— Иди не останавливаясь, — коротко скомандовала женщина, когда они оказались на Эрл-Корт-роуд.

В этот момент Роберт переживал очередной приступ тихой истерики и был почти не в состоянии управлять своими поступками. Когда они оказались в Хэррингтонском парке, он без сил облокотился о чугунную ограду. Рейчел осмотрелась и подошла к нему

— Что же мы теперь будем делать? — простонал он.

— Старайся дышать глубоко, — наставительно произнесла она и нагнулась, чтобы поддержать его слабеющее тело. В голове у Роберта не оставалось ни мыслей, ни желаний, и он время от времени содрогался всем телом. Рейчел внимательно на него посмотрела и поняла, что он во власти глубочайшей депрессии. Его глаза тупо созерцали тротуар под ногами. Она ухватила кончик его подбородка и несильно дернула вверх.

— Ну-ка, посмотри на меня! — приказала она, а когда Роберт повиновался, добавила: — Так или иначе, мы все это утрясем. Обещаю тебе!

— Утрясем? Черт побери, Рейчел, ты хоть понимаешь. что натворила?

Она помогла ему подняться на ноги. Теперь они стояли рука об руку, и всякий, кто прошел бы в этот час мимо, принял бы их за обыкновенную парочку влюбленных. Роберт лишь удивился про себя, что он еще в состоянии стоять на ногах.

Позже, когда они добрались до ее квартиры, она провела его в гостиную и сказала:

— Я собираюсь пойти в ванную и смыть кровь. Где находится спиртное, ты знаешь.

Роберт взял хрустальный стакан с тяжелым дном и дрожащей рукой налил себе щедрую порцию виски, после чего принялся ходить кругами по комнате, временами останавливаясь около высокого стрельчатого окна, чтобы окинуть взглядом пустынную улицу. Ему казалось, что к дому в любой момент может подъехать полицейская машина.

Он вспомнил, как летел из окна поезда Ли. Вспомнил и чернокожего парня с огромным отверстием в груди, из которого хлестала кровь. Как он ни старался, отогнать ужасные видения не удавалось: перед глазами по-прежнему возникала страшная сцена, когда рука Рейчел проникала в тело жертвы, а в ушах отдавался непередаваемый хруст костей. Потом в памяти всплыл влажный шлепок, с каким падало на пол вырванное из груди человека сердце. И жалкие стоны несчастных, моливших о милосердии. И мертвые стаза акулы, которыми Рейчел созерцала происходящее.

Ее, казалось, не было целую вечность. Но когда она наконец появилась, ее глаза выражали неподдельное удивление.

— Я, признаться, опасалась, что ты уже ушел, — сообщила она Роберту о своих сомнениях.

— Я думал об этом, — сказал Роберт. — Мне иногда кажется, что я веду себя, как хорошо выдрессированная собака. Мне говорят: “Жди” — и я жду, говорят: “Сидеть” — сижу, хотя иная команда и вызывает во мне стойкое ощущение абсурда всего происходящего.

Рейчел принесла бутылку виски и решительно наклонила горлышко над стаканом Роберта.

— Благодарю, но мне больше не хочется.

— Пей, пойдет тебе на пользу, можешь мне поверить.

Он убрал закрывавшую стакан ладонь, и Рейчел налила ему полстакана. Потом она поставила бутылку на поднос и отошла к столу, на котором красовался огромный букет лилий.

— Прежде чем я перейду к деталям, мне необходимо сказать тебе одну вещь.

Роберт смотрел на нее во все глаза и никак не мог поверить, что эта стройная женщина с мокрыми волосами в длинном халате и убийца в метро — один и тот же человек.

Она обратила внимание на то, что он по-прежнему избегал встречаться с ней взглядом.

— Я люблю тебя, Роберт — просто сказала она.

Это заявление заставило его посмотреть на Рейчел в упор. Лицо его тем не менее оставалось бесстрастным, и через секунду он, побелев как полотно, отвел взгляд.

— Люблю так, как никого никогда не любила, — тихо произнесла Рейчел. — Люблю до такой степени, что эта любовь меня убивает.

Роберт моргнул. Он ухватился за стакан, будто за палочку-выручалочку, и сделал большой глоток.

— Я не могу без тебя жить, — продолжала свою исповедь женщина.

Она тоже старалась не смотреть на Роберта и сосредоточила все свое внимание на домашних туфлях. При этом непокорная прядка упала на ее белоснежный лоб.

Роберт снова вспомнил все, что случилось. Клинок Ли на расстоянии какого-нибудь сантиметра от его глаз, угрозы, которые выкрикивал этот ублюдок. А потом перед его внутренним взором предстали ноги взлетевшего в воздух Винни. И алая струя ударившей в потолок крови.

— Роберт я полюбила тебя, как только увидела.

Большую часть того, что она говорила, Роберт пропускал мимо ушей, но вот наконец ей удалось завладеть его вниманием.

— Более того, я полюбила тебя прежде, чем ты узнал о моем существовании.

Роберту показалось, что он ослышался.

— Я была влюблена в тебя еще до того, как переехала сюда жить. Причиной тому, что я оказалась здесь, был ты. Когда я поселилась на Леннокс-гарденс, я знала тебя лучше, чем ты можешь себе представить.

— О чем это ты? — выдавил из себя Роберт.

Она не обратила внимания на его вопрос и продолжила свой монолог:

— Я ждала твоего появления так долго, что уже начала отчаиваться. Мне казалось, что ты никогда не придешь.

Она говорила все это с удивительной нежностью в голосе. Она встала перед ним на колени и положила ему руки на бедра. Она всматривалась ему в лицо с доброй улыбкой на устах. Потом она оказала:

— Я убила их всех, дорогой. Я говорю не о тех четырех негодяях, а о Дженнифер Колсен и Андрэ Перлмане, погибших в отеле “Кэдогэн”. И еще я убила Сару Рейнолдс в ее собственном доме.

Роберт помертвел. Его волю и чувства охватил паралич. Его мозг фиксировал слова Рейчел и даже вполне их осознавал, но чувства молчали. Они исчерпались до дна. Теперь ему оставалось лишь смотреть на Рейчел и отстраненно наблюдать, как открывается и закрывается ее рот. Но она говорила правду. Он наконец поверил в это, и в глазах у него помутилось.

Прошла долгая, очень долгая минута.

— Я не понимаю тебя, — пробормотал он.

Рейчел пододвинулась к нему поближе.

— Я вижу.

— Что все это значит? — едва слышно спросил Роберт.

Она замолчала и погрузилась в размышления. Тем временем Роберт допил виски. Рейчел поднялась с колен, отошла в дальний угол комнаты и несмело улыбнулась ему оттуда.

— С чего же начать...

Исповедь Рейчел все еще эхом отдавалась в ушах Роберта. Она призналась, что убила Сару. В это было трудно поверить, но он уже знал, что она способна совершить убийство. С легкостью.

Рейчел хотелось, чтобы это объяснение состоялось при других обстоятельствах. Она собиралась поведать ему обо всем по возможности в самой мягкой форме. И об этом она размышляла долгими вечерами. Но сегодняшняя ночь разрушила все ее планы, и теперь ей предстояло импровизировать на ходу.

— Как ты думаешь, Роберт, сколько мне лет?

— Что?

— Сколько мне лет?

Роберт смерил ее взглядом и сделал попытку угадать:

— Двадцать пять?

— Больше тридцати, — подсказала Рейчел.

— Больше тридцати? — Роберт, казалось, был крайне удивлен. — Тридцать пять?

— Больше.

— Больше тридцати пяти? Неужели сорок? — неуверенно предположил он. Впрочем, на его взгляд, это не соответствовало действительности. Стоило только взглянугь на женщину, чтобы убедиться, насколько она молода и свежа.

На губах Рейчел появилась хитрая улыбка.

— Значительно больше сорока. Скажи мне, тебе часто приходилось беседовать с людьми, которые прожили на свете более двухсот лет?

Разговор стал приобретать странное направление. Теперь реальность и вымысел уже шествовали рука об руку. Впрочем, Роберт уже в достаточной степени повидал немыслимых вещей, чтобы удивляться чему-либо. Тем не менее он сказал:

— Я тебя не понимаю.

Рейчел сочувственно улыбнулась:

— Все очень просто. Я родилась в Лионе в январе тысяча семьсот восемьдесят девятого года и не могу умереть.

 

 

Главный инспектор Хэролд Дейли стоял на платформе и прикуривал очередную сигарету. Потом он повернулся к Дэвиду Смиту:

— Где четвертый? В вагоне только три трупа.

— Четвертого выбросили из окна в противоположную от платформы сторону. От него мало что осталось. Там на путях стоял поезд, который двинулся через тридцать секунд после того, как остановился этот. Так что парня весьма основательно потрепало. И в нем такая дыра, что туда можно загнать автомобиль.

Дейли показалось, что он учуял запах паленой резины. Сразу за станцией, на Варвик-роуд, к небу поднимались сизые струйки дыма. Около табачного киоска сшивались ребята, приехавшие на "скорой помощи", и многочисленные зеваки. Медики только что сделали несколько успокаивающих уколов свидетелям.

— Показания собраны почти у всех, кто ехал в этом поезде. Мы постараемся обнаружить и допросить остальных свидетелей в ближайшее время, — сообщил Смит. — Два пассажира, ехавшие в соседнем вагоне, заявили, что ничего не слышали, но сказали, что через их вагон прошел молодой человек и скрылся за дверью, которая вела в этот.

Дейли приободрился.

— Вы получили описание внешности этого парня?

— Получили, но оно, увы, оставляет желать лучшего. Как вы знаете, припозднившиеся пассажиры обычно избегают смотреть друг на друга.

Опасаются взглядов в упор. Однако свидетели заметили еще кое-что. С этим парнем была красивая девушка, которая следовала за ним по пятам. По словам пассажиров, они переругивались. Девушка называла парня по имени. Те двое, что ехали в соседнем вагоне, его имени не помнят, но, если опросим всех, кто видел парочку, мы, возможно, сможем это установить.

Дейли нахмурился.

— Как-то все странно получается, Дейв. Я хочу сказать, что мне трудно представить себе парня, который уходит в ночь, чтобы совершить ритуальное убийство, и прихватывает с собой для компании красотку. А вы что по этому- поводу думаете?

— Думаю, что вы говорите сущую правду. Хотя парень, как мне кажется, тот самый.

— Почему?

— Дело в том, что имеются свидетели, которые видели, как они входили в этот вагон и как выходили. Последнее могут подтвердить люди, стоявшие на платформе. Скорее всего это та самая парочка, которую мы ищем, поскольку дверь в следующий вагон не открывалась, и они, следовательно, не могли через нее пройти и удалиться от места преступления в другую часть поезда. Кроме них, никто из этого вагона не выходил.

— Итак, парочка, — пробормотал себе под нос Дейли.

Фотографы тем временем снимали интерьер злополучного вагона. Вспышки их фотоаппаратов и кинокамер яркими бликами отражались от поверхности окон и стен. Дейли решил еще разок заглянуть внутрь. Это было отвратительное зрелище. Трудно было представить, каким образом столь чудовищные ранения были нанесены так быстро четверым сильным молодым людям.

Как чертик из коробочки возник Смит.

— Плохие новости, шеф.

— А именно?

— Пресса что-то пронюхала. Они жужжат у обоих выходов, словно мухи вокруг кучи собачьего дерьма.

— Только этого нам еще не хватало!

— Они жаждут услышать ваши комментарии.

— Ну еще бы.

Дейли стоял у открытой двери вагона и следил за тем, как человек в специальном костюме с большими буквами ПОЛИЦИЯ на спине исследовал брызги крови на потолке вагона. Там как раз висело объявление о наборе в школу секретарей-референтов. Кровь обильно смочила плакат, и теперь можно было разобрать не более трети отпечатанного на нем текста. Золотой крестик-распятие Ли валялся на полу в луже липкой крови среди осколков стекла. Гарри по-прежнему лежал лицом вниз. Его мощные плечи виднелись сквозь порванную на спине футболку. Клочок белой, вымазанной в крови ткани был брошен на полу у двери. Так же небрежно преступник раскидал по полу четыре человеческих сердца. Помимо вышеперечисленного, кто-то обнаружил половину человеческого ногтя, застрявшего в замке так и не открывшейся двери В противоположном конце вагона.

Дейли, как ни старался, так и не сумел представить себе картину происшедшего. Каждая даже второстепенная деталь преступления поставила бы в тупик кого угодно. Во-первых, все происходило в тишине, поскольку пассажиры соседних вагонов не слышали никакого шума. Далее, все четыре убийства были на диво быстро сработаны. Они были совершены за те несколько минут, пока поезд мчался от одной станции к другой, причем “Вест-Бромтон” можно было не считать, потому что там поезд не остановился, а лишь замедлил ход. Третье: не было заметно ни малейших следов сопротивления или драки. Полицейские, правда, обнаружили пару ножей, но стоило на них только взглянуть, чтобы убедиться, что ими не воспользовались.

Прибыла похоронная команда. Один из парней заглянул в вагон и спросил Дейли:

— А где же четвертый? Здесь всего трое.

— Четвертый по ту сторону вагона. Его выбросили из окна под колеса отходившего с противоположной платформы поезда.

Смит взглянул на черные пластиковые мешки на молниях и позволил себе дать Хэролду совет.

— Знаете что, шеф, — сказал он, — пора сваливать отсюда на легком катере. Этим четверым мы уже не поможем.

 

 

Роберту так и не удалось сказать что-нибудь путное. Что же касалось признания Рейчел в убийстве Сары, — не было ничего удивительного в том, что он, выслушав эту женщину, одновременно отупел и онемел. Эмоциональная тупость, которая в мгновение ока овладела им, лишила его способности рассуждать логично. Тем не менее он помнил, что, с тех пор как она переехала на второй этаж дома, он не уставал задавать себе вопросы: кто она? чем занимается? откуда приехала? Поскольку ответов не было, Роберт мог что угодно нафантазировать, и некоторые из его фантазий были весьма причудливого содержания. Но ни одна из них, разумеется, не моста сравниться с тем, что ему только что наговорила Рейчел.

— Тебе нечего сказать? — спросила она.

В этот момент ей больше всего хотелось подойти к Роберту и вытереть грязь у него на виске — этим местом он как раз ударился об угол кресла в метро. Но Роберт находился в столь подавленном состоянии, что она не рискнула приблизиться к нему. Вместо этого она взяла с каминной полки шкатулку с сигаретами, достала одну и закурила.

— Должно быть, ты просто перегружена воспоминаниями. Одни мировые войны чего стоят! — попытался наконец отшутиться Роберт

— Воспоминаний у меня достаточно, — вполне серьезно заверила его Рейчел. — Если у обычных смертных все их мыслишки в течение жизни могут уместиться в единственной тетради, то моих впечатлений хватило бы на целую библиотеку.

Она выпустила облако голубоватого дыма и постаралась сдержать свой гнев. Обычно ей это не составляло труда, но на этот раз она была столь возбуждена и раздосадована, что спокойствие потребовало от нее известных усилий. Роберт ума не мог приложить, в каком ключе вести беседу дальше.

— Расскажи мне еще немного... хм... о своем долголетии. Или его правильнее называть бессмертием?

В этот момент он, впрочем, думая об убийствах, допросах в полиции, судах, судьях и о казавшемся ему неизбежным приговоре в десятки бесконечных лет тюрьмы. Но постепенно все происходившее стало казаться ему сном, который рано или поздно кончится.

— То, что случилось со мной, — следствие метаморфозы. Когда превращение заканчивается, человек перестает стареть. Другими словами, тело человека как бы консервируется в том возрасте, когда он подвергся трансформации.

— А что будет, если я, к примеру, отрублю тебе палец?

— На его месте вырастет другой.

Несмотря на обуревавшие его тяжелые мысли, Роберт едва не расхохотался ей в лицо.

— Чушь собачья!

— Если хочешь, могу тебе показать, — сказала она, и в глазах у нее блеснул вызов.

Роберт сразу же отмел эту сумасшедшую идею взмахом руки.

— Как-нибудь в другой раз.

Когда приступ цинизма у Роберта прошел. Рейчел сказала:

— Тело — всего лишь сосуд для духа.

— Что? Ты хочешь сказать, что при желании можешь этот так называемый сосуд сменить на другой? Немного поносить, а потом обменять, словно пару туфель?

— Умоляю тебя, Роберт! Прекрати говорить пошлости!

