МИХАИЛ БЕЛОВ

 

                       УЛЫБКА МИЦАРА

 

                           Романы

 

 

 

              ХАБАРОВСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО

                            1991

 

ББК 84.3Р7

543

 

                   Художник С. А. Четкий

 

4702010201-9

 

-14-91

 

Б _______

 

М160(03)-91

 

ISBN 5-7663-0197-9

 

 

с Хабаровское книжное издательство. 1969

с Хабаровское книжное издательство. 1983

(g) С. Чешкин, оформление, 1991

 

 

                       УЛЫБКА МИЦАРА

 

                Научно-фантастический роман

 

 

 

                              Космонавту

                              Андриану Николаеву

                              посвящаю.

                                      А в т o p

 

 

 

 

                        Глава Пеpвая

 

                 ИГНАТ ЛУНЬ ВЫБИРАЕТ ЗВЕЗДУ

 

   Игнат Лунь включил автоуправление, приземлился на шоссе и

вышел из машины.  Сугробы по обеим сторонам дороги достигали

почти двухметровой высоты.  За ними ничего нельзя было разг-

лядеть.  Виднелись только снежные стены, над которыми струи-

лось синее небо. Пахло хвоей и смолой. Лунь глубоко и с нас-

лаждением  вдохнул морозный воздух и двинулся вперед по шос-

се.

   В Институте космонавтики студенты добродушно посмеивались

над старыми профессорами, бывшими космонавтами, которые, как

дошколята,  восторгались и снегом,  и цветами,  и прозрачной

водой ручейка...  И только побывав в космосе,  Лунь понял их

чувства.  У того,  кто долго бродил в космических просторах,

во сто крат сильнее и живее чувство красоты и величия Земли.

Он без конца будет любоваться красотой родной планеты и жад-

но дышать ее животворным воздухом...

   Дорога круто пошла в гору. Лунь остановил машину, которая

медленно двигалась за ним,  и открыл дверцу.  Вдруг над  его

головой неожиданно промелькнуло что-то и врезалось в сугроб.

Лыжник. Лунь поспешил к нему и помог подняться.

   - Вы не ушиблись?

   - Нет.

   Лицо лыжника было в снегу.  По голосу Лунь догадался, что

перед ним женщина.

   - Так и шею можно сломать, - грубовато сказал он, стряхи-

вая снег с голубой куртки незнакомки.

   - Не сломала же, - засмеялась она.

   Рядом плавно опустился ярко-красный автоплан. Молодой че-

ловек выбрался из кабины и подошел к лыжнице.

   - Вы проиграли пари, Мадия, - сказал он.

   На Луня он не обращал внимания.

   - Странное пари, - пробормотал Лунь.

   Незнакомец обернулся к нему.  Лунь увидел энергичное кра-

сивое лицо, черные глаза и холодную улыбку.

   - Спасибо за помощь!  - звонко крикнула девушка, открывая

дверцу автоплана.

   Лунь сел в свою машину, резко набрал высоту. Взору откры-

лась широкая долина Амура.  Золотистый туман  скользнул  над

голубыми торосами.  Гребни сопок,  покрытые снегами, темными

лесами, пересекались и тянулись вдаль.

   За первой грядой сопок вставала вторая,  третья...  И все

они горели на солнце так весело,  так ярко,  что  невозможно

было оторвать взор...

   Автоплан подходил к Хабаровску. Дома из белого, голубого,

кремового пластика, легкие и воздушные. Кварцевые купола об-

серваторий Звездного Совета...  Высоко в  небе  над  городом

плыли слова из неоновых огней:  "Чемпионат Планеты по хоккею

с мячом".

   "Неужели опоздал?" - подумал Лунь и включил телеэкран.  В

кабину ворвался ураганный гул людских голосов. Шла церемония

подъема флага. Капитаны команд под звуки торжественного мар-

ша освободили от строп огромный прозрачный шар с  красно-бе-

лым  флагом чемпионата.  Он медленно поднялся в синее небо и

замер над стадионом.  Свисток судьи - и матч начался. Сквозь

многоголосый  шум комментатор сообщал составы команд.  Лунь,

как ни вслушивался, ничего разобрать не мог. Он выключил те-

леэкран.  Теперь  уже  близко,  за  памятником Гагарину,  на

амурском льду - стоянка машин.

   Пятидесятиметровая скульптура   Гагарина,  высеченная  из

цельного бледно-голубого камня,  стояла на пьедестале,  сло-

женном из глыб черного диорита. Глыбы теснились в живописном

беспорядке, и оттого казалось, что Первый Космонавт поднима-

ется из глубин земли. Вся его фигура - порыв, вдохновение. В

вытянутой руке - голубой шар.  Звезда. Она днем и ночью мер-

цает,  маня людей в космические просторы. Памятник олицетво-

рял великое время, когда буйный ветер открытий гнал землян к

далеким  звездам,  когда чужие солнца согревали звездолетчи-

ков,  когда разум человека познал очень малое  -  зарождение

жизни и очень большое - рождение галактик.

   Поставив машину, Лунь поспешил на стадион. Полные трибуны

зрителей.  Многотысячный говор. Автопланы окружили стадион с

воздуха.  В открытых настежь кабинах  -  сотни  болельщиков.

Лунь сел в удобное кресло. Два места рядом пустовали. На по-

ле шел захватывающий поединок.  Кто-то говорил Луню,  что за

последние пять веков мало что изменилось в правилах этой иг-

ры. Только темп так убыстрился, что судить матчи стало неве-

роятно трудно, и эту нелегкую задачу возложили на роботов...

Ну,  роботы не ошибались. А болельщики все равно, как в ста-

рину, кричали: "Судью на мыло!"

   Лунь весь отдался игре,  едва  заметив,  как  запоздавший

зритель занял свободное кресло рядом.

   Первый тайм подходил к концу. Игра обострилась. Судья-ро-

бот  удалил  сразу  двух игроков.  Мяч ушел на угловой.  Бе-

ло-красные выстроились у ворот. Свисток - и мяч влетел в во-

рота.

   Лунь откинулся на спинку кресла.  На стадионе стоял неве-

роятный гул.  Автопланы,  как стая гусей,  покидали стадион.

Лунь выдвинул перед собой столик. Бутылки с напитком.

   - За победу! - раздался голос рядом.

   Конечно же, это она, неудачливая лыжница! Ему вдруг стало

весело.

   - Везет мне. Судьба, значит, такая: быть там, где вы.

   - Судьба? - Она засмеялась. - Просто случай.

   Во втором тайме Лунь смотрел не столько на ледяное  поле,

сколько  на  соседку.  Она оказалась азартной болельщицей и,

кажется, не замечала его взглядов. Всем телом подавшись впе-

ред, кричала:

   - Чарлз, шайбу!

   А Чарлз, выступающий под девятым номером, как метеор, но-

сился по полю.  Лунь узнал в нем спутника  Мадии.  Бомбардир

делал великолепные финты.  Пружинясь,  перепрыгивал частокол

клюшек.  Верткий красный мяч словно прилип к его клюшке. Ка-

залось,  мяч вот-вот влетит в ворота и на табло вспыхнет по-

бедный красный сигнал.  Но в последнюю секунду  на  штрафной

площадке  противника  девятый номер потерял мяч.  Этот игрок

экстракласса один хотел пройти через все поле и забить  гол.

Но один не пройдешь...

   "Марсианин", - со злостью подумал о нем Лунь.  Его больше

не  заражало  волнение зрителей.  Красный мячик с реактивной

скоростью метался с одного края поля на другой. Пронзительно

свистел судья. Глухой голос диктора сообщал фамилии игроков,

удаленных с поля.

   Соседка неожиданно поднялась к пошла к выходу.  Лунь дог-

нал ее.

   - Меня  зовут  Игнат Лунь,  - сказал он.  - Три дня назад

срочно отозвали с Венеры.

   Она внимательно посмотрела на него:

   - Вы предлагаете знакомиться? Я Мадия Тарханова.

   - Поедемте в новый город?

   - Согласна. - Мадия кивнула головой.

   На автоплане они пересекли Амур и очутились в новом горо-

де. Здесь не было привычных улиц, что еще встречались в ста-

рой части города.  Дома,  открытые воздуху и свету. Площадь.

Пять великолепных зданий.  Самое близкое - Дворец  искусств,

легкий,  нарядный и в то же время монументальный.  Казалось,

что здание плывет по равнине,  едва касаясь земли стреловид-

ными  опорами.  Рядом  -  Восточный  институт космонавтики -

распластанное здание,  которое,  как мощная плита, стягивало

две насыпи.  Наверху купол обсерватории, огромная чаша акто-

вого зала из кварца,  а позади - строгая  вертикаль  учебных

корпусов.

   Автоплан ехал по внешнему кольцу площади.  Солнечные лучи

скользили по лицу Мадии.

   - Пообедаем?  - спросил Лунь, останавливая машину на сто-

янке в углу площади.

   - С удовольствием съела бы отбивную.  Моя бабушка чудесно

их готовила.

   - А вы? Вы что-нибудь умеете делать?

   Мадия засмеялась:

   - Могу выпрыгнуть из автоплана. Вы это уже видели.

   - Зачем этот риск?

   - А вы боитесь риска?

   - Могу  рисковать  только  во имя большой цели.  Я еще не

кончил расчеты со Вселенной.

   - Зачем вам Вселенная?  Она хороша издали и только ночью,

когда зажигаются звезды.

   - Значит, вы не хотите в космос?

   Она пожала плечами:

   - Космос  для меня слишком просторное платье,  хотя очень

модное за последние пять веков.  А вы, звездолетчики, по-ви-

димому,  ничего не признаете,  кроме звезд.  Космос.  Черная

бездна.  Галактики.  Чужие солнца...  Это  не  влечет  меня.

Чарлз...

   - Чарлз? Кто он? - прервал ее Лунь.

   - Товарищ по институту.

   - Это он, очевидно, так отчаянно вызывает вас.

   Мадия вынула  сумку  и нажала на кобальтово-синюю кнопку.

На сумке засветился маленький экран и появилось  изображение

Чарлза.

   - Мадия, где вы? - нетерпеливо спрашивал он. - Почему уш-

ли с матча? Вы одна?

   - Отвечаю по порядку. - Мадия шутливо поклонилась Чарлзу.

- Нахожусь на проспекте Комарова. Матч мне не понравился. Вы

играли один.  А один в поле не воин.  И,  в-третьих,  я - со

спутником. Еще вопросы будут?

   Лицо Чарлза омрачилось:

   - Я забил два мяча. Слышите? Два... Скажите, с кем вы?

   Мадия взглянула на Луня и улыбнулась:

   - Не имеет значения.

   - Встречаю в пять у Дворца искусств.  Слышите, в пять? Вы

обещали вечер провести со мной.

   Настроение у Луня испортилось,  хотя,  казалось  бы,  для

этого  не было особых причин.  Некоторое время они молча шли

по тихому проспекту.  В воздухе бесшумно реяли автопланы,  -

видимо, болельщики возвращались с хоккейного матча.

   В кафетерии народу было немного.  Подавали роцы -  роботы

обслуживающего центра планеты.

   - Черт бы их побрал, - пробормотал Лунь.

   - Кого это вы ругаете?

   - Роцев.

   Мадия облокотилась на стол.

   - Вы,  звездолетчики, старомодны. Роцы великолепны. Смот-

рите, как шагают.

   Конструкторы придали роцам облик старомодных  ресторанных

официантов.  Один из них остановился перед столиком.  На нем

черная пара. Белоснежная накрахмаленная сорочка с манжетами.

Бордовая  бабочка.  И безукоризненно красивое лицо.  Слишком

красивое, чтобы быть живым.

   Лет тринадцать назад,  когда ввели институт роцев, космо-

навты на своей подмосковной даче в первую же  ночь  запереп-

рограммировали всех роботов.  Утром можно было видеть потеш-

ную сцену:  роботы выстроились перед кафетерием в  небольшую

колонну и строем пошли к озеру - топиться. Звездолетчики де-

монстративно отказывались от услуг роботов.  Конечно, космо-

навты  не были в претензии к работникам обслуживающего цент-

ра.  Но людям земных профессий трудно было понять звездолет-

чиков. Между  тем  их неприязнь к роботам объяснялась легко.

Долгие годы скитаний в  космосе  со  субсветовой  скоростью.

Звездный мир,  загадочный, молчаливый, которому нет ни нача-

ла, ни конца. И общество роботов. Да, они незаменимые помощ-

ники звездолетчиков. Самое трудное, самое тяжелое ложится на

плечи этих умных машин.  Лунь уважал их.  Но  звездолетчику,

вернувшемуся из полета,  хочется видеть живое лицо,  слышать

живой человеческий голос...

   - Ваш спутник недоволен обслуживанием?  - вежливо спросил

роц Мадию.

   Лукаво глядя на Луня,  Мадия с самым серьезным видом объ-

яснила:

   - Мой  спутник  явился с другой планеты и еще не знаком с

нашими обычаями. Он считает противоестественным, что на Зем-

ле  роботов сделали похожими на людей.  Он недоволен,  что у

нас за столом обслуживают машины. Я же восхищаюсь роцами.

   - Благодарю. - Роц наклонил голову с безукоризненным про-

бором.  - Только я не машина. Передайте, пожалуйста, это ва-

шему спутнику.

   - Роц такая же машина,  как и пылесос,  - с  раздражением

сказал Лунь.

   - Мы не машины,  - бесстрастно ответил роц.  - Мы - племя

пижонов.

   Лунь от души расхохотался забавной выдумке  конструкторов

и уже весело глядел на роца.

   Обед подходил к концу,когда в кафетерий вошел Чарлэ Элли-

от.

   - Я за вами, - сказал он Мадии, делая вид, что не замеча-

ет Луня.

   - Познакомьтесь,  Чарлз.  Это Лунь, космонавт. Он сегодня

вытащил меня из сугроба.

   - Так это вы? - довольно холодно спросил Эллиот. - Прият-

но познакомиться. Чарлз Эллиот - астрофизик.

   - Садитесь с нами, - предложил Лунь.

   - Благодарю. Я обедал.

   Они вышли из кафетерия.  Падал снег.  Было  тихо.  Сигнал

"внимание. Земля" остановил их на площади Космонавтов. Стан-

ция "Прощание" передавала сообщение Звездного  Совета:  "Се-

годня в тринадцать часов по московскому времени Земля приня-

ла горестную весть. Квантовая ракета "Уссури" в районе Боль-

шой Медведицы подверглась нападению белых шаров. Сквозь чер-

ную бездну звездного мира командор звездолета Тарханов  шлет

землянам прощальный привет.  Слушай,  Земля!  Спустить флаги

Объединенного Человечества..."

   Лунь снял шапку. Белые снежинки серебрили его голову. Ма-

дия ошеломленно прислушивалась к грому пятикратного артилле-

рийского салюта - Земля не отказалась от этой давней и слав-

ной традиции. В ней было что-то суровое и величественное.

   - Прощайте,  товарищи,  - прошептал Лунь и молча двинулся

вперед.

   - Красивая смерть,  - вздохнул Эллиот.  - Но нужна ли она

человечеству?

   Лунь промолчал. Вокруг было все, как прежде: белые хлопья

снега,  силуэты домов,  толпы людей на площадях. Как будто и

не  было  сообщения о трагедии в космосе,  как будто там,  в

черной бездне, не погиб Ритмин Тарханов. Тот самый Тарханов,

который жил мечтой о перестройке Вселенной, о воздушном оке-

ане над безжизненными планетами, о благодатных ливневых дож-

дях с громом и молнией над иссушенными песками,  о новых ис-

кусственных солнцах и их жарких лучах,  пронизывающих извеч-

ный  мрак космоса...  И погиб на неизведанной звездной доро-

ге...

   - Странно,  - сказал Лунь. - Тарханов улетел на Порию за-

долго до моего рождения.  Точнее,  старт был дан сорок  семь

лет назад. По расчетам, звездолет. "Уссури" должен обернуть-

ся за двадцать два года.

   - Да, я тоже помню это, - согласился Эллиот.

   Мадия шла молчаливая, подавленная. Лунь повторил:

   - Странно...

   - Почему странно? - Мадия подняла мокрые от слез глаза на

Луня. - Мой дедушка...

   - Тарханов ваш дедушка?

   Мадия молча кивнула.

   - Хорошо,  должно быть,  звездолетчикам, - сказал Эллиот,

пытаясь  сменить тему разговора.  - Всю жизнь можно остаться

молодым.  - Он усмехнулся.  - На даче  космонавтов  отдыхает

астробиолог. Ей шестьдесят два года, а мужу двадцать семь. И

она любит его. Смешно или нет?

   - Не очень удачная тема для шуток,  - ответил Лунь. - Это

скорее печально.

   - Почему? Она же не виновата, что в мире существует пара-

докс времени. И она молода на вид... - Чарлз пожал плечами.

   - Я нисколько не хочу обвинять ее в чем бы то ни было,  -

раздумчиво заговорил Лунь.  - Мне думается,  у человека есть

инстинктивная любовь ко всему тому,  что ему нравится. Живет

- хочет жить вечно. Влюбился - хочет любить всю жизнь, как в

первую минуту признания.  В пятьдесят лет жалуется,  что нет

той свежести чувств, как в двадцать. Мечтает о космосе, что-

бы вечно остаться молодым... А это противоречит духу жизни.

   Мадия внимательно посмотрела на Луня, сказала мягко:

   - По-моему, во все времена человек хотел остаться молодым

и красивым. Что же в этом плохого? Объясните.

   - Человек, как и всякая живая материя, должен пройти свой

жизненный цикл... Вечно жить нельзя и не нужно.

   - Вы разве против мечты? Зачем же тогда избрали профессию

звездолетчика?

   - У вас чисто женская логика, - отбивался Лунь.

   - Что поделаешь, если я действительно женщина и, конечно,

дитя своей эпохи.

   - Пожалуй.  - Лунь кивнул головой.  - Вы самое  настоящее

дитя эпохи.  А что такое эпоха? Я не смогу дать определения.

Эпоха полна жизни и красоты.  Она по-своему замкнута,  как и

всякий  год с весной и летом,  с зимой и осенью,  с бурями и

хорошей погодой. Каждая эпоха посвоему нова, свежа, исполне-

на  своих  надежд  сама,  в  себе  носит  свое  благо и свою

скорбь... Зачем мне, например, лететь в звездные дали, чтобы

вернуться на Землю через тысячу лет?

   - Вот именно,  зачем?  - оживился Эллиот.  - Я, например,

запретил бы полеты за пределы Солнечной системы.

   Лунь покачал головой.

   - Нельзя  запрещать.  Долг  человечества - найти разумную

жизнь на других планетах.  Если сегодня мне скажут:  звездо-

летчик,  отправляйся в центр Галактики, - я полечу. Да разве

я один?  Мы вернемся молодыми, и мы будем чужими среди своих

сородичей не потому, что они не примут нас. Примут. И хорошо

примут.  Но все равно мы будем чувствовать себя чужими. Дру-

гая эпоха. Другие нравы...

   - Зачем же тогда вы стремитесь к звездам?  - спросила Ма-

дия. - Я не понимаю вас...

   - Зачем?  Боюсь показаться банальным, но отвечю прописной

истиной. Мы сегодня должны проложить звездные дороги...

   Снегопад кончился. Улицы, дома, деревья окутались снегом.

Лунь  глядел  на  Мадию и почему-то вспомнил другую девушку,

совсем не похожую на Мадию,  - Ирму. Они разные - Ирма и Ма-

дия.

   - Нам пора,  Мадия,  - сказал Эллиот, когда они подошли к

стоянке автопланов.

   - Что ж, - вздохнула она.

   Эллиот скрылся в кабине.  Мадия не спешила. Она вдруг по-

казалась Луню ужасно одинокой  и  беспомощной  в  этом  мире

субсветовых  скоростей,  кибернетических  машин,  покоренных

термоядерных реакций.  Ему захотелось сказать ей что-то мяг-

кое и доброе. Он припомнил то, о чем думал, слушая сообщение

Звездного Совета, и проговорил угеренно:

   - Все будет хорошо,  Мадия.  Тарханов жив. В этом я убеж-

ден. Но нужна новая экспедиция...

   Белоснежное стоэтажное  здание  Звездного Совета поднима-

лось к небу на двух огромных выгнутых опорах,  сложенных  из

мерцающего бледно-синего камня.  Они образовывали над Амуром

гигантскую дугу.

   Мадия стояла  в  обширном  круглом  фойе  зала  заседаний

Звездного Совета.  Ей казалось,  что все это  величественное

здание  летит к звездам.  Это ощущение не покидало ее,  быть

может, оттого, что вокруг ничего земного не было. Диковинные

растения,  привезенные с далеких планет,  лишенных,  однако,

разумной жизни. Темно-синий купол над головой - словно чужое

звездное небо.

   Фойе наполнялось людьми.  Негры, арабы, русские, китайцы,

американцы...  Между ними было много общего. И в то же время

они были разными.  Народы сохранили свое примечательное сво-

еобразие - более всего,  вероятно, в определенных психологи-

ческих чертах.

   Раздался мелодичный звон. Мадия поправила прическу и мед-

ленно двинулась мимо пышных цветов с  метровыми  белыми  ле-

пестками.  Они чем-то привлекли внимание девушки, даже раст-

рогали ее, - может быть, тем, что неуловимо напоминали своей

снежной  белизной лебедей.  Она взглянула на пластиковую до-

щечку,  поблескивавшую на стене возле  неведомых  цветов,  и

прочитала с горестным и одновременно горделивым, изумлением:

   "Элолия. Семена  найдены командором Р.  Тархановым в 2398

г. на Эридане"

   В глубокой задумчивости девушка остановилась возле наход-

ки деда.

   - Вы не Мадия Тарханова?  - спросила подошедшая к ней се-

дая женщина.

   - Да,  - прошептала Мадия.  - Но,  простите, я плохо себя

чувствую.

   Женщина бросила взгляд на название цветка и поняла все.

   - Проходите сюда,  успокойтесь, - предложила она, положив

на плечо девушки свою теплую руку.

   Мадня вошла в просторную светлую комнату, села а кресло и

закрыла глаза. Ее не оставляла мысль о Ритмине Тарханове, ее

деде.  Она знала его по рассказам бабушки.  Он был, конечно,

самый  красивый,  самый сильный и самый умный - так говорила

девочке бабушка.  Мадия рассматривала фотографии. На них дед

был самый обыкновенный.  Курносый.  Веселый.  С улыбающимися

глазами... Летом Мадия любила играть в саду. Бабушка устраи-

валась в качалке, а она ловила ночных бабочек, лазила по де-

ревьям, ползала по траве. Испачканная, исцарапанная, возбуж-

денная, подбегала к бабушке, долго тормошила ее, а та сидела

не шелохнувшись,  словно каменное изваяние.  Мадия  начинала

плакать.  Бабушка  усаживала ее на колени,  молча обнимала и

все смотрела, смотрела в звездное небо. Мадия утихала и тоже

начинала смотреть на звезды. Белые крупные шарики. Будто все

одинаковые. А когда присмотришься - разные, совсем разные.

   В семь лет Мадия знала все созвездия Северного полушария.

Особенно часто взгляд ее останавливался на Мицаре  -  второй

двойной  звезде  ручки ковша Большой Медведицы - туда улетел

Ритмин Тарханов и не вернулся.  В телескоп звезда  выглядела

яркой,  нарядной и красивой. Чуть заметный черный кружочек в

середине.  Это же дырка в звезде,  такая же,  как у бублика.

Бабушку  сердила  слова девочки.  А однажды старушка позвала

Мадию в сад.  Они сели на скамью. Был поздний вечер. Мерцали

звезды. Изредка метеор прочерчивал небо огненной линией. Об-

лака наползали на звезды.  Ветер гнал облака к горизонту,  и

небо оставалось таким же огромным,  загадочным, величествен-

ным... Бабушка взяла Мадию за руку:

   - Повторяй за мною, Мадия.

   Тогда Мадии едва исполнилось двенадцать лет.  Она с весе-

лым недоумением поглядела на бабушку.

   - Что повторять?

   - Я  скажу.  Boт я,  Мадия Тарханова,  никогда не полюблю

звездолетчнка.

   - Бабушка, не надо. Я всегда буду любить тебя, бабушка...

- Девочке стало страшно.  А бабушка,  положив сухие руки  на

плечи Мадии, требовала почти исступленно:

   - Повторяй же... Повторяй же за мною. Мадия...

