Кир БУЛЫЧЕВ

                                  ВЫБОР

     Было душно, хотелось  устроить  сквозняк,  но  все  время  кто-нибудь

закрывал дверь. Я устал. Настолько, что минут  пять,  прежде  чем  поднять

трубку, старался придумать правдоподобный предлог,  который  помешает  мне

увидеть Катрин. А потом, когда набирал  номер,  я  вообразил,  что  Катрин

сейчас скажет, что не  сможет  со  мной  встретиться,  потому  что  у  нее

собрание. Катрин сама сняла трубку и сказала, что я  мог  бы  позвонить  и

пораньше. Возле стола с телефоном остановился  Крогиус,  положил  на  стол

сумку с консервами и сахарным песком - он собирался на дачу.  Он  стоял  и

ждал, пока я не закончу разговор, жалобно глядя на меня.  Катрин  говорила

тихо.

     - Что? - спросил я. - Говори громче.

     - Через сорок минут, - сказала Катрин. - Где всегда.

     - Все, - кивнул я Крогиусу, положив трубку. - Звони.

     - Спасибо, - обрадовался Крогиус. - А то жена с работы уйдет.

     У входа в лабораторию  меня  поджидала  девочка  из  библиотеки.  Она

сказала, что у меня за два года не плачены взносы в Красный  Крест  и  еще

что мне закрыт абонемент, потому что я не возвратил восемь книг. Я  совсем

забыл об этих книгах. По крайней мере две из них  взял  у  меня  Сурен.  А

Сурен уехал в Армению.

     - Вы будете выступать в устном журнале? - спросила  меня  девочка  из

библиотеки.

     - Нет, - ответил я и улыбнулся ей  улыбкой  Ланового.  Или  Жана-Поля

Бельмондо.

     Девочка сказала, что я великий актер, только жалко, что не учусь, и я

сказал, что мне не надо учиться, потому что я и так все умею.

     - С вами хорошо, - вздохнула девочка. - Вы добрый человек.

     - Это неправда, - сказал я. - Я притворяюсь.

     Девочка не поверила и ушла почти счастливая, хотя я  ей  не  врал.  Я

притворялся. Было душно. Я пошел до Пушкинской пешком, чтобы убить  время.

У зала Чайковского продавали гвоздики в киоске, но гвоздики были вялыми, к

тому же я подумал, что, если мы пойдем куда-нибудь с Катрин, я буду  похож

на кавалера. Мной овладело глупое чувство, будто все это уже было. И  даже

этот осоловелый день. И Катрин так же ждет  меня  на  полукруглой  длинной

скамье, а  у  ног  Пушкина  должны  стоять  горшки  с  жухлыми  цветами  и

вылинявший букетик васильков.

     Так оно и было. Даже васильки. Но  Катрин  опаздывала,  и  я  сел  на

пустой край скамьи. Сюда не доставала  тень  кустов,  и  потому  никто  не

садился. В тени жались туристы с покупками,  а  дальше  вперемежку  сидели

старички и те, вроде меня, которые ожидали. Один старичок  громко  говорил

соседу:

     - Это преступление - быть в Москве в такую погоду, преступление.

     Он сердился, будто в этом преступлении  кто-то  был  виноват.  Катрин

пришла не одна. За ней, вернее, рядом,  шел  большой,  широкий  мужчина  с

молодой бородкой, неудачно приклеенной к подбородку  и  щекам,  отчего  он

казался обманщиком. На мужчине  была  белая  фуражечка,  а  если  бы  было

прохладнее, он надел бы замшевый пиджак. Я смотрел на мужчину, потому  что

на Катрин смотреть не надо было. Я и так ее знал. Катрин похожа  на  щенка

дога - руки и ноги ей велики, их слишком много, но в том-то и прелесть.

     Катрин отыскала меня, подошла и села. Мужчина тоже сел рядом.  Катрин

сделала вид, что меня не знает, и я тоже не смотрел в ее сторону.  Мужчина

сказал:

     - Здесь жарко. Самый солнцепек. Можно схватить солнечный удар.

     Катрин смотрела прямо перед собой, и он любовался  ее  профилем.  Ему

хотелось дотронуться до ее руки,  но  он  не  осмеливался,  и  его  пальцы

невзначай повисли над ее кистью. У мужчины был мокрый лоб и щеки блестели.