— Пошлости?! Да ты, наверное, шутишь! — заорал Роберт, неожиданно оживившись и вскочив со стула. — В течение одного несчастного вечера ты прикончила четырех незнакомцев в метро, призналась в убийстве моей бывшей любовницы — это не говоря о прочих жертвах, — и теперь, в заключение, вешаешь мне на уши лапшу, что родилась двести лет назад, — и все это не моргнув глазом! Согласись, я имею право говорить то, что думаю!

Она сделала шаг назад. Роберт так и не понял почему. Если, к примеру, он вышел из себя и ей показалось, что он вот-вот ее ударит, что, спрашивается, ей стоило оторвать ему руку и приготовить из нее аппетитное рагу? Рейчел нервно курила одну сигарету за другой.

— Извини, — едва слышно прошептала она.

— Что толку от твоих извинений? Мне требуется куда более солидное объяснение, нежели этот безумный треп о бессмертии и хрен знает какой трансформации! Впрочем, даже если это и правда, ты не имеешь никакого права направо и налево убивать людей. Разве не так?

Она нахмурилась.

— Но они же делали тебе больно! Очень может быть, что они бы тебя основательно покалечили, если бы я не вмешалась. И ты отлично это знаешь. Я не могла допустить, чтобы с тобой так обращались.

— И по этой причине ты их всех поубивала? Послушай, ты ведь вырвала у них из груди сердца!

— Я потеряла самообладание.

— Лжешь!

Роберт отошел от Рейчел и провел дрожащей рукой по волосам. “Спокойствие и еще раз спокойствие”, — твердил он себе. Вряд ли ему поможет истерика. И тут он подумал, что было бы неплохо перевести разговор на другую тему — хотя бы на время. Тогда он получит возможность поразмышлять о том, как быть дальше.

— Мы не совершенны, — произнесла между тем Рейчел.

— Погоди-ка. Что значит “мы”?

— “Мы” — значит мы. Хочу тебе сказать, что я не уникальна, существуют другие, во многом схожие со мной. Нас немного, и некоторые живут подобно вам, смертным, — для того чтобы ассимилироваться в вашей среде.

Роберт развел руками.

— Подобно нам, смертным? Опять ты начинаешь говорить загадками!

— Я хочу сказать, что мне, к примеру, не нужна пища как строительный материал для организма. Мое существование не зависит также от регулярного приема жидкости. Сон — скорее прихоть, чем необходимость. У меня отсутствует присущая человеческому существу хрупкость.

— Итак, ты ведешь обычную жизнь только ради того, чтобы получше устроиться в нашем обществе?

— Верно. Мы ведем обычную человеческую жизнь — как ты изволил выразиться, — чтобы как можно комфортнее существовать среди вас, смертных. Так легче смешаться с толпой. Некоторые, впрочем, имитируют жизнь людей, в случае если полюбят кого-нибудь. Но, повторяю, такой необходимости нет.

— Но это просто смешно!

— Это правда.

— Ну конечно! Как с моей стороны неразумно тебе не доверять!

Чем скорее он уберется отсюда и найдет телефон, тем лучше. Вполне возможно, полиция проявит по отношению к нему милосердие. С другой стороны, вероятность того, что его сочтут за психа и не поверят ни единому слову, тоже велика.

— Мне понятны твои колебания, Роберт. Это же так естественно. Но все, что я тебе сказала, — правда. В любом случае мне незачем тебя убеждать. Довольно скоро ты обо всем узнаешь сам.

Ей хотелось кончиками пальцев коснуться кожи его лица, провести ноготком по скуле и почувствовать бархатистость век. Ей хотелось целовать ему плечи и грудь, но Роберт, словно оглушенный, только тряс головой.

— Так мы Бог знает да чего договоримся. Рейчел. Тебе не приходило в голову, что нужно вызвать полицию?

— Хорошо, мы ее вызовем. И что скажем?

— Ты расскажешь им, что произошло!

— Только не устраивай здесь театр абсурда, дорогой. Ты отлично знаешь, что мы не можем этого сделать.

— Значит, мы ничего не можем сделать?

— Ничего. В течение некоторого времени мы только и будем делать, что ничего не делать.

Он взглянул на нее и заметил на лице женщины то же невозмутимое выражение, с каким она вошла в вагон поезда и дерзко перебила тираду Ли об уважении. Она ничуть не сожалела о содеянном — это было очевидно.

— Да, но как же убийства? — спросил Роберт, весьма озадаченный тем спокойствием и уверенностью, с которыми она излагала свое пусть и абсурдное жизненное кредо. — Я не очень понимаю, как ты это делаешь... И почему?.. Короче, я ничего не понимаю!

Рейчел предпочла бы поговорить об этом попозже и при более благоприятной ситуации, но решила, что избегать ответа неумно. В конце концов, он по-прежнему находится у нее в квартире, и это само по себе было хорошим признаком. Она бы ни чуточки не удивилась, если бы Роберт попытался сбежать от нее в самом начале разговора.

— Существует одна очень простая причина для того, чтобы убивать, — произнесла она, — но происшествие в метро не имеет к этому никакого отношения. Запомни, между убийствами имеется существенная разница.

— Какая?

— Дело в том, что, когда убиваем, мы имеем возможность в случае необходимости или по желанию переварить все, что жертва в состоянии нам предложить.

— Переварить? — усомнился Роберт. — Что ты подразумеваешь под этим словом?

— Мы знаем способ, как унаследовать все способности и таланты жертвы. Кроме того, мы в состоянии воспринять воспоминания, навыки и умения, равно как и все терзавшие человека при жизни страхи, слабости или, наоборот, его силу. И все это добавить по выбору к своим собственным талантам и способностям, а также к тем качествам, которые были получены от других жертв.

Роберт по-прежнему недоверчиво сверлил ее взглядом.

— И что же ты получила от людей из поезда?

— Ничегошеньки. Я предпочла оставить все как есть. Я сильно сомневаюсь, что кто-нибудь из них мог предложить мне нечто, от чего выиграла бы моя личность.

Роберт допил остаток виски и направился к подносу с бутылками, чтобы налить еще.

— И как же вы делаете это самое... Я хочу сказать “перевариваете”?

Рейчел очень надеялась, что хотя бы об этом он не станет спрашивать, но ошиблась.

— Такого рода подробности мы отложим для другого раза.

— А почему не сейчас?

— Позже, я сказала.

Роберт хватил полстакана неразбавленного виски и закрутил пробку на бутылке. Рейчел докурила очередную сигарету и потушила ее в каменной пепельнице. “Нет, — подумал Роберт, — она помешанная. И ни один суд не отправит ее в тюрьму. Рейчел ждут смирительная рубашка и транквилизаторы”. Но ведь он собственными глазами видел дело ее рук! И в этом заключалась жестокая правда — правда без преувеличения и излишней экзальтации.

— Ты так все расписала, что можно подумать, ты самая настоящая богиня, спустившаяся на нашу грешную землю.

Рейчел некоторое время взвешивала его слова, после чего снова обратилась к нему:

— Что ж, если ты прав, и я в самом деле богиня, тогда ты тоже очень скоро сделаешься богом.

— В этом случае ты меня потеряешь.

Рейчел улыбнулась той иронии, которая прозвучала в его словах.

— Наоборот, дорогой. Я тебя нашла и сохраню при себе. При любых обстоятельствах. Навсегда.

Рейчел задрожала от возбуждения, услышав собственные слова. До чего все удачно складывалось! Ей снова захотелось коснуться щеки Роберта, и она сделала шаг вперед. Роберт отступил.

— Нет, черт побери! Не подходи ко мне! — снова вспыхнул молодой человек. — Знаешь, что я думаю? Ни я, ни кто-либо другой тебе не нужен. Тебе следует подольше полечиться в Брэдморе. Там ты отлично проведешь время, дорогуша. У них там полно людей, которые считают себя Наполеонами и Цезарями. Вам найдется, что обсудить вместе. Кто знает, может, ты уже со многими из них знакома?

— Это не смешно, Роберт!

Он кивнул и поставил стакан на стол. Теперь он внимательно за ней следил, стараясь, чтобы между ними постоянно сохранялось приличное расстояние. Он уже видел, что происходит с людьми, когда она оказывается в непосредственной близости от них. Особенно если у нее дурное расположение духа.

— Знаешь что? А ведь ты права. Вовсе это не смешно. Это болезнь. И больная здесь — ты! — заявил он и повернулся, чтобы уйти.

Рейчел последовала за ним.

— Кстати, о болезнях, — крикнула она. — Как ты себя чувствуешь?

Роберт замер на месте, но не повернулся. Рейчел продолжала одно за другим вколачивать слова прямо ему в спину:

— Скажи мне, начинаешь ли ты чувствовать себя хуже, когда уходишь от меня? Так вот, эти боли будут и впредь тебя мучить, у тебя возникнет ощущение, будто твои внутренности поджаривают на медленном огне. Причем это особый огонь — холодный. Поверь мне, лучше не станет Только хуже. Именно так все и происходит, верно?

— Может быть.

— С тех пор как ты ходил к врачу, прошло уже довольно много времени. Но больше ты к врачу не обращался?

— Нет, — сказал Роберт продолжая созерцать входную дверь.

— Не стоит со мной лукавить, дорогой. Если бы ты еще раз навестил врача, то сразу прибежал бы ко мне.

— С какой стати?

— Очень просто: и твоего врача, и тебя ожидает большой сюрприз. Когда ты отправишься к врачу в следующий раз, тебя поставят об этом в известность.

— Что со мной? — резко спросил Роберт, поворачиваясь на каблуках лицом к Рейчел. — Какая у меня болезнь?

Рейчел шагнула ему навстречу.

— Ну, если коротко, то у тебя крайне опасная форма истощения.

— Что еще за истощение?

Она печально улыбнулась и ответила:

— Худшее из всех — это истощение, которое чрезвычайно быстро прогрессирует.

Роберт не поверил ей, когда она стала утверждать, что бессмертна. Почему он должен верить ее заявлениям о том, что он якобы скоро умрет?

Между тем Рейчел продолжала говорить:

— Есть, правда, существенная разница между твоим заболеванием и прочими формами, которые поражают других. Очень скоро все обернется лучшим образом. Для нас обоих.

— Ты все врешь!

— Нет, это не так. Давай совершим небольшой экскурс в прошлое. Скажи, ведь тебе не становится лучше? Твое состояние постоянно ухудшается — и это тоже сущая правда. А теперь вспомни, как мы с тобой обменялись кровью.

Роберт кивнул, давая тем самым понять, что хорошо помнит этот момент.

— Так вот. Этот обмен и положил начало необратимым изменениям в твоем организме. Ведь до того. как это произошло, ты был совершенно здоров, так? Причина, по которой ты заболел, связана с реакцией в твоем организме и твоей крови на проникновение чужеродных элементов. Иными словами, твоя болезнь — химическая реакция организма, протестующего против проникновения чуждых элементов.

— Каких элементов?

— Тех самых, которыми я тебя наградила в ту памятную ночь.

— И что это было? — хриплым шепотом спросил он.

— Самое дорогое, что я могла подарить тебе, дорогой. Это — вечная жизнь.

Роберт вспомнил крохотный кинжальчик в форме креста и голубоватый блеск металла в тот момент, когда она ночью пронзила его плоть. Ему пришли на память окровавленные простыни, которые он увидел, когда рассвело. Как раз в ту ночь ему привиделся страшный сон: стальные челюсти проникли к нему в грудь — точно так же, как рука Рейчел проникла в грудные клетки тех несчастных в метро.

— Но ты только что сказала, что я таю, словно свечка, разлагаюсь заживо и, стало быть, скоро умру.

— Да, ты уйдешь из этой, привычной для тебя жизни. Тебе придется избавиться от той хрупкой оболочки, которую смертный влачит на плечах всю свою недолгую жизнь.

— А если я не захочу подвергаться подобной трансформации, что тогда?

— Что ж, процесс уже начался. Твоя, скажем так, болезнь быстро прогрессирует Если ты откажешься пройти трансформацию полностью, то распад твоей личности продолжится с еще большей скоростью и закончится мучительной и, я бы сказала, недостойной такого человека, как ты, смертью.

— А если я пройду весь путь до конца?

Она улыбнулась:

— Тогда мы станем жить вместе. Ты и я. Навсегда.

— Все, значит, так просто?

Рейчел почти восхищалась его отношением к происходящему. Его бравада была наполнена едчайшим сарказмом, и она стала постепенно узнавать симптомы. Страх меняет людей до неузнаваемости. Она, разумеется, могла поведать ему со всеми подробностями, какого свойства трансформации ему предстоят, но решила повременить. Какая от этого польза? Он еще в большей степени окажется во власти страха, начнет паниковать — и что тогда? Поэтому она просто сказала:

— Да, не слишком сложно. Или ты проходишь трансформацию до конца — или умираешь. Других вариантов нет и быть не может.

Роберт вышел из себя:

— Боже мой! Да ты и в самом деле сумасшедшая! Ну согласись, признайся, что у тебя шизофрения!

— Я очень тебе сочувствую, — тихо произнесла женщина, раскрывая Роберту свои объятия. — Я говорю правду. Твоя логика восстает против всего, что я тебе рассказала, ты противишься новому знанию всем своим существом. Tы говоришь себе, что все это сумасшествие и я сумасшедшая, раз тебе все это говорю. Но, что интересно, какая-то часть твоего существа подозревает, что истина в моих россказнях все-таки есть.

Она была права, и Роберт ее за эту правду возненавидел. Как ни крути, а он все еще у нее в квартире. Что же касается логики, происшествие в метро основательно ее расшатало.

— Я знаю, что поступила с тобой несправедливо, — продолжала Рейчел, — но, увы, я ничего не могла с собой поделать. Выбора тебе предоставлено не было. Я увидела тебя, влюбилась и решила заполучить любой ценой. Все было четко продумано. Так что если ты вдруг откажешься от трансформации по полной программе, мне остается одно: убить тебя. А потом мне предстоит жить с сознанием содеянного... Вечно.

Она вперилась остановившимся взглядом в пространство, и Роберту на какое-то время даже стало ее жаль. Ему захотелось успокоить ее, отмотать несколько дней назад и снова оказаться с ней в постели, но уже без всей этой чертовщины.

Рейчел сурово посмотрела на Роберта и сказала, как отрубила:

— Если мне не удастся тебя заполучить, ты не достанешься никому.

Даже если все, что она говорила ранее, было бредом, а Рейчел являлась обыкновенной сумасшедшей, приходилось признать, что убийства в метро были реальностью, и от этого факта отмахнуться никак не удавалось. Он собственными глазами видел, как на замусоренный пол вагона с неприятным хлюпающим звуком падали вырванные сердца. Он слышал, как с душераздирающим треском и хрустом лопались реберные клетки несчастных, и с содроганием вспоминал их предсмертные вопли о пощаде. Увы, с ней или без нее, он обречен.

Но хуже всего было другое. Существовала вероятность. что Рейчел на самом деле одарила его загадочной болезнью. Это особенно тревожило Роберта, поскольку ее рассказы казались плодом воображения шизофреника. Неужели это должно было означать, что он тоже обречен на сумасшествие?

Им овладело отчаяние. К тому же Роберт был крайне утомлен. Он оперся спиной о стену и закрыл ладонями лицо. Сжав изо всех сил веки, он старался хотя бы на мгновение укрыться от всего, что за последние несколько часов на него обрушилось.

— Я потерял нить, — едва шевеля губами промямлил он.

Ему уже давно следовало выскочить на улицу и мчаться со всей скоростью к ближайшему полицейскому участку. Но вместо этого он, словно ребенок, с благодарностью вверил себя ее объятиям.

— Я люблю тебя, — прошептала она, нежно обнимая его, — и буду любить всегда.

— Это неправда.

— Для нас двоих это непреложная истина.

Он вырвался из ее объятий и бросился к двери. Рейчел удерживала его за руку. Роберт движением плеча стряхнул ее пальцы, но она снова ухватилась за него, сильно дернула за руку и прижала к стене.

— Останься со мной!

— Не хочу! После того, что ты мне здесь наговорила...

Она зло ухмыльнулась и проговорила:

— Heт, милый мой, ты останешься.

Роберт пришел в ярость и широко размахнулся свободной рукой, чтобы дать Рейчел основательную затрещину. Она ухватила его за запястье и остановила карающую длань в каком-нибудь дюйме от своего уха. Пальцы Рейчел сжимали запястье Роберта не хуже стальных наручников. Он заморгал, и у него на лице отразился ужас. В памяти мгновенно всплыл образ Гарри — вернее, не самого Гарри, а его изуродованной руки, превращенной в мгновение ока в мясной фарш.

— Прошу тебя, не делай этого!

