Майкл Бламлейн. Домашние хлопоты

 

   -----------------------------------------------------------------------

   Michael Blumlein. Keeping House (1991). Пер. - В.Вебер.

   & spellcheck by HarryFan, 28 August 2000

   -----------------------------------------------------------------------

 

 

   Я одна. Кертис ушел на  прошлой  неделе,  вернее,  ему  пришлось  уйти.

Сожаления я не испытываю, может, только о том, что  ждала  слишком  долго.

Если я хочу сохранить то, что у нас есть, мне нужно побыть одной, ничто не

должно меня отвлекать. Именно теперь я должна собрать волю в кулак.

   Когда я задумываюсь о том, как все это начиналось, мне хочется смеяться

над нашей наивностью. Мы хотели купить дом,  и  наш  агент  привез  нас  в

квартал, где продавались два соседних дома. Построили их одновременно,  на

рубеже веков, и они практически не отличались друг от  друга.  Два  этажа,

кровельная  дранка,  большие  окна,  выходящие  на  восток.  Северный  дом

выглядел похуже своего южного собрата, и, опрашивая соседей, я узнала, что

так было всегда. Краску на нем смывало быстрее,  дранка  трескалась  чаще,

трещин на дорожке, ведущей к парадному крыльцу, появлялось больше, и в них

быстрее росли сорняки. Кертис  указал,  что  северный  дом  стоил  гораздо

дешевле южного, а разница в цене с  лихвой  покрывала  затраты  на  ремонт

фасада  и  крыши.  Но  я  напомнила  ему,  что  моя  должность  ассистента

профессора классики в университете обеспечивала мне высокое  жалованье,  а

потому нет никакого смысла ждать окончания ремонта, если в  соседний  дом,

недавно покрашенный, чистенький, можно въезжать хоть завтра.  Кроме  того,

северный дом уже тогда вызывал у меня  антипатию.  Кертис  указал,  что  я

принимаю решения, основываясь на суевериях, но  я  не  сочла  нужным  даже

ответить на его выпад. И вскоре мы купили дом,  которому  я  сразу  отдала

предпочтение.

   Теперь-то я знаю,  что  мы  оба  были  не  правы  и  нам  не  следовало

переезжать в этот район. Соседний с  нами  дом  оказывал  влияние  на  все

окрестные дома, но больше всего на наш. Их стены соприкасались, и избежать

контакта не представлялось возможным. Сиамские близнецы имеют общие органы

и сосуды, наши же дома соединяли мышиные норы и муравьиные тропы. А  между

стен находили убежище тараканы и термиты. Я ничего этого не выдумываю, ибо

я видела отрубленные лапки и предсмертные гримасы мышей, пойманных в  наши

ловушки. В иные дни я часами сидела за столом, ожидая вторжения неизвестно

кого или чего. В  другие  дни  я  точно  знала,  что  капли,  падающие  из

прохудившихся  труб,  есть  предвестники  потока  сточных   вод,   который

выплеснется на нас из соседнего дома. В прошлом году после дождей я начала

замечать тонкие, поблескивающие полоски на ковре в комнате  нашей  дочери.

Как-то ночью я проснулась от ее крика и, входя  в  ее  комнату,  наступила

голой ногой на что-то мясистое и холодное. У меня перехватило  дыхание,  в

тот самый момент я увидела, как из-за стоек ее кроватки  на  меня  смотрят

два  глаза-бусинки.  Чудовищные  видения  возникли  перед  моим  мысленным

взором, я лихорадочно водила рукой по стене в поисках выключателя.  Нашла,

прогнала  темноту  и  сразу  поняла,  что  мое  воображение   слишком   уж

разыгралось.  Дочка  уже  успела  заснуть.  Рядом  с  ней  лежал  плюшевый

медвежонок со сверкающими под  лампой  стеклянными  глазками.  На  полу  я

заметила две темные полоски. Прикоснулась к ним, тут  же  отдернула  руку.

Слизняки. К подошве зеленой жижей приклеились остатки третьего.  Я  сумела

добраться до ванной, так что вывернуло меня в унитаз. А потом разделась  и

долго стояла под струей горячей воды, вновь и вновь намыливая ногу.

