П.П.Бажов. 
                          ОГНЕВУШКА-ПОСКАКУШКА
     Сидели  раз  старатели  круг  огонька  в лесу. Четверо больших, а пятый
парнишечко. Лет так восьми. Не больше. Федюнькой его звали.
     Давно  всем  спать  пора,  да  разговор  занятный  пришелся. В артелке,
видишь,  один  старик  был.  Дедко Ефим. С молодых годов он из земли золотую
крупку  выбирал.  Мало  ли  каких случаев у него бывало. Он и рассказывал, а
старатели слушали.
     Отец уж сколько раз говорил Федюньке:
     - Ложился бы ты, Тюньша, спать!
     Парнишечку охота послушать.
     - Погоди, тятенька! Я маленечко еще посижу.
     Ну,  вот...  Кончил  дедко Ефим рассказ. На месте костерка одни угольки
остались, а старатели все сидят да на эти угольки глядят.
     Вдруг   из   самой  серединки  вынырнула  девчоночка  махонькая.  Вроде
кукленки,  а  живая.  Волосенки  рыженькие,  сарафанчик голубенький и в руке
платочек, тоже сголуба.
     Поглядела    девчонка    веселыми    глазками,    блеснула   зубенками,
подбоченилась, платочком махнула и пошла плясать. И так у ней легко да ловко
выходит,  что  и  сказать  нельзя.  У  старателей дух захватило. Глядят - не
наглядятся, а сами молчат, будто задумались.
     Девчонка  сперва  по  уголькам  круги  давала, потом, - видно, ей тесно
стало,  -  пошире пошла. Старатели отодвигаются, дорогу дают, а девчонка как
круг  пройдет,  так  и подрастет маленько. Старатели дальше отодвинутся. Она
еще  круг  даст и опять подрастет. Когда вовсе далеко отодвинулись, девчонка
по  промежуткам  в охват людей пошла, - с петлями у ней круги стали. Потом и
вовсе  за  людей  вышла  и опять ровненько закружилась, а сама уже ростом, с
Федюньку.  У большой сосны остановилась, топнула ножкой, зубенками блеснула,
платочком махнула, как свистнула:
     - Фи-ть-ть! й-ю-ю-у...
     Тут филин заухал, захохотал, и никакой девчонки не стало.
     Кабы  одни большие сидели, так, может, ничего бы дальше и не случилось.
Каждый, видишь, подумал:
     "Вон  до  чего  на  огонь загляделся! В глазах зарябило... Неведомо что
померещится с устатку-то!"
     Один Федюнька этого не подумал и спрашивает у отца:
     - Тятя, это кто?
     Отец отвечает:
     - Филин. Кому больше-то? Неуж не слыхал, как он ухает?
     -  Да не про филина я! Его-то, поди-ка, знаю и ни капельки не боюсь. Ты
мне про девчонку скажи.
     - Про какую девчонку?
     - А вот которая на углях плясала. Еще ты да и все отодвигались, как она
широким кругом пошла.
     Тут  отец и другие старатели давай доспрашивать Федюньку, что он видел.
Парнишечко рассказал. Один старатель еще спросил:
     - Ну-ко, скажи, какого она росту была?
     -  Сперва-то  не больше моей ладошки, а под конец чуть не с меня ростом
стала.
     Старатель тогда и говорит:
     - А ведь я, Тюньша, точь-в-точь такое же диво видел.
     Федюнькин  отец  и  еще  один старатель это же сказали. Один дедко Ефим
трубочку сосет и помалкивает. Старатели приступать к нему стали.
     - Ты, дедко Ефим, что скажешь?
     -  А  то  и  скажу,  что  это  же видел, да думал - померещилось мне, а
выходит - и впрямь Огневушка-Поскакушка приходила.
     - Какая Поскакушка?
     Дедко Ефим тогда и объяснил:
     -  Сдыхал,  дескать, от стариков, что есть такой знак на золото - вроде
маленькой  девчонки,  которая  пляшет. Где такая Поскакушка покажется, там и
золото.  Не сильное золото, зато грудное, и не пластом лежит, а вроде редьки
посажено.  Сверлу,  значит, пошире круг, а дальше все меньше да меньше и на-
нет сойдет. Выроешь эту редьку золотого песку - и больше на том месте делать
нечего.  Только  вот  забыл  в  котором  месте  ту  редьку искать: то ли где
Поскакушка вынырнет, то ли где она в землю уйдет.