     Катрин отвернулась от него, убрав при этом свою руку с колена и глядя

мимо меня, прошептала одними губами:

     - Превратись в паука. Испугай  его  до  смерти.  Только  чтобы  я  не

видела.

     - Вы что-то сказали? - спросил мужчина  и  дотронулся  до  ее  локтя.

Пальцы его замерли, коснувшись прохладной кожи.

     Я наклонился вперед, чтобы встретиться с ним глазами, и превратился в

большого паука. У меня было тело почти в полметра длиной и метровые  лапы.

Я придумал себе жвалы, похожие на кривые пилы и измазанные смердящим ядом.

     Мужчина не сразу понял, что случилось. Он  зажмурился,  но  не  убрал

руки с локтя Катрин. "Тогда я превратил Катрин в паучиху  и  заставил  его

ощутить под пальцами холод и  слизь  хитинового  панциря.  Мужчина  прижал

растопыренные пальцы к груди и другой рукой взмахнул перед глазами.

     - Черт возьми, - пробормотал он. Ему показалось, что он  заболел,  и,

видно, как многие такие большие мужчины, он был мнителен. Он заставил себя

еще раз взглянуть в мою сторону, и тогда я протянул к нему передние лапы с

когтями. И он убежал. Ему  было  стыдно  убегать,  но  он  ничего  не  мог

поделать со страхом. Туристы схватились за  сумки  с  покупками.  Старички

смотрели ему вслед. Катрин засмеялась.

     - Спасибо, - кивнула она. - У тебя это здорово получается.

     - Он бы не убежал, - объяснил я, - если бы  я  не  превратил  тебя  в

паучиху.

     - Как тебе не стыдно, - укорила меня Катрин.

     - Куда мы пойдем? - спросил я.

     - Куда хочешь, - сказала Катрин.

     - Где он к тебе привязался? - поинтересовался я.

     - От кинотеатра шел. Я ему сказала,  что  меня  ждет  муж,  но  потом

решила его наказать, потому что он очень самоуверенный. Может быть, пойдем

в парк? Будем пить пиво.

     - Там много народу, - возразил я.

     - Сегодня пятница. Ты же сам говорил, что по  пятницам  все  разумные

люди уезжают за город.

     - Как скажешь.

     - Тогда пошли ловить машину.

     На стоянке была  большая  очередь.  Солнце  опустилось  к  крышам,  и

казалось, что оно слишком приблизилось к Земле.

     - Сделай что-нибудь, - попросила Катрин. Я отошел от очереди и  пошел

ловить частника. Я никогда не делаю этого, только для Катрин.  На  углу  я

увидел пустую машину и превратился в Юрия Никулина.

     - Куда тебе? - спросил шофер, когда я сунул голову Никулина в окошко.

     - В Сокольники.

     - Садись, Юра, - пригласил шофер.

     Я позвал Катрин, и она спросила меня, когда мы шли к машине:

     - Ты кого ему показал?

     - Юрия Никулина, - ответил я.

     - Правильно, - одобрила Катрин. - Он будет горд, что возил тебя.

     - Ты же знаешь...

     -  Что-то  давно  тебя  в  кино,  Юра,  не  видел,  -  сказал  шофер,

наслаждаясь доступностью общения со мной.

     - Занят в цирке, - объяснил я.

     Мне приходилось все время думать о нем, хотя я предпочел бы  смотреть

на Катрин. Катрин веселилась. Она прикусила нижнюю губу, и кончики  острых

клыков врезались в розовую кожу. Шофер был говорлив, я дал ему рубль, и он

сказал, что сохранит его на память.

     Под большими деревьями  у  входа  было  прохладно,  и  все  места  на

лавочках  заняты.  Впереди,  за  круглым  бассейном,   поднимался   купол,

оставленный американцами, когда они устраивали здесь выставку. Теперь тоже

была выставка "интер что-то-71". Я подумал, что если Гуров прочтет  наш  с

Крогиусом доклад к понедельнику, то  во  вторник  приедет  в  лабораторию.

Крогиус сам не понимал, что мы натворили. Я понимал.

     - Пойдем левее, - предложила Катрин.

     В лесу,  изрезанном  тропинками,  у  какого-то  давно  не  крашенного

забора, Катрин постелила две газеты, и мы сели на траву.