   Несколько следующих недель мне снилось,  что  я  веду  борьбу  с  этими

мерзкими созданиями, наполненными зеленой жижей. Они не  брали  надо  мной

верх, но и мне не удавалось добиться окончательной победы. И  кошмар  этот

продолжался и продолжался.

   Кертис  предложил  мне  воздействовать  на  причину  кошмара,  то  есть

избавиться от слизняков, наводнивших комнату нашей дочери.  Я  последовала

совету и заткнула большую трещину, которую нашла в том  месте,  где  стена

смыкалась с  полом.  Между  прочим,  северная  стена.  Но,  еще  заделывая

трещину, я чувствовала, что она откроется  вновь:  стену  и  пол  растащит

силой, исходящей от соседнего дома. Уже тогда мне пришла в голову мысль  о

том, что трещина не случайно появилась именно в комнате  Тани,  слабейшего

члена нашей семьи, но тогда я отмахнулась  от  нее.  Естественно,  кошмары

расстраивали меня, но я попыталась взглянуть на проблему с той же позиции,

что и Кертис: он полагал, что от кошмаров можно избавиться, заделав дыру в

стене. Мой муж человек прагматичный,  с  сильной  волей.  Такому  человеку

может довериться женщина, если себе она больше не доверяет.

   Где-то в марте мы посадили огород,  а  через  несколько  недель,  когда

проклюнулся  салат,  начали  еженочную  охоту  на  улиток   и   слизняков.

Вооружившись ручным фонариком  и  лопаткой,  Кертис  и  я  выхватывали  из

темноты  и  убивали  этих  склизких  тварей.  Работа  эта  не   доставляла

удовольствия, ко, когда счет пошел на сотни, тошнота больше не подкатывала

к горлу. А вскоре пропали и кошмары.

   В середине мая Тане пошел  третий  годик.  Жизнелюбивая  и  энергичная,

умная и радостная, она с восторгом раздвигала границы привычного ей  мира.

Наши посадки шли в рост, несмотря на сорняки и побеги ежевики, проникающие

с соседнего участка. Я согласилась поработать летом, поскольку по условиям

договора университет платил за детский садик для Тани, и у меня появлялась

возможность  уезжать  из  дому.  И,  должна  признать,  к  июню  меня  все

устраивало. Свое время я делила между обязанностями, которые  налагала  на

меня новая работа,  дочерью,  которая  со  смехом  носилась  по  коридорам

детства, и мужем, который наконец-то начал получать удовольствие от  своей

работы. На душе у меня все пело. Я поверила в себя и свое умение сокрушать

препятствия и первым делом решила помериться силами с соседним домом.

   Поначалу я позволила ему остаться на прежнем месте, используя силу воли

лишь для того, чтобы трансформировать  его  в  нечто  менее  значимое.  По

утрам, проходя мимо дома, я туманила взгляд, представляя себе, что  сделан

дом не из камня, а из некоей воздушной субстанции, что он не реальнее сна.

Я превращала крышу в спинку птички, дранку  -  в  перышки.  Когда  налетал

ветерок, мне не составляло труда вообразить, что дом срывается с  места  и

улетает.

   А потом я придумала более действенный прием. Нашла возможность мысленно

соединить одну стену с другой, исключив одно измерение. Объемные  элементы

я разбивала  на  отдельные  части,  сложные  очертания  приобретали  более

простые  формы.  Мало-помалу  дом  стал  плоским,  его  образовывали   две

пересекающиеся линии. А уж потом я слила две линии в одну, а ее превратила

в точку. С точкой я боролась добрую неделю,  но  потом,  сверхчеловеческим

усилием, заставила ее исчезнуть.

   От дома не осталось и следа. Я уничтожила главного  врага.  И,  проходя

мимо, не видела  ничего,  даже  его  отсутствия.  Наконец-то  я  могла  не

опасаться тех волн, что внезапно накатывали на меня,  повергая  в  панику,

заставляя  сомневаться  в  сохранности  собственной  психики.  Со  вздохом

облегчения я обратила взор к моей семье.

   Несмотря на счастье, переполнявшее меня в то лето, я  чувствовала,  что

должна больше  отдавать  моим  близким.  Освободившись  от  озабоченности,

которая грызла меня изнутри, я дала зарок показать  Кертису,  на  какую  я

способна любовь.