— Я не в состоянии причинить тебе вред, Роберт, — сказала она.

Рейчел надавила большим пальцем на тыльную сторону запястья Роберта, пытаясь нащупать пульс. По ее бесстрастному лицу нельзя было определить, что она сделает в следующую минуту — убьет его или поцелует.

— Нам нужно держаться вместе, — продолжала она твердить ровным голосом ему на ухо. — Нас всего двое, и весь мир против нас.

Ритмичные поглаживания большого пальца Рейчел возымели действие — Роберт стал постепенно погружаться в сон. Пульс Роберта замедлился, действительность уже не казалась столь ужасной, а нежное и теплое прикосновение руки Рейчел позволило ему впервые за много часов ощутить, что в этом мире все еще можно чувствовать себя комфортно. Рейчел прижалась к Роберту всем телом, но ее пальцы продолжали круговые ритмичные поглаживания. Она коснулась губ Роберта губами, их лица оказались в пугающей близости друг от друга, и близость эта завершилась тем, что кончики их ресниц соприкоснулись.

— Оставайся со мной...

Женщина отвела Роберта в постель, стараясь, чтобы он не заметил, до какого опасного уровня возросло ее возбуждение. Она царила над миром. Как-никак она победила, и Роберт остался в ее распоряжении — по крайней мере до утра следующего дня. Признаться, она ожидала худшего. Но теперь он находился в полной ее власти, и, чтобы избежать неожиданностей, она продолжала массировать его и тем самым замедлять ритм биения сердца.

— Все будет хорошо, дорогой, — мурлыкала она ему на ухо. располагаясь на кровати рядом и осторожно — чтобы не разбудить — целуя. — Tы пройдешь трансформацию шаг за шагом, и мы будем вместе. Мы будем любить друг друга, и для нашей великой любви будет мало даже самой вечности. Что нам те несколько лет, которые отдают любви простые смертные, прежде чем лечь в холодную могилу с потрескавшимся надгробием. Мы будем равны богам и друг другу. Tbi станешь единственным человеком, который получит право поставить под сомнение мое бессмертие.

К тому времени Роберт почти полностью погрузился в сон, но ее последние слова проникли сквозь кисею, которой завесил его сознание Морфей, и он непослушными губами изобразил некоторое подобие фразы, заключавшей в себе вопрос:

— Что ты под этим подразумеваешь?

Рейчел отбросила все сомнения и решила сказать Роберту правду. Она знала, что он это заслужил.

— Как только ты сделаешься бессмертным, мы получим возможность при желании друг друга уничтожить.

— Как это?

— Tы уже знаешь как. Необходимо вырвать сердце у другого, сходного с тобой существа. Бессмертные любовники получают право нарушить закон, о существовании которого обычные смертные даже не подозревают.

 

 

Глава 15

 

Крис проснулся от того, что его кто-то тряс за плечо. Он открыл глаза и увидел, что рядом с ним на кровати сидит Кэтрин. Ее волнение напоминало ему испуганные глаза стюардессы, разбудившей его в самолете, — как раз в тот момент, когда ему снился очередной кошмар. Совсем как стюардесса, Кэтрин озадачила его вопросом:

— Вы хорошо себя чувствуете?

Крис огляделся, приподнялся, опершись на локоть, и сказал:

— Разумеется. Просто мне приснился дурной сон.

— Я заметила. Судя по всему, сон был очень дурной.

Девушка с грязными, неопределенного цвета волосами нежно обнимала его и закрывала ему глаза ладонями. Старая, потертая кожа царапала ему щеки. Он слышал крики, шорох, шум суматохи и вопль, переходящий в затяжной вой. Потом воцарилась мертвая тишина. Но вот девушка убрала ладони с его глаз и жестом предложила ему войти в комнату. Он затрепетал, напрягся — и в этот момент его разбудила Кэтрин.

Ее квартира находилась на первом этаже средних размеров дома, стоявшего на тихой улочке неподалеку от Бишопс-Бридж-роуд. В квартире имелись спальня, небольшая кухня, ванная и довольно приличная гостиная с окном, из которого открывался вид на улицу. Слева от камина стояли маленький телевизор и видеомагнитофон, самое место которому было бы в музее. Пол укрывал турецкий ковер, а на стену девушка повесила две недорогие копии Миро, которые напоминали два человеческих глаза, созерцавших большой книжный шкаф напротив. Под копиями находился маленький письменный стол, заваленный бумагами, среди них выделялась толстая пачка почтовых конвертов, которые явно не торопились вскрывать. Кэтрин взяла чашку с кофе, стоявшую на телевизоре, и почти одновременно с Крисом взглянула на часы. Было без пяти восемь.

— Спасибо за вчерашний обед, — сказал Крис. — Так хорошо я не ел с тех пор, как прибыл в Англию.

Кэтрин благодарно улыбнулась.

— Спасибо за комплимент. Вы первый человек, похваливший мою стряпню.

Поначалу она волновалась — приглашать почти незнакомого человека в дом было по меньшей мере легкомысленно. Кроме того, она опасалась, что ее независимый нрав придется гостю не по вкусу и он станет жалеть, что столь неосмотрительно согласился на ее предложение. Но более всего Кэтрин интересовало другое: что Крис думает о ней и о ее поступке?

Крис рассказал ей о своем детстве, которое он провел в Калифорнии, и она внимала ему, пытаясь сопоставить услышанное с теми сведениями об американской жизни, которые она почерпнула из голливудских фильмов. Ей представились апельсиновые рощи, лазурные небеса и волны океанского прибоя. Перед ее мысленным взором вставали эстакады, прямые, словно стрелы, автомобильные дороги, по которым мчались огромные автомобили. Ей представлялись темпераментные жители Калифорнии, вдыхающие солоноватый морской воздух идеальной формы носами. Крис описывал все эти красоты с эмоциональностью утратившего родину эмигранта.

Стоило ему остановить на девушке взор, как она вспыхивала. Поскольку ее думы о Крисе примяли весьма опасное и даже фривольное направление, ей все время казалось, что выражение лица выдает ее и Крис легко читает по нему ее мысли.

В детстве Кэтрин была неустрашимой и отчаянной, как мальчишка, и лишь вступление в пору созревания заставило ее изменить манеру поведения и сделаться более застенчивой и сдержанной, как и подобает девушке. Она стала избегать сверстников и в присутствии мальчиков держала себя гордо и неприступно. Кроме того, ей вовсе не хотелось становиться объектом пристального внимания со стороны подростков противоположного пола только потому, что у них стала просыпаться чувственность. Ее не прельщали просмотры фильмов с участием Роберта Редфорда, если непременным условием такого похода являлись поцелуйчики и объятия на последнем ряду. Мальчишеские эксперименты не вызывали у нее ничего, кроме пренебрежения и брезгливости. Эти парни вряд ли догадывались, что между захватом в джиу-джитсу и поцелуем любви существует определенная разница. Несмотря на юные годы, Кэтрин тянуло к стабильным, осмысленным отношениям.

С опытом приходило сознание того, что в мире существуют не только верность и преданность, но и подлость и обман. Появившиеся со временем любовники всякий раз разочаровывали Кэтрин. Под конец она стала подумывать, что она была слишком наивна и даже глупа, полагаясь на доверие в своих отношениях с ними, между тем как они лишь бессердечно играли ее чувствами.

Отношения с мужчинами настолько выбивали ее из колеи, что она предпочитала уходить сама, не дожидаясь, пока ей изменят и поставят в известность, что ей предпочли другую. Ее последний возлюбленный заврался до такой степени, что она не знала, когда он лжет, а когда говорит правду Сначала он утверждал, что занимается рекламой. На самом деле он всего лишь торговал предназначавшимися для рекламных целей страницами малоизвестного журнала. Он говорил, что никогда не был женат В действительности он успел уже дважды развестись. Он утверждал, что любит ее и они вот-вот поженятся. Увы, он сбежал с девицей, предложившей свои похожие на аэростаты груди вниманию фотографа бульварного журнальчика и проложившей себе тем самым дорогу к славе.

Крис вызвал в ней целый поток воспоминаний, и она настолько в них погрузилась, что слушала собеседника довольно невнимательно. Нельзя сказать, чтобы она вспоминала только неприятное, — многие ее мысли теперь приобрели ярко выраженный чувственный характер, поэтому, когда она отправилась спать, заснуть оказалось непросто. Крис казался ей полной противоположностью былым незадачливым ухажерам, и она задалась вопросом: как поступить, если он войдет к ней в спальню, — уступить его настояниям или прогнать?

Пока она фантазировала, ее тем не менее не оставляла одна мысль: ведь Крис оказался у нее только потому, что погибла Дженнифер. Неужели они оказались вместе оттого, что судьба предназначила роль дознавателя именно ему? В таком случае требовать от Провидения большего было просто нечестно. Кэтрин оставалось одно — предаться объятиям Морфея.

Когда она встала, солнце уже палило вовсю. Кэтрин направилась к окну и раздвинула шторы. Яркий свет залил комнату. Она выглянула в окно: на тротуарах толстым слоем лежала пыль. Крис прикрыл ладонью глаза и следил за ее манипуляциями.

— Завтракать будете?

— Чашечку кофе, пожалуйста, если вас не затруднит.

Пока Крис одевался, Кэтрин варила кофе. Она явилась невольной свидетельницей его ночного кошмара. Это был не просто дурной сон. Исследователь крови корчился на кровати так, словно его колотили почем зря. Он размахивал руками, едва не опрокинув прикроватный столик, и рука, судя по всему, все еще саднила. Но даже физическая боль оказалась не в состоянии вывести его из мучительной летаргии — для того чтобы разбудить мужчину, Кэтрин пришлось хорошенько потрясти его.

Что и говорить, Крис произвел на девушку сильное впечатление. Ей нравилась его внешность, а особенно его доброе лицо. Но ей никогда еще не приходилось видеть подобного затравленного выражения, которое исказило его черты в момент пробуждения. За внешней уверенностью таилась тщательно скрываемая от посторонних боль.

Кэтрин протянула ему чашку дымящегося кофе и спросила:

— Ну, что мы с вами предпримем сегодня?

— Мне кажется, нам следует еще разок навестить Роберта Старка.

— А как быть с Абрахамом?

Крис пожал плечами:

— Не знаю. У парня не все в порядке с головой, это очевидно. Неизвестно, знает ли он убийцу на самом деле. Кто может подтвердить его слова, кроме него самого? Судя по всему, он пока не может открыть нам имя предполагаемого убийцы. Так он по крайней мере говорит. Если он и впредь собирается хранить молчание, то какая от него, спрашивается, польза? Честно говоря, мне кажется, что настала пора от него отделаться.

— Он в самом деле умрет?

— Все мы умрем, — сказал Крис и сделал глоток из своей чашки с кофе. — Дело в том, что он умрет раньше, чем многие люди его возраста.

 

Роберт взглянул на Рейчел и увидел перед собой ангела: она сидела рядом с ним на постели, и над головой ее сиял самый настоящий нимб, сотканный из солнечного света. Одно мгновение ему казалось, что страшные события предыдущей ночи ему привиделись. Глаза женщины сверкали, будто отполированные черные агаты.

— Тебе лучше? — спросила она.

Память мгновенно вернулась к Роберту, он вздрогнул, но тем не менее ответил:

— Я спокоен.

Она улыбнулась и протянула руку, чтобы вытереть испарину у него со лба. За окном снова разгорался жаркий и душный день.

— А как ты? — спросил Роберт.

— Со мной все в порядке. Я всю ночь просидела здесь и смотрела на тебя.

— Всю ночь?

— Всю ночь.

— Понятно. Сон ведь не является для тебя необходимым?

В голове у Роберта снова замелькали обрывки кошмарных видений: измазанные кровью руки, торчащие из тела осколки костей. В ушах отдавались эхом хруст, вопли, стенания. Ему пришла на ум дата: 2 января 1789 года. Вспомнилось, как Рейчел массировала ему запястье в том месте, где прощупывается пульс. А потом на него навалился сон, который остановил бурливший у него внутри протест. И наконец, в мозгу Роберта всплыла фраза Рейчел: “Бессмертные любовники получают право нарушить закон, о котором обычные смертные даже не подозревают...”

Рейчел снова заговорила:

— Всю ночь я думала о тебе, и мысли мои были печальны.

— Почему?

— Потому что я думала, сколько горя мне принесет созерцание твоей агонии и смерти.

Роберт поискал глазами опасный крестик Рейчел. Тот лежал на прикроватном столике рядом с часами. Часы показывали начало десятого.

Рейчел отправилась на кухню, а Роберт принялся натягивать свои голубые джинсы. На них виднелись темные пятнышки. Потом он вышел на балкон. На улице дамочка неопределенного возраста с толстенным слоем косметики на лице выгуливала на красном кожаном поводке весьма подвижного терьера. Тот выделывал забавные кульбиты, отчего рубиново-алые губы женщины, пламеневшие раной на известково-белом лице, непрестанно улыбались. Перевозивший молоко грузовичок с пчелиным жужжанием описывал круг, огибая Леннокс-гарденс. Маячивший в воздухе “Боинг-747” авиакомпании “Бритиш эйруэйз” надрывал в истошном вое двигатели, заходя на посадку в аэропорте Хитроу. Роберт двинулся на кухню, где Рейчел готовила кофе.

Яркий свет отчасти вернул Роберту былую уверенность. Паника в душе оставалась, но теперь он мог ее легко подавить. В очередной раз его воображение выткало облик распластавшегося у запертой двери Ли, парализованного предчувствием приближавшейся смерти, с искаженным от страха лицом.

— У тебя наверняка в запасе тысяча и одна история, — проговорил он, опираясь о мраморный бортик раковины. — Может; расскажешь одну?

Женщина с минуту помолчала, после чего заулыбалась и принялась вставлять в кофейник фильтр. Закончив работу, она потянулась за чайником, стоявшим на плите.

— Я лично знала Романовых. Видишь ли, в 1915 году мне посчастливилось побывать в Санкт-Петербурге. В те времена меня звали Софьей... Я была княгиней, не ниже...

Складывалось впечатление, что она рассказывала о какой-нибудь семье, жившей на соседней улице. Некоторое время Рейчел всматривалась в лицо Роберта, пытаясь выяснить, какова будет его реакция на сказанное. Роберт, однако, погрузился в размышления о полиции и полицейских.

— Отличные, наверное, были люди?

— Слишком хорошие для этого мира. Я вспоминаю, что как-то утром меня разбудил курьер от императрицы. Оказывается, ей требовалось мое присутствие. Когда я примчалась во дворец, она как раз изучала золотую статуэтку, которую я привезла в подарок. Статуэтка была найдена при раскопках древнего города индейцев Куско. Царя и царицу, как я и ожидала, весьма развлек мой маленький презент — мелочь, в сущности, но как я уже говорила, это были прекрасные и очень благодарные люди.

Александра спросила меня, как мне удалось достать статуэтку, и я в нескольких словах поведала ей о своем путешествии в Перу и Боливию. Мы беседовали и одновременно смотрели в окно — там, за стеклом, непрестанно сыпал мелкий холодный дождик, поливая сделавшиеся серыми дома и тротуары. Неожиданно царица повернулась ко мне и сказала:

— Я такая несчастная. Кто я, в сущности, такая? Да, я царица, но одновременно пленница в этой стране. Мы с мужем имеем право распоряжаться государством по своему усмотрению, поскольку данная нам Господом власть абсолютна и не может никем оспариваться. Но власть — это еще и тяжкий груз, который удерживает нас на месте не хуже чугунного ядра на ноге у каторжника. И я знаю, что из этой страны нам уже не ускользнуть.

— И этот разговор, значит, произошел в 1915 году, если не ошибаюсь?

— Да.

— Неплохо. Царица, которая предвидит свое трагическое будущее, — с чувством произнес Роберт. — Идея отличная.

Взглянув на нее, Роберт смутился — ведь он не поверил ни единому слову. Она же, судя по всему, искренне переживала за женщину, жившую и страдавшую совсем в другую эпоху. Рейчел молча улыбнулась, словно желая отделаться от навязчивых воспоминаний. Потом она снова заговорила, опять обескуражив Роберта.

— Однажды я разговаривала с Джоном Кеннеди.

— С президентом Кеннеди, ты хочешь сказать? С тем самым?

— Да, с тем самым. Впрочем, тогда он еще не был президентом.

— Ты, наверное, шутишь.

— Нет, я говорю серьезно. Он пытался меня соблазнить.

— Ты — и весь остальной мир, — с иронией произнес Роберт. Он даже не пытался скрыть недоверие.

Рейчел, однако, ничего другого от него не ожидала.

