Андрей Быстров. 
                         Эффект проникновения
   -----------------------------------------------------------------------
     spellcheck by HarryFan, 30 July 2000
   -----------------------------------------------------------------------
                                   Памяти моей жены Светланы, без которой
                                   не было бы ни этой, ни других моих книг
                                   Существует мир видимый и мир неведомый.
                                Между двумя мирами есть двери.
                                                             Джим Моррисон
                                 Если вам нужен образ Будущего, вообразите
                              сапог, топчущий лицо человека вечно.
                                                             Джордж Оруэлл
                                   Никогда не ставь и доллара на лошадь по
                                имени Бессмертие.
                                                                Элис Купер
ПРОЛОГ. ЗОНА ПРОНИКНОВЕНИЯ
   Хабаровский край, 120 км западнее Антыкана, июль 1997 года
   Пятеро сидели в  неверном  оранжевом  свете  угасающего  костра.  Пламя
быстро уничтожало сухие сучья и теперь жадно и  обреченно  расползалось  в
поисках уцелевших кусков дерева, торжествующе вспыхивая всякий раз,  когда
таковые   попадались   на   периферии   огненного   круга.   Казалось,   в
послеполуночный час умерли все звуки дальневосточной тайги, темной  стеной
подступавшей к  спинам  пятерых  отчаянных  энтузиастов.  На  самом  деле,
конечно, это было не так - тайга жила и ночью  особой  жизнью,  радикально
отличавшейся от дневной. Однако люди у костра ощущали себя  изолированными
от окружающего, их мир заканчивался на призрачной границе света и тьмы.
   Сретенский сгреб в охапку высохшие ветви, собранные днем, и  швырнул  в
костер эту новую порцию пищи для пламени. Взметнулся сноп ярких искр,  они
танцевали в нагретом воздухе.
   - И все-таки жаль, - сказал  Малыгин  в  продолжение  прерванного  было
разговора.
   Сретенский пожал плечами:
   - В науке важен и отрицательный  результат...  Заблуждения  выводят  на
правильный путь.
   Аня Кудрявцева вдруг прыснула:
   - Заблуждения, вот именно... Блуждаем тут в лесу, как...
   - На что, собственно, вы надеялись? - язвительно спросил Сретенский, не
обращаясь ни к кому конкретно. - Раскопать здесь базу пришельцев?  Вы  как
дети, честное слово. Можно подумать, что мы впервые проверяем  туманные  и
противоречивые сообщения местных жителей, которые оказываются фикцией.
   - Исчезновение четырех охотников  не  фикция,  -  веско  произнес  Олег
Мальцев, новоиспеченный аспирант-физик.
   - Тайга, - заметила Аня с умудренно-философской интонацией.  -  Тут  не
четверо, население целого города сгинет - ищи-свищи...
   - Да? - Мальцев даже привстал. - Ну, допустим, население города, шут  с
ним... Но охотники! Люди,  выросшие  в  тайге,  знающие  ее,  как  я  свой
компьютер, хорошо вооруженные... Не один - четверо!
   - Мы же не милиция, не охотников  искать  прибыли,  -  проговорил  Дима
Петров, протягивая к огню тонкую веточку, чтобы прикурить от нее.
   - Все приборы молчат, - напомнил Сретенский. -  Никаких  аномалий.  Так
что рассказы местных придется либо признать вымыслом, либо...
   - Либо? - Аня пристально посмотрела на руководителя экспедиции.
   - Ну... - Сретенский развел руками. - Если здесь и было что-то,  теперь
уже нет...
   Никто  не  отозвался  на  эти  слова.   Андрей   Иванович   Сретенский,
сорокалетний  доктор  биологических  наук  и  председатель   неформального
уфологического объединения, поправил очки на  носу  и  принялся  открывать
банку  консервированной  ветчины.  Разные,  думал  он,  какие  мы  разные.
Характеры, склонности, темпераменты, профессии... Физик Мальцев,  астроном
Дима Петров, записной  гуманитарий  Малыгин.  Студентке  университета  Ане
Кудрявцевой едва исполнилось двадцать лет... И  все  мы  здесь,  в  сердце
тайги, в который раз гоняемся за непознанным и в  который  раз  ничего  не
находим. Уфология - занятие неблагодарное. Снисходительные усмешки  ученых
коллег, нелепые, способные дискредитировать любой  научный  поиск  выдумки
шарлатанов и психов, нездоровый интерес желтых газетенок, а главное  -  ни
одного,  буквально  ни  единого  серьезного  доказательства  существования
паранормальных явлений. Косвенных - сколько  угодно,  пруд  пруди.  Прямых
же...
   "Вот что еще объединяет нас, - подумал Сретенский с  горечью.  -  Общее
разочарование".
   - Утром в обратный путь? - не то спросил, не то предложил Малыгин.
   - Пожалуй, - неохотно ответил Сретенский после паузы. -  Припасов  пока
хватает, но что же тут больше искать... Вот, правда, пройди мы пару лишних
километров  на  запад,  могли  бы  осмотреть...  Да  нет,  зачем.   Ничего
интересного мы там не увидим.
   - Осмотреть что? - Аня Кудрявцева подалась вперед.
   - Объект, - сказал Сретенский. - Точнее, развалины объекта.
   - Какой объект? - Глаза девушки зажглись.
   Сретенский засмеялся:
   - Уверяю тебя, Аня, ничего особенного. В сороковых  годах  по  указанию
НКВД - несомненно, с личного одобрения товарища  Сталина  -  здесь  начали
сооружать что-то сверхсекретное. По неподтвержденным данным,  нечто  вроде
третьей  столицы.  Якобы  в  случае  падения  Москвы  и   Куйбышева   сюда
намеревались эвакуировать правительство и...
   - И вы говорите - ничего особенного! - возмутилась Аня.
   - Именно так, - улыбнулся Андрей Иванович. - Видишь ли, пару лет  назад
эти места уже посетила экспедиция. Вел  ее  мой  друг,  историк  Злотников
Борис Архипович, и целью их было как раз исследование этого объекта.
   - Что же они там обнаружили? - подал голос Дима Петров.
   -  Ничего.  Ничего  в  самом  полном  смысле  слова.  Огромные   пустые
подземелья, какие-то  недостроенные  здания,  ржавые  остатки  разобранных
железнодорожных  веток.  Злотников  рассказывал  мне...   Скучное   место.
Строительство не было завершено, его забросили,  как  только  ситуация  на
фронтах изменилась в нашу пользу.
   Дима Петров недоуменно поморщился:
   - Любопытно, почему резервную столицу решили строить здесь, под боком у
японцев...
   - Во-первых, -  пояснил  Сретенский,  -  назначение  объекта  точно  не
известно. Может быть, не столица, а что-то иное... Никаких  документов  то
ли не осталось, то ли их разыскать не могут... А во-вторых, в сорок первом
году Япония представляла опасность довольно проблематичную, а  Германия  -
близкую, реальную. Мало ли тогда принималось панических решений... Да и не
совсем рядом тут Япония, Дима. Двойка тебе по географии.
   - Мы должны идти туда, - непререкаемым тоном заявила Аня. - Как  знать,
а вдруг то, что видели местные, связано с...
   - Да нет же,  нет!  -  раздраженно  перебил  Сретенский.  -  Экспедиция
Злотникова облазила там все  до  последнего  камня.  Нету  там  ни  гнезда
инопланетян, ни психотропных генераторов, ни привидений. Нету.
   - Не было два года назад, - не сдавалась девушка. - А сейчас?
   - Тихо! - внезапно вмешался Малыгин, поднимая руку. Четверо  уставились
на него с тревогой, отблески догорающего костра  подчеркивали  напряжение,
застывшее на неподвижных лицах. - Тихо! Вы слышали?
   - Я ничего не слышал, - вполголоса откликнулся Олег Мальцев.
   - Вот снова... Тише, слушайте!
   Теперь услышали все. Низкий равномерный  гул,  исходящий  будто  из-под
земли... Нет, не равномерный. Он пульсировал в неровном  ритме,  становясь
то громче, то тише, то замирая совсем, то разражаясь сериями глухих мощных
ударов, не подчиненных  видимым  закономерностям,  -  так  мог  бы  играть
сумасшедший  бас-гитарист,  подключивший  свой  инструмент  к   гигантским
колонкам на грани инфразвука.
   - Что это? - испуганно шепнула Аня. - Землетрясение?
   - Гроза идет, - неуверенно высказался Дима Петров и сразу умолк,  точно
устыдившись абсурдности собственного предположения. Действительно, звук ни
в коей  мере  не  походил  на  отдаленный  гром.  Мысль  о  землетрясении,
посетившая не одну Аню, также едва ли могла  претендовать  на  близость  к
истине -  почва  не  дрогнула  ни  на  секунду.  Но  возможно,  это  некое
предвестие землетрясения, которое вот-вот начнется?
   - Смотрите! - воскликнул Мальцев.
   Там, куда он указывал,  разгоралось  белесое  зарево,  словно  у  самой
поверхности земли включились десятки вытянувшихся в линию, направленных  в
небо прожекторов и кто-то медленно и неуклонно  усиливает  напряжение  при
помощи реостата. До источника или источников загадочного света было метров
сто пятьдесят, и стволы деревьев мешали разглядеть какие-либо подробности.
   - Лесной пожар, - выдохнул Малыгин едва ли не с облегчением.
   Аня Кудрявцева подавила  нервный  смешок,  остальные  вообще  не  сочли
нужным отреагировать на реплику Малыгина. Этот свет был белым и ярким,  он
становился  все  более  насыщенным,   и   если   продолжать   аналогию   с
прожекторами, источником излучения  в  них  должны  были  служить  сильные
люминесцентные лампы.  Гул  несколько  утих  и  теперь  напоминал  гудение
огромного трансформатора, расположенного где-то вдалеке.
   Первым опомнился Сретенский.
   - Берите фотоаппараты, видеокамеру, - скомандовал он. - Скорее туда!
   - Я боюсь, - всхлипнула девушка.
   - А тебе идти и не обязательно...
   Необдуманной фразой, прозвучавшей к тому же с  оттенком  пренебрежения,
Андрей Иванович  добился  противоположного  эффекта.  Аня  гордо  вскинула
голову, потом нырнула в палатку и появилась с видеокамерой в одной руке  и
фонарем в другой. Сретенский недовольно нахмурился, но промолчал. Он  знал
Аню Кудрявцеву: когда  она  в  таком  настроении,  как  сейчас,  увещевать
бесполезно.
   Остальные  последовали  примеру  девушки.   Желтоватые   лучи   фонарей
прорезали тьму, нащупывая корни, упавшие стволы и  прочие  препятствия,  о
которые можно было споткнуться и не только набить себе шишек, но и, не дай
бог, повредить аппаратуру. Сретенский нес  биолокатор  -  не  традиционную
рамку, а опытный экземпляр прибора, воплощенный в металле под руководством
Олега  Мальцева.  Сам  Олег  и  Дима  Петров  вооружились  фотоаппаратами,
заряженными высокочувствительной пленкой.  Малыгин  зачем-то  взял  ружье.
Андрей Иванович собрался было отпустить по этому поводу ехидное замечание,
но не смог придумать ничего остроумного. Как и четверым другим  участникам
экспедиции, ему было не до сарказма. Импульсы внутренней дрожи проносились
по нервам, люди испытывали и страх и восторг. Неужели наконец-то...
   Стрелка биолокатора металась по слабо фосфоресцирующей шкале. Метрах  в
трех от световой стены, уходящей отвесно к темному небу  и  рассеивающейся
на  громадной  высоте,  уфологи  остановились.  Здесь  кончалась  тайга  -
исчезали  деревья,  кустарники,  трава,  прошлогодние  прелые  листья  под
ногами. Вместо того дальше тянулась какая-то щебенчатая насыпь, белый свет
рождался прямо в воздухе сантиметрах в тридцати от ее поверхности. Он  был
очень ярким, но странным образом  не  слепил  глаза  и  позволял  взглядам
проникнуть за сияющую преграду.
   - Это... рельсы, - пробормотал Олег Мальцев,  как  во  сне.  -  Рельсы,
шпалы. Железная дорога.
   Остальные могли бы подтвердить,  если  бы  нашли  в  себе  силы  что-то
высказать.  Да,  за  стеной  света  проходило   железнодорожное   полотно,
пропадающее справа и слева в  облаках  причудливо  клубящегося  синеватого
тумана.  Новенькие  рельсы  блестели  на  фоне  щебня   и   черных   полос
просмоленных шпал. В воздухе ощущалась вибрация, словно люди  оказались  в
сильном электрическом поле.
   К низкому гулу добавился новый звук - далекое ритмичное погромыхивание,
и  оно  становилось  все  громче.  С   запада   туманное   облако   рассек
ослепительный луч, и что-то громадное,  темное,  грохочущее  двигалось  за
ним.
   - Снимайте! - закричал Сретенский.
   Засверкали  блицы  фотоаппаратов,  Аня   Кудрявцева   навела   объектив
видеокамеры на то, что приближалось в изодранных клочьях дыма.
   - Паровоз... поезд, - хрипло выдавил Мальцев.
   По железной дороге мчался паровоз, самый настоящий, из тех, что  сейчас
можно увидеть только в музеях. Пассажирские вагоны, которые  он  тащил  за
собой сквозь плотную туманную завесу,  наводили  на  мысль  о  предвоенных
кинофильмах. Находился ли кто-нибудь внутри этих вагонов, рассмотреть было
невозможно, за окнами царил кромешный мрак.
   У Ани внезапно закружилась голова. Чтобы не  потерять  равновесие,  она
поставила ногу на  большой  камень,  оказавшийся  очень  неустойчивым.  Он
пошатнулся, опрокинулся, и девушка  по  инерции  сделала  шаг  к  световой
стене. Она пыталась отступить, вернуться, но некая могучая сила тянула  ее
вперед,  словно  несчастный  корабль,  попавший  в   исполинскую   воронку
Мальстрема. Фигуру девушки,  облаченную  в  комбинезон,  окружило  тусклое
фиолетовое свечение, непрерывно пробиваемое трескучими разрядами крохотных
молний. В беззвучном крике Аня открыла рот. Видеокамера полетела на камни,
прикрепленный к ремешку фонарь болтался на запястье девушки, будто подавал
сигналы бедствия.
   Ближе всех к Ане стоял Сретенский. Без колебаний он шагнул  к  девушке,
схватил ее за руку и тут же почувствовал  сильнейший  электрический  удар.
Как и Аня, он не мог сопротивляться  втягивающему  вихрю  -  их  влекло  к
световой стене.
   Золотистые  шары,  исторгающие  шлейфы  искр,  пронеслись   параллельно
железнодорожному полотну,  сопровождая  поезд.  Малыгин,  Мальцев  и  Дима
Петров подбежали к Сретенскому и Ане, когда  белый  свет  стал  малиновым,
потом синим и наконец быстро угас в  сумеречной  агонии.  Стало  абсолютно
темно, так как погасли и фонари уфологов.  Дима  Петров  машинально  нажал
кнопку фотоаппарата и убедился, что блиц также не работает.
   Трое беспомощно остановились в полном мраке и тишине - не  было  больше
ни гула, ни стука колес поезда, ни вибрации воздуха.
   - Аня! - позвал Малыгин. - Андрей Иванович!
   Он хотел крикнуть во весь  голос,  но  вместо  того  получилось  жалкое
сипение. Безлунная ночь обволакивала троих страшной осязаемой темнотой без
малейшего просвета, они не видели даже отблеска оставшегося позади костра.
Малыгин поднял ружье и  выпалил  вверх.  Откликнулась  лишь  ночная  птица
вдалеке протяжным долгим воплем.
   - Аня! - звали они снова и снова. - Андрей Иванович!
   Ответом было молчание тайги.
   Москва, октябрь 1997 года
   Олег Мальцев устроился за письменным столом  с  чашкой  свежесваренного
кофе, куда предусмотрительно плеснул щедрую порцию коньяка. Он придвинул к
себе потрепанную картонную папку, лежавшую возле компьютера, но  открывать
ее не спешил. Минуты две Олег отсутствующим взором смотрел то на папку, то
на экран выключенного монитора, потом отхлебнул  из  чашки,  откинулся  на
спинку стула, сжал ладонями виски, полуприкрыл глаза. Он думал по-прежнему
об одном, все о том же.
   Поиски в тайге, организованные спасателями Министерства по чрезвычайным
ситуациям, результатов  не  дали.  В  пункте  исчезновения  Кудрявцевой  и
Сретенского никакой железной дороги не проходило - ни теперь,  ни  раньше.
На осторожные вопросы о возможном  наличии  действующего  железнодорожного
полотна где-то неподалеку спасатели  отвечали  недоуменными  взглядами.  А
там, где пропали двое участников уфологической экспедиции,  деревья  росли
настолько густо, что между ними едва мог протиснуться человек.
   Фотопленки оказались засвеченными, кассета  в  разбитой  видеокамере  -
пустой, электронная память оброненного Андреем Ивановичем  биолокатора  не
зафиксировала ничего. Кстати, именно разбитая камера  навела  следователей
на подозрения. Как она могла разбиться, упав на мягкую почву  с  небольшой
высоты? А не возникло ли противоречий  между  участниками  экспедиции,  не
завершились ли они трагической развязкой? Происшествие с камерой  казалось
тем более странным, что ни один из молодых ученых  не  мог  объяснить  его
толком. Разумеется, они не собирались  рассказывать  официальным  лицам  о
Том, что камера разбилась на щебенчатой насыпи, сгинувшей  впоследствии  в
единый миг...  К  счастью,  у  следователей  достало  здравого  смысла  не
доводить дело до обвинений против троих разумных и  уравновешенных  людей,
но Малыгину и Петрову эта история стоила дорого. Оба очутились в  больнице
с  сильнейшим  нервным  расстройством.  Что  до   судьбы   Кудрявцевой   и
Сретенского,  власти  посчитали  их  заблудившимися  в   тайге   и,   увы,
погибшими...
   Еще до возвращения в Москву Петров, Малыгин и Мальцев долго  спорили  о
том, кому и в какой форме сообщить о виденном. Сошлись на том, что Мальцев
выступит с докладом на заседании  уфологического  общества  -  только  там
можно было найти людей, которые не  поторопятся  набирать  ноль-три  после
подобных заявлений.
   На  доклад  Олега  реагировали  по-разному.   Рассуждали   о   массовых
галлюцинациях, о редких случаях миражей,  как  обычно  -  о  вмешательстве
инопланетян.  Так   или   иначе,   доклад   пополнил   копилку   косвенных
доказательств существования  паранормальных  явлений.  Непреложным  фактом
было лишь исчезновение двух человек приблизительно в том же районе, откуда
ранее не вернулись четверо местных охотников.  Но  ведь  и  те,  и  другие
действительно могли заблудиться, нет? Даже  охотники  -  маловероятно,  но
возможно.
   В  лаборатории  своего  института  Олег  Мальцев  тщательно  исследовал
отказавшие фотоаппараты и фонари (они восстановили  работоспособность  без
замены батарей через  несколько  часов  после  выхода  из  строя).  Он  не
обнаружил следов воздействия каких бы  то  ни  было  известных  излучений.
Ничего необычного  не  случилось  также  с  биолокатором  и  видеокамерой.
Правда, то, что камера  разбилась,  как  будто  неопровержимо  доказывало:
щебенчатая насыпь не мираж и не галлюцинация. Как  будто...  Но  не  более
того. Почему, скажем, камера  не  могла  удариться  о  присыпанный  землей
камень, потом отлететь в сторону или  быть  отброшенной  чьей-то  ногой  в
темноте? Нетрудно придумать  с  десяток  других  рациональных  объяснений.
Гораздо проще, чем поверить в  реальность  того,  что  не  укладывается  в
сознании.
   Мальцев протянул руку к чашке с кофе, отпил большой  глоток.  Кофе  уже
успел остыть, а коньяка было слишком много, и во  рту  остался  неприятный
привкус. С раздраженной гримасой Олег  поставил  чашку  на  стол,  включил
радио и вскоре выключил, не вникнув в содержание передачи. Начинала болеть
голова - эта головная боль стала в последнее время проклятием Мальцева. Он
был  у  знакомого  врача,  проведшего   по   просьбе   Олега   комплексное
обследование и не нашедшего явных признаков ухудшения здоровья. Малыгин  и
Дима Петров подверглись почти такому же обследованию в  больнице.  Никаких
патологических  изменений  в  организме  не  обнаружили  и  у   них.   Нет
изменений... "А вот поди ж ты, - невесело усмехнулся Мальцев, -  голова-то
разламывается, чтоб ее... Или это от мыслей?"
   Сильнее всего Олега угнетало отсутствие ответа -  личного  ответа,  для
себя - на вопрос, с чем именно они  столкнулись  в  тайге,  жертвами  чего
стали Сретенский и Кудрявцева. Будучи настоящим ученым по складу ума, Олег
Мальцев привык к систематическому  мышлению.  На  основе  опыта  создается
теория, которая затем доказывается или опровергается  сериями  аналогичных
опытов...  Теперь  же  Мальцев  терялся  на  совершенно  чуждой  для  него
территории догадок и предположений.
   Медленным движением Олег открыл картонную папку. Сверху на  кипе  бумаг
лежала газетная  вырезка,  ее  принес  Мальцеву  один  из  уфологов  после
памятного  доклада.  Это  была  статья  из  старого   номера   "Совершенно
секретно", испещренная сделанными Олегом пометками.  Он  притянул  вырезку
поближе и в который раз начал перечитывать  первый  отчеркнутый  фрагмент.
Эпизод относился к 1955 году и  представлял  собой  пересказ  воспоминаний
некоего севастопольского старожила Петра Григорьевича Устименко.
   "В ту ночь я дежурил по  железнодорожному  переезду,  что  перед  самой
Балаклавой... Вдруг вижу: со стороны бывшей ветки на карьер (рельсы сняли,
насыпь осталась) идет поезд. Глаза протер,  думал,  блазнится  -  ведь  не
могут поезда по полотну без рельсов ходить,  а  он  идет:  паровоз  и  три
пассажирских вагончика. И локомотив, и весь состав не нашенские, вроде как
довоенные, а может, и того раньше. Паровоз-то на  старую  "овечку"  похож,
вы, наверное, не помните -  серия  "Ов"  была  такая  -  но  не  "овечка".
"Овечку"-то я хорошо знаю, до войны кочегаром на ней начинал. А этот -  ну
не видел таких. Небольшой, вроде маневрового... В общем, идет  без  огней,
идет со стороны горы Гасфорта, где рельсов-то и сроду не было, да  на  наш
главный путь и выходит. Там с бывшей  ветки  и  стрелочный  перевод  давно
снят, а тут явственно слышу, как стрелки лязгнули. Я успел только шлагбаум
опустить. Поезд мимо меня проследовал и пошел в Севастополь. Ну, мое  дело
маленькое. Я за переезд отвечаю, у меня все  в  порядке,  а  дальше  пусть
диспетчера разбираются. Но вот как он шел без рельсов?! Я даже на  полотно
старое выбежал  -  ни  следов,  ни  травы  -  кочки  примятой.  Чертовщина
какая-то..."
   Карандаш в руке Олега перескочил через  несколько  абзацев  и  замер  в
начале следующего обведенного рамкой фрагмента статьи. Здесь  цитировалась
газета "Слава Севастополя" за 1992 год.
   "14 июля  1911  года  с  римского  железнодорожного  вокзала  в  круиз,
устроенный фирмой "Санетти"  для  богатых  итальянцев,  вышел  прогулочный
поезд. 106 пассажиров осматривали достопримечательности, окружавшие  новый
участок дороги. Поезд приближался к супердлинному,  по  меркам  начала  XX
века, километровому тоннелю. И вдруг начало происходить что-то ужасное. По
свидетельству двух пассажиров,  успевших  выскочить  на  ходу,  все  вдруг
покрылось молочно-белым туманом, который по  мере  приближения  к  тоннелю
густел, превращаясь в вязкую жидкость. Поезд вошел в тоннель и... пропал.
   Возможно, об этом случае и забыли бы, если бы трехвагонный  призрак  не
появился недалеко от села Заваличи Полтавской области на переезде дежурной
Елены Спиридоновны Чебрец. Поезд с наглухо  закрытыми  шторами,  открытыми
дверцами и пустой кабиной  машиниста  двигался  абсолютно  бесшумно,  давя
разгуливающих  по  полотну  кур.  Несколько  дней   спустя   поезд-призрак
показался вторично, потом  еще  раз.  Председатель  комиссии  по  изучению
аномальных явлений при Академии наук Украины Василий Петрович  Лещатый  25
сентября 1991 года подстерег загадочный поезд на переезде в селе Заваличи.
Он прыгнул на подножку призрака и... Больше его никто не видел".
   Остальная часть обширной статьи  изобиловала  выспренней  псевдонаучной
риторикой, призванной  доказать,  что  поезда-призраки  (или  один  поезд,
возникающий то там, то тут) якобы свободно перемещаются во времени.  Автор
сыпал  лихими  терминами  вроде  "взаимосвязи  разномерных   пространств",
"стереометрии времени", "хрональных полей" и  т.п.  Для  неподготовленного
читателя это выглядело внушительно, но для физика Олега Мальцева не  имело
решительно никакого смысла. Да и приведенные в статье факты  вполне  могли
оказаться вымыслом досужего журналиста. Не было никаких поездов-призраков,
допустим... Но тот поезд, в тайге, он _был_!
   Голова болела все сильнее. Теперь боль сконцентрировалась в  блуждающей
точке где-то над правым ухом и пульсировала в такт биению сердца.  Мальцев
поднялся из-за стола, прошел на кухню, достал анальгин из аптечки. Он  уже
вытряхнул таблетку  на  ладонь,  как  вдруг  передумал,  налил  полстакана
коньяка и большими глотками выпил.
   Инстинктивно найденное решение, как ни странно, оказалось верным - боль
отступала. Мальцев вернулся за стол.
   Ну хорошо, пусть все эти причудливые  игры  пространства  -  времени  -
бред, чепуха на постном  масле.  Но  какое-то  объяснение  должно  быть...
Мальцев тяжко вздохнул. Чем дальше,  тем  меньше  верил  он  самому  себе,
собственной памяти. Поймав себя на этой  мысли,  он  вспомнил  прочитанный
некогда американский роман о вампирах, бесчинствующих в Лос-Анджелесе. Они
не встречали сопротивления только потому, что в них никто не верил...
   А может быть, все-таки объект, подумал Мальцев,  заброшенный  секретный
объект в тайге. Что из  того,  что  там  побывала  экспедиция  Злотникова?
Историки изучали объект лишь  как  своеобразный  памятник  эпохи.  Никаких
других задач перед ними не стояло.
   Коньяк принес легкое опьянение, но вместе с тем Олегу  почему-то  стало
душно. Он подошел к окну, поднял раму. Холод московской  ночи  ворвался  в
комнату. Мальцев смотрел вверх,  в  небесный  мрак,  где  мерцали  голубые
льдинки далеких звезд. Наверное, он  смотрел  слишком  долго,  потому  что
дурные предчувствия начали терзать его. Каждым  нервом,  каждой  клеточкой
тела он ощущал опасность, смутную угрозу, и  исходила  она  из  так  и  не
осознанного прошлого, из  яркого  белого  света,  окутавшего  таинственный
поезд.
   Отгоняя наваждение, Олег встряхнулся, закрыл окно. Несмотря на  интерес
к  паранормальным  явлениям,  приведший  его   в   тайгу,   он   оставался
рационалистом и к предчувствиям относился с пренебрежением.
   И напрасно, ибо опасность действительно грозила миру.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КЛЮЧ
1
   США, штат Пенсильвания, август 1998 года
   Местная радиостанция Гаррисберга передавала музыку  в  стиле  кантри  -
Джон Шнайдер задумчиво пел о голливудских  героях  и  о  том,  как  трудно
обогнать  ветер.   Придерживая   одной   рукой   рулевое   колесо   синего
"тандерберда", Уильям Д.Тейлор давил на акселератор и покачивал головой  в
ритме мелодичной песни. Он только что миновал Йорк и приближался к границе
штата Мэриленд. Если ничто не задержит его в пути, он будет  в  Вашингтоне
вовремя, к восьми часам вечера.
   Тейлор  крутанул   руль,   сворачивая   с   Восьмидесятой   дороги   на
Одиннадцатую.  Так  быстрее  -  правда,  на  Одиннадцатой  нет  ни   одной
заправочной станции до самого Балтимора, но Тейлору бензин пока не нужен.
   Слышимость  радио  из  Гаррисберга   заметно   ухудшилась,   и   Тейлор
переключился на балтиморскую станцию. Упругие волны тяжелого рока сотрясли
просторный салон "тандерберда". Кажется, "Аэросмит" - впрочем,  Тейлор  не
слишком разбирался в подобной музыке, предпочитая что-нибудь  поспокойнее.
Но на дороге сойдет... Скорость и ритм.
   Сорокатрехлетний белый американец англосаксонского происхождения Уильям
Д.Тейлор  являлся   начальником   исследовательского   отдела   корпорации
"Хантер", выполнявшей среди прочего секретные  высокотехнологичные  заказы
для Пентагона. Сейчас он торопился в столицу отнюдь не на работу, он был в
двухнедельном отпуске. И хотя изрядную долю этих двух недель сожрали  дела
в Гаррисберге, теперь Тейлор наконец-то спешил на свидание  с  Джейн  -  и
если он опоздает, она будет очень, очень недовольна.
   В зеркале  заднего  обзора  показался  коричневый  "ягуар",  он  быстро
нагонял "тандерберд". Тейлор корректно приблизился к  обочине,  освобождая
полосу для "ягуара", но при обгоне  коричневая  машина  едва  не  спихнула
"тандерберд"  в  кювет.  Из  открытого  окна  донеслись   обрывки   смеха.
Ошеломленный  Тейлор  повернул  голову   -   в   машине   сидели   четверо
гримасничающих юнцов.
   - Дьявол, - хмуро пробормотал Тейлор. - Этого только не хватало...
   "Ягуар" резко сбросил скорость и принялся вилять по  пустынному  шоссе,
не давая "тандерберду" возможности  проскочить  мимо  и  унестись  вперед.
Тейлор вполголоса ругался, выискивая лазейку для маневра.  Улучив  момент,
он дал газ и обошел "ягуар" по плавной дуге.
   - Эй, хлюпик! - услышал он вслед. -  Где  ты  достал  эту  коляску  для
младенцев? Настоящие мужчины с автоматической коробкой не ездят!
   Реплика сопровождалась жизнерадостным ржанием.
   Дорога  шла  на  крутой   подъем.   Тейлор   выжимал   из   несчастного
"тандерберда" все, на что тот был способен, но "ягуар" снова догонял  его,
причем  пытался  подрезать  справа,  чтобы  вытеснить  жертву  на   полосу
встречного движения. В какое-то мгновение Тейлор понял, что,  если  сейчас
он не нарушит правила, бампер "ягуара" неизбежно ударит сбоку  в  багажник
его машины. Он свернул влево, пересек разделительную линию...
   Когда именно появился грузовик, он так и не осознал.  Словно  ниоткуда,
над верхней границей подъема стремительно и величественно взмыла громадная
кабина  многотонного  чудовища  "интернэшнл".   Тормозить   было   поздно,
поворачивать тоже - тем не менее Тейлор ударил ногой по педали  тормоза  и
вывернул руль. "Тандерберд" занесло и потащило прямо на грузовик. Скорости
обеих машин были настолько велики, что столкновение отбросило "тандерберд"
на десяток метров в сторону от дороги, где он перевернулся несколько раз и
застыл колесами вверх. "Интернэшнл", конечно, не пострадал - удар о  кузов
"тандерберда" был не более чувствительным для стальной махины, чем если бы
автомобиль Тейлора оказался бумажным.  Что  касается  "ягуара",  подростки
сочли за лучшее немедленно смыться подальше от места аварии - их машина на
предельной скорости умчалась прочь.
   Водитель грузовика, парень медвежьей комплекции, сумел погасить инерцию
лишь метрах в ста от точки столкновения. Бледный от ужаса, он выскочил  из
кабины и бросился бежать к перевернутому "тандерберду". То, что он увидел,
казалось воплощением ночного кошмара.
   Безусловно, человек  в  "тандерберде"  был  мертв.  Застегнутый  ремень
безопасности сыграл роковую роль - если бы не он, Тейлора могло  выбросить
из машины...  Впрочем,  и  в  этом  случае  шанс  уцелеть  равнялся  нулю.
Наклонившись к погибшему, водитель  грузовика  смог  рассмотреть  глубокую
рваную рану на  горле,  рассеченную  кожу  сплошь  залитого  кровью  лица,
вытянутую словно в последней мольбе руку.
   Нужно искать телефон, срочно  звонить  в  полицию.  Парень  выпрямился,
повернулся и сделал шаг к грузовику.
   Какой-то звук сзади заставил его  остановиться  и  вновь  взглянуть  на
разбитую машину. Он не поверил своим глазам. Этого не могло быть, и все же
это происходило - человек в "тандерберде" двигался! Он жив, и  как  знать,
может быть, его удастся спасти...
   Кинувшись назад к  злосчастному  легковому  автомобилю,  парень  рванул
ручку перекосившейся, сплющенной дверцы.
   - Сейчас, сэр, - повторял он. - Потерпите, сэр...
   Страшная  рана  на  горле  Тейлора,  нанесенная,   очевидно,   обломком
ветрового стекла,  находилась  прямо  перед  глазами  водителя  грузовика.
Парень изо всех сил дергал ручку, но  внезапно  застыл,  сел  на  песок  и
медленно перекрестился.
   Рана затягивалась с такой быстротой, будто процесс  заживления  некогда
фиксировали покадровой  съемкой  и  теперь  демонстрировали  в  ускоренном
режиме. Обнаженная плоть зарастала новой кожей. Минуту спустя от  раны  не
осталось и следа... Пожалуй, не совсем так. Если приглядеться, можно  было
заметить небольшой шрам.
   От удара изнутри  корпус  "тандерберда"  вздрогнул.  За  первым  ударом
последовал второй, выбивший заклиненную дверцу и отшвырнувший ее метра  на
два. Тот, кого водитель грузовика посчитал мертвым,  выползал  из  машины.
Лицо  его  было  по-прежнему  окровавленным,  но  без   всяких   серьезных
повреждений.
   -  Иисус  Христос,  святая  Мария,  -  зачастил   парень,   пятясь   на
четвереньках  прочь  от  надвигающегося  существа.   -   Боже   праведный,
милосердный...
   Тейлор встал, покачнулся и шагнул к парню.
   - Ты видел это, сынок, - низким срывающимся голосом проговорил он. - Ты
не должен был этого видеть. Мне очень жаль.
   Его рука метнулась вперед подобно  атакующей  кобре  и  стиснула  горло
водителя грузовика стальными клещами. Сильный,  здоровый  парень  не  смог
оказать ни малейшего  сопротивления.  Глаза  его  угасли,  как  догоревшие
свечи. Тейлор не убил его - пока еще нет. Только лишил сознания.
   Легко, будто тряпичную куклу, Тейлор поднял бесчувственное тело на руки
и понес к грузовику. Опустив ношу  возле  кабины,  он  разыскал  в  машине
бутылки с минеральной  водой,  разделся,  смыл  с  себя  кровь.  Потом  он
облачился в одежду парня, а на того  напялил  свой  окровавленный  костюм.
Размеры совпадали довольно приблизительно, но едва ли это имело значение.
   Тейлор заволок водителя в кабину грузовика, усадил за руль. Устроившись
рядом с ним, он запустил двигатель и погнал  "интернэшнл"  к  заброшенному
карьеру. Управлять машиной, сидя сбоку, было неудобно, но вполне возможно.
   В  десятке  метров  от  обрыва  Тейлор  выпрыгнул  из  кабины,  кубарем
покатился по песку и тут же  вскочил  на  ноги.  Он  еще  успел  проводить
взглядом падающий в пропасть громадный грузовик, затем - несколько  долгих
секунд спустя - услышал грохот и глухой взрыв.
   Возвратившись на шоссе, Тейлор зашагал  в  сторону  Балтимора.  Его  не
слишком  беспокоила  перспектива  полицейского  расследования   инцидента.
"Тандерберд" не принадлежал ему - в связи  с  конфиденциальным  характером
дел в Гаррисберге машина была  арендована  на  вымышленное  имя  и  прокат
оформлял не Тейлор, а другой человек. Что с того, если  полиция  обнаружит
много  странностей  при  реконструировании  происшествия  на  Одиннадцатой
дороге? К Тейлору не ведет ни один след.
   Примерно через сорок минут его нагнал открытый  джип.  Тейлор  выставил
кулак с поднятым большим пальцем, и машина остановилась.  За  рулем  сидел
похожий на фермера толстяк в пижонской техасской шляпе.
   - Вы едете в Вашингтон? - осведомился Тейлор самым дружелюбным тоном.
   - Только до Балтимора, приятель.
   - Ну что ж, поехали... Там доберусь.
   Тейлор взобрался на сиденье, и толстяк дал газ.
   - Вы ведь шли со стороны Йорка, - сказал он. - Видели разбитую  машину?
Я как вас заметил, подумал, не ваша ли...
   - Не только видел, но и осмотрел, - ответил Тейлор.
   - Я тоже. Думал, не нужна ли  помощь,  но  там  никого  нет.  Наверное,
полиция уже приезжала. А крови-то, крови...
   Уильям Д.Тейлор сдержанно улыбнулся:
   - И вы полагаете, будь я в этой машине, выглядел бы так, как сейчас?
   - Ну, нет, - засмеялся фермер. - От  того  бедняги,  похоже,  мало  что
осталось. Помоги ему бог, если жив...
   Налетевший порыв ветра растрепал волосы Тейлора. Он небрежно  пригладил
их ладонью и покосился на спидометр, потом на часы. Он все-таки  опоздает.
Джейн будет очень, очень недовольна.
2
   Москва, август 1998 года
   Вечерний бульвар был расцвечен тысячами  рекламных  огней,  играющих  в
тонированных стеклах лимузинов, отражающихся в  огромных  витринах.  Здесь
можно было купить все вплоть до новейших синтетических  наркотиков,  но  в
основном сюда приезжали за живым товаром.
   Человек за  рулем  темно-синего  "фольксвагена",  медленно  катившегося
вдоль  тротуара,  высматривал  проститутку.  Девушки  подбегали  к  машине
поодиночке и стайками, предлагали услуги  и  получали  от  ворот  поворот,
несмотря  на  привлекательную  внешность  большинства  из  них.  Казалось,
мужчина в "фольксвагене" ищет какую-то конкретную девушку. Это было так  и
не так. Его действительно не устраивала кандидатура любой ночной  бабочки,
но искал он не ту, с кем был знаком, и не ту, кого рекомендовал кто-то  из
друзей. Ему требовалась представительница определенного типа.
   Он увидел ее на углу возле бара. Девушка (если здесь уместно это слово)
выглядела лет на двадцать пять. Она не блистала  особой  красотой  и  была
одета менее вызывающе, чем другие,  но  именно  на  нее  обратил  внимание
владелец  "фольксвагена".  Он  притормозил,  поманил  ее  движением  руки,
приоткрыл дверцу. Простучав каблучками по асфальту, девушка села в машину.
   - Привет, - сказала она с искусственной улыбкой. - Меня зовут Оксана, а
тебя?
   - Вас, - мягко поправил человек за рулем.
   - Ну ладно, вас, - несколько обиженно протянула Оксана.
   - Меня зовут Владимир Сергеевич.
   Тому, кто назвал себя Владимиром Сергеевичем, было  около  сорока  лет.
Поджарый до худощавости,  безупречно  одетый,  он  носил  очки  со  слегка
затемненными стеклами,  мешавшими  уловить  выражение  его  глаз.  Потому,
собственно, этот человек с превосходным зрением и надевал  иногда  очки  -
например, сегодня вечером.
   - Сейчас мы поедем ко мне, Оксана, - произнес он негромко.  -  Долго  я
вас не задержу.
   - Ага, значит, по-быстрому... А долго ехать?
   - Не близко. Но  если  пожелаете,  я  доставлю  вас  обратно  или  куда
скажете.
   - Ого! Полный сервис! После такого даже неловко заикаться о цене...
   - В цене сойдемся, - заверил Владимир Сергеевич. В его  голосе  звучали
настолько убедительные интонации,  что  девушка  сочла  тему  исчерпанной.
Этому человеку хотелось верить.
   "Фольксваген" долго петлял по Москве и остановился у пятиэтажного  дома
старой постройки в незнакомом девушке районе. Владимир Сергеевич  проводил
Оксану на второй этаж, отпер дверь, зажег свет.
   Двухкомнатная квартира была  самой  обычной,  обставленной  стандартной
мебелью. На стенах висели пейзажи в простых рамах,  работы  художников  не
первой и даже не второй  величины,  зато  подлинники.  Владимир  Сергеевич
предложил девушке удобное кресло, включил музыкальный мини-центр "Самсунг"
и поставил кассету,  сборник  эстрадно-джазовых  саксофонистов.  Затем  он
достал из бара бутылку французского белого  вина,  водрузил  на  стол  два
бокала, наполнил их. При неярком электрическом освещении Оксана показалась
ему усталой, даже измотанной. Он подумал,  что  ошибся  в  определении  ее
возраста, она старше. Что же, оно и к лучшему.
   - Давайте выпьем за знакомство. - Владимир Сергеевич приподнял бокал. -
Полагаю, вам следует знать не только мое  имя-отчество,  но  и  фамилию  -
Зорин.  Я  работаю  в  Министерстве  путей  сообщения,  вот  моя  визитная
карточка. Здесь телефоны, домашний и служебный...
   - Зачем мне ваши  телефоны?  -  удивилась  Оксана.  -  Вы  что,  хотите
завязать со мной... м-м-м... дружбу?
   Зорин отпил немного вина и отставил бокал:
   - Видите ли, Оксана. - Он посмотрел на девушку задумчиво-изучающе. -  Я
выбрал вас потому... Помните фильм "Место  встречи  изменить  нельзя"?  "У
тебя, Шарапов, десять классов на лбу нарисованы"... Вот, а у  вас  на  лбу
нарисовано высшее образование.
   - При чем тут мое образование? Вы  пригласили  меня  сыграть  партию  в
шахматы или побеседовать о Сартре?
   Владимир Сергеевич ответил не сразу.  Он  убавил  громкость  музыки  до
минимума, долил вина  в  бокалы  и  только  тогда  произнес  располагающим
баритоном:
   - И все-таки... Расскажите о себе.
   - Да что там рассказывать. - Оксана с горечью махнула рукой. - Вы правы
вдвойне...
   - То есть? - прищурился Зорин.
   - А у меня два высших образования, - усмехнулась Оксана. - Я  закончила
педагогический, потом медицинский. Добиться разрешения было нелегко,  ведь
после  одного  гуманитарного  вуза  поступать  в  другой,  вообще-то,   не
полагается... Словом, получила две самые престижные и высокооплачиваемые в
нашей стране профессии - учитель и врач. Ну, а потом... Одно к  другому...
И я оказалась там, где вы меня подобрали.
   - Понятно.  -  Зорин  кивнул,  точно  услышал  то,  что  ожидал.  -  Не
спрашиваю, как вы относитесь к своему теперешнему занятию. Вряд ли оно вам
совсем уж противно, в таком случае вы предпочли бы небольшие,  но  честные
деньги...
   - А эти ворованные, что ли? - возмутилась девушка.
   - Подождите,  не  перебивайте!  Если  я  задел  ваши  чувства,  приношу
извинения. Но я думал,  уровень  вашего  интеллекта  позволяет  объективно
оценивать ситуацию...
   Оксана заинтересованно смотрела на  Зорина.  Любопытно,  и  к  чему  он
клонит...
   - Я предлагаю вам работу, - продолжал Владимир Сергеевич. - От  вас  не
потребуется менять образ жизни. Чем вы будете заниматься помимо моих  дел,
меня не волнует. А платить я буду хорошо, очень хорошо.
   - Гм... Работа для девушки с высшим образованием?
   - Да нет. - Губы Зорина тронула обезоруживающая улыбка.  -  Образование
просто предполагает коммуникабельность.  Вы  будете  моей  шпионкой,  если
угодно, а также... Как бы выразиться точнее... Агентом влияния. Мне  нужна
информация о девушках с пан  ели.  Одиноких,  иногородних,  желательно  не
совсем дурах. Таких, кто согласился  бы  выехать  за  рубеж  на  блестящих
условиях. Вы предварительно обработаете их в соответственном духе...
   Все ясно, мелькнуло у Оксаны. Вербовщик.  Сколько  она  о  них  читала,
сколько слышала невыдуманных  историй...  Девушек  вывозят  в  закордонные
бордели,  нещадно  эксплуатируют,  потом  выкидывают   за   ненадобностью,
больных, выжатых досуха. Вырваться из этого ада удается  немногим...  Нет,
работать на вербовщика - настоящее преступление. Придется согласиться  для
вида, только чтобы уйти отсюда, а потом... Возможно, и бежать  из  Москвы,
эти люди безжалостны, найдут и отомстят.  Но  почему  он  не  обратился  к
сутенеру? Проще, удобнее, логичнее.
   Поднявшись из  глубокого  кресла,  Зорин  обогнул  стол,  присел  перед
девушкой, заглянул в ее глаза, ободряюще положил руку на колено.
   - Я знаю все ваши мысли, - сказал он, - так хорошо, как если бы я читал
их. Поверьте, я не торгую живым товаром. Будь это так, я имел  бы  дело  с
сутенерами, нет?
   - То-то и оно, - вырвалось у девушки помимо воли.
   - Ну вот, уже хорошо... Оксана, это совсем другое... Я не  могу  сейчас
объяснить вам всего, но тем, кого мы уговорим ехать с нами...
   - С нами?
   - Да...  Выслушайте...  Им  не  будет  причинено  ни  малейшего  вреда,
напротив... Им даже не придется продавать себя...
   - Ого! А что же это, варьете?
   - Гм... Все не  так-то  просто...  Каждой  будет  предложена  посильная
работа с учетом склонностей и желаний, в прекрасных  условиях,  с  высокой
оплатой...
   - Как-то странно вы говорите, Владимир Сергеевич, - вздохнула Оксана. -
Уж не из благотворительной ли вы организации?
   - Нет. - Зорин встал, вытащил из кармана пачку  "Честерфилда",  щелкнул
ронсоновской зажигалкой. - Но к делу, которым я с вашей  помощью  займусь,
слово  "благотворительность",  пожалуй,  подойдет.  В  смысле,  сотворение
блага. Возьмем, к примеру, вас. Врач и учитель - превосходно! Там, куда мы
отправимся, дефицит  и  тех  и  других,  а  оплату  труда  не  сравнить  с
российской...
   - Так вы и меня зовете с собой?
   - Именно.
   - Но наши  дипломы,  -  осторожно  сказала  девушка,  -  на  Западе  не
котируются.
   - А кто вам сказал, что мы едем на Запад?
   - А куда? Какая-нибудь африканская глушь?
   - Нет, не глушь. Высокоразвитая страна, во  многом  обгоняющая  ведущие
мировые державы. Пока я не могу ее назвать.
   Совершенно сбитая с толку, Оксана не знала, что и  подумать  -  так  не
походили речи Владимира Сергеевича на  то,  что  можно  было  услышать  от
вербовщика проституток,  да  и  сам  он  представлялся  девушке  личностью
загадочной. Допустим, он все-таки обычный вербовщик и хочет  обмануть  ее.
Но тогда сплел бы мало-мальски  солидную  историю  вместо  этих  "не  могу
объяснить всего" и "не могу назвать страну"...  Нет,  похоже,  он  говорит
правду - ведь в отличие от безупречно сконструированной лжи  правда  часто
выглядит беспомощной. Но если так, что стоит за этой правдой?
   Растерянность девушки не укрылась от Зорина.
   - Я не требую от вас немедленного ответа, - произнес он. - Вот конверт,
в нем тысяча долларов. Независимо  от  того,  какое  решение  вы  примете,
деньги ваши. Подумайте и позвоните мне... И поверьте,  тысяча  долларов  -
мелочь по сравнению с тем, что ожидает вас и наших будущих подопечных.
   Машинально приняв конверт из рук Зорина, Оксана почти взмолилась:
   - Но, Владимир Сергеевич... Как же я могу согласиться, если  вы  ничего
не хотите  разъяснить?!  Что  я,  к  примеру,  должна  буквально  говорить
девушкам?
   -  Это  мы  обсудим  при  следующей  встрече,  когда  вы   сочтете   ее
необходимой... Но чем меньше они будут знать, тем лучше. Без секретов пока
не обойтись. Впрочем, - добавил он, - довольно скоро  это  утратит  всякое
значение.
   Последняя фраза окончательно добила Оксану. Теперь она не понимала  уже
решительно ничего. Зорин смотрел  на  нее  в  раздумье,  потом  неожиданно
рассмеялся.
   - Извольте! - воскликнул он. - Я приоткрою завесу, совсем  чуть-чуть...
В скором времени грядут перемены, Оксана, большие перемены.  Оставаться  в
России попросту небезопасно.
   - Вот так приоткрыли, - молвила Оксана с иронией - Да что вы  имеете  в
виду, какие  перемены?  Политические,  экономические?  Военный  переворот,
фашистская диктатура, что? От чего вы рветесь спасать падших женщин?
   Зорин аккуратно затушил окурок в пепельнице:
   - Оксана, я охотно рассказал бы вам все и даже не попросил бы сохранять
наш разговор в тайне - потому что передай вы кому-то его  содержание,  вам
бы не поверили. Проблема в том, что и вы не поверите мне. Чтобы  поверить,
надо увидеть, и  вы  увидите...  И  тогда  все  поймете.  А  пока  давайте
остановимся на тысяче долларов и на том, что  я  жду  вашего  звонка.  Вас
отвезти или вы доберетесь сами?
   Замедленным движением, как сомнамбула, Оксана убрала в сумочку  конверт
и визитную карточку. Она далеко не была уверена, что позвонит  Зорину,  но
ведь он  сказал,  что  деньги  так  или  иначе  принадлежат  ей,  и  глупо
отказываться от них. Но во что же ее все-таки втягивают?!
   - Если нетрудно, - попросила она, - отвезите меня домой...
   В машине Оксана из предосторожности назвала адрес квартала  за  три  до
своего дома, хотя и не обольщалась по  поводу  действенности  такой  меры.
Если Зорин пожелает найти ее, найдет.
   По дороге Владимир Сергеевич молчал, размышлял о своем. Он считал,  что
выбрал правильную стратегию поведения с Оксаной. Лгать ей было бы ошибкой,
ложь облегчила бы первый этап сближения, но в дальнейшем могла привести  к
труднопоправимым последствиям. Гораздо лучше было поступить так, как Зорин
и поступил, - издалека, исподволь готовить Оксану к встрече с истиной.  Он
с удовлетворением отмечал, что едва ли  обманулся  в  ожиданиях.  Конечно,
высшее образование здесь ни при чем, само по себе оно  очень  мало  значит
для целей Зорина. Но девушка обладала  достаточно  развитым  воображением,
чтобы принять в итоге действительное положение дел  и  помогать  Владимиру
Сергеевичу уже вполне сознательно. Может быть, она даже станет одной из...
Стоп, осадил себя Зорин. Не ему и не сейчас решать будущую судьбу Оксаны.
3
   Около семнадцати часов следующего дня Зорин вошел  в  здание  райотдела
милиции. Его вызвал по телефону капитан  Прохоров,  и  Владимир  Сергеевич
выехал немедленно,  так  как  посчитал  сообщение  капитана  заслуживающим
внимания.
   - Ну, что у тебя, Виктор? - Зорин переступил порог кабинета  Прохорова.
- Давай-ка побыстрее и поподробнее.
   - Здравствуйте, Владимир Сергеевич, - укоризненно сказал капитан.
   - Здравствуй, здравствуй... Прости, замотался совсем, а надо еще успеть
вернуться в министерство... Так что выкладывай.
   - Да в общем банальный сюжет. -  Прохоров  вытряхнул  из  смятой  пачки
сигарету и закурил. - Инженер-электронщик, двадцать  восемь  годов.  После
смерти жены запил по-черному, знаете, как это бывает... Ну, и  подкатились
к  нему  добры  молодцы,  у  которых  водка  не  кончается.  Как  подписал
документы, сам не помнит. Очнулся, а квартира уже  не  его...  Примерно  с
месяц бомжевал бедняга невесть где, потом к нам явился.  А  что  мы  можем
сделать? Все законно, продажа  квартиры  оформлена  без  нарушений.  Пусть
скажет спасибо, что живой...
   - Как зовут твоего героя? - спросил Зорин таким тоном, что трудно  было
понять, заинтересован его рассказ об инженере или нет.
   - Лагутин Дмитрий Васильевич.  Если  хотите  с  ним  поговорить,  он  в
дежурке.
   - Задержан?
   - За что? - удивился капитан. - Разве за бродяжничество, так это совсем
зверем надо быть... Я просто попросил его подождать.
   - Ладно. - Зорин легонько хлопнул ладонью по столу. - Я забираю  твоего
Лагутина. Глядишь, и удастся что-нибудь для  него  сделать...  Спасибо  за
информацию, Витя. За мной не пропадет.
   - Да уж знаю, Владимир Сергеевич... Счастливо!
   С прощальным жестом Зорин покинул кабинет. Минуту спустя он разглядывал
через стекло сидевшего на скамье молодого инженера.  Вид  у  Лагутина  был
удрученный, но  он  не  производил  впечатления  отчаявшегося  человека  -
возможно, еще не полностью осознал всю катастрофичность своего  положения.
Людям свойственно с трудом верить в плохое и надеяться до конца.
   Зорин толкнул дверь и подошел к инженеру:
   - Дмитрий Васильевич? Добрый вечер.
   В  тяжелом  взгляде  Лагутина  не  вспыхнуло  мгновенных   симпатий   к
незнакомцу.
   - Добрый, если для вас он  такой,  -  откликнулся  инженер  хрипловатым
баском. - С кем имею честь?
   - Зорин Владимир Сергеевич. Хотелось бы с вами побеседовать, только  не
здесь... Как вы смотрите на ужин в ресторане?
   -  Положительно,  если  угостите,  -  усмехнулся  Лагутин.  -  Но  меня
милицейское начальство просило тут ждать чего-то...
   - Не чего-то, а кого-то, - поправил Зорин. - Ждали вы меня...  Так  что
приглашаю.
   Небольшой итальянский ресторанчик  располагался  кварталах  в  двух  от
здания райотдела. По дороге Лагутин  не  задавал  никаких  вопросов,  лишь
искоса рассматривал Зорина. Его потрепанный костюм и  отсутствие  галстука
вызвали сомнения у швейцара, но Зорин урегулировал проблему, и они  заняли
столик у окна.
   - Что будем пить? - осведомился Владимир Сергеевич.
   - Минеральную воду, -  буркнул  Лагутин.  -  Зарекся  я  пить  жидкости
покрепче... Да поздно, вот в чем дело.
   - Может статься, ничего не потеряно, - сказал Зорин с открытой улыбкой.
Он продиктовал заказ подошедшему официанту и вновь обратился к инженеру: -
Вы что заканчивали?
   - МФТИ. Хардвер, софтвер - это все  моя  епархия.  Монтаж  электронного
оборудования и программирование. Знаете, тут я если  не  бог,  то  полубог
точно, а Остап Бендер считал, что это одно и то же...
   - Гм... А работали где?
   Лагутин махнул рукой:
   - Так, в одной фирме... Какая теперь разница. Когда  умерла  жена,  все
пошло прахом - работа, квартира... И скажу я вам...
   - Родственники у вас есть? - перебил Зорин.
   -  Ни  единой  живой  души.  Первое  время,  как  меня  из  квартиры-то
шуганули... Вы ведь в курсе?
   - В курсе, - кивнул Владимир Сергеевич.
   - По друзьям кантовался - у одного, другого. Только ведь  друзьям  тоже
мало радости. Нет, они нормальные люди, ни словом не давали понять... Но и
я сам  не  идиот.  Так  что  потом  -  где  придется.  Простите,  Владимир
Сергеевич,  а  в  чем,  собственно,  цель  ваших  расспросов?  Вы  не   из
правоохранительных органов, не надо быть гением, чтобы это увидеть,  да  и
какая во мне тем органам корысть... Тогда кто вы?
   Зорин показал глазами на приближавшегося с подносом официанта.
   - Не знаю, как вы, а  я  голоден,  -  деликатно  высказался  он.  -  Не
возражаете, если мы сперва воздадим должное ужину?
   - Кто бы возражал, а я не буду, - в тон отозвался инженер.
   Пока Лагутин ожесточенно  расправлялся  с  ужином,  Владимир  Сергеевич
незаметно наблюдал за ним,  для  вида  ковыряя  вилкой  в  тарелке.  Когда
инженер с выражением полнейшего удовлетворения на лице чуть отодвинулся от
стола, Зорин заговорил:
   - Вот что, Дмитрий Васильевич. Ситуация у вас, прямо скажем, аховая. Но
все можно поправить, если вы только примете мое предложение.
   - Какое предложение? - насторожился Лагутин.
   - Самое добросовестное. Работа  за  границей  по  вашей  специальности.
Хорошие деньги, жилье, перспективы.
   - Вот это да!  -  недоверчиво  воскликнул  инженер.  -  Так  стоило  ли
разыскивать несчастного бездомного  в  отделении  милиции?  Если,  как  вы
уверяете, предложение добросовестное,  у  вас  не  должно  быть  отбоя  от
претендентов. Или слухи о моих достоинствах докатились...
   - Тут есть тонкости, - холодно прервал его Зорин. - Ваши достоинства ни
при чем. Для меня вы обладаете лишь одним несомненным  достоинством  -  вы
один на всем белом свете, и ваш отъезд ничьего внимания не привлечет.
   Исподлобья взглянув на Зорина, Лагутин покачал головой:
   - Э-э, Владимир Сергеевич... Здесь что-то не так. Что за тайная миссия?
И в какой стране?
   Не отвечая на вопрос Лагутина, Зорин задал свой:
   - Ну, вообще-то вам моя идея нравится?
   - Еще бы!
   - Вот и отлично. Было бы неплохо, если бы вы и друзей  сагитировали.  Я
имею в виду людей  молодых,  как  вы,  одиноких,  как  вы,  и  не  слишком
болтливых.
   - Что значит - не болтливых? - Лагутин пожал плечами. - Вы  предлагаете
работу за границей. Те, кто согласится,  захотят  сообщить  своим  близким
координаты - куда писать хотя бы...
   - Вот потому я и говорил о людях одиноких.
   - Но совершенно одиноких людей не бывает.  Приятели,  знакомые  есть  у
всех...
   - Не так сложно отделаться от знакомых. - Зорин наклонил над опустевшим
бокалом бутылку минеральной воды.
   - Да, но... Почему?
   - В свое время узнаете, Дмитрий Васильевич... А  пока  наводите  мосты.
Среди бомжей потолкайтесь, беженцев разных... Алкоголики и дегенераты  нам
не нужны, но случается так, что кому-то не везет в жизни. Вот как вам...
   - Вряд ли я  наберу  много  электронщиков  среди  бомжей,  -  усомнился
Лагутин.
   - Необязательно электронщиков. Пригодятся самые различные профессии.
   - Гм... По-вашему, у каждого бомжа в кармане заграничный паспорт?
   - Об этом не беспокойтесь, оформление документов и  прочее  я  беру  на
себя - полностью, вплоть до автобуса в аэропорт.
   - Странно как-то все это...
   - Опасаетесь, что я втравлю вас и тех, кого  вы  сумеете  уговорить,  в
какой-то незаконный бизнес? Помилуйте, Дмитрий Васильевич! Зачем бы мне  в
таком случае обращаться к заведомо честному человеку? А  ну  как  вы  меня
выдадите?
   -  Звучит  убедительно,  -  вынужден  был  согласиться  Лагутин,  -   и
все-таки...
   -  И  все-таки  подумайте,  -  подхватил  Владимир  Сергеевич.  -  Пока
потребуется только ваша принципиальная готовность принять предложение.
   Он достал из внутреннего кармана плотный белый конверт и  подтолкнул  к
инженеру по крышке стола.
   - Здесь тысяча долларов, - пояснил он, - а также моя визитная карточка.
Снимите комнату, отдохните,  приведите  себя  в  порядок.  А  надумаете  -
позвоните мне, и мы обсудим детали.
   - Денег я не возьму, - решительно отказался Лагутин.
   - Почему? - Недоумение Владимира Сергеевича выглядело искренним.
   - Потому что сумма большая и возвращать  ее  мне  не  с  чего.  Истрачу
деньги, тогда что? Я в ваших руках?
   - Бог мой! - Зорин воздел руки к потолку. - Да вы, как видно, и  впрямь
принимаете меня за темного дельца?! Берите деньги и выбросьте эти мысли из
головы. Ну как я смогу вас преследовать за эту тысячу  долларов?  Беседуем
мы наедине, никаких расписок... И никаких обязательств. Деньги я вам дарю,
что бы вы ни решили.
   - А вы дарите по тысяче долларов всем желающим или только избранным?  -
В голосе Лагутина отчетливо прозвучали нотки сарказма.
   - Нет, с вами положительно невозможно разговаривать, - вздохнул  Зорин.
- Очевидно, я ошибся. Пойду, и пропадайте вы пропадом...
   - Подождите, - примирительно произнес инженер. - Вы правы, мне выбирать
не приходится... Но куда ехать хотя бы?
   - Об этом вы узнаете в свое время... Как и о многом  другом.  А  сейчас
скажу одно, и прошу мне поверить... Вы не пожалеете,  что  встретились  со
мной. Думайте, Дмитрий Васильевич, думайте. Я вас не тороплю.
   Зорин  встал  и  прошествовал  к  выходу,  по  пути   расплатившись   с
официантом. Лагутин сидел, погруженный в глубокие раздумья. Он притянул  к
себе конверт, открыл клапан. Внутри лежали десять стодолларовых бумажек  и
визитная карточка. Как бы то ни было,  теперь  можно  хоть  переночевать-с
комфортом...  Однако  кто  такой  Зорин,  что  означают   его   загадочные
предложения  и  неожиданная  щедрость?  Бесплатный  сыр  бывает  только  в
мышеловке, за здорово живешь тысячи долларов не раздают. Очевидно, услуги,
которые способен оказать  таинственному  благодетелю  Лагутин,  стоят  для
Зорина больше, много больше... Так позвонить или нет?
   В результате длительных размышлений Лагутин  решил  действовать  так  -
денег истратить по возможности меньше, позвонить Зорину, увидеться с ним и
постараться вытянуть хоть что-то конкретное. А если это  конкретное  будет
выглядеть  совсем  уж   подозрительно,   вернуть   оставшиеся   деньги   и
откланяться...
   Зорин вышел из итальянского ресторана  в  превосходном  настроении.  Он
чувствовал, что беседа с Лагутиным прошла не впустую и лед будет сломан.
   Вопреки ссылке на дела в разговоре с капитаном Прохоровым  ни  в  какое
министерство Владимир Сергеевич не поехал, а отправился в другой ресторан,
точнее - среднее арифметическое между  рестораном  и  баром.  Несмотря  на
ранний час, здесь уже хватало изрядно набравшихся посетителей, в  основном
студентов и мускулистых молодых  людей  неопределенной  профессии.  Музыка
воспроизводилась с таким качеством, что  не  только  разобрать  содержание
песни, но и определить, на каком  языке  она  исполняется,  было  нелегкой
задачей.
   Пройдя  в  глубь  зала,  Владимир  Сергеевич   опустился   на   круглый
пластмассовый стул  за  столиком,  где  его  ждал  плотно  сколоченный,  с
разрисованным шрамами лицом персонаж средних лет. Этот человек был явно из
тех, встреча с которыми в полуночном переулке  не  привела  бы  в  восторг
благополучного обывателя.
   - Привет, Борис. -  Зорин  повысил  голос,  чтобы  перекрыть  кошмарную
музыку.
   - Наше вам, Сергеич. - Детина салютовал рюмкой. - Выпьешь или за рулем?
Вижу, не настаиваю... А вот я и за рулем пью, ха...
   - Ты богатый, тебе можно, - отшутился Зорин и сразу стал  серьезным.  -
Что у тебя, зачем звонил?
   - Поиздержался  малость...  С  твоими  делами  свои  забросил,  дефицит
бюджета образовался.
   - Дело поправимое. Вот пока пять сотен,  больше  с  собой  нет.  Завтра
подброшу... А какие новости?
   Здоровяк дернул плечом:
   - Разные. Двенадцать парней ждут не дождутся  твоей  команды,  ключ  на
старт. Видел бы ты их, Сергеич... Псы войны, огонь и воду прошли... Да  то
плохо, что маринуешь ты их, а ждать они не любят, не  привыкли...  Того  и
гляди, плюнут на твои бабки и законтрактуются куда-нибудь, где погорячее.
   - Ждать осталось недолго, Боря. Скоро отправляемся.  Но  я  надеюсь,  у
твоих парней не слишком силен криминально-романтический дух? Мне требуется
дисциплина в первую  очередь.  В  этом  направлении  и  работай  с  каждым
следующим новобранцем.
   - Как полагается, Сергеич, - пробурчал Борис.
   - На сколько человек я могу рассчитывать  к  концу  месяца?  -  спросил
Зорин, машинально передвигая пальцем по столу хрустальную пепельницу.
   - Тридцать, тридцать пять... Около того...
   - Наберешь пятьдесят, получишь премию, твое жалованье десятикратно... И
помни, отморозки мне не нужны.
   - Ангелов, Сергеич, тоже не гарантирую... Они по другому ведомству...
   - Ангелов? - Зорин засмеялся. - Да нет, и ангелы ни  к  чему.  Соблюдай
баланс между грозной внешностью  и  хотя  бы  минимальной  способностью  к
повиновению.
   - Минимальная-то тебе зачем?
   - А мы ее  разовьем,  главное  -  задатки...  Ну,  пока,  Боря,  завтра
увидимся.
   Владимир Сергеевич поднялся, двинулся прочь от столика Бориса. Именно в
этот момент случилось небольшое происшествие, едва ли  даже  заслуживавшее
такого названия. Сидевшая за столом у дверей в  компании  своего  приятеля
подвыпившая девушка неловко потянулась  за  тарелкой  и  смахнула  на  пол
тонкостенный  стакан  с  массивным  дном.  Стакан  разлетелся   вдребезги.
Виновница инцидента глупо улыбнулась, подняла  основание  стакана,  теперь
ощерившееся острыми обломками стекла, и поставила на стол. Юноша  подобрал
мелкие осколки, что-то сердито пробормотал.
   Парень, спешивший к выходу мимо Зорина, качнулся в  облаке  алкогольных
паров и задел Владимира Сергеевича. Чтобы сохранить равновесие, получивший
чувствительный толчок Зорин оперся о крышку стола  -  как  раз  там,  куда
девушка  поместила  остатки  злополучного  стакана.  Маленькие  стеклянные
ятаганы вонзились в ладонь Зорина, на скатерть закапала кровь.
   - Черт, - прошипел пострадавший.
   Его рука дернулась вверх, увлекая  и  тяжелое  донышко  стакана  -  так
прочно засели в ладони обломки. Впрочем, дно тут же упало под  собственным
весом, а кровь из ран хлынула сильнее.
   Побледневший приятель девушки приготовился к худшему. Он вовсе  не  был
чемпионом ресторанных драк.
   - Простите ради бога! - испуганно-смущенно воскликнул он, -  Вас  нужно
перевязать... Дезинфекция...  Тьфу,  что  я  несу...  Вот  чистый  носовой
платок...
   К немалому удивлению юноши, пострадавший посетитель  бара,  видимо,  не
намеревался идти на конфликт. Он молча принял платок, прижал  к  ладони  и
удалился в сторону туалетов.
   Войдя в туалет, Зорин швырнул платок в урну,  открыл  кран  с  холодной
водой под большим зеркалом, подержал раненую руку  под  струей.  Потом  он
медленно поднял ладонь к глазам. С отрешенной  улыбкой  он  наблюдал,  как
срастаются края ран, как  рассеченные  ткани  покрываются  тонкой  розовой
кожицей, как стремительно завершается  процесс  молниеносной  регенерации,
оставляя едва заметные бледные шрамы.
   Зорин брезгливо взял с раковины кусок размокшего мыла, тщательно  вымыл
руки, включил сушилку. После этого он еще раз улыбнулся своему отражению в
зеркале, покинул туалет и вышел из бара на улицу, где начинался дождь.
4
   Подмосковье, 1940 год
   Черный автомобиль сливался с темнотой, сгущавшейся вокруг ночи  глыбой,
контрастирующей с яркими белыми конусами лучей фар впереди. На  дороге  не
было ни других машин, ни людей - и не могло быть не только из-за  позднего
времени. Сюда, в запретную зону, окруженную многорядными заграждениями  из
колючей проволоки и двойным кольцом охраны, едва ли  сумел  бы  проникнуть
посторонний.
   Перед  машиной  возникли,  словно  материализовались  из  мрака,   трое
автоматчиков в зеленой форме. Водитель затормозил. Развалившийся на заднем
сиденье справа от майора НКВД генерал Тагилов  опустил  толстое  стекло  и
протянул  документы.  Старший  лейтенант  долго  изучал   их   при   свете
электрического фонаря, потом взял под козырек:
   - Проезжайте, товарищ генерал.
   Автомобиль медленно пополз дальше и остановился  вновь  перед  большими
воротами. Справа и слева от них тянулся высокий  забор,  опутанный  сверху
вездесущей колючей проволокой, залитый светом прожекторов с  вышек.  Здесь
снова последовала проверка документов, после  чего  ворота  отворились,  и
генеральская  машина  вкатилась  на  территорию.  Возле  дверей   угрюмого
трехэтажного  здания  автомобиль  застыл  неподвижно.  Генерал   вышел   и
направился в дом, его спутники остались в машине. Открывая тяжелую дверь с
литой металлической ручкой, Тагилов мельком бросил взгляд  на  табличку  у
входа: "ФИЗИКО-ТЕХНИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ N_1б".
   Внутри здание физико-технической лаборатории  ничем  не  отличалось  от
тех, какие занимали многие научные учреждения  Москвы  -  обычные  длинные
коридоры, лестницы, двери  с  номерами,  иногда  с  указаниями  фамилий  и
должностей сотрудников. Генерал Тагилов уверенно прошагал на второй этаж и
вошел в  скудно  освещенный  кабинет,  где  за  письменным  столом  сидел,
склонившись  над  бумагами,  пожилой  человек   в   свалявшемся   свитере.
Настольная лампа под матовым стеклянным  колпаком  отбрасывала  на  бумаги
круг света, резко выделявшийся в полумраке комнаты.
   Увидев Тагилова, человек в свитере встал из-за стола.
   - Добрый вечер, Илья Тимофеевич, - тихо сказал он.
   - Доброй ночи, профессор, - приветствовал его генерал. - Работаете?
   - Заканчиваю сведение данных.
   - Вот как? - Генерал сдвинул брови. -  Если  не  ошибаюсь,  вы  обещали
сделать это вчера.
   - Не успел,  -  виновато  ответил  профессор.  -  Даже  не  думал,  что
накопилось так много. Но главное сделано, остались мелочи...
   - Так ли они важны? - ледяным тоном  осведомился  Тагилов,  -  Без  них
обойтись не можете?
   - В принципе могу, но... К чему такая спешка?
   - К тому, Сергей Николаевич... - генерал вынул коробку папирос, чиркнул
спичкой, с удовлетворением затянулся, - что мы  уезжаем  сегодня,  сейчас.
Общее собрание всех сотрудников лаборатории назначено на девять утра.
   Профессор Грановский стал бледным как смерть, что было заметно даже при
плохом освещении.
   - А без общего собрания, - выдавил он, - никак нельзя?
   - Никак, - отрезал генерал. Он подошел к окну  и  продолжал,  монотонно
излагая хорошо известные профессору  истины:  -  Война  неизбежна,  Сергей
Николаевич. Никто не может сказать, сколько времени у  нас  осталось...  В
этих условиях ваши  исследования  приобретают  колоссальную  важность  для
партии и правительства, и не мне вам  говорить,  как  необходимо  соблюсти
секретность. Иностранные разведки не дремлют, и мы не имеем права оставить
им хоть малейшую зацепку.
   - Я ручаюсь за моих людей...
   -  Их  слишком  много,  чтобы  вы  могли  ручаться  за  каждого!  -   с
раздражением воскликнул Тагилов. - Я и так  позволил  вам  взять  с  собой
троих...
   - Без Костерина, Чернышева и Криницкого мне попросту не справиться.  Но
остальные...
   - Все, профессор, все. - Генерал разрубил воздух ладонью, подводя  итог
дискуссии. - Решения не мы с вами принимаем. Собирайтесь.
   - Да что ж мне собираться, - беспомощно  пробормотал  Грановский.  -  Я
готов... Рабочие журналы, папки с расчетами в чемодане...
   - А где ваши бесценные ассистенты?
   -  Все  трое  в   двенадцатой,   обрабатывают   результаты   последнего
эксперимента.
   - Что тут обрабатывать? - фыркнул генерал. - Все ясно.
   - Это _вам_ все ясно, - неожиданно  зло  отчеканил  профессор.  -  Вам,
солдату. Просто, как дважды два. А вот мне, ученому, далеко не все ясно! Я
должен учесть миллионы факторов! Мы вторгаемся  в  область  неведомого,  и
если я хоть в чем-то ошибусь, ваши амбициозные проекты с грохотом  лопнут!
Да, да, с грохотом, да с каким!
   Пораженный этой внезапной отповедью, Тагилов отступил  на  шаг,  и  его
глаза превратились в узкие зловещие бойницы.
   - _Мои_ проекты? - с угрозой процедил он.  -  Нет,  профессор,  это  не
_мои_ проекты. Это нужно партии, от этого может зависеть в немалой степени
победа дела социализма. И мне странно слышать от вас такие слова.
   Грановский понял, что опасная черта совсем близко.
   - Я не меньше вашего предан партии и делу социализма, - произнес он без
прежней агрессивности. - И если говорю о незавершенности исследований, так
потому только, что забочусь о гарантиях благополучного исхода...
   - Ладно, ладно. - Генерал также не стремился к ненужным обострениям.  -
Мы оба погорячились, а ведь цель у нас одна... Профессор,  теперь  я  хочу
еще раз взглянуть на него.
   - На кого? Ах да, понятно...
   Отперев несокрушимый на вид (и  в  действительности)  сейф  с  цифровым
замком,  Грановский  осторожно  извлек  серый   металлический   футляр   с
шероховатой  поверхностью,  размерами  и  формой   напоминающий   школьную
готовальню. Генерал Тагилов принял футляр так, словно  в  нем  содержалось
нечто очень хрупкое и чрезвычайно драгоценное.  С  одновременным  нажатием
кнопок Тагилов открыл крышку.
   В бархатном углублении лежала  прямоугольная  пластина  (приблизительно
десять на пять сантиметров) с выпуклыми краями и скругленными  углами.  На
взгляд представлялось невозможным  определить,  из  какого  материала  она
изготовлена. Поверхность пластины радужно светилась - если бы в  то  время
уже придумали компакт-диски, сравнение было бы очевидным. Во всех  четырех
углах с небольшими отступлениями от краев слегка возвышались над  вогнутым
основанием  прозрачные  симметричные   кристаллы   сложной   формы,   свет
настольной лампы  отражался  от  их  граней,  создавая  иллюзию  невесомой
хрустальной паутины. В центре, на равном расстоянии от четырех кристаллов,
горело ровным спокойным огнем  маленькое  рубиновое  полушарие.  Тончайшие
серебристые проволочки  змеились  причудливыми  кольцами  к  полушарию  от
бесцветных  кристаллов.  По  периметру  пластины  проходил  золотой  обод,
кое-где  пересеченный  блестящими   перфорированными   полосками   никеля.
Создавалось  впечатление,  что  праздничные  световые  эффекты,  придающие
пластине вид экзотической новогодней игрушки, возникают  не  в  результате
отражения и поглощения лучей, а  существуют  сами  по  себе,  живут  своей
таинственной жизнью.
   Налюбовавшись игрой света  в  кристаллах,  Тагилов  вынул  пластину  из
футляра и перевернул. Оборотная сторона была гладкой, темно-синего  цвета,
и только в середине выделялись два обведенных золотистыми нитями  овала  -
как раз таких размеров, чтобы в них умещались  подушечки  указательного  и
среднего пальцев взрослого мужчины.
   Тагилов коснулся лишь правого овала  указательным  пальцем.  Послышался
высокий звук, напоминающий комариный писк, и  сотни  крохотных  фиолетовых
искр пробежали по кисти руки генерала. Он  испытал  что-то  вроде  слабого
электрического удара, но ощущение не было неприятным. Напротив, оно  несло
с собой легкую эйфорию, которую невольно хотелось продлить. Тагилов  знал,
что так будет, он проводил подобные эксперименты и раньше, но  каждый  раз
поражался тому, как сразу и  неудержимо  приходит  это  странное  чувство,
которому трудно противостоять, - так пламя пожара  охватывает  сухой  лес.
Разум  генерала  был  достаточно  гибким,  чтобы  принять  реальность  как
должное, какой бы невероятной она ни казалась  поначалу,  и  недостаточно,
чтобы осмыслить ее до конца. То, что он видел перед собой, равно как и то,
что он ощущал, являлось для него чудом за гранью рационального  понимания,
но чудом, которое можно приручить, заставить служить себе. Поэтому Тагилов
держал эмоции под контролем. В конце  концов,  если  он  садится  за  руль
автомобиля, ему необязательно знать принцип работы  двигателя  внутреннего
сгорания.
   Отдернув руку, Тагилов вернул пластину в  футляр,  захлопнул  крышку  и
положил футляр на край стола.
   - Пойду навещу ваших ассистентов, профессор, - сухо сказал он. -  А  вы
заканчивайте упаковываться.
   Он ушел. Профессор Грановский опустился в продавленное кресло  в  углу,
зажег папиросу. Курил он довольно редко, но сейчас просто не мог  обойтись
без порции никотина.
   Когда профессор заявил Тагилову, что не  меньше  генерала  предан  делу
партии и социализма, он не лгал. Задолго до революции  московский  студент
Сергей Грановский заразился экстремистскими идеями - не  настолько,  чтобы
размахивать красными флагами на улицах, но все же прятал у себя от полиции
бородатых борцов за народное счастье. Тогдашние власти, либеральные  сверх
меры, сквозь пальцы смотрели на шалости  одного  из  самых  многообещающих
молодых  физиков  России.  После  семнадцатого  года  судьба   Грановского
складывалась в основном благополучно - он не бедствовал, не  голодал,  ему
создавали условия, предоставляли все возможности для работы. И  все  же  в
тридцать седьмом он избежал ареста лишь благодаря личному  покровительству
могущественного генерала Тагилова. За что его намеревались арестовать?  Да
ни за что, подобно сотням  других  выдающихся  российских  ученых.  Слепая
логика абсурда. Впрочем, "Физико-техническая  лаборатория  N_1б",  где  он
работал теперь, мало чем отличалась от тюремной шарашки.
   Да, профессор свято верил, что трудится ради так  называемого  светлого
будущего, но... "Общее собрание  назначено  на  девять  утра"...  Господи,
мысленно взмолился неверующий Грановский. Неужели нет другого выхода?!  Он
знал   основополагающий   принцип   коммунистической   морали,    блестяще
сформулированный Алексеем Толстым в "Гиперболоиде инженера Гарина":  "Все,
что ведет к установлению на Земле советской власти,  -  хорошо,  все,  что
мешает, - плохо". И он разделял этот принцип, и все-таки...
   Собственно, генерал Тагилов мог бы вообще не говорить профессору ни  об
общем собрании, ни о том, что под этим подразумевается. Вероятность  того,
что Грановский узнает правду впоследствии и поведет  себя  непредсказуемо,
была невелика. Но Тагилов справедливо предпочел  действовать  в  открытую,
заранее отсекая случайные факторы,  ибо  от  профессора  зависело  слишком
многое.
   С тяжеленным камнем на сердце Грановский ждал  возвращения  Тагилова  с
тремя ассистентами. Ожидание  не  затянулось.  Впятером,  в  сопровождении
доверенной охраны, они покинули лабораторию в три часа ночи,  а  к  девяти
утра в конференц-зал начали подтягиваться сотрудники.
   В три минуты десятого собрались все  -  около  пятидесяти  человек.  Не
хватало  Грановского,  Костерина,  Криницкого   и   Чернышева.   Так   как
трехминутное опоздание считалось  предельно  допустимым,  кто-то  вызвался
сходить за ними, но сидевший в президиуме капитан НКВД  добродушно  махнул
рукой - интеллигенты, что с них взять. Сейчас явятся.
   В пять  минут  десятого  молодой  лейтенант,  дежуривший  в  подвальном
помещении, включил рубильник. О том, что за этим последует  и  куда  ведут
провода, знать ему не полагалось, а сам  он  над  этим  не  задумывался  и
задумываться не хотел. Приказ есть приказ.
   Чудовищной силы взрыв превратил в пыль не только главное здание,  но  и
большинство остальных построек на охраняемой территории.
   Расследование трагического инцидента велось, разумеется,  в  обстановке
строжайшей секретности. Версию о технологической катастрофе отмели  сразу.
Было ясно, что лабораторию взорвали либо агенты иностранных разведок, либо
враги  народа,  готовые   на   любое   преступление,   чтобы   затормозить
строительство  социализма.  Затруднение  состояло  в  том,  что  никто   и
представить не мог, каким образом преступникам  удалось  осуществить  свой
план. Очевидно, не обошлось без содействия предателей изнутри...
   Для  начала  арестовали  всех  уцелевших  охранников,  включая  патрули
внешнего кольца. Интенсивные допросы ничего не дали, но для верности  всех
отправили на расстрел. Потом арестовали тех, кто имел близкое касательство
к работе лаборатории, следом  -  тех,  чье  касательство  было  уже  более
отдаленным, затем, по цепочке выбитых признаний, многих других.
   Несмотря на секретность, в околонаучных кругах Москвы  ходили  смутные,
шепотом передаваемые слухи о взрыве в физико-технической лаборатории  и  о
проводившихся там работах. Одни утверждали, что в  лаборатории  занимались
разработкой нового, чрезвычайно мощного оружия, которое в результате ее  и
погубило. Другие всерьез говорили о создании некоей  "машины  сновидений",
позволяющей не то управлять людьми  на  расстоянии,  не  то  предсказывать
будущее. Все эти слухи не имели под собой никакой почвы, что  было  вполне
естественно, так как большинство их фабриковалось  и  распускалось  людьми
Тагилова.
   Спустя какое-то время следователи НКВД рапортовали о  полном  раскрытии
дела. Как  выяснилось,  иностранные  шпионы  и  враги  народа  действовали
сообща. К расстрелу приговорили тридцать восемь человек, более ста (совсем
уж явно непричастных, но не выпускать же  их!)  получили  лагерные  сроки.
Дело отправилось в архив, с  чем  и  была  похоронена  всякая  возможность
установить истинные причины гибели "Физико-технической лаборатории N_1б".
5
   Вашингтон, сентябрь 1998 года
   -   Итак,   джентльмены,   все   ступени   ракеты-носителя    сработали
безукоризненно. Причина невыхода спутника на орбиту заключается  в  отказе
маршевых двигателей, в результате чего  "Скай  Скрутинайзер"  снизился  по
баллистической кривой и сгорел в плотных слоях атмосферы.
   Заместитель  председателя  Объединенного  комитета  начальников  штабов
генерал Креймер обвел взглядом присутствующих, закрыл  папку  и  сел.  Над
длинным столом прокатился многоголосый рокот - в  просторном,  но  угрюмом
пентагоновском кабинете собралось около сорока человек.
   - Великолепно, -  пробурчал  сенатор  Маккинли.  -  Мы  теряем  спутник
стоимостью в миллиард долларов...
   - Девятьсот пятьдесят семь миллионов, - педантично уточнил Креймер.
   - Благодарю вас, генерал, - с раздражением кивнул сенатор, - мы  теряем
его, и,  как  всегда,  виноватых  нет.  А  кто  поручится,  что  следующий
запуск...
   - Следующий запуск, сенатор? - перебил профессор Уолсингем из НАСА. - О
каком запуске вы говорите? Деньги деньгами, но  куда  проще  выделить  еще
миллиард долларов, чем создать аналоги аппаратуры, установленной на  "Скай
Скрутинайзере".  Один  только  нейтринно-торсионный  сканер,  обошедшийся,
кстати, в триста миллионов...
   -  Минуточку,  профессор,  минуточку.   -   Специальный   представитель
президента Джеймс Барли постучал по столу фильтром незажженной сигареты. -
Поясните для простых смертных. Что такое нейтринно... Как его?
   - Торсионный сканер, - сказал профессор Уолсингем. - В общем,  это  то,
ради чего в основном  и  создавался  "Скай  Скрутинайзер".  Как  известно,
торсионное поле, где вращаются свободные нейтрино, вызывает в  находящемся
в нем теле внутренние крутильные деформации, изменяющие способность частиц
взаимодействовать друг с другом...
   - Это для простых смертных? - ядовито осведомился Барли.  -  Любопытно,
на каком языке беседуете между собой вы, небожители...
   - Но я объясняю с самого начала, с нуля, - растерялся профессор.
   - Не надо с нуля. Практически - почему этот сканер так важен?
   - Джентльмены, -  вмешался  Креймер,  -  стоит  ли  нам  углубляться  в
технические детали? Цель нашего совещания совсем иная.
   - Стоит, - не согласился Барли. - Мы легче найдем  дорогу,  если  будем
точно знать, какая именно чертовщина сгорела на "Скрутинайзере".
   - Не думаю. - Креймер пожал  плечами.  -  Впрочем,  как  вам  угодно...
Продолжайте, профессор.
   - Если говорить кратко, -  Уолсингем  с  неудовольствием  покосился  на
представителя президента, -  для  торсионного  сканера  нет  преград,  нет
пределов. На предварительных испытаниях нам удавалось считывать информацию
об объектах, укрытых за пятидесятиметровой  стеной  армированного  бетона,
причем потребляемая аппаратурой мощность составила всего три  милливольта.
Другими словами,  "Скай  Скрутинайзер",  вооруженный  нейтринно-торсионным
сканером, представлял собой идеальный спутник-шпион. Если бы  его  удалось
вывести на орбиту, для нас более не существовало бы секретов. Кроме  того,
ряд  побочных  эффектов  работы  торсионного  сканера   мог   предоставить
неоценимую научную информацию.
   К объяснениям профессора Уолсингема внимательно прислушивались  шестеро
мужчин в почти одинаковых серых костюмах, скромно  примостившихся  у  края
стола. С самого начала совещания никто из них не произнес  ни  слова.  Эти
шестеро  являлись  сотрудниками   специального   подразделения   Агентства
национальной безопасности, так называемой группы "Д". Официально в функции
АНБ входит электронная разведка и системный анализ радиоперехвата. АНБ  не
имеет  оперативных  работников  и  не  занимается   агентурно-практической
разведывательной   или    контрразведывательной    деятельностью.    Такая
деятельность в США - прерогатива  ФБР,  за  пределами  страны  эти  задачи
выполняет ЦРУ. Тем не менее в некоторых случаях, подобных  обсуждаемому  в
данный момент на совещании в Пентагоне, требуется координация усилий  всех
трех ведомств. Для таких случаев и была создана в 1989 году группа "Д".
   Выслушав Уолсингема, Джеймс Барли пробормотал:
   -  Конечно,  я  был  осведомлен  о  том,  что  "Скрутинайзер"   -   это
спутник-супершпион. Все присутствующие здесь знали это. Но я и понятия  не
имел, каковы были способности его аппаратуры...
   - Ни одному государству, - произнес сенатор Маккинли, - не  понравилось
бы,  что  у  них  над  головой  болтается  "Скрутинайзер".   А   некоторые
государства дорого дали бы, чтобы преградить ему путь на орбиту...
   - Диверсия? - не то спросил, не то предположил генерал Креймер.
   - Почти исключено,  -  ответил  Билл  Симмонс  из  ФБР.  -  Работа  над
"Скрутинайзером", а особенно над торсионным сканером велась при соблюдении
абсолютной секретности. Не могу допустить мысли об утечке информации... Но
если она все-таки произошла, то круг подозреваемых довольно узок.
   - Не менее ста человек, - вздохнул Креймер. - Возможно, больше.
   - Если так, к проверке нужно подключить тысячи, -  сказал  Маккинли,  -
само собой, не посвящая их во все детали.
   - Мистер Конуэй, - генерал Креймер  впервые  обратился  к  руководителю
группы "Д", - этим предстоит заняться вам.
   - Разумеется,  сэр,  -  кивнул  Конуэй.  -  Ясно,  что  перед  тем  как
планировать уничтожение "Скрутинайзера", разведка противника  должна  была
узнать от кого-то о его существовании и свойствах... Но  я  бы  подошел  к
поставленной задаче и с другой стороны. Если  имела  место  диверсия,  как
именно ее осуществили? Спутник не автомобиль, тут не  открутишь  гайку  на
колесе.
   - Мистер Конуэй, вы получите широкие полномочия, - пообещал Креймер,  -
и доступ ко всем необходимым вам сведениям. Но об этом позже, а  сейчас  я
спрашиваю профессора Уолсингема: - Как скоро мы сможем построить  спутник,
аналогичный "Скай Скрутинайзеру"?
   Уолсингем развел руками:
   - Не раньше чем через год... Это самый благоприятный прогноз.
   - Отлично, - проговорил Маккинли. - А за этот год русские подвесят  над
нашими головами такую же штуковину или еще лучше...
   Это высказывание прокомментировал Билл Симмонс.
   - По данным ЦРУ, содержащимся в последнем меморандуме, - сказал  он,  -
русские  пока  ведут  лишь  теоретические  работы  в  области  торсионного
сканирования. Однако на сто процентов я за это не поручусь. И ЦРУ тоже.
   - Наука есть наука, - вставил Уолсингем. - Открытое  однажды  вновь  не
закроешь, параллельные  исследования  неизбежно  будут  вестись  в  разных
странах, раньше или позже.
   - Джентльмены, - Креймер старался сдерживать  командные  интонации,  но
они легко прочитывались в его голосе, -  я  просил  бы  вас  сузить  рамки
дискуссии. Вернемся к обсуждению первоочередных мероприятий. Не забывайте,
что президент ждет доклада к трем часам.
6
   Москва, сентябрь 1998 года
   Дождь лил как из ведра, и это еще слабо  сказано  -  водопады  с  небес
напоминали о всемирном  потопе.  Вода  сплошь  заливала  ветровое  стекло,
"дворники" работали самоотверженно, но впустую. Шатилов удерживал  стрелку
спидометра невдалеке от отметки сорок  километров  в  час.  Принцип  "тише
едешь - дальше будешь" хорош не  всегда,  но  в  этот  сентябрьский  вечер
пренебрегать им не стоило.
   Сорокачетырехлетний, не слишком преуспевающий бизнесмен Юрий Дмитриевич
Шатилов возвращался из аэропорта домой.  Он  только  что  проводил  бывшую
жену,  с  которой  развелся  полгода  назад.   Теперь   она   отбывала   к
родственникам в Канаду и попросила Шатилова доставить ее в  аэропорт.  Они
добрались благополучно, и лайнер взлетел по расписанию, а вот на  обратном
пути Шатилова застиг жесточайший ливень, хлынувший совершенно внезапно.
   Видимость со всех сторон ограничивалась  несколькими  метрами.  Шатилов
уже подумывал о том, чтобы приткнуться где-нибудь на обочине  и  переждать
дождь, но как назло справа от дороги  тянулись  крутые,  поросшие  жесткой
травой откосы, а разворачиваться Юрий  Дмитриевич  не  решался.  Встречная
машина могла вылететь из-за водяной стены. Останавливаться, не  съезжая  с
дорожного полотна, он тоже не хотел - не ровен  час,  впишется  кто-нибудь
сзади в багажник.
   Сосредоточенно насвистывая равелевское "Болеро", Шатилов искал просвет,
куда мог бы безопасно свернуть. Таковой обнаружился довольно скоро, и Юрий
Дмитриевич направил туда свою вишневую "девятку". Почти сразу он нажал  на
тормоз. Ого... Похоже, это  место  уже  пытались  занять.  И  похоже,  без
особого успеха.
   В трех метрах от машины Шатилова, причудливым образом втиснувшись между
могучими деревьями, лежал разбитый перевернутый легковой автомобиль.  Судя
по тому, куда смотрели вдребезги разнесенные фары, он либо ехал из города,
и его вынесло на встречную  полосу,  либо  его  долго  крутило  по  мокрой
дороге, пока водитель старался справиться с управлением.
   Шатилов заглушил двигатель, поднял воротник замшевой куртки и вышел  из
машины под струи дождя. Пока он преодолевал  расстояние  от  "девятки"  до
искалеченного синего "БМВ", успел промокнуть до нитки.
   Правую переднюю дверцу "БМВ" прижало  стволом  дерева,  но  левая  была
полуоткрыта, и за ней виднелась темно-кровавая масса.  Еще  до  того,  как
Шатилов высвободил руку водителя и безуспешно попытался  найти  пульс,  он
понял, что помощь тому уже не потребуется.
   Открыть левую заднюю дверцу было трудной задачей, пришлось  сбегать  за
монтировкой. Шатилов выволок на траву  мертвое  тело  парня  лет  двадцати
пяти. Когда он переворачивал его, какой-то предмет выпал из кармана куртки
погибшего  пассажира  "БМВ".  Шатилов  поднял  этот  предмет,  оказавшийся
пистолетом.
   До 1988 года Юрий Шатилов служил в КГБ СССР и разбирался в  оружии.  На
его ладони лежал компактный "дженнингс" калибра 0.22, удобная и достаточно
эффективная модель. Покачав головой, Шатилов сунул пистолет в свой  карман
и принялся взламывать монтировкой противоположную  дверцу,  потому  что  в
машине был еще кто-то.
   Сзади справа "БМВ" пострадал меньше, крышу сплющило не так сильно. Лицо
пассажирки - светловолосой девушки лет восемнадцати - наполовину  заливала
свежая кровь, которую, едва Шатилов извлек девушку из машины и  уложил  на
траву, начал смывать дождь.
   В первый момент  Юрию  Дмитриевичу  показалось,  что  пассажирка  "БМВ"
мертва, как и двое ее спутников.  Но  он  ошибся  -  под  холодным  ливнем
девушка зашевелилась и тихонько застонала. Шатилов подхватил ее  на  руки,
отнес в свою машину, осторожно устроил на заднем сиденье. Теперь скорее  в
ближайшую больницу, а оттуда можно позвонить в милицию.
   Усевшись за руль, Шатилов захлопнул дверцу, вытер носовым платком  лицо
и волосы. Задним ходом он тронул машину, но, когда "девятка"  перевалилась
через кочку, девушка застонала так громко,  что  Шатилов  в  растерянности
затормозил.  В  медицине  он  понимал  слабо.  Может  быть,  стоит  ввести
пострадавшей антишоковый препарат из аптечки? Да не сделать бы хуже...
   Шатилов перебрался назад, ощупал тело девушки под легким, не по сезону,
промокшим тонким платьицем. Переломов будто бы  нет,  но  шут  знает,  тут
нужен врач... Нет, лучше все-таки ничего самому не предпринимать и ехать в
больницу.
   Неожиданно девушка  открыла  глаза  и  посмотрела  на  Шатилова  вполне
осмысленным взглядом.
   - Вы кто? - прошелестела  она,  едва  слышимая  из-за  барабанящего  по
машине дождя.
   - Вам нельзя разговаривать, - сказал Шатилов ласково-убеждающе,  как  и
полагается говорить с тяжелобольными и ранеными. - Вы попали в  аварию,  я
отвезу вас в больницу...
   - Нет! - вскрикнула девушка, и ее лицо исказила гримаса боли. -  Только
скажите, кто вы? Вы не из них?
   - Из кого? - Шатилову пришло в голову, что девушка вследствие  шока  не
отдает себе отчета в сказанном, но тут он вспомнил о пистолете. - Я просто
проезжал мимо и увидел вашу разбитую машину. Сейчас мы едем в больницу,  и
вы...
   - Нет, - негромко, но твердо повторила девушка. - Прошу вас, не надо  в
больницу. Они найдут меня... Там.
   - Кто вас найдет? - Юрий Дмитриевич подумал, что сейчас едва  ли  имеет
смысл  ввязываться  в  разговоры.   Однако   пистолет   есть   пистолет...
Добропорядочные граждане не возят с собой оружия.
   - Я  не  знаю,  -  с  отчаянием  в  голосе  выдохнула  девушка.  -  Они
преследовали меня... Заставили ехать с ними...
   - Никого не бойтесь, - произнес Шатилов не так бодро, как  намеревался.
- В больнице вам помогут, а я тем временем извещу милицию.
   -  Ни  в  коем  случае!  Вот  тогда  они  точно  до  меня  доберутся...
Послушайте, я вполне в состоянии... А что с теми?
   - С людьми, которые были с вами в машине? Ну, им значительно хуже,  чем
вам... Они мертвы.
   - Слава богу! Мне повезло... Вот если бы еще повезло с вами...
   - В каком смысле? - осторожно спросил Шатилов. Теперь у него и  подавно
не складывалось впечатления, что девушка не в себе. Как бы ей ни досталось
при аварии, очевидно, она в здравом уме.
   - Отвезите меня куда-нибудь...  Куда  хотите...  Спрячьте  хотя  бы  на
несколько дней, а там...
   - Но вам обязательно нужен врач.
   - Ничего, выберусь... Если Господь устроил эту катастрофу,  то  не  для
того, чтобы меня тут же ухлопать...
   При этих словах Шатилов  подумал  об  Андрее  Бородине.  Друг  детства,
выросли в одном  дворе,  великолепный  хирург.  Он  поможет  и  не  станет
задавать лишних вопросов. При таком раскладе  ничто  не  мешает  выполнить
просьбу девушки. Почему бы и нет? Видимо, она и впрямь попала  в  беду,  а
детали можно выяснить и позднее.
   - Хорошо, - сказал Шатилов. - Я отвезу вас к себе домой, я  живу  один.
Вас осмотрит врач, это мой друг, он никому о  вас  не  расскажет...  Потом
посмотрим, что с вами делать.
   - Спасибо. - Девушка обессиленно  уронила  голову  на  спинку  сиденья,
прикрыла глаза, будто краткий разговор с Шатиловым дорого ей обошелся,  да
так оно, скорее всего, и было.
   Ливень заканчивался. В разрывах облаков уже проглядывало  клонящееся  к
закату солнце. Шатилов вернулся за руль, вывел машину на шоссе  и  надавил
на педаль акселератора.
   Остановившись у телефона-автомата, он позвонил Бородину  -  к  счастью,
тот оказался дома.
   - Приветствую, доктор... Да, столько же лет, сколько и зим. Да никуда я
не пропал, работаю, верчусь... Сам бы взял да  и  позвонил.  Нет,  Андрей,
пиво мы обсудим при встрече, а сейчас у меня к  тебе  просьба  на  миллион
долларов... Ты сильно занят?  А  отложить  это  нельзя?  Тогда  бери  свой
чемоданчик со страшными инструментами и срочно ко  мне...  Да,  пациент...
Точнее,  пациентка.  Автомобильная  катастрофа.  Почему,   почему!   После
объясню. Приезжай.
   Бегом возвратившись к машине, Шатилов с тревогой взглянул  на  девушку.
Она казалась спящей, но при звуке открывающейся дверцы приподняла  ресницы
и слабо улыбнулась.
   Коренной москвич, Шатилов жил в старом центре. Добирались они  довольно
долго, и дождь к тому времени  прекратился  совсем.  Подрулив  к  подъезду
четырехэтажного дома, Шатилов обернулся к пассажирке:
   - Как вы?
   - Да ничего, жива... Попробую сама вылезти...
   - Ну уж нет.
   Шатилов помог девушке выбраться из машины, взял ее  на  руки,  даже  не
ощутив веса, и отнес на третий этаж. Квартира Юрия Дмитриевича состояла из
трех больших комнат с раздельными входами. Прямо из  прихожей  можно  было
попасть в гостиную и кабинет, направо тянулся длинный коридор,  ведущий  в
спальню мимо ванной и кухни. Шатилов уложил девушку в спальне на  обширную
помпезную кровать, на которую он-многократно  покушался  после  развода  с
женой, но так и не собрался заменить на что-то менее вызывающее.