   Я начала уделять больше внимания нашему дому, убиралась  после  работы,

старалась поддерживать в нем  идеальную  чистоту.  Каждый  день  я  делала

влажную уборку на кухне и в ванных, раз в два или три дня пылесосила ковры

в остальных комнатах. Грязные тарелки и стаканы, которые всегда раздражали

меня, теперь стали постоянным укором,  напоминанием  о  том,  что  мне  не

удается добиться  желаемого.  Работа,  ребенок,  супружеские  обязанности,

уборка дома, которую я возложила на себя, привели к тому, что я  постоянно

что-то не успевала.  Требовались  решительные  меры,  и  после  нескольких

недель, прожитых в страшной  спешке,  я  приняла  решение:  взяла  деньги,

отложенные  на  отпуск,  и  купила  посудомоечную  машину.  Разумеется,  я

сожалела о том, что пришлось отказаться от поездки  на  море,  но  чувство

удовлетворенности, испытанное  мною,  с  лихвой  перекрыло  разочарование.

Стаканы  наконец-то  заблистали  чистотой,  на  столах  не  оставалось  ни

пятнышка, я вновь контролировала ситуацию.

   Блаженство продолжалось несколько недель, а потом я начала замечать то,

чего не видела раньше. К примеру, хотя северная и южная стены у  нас  были

глухими, выходящими на соседние дома, а окна смотрели на восток  и  запад,

во всех комнатах у южной стены  света  всегда  было  чуть  больше,  чем  у

северной. И я говорю не о солнечном свете,  ибо  поздней  осенью  и  зимой

солнце действительно лучше освещает южные  стены.  Нет,  я  веду  речь  об

отблеске, каком-то свечении воздуха, которое проявлялось  именно  у  южных

стен, тогда как штукатуркой или цветом краски стены каждой из комнат ничем

не отличались. И, соответственно, северные стены  вроде  бы  находились  в

постоянной полутени, словно субстанция, концентрирующаяся там, захватывала

свет, связывала его, прятала. Феномен этот проявлялся  как  утром,  так  и

днем. И даже, пусть и в меньшей степени, вечером, когда комнаты освещались

лампами.

   Я убрала картины и постеры с затемненных  стен,  передвинула  все,  что

могла, в южную часть комнат. Несколько дней  я  мысленно  двигала  мебель,

стараясь расставить ее так, чтобы она оказалась вне  северной  зоны  тени.

Наконец, решила расположить часть мебели в нескольких  футах  от  северной

стены, тем самым добившись равномерной освещенности и  сохранив  симметрию

комнаты.  Кертис  выразил  сомнения  в  целесообразности  затеянной   мною

перестановки, но согласился реализовать предложенный мною вариант, укрепив

тем самым мою уверенность в себе и подтвердив прочность наших отношений. Я

помню, как меня охватило  чувство  безмерной  благодарности,  и  я  решила

обязательно отблагодарить его.

   На следующий день я завезла  Таню  в  садик  и  пошла  в  магазин.  Мне

хотелось купить брючки, которые недавно очень понравились  Кертису,  когда

он увидел в них одну нашу приятельницу. Я нашла их  в  витрине  одного  из

центральных магазинов и после того,  как  продавщица  заверила  меня,  что

никто их не надевал, зашла в примерочную и не без труда втиснулась в  них.

Нежно-розовые, они обтягивали меня, как вторая кожа, и мне пришлось сильно

втянуть живот, чтобы застегнуть пуговицу на поясе. Взглянув в  зеркало,  я

удивилась тому, как они меня изменили.  У  меня  сложилось  ощущение,  что

материя жила  собственной  жизнью.  Продавщица  из  вежливости  ничего  не

сказала, но я уверена, что она это тоже  поняла.  В  автобусе,  по  дороге

домой, я со всевозрастающим возбуждением поглаживала пакет с брюками.

   Вечером я уложила  Таню  пораньше  и  быстренько  прибралась  по  дому.

Несколько картин чуть скособочились, и, поправляя их, я обратила внимание,

что надо помыть окна.  Решила  заняться  этим  завтра,  прошла  в  ванную,

пустила воду. Пока набиралась ванна, надела халат  и  подмела  спальню:  с

утра пол успел запылиться.

