подняла обе руки и сделала большой глоток из чашки. Он  отхлебнул
питье, чувствуя кислый вкус, но влага эта действовала успокаивающе. Джиран
опустошила свою, и он налил ей еще.
     - О, лорд Вейни, - сказала она наконец,  и  ее  голос  был  таким  же
хриплым, как и у него. - Это  ужасно!  Это  ужасно!  Это  даже  хуже,  чем
крепость Бэрроу! Лучше бы мы погибли.
     Убежище, к которому стремились хию, связывая свои  надежды  с  землей
обетованной, плодородной и  солнечной  землей,  дарующей  жизнь.  Жестокий
финал.
     - Если у тебя будет возможность, - сказал он, -  беги  и  смешайся  с
людьми во дворе.
     - Нет, - сказала она в ужасе.
     - Там, снаружи, еще есть надежда. Посмотри на тех,  что  прислуживают
здесь. Разве ты не видела? Лучше быть во дворе.  Послушай  меня  -  ворота
могут открываться в течение дня. Они обязательно  должны  открываться.  Ты
пришла по дороге, и ты можешь  вернуться  по  ней.  Возвращайся  в  Хиюдж.
Возвращайся к своим родичам. Тебе нет места среди кваджлов.
     -  Полукровки,  -  сказала  она  и  сухо  сплюнула;  взъерошила  свои
слипшиеся волосы, ее желваки заходили. - Они  лишь  наполовину  люди,  или
даже меньше. Я должна была  бы  относиться  к  ним  так,  как  они  сейчас
отнеслись к нам, если слухи о моей бабке правда. Мы были королями  Бэрроу,
а полукровки были тогда попрошайками. Они были ненамного лучше,  чем  люди
из низины. Теперь мы обокрали наших предков, утащили все золото и  продали
все полукровкам. Но я не  поползу  в  эту  грязь  снаружи.  Однако  лорды,
высокие лорды, такие как Байдарра, - они из древних, - Байдарра и один  из
его сыновей. - Она дрожала. - У них такая же  кровь,  как  у  нее,  а  вот
священник... - Она фыркнула и  презрительно  пожала  плечами.  -  Глаза  у
священника темные, а волосы светлые, как и у остальных. Они не лучше,  чем
я, и я не боюсь их. Я не пойду назад.
     Все, что она сказала, он проглотил молча, с холодком в  сердце;  даже
маай претендовали на родство с кваджлами, и он не мог этого понять.  Вейни
выругался и прислонился к камину. Положив голову на руки и  уставившись  в
огонь, он стал думать, что ему делать.
     Ее рука легла на его плечо, мягко, пугливо. Жара стала обжигающей. Он
страдал, не желая думать о том, что его ждет.
     - Я не пойду назад, - повторила она.
     - Нам надо уходить отсюда, - сказал он, сознавая, что это невозможно,
но, быть может, обещания помогут ей обрести смелость. А еще он сказал  это
от собственного страха, боясь, что она расскажет  лордам  Охтидж-ина  все,
что знает: давая ей надежду, он словно бы покупал ее  молчание.  -  Только
молчи обо всем, и мы найдем, как выбраться из этого зловещего места.
     - Идти в Абараис, - сказала  она.  Ее  хриплый  голос  немного  ожил.
Огоньки заплясали в ее глазах. - К Источникам, к твоей земле, в горы.
     Он лежал, думая, что они стали самыми большими врунами, каких  только
можно себе представить. Он, который когда-то был  дай  юйо  из  Мориджа  и
считал себя человеком  чести.  Он  чувствовал  себя  виноватым,  вспоминая
смелую выходку в главном зале  и  ругая  себя  за  то,  что  Джиран  могла
пострадать из-за него.
     Он илин, связанный клятвой службы; и это главное, что она  не  знает,
иначе не доверила бы ему свою жизнь. Ему было стыдно за свое ничтожество.
     Девочка предложила ему еду и вторую чашку напитка, сама  с  аппетитом
набрасываясь на пищу. Он ел только для того,  чтобы  набраться  сил,  едва
ощущая вкус еды и запивая ее большими глотками кислого питья.
     Затем начал  снимать  с  себя  мокрую  кольчугу  и  разбитые  сапоги,
развязывать шнурки у горла, и вынужден был порвать некоторые из них, чтобы
расстегнуть пряжки на плечах.
     Джиран встала, чтобы помочь ему снять давящую кольчугу. Освобожденный
от лишнего веса, он зарычал от удовольствия, способный дышать. Затем  снял
холщовую безрукавку, промокшую от дождя и пота, всю в кровавых подтеках.
     - О господи, - с жалостью в голосе сказала  Джиран.  И,  взглянув  на
себя, он увидел, насколько  его  одеяние  натерло  кожу,  в  какие  тряпки
превратилась его холщовая рубашка,  какие  рубцы  остались  там,  где  швы
терлись о тело. Он, потягиваясь, поднялся, собрал все тряпье и бросил  его
на пол, дрожа от холода.
     Среди одежды на столе он нашел несколько рубашек, сделанных из мягкой
тонкой материи. Ему непривычно было ощущать мягкое плетение ткани, но он с
благодарностью подумал о прикосновении чистого и сухого материала.
     Джиран подошла, выискивая  среди  подарков  кваджлов  что-нибудь  для
себя.  Она  нашла  подходящий  балахон,  коричневое  белье,  и  замерла  в
нерешительности, словно это  были  живые  и  враждебные  вещи.  Коричневые
одежды, такие, какие носили слуги.
     Он с ругательством вырвал  это  из  ее  рук  и  бросил  на  пол.  Она
смотрела, испуганная, маленькая и несчастная в своей мокрой одежде.
     Вейни выбрал одну из юбок и пару рубашек.
     - Надень это, - сказал он, - ты будешь по крайней мере сухой.
     - Господи, - сказала она с дрожью  в  голосе,  прижимая  предложенную
одежду к груди. - Господи, не оставь меня в этом месте.
     - Иди переоденься, - сказал он и отвернулся, не желая смотреть на  ее
мучения. Вдруг Джиран и на него посмотрела с  сомнениями,  словно  пытаясь
найти подтверждение той лжи, которую услышала от него.
     Незамужние  девушки  в  деревнях   Эндара   или   Карша,   случалось,
соединялись с юйо известных кланов. Крестьянские девушки надеялись понести
от хозяев и родить незаконнорожденных детей,  чтобы  впоследствии  жить  в
комфорте - это было делом чести для юйо. При этом  обе  стороны  соблюдали
свои обязательства, основанные на взаимном доверии.
     - Господин, - сказала она через комнату.
     Он посмотрел на ту, что все еще  стояла  в  разорванных  крестьянских
юбках, облепивших ее.
     За  дверью  послышался  грозный  и  воинственный  шум  толпы.  Джиран
устремилась к ней.
     Щелкнула задвижка. Вейни увидел, как дверь открылась и холодный ветер
ворвался в  комнату,  трепля  языки  огня.  В  коридоре  стоял  человек  в
зелено-коричневом и опирался на длинный меч в ножнах, взирая  на  Вейни  в
замешательстве.
     - Кузен, - сказал Рох.

     - Рох, - ответил Вейни и услышал движение слева. Джиран  бросилась  к
нему. Он не повернул головы, надеясь, что она останется нейтральна.  Вейни
стоял в рубашке и штанах, а Рох был вооружен длинным мечом, который держал
в руке.
     В комнате не было никакого оружия, ни  ножа,  ни  железной  утвари  у
камина... В отчаянии Вейни раздумывал, чего стоят  его  собственные  силы,
силы безоружного человека, против человека с мечом.
     Рох еще сильнее оперся на рукоять меча и приказал охране, толпившейся
в коридоре, отойти. Они двинулись в  сторону,  и  он  сделал  мирный  жест
рукой.
     Вейни не двинулся. Рох подбросил меч и перехватил его  другой  рукой.
Затем игривым движением кинул его на стол около двери и  сделал  несколько
шагов вперед,  слегка  прихрамывая  и  глядя  с  тем  трезвым  напряженным
выражением, которое было ему свойственно.
     Его взгляд переметнулся от Вейни на Джиран, и он был совершенно  сбит
с толку.
     - Девочка, -  сказал  он  с  любопытством.  Затем  потряс  головой  и
направился к креслу, опустившись в него и положив локти  на  подлокотники.
Он тихо и невесело рассмеялся.
     - Я думал, что это Моргейн. Где она?
     Этот простой  вопрос  сразу  объяснил  присутствие  Роха  в  крепости
Охтидж-ин. Вейни повернул к нему лицо, благодарный случаю  за  то,  что  у
него есть возможность сразиться хоть с одним врагом, и желая, чтобы Джиран
молчала.
     - Она, - сказал Рох, - где-то здесь.
     Это была  наживка,  которую  ему  хотелось  проглотить:  его  сжигало
любопытство, что еще  знает  Рох.  Он  перекинул  вес  на  другую  ногу  и
заговорил, сдерживая дыхание.
     - Похоже, что ты нашел  здесь  довольно  радушный  прием,  -  холодно
ответил он Роху, - среди существ, подобных тебе.
     - Да, я сделал их сговорчивыми, - сказал Рох. - И  ты  тоже  мог  бы,
если бы пожелал говорить с ними.
     Вейни оттолкнул Джиран в сторону, в самый дальний угол комнаты.
     - Отойди, - предупредил он ее, - что бы ни  случилось  здесь,  ты  не
должна пострадать.
     Но она не ушла, лишь съежилась от его грубости  и  смотрела  на  них,
поглаживая ушибленную руку.
     Вейни подошел к столу, где лежал меч, ожидая, что Рох остановит  его.
Но тот не сделал этого. Он взял меч обеими руками и вытащил его из  ножен,
ожидая реакции  Роха.  Но  Рох  не  двигался.  Лишь  искорка  беспокойства
промелькнула в его карих глазах.
     - Ты лжешь, - сказал Вейни. - У тебя лишь облик моего кузена.
     - Ты не знаешь, что это не так, - ответил ему Рох.
     - Зри, Лилл, Рох... Сколько имен у тебя уже было до этого?
     Лилл,  насмешливый  хозяин  Лифа,  чей   дразнящий   юмор   и   мягко
обволакивающую ложь он прекрасно знал. Он зорко  следил  за  ним,  ожидая,
когда наглый и непредсказуемый облик Лилла проглянет  сквозь  человеческие
глаза Роха. Он следил за знакомым и величественным движением его рук,  тем
жестом, который выдал бы чужака, скрытого в теле его кузена.
     Но ничего подобного не случилось. Рох сидел, спокойный, наблюдая, его
быстрые глаза следили за каждым движением. Он боялся. Он вел  себя  как...
как самый настоящий Рох.
     Вейни целиком вытащил меч.  "Теперь,  -  подумал  он.  -  Теперь  или
никогда. Без всяких сомнений, без жалости".
     Его рука сжалась, но Рох только взирал на него в напряжении, когда он
двинулся.
     - Нет, - закричала Джиран через всю комнату, и  взмах  меча  едва  не
задел ее руку. Он стоял,  в  нерешительности  вспоминая  двор  в  крепости
Мориджа и кровь, и приступ тошноты вдруг охватил его, забирая остатки сил.
     С проклятьем он сунул меч в ножны, зная себя так  же  хорошо,  как  и
Рох.
     Трус - его незаплетенные волосы указывали на это. Он  увидел  отблеск
довольства в глазах Роха.
     - Приятно видеть тебя, - сказал Рох тихим осторожным голосом,  -  нхи
Вейни. Очень приятно встретить хоть одну  добрую  душу  в  этой  проклятой
земле. Но мне жаль тебя. Я думал, ты будешь более благоразумен и вернешься
домой. Я никогда не думал, что ты пойдешь за ней, даже если  она  прикажет
тебе. Видимо, тебя принудила к этому чрезмерная гордость нхи. Я сожалею об
этом. Но я очень рад тебя видеть.
     - Ты лжешь, - процедил Вейни сквозь зубы. Но слова Роха,  как  стрела
кайя, попали прямо в цель. Он вдруг  ощутил  с  отчаянием  свое  положение
изгнанника и почувствовал вдруг, что появление Роха, как и любого, кто мог
бы своим присутствием напомнить ему о том, что действительно  было  с  ним
когда-то, бесконечно ценно для него. Признаки его дома, язык родной  земли
даже в устах врага услаждали слух.
     - Нет смысла ссориться при свидетелях, - сказал Рох.
     - Нет смысла разговаривать с тобой.
     - Нхи Вейни, - мягко сказал Рох, - пойдем со мной отсюда.  Я  отослал
стражников. Пойдем. - Он поднялся с кресла, осторожно подошел  к  двери  и
выглянул. - Мы одни.
     Вейни колебался. Это было то, чего он больше всего желал. Но он знал,
что у Роха нет никаких причин желать ему добра. Он пытался понять, в какую
ловушку его заманивает Рох, и ничего не мог придумать.
     - Пошли, - торопил Рох.
     Вейни пожал плечами, подошел к камину,  где  лежало  его  снаряжение,
надел перевязь и прицепил к нему меч, держа руку наготове. Он вызывал Роха
на бой.
     - Как хочешь, - ответил Рох. - Но этот - мой, и я прошу тебя  вернуть
его мне.
     Джиран тоже подошла к камину.  Она  переводила  испуганный  взгляд  с
одного на другого. Многого она еще не понимала, и Вейни чувствовал  это  в
ее взгляде.
     - Я не оставлю ее одну, - ответил он Роху.
     - Здесь она в безопасности, - ответил Рох. Он глядел прямо на Джиран,
взяв ее несопротивляющуюся руку, и заботливо попытался успокоить девочку.
     - Не бойся ничего в Охтидж-ине. Я помню твою доброту  и  возвращу  ее
вдвойне, когда смогу,  также,  как  я  возвращаю  другие  вещи.  Никто  не
причинит тебе вреда. Никто.
     Она успокоилась, но, казалось, не верила ничему. Вейни медлил, боясь,
что Рох преследует какую-то цель, разделяя их. С другой  стороны,  сам  он
причинит ей зло, беря с собой, когда  у  него  в  Охтидж-ине  одни  только
враги.
     - Я не думаю, что у меня есть выбор, - сказал он ей, не зная,  поняла
ли она. Он повернулся к ней спиной, чувствуя ее взгляд, пока шел к выходу.
Рох открыл дверь и  вывел  его  в  тусклый  коридор,  где  холодный  ветер
всколыхнул легкую одежду, заставив Вейни задрожать.
     Нигде не было видно стражников. Рох закрыл дверь и задвинул засов.
     - Пошли, - сказал он и двинулся влево  по  направлению  к  спиральной
пирамиде.
     Виток за витком, пока они поднимались, Вейни  видел,  что  Рох  очень
измотан, так,  что  должен  держаться  за  стену,  чтобы  не  упасть.  Рох
взбирался прихрамывая, и Вейни смотрел ему в спину. Его рука покоилась  на
рукоятке меча в ожидании, что Рох проявит хоть какие-то признаки страха  и
хотя бы раз оглянется  назад.  Но  Рох  этого  не  сделал.  "Самонадеянный
наглец", - подумал Вейни с бешенством в сердце, но это было так похоже  на
Роха.
     Наконец они прибыли на уровень самого верхнего  этажа,  поднялись  по
ступенькам к двери. Рох открыл дверь,  впуская  шквальный  ветер,  который
немилосердно закружил по башне, пробирая до  самых  костей.  Снаружи  была
ночь и запах недавнего дождя.
     Он последовал за Рохом в дверь, на  самую  вершину  главной  передней
башни Охтидж-ина, где лунный свет струился через рваные облака. Анли и Сит
были над головой, а за ними прятались мелкие обломки разбитой луны,  в  то
время как горизонт украшало плоское бледное лицо  Ли,  все  в  рытвинах  и
шрамах. Ветер свободно дул  над  открытым  пространством.  Вейни  отступил
назад, под укрытие башни, но Рох подошел к краю. Его плащ прижало  к  нему
налетевшим ветром.
     - Подойди сюда, - позвал его  Рох,  и  Вейни  подошел,  понимая,  что
совсем обезумел,  зайдя  так  далеко  вместе  с  кваджлом  в  человеческом
обличьи. Он достиг края и посмотрел вниз, и голова у него  закружилась  от
одного вида крепостных стен и камней внизу. Он схватился рукой за каменный
выступ, и эфес меча больно ударил по другой руке.
     Если Рох задумал убить его,  подумал  он,  то  у  него  были  на  это
причины. Вейни взглянул на окрестности вокруг,  на  блеск  луны  в  черных
потоках воды, кружившихся вокруг холма. Через эти холмы пробегала  дорога,
которая была для него сейчас недостижима.
     Рука Роха прикоснулась к его  плечу,  привлекая  внимание,  заставляя
оглянуться назад. Его другая рука описала круг в воздухе.
     - Я хочу, чтобы ты посмотрел на это, - сказал Рох, пытаясь пересилить
ветер. - Я хочу, чтобы ты видел красоту  этих  мест,  прежде  чем  Моргейн
уничтожит эти земли - ведь она сделает это.
     Он тяжело посмотрел на Роха, опираясь на  каменную  глыбу,  поскольку
ветер пытался свалить его.
     - Невозможно, чтобы ты смог убедить меня в этом,  -  сказал  Вейни  и
протянул руку со шрамом к лунному свету. - Рох или Лилл  -  ты  все  равно
должен помнить, кто я такой.
     - Ты сомневаешься во мне?
     - Я сомневаюсь во всем, что касается тебя.
     Лицо Роха, с  волосами,  которые  трепал  ветер,  вдруг  стало  очень
серьезным.
     - Я знаю, что она наш общий враг и охотится за мной. Но от тебя,  нхи
Вейни из клана Кайя, я не ожидал такого. Мне казалось, что ты  пользовался
моим гостеприимством. Ты спал у моего очага. И  это  ничего  для  тебя  не
значит?
     Вейни сжал свои пальцы на холодной рукоятке меча, поскольку они стали
замерзать от холода и неметь.
     - Ты предполагаешь, что произошедшее между Рохом  и  мной  совершенно
обычно среди кайя, и если ты хочешь, чтобы я поверил тебе, тогда скажи мне
слова, которые напоследок сказал мне Рох в Ра-Моридже, когда никто нас  не
мог слышать.
     Рох колебался.
     - Ты можешь вернуться назад, - сказал он, - освободившись от нее.
     Это было правдой. Вейни онемел от  неожиданности.  Он  прислонился  к
камням, стараясь уменьшить дрожь и резко отвернув свое лицо от Роха.
     - Не исключено, что Рох посовещался с другими, прежде чем сказал  это
мне.
     Рох толкнул его в плечо, и лицо его от ветра болезненно перекосилось.
     - Вейни, ты можешь спрашивать все что угодно, чтобы испытать меня, но
при этом никогда не поверишь мне до конца, и ты знаешь это.
     - Есть одна вещь, на которую ты не можешь ответить, -  ты  не  можешь
сказать мне, почему ты находишься здесь, на этой земле.  Рох  не  смог  бы
последовать той дорогой, по которой шли мы. У него не было на то причин, а
у Лилла были. Лилл побежал бы ради своего спасения. А Рох - нет.
     - Он здесь, - сказал Рох, прижимая руку к своей груди,  -  и  я  тоже
здесь. Мои воспоминания, все, что принадлежит Роху, тоже здесь.
     - Нет, - ответил он. - Нет, Моргейн сказала, что это невозможно. И  я
скорее поверил бы ее словам, чем твоим. Не зависимо ни от чего.
     - Я твой кузен. Я мог убить тебя, но я твой кузен. У тебя  есть  меч.
Здесь нет свидетеля, который бы  мог  подтвердить,  что  здесь  состоялась
несправедливая битва, если, конечно, лордов Шию это  вообще  волнует.  Тем
более,  что  у  тебя  давно   уже   репутация   братоубийцы.   Ты   можешь
воспользоваться оружием. Или послушай меня.
     Вейни сбросил руку Роха  со  своего  плеча,  на  секунду  ослепленный
волосами, которые упали ему на глаза. Он откинул их назад, подошел к  краю
и уставился вниз, на вымощенный двор, в то время как ветер  толкал  его  в
спину, готовый сорвать его с края и бросить вниз.
     - Нхи Вейни, - позвал  его  Рох.  Он  оглянулся  и  увидел,  что  Рох
последовал за ним. Он упрямо отвернул голову и опять  уставился  вниз,  на
мощеный двор  и  бедные  клетушки,  прячущиеся  между  стен  крепости.  Он
почувствовал затишье ветра, в то  время  как  Рох  подошел  и  остановился
сзади.
     - Если ты мне родственник, - сказал Вейни, - освободи  меня  из  этой
крепости, и тогда я поверю в твое родство.
     - И тебя совсем не заботит тот ребенок, который пришел с тобой?
     Он посмотрел назад, онемевший и не способный спорить,  и  лишь  пожал
плечами.
     - Джиран? Она хотела попасть сюда, в Шиюн, в Охтидж-ин. Это земля,  о
которой она мечтала. Так что мне до нее?
     - Я считал тебя добрее, - сказал  Рох  через  некоторое  время.  -  Я
думаю, что она тоже думала о тебе лучше.
     - Я илин, и больше ничто. Здесь живые человеческие  существа.  И  она
может выжить. Они все выживут.
     - Здесь действительно есть люди, - сказал Рох и указал на  заваленный
двор, где скотина и люди делили соответствующие клетушки. - Много людей  в
Охтидж-ине, и такова их жизнь от рождения и до смерти. Сегодня это люди, а
завтра - жалкие остатки тех, кто выживет в этой земле, прозябая в  нищете,
и лорды кваджлов знают это. Эти лорды, нхи Вейни,  разрешают  людям  иметь
прибежище среди этих стен. Из милости они кормят этих людей и одевают  их.
Они ничего не должны им, но тем  не  менее  разрешили  им  жить  на  своей
территории. У тебя нет ни капли милосердия. Ты  бы  разрешил  им  умереть,
этой девочке и всем остальным. И именно так ты  поступил  бы  и  со  мной.
Лезвие меча, кузен, добрее, чем то, что ожидает всю эту  землю.  Смерть  -
добрее.
     - Я не имею ничего общего с тем, что случится с этими  людьми.  Я  не
могу ни помочь, ни причинить им вреда.
     - Разве не можешь? Источники являются их надеждой, Вейни.  Все,  ради
чего они живут и ради чего будут жить в этом мире, это  Источники.  У  них
нет возможности использовать их. Но  с  Источниками  эти  люди  смогли  бы
выжить. Я смог бы сделать это, и Моргейн  могла  бы,  но  не  сделает.  Ты
знаешь, что она этого не сделает.  Вейни,  если  эта  древняя  сила  будет
использована так, как она уже однажды была использована, их  судьба  будет
совсем другой. Взгляни на это, взгляни. И запомни это, кузен.
     И он взглянул, сам того не желая. И  не  хотел  потом  вспоминать  ту
картину,  которую  видел,  лица,  которые  дико  выглядывали  из-за  копий
стражников,  отчаянные  руки,   пытающиеся   дотянуться   до   них   через
заграждения.
     - Все это ложь, - сказал он. - И ты сам - ложь.
     - Клянусь лезвием меча, - сказал Рох, - если ты думаешь, что все  это
неправда...
     Вейни поднял лицо и взглянул  на  Роха,  пытаясь  распознать  правду,
пытаясь увидеть то, что возбудило бы в нем ненависть, и ничего  не  нашел.
Только зеркальное отражение самого Роха, больше похожее на  него,  чем  на
его собственных братьев.
     - Дай мне выйти отсюда, - бросил он вызов  тому,  кто  носил  обличье
Роха, - если ты хочешь, чтобы я поверил тебе. По крайней мере, ты  знаешь,
что я сдержу свою клятву. Если  у  тебя  есть  какое-нибудь  послание  для
Моргейн, ты можешь передать его мне, и  я  доставлю  его,  если,  конечно,
смогу найти ее, в чем сильно сомневаюсь.
     - Я не буду спрашивать тебя, где она, - сказал Рох, -  Я  знаю,  куда
она сейчас направляется, и знаю, что ты бы не сказал мне больше, чем  это.
Но другие могут спросить тебя.
     Вейни дрожал, вспоминая собрание бледных лордов и  леди,  которые  не
имели ничего общего с человеческими существами. Падение вниз принять  было
бы проще, чем это. Он ступил на самый край башни крепости, проверяя  себя,
есть ли у него хоть какие-нибудь остатки смелости.
     - Вейни, - закричал Рох, привлекая его внимание. - Вейни, ей будет не
трудно  уничтожить  этих  людей.  Они  увидят  ее  и  потянутся   к   ней,
доверившись. И тогда она убьет их. Это случалось и раньше. Ты думаешь, что
в ней есть хоть капля сострадания?
     - Здесь его тоже нет, - сказал он,  и  слова  почти  застряли  в  его
горле.
     - Ты знаешь, в каких условиях они живут,  -  сказал  Рох.  -  Ты  сам
видел.
     Вейни  громко  выругался,  отступил  от  края  и  стал  искать  вход,
попытался открыть дверь, борясь с силой ветра.  Он  распахнул  ее,  и  Рох
придержал ее, входя вслед за ним. Свет факелов на стенах дико  метался  до
тех пор, пока дверь не захлопнулась. Рох закрыл замок.  Они  стояли  возле
противоположных стен маленького коридора, глядя друг на друга.
     - Скажи им, что ты не смог убедить меня,  -  сказал  Вейни.  -  Может
быть, твои хозяева простят тебя.
     - Послушай меня, - сказал Рох.
     Вейни отстегнул ножны меча и бросил его через коридор. Рох поймал его
и посмотрел на него в растерянности.
     - Да простит меня Бог, - сказал Вейни.
     - За то, что ты не  совершил  убийство?  -  спросил  Рох.  -  Это  не
последовательно.
     Вейни посмотрел на Роха, затем отвел взгляд, быстро пошел по коридору
и увидел внизу стражу. Он остановился, когда их оружие  скрестилось  перед
ним.
     Рох догнал его и взял за руку.
     - Не торопись. Послушай  меня,  кузен.  Глашатаи  уже  разъехались  в
разные  стороны,  несмотря  на  грозу,  предупреждать  по  всей  стране  о
возможности ее появления. В каждую крепость,  в  каждую  деревню.  Она  не
встретит гостеприимства среди людей.
     Вейни освободился, но Рох опять поймал его руку.
     - Нет, - сказал Рох. Стража  в  шлемах  с  оружием  стояла  наготове,
ожидая. - Ты хочешь, чтобы тебя вели  как  крестьянина,  приговоренного  к
повешению? - зашептал Рох в его ухо. - Или ты пойдешь миром?
     Рука Роха сжалась, торопя  его.  Вейни  чувствовал  хватку  на  своем
предплечье, и Рох повел его через стражу, через все  повороты  и  закоулки
коридоров. Они не  остановились  около  дверей  комнаты,  где  содержалась
Джиран, а прошли дальше в разветвляющийся коридор, который, казалось,  вел
назад, в главную башню. Стража с двумя факелами шла позади них.
     - Джиран, - напомнил Роху Вейни, когда они входили в другой коридор.
     - Я думал, что это дело больше не волнует тебя. У тебя еще будет шанс
встретить ее, - продолжил Рох.
     - Она искала тебя, надеясь на лучшее, чем то, что ожидало  ее  здесь.
Ты был все-таки добр к ней, сказала она.
     - Она будет в безопасности, - ответил Рох,  -  я  всегда  держу  свое
слово.
     Вейни нахмурился и взглянул в сторону. Рох больше ничего  не  сказал.
Они вошли в третий коридор, который вел к глухой стене. В узком  месте  по
правую сторону была глубоко запрятанная дверь. Тени бежали по стенам, в то
время как стражники догоняли их, пока Рох открывал дверь.
     Это была простая комната с огнем в очаге, с деревянной скамьей  около
камина, столом и креслами. Здесь их  поджидал  Хитару  -  темноглазый  сын
Байдарра, сидевший в окружении  других  людей  со  светлыми  волосами,  но
только у Хитару они казались настоящими. Длинные шелковистые белые  локоны
ниспадали ему на плечи. Он опирался локтями на  колени,  грея  руки  около
огня. Там же стоял и  священник,  чьи  обесцвеченные  волосы  образовывали
подобие нимба вокруг лысеющей головы.
     Вейни остановился в  проходе,  сбитый  с  толку  этой  картиной.  Рох
положил руку ему на плечо и мягко подтолкнул вперед. Стража последовала за
ним, и двери закрылись.  Наконец-то  были  сняты  шлемы,  открывшие  лица,
тонкие и бледные, такие же, как у высоких лордов. Глаза, такие же  темные,
как у Хитару. Молодые люди, все, кто собрались здесь, включая  священника,
были совершенно спокойны. Это было пышное собрание лордов. Стража  ожидала
и снаружи и  внутри.  Эти  вещи  тревожно  запечатлелись  в  мозгу  Вейни,
предупреждая о серьезности происходящего.  Все  собрание  дышало  какой-то
злобой, силой и преступным союзом кваджлов.
     Он угодил прямо в сердцевину всего этого.
     - Ты ничего не добился от него? - спросил Хитару Роха.
     Рох занял свободное место на скамье около огня, протянув к нему  одну
обутую ногу, располагаясь поудобнее и оставляя Вейни так,  словно  ему  не
грозила никакая опасность.
     С брезгливой наглостью Вейни переступил с  ноги  на  ногу,  его  руки
легли на рукоятку меча. Он сжал губы. Улыбка играла на его лице, легкая  и
дразнящая, и медленно, используя их нерешительность, он двинулся для того,
чтобы занять место рядом с Рохом,  на  скамье  около  теплого  очага.  Рох
слегка подвинулся, поставив обе ноги на пол, а взгляд Хитару стал гневным.
Вейни встретил этот взгляд с упрямством, хотя и не чувствовал себя в такой
уж безопасности. "Вот человек, - подумал он,  -  который  с  удовольствием
применил бы силу и насладился бы этим".
     - Мой кузен, - сказал Рох, - человек слова. И он держит его. Но  дела
сейчас обстоят так, что он не внемлет  никаким  увещаниям,  а  подчиняется
только приказаниям своей госпожи. Вот такой он человек.
     - Опасный человек, - сказал Хитару, и  его  темные  глаза  пристально
оглядели Вейни с ног до головы. - Ты опасен, человек?
     - Я думаю, - с усилием медленно сказал Вейни, - что пока еще Байдарра
- хозяин в Охтидж-ине.
     - Вот видите, каков он, - ответил Рох, и на лицах вокруг  можно  было
заметить страх и ужас. Хитару моргнул.
     Вейни произнес про  себя  молитву  из  священного  писания.  То,  что
происходило, нравилось ему все меньше и меньше.
     - А его служанка? - спросил Хитару. - Что она может сказать нам?
     - Ничего, - ответил  Рох,  и  пока  длилось  молчание,  сердце  Вейни
колотилось со страшной силой. - Практически бесполезно  спрашивать  ее  на
этот счет, и я не позволю причинить ей вред, милорд.
     Вейни слушал, не веря, что Рох защищает его.  В  какой-то  момент  он
заметил оттенок напряженности, появившийся в манерах Хитару. Неуверенность
теперь сдерживала его от понукания Роха.
     -  Ты,  -  сказал  Хитару  неожиданно,  взглядывая  на  Вейни,  -  ты
утверждаешь, что пришел через Источники?
     -  Да,  -  ответил  Вейни,  поскольку  понимал,  что  бесполезно  это
отрицать.
     - И ты умеешь управлять ими? - спросил  священник  хриплым  спокойным
голосом. Вейни взглянул в лицо священника, читая на  нем  желание,  но  не
зная,  как  управлять  этим  желанием,  которое   сгущалось   в   комнате,
сконцентрированное на нем и  Рохе.  Он  не  хотел  умирать.  Он  не  хотел
умирать, четвертованный кваджлами по причине, которую не понимал и которая
не имела к нему никакого отношения.
     Он не ответил.
     - Ты человек, - сказал священник.
     - Да, - подтвердил он и заметил, что на поясе у священника висит  нож
- - любопытное дополнение к его  одеянию.  И  что  все  другие  тоже  были
вооружены. У священника на шее висела цепочка с  различными  предметами  -
камнями, раковинами и  костью  -  знакомыми  Вейни.  И  Вейни  понял,  что
когда-то уже видел такие. Он смотрел на священника, и весь гнев, какой  он
мог собрать против  вооруженного  опасного  священника,  находившегося  на
службе у дьявола, поднялся со дна души человека, который служил Моргейн  и
который сопровождал девочку, у которой были точно такие же предметы.
     Упаси его господь от этого священника. Вейни отвел  от  него  взгляд,
чтобы не выказывать свой страх, не вооружить их тем же самым оружием.
     - Человек, - сказал Хитару, глядя на него своим неподвижным взглядом,
- это действительно твой кузен?
     - Половина его является моим кузеном, - ответил Вейни,  сбивая  их  с
толку.
     - Вот видите, как он говорит правду, -  сказал  Рох  мягко,  шелковым
голосом, в котором слышались металлические нотки. - Это не всегда  выгодно
для него. Но он слишком  честный  человек,  мой  кузен  Вейни.  Он  многих
сбивает с толку таким поведением. Но  он  нхи.  Вы,  конечно,  не  поймете
этого, но он нхи и он никак не  может  нарушить  обязательство  чести.  Он
говорит правду. Он  сам  себя  делает  своим  врагом.  Но  со  всей  своей
честностью скажи им, зачем твоя госпожа пришла на эту землю? Зачем?
     Теперь он понимал причину своего присутствия среди них. Он знал,  что
должен был оставаться спокойным с самого начала. Сейчас  же  его  молчание
будет ему обвинением. Его мускулы напряглись, мозг оцепенел.
     - Запечатать Источники навсегда, - ответил  Рох.  -  Скажи  мне,  мой
честный, мой честолюбивый кузен, это правда или нет?
     Он все еще сдерживал себя, отчаянно ища какую-нибудь ложь, не  будучи
искушенным в этом. И не было ничего, что он мог бы придумать.
     - Тогда опровергни это, - продолжал Рох. - Можешь?
     - Я отрицаю это, - сказал он, словно повинуясь тому, что Рох хотел от
него, и даже его слипшиеся губы знали, что им управляют.
     - Поклянись в этом, - сказал Рох. - Поклянись своей честью.
     Своей душой - вот в чем заключалась эта  клятва,  и  все  глаза  были
устремлены на Вейни.  Словно  волки,  сидящие  в  кругу.  Его  губы  стали
складываться в слова, хотя он знал, что все попытки бесполезны, совершенно
бесполезны. Его душа была на службе у Моргейн, и та заставляла его еще раз
продаться.
     Но Рох положил свою руку на его руку, милостиво  останавливая  его  и
заставляя дрожать от приступа тошноты.
     - Нет, - сказал Рох, - не бери  на  себя  этот  грех,  Вейни.  Ты  не
сможешь нести это бремя. Ты видишь,  как  обстоит  дело,  лорд  Хитару.  Я
сказал тебе правду. Мой кузен честный человек. И ты,  милорд,  поклянешься
мне, что не поднимешь на него руку. Я еще раз заявляю, что это мой кузен.
     Жар  бросился  в  лицо  Вейни.  Казалось,  не  было  никакого  смысла
противиться сказанному в  его  защиту.  Он  встретил  темный  злой  взгляд
Хитару.
     - Ты благороден, - сказал Хитару после некоторого молчания  и  глянул
на Роха. - Он твой кузен, но даже сам я не могу ручаться за своего отца.
     - Никто, - сказал Рох, - не поднимет на него руку.
     Хитару посмотрел вниз, затем в сторону, и поднялся.
     - Никто, - отозвался он послушно.
     - Милорды, - добавил Рох, тоже  поднимаясь.  -  Желаю  вам  спокойной
ночи.
     Наступило молчание, и гнев молодого лорда как будто  затих.  Конечно,
им было непривычно, что сын Байдарра таким образом прощался с темноволосым
гостем, но страх густо разлился по всей комнате,  когда  Рох  взглянул  на
всех них. Они избегали смотреть ему  в  глаза,  переглядываясь  и  пытаясь
изобразить неожиданно возникший интерес к камням на полу или охранникам  у
двери. Хитару пожал плечами, фальшиво расслабившись.
     - Милорды, - сказал он своим компаньонам. - Священник...
     Они потянулись к выходу, бряцая металлом, эти  утонченные  прекрасные
лорды, со своими стражами, получеловеческими существами. Наконец в комнате
остался только Рох, который спокойно закрыл дверь, делая комнату уютной.
     - Отдай мне меч, кузен, - сказал Рох.
     Вейни остановил его воинственным жестом, удерживая руку на  рукоятке.
Он потряс головой и дал понять, что у  него  нет  желания,  чтобы  к  нему
сейчас подходили близко.
     - Мне кажется, ты не понял, - сказал Рох. - Я спас твою жизнь и  твою
личность от страшной опасности. У меня здесь есть определенная власть.  До
тех пор, пока они боятся меня. И тебе нет никакой пользы  бороться  против
меня.
     - Ты спасал и  свою  собственную  жизнь,  -  сказал  Вейни  и  встал,
прислонясь спиной к камину. - Так что они не будут жестоки ко  мне,  зная,
что твой родич всего лишь человеческое существо.
     -  Это  тоже  верно,  -  сказал  Рох.  Он  начал  открывать  дверь  и
замешкался, оглянувшись назад. - Мне хотелось бы,  чтобы  я  смог  убедить
тебя быть благоразумным.
     - Я хочу вернуться в ту комнату, где был,  -  ответил  Вейни.  -  Мне
кажется, она для меня более удобна.
     Рох нахмурился.
     - Я сомневаюсь в этом.
     - Не трогай ее, - сказал Вейни.
     Рох снова нахмурился. Его лицо стало грозным.
     - Я сказал, - ответил Рох, - что она  будет  в  безопасности.  И  она
будет в большей безопасности, если она будет подальше от тебя. Я  надеюсь,
ты понимаешь это.
     - Да, - ответил Вейни через некоторое время.
     - Я бы помог тебе, если бы ты прислушался к моим словам.
     - Спокойной ночи, - сказал Вейни.
     Рох помедлил,  гнев  исказил  его  лицо.  Он  протянул  руку,  и  она
беспомощно опустилась.
     - Нхи  Вейни,  моя  жизнь  завершится,  если  твоя  госпожа  разрушит
Источники. И все на этой земле... умрет. Но для нее это не имеет  никакого
значения. Может быть, она  сама  не  в  состоянии  управлять  собой  и  не
отвечает за то, что делает. Я подозреваю, что  это  так.  Но  у  тебя,  во
всяком случае, есть выбор. Все эти люди умрут,  хотя  они  не  заслуживают
этого.
     - Я должен сдержать клятву. У меня нет выбора.
     - Ты поклялся дьяволу, и такую клятву ты можешь нарушить.
     Он нехотя поднял руку, чтобы перекреститься,  но  он  остановился,  а
затем с трудом завершил жест в этом темном гнезде кваджлов, где священники
служат дьяволам. Он весь похолодел внутри.
     - Может ли она поступить так, как ты, - спросил Рох. - Вейни, есть ли
какая-нибудь земля, проходя через которую  она  не  была  бы  проклята,  и
справедливо? Знаешь ли ты, на чьей стороне воюешь? У тебя есть клятва.  Ты
стал слеп и глух. Из-за нее ты убил своих родичей. Но  чему  ты  поклялся?
Тебя волновало когда-нибудь, что осталось от Эндара-Карша? Ты  никогда  не
узнаешь, что натворил там, и,  может  быть,  это  и  хорошо  -  для  твоей
собственной совести. Но здесь ты можешь видеть, что делаешь. И  ты  будешь
жить с этим. Думаешь ли ты, что Источники виноваты в той нищете, в которой
живут эти люди? Думаешь  ли  ты,  что  Источники  -  это  зло?  Потеря  их
разрушила эту землю, и это было результатом действий Моргейн. Вот что  она
оставляет за собой там, где  проходит.  Нет  ничего  более  ужасного,  чем
видеть то, что она оставляет за своей спиной. И ты, и я знаем это. Мы были
рождены в хаосе, который она устроила в нашем родном Эндаре-Карше. Царства
пали, целые кланы вымерли по ее вине. Она - ходячий ужас, сеющий смерть  и
голод. Убивать - ее главное предназначение. Ты не  можешь  остановить  ее,
потому что разрушение - цель ее существования.
     Вейни отвернулся и  посмотрел  на  закопченные  стены,  на  маленькую
прорезь окошка с деревянным ставнем.
     - Ты не хочешь слушать, - сказал Рох. - Возможно, ты стал  таким  же,
как она.