   В дверь позвонили. Шатилов отпер замок и впустил Андрея Бородина. После
лаконичных приветствий  и  краткого  очерка  событий  он  провел  друга  к
пациентке, а сам удалился в кабинет. Из-за  неплотно  прикрытой  двери  он
слышал  шум  воды  в  ванной,   позвякивание   медицинских   инструментов,
успокаивающее бормотание Бородина, невнятные реплики девушки.
   Полчаса спустя Бородин вошел в кабинет.
   - Ну что же, Юрка, - весело провозгласил он,  -  твоя  знакомая,  можно
сказать, в рубашке  родилась.  Ни  одного  перелома  -  правда,  множество
серьезных ушибов, легкое сотрясение мозга, и пару швов  пришлось  наложить
кое-где. Я сделал ей укол, пусть поспит. И вообще, побольше  есть,  спать,
побольше  положительных  эмоций...  Таблетки  ей  давай  вот  эти  и  эти,
дозировка там указана. Общеукрепляющее, для тонуса. Через недельку  зайду,
посмотрю. А через две недели будет как новенькая...
   - Спасибо, Андрюша. - Шатилов механически кивнул.
   - А теперь, - прищурился Бородин, - давай колись. Что за  автомобильная
катастрофа, кто это прелестное дитя и почему она здесь, а не в больнице?
   Шатилов выдвинул ящик стола, достал пачку сигарет, вытряхнул две штуки,
зажег обе и протянул одну другу. После всех этих  манипуляций  он  ответил
одной лишь фразой:
   - Не знаю, Андрей.
   Брови врача поползли вверх.
   - Как так?
   - А вот так, - усмехнулся Шатилов. - Не знаю даже, как ее зовут.
   - Она тебе не представилась? А  я  достиг  больших  успехов.  Ее  зовут
Марина, олух...
   - Благодарю за информацию.  Слушай,  Андрей,  временно  оставь  меня  в
покое, а? Тут какая-то странная история, сиреневый  туман...  Мы  с  тобой
знакомы не один год, и честное слово, как только что-то  прояснится,  тебе
первому...
   Бородин испытующе посмотрел на Шатилова:
   - Ну, ну... Желаю поскорее выбраться из сиреневого тумана.
   - Может, все это и чепуха какая-нибудь.
   - Ты госбезопасность, тебе виднее... Так я пошел?
   - Не обижайся.
   - Обижаются гимназистки. Пока... Звони.
   - Вот еще что, Андрей, - сказал Шатилов, когда Бородин  уже  перешагнул
порог. - О Марине... О том, что она здесь...
   - Понял, понял, никому. Могила.
   Отсалютовав сигаретой, Бородин исчез. В прихожей хлопнула дверь.
   Шатилов развернул кресло к письменному столу. С минуту он сидел, сцепив
руки на затылке и тупо глядя на выключенный  компьютерный  монитор,  потом
встал и направился в спальню. Марина лежала на  спине  и  ровно  дышала  с
закрытыми глазами. Над правой бровью белела полоска пластыря. В  тазике  у
кровати, в розовой воде, плавали пустые ампулы с  отломленными  головками,
окровавленные тампоны, еще какие-то использованные медицинские причиндалы.
Платье девушки валялось в углу - Бородин закутал ее в любимый  шатиловский
плед. Вид скомканного платья напомнил Шатилову о том,  что  и  его  одежда
мокра  и  грязна.  Он  подхватил  тазик,  поплелся  в   ванную.   Медленно
раздеваясь, он ощутил тяжесть в кармане куртки. Пистолет.
   В магазине "дженнингса" оставалось два патрона,  но  едва  ли  из  него
стреляли недавно - возможно, только  двумя  и  зарядили.  Шатилов  положил
пистолет на полку возле зеркала, влез под душ и с наслаждением зафыркал.
   После душа  он  облачился  в  халат,  отнес  "дженнингс"  в  кабинет  и
возвратился в спальню. Удобно устроившись в кресле у изголовья кровати, он
смотрел на спокойное лицо Марины - просто  сидел  и  смотрел,  не  пытаясь
размышлять о ней и тем более выстраивать какие-либо гипотезы. Годы  службы
в КГБ научили его железному правилу: не делать никаких  предположений  при
недостатке информации... Интересно, нашли уже  потерпевший  аварию  "БМВ"?
Там могли сохраниться отпечатки пальцев Шатилова... Хотя ливень, вероятно,
их смыл, но в таких случаях никогда не знаешь наверняка.
   Номер  автомобиля  Шатилов,  разумеется,  запомнил,  но   в   инспекции
дорожного движения у него знакомых  нет...  Вот  напрасно  он  не  обыскал
трупы. Если не документы, то записные книжки могли бы обнаружиться,  да  и
мало ли что другое.
   Юрий Дмитриевич поймал себя  на  том,  что  рассуждает  таким  образом,
словно ему поручено расследование инцидента на шоссе. Но он изначально  не
собирался ничего расследовать - найдя машину, хотел звонить  в  милицию...
Не собирается и сейчас. Что бы ни рассказала ему девушка, он  ни  в  какую
борьбу за справедливость ввязываться не станет. Хватит, все, довольно было
этой борьбы в жизни. Помочь - да, поможет в меру сил, если потребуется. Но
не более того.
   Марина зашевелилась и что-то прошептала во сне.  Шатилов  наклонился  к
ней, поправил плед. Девушка вздрогнула, заморгала спросонья.
   - А, это вы... - Узнав Шатилова, она успокоилась. - Я все еще у вас?  А
где доктор?
   - Доктор ушел. Вы у меня, все в порядке... Спите, вам надо  спать.  Еще
лекарство действует.
   - Я не хочу спать. - Марина рывком приподнялась на подушке.  -  Вернее,
хочу, но не могу. Как вас зовут?
   - Юрий Дмитриевич.
   - Я Марина Стрельникова... А вы часом не журналист? - добавила  она  не
то с надеждой, не то с опаской.
   - Часом нет. - Шатилов улыбнулся, подкладывая под голову Марины  вторую
подушку, чтобы ей не приходилось напрягать мышцы в полусидячем  положении.
- Я обыкновенный гражданин, руковожу небольшой фирмой.
   - А, вот как... - протянула Марина, и снова Шатилов не разобрался в  ее
интонации.  Разочарование  или  облегчение?  -  Юрий  Дмитриевич,  я  хочу
рассказать вам...
   - Нужно ли сейчас, Марина? Потом расскажете, отдыхайте...
   - Нет. - Девушка тряхнула головой и сморщилась от боли. -  Сейчас.  Мне
страшно, я ровно ничего не понимаю... Юрий Дмитриевич, я меньше всего хочу
впутывать вас в свои проблемы, даже совета никакого не жду. Я  отлежусь  и
уйду... Придумаю что-нибудь... Но выговориться я должна, понимаете?!
   Последние слова прозвучали как мольба об исповеди, и  Шатилов  не  стал
больше противоречить, а вместо того предложил заварить  крепкого  сладкого
чаю.
   - Спасибо, нет, - отказалась Марина. - Лучше дайте мне сигарету...
   Шатилов с сомнением поднял брови, но просьбу  выполнил.  Марина  нервно
затянулась несколько раз подряд.
   - Голова кружится, - пожаловалась она, щелкнув ногтем по  сигарете  над
поднесенной Шатиловым пепельницей. - Юрий Дмитриевич,  вам  ни  о  чем  не
говорит моя фамилия?
   - Стрельникова? Гм... Не припоминаю. А я должен вас знать?
   - Не меня. Возможно, вы слышали о  моем  отце.  Профессор  Стрельников,
знаменитый историк, член-корреспондент Академии наук. Он часто выступал  в
газетах, на телевидении. Его книги  издавались  огромными  тиражами  и  на
прилавках не залеживались...
   - Извините, Марина. - Шатилов сделал жест сожаления. - Моя жизнь  очень
далека от таких вещей.
   - Да, конечно... Но теперь вы знаете. Отец... Он умер от инфаркта месяц
назад. Я осталась совсем одна, ведь мамы давно нет... Так  вот,  незадолго
до  смерти  отец  принес  домой  старинную  рукописную  книгу.   Немецкую,
шестнадцатого века. Это была именно рукопись в переплете,  а  не  печатная
книга. Отец очень много работал с ней. Залезал в  какие-то  научные  сайты
Интернета,  составлял  схемы,  графики,  заказывал  громадное   количество
литературы по самым разным эпохам и странам, сутками проживал в архивах...
Понятно, я  извелась  от  любопытства.  Спрашивала,  но  отец  отказывался
говорить об этой работе, только становился все мрачнее и... Как сказать...
Озадаченнее,  что  ли,  словно  столкнулся  с  чем-то  превосходящим   его
разумение. Однажды мне все-таки удалось разговорить  его.  Он...  Нет,  он
ничего не утверждал наверняка, ученые его уровня за сенсациями не гоняются
и, пока все не будет перепроверено сотни раз... Но  то,  что  я  услышала,
меня просто ошеломило.
   Марина замолчала, глядя в потолок. Столбик  пепла  с  забытой  сигареты
упал на плед. Шатилов смахнул его и решился напомнить о себе:
   - И что же вы услышали?
   Посмотрев на Шатилова так, будто видит его  впервые,  девушка  медленно
произнесла:
   - Вы не сочтете меня сумасшедшей или... лгуньей?
   - Постараюсь.
   -  Ладно...  Тому,  кто  говорит  "А",  приходится  сказать  и   "Б"...
Слушайте...
   Рассказ Марины об исследованиях профессора Стрельникова, вернее, о  той
их части, о какой  историк  счел  нужным  поведать  дочери,  длился  минут
десять. Когда она закончила, Шатилов признался себе, что ее опасения  быть
принятой за сумасшедшую или фантазерку не совсем безосновательны...
   - У вас такой взгляд... - сказала Марина. - Вот так я смотрела на отца,
когда он мне все это выложил. Юрий Дмитриевич, я всего лишь  передала  вам
его слова. Я не могу ни подтвердить их, ни опровергнуть. Но только  вскоре
после того разговора отец  умер,  и  начался  весь  этот  кошмар...  После
похорон  пришли  какие-то  незнакомые  люди,  представились  институтскими
коллегами отца.  Толковали  о  научной  преемственности,  о  необходимости
сохранить творческое наследие.  Сочувствовали  якобы  моему  горю,  налили
коньяк, вроде чтобы я успокоилась. Я выпила и впала в какой-то транс...  А
они шарили в письменном столе, в шкафах. Потом спросили  меня  напрямую  о
той рукописи. Я ответила, что ничего не знаю, я  действительно  не  знала.
Они ушли... По-моему, они ничего не унесли с собой... На следующий день  я
позвонила в институт, говорила с людьми из  руководства,  с  теми,  кто  в
самом деле работал с отцом. Оказалось, никто никого не присылал... Тогда я
сама внимательно осмотрела всю квартиру, те места, где отец  мог  спрятать
рукопись. Ее нигде не было... Исчезли и рабочие записи отца, а относящиеся
к рукописи компьютерные файлы были стерты. Потом в мое  отсутствие  кто-то
забрался в квартиру,  устроил  форменный  погром,  но  дорогая  аппаратура
осталась на месте. Пропали только деньги, небольшая  сумма.  Вероятно,  их
взяли для отвода глаз... Меня преследовали странными телефонными звонками,
советовали припомнить,  где  рукопись,  угрожали...  За  мной  следили  на
улицах... И вот сегодня явились двое с пистолетом, посадили меня в машину,
повезли куда-то. Ехали они очень быстро, а куда приехали, вы знаете...
   Долгая взволнованная речь утомила девушку, и она обессиленно опустилась
на подушки. Шатилов задумчиво курил, сидя в кресле. Такой  истории  он  не
ожидал... Собственно, он и вообще не ожидал ничего конкретного, но  логика
и  опыт  подсказывали,  что  девяносто   девять   процентов   криминальных
приключений имеют весьма банальную подоплеку,  как  бы  загадочно  они  ни
выглядели поначалу. А тут...
   - Марина, - Шатилов добавил в голос низких  частот,  которые,  как  ему
казалось, помогают достигнуть доверительной интонации, - мой вопрос,  быть
может, причинит вам... Ну, словом, была ли смерть вашего отца...
   -  Естественной?  -   подхватила   Марина,   снова   приподнимаясь.   -
Спрашивайте, не стесняйтесь. Я и сама себя спрашивала об этом. У него было
очень больное сердце, а он работал  на  износ,  и  с  таким  эмоциональным
напряжением... Медицинское заключение - обширный инфаркт, да  только  черт
их знает... Может, и сыпанули  какой-нибудь  хитрой  гадости,  как  мне  в
коньяк... Только вряд ли. Ведь если сыр-бор разгорелся из-за той рукописи,
они бы ее сначала украли, отняли или как там, а не искали бы потом.
   - Резонно, - заметил Шатилов. - Но  почему  они  решили,  что  рукопись
скрываете именно вы? Вы о ней кому-нибудь говорили? Я  имею  в  виду  -  о
выводах профессора?
   - В том-то и дело, что да! - Марина попыталась  щелкнуть  пальцами,  но
это вышло беззвучно. - Только не о выводах. Отец выразился бы  осторожнее:
о потенциальной возможности выводов. Меня просто распирало, я была в такой
растерянности, и поделиться с кем-то...  Ну,  это  было  необходимо,  и  я
думала, что могу доверять тому человеку...
   - Кому?
   - Мой  друг,  или  приятель,  или  возлюбленный,  или  как  его  теперь
называть... Потом уж я сложила два и два. Он возник  в  моей  жизни  сразу
после того, как у отца появилась рукопись, а исчез, когда отец умер... Ну,
что я могла заранее подозревать? А получилось, что я даже не знаю, где его
найти.
   - Понятно, - сказал Шатилов,  возвращаясь  к  обычному  тону.  -  И  вы
решили, что за рукописью охотятся из-за ее содержания. А ну как все проще?
Этот раритет может стоить кучу денег.
   - Юрий Дмитриевич, да какая мне разница почему?! -  воскликнула  Марина
едва ли не в слезах. - Они за мной охотятся, _за мной_! Вот я выйду от вас
- и куда мне идти? Моих знакомых они наверняка вычислили... В милицию? Что
я там расскажу, чем мне там помогут? А вот те негодяи меня через милицию в
два счета отыщут. Думаете, у них нет связей?
   - А вы не преувеличиваете их  всемогущества?  -  Шатилов  потянулся  за
новой сигаретой.
   - Откуда я знаю! - взорвалась девушка. - Я  боюсь!  Я  не  хочу,  чтобы
снова тыкали пистолетом под ребра...
   - Успокойтесь. - Шатилов положил руку на плечо Марины.  -  Здесь  вы  в
безопасности... Вот  что,  я  открою  вам  маленький  секрет.  Я  не  имел
намерения вмешиваться в ваши дела, но вы меня заинтересовали. Смогу я  для
вас что-то сделать или нет, вопрос другой, но пока вы  можете  остаться  у
меня.
   Марина просияла, но тут же нахмурилась:
   - Пока - это сколько? Неделю, месяц, год? Они не отстанут...
   -  Ну,  не  смотрите  на  вещи  так  трагично...  Все  меняется,  и  не
обязательно в худшую сторону.
   - Наверное, вы правы, - со вздохом  произнесла  Марина.  -  Только  вам
хорошо рассуждать, а я...
   - А вам пора отдыхать, - заключил Шатилов с  притворной  строгостью.  -
Крепкий сон, утреннее солнышко и легкий завтрак  еще  никому  не  ухудшали
настроения.  Обещаю,  утром  мы  с  вами  на  свежую  голову  обсудим  все
подробнее. Помните завет барона Мюнхгаузена? Нет безвыходных положений.
   - Винни-Пух считал иначе, - кисло отметила девушка. - И у него  имелись
свои основания... Господи, как я устала...  Что  мне  вколол  ваш  доктор?
Плыву...
   Последние слова  она  пробормотала  в  полусне.  Электрическая  энергия
возбуждения,  отодвинувшая  было  действие  снотворного  на  задний  план,
иссякла до конца, и  теперь,  даже  если  бы  Шатилов  пожелал  продолжить
разговор, ничего бы не вышло. Марина спала, по-детски  сунув  ладошку  под
щеку.
   Шатилов плотнее укрыл девушку пледом, подобрал разукрашенное  кровавыми
пятнами платьице, бросил его в стиральную машину  в  ванной  по  дороге  в
кабинет. Он проголодался, но не смог заставить себя тащиться  на  кухню  и
готовить ужин. На  краю  письменного  стола  лежала  надорванная  упаковка
чипсов, и Шатилов решил, что этого вполне  хватит,  особенно  если  запить
остатками  коньяка.  Он  проглотил  содержимое  полной   рюмки,   состроил
недовольную гримасу, вновь закурил.
   "Что  делать?"  -  пресловутый  русский  вопрос,  мысленно   усмехнулся
Шатилов. Несмотря на очевидное неравнодушие к рассказу  девушки  (а  может
быть, и к ней самой?), он по-прежнему не испытывал  ни  малейшего  желания
ввязываться в какие бы то ни было авантюры. Но,  видимо,  не  получится  и
невинность соблюсти, и капитал  приобрести...  Как  удачно,  что  на  днях
приезжает Сашка Кремнев! Этот парень и порох  выдумает...  Точнее,  раньше
мог выдумать, поправил себя Шатилов. Каким-то  он  увидит  Кремнева  после
восьмилетнего отсутствия и десять лет спустя после той  страшной  истории,
стоившей обоим карьеры в КГБ... Да, Шатилову - только карьеры, а  Кремневу
она обошлась намного дороже.
   В телеграмме Кремнева из Санкт-Петербурга не был указан день  прибытия,
но если Саша просит готовиться, надолго не  застрянет.  Крайне  любопытно,
что он скажет о проблемах Марины Стрельниковой... Сам Шатилов не спешил  с
мнениями и прогнозами. Загадка старинной рукописи могла разрешаться  самым
примитивным образом... Но если это не так, тогда Юрий  Дмитриевич  Шатилов
еще никогда не оказывался лицом к лицу с обстоятельствами более странными.
7
   Кабинет  весь  дышал  старомодным  уютом,  несмотря  на   царящий   тут
беспорядок, а возможно, благодаря ему. Таких комнат Олег Мальцев не  видел
давно, если вообще когда-нибудь видел воочию, а  не  в  фильмах  из  жизни
дореволюционных русских интеллигентов.  Удивляло  не  количество  книг  (у
любого образованного человека их немало),  а  непринужденная  гармония  их
размещения. Книги словно были готовы к естественному  диалогу  с  хозяином
кабинета, как разумные существа, обладающие собственной  свободной  волей.
Кроме книг, здесь были пухлые папки, набитые газетными вырезками и пачками
рукописных листов, торчащих  из-под  потрепанных  обложек,  географические
карты и атласы, какие-то вычерченные от руки планы  и  схемы,  наброски  и
заметки для  памяти,  раскрытые  ежедневники,  записные  книжки.  Все  это
идеально сочеталось с удобной ветхой мебелью, созданной не  для  украшения
интерьера, а для полноценной творческой работы.
   Сам хозяин кабинета, Алексей Григорьевич Илларионов, сидел перед гостем
в плетеном кресле-качалке со стаканом чая в руке (такой же стакан стоял на
столе у локтя Олега). В разговоре возникла  пауза,  и  пока  она  длилась,
Мальцев разочарованно думал о том, что его долгие и сложные  поиски  снова
привели в тупик.
   - Видите ли, Олег, - сказал Алексей Григорьевич,  отставляя  стакан,  -
непосредственно вашей темой мне  заниматься  не  довелось.  О,  совсем  не
потому, что она лишена интереса, вовсе  нет.  Но  знаете,  кто-то  однажды
сравнил человеческую жизнь с воронкой. Сначала она  вбирает  в  себя  все,
затем только самое главное и под конец - единственное. А у  меня  осталось
так мало времени, чтобы закончить книгу о людях, которые были мне близки и
дороги и которых уничтожили очень далеко от вашего таежного объекта...
   - Значит, вы ничем не в состоянии мне помочь, - вздохнул Мальцев.
   - Не торопитесь, молодой человек, - улыбнулся Илларионов очень  светло,
не по-старчески. - О  начале  того  строительства  в  сороковых  годах  вы
действительно вряд ли что-либо узнаете. НКВД тщательно прятал  эту  тайну.
Документов, скорее всего, не осталось, а найти очевидцев не так-то  легко.
Но я дам вам один адрес... Это  маленький  музей,  существующий  благодаря
энтузиазму моего друга, Александра Денисовича Бортянского.  Это  настоящий
подвижник...  Так  вот,  в  его  музей   была   передана   часть   недавно
рассекреченных документов НКВД-МВД. Их чуть не сожгли, потому что они мало
кого из историков интересовали. Ведь относятся они к эпохе конца сороковых
-  середины  пятидесятых,  прекрасно  изученной  по  другим  источникам...
Конечно, если бы в них обнаружилась сенсация... Но ее не  обнаружилось,  и
Бортянский выпросил бумаги для себя.
   - Конец сороковых? - повторил Мальцев  с  недоумением.  -  Но  если  не
ошибаюсь, объект начали строить в сорок первом, а  забросили,  как  только
немцев долбанули под Москвой... И кажется, окончательно о нем забыли после
Сталинграда?
   - Вы снова торопитесь, -  упрекнул  его  Илларионов.  -  Ваши  сведения
весьма точны, но неполны.
   - Где же мне было взять полные... Об этом либо никто ничего  не  знает,
либо не хотят говорить.
   - Слушайте дальше, - продолжал Алексей Григорьевич. -  В  разговоре  со
мной Бортянский как-то упомянул о том,  что  некие  события  вокруг  этого
объекта развернулись и в пятьдесят третьем, вскоре после  смерти  Сталина.
Увы, подробностей я не знаю, эта тема  всплыла  случайно,  мы  говорили  о
другом...  Но  если  вы  обратитесь  к   Александру   Денисовичу,   он   с
удовольствием  побеседует  с   вами,   покажет   документы...   Сошлитесь,
разумеется, на меня. Если поедете прямо сейчас, обязательно застанете  его
в музее...
   -  Алексей  Григорьевич,  -  с  чувством  произнес  Мальцев,  -  вы  не
представляете, как я вам благодарен...
   Илларионов записал адрес на календарном листке и протянул Олегу.
   - Спасибо. - Мальцев сложил листок вдвое, спрятал в карман.
   - А вот с благодарностями  лучше  повременить,  -  предостерег  Алексей
Григорьевич. - Возможно, и у Бортянского  вам  не  повезет.  Однако  желаю
удачи...
   Пожав Илларионову  руку,  Мальцев  попрощался  и  вышел  на  улицу.  Он
направлялся к станции метро, чтобы немедленно ехать в музей Бортянского, и
даже пасмурный ветреный день  не  портил  его  настроения.  Неужели  после
стольких безуспешных попыток он все же набрел  на  правильный  путь?  Ведь
куда он только не совался в поисках сведений о загадочном объекте, даже по
чудом добытой рекомендации в закрытый отдел Центрального архива ФСБ! Нигде
ничего или почти ничего сверх того, о чем поведал Сретенский незадолго  до
своего исчезновения в  дальневосточной  тайге.  Злотникова,  руководившего
экспедицией к  объекту,  разыскать  не  удалось,  организовывать  же  свою
собственную экспедицию Мальцев считал преждевременным, да и средств на нее
не имел. Что касается  Малыгина  и  Петрова,  непосредственных  свидетелей
того, как пропали Сретенский и Кудрявцева, они и слышать об этом больше не
хотели. Их психика оказалась подорванной -  безвозвратно  или,  во  всяком
случае, надолго.
   И вот теперь, похоже, появился шанс.
   Мальцев недолго проплутал в поисках  музея,  располагавшегося  всего  в
двух перегонах метро от дома Илларионова. Уже у дверей  он  убедился,  что
слово  "музей"  звучит  тут,  пожалуй,  слишком  громко,  а  когда  вошел,
удостоверился в этом окончательно - просто две комнаты  в  большой  старой
московской квартире. Александр Денисович Бортянский принял гостя  тепло  и
выслушал его без особого удивления - ведь об аномальных явлениях  Олег  не
упоминал, речь шла только об истории объекта в тайге.
   - Да, - сказал хранитель домашнего музея. - У меня есть  документы,  но
внимательно я с ними пока не работал. Я, знаете  ли,  иду  по  хронологии,
сейчас занимаюсь 1950  годом...  Объект,  который  вас  интересует,  носил
кодовое наименование "Сторожка". Он действительно был  законсервирован  во
время войны, но, когда умер Сталин, работы там возобновились  -  построили
аэродром, подвели дополнительные железнодорожные ветки, туда  направлялись
какие-то эшелоны с оборудованием... Не знаю, почему "Сторожка" вновь ожила
- может быть, опасались грядущего ядерного конфликта? Но 10 июля 1953 года
пресса сообщила об аресте Берия,  и  уже  другие  заботы  завладели  умами
властей предержащих... Думаю, именно  тогда  "Сторожку"  забросили,  чтобы
больше к ней не возвращаться. Впрочем, подробности вы найдете  в  бумагах.
Сейчас...
   Бортянский открыл громадный пыльный шкаф и принялся рыться  на  верхней
полке. Олег наблюдал за ним, сдерживая нетерпение.
   - Но для чего все-таки предназначалась "Сторожка"?  -  спросил  он,  не
дожидаясь окончания поисков. - Убежище для правительства? Командный  пункт
на случай новой войны?
   - Сию минуту, юноша, -  отозвался  Бортянский,  перекладывая  папки.  -
Сейчас мы с вами вместе почитаем... Хотя могу вам сказать заранее,  прямых
сведений о назначении объекта в документах нет... Там о  строительстве,  о
снабжении... Где же это... Красная такая папка с надписью "1953"...  Здесь
лежала...
   Хранитель музея растерянно оглянулся на Мальцева:
   - Ее здесь нет.
   - Как нет?! - подпрыгнул Олег. - Александр Денисович, а вы уверены, что
она именно там лежала? Не могли вы ее куда-то в другое место...
   - Не мог, юноша! - сердито  перебил  Бортянский.  -  Я  немолод,  но  с
памятью у меня все в порядке.
   - Простите, - пробормотал Олег. - Значит... Ее похитили?
   - Не представляю, кому понадобилось похищать рассекреченные  документы,
которые  вдобавок  собирались  уничтожить,  -  пожал   плечами   Александр
Денисович.
   - Но ведь рассекречивали  одни,  а  похитить  могли  совсем  другие,  -
заметил Мальцев.
   - Помилуйте... Забраться  сюда,  подбирать  ключ...  Или...  Кто-то  из
посетителей? Но зачем, зачем? Прежде чем попасть ко мне, эти папки  ходили
в кругах историков... Если кого-то так уж интересовала "Сторожка", он  мог
заполучить эти документы менее драматичным способом...  Правда,  бумаги  в
той  папке  касались  не  только  "Сторожки".  Было  кое-что  о  событиях,
предшествующих  аресту  Берия,  о  политической  ситуации  в   стране,   о
кремлевских интригах... Но уверяю вас, абсолютно ничего такого, о  чем  бы
уже не писали десятки раз, по свидетельствам очевидцев, по другим архивам!
Не понимаю...
   Дальнейшая  беседа  состояла  в  основном  из  сетований   Бортянского,
разбавленных сочувственными репликами Олега. Тщетно  попытавшись  вытянуть
из Александра Денисовича более объемную информацию о содержимом  пропавшей
папки, Мальцев откланялся.
   По пути домой он сопоставил две вещи.  То,  что  уцелевшие  сведения  о
"Сторожке" существовали себе тихонько, не  привлекая  ничьего  внимания...
Пока ими не заинтересовался он, Мальцев. И то, что теперь они  испаряются,
и возможно, не только из домашнего  музея  Бортянского.  Не  он  ли,  Олег
Мальцев, поднял эту волну? Или он  придает  своей  персоне  преувеличенное
значение?
   Едва Олег успел разуться в прихожей,  зазвонил  телефон.  Мальцев  снял
трубку:
   - Алло.
   - Добрый вечер, Олег, -  приветствовал  его  незнакомый  голос.  -  Рад
наконец вас слышать. Я звонил, но  вы  отсутствовали.  Вероятно,  навещали
ваших друзей, Илларионова и Бортянского?
   - Кто это? - грубо бросил Олег, маскируя замешательство.
   - Тоже друг, желающий вам добра.
   Мальцев  ощутил  легкий  укол  ледяной  иголочки  страха.  Было  что-то
пугающее, парализующее волю в этом вежливом вкрадчивом голосе.
   - Что вам нужно?
   - Нужно, чтобы вы прекратили возню  вокруг  "Сторожки"...  Поверьте,  я
забочусь о вашей безопасности.
   - Вы же украли документы у  Бортянского.  -  Мальцев  прятал  испуг  за
показной резкостью. - Дело сделано, разве нет?
   - Да, конечно, - охотно согласился невидимый собеседник. - В  том,  что
касается Бортянского. Но история, видите ли,  довольно  масштабна.  Мы  не
можем тратить время на вычисление всех сохранившихся бумаг и свидетелей. И
вам, и нам будет спокойнее, если вы попросту перестанете мутить воду.
   - А если я откажусь?
   - Поступите глупо.
   Эти слова прозвучали с такой интонацией,  с  какой  обычно  заканчивают
разговор. Прежде чем неизвестный абонент успел отключиться, Олег торопливо
выпалил:
   - Вам известна судьба Кудрявцевой и Сретенского?
   Ответ последовал не сразу.
   - Допустим, что да.
   - То, что с ними случилось... Это связано со "Сторожкой"?
   - Нет... Не впрямую. И вы  не  приблизитесь  к  разгадке,  если  будете
рыться в архивах НКВД. Вашу проблему это не решит, а нам  может  помешать.
Так что подумайте... До свидания.
   В трубке раздались короткие гудки.
8
   Стивену Бренту очень хотелось спать. Еще больше ему хотелось выпить, но
ни того, ни другого он не мог себе позволить.
   Цветная  подмигивающая   схема   на   экране   компьютерного   монитора
впечатывалась в мозг Брента, как типографское клише. Он давно бы выучил ее
наизусть, если бы Конуэй не вносил ежеминутных поправок, манипулируя мышью
на столе.
   - Еще раз, Стив, - сказал Конуэй и поднес к губам чашку с горячим кофе.
- Стираем секторы с первого по восьмой, увеличиваем девятый,  оставляем  в
резерве десятый и одиннадцатый.
   Мышь ткнулась вправо и влево в пределах коврика,  схема  преобразилась,
словно рождественская реклама на фасаде супермаркета.
   - Дэвид Хилл,  -  прокомментировал  Конуэй,  глядя  на  экран,  -  Крис
Корриган и Уильям Тейлор. Анализ предварительных  данных  свидетельствует,
что кто-то из этих троих мог передать противнику...
   - Гипотетическому противнику, -  устало  поправил  Брент,  которому  до
смерти надоел педантизм Конуэя.
   - Гипотетическому противнику, - повторил Конуэй как ни в чем не бывало,
- информацию о "Скай Скрутинайзере"  и  любой  из  них  имел  практическую
возможность  воздействовать  на  спутник  путем   внесения   изменений   в
микромолекулярную  структуру  управляющих  процессоров  либо  внедрения  с
помощью сообщников вирусоподобных программ...
   - Очень хорошо, Джим, - протянул Брент страдальчески. - И кого из троих
ты определяешь мне в подопечные?
   - Наибольшее подозрение вызывает, конечно,  Тейлор,  особенно  эта  его
поездка в Гаррисберг, о которой толком ничего не известно... Но под него и
без тебя копают. Так что выбирай из двоих.
   - Выбираю Хилла, работы меньше... Только не верю  я  в  их  виновность,
Джим. Кто угодно, но не они.
   - Почему?
   - Да потому, что не вижу мотивов. - Брент опустил ноги со стола и  взял
сигарету. - С какой стати кому-то из них продаваться иностранным разведкам
или еще какой-то нечистой силе? Биографии всех троих безупречны,  зацепить
их не на чем... Деньги, просто деньги? Но они обеспечены, если не  сказать
- богаты. Ты бы стал рисковать головой ради лишнего нуля  после  единички,
который в принципе тебе ни к чему?
   - Я - нет. - Конуэй покачал головой. - Но есть личности, которые...
   - Есть, есть... Только те личности  банки  грабят,  а  не  работают  на
правительство США. Разве ты не изучал их психологические портреты?
   - Изучал... Но факты, Стив! Они упрямее психологии. Я согласен с тобой,
деньги, шантаж в нашем случае маловероятны. Тут должна быть очень  сильная
мотивация, очень. Вот какая?.. Может, диверсант никому и  не  продался,  а
действовал по неким личным причинам?
   - А тебе не приходило в голову, - Брент иронично прищурился, - что  все
же никакой диверсии не было и хваленый "Скрутинайзер" грохнулся сам собой?
Такое случается, Джим. Вспомни "Челленджер".
   - Я приму эту версию к сведению, - Конуэй скупо улыбнулся, -  но  после
того,  как  на  мой  стол  лягут   доклады,   неопровержимо   доказывающие
невиновность всех троих.
   - Убедил! - Брент шутовски поднял руки вверх. - Теперь сделай  милость,
убирайся, а? Я не спал двое суток.
   - И надеюсь, больше двух часов спать и не будешь, - напутствовал Конуэй
на прощание.
   Проводив начальника группы  "Д"  Агентства  национальной  безопасности,
Брент прошаркал обратно в кабинет, выключил осточертевший компьютер, налил
свежего кофе. В последние сорок восемь часов он действительно спал  только
урывками, но избавиться от Конуэя стремился  отнюдь  не  поэтому.  Стивену
Бренту (или Игорю Борисовичу Дубровину, как его звали когда-то  в  России)
необходимо было остаться одному и подумать.
   Внедрение Дубровина в группу "Д",  святая  святых  АНБ  США,  считалось
одной из крупнейших удач российской военной разведки, а произошло это едва
ли не случайно. Нелегал Дубровин  работал  под  именем  Стивена  Брента  в
Англии,  в  одном  из   полузакрытых   правительственных   учреждений,   к
деятельности которого внимательно присматривались американцы.  Сведения  о
Бренте - в числе прочих сотрудников учреждения - передавались в ЦРУ, но на
том бы все и кончилось, не вмешайся тогда судьба, провидение  или  случай.
Бренту повезло - он оказал крупную услугу некоему американскому  эмиссару.
Тот не остался в долгу, предложив перспективному  англичанину  перебраться
за океан и занять пост в известной аналитической структуре. Дальнейшее уже
зависело от самого Брента и закулисной поддержки не  только  его  высокого
покровителя, но и пресловутой руки Москвы.  Не  прошло  и  двух  лет,  как
блестяще проявивший себя, абсолютно лояльный Стивен Брент работал в АНБ, а
затем получил приглашение войти в состав группы "Д".
   Сейчас перед Брентом стояла трудная задача. Он разделял мнение Конуэя о
том, что в истории со спутником наиболее подозрителен именно  Тейлор.  Да,
можно допустить, что он приложил здесь  руку,  но  важен  мотив.  Основных
вариантов было  два.  Первый  -  Тейлор  действовал  по  заданию  какой-то
российской спецслужбы, никак не связанной с Брентом и не  осведомленной  о
его существовании. Второй - он получил задание спецслужбы иной страны  или
имел собственные побуждения. Брент считал, что  это  необходимо  выяснить,
несмотря  на  немыслимую  сложность  такого  расследования.  Если   Тейлор
сотрудничает с Москвой, нужно помочь ему, вывести из-под удара. Если нет -
добыть  (скрыв  от  коллег  из  АНБ!)  доказательства  его   преступления,
пригрозить разоблачением и заставить работать на Россию. Жаль, что  нельзя
попросту запросить Москву - "наш ли человек  Тейлор?".  Каждая  спецслужба
тщательно оберегает свои внутренние секреты. Вероятно, вопрос о Тейлоре  в
конце концов выяснится, но время будет безвозвратно упущено.
   Кофе совсем остыл, пока Брент размышлял над своей  проблемой.  Вплотную
заниматься Тейлором мешает непосредственное поручение Конуэя,  Хилл...  Но
можно и совмещать.
   Поднявшись с жесткого стула, Брент добрел до аптечки. У него  есть  два
часа  на  сон,  подарок  Конуэя...  Но  если   сон   заменить   таблетками
стимуляторов,  эти  два  часа  не  пропадут  зря.  Мистер  Брент  начинает
раскопки, пока с доступных сведений.
9
   Санкт-Петербург - Москва, сентябрь 1998 года
   Самолет заходил на посадку, и его раскачивало, как  яхту  в  шторм.  На
столике под иллюминатором валялись карты - Кремнев играл в изобретенную им
только что  игру  с  дочерью  своей  двоюродной  сестры,  Ирой  Матвеевой.
Потаенный смысл создания причудливого коктейля  из  блек-джека,  бриджа  и
русского дурака заключался в том, чтобы отвлечь и занять девушку,  которая
побаивалась самолетов, в особенности взлетов и посадок.
   Сделав очередной ход, Кремнев выжидательно посмотрел на Иру и  невольно
залюбовался ею. Ире лишь недавно исполнилось пятнадцать лет, но  выглядела
она на  все  восемнадцать  -  высокая,  статная  золотоволосая  красавица.
Кремнев любил ее, как любил бы собственную дочь, которой у него не было...
Эта  девушка  и  ее  мать,  двоюродная  сестра  Кремнева,  -  вот  и   все
по-настоящему близкие люди в его жизни... Да еще, пожалуй, Юра Шатилов. Но
Шатилова он не видел восемь лет, с тех пор как переехал из ставшей чужой и
холодной Москвы в Санкт-Петербург. Какой будет их долгожданная встреча?..
   -  Саша!  -  Голос  девушки  вернул  Кремнева  к  игре.  -  Ты   ходить
собираешься?
   - А... Да. Вот, получите. - Кремнев бросил на стол пикового туза.
   - Ой, мама... - Ира  выдала  свою  фирменную  смешную  гримасу.  -  Тут
подумать надо...
   - Не думать надо, а сдаваться, - наставительно сказал Кремнев.
   - Фиг вам, Александр Андреич...
   Ира называла Кремнева то Сашей, то дядей Сашей, то  по  имени-отчеству,
хотя возрасту Кремнева больше соответствовало последнее -  ему  перевалило
за тридцать восемь. Впрочем, он не препятствовал любому обращению.
   Самолет накренился и плавно пошел вниз. Ира тихонько охнула,  торопливо
сглотнула, чтобы не закладывало уши.  Кремнев  ободряюще  потрепал  ее  по
плечу. Он делал вид, что изучает карты, но мысли его были далеко, ведь  он
возвращался в Москву... В город,  где  взорвалась  его  жизнь  десять  лет
назад, в июле восемьдесят восьмого.
10
   Москва, 14 июля 1988 года
   - Товарищ капитан! Александр Андреевич!
   Кремнев обернулся, чтобы посмотреть, кто его зовет. У  кромки  тротуара
стоял коричневый "фольксваген".  Одна  из  последних  моделей,  машинально
отметил двадцативосьмилетний капитан КГБ, стало быть, выпущена недавно.  А
вот выглядит изрядно потрепанной, видимо, нещадно эксплуатировалась.
   Профессиональный взгляд капитана цепко схватил номерной знак автомобиля
- цифры мгновенно отпечатались в памяти.  За  рулем  "фольксвагена"  сидел
безмятежный молодой человек, сложением напоминающий пресловутый славянский
шкаф,  рядом  громоздился  аналогичный  персонаж.   Задняя   дверца   была
приоткрыта, из-за нее и окликнули капитана Кремнева.
   Секунду помедлив, Кремнев подошел к машине. Его  сощуренные  от  яркого
солнца  глаза  встретились  с  глазами  человека  лет  сорока  -  идеально
выбритого и подчеркнуто тщательно одетого обладателя волевого подбородка и
римского носа.  Перед  внутренним  взором  Кремнева  вереницей  промчались
воображаемые портреты известных ему хотя бы по фотографиям  людей.  Нет...
Этого человека он точно не встречал раньше.
   -  Садитесь  в  машину,  Александр  Андреевич,  -   вежливо   пригласил
незнакомец и подвинулся, освобождая место.
   - Если бы я  садился  в  каждую  машину...  -  начал  Кремнев,  но  его
перебили:
   - Садитесь, садитесь! Для вас есть новости от Елены Викторовны.
   В первый момент Кремнев не сообразил,  о  ком  идет  речь.  Да,  Еленой
Викторовной звали его жену, но какое отношение  она  может  иметь  к  этим
чужим людям в "фольксвагене"?  И  лишь  потом  обожгла  страшная  догадка,
настолько ослепительная и правдоподобная, что Кремнев на миг отключился от
реальности и пришел в себя только на заднем сиденье машины плечом к  плечу
с обходительным незнакомцем.
   - Лена? Что с ней?! Она...
   - Ваша жена у нас, - подтвердил интеллигентный голос над ухом капитана.
- Хотите послушать пленку?
   Не дожидаясь ответа Кремнева, незнакомец сделал знак  соседу  водителя.
Тот вложил кассету в магнитофон и щелкнул клавишей воспроизведения.  Почти
сразу в салон ворвалась заходящаяся скороговорка, недолгий монолог женщины
на грани отчаяния. Или - уже за гранью?
   "Саша, милый! Саша, умоляю тебя, сделай все, что они  прикажут,  только
приезжай скорее за мной!  Здесь  у  них  такие  кошмарные  инструменты,  я
боюсь... Приезжай скорее, Саша, милый, скорее"...
   Громила остановил запись. Кремнев инстинктивно напрягся. Так, левого  в
висок, правому сломать шею... А с этим мозгляком, что сидит рядом,  вообще
ничего не стоит справиться, и тогда... А что тогда?
   Вихрь  пронесшихся  мыслей  оставил  столь  явный  отпечаток  на   лице
Кремнева, что обладатель римского профиля не удержался от смеха.
   - Расслабьтесь, Александр Андреевич! - посоветовал он. - Ведь три трупа
вам ни к чему, если к ним добавится четвертый  -  вашей  супруги,  правда?
Успокойтесь, пока с ней все в порядке. И будет в порядке, если вы проявите
благоразумие...
   - Где она? - хрипло выдавил Кремнев.
   - В приличном доме, в хороших условиях... Вот, взгляните.
   Перед глазами Кремнева появилась поляроидная фотография. Цветной снимок
изображал сидящую  на  диване  молодую  женщину  с  донельзя  перепуганным
выражением лица. Правая рука пленницы была прикована наручниками  к  трубе
центрального отопления, а возле левой располагался  круглый  металлический
поднос. На нем громоздились беспорядочной грудой какие-то блестящие щипцы,
иглы, скальпели и тому подобные  приспособления,  напоминавшие  о  рабочем
месте хирурга. Очевидно, это и были те самые кошмарные инструменты.
   Незнакомец убрал фотографию в карман.
   - Ни вам, ни Елене Викторовне нечего бояться, - небрежно заметил он.  -
Уж конечно эти железки не будут пущены в ход... Впрочем,  все  зависит  от
вас.
   - Послушайте...
   - Можете называть меня Иваном Петровичем.
   Кремнев с тоской  поглядел  в  окно.  Чувство  абсолютной  нереальности
происходящего завладело им, когда он провожал  взглядом  седую  бабушку  с
детской  коляской,  хохочущих  студенток,  домохозяйку  с  полной   сумкой
продуктов... Все это - настоящее, обычная жизнь. А он здесь,  в  окружении
чудовищ из страшного сна. И никакие усилия  не  помогут  проснуться  прямо
сейчас.
   - Что я должен сделать? - медленно проговорил Кремнев. - Если вам нужны
деньги...
   - Да нет, - поморщился Иван Петрович. - Денег мы вам  сами  дали  бы  -
квантум сатис, сколько угодно... Но мы кое-что знаем о вас и  сочли  такой
подход бессмысленной тратой времени.
   - Правильно сочли.
   - А жена - другое  дело,  да?  -  Иван  Петрович  как-то  неестественно
оживился, будто ему доставила злобное удовлетворение мысль о том,  как  он
может поступить с женой Кремнева.
   - Что я должен сделать? - повторил Кремнев механически.
   - Сущий пустяк. Нам известно, что некая синяя папка - та самая папка  с
доказательствами  по  делу  о  коррупции  в  верхах  одного   симпатичного
министерства - находится у вас. Она нам необходима.
   - Невозможно, - сказал Кремнев.
   - Почему? - фальшиво удивился Иван Петрович.
   - Папку-то я, конечно, могу принести, - спокойно пояснил Кремнев, -  но
вам это уже не поможет.  Документы  зарегистрированы,  приобщены  к  делу,
сняты копии, с которыми работают десятки должностных лиц... Вы опоздали.
   - Нет, Александр Андреевич, мы успели как раз вовремя... Мы знаем,  что
папка хранится до сих пор в сейфе майора Шатилова и с ее содержанием  пока
ознакомлены только  вы  и  он.  Официально  ее  нет,  она  возникнет  лишь
завтра... Должна была возникнуть, - поправился Иван Петрович, - коль скоро
мы с вами это предотвратим, правда?
   Кремнев беспомощно пожал плечами.  Каждое  слово  его  противника  было
истиной. Они прекрасно  информированы,  вилять  глупо...  Остается  только
тянуть время в надежде на озарение, способное вывести  к  идее  возможного
контрудара.
   - Взламывать сейфы я не умею, - произнес Кремнев, стараясь,  чтобы  его
голос звучал виновато.
   - А вот это, Александр Андреевич, уже  совершенно  не  наша  забота,  -
холодно отрезал шантажист.  -  Как  вы  достанете  папку,  нас  нимало  не
интересует. А достанете вы ее сегодня вечером и к восьми  часам  привезете
вот по этому адресу. - Он вручил Кремневу листок из записной книжки. - Как
видите, адрес я вам даю без малейших опасений. Вашей жены там, разумеется,
нет. Это всего лишь подмосковный домик, снятый неведомо кем  неведомо  для
кого. Полагаю, вы не настолько безрассудны,  чтобы  сообщать  кому-либо  о
нашем  разговоре...  Помните  об  _инструментах_,  Кремнев!  Смерть  вашей
супруги  будет  выглядеть  очень,  очень   красиво...   Мы   пришлем   вам
видеокассету на память. Вы полюбите  смотреть  этот  фильм  вечерами,  под
ароматный чаек...
   Иван  Петрович  предусмотрительно   отодвинулся   от   напружинившегося
Кремнева, но тот лишь спросил:
   - А как я могу быть уверен, что после того, как папка окажется  у  вас,
вы не избавитесь и от меня, и от Лены?
   - О! - Иван Петрович всплеснул руками. - Вот странный  вопрос.  Вы  мне
казались умнее... Да зачем же, упаси  господи?!  Ведь  вы  передадите  нам
папку с важнейшими доказательствами, а значит, в  глазах  закона  и  ваших
коллег станете преступником! Думаете, нам не нужен свой человек в  КГБ?  У
нас кое-кто есть, но это либо мелочь пузатая, либо такие  фигуры,  что  по
пустякам их неловко и беспокоить... Вы - идеальная кандидатура,  Александр
Андреевич, и мы с вами только в начале славных дел...
   - А если я вас предам? Нет, не потом - сейчас?
   Иван Петрович нахмурился и заговорил тоном учителя математики:
   - Даже оставляя в стороне вопрос о судьбе вашей  жены,  коль  скоро  на
собственную судьбу вам наплевать, позвольте  объяснить,  чего  вы  сможете
добиться. У  вас  есть  только  адрес  домика,  где  арестуют  пару-тройку
малоосведомленных личностей, да наш "фольксваген" с поддельным номером.  И
там, и там - тупик.
   - Да, но папка...
   - Ах, папка... Ну,  хорошо.  Возьмем  идеальный  для  вашего  ведомства
вариант, когда дело будет доведено до конца - хотя торпедировать его,  как
вы понимаете, станут на самых высоких  уровнях.  И  что  тогда?  Несколько
наших друзей отправятся за решетку. Согласен, это скверно, как  раз  этого
мы и пытаемся  избежать.  Скверно,  но  не  катастрофически  беспросветно.
Подумайте, стоит ли такой результат жизни женщины, будь  она  и  не  вашей
женой, а кем угодно? Ведь даже если бы в ваших силах было задействовать  в
операции весь аппарат КГБ, вы не успели бы ее спасти.
   Машинально Кремнев опустил руку в карман за сигаретами.  Иван  Петрович
никак не отреагировал на его движение, он был уверен в безупречности своей
логики и не опасался нападения. Разумеется, Кремнев и не собирался  теперь
нападать.   Ведь   за   машиной    наверняка    приглядывают    сообщники,
прослушивают... Если бы и удалось вырубить качков и выбить  из  шантажиста
сведения о местонахождении Лены, воспользоваться ими шансов нет.  Остается
признать поражение - пока, на данном этапе.  Сейчас  главное  -  вызволить
Лену, а там... Там видно будет.
11
   14 июля 1988 года, двумя часами позже
   Майор Шатилов смотрел на Кремнева исподлобья и молчал. В маленьком кафе
- бывшей рюмочной, а теперь, в эпоху победоносной борьбы  с  алкоголизмом,
безобидном  молочном  заведении  -  посетителей   почти   не   было,   ибо
безградусные  напитки  мало   кого   завлекали.   Удобное   место,   чтобы
побеседовать без помех.
   - Я не вижу другого выхода, - угрюмо сказал Кремнев. - Придется  отдать
им папку.
   Шатилов кивнул:
   - Отдадим, но снимем копии с документов. Потом, когда отправишь Лену  в
безопасное место... Есть у тебя такое?
   - Безопасное? - Кремнев невесело усмехнулся. -  Эта  чертова  мафия  ее
везде достанет. Нет, Юра, я вне игры.
   - Лапки кверху?
   - Как бы не так... Имею в виду - вне игры  с  этой  папкой.  Мы  должны
добраться до них другими путями, и не до шестерок, а до тузов.
   - Какими путями? - полюбопытствовал Шатилов.
   - Если бы я знал... - Кремнев тяжело вздохнул. - Сам понимаешь,  теперь
это мое личное дело и  думать  о  нем  буду  день  и  ночь.  Но  с  папкой
покончено, ее нет. Считай,  и  не  было,  считай,  я  этих  документов  не
добывал, тебя с ними не  знакомил.  Я  не  вправе  рисковать  Леной  из-за
нескольких жирных министерских котов.
   - Нет, вы посмотрите на этого святого! -  возмутился  майор.  -  Он  не
вправе! Можно  подумать,  что  ты  один  вершишь  в  стране  правосудие  и
единолично решаешь, кому сидеть, а кому гулять на свободе...
   Кремнев зажег сигарету. Курить в кафе не разрешалось, но едва ли кто-то
из персонала осмелился бы сделать Кремневу замечание.  Даже  со  спины  он
выглядел взрывоопасным.
   - Ладно, - прервал он затянувшуюся паузу, - а что предлагаешь ты?
   На секунду Шатилов замешкался, потом неохотно признал:
   - Ситуация действительно  не  приведи  боже...  В  общем,  дело  труба.
Конечно, я тебя прикрою - провожу до того домика, постою в сторонке...
   - Не надо.
   - Не перебивай начальство... Так вот, а потом начнем с тобой копать  по
полной  программе.  Домик  этот,  "фольксваген",  министерство,   описание
внешности твоих приятелей... И когда накопаем достаточно, вот тогда сможем
и ударить. А что накопаем, не сомневайся, тем более они с тобой  и  дальше
сотрудничать собирались?
   - Так они сказали.
   - Ну, собирались или нет, один черт, возьмем их за глотку. И  как  Лену
защитить, придумаем, и как тебя из-под удара вывести...
   - Я их не боюсь.
   - Да я не их имею в виду, а эту историю с папкой... Ты  же  собираешься
нарушить закон...
   - Ты тоже.
   Шатилов улыбнулся:
   - Мне можно... Как говорил Мюллер Штирлицу, я старше вас и по званию, и
по возрасту.
12
   15 июля 1988 года, 3 часа утра
   В маленькой квартире Кремнева свет горел везде - и  в  прихожей,  и  на
кухне, и в единственной комнате. Снова и снова Кремнев кипятил  чайник  на
плите, снова и снова забывал заварить чай. Он метался, как тигр в  клетке:
он ждал.
   Передача папки прошла вполне  благополучно,  если  здесь  подходит  это
определение. В подмосковный домик Кремнев пошел  один,  Шатилов  находился
неподалеку. Иван Петрович  просмотрел  документы,  прохладно  поблагодарил
Кремнева и заверил, что беспокоиться больше не  о  чем:  Елена  Викторовна
вот-вот будет дома.
   "Вот-вот" затягивалось. Лена не появилась ни в полночь, ни в два  часа,
ни  в  половине  третьего.  Вне  себя  от  ужасных  предчувствий,  Кремнев
многократно прокручивал в памяти  аргументы  Ивана  Петровича,  коими  тот
доказывал, что жизнь Лены при условии возвращения папки вне  опасности.  С
каждым разом эти аргументы казались ему все менее убедительными...
   В три часа приехал  Шатилов.  По  его  лицу  Кремнев  мгновенно  понял:
случилось самое худшее.
   - Ее нашла милиция, Саша,  -  сказал  Шатилов  мертвым  голосом.  -  За
кольцевой дорогой.
   - Где она? - Горловые связки не слушались Кремнева, и Шатилов догадался
о смысле вопроса по движению губ.
   - В морге. Но тебе лучше не ездить туда сейчас, не видеть этого. Там...
ужас, Саша.
   Кремнев бессильно опустился на диван. Он плакал.
   - Почему, почему? - шептал он. - Этот  Иван  Петрович...  Он  похож  на
нормального  человека...  Он  получил  свое,  у  него  нет  личных  причин
ненавидеть Лену или меня... Почему же, зачем?!
   Присев рядом с Кремневым, Шатилов взял его за руку:
   - Прости, что говорю об этом... Считаю,  ты  должен  знать...  Судя  по
тому, _как_ это было сделано, Лену убил далеко не  нормальный  человек,  и
скорее всего, Иван Петрович здесь ни при чем.  Я  полагаю,  что  он  отдал
кому-то из своих приказ отвезти Лену домой. По дороге тот стал  приставать
к ней, а она... Ты же ее знаешь... Знал... Ну, тот подонок и психанул...
   Взгляд Кремнева неожиданно прояснился.
   - Вот как? Это меняет дело.
   - Что меняет дело? - не понял Шатилов. Он начинал опасаться за рассудок
друга.
   - А вот что, - возбужденно заговорил  Кремнев.  -  Подонок  должен  был
здорово перепугаться, так?  Он  не  выполнил  приказа,  а  у  них  с  этим
строго... Так он, может быть, с испугу еще не доложил Ивану Петровичу?
   - Ну и что?
   - То, что Иван Петрович с компанией могут ничего и не знать! А раз так,
почему бы им не храпеть преспокойно в том же домике? Ведь, по их мнению, я
на данном этапе выключен из игры...
   - Погоди, погоди... Что ты задумал?
   Ответом  на  тревожный  вопрос  послужили  действия  Кремнева,  который
бросился к тайнику, выхватил оттуда "вальтер" и проверил магазин.
   - Саша, стой! - Шатилов раскинул руки, загораживая дверь. -  Ты  никуда
не пойдешь! Это убийство!
   -  Да-а?!  -  Оскал  Кремнева  выглядел  жутко,  как   в   инфернальном
фильме-триллере.   -   А   то,   что    сделали    с    Леной,    выходит,
благотворительность?! Дай пройти!
   Он попытался оттолкнуть Шатилова, но тот стоял  скалой.  Тогда  Кремнев
отступил на шаг и прицелился в лоб друга и коллеги.
   - Если ты сейчас же не уберешься с дороги, - прошипел он сквозь зубы, -
я выстрелю.
   Шатилов опустил голову и посторонился. Он отлично видел, что не в силах
помешать Кремневу.
   - Хорошо, - сказал он. - Тогда едем  вместе.  Моя  машина  у  подъезда.
Оружия нет, но как-нибудь пригожусь...
   Молча хлопнув его по плечу, Кремнев вышел первым.
13
   Машину вел Шатилов. Кремнев сидел рядом, угрюмо глядя перед собой. Если
поначалу Шатилов и хранил какую-то крохотную надежду по дороге  отговорить
Кремнева от его намерений, она  вскоре  рассеялась  как  дым.  Кремнев  не
реагировал ни на какие реплики, он даже не слышал их. Как ни странно, едва
Шатилов  окончательно  уверился  в  безрезультатности  своих  попыток,  он
почувствовал облегчение. Может быть, и не нужно отговаривать?  Не  слишком
ли привыкла к безнаказанности всяческая  человекоподобная  дрянь?  И  хотя
безумная акция Кремнева по сути ничего не изменит, все же выйдет так,  что
на безнаказанность подонки рассчитывали зря - по крайней мере на этот раз.
   И еще одно не позволяло Шатилову воспротивиться всерьез. Он  знал  Лену
раньше, и он видел ее... Час назад.
   Они остановились в полной темноте метрах в пятистах от домика. Спокойно
могли подъехать и ближе - петляющая в  зарослях  дорога  надежно  скрывала
машину с потушенными огнями, - но предпочли не рисковать  и  остаток  пути
прокрались пешком, прислушиваясь к ночным шорохам.
   На  освещенном  крыльце  курили  двое.  Кремнев  узнал  водителя  Ивана
Петровича и второго парня - во время передачи  папки  тот  сидел  рядом  с
боссом и нагло ухмылялся. Кремнев поднял пистолет.
   - Эти не виноваты, -  неизвестно  зачем  шепнул  Шатилов,  точно  ставя
финальную точку в своих усилиях: "Ну вот, я сделал все, что мог".
   Ударил выстрел, по-особенному громкий в предутренней тишине. Водитель с
пробитым пулей черепом рухнул навзничь. Второму громиле Кремнев не дал  ни
единого шанса - бандит  не  то  что  уклониться,  пошевелиться  не  успел.
Мгновенно перенацелив оружие,  Кремнев  выстрелил  вторично  -  с  тем  же
эффектом.
   Двумя прыжками преодолев  расстояние  до  крыльца,  Кремнев  и  Шатилов
ворвались в дом.  Наперерез  им  кинулся  охранник,  стреляя  на  ходу.  К
несчастью для парня, Кремнев предусмотрел  такое  развитие  событий,  а  в
умении превентивно избегать секторов возможного  обстрела  ему  было  мало
равных. Ни одна пуля охранника не  задела  цель,  зато  Кремнев  снова  не
промахнулся. Третий труп.
   Иван Петрович, полностью одетый и ничуть не заспанный, сидел  в  кресле
возле разожженного камина с телефонной трубкой в руке. Он с ужасом  взирал
на вторжение, но на него пока не обращали внимания. Шатилов  подхватил  на
лету  выпущенный  охранником  пистолет,  они   с   Кремневым   молниеносно
обследовали дом и сад. Больше здесь никого не было.
   Бледный, как луна в тумане, Иван Петрович уронил трубку на аппарат.
   - Я только что узнал  о  трагедии,  -  промямлил  он,  избегая  взгляда
Кремнева, - мне только что позвонили, клянусь... Виновный  будет  наказан,
он... Будет уничтожен... Подумайте, ну мог ли я отдать такой приказ...
   Ночь стремительно  оживала.  Где-то  поблизости  злобно  лаяли  собаки,
раздавались встревоженные голоса.
   - Нужно спешить, - сказал Шатилов.
   - Папку! - потребовал Кремнев у Ивана Петровича. - Побыстрее...
   - Ее нет, она сгорела... Не верите? Вот...
   Иван Петрович потянулся  к  камину,  где  догорала  синяя  обложка.  Но
схватил он не ее, а  пылающую  головню  и  что  было  сил  метнул  в  лицо
Кремнева. Тот инстинктивно отшатнулся, потерял равновесие, и пуля  из  его
"вальтера" прошла выше  головы  врага.  Иван  Петрович  бросился  к  окну.
Кремнев снова надавил на спусковой крючок... Осечка. Шатилов,  вооруженный
пистолетом охранника, не смог заставить себя выстрелить в спину убегающего
человека, а Иван Петрович уже кувырком  летел  сквозь  раму  в  фейерверке
осколков стекла.  Пистолет  Кремнева  дал  вторую  осечку.  Тогда  Кремнев
швырнул массивный "вальтер" вслед Ивану Петровичу, целясь в затылок.  Если
бы он попал, количество трупов могло вырасти до четырех. Но попасть ему не
удалось. Иван Петрович исчез во мраке, он во  весь  дух  мчался  навстречу
собачьему лаю, огням и голосам.
   - Дай пистолет, - прохрипел Кремнев.
   - Поздно... Надо возвращаться к машине, влипнем тут...
   Кремнев и не подумал о том, чтобы выбираться в окно  и  приниматься  за
поиски "вальтера" в темноте. Собственно, ему было  все  равно,  а  Шатилов
понимал, что времени на эти поиски нет. Когда они добежали до машины и уже
разворачивались  на  дороге,  сзади  мелькнули  два  темных   человеческих
силуэта. Шатилов дал газ.
   По пути в Москву их никто не  остановил.  На  окраине  какого-то  парка
Кремнев попросил Шатилова затормозить, опустил стекло, расстегнул воротник
рубашки.
   - Тебе плохо? - забеспокоился Шатилов.
   - Плохо! - рявкнул Кремнев. - Гад ушел, вот почему плохо!  Трех  мелких
гнид раздавил, а крупная ушла...
   Он задыхался, ловил воздух широко открытым ртом.
   - Успокойся, - жестко сказал Шатилов. - Вот таблетка, брось под язык.
   - Да пошел ты со своей таблеткой... Прости. Спасибо.
   Через минуту Кремневу стало лучше, и Шатилов заговорил о  том,  что  не
давало ему покоя:
   - И что ты теперь думаешь делать?
   - Как что? - Кремнев даже удивился. - Пойду к Васильеву,  сдаваться.  А
по-твоему, стану прятаться, как уголовник,  следы  преступления  заметать?
Давай лучше подумаем, как тебя отмазать. Значит, так. Что я был  на  твоей
машине, отрицать неразумно. Но я ее угнал, когда ты...
   - Стой, стой, - осадил его Шатилов. - Сбавь скорость.
   - А что такое?
   - А то, что вместе сдаваться пойдем.
   - С какой стати? Ты-то при чем?
   - При всем. Вместе хулиганили, вместе пятнадцать суток сидеть...  Да  и
бесполезно, Саша, Васильеву мозги пудрить. Он до правды докопается, и  вот
уже тогда и ты, и я можем на него не рассчитывать. Он мужик правильный, но
с ним надо только честно.
   - Может, и так, - неохотно согласился Кремнев. - А все-таки...
   Они вяло спорили еще с полчаса,  но  утром  сидели  вдвоем  в  кабинете
генерала Васильева.
   - Так, так. - Генерал исподлобья смотрел то на одного, то на другого. -
Народные, блин, мстители. Разин, значит, и Пугачев. Вы хоть понимаете, что
вы натворили?! Три убийства! Как прикажете вас выгораживать?!
   - А если... Бандиты чего-то не поделили? - несмело предложил Шатилов. -
Списать на внутренний конфликт...
   - Что?! - загремел генерал. - Бандиты - это вы, если хотите  знать  мое
мнение! Или думаете, я ваши действия одобряю? В подельники приглашаете?!
   - Я за собой вины не чувствую, - тихо произнес Кремнев, глядя в пол.
   - Не чувствуешь? - усмехнулся Васильев. - Смотри, какой  благородный...
Ты на суде это скажи.
   - Скажу и на суде.
   - Тьфу! - Генерал хрустнул пальцами сцепленных рук. -  Вот  что,  орлы,
плохи ваши дела. Машину вашу видели? Видели, могли и номер запомнить.  Это
раз. Отпечатки протектора - два. Пистолет  с  твоими,  Кремнев,  пальцами,
пули из него - три. Кстати, что  оружие  незаконно  хранил,  это  разговор
особый... В общем, труба по всем позициям, да я только сверху ковырнул.  А
копни глубже - и останется от вас лагерная пыль...
   - Товарищ генерал, мы и не такие волны гасили, - напомнил Шатилов.
   - Ах, вот как... - Генерал встал из-за стола, вынул  из  сейфа  бутылку
армянского  коньяка,  налил  себе  полстакана,  не  предлагая  Шатилову  и
Кремневу. - Ладно... Давайте начистоту. Если бы с моей женой так, может, и
я поехал бы... Другое худо,  и  тут  я  не  с  вами.  Папку-то  вы  отдали
бандитам. Без слова, без звука, взяли и отдали. Пошли на сделку с  врагом.
Пусть под давлением, но пошли, не  поставили  в  известность  руководство,
товарищей, чтобы хоть попытаться по закону и жену выручить, и  предателями
не стать! Такие сотрудники не нужны мне, не нужны комитету. Я  вам  больше
не верю и сделать для вас могу только одно. История с папкой  и  стрельбой
будет замята, но вам придется уйти. Все.
   После того памятного разговора, положившего конец  карьере  Кремнева  и
Шатилова в Комитете госбезопасности, Кремнев прожил в Москве еще два года.
Он предпринимал многочисленные попытки напасть на след Ивана  Петровича...
Но что он мог  сделать,  отрезанный  от  источников  информации,  лишенный
возможности использовать агентуру и оперативных  работников?  Аура  власти
КГБ исчезла, и Кремнев стал рядовым гражданином  СССР  с  обычным  набором
прав и средств, то есть без того и другого. Наконец он  отчаялся.  Москва,
где все было пропитано болезненными воспоминаниями, душила его, и  Кремнев
уехал к сестре, в северную столицу.
14
   Москва, 1953 год
   В служебный кабинет  генерала  Тагилова  буквально  ворвался  полковник
Симонов - правая рука, доверенное лицо, заместитель, секретарь и  все  что
угодно. Генерал, по обыкновению, чуть свет на работе, отодвинул в  сторону
бумаги и с недоумением воззрился на подчиненного:
   - Что случилось?
   - Случилось, Илья Тимофеевич... Еще как случилось...
   Генерал налил воды из графина, подал Симонову. Тот пил большими шумными
глотками, Тагилов терпеливо ждал. Полковник со стуком поставил  стакан  на
стол.
   - Кисейная барышная больше не плачет? - язвительно осведомился генерал.
- Ну?
   - Товарищ генерал, получен доклад от начальника  станции  Чегдомын-два.
Отправка  спецэшелона  номер  четыреста  задерживается  из-за   халатности
руководителей восемнадцатого отдела, вовремя не  обеспечивших  доставку  и
погрузку оборудования  и  главное  -  продовольствия  для  двадцати  тысяч
заключенных, готовых к переброске на точку... Начальник станции в  ярости,
подозревает чуть ли не саботаж...
   - И это все? - Брови генерала поползли вверх. - Ты что, сам с  этим  не
мог разобраться?
   - Было бы все, если бы  этот  идиот  не  запаниковал  настолько,  чтобы
направить второй доклад помимо нас непосредственно Кузнецову. А может,  не
паникует, а выслуживается, сволочь,  инициативу  проявляет:  вот,  мол,  я
каков, радетель, на самый верх телеграфирую... Теперь-то, без хозяина, все
можно, каждый норовит в дамки...
   - Постой, - вымолвил генерал похолодевшими губами. - Какому  Кузнецову?
Секретарю Лаврентия Павловича?
   - Именно! Понимаете, товарищ генерал? Если бы я по  чистой  случайности
не перехватил доклад, через пару часов он оказался бы на  столе  Берия.  И
тогда...
   - Черт, - проскрежетал Тагилов. - На волосок были... На полволоска...
   - Пронесло...
   - А в сортире тебя не пронесло?! - взревел генерал.
   - Да уж чуть было... И сейчас едва живой, сердце колотится... А ну  как
этот начальник хренов запрос направит о прохождении доклада?
   - Правильно, правильно, - с тоской простонал Тагилов. - А  не  он,  так
другой, и не сегодня, так завтра... Шила в мешке  не  утаишь...  Вот  что,
Сергей. Немедленно вызови ко мне Ганеева,  Амелина,  Широкова.  Если  спят
дома - привези, если где угодно по службе - выдергивай. Понял? Срочно!
   - Есть, товарищ генерал! Сюда их везти?
   - С ума сошел?! На "четвертую дачу"... Машину мне.
   "Четвертая дача", строго говоря, никакой дачей не  являлась.  Это  было
кодовое обозначение одной из конспиративных квартир МВД СССР,  находящейся
в личном ведении генерала Тагилова. Именно туда прибыли  два  часа  спустя
заместитель   министра   обороны   Булганина   генерал-лейтенант   Ганеев,
генерал-майор  авиации  Амелин,  генерал  Широков.   Ни   одно   из   этих
высокопоставленных лиц не подчинялось Тагилову официально,  тем  не  менее
они незамедлительно выполнили его распоряжение.
   После краткого взволнованного сообщения Тагилов подвел итог.
   - Товарищи, ситуация  складывается  непростая.  Мы  запустили  механизм
столь сложный, что он в какой-то части  не  мог  не  дать  сбой.  То,  что
произошло  сегодня,  -  первый  звонок.  Медлить  больше   нельзя.   Берия
чрезвычайно опасен. Если он разоблачит нас, нам конец.  Не  знаю,  что  он
сделает со "Сторожкой" - возможно, сам осуществит наш план, -  но  что  он
сделает с нами, вполне понятно.
   - Булганин, Маленков и Молотов на нашей стороне,  -  сказал  Ганеев.  -
Хрущев и Микоян колеблются, но думаю, они тоже будут с нами.  Мы  напираем
на позицию Берия по германскому вопросу. Никому  не  нравится,  что  Берия
видит Германию единой...
   - С другой стороны, - подхватил  Амелин,  -  их  подстегивает  реальная
угроза захвата Лаврентием власти. Арест Лаврентия...
   - Никаких арестов, - категорично перебил Тагилов. - Мы должны покончить
с ним раз и навсегда. Только он всерьез угрожает нам. Хрущева, Маленкова и
прочую шушеру можно не принимать в расчет. Пусть творят, что хотят, за  их
спинами мы можем действовать совершенно свободно.
   - Значит, никаких арестов, - пробормотал Широков.
   - Никаких, - подтвердил  Тагилов.  -  Операция  должна  быть  проведена
сегодня.
   ...Через много лет после совещания на "четвертой даче", уже  на  закате
горбачевской перестройки, в советской прессе появились странные публикации
об аресте  Берия,  как  две  капли  воды  похожие  на  версии,  запущенные
партийной верхушкой в пятьдесят третьем. Отличие состояло лишь в том,  что
автор ссылался на Георгия Константиновича  Жукова,  от  которого  якобы  и
услышал некогда данный рассказ. Правда, сам Георгий Константинович никаких
воспоминаний об этом не оставил и своего участия в аресте не признавал, но
кого интересуют такие мелочи?
   Вот что буквально писал (от имени Жукова) автор этих публикаций.
   "...В  зале  находились  Маленков,  Молотов,   Микоян,   другие   члены
Президиума. Берия не было. Первым заговорил Маленков - о  том,  что  Берия
хочет захватить власть, что мне поручается  вместе  со  своими  товарищами
арестовать его. Потом стал говорить Хрущев. Микоян подавал  лишь  реплики.
Говорили об угрозе, которую создает Берия, пытаясь захватить власть в свои
руки.
   - Сможешь выполнить эту рискованную операцию?
   - Смогу, - отвечаю я.
   Знали, что у меня к Берия давняя неприязнь, перешедшая во вражду. У нас
еще при Сталине не раз были стычки. Достаточно  сказать,  что  Абакумов  и
Берия хотели в свое время меня арестовать. Уже подбирали ключи...  Кстати,
мне Сталин прямо однажды сказал, что они  хотели  меня  арестовать.  Берия
нашептывал Сталину, но  последний  ему  ответил:  "Не  верю.  Мужественный
полководец, патриот - и  предатель.  Не  верю.  Кончайте  с  этой  грязной
затеей". Поймите после этого, что я охотно взялся его арестовать. За дело.
   Решено было так. Личная охрана членов Президиума находилась  в  Кремле,
недалеко от кабинета, где собирались члены Президиума.  Арестовать  личную
охрану самого Берия поручили Серову. А мне нужно было арестовать Берия.
   Маленков сказал, как это  будет  сделано.  Заседание  Совета  Министров
будет отменено, министры  отпущены  по  домам.  Вместо  этого  он  откроет
заседание Президиума.
   Я вместе с Москаленко,  Неделиным,  Батицким  и  адъютантом  Москаленко
должен сидеть в отдельной комнате и ждать, пока раздадутся два  звонка  из
зала заседаний в эту комнату.
   Меня  предупредили,  что  Берия   физически   сильный,   знает   приемы
джиу-джитсу.
   - Ничего, справлюсь, нам силы тоже не занимать...
   ...Идем в зал. Берия сидит за столом в  центре.  Мои  генералы  обходят
стол, как бы намереваясь сесть у стены. Я подхожу к Берия сзади, командую:
   - Встать! Вы арестованы.
   Не успел Берия встать, как я заломил ему руки..."
   Цитировать дальше бессмысленно, потому что содержание этого и  подобных
текстов не имеет ничего общего с  истиной.  Кажется,  сочинители  даже  не
слишком заботились о  правдоподобии.  Иначе  как  объяснить  возникновение
нелепо-мелодраматической сцены рукопашной схватки Жукова и  Берия  в  духе
боевиков с Ван Даммом? Не было этого, как  не  было  и  самого  ареста,  и
последующего закрытого суда, и расстрела 23 декабря 1953 года.
   На самом деле все произошло проще и страшнее.
   26 июня 1953 года,  вскоре  после  совещания  на  "четвертой  даче",  к
особняку Берия на Малой Никитской подъехали два бронетранспортера.  Машины
беспрепятственно проникли во двор, ибо  охрана  (черт  знает  почему,  как
писал   Булгаков   в   "Мастере   и    Маргарите")    отсутствовала.    Из
бронетранспортеров  оперативно   выгрузилась   спецгруппа   -   пятнадцать
превосходно  обученных  убийц,  персональная  гвардия  Тагилова.  Никакого
сопротивления, разумеется, Берия оказать не мог и не оказал. Убийцам  даже
не понадобилось  входить  в  дом  -  Лаврентия  Павловича,  работавшего  в
кабинете, застрелили  через  окно.  Труп  вынесли  на  носилках,  покрытых
брезентом...
   Личность Лаврентия  Берия  оценивают  по-разному.  Кто-то  считает  его
кровавым монстром, другие утверждают, что он  был  тайным  оппозиционером,
готовившим демонтаж сталинского режима. Одно несомненно: это  был  человек
сильный,  умный  и  решительный.  В  ситуации,  создавшейся  после  смерти
Сталина, он один имел возможность противостоять  Тагилову  и  компании.  С
какой целью и с каких позиций  противостоять  -  вопрос  другой,  но  лишь
устранив Берия, Тагилов почувствовал  себя  в  безопасности.  На  Хрущева,
Маленкова и прочих он мог внимания не обращать.
   Было бы неверным считать,  что  подлинная  история  убийства  Лаврентия
Берия так уж оставалась тайной за семью  печатями  для  всех.  Об  истине,
например, догадывались помощник Берия по атомному проекту Борис Ванников и
сын Лаврентия Павловича Серго. В течение многих лет  Серго  Берия  пытался
найти людей, непосредственно участвовавших в  убийстве  его  отца,  но  не
нашел никого.
   Поиски и не могли увенчаться успехом - но не потому, что все  эти  люди
умерли.
15
   Казино почему-то называлось "Алькатраз". Может  быть,  его  новорусские
владельцы не знали, что Алькатраз не райские кущи, а одна из самых мрачных
тюрем всех времен и народов... Или наоборот, отлично знали, и  в  названии
казино проявилось их своеобразное чувство юмора.
   Владимир Сергеевич Зорин  стоял  у  стола  рулетки,  в  безукоризненном
темном костюме, с галстуком-бабочкой, самоуверенный и несколько надменный.
У него не  было  желания  играть,  тем  не  менее  он  пару  раз  поставил
пятидолларовые фишки на черное и выиграл.  В  роскошном  зале  (отделка  -
золото на красном, и по традиции всех  казино  мира  ни  окон,  ни  часов)
оставалось не так много посетителей, и только что освободился  столик  для
блек-джека. Зорин подсел к нему, очаровательная девушка сдала  две  карты.
Владимир Сергеевич поднял два пальца буквой "V".
   - Сплит, - сказал он. - Я загадал: если будет сплит, это к удаче...
   Девушка стандартно улыбнулась. Нечто похожее ей приходилось выслушивать
нередко. Карты снова порхнули к Зорину.
   - Соррендо, - разочарованно произнес он.  -  На  этот  раз  нет  смысла
продолжать.
   - Проиграли, Владимир Сергеевич? -  осведомился  низкий  мужской  голос
из-за его спины. Зорин обернулся.
   - Приветствую вас, Евгений Дмитриевич. - Он  встал  из-за  стола.  -  Я
просто развлекался. Недолюбливаю азартные игры. Случайность не моя стихия.
   - Тогда вам больше подошли  бы  шахматы,  -  заметил  Булавин,  пожимая
протянутую руку. - Помните, что говорил Сервантес? Жизнь -  это  шахматная
партия, после которой пешки и короли одинаково укладываются в ящик...
   Они неторопливо направились в сторону бара.
   - И шахматы не люблю, - проговорил Зорин лениво. -  Да  и  что  это  за
сравнение жизни с шахматной партией? На шахматной доске все на  виду,  все
понятно. Вот белые, вот черные.  Надо  только  избрать  более  эффективную
стратегию, чем противник,  и  быть  внимательнее  его,  и  вы  обязательно
выиграете. Разве это похоже на жизнь?
   - А вам какое сравнение по душе?  -  спросил  Булавин,  устраиваясь  на
табурете у барной стойки.
   - Преферанс... Что будете пить?
   - Что-нибудь безалкогольное... Апельсиновый сок.
   - Сок, отлично... А  я  позволю  себе  пятьдесят  коньяку,  хоть  и  за
рулем... Так вот, преферанс, дорогой Евгений Дмитриевич. Это будет вернее.
Представьте себе, у вас на руках пять взяток -  ну,  слабенькая  шестерная
при удачном раскладе. Партнеры пасуют, что делать? Можно, конечно, уйти  в
распасовку, она вам ничем  особенным  не  грозит.  Но  боже,  как  хочется
играть! Прикуп лежит рубашками вверх, но вы чувствуете, что там два  туза,
да и обязаны они там быть, не могут не  быть...  Наверняка  два  туза.  Вы
берете прикуп на игру, а там одна  мелочь.  И  делать  нечего,  приходится
играть с тем, что пришло,  изворачиваться  и  надеяться  на  маловероятную
фатальную ошибку партнеров... Вот жизнь, Евгений Дмитриевич. Знание правил
- да, стратегия - да, расчет - да. Но всегда есть еще и прикуп, который не
виден.
   - Вы романтик, Владимир Сергеевич, - заявил Булавин,  не  без  интереса
слушавший Зорина.
   - Разве? Никогда не считал себя таковым. Хотя, возможно,  вы  и  правы,
отчасти. Союзы, подобные нашему, немыслимы без романтической составляющей.
   Зорин рассмеялся так заразительно, что мало  расположенный  к  открытым
проявлениям эмоций Булавин присоединился к нему.
   Посмотрев на большие наручные часы в простом  стальном  корпусе,  Зорин
сказал:
   - Если мы  хотим  успеть  заехать  к  вам  и  кое-что  обсудить,  нужно
торопиться...
   - Едем, - согласился Булавин.
   Они  отправились  на  двух  машинах.  "Фольксваген"  Зорина  ничем   не
выделялся на фоне заполонивших Москву иностранных автомобилей,  но  машина
Булавина - "Пежо-605" - была значительно  дороже  и  приметнее.  Зорин  не
одобрял такого фанфаронства - впрочем, Булавин  не  всегда  раскатывал  на
"пежо". Для определенных обстоятельств у него имелась "девяносто  девятая"
и даже старенькие "Жигули" шестой модели,  на  которые  он  пересаживался,
когда требовалось подчеркнуть скромность и непритязательность.
   Подъездную  дорогу  к  особняку  Булавина  ярко  освещали  фонари,   но
декорированные  цветными  витражами  двери   оставались   погруженными   в
полумрак. В холле у лестницы на второй  этаж  хозяина  и  гостя  встретила
Варвара Никитична - не то  домработница,  не  то  экономка,  эксцентричная
неопрятная старуха, единственный человек  в  мире,  кому  Булавин  доверял
безоговорочно.  Евгений   Дмитриевич   перебросился   с   ней   привычными
грубоватыми шутками, велел  подать  чай  наверх  в  кабинет.  На  лестнице
Булавина  и  Зорина  сопровождал  великолепный  мраморный  дог  по  кличке
Полковник (обычно сокращаемой до Полкана), но в святая святых  он  допущен
не был.
   Кабинет  Евгения  Дмитриевича  Булавина  Представлял   собой   поистине
примечательное  зрелище.  Всегда,  в  том  числе  и  днем,  здесь   царила
таинственная полутьма - тяжелые шторы никогда не  открывались.  На  стенах
разместились коллекции атрибутов  африканских  магических  культов  -  все
подлинное (по крайней мере,  так  утверждали  посредники,  добывавшие  эти
редкости  для  Булавина).  Невдалеке  от  камина  покоился  на   бронзовом
треножнике массивный хрустальный шар. Благодаря изобретательно  спрятанным
подсветкам    его    сердцевина    будто    постоянно    излучала    некое
загадочно-туманное сияние, лишенный опоры  взгляд  терялся  и  скользил  в
никуда. Канделябры  черного  дерева  с  изумительной  резьбой  возвышались
справа и слева от необъятного письменного стола. Словом, кабинет напоминал
обиталище средневекового философа, алхимика или мистика (кому  что  больше
по душе). Единственной вещью, возвращавшей посетителя в  конец  двадцатого
века, была здесь профессиональная двухкассетная  видеосистема  "Сони",  но
она располагалась за складчатым занавесом, отодвигаемым  нажатием  кнопки.
Разумеется, никаких компьютеров на столе. Таковые  у  Евгения  Дмитриевича
имелись, но они стояли в другом кабинете, в  противоположном  крыле  дома.
Там Булавин часто  работал  и  принимал  посетителей,  которых  по  разным
причинам не мог или не хотел привести сюда, в сердце своего жилища.  Но  к
Зорину это не относилось. Зорин имел право видеть все.
   -  Прекрасно!  -  воскликнул   Владимир   Сергеевич,   обводя   кабинет
восхищенным взглядом.  -  Сколько  ни  бываю  в  этой  комнате,  не  устаю
восторгаться вашим вкусом. Да что  вкус,  это,  в  сущности,  пустяки.  Вы
сумели сделать больше. Вы создали идеальную  гармонию  формы  и  глубинной
энергии. Убежден, Генриху  Гиммлеру  понравился  бы  ваш  кабинет.  Черный
Герцог сумел бы понять, что лишь в такой обстановке стоит рассчитывать  на
благосклонность высших сил...
   - Не очень-то ему помогли высшие силы, - проговорил Булавин, подходя  к
стеллажам, уставленным сотнями  томов,  переплетенных  в  кожу  с  золотым
тиснением.
   Послышался тихий щелчок, и  центральный  стеллаж  отъехал  вглубь  и  в
сторону. За ним открылась кабина кухонного лифта  -  прибыл  чай.  Булавин
взял с серебряного подноса две полупрозрачные чашечки тончайшего  фарфора,
поставил одну перед  гостем,  отхлебнул  из  второй.  Какое-то  время  чай
смаковали молча - он был того достоин.
   - Гиммлеру и его соратникам не повезло, - произнес наконец Зорин. - Они
пришли раньше срока. Наука еще не была готова  проникнуть  в  суть  тайных
предначертаний. Делались  лишь  робкие  попытки...  Из  уважения  к  нашим
предшественникам не назову их усилия дилетантскими, но им  не  хватало  ни
информации, ни теоретической  базы,  ни  математического  аппарата,  чтобы
справиться со столь сложной задачей. Наше положение  несравнимо  выгоднее.
Уже сегодня мы в состоянии  не  только  проверить  магию  алгеброй,  но  и
заставить ее служить себе... Да и само слово  "магия"  устарело.  То,  что
раньше делалось эмпирически, вслепую, сейчас поднято на  качественно  иной
уровень.  Отныне  это  часть  современной  науки...  Ритуалы,  оккультизм,
вертящиеся столы спиритов, сантерия, брохейрия, предвидение будущего -  мы
объединяем разрозненные элементы в новую реальность, и мы управляем ею.
   Зорин умолк, выбрал хорошую сигару из полированного ящичка, тщательно и
со знанием дела раскурил.
   -  Я  несколько  увлекся,  -  добавил   он   суховато.   -   Обстановка
располагает...  Давайте  поговорим  об   эксперименте.   Как   и   вы,   я
заинтересован в том, чтобы его результаты были абсолютно убедительными - в
случае успеха и при неудаче.
16
   Ночь  в  штате  Вирджиния  принесла   с   собой   промозглую   сырость.
"Шевроле-сабэрбан"  Стивена  Брента,  мощный  и  солидный  джип,  уверенно
держался на влажной дороге, направляясь к столице Старого  Доминиона,  как
испокон века называли штат. Но Брент ехал не  в  Ричмонд,  ему  предстояло
свернуть к юго-западу и остановиться у одинокой виллы мистера Тейлора.
   Брент  принял  решение  скорее  от  растерянности,  нежели  по  здравом
размышлении. Он не знал, с какой стороны взяться за  проблему  Тейлора,  к
тому же у него имелось и  непосредственное  задание  Конуэя:  Дэвид  Хилл.
Озабоченный дефицитом времени, Брент замыслил  проникнуть  в  дом  Тейлора
этой ночью, когда хозяин заведомо находится в Вашингтоне. Конечно,  он  не
рассчитывал найти какие-то улики, но и старая записная книжка с телефонами
прежних знакомых может дать зацепку. Все в  мире  взаимосвязано,  и  самый
незначительный на первый взгляд факт способен увести  очень  далеко,  если
оценить его верно.
   Двухэтажный,  длинный  и  плоский  дом  Уильяма   Д.Тейлора,   лишенный
архитектурных изысков, был обнесен высоким  забором,  за  которым  торчали
фонари. Брент вышел из машины метрах в пяти от ворот, не выключая фар.  Он
заранее выяснил, что Тейлор не держит  охранников,  но  на  всякий  случай
позвонил у калитки.
   На звонок отозвался громогласный собачий  лай.  Очевидно,  за  воротами
бесновалось не менее четырех здоровенных  псов.  Брент  прикусил  губу  от
досады. Все, можно возвращаться. Даже попытка перестрелять собак не  имеет
смысла,  ведь  Брент  планировал  скрытую  акцию,  а  не  налет.  Имитация
ограбления тут не подходит, это насторожит Тейлора. Да и выстрелы в ночной
тишине далеко слышны...
   Брент разочарованно щелкнул пальцами и повернулся к машине. Сделав  два
шага,  он  остановился,   прислушался   к   яростному   лаю   продолжавших
неистовствовать  псов.  Постоял  с  минуту,  послушал  еще,  усмехнулся  и
вернулся к калитке.
   Это были не живые собаки, а высококачественная запись  на  замкнутой  в
кольцо ленте, включающаяся при нажатии кнопки звонка  и  воспроизводящаяся
снова и снова. Динамики обеспечивали совершенно естественный звук, и Брент
ни за что не разгадал бы этого трюка,  если  бы  не  обратил  внимания  на
повторение одних и тех же звуковых циклов. Настоящие собаки  не  исполняют
свои номера на бис.
   Сумка с инструментами была прицеплена к поясу Стивена Брента. Замок  он
отпер без труда, а вот с хитроумной сигнализацией пришлось повозиться. Лай
постепенно  стихал,  вероятно  в  соответствии  с  программой  таймера,  -
создавалось впечатление, что собаки разбредаются по территории. Пока Брент
воевал  с  сигнализацией,  он  обнаружил  и   другие   способы   активации
акустической собачьей защиты -  она  срабатывала,  когда  кто-то  подходил
слишком близко к забору или прикасался к воротам и калитке.
   Отключив  сигнализацию,  Брент  шагнул  за  ворота.  Дорожку  к   дому,
вымощенную белой каменной плиткой, освещали тусклые лампы,  заключенные  в
причудливые стеклянные конусы, обвитые золотистыми металлическими  змеями.
Почему он действительно не завел собак, думал Брент, быстро, но непоспешно
направляясь к дому. Чего проще... Но за собаками нужно ухаживать, их нужно
кормить. Значит, кто-то должен обитать на  вилле  постоянно  или  хотя  бы
наведываться время от времени. Такого человека Тейлор, видимо, нанимать не
хочет, равно как не нанял он и охрану... Патологическая недоверчивость  ко
всем на свете или серьезные основания не допускать никого и  на  периферию
своей частной жизни?
   Брент открыл замок входной двери и оказался в просторном холле. Снаружи
падало достаточно света, чтобы не прибегать к помощи  потайного  фонарика.
Брент решил начать обыск с кабинета Тейлора, а  потом  обшарить  остальные
комнаты и подсобные помещения, благо на это  времени  у  него  хватало.  В
кабинете, обнаруженном на втором этаже, Брент  задернул  плотные  шторы  и
зажег настольную лампу.
   Прежде всего в  глаза  бросился  большой  никелированный  сейф.  Дверцу
украшал  прямоугольный  дисплей,  утопленный  в  толстую  сталь,  под  ним
выступала укрепленная на кронштейнах стандартная компьютерная  клавиатура.
На экране мерцал длинный ряд нолей.
   Минуту постояв перед сейфом в раздумье, Брент нерешительно нажал ENTER.
Ноли сменились зеленоватой надписью:
   ВВЕДИТЕ КОД ДОСТУПА
   Код доступа? Брент приложил палец ко лбу.  Откуда  же  ему  знать  этот
чертов код... Разве что попробовать наугад. Тейлор ездил в Гаррисберг, так
почему бы не набрать название этого города?
   Он так и сделал. Дисплей мигнул и высветил новую надпись:
   ОШИБКА
   КОД НЕ ОПОЗНАН
   ПРИ ПОВТОРНОЙ ОШИБКЕ
   ПОЛИЦИЯ БУДЕТ ИЗВЕЩЕНА О НЕСАНКЦИОНИРОВАННОМ ПРОНИКНОВЕНИИ
   - Проклятье, -  буркнул  Стивен  Брент.  Вот  именно,  проклятье.  Сейф
открыть не удастся, да эта электронная штуковина еще и подскажет  хозяину,
что здесь кто-то  был.  Неужели  придется  идти  на  вариант  с  имитацией
ограбления? Это подозрительно, но менее подозрительно, чем такая  картина:
кто-то пытался залезть в сейф, но не взял в доме ни одной ценной вещи...
   Со злостью Брент ударил кулаком по краю кронштейна,  торчавшему  из-под
клавиатуры. Кронштейн внезапно подался и  ушел  вниз.  Дверца  с  дисплеем
распахнулась, и за ней Брент увидел другую дверцу, с обычным  механическим
цифровым замком.
   Итак, эта компьютерная система - такой же обман, как и собачий лай.  Но
зачем? Да очень просто. Если бы замок и  впрямь  управлялся  электроникой,
при  любом  сбое  в  энергоснабжении  виллы  Тейлор  не  смог  бы  открыть
собственный сейф. Для кого-то подобная неприятность мало что  значила  бы,
лишь  небольшую  задержку,  пока  не  возобновится  подача  электрического
тока... Следовательно, Тейлору крайне важно иметь доступ  в  сейф  всегда,
есть ток или нет? Что же такое жизненно необходимое он там прячет?
   Пристально изучив замок, Брент пришел к выводу, что справится с ним. Он
вооружился медицинским стетоскопом, извлеченным из сумки с  инструментами,
и  принялся  миллиметр   за   миллиметром   поворачивать   первую   ручку,
прислушиваясь к шумам механизма.
   Сейф сдался через полтора часа, когда спина Брента невыносимо болела от
кропотливой  работы  в  полусогнутом  положении.   Брент   выпрямился,   с
наслаждением ощутив, как благодарно  отзываются  мышцы  спины,  и  потянул
ручку приоткрытой дверцы.
   Сначала он ничего не разглядел в полумраке,  затем  глаза  привыкли,  и
Брент увидел две картонные коробки. Он вынул одну них, снял крышку. Внутри
теснились ампулы с прозрачной жидкостью, но  название  препарата  не  было
обозначено. Во второй коробке обнаружились такие  же  ампулы  и  несколько
шприцев. На мгновение мелькнула абсурдная мысль - а не наркоман ли Тейлор?
- но Брент тут же отогнал ее.
   На верхней полке  лежал  продолговатый  футляр.  Открыв  его,  Брент  с
недоумением воззрился на радужно переливающийся прямоугольник  размером  с
ладонь, украшенный рубиновым полушарием в центре  и  кристаллами  странной
формы по  углам.  На  обороте  прямоугольной  пластины  на  гладкой  синей
поверхности ровно светились два золотистых  ободка.  Брент  прикоснулся  к
одному из них, и его будто током ударило. Послышался высокий тонкий  звук,
и по руке Брента заметались фиолетовые искры. Одновременно он был захвачен
необыкновенным ощущением  эйфории,  которое  пугало,  но  от  которого  не
хотелось избавляться.
   Встряхнувшись, Брент отдернул палец.
   - Ну, как вам это  понравилось?  -  вкрадчиво  спросил  кто-то  за  его
спиной.
   Брент крутанулся  на  каблуках.  Перед  ним  стоял  Уильям  Д.Тейлор  с
внушительным пистолетом в руке.
   - Поднимите руки! - скомандовал он.
   Как во сне, Брент повиновался. Тейлор быстро ощупал его  и  вытащил  из
кармана "полис-спешл" тридцать восьмого калибра.
   - Неплохо вооружились, - заметил он. - Только это ни к чему. Побеседуем
как двое разумных людей... Верните в футляр то,  что  у  вас  в  руках,  и
садитесь. Кстати, вам повезло, что я здесь. В моем  доме  незваных  гостей
иногда ожидают сюрпризы... И не всегда приятные...
   Вложив пластину в футляр, Брент сунул ее в сейф и уселся на стул.
   - Вы должны быть в Вашингтоне, - проронил он, точно эта  реплика  могла
тут же отправить Тейлора обратно в столицу США.
   Тейлор улыбнулся, запихивая револьвер Брента в свой карман.
   - Да я и был в Вашингтоне... Но кто же откажется лично познакомиться со
Стивеном Брентом из АНБ? Тем более вы к этому стремились...
   - Вот как, вы меня знаете...
   - Знаю ваше имя, - спокойно сказал Тейлор. - И еще то,  что  вы  влезли
сюда без всякого соизволения руководства. Это меня  устраивает.  Вы  очень
хорошо срежиссировали ваше исчезновение.
   -  Вам  не  сойдет  с  рук  убийство  сотрудника  АНБ,  -  без   особой
убежденности заявил Брент.
   - Убийство? - удивился Тейлор. - А  кто  говорил  об  убийстве?  Вы  не
поняли, поясняю. Я мало знаю о вас и хочу  узнать  больше,  много  больше.
Поэтому мы отправляемся в путешествие.
   Тейлор  поднял  пистолет  на  уровень  груди  Брента  и  выстрелил.  На
пистолете  не  было  глушителя,  но  вместо  характерного  резкого  хлопка
раздалось какое-то неопределенное шипение. Боль захлестнула Стивена Брента
с головы до ног. Он попытался вскочить со стула,  но  свет  померк  в  его
глазах.
17
   Едва Кремнев устроился в гостиничном номере,  он  позвонил  Шатилову  и
сообщил, что выезжает к нему вместе  с  Ирой.  Они  взяли  такси.  Ира,  в
последний  раз  посетившая  Москву  еще  ребенком,  увлеченно  глазела  по
сторонам.
   Нажимая кнопку звонка у двери  Шатилова,  Кремнев  заметно  волновался.
Восемь лет разлуки не шутка. Многое могло измениться...
   Многое, но  не  главное.  Дверь  распахнулась,  и  Кремнев  очутился  в
медвежьих объятиях друга.
   - Раздавишь, - смеясь, вымолвил Кремнев.
   - Выдержишь, ты железный... - Шатилов разомкнул  объятия  и  стиснул  в
ладонях плечи Кремнева. - Черт, Сашка! Такой весь из себя джентльмен...
   - Да и ты не похож на убогого, - сказал Кремнев, и в голосе его звучала
настоящая радость, - А вот это Ира, моя племянница.
   - Здравствуйте, - смущенно проговорила Ира.
   - Привет! Проходите...
   Шатилов широким жестом пригласил их в гостиную. Первым вошел Кремнев  и
сразу увидел Марину, сидевшую в кресле с разноцветным  журналом  в  руках.
Она была одета в слишком  просторные  для  нее  джинсы  Шатилова,  его  же
рубашку и джинсовую куртку.
   - Знакомьтесь, - произнес Шатилов. - Марина, это и есть Саша Кремнев, о
котором я тебе столько рассказывал... А это Ира.
   - Здравствуйте, - снова сказала Ира.
   - Очень рада, - откликнулась Марина.
   Кремнев украдкой бросил на  Шатилова  лукаво-вопросительный  взгляд.  В
ответ Шатилов чуть заметно  отрицательно  качнул  головой.  Тогда  Кремнев
приподнял брови, и Шатилов прикрыл глаза, что означало: "Потом".
   Этот  безмолвный  диалог  остался  не  замеченным  девушками.   Кремнев
повалился на диван, Ира скромно пристроилась на стуле.
   - Ну, выкладывай, - потребовал Шатилов, предлагая Кремневу сигареты.  -
Как ты, что ты?
   - Я, брат, решил заняться издательской  деятельностью,  -  важно  изрек
Кремнев. - Издательство "ВОЛК", слышал?
   - Никогда, - признался Шатилов. - Что за волк?
   -  Всероссийская  объединенная  литературная  корпорация...  -  Кремнев
рассмеялся. - Шучу, конечно. Никакая  не  всероссийская  и  тем  более  не
корпорация, а просто "ВОЛК". Ну, крутой такой зверь... И слышать о нас  ты
вряд ли мог, потому что мы только что организовались. Ни одной  книги  еще
не выпустили.
   -  Гм...  Вот  не  думал,   что   ты   заинтересуешься   книгоизданием.
Неисповедимы пути Господни... И  что  будете  штамповать  -  детективчики?
Конкуренции не боитесь?
   Кремнев зажег сигарету и выпустил кольцо дыма.
   - Не боимся, потому что у нас особая политика.
   - Ох ты... Если не секрет, какая?
   -  Секретов  нет.  Видишь  ли,  Юра,  детективы,   боевики,   триллеры,
фантастика - все это у нас выпускают сотни издательств. Да вот беда,  если
наши российские авторы, то уровень пещерный, а кто  поприличнее  -  сплошь
буржуи. Многие читатели справедливо ругаются. Люди уже  объелись  дерьмом,
хотят  читать  наше,  русское,  но  качественное  -  те  же  детективы   и
фантастику,  но  на  уровне  настоящей  литературы.  И  ведь  есть  у  нас
талантливые авторы, молодые ребята!  Но  из  коммерческих  издательств  их
гонят - мол, тетя Маня не поймет. Гонят и из  элитарных  -  там  наоборот,
высокомерно нос воротят. На рынке образовалась ниша, дыра, понимаешь?  Вот
мы  и  решили  ее  заполнить.  Дали  рекламу  в  газеты,  объяснили,   что
требуется... Не поверишь - портфель забит рукописями. Процентов тридцать -
шедевры, будем издавать... Ребята пишут не  хуже  Стивена  Кинга.  Мы  их,
конечно, раскрутим - телевидение там, пресса... Ты видел у  нас  в  России
писателя,  раскрученного  наподобие  Кинга  или   Шелдона   -   абсолютные
бестселлеры? То-то. Даже самых популярных знают сравнительно  мало.  А  мы
возьмем и сделаем!
   Слушая воодушевленную речь  друга,  видя  его  горящие  глаза,  Шатилов
мысленно радовался за него. Опасения, что  Кремнев  предстанет  перед  ним
сломленным, сдавшимся человеком, не сбылись.
   - И ты здесь по делам издательства? - спросил он.
   - Не по делам, а по одному делу. Московский автор прислал исключительно
интересную рукопись.  Хочу  с  ним  встретиться,  предложить  долгосрочный
контракт... И все-таки главное было - повидаться с тобой, иначе  я  послал
бы в командировку помощника. Кстати, что это  у  нас  за  встреча  всухую?
Наливай!
