Олег Бобров
ВОСХОЖДЕНИЕ
Я нарушаю мерное движение толпы и делаю шаг к постаменту. Не
оглядываясь, начинаю взбираться по истертым мраморным ступеням к столпу,
рвущемуся в небо, и с каждой ступенью, преодоленной мною, все глуше и
отдаленнее становится шум тел, трущихся друг о друга в вечном и
бессмысленном круговороте. Я знаю: мое место уже заняго другим, таким же,
как я.
Смотрю только вперед, мой взгляд скользит по холодным, местами
покрытым паутиной черных трещин метрам пути. Я стараюсь не думать о том,
что еще можно вернуться - никто не осудит меня за внезапное бегство Еще не
поздно рвануться вниз, силой втиснуться в густую черную массу шагающих
людей с остекленевшими глазами и бессмысленными лицами, стать одним из них.
Но с ужасом чувствуя, что это желание может взять верх надо мной, я
убыстряю шаг, перепрыгиваю через ступени и, наконец, со стоном облегчения
прижимаюсь щекой к железному могучему телу.
Я поднимаю глаза в надежде разглядеть вершину, но у меня кружится
голова от беззвучного полета серых усталых туч, к горлу подступает тошнота,
и я безвольно опускаю голову, стыдясь своей слабости и липкого страха, что
заставляет так учащенно биться сердце.
Я чувствую: необходимо зарядиться не мужеством - злостью. Я решительно
подхожу к краю огромной площади, в которую врос столп, и смотрю вниз.
Широкая белая лестница отделяет меня от мощного людского потока, который,
петляя меж близлежащих холмов, соединяясь со множеством таких же
безвольных, равнодушных потоков, превращается в черную полноводную реку,
текущую в неизвестность серой размытости горизонта.
Я сделал свой выбор: отныне и навсегда наши пути расходятся, и я хочу
этого не потому, что ИХ путь хуже моего. И хотя мой путь мне не ведом, но
возможность принадлежать себе, по-новому ощущать свое тело, видеть мир, как
могу видеть его теперь только я и никто другой, возможность не отчитываться
и не оправдываться в том, что ты не таков, каким обязан быть,- все это
вынуждает меня, отбросив реликтовые устои и ограниченность общества,
совершить свое, может быть, единственное восхождение. С какой целью?
Что я пытаюсь найти там, в холодной пугающей пустоте?
Не знаю. А вдруг там, в пустоте, есть что-нибудь, что сможет
остановить и рассеять этот мрачный людской поток, заставить биться сердца и
гореть намокшие хмурые души? Возрождение духа, поиск, благородные чувства -
вот для чего кто-то должен совершать восхождения. Тусклый край солнца
протискивается меж горбами холмов и задевает поток людей скупым рассеянным
светом. Люди поворачивают заспанные воспаленные лица к солнцу, но не видят
его, не ощущают тепла.
И солнце смотрит на них так же отрешенно и равнодушно, словно устав
созерцать одну и ту же картину скучной безрадостной жизни, длящейся лишь
потому, что некому прервать ее нудное однообразное движенье.
Я прощаюсь с прошлым и подхожу к столпу. Его мощное тело, состоящее из
множества цилиндров, поставленных друг на друга и испещренных уродливыми,
похожими на обрубленные толстые сучья выступами, замерло в тишине. Я смотрю
на гигантский столп, просчитывая первые десятки метров пути, и замечаю на
тусклом стволе, высоко над мраморным постаментом, сначала одну фигурку
смельчака, усердно карабкающуюся ввысь, потом другую - пониже, делаю
несколько шагов вокруг столпа и вижу третью...
Значит, не я один. Нас четверо. Они решились раньше, чем я.
Пройдет время, и понадобятся новые столпы для тех, кто не захочет идти
проторенным путем, как я не хочу этого. На сером стальном листе я замечаю
отметину - кривой крест, оставленный гвоздем или шилом на неподатливой коже
столпа. Тот который теперь наверху, кто борется со страхом и отчаянием,
оставил для меня знак; смелее, этот путь опробован. Я пренебрегаю им,
прохожу мимо и, понимая что поиск удобного для старта места может
затянуться надолго, прижимаюсь телом к бездушному телу столпа, ставлю ногу
на первый попавшийся стальной сук, хватаюсь рукой за второй ищу глазами
третий, дотягиваюсь до него, переставляю ногу, вновь ищу глазами опору - и
первые метры пути остаются подо мной, тяжелые, как цепи узника, сброшенные
с усталых рук.