   Все это теперь припомнилось девушке.  Когда произошла эта

странная сцена? Ну да, в год смерти бабушки... И вдруг с не-

ожиданной яркостью Мадия увидела рядом с собой Луня. Он улы-

бался и что-то говорил.  Она почему-то никак не могла понять

его...

   Мадия открыла глаза.  Седая женщина, улыбаясь, склонилась

над ней:

   - Отдохнули?

   - Да.

   - Ну что ж, пойдемте...

   Зал заседаний представлял собой огромное полуовальное по-

мещение.  Передняя часть его была срезана по  прямой  линии,

образуя  широкую террасу со сферической картой звездного не-

ба. В центре стоял стол председателя. От террасы амфитеатром

шли многочисленные ложи с телеэкранами и видеофонами - глав-

ных теоретиков, референтов, советников. В центре зала - сто-

лы и кресла членов Звездного Совета,  Верхний ярус был отве-

ден представителям прессы.  Не выходя из ложи, они могли пе-

редавать сообщения во все концы Земли,  на Марс, Венеру, ис-

кусственные спутники.

   Мадия подошла  к  своей ложе.  На дверях висела табличка:

"Мадия Тарханова,  инженер-референт галактической связи".  В

ложе  было  уютно и тихо.  Сверху падал мягкий дневной свет,

освещая небольшой секретер,  стул,  кресло,  полочку.  Мадия

устроилась в кресле у барьера.  Взглянула вниз.  К председа-

тельскому столу подошли двое. Один из них поднял руку.

   - Верховный Совет Планеты,  - сказал он,  - утвердил наше

решение об избрании Председателем Звездного Совета академика

Русской Академии наук Бориса Козырева, звездолетчика, выдаю-

щегося физика и композитора.

   Все зааплодировали. Козырев вышел на трибуну и поклонился

присутствующим. Кто из сидящих в зале не знал его, астролет-

чика,  автора учебника космогонии? С того дня, как Мадия пе-

реступила порог Института космонавтики, Козырев стал для нее

путеводителем в большой науке.

   - Благодарю членов Совета за высокое доверие.  Я  приложу

все силы,  чтобы оправдать ваши надежды,  - сказал он. - Се-

годня председательское кресло  должен  был  занять  академик

Ритмин Тарханов. Его нет среди нас. Вчера станция "Прощание"

передала скорбную весть о гибели звездолета "Уссури".  Звез-

долет должен был вернуться на Землю пятнадцать лет назад. Он

не вернулся. Сигнал о гибели "Уссури" мы получили с запозда-

нием  на  сорок семь лет.  Почему?  Что произошло?  Есть два

предположения. Первое.  Командор Тарханов  в  силу  каких-то

обстоятельств  изменил курс звездолета и отправился на более

отдаленную планету, чем Лория. Второе. Звездолет шел курсом,

проложенным на Земле,  но на подступах к Лории подвергся на-

падению белых шаров. Возможно, Тарханов оказался в их плену.

Я допускаю мысль,  что это были разумные существа. Много лет

спустя после захвата звездолета они решили отправить радиог-

рамму на Землю...  У меня нет уверенности, что мои предполо-

жения удовлетворят вас.  Но другого  объяснения  я  не  могу

дать.  Будем ждать дальнейших событий. Мне очень хочется ве-

рить,  что Тарханов вернется на Землю и привезет  нам  новые

миры. Я вношу предложение избрать академика Ритмина Тархано-

ва Почетным Председателем Звездного Совета...

   Затем Козырев  представил членам Звездного Совета руково-

дителей комитетов.  Мадия невольно приподнялась; председате-

лем Комитета галактической связи Козырев назвал кубинца Рау-

ля Сантоса. Мадия узнала его.

   Это было три года назад, в Америке, во время летних кани-

кул.  Она плыла по Миссисипи на маленьком пароходике, точной

копии  старинных  речных судов.  Он мягко стучал колесами по

сонной реке.  В каюте среди немногих приумолкших  пассажиров

рядом с молодой индианкой сидел слепец. Лицо его врезалось в

память Мадии,  может быть, потому, что это было лицо челове-

ка,  у которого вея жизнь как бы ушла в глубину. Слепцы при-

норавливаются к мраку, в котором они живут...

   - Кто это? - спросила она своего спутника, студента-одно-

курсника.

   - Сантос...

   - А подробнее?

   - Неужели  не знаешь кубинца Рауля Сантоса?  Мы учимся по

его работам...

   - Так это он?..

   И вот сегодня неожиданная встреча здесь, в зале Звездного

Совета! "Прошло три года, - подумала Мадия. - Я кончила инс-

титут,  я вижу звезды и вижу солнце, а он видит только ночь,

бесконечную ночь". Девушка знала многие работы этого крупно-

го ученого.

   Сантос стоял на трибуне-крупный, с выразительными, резки-

ми чертами лица. Он свободно говорил по-русски.

   Но вот  Козырев кончил представлять руководителей комите-

тов Звездного Совета. Откуда-то сбоку в белой парадной форме

вышел Игнат Лунь и остановился у стола Козырева. Мадия с лю-

бопытством глядела на космонавта,  хотя уже не раз  присутс-

твовала на подобной церемонии.

   - Игнат Лунь, отвечай, - с некоторой торжественностью за-

говорил  Козырев.  -  Ты сознательно выбираешь свой звездный

путь?

   - Да!

   - Дай клятву, Игнат Лунь.

   - Я,  Игнат Лунь,  именем Объединенного Человечества кля-

нусь хранить в бескрайних просторах Вселенной верность  Зем-

ле.

   - Какую звезду ты избрал, Игнат Лунь?

   - Мицар.

   "Он прав,  - с благодарностью и неожиданным чувством сим-

патии  к  звездолетчику подумала Мадия.  - Надо выяснить все

обстоятельства  гибели  звездолета,  "Уссури".  Это  сделает

Лунь".

   А Лунь, оказывается, думал не только о таинственной гибе-

ли звездолета. Он стремился к большему.

   - Игнат Лунь, почему ты выбрал Мицар? - спросил Козырев.

   - Я  верю  в теорию Тарханова о существовании цивилизации

на Лории.

   Свет в зале погас. Во всю стену засветился экран. Коммен-

татор объявил:

   - Планетарные маршруты Игната Луня. Прошу обратить внима-

ние на посадку космоплана на Меркурий. Управлял кораблем Иг-

нат  Лунь.  По десятибалльной системе оценок он получил наи-

высший балл - десять.  Картины штурма  Полюса  недоступности

Венеры. Жизнь на Венере. Экспедиция на Юпитер. Управляет ко-

раблем Игнат Лунь. Сорок восемь полетов за три года. Средний

балл - девять и семь десятых...

   Козырев махнул рукой, и экран погас.

   - Я  предлагаю  утвердить Игната Луня командором галакти-

ческого звездолета, - сказал он, обращаясь к членам Звездно-

го Совета.  - У кого есть возражения? Вопросы? Нет. - Ученый

протянул руку космонавту. - Итак, Игнат Лунь, твоя планета -

Лория. Звездный Совет надеется, что ты в течение года предс-

тавишь обоснованный проект  организации  экспедиции  на  Ло-

рию...

 

   Козырев поджидал  Мадию у главного подъезда Звездного Со-

вета.

   - Где мы ужинаем, дядя?

   - В "Женьшене",  - ответил Козырев, открывая дверцу каби-

ны.

   Через несколько минут они уже поднимались в этот  неболь-

шой ресторанчик. Козырев заказал ужин и, постукивая по столу

черенком ножа, заговорил об Игнате Луне:

   - Мне понравился этот человек. Он может сделать многое...

Очень многое.

   Мадия обрадованно прислушивалась к словам ученого. Ей по-

чему-то вспомнился давний рассказ Козырева о себе.

   Было это много лет назад.  Козырев любил девушку. "Я буду

тебя ждать",  - сказала она,  провожая его в полет. Он летел

один на новом звездолете собственной конструкции. В этом ис-

пытательном полете проверялась новая аппаратура.

   Потом Земля  дала еще одно задание.  На исследовательской

станции случилась авария,  и жизнь людей была  в  опасности.

Козырев  полетел  к станции,  находившейся на краю Солнечной

системы.  Шли дни,  недели,  месяцы... Электромагнитные бури

затруднили, а потом сделали невозможной радиосвязь с Землей.

Козырев оказался в полном одиночестве.  Он не мог свыкнуться

с ним. Чтобы бороться с одиночеством, он учился музыке и по-

эзии, которые казались ему самыми далекими от его профессии.

Если говорить правду,  он любил и то и другое с детства,  но

подавлял в себе это влечение:  космос требовал от него  всей

жизни;  он не имел права отвлекаться. Только теперь, в поле-

те,  он понял свою ошибку.  Оказалось,  гармония музыки была

созвучна гармонии математики: и музыка и математика требова-

ли глубины мысли,  а часто  отрешенности,  абстракции,  или,

точнее, отвлеченности от привычного. Нет, музыка при этом не

отрывалась от своей основы -  жизни.  Просто  она  воплощала

жизнь в каких-то иных образах. В поэзии было другое. Поэзия,

наоборот,  возвращала его к самому точному восприятию  всего

того, что им было покинуто на Земле, и всего того, что окру-

жало его сейчас...

   Потом была работа на станции. Вернулся он на Землю только

через девять лет.  Любимая не дождалась его:  она  предпочла

другого.

   Припоминая историю Козырева,  Мадия,  видимо,  пропустила

многое из того,  что говорил ей Председатель Звездного Сове-

та. А он вспоминал Сантоса:

   - Ты,  Мадия,  будешь работать с ним. Твоя теория расшиф-

ровки космических сигналов очень заинтересовала его.

   - Постойте, - сказала Мадия, поднимая руку. - Я не совсем

понимаю,  как он, слепой от рождения, будет руководить Коми-

тетом галактической связи?..

   - Слепой? - Козырев улыбнулся. - Мадия, ты просто не сле-

дишь за новым в науке,  увлекшись галактическими проблемами.

Сантос с помощью своего изобретения видит.

   - То есть?

   - Он с помощью системы мельчайших электродов,  подключен-

ных  к зрительным нервам и прикрепленных к системе миниатюр-

ных зеркал,  может видеть.  И видеть больше,  чем мы,  - его

кругозор является действительно кругозором:  он может видеть

и то,  что происходит позади него. Это довольно просто. Даже

зрячие могут  воспользоваться его изобретением,  хотя,  - он

улыбнулся,  - кажется, у нас пока не возникала необходимость

иметь глаза на затылке.  Но это не главное. Главное - Сантос

успешно разработал теорию восприимчивости импульсов.

   - Я  не  совсем  понимаю...  -  Недоуменный  взгляд Мадии

встретился с добрым взглядом Козырева.  - Чтение  мыслей  на

расстоянии?..

   - Совершенно верно.  Он может, нацелив созданную им аппа-

ратуру,  - кстати,  с нашей точки зрения, совершенно неслож-

ную, - читать мысли человека...

   - Мысли?!  Но ведь это ужасно!  - запротестовала Мадия. -

Это значит,  любой из нас обнажает перед Сантосом  все  свои

мысли, даже самые случайные, нелепо ассоциативные!..

   - Ну,  Мадия,  не так громко,  - засмеялся Козырев. - Ему

вовсе не хочется читать мысли молодых женщин,  хотя,  - он с

нарочитой шутливостью подмигнул девушке, - это и представля-

ет интерес для некоторых молодых представителей мужского по-

ла. - И перешел на серьезный тон. - Нет, Мадия, он полагает,

что биотоки человека, усиленные соответствующей аппаратурой,

могут пронзать пространство...

   - Быстрее,  чем свет?  - Мадия откинулась в кресле, пора-

женная этой мыслью.

   - Да.

   - Но это же... Невероятно! - вырвалось у Мадии.

   - Сегодня - да. А завтра?..

   Они замолчали. Потрясенная Мадия невидящими глазами уста-

вилась в зал. В ресторане все места были заняты. Оркестр иг-

рал какой-то вальс; она ничего не слышала. Козырев попытался

отвлечь девушку:

   - Мадия, а ты знаешь мой "Звездный блюз"?

   - Послушайте, - вместо ответа сказала она, - но ведь Сан-

тос тогда сможет связаться с  каждым  звездолетчиком...  Без

радио...

   - Совершенно верно. Только не теперь... Все находится еще

в работе, Мадия... Так ты знаешь мой "Звездный блюз"?

   Мадия с трудом оторвалась от своих мыслей и кивнула  уче-

ному:

   - Конечно... И мне думается, что вы писали его тогда... в

одиночестве... Я угадала?

   - Да,  Мадия!  Мне так хотелось услышать праздничный  шум

людской толпы,  плеск волн,  гул леса... Помнишь лермонтовс-

кое:  "И звезда с звездою говорит"?  Лермонтов думал об этом

или не думал,  но утверждал:  в космосе нет одиночества!  Я,

конечно, утрирую, это понятно, и однако мне захотелось пере-

дать этот "звездный разговор"... Тем более - звезды были ря-

дом, вокруг, везде... Я очень хвастаю?

   - Пожалуй, есть...

   - Больше не буду, - весело заверил Козырев. - Но к своему

хвастливому монологу должен добавить одно обстоятельство:  я

в ту пору был влюблен... Смешно?

   - Нет... Кстати, а где сейчас ваша любимая?

   - Она уже давно вышла из девичьего возраста.

   - Вы с ней встречались?

   Козырев покачал головой.

   - А бабушка всю жизнь ждала его... - вздохнула Мадия.

   - Хорошо,  что не дождалась, - сказал Козырев. - Если жив

Тарханов,  а я почему-то уверен в этом,  то ветреча вышла бы

не из приятных.  Вместо  молодой,  полрой  сиженщины  встре-

тить...

   - Перестаньте. Это рядом с цинизмом...

   - Нет.  Время разъединяет людей.  Мало ли звездолетчнков,

вернувшись на Землю через двадцать - тридцать лет, оставляют

старую семью и обзаводятся новой.  Кого тут винить? Парадокс

смещения времени...  Если Ритмин Тарханов вернется,  то вер-

нется еще молодым.

   - И всегда будет так?

   - Пока не покорим время. - Козырев поднялся. - Мы, кажет-

ся, слишком много говорим. Может быть, потанцуем?

   - Погодите...  -  попросила Мядия.- Я еще не пришла в се-

бя...

   Оркестр играл модный блюз. Певица покинула эстраду и зак-

ружилась по залу.  Красивая, высокая, стройная, она казалась

воплощением  жизни,  свежести и силы.  Мелодичность голоса -

теплого,  бархатного - усиливала ее обаяние, Взглянув на Ко-

зырева, Мадия не узнала его.  Он весь преобразился.  То есть

он оставался прежним Козыревым, но оловно бы прислушивался к

тому,  что говорят ему воспоминания, голоса прошлого, былое,

- Мадия не имела времени искать точного определения. А Козы-

рев вспоминал...  Это было здесь же,  в "Женьшене", на пятом

месяце его пребывания в Хабаровске  после  того  полета.  Он

долго гулял по городу.  Бушевал буран.  Он смотрел на зимнее

небо, на заснеженный город, на людей - и не видел их. У него

было все:  любимые занятия, любимая наука, любимые товарищи,

и все-таки он был одинок.  Он не мог стряхнуть с себя недав-

него потрясения.

   Почему он тогда избрал "Женьшень"?  Наверное, потому, что

этот маленький ресторанчик как бы отставал от современности.

Козырев не знал, кому пришло в голову сохранить в "Женьшене"

так называемый "аромат старины",  - так сообщалось в городс-

ком справочнике.  Здесь не было роцев, хотя существовала от-

лично механизированная,  как и всюду,  кухня. Подавали блюда

милые, веселые женщины, шутя и смеясь над своими старомодны-

ми обяаанностями,  - все это было очень похоже на игру.  Ко-

нечно, они играли в старину, и это было не только забавно, -

это  придавало  "Женьшеню"  какое-то особое очарование.  Оно

усиливалось еще тем,  что и сами посетители то и дело прини-

мали  на  себя  роли  официантов и официанток,  благо это не

представляло для них особых трудностей:  кухня работала  бе-

зотказно,  могла удовлетворить любое желание своих посетите-

лей и отличалась от других ресторанных кухонь  разве  только

тем,  что  в  ее  меню  было несколько больше так называемых

"старинных блюд", чем в других...

   Естественно, "Женьшень"  отличался от других ресторанов и

тем,  что здесь была эстрада,  и тем, что на эстраде рядом с

современными песнями и мелодиями исполнялись песни и мелодии

прошлых веков,  по каким-то обстоятельствам не забытые чело-

вечеством.  Кстати,  певцами  и музыкантами всегда были сами

посетители. Недаром многие из них являлись сюда не только со

скрипкой,  а даже с рожком или гуслями, как это однажды было

на памяти Козырева.

   Что ж, человечество не хотело терять связи с прошлым. Лю-

бители старины не исчезают никогда,  хотя их любовь вовсе не

требует  полного  восстановления былого.  Живя в настоящем и

сражаясь за будущее,  они порой  хотят  окунуться  в  аромат

прошлого. Зачем? Это необъяснимо...

   В "Женьшень" Козырев пришел тогда в девятом  или  десятом

часу вечера.  Певица исполняла арию из "Кармен". Он прошел в

зал и занял место, на котором уже сидел дважды или трижды, -

он  не  так  уж часто посещал этот ресторан.  Певица сошла с

эстрады и пошла от столика к столику, - так требовали тради-

ции "Женьшеня". Козыреву казалось, что она стремится к нему,

и он весь напрягся.  В каждом ее движении,  жесте, смеющихся

глазах сверкала молодость.  Боже мой,  как она похожа на ту,

что отвергла его! Но почему она тут? Может быть, это не она.

а ее двойник, живущий по ту сторону нашего мира симметрии?

   Певица стояла перед ним. Глаза встретились.

   Потом они  танцевали,  и  на эстраде выступали уже другие

певицы,  но это совершенно не интересовало тогда Козырева. В

нем  жило в тот вечер что-то веселое,  мальчишеское или юно-

шеское,  и ему было удивительно легко с этой женщиной, и ему

не хотелось ни о чем расспрашивать ее...

   Над рестораном была гостиница,  и Козырев, неохотно прос-

тившись с певицей, поднялся в номер. Долгая ночь, оказывает-

ся,  прошла. Ему казалось, будто он стоит на берегу и студе-

ная вода лижет его ноги.  Тело обдает теплым утренним ветер-

ком. Он бросается в воду и плывет навстречу солнцу.  Он сме-

ется и слышит тысячи звуков,  звенящих в его душе.  Напрасно

Козырев пытается разобраться в этом хаосе звуков -  кружится

голова.  Свободен. Свободен от мучительных переживаний, тос-

ки.  Он сам не знал, как это произошло. Ему казалось, что он

вырос.  Здоровая его натура одним порывом сбросила вчерашнюю

оболочку, в которой он задыхался...

   Он сел за рояль. Аккорд. Еще аккорд. В музыке изливал Ко-

зырев всю свою душу.  Сколько же прошло?  Час, а может быть,

два?

   На следующее утро он пошел поблагодарить певицу.

   Ему ответили, что артистка уехала.

   - Артистка? - растерянно спросил он.

   - Да.

   - Но... Куда?

   - Она не сказала этого.

   ...И вот сейчас,  как в  те  далекие  годы,  опять  играл

ьркестр,  и певица ходила между столами, и пела она вовсе не

арию Кармен, а "Звездный блюз", написанный им когда-то в да-

леком полете...

   Козырев не заметил,  как поднялась и отошла Мадия  с  ка-

ким-то рослым и самоуверенным молодым человеком,  - кажется,

очень красивым. Он смотрел только на певицу. Конечно, это...

она!  Однако певица не приблизилась к нему,  а легко и гибко

проскользнула к пианисту  и  что-то  сказала  ему.  Пианист,

вставая с места, поднял тонкую руку:

   - Мы рады приветствовать автора "Звездного блюза" и поже-

лать ему счастья в жизни.

   Козырев не сразу понял,  что произошло.  К нему подходили

люди, жали руку, что-то говорили. А он стоял и улыбался, ду-

мая о том,  что многое в жизни может повториться,  только не

эта встреча... "Кто сказал ей, что я - автор этого блюза?" -

думал он, и в этой мысли - он это чувствовал - было удоволь-

ствие оттого,  что ей известно его авторство.  Он никогда не

отличался тщеславием, но сегодня был тщеславен и сам понимал

это. Он, кажется, как мальчишка, собирался пойти за певицей.

Она поднялась на эстраду и исчезла за  портьерами,  и  тогда

Мадия потянула его к столу.

   - Дядя,  познакомьтесь, Чарлз Эллиот. Мы вместе учились в

Институте космонавтики.  Он был на четвертом курсе, а я в ту

пору только поступила.

   Как все это некстати! Но Козырев сдержал себя, удивляясь,

что этот странный вечер выбил его из колеи и превратил Козы-

рева-ученого в Козырева...  Он не смог найти точного опреде-

ления своего сегодняшнего состояния,  хотя на уме  вертелись

самые обидные слова.

   Он не пошел за певицей... Он поднял глаза на друга Мадии.

Это  был  тридцатилетний брюнет с правильными чертами лица и

небольшой сединой на висках,  которая эффектно оттеняла  его

смуглые щеки.

   А Мадия объясняла,  что Эллиот после окончания  института

много путешествовал, продолжая заниматься науками. Его рабо-

ты о безъядерных галактиках привлекли  внимание  ученых.  Он

получил звание профессора. Год читал курс астрофизики в Гар-

вардском университете, его избрали членом Совета Солнца.

   - Здравствуйте, мистер Козырев, - сказал Эллиот.

   Козырев рассеянно кивнул головой.

   - Я очень рад этой встрече,  мистер Козырев,  - продолжал

Эллиот на английском языке. - У меня к вам письмо от матери.

Разрешите вручить?

   Козырев взял конверт и положил его на столик перед собой.

   - Мать говорит,  что она была знакома с вами,  и,  узнав,

что я буду представлять журнал "Вселенная" при Звездном  Со-

вете, решила напомнить о себе.

   - Это похвально, Чарлз, - сказал Козырев. - Но я не пони-

маю, почему астрофизик вдруг стал журналистом?

   - Если академика Козырева интересует жизнь рядового  аст-

рофизика - я готов исповедаться перед ним.

   Козырев вскрыл конверт. Писала та, которая когда-то оста-

вила его. Она представляла ему сына. Между строками звучало:

она помнит прошлое и сожалеет, что ее первая любовь внезапно

оборвалась. Сын будет счастливее матери. Он не расстанется с

любимой ради далекого звездного мира. Она так его воспитала.

   Она не искала протеже.  Она просила дать ее сыну "достой-

ную информацию" и уверяла,  что он "оправдает внимание к не-

му: он талантлив".

   В ее просьбе не содержалось  ничего  худого.  И  все-таки

глухая  антипатия  проснулась в Козыреве,  и он не мог сразу

определить ее причин. Впрочем, причин для антипатии было бо-

лее чем достаточно. Чарлз - сын той женщины, которая бросила

его.  Чарлз оставил астрофизику для журналистики - это  было

непонятно.  Наконец,  Чарлз  и  Мадия помешали его встрече с

женщиной,  которая  оказалась  странно  дорогой  ему.  Из-за

сходства с той, первой? Едва ли...

   О многом хотелось теперь подумать Козыреву.  Он не  чувс-

твовал себя Председателем Звездного Совета,  - он был просто

человеком. Опять прежние мысли являлись к нему. Нет, его ис-

пытательная ракета вовсе не замедляла темпа жизни.  На Земле

и в его ракете время текло,  в общем,  почти  одинаково.  Он

вернулся на Землю спустя девять лет.  человеком, постаревшим

на девять лет жизни, - не больше и не меньше, чем она. Прос-

то он ждал,  она не захотела его ждать, - в этом все дело...

У него нет вины перед нею - то,  что он  делал,  диктовалось

высшими интересами человечества. Она не захотела понять это-

го, и он не находил для нее слов оправдания.

   И все-таки она была права. Никто не требовал от нее девя-

тилетнего ожидания.  Чувство есть чувство.  Оно  приходит  и

уходит. Есть даже какая-то древняя поговорка, ее трудно при-

помнить... Что-то вроде: с глаз долой - из сердца вон.

   Все было  так.  Ему нельзя было переложить чувство боли и

горького разочарования в своей любви на этого молодого чело-

века.  Но он не мог не делать этого, хотя старался быть объ-

ективным.

   Он попросил разрешения уйти и вышел из ресторана.

