Андрей Балабуха
   ПАРУСНЫЕ КОРАБЛИ
 ЙННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН»
 є сб. "Только один старт" Свердловск, Средне-Уральское, 1971, 212 с.      є
 є  and spellcheck by Andy Kay, 17 September 2001                       є
 ИНННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННј
   Когда последние городские строения остались позади,  Шорак замедлил полет
и взял чуть влево,  туда,  где в темном предутреннем небе высветилась  башня
САС - станции аутспейс-связи.  Издали башня больше всего напоминала  цветок:
изящный,  устремленный ввысь,  стебель,  увенчанный кокетливой  розеткой  со
слегка загнутыми вверх  лепестками,    из  центра  которой  поднимались  три
тоненьких штриха-тычинки с рубиновыми капельками на концах. Впрочем,  вблизи
тычинки эти скорее походили на секвойи в несколько обхватов, - уж кто-кто, а
Шорак назубок знал все параметры антенн дальней связи.
   Иногда говорят, что полет гравитром напоминает парение в прозрачной воде.
Но нигде и никогда Шорак не видал такой прозрачной воды,  даже  в  Цихидзири
или в Контских озерах;  к тому же оптические свойства среды никогда не дадут
акванавту такой видимости,  такой перспективы,  такого ощущения  простора  и
свободы,  какие испытывает человек,  летящий в нескольких сотнях метров  над
землей.
   Нет,  полет нельзя сравнивать ни с плаванием,  ни с парением в  бассейнах
невесомости!  Шорак любил летать.  И ему казалось,  что несет  его  не  поле
гравитра,  а сам воздух,  пропитанный ароматами,  поднимавшимися от лесов  и
лугов,    ароматами,    которых  никогда  не  создать   самым    совершенным
озогенераторам. Ему казалось, что птичья разноголосица,  громкий шепот леса,
звон бесчисленных насекомых,  сливающиеся здесь,  на  высоте,    в  симфонию
утренней тишины, - эти звуки,  как и воздух,  несут его,  смывают с него все
лишнее,  наносное.  И щемяще захотелось запеть,  как  та  неумолчная  пичуга
внизу, - ведь и сам Шорак был сейчас птицей. Только,  в отличие от птиц - да
что греха таить - и от многих людей, он не умел петь...
   Шорак изогнул туловище,  поджал ноги и круто взмыл вверх.   Пусть  он  не
может петь, но в легкости движений он не уступит ни одной из птиц! Говорили:
человек не рыба, он не может обрести полной свободы в воде; но человек надел
сперва акваланг,  потом "жабры" Эйриса и присоединил к своему имени еще одно
- Акватикус.  Хомо Сапиенс Акватикус.  Говорили: человек не птица,   ему  не
овладеть воздухом до конца;  но  человек  надел  ракетный  ранец,    оседлал
птеропед, наконец, застегнул на себе пояс гравитра...
   Чем выше поднимался Шорак, тем больше светлело небо на востоке. И вот уже
из-за горизонта ударил первый солнечный луч.  Особенно  красиво  это  должно
было выглядеть снизу, с земли.  Шорак не раз наблюдал такую картину: в небе,
по которому еще не  разлилась  утренняя  заря,    высоко  над  землей  висит
маленькая фигурка, освещенная невидимым солнцем...
   Светило быстро выкатывалось из-за горизонта,  и так  же  быстро  скользил
вниз Шорак, все время удерживаясь в этом первом луче. Он купался в рассвете,
как купаются в росе.
   Метрах в пятидесяти от земли  он  выровнял  полет  и  взглянул  на  часы.
Времени у него оставалось в избытке. Хотя, пожалуй, стоило еще позавтракать.
Он свернул к башне.
   Мимо пролетела девчонка на птеропеде.  Шорак проводил ее взглядом.   Чуть
слышно стрекотала передача, плавно взмахивали крылья, а лицо у девчонки было
восторженно-самоуглубленное. Шорак не удержался от улыбки.