     Вейни оглянулся, его лицо побелело от гнева.
     - Лилл, - назвал он его последним именем,  которое  тот  носил  перед
тем, как сокрушил Роха. - Убийца детей. Ты  мне  уже  предлагал  небеса  в
Ра-Лифе, и я видел, каким даром это было, какое  процветание  ты  приносил
туда, где прошлась твоя рука.
     - Я теперь уже не Лилл.
     Вейни почувствовал, как его сердце  сжалось.  Взгляд  этого  человека
действовал на него завораживающе.
     - Тогда кто говорит со мной? - спросил он спокойным  голосом.  -  Кто
ты, кваджл? Кем ты был?
     - Рох.
     Комок подступил к его горлу. Он отвернулся.
     - Убирайся отсюда. Сделай милость, оставь меня одного.
     - Кузен, - сказал Рох мягко. - Тебя  когда-нибудь  интересовало,  кто
такая Моргейн?
     Вопрос повис в воздухе, стали слышны потрескивание огня и свист ветра
за узким окошком. Ему стало трудно дышать.
     - Полагаю, что кое-чем ты интересовался, - сказал Рох. - Ты не совсем
слеп. Спроси себя, почему у  нее  только  внешность  кваджла,  а  сущность
дьявола. Спроси, всегда ли она была честна с тобой?.. Ты знаешь, что  нет,
особенно, когда это мешало ее темным замыслам. Спроси меня, как  много  во
мне от Роха. И я скажу тебе, что душа моя - это Рох. Спроси, почему я спас
тебя, ненавидящего меня? И я скажу тебе:  потому  что  мы  на  самом  деле
кузены. Я чувствовал, что должен спасти  тебя,  потому  что  мои  импульсы
человеческие. А человек ли она? Меньше, чем кто бы то ни было  здесь,  чья
кровь лишь наполовину чиста. Спроси себя, кому ты поклялся, нхи Вейни.
     - Уйди от меня! - закричал Вейни, и дверь  распахнулась,  вооруженные
стражники в ту же секунду влетели внутрь с  оружием  наизготовку.  Но  Рох
поднял руку и остановил их.
     - Желаю тебе спокойной ночи, - пробормотал Рох и удалился.
     Дверь затворилась. Послышался звук закрывающейся снаружи щеколды.
     Вейни отдышался, сидя на скамейке возле огня.
     Полено разломилось, и языки пламени моментально побежали вдоль него и
погасли на конце. Он смотрел на тлеющие угольки, и ему казалось,  что  пол
заходил у него под ногами, подобно тому, как он падал в пространство между
Вратами.
     Снаружи блеяли животные.  Он  слышал  отдаленный  звук  встревоженных
голосов и осознавал, что какое-то странное дрожание проходит через все его
мускулы, но земля оставалась спокойной. Наконец он тяжело вздохнул и  стал
смотреть на огонь, до тех пор, пока от света  и  тепла,  согревающих  его,
глаза не закрылись.

     Утром появились стражники. Слуги, вносившие еду  и  воду,  неожиданно
наполнили пространство шагами, звуками открывающихся  задвижек  и  дверей.
Соблазнительные запахи появились вместе с блюдами на подносах.
     Вейни поднялся на ноги возле угасающего очага. Все тело ныло. Боль  в
опухших стертых ногах заставляла его  жестоко  страдать,  от  отчаяния  он
начал колотить по стене. Копья в руках  стражей  угрожающе  опустились  по
направлению к нему. Слуги - неслышно ступающие люди с  отметинами  в  виде
багрового круга на лицах - уставились на него. Отметиной был также и страх
в их глазах, обязательный и постоянный.
     - Рох, - сказал он слугам и стражам хриплым  голосом,  -  пошлите  за
Рохом. Я хочу видеть его.
     Этим утром он вспомнил о луке, потерянном, когда он был с Моргейн,  и
о том, что он поклялся совершить. О том, что он сказал  ночью  и  чего  не
сказал.
     Никто ему не ответил. Запуганные слуги смотрели по сторонам.  Похожие
на демонов с затененными глазами стражи-полукровки  с  одинаковыми  лицами
смотрели на него без всякого выражения.
     - Мне нужна смена одежды, - сказал он слугам.
     Они шарахнулись от него, словно он был дьяволом, и, на всякий  случай
спрятавшись за стражников, стали потихоньку удаляться.
     - Огонь почти погас, - закричал он им. Необъяснимая паника взяла  над
ним верх и заполнила холодную темную комнату, в которой  он  находился.  -
Этого не хватит на весь день!
     Слуги  удалились.  Стражники  тоже  вышли,  закрыв  дверь.   Задвижка
вернулась на место.
     Он задрожал, гневаясь сам не зная на кого - на Роха, на  лордов  этой
крепости, на самого себя, пришедшего сюда добровольно. Он стоял и  смотрел
на дверь, понимая, что нет такой силы, которая может открыть ее, и никакой
крик не принесет ему свободы. Он оперся на стол  и  сел  на  край  скамьи,
холодно размышляя, вспоминая каждую дверь, каждый поворот, каждую деталь в
крепости и снаружи. Где-то в Охтидж-ине - он пытался вспомнить эту комнату
- была Джиран, которой он не мог помочь.
     Он попил того,  что  оставили  слуги,  урывками  соображая,  что  его
хозяева не дадут ему ни огня, ни еды в течение всего дня.
     Он ел рассеянно,  все  время  представляя  себе  эту  крепость  -  ее
коридоры, ворота, расположение охраны, опять и опять приходя  к  одному  и
тому же заключению: он не может невидимым пройти  через  все  барьеры,  не
сможет уйти от них на этой земле,  которой  не  знает,  пешим,  не  будучи
знаком с ландшафтом и дорогой, на которой его враги могут легко найти его.
     Только Рох приходил и уходил по этой дороге.
     Только Рох может вывести  его  на  дорогу,  и  это  будет  ценой  его
свободы.
     Пища безвкусно падала в желудок, в то время как он  прикидывал,  чего
ему будет стоить попасть в Абараис, если он доверится Роху.
     Уничтожить Роха - вот что она приказала ему сделать,  и  он  поклялся
сделать это и не мог ни освободиться, ни  убежать,  будь  то  честный  или
бесчестный поступок. Честь не обсуждалась между илином и лио.
     Не было необходимости волноваться, что случится с ним потом.  Это  не
имело никакого отношения к  его  клятве.  Это  больше  не  давило  на  его
сознание. Это освобождало его от обязательств.
     Он  неожиданно  почувствовал  себя   уютно,   зная   границы   своего
существования, зная, что больше нет  необходимости  бороться  против  всех
увещаний Роха. Наконец он  прикинул  все  возможности  и  понял  все,  что
необходимо было понять.
     Никто так и не входил в комнату. Длинный день миновал. Вейни  подошел
к  узкому  окну,  позволявшему  видеть  лишь  кусочек  неба,  и  отодвинул
деревянную ставенку, закрывавшую щель. За ней не было видно ничего,  кроме
каменной стены, до которой он почти мог  дотянуться  вытянутой  рукой.  Он
оперся на подоконник и попытался посмотреть вниз. Внизу был выступ.  Слева
тоже виднелись выступы башни,  которые  ограничивали  обзор.  Справа  была
другая стена, ее также можно было потрогать.
     Он оставил окошко открытым, несмотря на бесполезность этого  действия
и холод, проникавший через него. Так привыкший к небу над головой, он счел
ограниченность этого пространства невыносимой. Он  наблюдал  за  тем,  как
крепнет дневной свет, когда солнце засияло прямо через щель, и смотрел  на
ползущие тени, в то время как солнце  клонилось  к  горизонту.  Он  слышал
крики детей, мычание скота,  стук  колес,  будто  ворота  Охтидж-ина  были
открыты и за окном была привычная обстановка.  Люди  кричали  со  странным
акцентом, которого он не понимал, но был рад слышать эти  голоса,  которые
казались такими обычными и человеческими.
     По  мере  угасания  дня,  тени  приобрели  более  мягкие   очертания.
Раздались звуки приближающейся грозы. Капли дождя застучали по  маленькому
пространству выступа, видневшегося за  окном.  Редкие  капли  застучали  с
возрастающей силой, пока не превратились в настоящий ливень.
     В очаге сгорела последняя деревяшка, хотя  Вейни  очень  осторожно  и
экономно поддерживал огонек остатками дров. Комната сразу выстыла. Снаружи
упорно шелестел дождь, ударяясь о камни.
     Послышалось звяканье металла о  каменную  стену  -  звук  присутствия
вооруженных людей. Это было не впервые за этот день. Временами такие звуки
доносились  из  отдаленной  башни.  Они  ничего  не  значили.  Вейни  стал
прислушиваться только тогда, когда понял, что они  приближаются.  Почти  в
кромешной тьме он поднялся на ноги, надеясь на  то,  что  сейчас  появятся
такие ценные вещи, как дерево для камина, пища и питье,  и  опасаясь,  что
вместо них будет что-то другое.
     "Пусть это будет Рох", - думал он, дрожа от гнева, но воспринимая все
вещи такими, какими они представали во всей своей наготе.
     Задвижка  отодвинулась.  Он  моргнул,  ослепленный  светом   факелов,
появившимся в открытом проеме двери. По стенам заплясали тени стражников и
людей, заполнивших помещение. Отсветы факелов вспыхивали на  их  мундирах,
бронзовых шлемах и бледных волосах.
     Байдарра - он узнал старика, - а вместе с ним Хитару. Эта  комбинация
из  прошлой  ночи  всплыла  в  его  памяти.  Бесплодные  встречи   с   его
поработителями, молодые лорды и таинственность.
     Вейни спокойно стоял возле камина, пока стражники устанавливали  свои
факелы в специальные подставки. Те части комнаты, которые  не  освещались,
были очень темными, и серый дождливый  дневной  свет  затаился  по  углам,
бледнея в свете факелов. Казалось, вся атмосфера  комнаты  переменилась  -
она стала незнакомой после вторжения кваджлов, которые противостояли  всем
его  намерениям.  Он  смотрел  на  стражу,  ожидающую  около  прохода,   с
демоническими лицами, освещенными факелами, и странным обмундированием. Он
смотрел на Байдарру с медленно возрастающим ужасом, и сознание привело его
к мыслям о самом себе и о Рохе.
     - Нхи Вейни, - приветствовал его Байдарра без угрозы в голосе.
     - Лорд Байдарра, - ответил он, слегка  склонив  голову  и  отвечая  с
мягкой  вежливостью,  несмотря  на   то,   что   стражники   вокруг   него
противоречили любым проявлениям  вежливости.  Волчье  тонкое  лицо  Хитару
рядом с лицом  его  отца  не  выражало,  казалось,  ничего,  кроме  добрых
намерений. Взглянув на них опять,  Вейни  встретился  с  бледными  глазами
старого лорда. - Я думал, что вы пошлете за мной, чтобы встретиться.
     Байдарра напряженно улыбнулся и ничего не ответил на такую  наглость.
Неожиданно опять возникло ощущение таинственности  всего  происходящего  и
явного нежелания хозяина Охтидж-ина, чтобы  его  пленник  передвигался  по
крепости, чтобы кто-то заметил это движение. Байдарра не задавал вопросов,
ничего  не  предлагал,  а  лишь  ожидал,  пока  его   пленник,   враждебно
настроенный к лордам Охтидж-ина, предложит что-нибудь сам.
     С пониманием этого у него появилась смутная надежда,  что,  уничтожив
Роха, он получит шанс. Это не было делом воина. Он  испытывал  стыд  из-за
этого, но не думал, что сможет устоять против того, что само  идет  ему  в
руки. Его собственные мысли поразили его.
     - Вы пришли узнать от меня то, что вам не сказал Рох? - спросил он.
     - А что бы это могло быть? - спросил его мягко Байдарра.
     - Что вы не можете верить ему.
     Байдарра опять улыбнулся, на  этот  раз  с  большим  удовлетворением.
Черты его лица были состарившимся отражением лица, стоящего близко к нему,
Хитару - с мелкими чертами, тонкокостное, но глаза Байдарры были  бледнее.
Это были... черты Моргейн, подумал  он  с  внутренним  страхом,  смущенный
таким совпадением ее черт с чертами ее врагов. В Эндаре-Карше чистокровных
кваджлов уже давно не осталось. Здесь он увидел их впервые и, сам того  не
желая, подумал о Моргейн. Спроси себя, говорил Рох, устрашая его, кому  ты
дал клятву?
     - Идите, - приказал Байдарра своим слугам, и они вышли, закрыв дверь.
     Но Хитару остался, и Байдарра нахмурился.
     - Слишком честный, - пробормотал Байдарра без удовольствия и взглянул
на Вейни с какой-то дразнящей улыбкой на тонких губах. - Мой сын, - сказал
он, кивая в  сторону  Хитару,  -  человек  с  непоколебимой  решимостью  и
большими амбициями. Человек неожиданных и сметающих все решений.
     Вейни взглянул через плечо Байдарры в спокойное лицо Хитару,  замечая
горделивость этого человека, который стоял за плечом своего отца и слушал,
как тот унижает его перед пленником. На какой-то неуловимый  момент  Вейни
почувствовал глубокую симпатию к Хитару, поскольку и  сам  был  бастардом,
полукровкой, проклятым собственным отцом. Затем закралось подозрение,  что
все это не случайно, что Байдарра имел основания не доверять родному сыну,
и потому у него была причина  прийти  в  камеру  заключенного  и  задавать
вопросы.
     У Хитару тоже была причина держаться поближе  к  отцу,  пока  тот  не
узнал о встречах и событиях, произошедших ночью в стенах Охтидж-ина. Вейни
встретился, сам того не желая, со взглядом Хитару, и  Хитару  ответил  ему
взглядом своих темных человеческих глаз, бурлящих  дурными  намерениями  и
обещающих жестокость.
     - Рох потребовал от нас, -  сказал  Байдарра,  -  относиться  к  тебе
вежливо, хоть он и называет тебя своим врагом.
     - Я его кузен,  -  ответил  Вейни  спокойно,  опровергая  собственные
утверждения относительно Роха.
     - Рох, - сказал Байдарра, - дает напрасные и  невыполнимые  обещания.
Безграничная наглость. Можно подумать, что он может  изменить  форму  луны
или  повернуть  вспять  воды.  Он  так  неожиданно  прибыл,  так   странно
взволновал  всех  нас,  ведет  себя  как  древние  человеческие  короли  и
клянется, что имеет  власть  над  Источниками.  Он  ищет  наши  рунические
записи, роется в наших картах и древних книгах,  которые  не  представляют
никакого интереса. А что такое ты - нхи Вейни из клана Кайя? Будешь ли  ты
подчиняться доброй воле Охтидж-ина? Что должны предложить мы  тебе,  чтобы
ты спас нас всех? Поклонение, как богу?
     Тень сарказма чувствовалась во всей этой речи, и холод пронизывал при
мысли  о  Рохе,  предводителе  Кайя,   хозяине   Ра-Кориса,   роющемся   в
рассыпающихся от древности рунических записях,  которых  люди  никогда  не
читали, никто, - кроме Моргейн.
     - Рох, - сказал Вейни, - лжет вам. Он не знает всего. Но вам лучше бы
держать его подальше от своих книг.
     Серебристые брови Байдарры  сдвинулись,  словно  он  ждал  совершенно
другого ответа. Метнув взгляд на  Хитару,  он  отошел  к  прорези  окна  в
дальнем конце комнаты, где  дневной  свет  окрасил  его  волосы  и  одежду
оттенками белого. Он  на  секунду  выглянул  через  прорезь  окна,  словно
пытаясь разглядеть что-то, ускользающее  от  его  взора,  затем  оглянулся
назад и медленно вернулся в круг света факелов.
     - Мы, - сказал Байдарра, - мы все здесь  подлинные  кел.  Мы  большей
частью полукровки, но, тем не менее, все же являемся кел. И никто  из  нас
не имеет таких способностей. И нет их в  тех  книгах.  Карты  тоже  теперь
бесполезны. Земли, нарисованной на них, уже  нет.  Из  них  ничего  нельзя
почерпнуть.
     - Я надеюсь, - сказал Вейни, - что это так.
     - Ты человек, - утвердительно сказал Байдарра.
     - Да.
     - В этих книгах, - продолжал Байдарра, -  ничего  нет.  Древние  тоже
были из плоти и крови, и если люди боготворят их, то  это  их  собственный
выбор. Священники... - старый лорд пожал плечами,  указывая  на  стену  со
стороны двора, - паразиты, самые низкие  среди  полукровок.  Они  насквозь
лживы,  несут  какую-то  околесицу,  верят,  что  когда-то  они  управляли
Источниками, и отправляют какую-то специальную службу им.  Но  даже  самые
старые записи не восходят ко временам  Источников.  Эти  книги  совершенно
бесполезны. Короли  Хию  были  для  Источников  настоящим  бедствием,  они
вмешивались в силу Источников и старались подкупить их, принося им жертвы,
но все равно власти у них было не  больше,  чем  у  священников  Шию.  Они
никогда не  умели  управлять  Источниками.  Они  сами  были  здесь  только
пришельцами. А потом море стало захватывать Хиюдж, а теперь появился  Рох,
да и ты сам. И ты клянешься, что сам прибыл через Источник. Это так?
     - Да, - сказал Вейни едва слышным голосом.
     Многое из того, что сказал  ему  Байдарра,  казалось  преувеличением.
Однажды в Эндаре один человек попытался расспрашивать  Моргейн.  Слова  ее
надолго  застряли  в  его   памяти,   ожидая   какого-нибудь   нормального
объяснения. Она ответила тому человеку: мир расширялся  по  спирали,  а  я
прошла насквозь.  И  неожиданно  он  начал  понимать  беспокойство  лордов
кваджлов, чувствуя, что в нем и Рохе встретилось то, что никогда не должно
было встречаться... При этом где-то в  Охтидж-ине,  далеко-далеко  от  гор
Эрда и Мориджа была девочка-маай.
     - И женщина, - спросил Байдарра. - Она была на серой лошади?
     Вейни ничего не ответил.
     - Рох говорил о ней, - продолжил Байдарра. - Ты сам  говорил  о  ней.
Девочка из хию подтверждает  это.  Слухи  бродят  при  дворе.  Беззаботные
разговоры между слугами. Рох говорит о ее темных  намерениях.  Девочка  из
хию связывает ее с легендами.
     Вейни пожал плечами, чтобы казаться не очень встревоженным, хотя  его
сердце забилось сильнее.
     - Хию сама навязалась мне. Я думаю, что ее племя прогнало ее.  Иногда
она говорит дикие вещи. Она, наверное, сумасшедшая. Я бы не очень  доверял
тому, что она говорит.
     - Анхаран, - сказал  Байдарра.  -  Моргин-Анхаран,  седьмая  и  самая
неблагоприятная сила -  в  суевериях  королей  Хию  и  Эрина  всегда  была
неразбериха. Белая Королева. Ну, конечно, если ты не из  хию,  это  должно
быть незнакомо тебе.
     Вейни помотал головой и перехватил у себя за спиной одну руку  другой
рукой.
     - Нет, это незнакомо мне, - сказал он.
     - Как ее настоящее имя?
     Он пожал плечами.
     - Рох, - сказал Байдарра, - говорит, что она - угроза  всему  живому.
Он говорит, что она пришла сюда, чтобы разрушить Источники и всю землю. Он
предлагает для нашего спасения  все  способности,  какие  бы  ни  имел.  И
кое-кто, - добавил Байдарра со взглядом, заставившим Хитару отвести глаза,
- кое-кто желает припасть к его ногам. Но не все из нас столь доверчивы.
     В последовавшем молчании Вейни не хотелось смотреть на Хитару,  да  и
на Байдарра, который явно намеренно унижал своего сына.
     - Может быть, -  мягко  продолжил  Байдарра,  -  вовсе  и  нет  такой
женщины, а ты и девочка-хию просто заодно с Рохом. Может быть, у вас  есть
какие-то  цели,  о  которых  мы  здесь,  в  Охтидж-ине,  еще   не   знаем.
Человеческие существа выгнали нас из Хиюджа. Короли Хию  никогда  особенно
не беспокоились о нашем житье,  и  они  никогда  не  обладали  той  силой,
которую Рох приписывает себе.
     Вейни смотрел на него, отчаянно подсчитывая и взвешивая  все  "за"  и
"против".
     - Ее имя Моргейн, - сказал он, - и я бы советовал вам  предложить  ей
большее гостеприимство, чем Роху.
     - А-а, - проговорил Байдарра. - И что же она может предложить?
     - Предостережение, - ответил Вейни, четко проговаривая слова и  зная,
что они не очень обрадуются им. - И я тоже дам вам один  совет:  отпустите
его и меня и постарайтесь не иметь никакого дела ни с кем из нас.  В  этом
ваше спасение. Единственное ваше спасение.
     Выражение издевки сошло с усталого лица Байдарры. Он  подошел  ближе,
наклонился, сосредоточив на Вейни свои трезвые  бледные  глаза  -  высокий
типичный полукровка. Вейни встретил взгляд лорда  глаза  в  глаза.  Легкие
пальцы доверительно прикоснулись к его  руке.  Боковым  зрением  он  видел
Хитару,  прислонившегося  к  столу  со  сложенными  руками  и  оставшегося
холодным.
     - Сейчас Хнот, - сказал Байдарра, -  когда  воды  поднимаются,  ехать
никуда невозможно. Этот кайя Рох хочет отбыть в  Абараис  с  нами  сейчас,
сегодня, до того, как дороги закроются.  И  при  этом  очень  беспокоится,
чтобы ты оставался здесь так можно дольше. Что  ты  скажешь  на  это,  нхи
Вейни из клана Кайя?
     - Вы многое потеряете, если дадите ему возможность достичь  Абараиса,
- сказал Вейни. Пульс клокотал в нем, когда  он  смотрел  в  лицо  старого
кваджла и думал о Рохе, который завладеет главными Вратами,  о  той  силе,
которая может разрушить другие Врата, если он достигнет этих  и  уничтожит
их. - Если вы  дадите  ему  возможность  достичь  их,  то  вы  попадете  в
зависимость к тому, от кого никогда не освободитесь  ни  вы,  ни  одно  из
следующих поколений и тех, которые будут после них. Это я знаю наверняка.
     - Он утверждает, что может  делать  то,  что  обещает,  -  неожиданно
проговорил Хитару. Они повернулись к Хитару, который  отошел  от  стола  и
направился к своему отцу.
     - Его сила такова, - сказал Вейни, -  что  цари  Шиюна  и  Хию  будут
плясать под его дудку. Они вынуждены будут доставить ему это удовольствие,
милорд. Но вы не кажетесь человеком, который потерпит над собой хозяина.
     Байдарра презрительно улыбнулся и посмотрел на Хитару.
     - Возможно, - сказал Байдарра, - ты дал нам хороший ответ.
     - Но, с другой стороны, кое-что мы  и  обретем,  -  сказал  Хитару  и
схватил руку Вейни с такой жестокостью, что гнев на секунду  ослепил  его.
Он высвободил руку, сдерживаясь, чтобы не вцепиться  в  горло  принцу.  Он
отрывисто вздохнул и посмотрел на Байдарру - на повелителя.
     - Я бы не хотел видеть Роха в Абараисе, -  сказал  Вейни,  -  и,  как
покажет вам собственный опыт, милорд, я прав, но опасаюсь, что  вы  можете
опоздать изменить свое мнение.
     - А можешь ли ты сам управлять Источниками? - спросил Байдарра.
     - Пошлите меня в Абараис, чтобы  я  дождался  там  своей  госпожи,  и
скажите, что вы хотите в оплату за это. Это будет куда более  полезно  для
вашей земли.
     - Можешь ли ты, - спросил Хитару, опять хватая его  за  руку,  -  сам
управлять Источниками?
     Вейни вгляделся в красивое  волчье  лицо  с  мраморными  ноздрями,  в
темные глаза, блистающие  жестокостью,  в  шелковистые  белые  от  природы
волосы.
     - Уберите от меня руки, - удалось ему сказать, и он опять обратился к
Байдарре. - Милорд, - продолжил он с отчаянием, но спокойно, -  милорд,  в
этой комнате состоялась некая сделка. Ваш сын, Рох и другие молодые  лорды
объединились. Посмотрите в лицо правде.
     Лицо Байдарры ожесточилось под властью чувств. Он оттолкнул в сторону
Хитару и ужасно взглянул на Вейни, потом,  с  тем  же  жутким  выражением,
повернулся к своему сыну. Блеснуло лезвие, - и Байдарра согнулся, не успев
закончить начатое слово. Второй удар  Хитару  развернул  и  отбросил  его.
Яркая кровь брызнула изо рта и горла.  Байдарра  упал  вперед,  на  Вейни,
согнувшегося под тяжестью умирающего  тела.  В  ужасе  от  горячей  крови,
текущей по его рукам, он дал телу упасть.
     Вейни посмотрел на оружие  сына,  который  только  что  без  малейших
признаков раскаяния убил своего отца. На  его  белом  лице  были  страх  и
ненависть. Вейни встретился с глазами Хитару и понял весь ужас  того,  что
уготовано ему.
     - Теперь обращайся ко мне как к лорду, - мягко сказал Хитару, - лорду
Охтидж-ина и всего Шиюна.
     Паника охватила Вейни.
     - Стража, - закричал он, в то время как Хитару  поднял  окровавленный
нож и вонзил его в собственную руку.  Брызнул  второй  фонтан  крови.  Нож
полетел, ударившись о ноги Вейни, разбрызгивая потемневшую кровь Байдарры.
Вейни отпрянул. Открылись  двери,  вперед  выступили  вооруженные  люди  с
пиками, направленными на него.
     Хитару наклонился к огню, слизывая кровь со своих пальцев и  прижимая
раненую руку к груди.
     - Это он! - закричал Вейни, отпрянув  от  града  копий,  посланных  в
него, но со свистом пролетевших мимо. Он упал на четвереньки  и  пополз  к
двери. Стражники задержали его, отбросили в сторону и  подняли.  Он  успел
схватить нож, который лежал в луже крови, и метнул его в горло Хитару.
     Лезвие попало в вооруженного стражника.  Лицо  перед  ним  перекосила
гримаса боли. Новые потоки горячей крови полились по его рукам.  Стражники
оттащили Вейни назад и повалили на скамью, обрушив на него град ударов. Он
лежал в полубессознательном состоянии в луже крови, уже не зная точно, чья
она - его или Байдарры. Они скрутили ему руки, веревки впились в запястья.
     В отдалении послышались сигналы тревоги, звон оружия,  звуки  женских
голосов и глубокие стоны людей, которые едва доходили до его сознания, все
более поглощаемого хаосом, разверзнувшимся  перед  ним.  Он  оставался  на
полу, и никто его не трогал. Пришли люди за телом Байдарры и унесли его  в
скорбном молчании. Они забрали и другой труп, и Вейни с ужасом понял,  что
этот на его счету. Затем, когда комната была убрана, принесли еще  факелы,
собрались люди, его подняли за волосы и бросили к ногам Хитару.
     Хитару сидел,  и  священник  перевязывал  ему  руку  чистым  холстом,
смоченным в масле. На лице Хитару лежал отпечаток  тревоги.  Его  окружали
вооруженные люди, и один, с бритым лицом и обесцвеченными волосами, вручил
Хитару чашу, которую тот залпом выпил. Потом он оглянулся, вернув чашу,  и
откинулся в кресле, пока священник накладывал  повязку.  Пришли  несколько
лордов в тонких одеждах, элегантных и сверкающих  украшениями.  В  комнате
царило молчание, но из коридора  долетал  несмолкающий  шепот  собравшихся
снаружи. Когда лорды один за другими подходили, здороваясь с  Хитару,  тот
делал легкий поклон в  знак  уважения,  некоторым  только  кивал.  В  этой
кровавой комнате сейчас  происходила  передача  власти.  Один  из  старших
лордов, чье  приветствие  было  холодным  и  неуверенным,  оглядывался  на
вооруженных  стражников,  а  вокруг  стояли  молодые  люди,   которые   не
переставали улыбаться и не выказывали никаких признаков скорби.
     Позже  всех  в  сопровождении  трех   стражников   пришел   Китан   с
восково-бледным длинным лицом. Он склонился, чтобы поцеловать руку  брата,
и перенес ответный поцелуй в щеку  с  холодным  и  отчужденным  лицом.  Он
споткнулся, когда  пытался  встать,  повернулся,  сопровождаемый  стражей,
сонно моргнул и уставившись вниз.
     Постепенно отчужденность  исчезла  из  его  глаз,  в  них  показались
признаки узнавания, безумная ненависть и жестокость.
     - У меня не было  оружия,  -  проговорил  Вейни,  боясь  гнева  этого
молодого лорда так же, как и расчетливости Хитару. - Оружие было только...
     Рука в доспехе хлестнула по  губам,  ослепляя  его.  Никто  не  желал
выслушивать его, даже Китан, который просто  взирал  пустыми  глазами,  не
интересуясь, что тот хотел сказать.  Через  некоторое  время  кто-то  увел
Китана за руку, словно несмышленого ребенка.
     Вошли  женщины  с  бледными  волосами   и   холодными   лицами;   они
поклонились, поцеловали руку Хитару и  в  молчании  удалились  в  коридор.
Шепот, запах духов и масел разнесся над вооруженными стражниками.
     Затем, пробираясь  между  расступившимися  скорбящими,  вошел  Рох  в
сопровождении охранников, по одному с каждой стороны.  Рох  был  вооружен,
одет в плащ, из-под которого торчал длинный меч, и  нес  лук  -  полностью
готов к дороге.
     В сердце  Вейни  внезапно  зародилась  нежданная  отчаянная  надежда,
иллюзия, что Рох может спасти его, которая умерла в тот же  момент,  когда
Рох, не обращая на него внимания,  обратился  сразу  к  власти,  к  новому
могуществу, к сыну Байдарры.
     - Милорд, - пробормотал Рох и наклонился, но не поцеловал руку Хитару
и не оказал больше никакого знака уважения, отчего лица,  в  том  числе  и
Хитару, помрачнели. - Лошади оседланы. Нам нужно выступать на закате,  как
и было намечено. Я думаю, нам лучше поторопиться.
     - Никакой задержки не будет, - заверил Хитару.
     Рох опять поклонился, настолько, насколько это было необходимо, затем
повернул голову и впервые посмотрел на Вейни, который стоял на коленях меж
двух стражников.  -  Кузен,  -  сказал  с  сожалением  Рох,  как  человек,
упрекающий слишком нерадивого юнца. Жар бросился в  лицо  Вейни  и  что-то
опять откликнулось на этот голос. Он взглянул в карие глаза Роха и  тонкое
загорелое лицо, ища Лилла, борясь с собственной ненавистью. До него  вдруг
дошло, что только они двое здесь знали Эндар-Карш  и  что  он  никогда  не
увидит его снова, и когда Рох уйдет, он должен будет остаться  один  среди
кваджлов.
     - Я не завидую тебе, - сказал Вейни, - иметь в дороге такую компанию.
     Глаза Роха тревожно метнулись к Хитару, затем  вернулись  назад.  Рох
наклонился, взял Вейни за руку и поставил на ноги, не обращая внимания  на
стражников. Его рука была нежной и доброй, как рука брата.
     - Поклянись служить мне, -  сказал  Рох  тихим  голосом,  только  для
одного Вейни. - Оставь ее, и я заберу тебя отсюда с собой.
     Вейни мотнул головой, отказываясь и сжимая челюсти, показывая, как бы
он хотел этого на самом деле.
     - Они не нанесут тебе вреда, - продолжил Рох, которому не нужно  было
так говорить.
     - Твоя воля - не закон для них,  -  ответил  Вейни.  -  Я  не  убивал
Байдарру, клянусь своей честью,  я  не  убивал.  Они  сделали  это,  чтобы
запутать тебя. Я для них ничего не значу.
     Рох задумался.
     - Если я увижу тебя в Абараисе с ней, я не смогу идти на компромиссы,
я не могу с тобой...
     - Тогда, если ты надеешься на это, возьми меня  с  собой  сейчас,  не
спрашивая с меня клятвы. Ты знаешь, я не  могу  дать  ее.  Но  неужели  ты
больше веришь им, чем мне? Ты будешь одинок с ними, и  когда  они  получат
то, что хотят...
     - Нет, - ответил Рох через некоторое время, пока доверие  и  сомнение
боролись в нем. - Нет, это не будет мудро с моей стороны.
     - По крайней мере, забери отсюда Джиран.
     Опять Рох поколебался и, казалось, почти согласился.
     - Нет, - выговорил он, - я  не  доставлю  тебе  такого  удовольствия.
Чтобы ты продолжал надеяться на мою долгую жизнь, она останется здесь.
     - Чтобы ее убили, так же как и меня?
     - Нет, - ответил Рох, - я позаботился о твоем содержании и позабочусь
о том, чтобы они сдержали свое слово. Мы совершили сделку -  они  и  я.  Я
увижу тебя в Абараисе.
     - Нет, - возразил Вейни, - я не думаю, что так будет.
     - Кузен... - мягко сказал Рох.
     Вейни, отвернувшись, выругался, комок поднялся к его горлу. Он прошел
мимо своих стражей, у которых не было указаний на этот счет, и потому  они
стояли тупо, как скот. Никто не остановил  его.  Он  подошел  к  окошку  и
посмотрел на блестящие от дождя камни.
     Группа за группой присутствующие  отбывали  по  своим  делам,  бряцая
оружием и громко ступая по коридорам.  Постепенно  собравшиеся  разошлись.
Рох ушел одним из первых. Вейни не повернул головы, чтобы  посмотреть.  Он
слышал, как комната опустела и дверь тяжело закрылась.  Где-то  далеко  по
залам разносилось эхо шагов вооруженных людей.
     Во дворе начали ходить люди,  послышался  цокот  копыт  по  мостовой.
Голоса людей - мужчин и женщин - доносились в суете,  на  какой-то  момент
они становились ясными, а затем растворялись опять.
     Новый  лорд  покидал  Охтидж-ин.  Прежний,  возможно,  еще   не   был
похоронен. Таково было намерение Хитару - уехать вместе с Рохом в  поисках
власти. И Рох этот с сомнением в голосе, с угрозами  и  предостережениями,
пообещал ему привести его  тоже  в  Абараис  до  того,  как  дорога  будет
закрыта. Возможно, Байдарра  возражал  против  этого  путешествия,  находя
поводы для отсрочки. Но Байдарра уже не мог никому помешать - может  быть,
из-за предостережения Роха. В этом был жестокий юмор  Хитару  -  возложить
вину на того, на кого Рох меньше всего этого желал.
     Вейни слышал, как несколько лошадей, потоптавшись во  дворе,  выехали
из Охтидж-ина.
     Если Моргейн жива, то она должна будет столкнуться с этим отрядом  по
дороге, если не оказалась более осторожной и мудрой и  не  проскакала  уже
мимо Охтидж-ина прямо к Абараису. Это была единственная  надежда,  которая
осталась в нем. Если Моргейн поступила так, то  с  Рохом  покончено  -  он
будет беспомощен. Наверняка боязнь этого засела в мыслях  Роха  и  подвела
его к порождению всей этой сумятицы в Охтидж-ине. Это привело его к  союзу
с теми, кто отвернется от него при первой же возможности. Если Рох приедет
слишком поздно, если Моргейн успеет раньше и Источники уже будут мертвы  и
запечатаны, то эти самые союзники наверняка вынуждены будут убить  его,  и
тогда горькая расплата  будет  ожидать  в  Охтидж-ине  заложника  за  дела
мертвого врага.
     Но если Рох не опоздает, а Моргейн собьется с дороги,  то  тогда  все
сложится по-другому. Он должен будет отправиться в Абараис служить Роху. И
поскольку он останется без хозяина, он  должен  будет  поклясться  служить
другому господину.
     Ничего другого не оставалось, и у Вейни не было иного  выбора,  кроме
как добиваться смерти Роха - и умереть вместе с ним.
     Где-то закрылась дверь, эхо разнеслось в глубине  крепости.  Раздался
скрежет по камню, потом шаги в коридоре.  Он  думал,  что  теперь  его  до
последнего момента оставят в покое,  но  задвижка  на  двери  позади  него
щелкнула. Он оглянулся, и кровь  застыла  в  жилах  -  он  увидел  Китана,
окруженного вооруженными людьми.
     Китан  подошел  к  краю  стола  с  гневным  выражением.   Черты   его
деликатного лица были застывшими и холодными.
     - Они уезжают, - сказал Китан.
     - Я не убивал твоего отца, - запротестовал Вейни. - Это Хитару.
     Никакой реакции. Китан спокойно стоял и смотрел на него.  А  снаружи,
от ворот, доносились звуки переминающихся с ноги на  ногу  лошадей.  Затем
ворота с треском хлопнули. Китан протяжно вздохнул, так  медленно,  словно
экономил воздух. Он прикрыл глаза и открыл  их,  все  с  тем  же  холодным
спокойствием.
     - Через некоторое время мы должны будем похоронить моего отца. Мы  не
будем устраивать никакой особой церемонии. Затем я займусь тобой.
     - Я не убивал его.
     - Не убивал? - холодные серые глаза Китана, безжизненно взирающие  на
Вейни, блеснули искрой  иронии.  -  Хитару  хочет  обладать  большим,  чем
Охтидж-ин. Ты думаешь, кайя Рох позволит ему это?
     Вейни ничего не ответил, подозревая, что это испытание,  которое  ему
не понравилось. Китан улыбнулся. - Этот твой кузен будет мстить за тебя? -
спросил он.
     - Возможно, - ответил Вейни, и Китан опять улыбнулся.
     - Хитару всегда был утомительным, - сказал Китан.
     Вейни вздохнул, наконец-то поняв его мысли.
     - Если твой брат тебе враг - освободи меня, я не союзник Роха.
     - Нет, - мягко сказал Китан, - я волнуюсь не об этом.  Возможно,  это
ты виноват, а может быть, и нет, но для меня это не имеет значения.  Я  не
вижу будущего ни для кого из нас и доверяю  тебе  не  больше,  чем  Хитару
доверяет твоему родственнику.
     - Хитару, - сказал Вейни, - убил твоего отца.
     Китан  улыбнулся  и  пожал  плечами,  поворачиваясь  к  нему  спиной.
Направляясь к двери, он сделал знак одному из людей. Этот человек подозвал
других, которые держали меж собой маленькую сжатую в комочек тень.
     Джиран.
     Он не мог помочь ей. Она узнала его, когда он немножко придвинулся  в
свет факела. На ее лице лежала тень гнева. Но она ничего не сказала, глядя
на него. Вейни опустил глаза, словно прося прощения за все, что  произошло
между ними, и поднял их опять. Не было ничего, чем он мог бы облегчить  ее
страдания и, возможно, если бы он что-то сказал, то ей было бы  еще  хуже.
Это обнажило бы его вину перед ней.
     Он отвернулся от всех и шагнул назад к окну.
     - Зажгите огонь  на  западной  башне,  -  приказал  Китан  одному  из
стражей, и они удалились, закрыв дверь.

     Гром гремел почти постоянно, и  факелы,  задуваемые  ветром,  который
свободно врывался через малейшую щель, один за  другим  потухли,  погрузив
комнату в темноту. Вейни сидел около окна, прислонившись к камням и  давая
холодному ветру и каплям дождя омывать лицо  и  руки,  которые  совершенно
затекли.  Холод  облегчал  боль  от  побоев.  Он  подумал,  что  наверняка
простудится, если они задержатся надолго, но пока это было ему на пользу.
     Он смахнул  воду  с  глаз  и  посмотрел  на  блестящие  капли  дождя,
собиравшиеся в камнях  напротив  узкого  окна.  Он  весь,  насколько  было
возможно, сконцентрировался на этом медленном  процессе  и  растворился  в
нем.
     Где-то  около  ворот  зазвенел  колокольчик,  монотонный  и  зовущий.
Послышались  голоса,  потерявшиеся   в   грозе.   Вернулась   погребальная
процессия,  подумал  он.  И  острый  страх  начал  закрадываться  в  него,
смешиваясь с гневом. Но от этого вкус всего происходящего  становился  еще
более горьким, поскольку больше всего он сердился на себя, что без  всякой
цели попал в эту ситуацию, что служил игрушкой в руках других  и  погибнет
безвинно, как несмышленый младенец. Он доверился,  но  его  ожидали  и  он
попался.
     Таким же образом попался в ловушку и сам Рох, взявший себе в союзники
людей, не ведающих чести, попался в сети, которые не смог  бы  представить
себе никто в Эндаре-Карше. Лучше бы Рох погиб, но сейчас  Вейни  не  хотел
этого - пусть Хитару удивится,  узнав,  что  Рох  способен  отплатить  ему
сполна.