— По правде говоря, это трудно назвать соблазнением. На самом деле он пытался меня изнасиловать... и сделал бы это — если бы я не сопротивлялась.

Роберт рассмеялся в голос.

— Но это правда, — продолжала настаивать Рейчел. Заметив, как Роберт смахнул с глаз слезы, выступившие у него от смеха, она улыбнулась.

— Это произошло в отеле “Уолдорф-Астория” в Нью-Йорке. Когда я предложила ему выметаться, он заявил, что в его силах добиться от меня взаимности. — Рейчел с минуту молчала, словно собираясь с мыслями. — Надо сказать, что, когда он начал мне угрожать, у меня появилась идея его убить. Интересно, какое влияние оказала бы смерть будущего президента на мировую историю?

— Ну разумеется, оказала бы — да еще какое! Плохо одно — в этом случае ты бы лишила Ли Харви Освальда вполне заслуженной известности!

— И Джека Руби тоже. Стоит упомянуть, однако, что я сумела дать Джону достойный отпор.

Роберту представилось, как Рейчел хватает загребущую руку Джона Фицджералда Кеннеди и в мгновение ока превращает ее в кровавое месиво.

— Могу себе представить! — сказал он.

— Люблю вспоминать годы, которые я провела в Нью-Йорке. Я очень грустила, коща мне пришлось оттуда уехать.

— Тогда зачем было это делать?

— Пришлось. В этом заключается одна из трудностей моего бытия. Я ведь не старею. Приходит время, и люди начинают это замечать.

Рейчел закончила возиться с кофеваркой и взяла чашку с полки над холодильником.

— Бессмертие — это еще и одиночество, Роберт, — промолвила она. — Мы обречены на постоянное движение. Мы не можем иметь друзей. Ничего постоянного — кроме нашего существования, разумеется. Даже если мы и заводим друзей, то потом очень грустно наблюдать за тем, как они стареют и умирают. И поверь, их жизнь пролетает для нас, словно одна минута. Мы все находимся в поисках личности, которую можно было бы удержать при себе навсегда. Мы просто жаждем любви.

В прошлом можно было жить без страха, что о тебе узнают В наши дни информация распространяется мгновенно, и поэтому сохранить анонимность становится все труднее и труднее. Раньше я имела обыкновение вращаться в высшем свете, но решила поставить на этом крест в 1967 году, когда была вынуждена уехать из Нью-Йорка. С тех пор, где бы я ни появлялась, я старалась не светиться. Сейчас я веду куда более скромную и уединенную жизнь. Мне кажется, в те далекие дни я была немного наивна, но кто, с другой стороны, мог ожидать, что мир так сильно изменится. И не только со времени окончания второй мировой войны. Глобальные изменения стали происходить в мире уже со второй половины девятнадцатого века.

Роберт снова изумился занимательности и складности ее рассказа.

— Подожди, — сказал он, поскольку ему показалось, что она готова перейти к новой теме. — Есть моменты, которые я не до конца понимаю. Ты вот, к примеру, говорила, что не подвержена старению.

— Говорила.

— Это значит, что ты остановилась на какой-то стадии физического развития?

— Правильно. Ты остаешься в том самом возрасте, в каком находился в момент завершения трансформации.

— Получается, сейчас ты такая, какой была в момент перехода в разряд бессмертных?

Рейчел забросила волосы за плечи и одернула край длиннющей, достававшей ей чуть ли не до колен футболки.

— Да.

Роберт подал Рейчел чашку и проследил, как женщина наполняет ее ароматным кофе. После чего Рейчел приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Послушай, но это же гениально! — возбужденно заговорил молодой человек. — Нет, в самом деле! Естественно, я не верю твоим байкам, но должен сказать, что голова у тебя работает что надо.

Она кивнула:

— Ладно, не веришь... Тогда позволь спросить у тебя одну вещь. Как ты думаешь, зачем я убила Андрэ Перлмана и Дженнифер Колсен?

Роберт недоуменно пожал плечами:

— Понятия не имею. Если ты, конечно, их на самом деле укокошила.

— Понятно. Тебе, как вижу, нужны доказательства?

Рейчел прошла в спальню, и Роберт последовал за ней. Ему не требовалось подтверждения, чтобы поверить в ее способность убивать, — его он уже получил. Оно было выжжено раскаленным железом у него в мозгу. Рейчел открыла окна, и в комнату проникли звуки пробудившегося города.

— В деле бессмертия, — начала она, забираясь на кровать с ногами, — имеются специфические проблемы. К примеру, проблема выбора. Имеется отличная возможность дрейфовать сквозь годы, копируя по мере возможности повадки смертных и переезжая с места на место, меняя среду обитания и окружение. Однако при данных обстоятельствах такая личность никогда не сможет развиваться по-настоящему. Я всегда была убеждена, что подобная манера существования — пустая трата отпущенных тебе способностей. И это при том, что есть альтернатива! Как ты уже знаешь, мы в состоянии полностью усваивать людей.

Он смутно вспомнил ее слова, произнесенные вчера ночью. Он был тогда в полном расстройстве чувств и не придал должного значения этому — как ему тогда казалось — бреду. Его воображение и так было перегружено сверх всякой меры. Рейчел взглянула на Роберта и расхохоталась.

— Не беспокойся! — с готовностью сообщила она. — Я в данном случае веду речь не о каннибализме. По крайней мере не о каннибализме как его понимает обыватель. Я хочу сказать, что, убивая человека особым способом, мы получаем возможность усвоить его с такой поразительной полнотой, о какой несчастный каннибал даже не подозревает. Мы в состоянии унаследовать все, что есть в убитом ценного.

К примеру, я в состоянии заполучить литературный талант того или иного писателя, но без его вечной боязни неудачи и склонности к гомосексуализму. Все желаемые качества объекта, таким образом, могут быть восприняты реципиентом и приняты им на вооружение, как если бы они были его собственными.

Роберт погрузился в обдумывание очередной невероятной фантазии Рейчел. Она тихонько склонила ему на плечо голову.

— Разве ты не понимаешь, дорогой? Я — это вовсе не я. Я — это своего рода сумма всего лучшего, заключенного в тех людях, которых мне удалось убить и, скажем так, усвоить.

Быстрота реакции и сила, которые продемонстрировала в вагоне Рейчел, и в самом деле превышали на первый взгляд возможности человека. Роберт вспомнил изумленный взгляд Гарри, лицезревшего жалкие лохмотья, оставшиеся от его руки.

— Все это вновь заставляет нас вернуться к вопросу, — продолжала Рейчел, — по какой причине я убила Андрэ Перлмана и Дженнифер Колсен.

— Понятно. Исходя из всего, тобой сказанного, я имею возможность сделать вывод, что таким образом ты заполучила их музыкальные таланты.

— Совершенно верно. То же самое относится и к личности Якоба Экхарта.

— Но ты мне говорила, что не убивала его.

— Нет. Я всего лишь сказала, что старика никто не резал в гостинице. Он и в самом деле был человеком преклонного возраста. Я убила его у него же в доме.

Рейчел замолчала и отвернулась от Роберта. Было ясно одно: она целиком погрузилась в воспоминания. Потом она стряхнула с себя оцепенение, и Роберту на мгновение показалось, что она сконфузилась.

— Жизнь в Антверпене явилась для меня настоящим испытанием. Даже не знаю, отчего я провела там столько лет. Впрочем, я отвлеклась. В Антверпене жил Якоб Экхарт. Он был первоклассным имитатором и ловко подделывал картины. То, чему он обучил меня, оставалось в цене до недавнего времени — я говорю о технологии, с помощью которой можно старить полотно и краски на нем. В наши дни, увы, сбывать поддельные картины значительно труднее. Но Экхарт в этом деле был одним из лучших, вернее, самым лучшим.

Так вот, когда я его убила, я унесла с собой одну из его подделок. Это было небольшое полотно, копировавшее манеру Вермеера. Я продала его вместе с отлично сфабрикованной историей о том, как полотно было обнаружено. Это случилось на аукционе в Женеве в 1984 году. Мне заплатили тогда пять миллионов швейцарских франков. Разве не смешно?

— Чрезвычайно, — без всякого выражения произнес Роберт — А это не ты пришила Джима Моррисона? Ведь о его внезапной кончине до сих пор циркулируют самые разнообразные слухи.

Рейчел хихикнула и отрицательно помотала головой.

— Нет не я. По той простой причине, что мною унаследовано множество музыкальных и литературных талантов, я считаю себя вправе сделать вывод, что наследие Джима Моррисона вряд ли смогло бы в значительной степени расширить мой кругозор.

— Кто знает? Возможно, его таланты в области химии, которой он занимался как любитель, не следует так просто сбрасывать со счетов.

— Очень может быть. Надо сказать, мысль интересная. Вероятно, мне следовало в свое время убить Элвиса Пресли, чтобы приобрести его странный вкус к экстравагантной одежде и патологическую прожорливость.

— Знаешь, Рейчел, все это, конечно, очень мило, но я пока тебе не верю. Я видел вчера, как ты расправилась с теми несчастными, но не пытайся меня уверить, что это имеет хоть малейшее отношение к бессмертию, пожиранию людей и тому подобной ерунде. Вот так.

Она почесала себе локоток.

— А как же Сара?

— А что Сара?

— Я убила ее и приняла в себя. Проглотила. Как ты думаешь, зачем я это сделала?

— Это не смешно, Рейчел.

— Нет, объясни мне. Зачем я это сделала? — спросила она уже более настойчиво.

Роберт промолчал.

— Хорошо. Я сама тебе объясню. Я совершила это с одной-единственной целью — как можно больше разузнать о тебе. Признаться, я уже собрала все, что могла, но мне хотелось узнать тебя досконально.

Роберт почувствовал, как в нем начал закипать гнев. Сара, должно быть, отпрянула, а Рейчел, наоборот, улыбалась. Потом ее рука пробила Саре грудь, проникла внутрь — и что тогда? Каким образом происходит поглощение? Так сказать, поглощение духа? Роберт содрогнулся.

— Мне потребовалось гораздо больше информации, чем я могла собрать благодаря слежке за тобой и путем всевозможных расспросов. И для этой цели Сара подходила просто идеально. Прежде всего она была твоей последней по времени подругой. Tы любил ее, и ваша связь продолжалась настолько долго, что секретов друг от друга у вас практически не осталось. Вряд ли было можно подыскать лучшего кандидата.

— Прекрати! — заорал Роберт. Радость, сквозившая в ее взгляде, испугала его. — Как ты можешь говорить о ней подобным образом? Это просто... Это...

— Не будь занудой. Ведь ты даже не любил ее по-настоящему! Или ты забыл?

В глазах Роберта отразилось негодование.

— Я помню! — выкрикнул он в сердцах. — Но все равно, ты не имеешь права...

— Говорить о мертвых дурно? — перебила его Рейчел и пренебрежительно усмехнулась. — Пожалуйста, не утомляй меня скучными нотациями о морали.

Роберт был шокирован ее словами. Рейчел, судя по всему, увлеклась своей идеей и испытывала эмоциональный подъем.

— Послушай, я знаю о Саре такие вещи, о которых ты скорее всего не имеешь представления! — сказала она.

— Рейчел, прошу тебя!

— Возьмем, к примеру, Сардинию...

Роберт насторожился.

— Сардинию? И что же с Сардинией?

— Знаешь ли ты, что Сара очень сердилась, поскольку подозревала тебя в связи с Кларой Мартин?

— С Кларой? — Роберт вспыхнул. Не было у него никакой связи с Кларой. Правда, пару раз они отчаянно флиртовали друг с другом. У Клары был настоящий талант по части интриг и множество женщин умывалось слезами из-за ее чрезмерной склонности к чужим мужчинам. Неужели Сара в самом деле поверила, что у него романчик с мисс Мартин?

— Ведь Клара Мартин была тогда на Сардинии, не так ли? — продолжала допытываться Рейчел.

— Ну да, была, — сказал Роберт, мгновенно теряя боевой пыл. — Но это ничего не доказывает. В конце концов ты могла узнать о нашей встрече нa Сардинии от кого-нибудь другого...

— Да, могла, но не узнала. Скажи, ведь ты по-прежнему не веришь ни единому моему слову? Ну признайся, я права?

— А ты что, вменяешь мне это в вину?

— Нет, в сущности. Просто мне необходимо убедить тебя в своей правоте, и боюсь, что выбора у меня не остается. Так что тебе придется пережить несколько неприятных минут, ты уж извини. Впрочем, помни дорогой, что все это в прошлом. и не очень расстраивайся.

Рейчел напустила на себя таинственность, и Роберт похолодел.

— Скажи, ты знал, что Сара была тебе неверна?

Роберт облегченно вздохнул и спокойно ответил:

— Конечно. Его звали Энтони Бейкер. Как-то раз я...

— Нет. Я не о нем. Я о том, что было до него.

Роберт попытался убедить себя, что не стоит верить Рейчел.

Она же между тем продолжала излагать ему свои, как он считал, измышления.

— Вы вместе с Сарой были на вечеринке, которую Мириам Мендес устроила на деньги своего ухажера. Там же находился и небезызвестный тебе Джонатан Стейнгер. Вы с Сарой устроились за столиком, но ты скоро ушел, чем вызвал всеобщее недовольство. Некто Джек Кларк подвез Сару на обратном пути в дом на Эрл-Корт-роуд — в тот самый, где я потом ее убила. Она была опечалена твоим отсутствием, пригласила парня зайти, они выпили по стаканчику, ну и... Надеюсь, ты догадываешься, что произошло потом?

Роберт во все стаза уставился на женщину.

— Джек? Не может быть. Он бы никогда так не поступил. По крайней мере с Сарой. И со мной!

Рейчел пожала плечами.

— Как видишь, поступил. И с Сарой, и с тобой. Впрочем, он проделал это с Сарой только один раз, но не потому, что мало работал в этом направлении. Ему-то как раз очень хотелось добиться еще одного свидания, но она и слышать об этом не хотела.

Роберт чувствовал себя, как оплеванный.

— У тебя неверная информация, — попытался слабо защититься он. — Джек не такой. Он один из моих самых близких друзей. Мы вместе с ним...

— О людях, Роберт, трудно утверждать что-либо со стопроцентной уверенностью. Я по крайней мере при всем моем жизненном опыте не стала бы.

— Ну хватит! — забормотал Роберт. — Не желаю ничего больше слушать. Ты зашла слишком далеко, и я...

— Ничего подобного. Ты будешь слушать меня до тех пор, пока не поверишь в то, что я говорю правду. Что, скажи мне, произошло в отеле “Блэкбендж”? Вы с Сарой остановились там на уик-энд, когда приехали в Оксфордшир. Ты ведь все помнишь, верно? Вы тогда едва не померли от смеха, обсуждая имена, которые готовились дать своим будущим детям. Первенца — если это будет мальчик — вы собирались назвать Борисом, а девочку — Бертой. Скажи, ты помнишь или нет? Потом вы приняли ванну и отправились в спальню и там, прежде чем заняться с Сарой любовью, ты впервые завязал ей глаза. Ну как, все еще мне не веришь?

Роберт заколебался, Удары сыпались на него один за другим, и он был слишком озадачен, чтобы вымолвить хоть слово.

— Когда мы с тобой в первый раз занялись любовью, я, помнится, предложила тебе причинить мне боль. Ответь, ты догадываешься, почему я это сделала?

Роберт замотал головой, давая понять, что он уже вообще перестал понимать что-либо.

— Разве не правда то, что Сара время от времени была не прочь пострадать от боли, которую причинял ты? Кстати, это ведь и тебя заводило, так?

— Нет!

— Ты лжешь, Роберт, — твердо сказала Рейчел.

— Нет, не лгу! Правда!

В его голосе прозвучало отчаяние. Она решила придержать коней и некоторое время молчала, склонив голову, обдумывая вырвавшееся у Роберта восклицание.

— Хорошо. Может быть, ты не чувствовал ничего такого. А может быть, ничего подобного раньше за собой не замечал. Но ей нравилось насилие — это уж точно. Поверь мне.

— Не могу.

— Вернее, не хочешь поверить. Но тебе придется мне поверить. Поверить во все, что я говорю. Позволь в этой связи рассказать тебе еще кое-что.

Как-то раз вы были с Сарой в ее квартире на Эрл-Корт-роуд вдвоем. Тебе показалось, что она заснула, и вот тогда ты прошептал ей на ухо: “Давай поженимся, Сара”. Разве этого не было — скажи?

Воспоминания обожгли Роберта, несмотря на все гадости, которые он напридумывал себе о Саре.

