Юрий БРАЙДЕР Николай ЧАДОВИЧ

                             КЛИНКИ МАКСАРОВ

 

 

 

                               ...лабиринт не стоит воздвигать, потому что

                            Вселенная - лабиринт уже существующий.

                                                                Х.Л.Борхес

 

 

 

                               ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

     Словно лавовый поток размером  с  океан,  словно  цунами  из  горящей

нефти, словно протуберанец, родившийся в  недрах  преисподней,  на  Страну

Забвения надвигалось Лето и вместе с ним надвигалась смерть.

     Первыми, как  всегда,  умерли  нежные  цветы,  покрывавшие  черепашьи

пастбища.

     Дети собирали опавшие лепестки и  охапками  носили  их  в  дом  судьи

Марвина.

     Тот сидел в пустой светлой комнате, стены и потолок  которой  хранили

неистребимые  следы  предыдущего  Лета,  и  рассеянно  составлял  из  этих

лепестков  картину.  По  замыслу  судьи  ее  гамма  должна   была   как-то

контрастировать с его собственными невеселыми мыслями.

     Однако на этот  раз  у  Марвина  ничего  не  получалось.  Как  он  ни

компоновал оттенки, к каким  только  ухищрениям  ни  прибегал  -  мертвые,

иссушенные  неведомой  силой  лепестки  могли  выразить  только  то,   что

выражали: тоску,  тлен  и  печаль  небытия.  Дети  тихо  стояли  вокруг  и

наблюдали за  его  кропотливой  работой.  Большинству  из  них  предстояло

умереть в самое ближайшее время, и они знали об этом.

     Хотя Лето, как это ему и положено, пришло совершенно неожиданно,  все

необходимые приготовления были уже сделаны, последние распоряжения  отданы

и каждый знал свою дальнейшую судьбу.

     Судья лично попрощался со всеми, кому на этот раз не хватило места  в

Убежище - со стариками и калеками, которые и так не протянули бы долго,  с

чужеродцами, имевшими  здесь  лишь  временный  приют,  и  детьми,  слишком

взрослыми, чтобы разделить саркофаг с кем-либо из  родителей  и  в  то  же

время слишком юными, чтобы самостоятельно пережить в нем  страшную  летнюю

пору.

 

 

     За стеной заскрипел песок, послышалась простенькая,  еще  далекая  от

совершенства мелодия, и в пустом проеме дверей появился младший брат судьи

- Тарвад,  на  попечении  которого  находились  машины  холода.  Все  свое

свободное время он посвящал  музицированию  и  никогда  не  расставался  с

оправленной в серебро свирелью.

     Марвин отодвинул незаконченную картину  и  ласковым,  но  решительным

жестом отослал детей прочь. Возле судьи осталась только его  дочь.  Голову

девочки украшал венец смертницы и поэтому  ей  было  позволено  многое  из

того, что не позволялось раньше.

     - Какие новости, брат? - спросил судья.

     - Черепахи уже перестали  пастись  и  тронулись  восвояси,  -  сказал

Тарвад и легонько дунул в свирель.

     - Глупые создания. - Судья пожал плечами. - Их путь  мучителен  и  не

ведет к спасению. Не лучше ли до  самого  последнего  вздоха  наслаждаться

пищей, покоем и любовью... Но ведь тебя привели ко мне совсем другие дела.

Не так ли, брат?

     - Да. - Тарвад был явно смущен. - Я пришел к тебе не как к  брату,  а

как к судье. Всем известна твоя справедливость и  рассудительность.  Но  я

пришел не один. Со мной  странный  человек,  чужеродец.  Его  речи  иногда

трудно понять, но ты  будь  терпелив  и  выслушай  до  конца.  Если  он  о

чем-нибудь попросит тебя, постарайся помочь. Поверь, так будет  лучше  для

всех нас.

     Пока изрядно Озадаченный Марвин размышлял над этими словами,  мелодия

свирели постепенно обретала стройность и полнозвучность.

     - Признаться, я впервые слышу такое с тех пор, как научился  понимать

человеческую речь. - Марвин  разжал  кулак,  выпуская  на  волю  пригоршню

пестрых лепестков. - В такую  пору  ты  беспокоишься  о  судьбе  какого-то

чужеродца!

     - Уж если говорить откровенно, его благорасположение уже само по себе

стоит немало. Он восстановил три саркофага, на которые мои  помощники  уже

махнули рукой. Его заботами машины холода стали работать намного  лучше...

Но дело совсем не в этом. Поговори с ним сам, и ты все поймешь.

     - Он здесь?

     - Да. Ожидает за порогом.

     - Тогда пусть войдет.

     Чужеродец кивком головы поприветствовал судью и внимательным взглядом

обвел помещение, стены  которого  наподобие  изысканной  лепнины  украшали

застывшие каменные потеки. От уроженца Страны Забвения его отличали  разве

что неуклюжие движения, да чересчур резкая мимика.

     - Я рад видеть тебя, чужеродец, -  мягко  сказал  судья.  -  Хотя  мы

встретились не в самую лучшую пору. Знаешь ли ты,  что  очень  скоро  сюда

придет Лето?

     - Знаю.

     - А тебе известно, что это такое?

     - Известно. - Голос гостя был хрипловат, а  из  всех  подходящих  для

этого случая слов он выбирал самые простые.

     - Когда ты явился сюда, тебя предупредили, что нашим  гостеприимством

можно пользоваться только до наступления Лета.

     - Кажется, мне говорили что-то такое.  Но  тогда  я  не  придал  этим

словам особого значения.

     - А надо было. Ведь для тебя начало Лета означает конец жизни.

     - Никто не волен распоряжаться моей жизнью, судья. Даже я сам.

     - Никто и не пытается распоряжаться твоей жизнью. Но  ты  сам  вскоре

попросишь о смерти. Поверь, в этом нет ничего  противоестественного.  Если

бы не обязанности судьи, я сам давно бы  уже  распрощался  с  жизнью.  Для

этого существует  немало  безболезненных  способов.  Ты  сможешь  выбирать

любой.

     - Увы, судья. Моя жизнь еще может мне пригодиться.

     - Но тогда тебе придется взять взамен чужую жизнь. Уцелеть ты сможешь

только лишив кого-нибудь из нас саркофага.

     - И этого я не собираюсь делать.

     - Тогда я не понимаю тебя. Возможно, твой ум повредился от страха?

     - Все очень просто, судья. Я не стану дожидаться Лета. Я уйду отсюда.

Как уходят вон те твари. - Он указал в окно на бесчисленные стада черепах,

медленно-медленно ползущих в одном направлении.

     - Когда Лето вновь отступит и мы  покинем  Убежище,  выжженная  земля

вокруг будет усыпана их пустыми панцирями.

     - Это твоя дочь, судья? - казалось,  чужеродец  не  обратил  никакого

внимания на последние слова Марвина.

     - Да.

     - Красивая... Она тоже умрет?

     - Это не должно тебя беспокоить. - Марвин едва сдержал вспышку гнева.

Речи чужеродца были настолько бестактны, что  даже  бесконечному  терпению

судьи подошел конец.

     - Ты хочешь жить, малышка? - словно  не  замечая  состояния  Марвина,

спросил у девочки чужеродец.

     - Нет, - она беззаботно покачала головой.

     - Так вот, - докучливый гость снова обратился к судье. - Я постараюсь

спасти самого себя и всех тех, кто мне поверит.

     - Каким образом, хотелось бы знать? - Судья прикрыл глаза,  чтобы  не

видеть лицо собеседника.

     - Сейчас я отвечу. Но сначала сам  задам  несколько  вопросов.  -  Он

прошелся по комнате, разглядывая кое-какие сохранившиеся вещи: причудливые

комки  оплавленного  металла,  радужные  хрустальные  слитки,   прекрасную

керамику, почти не тронутую огнем. - Ты случайно не знаешь  предназначенье

этого предмета, судья? - Он указал  на  прихотливую  сосульку,  в  которой

слились воедино медь, стекло и железо.

     - По-твоему, каждый предмет должен иметь какое-нибудь предназначенье?

- Марвин устало погладил дочку по щеке. - Он просто  красив,  вот  и  все.

Присмотрись, как играют на нем отблески света. Он украшает нашу жизнь  так

же, как цветы, музыка, дети...

     - А я уверен, что этот предмет был создан с  совершенно  определенной

целью. Он предназначен для измерения... как бы это лучше  выразиться...  в

вашем  языке  нет  близкого  понятия...  Ну,  скажем  так:  для  измерения

длительности таких, например, явлений, как жизнь.

     - Ты говоришь очень путано. Как можно измерить  жизнь?  Да  и  зачем?

Детство обязательно сменится юностью, а зрелость старостью.

     - Представь себе, все на свете имеет свое мерило. От  этой  стены  до

той двенадцать шагов. Точно так же можно измерить и жизнь.  Но  для  этого

нужно иметь какие-то отметки, вехи. Смену времени года, смену дня и ночи.

     - Ночь может наступить еще до того, как ты сомкнешь губы, а  может  -

только в следующем поколении.

     - То-то и оно. Небесные явления утратили логику и порядок.  Но  когда

ваши предки создавали эту штуку, - он снова коснулся странной сосульки,  в

глубине которой поблескивали  деформированные  зубчатые  колесики,  -  они

умели измерять длительность любых  событий.  Стало  быть,  когда-то  здесь

случилось нечто такое, после чего подобные измерения утратили смысл. Кроме

того, с  той  поры  сохранилось  множество  других  предметов,  назначение

которых вами забыто.

     - Он говорит о восьминогих  машинах,  которые  хранятся  в  тупиковом

тоннеле Убежища. - Тарвад на мгновение оторвался от свирели. - Одну из них

он заставил двигаться. Я видел это своими глазами.

     - Такие машины могут двигаться в десятки  раз  быстрее  человека.  На

одной из них я собираюсь убежать от  Лета.  -  В  словах  чужеродца  судье

почудился оттенок гордости.

     - Куда? В какие края?

     - Вот об этом я и собираюсь поговорить с  тобой.  -  Чужеродец  опять

уставился на черепах. - Значит, все эти твари должны погибнуть?

     - Да. Им не уйти от Лета.

     - Но когда Лето отступит, здесь появятся другие такие же?

     - После того,  как  пройдут  дожди  и  взойдет  трава,  их  приползет

видимо-невидимо. Иначе чем бы  мы  тогда  питались?  Ведь  о  всех  других

животных мы знаем только из древних преданий.

     - И какого размера будут эти черепахи?

     - Раз в пять-шесть меньше тех, которые ты  видишь.  Здесь  они  будут

отъедаться вплоть до прихода нового Лета.

     - Следовательно, должно существовать такое место, где эти твари могут

жить и размножаться, пока земля тут превращается  в  камень,  а  камень  в

песок.

     - Если такое место и существует, до него не так-то  легко  добраться.

Да и человеку там придется совсем  несладко.  Черепахи  съедобны,  но  они

совершенно чужды нам. У них  нет  ни  ног,  ни  мозга,  ни  внутренностей.

Неизвестно  даже,  способны  ли  они  видеть  и   слышать.   Трудно   себе

представить, какой мир мог породить столь странных  существ.  Кроме  того,

там, где бродит столько мяса, должны бродить и его пожиратели. В наши края

они, к счастью, не забредают. Но панцири некоторых черепах носят  страшные

шрамы. В рост человека длиной и глубиной по локоть.

     - Неужели никто из вас не добирался до тех мест?

     - Плести небылицы - любимое занятие стариков. Спроси лучше у них. Я и

так рассказал тебе слишком много. Ты же  знаешь,  что  у  нас  не  принято

откровенничать  с  чужеродцами.  Если  не  хочешь  умереть  как   человек,

поступай, как знаешь. Можешь взять себе машину, о которой ты говорил.  Нам

она не нужна. Поезжай на ней куда угодно.

     - Но этому мешает одно обстоятельство.

     - Какое же? - Судья уже понял,  что  от  чужеродца  не  так-то  легко

отвязаться, но решил терпеть до конца.

     - Черепахи едят траву, а вы - черепах. Машине тоже нужна пища.

     - Что ты имеешь в виду?

     - Она движется с помощью жидкого  воздуха,  который  производят  ваши

машины холода.

     - Вот его ты никогда не получишь! - голос  судьи  зазвенел.  -  Холод

нужен тем, кто скоро ляжет в  саркофаг.  Если  он  окончится  раньше,  чем

температура в  Убежище  упадет  до  приемлемого  предела,  мы  все  просто

изжаримся. Холод для нас - это жизнь! Нам дорог каждый сосуд!

     - Мне нужно всего десять-двенадцать штук. Для  вас  такое  количество

ничего не значит.

     - Десять сосудов - это минимальная норма для одного саркофага. У кого

именно ты предлагаешь отобрать их?

     - А ведь я мог бы  спасти  твою  дочь.  И  не  ее  одну.  Отдай  свои

собственные сосуды и поезжай вместе сынами. Если мы доберемся  до  страны,

которую не сжигает Лето, впоследствии туда  сможет  перебраться  весь  ваш

народ.

     - Ты безумец! Ты ровным счетом ничего  не  знаешь  о  нас.  Мы  здесь

родились и здесь умрем. Нам не позволено уйти.

     - Кем не позволено?

     - Нашими отцами. Нашим опытом. Нашей жизнью. Впрочем, и сам ты далеко

не уйдешь. Твоя машина не пройдет и  несколько  тысяч  шагов,  можешь  мне

поверить...

     - Все ее механизмы вполне надежны.

     - Не в механизмах дело. В них ты, возможно, и разбираешься, а вот  во

всем остальном - нет. Ты слишком мало прожил в этой  стране  и  ничему  не

научился. Даже из нашего разговора  ты  ровным  счетом  ничего  не  понял.

Прощай, чужеродец!

     - Надеюсь, мы еще  встретимся,  судья.  Подумай  над  моими  словами.

Подумай и о своей дочери. - Он протянул руку,  словно  собираясь  снять  с

девочки венец смертницы, но так и не дотронулся до него. - Только думай не

очень долго.

     После того, как чужеродец ушел, в комнате еще долго стояла тишина.

     - И все-таки, я на твоем месте сделал бы все, чтобы он ушел как можно

быстрее, -  словно  самому  себе  сказал  Тарвад.  -  Боюсь,  как  бы  его

присутствие не накликало на нас беду.

     - Худшей беды, чем та, которая скоро обрушится на нас, не бывает.

     - Кто знает, кто знает... - Тарвад задумчиво вертел в руках свирель.

     - Что ты хочешь этим сказать? Чужеродцу не удалось  вывести  меня  из

себя, но боюсь, что у тебя это получится.

     - Умерь гнев, брат. Он редкая дичь. И, наверное, ценная. За ним могут

явиться такие охотники, что и нам всем здесь не поздоровится.

     - Ничто уже не явится сюда, кроме всепожирающего  пламени.  А  теперь

оставь меня одного, брат. Я очень устал и хочу побыть в одиночестве. Иди и

ты, дочка...

     - Боюсь, как бы тебе не пришлось пожалеть об этом решении. Не забывай

о тех, милостью которых существует наш народ. Не забывай  о  том,  чем  мы

должны  платить  за  эту  милость.  Если  чужеродец  не  сможет   убраться

подобру-поздорову, он кинется на  поиски  другого  пути  спасения.  И  кто

знает, не обнаружит ли он его... Вот тогда  уж  каждый  из  нас  возжелает

смерти в геенне огненной, как избавленья. -  Тихо  наигрывая  на  свирели,

Тарвад вышел.

 

 

     Отойдя на порядочное расстояние от дома  судьи,  Артем  повалился  на

мягкую траву под стеной  какого-то  полуразрушенного  здания.  Разговор  с

Марвином опрокинул все его планы,  и  теперь  надо  было  искать  какой-то

другой  выход.  С  жизнью  расставаться  он  не  собирался,   даже   самым

безболезненным способом. Проще всего было  бы  украсть  нужное  количество

никем не охраняемого жидкого воздуха, но это было  бы  то  же  самое,  что

надругаться над младенцем или убить старика. Хотя машины холода и работали

сейчас на треть продуктивнее, чем раньше, но все сосуды высокого  давления

были наперечет.

     Небо мерцало и переливалось  всеми  оттенками  синего  цвета  и  было

больше похоже не на небо, а на океан, если  смотреть  на  него  с  большой

высоты. Какие-то тени двигались  в  его  глубине,  заслоняя  одна  другую,

кое-где темнели бездонные фиолетовые  провалы,  а  кое-где  среди  белесой

голубизны величаво текли бирюзовые реки. Впрочем, на своем,  не  таком  уж

долгом веку, Артем видел немало всяких чужих небес,  и  это  было  еще  не

самое странное. Даже не верилось, что очень скоро дыхание  неба  испепелит

здесь все живое.

     "А жалко, - подумал Артем, глядя на отцветающую, но все еще пеструю и

благоухающую равнину. - Очень жалко... Зеленая трава, чистая вода, тишина,

не нарушаемая ни бурями, ни грозами. Здесь не бывает холодов, а солнце  не

слепит глаза. Да и вообще, этого солнца никто никогда не видел, по крайней

мере, на жизни последних десяти  поколений.  В  общем  -  почти  "джанна",

мусульманский  рай.  Разве  что  чернооких  гурий  не  хватает.   Впрочем,

зеленоглазые женщины Страны Забвения отменно красивы, добры и знают толк в

любви".

     Если что-то и напоминало тут Артему о его родном, уже  почти  забитом

мире, то только здешние люди. Люди, да еще, пожалуй, руины...

     Зато все остальное было какое-то чужое, ни на  что  не  похожее.  Эти

лишенные головы и лап, огромные, как стога сена,  черепахи...  Трава,  чей

густой и горячий, как кровь, сок во тьме вызывает ожоги,  которые  сам  же

излечивает при свете дня... Цветы, в  чашечках  которых  копошится  серая,

клейкая мошкара, рождающаяся и умирающая  вместе  с  этими  цветками...  И

вообще, зачем здесь нужны такие  яркие  и  пахучие  цветы,  если  птицы  и

летающие насекомые напрочь отсутствуют?

     Внезапно по всему небу  стремительно  побежали  темные  пятна-кляксы,

которые все множились и росли в размерах, сливаясь между собой. Прошло еще

одно мгновение - и небо оцепенело, приобретя равномерный чернильный  цвет.

Так бывает, когда кристаллизируется  перенасыщенный  раствор  какой-нибудь

соли. Сумрак разом погасил все краски дня.  Наступила  Синяя  ночь  -  уже

пятая подряд, если память не подводила Артема. Впрочем,  подобные  события

давно уже перестали  занимать  его.  Он  утратил  всякое  представление  о

времени и жил так же, как и все в  этой  стране  -  спал,  когда  уставал,

работал, если имел желание, ел, когда чувствовал  голод.  Никто  здесь  не

строил никаких планов на будущее  и  не  считал  ничего,  что  количеством

превышало число пальцев на руках и  ногах.  От  прошлого  остались  только

смутные воспоминания и сказки, но нельзя же в сказках искать ответ на  то,

почему в этом мире спутались все концы и начала,  почему  исчезло  солнце,

хотя не исчез свет, и откуда появляется всегда нежданное Лето.

     Скоро мысли в голове Артема стали путаться и он  уснул,  но  внезапно

проснулся,  почувствовав  на  себе  чей-то  пристальный  взгляд.  Накрепко

въевшееся в кровь и плоть чувство самосохранения заставило  его  мгновенно

сгруппироваться, приготовившись к схватке.

     Однако это была всего лишь дочь судьи. В полумраке Синей ночи лицо ее

казалось неестественно бледным, и только сейчас,  лежа  у  ее  ног,  Артем

разглядел, что это вовсе не ребенок, а девушка-подросток  в  пору  раннего

расцвета. Изысканная печаль, так свойственная людям Страны  Забвения,  уже

наложила  свой  отпечаток  на  ее  черты,  однако  во   взгляде   читалась

непривычная твердость.

     - Я не хотела приходить к тебе по свету, - сказала она так, как будто

бы они были давно знакомы.

     - Темнота  наступила  совсем  недавно.  -  Артем  мысленно  прикинул,

сколько времени ей понадобилось, чтобы дойти сюда от дома судьи.  -  Разве

ты умеешь предугадывать наступление ночи?

     - Только Синей. Иногда. Но только не Черной.

     - Тебя послал отец? - Артем поднялся.

     - Нет. Я пришла сама. - Она помолчала немного, по-прежнему пристально

рассматривая Артема. - То, что ты говорил... правда?

     - По крайней мере, сам я верю в это.

     - На сумасшедшего ты не похож.

     - А тебе часто приходилось встречать сумасшедших?

     - Здесь каждый второй сумасшедший... Если ты так уверен  в  удаче,  я

хочу попытать счастья вместе с тобой.

     - Значит, ты все же не хочешь умирать?

     - Не хочу.

     - Но еще недавно ты говорила совсем другое.

     - Говорила. А что мне еще оставалось делать? Рыдать? Биться головой о

стенку? Уж если ты  обречен,  зачем  предаваться  напрасному  горю?  Лучше

прожить оставшийся срок в свое удовольствие. Сейчас я вольна  делать  все,

что захочу - веселиться до упаду, есть самую  вкусную  еду,  расстаться  с

девственностью, колотить  младших,  дерзить  взрослым.  Ведь  я  не  имела

никакой надежды! Я смирилась. Я  была  спокойна.  А  потом  пришел  ты.  И

появилась надежда.

     - А отец отпустит тебя?

     - Повторяю: никто не смеет сейчас мне указывать. Я невеста смерти.

     - Но остается все та же проблема. Пища для моей машины. Холод.

     - Если я попрошу, отец отдаст мне свой запас холода.

     - И будет вынужден волей-неволей сопровождать нас?

     - Нет. Будет вынужден умереть. Он никогда не покинет это место  -  ни

живым, ни мертвым.

     - Неужели тебе его не жалко?

     - Жалко. Но жалость мы понимаем  совсем  не  так,  как  ты.  Уж  если

жалеть, то нужно жалеть всех нас, от стариков до грудных младенцев.  Кроме

того, еще неизвестно, что хуже - легкая смерть от кубка пьянящего  напитка

или заточение в тесном и вонючем саркофаге. Ведь ты  действительно  ничего

не знаешь о нас! Попробовал бы ты пережить в Убежище хотя бы одно Лето!  А

я однажды уже испытала такое. Я лежала в  саркофаге  вместе  с  матерью  -

долго, очень долго. Я была уже большая, и мы едва могли повернуться в этом

гробу. Все в саркофаге нужно делать на ощупь,  в  полной  темноте.  Ты  же

знаешь, там десятки всяких рычагов и кнопок.  Напиться  -  пытка,  сменить

воздух - пытка. Про все остальное я уже и не говорю. А клопы! Видимо,  это

единственные живые существа, которые уцелели вместе с нами.  В  саркофагах

их кишмя кишит. От них нет никакого спасения. Вот уж пытка так  пытка!  Не

знаю, что случилось с моей матерью. Наверное,  она  и  до  этого  страдала

какой-то неизлечимой болезнью, которая обострилась в  саркофаге.  В  конце

концов даже я поняла, что мать медленно умирает. Чем я  могла  ей  помочь?

Она то плакала навзрыд, то  стонала,  то  хохотала.  Потом  она  принялась

рассказывать мне всю свою жизнь - во всех деталях,  от  начала  до  самого

конца. Если бы ты только знал, что она мне наговорила! Лежа в саркофаге  я

как бы пережила жизнь взрослой  женщины  и  невольно  сама  стала  гораздо

старше. А  потом  мать  умерла.  В  агонии  она  чуть  не  задушила  меня.

Представляешь, каково было мне, глупому ребенку,  находиться  рядом  с  ее

телом, сначала холодным, как камень, а потом разлагающимся. Я хотела  есть

и грызла семена тех  растений,  которые  в  летнюю  пору  мы  сберегаем  в

саркофагах. Я умирала от жажды, но не могла найти нужный рычаг. По  ошибке

я открыла заслонку сосуда с холодом. Смотри! - она оттянула ворот  рубашки

и между  левой  ключицей  и  маленьким  темно-коричневым  соском  открылся

глубокий звездообразный шрам. - Спаслась я чудом. Лето было уже на исходе,

и отец по  обязанности  судьи  первым  покинул  свой  саркофаг.  Он  сразу

догадался, что с нами неладно, и открыл крышку снаружи.

     С тех пор я больше ни  разу  не  заходила  в  Убежище.  Я  отказалась

изучать устройство саркофага. Даже если бы сейчас мне представилась  такая

возможность, я не согласилась бы снова лечь в него. Уж  лучше  умереть  на

свежем воздухе.

     - Невеселый у нас получился разговор. Признаться, о многом я даже  не

догадывался, хотя и не раз бывал в Убежище... Скажи, а  что  имел  в  виду

твой отец, когда говорил: твоя машина не пройдет и тысячи шагов?

     - Не знаю точно. Отец давно чем-то напуган. Мне кажется, дело тут вот

в чем.  Случается,  что  кто-то  хочет  усовершенствовать  машину  холода,

построить более надежный саркофаг или воспользоваться каким-нибудь древним

знанием. Никто из этих людей не сумел довести свое дело до конца. Все  они

нашли преждевременную смерть. Как будто над ними тяготел злой рок. Поэтому

отец, да и многие другие считают: если хочешь уцелеть - ничего не меняй  в

заведенном  порядке  вещей.  Пожелаешь  чего-то   нового   и   обязательно

погибнешь.

     - Понятно... - сказал Артем, хотя на самом деле ему до сих пор  почти

ничего не было понятно.

     Молчание затягивалось, и первым его нарушила девочка:

     - У тебя есть какое-нибудь имя, чужеродец?

     - Представь себе, есть. Если хочешь, можешь звать меня...

     - Нет! - она вскинула руку в предостерегающем жесте. - Твое имя может

мне не понравиться. Когда-нибудь я дам тебе другое имя, настоящее.

     -  Именно  ты?   -   Что-то   не   устраивало   Артема   в   чересчур

безапелляционных высказываниях девочки.

     "Интересно,  сколько  ей  лет  по  нашему  счету,  -  подумал  он.  -

Четырнадцать? Шестнадцать? Девочки в ее возрасте не говорят  так.  Неужели

она действительно прожила во  мраке  и  ужасе  саркофага  жизнь  взрослого

человека? Любопытно, как поведет себя дальше эта юная смертница?"

     - Именно я, - сказала девочка, глядя на него спокойно и ясно... -  И,

кажется, я даже знаю, при каких обстоятельствах это случится.

     - Ты ясновидящая? - спросил Артем, а сам подумал: "Уж  не  помешанная

ли она? Вот будет мне подарочек в дорогу!"

     - Нет. Но иногда мне снятся очень странные сны. Бывает, что я вижу их

даже наяву. Как только ты ушел, меня посетило  одно  такое  наваждение.  Я

ясно поняла, что на следующий день мы обязательно отправимся в путь, но...

- голос ее дрогнул впервые за время разговора. - Но  перед  этим  случится

что-то страшное.

     - С нами?

     - Нет... По крайней мере, не с тобой. Лучше расскажи, из  каких  мест

ты пришел?

     - Моя родина так далеко, что я уже потерял  надежду  туда  вернуться.

Поверь, это совершенно другой мир. И главное его отличие вот  в  чем...  -

Артем на мгновение задумался. - Как бы  тебе  получше  объяснить...  Кусок

мяса, вырванный из тела черепахи, продолжает жить своей жизнью, ползает  и

даже питается. Но это лишь видимость жизни. Мой мир отличается  от  вашего

так же, как живая, полноценная черепаха от куска ее плоти. Страна Забвения

лишь клочок того необъятного мира, в котором когда-то жили ваши предки.

     - В каком направлении нужно идти, чтобы попасть в твой мир? - Девочка

никак не выразила своего отношения к последним словам Артема.

     - Такого направления просто не существует. По крайней мере, сейчас. Я

в ловушке. И ты тоже в ловушке. В ловушке  весь  ваш  народ  и,  наверное,

множество других народов. Только вы попали в этот  капкан  случайно,  а  я

влез в него по собственной воле. Сейчас ты наверняка  ничего  не  поймешь.

Пора для этого еще не настала. Подожди немного.

     - Я подожду. Чему-чему, а терпению меня научили...  Скажи,  а  откуда

тебе известно устройство всяких машин?

     - В моем родном мире машины встречаются чуть ли не на каждом шагу.

     - И машины холода тоже?

     - Маленькие машины холода есть почти в каждом доме. Но  больше  всего

строится машин для передвижения. На одних  ездят,  на  других  летают,  на

третьих ныряют под воду. В некоторых машинах  я  неплохо  разбирался.  Они

совсем другие, чем ваши, но что-то общее все же  есть.  Твой  дядя  Тарвад

объяснил мне общие принципы их работы, а до остального я дошел своим умом.

     - Ты молодой или старый?

     - Не знаю. А твой отец какой?

     - У него есть дети. Значит, он старый.

     - Выходит, что и я старый. Хотя детей у меня нет.

     - В той стране, где ты родился, у всех серые глаза?

     - Нет. Бывают и черные, и синие, и даже коричневые.

     - Это хорошо, - задумчиво сказала  девочка.  -  Наверное,  это  очень

скучно, когда у всех серые глаза. Ну ладно, я пойду.

     Однако она не сдвинулась с места и продолжала стоять напротив Артема,

слегка покачиваясь и обхватив себя руками за плечи.

     - Ты не сказала, как тебя зовут? - мягко спросил Артем.

     - Разве? Ты  просто  забыл  мое  имя.  -  Она  рассмеялась  и,  резко

повернувшись, бросилась бежать, но не к дому, а совсем в другую сторону. -

Мое имя давно известно тебе! Ты слышал его во  сне  или  в  какой-то  иной

жизни! Ты должен обязательно его вспомнить! Это очень важно!

     "Надежда, - почему-то подумал Артем. - Я буду звать ее Надеждой".

     Сон быстро пришел к Артему, и вместе с ним пришли воспоминания, давно

уже  не  посещавшие  бодрствующий  трезвый  мозг,  занятый   каждодневными

заботами о пропитании, крове и безопасности.

     Снова он увидел тех, кто послал его в этот  удивительный,  неизвестно

какими силами природы созданный  мир:  не  имеющее  ни  формы,  ни  облика

существо, живущее одновременно в нескольких измерениях, бессмертную  птицу

в кроваво-красном оперении и сурового воина по кличке Душегуб -  человека,

волею случая принявшего на себя нечеловеческие обязанности.

     Снова они молча глядели на  него  через  беспредельное  пространство,

словно вопрошая о чем-то, и снова  он  не  получил  от  них  ничего  -  ни

приказа, ни совета, ни хотя бы ободряющего знака. Он не был  забыт,  но  и

помочь ему не могли.

     Если  мир,  в  котором  он  оказался,  действительно  тот  загадочный

мир-Тропа,  соединяющий  все  сущие  во  Вселенной  пространства,  то  ему

неизвестно даже верное направление, которое суждено выбрать на этой тропе.

Куда идти? С одной стороны раскаленный ад, время от времени  выплевывающий

в  сопредельные  пространства  страшное  губительное  Лето.  С  другой   -

заповедник огромных травоядных тварей, непробиваемые панцири  которых  тем

не менее носят глубокие отметки чьих-то  исполинских  клыков  или  когтей.

Слева и справа - полная неизвестность: может быть, какие-то другие страны,

с  совершенно  непредсказуемыми  природными  условиями,  а  скорее  всего,

невидимые, но непроницаемые стены, раз и навсегда  отделившие  эти  клочки

пространства от материнских миров, частью которых они когда-то являлись.

     Какой путь выбрать ему в этом вселенском лабиринте? И  существует  ли

здесь  вообще  какой-то  верный  путь?  Как  добраться  до   того   самого

Изначального мира, на поиски которого он послан? Как уцелеть  среди  этого

водоворота   опасностей,   как   прорваться   через   миры,   искони    не

предназначенные для существования живых существ? Нужно иметь броню  вместо

кожи и атомный реактор вместо сердца, чтобы пройти невредимым эту Тропу от

начала до конца. Ведь такое не  под  силу  ни  Фениксам,  постигшим  тайны

времени, ни властелинам пространства - Незримым. Почему же  в  такой  путь

послали его - слабого и смертного человека?

     Разные люди и нелюди приходили к Артему во сне, но  никто  не  сказал

ему доброго слова. Последнее, что он запомнил из этих  сумбурных  видений,

была девочка в  венце  смертницы.  "Никому  не  дано  заранее  знать  свое

предназначенье, - говорила она. - Люди, рожденные царствовать,  весь  свой

век трудятся носильщиками, а пастух становится потрясателем Вселенной.  Не

стремись избежать неизбежного, не изнуряй себя напрасными упованиями. Будь

стоек и терпелив, и судьба сама укажет тебе верный путь".

     Когда Артем проснулся, было уже светло, хотя это  вовсе  не  значило,

что наступил день. Вслед за Синей ночью могла, например, следовать Желтая,

отличающаяся от дня только цветом и фактурой неба -  постоянно  меняющиеся

оттенки синевы уступали место тускло-лимонному глухому занавесу.

     Росы на траве не  было,  а  из-за  далеких  холмов  явственно  тянуло

теплом. Черепахи с прежней тупой  настойчивостью  ползли  куда-то,  словно

подгоняемые этим, пока еще приятным ветерком, однако их стало  значительно

меньше и среди них попадались настоящие гиганты.

     Пройдя через все еще настежь открытые ворота Убежища, Артем спустился

в одну из подсобных галерей и стал готовить свою машину к дороге.

     Трудно было сказать, как давно она  изготовлена.  Судя  по  всему,  в

прошлом ей почти не пользовались, а в  сухом,  бедном  кислородом  воздухе

Страны Забвения сталь почти не  подвергалась  коррозии.  Но  скорее  всего

подобные  машины  стали  строить  уже  после  катастрофы,   вырвавшей   из

неведомого измерения этот лоскут обитаемой суши. В  ней  не  было  ничего,

способного гореть - ни пластмассы, ни резины, ни дерева, а только металлы,

керамика и жаропрочное стекло. Даже смазку заменял  тонкий  серовато-синий

порошок. Какое-то время, очевидно, она могла идти даже сквозь  огонь,  тем

более, что ее двигатель не нуждался в доступе воздуха, а экипаж мог дышать

парами отработанного горючего - обыкновенной азотно-кислородной смесью.

     Издали машина (которую можно было  назвать  вездеходом:  пятиметровые

рвы и трехметровые стены не  являлись  для  нее  препятствием)  напоминала

огромного таракана. Из продолговатой стальной коробки, лишенной каких-либо

признаков  дизайна,  торчали  четыре  пары  голенастых   лап,   казавшихся

неправдоподобно тонкими по  сравнению  с  массивным  корпусом,  увенчанным

сверху круглым стеклянным  колпаком.  Впечатление  дополняли  два  длинных

гибких щупа, торчавшие далеко вперед. Любые признаки  электрооборудования,

а тем более электроники, напрочь отсутствовали. Самое сложное устройство -

блок синхронизации движения лап, было похоже на  внутренности  концертного

рояля.  Множество  рычажков,  клапанов  и  противовесов  управляли   целой

паутиной струн разной длины и толщины. В целом конструкция вездехода  была

проста и надежна, как у паровоза Стефенсона. Все узлы, кроме корпуса,  лап

и  маховика-гироскопа  были  сдублированы.  На  немногочисленных   рычагах

управления  имелись  незамысловатые  и  понятные  пиктограммы:   "Вперед",

"Назад", "Влево", "Вправо", "Быстрее", "Медленнее", "Остановка".

     Топливный бак был почти полностью заправлен жидким воздухом, которого

по расчетам Артема должно было хватить километров на сто. Установив рычаги

в положение "Вперед - медленно", он вывел вездеход на поверхность. Впервые

за долгое время механический экипаж топтал траву и цветы Страны Забвения.

     Через стекло кабины Артем мог видеть, как, переламываясь сразу в двух

сочленениях, семенят могучие лапы вездехода. Первая левая, вторая  правая,

третья левая, четвертая правая - вперед, остальные  на  месте.  Затем  все

наоборот. Даже на минимальной скорости не так-то легко было уследить за их

мельканием. Машина  шла  плавно,  слегка  покачиваясь.  Едва  только  щупы

обнаруживали впереди какое-нибудь препятствие, как ломаные тараканьи  лапы

мигом вытягивались, превращаясь в  трехметровые  столбы,  а  корпус  резко

взмывал вверх. Однако, несмотря на эту несложную автоматику,  безопасность

машины во многом зависела от внимания и сноровки водителя.

     Остановив вездеход в таком месте, где  он  был  бы  заметен  из  дома

судьи, Артем принялся ждать. О  том,  что  будет,  если  Надежда  (так  он

окрестил про  себя  странную  девчонку)  не  достанет  нужного  количества

жидкого воздуха, он  старался  не  думать.  То,  что  он  привык  называть

временем и что не имело никакого  названия  в  Стране  Забвения,  тянулось

невыносимо медленно. Он тряпкой протер пыль во всех местах, где она  могла

собраться, подтянул все гайки, которые можно было подтянуть,  и  тщательно

проверил весь взятый в дорогу инструмент. Девчонка все не появлялась.

     Рядом с машиной прошли несколько  женщин,  и  Артем  поймал  себя  на

мысли, что это уже не первые люди, которые проследовали мимо него в  одном

и том же направлении - к дому судьи.

     - Что случилось? - крикнул он им вслед.

     Одна из женщин на миг обернулась. Хотя она и ничего не ответила, было

что-то такое в выражении ее лица, что  заставило  Артема  спешно  покинуть

вездеход. Чувствуя в душе смутную тревогу, он пошел вслед за женщинами.

     "На следующий день мы обязательно отправимся в путь... но перед  этим

случится что-то страшное", - так, кажется, сказала девчонка.

     На некотором расстоянии от дома  судьи  стояла  небольшая  молчаливая

толпа, что уже само по себе выглядело странно - люди  Страны  Забвения  не

были подвержены стадному инстинкту и редко  сбивались  в  кучи.  Время  от

времени кто-нибудь отделялся от этой толпы и входил в дом, но долго там не

задерживался. Лица собравшихся не  выражали  ни  любопытства,  ни  печали.

Просто в жизни судьи Марвина случилось какое-то  неординарное  событие,  и

все, кто узнал об этом,  пришли  засвидетельствовать  ему  свое  почтение.

Странно выглядели только окна дома, занавешенные  изнутри  тяжелой  мягкой

тканью, той самой, что в саркофагах служит  одновременно  и  подстилкой  и

одеялом.

     Чужеродцу было вряд ли прилично заходить в дом судьи без приглашения,

однако сейчас заботиться об  этикете  не  приходилось.  Предчувствие  беды

томило Артема. Пройдя сквозь толпу, он вступил в комнату, где  еще  совсем

недавно вел с Марвином бесплодную и неприятную беседу.

     Сейчас незаконченная  картина  была  повернута  к  стене,  а  посреди

комнаты на широкой каменной скамье лежал судья, весь засыпанный лепестками

цветов, сквозь которые обильно проступила кровь. С  первого  взгляда  было

ясно, что умер он не по своей воле,  и  смерть  эту  вряд  ли  можно  было

отнести к разряду  легких.  Сидевшая  у  изголовья  отца  Надежда  мельком

взглянула на Артема сухими, лихорадочно горящими глазами и вновь принялась

машинально обрывать лепестки увядших цветов, которые охапками  подавал  ей

Тарвад.

     - Кто... - начал было Артем и осекся, люди Страны Забвения  не  знали

слова "убийство".  Долгожданная  смерть  могла  являться  в  разнообразных

обликах, ее дарили друзьям и близким, ее берегли для себя: - Кто... принес

ему смерть? - наконец выдавил он из себя.

     Вопрос прозвучал грубо и неуместно - это было  то  же  самое,  что  у

постели роженицы  выяснять  подлинное  имя  отца  ребенка.  Тарвад  знаком

поманил Артема к дверям и вместе с ним вышел из дома.

     - Ты что-то хотел спросить, чужеродец?

     - Смерть не имеет ног и не приходит сама по себе,  -  Артем  старался

говорить образным, витиеватым языком, близким и понятным этим людям. -  Ее

приносит или Лето, или глубокая вода, или случайно  взорвавшийся  сосуд  с

холодом. Кто принес смерть судье Марвину?

     - К чему это сейчас  выяснять,  чужеродец?  То,  что  случилось,  уже

случилось. Не в наших силах поправить что-нибудь.

     - Кто теперь будет судьей?

     - Сейчас поздно выбирать нового. Об этом мы подумаем после  окончания

Лета. А пока я принял на себя его обязанности.

     Не похоже, чтобы он был очень огорчен смертью брата,  подумал  Артем.

Или здесь вообще не принято горевать о близких?

     На пороге дома появилась Надежда. Прикрывая глаза от  дневного  света

тыльной стороной ладони, она сказала:

     - Дядя, побудь там немного. Я устала.

     Провожаемая безмятежными взглядами толпы, она спустилась  с  холма  и

уселась среди высокой травы.  Артем  последовал  за  ней,  но  остановился

немного в стороне, как бы не решаясь к ней приблизиться.

     - Все случилось именно так,  как  я  и  предсказывала,  -  бесцветным

голосом сказала она, не  оборачиваясь.  -  Скоро  мы  отправимся  в  путь.

Отцовский саркофаг и весь запас холода теперь принадлежит мне.

     - Ты говорила с отцом после того, как мы расстались?

     - Да.

     - И что же?

     - Он отказал мне.

     - Значит...

     - Значит, если бы он не умер, мы никуда бы не поехали. Тут  ты  прав,

чужеродец.

     Молчание надолго повисло в воздухе. Артем переминался с ноги на ногу,

не зная даже, что и сказать. Уж  очень  странными  и  зловещими  выглядели

последние события.

     - Я буду ждать тебя возле машины, - сказал он наконец. - Взгляни, она

видна отсюда... Ты, наверное, будешь участвовать в похоронах отца?

     - Нет. Я уже простилась с ним. Но мне еще нужно  закончить  кое-какие

дела:

     - Постарайся не задерживаться. Нам еще предстоит  запастись  водой  и

пищей.

     - Все это можно сделать по дороге. - Она встала и  сделала  несколько

шагов по направлению к дому. - Постарайся  найти  попутчиков.  Вдвоем  нам

придется трудно.

     Артем проводил Надежду до вершины холма, но в дом не вошел. На пороге

его ожидал Тарвад, уже облаченный в одежду судьи.

     - Итак, ничто теперь не мешает тебе пуститься в дорогу, чужеродец.  -

Казалось, что вместе с новой одеждой он надел  на  себя  и  новую  личину,

бесстрастную и высокомерную.

     - Похоже на это.

     - Тогда не задерживайся.

     - Не надо меня гнать. Я и  сам  тороплюсь.  Но  уйду  отсюда,  только

завершив все приготовления.

     - Несчастья наши проистекают от нашей же  доброты.  -  Глаза  Тарвада

сузились. - Вместо того, чтобы гнать чужеродцев прочь, мы даем им приют. И

наше добро потом оборачивается горем. Пойми, нам от вас ничего не нужно  -

ни вашей помощи, ни ваших невразумительных знаний. Никто не покидает  свой

дом по собственной воле. Одних  из  вас  гонит  враг.  Других  -  нечистая

совесть. Третьих - алчность или гордыня. А вслед за вами  всегда  приходит

беда... Не знаю, что гонит тебя, но за твоими плечами стоит неведомое зло.

Жаль, что я не сразу  это  понял.  Все,  к  чему  прикасались  твои  руки,

осквернено. Эти вещи будут притягивать к себе несчастья даже  после  того,

как исчезнет память о тебе... Не знаю, кому ты  служишь  или  кому  ты  не

угодил... Кроме нашего народа, кроме всяких чужеродцев,  кроме  черепах  и

зверей, живущих в дальних странах,  в  мире  существуют  также  великие  и

страшные силы, от которых ничего  нельзя  скрыть.  Спастись  можно  только

непротивлением и смирением. До сих пор нам удавалось не навлекать на  себя

их гнев. До сих пор... С виду ты почти не отличаешься от  нас,  но  внутри

совсем другой. И враги у тебя другие.  К  своим  мы  уже  привыкли.  Судья

Марвин сделал ошибку, не отпустив тебя раньше, не отмежевавшись  от  тебя.

Зло, направленное совсем в другую цель, задело и его. Чует моя душа, что к

смерти брата причастен и ты.

     - С каких это пор в Стране Забвения чья-либо смерть стала  поводом  к

поискам виновного? - Неприкрытая враждебность Тарвада не на шутку  уязвила

Артема.

     - Умер судья. Он последний ложится в  саркофаг  и  первым  встает  из

него. Он поддерживает твердость  духа.  Он  обязан  дать  ответ  на  любой

вопрос. Все верят в его справедливость и искушенность. В  преддверье  Лета

его смерть - плохое предзнаменование.

     - Повторяю, я  не  собираюсь  задерживаться  здесь.  Но  разреши  мне

обратиться к этим людям. Возможно, кто-то из тех, кому не хватило места  в

саркофаге, согласится стать моим спутником.

     - Можешь говорить. Я не имею права запретить тебе это.

     Сдержанно кивнув в знак благодарности, Артем повернулся лицом к толпе

и заговорил, невольно разрушая торжественную печаль момента.

     - Люди Страны Забвения!  Многие  из  вас  знают  меня.  В  Убежище  я

ремонтировал саркофаги и следил за  работой  машин  холода.  Я  делал  это

прилежно,  что  может  подтвердить  стоящий  рядом  Тарвад,  новый  судья.

Обреченный, как и все чужеродцы, на смерть, я отправляюсь нынче в  дальний

путь на машине, построенной вашими предками. Она  движется  во  много  раз

быстрее человека. На ней я собираюсь достичь таких мест, где  Лето  теряет

свою  испепеляющую  силу.  Дочь  покойного   судьи   Марвина   согласилась

сопровождать меня. Но в машине еще достаточно места. Я могу взять с  собой

любого желающего - старика, ребенку, калеку. Решайте быстрее.

     Никто не прервал его речь. Никто не возмутился и даже не  поморщился,

хотя говорить такое - а тем  более,  говорить  громко  -  рядом  с  домом,

который посетила смерть, было почти кощунством.  Все,  сказанное  Артемом,

оказалось пустопорожней болтовней, напрасным сотрясением воздуха -  и  это

ясно  читалось  на  лицах  присутствующих.  Зачем  смущать  душу,   внимая

безрассудным  речам  какого-то  чужеродца?  Мало  ли  всяких  безумцев   и

сумасбродов шатается в преддверии Лета по этой обреченной земле!

     Сжав зубы, Артем ждал. Он уже потерял всякую надежду найти  спутника,

когда из толпы выступила вперед седая женщина, почти старуха. Люди  Страны

Забвения редко доживали до таких лет. Предстоящее  Лето,  судя  по  всему,

должно было стать последним в ее жизни. Она тащила за руку верзилу, ростом

и шириной плеч резко отличавшегося  от  всех  здесь  присутствующих.  Было

что-то неестественное в облике этого великана - казалось, его наспех сшили

из членов и органов, принадлежавших совсем другим существам. Лишь  голова,

да, пожалуй, еще ноги, несколько коротковатые для такого  могучего  торса,

безусловно являлись его собственностью с момента  рождения.  Бочкообразная

грудь была скорее грудью гориллы, а не человека. Узловатые руки напоминали

древесные  корневища.  Смотрел  гигант  хмуро,  исподлобья,  как  ребенок,

которого принуждают сделать что-то помимо его воли.

     - Иди! - сказала старуха, выталкивая его вперед. - Ну иди же!  Иди  к

этому человеку!

     - Вот и нашелся спутник для тебя,  -  в  голосе  Тарвада  послышалась

плохо скрываемая издевка.  -  Кому,  как  не  калеке,  искать  спасение  в

неведомых землях.

     - Ничего себе калека! - невольно вырвалось у Артема.

     - Любой, кто не может спастись в саркофаге, считается калекой. А он в

саркофаге просто не поместится.

     - Как же он тогда пережил прошлое Лето?

     - Он пропал еще ребенком. А вернулся совсем недавно. Уже вот в  таком

обличье. Мать узнала его по родинке на шее. Говорить он не  может  или  не

хочет, но, кажется, все понимает.

     - Интересно... - задумчиво сказал Артем. - Где же он мог отсидеться?

     - Вот и спроси его об этом. - Тарвад круто повернулся и, не прощаясь,

двинулся к дому.

     - Ты пойдешь со мной? - спросил Артем у калеки.

     Тот подумал немного, оглянулся на седую женщину и кивнул головой.

     - И будешь выполнять все, что я прикажу?

     На этот раз он думал куда дольше, но все же опять кивнул.

     - Тогда попрощайся с родными, возьми все необходимое  и  приходи  вон

туда.  -  Артем  указал  на  едва  заметного  отсюда  железного  таракана,

притаившегося среди пышной степной зелени.  -  Если  найдешь  какое-нибудь

оружие:  лом,  длинный  нож,  кувалду  -  обязательно  возьми   с   собой.

Договорились?

     На этот раз кивок последовал незамедлительно.

 

 

     Прежде чем вернуться к вездеходу, Артем заскочил на минуту в хибарку,

служившую ему приютом в последнее время, и собрал свое скудное  имущество:

кое-что из одежды, нож местной работы, несколько глиняных плошек и баклагу

для воды. Неприхотливости он научился у жителей Страны  Забвенья  -  зачем

копить то, что в любой момент может обратиться в золу?

     Забросив за спину тощий мешок, он зашагал к вездеходу  и  уже  издали

заметил, что возле его правой передней лапы кто-то сидит. Это не мог  быть

калека, а тем более Надежда. На всякий случай Артем переложил нож из мешка

в рукав. Люди Страны Забвения от природы были  неспособны  к  насилию,  но

ведь кто-то уже убил судью.

     Существо,  сидевшее  возле  вездехода,  можно  было  отнести  к  роду

человеческому, рассеянному по бесчисленным мирам Тропы, хотя и с некоторой

натяжкой. Чем-то он напоминал злого колдуна арабских сказок - выдубленная,

смуглая до черноты кожа, кривой, да вдобавок еще крючковатый  нос,  резкие

глубокие морщины вдоль и поперек лица.  Но  самыми  приметными,  чтобы  не

сказать больше, были его глаза. В зависимости от того, чем  был  занят  их

владелец, они странным образом меняли свой вид -  то  буквально  загораясь

огнем, то превращаясь в мутные, ничего не отражающие  бельма.  По  крайней

мере, зеркалом души назвать их было нельзя.

     Человек этот (несомненно, чужеродец)  был  демонстративно,  вызывающе

уродлив, но при более  внимательном  рассмотрении  его  уродство  казалось

величественным и притягательным - так,  должно  быть,  выглядели  когда-то

каменные изваяния древних кровожадных богов.

     - Приветствую тебя, приятель, - проникновенно сказал он.

     - Никогда не имел здесь приятелей,  -  не  очень  дружелюбно  ответил

Артем. - Но все равно: привет тебе.

     - Я назвал тебя так потому, что мы оба здесь чужие. А это нас  больше

соединяет, чем разъединяет.

     - Пусть будет так.  Но  что  ты  здесь  делаешь,  приятель?  -  Артем

подозрительно покосился на кабину вездехода.  -  Вокруг  есть  куда  более

приятные места для отдыха.

     - Я ждал тебя. - Чужеродец встал. Под его просторной одеждой, похожей

одновременно и  на  рубище  нищего  и  на  плащ  бродячего  рыцаря,  могло

скрываться любое оружие. -  Ведь  ты,  кажется,  собираешься  пуститься  в

опасное путешествие и нуждаешься в попутчиках?

     - И откуда тебе это стало известно?

     - Слухи дошли.

     - Слухи? -  Артем  взглядом  измерил  расстояние  от  дома  судьи  до

вездехода. В толпе чужеродца не было, это он помнил точно. - Не думал, что

слухи здесь распространяются с такой быстротой. Я едва рот успел  закрыть,

а слухи о сказанном мной уже дошли до тебя.

     - Накануне я случайно услышал рассказ брата судьи о твоем разговоре с

Марвином. Он отказал тебе, не так ли? А сегодня на рассвете я заметил  это

странное устройство, - он похлопал ладонью по лапе вездехода, - и подумал:

может быть, что-то изменилось?

     - Тебе известно, что судья умер?

     - Известно.

     - Откуда?

     - Об этом говорили  проходившие  мимо  люди.  Очевидно,  они  спешили

проститься с судьей.

     - Допустим, я возьму тебя с собой. А что ты умеешь делать? - Артем не

спускал глаз с длинной и узкой, хорошо  ухоженной  ладони  незнакомца,  на

которой отсутствовали всякие признаки мозолей.

     - Ничего, - спокойно ответил тот.

     - Вообще ничего?

     - Я умею есть, пить, размышлять, развлекаться, вести умные беседы.

     - И это все? - изумился Артем.

     - В среде моих  соплеменников  не  принято  заниматься  чем-то  более

утомительным, нежели пиры и беседы. Конечно,  мы  знаем  толк  в  воинском

искусстве  и  неплохо  разбираемся  во  всем,  что   касается   врачевания

человеческого тела. Все соседние народы закармливают и задаривают  нас  из

одного только чувства суеверного страха.

     - А не проще было бы вас всех уничтожить? Зачем зря кормить трутней?

     - Нет, не проще, - задумчиво сказал чужеродец. - Совсем не проще.

     - Но такая жизнь может в конце концов опротиветь.

     - Это одна из причин, по которой я оказался здесь.

     - Значит, ты полагаешь, что в дороге я тоже буду кормить,  развлекать

и задаривать тебя?

     - Кое на что я могу сгодиться. Не испытывая особых склонностей  ни  к

труду, ни к торговле, мои родичи, тем не менее, очень  быстро  приобретают

любые навыки. Насколько я понимаю, нам  придется  очень  долго  ехать  без

остановки. Когда ты будешь отдыхать, я заменю тебя. Кроме того, ты  всегда

можешь получить от меня дельный совет. В жизни я успел немало побродить по

свету.

     - В каком же направлении ты предлагаешь ехать? Предупреждаю,  у  меня

самого еще нет определенного плана.

     - Простейшая логика подсказывает, что надо ехать вслед за черепахами.

Только во много раз быстрее их.

     - Совет неглупый. И я придерживаюсь того же мнения.  Тебе  что-нибудь

известно о стране, из которой приходят черепахи?

     - Абсолютно ничего.

     - Разве ты пришел не с той стороны? - Артем деланно удивился.

     - Совсем не оттуда.

     - Значит, с той? - Артем указал в направлении холмов,  из-за  которых

надвигалось огнедышащее Лето.

     - И не с той. Что ты вообще имеешь в виду, приятель, тыкая  руками  в

разные стороны? Здесь нет никаких раз и навсегда определенных направлений.

Только очень  немногие  из  известных  мне  людей,  к  числу  которых  ты,

безусловно, не относишься, способны отыскать нужный путь. Ты можешь  прямо

сейчас двинуться навстречу Лету, а оказаться  в  конце  концов  на  берегу

замерзающего океана или в благоухающем саду. Ты полагаешься на  логику,  а

здесь важнее интуиция...

     - Которой ты, несомненно, наделен?

     - Не в меньшей мере, чем все мои сородичи.

     - Хорошо. Я беру тебя с собой. Только дождемся,  пока  соберутся  все

остальные.

     Калека прибежал бегом. Был он почему-то бос, при себе  не  имел  даже

плошки, зато под мышкой  держал  что-то  длинное  и  узкое,  завернутое  в

рогожу.

     - Что это? Оружие? - с интересом спросил Артем. - Дай-ка посмотреть.

     Калека доверчиво протянул ему сверток, и  Артем  осторожно  развернул

пахнущую плесенью  рогожу.  Перед  его  глазами  во  всей  красе  предстал

метровой длины клинок - обоюдоострый  и  прекрасно  уравновешенный.  Синюю

сталь сплошь покрывали травленые узоры - не то фантастические цветы, не то

неведомые письмена. Кованая гарда полностью прикрывала кисть руки  и  была

снабжена гребенкой острых шипов. Ничего подобного в Стране Забвения Артему

раньше не приходилось  видеть.  Этот  клинок  представлял  собой  конечную

стадию эволюции холодного оружия.

     Однако было в нем и что-то такое,  что  привело  Артема  в  некоторое

недоумение. Клинок был совершенно лишен гибкости, на лезвии  отсутствовали

какие-либо следы точила, да и весил он чересчур много для  обычной  стали.

Однако  это  был  не  муляж  и   не   парадное,   церемониальное   оружие.

Чувствовалось, что на такой клинок можно положиться в самом жарком бою.

     К такому бы оружию да еще умелую руку,  подумал  Артем.  Зачем  такая

вещь калеке? Как она ему досталась? А впрочем?.. Надо проверить...  Что-то

здесь, чувствую, не так...

     Без всякого предупреждения Артем  швырнул  клинок  калеке  -  швырнул

сильно и намеренно неловко, так, что тот сверкающим колесом закувыркался в

воздухе. Любой здравомыслящий человек  попытался  бы  увернуться  от  этой

летящей смерти. Калека же сделал несколько быстрых шагов навстречу клинку,

молниеносно выбросил вперед правую  руку,  и  его  пальцы  точно  вошли  в

полушарие гарды, сомкнувшись на рукоятке. Тут же, без всякого промедления,

последовал стремительный выпад - взвизгнул  распарываемый  сталью  воздух,

обильно брызнул зеленый сок, и добрая охапка травы с тихим  шорохом  легла

на землю. У Артема создалось впечатление, что  этот  лихой  удар  не  имел

целью испытать качество  клинка  или  свою  собственную  сноровку,  а  был

предназначен конкретному врагу,  пусть  и  возникшему  только  в  сознании

калеки.

     - Я бы не рискнул  стоять  так  близко  от  этого  рубаки,  -  сказал

чужеродец, помаргивая своими бельмами.  -  Иначе  наше  путешествие  может

закончиться, еще не начавшись.

     Однако калека с растерянным видом уже протягивал клинок Артему.

     - Оставь его у себя, - махнул тот рукой. - Только вытри  лезвие.  Оно

всегда должно быть сухим.

     Калека кивнул и, оставляя на одежде  зеленый  след,  вытер  клинок  о

собственную грудь.

     -  Нельзя  доверять  оружие  детям,  а   тем   более   блаженным,   -

глубокомысленно заметил чужеродец.

     - Что именно делать нельзя, я и сам  могу  догадаться.  Вот  если  бы

кто-то подсказал, что делать нужно.

     - Нужно как можно быстрее отправляться в путь. Видишь, как посветлело

небо в той стороне. Это верный признак скорого наступления Лета.

     Действительно, небо над холмами как бы выцвело, и огромное - во  весь

горизонт - белесое пятно резко выделялось среди густой лазури.

     - Нам нужно дождаться еще  одного  человека,  -  чувствуя  неприятный

холодок в груди, сказал Артем.

     - Дочку судьи?

     - Ее.

     - А если она не придет?

     - Тогда эта суета теряет всякий смысл...

     Надежда явилась не одна. Десять мужчин - ее дядья и двоюродные братья

- гуськом следовали за ней, и каждый нес на плече сосуд высокого давления,

формой и размером напоминавший  авиационную  бомбу  средней  мощности.  Не

дойдя до вездехода несколько сотен шагов, они сложили свой груз в  штабель

и торопливо тронулись восвояси. Причину такой спешки понять было нетрудно:

накатившийся  огненный  смерч  уже  пожирал  небосвод,  и  отцы   семейств

торопились позаботиться о своих близких -  тех,  на  кого  пал  счастливый

жребий, разместить в саркофагах Убежища, а для остальных обеспечить в  эти

последние дни покойную безмятежную жизнь.

     - Все здесь? - спросила Надежда, глянув на своих будущих спутников, и

ее голос едва заметно дрогнул, что, тем не менее, не осталось без внимания

Артема. - Ничего себе компания подобралась: чужеродец, калека...

     "И сумасшедшая девчонка", - мысленно закончил ее фразу  Артем.  Вслух

он сказал:

     - Залезайте в машину. Вот в эту  дверь.  Потом  я  объясню,  как  она

закрывается и открывается. Занимайте любые места, которые вам понравятся.

     Все кресла в вездеходе  представляли  собой  некое  подобие  гамаков,

сплетенных из стальных пружин. Особого комфорта они не обещали, но  прямое

назначение  выполняли  вполне  успешно.  Кресла  могли  регулироваться  по

объему, и два из них пришлось подгонять  -  для  Надежды  сжимать,  а  для

калеки растягивать.

     Когда все, наконец, заняли свои места,  Артем  запустил  двигатель  и

машина на самой малой скорости поползла вперед. Зашумел, набирая  обороты,

гироскоп,  заскрипели  сочленения  лап.  Надежда  охнула,  калека   что-то

промычал. Чужеродец сидел за спиной Артема, довольно рассеянно наблюдая за

его манипуляциями с рычагами управления. Если его деревянное лицо и  могло

что-то выражать, то скорее всего оно выражало скуку.

     Разрезая носом буйный травостой, вездеход добрался до штабеля сосудов

высокого давления.

     - Сейчас будем загружать эти штуки,  -  сказал  Артем,  дернув  рычаг

"остановка". - Ты вылезай наружу. - Он ткнул пальцем в калеку. - А  ты,  -

это относилось уже к  чужеродцу,  -  будешь  принимать  у  него  сосуды  и

передавать мне. Моя забота - таскать их в багажный отсек.

     - У тебя неважная память, приятель, - спокойно возразил чужеродец.  -

Ты забыл, что убеждения и воспитание не позволяют мне выполнять какую-либо

работу. Я не пошевелю пальцем, даже  если  от  этого  будет  зависеть  моя

жизнь.

     - Ну и черт с тобой! - вырвалось у  Артема.  Затем  он  опомнился.  -

Работать ты не хочешь. Но ведь ты же обещал вести  машину.  Разве  это  не

работа?

     - Это совсем другое дело. Мои сородичи, как правило, не передвигаются

пешком. Поэтому управлять  тем,  на  чем  ты  едешь  -  горячим  скакуном,

крылатым ящером, парусной лодкой,  слугами,  несущими  паланкин,  машинами

куда более совершенными, чем эта - не только наше право, но и обязанность.

     Артем только махнул рукой и, открыв люк, выпустил Калеку наружу  (имя

это, конечно, было не совсем  благозвучно,  но  надо  же  как-то  называть

своего молчаливого спутника). Каждый сосуд, прошедший через его  руки,  он

тщательно осмотрел.

     Все печати, наложенные в свое  время  Тарвадом,  оказались  в  полной

сохранности, да и вес сосудов свидетельствовал о том,  что  они  полностью

заправлены.

     - Все, - сказал  Артем,  когда  последний  сосуд  лег  в  специальные

держатели багажного отсека. - Мы покидаем этот край. Не знаю, вернется  ли

кто-нибудь из нас сюда снова. Но все равно, спасибо ему за приют. Вперед!

     - Посмотри, - сказала вдруг  Надежда.  -  Вокруг  нас  нет  ни  одной

черепахи.

     - Это лишний раз доказывает, что нам следует поторапливаться. - Артем

через плечо оглянулся на белесое пятно над горизонтом.

     Вне всякого сомнения, оно сильно вытянулось, особенно в своей средней

части, и сейчас напоминало силуэт человеческого  торса  с  тупой  короткой

головой и покатыми плечами.

 

 

     Однако уже довольно скоро они нагнали арьергард черепашьего воинства.

Все особи здесь были такого  огромного  размера,  что  не  имело  никакого

смысла пытаться добыть хотя бы одно из них на мясо.  Вездеход  против  них

был как муха против чайного блюдца. Эти монстры первыми явились  в  Страну

Забвения после того, как здесь выросла трава, и  успели  отожраться  лучше

других своих собратьев.

     Вездеход легко и стремительно  бежал  по  степи,  то  высоко  вздымая

корпус над преградами, то опуская его к самой земле.

     - Ты когда-нибудь заготовлял мясо черепах? - спросил Артем у Калеки.

     Тот промычал что-то утвердительное.

     - Тогда будешь нашим главным мясником. Как только увидишь  что-нибудь

подходящее, подай знак.

     Прошло довольно много времени, прежде чем  из  дальнего  угла  кабины

послышалось требовательное бормотание. Впрочем, Артем уже  и  сам  заметил

цель - черепаху, в которой веса было  не  больше  полутонны.  Обогнав  ее,

вездеход остановился, и все пассажиры покинули  кабину.  Артем  и  Калека,

вооружившись  специальными  мясницкими  топорами,   больше   похожими   на

алебарды, подошли к черепахе. Всадив  их  длинные  стальные  рукоятки  под

брюхо животного, они изо всей силы нажали снизу на  эти  рычаги.  Раздался

чавкающий  звук,  и   мягкая   овальная   присоска,   служившая   черепахе

одновременно и ртом и ногами, оторвалась от земли.

     - Еще, - прохрипел Артем, и они перевернули травоядного броненосца на

спину.

     Розовато-фиолетовая, вкусом напоминавшая мякоть гриба,  нежная  плоть

черепахи еще тряслась, как желе, когда в нее  вонзились  остро  отточенные

лезвия топоров. Мясо это  не  портилось  в  самую  жаркую  погоду,  только

немного темнело и усыхало. Его можно  было  варить,  жарить  и  даже  есть

сырым. Для людей Страны Забвения, выращивавших только те культуры, которые

годились для выделки тканей, это была практически единственная пища.

     Надрубленные куски  Артем  и  Калека  выдирали  из  черепашьего  тела

крючьями,  имевшимися  на  рукоятках  топоров.   В   глубоких   ранах   не

обнаруживалось ничего, даже  отдаленно  похожего  на  кровь,  потроха  или

хрящи. Они рубили и рвали, рвали и рубили, а искромсанная плоть  черепахи,

вспучиваясь, постепенно протекала к дальнему краю панциря. Наконец вся эта

трепещущая   розовато-фиолетовая   масса   вздулась    бугром    и,    как

ваньку-встаньку, перевернула черепаху в прежнее положение. Вскоре она, как

ни в чем не бывало, уже ползла  вслед  за  своими  сородичами.  Оставшиеся

возле вездехода куски мяса шевелились, наползали  друг  на  друга  и  даже

пробовали кормиться травой.

     - Иногда внутри этих  тварей  находят  довольно  любопытные  вещи,  -

сказал чужеродец. - Ведь  они  засасывают  все,  что  встречают  на  пути:

железо, стекло, камень. Для этого обычно выбирают самую крупную черепаху и

целиком вырубают ее тело из панциря.

     - Ну и ну! - усмехнулся Артем. -  Вот  только  стекло  и  камень  нам

сейчас без нужды. Ты мне зубы не заговаривай. Полакомиться этим мясом тебе

не придется. Ты к нему и пальца не Приложил.

     - Не подумайте, что я напрашиваюсь на  дармовое  угощение.  В  случае

необходимости я могу прокормиться и сам.  -  Шагнув  к  проползающей  мимо

горообразной твари, он сунул руку ей под панцирь, без заметного напряжения

вырвал приличный кусок мяса и, брезгливо поморщившись, откусил от него.

     - Еда эта не такая уж отвратительная, но  чересчур  пресная.  Она  не

возбуждает мой аппетит.

     Да-а-а, подумал Артем. Слабаком  его  не  назовешь.  Такими  пальцами

только подковы гнуть.

 

 

     Восьминогая машина резво неслась в неизвестность, на каждом очередном

километре обгоняя тысячи бесчувственных и безмозглых тварей,  которые  тем

не менее каким-то непостижимым способом узнали о надвигающейся беде раньше

людей.

     Время от времени на пути вездехода попадались опустевшие селения,  по

улицам  которых  ветер  гонял   всякое   ветхое   тряпье,   брошенное   за

ненадобностью хозяевами. Двери Убежищ еще не были наглухо закрыты, и возле

них маячили фигурки наблюдателей, которые  должны  были  в  нужный  момент

подать  своим  землякам  сигнал  о   включении   систем   жизнеобеспечения

саркофагов.

     Несколько раз Артем останавливал вездеход и, высунувшись из  верхнего

люка, подставлял лицо ветерку, устойчиво дувшему им в спину.  Нельзя  было

сказать, что он стал более прохладным. Устрашающее пятно на  горизонте  не

уменьшалось, но и не увеличивалось.  Короткая  Желтая  ночь  не  заставила

Артема сбавить скорость. Уже на  ее  исходе  он  подключил  к  опустевшему

топливному баку первый сосуд высокого давления и уступил место за рычагами

управления чужеродцу.  Калека  спал,  уронив  голову  на  плечо.  Надежда,

забившись в глубину кресла, невидящими глазами смотрела куда-то вдаль.  За

все время пути она не проронила еще ни одного слова.

     Глаза Артема слипались от усталости, но он изо всех  сил  боролся  со

сном. Он еще не определил окончательно  своего  отношения  к  чужеродцу  и

теперь внимательно наблюдал  за  ним  сквозь  полуприкрытые  ресницы.  Тот

управлял вездеходом довольно небрежно, но в общем уверенно и без суеты.

     Дремота то отступала, то вновь накатывалась  на  Артема.  В  один  из

таких  моментов  ему  показалось,  что  Надежда  что-то  негромко  сказала

чужеродцу, а тот не менее тихо ответил ей.

     Артем сразу насторожился. Померещилось это ему или нет?  Неужели  эти

двое знакомы? Что их может связывать? Неужели... смерть  судьи?  Уж  очень

быстро чужеродец узнал о ней.

     Судья... Артем снова вспомнил его усталое лицо и погасший взор.  Кому

он мешал? Кто мог его убить? Например, дочка. Для  чего?  Чтобы  спастись,

заполучив  жидкий  воздух.  Маловероятно.  Затем  Тарвад.   Смерть   брата

автоматически  выдвигала  его  в  судьи.   Тоже   маловероятно.   Человек,

родившийся в Стране Забвения, скорее сам  лишит  себя  жизни,  чем  станет

покушаться  на  чужую.  Значит,  остается  кто-то  третий.  Скорее   всего

пришелец,  чужак,  существо,  воспитанное  совсем  в  других  нравственных

традициях...

     "Вот беда, - подумал он, - оказывается, я  ничего  не  знаю  о  своих

спутниках. Даже Калека - загадка для меня. Кто он такой на самом деле? Где

скитался столько времени? Как сумел без помощи саркофага пережить не  одно

Лето? Где он раздобыл этот странный клинок? Кто научил его  управляться  с

ним?"

     Артем ногой пододвинул к  себе  продолговатый  сверток  и,  развернув

рогожу, стал рассматривать клинок со всех сторон. Лезвие, безусловно, было

выполнено из металла, но на щелчок ногтем этот металл отзывался не звоном,

а тупым деревянным звуком. Лезвие сейчас выглядело  почему-то  куда  более

темным,  чем  в  первый  раз.  Конструкция  гарды  казалась   неоправданно

усложненной. Едва заметные стыки указывали  на  то,  что  она  собрана  из

нескольких частей. Шипы кастета, при сильном нажатии  углублялись  в  свои

гнезда - каждый на разную глубину.

     Еще раз внимательно осмотрев клинок, Артем попытался повернуть  гарду

по часовой стрелке, и ему показалось, что та еле заметно поддалась.

     В тот же момент за бортом  вездехода  что-то  оглушительно  треснуло,

машина клюнула носом и, резко кренясь,  пошла  в  сторону.  Артем,  словно

выбитый из седла кавалерист, размахивая клинком, полетел влево.  Вместе  с

ним летело все, что не было надежно закреплено: инструмент, черепашье мясо

в мешках и без оных, пустые баклаги для воды, посуда, а также не  успевший

еще проснуться многопудовый Калека.

     Очнулся Артем быстро и без посторонней помощи. В  открытую  с  левого

борта дверь лезла высокая трава. Калека, зажимая двумя  пальцами  разбитый

нос, помогал Надежде разбирать груду перемешавшихся вещей.  Сквозь  стекло

было видно, как чужеродец расхаживает возле неестественно вывернутой левой

передней лапы.

     - Что произошло? - выбравшись наружу, резко спросил Артем.

     - А я откуда знаю? - беззаботно ответил тот. - Это ведь твоя  машина.

Берись за работу. Ремонтировать ее я не собираюсь.

     Шарнир одного из двух  сочленений  лапы  был  безнадежно  обломан,  и

Артем, как ни старался, не смог  определить  причину  этого  происшествия.

Осталось только предположить, что лапа  провалилась  в  оставшуюся  где-то

позади глубокую нору (вопрос лишь в том, кто мог ее вырыть?). Впрочем, при

определенной сноровке, такую аварию мог устроить и водитель.

     Очень скоро Артем убедился, что вездеход передвигается на семи  лапах

почти с таким же успехом, как и на восьми  -  хотя  резвости  это  ему  не

добавило, а, скорее, наоборот. Чужеродец был отстранен от управления,  что

его, кстати, ничуть не расстроило.

     За всеми этими хлопотами Артем совершенно забыл про клинок,  а  когда

вспомнил, было уже  поздно  -  обе  его  руки  были  прикованы  к  рычагам

управления.

 

 

     День тянулся бесконечно долго.  Уже  заканчивался  жидкий  воздух  во

втором сосуде, а окружающий пейзаж стал постепенно меняться: степь  больше

не казалась такой ровной, ее все чаще пересекали овраги и  русла  высохших

речушек, что вынуждало вездеход отклоняться от прямого пути.  Силы  Артема

были уже на исходе, но он твердо решил продержаться до  наступления  ночи.

Зловещая тень за  спиной  съежилась,  как  будто  громадный  призрак,  еще

недавно затмевавший полнеба, стал отставать.

     Калека безмятежно  храпел,  Надежда  не  подавала  никаких  признаков

жизни, чужеродец несколько раз вставал и расхаживал по кабине - пять шагов

вперед, пять шагов назад. Это почему-то раздражало Артема.

     - Тебе что, спать не хочется? - спросил он.

     - Не хочется.

     - Может, тебе вообще сон не нужен?

     - Это одно из удовольствий жизни.  Если  вдруг  мне  захочется  такое

удовольствие испытать, я усну. Беда лишь в том, что спящий  беззащитен.  В

его сны легко проникает враг, а телом может завладеть злой дух, до поры до

времени таящийся в закоулках души каждого человека. Поэтому я  предпочитаю

бодрствовать.

     - А я вот без сна не могу... - Артем резко тряхнул головой,  прогоняя

дремоту. - Помнишь, ты хвастался, что умеешь  вести  умные  беседы.  Давай

поболтаем. Это меня отвлечет немного.

     - И о чем бы ты хотел поболтать?

     - Если ты действительно много странствовал, ты должен  немало  знать.

Расскажи, как устроен этот мир?

     - Страна Забвения?

     - Нет, весь мир. В котором рядом со Страной Забвения может находиться

страна Черепах, страна испепеляющего Летай многие  другие,  так  непохожие

друг на друга страны.

     - Этот мир - бессмертная  вселенская  рыба,  каждая  из  неисчислимых

чешуек  которой   и   есть   отдельная   страна   со   своим   собственным

микроустройством. Когда рыба шевелится, шевелятся и все ее  чешуйки.  Это,

естественно, вызывает всякие бедствия и катаклизмы. Сейчас рыба отдыхает и

набирается сил перед тем, как вернуться в некогда породившую ее  стихию  -

вечное пламя. Там она в очередной раз  сменит  свою  чешую,  и  это  будет

гибелью всего нашего мира. Все говорит за то, что пора эта приближается.

     - Чепуха какая-то. Это ты всерьез?

     - Почему бы и нет?

     - Но тебе известны и другие версии?

     - Их не счесть.

     - Тогда расскажи самую убедительную.

     - Ничего этого  не  существует  и  никогда  не  существовало.  Просто

мгновение назад где-то в другом месте тебе на голову  обрушилась  каменная

глыба, и в раздавленном мозгу возник короткий, как вспышка, бред,  который

и кажется тебе долгой жизнью.

     - Действительно, это бред. Но только не  мой,  а  твой.  В  бреду  не

испытываешь ни горя, ни счастья. В бреду нет памяти. А я... столько  всего

помню. Хочешь послушать, как все это себе представляю я?

     - Не думаю,  что  это  будет  интересно,  но  постараюсь  внимательно

выслушать.

     -  Во  Вселенной,  если  это  понятие  толковать  широко,  существует

множество  обособленных  миров,  никак  не  влияющих  друг  на  друга.  Их

изначально разделяют невидимые, но непреодолимые стены. И  хоть  все  миры

родились  одинаковыми,  сейчас  между  любыми  двумя  из  них   существует

громадная разница. Однако среди всех этих бесчисленных параллельных  миров

существует  один-единственный,   развернутый   перпендикулярно   ко   всем

остальным. Условно его можно назвать Тропой, потому что он  соединяет  все

другие пространства, вырывая из каждого по клочку. К  сожалению,  сойти  с

Тропы, то есть вернуться в первозданный мир,  невозможно.  Я,  по  крайней

мере, такого способа не знаю.

