Алексей Бессонов

     Сожгите всех

     Фантастическая повесть

 

    

 

 

 

     Они припомнят нам все, что мы когда-либо... и даже больше того.

 

     Банальная истина

     Глава 1

 

     Грязно-желтый туман,  стелившийся над болотами, рассеялся только к вечеру,

да и  то не до конца.  В  большом и  немного аляповатом доме,  украшающем собою

вершину плоского холма,  весь день горели желтые огни,  а  из двух широких окон

второго  этажа  лился  и  вовсе  странный  ярко-белый  свет,   широкой  полосой

разрывавший  тяжелый,   влажный  сумрак.  Окна  погасли  незадолго  до  заката.

Проходивший мимо  шахтер услышал,  как  стукнули,  раскрываясь,  оконные рамы и

чей-то усталый голос произнес:

      - Теперь давайте его  вниз.  Завтра,  если все  будет нормально,  начнете

вводить питательную смесь.  Я  думаю,  что  с  перистальтикой проблем у  нас не

возникнет.

     Шахтер удивленно пошевелил густыми седыми бровями:  этот  голос  показался

ему смутно знакомым,  но  он  долго не  мог вспомнить,  кому же он принадлежит.

Старик был крепко навеселе,  и  события прежних лет чуточку размазывались в его

памяти.  Наконец,  вспомнив,  он  хлопнул  себя  по  лбу,  его  моложавое  лицо

осветилось радостной улыбкой,  и он круто повернул в сторону аллеи, что вела ко

входу в усадьбу.

     На  пороге дома  шахтер немного замешкался,  оправил на  себе  куртку и  с

неожиданной для него робостью коснулся сенсора звонка. В холле слабо прошуршали

чьи-то  легкие  шаги.  Дверь  открыла строгая,  даже  суровая женщина в  темном

брючном костюме,      Ј

      - Слушаю вас, мастер...

     -  Я это... тут дело такое - шел вот, услышал... доктора бы мне.

     -  На  что вы жалуетесь,  мастер?  -  На него смотрели внимательные темные

глаза, от которых старик совсем оробел.

     -  Да я  вот...  я  доктора повидать хотел.  Мы-то с  ним раньше,  знаете,

вот...  в общем,  раньше я его знал. Вот только жил-то он не здесь, а в Змеином

логе, но уж голос-то его я ни с чьим другим не спутаю!

     -  Доктор только что после операции. Строгая дама уже собралась захлопнуть

перед гостем дверь, но ее остановил голос из холла:

      - Заходите, старина, я не так уж и устал!

     Шахтер вошел в слабо освещенное помещение,  вдоль стен которого лежали еще

не  развернутые  ковры  и  какие-то  ящики,  и  с  улыбкой  бросился  навстречу

коренастому мужчине  с  собранными в  хвост  волосами,  одетому в  операционный

комбинезон.

     -  Мы  уж  не думали,  что док Эндрю вернется!  Столько времени-то прошло,

вроде и война,  пропади она,  закончилась, а дока нет и нет, что уж тут... все,

решили,  убило его...  Сэмми Палка все горевал:  вот,  говорит, беда-то, док-то

Эндрю пал,  значит,  в  бою,  а  кто теперь детишек наших от  лихорадки спасать

будет? А тут иду, слышу: ну точь-в-точь, док вернулся!

     -  Привет,  Джош!  -  засмеялся врач.  -  Ну,  твой-то бас и  я не забуду!

Прости,  руки  не  подам,  только помылся,  да  не  до  конца  еще.  Сейчас вот

переоденусь,  пойдем перекусим.  Бренда,  проводите мастера Джоша в  гостиную и

угостите его виски. Ужин, я надеюсь, готов?

     Бренда недовольно поджала губы.  Ей  казалось странным,  что  заслуженный,

прошедший всю войну врач,  с которым она прилетела на эту планету для работы по

государственному контракту, панибратствует с простыми работягами. Но командовал

здесь,  разумеется,  он.  Дав  себе  слово  со  временем  покончить с  подобным

непотребством, Бренда проводила поддатого деда в гостиную, вынесла ему графин с

виски и отправилась распоряжаться насчет ужина.

     Док Эндрю не заставил себя долго ждать: вскоре он появился в гостиной, уже

причесанный,  в  теплом вечернем камзоле,  в глазах поблескивали знакомые Джошу

веселые искорки -  так,  словно и не было этой проклятой войны, отнявшей у него

годы, от первого ее дня до последнего...

     -  Три дня как прилетел, - сообщил док старому шахтеру. - Только мы успели

операционную распаковать, а тут уже и язву привезли, слава богу, несложную.

     -  А дома-то вашего старого уже нет,  -  печально улыбнулся Джош. - Снесли

его, когда учебный лагерь-то строили.

     -  Знаю,  -  хмыкнул врач.  -  Ну давай,  рассказывай:  как сыновья твои -

воевали небось?

     Старик горько вздохнул и  поглядел на  графин,  к  которому он  так  и  не

решился притронуться без хозяина.

     -  Старший,  который Билли,  так сгорел он... в первый же год, вот как вас

забрали-то,  так он и сгорел.  Ни гроба,  ничего - крест прислали в рамочке, да

компенсацию.  Ну,  что тут... поплакали мы, а оно понятно-то - война ведь, куда

уж тут.  А  младший,  это Денька-то,  так тот бегает -  его в предпоследний год

забрали,  так он-то, что тут! - лейтенантом пришел, весь в мундире, с железякой

своей.  Сейчас уже  свой-то  малец  у  него,  скоро полгода как.  Хочет в  порт

устроиться,  вроде как кавалер, должны его взять-то, что тут! А скажите, - Джош

облизнулся,  глядя,  как доктор наливает ему полный стакан дорогого желтоватого

напитка, - а тот док, который Аксель, как он там? Вернется-то?

     -  Генерал Аксель Кренц погиб через два дня после заключения мира,  - тихо

сказал Эндрю. - Через два Дня, Джош...

     -  Ах ты,  будь оно все проклято!  Аксель, он-то резковат бывал, зато уж и

лечил на  совесть,  что  уж  тут!...  Давайте за  упокой,  что  ли...  генерал,

говорите? Как же это он так?

     - Да вот так,  старик.  Я  и не знал почти до конца,  -  а он уже начмедом

корпуса был.  Десантный корпус.  Ну  и  погиб он,  когда на  их  базу  залетные

какие-то набросились,  а  он госпиталь спасать полетел.  Давай за Акселя,  Мало

таких, как он, было...

     -  Война, - вздохнул шахтер, жмурясь от виски. - А порядки-то у нас теперь

новые,  что тут! Когда лагерь-то строили, так Басюк, чтоб его, поднялся, о как!

Теперь,  говорю,  всей  округой вертит как  хочет.  Что  хочет,  то  и  делает.

Коноплянку чуть не закрыл,  с Маркеласом разругался,  почти война там была, что

уж тут...

     -  Вот так...  -  скривился доктор.  -  А я -  то думал, что его призовут,

урода.  Такие скоты обычно долго не живут,  факт.  Закон природы,  если хочешь.

Либо сам по тупости сунется,  либо в  штрафчасть командир определит.  А там его

храбрость до задницы,  точно знаю.  А  что,  шеф-попечитель,  я  слышал,  новый

совсем?

     -  Да тут же,  когда военные власти-то появились,  так и он. Назначили его

сразу же.  А ничего он,  ничего, тихий. Ни во что не лезет, сидит себе. Правда,

пьет,  люди говорят - ну так разве то наше дело? Пьет шеф-попечитель, так и что

уж тут... он пьет, я не лезь. Я и сам могу, что мне...

     -  Придется,  конечно,  представляться ему, - тихонько рассмеялся Эндрю. -

Ну ничего, я на Флоте так пить научился - куда там вашему попечителю!

     -  Тяжело  было-то?  -  осторожно спросил  его  Джош.  Врач  неопределенно

хмыкнул и посмотрел в окно, за которым уже почти совсем стемнело.

     -  Да по-разному.  Я  вот горел-горел,  а до конца сжечь они меня так и не

сумели.  Акселя мне жалко,  ты даже не представляешь. Я ведь всю войну не знал,

где он, что он... Потом уже, когда узнал, времени совсем не было, да и до конца

войны -  рукой подать, это мы хорошо понимали. Раз только и встретились. Думал,

вот сейчас отвоюемся,  выйдем,  естественно, вчистую, тогда и насосемся коньяку

как следует. А оказалось...

     Джош скорбно вздохнул,  поглядел на окутавшую болота темень и  засобирался

домой.

     -  Пойду я,  док,  а то ночью-то не здорово,  что уж тут. Старуху обрадую,

док, скажу, старый приехал. Она, наверное, к вам и бросится, любит она вас, все

про Билли забыть не может,  вы ж  его тогда с  того света вытащили,  что тут...

вытащили, а он вот...

     Эндрю погладил старика по плечу,  выбрался из кресла и  подошел к высокому

шкафу,  занимавшему почти всю  стену гостиной.  Распахнув одну  из  дверок,  он

вытащил оттуда высокую зеленую бутылку:

      - Держи, старик, на дорогу. Здесь такого не купишь.

     -  Да что вы, док, как же это я...

     -  Держи, держи. В память о сыне.

     Из  глаз старого шахтера брызнули слезы.  Пряча их  от доктора,  он быстро

прошел через  холл  и  остановился возле  двери,  глядя на  висящий на  вешалке

китель.

     -  Пойду,  док,  -  повторил он,  обеими  руками  тиская  ладонь врача.  -

Пойду...

     На  темно-синем  мундире  золотилась погоны  полковника медицинской службы

Флота

 

     Закончив ужин,  Андрей Огоновский взял  в  руки высокую рюмку с  коньяком,

нащупал в  кармане камзола сигару и,  набросив на плечи синюю шинель,  вышел на

веранду.  С  болот потягивало давно привычной ему  сыростью,  легкий прохладный

ветер шевелил листья,  покрывавшие старый,  нелепый сад,  окружавший его  новый

дом.  Раньше здесь жил спятивший флотский генерал - одинокий, брошенный детьми,

он  сутки напролет писал многотомный труд,  призванный опровергнуть устоявшиеся

стратегические традиции.  Старый генерал умер  в  первый же  год  войны,  когда

главное  управление  личного  состава  наотрез  отказалось призывать  замшелого

маразматика.  Всю жизнь воевавший, до пупа увешанный крестами, он тихо испустил

дух за письменным столом -  его нашли через несколько дней, сидящего в кресле с

погасшей трубкой в руке...

     Приняв   решение   возвращаться   на   Оксдэм,    Ооновский   связался   с

представителями местной  власти  и  запросил  справку  о  состоянии собственной

усадьбы.  В  канцелярии шефа-попечителя смущенно  замялись и  предложили взамен

этот,  ничуть не худший старый дом,  все претенденты на который погибли в  огне

войны.  Огоновский понимающе вздохнул и  согласился,  тем  более что холмы были

лучше  низины,   в  которой  он  обитал  раньше.  По-быстрому  решив  вопрос  с

продолжением гражданского контракта,  он  за  свой счет закупил все необходимое

оборудование и вылетел на Оксдэм -  проблема с оборудованием заключалась в том,

что формально он  все еще числился во  Флоте;  приказ об увольнении ожидался со

дня на день.  В  кадрах долго умоляли его подождать хотя бы полгода,  поскольку

командование хотело произвести его в генеральский чин, но не хватало проклятого

ценза.  Андрей плюнул и  на  ценз,  и  на  лампасы -  договорившись обо  всем с

начальником кадровой службы своего корпуса,  он собрался и улетел.  Не то чтобы

ему так надоел Флот, но...

     Он  не  мог не  вернуться сюда.  Причин было несколько:  во-первых,  годы,

проведенные среди этих неласковых болот,  во-вторых, отсутствие каких-либо иных

корней и  полное нежелание семьдесят (а  то,  глядишь,  и  больше!)  лет сидеть

где-нибудь на Авроре в качестве пенсионера-генерала и, наконец, - Аксель.

     В течение всей войны они смогли поговорить друг с другом только раз, когда

Кренц прибыл на базу, занятую крылом Андрея.

     -  Вернешься? - это было первое, что спросил у него Аксель.

     -  А что делать? - весело усмехнулся Андрей. - Куда ж еще? Скоро уже...

     -  Да, теперь уже скоро. Знаешь, я только об этом и думаю. Только об этом,

веришь?  Все эти годы мне снится наш Оке.  Болотами пахнет,  бэрки подвывают по

ночам...

     Они  стояли посреди громадного ангара,  вокруг них  суетились нижние чины,

управлявшие разгрузочной техникой,  молоденькие офицерики  последнего  призыва,

ожидающие погрузки на малый десантный транспорт,  -  они стояли и  все не могли

сдвинуться с места, не могли наговориться - моложавый полковник медслужбы Флота

и такой же уверенный в себе генерал десанта со змеями Эскулапа в петлицах.

     Ему предлагали места ближе к экватору, в более ровном и теплом климате, но

Андрей  отказался.  Он  должен  был  вернуться  именно  сюда,  в  привычный ему

шахтерский край, его ждали именно эти, ставшие ему родными, люди, за которых он

несколько лет умирал в горящих бронированных коробках.

     Пока  шла  война,  он  как-то  не  слишком  задумывался о  судьбах простых

работяг,  владельцев крошечных семейных шахт и скотоводов,  живущих на огромных

ранчо среди влажных зеленых холмов.  Там,  в  космосе,  был огонь,  на нем были

погоны,  и  много раз  случалось так,  что  долг,  этими погонами подчеркнутый,

заслонял собой все остальное.  Он  вспоминал Оксдэм,  точнее -  он не забывал о

нем,  но как-то довольно отвлеченно:  да,  хотелось вернуться... да, больше-то,

собственно,  и некуда... А потом, когда война закончилась, когда глупо и нелепо

погиб  Аксель,  он  начал  понимать,  что  иной  дороги  просто нет.  Торчать в

респектабельной клинике на какой-нибудь старой планете?  Писать научные работы,

огрызаться на молодых и честолюбивых? Нет, это его не устраивало.

     Туман постепенно опускался вниз.  Андрей знал, что скоро он сонно уляжется

в лощинах,  а над головой появятся звезды. Все было привычно... через несколько

дней сад,  уже полыхающий осенним багрянцем,  облетит наголо, и когда он выйдет

из дому ранним утром - деревья будут стоять почти черными, а в воздухе появятся

острые иголочки зимы.  А потом выпадет снег:  ненадолго, потому что морозов тут

почти не бывает,  но все же он полежит день,  а  может,  и  два,  и  мальчишки,

хохоча,  будут  перебрасываться грязноватыми снежками -  потому  что  мальчишки

всегда хохочут в  первый мокрый снег.  У  многих из  них  уже нет отцов.  Здесь

осталось очень мало мужчин, овдовевшим женщинам трудно найти себе пару, поэтому

мальчишки вырастут солдатами, это почти наверняка, это у нас так принято, и лет

через десять-пятнадцать в войсках будет очень много офицеров с Оксдэма, который

до сих пор считается диким миром.

     В небе появились первые,  пока только самые яркие звездочки.  Андрей допил

коньяк, задумчиво пососал сигару и вернулся в дом.

     * * *

     Шефа-попечителя территории Гринвиллоу звали  Оливер  Бэрден.  Едва  только

глянув на его узкую,  будто сплющенную голову,  покрытую тщательно прилизанными

волосками,  на  серые  глаза,  в  которых  навсегда застыла какая-то  потаенная

грусть,  Огоновский понял,  что войну попечитель провел в  интендантской службе

ВКС.  Бэрден вызывал симпатию -  Андрей знал,  откуда берет исток его тщательно

скрываемая горечь: когда другие сражались, горели и получали свои кресты, тихий

аккуратный интендант занимался подсчетом носков,  шинелей или отражателей.  Без

него встала бы вся военная машина.  Такие,  как он, сражались на своем фронте -

но, черт возьми, там не стреляли!

     Поглядев на шефа,  Андрей остро пожалел о том, что явился в его канцелярию

в мундире,  да еще и с крестами на груди.  Бэрден смотрел на него,  как побитая

собака.

     Он был пьян - но не очень.

     -  Флаг-майор  Бэрден,  -  представился он,  протягивая  Андрею  крохотную

мягкую ладошку.  -  Очень рад знакомству,  полковник.  Я  так понял,  вы  еще в

кадрах?

     -  Это вопрос, может быть, недели, - тепло улыбнулся Огоновский - Надеюсь,

вы согласитесь со мной, когда я скажу, что такая нелепая формальность не должна

омрачить наши отношения? Бэрден поспешно махнул рукой.

     -  О чем вы говорите,  доктор!  У вас такая репутация - святой позавидует.

Да  и  все  эти  годы,  что вы  провели здесь,  на  Оксдэме...  разве я  мог бы

усомниться в вашей...

     -  Компетентности?  -  осторожно  подсказал Андрей,  видя,  что  шеф  явно

теряется в словах.

     -  О да, доктор! О чем мы говорим! Может быть, мы... - Тот вновь замялся и

в  конце концов не придумал ничего лучше,  как осторожно (незаметно!)  провести

указательным пальцем по  собственной шее.  -  Пообедаем?  Мне просто неприлично

быть негостеприимным,  когда речь идет о человеке, к которому я, возможно, лягу

когда-нибудь под нож.

     -  Типун вам на язык, - хохотнул Андрей. - А вот от обеда я не откажусь.

     В движениях шефа-попечителя появилась знакомая Огоновскому нетерпеливость.

Вызвав секретаршу, он приказал ей срочно накрывать прямо здесь, в кабинете, - а

пока она  разберется,  что  к  чему,  распахнул сейф и  вытащил бутылку редкого

коньяка.

     -  Сам  я  это  не  пью,  -  признался извиняющимся тоном.  -  Держу  пару

бутылочек для таких вот случаев. Ну что ж, за знакомство, доктор!

     -  Польщен, - улыбнулся Андрей. - Ваше здоровье, шеф.

     Шеф-попечитель проглотил свой коньяк с большим чувством,  может быть,  как

подумал Андрей, даже восторженно - он встречал таких тихих пьяниц, стесняющихся

пить в одиночестве и все равно пьющих,  чаще всего от безысходности; Огоновский

спрятал  некстати появившуюся улыбку  и  принялся оглядывать интерьер кабинета.

Бэрден, очевидно, не дал себе труда навести здесь подобающий его рангу порядок.

Просторный, какой-то даже размашистый кабинет выглядел так, словно здесь до сих

пор обитал чин высшей военной администрации, мало озабоченный порядком: сегодня

здесь,  завтра там,  и какой смысл обзаводиться ковриками и рюшечками...  Стол,

правда,  был огромен -  вероятно,  он  перекочевал сюда с  какой-то  из  старых

планет,  где служил в  свое время то  ли сенатору,  то ли крупному бизнесмену с

консервативными привычками.  На  столе  покоились довольно приличный терминал с

прямым выходом на дальнюю связь,  пара кожаных папок с какими-то распечатками и

казенный черно-золотой двуглавый орел  в  качестве символа власти.  Поглядев на

птицу,  Андрей вдруг подумал,  что бедняга шеф,  по всей видимости,  стесняется

презрительного взгляда двух пар его глаз и,  если бы  не  порядок,  не  стал бы

держать у себя на столе этот древний символ человеческого могущества.

     -  Надеюсь,  мастер Бэрден,  вы  довольны своим назначением?  -  участливо

поинтересовался Андрей,  видя,  что его собеседник все еще тушуется и  не может

начать разговор.  -  Здесь довольно сложно,  знаете ли... но, с другой стороны,

при  хорошей удаче  можно сделать приличную политическую карьеру.  Общественная

политика, мастер шеф, имеет в наших диких краях немалую перспективу.

     Бэрден улыбнулся - понимающе и в то же время немного иронично.

     -  Я еще не решил, куда мне идти. Политика, может быть, не так и плоха, но

пока меня вполне устраивает государственная служба.  Конечно,  в таком раскладе

любые мои действия жестко регламентируются безоговорочной лояльностью,  но зато

я имею под своей задницей достаточно прочное основание, вы согласны?

     -  Х-ха!  -  Шеф нравился Андрею все больше и  больше.  -  Я  вас понял...

давайте-ка еще по одной. Вторая рюмка чуточку расслабила чиновника.

     -  Меня с самого начала предупредили,  что Оксдэм - не место для сопляков.

Да,  впрочем,  я  и сам это понимал еще тогда,  когда оказался здесь в качестве

представителя военных властей...  территория, населенная сплошными лендлордами,

причем не карликовыми, а, если рассматривать вопрос формально, самыми что ни на

есть  настоящими.  Владельцы  шахт  располагают землями,  вполне  сравнимыми  с

владениями самых кичливых лордов Бифорта!  Правда,  ведут они  себя как обычные

свиноводы...  и еще - это пресловутое рабство, о котором мне прожужжали все уши

еще в столице.

     -  Я  не  воспринимаю это как рабство,  -  покачал головой Андрей.  -  Все

гораздо глубже, мастер шеф, и скоро вы это поймете. Послушайте совета человека,

который провел здесь много лет:  не берите в  голову.  Это суровый,  малолюдный

мир,  здесь  правят  иные  законы.  Любая  попытка  проводить жесткую  политику

натолкнется на молчаливое,  но весьма упорное противодействие.  Когда я  только

начинал службу,  почти у меня на глазах застрелился ваш коллега, шеф-попечитель

Уитман.   Бедняга  никак  не  мог  понять,  что  законодательство  Конфедерации

бессильно на  землях  гордых и  хорошо вооруженных людей.  Должно пройти немало

времени,  прежде чем сами они осознают, что на самом-то деле Закон всегда стоит

на их стороне. Пусть все течет своим чередом... процесс все равно необратим.

     Шеф  смущенно  посмотрел  на  свои  миниатюрные  руки.  Проследив  за  его

взглядом,  Андрей почему-то представил себе этого человека в боевом комбинезоне

с  оружием в  руках.  Маленькая,  отважная мышь,  способная напугать кота...  В

кабинет шумно вломилась секретарша с большим подносом.

     -  Сюда,  сюда,  -  засуетился Бэрден, указывая ей на традиционный длинный

стол для совещаний. - Прошу вас, мастер доктор.

     -  Можете звать меня просто "док",  -  усмехнулся тот,  - или Андрей - как

вам удобнее. Почти всю войну я провел в экипажах, а там мы не слишком-то думали

о чинопочитании.

     -  Тогда я -  просто Олли,  -  понял шеф.  -  В конце концов вы,  я да еще

молодой доктор Коннор -  вот и вся местная власть... в некотором смысле. Шерифа

Маркеласа я никак не могу назвать государственным человеком.

     -  Хо, а Маркеласа выбрали шерифом?

     -  Вы знали его раньше?

     -  Ну разумеется. Он был видной фигурой до войны. Своеобразная личность...

Вам, наверное, с ним трудно, но, поверьте, на самом деле он довольно симпатичен

- если,  конечно иметь общее представление о  местных типажах.  А  что  это  за

Коннор, о котором вы говорите? Военный?

     -  Довольно милый юноша. Нет, не служил, не знаю уж почему. Он прибыл сюда

месяц назад...  очень такой,  знаете,  решительный,  полный честолюбия и, - шеф

тихонько хихикнул, - желания отслужить полный срок.

     -  Раз так, парень не продержится и один контракт. Здесь нужно работать до

потемнения в глазах, и лишь немногие выдерживают эту каторгу. Вообще, я считаю,

что два врача на  наш участок -  это форменный идиотизм.  Я  хотел бы попросить

вас, Олли, так, знаете, немного конфиденциально - расшевелите власти, чтобы нам

скорее прислали третьего,  как положено по штатному регистру.  Я  знаю,  у  вас

получится.

     Через час Огоновский покинул осоловевшего шефа и  забрался в свой колесный

вездеход,  привезенный с  Авроры вместе с  остальным барахлом,  необходимым для

жизни на Оксдэме.  "С Бэрденом проблем не будет,  - решил он. - Значит, следует

приступить к обустройству собственной жизни.  Договориться с местными ребятами,

чтобы  они  привели  в  порядок  дом,  и  в  особенности -  амбулаторную часть,

окончательно распаковаться,  проехаться по  поселкам.  Но  его  ждала еще  одна

встреча.

 

     Глава 2

 

     Собственно,  -  думал Андрей,  глядя,  как мимо него, качаясь, уплывают на

восток плоские буро-зеленые холмы,  -  мальчишке Коннору следовало бы явиться и

представиться -  хотя бы  так,  из коллегиального уважения.  Я  здесь уже пятые

сутки,  в  округе об этом давно прознали,  а  он сидит у  себя в  норе и  ждет,

наверное,  что я  сам рванусь к  нему кланяться.  Это нелепо...  доктор Коннор!

Будет очень здорово,  если парень относится к той категории придурков, которые,

едва получив звание врача, сразу задирают свой носик до самых небес и в упор не

желают смотреть на землю".

     Усмехнувшись этой мысли,  он и сам посмотрел на небо - чистое, по-осеннему

белое  и  словно  замершее в  предвкушении скорых зимних ветров.  Погруженный в

спокойное созерцание,  Андрей не  услышал приближающийся рокот мощного мотора и

вскинулся  тогда  лишь,  когда  из-за  ближайшего холма  на  грунтовку выскочил

огромный зеленый вездеход со  снятой  крышей.  За  рулем  машины сидел  плотный

мужчина  с  висячими седыми  усами  на  длинном  загорелом лице.  Запавшие щеки

придавали  ему  вид  аскета,   а  черные,   глубоко  упрятанные  глаза  пытливо

постреливали из стороны в  сторону,  словно ища среди степи нечто очень важное.

При  виде машины Андрея усач резко затормозил и  нахмурился;  впрочем,  секунду

спустя на его лице возникла хитрая улыбка.

     -  А  вы  меня не узнаете,  док!  -  прокричал он,  останавливаясь рядом с

машиной Огоновского.

     -  Еще  чего,  -  добродушно фыркнул Андрей,  переводя рычаг трансмиссии в

"нейтраль", - да чтоб я тебя не узнал? Как дела, мастер шериф?

     Маркелас удовлетворенно осклабился и  вытащил  из  кармана куртки  длинную

плоскую флягу.

     -  Ячмень хорош в  этом году,  -  многозначительно произнес он и  отвинтил

пробку. - А вами, полковник, теперь весь Гринвиллоу гордиться будет. Знаем уже,

знаем... ишь, надо же! Наш старый док лицом в грязь не ударил!

     -  Аксель умер генералом, - негромко перебил его Андрей.

     Шериф спрятал улыбку и,  неторопливо отпив из  фляги,  протянул ее Андрею.

Тот машинально глотнул,  ощутил знакомый вкус местного самогона, шумно выдохнул

и потянулся за сигарой.

     -  Док Кренц был настоящим мужиком,  -  сказал Маркелас,  -  я горжусь им.

Особенно после того, как покойник приварил меня по балде моим же излучателем, а

потом волок меня на себе, чтобы заклеить рану. Да-а... настоящие мужики, они...

черт... вот так вот, в общем. Заедете ко мне, док? - неожиданно спросил он.

     -  Не могу,  -  поморщился Андрей. - Давай лучше ты ко мне - тем более что

тут и ехать-то два шага осталось. У меня мымра моя, старшая сестрица, закончила

распаковывать аптеку,  посмотреть надо, а то она, знаешь... Ты посидишь минуту,

а потом и поболтаем.

     -  Идет,  -  легко  согласился  Маркелас  и,  дав  газ,  развернул  своего

мастодонта почти на месте.

     Убедившись,  что  Бренда все сделала как надо,  Огоновский спустился вниз,

однако шерифа не обнаружил. Тот ждал его в саду.

     -  Знаете,  -  сказал он,  прихлебывая свой самогон, - у меня часто бывает

так,  что положу деньги в какой-то карман,  а потом долго не могу их найти... В

последнее время у  нас  появились люди,  которые всегда помнят,  где у  них что

лежит.

     Андрей вопросительно поднял брови.  Раньше Ник  Маркелас не  умел говорить

намеками.

     -  После войны многое изменилось. Вы поздно приехали, док, нам тут здорово

не хватало вас.  Никто,  в общем-то,  и не верил,  что вы вернетесь,  - думали,

погибли, как все...

     -  Что значит, как все? - удивленно переспросил Андрей.

     -  Да вот то и значит.  Я ведь,  - шериф сделал глоток и яростно затянулся

сигаретой, - трижды подавал прошение зачислить меня кем угодно и куда угодно, а

мне все отвечали: нет, до инвалидов пока не дошло. Нашли инвалида, с-суки!

     -  Ну,  призывные комиссии правы,  куда  с  твоим позвоночником.  Ты  ведь

перегрузку не выдержишь, зачем тебя калечить?

     -  Да  при чем тут мой позвоночник!  У  нас же  больше половины мужиков не

вернулись, понимаете?

     -  Я знаю,  Ник. Я смотрел статистику. Да, Оке почему-то пострадал сильнее

всех... судьба.

     -  Ни черта вы,  док,  не знаете!  Вы б видели баб, которые криком кричат,

потому что сынишки подрастут -  когда еще, а в шахту лезть надо сегодня! Вы еще

увидите...  фермы стоят, док, шахты валятся, в этот год почти половина так и не

посеялись.  Жрать они что будут?  Я пришел к шефу этому,  Бэрду, и говорю: надо

писать отчет,  требовать правительственных субсидий,  а  он мне в  ответ только

вздыхает.  Никто  нам,  говорит,  никаких денег  не  даст,  надо  выползать как

получится. Как получится, док? Как?

     Андрей промолчал.  Он знал, что Маркелас, наверное, прав, но в то же время

понимал и еще кое-что:  слава богу, что на Оксдэм не навесили продовольственную

программу. Чиновников крупных метрополий совершенно не волнует, сколько рабочих

рук  потеряла та  или  иная планета,  у  них  есть план госзаказа,  и  его надо

выполнять.  А то, что на Оксдэме дерьмовые почвы и он еле научился обеспечивать

самого себя -  так кого это волнует?  Конфедерация только что вылезла из войны,

потери  кошмарные,   причем  это  везде,   и  сейчас  нужно  в  первую  очередь

восстанавливать экономику, а не платить кому-то какие-то субсидии.

     -  Я слышал, что у тебя возник конфликт? - осторожно поинтересовался он.

     - Басюк,  сучий сын,  - фыркнул Маркелас. - Есть у меня странные ощущения,

док, но это не сейчас.

     -  Какие - странные?

     -  А вот такие -  странные,  и все тут. Вы сами увидите, как покрутитесь в

долинах.  Вы мне лучше вот что скажите - вы работать-то готовы или как? Что мне

людям говорить, когда спрашивать будут?

     -  Я готов работать всегда,  Ник,  и ты это прекрасно знаешь. Ты обиделся?

Но почему?

     -  Да бог с  вами,  док...  это вы меня простите.  Вы...  вы еще на войне,

наверное,  а я тут и никуда отсюда не девался. Простите, поеду. А люди, кстати,

ждут вас... да.

     -  Обожди,  Ник.  -  Андрей остановил шерифа уже возле самой машины.  -  А

доктор Коннор... он что?

     -  Коннор?  -  Маркелас скривился, пожал плечами и молча нырнул за руль. -

Счастливо, док.

     Огоновский проводил его  долгим взглядом,  дождался,  когда  зеленая корма

вездехода растает среди холмов, и поплелся к себе.

     С Авроры он привез двух медсестер:  старшую,  Бренду,  которая имела самые

лучшие  рекомендации,   ему   фактически  навязали  в   Центре  здравоохранения

развивающихся миров.  Бренда  всю  жизнь  прослужила в  разных  респектабельных

клиниках,  была,  безусловно, компетентна и так же, безусловно, неприспособлена

для Оксдэма.  Андрей был уверен,  что если она тут и  задержится,  то только на

характере -  этого добра Бренде было не  занимать.  Младшая,  милое существо по

имени Лалли,  прошла всю войну операционной сестричкой и  честно заслужила свои

лейтенантские погоны вместе с  Рыцарским Крестом.  Едва  Андрей узрел в  Центре

грустную,  немного неуклюжую из-за  своего совсем не  девичьего роста  сестру с

"Рыцарем" на жакете,  как ему стало ясно:  это то,  что надо.  Лалли вызывала у

него откровенно отцовские чувства,  и  сразу же  по  прибытии он дал себе слово

сосватать  ей  сыночка  кого-нибудь  из  местных  аристократов.  Очаровательный

гренадер в юбке, плюс еще и госслужащая, плюс украшенная одной из высших боевых

наград -  да  от  такого компота любой навозный лендлорд растает,  как  снег на

экваторе.

     С  сестрами все  было вроде как ясно.  Вот с  остальным было хуже.  Андрей

органически не  мог  существовать без  шумной  толпы,  населяющей  его  дом,  -

молоденьких девочек,  чьих-то  детей,  которые  остались  на  "пару  деньков" и

зависли на  месяц,  без всей той атмосферы бедлама,  которая сопровождала его в

прежние годы  на  Оксдэме.  Он  привык спускаться к  обеду  в  плотном домашнем

камзоле  с  неизменным,  древним  стетоскопом на  шее,  с  напускной строгостью

оглядывать свое многочисленное "семейство",  хлопать по заднице какую-нибудь из

девчонок,  делать традиционный, совершенно театральный выговор кухарке и, хитро

щурясь, садиться с краю стола. Наверное, именно ради этого он и летел в этот не

самый лучший из миров.

     Вспомнив былые  годы,  Андрей  горько вздохнул и  пошел  наверх к  себе  в

кабинет,  заваленный не распакованными еще книгами и  коробками с кучей военных

реликвий.

     -  Лалли!  -  гаркнул он,  поднимаясь по  лестнице.  -  Принеси мне кофе и

булочку!

     Старик  генерал,  владевший  домом,  имел,  по  всей  видимости,  огромную

библиотеку,  но  после  его  смерти  дом  некоторое  время  стоял  без  всякого

присмотра,  и  книги  перешли в  собственность всяких  обормотов,  шлявшихся по

окрестностям. Андрей был рад уже тому, что в большущем кабинете уцелели камин и

темные,  под самый потолок,  книжные шкафы.  Свой ковер он  расстелил на полу в

первый  же  день,  прежде  чем  занести остальные вещи.  За  ковром  последовал

письменный стол  и  новенькое,  приятно  скрипящее кресло,  от  которого  пахло

дорогими ботинками.

     Дождавшись,  когда Лалли принесет на  подносе кофейник и  булочки,  Андрей

принялся вскрывать ящики с книгами. Библиотека у него была большая, с медициной

соседствовала классическая беллетристика самых разных эпох,  начиная еще с  XIX

века,  многие  издания  были  старинными,  попадались даже  раритеты имперского

времени,  напечатанные на  бессмертном пластике  и  переплетенные в  специально

обработанную кожу,  которой не  страшны столетия,  -  то была собственность его

семьи,   прошедшая  через  множество  парсек  и  сражений.   Прихлебывая  кофе,

Огоновский располагал книги  на  чуть  поскрипывающих деревянных полках.  Шкафы

были  местной  работы,  солидные,  никакой  химии,  только  дерево  и  лак,  да

небьющийся пластик в тяжелых дверцах.  Он долго, с наслаждением перебирал тома,

подбирая их сперва по тематике,  а потом -  по цвету корешков.  К тому моменту,

когда  большинство книг  заняли свои  места на  полках,  кофейник был  пуст,  а

пепельница,  наоборот,  полна. Андрей устало сел в кресло, глянул за окно - уже

начало темнеть - и вдруг услышал, как внизу приглушенно заблеял звонок.

     Тихо,  словно стесняясь, щелкнула входная дверь. Огоновский навострил уши:

ему показалось,  что он слышит слабый, очень усталый голос молодой женщины. И -

резкий, сухой ответ Бренды:

      - Доктор  не  может  принимать в  такое  время.  Существует распорядок...