   - Академик не лишен такта,  - сказал Эллиот.  - Во  время

уйти - типичная английская традиция.  - Он улыбнулся. На его

загорелом лице белые зубы казались еще белее.  - Забавно:  я

совсем недавно узнал,  что именно Козырев - автор "Звездного

блюза". Блюз меня поражает.

   - Чем? - удивилась Мадия.

   - Дерзостью! Вы не забыли слов? Я не помню их в ритмичес-

кой последовательности,  - кстати, почему наши поэты отказа-

лись от рифм? - но помню мысль. Кажется, так: "Когда я рядом

с  тобой  - я рядом со Вселенной.  Ты знаешь,  о чем говорят

звезды? Вселенная создала человека, чтобы он изменил Вселен-

ную.  Человек, ты высшее чудо огромного мира, пылинка, в ко-

тором Земля..." Я не утомил вас этим нудным пересказыванием?

Нет?  А дальше, дальше: "Когда я рядом с тобой, я готов пос-

лать вызов Вселенной,  и я покорю ее и сделаю прекрасной..."

Разве это не дерзко?

   - Это хорошо или плохо, Чарлз?

   - Я люблю дерзость, но... не до вселенской степени... Ес-

ли говорить правду, то я затеял весь этот разговор ради пер-

вых строк песни. Помните: "Когда я рядом с тобой..."

   - Знаете, Чарлз, это...

   - Верно,  Мадия,  это - объяснение в любви. Я хочу, чтобы

вы стали центром моей Вселенной...

   - О,  как  это  высоко!  Но вы же не сторонник завоевания

Вселенной.

   - Образ, Мадия... Как образ...

   - А что вы предлагаете?

   - Землю.  Да, нашу старушку Землю и нашу Солнечную систе-

му,  не больше... Постойте, Мадия. - Эллиот поднял руку, за-

метив,  что девушка пытается возразить ему. - Я не хочу пре-

пятствовать вашей работе в галактической связи,  хотя  время

для нее еще не пришло.  Пока, повторяю, я предлагаю вам Зем-

лю. Попокатпетль и Кукисвумчорр...

   - Мексика и Мурман? - Мадия улыбнулась.

   - Да.  Флорида и Крым.  Килиманджаро и Казбек...  Бонцы и

Хива... Если хотите: Марс и Венера...

   - А дальше?

   - Я вас не понимаю, Мадия...

   - Я вас тоже,  Чарлз.  Пришло время, когда наша Солнечная

система  становится  базой для дальних галактических связей.

И...

   - Ах, вы об этом!.. Мадия, галактическая связь - дело да-

лекого будущего.  Я пишу книгу об этом. В ней я излагаю свою

точку зрения на то,  следует ли нам идти в поход на Галакти-

ку... Впрочем, не только свою точку зрения... Ладно, к черту

книгу. Скажите главное...

   - Главное - для вас?

   - Да. Я нравлюсь вам?

   - Предположим...

   - Вы будете моей женой?

   - А вы даете срок подумать об этом?

   - Мадия! - Эллиот сжал руки девушки в своих крупных ладо-

нях. - Конечно. Только - не очень большой.

   Из Хабаровска Игнат Лунь полетел в Ташкент. Там на заводе

"Звездолетстрой" он провел пять месяцев.  Он  поднимался  на

строящийся звездолет, беседовал с конструкторами. Звездолеты

строились по проекту академика  Тарханова.  Корпус  корабля,

обшитый  звездолитовой пленкой,  мог противостоять не только

космическим лучам и метеорному дождю, но и излучениям и тем-

пературам  атомного взрыва.  Он мог спокойно войти в верхние

слои Солнца,  температура которых достигала шести тысяч гра-

дусов.

   Один кубический сантиметр звездолита весил около тонны.

   В Ташкенте Игнат встретил своего друга Александра Шагина,

механика кибернетических машин,  с которым три года  жил  на

Венере. Шагин приехал в Ташкент в отпуск и поселился на вос-

точной даче звездолетчиков.  Теперь друзья сидели на веранде

дачи, беседуя о будущем полете Игната на Лорию.

   Александр Шагин полулежал в кресле,  втиснув крупное тело

между подлокотниками.

   - Чем режут звездолит? - рассеянно спросил он.

   - Пи-мезонными лучами.

   - Слушай,  Игнат, будем думать об отдыхе. Ты сейчас ника-

кими  звездолитами меня не соблазнишь.  Позавчера проездом в

Москву был здесь Главный ученый Сихотэ-Алиньского заповедни-

ка. Мы учились когда-то в одном лицее. Он предлагает велико-

лепную охоту на озере Мухтель. Это не в заподведнике, где-то

рядом.

   Лунь поднялся и подошел к окну.  Третий день  лил  дождь.

Капли  тихо  стучали по бетонированной дорожке и шелестели в

листве.  Он вдохнул в себя сырой воздух и выставил руку  под

дождь.

   - Завтра вылетим,  Игнат,  - продолжал Шагин. - Будет от-

личная охота.

   - Отстань,  Саша. - Лунь остановился перед старинной кар-

тиной, висевшей на стене между двумя окнами.

   Широкая река.  Плывет судно.  На палубе -  трое:  молодая

женщина с девочкой на руках,  рядом - широкоплечий моряк. Он

положил на плечо женщины крепкую сильную руку.  Судно плывет

навстречу рассвету.  На лицах всех троих - ожидание счастья,

а, может быть, и само счастье...

   - Смотри,  Саша,  -  сказал Лунь.  - Когда я гляжу на эту

картину, мне становится завидно. Идиллия.

   - Если бы такое счастье было у тебя, ты бы тайком улизнул

на первой же стоянке.

   - Это не мешает мне им завидовать.

   - Женись на Ирме Соболевой, - сказал Шагин.

   - Я не раз думал об этом.  - Лунь повернулся к Шагину.  -

Но должен ли звездолетчик вообще жениться?  Обрекать любимую

одну на долгие годы одиночества,  тосковать по ней там...  -

Он замолк,  словно что-то припоминая. - Кстати, когда я пос-

тупил  в  распоряжение  Звездного Совета,  меня первым делом

спросили о семейном положении.

   - Усложняешь,  Игнат. В уставе Звездного Совета нет пунк-

та,  запрещающего звездолетчику жениться.  Впрочем, это дело

твое и только твое.  Я - о нашей поездке. Главный ученый за-

поведника рассказал, между прочим, об интересном космическом

явлении. Представляешь... - Шагин внезапно замолчал.

   Лунь повернулся. В дверях стояла Ирма Соболева.

   Лунь познакомился  с  ней  на  Венере.  Это была высокая,

стройная девушка.  Ее лицо оттеняла черная рамка  волос,  не

пышных, но густых, низко спускавшихся на виски. Прямой нос с

трепещущими ноздрями. Спокойный рот и чуть близорукие глаза.

   Лунь долго пытался понять эту девушку,  но,  кажется, бе-

зуспешно.

   - Не тебе, - смеясь, говорила она, - проникнуть в мою ду-

шу, звездолетчик.

   Луня привлекал ее острый ум. Жесты, походка, очерк лица -

все было отсветом ума. В ней было что-то, беспокоившее его.

   Как-то в порыве откровенности она призналась, что ей дос-

тавляет огромное наслаждение взглянуть в душу человека, най-

ти его слабости.  На вопрос - зачем? - она пожимала плечами.

Не это ли любопытство толкнуло ее к Луню? Она, кажется, дос-

таточно разгадала его, но почему-то не спешила расстаться.

   - Здравствуйте,  друзья,  - сказала Ирма, щуря близорукие

глаза.

   Шагин демонстративно поднялся  и,  захватив  кипу  газет,

двинулся к дверям.

   - Вы по-прежнему не терпите меня?  - насмешливо  спросила

она Шагина.

   - Почему же? - ответил тот. - Терплю и даже - охотно.

   - Благодарю, это мило с вашей стороны. Куда же вы?

   - Я опасаюсь умных женщин,  - поклонился Шагин.  Ирма по-

дошла к Луню.

   - Здравствуй,  Инг, - тихо произнесла она. - И ты тоже не

рад мне?

   Он усадил ее в кресло, а сам устроился на подлокотнике.

   - Ты же знаешь: у меня нет никого, кроме тебя.

   - Три дня в нашем распоряжении. Затем вновь лечу на Вене-

ру.

   - Что-нибудь серьезное?

   - Нет.  Обычные дела. Математика. А ты все-таки решил ле-

теть за пределы системы?

   Он кивнул головой,  положил руки на ее плечи.  Она прижа-

лась к нему.

   - Иногда женщине совсем немного надо.  Просто вот так по-

чувствовать сильные руки на плечах. Банально?

   Он засмеялся:

   - Пожалуй.  Но все-таки: какова цель твоей поездки на Ве-

неру?

   На следующее утро Лунь нашел Шагина  на  берегу  речки  в

траве по самые плечи.

   - Купаюсь в траве, - сказал он. - Иди сюда.

   Шагин родился  и  вырос в Оренбургских степях,  на заводе

спортивного коневодства,  в семье ветеринара.  По  рассказам

Шагина, коневодство на Земле возродилось лет двести назад. К

тому времени на планете оставалось не так уж много  лошадей.

Они-то  и  стали предками сегодняшних великолеяных скакунов.

"Самое увлекательное занятие в жизни, - говорил Шагин, - это

умение объездить дикого жеребца".  Парадокс - любитель лоша-

дей стал отчаянным планетоходцем. На Венере все пользовались

вездеходами, а  он  разъезжал  на коне-роботе по кличке Кар,

смонтированном из деталей списанных  кибернетических  машин.

Человек двухметрового роста в космических доспехах на низко-

рослом коне - это было препотешно, и Шагин напоминал древне-

го благородного рыцаря Дон Кихота Ламанчского. На Венере так

его и звали - "Дон Кихот".

   Долина словно  бы  спала,  затопленная  потоком молочного

света.  И только голос горной речушки звенел  в  ушах  Луня.

Ему, привыкшему все видеть в космической перспективе, долина

казалась уютной, маленькой и странно дорогой и близкой. Он с

жадным любопытством приглядывался ко всему окружающему.  Все

занимало его:  и мох на стволах деревьев,  и светлые  листья

айвы,  и  стремительный  бег горной ящерицы по коре древнего

карагача.

   - Это тебе не Венера!  - Шагин стоял рядом с Лунем и при-

чесывал волосы.

   - Со временем и на Венере будет, как на Земле.

   Они пошли в поселок.

   - Ты вчера начал говорить о каком-то космическом явлении,

- напомнил Лунь. - Может быть, продолжишь?

   Они подошли  к даче Шагина.  Комнаты были забиты деталями

машин.  "Узнаю Сашу",  - усмехнулся Лунь,  перешагивая через

полуразобранного робота.

   - Вот,  смотри.  - Шагин протянул другу пачку цветных фо-

тографий.

   - Район Большой Медведицы.  Мицар с Алькором, - вслух оп-

ределял Лунь. - Планета. Что такое? - Лунь почувствовал, как

заколотилось сердце. Он не мог произнести ни слова.

   - Я думаю, диаграмма атмосферы и обмена веществ, - сказал

Шагин.

   - Две фигуры в центре одна под другой связаны толстой бе-

лой чертой.  На нижней,  очевидно, основной элемент океана -

ядро с одним электроном;  конечно же,  водород, На верхней -

главный элемент атмосферы и дыхания: ядро с восемью электро-

нами  - кислород.  Две боковые фигуры связаны стрелками.  На

левой - ядро с шестью электронами - углерод, на правой - яд-

ро с семью электронами - азот. Мистификация какая-то...

   Шагин пожал плечами:

   - Я и говорю, что все это надо проверить на месте.

   - И эти фотографии сделаны на озере Мухтель?

   - Да, - сказал Шагин. - Разве это не интересно?

   В дверь постучали, и вошла Ирма - ослепительная, самоуве-

ренная.

   - К вам можно? - И засмеялась, обращаясь к Шагину: - Ваша

дача мне несколько напоминает склад металлолома.

   - Мне тоже, - добродушно отозвался Шагин.

   Лунь протянул ей фотографии.

   - Так это же твоя планета, Инг, - твердо произнесла Ирма.

- Ты уверен, что на Лории такая же диаграмма обмена веществ,

как и на Земле?

   - В этом я как раз не уверен.

   Лунь рассказал историю фотографий.

   - Ты хочешь сказать, что это сигнал лориан? - Ирмя пытли-

во вглядывалась своими близорукими глазами в лицо Игната.  -

Невероятно... Впрочем, постойте. В лицее физики и математики

мой отец был любимым учеником академика Тарханова.  Примерно

за десять лет до старта "Уссури" командор Тарханов писал от-

цу,  что в районе Мицара есть  планета,  симметричная  нашей

Земле,  и что там, возможно, обитают разумные существа. Отец

не верит этой гипотезе.  Если это сигнал...  Я бы полетела с

тобой, Инг, если бы не Венера...

   - Ирма, покажи мне письмо Тарханова.

   - Сейчас я поговорю с отцом. - Ирма взяла видеофон Шагина

и уже через минуту говорила с академиком Соболевым.  -  Папа

я, говорю из Ташкента. Прости, что пришлось разбудить тебя.

   - Ничего, я успел привыкнуть к твоим чудачествам, Ирма. -

Голос  академика Соболева был сочный и молодой.  - Так о чем

же ты хочешь спросить меня?

   - На днях к тебе приедет звездолетчик Игнат Лунь. Я очень

прошу: покажи ему письмо командора Тарханова.

   - Из-за этого ты так рано разбудила старого отца?

   - Ты вовсе не старый, папа!

   - Хорошо, Ирма.

   Ирма поставила видеофон на место и повернулась к Игнату:

   - Ты доволен?

   - Отлично, Ирма!

   Через два дня Лунь и Шагин вылетели на озеро Мухтель. Они

долго кружились,  выискивая место для  лагеря.  Под  скалой,

круто уходящей вверх, виднелся крепкий, сложенный из крупных

стволов лиственницы дом.  Решили расположиться поблизости от

него.

   Лунь первым вышел из кабины.  Глаза его окидывали озеро с

веселым упорством искателя приключений.

   - Пойдем навестим хозяина озера,  - предложил он.  - Быть

может, что-нибудь узнаем у него.

   - Пошли.

   Дом они увидели сразу же за утесом, вклинившимся в озеро.

Нигде никого не видно - ни во дворе,  ни  на  берегу  озера,

где, задрав нос, стояла лодка из белого пластика.

   Шагин постучал в ворота. Никто не отозвался.

   - Дом, кажется, необитаем, - сказал он. - Это даже лучше.

Будем жить до тех пор, пока не увидим "чудо".

   Они вернулись к автоплану.

   - Как насчет ухи?  Не возражаешь? - спросил Шагин. - Отк-

ровенно  говоря,  мне надоели "технические" блюда на Венере.

Займусь рыбной ловлей.

   - А я поброжу поблизости.

   Лунь двинулся вверх по склону сопки. Камни. Деревья. Неж-

ная  молодая  березка.  Листья ее шевелились.  Не листья,  а

звезды.  В иллюминаторах космического корабля сразу же после

старта звезды качаются так же, как листья березки. Перед ним

проносились звездные миры. Он бывал в этих мирах...

   Добравшись до вершины,  усталый, потный, он прислонился к

валуну.  Из долины поднялись дикие козы.  Они жались друг  к

другу. Лунь приподнялся и свистнул. Копытца звонко застучали

по камням.

   Лунь перевел взгляд на озеро, опаленное вечерним солнцем.

Красно-розовые тона двигались,  перемещались,  то густея, то

бледнея вновь. Зеленая косынка тайги вокруг озера тоже заро-

зовела. Знакомая картина родной тайги!

   И вдруг  он увидел,  как внезапно над озером возникла ог-

ромная ультрамариновая стена.  Она уходила в небо и терялась

там.  За  нею  угадывалась новая стена,  только черная,  как

тушь. Между ними повисли белые точки.

   Лунь, потрясенный  зрелищем,  замер на месте,  вцепившись

пальцами в теплый бок валуна. Все это он видел на фотографи-

ях,  которые  привез Шагину Главный ученый Сихотэ-Алиньского

заповедника. "Сигнал далеких миров. Схема Млечного Пути. На-

ша Галактика...  Такую бы схему иметь в полете. Да тут и ли-

цеист разберется,  где и что.  Солнце со своими  спутниками.

Даже Луну различишь.  Вон Процион... Эридан. Тау Кита. Вдали

просматривается туманность Андромеды".

   Он был  захвачен  красотой и величественностью небывалого

зрелища. Какой же огромный разум, какая удивительная по сво-

ей  мощи  техника  нужна  была для того,  чтобы передать эти

изображения из дальних космических пространств на Землю.  От

мысли о всесилии разума захватывало дух.

   Внезапно изображения изменились.  Большая Медведица?  Да,

она.  Вот и Мицар,  вторая звезда ручки ковша. Рядом Алькор.

Между ними белая точка.  Увеличиваясь, она постепенно запол-

нила  весь  экран.  Наконец появилась уже знакомая диаграмма

атмосферы и обмена веществ.  Лунь не мог оторваться от  нее.

Планета рассказывала о себе. Как она схожа с Землей!

   Экран погас.  Лунь опустился на валун и долго  еще  сидел

здесь,  обдумывая увиденное.  Он никак не мог прийти в себя.

Багровый диск солнца коснулся горизонта.  Над  озером  легли

тени.  Три ракеты прочертили небо зелеными полосками и,  па-

дая, погасли над тайгой: это Шагин приглашал к ужину.

   - Где ты пропадаешь? Я соорудил такую великолепную уху! -

встретил Луня Шагин, колдуя у костра.

   Столб дыма поднимался в небо.  Где-то рядом бежал ручеек,

звон его струй казался Луню праздничной музыкой. Пахло дымом

и смолой, и все это перебивал аппетитный запах ухи.

   Шагин устроился домовито. Лагерь оборудован повеем прави-

лам. Возле палатки - грубо сколоченный из жердей столик. Две

коряги - кресла по сторонам.  На столе  -  котелок  с  ухой.

Крупными ломтями нарезан хлеб.

   - Ты тоже видел все это? - спросил Лунь, показывая вверх,

в уже потемневшее небо.

   - Формулы Лории?  - отозвалс,я Шагин.  - Да,  конечно.  И

знаешь,  о чем я подумал? - Шагин неторопливо достал из рюк-

зака ложки,  потом появилась плоская фляга с яркой этикеткой

"Русская водка". - Тебе полный?

   - Половину, - сказал Лунь. - Так о чем ты хотел сказать?

   Шагин молча  налил  ровно  столько,  сколько просил Лунь.

Лунь взял в руки граненый стакан из простого стекла. Из это-

го  же стакана они пили на Венере.  Стакан,  который побывал

почти на всех планетах Солнечной системы. Настоящий музейный

экспонат.

   - Мы выпьем еще из него на Лории,  - сказал Шагин.  - Так

вот я о чем.  Изображения, которое мы видели и которые запе-

чатлены на наших фотографиях,  не могут передаваться из кос-

моса...  Если бы они шли из космоса,  то, вероятно, разумные

существа, направляющие их к нам, избрали бы другой район для

их воспроизведения. Например, крупный город...

   - Я тоже склоняюсь к этой мысли.

   - И не один ты. Этим явлением уже заинтересовались многие

ученые...  Они полагают,  что в районе озера  находится  ка-

кой-то источник излучения.  Он включается точно в определен-

ный час - ты засек время?

   - Да.  В половине шестого.  Сеанс, если это можно назвать

сеансом, продолжается десять минут.

   - Совершенно точно.  Значит,  завтра мы начнем поиски ис-

точника излучения.  За твое здоровье,  Игнат. - Шагин поднял

стакан.

   - За твое здоровье,  Саша. - Лунь принялся за уху. Поужи-

нав, Лунь собрал посуду и пошел к ручью. Тишина. Он замедлил

шаги и прислушался.  Неясные шорохи.  Плеск воды.  Луна тихо

смотрела на бескрайние просторы Земли. И, слушая мелодию но-

чи, Лунь, кажется, понял, почему Шагин не хочет расставаться

со стаканом. Там, в космических далях, обыкновенный граненый

стакан, очевидно, напоминает ему о родной Земле, о матери, о

лунной ночи с таинственными шорохами.

   Лунь вернулся в лагерь и подбросил в костер несколько су-

хих коряг.  Пламя взметнулось и озарило крупную фигуру Шаги-

на. Лежа на постели из мягких веток пихты, он смотрел на Ве-

неру.

   - О чем задумался, Саша?

   - Я думаю о том же,  что и ты. Итак, мы видели над озером

сигнал инопланетной цивилизации?

   - Конечно.

   Шагин внезапно сел,  обернулся к Игнату.  Багровые  блики

огня играли на его крупном лице.

   - А вдруг это - сигналы Тарханова?  - выпалил он, ожидая,

какое впечатление произведут его слова на Игната.

   Игнат потер лоб:

   - Все может быть,  Саша!.. Но ведь приняты известия о ги-

бели его звездолета...

   Они еще долго говорили у костра,  не в силах уснуть.  Оба

склонялись к мысли,  что на озеро Мухтель должны в ближайшие

дни прибыть целые отряды ученых.  Они прилетят сюда с техни-

кой,  которая позволит быстро отыскать источник излучения, и

надо ли заниматься завтра кустарничеством?..

   Почти весь следующий день они провели в поисках излучате-

ля,  не очень надеясь на успех. Автоплан на самой малой ско-

рости пролетал над озером, над его извилистыми берегами, над

густой зеленью тайги.

   - Подождем до вечера,  - наконец предложил Игнат. - Выле-

тим, едва появятся изображения...

   Шагин скептически пожал плечами и направил автоплан к ла-

герю.

   - Кто-то пожаловал к нам,  - сказал  он,  когда  автоплан

оказался возле знакомой скалы. - Видишь вьючных лошадей?

   - Явно несовременный транспорт,  - буркнул Игнат. Посадив

автоплан,  товарищи разошлись:  Шагин пошел к дому,  а Игнат

направился к палатке.

   - Симпатичная женщина,  - весело докладывал Саша, вернув-

шись.  - Биолог.  А лошади, если бы ты видел... Она говорит,

что  в ясные вечера трижды,  а то и четырежды появляются эти

космические картинки. В плохую погоду никаких изображений не

возникает. Нет, она и вправду симпатичная женщина!

   Они еле дождались пяти часов вечера - на этот срок  това-

рищи назначили повторный полет над озером. Их автоплан нахо-

дился в воздухе, когда наконец точно в срок над озером вновь

возникли  гигантские  стены  экранов.  Потом они слились,  в

один. Со всех сторон экран просматривался одинаково, очевид-

но, он имел форму шара.

   - А как хоть выглядит излучатель? - сердито спрашивал Са-

ша.  - Может быть, он похож на камень, а камнем завалены все

берега озера.

   - Экран  возникает  в  западной части озера,  - осторожно

размышлял Лунь. - Значит, излучатель может находиться только

там...

   - Почему только там?  Он с одинаковым успехом может нахо-

диться и на восточном берегу.

   - Нет.  Западный берег гол и пуст. Лучи, направленные си-

иау, с Земли, не встретят никакого препятствия. А взгляни на

скалы и ущелья восточного берега, на лес, подступивший к са-

мой  воде...  Стой!  Давай  внимательно осмотрим этот остро-

вок!..

   Экран погас.  Они  долго кружились у небольшого островка,

пока Шагин не обратил внимание на скопление прозрачных шаров

на песке.

   - Забавно,  - сказал он.  - Что-то похожее на  футбольные

мячи.

   - Где?

   - Смотри, правее большого камня... Пять шариков.

   - Действительно,  мячи...  Но их цвет...  Мне кажется, он

как бы переливается...

   - Опускаемся?

   - Да.

   - Не опасно?

   - Послание мирное, - возразил Лунь.

   Автолет парил над шарами на высоте всего пяти  или  шести

метров.  Шары  едва ли превышали своими размерами футбольный

мяч.  Лежали они плотно друг к другу,  расположенные с непо-

нятной симметричностью. Они светились ровным голубоватым си-

янием, то почти угасавшим, то возникавшим вновь. Вдруг това-

рищи услышали тихий, но отчетливый щелчок, и в то же мгнове-

ние над озером зажегся экран. Один из шаров, что лежал ближе

к воде, вспрыгнул на "спинку" других и замер. На экране поя-

вилась схема Галактики.  Через минуту, как только первый шар

уступил  свое место второму,  она погасла.  Теперь на экране

появилось изображение Большой Медведицы,  Потом были  Мицар,

Лория, формула жизни на ней - и опять легкий щелчок, извеща-

ющий об окончании "представления".