   Ступив на промежуточную площадку башни,  он выключил гравитр  и  вошел  в
лифт. Когда пол стремительно рванулся вверх, ноги привычно спружинили,  едва
не подбросив тело,  - Шорак совсем забыл,  что  в  этих  лифтах  установлены
гравистабилизаторы. "Хорошо еще, что никто не видел", - подумал он.
   На самом верху, в чаше огромного цветка,  венчающего башню,  разместилось
кафе. К удивлению Шорака,  несмотря на ранний час,  здесь было полно народу.
Однако свободный столик все же нашелся - на краю площадки, в округлом изгибе
одного из лепестков.  Шорак просмотрел меню и набрал заказ.  Вообще-то он не
любил всяких разносолов,  но иногда,  после месяцев комбипищи,  было приятно
зайти в такое вот кафе и, заказав фирменные блюда, подождать, гадая,  чем же
они окажутся.
   Впрочем,  дело было вовсе не в фирменных блюдах: отсюда,    с  более  чем
трехкилометровой высоты, открывался вид,  любимый Шораком с детства.  Такого
простора не увидишь ни с какой другой точки: ведь одно дело висеть в воздухе
в кабине вертолета или на гравитре,  и совсем другое - сидеть за столиком на
вершине башни.  Человек всегда стремился  к  покоренной  высоте.    И  чтобы
покорить ее по-настоящему,  нужно было не  только  взлететь,    повиснуть  в
воздухе, а воздвигнуть пирамиду, зиккурат,  Вавилонскую башню,  воздвигнуть,
чтобы взойти в небо и утвердиться в нем.
   Башня вздымалась над  лесистой  равниной,    даже  отсюда,    с  вершины,
казавшейся бескрайней. "Забавно,  - подумал Шорак,  - когда-то считали,  что
Земля будущего - это бесконечные распаханные поля,  города и снова поля.   А
вышло,  что планете вернули первозданность - леса и луга,   простершиеся  от
города до города.  И по внешнему виду ее теперь трудно отличить от любой  из
молодых планет.  Та же нетронутость  пространств,    то  же  зеленое  марево
лесов..." На юге,  километрах в двадцати от подножия  башни,    распластался
город - пестрая мозаика в зеленом разнообразии равнины. А на востоке,  почти
у самого горизонта, лежал космодром.
   Космодром... Шорак прикрыл глаза и живо представил себе гигантское  поле,
залитое матовым габбропластом, окруженное строениями космопорта,  освещенное
днем солнцем,  а вечером и ночью - ослепительным сиянием повисших в  воздухе
"сириусов". И люди, бесконечный, переливающийся людской поток; ибо космодром
- сердце планеты,  ставшей портом  открытых  морей.    Массивные,    пузатые
каргоботы,  медленно поднимающиеся на гравитрах;  готические башни крейсеров
Пионеров и Разведки,  с грохотом взрывающие воздух  при  старте  и  посадке;
шарообразные транссистемные лайнеры,  влекомые к земле  маленькими,    почти
незаметными рядом с ними "мирмеками"...  Через космос планета  примыкала  ко
всему далеко разошедшемуся Человечеству,  и поэтому именно здесь ярче  всего
ощущалась ее кипучая жизнь.  Со всех материков слетались сюда  стремительные
гравипланы  и  тяжеловозы-дирижабли,    беззвучно  скользили   над    землей
приземистые слайдеры...
   Шорак открыл глаза.  Заказ прибыл,  и он стал  с  интересом  разглядывать
экзотические произведения кулинарного искусства на тарелочках, в горшочках и
прочей посуде,  о названиях которых  не  имел  ни  малейшего  представления.
"Любопытно, каково это окажется на вкус", - подумал он.
   - Разрешите присоединиться к вам?
   К столику,  за которым сидел Шорак,   подошел  молодой  человек  с  очень
круглым лицом и слегка курчавящимися волосами.  Он казался чуть ли не  вдвое
младше Шорака: ему нельзя было дать больше тридцати.