приходите завтра.

     -  Старая сука,  -  прошипел Андрей,  вскакивая.  -  Бренда!  - заорал он,

открыв дверь кабинета. - Не смейте выпроваживать посетителей!

     В гостиной стояла худенькая, совсем еще юная девушка в потертом плаще, под

которым  виднелись большие болотные сапоги.  Увидев  спускающегося по  лестнице

Андрея, она подняла на него измученные, полные безнадежности глаза:

      - Доктор...  мой братик, он, кажется, умирает. Мать послала меня за вами,

но я так долго шла...

     -  Бренда, принесите ей рому, - приказал Андрей. - Что с вашим парнем?

     -  Он весь синий,  доктор,  почти не дышит.  Губы распухли,  глаза тоже...

мама давала ему травы, но ничего не помогает.

     -  На болотах был?

     -  Да откуда ж  нам знать,  доктор?  Он ведь целыми днями бегает,  где ему

вздумается. Ему всего одиннадцать, как за ним таким уследишь?

     -  Выпейте рому, он вас успокоит. Бренда, выездной кейс. Лалли! Одеваться!

     -  Вы  собираетесь ехать к  больному на  ночь глядя?  -  широко распахнула

глаза сестра. - Но где же такое видано?

     -  Здесь вам  не  Аврора,  -  прошипел Андрей,  -  на  этой планете нельзя

отказывать больному только из-за того,  что у вас приступ мигрени.  Советую вам

это запомнить - раз и навсегда. Иначе нам с вами не сработаться.

     Через  две  минуты он,  затянутый в  кожаный комбинезон пилота атмосферных

машин,  уже  заводил  свой  джип.  На  заднем  сиденье расположилась совершенно

невозмутимая  Лалли  со  здоровенным  белым  чемоданом,   в  котором  было  все

необходимое для акта воскрешения на месте.

     -  Как вас зовут? - спросил он девушку.

     -  Анита,  доктор.  Скажите, это лихорадка, доктор? Мама очень боится, что

Юрген подхватил на болотах лихорадку...

     -  Я  не  могу  ставить диагноз на  расстоянии,  Анита.  Мне  нужно видеть

больного.  Губы,  говорите, распухли? Но он общается с вами, а? Крыша у него не

поехала?

     -  Он в полном сознании, доктор. Но он еле дышит, понимаете?

     -  Понимаю.  Учись,  Лалли,  -  произнес он, обернувшись к своей сестре, -

сейчас ты увидишь довольно типичный случай. Если, конечно, я не ошибаюсь.

     Дорога до фермы "Три ключа",  где произошло несчастье,  заняла у Андрея не

более пятнадцати минут.  Спустившись в  долину,  он  увидел,  как светятся окна

большого, запущенного дома, за которым расположился целый лес ветрогенераторов.

     На фырканье джипа из дома выбежала высокая, некогда очень красивая женщина

в пухлой теплой куртке.

     -  Ах,  доктор, мы все так рады, что вы вернулись к нам! - Она дрожала, но

не от холода. - Наш Юрген, кажется, подхватил-таки лихорадку. Я уже думала, что

Анита не успеет. Пойдемте, пойдемте... он, кажется, задыхается.

     Сопровождаемый молчаливой Лалли, Андрей поднялся на второй этаж и очутился

в чистенькой комнатке, стены которой еще недавно покрывали ковры. Теперь ковров

не было,  как не было в ней и игрушек,  кроме пары старых,  истрепанных кукол в

ногах  кровати,  на  которой лежал  белокурый мальчишка с  вытянутым,  синюшным

лицом.  Его рот с такими же,  почти фиолетовыми,  губами был широко раскрыт, из

красных, словно навыкате глаз текли слезы.

     -  Та-ак, - хмыкнул Андрей, подходя к кровати, - ну что, парень, что ж это

ты?  Хм-м,  да это прямо классика.  Лалли, возьмите свет и загляните ему в рот.

Что вы там видите? Десны, нёбо? Как состояние слизистой?

     -  Все  интенсивно-красного цвета,  однако я  не  вижу ни  фолликулов,  ни

отечности, - доложила сестра.

     -  Но губы распухшие,  не так ли? И, конечно же, некоторый отек гортани. А

теперь смотрите.

     Наклонившись,  Андрей  сорвал  с  ног  мальчишки одеяло и  после  недолгих

поисков повернул под яркий свет фонаря его правую лодыжку, на которой виднелось

крохотное пятнышко застывшей крови.

     -  Вот,  -  удовлетворенно сказал он.  - Я сколько уже раз говорил, что по

болотам нельзя бегать без сапог! На этой планете водится маленький червячок, яд

которого содержит сильнейший токсин  комбинированного действия...  Всадите  ему

токсиштамм, Лалли, я думаю, кубов так пять, пистолетом, прямо в вену. Это

     все  ерунда.  Через сутки после укуса наступает отек гортани...  асфиксия,

смерть.  Иногда отек легких.  Следует помнить - отекшие губы и полное сознание,

запомните  это,  иначе  вы  перепутаете  червячка  с  лихорадкой,  а  это  дело

серьезное.  При  лихорадке -  бред  в  течение  первых  же  суток...  Мадам,  -

Огоновский повернулся к перепуганной матери, - не выпускайте сына без сапог.

     -  Дядя  доктор,  -  свободной левой рукой мальчишка поднял одеяло,  и  на

Андрея уставилась пара влажных черных глаз,  -  купите у нас Тома...  нам нечем

его кормить...,  ну купите, ну что вам стоит... он не может без людей, он умрет

один.

     Андрей  глубоко  вздохнул.  Не  видя  побледневшей женщины,  которая вдруг

покраснела до корней волос и закрыла рукой губы, он вытащил из кармана купюру в

двадцать крон  и  поднял  за  шкирку довольно крупного черного с  желтым брюхом

щенка.  Щенок задергал хвостом,  тихонько заскулил и тотчас же устроился у него

на руках.

     -  Пока, Юрген, - улыбнулся Андрей, стараясь не глядеть на хозяйку. - Будь

осторожен на болотах.

     Он  держал руль  левой  рукой,  а  правой почесывал тощего мохнатого Тома,

который,  враз  признав в  нем  хозяина,  лежал  под  его  бедром,  внимательно

поглядывая вперед. На дорогу Андрей почти не смотрел.

     Перед его глазами крутились полыхающие,  изуродованные корабли.  Он видел,

как корчатся в  пламени,  гибнут от удушья тысячи людей,  видел,  как плачут от

боли  раненые,  обгоревшие солдаты,  он  ощущал характерный запах операционной,

через которую за сутки прошло больше ста человек,  - тот запах страдания, запах

горелого человечьего мяса, смешанный с вонью оплавленных комбинезонов...

     Щенок утробно заворчал, завозился и опустил голову на гладкую кожаную ногу

Андрея.

     -  Ага, Томми, - сказал он, - ну, скоро и у нас будет семья, верно?

 

     Глава 3

 

     К  вам  доктор Коннор.  Андрей недоуменно оторвался от  книги и  несколько

секунд пытался сообразить,  о ком,  собственно, идет речь. Вспомнив, он скорчил

недовольную мину:

      - Просите, Бренда... я сейчас спущусь.

     Доктор  Коннор оказался высоким молодым парнем в  дорогом кожаном плаще  и

совершенно неуместных здесь легких туфлях.  Бросив короткий взгляд на его узкое

лицо,  на  котором  застыло выражение брезгливой усталости,  Андрей  постарался

нарисовать на своем улыбку:

      - Рад знакомству, коллега. Андрей...

     -  Арманд.  -  Его  рукопожатие  было  настолько  сильным,  что  позволяло

заподозрить в  юноше  спортсмена.  -  Счел  своим долгом представиться,  мастер

доктор. Если я не ошибаюсь, мы с вами приписаны к одной территории?

     -  Только  вчера  пришел приказ о  моем  увольнении с  Флота.  Так  что  с

сегодняшнего  дня  я  действительно  приписан  к  Гринвиллоу.  Может  быть,  мы

поднимемся в мой кабинет? Лалли, прими у доктора его плащ...

     Оказавшись наверху, доктор Коннор хищно осмотрелся - так, словно уже видел

себя в роли приценивающегося покупателя.  Разглядывая книги,  он неодобрительно

прищурился;  немного удивленный,  Андрей пожал плечами и  гостеприимно взмахнул

рукой:

      - Коньяк, виски?

     Доктор Коннор молча боднул головой и опустился в кресло.

     -  Как вам Оксдэм,  доктор? - Наливая гостю коньяк, Андрей спрашивал себя,

что именно так раздражает его в этом мальчишке -  может быть, то, что считается

обаянием и  лоском где-то  там,  в  огромных чопорных клиниках столиц?..  Он не

знал. - В наших широтах не лучший климат, а?

     -  Меня предупреждали, что это мерзкая планетка, - вздохнул Коннор, - но я

и представить себе не мог, что настолько.

     -  Все так считают. Все, кто прибывает на Оксдэм с больших и старых миров.

Потом,  когда  проходит  время,  некоторые  привыкают настолько,  что  начинают

находить этот мир пусть и суровым, но все же по-своему привлекательным.

     -  Как вы, коллега? - На губах Коннора появилась кислая улыбка.

     -  О, это вопрос сложный. Да, я долго держался здесь на одном упрямстве, а

потом и  в  самом деле  привык,  оброс знакомствами,  связями и,  скажу честно,

вернулся сюда с большим удовольствием.  Давайте выпьем за вашу карьеру, доктор:

на правах старшего хочу вам пожелать терпения,  упорства...  а потом все пойдет

как надо.

     -  У вас тут удивительная репутация,  -  заметил Коннор, залпом выпив свой

коньяк.  -  У  вас и у этого...  м-мм,  Кренца.  Это правда,  что на заре своей

карьеры вам приходилось орудовать не только скальпелем, но еще и мечом?

     -  И  бластером  тоже,  с  улыбкой  ответил  Огоновский.  -  Вы,  я  вижу,

передвигаетесь без оружия? Это вы зря. Говорят, правда, что после войны порядки

стали помягче, но я, между нами, в это не верю. Полгода, может быть, еще год, и

все вернется на круги своя. Мне-то бояться нечего, пусть меня все боятся, а вот

вам... смотрите.

     Андрей распахнул дверь огромного генерального сейфа, который занимал почти

половину  стены  справа  от  окна,  и  вытянувший  шею  Коннор  увидел  десяток

разнокалиберных армейских излучателей,  вставленных в специальные фиксаторы.  В

нижнем отделении сейфа лежали коробки с  боеприпасами,  украшенные трафаретными

флотскими орлами.

     От ужаса Коннор провел рукой по лбу и облизнулся.

     -  Кажется, это армейское оружие...

     - Совершенно верно,  коллега.  -  Раскрыв один  из  шкафов,  Андрей изящно

накинул на голову высоченную темно-синюю фуражку; вокруг черного креста кокарды

золотились миниатюрные крылышки экипажного состава.  -  Всю  войну  я  прошел в

экипажах,   уволен  с  почетом,  так  что  имею  полное  право.  Ну  и  допуск,

разумеется...

     -  Странно,  -  Коннор был ошарашен и  изо всех сил пытался это скрыть,  -

странно,  потому  что,  отправляясь к  вам,  я  представлял себе  классического

колониального  доктора  старой   формации,   добродушного  идеалиста,   немного

оторванного от реального мира и все такое...

     - ...с бородой...

     -  Что?  Ах,  простите. Ну да, конечно же, с бородой. А вижу... а... ну то

есть да!  А передо мной военный врач высокого ранга...  простите, не в курсе, в

каком вы чине...

     -  Полковник, с вашего позволения...

     -  Да! Полковника, с таким-то арсеналом...

     В  эти  минуты  Коннор стал  гораздо более  симпатичным.  Наверное,  решил

Андрей,  вся эта спесь,  как и эти идиотские столичные туфельки, была надета на

его личину еще там,  весьма далеко отсюда,  - надета в первую очередь для того,

чтобы  избавиться от  комплекса "молодого и  подающего".  Андрею все  это  было

хорошо знакомо.  Наверное,  такие же чувства испытывает каждый юнец, получивший

на   руки   сверкающий  диплом  медицинского  корпуса  и   не   имеющий  жирных

покровителей,  которые помогли бы  ему  сразу  же  занять место на  подступах к

Олимпу медицинского мира.  Возможно,  именно из-за  этого он и  пошел на Флот в

самом начале своей карьеры:  синий мундир да змеи Эскулапа в  петлицах помогали

избавиться от проблем, вмиг поднимая его над цивильными элитами.

     -  Как говорил мой лучший друг,  покойный легион-генерал Кренц,  "Оксдэм -

место выживания цельных натур". Да-да... так что я рекомендовал бы вам

     сделать заказ  прямо  сейчас,  чтобы  ближайший же  транспорт доставил вам

оружие.  Гражданское,  конечно,  -  но,  если хотите, можем слетать в порт, и я

познакомлю вас  с  парой "жучков",  которые будут рады оказать молодому доктору

любые услуги. За наличные, само собой.

     -  Я вижу,  что ваш коллега был склонен к философии... - промямлил Коннор.

- На меня,  конечно,  никто не нападает,  но,  знаете,  иногда встречаешь такие

взгляды, что становится просто холодно.

     Андрей понимающе закивал и поспешил долить гостю коньяку.

     - Репутация,  коллега,  имеет  здесь  первостепенное значение -  ничуть не

меньшее,  чем  на  каком-нибудь там  Орегоне.  Только там предпочитают спесивых

врачей,  которые  выписывают пациентам заведомо дорогие процедуры и  смотрят на

них  сверху вниз,  а  здесь,  увы,  все наоборот.  Мой вам совет:  забудьте все

правила поведения,  которые приняты в  нашем цеху  там.  Забудьте то,  чему вас

учили в корпусе.  Вам и так платят больше, чем крупному специалисту в аврорской

клинике,  верно?  Вот  и  работайте,  тем  более что здесь за  эти деньги можно

получить гораздо  больше,  нежели  принято  думать.  Когда-нибудь  вы  сделаете

трахеотомию  посреди  болота,  держа  больного  на  своем  колене,  а  потом  -

когда-нибудь -  ваш  пациент встанет у  вас  за  спиной с  оружием в  руках  и,

возможно, отдаст таким образом свой долг.

     Коннор вздохнул и вылез из кресла.

     -  Вы,  вероятно,  правы.  Что  ж,  придется привыкать,  Я  летел сюда  за

пенсией, и никак иначе. И я ее добуду! Рад знакомству, коллега...

     -  Случись что  -  всегда жду,  -  искренне произнес Андрей,  пожимая руку

Коннора. - Можете располагать моим опытом в любое время суток.

     Поглядев,  как  удаляется новенький казенный  вездеход  с  яркой  эмблемой

Центра здравоохранения развивающихся миров, он тихо и печально улыбнулся.

     Когда-то  они  с  Акселем тоже  гордились своими оранжевыми "снежинками" и

фамилиями на  бортах служебных машин.  Потом  появились личные,  более мощные и

удобные,  и  "снежинки" забылись сами собой,  потому что больше в  них не  было

никакой надобности. Как же, господи, давно все это было!

     -  Бренда! - позвал он.

     Сухое  лицо  сестры  с  недовольно  поджатыми  губами  тотчас  выплыло  из

полумрака амбулаторного покоя.

     -  Мне необходимо съездить в долину: возможно, я вернусь вечером. Помните:

если  привезут роды,  особое внимание следует уделить бакобработке,  здесь  это

весьма актуально.  И...  ни  в  коем  случае не  удивляйтесь роженице,  которая

приедет без мужа.  Планета...  в  общем,  черт,  что я  тут несу!  Ждите меня к

вечеру.

     До  поселка он  доехал  за  полчаса.  Когда-то  Змеиный лог  был  довольно

большим,  по местным меркам, селением, по-колониальному размашистым, с широкими

улицами,  вдоль которых стояли крепкие каменные дома в два-три этажа. Внешне, в

принципе,  почти ничего не изменилось,  но Андрей сразу же отметил,  что былого

движения, когда по улицам скользили десятки машин и всадников, а на парковочных

площадках теснились коптеры зажиточных фермеров и шахтеров, больше нет. Змеиный

лог    казался   вымершим.    Несколько   вездеходов   неторопливо   ехали   по

растрескавшемуся бетону,  большущий грузовик,  вывернув  из-за  угла,  легко  и

непринужденно вписался в  поворот  и  покатил вслед  за  Андреем прямо  посреди

улицы.  Хмурясь,  он  остановил машину возле самого известного в  городке отеля

"Оксдэмский туман", в ресторане которого кипела вся деловая жизнь округи.

     Наверное,  это  было единственное место в  радиусе тысячи километров,  где

наблюдалось какое-то шевеление, хоть отчасти похожее на прежние времена. Не без

труда воткнув свой джип на стоянку,  Андрей привычно проверил,  как двигается в

открытой  кобуре  офицерский бластер,  и  решительно вошел  в  зеркальный холл.

Мальчишка-портье,  дремавший у стойки, его не узнал. Провожаемый его удивленным

взглядом.  Огоновский вошел в  огромный зал ресторана и  на  секунду задержался

возле большого,  чуточку фиолетового зеркала в два человеческих роста. На груди

черного кожаного комбинезона сплетались стиснутые треугольным щитом шеврона две

змеи Эскулапа - хоть в мелочи, но все же он потрафил своему тщеславию.

     -  Ого!  -  услышал он хорошо знакомый голос.  -  Да это же наш старик док

Эндрю!

     Мгновение спустя  Андрей  оказался к  тесном  кругу  радостно возбужденных

людей,  каждый из  которых старался пожать ему руку,  выразить свою гордость по

поводу его военной карьеры и вот сейчас, немедленно, пригласить к себе на рюмку

наикрепчайшего самогона. Он немного ошалел; на глазах даже выступили слезы. Еще

никогда,  наверное, Андрей не чувствовал себя так тепло и хорошо, как сейчас, -

среди людей, рядом с которыми он прожил столько лет. Каждый из них хоть раз, но

был его пациентом.  Он лечил их детей, принимал роды у их женщин, он зашивал им

раны и царапины, спасал от проклятой лихорадки - и сейчас, видя их, еще недавно

флотский  полковник  Огоновский  ощущал  себя  настоящим  "семейным  доктором",

живущим в этой огромной галдящей семье.

     Кое-как  отбившись,  он  повернул к  стойке,  где  радостно улыбались лица

шерифа Маркеласа и старого аристократа Гора Адамса, владевшего доброй половиной

территории Гринвиллоу и  землями за ее пределами.  За годы войны Адаме приметно

осунулся,  густые  брови  из  пепельных стали  совсем серебряными,  но  жесткая

складка  вокруг   губ,   выдававшая  неукротимый  характер  вояки,   ничуть  не

изменилась.

     -  Милорд... шериф...

     -  Мы очень рады,  э,  Ник?  Я вот Нику-то и говорю: вот, говорю, здорово,

толкуют,  что док Эндрю вернулся, не забывает нас... а он мне и говорит: ха, да

он целым полковником вернулся, весь в крестах-то, вот как!

     -  Присаживайтесь,  док.  Последний  транспорт  привез  отличную  выпивку.

Нет-нет,  платить и не думайте. Будем считать, что вас угощает община... в моем

лице.

     -  Расскажите нам,  док,  как воевали-то?  Полковника, сам знаю, за просто

так не дают.  Эх,  как же жаль,  что док Кренц не дожил... вот было бы здорово,

верно,  Ник?  Доктора-то наши:  генерал с  полковником,  а?  -  Да воевал,  как

получалось...  не очень,  наверное, плохо, но были ведь и лучше. Давайте вы мне

расскажите,  как дела у нас в округе? А то я что-то, кроме плохого, ничего и не

слышал...  

     Адаме опустил голову, махнул рукой.

     -  Что хорошего-то,  док?  Рады,  что хоть кто-то вернулся, а так... когда

такое случалось,  чтобы людям жрать было нечего?  Шахты стоят. Удобрения купить

не на что, а как тут без них? Сеяться просто некому...

     - Зато,  я  слышал,  и  бандюг не осталось.  А то мне так надоело всех вас

зашивать по  три раза на  дню!  Особенно если учитывать,  что я  всю войну этим

занимался.

     -  Бандюг? - Адаме скривился. - Ну, это еще как сказать. Кое-кто всю войну

в болотах просидел.  Кое-кто, да только все знают, кто именно. А еще кое-кто по

цивильному призыву проходил,  хотя  можно  было  бы  и  пасть за  свободу,  так

сказать,  человечества.  А теперь все по новой. Что ж мне? Я стар, да и моего у

меня не отнимешь. А вот другим, не скажу кому, может, и не так уж весело.

     Андрей  понимающе покачал головой.  Дерьмовый орегонский бренди обжег  ему

горло,  и  он  подумал,  что  местный  самогон,  пожалуй  все  же  лучше  этого

"импортного" пойла.  За  годы  войны он  настолько привык пить спирт,  который,

конечно же,  выгодно отличался от  пусть  фабричного,  но  дешевого фуфла,  что

сейчас морщился, кривился и смеялся над самим собой.

     -  Нацеди-ка мне лучше своего,  -  попросил он бармена.  -  Сладенького, с

травкой.

     -  Твои девушки,  - вдруг произнес Адаме, - кто как... Инга вышла замуж за

сержанта с военной базы и год как улетела,  Тея исчезла в первый же год -  тут,

знаешь, такое творилось... а Делия... она, в общем, сына твоего родила.

     -  Ч-что? - вскинулся Андрей. - Какого сына?

     -  Ну от кого она могла родить через полгода после того, как тебя забрали?

От меня, что ли? Да и видел я парнишку - ну вылитая папкина морда.

     -  И где он?!

     Адаме  сглотнул  и  беспомощно  посмотрел  на  Маркеласа.  Тот  недовольно

хмыкнул, скосил глаза в сторону - мол, ну на кой же ты, хрен старый...

     -  Басюк их обоих... баловался, гад.

     Огоновский выпил полный стакан самогона,  аккуратно поставил его на стойку

и  громко щелкнул пальцами.  Он  не  знал своего сына.  Он никогда не видел его

лица,  он  вообще никогда еще не  был отцом.  Он  даже плохо помнил лицо Делии,

совсем юной девчушки, которая оказалась в его доме буквально за год до войны.

     Но его сын был мертв.

     Он знал: отчаяние придет потом...

     -  Ну,  Басюк свое получит, - туманно пробормотал Маркелас, все еще косясь

на притихшего лорда Адамса.

     -  Мальчишки подрастают,  -  с  неестественной живостью  заговорил тот.  -

Скоро и в шахты пойдут,  а там,  думаю,  жизнь наладится.  Иначе и быть ведь не

может, э?

     -  Каждый второй,  -  вдруг произнес Андрей,  берясь за новый стакан. - На

Оксдэме - каждый второй, это я помню. Давайте помянем, что ли...

     Ближе к вечеру,  хмельной,  но не чувствующий себя пьяным, он вывалился из

"Тумана",  всадил ключ  в  замок  зажигания и  некоторое время сидел,  глядя на

ожившую перед ним  панель приборов.  Браться за  руль  почему-то  не  хотелось.

Андрей протянул руку,  включил аудиосистему и  долго думал,  что  именно ему вы

брать. В памяти дорогого аппарата было очень много музыки...

     Наконец машина тронулась. Сам не зная почему, он поехал домой не напрямик,

а по кругу,  через несколько шахтерских поселков, лежавших чуть выше долины. Он

проехал мимо  того  места,  где  стоял его  дом  -  теперь там  мертво скалился

высаженными окнами типично армейский куб  оперцентра учебного лагеря.  Дома  не

было.  Не  было ничего,  что могло бы напомнить ему о  проведенных здесь годах,

даже болотце,  через которое был когда-то  переброшен ветхий деревянный мостик,

военные строители безжалостно осушили,  чтобы оно не  мешало господам офицерам,

имевшим особое пристрастие к падению пьяным рылом в грязь.

     Дорога полого шла вверх.  Змеиный лог остался позади,  среди редких кривых

деревьев уже  виднелись блестящие крыши шахтерских усадеб.  Андрей снял  ногу с

педали газа  и  поймал себя  на  мысли  о  том,  что  сейчас,  именно сейчас он

наконец-то стал для Оксдэма своим.  Он вернулся с  войны.  Здесь лежит его сын,

которого он так никогда и не увидел, здесь живут люди, которых он лечил и будет

лечить дальше. Это - его мир, его земля; он пришел сюда навсегда.

     На  въезде  в  селение  он  увидел  нескольких свиней,  которых пас  тощий

мальчишка в  перешитом комбинезоне.  Увидев  машину  Андрея,  паренек  опасливо

втянул голову в  плечи -  Огоновский приветливо помахал ему  рукой и  попытался

вспомнить лица тех, кто жил здесь раньше.

     Одно  из  таких  лиц  попалось ему  буквально через минуту.  Возле старого

грузовичка курили  двое  мужчин,  на  высоком  красовался десантный  офицерский

комбез со споротыми знаками различия. Андрей притормозил и высунулся из машины:

      - Привет, Блэз! Навоевался, старик?

     -  О господи, док!

     Нелепо вытянувшись,  Блэз  отмахнул честь и  тотчас же  полез в  карман за

флягой.

     -  Лейтенантом пришел?  -  спросил Андрей,  с улыбкой разглядывая открытое

лицо шахтера, украшенное большим рваным шрамом на щеке.

     -  Так точно, ваша милость! - хохотнул Блэз.

     -  Ну, хорошо хоть пришел. А вот друга твоего не помню... кто таков?

     -  Да и помнить не можете.  Я его с собой притащил -  мы с ним всю войну в

одном взводе.  Только я потом командиром своего, а он - взвода разведки... было

дело.

     -  Хэнкок,  -  представился молодой мужчина,  -  Стив Хэнкок. Я с Бифорта,

мелкопоместный,  так сказать...  земли на всех не хватает,  я и возвращаться не

захотел.

     -  Полковник Огоновский,  медслужба Флота, - чуточку пьяно ответил Андрей.

- Здешний врач, так сказать. Как дела, бойцы? Как перспектива?

     -  У нас-то куда ни шло,  -  вздохнул Блэз. - Стив помогает, работы валом,

так что внакладе не будем. А вот у других... ой, мама ж ты моя...

     Шахтер опустил голову,  передернул плечами,  и Андрей с удивлением увидел,

что Хэнкок ласково треплет его по шее, пытаясь успокоить.

     -  У  него  с  нервами,  -  тихо  объяснил  он,  поймав  удивленный взгляд

Огоновского.  -  Рана...  а вообще, тут действительно такое... у кого фермы, те

еще как-то,  женщины друг другу помогают, да и мы пытаемся. А вот у кого шахты,

да еще и сыновья не пришли, тем хоть погибай.

     Андрей облизнул пересохшие губы.

     -  Вы  хоть рожайте,  баб-то много,  -  сказал он,  стараясь не глядеть на

плачущего десантника. - Рожайте, а я уж всегда... приму...

     Проехав дальше,  он  остановился возле крохотного деревенского кабачка.  В

зале  было  пусто,  за  стойкой  дремал  белобрысый  мальчуган,  совершенно  не

услышавший шагов Андрея.

     -  Эй,  малый, - Ооновский потрепал его за вихры и улыбнулся, - а дед Хома

куда делся?

     -  Хома?  -  затрепетал ресницами отрок. - Так помер Хома, два года уж как

зарыли. А вы... кто?

     -  А я тебя из мамки вытаскивал,  -  ответил Андрей. - Не красней, все там

были.

     -  Так вы... тот самый доктор, про которого Джош рассказывал?

     -  Доктор, доктор. Пиво-то давно варили? А ну, нацеди мне большую.

     Суетясь,  парень налил Андрею здоровенную кружку темного пива.  Огоновский

присел на отполированный за долгие годы стул и  грустно оглядел низкий зальчик,

едва  освещенный парой  тусклых плафонов.  Раньше в  такое  время  суток  здесь

торчали почти все мужчины поселка. Теперь кабачок был пуст, как и вся округа...

     -  Доктор...

     Погруженный в  хмельные думы,  Андрей и  не  заметил,  как подошла к  нему

высокая седоватая женщина в грязном рабочем комбинезоне. Он узнал ее - это была

жена владельца крупнейшей среди поселковых шахты.  У  нее,  кажется,  было трое

сыновей и дочь, вспомнил Андрей. И жили они тогда дай бог каждому.

     -  Мэдлин? - удивился он. - Здравствуйте... как ваши?

     -  Моих больше нет.  Никого. Я хотела просить вас об одной вещи... правда,

все не знаю, как начать...

     Андрей поднялся на  ноги.  Перед ним стояла женщина,  потерявшая абсолютно

все -  мужа,  сыновей, почву под ногами. Он не мог сидеть; он склонил перед ней

голову и приготовился слушать.

     -  Моя дочь,  Ханна...  она не больна,  вы не подумайте! Дело в том, что я

уезжаю - наверное, я найду работу в порту... мы уже давно продали шахту, дом, в

общем,  все...  а  зимой мы просто не прокормимся.  Доктор,  купите Ханну!  Она

красивая стала,  вы ее даже не узнаете!  У  вас пенсия,  содержание,  она будет

работать,  она может...  она сыновей вам родит... доктор, я умоляю вас, спасите

ее! Иначе нас просто сожрут зимой, вы не знаете, тут из болот выходят...

     Огоновский глубоко вздохнул.  Он все понял. Деньги, полученные за девочку,

и  в самом деле помогут женщине добраться до столицы,  а в порту устроиться еще

можно. Но с несовершеннолетней дочерью ее ни на какую работу не возьмут, это он

знал твердо.  Либо девчонка станет проституткой и  через год погибнет под ножом

уделанного нарка,  либо ее  действительно сожрут ублюдки,  пересидевшие войну в

здешних болотах. Защищать ее тут некому, своих бы спасти!

     Пошарив по карманам,  Андрей вывалил перед женщиной кучу мятых купюр. Одну

он выделил и положил на стойку, а остальные пододвинул к плачущей Мэдлин.

     -  Здесь больше двухсот крон, - сказал он. - На первое время вам хватит.

     -  Что вы, - прошептала женщина, - тут нет таких цен!

     -  Это мое дело, - перебил ее Андрей. - Идемте.

     Через полчаса справа от него,  вжавшись в бархатную кожу дверцы, испуганно

улыбалось светловолосое длинноногое чудо по  имени Ханна.  Ей  было пятнадцать;

как  и  все девушки на  Оксдэме,  она созрела раньше своих лет и  выглядела уже

весьма женственно.  Украдкой поглядывая на свое приобретение, Огоновский сладко

щурился и думал о том, что все, кажется, становится на свои привычные места.

 

     Глава 4

 

     Ну,  и...  оп!  Рука  в  тонкой  полимерной перчатке  хлопнула младенца по

розовой попке, и бутуз возмущенно заорал, оглашая своим ревом операционную.

     -  Сформируйте парню пупок, - распорядился 

     Огоновский,  передавая новорожденного Бренде. - Ну, что, - наклонился он к

роженице, - и чего было бояться? Больно было?

     -  Нет,  -  счастливо  прошептала молодая  рыжеволосая девушка.  -  Нет...

спасибо, доктор.

     -  Ну! А ты все плакала. Смотри, орел какой! Вырастет, генералом станет!

     -  Три семьсот, без патологий, - доложила сестра. - Отличный ребенок.

     -  И роженица ничего, - сказал Андрей в сторону. - Бакобработка, Бренда...

     Не  снимая перчаток,  он  продрался сквозь самогерметизирующуюся пленку на

входе и весело подмигнул двум мужчинам, нервно мнущимся в амбулаторном покое:

      - Сын... кому сын, кому внук. Здоровый такой кабан, три семьсот.

     Рослый парень в  тщательно наглаженном камзоле бросился ему на шею,  а его

отец,  крепкий,  почти  без  седины шахтер с  претензией на  респектабельность,

стиснул его правую ладонь.

     -  Тише вы!  -  засмеялся Огоновский.  - Руку сломаете, чем я резать буду?

Все у  вас в  порядке,  девушку можете забрать завтра под вечер.  Тогда же и на

малого поглядите. Все-о! Я сказал. Завтра. А сейчас - марш-марш! Доктор устал и

хочет спать.

     Андрей проводил счастливых отца и  деда до их машины,  вернулся наверх,  в

операционную и принялся раздеваться, стоя в негерметичном предбаннике.

     -  Лалли,  расположите нашу  красавицу в  палате,  младенца на  ночь  -  в

камеру,  пусть проветрится как следует,  а  я  пойду к себе.  На сегодня все...

спокойной ночи.  Ханна!  -  крикнул он,  входя  в  противоположное крыло  дома,

отведенное под  его кабинет и  спальни.  -  Ханна,  подогрей мне чуточку супа и

разогрей ту курицу, что вчера приволок Эмден!

     В кабинете под ноги радостно бросился Том.  За неделю,  проведенную в доме

Андрея,  щенок поразительно разъелся и  сейчас уже мало напоминал ту заморенную

худобу,  которую ой купил у мальчишки Юргена.  Андрей меланхолично потрепал пса

по спине,  накинул на себя халат и  устало свалился в кресло.  Сегодняшний день

начался с гнойной раны на ноге старого шахтера,  а закончился родами.  Вздыхая,

Огоновский врубил личный терминал и  принялся набрасывать заявку на лекарства и

расходные материалы.

     За его спиной чуть слышно зашуршала Ханна с подносом. Она уже усвоила, что

после поздних операций или вызовов общий ужин отменяется, а ее повелитель ест у

себя в кабинете. Андрей повернул голову, мягко улыбнулся:

      - Останься. Я сейчас.

     "Это мои первые послевоенные роды, - подумал он, отправляя документы через

эфирную сеть, - наверное, скоро их будет много. Хорошо бы..."

     Ханна сидела в кресле возле шкафа, тихая, как мышка, и смотрела куда-то за

окно, где ветер гнул в саду деревья. Андрей наклонился над переносным столиком,

зачерпнул суп и  вдруг поймал себя на мысли,  что сейчас,  в своем теплом белом

халатике, немного растрепанная, она кажется ему необыкновенно привлекательной.

     "Первые роды, - сказал он себе. - Где лежит мой сын?"

     Отодвинув пустую тарелку,  Огоновский резко поднялся, раскрыл бар и достал

два глубоких бокала и бутылку коньяку.

     -  Подсаживайся,  -  скомандовал он,  разливая коньяк. Себе он налил почти

полный, Ханне - на палец меньше.

     Девушка неловко придвинула свое кресло поближе к  Андрею и подняла на него

глаза -  удивленные и в то же время чуточку кокетливые. Она еще ни разу не была

в  его постели,  он просто не думал об этом,  слишком занятый в  последние дни.

Сейчас она, кажется, догадывалась о его мыслях.

     Андрей разорвал копченую курицу, вытер салфеткой пальцы и поднял бокал:

      - За тебя, девочка. Не бойся, коньяк не противный.

     Все еще неловко она взяла стеклянную чашу -  Андрей залюбовался ее тонкими

и в то же время сильными пальцами с гладкими розоватыми ногтями -  и, не нюхая,

опрокинула ее в рот.

     -  Молодец.  Теперь курочки. Положено сыром, но сыр придет чуть позже. Вот

так. Противно, да?

     -  Нет,  -  ответила девушка,  удивляясь своим ощущениям. - Кажется, дымом

пахнет.

     -  Нет. Не дымом.

     Он  развернулся вместе с  креслом,  достал из  стола сигару,  бросил пачку

сигарет для Ханны и подождал, пока она поднесет ему огонь.

     -  Мать запрещала мне курить.

     -  Я для тебя не мать.

     Местный табак рос плохо,  но  уж  если вырастал,  то отличным,  ароматным,

наподобие  виргинских сортов  с  Орегона.  Шахтеры  и  фермеры  редко  покупали

фабричные сигареты,  предпочитая самодельные сигары и трубки. Курили на Оксдэме

практически все, начиная с самого раннего возраста.