   Все вокруг  опять  приобрело  обычный вид.  По тихой воде

озера вновь плясали розовые блики  заходящего  солнца.  Шары

лежали в прежнем порядке.

   - Садимся на остров? - предложил Шагин.

   - Обязательно.

   Друзья высадились на остров и  остановились  в  некотором

отдалении от шаров.  Загадка их происхождения не пугала кос-

монавтов,  - в свои годы они повидали достаточно  много.  Но

разумная осторожность еще никогда не мешала людям.

   Шли минуты.  Тридцать минут ожидания...  Сорок... Пятьде-

сят.

   - Не хватает шестого шара, - вдруг нарушил молчание Лунь.

   - Почему не хватает? Где же он может быть?

   - В Музее космических находок.

   - "Шар Тарханова"?  - догадался Шагин. - Меня тоже не по-

кидало ощущение,  что я видел нечто подобное.  Да,  конечно,

эти шары - точные копии "Шара Тарханова". Ты помнишь изобра-

жение на нем?

   - Отлично.  Па шестом шаре изображен житель Лории.  Лицо,

нос, глаза, уши - наши, а кожа голубая.

   - Но почему же шары разъединились?  И, если они разумные,

почему держат у себя Тарханова?

   Лунь засмеялся:

   - Полетим и наведем порядок.

   - Будь уверен, порядок будет. Все-таки: почему не вернул-

ся Тарханов?

   - Тсс...

   Шары начали новое "представление".

 

   Мадия стояла  у раскрытого окна.  Весна шумела в садах на

берегу. Отчаянно галдели воробьи на крышах. Примостившись на

каменном парапете,  светлоголовый мальчуган закидывал удочку

в пенную амурскую воду... Мир дышал покоем и радостью, но ее

не покидало чувство горечи и разочарования.  Уже сколько ме-

сяцев она тщетно бьется над расшифровкой сигнала из космоса.

И не только она одна.  Сигналы приняли все обсерватории Сол-

нечной системы,  но они до сих пор остаются нерасшифрованны-

ми.

   Она помнит тот вечер,  когда по срочному вызову прибыла в

Звездный Совет и поднялась  в  зал  Главного  шифровальщика.

Здесь  собрались почти все сотрудники Комитета галактической

связи,  за исключением председателя Комитета Рауля  Сантоса.

Мадия просмотрела все записи - световую, звуковую, радиовол-

новую. Электронная машина воспроизвела сигналы в натуре. По-

нять их было невозможно. Главный шифровальщик, новейшее дос-

тижение электроники и кибернетики,  три часа решал задачу, -

а за час он делал один миллиард операций, - и не справился с

нею.

   - Задача не решается,  - сказал он, виновато моргая зеле-

ными глазами.

   Присутствующие разочарованно вздохнули.  Время было позд-

нее, и зал быстро опустел. Мадия осталась одна. В зале стоя-

ла  тишина.  На  экране во вею стену мерцали образцы записей

космических радиоизлучений - десять поперечных линий.  Когда

Мадия  поступала  в Институт космонавтики,  линий было всего

семь. Последние три вида излучения земляне обнаружили совсем

недавно. Десятый вид открыл теперешний председатель Комитета

галактической связи академик Рауль Сантос.  Девять видов из-

лучения почти повторялись, но вот десятый...

   "Мы на пороге новых открытий",  - говорил  Рауль  Сантос.

Может быть, и этот сигнал, который не поддается расшифровке,

- не призыв инопланетной цивилизации, а всего-навсего не об-

наруженный  до сих пор вид радиоизлучения?"

   Мадия с надеждой посмотрела в глубину  зала,  где  моргал

зелеными глазками Главш. Она вставила запись сигналов. Экран

тут же погас - сработал автоматический отключатель.  "Не  та

волна",  - подумала Мадия и выключила одну за другой все из-

вестные ей волны.  Но тщетно.  Монизатор звука тоже оказался

беспомощным.

   Сигналы до сих пор не расшифрованы. Теперь Мадия уже тре-

тий месяц проверяла картотеку космических сигналов. Картоте-

ка была разбита на три категории  -  перспективные  сигналы,

неразгаданные и для архива.  Работа не требовала умственного

или физического напряжения.  Сиди и смотри на экран.  Что не

так  -  нажми  на кнопку.  Добрые электронные руки возьмут и

отправят забракованный сигнал на задворки механической памя-

ти. Роботы не ошибались никогда. Роботная служба действовала

безотказно.

   Инструкция требовала прежде всего обработки перспективных

сигналов. Когда Мадия нажала на кнопку "неразгаданные сигна-

лы", экран на стене не загорелся.

   - Вы нажали не ту кнопку,  - раздался словно из-под земли

бесстрастный голос. - Повторите вызов.

   Мадия повторила.

   Служба безопасности  электронных  машин  опять не приняла

заказ.  В третий раз Мадия держала побелевший палец на кноп-

ках до тех пор, пока на экране не засверкали молнии.

   - Что вы хотите? - спросил металлический голос.

   - Неразгаданные сигналы, - гневно сказала Мадия.

   Она слышала отдаленный  замирающий  перезвон.  Потом  все

стихло.

   Загорелся аварийный экран видеофона.  Мадия увидела  рас-

серженное молодое лицо.

   - С вами говорит Главный робопсихолог  Звездного  Совета.

Вы  нарушили порядок работы машин.  Я вынужден выключить ваш

экраноинформатор

   - Выключать вы не имеете права. Вы можете пожаловаться на

меня. Прочитайте первый пункт инструкции. Я прошу вас, чтобы

электронные машины безупречно выполняли свои обязанности.

   - Десятый пункт инструкции гласит:  не переключай  машину

без ведома Главного робопсихолога. Сейчас даю экран. С маши-

ной нельзя так варварски обращаться.

   Кибернетические машины, обслуживающие Звездный Совет, за-

нимали сорок этажей и ежедневно потребляли десятки миллионов

киловатт  энергии.  Каждая  машина здесь была изготовлена по

специальному заказу и являлась уникальной.  Мадия, как и все

работники Звездного Совета,  восхищалась умными машинами, но

считала, что они, как и автопланы, существуют для того, что-

бы служить человеку, а не наоборот.

   Мадия нажала на  кнопку  "неразгаданные  сигналы".  Экран

вспыхнул.  На нем не было изображения. В определенные проме-

жутки времени раздавались щелчки,  предупреждая,  что  лента

пуста и неразгаданных сигналов нет.  "Тем лучше", - подумала

Мадия.  Вдруг мелодичный звон заставил ее насторожиться.  На

экране появилась цифра "7423".

   - Неразгаданный сигнал, - объяснил металлический голос. -

Принят командором Ритмином Тархановым во время испытательных

полетов на звездолете "Уссури". Запись сигналов утеряна.

   - Повторите ленту 7423, - торопливо выговорила она в мик-

рофон.

   Экран повторил.

   - Какие-нибудь подробности? - спросила Мадия.

   - Никаких подробностей нет. Есть примечание.

   - Почему оно не зафиксировано в картотеке?

   - За последние десять лет никто примечаниями не интересо-

вался.

   - Читайте. - Мадия почему-то волновалась.

   - Запись сигналов, возможно, хранится в архиве Тарханова.

Архив ве обнаружен. Обратитесь в справочный отдел.

   По внешнему  эскалатору  Мадия  спустилась  в  справочный

центр Звездного Совета. Ее встретил дежурный робот.

   - Сейчас с вами будут беседовать, - сказал он и удалился.

   Мадия оглядела зал. Свободных мест почти не было. Десятки

людей - ученые, инженеры и студенты - сидели в удобнпх крес-

лах  и смотрели на портативные экраны,  вмонтированные в яр-

ко-красные столы. Здесь, в справочном центре, можно было по-

лучить любую  справку  о Вселенной,  о звездных экспедициях,

начиная от Гагарина и кончая Каштановым,  улетевшим в  район

Альфа Эридана.  Перед Мадией загорелся экран. Она надела на-

ушники,  раскрыла записную книжку и приготовилась слушать  и

смотреть.

   - Будем знакомы.  Меня зовут Игнат Лунь, - услышала Мадия

в  наушниках.  С  экрана на нее смотрело знакомое энергичное

лицо с веселыми проницательными глазами.  Красивые белые зу-

бы.  Густая  шевелюра.  - Посмотрите на скульптурный портрет

Ритмина Тарханова,  - продолжал Игнат Лунь.  Фотографию этой

скульптуры Мади не раз видела в учебниках, журналах, в Волж-

ском - на родине деда. - Я считаю себя учеником Ритмина Тар-

ханова,  хотя не видел его. Жив ли он сейчас - не знаю. Но я

надеюсь, что он жив и что он вернется к нам.

   - Ритмин Тарханов, - продолжал после короткой паузы Лунь,

- верил, что человек встретится с разумной жизнью во Вселен-

ной.  С этой великой мечтой он и отправился в свой последний

полет.  И не только с мечтой! В Музее истории космонавтики и

по  сей  день  хранится  шар с изображением человека далекой

планеты.  Экран покажет вам этот шар и покажет инопланетного

человека,  в существование которого искренне верил Тарханов.

Загадка белого шара до сих пор так и не  разгадана,  так  же

как не разгаданы сигналы,  принятые Тархановым на борту кос-

мического корабля "Уссури".  Но мы стоим на пороге раскрытия

этих тайн, - это дело близкого будущего!..

   Игнат Лунь исчез с экрана.  Появилось изображение старто-

вого поля с нацеленной в небо ракетой. Вдали - зеленая кайма

деревьев под ослепительными лучами августовского  солнца.  А

еще дальше - вершины белоснежных гор. где белое чередовалось

с синим,  и оттого они казались рисунками из детского альбо-

ма.

   На экране мелькали кадры. Звездолет, устремленный в небо.

Пустынное стартовое поле.

   Диктор пояснял:

   - Ритмин Тарханов летит в систему Мицара. Мицар - двойная

звезда Большой Медведицы. Расстояние...

   На экране  возникла кабина звездолета.  В кресле - Тарха-

нов.  В иллюминатор смотрит космос. В других креслах - члены

экспедиции. Один, два-пять... Сосредоточенные, деловые, оза-

боченные лица.

   - Мой  дорогой,  добрый землянин,  - услышала Мадия голос

деда.  Тарханов сидел вполоборота к зрителю. - Мы расстались

с вами пять дней назад.  Пять дней,  сидя перед экранами, вы

следили за нашим полетом. Нас отделяет от Земли триста двад-

цать  миллионов  километров.  Сегодня звездолет начнет новое

ускорение.  Нам пора прощаться.  Наташа,  милая! - Мадия вся

напряглась. Лицо деда стало задумчивым, мягким. - Наташа, ты

слышишь меня? В далеких звездных скитаниях, в холодном мраке

меня  будет согревать твоя улыбка.  Жди меня.  Я обязательно

вернусь к тебе.  Слышишь,  обязательно.  Когда будет тяжело,

выходи на балкон и смотри на Большую Медведицу. Я почувствую

твой взгляд И прочитаю тебе старинные стихи:  "Жди меня, и я

вернусь всем смертям назло..."

   Тарханов приветственно поднял руку и исчез с экрана.

   Мадия вздохнула.

   На экране схемы Большой Медведицы и Солнца с  окружаюшими

планетами. Они смотрелись как бы из центра Галактики. Ощуща-

лись и отдаленность одной звезды от другой,  и глубина  Все-

ленной,  и ее бесконечность. В этой бездне двигалась зеленая

точечка.  Звездолет "Уссури" вдруг повис в черноте, увеличи-

ваясь в размерах.

   - Район,  - комментировал диктор,  - откуда Тарханов пос-

ледний раз разговаривал с Землей. Вы сейчас услышите его го-

лос.

   Опять раздался глуховатый баритон деда:

   - Я - командор Тарханов, я - командор Тарханов. Звездолет

летит по маршруту.  Мы чувствуем себя превосходно. Шлем зем-

лянам горячий привет. Экипаж...

   Диктор завершил:

   - Мощные глушители помешали Тарханову закончить передачу.

   И вдруг диктор,  обращаясь к Мадии, совершенно другим го-

лосом добавил:

   - Прошу сообщить, кто сегодня обратился к нам за справкой

о Тарханове.  Скажите ваше имя,  фамилию, специальность. Нам

это важно знать.

   - Я Мадия Тарханова,  внучка командора Ритмина Тарханова.

Инженер галактической связи.

   - Благодарю вас. Мадия Тарханова.

   - Я могу спросить?

   - Спрашивайте.

   - Почему  с  именем  Тарханова связано столько загадочных

событий?

   Экран долго молчал.

   - Трудный вопрос вы задали.  - По тембру голоса Мадия до-

гадалась,  что отвечает робот-информатор. - В нашем распоря-

жении нет достоверных фактов.  Предположения, только предпо-

ложения.  С  белыми  шарами,  о которых упоминает Тарханов в

последнем сообщении, в свое время встречался командор кораб-

ля "Сатурн".  Тогда этой информации не придали большого зна-

чения.  Звездолетчик летел один.  Долгие годы одиночества...

Нервы.  Считали,  что  командор "Сатурна" принял космический

мираж за действительность. "Сатурн" был пятнадцатый по счету

корабль,  покинувший пределы Солнечной системы. Через двести

лет на "Уссури" Тарханов принял непонятные сигналы  и  видел

те же блестящие шары.  Один шар он доставил на Землю. Он из-

вестен науке как "Шар Тарханова" и хранится в  Музее  космо-

навтики. На нем - изображение человеческого существа. Тарха-

нов уверял, что шар, по его предположениям, принадлежит пла-

нете Лория и на нем изображен житель этой планеты.  Мало то-

го, Тарханов упорно доказывал,  что подобные шары  он  видел

еще в детстве. Эти ничем не подкрепленные соображения приве-

ли к тому, что Звездный Совет решил не публиковать отчета об

испытательном полете "Уссури".

   - Почему? - вырвалось у Мадии.

   - Эмоции не должны теснить логику,  разум, - не очень по-

нятно ответил информатор.

   - Скажите, где сейчас хранится отчет Тарханова?

   - Вы задаете очень трудные вопросы,  - не то вздохнул, не

то  застонал  информатор после продолжительного молчания.  -

Дайте мне немного времени. Пока послушайте музыку Чайковско-

го, которую любил Тарханов.

   В приемнике послышалось что-то вроде всплеска волны.  Ма-

дия откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Звуки, сли-

ваясь, торжествующе мчались куда-то ввысь, замирали, возвра-

щались, звенели первым весенним ручейком. Аккорды, как струи

света,  вызывали трепет непонятного волнения. Так, очевидно,

среди  бесконечной космической ночи звездолетчику вдруг отк-

рывается планета,  симметричная нашей  Земле.  И  тут  новая

мысль внезапно овладела Мадией и ошеломила ее:  а что,  если

нерасшифрованные сигналы,  принятые всеми станциями наблюде-

ния Солнечной системы, - музыка, всего-навсего музыка?

   - Как вам понравился Чайковский?

   Мадия не сразу догадалась,  кто разговаривает с нею.  Она

оглянулась.  В зале по-прежнему царила библиотечная  тишина.

На  экране - изображение машины с зелеными мерцающими огонь-

ками.

   - Я вас слушаю,  - наконец отозвалась Мадия.  - Вы готовы

ответить на мой вопрос?

   - Тарханов  покинул  зал  Звездного  Совета и отчет свой,

очевидно,  оставил у кого-нибудь из друзей.  Других данных в

справочной информации нет.

   - Спасибо.

   Мадия сняла наушники и выключила,  экран. Почему же звез-

долет "Уссури" не вернулся на Землю?

 

                        Глава вторая

 

                    ЭКСПЕДИЦИЯ НА ЛОРИЮ

 

   Командор лежал в кресле. Глядя сквозь кварцевый иллюмина-

тор  звездолета на пейзаж Лории,  он думал о друзьях,  давно

исчезнувших с лица Земли, но живших в его сердце... Оно ско-

ро  перестанет  биться.  Неумолимо жестоко надвигается тьма.

Пусть так.  Пусть.  Он знал: вместо угасшей звезды загорятся

тысячи новых...

   На экране вспыхнуло и пропало изображение. "Артем", - по-

думал Тарханов. Изображение мелькнуло снова, на этот раз яс-

нее. Артем приветливо поднял руку. Раздался его голос:

 

        На пыльных тропинках далеких планет

        Останутся наши следы.

 

   "Кажется, песенка из времен первых космонавтов",  - поду-

мал Тарханов.

   - Командор,  я скоро вернусь. - Артем еще раз поднял руку

и исчез с экрана.

   Тихо и сумрачно в рубке звездолета. Два циферблата на го-

лубой стене:  часы Земли и часы звездолета.  Они  показывали

разное время.  Была среда. Был час дня по московскому време-

ни.  Да,  именно в среду, двадцать четвертого февраля, в час

дня  по  московскому времени решилась судьба Тарханова.  Как

только Звездный Совет утвердил состав  экспедиции,  Тарханов

сразу же улетел в заволжские леса к Наташе. У них был чудес-

ный дом на берегу озера. Они много гуляли, рыбачили, загора-

ли;  ночью смотрели на Большую Медведицу. Смеясь, Наташа Го-

ворила:

   "Не влюбляйся там в инопланетянку".

   Весна и лето пролетели удивительно быстро.

   В сентябре,  накануне отъезда,  Тарханов стал приводить в

порядок бумаги. Взор упал на круглый белый шар. Тарханов на-

шел его на Марсе.  "Какая-то детская игрушка",  - подумалось

тогда звездолетчику. Но откуда она здесь, на Марсе? Шар, не-

сомненно,  был делом человеческих рук. Сквозь белую оболочку

его просматривалось изображение человека,  сделанное в голу-

бых тонах. Изображение как бы находилось внутри шара. Тарха-

нов испытывал такое чувство,  словно  кто-то  внимательно  и

пытливо рассматривает его из голубого шара.  "Наваждение ка-

кое-то", - с недоумением думал он.

   На Земле  шар  исследовали  в самых различных институтах.

Спектральные и прочие анализы показали,  что шар состоит  из

элементов,  известных  на Земле,  хотя внутреннее устройство

его и назначение оставались неясными.  Самое любопытное: шар

излучал слабый поток фотонов.

   Тарханов долго думал о загадке шара.  Почему он  оказался

именно на Марсе?

   Вспомнился отчет командора корабля "Сатурн".  Он встречал

подобные  шары.  Они  мчались в космосе.  Если они летели по

прямой, - а расчеты говорили именно об этом, - то они вырва-

лись откуда-то из района Большой Медведицы...

   Шар, несомненно, был продуктом инопланетной цивилизации.

   И тогда,  готовясь к полету, Тарханов уложил шар в ящик и

размашисто написал: "В Музей космонавтики".

   Что же  еще не доделано на Земле?  Взгляд упал на разбро-

санные повсюду бумаги.  Тарханов собрал и сложил их в  акку-

ратную стопку. Письма. Заметки. Отчет об испытательном поле-

те "Уссури".  Трактат о диффузии земной цивилизации. Он сло-

жил  бумаги  в  папку и запер в ящике секретера.  Вернется -

займется и отчетом и трактатом.

   В кабинет вошла Наташа. Тарханов внимательно посмотрел на

нее.  Она изменилась за три года.  Когда он с ней встретился

впервые,  она  была  неуклюжим подростком.  Теперь перед ним

стояла молодая женщина в  полном  расцвете  сил.  Почему  он

расстается  с ней?  Кто гонит его в звездную бездну?  Но она

всегда будет рядом с ним.  Her,  не будет.  Почему в дальние

полеты нельзя взять любимую?..

   Было начало осени, когда они покинули заволжский дом. Бе-

зоблачное  небо висело над землей.  Дорога показалась корот-

кой.  И вот перед ними - огромная площадь космодрома. Вдали,

задрав нос к небу,  возвышалась громада звездолета "Уссури".

Напротив переполненные трибуны. Переливы красок разноцветных

одежд. Шум, похожий на гул вулкана.

   Председатель Звездного Совета вручил  Тарханову  рейсовые

документы и бортовой журнал.

   Тарханов любил эти предстартовые минуты. Но сегодня поче-

му-то он не испытывал обычного душевного подъема.

   Ровно в двенадцать часов звездолетчики в белых  космичес-

ких костюмах на белых машинах выехали из главных ворот, что-

бы сделать традиционный круг прощания с  землянами.  Десятки

тысяч  людей  аплодировали звездолетчикам.  Потом они стояли

лицом к лицу и смотрели друг на друга - звездолетчики и про-

вожающие их в далекий путь.  Минута молчания перед расстава-

нием Минута, длинная, как вечность, последняя, единственн&я.

Тарханов посмотрел на небо,,  на Наташу,  поднял руку и ска-

зал:

   - Прощайте, земляне!

   Пестрое море колыхнулось перед ним яркими косынками,  бе-

лыми панамками, соломенными шляпами:

   - Доброго тебе пути, звездолетчик!

   Тарханов приветливо  поднял руку и сделал шаг к лестнице.

Ступенька.  Еще ступенька. Последняя. И дорога к звездолету.

Прямая, длинная, зеленая. Дорога к звездам. Она всегда зеле-

ная - зимой и летом,  весной и осенью.  По ней ходят  только

звездолетчики. Когда улетают. И когда прилетают.

   Наташа шла следом за ним, потом взяла его за руку. Тарха-

нов медленно перевел взгляд на жену и подумал:

   "Тебе тяжелее, чем мне". Эскалатор поднял их в кабину ко-

мандора. Наташа села в кресло. Тарханов подошел к светло-го-

лубой панели со множеством кнопок.

   - Ты уже далеко от меня, Ритмин, - услышал он голос Ната-

ши.

   Тарханов круто  повернулся и подошел к ней,  приподнял на

руки.

   - Посиди здесь,  Ната,  - сказал он.  - Кресло командора.

Мое кресло. Я буду сидеть на нем долгие-долгие годы н управ-

лять кораблем. Я...

   Металлический голос из репродуктора не дал договорить:

   - До  старта  осталось тридцать минут.  Тридцать минут до

старта.  Наталья Андреевна Тарханова,  просим  вас  покинуть

звездолет.

   Она посмотрела на Ритмина:

   - Уже?

   Он кивнул головой:

   - Прощай, родная.

   - Боже, какое жестокое слово...

   ...Воздушные тягачи  с  двух сторон подхватили гигантский

звездолет и плавно поплыли в небо.  В иллюминаторы  Тарханов

видел, как Наташа медленно брела по звездной дороге к трибу-

нам.  Потом исчезла. Мелодичный звон предупреждал, что звез-

долет вышел на стартовую высоту. Связь с внешним миром авто-

матически прервалась.

   Тарханов нажал  на стартовую кнопку.  Бесконечная радость

движения охватила его.  Двигаться навстречу новым мирам, но-

вым солнцам...

   Звездолет летел со скоростью шестьдесят тысяч  километров

в секунду. Скорость громадная по земным масштабам и ничтожно

малая - по космической  шкале.  Тарханов  сидел  в  глубоком

кресле и с каким-то детским удивлением рассматривал звездный

мир. В эти минуты он забыл обо всем на свете. Куда ни глянь,

везде звезды.  Их больше,  они ярче, чем на Земле. А созвез-

дия?  Вытянув шею и распластав крылья,  летит Лебедь. Прямым

поясом из трех звезд затянут Орион.  Кассиопея...  Как же вы

далеки, сверкающие миры!

   Ровно мигают  зеленые глазки приборов.  Будущее неопреде-

ленно,  но в неопределенности своей  радостно  и  интересно.

Прошлое еще рядом и властно над мыслью, но уже далеко-далеко

и с каждой секундой становится все дальше.  И каждый миг все

глубже и шире развертывается пропасть между прошлым и насто-

ящим,  и так ясно понимается сладостный ужас быстро бегущего

и не останавливающегося времени.  Еще ярки и милы и красками

жизни сверкают покинутые дорогие лица,  но уже пала  на  них

слабая,  еле зримая тень.  Беззвучно реют они перед глазами,

улыбаются,  но в улыбке их тихая грусть. А звездолет несется

все дальше в глубь Вселенной.  Торжественно и согласно чека-

нят приборы:  "Пи-пи-пи". Они как бы тоже прощаются с Землей

и тоже грустят о прошлом.  Грусть нужна человеку так же, как

победа в дальнем походе в звездный мир.