     - Слыхал я нечто похожее. Но  это  объяснение  ничем  не  лучше  всех

остальных. Его нельзя ни доказать, ни опровергнуть.

     - А я и  не  собираюсь  ничего  доказывать.  Не  забывай,  мы  просто

болтаем, чтобы я не заснул на ходу.

     - Тогда ты выбрал не самую интересную тему для разговора.

     "Открыть ему, кто я такой? -  подумал  Артем.  -  Рассказать,  что  я

родился в полноценном, неусеченном мире, видел  солнце  и  звезды,  прошел

однажды сквозь  стену,  разделяющую  сопредельные  пространства  и  теперь

блуждаю в закоулках Тропы, даже не зная нужного направления?  Сказать  или

нет... Есть в словах  и  поступках  этого  загадочного  человека  какая-то

фальшь. Не могу до сих пор понять, говорит он серьезно,  врет  или  просто

издевается надо мной. Зачем открывать  душу  перед  этим  странным  типом,

безусловно знающим куда больше, чем кажется с первого взгляда? Умные  люди

больше слушают, чем говорят. Осторожность еще никому не повредила".

     - Кстати, а как тебя зовут? - спросил Артем, смутно надеясь, что  имя

чужеродца даст ему какую-нибудь зацепку.

     - Меня зовут Адракс, - с готовностью сообщил чужеродец. -  Это  очень

древнее имя. Вряд ли ты слышал его когда-нибудь раньше.

     - Ты прав, - немного подумав, согласился Артем. - Это имя  я  никогда

раньше не слышал.

 

 

     Впереди,  посреди  бескрайнего   монотонно-зеленого   океана   что-то

блеснуло  серебром.  Артем  очень  давно   не   видел   большого   водного

пространства и потому не сразу понял, что это река.

     Вездеход выполз на ее пологий илистый берег и сам собой  остановился,

уткнувшись  щупами  в  урез  воды.  Видимо,   в   его   конструкции   была

предусмотрена вероятность встречи с подобными препятствиями.

     Ширина речного русла составляла здесь  метров  сто  -  сто  двадцать.

Противоположный берег выглядел  точно  таким  же  топким  и  низким.  Сила

Кориолиса, заставляющая земные реки подмывать один из берегов, в этом мире

явно отсутствовала.

     - Что это такое? - шепотом спросила Надежда.

     В  ее  глазах  отражался  совершенно  детский  страх,   смешанный   с

любопытством. Только теперь Артем понял состояние девчонки, никогда раньше

не отходившей от  родного  дома  дальше,  чем  на  тысячу  шагов.  Вся  ее

напускная бравада напрочь исчезла, сметенная шквалом свежих впечатлений.

     - Это вода, - объяснил Артем. - Такая же, как  и  в  ваших  колодцах.

Иногда она сама пробивается на поверхность и заливает низкие места.

     - Я хочу посмотреть на нее поближе.

     Артем первым вылез из вездехода и помог спуститься Надежде.  За  ними

последовал Адракс, и даже Калека по такому случаю прервал свой богатырский

сон.

     Вода была теплая, мутноватая и слегка пахла гнилью. Никаких признаков

жизни не было заметно в ее глубине - ни водорослей, ни рыбешек, ни  мелких

рачков, которыми так богаты земные водоемы. Если эта река и текла куда-то,

то ее течение было совершенно не заметно для глаз - волны не лизали берег,

а пучок травы, брошенный Артемом,  так  и  остался  неподвижно  лежать  на

поверхности воды.

     Справа  от  них  показалась  гигантская  черепаха  и   безо   всякого

промедления сползла в реку. Вскоре вода сомкнулась над ее панцирем, и лишь

постепенно уменьшающийся бурун отмечал теперь путь  черепахи  по  дну,  но

затем исчез и он. В напряженном ожидании прошло не менее четверти часа,  и

все увидели, как у противоположного берега забурлил водоворот, из которого

стал медленно вырастать серый бугристый купол.

     - А мы так не сможем? - спросила Надежда.

     - Нет, - Артем отрицательно покачал головой.  -  Наверное,  черепахам

вообще не нужен воздух для дыхания или они  могут  очень  долго  без  него

обходиться. А мы сразу захлебнемся.  Эта  машина  не  приспособлена  ни  к

плаванию, ни к передвижению по дну.

     - Тогда что же делать? - она беспомощно оглянулась на белесое  пятно,

словно выжженное на небесной глубине.

     - К счастью, среди нас есть тот, кто умеет давать толковые советы.  -

Артем усмехнулся, хотя на сердце у него было ох как неспокойно. - Как  нам

следует сейчас поступить, Адракс?

     - Я вижу три выхода. Выход простой и легкий -  немедленно  утопиться.

Выход  простой,  но  не  легкий  -  вернуться  назад  и,  воспользовавшись

мастерскими Убежища, сделать машину водонепроницаемой. Выход не простой  и

не легкий - искать брод или переправу. Каменные мосты должны  сохраниться,

если они, конечно, имелись здесь раньше.

     - У тебя удивительная способность давать банальные советы.

     - Чаще всего банальные советы и бывают самыми верными.

     - Собственно говоря, ничего другого придумать мы просто не успеем.  -

Помимо воли Артем глянул через плечо назад. - Утопиться никогда не поздно,

вернуться к Убежищу мы уже не сможем, так что придется  искать  переправу.

Но сначала я должен хоть немного поспать.

     - Разве ты не доверяешь мне? -  спросил  Адракс.  -  Пока  ты  будешь

отдыхать,  мы  сможем  пройти  немалое  расстояние.  Поверь,  та   поломка

случилась не по моей вине.

     Надо рискнуть, подумал Артем, глаза  которого  уже  закрывались  сами

собой. Неужели  ему  собственная  шкура  не  дорога?  Ведь  должен  же  он

понимать, что все мы связаны одной ниточкой.

     - Хорошо, - устало сказал он. -  Но  только  будь  осторожен.  Берега

здесь ненадежные.

     Сон был как  бесконечное  падение  в  черный  бездонный  колодец,  и,

проснувшись, он не мог даже приблизительно  представить,  сколько  времени

проспал.

     Разбудил его Калека. Вездеход снова стоял, и  вначале  Артему  пришла

мысль, что, пока он спал, они вообще не сдвинулись с  места.  Однако  река

была сейчас с правой стороны от них, и ее русло стало заметно шире.  Сотни

черепах самого разнообразного размера плюхались в  воду  и  выбирались  на

противоположный берег, а  еще  больше  их  подползало  из  степи.  Калека,

указывая на них, что-то тревожно бормотал и тыкал одной ладонью в  другую.

Артему  не  понадобилось  много  времени,   чтобы   понять   причину   его

беспокойства.

     Черепахи,  направление  движения  которых  заменяло  путешественникам

стрелку компаса, пересекали реку не напрямик, как  раньше,  а  под  острым

углом. Неимоверно выросший в небе страшный знак  Лета,  находился  уже  не

сзади, и даже не сбоку, а почти прямо по курсу вездехода.

     Экспедиция возвращалась назад! И возвращаться ее  заставляла  река  -

это Артем понял сразу.

     - Поворачивайте скорее! - почти закричал он. - Нельзя было так  долго

ехать в эту сторону!

     - В другой стороне мы уже были, - бесстрастно ответил Адракс.  -  Там

то же самое. Река описывает крутую дугу. Мы в западне.

     - Реки, особенно текущие по равнине, нередко петляют. Надо  набраться

терпения и следовать за всеми ее изгибами. Рано или поздно она повернет  в

нужном для нас направлении.

     - Боюсь, что это случится не рано,  а  как  раз  -  поздно.  Река  не

петляет. Ее дуга словно вычерчена циркулем. Сейчас мы даже ближе к  стране

Лета, чем в самом начале пути.

     Наступила тишина,  прерываемая  только  шуршанием  проползающих  мимо

черепах. Их становилось все больше и больше.

     - Я не хочу сгореть живьем, - сказала Надежда без всякого  выражения.

- Я не хочу задохнуться в огне. Не хочу видеть, как лопается  моя  кожа  и

тлеют волосы. Пусть кто-нибудь из вас убьет меня. Но только  сразу.  Одним

ударом.

     - Неужели вы так и не смогли найти брод? - Артем  встал  и  распахнул

дверь, желая повнимательней осмотреть реку.

     В лицо его, как из печки, дохнуло сухим зноем.  Только  теперь  Артем

заметил, что по полу  кабины  ползет  легкий  дымок  от  горловины  сосуда

высокого давления.

     Стравливают жидкий воздух, подумал он. Спасаются от жары.  Боже  мой,

сколько времени я проспал?

     - Везде одно и то же, -  сказал  Адракс.  -  Самые  крупные  черепахи

целиком исчезают в воде. Это значит,  что  глубина  на  середине  реки  не

меньше трех-четырех человеческих ростов.

     Внезапно вездеход качнуло и боком сдвинуло  с  места.  За  разговором

никто из его пассажиров не заметил, как в машину слепо уткнулась  панцирем

одна из черепах - к счастью, не самая крупная.

     - Этого только не хватало! - Артем ухватился за рукоятки  управления.

- Надо убираться отсюда, иначе эти твари нас просто раздавят.

     Зеленая степь превратилась в серую, бугристую,  шевелящуюся  пустыню.

Черепахи двигались  сплошным  потоком  -  сталкиваясь,  образуя  заторы  и

наползая друг на друга.  Похоже,  эти  вечно  бесстрастные  существа  были

объяты сейчас отчаянной паникой. Неужели и они боятся смерти?

     Вездеход ожил и завертелся на месте, уворачиваясь  от  стремящихся  к

реке монстров. Уже почти невозможно было найти безопасное место  для  лап.

Скрежещущие удары следовали то слева, то справа. Был момент, когда  гибель

казалась неминуемой - одна из лап оказалась  плотно  зажатой  между  двумя

панцирями. Черепахи несли могучую машину к реке, как снежная лавина  несет

к пропасти незадачливого лыжника.

     Спасло их то, что  в  самом  ближайшем  будущем  обещало  погубить  -

чрезмерная хрупкость сочленений лапы. При  первом  же  достаточно  сильном

рывке шарнир с пушечным треском разорвался, освободив машину.  Но  на  нее

уже надвигались новые серые громадины.

     "Сейчас нас или раздавят,  или  сбросят  в  реку,  -  подумал  он.  -

Деваться некуда, да и лапы вряд ли выдержат долго".

     Вездеход резко развернуло носом к воде, и еще одна лапа, хрустнув  на

прощание, улетела куда-то прочь. И  тут  Артем  увидел  единственный  путь

спасения - путь опасный и трудный, словно мост над  адской  пропастью,  но

обещавший хоть какой-то призрачный шанс.

     Еще недавно спокойная гладь воды буквально кипела от черепашьих  тел,

пробиравшихся не только по дну, но и друг по другу. То здесь,  то  там  из

мутной пены вздымались округлые холмы их панцирей. По ним-то и можно  было

добраться до спасительного берега -  так  на  Земле  в  ледоход  смельчаки

преодолевают реки, перепрыгивая с одной льдины на другую. Главное здесь  -

и это Артем понял сразу - быстрота, ну и, конечно, удача.

     Стремительный рывок по плоским макушкам черепашьих панцирей напоминал

сумасшедший слалом - вперед, влево, вправо,  опять  вперед  -  и  вездеход

оказался уже на середине реки. Брызги хлестали по  стеклу,  мешая  обзору.

"Ну еще секунд двадцать, - взмолился Артем. - Ну еще! Вынеси!"

     Влажный купол, чересчур большой, чтобы на  его  круглых  боках  можно

было найти опору, словно горб вздымающегося из  глубин  Левиафана,  возник

прямо перед носом  вездехода.  Артем  успел  увернуться,  но  в  следующее

мгновение передние лапы провалились куда-то. Снизу в кабину хлынула  вода.

Вездеход тонул, но и продолжал странным образом  медленно  продвигаться  к

берегу, хотя его лапы впустую молотили пену.

     Под крышей кабины образовалась воздушная прослойка, позволявшая людям

как-то дышать. Из воды, бурлившей от пузырьков поступающего снизу  сжатого

воздуха, торчали  головы  Адракса  и  Калеки.  Встретив  отчаянный  взгляд

Артема, Калека нырнул и выудил наверх Надежду, которая, судя по  выражению

лица, уже распрощалась с жизнью. Глаза нестерпимо жгло. Машинально облизав

губы, Артем почувствовал на языке едкую  горечь.  В  этой  проклятой  реке

вместо воды текла щелочь!

     Однако вскоре стало очевидным, что вездеход не  тонет,  а,  наоборот,

понемногу всплывает. До берега оставалось не более двух  десятков  метров.

Едкий раствор уходил в щели пола. Из кабины открывалось все более  широкое

поле обзора. Вскоре вездеход уже вознесет над поверхностью реки. Лапы  его

колотили уже не мутную пену, а воздух.

     Артем высунул голову в боковую дверь и понял, что  было  причиной  их

чудесного спасения. Тонущий вездеход лег брюхом прямо на панцирь уже почти

добравшейся до берега черепахи, бесподобные тягловые качества  которой  не

шли  ни  в  какое  сравнение  ни  с  першероном,  ни  даже   с   трактором

"катерпиллер".  Едва  только  нос  вездехода  врезался  в  высокую  траву,

покрывавшую  берег,   машина   соскользнула   со   своего   могучего,   но

медлительного избавителя и на пяти лапах устремилась  вперед.  Теперь  она

бежала уже не ровной рысью, а тяжелым вихляющим галопом.

     - Смотрите, смотрите! - Надежда указала назад. Мокрые волосы облепили

ее бледное лицо, на прокушенной нижней губе выступила капелька крови.

     Белесое пятно уже исчезло, как исчезла и половина  неба,  потому  что

нельзя было назвать небом эту разверзнувшуюся на его месте  адскую  топку.

Но скорее всего Надежду поразило даже не это -  горизонт  застилала  стена

дыма, подсвеченная снизу языками пламени. Степь пылала, и даже трудно было

себе представить, какая температура понадобилась, чтобы высушить и поджечь

ее травостой, куда более влажный, чем джунгли Амазонки.

     Температура в кабине заметно поднялась, хотя Калека и добавил  подачу

жидкого воздуха. Лица всех пассажиров, за исключением Адракса, блестели от

пота. Вездеходу приходилось все время вилять между черепашьими  тушами,  и

это наполовину замедляло его ход.

     "А что, если впереди мы наткнемся еще на одну реку, - подумал  Артем.

- Чуда два раза подряд не бывает. Вряд ли на этот раз нам так повезет".

     Горизонт теперь закрывал  уже  не  дым,  а  пар.  Река,  которую  они

пересекли не больше двух часов назад, испарялась. Раскаленный  вихрь,  как

огромная невидимая косилка, укладывал траву на землю.  Все  чаще  на  пути

вездехода попадались неподвижные, низко осевшие купола черепашьих панцирей

- скорее всего, их обладатели были уже мертвы.

     Артем гнал машину на максимально возможной  скорости.  Сейчас  каждая

задержка, любая, даже самая мелкая поломка,  грозила  неминуемой  гибелью.

Слышно было, как в двигательном отсеке Калека звякает инструментом,  меняя

очередной сосуд высокого давления.

     - Сколько штук осталось? - крикнул Артем.

     - Пять, - зевнул Адракс. - Всего пять. Не надолго их нам хватит.

     - А ты сам разве не боишься смерти?

     - Вот это действительно занятная тема для беседы. Но только ее хорошо

вести на пирах, за неприступными стенами, под защитой надежной  стражи.  А

сейчас, когда вы сами вот-вот станете жареным мясом на  чьем-то  роскошном

пиру, такие разговоры несвоевременны.

     "Вы станете!" - отметил про себя Артем. - Не "мы", а  "вы".  Себя  он

кандидатом в жареное мясо не считает. Запомним это на всякий случай".

     Следующие несколько часов прошли без особых происшествий, если только

не считать происшествием гнавшуюся за ними по пятам  испепеляющую  стихию.

Если бы не постоянная подача в кабину жидкого воздуха, все они,  наверное,

давно бы задохнулись. Дымная мгла затянула степь, привычные зеленые краски

исчезли, трава на глазах обращалась в рыжую труху.

     И тут внезапно последовал предательский удар. На них обрушилась  ночь

-  редкая  в  Стране  Забвения  Черная  ночь.  В  единый  миг  все  вокруг

погрузилось  в  абсолютную  тьму,   только   позади   четко   обозначалась

шевелящаяся линия огня. Никто не произнес ни единого слова, только Надежда

едва слышно вскрикнула.

     Ночь могла изменить в  этом  мире  очень  многое,  но  она  не  могла

остановить  Лето.  В  такой  темноте  вездеход  мог  двигаться  только   с

черепашьей скоростью, тщательно проверяя дорогу перед собой щупами - а это

только оттягивало неизбежную развязку.

     Наступившая  ночь  перечеркнула  все  их  планы,  и   Артем   впервые

по-настоящему    растерялся.    Последствия    этого    сказались    почти

незамедлительно - он  не  успел  сбросить  скорость,  одна  из  левых  лап

споткнулась обо что-то, раздался уже ставший привычным  треск  обрываемого

шарнира и вездеход, рухнув на бок, стал описывать  концентрические  круги,

словно судно с поврежденным рулем. Все это происходило в полном  мраке,  и

Артему понадобилось немало времени, чтобы на  ощупь  отключить  двигатель.

Наступила тишина, которую вполне можно было назвать трагической.

     - А я уже стала надеяться на спасение, - сказала Надежда.

     - Какой-то злой рок преследует нас. - Артем ощупал здоровенную шишку,

за считанные секунды выросшую на его лбу. -  Сначала  эта  окаянная  река,

потом Черная ночь. Я и не припомню, когда она была в последний раз...

     - Злой рок не может преследовать всех четверых сразу,  -  как  всегда

невозмутимо высказался Адракс. - Обычно он выбирает кого-нибудь одного. Но

из-за этого горемыки страдают и те, кто волею случая  связал  с  ним  свою

судьбу. Один из нас несет на себе печать великого греха.

     - Не болтай лишнего! - вспылил Артем. -  Не  хватало  еще,  чтобы  мы

принялись искать виновного. Можешь все свалить на меня, если тебе от этого

станет легче.

     - Да перестаньте же вы! - взмолилась  Надежда,  а  затем  уже  совсем

другим голосом добавила: - Значит... это все же конец?

     Слова эти обожгли Артема. Будь он сейчас совершенно один - можно было

бы со спокойной совестью махнуть рукой  на  собственную  жизнь,  но  рядом

находились и другие люди, поверившие ему.

     "Пусть мы и не спасемся, - подумал он, - но я буду бороться до конца.

С левой стороны уцелела одна-единственная лапа, но зато с правой  исправны

сразу три. Значит, из  этого  железного  калеки  еще  можно  было  сделать

четвероногого скакуна. Правда, работать придется почти на ощупь, в темноте

и жаре, под вой раскаленного вихря и грохот приближающегося пожара. Хватит

ли у меня силы и выдержки?"

     - Не надо паниковать. Еще не все потеряно. Сейчас  мужчины  вслед  за

мной выйдут из вездехода. Нужно как  можно  быстрее  переставить  одну  из

правых лап на левую сторону.

     - Вы же там все изжаритесь, - хмыкнул Адракс, и Артем  снова  отметил

про себя это "вы".

     - Да пошел ты!.. - схватив мешок с инструментами, он полез наружу.

     Почему-то Артему казалось, что, покинув кабину, он ощутит примерно то

же самое, что ощущает одетый человек в парной бане. Но это была  вовсе  не

баня! То,  что  он  почувствовал  всей  своей  кожей,  мог  почувствовать,

наверное, слесарь, вынужденный ремонтировать изнутри еще не остывшую топку

парового котла. Но слесарю положен асбестовый костюм  и  респиратор,  а  у

Артема не было даже завалящих рукавиц. За металл нельзя было ухватиться, и

ему пришлось обернуть ладони клочьями собственной рубашки.  Калека  пыхтел

где-то рядом, помогая чем только можно, но больше мешал. Время от  времени

из темноты  раздавался  скучающий  голос  Адракса:  "...не  сюда,  левее",

"...нужный инструмент лежит справа от тебя на расстоянии вытянутой  руки",

"...отверстие, которое ты ищешь, на четыре пальца  выше..."  Было  ли  это

очередным  издевательством,  или  чужеродец  действительно  мог  видеть  в

темноте, Артем так до конца и не понял, но советы были в основном дельные.

Немного помогал и накатившийся пожар - его  отсветы  уже  поблескивали  на

бортах вездехода. Когда стало совсем уж невмоготу, Артем попросил  Надежду

сбросить вниз баллон с  жидким  воздухом.  Рискуя  уже  не  изжариться,  а

обморозиться, они работали теперь в облаке сырого, быстро  тающего  снега,

хлопья которого уносил прочь горячий ветер. Как бы то ни было,  но  спустя

полчаса лапа уже стояла на новом месте.

     Артем еще помнил, как его втащили внутрь вездехода и  окатили  водой.

Сознание поплыло, в ушах раздался  звон.  Сердце,  сжавшись,  дало  долгий

перебой, а затем затрепыхалось, как попавшая в силок птица. Последнее, что

он слышал, теряя сознание, был тяжелый мерный топот железных лап.

     Адракс сидел за рычагами управления и, казалось, что мрак,  окутавший

Страну Забвения, был для него тоже самое, что ясный день.

 

 

     Артем очнулся, лежа под брюхом вездехода на холодной и  сырой  земле.

Вокруг стояли промозглые туманные сумерки, какие  бывают  поздним  осенним

вечером.

     Невдалеке, подобно статуе командора, скрестив руки и уронив голову на

грудь, стоял Адракс. Глаза его были закрыты. Казалось, он спал.

     - Ночь кончилась? - спросил Артем первое, что пришло на ум.

     Не дождавшись ответа, он с трудом сел. При этом все внутри Артема, от

мозга до желудка, болезненно содрогнулось, словно его тело превратилось  в

сосуд, переполненный страданием.

     - Ночь? - выйдя из оцепенения, переспросил Адракс. - Ночь  кончилась.

Можешь быть спокоен.

     - А что с остальными?

     - Они там. - Адракс указал на кабину вездехода. - Спят.

     - Где мы сейчас?

     - Не берусь судить об этом достаточно точно. Но с тех пор, как машина

остановилась, сверху  все  время  что-то  каплет.  Не  похоже,  чтобы  нам

угрожала смерть в пламени.

     - А где черепахи?

     - Проползают мимо время от времени.  Одна  недавно  чуть  на  нас  не

напоролась.

     - Наверное, это действительно их страна.

     - Все может быть. Но место довольно странное.

     Он  наклонился  и  растер  между  пальцами  щепотку   грунта.   Артем

машинально последовал  его  примеру.  Почва  действительно  была  какая-то

диковинная - не то древесная труха, не то грубо перемолотая костная  мука.

Запах ее не вызвал в памяти Артема никаких определенных ассоциаций.

     - Каким бы этот мир ни был,  он  наверняка  лучше  того,  который  мы

покинули.

     - Будем надеяться.

     - Значит, ты привел сюда вездеход ночью...  на  четырех  лапах...  Ты

спас нас всех. Спасибо.

     - Не стоит благодарности. Говоря откровенно, ваша жизнь  меня  совсем

не интересует. Более того, кое-кто из вас даже может представлять для меня

опасность - чисто условную, но все же опасность. Так  что  спасать  вас  я

совсем не собирался.

     - Спасая себя, ты спас и нас.

     - Опасность, угрожающая мне, куда серьезнее, чем Так  напугавшее  вас

Лето. От него я мог бы спастись в любой момент. Для этого достаточно  было

только подать знак...

     - Почему же ты его не подал? Твои друзья,  должно  быть,  обеспокоены

твоей судьбой.

     - Друзей у меня никогда не было  и  быть  не  может.  А  сигнал  этот

предназначается моему  самому  опасному  врагу.  Будь  спокоен,  он  мигом

вытащит меня из переделки. Ты, кажется, назвал наш мир  Тропой.  Так  вот,

знай - меня подкарауливают на каждом повороте этой Тропы.

     - И здесь тоже? - Артем встал, держась за лапу  вездехода.  Внезапная

откровенность Адракса растрогала его.

     - Скоро я это узнаю.

 

 

     Оставив  Адракса,  вновь  принявшего  прежнюю  позу,  снаружи,  Артем

вернулся в кабину вездехода. Напряжение  последних  часов  спало,  уступив

место чувству бесконечной усталости.

     К его удивлению, Надежды в кабине не было.  Калека  ползал  по  полу,

среди пустых  сосудов  высокого  давления  и  в  беспорядке  разбросанного

инструмента.

     - Ты потерял что-нибудь? - спросил  Артем,  уже  догадываясь  о  цели

поисков Калеки.

     Тот быстро закивал и изобразил руками что-то длинное и узкое. Вид при

этом у него был весьма озабоченный.

     "Действительно, куда мог подеваться клинок? - подумал Артем.  -  Жаль

терять такую красивую вещь. Тем более, что это наше единственное приличное

оружие".

     Вдвоем они облазили всю  кабину,  но  клинка  так  и  не  обнаружили.

Осталось предположить, что он был утерян во время  ночного  марша,  скорее

всего, при аварии. Впрочем, было еще одно место, в котором можно  было  бы

поискать пропажу - просторные одежды Адракса. Но еще неизвестно,  как  тот

отнесется к личному обыску.

     Надежду  Артем   обнаружил   в   двигательном   отсеке.   Бледная   и

растрепанная, она выглядела очень  неважно.  Полные  слез  глаза  казались

озерами скорби.

     - Тебя обидел кто-нибудь? - спросил Артем.

     - Нет, - она всхлипнула.

     - Тогда почему ты здесь?

     - Он! - девчонка указала в сторону кабины. - Он! Он там! Калека! Я не

могу находиться рядом с ним!

     - Да что же случилось? Что он тебе сделал?

     - Сон! - Надежда  затряслась,  как  в  лихорадке.  -  Сон!  Я  видела

страшный сон!

     - Опять наваждение?

     - Нет! Нет! Нет! - Она встала и, двигаясь, как сомнамбула,  прошла  в

кабину.

     Калека, видимо, смирившийся с потерей клинка,  мирно  спал  прямо  на

полу. Наклонившись, Надежда  долго  всматривалась  в  его  лицо,  а  затем

схватила молоток и прежде, чем Артем успел остановить ее, ударила  спящего

куда-то между ухом  и  виском.  Удар  вышел  слабый,  неловкий,  и  Калека

вскочил, как ошпаренный.

     - Дерьмо! Грязь! - прохрипела Надежда, протягивая ему молоток. - Клоп

вонючий! Бей себя по башке!

     Изумленно хлопая глазами, Калека изо всей силы заехал  себя  молотком

по лбу. Потом еще раз и  еще.  На  стенку  кабины  брызнула  кровь.  Артем

кинулся к Калеке, стараясь вырвать молоток, но это было  тоже  самое,  что

бороться с каменной глыбой.

     -  Еще!  Еще!  -  кричала  Надежда.  Ее  глаза   подернулись   мутью,

точь-в-точь, как это иногда случалось с Адраксом. - А теперь по зубам!  По

зубам!

     Сцена была жуткая и отвратительная. Истерический визг девчонки не мог

заглушить тупые удары  молотка.  Кровь  заливала  лицо  Калеки.  Его  губы

превратились в багровое месиво, но зубы  продолжали  прочно  держаться  на

своих местах.

     - Сильнее! - бесновалась Надежда. - Сильнее! Помнишь,  чудовище,  что

ты сделал?

     - Не надо так поступать, дочь  судьи!  -  раздался  от  дверей  голос

Адракса. - Прекрати. Даже если он что-то и сделал во вред тебе, то  сейчас

ничего не вспомнит.

     Надежда повалилась в кресло  и  зарыдала.  Калека  аккуратно  очистил

молоток от крови и  клочьев  волос,  положил  на  прежнее  место  и  жалко

улыбнулся разбитым ртом.

     - Что он все-таки тебе сделал? - Артем  наклонился  над  Надеждой.  -

Скажи?

     - Я не знаю, - простонала она. - Я не помню!

     Когда Надежда немного успокоилась, Артем вывел  ее  из  вездехода  на

свежий воздух. Туман стал, пожалуй, еще гуще,  с  неба  по-прежнему  сыпал

мелкий  дождь.  Громадная  куполообразная  тень  проползла  мимо   -   это

возвращались в родные края последние уцелевшие черепахи.

     Как странно  устроена  человеческая  память,  подумал  Артем.  Прошло

совсем немного времени, а кажется, что ровным счетом ничего и не было - ни

опаленного страшным жаром неба,  ни  пылающей  степи,  ни  поломанных  лап

машины, ни этой отчаянной переправы через мертвую реку, ни безумной  гонки

во мраке Черной ночи. Все осталось позади - все, кроме усталости и боли.

     Он поднес к лицу красную ошпаренную ладонь с  сожженными  подушечками

пальцев.

     Надежда шла рядом, вцепившись в его рукав. Адракс  стоял  на  прежнем

месте, оскалившись и слепо  глядя  вдаль.  Его  обычно  бесстрастное  лицо

искажала гримаса отвращения.

     - Мы прогуляемся немного, - сказал ему Артем.

     Когда  слова  эти  дошли  до  затуманенного  сознания   Адракса,   он

равнодушно пожал плечами.

     - Это не опасно? - Что-то мешало Артему просто пройти мимо.

     Тот же безучастный жест.

     - Сам бы ты рискнул отойти от машины? - настаивал Артем.

     - Я и вы - совсем не одно и то же, - глухо вымолвил Адракс.

     - Значит, нам  ты  не  советуешь  отходить  далеко?  -  подала  голос

Надежда.

     В пустых глазах Адракса что-то сверкнуло. Казалось, он только  сейчас

заметил девчонку.  Внезапно  он  молниеносно  схватил  Надежду  за  плечи,

встряхнул и почти прорычал прямо ей в лицо.

     - Зачем тебе мои советы, дочь судьи? Ты сама знаешь  ответ  на  любой

вопрос! Обрати  свой  взор  внутрь!  Не  ищи  ничего,  что  изначально  не

существовало бы в тебе самой! Никогда не верь  мне,  а  тем  более  никому

другому. Ты...

     Внезапно земля под их ногами дрогнула. Раздался  протяжный  скрипучий

стон. Людей мигом расшвыряло в  разные  стороны.  Почва  под  ними  ходила

ходуном, а жуткий вой выворачивал душу.

     Длилось это недолго, но оглушенный и не на шутку  перепуганный  Артем

не сразу решился встать на ноги. Что это могло быть - землетрясение, топот

ног великана, отзвуки  близкого  боя?  Представляет  ли  подобное  явление

опасность для человека, или оно так  же  безвредно,  как  этот  непрерывно

сеющий, нудный дождик? Пока  ответов  на  эти  вопросы  нет,  лучше  всего

держаться вблизи вездехода. Его стальные стены дадут людям  хоть  какую-то

(пусть даже моральную) защиту от всяких ожидаемых и неожиданных напастей.

     Оглядываясь по сторонам, Артем тихонько позвал:

     - Эй, куда вы все подевались?

     - Я здесь. - Из тумана на  четвереньках  выбралась  Надежда.  Адракса

нигде не было видно. Перехватив встревоженный взгляд  Артема,  -  девчонка

указала в том направлении, куда недавно проследовала черепаха. - Он  пошел

туда...

     - Оставайся здесь. Я догоню его.

     - Может, лучше подождем...

     - Нет. Он не в себе. Нельзя оставлять его одного. Он же не бросил нас

ночью.

     - Тогда и я с тобой. - Надежде явно не хотелось оставаться одной.

     Буквально через сотню шагов они  наткнулись  на  неподвижно  стоящего

Адракса. Он рассматривал что-то огромное, формой похожее на осколок яичной

скорлупы.  Приглядевшись  повнимательнее,  Артем  понял,  что  это   часть

черепашьего панциря, словно разрубленного пополам секирой великана. На его

внутренней  поверхности  кое-где  виднелись  все  еще  дергающиеся  клочья

розовой плоти.

     Услышав сзади шаги, Адракс не обернулся,  но  предостерегающе  поднял

руку.

     - Не ходите дальше, - сказал он прежним спокойным голосом. - Там  все

завалено такими обломками. Здесь, под нашими ногами, - он подбросил носком

сапога серую труху, - прах тысяч и тысяч черепах.

 

 

     Спустя полчаса в кабине вездехода состоялся совет. Начал его Артем.

     - Бесспорно, мы достигли того места, где живут черепахи. Или вернее -

где их убивают. Что будем делать дальше?

     Поскольку вопрос этот относился в основном к Адраксу, тот не замедлил

с ответом:

     - Делайте, что хотите. Я не связан с вами никакими обязательствами.

     - Но ведь вчетвером уцелеть легче, чем одному, - возразила Надежда. -

Разве не так?

     - Совсем не так! - отрезал Адракс.  -  И  скоро  вы  в  этом  сможете

убедиться. До поры, до времени я останусь  с  вами,  но,  как  только  это

станет опасным для меня, уйду.

     Калека между тем резал маленьким ножиком черепашье мясо и раскладывал

его по плошкам. Говорить он, конечно, ничего  не  говорил,  но  к  каждому

слову прислушивался внимательно.

     - Ну ладно, - примирительно сказал Артем. - Уйдешь, так уйдешь, силой

держать тебя никто не будет. Вопрос в другом: двигаться ли  нам  дальше  в

глубь страны или оставаться на месте.

     - Может,  переждем  здесь  Лето  и  вернемся  в  Страну  Забвения?  -

неуверенно предложила Надежда.

     - Наши запасы на исходе. А на свежее мясо трудно рассчитывать.  Здесь

на него и без нас достаточно любителей. Я предлагаю...

     Артем не успел закончить фразу. Вездеход тряхнуло, и  вновь  раздался

тот протяжный рев-стон, похожий одновременно и на предсмертный хрип живого

существа и на скрип медленно падающего дерева.

     - Еще один... -  задумчиво  сказала  Надежда  и  перевела  взгляд  на

Артема. - Ты что-то хотел сказать?

     - Нет, ничего...

     - Тот, кто пожирает черепах, легко сожрет и  нас,  -  голос  девчонки

дрогнул.

     - Ты думаешь, это он кричит?

     - А кто же еще? Какая-нибудь мелюзга так реветь не сможет.

     - Хватает на свете и безголосых хищников. А  что  касается  нас...  -

Артем попытался успокоить девчонку, - ...вряд ли железная машина  придется

этому обжоре по вкусу.

     Сам же он подумал: "Акула жрет рыбу, но при  случае  и  банку  рыбных

консервов заглотнет за милую душу. Все дело в аппетите".

     - Но не можем же мы спорить  без  конца!  -  девчонка  начала  терять

терпение. - Давайте что-то решать. Я есть хочу.

     - Решайте, как хотите, - буркнул Адракс. - Мне все равно.

     - А я предлагаю вот что:  дождемся  черепаху  покрупнее  и  осторожно

тронемся вслед за ней. Надо же разузнать, какие сюрпризы нас  здесь  могут

ожидать. - Не дожидаясь  возражений,  Артем  встал  и  тут  же  встретился

взглядом с Калекой.

     В  его  глазах  была  мольба,  а  изуродованный  рот   открывался   и

закрывался, не в состоянии издать хотя бы одно связное слово. И  вдруг  он

весь напрягся, взвыл и заскрежетал зубами. Все вздрогнули - так похож  был

этот звук на вопль неведомого пожирателя черепах.

     - Не понимаю, что ты хочешь? - обратился к нему Артем.

     Однако Калека вдруг обмяк, опустил глаза и безучастно махнул рукой.

 

 

     "Или мои  спутники  сумасшедшие,  или  все  происходящее  выше  моего

понимания, - думал Артем,  на  самой  малой  скорости  двигаясь  вслед  за

черепахой,  волею  случая  предназначенной  быть  для  них  чем-то   вроде

подсадной утки.

     -  За  что  Надежда  так  жестоко  наказала  Калеку?  Что  ей   такое

необыкновенное  могло  присниться?  И  почему  тот  покорно  стерпел   все

издевательства? Да ведь он мог эту пигалицу в порошок растереть. И Адракса

в последнее время как подменили. Что его мучает? Страх, угрызения совести,

тоска? Нашел я себе попутчиков! Один к одному".

     Силуэт черепахи был едва заметен в  сизом  тумане.  Ползла  она  куда

медленнее, чем обычно  -  как  будто  чувствовала  опасность.  Под  лапами

вездехода негромко похрустывал серый тлен, в  который  обратились  панцири

бесчисленного количества ее предшественниц. Все  чаще  попадались  крупные

осколки, некоторые из них размером превышали машину. И  больше  вокруг  не

было ничего - ни травинки, ни деревца. Где же могло таиться то  неведомое,

что  так  легко  губило  этих  громадных,  чрезвычайно  живучих  и  хорошо

защищенных от врага тварей?

     Как ни внимателен был Артем, а момент нападения он прозевал.

     Тело черепахи резко рванулось вверх,  возносимое  чем-то  похожим  на

внезапно выперший из-под земли циклопический палец. Черепаха, не по  своей

воле оказавшаяся на конце этого  пальца,  выглядела  точь-в-точь  как  его

ноготь. Гася содрогание почвы, вездеход затрясся  на  всех  своих  четырех

лапах. Но прежде, чем неведомо откуда взявшаяся пыль затмила  все  вокруг,

Артем успел заметить, как вокруг черепахи расцвел серый цветок, длинные  и

гибкие лепестки  которого  отдаленно  напоминали  щупальца  спрута.  Когда

лепестки эти сомкнулись в плотный бутон, во все стороны  брызнули  осколки

панциря, и вот тут-то раздался  тот  протяжный  душераздирающий  стон,  от

которого дыбом встают волосы и мурашки бегут по коже.

     - Ну и что это было? -  скорее  у  самого  себя,  чем  у  окружающих,

спросил Артем, едва только почва  перестала  трястись,  а  воздух  немного

очистился от пыли. На  том  месте,  где  только  что  торчал  убийственный

палец-стебель, ровным счетом ничего не осталось.

     - Когда-то и я любил  лакомиться  моллюсками,  -  мечтательно  сказал

Адракс. - Но, скажу без хвастовства, манеры у меня  всегда  были  получше.

Раковину я вскрывал только специальным ножом.

     - Чем бы это ни было, но я дальше ехать отказываюсь. - Надежда нервно

поежилась.

     - Тогда возвращаемся? - такое предложение, честно говоря,  устраивало

и Артема.

     - Возвращаемся. Медленно и по  старому  следу,  -  охотно  согласился

Адракс, что было для него в общем-то не свойственно.

     Однако уже спустя несколько минут Артем  убедился,  что  след  исчез,

засыпанный черепашьим прахом. Вокруг,  полускрытая  туманом,  расстилалась

свинцово-серая  однообразная  равнина,  совершенно  лишенная  каких-нибудь

ориентиров.

     Они заблудились. Заблудились на минном поле.

 

 

     После долгих споров решено было ждать "попутную" черепаху,  следовать

за ней вплоть до момента гибели,  затем,  не  сходя  с  места,  дожидаться

следующую и так далее. Как ни прожорлив был подземный хищник, он рано  или

поздно  должен  был  насытиться  черепашьим  мясом,  а  значит   -   стать

безвредным.

     Что из всего этого должно было в конце  концов  получиться,  не  знал

даже Адракс.

     Но вместо черепахи они дождались совсем другого гостя.

     Первым  его  сквозь  стекло  кабины  заметила  Надежда  и,  сдавленно

вскрикнув, метнулась в дальний угол машины.

     Кто-то стоял в тумане прямо на их пути почти на пределе видимости.  У

незнакомца вроде бы имелись руки, ноги, голова, но, безусловно, это был не

человек. Трудно  описать  словами  то,  что  не  имеет  абсолютно  никаких

аналогий в людской памяти. Это примерно то же самое, что сравнивать  слона

с лошадью, у которой на морде вырос длинный нос.

     При первом же взгляде на это  существо  у  Артема  навсегда  осталось

впечатление своего собственного бессилия, парализующего ужаса и  глубокого

отвращения.  Смотреть  на  него  было  то  же  самое,  что   смотреть   на

медузу-горгону, с той  только  разницей,  что  человек  превращался  не  в

камень, а в комок безвольной слизи. Тварь,  стоявшая  на  пути  вездехода,

была зримым олицетворением кошмара в самом чистом его виде.

     Слева и справа смутно виднелись еще два точно таких же создания, но в

отличие от первого, они стремительно передвигались, обходя машину с разных

сторон.

     - Что-то поздновато они появились, -  сказал  Адракс.  -  Я  их  куда

раньше ждал.

     - Неужели они ищут тебя? - еле выдавил Артем.

     - Вряд ли. Это не ищейки, а сторожевые псы. Черепах  они  трогать  не

будут, а всякого чужака придержат. Чтоб не  болтался,  значит,  попусту  в

неположенном месте... Чаще всего их называют мрызлами.

     - Идут они смело, - заметил Артем, вспомнив о подземных  хищниках.  -

Ничего не боятся.

     - Бояться они просто не способны. Так уж они задуманы.

     - Кем задуманы? - удивленно переспросил Артем.

     - Потом узнаешь. А сейчас надо уходить. Куда глаза глядят и на  самой

полной скорости. Уж если умирать, то только не в их лапах.

     Долго уговаривать Артема не пришлось. Вездеход резво  побежал  сквозь

серую мглу, почти сразу оторвавшись от преследователей.

     Но уйти  далеко  им  было  не  дано:  удар  снизу  был  так  силен  и

стремителен, что  сорвавшийся  с  креплений  двигатель  пробил  переборку.

Кабина вмиг наполнилась ледяным туманом.

     Вездеход  словно  на  лифте  возносился  вверх.  Затем   по   корпусу

хлестанули смыкающиеся щупальца  и  стекла  залила  какая-то  бурая  жижа.

Раздался скрежет, и по металлу побежали трещины. Сталь обшивки  сминалась,

как бумага, стеклянный колпак разлетелся вдребезги, засыпав  людей  дождем

осколков. В следующий момент разорванный на части  вездеход  был  отброшен

прочь, а его пассажиры и весь груз оказались на  влажной  и  упругой,  как

резина,  поверхности,  цветом  и  структурой  весьма   напоминавший   мясо

черепахи. Ее края загибались кверху, образуя подобие чаши, в которой могло

свободно уместиться небольшое озеро.

     Внезапно  станки  этой  живой  ловушки   завибрировали   и   раздался

громоподобный рев - торжествующий рев хищника, овладевшего  добычей,  рев,

который внутри источника его возникновения казался уже не ревом животного,

а грохотом стартующего  реактивного  самолета.  Быстро  достигнув  предела

болевого ощущения, этот звук хлестал и  давил,  рвал  на  части  воздух  и

барабанные перепонки. К счастью, до слуха Артема дошли только первые такты

этой ужасающей мелодии - рев, действуя  как  акустическое  оружие,  быстро

ввергал человека в беспамятство.

     Очнулся Артем,  весь  перепачканный  липкой  жижей,  которую  обильно

выделяли стенки ловушки. Сейчас чаша с добычей вроде бы опускалась вниз, а

ее края продолжали вытягиваться и загибаться вовнутрь.

     "Если она утащит нас под землю, это конец", - подумал Артем.

     Дно ловушки было усыпано всяким барахлом, некогда  составлявшим  груз

вездехода.  Артем  принялся   расшвыривать   его,   надеясь   найти   хоть

какое-нибудь  оружие,  и  наткнулся  на  неиспользованный  сосуд  высокого

давления. Открыв вентиль на полоборота, он ударил струей жидкого воздуха в

розовую трепещущую плоть. На внутренней стенке ловушки сразу же  появилось

обширное матово поблескивающее пятно, вокруг  которого  волнами  собрались

морщины.

     Артем, интуитивно сообразив, что неведомый хищник  может  утащить  их

под землю только после того, как стенки ловушки сомкнутся,  стал  поливать

переохлажденным газом верхний край чаши, где движение плоти было  наиболее

активным.

     Очень скоро стало ясно, что его старания  не  были  напрасны.  В  тех

местах, где жидкий воздух коснулся живой ткани, ее рост сразу прекращался.

Края ловушки, до этого идеально ровные, стали похожи на чашечку тюльпана -

хотя большая часть ее окружности была уже заморожена,  кое-где  вверх  еще

лезли розовые  остроконечные  языки.  Но  тут  возникла  новая  опасность.

Клейкая бурая жидкость уже поднялась до уровня щиколоток. Босоногий Калека

подпрыгивал, словно под  ним  оказалась  раскаленная  сковородка.  Надежда

догадалась взобраться на двигатель, тоже  оказавшийся  в  чаше.  Обувь  на

Артеме разваливалась, пятки невыносимо зудели. Один Адракс пока  никак  не

реагировал на едкий сок.

     "Эта дрянь сейчас переварит нас живьем", - подумал Артем  и  направил

струю жидкого воздуха вниз. Вскоре на дне ловушки  образовалась  небольшая

ледяная  площадка,  на  которой  и  собрались  все   пассажиры   погибшего

вездехода.

     Чаша по-прежнему опускалась, но уже совсем медленно. Время от времени

ее края еще пытались сомкнуться, но Артем легко пресекал все  эти  попытки

очередной  порцией  жидкого  воздуха,  более  разрушительного,  чем  пламя

газовой горелки. Если это существо могло испытывать боль, то  сейчас  оно,

должно быть, терпело ужасные муки. Кое-где ее  нежная  розовая  плоть  уже

отваливалась клочьями, оставляя глубокие язвы.

     Плавный спуск внезапно прекратился. Ловушку сильно тряхнуло несколько

раз подряд. Стенки чаши стали оседать и бессильно  выворачиваться  наружу.

До земли теперь оставалось всего метра три-четыре.

     Бочкообразный  стебель,  торчавший  из  развороченной  почвы,  дружно

штурмовали три мрызла, скорее всего те самые, что  преследовали  вездеход.

Действовали они преимущественно  руками  (или  передними  лапами),  сплошь

покрытыми безобразными костяными наростами самой невероятной конфигурации.

Судя по тому, что от могучего стебля только клочья во все стороны  летели,

были эти резцы невероятно острыми и прочными.

     Усердная работа мрызлов не замедлила принести плоды. Сначала в стебле

стали появляться  прорехи,  а  затем  он  лопнул  снизу  доверху.  Ловушка

развалилась на две части,  и  все  ее  содержимое  рухнуло  во  внутреннее

пространство стебля - в смрадную духоту и мрак.  Под  собой  Артем  ощущал

какую-то шевелящуюся массу, но не однородную,  а  состоящую  из  множества

отдельных  элементов.  Можно  было  подумать,  что  он   оказался   внутри

термитника, только каждый термит был величиной с суповую тарелку.

     В следующий момент стебель разрушился окончательно,  выбросив  наружу

всех четырех пленников вместе с бесчисленным  количеством  крошечных,  еще

лишенных панциря черепашек. Мрызлы, припав на четвереньки,  жадно  глотали

их.

     "Вот  оно  что,  -  подумал  Артем,  скатываясь  вниз  с  шевелящейся

пирамиды.  -  Страшный  подземный  хищник  -  это   ни   что   иное,   как

мать-черепаха, пожирающая своих детей, дабы дать жизнь новым поколениям".

     Впрочем, это был не самый лучший момент для отвлеченных  размышлений.

Мрызлы прекратили истреблять черепашек и явно  собирались  заняться  более

крупной дичью. Один устремился  к  Артему,  другой  к  Адраксу,  третий  к

Калеке. Надежду они до поры до времени оставили без внимания.

     Далее события развивались так: Адракс вырвал у Артема сосуд  высокого

давления, который тот все время  не  выпускал  из  рук  и,  окатив  своего

соперника струей жидкого воздуха, исчез в клубах изморози. Вечно сочный  и

малоподвижный Калека вдруг проявил исключительную прыть. Как  ни  точны  и

стремительны были движения мрызла.  Калека  всякий  раз  на  долю  секунды

опережал его. После целой серии хитроумных маневров эта  парочка  умчалась

куда-то во мглу. Зато Артем был повержен в самом начале схватки.  Тяжелая,

покрытая редкой рыжей шерстью лапа-клешня наступила ему на  грудь.  Такого

жуткого смрада Артем не ощущал еще никогда в жизни.

     Что-то омерзительное капало на него сверху - не то слюна, не  то  пот

чудовища. С трудом  сдерживая  позывы  к  рвоте,  Артем  отвернул  лицо  в

сторону, дабы не смотреть на мрызла и тем не усугублять свое  и  без  того

плачевное состояние.

     Мрызл, ошпаренный жидким воздухом, все еще  не  мог  очухаться.  Тот,

который погнался за Калекой, вернулся с пустыми  руками  и  выместил  свое

неудовольствие на Надежде, как куклу швырнув ее поближе к Артему. Затем он

тонко, по-щенячьи взвизгнул и на разные лады повизгивал еще с минуту.

     Тот мрызл, который поверг Артема - видимо, главный из этой  тройки  -

коротко взвизгнул в ответ и, вскинув лапу, со страшной силой ударил своего

приятеля пилообразным наростом в грудь, впрочем, без  особого  ущерба  для

его гиппопотамовой шкуры, от которой только засохшая грязь да  короста  во

все стороны полетели.

     Затем все трое собрались в кружок и, сблизив головы (если  это  можно

было  назвать  головами),  долго  визжали  -  и  все  вместе  и  каждый  в

отдельности. Эти твари разговаривали! Значит,  и  кое-какой  разум  у  них

имелся!

     Переговоры кончились тем, что один из мрызлов прямиком  устремился  к

пленникам. В его лапах  блеснуло  что-то  длинное  и  тонкое,  похожее  на

стилет.

     "К чему такие сложности,  -  подумал  Артем  (в  ожидании  неминуемой

смертей он вдруг совершенно успокоился). - Да эта тварь  нас  обоих  одной

лапой может прихлопнуть! Как мух!"

     Он оглянулся на Надежду. Девчонка лежала на спине, раскинув руки и не

подавая никаких признаков жизни.

     Мрызл уже черной тенью навис над ним.  Перед  глазами  Артема  сверху

вниз косо сверкнуло разящее лезвие. Помимо воли  он  зажмурился,  но  удар

оказался неожиданно слабыми лишь слегка задел плечо.

     Промахнулся, тупо подумал Артем и снова приоткрыл глаза. Однако мрызл

уже оставил его и склонился к  Надежде.  Над  ней  он  задержался  чуточку

подольше, шумно дыша и как-то манипулируя своим оружием. Затем  последовал

укол - такой же несильный, как первый, и опять в плечо.

     После этого все трое мрызлов одновременно взвизгнули,  как  семечками

набили пасти черепашками и стремительно канули в туман.

     Полежав немного, Артем сел. Плечо немного саднило, но эта боль не шла

ни в какое сравнение с болью в голове, груди,  руках  и  ногах.  Его  тело

словно побывало в камнедробилке.

     По Надежде ползали маленькие черепашки, а в  глазных  впадинах  стала

собираться дождевая влага. Артем сунул ладонь  ей  за  пазуху.  Кожа  была

теплая, сердце билось.

     - Убери руку, - не открывая глаз, внятно сказала Надежда. - Ушли они?

     - Ушли.

     - Я притворялась. - Надежда резко села. - Думала,  они  мертвецов  не

трогают.

     - Ты испугалась?

     - Мне  испугаться  не  стыдно!  Стыдно  должно  быть  вам!  Мужчинами

называетесь! Двое сбежали, а третий даже сопротивляться  не  стал.  -  Она

поплотнее запахнула ворот.

     - Ты считаешь, что я этих уродов голыми руками должен был уложить?

     - Не надо оправдываться. Уведи меня отсюда куда-нибудь.

     - А не боишься, что на нас опять такая тварь нападет? - Артем  указал

на останки поверженной матери-черепахи, из  развороченного  чрева  которой

все еще  продолжали  вылезать  детеныши,  некоторые  из  них  размером  не

превышали мухи.

     - Не боюсь. Ведь мрызлы здесь  без  всяких  помех  бегают.  Да  и  те

двое... чужеродец и Калека... тоже сбежали... И все тихо пока...

     "Действительно, - подумал Артем. - Как  это  я  сразу  не  догадался.

Мать-черепаха пожирает своих детей,  но  только  самых  крупных,  успевших

отъесться в Стране Забвения до определенного  веса.  Вездеход  вполне  мог

сойти за одну из них. А люди и мрызлы для нее чересчур мелкая добыча".

     Собрав то немногое, что они могли унести с  собой,  Артем  и  Надежда

двинулись  в  сторону  противоположную  той,  куда  подались  мрызлы.   Не

переставая сеял дождь. Сизыми волнами плыл холодный туман. Надежда  шагала

впереди, и не похоже было, что она идет наугад.

     - Куда ты меня ведешь? - осведомился Артем некоторое время спустя.

     - Надо найти тех двоих. Хоть они и негодяи, но в их компании  все  же

как-то спокойнее.

     - И как ты их думаешь найти?

     - Это уж мое дело.

     Местность, по которой они шли, была  удручающе  однообразной.  Трижды

они  ощущали  сотрясение  почвы   и   слышали   вдалеке   зловещий   вопль

черепахи-матери. Ни разу им не встретились следы людей или мрызлов, однако

Надежда уверенно прокладывала путь среди холмов серого праха.

     Своих бывших спутников они застали в неглубокой  котловине,  дававшей

хоть какое-то укрытие от промозглого ветра. Артем и  Надежда  явились  как

нельзя кстати - в этот самый момент Адракс, сидя верхом на Калеке, усердно

душил его, а Калека не менее усердно  выворачивался.  Судя  по  тому,  что

почва вокруг них  была  как  катком  укатана,  такое  выяснение  отношений

длилось уже довольно давно. Невдалеке лежал клинок -  тот  самый,  который

принес с собой Калека.

     Сразу поняв, что слова здесь не помогут, Артем  вцепился  в  Адракса,

однако оторвать его от жертвы было не легче,  чем  свернуть  с  постамента

памятник. Неизвестно, чем бы закончилась эта  свалка,  если  бы  Артем  не

догадался швырнуть в лицо чужеродца добрую горсть мелкого праха.  Это  ему

особо не повредило, но заставило волей-неволей переместить  руки  с  горла

Калеки в сторону нового противника.

     Калеке  вполне  хватило  этой  секундной  передышки,  чтобы  сбросить

Адракса. Однако далее он повел себя весьма странно - отряхнулся и смиренно

отошел в сторону (даже не в  ту,  где  лежал  клинок).  Теперь  уже  Артем

оказался лицом к лицу с совершенно озверевшим старцем. Они  схватились,  и

Артем сразу понял, что именно ощущает человек, попавший в лапы разъяренной

Гориллы. Еще он понял, что конец его близок. Не  обидно  ли  -  уцелеть  в

схватке  с  черепахой-матерью  и  мрызлами  и  принять   смерть   от   рук

собственного спутника? Еще смутно надеясь на спасение, он захрипел:

     - Помогите! Помогите!..

     Помощь пришла, но совсем не оттуда, откуда ожидал Артем. Спасенный им

Калека как ни в чем не  бывало  наблюдал  за  схваткой  со  стороны,  зато

Надежда, схватив клинок, изо всех  своих  силенок  огрела  им  Адракса  по

голове.

     Гул пошел, как от удара  в  колокол.  Чужеродец  выпустил  совершенно

растерзанного Артема, сделал несколько нетвердых  шагов  назад  и  сел  на

землю. Он был жив и даже не потерял сознание, ни  единой  капли  крови  не

появилось на его черепе, но что-то  резко  и  удивительно  переменилось  в

лице: ярость уступила место усталости, суровые складки у рта разгладились,

взгляд погас.

     - Может, свяжем его? - предложил Артем.

     - Не надо... Иди сюда! -  Надежда  пальцем  поманила  Калеку.  -  На,

возьми, и чтоб из рук не выпускал!

     Калека кивнул и с благодарной улыбкой принял клинок.

     - Убьешь его, если я прикажу! - Надежда указала на Адракса. - Знаешь,

куда бить? И этого тоже!  -  Девчонка  смерила  Артема  с  ног  до  головы

презрительным взглядом. Калека послушно, как кукла,  склонил  взъерошенную

голову.

     - Я никому не причинил вреда? - глухо спросил Адракс.

     - Нет, - ответил за всех Артем. - Но еще бы чуть-чуть...

     - Со мной иногда бывает  такое...  Накатывается...  В  следующий  раз

будьте поосторожней...

     - В следующий раз тебе просто снесут башку, -  пообещала  Надежда.  -

Почему ты бросил нас?

     - Я  никогда  не  обещал  идти  с  вами  до  конца...  Более  того...

Оставаться с вами для меня опасно... Двое из вас троих -  мои  смертельные

враги. Если я не смогу переломить судьбу,  мне  суждено  умереть  от  руки

одного из вас...

     - Что за вздор ты несешь! - не выдержал  Артем.  -  Вечно  ты  что-то

выдумываешь, вечно врешь. Никому из нас твоя жизнь не нужна.  Можешь  хоть

сейчас убираться. Но это позор - бросать спутников в беде!

     - Вас мрызлы скорее всего не тронули бы... Они черепашек нажрались...

Но если бы им попался я... или даже вот он, - последовал кивок  в  сторону

Калеки, - результат мог быть куда более плачевным.

     - Как это - не тронули? А вот! - Артем распахнул рубашку.  -  Укололи

какой-то штуковиной. А может, она отравленная?

     - И ее тоже? - Адракс перевел взгляд на Надежду.

     - И ее, конечно.

     -  Тогда  наши  дела  действительно  плохи.  -  Чужеродец  постепенно

возвращался в свое обычное состояние. - Не знаю, сколько мрызлов рыскают в

этом мире, но скоро все они будут здесь. Сейчас  нам  действительно  лучше

всего держаться вместе. Спасти нас может только быстрота. Со следа мрызлов

уже не собьешь. Но в  погоню  они  бросятся  не  сразу.  Нужно  немедленно

уходить отсюда.

     - Ты пойдешь первым, - сказала Надежда. - Калека  с  клинком  в  руке

будет идти сразу за тобой. Знай, что по первому же моему знаку он  сделает

все возможное, чтобы убить тебя.

     - Я не сомневаюсь в этом, дочь судьи. - Адракс криво усмехнулся. - Да

только клинок этот туповат для меня.

 

 

     Они шли и бежали, бежали и шли сквозь промозглый туман и нескончаемый

моросящий дождь. Они научились спать сидя, сбившись в тесную кучу,  потому

что на мокрую землю нельзя было лечь. Они приспособились питаться  мелкими

черепашками, смело прорубая тело их матери (та совершенно  не  реагировала

на приближение человека, а сытая не  реагировала  ни  на  что  на  свете),

потому что другой пищи у  них  не  было.  Тусклый  бесконечный  день  (или

светлая бесконечная ночь) висел  над  этой  унылой  страной,  и  ничто  не

нарушало его вековечную тишину,  кроме  шороха  дождя,  да  редких  воплей

подземных хищниц, пожиравших своих возмужавших потомков.

     На отдых они останавливались только тогда, когда Надежда  валилась  с

ног от усталости. Но на немые предложения Калеки и горячие уговоры  Артема

нести ее на руках, она всегда отвечала категорическим отказом.

     Однажды, голодные и усталые, они нашли приют  под  огромным  обломком

черепашьего панциря. Надежда тряслась, как в лихорадке. Несмотря на  холод

ее лицо покрывала испарина. Артем, завернув ее во все  тряпки,  которые  у

них еще оставались, крепко прижал к себе. И тут впервые за все время  пути

девчонка разрыдалась.

     - Не плачь, - он погладил ее по мокрым волосам. - Хочешь, я  расскажу

тебе сказку о бедной девочке, которую злая мачеха  заставляла  делать  всю

грязную работу в доме? За кротость и терпение добрая  волшебница  подарила

ей хрустальные туфельки и разные другие необыкновенные  вещи.  На  балу  в

королевском дворце в нее влюбился принц, но время волшебства уже кончилось

и ей пришлось убежать. Спускаясь по лестнице, она потеряла одну  туфельку,

по которой ее потом и нашел принц. Он взял ее  себе  в  жены.  Так  бедная

девочка стала принцессой. Жили они долго и  счастливо,  а  умерли  в  один

день.

     - Добрых волшебниц давно нет, - сказала Надежда  сквозь  слезы.  -  А

принцессой я и так стану, можешь не сомневаться... Если только останусь  в

живых. А плачу я не от горя и не  от  усталости.  Женщины  должны  плакать

перед боем. Я плачу по всем вам и  по  себе  самой...  Мрызлы  только  что

получили приказ напасть на нас. Их очень много,  и  скоро  все  они  будут

здесь...

 

 

     Бессмысленно было бежать, растрачивая последние силы.

     Артем нисколько не сомневался в прозорливости Надежды,  да  и  Адракс

воспринял ее сообщение как нечто неоспоримое. Калека,  положив  клинок  на

колени, тупо смотрел в землю. Туман  как  назло  рассеялся,  открыв  взору

серую безжизненную равнину.

     Первый мрызл появился даже раньше, чем они этого ожидали.  Однако  он

не ринулся вперед, а снова скрылся во мгле. Скорее всего, это  был  только

разведчик. Затем послышалось далекое многоголосое повизгивание, и со  всех

сторон выступили густые цепи мрызлов.  Шли  они  осторожно  и  расчетливо,

словно собираясь сразиться с целой армией равных себе по силе  и  ловкости

богатырей, а не с четверкой еле живых от усталости людишек.

     - Ну ладно, - Адракс встал  с  таким  видом,  словно  ему  предстояла

неприятная и тяжелая, но вполне привычная работа.  -  Зря  они  так.  Ведь

знают, что врага нельзя загонять в угол. Зарвались... Дай! -  повелительно

сказал он, протягивая к Калеке раскрытую ладонь.

     И столько силы и уверенности было в его голосе, что Артем  немедленно

поверил в скорое спасение. Калека с подобострастным видом вложил клинок  в

руку Адракса, и тот, несколько раз резко  крутнув  гарду,  глубоко  загнал

лезвие в землю.

     Сейчас сутулый и кривоносый чужеродец выглядел  величаво  и  страшно,

как бог-громовержец в последние минуты перед гибелью мира. Его  изодранные

и грязные одежды колыхались на ветру, как крылья демона. Зубы  скрежетали,

а глаза буквально метали молнии.

     Когда до ближайшего мрызла осталось  не  более  полусотни  шагов,  он

наклонился и вырвал клинок из земли.

     Его лезвие утратило блеск и четкую форму. Казалось, что оно вибрирует

с огромной, неподдающейся воображению частотой. Адракс  еще  раз  повернул

гарду и нажал что-то на рукоятке. Клинок  стал  медленно,  но  неотвратимо

удлиняться, принимая все более  призрачный  вид.  Когда  он  вытянулся  на

несколько десятков метров, Адракс  нанес  первый  удар.  Ноги  мрызла  еще

бежали, а верхняя часть туловища уже катилась вслед за ним по земле.  Пять

или шесть чудовищ полегло в  течение  нескольких  секунд,  изрубленные  на

куски.

     Держа клинок горизонтально перед собой, Адракс сделал полный  поворот

(Артем, Надежда и Калека догадались броситься на  землю),  и  вокруг  него

образовалось  кольцо  из  кровоточащего  мяса,  дергающихся   конечностей,

вывороченных внутренностей и разбрызганных мозгов. Удлинив  клинок  вдвое,

чужеродец еще раз крутнулся на месте. Узкое, уже  почти  невидимое  лезвие

рассекало все подряд - куски черепашьих панцирей, верхушки холмов, живых и

мертвых мрызлов.

     Последнего из нападавших, уже догадавшегося о  своей  участи,  но  не

смирившегося с  ней,  Адракс  убивал  долго,  с  палаческим  вдохновением,

постепенно кроша, как кочан капусты. Убедившись, что с мрызлами покончено,

он снова крутнул гарду влево-вправо, и клинок сразу принял прежний вид.

     Тяжелый запах крови мутил душу, вокруг истошно повизгивали  умирающие

мрызлы, багровые ручьи собирались в лужи, пластами  оседал  туман,  словно

стараясь скрыть от человеческих глаз это побоище.

     - Обошелся ты с ними жестоко,  -  пробормотал  потрясенный  Артем.  -

Может, сначала только пугнуть стоило?

     - Мои сородичи максары используют подобные клинки для смертного  боя,

а не для запугивания всяких тварей, - гордо заявил Адракс.

     - Страшное у вас оружие...

     - Самое страшное оружие максаров - это они сами... Впрочем, и  клинки

немало значат. Помнишь, я говорил  тебе  о  сигнале,  который  обязательно

дойдет до моего самого страшного врага?

     - Помню.

     - Так вот, этот сигнал уже подан...

     Казалось, кровавая баня, которую Адракс устроил  мрызлам,  привела  в

действие некий неведомый механизм, управлявший в этом краю  сменой  дня  и

ночи, а заодно погодой. Промозглый  ветер  превратился  в  ледяной  вихрь,

туман изморозью осел на землю, и на Страну Черепах пала непроглядная тьма.

     Если бы вокруг не  валялись  в  изобилии  еще  теплые  тела  мрызлов,

наступившая ночь могла стать последней в жизни всех четырех путников. Даже

на морозе эти огромные туши должны  были  остывать  много  часов.  Отыскав

наименее искромсанного, но безусловно мертвого мрызла,  люди  прижались  к

его брюху,  в  котором  время  от  времени  что-то  булькало.  Перспектива

замерзнуть оказалась сильнее отвращения.

     Какие-то пятна мутно светились  в  небе,  надрывно  выл  ветер,  а  в

темноте, постепенно затихая, визжали издыхающие мрызлы.  Скоро  почти  все

они умолкли, и лишь один продолжал тонко и жалобно стонать на одной ноте.

     Артем уже собрался было попросить Адракса добить умирающую тварь (что

ни говори, а все же живое существо), но его язык почему-то онемел,  словно

налившись свинцом. Никогда еще раньше Артему не приходилось ощущать  такой

тяжелой, прямо-таки убийственной усталости.  Он  полулежал,  одним  плечом

касаясь Надежды, а другим - Калеки, и  не  мог  даже  пошевелить  пальцем.

Спутники его уже крепко спали. Неутомимый Адракс и  тот,  кажется,  смежил

глаза.

     "Наступит ли когда-нибудь утро, - тупо думал Артем, из последних  сил

стараясь побороть изнеможение. - Или ночь будет такой же нескончаемой, как

и день? Тогда мы все просто окоченеем, не дождавшись рассвета. Господи, да

что это со мной такое? Как будто  дурманом  опоили.  Ни  рук,  ни  ног  не

чувствую..."

 

 

     Однако утро наступило в свой черед, и Артем проснулся с первым светом

студеной зари -  проснулся,  словно  очнувшись  от  болезненного  забытья.

Одного-единственного взгляда было достаточно,  чтобы  понять  -  в  Стране

Черепах наступила зима. Лужи замерзли, земля покрылась инеем, ветер уносил

последние остатки тумана, и широко открывающийся вокруг мертвый пейзаж  не

вселял никаких надежд на спасение.

     Еще менее приятной была вторая новость  -  Адракс  исчез,  не  забыв,

конечно, прихватить с собой клинок. Артем оказался посреди чужой  холодной

страны - без еды, без оружия, без  теплой  одежды,  в  одной  компании  со

свихнувшейся девчонкой и немым придурком.

     Надежда, отломив кусочек льда, как в стеклышко глядела сквозь него на

тусклое небо.

     - Наверное, в первый раз такое чудо в руках держишь? - спросил Артем.

     - В руках держу в первый раз. А видеть уже видела.  Только  не  помню

где. Может, во сне, а может, в детстве.

     - А Адракса ты во сне, случайно, не видела?

     - Я и сейчас его могу видеть. - Надежда отложила ледышку в сторону  и

прикрыла глаза. -  Он  уже  далеко  отсюда.  Идет  по  белой-белой  земле.

Говорит, чтобы мы даже и не смели  пускаться  за  ним  вдогонку.  Те,  кто

охотится за  нами,  обязательно  бросятся  по  его  следу,  а  мы  получим

передышку.

     - Так ты и разговаривать с ним можешь? - Артем даже и не знал: верить

ей или нет.

     - Могу. Если он сам этого хочет.

     - Больше он ничего не сказал тебе?

     - Больше ничего... Но мне показалось, что  в  наш  разговор  вмешался

кто-то третий.

     - Кто именно? Ты встречала его раньше?

     - Нет. Кажется, нет... - не очень уверенно ответила Надежда.

     - И что же говорил этот третий?

     - Он ничего не говорил. Он смеялся. Он издевался над Адраксом, а тот,

вроде бы, и не замечал этого.

     - Прошу тебя, попытайся опять переговорить с  Адраксом!  Спроси  его,

как нам быть дальше? Как спастись?

     - Он не ответит. - Надежда покачала головой и  снова  занялась  своей

ледышкой.

     Артем встал и, оставляя на свежем  инее  четкие  следы,  обошел  поле

недавнего  боя.  Мертвые,  окоченевшие  мрызлы  уже  не  выглядели  такими

омерзительными, как при жизни. Некоторые превратились просто в кучи  мяса.

Если бы в этой стране существовало воронье, все оно в полном составе давно

явилось бы сюда.

     Превозмогая гадливость,  он  принялся  тщательно  осматривать  каждое

тело. Если эти твари и были разумны, они не обременяли себя ни оружием, ни

снаряжением. Впрочем, особой нужды в этом и  не  имелось  -  вряд  ли  еще

какое-нибудь живое существо, включая тиранозавра, было снабжено от природы

такими мощными орудиями убийства.

     Прошло немало времени, прежде чем Артем нашел то, что искал: вмерзшая

в кровавую лужу  отрубленная  по  локоть  лапа  сжимала  стальной,  тускло

поблескивающий стержень. С великим трудом он  разогнул  толстенные  черные

пальцы, которые не сжимались в кулак, как у людей, а  смыкались  наподобие

рачьей клешни.

     Сейчас стержень выглядел куда более короткими толстым, чем  в  момент

первой памятной схватки с  мрызлами.  Однако,  приложив  совсем  небольшое

усилие, Артем растянул его в длину, как телескопическую антенну. В сечении

стержень был идеально круглым, имел совершенно тупой конец  и  состоял  из

дюжины тесно пригнанных между собой сегментов. Оставалось непонятным,  как

таким предметом вообще можно было нанести укол.  Скорее  всего,  это  было

какое-то  сложное,   предназначенное   для   вполне   определенных   целей

устройство, но Артем имел о нем такое же представление, как неандерталец о

логарифмической линейке.

     В любом случае, оружием эта штуковина служить не могла. Тут  внимание

Артема переключилось на отрубленную лапу. Чуть ниже запястья из  нее  косо

торчало вниз довольно широкое костяное лезвие - ну прямо топор или мотыга,

а предплечье вплоть до самого локтя покрывал ряд кривых  крючьев,  похожих

на зубья пилы. Артем тронул кончик одного из них и  сразу  порезал  палец,

как будто бы это был осколок стекла. Конечно, обрубок лапы мрызла  не  мог

заменить ампутировавший ее клинок, но при определенной сноровке  им  можно

было разрыть землю, срубить не очень толстое дерево  и  даже  отбиться  от

средней величины хищника.

     Плохое оружие все же лучше, чем никакое, и поэтому Артем, прежде  чем

вернуться к своим спутникам, взвалил окоченевшую лапу на  плечо  (и  снова

порезался при этом). Стальной стержень он тоже прихватил с собой -  металл

есть металл, на что-нибудь да сгодится.

     - Представь себе! - сказала Надежда, глядя на  него  снизу  вверх.  -

Калека заговорил.

     - С чего бы это  он  вдруг?  -  новость  не  особенно  заинтересовала

Артема. Он не представлял себе, какую пользу можно было извлечь из  такого

события.

     - И знаешь, что он спросил у меня первым делом?

     - Что?

     - Кто я такая. Каково, а?

     - Любопытно, - Артем присел на корточки рядом с Калекой.

     Лицо здоровяка утратило свое прежнее благодушное выражение и походило

сейчас на маску, воплощающую замешательство и растерянность.

     - Ты помнишь что-нибудь? - поинтересовался Артем.

     - Где мое оружие? - затравленно спросил Калека.

     - Его забрал Адракс.

     - Кто такой Адракс? - Калека в возбуждении вскочил.

     - Ты и в самом деле все забыл? Адракс пришел сюда вместе  с  нами  из

Страны Забвения. Когда на нас напали вот эти чудовища, - Артем  указал  на

туши мрызлов, - ты сам отдал ему клинок. Уничтожив их, он заявил, что  это

оружие раньше принадлежало его сородичам. Ты тогда возражать не стал.

     - Никто, кроме меня, не должен касаться клинка! Меня покарают за  его

потерю!

     - Кто покарает? - насторожился Артем.

     - Куда ушел Адракс? - Казалось, Калека не обратил  никакого  внимания

на последние слова Артема. - В какую сторону? Когда это случилось?

     - Успокойся. Сейчас тебе его все равно не догнать. Лучше  ответь  мне

на пару вопросов.

     Калека тоскливо осмотрелся по сторонам и снова  сел,  уронив  голову.

Его могучие ладони судорожно сжимались  и  разжимались,  словно  нащупывая

глотку невидимого врага.

     - Это правда, что еще ребенком ты пропал из родного дома?  -  спросил

Артем. - Где ты находился до недавних пор?

     - Не знаю... Далеко... Это место не имеет названия.

     - Тебе там было хорошо или плохо?

     - Я помню только боль...

     - Для чего ты прибыл в Страну Забвения?

     - Меня послали... Так было надо.

     - Значит, тебя послали. - Артем задумался. - Ну а  что  конкретно  ты

должен был делать?

     - Ждать... А потом действовать.

     - Действовать клинком?

     - Да.

     - Тогда почему ты согласился уйти вместе с нами из  Страны  Забвения?

Приказ действовать уже поступил?

     - Не знаю. - Калека выглядел совершенно растерянным. - Не знаю.

     - Меня ты помнишь?

     - Теперь помню.

     - А ее?

     - Помню. - Калека покосился на Надежду.

     - Тогда ты должен помнить и Адракса.

     - Нет. Его я не помню.  Не  помню,  но  найду  обязательно!  -  дикое

возбуждение опять овладело Калекой. - От меня ему не скрыться!

     "Что-то уж очень много  народа  ищет  Адракса,  -  подумал  Артем.  -

Способность у него что ли такая -  наживать  себе  врагов?"  Вслух  же  он

сказал следующее:

     - Надо идти. А то замерзнем здесь.

     Однако Калека, казалось, не замечал холода. Давя босыми ногами лед  в

лужах, он рыскал  вокруг  словно  гончий  пес,  отыскивающий  след  зверя.

Внезапно  он  замер,  как  будто  прислушиваясь  к  чему-то.  Лицо  Калеки

приобрело сосредоточенное выражение, и  он  решительно  зашагал  прочь  от

места  побоища.  Артему  и  Надежде  не  осталось  ничего   другого,   как

последовать за ним.

     - Что ты обо всем этом думаешь? - спросил Артем.

     - Раньше он рассуждал как ребенок. Как совсем маленький ребенок. Хотя

в голове его и не было пусто, как у ребенка. Но его сознание было  закрыто

для всех. Даже для него самого. Оно было чем-то вроде бесполезного  груза.

А после того, как ушел Адракс, в  голове  Калеки  как  будто  какая  дверь

открылась. Но там такое... такое... У людей таких мыслей не бывает.

     - А не за Адраксом ли он сейчас гонится?

     - Не похоже. Адракс туда ушел. -  Надежда  махнула  рукой  куда-то  в

сторону.

     - Попробуй остановить Калеку. Раньше ведь он тебя слушался.

     - Попробую, - она оперлась на руку Артема, прикрыла глаза и наморщила

лоб. - Нет, не получается. Раньше он был немым, а теперь как будто оглох.

     Дальше они шли в молчании. Быстрая  ходьба  немного  согрела  их,  но

Артем с тревогой думал о предстоящем ночлеге. Ведь идти бесконечно нельзя,

а присесть  даже  на  пару  часов  равносильно  самоубийству.  Однако  эта

проблема разрешилась сама собой. Отмерив  несколько  десятков  километров,

Калека, видимо, решивший, что на сегодня пройдено достаточно,  остановился

у характерного пологого  холмика,  обозначавшего  гнездо  черепахи-матери.

Раньше для того, чтобы добыть пищу, они пользовались  клинком.  Теперь  же

Калека выхватил у Артема лапу мрызла, уже начавшую сочиться черной кровью,

и принялся долбить костяным лезвием  землю,  успевшую  слегка  примерзнуть

сверху.

     Сначала  обнажились  аккуратно  свернутые  в  спирали,   похожие   на

оцепеневших питонов могучие щупальца, совершенно  не  прореагировавшие  на

столь бесцеремонное обращение с ними,  и  розовая  плоть  чаши-ловушки,  а

затем уже стенка маточной камеры. Калека сделал в ней два длинных разреза,

под острым углом сходящихся книзу. Образовавшийся клапан сразу  вывернулся

наружу, и из него, как горох из дырявого мешка, потоком поперло  черепашье

потомство. Калека обеими руками выгребал эту мелочь, пока внутри  маточной

камеры не образовалось довольно приличное свободное пространство. Все  это

он проделал быстро и сноровисто, без лишней суеты - примерно  так  опытный

патологоанатом проводит вскрытие свеженького трупа.

