П.П.Бажов. 
                             ТАРАКАНЬЕ МЫЛО
    В наших-то правителях дураков все-таки многонько было. Иной
удумает, так сразу голова заболит, как услышишь. А хуже всего с немцами
приходилось. Другого хоть урезонить можно, а этих - никак. Свое твердят;
    - О! Я ошень понималь!
    Одному такому - не то он в министрах служил, не то еще выше - и
пришло в башку наших горщиков уму-разуму учить. По немецкому положению,
первым делом ученого немца в здешние места привез. Он, дескать, новые
места покажет, где какой камень искать, да еще такие камни отыщет, про
которые никто и не слыхивал.
    Вот приехал этот немец. Из себя худощавый, а видный. Ходит
форсисто, говорит с растяжкой. В очках.
    Стал этот приезжий по нашим горочкам расхаживать. По старым,
конечно, разработкам норовит. Так-то, видно, ему сподручнее показалось.
    Подберет какой камешок, оглядит, подымет руку вверх и скажет с
важностью:
    - Это есть желесный рута!
    - Это есть метный рута!
    Или еще там что.
    Скажет так-то и на всех свысока поглядывает: вот, дескать, я
какой понимающий. Когда с полчаса долдонит,  а сам головой мотает,
руками размахивает. Прямо сказать, до поту старался. Известно, деньги
плачены - он, значит, видимость и оказывал.
    Горное начальство, может, половину того пустоговорья не
понимало, а только про себя смекало: раз этот немец от вышнего
начальства присланный, не прекословить же ему. Начальство, значит,
слушает немца, спины гнет да приговаривает:
    - Так точно, ваше немецкое- благородие. Истинную правду изволите
говорить. Такой камешок тут и добывался.
    Старым горщикам это немцево похождение за обиду пришлось.
    - Как так? Все горы-ложки исходили, исползали, всякий следок-
поводок к камню понимать можем, а тут на-ко - привезли незнамого
человека, и будто он больше нашего в наших местах понимает. Зря деньги
бросили.
    Ну, нашлись и такие, кто на немецкую руку потянул. Известно,
начальству угодить желают. Разговор повели: он-де шибко ученый, в
генеральских чинах да еще из самой середки немецкой земли, а там,
сказывают, народ вовсе дошлый: с тараканов сало сымают да мыло варят.
    За спор у стариков дело пошло, а тут на это время случился Афоня
Хрусталек. Мужичонка еще не старый, а на славе. Он из гранильщиков был.
Места, где дорогой камешок родится, до пятнышка знал. И Хрустальком его
недаром прозвали. Он, видишь, из горных хрусталей, а то и вовсе из
стекла дорогие камешки выгонял. И так ловко сделает, что кто и
понимающий не сразу в этой афониной поделке разберется. Вот за это и
прозвали его Хрустальком.
    Ну, Афоня на то не обижался.
    - Что ж, - говорит, - хрусталек не простая галька: рядом с
дорогим камнем растет, а когда солнышко ловко придется, так и вовсе
заиграет, не хуже настоящего.
    Послушал это Афоня насчет тараканьего мыла, да и говорит:
    - Пущай немец сам тем мылом моется. У нас лучше того придумано.
    - Как так? - спрашивают.
    - Очень, - отвечает, - просто: выпарился в бане докрасна, да
окатился полной шайкой, и ходи всю неделю, как новенький.
    Старики, которые на немца обнадеживались, слышат, к чему Афоня
клонит, говорят ему:
    - Ты, Афоня, заграничную науку не опровергай.
    - Я, - отвечает, - и не опровергаю, а про то говорю, что и мы не
без науки живем, и еще никто не смерил, чья наука выше. В том хитрости
мало, что на старых отвалах руду узнать. А ты попробуй новое место
показать, либо в огранке разобраться, тогда видно будет, сколько ты в
деле понятия имеешь. Пусть-ко твой немец ко мне зайдет. Погляжу я, как
он в камнях разбирается.
    Про этот афонин разговор потом вспомнили, как немец захотел на
память про здешние места топазову печатку заказать. Кто-то возьми и
надоумь:
    - Лучше Афони Хрусталька ни у кого теперь печаточных камней не
найдешь.
    Старики, которые на немецку руку, стали отговаривать:
    - Не было бы тут подделки!
    А немец хвалится:
    - О, мой это карошо знайт! Натураль-камень лютше всех объяснять
могу.
    Раз так выхваляется, что сделаешь - свели к Афоне, а тот и
показал немцу камешки своей чистой работы. Не разобрал ведь немец! Две
топазовые печатки в свою немецкую сторону увез да там и показывает: вот,
дескать, какой настоящий топаз бывает. А Хрусталек все-таки написал ему
письмецо.
    - Так и так, ваше немецкое благородие. Надо бы тебе сперва очки
тараканьим мылом промыть, а то плохо видишь. Печатки-то из жареного
стекла тобой куплены.
    Горный начальник, как прослышал про это письмецо, накинулся на
Афоню:
    - Как ты смел, такой-сякой, ученого немца конфузить!
    Ну, Хрусталек не из пужливых был. На эти слова и говорит:
    - Он сам себя, поди-ко, сконфузил. Взялся здешним горщикам камни
показывать, а у самого толку нет, чтобы натурный камень от бутылочного
стекла отличить.
    Загнали все-таки Афоню в каталажку. Посидел он сколько-то, а
немец-то так и не откликнулся. Тоже, видно, стыд поимел. А наши прозвали
этого немца - Тараканье Мыло.
    Опубликован впервые в 1943 году (журнал "Огонек", э 34-35. 1943 г.,
сборник "Во славу Отчизны", Челябинск, 1943 г.). Выходил отдельными
изданиями.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 18.09.2002 15:50