     Ничего другого ему не оставалось.
     Колокольчик все еще звонил, и теперь в коридорах,  где  гулял  ветер,
гулко отдавались шаги целой толпы людей. Звук царапаемого металлом камня и
задвижка, открывающаяся  за  его  спиной.  Это  были  стражники.  В  свете
факелов, которые они  принесли  с  собой,  на  их  демонических  шлемах  и
вооружении все еще блестел дождь. Со второй попытки  Вейни  заставил  себя
встать на ноги и отошел подальше, пытаясь сосчитать их.
     Их было восемь,  десять,  двенадцать...  "Так  много?"  -  с  горечью
спросил он себя, удивленный тем, что они могут бояться его, в то время как
руки его связаны, ноги закоченели от холода и вообще он едва стоит.
     Они грубо схватили его и потащили  по  коридору  -  вниз  и  вниз  по
спирали, мимо любопытных белых лиц леди-кваджлов и выпученных  глаз  слуг.
Холодный ветер ударил в него, когда на самом последнем уровне спирали  его
подвели к закрытым железным воротам с запирающей их цепью.
     Снаружи были дождь и возбужденная  толпа  -  масса  орущих  ртов,  за
воплями  которых  не  было  слышно  звона  колокольчика.  Вейни  упирался,
отчаянно отказываясь идти туда, куда его вели. Но стража сгрудилась вокруг
него с  поднятыми  пиками  и  заставила  спускаться  вниз  по  ступенькам.
Обезумевшие лица окружили его, полетели камни. Вейни почувствовал удары по
плечам  и  отпрянул,  когда  чьи-то  пальцы  вцепились  в  его  рубашку  и
попытались оттащить от стражи. Скорчившись и крича, человек свалился вниз,
когда пика ударила его в живот,  и  вооруженные  люди  заспешили,  отгоняя
толпу. Вейни больше не сопротивлялся  стражам,  боясь  встретиться  с  еще
большей жестокостью.
     Колокольчик у ворот все еще звонил, добавляя свой сумасшедший голос к
этому безумию. Дверь в башне открылась,  дополнительная  стража  встретила
их, чтобы принять в  это  убежище,  грозно  выставив  для  защиты  оружие.
Копьеносцы пошли вниз, но толпа бросилась внутрь. Вейни попал в  окружение
стражников, но из толпы стали хватать и тащить его так, что почти  удалось
вырвать. Началась кровавая и жестокая свалка с  вооруженными  стражниками,
которые  продвигались  вперед  по   раненым   и   умирающим.   Весь   ужас
происходящего  был  за  пределами  понимания  причин  этой   ненависти   -
направлена ли она на него или против их  собственных  лордов...  Сознание,
что Байдарра убит,  что  огромная  сила,  которую  хранила  эта  крепость,
пропала... На смену  неожиданно  пришла  менее  жестокая  власть,  которую
установил в Охтидж-ине Китан, но сумасшедшие особо  не  разбирались,  кого
атаковать.
     Послышался глубокий и настойчивый звук, который так сотряс стены, что
раздались крики, а стража остановилась на месте в оцепенении.  И  вдруг  с
грохотом падающих камней ворота в  одну  секунду  исчезли.  Арка,  которая
возвышалась надо всем,  вдруг  разломилась,  камни  завертелись  вокруг  в
темноте - и пропали.
     Чернь сбилась в кучу, побросав свое оружие - вырванные колья и  камни
-  на  мостовую.  Стражники  подняли  свое  бесполезное  оружие  при  виде
невиданного зрелища - в темноте, где раньше были ворота, стоял  всадник  в
сером  плаще  на   белой   лошади,   с   ослепительно   белыми   волосами,
отсвечивавшими в  сете  факелов,  и  сверкающим  мечом.  Лезвие  его  было
извлечено из ножен, и тьма  окутывала  блестящий  длинный  предмет.  Серая
лошадь медленно шла вперед, а толпа сжималась и подавалась назад.
     Моргейн!
     Она пришла сюда, она  пришла  за  ним.  Вейни  пытался  освободиться,
испытывая вдруг дикое желание  рассмеяться,  но  в  этот  момент  стражник
ударил его, и он упал. Он лежал спокойно, застыв на мокрой мостовой, глядя
на грязные копыта Сиптаха на уровне своей головы. Она приближалась. Он  не
испугался, увидев над собой простертую руку Моргейн и обнаженный Подменыш,
горящий опаловым огнем, несущий смерть на своем острие -  то  забвение,  с
которым никто из кваджлов не мог бы справиться.  Он  боялся  шевельнуться,
пока лошадь нависала над ним.
     - Рох... - попытался он предупредить ее, но  голос  его  затерялся  в
шуме бури и криках.
     "Дай-кел", - услышал он крики поодаль. "Анхаран, Анхаран!" - раздался
повторяющийся крик-предупреждение, эхом отдающийся от стен. Затем во  всем
дворе среди людей и кваджлов вдруг воцарилось спокойствие.
     Сиптах отошел в сторону. Вейни попытался достать  колени  Моргейн,  и
когда сделал это, его дыхание перехватило ужасающей болью. Когда взор  его
прояснился, он увидел Китана и других лордов одних, без стражи, и не  было
никакого звука, никакого движения среди кваджлов. Их лица и белые  волосы,
раздуваемые ветром, были в свете факелов еще бледнее.
     - Это мой товарищ, - сказала Моргейн, перекрывая шум дождя, и не было
такого места во дворе, где ее не могли  бы  расслышать.  -  Но  плохое  же
гостеприимство вы ему оказали.
     В то время, когда слышался только упрямый стук дождя по булыжникам  и
неустанное постукивание копыт Сиптаха и других лошадей, еще  один  всадник
проехал через разрушенные ворота.  Незнакомец  восседал  на  черном  коне,
потом соскочил с седла и остался ждать.
     Вейни заставил себя встать на ноги,  будучи  осторожен  со  свечением
Подменыша, который опасно блестел прямо рядом с ним.
     - Лио, - проговорил он,  заставляя  звуки  с  трудом  пробиваться  из
собственного горла. - Рох выехал по северной дороге перед закатом  солнца,
он еще недалеко!
     Он освободила свой клинок чести, отстегнув его одной рукой и заставив
Сиптаха встать на дыбы. - Повернись, - сказала она и наклонилась  с  седла
над ним, разрезая веревки, которыми были связаны его руки. Онемевшим рукам
было очень больно. Он взглянул на нее, повернувшись, и она указала ему  на
лошадь, которую человек подвел к ним.
     Вейни глубоко вздохнул и с трудом подошел к лошади, пытаясь забраться
в седло. Голова кружилась, а руки были слишком слабы, чтобы держать повод.
Он взглянул на лицо в шрамах, искаженное какой-то необъяснимой обидой  или
яростью, и увидел горькую усмешку в темных глазах крестьянина.
     Загремели камни. Темные тени двигались  в  пелене  дождя,  пробираясь
через осыпь камней, загородившую въезд в крепость - руины  двойной  стены:
люди...  или  даже  меньше  чем  люди.  Вейни  увидел  их  и  почувствовал
покалывание в шее, наблюдая за темными тенями,  которые  двигались  словно
какие-то пресмыкающиеся через беспорядочно наваленные камни.
     Неожиданно крикнув ему, Моргейн пришпорила коня в  сторону  сломанных
ворот, раскидывая входящих. Вейни  тоже  дернул  вожжи,  но  его  вороной,
привыкший бежать за серым, уже повернулся.  Он  восстановил  равновесие  в
седле, в то время как лошади миновали разрушенные ворота, и опять  обратил
внимание на  толпу,  пробирающуюся  сквозь  омываемые  дождем  камни.  Они
спускались с холма, и лошади, чувствуя свободную дорогу, стучали  копытами
по мостовой все быстрее и быстрее. Моргейн ехала впереди и все еще держала
меч наготове. У Вейни не было никакого желания ехать с ней рядом,  пока  у
нее в руке был обнаженный пылающий меч.
     Каменная кладка дороги затерялась  в  грязи  и  кустах,  затем  опять
вынырнула, и тряска больно отозвалась в животе и легких. Дождь ослеплял, и
молнии усиливали этот эффект: Вейни перестал заботиться о  том,  куда  они
едут. Он  знал  только,  что  должен  следовать  за  серой  лошадью.  Боль
изматывала  его  и  жгла  изнутри,  а  мускулы  напряглись  от  страданий,
заставляя неметь мозг  и  атрофируя  любые  чувства,  кроме  тех,  которые
заставляли его держаться за повод и сидеть в седле.
     Лошади запыхались и замедлили шаг: Вейни беспокоило, что Подменыш еще
блестит, ему хотелось, чтобы тот  поскорее  занял  свое  место  в  ножнах.
Моргейн задала вопросы, на которые он не смог дать ясных ответов, не  зная
этой земли и ее законов. Она пришпорила Сиптаха, и серый приложил все силы
в рывке, а вороной последовал за ним. Вейни нещадно  ударил  его  шпорами,
когда животное начало отставать, боясь, что потеряет  Моргейн  из  вида  и
зная, что она не остановится. Они завернули на  резком  повороте,  галопом
понеслись вниз, а затем опять наверх, через мелкую воду и высокие земляные
насыпи.
     Когда они забрались на подножие гор, с  которого  открывался  вид  на
холмы, перед ними раскрылась широкая долина, повсюду неслись потоки  воды,
так далеко, насколько мог видеть глаз. Они с клокотаньем и ревом поглотили
всю дорогу.
     Моргейн  с  ругательствами  прервала  скачку,  и  Вейни  тоже  осадил
вороного. Обе лошади топтались  на  месте.  Все,  дорога  потеряна.  Вейни
склонился к луке седла, и дождь хлестал его по спине до тех пор, пока боль
не прошла и он опять смог разогнуться.
     - Мы его не догоним, - сказала Моргейн, ее голос дрожал.
     - Да,  -  ответил  он  без  всякого  выражения,  закашлялся  и  опять
склонился в седле, пока спазм не прошел.
     Брюхо Сиптаха терлось о его ногу,  и  он  почувствовал  прикосновение
Моргейн на своем плече. Он поднял голову, и вспышка молнии осветила их. На
ее лице застыл встревоженный взгляд, капельки дождя как драгоценные  камни
сверкали на ее бровях.
     - Я думал, - сказал он, - что ты уже проехала мимо или потерялась.
     - У меня были некоторые трудности, - ответила она  и  гневно  ударила
себя ладонью по ноге. - Жаль, что у тебя не нашлось шанса убить его.
     Он  принял  обвинение.  -  Когда  дождь  прекратится...  -  начал  он
оправдываться.
     - Нет, это Саводж, - сказала она в ярости. - Насколько я слышала, это
не паводок. Это море, прилив. После Хнота, после лун...
     Она глубоко вздохнула.  Вейни  встревожила  последняя  зловещей  силы
молния, осветившая все  вокруг,  она  придала  клубящимся  на  небе  тучам
странное очертание. Когда следующая вспышка  осветила  лицо  Моргейн,  она
повернула к нему голову и пристально смотрела на течение вод с  выражением
загнанного волка. - Может быть, - сказала она, - непредвиденные  трудности
остановят его, даже если он пройдет через Саводж.
     - Возможно, лио, - сказал он. - Я не знаю.
     - Если нет, то мы узнаем об этом через несколько дней.
     Ее плечи опустились - признак чрезвычайной усталости.  Она  наклонила
голову, затем запрокинула ее, разбрызгивая капли дождя с  волос,  и  снова
пришпорила Сиптаха.
     Может быть, она заметила блеск молнии лишь  впервые,  потому  что  на
этот раз она встревожилось. - Вейни? - спросила она, догоняя его. Ее голос
донесся до него словно откуда-то издалека.
     - Я могу ехать, - сказал он, хотя был почти на грани. Перспектива еще
одной сумасшедшей скачки пугала его. Он вряд ли сможет вынести это. Боль в
ребрах отдавалась при каждом вдохе. Он начал дрожать, чувствуя холод, хотя
раньше верховая езда обычно согревала его. Моргейн развязала на  шее  свой
плащ и набросила ему на плечи. Он поднял руку, отказываясь.
     - Надень, - настаивала она, - не надо упрямиться.
     Он с благодарностью закутался  в  плащ,  почувствовав  вместе  с  ним
теплоту ее тела, и стал  согреваться.  Она  отцепила  от  своего  седла  и
передала ему фляжку. Вейни глотнул и чуть не захлебнулся, но через  минуту
горячая божественная жидкость согрела ему горло.
     - Оставь ее себе, - сказала она, когда он пытался вернуть ей фляжку.
     - Куда мы поедем?
     - Назад, - сказала она, - в Охтидж-ин.
     - Нет, - возразил он, поддаваясь страху.  Страх  был  заметен  в  его
голосе, и это заставило Моргейн с удивлением посмотреть на него. От  стыда
он пришпорил вороного, который понес его  назад  к  Охтидж-ину,  а  Сиптах
гарцевал сзади легкой  походкой.  Он  ничего  не  сказал,  не  желая  даже
смотреть на нее, но под плащом прижал рукой свои ноющие ребра и пытался не
обращать внимания на панику, которая  застыла  словно  глыба  льда  в  его
животе.
     Рох  без  всяких  препятствий  пробирается   к   Абараису,   они   же
возвращаются в Охтидж, где их ожидает предательство и вероломство.
     А затем он ощутил новый прилив  стыда,  когда  вспомнил  девочку-хию,
которую там оставил. На этот счет он дал себе клятву  и  должен  выполнить
ее.
     - Джиран, - сказал он, - тоже была со мной, теперь она пленница.
     - Забудь о ней. Что случилось с Рохом?
     Вопрос обжег его. Чувство вины смешалось в нем со страхом. Он смотрел
на шею вороного. - Хитару, лорд Охтидж-ина, - сказал он, - поехал с  Рохом
на север, чтобы достичь Абараиса до того, как переменится погода. Я пришел
туда, ища пристанища. Это не Эндар-Карш. Мне не удалось, лио, я сожалею.
     - Что было раньше: Рох уехал или ты пришел?
     Он сознательно не уточнял это в своем рассказе. Ее вопрос попал прямо
в цель. - Я пришел, лио, - сказал он.
     - Он оставил тебя в живых.
     Он взглянул на нее, пытаясь  выглядеть  спокойным,  хотя  вся  кровь,
казалось, сконцентрировалась у него животе.
     - Тебе кажется, что я славно проводил время в этом местечке? Что,  ты
думаешь, я мог сделать? У меня не было шанса расправиться с ним.
     Ложь лилась непрерывным потоком, он почувствовал  желание  немедленно
взять все свои слова обратно, потому  что  неожиданно  между  ними  возник
барьер.
     Более того, он увидел в ее взгляде не просто подозрение. Спокойное  и
устрашающее недоверие. Последовало долгое молчание, их лошади  шли  бок  о
бок, и ему хотелось выслушать справедливые обвинения в свой  адрес,  чтобы
Моргейн напомнила ему о тех обязательствах, которые он имел перед ней,  но
она молчала.
     - А что бы сделала ты? - наконец закричал он, прерывая молчание. - Ты
бы приехала позже?
     - Нет, - сказала она вдруг упавшим голосом.
     - Ты пришла вовсе не за мной, - неожиданно  сказал  он.  -  Тебе  был
нужен Рох.
     - Я не знала, - сказала она очень спокойно, - где  находишься  ты.  Я
знала лишь, что Рох находится в Охтидж-ине, и больше никакие слухи до меня
не доходили.
     Она опять замолчала, и долгое время, пока они ехали  под  дождем,  он
кутался в ее теплый плащ и размышлял о том,  что  сама  она  говорила  ему
только правду, которую, однако, он знать не хотел.
     Она была более честна с ним, чем он с ней. Рох назвал ее лгуньей,  но
она не лгала даже  тогда,  когда  маленькая  неправда  была  бы  для  него
облегчением. Он думал об этом с успокоением, и мысль эта согревала его.
     - Лио, - сказал он наконец, - где ты была? Я искал тебя.
     - В Эрине, - ответила она, и он с горечью выругал себя.
     - Они простолюдины, - сказала она,  -  их  легко  было  удивить,  они
боялись меня. Я ждала там, но они сказали, что тебя не видели.
     - Значит, они были слепы, - сказал он, раздражаясь, - я придерживался
дороги, я ни разу не оставил ее. Единственное,  что  могло  прийти  мне  в
голову, - что ты будешь продолжать путь, не дожидаясь меня, зная, что я  в
любом случае последую за тобой.
     - Значит, они знали, - сказала она, нахмурившись. - Знали.
     - Может быть, - сказал он, - они просто слишком сильно боялись тебя.
     Она выругалась на своем родном языке и потрясла головой,  и  то,  что
отразилось на ее лице при вспышке молнии, лучше было не видеть.
     - Джиран и я, - сказал он, - мы вместе шли по дороге, и  это  привело
нас в Охтидж-ин. Мы были без еды и без всякой  надежды.  Я  не  знал,  что
найду здесь. Меньше всего я ожидал встретить там Роха. Лио, это  крепость,
в которой правят кваджлы, и там есть кое-какие записи, в  которых  копался
Рох.
     Проклятие чуть было не сорвалось с ее губ, она хотела сказать что-то,
но вдруг порыв ветра донес до них крики  отчаяния  и  шум  битвы.  Моргейн
остановилась и вгляделась в зловещее зарево между холмами.
     - Охтидж-ин, - сказала она и  пришпорила  Сиптаха,  летя  по  дороге.
Вороной встрепенулся и пустился вслед за ней. Вейни согнулся,  не  обращая
внимания на боль внутри, и в  его  памяти  отмечались  лишь  все  повороты
дороги, в то время как крики становились ближе.
     Неожиданно укрепления Охтидж-ина выросли перед ними, и  они  увидели,
что внутренний двор весь  озарен  огнем,  клубящийся  дым  поднимается  от
главных ворот, где черные размытые  фигуры  пытались  бороться  с  языками
пламени.
     Тени метались по дороге, можно было  различить  женщин  и  оборванных
детей, тюки и другую утварь. Серая лошадь,  а  за  ней  черная  проскакали
мимо, заставив столпившихся людей отпрянуть в испуге.
     Они въехали во внутренний двор,  где  царил  хаос,  и  огонь  пожирал
людские жилища, и  клубы  горького  дыма  поднимались  в  дождливое  небо.
Мертвые животные лежали вперемешку с телами людей, среди которых были  как
темноволосые, так и с белыми волосами, как люди, так и полукровки.
     Около ворот, ведущих внутрь  крепости,  возле  стены  остатки  стражи
боролись с крестьянами, и все вокруг было усыпано мертвыми.
     Люди отпрянули от копыт первой лошади,  сжались  и  закричали,  в  то
время как колдовской меч был вынут из ножен и озарил все опаловым  светом,
устрашая их больше, чем огонь. Пролетело копье. Темнота поглотила  его,  и
оно исчезло.
     Стражник, запустивший его, наткнулся на острия атакующих  оборванцев.
Это  был  последний  из  сопротивлявшихся.  Остальные  опустили  руки,   и
нападающие пошвыряли их лицом прямо в грязь и кровь во дворе.
     - Моргейн!  -  приветствовала  ее  армия  оборванцев,  поднимая  свое
оружие. - Анхаран, Анхаран! - Вейни сидел рядом с ней на своем вороном,  в
то время как люди окружали их в  настоящей  истерике,  пытаясь  дотянуться
руками, трогали  Сиптаха,  слишком  близко  подходя  к  обнаженному  мечу.
Освещаемые его сиянием, они обступили и Вейни. Он терпел это, понимая, что
тоже стал теперь частью легенд, которые окружали Моргейн, принятую  в  род
Кайя, что он стал тем, чем пугают детей  и  заставляют  людей  дрожать  от
страха. И они обвиняли его во всем, что ему пришлось пережить, отказываясь
рассказать его госпоже правду - что чуть позже в  Охтидж-ине  они  и  сами
наверняка убили бы его.
     Он не сопротивлялся, хотя дрожал от желания расправиться с ними.  Они
в течение целого часа  приветствовали  его  и  окружали  своим  нездоровым
обожанием.
     - Анхаран! - кричали они. - Моргейн! Моргейн! Моргейн!
     Моргейн осторожно вложила Подменыш в  ножны,  свечение  погасло.  Она
соскользнула на землю в толпу, и люди расступились, освобождая ей путь.
     - Отведи лошадей, - приказала она человеку, который, казалось, меньше
чем остальные боялся ее, а затем пристально посмотрела на  главную  башню.
Во дворе стало тихо.
     Моргейн прошла к ступенькам, ведущим в башню, с Подменышем  в  руках,
готовая обнажить его в любую минуту. Здесь  она  остановилась  на  виду  у
всех, и оборванные и окровавленные люди окружили ее, воздавая ей неуклюжие
почести.
     Вейни спешился, забрал вещи, привязанные к ее седлу, и  отказался  от
предложенной  ему  помощи.  Люди  почувствовали  его  нерасположенность  и
отстали.
     Моргейн подождала его, пока он поднимался по ступенькам, а затем  они
вошли внутрь. Вейни  с  вещами  через  плечо  следовал  за  ней  вверх  по
ступенькам   к   открытому    входу.    Внутри,    распростертый,    лежал
стражник-привратник с застывшим выражением ужаса на лице.
     Люди с факелами освещали им путь. Вейни пришел в ужас  от  того,  что
увидел в  главном  зале  со  спиральными  лестницами.  Мертвые  мужчины  и
женщины, кваджлы и невинные люди, слуги. Он продолжал идти по  ступенькам,
снившимся ему в заточении в ночных  кошмарах,  хромая  вслед  за  Моргейн,
которая шла с мечом в руке.
     "Она покончит со всем этим, - предсказал ему Рох, - и  положит  конец
надеждам этих людей. Вот с какой целью она пришла сюда".

     В зале лордов тоже царил хаос, тела лежали повсюду. Даже белая собака
валялась около очага в луже крови, которая растеклась по коврам и камням и
смешивалась с кровью ее хозяев. Толпа слуг в углу стояла на коленях.
     В другом углу собрались оборванные мужчины и  крестьяне,  захватившие
трех стражников с белыми волосами, полукровок, в защитных шлемах.
     Вейни остановился, увидев это, и неожиданно жар бросился ему в  лицо,
затрудняя дыхание. Он прислонился  к  дверному  косяку,  в  то  время  как
Моргейн вошла в комнату и осмотрелась.
     - Унесите мертвых из крепости, - сказала она оборванцам, ожидавшим ее
приказаний, - и похороните их. Есть ли среди них их повелитель?
     Старший из мужчин сделал беспомощный жест  руками.  -  Неизвестно,  -
сказал он с акцентом, понять который было трудно.
     - Лио, - отозвался Вейни, - в  Охтидж-ине  правит  человек  по  имени
Китан. Он брат Хитару. Я знаю, как он выглядит.
     - Будь рядом, - приказала она отрывисто и сказала другим:  -  Поищите
его, и сохраните все бумаги, какие только найдете, и принесите их мне.
     - Хорошо, - сказал один из  стоящих  рядом  людей,  на  которого  она
смотрела.
     - А что с остальным? - спросил старший, выступая вперед. - Что делать
с другими вещами, которые мы будем находить, леди?
     Моргейн нахмурилась и огляделась вокруг  -  воинственная  и  зловещая
фигура среди грубой кожи и лохмотьев.  Она  посмотрела  на  пленников,  на
мертвых  людей,  на  маленького  простого  человека,   который   ждал   ее
распоряжений, и пожала плечами.
     - Мне-то какое дело? - сказала она. - Все, чем вы  будете  заниматься
здесь, меня не волнует. Только не  попадайтесь  мне  на  глаза.  Поставьте
стражу около двери и пришлите слуг для помощи.
     Ее глаза устремились туда,  где  толпились  домашние  слуги.  Люди  с
отметинами, в коричневых ливреях, которые прислуживали  кваджлам.  -  Этих
мне будет достаточно. И, Хаз, пришли мне своих сыновей для стражи - больше
я ни о чем тебя сегодня вечером не прошу.
     - Хорошо, - сказал старик и неуклюже  согнулся,  имитируя  вежливость
лордов. Он указал в ее сторону молодым  людям  небольшого  роста,  которые
приблизились к Моргейн с опущенными глазами. Самый высокий из них  был  ей
всего лишь по плечо, но они были крепкого телосложения.
     "Болотники, - подумал Вейни. - Люди из Эрина".
     Между собой они говорили на языке, который он понять не  мог.  Народ,
которого он раньше  никогда  не  встречал  в  своих  землях.  Маленькие  и
скрытные; их законы были ему неизвестны. Их было много, и они толпились  в
коридорах. Это они преднамеренно не  нашли  его  для  Моргейн,  когда  она
посылала их искать его. И тем не менее она вернулась назад  к  ним,  будто
доверяла  им.  Он  вдруг  заволновался,  что  безоружен  и  что  их  жизни
фактически в руках этих маленьких скрытных людей, говорящих между собой  о
секретных вещах на никому не понятном языке.
     Мимо промелькнула высокая фигура, одетая в черное. Вейни  отпрянул  в
изумлении, узнав священника, приближающегося к  Моргейн.  Он  рванулся  и,
схватив священника за одежду, бросил его на пол.
     Моргейн смотрела  вниз  на  лысеющего  беловолосого  священника,  чье
тонкое лицо было искажено ужасом и который трясся в мертвой хватке  Вейни.
Священник подполз к Моргейн и пытался  встать  на  ноги,  возможно,  чтобы
сделать попытку убежать, но Вейни крепко держал его.
     - Выкиньте его во двор, - сказал Вейни,  вспоминая,  как  этот  самый
священник заманил его в Охтидж-ин, обещая ему  безопасность,  и  как  этот
священник стоял рядом с Байдаррой. - Пусть он испытает  свою  судьбу  там,
среди людей.
     - Как твое имя? - спросила священника Моргейн.
     - Гинун, - едва произнес полукровка. Он повернулся,  чтобы  взглянуть
на Вейни. Темноглазый пожилой человек, может  быть,  больше  человек,  чем
кваджл. От страха его губы тряслись. - Великий лорд, многие будут помогать
тебе, многие, и я буду помогать тебе. Наши лорды ошибались.
     - Думаешь, я поверю тебе? - спросил Вейни с такой  горечью,  что  ему
было трудно говорить. Он освободил старика. - Ты  знал  своих  лордов,  ты
знал, что должно будет случиться, когда вел меня к ним.
     - Возьми нас с собой, - прошептал Гинун, - возьми  нас  с  собой,  не
оставляйте нас здесь.
     - Куда? - спросила Моргейн холодным  тоном.  -  Куда,  по-твоему,  мы
направимся отсюда?
     - Через Источники, через Врата в другие земли.
     Ужасно было видеть надежду в глазах священника, когда  тот  переводил
взгляд с одного на другого. Его подбородок трясся, а глаза были  наполнены
слезами. Он поднял руку для того, чтобы прикоснуться к Моргейн,  но  вдруг
потерял смелость и прикоснулся вместо  этого  к  руке  Вейни,  всего  лишь
пальцами, не больше. - Пожалуйста, - просил он его.
     - А кто тебе это сказал? - спросила Моргейн. - Кто?
     -  Мы  ждали,  -  прошептал  хрипло  священник.  -  Мы  стремились  к
Источникам, и мы ждали. Проведи нас через них, возьми нас с собой.
     Моргейн отвернулась, не желая больше говорить с ним. Плечи священника
опустились, он начал вздрагивать от рыданий. Затем посмотрел на Вейни. Его
лицо было мертвенно-бледным.  -  Мы  служили  кел,  -  сказал  он,  словно
оправдываясь. - Мы ждали, мы ждали. Лорд, поговори с ней. Лорд,  мы  будем
помогать тебе.
     - Уходи отсюда, - сказал Вейни, ставя его на ноги. Тревога  закралась
в его сердце, когда он смотрел на священника, который служил дьяволу,  чьи
молитвы были на службе у кваджлов. Священник вырвался из его рук, все  еще
глядя на него умоляющими глазами.
     - Она не будет иметь с тобой никаких дел, - сказал Вейни  священнику.
- И я тоже.
     - Короли Бэрроу, - зашептал священник, глаза которого отвернулись  от
него, а затем уставились снова. Он  импульсивно  трогал  амулеты,  которые
висели на его одеянии. - Лорд Рох пришел  с  истиной.  Это  была  истинная
правда.
     И священник направился к двери, но Вейни схватил его и вернул  назад.
Тот бессмысленно боролся, как отчаявшийся человек.
     - Лио, - сказал Вейни спокойным голосом, вызывающим страх у всех, кто
его слышал, и готовый к любому повороту событий священник затих. - Лио, не
разрешай ему уйти. Этот священник навредит тебе  при  первой  возможности.
Умоляю, не пренебрегайте моими словами.
     Моргейн посмотрела на него, затем на священника. - Бравый  священник,
- сказала она стальным и чистым голосом в тишине, которая вдруг воцарилась
в комнате. - Фвар!
     Из того угла, где  стояли  плененные  стражи,  вышел  человек.  Самый
высокий по сравнению с остальными, ростом почти с  Моргейн.  У  него  было
квадратное лицо, заживающий шрам бежал по правой щеке вниз через обе губы.
Вейни сразу узнал того, кто гарцевал на вороном во дворе.
     - Да, леди, - сказал Фвар. Его акцент был понятнее чем  у  других,  и
вел он себя с достоинством, стоя прямо.
     - Собери своих сородичей вместе и найди тех кел, которые выжили. Я не
буду убивать их, Фвар. Я хочу посадить их в одной комнате под стражей.  Ты
знаешь, что я держу данное мной слово.
     - Да, - ответил Фвар и нахмурился. Его лицо могло  показаться  вполне
обычным, но это было не лицо, а маска, на которой больше всего  выделялись
глаза, горячие и жестокие - Для некоторых из них вы пришли слишком поздно.
     - Меня не волнуют те, кто проклят всеми,  -  ответила  Моргейн.  -  Я
обязана только тебе и полагаюсь только на тебя, потому что ты мне понятен.
     Фвар поколебался и, поклонившись, направился к выходу.
     - И еще, Фвар...
     - Леди?
     - Охтидж-ин отныне крепость людей, и я свое дело сделала. А  те,  кто
занимаются сейчас грабежом - они крадут у тебя.
     Эта мысль явственно отразилась на лице Фвара, и прочие присутствующие
внимательно следили за происходящим.
     - Да, пожалуй, - сказал Фвар.
     - Леди, - сказал другой с сильным  акцентом.  -  Амбары  с  зерном...
Будете ли вы раздавать?..
     - Разве не Хаз ваш священник? - спросила она. - Пусть  ваш  священник
откроет амбары и поделит это ваше зерно среди ваших людей. Не  спрашивайте
меня больше о таких вещах. Это меня не волнует. Оставьте меня.
     Наступило молчание.
     Один из болотников  махнул  стражникам-кваджлам,  гоня  их  к  двери.
Двинулись и все остальные, Фвар и Хаз, остались только трое сыновей  Хаза,
которые были назначены стражниками, и  всхлипывающий  священник  Гинун,  а
также трое слуг, стоящих на коленях в дальнем углу.
     - Покажите мне, - сказала Моргейн слугам,  -  где  лучшие  комнаты  с
крепкими дверями, достаточно безопасные, чтобы мы могли бы  поместить  там
священника для его же собственной защиты.
     Она  говорила  с  ними  мягко,  и  некоторые  зашевелились,   другие,
набравшись смелости, взглянули на нее, тут же опустив глаза.
     - Там, - сказал старший из них и указал в сторону двери, которая вела
из центрального коридора внутрь.
     Там, напротив большого главного зала,  была  маленькая  комнатка  без
окон. В ней Моргейн и велела  запереть  священника,  закрыть  задвижку  на
двери и обмотать  ее  цепью,  поставив  у  дверей  стражу.  Идея  посадить
священника под  арест  принадлежала  Вейни,  и  он  проделал  все  это  не
торопясь.
     Ему не хотелось смотреть священнику  в  глаза,  когда  тот  уселся  в
темной комнате, где было запрещено держать какой-либо огонь, чтобы  он  не
принес вреда ни себе, ни другим с его помощью. Ужас священника  был  почти
осязаем, и Вейни колебался закрывать дверь.
     Священник дьяволов, который ползал около ног Моргейн и чья  нечистота
словно бы запачкала  их  самих.  Вейни  с  отвращением  смотрел  на  этого
человека, видя, как он боится темноты, и понимал его страх.
     - Успокойся, - сказал он  наконец  Гинуну  так,  чтобы  стражники  не
слышали, - ты здесь в большей безопасности, и будешь в безопасности до тех
пор, пока ведешь себя тихо.
     Когда Вейни закрывал дверь, священник с белым лицом и ужасом в глазах
все еще смотрел на него. Вейни задвинул  задвижку  и  обмотал  вокруг  нее
цепь, вспоминая крышу башни, где сидел под замком он сам, и слова Роха. Он
подумал, что ему никогда не хотелось бы увидеть, как вел себя  тогда  этот
священник. Он, илин, никогда не скажет об этом Моргейн. Он не  доверит  ей
свои воспоминания.
     И он не знал, было ли это из-за добродетельности или из-за трусости.
     Сыновья Хаза заняли свои места около дверей. Моргейн поджидала его  в
нижнем зале. Он вышел к  ней  через  палаты,  в  которых  сидели  когда-то
великие лорды, и бросил ее вещи на камни рядом с очагом.
     Еще несколько тел попались им. Порванные гобелены, тела стражников  и
бывших лордов лежали среди разбитого стекла и перевернутых  кресел.  Вейни
знал их. Одно из них было телом старой женщины, другое - телом  одного  из
старых лордов, который с неохотой поклонялся Хитару.
     - Наведите здесь порядок, - резко сказала Моргейн слугам, - и уберите
их.
     И, пока они делали это, она пододвинула тяжелое кресло прямо к очагу,
к огню, который все еще горел там, разведенный для бывших хозяев, вытянула
ноги и скрестила их в лодыжках, не обращая никакого  внимания  на  грязную
работу, которую выполняли слуги. Она поставила  Подменыш  концом  на  пол,
прислонила сбоку от себя и протяжно вздохнула.
     Вейни отвел глаза от того, что происходило в комнате.  Слишком  много
страшных смертей. Он был  воином,  но  он  привык  к  сражениям,  а  не  к
истреблению вооруженными людьми безоружных. Ему не хотелось  в  дальнейшем
вспоминать все то, что произошло в Охтидж-ине.
     Где-то здесь была Джиран, потерянная  в  этом  хаосе,  уцелевшая  или
погибшая от жестокой руки одного из болотников. Он подумал об этом с болью
в сердце, ощутил собственную измотанность и  услышал  шум  толпы  снаружи.
Несчастным женщинам этой крепости уже ничем нельзя было помочь. Но  Джиран
верила ему, когда он говорил ей, что заберет ее из Охтидж-ина.
     - Лио, - сказал он и упал на колени рядом с очагом, у которого сидела
Моргейн. Его голос дрожал, но ему не было стыдно, потому что оба они  были
уставшими. - Лио, где-то здесь Джиран, я должен найти ее, я  перед  ней  в
долгу...
     - Нет.
     - Лио.
     Она смотрела в огонь, ее загорелое лицо было усталым, а белые  волосы
все еще мокрыми от дождя.
     - Если ты выйдешь наружу, во двор, то какой-нибудь шию  воткнет  тебе
нож в спину. Нет, достаточно.
     Он поднялся на ноги, тронутый ее  заботой,  уставший  от  бесполезных
дебатов и борьбы своих доводов с ее. Он посмотрел на дверь, раздумывая над
тем, что она высказала свои возражения  и  больше  нет  смысла  продолжать
убеждать ее, но, тем не менее, направился к выходу. Он знал о ее  доброте,
и она тоже знала это.
     - Илин, - ее голос догнал его. - Я отдала тебе приказ.
     Он остановился. Это был голос чужого человека, холодный и незнакомый.
И сама она была окружена незнакомыми ему людьми, намерений которых  он  не
знал. Он смотрел на нее, и страх  подобрался  в  его  сердце.  Было  такое
ощущение, что она, как и вся земля, изменилась.
     - Я не собираюсь повторять тебе мои доводы, - сказала она.
     - По отношению к кому-нибудь другому, - ответил он, -  это  могло  бы
быть полезно.
     Последовало долгое молчание. Она сидела и  смотрела  на  него,  а  он
наблюдал, как в ней растет холод.
     - Что ж, можешь поискать свои вещи, - сказала она. - А  затем  можешь
взять лошадь и эту девочку хию, если она еще жива, и уходите с  ней,  куда
хотите.
     Она всегда говорила именно то, что имела в виду,  и  он  затрясся  от
бессильного гнева. В ее голосе не было ни  одной  сердитой  нотки,  ничего
такого, против чего он мог бы восстать, никакой надежды на то, что  он  не
так понял или что она не так выразилась. На него давила жуткая усталость и
пустота, которую невозможно было постичь,  -  если  он  уйдет  сейчас,  то
никогда больше Моргейн не увидит.
     - Я не узнаю, - сказал он. - Я не узнаю ту, кому дал клятву.
     Ее глаза оставались сфокусированными на чем-то за его спиной,  словно
она уже распрощалась с ним.
     - Ты не можешь прогнать меня, - закричал он на  нее,  и  его  хриплый
голос сломался, лишая его последних остатков достоинства.
     - Нет, - согласилась она, не глядя на него. - Но если ты остаешься со
мной, то не должен обсуждать мои приказания.
     Он отрывисто вздохнул и  подошел  туда,  где  она  сидела,  преклонил
колена на камне у очага, сорвал плащ, который она дала ему, отложил его  в
сторону и смотрел в одну точку до тех пор, пока не почувствовал, что может
говорить, не теряя самоконтроля.
     Она нуждалась в нем, убеждал  он  себя.  И,  тем  не  менее,  она  не
приказывала ему остаться. Джиран,  подумал  он,  будет  оставаться  в  его
памяти до конца его дней, но Моргейн... Моргейн он не может покинуть.
     - Могу я хотя бы, - спросил он спокойно, - послать  одного  из  слуг,
чтобы они поискали ее?
     - Нет.
     Он  отчаянно  вздохнул,  чуть  не  смеясь,  надеясь,  что  это   была
необдуманная реакция и что она передумает, но смех и надежда умерли, когда
он взглянул на нее прямо и увидел, что холодность все еще была на ее лице.
- Я не понимаю, - сказал он. - Я не понимаю.
     - Когда мы клялись друг другу, - сказала она  слабым  голосом,  -  ты
попросил меня об одной любезности, и я пошла тебе навстречу. Не вмешивайся
в то, что тебя не касается. Так что - не оставишь ли  ты  в  покое  и  эту
девочку?
     - Я не  понимаю,  лио.  Она  была  пленницей,  и  ее  куда-то  увели.
Возможно, она страдает. Женщины там, снаружи, - добыча болотников и  толпы
во дворе. Однако ведь ты тоже женщина, неужели ты не можешь найти  способа
помочь ей?
     - Она, может быть, страдает, и если ты хочешь спасать ее,  то  оставь
службу у меня и ищи ее, а если нет, то имей сострадание к ней и оставь  ее
в покое.
     Она на некоторое время замолчала, ее серые  глаза  обвели  комнату  с
порванными гобеленами и разбросанными богатыми украшениями. Со  двора  все
еще доносились крики и  стоны,  ее  взгляд  суетливо  забегал.  Она  опять
взглянула на него. - Я сделала то, что была вынуждена сделать,  -  сказала
она отсутствующим мертвым голосом. - Я привела сюда  обитателей  Бэрроу  и
болотников Шиюна потому, что мне необходимо было достичь этой земли, чтобы
выжить. Больше меня с ними ничто не связывает. Я не хочу руководить ими, я
просто пришла вместе с ними и буду здесь только до  тех  пор,  пока  можно
будет двигаться дальше. Несмотря ни на что, всех их я оставлю  у  себя  за
спиной.
     Он слушал, и что-то внутри у него сжалось - не от слов, но  от  тона,
которым они были произнесены. Она лгала. О всем  своим  сердцем  надеялся,
что понял ее или наоборот не понял  совсем.  Подняться  сейчас,  выйти  за
дверь и оставить  ее,  сделать  что-нибудь,  чтобы  доказать,  что  он  не
принадлежит ей - он не знал, смелость это или трусость.
     - Я останусь, - сказал он.
     Она посмотрела на него, ничего не говоря. В нем  рос  страх  -  такой
странный и тревожный был  у  нее  взгляд.  У  нее  под  глазами  появились
какие-то тени. Он понял, что она не спала и не отдыхала все последние дни,
не имея товарища, охранявшего ее сон среди чужаков, не имея того, кто смог
бы заполнить пустоту и молчание, окружающее ее.