     Андрей смотрел, как тлеет огонек ее сигареты, чуть подрагивавшей в длинных

пальцах,  и  чувствовал,  как растет в  нем желание ощутить эти пальцы на своей

щеке.  Вдохнуть ее запах,  такой свежий,  юный,  зовущий в дали, из которых нет

возврата,  - по крайней мере, до тех пор, пока эта ночь еще в своих правах. Она

смотрела на него с ожиданием, в котором, однако, не было и намека на покорность

рабыни,  нет,  она  ждала его,  ждала,  когда он,  усталый после нелегкого дня,

потребует от нее того,  для чего, собственно, и создана женщина - тепла. Бросая

на девушку короткие незаметные взгляды,  Огоновский неожиданно со всей ясностью

осознал, что она, эта девчонка, купленная им за две сотни крон, с самого начала

готова предъявить на  него некоторые права -  она,  женщина до мозга костей,  с

успехом компенсирующая инстинктом недостаток опыта.

     Он  пошевелил пальцами,  согревая  ладонь.  Потом,  глубоко  затянувшись и

выдохнув,  протянул руку к тонкой шее девушки;  чуть сверкнув глазами,  Ханна с

готовностью потянулась ему навстречу.

     ***

     -  Хуже всего было, когда стали приходить первые похоронки. На компенсацию

особо не  проживешь,  да  и  вообще,  что толку,  когда работать на шахте стало

некому?  Сперва пытались как-то объединяться,  бригадами,  что ли,  а  потом...

потом забирать начали вообще всех здоровых и не старых. - Усы Маркеласа грустно

повисли, он сплюнул в желтоватую лужу и поморщился. - После войны, ну то есть в

последний-то год, думали, что к нам другие люди приедут: работы-то здесь много,

было бы только желание...  Так никто и не приехал.  Работы,  говорят, сейчас по

всей Конфедерации полно, какой же дурак полетит к нам?

     -  Так тебя подбросить? - спросил Огоновский.

     Шериф рассеянно кивнул. Его машина сломалась в дальнем шахтерском поселке,

и  уже  два часа он  шел пешком через холмы.  Андрей сразу хотел предложить ему

свои услуги,  но,  погруженный в грустную задумчивость, Маркелас вдруг принялся

рассказывать,  что происходило в  округе во  время войны.  Так они и  говорили:

Огоновский сидя в машине, а шериф - опершись об ее переднее крыло.

     -  Вот черт,  - вдруг произнес он, озабоченно потирая нос, - забыл я вчера

госпочту просмотреть. А ну как там очередное распоряжение от шефа?

     -  Ну и что? - пожал плечами Андрей. - Не велика беда.

     -  Не скажите,  док,  не скажите. Бэрден - буквоед, каких свет не видывал.

Может,  в нашем бедламе оно и к лучшему, но дело в том, что у меня на счету уже

три замечания,  и все -  за невнимательность при работе с документами.  Он шлет

мне инструкции, а я забываю о них доложиться. Мелочь, в общем-то, но с Бэрденом

как-то неприятно... совесть, что ли: знаю ведь, что он прав, понимаете?

     -  Шеф-попечитель не имеет над тобой никакой особой власти.  Ты находишься

на выборной должности,  а он -  представитель государственной администрации. Вы

как бы уравновешиваете друг друга.

     -  Да,  все так,  -  махнул рукой Маркелас,  -  но дело в  том,  что шеф -

человек порядочный,  понимаете?  С  таким,  как  он,  мне  конфликтовать просто

совестно. Лучше уж над каждой бумажкой трястись.

     Андрей тихонько рассмеялся. До войны Ник Маркелас был известен как большой

ухарь, неоднократно вступавший в конфликт с законом. Правда, и авторитет у него

был  немалый:  все  знали,  что  слово Ник держит,  а  если уж  судит -  то  по

справедливости.  Видимо,  репутация крепкого, толкового парня и сыграла главную

роль на выборах окружного шерифа.

     Шериф здесь,  на  Оксдэме -  это и  судья,  и  начальник полиции,  и  даже

командир  отряда  планетарной самообороны.  Под  его  ключом  хранится  арсенал

старенького армейского оружия,  которое  он  может  раздать добровольцам в  тот

момент,  когда  это  потребуется для  защиты мирных жителей.  Он  имеет печать,

позволяющую ему  решать финансовые вопросы общины и  от  имени этой  же  общины

заключать те  или иные сделки с  любым юридическим лицом,  в  общем,  для такой

территории, как Гринвиллоу, это почти отец родной.

     Дорога пошла под  уклон,  внизу,  в  бурой от  полегшей травы лощине стали

видны две  решетчатые вышки-с  пропеллерами,  башенка подъемника и  погрузочный

терминал.   Рядом  примостились  цилиндрические  строения,  скрывавшие  шахтное

оборудование,  - то была одна из десятков крохотных семейных шахт, разбросанных

по всему богатому рудами краю.

     -  Смотрите-ка,  мамаша Дорфер решила заняться делом, - удивленно произнес

шериф. - Давайте подъедем, док, я хочу с ней поздороваться.

     Андрей повернул руль и оказался на гравийной полосе,  ведущей к шахте.  По

мере  приближения он  разглядел стоявший  возле  аппаратного узла  автомобиль и

рядом -  еще  один,  совсем новенький вездеход незнакомой ему модели.  Маркелас

удивленно нахмурился.

     -  Кого это сюда принесло? - озадачился он.

     Огоновский  остановил  свой  джип  рядом  с  потрепанным грузовичком вдовы

Дорфер и  спрыгнул на  гравий.  В  лицо ему дохнуло характерным тяжелым запахом

шахты -  несмотря на  то,  что за  последние годы из земли не подняли ни грамма

руды, этой вонью было пропитано все вокруг.

     К машине подошел рослый парень лет двадцати, в котором Андрей не без труда

узнал вертлявого бузотера Дорфера-младшего.

     -  Решили браться за работу,  Энди?  -  спросил у  него шериф,  отвечая на

рукопожатие.

     -  Да нет...  здравствуйте, док, рад вас видеть... приехали какие-то люди,

лазят  вокруг шахты,  что-то  такое  меряют.  -  Энди  был  растерян и  говорил

сбивчиво,  то  и  дело  оглядываясь на  генераторные вышки,  рядом  с  которыми

виднелась  массивная  фигура  его   матери  в   компании  нескольких  мужчин  в

комбинезонах.  -  К нам заглянул Сэм Липучка, говорит, у вас там люди какие-то,

мы и приехали посмотреть что да как, а они нам...

     -  Что они?

     -  А они говорят,  продавайте шахту, и все. Мы и рады бы продать, но не за

десять же тысяч!

     -  Что-о?!

     Андрей едва не выпучил от изумления глаза.  Да, у Дорферов погиб отец, да,

шахтой пока заниматься некому, потому что наемные работники предпочитают идти к

тем хозяевам,  у  которых шахты побольше да  посолиднее,  но  десять тысяч?  За

десять тысяч крон  можно купить приличный автомобиль,  но  уж  никак не  шахту,

приносящую полторы сотни тысяч в год!

     Маркелас прищурился и  решительно зашагал к  вышкам.  Андрей последовал за

ним.

     -  Привет, мэм... никак, гости у нас объявились? Кто такие будут?

     -  А тебе какое дело, парень?

     Андрей внимательно оглядел говорившего -  солидного вида  мужик  в  теплом

комбинезоне с  несколькими сумками на  поясе,  от одной тянутся провода...  Его

спутники,  так же одетые молодые парни с  гражданскими излучателями в  кобурах,

держались чуть поодаль, презрительно щурились и всем своим видом давали понять,

что чувствуют себя хозяевами положения.

     Ник  сунул  в  карман  руку  и  выбросил перед  незваным гостем портмоне с

шерифской звездой.

     -  Шериф Маркелас, - представился он. - Кто такой, спрашиваю?

     -  Таккер Хатчинсон, - недовольно проворчал тот. - Компания "Элмер Хиллз",

Аврора.

     -  Что вы тут делаете,  мастер Хатчинсон?  Вы в  курсе,  что находитесь на

частных землях?  Молодой Дорфер сказал мне,  что вы и ваши люди появились здесь

без  ведома его  семьи...  Что  все  это значит?  Где разрешение на  проведение

геологоразведки,  Где  разрешение  землевладельца?  Что  вы  мне  тут  молчите?

Отвечайте!

     -  Моя  компания  желает  приобрести  эти  земли,  -  высокомерно  ответил

Хатчинсон и поглядел на своих ребят -  те, как по команде, приосанились, а один

даже положил руку на кобуру. - А вы не суйтесь... вам-то что?

     -  За  такую цену вы,  мастер Хатчинсон,  можете приобрести тут  разве что

свинарник,  -  вступил в разговор Андрей.  -  Я не собираюсь лезть в дела семьи

Дорфер,  но  мне кажется,  что эти люди вряд ли согласятся продать вам шахту за

десятку грандов.

     -  А  это  еще  кто?  -  вскинулся Хатчинсон,  неприятно косясь на  черный

кожаный комбез Огоновского. - Тут что, каждая собака лезет не в свое дело?

     Андрей спокойно отвел в  сторону правую руку,  и  люди мастера Хатчинсона,

как,  впрочем  и  он  сам,  смогли  полюбоваться рукоятью  армейского бластера,

торчащей из лоснящейся черной кобуры.

     -  Я здешний доктор,  -  медленно произнес Андрей, - полковник медслужбы в

отставке...  и, следовательно, один из представителей государственной власти. С

правом низшего суда,  кстати говоря. Мэм Дорфер: я так понял, что вас не совсем

устраивают условия, предложенные этим, э-ээ... джентльменом?

     -  Да какое уж тут устраивают, - фыркнула вдова. - Да по-любому, хоть бы и

миллион они мне дали, не продам я им теперь ничего! Это надо же: приезжаем мы с

Энди,  а он нам -  кто такие?  Что такое?  Хозяева? Продавайте, и все тут! Я аж

ушам своим не поверила!

     -  Ну,  я думаю, вопрос решен, - хмыкнул в усы Маркелас. - Ваше пребывание

на данных землях,  джентльмены, считается нежелательным. Предлагаю вам покинуть

пределы земель, являющихся собственностью семьи Дорфер. В противном случае могу

применить оружие.

     Хатчинсон нахмурился.  Шериф выглядел достаточно решительно,  к тому же он

прекрасно понимал,  что этот коренастый доктор,  по привычке таскающий на бедре

армейское оружие, не оставит своего приятеля в беде. Силы были явно неравны.

     -  Хорошо же, - проворчал он и сделал знак своим идти к машине. - Я думаю,

мы с вами еще поговорим... при других обстоятельствах.

     -  Если ты не хочешь,  чтобы я арестовал тебя за оскорбление представителя

выборной власти, - мягко пропел Маркелас, уже вытягивая из набедренного кармана

плоский армейский "Вальде",  - то вали отсюда, пока жив! И если шеф-попечитель,

упаси господи,  еще не  выдал тебе официальное разрешение на все эти раскопки у

нас в Гринвиллоу, я припечатаю тебя по полной программе!

     - Мы бы продали,  -  тихо проговорила вдова,  глядя,  как удаляется гордая

спина мастера Хатчинсона, - да только кто ж продаст шахту за десять тысяч! Даже

сейчас меньше пятидесяти - нет таких цен, и все тут!

     -  Я  найду  мужиков,  -  угрюмо  вмешался Энди.  -  Найду,  ма,  увидишь.

Оборудование в  порядке,  хоть сейчас запускайся.  Троих-четверых найду,  и сам

работать стану... прокормимся, ма, ты не думай.

     Андрей потрепал юношу по вихрам и  двинулся к своей машине.  Вслед за ним,

сказав что-то вдове, засеменил и Маркелас.

     -  Послушайте,  док, - предложил он, догоняя его, - а не съездить ли нам к

шефу? Не нравится мне эта публика, хоть режьте вы меня!

     Огоновский  посмотрел  на  часы.   Рабочий  день  шефа-попечителя  еще  не

закончился, но у него не было никакой уверенности, что Бэрден находится у себя.

     -  Ну,  поехали,  - согласился он. - Я потом в Змеиный заеду, надо мне там

повидать кое-кого... А что ты так расстроился, прям лица на тебе нет?

     -  Вот только громил заезжих нам тут не хватало, - мрачно отозвался шериф.

     -  А может,  это неизбежно? - Андрей выбрался из лощины, вырулил на дорогу

и прибавил газу. - Рабочих рук у нас все равно нет, а так люди хоть с голоду не

сдохнут.

     -  Да как же вы не понимаете? - фыркнул Маркелас. - За десять тысяч!.. Это

же не просто грабеж, это вообще уже... И потом, что значит - продавайте? Хочешь

купить, так подойди, поговори, как человек, дай цену приличную - и по рукам, за

ради бога!  Но  вот  так!  Приехали,  начали землю мерить,  будто уже  они  тут

хозяева.  Не-ет,  док,  мы,  может,  народ и  нищий,  но  и  у  нас  есть  свое

достоинство. И постоять за себя мы тоже можем.

     В ответ Андрей пожал плечами.  Он прекрасно понимал, что так или иначе, но

Оксдэм все равно войдет

     в  единое для  всех русло "большой" экономики,  и  в  портовой столице,  к

примеру,  этот  процесс  уже  хорошо  заметен.  Крупные компании открывают свои

представительства  и   филиалы,   строятся   заводы,   расширяется   внутренняя

инфраструктура.  Скоро  руки  дойдут и  до  глухих углов типа  Гринвиллоу -  не

завтра,  конечно, и, пожалуй, даже не через год, но дойдут, это несомненно, тем

более что  об  истинном богатстве болотного края  не  подозревают пока даже его

хозяева.  Стоит кому-то  из  больших боссов решить,  что пришла пора вкладывать

деньги в малоизученные дебри диких миров,  и вместо пионерской идиллии городков

и поселков здесь вырастут города и гигантские перерабатывающие комплексы.

     Шеф-попечитель,   к  удивлению  Андрея,   оказался  на  месте.  Секретарша

мгновенно пропустила представительную делегацию в  составе шерифа  и  доктора и

даже сама,  без  команды,  принялась готовить кофе.  Бэрден был  немало удивлен

гостям.

     -  Очень рад...  -  рассеянно сообщил он.  -  А вы, мастер шериф, опять не

отчитались по входящим инструкциям - ни вчера, ни сегодня...

     Маркелас сморщился, - как печеное яблоко.

     -  Да,  да...  знаю, знаю, виноват. Тут дело сейчас не в бумагах. Можно, я

сяду?

     -  Ох,  да,  конечно!  Присаживайтесь, джентльмены, прощу простить! С утра

голова раскалывается. Так что у вас там, шериф?

     -  Гости у нас,  - заявил Маркелас. - Поганые, скажу я вам, гости. Шеф, вы

давали  визу  на  проведение  геологоразведки представителям  аврорской  "Элмер

Хиллз"?

     -  Вот те раз!  -  ухмыльнулся Бэрден.  -  Вот я вам опять про инструкции.

Давал,  о чем,  как положено,  известил канцелярию вашей милости - не далее чем

вчера.  А вы,  как я понял, уже успели в чем-то обвинить обычных честных людей?

Быстрые у вас руки, мастер шериф...

     - Обычных?! Честных? А вы знаете, что эти "честные люди" вперлись на шахту

вдовы Дорфер,  не сказав ей ни слова?  А  вы знаете,  что,  когда она приехала,

представитель фирмы  в  ультимативной форме предложил ей  продать все  земли за

десять тысяч крон? Они вам об этом не говорили, а, шеф?

     Бэрден растерянно потер ладони и  повернулся к  Андрею,  словно ища у него

поддержки.

     -  Да-да,  - подтвердил тот, - все так и было, в точности. Я сам видел эти

наглые рожи. Вам-то они что, понравились?

     -  Это чудовищно,  джентльмены,  -  вздохнул шеф-попечитель. - Дело в том,

что мне они пока еще не представлялись.  Позавчера я получил запрос из столицы,

составленный по  всей  форме,  подтвердил,  заверил,  отправил  все  обратно  и

думал...

     -  Что вы думали, мастер шеф?

     -  Но,  джентльмены...  я думал,  что представители фирмы сперва заедут ко

мне,  расскажут мне о своих планах,  отрекомендуются, так сказать. А они... так

получается, они уже здесь?

     -  Получается,  -  вздохнул шериф. - И нет такого закона, который позволил

бы мне выдворить эту сволочь за пределы территории.  Все,  что я  могу,  -  это

сделать им предупреждение.  Я его сделал.  На этом моя власть кончается.  Будем

надеяться, что кто-нибудь из наших парней намылит-таки им таки шею.

     -  Что  вы  собираетесь делать?  -  поинтересовался Бэрден после недолгого

размышления.

     -  Да ничего, - рубанул ладонью воздух Маркелае. - Но скажу сразу: если их

начнут бить,  я  и  пальцем не пошевелю.  Одно дело мамаша Дорфер,  а  другое -

Цыбин,  к примеру,  с братьями Пшездецкими...  посмотрю я на них!  Ладно,  док,

поехали в Змеиный. А с вами, шеф, мы свяжемся.

     -  Да-да...  -  вздохнул Бэрден.  -  Только я умоляю вас,  Ник: ну давайте

как-нибудь без скандалов, а? Мы же власть все-таки...

     -  Ничего не могу обещать,  -  с веселым злорадством ответил шериф.  - Как

народ решит... я что? Я выборный, мое дело - как люди скажут.

     Маркелас как  в  воду глядел.  В  "Оксдэмском тумане",  где они с  Андреем

вскоре  оказались,  уже  заседали  два  десятка  мужчин,  обсуждавшие  прибытие

странных покупателей:  кроме вдовы Дорфер,  Хатчинсон успел побывать еще у двух

фермеров.  Оскорбительные предложения агента  вызвали  у  них  ярость,  и  тому

пришлось удалиться несолоно хлебавши.

     -  Что бы это значило?  - вопрошал Сэм Липучка, владелец огромной фермы на

холмах к югу от Змеиного лога.  -  Да какой же идиот продаст свой хлеб за такие

крохи?  А я вот,  к примеру,  при любых раскладах уезжать не собираюсь.  У меня

дочки, зятья да внуки, в конце концов, здоровые уже кабаны - куда я? На кой мне

хрен что искать-то? Да меня старуха моя прибьет за одну мысль такую!

     В ответ раздался одобрительный гогот. Шериф подсел к Сэму, положил на стол

свои большие,  как две кувалды,  кулаки и  некоторое время равнодушно обозревал

сидящих в зале людей.

     -  Не  нравятся мне  тут  чужаки,  -  начал он.  -  Особенно такие чужаки.

Шеф-попечитель,  между  прочим,  выдал им  разрешение,  так  что  к  ним  и  не

придерешься...

     -  Пусть валят,  откуда приехали,  -  мрачно заявил один  из  шахтеров.  -

Верно, док?

     -  Верно, верно, - поморщился Андрей.

     В  этот  момент стеклянные двери зала шумно распахнулись,  и  в  заведение

вошел младший из  братьев Пшездецких -  Вольдемар,  в  сопровождении известного

забияки  Цыбина,  который  держал  за  шкирку  совершенно  ополоумевшего агента

Хатчинсона.  Тот даже не сопротивлялся, лишь крутил во все стороны головой, как

бы соображая, как и для чего он здесь оказался.

     -  Ха, - меланхолично улыбнулся Маркелас, - я так и знал.

     - Вы это видели,  шериф? - спросил у него Пшездецкий, подталкивая Цыбина и

его добычу к столику, - Видели?

     -  Видел, - ответил Ник. - Он тебе тоже не понравился?

     -  Самое смешное,  шериф, что эта образина показывает мне какую-то бумагу,

выданную ему  шефом-попечителем.  То  есть не  им  лично,  а  что-то  там такое

столичное...  я хочу спросить: как вы считаете, у этого нашего Бэрдена в голове

что - навоз?

     -  Он не имел права отказать. Все законно, Вольдемар.

     Пшездецкий довольно долго обдумывал услышанное. Все это время верный Цыбин

продолжал держать Хатчинсона за шиворот, а тот все так же смиренно висел на его

руке,  словно позабытая режиссером театральная кукла.  Наконец Пшездецкий резко

кивнул головой, и Цыбин разжал пальцы.

     -  Пошел отсюда, вонючка. Скажешь своей дирекции, что с нами эти номера не

проходят. Пусть ищут дураков у себя на Авроре, а здесь они давно повывелись.

     -  Вы не слишком резко, Вольдемар? - спросил Андрей.

     -  Резко,  доктор,  знаю.  Ваша,  как  говорится,  правда,  да  вот только

посудите вы  сами:  если нас начнут скупать крупные компании,  то  куда мы  все

денемся?  Я сейчас говорю не о деньгах,  нет.  Даже если представить себе,  что

заплатят нам по максимуму, все равно - куда? На юг? Так, а что там делать - все

заново? Нет уж. Мой род тут двести лет сидит, корни уже пустил, я и подумать не

могу, чтобы сорваться отсюда куда-то.

     -  Тем  более что  рентабельность наших руд  все равно остается достаточно

высокой,  - вставил Маркелае. - Просто они почуяли, что денежек из старого Окса

можно качать куда больше, чем прежде, вот и засуетились.

     Официантка принесла Андрею пиво и  порцию coсисок.  Постукивая пальцами по

блестящей  от  старости  столешнице,   он  подумал  о  том,  что  Пшездецкий  с

Маркеласом,  безусловно, правы. Стоит только пустить сюда одну, всего лишь одну

из поднявшихся в течение войны "акул",  и все,  можно складывать вещички. В ход

пойдет все -  подкуп чиновничества,  юристов по  земельному праву,  и  рано или

поздно,  но своего эти типы добьются.  Нет,  таких,  как Хатчинсон, нужно гнать

сразу же,  не  вступая с  ними в  какие-либо переговоры:  пусть они знают,  что

здешние землевладельцы имеют собственную гордость и понимают,  что закон, пусть

даже сугубо формально, стоит на их стороне.

     -  Ладно,  -  Андрей допил свое пиво и поднялся из-за стола,  - поеду я. У

меня что завтра, что послезавтра - дурдом. По двадцать больных да еще и объезд.

 

     Глава 5

 

 

     Моросивший с утра дождик размыл дорогу. Когда-то она была засыпана гравием

на  плотной связующей основе,  но  в  годы войны заниматься такой ерундой,  как

дороги,  на Оксдэме было некогда, а теперь - некому. Гидрообъемная трансмиссия,

натужно завывая,  вращала облепленные грязью колеса, а до одури уставший доктор

Огоновский слепо смотрел перед собой,  не слыша ни воя,  ни рева движка,  -  он

ехал домой.  Дома ждал ужин,  дома ждала Ханна и радостный щенок Том,  с визгом

бросающийся ему  под ноги.  Перед глазами Огоновского стояла картина ужасающей,

непривычной  ему  нищеты,   картина,   превратившаяся  за  последние  недели  в

обыденность,  но  все еще не  переставшая шокировать.  Он видел пустые дома,  в

которых осталась только та мебель и утварь, которую никому нельзя было продать.

Он видел семьи,  живущие только тем, что родит скупая оксдэмская земля, а также

подачками  более  удачливых соседей.  Более  удачливыми были  те,  чьи  мужчины

вернулись с войны - пусть не все, пусть только один-два, но все же вернулись, а

значит,  они не пропадут.  Он с ужасом думал о том,  что будет,  когда наступит

зима...

     Возвращаясь на Оксдэм,  Андрей ожидал, конечно, увидеть достаточно суровую

картину,  но  реальность превзошла  самые  пессимистические ожидания.  Это  был

кошмарный сон -  поселки,  треть жителей которых обречена на вымирание.  Он уже

видел женщин,  отдающих своим детям последний кусок и тихо умирающих от голода.

Он колол глюкозу направо и налево,  понимая:  это единственное, что находится в

его власти,  -  сколько не  израсходуй,  все тут же возместят,  тем более что в

планетарном аптечном управлении, как он знал, понимают ситуацию не хуже его - и

терзался своим бессилием.

     Он  испытывал чувство,  схожее  с  тем  отчаянием,  которое охватывало его

всякий раз, когда у него на руках умирал человек.

     На лобовое стекло упали первые крупные капли дождя. Упали, не успели стечь

и  брызнули  во  все  стороны  крохотными  водяными  шариками  -   стекло  было

водоотталкивающим.  Медленно проехала широкая щетка  "дворника".  Андрей скосил

глаза вправо,  где рос на холмах небольшой аккуратный поселок,  и  с удивлением

разглядел служебный грузовик шерифа  и  горстку вооруженных людей  возле  него.

Огоновский остановился, сдал назад и вывернул руль, въезжая на дорогу, что вела

к селению.

     Завидев его  джип,  люди почтительно расступились,  позволяя ему подъехать

поближе к грузовику.  В кабине машины сидел Маркелас, возбужденно орущий что-то

в  портативную  рацию.  Андрей  выбрался  из  автомобиля,  внимательно  оглядел

странную команду  -  в  основном здесь  были  крепкие,  тертые  войной  мужики,

составлявшие костяк местной самообороны.  Многие из них служили в десанте,  так

что  старенькие излучатели отнюдь не  выглядели в  их  руках граблями,  как это

часто бывает с цивильными.

     -  Что случилось", джентльмены? - спросил Андрей и сунулся в машину, чтобы

взять с панели сигареты.

     -  Сволочь из  болот  полезла,  -  возбужденно ответил ему  чей-то  ломкий

тенор.

     -  Какая сволочь? Блэз, ты здесь?

     -  Здесь,   ваша  милость,   -   из  толпы  выступил  недавний  лейтенант,

вооруженный весьма  серьезным  "Торном",  доставшимся ему,  судя  по  всему,  в

качестве награды.

     -  Что за сволочь, о чем они?

     Из машины наконец вывалился растрепанный Маркелас.

     -  Вся та мразь, что от призыва пряталась, - объяснил он. - Понравилось им

в старых шахтах да в болотах,  а теперь вдруг полезли - Вальдека ограбили, двух

свиней уволокли и  дочку его  младшую.  Вот я  и  собрал народ.  Второй отряд с

запада пойдет,  там Воли Пшездецкий.  На  закате начнем,  да  и  врежем им  как

следует. Темнота нам в помощь.

     -  Я с вами,  -  сразу решил Андрей.  -  Знаю я вас, Христово воинство, вы

впотьмах друг дружку перестреляете.

     -  Ура, док! - крикнул кто-то. - Док с нами!

     -  Не имеешь права, - негромко произнес Маркелас, глядя в грязь у себя под

ногами,  -  и  гомон возбужденных голосов моментально смолк,  уступив тяжелому,

настороженному молчанию.  -  Государственный служащий не имеет права вступать в

подразделения планетарной самообороны,  ему место в регулярных войсках.  Забыл,

полковник?

     Андрей вздохнул.  Маркелас был  прав -  как всегда...  Яростно затягиваясь

сигаретой, он обошел свой джип и откинул вверх тяжелую дверь багажника.

     -  Офицеров много у вас? - спросил он.

     -  Блэз, Скляр и еще кто-то, - ответил за всех шериф.

     -  Очень хорошо. Офицеры умеют пользоваться, им и даю. - Андрей сбросил на

землю два прямоугольных ящика с удобными заплечными петлями, на которых чернели

трафаретные жезлы Эскулапа и  эмблема Флота.  -  Взяли!  А  я успею подготовить

операционную.  Ник, не забудь связаться с Коннором, пусть он тоже готовит. Если

что-то сложное - ко мне.

     Спускаясь с холмов,  он еще долго чувствовал,  как смотрят ему в спину эти

люди.  Он и в самом деле не имел права вмешиваться, так как формально - о, будь

оно все проклято! - не являлся членом местной общины.

     -  Ужин,  кофе как можно крепче -  и готовить операционную,  - приказал он

Бренде, едва ступив на порог своего дома. - Сегодня будет много раненых.

     -  Что-о?  -  Глаза медсестры едва не вылезли из орбит, она побледнела как

мел и, как показалось Андрею, пошатнулась. - О чем вы, доктор?

     -  О том, что из болот полезли бандиты. Не беспокойтесь, здесь это обычное

явление, местная самооборона надерет им задницы, и они надолго утихнут.

     -  А...  полиция?  Вы  что  же,  будете  принимать раненых без  протоколов

полицейских агентов?  Но ведь это нарушение закона,  доктор!  Я  должна сказать

вам...

     -  Здесь нет полиции,  Бренда!  Здесь есть шериф,  его стража -  и местная

самооборона!  Ужин мне, скорее - и операционную. Приготовьтесь к реанимационным

мероприятиям.

     Следующие часы прошли в ожидании.  Андрей не отходил от рации,  с надеждой

ожидая вызова Маркеласа,  который отменит тревогу,  но  эфир молчал.  За окнами

совсем стемнело,  дождь то  стихал,  то вновь принимался барабанить по стеклам.

Огоновский сидел внизу,  в гостиной,  придвинув к огню камина громадное кресло,

доставшееся ему в  наследство от  старого хозяина,  и  играл с  Томом,  щенячья

неутомимость которого не знала пределов. Наконец вдалеке заревели моторы.

     -  Бренда,  Лалли,  мыться!  - заорал он, выскакивая в холл. - Ханна, тащи

сюда носилки!

     Возле дома замерли два автомобиля,  один из которых был грузовиком шерифа.

Вздохнув, Андрей вышел на аллею.

     Одного из раненых вели под руки,  второй, с забинтованной грудью, лежал на

носилках, входивших в медкомплект, который вручил ополченцам Андрей.

     -  Что - только двое? - поразился он.

     -  Они  удрали,  -  мрачно ответил ему из  темноты сиплый голос шерифа.  -

Странно так удрали... док, я могу остаться? Хочу поговорить.

     -  Да, конечно... так, наверх обоих, живее!

     Один из раненых,  молодой парнишка в  грязном,  пропахшем болотом комбезе,

был ранен в плечо - Андрей сразу сдал его на попечение Бренды и занялся вторым,

таким же  молодым,  но пострадавшим куда сильнее:  чья-то очередь полоснула его

поперек груди.

     Офицеры-десантники  все  сделали  правильно,  заблокировав  кровотечение и

погрузив  раненого  в  состояние управляемой комы,  чтобы  частично затормозить

происходящие в  организме  процессы.  Андрей  быстро  облачился  в  герметичный

комбинезон,  натянул  тонкие  прозрачные перчатки  и  подмигнул стоявшей  рядом

Лалли:

      - Такое ты, конечно, уже видела.

     -  Могу даже сама, - серьезно ответила она.

     -  Не  спеши...  еще  успеешь.  Лазер  -  сюда,  ниже.  Пошли по  грудине.

Блокадеры... тампон. Снимай кровь, живее. Открой мне пошире поле...

     Через полчаса,  закончив возиться с  раненым,  он содрал с  рук перчатки и

кивнул девушке:

      - Молодчина, вижу школу. Зашивай - и в камеру. Как минимум на двое суток,

а потом посмотрим.

     У  второго  все  уже  было  в  порядке.  Бренда  обработала ожог,  провела

тканевосстановительные мероприятия,  "обстреляла" паренька скобками и отправила

его в  палату.  Андрей бегло осмотрел рану,  махнул рукой,  помылся и спустился

вниз, к Нику.

     Маркелас ждал его в гостиной - непривычно мрачный.

     -  Я  до  сих  пор  не  могу  понять,  что  произошло,  -  заявил  он  без

предисловий.

     -  Что ты имеешь в виду? - спросил Андрей, доставая коньяк.

     -  У  меня  сложилось ощущение,  что  они  хорошо организованы.  Прям  как

регулярные войска.  Никакой  паники,  ничего  подобного:  очевидно,  нас  засек

какой-то дозор -  короткий обстрел,  и  только мы их и видели.  Я,  в принципе,

догадываюсь, куда эта мразь удрала, но ты знаешь, такого я еще не видел. Вместо

того чтобы удирать толпой,  они уходили,  как десантный легион:  мы  все время,

вплоть до последних минут, были под обстрелом.

     -  Но ведь стреляли-то они паршиво.

     -  Паршиво...  но кто мог их научить таким вещам?  Я  уже не раз устраивал

облавы и  всегда наблюдал одно и  то же -  стоит нам как следует нажать,  и они

тотчас же бросаются врассыпную,  только отстреливай. Как в тире! А сейчас я сам

видел,  как  уходили две  компактные группы -  не  рассеиваясь и  не  прекращая

стрелять. Если дальше так пойдет, то они прижмут нас всерьез...

     Андрей пожевал губами. Ему не очень верилось в стратегическую гениальность

местной мрази,  которая никогда не служила в  армии и  умела только грабить,  а

потом убегать.  Схватить, удрать - и в глубину болот, где сам черт ногу сломит.

Или в черную паутину выработанных, давно заброшенных шахт, атаковать которые не

всегда  решится даже  регулярный десант.  Убежать,  да!  Но  проявить при  этом

выучку, дисциплину и хладнокровие?

     "Не почудилось ли Нику,  в темноте-то? - подумал Андрей. - Как-то уж очень

все это странно".

     -  У меня отличный коньяк,  -  сказал он примирительным тоном. - Попробуй,

не пожалеешь.

     -  Ты считаешь,  что все это мне приснилось,  -  проговорил Маркелас, водя

рюмкой под носом, - да,

     конечно,  у  тебя  боевой опыт  высадки,  я  слышал даже,  совсем какие-то

странные приключения были... но клянусь тебе, я сам это видел!

     -  Странные приключения были,  -  согласился Андрей. - Так что в некотором

роде я действительно специалист по спецоперациям. Звучит-то как здорово, да?

     Он подошел к  окну,  отдернул в сторону тяжелую штору и вдруг увидел,  как

бежит по степи белый луч фар.  Кроме как к нему,  ехать тут было некуда. Андрей

встревоженно прищурился -  меж  холмов шел  обычный фермерский вездеход,  каких

здесь было много. "Опять больной, - подумал он. - Не вовремя, черт возьми".

     -  Ник,  -  сказал Андрей.  - Ко мне опять кого-то везут. Будем надеяться,

что  там  ничего  страшного.  Если  хочешь,  можешь заночевать у  меня.  Ночью,

наверное, теперь шляться опасно.

     -  У тебя выдающееся самомнение,  -  невесело улыбнулся Маркелас.  -  Иди,

принимай болящего.

     Машина проехала по аллее и  с  визгом тормознула у  самых дверей.  Услышав

тревожные голоса, Огоновский поспешил навстречу.

     Из большого, изрядно потрепанного джипа выгружали раненого. В свете яркого

фонаря,  который горел  над  входом,  Андрей  увидел  серые  губы,  на  которых

запеклась  кровь,   темные,   насквозь  окровавленные  бинты  под  расстегнутым

комбинезоном и  неестественно вывернутую правую стопу  в  грязном носке.  Сапог

лежал рядом на носилках.

     -  Откуда это? - изумился Огоновский.

     -  Его не принял этот,  как его -  Коннор,  -  ответил ему чей-то знакомый

голос.

     -  Господи, да это же лейтенант Хэнкок!

     -  Да, - ответил Блэз, выбираясь на свет. - Он был во втором отряде. Ближе

было к Коннору, туда и повезли. Он не принял...

     -  Как это - не принял?! Что ты мне несешь?

     -  Вот так - не принял! - заорал в ответ Блэз. - Не принял, потому что без

власти,  говорит,  без  протокола шерифа огнестрел принять не  могу,  закон  не

позволяет. Срать он ему позволяет, а?

     -  Пульс пока на  месте...  давайте его наверх,  скорее.  Бренда!  Бренда!

Лалли, вставайте, живо!

     Крови было много,  но Огоновский видел и  гораздо более неприятные случаи.