     - А это он неплохо придумал, -  сказал  Артем.  -  Там  и  от  холода

спастись можно, и еда прямо в рот лезет.

     Он приподнял треугольный клапан и помог Надежде забраться  в  душную,

но уютную берлогу. Черепашки шевелились под  ними,  издавая  едва  слышное

звенящее гудение, похожее на писк  комариной  стаи.  Снизу  тянуло  теплом

разлагающейся навозной кучи, а сверху капала густая и  сладкая,  как  мед,

жидкость, которой, видимо, и питались черепашки.

     "А мы-то еще  гадали,  каким  образом  можно  узнать,  что  в  Стране

Забвения  кончилось  Лето,  -  подумал   Артем.   -   Как   только   чрево

матери-черепахи прорвется и все это подросшее воинство двинется на  поиски

своей привычной пищи, можно смело возвращаться обратно. Значит, над  голой

сожженной землей уже прошли дожди, ветер неизвестно откуда  принес  семена

трав,   из   глубины   почвы   на   поверхность    пробились    источники,

многострадальная степь зазеленела и двери  Убежищ,  успевшие  заплавиться,

взрезаны изнутри. Вернусь ли я когда-нибудь в те края? Вряд ли. А  впрочем

- кто знает. Ведь на Тропе нет ничего невозможного".

     Калека уже старательно чавкал, восстанавливая истраченную  за  долгий

переход энергию. Все он теперь делал  целеустремленно  и  расчетливо,  как

хорошо налаженный механизм. Артем перевернулся на другой бок и  в  темноте

нащупал его ногу.

     - А ты, похоже, в этих краях уже бывал? - спросил он.

     - Бывал когда-то, - буркнул Калека, но больше от него Артем ничего не

добился.

 

 

     К концу следующего перехода пошел сырой  снег  и  немного  потеплело.

Белая муть стерла грань между землей и небом и, словно  саваном,  прикрыла

холмы серого праха. Вначале это встревожило Артема,  решившего,  что  снег

скроет  от  глаз  черепашьи  гнезда,  однако  его  беспокойство  оказалось

напрасным - столбы пара, вздымавшиеся над сугробами, безошибочно указывали

их местонахождение.

     Калека  с  истовостью  паломника,  стремящегося  к   святым   местам,

неутомимо шагал впереди. Его глубокие следы на свежем снегу были  окрашены

кровью, однако, казалось, он совсем  не  замечал  этого,  как  не  замечал

собачьего холода,  пронизывающего  ветра  и  летящего  в  лицо  снега.  Он

стремился к какой-то, только ему одному известной цели, и не было на свете

другой силы, кроме  смерти,  которая  могла  бы  его  остановить.  На  все

расспросы он отвечал неохотно и односложно, а на стоянках  сразу  засыпал,

едва успев утолить голод. Однако  если  Артем  и  Надежда  начинали  вдруг

отставать, он всякий раз с раздосадованным видом  возвращался  обратно.  С

лапы мрызла он умудрился ободрать мышечные ткани вместе со  шкурой  и  при

случае весьма ловко пользовался этой пилой-мотыгой.

     - Как ты считаешь,  он  действует  сейчас  по  своей  воле?  Или  его

направляет кто-то другой? - спросил однажды Артем.

     - Не знаю, -  Надежда  задумалась.  -  Возможно,  сила,  ведущая  его

теперь, скрыто присутствовала  в  нем  с  самого  начала,  а  потом  вдруг

проснулась... Недаром он стал совсем другим.

     - А что нового известно об Адраксе?

     - Я уже почти не могу  следить  за  ним.  Наши  пути  расходятся  все

дальше.

     - Какой нам смысл идти вслед за Калекой? Что, если  он  ведет  нас  в

ловушку?

     - Куда-то ведь все равно надо идти. В Страну Забвения я  возвращаться

не собираюсь, здесь оставаться не хочу. Надоели  мне  черепахи  и  мрызлы.

Быть может, в других краях нам повезет больше. - Горстью снега она вытерла

разгоряченное от ходьбы лицо.

     Покосившись на девчонку, Артем внезапно вспомнил, каким  теплым  было

всегда ее хрупкое тело. Получалось так, что  во  время  коротких  стоянок,

когда они, спасаясь от мороза и ветра, тесно  прижимались  друг  к  другу,

именно Надежда согревала его, а не наоборот.

     - Похоже, ты совсем не боишься холода?

     - Он мне не мешает.

     - Но ведь люди Страны Забвения терпеть его  не  могут.  При  малейшем

прохладном ветерке завешивают в домах все окна и двери.

     - В этом они похожи на клопов, обитающих в щелях. Пусть душно, тесно,

грязно, зато спокойно. А я люблю простор и свежий воздух.

     - Ты совсем не похожа на свой народ.

     - Разве ты только сейчас заметил это?

     - Нет, конечно... Скажи, а кем была твоя мать?

     - Обыкновенной женщиной. Как все. Пока не сошла с ума в саркофаге.

     "Вот, значит, как, - подумал Артем. - У обыкновенной женщины родилась

необыкновенная дочка. Что ж, бывает и такое". Почему-то он вспомнил женщин

Страны  Забвения  -  вялых,  податливых,  сонно-похотливых.  Вспомнил   их

неторопливые   плавные   движения,   легкую   склонность   к    мазохизму,

непоколебимую веру в предопределенность  всего  сущего,  приверженность  к

оседлой жизни, апатичный, неразвитый ум. В кого же тогда  могла  уродиться

эта отчаянная девчонка? В судью Марвина?  Тоже  вряд  ли.  Что  она  могла

унаследовать от такого отца - фатализм, косность, отвращение  к  жизни?  А

может, она вовсе и не его дочь. В Стране Забвения это не такое  уж  редкое

событие. Но не спрашивать же об этом девчонку. Да она и сама, возможно, не

знает тайны своего рождения. Если только мать перед смертью не раскрыла ей

все свои секреты.

     Для  следующей  ночевки  им  даже  не   пришлось   раскапывать   нору

черепахи-матери. Совсем недавно это сделал за них  голодный  мрызл,  следы

которого еще виднелись на снегу.

     -  Значит,  мы  не  всех  перебили,  -   Артем   поежился,   вспомнив

апокалиптический облик этих тварей. - Не нас ли он ищет?

     Однако Надежда не разделила его опасений.

     - Если бы он  нас  искал,  или  нам  вообще  хоть  что-нибудь  сейчас

угрожало, я бы это уже почувствовала. Скорее всего, он такой  же  бродяга,

как и мы.

     Калека также не придал следам мрызла никакого значения, как будто  их

вообще не существовало. Когда  Артем  впервые  встретил  его,  он  не  был

способен ни на что, кроме простейших, почти рефлекторных действий - есть и

пить, спать и подчиняться приказам, бездумно (хотя  и  ловко)  размахивать

клинком, скрести пятерней давно не мытую  шевелюру  и  слюняво  улыбаться.

Теперь же он твердо знал, куда идти и как спастись в  этом  суровом  мире,

кого нужно бояться здесь и на кого не обращать внимания.

 

 

     Они успели  сделать  двенадцать  переходов,  каждый  из  которых  был

немного короче прежнего из-за постоянно увеличивающейся  глубины  снежного

покрова, когда Надежда сказала:

     - Я больше не чувствую Адракса. Он пропал. Между нами как будто стена

выросла. Да, - она помолчала,  словно  вслушиваясь  во  что-то.  -  Именно

стена.

     - Даже если нам никогда больше не придется встретиться,  я  не  очень

опечалюсь, - беззаботно заметил Артем.

     Однако скоро стало ясно, что девчонка  не  на  шутку  удручена.  Весь

остаток пути она упорно молчала, что ей было вовсе не  свойственно.  Артем

отнес ее сдержанность и дурное настроение на счет усталости, становившейся

к концу перехода почти нестерпимой. Но когда все трое устроились на ночлег

в  чреве  очередной  матери-черепахи,   он   почувствовал,   что   Надежда

лихорадочно дрожит - почти так же, как и перед схваткой с мрызлами.

     - Что с тобой? - спросил он, поглаживая девочку по волосам.

     - Перед тем, как Адракс исчез, мне было видение... Нет, нет, я ничего

не скажу тебе! Не спрашивай!

     Ее голова, как всегда, лежала на плече Артема  и,  разговаривая,  они

дышали друг другу почти в лицо. Внезапно горячие мягкие губы коснулись рта

Артема и застыли в таком положении. Это не был  поцелуй.  Надежда  как  бы

пыталась вдохнуть в себя его силу  или  что-то  другое,  что  должно  было

поддержать ее. Артем осторожно прижимал к себе ломкое, исхудалое  тело,  и

скоро губы медленно отодвинулись, а девчонка спокойно и ровно задышала.

     Весь следующий день Артем ощущал какое-то странное беспокойство.  Как

всегда. Калека молча вышагивал впереди,  словно  таран  пробивая  тропу  в

снегу, уже достигавшему его колен, как всегда,  метрах  в  десяти  за  ним

следовал Артем, за плечо или пояс которого держалась Надежда, но,  тем  не

менее, что-то неуловимо изменилось в окружающем  мире.  Он  все  чаще  без

всякой необходимости оборачивался назад и каждый раз  встречал  загадочный

взгляд  девчонки.  Только  теперь  он  заметил,  что  глаза   у   нее   не

блекло-зеленые,   как   у   большинства   женщин   Страны   Забвения,    а

туманно-малахитовые, с карими точками вокруг зрачков.

     "Странно, - подумал Артем. - Почему я  не  обратил  на  это  внимание

раньше?"

     Впервые глядя на Надежду как мужчина  на  женщину,  он  с  непонятным

волнением осознал, что с тех  пор,  как  они  встретились  в  доме  судьи,

девчонка очень изменилась. Она заметно подросла, грудь ее округлилась, а с

лица исчезла детская припухлость.

     Чтобы проверить это наблюдение, Артем приостановился и прижал Надежду

к себе. Он  точно  помнил,  что  раньше  ее  макушка  едва  достигала  его

подмышки, теперь же она легко касалась щекой его плеча.

     - Ты стала совсем другой. - Что-то мешало Артему выпустить ее из рук.

     - И ты тоже. - Она протянула руку и вырвала из его шевелюры несколько

седых волосков. - Раньше я думала, что причиной этому снег.

     "Интересное дело, - подумал Артем. - Откуда вдруг  у  меня  появилась

седина? Ведь идущему по Тропе не грозит старость. Так говорили мне те, кто

понимает в этом толк. Может, причиной тому невзгоды  и  лишения  последних

лет, а вовсе не возраст?" Вслух же он сказал:

     - Седина действительно в чем-то сродни  снегу.  Она  приходит  тогда,

когда минует жаркое лето жизни, когда остывают страсти  человеческие.  Это

признак холодного сердца и ясного ума.

     - Не хочу, чтобы у тебя было холодное сердце! - Она  опять  осторожно

коснулась губами его лица.

     Но на сей раз это был настоящий поцелуй.

 

 

     Что за  чудные  незабываемые  ночи  проводили  они  в  душной  утробе

подземной хищницы,  на  постели  из  шевелящихся  черепашек,  под  медовым

дождем, рядом с гулко храпящим Калекой. Их мрачная берлога превращалась во

вмещающую целый мир волшебную Черную Дыру, в которой исчезало пространство

и истаивало время, а оставалось только безграничное и вечное: поцелуи,  то

быстрые и звонкие, как весенняя  капель,  то  мучительные  и  долгие,  как

агония; объятья до хруста в костях; сладкий вкус волос и кожи любимой;  ее

захлебывающийся шепот; радостный крик и томительный стон. Их тела  и  души

были раскрыты навстречу друг другу, не существовало больше никаких тайн  и

запретов, но каждое случайное  прикосновение,  каждая  новая  ласка  могла

довести до экстатической дрожи.

     Кубок любви бездонен, особенно когда оба пьют из  него  с  одинаковым

рвением.

     - Мы будем спать когда-нибудь?

     - Ни-ко-гда! А разве ты хочешь?

     - Чуть-чуть. Мы уже третью ночь не спим.

     - Если я не хочу, значит, и ты не хочешь.

     - А если я хочу, значит, и ты хочешь.

     - Я хочу, хочу! Как ты догадался!..

 

 

     Не удивительно, что вскоре они уже едва  могли  держаться  на  ногах.

Упав в снег в середине или конце очередного перехода, они опять целовались

до обморока и хохотали до изнеможения, а Калека стоял над ними и  тоскливо

смотрел куда-то в сторону.

     Но вскоре влюбленным повезло - их мрачный цербер умудрился подвернуть

ногу. Вначале он еще пытался ковылять, а потом и ползти вперед,  однако  в

конце концов был вынужден уступить уговорам Артема расположиться на  отдых

до полного восстановления сил и здоровья. Когда Надежде и Артему надоедало

отлеживаться в черепашьем нутре, они отправлялись гулять по  окрестностям,

развлекаясь чем только можно, но главным образом друг другом.

     Совершенно случайно они набрели однажды на незамерзающий ручей, тихое

журчание которого так славно контрастировало с  мертвым  молчанием  Страны

Черепах. Он напоил ее водой из своих ладоней, а она его той  же  водой  из

своих губ. Затем Надежде вдруг пришло в голову шальное желание  искупаться

в ручье. Как ни далек был сейчас Артем от реальности,  он  все  же  честно

попытался воспротивиться этому капризу. Но все уговоры и  увещевания  ("Ты

замерзнешь!", "Ты заболеешь!", "Ты в ледышку превратишься!")  не  возымели

успеха, и он остался на берегу с ворохом ее одежды в руках.

     Впервые  он  видел  свою  любимую  обнаженной  -  худенькую  Афродиту

пустынного заснеженного мира, беззаботно плескавшуюся в чистейшей  ледяной

воде, едва доходившей ей до лодыжек.  Огромные  пушистые  снежинки  словно

белые бабочки медленно опускались на ее волосы, плечи и юные остроконечные

груди, а когда она, встав на колени, наклоняла лицо к  воде  -  на  узкую,

нежную спину.

     К горлу Артема подступил мягкий  комок.  С  беспощадной  ясностью  он

ощутил, что никогда не сможет забыть этот  прозрачный  ручей,  этот  тихий

снег, эти колокольчиками позвякивающие в воде льдинки и это  удивительное,

божественное создание (в том, что Надежда  не  принадлежит  к  скучному  и

отвратному роду человеческому, он  уже  давно  не  сомневался),  находящее

наслаждение там, где другие нашли бы погибель.

     Взметнув напоследок фонтаны брызг, Надежда вылетела из воды  прямо  в

его объятия. Она была мокрая и скользкая, как русалка,  но  все  такая  же

теплая.

     Артем осушил ее тело - где ладонями, а где  губами,  быстро  одел  и,

вскинув на руки, бегом понес к самому большому в окрестностях сугробу,  из

центра которого вздымаются  столб  прозрачного  пара,  уносившего  к  небу

дыхание мириад черепашек и натужный храп Калеки.

     Человек может захиреть в раю от  скуки,  а  в  аду  сойти  с  ума  от

счастья.

     Для Артема счастье теперь навсегда  было  связано  с  этим  постылым,

безрадостным краем - и он прекрасно  понимал  это.  Еще  он  понимал,  что

настоящее счастье недолговечно и тем интенсивнее бывает накал страсти, чем

быстрее сгорают обманутые его светом души.

 

 

     Но иногда среди ночи, когда сон почему-то не шел, наступало муторное,

тревожное отрезвление.

     "Что это - бесценный дар, нелепый  случай  или  коварная  ловушка,  -

думал Артем, лежа в темноте рядом с тихо посапывающей  Надеждой.  -  Будем

рассуждать здраво. С некоторых пор мне кажется, что все мы лишь  послушные

фигуры в какой-то хитроумной шахматной партии. Адракс скорее всего  ладья,

фигура  страшная  на  любой  дистанции,  если,  конечно,  ее  на   простор

выпустить. Еще неясно, что означает его дальний рейд - попытку спасти себя

самого или отвести беду от других. Кто такой Калека, сразу и  не  скажешь.

Его  и  так  и  этак  можно  назвать.  Ну  пусть  будет  конем   -   самой

непредсказуемой  фигурой  на  доске.  Мне,  по  крайней  мере,  смысл  его

последних ходов абсолютно неясен. Я - безусловно пешка. Хотя бывает и так,

что именно пешка решает исход поединка. За нее иногда и ферзя отдают.

     Ферзем, а попросту - королевой, у нас будет Надежда. Королева легкого

веса, так сказать. Ферзь в юности. Вот только хотелось  бы  знать,  какого

цвета эта королева - черного или белого. И на какой стороне она  играет  -

за меня или против. Быть может, все происходящее сейчас между нами как раз

и  есть  та  самая  каверзная  жертва  ферзя,  которая   в   итоге   губит

прорывающуюся на последнюю горизонталь пешку? Но ведь ни ферзям, ни пешкам

не дано знать замысел шахматного стратега. Их удел молча гибнуть или молча

побеждать во славу того, кто двигает фигуры. Кто же он,  этот  неизвестный

гроссмейстер? Где то  высшее  существо,  которое  после  окончания  партии

небрежно смахнет всех нас в черную, как гроб, шашечницу? А может, все  это

мне действительно только кажется и на многоклеточной доске жизни мы вольны

сами выбирать лучшие ходы?"

     - Конечно,  кажется,  -  сонно  пробормотала  Надежда.  -  Спи,  а  я

постараюсь прийти в твой сон.

     Ее последние слова навели Артема на одну занятную мысль.

     - Адракс говорил мне однажды, что душа  спящего  человека  совершенно

беззащитна и каждый, кто умеет это делать, может без  труда  проникнуть  в

нее.

     - Ну, а дальше что? - Надежда зевнула и перекатилась со спины на бок.

     - Попробуй заглянуть в душу Калеки. Узнай хотя бы, куда он нас ведет.

     - Ты думаешь, это будет честно?

     - А честно будет, если он заведет нас в западню?

     - Хорошо, я попробую, - с сомнением сказала Надежда  и  на  некоторое

время умолкла.

     Калека заворочался и что-то промычал. Надежда чуть-чуть приподнялась,

опираясь на локоть. Пальцы Артема машинально перебирали ее локоны, и вдруг

он ощутил, как девчонка напряглась.

     - Он действительно уже был здесь,  -  сдавленным  шепотом  произнесла

она. - Тогда тоже было холодно и шел снег.

     - Он был один?

     - Один. Не мешай мне... Я хочу пройти по следу его  памяти  назад,  к

началу пути... Кругом снег, снег... Ветер... Холодно...  Из  снега  торчат

огромные острые камни... Теперь это настоящие скалы...  Идти  тяжело...  Я

уже вижу горы... Ноги скользят по каменной осыпи... Я забираюсь все выше и

выше... Здесь снега нет, но  все  равно  холодно...  Огромное  синее  небо

открывается передо мной, а далеко  внизу  видна  бескрайняя  равнина...  Я

медленно опускаюсь к ней... Земля все ближе, ближе... Уже видна трава... С

виду она мягкая и нежная,  совсем  не  такая,  как  в  Стране  Забвения...

Цветы...  Деревья...  Их  ветки  усыпаны  плодами,   красными,   лиловыми,

золотистыми...

     - Почему ты решила, что это деревья? Ведь ты  никогда  раньше  их  не

видела.

     - Прошу тебя, не мешай... С дерева на дерево порхают птицы... Если бы

ты только видел,  как  сверкает  их  оперение...  В  глубине  леса  гуляют

олени... Как здесь красиво... А дальше, дальше...

     - Что - дальше?

     - Все! Мрак... Провал... Больше я ничего не вижу!  -  Она  повалилась

навзничь и тяжело выдохнула, словно сбросив с плеч непосильную тяжесть.

     - Ты хоть понимаешь сама, о чем говоришь? - Артем повернул ее лицо  к

себе. - Что ты можешь знать о птицах, а тем более об оленях! Где ты  могла

их видеть?

     -  Оказывается,  могла.  И  даже  не  во  сне.   Правда,   это   было

давным-давно, когда я еще и ходить не умела.

     - Попробуй проследить путь Калеки дальше.

     - Не могу. Это единственная дорожка  его  памяти,  по  которой  можно

пройти. А вокруг словно непроницаемые стены. Или даже не стены,  а  густая

мгла... Я больше ничего не могу узнать.

     - Ты и так узнала немало, - вздохнул Артем. - По крайней  мере  стало

ясно, куда мы держим путь. И место это выглядит довольно привлекательно.

     - Даже чересчур, - с расстановкой сказала Надежда.

 

 

     Едва  только  Калека  смог  более  или  менее  уверенно  ступать   на

поврежденную ногу, как  они  снова  пустились  в  дорогу.  Черепашьи  норы

встречались теперь крайне редко, и длина переходов стала зависеть от того,

как скоро они могли обнаружить следующую из них. Заслышав  вопль  хищницы,

пусть даже очень далекий, они спешили  на  него,  как  цыплята  спешат  на

призывное кудахтанье наседки.

     Прошло немало времени, прежде чем видения,  извлеченные  Надеждой  из

затуманенного сном сознания Калеки, стали обретать реальность. Однажды они

вышли к огромному валуну, увенчанному роскошной снежной шапкой  -  первому

признаку близких гор. Понемногу  местность  повышалась,  и  пологие  холмы

сменились нагромождениями грубых камней. Здесь  почти  не  было  ветра,  а

среди скал нередко встречались неглубокие  гроты,  на  стенах  и  потолках

которых росла какая-то губчатая зелень - не то мох, не то лишайник.

     Все чаще  дорогу  им  преграждали  каменные  осыпи  и  длинные  языки

глетчеров.  Во  время  последней  стоянки  путники   набили   свои   мешки

черепашками, и сейчас те мирно гудели  у  них  за  спиной.  Калека  кратко

пояснил, что воды с собой брать не надо, в горах ее предостаточно.

     С левой  стороны  постепенно  открывалось  глубокое  ущелье,  по  дну

которого петляла быстрая река. Подъем можно  было  бы  назвать  достаточно

легким, если бы только им не  мешали  бесконечные  поля  мелкого  сыпучего

щебня, покрывавшего горные откосы. Любой неверный шаг  здесь  мог  вызвать

сход лавины, хотя и не грозившей крупными неприятностями, однако способный

вернуть всех троих в предстартовую позицию. Поскольку перспектива  съехать

к подножию горы на собственном заду не устраивала ни одного из  них,  идти

приходилось огромными зигзагами, отыскивая достаточно безопасный путь.

     Вскоре они достигли уровня облаков и долго брели в  сыром  клубящемся

тумане, мало-помалу  забираясь  все  выше  и  выше.  Калека  уверенно  шел

впереди, опираясь на свою костяную дубину. На гребне было ветрено и  ясно.

Оставшуюся позади Страну Черепах до самого горизонта скрывало серое ватное

покрывало туч, а впереди уже брезжила синева.  Начался  пологий  спуск,  и

через несколько тысяч шагов путники достигли края обрыва, за которым перед

ними  распахнулось  безбрежное  пространство  чистого  и   ясного   света.

Далеко-далеко  внизу,  на  дне  этого   необъятного   голубого   аквариума

угадывалась сквозь легкую  дымку  обширная  равнина,  украшенная  по  краю

нежной зеленью леса, расцвеченная лазоревыми бусинками озер и  сверкающими

ниточками рек.

     И все было бы хорошо, если бы только эту землю  не  отделяло  от  них

несколько километров сияющей бездны. Каменная стена круто уходила вниз,  и

лишь где-то на ее середине едва виднелся узкий карниз. Спуститься по  этой

круче не смог бы ни скалолаз, ни горный баран. Они почти пришли туда, куда

стремились, но это "почти" было равносильно полному краху.

     На лице Калеки сменилась целая гамма чувств, начиная от недоумения  и

кончая почти комической растерянностью. Он бродил по краю обрыва,  похожий

на голодного кота,  от  которого  в  самый  последний  момент  ускользнула

вожделенная мышка.

     - Ты пришел оттуда? - Артем указал вниз.

     - Да, - Калека кивнул.

     - Ну что ж, тогда вспоминай, как ты сюда взобрался.

     - Не помню...

     - Может, хоть ты нам чем-то поможешь? - Артем обратился к Надежде.  -

Припомни, что ты прочла в его памяти?

     - Я же видела его путь задом наперед. От  конца  к  началу.  То  есть

вместо  подъема  я  ощутила  спуск.  Это  было  как   полет   -   плавный,

стремительный и очень недолгий.

     - Выходит, он вверх летел?  -  Артем  обошел  вокруг  Калеки,  словно

ожидая обнаружить за его плечами крылья.

     - Выходит... Я и сама тогда этому удивилась.

     - Давай сбросим его вниз и  посмотрим,  куда  он  полетит,  -  мрачно

пошутил  Артем  и,  ногой  столкнув  увесистый  булыжник,  наклонился  над

пропастью.

     Камню полагалось долго лететь вниз, отскакивая от скальных выступов и

увлекая за собой другие такие же камни, чтобы в  конце  концов  без  звука

кануть  в  этой  беспредельной  глубине.  Однако  все   произошло   совсем

по-другому: камень, стремительно уменьшаясь, понесся  с  такой  скоростью,

словно был выброшен из катапульты, и уже через  две-три  секунды  раздался

звонкий удар, возвещающий и его встрече с горизонтальной поверхностью.

     - Не понял! - вырвалось у озадаченного Артема,  и  он  повторил  свой

эксперимент, закончившийся точно таким же результатом.

     С минуту он подобно Калеке пребывал в полной  растерянности,  хотя  в

отличие от того был похож  не  на  подло  обманутого  кота,  а  скорее  на

убежденного  солнцепоклонника,  увидевшего  в  подзорную  трубу  пятна  на

предмете своего обожания. Артему, немало побродившему по разным мирам,  не

привыкать было ко всяким чудесам, но  здесь  он  столкнулся  с  совершенно

необъяснимым явлением.

     Он лег на край обрыва, свесил вниз руку и долго рассматривал  пальцы.

Затем, отобрав у  своих  спутников  все,  что  хоть  отдаленно  напоминало

веревку,  Артем  рыбацкими  узлами  соединил  эти  предметы  между  собой.

Тщательно испытав импровизированный канат на прочность, он привязал к нему

свой заплечный мешок.

     - Что ты задумал? - встревожилась Надежда.

     - Хочу выяснить, какое из чувств обманывает меня, слух или зрение,  -

сказал Артем, медленно опуская мешок в пропасть.

     Уже на третьем метре  спуска  мешок  стал  величиной  с  горошину,  а

большая часть каната вообще  исчезла  из  вида.  Спустя  еще  пару  метров

натяжение каната ослабло и мешок - черное маковое зернышко на фоне  серого

камня - лег почти посреди карниза, действительная ширина которого, судя по

всему, позволяла разминуться двум пароконным  повозкам.  В  голове  Артема

стало понемногу проясняться.

     - Это не более чем иллюзия, -  сказал  он.  -  Все  расстояния  здесь

искажены. Вон до того уступа - всего три моих роста, а кажется, что  он  в

тысячу раз дальше.

     - Бррр, - Надежда заглянула вниз. - Голова кружится.

     - Держи крепче. - Артем протянул свободный конец веревки Калеке. -  Я

спущусь первым. Потом она. - Как бы невзначай, он ласково провел рукой  по

щеке Надежды. - Тебе самому придется прыгать, потому что веревка еще может

нам пригодиться. Ничего не бойся. Здесь совсем не высоко. А  я  постараюсь

тебя подхватить.

     Не ввязываясь в бесполезную дискуссию, которую уже собиралась  начать

Надежда, он заскользил по веревке  вниз,  время  от  времени  отталкиваясь

ногами от шершавой поверхности скалы. Опустившись рядом со своим мешком на

карниз  (действительно,  весьма   просторный),   Артем   услышал   наверху

сдавленный крик и, подняв голову, увидел над собой бледные лица Надежды  и

Калеки.

     - Ну что, убедились? - гордо спросил  он.  -  Делов-то  всего  -  раз

плюнуть!

     - Ты такой крошечный, такой крошечный... - всхлипывала Надежда. -  Ну

почти как клоп. Я тебя едва вижу.

     - Зато я вас вижу прекрасно. Спускайся ко  мне.  Только  старайся  не

смотреть вниз.

     Через несколько минут Надежда оказалась в его объятиях,  а  вслед  за

ней,  поджимая  больную  ногу,  на  карниз  приземлился  Калека.   Как   и

предполагал Артем, с ним все обошлось благополучно - прыжок с пяти  метров

нельзя считать серьезным испытанием для воина.

     Равнина приблизилась, но ненамного - сплошная полоска леса  распалась

на отдельные деревья,  каждое  из  которых  было  величиной  со  спичечную

головку, блестящие ниточки рек превратились в блестящие ленточки, горизонт

приблизился и утонул в дрожащем мареве.

     Метра на четыре ниже уступа, на котором они стояли  (Артем  тщательно

проверил это с помощью своей веревки), находился другой,  точно  такой  же

уступ, сейчас отброшенный загадочной фата-морганой в неимоверную  даль,  а

за ним скорее угадывался, чем виднелся, еще один.

     Перебираясь с помощью веревки с карниза на  карниз,  они  без  особых

приключений достигли подошвы каменной стены,  которая  снизу  казалась  до

смешного низкой. Мираж давал о себе знать только в одном направлении  -  с

гор на равнину.

     От ближайших деревьев их отделял  широкий,  но  неглубокий  ров,  дно

которого устилала галька и крупный песок. Отсюда люди могли видеть  только

зеленый частокол лесной опушки, да жаркую голубизну неба над ним. Калека и

Надежда с нетерпением рвались под тенистый полог леса, но Артем, авторитет

которого заметно вырос после успешного спуска, настоял на том,  чтобы  они

сначала отдохнули и перекусили.

     В углублениях среди россыпей гальки хватало чистой и холодной воды  -

похоже, совсем недавно здесь прокатился горный поток.

     Закончив трапезу. Калека собрался было  вытряхнуть  из  своего  мешка

оставшихся черепашек, однако Артем категорически воспротивился этому.

     Лишней еды не бывает, объяснил он. Неизвестно еще, съедобны  ли  эти,

столь привлекательные на  вид  плоды.  Кроме  того,  так  опротивевшие  им

черепашки здесь могут оказаться деликатесом.

     Какое-то необъяснимое предчувствие беспокоило Артема.  Его  почему-то

совсем не тянуло в тень деревьев, хотя он даже не мог вспомнить,  когда  в

последний раз бывал в настоящем лесу. Понаслышке,  да  и  по  собственному

опыту он знал, что среди бесчисленных миров Тропы нет ни единого, хотя  бы

отдаленно  напоминающего  райский  сад.  В  пышной  зелени  могли  таиться

ядовитые змеи, в цветах - насекомые-кровососы, а в самых восхитительных на

вид озерах -  болезнетворные  бактерии.  Однако  ни  Надежда,  способность

которой  предчувствовать  беду  не  вызывала  сомнений,  ни  Калека,   уже

побывавший однажды в этих краях, не выказывали никаких признаков  тревоги,

что отчасти успокаивало Артема. Впрочем, вступая в новую страну, он всякий

раз чувствовал себя не совсем уверенно.

     Собрав свои пожитки, они в обычном походном порядке двинулись к  лесу

- впереди припадающий на левую ногу Калека,  чуть  поодаль  Артем,  крепко

сжимающий в своей руке ладошку Надежды. От деревьев уже тянуло  дурманящим

ароматом сочных плодов и разогретой смолы. Усыпанное галькой  пространство

обрывалось ровной, как по линейке проведенной чертой, за которой начинался

густой и - на взгляд упругий газон. Из него  почти  на  равном  расстоянии

друг от друга торчали головки бледно-голубых цветов, как будто  высаженных

квадратно-гнездовым способом.

     Похоже на английский  парк,  подумал  Артем.  Совсем  недавно  травку

подстригали.

     Деревья были как деревья -  стволы,  ветви,  пушистая  крона  (что-то

среднее между листвой и хвоей). Птицы как  птицы  -  крылья,  клюв,  яркое

оперение (что-то среднее между убором павлина и пухом гагары). Мелькнувший

в глубине леса олень был неким усредненным оленем, помесью  лани,  лося  и

марала. Голубенькие цветочки с одинаковым успехом могли произрастать  и  в

тундре, и в тропиках, и в горшках на подоконнике.

     У черты, разделяющей траву и камень, Калека ненадолго задержался и на

зеленый газон все трое вступили почти одновременно.  В  следующую  секунду

раздался слитный крик - Калека рявкнул, распоров  о  траву  босые  ступни,

Надежда взвизгнула, ошпарив руку соком сорванного цветка, Артем  застонал,

оставив кожу ладони на скорлупе приглянувшегося ему ореха. Крик  этот  как

бы послужил сигналом к всеобщей атаке - с деревьев  сорвалась  стая  птиц,

принявшихся беспощадно долбить путников клювами, острыми и  твердыми,  как

долото: из лесной чащи со свирепым ревом  ринулись  олени,  жадно  разевая

клыкастые, совсем не оленьи  пасти;  вода  в  ближайшем  ручье  забурлила,

заполнив все вокруг едким паром и удушливым запахом кипящего олеума.

     Спасло всех троих только то, что они не успели  сделать  по  траве  и

нескольких шагов. Едва лишь полуослепшие и полузадохнувшиеся путники вновь

оказались  на  теплом,  отшлифованном  быстрой  водой  галечнике,  вспышка

агрессии, потрясшая лес и его обитателей, мгновенно прекратилась.

     Они долго отмывали кровь и бинтовали свои раны. Больше всех пострадал

Калека, едва не потерявший глаз - неимоверно распухшая  переносица  делала

его похожим на двурогого носорога. Плечи и шею Надежды покрывали  багровые

кровоподтеки. Артем кроме куска кожи с ладони потерял приличный клок волос

и верхнюю  четверть  правого  уха.  Кроме  того  на  вражеской  территории

остались дубинка Калеки и заплечный мешок Надежды. Поражение было полным.

     - Как же ты раньше сумел здесь пройти? - тряся  окровавленной  кистью

руки, Артем наседал на Калеку.

     -  Не  знаю...  Не  помню...  -  Было  заметно,  что  неведомая  сила

продолжает гнать Калеку вперед и он изо всех сил сдерживает себя.

     - Все   здесь   какое-то   неестественное...   Я   хочу   сказать   -

рукотворное... специально предназначенное для тех, кто  этим  путем  хочет

уйти из Страны Черепах. - Надежда задумчиво почесала  кончик  оцарапанного

носа. - Сначала иллюзорная  пропасть,  способная  отпугнуть  кого  угодно.

Потом ядовитые цветы и колючая трава. Это направление закрыто для всех или

почти для всех. Зато обратный путь, наверное, свободен. Калека мог  пройти

им без всяких  помех.  Недаром,  едва  только  мы  побежали  назад,  птицы

оставили нас в покое.

     - Может быть, ты и права. Вероятно, те, кто  живет  в  этом  мире,  -

Артем махнул рукой в сторону леса, - терпеть не могут гостей. Но  мне  вот

что кажется странным. Ты  способна  предвидеть  опасность  задолго  до  ее

приближения. Почему же тогда ты не разгадала подвох ни здесь, ни  на  краю

обрыва?

     - Я уже и сама думала над этим. - Было заметно, что Надежде не  очень

нравится такая тема разговора. - Здесь могут быть два ответа. Или тот, кто

сотворил все это, настолько сильно отличается  от  меня,  что  я  не  могу

уловить даже отзвук его мысли, или он в душе точно такой  же,  как  я,  но

только намного опытней и изощренней. Сам понимаешь, нет ничего проще,  чем

обмануть близкого человека.

     Однако Артем проигнорировал ехидство, скрытое в ее последней фразе.

     - Какой из двух ответов ближе к истине?

     - Что я тебе, гадалка? - Надежда демонстративно уставилась в небо.  -

Когда  могла,  я  выручала  вас.  Нельзя   требовать   от   меня   чего-то

сверхъестественного.

     - Если бы я на тебя не полагался, мы бы здесь не оказались.  Вспомни,

я предупреждал тебя о ловушке. - Артем уже начал ощущать раздражение.

     - Значит, я виновата! - глаза Надежды  сверкнули.  -  А  сам  ты  кто

такой? С мрызлом справиться не смог!

     - Перестань!

     - Не пе-рес-та-ну!

     - Я с тобой серьезно говорю. Успокойся.  Нет  ли  каких  новостей  от

Адракса? - спросил Артем так, как будто обращался не к ней, своей любимой,

а к Калеке или вообще к кому-нибудь постороннему.

     - Ни-ка-ких!

     - А он такой же, как ты? Отвечай, не юли.

     - Ну что ты ко мне привязался? Зануда! Да, мы чем-то похожи!  Ты  это

хотел узнать? Но все, что ты здесь видишь, -  она  сделала  рукой  широкий

жест, охватывающий сразу и каменную стену, и коварный лес, - совсем не его

работа. Можешь мне поверить.

     - Хорошо, я верю тебе, - примирительно сказал Артем.

     - Можешь верить, можешь нет, - она повернулась к нему спиной. - Пойду

прогуляюсь. Не ходи за мной.

     "Пусть проветрится немного, психопатка, - подумал Артем.  -  Прибежит

назад, как миленькая, едва только на что-нибудь страшное напорется".

     В полном соответствии с ходом его мыслей, Надежда нагнулась и подняла

булыжник - покрупнее и посветлее прочих. Артем не сразу разглядел, что это

человеческий череп,  омытый  водой  почти  до  снежной  белизны.  Повертев

находку в руках, Надежда приставила ее к макушке, словно примеряя на место

своей головы, потом отбросила в сторону и преспокойно двинулась дальше.

     - Ах ты, чертовка! - только и смог сказать Артем.

     Немного подремав на теплых камнях, он не стал дожидаться  возвращения

Надежды и отправился в другую сторону, намереваясь повнимательнее  изучить

окрестности.  С  собой  Артем  на  всякий   случай   захватил   раздвижной

металлический стержень, оставшийся у него на память о  бесславно  погибших

мрызлах.

     Слева неприступным бастионом возвышалась серая отвесная стена, справа

тянулся  лес,   враз   утративший   свою   притягательность.   Влезть   на

тридцатиметровую  каменную  стену,  пусть   даже   уступчатую,   не   имея

специального  снаряжения  и  достаточной  сноровки  представлялось   делом

маловероятным. Еще раз пытать счастья в лесу  тоже  не  улыбалось  Артему.

Время от времени он топал ногой в край газона, надеясь  случайно  отыскать

безопасный проход, но всякий раз на подметке оставались глубокие царапины,

похожие на следы пилы. Сотни шагов по этой траве было бы достаточно, чтобы

превратить в ошметки самую крепкую обувь.

     В распоряжении людей оставалась только усыпанная галечником  ложбина,

где можно было добыть воду (и то неизвестно, до каких пор), но  совершенно

отсутствовала пища. О том, что здесь уже неоднократно пытались найти приют

различные живые существа, свидетельствовали  многочисленные  фрагменты  их

скелетов. Попадались во рву и голые древесные стволы, высохшие до костяной

твердости и легкие, как пробки. Хотя Артем еще не знал, как их можно будет

использовать в будущем, но на всякий случай решил запомнить место, где  те

лежали.

     "Интересно, как далеко тянется это высохшее русло, - подумал Артем. -

Далеко ли по нему можно дойти? Если Надежда права и этот  лес,  вместе  со

всей населяющей  его  шушерой,  есть  сооружение  чисто  фортификационное,

строители должны были позаботиться об отсутствии в нем  уязвимых  мест.  И

тогда, сделав огромный круг, мы вернемся на прежнее место. Если,  конечно,

сто раз не погибнем до этого. Или упремся во что-то непроходимое - болото,

пустыню, еще одну каменную стену. Короче, ни вправо, ни влево дороги  нет.

Значит,  или  назад  -  на  скалу,  или  вперед  -  в  лес".   (Неумолимая

мерзавка-логика ехидно подсказывала еще один путь, наиболее  вероятный  из

всех возможных - сюда, на камушки, кучкой белых костей.)

     Одна такая кучка как раз виднелась впереди - приплюснутый с боков шар

черепа, до половины ушедший в песок, и остатки костяка, очень похожего  на

человеческий. Подойдя поближе, Артем подцепил череп концом стержня. Что-то

едва слышно щелкнуло, раздалось короткое гудение, похожее на  то,  которое

издает электрический ток, проходя по обмотке трансформатора, и в  височной

кости образовалось круглое аккуратное углубление.

     Артем чуть не сел от неожиданности.

     Затем он опустился на корточки и,  низко  наклонившись  над  черепом,

принялся тыкать в него концом стержня с разной силой и под разными углами.

Довольно скоро выяснилось, что круглую  отметку  оставляет  тонкий,  полый

изнутри буравчик, появляющийся из  стержня  в  момент  касания  с  костью.

Вспомнив легкую боль от укола, который нанес  ему  когда-то  мрызл,  Артем

приставил палец к тому месту, откуда выскакивал режущий инструмент.

     Все случилось так, как он и предполагал - щелчок, гудение, укус боли,

круглая, быстро заполнившаяся кровью рана.

     В следующей серии экспериментов Артем  выяснил,  что  стержень-стилет

реагирует только на органическую материю, пусть даже  и  мертвую.  Образцы

ткани объемом примерно в  два  кубических  миллиметра  бесследно  исчезают

внутри этого загадочного прибора. Срезы кости и кожи берутся инструментами

разного типа. Откуда поступает энергия, питающая стержень, неизвестно - по

крайней мере сотый укол он произвел так же безотказно, как и первый.

     "Значит, так, - подумал Артем. - Мрызлы взяли у меня и Надежды  пробы

ткани. Скорее всего, на предмет анализа генетического кода. Произошло  это

совершенно случайно. Наверное, они тычут этой штукой в  каждое  попавшееся

им неизвестное живое существо. Действительно, не спрашивать же документы у

каждого встречного-поперечного. Затем анализы  попали  куда  следует,  но,

правда, не сразу. Иначе и охота  за  нами  началась  бы  без  промедления.

Адракс, старая лиса, узнав о случившемся, весьма огорчился. Уж он-то сразу

понял, что к чему. Неясным остается вопрос,  кто  именно  был  объявлен  в

розыск, я или Надежда. А может, мы оба? В комплекте,  так  сказать.  Тогда

почему после сражения с мрызлами нас вроде бы оставили в покое? Испугались

клинка?  Ну,  это  вряд  ли.  Тем  более,  что  Адракс,  присвоив  оружие,

быстренько смылся. Решили без хлопот  и  пролития  крови  заманить  нас  в

ловушку? Если так, то этот план полностью удался".

     Еще  раз  глянув  по  сторонам,  Артем  двинулся  в  обратный   путь.

Углубившись в размышления, он не обратил внимания на то, что зной спал,  а

вокруг быстро темнеет. Небо над кромкой леса еще  оставалось  ослепительно

голубым, а из-за каменной стены уже  наползало  одетое  в  фиолетово-серые

лохмотья ненастье. Забарабанили редкие крупные капли. Артем прибавил  шаг.

Дождь то усиливался, то ослабевал, как будто  кто-то  неумело  регулировал

краны небесного душа - и вдруг полил, как из ведра. Догоняя Артема, по дну

рва хлынул бушующий  поток.  Мимо  проплыло  бревно,  похожее  на  дохлого

осетра. Река, возникшая как по мановению волшебной палочки, набирала силу.

     Внезапно с горных карнизов обвалом рухнули массы воды. Река взревела,

как слон-самец,  прищемивший  интимное  место.  Накатившаяся  волна  сбила

Артема с ног и поволокла вслед за собой.

     Воды он не боялся - ни глубокой, ни мелкой, ни тихой, ни  бурной,  но

сейчас,  когда  все  его  мысли  были  заняты  судьбой  Надежды,  едва  не

захлебнулся. К счастью, дождь кончился так же  внезапно,  как  и  начался.

Река, быстро мелея, протащила Артема  еще  с  сотню  метров  и,  иссякнув,

оставила лежать на мокрой гальке.

     Растерянно озираясь, он вскочил.  Такое  развитие  событий  никак  не

входило в его планы. Только теперь он окончательно осознал, как дорога ему

Надежда и как неотвратимы бывают удары судьбы. Надрываясь, Артем закричал:

"Эй! Эй! Где вы?.." Поднимая фонтаны брызг  и  оскальзываясь,  он  побежал

вперед, заглядывая во все встречные промоины.

     Вот-вот ожидая наткнуться на посиневшее,  бездыханное  тело  Надежды,

прибившееся к какому-нибудь валуну, он  был  несказанно,  почти  обморочно

поражен, увидев ее живой  и  здоровой,  бодро  шагающей  навстречу  ему  в

сопровождении Калеки.

     - А ты знаешь, - сказала она, лизнув Артема  в  щеку,  -  Калека  мне

жизнь спас. Чуть только начался дождь, он взвалил меня  себе  на  плечо  и

словно бешеный кинулся на скалу. Как он туда забрался, до сих пор не  могу

понять. - Она  указала  на  каменный  выступ,  расположенный  чуть  повыше

отметки, оставленной на стене волнами разбушевавшейся реки.

     - Ну, спасибо!  -  Артем  в  порыве  благодарности  попытался  обнять

Калеку, но после  нескольких  безуспешных  попыток  ограничился  тем,  что

похлопал его по плечу. - Молодец! Век тебя не забуду!

 

 

     Кто  объяснит,  почему  так  сладострастна  и  неутолима   любовь   в

обстоятельствах, совершенно к любви не располагающих - любовь с  оглядкой,

любовь в двух шагах от опасности, любовь  с  горчинкой  смерти?  Что  это:

способ отрешиться  от  жестокой  реальности  и  хотя  бы  на  краткий  миг

забыться, растворившись в  любимом  существе,  или  инстинктивная  попытка

смертника дать начало новой жизни, продлив через нее свое существование на

этом свете? Жизнь, любовь  и  вино  по-настоящему  начинаешь  ценить  лишь

тогда, когда всего этого остается на донышке.

     Забыв о голоде и угрозе нового наводнения, они целовались на  виду  у

злобно затаившегося леса, среди бесплодного камня и мертвых костей. Они то

ласкали, то терзали друг друга - и ласки эти доставляли им сладкую боль, а

муки - острое, волнующее наслаждение. Артем сам поражался - откуда  только

у него берутся силы - наверное,  неистовая  энергия,  всегда  овладевавшая

Надеждой в такие  минуты,  передавалась  и  ему.  Страсть  несовместима  с

рассудком, но какой-то незамутненной частицей разума,  в  краткие  моменты

передышки он сознавал - что-то здесь не ладно, люди не могут  так  любить,

как могут любить только дикие кошки, в порыве нежности буквально  грызущие

друг друга, да еще демонические существа инкубы и суккубы, спаривающиеся с

людьми ради торжества дьявола.

     А Надежда действительно  была  похожа  на  маленького  демона.  Кости

Артема хрустели в ее объятиях, а поцелуи жгли, как раскаленные  угли.  Она

то валялась у него в ногах, то вскакивала на него верхом. Она  могла  быть

шелком и железом, отравой и сахаром. Совсем недавно  став  женщиной,  она,

казалось, знала о любви все на свете.

     Она сжигала себя и заставляла гореть возлюбленного.  Добром  все  это

кончиться не могло.

 

 

     Однако последняя черепашка, справедливо  разделенная  на  три  части,

заставила их опомниться.

     - Надо идти, - тупо сказал Калека, глядя в сторону леса. - Туда идти.

     - Как идти, скажи, пожалуйста? -  Артем  машинально  глянул  на  свою

только что начавшую заживать ладонь. - На голове, на руках?

     - Не знаю как, знаю, что надо...

     - Это я и без тебя знаю, - Артем задумался. - Если  лес  предназначен

для того, чтобы убивать или отпугивать всех, идущих через него со  стороны

гор, он не должен быть  чересчур  широким.  Что  за  смысл  строить  забор

высотой до неба или рыть бездонный ров?

     - Какая разница? - вступила в разговор  Надежда.  -  Пусть  он  будет

шириной не в тысячу, а всего в сто шагов, разве нам от этого  легче?  Ведь

по нему и шага не ступишь.

     - Шага не ступишь, а плыть можно, - загадочно заметил Артем. - Есть у

меня одна мысль.

     План его, родившийся, кстати сказать, всего  минуту  назад,  выглядел

примерно так. Лес опасен травой, зверями, птицами,  ручьями  и,  возможно,

деревьями. Если из камней соорудить достаточно высокую и надежную плотину,

река повернет в сторону леса. Трава скроется под  водой,  зверям  придется

заняться собственным спасением, а от ручьев останутся  одни  воспоминания.

Что касается птиц, то в сильный дождь  они  вряд  ли  смогут  подняться  в

воздух.  Отправившись  в  путь  на  заранее  приготовленном  плоту,  можно

добраться до безопасного места. А в случае неудачи всегда можно  вернуться

назад - тех, кто идет в сторону  гор,  лес  не  трогает.  Будем  и  дальше

загорать на камушках.

     Поскольку другого плана все равно не было, а предугадать  приближение

дождя не могла даже Надежда, они незамедлительно принялись  за  сооружение

плотины. Поначалу, пока камни не приходилось таскать издалека, работа  шла

довольно споро. Но по мере того, как плотина росла  в  высоту,  а  по  обе

стороны  от  нее  все  шире  обнажалось   чистое   песчаное   дно,   темпы

строительства падали. Тем не менее, к  тому  времени,  когда  Артем  подал

команду на отдых, каменный вал поднялся на высоту человеческого роста.

     В этом узком пространстве, зажатом между скалой и лесом, как и  почти

во всех мирах Тропы, со сменой дня и ночи творилась полная неразбериха. За

все время их пребывания здесь настоящая  темнота  не  наступала  ни  разу.

Трижды,  с  неравными  промежутками,  голубое   небо   гасло,   приобретая

фиолетовый цвет, и тогда воздух становился  свежее,  а  камни  прохладнее.

Артем по давней привычке считал за ночь время  сна,  а  за  день  -  время

бодрствования.

     На следующий "день", позавтракав  несколькими  горстями  воды,  он  с

помощью Надежды приступил к сооружению плота, а Калека,  энергия  которого

наконец нашла применение,  принялся  с  остервенением  таскать  к  плотине

камни. На плот ушли три самых длинных древесных ствола и  вся  веревка,  с

помощью которой они спустились на равнину. Для того,  чтобы  отталкиваться

от встречных деревьев, были  заготовлены  прочные  шесты.  До  наступления

"ночи" плотина выросла еще на метр и слегка углубилась на территорию  леса

- ни птицы, ни звери не реагировали на падающие в траву камни.

     "Еще пять  дней  такой  работы,  и  мы  протянем  ноги  от  голода  и

переутомления, - подумал Артем, лежа на песке у самого подножия плотины. -

Наверное,  еще  ни  один  человек  на  Земле,  за  исключением,   пожалуй,

египетских  фараонов,  не  возводил  себе  надгробный  памятник  с   таким

усердием. Если через пять дней не пойдет дождь, все наши  усилия  окажутся

напрасными".

     Однако непогода разразилась уже на третий день.

 

 

     Артем крепко спал, когда первая увесистая капля дождя щелкнула его по

лбу. Вторая залепила правый (едва успевший открыться) глаз, а уж  затем  с

неба хлынуло, как из тысячи пожарных брандспойтов.

     - Скорее! - заорал он, вскакивая. - Скорее тащите плот наверх!

     Вдвоем с Калекой они  втащили  свое  утлое  плавсредство  на  гребень

плотины. Надежда, быстро собрав скудные пожитки, последовала за ними.

     Низко  над  их  головами  неслись  тучи,  похожие  на  табуны   диких

серовато-лиловых коней. Скалы и лес исчезли  за  пеленой  шумно  падающего

дождя. Вода, наткнувшись на преграду, быстро прибывала и уже  подтапливала

газон.

     Однако все это были еще цветочки. Ягодки начались,  когда  с  гор  на

равнину обрушились водопады. По вздувшейся реке прокатился пенистый вал  и

с грохотом разбился о плотину, оставив торчать в ее теле  длинное  бревно.

Река напирала, бросая на штурм все новые массы воды. Плотина стала оседать

и рассыпаться.

     - Пора! - крикнул Артем, сталкивая плот в воду.  -  Прыгайте  все  за

мной!

     Поток, устремившийся в обход преграды, подхватил три связанные  между

собой бревна. Как и было условлено заранее, они  легли  ничком  -  впереди

Артем, за ним Надежда, последним Калека. Мужчины сжимали в руках шесты.  В

сумраке дождя обрисовывались первые деревья, затопленные почти до половины

своей высоты. Плот несло через лес, ударяя то одним, то  другим  бортом  о

древесные стволы. Из кипящего  водоворота  показалась  морда  оленя-волка.

Выпучив глаза и захлебываясь, зверь  поплыл  им  наперерез,  однако  Артем

успел глубоко всадить свой шест ему в пасть. Спустя секунду плот  врезался

в дерево. Веревка, скреплявшая  его  переднюю  часть,  лопнула,  и  бревна

разошлись веером, сбросив людей в воду.

     - Держитесь! - прохрипел Артем.

     Сквозь дождь и брызги он видел мелькавшие в волнах головы  Надежды  и

Калеки, все же успевших ухватиться за бревна. Поврежденный плот развернуло

задом наперед и понесло дальше в  глубь  леса.  Обгоняя  их,  плыли  ветки

деревьев, трупы оленей, плоды и орехи.

     Дождь не ослабевал, но вода  заметно  спадала  -  то  ли  сказывалось

расстояние, отделявшее их от реки, то  ли  плотина  рухнула,  не  выдержав

напора волн. Кое-как Артем свел воедино все  три  бревна,  уселся  на  них

верхом и помог выбраться на плот Надежде. Калека плыл рядом, держась одной

рукой за веревку. В воде он чувствовал себя так же уверенно, как в  снегах

и горах. Вокруг по-прежнему почти ничего не было видно, однако деревья  на

их пути уже не попадались.

     Поток разливался все шире и замедлял свое движение. Плот чиркнул дном

по земле - раз, другой, третий и остановился.  Людям  пришлось  встать  на

ноги. Вода  едва  доставала  им  до  щиколоток.  Калека  осторожно  сделал

несколько шагов и кивнул - все, дескать, нормально, идти можно.  Невдалеке

покачивалась на мелководье туша оленя с вываленным  на  сторону  языком  и

остекленевшими глазами. Не  обращая  внимания  на  дождь,  Артем  коротким

ножом, своим единственным оружием, быстро освежевал животное и,  забыв  об

осторожности,  жадно  вцепился  зубами  в  еще  теплое  жестковатое  мясо.

Конечно, это было далеко не черепашье филе, но после трех  дней  голодовки

привередничать не приходилось.

     Шум дождя утихал, вокруг посветлело  и  метрах  в  пятидесяти  позади

обозначилась опушка леса. Немного перекусив и заготовив  впрок  мяса,  они

тронулись было дальше, вслед за умчавшимися к горизонту тучами, но  Калека

бегом вернулся назад и смотал с бревна остатки веревки.

     - Правильно, - похвалил его Артем. - Она нам еще может пригодиться.

     Здесь он попал в самую точку!

 

 

 

 

                               ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

     Стеклянное  небо  очистилось,  и  перед  путниками  открылся  суровый

безрадостный  пейзаж.  Нигде  не   было   заметно   и   следа   какой-либо

растительности.  Там,  где  каменистая  равнина  смыкалась  с  небосводом,

торчало какое-то странное сооружение. Скоро  стало  ясно,  что  это  нечто

вроде обелиска, вырубленного из цельного  куска  серого  гранита.  Торс  и

конечности  многометрового  истукана   были   нарочито   огрублены,   зато

непропорционально крупная голова представляла  собой  шедевр  камнерезного

искусства. Не вызывало сомнения, что жутко ухмыляющаяся, безгубая  рожа  с

глубокими провалами глазниц и курносым  огрызком  между  ними  принадлежит

мертвецу,  но  мертвецу  сумевшему  сохранить   не   только   вертикальное

положение, но и некую гипнотическую власть над живыми существами.

     В одной руке истукан сжимал молот, а в другой -  длинные  клещи.  Его

широко расставленные ноги-обрубки образовывали как бы  арку,  под  которой

мог свободно проехать  всадник  на  лошади.  Далеко  слева  и  справа,  на

одинаковом  удалении  от  статуи  виднелись  ее  точные  копии,   как   бы

составляющие опорные точки некой невидимой цепи, отгораживающей эту страну

от всего остального мира.

     Надежда подобрала с земли замысловатый обломок металла,  охристый  от

ржавчины, и швырнула его в пустое  пространство  между  двумя  истуканами.

Пролетев по дуге  несколько  метров,  обломок  исчез  -  не  вспыхнул,  не

превратился в пыль, не срикошетил, а просто исчез, как будто канул в  иное

измерение.

     - Сюда лучше не соваться, - сказала она. - Эта  преграда  пострашнее,

чем лес со всеми его обитателями. Пройти можно только под аркой.

     - Откуда ты это знаешь? - вяло спросил Артем.

     Он чувствовал себя совершенно разбитым. Все, на чем  он  останавливал

взгляд, почему-то теряло четкость, двоилось и расплывалось.

     - Я родилась где-то в этих краях. Через точно такие  же  ворота  меня

когда-то увезли отсюда. Помню, что я сидела в корзине за плечами человека,

одетого в черное. Всякие чудовища гнались за нами, но  тогда  нам  удалось

спастись.

     - Тогда пойдем скорее, - пробормотал Артем. - Что-то со мной неладное

творится... Засыпаю стоя... Как в ту ночь, когда Адракс ушел от нас...

     - Стойте! - раздался сзади голос Калеки. - Для того, чтобы войти  под

эти своды, надо сначала испросить разрешения.

     Артем растерянно оглянулся. Отрешенное лицо Калеки было устремлено на

истукана. Свернутая в кольцо веревка висела у него на плече, зато мешок, в

который они перед этим сложили мясо оленя, отсутствовал.

     - Ты почему бросил мешок? - еле ворочая языком, спросил Артем.  -  Вы

что, все с ума посходили?

     Калека медленно перевел на него мутный  тяжелый  взгляд  и  сказал  с

расстановкой:

     - Еда нам больше не понадобится.

     Необоримая апатия овладела  Артемом.  Болезненный  гул  наполнил  его

голову. Как бы со стороны он видел, как Калека, низко наклонившись,  вяжет

веревкой его руки. Мир вокруг  стал  хрустальным,  распался  на  множество

по-разному отливающих граней. В  воздухе  сгустились  какие-то  сумеречные

тени. Казалось, души  бессчетного  количества  воинов,  навечно  брошенных

здесь  без  погребения,  снова   поднялись   для   штурма   невидимого   и

непреодолимого рубежа. Все здесь: и земля, и камень, было  круто  замешано

на крови. Каждый шаг грозил смертью, в вдох - безумием.

     В глубине арки обозначилась вдруг неизвестно откуда взявшаяся  фигура

всадника. Почва содрогнулась от тяжелого мерного топота.

     Узкое, бледное, как мрамор,  лицо  всадника  можно  было  бы  назвать

прекрасным, если бы только не эти  жуткие,  ничего  не  выражающие  глаза,

похожие на тускло  поблескивающие  бронестекла  боевой  машины.  Роскошные

одежды, в которые он был облачен, когда-то, очевидно, предназначались  для

сражения, но теперь имели скорее церемониальный характер.  На  боку  висел

клинок, точно такой же, каким Адракс кромсал мрызлов.

     Его  рослый,  пятнистый,  как  леопард,  скакун  выглядел  не   менее

примечательно. Лошадь он напоминал разве что круглыми  копытами,  высокими

ногами да жесткой короткой  гривой.  Все  остальное:  тяжелая  клиновидная

голова, заканчивающаяся свиным (или сатанинским) рылом,  свирепые  красные

глаза, клыки, похожие на две пары кинжалов, могучий загривок, прикрывающий

седока  не  хуже  любого  щита  -  могли  принадлежать   только   матерому

кабану-секачу, вепрю размером с жеребца.

     - Приветствую тебя, дочь  моя,  -  глухо  и  невыразительно  произнес

всадник, тесня Надежду своим страховидным скакуном. - Твое  возвращение  в

страну предков затянулось. Ради встречи с тобой я надел древние доспехи  и

оскорбил седлом и сбруей это благородное существо. Однако все мои старания

угодить тебе едва не оказались  напрасными.  Черепаха  добралась  бы  сюда

быстрее, чем ты. Тебя способно было задержать самое ничтожное препятствие.

Там, где следовало идти напролом, ты искала обходные пути.  Ты  бесчестишь

род максаров.

     - Значит, это ты - мой отец. - Надежда  отступила  всего  на  шаг.  -

Давненько мы не виделись. Но ответ перед тобой я буду держать только после

того, как получу все то, что по праву рождения принадлежит максару, в  том

числе и его оружие.

     - Твое родовое оружие было доверено вот этому ничтожеству. -  Всадник

направил скакуна на Калеку. - Где оно, подлый пес?

     - Прости меня. - Калека низко опустил голову, словно  подставляя  шею

под удар клинка. - Его похитил человек по имени Адракс.

     - А известно тебе, кто он такой на самом деле?

     - Нет.

     - Именно Адракса ты должен был убить этим клинком,  поскольку  другим

оружием его убить почти невозможно. Он мой родной отец и злейший  враг.  Я

был ненамного старше ее, - всадник указал  на  Надежду,  -  когда  впервые

сразился с ним. Наши схватки и наши раны невозможно сосчитать,  точно  так

же, как и число воинов, погибших в этой распре. Лишившись  клинка  и  всех

своих сторонников, он бежал в неизвестном направлении, прихватив мою дочь,

из которой со временем собирался воспитать мстителя. Ты,  лучшее  создание

моих рук, мой самый верный слуга и самый умелый воин, должен был  найти  и

убить Адракса. И что же из этого вышло?

     - Я не смею оправдываться. Адракс победил меня не силой, а хитростью.

Максар, даже лишенный своего оружия, неуязвим перед любым врагом. Победить

максара может только максар, - смиренно ответил Калека.

     - Молчи! - впервые всадник повысил голос. - Ты опозорил меня.  Ты  не

исполнил мою волю. Знаешь, какая кара тебя ждет за это?

     - Я готов принять смерть.

     - Смерть? - Всадник глумливо  расхохотался.  -  Сейчас  ты  попираешь

ногами кости великих воинов, без  числа  полегших  здесь  в  самые  разные

эпохи. Весь этот край дышит смертью. Одной больше, одной  меньше  -  какая

разница. Ничего не изменится.  Не  надейся  на  мое  снисхождение,  подлая

тварь. Не смерть тебя ждет, а перевоплощение. И я сам позабочусь, чтобы ты

обрел тот облик, которого заслуживаешь.

     Калека покорно кивнул, а всадник уже подъезжал к связанному по  рукам

и ногам Артему.

     - А это что еще за чудо? - процедил он сквозь зубы.  -  Откуда  могло

взяться в наших краях такое существо? Я повидал немало самых разных стран,

но никогда не встречал ничего подобного. С виду он самый обычный  человек,

но меня не обманешь... Издалека к нам залетела эта птичка. Мне не терпится

поглубже проникнуть в его мозг. На частички разобрать тело. Давно  мне  не

попадал в руки свеженький материал.

     - Отец! - крикнула Надежда. - Не смей  его  трогать!  Я  люблю  этого

человека!

     - Ты ошибаешься, дочка. Максар никого не способен любить, кроме  себя

самого. Ты слишком долго жила  среди  чужих  людей.  Они  испортили  тебя.

Теперь всему придется учиться  сызнова.  Сейчас  ты  сырая  глина,  и  еще

неизвестно, что из нее получится.  Максар  рождается  дважды.  Сначала  из

чресел матери, а потом под ножом великого,  разбирающегося  в  своем  деле

потрошителя. Поэтому молчи и не смей возражать мне... Впрочем, возможно, я

отдам тебе этого человека. Но не сразу. Прежде  ты  должна  стать  другой.

Совсем другой.

     Калека легко взвалил на плечо одеревеневшее тело  Артема,  в  котором

продолжало биться сердце, но уже угасла гордая человеческая душа,  бледный

всадник одним рывком забросил Надежду на загривок вепря - и они  двинулись

в глубь Страны Максаров.

     Никогда до этого - ни в колодках каторжника, ни в тюремной камере, ни

в солдатском строю  -  Артем  не  ощущал  себя  рабом  и  не  знал,  каким

сладостным может быть это чувство. Отродясь еще  он  не  испытывал  такого

покоя и умиротворения. Сейчас он думал как раб, дышал как раб,  глядел  на

мир глазами раба и не  стыдился  своей  участи.  Да,  велика  была  власть

максаров над всеми разумными и неразумными тварями - даже не прикоснувшись

пальцем к оружию, они легко валили любого из них к своим ногам.

     Раскинувшаяся кругом равнина уже не казалась Артему  такой  унылой  и

однообразной. Окружающий пейзаж он воспринимал чужим зрением, через  чужую

память. Каждый камень,  каждый  холм,  каждая  рытвина  имели  здесь  свою

историю. Вот эта ржавая труха была когда-то могучей  боевой  машиной,  вот

этот ров некогда переполняла кровь, а вот здесь долго шевелилась земля над

могилой, в которой были заживо погребены тысячи пленников. С торжеством он

взирал на кости врагов и без сожаления - на надгробья соратников. На  этой

равнине никогда не росли злаки и не  паслись  стада  -  испокон  веков  ее

засевали только костями и топтали копытами бешеных скакунов.

     Узкая тропа петляла между тщательно замаскированными  ловчими  ямами,

все выше, выше и выше - прямо к черной, словно обугленной скале, которая и

была жилищем максара по имени Стардах, а именно так звали сына  Адракса  и

отца Надежды.

     Однако Артему так и не удалось вволю налюбоваться  этой  (как  вскоре

выяснилось) рукотворной скалой, представлявшей собой нечто вроде  пирамиды

из  хаотически  и  бессистемно  надстроенных  друг  над  другом   каменных

фундаментов. Как видно, враги не раз осаждали эту цитадель,  но  на  месте

одного разрушенного бастиона строился другой, на месте другого - третий  и

так далее, от эпохи к эпохе, от  войны  к  войне.  Словно  обреченного  на

заклание барана, его сволокли железными  крючьями  в  мрачное  подземелье,

служившее не только тюрьмой, но и дьявольской кузницей, где из податливого

человеческого материала создавались всевозможные монстры,  предназначенные

для выполнения злых замыслов Стардаха.

     В тесном каменном мешке,  вырубленном  намного  ниже  самой  глубокой

галереи, единственным входом в которую служил узкий лаз в  потолке,  Артем

снова  встретил  Адракса.  Шею  старика  отягощал  внушительных   размеров

мельничный жернов,  вначале  разрезанный  пополам,  а  затем  стянутый  по

окружности  намертво  заклепанным  стальным   ободом.   Это   сомнительное

украшение не позволяло Адраксу ни есть,  ни  пить,  ни  даже  чесать  нос,

поскольку шириной своей  превосходило  размах  его  рук.  Все  эти  услуги

побежденному максару теперь должен был оказывать Артем,  за  жалкую  жизнь

которого в верхних помещениях цитадели шла невидимая, но отчаянная  борьба

между суровым отцом и блудной дочерью.

     Оцепенение, ниспосланное Стардахом на тело и душу Артема,  постепенно

проходило. Возможно, этому в немалой  степени  способствовал  Адракс,  сам

большой дока по части подобных штучек. Первое время он почти не  сводил  с

полупарализованного  Артема  своих  бельм.  Жернов  стоял  на  торце,  что

вынуждало старика постоянно находиться на четвереньках. Даже при очевидной

незавидности их нынешнего положения выглядело это довольно комично.

     - Шею не ломит? - спросил Артем, когда к нему  вернулась  способность

реально оценивать действительность.

     - Я бы не сказал.  -  Адракс  поерзал,  устраиваясь  поудобнее.  -  С

некоторых пор у меня побаливала поясница, а эта поза  весьма  благоприятно

действует на позвоночник.

     - И какая же, интересно, судьба тебя ожидает? - не без доли  сарказма

поинтересовался Артем. -  Нельзя  сказать,  чтобы  родной  сынок  встретил

папочку с распростертыми объятиями.

     - Об этом можно только догадываться. Но  уже  если  меня  оставили  в

живых, следует ожидать чего-то  более  страшного,  чем  банальная  смерть.

Максары великие мастера по части всяких пыток. Никто  лучше  их  не  знает

строение человеческого тела... А почему ты разговариваешь  со  мной  таким

тоном, приятель? Разве я в чем-то виноват перед тобой?

     - Интересно получается! - Артем даже стукнул себя кулаком по  колену.

- Каким же еще тоном мне говорить, если ты сбежал, бросив нас  безоружными

среди стольких опасностей?

     - Покидая вас,  я  давал  тебе  и  девчонке  хоть  какой-то  шанс  на

спасение. Но вы им не воспользовались.

     - Да и тебе не очень повезло.

     - Совсем не повезло, - Адракс криво усмехнулся.

     - А как же знаменитый клинок максаров? Почему он не выручил  тебя  на

этот раз?

     - Стардах обманул меня. Перед тем,  как  вручить  клинок  Калеке,  он

сделал так, чтобы им можно было воспользоваться  только  один-единственный

раз. После схватки с мрызлами он превратился в обыкновенный кусок металла.

     - И ты об этом не догадывался?

     - Я был уверен в силе клинка. Потому-то  слугам  Стардаха  и  удалось

окружить меня. Я выпустил кишки у дюжины этих гадов, но они навалились  на

меня всем скопом. На каждой  моей  руке  повисло  по  два-три  мрызла,  да

столько же уцепились за ноги. Так я и попал сюда.

     - Но ведь ты же знал, что Калека - слуга Стардаха. Почему ты  оставил

нас на его попечение? Чтобы он привел нас прямо в логово твоего сыночка?

     - К тому времени Стардах уже утратил власть над ним, хотя сам об этом

и не догадывался. Без моего ведома Калека и шагу ступить не  мог.  Но  как

только клинок был приведен в действие, воля Стардаха сразу устремилась  на

поиски слуги, которому он был доверен. А я, к несчастью, был уже далеко...

Впрочем, это долгая история и ее надо рассказывать с самого начала.

     - Тогда начинай. Как  я  понимаю,  единственное,  что  у  нас  сейчас

имеется в избытке, это время. Первым  делом  я  хочу  узнать,  что  ты  не

поделил со Стардахом?

     - Запомни,  максары  никогда  ничего  ни  с  кем  не  делят.  Даже  с

собственными  детьми,   которые   всегда   являются   незаконнорожденными,

поскольку мы не живем семьями.

     - Откуда же они тогда у вас появляются?

     - Дети максаров  зачаты  в  прелюбодеянии,  при  насилии,  во  всяких

оргиях. Но они всегда знают о своем происхождении и,  подрастая,  начинают

претендовать  на  родовые  владения  предков...  Кстати,  тут  есть   одна

тонкость. Мы можем жить очень долго, хотя  вовсе  не  бессмертны.  Поэтому

каждый максар, хочет он этого  или  не  хочет,  обязан  иметь  наследника,

поскольку его род не должен  пресечься.  Это  один  из  немногих  законов,

которые свято соблюдаются нашим народом. Даже заклятый враг  сделает  все,

чтобы воспитать из твоего волчонка волка. И тогда начинается  обычная  для

нашей страны кровавая свара. Сын охотится  за  отцом,  а  отец  за  сыном.

Конечно, разумнее всего сразу убить женщину, которая понесла от  тебя.  Но

не всегда это удается. Такую оплошность  однажды  допустил  и  я.  Стардах

вырос вдали от этих мест. Его воспитатели славились жестокостью даже среди

максаров. Каждый максар враг  другому  максару,  но  это  были  мои  самые

непримиримые противники. С давних времен мы  умеем  из  людей  разных  рас

создавать себе слуг - воинов, строителей,  оружейников,  лекарей.  В  этом

искусстве Стардах превзошел всех, даже меня. Исчадия, сражавшиеся  на  его

стороне, до сих пор не имеют  себе  равных.  Непрерывная  борьба  измотала

меня. Я был вынужден бежать, утратив все, что у меня было, в том  числе  и

оружие.

     - Но прихватив внучку, - вставил Артем.

     - Да. Я был побежден и изгнан, но не смирился с  поражением.  Ведь  я

максар, а максары не способны прощать  и  забывать.  Оставить  свой  позор

неотомщенным я не мог. Всех своих детей Стардах уничтожил еще во чревах их

матерей,  и  эта  девчонка,  случайно  оставшаяся  в   живых,   была   его

единственной наследницей. Из нее я и хотел воспитать мстителя.

     - А как она оказалась в доме судьи?

     - Стардах послал на мои  поиски  сотни  слуг.  Они  рыскали  во  всех

окрестных мирах. Выродок, которого ты знаешь под  именем  Калеки,  отыскал

мой след. Он был самым ярым  из  преследователей,  и  именно  ему  Стардах

доверил мой клинок. Это были тяжелые времена.  Меня  гнали,  как  бешеного

зверя, не давая даже краткой передышки. Не  очень-то  удобно  прятаться  в

болоте или пробираться подземельями, имея за плечами корзину с беспомощным

ребенком.  Пробираясь  через  Страну  Забвения,  я   выбрал   дом   самого

влиятельного в тех местах  человека,  и  оставил  девочку  у  его  порога.

Внушить судье и его жене, что это их ребенок,  не  представляло  для  меня

особого труда. - Адракс умолк, задумавшись.

     - А что было потом?

     - В углу стоит кувшин с водой. Дай  мне  напиться.  От  долгих  речей

пересыхает горло... А потом было  много  схваток,  много  неудач  и  много

побед. Кое-кого из врагов я уничтожил, а других направил по ложному следу.

Сумел я одолеть и Калеку. Одолеть, даже ни  разу  не  встретившись  с  ним

лицом к лицу. Он был созданием Стардаха, а тот,  что  ни  говори,  в  свою

очередь, был моим созданием. В наших жилах текла одна кровь, и  силы  наши

были примерно равны. Очень  осторожно,  исподволь,  я  проник  в  сознание

Калеки. Нащупал слабые места, разузнал все планы, а  затем  волю  Стардаха

заменил своей собственной волей. Ведь  в  то  время  мой  сынок  находился

довольно далеко от нас, да и, кроме того, был  по  горло  занят  очередной

войной. Меня он считал  фигурой  второстепенной.  Когда  Калека  полностью

подчинился моей воле, мы вместе вернулись в Страну Забвения.

     - А не проще было бы прикончить его?

     -  Стардах  непременно  узнал  бы  о  его  смерти  и  послал  другого

прислужника, еще более могучего и упорного. К тому же он был нужен мне как

оруженосец. Наши клинки устроены  хитро.  При  определенных  условиях  они

способны уничтожить себя вместе с хозяином. Одной старухе  я  внушил,  что

Калека - это ее пропавший в детстве сын.

     - Зачем?

     - Не мог же я сам готовить ему пищу и чинить одежду.

     - Девчонка догадывалась о своем происхождении?

     - Смутно. Ее посещали странные сны,  всякие  необъяснимые  видения...

Ведь как-никак, она родилась максаром.  Я  уже  собрался  открыть  ей  всю

правду, но Лето спутало мои планы.

     - Значит, все, что случилось потом, тоже подстроил ты? Я имею в  виду

мой визит к судье, встречу с Калекой...

     - Лишь отчасти. Успех чаще всего достается не тому, кто все старается

спланировать заранее,  а  тому,  кто  умеет  использовать  каждый  удобный

случай.

     - Под удобным случаем ты подразумеваешь мою восьминогую машину?

     - И ее тоже.

     - А кто убил судью? - вопрос этот давно мучил Артема.

     - Если нож, которым нанесен смертельный удар, можно считать  убийцей,

тогда судью убил Калека.

     - Ты хочешь сказать, что он был только слепым  орудием?  Бессловесным

исполнителем? Кто же тогда отдал ему приказ? - заранее  ощущая  холодок  в

душе, спросил Артем.

     - Ты угадал, приятель... Приказ он получил от моей внучки.

     - Как же так... - пробормотал Артем. - Как же она  могла...  Ведь  он

был для нее как отец.

     - Успокойся. Все было не совсем так, как ты себе представляешь. Отказ

судьи привел ее в ярость. Ведь для  нее  это  было  равносильно  смертному

приговору. Может быть, в кратком безрассудном порыве она  и  пожелала  ему

смерти. Но ведь это была воля максара, а тем более воля  дочери  Стардаха.

Калека воспринял ее бурные эмоции как приказ к действию. Точно так  же  он

поступил бы, если смерти судьи пожелал бы  я...  Хочешь  знать,  что  было

дальше?