   Шатилов сконфуженно развел руками:
   - Извини, не купил, закрутился... Расскажу - поймешь и простишь. Мы тут
с Мариной тебе такой детектив преподнесем, твои доморощенные Стивены Кинги
от зависти лопнут... Правда, Марина?
   Он подмигнул девушке, та несмело улыбнулась в ответ.
   - Да ладно, я сбегаю, - проявил великодушие Кремнев.
   - Давай я, как хозяин...
   - Нет уж, как хозяин ты  развлекай  наших  девушек...  Тут  поблизости,
наверное, новых магазинов за восемь лет пооткрывали немерено?
   - Полно, да только водка в них левая. Иди в "Кристалл", там не обманут.
Три квартала налево.
   - Угу... Я мигом. - Кремнев легко вскочил с дивана и вышел из квартиры,
захлопнув дверь.
   - Так. - Шатилов обратился к Марине: - Там в холодильнике...  В  общем,
сооружай закуску.
   Марина кивнула и отправилась на кухню, а Шатилов принялся расспрашивать
Иру о жизни в Санкт-Петербурге.
   В этот момент на лестничной клетке третьего этажа дома напротив  парень
в кожаной куртке поднял к глазам бинокль. Понаблюдав с минуту, он  включил
переговорное устройство:
   - Макс, их там двое - он и девчонка. Больше никого не вижу.
   - Больше точно никого нет? - послышалось из динамика.
   - Вроде бы нет.
   - Хорошо, иди вниз.
   Парень спустился по лестнице и сел  в  "тойоту",  стоявшую  у  подъезда
шатиловского дома. В салоне сидели еще трое, а позади "тойоты" у  тротуара
приткнулся черный джип.
   - Макс, начинаем? - спросил парень с биноклем.
   - Инструкции всем понятны? - осведомился тот, кого назвали Максом.  Под
утвердительные возгласы он скомандовал: - Начинаем.
   Шатилов немного удивился, услышав дверной звонок.
   - Быстро же он... Человек-ракета! - Он прошагал  в  прихожую  и  открыл
дверь.
   Сильнейший удар в лицо отшвырнул  его  к  стене.  Четверо  ворвались  в
прихожую, обнажая  притаившиеся  в  потайных  карманах  курток  компактные
автоматы "скорпион". Упавшего Шатилова подняли  за  воротник,  впихнули  в
кабинет.  В  дверях  встал  совсем  молодой,  невысокого  роста  парень  с
автоматом.
   - Берите девчонку, - распоряжался Макс. - Живо проверить квартиру!
   Марина,  возившаяся  на  кухне,  услышала  шум  и  отрывистые  команды.
Похолодев, она замерла. Это пришли  за  ней...  Прыгать  в  окно?  Слишком
высоко. Она метнулась в спальню - из  прихожей,  гостиной  и  кабинета  ее
видеть не могли - бросилась на пол и втиснулась под кровать. Почти тут  же
в спальню вбежал один из боевиков.
   - Никого нет, Макс! - крикнул он.
   Шатилов лихорадочно соображал. Пистолет  лежит  в  ящике  стола...  Там
только два патрона, но если вывести из строя этого юнца,  можно  завладеть
автоматом...
   Сделав вид, что теряет сознание, Шатилов покачнулся, ухватился за ручку
ящика, потянул на себя. Через мгновение пистолет  в  его  руке  смотрел  в
грудь вооруженного противника.
   Тому  было  только  девятнадцать  лет,  и  раньше  ему  не  приходилось
принимать участия в акциях. Он испугался и растерялся. Вместо  того  чтобы
отступить в коридор или попытаться выбить у Шатилова  пистолет,  он  нажал
спусковой крючок "скорпиона".
   Пули веером пронзили торс Шатилова, сверху донизу наискосок.  Обливаясь
кровью, Шатилов рухнул на пол.
   В кабинете появился Макс, за его спиной маячили две головы.
   - Идиот! - заорал он. - Этого велено было доставить, а не замочить!
   - Да он это... С пистолетом... -  начал  оправдываться  проштрафившийся
боевик.
   - Тьфу... - Макс обернулся. - А вы что встали? Стерегите девчонку!
   Склонившись над Шатиловым, он с усилием перевернул его.
   - Черт... Живой, но явно  доходит...  Вот  что.  Возьми  аккуратно  его
пистолет, вложи ему в руку и сделай контрольный выстрел в висок.
   - Зачем из его руки? Он весь изрешечен...
   Макс печально вздохнул:
   - Нет, ты дурак... Взять его с собой мы не  можем,  не  тащить  же  это
кровавое месиво в подъезде и на улице. А убийство расследовать будут круто
- бывший кагэбэшник как-никак. Если до тебя докопаются... Значит,  он  сам
застрелился, а ты со злости пальнул уже в труп. Дошло?
   - Белыми нитками шито.
   -  Ну  и  что?  Все  равно  убийство  им  не  доказать,  при   наших-то
адвокатах... И мы тебя вытащим, понял?
   Парень  благодарно  закивал.  "Дженнингс"  лег  в  руку   Шатилова,   и
единственный выстрел оборвал его жизнь.
   В гостиной, куда Макс направился после  расправы  над  Шатиловым,  двое
боевиков расположились  справа  и  слева  от  насмерть  перепуганной  Иры,
по-прежнему сидевшей на стуле.
   - Ну что, Стрельникова, - ухмыльнулся Макс, - недолго погуляла?
   Скованная ужасом девушка не смогла и рта раскрыть. Впрочем,  ей  бы  не
поверили, если бы она объяснила, что она не та, за кого ее принимают.
   В руке Макса блеснула игла шприца,  тут  же  вонзившаяся  в  предплечье
девушки. Наркотик подействовал быстро. Не прошло и тридцати секунд, как по
телу Иры разлились теплые волны блаженного безразличия.
   - Все, она готова, - сказал Макс, заглянув ей в глаза. - Пошли.
   Марина услышала стук закрывающейся входной двери. Она не решалась сразу
выбраться из своего убежища, но ее выгнал страх. Если эти... налетчики все
же сейчас поймут, что ошиблись и похитили не ту девушку, они вернутся. Или
им подскажут...
   Неловко выкарабкавшись из-под кровати, Марина встала сначала на колени,
потом на ноги. Ее шатало как пьяную, тело сотрясала  неостановимая  дрожь.
Тошнота подступала к горлу, еще более сильная от запаха нагретого  металла
в теплом воздухе... И какого-то другого неприятного, страшного запаха.
   Девушка добрела до кабинета, опираясь о стены, ахнула  и  закрыла  лицо
рукой. Юрий Дмитриевич Шатилов, человек, давший ей приют и надежду,  лежал
навзничь в луже крови. Чтобы констатировать смерть, Марине  не  требовался
врач - в правом виске Шатилова зияло круглое отверстие в темном ореоле.
   - Боже, - сдерживая рыдания, прошептала Марина. - Боже...
   Шатилов погиб из-за нее. И  та  девушка,  Ира...  Пусть  не  сразу,  но
бандиты разберутся, увидят свой  промах,  и  тогда...  Что?  Отпустят  Иру
восвояси? Едва ли. Уберут как свидетельницу, вот что они  сделают.  Марину
трясло все сильнее. Господи, две ужасные смерти из-за  нее,  только  из-за
нее! Даже сдайся она бандитам в попытке спасти Иру, ту все равно бы убили,
как Шатилова.
   Теперь надо бежать, не важно куда, лишь  бы  подальше  от  этого  дома,
превратившегося в театр кошмаров. Разум девушки полностью отключился,  она
не отдавала себе отчета в своих поступках, не могла подумать  о  том,  что
будет после. О Кремневе она даже не вспоминала...
   Как-то она оказалась у входной двери, крутанула ручку замка и  побежала
вниз по лестнице. Она еще не  оправилась  от  последствий  автокатастрофы,
быстрые движения причиняли боль, но панический ужас гнал ее прочь.
   С Кремневым она  не  встретилась.  Он  возвратился,  когда  Марина  уже
свернула за угол.
   Распахнутая  настежь  дверь  и  абсолютная  тишина  за  ней   мгновенно
подсказали  Кремневу:  что-то  неладно.  В  прихожей  из  его  рук   выпал
полиэтиленовый пакет  с  двумя  бутылками  водки,  и  Кремнев  рванулся  в
гостиную, потом влетел в кабинет.
   Он молча стоял над телом Шатилова, не  веря  тому,  что  видит.  Только
могучим усилием воли он заставил себя стряхнуть оцепенение и позвать:
   - Ира! Марина!
   Молчание. Кремнев заметался по квартире, открывая все двери, заглядывая
в шкафы, под кровать... Все места, где можно спрятаться. Девушек нигде  не
было, ни живых, ни мертвых. Тогда Кремнев вернулся к  Шатилову,  опустился
на колени перед телом друга.
   - Вот так и увиделись, Юра, - тихо проговорил он и беззвучно  заплакал.
- Вот так и увиделись...
   Подобно Марине,  он  забыл  обо  всем  на  свете,  но  профессиональные
рефлексы не позволили ему утонуть в глубинах  отчаяния.  В  квартире  была
стрельба, значит, вот-вот явится милиция... В  их  глазах  Кремнев  станет
главным  подозреваемым.  Сидя  в  следственном  изоляторе,  сумеет  ли  он
заниматься поисками Иры и убийц Шатилова? Даже если его и выпустят  вскоре
на свободу, он потеряет драгоценное время. Нет, дожидаться милиции было бы
роковой ошибкой.
   Кремнев встал и выпрямился:
   - Обещаю тебе, Юра... Я найду их. Обещаю.
   Никто не слышал его слов. Но если бы рядом находился человек,  знакомый
с Кремневым лично и различающий оттенки его интонаций, он не усомнился  бы
ни на минуту: обещание будет выполнено.
18
   Старинный русский город Нижельск, основанный едва ли не раньше  Москвы,
прозябал в течение столетий и начал бурно разрастаться лишь в шестидесятых
годах нашего века, когда  здесь  построили  крупный  нефтеперерабатывающий
завод. К сентябрю 1998 года население Нижельска перевалило за сто тысяч  и
продолжало расти. Из достопримечательностей  в  городе  имелось  несколько
церквей (из тех, что не успели порушить большевики), краеведческий музей и
с  десяток  зданий,  отнесенных  к  памятникам  старины.  Мэром  Нижельска
(правда, он предпочитал именовать себя не  мэром,  а  главой  города)  был
избран бывший директор того самого завода Виктор Борисович Черкасов.
   Обычно Черкасов выходил из дома в половине восьмого утра, усаживался  в
ожидающую его черную "Волгу" и ехал на работу одним и  тем  же  маршрутом.
Так было бы и этим  утром,  если  бы  некие  посторонние  силы  не  внесли
существенные коррективы в планы мэра.
   Напротив нового дома, где жил Черкасов, простирался пустырь, а  за  ним
возвышалась  полуразвалившаяся  церквушка,  на  восстановление  которой  у
города не хватало денег. Ровно в семь утра в  развалинах  появился  крепко
сложенный молодой человек с кожаным чемоданчиком. Судя по  его  уверенному
поведению, он  был  тут  не  впервые.  Свободно  ориентируясь  в  каменных
нагромождениях,  образовавшихся  из-за   плачевного   состояния   стен   и
перекрытий, он прошел к лестнице, ведущей на чудом уцелевшую колокольню, и
стал подниматься наверх.
   Никаких колоколов, разумеется, давно не было. Дом Черкасова  представал
с высокой площадки как на ладони. Молодой  человек  раскрыл  чемоданчик  и
приступил к сборке винтовки с оптическим прицелом. Оружие было изготовлено
к стрельбе в 7:23.
   Нефтеперерабатывающий завод  располагался  на  противоположной  окраине
Нижельска. Огромная территория охранялась, но выставить  людей  на  каждом
метре протяженности бесконечных заборов не было никакой возможности, да  и
надобности раньше не возникало.
   Впрочем,  обыкновенный  потрепанный  грузовик,  застрявший  в  грязи  у
ограждения, вряд ли вызвал бы подозрения у охранников, даже  если  бы  они
его заметили. Из кабины выпрыгнул шофер в телогрейке, так  же  по-рабочему
одетый пассажир выбрался с  другой  стороны.  Оба  огляделись,  никого  не
увидели поблизости и зашагали к бетонному забору, который только  выглядел
монолитным. После каких-то манипуляций шофера у самого  подножия  бетонной
плиты открылся заранее вырезанный люк. Двое выгрузили  из  кузова  пузатый
серый баллон, подтащили к забору и исчезли в люке.  На  территории  завода
они провели минут пятнадцать, и, когда возвратились  в  кабину  грузовика,
часы пассажира показывали 7:21.
   Грузовик тронулся с места, как по волшебству  высвободившись  из  якобы
заставившей его остановиться трясины  грязной  лужи,  и  покатился  прочь,
наращивая скорость.
   В 7 часов 29 минут  30  секунд  пунктуальный  мэр  вышел  из  подъезда,
направляясь  к  машине.  Засевший   на   колокольне   снайпер   сноровисто
прицелился. Пуля разбила лобную кость мэра ровно в 7:30.
   В ту же секунду не отрывавший взгляда от часов пассажир грузовика нажал
кнопку на  пульте  радиоуправления  взрывным  устройством.  Под  одним  из
крупнейших  резервуаров  нефтеперерабатывающего  завода  прогремел  мощный
взрыв. Этот взрыв и последовавший за ним  пожар  сами  по  себе  причинили
громадный ущерб, но главное было не в  этом.  Бомба  разнесла  на  осколки
серый  баллон,   содержавший   отравляющий   газ   высокой   концентрации.
Смертоносное облако двинулось к рабочим кварталам города. Прежде  чем  оно
рассеялось, погибли триста восемьдесят три человека, и еще полторы  тысячи
обитателей Нижельска получили тяжелые отравления.
   Во всех выпусках новостей  катастрофу  в  Нижельске,  странным  образом
совпавшую  с  убийством  мэра,  назвали  крупнейшей  трагедией  со  времен
чернобыльской аварии и землетрясения в Спитаке.
   Виновные, как всегда, обнаружены не были.
19
   Кремнев сунул голову под кран с холодной водой. Спиртного ему  пить  не
следовало, а он выпил, да еще превысил меру. Отчаяние  диктовало  условия:
он не знал, с чего начинать поиски, у него не  было  мало-мальски  стоящей
идеи.
   Закрутив кран после того, как  вода  немного  привела  его  в  чувство,
Кремнев вытер волосы полотенцем и вышел из ванной.  Пистолет  "дженнингс",
который он взял в кабинете Шатилова, лежал на журнальном столике  рядом  с
полупустой бутылкой виски и перегруженной пепельницей.  Кремнев  задумчиво
взвесил   оружие   на   ладони,   вытряхнул   из   рукоятки   магазин    с
одним-единственным патроном, вставил на место.
   В дверь гостиничного номера постучали. Кремнев сунул оружие в карман:
   - Войдите!
   На пороге показалась дежурная по этажу:
   - Кремнев Александр Андреевич?
   - Да.
   - Вам просили передать...
   Женщина протянула Кремневу запечатанный конверт без адреса  -  крупными
буквами там стояло только имя.
   - Кто просил? - осведомился Кремнев, принимая конверт.
   - Какой-то молодой человек. Я сказала, что  вы  в  номере  и  он  может
зайти, но он очень спешил... Только предупредил,  чтобы  я  отдала  письмо
именно вам, в собственные руки.
   - Спасибо, - буркнул Кремнев.
   Когда за дежурной захлопнулась дверь, он  аккуратно  вскрыл  конверт  и
достал оттуда сложенный вчетверо тетрадный лист. Кремнев с трудом разбирал
торопливый почерк - буквы кренились направо и налево, залезали за строчки,
точно письмо писалось в страшной спешке.
   "Александр Андреевич, если хотите выручить племянницу, не мешкайте.  На
обороте найдете план дома и  как  туда  добраться.  Наверное,  они  должны
держать ее в подвале. Не знаю, сколько их там. Я ваш друг, но  я  бессилен
помочь. Мне удалось лишь мельком переговорить с Ирой, она шепнула мне, где
вас искать. Единственное,  что  я  могу  для  вас  сделать,  -  машина.  У
гостиницы стоит вишневая "восьмерка" с ключами. Прошу, сожгите это письмо.
Если они опознают почерк, мне конец".
   Кремнев перевернул листок, долго изучал вычерченный неровными дрожащими
линиями план со стрелками и пояснениями. Что ж, ехать предстоит  не  очень
далеко.
   Разумеется, Кремнев сразу подумал о том, что его заманивают в  ловушку,
но у него и в мыслях не было уклониться  от  поездки.  Пусть  ловушка,  на
месте посмотрим, кто "кого. Машина у гостиницы может быть заминирована, но
для профессионала проверка не составляет труда.
   Огонек зажигалки лизнул краешек письма, и вскоре  оно  полыхало  вовсю.
Кремнев не слишком доверял версии о загадочном  незнакомом  друге,  что-то
здесь нечисто. Но письмо все-таки лучше сжечь.
   Тетрадный листок догорел в пепельнице, вслед за ним  Кремнев  поджег  и
конверт. "Пепел  к  пеплу,  прах  к  праху",  -  вспомнил  он  и  невольно
усмехнулся. Как бы сегодня кому-то не пришлось убедиться в  справедливости
этой сентенции...
   Внизу у  тротуара,  напротив  подъезда,  Кремнева  действительно  ждала
вишневая "восьмерка". Когда он подходил к машине,  опьянение  окончательно
оставило его. Малейший намек на утрату самоконтроля мог стоить жизни, а  в
таких случаях он умел управлять собой.
   В свое время в КГБ Кремневу довелось знакомиться с  основами  взрывного
дела, причем  именно  в  специфическом  аспекте,  в  частности  касающемся
минирования автомобилей. Он знал, где  и  как  могут  установить  взрывное
устройство в машине. Правда, за минувшие  десять  лет  могли  придумать  и
что-то новенькое, но, усаживаясь за руль  и  поворачивая  ключ  зажигания,
Кремнев на девяносто девять процентов был уверен, что бомбы нет.
   Двигатель приветливо заурчал. Кремнев подумал,  что,  если  планируется
покушение, прибегать к бомбе  вовсе  не  обязательно.  Есть  сотни  других
надежных способов.
   Темнело, и Кремнев зажег фары. Он тщательно соблюдал  правила  уличного
движения - не хватало еще, чтобы его остановили  в  чужой  машине.  Только
выбравшись на загородное шоссе, Кремнев прибавил скорость.
   Особняк,  указанный  на  плане  в  письме,  он  разыскал   без   особых
сложностей. Это была  двухэтажная  кирпичная  дача  на  берегу  маленького
озера, с ярко освещенными окнами  на  обоих  этажах.  Возле  дома  Кремнев
никого не увидел. Он загнал машину в перелесок, переложил  "дженнингс"  из
внутреннего кармана в боковой и зашагал  к  хилому  невысокому  заборчику,
имевшему чисто символическое значение.
   Подкравшись к дому, Кремнев заглянул в окно. Двое парней  сидели  перед
телевизором и увлеченно следили за сюжетом  какого-то  детектива.  Кремнев
удовлетворенно кивнул, обошел дом и поочередно осмотрел через окна  другие
комнаты - все пустые,  насколько  он  мог  разглядеть  в  мерцающем  свете
ночников.
   Теперь второй этаж. Кремнев подошел к дереву,  могучие  ветви  которого
нависали над балконом, подтянулся и вскарабкался наверх.
   Балконная  дверь  была  распахнута  настежь.  Из   комнаты   доносилось
сосредоточенное  ритмичное  фырканье.  Кремнев  осторожно  перебрался   на
балкон, и перед  его  взором  предстала  голая  мускулистая  спина  парня,
занятого физическими упражнениями с девицей.
   Второй этаж целиком занимала одна большая комната, устроенная наподобие
мансарды. Так  как  дальнейшей  рекогносцировки  не  требовалось,  Кремнев
шагнул в комнату с пистолетом в руке.
   - Эй, - тихонько позвал он.
   Громила свалился с партнерши, перевернулся и уставился  на  Кремнева  с
детским изумлением. Он молчал: девица проявила намерение поднять визг,  но
Кремнев многозначительно взмахнул "дженнингсом".
   - Быстро к стене, оба, - вполголоса приказал он.  -  Руки  на  затылок,
ноги шире плеч.
   Команда была выполнена грамотно. Приблизившись к своим голым пленникам,
Кремнев ударил парня пистолетом по голове. Пока тот падал, то же  пришлось
проделать и с девицей, хотя Кремневу претило подобное обращение со  слабым
полом. Увы, у него не было альтернативы.
   Обыскав  одежду  парня,  Кремнев  обнаружил  пистолет  ПСМ   с   полным
магазином. Так, это уже кое-что... Можно спускаться вниз.
   Телевизор на первом этаже заглушил шаги  Кремнева  киношной  пальбой  и
воплями. Двое любителей детектива сидели  спиной  к  лестнице,  и  Кремнев
некоторое время смотрел  на  экран  из-за  их  бритых  затылков,  а  потом
выстрелил в кинескоп.
   Он рассчитал правильно. Неожиданный грохот сзади и  спереди,  эффектный
взрыв кинескопа - все это на  мгновение  парализовало  здоровяков  и  дало
Кремневу возможность свалить правого мощным ударом,  не  опасаясь  реакции
левого... А опомнился левый недостаточно быстро -  пистолет  Кремнева  уже
прижимался к его виску.
   - Спокойно, - проговорил Кремнев без лишних эмоций. - Где она?
   - Кто - она?
   - Ты знаешь кто. Отвечай четко и ясно, не то застрелю, понял?
   - Понял... Она внизу, в подвале...
   - Где ключи?
   - В кармане, правом...
   - Стоп. К карману не тянись, без тебя справлюсь.
   Ключи в самом деле оказались там. Кремнев решил сначала освободить Иру,
а потом уже проводить допросы, так что и второй громила получил  в  полном
смысле слова сногсшибательный удар. Кремнева беспокоила вероятность  того,
что кто-то снаружи мог слышать выстрел  и  взрыв  кинескопа.  Дача  стояла
уединенно, но это не означало, что поблизости наверняка никого нет. Однако
всего не предусмотришь, так не бывает...
   Кремнев сбежал по лестнице, ведущей в подвал, и зажег свет. Здесь  была
только одна дверь, обитая проржавевшим железным  листом.  Перепробовав  по
очереди ключи, Кремнев отпер тугой замок.
   В комнате, или,  скорее,  камере,  горела  тускло-желтая  лампочка  под
потолком. Возле кирпичной стены стоял грубо сколоченный деревянный стул  с
высокой спинкой, к которому была привязана молодая  женщина  в  изодранном
платье, едва прикрывавшем окровавленное тело. Кремнев опешил. Он судорожно
огляделся вокруг, точно надеялся, что в тесной камере мог быть еще кто-то.
Множество объяснений ситуации теснилось в его сознании. Иру увезли отсюда,
пока он добирался; напротив, ее должны сюда привезти; автор письма ошибся;
автор намеренно обманул Кремнева, преследуя какие-то свои  цели...  И  так
далее, и тому подобное.
   Да, Кремнев был обескуражен, но отнюдь  не  выбит  из  седла.  Так  или
иначе, этот дом, эти  люди  имеют  отношение  к  похищению  Иры  и  смерти
Шатилова. Он распутает клубок до конца... А пока он  бросился  развязывать
узлы на нейлоновых шнурах, впившихся в руки и ноги незнакомки.
   Женщина ничего не говорила, только стонала едва слышно. Несомненно, она
была красива  -  той  болезненно-эфемерной,  не  поддающейся  определениям
красотой, какая всегда так привлекала Кремнева. Ее огромные синие глаза на
исхудавшем  лице,  обведенные  темными  кругами,  смотрели  со  страхом  и
надеждой. Короткие  светлые  волосы  слиплись  от  крови,  ярко-алые  губы
подчеркивали бледность кожи. Черты лица в общем были правильными -  прямой
нос, округлый подбородок,  высокий  лоб  -  и  все  же  чем-то  неуловимым
отличались от того набившего оскомину стандарта, который не  дает  взгляду
задерживаться на одинаковых лицах рекламных див. В этой женщине было нечто
свойственное ей, и только ей одной, в  ней  была  загадка...  Но  если  бы
Кремнева спросили, в чем эта загадка заключается, он не сумел бы ответить.
   Узлы были завязаны со знанием дела, но в конце концов  с  ними  удалось
справиться, и женщина поникла в руках Кремнева - худенькая, невесомая, как
маленькая девочка.
   - Вы можете идти? - заботливо спросил Кремнев.
   - Кажется, да, - прошелестела она, шагнула и  едва  не  упала.  Кремнев
поддержал ее, вдвоем они выбрались из подвала. Женщина изумленно  смотрела
на своих недавних тюремщиков, пребывавших в абсолютной нирване.  -  Ого...
Ваша работа?
   Кремнев хмыкнул:
   - Да нет... Поскользнулись, потеряли сознание, очнутся - будет  гипс...
Кто вы?
   Вместо ответа женщина ухватила Кремнева за рукав:
   - Надо уезжать отсюда... Сейчас явятся другие...
   Молча продемонстрировав два пистолета,  Кремнев  вернул  их  в  карманы
пиджака.
   - С другими разберемся, - сказал он. - Сначала  я  хочу  потолковать  с
этими, да и с вами тоже. Много вопросов накопилось.
   - Я ничего не понимаю, - жалобно произнесла женщина.  -  Не  знаю,  кто
они, кто вы, в какие игры здесь играют... Может быть, вы еще  хуже,  но  у
меня нет выбора. Вы один?
   - Один.
   - Это плохо... - Она вдруг встрепенулась, как вспугнутая птица. -  Вот,
слышите?
   За окнами нарастал  рокот  двигателей  приближавшихся  автомобилей.  Не
менее трех машин, прикинул Кремнев. Сколько  человек?  Да  сколько  бы  ни
было. Одно дело - уложить захваченных врасплох охранников, и совсем иное -
перестрелка.  Напрасно   он,   пожалуй,   размахивал   перед   незнакомкой
пистолетами, трюки в стиле Рэмбо вряд ли пройдут.
   - У меня машина, - сообщил Кремнев. - Она с другой  стороны,  успеем...
Но одного из этих бугаев я заберу с собой.
   Женщина нерешительно шагнула к  двери,  вдруг  побледнела  еще  сильнее
(Кремнев не поверил бы, что это возможно, если бы не видел сам)  и  начала
оседать. Кремнев подхватил ее за миг до падения. Вот так  переплет...  Шум
двигателей уже у самого дома. На то, чтобы перенести женщину  в  машину  и
вернуться за охранником, времени не хватает. Да и стоит ли? Скорее  всего,
эти парни - пушечное мясо и мало что знают. А женщине, возможно,  известно
больше, чем ей самой кажется, любая деталь может навести Кремнева на след.
Обидно только, что вот сейчас прибывают те, кто почти наверняка осведомлен
о местонахождении Иры... Кремнева внезапно пронзил холодный  электрический
импульс. А если ее привезли в одной из этих машин?!
   Уходить нельзя, нельзя и оставаться. Цугцванг - какой  ход  ни  сделай,
позиция ухудшится. Будь Кремнев один, пошел бы на риск не задумываясь.  Но
с ним беззащитная женщина, которую они пытали...
   Рационального решения Кремнев  так  и  не  принял,  никакого  плана  не
выработал. Дальше он действовал автоматически, интуитивно, не  рассчитывая
следующих шагов. Самая скверная стратегия -  это  отсутствие  таковой,  но
только в плохих детективных романах герои точно знают, как им поступить, а
если ошибаются, то лишь ненадолго и в мелочах.
   Он отнес женщину в свою машину, устроил на сиденье и вернулся  к  дому,
спрятавшись за дощатым строением, напоминающим летнюю  кухню.  Отсюда  ему
были хорошо видны три автомобиля, въехавшие через задние ворота.  Свет  из
окон позволял рассмотреть происходящее.
   Из каждой машины вышли четверо, негромко переговаривались. Иры  с  ними
не было, и,  пока  не  поднялась  тревога,  Кремнев  намеревался  избавить
территорию от своего  присутствия.  Но  он  не  мог  преодолеть  искушения
подслушать разговоры прибывших...
   Хриплый злобный вопль донесся из дома:
   - Босс! Наших замочили!
   Ну, так уж и замочили, усмехнулся Кремнев. Лучше сказать,  предоставили
краткосрочный отпуск.
   На крыльце загрохотали шаги. Кремнев слышал отрывистые реплики:
   - Вроде живы...
   - А она где?
   - Дверь открыта... Удрала, черт!
   - Кто-то ей помог...
   - Они не могли далеко уйти. Попробуем догнать.
   - Но куда они поехали?
   - Тут не так много дорог...
   Кремнев  понял,  что  ничего  полезного  он  сейчас  не  узнает.   Пора
испаряться отсюда. Этот раунд за ним:  местонахождение  дома  известно,  и
ничего не помешает вернуться  после  разработки  детального  плана.  Может
помочь и женщина, которую он освободил из заточения...
   Перемахнув через ограду, Кремнев побежал к машине.
20
   Люди  на  улицах  казались  Марине  враждебными  и  опасными,  все  без
исключения. Она брела наугад, не зная куда и зачем, лишь  бы  подальше  от
страшной квартиры. Квартал  за  кварталом  оставался  позади.  Марина  шла
пешком, потому что у нее не было ни копейки, чтобы  сесть  в  автобус  или
спуститься в метро. Да и куда она могла поехать?
   В каком-то дворике,  куда  она  забрела  случайно,  Марина  присела  на
скамейку. Ей очень  хотелось  закурить,  но  и  сигарет  у  нее  не  было.
Набравшись мужества, она попросила  сигарету  у  выходившего  из  подъезда
молодого человека. К ее немалому облегчению, он был занят своими мыслями и
даже не попытался завести  с  ней  разговор  -  молча  протянул  сигарету,
вежливо щелкнул зажигалкой и исчез.
   Табачный дым окончательно  затуманил  сознание.  Хмурые  небеса  давили
сверху, джинсовая куртка с чужого  плеча  не  спасала  от  холода.  Марина
перебирала в уме адреса друзей и  знакомых.  Одни  живут  слишком  далеко,
другие в отъезде, третьи... Да какая разница. Все равно  ни  к  кому  идти
нельзя. У тех, кто за ней  охотился,  огромные  возможности,  и  эти  люди
совершенно безжалостны. Уж  если  они  неведомо  как  вычислили  человека,
подобравшего ее на дороге, к друзьям-то  явятся  непременно.  И  тогда  на
совести Марины будут еще трупы. Но не сидеть же здесь до ночи... Даже если
и сидеть - а ночью? А завтра? Надо где-то  укрыться,  надо  есть  и  пить.
Вокруг - огромный город, в нем  миллионы  людей,  и  ни  один  не  поможет
Марине...
   Неожиданно Марина вспомнила об Игоре Зимине. Ученик отца,  на  которого
профессор Стрельников возлагал большие надежды... Когда-то они  с  Мариной
были невинно, полудетски влюблены друг в друга. Она не  видела  Игоря  два
года, с тех пор как  он  уехал  учиться  в  Англию.  Может  быть,  он  уже
вернулся? Вот о нем преследователи  вряд  ли  сумеют  что-либо  пронюхать.
Слишком давно он в последний раз общался с профессором и Мариной,  слишком
далеко от России жил потом. И если Игорь в Москве... Его квартира как  раз
в этом районе!
   Марина бросила недокуренную сигарету, покинула дворик, дошла до угла  и
посмотрела на табличку с  названием  улицы.  Так,  нужно  сосредоточиться,
сориентироваться... Значит, сейчас направо и четыре, нет,  пять  кварталов
прямо, затем налево...
   Быстро шагая по тротуару, Марина поминутно оглядывалась. Вон тот тип  в
пижонском плаще - не следит ли за ней? Боже,  он  приближается!  И  машина
какая-то медленно едет вдоль тротуара...
   Уф, вроде бы нет. Пижон в плаще нырнул в ближайший  подъезд,  а  машина
покатила дальше. Сердце Марины колотилось, как миниатюрный паровой  молот,
истерзанные нервы посылали в кровь новые и новые  порции  адреналина,  или
какое там вещество вырабатывает в организме страх...
   Память исправно подсказывала дорогу,  словно  и  не  прошло  двух  лет.
Первый подъезд, второй этаж. Марина дважды нажала кнопку звонка,  и  после
паузы еще дважды - это был их давний знак.
   Долго, очень долго из квартиры не доносилось ни  звука.  Никого...  Она
пришла сюда напрасно. Единственный лотерейный билет оказался пустым.
   Марина повернулась, шагнула прочь от двери, вся во  власти  бескрайнего
отчаяния. В этот момент загремел замок.
   - Маринка! - послышался хорошо знакомый голос. -  Прости,  я  в  ванной
был...
   Прямо с лестницы Марина бросилась в объятия Игоря, стоявшего в  халате,
с мокрыми всклокоченными волосами.
   - Вот это жаркая  встреча,  -  засмеялся  Зимин.  Он  буквально  втащил
девушку в прихожую и запер дверь. - Ты так по мне скучала? А что же раньше
не зашла? С твоим отцом мы виделись, а ты  вроде  как  обо  мне  забыла...
Разве профессор не говорил тебе, что я приехал?
   - Нет. Папа умер...
   Зимин остолбенел:
   - Как умер... Когда?! Да мы же с ним вот только  что...  Он  книгу  мне
принес, записи свои рабочие...
   - Какую книгу? - Марина вздрогнула.
   - Господи, да не все ли равно... Профессор умер, вот несчастье...
   - _Какую книгу тебе принес отец_?!
   Игорь отступил к стене, пристально посмотрел на девушку:
   - Марина, что с тобой? Ты выглядишь так, будто... И  что  это  на  тебе
надето?
   - Потом... Сначала о книге...
   - Далась тебе эта чертова  книга!  -  Зимин  увлек  Марину  в  комнату,
насильно усадил в кресло, налил полбокала "Джека Даниэльса".
   - Виски настоящее, из Лондона привез. Выпей и вернись на грешную землю,
а я пойду переоденусь.
   Он скрылся в ванной, потом перебрался оттуда  в  спальню.  Марина  пила
виски небольшими глотками, кашляла, снова пила. Когда бокал  опустел,  она
налила себе еще, прикончила вторую дозу, нашла сигареты Игоря и  закурила.
Ей  стало  значительно  легче  -  сознание  просветлело,  нервы   частично
успокоились, умерили свой яростный бунт.
   Зимин  возвратился  в  мягких  серых  брюках  и  белом  университетском
джемпере.
   - Ну  вот,  ты  похожа  на  человека,  -  одобрительно  заметил  он.  -
Рассказывай, что стряслось.
   - Покажи книгу, - упрямо потребовала Марина.
   - Если это так важно... - Игорь пожал плечами.
   Подойдя к шкафу, где на полках громоздились толстые тетради и  солидные
научные труды,  он  осторожно  извлек  увесистый  фолиант  и  передал  его
девушке.
   - Германия, шестнадцатый век, - прокомментировал он. - Спорная рукопись
некоего Иоганна Гетца...
   - Да, это она, - сказала Марина, разглядывая потускневшее  тиснение  на
кожаном переплете.
   - Что значит "она"? Объясни ты толком...
   Игорь засунул рукопись обратно в шкаф и плюхнулся в кресло.
   - Объяснить толком нелегко, - вздохнула девушка. - Мне и самой  не  все
понятно. Только из-за этой книги... Я так думаю, что  из-за  нее...  Убили
человека...
   - Профессора Стрельникова?!
   - Что? Господи, нет... Отец умер от инфаркта...  Знаешь  что,  налей-ка
мне еще виски, а я расскажу, как сумею...
   Рассказ Марины продолжался без малого час, хотя она  и  старалась  быть
краткой и пропускать несущественные,  по  ее  мнению,  подробности.  Зимин
слушал не перебивая и все больше мрачнел. Когда она закончила, он сказал:
   - Трудно поверить во все это.
   - Спорить и доказывать не буду, слишком устала...
   -  Ты  не  поняла.  Кто-то  когда-то  изрек:  "Есть  истории  настолько
странные, что в них трудно поверить. Но нет  историй  настолько  странных,
чтобы они не могли произойти". Конечно, я  верю  тебе...  Но  что  же  нам
теперь делать?
   - Не знаю, - обреченно произнесла Марина. - Я боюсь. Они могут  явиться
сюда.
   - Не думаю.
   - Почему?
   - Потому что им нужна рукопись, так? Если бы они знали,  что  профессор
отдал ее мне, пришли бы за ней сразу, нет?
   - Наверное, да... Но они ведь не прекратят поисков! Нашли же они как-то
того человека, Шатилова. А он просто проезжал мимо, вытащил меня из машины
после аварии... Нашли в десятимиллионном городе!
   -  Гм...  -  Игорь  задумался.  -  Может  быть,  мы  с  тобой   неверно
интерпретируем события. Кто знает... С нашей точки  зрения,  это  выглядит
так, а в действительности, возможно, совсем иначе... У  нас  слишком  мало
данных.
   - Игорь, труп с пулей в голове одинаково выглядит с любой точки зрения.
   - Не согласен. Это могла быть инсценировка... Ты хоть дотрагивалась  до
этого трупа? Нет, конечно. Но если убийство и  настоящее,  нам  неизвестны
истоки, а это важнее всего. Но гадать тут, увы, бесполезно...
   - А как к тебе попала рукопись? Конкретно, как?
   Зимин вытряхнул сигарету из пачки и стал рассеянно вертеть ее в руках:
   - Профессор приехал поздно вечером, да что там - ночь уже была... Очень
взволнованный, даже какой-то потерянный... Мы беседовали почти до утра. Он
долго рассказывал мне о рукописи, о том, какое исключительное значение она
может иметь, если его выводы подтвердятся. Мы вместе  читали  его  записи,
смотрели компьютерные дискеты...  Перед  уходом  профессор  попросил  меня
оставить рукопись и прочее у себя и никому не  говорить  о  ней,  пока  он
что-то не проверит и не позвонит мне...
   - Что он хотел проверить?
   - Не знаю. Эта часть разговора была скомкана, мы оба очень устали.
   - А как по-твоему, почему он отдал рукопись именно тебе?
   - Ну, тогда это у меня не вызвало вопросов. Любимый ученик и все такое.
Теперь-то я думаю иначе... Дело, видимо, в том, что меня долго не  было  в
России и, если бы кто-то захотел проследить контакты профессора,  до  меня
очередь дошла бы не скоро.
   - Значит, он кого-то боялся?
   - Боялся? - Игорь наконец закурил, швырнул зажигалку на стол.  -  Может
быть... Но если боялся, то не  в  том  смысле,  в  каком  обычный  человек
опасается чего-то или кого-то.  Ведь  если  бы  открытие  состоялось,  оно
по-своему перевернуло бы мир. Наверное, профессор имел какие-то  основания
остерегаться того, что рукопись попадет к недобросовестным людям,  которые
используют ее если не во зло, то ради дешевых сенсаций... Сам же он -  ну,
ты знаешь, каким он был. Не поспешить, не ошибиться...
   - Игорь, я хочу видеть его  записи.  Если  чего-то  не  пойму,  ты  мне
растолкуешь.
   - Но он просил...
   - Отца больше нет, - перебила Марина. - И я должна знать...  Это  может
подсказать нам выход.
   - Хорошо, - сдался Зимин. - Я покажу,  и  мы  все  обсудим.  Только  не
представляю, как черновики исследователя помогут нам разобраться с  твоими
бандитами. Ох... Будь мы в Лондоне, я попросту позвонил бы в полицию. Но с
нашими властями свяжешься - или тебя тем же бандитам сдадут, или в  дурдом
определят. А то и за решетку, как в анекдоте: "За что?" - "Было бы за что,
вообще убили бы"...
   Марина вяло улыбнулась:
   - Прости, что втравила тебя в это...
   - Ну, что ты... - Игорь взял ее ладони в свои. - Напротив. Если  бы  не
ты, я бы ничего не знал и они могли бы легко добраться до меня. А теперь я
предупрежден и нас двое... Возьми-ка нас!
   - Не храбрись. - Марина нахмурила брови. - Двое, говоришь?  Да,  только
двое. И деваться нам некуда, сидим тут, как в западне... У тебя вроде дача
была?
   - А что толку? Если они нас высчитают, одинаково накроют что  на  даче,
что здесь, что у знакомых.
   - Но мы обязаны хоть что-то придумать!
   - Спокойствие, как говорил Карлсон... Обязаны и придумаем... Но  вот  в
данный момент мне больше всего хочется придумать поесть. А тебе?
   - Ой... Надо бы, да полезет ли кусок в горло...
   - Полезет, - заверил  Игорь.  -  А  на  сытый  желудок  и  мозги  лучше
работают... Пошли на кухню.
21
   Стивен Брент очнулся в кромешной тьме. Он лежал навзничь;  твердый  пол
под ним подпрыгивал и вибрировал, и где-то близко назойливо и  беспрерывно
тянулось унылое  механическое  гудение.  Первым  (и  вполне  справедливым)
умозаключением Брента было то, что его везут в  закрытом  фургоне.  Второй
мысли, столь же бесспорной, вообще-то полагалось быть первой: он жив.
   Головная боль и  тошнота  неважно  способствовали  возвращению  памяти.
Брент хотел было ощупать себя, похлопать по щекам, но руки не повиновались
ему. Причина выяснилась  быстро  -  стальные  браслеты,  скованные  тонкой
цепью. Все же он сумел залезть  в  карман,  где  лежали  таблетки  мощного
стимулятора, и проглотил три штуки.
   Ноги были свободны, и Брент  сумел  подняться  -  почти  подвиг  в  его
состоянии в качающемся фургоне.  Трясло  так,  что  Брент  не  сомневался:
машина движется по бездорожью. Он  провел  ладонями  по  холодной  гладкой
стене в надежде наткнуться на запертое окошко,  которое  можно  попытаться
отпереть, но тут фургон резко подскочил. Брент не удержался на ногах, упал
и  сильно  ударился  головой.  Этот  урок  заставил  его  переключиться  с
физической деятельности на умственную.
   Итак, Уильям Д.Тейлор выстрелил в него  и  промахнуться  практически  в
упор не мог. Однако Брент  был  убежден,  что  не  получил  огнестрельного
ранения. Видимо, в пистолете Тейлора помещался заряд наподобие тех, какими
усыпляют животных в саванне, чтобы доставить их в зоопарк...  Но  в  какой
зоопарк везут редкостный экземпляр по имени Стивен Брент? Даже по  времени
ничего нельзя предположить: неизвестно,  долго  ли  Брент  провалялся  без
сознания. Может быть, целые сутки или дольше - и не исключено, что  он  не
сразу попал в фургон. Да того его могли везти, скажем, в самолете...
   Не то от бесплодных размышлений, не то от удара голова  разболелась  не
на шутку, и перед глазами Брента поплыли красные круги. Только не  хватает
сейчас снова отключиться... Брент рванулся и сел на полу.  В  этот  момент
гул мотора стал глуше, натужнее и через  минуту  затих  совсем.  Приехали,
подумал Брент. Да вот куда?
   Хлопнула автомобильная дверца, затем раздался металлический скрежет,  и
в стене темницы Брента образовался прямоугольный проем, в котором на  фоне
густо-синего неба чернел силуэт человека.
   - Эй,  Брент!  -  позвал  голос  Уильяма  Д.Тейлора.  -  Вылезайте.  Не
притворяйтесь, что вы в беспамятстве.  Я  слышал,  как  вы  тут  возились.
Вылезайте побыстрее...
   Подчиниться все равно придется, сказал  себе  Брент,  да  и  что  толку
сидеть здесь в железном ящике... Наручники и боль мешали двигаться, однако
Брент добрался-таки до дверного проема и с помощью  Тейлора  спустился  на
землю.
   С понятным  тревожным  любопытством  он  осмотрелся.  Фургон  стоял  на
поросшей жесткой травой равнине, с трех сторон окруженной  нагромождениями
скал. Тяжелое красное солнце клонилось к их вершинам,  на  небосклоне  уже
зажглись первые бледные  звезды.  Нигде  никаких  признаков  человеческого
жилья.
   - Куда вы меня притащили? - спросил  Брент  нарочито  небрежным  тоном,
поражаясь звучанию собственного охрипшего голоса.
   - Штат Огайо, - дружелюбно откликнулся Тейлор. - Акрон в тридцати милях
восточнее. А там, на севере, - Кливленд  и  озеро  Эри,  за  ним,  как  вы
понимаете, Канада...
   - Это я понимаю, - согласился Брент. - Я не понимаю другого.  Почему  я
здесь?
   - Так ведь я уже говорил вам, - произнес Тейлор  с  хищной  улыбкой.  -
Хочу узнать о вас побольше.
   - Здесь?
   - Не совсем. Не  спешите,  мистер  Брент.  Посмотрите,  какой  красивый
закат. Вы где-нибудь такое видели? Вряд ли. Такая красота бывает только  в
здешних краях... А когда зайдет солнце, я покажу вам нечто еще прекраснее.
   "Не сомневаюсь, - мелькнуло  у  Брента.  -  Но  вот  как  бы  отсрочить
демонстрацию чего-то прекрасного  или  вовсе  ее  отменить?  Тейлор  стоит
вполоборота. Напасть на него в наручниках трудно, но можно. Ударить  ногой
в пах и одновременно сцепленными руками в  голову...  Сообщников  у  него,
похоже, поблизости нет - кабина фургона пуста..."
   Тейлор словно прочел мысли Брента. Он отошел подальше  и  повернулся  к
своему пленнику:
   - Осторожнее, Стивен... Не делайте глупостей.
   Момент был упущен. Теперь Брент мог сколько угодно досадовать на  себя,
но исправлять ситуацию было поздно.
   Солнце насытило воздух оранжевым светом, таким плотным,  что  казалось,
он проникает в легкие при дыхании. Тейлор  больше  не  обращал  на  Брента
особого внимания, хотя  и  был  начеку.  Он  достал  из  кармана  какой-то
предмет, который Брент  не  мог  разглядеть,  и  совершил  ряд  непонятных
манипуляций.
   Быстро  темнело.  Брент  в  напряжении  ждал  развития  событий.  Он  и
предположить не мог, зачем Тейлор привез его сюда, почему для  него  имеет
значение время суток. Возможно, кто-то должен приехать?
   Снова  проявив   редкостную   проницательность,   Тейлор   ответил   на
невысказанный вопрос Брента:
   - Полагаете, мы кого-то дожидаемся, Стивен? Да нет, напротив - это  нас
ждут с нетерпением... Догадываетесь где?
   - Понятия не имею, - честно сказал Брент.
   Тейлор пристально посмотрел на него, но было уже слишком  темно,  чтобы
различить выражение глаз.
   - Может быть, - пробормотал он. - Хотя едва ли вы в полном неведении...
Впрочем, стоит ли говорить об этом сейчас? Скоро все выяснится.
   - Надеюсь, - буркнул Брент.
   - На  вашем  месте  я  бы  поменьше  думал  о  надежде  и  побольше  об
искренности... От второго напрямую зависит первое, сэр. Однако солнце  уже
зашло и нам пора.
   Тейлор сделал несколько шагов вверх по склону плоского пригорка.  Брент
двинулся за ним, но Тейлор остановил его:
   - Нет-нет, стойте где стоите.
   Недоумевающий Брент замер на месте. Он плохо  различал  контуры  фигуры
Тейлора, который снова занялся  таинственной  штуковиной,  извлеченной  из
кармана.
22
   - "Сторожка"? - переспросил Евдокимов дребезжащим старческим фальцетом.
- Вы говорите, объект именовался "Сторожкой"?
   - Да, так, - подтвердил Олег Мальцев.
   Они  сидели  в  крохотной  кухоньке   у   запыленного   окна   и   пили
отвратительный дешевый чай. С разрешения хозяина Мальцев курил.
   Телефонный звонок с угрозами не только не заставил Олега отказаться  от
поисков, но еще и подстегнул его энергию.  Анонимный  собеседник  совершил
ошибку: он дал понять, что осведомлен о судьбе Кудрявцевой и  Сретенского,
и более того: что их исчезновение каким-то образом  (возможно,  косвенным)
связано со "Сторожкой". При таких исходных  данных  принудить  Мальцева  к
бездействию было задачей трудновыполнимой, во всяком случае, для этого  не
хватило бы телефонного звонка.
   Поразмыслив, Олег пришел к выводу,  что  вряд  ли  имеет  смысл  искать
людей, от которых в истории  с  объектом  зависело  слишком  многое.  Если
кто-то из них и дожил до наших дней, разговорить их едва  ли  удастся.  Но
были и другие, без таких не обойтись в  предприятии  подобного  размаха  -
охрана,  обслуга,  связь...  Особенно  последнее.  Мальцев  понимал,   что
ключевой фигурой в  таинственных  затеях  той  эпохи  мог  быть  Лаврентий
Павлович  Берия,  и  в  этом  направлении  Олег  сосредоточил  усилия.  На
Евдокимова он вышел  через  длинную  цепочку  новых  знакомств,  приведшую
сначала к бывшему ректору престижного  некогда  вуза.  Он-то  и  рассказал
Олегу о Михаиле Михайловиче Евдокимове,  служившем  вплоть  до  1953  года
шифровальщиком на секретном узле правительственной  связи.  Через  Михаила
Михайловича  проходили  сообщения,  адресованные  самому  Берия  или   его
помощникам...
   - "Сторожка", "Сторожка". - Евдокимов жевал слово, как давно потерявшую
вкус резинку. - Как будто ничего не припоминается. Но  документы  с  таким
грифом могли направляться через другой узел связи. Их тогда  было  немало,
узлов этих.
   - Но сообщения для Лаврентия Павловича получали вы? - спросил  Мальцев,
из вежливости прихлебывая остывший чай.
   - Молодой человек, - снисходительно проговорил старик. - Я был  пешкой.
Обыкновенный капитан  МВД.  В  те  времена  существовало  столько  уровней
секретности, столько различных каналов, что и важные генералы не обо  всех
знали... Впрочем, погодите... "Сторожка"...
   - Да, да? - Мальцев отставил стакан, наклонился вперед.
   - Теперь я вспоминаю... Да, было - один-единственный раз.  Ну  конечно!
Потому  запамятовал,  что  нам  не  приходилось  с  этим  грифом  работать
постоянно.  Другие-то  коды  я  хорошо  помню   -   "Охотник",   "Тополь",
"Транзит"... А ваша "Сторожка", наверное, обычно проходила не через нас, а
тут почему-то нарушили порядок.
   - Вспомните, пожалуйста, все что можете,  -  почти  взмолился  Олег.  -
Когда это было? Откуда поступило сообщение, для кого? Его содержание?
   - Когда? - Старик поморщился, словно от зубной боли. - Да перед тем как
Берия убрали, вот когда. Точной-то даты я, пожалуй, вам не назову, столько
лет прошло... Но незадолго до того,  как  объявили  официально  об  аресте
Лаврентия  Павловича.  Предназначалось  Кузнецову,  доверенному  секретарю
Берия. Передано откуда-то с Дальнего Востока...  Какая-то  железнодорожная
станция, что ли... Названия  я  и  тогда  выговорить  не  мог.  Похоже  на
"чемодан".
   - Чемодан?.. Ну, а дальше? О чем там шла речь?
   - Ох, не помню... Вроде бы об отправке какого-то  эшелона,  то  ли  его
отправить не могли, то ли отправили, да не туда... Нет,  молодой  человек,
вы меня не пытайте. Старик я, память уж не та...
   - Понятно, - расстроенно сказал  Мальцев  и  зажег  новую  сигарету.  -
Михаил Михайлович, а что сталось потом с Кузнецовым? Возможно, он жив...
   - Кузнецов? - удивился старик. -  Да  он  застрелился,  когда  началась
петрушка с Берия. А может, и до того.
   - Застрелился?..
   - Сам-то я не видел, как он стрелялся,  -  многозначительно  усмехнулся
Евдокимов. - Так говорили...
   - Понятно, - повторил Олег с интонацией полного  разочарования,  но  на
этом беседа не  завершилась.  Мальцев  расспрашивал  Евдокимова  о  бывших
сослуживцах, вообще о людях, так или иначе приобщенных к тайнам  советской
империи. В результате в его записной книжке появилось несколько имен - без
адресов, их еще предстояло установить. Была у  него  и  другая  зацепка  -
железнодорожная станция, название которой  походило  на  слово  "чемодан".
Нужно  раздобыть  подробные  карты  Дальнего   Востока,   напечатанные   в
пятидесятых годах...
   На улице, где дул резкий пронизывающий  ветер,  Олег  плотнее  запахнул
куртку. Он быстро шагал вдоль одинаковых домов спального района, когда его
нагнал синий "фольксваген". Машина сбавила  скорость  и  двигалась  теперь
вровень с Мальцевым.
   - Олег! - послышалось из открытого окна.
   Мальцев похолодел, но уже не от ветра. Приступ головной боли  (об  этих
приступах он как-то постепенно  начинал  забывать)  обрушился  на  него  с
прежней силой. Господи, не будут же они стрелять  на  улице  среди  белого
дня! А почему бы и нет? Нынешним гангстерам все нипочем.
   "Фольксваген" остановился. Мальцев, наверное, мог бы  кинуться  бежать,
но застыл как парализованный. Дверца машины приотворилась.
   - Садитесь, - сказал Владимир Сергеевич Зорин.
23
   "Восьмерка" Кремнева стонала от  натуги  -  он  выжимал  из  несчастной
машины максимум и даже больше. Миновав с десяток поворотов,  он  несколько
успокоился: чтобы преследователи обнаружили его теперь,  им  должно  очень
повезти.
   Женщина на соседнем сиденье  пошевелилась,  разомкнула  губы  и  задала
вполне естественный вопрос:
   - Где я?
   Кремнев бросил на нее быстрый взгляд:
   - Все в порядке... Вы в безопасности.
   - В безопасности? - с трагической миной повторила женщина. - Кажется, я
вам не верю... Кто вы? Куда мы едем?
   - Отвечаю по порядку. Я - Александр Андреевич Кремнев, бывший сотрудник
КГБ СССР, ныне директор санкт-петербургского издательства "ВОЛК". Куда  мы
едем - понятия не имею.
   - Остановите машину!
   - Это было бы неразумно, - спокойно произнес Кремнев. - Чем  дальше  мы
уберемся от тех симпатичных ребят, что держали вас в  камере,  тем  лучше.
Или вы предпочитаете снова попасть в их объятия?
   - О боже, нет... Дайте мне сигарету.
   Она закурила и долгое время  сидела  молча.  Кремнев  не  торопился  ее
расспрашивать. Он направлял машину к центру города,  туда,  где  жизнь  не
прекращается  и  глубокой  ночью  и  где  его  едва  ли  настигнут   среди
веселящихся толп. Возле искрящегося огнями ночного  клуба  он  затормозил.
Так как он не  выбирал  конкретной  дороги  и  оказался  здесь  совершенно
случайно, его путь нельзя было проверить логикой. Из всех шифров абсолютно
невозможно разгадать только тот,  который  не  имеет  алгоритма,  то  есть
бессмысленное сообщение. И  если  беглецов  все  еще  разыскивают  наугад,
теория вероятности явно на стороне Кремнева.
   - Я представился, - напомнил Кремнев. - Теперь ваша очередь.
   Разноцветные всполохи рекламных картинок окрашивали  затемненный  салон
"восьмерки" в причудливые недолговечные тона, музыка  и  смех  пробивались
сквозь плотно закрытые окна.  Женщина  повернулась  к  Кремневу,  и  яркие
огоньки заплясали в глубинах ее бездонных глаз.
   - Меня зовут Зоя... Зоя Арсеньевна Богушевская.
   - И что же нам с вами делать, Зоя... Арсеньевна?  Расскажите  хотя  бы,
как вы попали в тот подвал.
   - А почему вы меня оттуда вытащили?
   - Я вытаскивал вовсе не  вас...  Послушайте,  Зоя,  моя  история  очень
проста. Бандиты убили моего друга и похитили племянницу - эта девушка  мне
как дочь, ей всего пятнадцать лет... Причина  мне  неизвестна.  Я  получил
записку, в которой указывалось, где искать Иру, но вместо Иры я нашел  там
вас. Вот и все.
   - Все?
   - Если вкратце, да.
   - Если вкратце, то и моя история не сложнее, и я тоже мало  что  в  ней
понимаю. Я кандидат исторических наук, автор нескольких  книг...  Вам  они
вряд ли известны, это специальные исследования... Но в последнее  время  я
задумывала написать совсем другую книгу - о профессоре Стрельникове. О нем
вы, конечно, слышали?
   - Разве что по телевизору.
   -  Это  был  удивительный  человек,  ученый  с   большой   буквы...   Я
преклонялась перед ним. Он из-за скромности не очень одобрял  идею  писать
его биографию, но мы часто встречались,  и  мне  удалось  убедить  его.  К
несчастью, профессор внезапно умер - сердце...  А  потом  ко  мне  явились
эти... Увезли в свой ужасный подвал...
   - Чего они хотели?
   - Выспрашивали,  не  передавал  ли  мне  профессор  какую-то  старинную
рукопись и свои рабочие материалы...
   - А он передавал?
   - Нет. Он вообще не говорил со мной о текущей работе. Я даже толком  не
поняла, что нужно этим бандитам.  Возможно,  они  ищут  некий  драгоценный
раритет у всех подряд, кому  профессор  теоретически  мог  отдать  его  на
хранение, но тогда при чем здесь рабочие материалы?
   - Действительно непонятно, - согласился Кремнев.
   - Они не верили мне... Били, морили голодом. Не хочу вспоминать...
   - Ну и не вспоминайте... Вы  никогда  не  слышали  от  них  имени  Юрия
Шатилова?
   - Нет. При мне они посторонних тем не обсуждали. Одни и те же  вопросы:
где рукопись?  Где  материалы?  Пожалуй,  это  счастье,  что  они  мне  не
поверили. Иначе - конец... Ведь не отпустили бы...
   - Зоя, у нас с вами общий  счет  к  этим  джентльменам,  -  негромко  и
задумчиво произнес Кремнев. - И цель общая - уничтожить их. От вас они  не
отстанут... Если только не найдут где-то свою  проклятую  рукопись,  да  и
тогда вы - опасная свидетельница. А я хочу отомстить за друга и освободить
Иру. Давайте работать вместе.
   - Вместе? Да какой вам толк от слабой женщины?
   - Как знать... Например, убежище.
   - Убежище?
   - Если хотите, оперативная база. Мне в Москве не на кого  опереться.  В
какую бы гостиницу я ни переехал, это слишком ненадежно. Частная  квартира
немногим лучше. Мы  не  знаем  их  возможностей,  и  разумнее  переоценить
противника... У вас есть где спрятаться - нам обоим?
   Зоя помолчала с полминуты, обдумывая ответ.
   - Пожалуй, да... Есть дача моей старой подруги... С Викой я не общалась
настолько давно, что они, наверное, не докопаются... А Вика сейчас у  мужа
в Израиле. И как мне говорили наши общие знакомые, вернется не скоро.
   Кремнев покачал головой:
   - Разве что за неимением лучшего... Хотя бы сегодня  переночуем  там  и
подумаем о будущем. Нужно обработать ваши раны, вам необходимо  выспаться.
Да и мне...
   - Раны-то пустяковые, а вот внутри все  болит...  Эти  сволочи  охотнее
действовали ногами, чем ножами... Вот бы ванну горячую.
   - Показывайте дорогу, - Кремнев решительно повернул ключ зажигания, - и
ничего не бойтесь. Не забывайте, что мы вооружены.
   Ах, если бы самому Кремневу наличие пистолетов сообщило малую долю  той
уверенности, какую он старался внушить Зое!
24
   Дача  подруги  Богушевской  оказалась  прямо-таки   маленьким   райским
уголком. Тут были уютные спальни, комфортабельный каминный зал  на  первом
этаже, две ванные  комнаты  с  горячей  водой  и  прочие  атрибуты  вполне
буржуазного дольче фар ниенте. Правда,  чтобы  добраться  до  всего  этого
великолепия, Кремневу пришлось вспомнить кое-какие  полузабытые  навыки  и
бесцеремонно расправиться с замком на входной двери.
   В отключенном холодильнике, разумеется, никаких продуктов не было, чего
и следовало ожидать. Зато  в  небольшой  кладовке  нашлись  концентраты  и
полуфабрикаты длительного хранения.  Пока  Богушевская  приводила  себя  в
относительный порядок и плескалась в ванной, Кремневу удалось  приготовить
довольно сносный ужин (или завтрак, учитывая время суток). Зоя не  слишком
набрасывалась на еду - после долгого голодания  это  могло  бы  ей  сильно
повредить. Потом они улеглись  спать,  едва  живые  от  усталости,  -  Зоя
наверху, а Кремнев внизу, в обнимку с пистолетом.
   Проснулись они за полдень. Кремнев заварил чай, и теперь они  сидели  в
каминном зале, укрывшись от мира за плотно сомкнутыми (сразу по  прибытии)
портьерами. На Зое был лиловый брючный костюм из гардероба Вики.
   - Мы должны найти эту чертову рукопись, - сказал  Кремнев,  инспектируя
небогатый  запас  сигарет.  -  Мы  обязаны   ее   найти.   Очевидно,   она
исключительно важна для бандитов. Вот вам  средство  давления  на  них.  Я
использую рукопись как отмычку, чтобы вытащить Иру. Ну, а потом...
   - Да как же мы найдем ее? - перебила Богушевская. - Мы даже не знаем, с
чего начинать.
   - Тут вам карты в руки... Подумайте хорошенько,  вы  ведь  были  близко
знакомы с профессором. Коль скоро бандиты уверены, что  он  кому-то  отдал
эту рукопись, наверное, так и есть. Наша задача, точнее, ваша - сообразить
кому...
   - Не представляю, - сокрушенно произнесла Зоя. - Профессор был ученым с
мировым именем. Круг его знакомств необозрим... Александр Андреевич, мы...
   - Просто Саша.
   - Как хотите... Саша, мы бессильны вдвоем. Нам необходима помощь, и мне
кажется, я знаю нужного человека.
   - Да? - Кремнев поставил чашку на стол. - И кто это?
   - Евгений Максимович Мартов, полковник милиции.
   - Милиции? - В это слово Кремнев вложил всю язвительность, на какую был
способен. - Очаровательно. А почему бы нам попросту не явиться в ближайший
райотдел?
   Зоя выдержала паузу, подыскивая слова:
   - Мартов не то, что вы думаете... Он спас меня пять лет назад, когда  я
по собственной глупости влипла в наркобизнес.
   - Час от  часу  не  легче!  -  воскликнул  Кремнев.  -  Так  вы  еще  и
наркобаронесса?
   - У вас веселое настроение? Послушайте, если бы не Мартов, меня бы  уже
пять лет как не было на свете. Да, он служит в милиции,  но  он...  Особый
человек. Я ему доверяю, но дело не  только  в  этом.  Тогда,  в  девяносто
третьем, он был всего лишь майором,  но  его  возможности  превосходили  и
звание и должность. Теперь он полковник... Понимаете?
   - Нет, не понимаю, - жестко отрезал Кремнев. - А впрочем, чего  же  тут
не понять? Человек служит в милиции, но влиянием обладает гораздо большим,
чем позволяет положение... Следовательно, имеет поддержку со стороны неких
сил, едва ли ладящих с законом...
   - Все не так. - Зоя раздраженно махнула  рукой.  -  Ничего  не  зная  о
Мартове, вы его готовы в те же бандиты записать...
   - Да нет, Зоя. - Кремнев успокаивающе погладил ее по плечу. - Никуда  я
его не записываю, но ситуация  наша  очень  сложная.  Мы  не  имеем  права
ошибаться, если хотим уцелеть. Поэтому вот что...  Расскажите  мне  все  с
самого начала и как можно более подробно. И про Мартова, и про наркобизнес
ваш - в общем, все.
   - Требуете исповеди? - принужденно улыбнулась Зоя.
   - Грехи отпускаю заранее. - Кремнев вернул ей улыбку.  -  Но  я  должен
ориентироваться в обстановке...
   - Что ж, хорошо...  -  Зоя  поудобнее  расположилась  в  кресле,  взяла
сигарету. - Только учтите, рассказ будет длинный.
   - Я готов слушать.
   - Все началось здесь, в Москве, летом девяносто третьего...
25
   Москва, август 1993 года
   Такого в ее жизни не было... И не могло быть.
   Она стояла в коридоре института,  где  работала  ее  подруга,  и  ждала
результатов химического анализа.
   Открылась  дверь.  Татьяна  стремительно  шагнула,   зацепилась   полой
распахнувшегося халата, рванулась к Зое:
   - Ты знаешь, что ты принесла? Чистейший диэтилморфин, другим  словом  -
героин... Откуда он у тебя?
   - Откуда, откуда... Нашла в кармане любимого человека.
   Татьяна ахнула, прижала руку к губам:
   - Бог мой! Ты... Должна бороться... Я помогу тебе. Мы придумаем план...
   Зоя поморщилась, усмехнулась:
   - Мистер Фикс, у вас есть план? Нет. Это только наше дело - мое и  его.
Не сердись... Если мне  действительно  понадобится  помощь,  я  позвоню...
Спасибо тебе, и... молчок!
   - Само собой, о чем ты говоришь...
   - Пока!
   - Пока... - растерянно протянула Татьяна,  пожала  плечами  и  медленно
пошла в лабораторию.
   Квартира Зои встретила хозяйку тишиной. Зоя сразу двинулась  на  кухню,
по пути захватила с тумбочки сигареты,  зажигалку,  пепельницу,  подтащила
ногой стул,  села.  Нажала  педальку  электрического  чайника,  тот  уютно
засопел, щелкнул. Вскоре  перед  Зоей  дымилась  чашка  с  кофе,  на  углу
пепельницы сиротливо пристроилась зажженная сигарета.
   Неделю назад, подумала Зоя,  это  случилось  ровно  неделю  назад.  Она
только что вернулась с очередной челночной поездки. Жизнь становилась  все
тяжелее, а прямая  специальность  Зои  Богушевской  -  история  -  никаких
ощутимых доходов не приносила.  Уже  многие  ее  коллеги  подались  кто  в
фермеры, кто в торговцы водкой... Зоя решила попробовать себя в  челночном
бизнесе.
   Разобрав товар и пополнив запас продуктов в холодильнике, Зоя  готовила
обед. Сквозь открытое окно доносились взбудораженные мальчишеские  голоса.
Зоя  энергично  стучала  ножом,  периодически  отодвигала  растущую  горку
капустной стружки и считала. Сколько потрачено  в  дороге,  сколько  денег
нужно на новую поездку, сколько придется  истратить  на  себя...  Сколько,
сколько... Зоя вздохнула.
   От многотрудных размышлений ее оторвал звонок в  дверь.  Зоя  прошла  в
прихожую, машинально глянула в зеркало, поправила прическу.
   На пороге  с  портфелем  в  руках  стоял  сосед  из  квартиры  снизу  -
толстенький  и  всегда  благоухающий  дорогой  туалетной  водой  персонаж,
ловелас и чревоугодник.
   - Зоинька! - Он схватил ее руку, прижал к мягким губам.  -  Как  всегда
неотразима! Чем вы питаетесь, что хорошеете и хорошеете?
   - Капустой, - ответила Зоя и отодвинулась.
   Сосед хохотнул:
   - Зоинька, солнышко... Я обременю вас просьбой.
   - Если только просьбой - обременяйте, сеньор...
   - Дружочек, я приберег для приятеля презент... - Он хитро улыбнулся.  -
Но это не для глаз моей пронырливой дражайшей... Можно оставить у  вас  до
завтрашнего утра?
   - Для приятеля, говорите? Дружба - дело святое... Оставляйте.
   Зоя двинулась на кухню, где что-то призывно зашипело.
   - М-м, как пахнет, - разразился комплиментами сосед. - Что же  это  там
такое... Мясо?
   - Да! - крикнула Зоя, не оборачиваясь.
   - Ну почему женщины, так восхитительно готовящие, вечно не со мной, а?!
Нет, мое большое сердце не вынесет этого... Зоинька, я пошел. Целую нежно.
   Дверь захлопнулась. Зоя выглянула в коридор - портфель стоял у  порога.
Зоя подошла, взяла его, чтобы поставить в кладовую. Ого, килограммов пять,
не меньше... Интересно, что же такое наш донжуан приготовил в подарок  так
называемому приятелю...
   Возвратившись на кухню, Зоя дошинковала капусту и  собиралась  опустить
ее в кипящий бульон,  когда  послышался  шум  въезжающих  во  двор  машин,
торопливые шаги в подъезде, через мгновение - громкие  хлопки.  Выстрелы?!
Зоя метнулась к окну. Во дворе стояли две машины, по виду  милицейские,  а
уж кто там на них приехал - бог ведает...
   Грохот выстрелов оборвался пугающей тишиной. Из подъезда появились трое
- тот, кто шел первым, прижимал  к  правому  плечу  левую  ладонь.  Сквозь
пальцы струилась кровь, оставляя красную дорожку на светлом пиджаке.  Двое
вышедших следом несли что-то продолговатое, явно тяжелое... Тело человека,
жизнелюбивого  соседа  Зои,  дамского  угодника  с  сочными  губами.  Двое
швырнули его в машину так,  как  можно  швырнуть  только  труп.  Двигатели
взревели, двор опустел.
   Лишь через два дня  Зоя  решилась  открыть  портфель.  Упаковки  из-под
чипсов были наполнены белым порошком. Зоя догадывалась, что это такое,  но
ей понадобилось еще несколько дней, чтобы набраться  храбрости  и  отнести
порошок на анализ.
26
   Судьба Зои Богушевской до определенного периода  складывалась  довольно
безмятежно. Было любимое дело (сперва учеба, потом работа), был муж  -  не
бедный и очень удобный. Казалось, так будет  всегда...  Правда,  время  от
времени Зоя взбрыкивала. Ей хотелось чего-то необыкновенного, будоражащего
кровь,  ошеломляющего...  Прочь,  прочь  из  привычной   колеи!   Но   она
прислушивалась к себе, и ей представлялось,  что  она  стоит  на  подножке
могучего неудержимого экспресса. Попробуй спрыгни... Так пропадало желание
что-то изменить.
   Обстоятельства выдернули Зою  из  тихого  гнездышка.  Простудившись  на
охоте, заболел и умер муж. Как свеча на  ветру,  Зоя  осталась  наедине  с
проблемой  выживания.  Челночить  она  стала  не  сразу  и  не  вдруг,  но
авантюристические  черточки  в  характере  помогли   ей.   Она   научилась
толкаться, огрызаться, изворачиваться...
   Но вот теперь - _это_. Прощальный подарок бедолаги соседа, царство  ему
небесное... И что с этим делать прикажете? Почти пять килограммов  героина
не шутка. Если удастся продать... Но как? Куда сунуться, с чего  начать  и
главное - как себя обезопасить? Ведь  героин  будут  искать,  да  еще  как
настойчиво... Вряд ли им придет в голову, раз до сих пор  не  пришло,  что
погибший вот так запросто отдал его на хранение  малознакомой  соседке,  а
свидетелей не было... И все же лучше убрать его  из  квартиры,  пока  -  в
старый гараж, а там поглядим.
   Будучи полнейшим дилетантом в делах, связанных с наркоторговлей, Зоя не
могла тем не менее не понимать простой истины: главная опасность возникнет
при сбыте товара. Пока она сидит тише травы, ниже воды, ей, скорее  всего,
ничто не угрожает. А вот  когда  она  зашевелится...  Все  крупные  партии
наркотиков наверняка под контролем, и просто так на этот рынок не  влезть.
Надо придумать нестандартный ход...
   Зоя в последний раз затянулась сигаретой, бросила окурок в  пепельницу.
Расхожие приговорки роились  в  ее  памяти.  "Бог  не  выдаст,  свинья  не
съест... Главное - ввязаться в бой, а там видно  будет  (эта  -  вроде  бы
наследие Наполеона)... Где наша не пропадала"...
   Ободрив себя этими сентенциями,  Зоя  приняла  решение  -  действовать.
Альтернативный вариант она почти не рассматривала. Как можно отсидеться  в
сторонке,  когда  впереди  маячит  захватывающее  приключение!  И  деньги,
конечно, тоже хорошая вещь... Но что деньги по сравнению с игрой,  нервным
напряжением, остротой интеллектуального поединка! Разве  не  к  этому  она
всегда стремилась? А теперь случай предоставляет ей шанс.  Проигрыш  равен
смерти? Да, конечно,  но  и  на  лестнице  в  собственном  подъезде  можно
свернуть шею. Человек не  вечен,  знаете  ли...  И  кто  сказал,  что  Зою
непременно убьют? Пусть попробуют...
   Рассуждая таким образом, Зоя  оставляла  себе  двадцать...  ну,  десять
процентов вероятности достижения успеха  при  восьмидесяти  или  девяноста
против. Это казалось ей объективной оценкой ситуации, но она ошибалась. На
самом деле возможность выиграть равнялась нулю, так или иначе.
27
   Хотелось, чтобы лето задержалось на излете. Хотелось, чтобы так же тихо
и  нежно  грело  солнце,  шуршала  под  ногами  багряно-желтая  листва,  в
автобусах  перекатывались   крутобокие   румяные   яблоки,   выпавшие   из
переполненных дачных корзин... Но утром Зоя проснулась под  стук  дождевых
капель за окном.  Она  легко  выпрыгнула  из  нагретой  постели,  протерла
ладонью запотевшее стекло, глянула в серое угрюмое небо.
   Накануне недели две она бродила по вокзалам, рынкам, подолгу  сидела  в
кафе,   ресторанах   и   присматривалась,   присматривалась.   Прикрываясь
сигаретным дымом, она скользила взглядом по очередному залу, задерживалась
на дрожащих суетливых руках, лихорадочно блестящих глазах, бледных  лицах,
вслушивалась в отрывистые фразы... Иногда к  ней  подсаживались,  заводили
традиционный  разговор.  Когда  претендент  становился   назойливым,   она
вставала и с помощью различных  уловок  исчезала.  К  концу  ее  блужданий
появились кое-какие результаты...
   Сегодня  она  собиралась  для  первого   серьезного   броска.   Приняла
контрастный душ, высушила и  уложила  волосы,  тщательно  выбрала  одежду,
провела по губам помадой, зачем-то перекрестилась и вышла из дома.
   Вокзал встретил ее разноголосым  гулом,  криками  носильщиков,  гудками
тепловозов. Она протолкалась  сквозь  густую  толпу  прибывших,  прошла  к
дальнему краю платформы и остановилась сбоку от  носильщика,  здоровенного
парня с одутловатым лицом.
   - Милый, мне нужно... Это, понимаешь... Очень  нужно,  сыну,  пропадает
мальчик, ломает его...
   С таким же успехом она могла бы обратиться к  памятнику.  Носильщик  не
шелохнулся. Зоя тронула его за рукав и повторила просьбу.
   - Что? - выбросил он из себя.
   - Сыну. Пропадает мальчик. - Зоя всхлипнула.
   - Цыц. - Парень цапнул ее за руку и  потащил.  Не  проронив  больше  ни
звука, он волочил ее по каким-то переходам, коридорам,  ступеням.  Наконец
он отомкнул замок еле заметной среди шершавых стен  двери,  втолкнул  Зою,
следом вкатил тележку и заперся в кромешной тьме.
   В следующее  мгновение  Зоя  зажмурилась  от  яркого  света.  Извне  не
доносилось ни шороха. Когда глаза  привыкли,  она  огляделась.  Колченогий
стул, такой же стол, грязный топчан, голая лампочка под потолком.  Сильный
толчок бросил Зою на топчан.
   - Что ты просишь, красавица? - проскрипел парень.
   Зоя взметнула руки к горлу, с трудом разлепила губы.
   - Только не начинай петь про несчастного сыночка, -  рявкнул  парень  и
неожиданно  резко,  наотмашь  ударил  ее  по  лицу.  Прическа  моментально
рассыпалась, звякнули о  каменный  пол  выпавшие  заколки.  -  Курва...  -
последовал второй удар. - Ты кому лепишь?
   Носильщик рванул из ослабевших женских  рук  сумочку,  щелкнул  замком,
высыпал на стол содержимое. Брызнули осколки зеркала пудреницы, со  стуком
упала на пол помада, посыпались деньги, шлепнулась пачка сигарет.
   - Кто тебя прислал? - уже  совершенно  спокойно,  убийственно  спокойно
спросил парень и прочно сел на шаткий стул.
   - Никто. - Зоя трясущимися руками собирала волосы.
   - Громче! Не слышу.
   - У меня болен сын. - Она старалась придать твердость дрожащему голосу.
   - А почему ко мне пришла? - Парень снова вскипел. - Кто тебя  подослал?
А?!
   Зоя быстро подобрала ноги, плотно прижалась к стене. "Не  дать  свалить
на пол", - всплыло откуда-то.
   Вдруг парень вжикнул молнией на брюках.
   - А вот сейчас мы  узнаем,  -  забормотал  он  и  придвинулся.  На  Зою
смотрело нечто устрашающих размеров,  красное,  изъязвленное,  возбужденно
подрагивающее. Она зажмурилась, сглотнула подступившую тошноту,  несколько
раз судорожно вздохнула, и ее вырвало.
   - Курва! - взревел парень, задергал молнию и в ярости набросился на Зою
с кулаками. Она сжалась в комок, стиснула зубы...  Наконец  несостоявшийся
любовник  запыхался.  Он  брякнулся  на  стул,  тот  с   громким   треском
развалился. Парень упал затылком, смешно взмахнув ногами. На  пару  секунд
он затих. Зоя посмотрела на вытянувшееся тело как  завороженная,  медленно
опустила с топчана ноги.
   В это время носильщик  зашевелился,  сел,  потрогал  затылок  и  как-то
по-детски пожаловался: "Ой, больно..." Он почти миролюбиво глянул на  Зою,
а она стремительно поджала ноги, обхватила  их  избитыми  руками  и  снова
притиснулась к стене. Парень усмехнулся. Медленно встал, сплюнул  на  пол,
сунул в рот папиросу,  чиркнул  спичкой.  Зоя  не  могла  не  узнать  этот
неповторимый запах, памятный со студенческих лет, - марихуана...
   - Тебе дать?  -  Он  весь  окутался  сладковатым  дымом.  Зоя  потрясла
головой.
   - Мой дай, - хрипло попросила она.
   - Трубка мира?.. На, кури, пока я добрый.
   ...Через полчаса Зоя сидела в  поезде  метро,  и  в  ее  сумочке  лежал
купленный пакетик марихуаны. Проверка  прошла  успешно,  если  не  считать
синяков...
   Дома она долго и усердно мылась,  потом  выпила  бокал  сухого  вина  и
уснула без сновидений. Когда  уже  стемнело,  она  открыла  глаза.  Сердце
бешено билось, лоб заливал холодный пот. Ей  было  страшно...  Она  зажгла
свет, взяла сигарету и оцепенело уставилась в темное окно.
28
   Зоя благоразумно выждала три дня, а  на  четвертое  утро  сидела  перед
зеркалом,  обдумывая  грим.  Ее  познания  в  этой  области  были  скудны:
студенческий театр эстрадных миниатюр, вот и весь опыт.
   Она пришла к мысли преобразиться в бомжиху - естественный персонаж всех
вокзалов. Тревожили перспективы  неизбежных  встреч  с  милицией,  тут  уж
приходилось надеяться на быстрые ноги или жалобные легенды.
   Переодевшись в тряпье, Зоя старательно загримировалась и осмотрела себя
в большое трюмо. Удовлетворительно. Из  глубины  зеркала  на  нее  грустно
уставилась серая от пыли, недоедания  и  пьянства,  с  жутким  фингалом  и
шрамом во всю щеку, несчастная обитательница дна.  Казалось,  сам  господь
бог отвернулся от заблудшего создания.
   Зоя долго стояла в прихожей, ловила  каждый  звук  на  площадке.  Пора!
Тенью она выскользнула из квартиры. В метро  сунуться  не  решилась,  зато
храбро   и   нагло   влезла   в   трамвай,   с   удовольствием    наблюдая
возмущенно-брезгливую реакцию пассажиров. Нет, не зря она держала  в  баке
сырую одежду, запашок еще тот...
   На вокзале она  заняла  выбранный  много  раньше  пятачок,  на  который
настоящие бомжи не претендовали, видимо, из-за крайней убогости  такового,
а может быть, и по иным, только  им  доступным  соображениям.  Она  засела
прочно, надолго, рядом бросила  замусоленную  торбочку  с  измятой  пачкой
"Примы" и жесткой булкой, поставила полбутылки водки. Плохо, что водка  не
бутафорская, но если отхлебывать понемногу, вполне можно сохранить ясность
мысли. А вода в бутылке не вариант, придется  угощать  собратьев...  Благо
здесь сухо и довольно тепло.
   Она просидела часа четыре, прежде чем в толпе мелькнуло знакомое  лицо.
За это время Зоя успела  обзавестись  дружком  -  хранителем  ее  скромных
пожитков, возраст коего невозможно  было  определить:  мешал  слой  грязи.
Увидев нужного ей носильщика - Толяна, как он  представился  в  финале  их
памятного рандеву, - она прытко вскочила на ноги,  чем  перепугала  нового
дружка.
   - Эй, куда? - Он тоже вскинулся.
   - Да это... Счас я! - отмахнулась Зоя и поддернула грязную юбку.
   - А, ну это святое дело, - по-своему понял ухажер и вяло  опустился  на
замусоренный, заплеванный пол.
   - Ты уж правда посиди. - Зоя ринулась в толпу.
   Погромыхивая  тележкой  на  неровностях,  Толян  спешил  к  бишкекскому
поезду. Он почти  подхватил  на  руки  вывалившуюся  из  вагона  бабульку,
вытащил ее многочисленные, перетянутые ремнями чемоданы, узлы, сумки, лихо
покидал все в тележку и  покатил  вдоль  поезда.  Рядом,  охая  и  стеная,
семенила  старушка,  постоянно   что-то   бормочущая.   Периодически   она
останавливалась,  промокала   несвежим   платком   круглое,   морщинистое,
блестящее от пота лицо и снова вприпрыжку торопилась за носильщиком. Возле
багажного отделения Толян терпеливо ждал,  пока  бабулька  с  причитаниями
расплатится с кладовщиком, а затем один за другим метнул в окошко  бабкины
баулы, узлы и чемоданы. Но одну видавшую виды сумку он почему-то пихнул  в
руки некоего затерханного мужичка, причем бабушка возражений не высказала,
а мужик направился к двери и быстро исчез.
   Трижды продиралась Зоя за своим подопечным через весь вокзал от поездов
до камер  хранения,  и  каждый  раз  он  передавал  сумки  невесть  откуда
появившимся неприметным личностям. А  в  промежутках  Зоя  возвращалась  в
облюбованный закуток, приносила  водку,  на  что  ее  друг  и  покровитель
восхищенно цокал языком, срывал зубами пробку,  делал  крупные  глотки.  О
методах добывания данного напитка у него сложилось свое мнение, и  Зоя  не
намеревалась его  разубеждать.  Против  того,  что  она  прикладывается  к
бутылке лишь символически, приятель Зои, конечно,  не  протестовал,  разве
что пару раз из врожденной деликатности.
   После одной из эскапад она чуть было  не  упустила  Толяна.  Он  как-то
неуловимо и даже небрежно-элегантно толчком отправил тележку  в  подсобку,
следом зашел сам и через несколько минут показался  в  цивильном  костюме,
сделавшем его вполне привлекательным мужчиной.  На  привокзальной  площади
Толян уселся в машину. Зоя вышла за ним и заметалась в поисках  свободного
такси. Подле нее заурчал двигатель "жигуленка".  Она  подскочила,  рванула
дверцу, плюхнулась на сиденье.
   - Ну, ты... - встрепенулся  было  водитель  и  умолк  при  виде  купюры
немалого достоинства в конвертируемой валюте, зажатой  в  руке  полупьяной
бомжихи.
   - Давай вон за тем. - Зоя ткнула пальцем в лобовое стекло.
   - Йес, мэм, - кивнул удивленный водитель и дал газ.
   Автомобиль  Толяна  остановился  возле  громадного  и   длинного,   как
китайская стена, дома. Водитель, везший Зою,  притормозил  поодаль  по  ее
знаку. Толян спокойно покинул салон машины,  не  оглядываясь,  прошагал  в
центральный подъезд. Зоя ждала, водитель молчал. Более  чем  странный  вид
пассажирки не располагал к попыткам завязать беседу.
   Не прошло и получаса, как Толян бодро выскочил из подъезда. В руках  он
держал небольшой сверток, упакованный в полиэтилен. Возвратившись  в  свою
машину, он тем же путем, в сопровождении "жигуленка", вернулся на вокзал.
   - Ну и что? - не сдержался водитель.
   - Ничего. - Зоя без улыбки подмигнула. - Кто меньше знает,  тот  дольше
живет...
   С этим зловещим напутствием она хлопнула дверцей и направилась к зданию
вокзала.
29
   Среди  однокашников  Зои  Богушевской  по  альма  матер  были   ребята,
сколотившие неплохие состояния в благословенные для  предприимчивых  людей
времена и, что немаловажно, не утратившие при этом двух  чувств:  юмора  и
локтя. Поэтому они с легкостью согласились принять участие  в  придуманном
Зоей розыгрыше. Как она объяснила, ей  очень  хотелось  невинно  отомстить
прежнему возлюбленному, а для того сначала пустить жертве пыль в глаза.
   - Нет вопросов, старуха, - только и сказал преуспевающий риэлтер  Алик.
- Созываю наших кавээнщиков. Есть еще порох в пороховницах...
   В результате к длинному дому, похожему  на  китайскую  стену,  подкатил
серебристый "мерседес". Он мягко качнулся на рессорах, и парень  в  модном
пальто из тончайшей кожи, выскочивший из салона, угодливо распахнул  дверь
перед  хозяйкой.  Молодая  женщина  царственно  ступила  на   мостовую   и
проследовала к центральному подъезду при  почетном  карауле  из  еще  двух
стильных юношей. Одного взгляда на изысканно, с большим вкусом одетую даму
было достаточно, чтобы понять: ее экипировка стоит ох как недешево, но она
будто родилась в этой одежде. Естественно и непринужденно она поднялась по
лестнице, устланной синтетической ковровой дорожкой. Провожатые вышагивали
чинно и степенно, а в дверь на втором этаже они вошли уверенно, как к себе
домой.
   Вывеска утверждала, что здесь помещалось акционерное общество "Алиса" -
импортная сантехника, стройматериалы, евроремонт и прочее в том  же  духе.
Охранник "Алисы" попытался остановить пришедших вежливым вопросом:
   - Как о вас доложить?
   - Президент компании "Ацтек", - холодно  отрекомендовалась  гостья,  не
убавляя шага.
   Охранник забежал вперед, и  вслед  за  ним  Зоя  и  ее  свита  вошли  в
приемную.
   -  "Ацтек"?  -  засуетилась  секретарша  с  кукольным  личиком.  -  Вам
назначено?
   - Мне не назначают, - высокомерно обронила Зоя. - Назначаю я...
   Прибывшие молодые люди напористо распахнули  двери  кабинета  директора
(Петра Аркадьевича  Волошина,  как  явствовало  из  солидной  позолоченной
таблички). Зоя шагнула в светлый, просторный, обставленный финской мебелью
кабинет, где директор пребывал в одиночестве, жестом отослала  свиту.  Она
так протянула руку, что  не  отличавшемуся  изысканностью  манер  Волошину
ничего не оставалось, как коснуться губами кончиков пальцев женщины.
   Дама подняла на Петра Аркадьевича огромные глаза  в  обрамлении  густых
ресниц.
   -  Прошу  извинить  за  вторжение,  -  произнесла   она   искусственным
контральто. - Ольга Николаевна Сотникова, президент компании "Ацтек"...
   - Что за "Ацтек"? - вырвалось у опешившего директора. - Никогда о таком
не слышал.
   - Наш главный офис находится не в Москве, -  пояснила  Зоя,  прощупывая
Волошина взглядом.
   - Гм... Ну и что?
   - Я внимательно изучала  вашу  фирму...  Анализ  позволил  мне  сделать
вывод, что нам пора объединиться.
   Зоя откинулась в кресле, вынула из сумочки золотой  портсигар,  достала
длинную тонкую сигарету,  толкнула  пальцем  крышечку  зажигалки  "Зиппо",
извлекла огонь и закурила. Затем она слегка приспустила шарф... Обнажилась
стройная шея.
   - Что вы, собственно, имеете в виду? - Волошин неожиданно закашлялся.
   - Наркотики, разумеется, -  невозмутимо  сказала  Зоя.  -  Сбыт  у  вас
налажен неплохо, но чем вы промышляете,  боже  мой...  Травкой,  и  что  в
результате?
   Она презрительно обвела комнату  изящной  рукой,  и  Волошин  вдруг  со
стыдом подумал, что кабинет, которым он гордился, беден и плох.
   - А я предлагаю героин, - продолжала Зоя в прежнем  тоне.  -  Серьезная
партия уже в Москве. Давайте  дружить,  Петр  Аркадьевич.  И  вам,  и  нам
выгодно.
   - Да вы понимаете...
   - Все я понимаю, - махнула рукой Зоя.
   - Подождите минуту...
   Волошин выскочил в дверь, замаскированную в углу кабинета. Зоя  подошла
ближе, прижала ухо к дверному полотну. Она услышала два  голоса,  один  из
них директорский, но разбирала только отдельные  реплики,  когда  начинали
говорить громче.
   - Ловушка, - бубнил собеседник директора. - Наживка  эта  мадам,  и  не
вздумай проглотить, крючок с кишками вырвут...
   - Да я чувствую, - возражал Волошин, - наш она человек...
   - Смотри... Не ты один, все кровью харкать будем...
   - Обжегшись на молоке, на воду  дуем...  Волков  бояться  -  в  лес  не
ходить...
   - Проверять придется досконально...
   - Не учи меня жить...
   Директор вернулся так  же  внезапно,  как  исчез,  и  Зоя  едва  успела
отпрянуть от двери.
   - Вот что, - сказал он с обретенной уверенностью. - Право, не  знаю,  о
чем вы здесь толковали, Ольга Николаевна, но вы мне  нравитесь.  Поужинаем
как-нибудь вдвоем?
   - Медлить особенно не стоит. - Зоя обворожительно улыбнулась  Волошину.
- Увидимся на недельке...
   Убежденная,  что  сделка  будет  заключена,  она  рассталась  с  Петром
Аркадьевичем. Ее душа ликовала. В плену своих  полудетских  представлений,
очень далеких от суровой реальности, Зоя не  понимала,  как  прозрачна  ее
игра. Не понимала (или не хотела понимать) она  и  того,  как  беспечно  и
жестоко подставляет однокашников, разыгравших спектакль  по  ее  сценарию.
Правда, позже она убедилась, что с ними все в порядке, но тут не  было  ее
заслуги... Зоя считала,  что  ей  фантастически  везет.  Она  верила,  что
понравилась Волошину, что происхождение героина навсегда останется в тени,
что ее путь отныне устлан розами...
   Блажен, кто верует.
30
   Ноябрь 1993 года
   Черноморский лайнер "Иван Тургенев" возвращался из Стамбула, и  осеннее
солнце было еще жарким, а ветерок - теплым. Зоя нежилась на палубе  -  она
сидела в шезлонге в свободной, расслабленной позе,  темные  очки  скрывали
глаза.
   Сотрудничество с Волошиным развивалось успешно, и Зоя ездила  в  Турцию
не отдыхать,  а  налаживать  новые  контакты.  Жизнь  теперь  виделась  ей
непрерывной цепью удач... Так,  наверное,  резвится  крохотная  рыбешка  в
пасти кита.
   - Шикарная женщина на шикарном лайнере, - послышалось где-то над  Зоей,
словно с небес. - И даже без охраны...
   - И скучает, явно скучает, - подхватил другой голос.
   Теперь Зоя увидела силуэты двух парней и поднялась.
   - Мне не скучно, - сухо сказала она и собиралась уйти, но ей преградили
дорогу:
   - Ну, зачем же убегать...
   - Что вам нужно? - неприязненно спросила Зоя и тут же пожалела о  своей
резкости. Что она, в самом деле, кидается на людей?
   - Ваше внимание, - улыбнулся  тот,  что  стоял  перед  ней.  -  Кстати,
позвольте представиться. Артур.
   - Ольга, - уже мягче ответила Зоя.
   Спутник  Артура  отрекомендовался  Эдиком.  Вскоре   троица   оживленно
болтала, направляясь в сторону бара.  Зоя  оценивающе  оглядывала  молодых
людей - рослых, крепких, загорелых, дорого и неброско одетых в белое.
   В полуосвещенном прохладном баре они  уселись  за  столик.  Из  скрытых
динамиков на что-то сетовал Майкл  Джексон,  бесшумно  ходили  вышколенные
официанты.
   - Что будем пить? - осведомился Артур.
   Зоя сняла ненужные темные очки:
   - Что хотите... Мне все равно...
   - Тогда... - Артур подозвал официанта, что-то шепнул ему на ухо, и  тот
быстро принес зеленую бутылку замысловатой фирмы.
   - Что это? - заинтересовалась Зоя.
   - Сюрприз... За вас, Оленька...
   - Великолепное вино, - похвалила Зоя.
   - Еще бы. - Артур погладил ее пальцы. - Мы знаем толк...
   За приятной беззаботной беседой пролетел час, и слегка захмелевшая  Зоя
не заметила, как Эдик добавил какой-то порошок в  ее  бокал.  Она  отпила,
поразившись терпкому вкусу, и сразу ощутила необычайную легкость  и  некую
пустоту внутри.
   - Ой, я, кажется, поплыла.
   - Мы все плывем, - Артур обнял ее за плечи. - Поплыли в каюту...
   - Поплыли. - Зоя пьяно мотнула головой и едва не  свалилась  со  стула.
Артур и Эдик переглянулись, подняли Зою  под  руки,  осторожно  вывели  из
бара. Дальнейшее она воспринимала смутно, а очнулась от того,  что  чьи-то
руки снимали с нее одежду. Сначала она  отбивалась  вяло,  полусонно,  как
недозаведенная механическая кукла, но внезапно взбурлила злость, а  с  ней
вернулись  силы.  Зоя  дернулась,  затрепыхалась,  закричала  под  прессом
навалившегося горячего тела. Твердые требовательные губы закрыли  ей  рот.
Зоя судорожно рванулась, изо всех сил двинула ногой  наугад  и  попала  во
что-то мягкое. Хватка Эдика  ослабла,  он  привстал,  Зоя  воспользовалась
моментом и пронзительно завопила.
   - Заткнись, сука, - прохрипел голос над ухом.
   Зоя  почему-то  послушалась,  точно  в  ее  батарейках  кончился  запас
энергии. Впрочем, хотя она больше и не кричала, сопротивлялась по-прежнему
ожесточенно. Кулачки ее мелькали, как поршни.
   Дверь каюты распахнулась от сильного удара. Как в кинофильме, на пороге
возник Он, спаситель. Комплекцией он Шварцнеггера  не  напоминал,  но  Зое
показался гигантом.
   Все остальное произошло за краткий миг. Артур прыгнул  на  вошедшего  и
получил нокдаун, а перепугавшийся Эдик пустился наутек. Спаситель поднял с
пола бессмысленно таращившего глаза Артура и брезгливо выкинул из каюты.
   Зоя схватила простыню, быстро закутала обнаженное исцарапанное тело.
   - Как вы? - Бесстрашный спаситель озабоченно склонился над Зоей.
   - Голова... Напоили чем-то, гады... Сволочи... Я не  ханжа,  но  так-то
зачем...
   Спаситель усмехнулся:
   - Ладно, отдыхайте... Может, врача поискать?
   - Вот еще!
   - Вам виднее. Заглянуть к вам вечерком?
   - Не уходите! - взмолилась Зоя. - А вдруг вернутся эти?
   - Не вернутся. Трусость  -  главная  отличительная  черта  подонка.  Уж
поверьте мне, я-то на них насмотрелся.
   - Да? - сказала Зоя с подозрением. - Где же? Кто вы по профессии?
   - Скажем так - я занимаюсь человековедением...  А  зовут  меня  Евгений
Максимович Мартов. Ну, отдыхайте, чините вашу голову. Я к вам зайду.
31
   Декабрь 1993 года
   В тот вечер, когда католики  всего  мира  празднуют  Рождество,  Мартов
неожиданно, без телефонного звонка, нагрянул к Зое. Она по-прежнему жила в
маленькой  квартире,  хотя  давно   могла   позволить   себе   апартаменты
пошикарнее. До того Мартов  бывал  у  нее  несколько  раз,  и  Зоя  тщетно
раздумывала над причиной  этих  посещений.  Он  явно  не  проявлял  к  ней
обычного мужского интереса - тут она едва ли ошиблась бы. Тогда почему  он
считает необходимым поддерживать знакомство? Возможно,  сегодняшний  визит
внесет ясность.
   Евгений Максимович разделся в прихожей, побурчал по  поводу  снегопада,
прошел в комнату, где Зоя уже выставила на стол бутылку  вина  и  выбирала
бокалы.
   - Не надо, - сказал Мартов. -  Я  ненадолго,  у  меня  еще  много  дел.
Садитесь.
   Зоя села в кресло, почему-то чувствуя  себя  нашкодившей  школьницей  в
кабинете завуча. Мартов раскрыл коричневый атташе-кейс и вынул оттуда лист
бумаги с каким-то текстом:
   - Прочтите.
   Машинально  прикурив  сигарету,  Зоя  пробежала  глазами  по  строчкам,
напечатанным на лазерном принтере.
   "Братья Шабановы, двадцать три и двадцать пять  лет.  Один  зарезан  на
пороге своей квартиры, второму размозжили голову в подъезде.
   Виктор Орехов по кличке Крыса. Тридцать пять лет. Убит током в ванне.
   Олег Пузанков по кличке Пузан, сорок лет. Убит выстрелом из пистолета в
дверях кафе.
   Егор Сотин по кличке Рюмашка, тридцать восемь лет. Застрелен  вместе  с
Пузанковым.
   Петр Пименов по кличке Гадюка, тридцать три года. Отравлен цианидом".
   Больше на листе ничего не было. Зоя перевернула  его,  точно  надеялась
увидеть на обороте поясняющие комментарии, и подняла взгляд на Мартова:
   - Что это за мартиролог?
   - Вы знаете кого-нибудь из этих людей?
   - Нет.
   - Первые трое - подручные Волошина,  остальные  -  члены  конкурирующей
банды, которой  принадлежал  присвоенный  вами  героин.  Началась  большая
война, Зоя Арсеньевна.
   Остолбеневшая Зоя была не в силах вымолвить ни слова.  Разумеется,  она
никогда не рассказывала Мартову о теневой стороне своей жизни, да и с чего
бы ей откровенничать... И вот Евгений Максимович как ни в  чем  не  бывало
вручает этот ужасный список.
   - Я не понимаю, о чем вы говорите, - пролепетала она.
   - Ну, - Мартов развел руками, - так у  нас  дело  не  пойдет.  Я  хотел
помочь вам, но если вам угодно играть в партизанку на допросе,  я  уйду...
Только верните мне список, чтобы еще до рассвета я  мог  добавить  к  нему
ваше имя.
   Он вынул бумагу из рук женщины, спрятал в кейс и направился  в  сторону
прихожей.
   - Стойте! - вскрикнула Зоя.
   - Да?
   - Стойте, погодите... Объясните хоть что-нибудь... Кто вы такой?
   - Майор милиции, - просто ответил Мартов.
   - Что?! Боже, я пропала...
   Евгений Максимович опустился на подлокотник кресла,  в  котором  сидела
Зоя, успокаивающе коснулся ее плеча:
   - Не надо паники. Я пришел к вам не по службе...  И  вообще,  сотрудник
милиции - лишь одна из моих многочисленных ипостасей. Не пугайтесь,  я  не
гангстер в милицейском мундире, не хамелеон и не  оборотень.  Помните,  на
теплоходе я сказал вам, что занимаюсь человековедением? Ну  вот,  в  очень
большой степени это так и есть.
   - И вы... Знали все с самого начала?
   - Смотря что вы называете самым началом, -  уклончиво  ответил  Евгений
Максимович. - На теплоходе я, конечно, оказался не случайно...
   - Из-за меня? - В глазах Зои промелькнула горечь запоздалого осознания.
- Так это вы подослали тех... Двоих?
