Людмила Богданова. 
Гомель.
                            Дама и музыкант.
  Дама Истар ходила по покою от стола к окну, от окна к камину, и от камина
к дверям. Так кружит попавшая в капкан лиса.
  Истар то куталась в мех своей котты, то грела над огнем сухие, унизанные
перстнями пальцы. Возясь со снадобьями, она испортила кожу, та стала
тонкой и ломкой, как обветшалая сунская бумага - не спасали мази и
притирания. Дама Истар фыркнула, как кошка, сдувая от губ тяжелую
темно-каштановую прядь, и хотела было кликнуть горничную, чтобы исправить
разоренную прическу, а заодно выместить на глупой деревенской дуре свое
раздражение. У Истар из головы не шел разговор с Мэем, в котором, из-за
его нелогичности, она, дама Истар, однако проиграла. Ее раздражали
нерациональность поступков и слов, особенно потому, что она не справлялась
с этим, не могла расставить точки над "и". И, кроме того, больше, чем еще
и что-либо, ее беспокоил Гэльд. Поветрие разлучило их, заперло ее в
городе, при госпиталях, а муж стоял за воротами, и только изредка, с
крепостной стены, она могла увидеть его и перекинуться словом, а потом
было не до того, бывают моменты, когда другие сильные чувства вытесняют
самую любовь.
  Потом поветрие прошло, врата открыли. Дама Истар кинулась в лагерь.
Лагерь снимался, по полю среди сухих бодяков бродил в поисках еды,
шарахаясь от конских ног, одичалый пес, летали ошметки мусора, тряпье,
терпко пах доцветающий чертополох. Колючие шарики цеплялись за сукно, за
волосы, Истар казалось, что она бредет в страшном сне.
  Шатер скрутили, на его месте четко выделялся желтеющий сухой квадрат,
кострище пахло мертвой золой. Гэльд как-то поспешно, коротко прикоснулся к
щеке жены. Губы были обветренные, сухие и, казалось, пахли полынью. Истар
сперва подумала, что он торопится к Хели, и старая ревность ржавым
обломком ножа повернулась в ране. Дама отвернулась и увидела маленького
музыканта в лохмотьях. Придерживая одной рукой динтар, другой он поправлял
волосы цвета спелого меда. Обычное чутье - из-за усталости или по другой
какой причине - изменило Истар, и она не поняла сперва, что видит женщину.
  - Тебе грустно, госпожа? - у музыканта был глубокий ласковый голос. -
Порадовать тебя песней?
  Песня посреди разоренного лагеря, когда в кожу навсегда почти въелся запах
смерти и дыма... Истар высоко рассмеялась. Она поняла, что этот смех может
привести к истерике или слезам. Муж удивленно посмотрел на нее.
  - Ты смеешься, музыкант!
  - Я не смею...
  Над Хатаном заходило солнце. Красным шаром плыло в деревья.
  То ли небыль, то ли сказка...
  То ли струны зазвенели под ветром. Истар повернулась и пошла к недалекому
городу, грызя губы и стараясь не заплакать.
  Ветер трогал голый затылок с легкой прядкой темно-каштановых волос.
  Резкий запах ударил в ноздри. Истар осторожно покачала кувшинчик на
ладони, лизнула терпкую алую жидкость. То, что подмешали в вино, был не
яд. Истар хорошо узнала опасный жгучий вкус любовного зелья.
  Слуги, когда чуют опасность, делаются на удивление тупыми и
немногословными. Лишь когда лицо служанки, исхлестанное кожаными
перчатками, приняло форму и благородный оттенок спелой сливы, глупая
девчонка сквозь рев сообщила, что у господина командующего были трое
гостей и вино принесли из трактира, ибо знают, что у госпожи дамы Истар
все вино на счет и она не поощряют обильных возлияний. Вина было семь
кувшинов, все с карианскими печатями и свинцовыми кругляшками хатанского
акцизного сбора, еще до морны... в интонациях девчонки почудилось: как в
добрые давно сгинувшие времена, когда все еще умели смеяться... Истар
напоследок дернула дуреху за косу, для острастки, чтобы держала язычок за
зубами, посулив, что ежли проболтается, будет клеймена и отправлена ходить
за козами на Йонисские подворья. Девчонка, избалованная городской жизнью,
бухнулась даме в ноги и клялась в вечном молчании. Истар жестом отослала
ее и тут же забыла, ноздри щекотал пряный запах...
  Кто же позаботился о вине? И успел ли кто выпить? И кому готовилось?