     - Нет. Пока нет. Мне нужно подумать над тем, что ты сказал...

 

 

     Косой луч холодного искусственного света тусклым столбом  упирался  в

середину камеры. Когда он начинал  дрожать,  а  затем  и  вовсе  пропадал,

заслоненный фигурой тюремщика, это означало, что наступило время кормежки.

Сверху на веревке опускался кувшин с водой и что-либо из еды,  чаще  всего

то, на что не позарились слуги, убиравшие с господского  стола  -  объедки

объедков.

     В первое время Артем добросовестно пытался накормить Адракса, но  тот

всякий раз отказывался  от  предложенной  еды.  Старик  вовсе  не  пытался

уморить себя голодом (максары без всякого вреда для  себя  могли  питаться

как змеи, от случая к случаю) и  не  опасался  отравы.  Просто  он  считал

постыдным принимать пищу от врага. Адракс знал, что его смерть неизбежна и

что  она  будет  нелегкой,  но  не  выказывал  никаких  признаков  уныния.

Наоборот, в неволе он  стал  гораздо  словоохотливее.  Впрочем,  это  было

нетрудно объяснить - скрывать стало нечего, а беседы являлись единственным

развлечением для обоих узников.

     - Немало темниц я повидал за свою  жизнь,  -  сказал  однажды  Артем,

прохаживаясь от стены к стене. - Но никогда долго в них  не  задерживался.

Может, и на этот раз удастся вырваться.

     - Будь спокоен, обязательно вырвешься,  -  поддакнул  ему  Адракс.  -

Вырвешься, когда тюремщики поведут тебя туда, где из людей делают мрызлов,

а из оленей волков. А сбежать отсюда и не надейся. Тут даже клинок максара

не поможет. Я говорю так потому, что когда-то сам строил  это  подземелье.

Здесь мне знаком каждый коридор, каждый кирпич, каждая щелка...

     - А это ожерелье случайно не ты придумал? - Артем постучал костяшками

пальцев по жернову.

     - Нет. Такие камни у нас издавна  надевают  на  шею  самым  буйным  и

упрямым узникам. С такой штукой далеко не убежишь, хотя  она  и  не  такая

тяжелая, как  кажется.  -  Старик  поднатужился  и  встал,  обеими  руками

поддерживая жернов. Его  водило  из  стороны  в  сторону,  как  штангиста,

пытающегося зафиксировать рекордный вес. - Видишь, я еще  способен  унести

такой груз. Беда только, что он не пройдет в потолочный лаз. Сыночек знал,

что делал, когда одаривал меня такой игрушкой.

     - Интересно, а как ты обошелся с собственным отцом?

     - Это было  так  давно,  что  сейчас  даже  вспомнить  не  хочется...

Кажется, я просто-напросто задушил его. Хотя на это и ушло немало времени.

Глотка у него была как из дерева, трещит, а не поддается. Он тогда еще все

руки мне изгрыз...

     - Ну и негодяй ты все же! -  сказано  это,  впрочем,  было  спокойно.

Читать Адраксу мораль было столь  же  бессмысленно,  как  обучать  бальным

танцам фанатика-дарвита. - Задушить отца... Другой бы каялся всю жизнь,  а

ты как будто даже гордишься этим.

     - По-твоему, пусть бы лучше он  задушил  меня?  Разве  волк,  убивший

оленя, совершил преступление? В чем виноват тот,  кто  ценой  чужой  жизни

спасает собственную? Так велит нам природа. Так устроен этот мир.

     - Сын убивает отца, отец сына, сосед непрерывно враждует  с  соседом.

Просто удивительно, что ваш народ до сих пор не исчез.

     - Ничего удивительного здесь нет. Из всех зачатых  мной  детей  выжил

только  Стардах.  Самый  сильный,  самый  изворотливый,  самый  лютый.  Он

превзошел меня  по  всем  статьям,  но  тот,  кто  придет  ему  на  смену,

превзойдет и его. Максары совершенствуются из  поколения  к  поколению.  В

этом залог их могущества и преуспевания.

     - Вы не совершенствуетесь! Вы вырождаетесь! Тот, кто умножает  зло  в

мире, тем самым губит и себя самого. Примеров тому не счесть. Когда-нибудь

вы захлебнетесь в пролитой крови.

     - Все это пустые слова. Слыхал я эти разговоры о  добре  и  зле.  Так

вот, запомни, добро - это выдумка слабых. Религия  рабов.  Ни  разу  я  не

видел, чтобы добро побеждало зло. Зло может победить  только  другое,  еще

более изощренное зло, иногда весьма  успешно  рядящееся  в  одежды  добра.

Давай не будем лицемерить хотя бы здесь,  на  краю  могилы.  Зло  извечно,

неодолимо, всепроникающе и притягательно. Так не  лучше  ли  жить  по  его

законам открыто, как это делаем мы? Я никогда никому не делал добра  и  не

требую, чтобы добро делали мне. Поэтому  я  могу  считать  себя  абсолютно

свободным. Начни творить это самое добро и скоро погрязнешь в нем,  как  в

болоте. Привязанности, обязательства, условности свяжут тебя  по  рукам  и

ногам. Друзья и родственники  не  дадут  тебе  вздохнуть.  Ты  уподобишься

вьючному скоту и дойной корове одновременно. Разве  такая  жизнь  достойна

настоящего человека? Я враждую со всем светом, и это сильно  упрощает  мне

жизнь.

     - Не только упрощает, но и укорачивает, - съязвил Артем.

     - Кроме того, - невозмутимо продолжал Адракс. - Для всех вас,  червей

и устриц в человеческом облике, так даже лучше. Вы должны ликовать, что мы

такие, какие есть. Если максары однажды прекратят распри, мало кто уцелеет

в ближайших мирах.

     - Неужели нет ничего, что было бы свято  для  вас?  Ведь  все  народы

пытались создать себе какие-то, пусть даже и призрачные идеалы.

     - Если под идеалом ты понимаешь  какое-то  божество,  то  оно  у  нас

имеется.  Это   бог-плут,   бог-обманщик,   бог-каннибал,   рожденный   от

кровосмесительной связи и пожравший своих родителей. Служа этому богу,  мы

плюем  ему  в  лицо,  приносим  ложные  клятвы,  сквернословим,  предаемся

всяческим извращениям. Он не только позволяет все это, он  принуждает  нас

поступать подобным образом. Таково его естество, таковы его заповеди...

 

 

     "Где-то я уже нечто подобное слышал, -  подумал  Артем.  -  Было  уже

такое. Или нет - такое будет. Будет, когда на земле воцарится Антихрист  -

человек греха, неблагодарный себялюбец, чуждый добру лицемер,  кровожадный

нечестивец, деспот, чародей и лжепророк.  Заповеди  его  будут  заповедями

истинного бога, вывернутые наизнанку, а законом - беззаконие. Огонь станет

дымом, белое - черным, свет - мраком, знание  -  заблуждением.  С  амвонов

оскверненных храмов слуги Антихриста будут проповедовать нелюбовь, гордыню

и злонравие. И тогда люди отшатнутся от подлинной  веры  и  станут  истово

служить этому обманщику, творя во имя его зло  и  насилие.  Лишь  немногое

число праведников  устоит  перед  соблазном.  Кратким  будет  царствование

Антихриста, но с его падением падет и весь сущий мир.  Козлища  попадут  в

преисподнюю, а агнцы прошествуют на небо.

     Финал этот, явно притянутый за уши, можно отнести на счет  наивной  и

неистребимой веры людей в счастливый или хотя бы справедливый конец.  Зато

все остальное - гениальное предвиденье. Много раз и  под  разными  именами

Антихрист пробован свои силы на Земле, и всегда успех его был потрясающим.

Ложь действительно превращалась в истину, правое в левое, дерьмо в золото,

а кто был никем, становился всем. Брат шел на  брата,  сын  судил  отца  и

сосед вешал соседа на перекладине ворот.  Может  быть,  зло  действительно

непобедимо и извечно? Неужели зло и человек - неразделимы?"

     - Почему ты молчишь? - ухмыльнулся  Адракс.  -  Значит,  тебе  нечего

возразить.

     - Вот что я  скажу,  -  Артем  немного  помедлил.  -  Люди  рождаются

зверями. Искра человечности едва тлеет в них. Под человечностью я как  раз

и понимаю тягу к добру. Нужно приложить немалое старание  и  нам  самим  и

окружающим, чтобы эта искра не погасла, а разгорелась. В противном  случае

человек будет жить по законам зверя, то есть по законам зла.  Естественно,

второй  путь  привлекательнее.  Зло  соблазнительно  своей   доступностью.

Следовать  ему  неизмеримо  легче,  да  и  прибыльней.  Ты  считаешь   зло

добродетелью, а на самом деле это постыдный порок. Его порождают отнюдь не

мудрость и не стремление  к  свободе,  а  глупость,  неразвитость  духа  и

извращенность.

     - Ну и что же, по-твоему, в конце концов восторжествует?

     - Поскольку я уверен, что разум рано  или  поздно  победит  глупость,

значит, я уверен в торжестве добра.

     - Несчастный слепец! Даже если  это  и  так,  то  прежде,  чем  добро

восторжествует, ты обратишься в исчадье зла и будешь  верно  служить  ему.

Хотелось бы мне послушать, как ты заговоришь тогда.

     Было слышно, как к отверстию лаза подошли  сразу  несколько  человек.

Глухо, словно в печной трубе, загудели голоса. Конус света  исчез,  словно

его смахнуло крыло мрака,  и  в  лазе  раздалось  шуршание.  Когда  тускло

сияющий столб возник снова, в нем  уже  стояла  Надежда,  отвязывающая  от

своего пояса конец веревки. Волосы ее  были  коротко  острижены  и  плотно

стянуты посверкивающей  драгоценными  камнями  сеткой-диадемой,  а  одежда

больше напоминала оперенье волшебной птицы.

     - Ну вот и я, - сказала она как нив чем не бывало. - Темновато тут  у

вас. И воздух затхлый.

     - Зато ты,  как  видно,  живешь  неплохо,  -  едва  сдерживая  дрожь,

произнес Артем. - Все максары одеваются так, как ты?

     - Не думаю. Тот, кто волен менять облик по  собственному  усмотрению,

вряд ли придает большое значение нарядам. Эти одежды я нашла  в  одной  из

кладовых. Там такого добра целые горы. Слуги отца говорят, что это  добыча

максаров. Все это я надела для тебя. -  Надежда  тряхнула  головой,  и  ее

лицо, до того находившееся в полумраке, на  мгновение  высветилось.  Слезы

тающими льдинками стояли в ее глазах.

     - Тебе плохо там? - Артем указал в потолок.

     - Я максар по рождению. Но не по воспитанию. Вот меня и  воспитывают.

А потом... я слыхала... меня переделают. Это правда? - она перевела взгляд

на Адракса.

     - Непременно, - охотно  подтвердил  старик.  -  Для  максара  у  тебя

слишком тонкая кожа, слишком  слабые  руки  и  чересчур  много  лишнего  в

утробе. Зато в голове кое-чего не хватает. Тебя  разъединят  на  части,  а

когда соберут снова,  ты  станешь  уже  совсем  другой.  Все  живое  будет

деревенеть при одном твоем появлении, ты  забудешь  о  страхе  и  жалости,

одного  единственного  удара  хватит  тебе,  чтобы  оглушить   мрызла,   а

человеческие души затрепыхаются на твоей  ладони,  как  угодившие  в  сеть

рыбешки.

     - Замолчи! - в голосе Надежды зазвенела  угроза.  -  Замолчи,  старый

шут! Это ты во всем виноват! Для чего ты взвалил на меня свои  собственные

беды? Для чего похитил из дома, где я росла в  покое  и  безопасности?  Ты

хотел сделать из меня кровожадного хищника! А сейчас  недоволен  тем,  что

кровожадного хищника из меня делает твой враг! Разве не так?  Лучше  бы  я

заживо сгорела в Стране Забвения! Я не хочу, не хочу быть максаром!

     - А разве  едва  только  вылупившийся  из  яйца  птенец  хочет  стать

коршуном? - спокойно возразил Адракс. - Но он обязательно станет им. Если,

конечно, его до этого не склюют  вороны.  Тебе  не  переломить  судьбу.  У

Стардаха на тебя свои планы, у меня - свои. Но если я всего лишь наставляю

тебя  на  путь,  предназначенный  от  рождения  всем  максарам,  он  хочет

превратить  тебя  в  свирепое  чудовище,  в  гения   разрушения,   целиком

послушного его воле. За твою душу идет невидимая схватка, и  исход  ее  во

многом будет зависеть от тебя самой.

     - Хватит ли у меня сил... - Надежда поднесла руку ко лбу, как будто у

нее внезапно закружилась голова.

     - Хватит. Ты еще сама не знаешь, как  велика  сила,  дарованная  тебе

природой.

     Вверху  снова  загудели  голоса,  и  конец  веревки  запрыгал  змеей,

извиваясь в воздухе.

     - Прощай! Мне пора! - Надежда, словно очнувшись, прижалась к  Артему,

и он вдохнул свежий запах ее волос. - Когда мы встретимся в следующий раз,

я уже буду другой. Не отворачивайся от меня. И запомни, я всегда  думаю  о

тебе.

     Их губы встретились, но вместо  томительной  сладости  поцелуя  Артем

ощутил резкую боль укуса.

     Не прошло, наверное, и часа после ухода (вернее, вознесения) Надежды,

как в камеру спустились несколько тюремщиков. По причине того, что руки  и

ноги росли у них  почти  из  одного  и  того  же  места,  а  торс  шириной

превосходил длину, они походили на огромных пауков,  копошащихся  в  своих

тенетах.  Все  приметы  выдавали  в  них  мрызлов,   но   только   мрызлов

укороченных, которым после изъятия средней трети тела две оставшиеся сшили

между собой. Сделано это было из чисто практических  побуждений  -  мрызлу

обычного размера пришлось бы передвигаться в катакомбах  подземной  тюрьмы

только на четвереньках.

     Очистив пол камеры от давнего мусора и свежих нечистот, они аккуратно

посыпали его свежим песочком. Поданная чуть позже пища была совсем другого

качества, чем прежде, а в  кувшине  вместо  воды  плескался  кисло-сладкий

бодрящий напиток. Из происшедшего можно было сделать  вывод,  что  Надежда

уже пользуется в этом змеином гнезде определенным авторитетом.

     - А как это выглядит... - неуверенно начал Артем.  -  Когда  человека

переделывают?

     - Сам скоро все узнаешь. Тебе тоже придется пройти через это.  Мясник

так не потрошит предназначенную на жаркое тушу, как это  делают  с  живыми

людьми максары.

     - И что же именно из меня сотворят?

     - Это уж как решит  Стардах.  Ты  человек  весьма  редкой,  ранее  не

известной нам породы. Нет смысла  делать  из  тебя  что-нибудь  заурядное,

вроде мрызла. Хорошим материалом нельзя пренебрегать. К примеру, существо,

которое ты знаешь под именем Калеки, некогда выглядело  совсем  иначе.  Он

был  великим  вождем  великого  народа.   Когда   его   войско   потерпело

окончательное поражение, всех уцелевших превратили в  рудокопов  -  слепых

монстров, похожих на огромных кротов. Не зная  покоя,  они  грызут  землю,

которая в их организмах разделяется на чистые металлы и пустую  породу.  А

из их главаря Стардах сотворил своего самого верного прислужника. Если  бы

только Калека мог вспомнить свое прошлое...

     - Но ведь вы переделываете не только  пленников,  но  и  самих  себя.

Зачем это нужно?

     - Максар должен быть неуязвим, силен и вынослив,  как  никто  другой.

Природа обделила  нас  этими  качествами.  В  обычном  теле  немало  всего

лишнего, а вот кое-чего нужного как раз и не хватает.  Взять,  к  примеру,

зрение. Стоит мне захотеть, и  я  заставлю  свои  глаза  видеть  вдаль  на

огромное расстояние. Но моему  взору  открыт  и  другой  мир,  недоступный

обыкновенным людям. При желании я могу созерцать сотни крошечных  существ,

населяющих все вокруг. Даже не упомню, сколько раз я менял свой  облик.  У

каждого максара собственные вкусы и пристрастия. Стардах  одно  время  был

занят тем, что создавал из себя некий образец абсолютной  красоты.  Другие

предпочитают жить в образе животных. Конечно, даром все это  не  проходит.

Если  десять  раз  резать  по  одному  и  тому  же  месту,  какой-то  шрам

обязательно останется. Да только  это  нас  не  беспокоит.  Сила  максаров

всегда  состояла  в  их  врожденных   способностях,   огромном   опыте   и

чудодейственных снадобьях. Кроме того,  мы  развили  свой  природный  дар,

позволяющий  влиять  на  мысли  и  чувства  других  людей.   Как   клинок,

проникающий в тело, губит плоть, так и  наша  воля,  проникающая  в  чужое

сознание, губит душу. Такого человека легко превратить в раба, в послушное

орудие. Мы заставляем его  забыть  о  действительности  и  внушаем  ложную

реальность. Ты сам уже мог  в  этом  убедиться.  Если  хочешь,  сейчас  ты

почувствуешь себя на вершине блаженства. Эта мрачная  яма  покажется  тебе

роскошным дворцом, а прокисшие помои - пищей богов. Хочешь?

     - Нет, не хочу. Пусть будет все так, как есть. Скажи, а  твоя  внучка

тоже умеет делать все эти штуки?

     -  Она  наделена  удивительными  способностями.  Но   до   настоящего

мастерства ей еще далеко. Я прекрасно понимаю, что ты имел в виду, задавая

свой вопрос. Успокойся. То, что было между вами,  не  наваждение.  Все  ее

слова и поступки были искренними. Но скоро ее душа и  тело  пройдут  через

жестокое горнило, в котором рано или поздно  оказывается  каждый  из  нас.

Подлинный максар не знает ни любви, ни  жалости,  ни  снисхождения.  Мы  с

тобой  долго  вели  здесь  беседы  о  добре  и  зле,  о  справедливости  и

беззаконии. Всей этой словесной чепухи я нахватался в чужих краях, у чужих

мудрецов... Возможно, - он усмехнулся, - это меня и погубило... А попробуй

заговори о добре и зле с моим сыном. Это то же самое, что убеждать волка в

пользе вегетарианства. Для него любой человек это или кусок мяса,  который

надо немедленно растерзать,  или  ком  глины,  из  которой  можно  слепить

очередную игрушку. Поэтому будет лучше, если ты забудешь девчонку,  вместе

с которой шел через Страну Черепах. Как бы тебе не  пришлось  содрогнуться

от ужаса, увидев ее в следующий раз.

     - Ты сможешь почувствовать, когда с ней начнут делать это?..

     - Смогу.

     - А помочь, поддержать, проникнуть в ее сознание?

     - Только до  определенного  предела.  Превратившись  в  максара,  она

станет равной мне. А еще ни один  максар  не  мог  проникнуть  в  сознание

другого.

     Прошло еще какое-то время, и о  них  как  будто  забыли.  Пища  вовсе

перестала поступать в камеру, а воду лишь изредка небрежно выплескивали  в

лаз. Первый раз Артем прозевал эту жалкую подачку, но затем научился более

или менее ловко ловить падающую струю в кувшин с отбитым верхом.

     - Не унывай, - сказал ему Адракс.  -  Пока  я  здесь,  ты  не  будешь

ощущать голода и жажды. Позволь мне об  этом  позаботиться.  Дело  идет  к

концу. Тебя заберут отсюда раньше, чем  меня.  Вряд  ли  нам  еще  удастся

когда-нибудь встретиться.

     - Разве ты не веришь в загробный мир? Говорят, там обитают души  всех

усопших, - попытался пошутить Артем.

     - Наш придурок-бог не обещает никакой иной жизни, кроме той,  которой

мы владеем. Поэтому максары так цепляются за нее.  В  переселение  души  я

тоже не верю. Слишком много известно мне об этой эфемерной субстанции, под

которой разные народы подразумевают совершенно разные вещи.  Впереди  меня

ожидают только муки и распад. Я мог бы передать тебе часть моих знаний, но

ты человек совсем другой породы и не сможешь как  следует  воспринять  их.

Это то же самое, что  пытаться  рисовать  на  воде.  Я  немало  блуждал  в

потемках твоего сознания, и  оно  всегда  охотно  отвечало  мне  на  любой

вопрос. Но всякий раз ответы эти звучали для меня абсолютной бессмыслицей.

Мир, в котором ты родился,  устроен  совсем  по  другим  законам,  а  твой

жизненный опыт совершенно отличается от моего.  Однако  я  понял,  что  ты

ищешь некую истину, а на эту стезю тебя натолкнули  могучие  и  загадочные

силы. Я не собираюсь ни о чем выспрашивать тебя. Время утолять любопытство

для меня уже минуло. Но если тебе самому требуется совет - спрашивай. Буду

рад помочь тебе хотя бы этим.

     - Даже и не знаю, с чего начать, - Артем задумался. - Однажды мы  уже

говорили на эту тему. Но ты тогда отделался шуткой. Что тебе  известно  об

устройстве этого мира?

     - Мне легче будет отвечать, если я сначала  узнаю,  что  известно  об

этом тебе?

     - Я все рассказал тебе тогда. Разве ты забыл?

     - Нет. Но ты говорил одно, а представлял себе нечто совсем другое. Ты

как будто смотрел в черную бездну, сквозь которую летели косматые огненные

шары, а вокруг них вращались другие шары,  куда  более  меньшего  размера.

Кстати, я ясно понял тогда, что сам ты  этой  картины  никогда  раньше  не

наблюдал, но тем не менее веришь в ее реальность. Затем один из  маленьких

шаров, словно раздувшись, заполнил все поле твоего зрения и превратился  в

зеленую страну, над которой в голубом небе  сиял  желтый  диск.  От  этого

нового видения ты даже вздрогнул, так оно тебя  взволновало.  Смысл  всего

этого остался для меня не совсем ясным.

     "Оказывается, все то время, что мы  были  вместе,  он  как  рентгеном

просвечивал меня, - подумал Артем. -  Ничего  себе  положеньице!  А  я-то,

дурак, еще хотел обвести его вокруг пальца".

     - То был мой родной мир, - сказал он. - Желтый диск, это тот же самый

косматый огненный шар,  только  видел  ты  его  на  этот  раз  из  глубины

воздушного пространства, окружающего твердь. Небесный огонь дает нам  свет

и тепло. Одно из главных отличий наших миров как раз в том и состоит,  что

звезды и светила никогда не появляются на вашем небосводе.

     Подбирая понятные для Адракса слова, Артем, как мог, рассказал ему  о

строении известной человеку части Вселенной, о загадочном моменте Большого

Взрыва,  когда  из  ничего  родились  пространство,  время  и  материя,  о

неподдающейся измерению, но тем не менее конечной космической пустоте,  по

которой  в  недоступном  для  человеческого  понятия  порядке   разбросана

серебряная звездная  пыль,  о  бело-зелено-голубой  планете  Земля,  такой

крошечной в  сравнении  с  непоколебимым  и  вечным  мирозданием  и  такой

беспредельно-огромной для человека, о ледяных шапках полюсов,  об  океане,

грозном, тяжело ворочающемся на своем жестком каменном ложе,  о  теплых  и

холодных течениях, о пассатах и  муссонах,  об  извечном  пути  Солнца  по

небесной сфере, об утренних и вечерних зорях, о затмениях  и  приливах,  о

смене времен  года,  о  календарях  и  хронометрах.  Еще  он  рассказал  о

бесчисленных  параллельных  мирах,  некогда  родившихся   близнецами,   но

впоследствии утративших всякое сходство между собой, о непроницаемых, хотя

и невидимых стенах, разделяющих их, и о существующих в этих стенах  щелях,

на поиски которых не жалко потратить всю человеческую жизнь.  И,  наконец,

он поведал Адраксу  о  Тропе,  странном  мире,  развернутом  поперек  всех

остальных и вырывающем по частичке из каждого.

     - Эти обособившиеся частички разных миров можно сравнить с бусинками,

нанизанными на общую нить. - Рассказ Артема подошел к концу. - Но по  воле

случая  бусинки  здесь  подобрались  самые  разные.  Рядом  с   жемчужиной

оказалась деревяшка, а рядом с золотым слитком - кусочек  угля.  Представь

себе ожерелье, в котором без всякого порядка перемежаются медь  и  стекло,

железо и  магний,  пропитанный  кислотой,  губка  и  семечко  неизвестного

растения. Несомненно, что каждый такой осколок мира  влияет  на  соседние.

Страна Лета регулярно испепеляет Страну Забвения, но Страна Черепах всякий

раз снова возрождает там жизнь. Ночь не может наступить в Стране Максаров,

если в соседних странах царит день. Оттого-то во всех  мирах  Тропы  такая

путаница со сменой света и тьмы. Синяя ночь, Черная ночь, Желтая ночь...

     - Я понял тебя, - прервал его Адракс. - Рассказ твой весьма  занятен,

хотя мне доводилось слушать и куда  более  замысловатые  истории.  Проведя

большую часть жизни в скитаниях, я и сам  нередко  поражался  разнообразию

стран, которые мне случилось  посетить  или  удалось  обойти  стороной.  В

некоторых из них человек от первого же  глотка  воздуха  синеет  и  теряет

сознание. В других на тебя  наваливается  какая-то  незримая  тяжесть,  не

позволяющая сделать даже  шага.  Третьи  населены  мерцающими  существами,

такими же бесплотными, как этот луч света. Поэтому, исходя из собственного

опыта, я могу принять твою версию мира-Тропы. Но опять же, из собственного

опыта заключаю, что она слишком  проста  и  красива,  чтобы  быть  верной.

Неужели ты считаешь, что нам дано понять высший замысел Творца, кем бы  он

ни был на самом деле - сверхъестественным существом, мировым  разумом  или

слепой природой? Истина похожа на  мираж,  который  порождает  раскаленная

пустыня. За ней можно идти вечно и при этом никогда  не  настичь.  Я  могу

представить себе ожерелье из осколков разных миров, а  ты  представь  себе

лягушку,  сидящую  на  болотной  кочке  -  лягушку,  наделенную   разумом.

Несомненно, она составит себе некое  представление  об  этой  кочке  и,  в

меньшей степени, о всем болоте. Но  вот  ветер  развеял  туман  и  взгляду

лягушки предстали далекие горы, леса и пустыни. Лягушке  не  добраться  до

тех мест, и она строит свои предположения  на  уровне  доступных  понятий.

Горы кажутся ей большими кочками, лес - разновидностью  осоки,  пустыня  -

засохшим  илом.  И  пока  она  не  взберется  на  вершину  горы,  пока  не

познакомится со всеми растениями и животными,  населяющими  лес,  пока  не

пересечет пустыню от края до края, ей не удастся познать окружающий мир. О

чем мы с тобой можем судить - о дюжине кочек, которые сумели  облазить,  о

пламени  костра,  в  котором  едва  не  сгорели,   о   разных   зверушках,

встретившихся на нашем пути, о россказнях других умных лягушек, побывавших

когда-то чуть дальше нас?

     - По-твоему, мир непознаваем?

     - И об этом я не могу судить. Мир неизмеримо сложнее, чем мы себе это

представляем. Чем больше ты о нем узнаешь,  тем  больше  появляется  новых

загадок. Максары давно поняли это и не стремятся овладеть новыми знаниями.

     - Зато они стремятся овладеть новыми странами и рабами.

     - Это не так. Новые страны нам  не  нужны.  Просто  мы  не  позволяем

соседним народам стать  сильнее  нас.  А  наши  слуги  -  вовсе  не  рабы.

Большинство из них явилось сюда добровольно, предлагая свои тела  и  души.

Мрызлы, к примеру, намного совершенней тех существ,  из  которых  когда-то

были сделаны. Их уже не заставить вернуться в прежнее состояние. Но  мы  с

тобой уклонились от темы разговора. Ты спросил меня, как устроен этот мир.

Та лягушка, о  которой  я  говорил,  несомненно,  объяснила  бы  тебе  все

подробно.  Что-нибудь  такое  о  сверхлягушке,  слепившей  мир  из   своих

испражнений. А я человек и не хочу множить чужие заблуждения.

     - Пусть будет так. Тогда попытайся ответить мне на следующий  вопрос:

всегда ли ваша страна была такой, как сейчас. Я имею в виду отсутствие  на

небе светила, полный беспорядок в смене дня и ночи, ну и всякое такое...

     - Дались тебе эти светила...  Максары  не  ведут  летописей,  подобно

другим народам. Но с тех пор, как мы осознали себя хозяевами этой  страны,

на небе ничего не изменилось. А это весьма долгий срок.

     - А вот люди Страны Забвения помнят совсем другую жизнь. Не прошло  и

десяти поколений с тех пор, как какая-то катастрофа сократила  их  мир  во

много раз и спутала все небесные явления.

     - Да, такое случается. Иногда две ранее соседствующие страны  как  бы

раздвигаются, и между ними возникает  третья,  невесть  откуда  взявшаяся.

Бывает так, что она разъединяет их навсегда.

     - Думаю, это означает, что Тропа продолжает расти,  втягивая  в  себя

все новые миры.

     - Думай себе на здоровье.

     -  Тебе  не  доводилось  слышать  что-нибудь  о   Изначальном   Мире,

мире-прообразе? Все остальные миры являются лишь его порченными копиями.

     - Самый лучший мир тот, в котором живут максары. Можешь  считать  его

изначальным, - усмехнулся Адракс.

     - Ничего мрачнее и скучнее вашего мира я еще не  видел.  Даже  Страна

Черепах выглядит куда более привлекательной.

     - У нас разные понятия о красоте. Все то, что тебе кажется  красивым,

а на  самом  деле  только  мешает  нападать  и  обороняться,  давным-давно

уничтожено. Войны смели и испепелили все нецелесообразное.

     - Во время путешествия через Страну Черепах  я  обратил  внимание  на

одно странное явление, - продолжал Артем. - За очень  короткий  срок  твоя

внучка  повзрослела,  а  я  как  будто  постарел.  Тебе   не   приходилось

сталкиваться с чем-нибудь похожим?

     - Максары постоянно обновляют свой организм, так  что  подобные  вещи

нас мало интересуют. Но разговоры такие я слыхал. Уж  не  помню,  в  какой

стране и от кого. Возможно, это одна из причин, заставляющая людей  сидеть

на  одном  месте.  В  чужой  стране  можно  заболеть  неведомой  болезнью,

отравиться водой или воздухом, заживо изжариться или обратиться в  ледяную

статую. Но, наверное, хуже всего  -  внезапно  одряхлеть,  превратиться  в

живую развалину. Для юноши в расцвете лет лучше умереть, чем  оказаться  в

обветшалом, немощном теле. Но случается и  другое.  Пройдя  немало  миров,

смелый путник возвращается домой ничуть не изменившимся внешне,  хотя  все

его ровесники уже давно сошли в могилу. Честно говоря,  я  не  задумывался

над причинами такого явления.

     - Для идущего по Тропе от мира к миру существует только  один  верный

путь. И на этом пути старость не грозит ему. Так было  сказано  теми,  кто

послал меня сюда. Значит, я до сих пор шел неверным путем.

     - Если это действительно так, то  верный  путь  приведет  тебя  через

Страну Черепах и Страну Забвения в Страну Лета. А я не  знаю  еще  никого,

кто решился бы, туда забрести.

     - Над этим мне еще надо  подумать...  Скажи,  а  в  какой  мир  можно

попасть, если пересечь Страну Максаров?

     - Ты попадешь в Страну Жестянщиков.  Это  искусные  мастера,  хотя  и

неважные  воины.  В  обращении  с  металлами  они   достигли   такого   же

совершенства, как мы в  обращении  с  живыми  организмами.  Наверное,  это

единственные существа, которые некогда смогли оказать  максарам  достойное

сопротивление. Много  раз  они  терпели  жестокие  поражения,  прежде  чем

покорились окончательно. Им было позволено жить на своей земле и в прежнем

облике,  поскольку,  как  их  не  переделывай,  лучше  они  не  станут.  В

благодарность за это Жестянщики должны изготовлять для нас клинки и всякие

другие технические приспособления. В свое  время  лучшие  из  них  создали

невидимую  стену,  которая  защищает  наши  границы.  Взамен  эти  наглецы

потребовали  для  себя  сокровищ  и  почестей.  В  назидание  другим   они

немедленно получили и первое  и  второе.  В  честь  каждого  мастера  была

воздвигнута  громадная  статуя.  Затем  глотки  им  залили   расплавленным

золотом, а в распоротые животы положили по пригоршне  драгоценных  камней.

Ты должен был видеть  эти  каменные  истуканы,  смиряющие  гордыню  других

народов.

     - Только максары могут выразить признательность таким образом.

     - Кто не наказывает негодного пса, тот сам достоин собачьей  доли,  -

холодно сказал Адракс. - О чем ты еще хочешь спросить меня?

     - Еще я хочу спросить, почему ты так добр ко мне? Жизнь, конечно, кое

в чем изменила тебя, но ты по-прежнему остаешься максаром.  А  максары  не

способны творить добро.

     -  Вот  здесь  ты  попал  в  точку,  приятель!  -   Адракс   внезапно

расхохотался. - Максар не способен творить добро, но  умеет  прикидываться

добряком. Ты нужен, очень нужен мне. Я умру  спокойно  лишь  тогда,  когда

буду уверен, что за меня отомстят. И тебе суждено  быть  одним  из  орудий

моего мщения...

 

 

     Не очень-то приятное ощущение - заснув хотя и в довольно скверном, но

привычном месте, проснуться среди слепящего света,  распятым  на  медленно

раскачивающейся металлической раме. Резкие,  тошнотворные  запахи  били  в

нос, невдалеке что-то кипело и булькало. Голова Артема была  зафиксирована

в таком положении, что он мог видеть только  потолок,  покрытый  паутиной,

копотью и брызгами засохшей крови.

     Затем  кто-то  толкнул  раму,  и  тело  Артема  приняло  вертикальное

положение. Огромный зал, своды которого поддерживали  без  всякой  системы

расставленные колонны,  напоминал  застенки  средневековой  инквизиции.  В

глубине его, в огромных открытых жаровнях  пылал  огонь.  Железные  столы,

каменные полки вдоль  стен  и  даже  грязный  пол  были  завалены  грудами

инструментов  самого  зловещего   вида.   Из   зловонных   чанов   торчали

искромсанные обрубки человеческих конечностей и свешивались  синие  кишки.

Повсюду  ползали  какие-то  жутковатые,  фантастически  уродливые   твари:

безногие  карлики  с  клешнями  вместо  рук,   люди-обрубки,   состоявшие,

казалось,  из  одного  только  торса  или  из  одних  только  конечностей,

многоголовые крысы и многохвостые ящерицы. В  разных  концах  зала  стояли

рамы, сложной конструкции, точно  такие  же,  как  и  та,  к  которой  был

привязан Артем. Почти все они были пусты, только на двух, расположенных по

соседству, висели тела, соединенные между собой множеством  бледно-голубых

пульсирующих  трубок  разного  диаметра.  Одно  из  тел,  кровоточащее   и

выпотрошенное, принадлежало атлетически сложенному человеку, другое больше

походило на безглазый, донельзя раздувшийся  бурдюк,  снабженный  широкой,

жадно распахнутой пастью.

     Откуда-то из-за  спины  Артема  появилось  нелепое  существо,  чем-то

напоминавшее неимоверно исхудалую,  бесхвостую  обезьяну.  Поставив  возле

рамы прозрачный сосуд с розоватой дымящейся жидкостью, оно отошло к  стене

и замерло там,  вытянув  по  швам  руки  с  необычайно  длинными,  тонкими

пальцами. Следующая облезлая мартышка принесла квадратный таз,  в  котором

равномерно подрагивало серое комковатое желе.  Нелепо  ковыляя  на  кривых

костлявых лапах, эти подручные неведомого палача один за  другим  занимали

места в  шеренге  у  стены.  Каждый  принес  с  собой  что-то:  горшок  со

снадобьями, живую змею, поднос с кучей ножиков и пилочек, пучок высушенной

травы. Мерзкие рожи ничего не выражали, но вот прижмуренное веко одного из

них дрогнуло, и  в  коротком  ускользающем  взгляде  мелькнули  садистское

любопытство и каннибальская алчность.

     Но более всего Артема поразило то, что низкие лбы  всех  этих  уродин

украшали какие-то тускло  поблескивающие  линзами  оптические  устройства,

похожие одновременно и на гротескные монокли и на лупы часовщиков.

     "Мартышка и очки, - подумал он. - Ну  и  везет  же  мне!  Мартышки  в

очках, да еще с ножами".

     Затем рама вновь шевельнулась, и Артем разглядел стоящую  вполоборота

к нему тонкую высокую фигуру. Копна светлых коротких волос скрывала  лицо,

но в линиях спины и плеч, в  очертаниях  точеной  шеи,  в  манере  стоять,

скрестив руки, было что-то мучительно знакомое. Сердце  Артема  дернулось,

как от электрического разряда.

     - Да, чужеродец, это  я.  -  Голос  Надежды  был  прежний,  чистый  и

звонкий, но интонации стали совсем другими, холодными и жесткими. - Это я,

и это уже не я. Совсем недавно меня превратили в максара.

     Она резко повернулась и, закрыв глаза, шагнула к Артему.

     Лицо ее, покрытое едва заметной сеточкой шрамов, было  прекрасно,  но

красота эта не была ни человеческой, ни ангельской. Так  прекрасна  бывает

долгожданная смерть. Так прекрасен будет тот, кто в  конце  времен  явится

судить род человеческий.

     - Я нравлюсь тебе такой? - вкрадчиво  спросила  она  и  вдруг  широко

раскрыла глаза. - А такой?

     Артем помимо воли застонал.

     Два черных бриллианта, сатанинским огнем сверкнувшие на  него  из-под

тяжелых век, можно было назвать чем  угодно,  но  только  не  глазами  его

любимой.

     Не говоря ни слова, Надежда протянула  руку  в  сторону,  и  одна  из

мартышек вложила в ее раскрытую ладонь тонкий и длинный,  как  жало,  нож.

Очень медленно она поднесла лезвие к своему лицу, немного покачала  им  из

стороны в сторону, а затем вонзила в глаз -  вернее,  попыталась  вонзить.

Сталь отскочила от черного зрачка, как будто это и в самом деле был  самый

твердый в мире драгоценный камень. А Надежда уже кромсала ножом свои  щеки

и губы, однако ни царапинки, ни капельки крови не появилось на ее коже.

     - Видишь, какая я стала? Теперь со  мной  будет  нелегко  справиться.

Даже тебе.

     - О чем ты говоришь! - прохрипел потрясенный Артем.

     - Ведь ты уже считал меня своей собственностью,  своей  игрушкой.  Не

так ли?

     - Я любил тебя!

     - Любил? Почему  ты  говоришь  "любил"  вместо  "люблю"?  Неужели  ты

думаешь, что тебе удастся разлюбить меня? - Поигрывая ножом, она  вплотную

подошла к нему и поцеловала в губы, поцеловала со  страстью  и  отчаянием,

словно в последний раз.

     Разноречивые чувства, обуревавшие  в  тот  момент  Артема,  были  так

сильны, что он почти не почувствовал боли от укола ножом в грудь.  Выдавив

себе на ладонь несколько капель крови, Надежда стала  внимательно  изучать

их.

     - Да, - сказала она как бы сама себе, - я  все  сделала  правильно...

Ошибки быть  не  может...  Начинайте!  -  приказала  она  обезьяноподобным

уродам.

     Двое из них тут же подскочили к Артему и в единый миг сорвали с  него

одежду, а третий, вцепившись в волосы, принялся острой бритвой срезать  их

прядь за прядью.

     - Что вы делаете? - морщась от боли выкрикнул Артем.

     - Ничего не бойся. - Надежда позвякивала пробками  сосудов,  проверяя

их содержимое. - Сейчас тебя начнут переделывать.  Но  изменения  коснутся

только твоего тела, а отнюдь не души. Ты не станешь рабом максаров, хотя и

будешь вынужден некоторое время прикидываться им. Сейчас отец очень  занят

Калекой. Он создает из него бойца еще невиданной ранее мощи.  Поэтому  мне

удалось уговорить его не трогать тебя. Операция над  тобой  доверена  мне.

При нашей последней встрече я взяла у  тебя  немного  крови.  Помнишь  тот

поцелуй? Из нее я приготовила снадобье,  которое  не  позволит  никому  из

максаров подавить твою волю. Внешне ты  останешься  почти  таким  же,  как

прежде, но приобретешь новые качества. Думаю, тебе не надо объяснять,  чем

отличается закаленный меч от незакаленного.

     - От кого ты только  всему  этому  научилась?  -  Артем  раскачивался

вместе с рамой, беспомощный, как приготовленная к вивисекции лягушка.

     - Ко мне вернулась наследственная память максаров. Да  и  отец  успел

кое-чему научить. Особенно тогда, когда кромсал мое тело. Но больше всего,

конечно, я переняла от Адракса. До самого последнего момента,  пока  я  не

вышла из-под его контроля, он наяву и во сне вдалбливал мне свои поучения.

Благодаря ему я знаю сейчас значительно больше, чем мне положено. Лишь  бы

отец не догадался об этом.

     - Разве ты веришь Адраксу? Он ничуть не лучше твоего отца.  Ты  нужна

им обоим только как ядовитая змея,  способная  нанести  врагу  смертельный

укус.

     - Но и змее не  помешает  иметь  лишнее  жало.  Пока  мы  с  Адраксом

находимся во власти Стардаха,  наши  интересы  совпадают.  Это  именно  он

научил меня тому, как сделать тебя неподвластным воле максаров. Если  тебе

и суждено пасть в грядущей схватке, то от клинка, а не мысли врага.

     - Остается только надеяться, что это совсем разные вещи, - через силу

пошутил Артем.

     Мартышки, возбужденно вереща, покрывали  его  обнаженное  тело  сетью

линий - очерчивали анатомические линии, обозначали расположение внутренних

органов и крупных сосудов.

     - Тебе будет очень больно, но ты должен терпеть. - Надежда перебирала

разложенный на подносе инструмент. - Боль - великий  воспитатель.  Я  сама

прошла сквозь невыносимые муки и, как видишь, уцелела.

     Внезапно среди обезьян произошло замешательство и  все  они  поспешно

отпрянули в дальний угол.  Лязгнули  тяжелые  запоры,  и  откуда-то  слева

пахнуло  холодом,  словно  распахнули  дверь  в  ледник.  Затем  раздались

равномерные приближающиеся шаги, и за спиной  Надежды  возник  Стардах.  В

руке он держал голову  Калеки  со  вскрытой  черепной  крышкой  и  пустыми

глазницами.

     - Ты уже начала? Прекрасно!  -  На  Артема  он  обратил  внимания  не

больше, чем на самую жалкую из  мартышек.  Зато  с  Надежды  внимательного

взгляда не сводил. - Возьми! -  Он  бросил  голову  в  один  из  тазов.  -

Неплохая работа. Один из первых моих шедевров. Этот череп  не  пробьешь  и

кувалдой,  а  зубы  способны  перегрызть  железный  прут.  Возможно,  тебе

что-нибудь пригодится.

     - Я же сказала, что хочу все  сделать  сама.  Это  будет  мое  первое

создание.

     - Первое редко бывает удачным. Но уж если ты так  решила,  дерзай.  Я

буду рядом, - он указал на раму с телом Калеки. - Если что-то  у  тебя  не

заладится, зови на помощь.

     Однако он не ушел, а продолжал наблюдать,  как  Надежда  готовится  к

операции. Мартышки снова приблизились к Артему. На  этот  раз  они  тащили

горизонтальную раму, на которой было укреплено существо, лишенное  глаз  и

конечностей.  Размером  оно  превосходило  моржа.   Передняя   его   часть

представляла бездонную пасть, а сзади волочился  пучок  хрящеватых  трубок

разной толщины.

     Уродцы быстро расхватали эти трубки - каждому по одной, - а те,  кому

их не досталось, вооружились ножами, пилками и крючьями.  Все  уже  успели

сдвинуть увеличительные стекла со лба на морду. Чувствовалось, что  им  не

терпится заняться своим гнусным  делом.  Особенно  отвратительна  была  та

мартышка, которая ковыляла прямо на Артема, выставив  вперед  конец  самой

толстой из трубок. Ему казалось, что  именно  она  должна  нанести  первый

удар. Но острая боль резанула откуда-то сзади, опоясав череп. Кровь залила

глаза, и одна из мартышек тут же жадно слизала ее. Десятки ножей,  иголок,

острых клыков и когтей одновременно вонзились в тело Артема. Вместо  вопля

из его рассеченной гортани вырвался шипящий клекот. Затрещала сдираемая  с

черепа кожа. Обезьяньи  зубы  вгрызлись  в  пах,  подбираясь  к  бедренной

артерии.

     Не прошло и  пары  минут,  как  Артем  оказался  распоротым  вдоль  и

поперек. Сердце его, сделав  последний  судорожный  скачок,  остановилось,

легкие опали, как проколотый воздушный шарик, а все основные сосуды  через

сеть   бледно-голубых   хрящеватых   трубок   оказались   соединенными   с

мешкообразной тушей, мерно вздымавшей рядом свои лоснящиеся бока.

     Человек не мог выдержать подобных страданий, однако Артем жил и  даже

не терял сознания. Каждая самая крохотная его  мышца,  трепетала,  вот-вот

готовая лопнуть. Он ощущал, как чужие руки копаются  во  внутренностях,  и

видел, как в сторону оттащили аккуратно опиленный черепной свод.

     - Не забывай, для какой цели предназначен этот человечишка, - донесся

голос Стардаха. - Очень скоро  тебе  понадобится  надежный  телохранитель.

Слух ему пригодится, а вот речь и многое другое - вряд ли.

     - Мне нужен верный спутник, а не бессловесная тварь...

     Зрение то пропадало, то возвращалось.  Артем  не  видел  Надежду,  но

чувствовал, как она что-то делает с его обнаженным  мозгом.  Две  или  три

обезьяны  помогали  ей.  Остальные  продолжали  пилить  кости,  лоскутьями

сдирать кожу, кромсать кишки.  Боль  утратила  прежнюю  интенсивность,  но

успела почти парализовать сознание. Он уже не ощущал ни рук, ни ног. Звуки

тоже исчезли, и  лишь  тусклое  пятно  света  как-то  связывало  Артема  с

окружающей действительностью.

     Единственным чувством, которое жило в  нем  помимо  физической  боли,

была бессильная ненависть - ненависть к Надежде. Отныне (так ему казалось)

она могла олицетворять для него одно только страдание.

 

 

     Артем не знал, сколько времени он провел распятым на  этой  проклятой

раме.

     Были такие моменты, когда он  как  будто  умирал,  хотя  и  продолжал

сквозь багровый смертный туман наблюдать за тем, как из частей его тела  и

фрагментов других тел создавалось  совершенно  новое  существо.  Когда  из

случайно  задетого  сосуда  начинала  хлестать  кровь,   к   этому   месту

прикладывали голову змеи, и одного-единственного  укуса  было  достаточно,

чтобы унять кровотечение. Его накачивали жидкими снадобьями  и  с  ног  до

головы покрывали мазями.  Череп  и  нутро  Артема  по-прежнему  оставались

вскрытыми, и предводительствуемая Надеждой шайка очкастых бесов продолжала

ковыряться там, то добавляя, то убирая что-то. Его кожа лежала  в  чане  с

гниющими отбросами и уже успела почернеть, а печень, безжалостно вырванную

из  чрева,  одна  из   обезьян   сунула   в   беспрерывно   жующую   пасть

существа-донора.  (Незадолго  до  этого  там  оказался  пробегавший   мимо

уродец-гидроцефал).

     Проблемы антисептики для максаров, похоже,  не  существовало,  (точно

так же, как и проблемы несовместимости  тканей)  -  нигде  не  было  видно

ничего, хотя бы отдаленно  напоминающего  умывальник,  инструмент  валялся

прямо на полу, среди кровавой грязи и слизи, облезлые уроды-ассистенты  не

стеснялись гадить прямо под себя.

     Соображал Артем, наверное, ничуть не лучше, чем дышавшая и питавшаяся

за него туша. На происходящее вокруг он уже давно не обращал  внимания,  а

только трясся и хрипел, когда боль внезапно  превосходила  тот  предел,  с

которым он уже свыкся. Но однажды тусклая и смазанная картина,  в  которой

невозможно  было  различить  никаких  деталей,  вдруг  обрела  необычайную

яркость и четкость. Трубки, связывающие его  с  чужим  телом,  исчезли.  А

затем он почувствовал, что может говорить. Ни одной мартышки не было видно

поблизости, но справа, вне поля его зрения, кто-то стоял - Артем отчетливо

слышал человеческое дыхание.

     - Когда же наступит конец? - пробормотал  он.  -  Я  больше  не  могу

терпеть боль... Разве нельзя было обойтись без этого?.. Палачи...

     - Я предупреждала тебя, что  будет  больно,  -  ответила  Надежда.  -

Избавиться во время операции от всех неприятных ощущений нетрудно.  Но  по

характеру твоей боли я определяю, все ли делается правильно.  Человеческая

боль имеет бесконечное количество оттенков: Поэтому для нас сложнее  всего

работать на мозге, который не способен ее испытывать.

     - Значит, все это время ты чувствовала, тоже самое, что и я?

     - Не в такой степени, конечно. Впрочем, для максара боль совсем не то

же самое, что для обычного человека. В  ней  можно  найти  свою  прелесть.

Особенно, когда знаешь, что в любой момент эту боль можно унять.

     Надежда обошла раму и стала так, чтобы  он  мог  ее  видеть.  Пережив

столько нечеловеческих мук, Артем был уверен, что на свете уже нет ничего,

способного его испугать, - но сейчас один только  вид  этого  прекрасного,

словно   изваянного   божественным   скульптором   лица,   заставил    его

содрогнуться. Даже свирепые мрызлы не вызывали в нем такого страха.

     - Этого следовало ожидать, -  Надежда  едва  заметно  усмехнулась.  -

Благодарности я от тебя и не ожидала. Пока череп был вскрыт,  я  могла  бы

заставить тебя изменить отношение ко мне, но я не  желаю  насиловать  твое

сознание. Пусть все останется так, как есть.

     - Если я правильно понимаю, ты теперь моя хозяйка?

     - Разве тебя это не устраивает? Нам придется  поладить.  Отныне  наши

судьбы связаны даже прочнее, чем прежде. Если не  хочешь  превратиться  во

что-то  еще  более  ужасное,  чем  это,  -  она   указала   на   мартышку,

проковылявшую мимо, - держись за меня. Моя жизнь будет зависеть от тебя, а

твоя от меня.

     - Когда меня снимут отсюда?

     - Скоро. Тебе понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к  новому

телу. Внешне ты остался почти таким же,  как  прежде.  Лицо  я  вообще  не

трогала. Оно меня пока устраивает. Но во многом  другом  ты  изменился.  У

тебя теперь куда более надежное сердце. Все жизненно важные органы  хорошо

защищены. Ты стал проворней и  сильнее.  Твои  кости  приобрели  прочность

стали, а раны будут заживать намного быстрее, чем раньше.  Зубы  и  пальцы

превратились в опасное оружие.  В  твоем  мозгу  я  не  убила  ничего.  Ты

по-прежнему  способен  принимать  самостоятельные  решения.  Тебе   самому

выбирать, кого любить, а кого ненавидеть.

     - А сама ты способна любить?

     - Мне еще не представилось случая проверить это.  В  ближайшее  время

мне  понадобится  только  ненависть,  вся  ненависть,  на  которую  только

способно наделенное разумом существо... Но  я  не  закончила  свою  мысль.

Ничего не убрав из твоего мозга, я кое-что в  него  привнесла.  Ведь  тебе

предназначен удел бойца,  моего  защитника.  Ты  станешь  тверже,  смелее,

жестокосердней чем раньше.

     - Как бы ты ни изменяла меня, я  не  стану  при  тебе  ни  придворным

палачом, ни наемным убийцей.

     - Этого от тебя и не требуется. Но ты всегда сможешь постоять за себя

и близких тебе людей. В силе нет позора.

     Вновь где-то грохнула тяжелая дверь и могильный холод пополз по полу.

Было слышно, как Стардах, печатая  шаги,  прошел  через  зал  к  раме,  на

которой  корчилось  то,  что  когда-то  было  Калекой  и  что  уже  успело

превратиться в нечто совсем  иное,  нечеловечески  жуткое.  Надежда  сразу

смолкла. Некоторое время было слышно негромкое позвякивание металла, треск

вспарываемой плоти и тяжкие мучительные вздохи.

     - Почему ты  не  заставишь  его  замолчать?  -  Лицо  Надежды  словно

окаменело.

     -  Если  тебя  раздражают  эти  звуки,  значит,  как  максар  ты   не

состоялась, - с издевкой ответил Стардах. - Мне осталось нанести несколько

завершающих штрихов, а потом, если желаешь, снова займемся тобой.  Прежние

твои  склонности  и  пристрастия  оказались   намного   прочнее,   чем   я

предполагал. Но их можно устранить без особого труда.

     Тяжелые  шаги  стали  приближаться,  и  Стардах,  похлопывая  лезвием

окровавленного ножа по ладони, появился в поле  зрения  Артема.  Губы  его

кривила  саркастическая  усмешка.  Даже   здесь,   в   подземельях   своей

собственной цитадели, он не расставался с клинком.

     - Вряд ли твое создание можно назвать удачным.  В  нем  много  лишних

деталей. - Нож несильно чиркнул Артему по низу живота. - К чему  все  это?

Другое дело, если бы он предназначался на роль шута или наложника. Но ведь

тебе было велено создать воина. Неужели ты считаешь,  что  подобные  уроды

имеют право размножаться?

     - Повторяю, мне нужен человек, а не холощенное животное.

     - Нет, дочь моя. Тебе нужно именно животное. Неуязвимое и  преданное.

Относительно преданности сказать пока ничего не могу, а вот о неуязвимости

и говорить нельзя.

     Кончиком ножа он легонько ткнул Артема куда-то в подреберье. и  боль,

не сравнимая ни с чем, что тому пришлось до этого испытать, сокрушительной

молнией пробила сверху донизу и без того измученное  тело.  Артем  кое-как

сумел сдержать дикий вопль и только заскрежетал зубами.

     - Видишь, я сразу обнаружил  уязвимое,  место,  -  довольно  хохотнул

Стардах.

     - Не смей больше так  делать!  -  Надежда  перехватила  его  руку,  и

несколько секунд они боролись, если можно назвать борьбой  возню  матерого

волкодава со щенком-сеголетком.

     Затем Надежда отлетела в сторону, однако нож перешел в ее руки.

     - Ты неосмотрительна, дочь моя, - холодно сказал  Стардах.  -  Максар

может любить только самого себя.  Перенеся  на  кого-то  другого  хотя  бы

частицу этой любви, он оставляет брешь в своей защите.

     Его шаги стали удаляться. Надежда, вскочив на ноги,  швырнула  нож  о

каменные плиты пола, да так, что от него только  осколки  брызнули.  После

этого она рванулась было к выходу, но тут же возвратилась назад, к  плавно

раскачивающейся раме,  на  которой  в  бессильной  злобе  извивалось  тело

Артема.

     - Тебе придется потерпеть еще немного, - тяжело дыша, сказала она.  -

В чем он прав, так это в том, что у тебя не должно быть уязвимых мест...

 

 

     Физические силы постепенно возвращались к Артему,  но  это  были  уже

совсем другие силы, незнакомые и пугающие его  самого.  Теперь,  когда  он

напрягал мышцы, цельнокованая железная рама сотрясалась  и  скрипела,  как

расхлябанный дачный шезлонг. Однажды, сумев дотянуться  кончиками  пальцев

до крайнего звена цепи, сковывавшей его руки, он расплющил его,  из  овала

превратив в восьмерку.

     Надежда   почти   не   отходила   от   него.   Не   доверяя    больше

мартышкам-ассистентам, она сама пичкала его разными снадобьями  и  кормила

из своих рук какой-то, густой, сладковатой кашей.

     Стардах закончил работу над новым телом Калеки и почти не появлялся в

подземелье. Его создание - нечто постоянно извивающееся и меняющее  форму,

отдаленно похожее на  гигантского  осьминога,  единственный  круглый  глаз

которого прикрывали далеко выступающие вперед клювообразные костяные веки,

- уже  успело  поймать  и  растерзать  в  клочья  нескольких  неосторожных

мартышек.

     Пару раз Артем пробовал  завести  с  ним  разговор,  но  все  попытки

закончились безуспешно. Операция, похоже, поубавила разума  у  их  бывшего

спутника или перевела его  совсем  в  другую  плоскость.  (Чего  у  Калеки

добавилось, так это  свирепости  -  способные  удлиняться  до  неимоверных

размеров щупальца крушили все, до чего только могли дотянуться,  и  вскоре

целой банде мрызлов пришлось взять их в оковы.)

     - Почему его не убирают отсюда? - однажды спросил Артем.

     - В цитадели пока еще нет помещения, где его можно было бы  поселить.

Ведь он способен разнести любую стену и пролезть в любую щель.  Лишь  воля

Стардаха кое-как сковывает его ярость.  Представь,  что  может  случиться,

если отец куда-нибудь отлучится.

     - А ты не пробовала проникнуть в его сознание?

     - Пробовала. Да где уж мне тягаться со  Стардахом.  Он  не  выпускает

Калеку из-под своего контроля ни днем, ни ночью.

     - Не хотелось бы мне находиться здесь, когда он вырвется на свободу.

     - Тебе нечего опасаться. Я же  всегда  с  тобой.  А  любое  существо,

созданное максарами, не в состоянии противостоять своим творцам.

     - Когда-нибудь я  создам  существо,  способное  и  на  это.  -  Голос

Стардаха заставил их  обоих  вздрогнуть.  Оказывается,  он  умел  красться

бесшумно, как тень, а не только сотрясать своими шагами каменные своды.  -

Многие мои соседи  чересчур  возгордились.  Ничтожные,  они  считают  себя

равными бессмертным богам. Пора проучить их.

     - Создав такую тварь, ты станешь  первой  его  жертвой,  -  возразила

Надежда.

     -  Ни  в  коем  случае.  Я  буду   единственным,   кому   она   будет

беспрекословно  подчиняться.  Но  для  этого  мне  нужен  не  обыкновенный

человеческий мозг, а мозг существа не менее могучего, чем максар. И  тогда

в  мир  явится  гений  уничтожения,  Мировой  Зверь.  Для  него  не  будет

существовать непреодолимых препятствий, неуязвимых противников и  опасного

оружия.

     - План твой безумен! Даже если он и удастся, ты  тем  самым  погубишь

род максаров!

     - Нет. Ведь сам я останусь жить. И останется жить тот, другой  -  мой

верный прислужник. Мир слишком мал, но для нас двоих в нем  хватит  места.

Не хочешь ли ты стать этим вторым, дочь моя? - внезапно он  грубо  ухватил

Надежду всей пятерней за лицо.

     - Прочь! - Она наотмашь ударила отца по щеке. - Ни ты, ни  я  никогда

не будем вторыми! Ведь ты же прекрасно знаешь - вместе нам в этом мире  не

ужиться! Рано или поздно останется только один - первый и единственный!

     - Твой удар слишком слаб, чтобы причинить боль,  но  никто  не  смеет

безнаказанно подымать на меня руку. Я могу убить тебя прямо на  месте,  но

это сейчас не входит в мои планы. Тебе предназначена совсем другая судьба.

- От резкого толчка Надежда полетела к дальней  стенке,  сбивая  все,  что

встречалось ей на пути.

     Исступленная ярость словно взорвала Артема изнутри, затмив все другие

чувства, в том числе благоразумие и  животный  страх,  который  он  всегда

испытывал при виде Стардаха.

     - Как ты смеешь, скотина, так обращаться с женщиной! - крикнул он.  -

Она же твоя дочь!

     - Ах, ты еще и голос подаешь, жалкий пес? Ты  разве  не  знаешь,  что

тебе запрещено тявкать в присутствии максара?  -  Стардах  через  плечо  с

презрением глянул на Артема. - За это  я  сейчас  заставлю  тебя  откусить

собственный язык.

     Надежда налетела на него, как волна налетает на несокрушимый утес,  и

снова молниеносный удар отбросил ее прочь.

     И тут рама, столько времени удерживавшая Артема, наконец разлетелась.

Волоча на себе ее обломки, он шагнул вперед и обрушил  на  череп  Стардаха

продольную стойку, толстую, как рельс. Отдача от удара была такая,  словно

он угодил по многопудовой наковальне, а не по живой плоти.

     - Неплохо! - Стардах расхохотался прямо ему в лицо. - Дочка, вижу, не

зря старалась.

     В следующее мгновение Артем почувствовал то, что  должен  чувствовать

человек, которым в буквальном смысле выстрелили из  пушки.  Стены,  пол  и

потолок завертелись перед его глазами, и тон, взметнув столбы искр, рухнул

прямо в жаровню. Пламя объяло Артема целиком, но он не ощутил ни его жара,

ни боли от ожогов. Сорвав с места огромное железное корыто, полное углей и

головешек, он, не помня себя,  бросился  обратно  к  Стардаху,  уже  вновь

сцепившемуся с Надеждой. В последнюю секунду максар успел освободиться  от

дочки и метнул навстречу Артему взгляд,  способный,  наверное,  превратить

человека не то что в камень, а даже в порошок.

     Однако это совсем не помешало Артему вместе со своим дымящимся грузом

обрушиться на противника. Смрадный дым застлал все вокруг. Сбоку  налетела

Надежда и вцепилась в рукоятку клинка. Зубы Артема, который действовал уже

не как человек,  а  как  бешеный  зверь,  сомкнулись  на  правом  запястье

Стардаха. Казалось, еще немного - и они вырвут победу. Но  уже  через  миг

оба оказались в разных концах зала - Артем под грудой искореженной  мебели

и побитой посуды, а Надежда на ступеньках входной  лестницы.  Стардах,  не

глядя на них, небрежно стряхивал со своей одежды золу.

     - На первый раз вполне достаточно, дети мои. Вижу, вы  уже  готовы  к

тому делу, на которое я вас  предназначил.  Твое  творение  не  так  уж  и

безнадежно, дочка. Хотя ретивости в нем пока еще больше, чем умения. И  ты

зря закрыла его сознание от воли максаров. Для меня  это  безразлично,  но

как бы тебе самой не пришлось поплатиться. Не сочти мои слова  за  угрозу,

но скоро вам двоим предстоят такие  делишки,  после  которых  поход  через

Страну Черепах покажется послеобеденным моционом.

 

 

     - Куда меня определят теперь? - спросил  Артем,  когда  они  остались

вдвоем (бессловесных тварей вроде Калеки и мартышек в расчет можно было не

брать.) - Снова в тюрьму? Или стражем у дверей твоей спальни?

     - Если Стардах  ничего  конкретного  не  сказал,  значит,  мы  вольны

поступать по своему усмотрению.

     - Не опрометчиво оставлять у себя врагов без присмотра?

     - Нас он не опасается. Единственный, кто еще может  представлять  для

него угрозу, это Адракс.

     - Даже в темнице? Даже с жерновом на шее?

     - Такие как Адракс, опасны и в могиле.

     - Проклятье! - поднатужившись, Артем сорвал с себя последние оковы. -

А где я буду жить? Да и перекусить бы не мешало.

     - В цитаделях максаров живут по своим законам. Если  тебе  понравятся

какие-нибудь покои, просто выброси вон их хозяина. Захочешь  есть,  отбери

пищу у первого, кто тебе подвернется. Здесь  кроме  Стардаха  есть  только

одно  привилегированное  существо   -   это   скакун   Агбалар.   Как   ни

малоправдоподобно это звучит, но  говорят,  что  в  ранней  юности,  когда

Стардах  был  скорее  гонимым  и  заброшенным  зверенышем,  чем  настоящим

максаром, они даже дружили. Не знаю, какой облик он носил  тогда.  Агбалар

добровольно вызвался стать  конем-вепрем  Стардаха.  Остальных  можешь  не

опасаться. С мрызлами  попусту  старайся  не  связываться.  Они  сражаются

стаями и тем сильны.

     - А если я не стану ни у кого отбирать пищу?

     - Значит, подохнешь  с  голоду!  -  Надежда  рассвирепела.  -  Хватит

голубка из себя строить! Всех слабых  и  обиженных  здесь  давно  сожрали!

Заботиться о тебе никто не будет! Хватай все, что сумеешь вырвать, и тогда

проживешь. Не беспокойся, в цитадели всего достаточно: и  еды,  и  вин,  и

всяких дурманящих снадобий и самок на любой вкус.

     - Рай, да и только.

     - Хватит болтать, пошли! - Надежда схватила его за руку.

     - Подожди. - Что-то  как  будто  кольнуло  Артема  в  затылок,  и  он

оглянулся.

     Калека, прикованный к своему прокрустову ложу десятками железин самой

разной формы, вытянулся в тонкую и длиннющую щупальцу, один конец  которой

вился у самых ног Артема, а на другом, в глубине широко раскрытого  клюва,

сурово и вопрошающе горел одинокий человеческий глаз.

     - Ты узнал меня? - Щупальце было не толще детского запястья, и  Артем

смело шагнул вперед.

     - Осторожней, - негромко сказала Надежда.

     Мягкое и бархатистое на вид, лишенное  когтей  и  присосок,  щупальце

быстро пробежало по лицу и груди Артема, после чего  обвилось  вокруг  его

талии.

     - Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь, - Артем помахал рукой.

     - Боюсь, что говорить он уже не сможет никогда. - Надежда  пристально

смотрела в немигающее око Калеки. - Стардах изъял из этого тела  все,  что

не соответствовало его замыслам.

     - Но ведь всю память целиком  нельзя  изъять?  Что-то  же  он  должен

помнить! Попробуй проникнуть в его сознание! Растормоши его!

     - Сейчас его сознание находится как бы в полусне. Чего-чего,  а  оков

для Калеки Стардах не пожалел. И самые прочные из них не эти, железные,  а

другие - невидимые, опутавшие мозг. Но что-то в сумраке его  души  все  же

шевелится. Не знаю, узнал ли он нас, но ненависти в нем нет.

     Словно в подтверждение этих слов щупальце  легко  приподняло  Артема,

как игрушку переставив на другое место,  дружески  похлопало  по  плечу  и

уползало прочь, утолщаясь с каждым метром. Око погасло, прикрытое костяным

веком.

     - Мне кажется, Стардах совершил  одну  ошибку,  -  задумчиво  сказала

Надежда.

     Сейчас, прикусив нижнюю губу и наморщив лоб, она была очень похожа на

ту отчаянную и дурашливую девчонку, которую Артем знал прежде. Вот если бы

только не эти глаза...

     - Стараясь сделать нынешнего Калеку способным к любой метаморфозе, он

разделил его мозг на части и рассеял по всему телу, -  продолжала  она.  -

Знаешь присказку о пальце и кулаке?

     - Я знаю присказку о прутике и метле.

     - Тебе это, конечно, ближе. - Надежда  усмехнулась.  -  Часть  всегда

слабее целого, тем более, если это часть мозга.  Обрублено  слишком  много

связей. Думаю, я могла бы, не трогая  весь  мозг,  проникнуть  в  тот  его

кусочек, который ведает движением или, например, памятью.

     - Тогда, чего же ты ждешь? Попробуй.

     - Сейчас не время для этого.  За  нами  могут  следить.  Давай  уйдем

отсюда.

     - С удовольствием,  -  согласился  Артем.  -  Не  хотел  бы  я  снова

оказаться здесь.

     Через тяжелую и плотно  подогнанную  дверь,  которая  открывалась  не

ключом, а серией нажатий  на  строго  определенные  точки,  они  вышли  из

зала-застенка и оказались в соседнем, точно таком же. Однако, в отличие от

первого, он был переполнен,  как  фондовая  биржа  накануне  краха.  Целые

легионы мартышек усердно трудились  здесь,  превращая  в  мрызлов  могучих

сутулых мужиков, своим видом напоминавших чернокожих неандертальцев.  Судя

по  бестолковой  суете  и  постоянно  вспыхивающим  потасовкам,   серийное

производство было налажено неважно - то одной бригаде мартышек не  хватало

шкур нужного качества, то у второй кончалось необходимое снадобье. За этим

залом открывалась целая анфилада других  -  наполненных  зловонным  паром,

залитых  кровью,  сотрясаемых  воплями  жертв.  Это  был  целый  завод  по

переработке одних живых существ в другие.  Как  ни  тесно  было  тут,  при

появлении Надежды мартышки бросались в стороны, расчищая ей путь.

     Затем потянулись запутанные, как  лабиринт,  коридоры  -  освещенные,

полуосвещенные и совсем темные. Все встретившиеся им лестницы вели  вверх,

но уже через несколько десятков ступеней каждая из них раздваивалась.

     "И как она только здесь ориентируется, - подумал Артем. - Чутьем, что

ли? Тут целой жизни не хватит, чтобы все закоулки обойти".

     - Ну вот мы и прибыли. - Надежда остановилась перед сводчатой  аркой,

занавешенной черной, как муар, тканью.

     - У тебя даже дверей нет, - удивился Артем.

     - Что за толк от них. Один скрип. От Стардаха двери не защитят...  Ты

войдешь?

     - Я же твой слуга, - пробормотал он.

     Чувство, овладевшее Артемом после того,  как  он  вслед  за  Надеждой

вступил из мрака в просторный,  ярко  освещенный  холл  и  увидел  впереди

что-то стрельчатое, занавешенное портьерой, похожее на  балдахин  кровати,

нельзя было назвать  страхом  или  робостью  в  чистом  виде.  Просто  все

изменилось. Душа его  была  как  выжженное  поле.  Единственное,  что  ему

хотелось сейчас - забиться в какую-нибудь темную нору, где его  не  смогут

достать ни мрызлы, ни Стардах, ни  даже  Надежда.  Где  же  ты,  теплое  и

покойное чрево матери-черепахи?

     - Почему ты дрожишь? - спросила Надежда.

     - Разве? - Артем попытался изобразить удивление. - Впрочем, я  и  сам

не знаю, что со мной. Наверное, устал...  Так  много  всего  случилось  за

последнее время.

     - Ладно, заходи. - Надежда отвернулась. - Никто не съест тебя.  Здесь

достаточно места для того, чтобы спокойно жить и не сталкиваться на каждом

шагу друг с другом... Вот только спокойно жить нам не дадут. Как только  с

Калеки  снимут  оковы,  мы  отправимся  в  путь.  Ты  станешь   свидетелем

редчайшего  события  -  встречи  всех   живущих   по-соседству   максаров.

Догадываюсь,  что  ее  организовал  именно  Стардах.  Знать  бы,  что   он

задумал...

     - А что подсказывает тебе предчувствие? Опасность нарастает?

     - Разве тому, кто сидит в  кипятке  по  шею,  станет  хуже,  если  он

окунется по уши? Ныне тебе грозила одна-единственная смерть, завтра  будут

грозить сразу десять. Меняет это что-нибудь?

     - Нет, ничего, - сказал Артем. - Одна смерть или сразу десять,  какая

мне разница...

 

 

     "Значит, первое пророчество  уже  сбылось,  -  думал  Артем,  лежа  в

полумраке на жестком, пахнущем тлением и сыростью ложе. - Я стал другим. Я

изменился. Кто же я теперь?. Еще человек или уже нет? Чье сердце бьется  в

моей груди, чья кровь течет в жилах? На кого я  стал  похож?  Жаль,  здесь

нигде нет зеркал. Совсем недавно я ради пробы разломал руками литой медный

кубок. Металл поддался, как картон. Острые обломки изгрызли мои пальцы, но

раны уже почти исчезли. Наверное, я способен и на  многое  другое.  Грызть

железо, к примеру. Пить серную кислоту. Гнуть на  шее  двутавровые  балки.

Впору в цирке выступать. Что тут ни говори,  а  максары  мастера...  Хотя,

думаю, если бы на Земле инквизиции дали волю еще на пару тысяч лет, и  она

бы наверняка не отстала. Ковала бы из людей мрызлов и не знала проблем.

     Впрочем, как оказалось, максары мрызлами не  занимаются.  Это  работа

для подмастерьев. А у них товар штучный, на заказ. Один Калека чего стоит.

В кошмарном сне такое не приснится. И как это все у  них  получается?  Ну,

допустим, заменить  печень,  ускорить  прохождение  импульсов  по  нервным

волокнам, повысить тонус мышц и прочность костей в принципе не  так  уж  и

сложно. Но ведь этого мало! Надо изменить весь метаболизм организма, сшить

сотни сосудов и тысячи  нейронов,  перестроить  работу  иммунной  системы,

добраться до генетического уровня. И все это  без  растровых  микроскопов,

лазерного инструмента, компьютерных томографов, ультрамикротонов. Чудеса!

     Что же они знают такое, чего не знаем мы? Где источник этого  знания?

И почему оно приносит такие горестные плоды? Возможно, я мыслю наивно,  но

до  сих  пор  мне  казалось,  что  величина  достижения  в  любой  области

человеческой деятельности, будь то мореплавание или книгопечатание, как-то

корректируют и уровень нравственности. Египет является не  только  родиной

архитектуры и геометрии, но также философии, а  заодно  изящных  искусств.

Кое о чем это говорит. Средний эллин был  хотя  бы  на  йоту  нравственнее

современного  ему  среднего  варвара.  Конечно,   можно   привести   массу

исключений, но я имею в виду общую  тенденцию.  Менгеле  ничуть  не  лучше

Влада Дракулы, но если первый все же был  выродком,  то  второй  -  вполне

обычным  продуктом  своей  эпохи.  Всякая  новая  крупица   знания   пусть

незначительно, пусть не напрямую, пусть не сразу, но  увеличивает  капитал

этических ценностей.

     У максаров все наоборот.  Достигнув  почти  божественной  власти  над

живыми существами,  в  нравственном  плане  они  деградировали  до  уровня

каннибалов. Опровергает ли это мою теорию? Ни в коем разе. Объяснить столь

печальный факт можно следующим образом. Предки нынешних максаров (еще в те

времена, когда Тропа не втянула в себя этот клочок их мира) были  великими

естествоиспытателями, глубоко проникшими  в  тайны  человеческого  тела  и

человеческой психики. То, чем сейчас  пользуются  их  постепенно  дичающие

пращуры, лишь отголосок древней мудрости. Огонь  Прометея,  ставший  дымом

Майданека. Голем, вырвавшийся на свободу.

     Можно, конечно, горько сокрушаться по этому поводу, но лично для меня

вывод однозначен - Страну Максаров преодолеть нельзя. Даже в нынешнем моем

облике. Кролик, отправившийся на экскурсию по псарне, имеет больше  шансов

на успех, чем я. Значит, назад, к Стране Лета? О том, что меня  там  ждет,

думать пока не хочется. Сначала надо отсюда выбраться".

 

 

     Ни один максар не вошел бы в  дом  другого  по  доброй  воле  (кроме,

конечно, того случая, когда с хозяином этого дома уже покончено), поэтому,

если они вдруг и собирались на свои шабаши, то вне  стен,  в  местах,  где

невозможно устроить ловушку.

     Пегий  конь-вепрь,  до  появления  на  свет  Калеки-два   считавшийся

сильнейшим из телохранителей Стардаха, легко нес  вперед  своего  угрюмого

всадника, а за ними длинной лентой вилась свита: нелюди,  бывшие  когда-то

людьми, и люди, сотворенные из всякой нечисти. Артема и Надежду  разлучили

- она шла рядом с отцом, в компании ближайших прислужников, а его  толстой

цепью приковали к носилкам, в которых четыре мрызла тащили Адракса  вместе

с его ярмом. Здесь же находился и Калека.  Словно  стараясь  испытать  все

возможности нового тела, он  то  ковылял  на  своих  щупальцах,  то  полз,

извиваясь по-змеиному, то катился, сгруппировавшись в шар.

     Адракс почти не изменился со времени  их  последней  встречи,  только

одежда его  окончательно  обветшала  и  насквозь  пропиталась  характерным

запахом тюрьмы, о котором Артем успел позабыть.

     - Да ты жив, оказывается, - сказано  это  было  так,  что  оставалось

совершенно неясным, обрадовала  ли  эта  новость  старика  или,  наоборот,

огорчила.

     - На мертвеца вряд ли надели бы такие  побрякушки,  -  Артем  тряхнул

цепями.

     - После того, как нас разлучили, я ни на  миг  не  терял  контакта  с

тобой. Твоими глазами я видел Стардаха, внучку в  новом  ее  обличье,  эту

тварь, - он махнул рукой в сторону  Калеки.  -  Но  едва  только  за  тебя

взялись всерьез, я утратил контроль над твоим сознанием.  Мне  почудилось,

что ты умер.

     - Твоя внучка позаботилась о том, чтобы  впредь  я  был  неподвластен

воле максаров.

     - Это я уже понял. Кстати, такой совет ей дал именно я. Но  уж  очень

внезапно все случилось...

     - Не напоминай мне об этом времени. Столько горя я за всю свою  жизнь

не натерпелся.