Хэнкоку повезло,  по нему стреляли с  предельной дистанции,  и работа не заняла

много времени.  Все это время Блэз и его тесть,  хмурый седой дядька с длинными

висячими усами,  стояли в  предбаннике операционной,  дожидаясь,  пока нервный,

непривычно поспешный Огоновский не закончит с беднягой Хэнкоком.

     -  Что вы тут торчите!  -  набросился он на них,  продираясь сквозь пленку

термокамеры. - Послезавтра, не раньше. Послезавтра, я сказал! Он под наркозом и

в себя все равно не придет. До послезавтра.

     -  Что там у тебя?  - испугался Маркелас, видя, как Андрей яростно срывает

с себя операционный комбинезон. - Кто это?

     -  Это  Хэнкок из  второго отряда!  И  его  отказался принять наш  славный

доктор Коннор. Едем, Ник, едем немедленно. Налей мне коньяку.

     -  Куда едем? Ты о чем? Ты на часы смотрел?

     -  Мы едем к Коннору.  Не спорь со мной! Молчи, молчи, молчи! Я такого еще

не видел, честное слово... закон ему, ты посмотри! Закон сукиному сыну!..

     Маркелас смотрел в спину Андрею, огорченно покачивая головой. Он знал, что

Коннора,  конечно,  можно обвинить в нарушении врачебной этики; можно также - в

незнании законов о развивающихся мирах.  Для того чтобы принять раненого, здесь

не требовались протоколы полиции -  на криминал смотрели значительно проще,  и,

соответственно,  упрощено  было  и  законодательство.  Но  что  толку?  Понятия

цехового суда на  Оксдэме не существовало,  пресса также была весьма далеко,  и

выходило, что доктору Коннору все эти порицания - глубоко до фени.

     Он  понимал,  что  остановить  разъяренного Огоновского  ему  не  удастся.

Единственное,  на что надеялся шериф, - это что по дороге (а им предстоял конец

в  двадцать с  лишком  километров) док  поостынет и  выскажет свои  претензии к

Коннору в более-менее корректной форме.

     Маркелас ошибся.

     Всю дорогу облаченный в комбинезон и теплую кожаную куртку с полковничьими

погонами и шевроном медслужбы -  шериф догадался, что он надел ее специально, -

Огоновский мрачно  глотал  коньяк  из  захваченной с  собой  огромной армейской

фляги,  а рядом с ним,  между сиденьями,  лежал тяжелый офицерский излучатель с

роскошным,   полированным  деревянным  прикладом,   на   котором   поблескивала

серебряная  табличка:  "Лейтенанту-полковнику  Огоновскому  за  самоотверженное

мужество при спасении человеческих жизней в бою".

     Поглядывая на доктора,  Маркелас ловил себя на навязчивой мысли, что война

изменила его  гораздо  сильнее,  чем  он  думал  раньше.  Огоновский никогда не

относился к разряду сопляков, способен работать как скальпелем, так и мечом; но

теперь Ник Маркелас видел в нем нечто большее, чем просто цельность и упорство.

Рядом   с   ним,   шумно  прихлебывая  коньяк,   сидел  настоящий,   совсем  не

картонно-плакатный солдат,  офицер,  умеющий принимать решения,  брать на  себя

любую ответственность и добиваться своего,  чего бы ему это ни стоило. Маркелас

подумал, что таких, как чуть постаревший ("Ишь, заматерел все-таки!"), с седыми

нитями в  черных локонах Огоновский,  лучше  иметь  в  качестве друзей,  но  не

врагов. Всегда, а не только сейчас.

     К темному дому доктора Коннора они подлетели со стороны болот. Едва Андрей

распахнул свою дверь, в спину ударил противный, сырой ветер. Резиденция второго

врача территории Гринвиллоу была выбрана явно неудачно. Он не знал, что стало с

домом Акселя,  Да к  тому и не стремился,  слишком много воспоминаний связывало

его с той старой усадьбой.

     - Ну и погода, - поежился Маркелас, глядя в темное небо.

     Андрей сплюнул под ноги и вытащил из машины свой жутковатый излучатель.

     -  Идем, - сказал он.

     -  Надеюсь,  ты не станешь вламываться в дом коллеги с оружием в руках?  -

озабоченно поинтересовался Маркелас. - Ты ставишь меня в нелепое положение.

     -  Не переживай, - хохотнул Огоновский. - Он сам нас примет.

     Его кулак обрушился на лакированное дерево двери.

     -  Открывай, сука, - прошипел он.

     Удар,  еще  удар,  еще.  Маркелас увидел,  что  кулак  его  друга садит по

щегольской  металлической  табличке  с  надписью:   "Арманд  Коннор,   бакалавр

медицины.  Государственный корпус здравоохранения развивающихся миров". Наконец

в доме кто-то зашевелился.  В окне второго этажа загорелся свет, и вскоре из-за

двери раздался низкий, раздраженный женский голос:

      - Кто там? Вы знаете, который сейчас час?

     -  Знаем,  знаем,  -  ответил Андрей.  -  Здесь  шериф  Маркелас и  доктор

Огоновский, старший врач территории. Открывайте живее! Нам нужен доктор Коннор.

     Женщина - очевидно, медсестра - испуганно охнула и завозилась с замками.

     -  Что-то случилось,  джентльмены?  -  спросила она,  с ужасом разглядывая

грязного как черт Ника и  Огоновского в  его полувоенном наряде.  Увидев в  его

руке оружие,  сестра совсем струсила -  Андрей сразу понял, что она относится к

тому же разряду насквозь цивильных идиоток, что и его Бренда.

     -  Случилось, случилось. Будите доктора.

     -  Одну минуту, джентльмены...

     Коннор спустился быстро,  будто и  не  спал -  если бы не заспанные глаза,

можно  было  решить,  что  молодой врач  погружен в  ночное бдение над  научной

работой по проктологии... Недоумение на его лице сменилось страхом.

     -  Чем обязан джентльмены?

     Несколько секунд Андрей задумчиво жевал  губу,  разглядывая своего коллегу

из-под полуприкрытых век, а потом раскрыл наконец рот:

      - Вы  не  соблаговолите мне объяснить,  доктор,  на каком основании вы не

приняли сегодня истекающего кровью больного?  Если  я  не  ошибаюсь,  дело было

всего несколько часов назад -  я  не  допускаю мысли,  что вы могли позабыть об

этом прискорбном случае.

     -  Больного? - искренне изумился Коннор.

     -  Ну  да,  ну  да,  не  притворяйтесь,  дорогой коллега.  К  вам привезли

молодого парня  с  лучевым поражением грудной клетки;  вы  глянули на  бинты  и

сказали,  что  не  имеете права принимать огнестрел,  не  имея сопроводительных

протоколов полиции.  Где  вы  видели здесь полицию?  Впрочем,  это  неважно.  С

воспитательной целью  я  привез сюда  нашего уважаемого шерифа -  я  думаю,  он

разъяснит вам, что здесь так не принято. Я же, со своей стороны, хочу заметить,

что,  будь вы под моим началом -  в  такой-то обстановке,  -  я сорвал бы с вас

погоны и поставил перед строем.

     -  Что это вы имеете в виду?

     -  Только то, что вы слышали, мастер Коннор.

     -  Вы  сумасшедший,  доктор...  да,  ко  мне привезли огнестрел.  Привезли

какие-то оборванцы,  все в грязи,  с оружием в руках...  без всяких документов.

Как я мог его принять?  Такими вещами должна заниматься полиция,  а гражданские

врачи  не  имеют  права оказывать помощь при  явно  криминальных ранениях -  вы

понимаете,  о чем я говорю.  Если бы мы находились в клинике,  тогда да,  тогда

дело  другое,  но  ведь  мы  с  вами  приравниваемся  к  отдельно  практикующим

специалистам широкого профиля, и закон...

     -  Я тоже весь в грязи, - перебил его излияния Маркелас.

     -  А я с оружием, - встряхнул излучателем Андрей. - Дальше что?

     -  Но законы...

     - Господи, объясни ему, Ник, - вздохнул Андрей. - Я не могу, сорвусь.

     Маркедас терпеливо разъяснил Коннору те  нюансы местного законодательства,

которые так разительно отличали его от  Закона Конфедерации.  Трясущийся парень

внимал ему  со  всем  почтением,  на  которое только был  способен,  но  Андрей

отчетливо видел,  что на  самом деле он  ни черта не понимает.  Не потому,  что

тупой, а - так воспитали.

     -  Все,  Ник,  поехали,  -  решил он, когда шериф наконец закончил. - Я не

верю,  что этот маленький говнюк чему-то  научится,  но  свои мозги мы  ему,  к

сожалению, не вложим. Так бывает...

     -  Послушай,  - спросил шериф, когда Огоновский вырулил на дорогу, ведущую

к его усадьбе,  - а что ты имел в виду, когда нес всю эту ахинею про строй, про

погоны? Я тебя ни хрена не понял.

     -  Было  дело,  -  зловеще усмехнулся Андрей.  -    Наш  начмед расстрелял

такого же, как этот, мальчишку лейтенанта, который заявил, что устал, и наотрез

отказался идти к  себе в ортопедию.  А мы тогда оперировали по двадцать часов в

сутки -  доходило до того, что я боялся пришить кому-нибудь хрен вместо носа...

боевая высадка. Начмед наш был суров парень, да уж...

     -  Это  от  него?  -  вдруг  понял Маркелас,  ткнув пальцем в  табличку на

прикладе излучателя.

     -  От него,  -  коротко ответил Огоновский.  -  Я  еще подполковником был,

начальником хирургии корпуса...

 

     Глава 6

 

     Тот вечер,  когда начался кошмар, Андрей Огоновский запомнил на всю жизнь.

Было на редкость тихо.  Занудливый редкий дождик, что весь день поливал степи и

болота,  к  закату утих,  тучи рассеялись,  и  далеко за холмами даже выглянуло

солнце.  Андрей  отправил  домой  выписанного  больного,  прошелся  по  пустому

амбулаторному покою -  потом он много раз ловил себя на мысли,  что люди словно

бы чуяли приближающуюся беду и не хотели болеть:  в его особняке не осталось ни

одного пациента,  -  снял с  себя халат и  распорядился об ужине.  Пока Лалли и

Ханна накрывали на стол,  он вышел в сад.  Холодный,  совсем уже зимний ветерок

шевелил ветвями облетевших деревьев.  Огоновский прошелся по  вымощенной камнем

дорожке,   автоматически  отметил  про  себя,  что  весной  следует  подравнять

кустарник,  и  остановился возле калитки,  ведущей на  мрачный,  серый пустырь,

простиравшийся до самых болот. И в это мгновение он услышал шум мотора.

     Тяжелый  грузовик,  купленный,  вероятно,  в  уходившем с  планеты учебном

корпусе десанта,  несся как угорелый,  не  жалея подвески.  Резко повернувшись,

Андрей  поспешил к  аллее,  расположенной с  противоположной стороны.  Грузовик

встал  возле  самых  ворот,   и  из  кабины  вывалился  окровавленный  юноша  в

разорванном флотском комбинезоне. На погонах висели лычки унтер-офицера.

     -  Доктор, - прохрипел он, - доктор, там...

     -  Что?!  - Андрей узнал его - это был сын одного из крупных фермеров, чье

семейство обитало на самом краю округи, почти на болотах.

     -  Они пошли на нас... все.

     -  Кто - все? Идем в дом. Ты ранен?

     Чуть отдышавшись,  парень жадно выпил стакан пива и  упал на подставленный

стул.  Поспешно  осмотрев юношу,  Огоновский убедился,  что  кровь  на  комбезе

принадлежит не ему.

     -  Вся болотная мразь,  доктор.  И с ними еще какие-то,  чужие. Все бегут.

Шериф приказал мне  ехать к  вам и  сказать,  чтобы вы  укрылись в  шахтах.  Он

сказал,  что вы знаете,  где.  Я должен отвезти вас и ехать в Змеиный лог,  там

собираются все наши.

     -  Сколько их?  -  спросил Андрей,  бегло просчитывая шансы:  да,  с тремя

женщинами не уцелеть, надо смываться. Эх, книг жалко!

     -  Их больше двух тысяч, доктор.

     -  Сколько?!

     -  Две, может, даже больше. Так сказал Маркелас. Они напали сегодня утром,

полностью сожгли Коноплянку и  пошли дальше,  но из поселков все успели уехать.

Сейчас они сидят в Фелморе.  - Шеф-попечитель знает?

     -  Конечно.  Но  я  не  слышал,  что он  будет делать.  Давайте грузиться,

доктор...

     Через  полчаса,  закинув  в  грузовик все  самое  ценное  и  необходимое и

водрузив поверх ящиков женщин,  Андрей запрыгнул в  кабину,  положил на  колени

излучатель и вздохнул:

      - На север. Ты знаешь, где находятся старые шахты Изерли?

     -  Бывал когда-то, пацаном еще. Найду.

     Их  путь лежал в  обход болот,  в  тот  край,  где когда-то,  очень давно,

начиналась добыча руд  Гринвилдоу.   Частично выработанные шахты  были  брошены

владельцами,  поселки давно  разобраны -  годы  назад  Андрею  уже  приходилось

скрываться в темном лабиринте подземных нор.

     Глядя на  размокшую,  едва видимую дорогу,  Огоновский думал,  сколько ему

придется просидеть в земле на этот раз.  Две тысячи человек -  это значит,  что

разбойничьи вожаки привели сюда своих ублюдков   из других мест. С такой толпой

Маркелас не  справится,  но с  другой стороны,  сейчас все организовано гораздо

лучше, чем раньше, и к утру наверняка пожалуют полицейские силы из столицы. Там

есть отряды,  специально выдрессированные для проведения очистительных операций

- мобильные,  хорошо вооруженные, безжалостные. Здесь редко думают о проведении

предписанных законом  следственных действий,  бандитов просто  расстреливают на

месте,  а трупы стаскивают в болота -  люди фактически исчезают бесследно, да и

кто станет их искать?

     "Наверное,  -  размышлял Огоновский,  - просидим в землице пару дней, пока

они там разберутся со всеми проблемами и уберутся восвояси. Но боже мой, как же

тяжко будет восстанавливать все то, что разрушат эти ублюдки!"

      - Здесь  направо,  -  сказал он  водителю,  когда в  свете фар  мелькнула

развилка.

     Парень послушно вписал грузовик в поворот и снова наступил на педаль газа.

Он спешил - Андрей видел, как нервно подрагивают его губы.

     -  Как ты думаешь, - спросил он, - дойдут они до Змеиного?

     -  Может, и дойдут, - ответил юноша. - Может, они и до шефа дойдут.

     -  О черт! Неужели все так серьезно?

     -  Да. Такого, доктор, еще не было.

     Андрей нахмурился. Что, черт возьми, там происходит на самом деле? Банда в

две тысячи рыл -  но, в конце концов, у Маркеласа людей не меньше, а из столицы

уже летят полицейские...  на  что они могут рассчитывать?  Пограбили,  пожгли и

удрали,  пока целы,  -  в  такой сценарий он поверить мог,  но вот чтобы как-то

иначе?

     Грузовик остановился на вершине плоского холма, вокруг которого еще стояли

ржавые и перекошенные башенки ветроэнергетических установок.

     -  Нам придется поработать,  -  объявил Андрей,  заглядывая в кузов. - Все

это нужно разгрузить и спустить вниз, под землю...

     ***

     -  Все, я поехал, доктор!

     Огоновский кивнул.  Когда рубиновые огоньки грузовика растаяли во тьме, он

повернулся и пошел к гаражу. Наверное, бросать перепуганных женщин в подземелье

все же не следовало, но он чувствовал - его место там, среди команды Маркеласа,

которая,  возможно, уже ведет бой. Для многих из них этот бой станет последним.

В  конце концов,  он  завел своих подопечных в  такое место,  где их  не найдут

никакие бандиты.  Они спустились глубоко вниз, прошли через узкий, не указанный

в схеме штрек и оказались в громадном естественном разломе.  Там была вода; там

можно было жить,  так как еще в  прошлый раз они с Акселем оборудовали в пещере

спальные места и даже оставили неприкосновенный запас продуктов и медикаментов.

Там, это Андрей знал точно, им ничто не может угрожать.

     Он  посмотрел на хронометр.  До рассвета оставалось часов пять.  Распахнув

тяжелую дверцу своего вездехода,  Андрей уселся за руль,  положил рядом с собой

шлем и излучатель,  еще раз прикинул,  все ли он забрал из опустевшего дома,  и

дал газ. Его усадьба осталась за спиной - впереди был Змеиный лог.

     Совершенно неожиданно перед ним встал залитый кровью хутор на  Трайтелларе

- реальный,  словно он только вчера покинул его с  Халефом,  Касси и Ингром,  -

впитавший в  себя отчаяние,  ужас и невыносимую боль.  Ему причудилось,  что он

слышит визг детей,  с  которых сдирают кожу.  Потом он  увидел Ингра,  навсегда

оставшегося там,  на  галечном пляже  западного берега,  ощутил,  как  рычит  и

дергается в  его руках тяжелый пулемет,  пытаясь вымести из-под пирса засевшего

там мерзавца,  - и Андрею показалось, что рот его наполнился кровью. Он сплюнул

в  раскрытое окно;  машина взлетела на холм,  и  тут он увидел слабо светящиеся

желтые фары чьего-то автомобиля.

     Свернув,  Андрей  разглядел большой  пикап,  возле  которого виднелись две

фигуры  в  темной  одежде.  Подъехав ближе,  Огоновский затормозил,  осветил их

фарами и недоуменно отшатнулся - в лицо ему смотрели стволы.

     -  Вылезай, - приказал чей-то смутно знакомый голос.

     -  Я свой,  ребята,  -  начал было он,  но человек с бластером ответил ему

неприятным резким смехом.

     -  Здесь больше нет своих. Здесь все чужие.

     -  Ха, да это же наш доктор! - восхитился его спутник. - Сразу его шлепнем

или побалуемся?  Эй,  Бася, смотри, кто к нам в гости пожаловал! А разоделся-то

как! Не иначе на войну собрался!

     Андрей вылез из  машины и  подошел к  пикапу.  Он  знал обоих -  это  были

пьяницы и  забияки,  давно уже,  по слухам,  пропавшие в болотах -  сразу,  как

только начался призыв.  В кабине пикапа,  держа в руке переговорное устройство,

сидел Мик Басюк, тот самый, что плевал на законы и порядки, враждовал с шерифом

и всей общиной и,  опять-таки по слухам,  часто исчезал среди болот.  Тот самый

Басюк, который убил его сына.

     -  Все будет выполнено,  как договаривались,  -  говорил он.  -  К утру, к

утру, я же обещал. Да, жертв будет немерено. Один поселок мы уже спалили, скоро

подпалим Змеиный лог и почешем пятки местной дружине. Если вы задержите полицию

хотя бы до полудня,  то можем спалить и шефа-попечителя. Да?! О, так тем лучше.

Тогда шефа я могу вам гарантировать.

     Прислушавшись к  этой чудной беседе,  Андрей ощутил,  как у него шевелятся

волосы.  С  кем  это  он  договаривается?  Кто это,  интересно,  обещает Басюку

задержать прибытие полиции и просит сжечь самого шефа-попечителя?! Кто?

     Закончив разговор,  Басюк  выбрался из  кабины своего пикапа и  насмешливо

оглядел черную фигуру Огоновского.

     -  И впрямь на войну собрался. Кончилась война, доктор. Кон-чи-лась! Скоро

здесь все будет по-другому.  Не будет тут ни вас,  ни быдла этого упертого,  ни

шерифа. А я буду начальником полиции.

     Его  дружки радостно заржали.  Один  из  них  подошел к  Андрею и  пощупал

толстый пластик защитной куртки.

     -  Хорошая штука, док. Давай снимай. Все снимай.

     А  то  мы,  кончая  тебя,  испортим  ненароком.  А  комбез  твой  мне  еще

пригодится. Армейская вещь, сразу видно. Добротная...

     Он допустил одну, только одну ошибку - но она стоила жизни всем остальным.

Не  следовало подходить к  Огоновскому так близко,  не  следовало закрывать его

собой  от  выстрелов приятелей.  Делая  вид,  что  снимает  куртку,  уже  почти

выпростав левую руку из  рукава,  Андрей слегка нагнулся и  выдернул из правого

ботфорта  длинный  десантный тесак.  Тяжелый  клинок  беззвучно вошел  в  грудь

излишне самоуверенного разбойничка,  и он повис на нем, прикрывая Андрея, повис

для того, чтобы тут же получить пол-обоймы в спину.

     Левая рука Огоновского вылетела из-за мертвеца,  полыхнула огнем, и второй

приятель мастера Басюка кровавым кулем ударился о борт пикапа.

     -  Кидай бластер,  -  хрипло,  не узнавая свой собственный голос, приказал

Андрей. - Размажу.

     Глаза Басюка расширились - Андрей хорошо знал подобный психотип и понимал,

что  тот еще не  успел осознать происшедшее,  реальность все еще представляется

ему сном, который сейчас пройдет, стоит только поглубже залезть под одеяло. Как

все  великовозрастные комплексанты,  Баскж в  глубине своей души был глубочайше

инфантилен.  Сам по  себе он  не  представлял ровным счетом ничего,  а  вся его

храбрость черпала силу из  своры подвывавших ему  кретинов,  что окружали его с

детства,  -  стоило ему  оказаться одному,  как  Басюк рефлекторно заблокировал

сознание, не допуская в себя реально происходящие события.

     -  Ты же дерьмо,  - просипел Огоновский, отбрасывая от себя изуродованного

покойника.  - Ты же просто куча дерьма... Господи, да за что же мне это? За что

ты убил моего сына,  пидор ссыкливый?  За что ты его убил? - заорал он, впервые

за долгие годы пуская петуха. - За что?!

     -  Зима будет голодная,  -  монотонно,  словно кукла,  заговорил Басюк.  -

Жрать будет нечего... совсем нечего...

     Страшная догадка пронзила Андрея. Басюк, пятясь, отступал к пикапу - одним

прыжком  Огоновский оказался возле  него,  вырвал  из  руки  бандита  бластер и

схватил его за горло.

     -  Тебе хотелось жрать?  Да?  Жрать,  а?  Ну так я тебя накормлю -  на всю

жизнь.

     -  Что ты будешь делать?  -  слабо проговорил Басюк,  почти теряя от ужаса

сознание.

     -  Я? Я буду оперировать. А потом я тебя покормлю.

     Одним взмахом он  разодрал на  нем плотные черные брюки -  потом,  оттянув

рукой гениталии,  коротко дернул тесаком.  Басюк захлебнулся криком, забился на

земле,  прижимая руки к фонтанирующему кровью паху.  Наступив ему ногой на шею,

Огоновский вонзил  клинок  в  нижнюю часть  живота и  вспорол брюшину до  самой

груди.  Ему на  руки выпали исходящие паром кишки.  Андрей не  смотрел на  них.

Подобрав с  земли то,  что он  только что ампутировал,  Огоновский нагнулся над

хрипящим бандитом и  принялся набивать ему разъятый в крике рот.  Закончив,  он

содрогнулся,  беспомощно посмотрел по  сторонам и  неожиданно для  самого  себя

задергался в спазмах, исторгая на умирающего содержимое своего желудка.

     Опустившись на  колени,  Андрей  долго,  с  омерзением вытирал  перчатки о

прелую траву.  Потом он поднялся, доковылял до своей машины и вытащил из салона

излучатель.  Длинная очередь превратила пикап  в  дымный  костер -  стоя  возле

своего джипа, Огоновский смотрел, как бьется в пламени тело убийцы его сына.

     Теперь его ждал Змеиный лог.

     Он мчался,  выжимая из своей машины все, на что она была способна. Слишком

многое он услышал,  теперь об этом должны были узнать шериф и Бэрден. Теперь от

него  зависело,  что  они  будут  делать.  Басюку пообещали задержать полицию -

вероятно, именно он и командовал налетом, но в то же время его отсутствие вовсе

не обязательно должно дезорганизовать банды - найдутся и другие вожаки, которые

закончат то,  что он задумал.  Вот только что?  Пожечь поселки? Понятно, вполне

укладывается в привычную схему.  Ограбить -  туда же...  Но шеф-попечитель?  Но

массовые жертвы? Господи, да кому же, каким таким таинственным покровителям это

может быть нужно?

     Змеиный лог светился,  как новогодняя елка. Горели почти все окна, горели,

метались сотни фар  автомобилей -  здесь собрался весь округ,  встав на  защиту

себя и своего куска хлеба.  Такого столпотворения Андрей еще не видел. С трудом

пробившись к  "Туману",  он кое-как приткнул свой джип в  одном из переулков и,

схватив оружие, бросился бежать к ярко освещенному зданию отеля.

     В холле стоял многоголосый гомон.

     -  Где шериф?  -  прокричал Андрей,  разглядев в  табачном тумане знакомое

лицо. - Где Бэрден?

     -  Все там, - ответили ему. - В зале... если вы туда пробьетесь.

     Ресторан был битком набит вооруженными людьми,  они сидели и за столиками,

и на столиках,  и даже на полу. Шерифа - а рядом с ним самого шефа-попечителя -

Андрей разглядел сразу,  они стояли у стойки,  окруженные плотной толпой орущих

мужчин. Машинально отвечая на приветствия, Огоновский пробился к ним.

     Бэрдена он  едва узнал:  вместо привычного штатского костюма на шефе ладно

сидел обтягивающий боевой комбинезон гренадера.  Это выглядело довольно странно

- тщедушный  мужчина  в  форме,   которую  по  определению  носят  широкоплечие

здоровяки, - но объяснялось тем, что, видимо, приписан он был к элитной тяжелой

пехоте. А комбез, конечно, делали на заказ.

     -  Ник,  Олли!  -  крикнул Андрей,  даже не здороваясь.  - Надо поговорить

срочно!

     -  Зачем вы здесь,  доктор?  -  удивился Бэрден. - Ведь Маркелас, кажется,

отправлял к вам паренька с машиной...

     -  Это сейчас неважно. Повторяю, нам нужно поговорить. Срочно!

     -   Что такое? - повернулся к нему встревоженный Маркелас.

     -  Идем за  стойку.  -  Андрей схватил его за  плечо и  поволок к  боковой

"калитке", которая вела на кухню. - Олли, идемте с нами, скорее!

     -  Ну, что там у тебя?

     Огоновский тяжело вздохнул и взял поднесенный ему поваром стакан самогона.

     -  Я  слышал  разговор  Басюка.   Погодите,  не  перебивайте  меня!  Басюк

разговаривал с кем-то... абонент находился на приличном расстоянии, может быть,

даже в столице -  у него была всеволновая армейская "говорилка" -  такая вполне

добьет до порта.  Он говорил... в общем, я так понял, что ему обещали задержать

полицию до полудня.  Он должен был сжечь Змеиный и  вообще...  -  Андрей сделал

глоток,  выдохнул,  схватил из  пальцев Маркеласа сигару.  -  Должен был  сжечь

самого шефа-попечителя. Вы поняли, что я говорю?

     -  Ни черта я не понял...  -  скривился Маркелас. - Ты встретил Басюка? Ты

подслушал его переговоры? Где он?

     -  Валяется где-то в степи по дороге к моему дому.  Наверное, уже догорел,

так что опознать его будет трудновато. Это неважно...

     -  Погоди, что ты городишь! Как - не важно? Ты встретил Басюка?

     -  Да,  Ник,  черт возьми,  я  его  встретил.  Будем считать,  что  ему не

повезло,  и я отомстил за своего сына. Сейчас это неважно, джентльмены, неужели

вы не понимаете!  У него есть какие-то покровители в столице, а весь этот дебош

- он заказан, заказан кем-то сверху, вы понимаете это? И они вот-вот набросятся

на Змеиный лог.  А полиции не будет до второй половины завтрашнего дня. Это вам

понятно?

     Маркелас тяжело опустился на  разделочную колоду и  посмотрел на  Бэрдена.

Тот  мелкими глотками прихлебывал бренди и  сосредоточенно разглядывал истертую

плитку на стене. Потом он вдруг вскинул голову.

     -  Я не могу не верить доктору,  - прокаркал он. - Но что это значит? Ник,

что это значит? Без Басюка они не решатся нападать, не так ли?

     -  На Змеиный -  почти наверняка нет, - вздохнул Маркелас. - Но они выжгут

все вокруг.  А у нас все равно не хватит сил, чтобы им помешать. О господи... Я

с самого начала чуял, что дело тут нечисто. С самого начала, док!

     -  Но боже мой, кому же все это нужно? Это же абсурд!

     -  Или абсурд, или чья-то тонкая игра, - тихо сказал шеф-попечитель. - Вот

только не пойму, в чем ее цель...

     -  О чем вы говорите, Бэрден?

     -  Попробую связаться со столицей.  -  С  этими словами шеф выскользнул из

кухни, и они остались вдвоем.

     -  Я  ничего не понимаю,  -  признался Маркелас.  -  И как же тебе удалось

прибить Басюка?

     -  Их было трое, один сделал глупость. Они стояли посреди степи с фарами -

я уж не знаю, куда их понесло в такое время, - и Басюк разговаривал с кем-то по

рации. Ну, потом... в общем, там три трупа.

     Шериф посмотрел на Андрея с  нескрываемым уважением.  Он не думал,  что их

старый доктор может вот так,  почти голыми руками, уделать самого безжалостного

отморозка округи.  Басюка многие боялись до  смерти.  Маркелас тысячу раз искал

способ достать его,  но скользкий,  как ящерица,  Басюк всегда уходил, оставляя

его с носом.

     -  Самое смешное,  - сказал Андрей, словно прочитав мысли шерифа, - что на

самом деле он оказался просто трусливым говнюком.  Когда увидел,  что я порешил

его дружбанов,  сразу впал в прострацию. По-моему, он не очень понимал, что я с

ним делаю

      - А что ты с ним сделал?

     -  Я его прооперировал,  -  усмехнулся Андрей и снова заглянул в стакан. -

Исход операции -  летальный. Можно считать, что больной не перенес наркоза. Это

уже не имеет никакого значения. Давай лучше подумаем, что нам делать дальше.

     -  Ехал бы ты отсюда, а, док? Чтоб уж все по закону. Паук Сэмми доложился,

что тебя отвез, мне и в голову прийти не могло...

     -  Нет,  - решительно перебил шерифа Андрей, - Я остаюсь. В конце концов я

старший по званию -  среди всех... мои в безопасности, а я должен быть здесь, с

вами. А что, кстати, Коннор?

     -  Коннор,  как положено, спрятался у шефа в канцелярии, рыдает от ужаса и

пьет его коньяк. Ты хотел его увидеть?

     -  Спасибо,  я уже насмотрелся на дерьмо. По-моему, этой ночью я высмотрел

месячную норму.  Ты думай,  думай...  Полиция будет только завтра днем.  За это

время они успеют спалить половину округи. Сколько у нас людей?

     -  Может,  тысяча,  не больше.  Атаковать мы не можем,  так как получим по

ушам.  Остается одно -  сидеть здесь и молиться, чтобы эти гады, оставшиеся без

Басюка, убрались к себе в болота, а выкуривать их оттуда будет уже полиция.

 

     Глава 7

 

     Столица все обещает,  -  заявил Бэрден, возвращаясь на кухню. - Кажется, у

них там идет какое-то совещание.  Я  орал,  что здесь гибнут люди,  а они мне -

"меры  будут приняты...".  По-моему,  доктор прав.  Тут  действительно какая-то

игра. Что мы сейчас можем сделать?

     - Надо созвать военный совет,  -  предложил Андрей.  -  Позовите сюда всех

офицеров.  Все вместе мы  выработаем какой-нибудь план:  сидеть здесь и  ждать,

пока уроды пойдут на нас в атаку,  -  это безумие. Вокруг поселка действительно

гибнут люди. Неужели мы не сможем им помочь?

     -  Вряд  ли,  -  покачал  головой Маркелас.  -  Если  мы  выдвинемся всеми

имеющимися силами,  то,  возможно,  и  сумеем выбить их  из пары мест.  Но если

напоремся па основную группу - нам конец, это ясно. Они перестреляют нас, как в

тире.

     -  И все-таки попытаться необходимо,  - продолжал настаивать Огоновский. -

Дай  мне  хотя  бы  двести  человек на  грузовиках,  и  я  попробую пройтись по

ближайшим селениям.  Я  не думаю,  что там много мародеров.  Небольшие группы я

уничтожу и заодно -  раздобуду какую-нибудь информацию.  Нельзя же сидеть сложа

руки!

     -  Если я  дам тебе людей,  Змеиный останется с  голой задницей.  А здесь,

между прочим,  большинство семей всего округа.  Семей, док! Женщины, дети и все

такое. А если они ударят в твое отсутствие?

     -  Мы будем поддерживать радиосвязь -  это во-первых.  А во-вторых,  скоро

рассвет...

     -  И  что с  того?  Ты  же сам сказал,  что полиция будет только во второй

половине дня.

     -  Да,  но они-то этого не знают!  Они убеждены,  что полицейские появятся

рано  утром!  Значит,  с  первыми  же  лучами  солнца  вся  эта  зараза  начнет

испаряться, как туман... Подумай, Ник: возможно, я смогу кого-то спасти - прямо

сейчас!  Ты,  конечно,  должен остаться здесь.  А я возглавлю ударный отряд и к

утру уже вернусь.  Никто ничего не узнает - я имею в виду, никто из полицейских

не узнает, что этот рейд вел я.

     -  Потом все равно узнают - кто-нибудь да проболтается.

     -  Потом уже неважно.  С этим "потом" я как-нибудь разберусь. Вопрос нужно

решать прямо сейчас - или я не прав?

     Маркелас тяжело вздохнул и  посмотрел,  ища совета,  на Бэрдена.  Тот едва

заметно покачал головой.

     -  Он прав,  Ник.  Тебе нужно остаться здесь и,  если придется, возглавить

оборону городка. Шериф дернул себя за ус.

     -  Хорошо, - решился он. - Док, жди на улице. Я все решу сам, без тебя. Ты

уже знаешь, куда пойдешь в первую очередь?

     -  Да,  -  кивнул Огоновский,  -  я  пойду в  Мельтер.  Мне кажется,  что,

двигаясь к Змеиному,  передовые отряды просто не могли его миновать.  Наверное,

сейчас там идет резня. Поспеши, Ник. Если я прав, то можно еще многое успеть.

     -  Да - если ты не напорешься на всех сразу. Ладно... иди на улицу.

     Андрей протолкался через битком набитый зал и вышел из отеля. Перед входом

толпились кучки мужчин, вполголоса обсуждавших последние новости.

     -  Они не жгут,  -  услышал Андрей, - они, кажется, хотят чего-то другого.

Только что  кум  приехал,  так  через его  поселок просто проехали,  и  все,  и

свернули на юг -  человек,  говорит, двести - о! То ли сюда они идут, то ли еще

что.  А  может,  решили через леса уходить -  на  юге-то.  Какая полиция их там

сыщет?

     -  И искать никто не станет.

     -  Во! Наверное, на востоке-то награбились уже.

     -  Не-ет,  они, я слышал, сюда хотят... шериф сам так и сказал: в Змеиный,

мол, пойдут, всем здесь собираться надо.

     Огоновский раскурил сигару.  Простодушные работяги,  они с  самого детства

были приучены к мысли,  что защищать себя и свое добро надо самостоятельно,  не

надеясь на далекую столичную власть,  -  а потому прибыли сюда, в центр округи,

по первому же зову,  собрав семьи и увязав нехитрые ценности.  Они знали: нужно

держаться друг друга,  и  тогда не пропадешь.  По одиночке их съедят,  причем в

самом  прямом  смысле  этого  слова.  Никогда еще  болота  не  принимали такого

количества негодяев -  а  каждый из  них  хочет  есть,  и  много.  Болота не  в

состоянии прокормить человека.  Значит,  война пойдет на уничтожение:  либо они

передавят всю эту мразь, либо мразь задавит их. Третьего тут не дано.