   Шорак молча кивнул.  Человек сел напротив него и,  не заглядывая в  меню,
набрал заказ. Потом представился.
   - Саркис Суркис.
   Фамилия эта показалась Шораку знакомой - кажется,  он видел ее на  титуле
какой-то книги...
   - Поэт?
   - Нет,  геогигиенист.  Точнее,  ландшафтолог.  А почему вы,   собственно,
решили?
   - Так, показалось, - ответил Шорак, сознавая всю нелепость своих слов. И,
чтобы исправить положение, тоже представился: - Шорак. Карел Шорак.
   Панель стола перед его собеседником опустилась и тут же снова  поднялась,
принеся заказ. Суркис азартно принялся за еду.
   Шорак тоже придвинул к себе тарелку с "жао-сы по венериански" и осторожно
попробовал.  Рот обволокло огнем,  словно по языку и небу разлилась  горящая
нефть.  Он судорожно глотнул воды.  "Да,  - подумал он,  -  вот  что  значит
покупать кота в мешке"...  Он  аккуратно  отодвинул  тарелку  с  "жао-сы"  и
потрогал языком онемевшее небо.
   Внезапно панель стола перед ним сдвинулась,   принеся  чашку  с  какой-то
светло-розовой студенистой массой. Этого Шорак не заказывал.
   - Попробуйте,  - сказал Суркис,  глядя на Шорака смеющимися глазами.    -
Сразу станет легче.  - И отвечая на немой вопрос Шорака,  пояснил: -  Это  я
заказал. Для вас.
   Шорак попробовал,  и ощущение ожога сразу исчезло,   сменившись  приятной
свежестью. Он благодарно взглянул на сотрапезника.
   - Спасибо, Суркис.  Вечно я нарываюсь с этими фирменным блюдами.  Никогда
не знаешь,  что там окажется.  И кто только придумывает  эти  непроизносимые
названия?
   Суркис улыбнулся:
   - Это пережиток. Реликт,  если хотите.  Сейчас таких кафе осталось совсем
немного.  А скоро - не будет и вовсе.  Комбипища проще и  вкуснее...    Одно
отмирает, на смену ему приходит другое - так было, есть и будет.
   Шорак задумчиво кивнул и посмотрел через плечо Суркиса.   "Да,    все  со
временем умирает, - подумал он,  - умирает,  сменяясь новым.  Таков закон...
Правильный закон. Очень печальный закон".
   Суркис проследил его взгляд.
   - Да,  - сказал он,  - и это тоже.  Вы правы.  Оба они  смотрели  в  одну
сторону - на космодром. Космодром умирал. Воздух над ним был пустынен,  а на
стартовом поле одиноко возвышался единственный корабль-крейсер Разведки.  Ни
людей, ни машин, - запустение,  до боли контрастировавшее с тем,  что совсем
недавно предстало перед мысленным взором Шорака.  Он ведь хорошо  помнил  те
времена, когда космодром был именно таким, каким вспоминался ему теперь...
   - Да,  реликты...  - проговорил Суркис.  - Если  мы  можем  синтезировать
дешевую  и  удовлетворяющую  всем  требованиям    медицины    комбипищу    и
гешмакированием придать ей любой вкус,   зачем  в  угоду  традиции  питаться
всякими "жао-сы"? Так и с флотом. Флот был необходим как средство достижения
иных миров.  Но теперь,  когда появилась ТТП...  - Суркис кивнул  в  сторону
космодрома. - Это вполне естественно.
   "Да,  вполне естественно, - подумал Шорак.  - ТТП  -  телетранспортировка
приходит на смену флоту. А потом ее сменит еще что-нибудь".
   - Все верно, Саркис, - сказал он. Он взглянул на часы. Суркис тоже.
   - Не торопитесь,  у нас еще полтора часа.  Шорак удивился,  но  не  подал
виду.  Странно,  что он ни разу не встречал Суркиса в управлении.   Впрочем,
мало ли что может быть. Вот и познакомились.