   - Ну, нет. - Мартов рассмеялся. - Разве я настолько  уродлив,  что  для
меня недоступны менее экстравагантные способы знакомства с женщиной?  Нет,
Зоя Арсеньевна, никого я не подсылал, а знал действительно много. И  не  я
один... Простите, но ваш модус операнди был очень уж наивен. Вы, наверное,
до  сих  пор  объясняете  ваши  относительные  успехи  частично  везением,
частично обаянием,  а  частично  тонко  продуманной  тактикой?  Можете  не
отвечать. Уважаемая Зоя Арсеньевна, вы до сих пор живы только потому,  что
вас оберегала довольно влиятельная сила в лице вашего покорного слуги...
   - Теперь я понимаю еще меньше, - жалобно сказала Зоя. - Почему  вы  это
делаете?
   - Оберегаю вас? Представьте, вы мне симпатичны. Нет, не в  том  смысле,
который  в  это  обычно  вкладывают,  а  в  каком  -  позвольте  пока   не
расшифровывать. Я хочу вывести  вас  из-под  удара,  но  сейчас  положение
такое, что это будет нелегко даже мне.
   -  Даже  вам?  -  В  голосе  Зои   прозвучала   легкая   язвительность,
прорвавшаяся помимо воли.
   Мартов не обратил внимания на интонацию, во  всяком  случае,  никак  не
среагировал.
   - Да, - спокойно подтвердил он. - Но не будем  спешить  опускать  руки.
Вам придется уехать - пока не знаю, надолго ли...
   - Куда?
   - Моя машина у подъезда, по дороге все объясню. Мы едем в аэропорт, для
вас готов билет и фальшивые документы.
   - Фальшивые документы! - Зоя воздела  руки  к  потолку.  -  Кажется,  я
попала в шпионский роман.
   - Хуже. В бандитскую заваруху. Собирайтесь, я жду...
   - Ой... Ведь нужно упаковать вещи...
   - Берите самое необходимое, остальное купите на месте.
   Даже экстренная подготовка к отъезду всегда занимает у истинной женщины
много времени, и Зоя не явилась исключением. Прошло полтора  часа,  прежде
чем автомобиль Мартова умчался по направлению к аэропорту.
32
   - Что произошло потом? - спросил Кремнев, впервые вмешиваясь в  рассказ
Зои, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
   - Потом? - Богушевская словно  очнулась,  оторвала  взгляд  от  ленивых
змеек сигаретного дыма в неподвижном воздухе. - Потом я уехала в Самару...
Мартов  снял  для  меня  квартиру.  Периодически  он  звонил,   раза   три
приезжал... Так прошло два года. Ох, Саша, если  бы  вы  знали...  Чего  я
только не передумала. Только тогда я по-настоящему поняла, в какую гадость
ввязалась по собственному легкомыслию. Теперь и вспомнить-то страшно... Не
то чтобы страшно, противно... Хуже наркотиков ничего на  свете  нет.  И  я
наказала себя этим двухлетним заключением  в  Самаре,  бессонными  ночами,
раскаянием... Увлекательная игра сумасшедшей девчонки обернулась кошмаром.
И если бы меня убили, это было бы справедливо.
   Она помолчала, зажгла очередную сигарету и продолжала:
   - Когда Мартов сообщил, что можно безопасно вернуться в Москву, я  была
уже другой. Бросилась в науку, в свою работу... Я стосковалась по ней,  но
это не было чистым интересом ученого, если вы понимаете, о чем я... Своего
рода искупление.
   - Да, да, - рассеянно кивнул Кремнев, - но сейчас меня больше  занимает
фигура Мартова. Кто он такой, этот человековед? Почему он помог вам, если,
как вы утверждаете, никаких видов на вас не имел?
   - Почему? - медленно повторила Зоя. - Потому что  он  хороший  человек,
вот почему. Мы привыкли жить в мире причин и мотивировок. Простое, честное
движение души для нас уже непонятно. И я поначалу ломала голову:  что  ему
от меня нужно, чем придется расплачиваться за спасение? А  ответ  оказался
прост. Ничем.
   - Ваш ответ.
   - Что?
   - У Мартова может быть иная точка отсчета, - пояснил Кремнев.
   - О господи, что вы за человек... Прекратите это.  Я  говорю  вам,  что
поддержка Мартова нам не помешает. Вы говорите - нет.  Ну,  нет  так  нет,
давайте  обсудим  другие  варианты.  И  зачем  я  только  перед  вами  тут
выворачивалась наизнанку...
   - Не обижайтесь, - улыбнулся Кремнев. - Я  вовсе  не  говорю  "нет".  Я
осторожен, вот и все.
   - Когда полезли в дом, набитый бандитами, не осторожничали.
   - Тогда - нет...
   Кремнев хотел что-то добавить, но вместо того  задумался.  Рассказ  Зои
выглядел правдоподобно, однако личность Мартова  не  вырисовывалась.  Либо
Зоя  намеренно  утаила  какие-то  подробности,  либо   сама   блуждает   в
потемках... Так или иначе, Кремнев в общем не усматривал особой  опасности
в том, чтобы обратиться к  Мартову.  В  случае  непредвиденных  осложнений
ничто не мешает попросту исчезнуть с его горизонта. Любые средства хороши,
чтобы вытащить Иру, во имя этой цели Кремнев был готов заключить союз хоть
с дьяволом.
   - Ладно, - сказал он наконец. -  Звоните  вашему  Мартову,  если  здесь
работает телефон. В фильмах ужасов он обычно бездействует.
   - Сейчас проверим.
   Зоя встала, подошла к телефону и подняла трубку.
   - Гудит, как ни странно,  -  проинформировала  она,  набирая  номер,  и
произнесла спустя полминуты: - Никто не отвечает.
   - Это его домашний телефон?
   - Служебного я и не знала никогда. Но с Мартовым не угадаешь, когда  он
дома.
   - Что ж, подождем.
   Водрузив трубку на аппарат, Зоя снова уселась  напротив  Кремнева.  Тот
продолжал размышлять, оглядывая  стенные  панели  с  гравюрами  в  рамках.
Гравюр было четыре  -  старинная  часовенка,  увязшая  в  глубоком  снегу,
кораблик в бурном море, жанровая сценка в средневековой харчевне и  унылый
пейзаж, деревья с  облетевшими  листьями.  В  опустевшем  доме,  покинутом
людьми, которые жили здесь когда-то, последняя гравюра смотрелась особенно
уместно. Впрочем, эти люди вернутся... Но может быть, и нет.
   - Что вы с ними сделаете? - вдруг спросила Зоя,  вторгаясь  в  раздумья
Кремнева.
   - Простите?
   - С теми, кто убил вашего друга.
   - Ах, с этими... Пожелаю им всего доброго, конечно.
   - Надеюсь, вы не собираетесь нарушать закон? - встревожилась она.
   - Закон? - повторил Кремнев с нескрываемым презрением. - Зоя,  те,  кто
писал законы, забыли об одной древней истине. Им почему-то  казалось,  что
все  преступления  совершают  обычные  люди   в   силу...   ну,   каких-то
обстоятельств или, скажем, пробелов в воспитании.
   - А это не так?
   - Не всегда. Бывает, но не слишком часто.  А  древняя  и  ясная  истина
состоит в том, что в мире борются Бог  и  сатана,  добро  и  зло.  И,  как
правило, мерзкие и отвратительные преступления совершают те,  кто  лишь  с
виду похож на людей. Внутри они иные, они  устроены  иначе.  Когда-нибудь,
возможно, ученые сумеют распознавать таких существ на генетическом  уровне
и предотвращать их появление на свет. Но сейчас это невозможно, и чудовища
живут среди нас. Так почему же закон должен быть  одинаков  для  всех?  На
абсолютное зло есть лишь один ответ - абсолютное уничтожение.
   - Какая жуткая теория, - сказала Зоя с закрытыми глазами.
   - Не теория, - возразил Кремнев. - Жизненный опыт. Мне довелось  видеть
подростков,  которые  убивали  людей  из-за  денег  или  просто  так,  для
развлечения.  Из-за  юного   возраста   они   отделывались   символическим
наказанием, а потом продолжали убивать, сеять зло и ужас.  Я  не  понимаю,
как можно сохранять чудовищам жизнь.  Это  и  есть  бесчеловечность.  Ведь
из-за них гибнут не им подобные, хотя и они тоже  иногда.  Гибнут  люди  с
простыми человеческими стремлениями, целые  миры  любви,  разума,  надежд,
печалей и радостей...
   - Хотите переделать мир? - чуть иронично осведомилась Зоя.
   - Ну, для переделки мира силенок не хватит, - усмехнулся Кремнев, -  но
кое-кому я рассчитываю сказать пару ласковых слов.
   - Я боюсь...
   - Вас-то я постараюсь оградить в любом случае.
   - Не за себя... За вас...
   - К сожалению, - холодно проговорил Кремнев, - мне некуда отступать.
   В огромных глазах женщины загорелись глубинные огоньки. Это не  значит,
что на дне ее зрачков и впрямь появились какие-то искры или что-то в таком
роде. Она смотрела на Кремнева так, словно  одновременно  отстранялась  от
него и не могла противостоять таинственному тяготению, знаком  которого  и
было сияние зовущих глаз.
   Скрывая смущение, она вновь принялась накручивать  телефонный  диск,  и
вновь безрезультатно, что ее не удивило - ведь прошло  так  мало  времени.
Кремнев, как  и  Зоя,  ощущал  возникшее  между  ними  хрупкое  равновесие
дистанции, готовое вот-вот истаять, подобно кусочку сахара в  кипятке.  Он
подошел  к  лестнице,  ведущей  на  второй  этаж,  и  сделал  вид,   будто
рассматривает декорированные под оникс пластиковые перила. Потом он сделал
несколько  робких  шагов  по  ступеням,  якобы  заинтересованный  рисунком
тяжелых драпировок. Это был плохой  выбор,  потому  что  лестница  вела  к
спальням. Теперь не имело значения, идти ли по ней дальше или возвращаться
назад: то и другое лишь подчеркнуло бы двусмысленность принятого  решения.
Кремнев стоял неподвижно, все еще изучая геометрический  рисунок,  глубоко
ему безразличный, но долго так продолжаться не могло. Высокое напряжение с
огромной разностью потенциалов обычно приводит к молниеносному разряду, но
сейчас сама Зоя  помогла  избежать  пронизывающего  электрического  удара,
неслышно подойдя к Кремневу  сзади.  Ей  показалось,  что  накопившаяся  в
воздухе энергия льется по шелковым рукавам ее лиловой блузки,  потрескивая
синими всполохами на кончиках пальцев. Кремнев не видел ее, не улавливал и
звук шагов, но он почувствовал ее запах, обольстительный и  опасный  запах
возбужденной женщины, открывающий все дороги беспечному и предостерегающий
мудрого.
   Кремнев  обернулся,  как  на  замедлившей  свой  стремительный  бег   в
кинопроекторе ленте. Он не сразу встретился взглядом с  женщиной.  Сначала
он   смотрел   поверх   ее   волос,   которые   и    ему    представлялись
наэлектризованными,  прямо  на  ту  гравюру,  что  изображала  кораблик  в
объятиях шторма. Потом  он  опустил  глаза,  погрузился  в  зачаровывающую
бездну темных зрачков. Зоя расстегивала пуговки на блузке одну за  другой,
как по велению гипнотизера. Под блузкой ничего не было  надето,  и,  когда
она соскользнула на пол, Кремнев оказался в полной власти ничем  более  не
сдерживаемого запаха и почти забытых - ибо он жил анахоретом -  визуальных
впечатлений, заставивших его дрожать. Вид маленькой красивой груди, словно
принадлежавшей  шестнадцатилетней  девушке,  с  набухшими  от   вожделения
коричнево-розовыми сосками, лишил его возможности сопротивляться. В то  же
время Кремнев странным образом находился будто бы вне  собственного  тела,
наблюдая из какого-то призрачного Зазеркалья движения не только своих рук,
но и своих эмоций. Второе - в нарастающей волне - обгоняло первое,  потому
что руки Кремнева всего лишь прикоснулись к талии женщины, и  она  тут  же
отстранила их.  Трепещущими  пальцами  она  расстегнула  замок  на  брюках
мужчины и опустилась на колени, на покрывающий  лестницу  мягкий  бордовый
ковер. Кончик ее языка, нежный и твердый, ласковый и жаждущий, пробежал по
изнемогающей мужской плоти, готовой взорваться изнутри. Кремнев  застонал,
когда требовательный язычок проник в сокровенное углубление  и  задержался
там, содрогаясь в чудесных вибрациях. Теперь все принадлежало  женщине,  и
она была  вольна  немедленно  довести  мужчину  до  экстаза  или  продлить
фантастический момент, прекрасное мгновенье настолько,  сколько  ей  будет
угодно. Ей хотелось тут же принять в себя горячий взрыв, но она сдержалась
из-за  жажды  более  сильной,  утоление  которой  ей  тогда  пришлось   бы
отсрочить. Ни на секунду не прекращая ласки язычком, она змеиным движением
освободилась от брюк и осталась совершенно обнаженной. Все было влажным  в
ее лоне, она истекала соком желания. Прерывисто  дыша,  она  гладила  сама
себя, потом тесно прижалась к Кремневу.  Он  немного  отстранился,  а  она
легла на ступени лицом вверх. Склонившись над ней, он  принялся  слизывать
сладкий сок, стекающий по внутренней поверхности  ее  бедер.  Извиваясь  в
полузабытьи, женщина раздела его совсем. Он подхватил ее на руки, понес  в
спальню. Тут было полутемно, задернутые занавеси пропускали мало света,  и
он включил рубиновый ночник, потому что хотел видеть ее всю.
   - Возьми меня, - прошептала она, откинувшись на подушках.
   Он  вошел  в  нее  плавно  и  мощно,  и   она   издала   сладострастный
полувздох-полустон. Он сам положил ее ладонь на пушистый треугольник внизу
ее живота. Принимая мужчину, она одновременно ласкала  себя,  и  это  было
восхитительно и для него... В захлестывающем наслаждении она закричала, но
ей хотелось еще и еще. Она  выскользнула  из-под  него,  перевернулась  на
гладком покрывале и встала на колени, упершись руками в деревянную  спинку
кровати. Он взял ее сзади, прижимаясь бедрами к упругому телу.
   - Не так... Выше, - попросила она тихо.
   Когда он брал ее так, как она хотела, она  кричала  уже  от  сладостной
боли, а он не мог дольше сдерживать себя. Ее третья волна стала  для  него
первой.
   Потом они отдыхали,  но  недолго.  Кремнев  лежал,  бездумно  глядя  на
матовые полушария потолочных светильников, когда женщина  вновь  принялась
возбуждать его руками и язычком. Ей не понадобилось очень уж  стараться...
Он целовал ее грудь, приподнимаясь на постели. Потом она легла на него,  и
они соединились в очередной раз - теперь он ласкал ее  плоть  пальцами  до
тех пор, пока она не уступила призыву  иного  вожделения.  И  они  лежали,
развернувшись друг к другу на сто восемьдесят градусов,  и  были  взаимные
ласки жадными  губами,  уносящие  прочь  любые  поползновения  рассудка  и
оставляющие на поверхности только чистые эмоции.
   И уже совершенно опустошенные, они  стояли  на  коленях  напротив  друг
друга в ванне, наполненной теплой водой, по ту сторону плотских желаний  и
тем не менее не в силах приказать своим рукам остановить ласки.
   За стеклянными створками  встроенного  в  стену  ванной  шкафа  нашлись
халаты. Кремнев надел синий, махровый,  а  Зое  достался  короткий  желтый
халатик,  расшитый  тропическими  орхидеями.  В  нем  она  выглядела   так
соблазнительно, что Кремнев остро пожалел  о  времени,  потребном  ему  на
восстановление сил.
   - Вы не сердитесь? - с милой непосредственностью спросила Зоя на кухне,
поставив чайник на плиту.
   - Это было несколько неожиданно, - пробурчал Кремнев в ответ. - Но если
кому и сердиться, так вам...
   Зоя лукаво улыбнулась:
   - Хотя мы и не пили брудершафт, не перейти ли нам на "ты"?
   - Иногда это труднее, чем заняться любовью...
   - Ладно, - вздохнула Зоя. - Пусть случится само собой.
   Кремнев не стремился анализировать свое поведение,  он  знал,  что  это
бессмысленно. То, что произошло, было полностью  за  пределами  разума,  в
иной реальности, точно в середину кассеты с симфонической  музыкой  кто-то
по  непонятной  причуде   записал   фрагмент   рок-н-ролльного   концерта,
обрывающий  пение  скрипок.  Дальше  -  та  же  симфония,  и  ворвавшегося
экстатичного рок-н-ролла больше нет... Можно  забыть  о  нем,  постараться
вытряхнуть его из растревоженной памяти,  даже  соединить  части  разъятой
симфонии в своем  воображении,  продолжив  мысленно  стертые  мелодические
линии. Можно сделать все, кроме одного - нельзя отрицать,  что  он  _был_,
этот вторгшийся фрагмент, и, когда он звучал, именно он  управлял  потоком
чувств, что бы там ни было записано на кассете до и после него.
   Зоя прикурила две сигареты, протянула одну Кремневу, положила  руку  на
его плечо.
   - Я исповедалась перед вами... Перед тобой, - сказала она. -  А  ты  не
хочешь рассказать мне о себе... Хоть что-нибудь?
   - Не сейчас. Скрывать мне в общем нечего, да только моя история намного
печальнее... твоей, особенно финал. И ничего романтического.
   - Я просто хотела...
   - Да, да. Пожалуйста, не обижайся. Не думаю, что вот прямо в эту минуту
из меня получится приличный мемуарист. Позвони-ка лучше еще раз Мартову.
   На кухонной стене висел второй телефонный аппарат. Зоя набрала номер, и
теперь ей ответили.
33
   Люди пропадали бесследно.
   Вообще-то, подобные события, к несчастью, не так уж редки в российских,
да и не только в российских, городах. Не проходит дня, чтобы в милицейских
сводках не сообщалось о пропавших без  вести.  За  год  в  каждом  крупном
городе исчезают до нескольких  сот  человек.  Причины  различны.  Здесь  и
криминал (как правило, автовладельцы и  бывшие  хозяева  приватизированных
квартир), и потерявшие память старики, и подавшиеся в бега от большого ума
юнцы и девицы, и  загулявшие  пьяницы...  Некоторых  находят,  живыми  или
мертвыми, судьба других так и остается загадкой навсегда.
   Но чтобы человека начали искать, нужно заявление об  его  исчезновении.
Нужно, чтобы кто-то беспокоился о нем: семья,  знакомые,  сослуживцы...  А
если пропадает бомж или прибывшая на заработки из  провинции  проститутка,
едва ли кто-нибудь хватится. Поэтому  сведения  о  подобных  исчезновениях
фигурируют в милицейских отчетах крайне редко.
   Осенью 1998 года такие случаи множились как  никогда.  Они  не  портили
милицейскую статистику именно потому, что не было  заявлений,  а  те,  что
все-таки  были,  исходили  от  не  заслуживающих  ни   малейшего   доверия
персонажей. Но если бы какой-то дотошный социолог задался  целью  провести
исследования в маргинальных слоях общества в этот период,  он  получил  бы
обескураживающие данные.
   Такого воображаемого социолога удивило бы  не  только  резко  возросшее
количество исчезновений, но и  другие  аспекты.  Во-первых,  пропадали  не
просто какие-то  проститутки  и  бомжи,  а  в  основном  -  в  подавляющем
большинстве - люди, что-то представлявшие из  себя  в  прошлом  и  еще  не
окончательно  опустившиеся  на  дно   в   настоящем,   те,   которые   при
соответствующих условиях могли восстановить себя как личности.  Исключение
составляли бандиты из мелкого криминалитета или крепкие  парни,  прошедшие
горячие точки и  готовые  заняться  чем  угодно,  невзирая  на  писаные  и
неписаные законы. Кстати, как раз об этой категории  заявлений  в  милицию
поступало немало, ведь многие из них не утратили социальных связей. Но кто
станет  всерьез  разыскивать  людей,   постоянно   обретающихся   в   мире
перестрелок и разборок, где человеческая жизнь не стоит ни гроша?
   Второй  особенностью,  могущей  привести   вымышленного   социолога   в
замешательство,  являлась  цикличность  исчезновений.  Неделю  или  две  в
пестрой среде маргиналов не происходило ничего необычного (конечно,  с  их
точки зрения, сильно отличающейся от точки зрения нормального обывателя!).
Зато в определенный день многие из них пропадали без всякого следа,  точно
их поманил волшебной дудочкой таинственный крысолов. Это не значит, что  в
некий прекрасный вечер клиенты приходили в бордель и не заставали  там  ни
одной  проститутки,  а  какой-нибудь  из  вокзалов   мистическим   образом
освобождался от бомжей. Москва - большой город,  и  вопреки  классическому
правилу драматургии исчезновения случались с соблюдением единства времени,
но без соблюдения единства места. Люди пропадали в разных районах,  иногда
очень далеко отстоящих друг от друга, по одному или по двое -  словом,  не
привлекая внимания.
   Была еще и третья особенность,  не  менее  странная,  чем  первые  две.
Обыкновенно, если среди проституток, бомжей  или  бандитов  вдруг  кого-то
недосчитываются, можно  почти  на  сто  процентов  утверждать,  что  этого
человека нет в живых. Порой  трупы  случайно  обнаруживают,  а  порой  они
догнивают где-нибудь в канализационных подземельях или на мусорных свалках
по частям, если убийцы дают себе труд от них избавиться. Осенью 1998  года
в Москве находили не больше и не меньше неопознанных останков, чем в любой
другой  послеперестроечный  год.  Количество   исчезновений   стремительно
возросло, а количество трупов не изменилось! Что  мог  бы  решить  в  этой
ситуации выдуманный дотошный социолог? Очевидно, он бы оперировал с  двумя
версиями. Первая - кто-то по загадочной причине, с непонятной целью  и  по
неизвестной схеме уничтожает определенных обитателей  дна,  ловко  скрывая
тела жертв. Но такая версия не выдерживала критики даже как первоначальное
предположение, ибо тут пришлось бы действовать целой организации, а в этом
случае какие-то факты всплыли бы  неминуемо.  Секреты,  известные  многим,
недолго  остаются  тайной  для   всех.   Идея   о   похищении   маргиналов
инопланетянами и та выглядела бы менее экстравагантной.
   Вторая версия - о том,  что  все  эти  люди  живы  и  покидают  столицу
добровольно,  -  смотрелась  куда  убедительнее.  В  ней   заключалось   и
дополнительное объяснение редких обращений  в  милицию.  Ведь,  уезжая  по
собственной воле,  человек  всегда  мог  рассказать  об  этом  знакомым  и
представить ложную или истинную причину отъезда.
   Это рассуждение было  бы  последним  в  цепи,  выстроенной  социологом.
Проверить свою догадку он не смог бы никаким образом, ведь ему пришлось бы
объездить всю страну, чтобы найти этих людей там,  куда  они  отправились.
Расспросы не помогли бы ему, потому что каждый из исчезнувших мог  назвать
произвольный пункт  назначения  или  вовсе  помалкивать  в  своем  близком
окружении... Но далеко ли могли уехать люди, у большинства  из  которых  и
паспортов-то не было, не говоря о деньгах?
   Впрочем,  никто  из  реальных  социологов  такими   исследованиями   не
занимался. А раз так, логично будет сделать следующий шаг и представить на
месте  социолога   сотрудника   некоей   сверхинформированной   спецслужбы
(разумеется, тоже вымышленной), располагающей  точными  данными  обо  всех
перемещениях  людей  в  России  и  за  ее  пределами.  Посидев  за  своими
суперкомпьютерами, он выяснил бы,  что  ни  один  из  пропавших  в  Москве
маргиналов нигде не объявлялся.
   Итак, их нельзя было обнаружить ни среди мертвых, ни среди живых. Такое
положение вещей никого не настораживало, потому что никто не интересовался
этими людьми, никому не было до них дела. А ведь эти странные исчезновения
что-то означали, служили предвестием каких-то  назревающих  событий...  Но
любую загадку можно разгадать лишь тогда, когда  кто-то  возьмется  искать
решение, а  прежде  чем  его  искать,  необходимо  сформулировать  условия
задачи. Сделать это  позволило  бы  сведение  воедино  сотен  разрозненных
деталей... Что, пожалуй, под силу  только  _воображаемому_  социологу  или
представителю  _вымышленной_  спецслужбы.  Тем  же,  кто  живет   в   мире
действительном, попросту не от чего было бы оттолкнуться.
   Люди   пропадали   бесследно,   и   это   могло   бы   стать    грозным
предупреждением... Это и _было_ грозным предупреждением, которого, однако,
никто не услышал.
34
   Синий "фольксваген", куда только что сел Олег Мальцев, стоял у обочины.
Кроме  Мальцева  и  Зорина,  в  машине  никого  не  было.  Мужчины   молча
разглядывали друг друга - Зорин с любопытством, Мальцев со страхом. Но чем
дольше  всматривался  Олег  в  интеллигентное  лицо  человека   за   рулем
"фольксвагена", в его  спокойные  глаза  за  стеклами  очков,  тем  меньше
боялся. По крайней мере,  _этот_  стрелять  не  станет.  Он  может  отдать
приказ, но он явно не из тех, кто лично пачкает руки в крови.
   Зорин первым нарушил тишину высокого напряжения:
   - Итак, юноша... Вижу, вы моему предупреждению не вняли.
   Олег мгновенно узнал голос - тот, что говорил с ним по телефону.
   - Кто вы такой и что вам нужно? - выдал Мальцев не слишком оригинальную
реплику.
   - Не так просто объяснить, кто я такой, - был ответ. -  Если  я  скажу,
что меня зовут Владимир Сергеевич Зорин и я работаю в  Министерстве  путей
сообщения, вам этого будет недостаточно, верно?
   - Верно, - храбро согласился Мальцев.
   - А потому оставим пока этот запутанный  вопрос  и  перейдем  сразу  ко
второму пункту. Что мне нужно? Раньше, как вы понимаете, я хотел, чтобы вы
прекратили исторические раскопки. Теперь я убедился, что прислушиваться  к
добрым советам вы не склонны. Ну что же, это, пожалуй, и неплохо...
   - Да? - вымолвил Мальцев несколько обескураженно.
   - Да. Вы человек упрямый, Олег... Просто так от вас не отделаться.
   - И что дальше? Пуля в затылок?
   - Вот тебе раз, - изумился Владимир Сергеевич. - Возможно, я и похож на
убийцу, оставляю это на вашей совести... Но будь я таковым, зачем стал  бы
с вами беседовать?
   - Гм... Логично.
   - Слава богу. Так вот, Олег, вы стремитесь прояснить судьбу Сретенского
и Кудрявцевой. Вас интересует только это, правильно?
   - Ну, в общем...
   - И лишь поэтому вы копаете  под  "Сторожку",  чем  создаете  для  меня
проблему. Именно сейчас мне крайне невыгоден шум вокруг "Сторожки",  а  вы
как булыжник в тихое озеро - плюх, подняли волну... Сами вы  для  меня  не
опасны, у вас нет шансов докопаться до истины. А ну  как  кто-то  из  тех,
кого  вы  взбудоражили,  затеет  собственную  игру   в   сыщиков?   Фигура
посерьезнее вас? Я не волшебник, чтобы быть везде одновременно и  за  всем
уследить.
   - Ну, документы-то из музея вы украсть успели, - заметил Мальцев.
   - И не только их, - уточнил Зорин. - Пока вы не нанесли ощутимого вреда
и ситуация под контролем... Но вашу  детективную  деятельность  необходимо
остановить. Кто знает, что взбредет вам в голову завтра и к  кому  вы  еще
сунетесь?
   В голосе Зорина не было угрожающих интонаций - он говорил  так,  словно
собирался обсудить с Мальцевым трудное положение, в которое попали оба,  и
совместно найти выход.
   - Честное слово, - продолжал он, - я настроен к вам вполне  дружелюбно.
По-моему, было  бы  несправедливо  запугивать  вас  и  лишать  возможности
узнать, что же случилось с вашими друзьями...
   - Интересный поворот, - сказал Олег, недоверчиво слушавший Зорина.
   - Я хочу, чтобы вы играли на моей стороне.
   - Вот как? А в какую игру, если не в сыщиков?
   Зорин слегка пожал плечами:
   - Видимо, я неточно выразился. Игры тут, собственно,  никакой  нет,  во
всяком случае для вас. Но, наблюдая за вами, я проникся к вам определенной
симпатией. Я хочу избавить вас от незавидной участи...
   - Ого! - воскликнул Мальцев. - От  какой  же?  От  пули,  которой  меня
жаждут угостить ваши подручные?  Так  дайте  им  приказ  оставить  меня  в
покое...
   -  Нет,  вы  неисправимы,  -  рассмеялся  Зорин.   -   Окончательно   и
бесповоротно записали меня в гангстеры... Поверьте, Олег, никто не получал
от меня приказа стрелять в вас и тому подобное, поэтому и отменять нечего.
   - Тогда в чем дело?
   - Если я расскажу всю правду, перемещусь в ваших  глазах  из  категории
преступных боссов в категорию сумасшедших...  Лучше  вам  увидеть  самому.
Олег, давайте заключим джентльменское соглашение.
   - Какое?
   - Вы прерываете розыски на неделю. Ровно через семь дней я  звоню  вам,
мы встречаемся, и я  раскрываю  вам  загадку  исчезновения  Сретенского  и
Кудрявцевой.
   - А за эту неделю вы...
   - Послушайте, - раздраженно перебил Зорин, - кажется, я напрасно тут  с
вами бьюсь, теряю время. Поймите, выбора  у  вас  нет.  Вы  -  пушинка  на
ладони, требуется только дунуть. И  если  уж  я  с  вами  канителюсь,  так
потому, что нуждаюсь в людях вашего склада. Я  говорил,  что  хочу  спасти
вас, и это так, а от чего - вам знать рано. Однако, если вы  предпочитаете
становиться в третью позицию и изображать Чайльд Гарольда,  воля  ваша.  Я
без вас худо-бедно обойдусь, а вы без меня  -  нет.  Господи,  как  я  мог
предвидеть, что вы такой дурак...
   Сердитая тирада Зорина возродила в Олеге  совсем  было  угасший  страх.
Разумеется, нелепо  и  пытаться  разговаривать  почти  на  равных  с  этим
таинственным  человеком,  выторговывать  какие-то  неопределенные  выгоды.
Зорин прав, он больше чем прав. Мальцев даже  не  пушинка  на  ладони,  он
крохотная букашка на ярко  освещенном  предметном  столике  микроскопа,  и
каждое его движение отлично видно тем, приникшим к окуляру...
   Да и не ошибается ли Олег, считая, что Зорину важно лишь выиграть  семь
дней? Ведь  у  Мальцева,  в  сущности,  равные  основания  для  доверия  и
недоверия, то есть никаких.
   Зорин сидел, положив руки на обод рулевого колеса и отрешенно  глядя  в
окно. Он словно совсем забыл о Мальцеве, а тот мучительно искал подходящую
фразу для возобновления разговора.
   - Владимир Сергеевич, - позвал он наконец самым смиренным тоном.
   - Да? - индифферентно отозвался Зорин, точно старался показать, что его
ничуть не интересует продолжение беседы с Мальцевым, но из  вежливости  он
готов слушать.
   - А зачем нужно ждать семь дней?
   - Затем, что и без вас полно дел... Или вы думаете, что для  меня  ваша
проблема - единственная?
   - Я так не думаю, - смутился Олег.
   - Вот и славно, значит, договорились... Вас подвезти?
   - Спасибо. Я, пожалуй, пройдусь...
   - До свидания. Ровно через неделю будьте дома, ждите звонка.
   Выбравшись  из  теплого  и  уютного  салона,  Олег  проводил   взглядом
отчаливший от тротуара "фольксваген". Его  начинала  пробирать  запоздалая
дрожь, и он пожалел,  что  отказался  от  предложения  Зорина  подвезти  и
остался на улице далеко от дома и станций  метро.  С  другой  стороны,  он
нуждался в доброй порции свежего воздуха...
   Анализировать  разговор  с  Зориным  было  бы  попыткой   с   негодными
средствами. Все сказанное  Владимиром  Сергеевичем  с  одинаковым  успехом
тянуло на правду и на  ложь...  Но  какой-то  не  поддающийся  определению
внутренний импульс властно повелевал верить - и  в  то,  что  ровно  через
неделю раздастся  телефонный  звонок,  и  в  то,  что  тайна  исчезновения
Кудрявцевой и Сретенского будет раскрыта, и в то,  что  Зорин  искренен  в
желании отвести от Мальцева острие некоей опасности.
   И вот это последнее - необходимость  такой  защиты  -  нравилось  Олегу
меньше всего. Подсознательно, на уровне ощущений, вспоминал он ту  ночь  в
октябре  девяносто  седьмого,  когда  у  открытого  окна   его   захватило
предчувствие угрозы.  Сейчас  эта  странная  тревога  вернулась  вместе  с
непостижимой уверенностью в собственной неуязвимости. Олег будто знал, что
с ним самим ничего не случится - оградит ли его Зорин, или кто-то  другой,
или неведомая магическая сила... Но угроза существовала, и хуже всего было
то, что Мальцев и отдаленно не мог предположить, откуда она исходит и куда
будет направлен удар.
35
   Мартов прибыл на дачу подруги Богушевской  поздним  вечером.  Огни  его
машины погасли на темной аллее, дважды вспыхнув перед тем - условный знак.
   Зоя сразу бросилась в объятия Мартова -  порыв  более  нервный,  нежели
радостный. Кремнев приветствовал Евгения Максимовича  коротким  энергичным
рукопожатием и представился.
   Из большого кожаного кейса Мартов извлек две бутылки "Блек энд Уайт".
   - Пьянку устраивать не собираюсь, - сказал он, -  но  расслабиться  вам
обоим не помешает. Я и закуску принес.
   Он выгрузил банки  с  ветчиной,  упаковки  нежного  швейцарского  сыра,
какие-то футуристического вида консервы, отличную копченую колбасу, хлеб.
   - Кто будет рассказывать первым? - спросил Мартов, когда  снедь  заняла
место на столе, а огненный напиток заблестел в рюмках.
   Слово взял Кремнев. Он заранее решил, что откровенность без умолчаний в
данном случае будет лучшей политикой. Как  бы  оно  там  ни  обернулось  в
дальнейшем, первый ход должен быть таким. Поэтому он излагал свою  историю
долго и обстоятельно, не забывая о мелочах. Мартов ни разу не перебил его,
ни разу не попросил что-либо уточнить.
   Потом  говорила  Зоя  -  тоже  долго,  но,  в  отличие   от   Кремнева,
взволнованно и бессвязно. И Мартов, и  Кремнев  вздохнули  с  облегчением,
когда она добралась-таки до конца.
   С полупустой рюмкой в руке Мартов сидел молча, неподвижно. Зоя стояла у
занавешенного  окна,  часто  дыша  и  прикладываясь  к  сигарете.  Кремнев
выглядел невозмутимым, он внимательно наблюдал за Мартовым.
   - Что ж, - произнес наконец тот. - Одно  мне  ясно,  господа,  что  вам
самим ничего не ясно...
   - Потому мы вам и позвонили, - раздраженно сказала Зоя.
   - Да, да, - спокойно кивнул Мартов, нисколько не задетый  ее  тоном.  -
Вопрос в том, взаимосвязаны ли ваши истории, или это лишь совпадение...
   - Одна фраза Шатилова не выходит у меня из головы, - признался Кремнев.
-  Когда  я  рассказывал  ему  о  своем  издательстве,  о  планах  выпуска
детективной литературы... Он сказал что-то вроде: "Мы с Мариной тебе такой
детектив преподнесем, все твои писатели от зависти лопнут".
   - Вот как? - живо заинтересовался Мартов. - Любопытно, что  он  имел  в
виду...
   Кремнев уныло пожал плечами:
   - Никаких намеков. Это было  едва  ли  не  последнее,  что  я  от  него
услышал.
   - Досадно, - Мартов щелкнул пальцами.  -  Возможно,  в  этом-то  все  и
дело... Хорошо бы разыскать эту девушку, Марину...
   - Думаю, бандиты увезли ее с собой...
   - Необязательно. - Мартов повернулся к  Зое.  -  Вы  упоминали,  что  у
профессора Стрельникова есть дочь... Ее имя часом не Марина?
   - Не знаю, - ответила Зоя, не  отводя  взгляда  от  змейки  сигаретного
дыма. - Я никогда не встречалась с ней, и профессор не говорил  о  ней  со
мной - разве что мельком, без имени. Дочка, и все.
   - Ну, имя нетрудно выяснить, - заметил Мартов. - Этим я займусь.  Позже
опишете мне ее подробно, Александр Андреевич. Теперь далее: следует ли нам
искать того  доброжелателя,  который  прислал  вам  записку  в  гостиницу?
Попробовать можно, хотя бы по его машине, но...
   - Нет, - произнес Кремнев, - не следует. Чего мы этим добьемся, если  и
найдем его? Только подставим человека. Местонахождение одной из бандитских
резиденций нам и так известно, чего еще?
   - Правильно, - согласился Мартов, наливая себе виски. -  Резиденцией  и
ее владельцем я займусь тоже...
   - Но осторожно, - торопливо  предостерег  Кремнев.  -  Если  что-нибудь
случится с Ирой...
   -  Разумеется,  я  буду  предельно  осторожен,  -  подтвердил   Евгений
Максимович. - Еще и потому, что вы правы...
   - В чем?
   - В том, что главное - рукопись профессора. Только найдя ее, мы получим
мощное оружие против них... То, что они сами до сих пор не нашли рукопись,
конечно, хорошо, но это меня и  огорчает.  Значит,  это  не  так-то  легко
сделать... Сосредоточимся на рукописи, если у вас нет других предложений.
   Кремнев отрицательно покачал головой:
   - Других нет. Пока не  важно,  связана  ли  рукопись  с  нападением  на
Шатилова. Потянем за эту ниточку, освободим Иру, а там уж и все  остальное
распутаем... Вот вопрос: должен ли  я  вернуться  в  гостиницу?  Ведь  они
удерживают  Иру  не  просто  так.  Чего-то  они  от  меня  хотят,   что-то
потребуют... И не воспользоваться ли этим, чтобы...
   - Мое мнение, -  категорично  перебил  Мартов,  -  ни  в  коем  случае.
Появляться в пределах их досягаемости - безумие. Чего бы они ни  хотели  -
денег или услуг, - погибнете и вы, и ваша  Ира.  Странно,  что  приходится
объяснять  это  профессионалу...  Только   опережая   их,   только   делая
упреждающие ходы,  только  нанося  неожиданные  удары  из  темноты,  можно
рассчитывать на успех...
   Правота Мартова была слишком очевидна для Кремнева. Десять лет назад он
уже пытался сыграть с негодяями по их правилам, и цена поражения оказалась
непомерно высокой...
   - Кругом обычных знакомств профессора  нам  не  обойтись,  -  продолжал
Евгений Максимович, не дожидаясь отклика Кремнева на свою тираду.  -  Наши
противники шли тем же путем  и  очутились  в  тупике.  А  мои  милицейские
возможности, знаете ли, небезграничны... Ну, что я могу сделать?  Отрядить
спецподразделение   для   анализа   жизни   и   деятельности    профессора
Стрельникова?
   - Пожалуй, - проговорил Кремнев задумчиво, - тут кое-что мог бы сделать
я. Правда, это...
   - Одну минуту. - Мартов поднял  руку.  -  Сначала  пара  первоочередных
вопросов. Думаю, будет разумно  перебраться  отсюда  в  город.  Подходящая
квартира имеется. Машину вашего доброжелателя, Александр Андреевич,  лучше
бросить где-нибудь в лесу... Транспорт обеспечу я.
   -  Как-то  все  у  вас  очень  просто  получается,  -   с   неожиданной
язвительностью заметила Богушевская. - Как у волшебника.
   - Зоя Арсеньевна! - укоризненно воскликнул Мартов. - Бог мой, я  думал,
вы знаете меня лучше...
   - Простите, - смутилась Зоя. - Не совладала с нервами...
36
   Через шесть дней после беседы с Зориным в "фольксвагене"  Олег  Мальцев
получил письмо. Возвращаясь из магазина, он  увидел  белеющий  в  почтовом
ящике конверт. Адрес был написан  крупными  буквами,  дрожащим  старческим
почерком. Обратного адреса не было.
   Прежде чем вскрыть конверт, Олег перегрузил купленные продукты из сумки
в холодильник, а две бутылки пива захватил с  собой  и  поставил  на  стол
возле компьютера. Откупорив первую, он  сделал  изрядный  глоток,  отрезал
край конверта ножницами.
   Внутри находились два листа бумаги,  один  в  другом.  Верхний  был  до
половины исписан тем же почерком, что на конверте, а второй с обеих сторон
покрывали теснящиеся бисерные строки. Мальцев отложил этот лист в  сторону
и взялся за первый.
   "Дорогой  Олег,  пишет  Вам  Михаил  Евдокимов,  бывший   шифровальщик,
которого вы расспрашивали об объекте "Сторожка". Встретил я  тут  на  днях
старого своего дружка. Ну ладно, не встретил, сам к нему  пошел  -  потому
что вспомнил, что Сергей Васильевич Климов этот о  "Сторожке"  упоминал  и
мог к ней иметь какое-то отношение, а  Вы  так  интересовались.  В  общем,
уговорил я его Вам написать и пересылаю его письмо. Засим  с  уважением  -
Михаил Евдокимов".
   Мальцев нахмурился, перечитал текст сначала, но решил не  торопиться  с
размышлениями по поводу возникших вопросов и  расправил  на  столе  второй
лист.
   "Многоуважаемый профессор Мальцев! (Олег невольно улыбнулся.) Узнав  от
М.М.Евдокимова  о  Ваших  разысканиях  насчет  объекта  "Сторожка",   могу
сообщить следующее. С января по апрель 1953 года я служил в охране данного
объекта в звании младшего лейтенанта. Нас  туда  перебросили  самолетом  с
военного  аэродрома  Чегдомын-2,  что  километрах  в  шестистах   севернее
Хабаровска. Сам объект располагался близ реки  Мая,  ближайшие  населенные
пункты  -  Антыкан  к  востоку  километрах  в  ста  двадцати  и  Удское  к
юго-востоку, примерно столько же. Это я узнал потом от капитана  Дерюгина,
а тогда не сказали,  куда  везут,  секретность  была  большая.  Позднее  я
прикинул по карте приблизительные координаты объекта. Это  134ь  восточной
долготы и 55ь северной широты, можете  найти  на  карте.  Что  представлял
собой объект "Сторожка"? Это был целый город, наполовину  построенный  под
землей,  там  были  взлетно-посадочные  полосы  и  железнодорожные  ветки.
Строили заключенные. Как их туда доставляли сначала, я не  знаю,  а  потом
перебрасывали из лагерей через тот  же  Чегдомын-2  и  другие  пересыльные
пункты в основном  по  железной  дороге.  Еще  каких-то  людей  доставляли
самолетами. Я не думаю, что это были заключенные, но  точно  не  знаю.  Мы
были во внешней  охране,  а  внутри  объекта  существовало  еще  множество
охраняемых зон различной степени секретности, и в большинство из  них  нам
доступ был запрещен. О назначении объекта нам не сообщалось. Слухи  ходили
разные, но Вам, многоуважаемый  профессор,  слухи  малообразованных  людей
вряд ли интересны. Скажу только о том, что видел  сам  или  могу  уверенно
предполагать после бесед с людьми сведущими. Совершенно точно  на  объекте
проводились научные эксперименты. Какие именно и с какой целью -  не  могу
сказать, хотя потом читал массу научно-популярной  литературы,  где  хотел
найти  что-то  похожее,  но  не  нашел.   Комплекс   лабораторных   зданий
располагался с западной стороны и охранялся очень тщательно.  О  том,  что
это научные лаборатории, я узнал от майора Сеченова. Произошло это так.  Я
часто обращал внимание  на  пожилого  человека,  который  любил  гулять  в
одиночестве по  территории,  за  несколькими  проволочными  заграждениями.
Майор Сеченов, с  которым  у  меня  были  приятельские  отношения,  как-то
сказал,  что  это  секретный  физик  из  Москвы,  и  показал  издали   его
лаборатории. Я спросил, не занимаются ли тут новым оружием. Сеченов только
засмеялся и ответил, что об этом расспрашивать не положено, да и сам он не
знает. Больше мы на эту тему не говорили.  Это  был  1953  год,  уважаемый
профессор, и  за  такие  разговоры  запросто  могли  пришить  шпионаж.  От
лабораторных зданий за территорию, куда-то в тайгу, вела отдельная дорога,
также охраняемая, но я конкретно в ее охране  не  участвовал.  Расскажу  о
том, что случилось в феврале 1953 года, ночью. Я нес дежурство на вышке  в
составе наряда с сержантом Иваном Тихоновым и рядовым - как его  звали,  я
забыл. Часа в три утра на  западе,  как  раз  там,  куда  вела  дорога  от
лабораторий, зажглось яркое зарево, будто от сильного лесного  пожара,  но
цвет был не такой, как бывает  у  пламени,  скорее  фиолетовый,  холодный.
Одновременно послышался звук, очень мощное низкое  гудение.  Почему-то  от
этого звука и света нам всем троим  стало  не  по  себе.  Чтобы  разогнать
страх, мы обменивались бодрыми шутками. Свет горел  минут  десять,  зарево
разрослось на полнеба и двинулось в нашу сторону. Тут мы  совсем  поникли,
но не бросишь же пост, за это - расстрел. Мы  увидели,  как  в  фиолетовом
свете носятся какие-то огромные тени. Не знаю, что это было.  На  самолеты
или аэростаты не похоже. Потом один за другим раздались два глухих взрыва,
свет померк, и гул резко стих. Тогда дорогу осветили прожекторами  (нам  с
вышки было видно только до поворота). С объекта в тайгу помчались  машины,
легковые и грузовые. Как  они  возвращались,  мы  не  видели,  потому  что
сменились с поста. А дня  через  два  я  сильно  простудился  и  угодил  в
лазарет. Там ребята рассказывали, что в ту  ночь  привозили  много  людей,
мест не хватало. Некоторые были тяжело ранены, а у других никаких  ранений
не было заметно, но они вели себя как сумасшедшие, им делали уколы, и  они
засыпали.  Один  все  время  кричал:  "Закройте  двери,   закройте   двери
навсегда!" - и еще что-то о крылатом ужасе. Я тогда вспомнил тени в  небе.
Всех этих людей куда-то очень быстро из лазарета перевели. В  апреле  1953
года нашу часть передислоцировали под  Хабаровск.  Мы  давали  пожизненную
подписку  о  неразглашении.   Даже   упоминать   об   объекте   "Сторожка"
запрещалось, но теперь-то, я думаю, уже  можно  рассказывать.  Около  1960
года  я  встретил  в  Москве  майора  Сеченова.  Выпили,  поговорили.   Он
рассказал, что после моего отъезда "Сторожка" недолго просуществовала. Там
случилась катастрофа, сильный взрыв или что-то такое, погибло очень  много
людей, техника и строения были частично уничтожены. Все  работы  свернули,
оставшихся в живых эвакуировали, а сам объект не то  законсервировали,  не
то просто бросили. Да, забыл Вам сказать, что фиолетовый свет по ночам  за
территорией я видел еще 3 или 4 раза после того случая, но ничего похожего
больше не происходило, просто слабый свет. Подтвердить мои  слова  мог  бы
майор Сеченов, с которым мы поддерживали потом знакомство, но  он  умер  в
1973 году. Как найти других сослуживцев тех времен, я не знаю. Очень  рад,
дорогой  профессор  Мальцев,  если  мое  письмо  помогло   Вам   в   Ваших
исторических разысканиях. Остаюсь уважающий Вас Сергей Васильевич Климов".
   - Климов, - машинально пробормотал Олег.  Он  отодвинул  письмо,  допил
пиво из бутылки и вновь вернулся к листку с каракулями Евдокимова.  Следуя
установившейся  привычке  отмечать  важные  места  в   любых   документах,
карандашом подчеркнул слова: "...вспомнил, что  Сергей  Васильевич  Климов
этот о "Сторожке" упоминал  и  мог  к  ней  иметь  какое-то  отношение..."
Странно... Во время  беседы  с  Мальцевым  Евдокимов  как  будто  искренне
пытался припомнить все,  что  мог  когда-либо  слышать  о  "Сторожке",  но
фамилия Климова тогда не всплыла. А потом его вдруг осенило? Ладно, спишем
на капризы стариковской памяти. Но почему Евдокимов ни с того  ни  с  сего
проникся такой симпатией к Мальцеву  или  ощутил  столь  живой  интерес  к
предмету их  разговора?  Настолько,  что,  невзирая  на  слабое  здоровье,
отправился на розыски Климова и убедил его выступить в мемуарном  жанре...
Далее, Мальцев решительно не помнил, чтобы оставлял Евдокимову свой адрес.
Телефон дал на всякий  случай  -  старик  записал  его  на  полях  газеты,
которую, скорее всего, уже выбросил. Но если и нет - справочная служба  не
выдает адресов по номерам телефонов. Конечно, адрес Мальцева можно  узнать
- через того же бывшего ректора, что вывел Олега на Евдокимова,  например.
Но  опять  же,  предпринимать  поиски  адреса  -   значит   быть   изрядно
заинтересованным... Вывод? Да какой  отсюда  сделаешь  вывод...  Возможно,
Олег недооценил  Евдокимова  и  старик  просто  по-человечески  хочет  ему
помочь. Или замаливает какие-то грешки времен сталинщины...
   Олег взял конверт  и  осмотрел  почтовые  штемпели.  Оба  они  на  двух
сторонах  конверта  выглядели  бледными  и  размытыми,   невозможно   было
разобрать ни дат, ни номеров  почтовых  отделений.  Как  будто  фальшивые,
подумал Олег, причем изготовитель  подделки  не  слишком  заботился  о  ее
безупречности. А может быть, так оно и есть? Письмо пришло  не  по  почте,
кто-то принес его? Но почему?
   Да потому, очевидно, что Мальцев  должен  был  получить  это  письмо  к
определенному сроку,  не  позже,  и  отправитель  не  стал  полагаться  на
расторопность почты. Но к какому  сроку?  Ко  времени  телефонного  звонка
Владимира Зорина?
37
   Стоя перед этой простой деревянной дверью, Кремнев  не  решался  нажать
кнопку звонка. Он пришел сюда потому, что ему больше некуда было  идти,  -
пришел к генералу Виктору  Дмитриевичу  Васильеву.  Тому  самому,  который
десять лет назад спас его от тюрьмы и выгнал из КГБ.
   Сначала Кремнев позвонил по старому телефонному  номеру  и  узнал,  что
после выхода в отставку Васильев переселился в  маленькую  квартирку,  где
прежде жили его родители. Кремнев нашел этот дом, поднялся на третий  этаж
и долго набирался мужества... Оказывается, позвонить в дверь генерала было
не проще, чем ввязаться в драку с бандитами. В каком-то смысле труднее...
   Наконец он позвонил. За дверью послышались шаги - быстрые,  энергичные,
совсем не старческие.  Дверь  отворилась,  и  на  пороге  предстал  Виктор
Дмитриевич. Десять нелегких лет  почти  не  изменили  его,  только  глубже
залегли морщины на лбу и в волосах прибавилось седины.
   - Здравствуй, Кремнев, - обыденно произнес генерал, словно  ждал  этого
визита с часу на час. - Проходи...
   Небольшая квартира состояла всего из двух комнат и кухни,  по  размерам
сопоставимой со встроенным  шкафом.  Туда-то  генерал  и  провел  позднего
гостя, усадил к столу, без вопросов разлил водку по граненым стаканам.
   - Помянем Шатилова, - сказал он.
   - Вы... знаете?! - поразился Кремнев.
   - Я в отставке, но не на Луне... - Они выпили, и Васильев добавил: -  Я
почему-то так и думал, что ты придешь, хотя даже не знал, что ты в Москве.
   - Товарищ генерал...
   - Какой я тебе товарищ генерал, - отмахнулся Васильев.
   - Виктор Дмитриевич... Я был у Шатилова перед тем, как его убили.  И  я
хочу рассказать вам...
   - Погоди, погоди. И так понимаю, что ты не в  шахматы  со  мной  играть
пришел. Давай-ка чайку заварим, да и расскажешь все не торопясь.
   За чашкой крепчайшего чая Кремнев поведал генералу о том, что произошло
с  ним  после  прибытия  в  столицу,  поделился  своими   наблюдениями   и
предположениями. Но не выводами - выводов у Кремнева пока не было никаких.
   Когда он закончил, Васильев с минуту сидел молча, помешивая ложечкой  в
чашке, потом заговорил:
   - С тобой случилось то же, что и  десять  лет  назад,  Саша.  Тогда  ты
наломал дров... Не повтори прошлых ошибок.
   - Виктор Дмитриевич...
   - Знаю, что ты скажешь. Только  я  ведь  не  собираюсь  тебя  от  твоих
намерений отговаривать. Просто прошу, будь осторожнее... мудрее.
   - Да ведь потому я и пришел к вам. За советом и помощью.
   - Советы давать легко, - усмехнулся генерал. - А помощь... Я отставник,
Саша, частное лицо. Могущество нашей конторы  за  мной  уже  не  стоит.  А
самому бегать с пистолетом -  староват...  Ладно,  шутки  в  сторону.  Как
думаешь действовать?
   Последняя фраза была произнесена с такой интонацией, что Кремнев  вдруг
увидел перед собой не пожилого человека в домашней одежде с чашкой  чая  в
руках, а прежнего генерала Васильева.
   - Старинная рукопись профессора  Стрельникова,  -  ответил...  нет,  не
ответил - _доложил_ он. - В ней, как мне представляется, все дело. Если бы
удалось достать полные списки контактов профессора...
   - В таких списках может оказаться пол-России... И  остального  мира,  -
заметил генерал.
   - Да, но я не думаю, что Стрельников просто отдал рукопись кому попало,
как дают книжку почитать. Тут два варианта. Либо он хотел спрятать  ее  от
кого-то,  либо  отдал  своему  коллеге  по  соображениям...  ну,   научных
консультаций, что ли. Мне кажется, оба мотива имели  место.  Значит,  надо
искать человека, близкого профессору по роду деятельности  и  одновременно
такого, связь которого со Стрельниковым неочевидна.
   Васильев одобрительно кивнул:
   - Грамотно, Саша. Только вот как найти такого человека?
   - Насколько я  понял,  Стрельников  был  известной  личностью  еще  при
коммунизме.  Книги  писал,  а  это  -  идеологический  фронт,  тем   более
исторические науки - прямой упор в марксизм-ленинизм. Не может быть, чтобы
в наших архивах не существовало подробного досье на Стрельникова.
   - Скорее всего, оно существует. - Васильев  пожал  плечами.  -  Но  эти
сведения давно устарели, а нам нужны новые связи профессора.
   - Новые? Едва ли он отдал бы рукопись новому знакомому... Но если и так
- от прошлого может протянуться ниточка к настоящему.
   - Возможно... И ты хочешь от меня...
   - Да, - сказал Кремнев, - хочу, чтобы вы достали  для  меня  дискету  с
досье Стрельникова. Это ведь в ваших силах?
   - Конечно, тем более что такое досье сейчас  государственной  тайны  не
составляет. Если оно есть, не выбросили за ненадобностью.
   - Будем надеяться, что не выбросили и не стерли... Впрочем, вам  ли  не
знать, товарищ генерал, что в  родном  учреждении  любую  бумажку  гораздо
проще подшить, чем списать... Так было всегда, и многое ли изменилось  при
демократах?
   - Многое, Саша, - вздохнул Васильев. - Многое. Но я попытаюсь.  Позвоню
одному человеку...
   - Сегодня?
   - Кремнев! Быстро только кошки родятся.
   - Простите, Виктор Дмитриевич. Там, у бандитов, - Ира...
   - Чего уж, - примирительно буркнул генерал. - Сегодня и позвоню...  Эх,
жаль былой власти! Задействовать бы с  десяток  крепких  оперативников  по
всем направлениям...
   Кремнев несколько удивленно взглянул на генерала:
   - Так нельзя, если бы мы и могли. Вы  сами  меня  предостерегали.  Быть
мудрее... Нельзя и краешком засветиться, дать им хоть  крохотную,  хоть  в
теории, зацепку. Если они найдут рукопись раньше нас...
   Генерал засмеялся и похлопал Кремнева по плечу:
   - Молодец! Прошел мой тест. Теперь  я  за  тебя  более  спокоен.  -  Он
посмотрел на часы. - Так, звонить пока рано...  Используем  время  вот  на
что. Сейчас еще раз, с самого начала и очень подробно, все мне расскажешь.
Будем обсуждать каждую мелочь. Чем  черт  не  шутит...  Две  головы  лучше
одной.
   Настроение Кремнева с момента прихода к генералу  поднялось  настолько,
что он даже позволил себе корявую шутку:
   - Пусть обе и в отставке...
38
   "Оперативный центр" - так Мартов называл квартиру, где поселил Кремнева
и Богушевскую, - располагался действительно в центре Москвы, в старом доме
невдалеке от Арбата. Зоя спала на диване в гостиной, а Мартов и Кремнев не
первый час сидели у  компьютера,  изучая  досье  профессора  Стрельникова.
Дискету принес Кремнев, но  и  Мартов  вернулся  не  пустым.  Он  раздобыл
фотографию дочери профессора, и  Кремнев  категорически  опознал  девушку,
гостившую у Шатилова. Кроме того, Мартову удалось поговорить с несколькими
друзьями и знакомыми Марины.  Он  рассчитывал  выяснить,  куда  она  могла
отправиться, если ей повезло ускользнуть от бандитов.  Кое-какую  полезную
информацию он получил, но ее проверкой разумнее было заняться  позднее,  в
сопоставлении с данными из досье профессора.
   Бдение у монитора позволило выделить четыре имени.  Эти  люди  отвечали
условиям, которые сформулировал Кремнев в разговоре с генералом Васильевым
(и повторил потом Мартову). Все они были учеными, работавшими в близких  к
интересам Стрельникова сферах, и факт связи покойного профессора с  каждым
из них устанавливался далеко не напрямую.
   - Придется посетить всех, - сказал Мартов, переписывая адреса  на  лист
бумаги. - Давайте по алфавиту. Вы берите Андреева и Зимина, а я отправлюсь
к Левитину и Юдину.
   - Да, но... - Кремнев с сомнением посмотрел на монитор.  -  Под  каким,
собственно, предлогом? Не можем ведь мы  сказать  любому  из  них:  будьте
добры, выдайте манускрипт.
   - Этого и не потребуется... Мы должны только присмотреться.  Признаюсь,
работа психолога не по мне, однако у нас нет другого выхода.
   - Но предлог все-таки нужен.
   - Разумеется. - Мартов встал и  подошел  к  книжным  полкам.  -  Скажем
полуправду. Мол, незадолго  до  смерти  профессору  была  одолжена  ценная
книга, которую хотелось бы вернуть...
   - Какая?
   - Сейчас посмотрим.
   Евгений  Максимович  снял  с  полки  довольно  толстый  том  в  твердой
картонной обложке под названием "Невозможная цивилизация".
   - Это сборник научно-популярных работ, - пояснил он. - Тут есть  ссылки
на источники...
   Он   перелистал   книгу   с   конца   и   задержался   на   фотографии,
воспроизводившей титульный лист старинного издания.
   -  Вот...  Сочинение  некоего  Ивана   Ивановича   Бахтина,   именуемое
"Вдохновенный идеи". Выпущено типографией господина Иоаннесова... Господи,
Иванов, что ли?.. В Санкт-Петербурге в  1816  году.  По-моему,  достаточно
раритетная вещь, чтобы потрудиться ее разыскивать. А по-вашему?
   - Подходит, - кивнул Кремнев.
   - Значит, на охоту, - подвел итог Мартов. -  Кстати,  "москвичонок"  не
барахлит?
   - Коробка передач постукивает.
   - Увы!  Ничего  лучшего  я  вам  предложить  не  могу.  У  меня  же  не
автосалон...
   - Да все в порядке, - махнул рукой Кремнев. - Ездит, и ладно.
   - С автоинспекцией проблем не было?
   - Остановили один  раз.  Те  документы,  что  вы  мне  дали,  сработали
отлично.
   - Они настоящие, Александр Андреевич. - Мартов улыбнулся. - Ну что  же,
пора разъезжаться по адресам. Жаль будить Зою Арсеньевну...
   - Оставим ей записку.
   - Правильно.
   Кремнев нацарапал пару строк в записной книжке, вырвал листок и положил
его на тумбочку возле дивана,  где  спала  Зоя.  Он  невольно  залюбовался
изящными линиями худенького тела спящей женщины, трогательной  ямочкой  на
щеке...
   Сначала Кремнев направился к Андрееву, следуя не  столько  алфавитному,
сколько географическому принципу: Андреев  жил  ближе.  Не  застав  никого
дома, он поехал в Черемушки, к Зимину.
   На четвертом этаже  архитектурного  шедевра  эпохи  зрелого  застоя  он
позвонил в дверь и услышал опасливое:
   - Кто там?
   - К Виктору Михайловичу Зимину... Коллега, по делу.
   - Виктора Михайловича нет, - ответил женский голос. - Может  быть,  ему
что-нибудь передать?
   - Да, пожалуй... - Кремневу надоело орать через дверь.  -  Отоприте,  я
безопасен.
   Прошло  несколько  секунд,  в  течение  которых   Кремнева,   очевидно,
разглядывали  в  глазок.  Последовало  решение  в  его  пользу,  и   дверь
распахнулась.  Растрепанная  женщина  средних  лет   в   домашнем   халате
пригласила гостя в квартиру.
   - Извините, - пробормотала она, - и за мой вид, и за то, что  не  сразу
открыла. Понимаете, Виктор  Михайлович  уже  год  как  в  Бельгии,  и  его
коллегам это известно...
   Завершение фразы сопровождалось подозрительным взглядом.
   - Ах, вот как, - разочарованно сказал Кремнев, сразу потерявший интерес
к Зимину. - Я не знал. Я недавно приехал из Санкт-Петербурга...
   - Но он регулярно звонит, - продолжала женщина, заметно успокаиваясь. -
И я могу передать ему...
   Она выжидательно умолкла. Собственно, Кремнев  предпочел  бы  уйти,  но
теперь это выглядело бы странно. Придется пускаться в объяснения.
   - Тут такое  дело,  -  начал  он.  -  Возможно,  вы  слышали  о  смерти
профессора Стрельникова...
   - Конечно... Это большая потеря для науки... И для моего мужа. Они были
друзьями, хотя и редко встречались.
   - Видите ли, профессор Стрельников  просил  меня  прислать  ему  редкую
книгу... Я выполнил просьбу, а тут случилось  несчастье,  и  после  смерти
профессора эту книгу разыскать не удалось. Она  нужна  мне  для  работы...
Профессор как-то упоминал при мне о Викторе Михайловиче, я узнал адрес  от
институтского знакомого и вот рискнул приехать - думал, может, моя книга у
Виктора Михайловича... Жаль, что мой знакомый сразу  не  сказал  мне,  что
Виктор Михайлович в Бельгии, тогда бы я не беспокоил вас  понапрасну.  Но,
вероятно, он решил, что я в курсе и хочу повидаться именно с вами. Приношу
извинения и... до свидания!
   - Подождите, - сказала женщина с сочувственной  интонацией.  -  Так  вы
считали, что профессор Стрельников мог одолжить вашу книгу моему мужу?
   - Ну да... Они работали по близкой тематике...
   - Если дело в этом, есть еще один человек, у которого  могла  оказаться
книга. Наш сын, Игорь.
   - Игорь?
   - Вы ничего не слышали о нем от профессора Стрельникова?
   - Нет.
   - А между тем Игорь, можно сказать, его любимый ученик... То  есть  был
учеником. Правда, он два года провел в Англии, но вот недавно вернулся  и,
кажется, виделся с профессором. Да, Игорю профессор  вполне  мог  спокойно
доверить   редкую   книгу.   Их   взаимоотношения   выходили   за    рамки
наставничества... Покойный профессор стал для Игоря чем-то  вроде  второго
отца. А с дочерью Стрельникова, Мариной, у Игоря  как  будто  даже  что-то
намечалось... И хорошо бы, такая славная девушка, осталась совсем одна...
   - А как бы мне поговорить  с  Игорем?  -  спросил  Кремнев  тоном,  уже
лишенным разочарованного безразличия.
   - Он живет отдельно, у него своя квартира... Телефона нет,  я  дам  вам
адрес. Сошлитесь на меня...
   - Спасибо, - искренне поблагодарил Кремнев, когда женщина  вручила  ему
тетрадный листок с адресом. - Сегодня же зайду.
   - Передайте ему, чтобы позвонил, лентяй эдакий! До автомата ему дойти -
целый подвиг!
   - Непременно передам, - поклонился Кремнев.
   На обратном пути он еще  раз  заехал  к  Андрееву,  которого  снова  не
застал,  но   сделал   это   больше   для   очистки   совести.   Интуиция,
профессиональное чутье, опыт - все подсказывало, кричало ему: Игорь Зимин!
Конечно,  возможность  ошибки  существовала,  но  уж  очень   хорошо   все
сходилось. Любимый ученик, два года пробыл вдали  от  России  (достаточно,
чтобы выпасть из поля зрения заинтересованных лиц), да и личные  отношения
с дочерью профессора что-нибудь да значат...
   Исполненный надежды, Кремнев прибыл в  "оперативный  центр",  куда  уже
успел возвратиться и Мартов.
39
   Телепередача с  участием  генерала  Болотова  близилась  к  концу.  Она
транслировалась лишь на  Москву  и  область,  но  популярность  и  влияние
генерала росли так стремительно, что недалек был день,  когда  выступления
Болотова начнут передавать и общероссийские каналы. До сих пор ОРТ  и  РТР
ограничивались фрагментами речей генерала да иногда освещали его эпатажные
демарши в Государственной Думе.  Однако  многим  становилось  понятно:  на
политическом небосклоне вспыхнула сверхновая звезда.  Болотов  -  сила,  с
которой грех не считаться...
   Плотный и приземистый, похожий, по мнению одних, на медведя (если не на
борова), а по мнению других  -  на  настоящего  русского  витязя,  Болотов
говорил веско, уверенно, решительно.
   - Суммируя вышесказанное, я делаю выводы, которые одновременно являются
ключевыми пунктами моей программы. Они таковы. Первое. Хватит  мириться  с
униженным положением пенсионеров,  врачей,  учителей,  шахтеров  и  вообще
доброй половины жителей России. Мы обязаны  не  просто  поднять  жизненный
уровень населения, а поднять его резко. Популизм, прекрасные мечты, благие
намерения? Нет! Имеются совершенно реальные пути для этого. Прежде всего я
считаю необходимым сократить огромные расходы  на  космические  программы,
неперспективные  научные  исследования,  никому  не   нужные   амбициозные
культурные проекты. Все это съедает  большие  деньги,  которые  мы  должны
направить на повышение пенсий и выплату зарплат. Почему-то хватает  у  нас
миллионов на то, чтобы безвозвратно вышвыривать  в  космос  тонны  железа,
которое, кстати, очень пригодилось бы на Земле, и  все  это  под  вопли  о
могуществе  державы...  А  по-моему,   могущество   державы   определяется
благосостоянием ее народа. Не говорю уж  о  том,  что  пол-Москвы  утыкано
претенциозными статуями. В какие суммы они обошлись? Могут возразить,  что
при сокращении ненужных отраслей появятся новые  безработные.  Но  хорошие
специалисты сразу найдут работу во вновь создаваемых полезных отраслях,  а
остальные какое-то время прекрасно просуществуют  на  повышенное  пособие.
Далее, следует кардинально пересмотреть взимание налогов с так называемого
шоу-бизнеса. Почему бездарные крикуны и шептуны раскатывают в "мерседесах"
за счет того самого народа, для которого  они  якобы  поют  и  пляшут?  Не
должны они раскатывать в "мерседесах" и  не  будут.  И  наконец,  довольно
гнуть  спину  перед  иностранными  банкирами.  Мы  богаче  их!  Российская
недвижимость за рубежом и царское золото в западных банках  оцениваются  в
сотни миллиардов долларов! И это  золото  не  лежит  мертвым  грузом,  оно
работает, только доходы приносит не нам. Вот  куда  мы  обязаны  направить
наши усилия.
   Второе. Национальный вопрос  в  плане  управления  государством.  Часто
слышу я о том, что российским государством должны управлять русские  люди,
а вот о том, что управлять должны  умные  люди,  честные  люди,  -  весьма
редко. Кто-то не любит евреев, кто-то эскимосов или папуасов, а вот  я  не
люблю дураков и  воров.  Дураку  любой  национальности  не  место  у  руля
государства, вору любой национальности место  в  тюрьме.  Вот  и  вся  моя
национальная политика.
   Раз уж я заговорил о ворах, самое время перейти к третьему пункту  моей
программы  -  борьбе  с  преступностью.  Проблема  эта,   пожалуй,   самая
болезненная, самая животрепещущая. Она касается всех и каждого. Речь  идет
и об уличной преступности, и о коррупции,  и  о  разгуле  терроризма.  Всю
страну потрясла недавняя трагедия в городе Нижельске, где был убит  мэр  и
совершен    жестокий,    бессмысленный     террористический     акт     на
нефтеперерабатывающем заводе. Дальше терпеть нельзя, надо  ставить  точку.
Нынешняя власть бессильна против преступности, а многие ее представители и
не хотят ничего делать, потому что от этой самой преступности и  кормятся.
Но можем ли мы сказать, что все потеряно, что Россию навсегда  захлестнула
мутная волна? Нет и еще раз нет! Есть здоровые силы в  армии  и  флоте,  в
правоохранительных органах, в самом народе. Вот на эти  силы  мы  можем  и
должны опереться. Вместе мы победим!
   Генерал умолк, и звукорежиссер за пультом жестом показал, что он  точно
уложился в отведенное время.  Болотов  облизал  пересохшие  губы,  глотнул
минеральной воды из стакана.
   - Ну, как я? - Он обращался к помощнику, остававшемуся вне рамки кадра.
   В ответ помощник выставил вверх большой палец над сжатым кулаком.
40
   На двух машинах Кремнев и Мартов подъехали к  дому  Игоря  Зимина.  При
обмене впечатлениями в "оперативном центре" Мартов согласился  с  доводами
Кремнева, тем более что его собственная поездка не принесла  и  намека  на
вдохновляющий результат. Да и в любом случае Игоря Зимина необходимо  было
проверить...
   Поднявшись на второй этаж, Кремнев позвонил в  квартиру  (Мартов  стоял
поодаль, за его спиной).
   - Кто? - послышалось из-за двери. Кремневу показалось, что он уловил  в
этом голосе нотку страха. Не ждут ли здесь нежеланных гостей?
   -  Игорь  Викторович?  -   Кремнев   говорил   подчеркнуто   спокойным,
дружелюбным тоном.
   - Да, это я... А вы кто?
   - Я приехал из Санкт-Петербурга... Петров,  доктор  исторических  наук.
Ваша мама посоветовала мне повидаться с вами, она дала мне адрес...
   За дверью  послышалась  какая-то  возня,  потом  ушей  Кремнева  достиг
испуганный женский голос, сказавший что-то  вроде:  "Не  открывай".  Зимин
тихо забубнил в ответ, Кремнев  разобрал  фрагменты  фраз:  "Сидеть  здесь
вечно" и "Не могли найти тебя тут".  Он  многозначительно  переглянулся  с
Мартовым, и в этот момент дверь отворилась. Увидев,  что  пришедших  двое,
Игорь  Зимин  растерянно   отступил   в   прихожую.   Кремнев   и   Мартов
воспользовались этим и заняли оставленную территорию.
   - Здравствуйте, Марина, - приветливо сказал Кремнев.
   Девушка ахнула и прикрыла рот рукой:
   - Это вы! Как вы нашли меня?
   - Собственно, я искал не вас...
   - Одну минутку, - решительно вмешался Игорь. Он запер входную  дверь  и
повернулся к визитерам: - Что происходит? Марина, кто эти люди?
   - Игорь, это он... друг Шатилова, помнишь, я говорила...
   - Раз уж наша легенда  рассыпалась,  -  произнес  Кремнев  виновато,  -
представимся настоящими именами. Я  Александр  Андреевич  Кремнев,  бывший
сотрудник КГБ. Это Евгений Максимович Мартов, полковник милиции.
   - Бывший? - язвительно спросил Игорь.
   - Действующий, - поклонился Мартов.
   Кремнев прошел в комнату и сел в кресло, Мартов последовал его примеру.
Марина смотрела на Кремнева во все глаза.
   - Если бы вы знали, как он ждал вас, - прошептала она.
   - Шатилов?
   - Да, Юрий Дмитриевич...  Он  говорил,  что  только  вы  можете  помочь
разрешить мою проблему...
   Кремнев нахмурился:
   - Марина, я не знаю ваших проблем. Теперь у меня своя проблема. Бандиты
похитили Иру - помните девушку, с которой я приехал?
   - Да... Они могли перепутать ее со мной... Я  пряталась  под  кроватью,
потом убежала... Понимаете, ведь и меня сперва похитили. Везли куда-то  на
машине, но произошла авария. Я одна  уцелела.  Шатилов  случайно  подобрал
меня на дороге. Я боялась этих... Похитителей, всей этой  шайки.  Упросила
Шатилова не обращаться в милицию и не везти меня в больницу, он отвез меня
к себе домой...
   - Если бандиты и перепутали Иру с  вами,  -  сказал  Кремнев,  доставая
сигареты, - теперь-то разобрались... Марина, нам известно,  что  они  ищут
некую рукопись.
   - Из-за нее-то все и заварилось.
   - И мы предполагаем, что эта рукопись попала к Игорю...
   - Правильно, - сразу подтвердила девушка.
   - Марина! - воскликнул Игорь, но было поздно.
   - Ничего страшного, - проговорил Мартов, - Думаю, наши и ваши  проблемы
взаимосвязаны, и нам есть  чем  поделиться  друг  с  другом.  А  тогда  мы
вместе...
   Его прервал звонок в дверь.
   - Это еще кто, - пробормотал Игорь, вышел в  прихожую  и  там  повторил
свой вопрос - не буквально, зато громко.
   - Из домоуправления, - ответили ему. - На вас жалоба поступила.
   - Какая жалоба? У меня все в порядке.
   - Мы должны проверить трубы.
   - Мало ли что вы должны... Я занят.
   В дверь ударили кулаком.
   - Открывайте, Зимин! Милиция!
   Перепугавшийся Игорь все же нашел в себе силы возвысить голос:
   - Так милиция или домоуправление?
   -  Открывайте,  -  потребовал  властный  баритон,  к  которому  тут  же
добавился визгливый фальцет: - Открывай, или вышибем дверь!
   В замке загромыхало и заскрежетало -  очевидно,  туда  совали  какую-то
отмычку. Кремнев подошел к Игорю:
   - Вот что, нам лучше бы покинуть квартиру...
   - Да как покинуть? - шепотом отозвался  Зимин.  -  Из  окна  прыгать  -
высоко, переломаем кости...
   - Спасайте рукопись...
   Кремнев быстро вернулся в комнату, заглянул в спальню.
   - Ага, окно во двор... Может быть, они поставили там кого-то, а  может,
и нет. Рискнем.
   - У нас нет оружия, - напомнил Мартов. - А у них, наверное, есть.
   Действительно, ни Мартову, ни Кремневу не пришло в голову отправиться к
Зимину вооруженными.
   - Рискнем, - повторил Кремнев. - Выбора-то никакого.
   Вытащив из шкафа манускрипт, папку с записями профессора и компьютерные
дискеты, Игорь уложил все это в полиэтиленовый  пакет.  Кремнев  распахнул
окно спальни, привязал к трубе центрального отопления сорванную с  постели
простыню, перебросил свободный конец через подоконник.
   - Марина! - позвал он. - Спускайтесь первой. Игорь, идите сюда...  Если
нам придется разделиться, ждите нас у ближайшей станции метро...
   Девушка  выбралась  в  окно,  вцепилась  в  простыню   и   благополучно
соскользнула на газон. Игорь метнул на землю пакет,  тут  же  подхваченный
Мариной, и приготовился к эвакуации.
   Едва он присоединился к девушке во дворе, входная дверь капитулировала,
и в квартире загрохотали шаги по меньшей мере четверых человек. Из спальни
Кремнев  не  мог  видеть  Мартова,  остававшегося  в  комнате.  Физическая
подготовка Кремнева позволяла ему выпрыгнуть в окно и  обойтись  при  этом
без переломов и вывихов, но не бросать же Мартова  на  произвол  судьбы...
Хорошо, что Кремнев имел маленькую фору: из-за приоткрытой двери в спальню
его не могли заметить сразу.
   - Бегите! - крикнул он в окно.
   В спальню  влетел  здоровенный  парень  с  пистолетом.  Из-за  дверного
полотна Кремнев ударил его  ногой  в  пах,  перехватил  оружие  и  стукнул
бандита по черепу массивной рукояткой. Тот оказался крепким орешком  и  не
потерял сознания, несмотря на адскую боль.
   - Засада, - прохрипел он, шатаясь.
   Остальные мгновенно сориентировались.
   - Здесь засада, уходим! - завопил кто-то.
   Второй вооруженный боевик  навскидку  выстрелил  в  Кремнева,  которого
теперь хорошо видел. Он промахнулся, а ответный выстрел  задел  предплечье
его правой руки, и он выронил пистолет. Внезапно  вспыхнувшая  перестрелка
привела бандитов в  смятение.  Они  плохо  соображали,  что  происходит  и
сколько человек им противостоит, зато  отлично  понимали,  чем  это  может
кончиться. Гурьбой они кинулись к выходу. За  ними  последовал  и  первый,
подбитый Кремневым громила,  глаза  его  застилала  темная  пелена,  и  он
двигался  огромными  шагами  наугад.  Кремнев  не  стал  его  задерживать:
говорить с бандитом ему было не о чем, он и  без  того  знал,  куда  нужно
ехать, чтобы выставить свои условия. Время же расчетов за Шатилова пока не
настало...
   Кремнева крайне удивило отсутствие в комнате Мартова. Если на то пошло,
он не видел Мартова с того  самого  момента,  когда  говорил  с  Игорем  у
окна... Вот чертовщина, куда же он делся?
   Загадка разрешилась через пару  секунд.  Со  смущенной  улыбкой  Мартов
появился из ванной.
   - Вы что там, руки мыли?  Точнее,  умывали?  -  с  презрением  процедил
Кремнев.
   Евгений Максимович пожал плечами:
   - Что поделать... Да, я  не  герой.  Вынужден  это  признать...  И  что
теперь? Расстреляете меня за трусость на поле боя?
   - Неплохо бы. - Кремнев зло сплюнул.
   -  Не  судите,  да  несудимы  будете...  И  потом,   у   каждого   свое
предназначение. Я сплоховал в драке, но ведь не можете вы утверждать,  что
от меня совсем нет никакой пользы...
   - Ладно, - вздохнул Кремнев. - Как видите, я без вас обошелся...
   Он наклонился и подобрал окровавленный пистолет  (второй  он  продолжал
держать в руке).
   - Трофеи, -  сказал  он.  -  Оружия  все  больше,  а  вот  с  реальными
результатами пока скверно. Неужели они перехватили-таки ребят во  дворе?..
Проклятье, если бы я знал!
   - Что знали?
   - Что гады запаникуют и так быстро смоются... - Он  сунул  пистолеты  в
карманы пиджака. - Поехали к ближайшей станции метро. Ребята должны  ждать
нас там, если...
   - Минуту. - Мартов никак  не  мог  избавиться  от  виноватого  тона.  -
Давайте наведем здесь порядок,  чтобы  в  случае  чего  моим  коллегам  из
милиции не к чему было придраться. Кое-где остались наши отпечатки...
   - Но поторопимся! Чего доброго, кто-нибудь сообщил  о  стрельбе.  Тогда
ваши коллеги не промедлят...
   Как бы то ни было, Кремневу и Мартову повезло опять, коль  скоро  здесь
уместно рассуждать о везении. Они беспрепятственно вернулись к  машинам  и
прибыли к станции метро.
   И вот тут везение кончилось. У станции их никто не ждал. Они спустились
вниз к поездам, снова поднялись наверх,  много  раз  объехали  близлежащие
кварталы... Игоря и Марины нигде не было. Они исчезли бесследно.
41
   В назначенный день Олег Мальцев напрасно ждал телефонного звонка. Зорин
не позвонил, он пришел сам около девяти вечера. Без  очков,  в  элегантном
плаще и мягкой шляпе, Владимир Сергеевич шагнул в прихожую квартиры Олега.
Он  излучал  уверенность  в  себе  и  окружающем  мире,  отчего   Мальцев,
нервничавший с утра, слегка успокоился.
   - Вы должны были получить письмо, - сказал Зорин, проходя в комнату.
   - Вы знаете о нем?
   - Оно было написано по моему настоянию, - пояснил Владимир Сергеевич.
   - Вот как? - удивился Мальцев. - Но если вы признаетесь в  этом,  зачем
вам понадобились фокусы со стариком Евдокимовым?
   - Олег, мне хотелось, чтобы вы сосредоточились на содержании письма,  а
не ломали себе голову над тем, кто я такой и что мне от вас нужно...
   - Оно настоящее?.. Я имею в виду... то, что там написано, - правда?
   - От первого и  до  последнего  слова.  Его  автор,  Сергей  Климов,  -
реальное лицо, и он действительно служил в охране "Сторожки".  Я  подделал
только рекомендацию Евдокимова по известной вам теперь причине.
   Мальцев невольно покосился на стол, где лежало письмо.
   - Ну, хорошо... И что дальше?
   - Дальше одевайтесь. Мы уезжаем.
   - Куда?
   - Увидите. Впрочем, могу обрисовать  направление.  Примерно  в  сторону
Коломны, к Мещерской низине. Граница Рязанской губернии.
   - В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов,  -  пробормотал  Олег,  снова
ощущая прилив волнения.
   Владимир Сергеевич пронзительно посмотрел на Мальцева:
   - Все еще боитесь?
   - Нет, но...
   - Остановимся на "нет" без "но", - жестко произнес Зорин.  -  Подумайте
сами, стал бы я возиться с письмом и прочим, если бы собирался  избавиться
от вас?
   - Да не боюсь я, - раздраженно огрызнулся Мальцев и тут же сбавил  тон:
- Это другое...
   - Вас тревожит то, что вы можете  увидеть?  -  с  веселым  любопытством
осведомился Зорин. - И что же это, по-вашему?
   - Откуда мне знать...
   - Вы физик, ученый. И вы неоднократно прокручивали в  голове  имеющуюся
информацию. Неужели никаких догадок?
   - Догадок выше крыши. Но как вы сами изволили заметить, я ученый,  а  в
науке догадки лишь тогда чего-то стоят, когда проверены экспериментом...
   - Вот я и предлагаю вам эксперимент, да какой!  -  Зорин  подмигнул.  -
Едем.
   - Нужно что-нибудь взять с собой?
   - Нет, ничего. Перекусить в дороге у  меня  есть,  но  это  не  так  уж
далеко. Вряд ли успеем проголодаться.
   Мальцев надел кожаную куртку, служившую ему верой и правдой  не  первый
год, положил в карман сигареты и зажигалку. На пороге он пропустил  Зорина
вперед и оглянулся. Почему-то у него  появилось  отчетливое  предчувствие,
что если он и увидит свою квартиру еще раз, то очень не скоро.
   "Фольксваген"  Зорина  развил  большую  скорость  только  за  кольцевой
дорогой.  Водитель  и  пассажир  почти   не   разговаривали,   не   считая
малозначащих  реплик.  Мальцев  плохо  знал  Подмосковье,  а  в   темноте,
рассеиваемой лишь лучами фар, и  вовсе  утратил  всякую  ориентировку.  Он
понимал, что направление поездки Зорин указал  верно,  однако  подробности
маршрута оставались скрытыми от него.
   Последние четверть часа "фольксваген" петлял по  какой-то  полузаросшей
проселочной дороге, окруженной плотной стеной  леса,  потом  выкатился  на
обширную поляну и остановился.
   - Приехали, - сказал Зорин.
   Он полез во внутренний карман плаща. У Олега вдруг мелькнула мысль, что
он кругом ошибся и Зорин  достанет  _пистолет_...  Но  в  руках  Владимира
Сергеевича  оказался  лишь  плоский  футляр,   из   которого   он   извлек
продолговатую пластину. В затемненном салоне Мальцев не смог хорошенько ее
разглядеть.
   - Выходите, - проговорил Владимир Сергеевич и первым открыл дверцу.
   Они стояли по обеим сторонам машины  и  смотрели  туда,  где  свет  фар
ослабевал и сливался с мраком  ночи.  Было  довольно  холодно.  Накрапывал
хилый дождичек, порывы ветра заставляли  шуметь  кроны  деревьев.  Мальцев
поежился. Эксперимент? Замечательное место для эксперимента.
   - Эксперимент, - произнес Зорин, будто заглянув внутрь сознания  Олега,
- обычно предваряется теорией, не так ли?  Ну,  а  мы  поступим  наоборот.
Скучно тратить время  на  теоретические  выкладки,  когда  в  наших  силах
устроить эффектную демонстрацию. Смотрите... Да нет, не  на  меня.  Вперед
смотрите, перед собой.
   Через открытую дверцу он потянулся к приборной доске и  выключил  фары.
Внезапный  переход  к  полной  тьме  ослепил  Мальцева.  "На  что  же  тут
смотреть?"  -  беспомощно  подумал   он,   опираясь   ладонью   на   капот
"фольксвагена".
   С той стороны, где стоял Зорин, послышался тихий, невыносимо  тоскливый
писк, словно десятки голодных комаров пели в унисон.  Этот  звук  наполнил
сердце Мальцева  страхом  и  беспокойством,  хотя  в  ровном  тоне  ничего
угрожающего не было. Не сам звук вызывал смятение, а то, предвестием  чего
он  являлся...   Чего-то   немыслимого,   странного,   будоражащего...   И
несомненно, зловещего.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЗАМОЧНАЯ СКВАЖИНА
1
   Хабаровский край, 120 километров западнее Антыкана, июль 1997 года
   Объектив видеокамеры в руках Ани Кудрявцевой  был  направлен  прямо  на
мчащийся по рельсам паровоз. Видоискатель устрашающе приближал  грохочущую
махину. Ане казалось, что она стоит на пути поезда...  Она  понимала,  что
это только иллюзия, тем не менее внезапно ощутила сильное головокружение и
резкий приступ тошноты. Она  покачнулась,  в  инстинктивном  поиске  опоры
поставила ногу на камень... Тот  вдруг  подался  вперед  и  вниз.  Девушка
утратила равновесие, шагнула и очутилась в  непосредственной  близости  от
световой стены.
   Ее словно пронзили изнутри сотни  крошечных  ледяных  игл.  Видеокамера
обожгла руки, девушка выронила ее.  Она  пыталась  кричать,  но  не  могла
издать ни звука. Непрекращающееся чувство стремительного падения захватило
Аню. По ее комбинезону ползли фиолетовые светящиеся змейки...
   Кто-то вцепился в руку девушки. Это был Сретенский, но Аня  не  увидела
бы Андрея Ивановича, даже если бы оглянулась. Глаза ее  застилала  белесая
мгла, в которой метались золотистые шарики. Почти лишившись сознания,  Аня
начала падать, увлекая Сретенского за собой. Он плотно прижался к девушке,
но не сумел удержать ее и не  удержался  сам.  Вдвоем  они  покатились  по
щебенке, влекомые неведомой силой. Колеса поезда гремели над их  головами,
слышался какой-то протяжный свист... Потом все медленно стихло.
   Сретенский встряхнулся и сел. Рядом зашевелилась Аня. Зрение постепенно
возвращалось к обоим, неприятные ощущения исчезли, но не сразу, а  подобно
тому,  как  размывается  изображение  на   экране   старого   черно-белого
телевизора, где плавно прибавляют яркость.
   - Аня! - Сретенский озабоченно потянулся к девушке. -  С  тобой  все  в
порядке?
   - Не знаю, Андрей Иванович. - Она неловко  ощупала  себя.  -  Вроде  бы
да... А вы как?
   - Жив пока, - отозвался Сретенский, изумленно взирая на окружающее.
   Не было ни тайги, ни ночи. Они сидели на железнодорожной насыпи, метрах
в пяти от которой проходила в жухлой  траве  грунтовая  дорога.  Дальше  в
рассеянном свете, какой бывает рано утром, виднелся перелесок,  а  за  ним
линия электропередачи. Рассмотреть что-нибудь еще мешал  довольно  плотный
туман. Откуда-то доносилось птичье  щебетанье,  по  рельсам  прокатывалась
вибрация только что прошедшего поезда. Неподвижность  прохладного  воздуха
не нарушало ни малейшее дуновение ветерка.
   - Где мы? - пролепетала девушка едва слышно. - И где... остальные?
   - Попытаемся пока ответить на второй вопрос.
   Сретенский встал (заодно убедившись, что не  получил  серьезных  ушибов
или других повреждений), приложил ко рту ладони рупором и закричал во весь
голос:
   - Мальцев! Петров! Малыгин!
   Молчание. Не отозвалось даже эхо.
   Андрей  Иванович  позвал  еще  несколько  раз,  но  тише   -   интуиция
подсказывала ему, что никто не ответит.
   - Их нет здесь, - произнес он, помогая девушке подняться. - Где  бы  мы
ни оказались, мы тут одни.
   - Но что же делать? - Аня оглядывалась с  испуганно-детским  выражением
лица. - Андрей Иванович, так не бывает...
   - Конечно, не бывает, - согласился Сретенский. - Но раз уж с  нами  это
случилось, придется  выбираться.  Вот  железная  дорога.  Куда-нибудь  она
приведет...
   - Но в какую сторону  идти?!  Справа  может  быть  станция  в  каких-то
пятистах метрах, а слева... Или наоборот...
   Сретенский мягко улыбнулся:
   - Поступим, как в русских сказках, Аня... Пойдем куда глаза глядят.
   Они побрели по шпалам,  хотя  удобнее  было  бы  идти  по  параллельной
дороге. Туман рассеивался, становилось теплее. Вдалеке  показались  низкие
деревянные строения.
   - Вроде бы поселок, - неуверенно сказал Сретенский. - По крайней  мере,
тут мы сможем что-то узнать. Судя по родному до боли пейзажу, мы  все-таки
в России.
   Сзади послышался  нарастающий,  ритмичный  металлический  лязг.  Аня  и
Сретенский обернулись и увидали катящуюся по  рельсам  небольшую  открытую
мотодрезину. Экипажем правил мужик в потрепанной синей куртке.
   Андрей Иванович замахал руками. Дрезина замедлила  ход  и  остановилась
метрах в полутора от Сретенского и девушки. Мужик разглядывал их  с  явным
удивлением.  Казалось,  его  особенно  поразили  фонарики,   прикрепленные
ремешками к запястьям уфологов.
   - Извините, - начал Сретенский. - Мы заблудились... Как называется этот
поселок?
   После длинной паузы мужик хмуро буркнул:
   - Совхоз "Красный путь".
   - М-м... А далеко отсюда до ближайшего города?
   - До Москвы? Километров двадцать  будет.  До  станции  Красный  Путь  -
километра два...
   Аня и Сретенский переглянулись, затем Андрей Иванович заговорил вновь:
   - Видите ли, с нами приключилась...  м-м...  неприятная  история...  Ни
денег, ни документов... Не могли бы вы подбросить нас хотя бы до  станции?
А уже там мы как-нибудь сами.
   Окинув просителей недобрым взглядом,  мужик  хмуро  кивнул.  Сретенский
посадил девушку, взобрался за ней на  платформу.  Они  уселись  на  скамью
впереди мужика. Зачавкал мотор, дрезина тронулась... Сретенский наклонился
к Ане и понизил голос, хотя из-за шума двигателя их и так  не  услышал  бы
неприветливый машинист.
   - Вот как, - говорил он в самое ухо Ани. -  Москва...  Ну  что  же,  мы
ехали за аномальными явлениями, вот мы их и  нашли.  Но  что  за  "Красный
путь"?
   -  Кто  его  знает.  -  Девушка  пожала  плечами.   -   Совхоз...   Это
расшифровывается как "советское хозяйство", что  ли?  Странно.  Я  думала,
ничего советского уже не осталось.
   -  Дело  не  в  названии,  -  заметил  Сретенский.  -  Есть  же  газета
"Комсомольская правда". Почему бы не быть совхозу "Красный путь"?
   Станция,  где  мужик,  не  попрощавшись,  высадил   своих   пассажиров,
представляла  собой   маленький   кирпичный   домик-вокзал   и   несколько
прилегающих построек. На перроне  не  было  ни  души.  По  обеим  сторонам
вокзальной двери висели портреты  -  справа  Иосиф  Виссарионович  Сталин,
слева  усатый  мужчина  "лет  сорока  пяти  с  суровым  взглядом,   чем-то
напоминающий Саддама Хусейна.
   - Вот и ответ. - Сретенский указал на  изображение  генералиссимуса.  -
"Красный путь" - попросту секта каких-нибудь твердолобых сталинистов. Ведь
не запретишь, ну и бог с ними...
   - И что дальше? - Девушка села на скамейку у стены домика. - Денег нет,
билет не  купить...  Не  зайти  ли  нам  в  местное  отделение  милиции  и
объяснить...
   - Что нас забросило сюда из Хабаровского края, - подхватил  Сретенский.
- Помнится, один такой как-то явился в ялтинский угрозыск. Звали его Степа
Лиходеев...
   - А вы что предлагаете?
   - Если верить нашему таксисту, до Москвы всего два десятка  километров.
Дождемся электричку, доедем зайцами.
   Аня взмахнула рукой, показывая куда-то вверх. Сначала  Андрей  Иванович
не понял значения ее жеста,  но  тут  же  сообразил:  над  железнодорожным
полотном не было электрической сети. Он недоуменно покачал головой:
   - М-да... С паровозами у них, конечно, проще...
   - Давайте найдем телефон, - сказала Аня, - позвоним в Москву,  уговорим
кого-нибудь за нами приехать.
   Она встала, готовая осуществить этот план.
   - Вот они, голубчики! - послышался торжествующий хрипловатый голос.
   По перрону спешил машинист дрезины в окружении четверых дюжих  молодцев
в униформах цвета хаки, перетянутых скрипучими ремнями. Тот, что  выглядел
начальственнее и солиднее, подошел к Сретенскому и представился:
   - Старший лейтенант НКВД Борисов. Прошу предъявить документы.
   - НКВД? - ошарашенно переспросил Андрей Иванович.
   - Вы плохо слышите? -  с  издевкой  осведомился  старший  лейтенант.  -
Народный комиссариат внутренних дел. Документы!
   - Ребята, хватит шутить, - рассердился Сретенский. - Мы очень устали, и
мы хотим...
   - Обыскать их! - рявкнул тот, что отрекомендовался Борисовым.
   Добры  молодцы  приступили  к  бесцеремонному   обыску.   Девушку   они
обыскивали так, что это походило на изнасилование, но их лица отражали  не
больше эмоций - сексуальных или каких-либо еще, - чем  контрольные  панели
промышленных роботов. Ничего не найдя, они  удовольствовались  отобранными
фонариками, которые немедленно развинтили на составные части.
   - В машину их, - распорядился старший лейтенант. - В Москву.
   Блеснувшие  в  солнечных  лучах  наручники  защелкнулись  на  запястьях
Кудрявцевой и Сретенского.
   - А вы, товарищ, - обратился Борисов  к  мужику  с  дрезины,  -  сейчас
дадите подробные показания товарищу Хомутову. Иван, проводи.
   Один из парней в форме увел мужика, а остальные принялись  подталкивать
вконец растерявшихся уфологов к краю  перрона,  где  у  подножия  каменной
лесенки стояла черная легковая  машина,  напоминающая  "эмку"  из  военных
кинолент.
   - Черт возьми, - шепнул Сретенский Ане. - Уж не провалились  ли  мы  не
только в пространстве, но и во времени?
   - Был такой фильм, - тихо ответила девушка. - "Зеркало для героя".  Там
двое попали в прошлое... Но это невозможно!  Прошлое  миновало,  умерло...
Это  какой-то  идиотский  розыгрыш...  Или  сталинисты  совсем  с  катушки
съехали, развлекаются...
   - Молчать! - прикрикнул Борисов.
   Кудрявцеву и  Сретенского  впихнули  на  заднее  сиденье  машины  между
двумя... как их назвать - сотрудниками  НКВД?!  Широкое,  обтянутое  кожей
сиденье позволяло без труда разместиться четверым. Борисов сел за руль, на
боковые  окна  упали  непроницаемые  черные  шторки,  черная   перегородка
отделила заднюю часть салона от места  водителя.  Под  потолком  вспыхнула
тусклая лампочка, и еще немного света пробивалось сквозь стекло за спинами
уфологов. Машина сорвалась с места. Сретенский попытался было  оглянуться,
но получил чувствительный тычок от конвоира.
   - Не вертись, - скомандовал тот.
   Таким образом, в продолжение поездки Андрей Иванович и  Аня  не  видели
ничего, кроме обшарпанной черной доски и профилей неразговорчивых  парней.
Они напрягали слух, чтобы уловить шум большого  города,  но  все  заглушал
надсадный вой мотора.
   Розыгрыш, думал  Сретенский.  Превосходно.  Но  какой-то  потусторонний
ураган утащил его и Аню из тайги, перебросил из  ночи  в  день.  _Это_  не
розыгрыш. Их действительно утащило... Куда, в Подмосковье? Ладно, оставим,
ведь это известно лишь со слов, скажем так, местного населения. Или Аня  и
Сретенский с самого начала были вовлечены в некий  грандиозный  спектакль?
Впечатляющие декорации,  свет  и  звук,  миражи,  голограммы,  виртуальная
реальность. Интересно, во сколько миллионов обошелся бы такой спектакль...
И все ради того, чтобы посмеяться над участниками маленькой самодеятельной
экспедиции?
   Машина остановилась. Пленников (или арестованных?) грубо  выволокли  на
бетон квадратного двора, окруженного  с  четырех  сторон  высокими  серыми
стенами. Узкие окна в этих стенах были забраны решетками, как в  настоящей
тюрьме... А почему бы, черт возьми, этому зданию  и  не  быть  _настоящей_
тюрьмой?!
   Конвоиры сопроводили Сретенского и Кудрявцеву внутрь здания,  предъявив
документы часовым у дверей. Их долго вели по  ярко  освещенным  коридорам,
живо напомнившим Андрею Ивановичу "Министерство Любви" из  романа  Джорджа
Оруэлла "1984". "Мы встретимся там, где нет темноты..."
   Железная дверь перед лицом Сретенского распахнулась так  внезапно,  что
он не успел заметить, кто и как  ее  открыл.  Его  толкнули  в  спину,  он
полетел на каменный пол, и дверь захлопнулась.
   - Аня! - отчаянно крикнул Сретенский. Его  зов  остался  без  ответа...
Впрочем, не совсем без ответа. Откуда-то из-за стены  послышался  странный
звук, напоминающий тихое хихиканье.
   Прижимая ладонь к разбитой губе,  Сретенский  встал  и  осмотрелся.  Он
находился в крохотном каземате, не более метра в ширину и  двух  метров  в
длину, без окон. Под высоким потолком палили две электрические лампы, ватт
в сто каждая. Никакой  мебели,  ровно  оштукатуренные  стены...  Если  это
тюремная камера, то не слишком комфортабельная. Присесть даже негде.
   - Эй, кто-нибудь!  -  громко  сказал  Сретенский  и  явственно  услышал
какую-то возню за стеной,  царапанье,  поскрипывание.  Потом  он  различил
бормочущий человеческий голос, повторяющий одну и ту же фразу, но какую  -
Сретенский разобрать не смог. Эта фраза звучала снова и снова с одинаковой
понижающейся интонацией. Андрею Ивановичу вдруг пришло в голову,  что  так
мог бы пытаться  петь  человек,  начисто  лишенный  музыкального  слуха...
Сретенский прижал ухо  к  стене.  Теперь  ему  показалось,  что  он  понял
несколько слов. "Удушья припадок рядом с экраном..."  Нечто  вроде  этого.
Гм... Больше похоже на сумасшедший дом, нежели на тюрьму.
   Сретенский постучал кулаком  в  стену.  Безумное  пение  оборвалось,  и
вместо него тот же голос истерично выкрикнул:
   - Они поймали черного стражника! - и затем  тише:  -  Черные  стражники
захватили контроль...
   Без всякой надежды на вразумительный ответ Андрей Иванович спросил:
   - Кто вы? Что это за место?
   Опять хихиканье - и тишина, на сей раз долгая, не нарушаемая  более  ни
единым звуком.