     Старатели и говорят:
     -  Это  дело  в  наших  руках.  Завтра  пробьем  дудку  сперва на месте
костерка,  а  потом  под  сосной  испробуем.  Тогда и увидим, пустяшный твой
разговор или всамделе что на пользу есть.
     С  этим и спать легли. Федюнька тоже калачиком свернулся, а сам думает:
"Над чем это Филин хохотал ?"
     Хотел у дедка Ефима спросить, да он уже похрапывать принялся.
     Проснулся  Федюянька на другой день позднехонько и видит - на вчерашнем
огневище  большая  дудка вырыта, а старатели стоят у четырех больших сосен и
все говорят одно:
     - На этом самом месте в землю ушла.
     Федюнька закричал:
     -  Что  вы!  Что вы, дяденьки! Забыли, видно! Вовсе Поскакушка под этой
вот сосной остановилась... Тут и ножкой притопнула.
     На старателей тут сомненье пришло.
     -  Пятый  пробудился - пятое место говорит. Был бы десятый - десятое бы
указал. Пустое, видать, дело. Бросить надо.
     Все  ж  таки  на  всех  местах испытали, а удачи не вышло. Дедко Ефим и
говорит Федюньке:
     - Обманное, видно, твое счастье.
     Федюньке это нелюбо показалось. Он и говорит:
     - Это, дедо, филин помешал. Он наше счастье обухал да обхохотал.
     Дед Ефим свое говорит:
     - Филин тут - не причина.
     - А вот и причина!
     - Нет, не причина!
     - А вот и причина!
     Спорят  так-то  вовсе  без  толку, а другие старатели над ними да и над
собой смеются:
     -  Старый  да  малый,  оба  не  знают,  а мы, дураки, их слушаем да дни
теряем.
     С  той  вот  поры  старика и прозвали Ефим Золотая редька, а Федюньку -
Тюнькой Поскакушкой. Ребятишки заводские узнали, проходу не дают. Как увидят
на улице так и заведут:
     -  Тюнька  Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Про девчонку скажи! Скажи про
девчонку!
     Старику  от прозвища какая беда? Хоть горшком назови, только в печку не
ставь.  Ну,  а  Федюньке  по  малолетству обидно показалось. Он и дрался, и
ругался, и ревел не раз, а ребятишки пуще того дразнят. Хоть домой с прииска
не  ходи.  Тут еще перемена жизни у Федюньки вышла. Отец-то у него на второй
женился. Мачеха попалась, прямо сказать, медведица. Федюньку и вовсе от дома
отшибло.
     Дедко Ефим тоже не часто домой с прииска бегал. Намается за неделю, ему
и  неохота  итти, старые ноги колотить. Да и не к кому было. Один жил. Вот у
них  и  повелось.  Как суббота, старатели домой, а дедко Ефим с Федюнькой на
прииске останутся.
     Что  делать-то?  Разговаривают  о том, о другом. Дедко Ефим рассказывал
побывальщины  разные,  учил  Федюньку, по каким логам золото искать и протча
тако.  Случалось, и про Поскакушку вспомнят. И все у них гладко да дружно. В
одном  сговориться  не  могут.  Федюнька  говорит,  что  филин  всей неудаче
причина, а дедко Ефим говорит - вовсе не причина.
     Раз  так-то заспорили. Дело еще на свету было, при солнышке. У балагана
все-таки  огонек  был  -  от комаров курево. Огонь чуть видно, а дыму много.
Глядят  -  в дыму-то появилась махонькая девчонка. Точь-в-точь такая же, как
тот  раз,  только  сарафанчик  потемнее  и  платок  тоже. Поглядела веселыми
глазками,  зубенками  блеснула, платочком махнула, ножкой притопнула и давай
плясать.
     Сперва   круги  маленькие  давала,  потом  больше  да  больше,  и  сама
подрастать  стала.  Балаган на пути пришелся, только это ей не помеха. Идет,
будто  балагана  и  нет. Кружилась-кружилась, а как ростом с Федюньку стала,
так   и  остановилась  у  большой  сосны.  Усмехнулась,  ножкой  притопнула,
платочком махнула, как свистнула:
     - Фи-т-ть! й-ю-ю-у...
     И сейчас же филин заухал, захохотал. Дедко Ефим подивился:
     - Откуда филину быть, коли солнышко еще не закатилось?
     -  Видишь  вот! Опять филин наше счастье спугнул. Поскакушка-то, может,
от этого филина и убежала.