— Так вот, Роберт, она не спала. Она слышала твои слова и в тот момент поклялась себе, что, если ты нежно ее разбудишь и снова предложишь руку и сердце, она скажет тебе “да”.

Ну откуда, спрашивается, Рейчел может все это знать? Спорить с ней становилось все труднее и труднее. Даже, пожалуй, невозможно.

— Ты меня убедила, — сказал он.

Рейчел очень близко поднесла указательный палец к большому, так, что между ними остался лишь едва заметный просвет. В ее глазах темным огнем полыхнула радость. Секунду помедлив, она произнесла:

— Тебе не хватило, вот столечко, чтобы сделаться ее мужем, дорогой.

 

 

Глава 16

 

— Роберт? Роберт?

Кэсси напоминала тень былой миссис Лоренцо. Пряди ее белокурых волос в беспорядке торчали из-под надетой кое-как светлой панамы. Тонкая кожа вокруг глаз покраснела и припухла. В заплаканных глазах светилась тревога.

— Не могли бы вы мне помочь?

Роберт испугался, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Он очень осторожно осведомился:

— Конечно. Что я должен делать?

— Наши чемоданы... Отнесите их, пожалуйста, вниз — они очень тяжелые.

Женщину била дрожь. Она словно стала меньше ростом, съежилась и стала сутулиться, хотя раньше ходила гордо вскинув голову. Роберту показалось, что миссис Лоренцо вот-вот упадет без чувств.

У Роберта имелись собственные трудности, и ему вовсе не хотелось взваливать на плечи чужие.

— Вы хотите от него уехать? — поинтересовался он.

Подумать только, ему необходимо ответить на основополагающие вопросы человеческого бытия! Смерть и бессмертие, гибель Сары и несостоявшаяся женитьба так тесно переплелись у него в голове, что было почти невозможно отделить одно от другого. Неужели он в самом деле отстоял от женитьбы всего на один шаг? Доказательств у него не было, но с каждым новым откровением Рейчел недоверие к ее словам у Роберта слабело.

Кэсси подняла на молодого человека слезящиеся глаза и прошептала:

— Сегодня утром он пытался побить ребят. Он угрожал и вел себя настолько мерзко, что мне ничего не оставалось... Поверьте, я просто не могла...

— Где дети?

— В квартире, — сказала она, переводя дух.

Интересно, что сейчас поделывают полицейские? Сколько у него времени в запасе, прежде чем стальные наручники охватят его запястья? Как он себя поведет на допросе? Станет все отрицать или, наоборот, сразу же расколется и выболтает им все в обмен на эфемерную надежду на снисхождение?

Роберт погрузил чемоданы в лифт. Кэсси в последний раз оглядела квартиру и захлопнула за собой дверь. Когда они спустились на первый этаж и подошли к подъезду, женщина потребовала, чтобы дети подождали ее в машине. Она проследила за тем, как они расположились на заднем сиденье поджидавшего их такси, а затем повернулась к Роберту. Теперь она выгядела куда спокойнее и собраннее — особенно после того, как надела солнцезащитные очки, скрывавшие от нескромных взглядов покрасневшие от слез глаза.

— Спасибо вам, Роберт. Спасибо за все. Так продолжаться не могло. И вы один из тех немногих людей, кто в состоянии меня понять.

— Можете не сомневаться.

Она стряхнула с плеча своего синего блейзера несуществующую пушинку, взглянула на Роберта поверх очков и спросила:

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Ну... Вообще-то вполне сносно.

— Не хочу показаться невежливой, особенно после того, как вы проявили ко мне столько доброты и понимания, но я все же считаю своим долгом сообщить, что выглядите вы не блестяще.

— Все нормально, — соврал Роберт. — Итак, куда вы направляетесь?

— Мне бы не хотелось отвечать, Роберт

— Понимаю.

— Если Вернон станет задавать вам вопросы, скажите ему...

— Я скажу, что вас не видел.

Женщина улыбнулась:

— Еще раз спасибо за все.

— Вы приняли правильное решение, — заверил Роберт миссис Лоренцо.

Он проследил за тем, как она усаживалась рядом с Кевином, Мелиссой и Никсоном на заднем сиденье черного такси. Все помахали Роберту на прощание, и машина тронулась с места.

Хэролд Дейли перехватил поудобнее лежавший у него на согнутой руке помятый пиджак и прикурил очередную сигарету. Обыкновенно в этот утренний час станция бывала битком набита пассажирами, но теперь толпы исчезли, а поезд продолжал сиротливо стоять у платформы с распахнутыми дверьми. Забастовка работников метро означала, что торопиться некуда. Тем не менее ребята из отдела экспертизы уже заканчивали свою работу, поэтому делать в вагоне и рядом было особенно нечего. Скоро вагон отгонят в депо, как следует почистят и помоют, и он снова станет как две капли воды похож на своих собратьев.

Брайан 0'Салливан стоял рядом с Дейли и с невозмутимым видом потягивал отвратительный чуть теплый кофе из пластмассового стаканчика. Дейли чувствовал, что вымотался до предела. Лоб инспектора покрывала испарина, а рубашка прилипла к плечам и спине. Он снова окинул вагон усталым взглядом: пятна крови по-прежнему красовались на оконных стеклах, а темные лужи превратились в засохшую бурую корку у резиновых окантовок дверей на полу. 0'Салливан еще раз глотнул кофе, скривился и вылил остаток на грязный пол. Затем он скомкал пластмассовый стаканчик и швырнул его на рельсы. Туда же отправилась недокуренная сигарета Дейли.

— Я еду в участок, — заявил главный инспектор, обращаясь к 0'Салливану. — Хотите, подвезу?

Смита они нашли у турникета. Дейли ухватил его за воротник и повлек вслед за собой сквозь толпу, собравшуюся у входа на станцию со стороны Эрл-Корт-роуд. Солнце нещадно палило сквозь пелену смога, затянувшую небо. Дышать было нечем. Движение на улицах почти замерло. В связи с забастовкой жители города решили воспользоваться индивидуальными средствами транспорта, и теперь их автомобили безнадежно застряли в чудовищных пробках.

Несколько завзятых пьяниц ожидали у газетного стенда, когда откроется винный магазин, торгующий спиртным навынос. Временами они принимались пересчитывать мелочь в надежде выяснить, хватит ли у них денег, чтобы приобрести желанную бутылку крепкого сидра. В ожидании открытия заволновались люди у почты. Дейли едва не столкнулся с человеком, который с аппетитом поедал гамбургер, капая растопленным сыром себе на ботинки. Он даже в такой толчее ухитрился читать спортивный раздел бульварной газетенки. Оказавшись в непосредственной близости от Дейли, он забормотал что-то невразумительное набитым ртом, не поднимая глаз, обошел инспектора и двинулся своей дорогой, оставляя за собой следы в виде капель пролившегося кетчупа и увядших листочков салата.

Полицейский протянул Дейли большой конверт со штемпелями. Дейли забрался в машину, и водитель сразу же нажал на газ, чтобы успеть вписаться в поток городского движения. Голубая мигалка на крыше автомобиля мало помогла машине инспектора быстрее передвигаться по забитым транспортом и переполненным пешеходами улицам.

— Что в конверте? — осведомился Смит

— Видеозапись, сделанная с помощью скрытых камер, которые недавно стали устанавливать на станциях метро.

Наконец полицейскому автомобилю удалось пробраться сквозь полчища замерших без движения машин, и он оказался у Кенсингтонского полицейского участка в самом начале Эрл-Корт-роуд. Они прямиком направились в помещение, где, несмотря на утренний час, горели тусклые лампочки и воздух был отравлен до последней степени стойким запахом табачного дыма. В углу стоял компьютер с включенным монитором и освещал зеленоватым светом располагавшиеся перед ним пустые кофейные чашки и переполненную пепельницу из зеленого стекла, украденную кем-то в пабе.

Смит принялся перебирать бумажные листы, на которых были записаны свидетельские показания.

— Похоже на то, что имена мужчины и женщины начинаются на “Р”. Робин, Ричард, Роберт. Или что-нибудь в этом роде.

Дейли кивнул:

— Правильно. Два свидетеля из соседнего вагона утверждают, что он называл ее Рейчел.

Послышался стук в дверь, и в комнату вошел полицейский с листом бумаги в руке.

— Что это? — спросил Дейли в тайной надежде, что не придется читать очередной рапорт.

— Результаты проверки в отеле “Кэдогэн”.

— И что там нового?

— Нашлись двое, которые вспомнили кое-что по делу. Один раз мы их уже допрашивали, но вот теперь выяснились новые подробности. Мальчишка-посыльный добавил к первоначальному заявлению еще одно, а женщина, сидевшая за конторкой в день убийства, неожиданно поведала то, что ей поначалу показалось несущественным.

В тот день она несла службу за столиком администратора — оформляла новых постояльцев, отвечала на вопросы и все такое. Тогда-то она и увидела женщину, внешность которой соответствует по описанию внешности подозреваемой, и ей удалось хорошо ее рассмотреть. Женщина ни с кем не разговаривала — так по крайней мере утверждает конторщица. Ей показалось, что у посетительницы назначена встреча в отеле, и она знает куда идти.

— Очень мило, — пробурчал Дейли. — Кстати, я хочу, чтобы ты связался с Лэнгом.

— С Лэнгом?

— Ну да, с тем янки. Кажется, он остановился в “Монархе”, где-то в Помлико. Помните его?

— Охотник на вампиров, что ли? — осведомился с удивлением Смит.

— Помню, помню. Он тоже мне кажется малость чокнутым, но знает при этом куда больше, чем ему полагается. Вполне вероятно, что беседа с ним позволит кое-что прояснить.

Смит пожал плечами:

— Как скажете, сэр.

Дейли взглянул на стоявшего перед ним в выжидательной позе полицейского и кивнул в сторону двери:

— Теперь можете впустить всех остальных.

Молодой человек открыл дверь, и в комнату стали один за другим входить ожидавшие аудиенции с начальником офицеры. Тем временем Дейли открыл конверт и извлек из него видеокассету. В углу комнаты на стальном кронштейне размещался солидных размеров телевизор. Дейли подошел к нему и вставил кассету в видеомагнитофон.

— Господа, — обратился он к собравшимся, — прежде всего мне бы хотелось услышать, как продвигается расследование. Поэтому мы вместе с вами просмотрим видеокассету с новым материалом по этому делу.

Смит пролистнул несколько страниц из папки, которую услужливо предложили его вниманию, Дейли оглядел притихшую аудиторию. В комнату набилось не менее дюжины полицейских. Четверо стояли, остальные расселись вокруг стола для заседаний. Смит поднял глаза и обратился к молодому человеку с коротко подстриженными рыжими волосами.

— Насколько я понимаю, кое-какой прогресс у вас наметился?

Полисмен с готовностью закивал и повернулся к Дейли, чтобы иметь возможность наблюдать за реакцией главного инспектора.

— Совершенно верно, сэр. Информация получена из дома, где проживала Рейнолдс.

Дейли устроился поудобнее и закурил.

— Ну и какого рода эта информация?

— Нашу даму видели и там. Об этом сообщил один из жильцов, которого зовут Роджер Квик. Он живет в квартире под номером тридцать один. Ему сорок четыре года, и он читает лекции по экономике в Кингс-колледже. Он как раз выходил из дома и встретился с этой женщиной в холле. Она искала имя кого-то из жильцов в висевшем на доске для объявлений списке, поэтому он обратился к ней с предложением оказать посильную помощь. Женщина не обратила на него внимания и — что интересно — ни единым словом не отозвалась на его любезное предложение. Она просто прошла мимо, так близко, что коснулась его локтем — это его собственные слова, — и пошла вверх по лестнице.

Дейли поискал глазами Маллоя и, не обнаружив последнего, спросил:

— А где Кевин?

— Говорят, его видели, когда он допрашивал какого-то бродягу, утверждавшего, что тех четверых в вагоне убил он. Выяснилось, разумеется, что это полнейшая чушь.

— И сколько у нас уже таких явившихся с повинной?

— Не меньше десятка.

— Черт! — с негодованием произнес главный инспектор. Он поднялся с места и прошел к столу, где стояли три компьютера в ряд. Уперевшись локтем в один из них, он перегнулся через монитор и включил телевизор. В душной, пропитанной запахом пота и табачным дымом комнате установилось напряженное молчание. Двух или трех сотрудников по-прежнему не было. Кэллогэн занимался проверкой автомашин, а Рози Марш допрашивала свидетелей, оказавшихся на станции в момент появления злополучного поезда.

— Джентльмены, — обратился к собравшимся главный инспектор, — судя по всему, нам предстоит искать женщину. Свидетели утверждают, что ни в “Кэдогэн”, ни в доме, где жила Рейнолдс, подозрительных мужчин замечено не было. Таким образом, перед нами возникает вопрос: когда и при каких обстоятельствах к женщине присоединился мужчина?

Дейли отошел от компьютера и принялся кругами ходить по комнате. Он вытянул руку и почесал сначала спину, а потом поросшую щетиной щеку.

— Кроме того, мы знаем наверняка еще одну вещь — женщина не использует оружия. И в первом, и во втором случае, когда ее видели, при ней не было никакой ручной клади, и даже одежда, которую она носила, исключала всякую возможность спрятать не то что инструмент, позволяющий разрезать человека на куски, но и листок папиросной бумаги. Далее, она не использовала в качестве оружия и те предметы, которые вполне подходили для этой цели и были обнаружены на месте преступления. Об этом свидетельствует характер полученных жертвами ран — во всех известных нам случаях ранения абсолютно идентичны.

Дейли прошел к столу и включил электрический чайник. Потом он насыпал ложечку гранулированного чая в пластмассовую чашку. На столе находились также четыре молочных пакета, причем три из них были пусты. Дейли налил себе в чашку молока, добавил сахару, после чего нажал кнопку воспроизведения видеомагнитофона.

Сразу же вспыхнул экран. Камера была установлена под определенным углом над платформой. В правом углу появились постоянно мелькавшие белые цифры, обозначавшие время суток. Перед камерой двигались пассажиры, направлявшиеся к выходу. Появилась компания подвыпивших молодых людей. Затем прибыл поезд. Большинство фигур в отдалении находилось не в фокусе, но женщину признали сразу, как только она вышла из вагона. Наблюдать за беззвучно передвигавшимися персонажами импровизированного фильма было довольно забавно, но вот сидящие в комнате заволновались: двое или трое пассажиров на платформе что-то обнаружили — они собрались у двери вагона и принялись отчаянно жестикулировать, разевая рты в немых восклицаниях. Через секунду собралась небольшая толпа. Все тыкали пальцами в сторону вагона, внезапно превратившегося в катафалк. На лицах собравшихся словно по команде проступило выражение ужаса. По распоряжению Дейли один из офицеров перемотал пленку назад и снова прокрутил то место, где было зафиксировано появление Рейчел. Затем с помощью увеличения удалось получить довольно крупное изображение женщины и следовавшего за ней мужчины. Однако чем крупнее становилось изображение, тем больше страдала резкость. В этот момент Дейли задал себе вопрос: что бы он услышал, если бы пленка имела звуковое сопровождение? Скорее всего уши собравшихся в комнате поразил бы истошный крик стоявших в тоннеле людей, и эхо только усилило бы звуковое воздействие.

Дейли потребовал, чтобы пленку остановили. На экране замер “стоп-кадр”, который отпечатался у всех собравшихся в мозгу. После этого в комнате зажгли свет и в помещении сделалось чуточку светлее.

— Я знаю, о чем вы думаете, — объявил офицерам главный инспектор, — я это вижу по вашим лицам. Эта стерва на пленке выглядит спокойной, как скала. Вот вы все и спрашиваете себя — и я вместе с вами: каким, черт возьми, образом ей удалось все это совершить? Откуда у нее, спрашивается, силы? И вообще, кто она, эта мразь?

 

 

Когда Крис и Кэтрин добрались до Леннокс-гарденс и принялись уже знакомым путем спускаться в подвал, они столкнулись с Рейчел, как раз выходившей из квартиры Роберта.

— Скажите, Роберт Старк дома? — спросил Крис.

На Рейчел были свободного покроя полотняные синие брюки и белая футболка, которая была ей сильно велика. Темные очки скрывали ее глаза. Она сразу догадалась, кто такая Кэтрин, — ну конечно, перед ней младшая сестра Дженнифер Колсен. Рейчел улыбнулась, припомнив кое-что из наследия, перешедшего ей от Дженнифер. Идентифицировать мужчину оказалось труднее, но, когда ее догадка подтвердилась, Рейчел здорово удивилась.