     - Не зарекайся. Жизнь твоя не кончена. Все еще впереди.

     - Типун тебе на язык! - Если бы не  цепь,  Артем  больше  и  шагу  не

ступил бы рядом с Адраксом.

     Пока они беседовали таким образом, старик глаз не спускал  с  Калеки,

все время менявшего свою форму.

     - Любопытное создание, - сказал он некоторое время спустя. -  Значит,

на сей раз мой сынок решил обойтись даже без костяка.  Идея  спорная.  Она

больше подходит к водной среде, чем к суше. Достаточно ли прочные  у  него

мышцы?

     -  Более,  чем  достаточно,  -  успокоил  его  Артем.  -  Можешь   не

сомневаться.

     - И на кого же мой сынок собирается натравить это чудо?

     - Ты лучше у него сам спроси. Не у Стардаха, а у Калеки.

     -  У  него  не  спросишь.  Воля  Стардаха  цепко  держит  всех  здесь

присутствующих, кроме нас с тобой, да еще внучки. Без его согласия  они  и

пикнуть не посмеют.

     - Надежда говорила, что сознание Калеки сейчас подвержено внушению  в

гораздо большей степени, чем раньше. Ведь тело его способно превращаться и

в блин и в веревку. Чтобы мозг своими размерами  не  препятствовал  этому,

Стардах разделил его на доли и рассеял по всему телу.  Разобрал  метлу  на

прутки.

     -  Пока  над  Калекой  довлеет  власть  Стардаха,  никто  не   сумеет

проникнуть в его сознание. Могу дать вам один совет. Тебе даже  в  большей

степени, чем внучке. Заставьте моего сынка хотя бы на несколько  мгновений

ослабить свою волю. Не знаю, как это  сделать.  Отвлеките  его,  отравите,

оглушите в конце концов. И тогда я  устрою  так,  что  к  Калеке  вернется

память. Память о тех временах, когда он был великим вождем гордого  народа

и смертельным врагом Стардаха.

     - Хорошо. Память вернется к Калеке. А дальше?

     - А дальше Стардаху придется туго. Прикончить его Калека, конечно, не

прикончит, но бока намнет.

     Отряд уже выбрался на голое, открытое всем ветрам плоскогорье. Здесь,

на бесплодной каменистой земле, под куполом  ярчайше-голубого  неба  у  же

разбили свои бивуаки все хозяева близлежащих цитаделей (кроме тех, кто  на

данный момент находился в осаде и тех, кто эту осаду проводил).  Поскольку

предстоящее  сборище  было  затеяно  по  инициативе  Стардаха,  он  явился

последним. Сотни глаз, способных  различить  любое  перышко  у  парящей  в

зените птички, внимательно изучали его и всех  прибывших  с  ним  существ.

Зловещее  молчание   висело   в   воздухе,   буквально   наэлектризованном

опасностью. Один неосмотрительный жест, одно резкое  слово  могло  в  одно

мгновение стронуть эту лавину взаимной ненависти.

     Затем, словно  повинуясь  какому-то  недоступному  для  чужого  слуха

приказу, максары выступили вперед. Топот ног, стук копыт, бряцание оружия,

отрывистые слова команд, воинственные молитвы и грозное  пение  слились  в

нестройный гул, сразу разрядивший напряжение.

     Здесь не было и  двух,  хотя  бы  отдаленно  похожих  друг  на  друга

максаров. Если женщины еще кое-как сохраняли человеческий облик (в широком

диапазоне  от  Елены  Прекрасной  до  Бабы-Яги),  то  большинство   мужчин

напоминали порождения преисподней. Артем по рассказам  Адракса  уже  знал,

что каждый максар на протяжении жизни многократно меняет  свою  внешность,

стремясь к некому недостижимому идеалу, мало соотносимому с  человеческими

канонами красоты. От монстров, составлявших свиту,  они  отличались  разве

что высокомерной осанкой, да еще своими  знаменитыми  клинками,  в  данный

момент приведенными в боевую готовность.

     - Давненько мы не виделись, соседи, -  сказал  Стардах,  не  утруждая

себя долгими приветствиями. - Не надоело ли вам, словно трусливым  крысам,

сидеть по своим норам? Обычай требует, чтобы  мы  хоть  иногда  собирались

вместе для совместных трапез и игрищ.

     - На последних игрищах ты погубил моего родного брата!  -  сладчайшим

голосом легендарной сирены пропела  рыжеволосая  женщина,  очертания  тела

которой  живо  напоминали  Артему  изваяния  пышногрудых   красавиц-апсар,

которыми он любовался некогда  в  индуистских  храмах.  -  А  ведь  я  уже

приготовила для него зелье, превращающее кровь в камень. Сколько  стараний

зря потрачено!

     - Насколько мне известно, даром твое зелье  не  пропало,  -  спокойно

парировал Стардах. - Не им ли ты отравила  моих  слуг,  следовавших  через

твои земли в Страну Жестянщиков?

     - В следующий раз пусть выбирают другую дорогу. Мой дом не  постоялый

двор для всякой рвани, - заносчиво ответила красотка.

     - Зелье и в самом  деле  замечательное,  -  подал  писклявый  голосок

низкорослый максар, похожий на бескрылого, сплошь покрытого седой  шерстью

нетопыря. Он восседал на прекрасном снежно-белом жеребце, свирепый  взгляд

которого никак не соответствовал  личине  травоядного  животного.  -  Твои

слуги до сих  пор  стоят  столбами  посреди  дороги,  и  даже  стервятники

отказываются клевать их.

     - Пусть они останутся вам на память,  -  Стардах  изобразил  на  лице

крайнюю степень  великодушия.  -  Псы,  берущие  пищу  из  чужих  рук,  не

заслуживают лучшей участи.

     Беседа с каждой минутой оживлялась, однако ни  один  из  максаров  не

сделал шага навстречу друг другу и не выпустил из рук  оружия.  Каждый  из

них находился как бы в центре пустого  круга,  радиусом  примерно  равного

максимальной длине приведенного в боевое состояние клинка.

     Прислужники подали своим хозяевам вино и пищу.  Максары  ели  и  пили

только то, что привезли с собой (хотя и  обменивались  тостами  типа:  "За

твою скорую кончину!", "Чтоб напиток в  твоей  чаше  стал  гноем!"  и  так

далее). О том, что содержалось в кубках и чашах, Артем судить не  мог,  но

еда была самого  разного  свойства,  начиная  от  жалобно  блеющих  ягнят,

которых перед тем, как сожрать, обдирали живьем, и  кончая  искусственными

цветами из золотой фольги. Рыжеволосая сирена изящно  обгладывала  жареную

ножку человеческого младенца, а седой нетопырь, отвратительно причмокивая,

сосал кровь из яремной вены своего жеребца. Однако кое-кто, и в  их  числе

Стардах, даже не притронулись к предложенной снеди.

     - А это еще что такое? - один из максаров, расположившийся в  дальней

части  площадки,  отставил  чашу  в  сторону  и  резко  взмахнул  клинком.

Несколько горящих точек осталось висеть в  воздухе.  -  Кто  выпустил  эту

гадость? Твои проделки, Стардах?

     - Ты должен знать, что подобной мелочью я  не  занимаюсь,  -  ответил

Стардах. - Присмотрись к тем, кто обретается к тебе поближе, чем я.

     - Это были мои мушки! - плаксиво заканючил сухопарый, еще сохранивший

многие человеческие черты мальчишка-максар. - Зачем ты убил  их,  мешок  с

дерьмом? Они были почти безвредные. Я только попугать тебя хотел.

     - Вот я тебя сейчас самого напугаю, звереныш!

     - Напугай, дяденька, напугай. - Узкая  мерцающая  лента  стремительно

протянулась навстречу противнику. - Меня уже  пугали.  Сначала  сестричка,

потом братишка, а потом папочка. Рассказать, что с ними стало?

     - Ну хватит!  -  крикнул  огромного  роста  максар,  голова  которого

напоминала замшелый камень, сплошь исполосованный трещинами. Понять, какая

из  этих  трещин  является  ртом,  а  какая,  глазами,   было   совершенно

невозможно. - Жрать и пьянствовать я могу и у  себя  дома.  А  здесь  ваши

постные рожи портят мне аппетит. Мы собрались совсем не для этого. Чем  ты

хочешь развлечь  нас,  Стардах?  Если  какой-нибудь  новой  тварью,  то  я

немедленно выставляю против нее свое собственное создание.

     - Принимаю твой вызов, Карглак. - Стардах приложил ладонь левой  руки

к груди. - Но хочу предупредить, что мы  собрались  здесь  не  только  для

этого. Главный сюрприз я приберег напоследок. Уверен, что он доставит  вам

всем истинное наслаждение.

     - Ах! - капризно скривила  губки  рыжеволосая.  -  Какое  наслаждение

может сравниться с тем, которое я испытаю, вцепившись в твое горло.

     - Когда-нибудь я предоставлю тебе такую возможность, трупоедка. Давно

пора проверить, у кого из нас зубы поострее, - ласково ответил Стардах.

     Максары уже расступились, освобождая место под  ристалище.  Из  свиты

Карглака выступило вперед двуногое существо,  чем-то  напоминавшее  своего

хозяина - такое же корявое,  грубое,  огромное.  Ростом  оно  раза  в  два

превосходило мрызла, зато не имело головы, а тем  более  шеи.  Грудь  его,

подобно доспехам, прикрывали  толстые  костяные  пластины,  среди  которых

поблескивали два белых, как у  вареной  рыбы  глаза,  да  сочилось  слюной

круглое безгубое отверстие. Могучие руки кулаками упирались в землю.  Этой

твари явно не хватало проворства, но нельзя  же  требовать  проворства  от

гранитной скалы или крепостной башни.

     Навстречу безголовому  монстру  медленно  катился  шар,  размером  не

превышающий мяч для пушбола и да  вид  совсем  мягкий.  Великан  осторожно

ткнул  его  лапой  и  неуклюже  отскочил,  словно  котенок,   играющий   с

неизвестным ему насекомым. Внезапно шар, словно подброшенный  катапультой,

взлетел и, превратившись в воздухе в огромный звездообразный  блин,  почти

целиком облепил тело противника. Раздался хруст, как  будто  мешок  орехов

попал под вальцы дорожного катка. Вверх на  тонких  вибрирующих  щупальцах

взметнулась осьминожья голова, а на земле между ними осталась лежать  гора

кровоточащего фарша, перемешанного  с  осколками  костей.  Седой  нетопырь

ловко, словно белка, перепрыгнул на плечи одного из своих  слуг,  а  белый

жеребец с места в карьер бросился на Калеку. Каменное плато  дрогнуло  под

ударами его копыт. В высоком прыжке жеребец достал Калеку зубами, но  этот

выпад пришелся в пустоту  -  шар  головы  превратился  в  бублик,  который

незамедлительно сомкнулся на могучей крутой шее. Почти в то  же  мгновение

щупальца обвили ноги и  грудь  белого  исполина.  Жеребец  с  удивительной

ловкостью совершил кувырок вперед  и  принялся  как  бешеный  кататься  по

земле. Его туловище изгибалось так, что темя почти касалось крестца. Глаза

жеребца вылезли из  орбит,  и  лишь  предельное  напряжение  мышц  шеи  не

позволяло смертельной удавке затянуться  до  конца.  Каким-то  невероятным

усилием он сумел всунуть копыто между  своим  горлом  и  телом  осьминога,

однако на большее уже не хватило сил. Сухо треснули позвонки, в  последний

раз клацнули зубы и взбрыкнули задние ноги. Тело Калеки чулком  сползло  с

раздавленной шеи и вновь превратилось в шар.

     Быстрота, с которой все это совершилось, ошеломила даже видавших виды

максаров. Несколько чудищ, уже готовых было вступить в схватку,  по  знаку

хозяев вернулись на прежние места (максаров беспокоила  отнюдь  не  жалкая

участь, ожидавшая их слуг, а лишь свой собственный престиж).

     - На чем я вернусь назад?  -  вопил  седой  нетопырь,  прыгая  вокруг

околевшего жеребца. - Кто отвезет меня домой?

     - Дойдешь пешком, вонючий кровохлеб, - посоветовал Стардах.  -  Давно

пора ссадить тебя на землю. И уйми свою глотку! Я хочу, чтобы меня слышали

все здесь присутствующие... Эй! Есть ли  еще  желающие  сразиться  с  моим

новым прислужником?

     - Его черед еще придет, точно так же, как и твой! -  прогремел  голос

Карглака. - Не думай, что ты сумел запугать нас своим  уродом.  Это  всего

лишь кусок мяса, слепленный тобой из множества других кусков. Мой клинок в

единый миг вернет его в прежнее состояние. Так что особо не заносись... Но

ты, кажется, обещал какой-то сюрприз? Не испытывай наше  терпение  слишком

долго.

     - Тогда я попрошу вашего внимания!  -  Стардах  вскинул  над  головой

левую руку, а правой обнял за плечи  Надежду.  Тут  же  мрызлы  подхватили

носилки с Адраксом и, сквозь ряды расступившейся свиты,  выволокли  их  на

открытое место.  Артем,  как  цепная  собака  бежал  рядом.  -  Нет  нужды

представлять вам моего отца, - продолжал Стардах. - Он долго  скитался  по

ближним и дальним странам, избегая встреч со мной, но  недавно  я  все  же

уговорил его вернуться домой. Вместе с ним прибыла и моя  дочь.  Вот  она,

полюбуйтесь!

     Впервые  все  без  исключения  максары   проявили   к   происходящему

неподдельный интерес.  Даже  седой  нетопырь  перестал  поливать  Стардаха

бранью. Каждый посчитал за долг высказаться:

     - Привет, Адракс, не забыл наши старые счеты?

     - Да ты неплохо выглядишь, ублюдок!

     - А кто же повесил тебе на шею это колечко, сынок или внучка?

     - Похоже, недолго ему осталось топтать землю...

     - Давно пора его удавить!

     - А девчонка не такая уж и уродина, как это можно было ожидать.

     - Совсем не уродина!

     - Но, наверное, такая же падаль, как и ее папаша.

     - Скоро все увидим.

     - Кто-то в этой семейке явно лишний.

     - Я рад, что вы так близко к сердцу принимаете  мои  личные  дела.  -

Стардах знаком попросил тишины. - Я слегка покривил душой, представив этих

двух максаров как своих гостей.  Чтобы  заполучить  их,  мне  понадобилось

приложить немало усилий. Сейчас оба они пленники,  и  я  мог  бы  погубить

каждого из них в отдельности. Спокойней,  спокойней!  Я  чту  закон  и  не

собираюсь  остаться  без  наследника...  Вернее,  соперника.  Можете  быть

довольны, соседи. Более того, сегодня я решил проявить великодушие.  Пусть

эти двое сразятся между собой. Тот, кто победит, получит  свободу,  клинок

максара и право претендовать на мои родовые владения.

     - Ты привел клинок в негодность, мерзавец! - подал голос Адракс.

     - Не я, а ты. Кто последним держал его в руках? Ты  просто  разучился

обращаться с ним, старый трус. Максар, потерявший свое  оружие,  теряет  и

право на жизнь.  Тебе  давно  пора  умереть  позорной  смертью,  а  я  еще

продолжаю здесь с тобой нянчиться! Отвечай, ты согласен на поединок?

     - А если я откажусь?

     - Тогда я просто убью тебя. Без всяких церемоний. На глазах  у  всего

этого сброда. Разрублю от макушки до седалища.

     - Хорошо. Я согласен, - без тени волнения и даже как будто с  улыбкой

произнес старик. - Каковы же будут условия поединка? Надеюсь, эту штуку  с

меня снимут? - Он скосил глаза на каменное ярмо.

     - Снимут, не беспокойся. А условия обычные. Вы будете  сражаться  как

угодно и сколько угодно, пока один из вас не умрет и все мы не убедимся  в

этом. Каждый из вас  волен  привлечь  на  свою  сторону  любое  количество

сподвижников. Запрещается только одно - применять в схватке клинки.

     - Тем более, что их у нас нет, - сквозь зубы процедила Надежда.

     -  Тем  более...  Сражайтесь  кулаками,  зубами,  ногтями,   камнями.

Докажите свое  право  называться  максарами.  Схватка  начнется  по  моему

сигналу. А теперь можете звать себе подмогу...

 

 

     Молотки  вразнобой  застучали  по  железному   обручу,   стягивающему

каменное  ярмо.  Толпа  слуг,  явно  повинуясь   какому-то   распоряжению,

смешалась - одни устремились  в  первые  ряды,  другие,  похватав  посуду,

ковры, подушки и всякий другой походный скарб, наоборот, отступили  назад.

На некоторое время Артем потерял из виду Надежду  и  Стардаха.  Машинально

подергивая цепь, он стоял, забытый всеми, у носилок, на которых, пыхтя  от

усердия, боролись с неподатливым железом не менее полдюжины мрызлов. Может

статься, они были и неплохими воинами, но кузнецами - никудышными. Наконец

лязг прекратился,  и  оба  сегмента  ярма  вместе  с  обручем  оттащили  в

сторонку. Артем  обратил  внимание,  что  их  не  бросили  как  попало,  а

аккуратно сложили половинку к половинке, как будто рассчитывали  в  скором

времени вновь использовать.

     Адракс, бесцеремонно растолкав мрызлов, встал. Артем  попытался  хотя

бы на мгновение встретиться с ним  взглядом,  но  старый  максар  даже  не

удосужился глянуть в его сторону. Словно разминая ноги, Адракс топтался на

одном месте, и пространство вокруг него быстро пустело. У всех, кто  стоял

вблизи: воинов, носильщиков, поваров, танцовщиков и просто праздных  зевак

- появились вдруг какие-то неотложные заботы, и они, отводя глаза,  быстро

рассеялись. На другом конце очистившейся площадки остались стоять  Стардах

и Надежда.

     - Пора бы уж и начинать! - крикнул кто-то из максаров.

     - Пора бы уже и кончать! -  Стардах  нетерпеливо  толкнул  Надежду  в

спину. - Ну, выкликай себе подмогу.

     Надежда по инерции сделала несколько шагов вперед  и,  остановившись,

долгим взглядом обвела присутствующих. В ее наполненных мраком глазах было

не больше эмоций, чем в поцелуе ангела смерти, но лицо выражало брезгливое

презрение. Заговорила она очень внятно и  медленно,  делая  после  каждого

слова паузу:

     - Кто из вас желает в этой схватке принять мою сторону? Кто  согласен

сражаться до конца и, если понадобится, умереть за меня?  Кто  решится  на

это, не рассчитывая ни на почет, ни на награду?  Если  здесь  есть  такие,

пусть подадут знак.

     - Я согласен! - крикнул Артем прежде, чем умолкли звуки ее голоса.

     - Других желающих нет? - мрачно усмехнулся Стардах. - Хорошо.  Теперь

твоя очередь, Адракс.

     - Я унизил бы себя, бросив подобный клич, -  ответил  старик.  -  Мне

слишком хорошо известна натура этих шкодливых псов, смелых только в  своре

своего хозяина. Терзать труп максара они еще могут, но по собственной воле

сразиться с живым никогда не посмеют.  Я  всю  жизнь  бился  с  врагами  в

одиночку и на старости лет менять привычки не собираюсь.

     - Тогда ничего не мешает вам начать схватку.

     - Клинок! - Надежда не тронулась с места.

     - Что - клинок? - переспросил Стардах.

     - Я хочу видеть клинок, который  достанется  победителю.  Вели  своим

прислужникам принести его и передать... - она на мгновение  задумалась,  а

затем указала на Карглака, - ...передать ему. Пусть до  окончания  схватки

клинок находится в руках этого достойнейшего  из  максаров.  Ты  согласен,

любезный?

     - Согласен. - Карглак был  явно  польщен.  Оказывается,  лесть  могла

растопить даже черное сердце максара.

     - Мне нечего возразить,  -  Стардах  кивнул.  -  Твоя  просьба  будет

исполнена. А теперь начинайте и не забудьте, что согласно правилам  каждый

из здесь присутствующих может в  любой  момент  ввязаться  в  схватку.  Не

используя клинок, конечно.

     С Артема сняли цепь, и он, пройдя мимо Адракса, встал  возле  правого

плеча Надежды. Никто, кажется, в том числе и она сама, не обратил  на  это

особого внимания. Какая-то шавка прибежала на помощь хозяйке - ну и что  с

того?

     Как всегда перед боем у Артема вспотели ладони и немного пересохло  в

горле. Однако ни страха, ни волнения он не ощущал - должно  быть,  Надежда

не зря копалась в его мозгу. Сейчас он видел одного только Адракса,  видел

удивительно четко, во всех деталях, вплоть до биения пульса  на  шее.  Все

остальное как бы смазалось, на время перестав существовать.  Глаза  Артема

превратились в чудодейственный прицел,  способный  не  только  фиксировать

каждое движение врага, но и предугадывать его.

     - Привет, внучка, - добродушно улыбнулся Адракс. - Как ты собираешься

меня убить?

     - Привет, - ответила Надежда. - Подскажи, где у тебя  самое  уязвимое

место.

     - В моем возрасте у человека все места уязвимые. Подходи и бей,  куда

тебе заблагорассудится.

     - А сам ты не можешь подойти?

     - Я думал, что в  Стране  Забвения  приемные  родители  научили  тебя

уважать старших.

     - Они-то научили, но родной папаша отучил.

     Переговариваясь таким образом, они постепенно сближались. Артем ни на

шаг не отставал от Надежды. Его сознание странным образом двоилось - в нем

теперь  жили  как  бы  два  разных  существа,  и  если  одно  хладнокровно

прикидывало, куда нанести первый удар, как увернуться от ответного  и  что

делать потом, второе, замирая душой,  заранее  просило  прощения  у  этого

ничем ему не навредившего старика.

     - Так что же нам делать? - спросила Надежда,  когда  они  сошлись  на

расстояние вытянутой руки.

     - Если ты спрашиваешь об этом, тебе еще далеко до настоящего максара,

- ответил Адракс. - Постарайся  убить  меня.  Я  буду  сопротивляться,  но

только для вида. Как бы ни повернулось дело, мне  в  любом  случае  грозит

смерть. Стардах не выпустит меня из своих лап живым. У тебя же  есть  хоть

какой-то шанс на спасение. Убей меня, но обещай отомстить.

     - Обещаю.

     Надежда сделала еще один шаг вперед и схватила старика  за  горло,  а

тот в свою очередь сомкнул свои клешни на  ее  шее.  Некоторое  время  они

стояли так, словно обнявшись. Артем видел, как белеют пальцы Надежды,  все

глубже вдавливаясь в грубую, как дубовая кора, кожу Адракса, как пухнет  и

наливается черной кровью лицо старика и как в его мутных бельмах  начинает

разгораться холодное пламя ненависти.

     Внезапно Адракс смял Надежду, как  соломенное  чучело,  и  швырнул  к

своим ногам.

     - Тебе и младенца не задавить, замухрышка! - прохрипел  он.  -  Ползи

прочь! Уж если я и приму от  кого-то  смерть,  то  только  от  противника,

равного мне по силам.

     Дальнейшие события разворачивались уже совсем в другом темпе.

     Едва  только  Надежда,  издав  приглушенный  стон,  рухнула,   Артема

подхватила некая неведомая, похожая на ураган сила  (правда,  ураган  этот

родился не вне, а внутри его тела) и швырнула на  ее  обидчика.  Возможно,

Адракс и устоял бы под напором этой живой торпеды, но поверженная  Надежда

лишила его  свободы  маневра,  крепко  ухватив  за  щиколотки.  Все  трое,

сплетясь, покатились по земле.

     - Вот как ты, значит, только для вида сопротивляешься! - Надежда  изо

всех сил колотила Адракса. - Подлый лгун!

     - Сама виновата! - сипел тот, подбираясь к  ее  горлу.  -  Не  смогла

сразу убить, теперь пеняй на себя!

     Дикая,  уже  более  не  контролируемая  разумом  натура  максаров  не

допускала в схватке ни благородства, ни милосердия. Ни одно живое существо

не устояло бы долго под градом таких ударов, однако ни Адракс, ни  Надежда

не отступали. Они то валились в пыль, грызя и кусая друг друга,  то  снова

вскакивали на ноги. Артем, весь измочаленный, как говяжий антрекот, раз за

разом кидался в драку, стараясь хоть чем-то помочь Надежде,  однако  после

очередной сокрушительной оплеухи снова оказывался в нокдауне.

     Был момент, когда казалось, что Адракс больше не поднимется (уж очень

натурально закатил он остекленевшие глаза и пустил  ртом  фонтан  кровавой

пены), но  это  оказалось  всего  лишь  уловкой,  на  которую  и  попалась

неискушенная в таких делах Надежда. Стоило ей только  слегка  замешкаться,

склонившись над якобы умирающим стариком, как тот ужом  вывернулся  из  ее

рук, оказался за спиной и сгибом локтя крепко-накрепко прихватил шею.

     Как ни извивалась, как ни дергалась Надежда, а положение ее с  каждой

секундой становилось все безнадежнее. Человек, попавший  в  такой  захват,

может терпеть удушье от силы пару минут, максар, наверное, в несколько раз

дольше. Однако это обстоятельство не меняло  сути  дела.  Адраксу  спешить

было некуда. Повиснув всей  тяжестью  тела  на  Надежде,  он  заставил  ее

присесть  и  сейчас  хладнокровно   сворачивал   шейные   позвонки.   Едва

очухавшийся Артем грыз, царапал и молотил Адракса, однако тот  обращал  на

него внимания не больше, чем на назойливую муху.

     Убедившись в тщетности всех своих  попыток,  Артем  кинулся  к  толпе

слуг, намереваясь отыскать хоть какое-нибудь оружие (в  запале  борьбы  он

как-то упустил из вида то обстоятельство, что максарам нет разницы, чем  в

них тыкают - копьем, мечом или пальцем. Существовало только одно средство,

способное уничтожить этих выродков,  однако  для  Артема  оно,  увы,  было

недоступно). Здесь он столкнулся  с  Калекой,  созерцавшим  схватку  своим

единственным оком. Степень  его  внимания  обычно  характеризовалась  тем,

насколько широко раскрыты  костяные  веки.  Сейчас  Калека  был  похож  на

голодного неоперившегося птенца, жадно разинувшего клюв.  (Правда,  птенца

довольно крупного.) Это было единственное,  хоть  как-то  знакомое  Артему

существо.

     - Помоги! - взмолился он. - Спаси  ее!  Вспомни,  как  мы  шли  через

Страну Черепах! Вспомни, как сражались с мрызлами! Спаси ее, умоляю тебя!

     Шарообразное тело шевельнулось, из него выползло одинокое щупальце  и

вновь осторожно похлопало Артема по плечу. Дескать,  не  волнуйся  дружок,

все в порядке.

     - Если ты не вмешаешься, Адракс сейчас убьет ее! -  Артем  интуитивно

изменил тактику. - Ты помнишь Адракса? Он был твоим врагом! Это он похитил

у тебя клинок! Из-за Адракса тебя наказали таким обликом! Если  сейчас  мы

не одолеем его, рано или поздно он доберется и до тебя!

     Шар превратился в гриб, ножка которого стремительно подросла, а затем

распалась на восемь змеевидных отростков, каждый из которых  был  способен

удавить буйвола. Тело Калеки  тряслось,  щупальца  в  ярости  хлестали  по

сторонам, однако он, словно пригвожденный, не трогался с места.  Клюв-веко

было по-прежнему широко раскрыто, однако взгляд косил куда-то в сторону.

     Нетрудно было  догадаться,  на  кого  именно  направлен  сейчас  этот

просяще-заискивающий взгляд.

     Артем оглянулся. Адракс сидел,  упираясь  в  землю  подошвами  широко

расставленных ног. Голова Надежды была намертво зажата у него под  мышкой.

Руки ее безвольно раскинулись, и лишь ноги еще продолжали сучить по песку.

     Реальную ценность сейчас имела только ее  жизнь,  все  же  остальное:

гордость,  страх,  стыд,  самолюбие  -  ничего  не  стоили.  Артем,   едва

переступая  на  подламывающихся  ногах,  из  последних  сил  устремился  к

Стардаху,  единственному  здесь,  чье  слово  имело  силу  закона  и   без

дозволения которого ни одно существо из свиты даже шага ступить не посмело

бы.

     Стардах, держа клинок (выглядевший сейчас как  обыкновенное  холодное

оружие) лезвием вверх, стоял чуть впереди своих  прислужников  и  наблюдал

исподлобья, как его отец убивает его дочь. Исход поединка, судя по  всему,

не совсем устраивал его.

     Заметив, что к нему кто-то приближается, Стардах чуть качнул клинком,

и сверкающая сталь превратилась в устремленную к небу мерцающую бесплотную

тень. Вот-вот  должно  было  последовать  еще  одно  легкое  стремительное

движение - по широкой дуге сверху вниз - но, опережая его,  опережая  свою

смерть, Артем, упав на колени, подполз к стопам властелина.

     - Спаси ее! - жалко и униженно скулил он.  -  Не  дай  ей  погибнуть!

Позволь Калеке вмешаться! Умоляю, спаси ее!

     - Замолчи! Не смей и дышать на меня.  Ты  даже  не  пес.  Пес  почтет

честью умереть за хозяина. Ты ничтожный червь. Я разочарован в тебе.

     Стардах брезгливо отпихнул его ногой и, едва заметно, повел  взглядом

в сторону Калеки.

     Заслышав, как взвыли и охнули максары, Артем перевернулся  на  спину.

На том самом месте, где только что находились Надежда и  Адракс,  крутился

вихрь  пыли,  в  котором  ничего  нельзя  было  разобрать  кроме  бешеного

мелькания щупалец, рук и ног. Затем этот  вихрь  распался  на  три  части.

Калека снова выглядел как гриб, но гриб изрядно помятый. Адракс стоял  как

вкопанный, хотя местоположение его правого локтя никак не  соответствовало

анатомическим свойствам верхней  конечности.  Надежда,  уронив  голову  на

плечо, с трудом отползала в сторону.

     - Наконец-то  мне  досталось  хоть  что-то  стоящее,  -  сквозь  зубы

процедил Адракс. - Есть с кем  силой  помериться.  Спасибо  тебе  за  это,

сынок. Вот только как справиться  с  этой  бестией?  Задушить  ее  нельзя,

глотки нет. Придется разорвать на части.

     - Зато у тебя есть глотка, - раздался скрипучий голос Стардаха,  -  и

ей давно пора заткнуться навеки.

     Словно повинуясь его словам, сразу два щупальца захлестнулись на  шее

Адракса. Левой рукой он отодрал одно, наступил на него  ногой  и  принялся

отдирать  другое.  Шляпка  гриба  осела  на  землю,  обернулась  шаром   и

подкатилась вплотную к старику. В единый миг он стал  похож  на  Лаокоона,

опутанного морскими змеями. Однако, как ни старался Калека, ему не удалось

приподнять Адракса, зато тот умудрился здоровой рукой  ухватить  врага  за

клювообразное веко.

     - Сейчас я выдерну твой поганый глаз, - тяжело дыша, бормотал Адракс.

- Сейчас, сейчас...

     Вокруг его запястья обвилось щупальце, а сверху легло еще  несколько.

Артем даже содрогнулся, представив, какая сила выламывает  сейчас  лучевую

кость старика. Затем над затихшим ристалищем разнесся  треск  -  долгий  и

натужный, как будто бы это обломалось подпиленное у комля  дерево.  Теперь

обе руки Адракса повисли, и уже ничего не мешало щупальцам Калеки  терзать

его тело.

     - Прекрати! - крикнул вдруг Стардах. Затем он указал  на  Надежду.  -

Поднимите ее! - Когда два мрызла  исполнили  приказ,  он  продолжал:  -  Я

дозволяю тебе, дочь моя, добить этого пустобреха. Надеюсь, на этот раз  ты

справишься.

     Не поднимая глаз, Надежда отрицательно помотала головой.

     - Как? - деланно удивился Стардах. - Неужели зрение обманывает  меня?

Ты отказываешься отомстить своему обидчику? Не желаешь  повиноваться  мне?

Забыла, что я ничего не повторяю дважды?

     - Не спорь с ним, - устало сказал Адракс. - Прикончи меня.  Пусть  уж

лучше это сделает максар, чем какая-нибудь одноглазая гадина.  -  Внезапно

голос его окреп: - Я проиграл и скоро умру!  Но  не  это  для  меня  самое

страшное! Самое страшное, что я умираю неотомщенным!

     Взгляд старика встретился со взглядом Артема и через  десятки  метров

пронзил его душу.

     Схватка закончилась. Адракс был уже почти трупом. Надежда уцелела. Но

на ее голову в любой момент мог опуститься  не  ведающий  жалости  клинок.

Кругом по-прежнему были враги. Ничего не изменилось. Артем  вспомнил  свой

последний разговор с Адраксом. "Заставь моего сынка хотя бы  на  несколько

мгновений ослабить свою волю...  Я  устрою  так,  что  к  Калеке  вернется

память..."

     Их взгляды встретились вновь, и Артем физически воспринял всю боль  и

ненависть, сжигавшую Адракса.

     "Сделай это, - молили глаза старика. -  Ведь  вам  все  равно  нечего

терять. Из Надежды Стардах сделает гения  уничтожения,  а  тебя  сотрет  в

порошок. Рискни! Другого такого шанса уже не будет".

     Артем валялся у самых ног  Стардаха,  который,  похоже,  окончательно

поставил на нем крест. Такая позиция имела свои плюсы и минусы:  до  врага

рукой подать, зато нельзя набрать разгон для хорошего удара.

     "Он назвал меня червем, - вспомнил Артем. - Ну что  же,  пусть  будет

так. Не было еще на свете героя, который в конце концов не достался бы  на

поживу червям".

     То, что он должен был сейчас сделать, выглядело до  смешного  просто.

Нужно встать, перехватить кисть руки, сжимающей клинок, и рывком отклонить

ее назад, к груди Стардаха. Достаточно будет даже одного  легкого  касания

лезвием, чтобы надолго вывести максара из строя.

     "Действительно, все очень просто, - подумал  Артем.  -  Проще  только

умереть. Прежде, чем я встану, Стардах успеет десять раз зарубить меня".

     - Я жду! - взревел над ним разъяренный  максар.  -  Делай,  как  тебе

сказано! Иначе я отсеку тебе башку! Это  единственное,  что  меня  в  тебе

интересует. Только башка! Глаза и мозг! Все остальное приложится!

     - Не достанется тебе мой мозг,  -  мучительно  сглатывая,  прошептала

Надежда. - Не достанется... Об этом я позабочусь.

     Тянуть дальше было нельзя. Первую фазу движения Артем начал  медленно

и расслабленно, словно человек, целиком смирившийся со своей судьбой, зато

дальше действовал со стремительностью разогнувшегося лука.  Все  произошло

буквально за доли секунды - резкий рывок тела  вверх  (такой  резкий,  что

кости едва не вылетели из суставов),  твердый,  холодный  на  ощупь  кулак

Стардаха и еще более, холодная сталь гарды, на которой  в  железный  замок

сомкнулись пальцы Артема, жуткие глаза максара, в которых еще не  родилось

понимание происходящего,  завораживающее  мерцание  смерти,  узкой  лентой

истекающей из эфеса, хруст своих собственных мышц, едва не  лопающихся  от

неимоверного, но плодотворного  усилия,  обильные  брызги  чужой,  горячей

крови...

 

 

     Первая часть плана была выполнена. Оставалось надеяться,  что  Адракс

не менее успешно выполнит вторую.

     А пока Артему приходилось отмахиваться от наседающих мрызлов.  Вокруг

раненого Стардаха сомкнулись самые могучие и верные телохранители, и среди

них конь-вепрь Агбалар. Впрочем,  передышка  (назвать  мрызлов  серьезными

противниками  язык  не  поворачивался)   длилась   недолго.   Толпа   слуг

рассеялась, словно куча листьев, сметенных шквальным ветром, и Артем вновь

увидел Стардаха. Его и без того бледное лицо  сейчас  казалось  обсыпанным

мукой. Левая рука зажимала глубокую рану под ключицей, из которой все  еще

продолжала струиться кровь, правая держала на отлете готовый к бою клинок.

     Их разделяло метров семь-восемь, не  более.  Жить  Артему  оставалось

считанные  мгновения.  Именно  этих  мгновений  хватило   ему,   (рефлексы

сработали  быстрее,  чем  сознание),  чтобы  в   три   прыжка   преодолеть

расстояние, отделяющее его от Агбалара,  по  пути  увернуться  от  разящих

клыков и вцепиться в жесткую густую щетину на крутом  загривке.  Мерцающая

дуга, сшибая с мрызлов головы, метнулась ему вслед, однако  в  последующий

момент миновала  скакуна,  который  крутился  волчком,  стараясь  сбросить

Артема. Тот только на это и рассчитывал. Уж если Стардах и мог кого-нибудь

пощадить, то единственно Агбалара.

     Впрочем, одну весьма существенную деталь  Артем  все  же  упустил  из

вида. Истинный максар никогда не прощает  обидчика,  и  тут  для  него  не

существует ни преград, ни привязанностей, ни непомерной  цены.  Уже  видя,

что Калека, раскинув щупальца, идет на него  (и  прекрасно  понимая  своим

изощренным в подлости умом, почему и зачем тот идет сюда, оставив  Адракса

в живых), Стардах хладнокровно разрубил  своего  скакуна  пополам.  Клинок

чудом  не  задел  Артема,  однако  огромная  агонизирующая  туша   надежно

припечатала к земле. Следующий удар, без сомнения, должен  был  стать  для

Артема последним.

     Однако Калека (уже совсем другой Калека, внезапно осознавший, кем  он

был раньше и во что превратился сейчас, до мельчайших деталей  вспомнивший

всю свою жизнь, все сражения с максарами,  все  бесплодные  победы  и  все

сокрушительные поражения, гибель своего народа, страшную участь  уцелевших

и свои собственные муки; Калека опознавший, наконец,  самого  ненавистного

своего врага) упредил этот удар.

     Вытянувшееся на десяток метров щупальце хлестнуло  максара  прямо  по

кровоточащей ране. Впервые из уст Стардаха  вырвался  звук,  доказывающий,

что и он тоже способен ощущать боль. Перехватив  клинок  левой  рукой,  он

нанес рассекающий удар по  горизонтали,  но  Калека  успел  тонким  блином

распластаться по земле. Прозрачное лезвие, взметнув столб пыли, упало вниз

- упругий шар метнулся в сторону. Стремительный колющий выпад в буквальном

смысле пришелся в дырку от  бублика,  а  попытка  перерубить  этот  бублик

привела к тому, что тот, пропуская клинок, превратился в  полумесяц.  Зато

единственный точный удар Калеки вновь вызвал сдавленный стон.  Вся  одежда

Стардаха уже была пропитана кровью.

     - Ну что, ликуешь, подлая тварь?! - прохрипел  он.  -  Видишь,  каким

ловким и сильным я тебя  сделал!  А  какова  благодарность?  Не  мельтеши.

Подойди ближе. Раньше ты не был таким трусом!

     - Берегись! - крикнул Адракс, так до сих  пор  и  не  сдвинувшийся  с

места. - Не дай ему тебя заговорить.

     С быстротой, удивительной  для  тяжелораненого,  Стардах  бросился  в

атаку. Клинок бешено метался у него в руках, сокрушая все, что  попадалось

на пути. Но Калека, мгновенно меняя облик, всякий раз оказывался вне  зоны

его досягаемости.

     - Да тут целый заговор! - Стардах остановился. -  Снюхались  за  моей

спиной. Одурачить захотели. Не иначе как  ты  здесь  главный  зачинщик?  -

Клинок застыл над головой Адракса.

     - А кто же еще? - ухмыльнулся старик. - Руби, чего ты тянешь.  Сейчас

я уверен, что буду отомщен, и поэтому умираю покойно.

     - Так тому и быть! - мерцающий  луч  опустился  на  плечо  Адракса  и

медленно-медленно двинулся через грудь к брюшине.  Смотреть  на  это  было

невыносимо.

     - Ну и каково  тебе  сейчас?  -  участливо  поинтересовался  Стардах,

словно ставил отцу примочки, а не хладнокровно резал его на части.

     - Стенаний ты от меня не дождешься, - глаза старика  закатывались,  а

изо рта при каждом слове  толчками  извергалась  кровь,  -  такой  радости

напоследок я тебе не доставлю.  Ты  переживешь  меня  ненадолго  и  умрешь

позорной, недостойной смертью. Еще живой ты обратишься  в  гной  и  навоз,

сквозь который прорастут отравленные травы. У тебя будет внук.  Именно  он

разрушит все цитадели в этой стране, и от его  клинка  погибнет  последний

максар... А теперь послушай меня, человек из неведомых краев,  -  все  его

израненное тело дернулось в сторону Артема.  -  Во  что  бы  то  ни  стало

продолжай свой путь. От этого зависит жизнь и смерть  твоих  покровителей.

Однажды ты уже почти стоял у заветных дверей. Ты найдешь их, если...

     - Да замолчишь ты когда-нибудь!  -  выкрикнул  Стардах,  и  его  рука

дернулась.

     Клинок рванулся вверх к кадыку Адракса, превратив его последние слова

в неразборчивый хрип:  "...укажет...  брат...  будьте  вы...  прокляты..."

Голова, продолжая немо разевать рот, покатилась в сторону Артема, который,

пользуясь всей  этой  заварухой,  успел  оттащить  Надежду  на  безопасное

расстояние. В воздухе, как бичи снова засвистели щупальца Калеки. Стардах,

выставив перед, собой клинок, медленно отходил назад.

     - Идите прочь! - бормотал он словно в бреду. -  Придет  время,  и  мы

сочтемся за все. За мою кровь, за кровь Агбалара, за вашу измену, за моего

будущего внука, за погибель максаров... Идите прочь, или рискните сунуться

ко мне поближе...

     - Надо бежать, пока он не опомнился, - сказала Надежда. - С клинком в

руках он по-прежнему неуязвим для нас. Пойдем!  Сейчас  я  прикажу  Калеке

отступить. Вся борьба еще впереди...

 

 

     Представление закончилось, но толпа благодарных зрителей и не  думала

расходиться  (а  тем  более  отпускать  со   сцены   уцелевших   актеров).

Наступившее затишье  вполне  могло  стать  прелюдией  нового  акта  драмы,

правда, разыгранного уже другим, расширенным составом исполнителей. Мнение

максаров - если не общее, то главенствующее - сформулировала рыжая сирена:

     -  Дедушку  прикончили.  Внучку  обидели.  Папочка,  бедный,   ранен.

Страдает. Может и его... как дедушку? Чтобы не мучился.

     - Тогда уж заодно и внучку! - взвизгнул седой нетопырь. - Всю семейку

подчистую свести! А добро их мне причитается. В возмещение ущерба.  -  Как

бы в доказательство своих слов он подергал за хвост мертвого жеребца.

     Одновременно - но, впрочем, по разному  поводу  -  возмутились  сразу

двое.

     - Чем тебе внучка помешала, кровопийца? Я ее лучше к себе в наложницы

возьму, - заявил молодой максар, хозяин ядовитых мух.

     - Почему это ты, трухлявый пень, на чужое  добро  заришься?  -  хищно

сощурилась рыжая. - Уж если оно кому и должно достаться, так только мне. Я

этой семейке хоть и дальняя родственница, но среди вас самая ближняя.

     Тут же нашлось еще немало  претендентов  и  на  внучку,  и  на  добро

Стардаха, и даже на его клинок. Карглак, пытаясь установить хоть  какой-то

порядок, едва не надорвал свою луженую глотку.

     - Да тише вы, горлопаны! - ревел он. - Послушайте меня! Не рано ли вы

взялись делить добро Стардаха? Он хоть и ранен, но на ногах стоит твердо и

клинок из рук не выпускает. Если сейчас начнется свара,  прольется  немало

нашей крови. Вот уж обрадуются жестянщики! А ведь  они  все  время  что-то

замышляют против нас. Бейте и режьте друг друга на доброе здоровье.  Никто

вам это не запрещает. Но помните, что ни один  род  не  должен  пресечься,

точно так же, как  не  должно  уменьшиться  количество  бойцов,  владеющих

клинками. Все вы слышали последние слова этого шелудивого пса Адракса.  Он

проклял нас и предсказал максарам  скорую  гибель.  Не  следует,  конечно,

придавать значение его пустопорожней болтовне, но  это  пророчество  может

сбыться,  стоит  только  нам  начать  распрю  из-за  наследства  Стардаха.

Поэтому, давайте расходиться. Хватит на этот раз. Погуляли.

     Живое  кольцо,  окружавшее  ристалище,  стало  медленно  и   неохотно

распадаться на отдельные отряды, над  каждым  из  которых,  словно  боевые

хоругви,  продолжали  мерцать  лезвия  клинков.  Большинство  из  максаров

понимало справедливость слов Карглака, но уйти просто так с этого залитого

кровью поля для них было то же самое, что пьянице покинуть пирушку в самый

разгар  веселья.  Жажда  насилия,  пробудившаяся  в  их  душах,  требовала

немедленного удовлетворения, и некоторые отряды уже пристраивались в хвост

другим,  чтобы  где-нибудь  в  пути,  выбрав  укромное  местечко,  вдоволь

насладиться музыкой боя и плясками смерти.

     Стараясь  держаться  как  можно  увереннее,  Надежда,  сопровождаемая

Артемом и Калекой, приблизилась к Карглаку.

     - Приношу благодарность за то, что ты согласился принять на  хранение

мой клинок, - сказала она ему как равная равному. - Теперь можешь  вернуть

его мне.

     - Клинок действительно сломан, - буркнул Карглак.  -  Какая  тебе  от

него польза?

     - Разве ты забыл, что это не только оружие, но и знак  принадлежности

к роду максаров?

     - Хм! - Складки и бугры на каменной роже Карглака зашевелились.  -  А

ведь ты задала мне трудную задачу. Отпустив тебя, я совершу доброе дело, а

это против моих правил. Убив тебя, я окажу услугу Стардаху, что претит мне

еще больше. Как же быть?

     - Решай сам, - спокойно ответила Надежда. - Убив меня,  ты  совершишь

мелкое зло, какое вскоре и забудется. Зато отпустив меня, ты отпустишь  на

волю ветер, который, набрав силу, вернется, чтобы обрушиться  на  цитадель

Стардаха. Разве максары  считают  зазорным  для  себя  посылать  смерть  и

разрушение на головы соседей?

     - Хитро ты говоришь, сестрица, - проскрежетал Карглак.  -  Бери  свой

клинок. Им вполне можно освежевать  барана  или  вскрыть  устрицу.  Можешь

идти. И запомни: на твою  принадлежность  к  роду  максаров  указывают  не

побрякушки, сделанные чужими руками, а славные дела. Прощай...  Хотя  нет,

вернись. Что там такое болтал Адракс, о внуке  Стардаха?  Разве  ты  ждешь

ребенка?

     - Конечно же, нет. Адракс последнее время думал только  о  возмездии.

Для него это  стало  навязчивой  идеей.  Он  взрастил  меня  для  отмщения

Стардаху, хотя, наверное, ненавидел меня ничуть не меньше, чем  его.  План

его состоял в том, чтобы после гибели Стардаха - а  я  с  ним  обязательно

расправлюсь, можешь быть уверен - гнев максаров обрушился на меня. Вот для

этого он и  объявил,  что  мой  сын  станет  врагом  собственного  народа.

Представляешь, какая заваруха начнется, стоит мне только зачать ребенка? Я

не раз говорила, что такие, как Адракс, опасны даже в могиле.

     - Трепать языком ты умеешь... - задумчиво произнес  Карглак.  -  Тебе

трудно что-нибудь возразить. А ведь слухи о грядущем  пришествии  Губителя

Максаров уже давно бродят в соседних землях... Время покажет, правильно ли

я поступил, отпустив тебя живой. А теперь ступай. Счастливого пути я  тебе

не пожелаю.

     Не выбирая дороги, они устремились прочь - лишь  бы  только  поскорее

уйти подальше от этого места, пока не очухался Стардах, пока не  передумал

Карглак, пока еще кто-нибудь из максаров не положил на них свой  завидущий

глаз. Причем спешить было нельзя, дабы не привлекать к себе нежелательного

внимания.

     По плоскогорью во все стороны тянулись возвращающиеся домой отряды, и

длинные  шлейфы  пыли  обозначали  их  путь,  а  в  неглубоких   каньонах,

оставленных некогда блуждавшими здесь водными потоками,  где  уже  рубили,

душили и рвали друг друга на части слуги наиболее  рьяных  максаров,  пыль

стояла столбом. Праздник удался на славу.

     Надежда и Артем шагали впереди.  Калека  -  уже  не  шар,  а  толстая

сосиска - полз сзади, тщательно затирая следы  своих  двуногих  спутников.

Небо  замутилось  легкой  дымкой,  а  затем  по  нему   чередой   поползли

иссиня-черные, как уголь, тучи,  уже  освободившиеся  от  дождевой  влаги.

Немного посвежело. Впрочем, как уже успел убедиться Артем,  жара  и  холод

доставляли ему сейчас гораздо  меньше  неудобств,  чем  раньше.  Калека  и

Надежда, судя по всему, были подвержены влиянию климатических условий  еще

в меньшей степени.

     Когда бранный шум позади,  наконец,  умолк,  а  с  горизонта  исчезли

столбы и шлейфы пыли, они позволили себе устроить первый привал.

     Вопрос о том, куда следует идти,  даже  не  обсуждался.  И  Артем,  и

Надежда  знали,  что  клинок  могут  починить  только  его   создатели   -

жестянщики. Зато совершенно неясным было, что это за народ  и  где  именно

находится его страна.

     - Как зовут ту  рыжую  красавицу,  которая  назвалась  вашей  дальней

родственницей? - спросил Артем.

     - Генобра. - Надежда презрительно скривилась. - Что - понравилась она

тебе?

     - Нет, совсем наоборот. Но именно  через  ее  земли  лежит  дорога  в

Страну Жестянщиков. Где-то на этой  дороге  еще  стоят  окаменевшие  слуги

Стардаха. Для нас они будут хорошим ориентиром.

     - Как бы тебе самому не  стать  таким  ориентиром.  Тварей,  подобных

Генобре, мало даже среди максаров. Ее  любимейшее  занятие  -  составление

ядов. Уж тут-то ей равных нет.

     - Ну и пусть себе составляет, - примирительно сказал Артем. - Чем  не

займешься от скуки...

     - Как ты не поймешь, она ведь не букеты  составляет,  а  яды.  Их  же

испытывать  на  ком-то  надо.  Гостей  там  встречают   с   распростертыми

объятиями.

     - Яд не клинок. Он сам тебя по голове  не  трахнет.  Ничего  не  ешь,

ничего не пей, ни к чему не прикасайся, и никакая Генобра  не  будет  тебе

страшна.

     - Не ты один такой умник. Кто такая Генобра, давно всем известно.  И,

тем не менее, она всегда действует без  промаха.  Родную  сестрицу  сумела

отравить. А та, говорят, даже одним воздухом с ней остерегалась дышать.

     - Что Ты тогда предлагаешь? Местности этой  мы  не  знаем,  карты  не

имеем, спросить дорогу не у кого. Куда же идти?

     -  Я  не  отговариваю  тебя  идти  через  земли  Генобры.  Я   только

предупреждаю, насколько это может быть опасно... Особенно для самцов.

     - Не называй меня самцом. Если ты почему-либо хочешь подчеркнуть  мой

пол, говори: мужчина.

     - Генобре безразлично, кто ты - мужчина, бык, жеребец или мрызл.

     - Не понимаю, о чем ты больше печешься - о нашей безопасности  или  о

моей невинности.

     - Потом поймешь... Пошли.

     - Ах, значит, направление тебе все же известно!

     - Думаю, что да. Я ведь еще не разучилась предчувствовать  опасность.

А наиболее опасное направление - вот это,  -  она  указала  ладонью  вслед

уходящим тучам. - Значит, там земли Генобры.  А  за  ними  граница,  возле

которой нас, возможно, будут поджидать слуги Стардаха.

     - Ты считаешь, что ему известны наши планы?

     - Тут и гадать нечего. Куда же нам еще деваться с поломанным клинком?

А кроме того, Стардах всегда может проследить путь вот  этого  колобка.  -

Надежда кивнула на Калеку, чье бесформенное тело  трепетало  и  дергалось,

словно наполненный горячим воздухом монгольфьер. - Сейчас в  его  сознании

творится такое, что ни мне, ни папочке  туда  не  проникнуть.  Это  то  же

самое, что сунуть руку в огонь. Представляешь, сколько воспоминаний  сразу

обрушилось на него, да еще каких воспоминаний! Жаль  только,  что  отзвуки

этой душевной бури разносятся чересчур далеко.

     - А успокоить его нельзя?

     - Нельзя, да в этом и нет нужды. Пусть перегорит.

     - Стардах больше не сможет подчинить его своей воле?

     - После всего, что случилось?..  Вряд  ли.  Манипуляции  на  открытом

мозге я в расчет  не  беру.  Для  этого  Калеку  надо  сначала  вернуть  в

цитадель.

 

 

     Строго соблюдая прежний  порядок  движения,  они  снова  тронулись  в

дорогу - и путеводной  нитью  теперь  им  служила  постепенно  нарастающая

степень опасности, категория для Артема  совершенно  недоступная,  но  для

Надежды такая же реальная, как свет маяка или звон колокола.

     Они избегали дорог, а тем более цитаделей, торчавших  тут  и  там  на

вершинах  самых  неприступных  скал.  Сторожевые  посты  и  пешие   дозоры

встречались  не  так  уж  редко,  но  никто   не   смел   приблизиться   к

женщине-максару, у бедра которой покачивался смертоносный клинок  (слух  о

том, что это обыкновенный кусок металла, скорее всего, еще не успел широко

распространиться).

     Владения прекрасной Генобры были уже где-то совсем рядом,  и  путники

сделали все возможное, чтобы хоть  как-то  изменить  свой  облик.  Надежда

спрятала клинок в складках  плаща  и  обмотала  голову  платком,  так  что

осталась только узкая щелка для глаз. Артем вывернул  наизнанку  одежду  и

натер лицо жирной черной грязью. Калека оттянулся  несколько  назад,  дабы

чей-нибудь  случайный  взгляд  не  мог  связать  его  с  шагающей  впереди

парочкой.

     В широкой, неизвестного происхождения котловине, путники нос  к  носу

столкнулись с двумя здоровенными  тварями,  облик  которых  для  краткости

можно  было  охарактеризовать  так:  боевые   рогатые   жабы   (квадратные

сплюснутые туловища, головы без всякого намека на шею,  выпуклые  глаза  с

узкими горизонтальными зрачками,  могучие,  идеально  приспособленные  для

прыжков задние лапы, огромные  рты,  способные  целиком  заглотнуть  овцу,

пепельно-серая  с  бурыми  разводами  камуфляжная  окраска;  кожа,  сплошь

покрытая бородавками: само собой -  рога,  не  менее  опасные,  чем  клыки

безвременно почившего Агбалара).

     Жабы, воровато  озираясь,  доедали  кого-то  чрезвычайно  длинного  и

костлявого. Появление незванных гостей, вполне возможно претендовавших  на

часть их добычи, поначалу неприятно  удивило  рогатых  уродов.  Однако  их

настроение быстро изменилось - пара хрупких  на  вид  двуногих  существ  и

медленно катящийся вслед за ними  объемистый  мешок  выглядели  достаточно

безобидно и, вполне возможно, могли представлять гастрономический интерес.

Пока  одна  из  жаб,  угрожающе  шипя,  трясла  рогами,  другая,  совершив

молниеносный прыжок, очутилась в  тылу  у  путников.  Наружу  показался  и

заерзал туда-сюда длинный тонкий язык. Сие, очевидно, означало: "Сейчас мы

вас будем кушать".

     Дальнейшая  судьба  смелых  жаб  сложилась  по-разному.  Любительница

попрыгать, обласканная щупальцами Калеки, умерла быстро и,  скорее  всего,

легко, хотя с чисто лягушечьим энтузиазмом еще продолжала  какое-то  время

дрыгать лапами. Ее напарница, проявив  завидную  сообразительность,  резво

бросилась наутек, при каждом прыжке взлетая на три-четыре  метра.  Камень,

брошенный ей вслед Артемом, срикошетил об основание рогов.

     Все это выглядело бы достаточно комично, если бы только не дальнейшее

странное поведение Калеки. Взгромоздившись на поверженную жабу, он  блином

распластался на ней, давя и переламывая все еще трепещущее тело.

     - Отвернись, - сказала Надежда Артему. - Не стоит смотреть на это.  У

Калеки нет рта, и  ему  приходится  питаться  прямо  через  кожу.  Зрелище

неприятное, но он в этом не виноват. Таким его сделал Стардах.

     Не прошло и получаса, как от жабьей туши  остались  только  рога,  да

измочаленная шкура. Затем Калека,  снова  обратившийся  в  шар,  заполз  в

какую-то колдобину, полную мутной, стоячей воды - не то утолял  жажду,  не

то умывался. Надежда ногой перевернула  шкуру  и  указала  Артему  на  уже

заросшее черными  бородавками  клеймо  -  двуглавая  змея,  заключенная  в

шестиугольник.

     - Это знак Генобры, - сказала она. - Значит, мы уже достигли владений

моей пятиюродной сестрички, или чем там она еще мне приходится.

     - Если она так же труслива, как и ее слуги... - начал было Артем,  но

Надежда прервала его.

     - Слуги ее не трусливы.  Слуги  ее  исполнительны.  Ты  и  до  тысячи

досчитать не успеешь, как она узнает о нашем появлении.

     Светлая короткая ночь пронеслась так же стремительно и бесследно, как

до этого - кавалькада облаков.

     Сияние неба слегка угасло, нежные сумерки затушевали горизонт, ветер,

еще недавно гонявший горячую пыль, утих -  но  длилось  это  так  недолго!

Сейчас беглецам нужна была совсем другая ночь, долгая и темная.

     Они шли без остановки до тех пор, пока не наткнулись на уже  знакомую

им жабу (о том, что это  именно  та,  свидетельствовала  глубокая  ссадина

между рогами). Она издыхала, вся покрытая  клочьями  пены,  как  загнанный

конь. След, уходивший от этого места  вдаль,  свидетельствовал,  что  жаба

успела передать свое сообщение дальше по эстафете.

     - Теперь уже бессмысленно таиться. Пойдем лучше по дороге. -  Надежда

указала  на  пересекавшую  равнину  полосу  спекшейся  грязи,  вплоть   до

очередного дождя запечатлевшую оттиски ног, лап и  копыт  самой  различной

конфигурации.

     Спустя некоторое время они достигли  ориентира,  о  котором  упоминал

Артем. Шесть фигур, уже не поймешь чьих - людей  или  мрызлов  -  цепочкой

стояли вдоль обочины дороги. Мягкие ткани их тел по большей части истлели,

а все остальное представляло собой костяк, сплошь опутанный  замысловатыми

кружевами вен, артерий и капилляров, обратившихся в прочную, хотя и ломкую

проволоку.  В  глубине  этой   густо   переплетенной   сети   проглядывали

кроветворные органы. Было видно, что смерть наступила мгновенно - один  из

несчастных только еще начал шаг, другой не закончил его, третий  поднес  к

лицу  руку  (уже  беспалую),  четвертый  обернулся   назад.   Вертикальное

положение все шестеро сохранили только благодаря тому, что их ступни  были

прибиты к земле обломками копий, на древках которых еще виднелись  эмблемы

Стардаха.

     - Негоже им стоять здесь у всех на виду, - сказал Артем. - Одолжи мне

на время твой клинок.

     Он в пыль размолотил стоявшие торчком трупы  и  пустил  эту  пыль  по

ветру.

 

 

     - Ну, кажется, начинается,  -  сказала  Надежда.  -  Приготовьтесь  к

неприятностям.

     Впереди на дороге что-то стояло. Скоро стало ясно,  что  это  изящные

закрытые носилки, выполненные в виде дракона, широко разинувшего  пасть  и

грациозно  изогнувшего  хвост.  Узкая  ладонь  приподняла   занавеску,   и

навстречу  путникам  блеснула  обворожительнейшая  из  улыбок,  когда-либо

виденных Артемом.

     - Привет, сестричка, тебе и твоим приятелям, - проворковала  Генобра.

- А я уже давно вас поджидаю. Не желая понапрасну  тревожить  ваши  нежные

души, я отослала  прочь  всех  своих  слуг.  Даже  мой  клинок  остался  в

цитадели.

     Толкнув резную дверцу, Генобра выпорхнула на дорогу. Одета  она  была

как для бала фей, и клинка при ней действительно не было.

     - Оставайся на месте, - шепнула Надежда Артему. - Ближе не подходи. Я

чую опасность...

     -  Что  ты  там  такое  сказала,   сестричка?   -   Генобра   умильно

прижмурилась. - Может, тебя не устраивает столь скромная  встреча?  Так  в

чем же тогда дело? Приглашаю вас всех к себе домой. Пиршественный стол уже

накрыт, а пол в трапезной усыпан лепестками цветов.

     - А чем усыпана грязь на этой дороге? -  Голос  Надежды  зазвенел.  -

Интересно, какую гнусность ты замышляешь на сей раз?

     Тут только Артем заметил, что почва на многие десятки  метров  вокруг

действительно покрыта тонким Слоем мельчайшей кремовой  пыли,  на  которой

четко отпечатались следы их обуви  и  широкая  полоса,  оставленная  телом

Калеки.

     - Что за тон, сестричка! - Генобра, подобрав юбки, отступила назад. -

Кто же так разговаривает с родственниками? Никто еще не посмел  пренебречь

моим гостеприимством!

     - Бежим! - Надежда схватила Артема за руку.  -  Калека,  придержи  ее

немного!

     Однако сплошь перепачканное коричневой пылью тело Калеки лишь  слегка

шевельнулось и обмякло безобразным комком. Генобра  звонко  расхохоталась,

заслонила  лицо  платком  и,  скрывшись  в  носилках,  задернула   плотную

занавеску. Тут же вызолоченная пасть дракона мощно  вздохнула,  как  будто

где-то  в  ее  глубине  скрывались  кузнечные  меха.  Стремительный  вихрь

взметнул  пыль,  от  которой  заслезились  глаза,  запершило  в  горле   и

защекотало в носу. Не сговариваясь, Артем и Надежда шагнули друг навстречу

другу и крепко обнялись.  Затем  ноги  обоих  подкосились,  они  упали  на

колени, но Артем все же нашел в себе силы встать. Стараясь не  дышать,  он

потащил беспомощное тело Надежды прочь из  четко  очерченного,  дымящегося

кремовой пылью круга. Шагах в пяти от дороги,  уже  на  чистом  песке,  он

выронил свою ношу и рухнул сам, успев увидеть, как к ним, обгоняя  рогатых

жаб, мчатся мрызлы и еще какие-то многорукие приземистые твари.

 

 

     Очнувшись, Артем сначала удивился тому,  что  вообще  очнулся,  а  уж

затем тому, что очнулся он не в темнице, не в застенке, не  на  качающейся

раме, а за пиршественным столом, в просторном двусветном  зале,  мозаичный

пол  которого  действительно  был   усыпан   лепестками   цветов,   весьма

напоминавших хризантемы.

     Едва только Артем  открыл  глаза  и  громко  чихнул,  как  ему  сразу

перестали тереть виски и убрали из-под носа флакон с каким-то омерзительно

пахнущим веществом.

     Стол, за которым свободно могла разместиться команда военного корабля

среднего класса, был накрыт всего на три персоны. Напротив  Артема  сидела

насупившаяся  Надежда,  а  во  главе  стола  располагалась   Генобра.   На

драгоценных  блюдах  были  разложены   разнообразные   моллюски,   зелень,

фаршированные птичьи тушки, рыба разных пород, мелкие пестрые  яйца,  горы

фруктов и всяких  других  яств,  на  вид  весьма  аппетитных.  Исключение,

пожалуй,  составляла  только  ваза,  полная  жирных  живых   гусениц,   да

нарубленная кусками змея, плавающая  в  собственной  крови.  Вина  имелись

розовые, белые, темно-фиолетовые и янтарные. Вилки и ложки  отсутствовали,

зато ножи самых замысловатых фирм  были  представлены  в  изобилии.  Самым

большим из них можно было бы насквозь проткнуть Генобру (если бы, конечно,

этому не препятствовало ее неуязвимое естество максара).

     - Вот так бывает, когда дорогие гости чересчур важничают, -  печально

вздохнула хозяйка. - Если я зову к себе, соглашаться надо сразу.  Я  сумею

усадить за стол любого, кто мне приглянулся,  даже  если  ради  этого  его

придется лишить головы.

     - Боюсь, что гость, лишенный  головы,  будет  вести  себя  за  столом

чересчур сдержанно, - осторожно возразил Артем. - Я уже не говорю  о  том,

что он не сможет по достоинству оценить столь великолепные вина и яства.

     - Это, скорее, его проблемы, чем мои, - Генобра в упор уставилась  на

Артема. - Для слуги ты ведешь себя довольно дерзко. Но гостям я  прощаю  и

не такое.

     - Что тебе от нас надо? -  Надежда  даже  не  старалась  скрыть  свою

неприязнь к хозяйке.

     - Вот это уже другой разговор! - Генобра валила себе бокал рубинового

вина и сделала добрый глоток. - Единственное, что я хочу от вас,  так  это

чтобы вы пили, ели и веселились. Все, что на  столе  -  ваше.  Если  этого

мало, подадут  еще.  Если  блюда  вам  не  нравятся,  их  заменят.  Можете

заказывать, что угодно.  Хотите,  я  зажарю  для  вас  своего  дворецкого.

Хотите, пошлю за вином в другую страну.

     - Пей и ешь это сама! - Надежда отодвинула от себя  пустое  блюдо.  -

Совсем недавно я имела удовольствие лицезреть  тех,  кто  рискнул  принять

твое гостеприимство. Отведав с этого  стола,  они  сами  стали  пищей  для

червей. Предпочитаю умереть от клинка, чем от яда.

     - Слуги и приближенные Стардаха - мои враги. Его враги - мои  дорогие

гости. Это во-первых. Во-вторых, пока вы оба валялись без чувств, я  могла

сотворить с вами  все,  что  угодно.  Сжечь,  утопить,  скормить  собакам,

напичкать самыми коварными ядами. Неужели ты  думаешь,  что  этот  стол  я

использую вместо эшафота?

     - Кто поверит максару, тот может считать себя  мертвым...  Это  не  я

придумала, - холодно заметила Надежда.

     - Разве ты сама не максар? - Генобра выплеснула остатки вина на пол и

налила себе другого, черного, как деготь.

     - Кстати, где мой клинок? -  Надежда  пропустила  ее  замечание  мимо

ушей.

     - Там, где ему и полагается быть. В твоей опочивальне.

     - С нами был третий... Где он?

     -  Его  поместили  в  покои  для  слуг,  -   едва   заметная   фальшь

проскользнула в словах Генобры. - Там же он и питается. За этим столом ему

было бы не совсем удобно.

     - И все же кто мы, гости или пленники?

     - Конечно - гости. Сколько раз можно говорить об этом?

     - Но гость в любой момент волен покинуть приютивший его дом.

     - Неблагодарный гость - да.

     - Можешь тогда считать  нас  неблагодарными  гостями.  Мы  немедленно

уходим.

     - А ты не передумаешь, сестричка? - Генобра встала.

     - Никогда! - Надежда последовала ее примеру.

     - Тогда подойди к окну. - Генобра пересекла  трапезную  и  распахнула

створки узкой стрельчатой бойницы. -  Смотри  туда!  Видишь,  сколько  их?

Узнаешь вон того  всадника?  Они  явились  за  тобой.  Если  эта  компания

устраивает тебя больше, можешь уходить. Если нет, оставайся. Я вас в обиду

не дам. В чистом поле моим воинам не устоять  против  этой  банды.  Но  на

штурм они, думаю, не решатся. Нам остается только ждать. Или  им  это  все

надоест, или ко мне подойдет подмога.

     То, что увидела Надежда,  осталось  для  Артема  тайной,  потому  что

створки бойницы тут же захлопнулись. Женщины вернулись к столу. Надежда  с

окаменевшим лицом налила полный кубок вина, и, вместе  с  блюдом  копченой

черепашьей вырезки, пододвинула к Артему.

     - Пей и веселись, - сказала она. - Дорога к границе отрезана.

     - А ты? - Артем все еще не решался приступить к еде.

     - Максар не ест в чужом доме.

 

 

     После  трапезы,  в  ходе  которой  дальние  родственники  если  и  не

подружились (такое скорее было бы возможно между скорпионом и тарантулом),

то хотя бы пообещали не строить друг другу  в  ближайшем  будущем  каверз,

Артема и Надежду  разлучили.  Впрочем,  сделано  это  было  очень  мило  и

ненавязчиво - в крыле, где  разместилась  Надежда,  не  нашлось  свободных

комнат, а  крыло,  где  они  нашлись,  оказалось  совсем  в  другом  конце

цитадели.

     Расставаясь, Генобра посоветовала им почаще навещать друг друга, да и

о хозяйке не забывать. Каково здесь было ходить по гостям, Артем  понял  в

самое ближайшем времени.  Выйдя  из  отведенных  ему  покоев  (даже  не  с

визитом, а просто ноги размять), он заблудился быстро  и  безнадежно.  Все

жилища  максаров  в  плане  представляли  собой  лабиринт,  однако   здесь

неведомые строители достигли совершенства.  Ни  один  из  избитых  проемов

вроде поворотов только в одну сторону и меток,  оставляемых  через  каждые

пять-десять шагов, в доме Генобры не сработал бы. Каменные своды как будто

бы жили сами по себе. Там, где совсем недавно  была  стена,  обнаруживался

проход, на месте поворота почему-то появлялась развилка.  Артему  пришлось

немало  поплутать,  прежде  чем  кто-то  из  прислужников  Генобры  (якобы

случайно  оказавшийся  поблизости)  без  всяких  расспросов  отвел  его  в

спальню, ничем не напоминавшую его прежнее  жилище  в  цитадели  Стардаха.

Если там все насквозь пропахло тюрьмой, казармой и мертвецкой,  то  жилище

Генобры благоухало приторными ароматами борделя. Впервые за  долгое  время

Артему довелось почивать на пышной перине,  накрывшись  атласным  одеялом.

Слуга, типичный  дамский  угодник,  с  рожей  развратного  херувима,  весь

разряженный и надушенный, принес кувшин вина и вазу с фруктами.

     С сожалением вздохнув, Артем выплеснул  вино  в  бойницу,  выходившую

прямо на глухую стену, а к фруктам даже не притронулся.  Ничего,  хотя  бы

отдаленно похожего на оружие, в  комнате  не  нашлось,  однако  Артем  мог

полагаться на силу своих обновленных мускулов. По крайней мере,  мозгляка,

доставившего вино, он  размазал  бы  по  стенке  одной  рукой.  Оставалось

терпеливо дожидаться дальнейшего развития событий. В  том,  что  выспаться

ему не удастся, Артем был почти уверен.

     "Почему Генобра держит нас здесь? - думал он, лежа во всей одежде  на

роскошной  постели.  -  А  что  делает  сейчас  Надежда?  Цел  ли  Калека?

Рассказывая о нем, наша хозяйка откровенно слукавила. Как  же,  станет  он

жить в покоях для слуг! Да еще питаться вместе с ними! Слугами,  возможно,

он и стал бы питаться, в это я еще могу поверить, но вот все  остальное...

Будь Калека жив-здоров и на свободе, он давно  бы  разнес  этот  гадюшник.

Печально, если рыжая  стерва  извела  его.  Кто  тогда  следующий?  Я  или

Надежда? И вообще, какие у Генобры планы на нас? В то, что  эта  лицемерка

желает нам добра, поверить так  же  трудно,  как  и  в  душевную  чуткость

гадюки. Каждый из максаров плетет свои интриги,  каждый  разыгрывает  свою

собственную игру, постоянно  меняя  союзников,  стравливая  врагов,  топча

неудачников,  приближая  к  себе  сильных  и  изворотливых.  С  кем  хочет

расправиться нашими руками Генобра?  Со  Стардахом?  С  Карглаком?  Еще  с

кем-нибудь? Неужели она не видит, какое жалкое оружие легло в  ее  ладонь?

Или для нее все средства хороши? Ну ладно, поживем - увидим,  как  сказала

бабочка-однодневка, вылупившись из личинки".

     Несмотря на все предосторожности, Артем не только прозевал  появление

Генобры, но даже не заметил, каким путем она проникла в комнату.  (Тяжелое

кресло, приставленное к входным дверям, осталось на месте.)  Единственное,

что он успел сделать, это притвориться спящим.

     Генобра остановилась у изголовья кровати, вперив в  Артема  огромные,

поблескивающие как антрацит (тот самый антрацит, который  черти  шуруют  в

адских топках) дикие глаза максара. Одета она  на  этот  раз  была  весьма

странно  -  в  небрежно  запахнутый,  насквозь  просвечивающий  пеньюар  и

тяжелые, давно не чищенные  сапоги  со  шпорами.  Пахло  от  нее,  как  от

солдата, - лошадиным  потом,  плохо  выделанной  кожей,  дымом  и  недавно

выпитым вином. (Но, впрочем, запах этот - терпкий и свежий -  нельзя  было

назвать неприятным.)

     "Королева  амазонок,  -  подумал   Артем,   глядя   на   нее   сквозь

полуприкрытые веки. - Только хлыста в руках не хватает".

     Генобра наконец что-то  неопределенно  хмыкнула  и  переместила  свой

испепеляющий взор с  Артема  на  пустой  кувшин.  Смахнув  его  на  пол  и

беспощадно растоптав, она обошла комнату, заглядывая во все углы, а  затем

плашмя рухнула на постель.

     - Ну хватит, не притворяйся! Я же вижу, что ты не спишь,  -  язык  ее

мило заплетался.

     Артему не оставалось ничего другого, как изобразить сонное удивление.

     - Прошу прощения... Никак не ожидал... - забормотал  он.  -  Если  бы

меня предупредили заранее...

     - Перестань болтать!  -  Генобра  задрала  правую  ногу  и  подтянула

голенище  сапога,  отчего  ее  воздушный  наряд  окончательно   пришел   в

беспорядок. - Куда ты дел то, что было налито в кувшин?

     - Выпил, - сообщил Артем.

     - Врешь! Там было любовное зелье. Если бы ты его выпил, то не  клевал

бы сейчас носом, а ревел, как бык перед случкой, - хохотнула она.

     - Ну уж не знаю... Может, доза оказалась чересчур  велика,  или  я  к

этому зелью вообще не восприимчив.

     - Опять ты врешь! К нему даже мухи восприимчивы. Ну признайся, -  она

перевернулась на бок и пододвинулась поближе, - боишься меня?

     - Боюсь, - признался Артем.

     - А ме-ня бояться не  на-а-до,  -  промурлыкала  Генобра,  грозя  ему

пальчиком. - Меня лю-би-и-и-ить надо.

     - Мы тебя любим, - Артем  осторожно  отодвинулся.  -  Мы  тебе  очень

благодарны.

     - Не верю! Докажи! - Шпора с треском вонзилась в спинку кровати.

     - Клянусь тебе. Давай позовем твою сестрицу. Она тоже это подтвердит.

     - Позвать  ее...  -  Генобра  задумалась.  -  А  что,  это  было   бы

пикантно... Впрочем, нет... В другой раз. Нынче  нам  эта  рыбина  сушеная

только помешает.

     Тут уже Артем не нашелся,  что  ответить.  Отодвигаться  дальше  было

некуда, он и  так  уже  наполовину  свешивался  с  кровати;  да  и  изящно

закинутая на него ножка в грязном ботфорте не позволила бы это сделать.

     - Ты какой-то странный, - Генобра ухватила Артема за подбородок. - На

максара совсем не похож, но душа твоя для меня  потемки.  Таких  мужчин  у

меня еще не было...

     "И не будет", - подумал Артем, впрочем, без особой уверенности.

     Предсказать поступки Генобры было  совершенно  невозможно,  но  Артем

догадывался, что она, как истый максар, добиваясь своего,  не  остановится

ни перед чем. Вопрос только - чего именно она добивается? Ладно  бы,  если

только удовлетворения  свой  похоти.  Вся  эта  пьяная  блудливость  может

оказаться только хитрой игрой.

     Прикидываться дурачком и дальше уже  не  имело  смысла.  Он  погладил

Генобру по жестким, немного влажным волосам (лицо ее при  этом  изобразило

высшую степень блаженства) и ласково сказал:

     - Ты очень мне нравишься. Но я уже дал клятву верности твоей сестре.

     - Кому? - Генобра, едва не проломив  постель,  вскочила  на  ноги.  -

Кому?  Ирдане?  Этой  холодной  жабе?  -  Явно  паясничая,  она  состроила

оскорбленную гримасу.

     - Как ты ее назвала? Повтори! - переспросил Артем.