     - А ты разве видел Поскакушку?
     - А ты разве не видел?
     Начали  они  тут друг дружку расспрашивать, кто что видел. Все сошлось,
только  место,  где  девчонка в землю ушла, у разных сосен указывают. Как до
этого договорились, так дедко Ефим и вздохнул:
     - О-хо-хо! Видно, нет ничего. Одна это наша думка.
     Только  сказал, а из-под дерна по балагану дым повалил. Кинулись, а там
жердник  под дерном затлел. По счастью, вода близко была. Живо залили. Все в
сохранности  осталось.  Одне  дедовы  рукавицы  обгорели.  Схватил  Федюнька
рукавицы  и видит - дырки на них, как следочки от маленьких ног. Показал это
чудо дедке Ефиму и спрашивает:
     - Это, по-твоему, тоже думка?
     Ну, Ефиму податься некуда, сознался:
     -  Правда твоя, Тюньша. Знак верный - Поскакушка была. Придется, видно,
завтра опять ямы бить - счастье пытать.
     В воскресенье и занялись этим с утра. Три ямы вырыли - ничего не нашли.
Дедко Ефим жаловаться стал:
     - Наше-то счастье - людям смех.
     Федюнька опять вину на филина кладет:
     -  Это  он,  пучеглазик,  наше  счастье обухал да обхохотал! Вот бы его
палкой!
     В  понедельник  старатели  прибежали  из  заводу.  Видят - свежие ямы у
самого балагана. Сразу догадались, в чем дело. Смеются над стариком-то:
     - Редька редьку искал...
     Потом  увидели,  что в балагане пожар начинался, давай их ругать обоих.
Федюнькин  отец  зверем  на  парнишку накинулся, чуть не поколотил, да дедко
Ефим застоял:
     -  Постыдился  бы  мальчонку  строжить! Без того он у тебя боится домой
ходить.  Задразнили  да  загрызли парнишка. Да и какая его вина? Я, поди-ко,
оставался,  -  с  меня  и  спрашивай, коли у тебя урон какой случился. Золу,
видно,  из трубки высыпал с огоньком - вот и загорелось. Моя оплошка - мой и
ответ.
     Отчитал  так-то федюнькиного отца, потом и говорит парнишку, как никого
из больших близко не было:
     -  Эх, Тюньша, Тюньша! Смеется над нами Поскакушка. Другой раз случится
увидеть,  так  ей  в  глаза  надо плюнуть. Пускай людей с пути не сбивает да
насмех не ставит!
     Федюнька свое заладил:
     - Дедо, она не со зла. Филин ей вредит.
     -  Твое  дело,  -  говорит Ефим, - а только я больше ямы бить не стану.
Побаловался - и хватит. Немолодые мои годы - за Поскакушкой скакать.
     Ну, разворчался старик, а Федюньке все Поскакушки жаль.
     -  Ты,  дедо,  не  сердись  на  нее!  Вон она какая веселая да хорошая.
Счастье бы нам открыла, кабы не филин.
     Про филина дедко Ефим промолчал, а на Поскакушку все ворчит:
     - То-то она счастье тебе открыла! Хоть домой не ходи!
     Сколько ни ворчит дедко Ефим, а Федюнька свое:
     - А как она, дедо, ловко пляшет!
     -  Пляшет-то  ловко,  да  нам от этого не жарко - не холодно, и глядеть
неохота.
     - А я бы хоть сейчас поглядел! - вздохнул Федюнька. Потом и спрашивает:
- А ты, дедо, отворотишься? И поглядеть тебе не любо?
     -  Как  не  любо?  -  проговорился  дедко, да спохватился и давай опять
строжить  Федюньку:  -  Ох  и  упорный  ты  парнишко!  Ох,  и упорный! Что в
головенку  попало,  то  и  засело!  Будешь вот, что мое же дело, - всю жизнь
мыкаться, за счастьем гоняться, а его, может, вовсе и нету.
     - Как нету, коли я своими глазами видел.
     - Ну, как знаешь, а я тебе не попутчик! Набегался. Ноги заболели.
     Поспорили,  а дружбу вести не перестали. Дедко Ефим по работе сноровлял
Федюньке,  показывал,  а в свободный час о всяких случаях рассказывал. Учил,
значит,  как жить-то надо. И самые веселые у них те дни были, как они вдвоем
на прииске оставались.
