Дмитрий Биленкин. 
                                  Не бывает
   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Ночь контрабандой".
     spellcheck by HarryFan, 12 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------
   Экспериментируя, профессор Арцинович был въедлив, как серная кислота, и
тверд, как молибденовая сталь. Но даже сталь утомляется. В  тот  день  его
настолько  замучили  пляшущие  в  глазах  черные  мушки,  что  он  вопреки
обыкновению взял велосипед и покатил дышать свежим воздухом.
   От научного городка до  деревенских  проселков  было  рукой  подать,  и
некоторое время спустя профессор очутился в  незнакомой  местности.  Мирно
светило солнце; слева от пыльной дороги были сосенки, справа зеленел овес,
а навстречу Арциновичу летел человек.
   Точнее, его нес ветерок, человек лишь  подгребал,  распластавшись,  как
лягушка. На его коленях пузырились мятые брюки.
   Профессор затормозил. "Ну вот,  доработался,  -  молнией  пронеслось  в
мозгу. - Уже мерещится".
   Ветерок стих, и человек  повис  метрах  в  полутора,  над  Арциновичем.
Профессор смотрел, задрав голову. Ему было очень жаль себя.
   - Скажите, - спросил он наконец, - вы умеете распознавать галлюцинации?
   - Нет, - хрипло ответил человек, - не умею.
   - Конечно, конечно, - согласился Арцинович. - Раз вы сами галлюцинация,
то, понятно, вы не умеете. Я, к сожалению, тоже, потому что не  специалист
в данной области.
   - Я не галлюцинация, - возразил человек. - Я Сидоров. У меня и документ
есть.
   Он похлопал себя по карманам свисающей куртки, и на его лице отразилось
огорчение.
   - В пиджаке забыл...
   Арцинович понимающе кивнул.
   - Иначе и быть не могло, - сказал он. - Зрительно-слуховая галлюцинация
- это еще туда-сюда, но  галлюцинация,  предъявляющая  документы,  -  это,
простите, нонсенс.
   - Чего? - переспросил человечек.
   - Нонсенс.
   - А-а...
   Человек растерянно замолчал.
   Профессор тоже задумался. Он был расстроен  и  огорчен,  но  горд,  что
действует как истинный ученый: не растерялся, не ударился  в  панику  и  в
чудеса не поверил. Сам виноват в  случившемся,  обвинять  некого.  Сил  не
щадил, работал с перегрузкой, что-нибудь подобное должно  было  произойти.
Не это, так гипертония или, чего доброго, инфаркт. Можно даже считать, что
ему повезло. Галлюцинация не  сумасшествие,  так,  всего  лишь  невроз.  И
лечится вроде бы проще, чем та же гипертония, и безболезненно, не  то  что
зубы. А жаль все-таки, что он не психиатр - такой материал  самонаблюдения
пропадает! Впрочем, он сделает все, что сможет. В конце  концов,  это  его
научный долг.
   - Так вы, значит, в меня не верите, - послышалось сверху.
   - Вера - вненаучная категория. А  я  ученый.  И  потому  знаю,  что  вы
ирреальный плод моего, увы, переутомленного сознания.
   - Но я же существую! - жалобно воскликнул летающий человек.  -  У  меня
дети есть!
   - А я не говорю, что вы не существуете. Вы мнимо существуете.
   - Но я же летаю!
   - Вот именно. А человек сам по себе летать не может. Это было бы чудом.
Люди, мало осведомленные в физике, склонны в этом вопросе к  доверчивости,
Но мы-то знаем, что в природе чудесам нет места.
   - Я где-то читал об этой... как ее... антигравитации!
   - Вред популярных публикаций в том, что они распространяют полузнания и
склонны к сенсациям, - строго заметил профессор. - Антигравитация в  такой
форме опровергает... Вы даже представить не можете, что она опровергает.
   - Не могу, - сознался человек. - Я просто летаю.
   -  Вот,  вот!  Всякое  проявление  необычного  имеет   строго   научное
объяснение. Поэтому ваш случай предельно ясен. Даже если бы антигравитация
ничему не противоречила, то где источник энергии, который  вас  поднял?  В
вас самих? Смешно!
   - Может быть, я за обедом чего-нибудь не того съел или выпил...  Теперь
все химия, очень даже просто...
   Профессор раскрыл было рот,  чтобы  возразить,  но  тут  его  неприятно
поразила одна простая мысль: он же беседует с самим собой!
   Ведь перед ним не человек, а галлюцинация. А он беседует.
   Арцинович с ненавистью посмотрел на летающего человека. Тот мотался над
ним, как воздушный шарик. И все время греб лапками, точно  хотел  нырнуть.
Ноги суматошно били воздух; на правой не было ботинка, из  дырявого  носка
выглядывал палец.
   - Не могу спуститься, - в голосе  была  мука.  -  Как  взлетел  полчаса
назад, так и плаваю... Вверх сильно тянет... Ботинок вот свалился... Вы бы
мне помогли, а? Зацепили бы чем-нибудь, дотянули до сосенки...
   Профессор закрыл глаза. Исследователь обязан оставаться исследователем,
все так. Но он, что ни говори, специалист другого  профиля!  "Сосчитаю  до
ста, а потом взгляну, - решил он. - Объект должен трансформироваться".
   - Значит, пропадать придется, - вздохнул над ним голос.  -  Хоть  семье
сообщите... Жене... В Малые Выселки...
   Голос стал удаляться.
   Ветер  тронул  лицо   профессора.   "Семьдесят   девять,   восемьдесят,
восемьдесят один..."
   На "сто" он открыл глаза. Объект трансформировался. Исчез. Лишь  высоко
в небе темнела точка, то ли птица, то ли еще что.
   Потом и она растаяла. Пусто стало в бездонной синеве.
   В тот  же  вечер  профессор  пошел  в  поликлинику.  Психиатр  с  видом
человека, который все знает  наперед,  выслушал  его,  осмотрел,  проверил
рефлексы, буркнул: "У вас, физиков, все не как у  людей..."  Диагноз  был,
что нервы профессора сильно расстроены, но особой опасности нет.
   Месяц кряду профессор принимал лекарства и соблюдал режим. Галлюцинации
его больше не посещали.