   Вдоль стены Сретенский сполз на пол, вытянул ноги.
   - Черный стражник, - пробормотал он. - Удушья  припадок...  Веселенькое
местечко, доложу я вам. Торквемаде бы понравилось.
2
   Часов у Сретенского не было, и он не мог  определить,  сколько  времени
его продержали в тесном карцере. Вероятно,  часа  два  или  около  того...
Потом загремели засовы, и на пороге появились двое в такой же форме, как и
у тех на станции.
   - Выходи, - приказали ему.
   - Где Аня? - сразу спросил он.
   - Иди, иди...
   Снова потянулись залитые  светом  коридоры,  ряды  дверей.  Сретенского
привели в кабинет - самый обыкновенный, заставленный обветшалой конторской
мебелью, с решеткой на единственном окне. Андрея Ивановича усадили на стул
перед письменным столом, за которым сидел низкорослый плотный мужчина  лет
пятидесяти с равнодушным  выражением  лица.  Конвоиры  застыли  за  спиной
Сретенского.
   Мужчина за столом неожиданно улыбнулся.
   - Давайте знакомиться, -  сказал  он.  -  Я  старший  следователь  НКВД
Зеленцов Борис Геннадьевич. Ваше имя?
   - Андрей Иванович Сретенский.
   - Когда и где родились?
   - Четырнадцатого января тысяча девятьсот  пятьдесят  седьмого  года,  в
Москве.
   - Профессия, род занятий?
   - Я биолог, доктор наук.
   Ответы Сретенского никто не записывал, из чего тот заключил, что либо в
кабинете установлен скрытый магнитофон, либо протоколы ведутся в  соседнем
помещении, где с помощью техники наблюдают за  допросом.  Андрей  Иванович
твердо решил до поры ничему вслух не удивляться и не  расспрашивать  ни  о
чем.
   - Хорошо, - кивнул Зеленцов. - И как же вы, Андрей Иванович,  оказались
на станции Красный Путь?
   Вопрос был совершенно естественным и ожидаемым, но  так  ли  просто  на
него  ответить?..  Попробуем  пока   ограничиться   полуправдой,   подумал
Сретенский.
   - Видите ли, Борис Геннадьевич, - начал он, - я не только биолог, но  и
председатель уфологического объединения...
   У Зеленцова глаза на лоб полезли.
   - Председатель _чего_?!
   - Уфологического объединения, - повторил Сретенский немного недоуменно,
хотя, в  общем-то,  мог  представить  подобную  реакцию.  -  Уфология.  От
английской аббревиатуры UFO - неопознанные  летающие  объекты.  В  широком
смысле - изучение различных аномальных явлений.
   - Ах, вот как. - Зеленцов зловеще  усмехнулся.  -  Английской,  значит.
Хорошо... И какие же аномальные  явления  вам  было  угодно  изучать  близ
станции Красный Путь?
   - Там неподалеку заметили необычные световые  эффекты,  ночью...  Мы  с
моей сотрудницей решили исследовать этот феномен... Заблудились...
   - Вы бывали за границей? - внезапно спросил следователь.
   - Бывал. - Андрей Иванович пожал плечами. - В Англии, Швеции,  Бельгии,
Египте...
   - Когда?
   - Припомнить точные даты?
   - Скажем, в последний раз?
   - Два года назад... В Лондоне, летом девяносто пятого.
   - Два года назад, - задумчиво протянул Зеленцов. -  Именно  два,  летом
девяносто пятого... Интересно. И что же хорошего вы видели в Лондоне летом
девяносто пятого?
   Андрей Иванович растерялся:
   - Простите, Борис Геннадьевич... Мне  не  совсем  понятен  смысл  ваших
вопросов.
   Следователь грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнула пепельница  и
задребезжал абажур лампы.
   - Зато мне прекрасно понятен смысл ваших  _ответов_!  -  заорал  он.  -
Душевнобольным прикидываетесь, до трех не можете сосчитать?! Два года! Два
года назад - а не три! - вы побывали  в  Лондоне...  В  городе,  полностью
разрушенном атомной бомбардировкой в шестьдесят втором году!
   Вздрогнув, Сретенский уставился на Зеленцова, а тот продолжал:
   -  Отлично,  симуляция  психического  расстройства  -   любимый   прием
шпионов... Но наши доктора вам помогут прийти в себя. Впрочем,  вы  можете
избежать встречи с ними, если приготовите честные ответы.  Вот  факты.  Вы
появились невесть откуда, в этой  странной  одежде,  без  документов...  И
начинаете плести мне про летающие объекты?! Одно ясно - с  такого  объекта
вас и сбросили. А вот откуда он прилетел и зачем -  вам  все  же  придется
ответить...
   После краткой передышки следователь обратился к парням в униформе:
   - Отведите его в четыреста четырнадцатую, накормите.  Пусть  до  завтра
подумает. Не станет умнее, тогда...
   Он сделал отсылающий жест.
   Камера, в которой заперли Сретенского, в лучшую сторону  отличалась  от
бокса, где он сидел раньше.  Она  была  довольно  просторной,  имела  окно
(правда,  своеобразной  конструкции,  позволяющей  видеть   только   синий
квадратик  неба).  Меблировку  составляли  топчан,   деревянный   стол   и
металлический стул, на который Андрей Иванович сразу упал.
   Закрыв лицо  руками,  он  со  стоном  помотал  головой,  точно  пытаясь
прогнать  наваждение.  Нет,  все,  что  с  ним  происходит,  действительно
розыгрыш, спектакль, и ничем иным быть просто не может. Пусть пока  нельзя
определить, кто его устраивает  и  с  какой  целью,  но  это  единственное
объяснение. Что там намекал этот Зеленцов насчет трех лет?  Хотел  убедить
Сретенского, что сейчас девяносто восьмой год? Чепуха.  Даже  если  они  с
Кудрявцевой переместились не только в пространстве, но и во  времени,  при
чем тут какая-то бомбардировка Лондона в шестьдесят втором?!
   Андрей Иванович поймал себя на том, что вновь тщится обнаружить обрывки
логики в окружающем абсурде. Так недолго и в самом деле свихнуться... И не
такой ли была судьба того несчастного,  что  пел  о  припадках  удушья  за
стеной карцера?  Надо  выбираться  отсюда.  Интересно,  возможно  ли  это?
Конечно, нет, если он  в  настоящей  тюрьме.  Ну  а  если  все  это  некая
декорация и режиссеры спектакля ждут, как поведет себя подопытный?
   Поднявшись, Сретенский осмотрел  стул.  Он  был  грубовато  свинчен  из
тяжелых стальных трубок. Там, где задняя ножка крепилась к сиденью,  болты
держались не слишком прочно. Сретенский без особых усилий  отвинтил  их  и
снял ножку. Теперь у него появилось оружие - обрезок  металлической  трубы
весом, наверное, в добрых полкило. Он спрятал трубу под шершавое одеяло на
топчане, а стул без ножки прислонил к стене у стола.
   Дверь камеры отворилась, и вошел тюремщик (или как  их  там  полагалось
называть). Сретенский узнал парня - один из тех, со станции. В левой  руке
он держал нечто вроде котелка, из  которого  торчала  ложка,  в  правой  -
связку ключей. Что ж, вздохнул Сретенский. Если начинать, то сейчас.
   Вошедший  молча  повернулся  к  столу,  поставил  котелок.   Сретенский
мгновенно выхватил обрезок трубы и ударил парня  по  шее.  Собственно,  он
метил в голову, но так как впервые в жизни прибегал  к  подобному  способу
обращения с людьми, в последний момент сработали какие-то  подсознательные
охранительные инстинкты и отклонили руку.  Тем  не  менее  удар  получился
сильным, и парень без звука повалился на  стол,  а  потом  сполз  на  пол.
Андрей Иванович поздравил себя с первым успехом, с трудом подавив  чувство
стыда от совершенного поступка. Предаваться рефлексии было некогда,  и  он
расстегнул  кобуру  на  поясе  парня,  достал  пистолет.   Сретенский   не
разбирался  в  оружии  и  едва  ли   догадался   бы   переключить   флажок
предохранителя, но пистолет придал ему уверенности.
   Зато в медицине он разбирался. Перевернув упавшего, он быстро убедился,
что ничего страшного с тем не случилось и он вот-вот  очнется.  Когда  это
произошло, Сретенский сунул в лицо парня ствол пистолета.
   - Где девушка? - требовательно спросил он.
   - Какая еще девушка? Убери пушку, болван...
   - Мне терять нечего, -  напомнил  Сретенский,  изо  всех  сил  стараясь
походить на плохого персонажа из криминального фильма.  -  Та  девушка,  с
которой нас взяли на станции. Ну?
   Подействовал ли довод о том, что Сретенскому (матерому шпиону?)  нечего
терять или была другая причина, но парень неожиданно стал сговорчивым.
   - Она в четыреста двадцатой...
   - Молодец. Теперь рассказывай мне, как туда добраться,  и  одновременно
снимай одежду.
   Андрей Иванович отодвинулся подальше, держа парня под прицелом.
   Это происходило на четвертом этаже, а  на  пятом  возле  телевизионного
монитора в удобных креслах сидели двое - мужчина и женщина.  Мужчине  было
лет шестьдесят, его серые, слегка навыкате глаза под набрякшими веками  не
выражали никаких особенных эмоций. Женщина  выглядела  немногим  моложе  -
хотя ей недавно исполнилось сорок три года, ее лицо старили  следы  далеко
не  благородных  страстей.  Она   была   одета   в   какой-то   неуместный
легкомысленный, почти вульгарный костюмчик.
   - Может быть, мы совершаем ошибку, - произнесла она с хрипотцой.
   - Чушь, - лениво отозвался мужчина.  -  Под  нашим  присмотром  они  не
наломают дров. А если кое-каких и наломают, тем веселее...
   - Какой смысл? - Раздраженно  передернув  плечами,  женщина  затянулась
сигаретой и отхлебнула из высокого бокала. - С нашей концепцией они  могли
превосходно ознакомиться и в тюрьме.
   - Когда человек сидит в тюрьме, - наставительно сказал  мужчина,  -  он
главным образом думает если не о том, как сбежать, то и не о преимуществах
наших концепций... Я предпочитаю, чтобы они увидели все своими глазами.
   Он покосился на монитор, где Сретенский как раз натягивал форму  поверх
комбинезона.
   - Помнишь Гречнева? - Женщина погасила сигарету и зажгла  новую.  -  Он
тоже увидел  все  своими  глазами,  а  чем  это  кончилось?  Пришлось  его
пристрелить.
   - Некорректное сравнение,  -  возразил  мужчина,  не  отрывая  глаз  от
экрана. - Этот Сретенский мне нравится.  Активная  личность...  Он  быстро
смекнет, что к чему. Надеюсь, и его подруга не подкачает. Мы  их  сюда  не
звали, и я не так уж ими дорожу, но с этими ребятами имеет смысл работать.
А уж методы работы позволь выбирать мне, ладно?
   Последняя фраза прозвучала мягко, но исчерпывающе.  Глаза  женщины  зло
блеснули, а мужчина коснулся кнопки на пульте и сказал в микрофон:
   - Третий, здесь Аккорд.
   - Аккорд, здесь Третий, - донеслось из динамика. - Что у вас?
   - Все в порядке. Идея с ножкой стула сработала отлично, он купился.  Мы
наблюдаем за ним.
   - А где он сейчас?
   -  В  камере,  переодевается...  Проследите  там,  чтобы  им  не  очень
мешали... Но  и  не  слишком  облегчайте  задачу.  Хвост  потом  особо  не
скрывайте, в наш опыт входит оценка реакций.
   - Есть, понял.
   - Отбой.
3
   Ночь  взорвалась  золотым  пламенем.  Словно  из-под  земли  к  небесам
взметнулись огненные гейзеры, и эти пылающие снопы на  глазах  становились
все тоньше и меняли цвет от золотого к малиновому. Меньше чем через минуту
они стали колеблющимися, непрерывными, замороженными молниями,  а  чернота
за ними перестала  быть  обыкновенной  ночью  и  превратилась  в  холодный
влекущий круговорот вселенской тьмы. Там, в  этой  тьме,  не  было  звезд:
казалось,  их  не  могло  быть,  ибо  мрак  за  линией  малиновых   молний
представлял  собой  границу  Неизвестного  по  ту  сторону  всех  мыслимых
измерений.
   Но превращения еще не завершились. В  воздухе,  насыщенном  усилившимся
гудением, слабо запахло озоном, и огненные  смерчи  сомкнулись  наверху  с
сухим  треском.  Пространство  внутри  возникшего   круга   накрыл   купол
призрачного голубого  света,  и  по  нему  сверху  вниз  струились  потоки
бесчисленных  фиолетовых  искр.  Синеватый  туман  под  куполом   медленно
рассеивался, и вскоре можно было различить участок проселочной дороги, где
на обочине стояла машина с потушенными фарами, похожая на  джип.  Впрочем,
_там_ (где бы это ни было) фары не требовались:  и  дорогу,  и  машину,  и
окружающий  ярко-зеленый  кустарник  озарял  какой-то   внутренний   свет,
исходивший не от купола и не  от  фиолетовых  искр.  Этот  свет  напоминал
естественный, солнечный. _Здесь_ царила ночь, а там, внутри, - день.
   Видимый диаметр ограниченного куполом круга составлял около ста метров,
такой же была и высота купола, и расстояние, отделяющее его от Мальцева  и
Зорина. Искры бесконечно падали, падали, падали вниз по дуге...
   - Что это? - прошептал потрясенный Мальцев.
   - Дверь, - тихо ответил Зорин. - Я только что открыл ее  для  вас.  Вот
этим Ключом, который держу в руке...
   Олег машинально взглянул на прямоугольную пластину в  ладони  Зорина  и
вновь повернулся к голубому куполу.
   - Изумительное зрелище, правда? - мечтательно произнес Зорин. - Я видел
это много раз и никак не могу привыкнуть.
   - Господи, - пробормотал Олег. - Но, Владимир Сергеевич... Что  же  это
все-таки _такое_?
   Холодный голубой отсвет на лицах Зорина и Мальцева делал их похожими на
привидения... Но им было не до сравнений, а увидеть их никто не мог.
   - Скоро узнаете, - сказал Зорин. -  Для  того  я  и  привез  вас  сюда.
Идите... Эта машина ждет вас.
   - Идти? А... вы?
   - Мне нужно вернуться в Москву. Идите смело, ничего не бойтесь.  О  вас
знают... Вас встретят.
   Мальцев сделал  неуверенный  шаг  к  остановке.  Ему  вдруг  смертельно
захотелось оказаться дома, завалиться на диван  с  философским  томиком  в
руках, включить музыку... Терри Холла или вариации  Паганини...  И  ничего
больше не слышать ни о каких Ключах и  Дверях,  кроме  дверей  собственной
квартиры.
   - Идите, - повторил Зорин. - На вас тратят время очень занятые люди.
   В этот миг последние сомнения и колебания Мальцева  остались  позади...
Да он и не колебался всерьез, просто поддался  вполне  естественной  тяге.
Ненадолго... Напоследок.
   Не оглядываясь, он решительно  зашагал  к  светящемуся  куполу.  Вблизи
резкая граница тьмы утратила очертания, и Мальцев не уловил момента, когда
очутился  под  дождем  сыплющихся  искр.  Впоследствии  он  с  трудом  мог
вспомнить, что именно испытал тогда, проходя через Дверь. Пожалуй,  легкое
электрическое покалывание, как под воздействием слабого тока... И  все,  а
потом он уже обнаружил себя идущим по дороге к джипу.
   Только теперь он оглянулся, но не увидел ни занавеса  фиолетовых  искр,
ни Зорина, ни его машины. Дорога, по которой он шел, извилисто  убегала  к
горизонту, солнце стояло низко в синевато-буром небе.
   - Итак, - вслух сказал Мальцев,  подбадривая  себя,  -  Элли  вышла  из
домика, а вокруг нее простиралась Волшебная страна Гудвина...
   Мотор джипа заработал. Олег взглянул в направлении машины - там  сидели
двое, чьих лиц он пока не видел из-за расстояния и бликов солнечного света
на ветровом стекле. Мальцев помахал рукой, жест получился каким-то жалким,
умоляющим.
   Из придорожных зарослей прямо к Олегу метнулось что-то  вроде  большого
черного паука. Мальцев инстинктивно отпрянул, и существо замерло  напротив
него. У всех пауков, подумал Олег, по восемь ног... Ну да, это точно. А  у
этого чудовища сколько? Не сосчитать, да еще эдакие  щупальца  впереди.  И
главное, такое противное чувство, будто эта тварь смотрит  прямо  в  глубь
мозга сквозь черепную коробку.
   Мальцев пошевелился, и существо испуганно бросилось обратно в  заросли,
шурша многочисленными лапами. С отвращением Олег  проводил  его  взглядом.
Волшебная страна?! Черта с два.
4
   Они еще успели услышать выстрелы в квартире, когда покидали двор  через
вторые, менее приметные ворота, расположенные в конце узкого прохода между
домами. Игорь схватил Марину за  руку,  и  они  почти  побежали  вдоль  не
слишком людной улицы.
   - Нам в другую сторону, - сказала запыхавшаяся  Марина  квартала  через
четыре. - К станции метро.
   - Нет.
   - Как это нет? Ты что, не понял...
   - Все я понял. - Игорь продолжал размашисто шагать, увлекая  Марину  за
собой. - Но я не отдам рукопись твоему  Кремневу...  И  вообще,  лучше  бы
никогда больше его не видеть.
   Девушка остановилась и вырвала ладонь из руки Зимина:
   - Что с тобой?
   - Сейчас объясню. - Игорь повертел головой.  -  Вон  скверик.  Сядем  и
поговорим.
   - Ну, нет! Если ты не собираешься на встречу с Кремневым...
   - Вот именно.
   - Тогда давай поговорим не здесь...  Не  вблизи...  Сядем  на  автобус,
остановка, кажется, там...
   Зимин охотно согласился. Они погрузились в первый  попавшийся  автобус,
шедший до Останкина, и доехали до конечной остановки. Там они нашли другой
скверик,  где  чувствовали  себя  гораздо  безопаснее.   Игорь   вытряхнул
последнюю сигарету из пачки, и они покурили, передавая ее друг другу.
   - Так вот, - начал Зимин, затушив  окурок  о  скамейку.  -  Что-то  все
слишком лихо получается с этим Кремневым. Стоило ему появиться у  Шатилова
- бац! - нападение, убийство. Стоило прийти ко мне...
   - Но ведь он друг Шатилова, - возразила Марина.
   - Стоп. Давай разберемся. Шатилов говорил тебе, что  он  не  виделся  с
Кремневым несколько лет, так?
   - Так.
   - Ну вот. Люди меняются, Марина...  Какими  бы  друзьями  они  ни  были
раньше, многое могло перемениться.
   - Намекаешь, что Кремнев охотится за книгой в компании бандитов?
   - Может быть,  его  компания  и  не  те  бандиты,  что  напали  на  мою
квартиру... А возможно, и те. Почему бы ему не разыграть рыцаря-спасителя,
чтобы влезть к нам в доверие?
   -  Да  зачем?  -  воскликнула  девушка,  которая  начинала  теряться  в
хитросплетениях Зимина. - Рукопись и так была фактически в его руках.
   - Ну, это еще неизвестно...  И  потом,  рукопись,  конечно,  хорошо,  а
сопутствующая информация? Думаешь, ему неинтересно знать, в  какие  выводы
посвятил твой отец меня и тебя, влезть поглубже в его работу?  Вот  тут  и
нужно полное доверие... Да  мало  ли  еще  зачем.  Я  ведь  знаком  с  его
замыслами не лучше, чем ты.
   - Тебя послушаешь, он прямо дьявол  какой-то,  -  невольно  усмехнулась
Марина. - Если он все это подстроил... Начиная с Шатилова... В детективном
романе такого не придумают.
   Игорь ответил не сразу. Он сидел на скамейке, откинувшись на спинку,  и
смотрел куда-то на верхушки деревьев, приобретшие в  наступающих  сумерках
однообразный бурый цвет. Потом он заговорил, осторожно подбирая слова:
   - Эта книга... Эта рукопись  Иоганна  Гетца...  бомба,  Марина.  В  ней
огромная, страшная сила,  и  она  может  стать  опаснее  атомного  оружия,
опаснее всего на свете.
   - Ты теперь так уверен? - перебила девушка. - Раньше ты  сомневался,  и
мой отец тоже. Что случилось? Только то, что за ней гоняются бандиты?
   - Не только то... Вернее, совсем не то, - поправился Игорь. -  Мало  ли
кто за  чем  гоняется...  Нет,  меня  окончательно  убедила  катастрофа  в
Нижельске. Смерть мэра и нефтяной завод.
   Марине стало зябко. Она едва заметно вздрогнула и придвинулась  поближе
и Игорю.
   - Как же нам быть? - прошептала она.
   - Книга должна попасть не в руки авантюристов - не важно  там,  злодеев
или Робин Гудов, - а в руки серьезных, ответственных  ученых,  которым  не
только не безразлична судьба  человечества,  но  которые  используют  свое
влияние, авторитет, сумеют что-то сделать... Лично я вообще  сжег  бы  эту
проклятую книгу, но не мне решать. Я говорю о таких ученых, каким был твой
отец, Марина.
   - И где ты рассчитываешь их найти, как связаться с ними?
   - Придется подумать.
   - Надеюсь, думать будем не здесь, в скверике?
   - Вот что пришло мне в голову. Есть один человек... Правда, я его  года
три  не  видел...  Но  деваться  все  равно  некуда.  У  него   дача   под
Звенигородом.
   - Под Звенигородом?
   - Подальше, в сторону Рузы. Ну, какая там дача - садовый домик, если он
и его еще не продал. Попробуем ему позвонить. И  матери  нужно  позвонить,
чтобы не волновалась.
   - Только не посвящай ее в  наши  планы...  Игорь,  но  как  все-таки  с
Кремневым... И всей этой заварухой?
   - Откуда я знаю... Может быть, я ошибаюсь насчет него. Да и кто  там  в
схватке, если она настоящая,  уцелел  -  одному  богу  ведомо.  Интересно,
вмешалась ли милиция... Тогда разговор с мамой будет долгим. Но не звонить
нельзя, она с ума сойдет от беспокойства. - Зимин махнул рукой. -  Ничего,
выкручусь. Идем...
   Они поднялись и рука об руку побрели по  аллее,  где  вступала  в  свои
права вечерняя мгла. Игорь нес пакет  с  рукописью,  который  казался  ему
тяжелым, слишком тяжелым для одного человека.
5
   Чем дальше  Кремнев  раздумывал  над  поведением  Мартова,  тем  меньше
нравилась  ему  вся  история.  Именно  поэтому  он  не  поехал   назад   в
"оперативный центр" после обсуждения с Мартовым сложившейся ситуации.  Они
беседовали в машине Кремнева, а когда Мартов вновь пересел в свою  машину,
Кремнев выждал  время  и  незаметно  двинул  "москвичек"  за  ним.  Он  не
опасался, что Мартов заметит преследование в потоке автомобилей, да еще  в
густых сумерках.
   А не нравилось ему конкретно вот что. Он хорошо разбирался  в  людях  и
успел  приглядеться  к  Мартову.  И  если  бы  его  спросили,  какого   он
придерживается мнения о Евгении Максимовиче, он бы ответил:  этот  человек
не робкого десятка. Независимо от прочих качеств, явно не трус. И  как  не
вязалось с таким выводом поведение Мартова в квартире  Зимина!  Объяснений
могло быть два. Первое - Кремнев просто  ошибся  в  Мартове.  Такое  могло
случиться с каждым, однако Кремнев склонялся ко второму объяснению. Мартов
имел очень веские основания не попадаться  на  глаза  нападавшим.  Значит,
знал их или, по меньшей мере, мог предположить, кто явился к Игорю Зимину.
Люди, которые не должны были его видеть. Почему? И что  бы  делал  Мартов,
будь Кремнев  ранен  или  убит?  Тут  Кремневу  пришлось  бы  жонглировать
догадками, а он их не любил.
   Кроме того, с самой первой встречи Мартов постоянно куда-то таинственно
исчезал. Нет, не только уходил  на  службу,  что  совершенно  естественно.
Кремневу и Богушевской он объяснял свои отлучки "необходимостью  проверить
кое-какие соображения". Но вот о результатах  этих  проверок  ни  разу  не
обмолвился и словом...
   Кремнев тихонько присвистнул, когда  ему  стало  ясно,  в  какой  район
движется автомобиль Мартова. Здесь  располагались  роскошные  особняки  не
самой бедной (и не самой законопослушной - а разве  бывает  иначе?)  части
столичного населения. Преследование затруднялось, потому что  машин  стало
меньше, а  уличное  освещение  работало  превосходно.  К  удаче  Кремнева,
Мартову не потребовалось забираться глубоко в фешенебельные  кварталы.  Он
остановился у  фигурных  кованых  ворот,  за  которыми  пряталась  в  тени
претенциозная  вилла,  стилизованная  под  миниатюрную  копию   старинного
рыцарского замка. Ворота отворились автоматически - очевидно, Мартов подал
сигнал с пульта дистанционного управления, и Кремнев отметил эту деталь.
   Скверно было то, что створки ворот пропустили машину Мартова и  тут  же
захлопнулись. Кремнев не рискнул перелезать через ограду - скорее всего, в
таком месте имеется сигнализация.  Остановив  "Москвич"  поодаль,  Кремнев
быстро пошел, почти  побежал  вдоль  забора.  Он  хотел  придумать  способ
проникнуть на территорию  как  можно  быстрее,  не  оставляя  Мартова  без
присмотра надолго. Выход (вернее, вход)  подсказали  раскидистые  деревья,
росшие  возле  ограждения,  снаружи  и  внутри,  близко  одно  к  другому.
Проворно, как обезьяна, Кремнев вскарабкался на дерево и преодолел  ограду
высоко над ней.
   Ему даже не пришлось спрыгивать вниз во двор, потому что  мощные  ветви
тесно стоявших деревьев почти касались украшенной  причудливыми  рельефами
стены мини-замка. И когда только успел  вырасти  тут  этот  дремучий  лес?
Впрочем, за деньги вам пересадят хоть  тысячелетние  американские  секвойи
(если угодно, вместе с участком родной американской земли). Или  наоборот,
виллу строили так аккуратно, что не тронули  старых  деревьев...  Так  или
иначе, Кремнев не тратил времени на размышления  об  этом.  Уцепившись  за
декоративную решетку, он осторожно  подтянулся  и  заглянул  в  освещенное
окно.
   Мартов был там, беседуя с кем-то, кого не  было  видно.  Через  толстое
стекло Кремнев плохо слышал голоса, но все же достаточно, чтобы  разобрать
содержание разговора.
   - Сегодня меня никто не встретил, Евгений Дмитриевич, - говорил Мартов,
стоя спиной к окну с бокалом в руке. - Ни  вашего  великолепного  пса,  ни
экономки. Надеюсь, с ними все в порядке?
   - Не совсем, -  глуховато  донеслось  из  глубины  комнаты.  -  Полкана
пришлось отправить на операцию. Какой-то идиот забрался в сад и  ухитрился
пырнуть Полкана ножом. Правда, мой защитник не сплоховал и здорово  порвал
мерзавца, но...
   - Что за идиот? - обеспокоенно спросил Мартов.
   -  Ничего  опасного,  обычный  ворюга...  Варвара  Никитична  с  ним  в
больнице, дежурит...
   - С кем, с ворюгой?!
   - С Полканом! Неужели она  оставит  героического  Полковника  одного  в
такие минуты?
   - Ах, ясно.
   - Ну да, -  раздраженно  буркнул  невидимый  собеседник  Мартова.  -  С
Полковником все обойдется, а вот  другие  события  меня  просто  из  колеи
выбивают.
   Мартов сказал что-то, чего  Кремнев  не  расслышал,  а  второй  человек
продолжал:
   - Разрабатывая связи Стрельникова, мы вышли на некоего Игоря  Зимина...
Рукопись могла находиться и у него, да вот проверить  это  не  удалось.  В
квартире Зимина моим ребятам приготовили теплую встречу.
   - Какую встречу... Кто приготовил?
   - Да уж не сам Зимин, он кабинетный жук. Парням так  вломили,  что  они
даже сосчитать противников не смогли, тем более описать. Но  что  особенно
странно - никого из моих не попытались задержать. И  вообще,  что  это  за
игры? Чувствую запах дерьма...
   - Странно, - согласился Мартов. - А как продвигаются поиски Кремнева?
   - Никак. С тех пор как он исчез из гостиницы, о нем ни слуху ни духу.
   - Объявится. Уверяю вас, он жаждет встретиться с нами не меньше, чем мы
с ним. Ему только неизвестно, что ищет он именно нас...
   - Ну,  знаете...  Если  он  каким-то  сверхъестественным  способом  сам
пронюхает,  что  девчонка  у  нас,  то,  конечно,   объявится.   Увешанный
гранатами...
   - Мы его раньше найдем. Разберется в ситуации, как миленький  будет  на
нас работать. Не так страшен Кремнев, как его малюют...
   - Вам легко говорить, для вас он -  абстракция.  А  я-то  с  ним  лично
знаком!
   Последние слова заставили Кремнева насторожиться  еще  сильнее.  Ему  и
раньше казалось, будто он слышал где-то прежде голос собеседника  Мартова,
возможно, в телепередаче или радиопрограмме. Почему  бы  и  нет?  Владелец
такого особняка  (а  что  Мартов  разговаривает  конкретно  с  владельцем,
понятно из их реплик) не дворник дядя Вася, почему бы ему не  выступать  в
средствах массовой информации... Но только что этот  человек  заявил,  что
знаком с Кремневым лично! Эх, посмотреть бы на него...
   Кремнев немного переместился вдоль решетки, отчего она  издала  громкий
предательский визг. Мартов поспешно подошел к окну  и  так  быстро  поднял
раму, что Кремнев едва успел спрятаться за выступом лепного украшения.
   - Что там? - спросил хозяин дома.
   - Ничего, - ответил Мартов после напряженной паузы. -  Ветер,  наверно.
Или кошки распоясались в отсутствие Полкана.
   Ладно, подумал Кремнев, не все сразу. Так  ли  трудно  установить,  кто
владеет этим домом? А пока надо воспользоваться случаем, проникнуть внутрь
и учинить обыск. Разумеется, они не держат Иру  здесь,  но  вдруг  удастся
наткнуться на какие-то сведения о ней?
   Отодвинувшись  подальше  по  карнизу,  Кремнев  добрался  до   круглого
чердачного окошка (архитектор мини-замка словно специально  позаботился  о
том, чтобы по стенам его творения было удобно взбираться) и протиснулся  в
пыльную темноту. На ощупь он нашел дверь, ведущую во внутренние помещения.
Она была заперта, но дверной замок представлял собой  не  слишком  сложную
конструкцию, и Кремнев справился с ним за полторы минуты.  Спустившись  по
двум лестницам - узкой и широкой, Кремнев попал в большую комнату. Так как
она располагалась  далеко  от  местонахождения  Мартова  и  хозяина  дома,
Кремнев смело щелкнул выключателем настольной лампы.
   - Ну и ну, - тихо восхитился он.
   Кабинет, в котором он очутился, еще больше напоминал  о  средневековье,
чем весь особняк. Взгляд Кремнева уперся в хрустальный  шар  на  бронзовой
подставке о  трех  ногах,  потом  перебежал  на  стены,  откуда  скалились
зловещие  африканские  маски.  На  ковре  поблескивали  рукояти  и  лезвия
старинного оружия - мечей, эспадронов и тому  подобного.  Сотни  почтенных
книг величественно и солидно возвышались в ячейках  резных  стеллажей.  На
почетном месте красовались "Центурии" Нострадамуса, редчайшее издание 1555
года, рядом - несколько различных русских переводов и тома  многочисленных
комментариев. Дальше  -  прикладная  каббала  и  трактаты  по  демонологии
Ямвлика и Пселла - книги, которые даже сам Нострадамус не решился  хранить
и сжег после прочтения.  Над  ними  разместились  труды  епископа  Кесарии
Евзебиуса "Хронография" и "Хронологический канон" в  латинских  переводах.
Было много редких книг  по  оккультизму  и  магическим  культам,  а  также
современных работ, посвященных этой  тематике.  Галерея  авторов  XX  века
открывалась  прижизненными  изданиями  произведений  таких  небезызвестных
писателей, как Генрих Гиммлер и Альфред Розенберг.
   Вот  и  вся  разгадка,  сказал   себе   Кремнев,   разглядывая   книги.
Коллекционер. Хочет присоединить к своему собранию рукопись, оказавшуюся у
Стрельникова, только и всего. Неужели из-за этого погиб  Шатилов?  Ну  что
же, история знала случаи, когда людей убивали из-за какой-нибудь  почтовой
марки.
   За полуоткрытой завесой из тяжелого бордового бархата Кремнев разглядел
в нише двухкассетный видеомагнитофон, подключенный к телевизору "Сони",  -
судя по виду аппаратуры, это  была  профессиональная  система.  На  крышке
магнитофона лежала видеокассета в пластиковом футляре. Кремнев наклонился,
взял  ее,  прочел  на  бумажной  наклейке   надпись   синим   фломастером:
"ЭКСПЕРИМЕНТ-1". Любопытно, над чем они тут экспериментируют...  Взглянуть
бы, да некогда, а забирать кассету с собой еще хуже, тогда они поймут, что
здесь кто-то был.  Переписать?  А  что,  это  возможно.  Магнитофон  имеет
функцию ускоренной перезаписи, на копирование ленты уйдет не более минуты.
Чистых кассет в шкафчике сбоку сколько угодно, и едва ли  владелец  станет
их пересчитывать. Решено.
   Кремнев  запустил  систему  на  перезапись  и  углубился   в   изучение
содержимого ящиков письменного стола. Если у него изначально было  немного
надежды найти информацию об Ире, то к концу обыска она испарилась совсем.
   Магнитофон сообщил о завершении копирования пленки мелодичным сигналом.
Кремнев сунул копию в карман, а оригинал водрузил на прежнее место. Прежде
чем  покинуть  кабинет,  он  позаботился  об  устранении   следов   своего
пребывания.
   Он выбрался из дома и сада тем же путем, каким попал  туда.  Усаживаясь
за руль "Москвича", он мысленно подвел краткий итог своей вылазки. Никаких
особенных результатов он не достиг, но теперь  ему  известно  больше,  чем
раньше, а это немало. Мудрые китайцы не зря говорили: единственный  способ
пройти дорогу - идти по ней.
6
   Аня Кудрявцева испуганно вскрикнула, когда на пороге ее камеры появился
Сретенский  в  форме  НКВД,  ладно  сидящей  даже  поверх  комбинезона,  с
пистолетом и связкой ключей в руках. Андрей Иванович не  тратил  время  на
предисловия.
   - Аня, пошли...
   - Господи! Но куда?..
   Сретенский схватил девушку за руку и выволок в коридор. Он тащил ее  за
собой и торопливо объяснял по дороге:
   - Я тут поговорил с одним типом... Он рассказал,  как  выбраться  через
кухню... Там, конечно, тоже охрана, но придумаем что-нибудь...
   Аня хотела что-то сказать, но смолчала. Если они со Сретенским  угодили
в какую-то безумную игру, так то, что делает Андрей Иванович, не  более  и
не менее безумно, чем любой другой поступок.
   Уверенно, как у себя дома, Сретенский шагал  по  коридорам,  отсчитывая
повороты. Никто не встречался им на пути, что Андрей  Иванович  приписывал
слепой удаче...
   Никого не оказалось и в задымленной кухне на первом  этаже.  Сретенский
открыл дверцу шкафа, сальную и грязную,  выдернул  оттуда  подобие  синего
халата и бросил девушке:
   - Накинь сверху. Лучше это, чем твой комбинезон.
   Аня кивнула и напялила халат на ходу. За второй дверью из кухни тянулся
узкий коридорчик. Сретенский заглянул туда и увидел  вооруженного  солдата
возле деревянной будки, похожей на собачью.
   - Так я и думал,  -  прошептал  он,  словно  оправдывались  его  тайные
чаяния. - А ну-ка...
   Он изо всех сил пнул ногой большой пустой  котел,  который  с  грохотом
покатился по полу. Солдат промчался по коридору и ворвался  в  кухню,  где
Сретенский упер в его затылок ствол пистолета.
   - Тихо... Иди к уличной двери, открывай...
   Команда была выполнена без  слов.  Сретенский  оборвал  шнур  телефона,
стоявшего на собачьей будке (которая только притворялась таковой, судя  по
отсутствию собаки). Снаружи он запер дверь отобранным у солдата ключом,  и
они с Аней кинулись наутек.
   Опомнились они на  городской  улице,  серой  и  унылой,  застроенной  в
основном двухэтажными домами барачного типа. Редкие прохожие  не  обращали
на Сретенского  и  Аню  никакого  внимания.  Очевидно,  сотрудник  НКВД  в
компании  девушки,  одетой  в  синий   рабочий   халат,   не   представлял
исключительного зрелища. Сами прохожие были  одеты  скудно,  без  выдумки,
довольно однообразно. Преобладали  почему-то  пожилые  люди.  Мужчин  было
больше, чем женщин. Изредка  по  улице  проносились  на  высокой  скорости
черные автомобили, похожие на тот, что привез Аню и Сретенского со станции
Красный Путь.
   - Ладно, мы сбежали, - выдохнула запыхавшаяся девушка. - А дальше что?
   Сретенский пожал плечами. Его планы были весьма неопределенными.
   - Первым делом, - неуверенно сказал он, - попытаемся установить, где мы
все-таки находимся...
   Аня фыркнула:
   - Хорошая идея... Не спросить ли вон того  дядю,  как  называется  этот
город, эта страна, эта планета, в конце концов? А заодно и который  теперь
год? Нас все равно поймают, но после таких расспросов - гораздо скорее.
   - Минутку...
   Наклонившись к обочине тротуара, Сретенский поднял  невероятно  грязный
клочок бумаги. Это был обрывок газеты, настолько замусоленный и промокший,
что разобрать на нем хотя бы несколько слов являлось непосильной  задачей.
Но здесь была дата, и она пострадала меньше остального текста.  Сретенский
счистил ногтем слой грязи, потом прочитал вслух:
   - Первое октября тысяча девятьсот девяносто восьмого года...
   - Девяносто восьмого года? - повторила Аня, как автомат.
   - Так написано на газете.
   - Получается, мы действительно переместились во времени... Но не назад,
а вперед? - она тряхнула головой.  -  Пусть  так...  Но  какая  чертовщина
случилась за этот год со старушкой Землей или хотя бы с нашей Россией?
   - Аня, - сказал Сретенский, выбрасывая клочок газеты, - Ты помнишь  тот
фильм,  "Зеркало  для  героя"?  Там  персонажи,  чтобы  вернуться  в  свое
пространство и время, пытались использовать точку перехода...
   - Кажется, безрезультатно...
   - Так то фильм... Думаю, нам  нужно  возвратиться  на  станцию  Красный
Путь.
   - Но как?! Мы даже не видели дороги, по которой нас везли.
   Поступок Андрея Ивановича, которым он ответил на реплику  девушки,  был
даже более  импульсивным,  в  большей  степени  продиктованным  интуицией,
предельно обострившейся в этом странном мире,  чем  его  плохо  обдуманный
побег из тюрьмы. Он шагнул на дорогу  перед  очередной  черной  машиной  и
растопырил руки. Аня только охнуть успела.
   Со  скрипом  тормозов  машина  остановилась,  но  водитель  не   спешил
выскакивать с  проклятиями.  Напротив,  он  вежливо  осведомился,  опустив
оконное стекло:
   - Чем могу помочь вам, товарищ?
   Форма, сообразила Аня. Эта форма на Сретенском внушает им почтение... И
страх.
   - НКВД, - сурово  произнес  Андрей  Иванович.  -  Мы  выполняем  важное
задание. Если желаете помочь  органам,  отвезите  нас  в  совхоз  "Красный
путь". Конечно, вы можете отказаться...
   Последние слова  Сретенский  выговорил  угрожающим  тоном,  и  на  лице
водителя промелькнула тень испуга.
   - Конечно, конечно... Садитесь, товарищи...
   Андрей Иванович и Аня  переглянулись  и  забрались  на  заднее  сиденье
машины. В отличие от спецфургона НКВД (или что у них там), здесь  не  было
никаких перегородок, мешающих разговаривать с водителем.
   Автомобиль тронулся, покатился по одинаковым улицам.
   - Мы зададим вам несколько вопросов, - сказал водителю Сретенский.
   - Конечно, товарищ... Отвечу честно, как смогу...
   Сретенский усмехнулся:
   - Это не допрос. Вы когда-нибудь слышали о психологических тестах?
   - Слышал...
   - Ну вот. По причине, назвать которую я не имею права, сейчас вам будет
задан ряд вопросов  психологического  теста.  Имейте  в  виду,  ответы  на
некоторые из них покажутся  вам  очевидными.  Так  надо.  Не  удивляйтесь.
Отвечайте.
   Аня восхищенно пихнула Сретенского локтем в бок. Ход  Андрея  Ивановича
показался ей гениальным.
   - Назовите ваше имя, - приступил Сретенский.
   - Ковалев, Антон Ильич.
   - Год и место рождения?
   - Шестьдесят пятый. Москва.
   - Москва? Гм... Вы имеете в виду город, где мы находимся сейчас?
   - Ну да, конечно...
   - Он всегда назывался Москвой?
   - Нет,  не  всегда.  Раньше  он  назывался  Сталинадар...  Настоящую-то
Москву, столицу, где Кремль и  все  такое,  разбомбили  еще  в  шестьдесят
втором, в самом начале войны. Водородная бомба. И Сталинадар переименовали
в Москву. В честь, в память столицы.
   - Какое сегодня число?
   - Девятое октября... Среда.
   - Какого года?
   - Девяносто восьмого. - Ковалев заерзал на сиденье.
   -  Я  предупреждал  вас.  Не  удивляйтесь,  это  психологический  тест.
Отвечайте. Когда началась и закончилась война?
   - В шестьдесят втором началась и закончилась. Меньше года шла.
   - Какие страны воевали? Кто победил?
   - Так все воевали, - растерянно ответил водитель. - Мировая война...  А
победитель... Какие в атомной войне победители...  Мы  за  своими  руинами
укрылись, то, что осталось от Америки, - за своими...  Так  и  живем.  Ох!
Что-то я не то ляпнул, товарищ...
   - Все в порядке, - успокоил  его  Сретенский.  -  Как  называется  наша
страна,  какой  у  нас  общественно-политический  строй,   кто   управляет
государством?
   - Российская Федерация... Строй социалистический...  Управляет  великий
вождь товарищ Тагилов...
   - Тагилов?
   - Да, сын генералиссимуса Тагилова, соратника товарища Сталина.
   - Вы бывали за границей?
   - Нет! Где же? Социалистические страны в руинах... Не в Америке же  мне
бывать!
   - А кто вам сказал, что Америка не уничтожена полностью?
   - Но ведь... Есть же телевидение... И потом, радио это  ихнее  поганое,
прости господи, в которого я не верю. "Голос Америки". Покоя не дает.  Они
через спутники вклиниваются прямо в наши программы. Я-то их,  само  собой,
не слушаю, сразу переключаю приемник,  не  подумайте  чего.  Но  находятся
людишки...
   - Да, да. И о чем вещает их поганое радио?
   - Христом богом, в которого не верю... Не слушаю, ни одной передачи  не
слышал. Куски только.
   - Тогда почему вы уверены, что содержание передач враждебное?
   - Так и по кускам понятно... И в газетах  пишут,  и  по  телевидению...
Клевета на социализм, очернение вождей Советского  государства,  моральное
разложение. Вообще, это всем известно.
   - "Всем известно", - передразнил  Сретенский.  -  Железный  аргумент...
Ладно, дальше. Какова численность населения Москвы?
   - Это секретные данные.
   - Вас спрашивает сотрудник НКВД.
   - Я не знаю! Я простой  человек,  откуда  у  меня  доступ  к  секретным
сведениям?
   - Действительно, откуда, - вздохнул Андрей Иванович. - Полагаю, так  же
бессмысленно спрашивать вас о площади Российской Федерации, географическом
положении городов, транспорте и связи, местонахождении резиденции товарища
Тагилова?
   В  зеркальце  заднего  обзора  мелькнуло  перекошенное,  бледное   лицо
Ковалева.
   - Почему вы спрашиваете об этом? Кто вы? Предъявите документы!
   - Сейчас предъявлю.
   Из кобуры  Сретенский  вытащил  пистолет  и  сначала  продемонстрировал
оружие Ковалеву, сунув ему под нос из-за спины, а затем ткнул стволом  под
лопатку.
   - Устраивает?
   - Не убивайте меня, господа, - пролепетал водитель.  -  Я  обыкновенный
человек и не знаю секретов. Вы ошиблись...
   - Будете вести себя хорошо, останетесь живы, - пообещал  Сретенский.  -
Еще один вопрос. Кто такие Черные Стражники?
   - Не знаю.
   Сретенский нажал на пистолет, причинив Ковалеву боль.
   - Клянусь, не знаю, - простонал тот. - Думаю, этого никто  не  знает...
По крайней мере, из моего круга общения, людей моего уровня. Их  никто  не
видел вблизи.
   - А издали? На кого они похожи?
   - Умоляю вас, не расспрашивайте меня о Черных Стражниках... Об этом  не
полагается говорить...
   - Запрещено?
   - Нет, не запрещено... Просто... Люди не говорят о таких вещах,  вот  и
все.
   В течение этой небезынтересной беседы  Аня  и  Сретенский  не  забывали
смотреть в окна. Девушка жадно впитывала приметы  незнакомого  мира,  хотя
впитывать-то было особенно нечего. Москва,  бывший  Сталинадар,  выглядела
угрюмым, серым, монотонным городом. Квартал тянулся за кварталом, и ничего
в принципе не менялось. Те же однообразные дома от двух до четырех этажей,
те же озабоченно спешащие люди. Может быть, так только на  окраинах,  а  в
центре все иначе?
   Любопытство  Андрея  Ивановича  было  более   практического   свойства.
Сретенский поглядывал в зеркала, часто оборачивался. Он  заметил,  что  за
ними постоянно следуют машины - разные, но едва исчезала одна,  как  сразу
появлялась другая, и это при далеко не напряженном уличном движении.
   Убогие кварталы оборвались внезапно,  как  отрезанные  по  линеечке,  и
машина выкатилась на ухабистый проселок. Справа высились  деревья  густого
леса, слева громоздились огромные обломки скал. Цвет неба был не синим или
голубым, как следовало ожидать, а с  каким-то  недобрым  грязновато-желтым
оттенком. Начинало темнеть, и сумерки сгущались быстро, как в тропиках.
   И здесь машину Ковалева преследовал автомобиль,  вывернувший  откуда-то
при выезде из города. Он держался сзади метрах  в  трехстах,  не  сокращая
дистанцию.
   - Сбавьте скорость, - приказал Сретенский.
   Ковалев ударил по тормозам. Теперь машина едва ползла, делая не  больше
двадцати километров в час. Автомобиль, шедший следом, также замедлил ход.
   - Остановитесь, - скомандовал Андрей Иванович.
   Машина застыла, и вторая машина замерла у  обочины.  Сретенский  открыл
дверцу, вышел на дорогу. Из  остановившегося  сзади  автомобиля  никто  не
выходил. Занятно, подумал Андрей  Иванович.  Тут  и  рассуждать  нечего  о
случайном совпадении, и в то же время они не проявляют никаких агрессивных
намерений. Просто едут следом, не особенно скрываясь. Едва ли НКВД, те  бы
поспешили с арестом. Хотя... В этом сумасшедшем мире все возможно.
   Распахнув дверцу со стороны водителя, Сретенский выдернул перепуганного
Ковалева из машины, сел за руль и дал газ. Он так гнал по ухабам, что  Аня
пару раз ударилась головой о потолок.  В  зеркале  он  видел,  что  машина
преследователей возобновила движение и промчалась мимо Ковалева, как  мимо
придорожного столба.
   - Аня! - позвал Сретенский. - Ты умеешь стрелять?
   - Что?
   - Из пистолета, говорю, стреляла когда-нибудь?
   - Боже упаси!
   Не оборачиваясь, Сретенский перебросил пистолет на заднее сиденье.
   - Попробуй выпалить из этой штуки.
   - Как... В них, в людей?!
   - Нет, конечно! В небо, в белый свет...  Главное,  чтобы  грохнуло.  Не
бойся, они в нас стрелять не будут, иначе уж давно бы...
   Аня осторожно взяла пистолет с таким выражением лица, с каким неопытный
серпентолог впервые прикасается к ядовитой змее. Зажмурившись, она подняла
ствол вверх и что было сил  надавила  на  спусковой  крючок.  Выстрела  не
последовало. Девушка открыла глаза, осмотрела оружие и додумалась сдвинуть
флажок предохранителя. Вторая  попытка  оказалась  удачной.  Бабахнуло  на
славу. В машине остро запахло порохом и нагретым  металлом,  а  в  потолке
образовалось круглое отверстие.
   - Молодец! - крикнул Сретенский. - Еще!
   Войдя в азарт, Аня выстрелила трижды подряд.
   Растерялись ли преследователи,  услышав  пальбу,  или  их  водитель  не
справился с управлением на ухабах в полутьме, или была другая причина,  но
их автомобиль после крутого зигзага врезался в здоровенную скалу.
   - Есть! - закричала Аня.
   Сретенский включил фары. Он немного притормозил и ехал  теперь  не  так
быстро, отчасти потому, что дорога  становилась  все  хуже.  Десять  минут
спустя всякие признаки дороги совсем исчезли. Машина  прыгала  на  камнях,
приближаясь к какому-то забору, за которым вдалеке темнела скальная гряда.
   - Приехали, - сказал Сретенский, останавливая машину.
   - Мы заблудились? - жалобно спросила Аня, все  еще  сжимавшая  в  руках
пистолет.
   - Ну, это явно не совхоз "Красный путь"... Наверное, надо было свернуть
где-то. А тут... Заброшенная дорога... Погоди-ка.
   Он вновь запустил мотор и развернул автомобиль так, чтобы фары осветили
деревянный щит, приколоченный к забору (точнее, к низенькому красно-белому
барьерчику). На щите был изображен знак радиационной опасности и  вдобавок
имелась надпись аршинными буквами:
   СТОЙ
   РАДИОАКТИВНОЕ ЗАГРЯЗНЕНИЕ МЕСТНОСТИ
   ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ
   - Ладно, пошли пешком, - со вздохом проговорил Андрей Иванович.
   - Куда?
   - Туда, вперед... Сзади нас поджидают друзья.
   - Там радиация...
   Сретенский резко повернулся:
   - Нет! Аня, все это липа.
   - Что липа? - не поняла девушка.
   - Да все, - устало махнул рукой Сретенский. - И псевдо-Москва, и "Голос
Америки", и война, и радиация... Аня, я не могу объяснить, но я  чувствую.
От всего этого за милю несет липой.  Бесспорный  факт  только  один  -  мы
непонятно как очутились непонятно где,  и  мне  это  не  нравится.  А  все
остальное - липа. Поверь мне...
   В пяти километрах позади  них,  в  разбитой  машине,  человек  в  сером
костюме докладывал по рации:
   - У нас авария... Мы потеряли их на восемнадцатом километре  восточного
вектора. Они ушли к внешнему периметру...
   Ему отвечал тот, кто санкционировал побег  Стрельникова  и  Ани  -  так
называемый народный комиссар внутренних дел Михаил Яковлевич Гордеев.
   - Потеряли, и шут с ними... - Его голос звучал  лениво,  без  малейшего
раздражения.
   - Как?! Они ушли...
   - Далеко ли уйдут? - Гордеев  усмехнулся.  -  За  периметром  они  либо
заблудятся  в  подземельях  и  подохнут  от  голода,  либо  напорются   на
мембрану... Жаль, перспективный материал, да свет клином не  сошелся...  А
если им повезет и они выберутся, так снова  окажутся  в  наших  руках,  но
поумневшими. В общем, возвращайтесь...
   - Есть.
7
   Они снова пили чай на кухне, и в этом совместном чаепитии  было  что-то
настолько доброе и расслабляющее, что Кремнев  на  какие-то  минуты  почти
избавился  от  терзающих  его  тяжелейших   эмоциональных   стрессов.   Он
рассказывал генералу Васильеву о своих похождениях, а тот  слушал,  кивал,
порой задавал краткие уточняющие вопросы.
   - А теперь я хотел бы посмотреть пленку, - сказал Кремнев в заключение.
   - Что ж... - Виктор Дмитриевич грузно поднялся из-за  стола.  -  Пойдем
посмотрим, что за эксперимент такой...
   Они перебрались в гостиную. Васильев принял у Кремнева кассету, включил
видеомагнитофон и телевизор. Когда Кремнев и  Васильев  уселись  в  кресла
перед экраном, генерал нажал кнопку на пульте дистанционного управления.
   На экране возникло лицо человека, и Кремнев  сразу  узнал  его.  О  да,
теперь он вспомнил и голос. "Я знаком с Кремневым лично"... Ну еще бы.
   - Проводится  эксперимент  по  внечувственному  восприятию,  -  говорил
человек  на  экране,  -  в  присутствии  вашего  покорного  слуги  Евгения
Дмитриевича Булавина и Владимира Сергеевича Зорина.
   Камера на несколько  мгновений  отвернулась  от  лица  Булавина,  чтобы
показать  Зорина,  сидевшего  у  стола  поодаль.  Кремнев   посмотрел   на
изображение Владимира Сергеевича совершенно равнодушно, а когда  невидимый
оператор вернул камеру к Булавину, вновь впился взглядом в экран.
   - Нами была произвольно выбрана идущая в прямом эфире программа так  же
произвольно выбранной телекомпании, в данном случае  МГТК,  -  спокойно  и
размеренно говорил Евгений Дмитриевич. - До начала передачи осталась  одна
минута. Сейчас  в  комнату  войдет  индуктор,  мы  называем  ее  Сивиллой.
Индуктору будут предложены три карточки с напечатанными на них  словами  -
стратегия,  ягуар,  близость.  Сивилла  не  знает  заранее,  какие   слова
напечатаны на карточках. Суть эксперимента заключается в том, что индуктор
попытается воздействовать на диктора телекомпании  и  заставить  повторить
эти слова в прямом эфире. Расстояние между помещением,  где  мы  находимся
сейчас,  и  студией  МГТК  не   менее   трех   с   половиной   километров.
Предварительный  сговор  между  участниками  исключен,   так   как   выбор
телепередачи и слов для карточек был  осуществлен  нами  пятнадцать  минут
назад.
   - Ну и ну, - скептически пробормотал Васильев. - Неужто получится?
   - У такой публики и не то получалось, - со смешком заметил  Кремнев.  -
Но давайте смотреть...
   Изображение отдалилось, теперь на  экране  умещалась  вся  комната.  Из
мебели там находился только стол с компьютером, принтером и телевизором да
несколько стульев.
   Зорин встал, приоткрыл дверь и что-то сказал. В комнату вошла женщина с
бледным, серьезным, сосредоточенным лицом. Она села  к  столу,  и  Булавин
включил телевизор.
   Начиналась программа телекомпании МГТК "Вечернее  резюме".  Симпатичная
ведущая, Мария Калинова, представила гостей студии, известного писателя  и
депутата городской  Думы.  Прошел  рекламный  блок,  и  ведущая  почему-то
принялась расспрашивать писателя о вещах, не имеющих никакого отношения  к
литературе. Наверное, о литературе она спросит политика, подумал Кремнев.
   Лицо женщины-индуктора выражало предельную концентрацию. Сжав  ладонями
виски, она уставилась застывшим взглядом на три небольшие  белые  карточки
перед ней. Судя по виду Булавина, который  весь  превратился  в  аллегорию
надежды, он ждал  от  эксперимента  очень  многого.  Зорин  же,  напротив,
демонстрировал безразличие.
   - Итак, - говорила Калинова, обращаясь теперь к депутату, -  мы  только
что слышали мнение, с которым... Которое...
   Она явно  заблудилась  в  словах.  Что-то  мешало  ей  продолжить.  Она
схватила стакан с водой, сделала нервный глоток.
   - Мнение, которое едва ли совпадет с вашей... стратегией...
   - Что? - немного удивленно спросил  депутат.  -  Поясните,  пожалуйста,
какую стратегию вы имеете в  виду.  Если  речь  идет  о  позиции  думского
большинства...
   - Ягуар, - прошептала Калинова. Она  выглядела  очень  несчастной.  Оба
гостя студии воззрились на нее в полнейшем изумлении.  Ведущая  обвела  их
диковатым взором, встала и шагнула прочь из кадра.
   На экране  появилась  заставка,  а  на  ее  фоне  -  бегущая  строка  с
извинениями за прекращение передачи по техническим причинам.
   Бледная как смерть Сивилла закрыла глаза и повалилась на стол.
   - Дайте нашатырный спирт, - сказал кому-то Зорин. - Там, в аптечке.
   Изображение сместилось, задрожало и погасло.
   - Ну и ну, - повторил генерал Васильев.
   - Совершенно согласен, - откликнулся Кремнев.
   - Что думаешь с этим делать?
   - Эта пленка - хороший подарок. Вкупе с тем, что  я  видел  у  Булавина
дома... Его  книги  и  остальное...  Попробуем  запустить  древнегреческий
принцип "разделяй и властвуй".
   - То есть?
   - Для начала хочу поговорить с  Калиновой.  Очень  интересно  узнать  в
подробностях, как они все это обстряпали.
   - Они - это Зорин и Булавин?
   - Да нет, Виктор Дмитриевич, Зорин, Сивилла и компания. Весь  спектакль
был устроен для Булавина. Зачем-то им нужно было припудрить ему мозги.
   - И  ты  решил  начать  с  Калиновой?  Разумно,  только  на  студии  ее
неизвестно когда поймаешь, а домашнего адреса  они  не  дадут.  -  Генерал
потянулся к телефону. - Сейчас позвоню  кое-кому,  пробьем  твою  Калинову
через компьютер.
8
   У дверей квартиры Марии Калиновой Кремнев долго давил на кнопку звонка.
Прошло минуты  две,  и  лишь  затем  дверь  рывком  распахнулась  (никаких
предварительных  вопросов  задано  не  было).  Кремнев  не   сразу   узнал
растрепанную  женщину  в  коротком  халате,  от  которой  изрядно   разило
спиртным.
   - Мария Анатольевна? - неуверенно произнес он.
   - К вашим услугам, - развязно сказала женщина. - А вы  кто?  Прекрасный
принц?
   - Едва ли. Я полковник Кремнев из ФСБ.
   Калинова молча повернулась  и  пошла  в  глубь  квартиры,  что  Кремнев
воспринял как предложение войти, каковое он и принял, захлопнув  за  собой
дверь.
   В маленькой комнате царил беспорядок,  воздух  был  настоян  на  запахе
водки и дешевых сигарет. Недопитая бутылка означенного напитка высилась на
журнальном столике возле грязной пепельницы.
   Калинова  сделала  жест,  долженствующий   означать   "Располагайтесь".
Кремневу пришлось убрать с кресла кипу старых журналов, прежде чем сесть.
   - Выпьете со мной? - лукаво осведомилась Мария Анатольевна и плюхнулась
на тахту. Полы халата разошлись, что ее ничуть не смутило.
   - Благодарю, я на службе.
   - А я - нет. - Она налила  себе  полную  рюмку  водки  и  тяпнула,  как
заправский грузчик, без закуски. - Чем обязана, господин полковник?
   - Я пришел к вам как к хозяйке программы "Вечернее резюме"...
   - О! Вы опоздали, я уже не хозяйка. Меня то ли вытурили, то ли  я  сама
ушла - не поймешь. Знаете, я сорвала прямой эфир... До сих пор не понимаю,
что случилось. Голова разболелась, я была как  в  тумане,  несла  какую-то
чушь...
   - Может быть, с похмелья? - тактично предположил Кремнев.
   Мария Анатольевна обиделась:
   - Какое вы говно, мон кононель...  Если  будете  хамить,  разговора  не
получится.
   - Получится, - заверил Кремнев. - Еще как получится.  А  чтобы  он  был
интереснее, давайте посмотрим вот эту пленку.
   Не дожидаясь разрешения, Кремнев включил видеодвойку и вставил  кассету
с "Экспериментом-1". Калинова смотрела на  экран  с  любопытством,  но  не
более того. Возможно, все остальные эмоции успел похитить алкоголь.
   - Ну да, - кивнула она, когда  запись  закончилась  и  Кремнев  спрятал
кассету в карман. -  Та  самая  передача.  Значит,  они  надо  мной  опыты
ставили...
   - Конечно, - согласился Кремнев. - Но не тогда, а  значительно  раньше.
Вот об этом я и хотел вас расспросить. Когда они на вас вышли, кто с  вами
говорил, сколько  вам  заплатили  за  симуляцию  нервного  расстройства  и
произнесение определенных слов в прямом эфире в заранее условленное время?
   Пьяные глаза Калиновой вытаращились, отчего бывшая ведущая  МГТК  стала
похожа на выброшенную на песок рыбу.
   - Что вы мелете? Вон отсюда!
   - Хорошо, -  покладисто  произнес  Кремнев  и  поднялся:  -  Ухожу.  До
свидания... Да, вот еще что. Это  просто  так,  для  общего  сведения.  Мы
расследуем опасное, масштабное государственное преступление. Эпизод с вами
- его часть. Не самая важная, но вам как сообщнице грозит десять лет.
   - Что?! - Калинова поперхнулась новой порцией водки.
   - Правда, я рассчитывал, что вы  нам  поможете,  -  спокойно  продолжал
Кремнев, - и тогда вы прошли бы по делу  лишь  как  свидетельница.  Но  вы
отказываетесь, воля ваша... мы справимся и без вас.  Каждый  сам  выбирает
тюрьму или свободу... До скорой встречи,  Мария  Анатольевна.  Увидимся  в
следственном изоляторе.
   Он шагнул к выходу.
   - Стойте! - хрипло крикнула Калинова.
   - Да? - Кремнев обернулся.
   - Чего вы хотите?
   - Вашей искренности.
   - Искренности? - простонала женщина. - Вы приходите сюда, угрожаете мне
тюрьмой и требуете искренности...
   - Я не угрожаю. Я хочу вам помочь.
   Калинова вдруг разрыдалась:
   - Они дали мне десять тысяч долларов...  С  учетом  того,  что  я  могу
потерять работу и не скоро найду другую... По тысяче  долларов  за  каждый
год тюрьмы - не слишком-то щедро, правда?
   Подойдя к тахте, Кремнев уселся рядом с женщиной, обнял  ее  за  плечи,
погладил по голове:
   - Успокойтесь, Мария Анатольевна.  Все  не  так  страшно,  поверьте.  Я
постараюсь сделать  так,  чтобы  вас  и  свидетелем  не  привлекли.  Важно
зацепить негодяев, которые вас подставили.
   - Постараетесь, да? - Она икнула. - Правда, постараетесь?
   - Чтоб я сдох, - поклялся Кремнев в стиле незабвенного Штирлица. -  Кто
к вам приходил?
   - Тот, с кассеты... Зорин, что ли...
   - Да, Зорин.
   - Он сказал, что, если в строго определенное время я изображу  смятение
и потом произнесу два слова, он заплатит десять тысяч.
   - Два слова? Не три?
   - Два. "Стратегия" и "ягуар".
   - Понятно. Он справедливо решил, что слишком хорошо - тоже плохо. Но он
заранее сообщил вам слова? Вы не связывались с ним  непосредственно  перед
началом передачи?
   - Нет, он сообщил слова сразу.
   Не очень стыкуется, подумал Кремнев, ну да ничего, потом разберемся.
   - Дальше?
   - Дальше я должна была скомкать конец передачи, словно сильно потрясена
тем, что со мной произошло.
   - Ага, ясно... А  он  не  объяснял  вам,  за  что,  собственно,  платит
довольно приличные деньги?
   - Целый театр устроил. Говорил, что эти деньги для меня приличные, а он
за  вечер  в  казино  больше  оставляет.  Сказал,  что   хочет   разыграть
приятеля...  Какой-то  у  них  там  якобы  спор  получился   насчет   дара
предвидения, что ли...
   - И это не показалось вам странным?
   Калинова высвободилась из объятий Кремнева и потянулась за  водкой.  Он
мягко отвел ее руку, пересел в кресло, налил в стакан минеральной воды  из
стоявшей тут же бутылки и протянул женщине.  Она  не  стала  протестовать,
выпила воду быстрыми шумными глотками.
   - Странным? - повторила она медленно, возвращая стакан  на  стол.  -  У
богатых свои причуды... Вы говорите - преступление. Но поверьте, мне никак
не могло прийти в голову, что тут  пахнет  преступлением!  Подумаешь,  два
слова в эфире... Что это, сигнал к захвату Кремля? А я как раз  собиралась
покупать квартиру, эти десять тысяч были так нужны... И с работы  бы  меня
даже не выгнали, сослалась бы на переутомление, нервный срыв, полежала  бы
недельку в больнице... Да сама виновата - слово  за  слово,  поцапалась  с
шефом. Ничего, я не пропаду. Вы ведь не отнимаете у меня эти деньги?
   - Я? Нет. Зорин вручил их вам после передачи?
   - На следующий день, -  сказала  Калинова,  успокаиваясь.  Она  вытерла
платком следы слез на лице, запахнула полы халата. - Он предупреждал,  что
меня, возможно, будут спрашивать об этом случае.
   - Какие дал инструкции?
   - Да какие... Помалкивать. Скажите, полковник... Ведь это  преступники,
а я вам рассказала... Они станут преследовать меня?
   - Не думаю, - ответил Кремнев убежденно. - Полагаю, все  сложится  так,
что они вас больше не побеспокоят. Так же, как и мы.
   - Камень с души...
   - Покупайте спокойно вашу квартиру, но примите добрый  совет.  Не  зная
броду, не суйтесь в воду. Другими  словами,  если  вы  не  понимаете,  что
происходит, держитесь подальше от таких вещей. Сейчас вы отделались легко.
В следующий раз может быть хуже.
   С этим грозным напутствием, дошедшим даже до проспиртованного  сознания
Калиновой, Кремнев откланялся. На лестничной клетке он достал  из  кармана
диктофон, которым его снабдил генерал Васильев,  отмотал  пленку  назад  и
прослушал фрагмент беседы. Все записалось отлично.
9
   С рассвета минуло не  менее  пяти  часов,  прежде  чем  Аня  Кудрявцева
наткнулась на железную дверь.
   Эту ночь Аня и Сретенский провели на голой земле, точнее -  на  камнях,
тесно прижавшись друг к другу  и  дрожа  от  холода  в  какой-то  скальной
выемке. Машину они бросили за барьером с угрожающим предупреждением о  так
называемой радиационной опасности и долго брели наугад в темноте, пока  не
свалились от усталости.
   Рассвет наступил быстро, мощно  и  неудержимо  вступая  в  свои  права.
Лиловое небо зловещего оттенка укутывали по  краям  сизые  рваные  облака.
Вокруг заблудившихся в незнакомом мире мужчины и женщины вздымались белые,
серые и коричневые скалы, похожие на обломки  зубов  исполинских  чудовищ,
умерших давным-давно.
   - Надо идти, - невесело молвил Сретенский.
   И они шли, утратив всякое понятие о направлении,  падая,  поднимаясь  и
снова падая в каменных лабиринтах, совсем  не  приспособленных  для  пеших
экскурсий. Ане очень хотелось есть и пить. Андрей Иванович на эту тему  не
заговаривал, но девушка понимала, что и ему не легче. А он  думал,  что  в
конце концов придется возвращаться  и  сдаваться.  Но  даже  если  бы  они
приняли такое решение, осуществить его было  бы  не  слишком  просто.  Как
найти дорогу назад?
   В тот момент, когда  Сретенский  с  переменным  успехом  отражал  атаки
мрачных мыслей, Аня и обнаружила дверь.
   Эта дверь в обтесанной вертикальной скале напоминала те, что Аня  много
раз  видела  по  телевизору  в  передачах  о  бункере  Сталина.  Она  была
приоткрыта, и толщина ее составляла  не  менее  тридцати  сантиметров.  На
проржавевшей поверхности торчали  какие-то  штурвальчики  и  рукоятки.  От
двери вела  прямая  дорога,  уже  метрах  в  десяти  заваленная  каменными
глыбами, будто после сильного взрыва.
   - Андрей Иванович! - позвала девушка.
   Сретенский показался из-за скалы.
   - Смотрите...
   Подойдя к двери, Сретенский заглянул внутрь.  Если  он  ожидал  увидеть
темноту, то ошибся. Широкий коридор с наклоном вниз освещался укрепленными
на стенах белесо светящимися трубками, похожими на  люминесцентные  лампы.
Андрей Иванович ступил на гладкий пол коридора, осмотрел одну  из  трубок.
От нее не тянулось никаких проводов.
   - Химическая реакция, - пробормотал  Сретенский,  -  или  радиоактивные
элементы... Это будет светить столетиями.
   Аня робко вошла вслед за Андреем Ивановичем.
   - Мы пойдем туда? - чуть слышно спросила она.
   - Почему бы и нет? - Сретенский передернул плечами. - Это не хуже,  чем
скитаться  среди  скал.  Может  быть,  здесь  нам  удастся  найти   нечто,
проясняющее наше положение...
   Он решительно двинулся вперед по коридору, девушка последовала за  ним.
Коридор изгибался сектором окружности,  его  ширины  было  бы  достаточно,
чтобы здесь проехал грузовик. Метрах  в  ста  от  входа  в  стенах  начали
попадаться другие двери, многие  из  них  были  закрыты  и  заперты,  иные
распахнуты настежь - но за ними располагались  лишь  огромные,  совершенно
пустые комнаты - залы, где ровно лился  свет  все  тех  же  люминесцентных
трубок.
   Один из этих залов отличался от прочих тем, что в  его  противоположной
стене виднелась еще одна дверь.
   - Сюда, - сказал Сретенский.
   Приблизившись к этой двери, он потянул за ручку, но  она  не  подалась.
Андрей Иванович решил было, что новая дверь тоже  заперта,  и  только  для
очистки совести приналег на ручку сильнее. Неожиданно дверь отворилась.
   За ней открылся узкий  металлический  мостик,  пролегающий  на  большой
высоте над громадным помещением, тонувшим  внизу  в  полумраке.  Это  было
что-то вроде заброшенного подземного завода - во всяком случае,  на  такую
мысль наводили остовы притаившихся в пещере гигантских механизмов.  Аня  и
Сретенский не без опаски шагнули на мостик. Очевидно,  он  был  достаточно
прочным, ибо даже не шелохнулся.
   Шаги гулко отдавались в  пустоте  пещеры.  Мостик  привел  к  очередной
двери, которую также удалось открыть.
   Аня  вскрикнула  и  отпрянула.  Прямо  за  дверью,  головой  к  низкому
стальному порожку, лежал труп. Он  давно  высох,  мумифицировался,  пустые
глазницы уставились в никуда. В центре лба темнело круглое отверстие.
   - Эге,  ребята,  -  озадаченно  буркнул  Сретенский.  -  Нет  мира  под
оливами...
   Бочком, по стеночке Аня пробралась мимо  мертвого  тела,  а  Сретенский
попросту перешагнул через труп. Последние события начисто выбили  из  него
интеллигентную чувствительность.
   И снова потянулись коридоры, двери,  повороты,  пустые  помещения.  Аня
нервничала, она боялась заблудиться. Сретенский успокаивал ее, говоря, что
запоминает дорогу.
   Короткий коридорчик привел их  в  комнату,  непохожую  на  другие.  Аня
застыла на пороге, сдерживая готовый вырваться вопль ужаса.
   В этой не очень большой комнате - метров шесть на семь или около того -
стояли   устройства,   в   которых    Сретенский    безошибочно    опознал
электронно-вычислительные   машины,   изготовленные   еще   до   появления
персональных компьютеров  IBM.  В  трех  креслах  перед  пультами  поникли
мертвецы. Судя по их позам, смерть застигла этих людей врасплох.  На  полу
вырисовывались засохшие кляксы - может быть, кровь.
   - Андрей Иванович, - прошептала Аня. - Неужели война все-таки была?
   - Нет, - ответил Сретенский. - Если и была, то частная...
   Он отворил деревянную дверь в  дальнем  углу  комнаты.  Там  находилось
помещение еще меньшего размера, с письменным столом, кушеткой  и  запертым
шкафом. Подобрав валявшуюся на полу железку, Сретенский взломал этот шкаф.
   - Аня! - обрадованно воскликнул он.
   Шкаф был забит провизией  -  консервными  банками,  плитками  шоколада,
бутылками с минеральной водой, запечатанными в целлофан хлебными  батонами
и тому подобным. Правда, на банках и бутылках не было привычных  этикеток.
Их заменяли простые бумажные наклейки с  указанием  содержимого.  В  белую
бумагу с надписью "Шоколад" были завернуты и плитки, каждая в отдельности.
   - Но сколько всему этому лет? - осторожно спросила Аня.
   - Подумаешь,  -  беспечно  сказал  Сретенский.  -  Были  случаи,  когда
находили  спустя  семьдесят  лет  продовольственные   запасы   арктических
экспедиций. Попробовали - нормально...
   Андрей Иванович сорвал пробку с  бутылки.  Вода  шипела  и  пузырилась.
Сретенский с наслаждением сделал огромный  глоток,  фыркнул,  улыбнулся  и
передал бутылку  девушке.  Та  отхлебнула  сначала  чуть-чуть,  не  смогла
удержаться и допила бутылку до конца.
   - Видишь, не умерли, - подзадорил ее Сретенский.
   Он достал банку с надписью "Свиная тушенка", вскрыл ее  той  же  острой
железякой, сразу пригодившейся ему и в качестве вилки.
   - Вкусно! - громко объявил он.
   Голод победил сомнения Ани, и она набросилась на тушенку.  Впрочем,  ее
понятные опасения были безосновательны. Сколько бы ни пролежали здесь  эти
продукты, они превосходно сохранились  в  сухом  воздухе  при  никогда  не
меняющейся температуре.
   Насытившись, Аня и Сретенский  почувствовали  себя  значительно  лучше.
Девушку уже не так угнетала мысль о  трупах  в  соседней  комнате.  Андрей
Иванович решил осмотреть ящики письменного стола,  но  в  них  не  нашлось
ничего, кроме хлама вроде старых авторучек и листов  бумаги,  изрисованных
бессмысленными каракулями.
   Неизвестно по какому наитию Сретенский вытащил нижний  ящик  из  правой
тумбы стола. Хотя наитие наитием, но в его поступке была и логика. В левой
тумбе ящики отсутствовали, там располагались две  полки,  и  если  в  этом
столе хотели что-то спрятать, так только под правым нижним ящиком.
   Там Сретенского действительно ждала находка.  Она  выглядела  настолько
жалко - пожелтевшая измятая тетрадка без обложки, -  что  Андрей  Иванович
принял ее за такой же мусор, как и все остальное в столе, завалившийся  за
бортик ящика в незапамятные времена.  Но  стоило  ему  бросить  взгляд  на
первый лист, как он издал удивленный возглас, разгладил тетрадку  ладонью,
сел на кушетку и жестом пригласил Аню последовать его примеру.
   Девушка с любопытством посмотрела на  старую  тетрадь  -  обыкновенную,
школьную, в клетку. Видимо, одного или нескольких листов с началом  текста
недоставало, потому что с верха  страницы  явно  шло  продолжение  быстрым
импульсивным почерком.
   "...Которого я уже никогда не увижу. Боже, храни его, если ты есть".
   За этой краткой и совершенно  непонятной  записью  следовал  заголовок,
сдвинутый влево: "14 июля 1970 года. 17-й год Фоксхола".
   - Это... дневник? - предположила Аня.
   Сретенский не откликнулся, погруженный в чтение,  и  девушка  принялась
читать вместе с ним.
   "Сегодня выбрался в  город  -  как  всегда,  не  один,  а  в  проклятой
навязанной компании. Происходит что-то ужасное. Они хотят  убедить  людей,
что мира, откуда мы прибыли, вовсе никогда  не  существовало.  Теперь  они
утверждают, что Фоксхол -  это  и  есть  наш  мир,  где  цивилизация  была
разрушена атомной войной. Но у людей есть  память!  Как  они  заставят  их
забыть? Их расчет прост,  как  в  той  притче  про  мужика,  которому  все
говорили, что он продает не петуха, а зайца, так что в конце концов он сам
поверил. Самое страшное - я встречался  с  людьми,  которые  вроде  бы  не
должны  забыть,  как  все  было  на  самом  деле.  Но  некоторые  начинают
сомневаться,  а  другим  наплевать...  Фоксхол   становится   единственной
реальностью".
   - Фоксхол? - Аня подняла глаза на Сретенского. - Лисья нора?
   - Если они придумали такое название для здешнего  мира,  надо  признать
его удачным, - заметил Андрей Иванович. - Но давай читать дальше...
   "28 июня.
   Теперь они заставляют нас обсчитывать траектории. Зачем? Не  собираются
же они вступать в апокалиптические битвы с обитателями Темных Миров...  Да
это и  невозможно.  Мембраны  ведут  себя,  как  и  полагается  порядочным
мембранам, - пропускают что бы то ни было только в одну  сторону.  Правда,
то, что приходит из Неизвестного, ведет себя вопреки  физическим  законам.
Однако на нас и материальные объекты Фоксхола это  не  распространяется...
Впрочем, последняя теоретическая работа Грановского изумительна. Если  его
выводы  подтвердятся,  теория  Ключа  и  Двери  может  стать  всеобщей,  и
тогда"...
   После этих слов связный текст обрывался, и на  бумаге  были  разбросаны
формулы и какие-то графики, иногда сопровождаемые вопросами вроде: "Почему
спонтанные  зоны  проникновения  не  имеют  мембранной   структуры?"   или
"Временной   континуум   стабилизируется?"   Далее   снова    продолжалась
дневниковая запись.
   "Как ветха, изношена  граница  Дримленда  и  Фоксхола!  Что  я  называю
Дримлендом (кажется, здесь я впервые использую это слово)? Да  просто  мой
дом - Страну Мечты, покинутую навсегда. Я часто вижу во сне наш московский
дворик, маму, тетю Таню... Андрюха, Борька, Светлана,  как  я  тоскую  без
вас.
   30 августа 17-го года Фоксхола.
   Сегодня  погиб  Криницкий.  Он  выезжал  к  шахтам   и   не   вернулся.
Обстоятельства его гибели неизвестны. Нам сообщили только,  что  он  грубо
пренебрег техникой безопасности... Это Криницкий-то! Если уж он  в  чем  и
пренебрег  техникой  безопасности,  так  в  том,  что  не  боялся  открыто
говорить, когда остальные молчали.
   2 сентября.
   Они придумали врага. Чего-то в  этом  роде  следовало  ожидать.  "Перед
лицом внешней угрозы наш народ еще теснее сплотится"... И так далее.  Если
(по их легенде) над Землей прогремела  атомная  война  и  угроза  военного
вторжения таким образом сошла на нет, надо выдумать врага идеологического.
И вот появился фальшивый  "Голос  Америки"...  Они  убивают  двух  зайцев.
Получают внешнее подтверждение своим фантастико-историческим постулатам  и
добиваются сплочения людей посредством ненависти.  Вскоре  в  Фоксхоле  не
останется ни одного человека (кроме них самих), кто  помнил  бы  подлинную
историю. Некоторые, наверное, сойдут с ума, но остальные  в  конце  концов
примут  новую  реальность  как  должное.  Человек  -  существо  необычайно
гибкое...
   23 сентября 1970 года.
   Прорыв четвертой  мембраны.  Это  произошло  поздно  ночью.  Я  был  на
периметре и видел громадные тени будто с обрубленными  головами.  Кажется,
они боялись света наших прожекторов, во всяком случае, избегали  его.  Как
всегда, объявили тревогу. Вой сирен, пулеметы... Какая-то  нелепая  суета.
Мы в безопасности до тех пор, пока Темные Миры не взялись за нас  всерьез.
Может быть, нас просто не замечают или не считают достойными внимания, как
человек, идущий по лесу, игнорирует суету в  муравейнике.  Но  что  будет,
если положение изменится? На нас обрушится вся неизмеримая мощь таких сил,
о каких мы просто ничего не знаем и не можем даже догадываться.  Возможно,
за мембранами - вся Вселенная... Эти идиоты бодро рапортовали, что  прорыв
ликвидирован. Как бы не так. Сработали неведомые нам закономерности...
   1 октября.
   Чернышев не выдержал и прямо на совещании выложил все,  что  он  о  них
думает. Они сидели с кислыми рожами, растерялись.  Конечно,  они  не  были
готовы к такому повороту. Сделали вид,  что  проглотили  пилюлю.  Чернышев
работает как обычно, никаких репрессий не последовало. Потому  что  он  не
отказался работать, а лишь наорал на них? Или что-то задумали?
   3 октября.
   Исчез Чернышев. Сказали, что он переведен в восьмой  сектор,  на  более
ответственный участок. Я никак не могу это  проверить,  у  меня  туда  нет
доступа. Тучи сгущаются. Я на пределе, не могу сосредоточиться на  работе,
вообще ни на чем. В таком  же  состоянии  многие  в  лабораториях.  Охрана
усилена".
   Такова была последняя запись в тетради, а  последняя  выглядела  криком
отчаяния.  В  самом  низу  страницы,  другими  чернилами,  малоразборчивым
изломанным почерком было нацарапано: "Мы обречены".
10
   Игорь Зимин сидел  за  полуразвалившимся  столом  в  маленьком  садовом
домике и снова изучал рукопись Иоганна Гетца при помощи треснувшей  мутной
лупы, обнаружившейся  среди  старого  хлама.  Марина  уставилась  в  экран
бормочущего подслеповатого телевизора, самым удивительным в  котором  было
то, что он все-таки говорил и показывал.
   До дачи они сумели добраться без особых приключений -  приятель  Зимина
не подвел. Выслушав  подкорректированную  версию  событий  и  сочувственно
покачав головой, он даже снабдил Игоря и Марину небольшой суммой денег  на
продукты. Самого же приятеля дела удерживали в Москве.
   Нахмурившись, Игорь подвинул к себе один лист  из  разложенных  тут  же
заметок профессора Стрельникова, потом второй.
   - Марина, - позвал он.
   - А? - Девушка охотно отвлеклась от неинтересной передачи.
   - Кажется, я нашел...
   - Что нашел?
   - Иди-ка сюда.
   Марина подошла к Игорю, волоча за собой плетеный стул, и уселась  рядом
с ним.
   - Вот смотри. - Игорь показал ей лист с записями профессора. - Здесь он
датирует рукопись приблизительно 1570-1580 годами, и  я  с  ним  согласен.
Доказательства абсолютно очевидны. Теперь смотри сюда... Вот этот фрагмент
рукописи, на греческом языке.
   - Вижу. И что?
   - Эта буква, так называемая двойная гамма...  Долгое  время  считалось,
что она вышла из употребления в конце шестнадцатого века. Но в  Лондоне  я
беседовал на эту  тему  с  профессором  Джоном  Уинтерспуном...  То  есть,
конечно, мы разговаривали не только о двойной гамме, но затронули  и  это.
Так  вот,  Уинтерспун  неопровержимо  доказал,  что   двойная   гамма   не
употреблялась в греческой орфографии позже тысяча пятьсот десятого года.
   Девушка изумленно посмотрела на Игоря:
   - Но это значит...
   - Это значит, что перед нами подделка.
   Брови Марины взметнулись вверх.
   - Это невозможно, Игорь. Отец не мог проглядеть столь очевидную вещь. А
раз он ее не проглядел, значит, как-то объяснял...
   - В том-то и дело! - воскликнул Зимин. - Выводы  Уинтерспуна  нигде  не
опубликованы. Он готовит большой труд и не  хочет  ничего  публиковать  по
частям. Таким образом, и авторы подделки,  и  профессор  Стрельников  были
убеждены, что двойная гамма - самая обычная  буква  в  1570-х  или  1580-х
годах.
   - А этот Иоганн Гетц не был старомоден? - поинтересовалась Марина.
   - Что ты имеешь в виду?
   -  Возможно,  он  употреблял  двойную  гамму  просто  по  укоренившейся
привычке.
   - Марина, - терпеливо и  наставительно  сказал  Зимин.  -  Иоганн  Гетц
родился около тысяча пятьсот тридцатого года, когда в Европе все и  думать
забыли о двойной гамме.
   - Ну, тогда он мог соригинальничать.
   - В принципе, да... В России  букву  "ять"  отменили  после  революции.
Вообще-то никто никому не запрещает писать с ятью, но попробуй  найди  мне
такого оригинала, скажем, эдак в 1980 году...
   - Но ведь профессор Уинтерспун мог ошибиться, - не сдавалась Марина.
   - Не ошибается только господь бог... Впрочем, и он тоже, иначе зачем бы
ему  понадобился  всемирный  потоп...  Но  я  знаком  с   методом   работы
Уинтерспуна. Он исключительно точно применяет системный анализ. Мог ли  он
ошибиться? Да, мог, законы материального мира такого не исключают. Как мог
соригинальничать по какой-то причине старина Иоганн Гетц. Тоже  не  против
законов природы... Но я на девяносто  процентов  убежден,  что  Уинтерспун
прав и я тоже.
   - Ладно, тогда докажи  мне  это.  Почему,  собственно,  считалось,  что
двойная гамма просуществовала до конца шестнадцатого века? Очевидно,  есть
какие-то рукописи, книги с двойной гаммой, относящиеся к этому периоду?
   - Рукописи - да, но не  печатные  книги.  Заблуждение  основывалось  на
ошибочной датировке этих рукописей. В исправлении таких ошибок  и  состоит
часть работы Уинтерспуна. Видишь ли, если бы эти рукописи или их фрагменты
содержали ссылки на конкретные исторические события, было бы проще. Но это
в основном  труды  алхимиков  и  прочая  белиберда.  А  физические  методы
датировки появились совсем недавно...
   Марина встала со стула, прошлась по скрипучему полу, закурила.
   - Подожди, Игорь. - Она выпустила сизое облачко дыма и помахала  рукой,
разгоняя его. - Отец ведь определял возраст рукописи Гетца не  на  глазок.
По его просьбе применялись  как  раз  эти  физические  методы...  Какие-то
радиоуглеродные или  спектральные,  что  ли...  А  ты  называешь  рукопись
фальшивой только на том основании, что в ней встречается устаревшая буква.
   - Физика не  моя  сильная  сторона,  -  признался  Игорь.  -  Профессор
упоминает об этом в своих заметках, но тут я мало что понял... Но,  честно
говоря, я и не думаю,  что  вся  рукопись  фальшивая.  Большинство  листов
подлинные  и  переплет  тоже.  Едва  ли  каждый  лист   разглядывали   под
электронным микроскопом... И в подлинной рукописи  -  поддельная  вставка,
несколько листов в середине. Вставка, надо признать,  просто  безупречная.
Единственный прокол - двойная гамма, да и это не прокол. На  уровне  своих
представлений фальсификаторы сработали чисто.  Откуда  им  было  знать  об
исследованиях Уинтерспуна?!
   - Но в начале и конце тоже есть фрагменты,  написанные  по-гречески.  В
них не встречается двойная гамма?
   - Нет. Эти фрагменты очень коротки, и в них нет слов с гаммой в том или
ином написании, к нашему счастью.
   - Почему к счастью?
   - Потому что, если бы такие слова там были, авторы подделки обратили бы
на это внимание и написали гамму так, как ее писал сам  Иоганн  Гетц,  как
было принято в  его  время.  И  тогда  никто  на  свете  не  распознал  бы
фальшивку. Разве что физики, но они-то, как видишь, до  поддельных  листов
не дошли.
   С этими словами Игорь потянулся к сигаретам. Марина подтолкнула пачку к
нему, но она была настолько  взволнована,  что  толчок  получился  слишком
сильным и сигареты полетели со стола на пол. Игорь наклонился за ними.
   - Твой следующий вопрос, -  сказал  он,  крутя  колесико  зажигалки,  -
предвидеть нетрудно.
   - Так задай его сам.
   - Задаю. Какие именно части рукописи подделаны? И отвечаю: те самые.
   - Господи! - воскликнула Марина.
   - Тебя это так удивило? Ну, можно было и догадаться...
   - Я догадалась! Только от этого не легче.  Тут  уже  не  ученые  нужны,
Игорь, а специалисты совсем другого профиля. Ах,  если  бы  я  знала,  где
найти Кремнева!
   - Я думал, вопрос о нем решен.
   - "Думал"! - передразнила Марина. - Ты сам  все  решил,  воспользовался
тем, что я была в шоке, в отключке! Правильно, я ничего  не  соображала...
Теперь вот соображаю, да поздно. Какое идиотство... По  твоей  милости  мы
оказались по уши в...
   -  Не  продолжай!  -  Игорь  поднял  руку,  не  то  защищаясь,  не   то
капитулируй. - Ну что же, возможно, я был неправ тогда. Только запоздалыми
сожалениями делу не поможешь, Марина... И раз мы все равно не  знаем,  где
искать Кремнева...
   - А его не нужно искать, - прозвучало со стороны входной  двери.  -  Он
ближе, чем вы думаете.
   Игорь и Марина вытаращились на дверь. Кремнев стоял на пороге,  засунув
руки в карманы, чуть улыбаясь.
   - Я случайно услышал ваши последние реплики, когда подходил к  дому,  -
пояснил он и вошел. - Кажется, вы ссорились из-за меня?
   - Как вы нас разыскали? -  с  глубоким  подозрением  в  голосе  выдавил
Игорь.
   Кремнев пожал плечами:
   - Это было не так уж трудно. - Он уселся на затрещавший под ним стул. -
Я говорил вам, что некогда  служил  в  КГБ?  Ну  вот,  остались  кое-какие
контакты... Мне помогли. Круг ваших знакомств, Игорь, был определен быстро
и четко. А потом я сам проделал определенную работу, и вот...
   - Если вы нас нашли, - перебила Марина, - то же самое могут  сделать  и
те, другие...
   - Гм... Не думаю. Скорее всего, у  них  нет  аналогичных  возможностей.
Конечно, поручиться трудно, поэтому на всякий случай я  захватил  с  собой
пистолет.
   - Где вы - там перестрелка, - вздохнул Зимин.
   - Необязательно, - заверил его Кремнев.
   - Александр Андреевич, - вмешалась Марина, - мы с Игорем  считаем,  что
должны рассказать вам о книге...
   - Хорошо, что вы так считаете. Но сперва чаю бы предложили... Устал  за
рулем. Местные дороги доконают кого угодно.
   Войдя в летнюю кухоньку, Марина поставила чайник на электроплитку. Пока
она там возилась, Игорь хмуро разглядывал  Кремнева.  В  глубине  души  он
полностью признавал правоту Марины в изменившихся обстоятельствах, но  ему
нелегко было перестроиться сразу.
   Вернулась Марина, села на ветхий диванчик.
   - Вижу, вы тут изучали эту рукопись, - сказал Кремнев, глядя на стол.
   - Да, - кратко и неохотно ответил Зимин.
   - Игорь, - произнесла  Марина,  распечатывая  новую  пачку  сигарет.  -
Наверное, Александру  Андреевичу  будет  интересно  узнать  все  с  самого
начала.
   - С начала? - Зимин усмехнулся. - В начале было  Слово,  и  Слово  было
Бог...
   - Перестань паясничать, - прошипела Марина.
   - Ладно, ладно. - Игорь стал серьезным. - Назвался груздем - полезай  в
кузов, правильно?
   Он подошел  к  запыленному  окошку,  долго  смотрел  в  сад  и  наконец
заговорил почти лекторским тоном:
   - Начать, видимо, следует с личности  автора  данной  рукописи.  Иоганн
Гетц - фигура загадочная, противоречивая. О жизни  его  известно  довольно
мало, даже о точной дате рождения идут споры - не то 1529-й, не то 1531-й.
Родился от в Германии, потом жил во Франции, потом в Испании, где и  умер,
дотянув чуть ли не  до  девяноста.  Он  занимался  алхимией,  астрономией,
астрологией. Возможно, король Франции Генрих Второй  обращался  к  услугам
Иоганна Гетца как врачевателя и  ясновидца.  Вообще,  -  продолжал  Зимин,
увлекаясь, - некоторые  историки  считают  Гетца  фигурой,  не  уступающей
самому Нострадамусу. Однако если "Центурии" Нострадамуса, впервые изданные
в 1555-м, переиздавались многократно и стали  всемирно  известными,  то  с
Гетцем картина иная. Сам он не публиковал своих рукописей, коих после  его
смерти было обнаружено всего четыре. Они впервые увидели свет в Германии в
начале семнадцатого  века.  Но  так  как  Иоганн  Гетц  писал  значительно
запутаннее и туманнее, чем Нострадамус, разобраться в  его  откровениях  и
понять, что он, собственно, имел в виду, оказалось  не  так-то  легко.  По
одним толкованиям, многие из его пророчеств  сбылись,  по  другим  -  нет.
Иоганн Гетц не столь эффектен, как Нострадамус. Частью  массовой  культуры
он так и не стал, оставаясь прерогативой специалистов...  Вам  не  скучно,
Александр Андреевич?
   - Ничуть, - отозвался Кремнев. - Я слушаю вас с величайшим вниманием.
   - Рукопись,  которую  принес  мне  профессор  Стрельников,  получается,
пятое, доселе неизвестное творение Гетца, и, пожалуй, самое интересное.  Я
не  знаю,  откуда  ее  взял  профессор,  кто  и  где  ее  нашел.   Но   ее
принадлежность Гетцу несомненна, несмотря на некоторые отличия  от  других
его работ.
   - Какие отличия? - спросил заинтересованный Кремнев.
   - Во-первых, обычно Гетц писал на немецком языке. В этой же рукописи  -
кстати,  она  никак  не  озаглавлена  и  не  имеет  датировки,  что   тоже
нехарактерно для Гетца, - встречаются фрагменты, написанные по-французски,
по-испански, по-гречески и  на  латыни.  Не  знаю,  зачем  он  это  делал.
Возможно, не хотел,  чтобы  отдельные  места  его  рукописи  были  понятны
каким-то конкретным людям... А во-вторых,  стиль  Гетца  становится  здесь
более строгим и ясным... Для специалистов, конечно.
   - Да, я понимаю... А содержание рукописи?
   -  Оно  многообразно.  Там  и  алхимические  опыты,  и  астрологические
наблюдения, и рецепты врачевания. И пророчества.  Вот  пророчества-то  для
нас интереснее всего, потому что именно в  эту  часть  рукописи  вставлены
поддельные листы.
   - Поддельные листы? - Кремнев даже приподнялся со стула.
   - Да. Подделка очень хороша, стиль  автора  имитирован  безупречно,  не
говоря о технике исполнения. Я сумел распознать ее  по  одной-единственной
детали, научному факту, который  не  мог  быть  известен  фальсификаторам,
потому что сведения о нем еще не опубликованы.
   - И о чем говорится в поддельных листах?
   - Там сбывшиеся предсказания. Убийство Столыпина в 1911-м, покушение на
Ленина, гибель Кеннеди, взрыв "Челленджера".
   - Как? - удивился Кремнев. - В рукописи якобы шестнадцатого века так  и
написано: "Американский космический челнок "Челленджер" взорвется там-то и
тогда-то"?
   - Разумеется, нет. - Зимин  позволил  себе  снисходительную  улыбку.  -
Даты, места и  характер  событий  вычисляются  с  помощью  астрологической
математики.  Никаких  имен  и  названий,  конечно,  нет,  но,   накладывая
расшифровку на картину реальных исторических событий, отбрасываешь  всякие
сомнения.
   - Вот почему отец был так взволнован, - вставила Марина, -  вот  почему
придавал рукописи Гетца  такое  значение.  Он  считал  всю  ее  безусловно
подлинной, но хотел многократно  проверить  и  перепроверить  правильность
расшифровок. Представляете масштаб открытия, если бы  это  подтвердилось?!
Обнаружена рукопись абсолютного пророка, который не ошибается!
   Она встала и вышла на кухню за чайником.
   -  Одно  событие  особенно  меня  потрясло,  -  говорил  Зимин,   часто
затягиваясь  сигаретой.  -  Вы  слышали  об  убийстве  мэра  Нижельска   и
катастрофе на нефтяном заводе?
   - Да.
   - Это случилось, когда рукопись Гетца была уже у меня, но  тогда  я  не
знал  еще,  что  часть  ее  -  подделка.  Катастрофа  была  предсказана...
Представьте себе мое состояние! Но стало много хуже,  когда  я  разоблачил
фальшивку. Выходит, кто-то организовал это чудовищное преступление с одной
целью - доказать, что пророчества Гетца продолжают исполняться!
   В эту минуту в комнате появилась  Марина  с  обшарпанным  пластмассовым
подносом, на котором дымились три  чашки  и  стояла  вазочка  с  вареньем.
Девушка молча поставила поднос на край стола, но никто не спешил пить чай.
   - И что там _еще_ предсказано? - спросил Кремнев подчеркнуто  спокойно,
но с сильным нажимом на слово "еще".
   - Понимаю, о чем вы... К счастью, больше никаких  ужасов  на  ближайшее
время... Правда, смутно намекается на некие грядущие перемены в России, но
точную дату не смогли вычислить ни профессор Стрельников, ни я.  Возможно,
ее вообще нельзя вычислить, если таковы были намерения фальсификаторов.
   - Марина, - Кремнев повернулся к девушке,  -  вы  знали  от  отца...  И
рассказали Шатилову о том, что это за рукопись?
   - Да, знала и рассказала.
   - Так, Шатилову, а кому еще?
   Марина бросила растерянный взгляд на Зимина, точно  сомневалась,  стоит
ли говорить об этом в его присутствии, но тут же решилась:
   - Был один человек... Он... Как бы это сказать... Ухаживал за мной, что
ли... Мы познакомились в кафе вскоре после  того,  как  у  отца  появилась
рукопись. Я доверяла ему... Потом он исчез.
   - И что вы ему рассказали?
   - Все то,  что  слышала  от  отца.  О  рукописи  пророка,  предсказания
которого, по всей вероятности, точны... Ведь тогда мне и в голову не могла
прийти мысль о подделке! Александр Андреевич, происходит что-то ужасное...
Вы сами понимаете что-нибудь?
   Кремнев неторопливо взял чашку с подноса, сделал глоток и только  тогда
ответил:
   - Думаю, кое-что понимаю, а о многом  другом  догадываюсь.  По  крайней
мере, ясно, почему преступники воспользовались научным авторитетом  вашего
отца. Им необходимо было подтверждение подлинности рукописи и  расшифровка
части  сбывшихся  пророчеств,  исходящая  от  крупнейшего   ученого.   Они
создавали пророка на самом высоком уровне...
   - Но зачем, бог мой?!
   - Пока не знаю, - задумчиво сказал Кремнев, - но  надеюсь  очень  скоро
узнать... Игорь, я попрошу вас сделать вот что.  Пожалуйста,  изложите  на
бумаге  ваши  доказательства  подделки,  а  также  укажите,  какие  именно
фрагменты рукописи были  сфальсифицированы.  Отдельно  -  русский  перевод
текстов пророчеств и методику расшифровки.
   - Последнее не нужно, уже есть...
   - Хорошо, ограничимся первым. Но излагайте как можно проще, хотя  и  не
на школьном языке. Мне предстоит предъявить  ваши  аргументы  амбициозному
дилетанту.
   - Александр Андреевич, - Зимин поднял глаза на Кремнева, - вам известно
больше, чем нам, так внесите хоть какую-то ясность!
   - Ясность? Гм... Ясности у меня самого не густо пока. В одном могу  вас
уверить - лично для вас угрозы больше нет. Точнее, ее не будет, как только
книга Гетца и ваши комментарии окажутся у меня.
   За окнами потемнело -  большая  тяжелая  туча  заволокла  небо.  Зимину
пришлось включить настольную лампу, прежде чем сесть к столу, и приступить
к выполнению просьбы Кремнева.
   - А что вы посоветуете делать нам... сейчас? -  спросила  Марина,  едва
Игорь начал писать.
   - Не уезжайте пока отсюда, - ответил Кремнев. - Недели  две,  три...  А
потом возвращайтесь в Москву, к своей обычной жизни.
   - Но мы знаем о подделке. Нас могут попытаться...
   - Нет. Подделку я разоблачу сам - и таким образом, что ни для  кого  не
будет никакого смысла чинить вам неприятности. Тот поезд уйдет, Марина.