     В  зале  неожиданно  раздался  людской  рев.   Хлопнули  двери  ресторана,

несколько человек, выбежав на улицу, скрылись в темных переулках, и почти сразу

же до Андрея донесся гул тяжелых двигателей.  На широкую улицу, ярко освещенную

огнями отеля,  выползали громадные армейские грузовики. Широченные колеса мягко

скрипели по брусчатке.

     Когда  грузовики остановились перед входом,  из  холла появился Маркелас -

его сопровождали несколько человек в стареньких офицерских комбинезонах.

     -  Итак,  -  произнес он,  глядя на Андрея,  - командовать будет полковник

Огоновский,  медицинская служба Флота.  Он  опытный солдат и  дело свое,  как я

понял,  знает.  Вернуться вы  должны утром -  впрочем,  чем раньше,  тем лучше.

Далеко не уходите. Договорились?

     -  Договорились, - ухмыльнулся Андрей. - Сколько у меня будет людей?

     -  Почти  двести человек,  четверо офицеров.  Все  прилично вооружены -  я

вскрыл арсеналы -  и горят,  так сказать,  желанием... Я тебя об одном прошу, -

добавил шериф, понизив голос, - недолго. Чтоб со светом здесь были, ясно?

     Головной  грузовик  вел  немолодой  лейтенант-десантник,  смутно  знакомый

Андрею. Впрочем, вспомнить его имя ему так и не удалось.

     -  Простите,  старина,  - решился он, - как вас зовут? Где-то мы виделись,

но, очевидно, так давно...

     -  Жену вы мою оперировали, - отозвался тот.

     Эмиль я,  Эмиль Мазотти.  А жена все равно умерла -  правда,  потом уже, в

войну. Не было тут докторов...

     Андрей  сочувственно  вздохнул.   Грузовик  несся  по   ухабистой  дороге,

покачиваясь на своих толстых пневматиках,  как корабль на волне.  "Наверное,  -

подумал Андрей,  -  уходивший после  войны  учебный легион  распродал населению

половину транспортной техники.  Правильно, зачем волочить ее за десятки парсек,

если потом все равно списывать и  ставить на аукционы.  Проще и дешевле продать

здесь,  на месте. А фермеры и рады - огромный колесный транспортер берет бездну

груза и не боится ни дождей, ни снегов".

     -  Мельтер горит, - неожиданно произнес Эмиль и притормозил.

     Андрей посмотрел вперед.

     -  Погасите фары, - приказал он.

     Мазотти  был  прав  -  далеко  впереди  между  холмами виднелось оранжевое

зарево.  Поселок полыхал вовсю, наверное, бандиты подожгли в нем все, что могло

гореть.

     -  Будем надеяться,  что  они еще там,  -  решил Андрей и  поднес к  губам

радиостанцию:  -  Всем гасить фары.  За мной - тихо. Вперед, Эмиль. Встанем вон

там,  под горой. Я не думаю, что они выставили охранение. Эти болваны наверняка

пьяны, и им сейчас не до нас.

     Пять  грузовиков  бесшумно  спустились  по  дороге  и  замерли  у  подошвы

небольшой горы,  за  которой  начинался поселок.  Собственно,  назвать  Мельтер

поселком можно было лишь с  натяжкой -  так,  два  десятка дворов,  свинарники,

конюшни,  всякие сараи  и  тому  подобное,  -  но  жили  там  всегда богато,  и

Огоновский был уверен, что грабители не обойдут его стороной.

     Выскочив из кабины, он собрал вокруг себя офицеров и объяснил диспозицию:

      - Если они там -  а  это мы  сейчас увидим,  -  охватываем двумя группами

человек по  пятьдесят каждая.  Еще столько же  оставим здесь,  на  высотке,  со

стационаром -  пусть жарят по  тем,  кто  начнет вырываться в  эту  сторону.  А

остальные пусть  рассыплются по  холмам  и  наблюдают за  окрестностями,  чтобы

основная часть не  подтянулась.  Если  что  -  сразу возвращаемся Ночь  уже  не

казалась  ему  холодной.  Надев  шлем,  он  поудобнее перехватил свой  довольно

увесистый излучатель и полез по мокрой траве на вершину холма. На самой макушке

кто-то предусмотрительно вырыл порядочную яму.  В  нее и  забились Огоновский и

трое офицеров с электронно-оптическими приспособлениями.

     -  Там!  -  восторженно зашептал десантник Блэз,  который  вновь  оказался

рядом. - Там они, ваша милость! Вон машины ихние. И лошадки, кажется!

     -  Так, значит, тащите сюда стационар, - распорядился Андрей, опустив свой

бинокль.  -  Позиция прямо чудная,  ни  один  дурак не  промахнется.  Ты,  Луи,

останешься здесь, наверху, за старшего. Постарайтесь не стрелять по своим. А мы

пошли.

     Они  ворвались в  поселок с  двух  сторон,  сразу зажав в  клещи небольшую

банду,  которая пировала в  единственном уцелевшем после  налета доме.  Услышав

пальбу,  ублюдки принялись выскакивать на  улицу,  где  тотчас же  попадали под

прицельный огонь  доброй  сотни  стволов.  Их  укладывали буквально в  штабеля,

одного за другим,  а они, совершенно очумевшие от алкоголя, лезли и в окна, и в

двери -  орущие,  полуодетые,  кто-то даже с  бутылками в  руках -  и  сразу же

падали,  заливая  своей  кровью  мокрую  после  дождя  землю.  Кому-то  удалось

вырваться -  на  горке  загрохотал стационарный лазер,  полосуя огненный сумрак

ярко-голубыми молниями очередей.

     -  Прочешите усадьбы!  -  выкрикнул Андрей,  когда пальба утихла. - Эмиль,

возьми людей, пройдись по сараям, может, где-то кто-то еще остался.

     -  Да нет, ваша милость, отсюда мы всех вывезли, - хрипло сказал кто-то за

его спиной.

     -  Я не это имел в виду. Эмиль, давайте! Только осторожно. Я буду здесь, -

он махнул стволом в сторону добротного двухэтажного дома, сложенного из крупных

серых  блоков.  В  окнах здания горел свет  переносных ламп;  слышно было,  как

кто-то стонет, поминая всех по матери.

     -  Осторожно,  -  распорядился Блэз,  оттирая Андрея в сторону.  - Ребята,

внимательно, знаю я эти штучки...

     Несколько парней из  его команды -  судя по повадкам,  бывшие десантники -

стремительно подбежали  к  стенам  здания  и  замерли,  скрючившись под  окнами

первого этажа.  Блэз приподнялся,  заглянул в  окно,  потом поднял вверх палец.

Один из его солдат быстро, почти на четвереньках, достиг распахнутой двери, дал

туда короткую очередь и  нырнул в  голубоватый свет.  Через минуту он  появился

перед разбитым окном.

     -  Нормально! - гаркнул он. - Есть один живой! Заходите!

     Андрей вошел в переднюю,  со стен которой клочьями свисала модная когда-то

драпировка, и сразу же увидел заросшего бородой парня, лежавшего на полу. Глаза

его были открыты,  -  и  они смотрели на  него с  такой ненавистью,  что Андрей

ощутил жгучее желание порезать бандита на ремни.

     -  Где остальные? - спросил он.

     Раненый с  трудом провел языком по  губам,  отнял правую руку  от  бока  -

импульс прошил ему ребра и,  наверное,  зацепил легкое -  и, согнув ее в локте,

ударил по ней левой ладонью.

     -  Где, где, - прошипел он. - Сам знаешь...

     Андрей ощерился,  нагнулся над ним и резким движением вогнал большой палец

в  рану.  Хватая ртом воздух,  бородатый бандит выгнулся дугой,  по  подбородку

потекла тонкая струйка крови.

     -  Где, я спрашиваю?

     -  Мы должны были собраться...  здесь.  Но их почему-то все нет и нет.  Не

могут... не могут найти Басю.

     - А без него никак?

     -  А без него никто не знает,  что делать дальше.  А Бася,  гад... пропал.

Удрал, наверное.

     -  Яйца я  ему отрезал,  Басе твоему.  Вместе с  дудочкой его поганой -  и

накормил этим делом,  чтоб не  голодал,  бедненький...  Блэз,  дострелите этого

мерзавца.  Черт возьми,  нам нужно немедленно отходить. Если он не соврал и они

действительно должны  были  собраться  здесь,  мы  можем  оказаться в  западне.

Обороняться лучше на холмах:  здесь слишком много света.  Давайте отходить. Где

лейтенант Мазотти?

     -  Здесь  я,  док.  -  Сзади  вынырнул Эмиль со  стареньким излучателем на

плече. - Нет там больше никого. Мы так... посмотрели. Нет, в общем.

     -  Хорошо,  тогда возвращаемся.  Оказавшись в  укрытии за  холмом,  Андрей

снова вызвал своих офицеров.

     -  Джентльмены,  нам  следует  принять решение.  Раненый сказал  мне,  что

основная часть бандитов должна была собраться именно здесь,  в Мельтере,  чтобы

атаковать потом Змеиный.  Я допускаю,  что в отсутствие Басюка многие командиры

не решатся на это,  а предпочтут убраться восвояси.  Но кое-кто может и прийти.

Идти они будут по  восточной дороге -  увидев их,  мы  можем поразить колонны с

этой высоты. Что скажете? Может быть, есть смысл подождать здесь до рассвета?

     -  Через полчаса начнется туман,  -  сказал Мазотти -  Им он союзник. Но и

нам, в принципе, тоже.

     -  Эмиль, Мельтер будет гореть еще долго.

     -  Верно.  И  если мы  увязнем с  обороной,  то сможем контратаковать их с

флангов, как сейчас, - только бежать будет дальше.

     -  Да в конце концов, ваша милость, мы можем вызвать помощь из Змеиного.

     -  Хорошо. Стало быть, мы остаемся.

     * * *

     Утренний туман,  опустившийся на холмистую степь,  был густым, как молоко.

Сидя в яме на вершине горы, Андрей смотрел на красноватое марево - так выглядел

оттуда  догорающий поселок.  Рядом  с  ним,  положив голову на  блок  наведения

мощного стационарного лазера, дремал Блэз. Вокруг было тихо, лишь где-то далеко

на болотах противно завывали бэрки - небольшие местные хищники, уже закончившие

ночную охоту и чем-то, похоже, встревоженные. Наступил новый день, серый, сырой

и противный.

     Огоновский вытащил  из  пачки  последнюю  сигарету,  клацнул  зажигалкой и

прислушался:  ему почудилось,  что где-то высоко в  небе гудит мощный двигатель

атмосферной машины.  Он  поднял  голову,  но  сквозь  низкие  облака разглядеть

что-либо было невозможно.

     -  Мазотти,  -  позвал он, - мне чудится или над нами действительно кто-то

кружит?

     Старый десантник, прикорнувший на ящике с боеприпасами, сел, помотал седой

головой, потом с задумчивым видом поковырялся в ухе.

     -  Рекогносцировщик "Бэттл-М", - уверенно сказал он. - Высота примерно две

тысячи. У него почти бесшумный движок, поэтому кажется, что он далеко. На самом

деле он практически над нами.

     -  Разведчик?  -  поразился Огоновский.  -  Десантный разведчик? Но какого

черта? Что, полицию стали вооружать армейской техникой?

     Мазотти пожал плечами и принялся тереть глаза.

     -  А  какая нам  разница?  Ваша милость,  вы  не  считаете,  что  нам пора

возвращаться?  Дело уже к полудню пошло, никого нет и, наверное, не будет. Ушли

они,  вот что я вам скажу. Раз Басюк исчез, командовать некому. А без командира

кто ж воевать-то будет?

     -  До полудня еще далеко, - возразил Андрей.

     -  Вы на часы-то посмотрите, ваша милость. Десять уже.

     - Что? - поразился Огоновский. - Неужто я уснул?

     -  А  вы  как думали?  Часа три носом сопели.  Проклятая сырость,  мать ее

размать...

     Андрей схватился за свою радиостанцию и вызвал Маркеласа.  Ему не отвечали

так  долго,  что  он  стал нервничать,  -  в  конце концов в  ухо  ему загремел

незнакомый бас:

      - Кто говорит?

     -  Это Огоновский, - поспешно ответил Андрей. - Где Ник?

     -  Какой Ник?

     -  Как какой, черт вас побери! Шериф Маркелас, какой же еще!

     -  Шериф арестован. Я спрашиваю, кто это говорит?

     Андрей недоуменно уставился на черную коробочку в своей руке. Что значит -

арестован?! Кем?

     -  А это кто говорит? - нелепо поинтересовался он.

     -  Не ваше дело. Не засоряйте мне эфир...

     -  Кажется, там что-то происходит, - тихо произнес Огоновский.

     -  Что? - не понял Мазотти.

     -  А вот я и хотел бы знать, что...

     "Господи, - подумал он, - господи, неужели они взяли Змеиный? А все я, все

я... - от отчаяния Андрей сжал кулаки, - это все моя затея, будь она проклята!"

      - Блэз,  у нас есть толковый парень,  который мог бы проникнуть в город и

разузнать, что там творится? Такой, чтобы не привлекал особого внимания...

     -  У нас есть пара ребят,  служивших в разведке, - отозвался тот. - Но что

там, доктор? Чего вы так переполошились?

     -  Не знаю я, что там. Найди мне кого-нибудь, живо!

     Пять  минут спустя Блэз  вернулся на  холм с  двумя мрачными и  заспанными

парнями,   одетыми  в   гренадерские  комбинезоны.   У  одного  уцелели  погоны

мастер-унтер-офицера: вероятно, офицерский чин он не получил только потому, что

война закончилась для него слишком рано.  Если нижнему чину давали мастера,  то

производства  в  лейтенанты,   как  правило,   приходилось  ждать  недолго.  По

статистике,  двадцать пять процентов рядовых,  начавших службу в  первый год  и

доживших до  последнего,  уволились лейтенантами.  Особо  отмороженные получали

желтую бахрому и раньше,

      - В  Змеином  творится  что-то  непонятное,   -   начал  Андрей,  оглядев

разведчиков.  -  Что  -  сказать не  могу,  а  знать надо.  Кто может незаметно

пролезть в город и вернуться оттуда живым и невредимым?

     -  Не  знаю,  как  невредимым,  но  попытаться можно,  -  хмыкнул один  из

гренадеров.  -  На практике у меня таких ситуаций не было, но учили нас крепко,

до гроба не забудешь.  Если вы дадите нам грузовик,  то мы с Алексом попробуем.

Вам только общую обстановку или диспозицию тоже?

     -  По возможности.  Я...  я действительно не понимаю, что там такое. То ли

его взяли ублюдки,  то  ли там что-то совсем странное.  Сколько вам понадобится

времени?

     -  Часа полтора, доктор.

     -  Хорошо, берите один из грузовиков и отправляйтесь. Я буду ждать.

     Туман начал редеть.  Когда негромкий гул  грузовика растаял вдали,  Андрей

свинтил  пробку  с  фляги,  разодрал пакет  с  ветчиной и  откинулся на  "лапу"

стационара.  Коньяк приятно согрел желудок,  сырость сразу куда-то отступила, и

он почувствовал себя почти комфортно.

     -  Хотите сигару,  док? - устало спросил Мазотти. - У меня свои, вкусные -

закачаетесь.

     -  Очень  вовремя,   -   добродушно  улыбнулся  Андрей,  принимая  из  рук

лейтенанта  толстую  зеленовато-коричневую  сигару,   -  а  то  у  меня  курево

кончилось. Коньяк будете?

     - Нет,  спасибо.  Я -  свой продукт,  у меня вообще все свое,  привык уже.

Сыновья мои, спасибо им, фильтры какие-то притащили, так теперь вообще слеза...

Слушайте,  доктор,  а что ж теперь будет-то?  Может,  столица нам кредиты даст,

хоть на восстановление-то, а?

     -  По закону должна,  -  вздохнул Андрей, - да только законы эти далеко, а

пепел -  вон  он...  Помнишь,  лет пятнадцать назад тоже налет был?  Тогда всем

дали... а теперь что? Денег нет, ясно же...

     -  Зиму бы нам пережить...

     -  Да уж...

     Они  замолчали:  каждый  думал  о  своем.  Андрей  представлял себе  ужас,

испытываемый сейчас  его  женщинами,  которых он  загнал  глубоко под  землю  и

настрого запретил им  высовываться до  его появления.  С  тех пор прошло немало

времени.  Там,  под землей,  времени нет,  оно не ощущается,  потому что нет ни

закатов,  ни  рассветов -  сплошная сырая тьма,  гулкий стук капель по  камню и

ужас, ужас давящих на сознание тысяч тонн горы, что нависают над головой. А они

одни...

     Менее  чем  через час  со  стороны Змеиного лога  послышался знакомый гул.

Андрей выбрался на  макушку холма  и  увидел несущийся к  их  временному лагерю

грузовик -  тот самый, на котором уехали разведчики. Машина остановился рядом с

остальными,  и  оба  гренадера,  выскочив из  кабины,  бегом бросились вверх по

склону.

     -  Ну, что там? - тревожно спросил Огоновский.

     -  В городе пожары.

     -  Пожары? Неужели они...

     -  Нет,  -  парень помотал головой и  смахнул со  лба мокрую от пота прядь

волос, - это не они. В городе особый легион подавления из столицы. Они повязали

почти всех,  кого нашли.  Шериф сидит вместе с остальными в "Тумане",  а вокруг

там караул. Кажется, они кого-то ждут.

     -  Так кто поджег город?

     -  Они же, ваша милость! Они! Арестовали почти всех, кто был с оружием - а

кто, интересно, там был без оружия?

     -  А... бандиты?

     -  Да  нет там никаких бандитов и  не  было.  Мы не спрашивали,  но я  так

понял,  что никто на Змеиный и не нападал. Просидели всю ночь, а утром - эти, и

давай вязать.

     -  А шеф-попечитель?

     Гренадер беспомощно пожал плечами.

     Андрей в ужасе схватился за голову.  Легион подавления, господи! Но почему

же они так себя ведут? Что значит - повязали всех, кто был с оружием? По закону

община имеет  полное право  на  самооборону,  для  этого существует специальный

арсенал,  все там как положено...  что это за чушь? И кто вообще мог арестовать

шерифа территории -  на каком основании?  Может,  они и Бэрдена арестовали? Так

тогда это уже не беззаконие, это мятеж!

     -  Вот что,  джентльмены.  -  Андрей глотнул коньяку и наконец взял себя в

руки.  - Я возьму один грузовик и поеду в город. Те; у кого там остались семьи,

могут  ехать со  мной,  только,  ради  бога,  оставьте оружие.  Остальные пусть

двигают через  Флеминг -  и  в  лес.  Пересидите там  дня  два,  а  потом -  по

обстановке.

     -  А стоит ли вам, доктор?

     -  Я должен быть там.  Возможно,  есть раненые... в конце концов, я срочно

должен переговорить с шефом. Я должен получить инструкции, черт возьми!

 

     Глава 8

 

     По  окраинам городка еще дымились несколько зданий.  Спустившись с  холма,

Андрей  притормозил и  растерянно поглядел  на  десантные коптеры,  стоящие  на

коричневом поле  возле одинокой церкви,  с  которой,  собственно,  и  начинался

Змеиный лог.  Ведущая в  город  дорога была  перекрыта патрулем.  Андрей нервно

вздохнул и дал газ.

     Грузовик  остановился напротив  бронированного транспортера,  под  которым

лениво  покуривали четверо десантников в  полном снаряжении.  К  кабине подошел

молоденький офицер.

     -  Вываливаем,  -  жуя  что-то,  вальяжно  приказал он.  -  Город  закрыт.

Документики приготовили...

     Андрей неторопливо надел куртку и  выпрыгнул из кабины.  Последовала немая

сцена:  лейтенант смотрел на  полковника флотской медслужбы,  как на  выходца с

того света, не зная, что делать. Солдаты под транспортером оживились, до Андрея

донеслось глухое перещелкивание затворов. В конце концов офицер нервно сглотнул

и поинтересовался:

      - Вы кто такой, ваша милость?

     -  Я  здешний  государственный доктор,  -  ответил Андрей.  -  Полковник в

отставке Огоновский.  Мне  срочно  нужно  к  шефу-попечителю.  Что  тут  у  вас

происходит?

     -  А это кто с вами? - выпучил глаза лейтенант, увидев три десятка мужчин,

вылезающих из кузова.

     -  Это местные жители.  Они спрятали семьи в  городке,  а  теперь спешат к

своим. Их ждут жены, дети... давайте, лейтенант, пропускайте.

     На лице офицера отразилась внутренняя борьба.  С одной стороны,  он не мог

не пропустить целого полковника, да еще и врача, в город, где наверняка имелись

больные и  раненые.  С  другой стороны,  обстановка была  более чем  туманной -

инструктаж звучал настолько странно,  что юный лейтенант едва не  вывихнул себе

мозги,  пытаясь понять,  чего же от него хотят. Он не понимал, зачем разведрота

подпалила мирный городишко, в котором не было ни одного бандита. Он не понимал,

зачем его поставили сюда с  приказом никого не впускать и никого не выпускать -

это что, военное положение?

     -  Ладно,  -  решил лейтенант. - Езжайте, полковник. Буду надеяться, что с

вами все в порядке.

     -  Не сомневайтесь, - высокомерно ответил Андрей и запрыгнул в кабину.

     Он высадил своих пассажиров в тихом квартале, застроенном по большей части

складами и  маленькими перерабатывающими заводиками,  -  а сам,  уйдя из города

через  заливные  луга,  помчался в  канцелярию шефа-попечителя.  Того,  что  он

увидел,  ему было достаточно. По улицам шлялись уже пьяные солдаты, весь отель,

где сидели шериф и его люди,  был наглухо оцеплен бронетехникой -  так,  словно

там  держали  опаснейших государственных преступников,  которые могут  взорвать

полпланеты,   -   а   несчастные  жители  пытались  тушить  дома,   подожженные

десантниками.  Два  раза  Андрей слышал истошные женские крики,  один раз  даже

увидел,  как трое солдат уводят за угол покорную молоденькую девчонку,  которая

поняла,  что спасения от  них нет,  -  рука тянулась к  излучателю,  но он лишь

сильнее стискивал руль, зная, что помочь не может ровным счетом ничем.

     Канцелярия   шефа-попечителя   -    почти   замок,    окруженный   мощными

ветроустановками,  -  походила на военный лагерь.  Приближаясь, Андрей насчитал

семь тяжелых атмосферных катеров и до десятка танков.  К его изумлению,  тут не

было  никаких патрулей.  Он  остановил грузовик,  не  доезжая сотни  метров  до

парадного подъезда,  вытащил из кабины излучатель и  спокойно двинулся к темной

от  старости каменной лестнице.  Шлявшиеся поодаль  солдаты глазели на  него  с

нескрываемым удивлением,  но Огоновский не обращал на них никакого внимания,  В

нем зрели нехорошие предчуствия.

     Приемная встретила его раздраженными офицерскими голосами.

     -  Бы кто?! - вытаращился на него моложавый флаг-майор в комбинезоне. - Вы

как сюда попали... с оружием?

     - Я  врач,  государственный врач.  -  начал Огоновский,  но  его тотчас же

перебили сразу двое.

     -  Врач?!  Дядя, ты что, совсем охренел? Кто тебе пушку дал? Брось каку, а

то сейчас в холодную сядешь... ты посмотри на него... врач! Пушку брось!

     Леденея от  бешенства,  Андрей развернулся и  ткнул одного из говоривших -

сильно  поддатого молодого капитана -  прикладом в  живот.  Капитан всхлипнул и

рухнул на руки товарищей.

     -  Я полковник Флота,  кавалер Рыцарского Креста... - прошипел Огоновский.

- Дорогу, сукины дети!

     В его глазах была такая ярость, что молодые офицеры невольно попятились, -

этого  было  достаточно,  чтобы Андрей ухватился за  ручку двери кабинета шефа.

Через пару секунд его оттащили,  но того,  что он увидел,  ему хватило. Глаза у

Бэрдена были круглыми от  ужаса,  на столе у  него сидел весьма довольный собою

мастер Хатчинсон,  уже успевший,  вероятно,  забыть Цыбина с  Пшездецким,  а за

спиной у шефа-попечителя стоял неприятно прилизанный лейтенант-полковник,  даже

не удосужившийся надеть боевой комбинезон.

     Вернув Андрея в  приемную,  офицеры молча принялись его мутузить.  Зверея,

Огоновский размахивал прикладом,  но в  то же время понимал,  что добром это не

кончится:  в лучшем случае ему переломают ребра, а в худшем... Его спас офицер,

высунувшийся на шум из кабинета:

      - Что у  вас тут за чертовщина!  Лендер!  Лендер?!  Кто вам позволил бить

старшего по званию?

     -  А  эта  сука,  ваша  милость,  вваливается сюда  с  пушкой своей,  вот,

глядите, и говорит, я, дескать, доктор там какой-то... С пушкой-то, посмотрите,

ваша милость, вот - и к вам туда ломится! Что я, смотреть на него должен?

     -  Поднимите его.

     Лейтенант-полковник полностью проник в приемную и внимательно посмотрел на

Огоновского.

     -  Кто вы такой? Почему с оружием?

     -  Имя, - выплюнул ему в лицо Андрей, - звание, должность?

     -  Блинов, начальник штаба легиона... А вы тут что делаете?

     -  Я  государственный врач,  полковник в  отставке,  а  оружие  у  меня  -

именное! Прикажите своим сукам отдать мне излучатель, вы...

     -  Ну тише,  тише...  Парни у меня и вправду резвые, но что делать. Дела у

нас тут серьезные,  так что ехали бы вы к  себе больных лечить.  Нечего вам тут

теперь делать, доктор. Лендер, дайте мне его ствол.

     Блинов прочитал надпись на табличке,  задумчиво повертел оружие в  руках и

протянул его Огоновскому.

     -  Шеф-попечитель освободится не  скоро,  -  сказал он.  -  Езжайте домой,

доктор.

     -  Погодите, - перебил его Огоновский - У меня к вам есть пара вопросов. Я

уже все понял,  но все-таки,  все-таки... Скажите, кто позволил вам жечь мирных

жителей?

     -  Что вы имеете в виду?

     -  Я имею в виду пожары в городке Змеиный лог.

     -  Вы думаете,  в чем вы меня обвиняете, доктор? Вы обвиняете армию в том,

- что она...

     -  Я  вам не "доктор",  а  полковник!  Объясните мне,  почему шериф и  его

стража сидят под  замком?  Объясните,  как следует понимать офицерский караул в

приемной шефа-попечителя территории Гринвиллоу?  Вы знаете,  что это может быть

расценено  как  мятеж?!   Я   требую,   чтобы  вы  немедленно  распорядились  о

рае-конвоировании шерифа территории и всех его людей! Сейчас же, при мне!

     -  Вы имеете в  виду ту свору фермеров,  что шлялась по городу с  оружием?

Естественно,  я арестовал их всех.  Завтра разберемся,  кто там и что...  А вы,

доктор,   езжайте,  езжайте  к  себе.  Иначе  я  буду  вынужден  просить  своих

офицеров...

     Андрей устало опустил голову.  Он был бессилен и хорошо это понимал. Стоит

этой сволочи взмахнуть пальчиком -  и его отсюда просто выкинут... Он понял все

- и теперь ему хотелось выть.  Не глядя на Блинова и его людей, Андрей медленно

спустился по ступеням и побрел к своему грузовику.

     "Ах,  если  бы  с  нами был  Аксель,  -  думал он,  задыхаясь от  ярости и

отчаяния,  -  вот он  бы  им  показал!  Вот у  него они бы  сплясали по  полной

программе! А я... я..."

     Аксель Кренц лежал на далекой холодной планете, заваленный камнями, поверх

которых его десантники водрузили расколотый генеральский шлем.  А  Андрей долго

сидел  в  кабине  своего  грузовика,  глотая  коньяк и  пытаясь понять,  почему

бессилие может быть таким ужасающе болезненным.  Потом он  запустил двигатель и

поехал обратно в Змеиный лог.

     Офицер,  командовавший той ротой,  что оцепила отель, показался ему вполне

нормальным человеком.

     -  Да я все понимаю,  доктор, - вздохнул он на требование пропустить его к

шерифу. - Но ведь у меня приказ.

     -  А если там раненые? - скривился Огоновский. Капитан покачал головой.

     -  Ну хорошо, будем считать, что там и в самом деле раненые. Мне ведь тоже

ужасно не нравится вся эта история. Что-то тут не то происходит, честное слово.

Зачем бы  мы стали занимать эту деревню,  в  которой нет не то что бандитов,  а

вообще?..  Когда  мне  приказали арестовать всю  эту  местную дружину,  я  чуть

челюсть не уронил. Что я им говорил - вы себе не представляете. А ведь к вечеру

их  выпустят -  и  как  я  им  в  глаза  смотреть буду?  Прилетели,  понимаешь,

защитнички...

     Огоновский раздраженно махнул рукой и,  волоча с собой кейс первой помощи,

прошел в зал ресторана.  Раненых там,  слава богу, не было, но зато и трезвых -

тоже.  Похоже,  за  время заточения люди шерифа вылакали весь алкогольный запас

старого кабака;  некоторые,  увидев входящего Андрея,  долго щурились,  пытаясь

понять, кто же это перед ними. Маркелас был относительно трезв.

     -  Тебе повезло, - горько сказал он.

     -  Да,  наверное,  - шмыгнул носом Андрей, присаживаясь рядом с ним. - Как

это у вас тут все... случилось?

     -  Да как -  вот так. Стали садиться, ну мы, конечно, на радостях, к ним -

а  нас  вязать!  Согнали в  кучу,  мне вот по  морде немного дали,  -  Маркелас

повернулся лицом к свету и продемонстрировал Огоновскому синяк под глазом,  - а

потом сюда. Оружие отобрали... Кажется, город подожгли - ты видел?

     -  Да не сильно, ты не переживай. Я сейчас ехал, так все уже и потушили, в

общем-то. Был я у шефа...

     -  Ну,  и что шеф? Его сразу уволокли куда-то, я и слова сказать не успел,

а его уже нет. Что он говорит? Когда это все кончится?

     -  Мне не дали с  ним поговорить.  У  него сидят начальник штаба легиона и

наш дорогой мастер Хатчинсон.

     -  Кто-о?!

     -  Во-во. Теперь ты понял, чем дело пахнет? Шериф опустил голову.

     -  Да, - задумчиво проговорил он, - вот и все дела. Теперь понятно, почему

Пшездецкого спалили.

     -  Как спалили?

     -  Так. В собственном доме.

     -  О господи! Да что же это? А еще кто?

     -  Да пока больше никого. Ты куда своих людей подевал? Этим, что ли, сдал?

     -  Нет,  конечно.  Я  привез сюда тех,  кто  с  семьями,  -  высадил их  в

Мелвин-квартале,  они рассосались по району,  и все. Остальные, человек так сто

сорок,  наверное,  ушли через Флеминг в лес. Я приказал им сидеть двое суток, а

потом - по обстановке.

     -  Н-да... что ж мы теперь делать будем?

     -  Все будет зависеть от шефа. Как он решит, так и будет. Правда, не знаю,

что  он  теперь  может  решать...  -   Я  надеюсь,  к  завтрашнему утру  что-то

прояснится тогда и потолкуем. Раненые есть у тебя?

     Маркелас помотал головой и допил самогон, остававшийся на дне стакана.

     -  Если меня выпустят, завтра приеду к тебе. Под вечер... идет?

     Андрей молча хлопнул его по плечу и поднялся.  Солдаты у входа проводили с

его  пьяным  недоумением.  Выйдя  на  улицу,  Огоновский увидел своего знакомца

капитана, который мрачно хлебал местный самогон из оплетенной соломой бутылки.

     -  У вас есть данные о бандитах? - спросил у него Андрей.

     -  На какой момент? - прищурился ротный.

     -  На нынешний.  На сейчас. Мне нужно ехать в Изерли, это довольно далеко,

- не хотелось бы нарваться по дороге на каких-нибудь уродов с бластерами.

     -  Насколько  я  знаю  -  разведчик вернулся  полчаса  назад,  -  на  всей

территории Гринвиллоу не  замечено ни  одного налетчика.  Все  ушли на  юг  или

затерялись в болотах.  Можете ехать спокойно.  Впрочем,  если вы переживаете, я

могу выделить вам пару солдат на транспортере.

     -  Ладно, - махнул рукой Андрей, - раз вы говорите, что никого нет, нечего

и с ума сходить. Я поехал...

     Приближаясь к  Изерли,  Андрей  понял,  что  начинает засыпать.  Спокойный

послевоенный год  отучил его от  бессонных ночей,  проведенных за  операционным

столом,  от многочасовых вахт и дежурств,  когда четыре часа сна воспринимаются

как великое,  недостижимое счастье, - прежней выносливости уже не было. Не было

и кофе. Сунув руку во внутренний карман, Огоновский достал миниатюрную аптечку.

Укол взбодрил его.  Когда грузовик подъехал к заброшенной шахте,  он чувствовал

себя так, словно только что встал после сна и принял холодный душ. Он знал - за

это  придется  платить  невыносимой усталостью,  которая  обрушится на  него  с

закатом, но то, что будет вечером, уже не имело особого значения.

     Андрей подогнал грузовик бортом к разваленной башенке старого подъемника и

выбрался из кабины.  Дорога до пещеры не заняла у него много времени -  он знал

тут  каждый закоулок и  мог  проделать весь  путь даже на  ощупь.  Под  сводами

подземного  зала  горел  свет  двух  мощных  фонарей.  Бренда  и  Лалли  спали,

устроившись на  деревянных лежанках,  оборудованных когда-то Акселем,  а  Ханна

сидела возле лампы с  книгой в  руках.  При виде Андрея она вскочила на  ноги и

огласила подземелье восторженным визгом.

     -  Мы  тут так боялись...  -  девушка повисла на  нем,  уткнулась губами в

щеку, и Андрей ощутил на своем лице ее слезы, - так боялись, что тебя...

     - ...  убили?  Нет,  все в порядке.  Вставайте, Бренда, нам надо грузиться

обратно. Лалли, бери вот эти тюки. Вы, Бренда, - ящик с провизией. Я возьму вот

это...

     -  Там...  уже все? - осторожно поинтересовалась старшая медсестра, поджав

губы при виде плачущей Ханны.

     -  Уже все. Можно возвращаться. У меня грузовик, так что нужно грузиться -

и домой. Я зверски устал...

     Всю дорогу до дома Ханна просидела рядом с  ним,  в кабине.  Они молчали -

потому что рассказывать о  происшедшем у Андрея не было сил,  а Ханна -  потому

что ей было достаточно видеть его здесь, рядом, живого и здорового. Еще никогда

у нее не было таких светлых глаз.

     Вечером, разобравшись с несколькими обгоревшими - один из которых доставил

доктору его  джип,  забытый в  городке,  -  Огоновский прошел в  свой кабинет и

обессиленно упал в кресло.  Следовало раскурить сигару, но у него дрожали руки.

Посидев несколько минут - без единой мысли, пустой, как воздушный шарик, Андрей

тяжело поднялся,  распахнул бар и вернулся за стол с коньяком и рюмкой.  Сигары

лежали в одном из ящиков.

     "Что же теперь будет?  - невесело подумал он. - Да ясно, что. Хатчинсон со

своими ребятами за бесценок скупят местные земли,  сюда наедет толпа инженеров,

строителей и  прочей шушвали,  и  привычная жизнь закончится.  Смешно,  но  для

таких,  как Хатчинсон,  я,  наверное,  ретроград и консерватор, стоящий на пути

прогресса и процветания.  Все так. Да только не так! Почему эти люди, владеющие

Гринвиллоу уже несколько столетий,  не  имеют права жить так,  как им  хочется?