   Еще не  наступило время собраться всем обитателям звездо-

лета вместе.  Это время придет. Сейчас каждый посвоему грус-

тит о прошлом, что осталось на Земле. Священные минуты грус-

ти, облегчающие души, помогающие долгие годы выдержать субс-

ветовые скорости, преодолеть бездну времени и пространства.

   Наташа плохо помнит, как она приехала с космодрома домой.

Ее угнетала бесконечная усталость. Она не знала, за что при-

няться,  и в каком-то полузабытьи лежала в постели, не в си-

лах ни думать, ни пошевельнуться.

   Утром к ней приехал представитель  Звездного  Совета.  Он

сказал,  что  хочет  поговорить с ней по поручению командора

Тарханова.

   - Где  он?  - спросила она,  едва представитель Звездного

Совета поднялся на веранду.

   - Еще  в  пределах Солнечной системы.  Полет продолжается

нормально.

   - Нормально... А как же я?

   - У вас другие обязанности перед землянами,  и перед  ко-

мандором тоже.  - Голос представителя Звездного Совета мягок

и спокоен.  - Я понимаю,  как тяжело обрекать себя на долгие

годы ожидания.

   - И одиночества.

   - Только не одиночества.  Неужели командору будет легко в

долгом пути,  если он узнает,  что вы малодушны?  Будьте  же

достойны его. Завтра после обеда Тарханов начнет новое уско-

рение.  Завтра вы еще,  можете встретиться с ним  у  экрана.

Последний  раз до его возвращения на Землю.  Завтра я приеду

за вами. И мы поедем на звездодром. Журналистам я скажу, что

вы встретитесь с ними, хак только почувствуете себя лучше. А

скорее всего сейчас.

   - Хорошо. Я постараюсь.

   Наташа встала,  вышла на веранду.  В воздухе стоял аромат

увядающей  природы.  Листья  тронуты первой желтизной осени.

Она знала:  журналисты выше всего ценят Прямой и откровенный

разговор. Что же, она готова к такому разговору. Во имя люб-

ви. Но что она скажет им?

   - Друзья,  - тихо начала она,  чуть наклонив голову.  - В

большую жизнь Планеты меня ввел командор Тарханов,  и  мысли

мои о нем. Я люблю его. Он был большим моим другом. Я говорю

был,  потому что нет его сейчас рядом со мной.  Его похитило

пространство. И вот я, простая землянка, спрашиваю вас: ког-

да же человечество покорит время  и  пространство?  Философы

говорят,  что время и пространство - форма существования ма-

терии.  Так почему же нельзя изменить  эту  форму?  Изменить

так,  чтобы я и тысячи таких же, как я, жен, матерей, сестер

звездолетчиков по первому желанию могли  очутиться  рядом  с

ними? Я вижу скептические улыбки на ваших лицах. Вы, очевид-

но, считаете, что я несу несусветную чушь. Может быть. Фило-

софские  идеи я формулирую по-женски.  Что ж,  скажите вашим

читателям,  слушателям,  зрителям, что настало время открыть

дорогу женщине за пределы Солнечной системы. Я прошу от име-

ни тех,  кто долгие годы ждет своих возлюбленных,  сыновей и

отцов...

   На следующий день за ней прилетел автоплан и увез на  Па-

мир,  где  на склоне одного из высочайших хребтов расположи-

лась станция галактической связи. Наташу ждали.

   В сопровождении  дежурного  станции она поднялась на ско-

ростном лифте в огромный сводчатый зал и очутилась перед эк-

раном объемного телевидения. Инженер придвинул кресло побли-

же к экрану. Наташа села. В таких же креслах, как она, сиде-

ло еще несколько человек. Торжественный звон - сигнал связи.

Засветился экран.  В зале наступил полумрак.  Наташа увидела

людей в противоперегрузочных костюмах.  Пять человек. Улыба-

лись.  Переговаривались между собой. Потом разом повернулись

лицом к экрану,

   Наташа не слышала,  как члены экспедиции обменивались ко-

роткими фразами со своими близкими, сидящими в зале галакти-

ческой связи,  она неотрывно смотрела на Тарханова.  Он тоже

смотрел  на нее.  Этот безмолвный разговор длился бесконечно

долго.  Наташе казалось,  что Ритмин находится рядом,  стоит

протянуть руки - и коснешься его. Но это невозможно. Они от-

делены друг от друга сот.  нями миллионов  километров.  И  с

каждым  мигом со скоростью сто тысяч километров в секунду он

уходил все дальше в глубь космоса.  Наташа невольно  закрыла

глаза.

   - Тебе плохо,  Ната? - услышала она знакомый голос. С эк-

рана  по-прежнему  пристально,  как бы стараясь проникнуть в

душу Наташи,  смотрел Ритмин. Она чуть улыбнулась. Но улыбка

получилась печальной.

   - Я, Ритмин, хорошо себя чувствую. Ты не волнуйся. Я буду

ждать тебя.  - Она вдруг запнулась и чуть слышно произнесла:

- У нас будет сын.

   Глаза Тарханова заблестели. Он на мгновение опустил голо-

ву,  а когда поднял ее,  лицо,  как всегда, было спокойным и

мужественным.

   - Мы будем ждать тебя,  Ритмин.  - Она  чувствовала,  что

вот-вот  зарыдает,  и знала,  что не смеет этого делать,  но

слезы ручьем катились из глаз.

   - Не  надо,  Ната.  - Голос Тарханова впервые дрогнул.  -

Будь сильной и живи. Живи ради нашего сына, живи для людей -

это мое пожелание и моя просьба. Прощай, Ната.

   Тарханов взглянул  в  иллюминатор.  Лория  погружалась  в

ночь. Из-за оранжевого горизонта появились оба спутника пла-

неты и понеслись по небу.  Это были два великолепных шара  -

желтый и бело-синий.  За ночь они делали по три оборота вок-

руг Лории.  Позже всходил третий спутник.  Он плыл  по  небу

медленно, но стремительно вращался вокруг своей оси, поражая

каскадом красок - красных,  синих,  белых, голубых, зеленых.

Не спутник,  а сплошная земная радуга,  волшебной рукой соб-

ранная в чудесный сверкающий шар.

   "Три луны,  а жизни на планете нет", - вздохнул Тарханов.

Он подошел к столику,  на котором лежал корабельный  журнал.

Пробежал  записи сегодняшнего дня.  Дата.  Координаты Лории.

Прочерки в графе о самочувствии членов экспедиции.  Тарханов

горько  улыбнулся.  Много-много  лет назад,  когда стартовал

звездолет, их было пятеро. Остался он один. Остальные погиб-

ли. Их взял космос. Да еще Артем, единственный житель Лории,

зачисленный в состав экспедиции  семнадцать  лет  назад.  Об

этом имеется соответствующая запись в корабельном журнале.

   Тарханов перелистал его и положил в сейф.  Люди могут по-

гибнуть,  но  их  деяния  должны жить.  Когда-нибудь земляне

прочтут записи и узнают о судьбе экспедиции,  о жизни землян

в звездном мире, одиночестве, отчаянии, борьбе.

   Закрыв сейф,  Тарханов подержал в руке ключи.  "Дубликаты

хранятся на Земле,  - почему-то вспомнилось ему. - Я могу не

вернуться на Землю, а сейф когда-нибудь вернется..."

   Сигнал к  ужину - такой же,  как и в первый день по лета.

Тарханов вошел в обеденный салон.  Здесь ничего  не  измени-

лось.  Белоснежные  скатерти на столах.  Серебро и хрусталь.

Акварель на стене. До блеска натертый пол. Все так, как там,

на  Земле.  Эта подчеркнутая приближенность к родной планете

сейчас почему-то раздражала Тарханова. Там все это выглядело

естественно. Здесь же не было этой естественности.

   Ужин стоял на столе. Фужер вина. Два свежих помидора. Два

яблока. Ломтики сыра.  Кусок холодного мяса. Салфетка. Забо-

тами роботов экспедиция все эти годы ни разу  не  испытывала

перебоев в питании.  А запасы чая кончились пять лет назад -

он здесь не выращивался, а был взят с Земли.

   Поужинав, Тарханов прошел к себе в каюту и лег спать.  Но

сон не шел.  Тарханов поднялся и подошел к телескопу, всегда

наведенному на Солнце.  Там Земля,  там Наташа...  Ему вдруг

показалось,  что через толстые кварцевые иллюминаторы кораб-

ля,  через огромное пространство звездного мира слышится го-

лос Наташи: "Я люблю тебя, родной". Тарханов тяжело вздохнул

и выключил свет...

   В открытые иллюминаторы входил свежий утренний воздух Ло-

рии.  Высоко  висело чистое густо-синее небо.  Слева, в двух

километрах от звездолета, грохотал прибой Уссурийского моря,

названного астронавтами в честь дальневосточной реки. Справа

тополиная роща пела знакомую с детства земную песню. Впереди

лежала  голая  голубая  пустыня с далекими контурами мертвых

городов.

   Тарханов вышел  из звездолета и медленно двинулся к топо-

линой роще,  к домику, в котором жил последние годы астробо-

таник Иван Васильевич.

   Домик тремя окнами смотрел на звездолет.  Тарханов открыл

дверь  и переступил его порог.  Казалось,  хозяин только что

ушел - так чисто и домовито убраны комнаты.  Вон и кресло, в

котором  он просиживал долгие часы в обществе астроботаника.

Тарханов опустился на мягкое сиденье и скрестил руки на гру-

ди. Вошел робот и молча поставил на стол сковородку жареного

кроличьего мяса.  Из буфета молча достал графин с освежающим

соком,  помедлил минуту и опять полез в буфет. Астроботаника

десять лет как нет в живых,  а робот продолжает подавать ему

обед.

   Окна были открыты. Шелест листвы действовал успокаивающе.

Тарханов сел на скамейку возле веранды. Где-то среди деревь-

ев мелькнула тяжелая фигура робота и исчезла. Жужжали пчелы.

Из-за  кустов  выскочил бурундук,  поднялся на задние лапки,

почесал ушко и побежал дальше.  Тарханов проводил его восхи-

щенным взглядом,  с  жадным вниманием приглядываясь ко всему

живому в долине. Все занимало его: зеленые листья, бурые по-

роды моха на стволах, высокая осока, кроличьи норы, аккурат-

ные грядки огородов,  фруктовый сад...  Астроботаник  многое

сделал,  чтобы привить на Лории земную флору и фауну. Тарха-

нов почувствовал острую тоску по другу.  Иван Васильевич был

великим  оптимистом и в часы отчаяния умел вселять в людские

души веру в жизнь.

   Шел девятый год путешествия.  "Уссури" вклинился в прост-

ранство между Мицаром и Алькором.  Члены экспедиции  седьмой

месяц находились в частичном анабиозе.  Бодрствовал один ко-

мандор. Беззвучно работали приборы. Разноцветные огоньки ми-

гали на панелях. На обзорном экране висел белый кружок - ту-

да, к Лории, с субсветовой скоростью мчался звездолет "Уссу-

ри". И с каждой секундой она, эта незнакомая планета, увели-

чивалась в размерах.

   "Пора будить людей",  - подумал Тарханов и нажал на кноп-

ку.  Автомат замигал кварцевыми глазами. Во всех кабинетах и

каютах, отсеках и центральном коридоре зажегся искусственный

утренний свет. А через три часа ученые собрались в столовую,

на первый завтрак после долгого сна.  Ели с аппетитом. Смея-

лись.  Расспрашивали, долго ли лететь до Лории. Тарханов от-

вечал, отшучивался, у него было превосходное настроение, по-

тому что люди были веселые, как будто и не находились в ана-

биозе.

   - Командор, - обратился кибернетик Ян Юханен к Тарханову,

- вы уверены, что на планете, куда мы стремимся, есть разум-

ные существа?

   За девять  земных  лет путешествия этот вопрос не раз об-

суждался членами экспедиции.  И,  пожалуй, один Тарханов был

уверен,  что им,  пятерым землянам,  впервые придется встре-

титься с инопланетной цивилизацией. Как пройдет эта встреча,

он не знал. И не знал об уровне жизни на незнакомой планете.

   Тарханов внимательно посмотрел на кибернетика. Он, кажет-

ся,  понимал  его.  Ян Юханен больше ста лет путешествовал в

космосе,  и за сто лет ему не приходилось еще встречаться с-

разумными существами. А жажда встречи с инопланетной цивили-

зацией у каждого космонавта так же велика,  как велика жажда

у путника, пробирающегося во пустыне.

   Тарханов сказал:

   - Я верю, что мы встретимся с разумными существами. Я ве-

рю,  что они похожи на людей. И трижды верю, что нам удастся

установить контакт.

   - Интересно, очень интересно, - сказал астроботаник и по-

дошел  к  иллюминатору.  За  кормой корабля тянулся световой

шлейф аннигиляции.  За шлейфом лежала черная пустота.  - Да,

пустота... Я первый раз в космосе. Все так интересно...

   Тарханов подошел к  роялю.  Пальцы  неуверенно  коснулись

клавиш.

   Вдруг резкий пронзительный сигнал тревоги поднял  звездо-

летчиков из-за стола.  Оборвалась музыка.  Приборы неистовс-

твовали. Потом зажглись красные огни. Непривычные огни.

   Не один световой год бороздил Тарханов космос.  Были раз-

ные сигналы тревоги, но этот... Сигнал войны. Перед Тархано-

вым  в  стенке  кабины висел круглый ярко-красный циферблат.

Никогда никто его не открывал.  Звездолетчики шутя говорили:

"Пуговка, украшение". Такие же "пуговки" имелись в рубке ко-

мандора,  в его кабинете,  в спальне,  в обеденном салоне, в

библиотеке...

   Войны на Земле давно исчезли. И все-таки, отправляя звез-

долетчиков в далекое космическое плавание, на Земле програм-

мировали электронный центр на "войну".  И сейчас,  глядя  на

зловещий сигнал, Тарханов растерялся.

   По уставу звездной навигации циферблат мог открыть только

командор,  а в случае его гибели - ближайший помощник.  Если

не будет и помощников - электронный  центр  сам  должен  был

принимать решение. В уставе говорилось, что командору разре-

шается вступить в переговоры  с  космическим  противником  и

только в  случае  провала  переговоров принимать необходимые

меры для защиты звездолета.  Если же противник,  несмотря на

предупреждение, попытается напасть на корабль, устав предла-

гал применить оружие.  А оружие было такой силы,  что  могло

сокрушить любое препятствие на пути звездолета.

   И все-таки Тарханов не решался.  Начать войну в  космосе?

Он чувствовал,  как по спине пробежал холодок. Сигнал звучал

все тревожнее.  Что ж,  пора.  Тарханов сорвал планку. В не-

большой выемке были вмонтированы две кнопки.  Белая. Черная.

Под первой зажглась буква "П", под второй - "У". Они означа-

ли: "Приготовиться к ответному удару" и "Удар". Тарханов, не

задумываясь, нажал на белую кнопку - приготовиться к обороне

никогда  не  мешает.  Он только защищается,  принимает меры,

чтобы враг не захватил островок Земли во Вселенной.

   В рубку вошел кибернетик. Глаза его сверкали:

   - Командор, пора!

   - Не торопи. От имени Земли я один должен принимать реше-

ние.

   Кибернетик ушел.  Легкий треск в пульте управления. А во-

обще была обычная тишина.  Не чувствовалось, чго звездолет -

посланец Земли - встретился с враждебной силой.  А электрон-

ный центр,  получив сигнал "приготовиться", во все концы от-

давал приказы.  В приборы вводились новые программы.  На ко-

рабле заработали долго бездействовавшие кибернетические  ма-

шины. Бесшумно задраивались специальной сеткой иллюминаторы.

   "Сейчас электронный центр проинформирует о  приготовлени-

ях", - подумал Тарханов. Он еще не совсем верил в опасность.

Он рассекал космические просторы, чтобы нести в разумные ми-

ры дружбу и братство Земли. Он жил этой мечтой. А иные миры,

оказывается,  не хотят дружбы. Быть может, электронный центр

ошибся?

   На обзорном экране исчезло изображение планеты, к которой

все эти годы мчался звездолет. Экран был белый, аамутненный.

Радарные установки не предсказывали никакой опасности.  Тар-

ханов  вызвал  членов экспедиции - в такие минуты лучше быть

всем вместе.  На панели ручного управления вспыхнул  зеленый

огонек. Тарханов усилил громкость микрофона.

   - Докладывает главный ЭЛЦ.  Звездолет приготовился к  от-

ветному удару. Все оружие в боевой готовности. Вокруг кораб-

ля создано тридцатикилометровое защитное поле. Звездолет ок-

ружают белые шары.  Расстояние сорок три километра. Темпера-

тура по Кельвину - пять градусов. Я кончил.

   - Н-да! - Тарханов посмотрел на обзорный экран. Там стоя-

ла сплошная белая пелена. - Пока никакой опасности не видно.

А температура у них всегда пять градусов абсолютного.

   Белая пелена  на  экране  двигалась,  мерцая  золотистыми

вспышками.  Постепенно  она  стала  приобретать форму шаров.

Тарханов впился в них - какая же опасность угрожает  звездо-

лету?  Шары,  каждый размером с футбольный мяч,  все плотнее

окружали звездолет.  Очень давно на Марсе Тарханов видел та-

кой же белый шар.  Он держал этот шар в руке. Совершенно бе-

зобидный, легкий, как пушинка, с изображением человека внут-

ри. Но это же невозможно, немыслимо, чтобы между марсианским

шаром и теми, которые окружали звездолет, было что-то общее.

Тот  не  летал.  А эти летают с такой же и даже большей ско-

ростью, чем звездолет.

   - Иван Васильевич,  - обратился Тарханов к астроботанику,

- прошу достать бортовой журнал,  он в том ящике... Благода-

рю.  -  Сделав  соответствующую запись,  он отложил журнал в

сторону.  - Садитесь,  товарищи.  Нам ничего не остается де-

лать, как ждать. Радиорубка?

   - Радиорубка слушает, - металлическим голосом ответил ро-

бот.

   - Запишите радиограмму.  Галактика, Млечный Путь, планет-

ная система Солнца,  планета Земля,  Хабаровск, Звездный Со-

вет,  председателю Комитета галактической  связи.  Звездолет

"Уссури" попал в окружение белых шаров. Координаты звездоле-

та...

   - Радиограмма принята.

   Тарханов включил микрофон и повернулся к обзорному  экра-

ну. Белые шары приближались к защитному полю звездолета. Ка-

залось, что это пчелиный рой летит в поисках пристанища. Ша-

ры  кружились,  отскакивали,  прижимались  к защитному полю,

вновь отскакивали и вновь касались поля, потом замирали.

   - Такое впечатление,  будто каждый старается принять наи-

более удобную для себя позицию, - тихо сказал астрофизик Ан-

тон Итон.

   Скопление белых шаров вокруг звездолета  принимало  форму

огромных буртов хлопка.  Проходила минута, вторая, третья...

Проходил час,  еще час...  Звездолет мчался с такой же  ско-

ростью, как и раньше.

   - Радиоаппаратура внешней связи вышла из строя  во  время

передачи.

   - Причины?

   - Не удается выяснить.

   - Возможности исправления?

   - Ноль.

   Тарханов выключил микрофон и некоторое время сидел молча.

"Случилось  самое  страшное",  - подумал он и тихо оповестил

товарищей:

   - Связь с Землей прервана.

   - Что это,  по-вашему, командор? И что они собираются де-

лать?  - Астроботаник внимательно посмотрел на Тарханова.  -

Вы извините меня, я впервые в космосе и впервые встречаюсь с

шарами. Быть может, для всех эта обычное явление...

   - В том-то и дело,  что не обычное... Если бы я знал, что

они собираются делать...

   Звездолетчики с напряжением следили за экраном. На панели

загорелся зеленый огонек.

   - Докладывает главный ЭЛЦ. Скорость корабля сто тысяч ки-

лометров в секунду...  Скорость девяносто семь тысяч... Ско-

рость девяносто три тысячи...  Скорость восемьдесят семь ты-

сяч... Курс корабля изменился на две секунды...

   - Тяга? - с волнением спросил Тарханов.

   - Тяга  нормальная.  Антивещество  поступает в нормальных

дозах.

   - Слушай меня,  ЭЛЦ!  Управление беру на себя. Управление

беру на  себя.  Скорректировать  курс  корабля.  Восхождение

двадцать секунд.

   - Есть восхождение двадцать секунд.

   Скорость корабля продолжала падать.

   - По местам, друзья. Через пять минут начнем ускорение.

   Тарханов опять  соединился  с главным электронно-вычисли-

тельным центром:

   - Расстояние до планеты?

   - Ноль пять парсека.

   Ровно через пять минут Тарханов дал в дюзы двойную порцию

антивещества.  Это было рискованно при такой громадной массе

покоя корабля.  Но Тарханов вынужден был пойти на этот риск.

Перегрузка вдавила его в эластичное кресло.  Он посмотрел на

обзорный экран.  Белый рой не маячил впереди корабля. "Осво-

бодились",  - с облегчением подумал Тарханов. Постепенно тя-

жесть  в теле прошла.  Он придвинул к себе бортовой журнал и

записал:

   "Тринадцать часов двадцать пять мин.  кор.  вр. С помощью

ускорения сбито скопление белых шаров".

   В центре обзорного экрана снова появилось изображение Ло-

рии, куда долгие годы пробирались земляне...

   В звездолете  наступили  "мирные"  дни.  Каждый занимался

своим делом. Вахта за вахтой проходили без особых происшест-

вий. В один такой "мирный" день Тарханов застал астроботани-

ка в оранжерее, возле яблонь, стелющихся на полу и усыпанных

крупными плодами.

   - Через месяц будем собирать яблоки,  - сказал астробота-

ник.

   - Примут ли нас инопланетчики с нашими дарами?  - спросил

командор.

   - Должны, командор. Мы несем дары мира и дружбы.

   После нападения  белых шаров этот вопрос часто обсуждался

в звездолете.

   - Я бы не сказал, что планета встречает нас с распростер-

тыми объятиями, - сказал кибернетик во время обеда. - Шары -

это первое предупреждение.

   - Вы не правы, - сказал астроботаник. - Высшая форма жиз-

ни всегда разумна.  А высший разум всегда стремится к всеоб-

щему счастью.

   - Вы,   как   всегда,   преувеличиваете   значение  слова

"счастье" и все меряете по земным масштабам.  Почему  вы  не

допускаете мысли, что существует жизнь, где нет места эмоци-

ям и чувствам, в которых коренится слово "счастье"?

   - Ну, допустим.

   - Нужно ли этому высокоорганизованному Разуму то, что до-

рого нам,  - любовь,  счастье, страдания, борьба? Захотят ли

они принять эту нашу жизнь?  Не потому ли они выставили  нам

навстречу белую ораву.  Ораву, которая может замедлять и ме-

нять курс такого суперзвездолета, как "Уссури". Какой же ко-

лоссальной силой она обладает и что это за сила?  Откуда?  И

как высоко должен быть здесь организован Разум, если он вла-

деет такой силой?

   Тарханов открыл бутылку вина.  В  салоне  разнесся  запах

фруктовых садов. Все заулыбались. У каждого, очевидно, в па-

мяти возникли картины раннего земного лета.  Тарханов сел за

рояль,  - хотелось немного отвлечься от дум об этих странных

шарах, внезапно появляющихся и внезапно исчезающих. Будут ли

еще встречи с ними?..

   Постепенно музыка увлекла его, ему казалось, что он нахо-

дится  на  Земле и где-то рядом с ним шумит сад или медленно

вздыхает море.  Потом ему казалось, что он находится в гроте

и ищет Наташу и никак не может найти ее. Внезапно он почувс-

твовал на своих плечах какую-то тяжесть,  будто навалили де-

сятипудовые  гири.  Он  обернулся.  Это кибернетик давил его

плечи железными руками.

   - Командор, тебе следовало остаться на Земле.

   Тарханов долго смотрел на инженера.  Годы совместного пу-

тешествия ни на йоту не сблизили их. Перед стартом Тарханова

предупредили, что кибернетик слишком долго пробыл в космосе,

но он не придал этому значения. Даже был рад, что на звездо-

лете будет человек с несгибаемым железным характером и боль-

шим опытом космических полетов.

   - Вы когда-нибудь и кого-нибудь любили в жизни,  инженер?

-  Легким движением Тарханов сбросил с плеч тяжелые руки ки-

бернетика.

   Кибернетик снисходительно  посмотрел на Тарханова и улыб-

нулся:

   - Не знаю, командор. Да и к чему этот вопрос?