Я ползу вверх. Ноги скользят и срываются, руки окоченели - кажется,
при каждом прикосновении к безжизненному металлу он, словно хищное
животное, высасывает тепло из моих ладоней. Я делаю передышку, отогреваю
дыханием сначала одну, затем другую руку и продолжаю подъем, но через
несколько метров снова чувствую, как немеют ладони. Вселенский холод
проникает в тело, подкрадывается к сердцу, и острая боль сжимает этот
горячий комочек мышц, дерзкий и своенравный. Опять передышка. Я не рискую
смотреть вниз, мой взгляд рвется вверх, где высоко надо мной, едва
различимый, карабкается такой же, как я, бунтарь.
Я слежу за его медленным, но уверенным передвижением; меня неодолимо
тянет наверх, и боль в сердце рассасывается, исчезает, словно испугавшись
моей злости...
Пять цилиндров преодолены мной. Я готовлюсь перебраться на шестой и
уже нахожу подходящий выступ, как вдруг с надрывным металлическим
скрежетом, раздирающим слух, цилиндр сдвигается с места и начинает медленно
поворачиваться вокруг своей оси. Он делает всего пол-оборота, но эти
пол-оборота равносильны смерти, потому что теперь стальные сучья разбросаны
так, что невозможно до них дотянуться. Я в отчаяньи. О спуске не может быть
и речи - я неминуемо разобьюсь. Адский механизм! Какой злой гений придумал
и построил тебя, снабдив ловушками грозящими гибелью? Он, твой создатель,
предвидел все, и ему остается лишь усмехаться над отважными попытками
одиночек, чья участь предрешена, и нет шансов выжить. Он умен и коварен. Он
прирожденный победитель.
Но как же те, наверху? Ведь они смогли? Тогда смогу и я, рано
сдаваться! Да и... так ли уж совершенен этот механизм? Вряд ли.
Ведь эти механизмы - порождения нашего ума и значит так же далеки от
совершенства, как и мы с вами. А поэтому надо ждать..
Ожидание длится вечность. Оно перерастает в оцепенение, подобное
смерти. Словно бабочка, настигнутая мертвящим дыханием зимы, я, распластав
по стальному дереву свое хрупкое тело, замираю в неподвижности и борюсь с
отчаянием. С каждой минутой уходят силы. Уг жду. Цилиндр, наконец,
сдвигается с места, и я, предвкушая победу, улыбаюсь в бездонную пустоту
неба. Вволю поскрежетав, цилиндр останавливается. Новая комбинация "сучьев"
меня вполне устраивает. Новые препятствия легко устранимы; я вынимаю из
брюк ремень, делаю из него скользящую петлю, накидываю ее, словно лассо, на
короткий толстый обрубок, подтягиваюсь, напрягая силы, цепляюсь ногой за
следующий выступ и перебрасываю тело на шестой цилиндр. Вытираю рукавом пот
со лба и смеюсь. Смех больше похож на сухой надрывный, кашель.
Солнце застыло в зените. Оно безучастно. Оно даже не созерцатель, ведь
созерцание есть проявление интереса,- солнцу же нет до меня никакого дела.
Фигурка надо мной исчезла - перемещение цилиндра развело нас по разные
стороны столпа. Тех, других, тоже не видно. Я один на один со столпом. Я
продолжаю восхождение...
Время течет вне меня. Подо мной двадцать шесть цилиндров. Я попадаю в
полосу облаков. Воздух становится густым и вязким, при каждом вдохе добрый
стакан воды попадает в легкие. Кашляю и отплевываюсь.
Железные листы покрыты капельками влаги, ноги скользят, и я сбрасываю
ботинки. Начинаю привыкать в холоду, вернее, перестаю его ощущать. Сознание
временами мутнеет, я не различаю в серой мгле контуров стальных сучьев,
закрываю глаза и забываю обо всем.
Кто я? Что делаю? Не знаю. Я знаю только одно; надо продвигаться
вверх. Это единственная мысль, пульсирующая в моем утомленном мозгу. Я
открываю глаза и снова карабкаюсь вверх. Печальный крик разрывает тишину.
Кто-то кричал, или мне показалось? Не думаю об этом, чтобы не растрачивать
силы. Я продолжаю восхождение...