   - Ну, а рукопись? Кроме поддельных листов, там есть  и  настоящие.  Они
ценны для науки.
   Кремнев развел руками:
   - Тут ничего обещать не могу. При всем моем уважении к науке есть  вещи
и поважнее.
   Наступило молчание.  Марина  пила  чай  отрывистыми  глотками,  Кремнев
просто сидел неподвижно, уставившись в спину Зимина.  Снаружи  на  оконное
стекло шлепались редкие капли холодного осеннего дождя.
   Когда Зимин закончил работу, Кремнев внимательно прочитал написанное.
   - Замечательно, - сказал он. - То, что нужно.
   Рукопись  Иоганна  Гетца  и  комментарии  Зимина  Кремнев   положил   в
полиэтиленовый пакет. Игорь и Марина вышли проводить его  к  автомобилю  -
старенькому  "Москвичу",  притулившемуся  у  обочины  проселочной  дороги.
Кремнев втиснулся за руль, помахал рукой.
   Зимин обнял замерзшую девушку, она доверчиво прижалась к нему.
   - Похоже, для нас эта история закончена, - тихонько произнес Игорь.
   - Хотелось бы верить, - прошептала Марина.
   Но если Зимин был прав и для них эта история  действительно  подошла  к
концу, то лишь для них двоих...
11
   Перед глазами  Тейлора  и  Стивена  Брента  мерцал  голубой  купол,  по
прозрачной  поверхности  которого  непрерывным  потоком  текли  фиолетовые
искры. Из купола вынырнула черная машина, облитая оранжевым пламенем.  Оно
стремительно угасало по мере продвижения машины к фургону Тейлора.
   В свете фар Тейлор  и  двое  мужчин,  прибывших  в  черном  автомобиле,
обменялись рукопожатиями.
   - Это он? - спросил один из двоих по-русски, кивая в сторону Брента.
   - Конечно, а кто же, - ответил Тейлор на том же языке. - Я поймал его у
вскрытого сейфа с Ключом в руках. Бог знает, как много он успел пронюхать.
   Брент  (или   Дубровин,   поскольку   ему   принадлежали   оба   имени)
прислушивался к диалогу, но не показывал  виду,  что  понимает  хоть  одно
слово. Он  оценил  чистоту  произношения  Тейлора,  говорившего  по-русски
легко, почти без акцента. Но это "почти" снимало с  Тейлора  подозрения  в
русском происхождении...
   - Поехали, - скомандовал второй прибывший.
   Брента усадили на заднее сиденье черной машины, уперев ему в бок  ствол
пистолета. Машина развернулась и понеслась к куполу, управляемый  Тейлором
фургон следовал сзади.
   Несмотря на видимую зыбкость, купол казался Бренту вполне материальным,
и если машина врежется в него на полном ходу...
   Она не врезалась. Всполохи оранжевого пламени мелькнули на лакированных
крыльях.  Брент  ощутил  слабый  толчок  и  что-то  вроде   низковольтного
электрического удара. Купол исчез; автомобиль несся  по  грунтовой  дороге
под полуденным небом.
   Решив никак не проявлять удивления и непонимания  происходящего,  Брент
спросил (разумеется, по-английски):
   - Куда мы едем?
   Ответа он не дождался.
   Черный  автомобиль  остановился  возле  двухэтажного  кирпичного  дома.
Больше никаких строений поблизости не было. Справа тянулась плотная  стена
зарослей, налево до самого горизонта простиралась равнина.
   Из фургона, затормозившего неподалеку, выбрался Тейлор.  Он  подошел  к
черной машине, распахнул заднюю дверь.
   - Выходите, - приказал от Бренту.
   - Где мы?
   - В раю.
   Под дулом пистолета Брент вышел из  машины.  В  воздухе  едва  уловимый
запах озона смешивался с одуряющим ароматом каких-то экзотических  цветов.
Бренту некогда было осматриваться и принюхиваться, потому  что  его  сразу
провели в здание, где втолкнули в комнату на первом этаже.
   Комната  эта  напоминала  кабинет  стоматолога.  Там  стояло  кресло  с
подголовником (Брента заставили сесть в него), высокие застекленные шкафы,
а  у  зарешеченного  окна  располагался  белый  металлический   столик   с
никелированными инструментами. На стенах висели разнообразные приборы,  по
виду электронные,  непонятного  назначения.  От  некоторых  витые  провода
протягивались к шлему на стальной штанге, подобному тем, под какими  сушат
волосы в парикмахерских.
   С Брента сняли наручники и пристегнули  его  запястья  к  подлокотникам
кресла. Затем двое вышли из комнаты, оставив Брента и Тейлора наедине.
   Уильям Д.Тейлор не спешил начинать разговор. Он расхаживал  по  комнате
взад и вперед, искоса поглядывая  на  Брента,  курил,  подходил  к  окнам,
перебирал инструменты на столике. Тогда Брент начал первым,  полагая,  что
именно этого от него и ждут, и буквально повторил свой недавний вопрос:
   - Где мы?
   - Это Фоксхол,  Стивен,  -  немедленно  отозвался  Тейлор.  -  Но  вам,
наверное, незнакомо это название. Сопряженный Мир - так яснее?
   - Ни черта.
   - Да ну, Стивен, - Тейлор поморщился, - не играйте в дурачка.  Вы  ведь
давно за мной следите... И за другими, правда? Вам  известно  о  том,  что
такое Ключ, и Дверь, и все прочее...
   - Я знаю, что такое ключ и дверь, - раздраженно сказал Брент, - а также
стол, стул, кровать... Что вам все-таки нужно?
   - Правды, Стивен, - Тейлор иезуитски улыбнулся,  -  самой  обыкновенной
правды. Конкретно: как много  вы  успели  разузнать  и  с  кем  поделились
сведениями?
   Стивен Брент хорошенько подумал, прежде чем  ответить.  Импровизировать
не хотелось, от  его  слов  могло  зависеть  слишком  многое.  Наконец  он
осторожно проговорил:
   - Например, мне известно, что именно  вы  подстроили  катастрофу  "Скай
Скрутинайзера". Об этом знают и в Агентстве национальной безопасности, и в
ЦРУ, и в ФБР. Неизвестны только ваши мотивы...
   - Отлично. - Тейлор хлопнул в ладони. - Диалог налаживается.  Я  охотно
объясню... Полагаю, было бы смешно теперь держать это в тайне от вас...  А
вы  потом  расскажете  мне  все  остальное,   хорошо?   Откровенность   за
откровенность. Все дело в нейтринно-торсионном сканере, Стивен.
   - Та шпионская штучка, установленная на "Скрутинайзере"?
   - Да... Только шпионаж здесь ни при чем. Мы в Фоксхоле давно занимаемся
торсионным сканированием и знаем о нем намного  больше,  чем  американские
ученые. Побочные эффекты, Стивен. Применение торсионного сканера неминуемо
привело бы к обнаружению  Фоксхола.  Ну,  сначала  умники  почесали  бы  в
затылках... А потом быстренько смекнули, что к чему. Не прошло бы и  года,
Стивен, не прошло бы и шести месяцев, как  туристические  компании  начали
торговать  маршрутами  в  Фоксхол,  где  на  каждом  углу  уже  торчал  бы
"Макдональдс"... Вы меня понимаете?
   - С трудом, но это интересно. Дальше.
   - А дальше мне помогли ребята из  Гаррисберга,  и  я  подключил  одного
программиста, который и внес небольшие изменения  в  программу  вычисления
параметров участка выведения спутника. Так, подправил две-три цифры...
   Брент отсутствующим  взглядом  смотрел  в  окно,  где  громадные  птицы
чертили круги в небе. Он тщетно старался осознать смысл признания Тейлора.
Фоксхол, Сопряженный Мир?  Что  это,  другая  планета?  Он  попал  в  лапы
пришельцев? Ерунда какая-то. А может быть, не ерунда? Тот голубой купол, и
день вместо ночи...
   Подойдя к Бренту, Тейлор участливо положил руку на его плечо:
   - Давайте договоримся, Стивен. Вы и я - мы оба разумные  люди.  Оба  мы
понимаем, что либо мы расстанемся друзьями, либо одному  из  нас  придется
умереть. Не мне, к вашему огорчению.
   -   Сожалею,   но   мне   нечего   рассказать,   -   вымолвил   изрядно
деморализованный Брент.
   - Стивен, Стивен. - Тейлор укоризненно покачал головой.
   - Мне очень жаль.
   Тейлор потянулся к шлему, похожему на сушилку для волос,  покрутил  там
какие-то винты, снял шлем со штанги и нахлобучил на голову Брента.
   - Не хотелось бы прибегать к этому средству, - сказал он сердито, -  но
раз вы упорствуете...
   - Мистер Тейлор!
   - Мистер Брент! - зло перебил Тейлор. - Ваш героизм просто  изумителен.
Флэш Гордон перед вами - щенок. Но поймите, АНБ не  наградит  вас  большой
серебряной медалью весом в тридцать граммов. В Фоксхоле  нет  АНБ.  И  ЦРУ
тоже нет, и ФБР. Здесь некому оценить ваше самопожертвование.
   В руках Тейлора появились очки с темными стеклами, наподобие тех, какие
носят мотоциклисты. К оправе очков был присоединен тонкий длинный  провод.
Из-за ограниченности сектора обзора Брент не мог видеть, куда он ведет.
   Тейлор надел эти очки  на  лицо  Брента.  Стекла  оказались  совершенно
непроницаемыми.
   - В последний раз предлагаю вам быть  благоразумным.  -  Голос  Тейлора
доносился до Брента как из пустой бочки. - Молчите? Воля ваша... Начнем.
   Стекла очков  полыхнули  ослепительной  белой  вспышкой,  такой  яркой,
словно Брент смотрел на  эпицентр  атомного  взрыва.  Одновременно  голову
пронзила  от  виска  к  виску   страшная,   опрокидывающая   боль,   столь
невыносимая, что в мире не осталось ничего, кроме этого импульса боли.
   Стивен Брент закричал.
12
   Наверное, подходящий к заминированной машине сапер испытывает  чувства,
похожие на те, какие испытывал Олег Мальцев, приближаясь к  джипу.  Однако
ничего экстраординарного с ним не произошло. Сидящий  справа  от  водителя
белокурый атлет в  пушистом  свитере  приоткрыл  заднюю  дверцу  и  просто
сказал:
   - Садитесь, пожалуйста.
   - Могу я задать вам вопрос? - осторожно спросил Мальцев.
   - Сколько угодно.  Постараюсь  ответить  исчерпывающе.  Но  видите  ли,
товарищ Мальцев (старомодное обращение несколько удивило Олега), там, куда
мы едем, специально собрались люди именно для того, чтобы отвечать на ваши
вопросы. Не лучше ли немного подождать?
   Мальцев пожал плечами и сел в джип. Водитель развернул машину, придавил
акселератор. На возрастающей скорости джип помчался по дороге, подпрыгивая
на ухабах. Слева промелькнули дома  какой-то  деревеньки,  железнодорожная
станция, потом потянулись необозримые  поля.  Черные,  напоминающие  ворон
птицы носились низко над землей, у обочины бродили  обыкновенные  лохматые
собаки. Любопытно, подумал Мальцев, все окружающее в самом деле таково или
только притворяется? А та  многоногая  тварь,  что  выскочила  из  кустов?
Она-то уж точно не притворялась.
   Через полчаса  лихой  гонки  джип  въехал  в  город,  где  не  было  ни
ресторанов, ни театров, ни  бутиков,  ни  коммерческих  киосков  -  только
однообразные серые дома. Магазины, правда, тут были, но располагались  они
в первых этажах тех же унылых зданий и  обнаруживались  лишь  по  вывескам
типа "Гастроном" или "Промтовары". На  улицах  Мальцев  не  увидел  обилия
прохожих, зато часто попадались люди в униформе, какую Мальцев  помнил  по
фильмам о жизни в Советском Союзе тридцатых годов.  Эти  вооруженные  люди
шли поодиночке и по трое, и  при  их  виде  у  Олега  почему-то  сжималось
сердце.
   Квартал за кварталом оставался позади, и ничего не  менялось  в  облике
мрачного города, словно сошедшего со страниц  знаменитых  антиутопий.  Так
было до тех пор, пока джип не остановился у перегораживающих улицу  глухих
железных ворот с телекамерами наверху. Водитель  взял  телефонную  трубку,
пробурчал в нее несколько неразборчивых слов,  и  металлическая  плита  со
скрежетом отъехала в сторону.
   За воротами располагался совсем другой город. Широкие проспекты утопали
в зелени, из окон красивых  особняков  современной  архитектуры  слышались
звуки  музыки.  По  бульварам  прогуливались  кричаще  одетые  женщины,  в
зеркальных витринах магазинов отражались дорогие автомобили.  Но  и  здесь
хватало персонажей в униформе защитного цвета...
   Джип замер у  подъезда  солидного  трехэтажного  дома  с  декоративными
коваными решетками на окнах первого этажа. Атлет вышел, открыл дверцу  для
Мальцева:
   - Сюда, пожалуйста.
   Внутри здания, несмотря на ковры, цветы и уютные  рекреационные  холлы,
пахло казенным учреждением. Мальцева провели на второй этаж, и он оказался
в просторном, обставленном комфортабельной мебелью кабинете, куда  блондин
за ним не последовал.
   У длинного  стола  светлой  полировки  сидели  трое  и  с  неподдельным
интересом смотрели на вошедшего. Тот, что находился ближе всех к Мальцеву,
выглядел не слишком располагающе. Выражение  его  глаз,  серых  и  немного
навыкате, не обещала ничего хорошего,  но  в  то  же  время  он  будто  по
обязанности приклеил ненастоящую улыбку. Второму было лет пятьдесят,  и  в
его  утонченном   лице   проглядывали   признаки   интеллигентности,   что
подчеркивалось очками в  стальной  оправе.  Третьей  была  женщина  -  как
принято говорить, без возраста, в неописуемо  экстравагантном,  вызывающем
костюме попугайского цвета. Она воззрилась на Мальцева жадно и похотливо.
   - Проходите и садитесь, - сказал тип с приклеенной улыбкой. -  Нет,  не
сюда. Вон туда, в кресло. Давайте знакомиться. Вас  мы  знаем,  но  вы  не
знаете нас. Меня зовут Михаил Яковлевич, фамилия моя Гордеев, а  должность
- народный комиссар внутренних дел...
   - Кто?.. - У Мальцева отвалилась челюсть.
   Улыбка Гордеева стала еще противнее.
   - Скоро вы все поймете. Это,  -  он  кивнул  на  женщину,  -  Валентина
Алексеевна Лаухина, министр культуры.
   - Мадам Помпадур Фоксхола, - добавила Валентина с  каким-то  вампирским
хихиканьем.  Бывшая  (а  по  сути,  и   теперь)   проститутка,   любовница
могущественного Гордеева могла позволить себе подобные шуточки.
   - А это, - продолжал Гордеев, не обратив внимания на выходку  Лаухиной,
- директор Института Фоксхола, Геннадий Андреевич Ратомский.
   Интеллигентный  мужчина  привстал  и  церемонно  поклонился.   Народный
комиссар упер в Мальцева тяжелый взгляд, наконец-то стер улыбку и заявил:
   - Не скрою, товарищ Мальцев, я был против вашего посвящения. Но  таково
желание  товарища  Зорина,  которого   мы   все   глубоко   уважаем...   И
прислушиваемся  к  его  мнению,  да.  Так  что   беседуйте   с   Геннадием
Андреевичем, а мы с Валентиной Алексеевной вас покинем. Очень много дел...
   Он поднялся и, не прощаясь, направился  к  выходу.  Лаухина  стрельнула
глазами в Олега, облизала ярко-алые губы  и  пошла  за  Гордеевым,  вихляя
бедрами, шурша синтетической тканью своего немыслимого одеяния.  Казалось,
она сожалеет о невозможности повторить для Мальцева  трюк  героини  фильма
"Основной инстинкт". Олега даже  передернуло,  но  в  общем  его  занимали
проблемы поважнее, нежели вульгарные авансы старой  шлюхи,  и  он  тут  же
забыл о ней.
   Гордеев и Лаухина ушли недалеко, всего лишь  в  соседнюю  комнату,  где
были включены телемонитор и видеомагнитофон.
   - Простите, Олег, запамятовал  ваше  отчество,  -  произнес  Ратомский,
смахивая несуществующую соринку с рукава серого пиджака.
   - Просто Олег, - великодушно сказал Мальцев.
   - Очень хорошо... Знаете, вон там  в  баре  есть  превосходный  коньяк.
По-моему, глоток-другой не помешает, потому  что  вам  предстоит  услышать
довольно-таки необычные вещи.
   - Сегодня я и без того перегружен необычным, - вяло отозвался  Олег.  -
Уж и не знаю, чем еще меня можно изумить.
   Ратомский открыл бар, поставил на стол  бутылку  французского  коньяка,
два бокала и пепельницу.
   - Можете курить. - Он подвинул к Олегу распечатанную пачку американских
сигарет.
   - Спасибо. - Олег взял сигарету, а Ратомский разлил коньяк.
   - Итак, - начал он после  того,  как  они  выпили  понемногу,  -  вы  и
представления не имеете о том, где находитесь, правда?
   - Правда, - лаконично подтвердил Мальцев.
   - Это Фоксхол, Сопряженный Мир.
   - Благодарю вас. Теперь я полностью в курсе происходящего.
   Геннадий Андреевич сдержанно рассмеялся:
   -  Все  это  не  так  просто  объяснить,  Олег...  Собственно,  идея  о
существовании  Сопряженных  Миров  далеко  не  нова.   Она   высказывалась
мечтателями - фантастами, но обрела плоть только в работах  замечательного
русского физика Сергея  Медынского.  К  несчастью,  он  попал  под  колесо
репрессий, но его теории не были похоронены. В тридцатые годы у  власти  в
СССР  стояли  не  только  бандиты  и  двоечники...  Были  и  очень,  очень
дальновидные люди. Одним из таких людей был генерал Тагилов,  и  благодаря
ему  ученик  Медынского,   профессор   Грановский,   получил   возможность
продолжить работу и достичь практических результатов.
   - Минуту, Геннадий Андреевич, - решился перебить  Олег.  -  Но  что  же
все-таки такое Сопряженный Мир? Каков физический смысл этого понятия?
   - Увы. - Ратомский развел руками. - Не могу ответить вам точно.  Теорий
Сопряженных Миров существует несколько, и  каждая  невероятно  сложна.  Мы
научились проникать сюда по своему желанию, но мы до  сих  пор  не  знаем,
куда именно проникаем. По одним теориям. Сопряженный Мир, или Фоксхол, как
мы его называем для удобства - так кто-то когда-то окрестил,  -  это  наша
Земля, развернутая  в  ином  измерении.  По  другим  -  симметричный  мир,
отраженный в  гигантском  зеркале  Вселенной,  расположенный  невообразимо
далеко и доступный вследствие искажения  пространства.  Лично  мне  больше
импонирует теория, по которой Фоксхол - двойник Земли не в пространстве  и
не в дополнительных измерениях, а во времени. Любое перемещение в  Фоксхол
и обратно обязательно сопровождается временным скачком в  будущее,  причем
не всегда одинаковым. Иногда это несколько секунд,  иногда  -  месяцы.  Но
повторяю, мы не знаем, почему так происходит и каково положение Фоксхола в
координатах мироздания.
   - Понимаю, - заметил Олег, крайне заинтересованный словами  Ратомского.
- В сущности, человечество всегда сперва училось  пользоваться  физическим
феноменом, а уж потом постигало его суть.  Электричество,  радиоволны,  да
что угодно.
   - Вот именно, - подтвердил Ратомский. - Я рад, что говорю  с  настоящим
ученым. Но как бы то ни было, Фоксхол не абсолютная копия Земли, не просто
Земля-два, где только нет людей... Точнее, не было до  нас.  Многое  здесь
отличается. (Мальцев  мгновенно  вспомнил  многоногую  тварь  с  затаенным
гипнотизирующим взглядом.) А главное то, что  Сопряженных  Миров,  видимо,
несколько. Мы столкнулись тут с  локальными  зонами  физических  аномалий,
которые назвали мембранами. Пока мы не  можем  ни  проникнуть  в  них,  ни
толком понять, что это такое. Наиболее логичным представляется вывод,  что
мембраны есть двери, ведущие дальше... Куда, как далеко, в какие измерения
и миры - мы не знаем. Если это двери, пока их время от  времени  открывают
только оттуда, с другой стороны. Нечто, не укладывающееся  в  человеческом
сознании, появляется в Фоксхоле и уходит прочь. Оно не причиняет  вреда...
Сейчас, на данном этапе. Мы не можем сказать, замечает ли оно нас и вообще
является ли продуктом разумной деятельности.
   -  Как  это  выглядит?  -  спросил  Мальцев,  начисто  позабывший  и  о
сигаретах, и о коньяке.
   - Всегда по-разному. Иногда это похоже на  техногенные  объекты,  вроде
пресловутых летающих тарелок. Иногда - громадные безголовые  фигуры...  Их
прозвали  Черными  Стражниками...  Но  чаще  всего   это   непредставимое,
ускользающее от взора, не оставляющее следа  на  фотопленках,  возникающее
везде одновременно и нигде конкретно, эдакое  размазанное  в  пространстве
гигантское квантовое явление. Я сказал, что прорывы мембран  не  причиняют
вреда, но это  не  совсем  так.  Среди  людей,  вплотную  столкнувшихся  с
Неведомым, очень высок процент нервных и психических расстройств... Но  мы
отвлеклись, а вас ведь интересует "Сторожка"?
   - Меня интересует все, - горячо заверил  Мальцев,  нисколько  не  кривя
душой.
13
   Теперь Кремнев обладал мощным оружием против Булавина, и дело было лишь
за применением этого оружия. Кремнев не терял времени даром. Он проник  на
виллу Булавина тем же путем, что и в первый раз. Ему  пришлось  подождать,
пока Евгений Дмитриевич, расположившийся  в  комнате,  где  не  так  давно
беседовал с Мартовым, закончит разговор с  экономкой  и  отошлет  ее.  Для
верности Кремнев выждал еще пару минут и перемахнул через подоконник.
   Булавин сидел в мягком кресле с книгой на коленях (когда  она  полетела
на пол, Кремнев боковым зрением заметил название - "Закат Европы" Освальда
Шпенглера).  Глаза  Евгения  Дмитриевича  медленно  вылезли  из  орбит   и
зафиксировались в таком положении.
   - Здравствуйте, Иван Петрович,  -  приветливо  сказал  Кремнев,  наводя
пистолет в грудь Булавина. - Долго я ждал нашей встречи.
   - Я не... - задавленно прохрипел тот и смолк.
   - О, конечно, - кивнул Кремнев, - вас зовут не Иван Петрович.  Я  знаю,
как вас зовут. Но так вас звали десять лет назад, когда вы  отдали  приказ
похитить мою жену.
   - Я не...
   - Тьфу, какой у вас однообразный репертуар для интеллектуала. - Кремнев
поддел носком ботинка "Закат Европы". -  Вижу,  вы  тянетесь  к  звонку...
Напрасно. Как бы оперативно  сюда  ни  примчались  ваши  ребята,  я  успею
выстрелить быстрее,  нет?  Уберите  руку.  Вот  и  хорошо...  Вы  способны
что-нибудь нормально воспринимать?
   Булавин наклонил голову - точнее, голова  его  бессильно  свесилась  на
грудь.
   - Вот и хорошо,  -  повторил  Кремнев.  -  Я  не  убивать  вас  пришел.
Напротив, я принес вам подарок - рукопись Иоганна Гетца.
   Вытащив объемистый манускрипт из пакета, Кремнев положил его на стол. В
потухших было глазах Булавина зажегся огонек надежды.
   - Вы принесли рукопись? В обмен на... Иру Матвееву?
   - Ну, не совсем... Иру вам так и так придется освободить. Просто я хочу
кое-что рассказать вам об этой рукописи, а заодно о  Владимире  Сергеевиче
Зорине, который, правда, мне известен как Мартов.
   - Можно мне выпить? - жалобно попросил Булавин.
   - Сделайте одолжение. - Кремнев сам налил Булавину коньяка из  стоявшей
на столе бутылки. - Только немного, вы мне нужны с ясной головой...  Итак,
я  буду  говорить,  а  вы  будете  слушать  и  при  необходимости  вносить
уточнения. Потом я задам ряд вопросов, и если буду удовлетворен  ответами,
то - как знать! - возможно, оставлю вас в живых. Все ясно?
   - Да.
   - Отлично...
   Кремнев уселся напротив Булавина, в грудь которого по-прежнему  смотрел
ствол пистолета.
   - Начнем с вашего эксперимента, - сказал он. - Внушение  на  расстоянии
или как там... Словом, тот, с телепередачей.
   - Вы и это знаете?!
   - Я многое знаю.  Вот  показания  Калиновой,  -  он  вынул  из  кармана
диктофон, - где она  утверждает,  что  получила  от  Зорина  десять  тысяч
долларов за фальсификацию результатов эксперимента. Включить?
   - Я верю вам, - просипел Булавин, - верю в то, что она  так  говорит...
Но она лжет. Телекомпанию, передачу, время  -  все  выбирал  я  сам  перед
началом эксперимента.
   - Разве? - Кремнев иронически улыбнулся. - Разве  Зорин  согласился  на
первое же ваше предложение?
   - Нет... Он по разным причинам... Убедительным... Отверг несколько... А
слова выбирал компьютер... Генератор псевдослучайных чисел...
   - Ну вот. Теперь понимаете? Их не так-то много, телекомпаний и  передач
в прямом эфире в определенное время. Зорин просто ждал, пока  вы  назовете
нужную... И компьютер он запрограммировал заранее на те три слова.
   Кулаки Булавина сжимались, бледнели и снова разжимались.
   - При  необходимости,  -  добавил  Кремнев,  -  можно  присовокупить  и
показания вашей Сивиллы,  Зои  Арсеньевны  Богушевской.  Вас  провели  как
мальчишку, Евгений Дмитриевич.
   - Проклятье! Но... зачем?
   - Вот как раз к этому мы и переходим - зачем... Я  видел  ваш  кабинет,
экспонаты, книги. Вы, очевидно, мистически настроенная личность, и  всякая
чертовщина вам не чужда, так? Не отвечайте, без того понятно, что я  прав.
А Зорин всячески подогревал вашу веру в сверхъестественную  чепуху  такими
вот лже-жспериментами. Готовил почву для главной аферы - с книгой  Иоганна
Гетца.
   - Какой аферы?
   - Некоторые листы в этой книге подделаны, Евгений Дмитриевич,  и  очень
искусно. Фальшивку разоблачили, вот доказательства...  -  Кремнев  выложил
перед Булавиным записи Игоря Зимина. - Полагаю, дело обстояло так. Сам  ли
Зорин или кто-то из его знакомых  обнаружил  где-то  неизвестную  рукопись
Гетца - не важно. Но Зорин быстро сообразил, какие выгоды ему  сулила  эта
находка. По его заказу были изготовлены  поддельные  листы,  и  он  принес
книгу вам. Однако вы не так уж легковерны, правда? Ваша вера в  чертовщину
нуждается в  подтверждениях.  Чья  это  была  идея  -  отправить  рукопись
Стрельникову для экспертизы - ваша или Зорина?
   - Моя.
   - Ага. А Зорин с готовностью согласился, потому что знал -  разоблачить
подделку чрезвычайно трудно. Стрельников и не разоблачил ее, это произошло
позже, на  основании  новейших  научных  данных.  Заключение  Стрельникова
давало Зорину карт-бланш. Отныне, как он думал, вы были у  него  в  руках,
безоговорочно доверяя каждому предсказанию Гетца. А чтобы сделать  картину
совершенной, одно из предсказаний он решил исполнить  на  ваших  глазах  и
организовал  покушение   на   мэра   Нижельска   вкупе   со   взрывом   на
нефтеперерабатывающем заводе.
   - Мерзавец...
   Кремнев мысленно отметил, что его речь производит на  Булавина  должное
впечатление, и заговорил снова:
   - Как часто бывает, планы Зорина рухнули из-за непредвиденного стечения
обстоятельств. Стрельников умер, но перед  смертью  успел  отдать  кому-то
рукопись и свои комментарии. Вы подозревали, что дочь Стрельникова  Марина
в курсе дела, так как отец рассказывал ей о своих изысканиях,  о  чем  она
сообщила приставленному к ней вашему человеку. Но Марина  упорно  отрицала
свою причастность, и тогда вы приказали похитить ее. Вам не впервой, да?..
Автомобиль, в котором ее везли, попал в катастрофу, и Марину подобрал  мой
друг, Юрий Шатилов. Кстати, как вы его нашли?
   - Посты дорожной инспекции... Номера машин, проезжавших в  то  время...
Остальное нетрудно...
   - Ясно. Итак,  вы  отправили  к  Шатилову  боевиков  с  целью  вторично
выкрасть Марину. Зорину такой расклад не подходил. Ведь он не знал, какими
именно комментариями  снабдил  Стрельников  рукопись  Гетца!  А  если  тот
все-таки докопался до подделки? Да и в любом случае-Зорину было  бы  не  в
пример удобнее манипулировать вами, заполучи он рукопись  раньше  вас.  О,
ему смертельно хотелось сделать это, но пока он был  бессилен...  И  снова
вмешался случай,  но  теперь  сыграл  на  его  стороне.  Ваши  бандиты  не
располагали фотографией Марины, только описанием внешности. И  вместо  нее
похитили Иру Матвееву... Ошибка выяснилась быстро. От Иры  вы  узнали  обо
мне и решили воспользоваться ситуацией. И то верно: кого еще и  подключать
к поискам рукописи, если не бывшего сотрудника КГБ, способного действовать
независимо и кровно заинтересованного  в  успехе?  И  вот  тут  Зорин  вас
опередил. Он прислал мне записку в гостиницу от неведомого доброжелателя о
том, где искать Иру. Я купился, вместо Иры освободил как  будто  из  плена
Богушевскую и угодил в их западню. А вам он успешно вешал лапшу на уши  по
поводу поисков Кремнева...
   Оценив беглым взглядом состояние Булавина (шум  и  ярость,  прибегая  к
выражению Фолкнера), Кремнев продолжал:
   - Мне следовало догадаться раньше. Уж очень просто и легко получилось у
меня с так называемым освобождением Богушевской,  слишком  настойчиво  она
навязывала  мне  Мартова...  То  есть  Зорина,  как  я  узнал   потом   из
видеокассеты. Но  серьезные  подозрения  появились  у  меня  только  после
нападения ваших ребят на квартиру Игоря Зимина. Это ведь я их  потрепал...
Вам  удалось  вычислить  Игоря  позже,  чем  мне,  но  все-таки   удалось.
Зорин-Мартов не принял участия в схватке, отсиделся в ванной.  Почему?  На
труса он  не  похож.  Значит,  подумал  я,  его  не  должны  были  видеть,
опознать... Я проследил его  до  вашего  дома,  забрался  сюда,  переписал
видеокассету... Ну, а потом побеседовал с Калиновой  и  разыскал  рукопись
Гетца. Вот и все. Я нигде не ошибся?
   - Вряд ли, - хмуро уронил Булавин.
   - Тогда рискну сделать еще  одно  предположение.  В  рукописи  Гетца  -
точнее, в фальшивке Зорина - говорится  о  каких-то  будущих  переменах  в
России, но дата этих перемен вычислению не поддается. Полагаю,  в  этом  и
заключается смысл аферы. Пользуясь вашим доверием  к  пророчествам  Гетца,
Зорин намеревался предъявить  вам  якобы  расшифрованную  им  дату,  чтобы
заставить вас сделать что-то, и не когда угодно, а в  строго  определенное
время.  Даже  если  вы  не  совсем  готовы  к  этому...   Или,   наоборот,
отсрочить... Но что?
   На лице Булавина отразились внутренние борения. Он не  отрывал  взгляда
от пистолета Кремнева и словно пытался собраться с мыслями.
   - Болотов, - произнес он наконец. - Только это.
   - Поясните.
   -  Генерал  Болотов,  популярный  политик...  Некоторые  называют   его
экстремистом... Моя организация поддерживает его, планируется переворот...
И теперь я понимаю второй смысл преступления в Нижельске, каким его  видел
Зорин.
   - Второй смысл?
   - Конечно! Ведь можно было исполнить и менее кровавое  пророчество,  но
это - на руку Болотову. Дестабилизация обстановки. Чем хуже в России,  тем
лучше.
   - Да, возможно. Но значит, вы имеете на Болотова изрядное влияние?
   - Смею утверждать, что да. Без меня и моей организации он - ничто.
   - Следовательно, назначение даты переворота в немалой  степени  зависит
от вас?
   - В решающей степени.
   -  Вот  как...  Но  зачем  Зорину  потребовалось   устраивать   попытку
переворота именно в какой-то конкретный день?  Почему  это  для  него  так
важно, что он пустился во все тяжкие? Если ему нужен  переворот,  казалось
бы, не все ли равно когда... Почему, Евгений Дмитриевич?
   - Понятия не имею.
   Кремневу показалось, что снаружи слышен какой-то подозрительный  шорох.
Он быстро подошел к открытому окну, выглянул. Все как будто спокойно...
   - Он лжет, - раздался голос за его спиной.
   Стремительно обернувшись, Кремнев увидел стоявшего в  дверях  Зорина  с
массивным пистолетом "шварцлозе" в руке.
   - Извините, что подслушал вашу беседу, - сказал Зорин с усмешкой. -  Во
всяком случае, часть ее. Евгений Дмитриевич, этот человек  лжет.  Так  как
книга у нас, он нам больше  не  нужен,  но  прежде  чем  отправить  его  в
компанию профессору Стрельникову, я хочу, чтобы он признался во лжи.
   - Во-первых, - ответил Кремнев, собственный пистолет которого снова был
направлен на Булавина, - подслушивать некрасиво,  как  отмечал  еще  Оскар
Уайльд. Во-вторых, зачем мне признаваться в чем бы то  ни  было,  если  вы
собираетесь меня застрелить? Будь вы священником, тогда понятно...
   - Вы забыли об Ире Матвеевой, -  объяснил  Зорин.  -  Ей-то  ради  чего
умирать? Скажите правду, и мы отпустим ее, даю вам слово.
   - _Ваше_ слово? - Язвительности Кремнева позавидовал бы и Вольтер.
   - Других гарантий  у  вас  все  равно  не  будет.  Расскажите,  как  вы
заставили Калинову дать ложные  показания...  Деньги,  угрозы?  А  как  вы
состряпали лжедоказательства подделки  рукописи  Гетца?  Подумать  только!
Крупнейший ученый Стрельников считал ее подлинной,  а  еще  более  крупный
ученый Кремнев придерживается иного мнения.
   - Я придерживаюсь здравого смысла,  -  произнес  Кремнев,  с  отчаянием
наблюдая, как меняется лицо Булавина. Евгений Дмитриевич уже сомневался  в
том, во что поверил минуту назад... Конечно. Ему куда привычнее и уютнее в
мире  устоявшихся  предубеждений,  чем  в  слепящих   лучах   безжалостной
реальности, под которые его подставил Кремнев.
   Перемены в лице Булавина  заметил  и  Зорин.  Он  заранее  торжествовал
победу.
   - Да бросьте вы пистолет, Александр Андреевич,  -  небрежно  проговорил
он. - Это опасная игрушка... Для вас. Допустим, вы успеете застрелить  нас
обоих, и что? Иру вам никогда не найти. У вас просто не хватит  времени  -
ее сразу убьют, как только узнают о нашей смерти. Единственный шанс спасти
ее - правда... Бросьте оружие!
   Последние  два  слова  прозвучали  как  удар  хлыста.  У  Кремнева   не
оставалось выбора - он уронил пистолет на  ковер.  Его  держали  за  горло
мертвой хваткой - Ира у них, а стало быть, у них и  все  козыри.  Ситуация
десятилетней давности во всей  красе...  Можно  ли  избежать  аналогичного
финала? Какие найти слова, как себя вести?
   Впрочем, было уже поздно. Зорин не без  оснований  решил,  что  одержал
верх в  психологическом  поединке,  и  теперь  жаждал  подвести  черту.  С
Булавиным он справится и без признаний Кремнева.
   -  Итак,  вы  отказываетесь  от  исповеди.  -  Голос   Зорина   отливал
колокольным металлом. - Черт с вами... Ваше вранье и так очевидно.
   Ко лбу Кремнева поднялся ствол "шварцлозе"...
   Грянул выстрел.
14
   Хотя Сретенский и уверял Аню Кудрявцеву, что запоминает все повороты  и
тупики хитроумного лабиринта, на обратном пути он  заблудился.  Достаточно
было лишь однажды свернуть не там... И  потянулись  бесконечные  километры
одинаковых коридоров гигантского подземелья,  как  в  старой  компьютерной
игре  "Вольфенштайн".  Аня  и  Сретенский  очень  устали.  Они  почти   не
разговаривали. Девушка давно потеряла где-то свой синий халат,  Сретенский
освободился от тяжелой и душной формы и остался в  комбинезоне,  в  карман
которого не забыл запихнуть пистолет.  У  них  не  было  никакого  четкого
плана, им хотелось просто вырваться к солнечному  свету.  Небольшой  запас
провизии и воды, какой они смогли унести с собой, подходил к концу, потому
что ни у Сретенского, ни тем более у  Ани  не  хватало  сил  противостоять
голоду и жажде и разумно экономить. Дважды они слышали неопределенный  шум
в безмолвии коридоров, бросались туда в надежде, что  шум  доносит  сверху
система вентиляции, открывали двери, но их ждало разочарование.  В  первый
раз это была странная машина, пыхтящая в пустом зале. Видимо, что бы здесь
ни случилось, о ней забыли второпях, и она работала  вот  уже  много  лет,
питаемая какой-то неиссякаемой энергией. А во второй раз Аня и  Сретенский
попали  в  совершенно  темный  тоннель,  где  ворочалось  и  ухало  что-то
огромное, незримое во мраке -  скорее  живое  существо,  нежели  механизм.
Звуки, производимые чудовищем, не вызывали  желания  познакомиться  с  ним
поближе. Сретенский и Аня кинулись прочь от страшного места.
   Наконец что-то начало меняться вокруг. Поворотов и дверей стало меньше,
как  и  осветительных  трубок.  Коридоры  тонули  в  полутьме,  полы  были
выщерблены,  стены  кое-где  ковром  покрывала  растительность  вроде  мха
синеватого оттенка. В  центре  одной  двери  зиял  звездообразный  пролом,
вокруг него виднелись глубокие борозды, словно следы  мощных  когтей.  Эта
часть подземелья была заброшена, вероятно, значительно раньше остальных.
   Вскоре дорогу перегородила вертикальная решетка, запертая на  замок.  В
глаза бросалась жестяная табличка с большими черными буквами:
   СЕКТОР ОБЕСПЕЧЕНИЯ БЕЗОПАСНОСТИ
   ТРЕТЬЕ КРЫЛО
   СТАНДАРТНАЯ КАТЕГОРИЯ А1
   ПРЕДЪЯВИ ПРОПУСК
   За решеткой  темнела  пустая  полуразвалившаяся  будка  с  застекленным
окошком.
   - Пропуск предъявлять некому, - сказал Сретенский и выстрелил в замок.
   Пуля с визгом  отрикошетила.  Этого  единственного  выстрела  оказалось
достаточно, чтобы металлическая пластина с другой стороны замка отвалилась
напрочь. Сретенский толкнул решетку, несмазанные петли заскрипели.
   В новом коридоре уже не было никаких дверей. Он  плавно  поворачивал  и
уходил куда-то в полную темноту.
   - Я боюсь, - прошептала Аня, вцепившись в руку Сретенского. -  Пойдемте
обратно...
   - Подожди. Вон там, видишь?
   Он указывал на блестящие скобы, прикрепленные к стене немного  впереди.
Они вели наверх, в скудно освещенный круглый колодец.
   - Ты как, сумеешь подняться? - заботливо  спросил  Андрей  Иванович.  -
Куда бы мы ни попали, все-таки ближе к поверхности...
   - Сумею, - твердо ответила  Аня.  -  Все  что  угодно  сумею,  лишь  бы
выбраться отсюда...
   Но сначала им пришлось доесть и допить все, что оставалось, потому  что
их совсем не привлекала перспектива карабкаться вверх с лишним весом банок
и бутылок, рассованных по карманам и за пазухой.
   Аня пошла первой. Метров десять подъема она одолела неожиданно легко, и
только потом усталость дала о себе знать.  Заболели  мышцы  рук  и  спины,
каждая следующая скоба преодолевалась с трудом.  В  колодце  отвратительно
пахло  сухой  кирпичной  пылью,  она  мешала   дышать.   Некоторые   плохо
закрепленные скобы шатались, а одна даже отвалилась, и Аня едва не рухнула
на ползущего следом Сретенского. К счастью, она вовремя успела  схватиться
за другую скобу.
   Когда девушка совершенно  обессилела,  выматывающий  подъем  подошел  к
концу. Над головой Ани нависала укрепленная радиальными распорками  крышка
люка. Если этот люк не удастся открыть, придется спускаться, а о спуске  и
думать-то не хотелось.
   Продемонстрировав чудеса  акробатики,  Сретенский  протиснулся  к  люку
рядом с Аней. Задачу могла облегчить  толстая  труба,  торчащая  здесь  из
кирпичной кладки. Сретенский плотно обхватил  ее  ладонью,  подтянулся  на
одной руке и уперся головой в люк. Девушка помогала ему в меру своих  сил,
которые были на исходе.
   Тяжелая крышка не поддавалась. Казалось уже, что  отчаянные  усилия  не
принесут результата, но в конце концов послышался  глухой  щелчок,  сверху
посыпалась труха и  люк  сдвинулся  на  пару  сантиметров.  Воодушевленный
Сретенский поднажал еще, вытолкнул крышку и равномерными толчками заставил
ее отползти в сторону. Затем он подсадил Аню и вслед за  ней  выкарабкался
из шахты.
   Они стояли в длинном коридоре, совсем  не  похожем  на  те,  подземные.
Здесь солнце вливалось через большие окна, весело играя на  никелированных
ручках дверей и рисуя светлые прямоугольники на  крытом  линолеумом  полу.
Неужели утреннее солнце,  подумал  Сретенский  с  изумлением,  неужели  мы
провели внизу целые сутки?
   Аня жадно впитывала  солнечный  свет.  Она  радовалась,  как  маленькая
девочка, получившая в подарок восхитительный воздушный шар,  а  между  тем
повода для ликования не было. Этот новый коридор не выглядел  заброшенным,
где-то наверняка есть люди, и  едва  ли  встреча  с  ними  сулит  что-либо
хорошее.
   Люди не замедлили появиться. Как только Сретенский вернул  крышку  люка
на место, из-за поворота показались  двое,  мужчина  и  женщина.  Они  шли
неторопливо, мирно болтали  и  не  выказывали  никаких  эмоций  по  адресу
выходцев из подземелья, которых конечно же отлично видели.
   Сретенский стиснул в  кармане  рукоятку  пистолета.  Он  ни  при  каких
условиях не смог бы выстрелить в человека, вооруженного  или  нет,  а  вот
припугнуть - дело другое.
   Двое подошли совсем близко. Мужчина, дружелюбно улыбаясь,  обратился  к
Сретенскому:
   - Простите, вы не из шестой редакции? Вроде бы я видел вас там.
   Андрей Иванович ответил жестом, допускающим любое толкование.
   - Скажите, -  продолжал  мужчина,  приняв  жест  за  утвердительный,  -
Астахов сегодня вышел на работу? Он мне нужен, да боюсь, после  вчерашнего
от него мало толку... Увидите его, передайте - его искал  Поляков,  насчет
обзора по восточным штатам.
   Мужчина  одарил  Сретенского  (а   в   особенности   Аню)   еще   одной
очаровательной улыбкой, взял спутницу под локоть, и они спокойно двинулись
дальше, непринужденно беседуя.
   - Вот это да, - шепнул Ане Андрей Иванович. - Каждый день они, что  ли,
видят помятых личностей в истрепанных комбинезонах?
   - Ну,  если  вчера  в  шестой  редакции  шла  грандиозная  пьянка...  -
отозвалась девушка тоже шепотом. - Но где мы? В каком-то издательстве?
   Сретенский бросил взгляд на табличку, укрепленную на  ближайшей  двери.
"Зам. главного редактора А.А.Тихонов", - значилось там.
   - Похоже, - неуверенно сказал он, - но меня интересует другое.  Мы  все
еще в этом чертовом Фоксхоле  или  каким-то  образом  возвратились  домой?
Учитывая, как мы сюда - или туда - попали, меня бы это не удивило.
   Они зашагали  вдоль  коридора,  мимо  дверей  с  надписями  "Студия-1",
"Студия-2"  и  так  далее.  Возле  "Студии-3"  Сретенский  остановился   и
прислушался. Из-за двери доносился негромкий, но хорошо различимый голос с
отчетливыми интонациями радиодиктора.
   - Вы слушаете "Голос Америки" из Вашингтона. Через три минуты программа
"События и размышления", а потом Дейл  Кинг  познакомит  вас  с  тем,  как
работают выборные органы власти  в  Соединенных  Штатах  и  как  вместе  с
избирателями им удается преодолевать тяготы послевоенного времени. А  пока
послушайте   нержавеющую   балладу   "Металлики"   "The   Unforgiven"    -
"Непрощенный". Не правда ли, красота и  мощь  этого  лирического  эпика  -
неплохое противоядие от  мертвящей  скуки  песнопений  о  коммунистической
партии? С вами Джон Уиллис и "Металлика".
   Зазвучали вступительные  аккорды  "Непрощенного".  Сретенский  даже  не
пытался скрыть крайнего разочарования, хотя и прежде не очень-то  верил  в
волшебное возвращение.
   - Фоксхол, - произнес он с потемневшим лицом. - Образ врага...  Ну  что
же, если им хочется образа врага, они сейчас его увидят.
   - Что вы задумали? - всполошилась Аня.
   - Ничего особенного... Хочу немного прочистить  мозги  населению  этого
сонного царства НКВД.
   Как ни старалась Аня удержать разъяренного  Сретенского,  он  распахнул
дверь и ворвался в студию. Девушке ничего не оставалось,  как  последовать
за ним.
   В полутемном помещении  без  окон  подмигивали  индикаторы  электронной
аппаратуры, вращались бобины магнитофонов,  подпрыгивали  зеленые  лесенки
указателей уровня звука  на  дисплее  проигрывателя  компакт-дисков.  Трое
сотрудников радиостанции одновременно уставились на Сретенского и Аню.
   - Вырубай музыку к чертовой матери,  -  заорал  Сретенский,  размахивая
пистолетом. - Давай эфир!
   Вид  оружия  подействовал.  Сидевший  справа  молодой   человек   молча
развернулся к пульту, выключил "Металлику" и нажал какие-то кнопки.
   - Вы в эфире, - пролепетал он и ткнул пальцем в  микрофон.  -  Говорить
нужно сюда.
   - Отойдите к стене, - скомандовал Андрей Иванович. - Вон к той, чтобы я
вас видел!
   После того как приказ был выполнен, Сретенский сел в кресло и  притянул
микрофон к себе. В горле  у  него  мгновенно  пересохло,  и  он  заговорил
хрипло, как капитан пиратского брига:
   - Граждане Фоксхола... Или Российской Федерации, или Советского  Союза!
Как бы это ни называлось, вас обманывают. "Голос Америки" находится не  за
океаном, а в двух шагах от вас и является частью злостного надувательства,
как и война, которой никогда не было. Ваши руководители сеют  ненависть  к
несуществующему врагу, потому что так вами легче управлять. На самом  деле
окружающий вас мир выглядит совсем иначе...
   За спиной Сретенского загрохотали шаги. Андрей  Иванович  обернулся.  В
студию входили вооруженные парни в униформе НКВД.
   - Бросьте пистолет, - не приказал, а как-то  мягко  посоветовал  крепко
сложенный блондин в гражданской одежде, манеры  которого  выдавали  в  нем
старшего.
   Сретенский глубоко вздохнул. Его пистолет полетел  под  ноги  блондина.
Тот подобрал оружие, передал одному из своей команды.
   - Я с большим интересом выслушал начало вашей речи, Андрей Иванович,  -
сказал блондин с легчайшей иронией. - Собственно, вы могли бы  продолжать,
ведь передачи у нас  лишь  записываются  на  магнитофон,  а  в  эфир  идут
позже... Надо  отдать  вам  должное,  вы  довольно  быстро  разобрались  в
ситуации... Но вот выводы сделали неверные.
   - Как бы не так, - буркнул Сретенский.
   - Да нет, вы все правильно оценили,  но  поставили  не  на  ту  лошадь.
Почему-то вы решили, что вам с нами  не  по  пути.  Очень  преждевременный
вывод... Идемте,  Андрей  Иванович,  и  вы,  Аня.  Вы  узнаете  еще  много
удивительных вещей и, надеюсь, измените свое мнение.
   Вид  коротких  автоматов  в  руках  персонажей   в   униформе   говорил
красноречивее слов. Сретенскому оставалось  только  подняться  из  кресла,
успокаивающе приобнять Аню и выйти из студии под прицелом четырех стволов.
15
   Гордеев и Лаухина с разными чувствами наблюдали по монитору за  беседой
Ратомского с Мальцевым.  Старая  проститутка  не  вслушивалась  в  диалог,
содержание которого было ей абсолютно безразлично.  Украдкой  от  Гордеева
она  плотоядно  облизывалась,  прикидывая,  как  бы  затащить  Мальцева  в
постель. Только так, чтобы не узнал вездесущий Гордеев... Ведь он, как  ни
крути, - единственный источник ее власти и влияния, без  него  она  полный
ноль. Да ладно, не впервой...
   Михаил  Яковлевич,  напротив,  слушал  очень  внимательно,   придирчиво
оценивая реакцию Олега на каждое слово Ратомского. Затея Зорина  с  самого
начала не пришлась ему по душе, и сейчас он по-прежнему не находил  веских
доводов в ее поддержку. Да и вообще, этот Зорин... Романтик и  авантюрист.
Слишком много власти и слишком  мало  ответственности.  Пора  бы  серьезно
подумать, как избавиться от него. Но  надо  действовать  очень  осторожно,
семь раз отмерить... Зорин не пешка, такого запросто с доски не смахнешь.
   Прогудел сигнал интеркома. Михаил Яковлевич  вытянул  руку  и  коснулся
холеным пальцем пластмассовой кнопки:
   - Слушаю, Гордеев.
   - Прорыв восьмой  мембраны,  -  задребезжал  голос  в  динамике.  -  Вы
приедете?
   - Тьфу, черт... Конечно, приеду.
   Он отключил связь и встал.
   - Что случилось, милый? - проворковала  министр  культуры,  не  отрывая
взгляда от экрана.
   - Восьмая мембрана... Самая беспокойная. - Он покосился на  монитор.  -
Ты досматривай, если хочешь, а я потом посмотрю запись.
   - Ой, - капризно протянула Лаухина, -  не  пора  ли  взорвать  все  эти
мембраны к свиньям собачьим?
   Гордеев раздраженно передернул плечами:
   - Если бы это было так просто...
   Он вышел  из  комнаты,  хлопнув  дверью.  Внизу  у  подъезда  его  ждал
обтекаемый бронированный автомобиль,  похожий  на  инкассаторскую  машину.
Гордеев сел впереди, рядом  с  водителем.  Двигатель  взвыл,  и  маленький
броневик катапультировался с места.
   - Воронин выехал? - бросил Гордеев через плечо.
   - Уже там, - ответили ему сзади.
   - Как обстановка?
   - Хуже не придумаешь. Кажется, что-то новенькое.
   - О, дьявол, - простонал Михаил Яковлевич.
   Броневик  пронесся  по  фешенебельным  кварталам  внутреннего   города,
вырвался во внешний, распугивая прохожих и автомобили. В  окнах  мелькнули
последние дома окраины, и машина помчалась по ухабистой дороге, ведущей  к
далеким скалам, разрезающим грязно-синее небо изломами причудливых вершин.
   У подножия скал  стояли  несколько  грузовиков  и  громадный  фургон  с
распахнутыми настежь боковыми люками, из которых тянулись толстые  кабели,
подключенные к каким-то массивным устройствам. Михаил  Яковлевич  приказал
остановить машину и неуклюже выбрался на дорогу. К  нему  тут  же  подошел
Борис Воронин, молодой талантливый физик из  Института  Фоксхола.  Воронин
занимался теорией Сопряженных Миров и считался специалистом по  мембранам.
Пожалуй, он и был таковым, если иметь в виду тот факт, что  все  остальные
знали о мембранах еще меньше Бориса.
   Откинув  со  лба  непослушные  каштановые  волосы,  Борис   возбужденно
заговорил:
   - Михаил Яковлевич, мы столкнулись с совершенно новым  явлением.  Прошу
разрешения на использование ТВЗ.
   - Хочешь сунуть голову в пасть? - Гордеев неодобрительно  скривился.  -
Да что там такого необычайного?
   -  Эта  штука  поглощает  свет...  Она  просто  его  пожирает!   Хотите
посмотреть с вышки?
   - Хочу, - коротко ответил Гордеев.
   В сопровождении Воронина он вошел  в  фургон.  Они  уселись  в  кресло,
накрытое прозрачным  колпаком  с  вырезами,  напоминающим  кабину  легкого
вертолета. В крыше раздвинулись створки, и телескопические штанги вознесли
кабину на двадцатиметровую высоту.
   Гордеев приложил к глазам армейский бинокль. Он смотрел вперед и  вниз,
туда, куда указывал Воронин.
   Скалы расступались там, образуя проход шириной метров в сто, обычно  (в
периоды нулевой активности мембраны) ведущий к озеру. Куда он вел  сейчас,
никто не мог бы сказать, потому что в его глубине  клокотало  пульсирующее
сгущение тьмы. Черная  дыра  извергала  огромные  смерчи,  колеблющиеся  в
воздухе наподобие щупалец спрута, ищущих добычу. Воронин нашел удивительно
точные слова - дыра _пожирала_ солнечный свет. Он  утрачивал  яркость  уже
над скалой, а дальше будто всасывался воронками смерчей, становясь добычей
идеального мрака.
   - Дадите мне ТВЗ? - Голос Бориса звенел от напряжения.
   - И что ты будешь делать?
   - Подберусь поближе, запущу манипуляторы в эти чернила, отберу пробы...
   - Ладно, - неохотно сказал Гордеев. -  Рискни.  Но  прямо  в  петлю  не
суйся. ТВЗ у меня много, а ты один.
   Щелкнув  переключателем  на  корпусе  микрофона,  Гордеев  распорядился
опустить платформу и подготовить транспортер высшей защиты.
   Приземистая машина, выкрашенная в темно-зеленый цвет,  была  похожа  на
жука-бронзовика. ТВЗ, все люки которого  закрывались  герметично,  обладал
полностью автономной системой жизнеобеспечения.  Никаких  иллюминаторов  в
сплошной  броне  не  предусматривалось,  их  роль  выполняли   телекамеры,
передающие изображение на экран в  кабине  водителя-оператора.  Управление
гибкими манипуляторами, приближавшимися по количеству степеней  свободы  к
человеческой руке, и  двумя  тяжелыми  пулеметами,  спрятанными  в  низких
башенках, осуществлялось при посредстве системы сервомоторов. Кроме  того,
бортовой компьютер ТВЗ соединялся с пультом  внешнего  управления  длинным
кабелем - на случай каких-либо происшествий с оператором. Радиосвязь  тоже
была, но ей доверяли меньше, чем надежному кабелю.  Теоретически  основные
узлы ТВЗ рассчитывались  на  бесперебойное  функционирование  едва  ли  не
вблизи эпицентра атомного взрыва. Если бы речь шла лишь  об  отборе  проб,
дистанционно управляемый  транспортер  высшей  защиты  мог  выполнить  все
необходимые маневры и без водителя (чем  нередко  и  пользовались).  Но  у
Воронина еще на стадии разработки ТВЗ появился свой взгляд на проблему,  в
правильности которого он постепенно убедил руководство. Он считал, что  не
так важны пробы или видеозаписи, как непосредственное присутствие человека
(не любого человека, а его, Воронина!)  возле  границ  активной  мембраны.
Только  человек  способен  уловить  то,  что  Воронин  именовал   _тонкими
вибрациями_ (просто удобный термин без конкретного  содержания).  Уловить,
интерпретировать, выделить значимую информацию... Как уверял  Воронин,  он
частенько сталкивался с эффектом тонких вибраций  и  раньше,  до  создания
транспортеров  высшей  защиты,  и  позже,  во   время   рейдов   на   ТВЗ.
Бронированный корпус для  этих  самых  вибраций  преградой  не  являлся...
Правда, значимой информации таким образом Воронин не получил,  но  тернист
путь истины и лиха беда начало.
   В качестве убийственного довода, ультима  ратио,  Воронин  ссылался  на
опыт космических исследований. В космосе, говорил он, автоматы справляются
отлично,  и  все-таки  люди  летают.  А  здесь  как  можно  положиться  на
автоматику, например, при повреждении кабеля  и  неустойчивой  радиосвязи?
Сумеет ли автомат сориентироваться в  обстановке,  определить  приоритеты,
пойти на оправданный риск? Для этого ему, как  минимум,  потребовалось  бы
унаследовать интеллект своих творцов.
   В этих воззрениях Бориса  Воронина  в  равных  долях  слились  мужество
ученого, рационализм экспериментатора  -  практика  и  чисто  мальчишеское
желание лично развинтить на части  новую  механическую  игрушку.  Так  или
иначе, тонкие вибрации, конечно, существовали  -  какой-то  вид  поля  или
волновой  структуры,  не  регистрируемый  приборами,   неэкранируемый   и,
безусловно, небезопасный.
   Воронин переоделся  в  ярко-оранжевый  комбинезон.  Разумеется,  он  не
собирался покидать ТВЗ, но при непредвиденном  развитии  событий  так  его
будет легче отыскать...
   Забравшись в круглый  люк  транспортера,  Воронин  захлопнул  за  собой
крышку, проверил герметичность, устроился в тесном кресле и одну за другой
активизировал системы ТВЗ.
   - Я готов, - доложил он в микрофон.
   Его услышали  двое  операторов  у  внешнего  пульта,  расположенного  в
фургоне, а также Михаил Яковлевич Гордеев.
   - Двигай, - вздохнул Михаил Яковлевич.
   Транспортер зарычал, задрожал и медленно пополз к  скалам,  к  зловещим
вихрям тьмы. На экранах своих мониторов Гордеев и операторы видели то  же,
что и Воронин, - приближающийся клубок агрессивного мрака, а потом  экраны
словно залила черная тушь.
   - Я на месте, - спокойно докладывал  Воронин,  -  ни  черта  не  видно,
прожекторы не помогают. Снаружи как будто что-то  стучит  в  корпус...  Не
очень сильно. Разворачиваю манипуляторы.
   Больше от Воронина не дождались ни слова - ни по радио, ни по кабельной
связи.  Красная  лампочка  на  пульте  просигнализировала   о   том,   что
герметичность кабины ТВЗ нарушена и люк открывается...
   - Он сошел с ума! - взревел Гордеев, хватая микрофон.  -  Борис!  Боря!
Что у тебя происходит? Возвращайся немедленно!
   Монитор другой телекамеры,  установленной  на  одном  из  грузовиков  и
следившей за транспортером издали, показал, как ТВЗ постепенно и полностью
исчезает во тьме.
   - Назад! - заорал Гордеев. - Возвращайте машину!
   Смертельно бледный  оператор  перебросил  тумблер.  Транспортер  задним
ходом выполз из черной дыры. Отчетливо виднелась распахнутая крышка люка.
   Со всех сторон люди бежали к ТВЗ. Первым цели достиг молодой  ассистент
Воронина. Он заглянул в люк и дрожащим голосом констатировал:
   - Его здесь нет.
   Тихо произнесенных слов не расслышал никто, но поняли все.
16
   Едва  Борис  Воронин  сообщил  о  том,   что   начинает   разворачивать
манипуляторы, его охватило странное оцепенение. Он тупо смотрел на  черный
экран и не мог ни пошевелиться, ни что-либо  сказать.  Он  слышал  призывы
Гордеева, но вряд ли осознавал, кто к нему  обращается  и  зачем.  Снаружи
раздавался тупой равномерный стук, а потом  Воронин  ощутил  голос  -  да,
именно так. Этот голос звучал внутри мозга Воронина, более того  -  внутри
всего тела, словно возникал  из  колебаний  тех  молекул,  что  складывают
человеческий организм. Или (это сравнение  посетило  Бориса  много  позже)
будто говорило все его тело...
   - Открывайте люк и выходите.
   Воронин потянулся к замку люка. Анализируя впоследствии свои  ощущения,
он не мог дать им адекватной оценки. Мозг его работал  четко,  мысли  были
ясны, никакого тумана. В эмоциональной  области  также  никаких  сбоев  не
происходило - он чувствовал себя так, как и  должен  чувствовать  человек,
вплотную столкнувшийся с чуждым, непостижимым. Но  что-то  заставляло  его
повиноваться голосу, не думать о сопротивлении, не поступать вопреки.  Его
воля была свободна...  И  в  то  же  время  он  беспрекословно  подчинялся
таинственному зову.
   Люк распахнулся, и Воронин покинул кабину.
   В совершенной мгле он стоял на чем-то гладком и  упругом,  явно  не  на
скале и не на голой почве. Транспортер уползал прочь, но Воронин не  видел
и не слышал его. Было холодно и очень влажно.
   - Идите вдоль указателя цели, - сказал Голос.
   Указателя  цели?  Воронин  огляделся  в  темноте.  Нигде  ни  малейшего
просвета, ни единого намека на этот самый указатель. Впрочем...
   Под ногами Бориса что-то слабо светилось. Он наклонился. Это  оказалась
тонкая трубка наподобие тех, что применяются  в  медицинских  капельницах.
Внутри, под тонкой оболочкой (и  на  ощупь  напоминающей  мягкий  пластик)
прокатывались волны неверного малинового свечения.
   Борис выпрямился и двинулся в направлении этих волн. Трубка  уходила  в
безбрежную темноту по прямой линии. Пустое,  черное  пространство  впереди
наполняли лишь звуки и запахи. Время от времени  слышались  глухие  удары,
будто  на  цементный  пол  бросали  мешки  с  песком.  Были  еще  какие-то
неопределенные вздохи или стоны... Пахло сладковато, даже приторно, словно
неопытный парфюмер вознамерился воссоздать ароматы оранжерейных цветов, но
переусердствовал.
   Из пространства, откуда дул прохладный ветерок, приносивший этот запах,
материализовалось нечто и помчалось на Бориса. Сначала это  выглядело  как
голубоватое облачко, летящее  по  спирали.  Оно  увеличивалось  в  видимых
размерах и вскоре приняло форму огромного кальмара с короткими щупальцами.
Уродливую  голову  (если  у  кальмаров  есть  голова)   усеивали   десятки
немигающих желтых глаз, и все они смотрели прямо сквозь Бориса...
   Воронин инстинктивно пригнулся. Чудище пронеслось низко над его головой
и исчезло.
   В полном мраке Воронин оставался недолго, но не скоро вышел и к  свету.
Вокруг то и дело возникали  и  пропадали  смутные,  неописуемые  призраки,
источающие бледные ореолы всех  цветов  спектра.  Борис  хорошо  разглядел
только невысоко  летящие  извивающиеся  полотна,  вблизи  напомнившие  ему
морских  скатов-мант.  Их  колышущиеся  крылья  покрывали   многочисленные
ярко-красные пятнышки, а в передней части тел торчали изогнутые крюки.
   Справа  заблестело  в  неизвестно   откуда   ударившем   луче   подобие
металлического рельса. По нему с  большой  скоростью  катились  сверкающие
сложные механизмы длинными  вереницами  -  примерно  десять  -  двенадцать
одинаковых, потом столько же других и так далее. Борис шел вдоль трубки, а
рельс круто забирал в сторону, и вскоре  бесконечные  вереницы  механизмов
превратились где-то вдали в цепочку огоньков.
   Теперь Борис приближался к загадочному сооружению, залитому красноватым
светом и похожему на вздыбленный локомотив.  Кое-где  вздрагивали  пружины
антенн с крохотными шаровидными наконечниками. Снизу в  темных  отверстиях
сновали,  как  поршни  или  челноки,  тускло  поблескивающие  цилиндры.  В
некоторых из них были сделаны сквозные просечки в форме буквы Т.
   Возле сооружения с задумчивым видом прохаживался человек.
   Самый обыкновенный человек,  лысоватый,  в  очках,  лет,  наверное,  за
пятьдесят, в поношенном костюме, в резиновых хирургических  перчатках.  Он
постукивал молоточком  по  выступающим  деталям  машины  и  неодобрительно
покачивал головой.
   Воронин подошел ближе, в сильном волнении и  уверенности,  что  наконец
получит ответы на будоражащие вопросы, но вдруг остановился как вкопанный.
Взгляд его упал на чемоданчик  в  левой  руке  мужчины.  Чемоданчик  этот,
старый  и  обтрепанный,  был  оклеен  фотографиями  красоток,  и  из  него
высовывалась голова попугая.
   Галлюцинация, наваждение - это Воронин понял очень отчетливо. Под каким
бы воздействием и контролем  ни  находился  Борис,  очевидно,  этого  было
недостаточно,   чтобы   нейтрализовать    защитные    реакции    сознания.
Перегруженный чуждой информацией мозг занимал круговую  оборону,  создавая
спасительные видения во враждебном окружении шокирующей реальности.
   Появление галлюцинации встревожило и обеспокоило Бориса. Если так будет
продолжаться, вскоре он не сможет отличить собственные иллюзии от объектов
действительного мира... Или здесь все - иллюзия? Воронин зажмурился. Когда
он открыл глаза, человек пропал, а громадная машина оставалась  на  месте.
Борис постучал кулаком по гулкому металлическому листу обшивки.  Может  ли
наваждение быть _настолько_ убедительным? Да, может, ответил  себе  Борис,
изучавший когда-то факультативно психологию и психиатрию. Однако, если нет
никакого способа разделить фантомы и материальные  предметы,  надо  просто
выбросить это из головы.
   Успокоив себя таким нехитрым соображением, Воронин снова  отправился  в
путь, оставив позади чавкающую и гремящую машину.
   Дальше было светлее, хотя источник этого  света  оставался  скрытым  от
глаз. Борис подошел к высоким  приоткрытым  воротам  с  длинной  надписью,
отдаленно напоминающей иероглифические письмена египтян. Прозрачная трубка
- указатель цели - ныряла за ворота. Борис протиснулся в узкую щель  между
створками и оказался в  подобии  города.  Стройные  белые  башни  тянулись
вверх, к сводам исполинского купола, откуда свешивались на  тонких  тросах
мерно вращающиеся четырехконечные кресты. Через равные промежутки  времени
пронзительно  трещал  звонок,  кресты  останавливались  и  с  их  лопастей
сыпались листочки серебристой фольги. Борис поймал один из них и убедился,
что на фольгу это  похоже  только  издали  -  гибкая  ткань,  образованная
переплетением тончайших серебряных  капилляров.  Во  множестве  валявшиеся
вокруг листочки собирали и  поглощали  пронырливые  черные  машинки  вроде
механических пауков-косиножек.
   Указатель цели обогнул очередную башню и ушел отвесно вниз в  отверстие
диаметром с кулак под ногами  Воронина.  Озадаченный  Борис  опустился  на
колени, просунул руку в это отверстие, вскрикнул и попытался отпрянуть.
   Что-то  очень  холодное  сомкнулось  на  его  запястье,   как   браслет
наручников. С громким гудением раздвинулись створки горизонтального  люка,
и Воронин увидел жерло глубокой шахты. Руку  Бориса  удерживало  блестящее
кольцо на цепи, которая тут же  натянулась.  Потеряв  равновесие,  Воронин
свалился в шахту.
   Его подхватило какое-то силовое поле.  Борис  покачивался  в  нем,  как
спеленатый кокон шелкопряда. Начался быстрый  спуск.  Кольцо  на  запястье
Воронина  распалось  и  словно  дематериализовалось.  Люк  закрывался  над
головой Бориса.
   Силовое поле увлекало Воронина вниз, как  скоростной  лифт.  Освещенные
участки шахты чередовались с неосвещенными,  мелькали  боковые  тоннели  и
пещеры.  Торможение  сопровождалось  такой  перегрузкой,  что   у   Бориса
потемнело в глазах. Силовое поле отпустило его, и  он  шагнул  в  обширный
зал,  где  указатель  цели  опирался  на  никелированные  ажурные   стойки
полуметровой  высоты  и  петлял  среди  фантасмагорических   архитектурных
конструкций из белого металла. Кое-где виднелись экраны,  стереоскопически
воспроизводящие маловразумительные сцены,  например:  по  отвесным  стенам
взбирались многорукие мохнатые существа, а навстречу им сыпались дымящиеся
синеватые пирамидки.
   Низкий решетчатый барьер в центре зала  отгораживал  круглую  яму,  где
ворочалось и булькало что-то похожее на громадный мешок  с  картошкой.  На
серой  ноздреватой  поверхности  мешка  выступали  крупные  капли   мутной
жидкости.
   Борис обогнул решетку и вскоре  вышел  в  тесный  коридор,  за  которым
простиралась  анфилада  сводчатых   галерей.   На   продолговатых   столах
бесконечными  рядами  лежало  то,  что  Борис  принял  за   обезглавленные
человеческие тела (подходить ближе он почему-то не захотел). К срезам  шей
пристыковывались толстые изогнутые трубы-хоботы. Они  сплетались  наверху,
порой раздувались и краснели. Хоботы содрогались, а тела начинали биться в
конвульсиях, словно из них высасывали остатки жизни. В  прозрачных  ящиках
на высоких подставках мерцала бледно-фиолетовая желеобразная субстанция, и
в  каждом  из  таких  ящиков  находилось  явно  органическое  образование,
выглядящее  как  обнаженные  полушария  мозга.  Полушария  эти,   ритмично
пульсирующие, были опутаны проводами, и  они  имели  глаза...  иногда  как
будто принадлежавшие человеку или животному, но чаще непонятно  кому.  Они
жили, эти глаза, они поворачивались к Борису и провожали  его  исполненным
тоски взглядом из своих стеклянных гробов. А в некоторых ящиках  пульсаций
не замечалось, и глаза там были угасшими, невидящими... мертвыми.
   Далее Воронину пришлось пробираться по  каким-то  спиральным  тоннелям,
где хозяйничали угловатые механизмы, а может быть, живые существа - они  в
равной степени походили на то и другое. Они выполняли сложную  работу,  их
суставчатые щупальца двигались с хирургической аккуратностью. Здесь царили
скрежет, гул, лязг и тошнотворные запахи.
   Тоннели снова привели Воронина в темноту, а когда на мгновение вспыхнул
свет, к Борису метнулось ужасное, совершенно  безумное  лицо  с  раскрытой
пастью  и  горящими,  лишенными  век  глазами.  Пожалуй,  только  инстинкт
самосохранения уберег Воронина от обморока. Ноги плохо держали его,  когда
он выбирался из вновь наступившей тьмы в пещеру, куда вел указатель цели.
   Пределов  этой  огромной  пещеры  разглядеть   было   невозможно,   они
оставались за туманным занавесом  мглы  -  не  исключено,  что  во  многих
километрах. Колоссальные машины  деловито  погромыхивали  в  ровном  свете
прожекторов, укрепленных на вершинах мачт. У подножия одной такой мачты на
зеркально отполированной гранитной поверхности покоился трехметровый шар с
открытым люком. Туда и протягивалась путеводная нить.
   Через люк  Воронин  забрался  внутрь  шара  и  очутился  в  комнатке  с
ромбовидными стенами, где висели словно подсмотренные  в  ночных  кошмарах
маски. Из их глазниц высовывались вкривь и вкось какие-то объективы, а  на
маленьком столике лежал синевато-белесый  полупрозрачный  куб,  не  больше
компьютерной аудиоколонки, и в его толще светились яркие золотистые искры.
   Конец трубки - указателя цели  -  нависал  прямо  над  кубом,  который,
очевидно, той самой целью и был.
   - Теперь вы должны разбить это, - сказал Голос внутри Бориса.
   Сердце Воронина колотилось так, будто ему не хватало  места  в  грудной
клетке. Он осторожно  взял  куб,  оказавшийся  достаточно  тяжелым,  точно
отлитым из хрусталя.  Объективы  с  тревожной  готовностью  вытянулись  из
глазниц масок и уставились на Бориса, точнее, на куб в его руках.  Воронин
поднял куб над головой - объективы следили - и швырнул под ноги.
   С сухим треском куб разлетелся на мелкие осколки, источавшие едкий  пар
с резким щелочным запахом. Весь сжавшись в комок нервов, Борис ждал.
   Снаружи послышался нарастающий вой,  стены  комнатки  затряслись,  свет
померк, почти угас. Воронин повернулся к люку  и  увидел,  что  он  закрыт
гладкой крышкой. Борис  толкнул  ее  без  особой  надежды  и  без  всякого
результата.
   Малиновая трубка вдруг лопнула. Из  разлома  медленно  поползла  змейка
красноватого  дыма.  Ромбовидные  стены  начали   сдвигаться   -   комната
уменьшалась. Пропорционально сокращались и маски, и  люк,  и  стол...  Еще
немного, и Бориса неминуемо раздавит.
   Непримиримый атеист Воронин с отчаянием пытался вспомнить или  хотя  бы
изобрести какую-нибудь молитву... С горькой иронией он подумал о том,  что
если с ним хотели покончить, то выбрали не самый простой и удобный способ.
Он уже сидел скрюченный в три погибели, сдавленный неодолимой силой...
   Что-то ударило в шар, подобно взрывной волне. Напор стен  ослабел,  они
покрылись трещинами, и комната вместе  с  оболочкой  шара  развалилась  на
части. Борис вскочил на ноги - он был свободен, как цыпленок,  выбравшийся
из яичной скорлупы.
   И так же, как цыпленок, он оказался лицом к лицу с незнакомым  и  очень
опасным внешним миром. Прямо  перед  ним  раскачивался  на  паучьих  лапах
огромный механизм, металлические клешни и щупальца  беспорядочно  метались
по сторонам. Борис бросился бежать, споткнулся о  маленькое  большеголовое
существо,  немного  похожее  на  собаку,  упал,  поднялся   и   застыл   в
растерянности.
   Взбесившийся  чужой  мир   завывал,   грохотал,   безумствовал.   Часть
прожекторов на мачтах  погасла,  другие  стремительно  вычерчивали  лучами
окружности и восьмерки. Пещеру заволакивал сизый туман. С опорой одной  из
мачт  столкнулось  нечто  тяжелое  и  неповоротливое   (вроде   гигантской
черепахи),  мачта  рухнула,  прожектор  угодил  в  край  наклонного  щита,
громыхнул взрыв. Пламя взметнулось вверх, бочкообразные машины кидались  в
огонь.
   Борис медленно отступал. Может быть, имеет  смысл  попытаться  отыскать
то, что осталось от трубки - указателя цели  (если  что-нибудь  осталось)?
Лишь бы убраться из этой пещеры...
   Блуждания в слепых поисках привели Воронина в ту часть пещеры, где,  по
крайней мере, не происходило  никаких  столкновений  и  взрывов.  Здесь  в
холодном фиолетовом свете тянулись вдаль  полукруглые  желоба,  и  по  ним
катались взад и вперед крохотные  трехколесные  тележки.  Фиолетовый  свет
угасал  издали  по  квадратам,  сектор  за  сектором   -   волна   темноты
приближалась к Борису.  Сверкнула  беззвучная  вспышка,  далеко  озарившая
пещеру, и Борис на миг увидел в  отдалении  что-то  похожее  на  громадный
шевелящийся муравейник. Сходство дополняли снующие  по  склонам  блестящие
механизмы, весьма напоминающие муравьев, только метровой длины...
   Вслед за  вспышкой  на  краткое  мгновение  настала  тишина,  сразу  же
поглощенная ритмичным  топотом,  как  будто  на  плацу  маршировали  сотни
солдат, обутых в стальные сапоги. Этот звук производили муравьи  -  теперь
они двигались клином,  словно  танковое  соединение,  и  яростно  сверкали
прожекторы на спинах. На их  пути  высилась  каменная  башня,  выглядевшая
несокрушимой. Муравьи не только не  остановились,  но  даже  не  замедлили
методичное наступление. Они прошли сквозь башню,  как  если  бы  она  была
бумажной. Прошитая бесчисленными отверстиями,  башня  обрушилась.  Муравьи
заполняли пещеру. Когда они доберутся до Бориса...
   Откуда-то  сверху   с   пронзительным   воем   спикировал   миниатюрный
летательный аппарат. Из-под крыльев ударили  оранжевые  лучи,  и  авангард
муравьиного войска  обратился  в  груды  оплавленного  металлолома.  Тогда
муравьи выдвинули высокий  параболический  купол  с  прорезью  посередине,
откуда немедленно повалил густой серый дым. Ослепший  маленький  самолетик
беспомощно посылал лучи наугад.
   Вырвавшись из дымной тучи, летательный аппарат засыпал муравьев  градом
шаровидных бомб. Они лопались, низко ползли рубиновые  светящиеся  облака.
Муравьи обратились в паническое бегство,  а  те  из  них,  кого  настигали
облачные волны, застывали парализованными.
   Вокруг Бориса невесть откуда вырастали большие экраны, все обращенные к
нему. Их было не меньше десятка, и на них плясали, меняясь с  молниеносной
быстротой,   формулы,    графики,    геометрические    фигуры,    какие-то
пространственные проекции... На каждом экране - свое. Разумеется, Борис не
мог не только осмыслить этот шквальный поток информации, но даже  уследить
за изменениями хотя бы на одном экране. И все-таки  что-то  происходило  в
его сознании. Информационные фейерверки на экранах  властно  вторгались  в
мозг Бориса, их смысл проявлялся  как  поляроидная  фотография.  Да,  так:
человеку, фотографирующему "Поляроидом", могут  быть  и  неведомы  секреты
сложных превращений, происходящих на карточке под воздействием  света.  Он
почти сразу видит готовое изображение.
   - Господи, - прошептал атеист Воронин, прижимая ладонь ко лбу. - Это же
так просто. Как это _просто_, Господи!
   Голова кружилась так, словно Воронин только  что  сошел  с  центрифуги.
Экраны померкли - или Борис перестал их видеть из-за мутной  пелены  перед
глазами. Чтобы не упасть, он сделал несколько  шагов,  ища  равновесия,  а
потом пелена рассеялась, и в глаза ударил солнечный свет.
   Кто-то подхватил Бориса за талию, кто-то подставил плечо. Совсем близко
Воронин увидел лицо Гордеева - тот смотрел на Бориса с тревогой, почти  со
страхом.
   - Что такое? - пробормотал Воронин заплетающимся языком.
   Он вскинул голову, подслеповато огляделся. Невдалеке стояли  грузовики,
фургон и ТВЗ, около них суетились люди. Сам же Борис находился в  скальном
проходе, где еще недавно бушевала потусторонняя тьма.  Сейчас  здесь  было
светло, солнце освещало зеленую траву и острые вершины скал.
   - Твои волосы, Борис, - тихо вымолвил потрясенный Гордеев.
   - Волосы? - Борис провел рукой по густой шевелюре. - А что с ними?
   - Ты весь седой.
   Эти  слова  точно  сняли  блокаду,  установленную   в   мозгу   Бориса.
Эмоциональный вихрь сметал все барьеры,  и  Воронин  уже  не  слышал,  как
переговариваются подоспевшие врачи, не ощущал,  как  делают  инъекции,  не
осознавал, что его осторожно укладывают на носилки и переносят в машину.
17
   - Да, конечно. - Ратомский улыбнулся Мальцеву,  разливая  коньяк.  -  Я
понимаю, что  вас  интересует  все,  но  "Сторожка"  -  в  некотором  роде
центральный пункт.  Ее  начали  строить  перед  войной,  объект  курировал
генерал Тагилов. Тогда многие понимали,  что  война  неизбежна  и  близка,
независимо от того, что думал Сталин и его подпевалы. Впрочем, Сталин  был
не так слеп, как это теперь иногда пытаются изобразить.  Тагилову  удалось
убедить его отдать приказ о начале строительства города в тайге, куда  при
необходимости могло бы эвакуироваться правительство... Разумеется, Тагилов
ни словом не упоминал об экспериментах  Грановского.  Он  вел  рискованную
игру, но, согласитесь, не мог же он сказать Сталину: "Иосиф Виссарионович,
в случае чего я переправлю вас в Сопряженный Мир"...
   - Так Сталин ничего не знал о Грановском? - спросил Мальцев и достал из
пачки сигарету, которую так и не зажег.
   -  Нет,  знал,  конечно...  Знал,  что  есть  такой   ученый,   занятый
разработкой нового оружия.  Точнее,  _был_  такой  ученый,  потому  что  в
сороковом  году  лабораторию  в  Подмосковье  уничтожил   сильный   взрыв.
Считалось, что там все погибли. Взрыв, разумеется, подготовил  Тагилов,  а
Грановского и его ассистентов заранее вывез... Дело не в том, что  Тагилов
хотел  скрыть  что-то  от  Сталина.  Он  был  правоверным  коммунистом   и
сталинистом. Просто Сопряженные Миры... В общем, с такой темой не  придешь
запросто на доклад. Тут можно только поставить руководство  перед  фактом,
преподнести, так сказать, подарок. Вот Тагилов и готовил  этот  подарок  в
глубокой  тайне.  Представьте,  что  началось  бы  при   малейшей   утечке
информации, какие  смертельные  политические  игры!  Помнил  Тагилов  и  о
западных  разведках  -  не  только  о  немцах,   но   и   об   англичанах,
американцах...  Страна,  военно-промышленный  потенциал  которой  укрыт  в
Сопряженном Мире, стала бы непобедимой.
   - Но почему в тайге? - Мальцев машинально засунул  сигарету  обратно  в
пачку. - Разве двери в Сопряженный Мир нельзя открыть где угодно?
   - Вы немного забегаете вперед, я как  раз  подходил  к  этому...  Но  я
отвечу. Не везде и не всегда. То есть при очень больших  энергозатратах  в
принципе  можно,  однако  небезопасно.  При  первых  экспериментах  многие
погибли, другие стали инвалидами... На  Земле  существует  двенадцать  так
называемых узлов сопряжения, это и есть собственно Двери. Кстати, и они не
всегда доступны и безопасны... В России они есть не только  в  Хабаровском
крае, но не забывайте о секретности... Вкратце так, а  теперь  вернемся  к
"Сторожке". Парадоксальным образом военные успехи Советского Союза  играли
против Тагилова. Ему  все  труднее  становилось  доказывать  необходимость
продолжения работ в  далекой  резервной  столице,  отвлекающих  от  фронта
специалистов, транспорт, материалы. Вскоре  идея  создания  "Сторожки"  по
понятным причинам потеряла для Сталина всякую  привлекательность,  Тагилов
вынужден был уступить, да и у Грановского не все ладилось...  Долгие  годы
теоретические  изыскания  и  эксперименты   продолжались   в   совершенном
подполье.
   Ситуация радикально изменилась после смерти Сталина. Тагилов  прекрасно
видел, какие люди "оказались у власти и куда они ведут страну. Он понимал,
что милый его сердцу сталинский социализм будет если не  демонтирован,  то
либерализован, а это, по его мнению, означало крах.  Но  он  тоже  обладал
властью, и немалой, - пока еще обладал. Тагилов и Берия были двумя  самыми
мощными - и взаимоисключающими  -  фигурами  в  послесталинском  Советском
Союзе. Тагилов рассматривал два  варианта  спасения  положения.  Первый  -
организация переворота и захват всей полноты власти в стране  -  он  отмел
как нереальный, даже у него  не  хватило  бы  сил.  Второй  -  воссоздание
сталинской модели общества в Сопряженном Мире - был куда более достижимым.
Тагилов начал возрождать "Сторожку" втайне от Берия. Сохранить  эту  тайну
теперь  было,  пожалуй,  потруднее,  чем  в   сороковых.   Берия   казался
вездесущим,  несмотря  на  то  что  в  его  ближайшем  окружении  работали
преданные Тагилову люди. Узнай он о подлинном назначении "Сторожки"...  Да
просто о том, что от него скрывают масштабный  проект...  Трудно  сказать,
как именно поступил бы Лаврентий Павлович - перехватил  рычаги  управления
или придумал что-то свое, - но Тагилову в любом случае  пришел  бы  конец.
Когда стало ясно, что хранить секреты от Берия далее невозможно или крайне
рискованно, Тагилов принял решение об устранении  Лаврентия  Павловича,  и
оно было выполнено.
   - Как! - воскликнул Мальцев. - Но я читал...
   - Забудьте обо всем, что  вы  читали  на  эту  тему,  Олег,  -  перебил
Ратомский. - Это фальсифицированная история, а я  излагаю  вам  подлинную.
Итак, Тагилов освободился от Берия, а Хрущев со  товарищи  не  внушал  ему
страха. Занятые кремлевской грызней, новые  правители  оставляли  Тагилову
возможность завершить эксперименты в  "Сторожке",  перебросить  в  Фоксхол
людей и  оборудование,  а  затем  имитировать  катастрофу,  чтобы  закрыть
вопрос.
   - Ну и ну, - пробормотал  Мальцев.  -  И  значит,  здесь,  в  Фоксхоле,
началось строительство социализма по Сталину - Тагилову?
   - Основные проблемы возникли с психологией, - сказал Ратомский, поднося
рюмку ко рту. - Понимаете, необжитый мир, что-то вроде американских прерий
времен Дикого Запада, только без индейцев. Тут у самого завзятого фанатика
может пропасть  желание  заниматься  строительством  социализма.  Пришлось
искать выход, и он был найден.  Видите  ли,  Олег,  большинство  людей  не
понимали, что с ними произошло и где они оказались. Концепция Сопряженного
Мира трудно укладывается в сознании даже подготовленного человека.  А  те,
кто  знал,  не  спешили  внедрять  эту  концепцию  в  мозги   остальных...
Постепенно была  создана  особая  мифология  Фоксхола.  Утверждается,  что
Фоксхол - это Земля после атомной войны, где продолжается война  холодная.
Так легче управлять, и нет проблем с ограничениями  на  передвижения...  К
тому  же  многие  странности  Фоксхола  нетрудно  объяснить  последствиями
атомных бомбардировок.
   - Вот так просто?
   - Совсем не просто, - возразил Ратомский. -  Поначалу  всякое  было:  и
бунты, и эпидемии безумия, и вооруженные столкновения. Но в  конце  концов
людям пришлось принять альтернативную правду... Нашу правду, Олег. И  надо
заметить,  многие  принимали  ее  охотно...  Проще  согласиться  с   самым
невероятным объяснением, чем оставаться вовсе без  него,  признать  ошибки
собственной  несовершенной  памяти,  нежели  искать   ответы   в   области
непостижимого. Ведь к нам и сейчас прибывают люди. Нам  нужно  увеличивать
население,  мы  вербуем  рекрутов  -  в  основном  маргиналов,  чтобы   не
привлекать внимания. Новички тоже сперва впадают  в  растерянность,  ну  а
потом...
   - Что потом?
   - Приспосабливаются! А для тех, кто  оказывается  слишком  недоверчивым
или слишком проницательным, есть два пути. Если нам кажется,  что  с  этим
человеком имеет смысл искать разумного согласия, он  узнает  все  то,  что
сейчас узнаете вы, и становится Посвященным. Если нет...
   Ратомский умолк. Мальцев посмотрел на него с тревогой  и  проговорил  с
вопросительной интонацией:
   - Тогда?
   - Олег, - очень серьезно сказал Ратомский,  -  каждое  общество  должно
уметь защищать себя, а наше - в особенности.
   Тягостная пауза повисла в комнате. Не желая  углубляться  в  обсуждение
проблемы социальной защиты, Мальцев спросил:
   - И какова же структура вашего... гм... своеобразного общества?
   -  Она  очень  проста,  -  оживленно  заговорил   Ратомский,   чувствуя
облегчение  от  смены  темы.  -  То  же,  что  было  при  Сталине,   почти
механическая копия  с  незначительными  отклонениями.  Столица  называется
Москвой - вы сейчас находитесь во внутреннем городе, это наш Кремль, -  ее
окружают  менее  значительные  города   и   поселки.   Управление   жестко
централизовано. Во главе государства стоит сын генерала Тагилова, умершего
в семьдесят пятом. Он почитается наравне со  Сталиным  и  Тагиловым-отцом,
которому, кстати, воздвигнут помпезный мавзолей... Потом  вы  сможете  его
осмотреть, это любопытно... Маркс, Энгельс  и  Ленин  почитаемы  тоже,  но
скорее по традиции, как древние патриархи. Во всяком случае, мы не  держим
в библиотеках их произведений... Главный репрессивный орган - НКВД...
   - И ему хватает работы?
   - Не так чтобы очень.  Иногда  приходится  ловить  вымышленных  шпионов
несуществующих империалистических держав... Массовых чисток  при  дефиците
населения  мы  себе  позволить  не  можем,  но   в   обществе   необходимо
поддерживать  определенный  градус  ненависти   и   страха.   Это   основы
управления...  Надо  учитывать   и   качество   человеческого   материала.
Изначально в Фоксхол попали заключенные дальневосточных лагерей...  Они  и
их потомство не всегда лояльны и  законопослушны...  А  новое  пополнение!
Бомжи, проститутки, полубандиты для службы в НКВД! Мы  стараемся  отбирать
лучшее из худшего, но знаете детский вопрос: "Можно ли сделать конфету  из
дерьма?" - "Можно, но это будет конфета из дерьма"...
   Мальцев невольно улыбнулся:
   - А искусство, наука?
   - Искусство насквозь политизировано, и даже внутри этой  идеологической
клетки полно ограничений. Мы  не  поощряем  создание  высокохудожественных
произведений в любом  жанре.  Во-первых,  не  очень  ясно,  как  соединить
высокое творчество и  сталинизм.  А  во-вторых,  незачем  развивать  народ
интеллектуально и эстетически. В общем,  обходимся  почти  без  искусства,
кроме примитивной  жвачки.  Что  касается  науки...  О,  вот  об  этом  мы
поговорим подробнее,  и  вы  будете  удивлены!  Мы  достигли  впечатляющих
успехов  в  важных  для  нас   областях.   А   прикладная   наука,   общий
технологический прогресс в загоне, это нам  ни  к  чему.  Помните  принцип
бритвы Оккама?
   - Не следует множить сущности сверх необходимости?
   - Именно. Например, мы до сих  пор  пользуемся  паровозами  пятидесятых
годов, а когда они выходят из строя, собираем такие же. У наших людей есть
телевизоры, но самые элементарные, черно-белые. Зачем тратить время и силы
на усовершенствование того, что и  так  служит  вполне  удовлетворительно?
Подъем жизненного уровня населения не входит в нашу задачу.
   Упоминание о паровозах вновь обратило мысли Олега к судьбе  Кудрявцевой
и Сретенского, но он рассудил, что само собой дойдет и до этого.
   Вслух он сказал:
   - Открытие Фоксхола уже настолько поразительно, что и не знаю, чем  еще
вы сможете меня удивить...
   Ратомский поднялся и подошел к столу.
   - Возможно,  -  произнес  он  тоном  фокусника,  собирающегося  извлечь
кролика из шляпы, - то, что вы увидите сейчас, и не  так  впечатляет,  как
целый новый мир, и даже не один. Но для человечества  -  точнее,  той  его
части, которой это открытие станет доступно, - оно не менее важно, а может
быть, и более.
   Выдвинув ящик, Ратомский достал оттуда длинный нож  с  тяжелым  лезвием
(кажется, припомнил Мальцев, такие ножи называются "боло").  Левую  ладонь
Геннадий Андреевич распластал на столе, стиснул  рукоятку  ножа  в  правой
руке и с размаху пригвоздил ладонь к столешнице.  Хлынула  кровь.  Мальцев
испуганно вскочил, опрокинув рюмку:
   - Что вы делаете?!
   Ратомский выдернул нож, отложил его в сторону  и  протянул  к  Мальцеву
насквозь  пронзенную  руку.  Олег  отпрянул,  почти  не  сомневаясь,   что
собеседник внезапно спятил. Э, да не сам ли Ратомский  недавно  говорил  о
высоком проценте психических расстройств в Фоксхоле?
   Ужасная рана зарастала на глазах. Не прошло и  минуты,  как  на  ладони
Ратомского остался лишь свежий шрам. Геннадий Андреевич  продемонстрировал
Мальцеву и тыльную сторону ладони. То же самое. Сквозная рана исчезла.
   - Молниеносная регенерация, - выдавил Мальцев в полнейшем изумлении.  -
Бог мой... Как вы этого добиваетесь?
   Носовым платком Ратомский стер кровь со стола, бросил платок в  корзину
для бумаг, скрылся в туалетной комнате, где вымыл руки, вернулся  и  вновь
уселся в кресло.
   - Оцените, - буркнул он почему-то обиженно, словно  Мальцев  отнесся  к
его подвигу с пренебрежением. - Жуткая боль ради  эффектной  демонстрации.
Ведь больно-то мне так же, как и самому обычному смертному человеку...
   - Смертному? А вы что же, бессмертны?
   - По-видимому, практически да.
   Мальцев едва не фыркнул недоверчиво, но впечатление от увиденного  было
столь сильным, что удержало его от любых проявлений скептицизма.
   - Но как? - только и смог вымолвить он.
   - В общих  чертах  охотно  расскажу,  -  ответил  Ратомский,  с  кислой
гримасой ощупывая шрам, - а вот ноу-хау  -  это  самый  охраняемый  секрет
Фоксхола...  Бессмертие  -  это  не  шутка,  Олег.  Из  вечных   искушений
человечества это, пожалуй, наиболее манящее. По-моему, доктор Фауст  погиб
как раз во время одного из опытов по созданию эликсира бессмертия...
   - А вам, значит, удалось...
   - Нам  удалось,  -  кивнул  Ратомский.  -  Мы  называем  этот  препарат
виталином  -  одновременно  от  латинского  "вита",  "жизнь",  и  в  честь
Владимира  Витальева,  разработавшего  теорию  и  начавшего   практические
эксперименты.
   - И что представляет собой виталин?
   - Бесцветную жидкость, - усмехнулся Геннадий Андреевич. - А если  кроме
шуток... Вы слышали когда-нибудь о карбине?
   - Где-то читал. Вещество с идеальной  биосовместимостью,  материал  для
изготовления киборгов. Если не ошибаюсь, возня с  карбином  происходила  в
Москве еще в начале семидесятых. Из этой затеи так ничего и не вышло.
   - Правильно. А Владимир Витальев, которого считали пропавшим без вести,
оказался в Фоксхоле и продолжил работу здесь. О, мы не  жалели  средств  и
ресурсов! Вскоре  был  создан  прототип  будущего  эликсира  бессмертия  -
реакарбизон. Витальев  применял  низкотемпературный  плазменный  синтез  и
добивался  воспроизводства  в  организме  вещества,   подобного   карбину.
Реакарбизон в  несколько  раз  ускорял  процесс  регенерации  поврежденных
тканей, но он не был еще настоящим виталином. Ведь мало одной регенерации,
надо  было  выключить  в  организме  программу  старения  и  смерти,   так
называемый апоптоз.
   - И Витальев сумел достичь этого?
   - Увы, нет.  Великого  ученого  постигла  судьба  Фауста  в  борьбе  за
бессмертие. Он испытал на себе недоработанный  препарат  и  умер.  Но  его
смерть не была напрасной, она помогла его  ученикам  обнаружить  ошибку  и
довести работу до конца. Я не биолог, а физик, как и вы,  поэтому  объясню
на пальцах. Внутри  человеческой  клетки  имеются  сорок  шесть  хромосом,
которые  обволакивает  молекулярная  структура  теломераз.  Этот   фермент
выполняет ту же функцию, что и наконечники на ботиночных шнурках, - он  не
позволяет концам хромосом махриться. Каждый  раз,  когда  клетка  делится,
наконечник становится короче. В молодых клетках теломераза  достаточно,  и
наконечники  восстанавливаются  быстро.  Но  в  стареющем  организме,  где
включена   программа   апоптоза,   теломераз   практически    отсутствует.
Наконечники   исчезают,   хромосомы   перепутываются,   клетки   перестают
делиться... Человек умирает.
   Итак, перед учениками Витальева стояла задача: победить апоптоз и найти
способ клонирования гена теломераза - в технологии такого  клонирования  и
допустил роковой просчет сам учитель. Принцип был верен,  но  все  дело  в
кажущихся  мелкими  деталях...  Два  года  потребовалось,  чтобы   сделать
революционный шаг от реакарбизона к виталину. Но теперь мы имеем препарат,
который не только уберегает человека от  гибели  в  результате  серьезного
ранения, но и отодвигает на неограниченный, по-видимому, срок  старость  и
то, что называлось естественной смертью.
   - По-видимому?
   - Ну, мы не  можем  наверняка  утверждать,  что  подвергнутый  действию
виталина организм вообще никогда не умрет. Попросту  прошло  слишком  мало
времени, чтобы увидеть это воочию... И потом, вечность - категория  скорее
философская, нежели практическая. Ничто не вечно - ни Солнце,  ни  звезды.
Но если виталин продлевает жизнь реального человека на тысячу, да хотя  бы
на триста, двести лет - разве этого  мало?  Нужно  лишь  регулярно  делать
инъекции - раз в месяц. А производство виталина у нас налажено хорошо...
   - Двести лет - немало, -  согласился  Олег.  -  Триста  тем  более.  Но
получается, что вы не вполне уверены в свойствах виталина?
   Ратомский  помрачнел.  Олегу  показалось,  что  задета   чувствительная
струна.
   - Расчеты довольно точны, - сухо сказал он, - но когда имеешь дело не с
компьютером, а с живым организмом, всегда  остаются  неясности.  Например,
Корнеев, один из учеников Витальева, пытался доказать, что...
   Геннадий  Андреевич  внезапно  умолк,  точно  сожалея   о   вырвавшихся
последних словах. Мальцева очень интересовало, что именно пытался доказать
Корнеев, но он понимал: из Ратомского не вытянуть ни слова сверх того, что
он сам пожелает сообщить. Так как Геннадий  Андреевич  продолжал  молчать,
уставившись на рюмку, Мальцев решился-таки произнести следующее замечание:
   - Вероятно, мгновенная регенерация спасает все же не во  всех  случаях.
Допустим, при обширном поражении сердечной мышцы...
   Не будучи уверен, что не вторгается по-прежнему в орбиту так изменившей
настроение Ратомского темы, Олег говорил негромко и, пожалуй, с  робостью.
Однако Геннадий Андреевич  развеял  его  опасения.  Он  откликнулся  почти
воодушевленно, словно увидел в волнах спасательный круг и воспрял духом.
   - На человеке этого, конечно, никто не проверял... Но  эксперименты  на
животных дали поразительные результаты. Я сам видел  мартышку,  получившую
пулю в сердце  и  выжившую...  Видел  и  другую,  которой  взрывом  снесло
полголовы, раздробило кости, разорвало позвоночник на несколько  частей...
Она осталась глубоким инвалидом, но тоже выжила.
   - Пулю в сердце? - недоуменно повторил Мальцев. - Как же  можно  выжить
после такого? Ведь если сердце хоть ненадолго прекратит  работу,  лишенный
кровоснабжения мозг  погибнет...  А  регенерация  хоть  и  быстра,  но  не
мгновенна в буквальном понимании.
   - Виталии действует разумно! - воскликнул  Ратомский  с  тем  суеверным
восторгом, с каким, наверное, монахи прошлого возглашали "Чудеса  Господни
неисчислимы". - Да, разумно и очень изобретательно, как  если  бы  обладал
сознанием. Я присутствовал на вскрытии... Кстати, чтобы убить ту мартышку,
пришлось применить декапитацию, приношу извинения за натурализм... То есть
отрезать ей голову. Так вот, вскрытие показало интереснейшие  вещи.  Когда
пуля прошла через центр сердца, вырвала клок мышцы, правая и левая стороны
продолжали сокращаться самостоятельно, словно вместо одного  сердца  стало
два. Это оказалось возможным благодаря тому, что активные начала  виталина
сразу произвели микроремонт на клеточном, а может  быть,  на  молекулярном
уровне. В дальнейшем же функции  сердца  восстановились  полностью.  Кроме
того, мозг мартышки после остановки кровообращения в результате  отделения
от тела и, следовательно, клинической смерти, жил не пять  -  семь  минут,
как обычно, а около часа.
   - Потрясающе, - искренне сказал Олег. - Но что будет с человеком,  если
прекратить инъекции виталина?