Почему их  должны унижать,  обворовывать,  а  теперь еще  и  убивать такие  вот

Хатчинсоны,  привыкшие совать свой нос  в  каждую дырку?  Почему нет  на  свете

закона, способного защитить их?"

     В  дверь кабинета тихонько поскреблись.  Андрей кашлянул.  В круг света от

настольной лампы  бесшумно шагнула Ханна,  молча  устроилась в  кресле напротив

него,  свернулась,  подобрав с  пола ноги,  и уставилась на него своими теплыми

светлыми глазами.

     Андрей плеснул себе коньяку, раскурил сигару и произнес:

      - Странное состояние: устал, но спать - не усну.

     -  Попробуй принять снотворное.

     -  Еще чего не хватало!  Тогда меня с утра вообще не добудишься.  Доконала

меня  эта  бессонная ночь,  ощущение такое,  будто их  было штук десять.  Будто

неделю не  спал,  а  только и  делал,  что  мотался по  этим холмам и  стрелял,

стрелял...

     -  Вам пришлось отбиваться от бандитов?

     -  Да нет. Не так чтобы отбиваться, это они от нас отбивались.

     В  этот момент в  голове Андрея стали зарождаться первые,  пока еще совсем

робкие ростки идеи.  Отбиваться,  сказал он  себе.  Ха!  Так пускай они от  нас

отбиваются.  Вопрос только,  как это сделать? Что нужно сделать для того, чтобы

Хатчинсон с компанией перешли к обороне, ведь в обороне они проиграют, это ясно

как белый день... что же?

     -  Сегодня я  узнал,  что закон можно купить -  как любой другой товар,  -

пробормотал он и хлебнул из своей рюмки.

     -   Что? - не поняла его девушка. - Что купить?

     -  Да все.  Побеждает тот, у кого много денег. Хотя... хотя... может быть,

на финишной прямой он и выдохнется -  а тогда в дело вступит тяжелая артиллерия

в виде власти. Деньги против власти: кто кого?

 

     Глава 9

 

     Ты почему шефа не привез?  -  встревоженно спросил Андрей,  наблюдая,  как

Маркелас выбирается из своей машины.  Фонарь под глазом у  шерифа уже подернуло

желтизной, и в целом Ник выглядел вполне жизнерадостно.

     -  Он  сам  приедет,  -  махнул рукой Маркелас.  -  У  него  там  какое-то

совещание, но вообще он обещал не опаздывать Что-то он там, кажется, мутит...

     -  Что ты имеешь в виду?

     -  Пока не знаю, он сам расскажет.

     -  Ну, идем. Как только он появится, закажем горячее.

     Удобно  устроившись в  кресле  у  камина,  шериф  оглядел  низенький стол,

уставленный холодными закусками, вздохнул и подцепил вилкой ломтик лимона.

     -  Не  люблю я  коньяк,  -  признался он.  -  И  тебя в  этом отношении не

понимаю. Но с лимоном... да.

     -  Расскажи, когда тебя выпустили, - потребовал Андрей

      - Да вечером же.  Приехал Бэрден,  быстро с кем-то поговорил,  и солдатье

исчезли,  будто их и не было.  Мы,  конечно, все пьяны были, так что могли и не

заметить... А Хатчинсона я, кстати, не видел.

     -  Вообще не видел?

     - Вообще.  Легион еще стоит,  по  селам они ездили,  прочесывали.  Да  что

теперь... плохо дело.

     -  Что значит плохо? - насторожился Андрей.

     -  Четыре  поселка  выгорели  начисто.  Мельтер,  Коноплянка  и  еще  два.

Каменные остовы остались.  Если  до  зимы  люди не  успеют построиться -  беда.

Придется   перебираться   к    соседям.    Надеюсь,    Бэрден   сумеет   выбить

восстановительные  кредиты  в   столице.   Хотя,   конечно,   в  этой  ситуации

рассчитывать на них почти не приходится. Наделали, сволочи, делов!

     За окном зашумел двигатель. Раздвинув шторы, Андрей увидел, как к его дому

подъезжает роскошный внедорожник с  геральдическим орлом  на  боку.  Бэрден был

один,  без свиты и  охраны -  захлопнув дверцу своего бульдозера,  он  суетливо

огляделся по сторонам и быстро прошел к двери.

     -  Рад вас видеть,  Олли,  - сказал Андрей, пожимая руку гостя. - Надеюсь,

эти мерзкие столичные вояки не слишком измучили вас?

     -  Слишком,  слишком,  - торопливо ответил Бэрден. - Я могу надеяться, что

вы меня покормите?  Целый день ни черта не жрал,  да и к вам так спешил,  что о

еде и не подумал.

     -  Ну  что  вы,  вас ждет стол.  Сейчас подадут горячее.  Идемте,  Ник уже

здесь, коньяком греется.

     -  Погодите.  -  Бэрден вытащил из  кармана своего плаща  какой-то  темный

пакет и, воровато оглядываясь, протянул его Андрею. - Спрячьте это в сейф.

     -  Что тут?

     -  Тут бомба. Я объясню. Пока - спрячьте. Мне удалось кое-что записать, вы

понимаете меня?

     -  В  данный момент я  ничего не понимаю.  Ладно,  проходите к  Нику,  а я

сейчас.

     Заперев странный пакет в сейф и распорядившись о горячем, Андрей спустился

в  гостиную.  Бэрден и  Маркелас шептались,  нагнувшись друг к  другу,  как два

заговорщика.

     -  Давайте пока разомнемся,  -  предложил Андрей,  прерывая их  беседу.  -

Сейчас нам принесут мясо и все такое... есть даже тушеные грибы с Кассанданы.

     -  Давайте,  давайте,  -  с неестественной живостью подхватил шеф.  - А то

целый день во рту ни капли.

     -  Что вы вообще сегодня делали?  -  весело удивился Андрей.  - Не ели, не

пили...

     -  Я думал.

     -  О! Это уже нечто. Вы познакомите нас со своими мыслями?

     Бэрден  чувственно проглотил коньяк,  закусил и  некоторое время  блаженно

жевал, прислушиваясь к своим ощущениям.

     -  Мне предложили деньги,  -  заявил он,  отойдя наконец от эйфории первой

рюмки. - Огромные деньги.

     -  А вы?

     -  А почему вы не спрашиваете, за что?

     -  Ну...  наверное,  потому что мы уже знаем. Вам предлагали деньги, чтобы

вы не писали жалоб,  заявлений -  короче, не мешали мастеру Хатчинсону на корню

скупать всю нашу округу.

     -  Почти в  точку,  но не совсем.  Видите ли,  доктор,  ваше появление,  -

Бэрден положил руку на графин с  коньяком и мерзко захихикал,  -  явление,  так

сказать,   полковника  Огоновского  народу  -  произвело  на  них  определенное

впечатление.  Они  решили,  что  у  нас  тут на  каждой кочке сидит сумасшедший

полковник,  размахивающий наградным оружием. Так что вы, можно сказать, подняли

мои ставки.  Да,  друзья мои!  Если бы доктор не вломился в  мою приемную и  не

учинил  там  самые  настоящие разборки,  беседа  с  этими  милыми  господами не

доставила бы мне и трети полученного удовольствия. Они предложили мне деньги за

то,  чтобы я замял дело.  Да,  они,  конечно, понимают, что наш уважаемый шериф

вряд ли станет бомбардировать столицу жалобами,  но вот дорогой доктор -  о-оо,

это было что-то. Жаль, Ник, что вы пропустили это представление.

     - Мне было очень горько, - тихо произнес Андрей, в упор глядя на Бэрдена.

     -  Да погодите,  погодите,  -  смутился шеф-попечитель.  - Вы меня неверно

поняли...  дослушайте до конца.  Лучше налейте, что ли... да. Так вот: я, может

быть,  не великий воин,  но,  как говорится,  и  у  интенданта есть собственная

хитрость.  В общем, я не сказал им ни да, ни нет. Хатчинсон тотчас же убрался в

столицу,  а Блинов -  операцией командовал именно он - стал слаще меда. Доктор,

вы их напугали!  Теперь, если я что-то понимаю в этой жизни, мы сможем выбить у

Хатчинсона нормальные цены за участки - или пусть он убирается к черту.

     -  Вы молодчина,  Олли,  -  улыбнулся Огоновский.  - Я хочу выпить за вашу

воинскую хитрость...

     -  Вот  только продавать все  равно никто ничего не  захочет,  -  сумрачно

заявил Маркелас, возвращая на стол пустую рюмку.

     -  Что? - едва не подскочил Бэрден.

     -  Я говорил с людьми, шеф. Теперь, после всего этого, никто, клянусь вам,

ни одна живая душа не продаст свои участки и за миллион.

     -  Тогда нас ждут неприятности.

     -  Погодите, Олли. Вы говорите о неприятностях... Да, я вас понимаю. Но вы

знаете,  у  меня  вдруг родилась одна  странная идея.  Весь  сегодняшний день я

обдумывал ее и даже рылся в сетях - и знаете, я нашел прецедент.

     -  О каком прецеденте вы говорите, доктор?

     -  А  вот о каком.  -  Андрей выбрался из кресла и,  волнуясь,  заходил по

комнате,  теребя в пальцах нераскуренную сигару.  - Мы будем судиться. Мы будем

судиться с компанией Хатчинсона - мы обвиним их в сговоре с бандитами и подкупе

армейских чинов.  Мы будем судиться с армией - за то, что они вступили в сговор

с  Хатчинсоном и  двадцать раз  подряд грубо  нарушили закон.  Вы  знаете,  что

Блинова можно  обвинить в  мятеже?  Да-да,  это  именно  та  статья.  Захват  и

содержание   под    стражей    представителя   государственной   администрации,

осуществленный силами армии,  полиции и так далее...  Мятеж,  Олли! Фингал Ника

Маркеласа мы им тоже припомним... Что у вас с лицами?

     -  Вы сумасшедший,  Андрей,  -  скорбно объявил Бэрден, глядя на графин. -

Где вы собираетесь с ними судиться -  здесь, в столице? Да вас просто посадят в

психушку.  Или,  это в  лучшем случае,  выпрут со службы.  Вы понимаете,  о чем

говорите?  Да кому мы здесь нужны?  Да кто нас прикроет,  если что?  А если они

устроят еще один налет, только уже по-настоящему, без дураков?

     Андрей устало потер  глаза.  Сегодня у  него  было  семеро больных и  двое

обожженных,  которые пытались тушить свои жилища.  Три операции...  он  взял со

стола рюмку и отошел к окну.

     -  В  том-то все и  дело,  джентльмены.  Неужели я  действительно похож на

сумасшедшего? Не-ет. Судиться мы с ними будем на Авроре.

     Несколько мгновений Бэрден с Маркеласом очумело смотрели друг на друга, не

в силах решить - то ли их уважаемый доктор спятил, то ли он знает что-то такое,

до  чего  им  не  дойти.  В  конце концов шеф-попечитель остановился на  втором

варианте.

     -  Вы прячете фигу в кармане, док. Говорите, черт побери, говорите! Что вы

имеете в виду?  Ведь понятно,  что мы с вами,  как государственные служащие, не

можем быть обвинителями на таком процессе.  Ник -  да, как общественный политик

он имеет право на иски любого уровня. Но разве Ник сможет дойти до Авроры?

     -  Он  и  будет истцом,  Оливер.  А  обвинять будет один мой  друг,  очень

серьезный человек.  Его ранг позволяет ему вести такие процессы -  и  я уверен,

что  он  не  откажет мне  в  моей  скромной просьбе.  Хотя  бы  из  соображений

собственного паблисити.  А с того момента,  как мы начнем процесс, в Гринвиллоу

не покажется ни одна собака -  это,  я  надеюсь,  понятно всем.  Давайте теперь

подумаем о тех показаниях, которые всем нам придется давать в суде.

     -  Стойте, стойте, док! - замахал руками Бэрден. - Куда вы так спешите? Мы

еще успеем поговорить о  показаниях...  Я  должен знать,  о каком человеке идет

речь. В каком он, вы говорите, ранге?

     -  Он сенатор.

     - О-ого! И вы уверены в том, что он пойдет нам навстречу? 

      - Да!  Во-первых,  потому  что  он  человек безукоризненной честности,  а

во-вторых,  потому,  что он  молодой сенатор и  должен всеми силами оправдывать

доверие тех,  кто помог ему взобраться на горку. Он сумеет сделать этот процесс

очень громким. Я не берусь предугадывать реакцию прессы, но почти уверен в том,

что  пара  нужных  людей  сможет  раздуть угольки как  надо.  Дальше все  будет

зависеть от  нас.  Наша задача -  спасти Гринвиллоу от  разорения,  не  так ли?

Значит,  мы должны думать о том, как это сделать. Я предлагаю суд. Что скажете,

джентльмены?

     Бэрден долго молчал.  Андрей видел, как отражаются на лице шефа-попечителя

все  его  эмоции.  Он  рисковал.  Огоновский нервничал,  понимая,  что без его,

Оливера Бэрдена,  показаний процесс с  самого начала обречен на провал.  Шериф,

государственный врач,  мирные жители -  это одно,  а показания шефа-попечителя,

подвергшегося нападению,  да еще и  принуждаемого к совершению преступления,  -

это уже совсем другое. Это дело серьезное, тут наверняка полетят головы.

     -  У меня очень серьезные ставки, - решился наконец Бэрден. - Но поступить

иначе -  это значит предать вас,  моих друзей, и всех обитателей моего округа -

то есть,  в  некотором роде,  тоже совершить преступление.  Но вы представляете

себе, что будет, если мы этот процесс проиграем?

     -  Все  будет зависеть от  того  внимания,  который он  к  себе привлечет.

Наверняка всякие там комитеты по  "диким мирам" тотчас же  увидят способ нажить

политический капитал -  а  он  стоит  таких  денег,  что  никакая корпорация не

потянет.  Я  думаю,  Олли,  в  обиду вас не дадут.  В худшем случае вы получите

назначение на  вышестоящую должность где-нибудь в  другом месте.  Но,  конечно,

определенный процент риска есть, и я не могу его отрицать.

     -  У  меня  есть бомба,  -  задумчиво сообщил шеф-попечитель.  -  Я  думал

взорвать ее перед моими,  э-ээ,  взяткодателями,  но теперь понимаю, что в суде

она произведет гораздо больший разрушительный эффект. Но скажу сразу: я применю

это  оружие только в  крайнем случае.  Вы  должны спрятать мой  пакет,  Андрей,

причем спрятать так,  чтобы никто,  кроме вас,  не  мог  его  найти.  В  случае

необходимости вы сообщите мне...

     ***

     Аврора  встретила Андрея  снегопадом.  Над  старинным Стоунвудом кружилась

метель, сильный ветер бросал в лицо мелкие, колючие снежинки. Ежась, Огоновский

почти бегом преодолел расстояние,  отделявшее его от лимузина,  и  нырнул в его

теплое кожаное нутро.

     -  Сенатор  ждет  вас,  доктор,  -  с  приторной  любезностью сообщил  ему

водитель, занимая свое место.

     -  Прямо сейчас? - удивился Андрей.

     -  Прямо сейчас.  Мне  кажется,  он  будет очень рад  вас  видеть,  мастер

Огоновский.

     Андрей улыбнулся.  С этим человеком его связывали годы совместной службы и

дружеские отношения,  зародившиеся после  странной  истории  на  одной  далекой

планете.  Когда-то  будущему  сенатору  выпало  принять  решение,  и  оно  было

нелегким.  Но он выполнил свой долг солдата,  и  в  тот день Огоновский понял -

такие,  как  он,  будут защищать нуждающегося в  защите до  конца,  не  думая о

возможном риске или неудаче. И сейчас Андрей знал: ему не откажут.

     Промчавшись над городом,  кар опустился в  районе респектабельных офисов и

дорогих "деловых" ресторанов. За черными стеклами неторопливо поплыли старинные

фасады,  украшенные витиеватыми барельефами и  фигурами химер.  Наконец лимузин

замер  у  входа  в  многоэтажный билдинг.  Выскочивший водитель распахнул перед

Андреем дверь.

     Под  невидимой шапкой силового поля,  не  пускавшей вниз снежинки,  стояли

двое молодых людей в подчеркнуто строгих костюмах.  При виде Андрея они, как по

команде, заулыбались.

     -  Мастер Огоновский, сенатор ждет вас в своем офисе. Позвольте ваш багаж,

мастер...

     Одергивая на  себе дорогое пальто -  сейчас он  казался самому себе жалким

провинциалом,  попавшим в сверкающее великолепие небесных сфер, - Андрей прошел

к  лифту.  Офис сенатора находился на  пятом этаже и  занимал не  менее десятка

комнат да еще и отдельный конференц-зал.  Андрей уже бывал здесь.  Пройдя через

анфиладу  приемных,  он  сбросил  пальто  подбежавшей  референтке  и  шагнул  в

распахнутую дверь кабинета.

     -  Кажется,  мы  виделись относительно недавно,  но  я  уже  успел понять,

насколько мне  вас  не  хватает.  -  Хозяин поднялся из-за  стола  и  хитро,  с

прищуром, улыбнулся. - Ну садитесь же, Андрей...

     -  Я тоже успел соскучиться,  Вальтер,  -  рассмеялся Огоновский, - но все

же, если бы не это дело, я вряд ли смог бы вырваться раньше следующего года.

     Сенатор Даль плеснул коньяку в  его чашку кофе и  подвинул к гостю вазочку

со сладостями.

     -  Я знаю,  что вы не стали бы обращаться ко мне по пустякам,  - задумчиво

произнес он.  -  Я  всегда ценил вашу дружбу,  Андрей,  -  да  что нам об  этом

говорить,  когда все и так ясно, - и понимаю, что дело у вас серьезное. Поэтому

давайте сразу  возьмем быка  за  рога...  Отдыхать будем вечером,  у  меня  уже

запланирована кое-какая программа.

     Огоновский потер лоб и принялся за кофе. По дороге он много раз проигрывал

эту сцену,  прикидывая,  как и с чего ему начать,  но сейчас,  видя перед собой

своего друга,  уже успевшего покрыться характерной,  заметной у  всех политиков

плесенью легкого лицемерия, он испытывал некоторое замешательство. Ему хотелось

верить, боевой генерал Даль - старина Даль, вместе с которым они прошли столько

лет войны,  остался все тем же  прямодушным и  открытым человеком,  но  умом он

понимал,  что  этого  просто не  может быть,  и  это  понимание неизбежного,  в

общем-то,  факта  давило на  него,  заставляя в  который раз  обращаться к  тем

событиям, что привели его в этот роскошный кабинет. Вспоминать, анализировать и

сомневаться в верности своего решения.

     -  Видите ли.  -  начал он, пряча от собеседника глаза, - у нас на Оксдэме

произошло большое несчастье.  Нет-нет, я прилетел сюда вовсе не для того, чтобы

выбивать  через  вас  правительственные  или  приватные  кредиты.  Все  гораздо

сложнее. Я прилетел, чтобы просить у вас защиты.

     -  Защиты?  - непритворно удивился сенатор. - Но помилуй бог, от кого же я

должен вас защитить?

     -  От  мерзавцев,  которые,  грубо нарушая закон,  пытаются ограбить людей

моего  округа.  От  людей,  которые  пытаются  отобрать последнее у  несчастных

работяг, с утра до ночи вкалывающих на своих фермах и шахтах.

     -  Хм... я знаю вас как серьезного человека, Андрей, и понимаю, что от вас

не следует ждать непродуманных поступков.  Давайте по существу:  что у  вас там

случилось?   Я  надеюсь,  вы  понимаете,  что  сенатор  Конфедерации  не  может

заниматься  конфликтами  между  оксдэмскими  скотоводами  и   местной  властью.

Наверняка вас привело ко мне дело совершенно иного масштаба.

     -  Вы правы, Вальтер. Это действительно совершенно иной масштаб.

     Сенатор Даль слушал его, не перебивая. Андрей говорил долго, не упуская ни

одной подробности,  отдавая себе отчет в  том,  что первое впечатление генерала

будет решающим.  В конце рассказа он глубоко вздохнул и добавил, глядя сенатору

прямо в глаза:

      - Я  полагаю,  что вы  сможете исполнить свой общественный долг с  тем же

блеском, с каким вы исполняли долг солдата.

     Даль  мягко усмехнулся.  Он  поднялся из  кресла,  сделал круг  по  своему

громадному, словно ангар, кабинету и вернулся к столу.

     -  Вы  принесли мне беспроигрышную конфету,  Андрей,  -  тихо произнес он,

нагнувшись над Огоновским. - Что хотите взамен?

     -  Справедливости, сенатор. Только справедливости.

     -  Считайте,  что  вы  уже держите ее  у  себя в  кармане.  Это дело будет

нелегким,  возможно,  оно займет немало времени. Вы совершенно правы в том, что

начинать его  следует прямо  сейчас,  не  откладывая в  долгий  ящик.  Я  меняю

сегодняшнюю программу: вместо гетер мы встретимся с духовными лицами.

     -  С кем? - поразился Андрей.

     -  А,  вы  не  в  курсе нашего жаргона.  Под  духовными лицами в  кулуарах

подразумевают  юристов,   всю   эту   свору  стряпчих,   поверенных  и   прочих

крючкотворов.  Еще  я  попытаюсь привлечь  кое-кого  из  лояльных нашей  партии

трепачей.  Этот  процесс должен быть  очень хорошо освещен...  да,  кстати:  вы

говорите, что этот ваш шериф Маркелас готов вылететь по первому требованию?

     -  Да, все эти детали оговорены и с ним, и с шефом-попечителем.

     -  Шефа-попечителя мы  сможем  вызвать только  после  начала процесса,  то

есть,  если я  не  ошибаюсь,  где-то так через недельку или,  может быть,  чуть

попозже.  А  мастера  Маркеласа мы  вызовем  сегодня  же  -  как  представителя

общественной политики развивающихся миров.  Вечером мы  утрясем этот  вопрос  с

главой  подкомиссии,   которая  занимается  вашими  дикими  планетами.  Сделаем

официальный вызов,  оплатим дорогу и проживание, устроим ему пару конференций -

таких,  знаете,  чисто формальных.  А тем временем духовники начнут процесс.  Я

буду  общественным  обвинителем,   Маркелас  -  истцом.  А  ваши  показания  мы

запротоколируем сразу  же  после его.  Для  порядка,  чтобы потом никто не  мог

обвинить нас в каких-либо процессуальных нарушениях.

     -  Вы уверены,  что процесс можно будет начать в  столь сжатые сроки?  Для

нас это чрезвычайно важно.

     -  Андрей,  с  нашего  уровня  судебная машина запускается с  пол-оборота,

особенно учитывая сегодняшнюю политическую ситуацию.  Великое  множество людей,

разжиревших в те годы, когда их соотечественники проливали кровь, стали думать,

будто мир принадлежит не нам, победителям, а им, дезертирам, ни разу в жизни не

бравшим в руки оружие.  Ваш случай,  мой дорогой доктор,  довольно показателен.

Нас,  -  он  усмехнулся  и  пристукнул ногтем  по  кофейнику,  -  нас  называют

милитаристами.  И что же?  Нас это устраивает.  Мы будем сражаться!  А сейчас -

простите,  я  должен отдать кое-какие распоряжения по  поводу изменения нашей с

вами сегодняшней программы.

     Вальтер Даль  стал сенатором благодаря своей давней дружбе с  выходцами из

нескольких могущественных семей.  Война  все  перемешала,  и  родовитые гранды,

пройдя через огонь,  став в  конце концов заслуженными,  известными генералами,

вдруг решили,  что им  нужны свои люди в  высшем органе государственной власти.

Помимо  двух  весьма  известных  имен,  традиционно  связанных  с  общественной

политикой, выбор пал на генерала Даля. Он был небогат, не слишком родовит - это

было важно -  и имел поистине блестящую репутацию.  Хорошо воспитанный, но в то

же время честный, прямодушный солдат, поддержанный столь мощными силами, просто

не  мог проиграть на  первых послевоенных выборах,  и  он победил,  на двадцать

процентов опередив своего сугубо штатского соперника.

     В  сенате Даль  сразу же  проявил себя,  став  обаятельным рупором "партии

вчерашних фуражек",  как  окрестили его покровителей кулуарные остряки.  Хорошо

подготовленные речи,  множество собственных идей и  наработок менее чем за  год

превратили его в весьма перспективного молодого политика - никто не сомневался,

что  он  останется в  сенате  надолго.  Недавний  генерал  быстро  оброс  всеми

необходимыми связями,  завоевал авторитет среди всех  тех  незаметных муравьев,

подпирающих  любую  удачную  карьеру  в  политике  -   журналистов,  адвокатов,

провинциальных политических боссов,  от  поддержки которых  в  немалой  степени

зависит удача на холмах властного Олимпа. Ему прочили скорое богатство и славу;

крестные отцы новоиспеченного политика видели, что не ошиблись в своем выборе.

     Обращаясь за помощью к  Далю,  Андрей знал,  что тот не стал бы отказывать

ему даже в  том случае,  если бы  это дело не  сулило ему ровным счетом ничего.

Сейчас,  не успев еще обзавестись настоящим панцирем профессионального цинизма,

сенатор пошел бы навстречу своему другу хотя бы из эмоциональных побуждений - а

уж имея политическую перспективу, он взялся за дело со всей серьезностью.

     -  Ну,  -  Даль вырубил связь и с улыбкой повернулся к Андрею, - считайте,

что машина завертелась.  Мой лимузин отвезет вас в отель, чтобы вы привели себя

в порядок и переоделись в вечернее, а через два часа я буду ждать вас в клубе.

 

     Глава 10

 

     Верхний  клуб  отеля  "Джереми  Янг",  ставший  политической кухней  новой

консервативной партии,  располагался на  высоте  трехсот метров,  и  через  его

прозрачные  поляроидные стены  открывался  прекрасный вид  на  залив,  пляшущий

сейчас в  обычном осеннем шторме.  Отель принадлежал одному из серых кардиналов

партии,  поэтому очень скоро после выборов привычные завсегдатаи - бизнесмены и

их юристы -  покинули клуб навсегда. Теперь здесь встречались другие бизнесмены

и   другие  юристы:   те,   что  делают  свои  деньги,   уткнувшись  в   корыто

законодательной кормушки.

     После  короткого  размышления  Андрей  оделся,   как  подобает  солидному,

уважающему  себя  провинциальному  доктору:   темно-зеленый  камзол  и  никаких

щегольских шарфов, нет, только строгий галстук с тремя лентами, на узел которых

он  прицепил свой  Рыцарский Крест.  Судя  по  одобрительному взгляду Даля,  он

поступил правильно.  Сенатор сидел за угловым столом,  справа от него в искусно

замаскированной кадке зеленел папоротник,  а  слева тихонько журчал миниатюрный

водопад.  Рядом  с  сенатором меланхолично потягивал коктейль высокий мужчина с

короткой седой  бородкой и  крохотным двуглавым орлом  на  груди темно-красного

жилета.  Тут же,  но чуть поодаль, тихо переговаривались двое молодых людей, на

лице одного из них красовался хорошо заглаженный, но все же бросающийся в глаза

лучевой  ожог.   Присмотревшись,   Андрей  понял,   что   кисти  рук   у   него

реконструированы.

     -  Сенатор Шэттак,  -  представил Даль бородатого, - видная фигура в нашей

партии.

     -  Да,  в основном из-за своего роста,  -  добродушно отозвался тот. - Рад

знакомству, доктор.

     В  манерах известного генерала уже  ощущалось профессиональное дружелюбие,

но отнюдь не наигранное,  нет,  то была семья,  Шэттаки заседали в сенате почти

двести лет,  среди  них  были  и  госсекретари и  члены  кабинета.  Имя  Шэттак

считалось символом консерватизма.

     -  Вы подбросили нам неплохую задачку,  доктор,  -  сказал он.  - Следует,

кстати,  выяснить,  нет  ли  в  том  легионе,  который подпалил вашу деревушку,

каких-нибудь героев войны.  Если  есть -  мы  не  станем педалировать армейскую

тему.  Найдем,  я думаю,  крайнего. Вообще-то говоря, мы находимся в выигрышном

положении  уже  хотя  бы  потому,  что  нашим  противникам придется  защищаться

всерьез, а мы можем себе позволить обвинять их играючи. Мы выигрываем при любом

развитии событий,  даже в случае юридического поражения мы победим политически.

Да и вы тоже, доктор, не останетесь внакладе...

     -  Я? Неужели вы думаете, что я...

     - Ну что вы,  доктор.  Не думайте о нас так уж плохо.  Я и предположить не

могу,  что вы приехали сюда из корыстных побуждений.  Я хочу сказать,  что свою

территорию Гринвиль...

     -  Гринвиллоу, сенатор...

     -  Ах,  да. Спасибо, что поправили, а то я мог бы оговориться на сессии, -

добродушно усмехнулся Шэттак,  -  а такие оговорки стоят довольно дорого... Так

вот,  территорию Гринвиллоу вы отвоюете в любом случае. После скандала туда уже

никто не сунется.

     -  Я понимаю это, сенатор. Но мы должны выиграть процесс, иначе получится,

что люди,  пострадавшие в  результате совершенного преступления,  разуверятся в

справедливости окончательно. Они ведь проливали кровь, сенатор. Я думаю, вам не

стоит забывать об этом.

     -  А вы гораздо умнее,  чем я ожидал,  -  заметил Шэттак, многозначительно

глянув на  Даля.  -  Быть может,  вы  окажете нам честь присоединиться к  нашей

партии?

     -  Я государственный служащий, сенатор.

     -  Ну,  насколько я знаю, до полного пенсиона вам осталось всего несколько

лет.  А  потом...  впрочем,  об этом мы можем поговорить позже.  Я вижу,  к нам

приближается наш негодяй Трюфо.  Сегодня он может стать ключевой фигурой нашего

дела.  Кстати,  полковник, как вы насчет ужина? Здесь не самая лучшая кухня, но

для здорового солдатского желудка она вполне приемлема.

     -  Благодарю, сенатор, я не голоден. Я предпочел бы коктейль и кофе.

     К  столу  подошел крепкий,  чуть  седоватый мужчина средних лет,  одетый в

подчеркнуто скромный костюм,  с  бриллиантовой булавкой в галстуке.  Пожав руки

сенаторам, он повернулся к Андрею.

     -  Это Трюфо,  - немного лениво представил его Шэттак. - Наш старый Трюфо,

мастер судебной интриги. Может обелить самую черную кошку на этой планете.

     -  Могу  и  наоборот,   -   зубасто  улыбнулся  юрист,  протягивая  Андрею

короткопалую ладонь. - Рад вас видеть, доктор.

     -  Я надеюсь, ваши мальчики уже начали свои раскопки? - спросил Даль.

     -  Да,  - юрист сел в кресло и протянул ему тонкую кожаную папку-терминал,

- но  на  это  потребуется немного  времени.  Я  подготовил вызов  шерифа,  вам

остается только заверить.  Мастер Огоновский, наш истец не испугается столичных

судов?

     -  Нет.  Он слишком раздражен и уже ничего не боится.  Тем более при такой

поддержке... Маркелас ощутит себя низвергателем богов.

     -  Вы еще и поэтичны, - тихонько засмеялся Шэттак. - Ну что ж, при хорошей

погоде наш низвергатель сможет наделать шороху.  Мы  посмотрим на него -  может

быть,  даже поможем ему выступить на сессии. Все будет зависеть от него самого.

Вальтер,  не  забудьте сегодня же связаться с  Березаем из подкомиссии по диким

мирам. Я надеюсь, он не станет долго артачиться. Сейчас это не в его интересах.

С шерифом, кажется, все ясно... остается шеф-попечитель. Как он вам, Андрей?

     Огоновский  сжал  губы.  Бэрден  был  единственным  слабым  местом  в  его

построениях.  Андрей нисколько не  сомневался в  его  порядочности -  он  успел

убедиться в  ней во  время событий той ужасной ночи,  когда все они собрались в

Змеином, готовясь отразить атаку налетчиков, - но он не знал, до каких пределов

доходит личное мужество шефа-попечителя территории Гринвиллоу.

     -  Ему понадобится поддержка,  -  признался он.  -  Я не хочу называть его

малодушным человеком, но он рискует по-настоящему.

     На губах Шэттака заиграла понимающая усмешка.

     -  Нет-нет,  доктор. Поверьте, мы не дадим в обиду одного из наших главных

свидетелей. А как вы оцениваете свидетелей противоположной стороны?

     -  Подонки.

     -  Я имею в виду деловую, а не эмоциональную характеристику.

     -  Ну... Хатчинсон просто трус, но я уверен, что он будет стоять долго: до

тех пор, пока не поймет, что все тузы находятся в нашем рукаве. Начальник штаба

легиона Блинов произвел на  меня впечатление человека достаточно разумного,  но

он  явно  переигрывает  со  своей  жадностью.  Он...  мне  показалось,  что  он

действовал слишком поспешно. Слишком старательно, вы понимаете меня?

     -  Превосходно.  Мне весьма по душе такие типажи. Если выяснится, что этот

легион всю войну просидел на  своем Оксдэме,  свидетелей мы свалим на первом же

слушании. А на втором мы превратим их в обвиняемых.

     -  Многое будет зависеть от судьи, - вмешался Трюфо.

     -  Что? Что вы имеете в виду, Марсель?

     -  "Элмер  Хиллз"  -   компания  небедная.   Сейчас  они  рвутся  обогнать

конкурентов и  понимают:  любая  мелочь  даст  фору  их  противникам на  рынке.

Следовательно,  они будут драться любыми способами.  Мы оказываемся в  не очень

выгодном положении -  они  могут  применять любое  оружие,  а  мы  должны  быть

кристально чисты.

     -  У вас традиционно узкий взгляд на вещи, Марсель. Заручившись поддержкой

судьи,  они  почти  наверняка сделают  традиционную в  таких  случаях глупость:

станут все отрицать. Но отрицать показания сразу множества свидетелей - нелепо,

и  в конечном итоге это их и погубит.  Они не смогут давить на нас,  потому что

давить им нечем.  И  судье не останется ничего другого,  кроме как выступить на

стороне истины -  потому что  иначе,  мой дорогой Марсель,  он  будет выглядеть

просто-напросто глупо,  а для судьи это слишком большая роскошь.  Итак,  если у

нас все в порядке,  то шериф Маркелас будет на Авроре через сутки.  Может, чуть

позже...  хорошо!  Трюфо, подготовьте грамотного протоколиста, чтобы он записал

его показания и обращение,  а также все необходимые документы.  Сенатора Даля я

оставляю в  вашем полном распоряжении,  можете крутить его  именем как  хотите.

Надеюсь,  вы  не  станете грабить банк,  нацепив на  себя  резиновую маску  его

физиономии... Был рад поговорить с вами, дорогой доктор. Скоро встретимся...

     Залпом допив остатки коктейля, сенатор Шэттак встал и стремительно зашагал

к выходу из зала.

     ***

     -  Политики деньги не  зарабатывают,  они  их  тратят,  -  это  сказал ему

помощник сенатора Даля, тот самый молодой офицер с реконструированными руками и

шрамом на лице.  Разговор происходил в служебных апартаментах Даля на сороковом

этаже  сенатского  билдинга,  громадного,  как  звездолет,  подавляющего  своим

помпезным величием здания на холме почти в самом центре Стоунвуда.

     Парня звали Иннес,  и  в  понимании таких,  как он,  столица была городом,

созданным политиками для политиков.  Здесь много и  громко говорили о  грядущих

поколениях,  при  этом  мало  кто  догадывался,  что,  рассуждая об  этих самых

грядущих  поколениях,   политические  боссы  имеют  в  виду  поколения  будущих

сенаторов,  из  которых  время  от  времени  выкукливаются госсекретари,  члены

кабинетов и даже президенты. Отец Иннеса был медиамагнатом средней руки; работа

помощником сенатора являлась для бывшего офицера колледжем, диплом об окончании

которого позволит ему найти теплое местечко в провинции или, может быть, даже и

здесь,  в Стоунвуде - а со временем, возможно, войти в зал заседаний в качестве

новоизбранного законодателя.  Через  эту  школу проходили многие.  Общественная

политика,  один  из  краеугольных камней  тысячелетней человеческой демократии,

исправно всасывала в  себя сотни и  тысячи молодых,  честолюбивых и  не слишком

щепетильных юношей и  девушек:  тактиков,  аналитиков -  все  они,  конечно же,

мечтали стать стратегами, маршалами этой могучей и непобедимой армии.