     - Я попрошу поискать ее, - сказала она  наконец.  -  Может  быть,  ее
найдут, если ты сможешь дать достаточно ясные указания.
     Он услышал надменность в ее голосе, зная,  что  за  этим  скрывается,
весь дрожа поклонился, до камней очага и опять сел.
     - Тебе сейчас просто необходимо поспать, - сказала  она.  -  Хотя  бы
час, а потом я тебя разбужу и отдохну сама.
     Он  осмотрелся  вокруг,  посмотрел  в  открытый  проход  в  следующую
комнату, где слуги сновали  туда-сюда,  унося  бывших  владельцев.  Где-то
горел свет,  открывались  и  закрывались  двери,  шуршали  одежды.  Теплая
постель - долгожданная роскошь, о которой он и не мечтал.
     "Это отличается, - подумал он, - от того, что этой ночью будут  иметь
другие". Джиран, если она все  еще  жива,  Китан,  лишенный  власти,  Рох,
пробирающийся  в  темноте  сквозь  бурю  и  наводнение  и   видящий   свой
собственный ночной ужас с Моргейн в виде главного действующего лица. Рох с
Абараисом имел шансы победить их.
     Сейчас Моргейн смотрела на него с обычным  выражением  лица,  немного
усталым, хорошо ему знакомым.
     - Лучше сначала отдохни ты, - сказал он.  -  А  я  посижу  у  огня  и
присмотрю за слугами.
     Она поблагодарила его взглядом из-под полуопущенных ресниц и  мотнула
головой: - Иди спать, я позволяю. Твоя совесть будет чиста.
     Он едва не упал, встав на затекшие ноги,  и  прислонился  к  каминной
полке, смотря на нее извиняющимся  взглядом.  Ее  глаза,  встревоженные  и
задумчивые, благословляли его.  Вейни  почтительно  и  благодарно  склонил
голову. Ночные кошмары окружали его, ужас всего того,  что  происходило  в
этой крепости. Останови это, -  хотелось  взмолиться  ему,  -  прикажи  им
прекратить этот ад, ты ведь можешь и не делаешь.
     Однажды она вела за собой армию. Это было еще до его рождения. Десять
тысяч человек следовали за ней - и пропали, канули в неизвестность,  кланы
и королевства исчезли, династии погибли, а Эндар-Карш погрузился на  сотни
лет в нищету и разруху.
     По ее прихоти клан Яйла исчез  до  последнего  человека,  поглощенный
Вратами; та же судьба постигла  многих  других  из  Карша,  исчезла  часть
кланов Нхи и Маай. Жуткое подозрение закралось к нему в душу.
     Он оглянулся на нее, на одинокую фигурку перед огнем, и  открыл  рот,
чтобы сказать ей о своих страхах и подозрениях и услышать в ответ, что они
не имеют под собой никакой почвы.
     Но здесь были слуги, которые наверняка  будут  подслушивать  и  везде
повторять услышанное. Он не отважился заговорить,  повернулся  и  вышел  в
другую комнату.
     Здесь была мягкость пухового матраца, уют гладких тканей, чистота  во
всем.
     "Скоро она поднимет меня, - подумал он лишь на секунду. Не так  много
осталось до утра". Он спал полностью  одетым,  в  чистой  одежде,  которую
нашел в шкафу и которая принадлежала бывшему лорду,  такому  же  высокому,
как и он, поскольку подходила по длине рукавов и ширине  плеч.  Удобная  и
мягкая одежда ласкала тело, наконец-то можно отдохнуть, расчесав волосы  и
побрившись в теплом месте, опрысканном  заботливой  служанкой  или  убитой
леди-кваджл какими-то снадобьями.
     Он отвлекся от этих мыслей и приказал себе не вспоминать о  том,  где
находится и  что  происходит  снаружи.  Он  был  в  безопасности.  Моргейн
наблюдала за его сном, также как и он будет  наблюдать  за  ее.  Он  отмел
прочь все мысли, полностью доверившись ситуации, и убедил себя в том,  что
никто не имеет права украсть у него заслуженный отдых.
     Время от времени негромкие его беспокоили звуки. На  мгновение  скрип
наружной двери встревожил его, пока он не услышал  мягкий  голос  Моргейн,
спокойно говорящей с кем-то. Затем дверь  опять  закрылась,  и  он  увидел
мягкий свет в ее комнате. Он знал, что скоро она позовет его на дежурство.
Он опять погрузил себя в несколько оставшихся минут,  предназначенных  для
драгоценного сна. Он услышал всплески воды в  ванной  комнате,  освещенной
одной простой лампой и отблесками камина из соседней комнаты.  Благодарный
за предоставленное ему время и удовлетворенный тем,  что  она  тоже  будет
иметь возможность отдохнуть, он с наслаждением опять закрыл глаза.
     Шорох одежды разбудил его, и пред ним явилась женщина-кваджл в  белом
халате, бледная как призрак. Он не сразу узнал ее, и его сердце забилось в
панике, предчувствуя убийство и смерть. Это  была  Моргейн.  Она  откинула
покрывало с другой стороны огромной  кровати,  и  он  с  некоторым  стыдом
приготовился покинуть свое место.
     - Продолжай спать, - шепнула она, успокаивая  его,  -  слуги  снаружи
охраняют нас, и дверь заперта изнутри. Пока есть  такая  возможность,  нет
нужды бодрствовать кому-то из нас.
     В руке у нее был Подменыш, который всегда лежал рядом с ней во  время
сна. Она положила его, эту страшную и опасную вещь, сверху на покрывало  и
словно пропасть разделила их. Вейни лежал очень тихо, чувствуя, как матрац
подался под ним, когда она улеглась рядом и укрылась покрывалом.
     В то же время вместе с мягким шумом ее дыхания  он  почувствовал  вес
Подменыша, лежащего между ними.
     Он больше не хотел спать, сердце его учащенно стучало. Его  тревожило
то, что он не сразу узнал ее. "Заиндевевшие волосы, - так пелось о  ней  в
одной старой балладе, - и иней этот  весьма  обжигает".  Было  мило  с  ее
стороны, что она не послала его к очагу, заботиться о таких  мелочах  было
так на нее не похоже. Возможно, она сама не могла бы спать спокойно,  если
бы отослала его на холодные камни. Возможно, это было компенсацией  за  те
грубые слова, которые она сказала ему недавно.
     Но все равно это было не похоже на их  походные  привалы,  когда  они
делили вместе один плащ и тепло костра - два товарища,  всегда  готовые  к
внезапному нападению из темноты.
     Он  прислушивался  к  ее  дыханию,  старался  предчувствовать  каждое
движение с ее стороны, пытаясь отвлечься от других мыслей на ее  счет.  Он
мысленно взмолился,  волнуясь,  правильно  ли  она  поймет  его,  если  он
удалится к очагу. Такая женщина, как она,  может  и  не  придать  значения
этому жесту.
     "А может быть, - думал он, чувствуя себя  несчастным,  -  она  хочет,
чтобы он преодолел этот барьер, и специально испытывает его".
     Моргейн спросила его тогда, почему он пошел за ней. Твое  милосердие,
ответил он ей, гораздо более великодушно, чем у  моих  родственников.  Это
замечание  словно  хлестнуло  ее.  Он  и  теперь  не  понял,  что  ее  так
рассердило.
     Он был человеком. А она? Он не был уверен в этом. Он боялся  бога,  а
она не была  богобоязненной.  Логика  была  не  применима  в  рассуждениях
относительно нее. Все аргументы Роха разбивались, когда он находился рядом
с ней, и он точно знал, что привело его на эту сторону Врат,  несмотря  на
то, что до сих пор боялся смотреть в ее чуждые серые глаза и боялся лжи  с
ее стороны, и этот страх превращался в какое-то другое чувство,  и  потому
он боялся сам себя и боялся  ее,  своей  госпожи,  убийцы  десятков  тысяч
людей, ее, которая на вид была кваджлом.
     Он совершенно запутался, пытаясь размышлять так, и у него было только
одно средство - знание того, что он житель Карша и нхи и что она  проклята
в его земле. Половина из того, что люди говорили о ней, было ложью, но то,
что он видел  собственными  глазами,  ужасало  и  не  поддавалось  никакой
логике.
     Наконец он понял, что речь идет не  о  логике  и  не  о  добродетели,
которые мешают ему разобраться во всем, а о том, что если хоть однажды  он
попытается преодолеть холод между ними, Моргейн перестанет  доверять  ему.
"Илин, - сказала она однажды, довольно  грубо,  -  ты  должен  знать  свое
место". "Илин, - добавила она сегодня  ночью,  -  делай  то,  что  я  тебе
приказываю".
     Гордость мучила его. Он не мог позволить такого отношения к себе.  Он
начал  соображать,  какую  ошибку  допустил  в  их  отношениях,  если  она
относится к нему как  к  человеку,  а  он  пытается  быть  одновременно  и
человеком, и слугой. В нем жил какой-то компаньон старше,  чем  он,  очень
требовательный и злой, и это давило на его сознание.
     Если она действительно хорошо относится к нему, но не хочет ставить в
неудобное положение, держа его на расстоянии, то ее желание приблизить его
к себе теперь свидетельствует о необычайной доброте и расположении к нему.
     И все-таки он с тревогой думал, ради чьего спокойствия  она  положила
меч между ними - ради своего или ради его?

     Что-то упало, громко ударившись о пол.
     Вейни проснулся, протянул руку и понял, что место рядом,  где  должна
была лежать Моргейн, пусто и холодно. Белый  дневной  свет  разливался  по
соседней комнате.
     Спрыгнув с кровати и открыв дверь,  он  увидел  Моргейн  в  привычном
черном  одеянии,  стоявшую  возле  открытой  внешней  двери.  Книги   были
разбросаны по полу, ящики выдвинуты, кругом был беспорядок. Слуги  вносили
еду, над тарелками  поднимался  пар  и  аппетитный  запах,  золотые  чашки
блестели на длинном столе.
     А за внешней  дверью,  рядом  с  Моргейн,  стояли  совершенно  другие
стражники, другой крови, более высокие и стройные, совершенно  не  похожие
на болотников. Она спокойно отдавала им приказания и получала отчеты.
     Вейни взъерошил волосы, все тело его  болело,  а  ноги  были  покрыты
ранами.
     Он вернулся в спальню, нашел в шкафу  свежую  рубашку  и  пару  узких
сапог, затем  сел  на  кровать,  пытаясь  засунуть  в  них  ноги,  и  стал
прислушиваться к голосам  Моргейн  и  людей  в  соседней  комнате.  Он  не
понимал, что там происходит. Расстояние было значительное, а  произношение
ему незнакомо.
     Ему казалось нетактичным явиться сейчас к ней и вмешаться в ее  дела.
Он подождал до тех пор, пока Моргейн не распрощалась с ними и  пока  слуги
не удалились, закончив завтрак.  Только  тогда  он  поднялся  и  отважился
выглянуть в ее комнату.
     - Садись, - предложила Моргейн, указывая  на  место  за  столом  и  с
задумчивым выражением пожала плечами. - Вот уже полдень, а дождь  льет  не
прекращая,   все   кругом   затопило   и   нет   возможности    выбраться.
Предполагается, что к вечеру ненастье утихнет. Так говорят шию.
     Вейни подвинул предложенное  ему  кресло,  но  когда  стал  садиться,
заметил пятно на ковре и замер. Она взглянула  на  него,  и  он  отодвинул
кресло, обошел вокруг стола и сел на  противоположной  стороне,  не  глядя
вниз, пытаясь забыть кошмары прошлой ночи.
     Моргейн сидела молча. Он наложил себе еду в золотую тарелке после нее
и отпил горячий, незнакомый на вкус напиток, который  согрел  его  больное
горло. Он ел, не проронив ни слова, находя ужасно неудобным делить стол  с
Моргейн - еще более неудобным, чем делить с ней постель.  И  ему  казалось
ненормальным сидеть за столом в ее присутствии. Это было возможно в другой
его жизни, когда он был сыном лорда, был знаком с придворными  манерами  и
не пользовался репутацией отшельника вне закона.
     Она продолжала молчать. Но существовавшая  между  ними  отчужденность
здесь, в Охтидж-ине, делала ее длительное молчание даже удобным для него.
     - Похоже, они не слишком хорошо кормили  тебя,  -  заметила  Моргейн,
когда он в третий раз потянулся за едой, а  она  успела  закончить  только
первую порцию.
     - Да, не очень.
     - Ты и спал как убитый, впервые за все время, что я тебя знаю.
     - Ты могла бы разбудить меня, когда проснулась.
     - Мне показалось, что тебе необходим отдых.
     Он пожал плечами.
     - За это спасибо, - сказал он.
     - И еще я понимаю, что твое ложе здесь было не очень уютным.
     - Пожалуй, - согласился он, взяв чашку в руки. Ему было  тревожно  от
ее  странного  юмора  и  от  того,  что  она   обсуждала   это   с   такой
настойчивостью.
     - Мне стало известно, - сказала Моргейн, - что ты  убил  двух  людей,
один из которых - хозяин Охтидж-ина.
     Он поставил чашку на блюдце и, держа ее  пальцами,  стал  вращать,  а
сердце его билось как после долгого бега.
     - Нет, - сказал он, - это неправда. Одного человека я убил, но  лорда
Байдарру убил Хитару, его собственный сын, находясь  в  одной  комнате  со
мной, и я должен был быть повешен за это в следующую ночь. Другой его сын,
Китан, возможно  знает  правду.  Я  не  уверен.  Все  было  сделано  очень
грамотно, лио. В комнате не было никого, кроме Хитару и меня, и  никто  не
знает наверняка, что случилось.
     Моргейн оттолкнула свое кресло и развернула  его  так,  чтобы  видеть
Вейни через угол стола. Она отклонилась назад, рассматривая Вейни с хмурым
выражением, которое заставило его почувствовать себя еще более неудобно.
     - И еще, - сказала она. - Хитару уехал в сопровождении Роха и взял  с
собой основные силы Охтидж-ина. Почему? Почему он взял стражников?
     - Я не знаю.
     - Должно быть, ты пережил ужасное время.
     - Да, - наконец произнес он, потому что  она  молчала  и  нужно  было
заполнить паузу.
     - Вейни, я не нашла Джиран, дочь Эла, но пока я искала ее, я услышала
странные вещи.
     Ему показалось, что краска хлынула ему  в  лицо.  Он  сделал  глоток,
чтобы облегчить спазм в горле. - Я слушаю тебя, - сказал он.
     - Говорят, - продолжала она, - что вы с ней были под  личной  охраной
Роха, и что по его приказу вы оба содержались в комфорте и безопасности до
тех пор, пока Байдарра не был убит.
     Он поставил чашку  и  взглянул  на  Моргейн,  вспоминая,  что  любого
подозрения для нее достаточно, чтобы совершить убийство, но она  сидела  и
завтракала, разделяя с ним напитки и еду, хотя узнала обо  всем  этом  еще
поздним вечером, перед тем, как лечь спать рядом с ним.
     - Если ты думаешь, что не можешь доверять мне,  -  сказал  он,  -  ты
можешь отделаться от меня прямо сейчас, тебе не следует ждать.
     - Ты собираешься отвечать, Вейни? Или ты будешь морочить мне  голову?
Ты опустил  многое  в  своем  рассказе,  а  твоя  клятва,  нхи  Вейни,  не
предусматривает этого.
     - Рох был прекрасно принят здесь, как мне показалось, и он  пообещал,
что и я буду в безопасности, это верно, но не в  таком  комфорте,  как  ты
думаешь, лио. И позже, когда Хитару захватил власть, Рох тоже вмешался.
     - А ты знаешь, почему?
     Он помотал головой и ничего не сказал. Предположений было  много,  но
ему не хотелось обсуждать их с ней.
     - Ты разговаривал с ним самим?
     - Да. - Последовало долгое молчание. Он чувствовал себя  не  в  своей
тарелке, сидя в кресле и глядя ей в  глаза;  никогда  еще  между  ними  не
возникало такого напряжения.
     - Тогда у тебя должны быть какие-то соображения.
     - Он сказал, что делает все это из-за родства.
     Моргейн ничего не ответила.
     - Он сказал, - продолжал Вейни, - что  если  ты  окажешься  для  меня
потерянной, то тогда он может требовать от меня расторжения клятвы.
     - Это было твое предложение? -  спросила  она,  и  когда  негодование
отразилось на его лице, ее взгляд сразу смягчился. - Нет, - прикинула она.
- Нет, ты бы не сделал этого. - Она мгновение смотрела на него с  каким-то
затаенным страхом, так, словно хотела сказать то, о чем давно думала.
     - Ты слишком невежествен. И твоя невежественность - большая  ценность
для него.
     - Но я не стал бы помогать ему бороться против тебя.
     - Но ты беззащитен. Ты невежествен и беззащитен.
     Кровь ударила ему в лицо от гнева. - Да, конечно же, - сказал он.
     - Я могу исправить это, Вейни.
     Стань тем, чем стала я, служи тому, чему  служу  я,  выноси  то,  что
выношу я... Жар разлился по его телу.
     - Нет, - сказал он. - Нет.
     - Вейни, ради себя самого, послушай меня.
     Надежда была в ее глазах. Никогда она так настойчиво не  просила  его
выслушать ее. Может быть, она надеялась на то,  на  что  раньше  не  могла
надеяться. Он вспомнил также то, о  чем  на  время  забыл,  разницу  между
Моргейн  и  кайя  Рохом:  что  Моргейн,  имея  право  приказывать,  всегда
воздерживалась от этого.
     - Лио, - зашептал он, - я буду пытаться сделать все, что ты прикажешь
мне, но не все приказы я в состоянии выполнить.
     - Все, кроме одного, - заключила она тоном, кольнувшим  его  в  самое
сердце.
     - Лио, все, что угодно.
     Она потупилась, и словно занавес опустился между  ними,  затем  вновь
подняла глаза. В них не было горечи, только глубокое сожаление.
     - Не надо стараться  выглядеть  бравой  передо  мной,  -  сказал  он,
уязвленный. - Ты чуть не погибла в наводнении, пытаясь  следовать  дальше,
не завершив своих дел здесь. Это на тебя очень похоже. Но делаешь  ты  это
не ради меня, а ради себя самой.
     Ее глаза опять опустились и снова поднялись.
     - Да, - сказала она без следов стыда, - но теперь, Вейни,  мои  враги
не оставят тебя в покое, и твое неведение не в силах спасти тебя от этого.
Отныне, пока ты досягаем для них, ты никогда не будешь в безопасности.
     - Я понимаю твои слова так:  ты  всегда  была  милосердна  ко  мне  и
никогда не обременяла меня  своими  кваджлинскими  способностями,  и  ради
этого мне следует делать для тебя больше, чем требует моя клятва.  Неужели
этого тебе мало? Ты можешь приказывать, ведь я всего лишь илин. Приказывай
- и я сделаю все, о чем ты просишь.
     В глубине  ее  глаз  появилась  жесткость;  отрицание  и  утверждение
пытались перевесить друг друга, и было заметно отчаяние.  -  О,  Вейни,  -
сказала она мягко, - ты  просишь  меня  о  добродетели,  которой,  как  ты
знаешь, я не обладаю.
     - Я жду твоих приказов, - сказал он.
     Она нахмурилась и уставилась куда-то в сторону.
     - Я пытался, - сказал он после долгого молчания, - достичь Абараиса и
там дожидаться тебя. Если бы мне удалось использовать Роха, чтобы  попасть
туда, я бы ушел с ним и там постарался бы остановить его.
     - Каким образом? - спросила Моргейн,  рассмеявшись.  Но  затем  опять
повернулась к нему, и ее взгляд по-прежнему был умоляющим. - Если бы  меня
не стало, что ты смог бы сделать?
     Он пожал плечами, пытаясь найти ответ на самую ужасную вещь,  которую
мог представить.
     - Бросил бы Подменыш во Врата. Этого было бы достаточно?
     - Если бы ты мог справиться с ним. Это убило бы тебя и  разрушило  бы
только одни Врата. - Она взяла Подменыш и положила его поперек  кресла.  -
Эта вещь создавалась для другой цели.
     - Пусть лучше остается в ножнах, - сказал Вейни, когда Моргейн  стала
вынимать лезвие. Затем зашел ей  за  спину,  поскольку  не  доверял  этому
проклятому клинку.  Моргейн  держала  его,  наполовину  вынув  и  повернув
плоской частью лезвия к Вейни, и  кваджлинские  руны  на  его  поверхности
светились мягким опаловым сиянием.
     - Любой, кто сможет прочитать это, - сказала она, - сможет  управлять
Вратами, и я думаю, ты понимаешь, что из этого может получиться  и  почему
нужно бояться, что Рох завладеет им. Для всех будет чрезвычайно  опасно  -
если ты настигнешь его, имея этот меч с собой.
     - Убери его, - попросил Вейни.
     - Вейни, способен ли ты прочесть эти надписи на  кваджлинском  языке?
Прочитать, понять их смысл и научиться пользоваться ими?  Или  я  прошу  у
тебя слишком многого?
     - Это очень важно для тебя?
     - Да, - ответила она.
     Он отвел глаза и кивком согласился.
     - Забери Подменыш себе, если меня вдруг не станет. Знай, что этот меч
научит тебя всему, и воспользуйся им только в том случае, если у  тебя  не
будет другого выбора.
     - Я сделаю это, - ответил он, и холод охватил его, как будто лед упал
на  его  сердце.  Именно  так  когда-нибудь  и  завершатся  их  совместные
странствия, и он понял,  что  всегда  знал  это.  Моргейн  вложила  меч  с
драконом-эфесом в ножны и, держа его на  сгибе  руки,  кивнула  в  сторону
огня, возле которого лежало вооружение и свернутый плащ.
     - Это твое, - сказала она. - Слуги нашли это сегодня ночью.  Оденься.
Я больше не доверяю этому месту. Все прочие дела мы уладим потом.  Мы  еще
поговорим об этом.
     - Хорошо, - согласился Вейни, радуясь  тому,  что  этот  их  разговор
прекратился - она могла добиться от него и большего, и  она  добьется  еще
большего, отнимая его у самого себя по маленьким кусочкам.  Возможно,  она
тоже знала это.
     Он почувствовал какую-то легкость в ее поведении и был рад этому.  Он
поднялся и пошел к очагу. Моргейн  подошла  к  нему  и  смотрела,  как  он
развязывает плащ, в котором были его вещи. Его вооружение, знакомый шлем -
- он был удивлен и рад, что все это сохранилось. Здесь была его  кольчуга,
очищенная от грязи и ржавчины, с обновленной кожей. Он  получил  эти  вещи
назад с огромным облегчением, поскольку это было все, чем он владел в этом
мире, за исключением еще черной лошади и седла.
     Выпал  лук  со  стрелами  с  костяными   наконечниками.   Лук   Роха.
Болезненные мысли вдруг вернулись к нему. На  мгновение  он  почувствовал,
как много она знала из того, что здесь произошло.
     - В следующий раз, - сказала  она  за  его  спиной,  -  найди  способ
использовать это.
     Вейни поклонился до самого пола, коснувшись  его  лбом,  благословляя
сам себя. Он поколебался, затем полностью закончил ритуал  и  после  этого
подобрал лук и все, что ему принадлежало, и понес в  другую  комнату,  где
чувствовал себя в большем уединении и мог одеться и вздохнуть спокойно.
     "Она могла оставить меня умирать здесь, в  этом  мире,  а  сама  уйти
дальше", - подумал он, завязывая дрожащими пальцами шнурки на одежде.
     Но теперь (после того, как  перспектива  открылась  перед  ним),  эта
мысль не так устрашала его, и, мало-помалу, он терял самого  себя,  а  она
приобретала все. Убийство толкнуло его  к  ней,  братоубийство,  а  служба
илина была лишь искуплением. Он размышлял о самом себе, о том, кем он  был
и кем он стал, и тот человек, которым он стал теперь, больше  не  способен
был на преступление, которое он когда-то совершил. Он облачился в  кожу  и
металлические доспехи, в которых провел большую часть своей юности. Раньше
он испытал бы привычное чувство защищенности,  но  теперь  это  больше  не
казалось ему залогом спокойствия.
     Пока что у тебя нет выбора, - предупредила его Моргейн, - как нет его
и у меня. Он пристегнул лук Роха к поясу, и этот груз тяжестью лег на  его
сердце. Он почувствовал желание использовать его.
     Тень легла у двери, и он поднял глаза. Это была Моргейн еще  с  одним
подарком - длинным мечом в ножнах.
     Он повернулся и принял клинок из  ее  протянутых  рук,  поклонился  и
прижал ножны ко лбу, как  человек,  который  принимает  подарок  от  своей
госпожи. Это была вещь кваджлов, он не сомневался в этом, и даже в большей
степени, чем Подменыш, который по крайней мере был сделан человеком.  И  с
ним в руках, впервые за все время  их  путешествия  через  эту  землю,  он
почувствовал  гордость,  чувство,  которое  Моргейн  особенно  ценила.  Он
вытащил меч из ножен и  увидел,  насколько  добротно  тот  был  сделан:  с
двойным лезвием, с четкими кваджлинскими надписями. Он был  длиннее  самых
длинных мечей жителей Карша, а лезвие его казалось  очень  тонким,  и  это
было как раз то оружие, с которым он умел обращаться.
     - Я благодарю вас, - сказал он.
     - Будь во всеоружии. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из этих людей  нанес
тебе удар в спину, а они бьют только так.  Они  волки,  чужаки,  случайные
союзники, ищущие сиюминутную выгоду.
     Он повесил меч на свой пояс, продев  его  через  кольцо  на  плече  в
наиболее удобном для него положении. Ее слова тронули его своей прямотой.
     - Лио, - сказал он тихим голосом,  -  давайте  уедем  отсюда  вместе.
Забудьте этих людей.
     Она кивнула назад в сторону  улицы.  -  Дождь  все  еще  моросит.  Мы
тронемся сегодня вечером, когда наводнение спадет.
     - Лио, я сделал то, что вы просила. Теперь ваша очередь уступить мне.
Я пойду готовиться к  отъезду  прямо  сейчас.  Я  оседлаю  лошадей,  и  мы
заночуем  уже  где-нибудь  в  другом  месте.  Лучше  холод  и  дождь,  чем
оставаться этой ночью здесь.
     Он видел ее беспокойство  и  сомнение  и  видел,  что  ее  раздражала
неизвестность, ей хотелось знать,  что  происходит  сейчас  за  камнями  и
поднявшейся водой. И на секунду он почувствовал в себе волнение,  какой-то
инстинкт говорил ему, что рядом с ними есть кто-то еще.
     Она махнула в сторону другой комнаты.
     - Книги... я только начала знакомиться с ними.
     - Не доверяйте этим людям.
     - Иди, - неожиданно  приказала  она  ему,  -  иди  посмотри,  все  ли
спокойно.
     Он запахнул свой плащ, подобрал шлем и, помедлив, оглянулся на нее.
     Он все еще  был  неспокоен,  оставляя  ее  в  этом  месте,  и  считал
необходимым предупредить ее о людях, которым она откроет дверь. Но  он  не
мог приказывать ей. Он надел шлем и прошел между охранниками, взглянув  на
них с недоверием. Затем вгляделся в другой конец коридора, где без  еды  и
питья был заключен Гинун.
     Еще один соблазн. Он не  отважился  поставить  стражу  у  дверей,  за
которыми находился священник. Нужно было что-то сделать с ним, но Вейни не
знал, что.
     Он поспешно запахнулся  в  тяжелый  плащ  и  застегнул  его.  Миновал
болотников, которые повернувшись смотрели на него и делали знаки,  которых
он не понимал. Затем вошел в  спиральный  коридор  крепости,  прошел  мимо
других  людей,  чувствуя  спиной  их  взгляды.  Даже  вооруженный,  он  не
чувствовал себя здесь  в  безопасности.  Факелы  горели,  воткнутые  возле
каждой двери, их было дикое множество; маленькие люди  из  Эрина  свободно
сновали вперед и назад, некоторые из них были пьяны и в своих крестьянских
одеждах не сочетались с окружающей их  роскошью.  С  тяжелым  взглядом  он
проходил мимо других людей -  высоких  и  утонченных,  похожих  на  Фвара.
Что-то угрожающее было и в них.
     Люди из  Бэрроу  и  болотники,  сказала  Моргейн,  называя  тех,  кто
следовал за ней. Люди Бэрроу - неожиданно дошло до Вейни.
     Маай.
     Сородичи Джиран.
     Он стал торопиться, спускаясь по коридору. Террор, пропитавший воздух
этого места, отныне обрел для него имя.
     Во дворе было куда спокойнее, чем  в  главной  башне.  Люди,  которые
попадались ему по дороге, останавливались и смотрели  на  него.  От  этого
Вейни было жутко, но они только стояли и наблюдали за ним.
     Он нашел конюшню, где Сиптах и его вороной стояли вместе, о них  хоть
и плохо, но позаботились. Рядом,  на  перекладинах  висели  седла.  Лошадь
обрадовались появлению знакомого человека.
     Что-то шевельнулось в тени;  он  замер,  прислушиваясь,  и  потянулся
рукой к мечу.
     - Господин, - прозвучал из  темноты  тихий  дрожащий  голос.  Женский
голос.
     Он стоял, прислонившись к стропилам в конюшне, по  голосу  узнав  ее.
Она пошевельнулась и он увидел в темноте что-то белое.
     - Джиран, - позвал он ее мягко.
     Она вышла, ступая осторожно, словно все еще не была уверена в нем. На
ней по-прежнему была все та же оборванная юбка и блузка. Из волос  торчала
солома. Она стояла, держалась за  стропило,  на  приличном  расстоянии  от
него, и казалось, что она едва держится на ногах.
     Он задвинул меч обратно в ножны и подошел к ней.
     - А мы искали тебя, - сказал он.
     - Я была около лошадей, - ответила она тонким голосом. - Я знаю,  что
она пришла. И я не знала, что ты жив.
     Он тяжело вздохнул, осознав, что  один  из  его  кошмаров  наконец-то
закончился.
     - Ты в безопасности. Теперь здесь люди из Хию, твои сородичи.
     Она  долго  молчала.  Ее  глаза  обратились  к  седлам,  висящим   на
стропилах, затем снова на него.
     - Вы уезжаете?
     Он понял, что она имеет в виду, и печально помотал головой.
     - Многое изменилось. Тебе небезопасно находиться с нами.  Я  не  могу
взять тебя.
     Слезы потекли у нее из глаз. Неожиданно  в  ее  взгляде  промелькнула
ярость, и он вспомнил, как нашел эту девочку, одну на болотистой дороге.
     А теперь он должен оседлать лошадей и вернуться  к  Моргейн,  доверив
лошадей Джиран.
     - Хотя бы увези меня из Охтидж-ина, - сказала она.
     Вейни не мог смотреть  на  нее.  Он  устроился  на  одном  из  седел,
раздумывая, как поступить.
     - Пожалуйста, - попросила она.
     Он взглянул на нее и снял седло с перекладины.
     - Я не свободен, - ответил он, - и не могу давать обещаний. Ты  маай,
ты забыла о Хиюдже, и ты должна была, глядя на меня, понять, что я  больше
не юйо и что у меня нет чести. Ты ошиблась, поверив мне. Я сказал то,  что
должен был сказать, потому что у меня не было выбора. Я не могу взять тебя
с собой.
     Она отвернулась и пошла прочь. Он думал, что она вернется в  темноту,
сядет и будет плакать, и тогда он оставит ее здесь до того, как решит, что
им с ней делать.
     Но она не вернулась. Она подошла к куче, взяла уздечку и седло в руки
и понесла эту тяжесть... Он наблюдал, как она подходит  к  нему  и  солома
падает из-под ее пальцев, она  тяжело  дышит,  глаза  ее  полны  слез.  Он
преградил ей дорогу и взял за руки, и все содержимое упало на солому, а он
выругался на нее. Джиран стояла с пустыми руками, смотрела на него,  а  ее
глаза ослепли от слез.
     - По крайней мере, когда ты будешь уезжать, - сказала она, -  ты  мог
бы помочь мне выбраться на дорогу, только не оставляй  меня,  у  тебя  нет
такого права.
     Он стоял спокойно. Она наклонилась, пытаясь поднять седло с земли,  и
вся затряслась, поскольку в ее руках не было силы. Он выругался и, взяв  у
нее седло, повесил его на ближайшее стропило.
     - Ладно, - заключил он. - Я оседлаю лошадь  и  для  тебя.  А  что  ты
будешь делать потом - твое личное дело. Выбирай, какую.
     Она смотрела на него поджав губы, затем пошла к  стропилам,  положила
руку на гнедую кобылу.
     - Я возьму эту.
     Он пошел взглянуть на  кобылу,  которая  была  достаточно  широкой  в
груди, но мелковатой.
     - Могла бы выбрать и получше.
     - Эту.
     Он покачал головой, размышляя, что она все  равно  сделает  так,  как
хочет.
     Когда кобыла  Джиран  была  оседлана,  он  занялся  своей  лошадью  и
Сиптахом. Накинул на них уздечки, подготавливая к долгому  пути.  Закрепил
кожаные  ремешки  и  затянул  подпруги.   Наконец,   закрыв   стойло,   он
приготовился выйти.
     - Я должен пойти  посоветоваться  со  своей  госпожой,  -  сказал  он
Джиран, которая ожидала его около своей кобылы. - Мы скоро выезжаем. Может
быть, что-то задержит наш отъезд, но ненадолго.
     Гнев отразился на ее лице, и он повернулся,  чтобы  уйти,  размышляя,
что лошади будут в безопасности, пока Джиран находится рядом с ними.
     - Нет, - зашептала Джиран у него за спиной,  неожиданно  подбежала  и
поймала его за руку. Он оглянулся - ужас застыл у  нее  на  лице.  Чувство
какой-то западни ужалило его.
     - Лорд, - зашептала  она,  -  здесь  прячется  какой-то  человек.  Не
оставляй, не оставляй меня здесь.
     Он сжал ее руку так сильно, что она вскрикнула.
     - Как их много? Что ты еще приготовила для меня?
     - Нет, - выдохнула она, - он один, - и  указала  в  сторону  стойл  в
темноту. - Он здесь. Не оставляй меня с ним. Китан, это Китан.
     Она вскрикнула. Он отпустил ее руку, понимая, что сделал ей больно, и
Джиран потерла руку, не делая попытки бежать.
     - Когда началось нападение, - сказала она, - он пришел сюда и не смог
выйти. Когда он спал, я взяла вилы и подошла к нему, чтобы убить  его,  но
побоялась. Теперь он слышит, как мы уезжаем, и придет  сюда  опять,  когда
будет безопасно.
     Он осторожно вытащил меч из ножен. - Ты покажешь мне, где,  -  сказал
он, - и если ты ошибаешься, Джиран...
     Она помотала головой. - Я думала, что  мы  уходим,  -  зашептала  она
сквозь слезы. - Я надеялась, что  нет  необходимости  убивать  его.  Я  не
хочу...
     - Спокойно, - сказал он и схватил ее за запястья, толкая вперед.  Она
последовала за ним, так тихо, как могла в темноте. Из маленьких квадратных
окошек едва пробивался свет,  освещая  лабиринт  коридорчиков  с  полками,
уставленными пустыми емкостями. За  перегородкой  шел  поворот  в  стойла,
углубления которых пустовали. Здесь уже свили себе гнезда птицы,  тревожно
замахавшие крыльями.
     Рука Джиран притронулась к  нему,  предупреждая,  и  указала  на  ряд
наиболее темных стойл. Он пошел в этом  направлении,  таща  ее  за  собой,
заглядывая в стойла и беспокоясь о том, как легко устроить здесь западню.
     Белая тень промелькнула  из  стойла,  побежала.  Вейни  оставил  руку
Джиран и бросился наперерез к следующему ряду.
     Человек с развевающимися белыми волосами  бежал  к  дальним  стойлам.
Вейни преследовал его, все  время  видя  его  мелькающую  голову  в  свете
открытых окон.
     Гонка была ужасающей. Кваджл исчез снаружи тогда, когда Вейни  только
достиг стойла. Он остановился, жутко выругался и, озираясь вокруг,  напряг
слух. Джиран подбежала к нему.
     Он опустил  меч,  и  вдруг  снаружи  донеслись  крики,  там  началась
суматоха, похожая на погоню, звуки ее стали отдаляться.  Китан  исчез,  но
поймать его не займет много времени, потому что целая  крепость  Охтидж-ин
была начеку.
     Он выругался так, как никогда не позволял  себе,  и,  больно  схватив
Джиран за руку, направился опять к передним стойлам.
     - Оставайся здесь, - сказал он, - и позаботься о  лошадях.  Я  иду  к
Моргейн. Мы уезжаем как можно быстрее.

     Во дворе царил хаос, люди выбегали изо всех дверей, но Вейни  прошел,
расталкивая всех, расчищая себе путь сквозь массу народа,  выбегавшего  из
главного здания крепости. Люди отшатывались в испуге, когда видели его.  В
левой руке он держал меч в ножнах и вошел в главный зал крепости, двигаясь
так быстро, как мог не переходя на бег. Он боялся  бежать:  паники  и  так
было достаточно, а он был хорошо известен как слуга Моргейн.
     Он достиг зала лордов на самом верху башни, миновал внутренние  посты
стражников. Они видели его оружие, но, узнавая его,  тут  же  убирались  с
дороги. Он открыл дверь и захлопнул ее за собой, впервые переведя дыхание.
     Моргейн взглянула на него. Она стояла около окна, рука ее  лежала  на
подоконнике. Страдание  было  в  ее  взгляде,  откуда-то  снизу  со  двора
доносились человеческие крики.
     - Ты что-то нашел? - спросила она его.
     - Китана, - сказал он. - Лио, лошади оседланы, и нам необходимо ехать
немедленно, пока никто не заметил наших приготовлений к отъезду.
     Снаружи донесся крик, она высунулась в окно, глядя вниз, во двор.
     - Они схватили его, - сказала она спокойно.
     - Давайте поедем, лио. Давайте уедем отсюда, пока еще есть время.
     Она повернулась к нему во  второй  раз,  и  он  увидел  в  ее  глазах
сомнение. В нем опять поднялся страх. В одном он солгал ей -  и  эта  ложь
набирала силу, стена отчуждения росла между ними.
     - Не думаю, что будет милосердием с нашей стороны  попытаться,  чтобы
они отвели его в холл. Они приведут  его  в  крепость,  без  сомнения  они
приведут его сюда. Так мало времени и так  много  трудностей,  Вейни...  У
тебя был шанс встретиться с ним?
     Он поспешно выдохнул: - Я клянусь вам, послушайте  меня.  Есть  такие
вещи, которые лорд Китан может сказать, но  не  перед  вашими  людьми.  Не
расспрашивайте его и отделайтесь от него как можно скорее.
     - Что я не должна спрашивать его?
     Он почувствовал укор в вопросе и помотал головой.
     - Нет, лио. Послушайте меня, пока вы не сделаете известным Охтидж-ину
все то, что сказал Рох. Избегайте этого. Существуют вопросы, на которые вы
не хотите, чтобы были даны ответы.  Там,  внизу,  священник...  и  шию  во
дворе, и слуги-кваджлы, оставшиеся в живых. Китан не принесет  вам  добра.
Ему нечего сказать. Он не может сказать ничего такого, что  вы  хотели  бы
услышать.
     - И у тебя был бы шанс встретиться с ним? Вейни?
     - Да, - закричал он голосом, который потряс тишину.
     - Это возможно, - сказала она через какой-то момент.  -  Но  если  ты
прав, было бы хорошо знать, что он уже сказал.
     - Вы готовы, - спросил он ее, - выехать через несколько минут?
     - Да, - сказала она и показала на огонь, около которого лежали все ее
принадлежности. У самого него ничего не было.
     Снаружи в холле началось какое-то движение, а вскоре звуки  криков  и
тяжелый топот приблизились. Тяжелая  рука  распахнула  дверь.  -  Леди,  -
раздался голос снаружи.
     - Пусть войдут, - приказала Моргейн.
     Вейни открыл дверь, его рука прикоснулась  к  ножнам  длинного  меча.
Одно малейшее движение - и он выхватит его.
     Изможденные люди толпились снаружи, но главным среди них был  человек
из Бэрроу со шрамом на лице, Фвар,  окруженный  своими  сородичами.  Вейни
встретил гневное лицо с холодностью и отступил назад, потому  что  Моргейн
приказала так, потому что это были ее люди. Жестокие люди, не  такие,  как
люди из Эрина. Он сожалел, что видит сейчас  тех,  кто  совершил  массовое
убийство в Охтидж-ине, и  понимал,  что  какое  бы  ни  было  поручено  им
убийство, они насладились бы этим.