— Нет, он отсутствует, — сообщила она посетителям.

— Он скоро вернется?

Рейчел пожала плечами:

— Не знаю. Могу ли я чем-нибудь помочь?

— Вряд ли. Кто вы?

Рейчел улыбнулась:

— Его самая близкая приятельница. Меня зовут Рейчел Кейтс. А вы кто?

— Мое имя Крис Лэнг. А это — Кэтрин Росс.

Кэтрин почувствовала, как у нее внутри что-то сжалось — женщина, беседовавшая с ними, показалась ей на удивление знакомой, — она только не могла припомнить, где и при каких обстоятельствах с ней встречалась. Рейчел, однако, никак не отреагировала на вопросительный взгляд девушки и обратилась к Крису:

— Неужели вы — Лэнг? В самом деле?

— Да, я — Лэнг. Можете быть в этом уверены.

Рейчел на мгновение задумалась, но потом кивнула, как бы отвечая на свой собственный вопрос. Теперь наконец она разобралась во всем.

— Скажите, это вы приходили сюда днем раньше? И с вами еще двое? — осведомилась она.

Крис утвердительно кивнул:

— Да. С нами были Ричард Элмор и Стефан Абрахам.

— Абрахам? — притворно удивилась Рей-чел. — Уж не скульптор ли он?

— Скульптор. Вы с ним знакомы?

Казалось, вопрос Криса чрезвычайно ее позабавил. Она изобразила скептическую улыбку и произнесла:

— В некотором роде. Я видела его работы. На мой взгляд, они перегружены деталями.

Крис склонил голову и сказал:

— Не могу не согласиться с вами.

Кэтрин наблюдала за их беседой, но сама думала о другом: “Да, я определенно знаю эту женщину. Но вот где и когда я ее видела?”

Рейчел откровенно разглядывала Криса. Он был высокого роста, широк в плечах, с густыми кудрявыми волосами. Темные глаза подернуты поволокой, придававшей ему привлекательный, но чуточку сонный вид. Заодно она отметила, что Кэтрин не столь уж отличается от старшей сестры. Дженнифер довольно сильно ревновала девушку, стоявшую сейчас перед Рейчел на ступеньках, хотя не обмолвилась об этом сестре ни единым словом. Интересно, насколько обоснованной была эта ревность? Имелся только один способ ответить на этот вопрос, и Рейчел испытала приятное волнение при мысли о том, как она бы проникла в маленькие тайны Кэтрин и выяснила, догадывалась ли эта девушка о чувствах сестры. Что и говорить, сестры — лакомый кусочек. У этой такие же прямые темные волосы и бледная кожа, как у Дженнифер. Кэтрин стояла, спрятавшись за плечо Криса, и выглядела взволнованной — ей бы очень хотелось заглянуть за темные очки Рейчел.

— Может быть, мы все-таки войдем в квартиру мистера Старка и поговорим там? — предложил Крис.

Рейчел подняла глаза к небу.

— Я собиралась немного погулять в парке. В квартире сейчас слишком темно и душно. Почему бы нам не пройтись вместе?

Втроем они снова поднялись наверх, вышли через парадный вход, миновали улицу и оказались у решетки парка. Пройдя вдоль забора, они достигли чугунных ворот. Рейчел извлекла из кармана ключ, отперла боковую калитку, и они проникли в сад.

— Вы живете в этом доме? — спросил Крис.

— Да, на втором этаже, — ответила Рейчел и повернулась, чтобы продемонстрировать посетителям окна своей квартиры, выходившие в парк. — Вон те французские окна, что открываются на балкон, — мои.

— Значит, вы и он... — начала было Кэтрин.

Рейчел мгновенно повернулась к ней лицом.

— Я и он... А что вы, собственно, имеете в виду?

— Ну, знаете ли... Все это не совсем обычно...

— Вы хотите сказать, жиличка и консьерж? Да, полагаю, вы правы. Но ведь вы не станете привлекать к суду за любовь? Уверена, что ваша сестра поняла бы меня, как никто.

Рейчел порадовалась про себя, что ей удалось с самого начала их поразить. Но ведь Дженнифер Колсен и в самом деле была без ума от любви, когда к ней пришла смерть.

— Что вы хотите этим сказать? — поинтересовалась Кэтрин.

Рейчел на секунду захотелось поведать им правду, но она удержалась.            

— Насколько я помню, она встречалась с Андрэ Перлманом, известным скрипачом, который был значительно моложе ее и отличался тем, что у него бывали беспричинные вспышки ярости, в то время как она считалась заурядной домохозяйкой. Вот что я хотела сказать. Временами любовь выбирает, казалось бы, совсем неподходящие для того или иного человека объекты.

Крис достал из кармана пачку сигарет и предложил одну Рейчел. Та отказалась. За оградой маленькая девочка-индианка выгуливала внушительных размеров овчарку. Рейчел ступила на пожухлую траву, в которой лишь изредка проглядывали пятна зелени. На верхних ветках деревьев сидели сонные от жары голуби.

— А вы в курсе, что Роберт нездоров? — осведомился Крис, прежде чем поднести спичку к сигарете.

— Разумеется.

— И знаете, что у него за болезнь?

Рейчел кивнула.

— Я совершенно точно знаю, чем он болен. А вот насколько вы представляете себе характер его заболевания?

Крис нахмурился. Как может быть она так уверена, когда сам он не вполне разобрался в этом вопросе? Он снова заговорил, но на этот раз не столь уверенно, как минутой раньше.

— Мне кажется, что у него болезнь крови.

Рейчел хохотнула, и в ее смехе прозвучало неподдельное презрение.

— Болезнь крови? Боюсь, что его болезнь куда серьезнее, чем вы себе представляете.

Неожиданно Криса осенила блестящая мысль. Он вспомнил, что говорил Абрахам о своих странных чувствах по отношению к Старку, когда они впервые встретились в ночном клубе, — и во второй раз, когда болезненное впечатление от встречи у Абрахама проявилось куда сильнее.

— Вы ведь встречались раньше со Стефаном Абрахамом, правда?

— Возможно.

— В “Семерке червей”. Вы были там со Старком, не так ли? Так что же произошло между вами, когда вы неожиданно наткнулись на Абрахама?

Она улыбнулась.

— Отлично. Дважды два — как ни переставляй цифры — всегда четыре, если я не ошибаюсь. Скажите, где сейчас Абрахам? Неужели вы не спросили его?

— А отчего вы предположили, что я стану его о чем бы то ни было спрашивать?

— Это вы мне скажите. Почему в первый раз он пришел с вами? Что, просто решил прогуляться? В жизни этому не поверю!

Рейчел играла с ним. Крис и в самом деле утром позвонил Абрахаму и предложил ему вместе съездить в Леннокс-гарденс, но тот отказался, заявив, что ему необходимо готовиться к презентации своей пресловутой выставки “Прорыв сквозь кожу”.

— Он был занят.

— Могу себе представить! — закатила глаза к небу Рейчел.

— У него на носу выставка и...

— Только не считайте меня наивной дурочкой. Я-то знаю, что вы используете Абрахама, как шахтеры используют канарейку в шахте.

Неожиданно оживилась и заговорила Кэтрин:

— Вы — часть его персонального собрания!

Крис, казалось, ничего не понял.

— Как это?

Рейчел же ухмыльнулась и согласно кивнула.

Кэтрин повернулась к Крису.

— Любимая часть коллекции Абрахама. Только для личного пользования. Помните? Те работы, что он не собирается выставлять? Там на стене еще висели наброски и эскизы для мраморной скульптуры.

— Грубая глыба мрамора, из которой — как вы, должно быть, заметили — появлялась я, — сообщила Рейчел, смахивая непокорную прядь, упавшую на лоб.

Крис одно мгновение обдумывал сказанное.

— Господи Боже мой! А ведь он прав, верно?

Ситуация все больше забавляла Рейчел.

— Вы что, до сих пор меня не узнаете? — осведомилась она.

Крис сдвинул брови.

— О чем вы?

— Мы с вами уже встречались. Неужели не помните?

Теперь Крис был не просто удивлен — от изумления он просто открыл рот. Он был уверен, что не знает имени этой женщины и припомнить ее лицо тоже не мог, хотя очень старался. Приглушенная музыка чуть слышно доносилась из дешевого автомобильного приемника. Водитель автомобиля, едва различимый сквозь чугунную ограду, свесил руку из окна и отбивал ритм, негромко постукивая по дверной панели.

— Не думаю, что я с вами знаком. Вы ошиблись, — медленно выдавил из себя Крис.

— Нет. Подумайте-ка получше.

Крис задумался. Кэтрин прикусила губу: ей определенно не нравилось направление, которое стал приобретать разговор.

— Нет, — заявил он. — Никак не могу вспомнить.

— В таком случае позвольте мне вам помочь, мистер Лэнг. Впрочем, никакой вы не Лэнк Ведь это не ваша фамилия, не так ли?

— Нет, моя, — сказал Крис, впрочем, без всякого энтузиазма.

— Полагаю, что ваша настоящая фамилия Мартин, — произнесла Рейчел.

— Нет, — едва слышно прошептал Крис.

— Очень может быть, что сейчас вы зоветесь Лэнгом, но так было не всегда. Насколько я знаю, вы родились в доме, принадлежавшем Мартинам.

Кэтрин никогда прежде не видела, чтобы человеческая кожа с такой скоростью меняла свою естественную окраску на пепельную. Казалось, Криса обсыпали мелом.

— Вашим отцом был доктор Эндрю Мартин, верно?

Крис в ужасе воззрился на Рейчел. Она медленно сняла солнцезащитные очки, и он увидел в ее глазах хищный блеск. Кэтрин вытянула руку и на крыла ею ладонь Криса.

— А вашу мать звали Маргарет Мартин. Если мне не изменяет память, ее девичья фамилия была Форбс. У вас есть сестра, которую зовут Джулия. Правильно?

Крис ощутил сильнейший приступ лихорадки. У него стали клацать зубы. ноги мгновенно ослабли в коленях, и он решил, что еще немного — и он упадет в обморок.

— Она... Джулия... мертва!

Рейчел посерьезнела.

— Джулия умерла? Не знала об этом, извините. — Она вопросительно изогнула дугой бровь и склонила голову набок, намереваясь не пропустить ни слова из того, что скажет Крис. — Что же с ней приключилось?

Крис молча и в полном отчаянии покачал головой. Кэтрин еще сильнее ухватила его за руку и крикнула, обращаясь к Рейчел:

— Прекратите, прошу вас! Оставьте его в покое!

Рейчел улыбнулась, но улыбка у нее вышла какая-то кривая.

— Хорошо, хорошо! Как это я раньше не поняла... А ведь мне и в голову не могло прийти, что вы двое... хм... И куда, спрашивается, подевалась моя интуиция?   

— Откуда вы все знаете? — хрипло спросил Крис.

Рейчел, казалось, не расслышала вопроса и продолжала гнуть свое:

— Фамилию Лэнг вы получили при усыновлении. Так звали вашего калифорнийского дядюшку... Насколько я помню, он родом из Сан-Франциско. Кажется, именно в Сан-Франциско вы с Джулией и перебрались?

— Откуда вы все узнали? — упрямо повторил вопрос Лэнг.

— Так вы меня еще не вспомнили?

— Нет не вспомнил.

— Что вы делали в тот день, когда убили президента Кеннеди? — в свою очередь спросила Рейчел, продолжая гадко улыбаться. — Обычно все помнят чем в этот день занимались.

Криса колотила такая сильная дрожь, что он был вынужден присесть на стоявшую поблизости скамеечку. Он спрятал лицо в ладони, поник головой и стал походить на сломленного и усталого старика. Кэтрин внимательно изучала лицо Рейчел со слабой надеждой понять, о чем они с Крисом толкуют. Неужели он ей лгал? Или, наоборот, лгала Рейчел? И почему она все время говорила о том злополучном дне, когда был убит президент Кеннеди? Даже если Рейчел в год смерти президента появилась на свет, то самое место ей тогда было в люльке для младенцев.

— Что произошло 22 ноября 1963 года?

— Кеннеди.

— Нет, не Кеннеди. Что еще случилось в этот день?

Он поднял на нее глаза. Сверкавший солнечный диск над ее головой исходил немилосердно ярким светом, и он беспомощно замигал.

— Нет, это не вы!

Она утвердительно кивнула. Кэтрин находилась в полнейшем недоумении и только переводила глаза с Криса на Рейчел и обратно.

— В те дни я жила под другой фамилией, — произнесла между тем загадочная женщина. — Вы должны меня знать. Тогда я именовалась Мэрилин...

— Уэббер! — выкрикнул он.

Она удовлетворенно хмыкнула.

— Правильно. Мэрилин Уэббер. Другой цвет волос, другая стрижка, разумеется, совсем другое одеяние... Я была Мэрилин Уэббер.

— Но это невозможно, — воскликнул он. — Не могли же вы...

— В ту ночь Джулия была дома. Я знала, что вы оба в доме. Я подсматривала за вами через щелочку в двери. Она закрыла вам рукой глаза и пыталась также заткнуть уши, но сама она видела и слышала все — не так ли? — Рейчел подождала с минуту, словно хотела, чтобы информацию хорошо усвоили, а затем добавила: — Интересно, имеет ли тот случай отношение к ее безвременной кончине?

Он был в шоке. Кэтрин взглянула на Рейчел и прошептала:

— Бог мой, что здесь происходит?

Та снова не обратила на нее внимания и продолжала говорить, обращаясь исключительно к Крису:

— По-моему, за эти годы я неплохо сохранилась, вы не находите?

— Я не знаю... мне бы и в голову не могло прийти... Такое впечатление, что вы ничуть не постарели.

Ответ позабавил ее.

— Возможно, вы даже не подозреваете, насколько близки к истине, Крис Мартин. Вы правы, с той памятной ночи я не постарела ни на секунду. — Потом хорошее настроение Рейчел внезапно испарилось. Если бы Крис оказался на месте Роберта в вагоне лондонского метро, он бы сразу распознал этот мертвый тяжелый взгляд, изменивший выражение ее лица.

— Я не понимаю.

— Я вовсе не рассчитываю на ваше понимание, но все равно советую проявлять осмотрительность.

Теперь уже ничего не понимали ни Кэтрин, ни Крис. Крис уронил недокуренную сигарету, и она мгновенно выжгла небольшую черную проплешину на побуревшей поверхности лужайки.

— Чего вы хотите? — спросил наконец Крис.

— Я хочу, чтобы про меня забыли, — сказала она. — Я не собираюсь надолго здесь задерживаться, но, пока я нахожусь здесь, мне бы хотелось пожить в мире и покое. Насилия с меня хватит. Оставьте меня в покое — и я не буду трогать вас. Через пару дней я исчезну навсегда, и все эти события останутся лишь в вашей памяти. Поверьте, это самое подходящее место для них.

Она шагнула вперед и взглянула сверху вниз на скорчившуюся на скамеечке парочку. Потом вытянула руку и провела ногтем указательного пальца по щеке Криса. Кэтрин следила за ней, замерев от ужаса.

— Я бы могла вас убить в мгновение ока — прямо здесь и сию же секунду. Я бы проделала это с такой скоростью, что эти престарелые болваны, которые созерцают парк с балконов своих квартир, даже не поняли бы, что происходит перед их подслеповатыми глазами. Мне бы не хотелось этого делать, но я не стану медлить, если вы дадите мне для этого повод.

 

Глава 17

 

Они расположились за одним из тех деревянных столиков, которые владельцы паба расставляют на тротуарах, как только это позволяет погода. Крис не мигая смотрел на двойную порцию виски, которую поставила перед ним Кэтрин. Ей казалось, что он постепенно начал отходить от шока. Тогда в парке он был просто в невменяемом состоянии, вместе с Кэтрин наблюдая, как удаляется Рейчел.

— Давайте начнем с вашей фамилии, — предложила Кэтрин, обращаясь к Крису. — Что за тайны с ней связаны?

— Официально я именуюсь Лэнгом, но при рождении мы с сестрой носили фамилию Мартин. Как уже говорила эта дама, я был вынужден проживать со своими дядей и тетей в Сан-Франциско. Они усыновили нас.

— Нас? — переспросила Кэтрин. — Насколько я понимаю, вы говорите о Джулии?

— Да.

— Но вы сказали мне, что ни сестер, ни братьев у вас нет.

— Я помню.

— Тогда зачем лгать?

— Потому что ложь в данном случае куда легче правды. Мне не хотелось касаться слишком болезненных воспоминаний.

— Ваша сестра — болезненное воспоминание?

Крис сокрушенно покачал головой.