   Обычно я не принимаю ванну, но перед половым актом ванна - самое  милое

дело. Почему-то прикосновения  воды,  жидкой,  прозрачной,  подготавливает

меня к тому, что потом совершается в постели. На  этот  раз  мне,  однако,

показалось, что вода недостаточно чистая.  Я  заметила  масляные  пятна  и

волосы, плавающие на поверхности, а на дне какую-то  муть.  Почувствовала,

что покрываюсь слоем грязи, быстро  встала,  вылезла  из  ванны,  вытащила

затычку, дождалась, пока уйдет вся вода. Только после этого вновь  ступила

в ванну и включила душ. Намылилась и терла  кожу  мочалкой,  пока  она  не

покраснела. Лишь после этого вновь почувствовала себя чистой.

   Вытеревшись насухо, я вернулась в спальню, чтобы одеться. Брючки лежали

на кровати, я несколько раз посмотрела на  них,  чувствуя,  как  нарастает

желание. Надела, осторожно застегнула  молнию,  чтобы  не  зацепить  кожу,

чувствуя бедрами мягкую ткань. Достала из стенного шкафа большое  зеркало,

прислонила к стене, отошла на пару шагов.

   Что-то промелькнуло у меня за спиной, я резко повернулась, но все равно

опоздала. И вновь уставилась  на  свое  отражение,  не  в  силах  оторвать

взгляда от брюк. Их цвет изменился, из розовых они превратились в алые,  и

если раньше они казались сексуально возбуждающим, то теперь указывали лишь

на похоть их обладательницы. Вновь что-то мелькнуло позади, и на этот раз,

обернувшись, я успела заметить что-то змееподобное.  Но  видение  исчезло,

прежде чем я успела понять, а  что  же  это  было.  В  спальне  сгустилась

темнота, и  я  включила  лампу.  Свет  добавил  брючкам  красноты,  и  мне

показалось, что я различила на поверхности  крохотные  волоски.  Мгновение

позже волоски заколыхались в такт ударам моего сердца.

   Я задалась вопросом, а не игра  ли  это  света,  который,  несмотря  на

лампу, все более тускнел  под  напором  тьмы.  И  воздух  в  спальне  стал

спертым, даже глубокие  вдохи  не  могли  насытить  легкие  кислородом.  В

зеркале  отражение  моего  лица  все  более  размывалось,  знакомые  черты

стирались, вычеркивались из жизни темнотой, о происхождении которой я  еще

не догадывалась. Темнота эта сгущалась и сгущалась, пока не поглотила  всю

комнату. Я оторвалась от зеркала, попыталась вырваться из  мрака  спальни,

ее давящих на меня стен. Но мрак этот  облепил  меня  со  всех  сторон,  и

внезапно я поняла, откуда он исходит. Я же приставила зеркало  к  северной

стене, тем самым открыв дверь угрозе, затаившейся в соседнем доме. Слишком

занятая мыслями о брючках, я напрочь забыла о северном доме и подставилась

под удар.

   Я выдавила из себя смешок, но он отозвался от стен паническим вскриком.

Ночные чудища затаились в углах спальни, я почувствовала, как  тянутся  ко

мне их щупальца. Ткань на моей коже ожила, волоски засветились в  темноте,

в ужасе я прыгнула к зеркалу, вратам зла, ударила по нему каблуком  туфли,

которую сорвала с ноги. Раздалось шипение,  яростно-ненавистное,  а  потом

стекло  разлетелось  сотнями  осколков.  Они,  словно  сверкающие   глаза,

рассекали воздух, падали  на  пол,  образуя  зловещие  узоры.  Спальня  на

мгновение осветилась, а потом погрузилась в кромешную тьму, и я рухнула на

ковер.

   Я забыла многое из того,  что  произошло  потом.  Помню  лишь,  что  до

приезда Кертиса я выкинула и осколки, и рамку зеркала.  На  мне  были  уже

другие брючки, и даже теперь я не могла точно  сказать,  что  случилось  с

розовыми. Я  пыталась  объяснить,  что  произошло,  но  связанной  цепочки

событий не получалось: целые временные  куски  второй  половины  того  дня

словно вырвало из памяти. Кертис приехал  в  плохом  настроении:  день  на

работе сложился неудачно, и я решила, что самое простое - забыть обо всем.