   - Да ничего не будет... Организм постепенно вернется к обычному  режиму
работы, вот и все. Более здоровым, чем раньше, человек не станет, но  и  в
развалину тоже не превратится.  Словом,  Олег,  добро  пожаловать  в  клуб
бессмертных...
   - Что? Я не ослышался, вы приглашаете меня в клуб?
   - На определенных условиях, конечно.
   - Прежде чем обсуждать какие бы то ни было  условия,  -  твердо  заявил
Мальцев, - я задам вопросы о Кудрявцевой и Сретенском. Живы  ли  они,  где
они? Могу ли я их видеть? Что с ними произошло?
   Ратомский испытующе посмотрел на Олега и кивнул:
   - Отвечу по  порядку.  Они  живы  и  чувствуют  себя,  смею  надеяться,
неплохо. Они здесь, в Фоксхоле. Вы с  ними  увидитесь...  Правда,  на  это
нужно разрешение Гордеева, но думаю, вы получите его без проблем.  На  ваш
последний вопрос - что с ними произошло -  ответить  несколько  сложнее...
Как вы, вероятно, уже поняли, физика Сопряженных Миров - темный  лес.  Да,
мы можем открывать Двери, не зная  толком,  что  это  такое...  Но  помимо
Дверей, существуют еще так называемые Зоны Проникновения. Земля и Фоксхол,
Земля и другие миры соприкасаются каким-то образом в неведомых измерениях,
их физические координаты иногда взаимно перекрываются. Думаю,  такие  зоны
были всегда... В голову закрадывается крамольная для  ученого  мысль  -  а
что, если бабушкины сказки о снежном  человеке,  уцелевших  доисторических
монстрах, кораблях  инопланетян  -  и  не  сказки  вовсе?  Мало  ли  какая
чертовщина может проваливаться сквозь эти самые Зоны...
   Однако  я  немного  отвлекся.  Зоны  Проникновения,   Олег,   возникают
самопроизвольно  без   видимых   закономерностей.   Продолжительность   их
существования различна - от нескольких секунд до нескольких суток.  Иногда
они образуются в одном и том же месте с  разными  временными  интервалами,
как  бы  возвращаются  к   истокам,   но   и   здесь   никаких   очевидных
закономерностей обнаружить не удалось. Ваша экспедиция попала  в  одну  из
таких Зон. Сретенский и Кудрявцева подошли слишком близко к Порогу... Если
бы Зона прожила дольше, они могли бы и  вернуться  из  Фоксхола.  Но  там,
насколько мне известно, состоялся лишь очень краткий контакт.
   Под конец Мальцев слушал  уже  не  слишком  внимательно,  и  тому  были
причины. Во-первых, судьба  Сретенского  и  Кудрявцевой  прояснилась.  Они
живы, они здесь, с ними можно будет увидеться! Выходило,  что  Мальцев  не
зря затеял свое доморощенное расследование - ох  как  не  зря!  Во-вторых,
лавина  ошеломляющей  информации,  обрушившаяся  на  Олега,   мешала   ему
адекватно воспринимать новые откровения Ратомского. В его мозгу  произошло
своего   рода   интеллектуальное   замыкание,   вызванное   информационным
перенасыщением - вплоть до полузабытых приступов головной  боли.  Пожалуй,
имелась и третья причина. Мальцев никак не мог  выбрать  правильную  линию
поведения в этой социалистически-сюрреалистической Лисьей Норе,  Фоксхоле.
Сразу соглашаться на все предложения или изобразить  сомнения,  колебания?
Кто знает, как они воспримут то или иное.
   - Я очень рад, - услышал Мальцев, собственный голос, словно  исходивший
издалека, из какой-то отрешенной пустоты, - что с  моими  друзьями  все  в
порядке... И благодарен вам за разъяснения, хотя, признаться, в  голове  у
меня полный сумбур...
   - Это понятно, - отечески снисходительно произнес Ратомский. -  Вы  еще
хорошо держитесь. Бывали  тут  и  такие,  кто  впадал  в  истерику  или  в
ступор... Выпейте-ка рюмочку коньяка.
   Он поднял рюмку Мальцева, которая так и валялась на столе  опрокинутой,
и наполнил ее доверху. Олег не нашел причин отказываться.
   - Теперь кратко наши предложения, - сказал  Геннадий  Андреевич.  -  Не
торопитесь  говорить  "да"  или  "нет".  У  вас  будет  время   отдохнуть,
осмотреться, подумать...
   - Я слушаю вас.
   - Нам нужны  люди  для  выполнения  специальных  миссий  на  Земле.  Мы
называем таких людей медиаторами, то есть посредниками. Взамен вы получите
бессмертие и многое  другое,  о  чем  сейчас  не  можете  и  догадываться.
Поверьте мне, игра стоит свеч.
   Олег немного помолчал, прежде чем высказаться.
   - Если я правильно вас понял, - начал он, - вы предлагаете  мне  что-то
вроде должности резидента Фоксхола в земной цивилизации?
   - Вроде того, хотя  и  не  совсем  так.  Скорее  можно  говорить  не  о
цивилизации, а о том, что от нее останется.
   Мальцев буквально остолбенел:
   - Почему?
   - Потому что цивилизация, - отчеканил Ратомский, - будет уничтожена.
18
   Перед тем как прозвучал выстрел, Кремнев был уверен, что  его  игра  на
этом свете сыграна. Выражение лица Зорина, его последние слова -  все  это
не допускало двусмысленных толкований...
   Но с грохотом выстрела пуля ударила не в Кремнева, а в Зорина.  Выронив
пистолет, Зорин упал на ковер, и Кремнев увидел в дверях Зою  Богушевскую.
Обеими руками она  сжимала  рукоятку  здоровенного  "викинг-комбата".  Еще
несколько  раз  она  выстрелила  в  спину  Зорина,  потом  прицелилась   в
трясущегося от страха Булавина. Неизвестно, сумела ли она точно  направить
ствол "комбата" или ей  помогла  слепая  случайность,  но  пуля  попала  в
середину лба злосчастного любителя мистических раритетов.
   Зоя схватила Кремнева за руку:
   - Бежим...
   Кремнев не заставил себя упрашивать. Было ли его  неожиданное  спасение
улыбкой фортуны или частью неких сатанинских замыслов, можно разобраться и
потом, а сейчас главное - оказаться подальше отсюда.
   По коридорам Зоя потащила Кремнева за собой. На первом этаже дорогу  им
преградила старая экономка. Мужественная женщина услышала  выстрелы  и  не
раздумывая бросилась на защиту хозяина, не зная,  что  и  защищать-то  уже
некого. Она была вооружена только  миниатюрным  револьвером  -  на  Западе
такие  называют  дамскими,  скорее  действующая  модель   оружия,   нежели
настоящий револьвер. Но если стрелять с двух шагов,  и  из  него  нетрудно
убить человека.
   Прежде чем покинуть комнату  Булавина,  Кремнев  успел  подобрать  свой
пистолет, но не мог же он выстрелить в старушку! Замешкалась и  Зоя,  зато
бравая экономка вскинула револьвер и  нажала  на  спусковой  крючок.  Пуля
малого калибра зад ела руку Богушевской  выше  локтя.  Зоя  сморщилась  от
боли, но не выпустила "викинг-комбат".
   Револьвер отличается от автоматического  пистолета  тем,  что  из  него
невозможно вести непрерывный огонь. Некоторое время  уходит  на  взведение
курка, и лишь после этого револьвер снова готов к стрельбе. Клинт Иствуд в
фильме "Хороший,  плохой,  злой"  тратил  на  такую  операцию  сотые  доли
секунды. Старушка не была Клинтом Иствудом. Пока она  возилась  с  курком,
Кремнев обезоружил ее, втолкнул в ближайшую  комнату  и  заклинил  дверную
ручку с помощью того же револьвера. Он не посмотрел,  есть  ли  в  комнате
телефон. Какая разница, после пальбы все равно нужно смываться  с  третьей
космической скоростью.
   В парке виллы Зоя потянула Кремнева к синему "фольксвагену" Зорина.
   - Поедем на его машине, у меня ключи... Она мощнее моей и твоей.
   Кремнев сунул пистолет в карман и сел за руль.  Зоя  плюхнулась  рядом,
выхватила ключи,  передала  Кремневу.  Вставив  ключ  в  замок  зажигания,
Кремнев повернул его. Стартер заурчал и  затих.  Такое  случается  даже  с
первоклассными автомобилями. Говорят, что раз в году и грабли стреляют, но
это полбеды. А беда в том, что стреляют они чертовски не вовремя.
   Готовый снова повернуть  ключ,  Кремнев  вдруг  замер,  не  веря  своим
глазам. На подъездной дорожке появился Зорин.
   Первая пуля Богушевской попала ему  в  голову  сзади,  по  касательной.
Вероятно, она не слишком повредила  -  во  всяком  случае,  не  раздробила
черепную кость, но при ударе расплющилась  и  на  выходе  содрала  кожу  с
кусками плоти с половины лица. Залитый кровью, как искалеченный Терминатор
в исполнении Шварцнеггера, Зорин двигался судорожными  рывками.  Этого  не
могло быть - ведь другие пули попали ему в  спину,  близ  позвоночника,  в
область сердца... Но это было. Полуослепший, безоружный, Зорин приближался
к "фольксвагену". Если бы у него был пистолет, Кремневу и Зое едва  ли  бы
пришлось рассчитывать шансы. Однако Зорин почему-то не  взял  "шварцлозе",
оставшийся валяться на полу. У Кремнева мелькнула  мысль,  что,  какой  бы
жизненной силой ни обладал этот человек, шоковое состояние еще  никому  не
помогало действовать разумно.
   - Стреляй, - бросил Кремнев, занятый войной с зажиганием.
   - Бесполезно, он бессмертен...
   - Что?!
   - Его можно только вывести из строя ненадолго, но  не  убить...  Заводи
скорее!
   Но и без ее напоминаний Кремнев отчаянно вертел  ключ.  Зорин  был  уже
совсем близко. Правая сторона его лица  практически  исчезла.  Вместо  нее
Кремнев  и  Зоя  видели  отвратительное,  жуткое  багровое   месиво,   где
пульсировал в крови фантастическим образом уцелевший глаз, лишенный век.
   Кулаком  Зорин  ударил  в  стекло  правой  дверцы,  и  оно  разлетелось
вдребезги. Богушевская завизжала и выстрелила. Попала она или нет,  только
на человекоподобного  монстра  выстрел  не  оказал  никакого  воздействия.
Окровавленная рука ползла внутрь салона, тянулась  к  блокирующему  дверцу
замку.
   Зоя  выстрелила  вторично,  а  потом  ее   опустевший   "викинг-комбат"
замолчал. Рукояткой пистолета женщина колотила по  медленно  и  неудержимо
ползущей руке. Кремнев не  помогал,  не  вынимал  оружия  -  и  полсекунды
чересчур дорого стоили... Другая рука чудовища намертво вцепилась в  ручку
дверцы снаружи.
   Двигатель наконец запустился. Кремнев отжал сцепление и дал газ. Он  не
сразу понял, какую скорость включил, но "фольксваген" прыгнул с места  как
наглотавшийся валерьянки кот со смазанной скипидаром задницей.
   Зорина волокло за машиной. Он рычал подобно  раненому  медведю,  но  не
отпускал дверцу.  Кремнев  затормозил,  лихо  развернулся  юзом,  исполнив
совершенно каскадерский трюк,  однако  Зорина  не  стряхнул.  Тогда  он  с
ракетным ускорением направил машину к открытым  воротам.  Раздался  глухой
удар, и "фольксваген" сильно тряхнуло -  на  полном  ходу  Зорин  врезался
головой и всем телом в створку ворот, его оторвало и отбросило.
   "Фольксваген" стремительно удалялся от виллы Булавина.
   - У нас есть фора, - пробормотала Зоя, тяжело дыша. - Пока  он  залижет
свои раны...
   - Что? Ты хочешь сказать, он и после _этого_ уцелеет?
   - Да.
   - Зоя, человек может  выжить  после  таких  огнестрельных  ранений  при
особом везении. Может даже временно сохранять активность в состоянии шока,
мы это видели... Но человек не может выжить после удара головой  о  металл
на скорости в сто километров в час.
   - Я потом объясню, - устало ответила Зоя. - Поезжай сейчас прямо, там я
покажу.
   - Тебе многое придется  объяснить,  -  зло  сказал  Кремнев,  стискивая
рулевое колесо до белизны в костяшках пальцев.
   Богушевская лишь горестно вздохнула.
19
   В однокомнатной квартирке на втором  этаже  высотного  дома,  куда  Зоя
привела Кремнева (машину они бросили квартала за четыре отсюда), было тихо
и полутемно. Включив свет, Кремнев первым делом заявил:
   - Ты ранена, тебя нужно перевязать.
   - Не надо.
   - Нечего геройствовать, раздевайся. Мало ли что...
   - Я не геройствую. Посмотри...
   Зоя стянула свитер, скинула блузку. На ее руке выше  локтя,  там,  куда
угодила пуля храброй  экономки.  Кремнев  увидел  следы  крови  и  розовый
круглый шрам на месте затянувшейся раны.
   Ошарашенный Кремнев рухнул на диван:
   - Что за чертовщина...
   - Никакой чертовщины, просто специальный препарат,  -  обыденным  тоном
пояснила Зоя, снова надевая блузку, на рукаве которой запеклась  кровь.  -
Такой же принимает Зорин... то есть лже-Мартов... Поэтому он неуязвим, и я
тоже.
   - Бред какой-то, - Кремнев покрутил головой. - Ну, я понимаю, небольшая
рана... Но с ним...
   - Подожди. Я все расскажу, дай отдышаться...
   На кухне Зоя поставила чайник на плиту, но  не  стала  ждать,  пока  он
закипит. Из стенного шкафчика  она  достала  бутылку  водки,  налила  себе
полстакана и выпила маленькими глотками.  Кремнев  молча  подвинул  к  ней
другой стакан. Она налила ему,  села  на  табурет  у  стола  и  неожиданно
безутешно разрыдалась.
   - Я обманывала тебя, - простонала она, ее опущенные плечи  вздрагивали.
- Обманывала по своей воле, я была с ними... Но я больше не могла.  С  тех
пор как я узнала тебя... Мне ни с кем не было так  хорошо,  как  с  тобой.
Дело не только в сексе, это лишь естественное  следствие  главного.  Ты  -
настоящий. Они все безумны, темны. Только ты - настоящий... Я люблю тебя.
   Кремнев не знал, что и ответить. Он выпил  водку,  поставил  стакан  на
стол. Он не верил Зое... Или верил?  Кто  способен  разобраться  в  тайных
побуждениях женского сердца? Может быть, она и теперь лжет, ведет какую-то
двойную игру. А может быть, и нет.
   По-детски Зоя протерла глаза  кулачками  и  произнесла  фразу,  которую
произносят все плачущие женщины:
   - Тушь потекла...
   Улыбнувшись помимо воли, Кремнев тут же спросил:
   - Ты знаешь, где они держат Иру?
   - Не знаю. Догадываюсь.
   - Где?
   - В Фоксхоле.
   - Фоксхол? Это что, не в России?
   - Погоди, дойдем и до Фоксхола... Дай же мне рассказать...
   - Здесь есть сигареты?
   - Да, есть.
   Из комнаты  Зоя  принесла  пачку  сигарет,  поставила  перед  Кремневым
пепельницу, закурила сама.
   - Знаешь, я говорила  тебе  и  много  правды.  -  Она  протянула  руку,
выключила газ под закипевшим чайником, но вместо чая или кофе снова налила
водки в два стакана. - Вся история с героином, знакомство с Зориным -  все
это правда, до единого слова. Ложь начинается потом. Зорин спас меня вовсе
не из великодушия. История с героином подсказала ему, что  я  -  та  самая
авантюристка, которую он может с  исключительным  успехом  использовать  в
своих целях. Препарат бессмертия довершил дело.  Да  что  я!  За  это  они
покупают кого хотят, правда, хотят далеко не  каждого.  У  них  тоже  есть
особые принципы и даже, как ни странно, своя  мораль...  Впрочем,  я  могу
ошибаться. Возможно, эта  мораль  только  составная  часть  далеко  идущих
расчетов...
   - Но кто они такие, Зоя?
   - Коммунисты. Вернее, большевики-сталинцы. Так  они  говорят,  хотя  на
самом деле они, скорее всего, горстка совершенно спятивших и исключительно
опасных фанатиков. Они плетут заговор против всего человечества...
   -  Ну  уж,  -  усмехнулся  Кремнев.  -  Как  может  горстка   фанатиков
представлять опасность для человечества?  Попытаться  захватить  власть  в
России - еще куда ни шло, старая добрая затея...
   - Их не интересует Россия. Они замахнулись на весь мир.
   - Зубы сломают.
   - Боюсь, что нет. За ними - Фоксхол...
   - Да что за Фоксхол такой? Это что - город, организация, арсенал?
   -  Фоксхол  -  это  другой  мир,  в  котором   они   творят,   что   им
заблагорассудится.
   - Другой мир? Гм... Ну да, наверное - в поэтическом смысле. Какая-то их
вотчина,  где  они  безраздельно  господствуют.  Но  где   это   конкретно
находится?
   - Да нет, не в поэтическом. В самом практическом.  Другая  планета  или
другое  измерение,  не  знаю  точно.  Туда  можно  попасть  через   Двери,
открывающиеся в Пространстве и Времени...
   Кремнев посмотрел на Зою с  жалостью.  Вне  всяких  сомнений,  недавние
потрясения повредили ее рассудок. Еще бы! Убить  одного  человека,  тяжело
ранить другого, который вдобавок чуть ли не восстал из ада... От такого  у
кого угодно разум помутится.
   - Зоя, - в голосе Кремнева прозвучала заботливая нежность,  -  выпей-ка
еще водки в качестве снотворного да поспи пару часиков. А потом поговорим,
ладно? Надеюсь, в эту квартиру твои заговорщики не явятся?
   - И я надеюсь... Сняла квартиру потихоньку от них. Я ведь давно  решила
все тебе рассказать и думала о том, что нам может понадобиться убежище. Не
думала только, что тебя придется спасать с боем...
   Она вымученно улыбнулась, и Кремнев ответил такой  же  улыбкой.  Обойдя
стол, он обнял Зою за плечи:
   - Приляг, поспи...
   - Ты считаешь, что я свихнулась?
   Прямой вопрос настолько смутил Кремнева, что он лишь сумел пробормотать
что-то невразумительное, а Зоя вздохнула и сказала:
   - В этом их сила. Никто не поверит, пока не увидит, а смотреть никто не
захочет, потому что никто не поверит... Они непобедимы, Саша. Нам остается
только беспомощно ждать конца... Позволь мне уйти. Я попробую сама...
   - Что попробуешь?
   - Не знаю. Сделать что-то. Я ведь не дура и понимаю, что  ни  тебя,  ни
других убедить не удастся. А у меня преимущество - мне известно место, где
Зорин проникает в Фоксхол. Он уйдет сегодня под утро, обязательно. Ведь  я
убила Булавина и серьезно нарушила их  планы.  У  них  есть  что-то  вроде
радиосвязи с Фоксхолом - конечно, не радио, другой принцип, -  но  она  не
очень надежна. Он пойдет сам, часа в четыре утра. Я видела у  них  таблицы
оптимального времени... Его можно опередить.
   Никакого безумия не было ни во взгляде женщины, ни в  ее  интонациях  -
только печаль, обреченность и одиночество. Кремнев задумался.  А  если  он
ошибается и Зоя в здравом уме? Разумеется, другая планета - чепуха, но они
могли каким-то образом заставить Зою поверить этой чепухе. Важнее то,  что
ей, видимо, действительно известно, куда  может  прибыть  Зорин.  А  Зорин
теперь - единственный ключ к местонахождению Иры.
   - Я поеду с тобой, - заявил он.
   - Ты мне веришь?
   - Верю в твою искренность, - вывернулся Кремнев.
   -  Этого  довольно...  Знаешь,  сегодня   я   почему-то   почувствовала
сильнейшее беспокойство за тебя. Я не могла знать,  что  ты  окажешься  на
вилле Булавина, но отправилась туда, чтобы разнюхать их планы... Я знакома
с их системами подглядывания и подслушивания. Я видела и слышала,  как  ты
говорил с Булавиным.  Ты  все  просчитал  верно,  но  не  до  конца.  Этот
переворот генерала Болотова...
   - Что переворот?
   -  Липа.  По  их  замыслу,  он  должен  был  провалиться.  Вернее,  мог
провалиться, им было наплевать, увенчается он успехом или нет. Они  хотели
только устроить грандиозный  бардак  в  России  к  определенному  времени.
Булавин и Болотов - пешки, их использовали втемную...
   - А зачем устраивать бардак?
   - В неразберихе, связанной с переворотом,  они  хотели  сделать  что-то
ужасное. Что-то, угрожающее всему человечеству. Не знаю,  что  именно,  но
это так. А тут появился ты со своими разоблачениями. Я поняла,  что  Зорин
убьет тебя, если я не вмешаюсь...
   - Понятно. А теперь Зорин должен удирать в Фоксхол... Консультироваться
со своим начальством?
   - Да.
   - А если он удерет... Или как это... Проникнет в другом месте?
   - До другого четыре тысячи километров.
   - Допустим... Но Зорин, вероятно, учитывает твою осведомленность...  Он
догадывается, что мы можем поджидать  его  там,  у  Двери  -  так  ты  это
называешь?
   - Так они это называют. Да, он будет настороже, но  чего  ему  особенно
опасаться? Нас двоих? Подумаешь... Ему ведь отлично известно, что  никакую
помощь мы мобилизовать не в состоянии, по крайней мере так быстро.
   - Вот  тут  ты  ошибаешься,  -  сказал  Кремнев.  -  Я  позвоню  одному
человеку...
   - Какому человеку?
   - Отставному генералу КГБ. Когда-то я служил под его началом.
   - О господи... Ну, и что сделает отставной генерал?  Поднимет  в  штыки
отставную спецгруппу?
   - Думаю, есть немало хороших ребят, готовых лезть хоть в преисподнюю за
генерала Васильева. Так или иначе, не позвонить будет просто  глупо.  Если
нам повезет, перехватим Зорина и потолкуем с ним по душам... Он заговорит,
будь он трижды  бессмертный...  Конечно,  про  иные  миры  в  разговоре  с
генералом я лучше пока умолчу.
   - Звони.
   Кремнев вышел в комнату, поднял трубку телефонного  аппарата  и  набрал
номер. Ожидание... Долгие, долгие гудки.
   - Мы одни, - мрачно констатировал Кремнев, вернувшись в кухню.
   Именно так, Александр Андреевич. Генерал Васильев не ответил и  не  мог
ответить вам, потому что провел эту ночь у постели больной сестры. И  ваше
отважное подразделение невелико - вы сами да Зоя Богушевская.
   Вытащив новую сигарету из пачки, Кремнев прошелся по  тесной  кухоньке.
Итак, его замысел - столкнуть лбами Зорина и Булавина, чтобы сыграть на их
противоречиях, - потерпел крах, и это плохо, очень плохо для  Иры.  Отныне
ее жизнь и гроша не стоит для Зорина, и надо торопиться...  Если  она  еще
жива! Скорее всего  -  да.  Ведь  они  не  могли  не  учитывать  возможную
ситуацию, при которой возникла бы необходимость  предъявить  Иру  Кремневу
или хотя бы связать их по телефону. Но теперь надо спешить...
   Зоя словно подслушала его мысли.
   - Надо спешить, - сказала она. - От Москвы ехать километров двести,  да
еще придется выбирать удобную позицию.
   - Позицию для чего?
   - Для наблюдения, ну и... Там увидишь.
   Когда Зоя  встала  из-за  стола,  Кремнев  импульсивно  шагнул  к  ней,
заключил в объятия и поцеловал. Она блаженно закрыла глаза.
   - Если бы у нас было время, - прошептала она.
   Ни Зоя, ни Кремнев не знали и не могли знать в этот момент, что  у  них
уже не будет времени, не будет счастливых минут. Ни  в  этот  день,  ни  в
какой-либо другой. Никогда. Им не суждено снова оказаться вместе  в  одной
постели, обмениваться ласками и словами любви. У них не  будет  того,  что
есть у  миллионов  других  людей  -  жизни  вдвоем,  прогулок  под  луной,
путешествий, цветов и подарков. Им не обсуждать обыкновенных  человеческих
радостей, печалей и забот, и все потому, что кто-то нетерпеливый и алчный,
заблудившийся в плену собственных вожделений, сделал  опрометчивую  ставку
на лошадь по имени Бессмертие.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДВЕРЬ
1
   Боль обрушивалась на голову Стивена Брента, как яростный изголодавшийся
хищник, по глазам лупили ослепительные белые вспышки. Брент  зажмуривался,
но это не помогало - жалящий свет легко проникал сквозь тонкую  кожу  век.
Брент кричал, как маленький мальчик  в  кресле  стоматолога,  извлекающего
нерв из высверленного зуба.  Весь  мир  съежился  до  размеров  теннисного
мячика, наполненного чудовищной болью.
   Атака боли прекратилась так же  внезапно,  как  и  началась.  Словно  с
неизмеримой дистанции Брент услышал  искаженный  воображаемым  эхом  голос
новоявленного инквизитора, Уильяма Д.Тейлора.
   - Ну как, Стивен? Небольшая терапия уже сделала вас благоразумным,  или
продолжим сеанс?
   Брент внезапно ощутил, что давление зажима на правой руке стало слабее,
чем на левой. Очевидно, когда он бессознательно напрягал мускулы  на  пике
болевой волны, что-то там лопнуло, в этом зажиме,  и  если  рвануться  изо
всех сил...
   - Отвечайте, Стивен. - Тейлор снял с Брента очки.  Его  лицо  оказалось
совсем близко, в полуметре от лица Брента. Теперь или никогда...
   Движением, в которое он вложил максимум своих физических  возможностей,
многократно усиленных злостью, Брент оторвал правую руку  от  подлокотника
кресла.  Лязгнул  отлетевший  зажим,  ударившись  о  стену.  Кулак  Брента
врезался в подбородок Тейлора. Прокатившись кувырком через всю комнату и с
грохотом опрокинув столик с инструментами, Тейлор с ходу приложился виском
о край подоконника, сполз на пол и затих.  Тогда  Брент  отстегнул  второй
зажим, вскочил с кресла, наклонился над бесчувственным Тейлором,  принялся
обшаривать его карманы. В одном  из  них  он  нашел  пистолет  (ах  да,  с
наркотизирующими  зарядами),  в  другом  -  свой   собственный   револьвер
"полис-спешл".  Превосходно,  но  не  то...   Где   эта   штука,   которой
манипулировал Тейлор перед появлением светящегося купола? Только она может
помочь вырваться  отсюда...  А,  вот  она,  тот  самый  футляр.  Револьвер
забираем, пистолет Тейлора за шкаф...
   Когда Брент засовывал  продолговатую  пластину  Ключа  в  свой  карман,
очнувшийся Тейлор бросился на него. Бренту никогда не  доводилось  видеть,
чтобы люди так быстро приходили в  себя  после  сильного  удара  виском  о
твердый предмет... Если они _вообще_ приходили в  себя  в  таких  случаях.
Однако раздумывать о загадочной жизнестойкости Тейлора  было  некогда.  Не
испытывая желания боксировать по джентльменским правилам,  Брент  попросту
выстрелил в грудь противника, чем снова отбросил того к стене и уложил  на
пол.
   В этот момент в комнату ворвались двое громил с  пистолетами,  видевшие
происходящее на экране телемонитора.  Они  не  замешкались  с  тем,  чтобы
кинуться на помощь Тейлору, им лишь  потребовалось  время  на  преодоление
довольно длинного коридора. Немедленно  они  открыли  огонь,  но  стреляли
поверх головы Брента, а также справа  и  слева  от  него  явно  намеренно.
Видимо, им  было  запрещено  причинять  Бренту  вред,  они  хотели  только
деморализовать его и заставить сдаться.
   Брент смекнул это мгновенно  и  ответил  двумя  точными  выстрелами  из
своего верного револьвера. Убил он этих двоих или  только  ранил,  но  они
попадали на пол, как кегли, а Брент выскочил в открытую  дверь,  промчался
по коридору и выбежал на крыльцо.
   Черная машина, доставившая его сюда, стояла у подъезда. Брент распахнул
дверцу, прыгнул за руль. Ключа зажигания конечно же не оказалось в  замке.
Швырнув револьвер на сиденье, Брент запустил обе руки под приборную доску.
Он нащупывал провода. Конструкция автомобиля, как он заметил  еще  раньше,
была настолько примитивной, что  позволяла  запустить  двигатель  нехитрым
дедовским способом.
   Сосредоточившись на возне с проводами, Брент не сразу  увидел,  что  на
крыльце показался Уильям Д.Тейлор с пистолетом в руке - наверное, подобрал
оружие одного из поверженных громил. Брент изумленно присвистнул:
   - Черт! Ну и живучий же гад...
   На белоснежной рубашке Тейлора под расстегнутым  пиджаком  расплывалось
кровавое пятно. Пистолет в  его  вытянутой  руке  дрожал  и  раскачивался,
словно Тейлор утратил координацию движений, но было видно, что он пытается
прицелиться не в Брента, а в колесо его машины.
   Громыхнул выстрел, пуля взметнула пылевой фонтанчик.  Ответный  выстрел
Брента попал в цель - в правое плечо Тейлора,  который  выронил  пистолет,
наклонился за ним, потерял равновесие и упал с крыльца. Выпрямился он  уже
у своего фургона и схватился за ручку дверцы.
   Погоня не входила в программу  развлечений  Стивена  Брента.  Револьвер
вновь полетел на сиденье, и с  лихорадочной  поспешностью  Брент  соединил
концы оборванных проводов. Двигатель недовольно заворчал. Брент дал задний
ход, и две машины с грохотом столкнулись. Радиатор фургона был  смят,  как
бумажный  фонарик.  Тейлор  изрыгал  виртуозные  проклятья,  глядя   вслед
удалявшемуся черному автомобилю.
   План Брента  -  если  можно  назвать  планом  коктейль,  состоявший  из
интуиции, русского авось и капли логики, -  заключался  в  том,  чтобы  по
памяти найти место, где из Соединенных Штатов  Америки  он  попал  в  этот
таинственный Фоксхол, и там попробовать привести в действие  отобранную  у
Тейлора штуковину. Кажется, Тейлор рассуждал о Ключах  и  Дверях?  Что  ж,
если тот голубой светящийся купол был Дверью, то продолговатая пластина  -
видимо, Ключ. И если этот Ключ открывал Дверь с одной стороны,  почему  бы
ему не открывать и с другой? Необязательно, но других идей все равно нет.
   На зрительную память Брент не жаловался. Ориентируясь по  приметам,  он
привел машину туда, откуда началась его злополучная поездка по Зазеркалью.
Здесь он остановился, запихнул револьвер в карман и вышел из машины.
   Насколько хватало глаз, вокруг тянулась степь, кое-где для разнообразия
темнели  перелески.  Точно  ли  в  этом  месте?  Имеет  ли  значение   для
функционирования Ключа, скажем, разница в несколько метров?
   Брент достал футляр, открыл и хмуро уставился на пластину, рассматривая
кристаллы и сеть тончайших серебристых проводков, потом перевернул ее. Как
же это включается? Вот два овала, ограниченных  золотыми  ободками.  Брент
вспомнил, как  касался  одного  из  них  в  доме  Тейлора,  вспомнил  свои
необычные ощущения. А Тейлор перед появлением  купола  вроде  бы  прижимал
пальцы к этим овалам, хотя в темноте трудно было разглядеть, что именно он
делал.
   Вытянув указательный и  средний  пальцы  правой  руки,  Брент  повторил
предполагаемую манипуляцию Тейлора.
   Электрическая  дрожь  пробежала  по  его  телу,  и  в  воздухе   словно
одновременно запели тысячи комаров. Метрах в десяти  впереди  будто  взмах
исполинской  руки  очертил  огненный  круг,  и  в  фантасмагории  световых
эффектов возник голубой купол. Без колебаний  Брент  ринулся  к  нему.  Он
просто не мог позволить себе сомневаться, чтобы  не  запутаться  в  липкой
паутине осторожного взвешивания шансов.
   В какой-то момент он погрузился во тьму... И обнаружил себя на вечерней
равнине, окруженный скалами с трех сторон. Он оглянулся - купол исчез.
   - Если я  в  штате  Огайо,  -  сказал  себе  Брент,  -  пора  открывать
шампанское...
   Он положил Ключ в карман и зашагал туда, где скал не было,  к  востоку,
определив направление по  заходящему  солнцу.  Его  тревожила  перспектива
погони. Тейлор жив, он может организовать преследование немедленно...  Или
избрать какую-то иную стратегию, что, пожалуй, еще хуже.
   Полчаса спустя Брент вышел к дороге,  а  еще  через  десять  минут  его
нагнал старенький "форд-эскорт". За рулем сидел пожилой  фермер,  и  Брент
подумал, что едва ли эту машину прислал Уильям Д.Тейлор и его  компаньоны.
Он поднял руку, "эскорт" остановился.
   - Извините, сэр. - Брент наклонился  к  открытому  окну.  -  Понимаете,
произошла нелепая история. Была вечеринка, я перебрал... Думаю, приятели в
шутку вывезли меня сюда, отоспаться  на  свежем  воздухе.  Выспаться-то  я
выспался, но... Где я?
   Старый фермер сокрушенно покачал головой:
   - Там же, где и я, сынок... В штате Огайо, в тридцати милях от  Акрона.
Здорово над тобой подшутили.
   - О... А вы едете в Акрон?
   - Нет, в Кливленд.
   - Сэр, - проговорил Стивен Брент с интонациями блудного сына, - если вы
подбросите меня до Кливленда...
   Фермер широко улыбнулся и приоткрыл дверцу:
   - Садись. Что ж я, не понимаю, что ли, сам молодым не был?  И  виски  у
меня во фляжке найдется, поправиться тебе...
   - Спасибо, сэр, - искренне поблагодарил Брент, усаживаясь в машину.
   - Не называй меня "сэр". Меня зовут Стаффорд, Том Стаффорд.
   - Спасибо, Том.
   "Форд" тронулся, и Стаффорд протянул Бренту фляжку. Тот с удовольствием
отхлебнул крепчайшего пойла, от которого захватывало дух. Затем он пошарил
по карманам. Кредитная карточка и  водительские  права  на  месте...  Если
повезет, уже сегодня ночью он вылетит в Вашингтон.
2
   У Мальцева отнялся язык, и лишь спустя, наверное, целую минуту он  смог
неразборчиво пробормотать:
   - Как это - цивилизация будет уничтожена? Что вы имеете в виду?
   Ему вспомнились смутные намеки Зорина насчет опасности, от которой  тот
якобы хотел уберечь Олега, и свои собственные неясные предчувствия.
   - Мы здесь, в Фоксхоле, должны позаботиться о себе, - сказал Ратомский.
- Впрочем, гибель цивилизации не означает гибели всего  человечества...  Я
надеюсь.
   Затрещал  телефон.  Ратомский  снял  трубку,   долго   слушал,   бросал
отрывистые "да", под конец сообщил: "Сейчас буду".
   - Простите, Олег,  приходится  прервать  нашу  беседу.  Мы  обязательно
вернемся к ней, а пока отдыхайте  и  думайте.  И  не  переживайте  так  за
цивилизацию. Ну, что в ней хорошего?  Мы  построим  новую,  в  тысячу  раз
лучше. И вы займете в ней не последнее место... Если пожелаете.
   Ратомский нажал клавишу на телефонном аппарате, и в комнату  вошел  тот
самый белокурый атлет, что доставил Мальцева сюда.
   - Владислав, проводите нашего гостя в его апартаменты,  -  распорядился
Ратомский. - Исполняйте все его просьбы, по  возможности...  До  свидания,
Олег.
   Кивнув Мальцеву, Ратомский исчез за дверью.
   "До свидания, Олег!" Просто великолепно. Точно он  только  что  поведал
Мальцеву не о грядущем уничтожении  земной  цивилизации,  а  о  результате
вчерашнего футбольного матча.
   - Прошу вас. - Белокурый викинг открыл дверь.
   Следуя за ним, Олег раздумывал,  не  задать  ли  ему  вопросы,  могущие
прояснить ошеломляющее заявление Ратомского, но решил не  задавать.  Лучше
вести себя осторожно...
   Они вышли на улицу, где  ярко  светило  и  пригревало  солнце.  Осеннее
солнце, мысленно добавил Олег. Или нет? Кто знает, как соотносятся  сезоны
года в  Фоксхоле  и  на  Земле.  Да  еще  эти  сдвиги  времени...  Сколько
интереснейших открытий таится здесь для Олега  как  ученого!  Но  значение
всех этих открытий меркнет и обращается в ничто по сравнению  со  страшным
откровением главы института Фоксхола... А  так  ли  это  серьезно?  Многие
покушались на цивилизацию - все эти чертовы завоеватели, сверхлюди,  борцы
за счастье человечества. И ни у кого ничего не вышло, надо признать. Шайка
Ленина была ближе всех  к  осуществлению  своей  чудовищной  мечты.  Убили
пятьдесят миллионов, захватили полмира... Но где они теперь?  Один  всхлип
от них остался... Но разве легче от того их жертвам? А сколько людей _эти_
убьют?
   Занятый тягостными размышлениями, Олег почти  не  обращал  внимания  на
окружающее, а между тем посмотреть  было  на  что.  Обитатели  внутреннего
города - "Кремля", как  говорил  Ратомский,  -  явно  ни  в  чем  себе  не
отказывали. Возле широких тротуаров под сенью раскидистых деревьев  стояли
ухоженные "мерседесы", "вольво" и  "феррари",  едва  ли  изготовленные  на
заводах Фоксхола. С  ярких  глянцевых  плакатов  за  витринами  секс-шопов
улыбались нагие красотки. Среди  домов  преобладали  трехэтажные  особняки
разнообразной  архитектуры  -  от  строгих  и  элегантных   до   немыслимо
авангардистских, вроде вилл спятивших от денег голливудских кинозвезд.  Из
открытого окна одного из таких  фантастических  особняков  лилась  музыка.
Олег с  изумлением  узнал  "Пурпурный  Вереск"  из  альбома  Рода  Стюарта
девяносто пятого года. И это им сюда доставляют,  надо  же...  Не  хватает
только гастролей самого Стюарта. Ничего себе коммунизм. Понятно, что любой
коммунизм строится на ограблении  людей  жирующей  верхушкой,  но  внешние
приличия соблюдали хотя бы... Впрочем, это лишнее, если  внутренний  город
спрятан за толстыми стенами и охраняемыми воротами.
   Владислав  указал  на  небольшой  по  сравнению  с   другими   красивый
двухэтажный особнячок в глубине парка.
   - Это ваш дом, - сказал он.
   - Мой?
   - Если он вам понравится, - скромно улыбнулся провожатый.
   Пройдя через калитку, декорированную литыми металлическими украшениями,
они поднялись на крыльцо. Владислав отпер дверь и передал ключ Мальцеву.
   -  Вы  осмотрите  дом  сами,  или  мне  быть  вашим  гидом?  -  вежливо
осведомился викинг.
   - Покажите, где спальня, и оставьте  меня  одного,  -  устало  попросил
Мальцев, едва державшийся на ногах.
   -  Их  две,  на  втором  этаже.  По  этой  лестнице...   Там   бары   с
холодильниками, в них напитки и  закуски.  Если  вам  что-то  понадобится,
позвоните по телефону 1001. Вы уверены, что я вам больше не нужен?
   - Нет, спасибо... Очень хочется спать.
   Владислав понимающе наклонил голову и покинул дом, захлопнув  за  собой
дверь. На осмотр комнат особняка - видимо, многочисленных, если судить  по
количеству ведущих из холла коридоров и арок, - Олег  тратить  времени  не
стал. Он сразу поднялся по лестнице, вошел в  спальню,  упал  в  кресло  и
долго сидел неподвижно. Потом  открыл  бар,  выбрал  бутылку  "Курвуазье",
плеснул немного в рюмку, выпил. В лакированной коробке возле бара  нашлись
сигареты различных сортов. Олег взял "Мальборо", закурил. Мысли  путались,
мешались в мозгу, не то переполненном,  не  то  опустошенном.  Не  докурив
сигарету, Олег затушил ее в  пепельнице,  добрался  до  огромной  кровати.
Раздеваться не было сил. Он крепко  уснул,  как  только  голова  коснулась
подушки.
3
   В три часа ночи Мальцев открыл глаза. Время показывали огромные часы со
светящимися стрелками, расположенные  почему-то  на  потолке.  Кроме  них,
ничего не было видно, комнату заполняла кромешная тьма. Голова  прямо-таки
раскалывалась от боли, в горле пересохло.  Нащупав  выключатель  лампы  на
тумбочке, Олег зажег свет. В комнате  царил  страшный  беспорядок  -  стол
завален грязными тарелками, заставлен пустыми бутылками из-под портвейна и
вскрытыми консервными банками с угрожающе торчащими вверх  рваными  краями
крышек, на полу груды какого-то  тряпья,  осколки  стекла,  розовые  лужи.
Вдобавок все вокруг плавало в зеленоватом тумане, словно Олег находился на
дне заросшего тиной аквариума.  Что  случилось,  куда  он  попал?  Ах  да,
конечно. Он у себя дома,  а  вчера  праздновали  чей-то  день  рождения  -
кажется, Элтона Джона. Сколько же ему, черт возьми, стукнуло?
   Со  стоном  Олег  поднялся  с  постели,  доковылял  до  подоконника   и
приложился к стоявшей там банке с  огуречным  рассолом.  Вроде  бы  верное
средство от похмельной сухости во  рту  -  сушняка  по-студенчески,  -  но
ощущение было такое, будто Олег высасывает  из  банки  пыль.  Он  собрался
громко выругаться и  вспомнил,  что  услышать  его  некому  -  он  один  в
квартире. Или один на всем белом свете?
   На полу возле  продавленного  кресла  стоял  доисторический  катушечный
магнитофон  с  заправленной  лентой.  Олег  включил  его,  и   Том   Джонс
экстатически жалобно запел "Делайлу". Когда он приблизился  к  тому  месту
повествования, где лирический герой подходит к дому обманувшей его женщины
с ножом в руке, Олег перемотал пленку. Дальше Тони Кристи призывал кого-то
вернуться во вчерашний день. Большое  спасибо,  сэр,  не  требуется,  сэр.
Снова нажав клавиши  перемотки  и  воспроизведения,  Олег  запустил  песню
Клиффа Ричарда "Минута, когда ты ушла". Ему показалось, что  песня  звучит
как-то _не полностью_,  чего-то  в  ней  не  хватает,  каких-то  элементов
аранжировки или отдельных слов... И вообще, Том Джонс, Тони Кристи и Клифф
Ричард на дедовском магнитофоне "Астра" - это все как-то не отсюда, не  из
этого мира, из далекого прошлого. Но ведь сейчас _и есть_ далекое прошлое?
Что-то случилось со Временем, и Олега затянуло в его черную бездну.
   Олег прибавил громкость и тут  же  подумал  о  соседях.  Утром  соседка
справа будет сокрушаться о судьбе своего  больного  ребенка,  которому  не
дают спать по ночам, несмотря на то что у нее никогда не  было  детей,  ни
больных, ни здоровых. А старый хрыч слева... Стоп, если соседи существуют,
значит, не все человечество вымерло? Надо проверить,  не  превратились  ли
они в крыс.
   Среди полнейшего разгрома, сидя в кресле в одних  кальсонах  (когда  же
сумел раздеться?), Олег спасался от тяжкого похмелья разобранной, лишенной
важных звуков песней Клиффа Ричарда. Со стены на него взирала изображенная
на плакате полуметровая зеленая физиономия  Элиса  Купера.  По  ней  слева
направо  пробегали  отсветы  индикатора  магнитофона,  пропущенные   через
равномерное вращение катушек. Это выглядело так, словно Купер  укоризненно
качает головой.
   - Открой дверь, - вдруг сказал Купер.
   Встрепенувшись, Олег понял, что давно уже слышит не  барабаны  в  песне
Ричарда, а монотонный стук в дверь. Он  вышел  в  прихожую  -  его  сильно
тошнило - и заглянул в окуляр глазка. Никого... Нет, вон он стоит в тени.
   Сердце Мальцева подпрыгнуло и на секунду замерло - он увидел такое,  от
чего волосы на  голове  встали  дыбом.  На  тускло  освещенной  лестничной
клетке, обычной лестничной клетке обычного  многоквартирного  дома,  стоял
лысоватый сутулый человечек в  темном  пальто,  с  оттопыренными  ушами  и
сверкающими красными глазами  с  блюдце  величиной.  Тонкие  бледные  губы
плотно сжаты, вместо носа две зияющие  дыры,  какой-то  длинный  блестящий
инструмент в руке...
   Олег отскочил от двери, сорвал трубку  с  телефонного  аппарата,  чтобы
вызвать милицию,  но  вместо  02  набрал  почему-то  1001.  Трубка  мертво
молчала.
   В замке заскрежетал ключ, и чудовище вошло  в  комнату.  Олег  в  ужасе
сжался в кресле, а человечек стал увеличиваться  в  росте,  поглощая  весь
кислород в комнате.
   - Оле-е-ег, - простонало чудовище.
   Мальцев задыхался. Он чувствовал, что самое страшное  из  происходящего
не явление монстра, а эта его способность вытягивать из  воздуха  кислород
без остатка.
   Он не настоящий, мелькнуло у Олега, его не существует. Но тогда  почему
нечем дышать?!
   Лишь отчаянное усилие воли помогло Мальцеву  проснуться,  вырваться  из
объятий кошмара. Он открыл глаза - на этот раз действительно открыл их - и
сразу сел на кровати. Полной грудью он  вдыхал  восхитительный  прохладный
воздух, радуясь каждому глотку.
   В комнате не было полной темноты. Интимно светился ночник,  укрепленный
на стене у изголовья кровати. Маленькие электронные часы (на  тумбочке,  а
не на потолке!) показывали три пятнадцать. Как ни  ужасен  был  посетивший
Мальцева сон, эйфория  от  возвращения  в  реальность  быстро  испарилась,
поскольку эта реальность носила имя Фоксхол.
   - Оле-е-ег,  -  послышался  тихий  зов  откуда-то  из  глубины  большой
спальни.
   Мальцев вздрогнул. Чудовище здесь?! Неужели ему только кажется, что  он
проснулся, и кошмар продолжается?
   Но это  было  не  чудовище  (по  крайней  мене,  не  то  чудовище,  что
привиделось во сне). К Олегу шагнула женщина в темно-лиловом  обтягивающем
брючном костюме, с рассыпавшимися по плечам светлыми волосами. В полумраке
Мальцев  плохо  разглядел  ее  лицо,  но  заметил   наличие   многослойной
косметики, очень ярко накрашенные губы (ну, это трудно было не  заметить),
подведенные черным и синим глаза.
   Женщина прижала палец к губам,  призывая  к  молчанию  (вернее,  слегка
приложила палец, чтобы  не  стереть  помаду),  и  тут  Мальцев  узнал  ее.
Валентина Алексеевна Лаухина,  министр  культуры.  "Интересно,  -  подумал
Олег. - Какого черта эта местная  госпожа  Фурцева  делает  ночью  в  моей
спальне?"
   Лаухина махнула рукой, приглашая Олега следовать за собой. У него  и  в
мыслях не было противиться. Он не знал правил игры, принятых  в  Фоксхоле,
но не собирался  упускать  шанс  получить  какую-то  информацию.  Ведь  не
убивать его поведут. Если бы они  хотели  это  сделать,  к  чему  городить
огород?
   Коль скоро Олег не раздевался, ему и  одеваться  не  потребовалось.  Он
встал, Лаухина взяла его за  руку  и  потянула  к  двери  в  дальнем  углу
спальни, скрытой за шкафом. Спиральная лестница вела круто вниз.
   - Куда мы идем? - не выдержав, шепнул Олег.
   - Тихо...
   - Здесь что, подслушивают?
   - Кому ты нужен, дурачок... А все-таки мало ли...  Бывают,  знаешь  ли,
случайные свидетели...
   Они вышли не на улицу, а в парк через дверцу, обитую  жестяным  листом.
Лаухина вела Мальцева извилистыми тропинками в тени деревьев, подальше  от
фонарей. В сердце Олега зародилась тайная надежда. А если в Фоксхоле зреет
заговор против врагов цивилизации и Лаухина в нем участвует? Опасается  же
она кого-то...
   Миновав несколько  калиток  в  низких  заборчиках,  Лаухина  и  Мальцев
оказались перед стеной дома, значительно превосходящего по  размерам  тот,
что предоставили Олегу. Лаухина открыла дверь ключом и проводила  Мальцева
в громадную комнату,  где  пылал  огонь  в  камине,  отбрасывая  оранжевые
пляшущие отсветы на толстый мохнатый ковер,  в  котором  ноги  утопали  до
щиколоток. Все окна  были  занавешены  плотными  шторами.  У  стены  стоял
роскошный диван, рядом с ним два кресла и столик, инкрустированный красным
деревом.
   - Здесь можно говорить громко, - сказала Лаухина  и  выпустила  наконец
руку Олега. - Располагайся, послушай  пока  музыку,  вон  там  журналы.  Я
сейчас приду.
   Она взмахнула пультом, дистанционного управления стереосистемы  "Сони".
Негромко, с  превосходным  качеством  зазвучала  сентиментальная  мелодия,
украшенная руладами саксофона. Лаухина скрылась под  сводами  декоративной
арки.
   Ее не было довольно  долго.  В  тоскливом  ожидании  Олег  слонялся  по
комнате, потом машинально взял один из журналов и перелистал. Его  удивило
не столько то, что журнал оказался порнографическим, сколько  изображенные
в нем забавы. Например, на одной серии черно-белых фотографий девочка  лет
тринадцати с затуманенным  взором  совокуплялась  различными  способами  с
доберман-пинчером. На другой три татуированные  девушки  играли  с  членом
шотландского пони, то облизывая  его,  то  засовывая  меж  пухлых  грудей.
Третья серия представляла сексуальную оргию детей лет  семи  -  десяти  на
природе  -  мальчики  выстраивали  девочек  на  четвереньках  и   пытались
произвести с ними соответствующие  действия,  потом  раскладывали  тех  же
девочек на каких-то лавках.
   - Вот это да, - вслух произнес Мальцев. - Похоже, министерство культуры
Фоксхола серьезно озабочено миссией пропаганды высокого искусства...
   Он положил журнал на прежнее место и уселся в кресло. Вошла  Лаухина  с
подносом в руках. На ней был полупрозрачный халатик, распахнутый на  груди
и не скрывающий красного кружевного бюстгальтера, а также  пристегнутые  к
поясу красные чулки и красные туфли на  шпильках.  Насколько  Мальцев  мог
прозревать сквозь дымчатую ткань халата, трусиков на ней не было.
   Поднос, на котором  помимо  прочего  возвышалась  бутылка  шампанского,
Лаухина поставила на стол. В  сознании  опешившего  Мальцева,  в  общем-то
ожидавшего  совсем  не  того  даже  после  похабного  журнала,   почему-то
вертелась только одна мысль: "Как же она ходит на этих каблуках по  такому
ковру?"
   -  Давай  выпьем,  -  проворковала   Валентина   Алексеевна,   разливая
шампанское по венецианским бокалам и не сводя с Мальцева вожделеющих глаз.
Будучи типичной ненасытной шлюхой,  она  уже  ликовала.  Этой  ночью  Олег
принадлежит ей, пусть бы и пришлось его изнасиловать!
   - Выпьем, - продолжала ворковать Лаухина, - и займемся любовью...
   Совершенно ошалевший Мальцев торопливо проглотил шампанское,  не  глядя
схватил пачку дамских сигарет и закурил. Лаухина обошла стол, прижалась  к
плечу Олега...
   - Ты меня не хочешь? Тебе будет хорошо... Я знаю много разных штучек...
- Она плавно опустилась на ковер. - Иди ко мне, возьми меня...
   Ее глаза закатились, голос звучал  томно,  хрипло.  Мальцев  сидел  как
оплеванный. Ему вовсе не хотелось ссориться с Лаухиной, как и ни с  кем  в
Фоксхоле до  поры  до  времени,  но  это  уж  чересчур...  Как  преодолеть
отвращение, если она так неописуемо вульгарна?  Ведь  нельзя  симулировать
эрекцию, которой нет! Природой такая симуляция не предусмотрена.
   Увидев, что Мальцев  бездвижен,  как  барон  фон  Грюнвальдус,  Лаухина
поднялась с ковра, открыла резную шкатулку  и  протянула  Олегу  маленькую
желтую таблетку.
   - Какой ты робкий, - промурлыкала она, по-своему  истолковав  состояние
жертвы. - Это меня возбуждает...  Прими-ка  таблеточку.  Она  поможет.  Ты
испытаешь волшебный полет...
   Вот тут Мальцев стряхнул оцепенение.
   - Никаких таблеток я принимать не буду. - Он оттолкнул руку Лаухиной.
   В глазах старой шлюхи зажглись огни бешеной злобы.
   - Ах, не хочешь... Ну, тогда тебе придется познакомиться вот с этим!
   Из той же шкатулки она выхватила блестящий цилиндрик сантиметров десяти
длиной и одного в диаметре. На торце капсулы виднелся конус  со  срезанной
верхушкой, словно... ствол миниатюрного оружия, и этот ствол смотрел в шею
Мальцева.
   - Что это? - с усилием выдавил Олег.
   - Манкуртал.
   - Что?
   - Ты слышал о пентотале натрия?
   - Сыворотка правдивости? - Мальцев попытался неуклюже пошутить. - Так я
ничего не скрываю...
   - Пентотал натрия превращает тебя в тряпку, в соплю. - Лаухина чеканила
слова бесстрастно, как робот. - Но манкуртал действует иначе. Ты остаешься
в трезвом уме и твердой памяти, ты отдаешь себе отчет в своих поступках...
Все твое при тебе, кроме  воли.  Ты  становишься  моим  рабом,  зомби.  Ты
выполнишь все мои приказы, но... Я-то получу удовольствие, а ты нет!  А  я
хотела, чтобы ты запомнил нашу ночь как праздник и пришел ко  мне  еще  не
раз. Поэтому давай обойдемся без манкуртала. Прими таблетку...
   - Я ни таблеток, ни вашего манкуртала принимать не стану, - непреклонно
сказал Олег.
   - И не надо! - Лаухина ядовито рассмеялась. - Видишь эту кнопочку сбоку
на цилиндре? Я нажму ее... Отсюда с  огромной  скоростью  вылетит  игла  и
ужалит тебя. Через минуту ты мой - на все время действия манкуртала, а это
долго. Выбирай...
   Олег покосился на блестящий цилиндр, вздохнул и взял таблетку.
   - Вот и молодец. - Лаухина растянула ярко-алые губы в акульей улыбке. -
Глотай поскорее, и займемся делом.
   Она убрала зловещий цилиндр в шкатулку. Олег проглотил таблетку,  запил
шампанским.
   Сначала  ничего  не  происходило,  но  очень  скоро  к  сознанию  Олега
подступила розовая волна. Какой-то наркотик, беспомощно подумал он, утопая
в этой волне, и больше у него не возникло ни одной контролируемой мысли.
   Комната преобразилась. Из мрачной и торжественной она стала  веселой  и
уютной, а отблески пламени из камина придавали ей прямо-таки вид жилища, в
котором хочется остаться навсегда. Лаухина  из  потасканной  наглой  шлюхи
превратилась в самую желанную и прекрасную  женщину,  какая  только  может
существовать на свете...
   - Дай-ка я тебя  немного  заведу,  -  сказала  прекрасная  и  желанная,
расстегнула брюки Олега и встала на колени.
   Чувство времени пропало. Мальцев не знал, продолжалось  ли  сексуальное
безумие один час, несколько или много часов. В плену  химического  экстаза
он брал женщину всеми мыслимыми и немыслимыми способами, еще и еще раз, но
желание не только не угасало, а, напротив,  становилось  сильнее.  Лаухина
стонала и хрипела, она испытывала на Мальцеве все обещанные "штучки" и  на
ходу изобретала новые. Ее выдумка казалась неистощимой, но в конце  концов
и она утомилась...
   Они лежали обнаженные на ковре возле камина. Буйство наркотика в  мозгу
Мальцева несколько приутихло, но не улеглось совсем.  Однако,  по-прежнему
находясь под воздействием желтой таблетки, Олег постепенно  восстанавливал
способность мыслить рационально.
   Лаухина неожиданно хихикнула:
   - Я, знаешь, я взяла тебя на пушку с этим манкурталом...
   - Что?! - Олег приподнялся на локте. - Он не настоящий?
   -  Да  нет,  самый  настоящий...  -  Она  широко  зевнула.   -   Только
непредсказуемый. На кого-то действует так, как я  рассказала...  У  других
вызывает приступы агрессивности, а третьи просто умирают... Представляешь,
ты бы умер? И что бы я потом делала с трупом? Забавно, правда?
   - Еще как, - согласился Олег, хотя видел тут мало забавного. -  Но  как
же его тогда применяют?
   - А его и не применяют... Почти. Ну, разве  под  занавес  при  допросах
будущих  смертников,  когда  уже  в  общем  все  равно...  Хотели  создать
идеальный  зомби-препарат,  орудие  власти,  да  прокололись...  Удачи  на
испытаниях были единичны.
   - А вам он зачем, раз от него мало проку?
   - На всякий случай. Тебя  вот  напугала...  Ты  не  представляешь,  как
трудно женщине в  мужском  мире.  Вдруг  да  и  пригодится...  Впрочем,  в
Фоксхоле и мужчинам порой не легче. Парню, который принес  мне  манкуртал,
отрубили голову. Правда, за другую провинность...  Слушай,  давай  немного
подремлем, а? Ты такой тигр...
   С удовлетворенной улыбкой Лаухина закрыла глаза и ровно задышала.  Олег
выждал минуту, тихонько позвал - никакой реакции. Тогда он встал,  подошел
к резной шкатулке,  открыл  крышку.  Внутри  валялось  множество  упаковок
разнообразных  таблеток,  среди  них  -   капсул   десять   -   двенадцать
пресловутого манкуртала. Олег быстро  оделся,  положил  один  цилиндрик  в
карман, закрыл шкатулку, сел в кресло и сделал вид, будто занят  изучением
высокохудожественного  журнала.  Начиналось   наркотическое   похмелье   -
головная боль, тошнота, дрожь в руках.  Чтобы  не  стало  еще  хуже,  Олег
старался не думать о происшедшем и не смотреть в сторону раскинувшейся  на
ковре хищницы.
   Лаухина спала минут сорок. Проснувшись, она выглядела другой -  хмурой,
собранной, деловитой. На ней  как  будто  даже  появилась  одежда  (спустя
некоторое время она и впрямь оделась и стала чудесным образом походить  на
министра - если не культуры, то министра чего-нибудь).
   - Пошли, - скомандовала она. - Тебе пора возвращаться. Кстати, о  нашей
встрече неплохо бы помалкивать... Не настаиваю, но  коли  жизнь  дорога  -
соображай сам.
   -  Черт  возьми,  -  сказал  Олег  с  кривой  усмешкой.   -   Создается
впечатление, что все  поголовно  в  Фоксхоле  только  и  трясутся  за  мою
драгоценную жизнь...
   В глазах Лаухиной вспыхнуло опасное пламя.
   - Ладно. Ты умный мальчик, поймешь, что к чему... Идем.
   Она не стала провожать его до самого дома - лишь до ограды парка.  Олег
вернулся к себе один, измотанный, страдающий от последствий  наркотической
атаки. Занималось утро... Мальцев нуждался  в  сне,  однако  переутомление
принесло бессонницу.
4
   Борису Воронину казалось, что белый потолок больничной  палаты  отстоит
от него на миллионы километров. Он неподвижно лежал на спине, но его мысли
и ощущения неслись по кругу. В локтевой сгиб левой руки была введена игла,
через которую просачивался из капельницы животворный укрепляющий состав.
   Сразу после оказания первой помощи - и до того, как  врачи  взялись  за
него всерьез, - Борис настоял на беседе с ведущими специалистами Института
Фоксхола. Только когда его рассказ был выслушан и записан на  видеопленку,
он позволил медикам колдовать над собой.
   Открылась стеклянная дверь, и в  палату  вошел  Ратомский  в  накинутом
поверх  костюма  белом  халате.  Геннадия  Андреевича  сопровождал  доктор
Михайлов.
   - Ну-с, как мы себя чувствуем? - обратился доктор к Борису.
   - Хоть в космос запускайте, - слабо улыбнулся Воронин.
   - В космос вам, голубчик, еще рановато...  Но  вот  Геннадий  Андреевич
хочет с вами поговорить. Не вижу причин отказывать - только  недолго  и...
не волнуйтесь. Обещаете?
   - Обещаю, доктор.
   Михайлов кивнул и покинул палату, а Ратомский сел на стул  у  изголовья
койки.
   - Простите, что беспокою вас, Борис, - начал он.
   - Пустяки... Я в форме.
   - Все время пересматриваю ваши видеозаписи.
   - Спасибо. С детства мечтал стать телезвездой.
   Ратомский выдал натянутую улыбку.
   - Как вы сами отмечаете, все виденное вами -  или  почти  все  -  может
представлять содержание галлюцинаторного комплекса...
   - Разумеется.
   - И в таком случае ваш главный вывод...
   - Минуту, Геннадий Андреевич. - Воронин заерзал в  постели.  -  Давайте
разберемся не торопясь. Сигареты у вас есть?
   - Есть. Но не хотите же вы, чтобы доктор  Михайлов  приговорил  меня  к
пожизненной каторге?
   - Авось амнистия подоспеет...  -  Борис  изменил  тон  с  шутливого  на
умоляющий. - Ужасно хочется курить,  Геннадий  Андреевич.  Окно  откройте,
никто и не заметит.
   После недолгих колебаний Ратомский поднял оконную  раму.  Снаружи  было
достаточно тепло и безветренно, чтобы не  опасаться  простудить  Воронина.
Ратомский сам прикурил для него сигарету  -  ведь  Борис  мог  действовать
только одной рукой, - а в качестве пепельницы подставил крышку с  какой-то
керамической посудины.
   С наслаждением затянувшись ароматным дымом, Борис тут же пожаловался:
   - Ох, голова кружится... А зато мозги  как  прочищает!  Спасибо.  -  Он
стряхнул шапочку пепла. - Так вот, Геннадий Андреевич, не так важно, что я
видел на самом деле.
   - То есть?
   - Помните Кекуле? Того, что установил структурную формулу  бензола?  Он
свое открытие во сне увидел. И Менделееву его периодическая система  вроде
бы приснилась... И не так  важно,  галлюцинировал  я  или  наяву  совершил
путешествие по чужому миру. Впрочем, я думаю, если это  были  иллюзии,  то
внушенные иным разумом, нечеловеческим. Но  тут  мы  едва  ли  разберемся.
Давайте о выводах. Вы изучали формулы,  которые  я  написал  в  результате
моего... гм... прозрения?
   - Изучал. Спорно, очень спорно.
   - Потому, что вы видели только итог. Когда я выйду  отсюда,  представлю
вам весь математический аппарат. Тогда вопросов не останется.
   - Борис, вы хоть сами осознаете до конца, что означают ваши формулы?
   -  Да,  конечно.  Это   базовое   описание   динамического   равновесия
Сопряженных Миров, а также экстраполяция последствий его нарушения.
   - И по-вашему выходит, что мы...
   - Нарушили энергетический баланс, - подхватил Воронин. -  С  тех  самых
пор, как открыли первую Дверь... И ни вернуть,  ни  исправить  тут  ничего
нельзя. Диспропорция с течением времени будет возрастать. Прорывы  мембран
станут более частыми, а потом  барьеры  рухнут,  и  то,  что  прячется  за
мембранами, затопит сначала Фоксхол, а затем и  Землю.  Мы  своими  руками
разрушили плотину.
   - Апокалипсис по Воронину, - вздохнул Ратомский.
   - Скорее Экклесиаст. "Во многой  мудрости  много  печали,  и  тот,  кто
умножает познание, умножает скорбь".
   После тягостной паузы Ратомский вдруг заявил:
   - Я не верю.
   - Кому? Мне или тем, кто вывел меня на правильный путь?
   - Правильный ли? Вот в чем вопрос...
   - Я покажу вычисления...
   - Да, да... Но математика  -  штука  неоднозначная,  Борис.  С  помощью
хитроумных вычислений можно доказать или опровергнуть все что угодно.  Вам
это известно так же хорошо, как мне.
   - Вот бы мне вашу надежду...
   - Она не совсем безосновательна.
   - Да?
   - Да.
   Воронин затушил догоревшую сигарету. Ратомский выбросил окурок и  пепел
за окно, опустил раму, тщательно вымыл крышку-пепельницу.  Во  время  этих
манипуляций он говорил:
   - Там, за мембранами, - не один мир, их несколько.  Вам  показали  -  и
действительно не важно, наяву  или  с  помощью  внушенных  галлюцинаций  -
противоборство, борьбу. Видимо, эти миры  враждуют.  Их  интересы  и  цели
неведомы нам. Так почему вы исключаете возможность, что по каким-то  своим
причинам одна из сторон могла передать вам искаженную информацию?
   - А я и не  исключаю.  Расчеты  необходимо  проверять  и  перепроверять
десятки раз. Но предварительные выводы...
   - Вот именно, предварительные. Но допустим даже, что  они  стопроцентно
верны. Так  ли  уж  мы  бессильны,  так  ли  уж  совсем  ничего  не  можем
противопоставить угрозе?
   - Ничего. Даже если мы согласимся никогда больше не открывать ни  одной
Двери и взорвем наш энергетический центр, это уже ничего не изменит.
   - Да вы обыкновенный пессимист! -  воскликнул  Ратомский.  -  Пусть  на
данном этапе мы не знаем, что делать. Но мы будем работать...  Лучшие  умы
Института, включая вас...  Выход  может  отыскаться  в  самой  неожиданной
стороне.
   - Конечно, мы будем работать, - устало согласился Воронин. - Но  боюсь,
что я не пессимист, а реалист...
   В палате появился доктор Михайлов и подозрительно потянул носом.
   - Курили? - строго спросил он.
   Ратомский принялся было оправдываться, но Воронин перебил его:
   - Меа кульпа, доктор, моя вина... Сил не было терпеть.
   - Нехорошо. - Михайлов осуждающе покачал головой. - А впрочем,  прощаю.
Раз тянет курить, значит, вы восстанавливаетесь быстрее, чем  я  ожидал...
Но вашу беседу придется заканчивать, пора.
   - Скорее выздоравливайте, Борис, - пожелал Ратомский на прощание.  -  Я
еще загляну к вам.
   Он осторожно пожал руку Воронину, крепко - доктору Михайлову и  покинул
палату. За дверью он сразу сник. Как  ни  бодрился  Геннадий  Андреевич  в
разговоре с Ворониным, он был обеспокоен  гораздо  сильнее,  чем  старался
показать Борису. Итоговые формулы Воронина убеждали его и без знакомства с
методикой расчетов. Не на сто процентов, но... На девяносто пять. И он  не
обольщался по поводу поисков эффективных вариантов спасения.
   На улице Ратомского ждала машина.
   - Куда? - бросил через плечо водитель (разумеется, сотрудник НКВД).
   - Домой...
   Машина тронулась, и  Ратомский  погрузился  в  размышления.  Упоминание
Воронина о Кекуле и Менделееве привело главу Института Фоксхола к пугающим
аналогиям. Эти ученые работали над своими проблемами  долго,  вдохновенно,
упорно (подобно Воронину) и, подобно Воронину, пришли к  результату  путем
внезапного озарения.  Результат  в  обоих  случаях  оказался  истинным,  а
озарение - следствием напряженных усилий мысли, проявившимся  в  необычной
форме. Не произошло ли то же самое и с Борисом? Тогда получается, что ни с
каким чужим разумом он не контактировал, а его галлюцинации  (именно  его,
никем не внушенные!) - лишь обходная дорога, которой мозг  ученого  привел
его к решению задачи, помог осознать уже готовый ответ. Истинный, как и  у
Менделеева, и у Кекуле... И тогда рушится всякая надежда на то, что  некая
непостижимая сила могла навязать Воронину  ложную  информацию.  Если  так,
сколько времени  остается  Фоксхолу...  И  Земле?  Уравнения  Воронина  не
позволяют оценить сроки приближающейся катастрофы, они вообще не связаны с
временем. Тут нужен иной подход, иная математика...
   И все-таки, успокаивал себя Ратомский, окончательно еще ничего не ясно.
Возможно, все это буря в стакане воды. Неплохо бы соблюдать осторожность в
докладах  политическому  руководству,  не  провоцировать  панику.  Гордеев
знает... И другие, наверное, тоже. Но они не ученые, им что  формулы,  что
лес густой. Необходимо представлять  наверх  как  можно  более  обтекаемые
сообщения, напирать на незавершенность  исследований  и  преждевременность
категоричных выводов. Кстати, это будет правдой...
5
   Самолет из Кливленда приземлился  в  Вашингтоне  ранним  утром.  Стивен
Брент подошел к банкомату, получил немного наличных и взял такси. Он жил в
тихом,  респектабельном  пригороде,  как  и  полагалось  по  его   статусу
сотрудника АНБ.
   В  аэропорту  Кливленда  Бренту  пришлось  понервничать.  Он  не  знал,
зазвенит ли  Ключ  на  контроле  (от  револьвера  он,  конечно,  избавился
заранее) и если да, как он сумеет объяснить, что это такое.  Не  пульт  ли
дистанционного управления для взрывного устройства?
   Однако все обошлось. Ключ не зазвенел, и  короткое  время  перелета  до
Вашингтона Брент посвятил обдумыванию дальнейших планов. У него  было  два
возможных пути. Первый - назначить встречу связнику, через него передать в
Москву Ключ и краткий отчет о последних событиях. Но какой, во  имя  всего
святого, отчет? Написать о том, как человек, которого не берут пули,  увез
Брента в  потусторонний  мир?  Если  же  отделываться  общими  фразами  на
канцелярском языке, в Москве не поймут, что делать с Ключом.
   Второй путь нравился Бренту больше. В его  доме  хранились  безупречные
документы на несколько имен. Под одним из этих  имен  он  мог  вылететь  в
Москву, продемонстрировать Ключ и найти слова, которые будут  выслушаны  и
восприняты правильно. Правда, и тут имелось возражение  -  такая  эскапада
явилась бы грубейшим нарушением всех инструкций. Тем не менее Брент все же
склонялся к тому, чтобы предпочесть  второй  путь,  ибо  не  забывал  и  о
Тейлоре, и о тех, кто стоял за ним. Не то чтобы Стивен  Брент  не  доверял
связнику или сомневался в надежности передаточных каналов,  но...  Обладая
столь важной информацией, лучше  полагаться  на  себя.  А  с  инструкциями
как-нибудь обойдется...
   Такси остановилось у дома Брента. Расплатившись, Брент отпустил  машину
и долго осматривался на малолюдной улице, застроенной скромными на вид, но
довольно дорогими двухэтажными домами. Он не  заметил  никаких  тревожащих
признаков, но это мало успокоило его. Будучи профессионалом,  Брент  знал,
что, если за ним охотятся такие же профессионалы, никаких признаков  и  не
будет. И хотя образ поведения Тейлора не давал оснований причислить его  к
этой когорте, не один же Тейлор на белом свете.
   Дверной замок как будто без хозяина не  открывали...  Вот  именно,  как
будто. Стивен  Брент  вздохнул  и  вошел  в  дом.  Индикатор  видеосистемы
утверждал, что никто не нарушал  покой  жилища.  Брент  сразу  поднялся  в
кабинет, где отпер потайной сейф. В нем находились фальшивые  документы...
Брент не боялся держать их дома. Изготавливали их не  в  Москве  и  не  по
заданию Москвы, и Стивен Брент знал, как в случае необходимости  объяснить
руководству АНБ их происхождение и предназначение -  в  некоторых  миссиях
группы "Д" обойтись без них было нелегко. Творческая инициатива, сэр.
   Немедленно оформлять вылет в Москву Брент не собирался.  Он  смертельно
устал, а снова прибегать  к  стимуляторам  значило  рисковать  жизнью.  Он
нуждался в сне, он хотел есть, хотел  принять  ванну...  Но  документы  он
решил выбрать прямо сейчас, и не только чтобы  потом  не  тратить  на  это
время. Он опасался, что _потом_ времени ему могут и не оставить...
   Первым делом Брент достал из сейфа пистолет и положил  рядом.  Дом  был
оборудован превосходной новейшей системой сигнализации, никому не  удалось
бы  проникнуть  сюда  незаметно  -  перед  глазами  Брента   располагалась
лампочка, над ней звонок, справа телемонитор...  Но  с  пистолетом  как-то
спокойнее.
   Вынимая документы из  верхнего  отделения  сейфа,  Брент  вдруг  замер,
потому что под его левую лопатку уперлось что-то твердое.
   - Не оборачивайся, - прозвучал очень спокойный голос. - Где Ключ?
   Ну что же, вот и настало _потом_... Ключ лежал  в  кармане  Брента,  но
если его отдать, скорее всего, последует выстрел.
   - В надежном месте, - сказал Стивен Брент.
   - В каком?
   - Уберите пистолет, это глупо... Мы оба знаем, что вы сейчас не  можете
меня убить.
   За спиной Брента раздался неопределенный смешок, но  давление  твердого
предмета не ослабло. Послышались шаги и второй голос:
   - Думаю, Ключ у него. Дай-ка я его обыщу.
   Этот второй говорил по-английски с сильным акцентом, но Брент не взялся
бы определить его национальность.
   Теперь Стивену Бренту  предстояло  принять  мгновенное  решение.  Обыск
означает смерть или, как минимум, повторное похищение, а если рвануться...
Шансов мало, но они есть. Надежду вселяет то, что в  него  едва  ли  будут
стрелять, пока не найдут Ключ.
   Совсем непросто напасть на двоих вооруженных людей, стоявших за спиной,
но один из них сам облегчил задачу. Он принялся ощупывать карман Брента, а
тот  перехватил  руку  и  хорошо  отработанным  болевым  приемом  поставил
противника на колени, одновременно резко развернувшись на сто  восемьдесят
градусов. Ногой он ударил второго в челюсть. Пистолет с глушителем зловеще
фыркнул, пуля ушла в стену правее и выше плеча Брента.
   Собственный пистолет Стивена Брента глушителя не имел. Когда он схватил
его и нажал на спусковой крючок, выстрел громыхнул на всю округу. Сразу же
Брент выстрелил вторично. Подобно Агате Кристи, он не одобрял убийства, но
выбора не было. Лишь эффект внезапности позволил ему выиграть  полсекунды,
а в дальнейшем усталый, измотанный человек никак не смог бы одолеть  двоих
- и даже одного.
   Сокрушенно посмотрев на трупы (оба попадания - в голову), Брент обшарил
их карманы и не обнаружил ничего  достойного  внимания.  Тогда  он  быстро
рассовал  по  своим  карманам  документы,  пистолет  и   пачку   наличных,
перетянутую  бумажной  лентой.  Ему  приходилось  торопиться.  Стрельба  в
респектабельном районе (да и в любом районе, если  на  то  пошло!)  -  это
скорый визит полиции... Ага, сирены уже воют вдалеке.
   Брент покинул дом через заднюю дверь  и  миновал  калитку,  ведущую  на
соседнюю улицу. Его положение значительно осложнилось. Не только  полиция,
но и АНБ, и ФБР узнают о двух убийствах в доме Стивена Брента.  Его  будут
искать - не важно, в  качестве  подозреваемого,  свидетеля  или  возможной
жертвы похищения. И хотя он намерен вылететь в Москву  под  чужим  именем,
могут и тормознуть в аэропорту или  раньше...  Еще  хуже  то,  что  он  не
способен действовать незамедлительно. Если он  не  выспится  и  не  поест,
вскоре просто потеряет сознание.
   По улице проезжало такси, которое Брент и остановил.
   - Куда едем? - равнодушно осведомился водитель.
   Устраиваясь поудобнее, Брент небрежно ответил:
   - Я развлекаюсь, приятель... Отвези-ка меня туда, где  можно  подцепить
девочку посимпатичнее.
   - Ого... Прижало с утра пораньше? Впрочем, видок у тебя еще тот...  Всю
ночь гудели?
   - Вроде того.
   - Трудно сейчас, девочки все спят... Да ладно, войду в положение,  если
накинешь лишнюю десятку...
   - Само собой...
   Идея Брента заключалась в том, чтобы отоспаться в дешевом  мотеле,  где
не спрашивают документов и не слишком присматриваются к  часто  меняющимся
постояльцам.  Но  если  он  появится  в  таком  месте  один,  это  вызовет
подозрения. Другое дело - с проституткой, к этому они привыкли.
   Пока такси колесило по окраинам, Брент раздумывал  о  двух  персонажах,
проникших в его дом. Судя по тому, как они это  сделали  -  в  обход  всех
охранных систем, так бы и сам Брент  не  сумел,  -  на  охоту  отправились
специалисты высокого класса. И конечно, их в природе не  двое,  а  больше.
Так что есть кого остерегаться и помимо полиции...
   При мысли о полиции Брент едва не попросил водителя остановиться, чтобы
зайти в какой-нибудь дворик и выбросить пистолет. Не хватало еще попасться
с орудием  убийства...  Но  он  вовремя  подавил  тревожный  импульс.  Да,
пистолет может крепко подвести его... Но может и снова спасти жизнь.
   Машина пришвартовалась возле обшарпанного бара,  название  которого  на
грязной вывеске Брент толком не разобрал  -  не  то  "Сен-Тропец",  не  то
"Сен-Шандец", в общем, что-то солнечное и приветливое.
   - Ну вот, парень,  -  сказал  таксист,  -  Если  ты  и  тут  никого  не
подцепишь, значит, тебе не повезло.
   - Ладно, иду... А повезет, подбросишь  нас  в  мотель?  Все  пятнадцать
накину.
   - О чем речь... Погоди, не вылезай.
   - Что такое? - напрягся Брент.
   - Вон та тебе подойдет?
   Брент посмотрел туда, куда указывал водитель. Поодаль от  входа  в  бар
прислонилась  к  стене  чернокожая  девушка  лет  семнадцати   в   кожаной
мини-юбочке.
   - Мне сейчас и черт лысый подойдет, - с  облегчением  отозвался  Брент,
опустил стекло и поманил девушку пальцем. Та лениво подошла к машине.
   - Каждый вид услуг - тридцать долларов, - сразу предупредила она.
   - Поехали, - кивнул Брент.
   Девушка забралась в машину, и таксист дал газ. Через  пятнадцать  минут
он высадил пассажиров у мотеля "Лаки Дэй Инн"  -  заведения  точно  такого
класса, на какой и рассчитывал Брент. Он отпустил  такси,  но  прежде  чем
войти  в  мотель,  накупил  в  магазине  неподалеку  гамбургеров,   пиццы,
консервов, минеральной воды, подумал и добавил бутылку виски.
   Безразличный ко всему  на  свете  портье  за  стойкой  попросил  Брента
расписаться в регистрационной книге. "Мистер и миссис  Джонс,  Спрингфилд,
Иллинойс", - написал Брент. Портье молча захлопнул книгу и вручил  ключ  с
картонной биркой.
   В номере было  даже  уютно  -  низкий  потолок,  отделанные  некрашеным
деревом стены, бра над большой кроватью, телевизор, два кресла у  столика.
Свалив провизию в одно из них, Брент обратился к девушке:
   - Как тебя зовут?
   - Леа.
   - Леа, ты сказала - тридцать за каждый вид услуг?
   - Что, дорого? Ну, четвертак...
   - Не в том дело. Во сколько мне обойдется  такой  вид  услуг,  если  ты
спокойно посидишь, посмотришь телевизор и не станешь мешать мне выспаться?
   Девушка посмотрела на Брента с удивлением:
   - Ну, ты странный...
   - Так сколько, Леа?
   - Смотря сколько сидеть. Упущенная выгода...
   - Тебе бы в банке работать, -  усмехнулся  Брент.  -  Часов  шесть  мне
хвати!.. Будем считать, пятьдесят в час - триста, идет?
   - За три сотни я хоть до ночи просижу,  -  оживилась  Леа.  -  А  чего,
работа легкая... А ты скрываешься, что ли?
   - Любопытство не оплачивается, - грубовато ответил  Брент.  -  Впрочем,
тебе я верю, как себе,  поэтому  расскажу.  Я  -  русский  шпион,  и  меня
похитили эмиссары иной цивилизации. Я сбежал от них, двоих убил... И вот я
здесь, с тобой.
   Леа искусственно зевнула:
   - Ладно, мне наплевать. Ты платишь, а остальное меня не касается.
   - Вот и хорошо. - Брент заглянул в ванную. - Пойду принимать душ, а  ты
пока накрывай на стол.
   Когда он вышел из ванной, Леа сидела в кресле со стаканом виски в левой
руке и дымящейся сигаретой в правой. По телевизору показывали  бейсбольный
матч, вскоре сменившийся голливудской комедией.
   Изголодавшийся Брент набросился на еду, а через двадцать минут уже спал
глубоким сном.
6
   Вопреки опасениям, Сретенского и Кудрявцеву не разлучили, не  водворили
в тюрьму. Их вообще не повезли в город, а поселили в уединенном  коттедже,
расположенном в исключительно живописном месте на  берегу  быстрой  чистой
речушки. Коттедж состоял из шести комнат на двух этажах.  Холодильники  на
кухне были забиты превосходными продуктами, имелись сигареты и спиртное. В
книжных шкафах в гостиной выстроилось множество книг - в основном классика
и старые советские романы. Был там и архаичный проигрыватель для виниловых
дисков, коих также хватало  -  преимущественно  симфоническая  и  органная
музыка. Ни телевизора, ни радио, ни  телефона,  никакой  связи  с  внешним
миром. Неразговорчивые охранники, которые  менялись  каждые  четыре  часа,
приезжая и уезжая на машинах, в дом не заходили и ни на какие  вопросы  не
отвечали. Андрей Иванович и  Аня  вынужденно  коротали  время  в  беседах.
Комфортабельное заключение тянулось долго, а казалось еще более  долгим...
Однако, как и всему на свете, изоляции пришел конец.
   Это случилось  утром,  когда  после  завтрака  Сретенский  поставил  на
проигрыватель пластинку с хоральными прелюдиями Брамса (Маринет  Экстерман
на органе,  хор  под  управлением  Герхарда  Крамера,  производство  фирмы
"Балкантон").  В  закрытую  дверь  вдруг  постучали,   чего   никогда   не
происходило раньше, и Сретенский машинально крикнул: "Войдите!"
   В  гостиной  появился  невысокий  полноватый  человек  лет  сорока,   с
лоснящимися  щеками,  в  безупречном  сером  костюме,  "весь  благоухающий
дорогой туалетной водой.
   - Добрый день, - поздоровался он с улыбкой. - Позвольте  представиться.
Я помощник народного комиссара внутренних дел  товарища  Гордеева,  Власов
Михаил Семенович.
   - Очень рады,  -  буркнул  Сретенский,  которому  официальное  лицо  не
понравилось с первого взгляда.
   - Меня просили побеседовать с вами...
   - Давно пора... Но о чем же?
   - О вас, о вашей судьбе. - Улыбка Власова стала совсем  слащавой.  -  О
том месте, которое вы сможете занять в нашей общественной жизни.
   - Я не собираюсь... - хмуро начал Сретенский, но Аня перебила его.  Она
вскочила с дивана и защебетала:
   - Располагайтесь, пожалуйста, Михаил Семенович. Нет, сюда,  это  кресло
удобнее... Хотите выпить, закусить?
   Выразительным взглядом Аня дала понять Андрею Ивановичу, что не стоит с
порога затевать ссору, пока ничего еще не ясно.
   - Пить мне на службе не положено. -  Власов  страждущим  взором  окинул
девушку, выглядевшую весьма  соблазнительно  в  скромном  синем  платьице,
найденном в коттедже. - Разве какой-нибудь сок...
   Аня принесла из кухни  стакан  апельсинового  сока.  Власов  отхлебнул,
угнездился в кресле и заговорил:
   - Думаю, вы уже более или менее разобрались  в  том,  какая  социальная
структура существует у нас и каковы ее преимущества и недостатки...
   - Ого! - Сретенский  иронично  поднял  бровь.  -  У  нее  и  недостатки
имеются? Вот ни одного не заметил.
   - Вы напрасно ехидничаете,  -  холодно  сказал  Власов.  -  Недостатков
лишены только ангелы, а у нас их хватает...
   - Ангелов или недостатков?
   - Андрей Иванович! - встревоженно шепнула Аня.
   Власов  как  будто  не  обратил  внимания  ни  на  язвительную  реплику
Сретенского, ни на реакцию девушки.
   - Так почему бы нам с вами, - невозмутимо продолжал он, -  не  заняться
вместе их исправлением, не поработать на благо народа? Вы  биолог,  доктор
наук. У нас найдется немало интересных и полезных  дел  для  вас  и  вашей
ассистентки.
   - Аня не моя ассистентка, - автоматически поправил Сретенский, - но  не
в том суть вопроса. Вы предлагаете исправлять недостатки вместе,  работать
на благо народа? Согласен, с радостью согласен! У  меня  даже  есть  целая
программа, и сейчас я вас с ней познакомлю. По пунктам - первое.  Взорвите
"Лжеголос  Америки",  прекратите  дурачить  людей.  Второе.  Объясните  им
реальное положение дел. Третье. Установите нормальную, постоянную связь  с
цивилизацией нашей планеты, которая задыхается от перенаселенности городов
и дефицита ресурсов. Подарите людям Земли  новый  мир,  а  вашим  людям  -
правду и условия для свободного, гармоничного развития. Вот в такой работе
я с удовольствием приму участие.
   Глядя на лицо Власова, никто не поверил  бы,  что  этот  человек  умеет
улыбаться. Он долго и угрюмо молчал.
   - Ладно, -  сказал  он  наконец.  -  Я  не  готовился  к  теоретической
дискуссии, но мог предположить, что вы выступите  с  подобным  заявлением.
Отлично, почему бы не поговорить и об этом?.. Так вот, Андрей Иванович,  и
вы, Аня. Если допустить, что  мы  поступим  так,  как  вы  нам  советуете,
никакого свободного и гармоничного развития не получится, как  нет  его  и
нигде на Земле. Цивилизация задыхается, вы правы. Но задыхается не оттого,
что негде жить и нечего жрать. Она захлебывается собственной злобой.  Ваша
так называемая свобода оборачивается бешеной дракой за влияние и власть  -
на любом уровне, от семейного до межгосударственного.  Хотите  знать,  что
будет,  если  мы  откроем  Двери  и  во  всеуслышание  объявим   о   нашем
существовании? Будет война, война за наш мир, за  его  богатства,  за  его
стратегические выгоды. Война и там, и здесь. Мы построили свое общество  -
пусть несовершенное, но где вы видели совершенство? Зато оно стабильно,  а
наши люди счастливы в неведении. Им не нужна ваша правда и  ваша  свобода,
Андрей Иванович, им нужна стабильность. И мы не позволим разрушить наш мир
во имя ваших или чьих-то прекраснодушных  фантазий.  Вы  не  забыли,  куда
вымощена дорога благими намерениями?
   Власов умолк, стер платком капельки пота  со  лба,  допил  апельсиновый
сок.
   - Мы вас сюда не приглашали, - продолжил он. - Но раз вышло так, что вы
здесь, извольте играть по нашим правилам... Или откажитесь играть совсем.
   - Отказаться, - произнес Сретенский. - Это значит...
   - Давайте не уточнять, Андрей Иванович. Вы взрослый,  умный  человек  и
понимаете, что ничего хорошего в этом случае вас не ожидает.
   После этих слов в комнате звучала только хоральная прелюдия Брамса. Аня
смотрела на Власова с ужасом.
   - Мы можем подумать? - тихонько спросила девушка.
   Власов пожал плечами:
   - О чем? Если о том, принимать  ли  мое  предложение,  то  оно  сделано
достаточно убедительно для умных людей, разве нет? А вот о моих аргументах
действительно   подумайте.   Андрей   Иванович,   мы   хотим,   чтобы   вы
присоединились к нам не от безвыходности, а искренне. Поверьте,  вы  нигде
не найдете  столь  идеальных  условий  для  научной  работы.  Кроме  того,
проблемы, которыми мы занимаемся,  достигнутые  успехи  и  задачи,  ждущие
своего решения... О, это увлечет вас! Оборудование наших лабораторий...
   - Сдается мне, - прервал его Сретенский, - я уже видел кое-что, похожее
на ваши лаборатории. Там, в подземельях.
   - Ах, эти... Да, там были лаборатории,  заводы,  целый  технологический
комплекс. Он давно заброшен.
   - За ненадобностью?
   -  За  ненадобностью...  В  основном.  То,  что   там   создавалось   и
выпускалось, уже на боевом дежурстве... - Сретенский вздрогнул,  а  Власов
поспешно добавил: - В переносном смысле,  конечно.  Но  мы  отказались  от
использования этого комплекса и по ряду других причин.
   - Например, потому, что работавшие там ученые подняли бунт?
   - Да не было там никакого бунта, - отмахнулся  Власов.  -  Так,  мелкие
недоразумения... Из-за них бросать комплекс? Абсурд. Но в общем мы решили,
что лучше продолжать исследования в другом месте.
   Власов явно недоговаривал, и Сретенский вспомнил найденный в подземелье
дневник. Темные Миры, прорывы мембран... "_Мы  обречены_".  Относилась  ли
эта фраза только к конфликту с хозяевами Фоксхола или в большей - если  не
в абсолютной  -  степени  к  тому,  _что_  появлялось  в  подземных  залах
лабораторий и заводов? Была ли она написана под влиянием  минуты  отчаяния
или явилась результатом _знания_, исчерпывающего и настолько безнадежного,
что уже не было никакого смысла расшифровать ее значение?
   Снова изобразив неуместную лучезарную улыбку, Власов сказал:
   - Не забивайте себе голову делами давно минувших дней. Я вас  оставляю,
а вы и в самом деле очень, очень серьезно подумайте. Вскоре для вас  будет
организована экскурсия в Институт Фоксхола... Там есть на что посмотреть!
   Сретенский невольно ответил на улыбку Власова:
   - Вы знаете, чем искушать ученого...
   - Искушает сатана, а я просто  чиновник...  Но  если  бы  сатана  хотел
купить вашу душу, он вряд ли смог бы предложить больше,  чем  мы.  Кстати,
нет ли у вас здесь в чем-нибудь нехватки?
   - В информации.
   - Вы имеете в виду  телевидение  и  радио?  Да  на  что  вам  фальшивые
новости... Из любопытства разве... Ну, извольте, я распоряжусь  поставить,
только поверьте, ничего интересного там нет.  А  подлинную  информацию  вы
получите позже... Какую и сколько захотите.
   С трудом выбравшись из глубокого кресла, Власов поклонился:
   - До свидания, товарищи. До скорого свидания.
   Он ушел, а Сретенский и Аня смотрели на закрывшуюся дверь до  тех  пор,
пока не услышали звук отъезжающей машины.
   - Нет, как тебе это нравится? - Сретенский рывком убрал  звукосниматель
с пластинки, игла взвизгнула поперек дорожек. - Цивилизация  захлебывается
собственной злобой! Благодетель хренов...
   - Тише, - предостерегла девушка. - Нас, наверное, подслушивают.
   - Подслушивают? Ну и на здоровье. Что такого я еще  могу  сказать,  что
уже не сказал нашему гостю?
   - Поймите, он в чем-то прав...
   Взгляд Андрея  Ивановича,  устремленный  на  девушку,  выразил  крайнее
недоумение. Аня взяла  лист  бумаги  и  карандаш,  написала  неустоявшимся
почерком: "Нужно разыграть постепенное признание его правоты. Если  они  с
самого начала будут убеждены, что мы согласились только под  давлением,  с
нас глаз не спустят. А так, возможно, нам предоставят  некоторую  свободу,
пусть  и  не  сразу.  Тогда  возрастают  шансы  найти  способ  смыться  из
Фоксхола".
   Прочитав написанное. Сретенский потянулся за сигаретами  и  зажигалкой,
прикурил, а скомканный листок поджег в пепельнице.
   - И в чем же он прав, по-твоему? - спросил он, чувствуя  себя  дураком.
Что, если никакого прослушивания нет и комедия ломается впустую?  Впрочем,
в таком случае они ничего не теряют... - В своих глобальных воззрениях?
   - Его воззрения отражают принятую здесь систему взглядов. Шут  с  ними.
Но подумайте, как нам повезло!
   - Повезло?
   - Конечно. Мы проникли в новый, незнакомый мир. Нам предлагают  изучать
его, заниматься научной работой. Многим ли ученым на свете выпадает  такая
редкостная удача? Мы искали аномальные явления, а нашли куда больше...  Да
любой ученый на Земле охотно отдал бы  правую  руку,  чтобы  оказаться  на
нашем месте! А вы говорите - не хочу... И  было  бы  из-за  чего  -  из-за
здешней политики! Неужели вам так  уж  важно,  какой  у  них  общественный
строй?
   - Да в общем-то нет, но...
   - И снова "но"! Андрей Иванович, пусть себе живут, как хотят.  Вы  сами
говорили об  искушениях.  Может  ли  существовать  для  ученого  искушение
сильнее, чем познание?
   - Вот тебе раз. Ты уже забыла об НКВД и тюрьме...
   - И правильно сделала. То было недоразумение.  Они  ведь  действительно
нас не приглашали!
   Аня слишком напирает, мелькнуло у Сретенского. Пережимает,  как  плохая
актриса... Ладно, она вообще не актриса, но  кто  там  слушает  на  другом
конце линии - театральные критики?
   Подойдя к стопке  пластинок,  Андрей  Иванович  перелистал  их,  выбрал
сонаты Моцарта в исполнении Вальтера Гизекинга.  Комнату  заполнили  звуки
рояля, чистые и ясные, почти лишенные педальных эффектов, но не сухие.
   - Мне трудно сейчас ответить, - проговорил Сретенский медленно. - Давай
отложим этот разговор, хотя бы до  обещанной  экскурсии  в  Институт.  Там
посмотрим... В конце концов, я ученый, а не политик, и спасать  мир  -  не
моя профессия. И ты права, очень многие отдали бы правую руку...
   Внезапный удар грома заглушил  рояль  Гизекинга.  Стемнело,  в  оконные
стекла застучали капли дождя.
   - О, - задумчиво сказал Сретенский, - здесь бывают грозы...
   Да, Андрей Иванович. Здесь бывают грозы.
7
   "Боинг" летел много выше облаков, приближаясь к российской  столице  на
высоте десять тысяч пятьсот метров. Стивен Брент (по документам  бизнесмен
Джон Аллен) развалился в кресле  у  иллюминатора.  На  его  коленях  лежал
раскрытый номер журнала "Роллинг стоунз", на столике перед ним стояли  две
пятидесятиграммовые бутылочки водки.
   Все прошло гладко, слишком гладко для опасавшегося  осложнений  Брента.
Из мотеля "Лаки Дэй Инн" он заехал в известную ему  квартиру,  где  провел
полчаса, после чего его внешность слегка изменилась. Там же  он  обзавелся
новой одеждой и дорожным  чемоданом,  а  пачка  наличных  похудела  вдвое.
Расслабился Брент только в  самолете,  набравшем  высоту.  Бизнесмен  Джон
Аллен благополучно проскользнул мимо полиции, ФБР и тех, других...
   Так ему казалось, но он ошибался.
   В  пилотской  кабине  "боинга"  собирались  пить  кофе.  Первый  пилот,
командир  корабля  Грегори  Макинтайр,  рассказывал  смешную   историю   о
злоключениях  своей  жены,  которая  отправилась  в  кино  на  только  что
купленном "форде", да вместо того оказалась в полицейском участке.  Его  с
улыбками слушали второй пилот Дик Вагнер (получивший летное свидетельство,
наверное,  раньше,  чем  научился  ходить)  и  бортинженер  Стюарт  Хаббл.
Остальные члены экипажа дремали в ожидании стюардессы с подносом.
   - Ваш кофе, джентльмены, - провозгласила вошедшая  девушка,  и  тут  же
поднос с чашками вырвался из ее рук.
   Стопятидесятитонный "боинг" будто налетел на что-то в воздухе с  адским
грохотом. Он содрогнулся, накренился и начал падать, как сложивший  крылья
орел. Макинтайр уцепился за штурвал, бросил взгляд на стрелку  альтиметра.
Самолет стремительно терял высоту. Ревели  аварийные  зуммеры,  вспыхивали
красные лампочки, приборы сигнализировали о повреждениях систем.
   Макинтайр выкручивал штурвал  влево,  чтобы  не  дать  падавшему  боком
самолету перевернуться. Вагнер и Хаббл запускали устройства пожаротушения.
Несчастная стюардесса, ухватившаяся за откидное сиденье, до  крови  кусала
губы.
   Вагнер посмотрел в  правое  боковое  стекло.  Под  крылом  вместо  двух
двигателей "Пратт и Уитни" он увидел торчащие края изорванного  металла  и
свисающие провода...
   - Командир, мы потеряли третий и четвертый! - закричал Вагнер.
   Макинтайр не ответил. Самолет тянуло влево, и, лишь  прилагая  огромные
усилия,   командиру   удавалось   удерживать   его.   Хаббл   возился    с
электропроводкой, пытаясь восстановить хотя бы основные линии.
   Свист ветра под правым крылом звучал как  реквием.  Дик  Вагнер  вызвал
диспетчерскую службу аэропорта Шереметьево-2.
   - Терплю бедствие, иду на вынужденную  посадку...  потеряв  оба  правых
двигателя. Готовьте полосу...
   - Вас понял, - раздался в динамике спокойный голос диспетчера.
   - Какого черта он так невозмутим!  -  вскипел  Макинтайр.  Может  быть,
недостаточно хорошо знает английский и до него не  дошла  вся  серьезность
ситуации? Нет, невероятно. Представить себе диспетчера, слабо знакомого  с
международным языком авиапереговоров... А, вот в чем дело! Ведь на жаргоне
потеря двигателя означает  просто  отказ,  а  "боинг"  способен  совершить
нормальную посадку и при двух отказавших двигателях. Да, диспетчер неверно
интерпретировал сообщение.
   - Объясни ему, Дик, - распорядился Макинтайр.
   - Диспетчер, у нас произошел взрыв  или  какое-то  столкновение...  Оба
правых двигателя физически отсутствуют, их нет, ясно?
   - Вас понял,  -  повторил  диспетчер,  и  теперь  его  напряженный  тон
неопровержимо свидетельствовал: в самом деле понял. - Снижайтесь до высоты
круга, выполняйте разворот курсом на юг.
   Снижайтесь до высоты круга! И без того не  прошло  десяти  минут  после
аварии, а "боинг" уже находился на высоте четырех тысяч метров.
   - Сливай топливо, - приказал Макинтайр, осторожно разворачивая самолет.
   Хаббл перебросил тумблер. Керосин хлынул  из  обоих  баков  в  крыльях,
оставляя за "боингом" взрывоопасный шлейф.
   - Выпускай шасси.
   Дополнительное  сопротивление,  созданное  колесами  шасси,  еще  более
осложнило управление самолетом. Пятьдесят километров до полосы, высота три
тысячи...
   - Мы разобьемся, - прорыдала стюардесса.
   - Черта с два, - обронил Макинтайр. Пот в три  ручья  струился  по  его
лбу, а он не мог оторвать рук от штурвала.  Удерживать  "боинг"  на  курсе
становилось все труднее. Командир  понимал,  что  девушка  права.  Машина,
идущая на снижение с такой скоростью, не дотянет до полосы...
   Теперь нужно было изменить курс на двадцать градусов влево, но  самолет
окончательно перестал слушаться рулей. У  Макинтайра  оставался  последний
шанс: ослабить тягу двух левых двигателей, менять обороты и таким  образом
управлять самолетом. Он  так  и  сделал.  "Боинг"  стал  подчиняться,  но,
потеряв тягу, он проваливался еще быстрее.
   - До полосы три километра, высота четыреста, -  доложил  Вагнер.  -  На
полосу не попадаем.
   Обороты первого двигателя Макинтайр уменьшил на две трети, второго - на
треть. Самолет тяжело повернул влево,  и  командир  толкнул  сектор  газа.
Полоса приближалась.  Скорость  -  четыреста  километров  в  час.  Слишком
быстро...  Похоже,  все  усилия  напрасны,  удивительно  спокойно  подумал
пятидесятилетний ветеран ВВС США, командир корабля Грегори Макинтайр.