     И среди них, окруженная со всех сторон, стояла фигура  лорда-кваджла,
тонкого и испуганного. Кровь залила его  шелковую  рубашку,  белые  волосы
были растрепаны, а на лбу запеклась струйка крови.
     Фвар бросил испуганного полукровку на пол. Моргейн уселась в  кресло,
отклонилась назад, Подменыш был у нее под рукой. Она спокойно смотрела  на
бывшего лорда Охтидж-ина, который пытался встать, но его  держали.  Вейни,
встав на свое обычное место у плеча Моргейн, увидел ярость в серых  глазах
кваджла, но в них уже не было  мечтательности  и  туманности,  в  них  был
только страх и ненависть.
     - Это Китан, - сказал Фвар, и его израненные губы улыбнулись.
     - Пусть он встанет, - сказала Моргейн,  и  такая  ненависть  была  во
взгляде Китана, что Вейни похлопал по своему мечу в  ножнах,  предупреждая
его, но плененный полукровка был благоразумен. Он  с  трудом  поднялся  на
ноги и слегка склонил голову, как бы не признавая реальности.
     - Я помещу тебя вместе с остальными, - мягко  сказала  Моргейн,  -  с
остальными твоими сородичами, которые остались живы, в верхней части  этой
башни.
     - Зачем? - спросил Китан и бросил взгляд вокруг себя.
     Моргейн пожала плечами: - Ради того, чтобы эти  люди  были  хозяевами
здесь.
     Элегантный молодой лорд  стоял,  дрожа,  вытирая  кровь,  его  взгляд
устремился на Вейни, который посмотрел на него  без  всякого  почтения,  и
опять отвернулся.
     - Я не понимаю, что происходит, - сказал он.  -  Почему  вы  все  это
сделали с нами?
     - Вам просто не повезло, - сказала Моргейн.
     Наглость этого ответа казалось,  перехватила  у  Китана  дыхание.  Он
горько засмеялся.
     - Скажите, какой прок вы получили от таких союзников, которые  у  вас
есть. Что вы обрели?
     Моргейн нахмурилась, глядя на него. - Фвар, - сказала  она,  -  я  не
думаю, что есть смысл держать их.
     - Мы можем позаботиться об этом, - ответил Фвар.
     - Нет, - возразила она. - У тебя есть Охтидж-ин и  у  тебя  есть  мой
приказ, Фвар, не убивать их. Подчинишься ли ты ему?
     - Если это твой приказ, - ответил Фвар с сомнением.
     - Так, - сказала Моргейн, - Фвар и его преподобие Хаз из Эрина правят
в Охтидж-ине и будут править  в  соответствии  со  своими  правилами.  Что
касается меня, я покидаю это место, как только наводнение  схлынет,  и  ты
будешь последним, кто видел меня, лорд Китан.
     - Они убьют нас.
     - Может, и нет, но будь  я  на  твоем  месте,  лорд,  я  бы  поискала
прибежище где-нибудь в другом месте, может быть, в Хиюдже.
     Последовал смех, краска залила щеки Китана.
     - Почему? - спросил Китан. -  Почему  ты  сделала  это  с  нами?  Это
чрезмерная, безграничная месть.
     Опять Моргейн пожала плечами. -  Я  только  открыла  ваши  ворота,  -
сказала она, - а то, что было рядом со мной снаружи - не мое  дело.  Не  я
привела их, у меня есть свой путь.
     - И ты говоришь  об  этом  так  спокойно  -  ты,  которая  уничтожила
цивилизацию.
     Китан взглянул на чудесные гобелены, лохмотьями свисавшие со стен.  -
И это богатство, искусство тысячелетий, разрушено не людьми, а животными.
     - Там, - сказала Моргейн, - наводнение. Крепость Бэрроу  затопляется.
Эрин уходит под воду. Больше им ничего не оставалось, как идти  на  север.
Ваше  время  прошло,  и  вы  сами  выбрали  такие  условия.  Это  был  ваш
собственный выбор.
     Кваджл стиснул руки, словно от холода: - Наш мир погружается, но  это
недоброе время еще недавно было наше,  и  земли  эти  были  нашими,  и  мы
наслаждались этим. Источники однажды перевернули весь мир,  и  все  жители
Бэрроу  бросились  тогда  в  наши  земли.  Это  привело  и  многие  другие
человеческие существа к гибели, и только мы, единственные, выжили  в  этом
всемирном  хаосе.  Соблазнившись  Источниками,  эти  люди   обрекли   свои
собственные земли, а теперь пришли разрушить наши. Может быть, и  он  тоже
такой же, - сказал он, глядя обжигающим взглядом  на  Вейни,  -  пришедший
через Врата. Может быть, тот, кто назвался Рохом, пришел с этой же  целью,
и опять короли Бэрроу будут править нами. И это мог сделать только имеющий
власть открыть то, что было запечатано.
     Моргейн  нахмурилась  и  выпрямилась,  держа  Подменыш  на   коленях.
Неожиданно Вейни  двинулся  в  сторону  полукровки,  чтобы  заставить  его
замолчать и вывести из комнаты. Но резкая команда Моргейн остановила  его.
Никто не шевельнулся, даже тупо смотрящие  крестьяне.  Моргейн  поднялась,
неудовольствие отпечаталось на ее лице. Она подошла к Фвару и  на  секунду
задумалась.
     - Короли Бэрроу, - сказала она  с  призрачным  выражением  в  глазах.
Вейни увидел это и вспомнил Айрин и призраков, преследовавших  ее,  армию,
исчезнувшую в  обширной  долине,  десять  тысяч  человек,  от  которых  не
осталось даже следа.
     И вспомнил своих сородичей,  погибших  от  ее  руки  всего  несколько
месяцев назад.
     - Лио, - сказал он с напряжением, - мы теряем  время.  Отпусти  этого
полукровку или запри его с другими. Он не заслуживает внимания.
     Моргейн быстро взглянула на Китана. - Как давно?
     - Лио, - сказал Вейни, - это бесполезно.
     - Как давно?
     Китан собрался с силами,  вздохнул,  принял  привычную  наглую  позу,
свойственную ему во время его правления, несмотря на то, что пальцы  Вейни
впились в его руку: - Очень  давно.  Достаточно  давно,  чтобы  эта  земля
превратилась в то, чем она является сейчас. И, конечно же, - крикнул он  с
надрывом, - ты хочешь предложить то же, что  предложил  человек  по  имени
Рох. Жизнь, богатство, восстановление старинной власти. Лги мне  в  глаза,
древний враг, предложи купить мое расположение - это,  судя  по  ситуации,
тебе вовсе не лишне.
     - Убейте его, - приказал Фвар.
     - Твой враг ушел  в  Абараис,  -  сказал  Китан,  -  чтобы  завладеть
Источниками и захватить весь север. Хитару ушел вместе  с  ним,  со  всеми
нашими силами, и скоро они вернутся назад.
     Страх заполнил всю комнату. Люди из Бэрроу,  казалось,  едва  дышали.
Только Моргейн была абсолютно спокойна.
     - Шию говорят то же самое, - сказал один из болотников.
     - Когда спадет наводнение, - сказала Моргейн, - тогда мы  разделаемся
с Рохом, и он не вернется в Охтидж-ин. Но это - мое дело,  оно  не  должно
заботить тебя.
     - Леди, - спросил Фвар, и страх слышался в его  голосе,  -  когда  ты
достигнешь Источников, что тогда ты сделаешь с ними?
     Вейни слушал, оцепенев от ужаса, держа одной рукой полукровку, другой
схватившись за рукоятку меча. Она не должна была  отвечать  -  глазами  он
пытался предупредить ее.
     - Мы последуем за тобой, - сказал человек из Бэрроу. - Мы твои, и  мы
последуем за тобой.
     - Возьми их, - засмеялся Китан дразнящим и гордым смехом, и  внезапно
большинство людей из Эрина бросились прочь из  зала,  расталкивая  высоких
людей из Бэрроу.
     Китан все еще смеялся, и Вейни, ругаясь, отталкивал в сторону бегущих
людей из Эрина. Он выпростал свой меч,  и  Китан  отпрянул  на  безопасное
расстояние.
     - Нет, - приказала Моргейн, - нет. И  потом,  обращаясь  к  людям  из
Бэрроу: - Фвар, останови людей из Эрина и найди мне  Хаза.  -  И  люди  из
Бэрроу  сами  остановились,  словно  завороженные  ее  бледным  лицом,   и
уставились на нее. Один из них притронулся к амулету, свисающему со шнурка
на его шее. Фвар ударил его по губам.
     А Китан молча улыбался и опять решился на речь. - Конец  миру,  конец
всему свету, а вы слепы, трусы из Бэрроу. Ведь это именно она привела  вас
сюда через Источники, чтобы отплатить вам за все, что  вы  сделали...  Это
ваше собственное, ваше  личное  проклятье.  Прошел  всего  лишь  взмах  ее
ресниц, но в Источниках нет времени, нет расстояния. Вы отомщены.
     Сверкнул нож, вынутый из ножен: человек Моргейн из Бэрроу двинулся  к
Китану. Вейни грозно посмотрел на него, и тот, с бледным, опухшим, изрытым
оспой лицом  попятился  назад.  В  комнате  повисло  молчание,  тяжелое  и
давящее. Неожиданно послышалось какое-то движение снаружи, словно животные
в стойлах одновременно стали переступать с ноги на ногу. Мебель задрожала,
графин с вином задребезжал на  столе,  а  затем  кресла  заплясали  и  пол
зашатался  под  ногами,  вдруг  разделяясь  огромной   трещиной.   Трещина
образовалась и на стене, ее было видно в пыльном дневном  свете.  Вырвался
огонь, горящая дорожка побежала по ковру. По всей крепости раздались крики
и топот.
     Грохот сотряс стены, оглушая и отдаваясь во всех комнатах крепости.
     Затем все закончилось, и только тревожные крики изредка раздавались в
крепости. Вейни стоял, прислонившись к спинке кресла, Китан - около стола,
и смешки вырывались из него, а люди Бэрроу  стояли  около  стен,  белые  и
дрожащие.
     - Прочь,  -  закричала  Моргейн.  -  Все  -  прочь  отсюда.  Очистить
крепость! Прочь!
     Началась паника. Хию толпой поспешили к дверям, в спешке  толкаясь  и
давя друг друга. Вейни, с мечом, направленным  в  сторону  Китана,  увидел
Моргейн, которая задержалась, чтобы собрать свои вещи у очага.
     - Идем, - сказал он ей, хватаясь за  ее  поклажу,  но  она  предпочла
нести ее сама. Вейни отпустил Китана, намереваясь прикрывать, и полукровка
бросился вон из дверей, побежал от холла по  другому  коридору,  по  пути,
идущему наверх.
     - Там его люди, - сказала Моргейн, и Вейни  на  секунду  почувствовал
уважение к лорду-кваджлу, понимая, о чем тот волнуется.
     В стороне Вейни  увидел  расколовшийся  дверной  проем,  закрытый  на
задвижку и обмотанный цепью.
     Священник.
     - Иди, - закричал он Моргейн  и  сам  побежал,  затем  остановился  и
откинул задвижку.
     Комната была пуста.  Священник  был  достаточно  тощим  человеком,  и
образовавшейся щели было достаточно для того, чтобы он убежал.
     Вейни повернулся и побежал за Моргейн, минуя залы, в которых было все
перевернуто, вдоль стен, грозно нависших над ним. Он увидел ее, выбегающую
в главный коридор.
     Паника царила повсюду. Многие  факелы  потухли,  погрузив  коридор  в
темноту. Кричащие женщины и дети из Эрина боролись со стражей крепости  за
проход, и мужчины жестоко толкались там, где сила могла помочь им  пройти.
Один из сыновей Хаза расчищал проход для Моргейн, крича  ей  слова,  смысл
которых понять было невозможно. Моргейн пыталась отвечать ему и  хваталась
за его руку, ища опоры, когда они продвигались по коридору.
     С криком упал ребенок, и Вейни поднял его за  одежду  и  оттолкнул  в
безопасное место, прислушиваясь к скрежету камней. Было слышно, как где-то
внизу поток воды ломал все на своем пути.
     Моргейн,  путь  для  которой  теперь  расчищал  один  из  болотников,
продолжала двигаться, и Вейни видел ее безжалостную борьбу.
     Внешние ворота так и оставались открытыми  со  времен  нападения.  Он
ясно видел Моргейн на ступеньках в льющемся потоке дождя, и  когда  догнал
ее, запыхавшись, с кружившейся головой, смутно понял,  что  они  двигаются
под натиском обезумевшей толпы.
     Его глаза, как и ее, в шоке уставились над разрушенными воротами, где
на месте еще недавно стоявшей огромной башни зияла  дыра.  И  жалкие  люди
ползали по щебню под падающим дождем там, где огромные камни  валились  на
их жилища, круша все на своем пути, не щадя деревья и человеческую плоть.
     Люди увидели стоящую неподалеку Моргейн и начали кричать и умолять. А
самые смелые из них подошли, дрожа от страха. Они  собрались  все  вместе,
толпой: болотники и жалкие обитатели этой крепости, хию и шию объединились
в своем отчаянии. И никто не притронулся к ней.
     Она спустилась с последней ступеньки и пошла меж их рядов, в то время
как они отпрянули, очищая ей дорогу и давя друг друга, боясь  столкновения
с ней. Вейни шел за ней с  мечом  в  руке,  видя  толпу,  которая  однажды
угрожала ему, а сейчас отчаянно молила о  помощи.  Руки  притрагивались  к
нему так, как они никогда не решились бы притронуться к Моргейн. Это  была
мольба о спасении.
     Моргейн, закутавшись в плащ и опустив капюшон, обернулась  и  бросила
последний взгляд на крепость. Огромная  трещина  по  всей  стене  крепости
зияла чернотой и грозила дальнейшим разрушением.
     - Я не ручаюсь, что эта постройка простоит и час, скоро будут  другие
разрушения, - предрекла она, окинув взглядом всех  собравшихся  во  дворе,
сама находясь в состоянии шока.
     Все начали  беспрестанно  молиться.  Неожиданно  Моргейн  запрокинула
голову и закричала людям из Эрина, собравшимся вокруг нее:
     - Не оставайтесь здесь, скоро  здесь  все  будет  разрушено,  уходите
отсюда!
     После этих прощальных слов снова началась  паника.  Моргейн  схватила
Вейни за рукав. - Лошади... Забери лошадей до того, как упадут стены.
     - Да, - согласился он. Затем решил, что ее нельзя оставлять здесь. Но
потом увидел ее лицо с выражением необъяснимого упрямства,  увидел  людей,
толпящихся вокруг нее, и понял, что просто так ей  не  уйти.  Он  побежал,
уворачиваясь от людей то там, то здесь, через заваленный камнями  двор,  в
конюшню, помня о Джиран, которую оставил на произвол судьбы.
     Дверь конюшни была открыта, он толкнул ее.  Внутри  был  хаос,  балки
обвалились там, где лошади запаниковали и разбили свои барьеры. Здесь  был
вороной конь с дикими глазами, не способный убежать, потому что был крепко
заперт. Другие кони тоже были все еще в стойлах.
     - Джиран, - позвал он громко,  с  облегчением  видя  Сиптаха  -  свою
собственную лошадь - и кобылу Джиран в безопасности.
     Никто не ответил, но послышалось шуршание в соломе.
     Из темноты выступил Фвар. За ним  из  своего  укрытия  вышли  люди  с
поклажей, некоторые - с ножами в руках. Вейни  отпрянул  и  быстро  оценил
обстановку.
     Он выхватил меч из ножен, бросил их в людей, ударил человека с  левой
стороны, отбросив его в солому,  затем  наклонился,  чтобы  увернуться  от
какого-то летящего предмета, и ударил второго, сильно его ранив.
     Позади послышался страшный треск и испуганное ржание  Сиптаха.  Вейни
увернулся от ножевого выпада и схватил руку  человека,  повернув  его  нож
против хозяина, вывернул ее и отбил ногами человека, нападавшего с  другой
стороны.
     Остальные отступили, включая Фвара, который пытался встать  на  ноги,
сжимая в руке  нож.  Вейни  прыгнул  на  него,  но  взмах  упряжи  в  руке
появившейся Джиран был быстрее. Уздечка обрушилась на голову Фвара,  и  он
закричал, ослепленный больше гневом.
     Вейни перевернул меч  лезвием  к  себе  и  обрушил  на  голову  Фвара
рукоятку, и тот упал лицом в солому. Джиран стояла, тяжело дыша,  все  еще
сжимая кожаную, обшитую металлом упряжь в своих руках. Слезы текли  по  ее
лицу.
     - Землетрясение, - бормотала она, перепуганная насмерть.  -  Дождь  и
землетрясение... О, сны, сны, милорд, я видела сны...
     Он вырвал упряжь из ее рук, причинив ей боль, и схватил ее за руку. -
Иди, - сказал он, - садись на лошадь.
     В его мозгу крутилась только одна мысль - убить Фвара. Из  всех,  кто
был здесь, он был единственным, кого Вейни хотел бы  заколоть,  но  сейчас
это было бы самым  настоящим  убийством.  Привыкший  к  честному  бою,  он
проклял помощь Джиран, но после того, как он  убил  сородичей  Фвара,  его
нельзя было оставлять в живых.
     Джиран вернулась со своей кобылой.  -  Убей  его,  -  настаивала  она
дрожащим голосом.
     - Но это же твой сородич, - сказал он  гневно,  напоминая  ей  слова,
которые она однажды сказала ему. - Иди, - закричал он ей и подтолкнул ее в
седло, когда она  поставила  ногу  в  стремя,  и  когда  она  уселась,  он
подстегнул кобылу и послал ее вперед.
     Затем он выпустил Сиптаха и свою лошадь и повел их  к  выходу,  минуя
валяющиеся тела. Ножны от его меча лежали в куче соломы. Вейни  наклонился
и, не останавливаясь, поднял их, замешкавшись только в  проеме  двери  для
того, чтобы прикрепить меч к своему поясу, и взобрался на лошадь.
     Вороной  поспешил  вперед,  Вейни  с  трудом   сдерживал   испуганное
животное, ведя в поводу еще и жеребца Моргейн. Он нагнал Джиран, которая с
трудом  вела  маленькую  кобылу  через  толпу.  Вейни  выругался,  жестоко
пришпорил коня, и толпа в ужасе расступилась, когда три лошади  проскакали
через нее.  Люди  вокруг  стремились  вперед,  к  разрушенным  воротам,  с
набитыми тюками на спине, некоторые вели  животных  или  толкали  тележки.
Женщины несли детей, старшие  дети  несли  младших,  и  мужчины  с  трудом
двигались, нагруженные неподъемной поклажей.
     И из самой крепости потянулся народ, несущий золото и другие подобные
вещи, которые сейчас были так бесполезны. Это были  люди,  которые  пришли
завоевать сокровища Охтидж-ина и теперь  упорно  тащили  их,  несмотря  на
катастрофу.
     Моргейн прислонясь к прочному камню  с  Подменышем  в  руках,  стояла
около разрушенной башни: спокойная фигура на фоне этого хаоса.
     Она увидела их, и неожиданно ее лицо  исказилось  таким  гневом,  что
Вейни почувствовал страх. Когда они с  Джиран  подъехали  к  ней,  она  не
произнесла ни слова, а только поймала уздечку Сиптаха и, поставив  ногу  в
стремя, сама взобралась в седло и  пришпорила  своего  серого  коня.  Крик
донесся со стороны толпы. Растерявшаяся корова не разбирая пути пронеслась
сквозь толпу, их лошади замерли и остановились.
     Земля неожиданно опять вздрогнула, рухнула  еще  одна  башня.  Лошади
взвились на дыбы и попятились. Крики  испуганных  людей  были  неразличимы
среди грохота падающих камней.
     Из накренившейся главной  башни  появились  другие  фигурки:  люди  и
кваджлы с несколькими вооруженными слугами. Среди них был  и  священник  в
черном одеянии.
     - Вейни, мы не можем медлить, - сказала Моргейн.
     Он не спорил с ней, его душа страдала от всего увиденного, он не  мог
больше выносить  вид  этих  человеческих  мучений.  Жизнь  на  этой  земле
прекратиться, - подумал он, - когда обрушится главная башня, похоронив под
собой живых и мертвых.
     Лошади двинулись, Моргейн ехала  впереди,  прокладывая  дорогу  через
медленно текущую толпу, более осторожно, чем должен был это делать  боевой
конь. Вейни держался поближе к  Моргейн,  наблюдая  за  толпой,  и  только
однажды взглянул на Джиран, ехавшую колено в колено с ним. Он встретил  ее
глаза, темные и яростные, вспоминая, как не так давно она уговаривала  его
совершить убийство. И он был рад, что она выжила и что он опять взял ее  с
собой.
     Но с огромным желанием он ускакал бы от нее сейчас прочь, в то  время
как Моргейн  искала,  где  бы  перебраться  через  камни.  Оставался  лишь
небольшой чистый участок, где  лошади  могли  проехать.  Другого  пути  из
Охтидж-ина не было.
     Цепочка людей потянулась от Охтидж-ина на север, и  последовали  туда
же, быстро двигаясь мимо этих жалких фигур, бредущих пешком.
     И когда они были уже далеко, до них опять донесся грохот, земля вновь
вздрогнула. Вейни повернулся в своем седле, и  другие  тоже  обернулись  и
смотрели, как рушиться крепость. Центральная часть Охтидж-ина  потонула  в
руинах. Звук этого донесся до них  моментом  позже,  возрастая  и  умирая.
Джиран вскрикнула, вопли отчаяния и ужаса пронеслись среди людей.
     - Все закончено, - сказал Вейни испытывая приступ тошноты, при  мысли
о невинных жертвах, которые не смогли покинуть крепость в этой суматохе.
     Моргейн была единственной, кто не обернулся. Она вела свою лошадь  на
север.
     - Конечно же, - сказала она после того, как они отъехали еще  дальше.
- Пролом в воротах лишил  опоры  переднюю  башню,  и  падение  этой  башни
повлекло за собой падение других.
     Это было делом ее рук, это она пробила ворота. Вейни слышал пустоту в
ее голосе и понял, какое страдание лежит за этим. Я никогда не оглядываюсь
на то, - говорила она, - что оставляю за собой. Он хотел, чтобы и  сам  он
мог не видеть этого.
     Дождь шептал, падая на траву, и поток бежал  между  холмами,  крутясь
вокруг валунов и других препятствий. Время от времени они обгоняли  людей,
семьи, проезжали  мимо  брошенной  утвари  и  вещей.  Как-то  они  увидели
старика, лежащего в стороне от дороги.  Вейни  спешился,  чтобы  осмотреть
его, но тот был мертв.
     Джиран завернулась в свою шаль и дрожала. Моргейн  беспомощно  пожала
плечами и сделала ему знак возвращаться назад к лошади и забыть об этом.
     - Без сомнения, почти все другие тоже умрут, - сказала она,  и  в  ее
голосе не было ни сожаления, ни слез.
     Он опять взобрался в седло, и они продолжили путь.
     Облака над головой начали по клочкам рассеиваться, одна из лун  сияла
несмотря  на  дневной  свет,  плоская  и  белая,  кусок  сломанной   луны,
двигавшийся заметно быстрее, чем другие. Скоро должна была взойти  ужасная
Ли.
     Серо-зеленые холмы скрыли от них то, что  некогда  было  Охтидж-ином.
Они медленно ехали по узкой  тропе,  по  которой  шла  колонна  несчастных
людей. И были первыми, кто достиг холма, за которым расстилалась  равнина,
залитая  водой  Саводжа.  Это  было  безликое  и   мертвое   пространство,
тянувшееся на многие километры, дорога доходила только до воды,  а  дальше
только камни возвышались над поверхностью течения. От этой гниющей земли и
воды распространялся запах моря, смешиваясь с запахом других разлагающихся
вещей. Вейни выругался от отвращения, когда ветер принес  эти  запахи,  он
посмотрел вперед к горизонту и увидел, что холмы кончаются и смешиваются с
какой-то серостью, которая была границей этого мира.
     - Скоро будет прилив, - пробормотала Джиран, - и река разольется, как
это случилась с Адж.
     - И опять отхлынет сегодня вечером, - сказала Моргейн.
     - Может быть, - сказала Джиран. - Может быть,  но  будет  это  только
тогда, когда настанет время отлива.
     Шум приближающейся к холму колонны донесся до них. Моргейн  взглянула
через плечо, восседая на Сиптахе и сдерживая его.
     - Пусть это холм будет наш, - сказала она  яростно.  -  Мы  не  будем
чувствовать себя спокойно в компании других. Вейни, надо остановить их.
     Она подвела Сиптаха ко  главе  колонны,  где  были  сильные  мужчины,
жители Эрина, которые вышли раньше других  и  были  наиболее  выносливыми.
Вейни поднял свой меч над седлом и прокладывал для  нее  путь,  словно  ее
собственная тень, в то время как она раздавала приказы и направляла сбитых
с толку людей в одну и в другую сторону от дороги,  приказывая  им  делать
убежища и разбивать лагерь.
     Здесь были двое мужчин из Бэрроу, высоких и  мрачных.  Вейни  заметил
их, стоящих вместе, и бросил на них любопытный взгляд, волнуясь,  были  ли
эти двое вместе с Фваром, не участвовали ли  они  в  той  засаде,  которая
поджидала его в конюшне, и знают  ли  они  о  том  кровопролитии,  которое
произошло между ними.
     Казалось, им было ничего не известно. Но  что-то  волновало  их.  Они
сердито  смотрели  на  Джиран,  стоящую  около  вороной  кобылы  на  сыром
пронизывающем ветру, укутавшуюся в шаль и дрожащую от холода.
     - Это наша девчонка, - сказал один  из  двух  людей  Бэрроу  Моргейн.
Моргейн ничего не ответила, только взглянула на него с высоты  Сиптаха,  и
человек замолчал.
     Но Вейни, подъехавший сзади, услышал бормотание,  которое  раздалось,
когда Моргейн отвернулась,  и  суть  этих  слов  была  отвратительной.  Он
повернул свою лошадь лицом к двум мужчинам из Бэрроу и горстке болотников.
     - Скажи это громче, - бросил он им вызов.
     - Эта девчонка - колдунья, - сказал один из болотников.  -  Она  дочь
Эла и проклята в Чадрихе. Она прокляла Чадрих, и он пал.  Землетрясение  и
наводнение поглотили его.
     - И крепость Бэрроу, - сказал один из людей  Бэрроу,  -  а  теперь  и
Охтидж-ин. - Она привела врага в крепость Бэрроу, - добавил другой. -  Она
колдунья, она прокляла крепость, убила всех,  кто  был  в  ней,  стариков,
женщин и детей и свою собственную сестру. Отдайте ее нам.
     Вейни колебался, но вороной гарцевал под ним, тучи  сгущались  вокруг
него и он вспомнил сумасшедшие глаза беглянки и напряженное  тело  за  его
спиной во время пути.
     О, сны, сны, милорд, я видела сны...
     Он пришпорил своего вороного, пустил его сквозь протянутые руки,  ища
Моргейн,  которая  двигалась  среди   толпы,   раздавая   приказания.   Он
присоединился к ней, ничего не сказав.
     Лагерь стал оформляться,  развязывались  тюки,  и  одеяла,  натянутые
между деревьями, служили подобием палаток.  Кто-то  развел  огонь.  Мокрое
дерево дымилось, и  дым  расползался  в  тумане,  однако  было  достаточно
светло. Колонна все еще подтягивалась, и люди радовались привалу.
     Моргейн вернулась на холм, который выбрала и куда  она  не  позволила
вторгнуться никому. Там ее ждала Джиран, вся трясясь, с  сучьями,  которые
собрала для костра. Вейни спешился, уже чтобы нарубить веток  и  построить
убежище, но Моргейн, спрыгнув с Сиптаха, взирала  на  наводнение,  которое
простиралось пред ними. Его темные воды смешивались с белым туманом.
     - Вот здесь выше, -  сказала  она,  указывая  на  место,  где  дорога
служила как бы мостиком. - Мы можем попробовать пройти после отдыха.
     От этой мысли он похолодел.
     - Но лошади не смогут преодолеть это. Давай подождем,  это  не  может
продлится долго.
     Она стояла, как будто не соглашаясь с его советом, глядя  на  дальний
берег, где поднимались горы, где был Рох, Абараис и армия полукровок.
     - Это наводнение недостаточно сильное, чтобы задержать Роха  надолго,
- размышлял Вейни, но не хотел тревожить ее расспросами.  Моргейн  была  в
отчаянии и сильно измотана. Она потратила много сил,  отвечая  на  вопросы
людей, давая им советы, помогая разбить лагерь.
     - Возьми нас с собой, - молили они, окружая ее.
     - Где мой малыш, - продолжала  спрашивать  ее  женщина,  хватаясь  за
уздечку  ее  лошади.  -  Я  не  знаю,  -  ответила  она,  но  вопросы   не
прекращались.
     - Увижу ли я  когда-нибудь  свою  дочь,  -  спрашивал  отец,  и  она,
взглянув на него растерянно ответила: "Да", и, пришпорив с яростью серого,
пустила его через толпу.
     Она стояла в плаще, накинутом на плечи, и взирала  на  реку,  которая
казалась живым врагом. Вейни смотрел на  нее,  не  двигаясь,  чувствуя  ее
настроение, которое все больше и больше становилось непредсказуемым.
     - Ну вот, теперь будем отдыхать, - сказала она через некоторое время.

     Природа  дала  им  этим  вечером  лишь  короткую   передышку.   Дождь
прекратился, но небо было усеяно рваными тучами, и дым  от  сотен  костров
вился вокруг и висел жутким туманом  над  лагерем.  Пугающая  Ли  огромных
размеров поднялась, самая ужасная из всех лун, которые плыли по  небу  или
остались где-то за горизонтом.
     Они отдыхали, утолив голод, сидя около костра в  убежище  из  ветвей.
Джиран была тоже здесь, она ела свою долю провизии с таким аппетитом,  что
Моргейн тронула ее за руку и положила еще кусочек хлеба  ей  на  колени  с
милосердием, которое удивило как Вейни, так и Джиран.
     - Она пряталась в конюшне, и потому посланные  тобой  люди  не  могли
найти ее, - объяснил Вейни, поскольку Моргейн не спрашивала его об этом, а
это волновало его и будило в нем гнев.
     Моргейн в ответ только взглянула на него непроницаемым взглядом.
     Но Моргейн дала ему обещание, и он с усилием изгнал сомнения из своей
головы.
     - Джиран, - неожиданно сказала Моргейн. Джиран  с  трудом  проглотила
кусок хлеба и  повернула  в  ответ  голову.  -  Джиран,  здесь  есть  твои
сородичи.
     Джиран  кивнула  головой,  ее  глаза  с  беспокойством  взглянули  на
Моргейн, враждебно и отчаянно.
     - Они пришли в Эрин, - сказала Моргейн, - потому что искали  тебя,  и
они знают, что ты здесь. Некоторые из Эрина тоже знают твое имя и говорят,
что ты тоже полукровка и что люди  прокляли  тебя,  поскольку  ты  сделала
наговор на их селение.
     - Лорд, - сказала Джиран тонким голосом и склонилась в сторону Вейни,
словно он мог предотвратить дальнейшие вопросы.  Он  сидел  озадаченный  и
боялся заговорить.
     - Землетрясение, - сказала Моргейн, - сотрясло Хиюдж как  раз  тогда,
когда мы втроем покидали его. Были тяжелые разрушения в Эрине, где была я,
и люди Бэрроу тоже пришли туда. Они сказали, что от крепости Бэрроу ничего
не осталось.
     Джиран задрожала.
     - Я знаю, - сказала Моргейн, - что ты не можешь быть  в  безопасности
среди своих  сородичей...  или  среди  людей  Эрина.  Лучше,  если  бы  ты
потерялась, Джиран, дочь Эла. Они спрашивали меня о тебе, и  я  ничего  не
сказала, но это - пока. Вейни знает и он расскажет тебе, что я  совсем  не
великодушная и настанет время, когда мы не сможем удерживать тебя  у  нас.
Меня не волнует, что заставило тебя оставить крепость Бэрроу. Я не  думаю,
что ты опасна, но твои враги так не считают, и по этой причине мне  бы  не
хотелось, чтобы ты следовала вместе с нами. У тебя есть лошадь. Ты  можешь
взять половину нашей еды, если хочешь; Вейни и  я  справимся,  и  было  бы
очень разумно с твоей стороны, принять это предложение и попробовать найти
другой маршрут через эти холмы, спрятаться и пожить в какой-нибудь пещере.
Иди в горы и поищи какое-нибудь место, где тебя никто не знает. Таков  мой
совет.
     Рука Джиран вцепилась в руку Вейни:
     - Лорд, - сказала она испуганно и с мольбой в голосе.
     - Как-то, - сказал Вейни, едва дыша, - Джиран рассказала  мне  все  о
себе, хотя это было ей совсем невыгодно, и я должен  сознаться  тебе,  что
дал ей обещание... Я знаю, что не имел права давать никаких  обещаний,  но
она поверила мне. Лио, позволь ей идти вместе с нами.  У  нее  нет  другой
надежды.
     Моргейн  смотрела  на  него  долгим  пристальным  взглядом,   и   ему
показалось, что прошла вечность.
     - Ты говоришь верно, - выдохнула она наконец. - Ты не имел права.
     - Но, тем не менее, - сказал он очень спокойно, - я  прошу  об  этом.
Потому что я сказал ей, что защищу ее.
     Моргейн повернулась, чтобы посмотреть на Джиран.
     - Беги как можно дальше от нас, - сказала она. - Это  наилучший  дар,
какой я могу тебе сделать. Но можешь и остаться, если  веришь  его  слову,
если у тебя не хватает разума  последовать  моему  совету.  В  отличие  от
Вейни, я ничего тебе не обещаю. Можешь идти с нами так долго, как  можешь,
и до тех пор, пока тебя это устраивает.
     - Спасибо, - почти беззвучно сказала Джиран, и Вейни сжал ее руку.
     - Иди, - сказал он, - отдыхай. Пусть теперь все будет так, как будет.
     Джиран отошла  от  них,  остановилась,  и  уселась  среди  кустов  за
костром. Они остались одни.
     - Я извиняюсь, - сказал Вейни, поклонясь до земли и боясь ее молчания
больше, чем ее гнева.
     - Меня там не было, - сказала спокойно Моргейн, - и потому об этом  я
могу знать только с твоих слов. Но останется она с нами или нет - помочь я
ей не могу. Эти... - она указала кивком в сторону лагеря,  -  у  них  тоже
есть желания.
     - Они верят, - сказал он, - что для них есть  выход,  что  путь  этот
лежит через Источники, что они найдут землю по другую сторону врат.
     Она на это ничего не ответила.
     - Лио, - сказал он осторожно. - Ведь ты можешь  сделать  это.  Ты  же
можешь дать им то, во что они верят. Разве нет?
     На дальнем конце лагеря поднялся среди  прочих  звуков  этого  вечера
шум, отдаленные крики, которые донеслись до них: крики какой-то разборки.
     Моргейн нахмурилась и резко махнула головой:
     - Да, могу. Но не буду.
     - Ты же знаешь, почему они последовали за тобой. Ты знаешь это.
     - Их вера мне чужда. Я не буду делать это.
     Он подумал о падших башнях Охтидж-ина: всего лишь на ладони от  моря.
Моргейн засмеялась, пытаясь превратить все в шутку. Где-то плакал ребенок.
Среди толпы были невинные и беззащитные дети.
     - Их земля, - сказал он, - умирает, и все  они  увидят  ее  конец,  и
открытые Врата будут для них спасением...
     - Их время закончилось, вот и все, и это случается со всеми мирами.
     - Во имя небес, лио!
     - Вейни, куда мы должны взять их?
     Он беспомощно покачал головой.
     - Разве мы не собираемся покинуть эту землю?
     - Но нет абсолютной уверенности, что за Вратами что-то есть.
     - Но если у них больше нет никакой надежды...
     Моргейн положила  Подменыш  на  колени.  Чешуя  дракона  на  рукоятке
отблескивала золотом в отсветах костра, и она поглаживала  чешуйки  своими
пальцами.
     - Два месяца назад, Вейни, - кем ты был?
     Он моргнул, возвращаясь в памяти через Врата, через  горы:  дорога  в
Инур, зимняя буря.
     - Я был вне закона, - ответил он, не уверенный в том, что  он  должен
был вспомнить, - и маай преследовали меня.
     - А четыре?
     Он с тревогой засмеялся. - Все было точно так же. Моя жизнь изобилует
этим.
     - Я ведь была в Корисе, - сказала она. - Подумай об этом.
     Смех  в  нем  исчез,  потонув  в  бездне  столетий.  Айрин,  массовое
убийство. Предки его сородичей были  на  службе  у  Моргейн  и  сгинули  в
Корисе. Теперь все они уже давно обратились в пыль.
     - Но это все-таки было сто лет назад, - сказал он. - Ты спала, и  как
бы это ни было свежо в твоей памяти, это все-таки было сотни лет назад,  и
то, что ты помнишь, не имеет отношения к происходящему.
     - Нет, Врата вне времени. Ничто в них не может быть точно определено.
Такова  была  судьба  этой  земли  -  однажды  использованные  там  Врата,
оказавшиеся широко открытыми, перенесли сюда множество людей, забросив  их
в те земли, что не принадлежали им. Это  была  не  их  земля,  Вейни,  они
завладели ей, люди, которые говорили на одном из  языков  Эндара-Карша.  И
именно об этом я хорошо помню.
     Он  сидел  очень  спокойно,  пульс  бил  в  его  жилах,  пока  он  не
встревожился по другому поводу.
     - Я подозревал, - наконец сказал он, - что это могло быть так. Джиран
и ее сородичи - маай.
     - Ты не говорил мне этого.
     - Я не знал, как это связать вместе; я думал, что те, кто мог попасть
сюда через Врата из Эндара-Карша, все были затеряны или истреблены, и  эти
люди, которые...
     - Которые помнят меня, Вейни?
     Он не мог  ответить;  он  видел  ее  руки,  сложенные  вокруг  колен,
сплетенные пальцы и наклоненную вперед голову, слышал ее  речь  на  языке,
который был ее собственным, видел, как она качает головой в отчаянии.
     - Здесь прошли тысячи лет, - возразил он.
     - Для Врат  не  существует  времени,  -  ответила  она  ему,  сердито
нахмурившись, и, увидев его замешательство, покачала головой и смягчилась.
- Здесь нет противоречия. У каждого из них было свое время: и у  тех,  кто
жил раньше на этой земле, и у тех, кто вторгся в нее. Теперь все это  ушло
в прошлое. Все ушло.
     Вейни нахмурился, нашел пальцами ветку и стал ломать ее -  раз,  два,
три - на одинаковые частички, и бросал их в огонь.
     - Они умрут голодной  смертью  раньше,  чем  утонут.  Горы  дадут  им
убежище, в котором можно остановиться, но камни не накормят их.  Не  будет
ли жестоко, лио, не помочь им?
     - Как однажды это уже произошло здесь? А чью землю я дам им, Вейни?
     Он не ответил. Запахи гнилой земли усиливались. Внизу в лагере шум не
прекращался, но неожиданно резкие звуки  прорезали  воздух  где-то  совсем
рядом.
     Моргейн взглянула в том направлении и нахмурилась.
     - Похоже, что Джиран исчезла.
     - Ей нет смысла этого делать,  -  сказал  он,  вставая  на  ноги,  но
вспомнил настроение девочки, слова Моргейн и его прощание  с  ней.  Лошади
мирно паслись, пощипывая траву, вороной конь вместе  с  другими,  все  еще
оседланный, хотя подпруги были ослаблены.
     Моргейн поднялась, притронулась к его руке.
     - Если она ушла, доброго ей пути; она вообще чудом спаслась,  поэтому
не надо волноваться за нее.
     Крики приближались: послышался топот лошадей на дороге, дикие голоса.
Вейни выругался и направился к лошадям, но  времени  было  мало:  всадники
взбирались по холму, лошади под ними скользили по мокрому склону.
     И вдруг в свете костра поднялась Джиран, Вейни заметил  мелькание  ее
икр и оборванные юбки. Всадники подъехали к ним - белоголовый лорд, и двое
беловолосых домашних слуг.