   Тарханов все еще глядел на  кибернетика.  Ростом  инженер

был,  вероятно,  не менее ста девяноста сантиметров. Но бро-

сался в глаза не его рост,  - бросалась в глаза его какая-то

первобытная упругая  сила.  Она  была в его широких плечах и

широкой груди. Он крепко стоял на ногах. Ступал по звездоле-

ту твердо и уверенно.  Каждое движение мускулов - пожимал ли

он плечами или стискивал в зубах сигарету - было полно реши-

мости  и казалось проявлением избыточной,  бьющей через край

силы.  Но за этой внешней силой, пронизывающей его движения,

пробивалась  другая - внутренняя,  интеллектуальная сила.  И

трудно было определить, которая из них главенствует.

   - На  Земле я гость,  командор.  По-настоящему я чувствую

себя человеком в космосе.  Ты мчишься в  мировое  пространс-

тво... Мерцающие искры звезд... Огненные кометы... За кормой

остается старость.  Ты все такой же молодой,  и сила у  тебя

все такая же.

   - Вам, по-моему, тридцать пять лет?

   - Да, вы не ошиблись.

   - Земных? - спросил астроботаник.

   Кибернетик улыбнулся:

   - Я удивляюсь,  коллега.  Кто же в космосе ведет счет  по

земному летосчислению? Если вам интересно - мне сто девянос-

то девять.

   "Космос формирует  и таких",  - подумал Тарханов.  Долгие

годы движения. Посадки на чужие звезды. Сколько трудов, нер-

вов  и воли требуется для этого.  И кибернетик превратился в

человека с железной волей.  Ему абсолютно чужды человеческие

слабости.  С ним можно садиться на любую планету или звезду.

Он преодолеет любые трудности.

   И все-таки в его обществе было почему-то холодно и неуют-

но...

   Сегодня был день отдыха.  Никто не спешил покидать уютный

салон.  Курили. И сизый дымок сигарет поднимался к потолку и

исчезал.  Астроботаник принес пять красных помидоров.  Осто-

рожно разрезал их на дольки.

   - Прошу, звездолетчики, - широким жестом показал на поми-

доры. - Это Земля родная.

   - Здесь не Земля, а космос, - заметил кибернетик, направ-

ляясь к телеэкрану.  - Помидоры жалко выглядят здесь, в кос-

мосе. Хлорелла - вот пища звездных скитальцев.

   Выспренные слова инженера вызвали смех. Он тоже фыркнул и

включил телеэкран.

   Тарханов взглянул на первые кадры и тут же отвернулся. Он

хорошо  изучил вкусы кибернетика:  тот любил преимущественно

старинные приключенческие фильмы.  По натуре Ян  Юханен  был

деятельным человеком.  Вся его жизнь в космосе была сплошным

приключением. А в "Уссури" пока не было никаких приключений,

если не считать происшествия с белыми шарами. И однообразная

жизнь начинала приедаться ему.  Тарханов же  радовался,  что

полет проходит так успешно и строго по графику.

   Но радоваться было рано.  Шары  вновь  окружили  корабль.

Опять по сигналу тревоги члены экспедиции заняли свои боевые

места.  Тарханов смотрел на обзорный экран.  Шары вели  себя

точно так же,  как амурские поденки в летнюю пору. Как давно

это было!  Тарханов возвращался из Харбина в Хабаровск. Лето

стояло жаркое.  Судно сбавило ход, чтобы пассажиры могли лю-

боваться тихими струями реки. И сразу же тучи поденок закру-

жились около ракетохода. Обессиленные, они падали на палубу,

ют,  полубак, залетали в каюты. Жизнь у них длилась сутки...

Это  сравнение шаров с поденками у Тарханова возникало впос-

ледствии много раз.  Но шары не были безобидными. Они меняли

курс суперзвездолета, замедляли его скорость. Это была сила,

с которой не могли не считаться звездолетчики.

   С помощью особого устройства,  могущего легко двигаться в

защитном поле звездолета,  удалось поймать несколько  шаров.

Их  подвергли всяческим испытаниям.  Они источали фотоны,  и

только и ничем особенным не отличались от  шара,  найденного

Тархановым  много  лет назад на Марсе.  И все-таки некоторое

различие было. Марсианский шар был как бы пустотелым. У этих

же внутри виднелись более плотные слои массы,  которые бесп-

рерывно меняли свою форму. Трудно было определить, с кем или

с чем имеют дело звездолетчики.

   Временами скорость звездолета падала до критических  пре-

делов.  Трехкратным  ускорением  Тарханову  удалось  еще раз

оторваться от шаров.  Дорога к незнакомой планете  освободи-

лась.  Дни,  недели,  месяцы звездолет летел с рейсовой ско-

ростью. Потом все начиналось сначала. Вновь налетали миллио-

ны белых шаров,  облепляли защитное поле, и скорость звездо-

лета начинала падать.  Курс менялся.  Создавалось такое впе-

чатление,  будто  шары  во что бы то ни стало решили воспре-

пятствовать посадке звездолета на планету.

   Борьба утомляла.   Антивещества  расходовалось  много.  И

все-таки Тарханов не решался применить оружие,  как бы давая

понять неизвестным, что у него мирные намерения.

   Но чем ближе подвигался звездолет к планете,  тем ожесто-

ченнее  становились атаки белых шаров.  Пришло время,  когда

перестало помогать и ускорение.

   Тарханов перелистывал "Космическое право". Корнями своими

оно уходило в далекое прошлое,  когда земляне начали  совер-

шать первые рейсы на планеты Солнечной системы. В основу его

легли советские космические законы,  выработанные  в  начале

двадцать первого века.  Запрещалось строить на планетах Сол-

нечной системы военные базы.  Богатства недр Венеры,  Марса,

Сатурна, Юпитера объявлялись достоянием всего человечества.

   В книге подробно и обстоятельно излагалась история косми-

ческого  права,  но очень мало говорилось о том,  что делать

командору звездного корабля в такой вот ситуации,  как  сей-

час.  В  истории  астронавигации со дня ее зарождения еще не

было случая организованного нападения на звездный корабль.

   - Что будем делать?  - откровенно спросил Тарханов членов

экспедиции.  - Белые шары по-прежнему пытаются сбить  нас  с

курса, как бы не желая пустить нас на планету. Почему - я не

знаю.  Вам известна наша цель - установить контакт с инопла-

нетной цивилизацией, если таковая есть на Лории. Мы не заво-

еватели.  Мы несем в звездвый мир наши величайшие принципы -

Мир, Свободу, Братство. Миссия, возложенная на нас, требует,

чтобы мы еще раз подумали,  прежде чем принять окончательное

решение.  Да, мне достаточно нажать черную кнопку, чтобы на-

чать военные действия.  Но зачем?  Что сделать,  чтобы Лория

убедилась в наших мирных целях?

   В салоне воцарилась тишина.

   - Я  готов выполнять любое ваше приказание,  - сказал ки-

бернетик.

   Он снимал со своих плеч всякую ответственность.  Астробо-

таник развел руками:

   - Война - это смерть. Я - за жизнь.

   - Что же делать?

   - Мы можем повернуть назад.

   Тарханов включил обзорный экран. В действиях шаров появи-

лось что-то новое.  Они теперь не липли к защитному полю,  а

стремительно падали на него.  Впечатление было такое,  будто

за бортом крупными хлопьями падает снег.  Тарханов нахмурил-

ся:  ему не нравилась эта космическая метелица.  Быть может,

астроботаник прав? Повернуть назад и вернуться на Землю?

   Теперь уже тринадцать вихревых столбов танцевали над  за-

щитным полем. Чего они хотят?

   - В кормовой части пробито защитное поле,  - голос кибер-

нетика был хриплым.

   - Заделать,  - приказал Тарханов и  включил  селектронный

видеофон.  Положение становилось угрожающим. Если белые шары

пробьют защитное поле звездолета еще  в  нескольких  местах,

они пробьются к самому кораблю.  Значит,  война объявлена...

Тарханов вздохнул. Сердце сжалось от тягостных предчувствий,

но он усилием воли подавил в себе секундную нерешительность.

- Внимание,  ЭЛЦ.  Даю программу. Даю программу. Приготовить

аннилигационные излучатели. Цель - шары. Залп одновременный.

   - Программа принята. Расчет через пять секунд.

   Тарханов смотрел на хронометр. Секунда, вторая, третья...

   "Как я не хотел этого",  - вздохнул он,  когда  хронометр

отсчитал пять секунд.

   - Расчет готов, - доложил ЭЛЦ.

   Тарханов все  еще  медлил.  Глаза были прикованы к черной

кнопке. Думал ли он в те секунды о чем-нибудь? Тарханов нап-

рягал память,  но ничего не мог припомнить.  Все мысли, оче-

видно,  Сосредоточились тогда на кнопке.  Единственное,  что

запомнилось, так это пальцы - белые. Еще запомнилось: указа-

тельный палец лежал на кнопке,  остальные были зажаты в  ку-

лак.  Тарханов ждал взрыва.  Взрыва не было. Он посмотрел на

экран. Экран сверкал ослепительной белизной.

   - ЭЛЦ, информацию?

   Электронный центр молчал.

   - ЭЛЦ!

   Этого не может быть! Электронный центр будет жить и в том

случае, когда испепелится корпус звездолета и погибнут люди.

Он столетиями будет плыть по Вселенной, будет мигать кварце-

выми глазами,  призывая к себе звездные корабли, чтобы расс-

казать им о трагедии в космосе.

   Тарханов оглянулся.  Излучатели  антиматерии  почемуто не

сработали.  Тарханов рывком открыл двери электроцентра. При-

вычная  картина.  Тысячи  зеленых огоньков бегали по панели.

Казалось,  что машина - гениальное изобретение человека -  с

небывалой  поспешностью пытается переработать поток непонят-

ных информации и не может. Бег зеленых огней замедлился. ЭЛЦ

заговорил:

   - Аннигиляции нет... Аннигиляции нет... Аннигиляции нет.

   - Хватит, ЭЛЦ.

   - Аннигиляции нет... Аннигиляции нет...

   Тарханов включил  дублер электронного центра и через пять

минут имел в своем распоряжении всю необходимую  информацию.

В аппаратной члены экспедиции молча выслушали сообщения дуб-

лера. На вопрос, почему не сработали антипротонные излучате-

ли, дублер ответил, что расход антиматерии в десять раз пре-

высил норму.  Тарханов приказал перепроверить цифры.  Дублер

подтвердил их.

   - Аннигиляции не было. Шары растаяли.

   - Мы знаем, что аннигиляции не было, - сказал Тарханов. -

Что ж было?

   Дублер долго молчал и наконец проскрипел:

   - Я не знаю, что было.

   Астрофизик Антони Итон с удивлением посмотрел на машину и

сказал:

   - Они всегда скрипят, когда не знают.

   Все улыбнулись. Тарханов пригласил ученых в рубку:

   - Ваше мнение, коллеги?

   - Я понял одно,  командор: путь свободен, - сказал астро-

ботаник. - И цель близка.

   - Но вы понимаете,  что случилось? - Тарханов внимательно

посмотрел на ученых.  - Запасы антивещества на пределе.  Нам

едва хватит на обратный путь к Земле.  А если и на  обратном

пути  мы  встретимся с враждебными белыми шарами?  Подумайте

еще раз. Через час я жду ответа.

   Оставшись один,  Тарханов  попытался представить события,

которые развернулись в звездолете. Выпустив весь заряд анти-

вещества и убедившись, что ожидаемого эффекта не получилось,

электронный центр распорядился изъять антивещество, предназ-

наченное для тяги.  Быть может,  это изъятие продолжалось до

тех пор, пока не растаяли все шары.

   ...Через час  Тарханов  знал общее решение ученых:  выса-

диться на Лории,  изучить эту планету,  завязать связи с  ее

обитателями, попытаться с их помощью отремонтировать звездо-

лет и лишь тогда - на пределе - отправиться в долгий  обрат-

ный путь.  Тарханов  посмотрел на звездолет.  Долгие годы он

стоит на голубом плато.  Вдали сверкает такое же голубое мо-

ре. Пора возвращаться в звездолет и продолжать работу. Но не

хотелось бросать теплую скамейку,  идти,  опять садиться  за

вычисления.  Хотелось уснуть и никогда не проснуться.  После

этого наступали долгие часы оцепенения, когда мысль не рабо-

тала. Потом он изумленно спрашивал себя:

   "Неужели жизнь опротивела мне? Нет же! Я люблю ее гораздо

больше".  Так  говорил он себе,  жадно вглядываясь в голубой

мир чужой планеты.  Но молчаливая пустыня смеялась над  ним:

"Ты лжешь себе.  Эта ложь нужна твоему уму,  но ты уже мерт-

ный, как мертва эта планета". "Врешь! - в исступлении кричал

Тарханов.  - Я живу!" И чувствовал,  как по телу разливается

тот огонь жизни, что покоряет Вселенную.

   Он вспомнил те мгновения, когда звездолет пошел на посад-

ку, вошел в атмосферу Лории. Она была почти такой же, как на

Земле:  кислорода - двадцать четыре и одна десятая процента,

азота - семьдесят три и четыре десятых процента, углекислого

газа - одна и восемь десятых процента.  Радиация - семьдесят

три рентгена.  Но в специальных костюмах она была  безопасна

землянам.

   Тарханов улыбнулся.  Ему почему-то вспомнилась сцена, ра-

зыгравшаяся сразу после того,  как приборы определили состав

атмосферы Лории. Иван Васильевич улыбался, переминался с но-

ги на ногу, пытался заговорить, но никак не решался нарушить

торжественное молчание.  В конце концов не выдержал и  воск-

ликнул:

   - Это же великолепно - углекислый газ!

   Все поняли его: углекислый газ - это жизнь, и сразу заня-

лись неотложными делами. Астроботаник тоже включился в общую

работу по подготовке к выходу на планету.

   Первыми покинули звездолет Ян Юханен и Антона Итон.  Тар-

ханов проверил на них космические костюмы,  положение захва-

тов и прижимов маски, потом открыл шлюзовые двери. Протяжный

свист воздуха,  втягивающегося внутрь корабля:  открылся на-

ружный люк.  Тарханов видел, как его товарищи вышли из люка.

Первый шаг на незнакомой планете.  Неуверенный,  осторожный.

Казалось, будто люди заново учились ходить. Первым опомнился

кибернетик.  Он разбежался и подпрыгнул,  потом повернулся к

звездолету и высоко поднял правую  руку.  Тарханов  невольно

улыбнулся. Рядом горячо дышал астроботаник.

   - Командор,  разрешите,  - настойчиво звучал его шепот. -

Разрешите пощупать руками горсть земли чужой планеты.

   Роботы выкатили из грузовых отсеков двухместный автоплан,

полностью  подготовленный к полету.  Кибернетик и астрофизик

улетели.  Тарханов следил за серебристой птицей до тех  пор,

пока она не скрылась из виду.

   - С благополучным началом,  Иван Васильевич, - сказал он,

обращаясь к астроботанику.

   - Да,  да.  - Астроботаник прижимал к груди ящик, облицо-

ванный серо-синим курганатом.

   - Что это у вас?

   - Не узнаете?  Определитель атмосферы. - Астроботаник на-

жал кнопку.На небольшом экране  сразу  же  вспыхнули  цифры:

семьдесят восемь ноль восемь, двадцать девяносто сотых, ноль

девяносто четыре и ноль восемь сотых.  Последняя цифра  была

взята в красный кружок.

   - Это атмосфера Лории?  - с недоумением спросил Тарханов.

- Так почему же углекислого газа всего ноль, ноль восемь?

   Астроботаник тоже был удивлен.

   - Проверьте климатизаторы.

   Тарханов нахмурился.  Климатизаторы  не  могли  отказать.

Значит, астроботаник, он же врач экспедиции, что-то недогля-

дел,  хотя свои обязанности обычно исполнял добросовестно  и

великолепно знал космическую медицину. Что же могло случить-

ся теперь?

   Астроботаник вернулся через полчаса, смущенно сказал:

   - Как только пошли на посадку, я переключил кли-

матизатор на ручное управление, как положено по инст-

рукции. А после посадки забыл выключить автоматы.

   - Я вынужден записать об этом в бортовой журнал.

   - Пишите. Как же иначе.

   - Ладно. Можете выходить.

   Астроботаник ринулся к шлюзу, нажал кнопку, и люк открыл-

ся. Тарханов увидел черную зияющую пустоту. Дальнейшее прои-

зошло с быстротой молнии.  Одним прыжком он кинулся к астро-

ботанику и резким рывком отдернул его от люка.

   Иван Васильевич с трудом поднялся на ноги, потер ушиблен-

ное колено.

   - Что со мной случилось?

   - Ничего не понимаю, - ответил Тарханов. - Вы открыли люк

и xoтели выйти из звездолета без противорадиационного костю-

ма.  Мне ничего не оставалось делать, как применить физичес-

кую силу. Что с вами, Иван Васильевич?

   - Ничего не знаю,  - пробормотал астроботаник. - Какой-то

внезапный припадок рассеянности, которой раньше я не замечал

за собою...  И еще:  у меня такое чувство, словно я навсегда

останусь на Лории... Я не вернусь на Землю...

   - У вас есть семья?

   На "Уссури" по молчаливому соглашению  членов  экспедиции

звездолетчики  за  время  полета  ни  разу не заговаривали о

близких,  родных и друзьях, оставшихся на Земле. Мало ли что

может  случиться  с семьями на родной планете за долгие годы

странствия в космосе?  Вот почему вопрос Тарханова прозвучал

почти жестоко.

   - У меня никого нет,  - глухо сказал астроботаник. - Жена

оставила  меня в тот день,  как только узнала,  что я лечу в

космос.

   - Почему вы не отказались от экспедиции?

   - Если бы я остался на Земле, я всю жизнь презирал бы се-

бя.

   - Да,  ситуация. - Тарханов сочувственно покачал головой.

- Ладно,  возьмите антирадиационный костюм.  Можете выйти из

звездолета на два часа.

   Тарханову казалось  тогда,  что  Иван Васильевич забыл об

этом разговоре о семье:  за долгие годы совместного пребыва-

ния  на  Лории они потом ни разу не упоминали о нем.  Только

перед смертью астроботаник поманил Тарханова к себе  и  тихо

прошептал:

   - Помнишь,  я говорил,  что не вернусь на Землю,  Ритмин?

Кто оказался прав?

   Первый и последний раз астроботаник назвал его по  имени.

Он лежал на кровати-раскладушке высохший, морщинистый, с яс-

ными светлыми глазами.  Лорианский день был в разгаре. Через

открытые окна доносился острый тополиный запах.

   - Шумят,  - с каким-то умиротворением сказал Иван Василь-

евич. - А шары больше почему-то не прилетают. Ты разгадал их

тайну, командор?

   - Нет,  - ответил Тарханов. Он сидел у изголовья астробо-

таника и держал его за руку.

   - Роботов,  которые обслуживали меня,  не выключайте и не

разбирайте,  - тихо продолжал астроботаник.  - Они обеспечат

колонию питанием, будут присматривать и ухаживать за лесами,

огородами, убирать хлеб. В своем деле они мастера... Сильную

жизнь  мы  занесли на Лорию.  Она будет такой же прекрасной,

как и на Земле. Ты веришь?

   - Верю. - Тарханов пожал руку умирающего.

   Силы оставляли астроботаника.  Он  уходил,  погружался  в

бездонную глубину покоя и мрака, на мгновение открыл глаза -

ясные и чистые.

   - Такая легкость в теле...  Я совсем его не чувствую. Мои

наблюдения захвати с собой на Землю - они пригодятся  потом-

кам... Хорони меня здесь, в долине. Немного устал, вздремну,

пожалуй, а ты посиди...

   И закрыл глаза. Больше он их не открывал.

   Тарханову вдруг стало холодно, хотя Мицар был в самом зе-

ните.  Его лучи почти перпендикулярно падали на Лорию.  Мимо

прошел робот. Тарханов зажал голову руками, поднялся со ска-

мейки и,  качаясь, двинулся вперед. Все перед ним кружилось.

Солнце, Земля, ковш Медведицы, астроботаник у люка... Он сам

проваливался куда-то а пустоту.

   Очнулся он,  когда лорианский день уже клонился к вечеру.

Сделав несколько нетвердых шагов,  Тарханов сел на скамейку,

чтобы не упасть. До него долетели звуки, напоминающие журча-

ние  ручейка  по мшистым камням в тихом,  уединенном ущелье.

Они убаюкивали, уносили куда-то далеко, заставляли тихо улы-

баться  заново  рождающейся жизни на мертвой планете.  "Иван

Васильевич..." - подумал Тарханов и глубоко вздохнул...

   Их было пятеро землян. Остался он один. Он тоже скоро ля-

жет рядом с товарищами.  Что ж,  они сделали все, что могли.

Только вот Ян Юханен погиб вдали от звездолета,  в окружении

бледно зеленых шаров.  Да, на Лории имелись и такие шары. Но

были  и другие - они охраняли посадки астроботаника от губи-

тельных ураганов.

   Тарханов медленно шел по тем тропкам, по которым прогули-

вался вместе с Иваном Васильевичем.  Сколько труда  и  любви

отдал астроботаник, чтобы вдохнуть жизнь в эту мертвую доли-

ну...

   Началось, пожалуй,  это  не  тогда,  когда астроботаник с

разрешения Тарханова в первый раз покинул  звездолет,  хотя,

вернувшись  через  два  часа,  он с умилением вспоминал свое

первое путешествие по незнакомой планете.  Началось вечером,

когда прилетел кибернетик. Инженер с мрачным видом рассказы-

вал о том,  что он видел за время пятичасового облета плане-

ты.

   - Мертвая планета, - резюмировал кибернетик. - Ничего жи-

вого...  Один углекислый газ. Но это, кажется, по вашей час-

ти, Иван Васильевич?

   - Да, планета мертва, - сказал Тарханов. - В этом вы пра-

вы, инженер. Я бы хотел послушать астроботаника.

   - Я  должен заранее извиниться перед коллегами.  Мне при-

дется говорить о самых элементарных вещах. - Иван Васильевич

покосился на кибернетика. - Я не думаю, что нам придется бо-

роться с углекислым газом.  Углекислый газ Лории - наш  вер-

нейший союзник. Давно известно, что в земной атмосфере угле-

кислого газа,  который необходим для фотосинтеза,  не так уж

много. Точнее: имеется минимально необходимое количество для

жизни растений. Лория в этом отношении намного богаче Земли.

И земные  растения  при прочих благоприятных условиях должны

развиваться здесь в три-четыре раза быстрее, чем на Земле...

С вашего разрешения, командор, я с завтрашнего дня приступаю

к исполнению своих прямых обязанностей - воссозданию  земной

жизни на Лории. Верю, здесь зашумят леса!

   - Я одобряю ваши намерения,  - сказал Тарханов. - Сегодня

у нас последний свободный вечер. Завтра каждый займется сво-

им делом.  Вам, Ян Юханен, поручаю отремонтировать электрон-

ный центр и приготовить звездолет к старту.

   Робот бесшумно ходил между столиками, разнося ужин. В са-

лоне  запахло чем-то вкусным и домашним.  Перед каждым робот

поставил тарелку молодого картофеля и торжественно преподнес

по  три  свежих  огурца.  Все с благодарностью посмотрели на

астроботаника: все-таки сдержал свое слово. Много лет назад,

когда стартовали с Земли, он обещал в день посадки звездоле-

та на незнакомой планете накормить членов экспедиции  ужином

из свежей картошки и свежих огурцов. Астроботаник сиял. Один

кибернетик не изменил своей привычке -  он  ел  традиционные

хлорелловые котлеты.

   - Друзья, - Тарханов поднялся из-за стола. - Прошу напол-

нить бокалы вином...  Я предлагаю тост за дружную работу, за

мирную нашу планету Землю, которая отправила нас в это дале-

кое путешествие. Будем же достойными представителями Земли в

чужих мирах!

   Хрустальный звон стоял в салоне.

   В этот вечер все было, как на Земле.

   А на  следующее утро Тарханов проснулся по сигналу "опас-

ность". На пультах и панелях рубки звездолета тревожно мига-

ли огоньки.  Стрелки приборов метались. Тарханов включил об-

зорный экран.  Облако из белых шаров оцепило  защитное  поле

звездолета.  "Этого следовало ожидать", - пробормотал Тарха-

нов.  В космосе шары пытались изменить курс корабля, бомбар-

дировали звездолет радиоактивными лучами. Что же они собира-

ются делать теперь?  Шары не колыхались.  Казалось,  что это

клочок тумана,  застрявший на вершине сопки; взойдет солнце,

и он поднимется в небо и растает.