Мы быстро пообедали и улеглись в постель. В ту ночь вернулись кошмары.

 

 

   Следующие несколько недель ситуация в доме менялась только  к  худшему.

Работа отнимала у Кертиса  все  больше  времени  и  сил,  и  зачастую  мне

приходилось обедать в одиночестве. Таня все больше тянулась ко мне, уж  не

знаю, что служило тому причиной - отсутствие Кертиса или нечто другое.  Не

могу сказать. Тем не менее ее страхи перед окружающим миром возникли в тот

самый момент, когда я мало чем могла ей помочь. Потому  что  львиную  долю

моих сил отнимала внутренняя борьба.  После  того  эпизода  с  зеркалом  я

оставила   работу   в   университете.   Мне   становилось   все    труднее

сконцентрироваться даже на  простейших  вопросах.  Естественно,  на  карте

стояла безопасность моего дома и семьи. Я решила сделать  все  необходимое

для того, чтобы покончить с нависшей над нами угрозой.

   Начав проводить в доме все больше и больше  времени,  я  поняла,  сколь

своевременно принятое мною решение. Соседний дом  предпринимал  ежедневные

атаки, и на их отражение уходили все мои силы. Убрав зеркала,  я  протерла

стены чистящим средством. Но разница в цвете северных  и  южных  стен  все

равно сохранилась, и стали появляться все новые и  новые  трещины,  сквозь

которые тянуло холодом даже в  безветренные  дни.  На  полу  я  обнаружила

несколько участков ковра, где ворсинки вдруг начали  сыпаться,  ослабла  и

натяжка ковров. Пыль скапливалась все сильнее, и  вскоре  мне  приходилось

пылесосить комнаты уже дважды в день.  Думаю,  где-то  в  октябре.  А  две

недели спустя появился запах.

   Конечно же, в подвале, но через день-другой он  наполнил  весь  дом.  Я

подумала, что причина - в засоре канализационных труб, но ни  унитазы,  ни

ванны, ни раковины как раз и не воняли.  Потом  решила,  что  вдруг  начал

пахнуть порошок, которым травили грызунов. Нелепая, конечно,  идея,  но  в

тот момент я с радостью хваталась за любую  соломинку,  лишь  бы  обмануть

себя. Потому что и тогда в глубине души знала, откуда что идет.

   Запах был везде, но его интенсивность менялась в зависимости от  места.

В нашей спальне он висел удушающим облаком,  мерзкий,  отвратительный,  от

него   к   горлу   непроизвольно   подкатывала   тошнота.    В    гостиной

концентрировался в углах, ожидая, пока я подойду поближе, чтобы  отравить.

На первом этаже воздух стал влажным, с привкусом сероводорода, благодатной

средой для развития плесени и грибков.

   Ночью и днем запах наводнял дом, атакуя меня, отравляя  воздух.  Насчет

его источника у меня пропали последние сомнения, а решительность  атаки  я

восприняла как проверку моей стойкости. С удвоенной, утроенной энергией  я

принималась за уборку. Мыла не только полы, но и стены,  потолки,  чуланы,

окна. Купила  освежители  воздуха  и  каждый  день  распыляла  в  комнатах

ароматические аэрозоли. Начала чаще менять одежду, чтобы запах не прилипал

к ткани, сама  вставала  под  душ  утром,  днем  и  вечером.  Мое  упорное

сопротивление дало результат. От вони удалось избавиться, хотя я понимала,

что борьбу с ней нельзя прекращать ни на  секунду.  Эта  маленькая  победа

добавила мне сил и энергии. Наконец-то я начала приходить в себя,  поняла,

что скоро смогу вновь взять ситуацию под контроль.