     Катрин захотела пива, и я достал бутылку из портфеля. Я купил  ее  по

дороге с работы, потому что подумал,  что  Катрин  захочет  пива.  Открыть

бутылку было  нечем,  и  я  пошел  к  забору,  чтобы  открыть  ее  о  верх

штакетника. Перед забором была большая канава, и я подумал,  что  могу  ее

перелететь - не перепрыгнуть, а перелететь. Но на тропинке показались  две

женщины с детскими колясками, и я перепрыгнул через канаву.

     - Ты хотела бы летать? - спросил я Катрин.

     Катрин посмотрела на  меня  в  упор,  и  я  заметил,  как  ее  зрачки

уменьшились, когда на них попал солнечный свет.

     - Ничего ты не понимаешь, - фыркнула  она.  -  Ты  не  умеешь  читать

мысли.

     - Не умею, - согласился я.

     Мы пили пиво из горлышка и передавали друг другу бутылку, как  трубку

мира.

     - Очень жарко, - пожаловалась Катрин. -  И  все  потому,  что  ты  не

разрешаешь мне закалывать волосы.

     - Я?

     - Ты сказал, что тебе  больше  нравится,  когда  у  меня  распущенные

волосы.

     - Мне ты нравишься в любом виде, - заверил я.

     - Но с распущенными волосами больше.

     - С распущенными больше.

     Я принял ее жертву.

     Катрин сидела, опершись ладонью в траву, рука у  нее  была  тонкая  и

сильная.

     - Катрин, - предложил я, - выходи за меня замуж. Я тебя люблю.

     - Я тебе не верю, - сказала Катрин.

     - Ты меня не любишь.

     - Глупый, - сказала Катрин.

     Я наклонился к земле и поцеловал по очереди все ее длинные  загорелые

пальцы. Катрин положила мне на затылок другую ладонь.

     - Почему ты не хочешь выйти за меня замуж? - спросил я. -  Хочешь,  я

буду всегда для тебя красивым? Как кинозвезда.

     - Устанешь, - сказала Катрин.

     - Давай попробуем.

     - Я никогда не выйду за тебя замуж, - вздохнула Катрин. - Ты пришелец

из космоса, чужой человек. Опасный.

     - Я вырос в детском доме, - объяснил я. - Ты  знаешь  об  этом.  И  я

обещаю, что никогда не буду никого гипнотизировать. Тебя тем более.

     - А ты мне что-нибудь внушал?

     Она убрала ладонь с моего затылка, и я почувствовал,  как  ее  пальцы

замерли в воздухе.

     - Только если ты просила. Когда у тебя болел зуб. Помнишь? И когда ты

так хотела увидеть жирафа на Комсомольской площади.

     - Ты мне внушал, чтобы я тебя любила?

     - Не говори глупостей и верни на место ладошку. Мне так удобнее.

     - Ты врешь?

     - Я хочу, чтобы ты в самом деле  меня  любила.  Ладонь  вернулась  на

место, и Катрин повторила:

     - Я тебе не верю.

     Мы допили пиво и поставили бутылку  на  виду,  чтобы  тот,  кому  она

нужна, нашел ее и сдал. Мы  говорили  о  совсем  ненужных  вещах,  даже  о

Татьянином .отчиме, о людях, которые проходили мимо и смотрели на нас.  Мы

вышли из парка, когда стало совсем темно, и  долго  стояли  в  очереди  на

такси, и когда я проводил ее до подъезда, Катрин  не  захотела  поцеловать

меня на прощание, и мы не договорились о завтрашней встрече.

     Я пошел домой пешком,  и  мне  было  грустно,  и  я  придумал  вечный

двигатель,  а  потом  доказал,  что  он  все-таки   не   будет   работать.

Доказательство оказалось очень трудным, и я почти забыл  о  Катрин,  когда

дошел до своей улицы. И тут я понял, что, когда я  приду  домой,  зазвонит

телефон и Крогиус скажет, что у нас ничего не выйдет.  Мне  не  захотелось

обходить длинный газон, и я решил перелететь через него.  Летать  было  не

просто, потому что я все время терял равновесие, и поэтому  я  не  решился

взлететь к себе на четвертый этаж, хотя окно было раскрыто.  Я  взошел  по

лестнице.

     Когда я открывал дверь, то понял, что кто-то сидит в темной комнате и

ждет меня. Я захлопнул за собой дверь, не спеша закрыл на  цепочку.  Потом

зажег свет в прихожей. Человек, который сидел в  темной  комнате,  знал  о

том, что я чувствую его, но не шевелился. Я спросил:

     - Почему вы сидите без света?