     Джиран забилась в убежище в то  время,  как  Вейни  отстегнул  кольцо
своего меча и взял его в руку, но Моргейн  опередила  его.  Красное  пламя
засверкало в ее руках и  трава  вокруг  заколыхалась.  Лошади  испугались,
Китан первый из трех, поднял свою руку, закрываясь от  сияния,  и  подался
назад, останавливая своих людей.
     И увидев Моргейн, он закричал на своем языке голосом, полным ужаса.
     - Останови их, останови их!
     - Зачем, Китан? - спросила она.
     - Они убьют нас, - закричал кваджл дрожащим голосом. - Останови их! У
тебя есть сила остановить их, если ты захочешь.
     В лагере был какой-то неясный шум, они могли слышать это даже  здесь.
Он приближался - люди, идущие вверх по склонам.
     - Приготовь лошадей, - сказала Моргейн.
     Два огня появились за ветками молодых  деревьев.  Огни  двигались,  и
темная масса двигалась за  этими  огнями.  Полукровки  повернулись,  чтобы
посмотреть - ужас был на их лицах. Вейни спрыгнул, нашел  Джиран,  схватил
ее и толкнул к их убежищу.
     - Собери все! - закричал он ей с перекошенным лицом.
     Она побежала и стала собирать все, что попадалось ей под  руку,  пока
он закреплял подпруги у лошадей. Упрямый вороной испугался, когда он  стал
забираться в седло: он схватился за луку седла и совершил маневр,  который
едва ли когда-либо повторял с тех пор, как был мальчишкой, вооруженным  до
зубов, и увидел, к своему ужасу, что Моргейн стала  щитом  для  этих  трех
кваджлов, которые были за ее  спиной,  перед  лицом  быстро  надвигающейся
толпы с обезумевшими лицами.
     Он пришпорил  коня  вперед,  расталкивая  кваджлов,  ведя  Сиптаха  к
Моргейн.
     Она оставалась спокойной, встретившись  взглядами  с  пешими  людьми.
Моргейн смотрела на то, как они приближались, и страх поднялся  в  нем  от
воспоминаний о разрушенной крепости.
     И в свете факелов он увидел людей Бэрроу,  и  Фвара...  Фвара  с  его
искаженным шрамам лицом, и даже темнота не  скрывала  злобы  на  нем.  Они
пришли, с ножами и кольями, и с ними шел священник Гинун.
     - Лио! - закричал Вейни изо всех сил, на которые был способен.  -  На
лошадь!
     Она двинулась без всяких вопросов, повернулась  в  одно  мгновенье  и
вспрыгнула в седло. Он смотрел не отрываясь  на  Фвара,  какую-то  секунду
разглядывая убийцу. В следующий момент Моргейн пришпорила Сиптаха прямо на
них, сминая их так, что он  даже  испугался.  Она  отстегнула  Подменыш  и
держала его через луку седла.
     - Полукровки! - выкрикнул кто-то как проклятье,  и  из  другой  части
толпы раздались крики ужаса.
     Моргейн вела Сиптаха прямо на толпу, потом подалась  спокойно  назад,
но они все испуганно ринулись назад, освобождая дорогу.
     - Фвар! - закричала она громко. - Фвар, чего ты хочешь?
     - Его! - закричал Фвар с какой-то ужасной наглостью. -  Его,  который
убил Гира, и Авана, и Ифвая.
     - Ты привела нас сюда, - закричал один из сыновей Хаза. - Но  у  тебя
не было в мыслях помочь нам. Это все было ложью. Ты разрушишь Источники  и
убьешь нас. Если это не так, то скажи нам.
     И после этих слов толпа закипела.  Раздался  рев,  словно  идущий  из
одного горла,  пугающий  своей  интенсивностью.  Они  начали  толкаться  и
подаваться вперед.
     Вдруг сзади через кваджлов пробился всадник: Вейни повернул голову  и
увидел Джиран с огромным мешком на седле перед  ней,  увидел  темные  руки
головы, которая подбиралась из-за деревьев, пытаясь  окружить  их.  Джиран
предупреждающе закричала. Слепой  инстинкт  Вейни  заставил  обернуться  в
другом направлении. Он увидел, как нож полетел из  руки  Фвара,  и  поднял
свою руку. Нож ударился о доспехи и упал в грязь под копыта лошадей.  Крик
Джиран все еще звенел у него в ушах.
     Толпа подалась вперед, Моргейн попятилась. Вейни  обнажил  свой  меч,
огонь запылал в руках Моргейн, направленный на людей Бэрроу. Первые ряды с
криками ужаса пошатнулись.
     - Анхаран! - закричал кто-то, и  некоторые  пытались  бежать,  бросив
оружие и потеряв всякую смелость, но  натыкались  на  копья  другой  части
толпы и на камни, которые летели к ним. Сиптах испугался и громко заржал.
     - Лорд! - закричала Джиран. Вейни скакал вокруг, в то время  как  шию
подошли к ним, пытаясь атаковать лошадей. Вороной отпрянул назад, и  Вейни
в отчаянии прильнул к нему. Кваджлы отбивались голыми руками.
     Вейни хотел повернуться,  чтобы  посмотреть,  что  происходит  с  его
госпожой, однако у него было достаточно и своих врагов, прямо перед лицом.
Он вращал длинный меч с яростной силой, пришпоривая  безжалостно  вороного
на  атакующих,  смешал  их  беспорядочные  ряды  и  только  тогда  решился
обернуться, услышав крики за своей спиной.
     Тела лежали на холме кучей,  повсюду  горели  огни.  Толпа  спасалась
бегством, катясь вниз по холму впереди Сиптаха.
     Моргейн ничуть не медлила; Вейни пришпорил вороного и  последовал  за
ней, не думая ни о какой стратегии, лишь сознавая, что она хочет выбраться
на дорогу.
     Люди кричали и разбегались по сторонам,  и  Вейни  почувствовал,  как
вороной споткнулся о тело, которое упало перед ним, затем пришел в себя  и
опять пустился вскачь по  дороге.  Моргейн  повернула,  направляясь  через
Саводж по  боковой  тропинке.  Возбужденные  голоса  врагов  доносились  с
другого пути, куда те по ошибке свернули.
     По другую сторону простиралась затопленная земля. Пустое пространство
мелкой  воды  и  дорога,  пролегающая  тонкой  ниточкой   через   нее,   к
затопленному  перекрестку,  где  воды  кружились  около   камней   темными
воронками. Здесь в, стороне от  главного  пути,  Моргейн  остановилась,  и
Вейни вместе с ней, гарцуя на лошадях. Вдруг он заметил, что к ним галопом
скачут четверо всадников. Это были три испуганных  кваджла  и  девочка  из
Бэрроу, и шум доносился через Саводжа из-за их спин.
     На другой стороне холма люди хию пришли в  себя.  Слышались  крики  и
плач. Были видны огни факелов. Ясно различалось свечение большого  костра,
а с дерева свисали какие-то предметы - это встревожило Вейни.
     - Они повесили их! - с отчаянием закричал Китан.
     Но ни Китан, ни двое его  людей  не  отважились  направиться  к  этим
телам. Его люди, понял Вейни, еще помнили об огромном  количестве  висящих
трупов при правлении кваджлов в  обрушившемся  Охтидж-ине,  среди  которых
были женщины и старики. Повешенные были кваджлами, но горечь  поднялась  в
его горле, когда он посмотрел в ту сторону.
     Неожиданно  донесся  крик  собравшихся   около   дерева,   заблестели
приближающиеся факелы, что знаменовало новую атаку на них.
     -  Отойдите  назад!  -  приказала  Моргейн  свои  спутникам,  и   они
заторопились, в то время как темные фигуры уже появились на  их  тропинке.
Подменыш вырвался из своих ножен, опаловое свечение разлилось вдоль по его
лезвию и замерцало на самом кончике, и первый из атакующих людей  попал  в
поле его действия и закрутился, засосанный вечностью.
     Но толпа не отступила, другие напирали на  них  с  дикими  глазами  и
криками отчаяния. Вейни наклонился вперед со своим  мечом,  держа  лошадь,
чтобы удержать ее от падения с обрыва. Моргейн пришпорила Сиптаха  на  эту
движущуюся  толпу,  сверкнуло  ужасное  лезвие,  описав   дугу   и   место
заполнилось трупами.
     С  победным  криком  она  поехала  дальше,  пытаясь  заставить  людей
ретироваться, поражая любого человека, который замешкался. Лезвие блестело
своим холодным опаловым огнем, медленно и безжалостно пожирая человека  за
человеком при каждом обороте.
     - Лио! - закричал Вейни и подскакал к  ней,  плечом  коня  сбросив  с
обрыва кричащего болотника. - Лио! - он подъехал к краю земли, и  возможно
только теперь она впервые услышала его.  Она  повернулась  к  нему,  и  он
увидел неожиданный эллипс света, который мерцал прямо перед ним.  Вейни  с
трудом объехал этот круг, вороной скользил на мокрых камнях, спотыкаясь.
     Он пришел в себя, лошадь дрожала под ним. Ожесточенное  лицо  Моргейн
взирало на него в свете Подменыша.
     - Убери его, - заторопил он ее остатками  голоса.  -  Остановись!  Не
надо!
     - Отойди назад!
     - Нет, - закричал он ей, но она не послушала его и повернула  Сиптаха
головой к людям, которые собирались опять на холме, и бросилась вперед  по
размокшей земле. Женщины и дети закричали  и  побежали,  мужчины  отчаянно
сгрудились, но она не поехала дальше, а лишь размахивала  своим  мечом  из
стороны в сторону.
     - Лио! - кричал ей Вейни, осторожно двигаясь возле нее.
     Она  остановилась,  осадив  лошадь,   взирая   на   огромное   пустое
пространство,  которое  проложила  между  тропинкой  и  атакующими.  После
безумия воцарилась ужасная тишина. Она держала свой меч обнаженным.
     Отдаленный голос нарушил  это  спокойствие,  и  было  ясно,  что  его
владелец прячется где-то здесь, в темноте. Проклятия понеслись  в  сторону
Моргейн. Она не двигалась. Казалось, это ее не провоцировало, несмотря  на
то, что от некоторых слов даже Вейни задрожал от ярости и захотел  достать
этого человека. Он почти что ответил ему сам, но что-то в молчании Моргейн
и в ожидании в ответ либо атакующих, либо слов в защиту было  пустым.  Она
держала Подменыш, и пустота охватывала его душу. Она не двигалась, и голос
успокоился.
     Наконец-то Вейни принял решение и направил своего вороного вперед.
     - Лио, - сказал он так, чтобы она поняла, что это именно он.  Она  не
протестовала, когда он приблизился,  но  так  и  не  отвернула  головы  от
темноты, в которую вглядывалась.
     - Хватит, - сказал он ей спокойно, - Лио, убери меч.
     Она не ответила и не двигалась еще  некоторое  время,  затем  подняла
Подменыш так, что темнота расступилась от его острия,  осветив  палатки  и
жалкие  убежища,  и  одно  огромное  дерево,  с  которого  свисали  трупы,
напоследок взмахнула им, и свечение умерло.
     Затем она опустила руку, словно ей не под силу стало держать меч.
     - Возьми его, - сказала она хрипло.
     Он подъехал к ней ближе, протянул обе руки, мягко разжал ее онемевшие
пальцы на драконовой рукоятке и забрал его. Зло, которое было заключено  в
этом мече, пробежало через его тело  и  через  мозг  так,  что  глаза  его
затуманились и все чувства обострились.
     Она не предложила ему ножен, а что еще могло поглотить этот  огонь  и
сделать его безопасным - он не знал.
     - Отъезжай назад, - сказал он.
     Но она ничего не ответила и не двинулась. Она  сидела,  молчаливая  и
прямая.  Уверенный  в  себе,  он  полагал,  что   имеет   меньше   желания
использовать этот меч, чем она. Жизни целых народов были  на  ее  совести.
Его же преступления можно было измерить по людской шкале.
     Они сидели на лошадях  бок  о  бок,  пока  он  не  заметил,  что  меч
причиняет боль его руке, и боль эта стала невыносимой.  Он  только  считал
свои вздохи и наблюдал медленный  закат  Ли.  А  лошади  расслабились  под
седоками.
     В лагере не было заметно никакого движения.
     - Отдай его мне, - сказала наконец  Моргейн.  Он  повиновался,  боясь
самого акта передачи этого оружия, поскольку он мог быть фатальным. Но  ее
рука была сильной и уверенной, когда она приняла меч.
     Он посмотрел за спину, на Саводж, где их ждали другие.
     - Воды становятся ниже, - сказал он. - Убери его.
     - Иди, - сказала она хрипло. - Отъезжай назад!
     Он повернул лошадь и поехал к кваджлам, ожидающим дальше  по  дороге.
Джиран держала уздечку своей кобылы, сидя на краю камня.
     Девочка встала, увидев его, дрожа от усталости.
     - Лорд, - сказала она, берясь за  уздечку  вороного,  чтобы  привлечь
внимание Вейни, - Лорд, полукровки говорят, что мы сможем пересечь  поток.
Они говорят, что можно попытаться. - Было какое-то  дикое  отчаяние  в  ее
лице, будто бы было что-то, глубоко сокрытое в нем. - Лорд,  она  разрешит
нам поехать?
     - Поезжайте прямо сейчас, - приказал он ей сам, потому  что  не  было
смысла ждать  Моргейн,  и  наблюдал,  как  они  взбираются  на  лошадей  и
направляют  их  в  этот  опасный  переход.  И  в  то  же  время  ужаснулся
собственной бессердечности, что он мог послать  мужчин  и  женщин  вперед,
чтобы они проложили путь для его госпожи - вместо  себя,  потому  что  она
была ценна лишь для него, но никак не для них. Вот  каким  он  становился,
служа Моргейн. Он ожесточил свое сердце, несмотря на то, что в  горле  был
комок стыда, когда он смотрел, как четыре скорбных фигуры  пробираются  по
камням через опасное наводнение. И когда он увидел, что они удачно  прошли
половину пути и все еще способны продвигаться вперед, он повернул и поехал
назад, к Моргейн.
     - Сейчас, - сказал он хрипло. - Надо ехать  сейчас,  лио.  Мы  сможем
пройти.

     Вейни занял место впереди, едучи  на  вороном  по  камням,  а  вокруг
грохотало  и  отдавалась  эхом  вода.  Отступившая  вода  оставила   землю
блестящей под лунным светом. Несколько деревьев без корней  лежали  там  и
сям во влажной долине, некоторые из  них  преграждали  тропинку,  создавая
завалы ветвей, которые свисали со стороны, где  их  подталкивало  течение.
Кучи голых веток, увешанные  полосками  мертвой  травы  и  листьев.  Затем
тропинка взбиралась выше, над каменистым плоскогорьем,  над  водой:  здесь
был мост, который пролегал через расселину.
     Пожалуйста, небеса, - подумал Вейни, созерцая то,  что  лежало  перед
ним, - пусть эта земля выдержит нас.  Лошадь  помедлила,  оступившись.  Он
мягко тронул ее пятками, и они продолжали движение.
     Течение рычало и бурлило под мостом там, где земля еще была полностью
закрыта водой. Это сооружение было  создано  из  огромных  валунов,  и  ни
землетрясения, ни наводнения не сдвинули их.  Дерево  свешивалось  у  края
дороги, подмытое струями воды, и издалека казалось,  что  это  всего  лишь
маленький кустик, но корни были где-то высоко  над  всадником  и  лошадью.
Вейни избегал смотреть прямо на течение, которое завораживало  взгляд.  Он
мог только наблюдать за водами, бурлящими со всех  сторон  и  затоплявшими
все это пространство на  этой  земле.  Мост  проступал  в  тумане  в  виде
смутного пятна среди развалин и рычания воды.
     Вейни повернул  голову,  беспокоясь  о  настроении  Моргейн,  ехавшей
позади него. Она держала Подменыш в ножнах на  плече,  ее  бледные  волосы
блестели в лунном свете и развевались на ветру.  Позади  них  на  тропинке
мерцали огни многих факелов  -  толпа  тоже  двинулась  через  наводнение.
Воспоминания об Охтидж-ине все еще преследовали их.
     Моргейн снова насторожилась, беспокоясь за их безопасность на  мосту.
Дорога была широкой, но от  грохота  воды  ее  глаза  выглядели  дикими  в
предчувствии беды. Это было не самое подходящее место для прогулок. Однако
впереди небольшая группа вместе с Джиран перевалила через мост,  и  теперь
они осторожно ехали по тропинке  и  взбирались  по  откосу  дороги  по  ту
сторону.
     Занималась заря, когда они миновали этот последний  и  самый  опасный
перевал. Солнце осветило дорогу перед ними, и вода показалась им еще более
глубокой, так что невозможно было без страха смотреть вниз,  где  огромные
белые клубы поднимались и кипели вокруг арок с кваджлинскими  очертаниями.
Вода скользила внизу, в пропасти, и  Саводж  исчезал,  преобразуя  море  в
реку.
     Они приближались к  обрыву;  Вейни  пришпорил  лошадь,  и  та  начала
набирать скорость, разбрызгивая воду из-под копыт.  Он  бросил  напоследок
взгляд  через  плечо,  вдруг  охваченный  страхом,  что  Моргейн   захочет
вернуться назад, не желая рисковать на этом хлипком мосту. Но она этого не
сделала. Сиптах тоже устремился вперед, следуя за вороным, и  Вейни  опять
повернулся к безопасным горам, которые маячили впереди, и дороге,  ведущей
к холмам, в Абараис.
     Некоторое время они с трудом ехали по дороге среди  холмов  и  вскоре
догнали окаменевших от усталости кваджлов и Джиран. Джиран ехала несколько
в стороне от полукровок, оглядываясь назад, словно хотела присоединиться к
ним, но боялась. Видимо, боялись этого и  полукровки.  Неожиданно  Моргейн
пришпорила Сиптаха, заставляя его бежать  вдоль  поднимающейся  по  холмам
дороги.  Вейни  почувствовал   иссякание   сил   эндарского   вороного   и
неуверенность в его поступи.
     - Ради бога! - закричал он Моргейн, когда  вороной  сделал  последние
усилия и больше уже не мог бежать. И бейнский серый тоже покрылся потом. -
Лио, для лошадей достаточно.
     Она послушалась  его,  сбавив  темп,  и  лошади  опять  пошли  шагом.
Слышалось их сильное и надрывное дыхание. Свет становился ярче, высвечивая
верхушки  холмов  вдалеке  -  их  последнее  пристанище.  От   них   веяло
проникающим в сердце одиночеством. Вейни вспомнил обширные цепи родных ему
гор, острые верхушки которых доставали до самых небес и  простирались  так
далеко, как только мог видеть глаз. Эти горы  имели  неясные  очертания  и
были такими старыми, что казались закоченевшими у моря. На склонах  холмов
стали появляться признаки жизни: обработанные поля, защищенные террасами и
каменными глыбами от наводнения; следы недавней работы местных фермеров  -
маленькие поля  и  сады,  местами  залитые  водой.  Сразу  же  становилось
понятно, что именно здесь  находится  основа  силы  Шию,  то  неиссякаемое
богатство, которое веками поддерживало всех этих блистательных лордов.
     У подножия длинного холма, с  которого  дорога  была  видна  во  всех
направлениях, Моргейн наконец спешилась. Вейни тоже слез с лошади  и  взял
уздечку Сиптаха из  ее  безжизненных  рук.  Она  посмотрела  далеко  вдоль
дороги, где полукровки только начали путь к холму.
     - Сделаем остановку, - сказала она.
     - Да, - ответил он удовлетворенно и взялся ослабить  подпруги,  чтобы
освободить лошадей. Моргейн пошла к насыпи  камней  на  холме,  лежать  на
которых было лучше, чем на мокрой земле.
     Закончив работу, он принес фляжку  ликера  хию  и  завернутую  еду  и
предложил ей. Она сидела с Подменышем, отстегнутым от пояса, прислонясь  к
камню плечом, ее правая рука согнулась на коленях от боли. Подняв  голову,
она с усилием взяла то, что он ей предложил. Тем временем  полукровки  уже
подъехали близко к ним, а Джиран была все еще далеко.
     - Лио, - сказал Вейни  осторожно,  -  было  бы  хорошо,  если  бы  мы
отдохнули сейчас. Лошади загнаны так, что не могут идти. Возможно, нам еще
понадобится, чтобы они сослужили нам хорошую службу.
     Она кивнула,  безвольно  принимая  его  аргументы,  невзирая  на  то,
согласуются ли они с ее мнением или  нет,  наблюдая  за  происходящим  без
малейшего интереса в глазах. Он прислушивался к приближающимся полукровкам
с особым гневом, не желая, чтобы  чужаки  были  рядом  с  ней,  когда  она
находилась в таком настроении. Он и раньше замечал за ней  такое  -  когда
она двигалась машинально, по необходимости, и  была  в  то  время  как  бы
потерявшейся. Время было слишком быстротечным для  нее,  шедшей  от  одних
Врат к другим и снова к следующим Вратам, участвовавшей  в  войнах,  давно
забытых даже его предками.
     Теперь и он был отрезан сотнями лет.  Джиран...  Он  взглянул  на  ее
отдаленную фигурку  с  неожиданным  осознанием.  Тысячи  лет.  Он  не  мог
вместить это в своем разуме. Сотни  было  достаточно,  чтобы  от  человека
остался лишь прах. Пяти сотен могло хватить для того,  чтобы  не  осталось
никакого воспоминания о Моридже.
     Моргейн, проносящаяся через столетия, проникла в его век, пленила его
и вместе с ним пересекла тысячелетие, отделявшее их  от  рождения  Джиран,
предки которой были захоронены в Бэрроу.
     О, Господи, прошептали его губы.
     Ничего из того, что он знал и помнил,  больше  не  существовало.  Все
было убито временем,  превратилось  в  пыль.  Он  понимал,  чего  лишился,
проходя через Врата.  И  это  было  безвозвратно.  Ему  хотелось  спросить
Моргейн, узнать о тех вещах, которые она скрывала от него.
     Но кваджлы были уже рядом. Лошади  топтались  на  краю  дороги.  Лорд
Китан, безоружный, с  непокрытой  головой,  спрыгнул  со  своего  седла  и
направился к ним с одним из своих людей, в то  время  как  другой  занялся
лошадьми.
     Вейни поднялся, отстегнул кольцо, на  котором  держался  его  меч,  и
занял место между Китаном и Моргейн. Китан остановился. Уже совсем не  тот
элегантный лорд Китан. Его утонченное лицо осунулось, плечи опустились. Он
поднял руку, показывая, что безоружен, а  затем  опустился  на  камень  на
порядочном от Моргейн расстоянии. Его люди уселись рядом с ним  на  землю,
их бледноволосые головы склонились в изнеможении.
     Джиран подъехала и, соскользнув с седла, попыталась ослабить подпругу
своей лошади, затем подвела животное к зеленевшему пятну травы и наконец в
изнеможении села рядом с ней.
     - Отпусти повод, - посоветовал Вейни. - Кобыла устала, она не убежит,
- и протянул в ее сторону руку. Тогда Джиран подошла и присела рядом с ним
на голую землю, склонив голову на колени. Моргейн заметила ее присутствие,
бросив на нее такой взгляд,  каким  обычно  смотрела  на  животных.  Вейни
прислонился спиной к камню, его голова кружилась от недостатка сна  и  ему
казалось, что земля все еще содрогается под  ногами,  словно  он  едет  на
лошади.
     Он не отважился заснуть. Он следил за полукровками уставшими  глазами
до тех пор, пока жажда не пересилила его. Он  подошел  к  лошади  и,  взяв
фляжку,  выпил  ее  до  дна,  не  спуская  глаз  с  кваджлов,  которые  не
шевелились. Затем выбросил ее через плечо и вернулся,  задержавшись  около
седла Джиран, к которому был привязан узел из одеял. Он снял его, а  затем
предложил другую фляжку Моргейн, которая с благодарностью взяла ее, отпила
и передала Джиран.
     Кваджлы задвигались. Вейни увидел, что один из слуг поднялся на ноги,
подошел к ним с мрачным лицом и обратился к Джиран.  Он  протянул  руку  к
фляжке, требуя ее. Джиран поколебалась,  но  Вейни  кивнул,  и  полукровка
схватил фляжку и отнес ее к Китану. Лорд кел пил  судорожно,  затем  отдал
флягу своим людям. Через некоторое время тот же  самый  слуга  вернул  ее,
протянув в руки Вейни. Вейни стоял, играя желваками, и он кивнул в сторону
Джиран, у которой тот взял фляжку. Он отдал фляжку ей, глядя  на  Вейни  с
беспокойством. И склонил голову - жест вежливости у кваджлов. Вейни вернул
ему этот жест, без удовольствия и без грации.
     Слуга  вернулся  к  своему  хозяину.  Вейни  схватился   за   кольцо,
пристегнул к нему меч и уселся у ног Моргейн.
     - Отдыхай, - попросил он ее, - я присмотрю.
     Она завернулась в плащ и прислонилась к камням, закрыв глаза.  Джиран
свернулась калачиком, а лорд-кваджл подложил руки вместо подушки, во  всем
его облике и в том, что он делал чувствовалось какое-то страдание.
     Их окружала тишина, было лишь слышно, как паслись  лошади,  да  ветер
шумел в листве. Вейни поднялся и прислонился  к  массивному  камню  -  так
легче было сдерживать сон.  Однако  глаза  его  сами  закрывались,  колени
подгибались от усталости, несмотря на то, что он, житель Карша, умел спать
в седле. Всему есть границы.
     - Лио, - сказал он в отчаянии, и Моргейн проснулась.  -  Может  быть,
нам все же следует тронуться дальше? - спросил он.  -  Она  посмотрела  на
него, едва державшегося на ногах  от  усталости,  и  помотала  головой.  -
Отдыхай, - сказала она, Вейни опустился на холодную  землю,  и  мир  опять
задвигался в  ритме  бесконечного  лошадиного  бега.  Ему  не  нужно  было
многого, чтобы отдыхать - лишь  расслабить  спину  и  руки  и  куда-нибудь
опереть голову.
     День уже клонился к полудню, когда он  проснулся.  Моргейн  сидела  в
прежней позе, с Подменышем через плечо. Когда Вейни взглянул  на  нее,  то
увидел в ее серых глазах ясность и спокойствие, которых не было раньше.
     - Пора двигаться, - сказала Моргейн. И Джиран тоже очнулась  от  сна.
Моргейн передала ему фляжку. Он  отхлебнул  достаточно,  чтобы  прочистить
горло, с гримасой проглотил жидкость и возвратил фляжку ей.
     - Отдышись, - приказала она ему, когда он поднялся, чтобы  посмотреть
лошадей. Такая забота была мало похожа на нее. Он увидел  напряженность  в
ее взгляде, направленном  на  полукровок,  и  Китана,  который  извлек  из
кармана какой-то маленький белый предмет и положил его в рот.
     На минуту Китан согнулся, оперев голову на руки, белые волосы  упали,
скрывая его лицо. Затем изящным движением он запрокинул голову  и  положил
платок на место.
     - Акил, - тихо пробормотала Моргейн.
     - Лио?
     - Этот порок, очевидно, самим болотникам не свойственен. Другое  дело
- торговля. Я подозреваю, что это нечто вроде их мести Охтидж-ину.  Теперь
он несколько часов будет послушным и общительным.
     Вейни посмотрел на лорда-полукровку,  на  его  затуманенные  глаза  и
отрешенность от всего мира. Он был истинным сыном Байдарры, сыном кваджла,
наследником, которого старый лорд  предпочитал  Хитару.  Но  Китан  выбрал
мирное отречение от трона. Вейни взирал на этого человека с отвращением.
     Но неожиданно он подумал,  что  Китан  не  прибегнул  к  снадобью  ни
прошлой ночью, когда толпа убивала его собственных людей на его глазах, ни
тогда, когда он был оповещен об убийстве Байдарры и призван  воздать  дань
уважения своему брату. По-видимому,  акил  был  чем-то  вроде  бегства  от
реальности - Вейни хорошо понимал интриги раздираемого междоусобицей дома.
Возможно, это брало начало в скуке, испорченности вкусов и  ограниченности
возможностей Охтидж-ина.
     Я видела сон, говорила ему  Джиран,  которая,  видя,  что  происходит
вокруг нее, не могла выносить этого и потому убежала в Шию, питая надежду,
что здесь будет иначе. Но лорду Шию, сидящему неподалеку  от  них,  бежать
было некуда.
     Вейни смотрел на  Китана,  пытаясь  понять,  в  какой  мере  это  был
человек, а в какой акил, когда он стоял тогда в его камере  в  ту  ночь  в
Охтидж-ине, холодно планируя его убийство только для того, чтобы  досадить
Хитару. Убийство  наверняка  должно  было  быть  изысканно  извращенным  и
жестоким.
     И Моргейн взяла их с собой: Китана и его людей,  у  которых  не  было
повода желать  ей  добра;  она  задержалась  ради  них  в  то  время,  как
лорд-полукровка предавался своим мечтам, и его присутствие их раздражало.
     - Эта дорога, - неожиданно обратилась Моргейн к Китану, - ведет прямо
к Абараису? - Китан согласился  кивком  головы.  -  И  другая  дорога  вам
неизвестна?
     - Нет такой, по которой могли бы проехать лошади, - сказал  Китан.  -
Другая дорога идет через горы, и вокруг одни  пропасти.  Это  единственный
безопасный путь для пеших людей, хотя и не очень  быстрый.  Нам  не  стоит
беспокоиться о преследовании, но,  -  добавил  он  с  тяжелой  улыбкой,  -
главная опасность впереди: настоящий хозяин Охтидж-ина с основными  силами
ждет нас, и с ним будет труднее сладить, чем со мною в Охтидж-ине.
     - Наверняка, - сказала Моргейн.
     Китан улыбнулся, положив локти на  каменные  уступы  за  спиной.  Его
бледные глаза смотрели на нее как бы  очень  издалека,  и  взгляд  их  был
непроницаем. Люди, которые были рядом с ним, казались словно бы  братьями,
с бледными волосами, собранными в хвост, с одинаковыми профилями,  темными
глазами.
     - Почему вы с нами? - спросил  Вейни.  -  Вы  хотите  завоевать  наше
доверие?
     Китан почти не шевельнулся, лишь немного нахмурился.  Он  с  каким-то
затаенным вызовом вперил свой взгляд в Вейни и  протянул  бледную  руку  с
тонкой перевязью, прижав ее к сердцу.
     - Я к вашим услугам, лорд Бэрроу.
     - Вы ошибаетесь, - сказал Вейни.
     - Почему, - спросила Моргейн очень мягко, - милорд Китан, бывший лорд
Охтидж-ина, вы решили идти вместе с нами?
     Китан мотнул головой назад и почти беззвучно  засмеялся,  указывая  в
направлении Саводжа.
     - У нас не было выбора, не правда ли?
     - И когда мы встретимся с Рохом и силами Хитару, вы будете  на  нашей
стороне?
     Китан нахмурился.
     - Я теперь ваш, Моргин-Анхаран. - Он протянул длинные ноги и скрестил
их, словно отдыхал в собственном замке. - Я ваш самый преданный слуга.
     - Конечно же, - сказала Моргейн.
     - Без сомнения, - Китан наградил ее еще одной отдаленной улыбкой, - я
сослужу вам так же, как те, кто последовал за вами в Охтидж-ин.
     - Это более чем вероятно, - сказала Моргейн.
     - Ведь они тоже ваши люди, - с упором  воскликнул  Китан,  словно  бы
намекая на что-то, и Джиран испуганно метнулась к  камню,  около  которого
стоял Вейни.
     - Когда-то это было так, - сказала Моргейн, - но те, которых я знала,
уж давно похоронены. А их дети совсем не мои.
     Лицо Китана стало мягким, смех вернулся в его полузакрытые глаза.
     - Но они все же следуют за вами, - сказал он, - и в этом есть ирония.
Они знают, что вы сделали с их предками, и продолжают следовать  за  вами,
потому что надеются, что вы поможете им. Именно вы - то, во что они верят.
Даже люди из Эрина, которые ненавидят вас и подчиняются лишь из страха.  -
Он широко улыбнулся и засмеялся, почти не дыша. - Реальность,  реальность.
Единственная твердая точка во всем этом бессмысленном мироздании. Я кел, и
я никогда не мог найти опору, за которую  можно  было  бы  зацепиться  или
поверить во  что-то.  Вы,  Анхаран,  пришли,  разрушили  Источники  и  все
существующее. Вы единственная рациональная вещь во всем  мире,  поэтому  я
следую за вами, Моргин-Анхаран. Я ваш преданный почитатель.
     Вейни вскочил на ноги, схватившись рукой за пояс,  возмущенный  тоном
кваджла, его дразнящей манерой и изысканной речью. Однако Моргейн,  должно
быть, не страдала от этого, поскольку не в ее привычках  было  реагировать
на слова.
     - Оставь его в покое, - сказала Моргейн. -  Приготовь  лошадей.  Пора
двигаться, Вейни.
     - Я мог бы перерезать их подпруги и уздечки,  -  сказал  Вейни,  меча
гневные взгляды на полукровку и двух его слуг. - Тогда они смогут испытать
себя в верховой езде, и нам не нужно  будет  дальше  терпеть  их  рядом  с
собой.
     Моргейн была в нерешительности относительно Китана.
     - Пусть он идет с нами, - сказала она. - Сейчас его смелость идет  от
акила, это скоро пройдет.
     Самоуверенность   Китана   была   уязвлена   этим.   Он   нахмурился,
прислонившись к камню, и отдаленность в его взгляде пропала.
     - Приготовь лошадей, - сказала она и добавила: -  Если  он  будет  на
нашей стороне - хорошо, если нет - то хию будут помнить, что он  служил  у
меня.
     Тревога появилась на лицах слуг, такой  же  отпечаток,  как  на  лице
Китана. А затем последовали поклон и змеиная улыбка. - Архтейн,  -  сказал
он ей. - Шаррон э триссн нтинн.
     - Архтейн, - эхом повторила Моргейн, и Китан опять отклонился назад с
оценивающим взглядом, как будто что-то произошло  между  ними,  ироничное,
полное юмора.
     Это был язык камней. Я не кваджл, говорила Моргейн, и Вейни не  знал,
верить ей или нет. Но когда он,  повинуясь  нетерпеливому  жесту  Моргейн,
уходил готовить лошадей, то обернулся к ним,  к  бледноволосой  госпоже  и
бледноволосому  кваджлу  вместе,  высоких  и  худых,   похожих   во   всех
отношениях, и холод пробежал внутри него.
     Джиран,  в  своих  коричневых  лохмотьях,   единственное   нормальное
человеческое существо, вскочила и побежала за ним. Вейни бросил  на  землю
тюк,  в  который  она  связала  все  их  принадлежности,  и  начал  заново
заворачивать одеяло, стоя на коленях у дороги. Она встала на колени  рядом
с ним и начала помогать ему, а затем он привязал каждый тюк по отдельности
к трем седлам. Он также позаботился об упряжи ее кобылы, чтобы все было  в
порядке, потому что от этого зависела ее жизнь.
     - Пожалуйста, - сказала она наконец, притрагиваясь  к  его  локтю.  -
Можно я поеду с тобой? Разреши мне быть с тобой.
     - Я не могу обещать  этого,  -  он  избежал  ее  взгляда  и  поспешил
заняться своей лошадью. - Если эта кобыла не  сможет  следовать  за  нами,
хотя она с виду крепкая, ей все же удастся увезти  тебя  от  хию.  У  меня
другие обязанности. Сейчас я не могу заботиться ни о чем другом.
     - Эти люди, лорд... Я боюсь, они...
     Она не закончила, разразившись слезами. Он взглянул на нее и вспомнил
ту ночь, когда Китан скрутил  ее  и  отдал  в  руки  стражников,  людей  в
полумасках и демонских шлемах. Они схватили ее, а не его.
     - Ты знаешь этих людей? - спросил он ее поспешно.
     Она не ответила, лишь посмотрела на него беспомощно, с краской  стыда
на щеках. Он вопрошающе посмотрел на слугу Китана, который готовил  лошадь
для своего хозяина. Где-то затаенно он подумал, какой бы  суд  они  учинил
над ними в Карше. Ее предки были, хотя она и  забыла  об  этом,  дай  юйо,
честные, благородные и гордые.
     Он не хотел спорить с ней или ссориться. Он был на службе.
     Он взял ее за руки. Они были маленькие,  грубые  -  руки  крестьянки,
знакомые с тяжелым трудом.
     - Твои предки были... - сказал он, - были благородными людьми.
     Ее рука, оставляя его, подползла к груди, где,  как  он  помнил,  был
маленький золотой амулет, который он однажды вернул ей. Боль  из  ее  глаз
куда-то ушла, в них осталось что-то чистое и далекое от происходящего.
     - Кобыла, - сказал он, - не  сможет  унести  тебя  так  далеко,  маай
Джиран.
     Она оставила его. Он смотрел на нее, стоящую  в  стороне  от  дороги,
нагнувшуюся за пригоршней гладких камешков, которые она складывала в  свой
подол. Затем, ухватив повод кобылы, она забралась в седло.
     И внезапно у подножья этого длинного  холма,  на  дороге,  он  увидел
темную массу, поднимающуюся из-за поворота.
     - Лио, - позвал он, встревоженный отчаянным  упорством  тех,  которые
следовали за ними пешком. Не для мести. Для мести они наверняка  не  могли
бы идти так далеко и так решительно... Скорей всего - во имя  надежды.  Во
имя последней надежды, которую они возлагали даже  не  на  Моргейн,  а  на
Роха.
     Там были люди шию, и  священник,  который  знал,  что  Рох  обещал  в
Охтидж-ине. Там также был Фвар: для Фвара целью, конечно же, была месть.
     Моргейн стояла около него, глядя на дорогу.
     - Они не могут передвигаться с нашей скоростью, - сказала она.
     - А в этом у них нет нужды, - сказал Китан, и теперь  из  его  голоса
исчезла ирония и издевка. Страх просачивался  сквозь  дымку  его  глаз.  -
Между нами и Абараисом находятся  войска,  миледи  Моргейн.  Войска  моего
брата. Хитару преодолеет все препятствия, которые встретит на своем  пути.
Твои враги послали курьеров во все стороны, и люди  будут  узнавать  тебя.
Они будут поджидать тебя. Да, будут поджидать тебя -  в  надежде,  что  ты
поможешь им выжить. На нашем пути наверняка будет мало препятствий.
     Моргейн посмотрела на него тяжелым взглядом, сняла Подменыш с плеча и
прицепила к седлу перед тем, как  поставить  ногу  в  стремя.  Вейни  тоже
забрался в седло, подъехал к ней ближе, уже не думая ни о  том,  что  ждет
их, ни о  маай  Джиран.  Он  должен  защищать  Моргейн  -  а  за  трех  их
компаньонов он не в ответе.
     Перед ними открылись  плодородные  земли,  богатые  злаками.  Кое-где
виднелись маленькие болотца, среди деревьев мелькали озерца.
     Скалы вздымались башнями со всех сторон, ограничивая небо, и вид этот
напоминал ему родину, но это  была  чужая  земля.  Он  смотрел  на  темные
расселины между мокрыми камнями, из которых торчали сорняки в человеческий
рост, и знал, что по крайней мере в одном Китан был честен - здесь не было
иного пути для всадника, и если и были какие-то  тропинки  на  холмах,  то
нужно было родиться на этой земле, чтобы суметь пройти по ним.
     Они не подгоняли и без того усталых лошадей. Китан следовал за  ними,
и его двое слуг тоже,  а  последней  ехала  Джиран,  чья  вороная  кобылка
отстала на приличное расстояние.
     В сумерках, проходя одно из узких  мест,  они  заметили,  что  дорога
покрыта камнями, уложенные  людьми.  У  стен  лесистого  холма  приютилась
деревенька, каменные домики теснились вдоль дороги.
     - Чья это? - спросила Моргейн Китана. - Этого не было на картах.
     Китан пожал плечами.
     - Таких тут много. Местность вокруг - это земли Сотарна, но я не знаю
их названий. Здесь будут и другие, населенные человеческими существами.
     Вейни недоверчиво посмотрел на лорда-полукровку и рассудил, что  тот,
возможно, говорил правду, потому что лорд Шиюна вряд ли  будет  затруднять
себя изучением деревенек, которые не находятся на его собственной земле.
     Моргейн выругалась и перешла  на  медленный  шаг  -  на  дороге  были
заросли деревьев и нагромождения камней. Вдоль  нее  между  деревьями  тек
ручеек. Она позволила Сиптаху напиться и спешилась сама, встала на  колени
и стала пить прямо из ладони. Кваджлы последовали ее примеру, и даже Китан
пил из этого ручейка, как какой-то крестьянин. Джиран тоже  догнала  их  и
спустилась вниз со своей кобылы на холодный берег.