     - Да ты даже имени ее не знаешь! При рождении твою  подружку  нарекли

Ирданой, что означает - Злополучная. На свет она появилась  раньше  срока,

за мгновение до того, как ее мать испустила дух, пронзенная клинком  моего

старшего брата. В раннем детстве, играя с угольками костра, Ирдана спалила

походный шатер своей опекунши  Дроксиды.  Вместе  с  хозяйкой  и  челядью,

конечно. Все, кто с ней имел дело потом, погибли  самой  нелепой  смертью.

Адракс, выкрав Ирдану, поступил в высшей степени опрометчиво. Именно с тех

пор удача оставила его. Она погубит любого, кого коснется рукой,  дыханием

или даже взглядом. Вполне возможно, что она погубит всех максаров!  Теперь

ты хоть понимаешь, с кем связался?

     Эффект ее слов был равносилен внезапному удару  под  ложечку.  Защита

Артема была пробита, и совсем не тем способом, который  он  ожидал.  Этого

секундного замешательства вполне хватило Генобре, чтобы оседлать его.  Она

действовала  быстро,  беспощадно  и  уверенно,  словно  опытный   всадник,

укрощающий необъезженного жеребца. Ее руки и  ноги  были  как  из  железа,

острые  шпоры  пресекали  любую  попытку  сопротивления,  а   губы   несли

дурманящий яд. Генобра хлестала его по  голове  и  сжимала  шенкелями,  то

посылая в галоп, то заставляя  перейти  на  шаг,  то  давая  минуту-другую

отдыха. Она лучше Артема знала, что ему нужно, и лучше его делала то,  что

должен был делать он. И вот наступил момент,  когда  все  у  них:  и  темп

скачки, и стук запаленных сердец, и лихорадочный  ритм  дыхания,  и  накал

страстей, и цель устремлений - совпали. Раб стал  властелином,  всадник  -

скакуном, страждущий - алкающим. Теперь  уже  сама  Генобра  извивалась  и

брыкалась, как дикая кобылица, теперь уже он давил и мял  ее  шелковистое,

бисером испарины сверкающее  тело.  Артем  чувствовал,  как  острые  ногти

раздирают кожу на его плечах, и сам вцепился зубами в ее упругую, душистую

плоть. Ничего человеческого  не  осталось  в  нем,  и  то,  чего  оба  они

добивались, тоже оказалось нечеловечески восхитительным. Такой экстаз  мог

испытывать разве что маньяк, живьем пожирающий свою жертву, или  наркоман,

испепеляемый смертной дозой морфия. Воя, хрюкая и пуская  от  удовольствия

слюни, он умер,  но  уже  через  пару  мгновений  возвратился  к  жизни  -

обессиленный, разбитый, сотрясаемый отвращением и стыдом.

     А Генобра еще долго одаривала его своими бешеными ласками, и это было

не менее мучительно, чем пытка на качающейся раме.

     Если Артем и мог сейчас себя  с  кем-нибудь  сравнить,  то  только  с

валявшимся на полу кувшином - раздавлен, опустошен (причем  раздавлен  без

всякой вины, а опустошен без всякой пользы). Убийственное наваждение давно

схлынуло, оставив боль, слабость и тошноту.

     Генобра  сидела  на  краю  развороченной  постели  и,  ровняя  шпору,

сосредоточенно стучала ею об пол.  От  ее  неглиже  остались  одни  клочья

(впрочем, как и от одежды Артема),  но,  видимо,  перспектива  прогуляться

голышом через всю цитадель ничуть не беспокоила огневолосую красавицу.

     Все формы и линии ее тела были утрированы, доведены до  совершенства,

превратившегося в абсурд - уж если талия, то  такая,  что  ладонями  можно

обхватить, уж если груди, то  каждой  можно  медведя  выкормить,  уж  если

бедра, то соблазнительные и пышные, как кремовый торт.

     Совершенно непроизвольно в памяти Артема всплыла  слышанная  когда-то

фраза: "Лучшие женщины и лошади - рыжие".

     - Ну что, дружок? - Генобра осталась довольна состоянием  своих  шпор

и, притоптывая, прошлась по комнате. - Вижу,  что  сейчас  от  тебя  толку

мало. Так уж и быть, отдохни. Одно горе с вами, мужчинами.

     Артему осталось только согласно кивнуть: ты права, дескать. Одно горе

с нами. Зато  с  вами  радость.  Глаза  бы  мои  тебя  больше  не  видели,

потаскуха!

     - А теперь поболтаем! - Она с разбегу бросилась на перину, как пловцы

бросаются с бортика в бассейн.

     Тут же дверь, сбив кресло, распахнулась. Слуга, но уже  не  тот,  что

накануне, а другой - чернявый атлет с  кукольным  личиком,  внес  накрытый

салфеткой поднос. Низко поклонившись, он подал его своей голой хозяйке.  К

разочарованию  порядочно  оголодавшего  Артема,  под  салфеткой   оказался

один-единственный флакон из мутного зеленоватого стекла.

     - Угадай, что это такое? - Генобра встряхнула флакон прямо перед  его

носом.

     - Яд, наверное, - наобум брякнул Артем.

     - Ну ты молодец! - Генобра закатила глаза. - Сразу догадался.  А  для

кого он предназначен?

     - Для меня, - не очень уверенно предположил Артем.

     - Еще чего! - Генобра фыркнула. - Тебя  отравить  проще,  чем  комара

прихлопнуть. Думай лучше.

     - Сдаюсь. Ни за что не угадаю.

     - Хорошо. Я тебе помогу. Этот яд предназначен для максара.

     - Но ведь максар никогда не притронется к  чужой  еде  или  питью.  А

кроме того, я слышал, они невосприимчивы почти ко всем ядам.

     - Вот именно -  почти!  Мне  известно  множество  ядов.  Одни  лишают

зрения, сводят с ума, ввергают в сон или  беспамятство,  как  это  было  с

вами. Другие останавливают сердце, прекращают дыхание,  вызывают  паралич,

сгущают кровь, разжижают мозг, разъедают печень и почки. Почти  у  каждого

яда имеется противоядие, но невозможно иметь при себе противоядия от  всех

существующих ядов. Тут отравленного может спасти  только  его  собственный

организм. В крови каждого существа  таятся  могучие  силы,  убивающие  все

чужое: яды, паразитов, недоступную глазу живую пыль,  порождающую  недуги.

Каждое мгновение внутри тебя идет невидимая  схватка,  ристалищем  которой

служат все закоулки тела. Гной,  текущий  из  раны,  -  это  трупы  мириад

крошечных воинов. Обычно эти силы неподвластны сознанию. Но  только  не  у

максаров. Мы давно научились управлять ими. Можем совершенно успокоить,  а

можем разжечь до невероятных размеров. В  последнем  случае  любой,  самый

сильный яд обращается в ничто, в тухлую водичку, в порошок для присыпок. Я

долго билась, пока не придумала нечто такое, что позволит погубить  любого

из максаров. Мое зелье как раз и действует на эту защитную силу,  таящуюся

в крови, печени и селезенке. Одной ее крошки достаточно, чтобы  превратить

ее в секиру. То, что раньше спасало жизнь, примется рьяно  ее  уничтожать.

Чуждым станет все, что раньше было  родным.  Тело  начнет  пожирать  самое

себя. Если б ты только видел, во что превращаются те, кто отведал этот яд!

- Генобра гладила флакон, словно это было не холодное  стекло,  а  любимая

собачонка.

     "Дожил, - думал Артем. - Слушаю лекции по иммунологии и  практической

токсикологии, лежа в кровати блудницы".

     - А для чего все это нужно знать мне? - спросил он.

     - Я собираюсь подарить флакон с ядом тебе. Храни его  у  себя,  но  в

нужный момент передай Ирдане. Кстати, если желаешь, можешь рассказать ей о

том, что здесь произошло.  Этим  ядом  она  может  воспользоваться  против

Стардаха. Достаточно, если несколько крупиц попадут ему в  ноздри  или  на

губы.

     - Ты уверена, что отец и дочка еще встретятся?

     - Стардах сделает все,  чтобы  отыскать  ее.  Без  клинка  и  сильных

союзников она долго не продержится. И дело  даже  не  в  том,  что  папаша

одержим жаждой мести. Ему нужен материал для  создания  чудовища,  равного

которому еще не знал мир. А для этого, якобы, годится только мозг максара.

Догадываешься, чей мозг? Кто сейчас самый беззащитный среди максаров?

     - Почему же Стардах не воспользовался Ирданой раньше, когда она  была

полностью в его власти?

     - Это только таким, как ты, можно в любой момент  воспользоваться,  -

ухмыльнулась Генобра. - А максара не переделаешь, если на то не будет  его

собственного согласия.

     - Уверен, что Ирдана никогда не согласится на такое.

     - А я уверена, что согласится. Если придется выбирать между жизнью  и

смертью. Дура она, что ли! Да  только  сейчас  разговор  не  об  этом.  Ты

сомневаешься, что отец и дочь когда-нибудь встретятся. Но я  уверена,  что

это произойдет уже в самое ближайшее время. Стардах  найдет  ее  даже  под

землей. И вот тут-то, когда они окажутся лицом к лицу, она вспомнит о моем

подарке. Пусть действует смело, хитро и решительно. При  этом  условии  их

шансы сравняются. Яд может победить клинок.

     - Почему ты сама не дашь ей этот флакон?

     - От меня твоя гордячка ничего не примет.  Слишком  много  всего  нас

разделяет... И запомни... Во флаконе две таблетки. - В  черной  круглой  -

яд. В белой квадратной - противоядие. Отличить их друг от друга можно и  в

темноте. Перед применением таблетку нужно раскусить.

     - А для чего противоядие?

     - Если заранее принять его, можно спокойно выпить  вместе  с  жертвой

отравленное вино... и не забывай, черное - смерть, белое - жизнь.

     - Значит, если твой план удастся, Ирдана останется обязанной тебе?

     - Об этом еще рано говорить, дружок,  -  Генобра  зевнула  и  встала,

словно сразу потеряв интерес  к  разговору.  -  Отдыхай.  Скоро  увидимся.

Надеюсь, в следующий раз ты используешь любовное зелье по назначению.

     "Надо бежать, - думал Артем, машинально встряхивая  флакон.  -  Найти

Надежду, прихватить Калеку, если тот еще жив,  -  и  прочь  отсюда!  Лучше

сразиться в открытом поле со Стардахом, чем валяться в надушенной  постели

этой ведьмы, бот только сначала приличную одежду не мешало бы раздобыть".

     Мучаясь бездельем и неопределенностью, он долго слонялся  из  угла  в

угол комнаты, пока не дождался появления слуги  с  подносом,  заставленным

всякими яствами. Выглядели они весьма привлекательно, но  Артем  решил  не

рисковать. Еще покормят каким-нибудь приворотным  зельем,  после  которого

все на свете забудешь.

     Аккуратно отставив поднос в сторону (уж очень не хотелось зря  одежду

пачкать) он несколько раз трахнул слугу головой  об  стену  -  первый  раз

тихонько, проверяя крепость черепных костей, а  потом  посильнее,  пока  у

того глаза не закатились. Украшенная галунами и  бантами  ливрея  пришлась

Артему почти впору, а в сумке на поясе нашлось место для флакона.

     Пытать удачу в коварном лабиринте он не собирался. Из разодранных  на

полосы простыней  получилась  довольно  прочная  веревка,  по  котором  он

благополучно спустился на каменные плиты узкого  дворика,  с  двух  сторон

ограниченного неприступными стенами. Помня, что  таящийся  от  чужих  глаз

всегда вызывает большее подозрение, чем  тот,  кто  прет  напролом,  Артем

поглубже надвинул на глаза лакейский берет с  плюмажем  и  двинулся  в  ту

сторону, откуда доносилось цоканье лошадиных подков и звон амуниции.

     Внутрь  цитадели  втягивался  через  узкие  ворота  отряд  всадников,

покрытых пылью и кровью. Кони  их  были  взмылены,  а  доспехи  изрублены.

Артему сразу бросилось в глаза,  насколько  эти  изнеженные,  привыкшие  к

мягким постелям и изысканной пище воины не похожи на  мрачных,  утративших

человеческий облик головорезов Стардаха. По эмблемам  на  щитах  и  пучках

пестрых перьев на пиках можно было  догадаться,  что  это  личная  гвардия

Генобры (или, возможно, ее мужской гарем).

     Стараясь держаться в тени, Артем обошел двор цитадели,  где  фонтанов

было больше, чем метательных машин, а уединенные беседки встречались чаще,

чем  капониры.  Заглянув  в  ближайшую  из  бойниц,   он   убедился,   что

пространство перед рвом густо засыпано уже хорошо  знакомым  ему  кремовым

порошком, а в самом рву, заполненном чем-то черным и маслянистым,  плавают

сотни дохлых птиц. Благоухание от  расставленных  повсюду  курительниц  не

могло перебить  запах  креозота,  смешанный  со  зловонием  развороченного

могильника. Уйти отсюда можно было только через одни-единственные  ворота,

по шаткому подвесному мосту.

     Затем внимание  Артема  привлекла  толпа  воинов,  собравшихся  возле

низкого парапета, ограждавшего  один  из  колодцев.  Громко  бранясь,  они

швыряли вниз камни, которые почти  тотчас  вылетали  обратно.  Кто-то  уже

успел получить по лбу, кто-то потирал зашибленное плечо. Как бы  невзначай

смешавшись  с  потными,  разгоряченными  вояками,  он  заглянул  в  темную

горловину колодца. На его сухом дне лежал, свернувшись в шар, Калека.  Ему

уже надоело швырять камни обратно, но  временами,  когда  особо  увесистый

булыжник  звучно  шлепал  по  его   упругой   коже,   он   превращался   в

один-единственный длиннющий щупалец, стрелой  взлетающий  вверх.  До  края

колодца  ему  не  хватало  всего  каких-нибудь  двух-трех  метров,  о  чем

свидетельствовали многочисленные свежие царапины на замшелом камне.

     "Если я что-нибудь понимаю в характере Калеки, ярость  его  дошла  до

крайней степени", - подумал Артем.

     Между тем на Артема стали уже подозрительно  коситься.  Кто-то  грубо

толкнул его в бок, кто-то уже тянулся к берету. Следовало  торопиться,  и,

обхватив за плечи двух ближайших воинов, Артем  опрокинул  их  в  колодец.

Присутствующие  были  настолько  ошеломлены  подобной  наглостью,  что  их

секундная заминка позволила Артему еще раз повторить свой  маневр.  В  чем

другом, но в таких делах Калека всегда был достаточно сообразительным.  Он

не стал рвать дико верещавших воинов на части, а, мигом подтоптав  их  под

себя,  уменьшил  глубину  колодца  сразу  на  метр.  Артему  тем  временем

приходилось туго. Его молотили сразу с десяток кулаков и уже несколько раз

сумели достать ножом. Лишь давка пока не позволяла врагам  пустить  в  ход

более серьезное оружие, однако в  задних  рядах  уже  сверкали  секиры.  С

великим трудом он низверг в колодец  еще  одного  воина.  Щупальца  Калеки

мотались уже совсем рядом, но Артем не мог даже протянуть туда руку. В его

голову, грудь и спину били, как в барабан. Сейчас он был  почти  такой  же

голый, как и несколько часов назад. "Пропустите! Пропустите! - орал кто-то

в тяжелых доспехах, пробиваясь поближе к колодцу. - Дайте, я  его  топором

попробую!"

     Чувствуя, что через  несколько  секунд  его  буквально  растерзают  в

клочья, Артем облапил за пояс первого, кто подвернулся  ему  под  руку  и,

головою вниз, сиганул в спасительный сумрак колодца.  Из  глаз  посыпались

искры, что-то хрустнуло  в  шее,  болезненно  екнуло  под  селезенкой,  но

приземление оказалось достаточно мягким  (хотя  тело  Калеки  вовсе  и  не

напоминало надувной матрас, как на это надеялся Артем). Вслед за  этим  он

оказался самым верхним в живой пирамиде, с  помощью  которой  его  спутник

получил шанс вырваться на  волю.  Что-то  твердое,  как  донышко  бутылки,

уперлось Артему в грудь, едва не проломав ребра, но уже  спустя  полминуты

он вновь стоял возле парапета, выдернутый  из  колодца,  словно  репка  из

грядки. Рядом, выше его вдвое, жуткой треногой торчал Калека,  и  все  его

свободные  щупальца  мотались,  как  мельничные  крылья.  Остальные  живые

существа, оказавшиеся в этот момент во дворике цитадели, занимали  лежачее

или, в крайнем случае, полусидячее положение. Их стоны и  брань  заглушали

даже доносящийся из колодца истошный визг.

     - Я здесь! - раздался откуда-то сверху знакомый голос.

     Только теперь Артем заметил, что в проеме одной из бойниц центральной

башни стоит во весь рост Надежда, вот-вот готовая броситься вниз с  высоты

третьего этажа. Калека, двигаясь  с  устрашающей  стремительностью,  мигом

оказался у башни и осторожно принял ее в свои щупальца. Короткая передышка

позволила врагам кое-как прийти в себя и перегруппироваться. Из всех щелей

уже лезли вооруженные люди, мрызлы, рогатые жабы и всякая другая нечисть.

     - К воротам! Быстрее! - крикнула Надежда,  размахивая  подобранной  у

колодца секирой.

     Однако почти  сразу  выяснилось,  что  осуществить  этот  в  общем-то

реальный план (разметать кучку израненных  и  изнемогших  в  недавнем  бою

всадников, сгрудившихся перед воротами, представлялось делом плевым)  вряд

ли возможно: последней из-под низкой стрельчатой арки  выехала  Генобра  в

полном боевом облачении максара.

     - Кому там еще неймется? - крикнула она. - А ну-ка, потише!  Это  ты,

что ли, здесь резвишься, сестричка?

     - Я, - сдержанно ответила Надежда.

     - Значит, уйти хочешь? Без спроса, с обидой в сердце?

     - Я к тебе в гости не набивалась. Поэтому и ухожу без спроса.

     - Ну это уже как получится! - Тускло мерцающая лента рванулась из  ее

руки вверх. - Взять их! Бросить всех в колодец!

     Вот тут-то и началась настоящая схватка! Тактика нападающих была хоть

и незамысловатой, но  эффективной  -  пока  Генобра,  размахивая  клинком,

загоняла Калеку в тупик, образованный двумя сходящимися под  острым  углом

стенами, ее верные слуги заваливали Артема и Надежду своими телами.

     После очередного, уже неизвестно какого по счету, тяжелейшего удара в

висок, Артем вдруг утратил всякое желание  продолжать  борьбу  и  позволил

дюжине разъяренных врагов уложить себя на обе лопатки.

     "Ну вот и все, - подумал он, впрочем, без всякого сожаления. - Должен

же быть когда-нибудь конец моим мучениям. Жаль только,  что  я  так  и  не

нашел на Тропе правильное направление..."

     Все перед ним плыло и двоилось, темные точки мелькали перед  глазами.

Число их быстро увеличивалось, а число воинов, прижимавших Артема к земле,

почему-то наоборот, уменьшалось. Те  же,  кто  еще  лежал  на  нем,  вдруг

утратили былую активность. Затем Артем увидел перед  собой  лицо  Надежды.

Черно-зеленая муха с длинным, как  у  комара,  хоботком,  упорно  пыталась

прокусить кожу на ее щеке.

     - Накройся с головой и не смей вылезать без моего разрешения!  -  Она

накинула на него толстую, пропахшую лошадиным потом попону. - Это ядовитые

мухи. Нам с Калекой они не страшны, но твоя  шкура  для  них  недостаточно

прочна.

     О том, как  разворачивались  дальнейшие  события,  Артем  мог  судить

только на слух. Лязг и грохот схватки сменились стонами и  хрипом  агонии,

затем  все  звуки  перекрыл  пронзительный  крик   Генобры:   "Поджигайте!

Поджигайте все, что горит! Бросайте факелы в ров!" Под попону проник запах

гари, а чуть попозже - и нарастающий рев  пламени.  Но  еще  до  этого  за

стенами цитадели раздался незнакомый боевой клич и тяжелый топот штурмовых

колонн. Кто-то проорал фальцетом,  словно  петух  прокукарекал:  "Генобра,

последний раз тебе говорю! Если хочешь жить, отдай мне внучку Адракса!"

     "Вот, значит, с кем сражалась Генобра, - догадался Артем. -  Вот  кто

преградил  нам   дорогу.   Не   Стардах,   не   Карглак,   а   тот   самый

мальчишка-максар, пожелавший взять Надежду в  наложницы.  А  мушки-то  его

оказались посильнее рогатых жаб и мрызлов..."

     Пламя между тем разгоралось все сильнее. Так,  наверное,  должен  был

завывать огненный смерч, пожирающий нефтяную вышку. Дышать становилось все

труднее, а жар донимал даже сквозь попону.

     Артем осторожно выглянул наружу. Картина, открывшаяся его взору, была

весьма  неотчетливой  по  причине  чрезмерной  задымленности  перспективы,

однако общая ситуация читалась без труда. Как  Генобра  и  велела,  горело

все, что могло гореть - чадили смоляные факелы, полыхала конюшня  и  крыша

кордегардии. Горела и черная жижа  во  рву,  потому  что  дым  за  стенами

цитадели был даже гуще, чем внутри. Челядь Генобры или валялась  по  всему

двору без признаков жизни, или хоронилась по всяким норам. Каменные  плиты

двора как будто поросли черно-зеленой травкой, кое-где еще шевелящейся,  а

в горячем воздухе вперемешку с жирными  хлопьями  пепла  кружились  тельца

обгоревших и задохнувшихся мух. Атака оружия  биологического  была  отбита

оружием химическим, хотя цели своей  достигла  -  из  защитников  цитадели

уцелел, наверное, только каждый десятый.

     Генобра все еще продолжала гонять подвижного, как  ртуть,  Калеку,  а

Надежда стояла рядом с Артемом, сосредоточенная, как  спринтер,  ожидающий

сигнал стартера. Крики за стеной  утихли,  даже  сопляка-максара  не  было

слышно.

     Наверное, Генобра давно бы разделалась  со  своей  жертвой,  если  бы

догадалась спешиться. Лошадь и седло  не  только  не  давали  ей  никакого

преимущества  перед  стремительным  и  пластичным  Калекой,  а,  наоборот,

мешали. Трудно одной рукой ловить стрижа, когда другая сжимает поводья.

     И  вот  наступил  момент,  которого  дожидались  Надежда  и  во  всем

послушный ее воле Калека. Лошадь Генобры,  отличавшаяся  скорее  статью  и

резвостью, чем выучкой и боевым опытом, допустила оплошность, повернувшись

к противнику левым боком (а рубить  и  колоть  из  такого  положения,  как

известно, чрезвычайно трудно любому всаднику, если только он не левша).

     Воспользовавшись   секундной   заминкой,   Калека    серой    молнией

проскользнул под брюхом гнедой красавицы-кобылы (успев  попутно  выпустить

ей потроха) и как пушечное ядро понесся к воротам, сметая  на  своем  пути

всех встречных. Надежда, таща за  руку  все  еще  полуоглушенного  Артема,

бросилась за ним следом.

     Они миновали лебедку, с помощью которой поднималась запиравшая ворота

кованая решетка (на ее рукоятке висело  тело  стражника  с  лицом,  сплошь

усеянным  раздавленными  мухами)  и  оказались  на  мосту.   Здесь   Артем

обернулся.

     Генобра уже выбралась из-под  рухнувшей  лошади  и  сейчас,  выставив

перед собой клинок, гналась за ними. Однако бегать быстро ей не  позволяли

чересчур широкие бедра и тяжелая грудь.

     - Прощай, сестрица! -  крикнула  ей  Надежда.  -  Возвращайся  назад.

Пешком тебе за нами не угнаться, а все твои скакуны околели.

     То, что  раздалось  в  ответ,  походило  скорее  на  вой  разъяренной

медведицы, чем на человеческую речь.

     Уже не оглядываясь более, все  трое  путников  помчались  по  дороге,

ведущей прочь от этого проклятого места. Однако им не  удалось  сделать  и

сотни шагов.

     Из-за ближайшего холма сначала показалась узкая, вертикально уходящая

вверх тень, затем  сгорбленная  фигурка  мальчишки-максара  и  -  наконец,

двуногое косматое существо, на  крутом  загривке  которого  тот  восседал.

Черная гориллоподобная тварь (судя по свирепому оскалу пасти, вскормленная

отнюдь не фруктами и пальмовыми листьями) прикрывала  свою  грудь  и  ноги

хозяина щитом, массивным, как замковые ворота.

     Белое, испятнанное ярким румянцем клоунское лицо кривилось в  опасной

усмешке, отполированный до зеркального блеска щит слепил глаза, клинок был

готов упредить любое неосмотрительное движение беглецов.

     - Вот мы и повстречались, дочь Стардаха,  -  беззаботно  расхохотался

максар. - Если ты по доброй воле не  войдешь  наложницей  в  мой  дом,  то

станешь усладой для моих рабов.

     - Никогда этого не случится, Варгал! - раздался сзади голос  Генобры.

- Даже не надейся, навозная муха! Она  -  моя  добыча,  и  только  я  могу

распоряжаться ею!

     - Значит ли  это,  тетенька,  что  ты  собираешься  помешать  мне?  -

осведомился тот, кого назвали Варгалом.

     - А почему бы и нет? Я же помешала твоим прихвостням осквернить стены

моей цитадели!

     Тут только Артем заметил, что Варгал по сути дела остался полководцем

без армии. Все его воины или валялись, как поленья, в ядовитой  пыли,  или

догорали во рву. Но это ничуть не смущало молодого наглеца.

     - Так даже и лучше! - кривляясь, воскликнул он. -  Значит,  никто  не

станет вмешиваться в наш маленький спор.

     Дернув своего кошмарного скакуна за  ухо,  похожее  на  скомканную  и

заскорузлую кабанью шкуру, Варгал послал его вперед.

     - Ожидай здесь, - проезжая мимо  Надежды,  приказал  он.  -  Впрочем,

беги, если тебе ног не жалко. От меня еще никто далеко не убегал.

     Они встретились посреди моста - рыжая фурия, вся перепачканная кровью

своей лошади, и гадкий мальчишка, уверенно  правящий  гигантской  гориллой

(спешиться он и не подумал - такие благородные жесты были  не  в  правилах

максаров). Их разделяло примерно полсотни шагов, расстояние, лишь немногим

превышающее длину клинка. Следующий шаг мог стать смертельным  для  обоих.

Выставленные вперед клинки сходились и расходились, проникая  друг  сквозь

друга безо всякого взаимного ущерба, словно лучи прожекторов. "Пусть лучше

победит Генобра, - загадал Артем. - От Варгала  мы  уже  точно  никуда  не

денемся, а с ней в беге на длинную дистанцию вполне можно потягаться".

     - Прочь, - сказал достойный продолжатель дела максаров, юный  Варгал.

- Иди умойся, надушись, приготовь постель и жди мужчину. Я пришлю тебе для

забавы вот этого молодца. - Он потрепал за ухо свою обезьяну. - Зачем тебе

женщина, тетя? Это уж слишком. Оставь ее мне.

     - Сейчас я изрублю вас обоих на тысячу кусков! - прорычала Генобра.

     - Только попробуй шевельнуться, - спокойно ответил ей Варгал. - Ты же

сама видишь, какое у меня преимущество перед тобой. К  чему  нам  затевать

смертельный  поединок  из-за  дочери  Стардаха.  Когда-нибудь  для   этого

найдется более достойный повод.

     - Может быть... Может быть... - Генобра,  не  опуская  клинка,  стала

медленно отступать. - Уж если тебе так ее хочется...

     - Бегите, - сказала своим спутникам  Надежда.  -  Этому  щенку  нужна

только я. За вами он не станет гоняться.

     - Нет, - ответил Артем.

     Судя по тому, что Калека даже не сдвинулся с места, он  принял  точно

такое же решение.

     Генобра между тем уже вступила в проем ворот. Довольный своей победой

Варгал расхохотался и тоже начал  сдавать  назад.  Внезапно  лицо  хозяйки

цитадели исказилось злорадной гримасой.

     - Рановато ты обрадовался, молокосос! То, что ускользнуло от меня, не

достанется и тебе!

     Одним молниеносным движением она перерубила настил моста и обе  цепи,

поддерживающие его. Варгал, не успев  даже  пикнуть,  вместе  со  скакуном

рухнул в ров и на некоторое время исчез из вида.

     Обманули дурака, на четыре кулака, вспомнил Артем слышанную в детстве

присказку. Варгал хоть и  прирожденный  злодей,  но  до  Генобры  ему  еще

далеко. Утерла она парнишке нос.

     - Ты, сестричка, можешь пока гулять! - крикнула  Генобра.  -  Некогда

мне сейчас тобой заниматься. Но про меня не забывай. Еще свидимся.  А  ты,

красавчик, не скучай. Будешь долго помнить, что такое настоящая любовь.

     "Ах, чтоб тебя..." - мысленно выругался Артем.

     Из рва  выкарабкался  Варгал,  черный,  как  головешка,  но  живой  и

здоровый. Был он облеплен  не  только  дымящейся  смолой,  но  и  клочьями

обезьяньей шерсти. Первым делом он плюнул в сторону Генобры и  пообещал  в

самое ближайшее время посадить тетеньку на кол,  предварительно  смазанный

ее собственным жиром, да кроме того, посадить не тем местом, каким  обычно

принято сажать людей, а совсем другим, самым у  тетеньки  слабым.  Генобра

ответила  не  менее  заковыристо,  и,  воспользовавшись   этой   словесной

перепалкой,   сопровождаемой   гримасами,    непристойными    жестами    и

бессмысленными взмахами клинков, трое путников пустились наутек.

 

 

     Неутомимые ноги все дальше уносили их от цитадели  Генобры.  Опасаясь

ловушки, подобной той, в которую он недавно угодил, Калека уже не  катился

по дороге, а широко шагал на всех своих  щупальцах,  обходя  каждое  пятно

неясного происхождения. Почти неуязвимый для железа и  огня,  он  оказался

совершенно беззащитным против яда, легко проникавшего в его организм через

кожу, в принципе представлявшую собой один сплошной, вывернутый  наизнанку

желудок.

     Надежда молчала, и Артем не решался заговорить с ней первым. Находясь

в цитадели, она не  выпила  даже  глотка  воды  и,  оставаясь  в  пределах

владений Генобры, не собиралась нарушить это правило.

     - Тебя что-то мучает? - спросила  Надежда,  когда  они  отмахали  уже

порядочное расстояние.

     - Мучает? Меня? - замялся Артем. - Нет... Почему ты так решила?

     - Вижу по твоей блудливой роже.

     - Не понимаю, о чем ты...

     - Прекрасно понимаешь! - Надежда резко  остановилась.  -  Я  не  хочу

знать, что там было у тебя с Геноброй. И не смей даже заикаться о ней  при

мне. Но прошу тебя, еще раз вспомни все, что ты говорил и делал  при  ней.

Не допустил ли ты какой-нибудь оплошности? Генобра умеет превращать мужчин

в малодушных животных. Тут ей нет равных, как ив искусстве составлять яды.

И всякий раз она делает это с каким-то дальним  прицелом.  Боюсь,  как  бы

твоя минутная слабость или чрезмерная откровенность не помогли ей  навлечь

на нас беду. Тогда уж тебе не будет прощения.

     Больше она на эту тему не сказала  ни  слова.  Какая-то  тень  словно

пролегла между ними - если и не тень лжи, то тень недоговоренности.  Артем

и сам не мог понять причину, не позволявшую  ему  рассказать  всю  правду,

пусть не об острых шпорах и соблазнительных бедрах Генобры, то хотя  бы  о

загадочном флаконе, отягощавшем сейчас его пояс.

     Они шли и шли, не ощущая усталости, и синее небо горело над ними, как

опрокинутый бокал жженки. Скоро владения Генобры остались позади - об этом

свидетельствовали наваленная при дороге куча изрубленных рогатых  жаб,  да

несколько чудовищ необычного вида и с незнакомыми гербами на  шлемах,  все

еще  тыкавших  в  эту  шевелящуюся   кучу   трезубцами-алебардами.   Столь

живописную группу нашим путникам пришлось обойти далеко стороной.

     Теперь можно было уже и напиться, но из предосторожности они миновали

еще три или четыре  ручья.  Дождавшись,  когда  Надежда  и  Артем  утолят,

наконец, жажду, Калека залез в воду и долго бултыхался  в  ней,  смывая  с

себя остатки яда и дорожную пыль.

     Одна за другой, почти без перерыва миновали две короткие ночи -  одна

светлая, вторая чуть  потемнее,  с  туманом  и  росой.  Вокруг  до  самого

горизонта расстилалась голая пустошь, и даже с вершин самых высоких холмов

нельзя  было  рассмотреть   что-нибудь   примечательное   в   переплетении

пересохших оврагов и заболоченных стариц. Тропы и  всякие  признаки  жилья

исчезли. Возможно, сверхзорким глазам Надежды открывались какие-то  другие

дали, но для Артема окружающий пейзаж утратил всякий интерес. Он уже начал

подозревать, что они сбились с  дороги,  но  стеснялся  заявить  об  этом.

Питались все трое мелкой костлявой рыбой, которую  Калека  научился  очень

ловко вылавливать из ручьев и речек, изредка попадавшихся на их пути.

     Неизвестно, посещало ли за это время Надежду  ее  знаменитое  чувство

опасности,  но  однажды,  когда  маленький  отряд   пересекал   иссеченную

трещинами  глинистую  низину,  бывшую  когда-то  дном  озера,  она  знаком

приказала всем прилечь.

     - Впереди на вершине холма стоят двое воинов. И в той стороне тоже. -

Она ладонью указала направление.

     Сказано это было только для Артема, потому что с Калекой Надежда  уже

давно общалась без помощи слов.  Вот  и  сейчас,  выполняя  ее  беззвучный

приказ, он, превратившись в подобие змеи, быстро  уполз  куда-то.  Надежда

затихла, лежа на животе и уткнув лицо в скрещенные руки.  Долгое  молчание

начало тяготить Артема, и он спросил:

     - Кто они? Не слуги ли Стардаха?

     Однако ответа не  последовало  -  то  ли  Надежда  задремала,  то  ли

задумалась о чем-то своем, то ли  продолжала  демонстративно  игнорировать

Артема.

     Калека появился не скоро. Быстро  двигаться  ему  мешало  бездыханное

человеческое тело, волочившееся  за  ним  на  буксире  двух  щупалец.  Это

действительно был человек, только немного переделанный: его очень  крупные

и, несомненно, зоркие  глаза  располагались  на  подвижных  стебельках,  в

случае нужды способных втягиваться глубоко  в  глазницы,  а  шею  и  грудь

прикрывала толстая, складчатая кожа, неуязвимая для ножа. Впрочем,  сейчас

все это имело довольно жалкий вид. На оружии  мертвеца  и  на  его  грубой

грязной одежде отсутствовали какие-либо эмблемы или отличительные знаки, а

на теле не имелось клейма, обязательного для слуг максаров.  Артем  видел,

что Надежда находится в затруднительном положении, и решил помочь ей.

     Он еще раз тщательно осмотрел лезвие  и  рукоять  короткого,  легкого

меча, вывернул наизнанку походную сумку, в которой не было  ничего,  кроме

краюхи черствого хлеба и горсти сушеных ягод, прощупал все складки одежды,

снял с широкого пояса полупустую флягу,  кривой  нож  и  небольшой  медный

гонг. Кого-то этот воин смутно напоминал Артему. Но все  говорило  за  то,

что он не имеет никакого отношения к челяди Стардаха.  Тогда  кого  же  он

выслеживал в этой пустыне?

     Легкая амуниция и особым образом  устроенные  глаза  выдавали  в  нем

дозорного,   причем   дозорного   опытного,   о   чем    свидетельствовали

многочисленные шрамы на теле. Как же тогда Калека  умудрился  незамеченным

подобраться к нему? Тем более, что воин был не  один...  Нападение  должно

было произойти мгновенно, иначе бы  неминуемо  поднялся  шум.  Не  зря  же

дозорные имеют  при  себе  сигнальные  гонги...  Конечно,  Калека  шустрая

бестия, но не до такой же степени, чтобы  ясным  днем,  на  открытой  всем

взорам вершине холма задушить  сразу  двоих  поднаторевших  в  своем  деле

воинов. Тут нужно быть невидимкой. А может, они  спали?  Но  нет,  Надежда

сказала вполне определенно - стоят.

     - Спроси Калеку, в какую сторону глядел этот воин... Ну,  перед  тем,

как умереть, - попросил он Надежду.

     - К нам он стоял спиной, - чуть помедлив ответила  она.  -  Спрашивай

сам. Калека тебя прекрасно понимает. Я буду только отвечать за него.

     - Он все время так стоял?

     - Да.

     - А второй?

     - Тоже.

     - Тогда все ясно, - Артем  осторожно  коснулся  гонга.  -  Эти  воины

караулили какую-то опасность, которая может прийти только с одной стороны.

Противоположной той, откуда пришли мы. За свой тыл они не опасаются. О нас

им, скорее всего, ничего не известно.

     - Значит, мы достигли края Страны Максаров, - сказала Надежда. -  Эти

воины охраняют границу. Прошло немало времени с тех  пор,  как  жестянщики

были укрощены в последний раз. Но их  смирение  -  одна  видимость.  Новая

война может начаться в любой момент.

     - И ты не боишься войти в их страну безоружной?

     - Чтобы максар боялся чумазых жестянщиков? - Надежда фыркнула.  -  Да

они меня даже пальцем не посмеют тронуть. Вперед!

 

 

 

 

                               ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

 

     Воспользовавшись  окном,  образовавшимся  в  цепи  дозорных,  путники

беспрепятственно добрались до линии границы, обозначенной уже знакомыми им

каменными  истуканами.  Пустое  пространство,  ограниченное  ногами-арками

ближайшего из них,  никак  не  прореагировало  на  брошенный  сквозь  него

камень. Тем не менее чувства, которые испытывал Артем, вступая под низкие,

грубо отесанные своды, нельзя  было  назвать  особенно  приятными.  Однако

ничего примечательного не случилось. Границы Страны  Максаров  действовали

по  принципу   обратного   клапана,   пропуская   всех   странствующих   и

путешествующих только в одном направлении: отсюда - туда.

     Слыша за спиной запоздалый перезвон гонгов,  они,  не  таясь  больше,

двинулись  через  равнину,  которую,  похоже,   сначала   долго   молотили

гигантскими цепями, а затем поливали горячей смолой или чем-то  в  том  же

роде. От каймы леса-сторожа, составлявшего передовой рубеж обороны  Страны

Максаров, не осталось ничего, кроме голых, аккуратно заточенных к  вершине

кольев. Не вызывало сомнения, что в не очень отдаленном прошлом на  каждый

такой кол было нанизано довольно  кошмарное  украшение,  под  воздействием

непогоды,  стервятников  и  естественных  процессов  разложения   успевшее

утратить свой первоначальный весьма  поучительный  вид.  Лишь  кое-где  на

засохших древесных стволах еще висели черепа, тазовые кости  и  полукружья

ребер.

     - Калека помнит эту битву, - как бы нехотя сказала Надежда. -  В  тот

раз его народ выступил против максаров в союзе  с  жестянщиками.  Огромную

армию прикрывали железные машины, способные метать огонь и гремучие смеси.

И вся эта армада погибла, не пройдя и десяти тысяч шагов. Машины принялись

уничтожать друг друга, а затем и тех, кого  должны  были  защищать.  Стена

огня стояла до самого неба. Горели даже камни. А немногие уцелевшие  воины

готовили для себя острые колья и сами садились на них. Невредимые помогали

раненым, сыновья уступали место отцам,  а  вождей  пропускали  без  всякой

очереди. Двое или трое максаров,  устроивших  всю  эту  бойню,  стояли  на

ближайших холмах и покатывались со смеху.

     Артем так и не понял, чего в словах Надежды было больше, сочувствия к

несчастной судьбе жестянщиков или гордости за максаров.

     Пройдя мертвый лес, они вновь  углубились  в  запутанный,  ветвящийся

лабиринт лощин и балок. До того, как  сделать  очередной  привал,  путники

отмахали немалое расстояние, но окружающий ландшафт ничуть  не  изменился,

разве что кое-где появились редкие  кустики  жесткой  травы.  Не  верилось

даже, что это уже совсем другая страна.

     По поведению Надежды было ясно, что все опасности остались позади,  и

поэтому Артем был слегка ошарашен, когда вокруг  них  внезапно  сомкнулось

кольцо вооруженных людей, чей суровый вид не  предвещал  ничего  хорошего.

Без  всякого  сомнения,  это  были  жестянщики  -  такие  же  приземистые,

большеголовые и коротконогие, как и расставленные вдоль границы  изваяния.

(Но, естественно, в уменьшенном масштабе). На них была одежда из добротной

ткани, обувь на деревянной подошве и металлические шлемы. В  руках  воинов

сверкали не мечи и  алебарды,  а  устрашающего  вида  сложные  устройства.

Круглые желтые глаза горели нескрываемой ненавистью.

     - Стой, проклятая ведьма! - крикнул один из воинов. - Ни шагу дальше!

Мы не враждуем сейчас с максарами, но они также должны уважать наши законы

и не переступать без особой надобности границу.

     - Ты смеешь приказывать мне? -  Надежда  величавым  жестом  запахнула

свой  пропыленный  плащ.  -  Запомни,  жалкий  червяк,  для  максаров   не

существует границ.

     Жестянщик направил свое  оружие  прямо  под  ноги  Надежды.  Бесшумно

полыхнувшая вспышка была так нестерпимо ярка, что Артем не  только  ослеп,

но и впал в состояние близкое к ступору. Когда же к нему  снова  вернулась

способность ощущать и мыслить, обстановка вокруг  резко  переменилась.  На

прежнем месте осталась стоять только  Надежда,  возле  сапог  которой  еще

продолжало малиново светиться пятно раскаленного камня, а  все  жестянщики

сбились в кучу вокруг смельчака, поднявшего оружие на максара.

     - Это мое последнее предупреждение! - Воин хотел сказать еще  что-то,

но сразу несколько ладоней зажали ему рот.

     - Мое тоже. - Надежда повелительным взором обвела толпу, и жестянщики

рьяно накинулись на своего товарища. Похоже, они совсем не соображали, что

делают. - Отберите у  него  оружие,  а  потом  забейте  камнями.  Подобные

Наглецы не заслуживают другой смерти.

     - Прости его, несравненная! - вперед выступил жестянщик, отличающийся

от всех остальных покроем одежды и куда более почтенным возрастом. Кряхтя,

он опустился на колени, а затем лег на землю лицом вниз, крестом  раскинув

руки.

     - А тебя, как видно, научили правилам благопристойного  поведения,  -

усмехнулась Надежда. - Но где же ты был раньше, когда это  грубое  мужичье

оскорбляло меня?

     - Максары не раз преподавали мне уроки благопристойного поведения,  -

голос  старика  звучал  сдавленно  и  глухо,  ему  все  время  приходилось

отплевываться от пыли. - Я начал осваивать эту науку еще в детстве,  когда

они убили моих родителей и всех братьев. Да и у  твоего  отца  Стардаха  я

перенял немало хороших манер. Особенно после того, как он  велел  оскопить

меня за недостаточную почтительность. А в  то  время,  когда  это  мужичье

оскорбляло тебя, я отошел в сторонку. Ведь гнев максара  неминуемо  должен

был обратить их всех в крошево. Вот  я  и  хотел  избежать  общей  участи.

Почему ты не покарала этот сброд своим смертоносным клинком, Ирдана?

     - Если тебе известно мое  имя,  значит,  известно  и  многое  другое.

Например, то, что мой клинок утратил прежнюю силу.

     - Известно, - старик не то чихнул, не то удовлетворенно хмыкнул.

     - Но тебя и этих людишек я  могу  уничтожить  и  без  помощи  клинка.

Запомни это.

     - Я это никогда не забываю.

     - Тогда встань.

     - Благодарю тебя,  несравненная.  -  Старик  с  трудом  поднялся,  но

остался стоять полусогнувшись, упираясь руками в поясницу.

     - Как дошли до тебя все эти известия? Но только не пробуй лгать. Ведь

я могу легко прочесть все твои мысли.

     - Дабы такое не  случилось,  человека,  выходящего  на  переговоры  с

максарами, просто не посвящают в тайны.  Можешь  сама  убедиться,  я  знаю

только то, что имею право знать.

     - Тогда смотри мне прямо в глаза! - Несколько минут Надежда буквально

пожирала  старика  взглядом,  исследуя  самые  сокровенные   глубины   его

сознания. Затем  она  задумчиво  сказала:  -  Значит,  в  последнее  время

Стардаха   никто    не    видел?    -    эта    фраза    прозвучала    как

вопрос-полуутверждение.

     - Да, несравненная. Рана, нанесенная нашим клинком, не заживает  даже

на максаре. Ходят слухи, что ему пришлось заменить  немалую  часть  своего

тела. Он не оправился до сих пор.

     - И все-то ты знаешь, жестянщик!

     - Не называй нас жестянщиками. Эту кличку мы получили от врагов. Сами

себя мы зовем первозданными. А мое имя - Азд Одинокий.

     - Хорошо, Азд. Но и ты не зови меня Ирданой. Будь ты хоть  жестянщик,

хоть первозданный, мне все равно.  Для  тебя  слишком  много  чести  звать

максара по имени. Обращайся ко мне как принято: несравненная.

     - Прости мою ошибку, несравненная. - Старик снова попытался лечь,  но

больше для вида.

     - А теперь поговорим о вещах  более  серьезных.  Как  скоро  я  смогу

встретиться с вождями твоего народа?

     - Никогда. Все переговоры с ними ты будешь  вести  через  меня.  Сама

знаешь почему...

     - Пусть будет так, - Надежда нахмурилась.  -  А  сейчас  мне  и  моим

спутникам нужен отдых и хорошая пища.

     - Я обо всем позабочусь, несравненная.

     Затем все первозданные, кроме Азда, покинули их. Воины,  неся  оружие

на плечах тем же манером, каким пастухи носят  свои  посохи,  двинулись  в

сторону границы, а старик повел путников  в  противоположном  направлении.

Извилистым оврагом они выбрались к дороге, гладкой  и  ровной,  словно  ее

залили стеклом. Здесь  их  ожидал  пустой  экипаж,  похожий  на  небольшие

аэросани. (Калека, которому не хватало места в кабине, с трудом  устроился

на задних лыжах, в опасной близости от винта). Однако ехали они  по  этому

шоссе  очень   недолго   и   вскоре   пересели   на   громоздкую   машину,

передвигавшуюся  по  бездорожью  посредством  двух  огромных   архимедовых

винтов.

     - Никто не должен знать, в каких местах вы побывали, что делали  и  с

кем общались, - пояснил  Азд.  -  Стардах,  конечно,  догадается,  где  вы

скрылись, но догадка - это еще не повод для войны.

     - А как же те люди, что встретили нас?  Ведь  они  слышали  весь  наш

разговор слово в слово. Воля отца рано или поздно проникнет в их сознание,

- сказала Надежда.

     -  Они  смертники,  несравненная.  Их  послали  уничтожать  дозорных,

заметивших, как вы  пересекали  границу.  Эти  отступники  приходятся  нам

братьями по крови. Максары приняли их на службу и превратили в  сторожевых

псов. За кусок хлеба и драную одежду они стерегут владения своих хозяев.

     - Но ведь дозорных защищает невидимая стена. Через нее  и  камень  не

пролетит, - вмешался в разговор Артем.

     - Ненависть наша обоюдна. Приняв вызов, они обязательно выйдут из-под

защиты стены. Такие схватки происходят постоянно, и живыми  из  них  редко

кто выходит.

     - А как же ты сам, Азд Одинокий? Или ты считаешь себя  защищенным  от

прозорливости максаров? - в голосе Надежды прозвучала ирония.

     - Я немного умею контролировать свое  сознание.  И  едва  только  мне

покажется, что кто-то копается в нем, нить  моей  жизни  сразу  прервется.

Смотрите, - он распахнул высокий воротник, скрывавший  его  шею  почти  до

ушей. - Достаточно нажать на этот обруч  в  нужном  месте,  и  моя  голова

отделится от тела. А что можно извлечь  из  такой  головы?  Боль  да  ужас

смерти, ничего больше.

     - Ну что же, если  не  умеешь  рубить  чужие  головы,  имей  хотя  бы

мужество отрубить свою.

     - Ты это верно заметила, несравненная. То, что для  одних  безделица,

для других непосильный труд. Вы с детства привыкаете испытывать  на  чужих

головах клинки, а мы учимся совсем другому.

     - А ведь твоя почтительность  притворная,  Азд  Одинокий,  -  Надежда

сбоку уставилась на старика своим  разящим  взором.  -  В  твоих  речах  я

угадываю презрение и насмешку.

     -  Значит,  я  и  в  самом  деле  неисправимый   наглец.   -   Старик

сосредоточенно смотрел вперед. - Только тебе опять придется простить меня,

несравненная. Отрезать у меня, кроме головы и конечностей, больше  нечего,

а все это еще может тебе пригодиться. Да и  мой  разум  мутить  сейчас  не

стоит. Потеряв управление, эта машина способна погубить всех нас.

     - Тогда думай, прежде чем говорить. Мысли я еще могу простить, но  не

слова.

     - Я как раз совсем не то хотел сказать.  Разговор  зашел  о  головах.

Ведь для максара чужая голова не дороже гнилой репы... Вот я и  подумал...

Как бы головы твоих слуг не погубили нас... Возможно, будет лучше, если...

     - Это не должно тебя беспокоить, - оборвала его Надежда.  -  Сознание

одного из них неподвластно воле максаров. А второго  я  всегда  держу  под

контролем. Если Стардах посягнет на его  душу,  я  сумею  помешать  этому.

Кстати, вон то существо, оказывается, знает тебя. Оно только что  сообщило

мне об этом.

     - Кто - он? - Азд опасливо покосился на Калеку. - Откуда, интересно?

     - Ты был еще совсем молодым, когда  он  привел  на  помощь  вам  свои

отряды. Вы вместе выступили против максаров и оба  сумели  уцелеть  в  той

битве, которую потом нарекли Великой Бойней. Тогда его звали  Иллабран.  В

беспамятстве он попал в плен к Стардаху и был превращен в его прислужника.

То, что ты сейчас видишь, уже третий его облик.

     - Не ожидал я еще раз увидеть тебя, Иллабран  Братоубийца,  -  старик

тяжело вздохнул и покачал головой. -  Много  я  слышал  о  твоих  кровавых

подвигах во славу максаров... Хотя я и понимаю, что ты не можешь  отвечать

за свои поступки, лучше бы тебе здесь не появляться.

     Наступила долгая тишина, которую не решилась нарушить даже Надежда.

     Машина шла напрямик через солончаки и ржавые болота,  но  всякий  раз

сворачивала в сторону, стоило только на горизонте  появиться  каким-нибудь

строениям, дымам или стадам пасущихся овец, похожих издали  на  упавшие  с

неба плоские белые облака. Рассчитывать  на  то,  что  им  удастся  близко

познакомиться с жизнью первозданных, не приходилось - хозяева приняли  все

меры, дабы визит прошел в условиях строжайшей тайны. За кого они  боялись?

За себя? За Надежду? Артем так и не мог понять, какой смысл имеет вся  эта

конспирация.

     Приютом для них стало  просторное  бревенчатое  жилище,  затерявшееся

среди глухого дремучего леса -  первого  настоящего  леса,  который  Артем

увидел с тех пор, как пришел в Страну Забвения.

     Прислуга сплошь состояла  из  олигофренов  с  тупыми,  бессмысленными

лицами. Наверное, даже самый искушенный максар не смог бы  ничего  извлечь

из  их  затуманенного  рассудка.  Угощение   Артему   и   Надежде   подали

действительно царское. (Калека местом обитания для  себя  выбрал  глубокую

берлогу под выворотнем и пищей ему, как сказочному дракону, служили  живые

овцы).

 

 

     - Ты можешь поведать мне, несравненная, какая нужда  привела  тебя  в

Страну Первозданных, - важно сказал Азд, когда с едой было покончено.

     - Объясни мне  сначала,  почему  вы  зовете  себя  первозданными?  Не

чересчур ли кичливо это звучит? Тем более для такого забитого народа,  как

ваш. - Надежда нервничала и, наверное, поэтому дерзила.

     - Макаров всегда удивляло, что еще кто-то, кроме них, может  обладать

чувством собственного достоинства. Да, мы разбиты, но не уничтожены, а тем

более, не унижены. Позади лежит  безмерная  дорога  времени,  и  такая  же

дорога ожидает нас впереди. А в долгой дороге  всякое  может  случиться...

Первозданными мы называем себя потому, что первыми пришли в этот мир после

того, как божественные кузнецы выковали  его  из  осколков  другого,  куда

более великого и справедливого, но бесславно погибшего мира.  Долго  народ

наш был гол, бос и не умел держать в своих  руках  даже  палку.  Сменилось

немало поколений, прежде чем сюда явились предки максаров во  всем  блеске

своего  великолепия,  с  двигающимися  крепостями,  со  стадами   чудесных

животных, с  семенами  невиданных  растений.  Они  научили  нас  письму  и

ремеслам, они  лечили  людей  и  зверей,  тогда  они  могли  оживить  даже

мертвого.  А  посмотри,  кем  максары  стали   теперь!   Несколько   тысяч

кровожадных чудовищ, сидящих в своих  полуразрушенных  гнездах.  -  Старик

начинал говорить тихо и терпеливо, но постепенно слова его становились все

более смелыми и резкими. - Единственное, что вы еще умеете,  это  убивать,

да  еще  превращать  людей  в  послушных  себе  уродов!  Вы  забыли   свое

собственное прошлое,  утратили  способность  к  совершенствованию,  живете

только ради удовлетворения своих прихотей. Даже  смертоносные  клинки  для

вас сейчас делаем мы. Недолго вам осталось править этим  миром.  Рано  или

поздно вы передавите друг друга! Но нельзя допустить, чтобы вместе с  вами

погибло и все живое! Нельзя позволить Стардаху создать то, что он  задумал

- бессмертного и неуязвимого Мирового Зверя! Говори скорее, что ты  хочешь

от нас, несравненная! Совет вождей ждет от меня известий.

     - Я хочу, чтобы вы вернули силу моему клинку, - раздельно  произнесла

Надежда, сдерживая клокочущую в  ней  ярость.  -  Или  изготовили  другой.

Оружие нужно мне, чтобы сразиться со Стардахом. Думаю, что от этого  будет

выгода и вам.

     - Волчица может растерзать волка, но после этого  она  не  перестанет

резать оленей. Что один максар, что другой... Но я все  же  посмотрю  твой

клинок. Дай его сюда.

     Надежда вытащила клинок из-под плаща и положила на стол, среди пустых

кубков и тарелок с объедками. Азд долго рассматривал оружие, не прикасаясь

к нему. Затем его толстые пальцы быстро забегали по рукоятке и лезвию.

     - Сделать тебе новый клинок мы не сможем. Максары знают всех мастеров

наперечет и не спускают с них глаз. Да и материалы, нужные для  этого,  мы

получаем только от них. Или это еще старые запасы, или дань,  взимаемая  с

неведомых нам народов. В нашей земле  такие  металлы  не  встречаются.  Но

отремонтировать твой клинок, думаю, можно. В подвале  есть  мастерская  со

всем нужным инструментом.  -  Он  ловко  отсоединил  гарду  от  рукояти  и

презрительно усмехнулся. - Здесь ковырялись грубые и неумелые руки. Скорее

всего, заказ Стардаха выполнял один из  отступников,  пусть  ослепнут  его

глаза! Я передам твою  просьбу  куда  следует,  несравненная.  Как  только

придет ответ, можно будет браться за работу.

     - Какой ответ? - переспросила Надежда. -  Что-то  я  тебя  не  совсем

понимаю.

     - Тебе сообщат цену, которую мы потребуем за свою  работу.  Если  она

удовлетворит и тебя, договор будет заключен.

     - Надеюсь, цена эта не будет чрезмерной.

     - Чрезмерной ценой можно считать только твою жизнь. В твоем положении

не торгуются, несравненная.

     - Но тебе еще придется научить меня владеть клинком. Я даже  не  имею

представления, как он устроен. Какая сила вселяется в него во  время  боя?

Что помогает ему рассекать железо так же легко, как и стебелек цветка?

     - Знаний, которыми обладают сейчас максары,  уже  не  хватает,  чтобы

понять устройство клинка во всех деталях... Обрати внимание вот на это.  -

Азд  указал  на  довольно  неуклюжую  скульптуру,  весьма   условно,   без

детализации изображавшую человеческую фигуру. Вся она была  составлена  из

множества разноцветных  шариков,  ничем,  кажется,  не  скрепленных  между

собой. Лишь внимательно присмотревшись, можно было  заметить,  что  каждый

шарик связан с соседними посредством тончайших прозрачных  нитей.  -  Наше

бренное тело, несравненная, впрочем, как и любой другой реальный  предмет,

состоит из бесконечно большого количества мельчайших  частиц.  -  Кончиком

клинка он тронул один из шариков. - Все эти частицы связаны  между  собой,

иначе наш мир давно бы распался. В железе эти связи сильнее, в нашей плоти

слабее, но, чтобы разорвать их, обязательно требуется  приложить  силу.  -

Клинок вонзился в грудь фигуры и увяз, запутавшись в проволочной сетке.  -

А теперь я сделаю по-другому. -  Взяв  из  жаровни  горящую  головню,  Азд

провел ею за спиной манекена. -  Как  видишь,  свет  проходит  между  этих

частиц беспрепятственно.

     - Но когда ты уберешь источник света, это чучело останется таким  же,

как и прежде, - возразила Надежда.

     - Верно, - согласился Азд. - Если речь идет только о  свете.  Но  наш

клинок в боевом состоянии уже не сталь, и еще не свет, а  что-то  среднее.

Он свободно проходит между частицами любого  вещества,  однако  безнадежно

нарушает  их  связи.  Клинком  с  одинаковым   успехом   можно   расщепить

человеческий  волос  и  разрубить  камень.  Единственное   ограничение   -

расстояние. Клинок  действует  не  далее,  чем  на  пятьдесят  шагов.  Все

остальное я объясню и покажу тебе потом, уже  на  деле.  А  пока  отдыхай,

несравненная. Мой вестник с зашифрованным  сообщением  отправится  в  путь

немедленно. Не старайся проследить его путь, это тебе не удастся.

     - Ты уверен? - рассеянно произнесла Надежда,  не  отводя  взгляда  от

клинка, все еще торчавшего в груди манекена.

     - Прежде чем достичь тех, кому Оно  предназначено,  послание  пройдет

через многие руки, и не все эти руки будут руками людей.

     - Как же вы меня боитесь...

     - Мы боимся не тебя, мы боимся максаров.

 

 

     Артему было над чем думать:

     "Если Азд не лжет (а на это не  похоже),  значит,  максары  вовсе  не

аборигены здешних мест. Еще в незапамятные времена потеснив первозданных и

другие народы, они затем отгородились от них неприступными стенами. Где же

тогда их родина? И вообще,  что  могло  заставить  сильный  цивилизованный

народ искать счастья в чужой земле?  Или  вселенская  катастрофа  (вариант

праотца Ноя), или корысть (вариант испанской конкисты). Рассуждать о  том,

почему максары деградировали, пока не стоит. Мало фактов, да и не мое  это

дело. Мне нужно найти правильную дорогу и  заняться,  наконец,  тем,  ради

чего меня сюда послали. Не мешало бы осторожно прощупать  Азда.  Возможно,

первозданные сохранили какие-нибудь письменные  источники,  принадлежавшие

некогда максарам. Или хотя бы записали их  легенды.  А  что  имел  в  виду

старик, когда говорил о  божественных  кузнецах,  сковавших  этот  мир  из

осколков другого?"

     Однако Азд оказался не слишком удобным  собеседником.  Стоило  только

Артему перевести разговор с общих тем на что-то конкретное,  например,  на

историю взаимоотношений максаров с  первозданными,  как  у  старика  сразу

находилось какое-нибудь неотложное дело. Оживился он лишь  однажды,  когда

Артем случайно упомянул имя Адракса.

     - В ту пору, когда он уже был изгоем, по пятам  преследуемым  слугами

Стардаха, а я доставлял в земли максаров дань, мы не раз встречались и  по

ту и по эту сторону границы. Уже тогда он  предсказал  многое,  что  потом

случилось... Даже свою смерть.

     - Я прошел вместе с Адраксом немало дорог, - сказал Артем. - Мы  даже

сидели вместе в подземной тюрьме Стардаха. Мне  он  показался...  каким-то

странным. Не похожим на других максаров.

     - Максар с клинком в руках и максар безоружный не совсем  одно  и  то

же. Но, конечно, Адракс - это не Стардах... Что-то угнетало  его.  Он  как

будто сам искал  смерти.  Много  раз  преследователи  теряли  его  след  в

неведомых краях, но всякий  раз  он  сам  возвращался  к  границам  Страны

Максаров.

     - Что тут удивительного. Даже зверей тянет в родные края.

     - Так то зверей... Для  максара  не  существует  привязанностей.  Тем

более, что эта земля не родная для них. Сколько бы поколений не родилось и

не умерло в этой стране, они всегда ненавидели ее.  Поэтому  и  вели  себя

здесь, как разбойники в чужом доме.

     - Так где же тогда их родина?

     - Наверное, они сами забыли об этом, как и о многом  другом.  Слышал,

что в давние времена народ максаров распался на несколько ветвей и  каждая

выбрала свой собственный путь.

     - Но что-то же заставило их покинуть обжитые места?

     - Это древняя и темная история. Не то они сами погубили свою  родину,

не то она отвергла их... Да и зачем это знать тебе, созданию  максаров?  И

вообще, кто ты такой? Зачем явился сюда? Почему выспрашиваешь о том,  чего

не положено знать чужаку?

     - Я не создание максаров и не слуга им. Даже Ирдану я могу покинуть в

любой момент, хотя меня и связывают с ней некоторые обстоятельства. Пришел

я издалека и видел столько стран, сколько, наверное, не видел и Адракс. Но

сейчас я заблудился. Это не мой путь.

     - И куда же должен лежать твой путь?

     - Мир, который я ищу, скорее всего, имеет немало разных названий.  Но

мне он известен как Изначальный. Не приходилось ли тебе что-нибудь слышать

о нем?

     - Нет, - резко ответил Азд. - Ничего.

     - А не слышал ли ты о...

     - Нет, - Азд встал, что, очевидно, означало конец разговора. - Я слаб

слухом и памятью. Потому-то мне и доверили  столь  щекотливую  миссию.  Но

одно я могу  тебе  сказать:  весь  этот  мир  сотворен  не  созидающей,  а

разрушительной силой. Для чего в него  вброшены  мы,  несчастные  людишки,

остается одной из главных  загадок  бытия.  Имеют  ли  к  этому  отношение

максары, я не знаю. Но думаю, что вряд ли.  Скорее  всего,  они  такие  же

жертвы, как и мы. Вот и все. Больше мы на эту тему говорить не будем.

     И действительно, в этот раз Артем больше не  добился  от  старика  ни

слова.

 

 

     Жестянщики умели измерять время, даже самые малые его  промежутки,  и

пользовались календарем, чересчур сложным  и  запутанным  для  народа,  не

имевшего понятия о смене времен года, а тем более - о  месяцах  и  сутках.

Скорее всего, это был анахронизм,  сакральный  рудимент,  память  о  столь

далеком  прошлом,  что  сама  вещь  уже  утратила  утилитарное   значение,

превратившись  в  некий  символ  веры,  однако  создавшие  его   существа,

несомненно,  могли  наблюдать  звездное  небо  и   происходящие   на   нем

циклические явления, будь то смена фаз спутников, изменение  угла  наклона

колец или нечто в том же роде. Кому принадлежал этот календарь когда-то  -

неведомым предкам жестянщиков, максарам, какому-нибудь  другому  народу  -

оставалось только догадываться.

     Скоро Артема стала донимать скука - он давно уже отвык от размеренной

жизни, обильной еды и долгого сна.  Азд  избегал  его,  прислуга  понимала

только простейшие просьбы, отношения с Надеждой оставались натянутыми. Все

чаще он проводил время  в  компании  Калеки.  Сидя  на  краю  берлоги,  он

что-нибудь рассказывал  или  просто  размышлял  вслух,  а  его  молчаливый

товарищ внимательно слушал (то есть не делал нетерпеливых жестов). Проблем

в общении почти не было - движение любого из щупальцев  могло  выразить  и

согласие, и  протест,  и  одобрение,  и  гнев  (вплоть  до  понятий  чисто

отвлеченных). И когда Калека однажды ткнул своей змееобразной  конечностью

в сторону дома, изобразив при этом  и  финал  долгого  ожидания  и  благую

весть, Артем сразу понял, что гонец, посланный Аздом, вернулся.

     Однако во дворе и в  жилых  покоях  не  было  заметно  суеты,  обычно

сопровождающей подобные события, да и  новых  лиц  вроде  не  прибавилось.

Артем пробыл в тревожном  неведении  до  самого  обеда,  который,  вопреки

правилам, накрыли в подвальном зале.  Следовательно,  предстоял  серьезный

разговор, что косвенно подтверждало догадку Калеки.

     Богато (хотя на вкус Артема несколько аляповато) обставленный  бункер

освещался высоким сосудом, в  котором  мерцала  серебристая  жидкость.  За

столом прислуживал сам Азд, торжественный и молчаливый, как никогда.  Хотя

угощение оказалось отменным, Артему кусок в горло не лез.  Надежда  к  еде

вообще не притронулась, а только нервно  мяла  пальцами  хлеб.  Уж  она-то

наверняка была в курсе всех последних событий.

     - Да перестань, наконец, бряцать посудой, - сказала Надежда.  -  Ведь

ты уже виделся с гонцом. Но я до сих пор не могу понять, какое известие он

доставил. Неужели вы, научились скрывать свои мысли от максаров?

     - Я сам еще  не  знаю  содержания  послания,  точно  так  же,  как  и

доставивший его гонец.  Оно  здесь,  записанное  тайными  знаками.  -  Азд

вытащил из поясной сумки квадратик плотной желтоватой ткани.

     - Опять какие-то фокусы, - фыркнула  Надежда.  -  Разве  нельзя  было

передать эту весть изустно?

     -  Письмена,  которыми  мы  пользуемся,  изобрели  ваши   предки,   -

невозмутимо ответил Азд. - Посредством их они могут сейчас говорить с нами

через бездну времени. Эти малопонятные для  непосвященного  знаки  -  речь

тех, кто не может явиться перед нами.

     Окунув послание в бокал с вином, он затем поднес его поближе к свету.

Со своего места Артему  было  хорошо  видно,  как  на  желтом  фоне  стали

проявляться бурые каракули, похожие на бессмысленные рисунки ребенка.  Азд

стоял, закрыв глаза, словно опасаясь прочесть свой смертный приговор.

     - Долго ты будешь испытывать мое терпение? - Надежда топнула ногой.

     - Я готов. Но... Нужен ли нам свидетель?

     - Повторяю, от него у меня нет тайн! -  Надежда  даже  не  глянула  в

сторону Артема.

     - Воля твоя, несравненная. - Азд разлепил глаза и уставился в  текст.

- Ты читаешь мои мысли быстрее, чем я эти письмена, поэтому  буду  краток.

Ты  получишь  клинок  исправным,  если  выполнишь  одно-единственное  наше

условие. Здесь,  в  этом  доме,  ты  зачнешь  ребенка  от  мужчины  народа

первозданных. Как только он родится, ты немедленно передашь его нам,  даже

не поднося к груди. В послании  написано  еще  кое-что,  но  это  -  самое

главное.

     Наступила тишина. Все, включая Азда, были ошеломлены. Первой пришла в

себя Надежда.

     - Зачем вам мой ребенок? - Глаза ее опасно сощурились.  -  Зачем  вам

дитя максара? Хотите хоть на нем отыграться  за  свои  поражения?  Жаждете

насладиться местью?

     - Нет, над ним не будут издеваться, - Азд снова уставился в послание.

- Нам нужен вождь, не менее сильный и проницательный, чем любой из вас. Ты

родишь нашего защитника.

     - Свора псов решила вскормить льва! Разве ты не знаешь, что  максаром

мало родиться. Им нужно еще стать!

     - Это будут уже наши хлопоты, несравненная.

     - И кто же, интересно, назначен в отцы? Уж не ты ли?

     - О своем мужском естестве  я  вспоминаю  только  тогда,  когда  брею

бороду. Человек, который отдаст тебе себя, молод, здоров и силен. Исполнив

свой долг, он немедленно умрет,  дабы  это  событие  осталось  тайной  для

максаров. Настоящим отцом твоему ребенку будет весь народ первозданных.

     Надежда, куда более бледная, чем обычно, встала и с видом  сомнамбулы

двинулась в обход стола. Ее плащ зацепился за что-то, и  она  рванула  его

так, что плотная ткань лопнула по всей длине. Азд сжался, став похожим  на

жирного мышонка, к которому приближается кошка.

     - И как только  вы  осмелились  предложить  мне  такое?  -  с  жутким

весельем спросила Надежда. - Твоя жалкая жизнь весьма малое возмещение  за

подобное оскорбление.

     - Ты вправе отказаться, -  ответил  Азд,  уже  действительно  готовый

распрощаться  с  жизнью.  -  Забирай  свой  клинок  и  ступай,  куда  тебе

вздумается. Но от своего решения мы не откажемся.

     Руки Надежды застыли в нескольких сантиметрах  от  горла  старика,  а

затем безвольно опустились.

     - Допустим, я приму ваши условия, - сказала она  бесцветным,  усталым

голосом. - Где мне тогда придется рожать? Здесь?

     - Об этом в послании, не сказано. Тут мы тебе не указчики.

     - А если я обману вас и не отдам ребенка?

     - Тогда тебя погубит твой собственный клинок. Для  нас  устроить  это

будет нетрудно.

     - Не означают ли твои слова, что жестянщики способны уничтожить  всех

максаров, имеющих клинки?

     - Мы можем уничтожить любого  максара,  клинок  которого  приведен  в

боевое  состояние.  Но  маловероятно,  чтобы  одновременно  в  таком  виде

находилось больше дюжины клинков. Допустим, их хозяева погибнут все разом,

на радость соседям. Но что будет потом  с  нами?  Какая  участь  ждет  мой

народ? Против нас максарам не  клинки  нужны.  Это  оружие  они  применяют

только против равных себе. Нас они вырежут так  же  просто,  как  волки  -

стадо овец.

     - Клинок необходим мне только для борьбы со Стардахом. Зачем он будет

нужен мне, если я убью своего отца еще до того, как родится ребенок?

     - Безоружный максар  то  же  самое,  что  беззубый  лев.  Его  сожрут

собственные братья.

     - Я могу воспользоваться оружием Стардаха.

     - В каждом клинке есть свой секрет. Управляться с  ним  может  только

хозяин или тот, кому он доверяет. Сомневаюсь, что  перед  смертью  Стардах

откроет этот секрет тебе.

     - Вы, кажется, все предусмотрели. Кроме одного.

     - Чего же? - насторожился Азд, уже успевший пересилить испуг.

     - Гордость и честь могут оказаться дороже жизни.

     - Гордость! Честь! - глаза старика внезапно сверкнули. - Разве  может

быть гордость и честь у вампиров? Вы насилуете детей  и  совокупляетесь  с

животными! Вы пожираете человеческое  мясо!  Вам  мало  просто  убить,  вы

наслаждаетесь муками жертвы! Ваши  цитадели  воздвигнуты  на  костях!  Вас

нельзя разжалобить или уговорить! От вас не откупишься!  Вы  -  наказание,

ниспосланное всему живому за неведомые грехи! О  чем  ты  говоришь?  Какая

честь! Какая гордость! Если они у  тебя  действительно  есть,  значит,  ты

вовсе не максар и не подходишь для нашего дела! Живи среди  наших  женщин,

готовь вместе с ними еду, шей и стирай! Клинок тебе ни к чему!

     - Ладно, - отчетливо сказала Надежда. - Пусть будет  по-вашему.  Веди

сюда твоего красавца. Но и у меня имеется одно условие. После всего...  он

останется жить и будет сопровождать меня  в  Страну  Максаров.  А  об  его

памяти я сама позабочусь...

 

 

     ...И тут Артем окончательно  понял,  что  девочки  по  имени  Надежда

(хрупкие плечи, шаловливый взгляд, мягкие податливые губы) давно нет,  что

она навсегда исчезла, переродившись  в  Ирдану  -  безжалостную  богиню  с

глазами василиска.

     Однако никогда еще он не  любил  ее  так  мучительно  и  сильно,  как

сейчас, никогда - даже в минуты  смертельной  опасности  -  он  не  ощущал

сердцем такую пустоту и боль, как от слов: "Ладно, пусть будет по-вашему!"

     Наверное, нужно было что-то сказать, но  в  горле  его  словно  сухая

тряпка застряла.  Наверное,  нужно  было  что-то  сделать,  но  любой  его

поступок, кроме самого простого - уйти - выглядел бы сейчас глупо.

     "Чего она ждет, - подумал Артем. - Почему не гонит меня?"

     Заслышав за дверью чьи-то неуверенные, медленно приближающиеся  шаги,

он встал, еще сам не зная, как  будет  действовать  в  следующую  секунду:

бросится с кулаками на соперника, отхлещет по щекам  свою  бывшую  подругу

или в отчаянии разобьет о стену собственную голову  -  но  Надежда-Ирдана,

все еще стоя к нему спиной, кратко и властно сказала: "Сиди!" Это  немного

отрезвило Артема; и дальнейшую сцену он наблюдал если и не  с  олимпийским

спокойствием, то, по крайней мере, без надрыва. Вошедший в  зал  жестянщик

был нескладен, как и большинство  его  соплеменников,  и  в  то  же  время

очарователен, как очаровательно бывает все юное - будь то верблюжонок  или

молодая горилла. Он  старался  держаться  с  достоинством,  но  глаза  его

выражали панический страх. Не на брачное ложе он явился, а на Голгофу.

     - Ты знаешь, для чего послан сюда? - спросила Надежда.

     - Да, - ответил жестянщик. - Отец сказал мне.

     - Азд твой отец?

     - Приемный. Мои родители погибли в том же сражении, что и его дети.

     - И ты согласен умереть после этого?

     - Да.

     - Почему?

     - Я ненавижу максаров.

     - Умереть лучше от любви, чем от ненависти.

     - Я люблю свой народ. Я люблю своих друзей. Я люблю  Азда.  Возможно,

когда-нибудь моя смерть принесет им пользу.

     - А ты такой же дурак... как и все вы. Что же ты стоишь,  как  столб?

Делай то, ради чего ты пришел. Возьми меня. Разве я хуже ваших девушек?

     - Сейчас... Только не смотри на меня так... Я...

     - Да ты не просто дурак, но еще  и  трус.  И  такие,  как  ты,  хотят

победить максаров?

     - Мы побелим вас. Обязательно. - Пересилив себя, он шагнул вперед.  -

Сейчас ты убедишься, что я не боюсь тебя.

     Надежда  осторожно  взяла  молодого  жестянщика  за  шиворот,   ногой

распахнула дверь и, как  напроказившего  щенка,  выбросила  его  в  темный

коридор.

     - Досчитай до тысячи и уходи. Скажешь Азду,  что  дело  сделано.  Еще

скажи, что я беру тебя к себе оруженосцем.

     Затем  дверь  с  треском  захлопнулась,  и  заключительным   аккордом

лязгнула задвигаемая щеколда. Надежда повернулась к Артему. Глаза ее  были

полуприкрыты, и тени от ресниц лежали на скулах, как черные полумесяцы.

     - Я пообещала жестянщикам подарить им  своего  ребенка...  Ты  должен

помочь мне в этом.

     В ее словах был призыв, прощение былых обид и упование на будущее, но

что-то  сковывало  Артема,  не  позволяя  действовать.  Сходные   чувства,

наверное, испытывала и Надежда, бесцельно бродившая по залу.

     Все  оказалось  намного  сложнее,  чем  даже  в  первый  раз,   когда

всепоглощающая страсть не ведала стыда и не  нуждалась  в  услугах  опыта.

Теперь Артем и Надежда стали другими, да  и  немало  тяжелых  воспоминаний

легло между ними: и проклятая рама, на которой он сотни раз умирал под  ее

ножом, и гибель Адракса, и развороченная постель Генобры. Он  боялся  даже

прикоснуться к ее телу, ибо не знал - осталось ли оно человеческой  плотью

или оделось в чешую дракона.

     Внезапно Надежда  остановилась  возле  светящегося  сосуда  и  резким

движением опрокинула его. Фейерверк холодного мерцающего  огня  рухнул  на

пол, искрами рассыпался во все стороны и угас, постепенно меняя свой  цвет

от серебристо-голубого и фиолетового до пурпурного. Наступил мрак, который

бывает только в подземелье, да, пожалуй, еще в могиле.