     - Я вздремнул, - ответил человек. - Вас долго  не  было.  Я  вошел  в

комнату, нажал на кнопку выключателя и сказал:

     - Может быть, я поставлю кофе?

     - Нет, только для себя. Я не буду.

     От человека  исходило  ощущение  респектабельности.  Поэтому  я  тоже

напустил на себя респектабельный вид и внушил  гостю,  что  на  мне  синий

галстук в полоску. Гость улыбнулся и сказал:

     - Не старайтесь, ставьте лучше кофе.

     Он прошел за мной на кухню, достал из кармана  спички  и  зажег  газ,

пока я насыпал в турку кофе.

     - Вы не чувствуете себя одиноким? - спросил он.

     - Нет.

     - Даже сегодня?

     - Сегодня чувствую.

     - А почему вы до сих пир не женились.

     - Меня не любят девушки.

     - Может быть, вы привыкли к одиночеству?

     - Может быть.

     - Но у вас есть друзья?

     - У меня много друзей.

     - А им до вас и дела нет?

     - Неправда. А как вы вошли в квартиру?

     Человек пожал плечами и объяснил:

     - Я прилетел. Окно было открыто.

     Он стоял, склонив голову набок, и рассматривал меня, будто ждал,  что

я выражу изумление. Но я не изумился, потому что сам чуть не сделал то  же

самое - только побоялся потерять равновесие и удариться о перила  балкона.

Человек сокрушенно покачал головой и сказал:

     - Никаких сомнений, -  и  поправил  пенсне.  Я  мог  поклясться,  что

никакого пенсне на нем три минуты назад не было. Я  налил  кофе  в  чашку,

взял пачку вафель и пригласил гостя в комнату. Я устал от жары и ни к чему

не ведущих разговоров.

     - Снимите ботинки, - предложил гость, проявляя заботливость. -  Пусть

ноги отдыхают.

     - Вы очень любезны, - ответил я. - Я сначала выпью кофе, а  то  спать

хочется.

     Человек прошел  по  комнате,  остановился  у  стеллажа  и  провел  по

корешкам книг, словно палкой по забору.

     - Итак, - произнес он профессиональным голосом.  -  Вы  себе  не  раз

задавали вопрос: почему вы не такой, как все. И ответа на него не нашли. И

в то же время что-то удерживало вас от того, чтобы обратиться к врачу.

     - Я такой же, как все, - ответил я и подумал, что зря  не  послушался

его. Снял бы ботинки.

     - Еще в детском доме вы учились лучше своих сверстников.  Значительно

лучше. Даже удивляли учителей.

     - Второй приз на математической  олимпиаде,  -  подтвердил  я.  -  Но

учителей я не удивлял. И медали не получил.

     - Вы ее не получили нарочно, - объяснил гость. - Вы  смущались  своих

способностей. Вы даже убедили Крогиуса, что он - полноправный ваш соавтор.

И это неправда. Но в вас  заключена  могучая  сила  убеждения.  Вы  можете

внушить любому обыкновенному человеку черт знает что.

     - А вам? - спросил я.

     - Мне не можете, -  ответил  мой  гость  и  превратился  в  небольшой

памятник первопечатнику Ивану Федорову.

     - Любопытно, - пробормотал  я.  -  Сейчас  вы  скажете,  что  вы  мой

родственник и нас объединяют невидимые генетические связи.

     - Правильно, - сказал гость. - Если бы это было  не  так,  вы  бы  не

догадались, что я жду вас,  вы  бы  проявили  хотя  бы  удивление,  увидев

незнакомого человека в запертой квартире. Вы бы удивились моему признанию,

что я влетел на четвертый этаж. Кстати, вы уже умеете летать?

     - Не знаю, - сознался я. - Сегодня первый раз попробовал. А что я еще

умею делать?

     - Вам достаточно взглянуть на страницу, чтобы запомнить ее текст;  вы

складываете, умножаете, извлекаете корни с такой  легкостью  и  быстротой,

что могли бы с успехом выступать на эстраде, вы можете не спать  несколько

суток, да и не есть тоже.

     - Хотя люблю делать и то и другое. И меня не тянет на эстраду.