   С того момента, как под крылом "боинга" громыхнул взрыв, в пассажирских
салонах царила паника. Вопли и стоны охваченных предсмертным ужасом  людей
смешивались со зловещим завыванием ветра. С полок сыпалась  ручная  кладь.
Какая-то старушка истово  молилась  вслух,  молодой  человек  пробежал  по
проходу между креслами и врезался головой в переборку. Некоторые  надевали
автоматически выпавшие при быстрой потере высоты кислородные маски, многих
рвало.
   Стивен Брент сидел с отсутствующим видом, будто все происходящее его не
касалось. Однако касалось, и еще как! Брент был почти полностью  уверен  в
том, что самолет заминировали с единственной целью -  помешать  бизнесмену
Джону Аллену прибыть  в  Москву.  Это  простая  логика.  Чтобы  уничтожить
"боинг"  наверняка,  взрывное  устройство  следовало  заложить  где-нибудь
внутри фюзеляжа... Так и поступили бы любые террористы, но это если бы  на
планирование и подготовку акции хватало времени. Тут же, видимо,  второпях
прицепили  магнитную  мину  к  одному  из  двигателей  правого  крыла  или
поместили под  кожух.  Значит,  Брента-Аллена  вычислили  и  обнаружили  в
последний момент (возможно, когда он находился в посадочной зоне аэропорта
или уже в самолете). Некогда им было продумывать безупречное  покушение...
Вместе с тем они могут  перестраховаться  и  для  дополнительной  гарантии
ждать Брента в Москве. Но на борту терпящего крушение "боинга"  эта  мысль
не  показалась  Стивену  Бренту  слишком  важной.  До  Москвы   надо   еще
долететь... Живым.
   Не будучи авиационным специалистом, Брент все же понимал,  что  самолет
почти неуправляем, а скорость чрезмерно велика. Он не думал о  собственной
смерти, вернее, страх прятался где-то на периферии  сознания.  Невыносимым
для Брента было то, что из-за него погибнут люди, много людей,  которые  и
не подозревают о мрачных тайнах Фоксхола и которые просто оказались в  том
же самолете...
   Вытащив из кармана футляр с Ключом, Брент открыл крышку и посмотрел  на
мерцающие кристаллы. "Боинг" разобьется, это  ясно.  Даже  если  сядет  на
полосу, огромную скорость погасить не удастся, и "боинг" врежется в здание
аэровокзала, в пожарную машину или в другой самолет. Привести  в  действие
Ключ - вот что нужно сделать. Как бы он  ни  сработал  в  столь  необычных
условиях, хуже не будет. Возможно, какие-то  силовые  поля,  вызываемые  к
жизни Ключом, смягчат удар. А может быть, самолет забросит в Фоксхол,  где
он опять же или каким-то образом уцелеет, или...  Нужно  попытаться.  Один
шанс из миллиона лучше гарантированной гибели. Пусть Фоксхол. Как  бы  там
ни пришлось экипажу и пассажирам, живые могут вернуться домой.  Мертвые  -
нет.
   Брент  перевернул  пластину  Ключа  и  прижал  пальцы  к  овалам.   Его
подбросило в кресле мощнейшим электрическим ударом, словно  разбудившим  в
его черепной коробке клубок ядовитых змей. Потемнело в глазах,  но  только
на мгновение, а потом зрение возвратилось и  обрело  небывалую  ясность  и
остроту. Страшная головная боль будто высасывала мозг Брента.
   В иллюминаторах полыхало оранжевое пламя. Выглядело это так,  как  если
бы от искры короткого замыкания воспламенилась насыщенная летучими  парами
воздушно-топливная смесь.  Но  произойди  такое  на  самом  деле,  самолет
немедленно взорвался бы, как подожженный  водородный  аэростат.  Нет,  это
было холодное пламя энергетических завихрений.
   Внутри пассажирского салона повис фиолетовый туман, в котором  метались
тысячи крохотных молний. Что-то тупо ударило в фюзеляж спереди и снизу.
   В пилотской кабине тумана не было. Летчики видели пламя снаружи - перед
носом "боинга" образовалась огненная подушка. Скорость  скачком  упала,  и
тут же самолет плюхнулся на полосу и помчался вдоль длинного ряда пожарных
и медицинских машин.
   Выключив двигатели, Макинтайр врубил аварийные пневматические  тормоза.
Покрышки шасси с левой стороны лопнули. Самолет накренился, притормаживая,
но все еще несся слишком быстро. Командир дал  двигателям  полный  реверс.
Всего в трех метрах от края полосы "боинг" замер неподвижно,  и  оранжевое
пламя исчезло.
   - Сели, - выдохнул Макинтайр. - Поздравляю вас, джентльмены. Черт  меня
возьми, если я понимаю как, но мы сели.
   Развеять недоумение командира  мог  пассажир,  летевший  по  документам
Джона Аллена, но он молчал и смотрел в иллюминатор, сжимая  в  руке  Ключ.
Фиолетовый туман  в  салоне  пропал  так  же  внезапно,  как  и  появился.
Счастливые пассажиры орали здравицы экипажу. "Вот  я  и  дома,  -  подумал
Стивен Брент,  которого  с  этой  минуты  уместно  было  именовать  Игорем
Борисовичем Дубровиным. - В Шереметьево-два, а не в Фоксхоле". Еще раз  он
рассеянно подумал о  том,  что  у  Ключа  (или  подконтрольных  ему  сил),
вероятно, не хватило мощности,  чтобы  перебросить  в  Фоксхол  гигантский
"боинг", если такое  вообще  возможно  вдали  от  Двери,  но  пробужденная
энергия поглотила инерцию самолета. Так это было или  нет,  катастрофы  не
произошло... А на вопросы, связанные с Ключом, ответят другие люди.
   Головная боль отпустила Дубровина. Он захлопнул футляр и уложил его  во
внутренний карман плаща. Вот теперь пришла пора побеспокоиться  и  о  том,
ждут ли его в Москве...
8
   Около четырех часов утра  Кремнев  и  Богушевская  сидели  в  машине  с
потушенными огнями. Они ждали Зорина, и Зорин явился.
   Сначала в  отдалении  зажглись  две  золотистые  точки  -  фары,  затем
послышался звук автомобильного мотора. Машина проехала  совсем  близко  от
притаившегося "фольксвагена", и какое-то время  Кремнев  с  ужасом  ожидал
выстрелов.
   Зорин остановился метрах  в  пятидесяти  впереди  и  боком,  как  краб,
выбрался из машины - темный силуэт в длинном плаще на  фоне  отсвета  фар.
Вытянув  руку  с  чем-то,   напоминающим   издали   пульт   дистанционного
управления, он стоял неподвижно.
   Из динамичных  всполохов  пламени  возник  голубой  купол.  Кремнев  не
сдержал изумленного восклицания. Реалист и практик до мозга костей, он  до
сих пор верил Богушевской лишь наполовину. Точнее, он верил ей  полностью,
но допускал возможность, что она одурачена каким-то хитрым трюком. А  если
то, что он видит перед собой сейчас, - тоже не более чем хитрый  трюк?  Да
не все ли равно. Он здесь не затем, чтобы разгадывать секреты  фокусников,
а затем, чтобы попытаться вытащить Иру. И он пойдет до конца,  чем  бы  ни
оказался голубой светящийся купол - театральной иллюзией  или  воротами  в
ад.
   Зорин вернулся в машину. Хлопнула дверца, и  его  автомобиль  нырнул  в
мерцающую завесу.
   - Скорее! - крикнула Богушевская. - За ним! Торопись, у  нас  считанные
секунды!
   Кремнев дал газ и направил  "фольксваген"  прямо  на  купол.  В  момент
пересечения неясной призрачной границы ничего особенного он  не  ощутил  -
легкая электрическая дрожь, и все. Машина уже катилась по дороге Фоксхола.
Здесь занимался рассвет, и окружающие кусты и деревья отчетливо  виднелись
в белесой дымке.
   - Ну и дела, -  буркнул  Кремнев.  -  Если  это  фокусы,  то  чертовски
дорогостоящие, наверное.
   - Это не фокусы, - сказала Зоя. - Но где он? Я не вижу его машины.
   Кремнев тоже не видел машины Зорина - ни впереди, ни справа, ни  слева,
ни сзади (где уже не было  никакого  купола),  нигде.  И  это  чрезвычайно
тревожило его...
   - Даже если он врубил полный ход, - пробормотал Кремнев обеспокоенно, -
не мог сразу скрыться из вида...  Зоя,  а  может  быть,  его  машина  тоже
какая-нибудь волшебная? Или он распался на атомы в этом куполе?
   - Не думаю, - хмуро ответила Зоя, покусывая нижнюю губу. - Но здесь,  в
Фоксхоле, полно всяческих сюрпризов. Может, тут  есть  какие-то  подземные
тоннели... Не знаю.
   - И что же нам теперь делать в твоем дурацком Фоксхоле?
   - Поезжай прямо по этой дороге. Я покажу, где свернуть.
   - Куда свернуть?
   - К замку Зорина.
   - Ото... У него есть замок?
   - Замок, дворец, поместье - какая разница...
   - Ты думаешь, Ира там?
   - Не знаю.
   - Там или нет, я распотрошу этот чертов замок до самого  фундамента,  -
угрюмо пообещал Кремнев.
   - Там полно охраны, - предупредила Зоя.
   - Вот и хорошо. Хоть один из этих болванов должен знать, где Ира! -  Он
вдруг осекся. - Погоди, а зачем ему охрана? Они  ведь  в  Фоксхоле  полные
хозяева, разве нет? Кого он боится?
   - Своих же и боится, - усмехнулась Зоя. - Они тут как  пауки  в  банке.
Ненавидят друг друга, боятся до смерти и при первой возможности  сожрут...
Ненависть и страх правят здесь, Саша.
   - Как мило, - без улыбки прокомментировал Кремнев, увеличивая скорость.
   - Поверни здесь налево...
   Через полкилометра хорошей дороги Зоя скомандовала:
   - Стоп. Смотри, это там.
   В утреннем тумане вырисовывались очертания  огромного  черного  здания.
Многочисленные башенки делали его похожим на  настоящий  рыцарский  замок.
Вокруг здания тянулась ограда трехметровой  высоты,  также  выкрашенная  в
черный цвет.
   - Если человек живет в таком доме, у него  явно  не  все  в  порядке  с
головой, - заметил Кремнев. - Но как мы попадем внутрь?
   - С обратной стороны. Там ограда примыкает к лесу.
   - А сигнализация там есть?
   - Есть, наверное...
   Кремнев  негромко  выругался,  но  не   потому,   что   его   разозлило
предположение о наличии сигнализации (чего можно было ожидать),  а  просто
из отвращения к тем, с кем придется иметь  дело.  Он  вытащил  из  кармана
пистолет, вытряхнул магазин на ладонь, вставил обратно в рукоятку и вернул
оружие в карман.
   - Пошли.
   Они покинули  машину  (спрятать  ее  здесь  было  негде,  и  оставалось
надеяться, что из замка и с дороги из-за поворота она не видна)  и  начали
продираться сквозь редкий и хилый, но очень колючий и  липучий  кустарник,
огибая замок по  большой  дуге.  Попадались  деревья  неизвестной  породы,
похожие на клены, с бледными синеватыми листьями,  края  которых  казались
небрежно искромсанными ножницами. Таких деревьев становилось все больше, и
вскоре Кремнев и Зоя очутились в настоящем лесу, где продвигаться было уже
много сложнее. Однако продвигаться особенно никуда и не  требовалось,  ибо
они находились вблизи ограды,  а  в  ней  виднелась  приоткрытая  калитка.
Кремнев не торопился идти на приступ. Он забрался на дерево,  заглянул  за
ограду и спрыгнул вниз.
   - Там никого нет, - озадаченно сказал он. - Ловушка?
   - Может быть, - прошептала Зоя с испугом и недоумением. - Хотя...  Если
бы они ждали нас, перехватили бы по дороге... Как ты думаешь?
   - Откуда мне  знать,  что  шарахнет  в  дурную  башку  этим  психам!  -
разъярился Кремнев. - Идем!
   Он выхватил пистолет и толкнул калитку ногой.
   Если это и  была  ловушка,  то,  по  мысленному  определению  Кремнева,
замедленного действия. Никто не захлопнул  калитку  за  спинами  вошедших,
никто их не окружил и не атаковал. Обширный двор,  вымощенный  булыжником,
был абсолютно пуст. У Кремнева зародилась слабая  надежда,  что  обитатели
замка заняты своими делами и не ожидают вторжения, по меньшей мере  в  эту
минуту.
   Вблизи  замок  выглядел  еще  огромнее.  Стены  и  башни  взбирались  к
утреннему небу, подавляя мрачным величием. Железная дверь  в  стене  также
была приоткрыта.
   - Вот это мне уже совсем не нравится, -  проворчал  Кремнев.  -  Только
делать нечего. Либо им известно, что мы здесь, либо  нет.  И  в  том  и  в
другом случае бессмысленно поворачивать обратно, да и мы пришли не  затем,
чтобы возвращаться. Вперед...
   Рывком он открыл дверь. За ней в длинном коридоре не  было  ни  единого
человека. Кремнев шел по коридору быстро,  упругими  шагами,  готовый  при
любом  подозрительном  шорохе  включить  все  защитные  рефлексы,  а   при
появлении противников напасть первым. Зоя едва поспевала за ним.
   Миновав хозяйственные  помещения  замка,  они  проходили  по  пустынным
комнатам с высокими потолками,  обставленным  с  необычайной  роскошью,  в
восточном,  мавританском,  венецианском  стиле.   И   здесь   ни   души...
Создавалось  впечатление,  что  замок  покинут.  А   почему,   собственно,
впечатление, подумал Кремнев. Может  быть,  и  в  самом  деле  покинут,  и
причина этого не имеет никакого отношения  к  их  визиту.  Мало  ли  какие
события могли тут произойти...
   Очередную  дверь,  ведущую  из   громадного,   утопавшего   в   золотых
драпировках зала, открыть не удалось. Кремнев вернулся к той двери,  через
которую они вошли, но и она оказалась запертой. Он подергал  ручку,  нажал
на дверь плечом - безрезультатно.  Ему  почудился  звук,  пронесшийся  под
потолком, нечто вроде тихого противного хихиканья. Но, скорее  всего,  это
была игра воображения...
   - Попались, - с горечью сказал Кремнев.
   - Мне страшно...
   - Тебе, неуязвимой? А вот мне, обычному смертному,  плевать.  Если  они
нас заперли, это не значит, что возьмут голыми руками. Еще посмотрим,  кто
кого...
   Разумеется, этой бравой тирадой  Кремнев  хотел  лишь  подбодрить  Зою.
Оснований для беспечности он имел мало, очень мало...
   Взаперти Кремневу и Зое предстояло пробыть несколько часов.
9
   Дельта-связь,     позволяющая     осуществлять      контакты      через
пространственно-временные  границы  Фоксхола,  обычно  работала  настолько
нестабильно, что к ней прибегали лишь  в  исключительных  случаях.  Теория
такой связи находилась в эмбриональной стадии, опытные установки то и дело
отказывали, и хорошо если по устранимым техническим причинам, а чаще всего
неизвестно почему. Однако в отдельные дни (такие, как сегодня) связь опять
же по собственному произволу несколько улучшалась, и Тейлор воспользовался
этим, чтобы  провести  дельта-совещание  между  Фоксхолом,  Вашингтоном  и
Москвой.
   Тейлор сидел перед подмигивающим разноцветными индикаторами  пультом  в
Дельта-центре Института Фоксхола и отвечал на вопрос собеседника из Москвы
(разговор шел на английском).
   - Нет, я не знаю, зачем Брент туда потащился. - В его голосе  отчетливо
читалось раздражение. - Я вообще не знаю, кто такой этот Брент и  в  какие
игры он играет!
   - Но играет он хорошо, - сказал человек из Вашингтона. - Двое наших  на
том свете.
   - Кто? - напряженно спросил Тейлор.
   - К счастью, расходный материал. Но так ли важно теперь, сэр, кто такой
Брент? Мы успели заминировать самолет. И Бренту, и Ключу конец.
   - Надеюсь, что Ключу конец... Но Бренту?
   - То есть?
   -  Вы  обнаружили  человека   в   аэропорту   путем   дельта-пеленгации
местонахождения Ключа. Вы не видели этого человека.  Как  вы  можете  быть
уверены, что это Брент? Он мог передать Ключ кому-то другому.
   - О да, сэр, - немного растерянно проговорил Вашингтон. - К  сожалению,
посмотреть  на  человека  не  удалось.  Мы  попросту  опоздали.  Вам  ведь
известно, какие сложности возникают  при  взятии  дельта-пеленга.  Страшно
ненадежная штука. Работает лишь в определенные  -  и  знать  бы  какие!  -
промежутки времени, и не везде, и со значительными погрешностями...
   - Гм... Ну, хорошо, Москва, какие меры приняты для  встречи  курьера  с
Ключом на тот случай, если он все-таки долетит?
   - Он не долетит, сэр, - обиженно заявил Вашингтон.
   - Я не к вам обращаюсь. Какие меры, Москва?
   - Никаких, сэр.
   - Что?!
   - А что мы можем сделать? Перестрелять всех пассажиров  этого  рейса  и
обыскать трупы? Нас даже не снабдили фотографиями Брента. А  такие  снимки
не помешали бы, если он прилетит сам.
   - Замечательно, - сказал Тейлор. - Вашингтон, срочно передайте снимки в
Москву по компьютерной сети.
   - Но и у нас нет его фотографий, сэр...  Никто  не  давал  задания  его
фотографировать.
   -  Тьфу!  Могли  бы  и  сами  догадаться...  Тогда  хотя  бы   описание
внешности... Впрочем, не нужно. Внешность у него  самая  обычная,  никаких
особых примет. В самолете половина таких персон,  а  ошибка  будет  дорого
стоить... Применяйте дельта-пеленг, Москва.
   - Но он ненадежен, сэр.
   - Знаю, что ненадежен! А ваша голова на плечах надежно сидит?
   - Сэр, - снова вмешался Вашингтон, - взрывное устройство не подведет, я
гарантирую.
   Тейлор протяжно  вздохнул.  В  его  наушниках  раздавались  характерные
завывания и потрескивания, стандартный фон дельта-связи.
   - Заканчиваем, джентльмены, - устало произнес он.
   Отключив аппаратуру, Тейлор еще долго не покидал  неудобного  кресла  в
полутемной звукоизолированной студии  Дельта-центра.  Да,  Брент  оказался
твердым орешком... Улизнул из Фоксхола с Ключом  Тейлора,  чем  лишил  его
возможности немедленно организовать преследование за Дверью - ведь  Ключей
так мало... И  нет  бы  этому  случиться  чуть  позже,  в  пиковый  период
интерференционной  амплитуды  Двери!   Тогда   прохождение   через   Дверь
уничтожило бы мозг Брента... Но  он  все  равно  проиграет,  не  может  не
проиграть.
10
   В аэропорту  Дубровин  собрался  было  ехать  в  Москву  автобусом,  но
передумал и взял такси (не первое и  не  второе  из  свободных).  Негодяи,
способные уничтожить самолет со всеми пассажирами, не преминут взорвать  и
автобус. Зачем же подвергать опасности жизнь многих людей?
   Самым  естественным  и  логичным  поступком  Дубровина  по  прибытии  в
Шереметьево-2   явился   бы    телефонный    звонок.    Достаточно    было
представиться... И его бы встретили. Но так мог поступить кто  угодно,  но
не Дубровин. Только не он. Предполагая, что по-прежнему представляет собой
мишень для могущественных и безжалостных  врагов,  он  ни  на  секунду  не
помыслил о том, чтобы подставить под пули своих товарищей. Ведь не БТР  за
ним пришлют и не президентский эскорт - а впрочем, в некоторых случаях  не
спасают  броня  и  квалифицированные  секьюрити.  И  никакая   сверхважная
информация не оправдывает трусливой  готовности  рискнуть  жизнями  других
ради  собственной.  Здесь,  правда,  начальство  не   согласилось   бы   с
Дубровиным, но таково было  его  глубочайшее  убеждение,  не  подверженное
сомнениям и глухое к доводам холодного рассудка. Едва  ли  его  осудил  бы
тот, кто помнит, сколь многие после  драки  мотивировали  свое  преступное
малодушие ссылками на интересы общества, народа, государства... Чуть ли не
Вселенной.   Тот,   кто   помнит,   сколь   многие   хладнокровно   решали
арифметическую задачу: каким количеством человеческих единиц (тех  единиц,
что самоотверженно прикрывали тебе спину в бою!) допустимо пожертвовать во
имя  спасения  -  теоретического,  когда-нибудь  в  будущем   -   большего
количества других человеческих единиц.
   Но  не  исключено,  что  даже  Дубровин  взялся  бы  за  решение  такой
арифметической задачи, если бы знал, какой чудовищный жребий готовят Земле
обезумевшие от жажды власти хозяева Фоксхола... Однако он этого не знал, и
для него информация о Фоксхоле, хоть и обладала высокой  значимостью,  все
же не была вестью о грядущей глобальной катастрофе.
   В пути, постоянно присматриваясь к  машинам  на  дороге  в  напряженной
готовности действовать по обстоятельствам, Дубровин обдумывал форму своего
доклада. Он решил рассказать о Тейлоре все, начиная  с  подозрений  Конуэя
вплоть до того момента, когда Тейлор похитил Дубровина-Брента. Вот  тут  о
многом придется временно умолчать - и о том, где проходил допрос, и о том,
как Тейлор объяснял причину организации  диверсии  со  спутником.  Что  же
касается Ключа, Дубровин придумал приблизительно такие  формулировки:  "Не
имея намерения отпускать меня живым, Тейлор не стал скрывать побудительных
мотивов расправы со "Скай Скрутинайзером". Перед вами предмет, который  он
называл Ключом - не знаю, почему так. По  его  утверждениям,  это  сложное
технологическое  устройство,  работе  которого  могло   каким-то   образом
помешать излучение установленной на спутнике  аппаратуры.  Исследуя  Ключ,
необходимо соблюдать  сугубую  осторожность  -  как  я  понял  из  намеков
Тейлора, Ключ или то, что  с  ним  связано,  может  представлять  огромную
опасность при определенных условиях".
   Далее Дубровин  намеревался  снова  излагать  слегка  отредактированную
версию подлинных событий - бегство, нападение на него в его  вашингтонском
доме... В такой упаковке информация о Ключе заставит отнестись  к  ней  со
всей серьезностью. Из-за ерунды не взрывают спутники стоимостью в миллиард
долларов, из-за ерунды не покушаются на жизнь сотрудников АНБ.
   Пока так... А когда прояснится сущность  Ключа,  Дубровин  расскажет  и
остальное, и никто не поставит ему в вину вынужденную ложь.
   Уже в Москве Дубровин несколько раз менял такси,  называя  произвольные
адреса. Со Смоленского бульвара он ехал  на  Большую  Ордынку,  оттуда  на
другой машине на Воздвиженку, затем на Котельническую набережную  и  Малую
Трубецкую... Этими хаотичными передвижениями он увеличивал риск покушения,
но,  оставаясь  разведчиком-нелегалом  (в  отставку  его   пока   что   не
отправляли), он не  мог  допустить,  чтобы  возможный  хвост  отфиксировал
конечную цель его блужданий по Москве.
   На Малой Трубецкой Дубровин отпустил такси. Было очень холодно; с  неба
сыпал отвратительный снегодождь. Невольно  вспоминалась  знаменитая  песня
Криса де Бурга о Москве "Лунный свет и водка", особенно жалобные  строчки:
"И здесь такой холод... Такой проклятый холод!" Дубровин зябко  кутался  в
плащ, однако волшебным образом он не ощущал ни усталости,  ни  разбитости.
Половину  пассажиров  злополучного  рейса  развезли   по   больницам   для
реабилитационной помощи, двум третям оставшихся  медицинская  помощь  была
оказана на месте.  Дубровин  попал  в  число  наиболее  стойких,  кому  не
понадобились ни инъекции, ни горячий чай.  Может  быть,  оттого,  что  его
невозможная миссия подходила к концу...
   Свернув на улицу Ефремова,  Дубровин  прошагал  мимо  станции  метро  и
оказался в переулке Хользунова, потом в Оболенском и  Олсуфьевском.  Машин
тут почти не было,  кроме  нескольких,  сиротливо  мерзнущих  на  обочине.
Дубровин двигался дальше, потому что ему требовалось новое  такси,  теперь
последнее, чтобы отвезти его к хорошо знакомому хмурому зданию...
   За спиной  Игоря  Борисовича  послышался  шорох  шин.  Он  обернулся  в
надежде, что его подберет такси или частник, но  это  был  большой  черный
джип. Лакированный кузов, наверное, сверкал при солнечной погоде, а сейчас
его усеивали бесчисленные мелкие капли.  За  темными  стеклами  разглядеть
что-либо было невозможно.
   Скорость джипа, очевидно, была довольно высокой, но Дубровин видел  его
как в замедленных кадрах фильма (так в кинолентах изображают  сны).  Когда
лишь считанные  метры  отделяли  джип  от  одинокого  прохожего,  переднее
боковое стекло начало опускаться.
   Это абсурд, беспомощно подумал Дубровин. Он проверялся профессионально,
и они не могли его выследить... Но вот же ствол автомата в открытом окне!
   Ни сопротивляться, ни убежать нельзя. Оружия нет -  как  бы  он  провез
пистолет в самолете? -  а  кинуться  прочь  попросту  некуда.  Перекрестки
слишком далеко, и до ближайшего двора он  добежать  не  успеет...  Значит,
все? Мишень на полигоне?
   В долю секунды Дубровин принял решение - то единственное, какое  только
и  могло  спасти  его  жизнь.  Он  швырнул  чемодан  в  первое  попавшееся
незарешеченное окно и в фонтане осколков нырнул вслед за  ним.  Простучала
автоматная очередь. Правую руку Дубровина  обожгла  хлестнувшая  боль.  Он
упал на пол, перевернулся через голову и вскочил,  прижавшись  к  стене  у
окна.
   Он находился в комнате обычной московской квартиры, где хозяева,  к  их
счастью,  отсутствовали.  Град  пуль  снаружи   крушил   мебель,   взрывал
электрические  лампы  в  люстрах  и  бра,  прошивал  репродукции   картин.
Несколько пуль попало в напольные часы, брызнули в разные стороны стрелки,
зубчатые колесики, металлические цифры.
   Торопливые мысли лихорадочно метались  в  мозгу  Дубровина.  Вообще-то,
наемные  убийцы,  как  правило,  стараются  поскорее  испариться  с  места
преступления, но _этим_ нужен Ключ... Стоп. А откуда им известно, что Ключ
у Дубровина при себе?  Это  им  известно  наверняка.  Предположения,  даже
хорошо обоснованные, их не устроили бы, тогда они попытались бы  похитить,
допросить Дубровина. Если на то пошло, они не заминировали бы самолет,  не
зная точно, где находится Ключ. Значит... О, в  другой  ситуации  Дубровин
рассмеялся  бы!  Ну  конечно  же.  Вероятно,  Ключ,  помимо  других  своих
достоинств, служит интерактивным радиомаяком. Едва  ли  очень  надежным  -
ведь те двое, что напали на Дубровина в Вашингтоне, расспрашивали о Ключе.
Но потом радиомаяк сработал  как  полагается.  И  Дубровин  отлично  помог
преследователям выбрать удобный  момент,  петляя  по  Москве  с  маяком  в
кармане...  Да,  он  не   был   безупречным   компьютером,   автоматически
просчитывающим все на свете, такие люди  существуют  только  в  романах  и
голливудских блокбастерах. И вот он стоит безоружный  у  стены  в  невесть
чьей квартире, а в разбитые окна уже врываются убийцы...
   Положение осложняла болезненная рана в правой руке. Дубровин  не  знал,
насколько она серьезна, но рукой двигал  с  трудом.  В  рукопашной  он  не
боец...
   На  стороне  Дубровина  сыграли  осколки  стекла.  На  большом  осколке
поскользнулся боевик, проникший в  ближайшее  к  Дубровину  окно.  Пытаясь
сохранить равновесие, он взмахнул руками, из-за чего  потерял  драгоценное
мгновение. Левой рукой Дубровин нанес ему великолепный удар в ухо.  Парень
отлетел к своему напарнику, от неожиданности  нажавшему  спусковой  крючок
автомата "скорпион". Очередь задела тыльную  сторону  ладони  опрокинутого
Дубровиным боевика. Он с  воплем  выпустил  оружие,  тут  же  подхваченное
Дубровиным... Яростное извержение пуль покончило с обоими.
   Дубровин посмотрел в уцелевшее  зеркало,  отражавшее  улицу  и  джип  -
вернее, только красные огни стремительно  удалявшегося  джипа.  Видимо,  у
водителя не выдержали нервы...
   Нервы Дубровина также находились  на  пределе.  Постоянная  смертельная
опасность,  четыре  трупа  на  счету  (да  как  еще  обошлось  с  теми,  в
Фоксхоле?!) - кому такое покажется  недостаточным?  От  невозмутимости,  с
какой Дубровин совсем недавно вышагивал по улице, не осталось и следа.
   Американская  ситуация  почти  повторилась,  но  если  там  приходилось
улепетывать  от  полиции,  здесь  ее  место  занимала  милиция,  что  было
нисколько не лучше. Дубровин бросил автомат, подошел к двери, открыл замок
изнутри. Правый рукав его плаща весь пропитался кровью,  и  в  таком  виде
Дубровин очутился во дворе. Кровь сочилась из раны  так  обильно,  что  не
имело смысла менять плащ на что-нибудь из  гардероба  хозяина  квартиры  -
через минуту будет то же самое.
   На улице, соседней с той, куда выходили  окна  разгромленной  квартиры,
Дубровина едва не сбили белые "Жигули".  Пронзительно  завизжали  тормоза.
Пожилая крепкая тетка в спортивном костюме, сидевшая за рулем,  распахнула
дверцу.
   - Ах ты, мать твою... - завелась было она, но тут  ее  взгляд  упал  на
рукав плаща. - Ой! Что это с вами? Вы весь в крови.
   - Ну, не весь, - усмехнулся Дубровин. - Не повезло мне. Бандиты затеяли
перестрелку, а я мимо проходил... Зацепило...
   - Садитесь, быстро, - решительно скомандовала женщина, открывая  заднюю
дверцу. - В больницу надо.
   - Нет, не в больницу... Я назову адрес...
   - Да садитесь! Кровью истечете.
   Дубровин упал на сиденье.
   - Отвезите меня туда, куда я скажу. Там мне помогут, там есть врачи.
   - Где это - там?
   - Я сотрудник спецслужбы...
   - Шпион, - спокойно кивнула тетка, ничуть не удивившись. - Что  же,  мы
это понимаем... Телевизор смотрим...
   "Жигули" стартовали так  резко,  что  голова  Дубровина  откинулась  на
спинку сиденья. Он не стал менять позу, безучастно смотрел в  потолок.  Он
не думал ни о Фоксхоле, ни о Ключе, ни об убийцах, ни о безумии  последних
дней и часов. Одна только простая  мысль  крутилась  замкнутой  лентой  на
магнитофоне сознания: "Домой... Возвращаюсь домой".
11
   Истомленные ожиданием, которое  казалось  бесконечным,  Кремнев  и  Зоя
одновременно повернулись туда, где протяжно заскрежетал какой-то механизм.
Декоративная панель стены медленно поднялась, и  в  образовавшемся  темном
проеме появилась Ира Матвеева. Сразу  увидев  Кремнева,  она  с  рыданиями
бросилась ему на шею:
   - Дядя Саша, дядя Саша... Ты здесь...
   - Я здесь. - Он крепко обнял ее. - Как ты? С тобой хорошо обращались?
   - Забери меня отсюда...
   - Я для этого и пришел.
   Из темноты в открывшемся проходе послышался ироничный смешок, и на свет
выступил Зорин. Он выглядел, как... Правой  стороны  его  лица  просто  не
было.   Новая   плоть   наросла   безобразными,   бесформенными    буграми
отвратительного багрового цвета. Он был весь перекошен  и  передвигался  с
видимыми  усилиями,  опираясь   на   трость   с   золотым   набалдашником,
изображающим голову грифона. Эту трость он держал в левой руке, а в правой
стискивал рукоятку необычного пистолета, похожего на оружие инопланетян из
фантастического романа.
   -  Встреча  родных  и  близких,  -  просипел  он  севшим   голосом.   -
Превосходно. Я так хотел, чтобы вы увиделись напоследок.  Зоя  Арсеньевна,
пройдите, пожалуйста, в соседний зал. С вами мы поговорим позже, а  сейчас
мне нужно побеседовать с Александром Андреевичем.
   - Я вашего пистолета не боюсь, - взвинченно, вызывающе  сказала,  почти
выкрикнула Зоя.
   - Напрасно... В наконечниках пуль содержится особый состав. Он  вас  не
убьет, но парализует навсегда.  Каково  это  -  оставаться  парализованной
целую вечность? Ха! Вас же, Кремнев, достаточно лишь задеть такой пулей, и
все...
   Подойдя к двери, Зорин  отставил  трость,  отпер  замок  ключом,  легко
вытолкнул из зала растерявшуюся Богушевскую и снова запер дверь. Затем  он
уселся на чип-дейловский стул подальше от Кремнева, продолжавшего обнимать
плачущую Иру.
   - Как я рад видеть  вас  в  Фоксхоле,  дорогой  Александр  Андреевич...
Честное слово, рад, хотя вы  и  несколько  расстроили  мои  планы.  Да  не
хватайтесь за карман, вы  успели  убедиться,  что  стрельба  бесполезна...
Сядьте и выслушайте меня.
   Кремнев  повиновался,  увлекая  Иру  за  собой  на   расшитую   золотом
оттоманку. Он решил, пока возможно, не конфликтовать  с  этим  маньяком  в
надежде, что поможет счастливая случайность. Почему бы  и  нет?  Только  в
детективах Агаты Кристи все предопределено (хотя и малоправдоподобно), а в
жизни случайностей даже слишком много. Увы, не всегда счастливых...
   - Я намереваюсь, - высокопарно произнес Зорин,  -  объяснить  вам,  как
погибнет ваш мир. Мне хочется, чтобы перед вашей  смертью  вы  представили
смерть старой доброй земной цивилизации... Мне это доставит удовольствие.
   - Что он плетет? - шепнула Ира.
   - Тише. - Кремнев погладил ее плечо.
   - Видите ли, Александр Андреевич, - снова  заговорил  Зорин,  поигрывая
пистолетом, - мы создали здесь, в Фоксхоле, маленькое уютное  государство.
Но оно находится под угрозой. Если его вот-вот не обнаружат при посредстве
нейтринно-торсионной технологии, кто-нибудь рано или поздно создаст  Ключи
и откроет наши Двери... Как нам быть? Вы думаете, науку не остановишь?  О,
это не составит труда, если знаешь,  как  взяться  за  дело...  Мы  сумели
обзавестись неплохим ракетно-ядерным потенциалом, в  основном  на  местной
сырьевой базе - она неисчерпаема... И мы собираемся нанести  атомный  удар
по США, с тем чтобы спровоцировать ответный удар по  России.  После  этого
двум  сверхдержавам  будет  не  до  фундаментальных  исследований,  да   и
остальным тоже. Ну, как план?
   - Отличный, - спокойно сказал Кремнев. - С одной  небольшой  поправкой:
абсолютно нереальный.
   - Почему?
   - Потому что, в отличие от вас, правительство США  -  нормальные  люди.
Допустим, вы распахнете ваши Двери на территории России и  ударите  оттуда
ракетами. Но в США и НАТО сразу  поймут,  что  дело  нечисто.  Ну,  кто  в
здравом уме поверит, что нынешняя российская администрация ни с того ни  с
сего приняла решение бомбить американские города? Ваша атака будет сочтена
тем,  что  она  собой  и  представит  -  провокационным   террористическим
замыслом. Вместо ответного удара  и  всеобщей  войны  будет  совместное  с
Россией расследование. Вы погубите несколько городов, но не цивилизацию.
   - А! - Зорин с досадой  прищелкнул  языком.  -  То-то  и  оно.  Генерал
Болотов был для  нас  неоценимой  находкой.  С  одной,  как  вы  говорите,
поправкой: его заговор имел шансы на быстрый успех без гражданской  войны,
а мы в таком успехе были нисколько не  заинтересованы.  В  наши  намерения
входило погрузить Россию в кровавый хаос, и тогда  уж  никто  не  стал  бы
разбираться, почему грянула  атомная  гроза.  Для  этого  необходимо  было
заставить Болотова действовать раньше, чем он окончательно подготовится, в
удобный для нас момент. И я  нашел  подход  к  этой  проблеме  -  Булавин,
мистически настроенный фашист, наушник Болотова, его  Оскар  Лаутензак.  Я
всячески подогревал потусторонние увлечения Булавина, устраивал  для  него
спектакли  с  экстрасенсорным  внушением  -  спасибо  мадам   Богушевской,
первоклассная актриса... Апофеозом должна была  стать  книга  предсказаний
Иоганна Гетца, освященная авторитетом профессора Стрельникова. Знаете, это
история из серии "на ловца и зверь бежит". Мои  агенты  где  только  могли
разыскивали  для  Булавина  мистические  раритеты.  Один  из  них  выкопал
рукопись Гетца, принес  мне,  а  верные  специалисты  объяснили,  что  это
такое... Я-то сначала намеревался подсунуть  ему  собственную  подделку  в
подобном духе, а тут  понял,  что  настал  мой  час.  Несколько  фальшивых
предсказаний, акция в Нижельске - пустяки, деньги делают все...  Но  книга
исчезла, и мне во что бы то ни стало требовалось найти ее раньше Булавина,
чтобы разобраться с комментариями Стрельникова и не создавать трудностей с
так называемым вычислением якобы предопределенной свыше даты переворота. Я
поставил на вас... И ошибся. Пару весьма  неприятных  минут  пришлось  мне
пережить, когда ребята Булавина ворвались в квартиру Зимина...  А  ну  как
они убили  бы  вас  и  наткнулись  на  меня?  Объяснение  могло  бы  стать
щекотливым... Впрочем, я что-нибудь придумал бы. Но черт  вас  возьми,  вы
оказались удивительным пронырой. Булавина нет... Наверное, Болотов  и  без
него попытается, но мне-то теперь от его попыток... С ним у меня  контакта
нет, и уж он не будет согласовывать со мной даты, средства и цели. А  было
все так хорошо подготовлено! Я лично вербовал людей для Фоксхола.  У  нас,
знаете, людей не хватает... Я предпочитал маргиналов, чтобы не  привлекать
внимания, хотя предложения о работе за границей делались не только им.  Их
привозили на  автобусах  к  Двери...  Ведь  после  атомной  атаки  нелегко
набирать персонал!
   - Ну что же, -  сказал  Кремнев  подчеркнуто  небрежно.  -  Ваши  планы
сорвались, и слава богу. Не пора ли...
   - Они не сорвались, - живо возразил  Зорин.  -  Сорвана  лишь  красивая
обложка. Атомный удар состоится, Двери для ракет откроются  в  оптимальный
период... Пусть вы правы, пусть даже не будет  ответного  удара.  В  любом
случае  мы  так  потреплем  старушку  Землю,  что  выиграем  для  Фоксхола
пару-тройку лет... А там будет видно.
   Единственный широко открытый глаз человека (человека  ли?)  по  фамилии
Зорин светился фанатичной непреклонностью. Кремнев понимал: Зорин не  лжет
и не передергивает. Они сделают это, и Кремнев бессилен им помешать.  Даже
если каким-то образом  удастся  сейчас  обезвредить  Зорина,  что  дальше?
Только одно: найти  Ключ  Зорина  (возможно,  он  держит  его  при  себе),
вырваться из Фоксхола, попытаться предупредить людей... Но Зорин не  столь
беспечен, чтобы допустить роковой для себя промах.
   Нет, ничего предпринять уже  нельзя...  Своды  роскошного  зала  словно
сдвигались над Кремневым, давили, мешали вдыхать воздух. Перепуганная  Ира
жалась к нему, ее плечи мелко вздрагивали.
   -  Мы,  вообще-то,  не  рассчитывали,  -  продолжал  Зорин  с  надрывом
(почему-то он стал дышать часто и тяжело), - ударить так скоро.  Но  зачем
теперь тянуть? Оптимальные интервалы повторяются,  до  ближайшего  недолго
осталось. У нас маленькое общество, решения принимаются  небольшим  кругом
людей, и я - не последний из них... Вы, дорогой мой  Александр  Андреевич,
своей неуместной активностью приблизили крах вашего мира...
   Нашарив трость, Зорин неуклюже поднялся и подошел к Кремневу, страшный,
скособоченный, как злобный гном из скандинавских сказок.
   - Я был бы не прочь ненадолго сохранить вам обоим  жизнь,  -  признался
он, - чтобы вы присутствовали при старте ракет. Но у  меня  будет  слишком
много хлопот... Не до вас. Ну, кого застрелить первым?
   Ствол его футуристического пистолета метался от лица  Кремнева  к  лицу
Иры и обратно.
   - Наслаждаетесь торжеством, - горько вымолвил Кремнев.
   Изуродованный рот Зорина растянулся в подобии надменной улыбки.
   - О да... Вы мне здорово попортили кровь, но я  заслужил  миг  триумфа.
Как видите, я даже отослал своих слуг, чтобы никто не  мешал  ни  вам,  ни
мне... Впрочем, они скоро вернутся. Надо спешить, прощайте...
12
   Со всем возможным пиететом Олега Мальцева  пригласили  на  аудиенцию  к
народному комиссару внутренних  дел  Михаилу  Яковлевичу  Гордееву.  Перед
домом остановился лимузин, посыльный позвонил у дверей и  вручил  Мальцеву
отпечатанную  на  принтере  карточку,  где  в   исключительно   корректных
выражениях Олегу предписывалось прибыть в комиссариат.
   Встретивший  его  в  кабинете  Гордеев  был  далеко  не  так  вежлив  и
приветлив,   как   письменное   обращение.   Он   работал   с    бумагами,
загромождавшими большой стол, оторвался от них  неохотно  и  посмотрел  на
Мальцева исподлобья.
   - Вот что, - сказал он. - У меня мало времени и полно проблем,  поэтому
буду краток. Ситуация осложняется. Если  вам  угодно  принять  предложение
Ратомского, соглашайтесь немедленно и получайте конкретное  задание.  Если
нет...
   Взгляд  народного  комиссара  был  так   выразителен,   что   окончание
оборванной фразы прочитывалось однозначно.
   - Я согласен, - быстро ответил Мальцев, нащупывая в кармане цилиндрик с
манкурталом.
   Он не был героем, но попросту не видел иного выхода. Теперь,  пока  они
наедине в кабинете с этим могущественным человеком,  вторым,  а  может,  и
первым лицом Фоксхола,  или  никогда...  Если  верить  Лаухиной,  действие
манкуртала непредсказуемо. Препарат способен убить человека,  или  вызвать
неконтролируемую вспышку агрессивных эмоций, или... заставить подчиняться.
В первых двух случаях Мальцеву конец, но в третьем... Он не простит  себе,
если упустит шанс.
   Выхватив из кармана блестящую капсулу, Мальцев нажал  маленькую  кнопку
прежде, чем Гордеев успел среагировать.  Кристаллическая  игла  впилась  в
скулу народного комиссара и мгновенно растворилась под кожей.  Мальцев  со
страхом ждал.
   Ничего не происходило. Гордеев как сидел за  столом,  так  и  продолжал
сидеть, только взгляд его потух, а голова склонилась на грудь.  Что  будет
дальше?
   Олег затеял нехитрый тест. Он подвинул к себе лист чистой бумаги,  взял
авторучку и написал крупными буквами:
   КОМНАТА ПРОСЛУШИВАЕТСЯ?
   Перевернув  листок,  он  подтолкнул  его  к  Гордееву.  Тот  прочел   и
безучастно кивнул.
   Сердце Мальцева застыло на  полсекунды,  подпрыгнуло  и  застучало.  Он
быстро нацарапал другую фразу:
   ОТКЛЮЧИТЕ АППАРАТУРУ
   Гордеев вышел из-за стола, приподнял крышку распределительного щитка на
стене и перебросил какие-то тумблеры, после чего выжидательно уставился на
Мальцева.   Он   не   производил   впечатления   человека,   одурманенного
наркотическим снадобьем, напротив, выглядел собранным  и  серьезным.  Олег
внезапно подумал, а не играет ли с ним Гордеев и не была ли вся история  с
Лаухиной  и  манкурталом  частью  некоего   извращенного   розыгрыша   или
своеобразной проверкой... Учитывая всеобщую, доминирующую в Фоксхоле  ауру
ирреального безумия, такое было бы вполне в стиле здешних обитателей.
   - Михаил Яковлевич, -  произнес  Мальцев,  стараясь,  чтобы  его  голос
звучал по возможности уверенно. - Поясните смысл высказываний  Ратомского.
Что он  имел  в  виду,  когда  говорил,  что  цивилизации  Земли  угрожает
опасность?
   -  Атомный  удар,  -  сразу  отозвался  Гордеев.  -  У   нас   двадцать
баллистических ракет, нацеленных на двадцать американских  городов.  Атака
спровоцирует ответный удар по России...
   Мальцев буквально лишился дара речи и долгое время смотрел на  Гордеева
в состоянии полнейшего оцепенения. Наконец он пробормотал:
   - Ракеты можно обезвредить?
   - Наверное, можно, - пожал плечами народный  комиссар.  -  Уж  если  мы
сумели их смонтировать, так и обратный процесс нам под  силу.  Специалисты
справятся за пару недель.
   Пара недель! А как долго длится действие  манкуртала  -  полчаса,  час,
меньше или дольше? Какая разница, двух недель у Мальцева все равно нет.  К
тому же если специалисты и демонтируют  боеголовки  по  приказу  Гордеева,
потом установят их на место...
   - Найдите способ, - сказал Олег почти  умоляюще,  -  уничтожить  ракеты
немедленно, причем  так,  чтобы  они  не  были  восстановлены  хотя  бы  в
ближайшее время.
   - Очень просто, - с готовностью откликнулся Михаил Яковлевич.  -  Нужно
запустить одну из ракет, не открывая люка пусковой шахты. Тогда  взорвется
топливо, двигатели... Детонация погубит и остальные ракеты.
   - Но и боеголовки взорвутся?
   - О нет, атомных взрывов не будет.  Ядерное  оружие  -  штука  довольно
сложная, оно не так взрывается.
   - Понятно. Вы можете отдать приказ о таком запуске прямо сейчас?
   - Не отсюда. Нужно ехать в стратегический центр.
   -  Тогда  поехали,  -  распорядился  Мальцев,  уже  забывший  о   своих
подозрениях.  -  Взрываем  ракеты,  затем   заезжаем   за   Сретенским   и
Кудрявцевой, вы отвозите нас к Двери и даете нам Ключ, а сами...
   - Ничего не выйдет, - бесцветным тоном сказал Гордеев.
   - Почему?
   - Потому что  в  стратегическом  центре  расположены  и  энергетические
установки, благодаря которым функционируют Ключи и Двери. Если вы взорвете
ракеты, будет уничтожен и центр... Кстати, и мы  вместе  с  ним,  ведь  мы
будем там. Но даже если мы  каким-то  образом  уцелеем,  вы  останетесь  в
Фоксхоле навсегда... По крайней мере, до тех пор, пока не будет воссоздана
сложнейшая аппаратура, а это годы труда. И  результат  не  гарантирован  -
многие ученые умерли, а сумеют ли справиться нынешние - не знаю.
   Мальцев сел на стул и жестом  потребовал  сигарету.  К  его  удивлению,
Гордеев  подчинился  не  торопливо-услужливо,   а   с   полным   сознанием
собственного  достоинства.  Возможно,  препарат   сделал   его   союзником
Мальцева, но не рабом.
   Пуская густые клубы дыма,  Олег  размышлял.  Пожалуй,  к  лучшему,  что
всякая  связь  между  Фоксхолом  и  Землей  прервется  надолго.  У  земных
политиков и ученых будет время решать, как поступить с новой реальностью и
как ужиться с новой картиной мира. Но  как  избежать  проклятой  шахматной
вилки? Как расправиться заодно с ракетами с энергетическими установками  и
вместе с тем спасти Сретенского  и  Кудрявцеву,  а  также  не  пропасть  и
самому?
   Вдруг его осенило. Черт, а нельзя ли...
   - Михаил Яковлевич, - обратился он к молча стоявшему у стола  Гордееву,
- можем ли мы  сделать  так...  Словом,  что-то  вроде  мины  замедленного
действия? Так, чтобы  ракеты  взорвались  _после_  того,  как  мы  покинем
Фоксхол?
   - Пожалуй, - ответил Гордеев неопределенно. - Скажем, один час -  этого
довольно, чтобы захватить ваших друзей и добраться до Двери...
   - Да, но... В стратегическом центре останутся еще  люди?  Они  погибнут
при взрыве?
   - Конечно.
   - Надо этого избежать, - твердо сказал Мальцев.
   Как ни ужасны были  планы  хозяев  Фоксхола,  каким  бы  отвращением  и
ненавистью ни наполняли они сердце Мальцева, он не хотел жертв, не  хотел,
чтобы по его вине умирали люди -  хорошие,  плохие,  очень  плохие,  какие
угодно.
   - Это реально, - кивнул народный комиссар. - За десять минут  до  пуска
ракеты прозвучит сигнал тревоги. Они не  успеют  -  вернее,  не  сумеют  -
остановить стартовые программы, но успеют уйти в безопасное место.
   - Вот теперь поехали, - заключил Олег. - И  помните,  ошибаться  нельзя
нигде и ни в чем. У нас единственный шанс, и мы должны его использовать.
   Пока они спускались по лестнице к подъезду,  Мальцева  прошиб  холодный
пот. Кроме многих прочих опасностей, существовала главная, и крылась она в
свойствах манкуртала. Действие препарата могло кончиться  в  любой  момент
либо привести к непредсказуемым изменениям в поведении Михаила  Яковлевича
Гордеева... Тогда - страшный финал не только для Мальцева, но и  для  всей
Земли. Поступив интуитивно,  не  рассчитывая  долговременных  последствий,
Мальцев,  быть  может,  совершил  крупный  промах.  Его  авантюра   легко,
объяснялась пережитыми потрясениями, отключившими в  мозгу  способность  к
рациональному   планированию.   Очевидно,   Олегу   следовало   подождать,
разобраться в ситуации,  подготовиться...  Найти  людей,  могущих  оказать
помощь и поддержку...  Вместо  всего  этого  он  прыгнул  головой  вниз  в
холодную воду, не одного себя подставив под удар.  Теперь  ему  оставалось
лишь вспоминать словарное определение термина  "авантюра"  -  "рискованное
предприятие, рассчитанное на случайный успех",  -  и  надеяться,  отчаянно
надеяться...
   Гордеев отпустил водителя и сам сел за руль приземистой машины, похожей
на инкассаторский броневик. Двигатель заработал с отлаженной мягкостью, за
которой чувствовалась мощь.
   На высокой скорости броневик пронесся по улицам  внутреннего  города  -
машине  Гордеева  почтительно  (или  боязливо)  уступали   дорогу.   Перед
металлическими воротами, справа  и  слева  от  которых  торчали  уродливые
бетонные сооружения со смотровыми  щелями,  Гордеев  притормозил  и  нажал
какую-то кнопку на приборной панели, но не  остановился.  Тяжелые  на  вид
створки ворот распахнулись с неожиданной легкостью, и машина вкатилась  по
крутому пандусу в подземный тоннель. Здесь Михаил Яковлевич снова увеличил
скорость. На стенах тоннеля мелькали красные, зеленые  и  оранжевые  огни,
освещающие километры толстых кабелей и труб. Пробег под землей  закончился
другим пандусом - близнецом первого, по которому броневик поднялся  наверх
и оказался в зацементированном круглом дворе, словно на дне цилиндрической
шахты. Трое вооруженных людей в  форме  НКВД  подошли  к  машине.  Гордеев
опустил стекло.
   - Товарищ народный комиссар, - рапортовал офицер, взяв под  козырек,  -
на вверенном мне объекте  происшествий  нет.  Среди  персонала  больных  и
отсутствующих нет. Штатный  режим  работы  по  расписанию  "Вергилий-три".
Капитан Петров.
   - Молодец, капитан, - похвалил его Гордеев, вылезая из машины. -  Мы  с
товарищем сейчас спустимся в мой кабинет. Вызови лифт.
   - Есть!
   Капитан Петров подбежал к узкой серой будке на периферии двора, щелкнул
тумблером. Полминуты спустя пластиковые дверцы будки разъехались,  Гордеев
и Мальцев вошли в лифт. Там имелись только две светящиеся кнопки - одна со
стрелкой, указывающей вниз,  вторая  -  вверх.  Михаил  Яковлевич  надавил
первую, дверцы закрылись, лифт бесшумно тронулся.
   Он доставил Гордеева  и  Мальцева  в  мрачный  коридор,  куда  выходило
несколько дверей. Гордеев отпер  ключом  одну  из  них,  жестом  пригласил
Мальцева в помещение, где автоматически зажегся свет.
   Обстановка небольшого кабинета была скудной - стол с компьютером, сейф,
ряд телемониторов, кресла в углу.
   - Мой личный терминал, - сказал Гордеев, указывая на компьютер. - Такие
кабинеты и терминалы есть только  у  трех  человек  в  Фоксхоле  -  еще  у
товарища Тагилова и вашего друга Зорина. Каждый  из  нас  в  любой  момент
может самостоятельно запустить ракеты.  Разумеется,  вряд  ли  кому-нибудь
придет идея поступить так без консультаций с остальными... Гм... Но  мы  с
вами сейчас так и сделаем.
   Загрузив  компьютер,  Гордеев  прикоснулся   к   нескольким   клавишам.
Загорелся экран одного из телемониторов. На нем появилось изображение зала
с куполообразным потолком  и  множеством  пультов,  возле  которых  сидели
операторы.
   - Центр управления, - пояснил Михаил Яковлевич. - Сердце Фоксхола.
   Ожил  экран  второго  монитора.  Там  Олег  увидел  в  полутьме   абрис
гигантской сложной машины, опутанной тысячами разноцветных проводов. Сбоку
виднелись вращающиеся вогнутые сетки, напоминающие радары.
   - Любопытно, правда? - Гордеев ткнул пальцем в экран. -  Энергетическая
установка. Отсюда открываются  Двери,  ведь  сами  Ключи  не  вырабатывают
энергию... Перед вами  свидетельство  небывалого  торжества  человеческого
разума. Не жалко?
   Мальцев покосился  на  Гордеева  с  удивлением.  Очевидно,  как  бы  ни
подействовал   манкуртал,   Михаил   Яковлевич    по-прежнему    оставался
самостоятельной личностью, лишь знак поменялся с минуса на плюс. Вот таким
бы  манкурталом  накормить  преступников,   политиков   и   прочих   остро
нуждающихся... Жаль, что случай Гордеева, вероятно, один на миллион, да  и
то неизвестно, надолго ли и чем кончится.
   Не дожидаясь ответа Мальцева, Гордеев уже работал за клавиатурой.
   - Каждая ракета, - говорил он, перебирая клавиши пальцами,  -  имеет  у
нас собственное имя. Это как-то элегантнее, чем номера,  вы  не  находите?
Та, которую мы запустим, называется "Черный Стражник". Она предназначалась
Нью-Йорку... Водородная боеголовка в десять мегатонн.
   Слушая  Гордеева,  произносившего  ужасные   слова   с   восхитительной
непринужденностью, Мальцев вновь ощутил приступ страха. Да  этот  народный
комиссар попросту потешается над ним... Манкуртал - фикция. Они уже решили
нанести атомный удар, и  вот  Мальцев  присутствует  при  том,  как  будет
уничтожено полмира...
   На экране возникли зеленоватые строчки:
   ЧЕРНЫЙ СТРАЖНИК
   ЦЕЛЬ - НЬЮ-ЙОРК
   КОД ЦЕЛИ 085 316
   КОД ТРАЕКТОРИИ 442 031
   Коды цели и траектории нам не нужны, -  бормотал  Михаил  Яковлевич,  -
ведь ракета никуда не летит... Обнуляем их...  Могли  бы  обойтись  и  без
этого, но если  мы  подготовим  к  запуску  нацеленную  ракету,  параметры
участка выведения покажутся на экранах операторов центра, а это нам  ни  к
чему...
   После слов "КОД ЦЕЛИ" и "КОД  ТРАЕКТОРИИ"  выскочили  ряды  нолей,  что
несколько успокоило Мальцева, хотя он не  знал  особенностей  программы  и
Гордеев мог запросто обмануть его.
   Монитор высветил новую надпись:
   ДАТА И ВРЕМЯ СТАРТА
   -  Тут  можно  нажать  ENTER,  и  ракета  взлетит   прямо   сейчас,   -
комментировал Гордеев. - Так как я лишил ее боевого задания, она при таком
варианте  упала  бы  где-нибудь  в  Фоксхоле...  Не  забывайте,  что   для
бомбардировки  Земли  надо  еще  открыть  Двери  в   строго   определенных
пространственно-временных координатах, а я этого не  сделал...  Кстати,  в
данный момент это  рискованно,  мы  вне  оптимального  интервала...  Итак,
сегодня, ровно через час? Правильно?
   - Да, - нервно сказал Мальцев.
   - И последнее - крышка люка пусковой шахты. Нам ведь нужно,  чтобы  она
оставалась закрытой. Так как  подобной  идиотской  операции  программа  не
предусматривает, поступим иначе.
   Гордеев подошел к сейфу, набрал код цифрового замка.  Внутри  оказались
не обычные для сейфов полки  с  каким-либо  содержимым,  а  сплошные  ряды
выдвижных подносов для компакт-дисков, таких, как в системном блоке любого
компьютера, но установленных  подряд  сверху  вниз.  Ровный  свет  зеленых
индикаторов  свидетельствовал  о   том,   что   все   блоки   заряжены   и
функционируют.
   Открыв два блока одновременно, Гордеев поменял компакт-диски местами.
   - Вот так, - удовлетворенно сказал  он.  -  Теперь  вместо  команды  на
открывание люка последует совсем другая... Все?
   - Нет, не все... Сигнал тревоги.
   - Ах да... - Михаил Яковлевич вернулся к компьютеру. - Полагаю,  десять
минут...
   - Вы уверены, что за десять минут они не успеют... Остановить?
   - Конечно, уверен. - Гордеев сосредоточенно потыкал пальцами в клавиши.
- Теперь бы и я не успел, даже за час, притом они  не  знают  моих  личных
кодов. Нет, им ничто не поможет, включая взрыв этой комнаты. Ведь здесь  -
только начало цепи. Сейчас работает  множество  защищенных,  дублированных
программ, линий, каналов...
   - Но им хватит времени покинуть опасную зону?
   - Хватит.
   Мальцев мысленно отметил фразу Гордеева о том, что и сам он не сумел бы
теперь предотвратить запуск ракеты. Значит, дело сделано,  если  отбросить
прошлые сомнения... Олега не посещали высокопарные сентенции типа "я  спас
наш мир, а за это не страшно и погибнуть". Нет, ему  хотелось  жить...  Не
вечно, как эти упыри из коммунистической  утопии,  а  просто  жить,  снова
увидеть свою квартиру, слушать музыку, встречаться  с  друзьями,  целовать
девушек... Поэтому он испытал настоящий приступ животного страха, когда по
возвращении к броневику с Гордеевым произошло то, что произошло.
   Попрощавшись с капитаном Петровым и приоткрыв  дверцу  машины,  Гордеев
вдруг смертельно побледнел, набрал полную грудь воздуха, шумно выдохнул  и
пошатнулся.
   "Конец, - подумал Олег, в котором вопили страх и обреченность, заглушая
все остальное. - Конец действию манкуртала, а вместе с ним и  моей  жизни.
Убьют, наверное, не сразу... У них такая богатая фантазия!"
13
   Кремнев  готов  был  броситься  на   Зорина,   невзирая   на   близость
пистолетного ствола. И он сделал бы  это,  потому  что  больше  ничего  не
оставалось... Если бы Зорин внезапно не опустил пистолет.
   Отступив шага на два, Зорин взмахнул тростью и упал.
   Не веря своим глазам, Кремнев смотрел, как его враг корчится  на  полу.
Ему было некогда размышлять  о  причинах,  впрочем,  и  для  бессмертного,
очевидно, не проходят даром столь страшные физические повреждения.
   Ногой Кремнев выбил пистолет из ослабевшей руки Зорина, подхватил  его,
сунул  в  карман,  отцепил  шнур   от   портьеры   и   связал   почти   не
сопротивлявшегося противника.
   - Ключ! - заорал он. - Где Ключ?
   На губах  Зорина  вскипала  пена,  он  что-то  невразумительно  хрипел.
Кремнев наклонился, приблизил ухо к обезображенному, отталкивающему  лицу,
ставшему еще отвратительнее в муках агонии. Он услышал не  ответ  на  свое
требование и даже не  проклятье,  а  что-то  странное  и  совсем  будто  к
ситуации не относящееся.
   - Апоптоз, - стонал  Зорин.  -  Апоптоз,  Корнеев...  Меморандум  номер
восемьдесят один "а", смерть... Корнеев...
   Изо всех сил Кремнев пнул Зорина ногой в бок.
   - Где Ключ? - яростно взревел он.
   Но Зорин все тянул свою бессознательную литанию. Поняв,  что  толку  от
него в этом состоянии  не  добиться,  Кремнев  плюнул  и  обыскал  карманы
лежащего. Ключа не было - вернее,  был,  но  другой:  ключ  от  двери,  за
которой Зорин запер Богушевскую.
   Вставив этот ключ в замок, Кремнев распахнул дверь и в сопровождении не
отстававшей от него Иры ворвался в большую полутемную комнату.
   Он не сразу увидел Зою - она лежала на кушетке в углу. Кинувшись к ней,
Кремнев отшатнулся.
   Немыслимые перемены произошли в лице женщины - в первый момент  Кремнев
даже подумал, что это не она. Кожа пожелтела и висела дряблыми  складками,
как у глубокой старухи.  Глаза  в  окружении  резких  морщин  ввалились  и
покраснели. Бледные губы дрожали, сморщенный лоб  усеивали  крупные  капли
пота, продавленные крылья носа  имели  восковой  цвет.  Женщине,  лежавшей
перед Кремневым, было по меньшей мере лет девяносто...
   Богушевская протянула трясущуюся руку, похожую на высохшую лапу мертвой
птицы, и Кремнев осторожно сжал ее в ладонях.
   - Боже, - прошептал он. - Что это...
   Зоя ответила так, как будто он задал ей вопрос,  хотя  его  слова  были
всего лишь вербализованным горестным вздохом.
   - Апоптоз, - слабым голосом произнесла она непонятное слово, только что
слышанное Кремневым от Зорина.
   - Что? - машинально переспросил Кремнев и ощутил след слезы на щеке.
   - Мне рассказал об этом Зорин  в  минуту  откровенности,  -  задыхаясь,
вымолвила старуха. - Они все боялись этого... У них был  ученый,  Корнеев,
он потом покончил с собой... Он принимал участие  в  разработке  виталина,
препарата бессмертия... Он написал меморандум... В организме человека есть
программа старения и умирания, апоптоз... Виталии должен был выключать ее,
но  Корнеев  считал,  что  этот  эффект  временный,  а  потом   произойдет
мгновенное включение программы апоптоза... Ну, как плотину прорвет. Он  не
мог доказать...  Экспериментально  не  подтверждалось...  -  На  лице  Зои
появилась кривая усмешка.  -  Теперь  подтвердилось.  Они  проигнорировали
утверждения Корнеева, они так рвались к  бессмертию!  Но  в  глубине  души
боялись. И вот... Думаю, это произойдет со всеми нами, раньше или позже. С
Зориным - тоже? Или ты...
   - Видимо, тоже, - сказал Кремнев.
   Зоя устало прикрыла глаза:
   - Я умираю, Саша.
   - Ты не умрешь, - горячо заговорил Кремнев, гладя ее седые волосы. - Мы
найдем Ключ и отвезем тебя к лучшим специалистам...
   Собрав последние силы, Зоя приподнялась:
   - Вы не нашли у него Ключ?
   - Нет.
   - Бог мой! - Она упала на кушетку. - Где  же  вы  найдете  его  в  этом
огромном замке?
   Увы, Кремневу нечего было ответить. И  сейчас  он  думал  совсем  не  о
поисках Ключа, а об  этой  умирающей  женщине  и  о  тех,  кто  виноват  в
приближении ее смерти. Маньяки и безумцы, настолько очарованные сверкающей
мечтой о бессмертии, что эта жажда пересилила страх... А  могло  ли  такое
произойти? Могли ли эти замшелые эгоцентрики  подвергнуть  себя  опасности
при малейшем сомнении? Нет, тысячу раз нет. Все было не так, наверняка  не
так.  Нашлись  ученые,  убедительнейшим  образом   опровергнувшие   выводы
Корнеева. А раз сам он покончил с собой (или был  убит?!),  вести  научную
дискуссию было некому. И очень  сомнительно,  чтобы  эти  ученые  искренне
заблуждались.  Скорее  наоборот:  они  сделали  все,  чтобы  таким   путем
покончить с правителями Фоксхола и их ужасными планами.
   Содрогаясь от рыданий, Зоя прижалась к груди Кремнева. Он и сам плакал,
как ребенок. Эта женщина, преступница, темная авантюристка,  преображенная
любовью, стала для него одним из двух самых  дорогих  существ.  Да,  после
смерти жены, после гибели Шатилова остались Ира и Зоя... И  вот  теперь  -
трагическое прощание.
   - Любимый, - выдохнула Зоя, и больше ни на что у нее не осталось сил.
   - Любимая, - как эхо, откликнулся Кремнев со всей нежностью,  на  какую
был способен. Он долго целовал ее постаревшее лицо, ее угасающие глаза, ее
холодеющие губы - целовал до тех пор, пока не понял, что она умерла.
   Если  бы  не  Ира,  оцепеневший  от  горя  Кремнев  едва  ли  сумел  бы
действовать теперь осмысленно. Вероятно, он так  и  стоял  бы  на  коленях
возле тела любимой до возвращения охранников. А уже тогда Кремнев назначил
бы высокую цену за свою жизнь...
   Но он нес ответственность не только за себя. Он встал, бросил последний
взгляд на ту, без которой его  мир  опустел,  и  твердым  шагом  вышел  из
комнаты.
   Зорин исчез. На полу валялись шнуры, так тщательно завязанные Кремневым
на запястьях и лодыжках ослабевшего (ненадолго?!)  противника.  Непонятно,
как он ухитрился от них освободиться, но вот бесспорный факт: шнуры  были,
а Зорина не было.
   За спиной Кремнева послышался шорох, и  что-то  тяжелое  обрушилось  на
него, как коршун на зайца. Кремнев боролся,  пытаясь  разомкнуть  стальные
захваты цепких рук бессмертного. Ира визжала, притиснувшись к стене.
   Не дольше минуты продолжалась эта отчаянная схватка, завершающий  раунд
их длинного поединка. Силы Зорина иссякали, он уже не мог провести простой
прием, не мог держать удар. Кремнев опрокинул его, прижал к полу.
   - Зорин! - крикнул он прямо в лицо хрипящему врагу. - Твой поезд  ушел,
ты сам понимаешь это. К чему бессмысленное зло? Отдай Ключ!
   По телу Зорина пробежала молния судороги.
   - Ты выиграл, Кремнев, - сказал он вдруг почти ясным и чистым  голосом.
- И ты прав. Я играл грамотно... Но есть еще прикуп, который не виден.
   - Что?
   Возьми Ключ. Он находится...
   Больше Зорин не мог выговорить ни слова. Его лицо  искажали  чудовищные
гримасы, кисти рук, покрывшиеся сетью морщин, сжимались и разжимались  еще
с полминуты после того, как сердце его остановилось.
   - Все, - опустошенно уронил Кремнев, тщетно попытавшись нащупать биение
артерии на горле Зорина. Он поднялся с пола и подошел к заплаканной Ире. -
Положение наше аховое, девочка. Но ничего, попробуем выпутаться.
   - Как?
   - Здесь недалеко машина. Поедем к Двери...
   - К какой двери?
   - Ты не знаешь, где мы?
   - Нет. Ничего не помню, гадость какую-то кололи...
   - Ладно, потом. Вооружены мы  хорошо,  у  нас  и  обычный  пистолет,  и
этот... Парализатор. Если кто-то из бессмертных еще жив, эта штука  должна
произвести впечатление... Мы устроим засаду у  Двери.  Надеюсь  подстеречь
там обладателей Ключей. Кто-нибудь ведь  может  воспользоваться  Дверью...
Это наша единственная надежда, Ира...
   - Дядя Саша, у тебя получится... Не может не получиться.
   - Конечно, получится.
   Кремнев ободряюще  улыбнулся  девушке,  одними  губами.  Ни  тени  этой
искусственной улыбки не отразилось в его глазах.
14
   Стоя у окна, Андрей Иванович Сретенский  смотрел  на  приближавшуюся  к
дому машину необычных очертаний. Это не  могла  быть  смена  охраны  -  не
время, да и ездили те не на таких машинах.
   Из автомобиля, похожего на маленький обтекаемый броневик,  вышли  двое.
Первый  заговорил  с  охранниками,  а  увидев  второго,  Сретенский  издал
изумленное восклицание и подозвал Аню.
   Опасения Олега Мальцева касательно состояния Гордеева  не  оправдались,
хотя тревожные минуты и стоили ему нескольких седых волос. Едва не потеряв
сознание  у  машины,  народный  комиссар  быстро  оправился  и   продолжал
обращаться с Олегом, как прежде. Внезапный приступ головокружения  не  был
связан с инъекцией манкуртала, а являлся первым звонком смертельной  атаки
виталина, о чем Мальцев, разумеется, подозревать не мог.
   Гордеев и Мальцев вошли в дом, а Сретенский и  Кудрявцева  кинулись  им
навстречу.
   - Олег! - Аня растерянно захлопала ресницами, не зная, как  реагировать
на неожиданное появление Мальцева. - Тебя, значит, тоже затянуло сюда...
   - Нет, не затянуло, - сказал Мальцев в ответ. - Я приехал в Фоксхол  за
вами, и сейчас мы отправимся  домой.  Народный  комиссар  товарищ  Гордеев
любезно согласился освободить нас и помочь покинуть Фоксхол...
   - Что все это значит? - недоуменно пробормотал Сретенский.
   - Потом, потом, - торопил Олег.  -  У  нас  чрезвычайно  мало  времени.
Идемте!
   - Нужно сменить машину, - вмешался Гордеев, - если вы не хотите,  чтобы
мое  чудо  техники  сразу  же  привлекло  внимание...  Там,   за   Дверью.
Реквизируем у охранников "БМВ".
   У подъезда Гордеев отдал распоряжения - доставить  броневик  обратно  в
столицу, охрану у дома снять. Он сам сел  за  руль  коричневого  "БМВ",  а
Сретенский, Кудрявцева и Мальцев устроились сзади.
   Машина мчалась по унылой пыльной дороге, а  вскоре  откуда-то  издалека
донеслись тоскливые завывания сирен.
   - Это сигнал тревоги? - забеспокоился Мальцев.
   - Да, - не оборачиваясь, ответил Гордеев. - Но мы успеем, мы уже  почти
у цели... А, черт!
   Он свернул к обочине и затормозил.
   - Что такое? - вскинулся Олег.
   - Видите тот "фольксваген"... Там, дальше? Это машина Зорина.
   Мальцев и сам узнал синий "фольксваген", и его сердце забилось с  силой
пойманной птицы.  О  нет,  только  не  сейчас,  когда  все,  казалось  бы,
позади...
   "Фольксваген"  пришел  в  движение,  он  приближался...   Развернувшись
поперек дороги у самого бампера "БМВ",  он  замер.  Какой-то  человек  (не
Зорин!), державший в каждой руке по пистолету,  выбрался  из  салона,  где
кроме него сидела молодая симпатичная девушка.
   - Вы все, выходите, - скомандовал Кремнев.
   Гордеев опустил стекло донизу и высокомерно произнес:
   - Вы что, с ума  сошли?  Не  видите,  кто  перед  вами?  Или  я  должен
представиться, показать документы?
   - Я вижу, кто передо мной, - парировал Кремнев.  -  Банда  негодяев  из
тех, что размахивают атомными  бомбами.  Ну,  а  я  -  тот,  кому  это  не
нравится, и мне до смерти надоел ваш  треклятый  Фоксхол.  Выходите-ка  из
машины и открывайте Дверь, или... Или я сам открою, без вашего содействия.
   Он выстрелил под колеса "БМВ". Гордеев внезапно расхохотался.
   - Мы приняли  вас  за  человека  Зорина,  -  признался  он.  -  Атомной
бомбардировки не будет... Слышите сирены? Через семь  минут  ракеты  будут
уничтожены, но и вам, и нам  нужно  спешить  покинуть  Фоксхол.  Вместе  с
ракетами взлетит на воздух энергетический центр,  и  мы  рискуем  застрять
здесь навсегда.
   - Вы остаетесь, Гордеев, - сказал Мальцев, которому вовсе  не  хотелось
иметь дело с товарищем комиссаром  по  окончании  действия  манкуртала.  -
Дайте Ключ и покажите, как им пользоваться.
   Гордеев и Мальцев вышли из машины. Они занимались Ключом, а на Кремнева
с его пистолетами никто не обращал внимания.  Некоторое  время  постояв  в
растерянности, Кремнев наклонился к дверце "фольксвагена" и что-то  сказал
Ире. Девушка кивнула и пересела в  "БМВ",  на  переднее  сиденье  рядом  с
водителем, а Кремнев, не пряча своего оружия, втиснулся назад бок о бок  с
Аней.
   Заполыхали огни рождающейся в  пространстве  Двери,  яркие  даже  днем.
Когда голубой купол стабилизировался, Мальцев опустил Ключ в карман и  сел
за руль. Машина постепенно набрала скорость.
   Одинокий человек на дороге, Михаил Яковлевич Гордеев, смотрел ей вслед.
Когда машина исчезла в дожде фиолетовых искр, до  слуха  Гордеева  донесся
отголосок отдаленного взрыва, а за ним - других, значительно более мощных.
Земля дрожала под ногами. После  очередного  взрыва  с  куполом  произошло
что-то необычайное, такое, чего никогда  не  происходило  ни  с  одной  из
Дверей. Он плавно изменил цвет с голубого на темно-синий, фиолетовые искры
пропали. Купол поднимался вверх,  его  нижняя  часть,  окруженная  кольцом
туманной мглы, сжималась. Он превращался в шар, продолжая изменять цвет  -
все темнее и темнее, вплоть до абсолютно черного, точно вокруг этого  шара
замкнулись лучи света, бессильные оторваться  от  его  поверхности.  Потом
аспидно-черный шар схлопнулся в точку,  которая  медленно  растворилась  в
воздухе, подобно электронному следу в центре экрана  выключенного  старого
телевизора.
   Одинокий человек на дороге этого уже не видел, равно как не видел более
вообще ничего. Он ослеп; он стоял в пыли на  коленях,  пытаясь  превозмочь
страшный приступ головной боли. Он умирал и  понимал,  что  умирает,  хотя
непереносимая боль мешала ему осмыслить причину. Но зачем ему теперь  было
осмысливать какие бы то ни было причины и следствия?  Игра  с  Бессмертием
закончилась, и финал не мог быть иным.
15
   Генерал-лейтенант Антон  Вениаминович  Зарубин  расхаживал  по  комнате
перед сидевшим в кресле Дубровиным и  говорил  четко,  бесстрастно,  порой
сдерживая порывы раздражения:
   - Эксперты в тупике, Игорь  Борисович...  Привезенный  вами  предмет  -
Ключ, так вы его называете?..
   - Да, - подтвердил Дубровин, не отводя взгляда от лица генерала.
   -  ...Оказался  и  впрямь   технологическим   устройством   невероятной
сложности. Но наши эксперты не понимают, для чего  такая  штуковина  может
служить и как приводится в  действие.  Никакого  источника  энергии,  даже
батарейки... Они колдовали над вашим Ключом вдоль и поперек, но не  смогли
открыть его секрета. Позвольте мне быть откровенным,  Игорь  Борисович.  С
одной стороны, я подозреваю, что вам известно больше, чем вы рассказали. С
другой - вы рисковали жизнью, чтобы доставить Ключ в  Москву,  а  вам  изо
всех  сил  пытались  помешать.  Стало  быть,  эта  вещь  и  в  самом  деле
исключительно важна. Но какого черта  вы  молчите?  Раз  уж  привезли  ее,
сделайте последний шаг.
   Дубровин вздохнул:
   - Мне очень жаль, Антон Вениаминович.  Я  рассказал  все.  Может  быть,
назначение вещи лучше меня прояснит ее владелец?
   - Тейлор? Если вы имеете в виду похищение, мы думали об этом. Но Тейлор
как сквозь землю провалился. Наши люди не могут найти его ни в Америке, ни
в других странах.
   Присев к столу, генерал отхлебнул кофе. Дубровин, находящийся во власти
собственных размышлений, последовал его примеру. Итак, Ключ не  действует,
это ясно, иначе его эффекты были бы сразу замечены  экспертами.  Не  важно
почему - не выдержал напряжения при включении в самолете, лишен  источника
внешней энергии или почему-либо еще. А важно  то,  что  при  этом  условии
затевать повествование о путешествии в Фоксхол - верный способ очутиться в
уютной палате с белыми стенами под заботливым присмотром врачей.  Остается
одно - "ждать  и  надеяться",  как  любил  говаривать  граф  Монте-Кристо.
Надеяться на то, что рано  или  поздно  специалисты  раскроют  тайны  даже
бездействующего Ключа. Ведь его изучение будет продолжено... И  вот  тогда
снова обратятся к Дубровину, и тут уж он не промолчит. Пока же  -  увы!  -
при всем желании он совершенно бессилен. Он сделал больше, чем мог сделать
обычный человек, и следующий ход не за ним.
   - Я все рассказал, - невыразительно повторил Дубровин. Неловко поставив
чашку на стол, он поморщился от боли в  раненой  руке.  -  Скажите,  Антон
Вениаминович, каковы теперь мои личные перспективы?
   - Личные? - Зарубин посмотрел на Дубровина так, словно тот спросил  его
о результате футбольного матча между командами Земли и Луны в 2500 году. -
Гм... Ничего не знаю пока. Задали вы  мне  задачку...  Впрочем,  вот  что.
Доктора  утверждают,  что  ваша  нервная  система  находится  в  состоянии
полнейшего истощения и физические кондиции ей под стать. Почему бы вам  не
отдохнуть месяц-другой в одном из наших санаториев? Подлечиться...
   - В том санатории, что возле Магадана?
   Зарубин слегка улыбнулся:
   - Чувство юмора не утрачено, это хорошо...  Преувеличивают  доктора.  И
все-таки - как? Поедете?
   - Поеду,  -  решительно  согласился  Дубровин.  -  Честное  слово,  сам
чувствую, что сейчас для меня это не худший выход. А если ваши... то  есть
наши гипнотизеры захотят выкачать из меня информацию,  которую  я  скрываю
якобы, так они это сделают с равным успехом что в санатории, что  в  любом
другом месте.
   Улыбка генерала стала шире, искреннее.
   - Вы совершенно правы.
   Еще бы, подумал тот, кто был Стивеном Брентом. Он вытянул ноги,  устало
расслабился в кресле. Затем  он  медленно,  экономными  движениями  извлек
сигарету из пачки, взял со стола зажигалку. Вспыхнул бледный огонек, погас
и снова вспыхнул. Не торопясь прикуривать, Дубровин сосредоточенно  изучал
остроконечный язычок пламени, точно  видел  подобное  впервые.  Потом  его
взгляд скрестился со взглядом Зарубина, и тот покачал головой.
16
   В  небогатой  гостиной  отставного  генерала  КГБ  Виктора  Дмитриевича
Васильева (на кухне присутствующие не поместились) было накурено так,  что
поиски топора становились актуальными. На столе теснились полупустые чашки
с недопитым чаем, переполненные пепельницы, смятые пачки  из-под  сигарет,
апельсиновая кожура, надорванные  упаковки  чипсов  и  хрустящих  хлебцев,
аккуратные хрустальные рюмочки.  В  опасной  близости  от  края  горделиво
возвышалась бутылка  коньяка.  В  ней  убавилось  совсем  чуть-чуть,  хотя
разговор продолжался не первый час.
   Сретенский  и  Кудрявцева  сидели  на   диване,   Мальцев   и   Кремнев
разместились в креслах. Ира  Матвеева,  поминутно  находившая  себе  новое
место, теперь пристроилась на подлокотнике, обняв  Кремнева  за  шею.  Сам
хозяин  квартиры  стоял  возле  окна  и  в  который  раз  со  всех  сторон
рассматривал Ключ.
   В  течение  долгой  беседы  каждый  брал   слово   неоднократно,   либо
рассказывая о том, что  видел  и  слышал  сам,  либо  уточняя  и  дополняя
сообщения других. Картина выстраивалась довольно исчерпывающая, и в  конце
концов Виктору Дмитриевичу не оставалось ничего иного, как сказать:
   - Несмотря на то что все вы -  ответственные  и  разумные  люди,  я  не
поверил бы вам, если бы не знал близко Сашу Кремнева...
   - В том-то и дело, - незамедлительно откликнулся Кремнев. - Нам _никто_
не поверит. Разве какие-нибудь совершенно свихнувшиеся уфологи  (при  этих
словах Аня и Сретенский переглянулись и синхронно усмехнулись),  да  толку
от них... Потому мы и пришли к вам, а не к кому-то другому.
   - И вы ждете от меня совета...
   - Совета и помощи... Как и прежде, Виктор Дмитриевич.
   Васильев положил Ключ  на  подоконник,  подошел  к  столу,  налил  себе
полрюмки коньяка.
   - Что ж, попробуем. Сначала оценим факты.  Непосредственной  угрозы  со
стороны Фоксхола нет...
   - Пока нет, - вставил Олег с ударением на "пока".
   - Пока нет, - кивнул Васильев, - и стало быть, мы имеем фору... Но  вам
действительно не стоит идти куда-то еще.  Кроме  неприятностей,  из  этого
ничего не выйдет.
   - Тогда как же быть? - Вопрос Андрея Ивановича прозвучал риторически.
   - Единственное вещественное доказательство -  Ключ.  -  Васильев  снова
взял Ключ в руки, словно хотел окончательно убедиться в его существовании.
- И я обещаю вам найти способ анонимно передать его туда, где  к  нему  не
отнесутся легкомысленно... Ключ создан не на другой планете  и  не  Высшим
Разумом, а нашими русскими учеными. Следовательно, другие ученые  раскроют
его назначение и принципы действия. Не сразу, но раскроют.
   - Но Фоксхол не ближайшая проблема, - сказал Кремнев. - Допустим, с ним
как-нибудь разберутся. А что насчет заговора Болотова?
   Проглотив коньяк, Васильев немного подумал.
   - Я знаком с Болотовым, - произнес он веско, неторопливо.  -  Способный
человек... С фантазиями, к несчастью, но способный. Такой, как  он,  может
принести немалую пользу России... Если  его  правильно  сориентировать.  Я
встречусь с ним, постараюсь отговорить его от нелепых замыслов.  Его  ведь
пытались подставить, и он это поймет. Зачем - другой вопрос, но пытались.
   - Вы подвергнете себя опасности, - промолвил Кремнев с беспокойством.
   - Не думаю... Впрочем, я подготовлю тылы... Оставлю кое-где  документы,
которые всплывут, если со  мной  что-то  случится,  и  сделаю  так,  чтобы
Болотов об этом узнал не от меня... Хотя я  сомневаюсь,  чтобы  он  сильно
упорствовал, особенно после истории с рукописью и гибели Булавина.  Он,  в
общем, нормальный человек... Как только ему станут известны подробности...
Нет, Саша, ты напрасно волнуешься за меня. Со мной все будет в порядке,  а
вот с тобой...
   - Что со мной? - удивился Кремнев.
   Васильев помолчал:
   - Считаешь ли ты гибель Зорина и Булавина достаточной  компенсацией  за
смерть Шатилова?
   - Нет, - сразу сказал Кремнев.
   - Вот именно, нет... Но они - главные виновники.  Кроме  того,  Булавин
был косвенно повинен в убийстве твоей жены,  а  Зорин  сыграл  трагическую
роль в жизни той женщины, Зои Богушевской... Не хватит ли их двоих,  Саша?
Бегать по Москве, отлавливая шестерок, очень рискованно, а ты отвечаешь не
только за себя. - Васильев взглянул на Иру. - Ты просил совета, и вот  мой
совет: возвращайся в Санкт-Петербург.
   Ира крепче обняла Кремнева, прижалась  к  нему.  Она  молчала,  но  это
молчание было красноречивее слов.
   И Кремнев понял. Стиснув девушку в  ответном  объятии,  он  проговорил,
глядя Васильеву прямо в глаза:
   - Да, Виктор Дмитриевич. Я возвращаюсь.
ЭПИЛОГ. ЗОНА ПРОНИКНОВЕНИЯ-2
   Москва, январь 1999 года
   Лаборатория  N_1б,  помещавшаяся  в  подвале,  уживалась  в   известном
научно-исследовательском  институте  на  птичьих  правах.   Ее   небольшой
коллектив, состоявший из  молодых  энтузиастов,  занимался  исследованиями
торсионных  полей,  существование  коих  еще  никем  не   было   доказано.
Руководство института со скрипом финансировало работы  по  изучению  того,
что то ли есть, то  ли  нет,  и  грозилось  вообще  прикрыть  лабораторию.
Спасали только время от  времени  появлявшиеся  в  западных  журналах  (со
ссылками на засекреченные источники) сообщения о подобных работах, успешно
ведущихся в США и других странах.  Но  поди  проверь  такие  источники!  И
лаборатория N_1б балансировала на грани закрытия.
   Ночью девятнадцатого января,  когда  произошла  авария,  в  лаборатории
корпел над приборами лишь физик-аспирант Юра Гладилин. Он не уходил домой,
потому что хотел во что бы то ни  стало  именно  сегодня  завершить  давно
задуманный эксперимент... Собственно, авария была  пустяковая,  не  авария
даже, а перегрузка электронных цепей.  С  треском  вылетела  пара  опытных
микросхем, расплавилось несколько проводов, поискрило  кое-где  -  и  все.
Происшествие никак не отразилось  на  энергоснабжении  института,  свет  в
вестибюле не погас. Поэтому пожилой  вахтер,  пенсионер  Илья  Савельевич,
стерегущий  покой  ученых  не  первый  год,  мог  хорошо  разглядеть  лицо
торопливо прошагавшего мимо  него  Гладилина.  Юра  покидал  институт  без
шапки, в распахнутом  пальто,  а  о  выражении  его  глаз  старичок-вахтер
вспоминал еще  долго.  В  обычно  спокойных,  немного  насмешливых  глазах
аспиранта метался ужас и стыла  беспредельная  тоска.  Так  мог  выглядеть
человек, внезапно заглянувший в Бездну, куда никому из  живых  заглядывать
не дано.
   Юра Гладилин имел  в  институте  репутацию  рассудительного  ироничного
скептика  -  из  тех,  кто  и  в  реальности  телеграфного  столба   будет
сомневаться, пока не потрогает его  руками.  Невозмутимый,  основательный,
нечуждый  некоторой  доли  научной  романтики   (но   в   строгих   рамках
экспериментальных  доказательств!)  -  таким  знала  его  и   беспредельно
влюбленная в него жена. Она была буквально потрясена,  когда  он  предстал
перед ней в третьем часу утра со спутанными волосами, в которых  искрились
тающие снежинки, с безумным блуждающим взглядом.
   В ту ночь Юра так и не вымолвил ни слова о  том,  что  его  испугало  и
встревожило. Лишь  к  вечеру  следующего  дня  (на  работу  он  не  пошел,
отговорился по телефону переутомлением и недомоганием) Гладилин  рассказал
Тане все.
   - Ты ведь помнишь, - спросил он, прикладываясь  к  чашке  с  обжигающим
чаем, - над чем мы  с  Володей  Бажиным  работали?  Торсионный  анализатор
молекулярного спектра.
   - Да, конечно, - неуверенным тоном подтвердила Татьяна. Она не страдала
забывчивостью,  но  для  нее,  записного  гуманитария,  слова  "торсионный
анализатор" звучали шаманским заклинанием.
   - Так вот... Вчера Бажин ушел домой, а мне  очень  хотелось  одну  нашу
догадку проверить... Если в экспериментальном генераторе торсионного  поля
удалить одну микросхему и заменить ее  на...  Впрочем,  это  не  важно.  Я
произвел замену и продолжал работу за компьютером. Изредка я поглядывал на
экран торсионного приемника, где можно  было  визуально  проконтролировать
результат после  полной  загрузки  системы.  Но  что-то  пошло  не  так...
Ошиблись ли мы в расчетах, или я напортачил с монтажом  схемы,  или...  Не
знаю. В общем, сначала запахло горелой изоляцией, потом послышались резкие
щелчки - знаешь, как  у  автоматических  предохранителей,  хотя  у  нас  в
лаборатории   таких   нет.   Искры   посыпались...    Я    повернулся    к
распределительному щиту,  чтобы  прекратить  подачу  электрического  тока.
Таня, я точно помню, что вырубил этот проклятый ток,  черт  побери!  Да  и
тумблер потом оказался в нижнем положении! Это я  заметил,  когда  уходил,
хотя мне было крепко не до тумблера...
   - Успокойся, - нежно сказала Таня. - Ну, вырубил, и дальше что?
   - А ничего! В смысле, ничего  не  изменилось,  все  так  же  щелкало  и
искрило - в обесточенной-то схеме! Ну а потом я  посмотрел  на  торсионный
монитор.
   Здесь Гладилин надолго умолк и только после новой чашки  чая  заговорил
снова:
   - Там было изображение... Но не совсем там. Когда ты смотришь на  экран
телевизора или компьютера, все происходит за стеклом и ты четко  осознаешь
это, верно? А тут стекло будто растворилось. То, что я видел,  было  очень
ярким и рельефным, объемным. Я будто бы находился  и  перед  монитором,  и
внутри него, и  там,  где...  Словом,  был  как  бы  среди  этих  событий,
участвовал в них.
   - Как в стереофильме?
   - Намного реальнее. Я даже запахи  помню.  Ну,  насчет  запахов,  может
быть, это моя фантазия, но в лаборатории-то воняло  горелой  изоляцией!  А
такой аромат перебить... Гм...
   - Но что ты видел? - Таня придвинулась  к  Гладилину,  ощущая,  как  ей
передается его возбуждение.
   - Сначала - город... Или что-то похожее,  словно  с  высоты,  метров  с
тридцати. Ряды одинаковых домов, очень унылых,  типа  бараков.  Правильная
геометрическая планировка. Город под сумеречным  небом,  таким  тоскливым,
точно там никогда солнца и не бывает. И вся картина невыносимо  тоскливая,
печальная.  Пейзажи  вокруг  вроде  бы  осенние,  но  осень  эта  какая-то
окончательная, про такую Пушкин не написал бы "Очей  очарованье".  Деревья
неподвижные, как из гипса, ни ветерка. Листья мрачных, пугающих тонов. Вот
там и пахло как-то жутко, словно в операционной или даже в  морге...  А  в
городе - никого на улицах, ни единого человека. Изображение двигалось, как
если бы я летел над городом. Иногда  видел  внизу  перевернутые,  разбитые
машины, одна машина горела... Потом я  увидел  другой  город,  или,  может
быть, другую часть того  же  города,  с  широкими  проспектами,  красивыми
особняками, фонтанами... Но и здесь царило полнейшее запустение.  Разбитые
окна, взломанные двери, мусор на улицах... И тоже нигде  никого.  А  затем
картина как-то быстро сместилась - там вообще все менялось  очень  быстро,
будто я  сидел  внутри  летательного  аппарата,  перемещавшегося  порой  с
огромной скоростью, почти мгновенно. Появились горы или скалы под  тем  же
давящим небом и темнота между ними. В эту темноту шли люди... Много людей,
наверное, человек двести. Я смотрел на них с высоты, сзади  и  под  углом.
Они  были  одеты  в  какие-то  серые  балахоны  с  капюшонами,   полностью
закрывающими головы.  Толпа  брела  в  едином  медленном  ритме,  с  низко
опущенными головами, и темнота поглощала людей. О господи! Это было похоже
на сошествие в ад.
   Гладилин перевел дыхание и продолжал:
   - Потом я очутился в каком-то зале, вероятно  подземном,  расположенном
на большой глубине, - почему-то у меня сложилось именно такое впечатление.
Тусклое освещение, много непонятной аппаратуры, разобранной на  части  или
просто покореженной. К стене жались люди, их лица  были  искажены  ужасом,
рты раскрыты. Вероятно, они кричали от страха, но я не слышал  криков.  На
них надвигались громадные, черные безголовые фигуры  с  вытянутыми  вперед
руками. Тут снова быстрый полет, смещение изображения - и я вновь оказался
под открытым  небом,  в  местности,  где,  по  всей  видимости,  произошла
какая-то катастрофа. Там были руины, развалины, так изуродованные, что  не
представлялось возможным понять, от каких объектов  они  остались.  И  вот
здесь я увидел совсем рядом черную фигуру без головы. Она  состояла  точно
из плотного сгустка клубящегося черного тумана, ее очертания были  как  бы
не совсем реальными. И этот туманный монстр, это  порождение  мрака...  Он
тянул руки к моему горлу!
   Схватившись за чашку, Гладилин судорожно глотнул.
   - А дальше? - спросила Таня с замиранием сердца.
   - Почти все. Я - тот виртуальный  я,  который  находился  внутри  этого
странного мира, - метнулся прочь от чудовища.  Промелькнули  еще  какие-то
картины - толпы людей с  бессмысленными  улыбками,  показывающих  пальцами
вверх... И все погасло. Я сидел  перед  темным  монитором  в  лаборатории.
Плохо помню, как  я  выбежал  оттуда,  как  домой  добирался...  Таня,  ты
литератор, твое воображение богаче моего. Эти картины погибающего  мира...
Скажи, к какому каналу я мог подключиться, что мог видеть? Другую планету?
Ужасное будущее нашей Земли?
   - Ты говоришь, там были машины, дома, люди - все, как у нас?
   - Не знаю. Я не рассматривал подробно. На беглый взгляд -  все,  как  у
нас... Но не поручусь.
   После непродолжительного молчания Таня осторожно произнесла:
   - Юра, в вашей лаборатории, наверное, хватает разных излучений...  Даже
домашний компьютер создает сильный фон, а у вас...
   - Ты о чем? Ах да... Знаешь, может быть. Об этом я как-то  не  подумал.
Ну да!  В  момент  разрыва  цепи  мог  возникнуть  кратковременный  мощный
высокочастотный импульс, около 415 мегагерц... Такая частота  черт-те  как
воздействует на человеческий  мозг...  И  потом,  когда  я  выключил  ток,
просто-напросто галлюцинировал  у  пустого  монитора...  Да,  такое  очень
возможно.
   Эту чепуху Гладилин излагал ради Тани. Он-то прекрасно знал, что ни при
каких условиях в лаборатории не могло появиться подобных излучений. Но  он
любил  Таню,  и  он  видел,  что  ей  легче   примириться   с   мыслью   о
кратковременном помешательстве мужа, чем о контакте  с  непонятным  жутким
миром в иных измерениях.
   Юра Гладилин не нашел в себе сил ни поведать о своих  видениях  кому-то
еще, ни повторить эксперимент. Много позже его самостоятельно, проверяя ту
же догадку, повторил коллега  Юры,  Володя  Бажин.  Хотя  опыт  и  не  дал
ожидаемых результатов, он прошел вполне гладко, без каких бы  то  ни  было
непредвиденных эффектов.
   В конце осени - начале зимы девяносто восьмого года, а также  в  январе
девяносто девятого в разных частях  света  при  различных  обстоятельствах
обнаруживали  тела  людей,  умерших  загадочной  смертью.  Эти  люди,   по
документам и свидетельствам достаточно молодые, выглядели после  ухода  из
жизни  как  глубокие  старики.  Вскрытие  всегда  показывало   характерные
старческие изменения в организме. Возникло  предположение,  что  эти  люди
были отравлены неизвестным ядом, действующим таким образом, но присутствия
посторонних химических соединений во внутренних органах выявлено не  было.
Правда, в домах некоторых жертв таинственной эпидемии были найдены  ампулы
с бесцветной жидкостью и шприцы, а локтевые сгибы покойных  хранили  следы
уколов. Анализ вещества в ампулах, состав которого оказался  исключительно
сложным, позволил, однако, установить, что оно не  является  ни  ядом,  ни
наркотиком.  Но  этот  вывод  экспертизы  был  единственным...  Назначение
препарата осталось тайной, и не было доказано,  что  умершие  делали  себе
инъекции содержимого  этих  ампул.  Если  такое  и  происходило,  препарат
бесследно распадался в крови, а  стало  быть,  и  доказать  что-либо  было
нельзя.
   Среди вещей погибших обнаруживали  также  предметы,  вызвавшие  большой
интерес специальных служб (спецслужбы подключались  практически  в  каждом
случае, ибо жертвы, как  правило,  занимали  в  своих  странах  высокие  и
ответственные посты.  Если  это  было  не  так,  расследование  все  равно
засекречивалось и передавалось  в  руки  спецслужб  -  по  аналогии).  Эти
предметы,  представлявшие  собой  прямоугольные  пластины  с   прозрачными
кристаллами по углам и рубиновыми полушариями в центре, покрытые сеточками
тонких серебристых проводов, пристально  изучались  в  лабораториях.  Увы,
эксперты были бессильны сказать о них что-либо конкретное, кроме того, что
эти устройства, судя по отсутствию внутренних источников энергии, являлись
частью неких более сложных технологических комплексов.  В  руки  экспертов
попали и другие аппараты, внешне похожие на портативные  радиостанции.  Но
если они обеспечивали связь, любой из  исследователей  дорого  дал  бы  за
информацию о том, с кем и на каком принципе.
   Той же осенью и зимой  в  различных  регионах  планеты  резко  возросла
активность так называемых аномальных явлений - по традиции в  это  понятие
включались НЛО, необъяснимые световые спектакли  в  атмосфере,  наблюдение
миражей неясной природы, сообщения о встречах со  странными  существами  и
объектами, массовые вспышки временных  психических  отклонений  у  жителей
какой-либо местности и даже иногда  загадочные  исчезновения  самолетов  и
судов, хотя следы таких катастроф обычно  рано  или  поздно  отыскивались.
Аномальные явления во множестве отмечались в американском штате  Огайо,  в
Западной Европе, в центральных  районах  Южной  Америки,  на  юго-западном
побережье Австралии, а в России - в  Хабаровском  крае  и  в  Подмосковье.
Тому,  кто  принимал  эти  сообщения  всерьез,   могло   показаться,   что
перегородки, отделяющие наш мир от мира Неведомого, стали совсем тонкими и
готовы вот-вот рухнуть...
   Уфологи били тревогу. Так, например, известный исследователь аномальных
явлений Алексей Константинович  Прийма  писал  в  одной  из  своих  работ:
"Поразительно, что  мы  не  испытываем  никакого  страха  перед  Чужими...
Местоимение "мы" я использую здесь в широком смысле,  не  включая  в  него
себя лично. Я-то хорошо осознаю весь  специфический  колорит  ситуации,  в
которой все  мы  находимся  перед  устрашающими  силами  и  потенциальными
возможностями Чужих. Таинственные эти Чужие неуловимы и непобедимы. Мотивы
их поступков всегда непроницаемо загадочны для человеческого  сознания,  а
последствия их действий катастрофичны для людей".
   Итак, уфологи беспокоились,  уфологи  предупреждали...  Но  только  они
одни. Ибо кто из людей солидных и основательных, будь то  ученый,  военный
или политик, мог поверить в угрозу, таящуюся за однажды  открытой  Дверью?
Кто мог поверить, что на Землю надвигается  неописуемый  кошмар  Фоксхола,
переставшего уже именоваться так, ибо иные  силы  завладели  им  и  пришло
время иных имен?
   А когда-то, не столь давно, молодой человек (его  звали  Олег  Мальцев)
сидел за письменным  столом  и  вспоминал  книгу  американского  автора  о
вампирах, которые захватили Лос-Анджелес...
   Потому что в них никто не верил.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 11.06.2002 14:17