     Артем встал и ощупью двинулся туда, где  еще  недавно  пылал  высокий

фонтан живого света. Посреди зала он столкнулся с  Надеждой,  которая  шла

ему навстречу. Они вцепились друг в друга так крепко, как будто собирались

не любить,  а  сражаться.  Артем  попытался  что-то  сказать,  но  Надежда

опередила его. "Молчи! - прошептала она. - Только не  говори  ничего!"  Не

разжимая объятий они осели на мягкий ковер, и Надежда, как и в тот  первый

раз, сама поцеловала его. Завитки ее волос коснулись его лица, и вместе  с

их ароматом вдруг вернулось все прежнее. Они словно перенеслись во времени

и пространстве назад  -  в  Страну  Черепах,  в  темную  утробу  подземной

хищницы, в засыпанный снегом и укрытый туманами мир, где  она  была  милой

взбалмошной девчонкой, а он влюбленным в нее скитальцем.

     Поцелуй получился долгим, потому что взаимная  жажда,  иссушившая  их

души, слишком затянулась, да еще, наверное,  потому  что  оба  они  теперь

могли не дышать часами.

     Затем ее пальцы словно мягкие  маленькие  зверьки  перебежали  с  его

затылка на плечи, а нежная грудь прижалась к губам.  И  что  ему  было  до

того, что эти пальцы могут ломать сталь, а грудь  выдерживает  удар  пули!

Гибкие и сильные, они катались по ковру, то сплетаясь, как змеи в  брачную

пору, то принимая самые немыслимые положения. Там,  где  только  что  была

мокрая от слез счастья щека, вдруг оказывалось  упругое  бедро  или  узкая

лодыжка, а он ощущал ожоги ее поцелуев  по  всему  телу.  Тьма  совсем  не

мешала им - пальцы и губы были куда прозорливее глаз.

     Нельзя было даже  приблизительно  определить,  сколько  это  длилось,

много часов или всего несколько минут (недаром древние верили,  что  время

любви не идет в счет человеческой жизни), - но вот наступила  пора,  когда

их тела окончательно  слились,  став  двумя  равноценными  частями  одного

неразделимого целого. Вместе, уже на последнем дыхании  они  домчались  до

края бездны, за которым был только краткий упоительный миг, на  циферблате

человеческой жизни противолежащий смерти и эту смерть собой искупающий...

 

 

     Тьма  не  располагала  к  громким   словам,   и   они   разговаривали

полушепотом, хотя в этом подземном убежище их вряд ли кто мог подслушать.

     - Что-то я не совсем уверен, что все у нас получилось,  как  следует.

Надо бы  для  верности  еще  несколько  раз  попробовать,  -  говорил  он,

уткнувшись носом в ее волосы.

     - Да уж, придется, - расслабленно отвечала она.  -  Нельзя  подводить

бедных жестянщиков.

     - Кто у нас будет, как ты считаешь?

     - Сын. Это уже точно!

     - И мне так кажется. Спроси у будущего, на кого он будет похож.

     - Этого нам никогда не узнать.

     - Почему.

     - Мне не суждено увидеть своего ребенка. Ни крошкой, ни тогда,  когда

он вырастет. Так уж предопределено судьбой.

     - Печально... А он действительно станет Губителем Максаров?

     - Единственное, в чем я уверена, - он благополучно появится на  свет.

Все дальнейшее скрыто мраком. И  этот  мрак  надвигается  на  меня.  Очень

медленно, но надвигается.

     - Перестань меня пугать... Рано или поздно мрак настигнет  любого  из

нас. Давай не будем об этом говорить сейчас.

     - Давай...

     - Интересно, догадается ли Азд, что его обманули?

     - Старик не так прост, как это кажется. Кое-чему жизнь  его  научила.

Стоит только мне проникнуть в его мысли, как он ввергает себя в состояние,

близкое к обмороку. Это не сон и не явь. Сознание открыто, но  все  в  нем

так перепутано, что невозможно ничего понять. А относительно обмана... Тут

ты не прав. Им нужен ребенок с кровью максара. Ни больше и ни  меньше.  Не

так уж важно,  кто  станет  его  отцом.  Даже  наоборот,  наследственность

жестянщиков может повредить ему. Они хитры и изобретательны, но трусливы.

     - Некоторые ведут себя довольно смело, я бы даже сказал - вызывающе.

     - Это напускное. Ты не умеешь читать в душах. Бывает, что обезумевший

олень бросается на льва. Но никогда оленям не победить львов.

     - Если только оленей не поведет в бой выросший среди них лев.

     - Лев не может вырасти среди оленей. Чему они могут научить его? Есть

траву? Он либо подохнет с голода, либо сбежит, зарезав своих воспитателей.

Как ты не понимаешь таких простых вещей?

     -  Так  мы  с  тобой  снова  рассоримся.  К  чему  эти  бессмысленные

препирательства? Сейчас мы в  безопасности,  но  скоро  наша  жизнь  снова

повиснет на волоске. Нужно дорожить каждым ее  мигом.  Лучше  обними  меня

покрепче.

     - Нет, нам уже пора идти. Даже оленей не стоит  дразнить  без  особой

нужды.

 

 

     В доме царила необычайная тишина. Вскоре Артем и  Надежда  убедились,

что все слуги покинули его и, судя по беспорядку в  комнатах,  покинули  в

спешке.

     Посреди огороженного частоколом двора они  обнаружили  Азда,  одетого

как для боя - в потертый и прожженный балахон из нескольких слоев  толстой

кожи и кольчужные перчатки. Он только что отвалил ломом  тяжелую  железную

плиту, прикрывающую круглое отверстие - не то  горловину  колодца,  не  то

начало уходящего вертикально вниз подземного хода, - и сейчас опускал туда

на веревке объемистый, но, скорее  всего,  не  очень  тяжелый  мешок.  Еще

несколько таких же мешков лежало рядом, ожидая своей  очереди.  Среди  них

валялся и клинок, небрежно завернутый в ветошь.

     Не ожидая расспросов, Азд кратко пояснил, что  намерен  спуститься  в

мастерскую, где и займется ремонтом поврежденного клинка.  На  поверхность

он поднимется только после завершения  работы.  Все  посторонние  из  дома

удалены, и гостям придется  самим  позаботиться  о  себе,  что  не  должно

доставить им неудобства, поскольку в кладовых достаточно пищи, а в загонах

овец. От помощи, предложенной Артемом, старик вежливо  отказался.  По  его

словам, причиной этому была вовсе  не  боязнь  раскрыть  свои  секреты,  а

опасность, грозящая здоровью всех, кто хоть как-то  связан  с  ремонтом  и

созданием клинков. Жизнь  оружейников  коротка  -  они  опухают,  слепнут,

теряют зубы и волосы, их кожа синеет и покрывается язвами.  Когда  Надежда

осведомилась, где же ее новый приятель, Азд неопределенно ткнул пальцем  в

отверстие  колодца,  и  чти-то  похожее  на  досаду  отразилось   на   его

одутловатом лице.

     Когда все мешки были  отправлены  вниз,  старик  плотно  надвинул  на

голову капюшон своей странной одежды и, подобрав полы, полез  в  нору,  из

которой тянуло прохладой и затхлостью. Артем не преминул заглянуть в  нее.

Колодец, выложенный  изнутри  металлическими  кольцами,  резко  расширялся

книзу, а по его окружности шла узкая винтовая лестница, шестая или седьмая

ступенька которой терялась во  мраке.  Единственное,  о  чем  на  прощание

попросил Азд - ни при каких условиях не закрывать люк.

     Для этого, видимо, были веские причины, потому что  спустя  некоторое

время из колодца повалил густой серый дым.

 

 

     Внешние  проявления  того,  что   творилось   в   подземелье,   могли

ассоциироваться только  с  работой  кузницы  Гефеста.  Дым  то  извергался

клубами, то лишь слегка  курился,  а  однажды  над  колодцем  встал  рыжий

страшноватый гриб. Глухие толчки заставляли дребезжать посуду на  кухне  и

тревожно блеять овец в загоне.

     В большом обезлюдевшем доме  все  как-то  быстро  покрылось  пылью  и

пришло в запустение. В комнатах толкалась мошкара, а  в  подполье  шуршали

грызуны. Сырость и неуют все чаще гнали Артема и Надежду на свежий воздух,

в мягкий сумрак вековечного леса,  где  ветер  разносил  запахи  цветов  и

смолы, а трава на полянах была мягче любой постели. Здесь они забывали и о

Стардахе, и о Азде, и о клинке, и о всех мирах, через которые им  пришлось

вместе пройти. Они утоляли голод ягодами и диким  медом,  пили  родниковую

виду и сладкий сок, любили друг друга на ложе из свежей  хвои  и  засыпали

там, где к ним приходил сон. Птицы и звери не пугали влюбленных, а они  не

причиняли вреда их норам и гнездам. Надежда рассказывала о своей  жизни  в

Стране  Забвения,  и  в  этих  рассказах  детские  впечатления  причудливо

переплетались со странными снами, смутными воспоминаниями о мире  максаров

и пророческими видениями. Артем же развлекал  ее  нескончаемой  запутанной

сказкой, где  были  и  Золушка,  и  Шахразада,  и  Белоснежка,  и  Снежная

Королева.

     Они как будто догадывались (а Надежда могла и наверняка  знать),  что

это их последние счастливые минуты, и потому хотели растянуть свое счастье

до бесконечности. Эту идиллию нарушил Калека.

     Надежда только  на  мгновение  глянула  в  его  сторону,  но  за  это

мгновение, наверное, было сказано очень многое.

     - Нас  ищут,  -  она  встряхнула  головой,  словно  прогоняя  остатки

сладкого сна. - Клинок готов.

     Радости в ее словах не было.

 

 

     На этот раз Азд встретил их сидя и даже не  попытался  встать,  чтобы

поприветствовать Надежду. Однако с первого взгляда было ясно, что причиной

этому является не его чрезмерная гордыня,  а  крайняя  степень  усталости.

Лицо старика  еще  больше  распухло,  глаза  превратились  в  щелки,  кожа

потемнела и на скулах отливала багрово-синим глянцем. Сейчас он был  похож

на утопленника, пролежавшего на дне реки по крайней мере неделю.

     Его приемный сын стоял чуть сзади и держал в руках клинок. На Надежду

он упорно старался не смотреть.

     -  Подтверждаешь  ли  ты,  несравненная,  свое  прежнее  обещание?  -

болезненно морщась, спросил Азд.

     - Подтверждаю, - ответила Надежда без всякого выражения.

     - Ты уверена, что зачала ребенка?

     - Уверена.

     - Ошибки быть не может?

     - Максары в достаточной мере владеют своим телом, чтобы не  ошибаться

в подобных делах.

     - Сейчас тебе передадут клинок. Как ты намерена  поступить  дальше  -

останешься здесь или вернешься в свою страну?

     - Я немедленно покину этот дом.  Необходимо  покончить  со  Стардахом

прежде, чем плод станет тяготить меня.

     - Сумеешь ли ты так  быстро  исполнить  задуманное?  Времени  у  тебя

немного. Стоит ли рисковать ребенком?

     - В период опасности, голода или войны мы способны задержать развитие

плода безо всякого ущерба для него.

     - А ускорить? - впервые в словах Азда прозвучал неподдельный интерес.

     - Можно и ускорить. - Надежда еле заметно усмехнулась. - Но  тогда  я

сама сгорю, словно свечка.

     - Мой приемный сын Яшт будет сопровождать тебя. Ты  сама  просила  об

этом. Ему ты и отдашь новорожденного.

     - Хорошо.

     - Кроме того, ты обеспечишь его надежной  охраной  до  рубежа  Страны

Максаров.

     - Постараюсь...

     - Это было наше последнее условие. Прежде, чем  ты  получишь  оружие,

которое когда-то было сделано для Адракса, а теперь станет твоим, я покажу

тебе, как с ним управляться. - Старик протянул правую руку  в  сторону,  и

Яшт вложил ему в ладонь эфес клинка. - Никогда  не  пытайся  проникнуть  в

секрет его устройства.  Этим  ты  можешь  разбудить  такие  силы,  которые

способны устрашить даже бессмертных богов. Это оружие питают кровь и плоть

тех,  кого  оно  убивает.  Но  перед  схваткой  не  помешает  его  немного

подкормить - сунуть в землю или воду. И запомни главное.  Твой  клинок  на

целую треть длиннее любого другого. Тут уж  мы  постарались.  Это  еще  не

гарантирует тебе победу, но дает изрядное преимущество в схватке с другими

максарами. А теперь смотри внимательно...

     Старик взялся за эфес обеими руками.

     - Пусть смотрит и он, - Надежда кивнула на Артема.  -  Если  со  мной

случится беда, ребенка придется защищать ему.

     - Воля твоя, несравненная. Смотрите оба... Сначала нажимаешь здесь  и

поворачиваешь сюда. Клинок пока выглядит как обычно, но предохранитель уже

снят и разящая  сила  готова  проснуться.  Соблюдай  осторожность.  Острие

следует  направлять  только  в  сторону  врага.  А  теперь   внимание!   Я

поворачиваю вот эту часть эфеса сюда и нажимаю здесь. Все!

     Сверкающее лезвие истаяло,  став  почти  прозрачным,  и  одновременно

стремительной тенью рванулось вдаль.

     Прочь  полетели  верхушки  частокола  и  нависавшие  над  ними  ветки

деревьев.

     - Я довольна твоей работой, Азд  Одинокий,  -  сказала  Надежда,  уже

вновь превратившаяся в холодную и беспощадную богиню.  -  Осталось  только

вернуть клинок в прежнее состояние.

     - Это еще более просто. Смотри. Раз! Два! Готово!

     Рука Азда еще не выпустила клинок, а пальцы Надежды уже легли  поверх

нее. Кости оружейника негромко хрустнули, а синюшное лицо скривилось.

     - Прости меня, - спокойно вымолвила наследница Стардаха. - Кажется, я

немного поторопилась.

     - Это ты прости меня, несравненная. - Азд прижал поврежденную руку  к

груди. - Я забыл, как нетерпеливы бывают максары, едва  только  в  воздухе

запахнет кровью.

     - Ты забыл не только это. Ты забыл, что максара  нельзя  допрашивать,

словно блудливую девку. Спасибо тебе за клинок, но всегда помни, кто ты  и

кто я... А теперь пусть твой сын соберет немного еды и следует за нами.

     - Скажи, несравненная. - Старик встал, цепляясь за стенку.  Лицо  его

приобрело жалкое, почти подобострастное выражение. - Скажи мне... Ведь  ты

умеешь заглядывать в будущее... Я еще когда-нибудь увижу Яшта?

     - Нет, - без промедления ответила Надежда. -  Вам  лучше  попрощаться

навсегда.

     - Если так, то я сам провожу вас к границе. Там мы и попрощаемся.

     Азд прилег в  доме  немного  отдохнуть  перед  дорогой.  Яшт  собирал

походный мешок. Калека отлеживался в  своей  берлоге,  наедаясь  впрок,  и

Артем понял, что это, возможно, последняя минута, которую они  проводят  с

Надеждой наедине.

     - Ты получила, что хотела, - сказал он.

     - Я получила то, что всегда принадлежало мне по  праву,  -  рассеянно

ответила Надежда. Мысли ее были уже далеко отсюда, где-то у стен отцовской

цитадели.

     - Следовательно, схватка со Стардахом предопределена?

     - А разве нет?

     - Давай порассуждаем вместе. Допустим, ты одолеешь Стардаха,  хотя  я

до сих пор не представляю, как это можно сделать. Захватишь его  цитадель.

Перебьешь всех его прислужников и всех тех новых монстров, братьев  Калеки

по несчастью, которых он успел за это время наделать. Что потом?  Остается

еще Генобра,  ненавидящая  тебя  лютой  ненавистью,  остается  сумасшедший

молокосос, домогающийся твоего тела, остается Карглак...

     - При чем здесь Карглак? - Надежда пожала плечами.

     - Он, наверное, единственный из максаров, хоть  как-то  пекущийся  за

ваше общее дело. Поэтому для тебя он  опаснее  всех  других.  Едва  только

станет известно о твоей беременности, он вспомнит предсмертное пророчество

Адракса. А другие максары? Думаешь, они дадут тебе жить спокойно?

     - Но и от меня им покоя не дождаться.

     - Я тоже об этом. Весь  остаток  жизни  тебе  придется  засыпать  под

грохот боя и просыпаться в дыму и  пламени  осады.  Для  пополнения  рядов

своей челяди тебе понадобятся  новые  рабы.  Кровь  зальет  твой  дом.  Ты

уподобишься Стардаху, а возможно, даже и превзойдешь  его  в  душегубстве.

Разве о такой жизни ты мечтала?

     -  Так,  -  сказала  Надежда,  поигрывая  клинком.  -  А  что  можешь

предложить ты?

     - Эпоха максаров на закате. Неужели тебе не терпится принять  участие

в кровавой распре,  которая  еще  долго  будет  сотрясать  эту  несчастную

страну? Разве ты мечтаешь увидеть, как твой сын поведет на максаров  армии

жестянщиков, пусть и трусливых, но вооруженных могучим  оружием,  спаянных

железной дисциплиной, а главное  -  вдохновляемых  могущественным  вождем?

Сможешь ли ты тогда чем-то помочь своим гибнущим  соседям?  Устоишь  ли  в

схватке с собственным сыном? Тебе уже не спасти этот мир.  Спаси  хоть  бы

себя, а главное - свою душу.  Не  вмешивайся  в  бессмысленную  свару.  Не

проливай чужой крови, пусть даже это будет  кровь  Стардаха  или  Генобры.

Прости своих обидчиков, а если простить не можешь - хотя бы  оставь  их  в

покое. Они сами свернут себе шею. Не переступай границы Страны Максаров! Я

знаю достаточно миров, до которых никогда не дотянутся лапы Стардаха.  Там

мы начнем совсем другую жизнь...

     - И там ты заставишь жалеть  букашек  и  научишь  плести  веночки  из

полевых цветов? - Надежда в упор уставилась на него.  -  Кто  внушил  тебе

подобную чушь? Жестянщики? Разве это  слова  мужчины?  Неужели  я  позволю

Стардаху жить и дальше? Неужели прощу Генобру? Если ты  струсил,  если  не

хочешь идти со мной  навстречу  опасности  -  убирайся  прочь!  Значит,  я

ошиблась в тебе!

     - Значит, ошиблась, - вздохнул Артем. - Но, тем не менее, я пойду  за

тобой до конца.

     Однако Надежда уже не слушала  его.  Клинок  занимал  ее,  как  новая

игрушка малого ребенка.

     "Максар с клинком в руках и максар безоружный совсем не одни и  тоже,

- вспомнил Артем слова Азда. - Конечно  же,  она  права.  Разве  можно  не

прирезать  папашу,  если  такая  возможность  вдруг  появилась?   Как   не

расправиться с зазевавшимся соседом? Почему бы не сжечь чужой дом, если он

так красиво горит? Господи, как я устал от всего этого! Неужели  зло  и  в

самом деле бессмертно?"

     И вот  перед  ними  снова  предстали  жутковатые  каменные  истуканы,

олицетворяющие непобедимость максаров и позор  жестянщиков.  Распростертая

между ними стена была, как всегда, невидима для глаза, и лишь иногда между

двумя далеко разнесенными друг от друга фигурами беззвучно и  стремительно

проскальзывало что-то похожее на радужную рябь.

     Напоминает мыльный пузырь, подумал Артем.  Огромный  мыльный  пузырь,

покрывший целую страну.

     С  вершины  холма  ему  было  хорошо  видно,  как  к  стене   скрытно

подбираются  молодые  жестянщики,  вооруженные   короткими   мечами.   Еще

несколько, держа  наизготовку  извергающее  пламя  оружие,  залегли  прямо

напротив арки, образованной ногами ближайшего истукана. По  замыслу  Азда,

они должны были вызвать на бой дозорных, редкой цепочкой  разбросанных  по

ту сторону стены. Когда схватка станет приближаться к концу (и  независимо

от ее исхода), Надежда клинком низвергнет невидимую стену. По соображениям

старого оружейника, она не должна была устоять перед оружием  максаров.  В

схватке никто не поймет, что же это такое на самом деле  случилось,  да  и

свидетелей штурма не останется. Все это позволит Надежде  и  ее  спутникам

скрытно пересечь границу.

     Со стороны статуи раздались крики и звон оружия, а  с  противолежащих

холмов донеслось бряцание сигнальных  гонгов.  Дозорные  парами  и  целыми

отрядами сбегались к стене и уже рубились с жестянщиками под сводами арки.

Братья истребляли  братьев  с  беспощадной  яростью,  свойственной  только

схваткам волкодавов с волками.

     - Пора идти, - сказал Азд некоторое время спустя.  -  Сейчас  на  нас

никто не обратит внимания.

     Одетые  как  жестянщики  (исключая,  конечно,  Калеку)  они  цепочкой

спустились с холма. Впереди ковылял старик, выставив перед собой трость  с

ярко начищенным  медным  наконечником.  Артем,  ощущая  смутное  волнение,

внимательно наблюдал за этим наконечником и не упустил момента,  когда  он

внезапно исчез, а трость укоротилась на целую четверть.

     - Пришли, - негромко сказал Азд. - Стена.

     Подержав трость горизонтально несколько минут, он извлек ее конец  из

пустоты. Крепкое суковатое дерево  обратилось  в  дымящуюся  головешку,  а

остроконечный кусок меди  раскалился.  От  недоступной  глазу  пограничной

стены тянуло жаром, как от доменной печи.

     - Осторожнее, - предупредил старик. - Сделаешь один  неверный  шаг  и

останешься без носа, а то и вообще пропадешь.

     - И вся стена такая? - спросил Артем.

     - В чем-то да, а  в  чем-то  нет.  Любой  предмет,  преодолевший  ее,

исчезает бесследно, но, если я суну голову в другом месте, она не  сгорит,

а превратится в ледышку.

     "Примерно так же  выглядит  межпространственный  переход,  -  подумал

Артем. - Щель между  двумя  сопредельными  мирами,  в  которую  я  однажды

протиснулся.  Но  то  была  действительно  щель,  если   говорить   о   ее

происхождении. Не дверь, не нора, а  именно  щель  -  невероятная  прихоть

слепого случая,  редчайшее  стечение  необъяснимых  обстоятельств,  что-то

столь же уникальное, как Красное Пятно на Юпитере. Здесь  же  пространство

рассечено намеренно. Щель между мирами превращена в неприступную  стену  и

растянута на многие тысячи километров. Один шаг  -  и  ты  оказываешься  в

космической пустоте или на поверхности звезды. Да,  надежней  преграды  не

придумаешь. Из этого следует, что  предки  максаров  знали  об  устройстве

Вселенной гораздо больше, чем нынешние земляне, а главное - владели тайной

создания межпространственных  переходов.  Кое-что  из  своих  знаний  они,

очевидно, передали жестянщикам".

     - Тебе известно что-либо об устройстве стены? - спросил Артем у Азда.

- Ведь говорят, что ее создали твои соплеменники.

     - То были великие мастера, но все их  тайны  умерли  вместе  с  ними.

Максары пообещали им несметные богатства,  а  наградили  только  каменными

надгробиями.

     - Гордыня сгубила твоих мастеров, - сказала  Надежда.  -  Гордыня  да

алчность.

     - Такой слух распустили максары. Уж тут ты мне поверь,  несравненная.

Они не пожелали, чтобы секрет создания  стены  остался  известен  хотя  бы

одному из нас.

     Шум схватки постепенно стихал.  В  живых  остались  всего  с  десяток

дозорных и еще меньше жестянщиков.

     - Пора, - сказал Азд. - Чтобы действовать наверняка, лучше  сокрушить

статую. Думаю, что именно она питает стену неведомой силой.

     Предводительствуемый Надеждой отряд двинулся к арке-статуе. Кто-то из

дозорных сунулся было им навстречу,  но,  отброшенный  щупальцами  Калеки,

навсегда исчез с глаз человеческих, обретя  в  соседнем  измерении  весьма

экзотическую могилу.

     Клинок Надежды уже был приведен в боевое состояние,  и  с  расстояния

полусотни метров она дважды рубанула истукана -  сначала  сверху  вниз,  а

потом справа налево. Статуя пошла бесчисленными трещинами, перекосилась  и

рухнула, в единый миг обратившись кучей щебня. Вихрь,  взметнувший  столбы

пыли, налетел, как самум в пустыне.

     "Колосс на глиняных ногах, - подумал Артем. - Но  уж  что-то  слишком

легко мы добились своего!"

     Между тем бешено ревущий шквал не спадал, а даже наоборот  -  набирал

силу. Артема как пушинку подбросило  в  воздух  и  пребольно  швырнуло  на

землю.

     А затем раздался звук, который, наверное, однажды уже  слышал  святой

Иоанн Богослов, когда на его глазах небо свернулось,  как  свиток,  звезды

пали на землю и все горы сдвинулись с мест своих. И сразу же  пыль  осела.

На месте рухнувшего идола торчал другой, точно такой  же,  а  пространство

слева и справа от  него,  подобно  крыльям  невероятно  огромной  бабочки,

вспыхивало тусклыми радужными бликами. То,  что  осталось  от  дозорных  и

жестянщиков, еще недавно с энтузиазмом рубивших друг друга, было размазано

и разбросано по обе стороны стены. Калека не только уцелел,  но  и  успел,

словно шатром, прикрыть своим телом Надежду.  Яшт,  стоя  на  коленях,  из

фляги лил воду на голову Азда.

     - Клинок... - простонал старик. - Клинок не пострадал?

     - Клинок-то не пострадал, - сидя на земле, ответила Надежда. - А  вот

меня как будто цепями отмолотили... Ну что, попробуем еще разок?

     - Не стоит. Боюсь, так мы загубим твое оружие. Да  и  время  утеряно.

Скоро здесь соберется столько дозорных, что ступить будет негде. А после и

кто-нибудь из максаров обязательно появится.

     - Идти напролом через стену было твоей идеей.

     - Если человек и в старости продолжает делать ошибки,  он  должен  по

крайней мере уметь их исправлять. Я знаю  еще  один  путь,  которым  можно

проникнуть в Страну Максаров. Он тяжел и мучителен, но зато надежен.

     - Почему же ты сразу не повел нас тем путем? - нахмурилась Надежда.

     - Не каждому по силам пройти  по  нему...  Да  и  очень  не  хотелось

открывать его непосвященным. Ведь мы союзники только на время.

     - Мне все это уже надоело! Я  максар  порождению!  Я  владею  родовым

клинком! Почему же я не могу свободно войти в свою страну?

     - Ты максар, - кивнул головой Азд. - Но пока  еще  бездомный  максар.

Победив Стардаха и овладев его цитаделью, ты  получишь  и  ключи  от  всех

ворот пограничной стены. Ну, а пока тебе придется пробираться в родной дом

черным ходом...

 

 

     На этот раз, чтобы  попасть  в  Страну  Максаров,  маленькому  отряду

пришлось идти в глубь Страны Жестянщиков - и  опять  заповедными  тропами,

обходя пашни, стада,  поселения.  Меры  предосторожности,  предпринимаемые

Аздом,  наводили  Артема  на  мысль,  что  он  боится  не  только  первого

встречного, но даже самого себя. Вскоре старик окончательно выбился из сил

и дальнейший путь продолжал верхом на Калеке. Зато его приемный сын стойко

сносил все тяготы путешествия через леса и болота.

     Место, к которому их привел Азд,  напоминало  одновременно  и  свежий

лунный кратер и громадный  заброшенный  карьер,  из  которого  уже  успели

добыть все  более  или  менее  ценное.  Осевшие,  размытые  дождем  стенки

уступами спускались к неровному глинистому дну, на  котором  среди  мутных

луж торчали заржавевшие железные монстры -  остатки  каких-то  механизмов.

Кое-где в стенах чернели провалы пещер. Несколько дюжин хорошо вооруженных

жестянщиков (было  у  них  даже  что-то  похожее  на  небольшую  бомбарду)

охраняли эту унылую яму, на многие тысячи шагов от  которой  не  росли  ни

трава, ни кустарник.  Азд  коротко  переговорил  с  их  предводителем,  и,

получив разрешение, отряд начал спускаться  вниз  по  разбитому  дорожному

серпантину. Спрямить путь означало  немедленно  вызвать  мощный  оползень,

который неминуемо похоронил бы всех пятерых.

     Однако целью старика было вовсе не дно карьера. Остановившись у входа

в одну из пещер, он знаком  предложил  своим  спутникам  располагаться  на

отдых,  а  сам  шагнул  во  мрак.  Вероятно,  потому,  что  странствие  по

бездорожью вымотало путников и  все  они  нуждались  в  передышке,  долгое

ожидание не показалось слишком уж  томительным.  Азд  вернулся  грязный  и

усталый, но, видимо, с хорошими новостями. Жадно съев полкаравая черствого

хлеба и выпив целую фляжку воды, он приступил  к  рассказу  о  причинах  и

результатах своего вояжа в подземный мир.

     - Когда первозданные потерпели поражение в Великой Бойне,  многие  их

союзники, в том числе и воины Иллабрана Братоубийцы, которого  в  ту  пору

звали  Иллабраном  Верзилой,  были  окружены  прислужниками   максаров   в

безводной пустыне у подножия Серебряных гор.  Их  предводителя,  -  старик

покосился на Калеку, - тогда уже не было с ними. Побежденным была  обещана

жизнь в обмен на службу у максаров. На это они ответили, что скорее  будут

жрать землю и весь остаток жизни ползать на  брюхе.  Соплеменники  Ирданы,

большие шутники и любители всяких каверз, порешили, что так тому  и  быть.

Полуживых от жажды и гноящихся  ран  воинов,  а  также  их  жен  и  детей,

изгнанных из родной страны, они превратили в слепых, безногих  и  безруких

чудовищ, способных жить только в глубоких  подземных  норах.  Более  того,

питаться они теперь могут лишь той самой сырой землей,  в  недрах  которой

обитают. В ней так мало  съедобных  веществ,  что  эти  люди-черви  должны

непрерывно грызть грунт, буравя в  нем  бесконечные  запутанные  ходы.  Но

максары не забыли позаботиться и о своей выгоде. Пропуская через свое тело

огромные массы земли, эти несчастные отделяют от нее металлы.  Поэтому  их

зовут рудокопами. Слитки, в которых золото перемешано с железом  и  медью,

они  обязаны  регулярно  сдавать  в   наши   мастерские.   Под   контролем

прислужников максаров, конечно. Пограничная  стена  уходит  под  землю  на

порядочную глубину. Это уже проверено. Но рудокопы могут  рыть  свои  норы

еще глубже. Они согласны проложить для вас подкоп  в  самый  центр  Страны

Максаров.

     - А плату за это  они  с  нас,  случайно,  не  потребуют?  -  недобро

усмехнулась Надежда.

     - Нет, несравненная. Услуга эта будет оказана вам безвозмездно, но...

     - Что - но! Опять какие-то условия?

     - Это даже не условие...  -  старик  замялся.  -  Как  бы  это  лучше

выразиться. Прежде чем вы пройдете подземным ходом,  одному  из  вас...  я

имею ввиду Иллабрана... придется встретиться со своим родным братом. Я  не

уверен, что встреча будет слишком радостной,  но  рудокопы  настаивают  на

ней.

     - А откуда они узнали, что Иллабран с нами?

     - Я им это сказал, несравненная.

     - Кто тебя тянул за язык?

     - А как бы иначе я  договорился  с  ними?  Мы  не  имеем  власти  над

рудокопами. Более того, в своей беде они  винят  нас.  Якобы  в  последней

битве мы сражались недостаточно стойко. Посторонних они допускают  в  свои

норы весьма редко. Для этого необходим чрезвычайный повод. Не  мог  же  я,

несравненная, поведать им о нашем договоре. Вот  и  пришлось  упомянуть  о

Иллабране. Рудокопы его прекрасно помнят.

     - Они хотят устроить над ним суд?

     - Этого я не знаю, несравненная...

     - Ты не только трус, но еще и лжец! Отвечай прямо, не виляй!

     - Не гневайся, несравненная. Тебе ничего не грозит. Ты в любом случае

доберешься до страны Максаров.

     - Доберусь. С клинком в руке я пройду  весь  лабиринт  от  начала  до

конца! Показывай, куда идти!

     - Идите все время по этому коридору, и вас встретят. -  Азд  отступил

на несколько шагов. - Мой  путь  закончен.  Здесь  я  с  вами  расстанусь.

Береги, несравненная, клинок... и своего будущего ребенка.  Прощай  и  ты,

сынок. Чувствую, нам уже не свидеться больше. Скоро ты окажешься  в  самом

логове наших заклятых врагов. Я не могу  дать  тебе  никакого  оружия.  Но

возьми  вот  это.  -  Старик  снял  свой  ошейник.  -  Как  и  при   каких

обстоятельствах пользуются этим предметом, ты знаешь...

 

 

     Их не снабдили ни  факелами,  ни  самыми  простейшими  светильниками.

Тесная галерея, постепенно  сужаясь,  полого  уходила  под  землю.  Вскоре

макушки путников стали касаться потолка. Впереди теперь шел Яшт, до  этого

уже несколько раз  сопровождавший  названного  отца  в  таких  походах,  а

замыкал шествие Калека, внимательно выслушавший весь разговор между  Аздом

и Надеждой, но ничем  не  выразивший  своих  чувств.  Ныне  же,  в  полной

темноте, вообще нельзя было определить, как  он  относится  к  перспективе

скорой встречи с земляками.

     - Стойте! - вдруг раздался из мрака  глухой,  прямо-таки  замогильный

голос. - Кто вы такие и что вас заставило  спуститься  во  владения  моего

народа?

     - А сам ты кто такой? - Надежду было не очень-то легко смутить, а тем

более запугать.

     - Отвечайте на вопрос. Иначе я  обрушу  на  ваши  головы  своды  этой

пещеры, - с угрозой произнес невидимый страж.

     - Я Ирдана, дочь и наследница максара  Стардаха,  одно  имя  которого

должно внушить тебе ужас, презренный раб. А что касается твоей угрозы, она

неосуществима. Прежде чем ты шевельнешься,  мой  клинок  сделает  из  тебя

очень много очень мелких кусочков. Впрочем, ты и шевельнуться не  успеешь.

Если не веришь, попробуй.

     - Как  же  мне  не  верить  тебе,  Ирдана,  дочь  Стардаха,  -  голос

подземного жителя дрогнул. - Ведь это именно твой отец сделал из меня  то,

чем я являюсь теперь. Наши дети рождаются в грязи и мраке, потому им легче

переносить такую жизнь. А я помню свет неба, шум  лесов  и  вкус  дождевых

капель на губах. Когда-то меня звали Иллаваст Десница, потому что в войске

моего брата Иллабрана Верзилы я всегда командовал правым крылом. Последний

раз я видел его в самом начале Великой Бойни, еще до того, как  злая  воля

максаров заставила жестянщиков повредиться умом. Правда ли, что  мой  брат

сопровождает тебя сейчас?

     - Да, - ответила Надежда. - Он здесь.

     - Пусть скажет сам.

     - Как и ты, он был подвергнут переделке. И не один  раз.  В  нынешнем

своем облике он лишен дара  речи.  Воину  достаточно  иметь  зоркий  глаз,

тонкий слух и крепкие мышцы.

     - Я восторгаюсь тобой, Ирдана. Тобой  и  твоими  соплеменниками.  Как

легко вы решаете, каким должен быть человек и каким не должен...

     - В свое время вам следовало лучше воевать. И тогда бы сейчас  не  мы

все решили за вас, а наоборот. Неудачникам и трусам место в  пыли,  у  ног

победителя.

     - Так оно и случилось, - тот, кто  назвал  себя  Иллавастом,  скорбно

вздохнул. - Но как же мне убедиться, что с тобой пришел именно мой брат, а

не какой-нибудь самозванец? Ведь я не могу видеть, а он не может говорить.

     - Я легко читаю его мысли и могу передать  их  тебе.  Сейчас  я  буду

говорить только от его лица. Можешь задавать вопросы.

     - Если ты действительно Иллабран, мой родной брат, ответь,  что  было

зарыто под порогом жилища нашего отца?

     -  Осколок  кувшина,  дабы  ничего  из   дома   не   пропало,   ветка

заговоренного вереска, дабы дом не сгорел, и железный нож,  дабы  враг  не

вошел в его двери, - низким, почти мужским голосом объявила Надежда.

     - Верно, - Иллаваст задумался. - Однако эти ответы, Ирдана,  ты  сама

могла извлечь из моего сознания. Это еще недоказательство. Пусть лучше  он

сам задаст мне вопрос. Такой вопрос, который убедит меня, что это на самом

деле мой старший брат.

     - Действительно ли в то  время,  когда  я  собирал  войско  в  Еловых

Дебрях, ты домогался любви моей жены?

     - Это наветы наших врагов. Клянусь тебе, мой брат!

     - Значит, ты признал меня?

     - Да... Но что из того? На тебе лежит тяжкий грех. Ты проливал  кровь

врагов максаров, в том числе и кровь своих соплеменников. Признаешь ли  ты

это?

     - Признаю и раскаиваюсь. Но оружие, даже самое  кровавое,  не  ведает

греха. В руках Стардаха я был лишь секирой, хотя, возможно, и самой острой

из его секир.

     - Полагаешь, это оправдывает тебя?

     - Нет. За свой грех я согласен понести любую кару. Но сначала ради ее

искупления я намерен помочь моей нынешней владычице убить Стардаха.  После

этого можете делать со мной что угодно.

     - Я верю тебе. И поручусь за тебя  перед  всеми  рудокопами.  А  пока

заложницей за твою жизнь будет моя собственная. Исполни свой долг, а затем

найди способ с честью умереть. Этим ты не только искупишь прошлый грех, но

и отвратишь грех будущий. Хватит сеять зло. Хватит служить максарам. Иначе

ты опять станешь лишь секирой в их руках.

     - Все будет исполнено, как ты велишь мне, брат. - Надежда  продолжала

говорить чужим голосом, но ее собственное раздражение  так  и  прорывалось

наружу. - А теперь обнимемся,  как  мы  обнимались  тогда,  перед  началом

последнего боя.

     - У меня нет рук, - печально сказал Иллаваст.

     - Зато у меня их целых восемь. Хватит на двоих, да еще и останется.

     Тело Калеки, одновременно твердое и  податливое,  легко  протиснулось

между Артемом и стеной пещеры. По песку  прошелестели  щупальца,  раздался

увесистый шлепок, как будто бы  тюфяк  упал  со  шкафа,  затем  последовал

протяжный вздох, и наступила долгая тишина. Артему не нужно было  обладать

способностью видеть в темноте, чтобы предельно отчетливо представить себе,

как два некогда родных человека, волею злой судьбы  превращенные  в  столь

по-разному уродливых монстров, замерли, тесно прижавшись друг к другу.

     Плакать они не могли, поскольку имели только один глаз на двоих, да и

тот был лишен слезных желез.

     В чем другом, но в этом Азд не солгал - путешествие в Страну Максаров

через  владения   рудокопов   оказалось   мучительным   и   трудным.   Эти

червеобразные существа, лишенные всего человеческого, кроме разума и речи,

не могли задерживаться на одном месте  и  часа,  потому  что  их  организм

постоянно требовал пищи, скудные крохи которой  содержались  в  пожираемом

ими грунте. Это было  главной  причиной  того,  что  рудокопы  никогда  не

пользовались проторенными  ходами,  каждый  раз  заново  прокладывая  свои

подземные тоннели. Человек мог передвигаться в них только ползком и только

в одном направлении - вперед. Как они все до сих пор не задохнулись в этом

донельзя спертом воздухе, Артем и сам не понимал.

     Путники  давно  утратили  представление  о   времени   и   пройденном

расстоянии.  Вся  их  жизнь  теперь  состояла  из   медленного,   упорного

продвижения вперед, вслед за Иллавастом или кем-нибудь из  его  товарищей,

коротких остановок для сна и еще более коротких остановок для приема пищи,

запасы которой таяли с катастрофической быстротой. Некоторое  разнообразие

в эту изматывающую рутину вносили регулярные обвалы сводов тоннеля,  когда

следовавшим за людьми рудокопам приходилось спешно откапывать их, а  потом

оживлять  самыми  варварскими  способами.  Несколько  раз  они   едва   не

захлебнулись в плывунах - отложениях  мельчайшего,  перенасыщенного  водой

песка, дважды проваливались в карстовые пещеры и один раз  чудом  спаслись

от смерти, напоровшись на обширную газовую шапку.  Одежда  путников  давно

обратилась в лохмотья, колени и локти покрылись  кровоточащими  ссадинами.

Больше  всех  страдал  молодой  жестянщик,  кожа  которого  не  отличалась

сверхъестественной прочностью, как у Артема и Надежды, а  легкие  привыкли

дышать   обыкновенным   воздухом,   а   не   азотно-метановой   смесью   с

незначительной примесью кислорода. Калека сносил муки подземного  перехода

стоически. Впрочем, пожаловаться он все равно  не  мог,  даже  если  бы  и

хотел.

     Страдания хороши тем, что когда-нибудь  да  и  заканчиваются.  Пришло

время, и Артем почувствовал,  как  тоннель  медленно,  но  неуклонно  стал

забирать кверху. Пища у них давно кончилась, а во флягах осталось лишь  по

несколько капель протухшей воды, но стремление  поскорее  увидеть  небо  и

вдохнуть свежий воздух оказалось сильнее голода и усталости. Час за  часом

они карабкались вверх по все более крутому уклону. Каждую  секунду  ожидая

увидеть свет и опасаясь за свое зрение, Артем последние метры полз, плотно

зажмурив глаза.

     Однако тоннель окончился не на поверхности  земли,  открытой  вольным

ветрам и сиянию дня, а в  затхлой  пещере,  мрак  которой  был  лишь  чуть

пожиже, чем мрак подземелья. Рудокопы помнили и любили все,  что  навсегда

было потеряно для них, но уже не могли жить и дышать  нигде,  кроме  своих

нор.

     Здесь братья Иллабран и Иллаваст попрощались навсегда.

 

 

     Состояние  путников  было  таково,  что  о  немедленной  схватке   со

Стардахом нечего было даже и думать. Все четверо  нуждались  в  отдыхе,  а

жестянщик еще и в лечении - раны на его руках и ногах воспалились.

     К счастью, в глубине пещеры обнаружился обильный, чистый источник,  и

тут уж они отвели душу - сначала вдоволь  напились,  а  затем  искупались.

Надежда, как и подобает богине  в  присутствии  простых  смертных,  наготы

своей не стеснялась, чем повергла юного Яшта  в  великое  смущение.  После

этого все завалились спать, даже не выставив караульного. Порукой их покоя

было только исключительное чутье Надежды на опасность.

     После пробуждения голод дал о себе знать с новой силой. Даже Надежда,

способная, как и все максары, подолгу обходиться без пищи,  высказалась  в

том смысле, что сейчас съела бы даже жареного ежа вместе с  колючками.  На

поиски  пропитания,  а  заодно  -  на  разведку   -   отправился   Калека.

Отсутствовал он недолго и принес ворох окровавленного  платья  ("Ты  такой

неаккуратный", - поморщилась Надежда),  два  дорожных  мешка  и  следующие

новости:  местность  вокруг  ему  незнакома,  но  это  безусловно   Страна

Максаров, поскольку  невдалеке  торчит  полуразрушенная  цитадель:  кругом

безлюдно, и даже дозор встретился ему всего один раз.

     Все, кроме Калеки, жадно набросились на грубую солдатскую пищу. Когда

первый голод был утолен, Артем, по некоторым,  чисто  этическим  причинам,

обеспокоенный   отсутствием    аппетита    у    товарища,    подозрительно

поинтересовался, какого же рода был дозор - конный или пеший.

     Конный, устами Надежды ответил Калека и скромно  уточнил,  что  пегий

жеребчик был совсем молоденький, ну прямо объеденье.

     В одном из трофейных мешков нашлись  лекарства  -  бинты,  баночки  с

целебным  жиром,  высушенные  травы,  болеутоляющее  зелье.  Пока  Надежда

занималась  ранами  Яшта,  Артем  сам  (дабы  не   оскорблять   максарское

достоинство подруги) выстирал в источнике одеяния дозорных. Вышитые на них

эмблемы были ему незнакомы.

     - Нам понадобятся лошади или любые другие скакуны,  -  сказал  Артем,

развешивая мокрую одежду на ветерке, поближе к выходу. - Не станем  же  мы

добираться до владений Стардаха пешком.

     - Скакуны сами к нам идут, - беззаботно ответила Надежда.  -  Выгляни

наружу.

     Высунувшись из  пещеры,  Артем  действительно  разглядел,  что  в  их

сторону направляется какой-то  вооруженный  отряд.  Воины  шли  зигзагами,

время от времени останавливаясь - видимо,  разглядывали  запуганный  след,

оставленный Калекой. Даже с такой  дистанции  можно  было  различить,  что

большинство из воинов размером превышают обыкновенных людей, и не все  они

двуногие.

     - Перебить их не трудно, - сказала Надежда.  -  Но  за  этим  отрядом

явится другой, а за другим - третий. А это нам сейчас меньше всего нужно.

     - И как ты собираешься поступить?

     - Пусть Калека вернется на свой след  и  уведет  воинов  подальше  от

нашего лагеря. Я же тем временем постараюсь затуманить их сознание.

     Она еще не окончила говорить, а длинная  серая  змея  с  единственным

глазом посреди туловища  уже  выскользнула  из  пещеры.  Отряд  прошел  по

направлению к их укрытию еще  некоторое  расстояние  а  затем  повернул  в

сторону и вскоре скрылся из глаз.

     - Ты не заглядывала в сознание этих вояк? - спросил Артем.

     - Что толку, - Надежда махнула рукой. - Ясных мыслей у них  в  голове

не больше, чем у охотящейся собаки.  Даже  имя  их  хозяина  я  не  сумела

уловить.

 

 

     Время тянулось медленно, зато еда  окончилась  быстро.  В  отсутствие

Калеки Артем стал сам выходить на поиски пищи  -  таскал  яйца  из  гнезд,

мешком ловил рыбу в ручьях, собирал дикий лук  и  головки  мака.  Яшт  уже

поправлялся, но от этого забот у  Надежды  не  убавилось.  Ей  приходилось

держать под постоянным контролем сознание сразу двух существ - жестянщика,

неискушенная душа которого могла стать легкой добычей для любого  максара,

и Калеки, уводившею преследователей все дальше и  дальше.  Иногда  Надежда

рассказывала Артему о том, что видел и ощущал в данный момент великий воин

Иллабран Верзила, вернее, его третья ипостась.

     Увязавшийся за ним отряд постепенно таял. После каждого привала один,

а то и парочка воинов - главным образом, караульные -  бесследно  исчезал.

Преследователи понимали, что уже давно превратились из охотников в добычу,

однако на попятную не шли -  страх  перед  хозяином-максаром  был  сильнее

страха  смерти.  Несколько  раз,  пытаясь  избавиться  от  погони,  Калека

прокладывал свой путь по руслам рек, но всякий раз без заметного успеха  -

его недруги обладали не только зорким глазом, но и  отменным  нюхом.  Лишь

только  тогда,  когда  впереди  замаячили  каменные  истуканы,   а   воины

растянулись в цепь, Калека (а одновременно с ним - Надежда) понял  замысел

их предводителя: прижать неведомого врага к  пограничной  стене.  В  такой

ситуации был возможен только один-единственный  выход,  которым  Калека  и

воспользовался. Надежда чужими глазами молча  наблюдала  схватку,  и  лишь

когда она вдруг резко вздрагивала или непроизвольно вскидывала руки, Артем

мог догадаться, что его восьминогому приятелю приходится туго.

     - Ну все, - сказала она наконец с облегчением. - Калека возвращается.

Те, кто остался жив, за ним уже не погонятся. И, кажется, у него есть  для

нас какой-то сюрприз.

 

 

     Однако, вопреки ожиданиям,  возвращение  Калеки  затягивалось.  Край,

через который он пробирался, кишел прихлебателями максаров самой различной

масти, по примеру хозяев жестоко враждовавших  между  собой,  и  одинокому

бродяге (даже весьма неслабому), дабы  уцелеть  в  этом  аду,  приходилось

проявить максимум осмотрительности.

     Между тем  Надежда  становилась  мрачнее  час  от  часу.  Она  совсем

перестала выходить на свежий воздух и почти все время проводила в  глубине

пещеры,  до  изнеможения  упражняясь  с  клинком.   Однажды   Артем   имел

неосторожность заметить, что подобное  самоистязание  может  не  пойти  на

пользу будущему ребенку, но она в ответ только  бешено  зыркнула  на  него

своими глазищами.

     Последние  десять  или  двенадцать  часов,  предшествующих  появлению

Калеки, Надежда неподвижно просидела у входа в  пещеру.  Она  не  скрывала

тревоги, и это чувство передалось Артему и Яшту, тем более,  что  накануне

она  заставила  их  искать  запасной  выход,  который,  по  ее  разумению,

обязательна должен был где-то здесь находиться.

     Калека появился в своем любимом обличье восьминогого  мешка,  правда,

мешка наполовину опорожненного. Длинный белый шрам рассекал его  шкуру,  а

верхнее костяное веко было проломлено.

     - Туго же тебе пришлось, - в присутствии третьих  лиц  Надежда  взяла

себе за правило разговаривать с Калекой вслух. - Ну, а  где  же  обещанный

сюрприз?

     Калека одним щупальцем бросил к ее ногам грязную, запыленную сумку, а

другим протянул лоскуток розовой блестящей ткани.

     - Что-то в  этом  роде  я  и  ожидала,  -  вымолвила  Надежда  и  уже

специально для Артема пояснила: - Это обрывок моего платья. Его я  носила,

живя в цитадели Стардаха.

     Повинуясь ее приказу, Яшт открыл сумку. Из нее  на  землю  вывалилась

человеческая голова, вырванная из плеч какой-то страшной  силой  -  у  шеи

бахромой болтались жилы, кусок гортани  походил  на  гофрированную  трубку

противогаза. На покрытом  засохшей  кровью  лице  резко  выделялся  нос  -

мясистый, с  вывернутыми  вперед  огромными  ноздрями.  Выбритый  череп  и

прихотливые зигзаги свежих шрамов на нем свидетельствовали о том, что  его

владелец совсем недавно подвергся переделке в одной из цитаделей максаров.

     - Из этого человека должны были сделать мрызла, а сделали  вот  такую

тварь, способную по запаху отыскивать жертву  на  огромном  расстоянии.  -

Надежда презрительно усмехнулась. - В отряде, преследовавшем Калеку,  были

сразу две таких ищейки, и каждая  имела  при  себе  клочок  моего  платья.

Сколько же подобных уродов шарит сейчас по всей этой стране, вынюхивая мой

след? Наше счастье, что я еще ни разу не покидала пещеру.

     - Но ведь рано или поздно тебе придется это сделать, - сказал  Артем.

- Не подыхать же нам с голода?

     - Делайте, что хотите. - Надежда уселась на прежнее место и  положила

подбородок на рукоять клинка. - Но сейчас мне нужно побыть одной.

     Когда спустя немалый промежуток времени Артем, совершенно опухший ото

сна, снова выполз из недр пещеры к свету, Надежда занимала прежнюю позицию

и даже, казалось, не изменила позу. Однако по выражению ее лица можно было

понять, что она уже приняла для себя какое-то решение.

     Повинуясь чувству нежности,  внезапно  нахлынувшему  на  него,  Артем

протянул руку, желая коснуться ее волос, но Надежда резко остановила его.

     - Всему свое время, - сказала она почти по Экклезиасту. - Время любви

прошло. Наступает время войны.

     Как бы в подтверждение ее слов снаружи раздался визгливый хохот.

     - Ирдана! Ирдана! Возвращайся домой! Покайся, и отец простит тебя!

     Два уродливых, наспех сляпанных  существа  приплясывали  прямо  перед

входом в пещеру. Головы их мало чем  отличались  от  той,  которую  Калека

принес в мешке.

     - Ирдана! Ирдана! - снова завыл один из них. -  Хватит  болтаться  по

свету! Иди домой! Отец тебя ждет!

     Их глумливый смех эхом отдавался под  сводами  пещеры.  Надежда  лишь

мельком глянула на  незваных  гостей.  Похоже,  что  их  появление  только

подтверждало ее решение.

     - Скажите Стардаху, что я скоро приду, -  спокойно  ответила  она.  -

Пусть готовится к встрече.

     - Он готов, готов, - нараспев заголосили  твари.  -  Он  давно  готов

встретить тебя, Ирдана.

 

 

     - Нас выследили, - сказала Надежда, когда все ее  спутники  собрались

вместе. - И, наверное, довольно Давно. Я все  время  ощущала,  что  кто-то

пытается проникнуть в сознание Калеки. Скорее всего, это Стардах. Об  Яште

он ничего не знает,  поэтому  пока  и  не  трогает  его.  Однако  Стардаху

неизвестно еще и главное - исправен ли мой клинок. Поэтому он и  выжидает,

подсылая к нам своих лазутчиков. Я ничего не намерена от него скрывать: ни

своей силы, ни своих намерений. Мы немедленно выступаем в поход.  Открыто,

ни от кого не таясь. В свое время я даже вызову Стардаха на  единоборство.

Каждый, кто попытается помешать нам, - мой враг. Порукой этим словам - мое

имя и мой клинок.

     - Прежде чем выступить в поход, не мешало бы знать, в  какую  сторону

идти, - осторожно заметил Артем.  -  Чувство  опасности  не  самый  лучший

проводник.

     -  Сейчас  мы  все  выясним,  -  Надежда   кивнула   Калеке,   словно

благословляя на какое-то давно задуманное им предприятие.

     Живое ядро  вылетело  из  пещеры  столь  стремительно,  что  посланцы

Стардаха даже не успели броситься наутек. Спустя несколько секунд оба  они

уже трепыхались в воздухе, туго скрученные могучими щупальцами.

     - Ты, который висишь слева, - сказала Надежда.  -  Отвечай,  как  нам

кратчайшим путем добраться до цитадели Стардаха.

     - Не смей так обращаться со мной, Ирдана! - заверещала та из ищеек, к

которой был обращен вопрос. - Стардах не прощает тех, кто глумится над его

слугами!

     - Мне не нужно прощения Стардаха.  Мне  нужно  узнать  дорогу  в  его

владения.

     - Я ничего не скажу тебе! Отпусти меня!

     - Так и быть, - кивнула Ирдана. - Лети, как птица.

     Калека постарался сделать все возможное, чтобы его жертва хотя бы раз

в жизни действительно ощутила  себя  птицей,  правда,  полет  ее  оказался

недолгим - только до крутого гранитного склона ближайшей скалы.

     - Ну а ты, который висишь справа,  -  обратилась  Надежда  к  другому

лазутчику. - Помнишь дорогу?

     - Помню, несравненная. - Он не мог оторвать взгляд от каменной стены,

на которой четко отпечаталась огромная кровавая клякса.

     - Тогда вспоминай как можно подробнее. Язык пока можешь прикусить.  Я

и так все пойму.

     Несколько минут прошло в молчании.  Пленник  от  усердия  даже  глаза

закатил. Надежда замерла, сосредоточившись на картинах, мелькавших  в  его

затуманенном страхом сознании.

     - Все! - тяжко выдохнул лазутчик. -  Я  постарался  вспомнить  каждую

мелочь. Теперь отпусти меня,  несравненная.  Только  не  заставляй  лететь

птицей.

     - Тогда ползи змеей, - милостиво разрешила Надежда.

     Пленник с переломанным хребтом плюхнулся на  землю  и  в  самом  деле

пополз, волоча за собой отнявшиеся ноги.

     - Зачем ты так... - сказал Артем. - Убей врага, если  другого  выхода

нет. Но издеваться над ним...

     - Началась война! - в самое ухо ему крикнула Надежда. - Ты можешь это

понять? И с сего мгновения мы живем по законам войны!

     После  недолгих  сборов  армия  двинулась  вперед.  Она  казалась  до

смешного маленькой, но ее вел неуязвимый  максар,  в  руках  которого  был

клинок-всеуничтожитель, а в сердце - отчаянная решимость.

     Первое боевое крещение они приняли, не отойдя от пещеры и  нескольких

шагов.

     Внезапная атака лавины  мрызлов,  поддержанная  на  флангах  отрядами

всадников, таких длинноруких, что они, оставаясь в седле,  могли  касаться

ладонями земли, не застала  Надежду  врасплох.  Еще  до  того,  как  из-за

ближайшего холма появилась боевая хоругвь Стардаха, она привела  клинок  в

боевую готовность и поставила Яшта  (единственного,  кто  был  уязвим  для

стрел и метательных снарядов) у себя за спиной.

     Они  выстояли  под  убийственным  градом  свинцовых  шаров,  которыми

забросали их длиннорукие всадники, и теми же шарами  отогнали  людей-псов,

пытавшихся напасть на них с тыла (действия Калеки в этом эпизоде  были  не

менее эффективны, чем стрельба  из  восьмиствольного  миномета).  А  затем

наступил черед клинка.

     Артем несколько минут тупо наблюдал за этой бойней,  а  затем  просто

закрыл  глаза,  чтобы  не  видеть,  как  целые   шеренги   живых   существ

превращаются в безобразные груды мяса, как  отрубленные  головы  летят  по

инерции вперед, опережая своих поверженных владельцев, и как  человеческие

внутренности перемешиваются с лошадиной требухой.  Поистине  клинок  можно

было сравнить только с легендарной  косой  Смерти.  От  него  нельзя  было

укрыться ни в земляных ямах, ни за  каменными  валунами,  ни  за  стальной

броней. Вокруг четверки путников уже воздвигся  вал  из  мертвых  тел,  но

задние ряды все еще  напирали,  и,  поражая  их,  Надежда  была  вынуждена

кромсать и без того до неузнаваемости изувеченные трупы.

     "Еще немного, и  мы  захлебнемся  в  крови,  -  подумал  Артем  почти

равнодушно. - Или, связав из мертвецов плот, поплывем по кровавому морю. К

пристани по имени Ад".

     - Поздравляю тебя с победой, несравненная! - в голосе Яшта  слышалось

неподдельное восхищение. (Да и почему бы кролику не  радоваться  при  виде

стаи издыхающих псов?).

     - Разве это победа? - буркнула Надежда. -  Так,  проба  сил.  Стардах

прощупывает мои возможности. Теперь он знает, чем я вооружена.  Но  он  не

знает, какой у меня клинок. Ведь я до сих пор не использовала его в полную

силу.

 

 

     Поражение прислужников Стардаха было полным, но, судя по возникавшему

то слева, то справа, то позади шуму стычек, сражение еще не закончилось.

     Несколько всадников верхом  на  мрызлах  (да  и  сами  страшные,  как

мрызлы) бросились им наперерез. Надежда уже ухватилась за рукоятку клинка,

но вся компания успела распластаться  на  земле  в  самых  подобострастных

позах.

     - Несравненная! - взвыл кто-то из них.  -  Разреши  нам  сопровождать

тебя. Мы обещаем верно служить тебе. На привалах мы станем оберегать  твой

Сон, а в походе понесем твою добычу. Много нам не надо. Мы будем подбирать

только то, от чего отвернешься ты и  твои  слуги.  А  сейчас  разреши  нам

дорезать этих презренных псов, посмевших поднять на тебя руку, а заодно  и

воспользоваться их имуществом.

     - Сами вы псы, - сказала Надежда. -  Трусливые  и  жадные  пожиратели

падали. Собираетесь даром кормиться возле меня? Впрочем,  так  и  быть,  я

позволю вам сопровождать мою армию, но за неповиновение и  измену  покараю

мучительной смертью. И не смейте без приказа приближаться ко мне ближе чем

на сто шагов. А теперь приведите  сюда  лучших  лошадей  и  подайте  самые

тонкие яства, которые только отыщете.

     Свой путь Артем и Надежда продолжали верхом, удобно  сидя  в  высоких

деревянных седлах. Яшт от  скакуна  отказался  и  шел  слева  от  Надежды,

держась за ее стремя. Калека - тот вообще был  сам  себе  конь  и  всадник

(если лошади и интересовали его иногда, то совсем в другом плане).

     А вокруг них, то отставая, то вырываясь далеко вперед, валила, словно

стая саранчи, сжирая все на своем  пути,  постоянно  увеличивающаяся  рать

бродяг, мародеров и насильников. Они поверили в  Надежду  сразу  же  после

первой  ее  победы  и  намеревались  сохранять  ей  верность  до   первого

поражения.

 

 

     Что осталось в памяти Артема  от  этого  долгого  сумбурного  похода,

когда они то ночевали в первой попавшейся яме среди чужих пылающих  жилищ,

то восседали за пиршественным столом в цитадели какого-нибудь максара,  от

души радующегося распре Стардаха с родной дочерью? Разве что  ужас  многих

бессмысленных  сражений  (ведь  исход  таких  войн  обычно  решала  только

непосредственная схватка двух враждующих максаров), кровь,  обильная,  как

молодое вино на празднике  урожая,  и  вино,  сладкое,  как  кровь  врага;

неожиданно хлынувший на  них  густой  едкий  дым,  под  покровом  которого

отборные головорезы Стардаха пытались покончить с Надеждой, и  бесконечный

ряд костров, над которыми эти головорезы были потом развешаны. И  еще  ему

запомнился сладковатый приторный душок тления, сопровождавший их армию  на

протяжении всего пути.

     И вот наступил момент, когда цитадель Стардаха во всей своей  мрачной

величавости предстала перед ними. Опять их было четверо (не считать же  за

людей тесно сгрудившийся вокруг человекообразный сброд), но трое  из  этой

четверки внешне и внутренне стали совсем другими, а место лукавого  старца

занял неискушенный юнец.

     Никто не вышел им навстречу - ни с оружием в руках, ни с  ключами  на

блюдечке.  На  стенах  не  развевались  стяги  и  не   сверкали   алебарды

защитников. Створки ворот  были  распахнуты,  а  решетка,  каждый  прут  в

которой был потолще талии Генобры - поднята.

     - Можете войти  в  цитадель,  -  после  некоторого  раздумья  сказала

Надежда главарям разбойничьей армии.  -  Там  всего  вдоволь,  и  вина,  и

сокровищ. Берите все, что сможете унести, но не смейте ничего поджигать.

     Со сноровкой,  весьма  удивительной  для  этого  с  бору  по  сосенке

набранного воинства, вся банда кинулась на приступ. Пока одни,  ворвавшись

в ворота, разбегались по  многочисленным  галереям  и  дворикам  цитадели,

другие, с помощью веревок и крючьев, карабкались на стены.

     Штурм завершился в считанные минуты, о чем возвестил  нестройный,  но

громогласный победный клич. Еще довольно  долго  изнутри  доносился  треск

взламываемых дверей, звон посуды и радостные возгласы.

     А потом настало молчание.

     Никто не выходил из ворот, шатаясь под тяжестью добычи, никто не орал

похабных песен, упившись драгоценными винами, никто не насиловал прислугу,

если таковая еще оставалась в цитадели.

     - Поставьте  палатку,  -  устало  сказала  Надежда.  -  Или  хотя  бы

постелите попону. Я хочу отдохнуть.

     - Что все это означает? - спросил не на шутку встревоженный Артем.  -

Что там могло случиться?

     - Все, кто вошел в цитадель, мертвы.  И  больше  я  ничего  не  знаю.

О-о-о, - вдруг поморщилась она.

     - Что с тобой? Ты не ранена?

     - Нет. Это ребенок... Первый раз он шевельнулся во мне.

     Смежив глаза, Надежда лежала на мягком чепраке, сработанном из  шкуры

какой-то  огромной  кошки  и  богато  изукрашенном  золотыми   кистями   и

бронзовыми колокольцами. Тени быстро  бегущих  облаков  проплывали  по  ее

лицу, то пятная ярким светом, то затушевывая серой усталостью. Яшт, сидя в

отдалении, смотрел на нее, и  в  глазах  молодого  жестянщика  было  такое

искреннее, прямо-таки  молитвенное  восхищение,  что  Артем  даже  немного

позавидовал приемному сыну Азда.  Ничего  похожего  на  ревность  даже  не

шевельнулось в его груди. Это был совсем не тот  взгляд,  которым  мужчина

смотрит на  соблазнительную  женщину,  скорее,  это  был  взор  верующего,

созерцающего алтарь своего божества.

     Калека ходил  вокруг,  отгоняя  в  беспорядке  разбредшихся  лошадей.

Несколько коноводов, оставшихся при них, почуяв неладное, давно сбежали.

     - Ты не забыл, как обращаться с клинком? - не открывая глаз  спросила

Надежда.

     - Нет, - ответил Артем.

     - Если со мной что-нибудь случится, тебе придется мстить за меня.

     - Где сейчас опасность?

     - Опасность со всех сторон. Стардах придумал  мне  какую-то  ловушку.

Лучше бы мы дожидались встречи с ним в чистом поле.

     - Может, сейчас нам разумнее будет отступить?

     - Никогда! - Надежда вскочила так стремительно,  что  Артем  даже  не

уловил мгновения, когда ее  тело  отделилось  от  разостланного  на  земле

чепрака. - Мы сейчас же войдем  в  цитадель,  и  будь,  что  будет.  Время

работает против нас, уясни это себе. Я ведь не  могу  носить  ребенка  под

сердцем вечно. Ты и Калека пойдете со мной. Стардах не страшен вам в такой

мере, как другим. Особенно, когда я рядом с вами.  А  ты,  Яшт,  оставайся

здесь. Забейся в какую-нибудь щель, притворись  мертвым  и  ожидай,  когда

тебя позовут.

     Решительным шагом  она  двинулась  к  цитадели,  но  не  напрямик,  к

воротам, а в обход - к  дальней  башне.  Клинок  -  впервые  во  владениях

максаров - развернулся на всю свою  длину,  и  в  ров  посыпались  сначала

каменные зубцы, затем плиты и колонны, поддерживающие  свод,  а  уж  потом

рухнула и вся башня, изрубленная вдоль  и  поперек.  В  стене  образовался

пролом, пока еще  скрытый  от  глаз  плотной  клубящейся  массой  пыли,  к

которому вело  нагромождение  булыжников,  кирпича,  расщепленных  свай  и

всякого другого строительного мусора, в который имеет свойство  обращаться

любое  многоэтажное  здание,  внезапно  покинувшее  фундамент.  По   этому

импровизированному мосту маленький отряд и вошел в цитадель.

     Первое, что они увидели (кроме, конечно, угрюмой громады  внутреннего

замка да многочисленных пристроек, превративших эту дьявольскую  скворешню

в подобие Вавилонской башни), были  бренные  останки  их  воинства,  столь

неосмотрительно покусившегося на сокровища Стардаха. Одни вповалку  лежали

на плитах двора, другие  в  проеме  проломанных  дверей  парадного  входа,

третьи - вперемешку  с  мешками,  сундуками  и  бочками,  извлеченными  из

кладовых - на истертых ступенях замковой  лестницы.  Позы,  в  которых  их

заставила  окостенеть  мгновенная  смерть,  выглядели  весьма  причудливо,

однако выражение застывших лиц было одинаковым  у  всех  -  выпученные  от

ужаса  глаза,  оскаленные  рты  с  вывалившимися,  а  иногда   и   напрочь

откушенными языками, обильная седина, побившая немытые и нечесаные  гривы.

Невозможно было даже представить себе, какое  кромешное  наваждение  могло

так испугать этих головорезов, ожесточившихся в постоянном насилии и давно

продавших свою душу (а возможно, никогда ее и не имевших).

     Перешагивая через неподвижные тела, Надежда вышла на середину  двора,

предварительно измерив клинком расстояние до ближайших построек (некоторые

при  этом  обвалились).  Артем  догадался,  что  она  опасается  нападения

Стардаха из-за какого-нибудь укрытия и  старается  сохранить  вокруг  себя

круг безопасности диаметром в пятьдесят шагов, что  при  разнице  в  длине

клинков на одну треть давало ей безусловное преимущество в схватке.

     Вот только что же будет, подумал он, когда сражаться придется  внутри

замка, в узости коридоров и в тесноте винтовых лестниц? Там ведь особо  не

размахнешься, если только не собираешься  по  примеру  Самсона  похоронить

себя вместе с врагом.

     - Стардах! - изо всей мочи крикнула Надежда, оглядываясь по сторонам.

- Ты велел мне вернуться, и я пришла! Почему ты не встречаешь меня?

     Узкий   обломок   стены   одной   из   пристроек,   с   обнажившимися

внутренностями комнат, зависшими в  пустоте  лестницами  и  распотрошенным

добром, до этого чудом сохранявший вертикальное положение, рухнул,  еще  в

падении распавшись на каменное крошево - и это был единственный  ответ  на

ее слова.

     - Выходи! - снова крикнула Надежда. - Иначе я вдребезги разнесу  твое

гнездо. - В доказательство своих слов она  сверху  донизу  вспорола  фасад

замка,  который,  впрочем,  устоял,  за  исключением  одного-единственного

портика перед входом.

     - Не забывай, что это также и  твое  собственное  гнездо,  Ирдана,  -

голос, раздавшийся со стороны ворот, заставил  всех  вздрогнуть.  -  Чтобы

восстановить его, понадобится немало сил и времени.

     - Если такова цена моей жизни, я  согласна!  -  Клинок,  опустившись,

замер, направленный на какую-то цель, и, глянув в том  направлении,  Артем

разглядел, наконец, Стардаха.

     Максар стоял в узком промежутке  между  привратной  башней  и  стеной

кордегардии, но темнота за его спиной была более густой, чем обычная тень.

     С двух сотен шагов было трудно определить,  во  что  он  одет  и  чем

вооружен, но его яростный взор разил даже на  таком  расстоянии,  а  голос

гремел, как горный обвал.

     Калека резко дернулся, словно от удара  невидимого  меча,  и  подался

поближе к Надежде.

     Даже у Артема на какой-то  миг  затуманилось  сознание  и  затряслись

поджилки.

     - Разве я  когда-нибудь  грозил  тебе  смертью?  -  продолжал  вещать

Стардах. - Наоборот, я уготовил тебе участь,  которой  может  позавидовать

любой максар. Мы вместе будем править миром. Только ты и я. Железной пятой

ты растопчешь всех, кто не пожелает нам  покориться,  и  сметешь  во  мрак

небытия все народы, в душах которых осталось хотя бы капля строптивости.

     - Но сначала ты отрежешь мне голову, заставишь питаться через кожу  и

лишишь дара речи, как уже сделал однажды  с  этим  несчастным.  -  Надежда

указала на Калеку. - Нет уж! Позволь мне остаться такой, какая я есть.

     - Тебе никогда не стать настоящим максаром, - как будто даже печально

сказал Стардах. - Ты чужая нам. Создавая твою  новую  сущность,  я  что-то

проглядел. Придется начинать все сначала.

     - Не придется, - заверила его Надежда. -  Потому  что  я  убью  тебя,

Стардах!

     - К сожалению, я ничего подобного  обещать  не  могу.  Ты  мне  нужна

живой.

     - Сейчас я обрушу на твою голову все эти стены и башни!  Даже  ты  не

сможешь выбраться из-под такого роскошного надгробья!

     - Позади меня, как ты можешь  убедиться,  тайный  ход  в  подземелье,

которое простирается на десятки тысяч шагов во  все  стороны,  а  глубиной

впятеро превышает высоту этих стен.  Там  ты  не  достанешь  меня  даже  с

помощью  своего  необыкновенного  клинка.  Так  что  схватка  еще   только

начинается, дочь моя. Я удаляюсь, но  оставляю  дверь  открытой.  Приходи,

когда примешь мое предложение. Заодно мы решим и  судьбу  твоего  будущего

ребенка. Возможно, я даже сохраню ему жизнь. Сама знаешь, в обмен на что.

     - Ему все известно, - сказала Надежда после того, как Стардах  исчез,

канув во мрак подземного хода, как вурдалак в  раскрытую  могилу.  -  И  о

клинке, и о ребенке.

     - Интересно, от кого?

     - Теперь это уже не имеет значения.

     - На отступление ты по-прежнему не согласна?

     - Отсрочка ничуть не улучшит наше положение. Что  бы  там  ни  болтал

Стардах,  а  перевес  на  нашей  стороне.  Большинство  его   прислужников

перебито, а цитадель взята приступом. Не мы прячемся от него, а он от нас.

Я начала это дело, я его и закончу.

     - Значит, ты собираешься спуститься вслед за Стардахом в подземелье?

     - Да. Другого способа добраться до него я не вижу. Он же  не  лисица,

которую охотники выкуривают из норы дымом.

     - Но это равносильно тому, что мы сами сунем голову в ловушку.

     - Не забывай, что у меня есть перед ним одно  преимущество.  Я  нужна

ему живой, а он мне - нет. Вот пусть и попробует захватить меня в плен.  Я

даже согласна на какое-то  время  стать  приманкой.  Посмотрим,  кто  кого

одолеет. Стардаха я не боюсь. Он один, а со мной ты и Калека.

 

 

     - Здесь крутая лестница, - сказала Надежда, когда они прямо из ясного

дня ступили под мрачные своды подземелья. - Идите за мной и не бойтесь.  Я

прекрасно вижу в темноте. А когда мы спустимся ниже, станет светлей.

     И действительно, едва только ступени винтовой лестницы закончились  и

они ступили на  гулкие  плиты  подземной  галереи,  как  где-то  невдалеке

замерцал сосуд с серебристой жидкостью, в точности такой же,  какой  Артем

видел в Стране Жестянщиков. Чем дальше уходил от него отряд,  тем  тусклее

становился светильник, но зато впереди уже разгорался  новый.  Вскоре  ход

раздвоился, и Надежда выбрала левое направление, а  спустя  еще  несколько

минут они повернули вправо. В коридорах  было  сухо  и  совершенно  пусто,

только иногда мимо с  писком  пробегали  крысы.  Похоже,  Надежда  неплохо

ориентировалась  в  лабиринте  или,  по  крайней  мере,  умело   создавала

видимость этого. Следующая лестница была примерно вдвое длиннее первой,  а

в третьей, на которую  они  ступили  через  несколько  часов  беспрерывной

ходьбы, Артем насчитал ровно  двести  ступенек.  Действительно,  на  такой

глубине Стардаху была не страшна даже атомная бомба, а не то  что  клинок,

изготовленный жестянщиками.

     - Ниже этого уровня располагается только тюрьма, - сказала Надежда. -

А здесь мы найдем все, что дорого сердцу  моего  папаши:  его  мастерские,

лаборатории и мертвецкие. Может быть, и его самого.

     Они вступили под высокие своды зала, сплошь заставленного качающимися

рамами, один только вид которых заставил Артема вздрогнуть. Теперь все они

были  пусты.  В  жаровнях  не  горел   огонь,   от   чанов   с   отбросами

распространялось невыносимое зловоние.

     В следующих залах царило такое же запустение, и только в одном из них

они вспугнули стаю мартышек-ассистентов,  по  очереди  отрывавших  кусочки

несвежего мяса от какого-то распятого на раме полуобглоданного тела.  Зал,

или, по выражению Надежды, "мастерскую", где ему когда-то пришлось до  дна

испить чашу страданий и унижений, Артем узнал по раме, все  еще  увешанной

заржавевшими цепями, предназначенными для Калеки.

     Но совсем не это  заинтересовало  его,  впрочем,  как  и  Надежду,  -

посреди зала была установлена новенькая рама, отличающаяся от обычной куда

более сложной, а главное, усиленной конструкцией. Количество расставленных

возле  нее  бутылей,  тазов  и  горшков  с  разнообразными  снадобьями  не

поддавалось подсчету, точно так же,  как  и  число  режуще-пиляще-рубящего

инструмента. С потолка на жгутах свисали приборы непонятного назначения  и

крючья, наподобие мясницких. Все выглядело  так,  словно  было  доставлено

сюда только вчера.

     - Догадываешься, для кого все это предназначено? -  Надежда  тряхнула

раму, словно проверяя ее прочность.

     - Догадываюсь,  -  ответил  Артем.  -  Для  максара,  который  должен

превратиться здесь в Мирового Зверя.

     - Отойди в сторону!

     Клинком, который сейчас был не длиннее двух  метров,  она  превратила

раму в кучу металлолома, а затем занялась сосудами. Жидкости всех мыслимых

цветов, перемешавшись с порошками, вступили между собой в бурную  реакцию,

пуская пузыри  и  струйки  дыма.  В  мастерской  сначала  запахло  как  на

парфюмерной фабрике, а потом как в дубильном цехе. Затем  она  обошла  все

помещение по периметру и остановилась перед  тяжелой,  плотно  подогнанной

дверью, кованные завесы которой покрывал слой инея.

     - Ты здесь? - крикнула Надежда, держа клинок наизготовку.

     - Здесь, - раздался из-за двери голос Стардаха. - Только  не  вздумай

рубить меня через стену. Во-первых, тебе никогда не угадать, где именно  я

стою, во-вторых на эту стену опираются такие мощные своды,  что,  повредив

ее, ты заживо похоронишь всех нас... И  не  перебивай  старшего!  Дай  мне

высказаться до конца.