— Нет, но она присутствует во многих из них. Она средоточие всех моих страхов.

— Я опять вас не понимаю.

— Разумеется. Как вам меня понять?

В голосе Криса прозвучало такое неприкрытое отчаяние, что Кэтрин оторопела. Но стоило ей перевести взгляд на лицо Криса, как тот отвернулся, чем окончательно вверг девушку в смущение. Она даже почувствовала себя виноватой, хотя и не понимала почему. Возможно, ее вопрос прозвучал немного шутливо, тогда как Крису было вовсе не смешно. Но вот самообладание снова вернулось к Крису, и он спросил:

— Скажите, когда вы вспоминаете Дженнифер, что прежде всего всплывает у вас в памяти?

Теперь уже Кэтрин испытала подобие шока. С его стороны было слишком жестоко задавать такой вопрос. Тем не менее Кэтрин решила уточнить:

— Что вы имеете в виду?

На лице Криса не появилось ни малейших признаков раскаяния. Наоборот, его взгляд выражал непреклонную решимость получить ответ. Он или не понимал, что причиняет ей боль, или — что всего вероятнее — его это мало заботило.

— Я спрашиваю вообще, а не говорю конкретно о ее смерти. Итак, что прежде всего приходит вам на ум, когда вы думаете о Дженнифер?

Кэтрин все еще чувствовала себя не в своей тарелке.

— Ну, трудно сказать что-либо наверняка, — несмело начала она. — Пожалуй, прежде всего я вспоминаю, как она играла на виолончели. Как-никак, она была великолепным музыкантом. Потом мне вспоминаются праздники, которые мы проводили вместе, ну еще, пожалуй, ее неумение выбрать одежду себе к лицу... Шутки, над которыми мы вместе смеялись...

— Все так. Обычно это называют “добрыми старыми временами”.

— Как сказать. Далеко не всегда эти времена были добрыми, — возразила Кэтрин. — Я. к примеру, иногда вспоминаю, как угнетающе на нее порой действовали некоторые поступки Дэвида. И телефонные разговоры между нами, которые затягивались за полночь, когда ей хотелось поведать мне свои печали. Потом ее неоднократные приезды ко мне посреди ночи...

— Хорошо. Значит, “добрые старые времена” и “не очень добрые”, — поправился Крис. — Но в целом все было нормально. И соответственно об этом остались нормальные воспоминания.

— Что ж, мне ничего не остается делать, как только согласиться с вами, — сказала Кэтрин и с любопытством взглянула на собеседника.

— А знаете ли вы, о чем думаю я, когда передо мной возникает образ Джулии?

В голосе Криса послышалась горечь, но Кэтрин не могла сказать с точностью, что было ее причиной — гнев или отчаяние.

— О чем же?

— Я думаю о ее ночной рубашке, изготовленной из пропахшей дезинфекцией бумаги. Стоит мне вспомнить этот запах, как у меня сразу же начинает першить в горле. А еще я слышу, как поворачиваются в замках стальные ключи размером с револьвер, и вижу перед собой стальные решетки на окнах. И я вижу ее больные глаза с желтоватыми белками — высохшими и мертвыми. Я вспоминаю похожие на широкие браслеты кожаные ремни, стягивающие ее предплечья и запястья. Но я все равно благодарен судьбе, что ремни есть, — потому что они скрывают рваные раны, нанесенные ножницами.

Кэтрин едва не разрыдалась — уж больно страшную картину нарисовало ее живое воображение. Особенно ее потрясло сочетание стальных ножниц и теплой, мягкой человеческой кожи. Крис отвернулся от девушки, но в памяти вставали сцены одна ужаснее другой, и он продолжал облекать их в слова.

— Эти шрамы... — пробормотал он, запинаясь почти на каждом слове. — Их было много — не сосчитать. И все такие яркие, блестящие, розовые. Они пересекались во многих местах и напоминали дурно нарисованный план оживленного города. Стянутые хирургическими нитями, они местами образовывали рельеф и походили на городские эстакады и подъезды к ним — и все эти артерии воображаемого города были проложены в обыкновенной человеческой коже. Теперь я думаю, что более всего меня поражали именно шрамы. Куда больше, чем наркотики, которыми ее пичкали насильно, больше, чем всевозможные лечебницы, куда ее посылали. Даже больше, чем злодеяние Мэрилин Уэббер.

У меня, разумеется, имеются и другие воспоминания. Более светлые — ну, вроде тех, что у вас о Дженнифер. Но они, увы, редко всплывают в моей памяти. Прежде чем вспомнить хорошее, мне приходится продираться сквозь дурное, и даже если мне удается что-то вычленить, очень часто это бывает омрачено каким-нибудь другим событием. До сих пор меня мучают кошмары... Почти каждую ночь...

— Я знаю.

Крис взглянул на нее с удивлением:

— Откуда?

— А у меня на квартире? Или это было что-то

другое?

Крис печально улыбнулся, оценив ее проницательность.

— Нет, нe другое. В моих ночных кошмарах всегда присутствует одно и то же.

Постепенно напряженное выражение на лице Криса уступило место более человечному, мягкому. Охотник на вампиров снова подобрел. Он глубоко вздохнул и, словно стряхивая злые чары, помотал головой.

Повинуясь внезапному импульсу, Кэтрин произнесла:

— Мне очень жаль...

— Не стоит расстраиваться. Печалиться надо мне. Незачем было вываливать все это на вас.

— Возможно, но при сложившихся обстоятельствах это вполне объяснимо. И я тоже хороша — я не имела никакого права своими расспросами теребить вам душу.

Он кивнул, принимая ее извинения, потом подмигнул и сказал:

— Вечно нас сестры подводят, правда?

Поблизости от них на небольшой скорости проследовала полицейская машина. Кэтрин, желая переменить тему разговора, решила переключить внимание Криса на что-нибудь другое.

— Расскажите мне о Рейчел, — попросила она. — Кто она такая?

Крис пожал плечами:

— Если бы я только знал.

— А что случилось в 1963 году? Уж она-то никак не могла принимать в этом участие. Я хочу сказать, что в то время она была всего лишь ребенком, если вообще...

— Я все отлично понимаю. Это какое-то сумасшествие, но и это не самое худшее. Она знает такие вещи, которые может знать только человек, побывавший там лично.

— Там — это где?

— Твм — это у меня дома, в тот самый день, когда Мэрилин Уэббер убила моих родителей.

Когда Крис произнес “убила”, Кэтрин невольно повторила это слово про себя, причем ее губы задвигались. Впрочем, Крис ничего не заметил. В этот момент он прикуривал сигарету.

— Странно вспоминать об этом сейчас, — произнес он. — Со дня убийства прошло слишком много лет, и мне временами кажется, что этого на самом деле не было. Будто я все это видел на экране кинотеатра. Знаете, иногда мне кажется, что если некое событие — пусть и трагическое — проигрывать в памяти по многу раз, то оно начинает терять былую мощь, и эффект от его воздействия на вашу психику становится все слабее и слабее.

— Так что же все-таки случилось?

— Она пришла к нам в дом. Помню, ее визит чрезвычайно взволновал моего отца. И обрадовал. А вот мать ничуть не удивилась. Но это было в ее стиле. Я спросил тогда Джулию, что происходит в доме, но она тоже не знала, а может быть, ее это не беспокоило. Сейчас я думаю, что холодность матери явилась следствием ревности. Мэрилин Уэббер была девочка что надо, и отец мой, повторяю, был приятно взволнован. Ну, вы знаете, как это бывает — одно цепляется за другое и нате вам, пожалуйста...

— Это довольно естественно, — улыбнулась Кэтрин.

— Где-то в час тридцать ночи меня разбудили крики. Я вылез из кровати и пошел по коридору в комнату Джулии. Некоторое время мы просто тихо сидели и ждали, когда крики прекратятся. Потом мы не выдержали, двинулись по направлению к лестнице, а когда дошли до нее, начали спускаться на первый этаж.

С каждым нашим шагом крики слышались все отчетливее.

Потом мы с Джулией добрались до двери в гостиную и замерли, не решаясь войти. Дверь оказалась незапертой, и мы принялись заглядывать в гостиную сквозь узкую щелку, образовавшуюся между стеной и дверной створкой.

Глаза Криса сверкали лихорадочным блеском, который увеличивался по мере того, как его рассказ приближался к трагической развязке. Кэтрин даже спросила себя: какие из описываемых им событий имели место на самом деле, а какие явились результатом болезненных многолетних фантазий и обрели в глазах Криса видимость факта только в силу его обильно приправленных кошмарами бесчисленных экскурсов в прошлое?

— Джулия решила до конца выполнить долг старшей сестры. Она закрыла мне ладонями глаза и заключила меня в объятия, чтобы избавить мой слух от ужасных воплей, но ей удалось лишь отчасти их приглушить. Впрочем, куда больше криков меня занимали невероятно странные звуки, которые я раньше никогда не слышал. Неожиданно со звоном посыпались стекла, и для меня все стихло. Зато Джулия видела и слышала все. Когда самое страшное было позади, Джулия отпустила меня, и мы вдвоем на цыпочках вошли в гостиную.

Крис на мгновение замолчал, чтобы передохнуть. Он по-прежнему избегал смотреть Кэтрин в глаза. Девушка чувствовала, как у нее от страха руки покрываются гусиной кожей.

— Они оба лежали на полу, а их... их сердца были... лежали на полу рядом. Они были вырваны.

Кругом все было забрызгано кровью. Валялась поломанная мебель — и куски раздробленных костей. Я, честно говоря, не могу припомнить, что был слишком расстроен. Просто мне, что называется, хватило — мозг был перегружен, полетели предохранители, и память вообще отказалась регистрировать что-либо.

— Боже мой! Вы говорите — сердца?!

— Да, — кивнул Крис.

— И то же самое, по вашим словам, случилось с Дженнифер?

— Я говорил — “могло случиться”.

Кэтрин согласно кивнула.

— А что же Мэрилин Уэббер? Куда делась она?

— Исчезла. Через окно в гостиной. Не знаю, что она делала, но пострадала вся конструкция. Целиком. Не только рамы и стекла. Она едва не пробила стену. И вот мы с Джулией стоим на полу в гостиной по щиколотку в крови родителей и умираем от ужаса, не имея ни малейшего представления, как быть дальше.

Крис одним духом допил виски. Говорил он довольно спокойным голосом, и со стороны могло показаться, что он рассуждает о трагедии, случившейся не с его, а с совершенно чужим семейством. Кэтрин взяла его стакан и удалилась с ним, чтобы вернуться с новой порцией бодрящего напитка, а заодно и получить столь желанную для нее передышку. Тем временем Крис сидел в одиночестве за столиком и курил. Когда Кэтрин вернулась, он, казалось, окончательно пришел в себя.

— Но каким образом Мэрилин Уэббер вообще оказалась в вашем доме? Где и как ваш отец с ней познакомился?

Крис с минуту помолчал.

— Честно говоря, я уже не помню, когда впервые услышал это имя, но когда отец напал на ее след и познакомился с ней лично, она терроризировала одну маленькую городскую общину в Аппалачах в штате Виргиния. Эти люди были бедны и вели довольно унылое существование, но из того, что мне удалось узнать, их жизнь до появления Мэрилин могла показаться настоящим праздником по сравнению с тем, во что она превратилась усилиями этой женщины.

Берроуз был забытый Богом и людьми городишко, отрезанный в прямом и переносном смысле от остального мира. Жители этого поселка обслуживали полуразрушенную угольную шахту, самое место которой было бы в какой-нибудь нищей стране “третьего мира”. Для властей штата этот поселок являлся не более чем недоразумением, о котором старались вспоминать как можно реже. Соответственно и людей, там проживавших, считали неполноценными физически и умственно и записали всех скопом в разряд люмпенов. По этой же причине на них почти не обращали внимания, когда они стали подавать заявления, где утверждали, чти их город терроризирует некий монстр, поселившийся в горах, со всех сторон окружавших поселение.

На самом же деле все обстояло именно так. Мэрилин Уэббер и в самом деле жила в лесу неподалеку от Берроуза и вела себя подобно дикому зверю.

И снова за столиком установилось молчание. Крис задумался над угрозами, которые им с Кэтрин выкрикивала Рейчел. Он ни на секунду не усомнился в их серьезности. Кэтрин размышляла о том, что ей поведал Крис. Его рассказ казался ей невероятным, поэтому поверить в него, а главное, принять в качестве отправной точки своих дальнейших поступков ей представлялось затруднительным.

— Когда я стал постарше, мною заинтересовался сам Джозеф Коптет, который предложил свою помощь и поддержал меня советом — из тех, что называют “отеческими”. В моем случае, правда, это был скорее совет “отчима”. В те дни Коптет только что основал свой знаменитый институт в Сиэтле, но его штаб-квартира располагалась в Лос-Анджелесе, где находился центр корпорации “Фармацевтика Коптета”, приносившей ее владельцу основной доход в твердой валюте.

Поначалу я основательно его невзлюбил, поскольку мне казалось, что он каким-то образом ответствен за то, что приключилось с моими родителями. Коптет, однако, умел добиваться своего, и между нами установились хорошие отношения. Я стал все больше интересоваться проблемами, которыми занимался мой отец. Я привык считать, что отец был обыкновенным врачом, — тогда, в детстве, я был слишком глуп, чтобы понимать истинную сущность его работы. Чем больше я проникался его идеями, тем легче мне было в выборе своего дальнейшего жизненного пути. В конце концов я вполне сознательно начал работать на Коптета в его институте в Сиэтле.

— Сегодня утром мне звонил Джек Кларк, — сообщил ей Роберт. — Я едва удержался от желания сразу же бросить трубку. Всякий раз, когда я открывал рот, мне стоило большого труда не задать ему вопрос: спал он с Сарой или нет.

Рейчел вздохнула:

— Мне остается только сожалеть, что я тебе об этом сказала. Лучше бы мне держать язык за зубами.

— Но ведь тебе было необходимо убедить меня в своей правоте. Или по крайней мере попытаться это сделать. Однако ты добилась одного: окончательно меня запутала. Джек — один из моих самых старых и преданных друзей, а между тем мне хотелось вышибить из него дух. Я просто не могу отделаться от этой мысли!

— Мне очень жаль, дорогой.

Рейчел медленно направилась в его сторону. Стоило ей посмотреть на него своими полными любви глазами, как все, содеянное ею — даже самое ужасное, — отодвигалось на задний план. Она в прямом смысле его поработила. От каждого ее прикосновения, каждого поцелуя он терял голову. Те, кто утверждает, что физическая красота преходяща, бессовестно лгут: Красота Рейчел была обеспечена ему на веки вечные. Никаких тебе печальных изменений, связанных с возрастом. Кроме того, ее красота заключалась не только во внешности.

Они отправились на прогулку. Солнце стояло в зените на мутноватом, горчичного цвета небе. Понт-стрит была до отказа забита автомобилями и автобусами. Когда они проходили мимо отеля “Кэдогэн”, Рейчел кивком привлекла его внимание к зданию.

— Видишь приоткрытое окно на первом этаже? В-о-о-н то, где открыта фрамуга?

— Вижу.

— Это комната 114. Там я выучилась играть на скрипке и виолончели.

Роберт взглянул на окно в стене из красного кирпича. Этой фразой Рейчел хотела сказать, что именно в этой комнате она разорвала на куски двух несчастных музыкантов. Она выразила эту мысль иносказательно-изящно, и, судя по всему, это доставило ей немалое удовольствие. Роберт притворился, что разделяет ее восторг.

— Тебе осталось совсем немного, дорогой, — спокойным голосом сообщила своему спутнику Рейчел.

— О чем это ты?

— О том, что я уже вижу кое-какие знаки. Твоя кожа теряет естественный цвет, плоть иссыхает, а глаза тускнеют. Сегодня утром я обратила внимание, что твои зрачки с опозданием реагируют на свет. Они пытаются приспособиться к освещению, но делают это слишком медленно.

— Не могу сказать, что у меня наступило резкое ухудшение.

— Поверь, мне уже приходилось такое видеть. У тебя в запасе очень мало времени. Очень скоро тебе придется ответить на вопрос: “Быть или не быть?”

Они купили литровый пакет охлажденного апельсинового сока и французский батон, после чего вошли в Гайд-парк. Люди играли в футбол на бежевой от зноя траве, используя в качестве штанг на воротах груды скинутых с себя рубашек и футболок. Велосипедисты в обтягивающих шортах из лайкры и разноцветных жилетках из набивной ткани сновали во всех направлениях, обгоняя степенных пешеходов, чинно прогуливавшихся вдоль посыпанных гравием дорожек, протянувшихся в каждый уголок парка. Роберт и Рейчел сошли с плавящегося асфальта и ступили на твердую почву.