     - Привычка, - холодно сказал гость. - Влияние среды. В  детском  доме

следили за тем, чтобы все дети спали по  ночам.  Вы  умеете  видеть  связь

между фактами и явлениями, очевидно между собой не связанными. Вы -  гений

по местным меркам. Хотя далеко не всеми  вашими  способностями  вы  умеете

распоряжаться и не обо всех подозреваете.

     - Например? - спросил я.

     Гость тут же растворился в воздухе и возник за моей спиной, в дверном

проеме. Потом не спеша вернулся к стеллажу,  достал  оттуда  англо-русский

словарь и бросил его. Словарь застыл в воздухе.

     - И мне все это предстоит? - без особого энтузиазма спросил я.

     - Это еще не все.

     - С меня достаточно.

     - Если вы будете учиться. Если вы вернетесь в  естественную  для  вас

обстановку. Если вы окажетесь среди себе подобных.

     - Так, - сказал я. - Значит, я мутант, генетический урод. И не одинок

при этом.

     - Не так, - возразил гость. - Вы просто чужой здесь.

     - Я здесь родился.

     - Нет.

     - Я родился в поселке. Мои родители погибли при лесном  пожаре.  Меня

нашли пожарники и привезли в город.

     - Нет.

     - Тогда скажите.

     - Нам следовало найти вас раньше. Но  это  нелегко.  Мы  думали,  что

никого не осталось в живых. Это был разведывательный корабль.  Космический

корабль. Ваши родители были там. Корабль  взорвался.  Сгорел.  Вас  успели

выбросить из  корабля.  И  был  лесной  пожар.  В  пожаре  сгорел  поселок

леспромхоза. Пожарники, нашедшие вас  живым  и  невредимым,  только  очень

голодным, не знали, что до конца пожара вас окружало силовое поле.

     Я слушал его, но меня мучило совсем другое.

     - Скажите, - спросил я. - А на самом деле я какой?

     - Внешне? Вам это нужно знать?

     - Да.

     Гость превратился  в  некую  обтекаемую  субстанцию,  полупрозрачную,

текучую, меняющую форму и цвет, но не лишенную определенной грации.

     - Это тоже внушение?

     - Нет.

     - Но ведь я не стараюсь быть человеком. Я - человек.

     - Без этого вы не выжили бы на Земле. Мы думали, что вы погибли. А вы

приспособились. Если бы не мой визит, вы бы до конца жизни  ни  о  чем  не

догадались.

     - Я должен буду улететь с вами? - спросил я.

     - Разумеется, - сказал гость. - Вы же мне верите?

     - Верю, - кивнул я. - Только позвоню Крогиусу.

     - Не надо, - возразил гость. - То, что вы  с  ним  сделали,  пока  не

нужно Земле. Вас не поймут. Над вами стали бы смеяться академики. Я вообще

удивлен, что вы смогли внушить Крогиусу веру в эту затею.

     - Но ведь она бред?

     - Нет. Лет через сто на Земле до  нее  додумаются.  Наше  дело  -  не

вмешиваться. Правда, иногда нам  кажется,  что  эта  цивилизация  зашла  в

тупик.

     Я поднял телефонную трубку.

     - Я просил вас не звонить Крогиусу.

     - Хорошо, - ответил я. И набрал номер Катрин.

     Гость положил ладонь на рычаг.

     - Это кончилось, - настаивал он. -  И  одиночество.  И  необходимость

жить среди существ, столь уступающих вам. Во всем. Если бы я не нашел вас,

вы бы погибли. Я уверен в этом. А теперь мы должны спешить. Корабль  ждет.

Не так легко добраться сюда, на край  галактики.  И  не  так  часто  здесь

бывают наши корабли. Заприте квартиру. Вас не сразу хватятся.

     Когда мы уходили, уже на лестнице я услышал, как  звонит  телефон.  Я

сделал шаг обратно.

     - Это Крогиус, - сказал гость. - Он разговаривал с Гуровым.  И  Гуров

не оставил камня на камне от вашей  работы.  Теперь  Крогиус  забудет  обо

всем. Скоро забудет.

     - Знаю, - ответил я. - Это был Крогиус.

     Мы быстро долетели до  корабля.  Он  висел  над  кустами,  небольшой,

полупрозрачный  и  совершенно  на  вид  не   приспособленный   к   дальним

странствиям. Он висел над кустами  в  Сокольниках,  и  я  даже  оглянулся,

надеясь увидеть пустую пивную бутылку.