Гости, шумная компания в масках, были слугам незнакомы. Гэльд, чтобы
досадить ей, частенько привечал в доме пьяный сброд. Заприметили, что один
из гостей был похрупче и помиловиднее, и за спиной у него болталась арфа.
Не отсюда ли следует потянуть ниточку, чтобы распутать весь клубок?
  Истар допросила остальных слуг, допросила с пристрастием, поодиночке и
скопом, и узнала только, что гости с господином бароном все шесть кувшинов
вылакали, даже подонков не оставили, а седьмой кувшин держали на утреннюю
опохмелку, но не вытерпели да сошли в кабак, утробы бездонные, да простит
добрая госпожа...
  Добрая госпожа же щурила узкие глаза на огонь, тая ото всех свои мысли, и
ей было страшно. Зелье подлили простенькое, такое сварит любая ведьма, и
подлили явно после того, как вино распечатали. Только в этот кувшин?
Следить, следить за всеми и всем... Истар позвонила в тонкий серебряный
колокольчик. Человек в грубой овечьей куртке вплыл в покой, серый и
незаметный, как клок тумана. Истар вздохнула с облегчением.
  - Морталь! В какой господе чаще обретается... Гэльд?
  - В "Пере ворона". Я приставлял соглядатаев, по приказу госпожи
баронессы, - он поклонился.
  - И вчера... сегодня ночью?
  - Госпожа баронесса желает полного отчета?
  - Нет. Не было ли с ним человека - низкого, хрупкого, в коричневом
тряпье, с арфой? Волосы - цвета меда....
  - Вира, 17 лет, музыкант Резненской гильдии, изгнана за дерзость речей и
непочтительность.
  Истар словно заколыхало: военный лагерь, огненные цветы, волосы цвета
меда. "Тебе грустно, госпожа? Порадовать тебя песней?" Ей словно
выстрелили в сердце.
  Вода пролилась на лицо. Истар встряхнулась, комкая и дергая мех у горла,
впиваясь в него ногтями так глубоко, что оцарапала кожу. Протянула
соглядатаю левую руку:
  - Сними ключик. Отвори шкатулку. Там, на поставце. Верно. Что там есть?..
Возьми все.
  Подождала, пока деньги растают в бездонных одеждах Морталя и он вернет ей
ключ. Крышка захлопнулась, и тонкая мелодия стихла.
  Истар показалось, что она глохнет.
  - Достань мне эту тварь, Морталь. Доставь живой и невредимой. Она...
злоумышляет против государства.
  Морталь наклонил голову.
  Истар проснулась оттого, что ее тронули за плечо, резко села в постели.
Ночник на столике мигнул волчьим глазом. Истар помотала головой, показывая
Морталю, что пришла в себя, и он убрал руку с ее рта.
  - Что? - коротко спросила Истар.
  Морталь кивнул.
  Негнущимися пальцами натянула Истар распашной шитый куной кайн, босиком
прошла по коврам за предупредительно отодвинутую Морталем занавеску. Там у
Истар был потайной, тесный, как шкаф, кабинет, где она заполночь могла
засиживаться над бумагами, никого не беспокоя, и принимать тех, кому
следовало избежать любопытства слуг. Арфистка, скособочась, лежала на
ковре. В розовом свете светильника синяки на связанных руках казались
черными.
  Морталь лениво стянул мешок с ее головы. Рот девушки к тому же оказался
завязан ее же шейным платком.
  - Это затем, что орет она здорово, - пояснил Морталь.
  Истар, наступив на арфу, склонилась над девчонкой:
  - Ты ее не придушил часом?
  Морталь, усмехаясь, пожал плечами, лениво взял со стола кубок и вылил на
Виру его содержимое. Вира дернулась и попыталась сесть, метнув на Истар
яростный взгляд. Истар вдруг успокоилась.
  - Сними платок, - велела она Морталю.
  Он исполнил приказ и едва успел отдернуть руку от острых белых зубов.
  - Дрянь, - сказал Морталь.
  - Можешь ее ударить.
  Морталь деловито хлестнул Виру по щеке.
  - Это задаток, - сказала Истар.
  - Я закричу.
  - Пожалуйста. Можешь даже спеть, - мыском она подтолкнула к Вире арфу. -
Не хочешь? Воровка!
  - Я ничего не украла!
  Истар стало смешно.
  - А это? - она вынула из ящика стола кувшинчик с зельем.
  Пряный запах разлился по покою. В глазах арфистки метнулся затравленный
ужас.