   В рубке   собрались  все  члены  экспедиции.  Кибернетик,

взглянув на скопище шаров, сказал:

   - Выстроились в боевом порядке и ждут сигнала,  чтобы на-

чать военные действия. Командор, мы первыми должны атаковать

неприятеля.

   Кибернетик любил употреблять  слова  военного  лексикона.

Сейчас он чувствовал себя в своей стихии и,  кажется,  радо-

вался предстоящей баталии.

   Белая "рать" зашевелилась, когда Мицар озарил Лорию свои-

ми лучами.  Шары как бы по команде строились в ряды. И скоро

звездолетчики  увидели  десятки  нацеленных  на корабль пик.

Остриями они упирались в защитное поле. Длину пик трудно бы-

ло определить. Высоко над звездолетом, постепенно утолщаясь,

они сливались в сплошное белое облако.  Теперь они  исходили

на огромные сосульки,  свисающие с потолка. И как только пе-

регруппировка закончилась, сосульки бешено завертелись.

   - Защитное  поле бурят,  - понял Тарханов.  И обернулся к

кибернетику:  - Будете командовать левобортовыми излучателя-

ми.  -  В ответ на удивленный взгляд кибернетика пояснил:  -

Автоматы расходуют много антивещества.

   - Смотрите! - воскликнул Антони Итон.

   Все повернули головы. В трех местах шаровые буры просвер-

лили  защитное  поле и,  все так же бешено вращаясь,  упорно

пробивались к корпусу звездолета.  Автоматическая служба бе-

зопасности корабля ставила новые волновые поля, но и это ма-

ло помогало.  Новые  заплаты  просверливались  быстрее,  чем

цельноскроенная защитная одежда.

   - Излучатели - к бою, - приказал Тарханов.

   Он надел защитные очки и посмотрел на экран. Экран пылал,

как будто в глубине его вспыхивали тысячи сверхновых  звезд.

К концу лорианского дня в рубку влетел сияющий кибернетик.

   - Какой фейерверк, а? Готов тысячу лет воевать. - Он воз-

бужденно ходил по рубке.  - Командор, сколько здесь этой бе-

лой орды! Я захватил десяток шариков и запер их в изоляторе.

   С наступлением сумерек шары рассеялись,  и ночь в звездо-

лете прошла спокойно.  А утром последовало продолжение. Шары

прилетали  поодиночке и группами,  долго кружились,  пока не

находили своего места,  выстраивались и,  образовав одно ог-

ромное сверло, начинали бурить защитное поле. Защиту корабля

Тарханов перепоручил кибернетику, а сам занялся исследовани-

ем  плененных шаров.  Нового ему ничего не удалось выяснить.

Каждый шар в отдельности не представлял опасности.  Тайну их

раскрыть не удалось,  хотя Тарханов был уверен, что шары из-

готовлены из антифотонов. Каким ни фантастичным казалось та-

кое предложение, иного объяснения он не мог найти.

   Пять дней излучатели антиматерии сжигали шары.  На шестой

день  они  появились разрозненными группами и,  покружившись

часа полтора вокруг звездолета, улетели. Больше они не появ-

лялись.

   Члены экспедиции много спорили о шарах и пришли к выводу,

что  ими  управляют разумные существа.  Против этой гипотезы

Тарханов ничего не мог возразить,  хотя в душе не верил  ей.

Позже выяснилось,  что он был прав. Цивилизация здесь погиб-

ла.  Остались шары.  Они выполняли самые различные  функции.

Одни  воевали,  другие  защищали  от ураганов местную флору,

третьи находились в космосе...  Землянам удалось  собрать  и

исследовать пятьдесят видов шаров. Цвета у них были разные -

белые, розовые, прозрачно-голубые... И внутреннее строение у

них было разное, если вообще можно назвать внутренним строе-

нием небольшие уплотнения самых причудливых форм.

   Как и всякое новое явление, шары привлекали внимание уче-

ных. За ними охотились с азартом. Тарханов считал, что, раз-

гадав тайну шаров, удастся разгадать и тайну гибели лорианс-

кой цивилизации. Поэтому он не только не запрещал, а всячес-

ки  поощрял  охотничий азарт членов экспедиции,  хотя каждый

раз призывал к осторожности.

   В одной из поездок по планете Тарханов обнаружил на бере-

гу моря бледно-зеленый дворец причудливой архитектуры. Изда-

ли  он  походил  на огромную перевернутую колбу.  Дворец был

сложен из бледно-зеленых шаров. Тарханов настолько заинтере-

совался этим, что позволил себе подойти к глухой стене, что-

бы взять несколько "кирпичиков" для пробы.  Не успел он  от-

нять руку от стены, как на него хлынул поток света и музыки.

Перед глазами все кружилось.  В, ушах звенела мелодия незна-

комой музыки.  Казалось, что где-то поет тысячеголосый женс-

кий хор.  Мелодия так вкрадчиво входила в  душу,  так  нежно

убаюкивала,  что Тарханов невольно расслабился и закрыл гла-

за.  Ему захотелось сесть,  и он действительно сел  в  блед-

но-зеленое кресло,  очень удобное и мягкое. Очевидно, усажи-

вался он не совсем удачно,  потому что  почувствовал  острую

боль в правой руке и сразу же пришел в себя. Он лежал у сте-

ны возле голубого валуна. Рука была в крови: падая, ударился

ею об камень. В планетолете Тарханов сделал себе перевязку и

полетел на базу.

   На перевязку сразу же обратили внимание.  Тарханову приш-

лось рассказать о происшествии в бледно-зеленом дворце.

   - Какая-то  шаровая  цивилизация,  - сказал астроботаник,

выслушав Тарханова.

   - Я добуду "кирпичи" с этого здания!  - воскликнул кибер-

нетик.

   - Будьте  осторожны,  - сказал Тарханов.  - Мне думается,

эти шары как бы обволакивают сознание.  - Он говорил  это  и

ловил себя на мысли, что ему опять хочется окунуться в поток

мелодий бледно-зеленого дворца. Желание было настолько силь-

ным,  что он на какую-то долю секунды потерял власть над со-

бой.  Никто вроде бы не заметил этого, но, оказывается, Иван

Васильевич  видел все.  Когда они остались вдвоем,  он мягко

сказал:

   - Командор, вам придется принять три сеанса психотерапии.

Расскажите, что вы почувствовали в этом дворце?

   Выслушав ответ Тарханова, он решил:

   - Вас подвергли психическому облучению,  и это скверно. Я

бы вернул инженера назад.

   - Так опасно?

   - Не могу утверждать, но лучше не рисковать.

   Тарханов рассмеялся:

   - Дорогой Иван Васильевич, мы всю жизнь тем и занимаемся,

что рискуем.

   Ночью поднялся ураган. Звездолет укрылся под защитным по-

лем.  К двенадцати часам ветер достиг небывалой силы  -  сто

десять метров в секунду. Тарханов сидел у себя в каюте и за-

писывал свои впечатления о первых днях пребывания на  Лории.

Процедуры психотерапии подействовали освежающе.  Голова была

ясная, и работалось легко.

   Отодвинув бумаги,  Тарханов задумался. Они многое сделали

для того,  чтобы обеспечить возвращение звездолета на Землю.

Если бы действовал радиоцентр звездолета...  Он перестал ра-

ботать где-то на подступах к Мицару,  когда корабль  впервые

встретился  с белыми шарами.  Быть может,  все-таки отложить

старт на год?

   Вошел астроботаник - лицо страдальческое, походка вялая.

   - Что с вами?

   - Тополиная долина, - простонал астроботаник. - Разрешите

мне отправиться к ней...

   Тарханов посмотрел  на  приборы.  Скорость ветра достигла

ста двадцати метров в секунду.  Да,  это такая сила,  что не

только маленькие деревца,  но и звездолет поднимет,  как пы-

линку, если убрать защитное поле.

   - Не могу, Иван Васильевич. Сядьте, пожалуйста. Мы вырас-

тим новые тополя.  Правом, данным мне, командору звездолета,

я откладываю старт на один земной год.  - Тарханов достал из

стола бортовой журнал. - Смотрите, записываю: старт назнача-

ется на двадцать ноль-ноль две тысячи...

   - Вы правы,  - сказал астроботаник. - Мы должны разгадать

тайну Лории...

   Некоторое время оба молчали.  Тарханов думал о только что

принятом решении. Пожалуй, все будут рады этому, за исключе-

нием его самого.  Встреча с Землей отодвинулась на неопреде-

ленное  время.  Когда  же  человечество  научится прессовать

пространство, чтобы ему не были страшны никакие расстояния?

   - Беспокоюсь за инженера, - сказал он. - Ветер...

   - Зря.  Наш инженер и из ада выберется невредимым,  а вот

из рая...

   - Договаривайте.  Вы думаете,  что бледно-зеленый  дворец

представляет для него большую опасность, чем ураган? Почему?

   - Инженер, насколько я понял, из тех, кого считают косми-

ческим  волком.  Он привык к борьбе со стихией.  Космическая

стихия - это его родная стихия.  Он всю  свою  долгую  жизнь

сталкивался с опасностями.  И психический лад его души наст-

роен на преодоление этих опасностей.  Тут  он  несгибаем.  А

встреча в бледно-зеленом дворце...  - Иван Васильевич развел

руками.

   Утром Тарханов  проснулся с гнетущим ощущением беспокойс-

тва.  Ему словно не хватало чего-то привычного. Но его чувс-

тво прошло,  когда он прочитал сообщение кибернетика:  "Ночь

была роскошна, приступаю к выполнению задания".

   Одевшись, Тарханов вошел в рубку звездолета и включил об-

зорный экран.  День был ясный. На Лории ничего не изменилось

-  только  не  было  ураганного  ветра да на шесть процентов

уменьшилась радиация. Оказывается, и ураганы бывают полезны-

ми.

   Перед тем как засесть за работу,  Тарханов решил пройти к

тополиной долине.  Он вышел из звездолета и оглянулся. Каза-

лось,  что в море за ночь выросли голубые горы  -  так  были

громадны  волны.  Он  слышал шум прибоя,  который с грохотом

бился о берег.  Обогнув звездолет,  Тарханов  остановился  в

изумлении.  Он не мог поверить своим глазам.  То, что он ви-

дел, ошеломило его. Тополиная роща выдержала натиск лорианс-

кого урагана.  Но это же невозможно! Сон или мираж? Тарханов

протер глаза.  Молодые деревца стояли,  как стояли вчера,  и

чуть  покачивались,  испуская  острый  запах Земли.  Широкие

листья весело шумели, радуясь теплу, легкому ветру и лориан-

скому солнцу.

   Тарханов рассмеялся. На душе у него стало легко и свобод-

но. Астроботаника он нашел в глубине долины.

   - Иван Васильевич, объясните, как это случилось, что роща

не пострадала?

   Астроботаник широко улыбнулся и показал  рукой  на  конец

долины.

   - Шары, - сказал он. - Я прибежал сюда на рассвете. Ветер

все еще дул свирепыми порывами, а в долине стояла тишина. Ни

одно дерево не пострадало. Стою, смеюсь и ничего не могу по-

нять.  Наконец  осмотрелся - и не мог поверить своим глазам.

Вся долина лежала под громадным колпаком из шаров.  А  когда

ветер стих,  они поднялись в небо и тучей повисли над рощей,

потом медленно опустились и улеглись в конце долины. Видите,

вон они.

   - Подойдем, рассмотрим вблизи.

   Рассмотреть шары не удалось. Зеленое облако вдруг зашеве-

лилось. Некоторое время оно висело на высоте трех метров над

долиной, потом плотной тучей строго по вертикали стремитель-

но пошло в небо.

   - Шары-враги,  шары-друзья, тары-помощники, - сказал Тар-

ханов. - Жаль, что не удалось пополнить нашу коллекцию.

   - Не все улетели, командор. Смотрите.

   В листве ближайшего тополя застряло несколько шаров. Аст-

роботаник осторожно снял их и передал Тарханову. Они отлича-

лись от своих собратьев из коллекции  меньшими  размерами  и

цветом.  Внутри  те  же утолщения,  но здесь они в виде трех

скрещенных палочек, образующих подобие русской буквы "ж".

   - Мы стоим у порога загадки и не можем переступить его, -

сказал Тарханов, разглядывая шары.

   Они медленно  обошли  долину  и  не  обнаружили ни одного

пострадавшего дерева и кустика.

   - Со временем здесь будет кусок дальневосточной тайги,  -

задумчиво сказал Тарханов. - Только вот птиц да зверей мало.

Недокомплект.

   - Наши потомки привезут.

   - Потомки, - вздохнул Тарханов. И перевел речь на другое.

- Как много дел...  По существу,  мы еще не занялись всерьез

океанами Лорин. Наш океанолог недоволен, что я его использую

не по назначению. А что я могу сделать?

   Они помолчали.  Тополиная роща кончилась.  Впереди висела

громада звездолета. Астроботаник спросил:

   - Юханен не сообщил, как он провел эту ночь?

   - Пишет, что была роскошная ночь.

   Кибернетик вернулся к вечеру, весь облепленный бледно-зе-

леными шарами.

   - Вот вам и кирпичи,  командор, - возбужденно сказал он и

начал отделять от себя один шар за другим.

   Всего было двенадцать шаров. Они слились вместе и спокой-

но улеглись на столе. Тарханов осторожно дотронулся до одно-

го из них и почувствовал пустоту.

   - В лабораторию, - сказал он кибернетику. - Расскажите.

   - Музыки не было, командор. Была война!

   - Война?

   - Да.  Старинная. С пищалями, пиками, рыцарскими доспеха-

ми.  Даже я участвовал в этой войне.  Скакал на великолепном

коне.  Рубил секирой.  На поле битвы на кострах жарили бара-

нов.  Девушки подносили роги с вином. Я ощутил такую полноту

жизни... Просто великолепно. Это надо самому пережить.

   - Любопытно. Скажите,; что вы почувствовали, когда попали

под  облучение?  - Астроботаник спросил так резко,  что даже

Тарханов удивился.

   - Впечатление такое,  будто в голову одновременно воткну-

лись тысячи иголок. - Кибернетик, казкется, не меньше Тарха-

нова был удивлен тону вопроса.

   Тарханов и Иван Васильевич переглянулись.

   - Вы были внутри дворца?  - все так же резко спросил аст-

роботаник.

   - Не помню.  А что,  собственно,  случилось? Почему такой

тон?

   - Как  же  вы выбрались оттуда?  - не обращая внимания на

возмущение кибернетика, продолжал астроботаник.

   - Откровенно  говоря,  меня  вытащил робот.  Я только лег

подремать на лужайке.  Даже сейчас ко сну клонит.  Пойду ля-

гу...

   Утром следующего дня, во время завтрака, Тарханов объявил

о своем решении отложить старт на один год.  Если бы он знал

о последствиях своего решения,  то в тот же день покинул  бы

Лорию.  Но тогда решение казалось верным. Программа исследо-

ваний не была выполнена. Зачем стартовать, когда перед тобой

одна загадка за другой, когда ты должен понять, что произош-

ло на этой планете? Где те существа, которые создали загадку

марсианского  шара?  Почему они не хотят открыться землянам,

здесь,  на своей родине? Во всем этом надо было разобраться;

ради этого стоило жить и умереть.  Не каждому выпадает такое

счастье - открыть новую цивилизацию, отдаленную от Земли бог

знает какими расстояниями.

   Сообщение Тарханова приняли с восторгом.  Океанолог  ска-

зал, что наконец-то он займется своим делом. Астрофизик про-

сил, чтобы ему разрешили заняться главной обсерваторией пла-

неты.  "Там делаются все шары", - сказал он. Иван Васильевич

заговорил о новых посадках.

   - Ладно,  нас ждет завтрак, - сказал Тарханов, довольный,

что его решение совпадает с мнением  товарищей.  -  Прошу  к

столу.

   - Черт знает что! - вдруг воскликнул кибернетик и швырнул

тарелку  с салатом из хлореллы на пол.  - Что за гадость мне

подают? Где зажаренный баран? Я вас спрашиваю?

   Обычно кибернетик поедал все, что ему подавали. А подава-

ли ему всегда одно и то же - хлореллу во всех видах.  И гло-

тал  он ее с таким завидным аппетитом,  что невольно вызывал

зависть.  И вдруг такая сцена.  Тут уж было не до  завтрака.

Океанолог с недоумением уставился на Юханена.  Один Иван Ва-

сильевич невозмутимо допил чай, вытер салфеткой рот и только

после этого встал из-за стола.

   - Пойдем, - он взял кибернетика за руку.

   Тот покорно последовал за астроботаником.  Через три часа

Иван Васильевич появился в командорской рубке.

   - Что с Яном Юханеном? - оживился Тарханов.

   - Кибернетик болен.

   - Этого не может быть! Я бы поверил, если бы вы сказали -

болен океанолог Кузьма Мочкаш. Но кибернетик, Ян Юхансн?

   - Да, именно Ян Юханен.

   - Что с ним?

   - Очевидно,  воздействие  лучей бледно-зеленого дворца на

кору головного мозга.  Пока это  предположительно.  Придется

исследовать  весь организм Юханена.  Лечение займет не менее

месяца. Вас я тоже, пожалуй, подвергну обследованию.

   - Но я чувствую себя великолепно.

   - Посмотрим,  - сказал астроботаник, вглядываясь в коман-

дора  холодными,  пронизывающими глазами исследователя.  - Я

этим шарам не особенно доверяю.

   Вопреки мрачным  предсказаниям астроботаника,  инженер на

четвертый день появился в обеденном салоне и с прежним аппе-

титом  стал поглощать котлеты и салат из хлореллы.  Иван Ва-

сильевич не нашел особых нарушений в его организме, разрешил

работать в звездолете, но категорически запретил путешествие

по Лории хотя бы в течение месяца. Сколько ни уговаривал его

инженер,  всегда  уступчивый Иван Васильевич на этот раз был

неумолим. Он умел быть твердым.

   Настроение ученых поднялось. Готовились к поездкам в раз-

ные концы  Лории,  чтобы  продолжить  исследование  планеты.

Вновь в обеденном салоне искрился смех.

   Первым отправился  в  путешествие  океанолог.  Кибернетик

собрал ему великолепный аппарат "Орел и рыба". Кто дал маши-

не такое название - неизвестно.  Но она действительно в море

плавала,  как рыба,  а в воздухе парила,  как орел.  Потом в

трехмесячную поездку по планете отправились Тарханов и Анто-

ни Итон.  Антони Итон, англичанин по национальности, - самый

молчаливый член экспедиции.  Перед отъездом Тарханов еще раз

поговорил с Иваном Васильевичем: может ли он разрешить поез-

дку по планете кибернетику.  В  ответ  астроботаник  коротко

бросил:

   - Нельзя!

   Тарханов покидал  звездолет  с тяжелым сердцем.  Он верил

Ивану Васильевичу и все же считал,  что лучшим лечением  для

инженера было бы движение,  смена впечатлений.  Но приказать

врачу Тарханов не мог.

   За два месяца Тарханов и Антони Итон изъездили тысячи ки-

лометров по планете и собрали богатый научный  материал.  Но

все это было не то, что они искали. В существовании на Лории

высокоорганизованной цивилизации никто из землян  не  сомне-

вался.  И то,  что здесь прошла,  быть может,  одна из самых

страшных во Вселенной войн,  тоже не вызывало  сомнения.  Ко

времени, когда на Лорию прилетит комплексная экспедиция зем-

лян,  ученые разберутся во всем и полностью разгадают злове-

щую  тайну  гибели жизни на планете.  Пока же в распоряжении

землян были только одни шары.

   Но и они оставались загадкой.

   В начале третьего месяца путешествия Тарханову  и  Итону,

кажется,  улыбнулось счастье.  В южном полушарии среди безб-

режных водных пространств они  увидели  остров,  застроенный

причудливыми  зданиями.  Ученые три раза пытались проникнуть

на остров, но этого сделать не удалось - слишком велика была

радиация:  две  тысячи  рентген.  Они пытались пробираться к

острову с севера и юга,  с запада и востока - радиация  была

всюду.

   Связь со звездолетом была регулярная. Иван Васильевич два

раза в день докладывал о жизни на базе.  В первые дни он де-

лал это охотно.  Потом,  очевидно, это наскучило ему. Как-то

он ограничился кратким сообщением:

   "У нас все в порядке, происшествий нет" и после этого два

дня  не выходил на связь.  Тарханов и Итон терялись в догад-

ках:  что могло случиться?  Они связались с Кузьмой Петрови-

чем,  но тот тоже ничего не мог сказать, только сообщил, что

вчера он разговаривал с базой.

   Уже по пути домой Иван Васильевич появился в эфире в неу-

рочное время и сказал всего два слова:  "Немедленно  возвра-

щайтесь". Пока летели, изрядно переволновались. Строили раз-

ные догадки.

   Встретил их кибернетик. Он был в превосходном настроении.

Что-то насвистывал. Помог поставить планетолет на место.

   - А где же Иван Васильевич? - спросил Тарханов, когда они

через час собрались за обеденным столом.

   - Он арестован, - отчеканил кибернетик.

   Тарханова поразило слово "арестован".  Он не сразу  понял

его значение, поскольку на Земле оно давно вышло из лексико-

на.

   - Что значит арестован? Насколько я понимаю, вы насильст-

венно лишили астроботаника свободы?

   - Именно насильственно.  Я понял,  что подчинить человека

своей воле - один из способов проявления радости жизни.

   Голос кибернетика звучал торжественно.  Темно-синие глаза

искрились.

   - Звездолетчик, встань! - Голос Тарханова был резок и по-

велителен.

   Лицо кибернетика перекосилось, он обхватил голову руками,

плечи его вздрагивали;  крупные капли пота блестели на лбу у

корней  волос.  Казалось,  какая-то невыносимая боль терзает

его. Наконец он поднялся с места. Тарханов упорно смотрел на

него.  У кибернетика был отсутствующий взгляд.  Он ничего не

видел.

   - Голова болит,  - с трудом промолвил он, впадая в беспа-

мятство.

   - Найдите Ивана Васильевича, - распорядился Тарханов.

   Антони Итон вышел. Кибернетик в кресле не шелохнулся. Го-

лова его свесилась на грудь.  Он весь как-то обмяк,  могучие

плечи ссутулились.  В старинном фантастическом романе Тарха-

нов читал о живом Океане,  который материализовал память че-

ловека. Здесь было нечто похожее. Может быть, бледно-зеленый

дворец,  облучая  какие-то  участки мозга,  воздействовал на

психику человека и менял ее в нужном ему направлении? Но для

чего?

   Иван Васильевич, который больше суток просидел запертым у

себя в каюте, с некоторым любопытством рассматривал киберне-

тика.

   - Рассказывайте, - предложил Тарханов.

   - Сначала займусь им.  - Иван Васильевич взял кибернетика

за руку, - Встань.

   Тот сразу же вскочил.

   - Иди за мной.

   Кибернетик раздраженно сбросил руку Ивана Васильевича.

   - Командор,  мне  надо добраться до каюты.  Дай мне руку.

Скоро все,  пройдет.  У меня было  предчувствие...  Да  кет,

вздор.  Я сам не анаю, что говорю. Командор, помоги мне доб-

раться до каюты.

   - Пойдем, - сказал Иван Васильевич.

   Когда за ним закрылась дверь, Тарханов обратился к астро-

физику:

   - Что вы думаете обо всем этом, Антони?

   - Я должен подвергнуть себя облучению.

   - Зачем?

   - Чтобы ответить на ваш вопрос!

   - Не разрешаю.

   - Значит, я не могу ответить на ваш вопрос.

   Иван Васильевич вернулся через полчаса.

   - Антони  Итон хочет подвергнуться облучению.  Как вы это

находите, Иван Васильевич?

   Астроботаник как-то странно посмотрел на Тарханова и тихо

сказал:

   - Может быть,  он прав. Я, например, подвергал себя облу-

чению.

   Тарханов почувствовал,   как   все  его  тело  наливается

яростью и гневом. Но, собрав всю силу воли, он заставил себя

улыбнуться:

   - Хороший пример для подчиненного.  Вы же  оставались  за

командора, Иван Васильевич.

   - Я нарушил инструкцию,  но не мог поступить иначе. - Го-

лос  у  астроботаника был спокоен.  - Все началось через три

недели после вашего отъезда.  Инженер,  кажется, выправился,

много работал,  вечерами засиживался у экрана. Жили мы мирно

и даже подружились. Нашли общее...