     -  Наверное,  это  довольно странное ощущение,  -  знать,  что  финансовые

потоки,  которые текут сквозь твои пальцы,  принадлежат не тебе,  а  партии или

фракции...  или,  прямо говоря,  тем, кому партия и фракция служат, - отозвался

Андрей. - Что-то сродни работе банкира, а?

     -  Вы циничны, доктор, - засмеялся Иннес.

     -  Это  у  меня профессиональное,  ничего не  поделаешь.  Врач имеет нечто

общее и с политиком, и с юристом. Профессиональный цинизм - привычка никогда не

называть вещи своими именами.  - Андрей раскурил редкую сигару, которой угостил

его  Шэттак ("Мои орегонские плантации,  Андрей,  -  только для  своих.  Левым,

поверьте,  я сигары не раздариваю".  -  "Это следует понимать, как политическое

признание?"  -  "Ха-ха...  вы  все ловите на лету,  доктор".),  и  поразился ее

глубокому, необычному аромату.

     -  Но рано или поздно больному все же приходится узнавать, что он обречен.

     -  Это единственное различие,  Иннес.  На самом деле мы такие же лицемеры,

как вы, политиканы. Доктора не любят говорить о смерти... а для политика смерть

имеет два цвета, не так ли?

     -  Вы говорите о смерти телесной и смерти политической? Типун вам на язык.

     -  Вторая хуже, я угадал?

     -  Ох...

     Иннес не договорил -  дверь кабинета распахнулась,  и  Андрей увидел Даля,

как всегда,  лениво-ироничного Шэттака с потухшей сигарой в зубах и незнакомого

ему молодого человека в вызывающе ярком костюме.

     -  Познакомьтесь, Андрей, это мастер Белевский из "Герольда", - представил

его Даль.  -  Он, в некотором смысле, наш сегодняшний рупор. Трубный глас, если

хотите...

     -  Кажется,  я  читал  что-то  из  ваших  публикаций,  -  встал  навстречу

журналисту Огоновский. - Очень рад.

     Белевский молча  кивнул  головой,  ответил  на  рукопожатие и  свалился  в

кресло.

     -  Опять метель,  -  гундосо заметил он.  -  Господи,  когда уже  наступит

весна? У меня такое ощущение, что ее просто отменили...

     -  Ну, до весны, как всегда, далеко, - философски подмигнул Далю Шэттак. -

Иннес, вы смотрели, когда прибывает рейсовый с Оксдэма?

     -  Без задержки, сенатор. У нас еще два с половиной часа.

     -  Мы не пойдем на послеполуденное заседание,  -  махнул рукой Шэттак. - У

меня  есть небольшое дельце,  а  Вальтеру следует встретить шерифа.  Иннес,  вы

возьмете доктора и  поедете в порт.  Потом отвезете гостя в офис сенатора Даля.

Трюфо уже готов и ждет вас.

     ...  Маркелас, совершенно неузнаваемый в длинном кожаном пальто, плюхнулся

на сиденье лимузина и протянул Андрею руку - без улыбки:

      - Ты уже стал похож на столичного жителя.

     -  Что так грустно? - удивился Огоновский. - Устал в полете?

     -  Так, - Маркелас покачал головой и достал из кармана самодельную сигару,

- у меня какие-то дурные предчувствия.

     -  Никаких дурных предчувствий быть  не  может.  Тебя ждет государственный

протоколист: сейчас он запишет твои показания, оформит исковое обращение, и еще

до вечера оно окажется в  суде.  Если все пройдет гладко,  послезавтра начнется

первое слушание. Бэрден готов?

     -  Да, он закончил всю возню и сказал, что может вылетать в любой день. Ты

знаешь, этот Хатчинсон вовсю лазит по округе и умудрился уболтать двоих... мы с

Цыбиным два дня мотались по степи,  умоляя подождать и ничего не продавать.  Но

Хатчинсона боятся... с ним ездят солдаты и какой-то офицер.

     -  Солдаты?! Он что, совсем свихнулся?

     - Он  ведет  себя  чрезвычайно  нагло.   Старику  Смолину  чуть  не  набил

физиономию,  а солдаты спалили у него курятник. Смолин прибежал ко мне, а что я

могу в такой ситуации сделать?

     -  Сейчас  ты  все  это  расскажешь  юристам  и  сенатору  Далю.  Вечером,

наверное,  появится сенатор Шэттак, он самый большой босс в той партии, которая

будет заниматься нашим делом.  Главное -  точно,  честно и аккуратно рассказать

все  протоколисту.  На  основании  твоих  показаний  будет  оформляться исковое

обращение.  Здесь нельзя врать или  скрывать что-то,  ты  должен рассказать все

так, как оно и было.

     -  Врать я не стану, - мрачно отозвался Маркелас. - Еще чего не хватало!

     -  Важно ничего не забыть.

     -  Такое не забывается, тебе не кажется?

     Даль встретил их в несколько возбужденном состоянии. Как понял Огоновский,

сенатор Шэттак,  еще  раз  проанализировав перспективу судебного дела  с  точки

зрения политической выгоды, окончательно пришел к выводу о его беспроигрышности

и санкционировал самые активные действия.  В кабинете Маркеласа уже ждали Трюфо

и  неприметного  вида  девушка-протоколист.   Прежде  чем  начать  беседу,  она

продемонстрировала немного  опешившему шерифу  свою  лицензию  и  попросила его

заверить сей факт своей рукой во  избежание будущих недоразумений.  Потом Трюфо

приступил к допросу истца.

     -  Итак,  вы утверждаете,  что мастер Таккер Хатчинсон,  менеджер компании

"Элмер  Хиллз",  предлагал  лендлордам вашей  территории цены,  заведомо  более

низкие, нежели это продиктовано условиями земельного рынка Оксдэма?

     -  Мне не совсем понятна формулировка,  ваша милость.  Хатчинсон не просто

предлагал,  он  настаивал на том,  чтобы земли были проданы его компании по тем

ценам, которые сам он называл.

     -  Вы считаете, что Хатчинсон оказывал давление на продавцов?

     -  Я  готов  свидетельствовать  об  этом,   ваша  милость.  Первый  эпизод

происходил у  меня на глазах.  Свидетелем может выступить полковник в  отставке

Андрей Трегарт Огоновский, старший государственный врач территории Гринвиллоу.

     -  О показаниях свидетеля Огоновского мы будем говорить позже.  Сейчас мне

нужны  ваши  показания,  шериф.  Давайте перейдем к  эпизоду налета на  селение

Змеиный лог...

     -  Налета на  Змеиный лог  не  было.  Змеиный лог  был  захвачен солдатами

легиона подавления, присланного из столицы.

     -  Мы  уже выяснили,  -  весело прошептал Даль,  оттаскивая Андрея в  угол

кабинета,  где находились кофейный столик и мягкий кожаный диван, - сто восьмой

легион  планетарной  обороны  всю  войну  просидел  на  Оксдэме,   а   кадровых

перестановок в последний год там не было. Вы понимаете, что это значит?

     -  У, - прогудел Андрей.

     Теперь  перед  обвинением открывалось широчайшее поле  деятельности.  Даль

обвинит командование сто восьмого легиона по полной программе.  Они, ни разу не

воевавшие,   осмелились  поднять  руку  на  святые  -  имущественные!  -  права

ветеранов,  пытающихся поднять планету, которая потеряла едва не половину своих

мужчин.  Они  оскорбили миллионы солдат,  сражавшихся за  будущее человечества.

Они,  "бурундуки",  наедавшие жир тогда, когда другие проливали кровь. Неважно,

что  они  в  этом не  виноваты.  Сотни ветеранских организаций,  поддерживающих

партию,  поднимут такой  вой,  что  Хатчинсону и  его  друзьям сделается дурно.

Неважно,  что  истец,  шериф  Маркелас,  не  воевал по  состоянию здоровья.  На

процессе выступит главный свидетель обвинения,  заслуженный, увешанный крестами

военный врач, прошедший всю войну от ее первого дня до последнего.

     -  Да, - сверкнул глазами Даль. - Теперь они не устоят. Заменить присяжных

в  таком деле  не  удастся,  а  наши  писаки проследят за  тем,  чтобы судья не

позволил себе какие-либо вольности процессуального характера.  На  сей  раз они

влипли по-крупному.

     -  Вы будете напирать на виновность армии? - уточнил Огоновский.

     -  Нет,  нам это не нужно.  Ведь в  любом случае военными будет заниматься

трибунал,  а  не гражданский суд.  Но мы придавим их всех -  и армию,  и "Элмер

Хиллз".  Придавим,  вы понимаете меня?  Другого нам,  собственно,  и  не нужно.

Процесс будет выигран формально, и все получат свое. Щэттак будет доволен, наши

ставки вырастут,  а вы получите гарантию того,  что на Оксдэме все пойдет своим

чередом.  Со временем я,  наверное,  смогу поднять и вопрос о правительственных

кредитах - Березай многим нам обязан, а это, по большому счету, такая мелочь...

 

     Глава 11

 

     Леди  и  джентльмены!  Главной задачей любого  суда  является установление

истины, и я уверен, что истина будет установлена.

     Андрей не  удержался от  улыбки.  Фразеология судьи Додда вызывала у  него

чувство некоторой нереальности происходящего. Сморщенный старикашка - парик все

время съезжал ему на  правое ухо,  и  он  поправлял его резким коротким взмахом

ладони,  со  свидетельской скамейки Огоновского это выглядело так,  будто судья

поспешно отдает кому-то честь,  - Додд вещал как старый, плохо отрегулированный

автомат,  выплевывающий в  зал  шаблонные,  казенно-нелепые фразы,  со  свистом

пролетавшие мимо ушей почтенной публики.

     -  Ознакомившись с  материалами дела...  -  Додд  сделал паузу,  обвел зал

отсутствующим  взглядом  и  снова  наклонился  над  разбросанными по  судейской

кафедре листами распечатки,  - я пришел к выводу о значительной неоднозначности

данного иска.  Да-а, леди и джентльмены, о неоднозначности. В данный момент мне

не совсем ясно,  какими установками руководствовались наши уважаемые ответчики,

решившиеся на  нарушение множества законов Конфедерации,  но истина,  повторяю,

будет установлена.

     Даль только что закончил свою речь и сидел в двух метрах от Андрея,  время

от времени поглядывая на Бэрдена и  наклоняясь к плечу Трюфо,  чтобы прошептать

ему что-то. Бэрден казался ему слабым звеном.

     -  Итак,  - Додд зашуршал бумагами и поднял голову, - я предоставляю слово

обвинению.

     -  Ваша честь,  - неторопливо встал Трюфо, - я хотел бы предоставить слово

свидетелю Оливеру Бэрдену,  шефу-попечителю территории Гринвиллоу,  департамент

Оксдэм.

     Додд величественно качнул подбородком.

     Бэрден  нерешительно  поднялся  со  своего  места  и  прошел  к  отдельной

свидетельской кафедре.  Обвел глазами зал, посмотрел на презрительно щурящегося

Хатчинсона, который сидел в противоположном углу, глянул на Трюфо, потом поймал

наконец уверенную улыбку Даля, кашлянул и начал:

      - Ваша честь!..  Господа!..  Я  хочу начать с  того дня,  когда ко  мне в

канцелярию прибыл шериф территории Николас Маркелас и  заявил,  что  только что

сделал  предупреждение мастеру  Таккеру Хатчинсону,  который,  по  его  словам,

незаконно   вторгся   на   земли   вдовы   Дорфер   и   производил  там   некие

геологоразведочные  работы.   А  также...   а  также  предложил  вдове  продать

принадлежащие ей  земли.  Свое  предложение он  сделал в  ультимативной и  даже

оскорбительной форме, при этом Хатчинсона сопровождали вооруженные люди.

     -  Протестую!  -  вскрикнул адвокат "Элмер Хиллз".  -  Факт оскорбления не

установлен!

     - Протест принимается,  - вяло буркнул Додд. - Продолжайте, мастер Бэрден,

продолжайте. По существу...

     Шеф беспомощно пожал плечами.

     -  Как уже говорил сенатор Даль,  наша планета потеряла очень много людей.

С войны не вернулись сорок два процента мужчин и двенадцать процентов женщин из

числа   добровольно  вступивших   в   подразделения  ландштурма   Конфедерации.

Фактически, территория Гринвиллоу испытывает жесточайший дефицит рабочих рук.

     -  Протестую!  - снова вскинулся адвокат ответчиков. - Показания свидетеля

не имеют отношения к делу и могут...

     -  Протест отклоняется,  -  величаво перебил его судья.  -  Рассказывайте,

ваша милость.

     -  Вследствие этого,  -  голос Бэрдена неожиданно окреп,  - многие шахты и

фермы  находятся в  самом  плачевном состоянии.  Компания "Элмер Хиллз" выбрала

удачный, с ее точки зрения, момент, но все же они просчитались. Люди Гринвиллоу

не  пожелали продавать то,  что  принадлежало еще  их  дедам.  И  тогда,  как я

понимаю,  в ход пошел некий резервный вариант.  Было решено вынудить лендлордов

продать принадлежащие им земли,  вынудить самым гнусным и незаконным путем. Был

предпринят  сговор,  сговор  с  главарями  разбойничьих  банд,  терроризирующих

округу.  Целью  сговора  был  ввод  на  территорию Гринвиллоу правительственных

войск,  которые,  в свою очередь, должны были запугать местное население с тем,

чтобы оно пошло на кабальные условия, предлагаемые компанией "Элмер Хиллз".

     Бэрден  говорил  почти  час.  Адвокаты  ответчиков несколько раз  заявляли

протесты,   но   в   большинстве  случаев  судья   отклонял  их.   Зал   слушал

шефа-попечителя,  как мессию.  На Авроре, за годы войны отвыкшей от детективных

историй,  этот  процесс  выглядел  самым  настоящим спектаклем,  напоминанием о

славных прошлых временах, когда в судах шумели недюжинные страсти, а обыватель,

проглядывая  по   утрам  телесети,   наслаждался  разворачивающимся  перед  ним

действом.  Когда Бэрден обтекаемо -  так было договорено с  Далем - заговорил о

попытках давления,  которые предпринимали в его отношении Хатчинсон и Блинов, а

также о  том,  что во время разговора в приемной находились вооруженные офицеры

легиона,  лица  адвокатов компании потемнели,  а  по  залу пронесся восхищенный

ропот.

     Вслед за Бэрденом выступил Маркелас. Его речь заставила судью нахмуриться.

Подробно,  не упуская ни единой мелочи,  он рассказал о  налетах на беззащитные

поселки,  о том,  как бежали в Змеиный лог люди, об ужасной ночи, проведенной в

ожидании атаки,  и  о  том,  как его и  остальных арестовали и  заперли в отеле

солдаты прибывшего утром легиона.

     Вслед за шерифом пришла очередь Андрея.

     Он  долго  готовил свою  речь.  По  совету  Даля  Огоновский должен был  с

негодованием обрушиться на  Блинова и  его  людей,  недостойных высокого звания

офицера,  всячески напирая на  то  обстоятельство,  что  негодяи нарушали права

ветеранов,  таких  же  как  он,  солдат,  прошедших войну и  взывающих сейчас к

справедливости...  Поднявшись на трибуну,  он оглядел зал и  заговорил -  очень

тихо.

     -  Я провел на Оксдэме очень много лет. Мало кто из государственных врачей

умудряется прожить на этой планете так долго.  Суровый климат,  неблагоприятные

биофизические условия  формируют характер местных жителей -  это  гордые  люди,

которые привыкли во  всем полагаться только на  самих себя.  Они не выпрашивают

денег у  старых миров.  Они  работают день и  ночь,  они  научились любить свой

неласковый край и  ценить то немногое,  что имеют.  Эти люди стали мне родными,

поэтому я вернулся на Оксдэм сразу же,  как только меня отпустил Флот. Да! - Он

поймал  пристальный взгляд одного из  адвокатов "Элмер Хиллз",  который буравил

глазами его Рыцарский Крест,  висевший на узле строгого галстука.  -  Я  увидел

картину ужасающей разрухи. Оксдэм потерял очень много людей... Но те, кто сумел

пройти через горнило войны и  вернуться к себе домой,  убедили меня в том,  что

они справятся со  всеми невзгодами.  Эти люди способны постоять за себя!  -  Он

сделал паузу и  глотнул минеральной воды из стоявшего перед ним бокала.  -  Они

способны поднять свой край,  они не боятся невзгод,  они просят только одного -

справедливости!  И  самое страшное наступает для них тогда,  когда их  начинают

топтать те, кто должен их защищать. Когда их, вчерашних солдат, топчут люди, за

всю войну не сделавшие ни одного выстрела,  когда у них отнимают право защищать

себя и свои очаги,  когда эти мерзавцы грубо,  с неприкрытым цинизмом зачисляют

ветеранов в  число  подозрительных лиц  -  а  потом  в  гости  к  ним  приходят

представители крупного бизнеса,  те,  что  и  затеяли всю  эту историю.  Леди и

джентльмены!  Мне тяжело говорить. Я уверен, что прения сторон выявят истину, а

присяжные вынесут справедливый приговор.  Справедливый, потому что иначе просто

не может быть. Люди, оставшиеся на Оксдэме, ждут справедливости, потому что они

ее заслужили.

     Неуклюже  поклонившись,  он  почти  бегом  покинул  кафедру.  Проводив его

довольно удивленным взглядом, судья треснул деревянным молотком:

      - Объявляю перерыв! Свидетельства ответчиков начнутся в три часа.

     -  Вы произвели на них впечатление, - сказал ему Даль, когда они оказались

в коридоре.  -  Так,  едем пока в ресторан. Нам нужно поговорить. Вечером будет

интервью. Мастер Маркелас, вы готовы?

     Ник озадаченно повертел шеей.

     -  Даже и не знаю, ваша милость. Наверное, готов.

     -  Не  переживайте,  каверзных вопросов вам задавать не будут.  Журналисты

все свои. Важно переиграть в интервью противоположную сторону. Они, несомненно,

будут  напирать на  наш  консерватизм и  стремление сохранить старые,  отжившие

порядки.  "Элмер Хиллз" станут выставлять проводником прогресса,  инвестирующим

деньгу в дикие, темные и неразвитые миры, но ничего. Правда на нашей стороне, а

с таким союзником мы не проиграем. Идемте, джентльмены, нам пора подкрепиться.

     -  Мне не нравится судья,  -  сказал Бэрден, садясь рядом с Андреем. - Как

бы не было с ним проблем.

     -  Проблемы с судьей не так уж важны,  -  отозвался Андрей.  -  Далю и его

людям важно выиграть не процесс,  а  собственное паблисити.  Нам важно выиграть

Оксдэм...

     -  Вы так считаете? Нет, я хочу выиграть процесс.

     -  А  я?  Конечно,  процесс мы должны выиграть,  но поверьте мне,  Даль не

пойдет далеко. Если дело дойдет до серьезного противостояния, он капитулирует.

     -  Но ведь тогда он сам потеряет лицо...

     -  Вы плохо разбираетесь в политике, Олли. Для Даля и Шэттака важнее всего

репутация партии,  которая представляет интересы ветеранов.  Конечно,  речь  не

идет о простых солдатах,  нет.  Как я понял,  суть дела в том, что многие люди,

изрядно разбогатевшие во  время войны,  стали давить на  старые семьи,  пытаясь

отнять  у  них  прежнее  влияние.   Шэттаку,   его  друзьям  и  прочей  древней

аристократии,  которая,  заметьте,  на войне только потеряла,  это отнюдь не по

вкусу.  Они  выбрали политически верный  момент -  сейчас мощная консервативная

партия,  выступающая под  всем понятными лозунгами,  имеет хорошую перспективу.

Знаете,  Шэттак рассказал мне  интересную вещь.  После того,  как заканчивается

масштабная   оборонительная  война,   самые   радикально   настроенные  солдаты

становятся ужасными консерваторами. Знаете, почему? Потому что они инстинктивно

продолжают защищать тот порядок, который раньше защищали своим оружием.

     -  Он мудрец, этот ваш Шэттак.

     -  Наш, Олли, наш. Возможно, это и не его мысль, но главный талант Шэттака

заключается в  умении собирать вокруг себя  людей,  способных время от  времени

выдавать такие вот тезисы... Он умеет разбираться в обстановке.

     -  Но в целом, Андрей, как вы видите нашу судебную перспективу?

     -  В целом, Олли, положительно.

     -  Я говорю это к тому,  что до сих пор еще не решил,  взрывать ли мне мою

бомбу...

     -  Так вы  все-таки привезли ваши записи?  -  удивленно посмотрел на  шефа

Андрей.

     -  Ну а для чего же я выспрашивал у вас, где вы их зарыли? Честно сказать,

спуск в  проклятую шахту потребовал от  меня  немалого мужества.  Я  все  время

думал, как же вы умудрились провести там несколько месяцев...

     -  Ну, тогда были другие времена.

     Кар  остановился возле  подъезда какого-то  ресторана.  Из  другой машины,

которая шла сзади, вышли Даль, Маркелас и Трюфо.

     -  Следует напирать на подробности,  - услышал Андрей голос сенатора. - На

ужасные подробности налетов и  все такое прочее.  Ну  и  конечно,  не  забывать

солдат того  проклятого легиона,  которые заперли вас  всех  в  отеле,  а  сами

бросились поджигать город.  Завтра  прибудут обыватели,  и  на  прениях  мы  их

придавим.

     "А,  -  вспомнил Андрей,  -  завтра же прилетают Гор,  вдова Дорфер и  еще

кто-то там... интересно, что скажут на это Блинов с Хатчинсоном?"

     В отдельном кабинете ресторана их ждал Шэттак.

     -  Вы хорошо говорили,  мастер Бэрден,  -  одобрительно сказал он, пожимая

шефу руку,  - сдержанно, как и подобает государственному администратору, и в то

же время звонко...  А  вот вы,  доктор,  могли бы сказать и побольше.  Впрочем,

впереди прения, и все желающие еще наговорятся как следует.

     -  Меня  почему-то  тревожат уверенные рожи  ответчиков,  -  заявил  Даль,

наливая себе минеральную воду.

     -  Они  купили хороших адвокатов,  -  улыбнулся Шэттак.  -  Но  это им  не

поможет. Верно, Трюфо?

     Юрист задумчиво покачал головой. На еду он и не смотрел.

     -  Они  будут все  отрицать -  вот  увидите,  -  сказал он.  -  Они начнут

заявлять протесты,  они  скажут,  что свидетели подкуплены,  а  потом потребуют

отправки на  Оксдэм особой следственной комиссии.  Сейчас все будет зависеть от

того,  насколько уверенно поведут себя наши свидетели.  Обвинителю следует быть

поэнергичнее...

     -  Да  что с  вами такое,  Марсель?  -  удивился Шэттак.  -  Вы никогда не

блистали оптимизмом,  но сейчас,  кажется, перещеголяли самого себя. Что это за

мрачность? Вам не нравятся их адвокаты?

     -  Плевать я  хотел на адвокатов.  Мне не нравится шаткость обвинения.  Вы

понимаете, что они могут фактически отвести свидетелей?

     -  Да  вы  сошли с  ума,  Марсель.  Мы  же  говорили вам,  что превращение

процесса  в  сугубо  уголовный не  является  нашей  основной  целью.  Пусть  он

останется  гражданским.  Военными  будут  заниматься  военные,  наша  задача  -

обвинить... вывести негодяев на чистую воду.

     -  Они-то об этом не знают.

     -  И прекрасно! Пусть себе нервничают.

     -  Мы  не  сможем доказать связь Хатчинсона и  налетчиков.  Мы  не  сможем

доказать, что все было решено заранее.

     -  Нам требуется доказать,  что Хатчинсон воспользовался ситуацией и купил

офицеров легиона. Все, больше ничего и не нужно. Мы искупаем в дерьме Блинова и

прочих, "Элмер Хиллз" в конце концов откажется от идеи дешево купить Оксдэм, да

и  вообще  -  вы  представляете,  как  запрыгает Момбергер и  его  подпевалы из

промышленной фракции? Сенатор Даль запросто провалит их законопроект о льготном

налогообложении инвестиций.  Пусть не лезут,  куда не надо.  Через месяц проект

пройдет комиссии и  будет выставлен на  прения.  Если мы  как следует раскрутим

этот процесс,  он  провалится в  первом же чтении.  Даже левые,  боясь потерять

последнее, станут голосовать против. Разве я говорил о чем-то другом?

     -  Вы великий стратег, сенатор, - вздохнул Трюфо.

     Бэрден с  сомнением посмотрел на  Шэттака,  но возражать ему не стал.  Для

него было важно преодолеть свою собственную робость,  и  он знал,  что помочь в

этом ему может только запись, лежащая сейчас у него в номере.

     -  Сенатор,  -  произнес он,  -  у  меня есть к  вам  одно небольшое дело.

Следует  провести  экспертизу  одной  аудиозаписи  на  предмет  установления ее

подлинности...

     Выслушав его, Шэттак откинулся на спинку стула и иронично поднял брови.

     -  Так  вы  считаете,  что  столь мощный аргумент следует вводить в  бой в

последнюю очередь? Но почему, ваша милость?

     -  У меня есть причины.

     -  А,  понимаю. Вам еще жить на Оксдэме, да? И вы хотите застраховаться от

недоброжелателей? Или вы все-таки говорите там что-то не то?

     -  Нет,  не  то и  не другое.  Я  должен свалить их сам,  без этой записи,

одними своими показаниями.

     -  А вы уверены,  мастер Бэрден?  Вы уверены, что они не смогут переиграть

вас на прениях?

     -  Если они станут отвергать правду,  это будет лжесвидетельством.  Вы  же

понимаете, что ни я, ни доктор еще не сказали всего того, что должны сказать...

     -  Ого!  Ну, я надеюсь, что ваши дальнейшие показания сумеют свалить наших

оппонентов.  Сенатор Даль,  наверное,  будет более активен.  Вы понимаете,  что

прения -  это поединок?  Кто кого переговорит,  понимаете?..  Иногда доходит до

того,  что показания - сами по себе - могут быть уже не так и важны. Важно, как

поданы они судье и присяжным.  Не забывайте,  у них хорошие адвокаты. На десять

ваших слов они ответят сотней.

     -  Я готов к этому, сенатор. Я слишком долго обдумывал все происшедшее - я

знаю, что мне теперь делать.

     -   Надеюсь,  вы  справитесь,  Оливер.  Где  находится  запись?  Сейчас  я

отправлю  туда  своих  людей,   и   к   вечеру  экспертиза  будет  закончена  и

запротоколирована.

     ***

     -  Ваша  честь,  -  Хатчинсон презрительно оглядел  свидетелей обвинения и

повернулся к судье,  -  ваша честь, мне неприятно говорить о тех людях, которые

наворотили целую гору лжи,  обвиняя меня,  моих работодателей и  военных чинов,

пришедших им на помощь... неприятно в первую очередь потому, что мне совершенно

ясны их  мотивы -  это политика,  ваша честь.  Ложь была нужна для того,  чтобы

поднять на щит политических ретроградов,  окопавшихся в сенате и препятствующих

прогрессу развивающихся миров.  Им безразлична та нищета и  дикость,  в которой

пребывает  Оксдэм,   им   плевать  на   его  оторванность  от  крупных  центров

человеческой цивилизации,  для них важно лишь сохранение своих позиций.  Они не

хотят видеть,  как  меняется мир...  Я  начну с  того,  что  мое присутствие на

территории Гринвиллоу было абсолютно законным. Разрешение на проведение работ и

сделок  было  получено  через  канцелярию  шефа-попечителя  территории  Оливера

Бэрдена, и он, я надеюсь, не осмелится отрицать этот совершенно очевидный факт.

Далее я заявляю, что никогда не оказывал никакого давления на несчастных людей,

желающих продать  моей  компании земли,  обрабатывать которые  они  были  не  в

состоянии.  Я  заявляю,  что  слова  шерифа Маркеласа о  том,  что  я  будто бы

предъявлял кому-либо ультиматумы,  - наглая и циничная ложь. Этого не было, как

не было и  людей,  способных оказать на продавцов какое-либо давление.  Со мной

находилась лишь  необходимая в  таких  случаях  охрана.  Это  Маркелас,  кстати

говоря, предпринимал попытку оказать на меня давление - это Маркелас размахивал

перед моим лицом оружием...

     Слушая Хатчинсона,  Даль удовлетворенно покачивал головой.  Его противники

сами рыли себе яму.  Завтра прилетят вдова Дорфер,  влиятельный лендлорд Гор  и

некоторые другие люди -  их  показания не  оставят от  слов Хатчинсона камня на

камне.  Вслед за  Хатчинсоном выступил лейтенант-полковник Блинов.  Он вел себя

еще глупее:  Даль с  трудом удерживался от смеха,  слушая,  как начальник штаба

полностью отрицает вообще все, включая факт незаконного задержания шерифа и его

дружины.

     С Блинова он и решил начать.

     -  Мастер шериф,  - произнес он, когда пришло его время, - расскажите нам,

что произошло в  тот момент,  когда вы  и  ваши люди увидели,  как приземляются

атмосферные машины сто восьмого легиона?

     -  Мы бросились к ним, так как были очень рады прибытию помощи. Обстановка

в Змеином была очень напряженная, чтобы не сказать - нервозная. Но высадившиеся

солдаты  неожиданно стали  избивать  и  связывать дружинников,  отбирать у  них

оружие...

     -  Вы пытались разъяснить ситуацию?

     -  Лично я несколько раз звал старшего,  но в ответ меня ударили,  забрали

оружие и  отвели в  ресторан отеля "Оксдэмский туман",  где все мы просидели до

вечера.

     -  Вы пытались поговорить с лейтенант-полковником Блиновым?

     -  Я  увидел  его  только  тогда,  когда  он  и  группа  офицеров окружили

шефа-попечителя Бэрдена и  повели его к  одному из катеров.  Поговорить с ним у

меня не  было ни малейшей возможности.  Я  раз пять заявлял конвойному офицеру,

который вел нас к отелю, что я шериф, и просил о возможности продемонстрировать

ему свои документы.

     -  Что же он отвечал вам, мастер шериф?

     -  Он  ответил мне только один раз Он  сказал:  "Ничего не  знаю,  у  меня

приказ".

     -  Как вы полагаете, о каком приказе могла идти речь?

     -  Я  уверен,  что  это был приказ изолировать дружину и  лично меня.  Мне

могут возразить,  что офицер принял нас за захвативших город бандитов, но тогда

его  следует признать или слепым,  или помешанным.  Каждый из  дружинников имел

положенную в  таких случаях светящуюся наклейку на одежде,  а также стандартное

оружие.  К  тому же многие из нас были одеты в старые армейские комбинезоны,  а

бандитам такие взять неоткуда.

     -  Солдаты оскорбляли вас, мастер шериф?

     -  Меня  несколько  раз  ударили  по   лицу,   и   в   тот  же  день  меня

освидетельствовал старший государственный врач полковник Огоновский.  Я  думаю,

он  подтвердит,  что разукрасили меня как следует.  Наверное,  по  логике наших

оппонентов я  должен был сделать солдатам предупреждение,  а потом принять меры

по их выдворению за пределы территории...

     В зале раздался смех.

     -  Теперь я  хотел  бы  допросить Андрея Трегарта Огоновского,  полковника

медслужбы в отставке,  кавалера Рыцарского Креста, в данный момент исполняющего

обязанности  старшего  государственного  врача  территории  Гринвиллоу.  Мастер

Огоновский,  когда вы прибыли в городок Змеиный лог?  Я хочу сказать, в котором

часу это было?

     -  Дело шло к  полудню.  Я  приехал в город,  уже зная,  что там находятся

подразделения сто  восьмого  легиона,  и  был  совершенно шокирован  увиденным.

Поэтому  я  не  стал  там  задерживаться,   а  сразу  же  поехал  в  канцелярию

шефа-попечителя Бэрдена. Там я также был избит.

     -  Что значит "также"?  -  подскочил адвокат ответчиков. - Вы утверждаете,

что были избиты? Пожалуйста, поподробнее, доктор.

     -  В   приемной  канцелярии  я  был  встречен  тремя  офицерами,   которые

потребовали,  чтобы я  немедленно покинул канцелярию.  При этом я был оскорблен

словом, а чуть позже - действием.

     -  Подробнее,  пожалуйста, - заскрипел оживившийся судья. - Как, говорите,

вы были оскорблены?

     -  Трое  вооруженных  офицеров,  дежурившие  в  приемной  шефа-попечителя,

потребовали, чтобы я убирался восвояси. А перед этим сдал им свое оружие.

     - Вы были вооружены, мастер Огоновский? И что же это было за оружие?

     -  Это был малосерийный нестандартный излучатель модели "Вальде" "Мк-8".

     -  Вы хотите сказать,  что у вас было армейское оружие?  - едва не завопил

адвокат компании. - И вам не понравилось требование сдать его?

     Трюфо уже начал подниматься со  стула,  но Андрей остановил его незаметным

жестом.

     -  Я позволю себе напомнить вам,  что старший офицер,  награжденный к тому

же одной из высших наград Конфедерации и  уволенный с  почетом,  имеет право на

ношение любого табельного оружия в  любое время дня  и  ночи...  еще  я  должен

уточнить,  что излучатель был именной,  в чем удостоверился лейтенант-полковник

Блинов.

     -  Но вас, наверное, приняли за бандита, - предположил судья.

     -  Мне трудно понять,  как можно разглядеть бандита в  человеке,  одетом в

боевой комбинезон и куртку с погонами полковника медслужбы.

     У  судьи  вытянулось  лицо,   и  Андрей  поймал  его  разъяренный  взгляд,

обращенный в сторону адвокатов ответчика.

     -  Вы   хотите   заявить,    что   офицеры,    находившиеся   в   приемной

шефа-попечителя, позволили себе оскорбления старшего по званию?

     -  Я  хочу сказать,  что они крепко помяли мне ребра.  И  не только это...

ваша  честь!   Как  может  быть  расценено  пребывание  офицерского  караула  в

канцелярии государственного администратора высокого ранга?

     -  Мастер  Бэрден!  -  задохнулся  судья.  -  Вы  подтверждаете пребывание

офицерского караула в приемной вашей канцелярии?

     -  Подтверждаю, ваша честь.

     -  Караул был выставлен по вашему требованию?

     -  Он  был  выставлен вопреки  моим  возражениям.  Зал  заревел.  Адвокаты

ответчиков яростно шептали что-то  Блинову,  лицо которого приобрело совершенно

трупный оттенок.  Хатчинсон сидел на  своем месте,  отрешенный,  как статуя,  и

смотрел прямо перед собой. Все понимали, к чему могут привести такие заявления.

Андрей посмотрел на  Бэрдена.  Шеф-попечигель нервно кусал губы  и  приглаживал

свои  редкие серые волосы.  На  него смотрел и  Даль,  в  его  взгляде читалось

искреннее восхищение.  В  эти  мгновения Огоновский понял:  Бэрден компенсирует

годы,  проведенные за терминалами интендантского управления, те годы, когда его

товарищи сражались и погибали, а он, читая очередные сводки, точно так же кусал

губы,  зная,  что война проходит мимо него.  Наверное,  он заваливал начальство

рапортами,  но его неизменно оставляли на месте -  старательного, аккуратного и

незаменимого.  А  вокруг грохотали пушки...  теперь ему выпала честь произвести

залп главным калибром,  и он не упустит своего шанса.  Андрею хотелось показать

ему  поднятый в  приветствии кулак,  но  он  понимал,  что  здесь это делать не

следует.