     - Отдохнем некоторое время, - сказала Моргейн Вейни.
     Он кивнул и  наполнил  их  фляжки  водой,  в  то  время  как  Моргейн
наблюдала за тем, что происходило вокруг.
     И все время, когда они давали  передышку  лошадям  или  перекусывали,
Моргейн не спускала глаз с компаньонов, и сам  он  всегда  был  настороже,
пока не спускалась темнота и день не превращался в ночь.
     Джиран держалась поближе к Моргейн и к  нему.  Она  сидела  спокойно,
заплетая длинные волосы  в  косу,  перевязывая  ее  ниткой,  вырванной  из
оборванной юбки.
     Теперь она сидела с ними так, словно у нее было особое  право.  Вейни
встретил ее глаза, помня, что именно из-за  нее  он  нарвался  на  засаду,
которую устроил Фвар, и размышлял, что будь  он  врагом  маай  Джиран,  он
должен был бы получше наблюдать за своим  тылом.  Воин  клана  маай,  даже
сдерживаемый различными кодексами чести, все же оставался опасным  врагом.
Джиран, как он помнил, об ограничениях, предписываемых кодексом чести,  не
знала ничего.
     Она смотрела сквозь тьму на слуг Китана, но те избегали  смотреть  на
нее.
     Когда они вновь забрались на лошадей,  Джиран  нагло  пересекла  путь
Китана и его людей, повернулась и дерзко взглянула на самого Китана.
     Лорд-кваджл заметил дерзость крестьянки-хию, но никак не среагировал,
только отвел свою лошадь в сторону, давая ей проехать.
     - Скоро нам придется прорываться, -  сказала  Моргейн,  -  и  с  того
момента я не думаю, что мы будем отдыхать дольше, чем несколько  минут  на
каждой остановке. Мы около Сотарна, а это совсем недалеко от Абараиса.
     - Завтра, лио? - спросил Вейни.
     - Завтра вечером, - сказала она, - или никогда.

     Деревенька раскинулась по левую сторону дороги, молчаливая в темноте,
покрытая зеленью и камнями, которые отбрасывали тени под светом Анли:  это
было нагромождение различных каменных домов, окруженное невысокой стеной.
     Копыта лошадей звенели, и звук отдавался от стен, когда они проезжали
мимо. Внутри домов не  было  никакого  движения,  ни  малейшего  проблеска
света; никто не открывал закрытые ставнями окна, расположенные высоко  над
землей,  не  слышалось  никаких  признаков  жизни.  Ворота  были  закрыты,
какой-то белый предмет был прикреплен к их центру.
     Это было  прибитое  крыло  белой  птицы,  края  которого  чернели  от
запекшейся кровью.
     Джиран прикоснулась к своему ожерелью  и  пробормотала  что-то  тихим
голосом. Вейни  судорожно  перекрестился  и  взглянул  на  закрытые  окна,
торчащие там и сям скалы в надежде найти хоть какой-нибудь признак жизни.
     -  Вы  здесь  не  нежданный  гость,  -  сказал  Китан,  -  как  я   и
предупреждал.
     Вейни взглянул на него, затем на Моргейн.  Он  встретил  ее  глаза  и
увидел в них тень - так же, как это было около моста.
     Она мотнула головой - быстрый и странный жест,  полный  тревоги  -  и
пустила Сиптаха иноходью, оставляя деревню за спиной.
     Проход перед ними смыкался в месте,  где  около  самого  края  дороги
собрались камни величиной с человека. Вейни взирал  на  темные  вершины  и
дрожал,  пришпоривая  коня.  Они  прошли  через  узкую   горловину   этого
заваленного камнями места, и эхо раздалось  повсюду,  но,  к  счастью,  не
последовало обвала.
     А когда они пересекли еще одну долину, он повернулся и увидел красное
зарево сигнального огня за их спинами.
     - Лио, - сказал он.
     Моргейн оглянулась и ничего не сказала. Предупреждение было  дано.  С
этого момента остановок больше  не  будет.  Вскоре  они  заметили  другое,
ответное пламя, с холмов по левую сторону.
     Крепость появилась пред ними в  утреннем  свете,  наполовину  скрытая
лесистыми откосами, стены были украшены многочисленными  башенками,  более
последовательно, чем в Охтидж-ине. Но они  были  такими  же  старыми.  Эта
крепость главенствовала над самой широкой из долин, которые они видели  на
своем пути. Возделанные поля лежали вокруг.
     Моргейн  на   короткое   время   остановилась,   изучая   укрепление,
преграждавшее им путь.
     Далеко за ними на лошадях ехали  три  кваджла,  Джиран  замыкала  всю
группу.
     Заметив дымок, зависший над этими стенами Вейни вытащил из ножен  меч
и положил обнаженное лезвие через седло. Моргейн достала  Подменыш  из-под
колена и тоже положила его через седло.
     - Лио, - сказал Вейни мягко, - когда ты будешь...
     - Я буду осторожна, - сказала она.
     Она пришпорила Сиптаха, и вороной рысью последовал за ним к башням.
     Дым  упорно  поднимался  вверх,  словно  огонь   горел   уже   давно,
предупреждая об опасности. Он расползался темной тучей по  небу,  и  когда
они подъехали близко к стенам, то увидели стаи перепуганных птиц, летающих
над крепостью.
     Ворота были распахнуты и сорваны с петель. Мертвая  лошадь  лежала  у
обочины, рядом с изгибом дороги, ведущей к этим воротам, птицы взметнулись
с нее, испуганные приближающимися всадниками.
     И - поперек пустого проема ворот была натянута  веревка,  на  которой
болтались несколько белых перышек.
     Моргейн подъехала ближе и, не останавливаясь, миновала ворота.  Вейни
хотел было запротестовать, но она, не проронив ни слова, просто проехала в
арку, и он поспешил догнать ее, пока она преодолевала странное препятствие
в виде натянутой веревки. Единственными звуками, раздававшимися в  тишине,
были звон копыт и эхо, разносящееся вдоль стен, а также шум ветра.
     Запустение царило внутри, стаи потревоженных стервятников поднялись с
истерзанных останков быка, лежавшего посреди двора. На ступеньках крепости
они увидели мертвого человека,  другой  лежал  в  стороне  и  тоже  служил
добычей для птиц. Он был кваджлом. Его белые волосы доказывали это. А трое
повешенных на дереве с обгорелым стволом медленно вращались посреди двора.
     Моргейн перед въездом потянулась за своим оружием, и  огонь  пробежал
по натянутым веревкам с белыми перьями. Она направила Сиптаха вперед.  Дым
все еще клубился в центральной части крепости, и исходил  он  от  обломков
человеческих жилищ. Моргейн пришпорила коня, когда группа Китана появилась
в воротах.
     Едва Китан взглянул на царящий  здесь  беспорядок,  его  тонкое  лицо
перекосилось от ужаса. Страх был и  на  лице  Джиран,  которая  прибыла  к
воротам последней.  Ее  кобылка  игриво  переступила  через  развевающиеся
обрывки веревки с  перьями.  Джиран  замерла,  сжимая  в  кулаке  амулеты,
висящие на ее шее.
     - Давайте уедем отсюда, - сказал Вейни, и Моргейн взялась за поводья,
готовая дернуть их. Но Китан неожиданно сорвался с места, громко закричал,
так что эхо разнеслось в пустоте, и опять закричал,  и  наконец  развернул
свою лошадь для того  чтобы  исследовать  разрушенную  крепость,  мертвых,
висящих на дереве, и тех, кто лежал во дворе, в  то  время  как  двое  его
людей с белыми и испуганными лицами осматривали все вокруг вместе с ним.
     - Сотарн! - воскликнул Китан в гневе. - Здесь было почти  семь  сотен
наших людей, не считая шию. -  Он  указал  в  сторону  вьющихся  по  ветру
веревок. - Поверье шию. Это для того, чтобы запугать вас.
     - Пополнил ли Хитару здесь свои  силы?  -  спросила  Моргейн.  -  Это
произошло в результате заговора или войны?
     - Он следует вместе с Рохом, - сказал Китан. -  А  Рох  пообещал  ему
исполнить его заветное желание, точно так же,  как  пообещал  это  и  всем
другим полукровкам.
     Он взглянул вокруг себя на жилища, которые когда-то служили  убежищем
для людей, а теперь пустовали. Только теперь Вейни, понял почему деревня и
долины были такими безлюдными.
     Неожиданно один из слуг пришпорил коня  и  направил  его  к  воротам.
Другой  медлил,  его  бледное  лицо  было  похоже  на   маску   страха   и
неуверенности.
     Затем он тоже поехал и исчез из  виду,  бросив  своего  хозяина,  ища
безопасности в другом месте.
     - Нет! - закричала Моргейн, предупреждая порыв Вейни преследовать их,
и затем, когда он подъехал назад: - Нет,  все  равно  уже  был  сигнальный
огонь. Этого было вполне  достаточно,  чтобы  предупредить  наших  врагов.
Пусть они едут. - А затем обратилась  к  Китану,  сидевшему  на  лошади  и
задумчиво глядевшему вслед покинувшим его слугам. - Хотите последовать  за
ними?
     - Шиюну теперь конец, - сказал Китан дрожавшим голосом и взглянул  за
ее спину. - Если Сотарн пал, никакая  другая  крепость  не  устоит  против
Хитару, против кайя Роха, против толпы, которую они вооружили. Делайте то,
что вы задумали, и позвольте мне оставаться с вами.
     В его надломленном голосе не было больше и следа наглости, он склонил
голову, прислонившись к седлу. Когда он опять поднял лицо,  в  его  глазах
стояли слезы.
     Моргейн смотрела на него пристально и изучающе.
     Затем, не говоря ни слова, она проехала  мимо  него  к  воротам,  где
лохматые веревки бесполезно болтались на ветру.  Вейни  задержался,  давая
Джиран и Китану проехать вперед. У него было чувство, что где-нибудь среди
руин прячутся разведчики. Ведь кто-то пытался их напугать.
     Но атаки не последовало, ничего, кроме встревоженных  птиц  и  шепота
ветра среди развалин. Они миновали ворота и  выехали  на  дорогу,  ведущую
вниз.
     Вейни смотрел на  лорда-кваджла,  который  ехал  перед  ним,  на  его
склоненную беловолосую голову, раскачивающегося в такт движениям  коня.  У
Китана не было выбора, не было возможности выжить в той пустыне, в которую
превратился Шиюн, беспомощный без своих слуг и крестьян,  которые  кормили
бы его... А теперь и без всякого убежища, которое могло бы его приютить.
     "Уж лучше острие меча", - подумал Вейни, повторяя  то,  что  когда-то
сказал ему Рох, вспомнил, кто именно сказал это ему, и понял, что это было
правдой.
     На перекрестке дорог Моргейн увеличила скорость.
     - Быстрее! - закричал Вейни полукровке, пришпорив коня, и ударил коня
Китана рукояткой своего меча, набирая бешеную скорость.  Они  повернули  к
северу, на главную дорогу, и опять замедлили шаг, проезжая  под  бойницами
стен. По неожиданному импульсу Вейни взглянул назад  и  увидел  на  стенах
Сотарна коричневые согнутые фигурки -  одну  и  еще  одну,  -  оборванные,
притаившиеся наблюдатели, которые мгновенно исчезли, когда поняли, что  их
увидели.
     Старики остались, молодые  же  были  унесены  той  приливной  волной,
которая устремилась к Абараису.  Молодые,  которые  хотели  жить,  которые
пошли бы на все ради жизни, как и та толпа, которая все еще  следовала  по
пятам за ними.
     Земля за пределами Сотарна сохранила  больше  следов  жестокости.  На
дорогах пеной взбилась грязь, словно земля была не  в  состоянии  выносить
то, что текло по ней к северу. Но толпы людей и  лошадей  прошли  по  этой
дороге, и в грязи все еще оставались не затертые следы копыт.
     - Они прошли, - сказала Вейни  Моргейн,  когда  они  ехали  колено  в
колено рядом с Джиран и Китаном, - сразу дождя.
     Он пытался поддержать ее надежды. Она нахмурилась и покачала головой.
     - Хитару, наверное, задержал их всех  здесь,  -  сказала  она  низким
голосом. - Он, скорее всего, разделывался с Сотарном. Но если бы я была на
месте Роха, я бы не стала медлить ради такого грязного  дела.  Если  бы  у
меня был выбор, я бы направилась в Абараис. Ибо  только  уже  будучи  там,
можно быть уверенным, что никакая крепость не устоит. Я хотела  бы  знать,
где сейчас находятся силы Хитару, и я догадываюсь, где сейчас Рох.
     Вейни тоже задумался над этим, но это были  неприятные  мысли,  и  он
стал думать о вещах, которые ему были более понятны.
     - Войско Хитару, - сказал он, - похоже, на данный момент  насчитывает
около трех тысяч.
     - Здесь еще много отдельных деревень, - сказал Китан.
     Полукровка отъехал немного назад, кобылка Джиран, которая никогда  не
вырывалась вперед, тоже задержалась, и они оказались  вчетвером  рядом  на
дороге. Китан был спокоен.
     - Но у него лишь половина здравого смысла,  -  сказал  с  отвращением
Вейни. - Может быть, он и его силы достаточно разделены.
     - О нет, - сказал Китан, сразу выпрямляясь в седле, и  в  его  глазах
промелькнула грусть. - Я хорошо слышал ваши рассуждения... Оставь утешения
при себе, человек. Я могу ответить на ваши вопросы.
     - Тогда скажи, - сказала Моргейн, -  чего  мы  можем  ждать  от  них.
Получит ли Хитару поддержку от других крепостей? Примкнут ли они к нему?
     - Хитару, - рот Китана  искривился  в  гримасе  презрения.  -  Сотарн
всегда боялся его, но ему удалось захватить власть в Охтидж-ине.  А  потом
пришла эта напасть. Они, конечно, были правы... Некоторые наши  поля  тоже
были затоплены водой в этом сезоне. И это  было  неизбежно,  что  наиболее
честолюбивые из нас потянутся подальше от Саводжа.
     - Будут другие крепости сражаться на его стороне или нет?
     Китан пожал плечами.
     - Это безразлично для хию и для нас, даже  если  бы  мы  кланялись  и
целовали руку в Охтидж-ине. Мы, которые ничего не хотели, кроме  как  жить
спокойно... Мы не имеем силы против кого  бы  то  ни  было.  Да,  конечно,
многие будут с ним, но какая при этом у них будет цель? Мои слуги бежали к
нему, вот куда они пошли. В этом нет  никаких  сомнений.  Они  узнали  мои
планы и испугались,  что  могут  проиграть.  Поэтому  они  пошли  за  ним.
Небольшие крепости не замедлят поступить точно так же.
     - Ты тоже можешь идти, если хочешь, - сказала Моргейн.
     Китан посмотрел на нее, встревоженный.
     - Ты достаточно свободен, чтобы сделать это, - сказала она.
     Лошади шли бок о бок, и теперь Китан смотрел  на  Моргейн  с  меньшей
уверенностью,  словно  она  и  наркотик  вместе  сделали  его  неспособным
принимать решения. Он посмотрел на Джиран, взгляд которой был  тяжелым,  и
на Вейни, взгляд которого оставался равнодушным. И ему стало казаться, что
он замешан в какую-то грязную игру.
     На мгновение Вейни показалось, что Китан уйдет, его тело напряглось в
седле, а глаза были рассеянными.
     - Нет, - ответил Китан, и его плечи опустились. Он ехал рядом с ними,
одинокий в своем несчастье.
     Никто больше не  разговаривал.  Вейни  ехал,  довольный  присутствием
рядом с ним Моргейн - их близость позволяла ему  ничего  не  говорить;  он
знал ее мысли, и даже если бы они были сейчас одни, ей нечего было сказать
ему. Ее глаза изучали тропу, по которой они ехали,  но  мысли  были  очень
далеко.
     Наконец  она  вытащила  из-за  голенища  своего  сапога  сложенный  и
пожелтевший от времени кусок пергамента - карту,  вырванную  из  книги,  и
молча, согнувшись в седле,  указала  ему  на  дорогу  на  плане.  Огромная
расселина  Саводжа  была  легко  узнаваема;  земли  Охтидж-ина  на   карте
выглядели  как  большие  плодородные   поля,   которых   больше   уже   не
существовало. Также были нанесены поля по другую сторону расселины и между
холмами, и крепости, которые, казалось, были Сотарном, разбросанные вокруг
центрального хребта.
     Между гор, отмеченный кругом, лежал  Абараис;  Вейни  не  мог  читать
письмена, но Моргейн  громко  произнесла  это  название,  указав  на  него
пальцем. Он поднял глаза от бурых чернил и пожелтевших  страниц  к  горам,
которые  теперь  маячили  перед   ними,   покрытые   темной   вечнозеленой
растительностью.  Их  вершины  были  округлыми  и   гладкими,   а   склоны
представляли  собой  нагромождения  огромных  камней,  старых,  изъеденных
непогодой, - руины гор умирающей земли.
     Разбитая луна проплывала в чистом небе; погода стояла ясная и теплая,
когда солнце было в зените, но к вечеру холмы казались окутанными каким-то
влажным туманом.
     Облаков не было видно, сухой  воздух  приятно  согревал  легкие.  Еле
заметный дым от костра поднимался далеко в горах,  где  должны  были  быть
другие крепости, отмеченные на карте.
     - Я думаю, это должен быть Домен, - сказал Китан, когда они  спросили
его об этом. - Следующий после Сотарна. По ту сторону гор  лежат  Маром  и
Арайсит, и силы Хитару, возможно, там уже побывали.
     - Все увеличиваясь в количестве, - сказала Моргейн.
     - Да, - ответил Китан, - весь Шиюн теперь в его  руках  -  или  будет
через некоторое время. Он уничтожает жилища, как мы видим, и  это  хороший
способ заставлять людей следовать за ним. Может быть, он уничтожает и сами
крепости. Вряд ли он потерпит соперничество каких-нибудь лордов.
     Моргейн промолчала.
     - Это не принесет ему добра, - сказал Вейни. - Хитару может завладеть
Шиюном, но Рох управляет Хитару, подозревает об этом сам Хитару или нет.
     Камни, стоящие вдоль дороги, напоминали Хиюдж, но здесь, в  сумрачном
свете,  они  казались  более  могущественными.  А  за  камнями  по  дороге
пробиралась беловолосая фигура, нагруженная вещами.
     Они быстро догнали его, и, заслышав их  приближение,  он  должен  был
оглянуться,  но  не  сделал  этого.  Он  продолжал  двигаться  по   тропе,
скрючившись от боли.
     Было что-то грозное в таком глухом упорстве; Вейни положил меч  через
луку седла, когда они поравнялись с человеком, боясь от него какого-нибудь
затаенного намерения. Он не  хотел,  чтобы  этот  человек  оказался  возле
Моргейн, и, расположив свою лошадь между ними, поравнялся с ним.
     Но тот так и не посмотрел на них, а шел, опустив глаза, шаг за шагом,
опираясь на посох, представляющий собой остатки копья.  Он  был  молод,  в
одеждах придворного, с ножом на поясе. Его белые волосы  были  завязаны  в
хвост, на щеке был порез и синяк, кровь сочилась через грубые бинты на его
ноге. Вейни окликнул его, но тот продолжал идти; он  выругался,  приставив
меч к груди юноши. Кваджл остановился, глаза его  смотрели  в  никуда,  но
когда Вейни убрал меч, опять пошел, борясь со своей хромотой.
     - Он сумасшедший, - сказала Джиран.
     - Нет, - ответил Китан. - Он просто боится увидеть Моргейн.
     Их  лошади  медленно  двигались  наравне  с  юношей  по  извивающейся
тропинке, и Китан ласково начал расспросы на его  языке  -  но  получил  в
ответ только сердитый взгляд, да невнятное бормотание. Были названы имена,
которые заинтересовали Вейни, но больше он не мог понять ни единого слова.
Юноша истратил последний запас своего дыхания и замолчал, продолжая  идти,
как и раньше.
     Моргейн пришпорила Сиптаха, двигаясь вперед рядом с Вейни  и  Джиран.
Китан тоже последовал за ними. Вейни посмотрел на юношу, который  все  еще
упрямо плелся сзади.
     - Что он сказал? - спросил Вейни Моргейн. Она пожала  плечами,  не  в
настроении отвечать.
     - Он из Сотарна, - ответил Китан на ее молчание, - и такой  же  псих,
как и все остальные жители. Он говорит, что направляется в  Абараис,  куда
идут все, поверив этому кайя Роху.
     Вейни взглянул на Моргейн  и  увидел  ее  мрачное  лицо.  Она  пожала
плечами.
     - Значит, мы поспеем слишком  поздно,  -  сказала  она,  -  как  я  и
боялась.
     - Он пообещал им, - сказал Китан, - другую,  более  хорошую  землю  и
надежду выжить, и они поверили ему. Они собираются  в  армию,  чтобы  всем
вместе уйти туда, и крепости брошены - они говорят, что в них  больше  нет
нужды.
     Он снова взглянул на Моргейн, ожидая какого-нибудь ответа, но его  не
последовало. Она ехала теперь медленно, проезжая мимо брошенных полей.  Он
видел ее напряженность, которая скрывалась за поверхностным спокойствием.
     Такой жестокости и террора его нервы долго не выдержат.
     "Давай оставим все, - хотел сказать он, - найдем затерянное  в  горах
место и подождем, пока Источники закроются.  Здесь  достаточно  жизни  для
нас. Мы можем выжить и состариться до того,  как  воды  поднимутся,  чтобы
затопить эти горы. Мы могли быть одни,  в  безопасности,  далеко  от  всех
наших врагов".
     Она сделала свой выбор, размышлял он сам с собой, но начал  думать  о
том, что было бы, если бы Рох вдруг внезапно исчез. Она уже все  равно  ни
перед чем не остановится и вступит в бой против целой армии, забрав всех с
собой.
     Это были предательские мысли; он понял это и судорожно перекрестился,
желая  отогнать  их.  Затем  встретил  ее  взгляд  и  испугался,  что  она
почувствовала его страх.
     - Лио, - сказал он спокойным  голосом,  -  какое  бы  решение  вы  ни
приняли, я буду рядом.
     Это, казалось, убедило ее. Она опять посмотрел на дорогу, по  которой
они ехали, и на холмы.
     Опускалась ночь, сумерки ложились  тенями  между  холмов,  освещенных
тусклым и уродливым  светом.  Они  поехали  среди  камней,  наваленных  на
дороге, и им стало ясно, что здесь когда-то было  массивное  строение,  от
которого остался лишь фундамент, лежавший теперь  в  виде  свай  и  частей
арок. На земле были видны следы большого количества людей, прошедших  этой
дорогой совсем недавно.
     Посреди дороги лежал мертвый человек. Черные птицы  поднялись  с  его
тела, как тени в темноте, тяжело взмахивая крыльями.
     Вейни  с  ужасом  подумал  о  жестокости,  царящей  в   этой   армии;
отчаявшиеся, испуганные люди -  люди  и  полукровки,  собравшиеся  вместе.
Вскоре они подъехали еще к двум мертвым телам, одним из них была  женщина,
другое лежало в черном одеянии священника - тощего и старого.
     - Они совсем одичали! - воскликнул Китан.
     - А что будем делать мы? - наконец спросила Джиран,  которая  молчала
большую часть дня. - Что будем делать мы, когда достигнем  Абараиса,  если
они все собрались там?
     Это был не праздный  вопрос,  а  отчаяние...  Джиран,  которая  знала
меньше, чем они, что должно будет случиться, и  которая  воспринимала  все
очень терпеливо и с надеждой. Вейни взглянул на нее и  беспомощно  покачал
головой, предвидя,  что  она  сама  начала  догадываться,  о  чем  Моргейн
пыталась честно предупредить ее, беззащитную девочку из Бэрроу.
     - Ты, - сказала Моргейн, - все еще вольна оставить нас.
     - Нет, - спокойно ответила Джиран. - Как и лорду Китану,  мне  не  на
что надеяться. Я не могу пройти туда, куда мы направляемся, -  по  крайней
мере одна, - она сделала жест беспомощности, словно трудно было  объяснить
это словами. - Разрешите мне попробовать с вами, - сказала она затем.
     Моргейн на минуту задумалась над ее словами,  в  то  время,  как  они
ехали по дороге, и наконец кивнула головой в знак согласия.
     Темнота все сгущалась до тех пор, пока не остался только свет меньшей
луны и следы путей других лун на небе - туманные  арки  через  звезды.  От
одной стены широкой долины до другой чернели тени  огромных  руин,  и  это
были уже не Стоячие Камни, а остроконечные прямые вершины с  изгибающимися
ступеньками на внешней стороне. Они приближались с обеих сторон  дороги  и
вскоре почти перекрыли ее; путь стал узким. Они  больше  не  могли  видеть
холмы. Каменные вершины обрамляли края тропинки и торчали как ребра  возле
хребта дороги.
     Копыта лошадей рождали громкое  эхо,  а  туманные  перспективы  этого
пути, освещенные лишь луной, могли таить в себе много засад. Вейни  держал
меч наготове, мечтая как  можно  скорее  миновать  это  извилистое  место,
понимая всю неразумность езды вслепую сквозь темноту. Дорога теперь  стала
абсолютно неразличимой, и когда она поворачивала, торчащие  каменные  иглы
перекрывали им обзор со всех концов.
     А затем она начала подниматься, словно  ветер,  по  длинным  каменным
террасам, которые вели в кромешную тьму -  беззвездные  тени  по  мере  их
приближения стали принимать форму огромного каменного куба;  им  открылось
сооружение, над которым  возвышались  каменные  шпили,  давно  уже  смутно
различаемые ими издалека.
     - Эн-Абараис, - пробормотал Китан. - Здесь - путь к Источникам.
     Вейни ехал теперь со страхом. Моргейн вытащила Подменыш и держала его
наготове. Серая лошадь нервно переступала, оступалась  и  снова  двигалась
вперед по узким террасам; Вейни пришпорил вороного, заставляя  его  бежать
след в след за серым.
     Здесь не было Врат, но была крепость, сооруженная в том месте, откуда
можно было управлять Вратами: место могущества,  непобедимый  кваджлинский
бастион, который Рох просто не мог обойти, оставить в покое.
     Для них тоже не было иного пути.

     Дорога  упиралась  в  крепость  Эн-Абараис  и  исчезала   в   длинном
аркообразном проходе, черном и безрадостном в ночи, а скрученные  каменные
иглы стояли вдоль другой дороги, ведущей прямо к крепости. На  перекрестке
этих двух дорог Моргейн задержалась, изучая все направления.
     - Китан, - сказала она, когда  попутчики  их  догнали.  -  Ты  будешь
наблюдать за дорогой отсюда. Джиран, идем с нами.
     Джиран встревоженно огляделась, но Моргейн уже направлялась вниз -  -
бледноволосый призрак на бледном коне, почти исчезающий в тени.
     Вейни тоже поехал за ней, слушая, как Джиран  торопится  следом.  Что
будет делать Китан, останется ли он, перебежит ли  к  их  врагам  -  Вейни
отказывался думать об этом; Моргейн наверняка испытывала его на  слабость.
Но сейчас ее мысли были далеко, и она нуждалась в своем илине.
     Он догнал ее в темноте.  Она  остановилась  в  проходе,  спешилась  и
толкнула дверь левой рукой, держа Подменыш в правой.
     Дверь открылась легко, холодное дыхание крепости пахнуло  на  них  из
темноты, только лунный свет  освещал  высокие  отполированные  камни.  Она
ввела Сиптаха вперед, через дверь, и Вейни  наклонил  голову  и  осторожно
проехал за ней, а копыта зазвенели в  глубокой  тишине.  Джиран  следовала
сзади пешком, таща за собой упирающуюся кобылку, и ее копыта тоже били  по
мостовой.
     Вейни вытащил меч из ножен и обнажил его. Внезапно свет засиял в руке
Моргейн - она сделала то же самое, вытащив  из  ножен  Подменыш.  Опаловое
свечение усиливалось, и этого света было достаточно, чтобы  осветить  зал,
перекрученные каменные иглы, закругленные пещеры, лестницу, которая вилась
между всеми этими каменными изваяниями.
     От  Подменыша  исходил  звенящий  звук,  сначала  мягкий,   а   затем
болезненный для слуха, и это пугало лошадей.  Свет  разгорелся  еще  ярче,
когда Моргейн повела мечом справа налево, и потому им стал виден путь,  по
которому они должны идти, повинуясь силе ищущего лезвия.
     Но если бы  открытые  Врата  оказались  на  пути  луча  незащищенного
ножнами меча, это было бы концом для них обоих.
     Моргейн быстро убрала меч в ножны, но лошади все еще  дрожали.  Вейни
погладил своего вороного по взмокшей шее и соскользнул вниз.
     - Пошли, - сказала Моргейн, - Джиран, присмотри за  лошадьми.  Кричи,
если увидишь кого-нибудь. Прислонись спиной к камню и стой  здесь.  И,  ко
всему прочему, не доверяй Китану. Если он придет, предупреди нас.
     - Да, - согласилась та тонким голосом, еле дыша.  Вейни  поколебался,
думая о том, что надо бы дать ей оружие; но она все равно не смогла бы его
использовать.
     Он повернулся, догнал Моргейн и стал охранять ее со  спины,  наблюдая
за тенями  по  всем  сторонам.  Тени  сгущались,  и  когда  темнота  стала
абсолютной, какой-то свет  стал  исходить  от  руки  Моргейн,  безопасный,
холодный и  магический,  светящий  специально  для  них.  Ему  никогда  не
нравились подобные вещи, но он доверял  той  руке,  которая  держала  его.
Ничего, что она могла сделать, не  могло  напугать  его  здесь,  в  месте,
полном сверхъестественного могущества кваджлов. Металлический меч, который
он  нес,  был  вещью  здесь  бесполезной,  все  его  боевое  искусство   и
способности - ненужными. Он мог только высматривать засаду.
     Они уперлись в дверь; та шумно заскрипела, когда Моргейн притронулась
к ней. Неожиданно  пульсирующий  свет  упал  им  прямо  в  лицо  и  что-то
зазвучало вокруг; он услышал эхо собственного крика,  пролетающего  сквозь
залы.
     Это было сердце Врат, Источники, то, что управляло ими, и несмотря на
то, что Вейни видел нечто подобное и раньше и знал, что ни звук,  ни  свет
не могут причинить ему вреда, он не смог сдержать страха в  своем  сердце,
предательские мышцы были напряженными от страха и безумия,  которые  вдруг
охватили его.
     - Входи сюда, - приказала ему Моргейн; намек на жалость в  ее  голосе
больно кольнул его, и он, крепко держа свой меч, пошел рядом  с  ней,  идя
шаг в шаг в отблесках длинного луча  света,  направленного  вперед.  Свет,
более красный чем закат, окрасил ее волосы  и  кожу  и  блестел  кровавыми
отблесками на кольчуге и золотой рукоятке Подменыша. Звук,  который  рычал
над ними, заглушил их собственные шаги,  и  казалось,  что  они  беззвучно
плывут в тумане. Моргейн даже не взглянула на ужас,  таившийся  по  разным
сторонам от них. Для нее такое место - дом родной, подумал он, наблюдая за
ней. В эндарских доспехах, которые были на сотни  лет  старше  Вейни,  она
застыла перед центральной частью пылающих панелей и коснулась  их  руками,
отчего  повсюду  вдруг  вспыхнул  яркий  свет,  раздались  громкие  звуки,
заглушившие все прочие, и он задрожал.
     Кваджл, подумал он, такая же, какие все они.
     Точнее, такая, какими они хотели быть.
     Она резко оглянулась  и  поманила  его.  Он  подошел,  неуклюже  и  с
опаской, потому что в этом наводнении  звуков  кто-нибудь  мог  неожиданно
напасть на них из засады, но Моргейн дотронулась до его руки  и  привлекла
его внимание к тому, что ее волновало.
     -  Здесь  заблокировано,  -   сказала   она,   преодолевая   шум.   -
Заблокировано на широкое открытие Врат - работа Роха. Я предполагала,  что
это может случиться, если он придет сюда первым.
     - Вы ничего не можете сделать? - спросил он, и за  ее  плечом  увидел
пульсирующие огни, которые были силой и  жизнью  Врат.  Он  вынес  многое,
столько, сколько мог, и даже больше;  он  знал  также,  что  это  была  ее
последняя надежда, и, значит, рука Роха запечатала эту надежду. Он пытался
собраться с мыслями, невзирая на жуткий шум, но тени  и  звуки  как  будто
смеялись над ним, - хаос, который вывеивал  все  воспоминания.  Такое  уже
происходило с ним раньше - между Врат он не мог удержать в мыслях  ничего.
Однажды он уже проходил через подобный зал, и  теперь  он  вспомнил  пятно
крови на полу, коридор, лестницу, которые выглядели по-другому - и  где-то
в том доме была разрушенная дверь, а на его стороне воевал брат,  которого
он уже давно потерял.
     Который давно уже обратился в прах. Девять столетий назад.
     Вейни совершенно запутался, и это причиняло ему боль. Он  видел,  как
Моргейн повернулась и притронулась к панели, борясь с чем-то, чего  он  не
понимал. Он осознавал, что она оказалась беспомощной.
     Моргейн!
     Это был голос Роха, прозвучавший громче, чем шум вокруг них.
     Вейни взглянул наверх, сжимая в кулаке рукоятку меча: очертания  Роха
плыли среди света и звуков, силуэт невероятных размеров, гораздо  больших,
чем в жизни.
     Он  говорил,  он  шептал  слова  на  языке  кваджлов,  и  шепот  этот
перекрывал все звуки, исходящие от стен.  Вейни  слышал  свое  собственное
имя, произнесенное этими несуществующими губами, и перекрестился,  чураясь
того, что маячило над ним. Затем он услышал, как очертание прошептало  имя
Моргейн, оно шептало еще что-то, чего он не мог понять, хотя это  был  его
кузен Рох. Он видел лицо, так похожее на него  -  карие  глаза,  маленький
шрам через щеку, который он помнил. Это был настоящий Рох.
     Ты здесь, кузен? - спросил неожиданно образ, и  холод  сковал  сердце
Вейни. Возможно, нет. Возможно, ты остался в безопасности в Охтидж-ине,  и
только твоя госпожа пришла. Но если ты  рядом  с  ней,  помни,  о  чем  мы
говорили с тобой на крыше, и знай, что мои предупреждения  были  правдивы:
она безжалостна. Я запечатал Источники, чтобы отрезать ее от этих мест,  и
я надеюсь, что этого будет достаточно, но Вейни, родич, ты  можешь  прийти
ко мне. Ей я не позволю пройти, но я приму тебя. Для  тебя  есть  путь  из
этого мира, который я предоставлю и другим, если она не  помешает.  Приди,
встреться со мной в Абараисе. Если ты можешь еще слышать это послание,  то
у тебя все еще есть шанс. Воспользуйся им и приди.
     Образ и голос исчезли. Вейни  стоял,  пораженный  на  секунду,  затем
отважился посмотреть на Моргейн, чтобы увидеть вопрос в ее взгляде,  когда
она посмотрела на него - абсолютное недоверие.
     - Я не пойду, - упрямо сказал он,  -  между  нами  не  было  никакого
договора, лио. Я не пойду к нему.
     Ее рука соскользнула с оружия, которое было прикреплено у нее  сзади,
пояс вернулся на место. Неожиданно она вытянула руку  и  взяла  его  руку,
потянула к стене и положила ее на холодные огни.
     - Я покажу тебе, как это делается, - сказала она.  -  Я  покажу  тебе
это, и в жизни своей, илин, в своей душе никогда не забывай этого.
     Ее пальцы двигались, направляя его. И сердце замирало  -  так  пугало
Вейни это прикосновение к холодным вещам. Она настаивала, и  он  продолжал
держать руку, напрягая память, стараясь запечатлеть  все,  что  могло  ему
пригодиться при прикосновении к силам Источника.
     Опять и опять она заставляла его повторять за ней  движения,  которым
учила  его,  а  бессмысленный  призрак  Роха  все  еще  висел  над   ними,
передразнивая их. Руки Вейни тряслись, когда он в который раз повторял эти
движения, и пот струился по его горячему телу.
     Он завершил пассы и посмотрел на нее, умоляя взглядом прекратить  все
это и покинуть это место. Она посмотрела на него, ее лицо  и  волосы  были
окрашены кровавым светом, и снова лицо Роха начало плавать  в  колышущемся
воздухе.
     Кивком головы она прекратила эти  страшные  сеансы  и  повернулась  к
выходу. Они шли по длинному проходу, и нервы Вейни кричали, заставляя  его
бежать. Его затылок покалывало, словно голос Роха преследовал их, он знал,
что если он повернется и взглянет, то там  будет  висеть  в  воздухе  лицо
Роха, увещевающее его с  помощью  доводов,  которые  ничего  для  него  не
значили. Уж лучше беспомощно ждать, пока  поднимается  море,  чем  сдаться
тому, кто лгал ему с самого начала и на время заставил поверить в то,  что
его родич жил в этом проклятом аду, в этой бесконечной ссылке.
     Темнота лежала перед ними, Моргейн закрыла  дверь  и  запечатала  ее,
встряхнув Вейни от задумчивости,  показывая,  как  нужно  это  делать.  Он
бездумно кивнул, не  понимая,  что  происходит  -  все  его  чувства  были
переполнены звуком и светом и ужасным знанием того, чем она  напитала  его
мозг.
     Ему было хорошо известно, что люди и кваджлы  убивали  друг  друга  в
надежде владеть этим; а сам он не хотел этого всем своим сердцем. Он отнял
руку от стены, все  еще  ослепленный,  ощущая  грубый  камень  подушечками
пальцев и ступеньки под  ногами,  передвигаясь  в  безопасности  от  меча,
который Моргейн снова держала в руках, а мозг его все  еще  был  заворожен
тем, что он видел. Он хотел, чтобы  все  это  исчезло,  и  знал,  что  уже
слишком поздно, поскольку он связан клятвой, от которой нет освобождения.
     Они спускались все ниже и ниже по извивающейся лестнице, до тех  пор,
пока не услышали знакомый топот копыт и увидели лошадей. И ему было трудно
понять, как вещи, столь знакомые ему, все  еще  могли  существовать  после
посещения этой ужасной комнаты.
     Моргейн убрала меч, когда  они  ступили  на  последнюю  ступеньку,  и
Джиран подошла к ним, переполненная вопросами, которые задавала шепотом  -
ее  испуганный  голосок  и  движения  напомнили  Вейни,  что   она   также
переполнена ужасом этого места,  но  она  не  ведала,  что  внутри,  и  он
завидовал этому неведению.
     - Иди назад, маай Джиран, - сказал он ей. - Скачи тем путем,  которым
мы пришли, и спрячься где-нибудь.
     - Нет, - неожиданно сказала Моргейн.
     Он взглянул на нее, растерявшийся и несколько испуганный,  но  он  не
мог видеть ее лица в темноте.
     - Идем наружу, - сказала она и повела Сиптаха через  дверь,  поджидая
их в лунном свете.
     Вейни не мог смотреть на Джиран, не имея  ответов  для  нее.  Он  вел
вороного наружу и слышал, как Джиран идет за ним.
     - Джиран, - сказала Моргейн, - выйди первой и посмотри, там ли Китан.
     Джиран не возразила ни словом и пошла в  сторону  выхода,  ведя  свою
лошадь по длинному проходу среди склоненных каменных столбов к тому месту,
где сидел Китан - тень среди теней.
     - Вейни, - мягко сказала Моргейн. - Ты пойдешь к нему? Ты примешь то,
что он предлагает?
     - Нет, - запротестовал он сразу же. - Нет, я связан клятвой и не могу
поступить так.
     - Не надо клясться так поспешно, - сказала  она  и,  когда  он  начал
возражать ей: - Послушай меня. Это приказ. Иди к нему, отрекись  и  иди  с
ним.
     Он не мог поверить, что его уши слышат это; слова застряли у  него  в
горле.
     - Это мой приказ, - сказала она.
     - Это ваша уловка, - сказал он, уязвленный тем, что она  не  поверила
ему и затеяла с ним игру. - Вы  изощренны  в  них,  но  я  не  думаю,  что
заслужил это, лио.
     - Вейни, если я не смогу пройти  через  Врата,  один  из  нас  должен
сделать это. Я слишком хорошо известна, к несчастью для тебя. Но ты иди  к
нему и поклянись ему в службе, научись всему, чему он сможет научить тебя,
и если я не смогу убить его, то ты сделаешь это. Иди.