  - Ну вот, ты и призналась.
  - Я ничего не хотела...
  Медовые волосы упали, скрывая лицо.
  - Все воры ничего не хотят. Они кричат и молят о снисхождении.
  - Я не буду...
  Истар подскочила, вздернув Виру за подбородок:
  - Те двое, что были с тобой, спят сейчас наверху, а когда проснутся,
почувствуют лютую жажду. Я не менее искусна, чем ты, в составлении зелий,
питье уже ждет. И они станут очень голодны.. по женской ласке. Морталь! -
Истар вдруг резко повернулась к соглядатаю. - Она женщина?
  Несколько минут она стояла, отвернувшись, прислушиваясь к возне и резкому
визгу, перешедшему в задушенный стон.
  - Она девушка, госпожа, - сказал Морталь тихо.
  - В ее годы и с ее профессией? - в Истар клокотала насмешка. - Для кого,
интересно, она бережет свой бутон? Не для тебя ли, а, Морталь?
  Морталь фыркнул. Истар взглянула на то, как Вира дергается, пытаясь
стянуть вниз задранную юбку, пряча лицо под волосами. Ей стало противно.
Но Истар знала, что всегда надо завершать начатое дело - именно эта
особенность помогала ей побеждать.
  Она давно простила Хели любовь Гэльда, та была недоступна, но эта тварь,
эта лицедейка... она получит за все. По губам Истар зазмеилась улыбка. Она
встала на колени и ласковым движением убрала с лица Виры потные волосы.
  - Мужчины голодны, - сказала она нежно, - но тебе не будет противно.
Потому что ты сама будешь хотеть. Ты ведь хотела Гэльда, да или нет?!
Морталь, дай списки песенок. Морталь!!
  Истар читала взахлеб, от души, едва не выкрикивая каждое слово, и к концу
третьей песни у нее заболело горло. Она поднесла списки к свече, отерла
лоб.
  - Я могла бы поступить жесточе. Я могла бы оставить тебя одну, как
оставляет меня он, уходя в кабак, казармы или к Верховной. Хатан полнится
слухами и сплетнями, и торговки на рынках судачат о его великой любви и -
обо мне. Мы, живые, уже стали легендой. И я жду его по ночам, вздрагивая
от стука двери, скрипа, шороха мыши за панелью, треска фитиля, и знаю, что
шаги не его. И это больнее, больнее тут, внутри, горше, чем от любовного
зелья. Слушай, слушай меня, воровка, слушай, низкий соглядатай, вам я
открываю свою боль, и вы будете молчать. Слушай, лицедейка, я милосердней
его: когда ты изопьешь любовной отравы, ты не будешь страдать от
одиночества. И ты впрямь, впрямь надеялась получить его?!
  Глаза Истар засверкали:
  - Никто! Никто и никогда не получит Гзльда! Ибо он уже отдал свое сердце,
а его не взяли!..
  Она зажала рот рукавом, исторгая короткие рыдания. Вира молча смотрела на
нее.
  Наконец Истар сухо рассмеялась:
  - Ну, довольно! Ты все забыл, Морталь.
  Морталь наклонил голову.
  Вира сделала попытку дотянуться до кувшинчика и опрокинуть его, но Истар,
ловкая, как тэба, подхватила сосуд на лету.
  - Зря стараешься! Пей!
  Арфистка сопротивлялась изо всех сил, выкручивалась и пиналась.
  - Морталь, помоги!
  Вдвоем они придавили девчонку к полу и, оттянув за косы голову, влили в
горло обжигающий взвар. Истар зажала Вире рот и нос, не давая выплюнуть,
заставляя проглотить под страхом удушения.
  Арфистка наконец перестала дергаться и лежала, как оглушенная, только пот
тек по побледневшему лицу. Истар поднялась, тяжело дыша, поправляя
разодранный кайн.
  - Пусть полежит часок, войдет в желание, - выплюнула она. - Потом
занесешь наверх. Или можешь сам заняться.
  Морталь пренебрежительно сморщился.
  - Надеюсь, мы не перебудили половину дома. К чему такая изощренность,
госпожа?
  - Ты становишься болтлив.
  - Старею.
  - Я хотела отомстить.
  - Она ведь не успела.
  - А если бы успела? Один шанс из тысячи. Но если бы?..
  Истар наклонилась, задумчиво оглядела арфу и бросила ее в огонь.
  Гомель, 7 - 10. 08. 1996.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 10.06.2002 13:55