— И что же нам делать?

— Нам необходимо снова обменяться кровью. Точно так же, как первоначальный обмен вызывает болезнь и смерть — вернее, уже вызвал болезнь и смерть, вторичный обмен кровью спасет тебя. Ты умрешь, а затем...

— Умру?

— А потом моя кровь снова вернет тебя к жизни, как ныне она эту жизнь у тебя забирает.

— Значит, я умру?

— Не беспокойся, дорогой. Я буду рядом. Все пройдет просто великолепно.

Роберта охватило паническое чувство.

— Но ты раньше ничего не говорила о смерти, Рейчел. Господи Боже мой, я не хочу!..

— В обмен на вечную жизнь? — перебила его женщина. — Ты только подумай, от чего отказываешься! От жалкого прозябания, в конце которого — смерть в мучениях. Вот что тебе предстоит. А что ты получаешь взамен этой убогой жизни? Не просто бессмертие, хотя оно само по себе — вещь невероятная. Ты обретаешь возможность подняться на высшую ступень развития, на какую только может рассчитывать разумное существо.

Роберт отлично слышал слова Рейчел, но упоминание о смерти не шло у него из головы. Она схватила его за руку и пристально посмотрела в глаза.

— Ты станешь равен богам, Роберт. И смерть явится ничтожной платой за это. — Она поцеловала его. — Подумай, Роберт, разве не об этом мечтали лучшие умы на протяжении тысячелетий?

Они подошли к пруду и перебрались через мостик. Что бы ни говорила Рейчел, страх продолжал железной рукой сдавливать его сердце, и в горле у него пересохло. Роберт взял у Рейчел пакет с соком и сделал несколько больших глотков.

— Отчего, когда я рядом с тобой, я чувствую себя значительно лучше? — спросил молодой человек.

— Потому что ты подпитываешься моей энергетикой.

— Но твоя энергетика действует далеко не на всех, верно?

— Верно. Только на тех, кто находится в сходном с тобой состоянии. Это напоминает принцип действия радиоприемника. Ты получаешь мой сигнал, потому что уже настроен на ту волну, на которой я веду передачу.

По песчаным дорожкам легкой рысцой пронеслось несколько всадников. Лошадиные копыта вздымали облачка пыли от пересохшей земли. Кони были взмылены, из-под седел клочьями выступала пена.

— Значит, я все равно умру — несмотря на то, что в твоем присутствии мне лучше? Выходит твоя энергетика мне помочь не в силах?

— Не в силах.

— А когда все закончится — кем же я тогда буду?

— Кем? Ты станешь бессмертным. Ты будешь жить вечно.

— Но как это будет? Что я стану чувствовать?

— Мне не хотелось бы вдаваться в детали, поскольку они вряд будут тебе понятны в данный момент. Скажу одно: по мере того как ты станешь привыкать к своему новому состоянию и к тем изменениям, которые, разумеется, с тобой произойдут; ты скорее всего придешь к выводу, что вещи, почитавшиеся тобой ранее как святыни, едва ли должны занимать то высокое место.

— Какие вещи? Назови!

— Человеческая жизнь, к примеру, — сказала она. Сказала так, что иной бы решил, будто эти слова вырвались у нее спонтанно. Однако Роберт сразу понял, откуда дует ветер, и не поверил в случайность. Рейчел тем временем продолжала свои наставления: — Я не пытаюсь тебя убедить, что твое личное бессмертие мгновенно обесценит жизни прочих людей. Просто они займут в шкале твоих новых ценностей соответствующее, и далеко не первое, место.

На клетчатом шерстяном одеяле возлежала парочка. Молодые люди обнимались и целовались, к вящему удовольствию болтавшейся рядом детворы. Поблизости носились кругами две собаки в тщетной попытке вцепиться друг другу в холку. Под кустом лежал на спине толстяк и храпел, прикрыв лицо номером “Дейли мейл”.

— Но почему все-таки я, Рейчел? Если все, что ты мне говоришь, — правда, то ты могла бы заполучить любого. Кого бы только не захотела. Однако ты выбрала меня. По мне, в этом нет никакого смысла.

Рейчел сочувственно ему улыбнулась и произнесла:

— В любви не существует логики. Я не знаю, почему влюбилась в тебя, дорогой. Но поверь, что это случилось, как только я тебя увидела. Я сразу же это почувствовала. ТЫ буквально ворвался в мое сердце. Неужели ты не веришь в любовь с первого взгляда?

Роберт засмеялся:

— Честно говоря, нет.

— И я не верила. Когда поживешь с мое, поймешь, что результатом длительного одиночества очень часто становится здоровый скептицизм. Но стоило мне тебя увидеть, как он, куда-то исчез. Без следа. Так что любовь с первого взгляда существует.

В отдалении послышался вой сирены “скорой помощи”. Взволнованная мамаша взывала к своей маленькой дочери, которая слишком близко подошла к краю пруда, чтобы покормить уточек.

— После долгих лет, проведенных мной в одиночестве, я ни секунды не сомневалась.

— Как же это случилось? И когда? — поинтересовался Роберт — без всякого, впрочем, энтузиазма.

— Я заметила тебя в ресторане. Я была там в сопровождении одного скучного банкира, который вел переговоры о покупке дома на юге Франции.

— Отличный, видимо, был дом...

— Так и есть. Впрочем, ты сам в этом довольно скоро убедишься. Когда мы покончим с трансформацией, то обязательно туда съездим. Так вот, я сидела и делала вид, что слушаю весь этот деловой вздор, а сама от скуки разглядывала посетителей. И вот я увидела тебя. За столиком вас сидело четверо, но я наблюдала только за тобой. Ты казался таким печальным и...

Неожиданно она замолчала. Роберт некоторое время ждал продолжения, но потом убедился, что такового не последует.

— Так что же дальше?

— Трудно подобрать нужные слова, чтобы описать случившееся со мной. Пожалуй, это более всего напомнило мне выстрел. Огромное чувство — почти болезненное, впрочем, что я говорю, не почти, а именно болезненное — расцвело у меня внутри. Но расцвет этот больше походил на взрыв, от которого меня стало лихорадить. Я снова посмотрела на тебя, и мне показалось, что ты сияешь в ярком луче света, в то время как все остальное — весь ресторан — погрузилось во мрак. И я ничего не могла поделать. Впервые за столько лет я поняла, что значит потерять контроль над собой.

Как бы то ни было, я воспользовалась каким-то надуманным предлогом, чтобы удалиться из заведения. На улице шел дождь. Я перешла через дорогу и остановилась под навесом ювелирного магазина, изо всех сил пытаясь привести в порядок расстроенные чувства. Меня трясло от волнения и возникшего вдруг сильнейшего замешательства. Подумать только, два века спокойного размеренного существования разлетелись вдребезги — и все от одного случайного взгляда! Я, разумеется, не могла поначалу в это поверить.

Я решила, что просто-напросто ошиблась. Но все равно продолжала стоять под жалким мокрым навесом и ждать, когда ты выйдешь. И ты вышел. И меня снова обожгло. Вот тогда я окончательно поняла, что со мной приключилось.

Я пошла следом за тобой и выяснила, где ты живешь. Я была достаточно разумна и сдержанна, чтобы не пороть горячку. Необходимо было все продумать до мелочей, но ты и представить себе не можешь, как мне было трудно бороться с переполнявшими меня чувствами, которые требовали — скорее! Тем не менее мое расследование было проведено безукоризненно. И каждая деталь, которую я узнавала о тебе и о твоей жизни, наполняла меня энтузиазмом. Я в буквальном смысле парила на крыльях любви. Я проводила час за часом, наблюдая за тобой, выслеживая тебя, и часы эти пролетали для меня словно минуты. Моя жажда заполучить тебя все возрастала и возрастала, а заочное знакомство с тобой убеждало, что я не зря провела в одиночестве долгие-долгие годы. Ты был человеком, ради которого стоило пересечь два столетия.

Но я не могла посвящать все свое время одному только подслушиванию и подглядыванию за тобой. Мне требовалось большее. Я считала, что вполне заслужила за столько лет одинокой жизни немного личного счастья. И свидание с любимым человеком. Когда на Леннокс-гарденс освободилась квартира на втором этаже, я незамедлительно ее купила.

Вот ты спрашивал, отчего я в тебя влюбилась? Повторяю: я не знаю, да, признаться, и знать не хочу.

Отец семейства пытался продемонстрировать своему непоседливому сыну достоинства огромного воздушного змея. Увы, в воздухе не было ни ветерка. чтобы помочь ему с этой затеей. Какой-то юнец мчался на скейт-борде, заткнув уши наушниками своего плейера, вколачивавшего ему в череп ритм рок-н-ролла. Другой юноша с длинными засаленными волосами расположился, задрав ноги, на скамейке и с прилежанием изучал страницы “Ямайка инн”. Неподалеку от него, у кромки воды, стоял толстяк средних лет и сосредоточенно глядел в туманную даль, отрешенно покуривая сигарету.

— Когда ты увидела меня в первый раз?

— Я уже говорила — в ресторане.

— В каком? Ты помнишь название?

Она улыбнулась.

— Помню ли я? Да как же я могу забыть? Ресторан назывался “Вилла Манзари”.

Роберт порылся в памяти. “Вилла Манзари”. Ему потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить и место, и время. В самом деле, тогда за столом их было четверо, и он, Роберт, помнится, был чрезвычайно зол на астрономические цены в заведении, которые остальные трое воспринимали как вполне сносные.

— Это было больше года назад, — заметил он.

— Я знаю.

— Ты хочешь сказать, что начиная с того дня воплощала в реальность свой план?

— С того дня!.. — засмеялась Рейчел. — Ведь этот год для меня — одно мгновение, как ты не понимаешь?!

Когда они вернулись на квартиру Кэтрин, день уже перешел в вечер, но Крис, казалось, избавился от навязчивых воспоминаний, которые подобно птице Феникс восставали из пепла прожитых лет.

— Ну и что мы будем с ней делать? — деловито осведомилась Кэтрин.

— Не знаю, — сознался Крис. — Просто не знаю.

— Вы верите, что она — та самая Мэрилин?

Крис улыбнулся:

— Я ведь видел ее. Будь она той самой женщиной, ей было бы сейчас по меньшей мере пятьдесят, а скорее всего даже больше. Скажите, похожа она на шестидесятилетнюю даму?

Кэтрин потягивала из бокала вино. Она на мгновение опустила пальчик в холодный напиток и ответила:

— Ну конечно, нет. Но вы же сказали, что она знает такие вещи. которые может знать только очевидец преступления. Или тот, кто его совершил.

— Знаю. И это меня ставит в тупик. Это означает, что мы столкнулись с проблемой, у которой нет логического решения.

Было еще кое-что, о чем Кэтрин хотелось поговорить с Крисом, но она стеснялась затевать об этом разговор. Правда, часом раньше он начал было обсуждать эту тему, но она так и не поняла: случайно или намеренно он этого коснулся.

— Что случилось с Джулией? — спросила она.

Некоторое время Крис рассматривал собственные руки. Кэтрин заметила, что он не торопится начинать разговор, и сразу же сказала:

— Вам вовсе не обязательно отвечать — особенно если не хочется. Просто мне стало любопытно, и я...

— Да ладно. Все нормально.

— Я знаю, что вы не любите говорить на эту тему, но...

— Джулия пыталась покончить жизнь самоубийством, — сообщил Крис и вздохнул. — То, что произошло с родителями, потрясло нас с сестрой до глубины души. Это очевидно. Невозможно описать, как это повлияло на нас. Я не могу передать

словами, насколько ужасной была открывшаяся нашим глазам картина.

С той ночи Джулия переменилась полностью. Я хочу сказать, я тоже переменился, но через некоторое время снова стал возвращаться к своему прежнему состоянию. Зато Джулия стала совсем другой.

Прежде всего она сделалась интроверткой. И перестала говорить. Она никогда не рассказывала о том ужасном убийстве — ни полиции, ни докторам, не говоря уже о друзьях и родственниках. А ведь она являлась, по сути, единственной свидетельницей того, что случилось с нашими родителями. Я-то мало что видел, поскольку она прикрыла мне ладонью глаза. И мне она ничего не сказала — как я ее ни просил. Я хочу сказать, что я видел в общем-то результат — чего мне, кстати, вполне хватило. — но она так ничего и не рассказала о том, как это происходило.

До этой злосчастной ночи она была само веселье и откровенность. Любила всякие детские проказы. Ну вы, конечно, хорошо знакомы с такого рода шутками — она, бывало, нальет собаке в миску джина, чтобы выяснить, станет та пить или нет. А если станет, то как будет выглядеть в пьяном виде. Вот что нас забавляло и интересовало до той ночи. Ну и тому подобное.

Когда мы переехали в Калифорнию, ею весьма основательно занялись врачи и психиатры. И чем больше они ее изучали, тем сильнее она замыкалась в себе. Они изводили на нее дорогие лекарства — некоторые из них предназначались для того, чтобы поддерживать у Джулии спокойное расположение духа, другие, наоборот, должны были вытащить сестру из ее замкнутого мирка, в который она никого не допускала. Черт бы их побрал, этих эскулапов — они не знали о воздействии и половины тех снадобий, которыми ее пичкали. По большому счету, они использовали ее как морскую свинку, проверяя на ней свойства всех новейших транквилизаторов.

Полагаю, что попытки самоубийства при сложившихся обстоятельствах было не избежать. Она приняла большую дозу аспирина, однако это было заблаговременно обнаружено. Ей сделали промывание желудка, что избавило ее от последствий — аспирин не успел раствориться и всосаться в кровь.

Кэтрин уже стала подумывать, что она зря затеяла эти расспросы. Крис тем временем отвернулся от нее, но продолжал говорить:

— После этой неудачной попытки она шесть месяцев провела в психиатрической больнице.

В его голосе явственно слышалась горечь — не заметить ее было невозможно, хотя он и старался не показать Кэтрин своей печали.

— Теперь она выглядела немного лучше. И иногда даже улыбалась. Завела себе парня. Его звали Пол, и он играл в оркестре на саксофоне. Как-то ему предложили сезонную работу в Филадельфии, и Джулия решила поехать с ним. Мы все понимали, что ничего хорошего из этого не выйдет, но с другой стороны, мы так радовались, что она почти выздоровела, и не решились ей противоречить. Мы боялись, что всякая попытка ее отговорить может... может...

— Может спровоцировать приступ?

— Да. Что-нибудь в этом роде.

Кэтрин очень сильно захотелось сказать что-нибудь такое, что могло бы успокоить его, но она никак не могла найти нужные слова. Крис отошел от окна и извлек из кармана бумажник, из которого, в свою очередь, достал маленькую фотографию и протянул ее девушке. Кэтрин всмотрелась в изображение улыбавшейся девушки с солнечным зайчиком на светлых волосах. От времени снимок несколько выцвел.

— Она была хорошенькой.

— Ее сфотографировали за день до того, как она поехала в Филадельфию вместе с Полом.

Кэтрин вернула снимок, и Крис спрятал его в бумажник. Он ничего не сказал. Кэтрин заметила, как заметался его взгляд, цепляясь за предметы в комнате, но ни на чем не останавливаясь.

Он докурил сигарету и потушил окурок в пепельнице. Затем он принялся нервно ходить по комнате, сложив за спиной руки. Кэтрин видела, как с силой сжимались и разжимались его пальцы, и задалась вопросом: чувствует ли он, что его ногти с силой впиваются в ладонь, оставляя на ней алые метки?

— Прошел месяц с тех пор, как я вернулся в Сан-Франциско. И вот однажды раздался телефонный звонок. Было около пяти утра или вроде этого. Звонил друг Пола. Он сообщил, что Пол и Джулия — оба — находятся в госпитале.

— Оба?

Крис посмотрел на Кэтрин.

— Она накинулась на него с ножницами. Хотела убить. А когда решила, что причинила достаточно зла, обратила оружие против себя.

Кэтрин почувствовала, как у нее в животе что-то сжалось.

— Пол поправился, — предупредил он ее вопрос. — Но напугался изрядно. Сказал, что не имеет представления, отчего она это сделала. Они не ругались, особых трудностей тоже не было. Ни скандалов, ни волнений — ничего. Просто он, как обычно, встал поутру и принялся чистить зубы в ванной комнате. И вот, совершенно неожиданно, появилась она. Он рассказал, что она едва не выломала дверь и ухитрилась нанести ему пять или шесть ударов в спину, прежде чем он понял, кто это.