     Зима  загнала  старателей  по  домам. Рассовал их приказчик до весны по
работам,  куда  пришлось, а Федюнька по малолетству дома остался. Только ему
дома-то  несладко.  Тут  еще новая беда пришла: отца на заводе покалечило. В
больничную  казарму  его  унесли.  Ни  жив  ни  мертв  лежит. Мачеха и вовсе
медведицей стала, - загрызла Федюньку. Терпел он, терпел, да и говорит:
     - Пойду, нето, я к дедку Ефиму жить.
     А мачехе что?
     - Провались ты, - кричит, - хоть к Поскакушке своей.
     Надел   тут   Федюня  пимишки,  шубейку-ветродуйку  покромкой  покрепче
затянул.  Хотел  отцовскую  шапку  надеть,  да мачеха не дала. Натянул тогда
свою, из которой давно вырос, и пошел.
     На улице первым делом парнишки налетели, дразниться стали:
     - Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Скажи про девчонку!
     Федюня, знай, идет своей дорогой. Только и сказал:
     - Эх вы! Несмысленыши!
     Ребятам что-то стыдно стало. Они уж вовсе по-доброму спрашивают:
     - Ты куда это?
     - К дедку Ефиму.
     - К Золотой редьке?
     - Кому Редька - мне дедко.
     - Далеко ведь! Еще заблудишься.
     - Знаю, поди-ко, дорогу.
     - Ну, замерзнешь. Вишь, стужа какая, а у тебя и рукавиц нет.
     - Рукавиц нет, да руки есть, и рукава не отпали. Засуну руки в рукава -
только и дела. Не догадались!
     Ребятам  занятно  показалось,  как  Федюнька разговаривает, они и стали
спрашивать по-хорошему:
     - Тюньша! Ты, правда, Поскакушку в огне видел?
     - И в огне видел, и в дыму видел. Может, еще где увижу, да рассказывать
недосуг, - сказал Федюнька, да и зашагал дальше.
     Дедко  Ефим то ли в Косом Броду, то ли в Северной жил. На самом выезде,
сказывают,   избушка   стояла.  Еще  перед  окошком  сосна  бортевая  росла.
Далеконько все ж таки, а время холодное - самая середина зимы. Подзамерз наш
Федюнюшка.  Ну,  дошагал  все  ж таки. Только ему за дверную скобку взяться,
вдруг слышит:
     - Фи-т-ть! й-ю-ю-у...
     Оглянулся  - на дороге снежок крутится, а в нем чуть метлесит клубочек,
и похож тот клубочек на Поскакушку.
     Побежал Федюня поближе разглядеть, а клубочек уж далеко. Федюня за ним,
он  того дальше. Бежал-бежал за клубочком, да и забрался в незнакомое место.
Глядит  -  пустоплесье  какое-то, а кругом лес густой. Посредине пустоплесья
береза  старая,  будто  и  вовсе неживая. Снегу около нее намело гора-горой.
Клубочек подкатился к этой березе да вокруг нее и кружится.
     Федюнька  в  азарте-то  не  поглядел,  что тут и тропочки нет, полез по
цельному снегу. "Столько, - думает, - бежал, неуж спятиться!"
     Добрался-таки  до  березы,  а  клубочек  и  рассыпался.  Снеговой пылью
Федюньке в глаза брызнул.
     Чуть не заревел от обиды Федюнька. Вдруг у самой его ноги снег воронкой
до земли протаял. Видит Федюнька, - на дне-то воронки Поскакушка. Веселенько
поглядела,  усмехнулась  ласково, платочком махнула и пошла плясать, а снег-
от  от нее бегом побежал. Где ей ножку поставить, там трава зеленая да цветы
лесные.
     Обошла  круг  -  тепло  Федюньке  стало, а Поскакушка шире да шире круг
берет, сама подрастает, и полянка в снегу все больше да больше. На березе уж
листочки зашумели. Поскакушка того больше старается, припевать стала:
                     У меня тепло!
                     У меня светло!
                     Красно летичко!
     А  сама  волчком  да  волчком  -  сарафанчик  пузырем.  Когда  ростом с
Федюнькой  выровнялась,  полянка  в  снегу  вовсе большая стала, а на березе
птички запели.
     Жарынь,  как  в самый горячий день летом. У Федюньки с носу пот каплет.
Шапчонку  свою  Федюнька  давно снял, хотел и шубенку сбросить. Поскакушка и
говорит:
     -  Ты,  парень,  побереги  тепло-то!  Лучше  о  том  подумай, как назад
выберешься!