     -  Тихо!  -  забарабанил молотком судья  Додд.  -  Какой  нервный  процесс

сегодня,  -  пожаловался он секретарю.  -  Тихо, или я вызову приставов! Мастер

Огоновский,  вы понимаете, что ваши с мастером Бэрденом заявления позволяют мне

начать расследование дела о мятеже?

     Андрей  уже  раскрыл  было  рот  для  ответа,   но   тут  поймал  на  себе

сосредоточенный взгляд Даля.

     -  Я не думаю,  что нам следует говорить о мятеже, - медленно произнес он,

в упор глядя на Бэрдена. - Речь идет о грубейшем, откровенно циничном давлении,

которое оказывалось на шефа-попечителя территории Гринвиллоу.

     -  Что вам известно об этом, мастер Огоновский?

     -  Мне известно, что мастеру Бэрдену предлагали взятку.

     -  Протестую! - рявкнул адвокат ответчиков.

     -  Протест принимается, - кивнул судья.

     Трюфо загадочно улыбнулся,  а Даль,  скорчив ехиднейшую мину, откинулся на

спинку своего стула.

     -  Хорошо,  господа.  Я  хочу спросить у лейтенанта-полковника Блинова,  с

какой  целью  он  поставил  офицеров  в   приемной  шефа-попечителя  территории

Гринвиллоу.

     -  Ваша честь! На территории могли находиться бандиты!..

     -  Но ведь шеф-попечитель Бэрден выражал свой протест по этому поводу?

     -  Ваша  честь,  мне  казалось,  что  мастер Бэрден пребывает в  состоянии

аффекта... Он был так напуган всем происходящим, что мне пришлось отвезти его в

канцелярию под охраной.

     -  Это ложь!  - рявкнул в ответ Бэрден. - Я не был напуган! Может быть, вы

еще  скажете,  что я  был пьян,  а  потому не  могу отвечать за  свои тогдашние

действия? Или может быть, вы забыли, как я говорил вам, что офицерский караул в

приемной государственного администратора - это нарушение аж трех статей? Или вы

думаете,  я  не  видел,  как  ваши  адъютанты дубасили  в  приемной  полковника

Огоновского? Ваша честь, я хочу сделать заявление!

     -  Окажите любезность, ваша милость.

     -  Ваша честь,  я слышал, как доктор Огоновский вошел в приемную. Я видел,

как он попытался войти в мой кабинет -  он уже почти вошел, но тут его вытащили

обратно. Я подтверждаю его заявление о том, что на нем была форменная куртка со

знаками различия полковника флотской медслужбы.  Я  подтверждаю его заявление о

том, что его избивали офицеры караула.

     -  Вы это видели, мастер Бэрден?

     -  Я это слышал, ваша честь.

     Блинов в отчаянии развел руками.    

     Судья поглядел на висевшие на стене часы и шарахнул молотком:

     - Прения сторон продолжатся завтра!

     Вокруг серого здания суда метались представители прессы.  Даль, Маркелас и

остальные тут же оказались в плотном кольце людей,  размахивающих записывающими

видеоголовками.

     -  Джентльмены, как вы расцениваете поведение ответчиков?

     -  Джентльмены, каковы, по вашему мнению, шансы компании "Элмер Хиллз"?..

     -  Сенатор,  как  вы  оцениваете свои  шансы?..  Даль  величественно обнял

Маркеласа и начал вещать:

      - Как  выразился наш уважаемый судья Додд,  главной задачей суда является

установление истины.  Я обещаю вам,  господа,  - истина будет установлена. Наша

цель  -  помочь  несчастным людям,  которых норовят ограбить в  их  собственном

доме...

     Морщась, Андрей пробрался к кару. В машине его ждал улыбающийся Иннес.

     -  Экспертиза подтвердила подлинность записи, - сообщил он. - Завтра будет

настоящее шоу.

     -  Да, - устало согласился Андрей, - они у нас попрыгают.

     Машины направились к  отелю "Джереми Янг".  В лифте,  везущем всю компанию

наверх,  Даль то и дело похлопывал по плечу сумрачного Бэрдена и хитро улыбался

Трюфо.   Бэрден  молчал.  После  своего  выступления  он  чувствовал  ужасающую

усталость,  такую,  словно ему довелось вкатить на гору огромный камень. Андрей

понимал, сколько ему понадобилось мужества.

     В клубе уже сидел Шэттак.

     -  Ну вы им и дали,  джентльмены, - произнес он. - Я такого и не ожидал, а

уж они-то тем более. Не следует педалировать эту тему с мятежом, нам это сейчас

не нужно... Мы их и так напугали, завтра мы их свалим. Вы извините меня, мастер

Бэрден...

     -  Да, сенатор?..

     -  Я  позволил себе смелость прослушать вашу запись...  -  Шэттак проводил

взглядом официантку,  расставлявшую на столе тарелки с ужином,  потом глянул на

сомелье,  суетившегося с винами,  и криво усмехнулся: - Там столько мата, что я

просто не знаю, как выставлять ее на всеобщее обозрение.

     -  Я, кажется, не выражался, - обиделся Бэрден.

     -  Вы - нет, а вот остальные...

     -  Мы предупредим судью,  -  вмешался Даль.  -  Он не сможет отвести такое

доказательство, что бы там ни происходило.

     -  Не сможет,  Вальтер.  Но боже мой, я представляю себе, какой поднимется

шум! Вы знаете, этот шум может быть нам не очень-то и выгоден.

     -  Но Момбергер...

     -  Вот в нем-то все и дело. Просто сейчас я знаю немного больше, чем вы, и

никак не могу решить, что нам делать дальше.

     -  Вы хотите отказаться от демонстрации записи? - поразился Андрей.

     -  Да нет, доктор. Запись, безусловно, будет продемонстрирована. Я пытаюсь

просчитать последствия скандала, который, без сомнения, разразится завтра же.

     -  Здесь я вам не советчик.

     -  Увы. Мастер Ник, - позвал он Маркеласа, - через час у вас интервью... Я

хотел  бы  попросить  вас  поменьше  нажимать  на  связь  между  Хатчинсоном  и

армейскими чинами.  Получается так,  что вы  слышали об  этом от третьего лица,

понимаете? Рассказывайте об ужасах нашествия разбойников, посетуйте на нехватку

рабочих рук, а в конце - прихватите невежливых солдат, только без подробностей.

Идет?

     -  Как скажете, сенатор. Я все понял.

 

     Глава 12

 

     Судья Додд недоуменно посмотрел на лежавшие перед ним бумаги, потом поднял

голову,  но  сказать ничего не успел:  к  нему пулей подлетел Трюфо и  принялся

шептать что-то на ухо. Судья выпучил глаза и негромко произнес:

      - Ну, вы даете... Да, экспертиза в порядке. Так что - прямо сейчас?

     -  Аппарат уже установлен, ваша честь.

     Додд посмотрел на  секретаря.  Тот  медленно кивнул и  отвернулся к  окну.

Происходящее на  кафедре  не  ускользнуло от  внимания адвокатов компании,  они

зашевелились и принялись шушукаться.

     Судья откашлялся.

     -  Леди и  джентльмены!  -  немного растерянно начал он.  -  Сегодня истцы

продемонстрируют нам  новое свидетельство...  со  своей стороны я...  я  должен

предупредить всех  присутствующих,  что  эта  аудиозапись,  подлинность которой

заверена независимой судебной экспертизой,  несет в себе элементы, э-ээ... черт

побери...  элементы нецензурной брани.  Разумеется,  в  любом  другом  случае я

первым настоял бы  на  прекращении подобной демонстрации,  но сейчас мы обязаны

прослушать это, гм... это свидетельство. Прошу вас.

     Секретарь нажал кнопку, и в зале загремел голос Бэрдена:

     "-   ...  вашим услугам,  джентльмены.  И все же я хочу заметить, что ваши

действия, они, будь я проклят, выглядят настолько невежливыми, что я просто...

     -  Да пошел ты! - перебил его Блинов.

     -  Тише, старина, - это уже Хатчинсон. - Давайте поговорим по существу. Вы

понимаете,  что  выиграть в  этой истории вам  уже  не  удастся.  Я  специально

изолировал этого гребаного шерифа,  чтобы он  нам не  мешал.  Нам ведь не нужен

лишний шум, правда? Мы будем говорить как деловые люди.

     -  Деловые люди, мастер Хатчинсон, не ведут себя как бандиты.

     -  Ай,  бросьте.  Вы проиграли,  мастер Бэрден,  вы проиграли с первого же

хода,  понимаете?  Если вы попытаетесь трепыхаться,  то,  поверьте мне, ничего,

кроме неприятностей, вы не наживете.

     -  Вы угрожаете мне, мастер Хатчинсон?

     -  Как хотите. Можете считать, что да, я вам угрожаю.

     - Значит, вы все-таки думаете, что и я могу вам чем-то угрожать?

     -  Это сложный вопрос.  Собственно,  именно его я  и хотел бы решить.  Мне

нужны шахты. Точнее, сами шахты мне ни к чему - мне нужны земли, на которых они

расположены.  И  купить я  их  должен по  той  цене,  которую смогу  предложить

покупателям. В сложившейся ситуации я буду для них вроде спасителя, не так ли?

     -  Хорош спаситель!  Вы же грабитель, мастер Хатчинсон, вы просто бандит с

большой дороги.  Чем  вы  отличаетесь от  тех людей,  которые учинили весь этот

погром? Тем, что не они вам, а вы им давали деньги?

     -  Да,  это интересный юридический казус.  Но  юристы нам не  понадобятся,

верно? Мы с вами договоримся, и на этом вопрос будет закрыт.

     Шум. Скрип раскрывающейся двери, голос Блинова:

     "Кто это?"

     Шаги. Снова Блинов:

     "Что у вас тут за чертовщина? Лендер! Лендер?"

     Андрей ухмыльнулся и посмотрел на белого как мел начальника штаба.  Блинов

сидел,  судорожно вцепившись пальцами в  столешницу,  и  обводил взглядом места

истцов. Хатчинсон, напротив, выглядел совершенно спокойным. Сидящие рядом с ним

адвокаты хмурились и  покусывали губы.  Они  понимали:  это  конец.  Заверенная

запись,   на  которой  их  клиенты  пытаются  договориться  с   государственным

администратором высокого ранга.  Присяжным этого хватит по  уши,  все остальное

будет не более чем спектаклем.

     Блинов вернулся в кабинет.

     " - Что там такое? - спросил Хатчинсон.

     -  Там какой-то сумасшедший, - нервно ответил офицер.

     -  Так пошлите его к черту!

     -  Как я  его пошлю,  он полковник медслужбы,  говорит,  что здешний врач!

Интересно, много тут таких полковников?

     -  Это  был  доктор  Огоновский,  -  зловеще  проговорил Бэрден.  -  Очень

влиятельная в общине фигура.  Половина нашей молодежи появилась на свет при его

участии.

     -  Пидоровский,  мать его так! Откуда только такие козлы берутся, а? После

гребаной войны все эти пидоры,  крестами увешанные,  так и  прут со всех щелей,

попробуй скажи им хоть слово. Вояки, мать их в лоб. Как чуть что - так сразу за

стволы хватаются.  Не навоевались,  суки, все им война их гребаная снится. Я бы

их..."

     Андрей увидел,  как  один  из  адвокатов ответчиков в  ужасе  схватился за

голову.  Тирада  Блинова произвела на  всех  поистине неизгладимое впечатление.

Обведя  глазами  зал,  Огоновский  увидел,  как  побелели  от  ненависти  глаза

респектабельного джентльмена в  темном камзоле,  который сидел во  втором ряду,

как он наклонился к своему молодому спутнику и горячо зашептал что-то,  увидел,

как едва не встал со своего места крупный молодой парень с  таким же,  как и  у

него, "Рыцарем" на галстуке.

     Даже  Даль  потерял  свою  привычную невозмутимость -  хлопнул  ладонью по

столешнице, нахмурился и сказал что-то Трюфо. Юрист сокрушенно закачал головой,

поглядел на Блинова и сморщился, словно от кислого.

     -  Давайте договоримся так,  -  бурчал голос Хатчинсона, - мы переведем на

какой-либо счет небольшую сумму,  так  сказать,  задаток,  а  потом уже  -  все

остальное.  После того,  разумеется,  как я закончу свою работу здесь.  Задаток

будет вроде как протоколом о намерениях, вы понимаете?

     -  Даже здесь вы пытаетесь меня обмануть?  - горько усмехнулся Бэрден. - А

что делать с доктором? Он ведь тоже будет возмущен...

     -  С  доктором  мы  разберемся,   -   сообщил  Хатчинсон  после  короткого

размышления.  -  От денег еще никто не отказывался.  Особенно когда речь идет о

такой чепухе.

     - Хорошенькая  чепуха,   вы   предлагаете  мне  совершить  государственное

преступление.

     -  Да бросьте вы,  шеф! Сколько можно играть в маленького ребенка? Хорошо,

я дам вам еще на сорок процентов больше. В сумме это составит...

     -  Да  какая разница,  сколько это  составит?  Я  должен думать,  как  мне

избежать скандала.

     -  Итак, спрашиваю в последний раз: вы готовы сказать "да"?

     -  Мне нужно подумать.

     -  Так думайте,  вашу мать!  Через неделю я  вернусь.  К  этому времени вы

должны придумать. Иначе у вас действительно начнутся неприятности.

     Щелчок, тишина.

     Тишина в  зале  была гробовой...  Андрей отчетливо услышал,  как  сглотнул

судья Додд.

     -  Это все? - спросил он.

     -  Да,  ваша честь,  -  поднялся Даль. - На этом запись обрывается. Но мне

кажется, что и этого небольшого фрагмента вполне достаточно.

     -  У  меня  вопрос  к  свидетелю  Бэрдену.   Мастер  Бэрден,   вы  приняли

предлагаемую вам взятку?

     -  Нет,  -  шеф-попечитель весело улыбнулся.  -  Я  сказал,  что  мне надо

подумать, и затянул время.

     -  Какая сумма вам предлагалась?

      - Сто тысяч, ваша честь.

     -  Вам не кажется, что ваше доброе имя стоит несколько больше?

     -  Вы читаете мои мысли, ваша честь. Я думаю, что у компании "Элмер Хиллз"

не нашлось бы такой суммы.  Я  представляю Конфедерацию,  а  честь Конфедерации

стоит очень дорого.

     -  Достойное решение. Ответчики хотят что-то добавить?

     Ответчики молчали.

     Судья пошелестел бумагами на  столе и  объявил перерыв до  следующего дня.

Выходя из  зала,  Андрей краем глаза увидел,  как с  ним разговаривают адвокаты

компании. Лицо судьи Додда было мрачным.

     ***

     -  Пресса у нас самая благоприятная,  - говорил Даль в автомобиле, который

вез их  на  заседание.  -  А  Блиновым,  как мне кажется,  уже заинтересовались

следователи военной прокуратуры.  Но  это  еще  не  все...  видели бы  вы  лицо

сенатора Момбергера Шэттак  уже  готовит  тезисы  моей  речи.  Их  законопроект

провалится на первом же чтении.  Теперь вся эта дрянь, которая полезла из своих

щелей после войны,  не получит и  тени шанса.  Мы не отдадим им ни кроны!  А вы

знаете,  док,  -  повернулся  он  к  Огоновскому,  -  с  вами  хотят  увидеться

представители целой кучи ветеранских организаций.

     -  Это еще зачем?

     -  Ну,  обычно  в  таких  случаях избирают почетным членом...  да  и  вам,

наверное, будет приятно пообщаться с людьми.

     -  Но я еще не политик, сенатор.

     -  А  вы не зарекайтесь.  Скажу по секрету,  Шэттак хочет с  вами серьезно

поговорить.

     -  Вальтер! - взмолился Огоновский. - Я врач, я просто врач, поймите же вы

это наконец!  Моя работа -  лечить людей.  Лечить,  а  не  вкручивать им всякую

ахинею.

     Даль довольно расхохотался и подмигнул хмурому с утра Бэрдену.

     -  Но уж наш Олли, я надеюсь, не упустит свой шанс, а?

     -  Все весьма относительно,  сенатор,  - кисло отозвался шеф-попечитель. -

Пока я вижу только то,  что влип в порядочную историю.  Вы понимаете,  что этим

процессом мы лишили планетарную администрацию огромных денег?

     -  Пусть кто-нибудь только попробует вас тронуть,  дружище!  Старик Шэттак

мигом надерет им всем задницы.

     Шэттак ждал их у входа в здание суда.

     -  Сегодня будет  вынесен приговор,  -  объявил он,  рассеянно подбрасывая

свою мягкую серую шляпу. - Хотя для нас это уже не имеет ровным счетом никакого

значения.  Послушайте, Вальтер, - прежде чем все это начнется... я разговаривал

с Ланрезаком...

     Отмахнувшись от репортеров,  Андрей прошел в  зал и  уселся на свое место.

Его уже тошнило и от этого процесса,  и от всей этой политики, винтиком которой

он вдруг оказался.  Конечно,  он все понимал с самого начала... Он понимал, что

Даль непременно увидит в  этом деле прекрасную возможность поднять ставки своей

партии,   он   даже  рассчитывал  на  то,   что  сенатор  превратит  процесс  в

показательное шоу,  которое разрушит планы "Элмер Хиллз" и  надолго отпугнет от

Оксдэма  всех  остальных,  но  все  же  погружение  в  эти  дебри  политических

интересов,  сделок и конфликтов изнурило его настолько,  что он начал мечтать о

том, как бы удрать домой, не дожидаясь окончания мучений. Огоновский никогда не

обладал настоящим тщеславием,  на фундаменте которого и  строятся карьеры,  ему

никогда не были интересны переплетения интриг и  закулисная борьба,  являющаяся

сутью любой политики.

     Сейчас, глядя на Даля, он поражался, насколько изменился его старый боевой

товарищ.  Начавший  политическую карьеру  по  настоянию старых  друзей,  бывший

генерал стремительно вошел во вкус,  и даже глаза его обрели хоть и упрятанную,

но все же заметную хитринку, характерную для начинающих интриганов.

     Зал наполнялся людьми.  Вот прошествовал к своему месту прямой, как столб,

Хатчинсон,  вот адвокаты подвели к столу Блинова с темными кругами под глазами.

Ему  Андрей не  завидовал Хатчинсон выкрутится и  в  худшем случае сменит место

работы,  а вот туполобый начштаба, возмечтавший подзаработать, умудрился задеть

самую  неприятную,   самую  болезненную  мозоль  в  душах  избирателей.   Война

закончилась  чуть  больше  года  назад;  Конфедерация потеряла  почти  четверть

населения -  и  тут вдруг появляется некий лейтенант-полковник Блинов,  всю эту

войну  просидевший в  тихой и  жирной базе,  который в  голос поносит увешанных

крестами ветеранов!

     Судья занял свое место за  кафедрой,  огляделся по сторонам и  хрястнул по

столу молотком.

     -  Слово предоставляется защите! - грозно повелел он.

     Андрей поднял голову.  Один  из  адвокатов компании выбрался из-за  своего

стола и торжественно произнес:

      - Леди и джентльмены! Мы много слышали о преступлениях, совершенных моими

подзащитными.  Свидетельства против них неопровержимы, и мне не остается ничего

другого,  кроме как признать неоспоримую виновность этих людей.  Но я  хотел бы

сделать одно заявление...  Леди и джентльмены,  господин судья1 Много слов было

сказано об уважаемых людях,  выступающих на стороне обвинения.  Много... но вся

ли правда о них прозвучала здесь,  в этом зале, в котором, - реверанс в сторону

судьи, - должна быть установлена пресловутая истина?

     Андрей увидел, как недоуменно зашевелился сидевший в задних рядах Шэттак.

     -  Нет, леди и джентльмены! В интересах истины мы должны услышать правду о

людях, громогласно обвиняющих моих подзащитных в совершенных ими преступлениях.

Я прошу привести к присяге свидетелей защиты!

     Даль завертел головой. Смотревший в зал Андрей увидел, как приставы вводят

Коннора, Бренду и... он задохнулся от ужаса - Ханну!

     "Что это еще за  чертовщина?  -  читал он  в  глазах Даля.  -  Что они еще

придумали?!"

     Хмурясь,  он смотрел,  как свидетелей подводят к  кафедре и они по очереди

произносят слова  ритуальной клятвы,  обещая  говорить правду,  только правду и

ничего,  кроме  правды...  На  Андрея в  упор  смотрела Ханна,  а  в  глазах ее

светилось  отчаяние.  Огоновский  сделал  успокаивающий жест  и  демонстративно

отвернулся.

     -  Мастер  Коннор,  -  словно  издалека,  услышал  он  голос  адвоката,  -

Расскажите нам о своем коллеге старшем государственном враче Огановском...

     -  Я...  -  Коннор замялся,  преданно посмотрел на судью. - Работая вторым

врачом территории Гринвиллоу, я смог познакомиться с доктором Огоновским тогда,

когда он прибыл на Оксдэм для продолжения государственного контракта...

     -  Да-да...  -  подбодрил его адвокат.  "Что ты там начудил?" -  вопрошали

глаза Даля. Андрей скривился и приготовился слушать речь Коннора.

     -  Меня  очень  удивил  тот  факт,  что  доктор Огоновский путешествует по

территории, не расставаясь с оружием, - мямлил тот.

     -  Что же тут удивительного? - с места спросил Трюфо.

     -  А дома у него содержался целый арсенал.

     -  Это тоже странно? - саркастически поинтересовался Даль.

     -  Истцы! - рявкнул судья. - Я лишу вас слова.

     -  Мне показалось странным его поведение.  Он вел себя слишком свободно...

я видел его пьяным.  А однажды... - по виду Коннора становилось ясно, что с ним

крепко поработали,  и он пытается выговорить все то,  что должен, но у него это

плохо получается,  -  однажды они  с  шерифом Маркеласом ворвались в  мой дом с

оружием.

     -  Подробнее,  доктор,  -  добродушно предложил судья.  - Вам здесь некого

стесняться.

     -  Доктор Огоновский был пьян. Была ночь, глубокая ночь, и они приехали ко

мне вместе с шерифом,  заставили меня спуститься вниз и пытались объяснить мне,

что я поступил неправильно, отказавшись принять раненого.

     -  Черт, - сказали губы судьи.

     -  Вы  отказались,  принять раненого?  -  изумился Даль.  -  Вот об  этом,

пожалуйста... поподробнее.

     Адвокат защиты вытер со  лба пот.  На  его лице проступала маска отчаяния.

Коннор был не просто глуп, он еще и отчаянно трусил.

     -  Поздним  вечером ко  мне  привезли человека с  огнестрельным ранением Я

отказался его  принять,  так  как...  так  как  при нем отсутствовали протоколы

полиции и вообще не было никаких бумаг.  А ночью ко мне приехал Огоновский... с

оружием.

     -  Он угрожал вам?

     Коннор  беспомощно посмотрел  по  сторонам  и  напоролся на  презрительный

взгляд  Маркеласа.  Шериф  незаметно щелкнул  пальцами  -  увидев  это,  Коннор

дернулся, словно его огрели по голове.

     -  Нет,  ваша честь. Он просто держал излучатель в руке. Это был армейский

излучатель.

     -  Мы уже установили,  что доктор Огоновский имеет полное право на ношение

своего табельного оружия. С какой же целью, доктор, к вам прибыли столь поздние

гости?

     -  Доктор Огоновский выругал меня по поводу нарушения врачебной этики.

     -  Вы считаете, что он был не прав? - спросил Трюфо.

     -  Хватит, - резко сказал судья, глядя в сторону. - Следующий.

     -  Но мы... - начал было адвокат, но Додд не дал ему закончить.

     -  Можете подать на меня жалобу! Я сказал, следующий!

     На  кафедру  вытолкнули Бренду.  Она  посмотрела на  Огоновского,  победно

усмехнулась и с неожиданной бодростью затараторила:

      - Доктор Огоновский с первых же дней показался мне грубым человеком.  Ему

нельзя отказать в  компетентности и  большом опыте,  но за долгие годы работы в

лучших клиниках Авроры и Кассанданы я повидала немало докторов - обходительных,

хорошо воспитанных и  не  позволяющих себе  панибратствовать с  представителями

низших классов... Даль покрутил пальцем у виска.

     -  Что-что?  -  переспросил шокированный судья.  -  Что вы сейчас сказали?

Каких классов?

     -  Я сказала, что таких грубиянов я еще не видала, - отбилась Бренда.

     -  Свидетельница Мэй,  я делаю вам замечание. Говорите по существу. Личные

качества  доктора  Огоновского нас  интересуют весьма  мало.  Он  позволял себе

какие-либо оскорбления в ваш адрес?

     -  Ну  еще бы!  Два раза он  заставил меня ехать с  ним на какой-то ночной

вызов,  заставлял меня убирать грязь в  доме...  а потом,  -  ее голос поднялся

почти до визга, - потом он привез в дом рабыню!

     -  Свидетельница Мэй, - начал Трюфо, до которого раньше всех дошло, что же

придумали оппоненты, - свидетельница Мэй, а разве...

     -  Истцы!  -  завопил судья.  -  Я  лишаю  вас  слова  на  время показаний

свидетелей защиты! Продолжайте, мэм Мэй.

     -  Да,  он привез в дом девку, которую купил где-то на стороне. Вот эту. -

И палец Бренды уперся в съежившуюся Ханну. - У них так принято. У них там почти

все имеют рабов и  рабынь...  Я  сперва даже думала,  что он купил ее для того,

чтобы съесть.  А потом она стала ходить к нему в спальню. Я это видела - не раз

и не два!

     Судья пошуршал бумагами на своем столе.

     -  Совершеннолетие у нас наступает в четырнадцать,  -  буркнул он себе под

нос.  -  А  ей  пятнадцать.  Ну,  хорошо...  Свидетельница Армстронг,  идите за

кафедру.

     Ханна посмотрела на  Андрея.  Он  молча опустил веки.  Тогда девушка сжала

губы и поднялась со своего места.

     -  Я  не  была  рабыней доктора Андрея  Трегарта Огоновского,  -  громко и

внятно произнесла она.  В зале раздались аплодисменты.  Судья ударил молотком и

грозно уставился на девушку, стоящую за кафедрой.

     -  Расскажите нам о  том,  как познакомились...  Надеюсь,  мне не придется

напоминать вам об ответственности за клятвопреступление.

     -  Моя  мать  собиралась уезжать  в  столицу,  надеясь устроиться в  порт.

Девать меня ей  было некуда.  Дело в  том,  что...  -  Она  говорила короткими,

рублеными  фразами,   но  на  этой  споткнулась,  закусила  губу  и  беспомощно

посмотрела на Огоновского.  -  Дело в том,  что на войне погибли мой отец и все

братья.

     По залу прошел негромкий ропот.

     -  Сколько у вас было братьев, свидетельница?

     -  Трое, ваша честь.

     -  Хорошо, продолжайте. Ваша мать предложила доктору купить вас у нее?

     -  Моя мать попросила доктора, чтобы он приютил меня на то время, пока она

не заработает денег.

     -  Хорошо,  свидетельница, я изменю формулировку: между Огоновским и вашей

матерью имела место какая-либо сделка? Он давал ей деньги?

     -  Да, он дал ей двести крон.

     -  Итак,  -  торжествующе забасил адвокат,  -  мы неопровержимо установили

факт   рабовладения.   Почтенный  доктор  Огоновский,   являвшийся  непременным

участником  всех  вышеперечисленных событий,  являлся,  помимо  всего  прочего,

рабовладельцем...

     -  Ваша честь, - кашлянул Андрей, - я прошу слова.

     -  Да? Вы хотите сказать что-то в свое оправдание?

      - Я  хочу сказать,  что был знаком с семьей Армстронгов задолго до войны.

Этот факт могут подтвердить и шериф Маркелас,  и находящийся в зале лорд Гор, и

многие другие люди.

     Даль беззвучно зааплодировал, а Трюфо поднял вверх большой палец.

     -  И вы хотите сказать, что никакой сделки не было? - насупился судья.

     -  Вряд  ли  можно  назвать  сделкой тот  факт,  что  я  дал  двести  крон

несчастной, потерявшей мужа и сыновей женщине.

     -  Дали или ссудили?

     -  Дал, ваша честь.

     -  Но тогда это может рассматриваться как сделка, а вы - как рабовладелец.

     -  Как вам угодно, ваша честь.

     -  Свидетельница,  расскажите нам,  принуждал ли  вас  доктор Огоновский к

совершению полового акта с ним?

     -  Нет, не принуждал. Адвокат немного опешил.

     -  То есть вы обвиняете свидетельницу Мэй во лжи.

     -  Нет, она не солгала.

     -  Она  не  солгала?   И   интимные  отношения  между  вами  и  Огоновским

действительно имели место? Но почему же тогда вы...

     -  Потому что я люблю его! - выкрикнула Ханна, гордо глядя на судью.

     Зал взорвался аплодисментами. Судья Додд развел руками и вздохнул. Адвокат

ответчиков,  красный как рак,  метнулся к своему столу и схватил с него толстую

пластиковую папку.

     -  Я прошу тишины! - заорал он. - Это еще не все... леди и джентльмены!

     В  зале  послышались смешки.  Судья ударил молотком и  устало воззрился на

адвоката.

     -  Что у вас там... еще? Господи, ну и процесс...

     -  Леди  и  джентльмены!  Наши главные действующие лица -  я  имею в  виду

свидетеля Огоновского и общественного обвинителя сенатора Даля - во время войны

служили на  одном и  том  же  корабле.  Даль,  тогда еще только полковник,  был

командиром, а Огоновский - врачом в отделении общей хирургии.

      - И что? - грозно спросил судья.

     -  А  у  вас  написано,   -  огрызнулся  адвокат.  -  Это  был  тот  самый

"Парацельс", который открыл последний Айоранский мир, Трайтеллар. Так вот, леди

и джентльмены,  -  завопил он,  перекрикивая гул в зале, комиссия по контактам,

работающая на Трайтелларе, с ужасом узнала, что на этой планете их считают едва

ли не героями! Им там памятники ставят! Вы понимаете, что это значит?

     Зал  затих.   У  Даля  медленно  опустилась  челюсть,  а  Шэттак  приобрел

откровенно скучный вид. Они понимали.

     -  Какие памятники? - заинтересованно спросил судья.

     -  Ваша  честь,  пока  корабль стоял на  этой планете,  Огоновский и  Даль

принимали самое непосредственное участие в судьбе ее жителей.  В нарушение, как

вы понимаете,  всех инструкций и уложений по контактам. То есть налицо воинское

преступление, статьи 277-прим и 279 пункт "В".

     -  А что говорит комиссия по контактам?

     -  Комиссия не  может обвинить истцов,  так  как  оба  давно покинули ряды

вооруженных  сил...   и  к  тому  же  там,  как  я  понял,  есть  какие-то  еще

обстоятельства...

     -  Ваша честь, я прошу слова, - решительно поднялся Андрей.

     Додд нерешительно посмотрел на  адвоката,  потом на него и  наконец махнул

рукой.

     -  Прошу вас, доктор.

     -  Леди и джентльмены!  Я устал.  Я устал слушать,  как ответчики пытаются

облить грязью меня и  его милость сенатора Даля,  а  в конечном итоге -  и всех

вас. Я не хочу говорить с адвокатами, я хочу обратиться к господам Хатчинсону и

Блинову,  действия которых,  собственно,  и  привели меня в  этот зал.  Я  хочу

сказать им... - Он сделал паузу, посмотрел на Даля и продолжил: - Я хочу, чтобы

они поняли:  таким, как они, не место не только на Оксдэме, а и где-либо еще...

Вы сожгли несколько беззащитных поселков, вы ограбили и оболгали честных людей,

вы выставили их скотами,  с которыми можно делать все,  что угодно,  - грабить,

жечь,  порочить! Так сожгите же всех! Тогда, наверное, вам станет легче дышать.

Но учтите:  до тех пор,  пока в этом мире существует надежда, вам будет очень и

очень трудно.  Везде,  куда бы  вы ни сунули свой нос,  вы будете натыкаться на

упорное сопротивление,  везде вас будут ждать ненависть и презрение.  Поэтому у

вас есть только один выход: сожгите всех!

     -  Защита просит разрешения привезти с  Оксдэма дополнительных свидетелей!

- закричал адвокат.

     -  Это ваше право! - рявкнул судья и обрушил на столешницу свой деревянный

молоток. - Перерыв два часа!

 

     -  Ну они и наворотили,  -  заметил Даль, - был момент, когда я решил, что

дело плохо. Никогда бы не подумал...

     -  Зато я уже подумал,  -  раздался за его спиной голос Шэттака.  - Трюфо,

как вы смотрите на перспективу?

     -  Плохо,  сенатор.  Процесс уже  выигран,  но  теперь они  будут  тянуть,

привозить все новых и новых свидетелей, а нам это не с руки.

     -  Все верно. Мы снимаем иск.

     -  Что-о?! - не поверил своим ушам Огоновский. - Как снимаем?!

     -  Вот так,  -  вздохнул Шэттак.  -  Снимаем,  милый доктор...  кстати, не

забудьте познакомить меня с вашей прелестной пассией.  Она спасла вашу шею,  вы

знаете об этом?

     -  Но объясните же, сенатор!

     -  Все довольно просто,  доктор.  Наши ответчики пошли по  пути скандала и

затягивания процесса.  Это вызвано тем,  что компания "Элмер Хиллз",  в  случае

проигрыша, просто исчезнет с рынка... или займется чем-нибудь другим, какая уже

нам  разница?  Значит,  они  будут биться до  конца,  так  как  это позволит им

сохранить лицо.  А нам был нужен скандал политический, но никак не юридический,

вы понимаете,  о  чем я  вам говорю?  Процесс мы и так выиграли,  это ясно.  Мы

добились своих целей.  Злодеи продемонстрированы всему свету,  на Оксдэм теперь

никто и дохнуть не посмеет,  пресса целиком на нашей стороне, сенатор Даль стал

известен  каждой   собаке.   Шеф-попечитель  Бэрден  может   думать  о   начале

политической карьеры,  шериф  Маркелас стал  национальным героем,  перед  вами,

доктор,  открыты  любые  дороги...  Что  же  еще?  Продолжать процесс,  который

затянется теперь на  многие месяцы?  Но где же логика,  доктор?  Андрей стиснул

зубы.

     -  Я просил справедливости, - глухо сказал он.

     -  Я понимаю вас,  поверьте мне,  - негромко отозвался Шэттак. - Наверное,

на  вашем месте я  тоже чувствовал бы  себя обворованным.  Но поверьте мне,  на

свете существует не только справедливость,  а еще и целесообразность. Вы хотите

наказать Хатчинсона и  Блинова?  Но они и  так уже наказаны!  Бросьте,  доктор.

Плюньте и забудьте.  Я предлагаю устроить в вашу честь банкет прямо сейчас. Кто

против?  Кто воздержался? Все "за"? Решено, едем! Подождите меня буквально одну

минуту, у меня есть небольшое дельце к судье...

     Андрей взял под  руку Ханну и,  минуя репортеров на  выходе,  промчался до

машины.

     -  Все получили свое,  - мрачно сказал он, глядя на Иннеса, который стоял,

опершись на капот лимузина.  -  Шэттак получил скандал, Даль получил паблисити,

Бэрден -  политические перспективы,  даже Ник Маркелас вернется героем.  А  что

получил я?

     -  По-моему,  вы получили Ханну,  -  усмехнулся Иннес.  - Честно говоря, я

ужасно завидую вам...

     Огоновский потерся носом о щеку девушки и неожиданно рассмеялся.

     -  А разве я должен был что-то получить? Разве мне что-то нужно? Мне людей

лечить надо. И они меня ждут...