   - Час двадцать восемь, - поправил он, - если быть точным.
   - Пусть так. А часа через два мы с вами уже  будем  на  Заре.    Вот  вам
наглядные преимущества ТТП.  Сколько времени раньше длилось  освоение  новой
планеты?  Годы.  Месяцами - даже в аутспейсе  -  шли  корабли,    небольшими
отрядами доставляя в новые миры колонистов.  Караванами тянулись  каргоботы.
При всем энергобогатстве Человечества каждая новая  планета  обходилась  ему
недешево. А теперь, узнав о решении Совета Миров,  вы подаете заявку;  через
некоторое время получаете повестку,  - Суркис вынул  из  нагрудного  кармана
маленький листок бумаги и помахал им в воздухе, - в указанный срок являетесь
на станцию ТТП,  входите в кабину передатчика - и мгновенно оказываетесь  на
Заре. Вы только вдумайтесь в это. Карел: позавтракав на Земле,  мы все будем
обедать уже на Заре,  за сотни парсеков отсюда.  Это же грандиозно,  хотя  и
стало привычным!
   Теперь Шорак понял все.  В  этом  кафе  собрались  будущие  жители  Зари,
заселение которой было объявлено полгода назад.
   Он снова взглянул на часы. Теперь уже оставалось всего час пять минут.  А
ему еще нужно долететь...
   - Мне, пожалуй, пора, Саркис,  - сказал Шорак и поднялся.  - Нужно успеть
еще кое-что сделать. До свидания.
   На промежуточной площадке он включил гравитр и,  описав  широкую  кривую,
направился к космодрому.
   "Устаревший инструмент для овладения космосом, - подумал он.  - Реликт...
Все верно. Но что делать тем, для кого Звездный флот не только профессия, но
и любовь, призвание,  попросту - единственно возможная форма жизни?  Уходить
на покой и доживать свой век на берегу,  как в свое  время  моряки  парусных
кораблей?  Ведь парусники  в  какой-то  момент  тоже  оказались  "устаревшим
инструментом для овладения морем"...  Эти,  которые будут обедать  на  Заре,
перешагнут через космос,  не получив о нем ни малейшего представления.   Для
того чтобы понять пространство,  надо взглянуть ему в глаза.    А  это  дано
только людям Звездного флота. И среди них ему, инженеру связи Карелу Шораку.
   Он опустился метрах в трехстах от корабля,  и эти последние метры  прошел
пешком,   с  удовольствием  ощущая  под  подошвами  уже  успевший  нагреться
габбро-пласт.
   У самых  дверей  кабины  подъемника  он  задержался  и  взглянул  вокруг.
Пустынное поле, только у здания диспетчерской стоят несколько человек, а над
ними полощется на мачте  флаг  "Внимание".    Космодром  умирает.    И  даже
завтракать Шораку пришлось на башне,  потому что кафе космодрома закрыто уже
много лет....
   И все же... Конечно,  ТТП произвела переворот в овладении космосом.    Но
только нужно еще сначала найти и исследовать эти новые миры,  доставить туда
приемные станции ТТП,  смонтировать  и  отладить  их  там.    И  делать  это
приходится им, людям кораблей.
   Шорак положил руку на прохладный поручень и шагнул в  кабину  подъемника.
Когда  пол  рванулся  вверх,    ноги  привычно  спружинили,    сопротивляясь
кратковременной перегрузке: гравистабилизаторы здесь отсутствовали.
   Шорак старался вспомнить,  когда же это было.  И только подходя к  дверям
сектора связи,  вспомнил: пять лет назад.   Пять  лет  назад  он  монтировал
приемную станцию ТТП на Заре.
   - Ничего, - тихо сказал он.  - Ничего,  мы еще поработаем,  мы еще нужны,
парусные корабли...
   Но все-таки ему было как-то неуютно и противно сосало внутри - так бывает
при неожиданном наступлении невесомости.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 18.09.2001 15:35