     - Лио, - запротестовал он, и  все  его  мышцы  дрожали.  Он  запустил
похолодевшие пальцы в черную гриву лошади.  Все,  чему  он  верил  и  чему
поклонялся, вдруг рассыпалось на его глазах, как горы, которые исчезли тем
утром за Вратами, сменившись голым и уродливым пейзажем.
     - Ты илин, - сказала она. - И потому в том не будет твоей вины.
     - Принять хлеб и приют - а затем убить человека?
     - Разве я когда-нибудь говорила тебе, что у меня есть честь?
     - Но нарушение клятвы, лио... Даже ему...
     - Один из нас, - сказала она  сквозь  зубы,  -  один  из  нас  должен
пройти. Останься верным внутри себя, но заставь свои губы говорить то, что
нужно, чтобы ты выжил. Живи. Он не  будет  подозревать  тебя.  Он  поверит
тебе, и это будет та служба, которую ты можешь сослужить мне; убей  его  и
сделай то, чему я научила тебя, илин. Ты сделаешь это для меня?
     - Да, - сказал он наконец и горько добавил: - Я должен сделать это.
     - Забери с собой Китана и Джиран, сочини какую-нибудь  сказку,  чтобы
Рох поверил, как  оказался  разрушен  Охтидж-ин,  как  ты  был  освобожден
Китаном - упусти лишь мое участие во всем этом. Пусть он поверит, что ты в
отчаянии. Склонись перед ним и умоляй приютить  тебя.  Делай  то,  что  ты
должен, но останься живым и пройди Врата - и исполняй мои приказы до конца
своей жизни, нхи Вейни. И даже за ее пределами, если достигнешь этого.
     Долгое время он ничего не говорил. Он бы  скорее  всего  расплакался,
если бы попытался заговорить, но он не хотел, чтобы его стыд  продолжался.
Затем он увидел влажный след, блестевший на ее щеке, и  это  потрясло  его
больше, чем то, что она сказала ему.
     - Оставь мне клинок  чести,  -  сказала  она.  -  Он  вызовет  лишние
вопросы, на которые у тебя не будет ответа.
     Вейни отцепил его и отдал ей.
     - Да будет так, - пробормотал он,  и  слова  едва  прошли  через  его
горло. Она повторила это и прикрепила клинок к своему поясу.
     - Будь  осторожен  со  своими  спутниками,  -  сказала  она.  -  Иди,
торопись.
     Он хотел  склониться  к  ее  ногам,  как  илин,  наконец-то  уходящий
окончательно, без своего на то желания, но она не позволила, положив  свою
руку  на  его.  Это  прикосновение  было  завораживающим,  на  секунду  он
поколебался, переполненный тем, что хотел сказать  ей.  А  она  совершенно
неожиданно  наклонилась  и  прикоснулась  губами  к  его   губам,   легким
прикосновением и очень быстро. Это лишило его дара речи, а  через  секунду
она уже повернулась, чтобы взять узду  своей  лошади.  То,  что  он  хотел
сказать, неожиданно показалось ему мольбой, она не поняла  бы,  возник  бы
спор, а это было бы вовсе не тем прощанием, о котором он мечтал.
     Он вскочил в седло, она сделала тоже самое, и они поехали так быстро,
как могли, к развилке дорог, где ждали Китан и Джиран.
     - Мы едем дальше,  -  сказал  он  им,  и  его  слова  показались  ему
странными и уродливыми. - Мы трое.
     Они выглядели испуганными, но ничего не спросили;  возможно,  вид  их
обоих - илина и лио - испугал их. Вейни повернул свою  лошадь  на  дорогу,
ведущую в темноту, и они поехали за ним. Внезапно он оглянулся  в  страхе,
что Моргейн исчезла.
     Но она все еще была здесь. Вместе с Сиптахом они выглядели тенями  на
фоне света за их спинами.
     Фвар и ему подобные скоро должны будут  придти  сюда.  Неожиданно  он
понял  ее  намерения.  Люди  Бэрроу,  следовавшие  за  ней   века   назад,
участвовали вместе с  ней  в  битвах,  и  это  были  жуткие  воспоминания,
оставшееся в их памяти. Подменыш для них был синонимом смерти. Он вспомнил
ее в Саводже, сметающей человека за человеком, - и то, что он увидел тогда
в ее глазах.
     Они все были твоими людьми, с отчаянием говорил ей Китан. Даже кваджл
был устрашен ее чудовищными деяниями. Но они следовали за ней, и  на  этот
раз она ждала их, хотя Вейни побивался, что она может повернуться и против
них. Это было ее собственное бремя, которое не давало ей покоя.
     Она будет ждать, пока Врата не  окажутся  открытыми.  И  на  какое-то
время она прекратила свою погоню и переложила свою задачу на  него.  Слезы
застили ему глаза, еще был шанс вернуться и отказаться от  того,  что  она
приказала ему сделать.
     Но она не простила бы этого.
     В свете поднимающейся Ли они въехали в  очередной  проход  и  увидели
долину Абараиса, расстилающуюся перед  ними,  всю  в  каменных  руинах,  а
далеко впереди -  огни  лагеря,  разбросанные  как  звезды  над  горами  -
призраки всего Шиюна собрались здесь.
     Вейни оглянулся: Моргейн уже не было видно.
     Он пришпорил вороного и повел своих спутников к огням.

     Огромный диск Ли клонился к горизонту. Облака пятнами плыли по лунной
дорожке.  Тонущая  луна  все  еще  освещала   им   путь.   Из-за   холмов,
поднимающихся с одной стороны дороги, постоянно можно было ожидать засады:
Вейни боялся - боялся каким-то  затаенным  страхом,  но  не  за  себя;  он
беспокоился за те распоряжения, которые были ему отданы.  В  любой  момент
пущенная стрела могла поразить его. Смерть была бы очень быстрой и  совсем
не мучительной.
     Пока что у тебя нет выбора, - ее слова отдавались эхом в его  голове,
как неподдающаяся таинственность, как факт, который  невозможно  отрицать.
Пока что у тебя нет выбора, как нет его у меня.
     Как-то Джиран заговорила с ним, он не понял того, что она сказала, да
и не особенно волновался об этом - он только взглянул на нее, и она тут же
замолчала; Китан тоже посмотрел на него, и его бледные глаза  были  теперь
трезвыми и устремленными вдаль.
     Огни костров становились все ближе, они раскинулись перед ними  полем
из  звезд,  красные  и  тревожные  созвездия,  постепенно  меркнущие,  как
созвездия на небе, с первыми проблесками дня.
     - Нам не остается ничего другого, - сказал Вейни спутникам,  -  кроме
как раскаяться перед моим кузеном и надеяться на его благосклонность.
     Они промолчали, но на их лицах был страх, который владел  ими  с  тех
пор, как они неожиданно и без всяких объяснений двинулись из  Эн-Абараиса.
Они все еще не требовали от него никаких дополнительных объяснений.  Может
быть, они знали, что у них на это нет права.
     - В Эн-Абараисе, - продолжал он, пока они ехали, - мы поняли,  что  у
нас нет другого выбора, и моя госпожа освободила меня.
     Он подавил дрожь в своем голосе, крепко  сжав  челюсти,  и  продолжал
свивать ложь, которую мог потом использовать в разговоре с Рохом.
     - В ней оказалось больше доброты, чем может  показаться.  Ради  моего
спасения, если не ради вашего. Она знает все, она знает,  что  Рох  примет
меня, но никогда не примет ее. Вы тоже для нее  ничто,  и  она  о  вас  не
волнуется. Но Рох ненавидит ее больше, чем кого  бы  то  ни  было,  и  чем
меньше он узнает, что на самом деле  произошло  в  Охтидж-ине,  тем  более
вероятно, что он примет меня и вас. Если он узнает, что я приехал от нее и
вы также из ее компании - он наверняка убьет нас. Но ко  мне  он  все-таки
имеет  кое-какую  благосклонность.  Решайте  сами,  насколько   он   будет
колебаться в вашем случае.
     Они по-прежнему ничего  не  говорили,  но  тревога  в  их  глазах  не
уменьшалась.
     -  Скажите,  что  Охтидж-ин   обратился   в   руины,   пострадав   от
землетрясения, - попросил он их, - и скажите, что болотники атаковали вас,
потому что море забрало Эрин. Скажите все, что может  показаться  правдой,
но не говорите, что мы посещали Эн-Абараис. Только она могла пройти  через
те двери и только она могла узнать то, что она узнала. Забудьте,  что  она
была с нами - иначе я умру, и боюсь, что буду не одинок в этом.
     Он был уверен в Джиран, у них был долг друг перед другом, но Китан  -
другое дело; он был кваджл, которого Вейни боялся, но  именно  кваджл  был
нужен ему для того, чтобы его ложь выглядела правдой.
     И Китан знал это. Его нечеловеческие глаза вдруг загорелись  какой-то
силой и затаенной радостью.
     - А если не Рох отдает там приказания? - сказал  Китан.  -  Если  там
правит Хитару? Что я тогда должен сказать?
     - Я не знаю, - сказал Вейни. - Но убийца  отца  вряд  ли  остановится
перед братоубийством. Он ничем не поделится с тобой... если только  он  не
любит тебя. Как ты думаешь, может это быть так, Китан, сын Байдарры?
     Китан обдумал это и затем вдруг резко спросил:  -  А  насколько  твой
кузен любит тебя?
     - Я буду служить ему, - ответил Вейни, чувствуя, что слова застряли у
него в губах. - Я илин, теперь без хозяина, и мы  из  Эндара-Карша,  он  и
я... Ты этого не поймешь, но это означает, что Рох возьмет меня с собой, и
я буду служить ему как его правая рука, и это то, чего он не сможет  найти
больше нигде. Я нуждаюсь в тебе,  милорд  Китан,  и  ты  знаешь  это;  мне
необходимо быть на стороне Роха, и ты знаешь, что можешь  уничтожить  меня
одним неловко сказанным словом, но и  ты  нуждаешься  во  мне,  если  тебе
придется иметь дело с Хитару; и ты знаешь,  что  я  скажу  Хитару.  Ты  не
любишь его. Оставайся со мной - и я отдам тебе Хитару, даже если для этого
потребуется длительное время.
     Китан раздумывал, сжав губы.
     - Да, - ответил он, - я доверяю твоим  рассуждениям,  нхи  Вейни.  Но
здесь есть два моих человека, которые могут все испортить.
     Вейни вспомнил о слугах, которые убежали, добавив тем самым приличную
долю тревоги в его размышления. Он пожал плечами.
     - Мы не можем предотвратить это. Лагерь большой, и если бы я  был  на
месте этих людей, я не торопился бы к властям и не  стал  бы  докладывать,
что бросил своего хозяина.
     - А не делаешь ли ты сам сейчас того же? - спросил Китан.
     Жар стыда бросился ему в лицо.
     - Да, - хрипло подтвердил он, - но она  сама  послала  меня  на  это.
Однако эту подробность Роху знать не надо... Только что Охтидж-ин  пал,  и
что мы убежали оттуда.
     Китан раздумывал какое-то мгновение.
     - Я помогу тебе, - сказал он. -  Возможно,  мои  слова  помогут  тебе
попасть к  твоему  кузену.  Увидеть  Хитару  побежденным  будет  для  меня
достаточной наградой.
     Вейни посмотрел на него,  взвешивая,  сколько  правды  было  за  этим
циничным взглядом, и вопросительно  посмотрел  на  Джиран,  которая  ехала
сзади во время их  разговора.  Она  выглядела  испуганной  тем,  что  она,
крестьянка, оказалась впутанной в дела лордов, которые боролись за власть.
     - Джиран? - спросил он ее.
     - Я хочу жить, - был ответ. Он увидел в ней ярость и  уверенность,  и
его губы сжались. - Я останусь с тобой, - сказала она.
     Слезы появились в ее глазах, боль  страха  скопилась  в  них.  Но  он
сейчас ни о ком из них не волновался, ни о маай,  ни  о  лорде-полукровке,
только о том, чтобы они не погубили его. Его мысли уже  бежали  вперед,  в
многотысячеглавый лагерь, лежащий впереди, и все его мысли были направлены
на то, как избежать засады. Надо было поспешать,  так  как  караульные  из
толпы, следовавшей за Рохом, уже виднелись в дымке  начинающейся  зари.  С
тревогой он заметил разгорающийся яркий свет посреди этих огней, и ему это
не понравилось.
     Вскоре они выехали из каменных руин  и  теперь  ехали  среди  побегов
молодых  деревьев,  вязанок  хвороста,  лежащих  у  начала   склона   гор,
заготовленных  для  использования  качестве  топлива,  и  довольно   скоро
почувствовали дым костров, на которых готовилась  пища,  услышали  голоса.
Караульные поднимались со своих постов, опираясь на копья, и  направлялись
в их сторону. Вейни упрямо продолжал ехать по дороге, и другие  с  ним,  и
когда они подъехали ближе, темноволосые люди  замешкались,  завидя  их,  и
отпрянули,  так  и  не  бросив  им  на  слова.  Может  быть,  так  на  них
подействовало присутствие Китана, подумал Вейни, отказываясь  от  соблазна
глянуть назад, а может быть, с особой иронией подумал он, это потому,  что
сам он похож на своего кузена, Роха, как вооружением, так  и  посадкой  на
коне. Гнедой Роха и его собственный вороной были из  одной  крепости  и  в
одинаковой сбруе.
     Они въехали в  лагерь,  который  раскинулся  в  беспорядке  по  обеим
сторонам мощеной дороги. Медленным шагом они проезжали через шию,  и  люди
толпились около мерцающих костров и смотрели на них, проезжающих  в  свете
зари, с затаенным любопытством.
     - Мы должны найти Источник, - мягко сказал  Вейни,  -  и  там  же  мы
найдем Роха.
     - Это должно быть в конце пути, - ответил Китан и кивнул  вперед,  на
дорогу, которая начинала взбираться по склонам.
     Где-то зазвучала труба, тонко и далеко, одинокий  звук,  разносящийся
по склонам гор. Это зазвучало опять и опять, посылая  дрожащее  эхо  через
стены долины. И тогда лагерь  стал  двигаться,  послышались  голоса,  явно
возбужденные; дым от костров стал исчезать.
     Джиран смотрела по сторонам с испугом.
     - Они начинают двигаться, - сказала она. - Лорд,  наверное,  Источник
открылся, и они начинают двигаться.
     Это было правдой: люди везде покидали места привалов,  собирали  свои
жалкие  пожитки;  кричали  дети,  блеяли  встревоженные  животные.   Через
некоторое время те, у кого было с собой мало поклажи, двинулись по дороге,
ведущей прямо к Источникам.
     Вот он, дар Роха, подумал Вейни,  и  его  сердце  заныло  от  чувства
измены. Его человеческая душа сжалась от  вида  этих  перегруженных  людей
вокруг него, которые сторонились копыт лошадей. Моргейн обрекла бы их;  но
они собирались жить.
     Он приехал для того, чтобы упасть к ногам Роха -  и  в  тот  же  день
убить его; и этим он предавал этих людей. Вейни сознавал,  что  он  сам  -
воплощенное Зло, он хочет обмануть доверие людей, чьи лица сияли отчаянной
надеждой.
     Такова была служба Моргейн.
     По крайней мере, у тебя  было  время  подумать,  прежде  чем  сделать
выбор,  сказала  она  ему  однажды.  Ты  никогда  не  сможешь  понять  мои
побуждения, нхи Вейни. У тебя недостаточно для этого знаний.
     Он только сейчас начал понимать, что это действительно так.
     С  гримасой  боли  он  натянул  узду  и  пришпорил  своего  вороного,
распугивая крестьян-шию со  своего  пути,  заставляя  людей  посторониться
перед ним и его двумя спутниками, которые  держались  как  можно  ближе  к
нему. Лица перед ним расступались в дымке занимающегося  дня  в  страхе  и
отчаянии.
     Дорога постепенно забиралась вверх, и изгиб ее поднимался к массивной
и странной вершине. Неожиданно им попался  отряд  кваджлов,  облаченных  в
демонские шлемы, с блестящим вооружением. Среди них были  и  бледноволосые
леди и дети.
     Прохождение по дороге было  очень  трудным,  поскольку  справа  зияла
огромная пропасть. Повелители кваджлов были  с  непокрытыми  головами,  их
белые волосы развевались на ветру.
     Вейни отъехал назад и потянулся за мечом.
     - Нет, - сказал поспешно Китан, -  они  из  Сотарна.  Они  не  станут
останавливать нас.
     Вейни с трудом послушался Китана и  ехал  плечом  к  плечу  с  ним  и
Джиран, когда они подъезжали к полукровкам, держащим копья поднятыми.
     Китан заговорил с ними, и среди  слов,  которые  он  произнес,  Вейни
узнал лишь несколько. Одно было Охтидж-ин, другое -  Рох,  а  третье  было
собственное имя Китана; лорд Сотарна выпрямился в своем седле и отъехал  в
сторону, а вооруженные люди с копьями расступились.
     Но когда они проехали сквозь их ряды, воины  Сотарна  последовали  за
ними, и Вейни это не понравилось, хотя это и  облегчало  им  проезд  через
другие  толпы  полукровок,  которые   поднимались   по   крутому   склону.
Возможности повернуть назад больше не было, он уже попал в руки  кваджлов.
И ему ничего не оставалось, как доверять Китану.
     А что, если Рох уже прошел, и  это  Хитару  устраивает  ему  встречу?
Вейни выкинул эту мысль из головы.
     Поворот дороги неожиданно привел их туда, откуда был  виден  округлый
холм, окруженный цепочкой людей  и  полукровок;  лошади  шли,  спотыкаясь,
ослабленные долгим путем.
     И  всеми  своими  фибрами  Вейни  почувствовал  дыхание   Врат,   это
покалывающее  нервы  ощущение,   которое   заставляло   кожу   покрываться
мурашками, а все чувства напрягаться. Это был почти звук - и в то же время
нет. Это было почти прикосновение.
     Сквозь пробивающийся из пастельных облаков сумрачный  свет  он  видел
место, к которому они шли: там были палатки, невдалеке паслись  лошади,  в
тени наклонившихся каменных изваяний дорога заканчивалась.
     Источник.
     Это был круг Стоячих Камней, такой  же,  как  в  Хиюдже:  не  простые
Врата, но целое скопление их, и  все  они  были  живыми.  Опаловые  цвета,
похожие на дневной  свет  мерцали  в  них  -  игра  могучих  сил,  которая
наполняла воздух тревогой; но одни Врата, похожие  на  пропасть,  особенно
сильно мерцали лазурно-голубым светом, от которого болели глаза.
     Китан выругался.
     - Они настоящие, - сказал кваджл, - они действительно существуют.
     Вейни пустил своего  вороного  иноходью,  пришпорил  кобылку  Джиран,
вдруг неожиданно отказавшуюся идти, и увидел испуганные глаза  девушки,  в
ужасе застывшие на Вратах; ее  рука  была  прижата  к  горлу,  где  висели
кусочек металла, белое перо и каменный крестик - амулеты того, во что  она
верила. Он резко окликнул ее по имени, и она оторвала взгляд  от  холма  и
последовала за ним.
     Лагерь у подножья холма уже снялся с места. Их прибытие было отмечено
криками, голоса были тонкими и терялись в густом воздухе. Вооруженные люди
с длинными белыми волосами окружили их.
     - Китан из Охтиджа, - слышал Вейни шепот. Он  отстегнул  свой  меч  и
положил его  через  седло,  когда  они  медленно  проезжали  мимо  бледных
сероглазых лиц, сдерживая ярость.
     Китан задал им вопрос и получил быстрый  ответ.  Он  поднял  глаза  к
вершине холма и поехал в том направлении. Вейни держался за  ним,  кобылка
Джиран по другую сторону, в то  время  как  толпа  медленно  расступалась,
давая им проход. Он слышал произнесенное собственное имя и  имя  Байдарры;
видел нахмуренные угрожающие лица, ненавидящие взгляды,  и  руки  невольно
схватились за оружие: он был обвинен в убийстве Байдарры. Он надел на свое
лицо маску неприступности и правил коня вслед за Китаном.
     Всадники проехали сквозь расступающуюся толпу, облаченную в демонские
шлемы. Послышался приказ, и среди них  в  кольце  поднятых  пик  показался
всадник с хорошо знакомой фигурой, серебристыми волосами, красотой кваджла
и человеческими глазами.
     Хитару.
     Вейни закричал, выхватив меч, и бросился  на  врага,  наткнувшись  на
стену пик, которые отбросили его лошадь назад, а самого его  ранили.  Один
из копьеносцев упал, Вейни  ударил  другого,  отскакивая  назад,  и  опять
назад, и крутился, пугая тех, которые были  у  него  по  бокам.  Он  опять
выругался: люди Хитару разбежались, позабыв о чести, но вооруженные  слуги
столпились перед своим хозяином, чтобы защитить его.
     Вейни вздохнул, крепче  стиснул  рукой  меч,  намечая  слабейшего,  и
услышал, как другие всадники подъехали сзади. Джиран закричала; он подался
назад, взглянул на подошедших, стоящих за Джиран и за  Китаном,  и  увидел
то, что отчаянно хотел увидеть.
     Рох. Лук висел через его плечо, меч лежал на седле.  Люди  Охтиджа  и
Сотарна расступились перед ним, и он не спеша занял  среди  них  свободное
место.
     Вейни успокоил взмыленного вороного, приструнил его, когда  тот  стал
от страха кидаться в разные стороны.  Приближался  еще  один  всадник.  Он
бросил на него взгляд: Хитару восседал на своей лошади с мечом в руке.
     - Где? - спросил Рох, привлекая его внимание. - Где Моргейн?
     Вейни пренебрежительно пожал плечами, хотя  чувствовал  напряжение  в
каждом мускуле.
     - Спустись с лошади, - приказал Рох.
     Вейни вытер лезвие своего меча о круп вороного коня, затем  спустился
вниз, все еще держа меч, и отдал уздечку лошади Джиран. Затем вложил меч в
ножны и застыл в ожидании.
     Рох смотрел на него со своего коня, и когда Вейни убрал свое  оружие,
Рох тоже спешился и, передав повод слуге, повесил  свой  меч  на  бедро  и
подошел ближе, чтобы они могли разговаривать, не повышая голоса.
     - Где она? - опять спросил Рох.
     - Я не знаю, - ответил Вейни. - Я пришел искать убежище,  как  и  все
остальные.
     - Охтидж-ин превратился в развалины, - неожиданно сказал Китан  из-за
его спины. - Случилось землетрясение, и все рухнуло. Болотники идут  сюда,
и многие из наших повешены. Вейни и девочка из Бэрроу были со мной в пути,
и благодаря им я жив. Собственные люди бросили меня.
     Последовало молчание. Вейни ждал  каких-нибудь  выкриков  или  других
эмоций кваджлов из Охтиджа, окружавших их.
     - Эрис, - сказал неожиданно голос Хитару; всадники подъехали ближе, и
Вейни повернулся в тревоге.
     Двое людей без шлемов встали рядом с Хитару: беловолосые, с  оружием,
они были похожи как братья - совсем не устыдившиеся смены своего хозяина.
     -  Твои  соглядатаи,  -  пробормотал  Китан  и  исхитрился   иронично
поклониться. Привычная отчужденность зазвучала в его голосе.
     - Ради того, чтобы защитить моего брата, - мягко ответил Хитару, - от
его  собственной  натуры,  которая  хорошо  известна  своей   прямотой   и
искренностью. Ты достаточно хладнокровен, Китан.
     - Новости, - сказал в свою очередь Рох, - опередили тебя, нхи  Вейни.
Теперь скажи мне правду. Где она?
     Вейни повернулся и посмотрел на  Роха  и  секунду  почувствовал  себя
ужасно.
     - Милорд Хитару, - сказал Рох, - лагерь двигается. Я думаю, что  пора
готовить к переходу твои силы. И вы тоже приготовьтесь,  лорды  Сотарна  и
Домена, Марома и Арайсита. Мы совершим переход.
     Ряды людей зашевелились; приказ передавался по ним, и заметная  часть
их стала расходиться. Люди Сотарна начали подниматься по холму.
     Но Хитару не двигался; ни он, ни его люди.
     Рох взглянул на него и на людей, которые толпились вокруг него.
     - Милорд Хитару, - сказал Рох, - пусть лорд Китан идет с тобой,  если
ты считаешь, что он может быть полезен.
     Хитару отдал приказ. Двое слуг выехали вперед и встали по обе стороны
от Китана, чье бледное лицо было совершенно беспомощным.
     - Вейни, - сказал Рох. Вейни взглянул на него. - Я опять, -  повторил
Рох, - спрашиваю тебя.
     - Я был освобожден, -  сказал  Вейни  медленно,  с  трудом  произнося
слова. - Я прошу огня и убежища, кайя Рох, предводитель Кайя.
     - И ты клянешься в этом?
     - Да, - сказал он, и голос его дрожал. Он встал на колени и  напомнил
себе, что должен делать и говорить то,  что  приказала  госпожа,  то  есть
лгать, не взирая на стыд; но было горько делать это на глазах у  врагов  и
союзников. Он наклонился до самой земли  и  прикоснулся  лбом  к  примятой
траве. Он слышал голоса, тонущие  в  проклятом  удушливо-влажном  воздухе,
исходящем от Источников, и был рад, что не понимает ни единого слова.
     Рох не приказал ему подняться. Вейни на секунду откинулся назад,  все
еще смотря в землю, его лицо горело от стыда, от унижения и от лжи.
     - Она послала тебя, - сказал Рох, - убить меня.
     Вейни взглянул вверх.
     - Я думаю, что она совершила ошибку, - сказал Рох.  -  Кузен,  я  дам
тебе  прибежище,  которое  ты  просишь,  поверив  твоему  слову,  что  она
освободила тебя от службы. Можешь не клясться мне в этом. Я думаю, что  ты
слишком нхи, чтобы предать самого себя. Но она не поняла этого. В ней  нет
никакой жалости, нхи Вейни.
     Вейни резким неожиданным встал на ноги: клинки сверкнули возле  него,
но он сдержал руку, чтобы не выхватить свой меч.
     - Я пойду с тобой, - сказал он Роху.
     - Но не за моей спиной, - ответил Рох. -  И  не  по  эту  сторону  от
Источников. Я не верю твоей клятве.
     Он опять взялся за узду гнедой кобылы  и  поднялся  в  седло,  бросив
взгляд на холмы, где  силы  Сотарна  рядами  шли  вперед,  туда,  где  уже
столпились испуганные люди.
     Задние ряды двигались с большей скоростью, чем те, которые входили  в
зону завывающего воздуха, колеблющиеся, толкающие друг друга,  подпираемые
сзади; лошади шарахались из стороны в сторону, вызывая сумятицу.
     Неожиданно где-то внизу  стал  нарастать  гул,  крики  неслись  из-за
поворота горной тропы.
     Рох поехал на эти звуки, и страшное подозрение возникло у него, когда
он глянул за поворот: крики неслись откуда-то  дальше,  и  где-то  наверху
горы зазвучала труба, отдаваясь эхом.
     Вейни стоял спокойно, в его сердце возникла неожиданная надежда - то,
о чем подозревал Рох, было правдой. Он понял и выругался от отчаяния и  от
гнева за то, что Моргейн сделала с ним, послав его сюда, на встречу  лицом
к лицу с Рохом.
     Вейни изогнулся,  вскочил  на  свою  лошадь  и  выхватил  поводья  из
протянутой руки Джиран в  тот  момент,  когда  кваджлы  ринулись  к  нему.
Вороной рванулся вперед, выигрывая  драгоценное  время.  Наконечник  копья
ударился  о  его  кольчугу,  чуть  не  пробив  ее;  он  ударом  меча  сбил
копьеносца, который с криком упал на спину, затем еще одного человека, еще
и еще.
     - Нет! - раздался голос Роха в его  гудящих  ушах.  Он  обернулся  на
вороном, удивившись, что оказался в  пространстве,  свободном  от  врагов.
Часть войска была уже в стороне от него: Рох, его собственная охрана и все
пятьдесят лордов Охтиджа тянулись к холму, и люди Сотарна, кричащая  толпа
людей, направлялись к Источникам,  их  ряды  включали  в  себя  испуганных
животных,  которые  тащили  нагруженные  тележки.  Войска  Сотарна  начали
редеть, и во главе этого хаоса стоял Рох.
     Люди из Охтиджа теперь  тоже  направлялись  вперед.  Вейни  пришпорил
коня, проскочил под угрожающе занесенным копьем и неожиданно  увидел,  как
упал человек, которого ему  не  удалось  выбить  из  седла.  По  его  лицу
струилась кровь. Упал второй, а еще один встретился с его клинком, и снова
лорды Охтидж-ина отступили в замешательстве. В воздухе раздался  свист,  и
Вейни увидел камень, который поразил еще  одного  человека  из  Охтиджа  -
слугу, предавшего Китана.
     Джиран.
     Он отошел назад, полностью укрывшись за огромными камнями  на  склоне
холма, и там была Джиран  с  пращей,  которая  выбивала  из  седла  одного
человека за другим, заставляя всадников ретироваться,  оставляя  за  собой
мертвых.
     Джиран и Китан: краем глаза он видел, что полукровка все  еще  рядом,
слизывает кровь со своих пальцев,  прижатых  к  рукаву.  Джиран  с  голыми
ногами и царапиной на щеке слезла со  своей  маленькой  кобылки  и  быстро
набирала пригоршнями камни.
     Полукровки продолжали двигаться вверх по склону,  где  рассыпались  в
беспорядке люди Сотарна.
     И тут на  склон  высыпали  люди,  сразу  с  обеих  сторон,  заставляя
ретироваться   полукровок.   Появились   толпы   маленьких   людей,   тоже
вооруженных, добавляющих страха, производимого идущим перед ними. Они были
безжалостны в своем отчаянии и не различали людей и полукровок.
     - Болотники! - закричала в страхе Джиран.
     Толпа заполонила пространство между ними и Источником.  -  Наверх,  -
закричал Вейни Джиран и,  пришпоривая  уставшего  вороного,  направил  его
вверх по склону, с запозданием думая, услышали ли его Джиран и Китан.
     Болотники узнали его и в ярости закричали, а некоторые атаковали,  но
те, кто попадался ему по дороге, выскакивали из-под копыт  черной  лошади.
Тех же, кто не хотел уступать пути, он просто проскакивал, рубя  мечом,  и
его рука болела от усилий; он чувствовал усталость лошади, но пришпорил ее
еще сильнее.
     А за склоном горы  он  увидел  ее.  Серая  тень  бледного  Сиптаха  в
расселине, где она стояла. Пространство вокруг  нее  было  свободно,  люди
бежали с криками отчаяния, другие падали тут же на  землю.  Красный  огонь
валил всех, кто стоял на ногах.
     - Лио! - закричал он, сокрушая мечом человека, нападавшего  на  него.
После этого он бросился по склону, чтобы присоединиться к ней. Она увидела
его. Он безжалостно пришпорил коня, и они соединились в одну линию, черная
лошадь и серая, бок о бок, и когда они взбирались по холму по  направлению
к Источникам, враги разбегались в разные стороны.
     В первых рядах образовалась толпа из всадников и людей, мешающих друг
другу пройти, и пришлось использовать красный огонь Моргейн, который валил
тех, кто был на пути. Но толпа опять восстанавливалась за счет  подошедших
сзади. Полетели стрелы.  Моргейн  повернулась  и  направила  огонь  в  том
направлении.
     Люди Охтиджа  дрогнули  и  разбежались,  толпа  перед  ними  исчезла.
Сиптах, завидя, что путь свободен, устремился вперед,  и  Вейни  пришпорил
своего вороного.
     Внезапно лошадь под ним накренилась, закричала  от  боли  -  и  земля
перевернулась, он упал на камни, теряя сознание и погружаясь в темноту...
     Вейни попытался подняться на ноги. И первое, что он увидел,  был  его
черный конь, умирающий с обломком  стрелы  в  груди.  Он  встал  на  ноги,
прислонившись к камням, оперся на свой длинный меч, глядя на склон и  видя
яркое свечение, тень Сиптаха в некотором  отдалении,  Моргейн  у  подножья
холма со Вратами.
     Вокруг нее были враги. Красные вспышки периодически мерцали  на  фоне
опалового свечения, и присутствие Врат тяжело давило на всех,  кто  был  в
пределах видимости.
     Всадники бросились к ней, полсотни лошадей взбиралось по холму. Вейни
громко выругался и заставил  себя  оторваться  от  камня,  пытаясь  пешком
взобраться по склону, но боль скрутила его ногу, и он тяжело захромал.
     Она бы не  задержалась  ради  него.  Не  должна  была.  Он  продолжал
карабкаться, опираясь на меч.
     Всадник приблизился к нему сзади, он повернулся,  подхватил  копье  и
метнул его, выбив полукровку из седла.  Лошадь,  шарахнувшись,  встала  на
дыбы. Вейни ударил ее рукояткой своего меча  и  пытался  продолжить  путь,
слыша за собой полумертвого всадника, который полз вслед за ним.
     Он увидел, что Моргейн возвращается, пробиваясь обратно  сквозь  ряды
врагов.
     - Нет, - закричал он, пытаясь дать ей знак; измотанный  серый  Сиптах
не смог бы нести двойной вес в этой  битве,  Вейни  увидел,  что  Моргейн,
пытаясь достичь его, не видит целое сборище всадников за своей спиной.
     Подскакала Джиран и соскользнула с гарцующего вороного коня.
     - Лорд! - закричала  она,  кидая  поводья  в  его  руку,  и  добавила
дрогнувшим голосом: - Езжай!
     Он вскочил в седло, чувствуя, как лошадь напряглась под  ним,  и  это
было спасение и жизнь; но он задержался,  натягивая  поводья,  и  протянул
Джиран свою окровавленную руку.
     Она отпрянула, убрав руки за спину. Испуганная  лошадь  топталась  на
месте, в то время как Джиран пятилась по усыпанному трупами склону.
     - Езжай, - закричала она яростно и выругалась.
     Он медленно поехал назад, к склону, где его ждала Моргейн, и  увидел,
что враги расступились, а она что-то кричала ему,  но  он  ничего  не  мог
расслышать.
     Тогда он пришпорил вороного, чтобы присоединиться  к  ней  на  холме.
Силы Охтиджа расступались перед ним, в то время как  всадники  падали  под
огнем Моргейн. Испуганные  крестьяне  кричали  и  путались  под  ногами  у
лошадей.
     Они поднялись  к  подножию  холма,  враги  перед  ними  в  беспорядке
разбегались. Здесь были вперемежку  крестьяне  и  лорды,  они  исчезали  в
жуткой бездне, которая и была Источником  Абараиса,  и  опаловое  свечение
плясало   меж   камнями,   вокруг    голубого    пространства,    бездонно
простирающегося перед ними, поглощая пеших и конных, и казалось, что  небо
смешалось с землей, и сжигающее голубое пламя на фоне  серых  небес  Шиюна
было ужасающим зрелищем.
     Сиптах сделал один длинный прыжок;  вороной  пытался  попятиться,  но
Вейни вонзил шпоры ему в  бока  и  в  отчаянии  безжалостно  направил  его
вперед, и они упали в голубое яркое небо...
     Настал момент темноты, а затем лошади опять обрели под ногами  землю,
и они оба все еще скакали как во сне, мимо испуганных людей, расчищая себе
дорогу.
     Их никто не преследовал, во всяком случае пока;  стрелы,  летящие  им
вслед, были редки и выпущены поспешно; крики  тревоги  разносились  за  их
спинами, пока  не  остался  только  топот  скачущих  лошадей.  Перед  ними
простиралась равнина.
     Они бросили поводья и дали возможность измученным лошадям идти шагом.
Вейни  оглянулся  и   увидел   орду,   окружающую   все   еще   излучающие
сверхъестественную энергию Врата: воинство Роха, люди и  кел,  по-прежнему
дикие и обездоленные.
     Перед ними простирались широкие ровные зеленые  луга.  Вейни  глубоко
вдохнул, почувствовал, насколько чист здесь воздух, и взглянул на Моргейн.
     Она все еще не могла говорить. Он видел, что  она  была  еще  слишком
слаба, преодолев долгий путь, к которому не была готова.
     - Мне нужна была армия, - сказала она наконец-то тонким, едва слышным
голосом. - А со мной был только один воин, которым я  могла  повелевать  и
который сослужил мне верную службу. И я благодарна тебе, Вейни.
     - Да, - ответил он и подумал, что  этого  достаточно.  Теперь  пришло
время подумать о других вещах.
     Она вытащила Подменыш, давая этим понять, что их ждут новые испытания
на этой просторной земле.

     Люди, повозки, нагруженные животные, разнообразный  домашний  скот  -
все поглощала эта ужасающая бездна. Джиран лежала между остывающим  трупом
черной лошади и грудой камней и с ужасом  взирала  на  холм,  где  блистал
огонь - Источник, пожирающий  все,  что  к  нему  приближалось.  Всадники,
поторапливающие испуганных лошадей, пешие крестьяне, гордые кел, мужчины с
обесцвеченными волосами священников, сжимающие амулеты - они прошли ряд за
рядом, призраки Шиюна и Хиюджа.
     Солнце  достигло  зенита  и  клонилось  к  горизонту,  а  исход   все
продолжался.
     Джиран закуталась в шаль, дрожа от холода,  и  прислонилась  щекой  к
камню, никем не замеченная крестьянская девочка, ничего  не  значащая  для
тех, кто устремил все свои надежды к Источнику.
     Наконец, уже к вечеру, никого не осталось. Последним был  полукровка,
долго ползший, взбираясь по мокрому холму, переползая через  тела  убитых.
Теперь остался только неестественно тяжелый воздух и завывание ветра через
Источник, да огни, блистающие на фоне серого, затянутого тучами неба.
     Одна-одинешенька,  Джиран  поднялась  на  дрожащие  ноги   и   пошла,
осознавая безысходность  своего  положения.  Приблизившись  к  полыхающему
огню, она стояла  у  края  Источника,  дрожа  от  холода,  в  ужасе  перед
ослепительно-голубой пропастью, и порывы ветра толкали ее внутрь.
     Ее кузены ушли. Все ушли - люди из Эрина,  люди  из  Бэрроу,  Фвар  и
лорды Охтидж-ина.
     Вот то, к чему так стремилась она, а вместо этого теперь этим  владел
Фвар и люди Эрина.
     Она всхлипнула и  повернулась  спиной  к  Источнику,  потеряв  всякую
надежду, и вдруг вспомнила о талисмане, который уже долго носила с собой.
     Она достала ее  из-за  пазухи,  маленькую  фигурку  чайки,  потрогала
тонкую резьбу  крыльев,  и  глаза  ее  сощурились,  вглядываясь  в  детали
маленького амулета. Джиран повернулась и забросила этот блестящий  кусочек
в бездну Источника. Ветер подхватил его, амулет растворился в воздухе.
     Она повернулась и тихо пошла прочь, подальше от огней, в  серый  свет
дня. На полпути вниз по холму ветра уже не было, здесь было  тихо.  Джиран
обернулась на огни, и они показались ей такими же призрачно размытыми, как
воздух над болотами. Сияние начало гаснуть. Вскоре  остался  только  серый
дневной свет между стенами Источника. И стены эти были всего лишь простыми
камнями.
     Джиран смотрела до тех пор, пока слезы на ее лице не  высохли,  затем
повернулась и побежала по холму вниз. Вдруг какое-то движение испугало ее,
и она увидела всадника, показавшегося из-за камней. Вороной конь и человек
в голубой одежде с белыми волосами были ей ужасно знакомы.
     Она стояла спокойно, ожидая. Лорд-полукровка тоже  не  торопился.  Он
пересек тропинку, пропитавшаяся кровью тряпка  была  обернута  вокруг  его
левой руки.
     - Китан, - сказала она. Она  не  упомянула  его  титула,  потому  что
теперь он уже ничем не владел. Он держал в руках меч, но, странно, она его
не боялась.
     Потом он вытащил ногу из стремени, слегка наклонился  и  протянул  ей
свою тонкую руку.
     Он нуждался в ней,  цинично  подумала  Джиран.  Он  не  был  готов  к
испытаниям на этой земле. Она поставила  ногу  в  стремя  и  почувствовала
прилив сил. Вокруг были поля, еще не залитые водой.
     Вороной  конь  побежал,  Джиран  обняла  Китана  сзади  и   отдыхала,
укачиваемая движением лошади, в то время как они спускались с  холма.  Она
закрыла глаза и решила больше не оборачиваться - во всяком случае  до  тех
пор, пока дорога не повернет, скрывая от них холм.
     В небе загремел гром, стали падать первые холодные капли дождя.
Книго
[X]