   Улучшилось  и  настроение,  несколько  дней  я  даже  верила,  что  все

трудности  остались  позади.  Теперь-то,  конечно,  я  вижу,  как  надежда

подменяет собой реальность, но едва ли меня можно  винить  за  то,  что  я

хотела оставить в прошлом отчаянную борьбу тех дней. Я не только сражалась

за наш дом, у меня постоянно возникали конфликты с Таней  и  Кертисом.  Ни

один из них не разделял моей заботы о нашей  безопасности.  Наоборот,  они

все более отходили от меня, оставляя в  изоляции,  именно  когда  я  очень

нуждалась в их поддержке. Поначалу я пыталась их  понять.  Говорила  себе,

что у Кертиса очень много работы и ему не до домашних хлопот. А Таня всего

лишь ребенок. Разве она могла нести ответственность за то, что творилось в

доме.

   Тем не менее моя подозрительность  росла,  и  в  состоянии,  близком  к

отчаянию, я решила  вывести  их  на  чистую  воду.  Разбираться  начала  с

дочерью.

   На следующий день не повела ее в садик, а заставила встать  у  северной

стены ее спальни. Освежителем воздуха пользоваться  не  стала,  дождалась,

пока вонь станет невыносимой. Потом  спросила  ее,  не  чувствует  ли  она

плохого запаха.

   Она покачала головой, с выражением лживой наивности на лице.

   - Не лги мне. - Я схватила ее, ткнула носом в стену. - Принюхайся.

   Таня заплакала, и я ее ударила. Она разрыдалась, и я, не в силах  этого

выносить, выбежала из комнаты. В  тот  вечер  Кертис  сказал  мне,  что  я

больна.

   Наверное, мне следовало этого ожидать, поскольку стена недоверия  между

нами становилась все выше и прочнее,  но  его  бессердечие  больно  задело

меня.  Если  бы  он  хоть  ударил  пальцем  о  палец,  чтобы  помочь   мне

поддерживать в доме хотя бы видимость порядка, я бы подумала, что суждение

это слишком поспешное и нет нужды принимать его во внимание.  Но  нет,  он

сознательно хотел спровоцировать меня и тем самым изолировать  еще  больше

от себя и от дочери. И он своего добился, словесная  перепалка  перешла  в

драку, удары становились все сильнее. Внезапно мне открылось истинное лицо

врага. Крича, царапаясь, я изгнала его из дому.

 

 

   Прошло время. Теперь я одна. Иногда мне  кажется,  что  Таня  со  мной,

иногда - нет. Что-то вдруг начинает  двигаться  в  ее  кроватке.  Пытается

заговорить. По ночам чуть светится... Впрочем, тени часто чуть светятся. Я

приношу ей еду, то, что  не  съедаю  сама.  Она  стала  хорошей  девочкой,

никогда не плачет. Похоже, другие слизняки научили ее молчать.

   Соседний дом вернулся, и теперь я  осознаю,  что  ничего  не  понимала.

Дерево и штукатурка, гвозди, стекло, они мне ничем не угрожали. Как и  сам

дом.  Он  -  лишь  передаточное  звено.  Носитель  иного   мира,   который

противостоит мне, мира, в котором он рожден,  мира,  которому  принадлежат

его прошлое, будущее, настоящее. Мира, среда обитания  которого  -  земля,

мира, который властвует над семенами растений и  сорняков,  мира,  который

высылает против меня их корни, злобные щупальца, пытающиеся  сквозь  почву

проникнуть в мой дом и замарать его.

   Я закрыла окна линолеумом. Я пытаюсь сохранить дом в чистоте.

   Вчера я нашла способ  победить  запах.  Спичками  с  длинным  черенком,

которые Кертис держал у камина, я заткнула ноздри. Мгновенная  боль  стоит

того, запах напрочь исчез. Моя воля становится все крепче. День за днем  я

набираюсь сил.

   Этим утром я нашла красные брючки. Они лежали  в  чулане,  под  грязным

бельем. Немного выцвели, на штанинах появились какие-то блестящие полоски.

Швы в некоторых местах покрыла плесень.

   Я натянула их, не отдавая себе отчета, что  делаю,  застегнула  молнию,

пуговицу. Погасила все лампы. Ткань, как паутина, прилипла к коже, когда я

собралась лечь в стенном шкафу. В темноте, такой же  плотной,  как  и  моя

воля, я  сдернула  с  вешалок  оставшуюся  одежду  Кертиса,  без  малейших

признаков страха устроилась среди нее. И замерла, маяк в  ночи,  приманка,

предлагая себя в жертву.