     - Последний взгляд? - спросил гость.

     - Да, - кивнул я.

     - Попытайтесь побороть охватившую вас печаль, - посоветовал гость.  -

Она рождается не от расставания,  а  от  неизвестности,  от  невозможности

взглянуть в будущее. Завтра  вы  лишь  улыбнетесь,  вспомнив  о  маленьких

радостях и маленьких неприятностях, окружавших  вас  здесь.  Неприятностей

было больше.

     - Больше, - согласился я.

     - Стартуем, - предупредил гость. - Вы  не  почувствуете,  перегрузок.

Приглядитесь ко мне внимательнее. Ваша земная оболочка не  хочет  покинуть

вас.

     Гость переливался перламутровыми волнами, играя и повелевая приборами

управления.

     Я увидел сквозь полупрозрачный  пол  корабля,  как  уходит  вниз  все

быстрее и быстрее  темная  зелень  парка,  сбегаются  и  мельчают  дорожки

уличных огней и россыпи окон. И Москва превратилась  в  светлое  пятно  на

черном теле Земли.

     - Вы никогда не пожалеете, - сказал мне гость. - Я включу  музыку,  и

вы поймете, каких вершин может достичь разум, обращенный к прекрасному.

     Музыка возникла извне, влилась в  корабль,  мягко  подхватила  нас  и

устремилась к звездам, и была  она  совершенна,  как  совершенно  звездное

небо. Это было то совершенство, к которому меня влекло пустыми ночами и  в

моменты усталости и раздражения.

     И я услышал, как вновь зазвонил  телефон  в  покинутой,  неприбранной

квартире, телефон, ручка которого была замотана синей изоляционной лентой,

потому что кто-то  из  подвыпивших  друзей  скинул  его  со  стола,  чтобы

освободить место для шахматной доски.

     - Я пошел, - сказал я гостю.

     - Нет, - возразил тот.  -  Возвращаться  поздно.  Да  и  бессмысленны

возвращения, в прошлое. В далекое прошлое.

     - До свидания, - уперся я.

     Я покинул корабль, потому что за этот вечер я научился многому, о чем

и не подозревал раньше.

     Земля  приближалась,  и   Москва   из   небольшого   светлого   пятна

превратилась вновь в бесконечную россыпь огней. И я с трудом разыскал свой

пятиэтажный блочный дом, такой одинаковый в ряду собратьев.

     Голос гостя догнал меня:

     - Вы обрекаете себя на жизнь, полную недомолвок, мучений и  унижений.

Вы будете всю жизнь стремиться к нам, ко мне. Но будет поздно. Одумайтесь.

Вам нельзя возвращаться.

     Дверь на балкон была распахнута. Телефон уже умолк.

     Я нащупал его, не зажигая света. Я позвонил Катрин и спросил ее:

     - Ты звонила мне, Катюшка?

     - Ты с ума сошел, - ответила  Катрин.  -  Уже  первый  час.  Ты  всех

соседей перебудишь.

     - Так ты звонила?

     - Это наверное, твой сумасшедший Крогиус звонил.  Он  тебя  по  всему

городу разыскивает. У него какие-то неприятности.

     - Жалко, - сказал я.

     - Крогиуса?

     - Нет, жалко, что не ты звонила.

     - А зачем я должна была тебе звонить?

     - Чтобы сказать, что согласна выйти за меня замуж.

     - Ты с ума сошел. Я  же  сказала,  что  никогда  не  выйду  замуж  за

пришельца из космоса и притом морального урода, который может внушить мне,

что он Жан-Поль Бельмондо.

     - Никогда?

     - Ложись спать, - настаивала Катрин. - А то я тебя возненавижу.

     - Ты завтра когда кончаешь работу?

     - Тебя не касается. У меня свидание.

     - У тебя свидание со мной, - сказал я строго.

     - Ладно, с тобой, - согласилась Катрин. - Только лишнего не думай.

     - Я сейчас думать почти не в состоянии.

     - Я тебя целую, - сказала Катрин. - Позвони Крогиусу. Успокой его. Он

с ума сойдет.

     Я позвонил Крогиусу и успокоил его.

     Потом снял ботинки и, уже засыпая, вспомнил, что у меня кончился кофе

и завтра надо обязательно зайти на Кировскую, в магазин,  и  выстоять  там

сумасшедшую очередь.