Чудится мне или действительно железные опоры, которые я жадно
отыскиваю взглядом, всасывает в себя металлическое туловище монстра? Новая
опасность проясняет рассудок. Я начинаю следить за стальными сучьями и
обнаруживаю еще одну ловушку, толстые обрубки время от времени втягиваются
машиной внутрь и снова выталкиваются, как бы соблазняя жертву своей
прочностью. Ступи на них ногой, доверь им тяжесть своего тела, расслабься -
и будешь наказан за доверчивость: опора исчезнет - и ты полетишь в бездну,
чтобы разбить тело о чистоту мраморных плит.
Когда грозит гибель - раздумывать некогда; суетно и поспешно цепляюсь
я за стальные сучья и резво карабкаюсь вверх, полностью доверившись судьбе.
Иногда мои руки хватают пустоту, я судорожно, на ощупь ищу другую
опору. Чувствуя, что ноги зависают в воздухе, подтягиваюсь на руках,
извиваюсь, больно бьюсь коленями о железную обшивку, но продвигаюсь,
продвигаюсь вверх в надежде преодолеть, обмануть дьявольскую ловушку. Мне
везет: опасный участок кончается, и я продолжаю восхождение...
Не знаю, сколько цилиндров осталось внизу; я давно сбился со счета.
Руки и ноги превратились в механические придатки; они даны мне для того,
чтобы я мог цепляться за гладкие уродливые обрубки и тащить свое налитое
тяжестью тело вверх. Красное солнце осталось внизу; оно медленно и уверенно
падает за горизонт, добросовестно выполнив свое дневное предназначение.
Скоро темнота спеленает землю и пространство, приковав меня к телу
столпа; это будет концом, потому что жажда жизни не безгранична во мне.
Обрывки мыслей путаются в голове. Я как бы отрешаюсь от своего
отчаянного положения. Я уже никуда не стремлюсь и готов прекратить
сумасбродное движение вверх, но тело уже не подчиняется мозгу, оно как бы
существует отдельно от меня; я словно наблюдаю со стороны за его упорной
борьбой с изнеможением и не могу вмешаться, чтобы прекратить эту
бессмысленную борьбу...
Острое лезвие клинка вспарывает мне правое плечо и прячется в узкой
хищной щели. Липкая кровь обжигает кожу, Я недоуменно смотрю на глубокую,
пульсирующую алой влагой рану, перевожу взгляд на щель и замечаю множество
ей подобных на железной коже исполина.
Счастливая ли случайность спасла меня, ошибка механизма или
обостренная реакция - не знаю. Возьми лезвие чуть повыше - и безрассудная
мертвая голова покатилась бы вниз, вытаращив остекленевшие глаза и
издевательски показывая язык усталому солнцу, отходящему ко сну.
Я отрываю зубами пропитанный кровью рукав, крепче упираюсь ногами и,
превозмогая боль, кое-как перевязываю рану. Я становлюсь осторожен, как
преследуемый охотником зверь. Маневрируя, cтарательно огибаю щели а когда
это не удается пригинаю голову складываюсь пополам и проползаю под ними,
клинки рассекают воздух, словно сама смерть дышит мне в затылок. Одно
лезвие срезает кожу на спине, другое оцарапывает бедро. Мгла становится
гуще, она обволакивает меня со всех сторон, я едва различаю в темноте
стальные сучья щели сливаются со сталью цилиндров, я кричу и не слышу
собственного крика, будто и нет меня больше в этой черной пустой ночи.
Мои пальцы шарят по безмолвному пространству и не могут найти опоры. Я
стремлюсь коснуться холодного металла, но рука проваливается в пустоту и я
вдруг начинаю осознавать, что мой путь окончен что я на вершине что больше
не надо страдать изнуряя свое тело.
Локтями я упираюсь в край площадки, последним усилием воли толкаю себя
вверх и вползаю на теплую пахнущую травой каменную плиту, и лежу без
движения долго-долго, пока не начинаю ощущать потребность жить и двигаться
дышать и испытывать боль.
Звезды раскинулись надо мной. И свет льется на мои кровоточащие раны и
утихает боль, и светло и пусто становится на душе и хочется улыбаться и
плакать. На площадке венчающей вершину я один. Те трое не дошли. Им повезло
меньше, чем мне. Я их не знал но я буду помнить о них, и память о них умрет
вместе со мной. Наверное это произойдет скоро но я не хочу думать об этом.
Я собираю сухие ветки и листья занесенные сюда бездельником-ветром развожу
костерок и греюсь возле его скупого пляшущего огня. Он скоро погаснет и я
останусь совсем один.
НФ сборник "Необъятный двор"
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 13.08.2003 17:43