     - Мне надоело каждый раз выслушивать одно и тоже.

     - Сейчас у меня совсем другое предложение. Нам обоим  опротивела  эта

бессмысленная беготня друг за другом. Пора завершить наш спор...

     - Наш спор завершится только  после  твоей  смерти,  -  прервала  его

Надежда.

     - Или после твоей. Поэтому войди сюда и докажи свою правоту  клинком.

Смелее, дверь не заперта.

     - Ну-ну! Я войду, а ты тут же  нанесешь  удар.  Уверена,  что  острие

твоего клинка уже почти касается этой двери.

     - Поединок будет совершенно честным. Когда  ты  войдешь,  мой  клинок

будет лежать в десяти шагах от меня.  Это  может  заранее  проверить  твой

слуга. От того места, где я стою, до дверей ровно восемьдесят пять  шагов,

что на те же десять метров длиннее твоего клинка.  Тебе  придется  сделать

столько же шагов, чтобы поразить меня, как и мне, чтобы  схватить  оружие.

Устраивают тебя такие условия?.. Да, чуть  не  забыл.  Привести  клинок  в

боевое состояние ты имеешь право, только преодолев те самые десять шагов.

     - А если я откажусь?

     - Неужели ты думаешь, дочка, что из этой  берлоги  есть  только  один

выход? Я просто уйду, и вся игра начнется сначала... Разве ты хочешь вести

ее до бесконечности?

     - Я хочу вести ее до победы... Подожди. Дай мне подумать.

     Надежда отошла подальше от  двери  и,  не  выпуская  клинок  из  рук,

погрузилась в размышления.

     - Тебя зазывают в ловушку, - предупредил ее Артем.

     - Без тебя знаю, - Надежда поморщилась. -  Но  я  не  могу  найти  ни

одного подвоха в его рассуждениях... Вот что!  Сейчас  ты  войдешь  в  эту

дверь. Почему именно ты? В отличие от Калеки, воля максаров не властна над

тобой. Внимательно проверь все, о чем он - говорил. Оставь дверь открытой.

Я буду издали наблюдать за вами.

     Артем пересек зал и толкнул дверь, ощутимо более холодную,  чем  все,

что  находилось  вокруг.  Первая  попытка  оказалась  неудачной.  Пришлось

приложить  немалое  усилие,  прежде   чем   тяжелая   створка   поддалась.

Арктический холод дохнул в его  лицо,  сразу  иссушив  пот.  Увиденное  им

напоминало холодильник мясокомбината, но только то, что  штабелями  лежало

вдоль  стен,  было  не  говяжьими  тушами  и  не   свиными   окорками,   а

человеческими телами - голыми, заиндевевшими. На  одних  не  было  заметно

никаких  повреждений,  других  кто-то  беспощадно   выпотрошил.   Отдельно

возвышались пирамиды голов, отдельно - поленницы рук и ног.

     У дальней стены, подбоченясь,  стоял  Стардах.  Клинок  действительно

лежал на полу, на приличном удалении от  хозяина.  Выражение  скуки  сразу

сползло с лица максара, едва он увидел Артема.

     - Не ты ли тот червь, который ранил меня?

     -  Тот  самый,  -  от  более   подробных   объяснений   Артем   решил

воздержаться.

     - Жаль, что сейчас я  не  могу  заняться  тобой.  Но  максары  всегда

возвращают долги. За одну мою рану ты получишь тысячу.  Тебя  разрежут  на

дольки более тонкие, чем лепестки цветка. И это будет  длиться  бесконечно

долго.

     Стараясь не смотреть по сторонам, Артем принялся  тщательно  измерять

шагами  расстояние  от  дверей  до  стены.  При  этом  у  него   создалось

впечатление, что источник холода находится где-то в  центре  зала.  Весьма

заинтригованный этим (в том самом месте, где, по логике вещей, должна была

располагаться мощная морозильная установка, не  было  абсолютно  ничего  -

только выщербленные, вкривь и вкось положенные плиты пола),  Артем  сделал

вид, что сбился со счета, и снова повторил свой маршрут.  Ошибки  быть  не

могло - из пустоты дохнуло такой стужей, что  у  него  на  губах  замерзло

дыхание.

     - Ну что там? - нетерпеливо крикнула из-за двери Надежда.

     - Восемьдесят пять, - ответил Артем, упершись лбом в стенку.

     - Проверь, где лежит его клинок!

     Приблизиться  к  Стардаху  для  Артема  было   то   же   самое,   что

расцеловаться с вампиром. С усилием отрывая от пола непослушные  ноги,  он

кое-как сделал несколько шагов в нужном направлении.

     - Сколько? - Надежда уже стояла в проеме дверей.

     - Десять, - не поднимая глаз, ответил Артем.

     - Смотри внимательно! Это настоящий клинок! Не подделка?

     Он наклонился и стал рассматривать лежащее на  полу  оружие.  Сначала

лезвие. Синеватая, покрытая узорами сталь (или что-то  внешне  похожее  на

сталь). Теперь эфес. В точности такой же, как и у клинка  Надежды,  только

до блеска отполированный ладонью. Что еще? Больше ничего.

     - Можешь дотронуться до него, червь, - с издевкой сказал  Стардах.  -

Число твоих прегрешений столь велико, что еще одно уже ничего не изменит в

твоей участи.

     Лезвие от щелчка издало знакомый тупой звук. Вес оружия вроде бы тоже

соответствовал норме.  Где  же  тогда  ловушка?  Какую  подлость  придумал

Стардах? А может, он раздобыл себе еще один клинок?

     - Повернись, - деревянным голосом сказал Артем. - Распахни плащ.  Мне

придется обыскать тебя.

     - А руки не отсохнут? - максар был  совершенно  спокоен.  -  Впрочем,

ищи. Я стерплю и это.

     Никакого оружия под плащом не было. Точно так же, как  и  в  складках

просторной кожаной куртки. В сапог клинок не спрячешь.  За  обшлаг  рукава

тоже. Все! Пора начинать поединок.

     А если рискнуть? Артем даже  вздрогнул  от  резанувшей  его  сознание

шальной мысли: "Схватить клинок и отшвырнуть его прочь, за штабеля мертвых

тел? Два максара договорились о честном поединке. Но  максары  никогда  не

сражаются честно. Обманщика способен обмануть только обманщик.  Зло  может

победить только другое зло, еще более изощренное. Уроки лицемерия  Адракса

не прошли для меня даром".

     - Не успеешь, - негромко, но внятно сказал  Стардах.  -  Один  лишний

шаг, и я разорву тебя в клочья. Отойди в сторону.

     Что-то словно толкнуло Артема в спину, и  он  двинулся  прочь,  мотая

головой,  как  пьяница,  пытающийся  избавиться  от  навязчивого  кошмара.

Пересекая центр зала, он аккуратно обошел то место, откуда во все  стороны

истекал злой холод, и, став так, чтобы не оказаться под первыми же ударами

клинков, сказал:

     - Приготовьтесь!..

     Надежда, выставив вперед  клинок,  который  был  сейчас  обыкновенным

куском металла, шагнула через порог. Стардах даже не шевельнулся.

     - Начали!

     Надежда бросилась в бой, как бросаются в танец. Ее  летящие  движения

были стремительны и точны, но каждое из них  украшала  грация,  уже  давно

недоступная людям. Так нападает пантера. Так кидается на жертву сокол.

     Никто, в том числе и Стардах, не смог бы устоять против такой  атаки,

где в едином порыве слились и вера в победу, и презрение к  врагу,  и  вся

мощь тела, и все  силы  души.  Казалось,  сама  Афина-воительница  несется

вперед с обнаженным мечом наперевес. Даже верный Калека едва-едва поспевал

за ней.

     Как прекрасно все началось, и как печально закончилось.

     Грохнула,  захлопнувшись  дверь.  Глумливая  ухмылка  скривила   лицо

Стардаха, так и не сдвинувшегося с места. Надежда,  сделав  еще  несколько

шагов, остановилась, растерянно глядя на  клинок.  Его  лезвие,  такое  же

уныло-материальное, как холодный камень и мерзлые трупы вокруг, так  и  не

превратилось в мерцающий, всепроникающий призрак.

     - Наконец-то мы встретились, дочь  моя.  -  Стардах,  отделившись  от

стены, ногой небрежно  отбросил  свой  клинок  в  сторону.  -  Не  суетись

понапрасну. Под сводами этого зала оружие максаров  бессильно.  Жестянщики

умеют многое. И не только ремонтировать неисправные клинки, но и создавать

защиту против них. Обрати внимание, здесь все другое - стены, свод. И даже

пол переложен по-новому. Кое-кому пришлось славно  потрудиться.  -  Он  за

волосы стянул со штабеля  желтоватый  труп  грузного  человека.  Лицо  его

выглядело как один большой кровоподтек, но Артем тем не менее сразу  узнал

Азда. - Этой твари ты пообещала отдать своего ребенка? Предательница!

     - Более гнусного предателя, чем ты, никогда не видели небеса и земли!

Я могу  умереть,  но  ребенок  мой  останется  жить  и  выполнит  то,  что

предназначила ему судьба! И даже ты знаешь об этом!

     - Я никогда не верил во всякие предсказания и  знаменья.  Все  должно

покориться максару. Даже судьба! Поэтому не будем терять  время.  Я  готов

приступить к изменению твоей сущности. Начнем немедленно!

     - Все, что ты приготовил, я рассеяла в прах.

     - На такого опасного зверя, как ты, не охотятся с  одной-единственной

стрелой. - С видимым усилием он выкатил из-за штабеля мертвецов  громадную

раму, еще более прочную, чем  та,  которую  уничтожила  Надежда.  Стальные

челюсти многочисленных захватов были уже раскрыты.  -  Подходи  и  ложись.

Твоя судьба здесь.

     Надежда действительно шагнула (вернее, прыгнула)  вперед,  и  лезвием

клинка несколько раз рубанула Стардаха - по голове,  груди,  шее.  Плащ  и

куртка на нем распались на  аккуратные,  словно  выкроенные  в  портняжной

мастерской лоскутья - но и только!  От  неуязвимой  плоти  максара  клинок

отскакивал, как от брони.

     - Ты потеряла разум, Ирдана! - Стардах перехватил ее правую  руку.  -

Разве меня можно убить железом?

     Несколько мгновений они боролись, не  сходя  с  места  и  до  предела

напрягая мышцы, словно намереваясь вогнать  друг  друга  в  камень.  Затем

Надежда сдавленно застонала, и Стардах, приподняв ее, швырнул на раму.

     - Как видишь, время даром я не терял, - прохрипел  он.  -  Рана  даже

пошла мне впрок. Я заменил не только правую, но и  левую  руку.  Теперь  я

куда сильнее,  чем  прежде.  Но  ты,  пройдя  через  все  задуманные  мной

превращенья, станешь сильнее во сто крат. Единственное, чего я тебя  лишу,

так это строптивости. Зато взамен ты получишь  неизмеримо  больше.  В  том

числе и могучую, верную армию. Видишь, сколько у меня  здесь  приготовлено

материала. - Он указал на мертвецов. - Все они подвергнутся  переделке.  В

том числе и твой любимец Иллабран. Убью я только  его  одного.  -  Стардах

бешено зыркнул в сторону Артема. - Никто не смеет безнаказанно  покуситься

на жизнь максара!

     Стардах навалился на Надежду и после короткой борьбы защелкнул захват

на ее правой руке. Большего ему сделать не удалось - все  щупальца  Калеки

сразу обрушились на него и обвились вокруг шеи, рук, торса.

     - Ах ты, неблагодарная тварь!  -  Стардах  мотнул  повисшего  на  нем

Калеку так, что тот своим телом разнес целый  штабель  трупов.  Синеватые,

покрытые жестокими ранами и сплошными  кровоподтеками  тела  с  деревянным

стуком разлетелись во все стороны, а один, скрюченный  до  такой  степени,

что его лицо почти касалось пяток, скользя по  полу,  даже  достиг  центра

зала.

     Достиг... и исчез!

     И вот  тут-то  Артема,  наконец,  осенило.  В  центре  этой  огромной

мертвецкой находилось ни  что  другое,  как  межпространственный  переход,

щель,  некогда   прорубленная   (скорее   всего,   теми   же   несчастными

жестянщиками, построившими пограничную стену) в иной мир - мир, где  царил

космический холод.

     Калека сейчас вряд ли был способен воспринять слухом, что  именно  от

него хотят, и поэтому Артем обратился к  Надежде,  все  еще  возившейся  с

захватом, удерживающим ее на раме.

     - Заставь Калеку затащить Стардаха сюда! -  Он  швырнул  в  невидимый

колодец первое, что подвернулось ему под руку,  свою  полупустую  дорожную

баклагу. - Здесь ледяная бездна. Дыра, из которой нет возврата.

     К чести Надежды, она мгновенно  сообразила,  что  это,  возможно,  их

единственный шанс  на  победу.  Приказ,  посланный  ей,  не  был  доступен

восприятию Артема, однако по тому, что характер схватки  сразу  изменился,

стало ясно - он достиг своей цели. Калека уже не пытался  задушить  своего

противника, что вряд ли было возможно, а изо всех сил тянул к центру зала.

Тут у него имелось неоспоримое преимущество перед Стардахом, имевшим всего

по паре рук и  ног.  Пока  четыре  щупальца  сковывали  движения  максара,

остальные четыре, вцепившись в колонны, выступы стен  и  глубокие  выбоины

пола, выполняли роль лебедок. Пальцы Стардаха вырывали из прочнейшей шкуры

Калеки целые клочья, он грыз свое  создание  зубами  и  молотил  кулаками,

однако его  ноги,  не  находя  опоры  на  каменных  плитах,  медленно,  но

неуклонно скользили по направлению к незримой бездне.

     Наконец наступил момент, когда оба они - и двуногий, и восьминогий  -

исчезли из вида, исчезли медленно и постепенно, словно недоступный  зрению

огромный нож слой  за  слоем  резал  их  тела  по  вертикали.  Из  пустоты

продолжали торчать только четыре широко раскинутые щупальца, да две  руки,

буквально впившиеся пальцами в щель между соседними плитами.

     Затем стали исчезать щупальца - одно, второе, третье...  Оставляя  на

камне кровавый пятипалый след, уползла  в  неведомую  бездну  левая  рука.

Вскоре последнее щупальце Калеки, натянувшись, как струна,  оторвалось  от

своей опоры и, быстро укорачиваясь, промчалось по полу к центру зала. Лишь

правая рука Стардаха, видная до самого плеча, продолжала борьбу. Казалось,

еще мгновение, и скрюченные, как когти гарпии, пальцы разожмутся -  однако

воля максара  к  жизни  (или  к  мщению)  оказалась  сильнее  всех  стихий

неведомого мира. Из  пустоты  понемногу  начала  выползать  левая  рука  -

сначала пальцы, потом ладонь и предплечье.

     Плита заскрипела от могучего рывка, и вот уже голова Стардаха  -  вся

обросшая кристаллами  льда,  дымящаяся,  словно  на  нее  плеснули  жидким

воздухом - уставилась на них  своими  сатанинскими  буркалами,  в  которых

неизвестно чего было больше: ярости или  ненависти,  боли  или  торжества.

Надежда вскрикнула и бешено затрясла раму,  пытаясь  освободиться.  Артем,

подхватив  недействующий  клинок,  подбежал  к  этой  ненавистной  роже  и

принялся рубить ее -  впрочем,  с  таким  же  успехом  можно  было  рубить

чугунную тумбу.

     Стардах уже выбрался наружу по пояс. Рука его приподнялась, медленно,

с трудом, но тем не менее от первого же удара Артем отлетел в  сторону.  А

затем - впервые после возвращения из небытия  -  раздался  голос  максара:

низкий, хриплый, заунывный вой. Надежда рванулась  так,  что  ее  пястевые

кости захрустели, а кожа  чулком  сошла  с  ладони.  Однако  это  дало  ей

свободу.

     Теперь где-то в  неведомом  мире  оставались  только  ноги  Стардаха.

Надежда попыталась столкнуть отца обратно в бездну,  но  безрезультатно  -

одежда, за которую она хваталась здоровой рукой рассыпалась в труху.  Зато

Стардах, в свою очередь, крепко вцепился в нее.

     - Пойдешь... со мной... - прохрипел он.

     - Помоги! - крикнула Надежда Артему. - Тащи его туда! -  Она  указала

на раму.

     Вдвоем они кое-как доволокли тяжелое, словно каменное тело  до  рамы.

Ноги не слушались Стардаха, а пальцы сжимались  и  разжимались  с  великим

трудом, однако он продолжал ожесточенно сопротивляться. Чтобы взвалить его

на  раму,  пришлось  использовать  клинки  вместо  рычагов.  Но  вот   уже

защелкнулись захваты на его запястьях и  щиколотках,  затем  на  груди,  и

наконец широкий стальной обруч плотно охватил голову.

     - Все, - сказала Надежда, тряся изувеченной кистью. - Наша взяла.

     - Не... взяла... - пробормотал Стардах. -  Не  взяла  ваша...  Отсюда

вам... не уйти...

     - Проверь дверь, - приказала Надежда Артему. - Быстро.

     Артем хорошо помнил, что дверь открывалась внутрь мертвецкой,  однако

с этой стороны она  даже  не  имела  ручки.  Материал,  из  которого  было

изготовлено  дверное  полотно,  отвечал  на  удар  глубоким  металлическим

звуком, свидетельствовавшим о солидности и  надежности  этого  сооружения.

Точно такого же качества была и дверная коробка.

     Он простучал все камни в  стене,  а  затем  ощупал  все  мало-мальски

заметные впадины и выступы.  Ни  одна  деталь,  хоть  чем-то  напоминавшая

потайную кнопку, не ускользнула от его внимания.  Сражаясь  с  дверью,  он

отбил кулаки и сорвал ногти.

     Жуткая догадка медленно дозревала где-то в глубине его  сознания,  но

Артем изо всех сил не давал ей вырваться на  волю  и  материализоваться  в

вопль отчаяния. Все его попытки найти выход были столь же  бессмысленными,

как и суета мышонка, угодившего в железную бочку.

     - Кажется, эта штука открывается только с одной стороны, - сказал он,

сам не узнав своего голоса. - И как раз не с нашей.

     - Бедный Иллабран, - задумчиво вымолвила Надежда. - Значит, он  погиб

без всякой пользы...

     - Здесь должен быть еще один выход... Вспомни,  он  ведь  говорил  об

этом. - Артем указал на Стардаха.

     Несмотря на холод, царивший  в  мертвецкой,  лед  уже  таял  на  лице

хозяина цитадели, и казалось, что несгибаемый максар плачет.

     - Пустое. Если выход действительно существует, он никогда  не  укажет

его нам. Какой ему от этого прок? Ведь, уходя, мы все  равно  не  захватим

его с собой, и Стардах это отлично понимает. Я  могу,  конечно,  пообещать

ему жизнь, но никогда не выполню своего обещания, потому что безумием было

бы выпускать на волю собственную смерть.

     - Значит - все? - Холод, проникший во все его клетки, уже был холодом

смерти.

     - Наверное, - голос Надежды был убийственно спокоен. - Первым  умрешь

ты, затем я. Стардах, думаю, немного  переживет  нас.  Возможно,  он  даже

сможет перегрызть свои лапы и уйдет отсюда живым. Но  нам  это  уже  будет

безразлично.

     - Ты лжешь! Это неправда! - заорал вдруг Артем.  -  Мать,  носящая  в

своем чреве ребенка, не должна говорить так!  Зачем  ты  издеваешься  надо

мной!

     - Молчи, - она повела на него пустым равнодушным взором. - Молчи. Так

и быть. Я сделаю для ребенка то, что никогда бы не сделала для себя. Молчи

и не мешай.

     Надежда подошла почти вплотную к двери. Голова ее была опущена,  руки

расслабленно висели вдоль тела, но тем не менее во всей  фигуре  ощущалось

огромное внутреннее напряжение. Несомненно, она что-то задумала и  вот-вот

должна была приступить к выполнению своего плана.

     А затем Надежда пошла - пошла, ни на йоту  не  продвинувшись  вперед.

Это  была  ходьба  на  месте,  впрочем,  полностью   сохранявшая   иллюзию

целеустремленного и осознанного движения. Вскоре характер шагов изменился.

Теперь она как бы ставила ноги на что-то, расположенное ниже уровня пола.

     Да она же спускается, догадался Артем. Спускается  вниз  по  винтовой

лестнице!

     Пятьдесят полуприседающих осторожных шагов по кругу и снова -  вдаль.

Поворот налево. Потом направо. Полчаса энергичного притопывания.  И  снова

спуск, но уже куда более долгий.

     Надежда снова шла подземным путем,  тщательно  имитируя  каждый  шаг,

повторяя каждый поворот и каждый спуск, а где-то по  реальным  галереям  и

реальным лестницам двигался кто-то  другой,  безошибочно  направляемый  ее

волей и памятью.

     Несомненно, этим другим мог быть только Яшт.

     Путь ему предстоял нелегкий - по враждебному и неведомому  лабиринту,

через залы, где на качающихся  рамах  гнили  человеческие  останки  и  где

рыскали обезъяноподобные уроды, сквозь пугающий мрак и  сквозь  свет,  еще

более кошмарный, чем мрак. Дело осложнялось еще  и  тем,  что  Стардах  не

замедлил включиться в эту  жуткую  игру.  Сознание  мальчишки  двоилось  и

троилось, ведь сразу два чужих могучих разума выбрали его неокрепшую  душу

ареной для схватки - одна звала вперед, заставляя забыть  об  опасности  и

самосохранении, другая гнала назад, внушая самые кошмарные видения.  Силы,

перед каждой из которых в отдельности не смог бы устоять ни один  человек,

буквально разрывали юного жестянщика, но тем не менее  он  продолжал  свой

путь, ибо сила любви и веры одолевала в нем силу страха.

     Помимо  воли  рука  Артема  коснулась  пояса,  где  хранился  подарок

Генобры. "Надо убить его, - подумал он о Стардахе. - Засуну яд прямо ему в

пасть. Пусть при  этом  он  откусит  мне  пальцы.  Но  смогу  ли  я  убить

скованного по рукам и ногам пленника, даже если это будет сам Сатана?"

     Вдруг Надежда застыла и вытянула обе  руки  вперед.  Словно  актер  в

пантомиме, она навалилась  всем  телом  на  какую-то  невидимую  преграду.

Раздался протяжный скрежет, и дверь начала понемногу приоткрываться. Артем

кинулся к ней и, едва только его пальцы смогли проникнуть в образовавшуюся

щель, изо всей силы потянул железную  створку  на  себя.  Пахнуло  затхлым

теплом, и в следующее мгновение он увидел  перед  собой  Яшта,  -  вернее,

нечто внешне напоминающее собой прежнего Яшта, но на самом деле имеющее  с

живым  человеком  куда  более  отдаленное   сходство,   чем   разбросанные

поблизости окоченевшие трупы.

     Психика жестянщика явно не выдержала обрушившихся на  нее  испытаний,

но, тем не менее, он дошел, вернее - его довели.

     Едва  только  они,  преследуемые   проклятиями   Стардаха,   покинули

мертвецкую, как Надежда зашаталась и неминуемо рухнула бы на пол, не успей

Артем вовремя подхватить ее. Тащить на  себе  сразу  двоих  он  не  мог  и

поэтому приковал впавшего в прострацию Яшта к первой попавшейся раме.  Это

лишало Стардаха власти если не над душой, то по  крайней  мере  над  телом

жестянщика.

     Надежду он заволок в какую-то каморку, где пахло не бойней, а осенней

степью, и где пол покрывала не кровавая грязь, а охапки сушеных трав.  Она

пребывала в ясном сознании, однако у Артема создалось впечатление, что  ее

прежде неисчерпаемые силы дошли до предела. Ободранная  ладонь  продолжала

сочиться кровью, что было весьма нехарактерно  для  максаров,  куда  более

живучих, чем кошки. Взгляд потух, а на бледной коже проступил лихорадочный

румянец. Объяснение здесь  могло  быть  только  одно:  развивающийся  плод

отнимал у  Надежды  чересчур  много  энергии.  Будущий  Губитель  Максаров

буквально сжигал тело своей матери изнутри.

     После схватки в мертвецкой  ситуация  кардинально  изменилась,  и  ее

следовало  тщательно  обсудить,  однако  Надежда  смогла   говорить   лишь

несколько часов спустя. По ее соображениям,  приближающиеся  роды  обещали

быть тяжелыми, и поэтому она решила дождаться их в этом подземелье,  благо

недостатка в пище, воде и всевозможных снадобьях  здесь  не  ощущалось.  О

Калеке не было сказано ни слова - оба они понимали,  что  их  товарищ  был

заранее обречен на смерть вне зависимости от исхода схватки со  Стардахом.

Иллабран Верзила сознательно пошел на самоубийственный размен.

     Затем, по просьбе Надежды, Артем снял Яшта с рамы и за руку привел  в

каморку. "Спи!" - сказала она, и жестянщик сразу уснул.  Возможно,  сейчас

это для него было самое лучшее лекарство.

     Оставалась проблема Стардаха. Даже Артем  соглашался,  что  отпускать

его на волю, даже безоружного, нельзя ни под каким предлогом. Можно  было,

конечно, оставить его в мертвецкой умирать от голода и холода, но  даже  в

этом положении он представлял  немалую  опасность.  Для  воли  максара,  в

отличие от тела, не существовало никаких преград, и она могла  призвать  к

себе на помощь еще невиданных доселе  монстров,  рассеянных  в  дальних  и

ближних краях. Само собой  напрашивалось  единственное  решение:  сбросить

Стардаха вместе с рамой в ледяную бездну.

     - Нет, - сказал Артем. - Я не  в  состоянии  прикончить  его  теперь,

когда он не может защищаться. Если хочешь, называй меня трусом. Да и  тебе

не советую делать это. Тот, кто  носит  в  себе  новую  жизнь,  не  должен

запятнать душу убийством. Это будет плохим предзнаменованием.

     Решено было вернуться к этому вопросу позже, а пока Артем  отправился

в мертвецкую за клинком и телом Азда, которого решено была  похоронить  по

обычаям жестянщиков - то есть сжечь на огне.

     Явился он как раз вовремя. С полдюжины мартышек, возбужденно  вереща,

усердно штурмовали дверь. В обычных  условиях  трусливые  и  забитые,  эти

твари не бросились наутек, а сражались до последнего, словно  загнанные  в

угол крысы. Оттаскивая в сторону их хрупкие, почти невесомые  тела,  Артем

смог оценить  степень  отчаяния,  заставившего  Стардаха  предпринять  эту

заведомо безнадежную акцию. Дверь была так тяжела, что  ее  не  смогли  бы

открыть и полсотни мартышек, даже вооруженных тараном.

     Тщательно обследовав все соседние залы и не найдя там ни единой живой

души, Артем вернулся к мертвецкой. Дверь он  оставил  открытой  настежь  и

даже подпер какой-то бочкой. За  время  его  отсутствия  ничего  здесь  не

изменилось - все так же возвышались горы заледенелых трупов, все так же из

невидимой дыры межпространственного перехода  тянуло  нестерпимой  стужей,

все так же поблескивали на стенах иголки инея. Стардах был жив  и  казался

совершенно спокойным.

     - Ты пришел говорить со мной? - скосив глаза (вертеть головой ему  не

позволяла массивная железная шина, охватывающая лоб), спросил он.

     - Нет. - Артем поежился, не то от холода, не то от мерзкого  чувства,

что в твоем сознании копается кто-то чужой.  Подобно  тому,  как  владелец

бронежилета, оставаясь невредимым, тем не менее ощущает болезненные  удары

пуль, он - неподвластный воле  максара  -  ощущал  каждую  атаку  на  свою

психику. - Нет, говорить с тобой я не буду.

     - Почему ты боишься меня? Руки и ноги мои скованы железом,  а  сердце

скоро скует лед. Разве я могу быть опасен?

     - Даже мертвый максар опасен. Так говорит твоя дочь.

     - Значит, я по-прежнему страшен вам. Жаль... А ведь на  труса  ты  не

похож. Трус никогда бы не решился на то, на что решился ты.

     - А на что я  решился?  -  насторожился  Артем,  уже  отыскавший  оба

клинка.

     - Вот видишь, даже ты сам пока не знаешь этого. Те, кто послал тебя в

этот мир, обманули тебя. Не истину ты ищешь и не спасение. Ты  не  желаешь

служить максарам, а сам верно служишь тем, кто не без помощи моих  предков

был некогда повержен и изгнан за пределы обитаемых пространств.

     Встретив тебя впервые, я сразу  понял,  что  вскормлен  ты  совсем  в

другой берлоге, чем все остальное шныряющее здесь зверье. Да и кормильцы у

тебя весьма занятные. Я уж думал, что память о них  сохранилась  только  в

древних сказаниях. Жаль, что я тогда недооценил тебя. Гордыня иногда шутит

с максарами плохие шутки. Но и ты  не  обольщайся  чрезмерно.  Судьба  или

могучее заклятье, а может быть, и то и другое вместе, пока  берегут  тебя,

но так будет не всегда. Ты просто не в состоянии осознать силы  тех,  кому

бросаешь вызов.

     - Именно это ты хотел сказать мне? - Артем понимал, что пора уходить,

что речи Стардаха лишь хитрый обман, но что-то (но отнюдь не воля максара)

удерживало его на месте.

     - Конечно, Это не главное. Ты можешь идти своим путем дальше  и  даже

добраться до назначенной цели. Не исключено, что ты уцелеешь. Твоя удача -

удача муравья, за которым никогда не станет гоняться могучий лев. Но  ведь

ты даже не знаешь, в какую сторону идти, не так ли?

     - Я не делал из этого секрета  ни  от  твоего  отца  Адракса,  ни  от

погубленного тобой жестянщика Азда.

     - Не упоминай при  мне  имена  этих  подлецов.  Ваши  отношения  меня

совершенно не интересуют. Но я единственный, кто может указать тебе верный

путь. В обмен на мою свободу, конечно.

     - Ты хотел сказать - в обмен на жизнь?

     - Я говорю только то, что хочу сказать. А о моей жизни не беспокойся.

Я жив и даже здесь смогу прожить еще  достаточно  долго.  Так  что  же  ты

ответишь на мое предложение?

     - Во-первых, я не верю тебе лично. Во-вторых, я не верю, чтобы  такие

кровожадные  чудовища,  как  максары,  были  причастны  к  великим  тайнам

мироздания. И даже не потому, что они  недоступны  вашему  разуму.  Просто

тот, кто знает достаточно много о себе и окружающем мире, не станет  вести

себя столь безумно, как вы. Ты мечтаешь создать Мирового Зверя. Но что  он

станет делать, уничтожив все живое вокруг? Примется за неживое?  За  горы,

реки, небо?  Или  займется  созданием  для  себя  новых  противников?  Зло

порожденное вами, вас же и погубит.

     - Не пришлось бы тебе пожалеть об  этих  словах,  ничтожество.  Народ

максаров существовал еще задолго до рождения  этого  мира.  Он  изведал  и

добро и зло во всех его проявлениях. Свою судьбу мы выбрали  осознанно.  И

не тебе, дикарь, говорить  о  тайнах  мироздания.  Нашими  учителями  были

существа, столь же далекие от людей, как человек далек от мокрицы. Тебе не

дано понять их мудрость. Скажу больше... а впрочем, - он закрыл  глаза.  -

Разве рыба способна оценить вкус вина... Пошел прочь!

 

 

     Неизвестно, что Надежда добавила в огонь, разведенный в самой большой

из жаровен, но тело Азда превратилось в уголья  буквально  за  полчаса.  С

трудом разбуженный Яшт  тупо  смотрел,  как  пламя  пожирает  останки  его

приемного отца и лишь в самом конце церемонии вдруг вскрикнул и  ухватился

за свой смертоносный ошейник.

     - Так дело не пойдет! - сказала Надежда, выворачивая его руку. - Надо

снять с него эту штуку, пока беды не вышло.

     Пока Артем держал жестянщика, она привела клинок в боевое состояние и

осторожно разрезала ошейник на два полукружья. После этого все трое  опять

вернулись в каморку с сушеными травами.  Мартышек  и  других  прислужников

Стардаха в ближайшее время можно было не опасаться - перед  этим  Артем  с

помощью клинка обрушил все  дверные  арки,  кроме  одной-единственной,  за

которой не забывал постоянно приглядывать. Несколько раз  он  наведался  в

мертвецкую, правда, только до порога. Стардах пребывал в той  же  позе,  и

нельзя было понять, жив он  или  мертв.  По  крайней  мере,  заговорить  с

Артемом он больше не пытался.

     Между тем срок родов приближался. Надежда уже почти  не  вставала  со

своей душистой постели и совсем перестала интересоваться  окружающим.  Все

ее помыслы сейчас были сосредоточены на крошечном существе,  которое,  еще

не появившись на свет, уже жило, дышало, шевелилось и  начинало  познавать

окружающий мир. Часами наблюдая за Надеждой, Артем все больше  утверждался

в мысли, что она каким-то загадочным образом общается со своим нерожденным

сыном, передавая ему некие недоступные обыкновенному человеку знания.

     Однажды он проснулся от ее  неровного  тяжелого  дыхания.  В  темноте

Артем нашарил руку Надежды, и она так сдавила его  ладонь,  что  затрещали

кости.

     - Что, начинается? - встревоженно спросил он.

     - Опасность! - прохрипела она. - Где Яшт? Найди Яшта!

     Артем ногой распахнул дверь в галерею, из которой в каморку  проникал

тусклый свет, окинул взглядом все углы, но жестянщика нигде не  обнаружил.

Это еще не могло быть поводом  для  волнения  -  Яшт  за  последнее  время

немного оправился от потрясения и уже не раз самостоятельно отправлялся за

водой и пищей. Пугали его только две вещи - дверь мертвецкой и жаровня,  в

которой сгорел Азд. Однако тревога Надежды передалась и  Артему,  особенно

когда он увидел, что та ползает по полу, разгребая сухую траву.

     - Клинки! - это прозвучало как предсмертный стон. - Где клинки?

     Их оружие не было чем-то таким, что  могло  затеряться  среди  охапок

сена. Еще не до конца осознав весь ужас  происшедшего,  однако  уже  успев

мысленно распрощаться с жизнью, Артем помчался к мертвецкой.  О  том,  что

самое  страшное  все  же  случилось,  он  понял  еще  на  полпути,  ощутив

разгоряченной кожей ползущий навстречу поток холодного воздуха.

     Дверь мертвецкой была распахнута, а  рама  опустела.  Хищно  щерились

стальные челюсти раскрытых захватов.

     Со всех ног он кинулся обратно. Надежда страшная,  растрепанная,  вся

засыпанная сенной трухой, опираясь на косяк, стояла в дверях. Такой Артему

видеть ее еще не доводилось. Он втолкнул  Надежду  обратно,  захлопнул  за

собой дверь и накинул щеколду.

     - Стардах на свободе,  -  задыхаясь,  доложил  он.  -  И  оба  клинка

наверняка в его руках. Яшт изменил нам.

     - Он не изменил. Я сама  во  всем  виновата.  Нужно  было  все  время

держать его сознание под контролем, а  я  отвлеклась  на  другое.  Этим  и

воспользовался Стардах.

     - Бежим! Может, еще не поздно!

     - Поздно! Первым делом Стардах отрезал  нам  путь  к  отступлению,  а

сейчас обыскивает все закоулки подряд. Он  еще  не  знает  точно,  где  мы

находимся, но Яшт поможет ему. Бедный мальчишка...

     Как бы в подтверждение ее слов, в  дальнем  конце  галереи  раздались

тяжелые шаги.

     - Выслушай  меня,  -  быстро  зашептал  Артем.  -  Только  обещай  не

перебивать. У нас есть оружие, способное убить Стардаха. - Он  замешкался,

вытаскивая из поясной сумки обе таблетки, подаренные Геноброй. - Вот здесь

яд, специально приготовленный для максаров. А здесь  противоядие.  Смотри,

таблетки отличаются и цветом, и формой.  Чтобы  отрава  подействовала,  ей

достаточно попасть в рот, нос, в  открытую  рану.  Найди  способ  дать  ее

Стардаху. Противоядие всегда держи за щекой. Если тебе придется  вместе  с

ним пить отравленное вино  или  есть  отравленную  пищу,  заранее  раскуси

облатку.

     - Откуда это у тебя? - Надежда демонстративно убрала руки за спину.

     - Не спрашивай. Стардах в десяти  шагах  отсюда.  Потом  я  тебе  все

объясню.

     - Ах вот оно что,  -  задумчиво  сказала  Надежда.  -  Генобра  -  не

женщина. И даже не человек. Она - ядовитый паук, и ты не  уберегся  от  ее

тенет.

     - И все же это наш единственный шанс.

     - Как же ты  наивен.  -  Она  взяла  обе  таблетки,  некоторое  время

подержала их на ладони, а затем резко забросила в рот, но не проглотила. -

Ну что ж, скоро  мы  узнаем,  какой  сюрприз  мне  приготовила  троюродная

сестричка. Но сначала придется побеседовать с папашей.

 

 

     Шаги приближались медленно, но неуклонно. Слышно  было,  как  Стардах

хлопает дверями, шарит в  боковых,  комнатушках  и  обследует  ответвления

коридора.

     И вот, наконец, он остановился прямо напротив их  каморки.  Наступила

тишина - страшная  тишина,  готовая  в  любую  секунду  разразиться  всем,

грохотом, смертью.

     Затем дверь задергалась. Скрипнула щеколда.

     - Надо же, - сказал Стардах, как бы сам себе.  -  Хозяин  вернулся  в

свой дом, а все двери закрыты. Непорядок.

     Удар извне был так силен, что толстенная филенка разлетелась,  словно

от попадания снаряда. Десятки острых щепок вонзились в нижнюю часть лица и

руки Артема, которыми он успел прикрыть  глаза.  После  второго  удара  от

двери остались только перекошенные петли.

     - Прошу прощения. - Держа в правой руке готовый к бою клинок, Стардах

церемонно раскланялся. - Я, кажется, потревожил ваше уединение.

     Это был все тот же Стардах - нечеловечески прекрасный  бледный  воин.

Ему не хватало разве что апокалиптического скакуна-вепря.

     Ногой он отпихнул в сторону ползавшего вокруг  него  на  четвереньках

Яшта и сделал шаг назад, словно приглашая Надежду и  Артема  выйти  из  их

обиталища.

     - Когда я остался в мертвецкой один, прикованный к  раме,  то  первое

время думал только о том, какой казни вас обоих подвергнуть,  -  продолжал

он. - Тебя, дружок, я предполагал поместить  на  свое  собственное  место.

Когда бы ты хорошенько промерз, но еще  не  помер,  я  заставил  бы  дочку

сожрать тебя. Медленно, по кусочку,  без  перца  и  соли.  Но  спустя  еще

какое-то время я понял, что для вас это чересчур легкая  участь.  Тогда  я

стал придумывать муку, которая  длилась  бы  очень  долго,  а  желательно,

бесконечно. Никогда мне  не  думалось  так  хорошо.  Теперь  мне  известны

десятки способов превращения жизни человека в вечный  ад.  Когда-нибудь  я

ими обязательно воспользуюсь. Но потом на меня как бы  снизошло  озарение.

Зачем мне все это? Месть - достойное занятие  для  максара,  но  кому  мне

мстить? Моей слабой умом и телом дочери, так и не сумевшей стать достойной

славы предков? Жалкому червяку,  совокупившись  с  которым  она  собралась

произвести на свет Губителя Максаров? Да я не получу  от  ваших  страданий

даже мимолетного удовольствия. Сильные должны быть выше личных симпатий  и

антипатий. Пусть от этих заморышей будет хоть какая-нибудь польза.  Судьба

дочки, к примеру, уже определена. Она станет молотом в моих руках, и  этим

молотом я стану поражать врагов. Ты же,  червь,  посланный  сюда  древними

врагами наших творцов и благодетелей, продолжишь свой путь. Но уже  совсем

в другом качестве. Ты станешь  разрушать  то,  что  должен  был  созидать.

Пернатым ублюдкам, возомнившим себя бессмертными богами, ты  принесешь  не

спасение, а погибель. Неуязвимые даже для наших клинков призраки благодаря

тебе найдут не дорогу к своему дому, а ловчую яму на этой дороге.

     "Он говорит о Фениксах и  Незримых,  -  догадался  Артем.  -  Значит,

максарам все же что-то известно о предыстории этого мира и  о  катаклизме,

породившем Тропу. Может, он и о Изначальном мире наслышан?"

     - Глупо было  бы  сейчас  противиться  твоей  воле,  несравненный,  -

стараясь придать своим словам как можно больше смирения, произнес Артем. -

Прости, что я не поверил тем речам, которые услышал от тебя в  мертвецкой.

Я рад буду служить тебе...

     - Рад не рад, а будешь, -  прервал  его  Стардах.  -  В  том  облике,

который я придам тебе сразу после того, как закончу  с  Ирданой,  тебе  не

останется ничего другого.

     - Но мне все же  любопытно  узнать,  в  каком  направлении  находится

страна, которой я должен  достигнуть,  -  настойчиво  продолжал  Артем.  -

Признаться, я разуверился в реальности ее существования.

     - Тебе придется идти в обратную сторону. Однако не стоит  унывать.  У

тебя будет столько ног, и все они будут столь  неутомимы,  что  дорога  не

покажется длинной.

     - Но за Страной Черепах находится Страна  Забвения,  которую  раз  за

разом испепеляет страшное Лето. Никто еще не сумел пройти этим путем.

     - Цель существования  жалких  людишек,  населяющих  Страну  Забвения,

заключается только в одном - стеречь и обихаживать место,  где  ткань,  из

которой соткан наш мир, прорвана.  Нечто  подобное  ты  можешь  увидеть  в

мертвецкой. Но если эта дорога ведет к  смерти,  то  та  -  в  чудесные  и

загадочные страны. Предания, более древние, чем  мой  народ,  гласят,  что

именно этим путем можно достичь благословенной земли, из  которой  некогда

были изгнаны предки всех ныне живущих народов.  Ты  пойдешь  туда,  но  не

посланцем давно забытых  выродков,  а  моим  верным  слугой.  Но  пока,  в

ожидании  своей  очереди,  тебе  придется  поваляться   среди   трупов   в

мертвецкой. Сначала я займусь Ирданой. Ведь ей не  терпится  примерить  на

себя новую, еще никем не изведанную сущность. Не так ли, дочь моя?

     - Так, отец. - Она шагнула вперед и положила ему руки на плечи.  -  Я

покоряюсь твоей воле. Делай со мной все, что считаешь нужным. Я выдержу. А

теперь разреши тебя поцеловать. Прежняя Ирдана, Идрада, существовавшая  до

сей поры, прощается с тобой.

     Стардах не сделал даже попытки уклониться, а только отвел чуть  назад

руку с клинком, чтобы при случае удобнее  было  разить,  и  сам  подставил

Надежде губы.

 

 

     Смотреть на это Артем не мог.

     Присосавшись ко рту Надежды, Стардах громко сопел, смачно причмокивал

и уже принялся лапать ее тело свободной рукой, словно она  была  вовсе  не

его   дочь,   а   случайно   подвернувшаяся   потаскушка.    Однако    его

противоестественная страсть довольно скоро иссякла.

     - А ты сладко целуешься, - он отстранился от Надежды,  вслушиваясь  в

какие-то свои внутренние ощущения. - Что у тебя, мед во рту?

     Затем Стардах сплюнул на тыльную сторону ладони и стал  рассматривать

плевок. Что-то явно беспокоило его - то ли смутное предчувствие  беды,  то

ли первые признаки надвигающегося распада. Теперь все  зависело  от  того,

насколько быстро  подействует  яд  Генобры.  Затянувшаяся  агония  грозила

Артему и Надежде неминуемой смертью.

     В утробе Стардаха что-то засипело и забулькало. Взгляд угас и утратил

осмысленность, словно максар вдруг потерял всякий интерес  к  окружающему.

Пальцы его разжались, и выпавший из них клинок по самую  рукоять  вошел  в

пол.

     Артем попытался оттащишь Надежду в сторону,  но  она  оттолкнула  его

руку,  как  зачарованная  наблюдая  за  метаморфозами,  происходящими   со

Стардахом. Кожа его побагровела, как панцирь брошенного  в  кипяток  рака,

потом  почернела  и  стала  отваливаться  лоскутьями,  обнажая   сочащуюся

сукровицей плоть; из ушей и носа  хлынула  мутная  жижа;  глаза  сделались

похожими на сваренные вкрутую яйца.

     Закончилось все очень быстро.

     Стардах рухнул, но рухнул не как существо из костей и  плоти,  а  как

лопнувший по всем швам бурдюк с прокисшим вином. Одежда была единственным,

что еще хоть как-то сохраняло форму его тела. Могучее создание, еще совсем

недавно способное соперничать с богами,  на  глазах  превращалось  в  кучу

гниющей, растекающейся во все  стороны  мерзости,  из  которой  уже  лезла

сероватая пушистая плесень.

 

 

     Первыми словами Артема после всего, что случилось, были:

     - Как ты себя чувствуешь?

     - Яд Генобры действительно сладок, как мед. - Надежда устало прикрыла

глаза. - Наверное, это был  самый  смертоносный  поцелуй  за  всю  историю

максаров.

     Яшт, бормоча что-то  невразумительное,  продолжал  ползать  по  полу.

Артем извлек клинок Стардаха из узкого отверстия, пробитого им в камне,  и

попытался вернуть в  обычное  состояние,  впрочем,  безо  всякого  успеха.

Покойный Азд был прав - личное оружие каждого максара имело  свой  секрет,

известный только хозяину. Зато тут же, среди зловонных остатков  Стардаха,

обнаружился принадлежавший Надежде клинок.

     - Я прилягу, - сказала она. - Что-то мутит меня.  А  ты  спи.  -  Она

положила руку на голову Яшта. - Твой мучитель мертв, и скоро даже память о

нем исчезнет из твоего сознания.

     Артем взбил слежавшееся сено, помог Надежде улечься  и  накрыл  своим

плащом. Через несколько  минут  она  попросила  пить,  целиком  опорожнила

объемистый кувшин и сказала: "Еще". Когда Артем вернулся со свежей  водой,

Надежда лежала лицом к стене, прикрывая рот рукой, а  все  выпитое  ей  до

этого было извергнуто на постель.

     - Что случилось? - встревожился Артем. - Тебе плохо?

     Надежда, не поворачиваясь, протянула ему руку  и  разжала  кулак.  На

ладони лежал черный сгусток крови.

     - Скоро я умру, - сказала она без всякого выражения. - Генобра знала,

что делала, когда давала тебе этот  яд.  Противоядие  лишь  замедляет  его

действие... Только не вздумай меня успокаивать. Все  шло  к  этому.  Такой

конец был давно предопределен. Мне уже ничто не сможет помочь.

     - Перестань! - Артем почти закричал. - Ты бредишь! Ты сама не знаешь,

что говоришь! Вы умеете  превращать  людей  в  самых  невероятных  тварей,

заменяете сердце и кожу, вы можете оживлять мертвецов!  Неужели  здесь  не

найдется нужных снадобий, чтобы изгнать яд из твоей крови!

     - Успокойся. Когда твое тело становится твоим  собственным  врагом  и

пожирает самое себя, не помогут никакие снадобья. Я чувствую, как  у  меня

внутри разгорается  пожар.  Сейчас  мое  тело  лишь  колыбель,  в  которой

пребывает  беспомощный  ребенок.  Колыбели  суждено  сгореть,  но  ребенка

необходимо спасти. Не кричи и не лей напрасных  слез.  Плакать  и  стенать

будешь потом, когда меня не станет.  А  теперь  делай  то,  что  я  скажу.

Обещаешь?

     - Обещаю. Только...

     - Молчи, - оборвала его Надежда. -  Иди  и  осмотри  все  подземелье.

Отыщи хотя  бы  одно  существо,  которое  посредством  своей  крови  может

поддержать жизнь в человеке, у которого изъяты сердце, печень и легкие. Ты

видел эти безглазые туши, у которых вместо хвоста  свисает  пучок  трубок.

Если тебе повстречаются твари,  обычно  помогающие  максарам  перекраивать

живой материал, гони их сюда. Грубую работу лучше них никто не сделает.

     Прихватив с собой клинок Стардаха, который, к счастью, был приведен в

действие только на  одну  двадцатую  часть  своей  максимальной  длины  (в

лабиринте подземных  коридоров  пятидесятиметровое  всепроникающее  лезвие

доставило бы владельцу больше неприятностей, чем пользы), Артем отправился

выполнять распоряжение Надежды.  Все  обследованные  им  помещения  носили

следы погрома и запустения. Те, кто побывал  здесь,  не  столько  грабили,

сколько  крушили  -  горами  возвышались  черепки  битой   посуды,   гнили

выброшенные из кладовых припасы, на полу тут и  там  чернели  кострища,  в

которых жгли ковры и драгоценную мебель.

     В одном из дальних залов  он  все  же  обнаружил  несколько  десятков

прикованных к раме толстокожих доноров, но все они  были  давно  мертвы  и

изъедены червями. Зато там же ему повстречалась парочка  злых,  совершенно

одичавших мартышек. Добровольно покинуть свое укрытие они не пожелали даже

под угрозой клинка. Артему пришлось немало повозиться, прежде чем  поймать

их и связать крепкой верейкой.

     Впрочем, единственного взгляда Надежды  оказалось  достаточно,  чтобы

мартышки перестали верещать и кусаться. Воля максара  действовала  на  них

эффективнее любой смирительной рубашки.

     Выслушав рассказ Артема о том, что он  видел  в  подземелье,  Надежда

сказала:

     - Тогда нужно найти любое крупное живое существо.  Мрызла,  человека,

лошадь. Если я вдруг умру раньше, чем ребенок  появится  на  свет,  кто-то

должен будет питать его своими соками.

     - Вряд ли сейчас в окрестностях  цитадели  можно  найти  кого-нибудь.

Внушение, которым Стардах погубил твое воинство, разогнало  все  живое  на

многие тысячи шагов вокруг. Придется мне самому  лечь  рядом  с  тобой  на

раму.

     - Нет. Это может повредить тебе. Не забывай, что ребенок останется на

твоем попечении. Ты должен быть здоровым и сильным.

     - Возьми мою кровь, несравненная! - Оказывается, Яшт не спал,  а  уже

давно прислушивался к их разговору. - Это я чуть не погубил  вас  всех.  Я

виноват в том, что случилось. Страх превратил меня в безвольную скотину.

     - Не кори себя понапрасну. - Надежда  слабо  улыбнулась.  -  Не  тебе

соперничать с волей Стардаха. Люди куда более твердые и опытные,  чем  ты,

превращались в его верных прислужников. Вспомни хотя бы Иллабрана.

     - После  этого  позора  мне  остается  только  умереть.  Позволь  мне

послужить тебе в последний раз.

     - Выбора у нас все равно нет... Но ты не бойся.  Это  не  обязательно

означает смерть. Особые средства будут поддерживать твое сердце и помогать

легким. Надеюсь,  что  яд,  проникший  в  мою  кровь,  опасен  только  для

максаров... А теперь помоги мне встать. - Она тяжело и сухо закашлялась. -

Если в этом мире все же есть какая-то  высшая  сила,  она  обязана  помочь

моему ребенку...

 

 

     Артем уложил их на две соседние рамы,  -  сначала  Яшта,  который  не

создал ему никаких проблем, а затем Надежду, при каждом движении буквально

корчившуюся от боли. Раздевал он ее как  стеклянную  куклу  -  медленно  и

осторожно, но когда вместе с сапогом  с  ее  левой  ноги  сошел  приличный

лоскут кожи вместе с ногтем большого пальца, Надежда тихо попросила:

     - Не надо... Отойди... Я не хочу, чтобы ты видел меня такой...

     До последнего момента он надеялся на  чудо,  на  счастливый  исход  и

только теперь убедился,  что  бесплатных  чудес  не  бывает  даже  в  этом

ирреальном мире, что его любимая обречена и что гибель эта и есть расплата

за все - за длинную  череду  жертв,  начиная  с  судьи  Марвина  и  кончая

Калекой, за собственную половинчатость, оставившую  ее  на  полпути  между

добром и злом, за любовь к человеку по имени Артем, за душевную тупость  и

легкомыслие этого самого Артема,  за  врожденную  трусость  жестянщиков  и

древние грехи максаров. Судьба безжалостно - с кровью  -  отсекала  добрый

кусок его жизни, и сейчас, глядя в прошлое,  можно  было  только  выть  от

бессильного  и  запоздалого  раскаяния.  Сколько  возможностей   потеряно,

сколько оплошностей допущено, сколько раз они попусту искушали рок!

     А мартышки тем временем уже трудились вовсю, подтаскивая  необходимый

инструмент и снадобья, распарывая и сшивая  плоть,  старательно  возвращая

жизнь в тело, для этой жизни уже совсем не приспособленное. Десятки трубок

соединяли организм Надежды и Яшта, и его кровь пульсировала в них, а ее  -

огромной лужей растекалась по  полу.  Жестянщик  дышал  глубоко  и  мерно,

словно кузнечные мехи раздувал, и если  на  фоне  этого  тяжелого  сопения

раздавался иногда стон - он принадлежал Надежде. Потеряв власть над телом,

она  постепенно  теряла  и  хваленую   максарскую   волю.   Как   это   ни

парадоксально,  но  по  мере  приближения  смерти   Надежда   все   больше

становилась похожей на обыкновенного человека.

     Однажды, не выдержав особенно мучительного стона, он подошел  к  ней.

Надежда с головы до ног была покрыта толстой коркой густой, а кое-где  уже

и затвердевшей мази, цветом похожей на гречневую муку. Однако контуры этой

новой оболочки не везде  соответствовали  прежним  очертаниям  так  хорошо

знакомого Артему тела, а кое-где  под  светло-коричневым  панцирем  что-то

явственно шевелилось, словно клубок  змей  перекатывался.  В  уголках  рта

появилась та самая пушистая плесень, которая стала  саваном  для  останков

Стардаха. Артем обрывком бинта осторожно  стер  серый  налет,  и  Надежда,

словно очнувшись от дремы, приподняла веки.

     Лицо ее невероятно осунулось, но зато глаза  стали  прежними  глазами

неискушенной девчонки, еще только смутно догадывающейся о своей  печальной

судьбе и не изведавшей еще в достаточной  мере  ни  боли,  ни  страха,  ни

любви, ни своей собственной страшной власти над живыми существами.

     Одна из мартышек спала, по собачьи свернувшись на полу, другая  поила

Яшта каким-то отваром.

     - Видишь, все идет хорошо, - сказала Надежда. -  Я  жива,  и  ребенок

жив. Сейчас он развивается куда быстрее, чем обычно. Если бы ты знал,  как

я хочу увидеть его.

     - Он выедает тебя изнутри, как птенец выедает содержимое яйца. У тебя

на лице остались только глаза да нос.

     - В моем теле исчезает только лишнее. А сердце, мозг и все остальное,

действительно необходимое для жизни, совсем  не  пострадает.  -  Непонятно

было, кого она хочет успокоить, себя или Артема.

     - Если бы не ребенок, ты могла бы выжить.  Спасай  не  его,  а  себя!

Вместе мы родим еще хоть дюжину детей.

     - Уже поздно. Либо жить останемся мы оба, либо он  один.  Его  деяния

уже записаны в книге судеб. А сейчас уходи. Отдохни и поешь. А еще лучше -

напейся до бесчувствия вина. Мне ты сейчас ничем не поможешь. Не мучай  ни

себя, ни меня. Мы еще обязательно поговорим.

     Сначала он наливал вино в кубок,  а  затем  принялся  пить  прямо  из

горлышка кувшина. Мутный тоскливый хмель не принес  забытья.  Здесь  нужен

был спирт или добрая водка, но ничего  похожего  в  погребах  цитадели  не

нашлось. Иногда Артем засыпал, но сон этот был страшнее яви - то его душил

мертвый Азд, то распинал на раме Стардах,  то  Калека  протягивал  ему  из

ледяной  бездны  свои  щупальца,  которые  от  первого  же   прикосновения

отламывались, как сосульки. А главное, даже во сне он  ни  на  секунду  не

забывал, что совсем рядом умирает Надежда. Артем  просыпался  в  слезах  и

холодном поту, пил снова, и от этого ему становилось все горше и горше.

     Иногда он начинал  тешить  себя  мыслями,  что  вот  сейчас  встанет,

доберется  до  ближайшей  цитадели,  разнесет  ее  стены,  пригонит  самых

сведущих в этой жуткой хирургии максаров. Но  этот  самообман  давал  лишь

минутное облегчение, а стоны Надежды проникали в его  каморку  даже  через

дубовые двери.

     Он даже приблизительно не знал, сколько времени провел в этом  угаре.

Вино кончилось, и, протрезвев, он не услышал больше никаких звуков.  Нужно

было идти в зал, чтобы проститься с телом  Надежды  или  поздравить  ее  -

живую  -  со  спасением,  однако  Артем  не  мог   заставить   себя   даже

пошевелиться. Все на свете, в том числе и собственная жизнь, утратило  для

него интерес.

     Дверь каморки немного приоткрылась,  и  одна  из  мартышек,  угодливо

согнув спину, поманила его пальцем.

     Теперь Надежда до самых глаз была укрыта белым мягким  полотном.  Яшт

дышал по-прежнему глубоко  и  мерно,  но  на  появление  Артема  никак  не

прореагировал. Она заговорила не сразу, видно, собиралась  с  силами.  При

первых же звуках ее голоса Артем вздрогнул - это  не  был  голос  Надежды.

Более того, то, что он услышал, почти не походило на человеческую  речь  -

сплошной хрип и отхаркивание.

     - Прости, - сказала она. - Что-то с горлом не в порядке...

     - Это ты прости меня.

     - Передав ребенка жестянщикам, ты пойдешь своим путем?

     - Да.

     - И уже не вернешься сюда?

     - Обратного пути на Тропе  нет.  Но  она  имеет  свойства  петлять  и

разветвляться. На ней можно встретить себя самого, а уж кого-то из  старых

друзей - тем более.

     - Меня ты будешь помнить?

     - Зачем ты спрашиваешь...

     - Разве трудно ответить?

     - Я буду помнить тебя, покуда жив.  И  даже  когда  умру.  Мой  народ

верит, что души близких людей после смерти встречаются в  каком-то  другом

мире.

     - Жаль, что мой народ не верит в это. Но если ты полюбишь кого-нибудь

еще, и она полюбит тебя, знай - это тоже я. Но только никогда  не  называй

ее Ирданой. Обещаешь?

     - Обещаю.

     - Скоро я умру. Но ребенок родится в свой срок. Жаль, что  я  никогда

не увижу его. Хоронить меня не надо.  Очень  скоро  от  моего  тела  почти

ничего не останется. Ничего, кроме глаз и волос. Лишь они  одни  неуязвимы

перед ядом... Если когда-нибудь встретишь Генобру, не причиняй ей вреда...

И вот еще что. Помнишь, я когда-то обещала  дать  тебе  другое,  настоящее

имя. Время для этого пришло. В землях максаров и  жестянщиков  тебя  будут

помнить как Клайнора, Отца Мстителя.

 

 

     Артем так долго ждал этого момента, что уже перестал  верить  в  саму

возможность его наступления и поэтому долго не мог понять, чего  же  хочет

от него возбужденно лопочущая  мартышка  с  белым  полотняным  свертком  в

руках. Точно такая же  ткань  покрывала  тело  Надежды  при  их  последнем

свидании.

     В  свертке  находился  новорожденный  мальчик,  еще  не  обмытый,  со

свежеперевязанной пуповиной. Он молчал и внимательно смотрел  снизу  вверх

на Артема яркими изумрудными глазами. При этом он не  забывал  старательно

сучить ножками.

     Этот мальчик был его сыном, хотя при виде  его  Артем  не  ощутил  ни

прилива отцовской любви, ни  пресловутого  зова  крови.  Неловко  прижимая

ребенка одной рукой к груди, он по полутемному коридору двинулся в зал.

     Мартышка забежала вперед и попыталась преградить ему путь, но с таким

же успехом она могла остановить катящийся под уклон грузовик.

     Первым делом  Артем  сдернул  полотно,  прикрывавшее  лицо  покойницы

(вернее, то, что когда-то было лицом), и поцеловал ее  в  черные  высохшие

губы. Затем он направился к раме, на которой должен был лежать Яшт. Однако

вместо жестянщика на нем  сейчас  пребывала  мартышка  (товарка  той,  что

принесла Артему ребенка) - мертвая, превратившаяся  в  обтянутый  облезлой

кожей скелетик. Несколько трубок еще тянулось из  ее  раскрытого  нутра  к

телу Надежды, от других остались только обрывки.  Рядом,  прямо  на  полу,

лежал труп Яшта, отдавшего будущему Губителю Максаров всю  свою  жизненную

силу, всю кровь и соки без остатка. Артем поднял его  и  положил  рядом  с

Надеждой под белое полотно.  Отныне  ничто  больше  не  удерживало  его  в

цитадели Стардаха.

     Так он и поднялся на поверхность - на левой руке  ребенок,  в  правой

клинок. Еще один клинок торчал у него сзади за поясом.

     Задача,  которую  предстояло  выполнить  Артему,  никак  нельзя  было

отнести к категории легких. Пересечь Страну Максаров в  одиночку,  да  еще

имея при себе младенца - тут надо, по крайней мере, крылья  иметь.  Клинки

клинками, в бою они сгодятся, но ведь на них не поскачешь, да  и  есть  их

нельзя, а Артем смог захватить с собой только дорожный мешок  с  пищей  да

баклагу воды. Этого и на четверть пути не хватит.

     Что же остается - грабить встречных, если такие вдруг  окажутся?  Или

просить милостыню у ворот цитаделей?

     Но одно Артем знал точно - ему нужен конь или любое другое приученное

к седлу существо.

     Впрочем,  существа  всех  размеров  и   разного   (но   в   основном,

отталкивающего) вида долго ждать себя не заставили. Скорее всего, это были

уцелевшие и  до  поры  до  времени  скрывавшиеся  в  пустошах  прислужники

Стардаха, смешавшиеся  с  остатками  разбойничьей  рати.  Они  полукольцом

двигались вслед за Артемом, не отставая, но и не приближаясь ближе, чем на

сотню шагов. Так ведет себя волчья стая, голодная, но не уверенная в своей

силе. Несколько раз Артем предлагал им признать над собой его  власть  или

убираться восвояси, чем вызывал среди бродяг еще  большее  озлобление.  Он

обладал клинком, но не был максаром и поэтому  не  имел  природного  права

повелевать.

     Видимо, преследователи надеялись, что рано  или  поздно  он  вынужден

будет остановиться на отдых, если только до этого не упадет от  усталости.

Однако они не на того нарвались. Артем все шел и шел вперед, лишь  изредка

откусывая кусок хлеба и отхлебывая глоток воды.

     Тогда в него полетели камни. Цели достигала  лишь  десятая  часть  из

них, но когда  ты  служишь  мишенью,  по  крайней  мере,  для  трех  дюжин

рукастых, не слабых тварей, результат  может  оказаться  самым  плачевным.

Спасла Артема только его новоприобретенная  шкура  -  удары  были  хоть  и

чувствительны, но не опасны для жизни. Сверток  с  ребенком  он  сунул  за

пазуху и прикрыл согнутыми в локтях  руками.  (Впрочем,  почти  все  камни

попадали Артему в спину, и лишь изредка - в бок.)

     Так он шел довольно долго, все  время  держась  обочины  малоезженной

дороги. Несколько раз его путь пересекали дозоры, гербы  которых  Артем  с

такого расстояния разглядеть  не  мог.  Эти  подвижные,  но  малочисленные

отряды одинаково не устраивала встреча как с  клинком  максара,  так  и  с

буйным бродячим воинством.

     Неприятности пришли к Артему совсем  не  оттуда,  откуда  он  ожидал.

Ребенок,  до  самого  последнего  времени  удивительно  спокойный,   вдруг

зашевелился и захныкал  -  и  хныканье  это  довольно  скоро  переросло  в

душераздирающий  рев.  Судя  по   мощи   легких,   малютка   со   временем

действительно обещал вырасти в богатыря.

     Пришлось Артему  остановиться  и,  опустившись  на  колени,  заняться

кормлением своего чада  (при  этом  точность  попадания  булыжников  сразу

возросла). Воду младенец сглотнул,  но  пережеванный  хлеб  с  отвращением

отверг.

     "Чем кормят новорожденных, если нет материнского  молока,  -  подумал

Артем. - Доят козу. Или покупают молочные смеси. Но что-то до сих пор  мне

здесь ни одна коза не встретилась, а о детских кухнях и  говорить  нечего.

Вот незадача!"

     Очередной камень отскочил от его плеча и едва не задел ребенка. И тут

уж ярость, до поры до  времени  копившаяся  подспудно,  вырвалась  наружу.

Первым побуждением Артема было вскочить и ринуться на врагов, но он как-то

сумел  сдержать  сей  весьма  опрометчивый   порыв.   Вместо   этого   он,

скорчившись, застыл над ребенком, изображая из себя если не  мертвого,  то

оглушенного. Клинок Стардаха Артем, якобы в судорогах, отбросил в сторону,

а клинок Надежды передвинул на живот.

     Камни еще некоторое время продолжали  градом  сыпаться  на  него,  но

вскоре их запас у бродяг иссяк. Волей-неволей  им  пришлось  приблизиться.

Для верности Артем подпустил шайку, уже успевшую перестроиться  в  кольцо,

шагов на шестьдесят - по их понятиям, расстояние  еще  вполне  безопасное.

Некоторые твари, готовясь к решительному броску, уже вздымали над  головой

секиры и направляли в цель наконечники копий.

     Спустя  мгновение  неизвестно  откуда  взявшийся,  противоестественно

длинный клинок уже беспощадно крошил их. И тем не менее, кое-кто из бродяг

сумел приблизиться к отцу и сыну почти вплотную.  Кривой  мрызл,  целивший

своим костяным рубилом прямо в голову Артема, умер у самых его ног.

     Надо было бы из сострадания добить тяжелораненых и обыскать трупы  на

предмет пополнения за их счет своих запасов, но Артема уже мутило от  всех

этих дел, более приличествующих мяснику, чем воину.

     Он повернулся к  ребенку,  которого  перед  началом  схватки  оставил

лежать на земле позади себя, и оцепенел:  утративший  свой  первоначальный

цвет сверток почти плавал в луже крови, натекшей от разрубленного  пополам

мрызла, а запеленутое в нем крохотное существо  жадно  лакало  эту  густую

багровую жижу, во все времена и у всех народов считавшуюся символом жизни.

     Артем позволил сыну  насытиться,  потом  обмыл  водой  из  баклаги  и

завернул в свою рубашку. С тех пор так и повелось  -  малыш  получал  свой

паек кровью мрызлов, волков, одичавших лошадей и всякого  мелкого  зверья.

Однажды, когда они заблудились в пустыне, Артем дал ему  немного  пососать

из своей лучевой вены  -  и  эта  была  единственная  человеческая  кровь,

которой тому довелось попробовать.

     Как Артем ни всматривался в ясные глаза младенца, он не мог  заметить

там и намека на осознанный грех. Да и может ли грешить существо,  которому

от роду всего несколько дней?

 

 

     В этот раз Артема, который все-таки время от  времени  позволял  себе

немного соснуть, разбудил пронзительный вопль ребенка. Так тот никогда  не

орал ни от голода, ни от боли (к великому удивлению  Артема,  у  него  уже

начали прорезаться нижние зубы). Да и страха не ощущалось в этом  коротком

резком вскрике. Скорее всего, то был сигнал опасности.

     Артем приподнялся на локте (жизнь среди бродяг  и  разбойников  давно

отучила его вскакивать перед приближающимся противником во  весь  рост)  и

огляделся по сторонам. В нежном сумраке Синей ночи прямо к нему по  склону

холма грациозно шествовала Генобра, рыжие космы которой на этот  раз  были

скрыты под глубоким стальным шлемом. Она улыбалась загадочно и томно,  как

перед любовным свиданием,  но  в  руке  у  нее  был  не  букет  цветов,  а

изготовленный к бою клинок.

     - Стой, - сказал Артем. - Ирдана просила не причинять тебе вреда, но,

если ты сделаешь еще хоть один шаг, я за себя не отвечаю.

     - Значит, моя сестричка даже не обиделась? - грудастая  ведьма  и  не

подумала остановиться. - Она  стала  прямо  голубкой.  Легка  ли  была  ее

смерть?

     Артем молчал, чувствуя, как  все  темнеет  в  его  глазах  и  в  этом

зловещем мраке, словно в прицеле, проступает одна только фигура Генобры.

     - Впрочем, на тебя, красавчик, я зла не держу, -  продолжала  она.  -

Можешь проваливать  на  все  четыре  стороны,  а  можешь  идти  ко  мне  в

услужение. Зачем тебе лезть в наши семейные делишки. Отец и дочка подохли,

да пащенок остался. А я привыкла все доводить до конца. Что касается...

     Видимо, на лице Артема она  прочла  достаточно  ясный  ответ  на  это

предложение, потому что, не докончив фразы, ринулась вперед.  Не  вызывало

сомнения,  что  через  несколько  секунд,  необходимых   для   преодоления

последних десяти или пятнадцати метров, она своим клинком разделает Артема

не менее аккуратно, чем хорошая хозяйка разделывает куриную тушку. Но  как

раз эти метры и оказались для нее роковыми. Тусклая, безукоризненно прямая

линия, вылетевшая из руки Артема, на краткий миг соединила их обоих, после

чего едва начавшуюся игру  можно  было  считать  законченной.  Артем,  как

говорится, остался при собственном интересе, Генобра потеряла правую кисть

и, естественно, возможность в ближайшее время размахивать клинком.

     - В следующий раз я отрублю твою лапу по локоть, - пообещал Артем.  -

И не исключено, что вместе с головой. Поэтому поберегись.

     - Жаль, что я не убила тебя, - прорычала Генобра,  жгутом  закручивая

обшлаг рукава вокруг кровоточащего запястья. - Жаль, что не мне  доведется

изжарить и сожрать этого молокососа.

 

 

     С тех пор Артем стал  засыпать  спокойно,  уверенный,  что  в  случае

опасности ребенок обязательно разбудит его.

     Время шло, и  они,  когда  с  боями,  когда  без  всяких  приключений

преодолевали расстояние, отделяющее их от  Страны  Жестянщиков.  Раздобыть

скакуна ему так и не удалось, да, возможно, это было и к лучшему. Там, где

они шли, - в густом  кустарнике,  в  изгибах  бесконечных  оврагов,  среди

зыбучих песков и солончаковых болот - не прошло бы  ни  одно  четвероногое

существо. Пища в дорожном мешке давно  кончилась,  и  сейчас  в  нем  ехал

малыш, уже научившийся держать головку.

     В последнее время он стал беспокоен - возможно,  причиной  тому  была

близость границы, где их неминуемо поджидала опасность. Что не  говори,  а

он был сыном своей матери и должен был унаследовать многие ее способности.

Однако их совместное путешествие закончилось куда раньше, чем  предполагал

Артем.

     Еще на привале, случайно коснувшись щекой земли, он обратил  внимание

на непонятный глухой гул, словно идущий  из  глубины  недр.  Так  примерно

бывает, когда невдалеке скачет большой отряд.  Однако  ни  единое  облачко

пыли не пятнало чистый горизонт, и Артем не придал этому  событию  особого

значения, тем более, что ребенок продолжал спокойно спать в  своем  мешке.

Но тут земля в  нескольких  десятках  метров  от  них  вдруг  разверзлась,

выворачиваемая наружу какой-то непонятной силой.

     Из провала взметнулась вверх кошмарная морда, казалось,  вся  целиком

состоящая из бездонной черной  пасти.  Даже  мрызл  по  сравнению  с  этим

созданием выглядел как домашний котенок.

     - Человек, служивший Ирдане, дочери Стардаха, ты здесь? -  выплевывая

комья земли, взвыло чудовище.

     Этот замогильный голос, конечно  же,  был  памятен  Артему.  Так  мог

вещать только брат Калеки  -  Иллаваст  Десница,  или  кто-нибудь  из  его

соплеменников. До сих пор Артему не приходилось встречаться  с  рудокопами

при свете, чем и объяснялся его испуг.

     - Да, я здесь, - ответил он, справившись с потрясением.

     - С тобой ли ребенок Ирданы, обещанный жестянщикам?

     - Со мной, - нехотя признался Артем.

     - Мы посланы за ним вождями жестянщиков. Все  проходы  в  пограничной

стене перекрыты. Там тебя  ожидает  Карглак  и  десятки  других  максаров.

Единственный еще свободный путь - под землей.

     - Почему я должен тебе верить? Где сами жестянщики? - Артему очень не

хотелось отдавать ребенка этому человекообразному червю.

     - Ни один жестянщик не  сможет  сейчас  пересечь  границу,  даже  под

землей. Это немедленно станет известно максарам. Мы переправим сына Ирданы

в такие края, где до него не дотянутся руки врагов. В Страну  Первозданных

он попадет только после того, как минует опасность.

     - Я не боюсь максаров и сумею проложить себе путь через их войско.

     - Это станет началом большой войны, в  которой  могут  погибнуть  все

жестянщики. Ребенок должен исчезнуть. Пусть  все  думают,  что  он  погиб.

Когда его время наступит, он сам заявит о себе.

     - Дай подумать. - Только сейчас Артем ощутил, как  бесконечно  дорого

ему это крошечное существо.

     - Торопись, человек. - Голова рудокопа стала медленно  втягиваться  в

нору. - Я не могу долго дышать этим воздухом и терпеть яркий свет.

     - Как ты узнал, что мы находимся именно здесь? - Артему хотелось хоть

ненадолго отсрочить неминуемую разлуку.

     - Мы слепы, но  ничего  из  происходящего  на  поверхности  не  может

ускользнуть от нашего слуха.

     - Значит, тебе известна и судьба Иллабрана Верзилы?

     - Да. Своей смертью он снял с себя грех братоубийства.

     - Как ты возьмешь ребенка? У тебя же нет рук.

     - Клади его прямо мне в пасть. Не беспокойся, там ему будет  удобней,

чем в самой роскошной колыбели. Не забудь и о клинке его прадеда Адракса.

     - Хорошо. - Артем взял спящего ребенка на руки и сделал первый шаг по

направлению к рудокопу.

     - А там ты последуешь за нами?

     - Нет. Мой путь лежит совсем в другую сторону.

     - Так мы и думали. Пусть на этом пути тебе не будет преград.

     Толстые мягкие губы осторожно приняли ребенка и его  родовое  оружие,

длиной почти в два раза превосходящее владельца.  А  затем  рудокоп  сразу

исчез, словно в пропасть рухнул. И только тогда Артем вспомнил, что  забыл

на прощание поцеловать сына.

 

 

     Теперь спешить было некуда.

     Путь, ожидавший его,  -  через  три  мира,  мимо  цитаделей  Генобры,

Карглака и Варгала, сквозь пограничную стену и сторожевой лес, по горам  и

заснеженным равнинам Страны Черепах, навстречу  Лету,  возможно,  все  еще

буйствующему в Стране Забвения - был так долог,  что  не  имело  значения,

когда он начнется, сейчас или спустя какое угодно время.

     В обратную дорогу он отправлялся совсем другим - свободным, сильным и

одиноким. С собой он мог взять только воспоминания - и ничего больше. Даже

клинок Стардаха уже покоился на дне какой-то мутной лужи. С мрызлом  Артем

мог справиться и голыми руками, а сражаться таким огрызком с максарами  не

имело смысла.

     Лишь тени, явившиеся из небытия, сопровождали его  -  оставшийся  без

погребения старик, душа которого, отягощенная многими грехами, все  же  не

оказалась окончательно потерянной для Добра; дважды перерождавшийся  воин,

ценой жизни отомстивший за позор  своего  народа;  прекрасная  всадница  с

разящим клинком в руке, чья любовь точно так же, как и ненависть, не знала

предела.

     Отправляясь совсем в другие миры Артем был уверен, что его вспомнят в

этих краях, вспомнят неизвестно откуда  взявшегося  чужеродца  Клайнора  -

отца Мстителя, отца Губителя  Максаров,  вспомнят  и  с  ненавистью,  и  с

благодарностью.

     "А теперь в путь, - сказал он самому себе. - Что толку, сидя на одном

месте, разводить тоску? В Стране Забвения меня никто не ждет,  но  тем  не

менее придется кое-кому там о себе напомнить, - особенно человеку по имени

Тарвад, новому судье и любителю музицирования. Несомненно, это именно  его

имел  в  виду  умирающий  Адракс,  говоря:  "...укажет...  брат..."  Путь,

позволяющий обойти Страну Лета, укажет брат судьи Марвина, наверное, так.

 

??????????????????????????????????????????????????????????????????????????

?          Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F Laboratory         ?

?         в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2"        ?

??????????????????????????????????????????????????????????????????????????

?        Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент       ?

?    (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov    ?

??????????????????????????????????????????????????????????????????????????

?