     Федюнька на это и отвечает:
     - Сама завела - сама выведешь!
     Девчонка смеется:
     - Ловкий какой! А если мне недосуг?
     - Найдешь время! Я подожду!
     Девчонка тогда и говорит:
     - Возьми-ко лучше лопатку. Она тебя в снегу согреет и домой выведет.
     Поглядел Федюнька - у березы лопатка старая валяется. Изоржавела вся, и
черенок расколотый. Взял Федюнька лопатку, а Поскакушка наказывает:
     -  Гляди, из рук не выпусти! Крепче держи! Да дорогу-то примечай! Назад
тебя лопата не поведет. А ведь придешь весной-то?
     -  А  как же? Непременно прибежим с дедком Ефимом. Как весна - так мы и
тут. Ты тоже приходи поплясать.
     - Не время мне. Сам уж пляши, а дедко Ефим пусть притопывает!
     - Какая у тебя работа?
     -  Не  видишь? Зимой лето делаю да таких, как ты, работничков забавляю.
Думаешь - легко?
     Сама засмеялась, вернулась волчком и платочком махнула, как свистнула:
     - Фи-т-ть! й-ю-ю-у...
     И  девчонки  нет, и полянки нет, и береза стоит голым - голешенька, как
неживая.  На  вершине  филин  сидит. Кричать - не кричит, а башкой ворочает.
Вокруг березы снегу намело гора - горой. В снегу чуть не по горло провалился
Федюнька и лопаткой на филина машет. От поскакушкина лета только и осталось,
что черенок у Федюньки в руках вовсе теплый, даже горячий. А рукам тепло - и
всему телу весело.
     Потянула  тут  лопата  Федюньку  и  сразу  из  снега  выволокла. Сперва
Федюнька  чуть  не  выпустил  лопату из рук, потом наловчился, и дело гладко
пошло.  Где  пешком  за  лопатой  идет,  где  волоком  тащится.  Забавно это
Федюньке, а приметки ставить не забывает. Это ему тоже легонько далось. Чуть
подумает  засечку  сделать,  лопатка  сейчас  тюк-тюк,  - и две ровнешеньких
зарубочки готовы.
     Привела лопатка Федюню к деду Ефиму затемно. Старик уже на печь залез.
     Обрадовался,  конечно,  стал спрашивать, как да что. Рассказал Федюнька
про случай, а старик не верит. Тогда Федюнька и говорит:
     - Посмотри вон лопатку-то! В сенках она поставлена.
     Принес  дедко  Ефим  лопатку,  да  и  углядел  - по ржавчине-то золотые
таракашки посажены. Целых шесть штук.
     Тут дедко поверил маленько и спрашивает:
     - А место найдешь?
     - Как, - отвечает, - не найти, коли дорога замечена.
     На другой день дедко Ефим раздобыл лыжи у знакомого охотника.
     Сходили  честь-честью.  По  зарубкам-то ловко до места добрались. Вовсе
повеселел  дедко Ефим. Сдал он золотых таракашков тайному купцу, и прожил ту
зиму безбедно.
     Как весна пришла, побежали к старой березе. Ну, и что? С первой лопатки
такой  песок  пошел,  что хоть не промывай, а прямо руками золотины выбирай.
Дедко Ефим даже поплясал на радостях.
     Прихранить  богатство  не сумели, конечно. Федюнька - малолеток, а Ефим
хоть старик, а тоже простота.
     Народ  со  всех сторон кинулся. Потом, понятно, всех согнали начисто, и
барин  за  себя  это место перевел. Недаром, видно, филин башкой-то ворочал.
Все-таки дедко Ефим с Федюнькой хлебнули маленько из первого ковшичка. Годов
с пяток в достатке пожили. Вспоминали Поскакушку.
     - Еще бы показалась разок!
     Ну,   не   случилось   больше.   А   прииск   тот  и  посейчас  зовется
Поскакушинский.
     Сказ  опубликован  впервые  в  литературно-художественном  сборнике для
детей  "Морозко",  Свердлгиз,  1940.  Это  произведение принадлежит к группе
сказов "детского тона". П. Бажов указывал, что его сказы заметно распадаются
на  разные  группы:  "детского  тона"  - "Огневушка-Поскакушка", например, и
"взрослого  тона"  -  "Каменный  цветок",  исторические  рассказы  - "Марков
камень".
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 17.09.2002 16:34