   Тарханов невольно улыбнулся. Кибернетик и астроботаник во

всем были противоположны друг другу. Один жил Большим Космо-

сом, другой - Землей. Временами Тарханову даже казалось, что

они представители разных цивилизаций.

   - Но потом, - продолжал Иван Васильевич, - произошла одна

дикая сцена... Антони, включите видеозаписи...

   Астрофизик щелкнул тумблером механизма. Засветился экран.

Тарханов увидел Юханена и Ивана Васильевича.

   - Я научу тебя жить, - почти зло бубнил кибернетик. - На-

учу наслаждаться. Для этого надо иметь власть. Много власти.

Ради этого я готов перевернуть Вселенную.

   Тарханову стоило больших усилий,  чтобы сидеть и  слушать

эту дребедень.  Как могло случиться, что человек, увлеченный

космосом и волшебством машин,  человек,  не  раз  смотревший

смерти в глаза, вдруг несет эту чепуху? Результат облучения?

Может быть.  Облучение,  пробуждающее и усиливающее те черты

характера, которые дремлют в человеке со дня рождения. Какой

примитив!  До сих пор Тарханов был более высокого  мнения  о

разумных существах,  населявших Лорию.  Но почему же инженер

так легко клюнул на эту приманку?

   В свое время, когда земляне получили почти неограниченную

власть над природой,  ученые заволновались - подготовлен  ли

человек к этому эмоционально,  нравственно, философски, и не

перекосится ли его мышление,  его психология в сторону чисто

рассудочного  понимания жизни?  Нет,  он остался человеком -

умным,  талантливым,  дерзновенным,  а власть  над  природой

воспринял как  должное  и необходимое для дальнейшего ее со-

вершенствования.  Отклонения от нормы? Да, были. Но они были

во все времена существования человечества и, очевидно, всег-

да будут.

   На экране кибернетик оборвал свою речь, раскурил потухшую

сигарету и огляделся вокруг.  Взор его упал на Ивана Василь-

евича.

   - Дорогой Иван Васильевич, - начал он ласково, но в голо-

се  его  чувствовались холод и твердость стали.  - Почему ты

молчишь? Расскажи что-нибудь.

   Иван Васильевич  поставил  фужер  на  стол,  откинулся на

спинку кресла и тихо сказал:

   - Мне трудно с вами говорить.  Вы несете чудовищные неле-

пости.

   С глухим  возгласом,  похожим  на рев,  инженер прыгнул к

астроботанику и схватил его за руку.  Иван Васильевич глядел

ему прямо в глаза.  Кибернетик держал его за руку выше локтя

и,  очевидно, сжал пальцы так, что Иван Васильевич вскрикнул

от боли,  повалился на бок. Инженер сел на свое место, заку-

рил,  сигарету и стал наблюдать. В глазах любопытство, удив-

ление и вопрос: к чему все это? Потом поднялся и покинул са-

лон.

   - Антони, выключите, пожалуйста, экран. - Тарханов повер-

нулся к астроботанику:  - После всего случившегося вы решили

тоже вернуться в первобытное состояние?

   - Это  был  очень  интересный  эксперимент,  -  почему-то

вздохнул Иван Васильевич. - Я шел сознательно, зная, что ме-

ня ожидает.  Только поэтому я сейчас сижу перед вами. Адское

давление на  мозг.  Временами  мне хотелось выть от боли,  И

все-таки я не покинул бледно-зеленый дворец, пока достаточно

не изучил его. Внутри, вы помните, он пустой, абсолютно пус-

той.  Только бесшумно летают шары. Тысячи их роились над го-

ловой и все время держали ее в тисках.  Только на одно мгно-

вение я сознательно ослабил волю.  Ну,  как бы  выдохнул  из

легких  половину воздуха,  а половину оставил.  И этого было

достаточно,  чтобы почувствовать мощь облучения.  Мне  вдруг

показалось,  что какая-то сила качает и несет меня в мировом

пространстве. Мерцающие искорки вспыхивали и пролетали мимо.

Нескончаемо долго,  целое столетие наслаждался я своим поле-

том.  Когда мой полет начал замедляться, где-то ударил и за-

гудел  громадный  колокол.  Меня  начало мотать из стороны в

сторону.  Голова освободилась от железных  тисков.  Мне  как

будто  дали  понять:  освободись от воли,  и ты почувствуешь

блаженство. А где-то внутри кричало: "Берегись!" Гонг грохо-

тал все яростнее.  Я ждал каждого удара с невообразимым ужа-

сом. Я крикнул: "Хватит!" - и сразу же все исчезло. Чуть бо-

лела  голова.  Шары  продолжали кружиться,  но они перестали

действовать на меня...

   - Это  называется проявить стойкость характера,  - сказал

Антони Итон.

   Один из  выдающихся ученых Земли,  Антони Итон настойчиво

добивался назначения в экспедицию Тарханова. Его не пускали.

Отказ мотивировали тем,  что он крайне нужен на Земле.  Осо-

бенно настаивали на этом Английская Академия  наук  и  Совет

Солнца. Итон  в  те  годы занимался физикой Юпитера;  работы

там, конечно, было много, а экспедиция Тарханова могла обой-

тись без него. Эскалация экспедиций на Юпитер была настолько

интенсивной, что едва ли Тарханов мог бы взять Итона к себе,

если  бы тот сам не настоял на этом.  Итон действительно был

большим ученым.  О физике Юпитера он сказал все, что мог. "А

технические  стороны  проблемы,  -  сказал  он  на заседании

Звездного Совета,  - меня не интересуют".  Просьбу его удов-

летворили,  и Итон попал на Лорию.  Он много работал,  а все

свободное время посвящал любимому увлечению: перебирал и пе-

ретирал  старинные  монеты,  подолгу их рассматривал в лупу,

делал описи, писал статьи для журнала "Нумизматика". Над ним

добродушно  посмеивались.  Тарханову  иногда  приходила даже

мысль: не желание ли пополнить свою коллекцию монетами иноп-

ланетных  цивилизаций  потянуло  астрофизика  Антони Итона в

космос?

   - Так что вы думаете, Антони Итон, обо всем этом?

   Астрофизик поднял глаза на Тарханова:

   - Мне думается, командор, что бледно-зеленый дворец пост-

роен для того,  чтобы проверить характер лориан. Не выдержал

испытания  -  уходи.  Наш уважаемый Иван Васильевич выдержал

испытание.

   - А  куда же должен уходить или должен был уходить лориа-

нин, не выдержавший испытания?

   - Разве  на Земле вы не подвергались различным испытаниям

- перед полетом в космос?  Так почему о лорианах  мы  должны

думать, что они хуже нас?

   - А кибернетик?  Нападение белой шаровой рати на  звездо-

лет?  Упорное  сопротивление  нашим желаниям разгадать тайну

Лории?

   - И шары, защищающие тополиную рощу, - в тон сказал Анто-

ни Итон.

   Тарханов рассмеялся:

   - Так можно спорить бесконечно долго.  - Он  обернулся  к

Ивану Васильевичу. - Прошу информацию о кибернетике.

   Иван Васильевич улыбнулся неуверенно и виновато:

   - Состояние тяжелое,  но не критическое... Месяц нормаль-

ного лечения - и он стал бы прежним.  Но вся беда в том, что

он не хочет стать прежним, поэтому трудно поддается лечению.

А вообще-то он здоров, физически конечно.

   - То болен,  то здоров, - с раздражением сказал Тарханов.

- Так что же с ним? Конкретно...

   - Ян Юханен и болен и здоров. Он может великолепно справ-

ляться со своими обязанностями инженера-кибернетика.  Техни-

ческая  память  у него такая же,  как и раньше,  и знания не

убавились.  И все-таки он не тот.  Его психика меняется, и в

худшую  сторону.  Долгие годы Ян Юханен жил вне Земли.  Если

хотите, он не столько дитя Земли, сколько дитя космоса.

   - Нельзя ли конкретнее?  Поймите меня правильно, Иван Ва-

сильевич.  Мы находимся на загадочной планете.  Мы плохо  ее

пока знаем. Нам дорог каждый человек и каждый час. Жаль, ко-

нечно, что мне приходится объяснять такие простые истины. Вы

врач звездолета.  Я прощу прямо и откровенно сказать - может

ли кибернетик работать?

   Иван Васильевич вздохнул.

   - Всегда почему-то на первом плане работа, дела, а не че-

ловек,  -  с горечью сказал он.  - Ян Юханен работать может,

это верно.  Но так же верно и то, что он может остаться пси-

хически искалеченным до конца дней своих.

   - Так лечите же!

   - Боюсь,  это поздно... - Иван Васильевич уиахнул рукой и

вышел.

   Астрофизик у  иллюминатора перебирал монеты из своей кол-

лекции. Вид у него был такой, словно он ничего не слышал.

   - Антони, что вы об этом думаете?

   Итон не сразу оторвался от созерцания своей  коллекции  и

протянул Тарханову какую-то монету:

   - Интересная вещь,  командор.  Смотрите. Ее я приобрел за

неделю  до старта "Уссури".  Это последняя монета последнего

английского короля Артура Десятого.  Он  родился  гениальным

гравером, а  стал  бездарным  королем.  Какая ирония судьбы!

Когда короли вышли из моды, король английский Артур уединил-

ся в загородной вилле. Нет, нет. Его не казнили. Для Объеди-

ненного Человечества он не представлял опасности.  Все  свое

свободное время бывший король посвятил граверной работе.  Он

нашел свое призвание на закате лет. Смотрите, вот какие сло-

ва выгравировал он на этой монете...

   Тарханов поморщился. Какое ему дело до какого-то английс-

кого короля?

   - Что же там выгравировано?

   - "Если жизнь мне не удастся,  то смерть удастся наверня-

ка!"

   Тарханов взял монету,  долго разглядывал ее, не ничего не

мог разобрать.

   - Смешно все-таки. Социальное неравенство сделало обыкно-

венного человека властелином, хозяином миллионов людей... Не

кажется ли вам,  Итон,  что я рассуждаю, как лицеист первого

курса? Так где же эта странная надпись?

   - Видите пунктирную линию под изображением?

   - Вижу...

   - Вот это и есть надпись.  Она читается при десятикратном

увеличении. Возьмите настольную лупу.

   Тарханов долго  и  сосредоточенно  изучал  монету.  Потом

отодвинул лупу и рассмеялся:

   - В истории человечества,  очевидно, это был единственный

король, который в своей жизни сделал что-то полезное.

   - К  сожалению,  мои коллеги - нумизматы Земли - не скоро

узнают об этой надписи, - вздохнул астрофизик.

   - Вы сожалеете, что мы отложили старт?

   - Никакого сожаления,  командор.  - Астрофизик поднялся и

прошелся по салону.  - Не сожалею,  командор. Я надеюсь, что

пополню свою коллекцию лорианскими монетами.  - Он рассмеял-

ся. - Представляете, первые монеты инопланетной цивилизации!

Вы не знаете нумизматов, командор. Когда я вернусь на Землю,

они провозгласят меня не только королем, но и самим богом.

   Тарханов пожал плечами:

   - Не  совсем понял вашу мысль.  Какое отношение имеет наш

кибернетик к бывшему английскому королю?

   - Я думаю, самое прямое. Обитатели бледно-зеленого дворца

хотят посадить нашего кибернетика на престол.

   Тарханов удивленно посмотрел на астрофизика.

   - Странная мысль...

   - Нисколько.  Мы находимся вдали от Земли, в мире, незна-

комом нам.  Этот мир нами не разгадан... И вы слышали, о чем

говорит Юханен...

   Кибернетик появился за столом на следующий день.  Он  был

весел,  ел с аппетитом,  запивая каждое блюдо вином.  Раньше

этой привычки за ним не наблюдалось.  Но вино,  кажется,  не

действовало на него.  Утром Иван Васильевич сообщил Тархано-

ву,  что он видел на рассвете  кибернетика,  возвращающегося

откуда-то из поездки. Это встревожило командора. Такое бесп-

рецедентное нарушение Звездного устава нельзя было оставлять

безнаказанным. Тарханову не хотелось портить настроение Юха-

нену. Но долг есть долг.

   - Ян Юханен, - сурово сказал Тарханов, - вы сегодня ночью

покинули звездолет.  Звездный устав в таких  случаях  требу-

ет...

   - Звездный устав потерял для меня силу закона.

   - Зачем вы это сделали?

   - Чтобы познать жизнь,  - серьезно, даже торжественно от-

ветил  кибернетик.  -  Я  пять часов провел в бледно-зеленом

дворце.  Я там учусь великой науке жизни. Я долгие десятиле-

тия жил в узкой каюте звездолета,  ел хлореллу, терпел лише-

ния. И что же я за это получил?

   - Радость познания.  Самую великую радость, которую может

испытывать человек в жизни.

   Кибернетик с сарказмом сказал:

   - Это иллюзии,  командор.  За все,  что я сделал,  я хочу

жить так,  как жили мои предки, - иметь власть, богатство. Я

хочу повелевать людьми. Я...

   Тарханов с  холодным любопытством рассматривал кибернети-

ка.  Если бы ему на Земле сказали,  что людей с высоты двад-

цать  пятого века можно "спустить" до уровня девятнадцатого,

он едва ли поверил бы в  такую',  возможность.  По-видимому,

долгое  пребывание в космосе ослабило у кибернетика любовь к

Земле.  Очевидно, нельзя так долго оставлять человека в кос-

мосе.

   - Он действительно хочет быть королем, - сказал Итон.

   Кибернетик засмеялся:

   - Черт возьми!  А почему бы нет?  Первый король Лории  Ян

Юханен!  А вы мои вассалы. Приказываю тебе, Антони Итон, от-

чеканить монеты с моим изображением,  а тебе,  мой командор,

повелеваю...

   И вдруг осекся, встретив холодный неподвижный взгляд Тар-

ханова.

   - Юханен,  - очень тихо сказал Тарханов.  - Приказываю...

Ты  слышишь?..  Приказываю  сегодня  же сжечь бледно-зеленый

дворец излучателем антиматерии. Ты слышишь? Приказываю!

   Кибернетик поднялся. Лицо серо-свинцовое. Крупные гороши-

ны пота на нем.

   - Я  это  предвидел,  командор.  Весь  запас антивещества

уничтожен,  командор. Я ухожу, командор. - Юханен поклонился

и покинул салон.

   Итон кинулся в отсек, где хранились баллоны с антивещест-

вом.  Через  полчаса он холодно-невозмутимым голосом доложил

командору:

   - Баллоны с антивеществом исчезли.

   Тарханов понял, что путь на Землю отрезан.

 

                        Глава третья

 

                  "СОЛНЦЕ ИЛИ ВСЕЛЕННАЯ?"

 

   "Мы одиноки во Вселенной" - так называлась  книга  Чарлза

Эллиота.  Написанная превосходным языком, она убеждала и до-

казывала,  разрушая извечную  веру  человека  в  возможность

встречи с инопланетной цивилизацией.

   Свое исследование Эллиот начал с  туманных  идей  древних

индийских Ведов о множественности обитаемых миров; выдержка-

ми из сочинений древнегреческих  философов  Фалеса,  Анакси-

мандра,  Эпикура; отрывком из поэмы "О природе вещей" Лукре-

ция: "Весь этот видимый мир вовсе не единственный в природе,

и мы должны верить,  что в других областях пространства име-

ются другие земли, и другие люди, и другие животные". Он на-

поминал  об учении Птоломея и о мрачных столетиях господства

христианской религии:  Земля  -  центр  Вселенной.  Потом  -

"атомная бомба" поляка Николая Коперника,  взорвавшая Птоло-

мееву систему;  первые телескопические  наблюдения  Галилея;

планеты похожи на Землю. Джордано Бруно. "Имеются бесчислен-

ные солнца... Бесчисленные земли... На этих мирах существуют

живые  существа..."  Величайшее  преступление церкви:  судом

святейшей инквизиции Джордано Бруно признан еретиком и  сож-

жен заживо.  Но вот - капитуляция религии: она признает мно-

жественность разумных миров,  она приспосабливается к новому

мировоззрению... Ломоносов, Кант, Лаплас, Вольтер, Циолковс-

кий, Эйнштейн, Лангер, Ма Цзи, Тарханов...

   Мадия закрыла  глаза.  Мысли снова и снова возвращались к

эпохам,  событиям,  датам,  фамилиям. Как долго и трудно шло

человечество к пониманию простой,  в сущности,  истины,  что

Вселенная бесконечна - бесконечны и разумные  миры!  Подняв-

шись в космос,  люди поняли еще одну простую истину:  что им

принадлежит не Земля,  не Солнечная система,  а  бесконечный

звездный мир.

   В памяти Мадии возникали картины далекого прошлого. Инду-

сы  в  белых  одеждах,  приносящие жертву божествам и поющие

гимны из Ригведы...  Площадь цветов  в  Риме.  Толпы  людей.

Кольцо из черных одеяний инквизиторов вокруг костра.  Черный

столб дыма над костром. Человек, привязанный к столбу. Пламя

жадно лижет его тело.  Человек тихо стонет.  Глаза смотрят в

высокое.  синее небо. Бруно... Городок в старой России. Мол-

чание и тишина на улицах под жарким июльским солнцем. Город,

застывший и тихо стареющий.  На многих домах пожелтевшие  от

времени  объявления:  "Сей  дом  продается".  На колокольнях

церквей часы отмечают четверти,  некоторые  -  минуты.  Тихо

умирает городок,  и над ним - каждую минуту - тихий стон ко-

локола. Еще минута прожита... На тишину, на город, на церкви

наплывает  худое,  энергичное  лицо  в  русской косоворотке.

Константин Циолковский.  В руках - объемистая тетрадь в кле-

енчатой обложке.  Крупно:  "Исследование мировых пространств

реактивными приборами".

   Ученый смотрит в звездное небо. Мадия видит Млечный Путь,

"чечевицу", как называли студенты нашу Галактику. Сверху она

похожа  на  спираль,  а сбоку - на веретено.  В центре белые

точки,  прижатые одна к другой. Циолковский показывает рукой

на это звездное скопление. И летит туда звездолет...

   Мысли Мадии бегут, как поток воды в горах; поток, который

несется  через  долины и равнины,  увлекая властным течением

мелкие ручьи. Книга Чарлза увлекает властно, как поток. Все-

ленная.  Звезды.  Чужие солнца.  Планеты. Еще галактики, еще

туманности. И нет им конца, и нет там жизни...

   "Выдающиеся ученые прошлых времен,  - писал Эллиот, - за-

ложили фундамент,  на котором покоится современная  наука  о

происхождении миров.  Мы,  потомки, благодарны им за великие

деяния,  за подвиг.  Их имена вечно живут в  наших  сердцах,

сердцах внуков,  правнуков...  Это они, наши великие предки,

открыли последующим поколениям дорогу в звездный мир.  Изум-

ляет глубина научного предвидения ученых минувших времен.  И

это при столь мизерном количестве знаний о Вселенной.  Апри-

орные  утверждения наших предков о множественности обитаемых

миров мы приняли как аксиому.  Она, как эстафета, передается

из поколения в поколение. С детства мы знаем, что дважды два

четыре, что скорость света постоянна, что энергия покоя рав-

на массе на квадрат скорости света,  и Земля - не единствен-

ная носительница разумной жизни во Вселенной.

   В середине  двадцатого  века  человек вышел в космос.  За

пять последующих веков Мы поднялись на великие вершины  жиз-

ни. Человек, изучив планеты Солнечной системы, полегел за ее

пределы. Фантасты были посрамлены - ни на Марсе, ни на Вене-

ре не удалось обнаружить разумную жизнь".

   Эллиот не обошел молчанием и таинственный  "Шар  Тархано-

ва",  переданный  в Музей космонавтики погибшим академиком -

звездолетчиком Тархановым.

   "Кто может доказать, - писал далее Эллнот, - что шар при-

был из космоса,  если на нем - изображение нормального чело-

веческого  тела?  Если  допустить множественность миров,  то

следует допустить и многообразие форм жизни.  На других пла-

нетах невозможно повторение эволюционного пути, приведшего к

происхождению человека. "Шар Тарханова", созданный неизвест-

но для какой цели, - дело рук землян."

   Пять столетий человек скитается по неведомым звездным до-

рогам.  Пять столетий человек простирает руки к звездам: ра-

зумная жизнь,  отзовись!  Звезды молчат. Молчат звезды. Пять

веков Земля посылает к звездам сигналы: Вселенная, отзовись!

Молчит Вселенная. Молчит..."

   Откинувшись на  спинку кресла.  Мадия пытается привести в

порядок свои мысли.  Книга Эллиота действовала подобно анес-

тезии: парализовала критические доводы разума и в то же вре-

мя унифицировала мозг.  Сейчас она во всем была  согласна  с

профессором. Да, Вселенная молчит. Да, призывы Земли остают-

ся без ответа.  Мадия знала это, но, как и миллиарды землян,

верила,  что во Вселенной множество разумных миров и со вре-

менем человечество найдет своих далеких братьев. Эллиот ста-

вил ее веру под сомнение.

   Мадия включила телеэкран, чтобы отвлечься от книги, Хоте-

лось музыки. Какую-нибудь старинную мелодию. Но вместо музы-

ки она услышала английскую речь.  Неужели и тут Чарлз? Экран

медленно засветился,  и наконец появилось изображение Эллио-

та.

   Сильно развитый интеллект,  высокая образованность всегда

налагают на лицо печать резкой индивидуальности. И Мадия лю-

била таких людей и не любила ходячую интеллигентность, сгла-

женные лица.  Мадия, не отрываясь, смотрела на Чарлза. Очень

красивое  и  правильное лицо.  Но чем-то оно ей не нравилось

сейчас.. Быть может, своей сглаженностью. Не лицо, а отраже-

ние сотен лиц,  нечто неуловимое,  как мерцание звезд.  - "Я

несправедлива к нему", - подумала Мадия.

   Эллиот рассказывал о своей книге.

   - Веками человечество живет мечтой о встрече с  разумными

существами. Но где они? Я вас спрашиваю, земляне, - где они?

- Эллиот простер руки, как бы вопрошая небо. - У нас нет ни-

каких  доказательств  существования разумной жизни на других

планетах,  и вряд ли появятся такие доказательства. Я пришел

к выводу: наша планета - единственная обитель разумной жизни

в Галактике. Мы одиноки во Вселенной. И не пора ли нам прек-

ратить  тратить  материальные  ресурсы  планеты на полеты за

пределы Солнечной системы и обрекать лучших людей  на  мучи-

тельные десятилетия одиночества...

   Мадия выключила экран. Неужели Чарлз прав и мы одиноки во

Вселенной?  Сигналы, принятые станциями Комитета галактичес-

кой связи,  оказались магнитной записью старинной песни кос-

монавтов. То, что не могли разгадать современные электронные

машины, расшифровал магнитофон двадцатого века.  Расшифровка

расстроила Мадию.  Шутку радиолюбителя она приняла за сигнал

инопланетной цивилизации.  Работник музея - старик с усталым

лицом - порекомендовал ей обратиться в Институт математичес-

кой лингвистики. А стоит ли идти?

   Солнце заливало улицы Москвы. Мостовая из мягкой пруплас-

тики, словно весенняя травка, тянулась к солнцу. Но она была

прохладная,  эта мостовая. Под землей работали кибернетичес-

кие устройства, создавая искусственную прохладу, искусствен-

ную  зелень.  И  все-таки  ей нравилась эта прохлада летнего

шумного дня, мострвая, похожая на газон.

   Мадия стояла у дверей Института математической лингвисти-

ки и никак не решалась войти.

   - Мадия?

   Она вздрогнула и повернулась.  Перед  ней  стоял  Эллиот.

"Он, очевидно, прав", - подумала она.

   - Что ты здесь делаешь?  И почему у тебя такой удрученный

вид?  -  Он взял ее за руки.  Мадия не отодвинулась и не от-

толкнула его.  Он не волновал ее, как прежде. - Не надо было

мне  уезжать в Америку.  Почему-то мне кажется,  что я теряю

тебя.

   - Нет, Чарлз. Ты просто нашел себя.

   - В чем? Я такой же.

   - Да, ты не изменился, - усмехнулась Мадия.

   Только сейчас она поняла,  что он никогда не любил  ее  и

никогда не будет любить. Он всегда будет любить только себя.

Правда, с ним можно спокойно прожить жизнь, но...

   - Ты долго пробудешь в Москве? - спросил он.

   - Завтра улетаю.

   Мадия рассказала, зачем прилетела в Москву. Эллиот внима-

тельно выслушал ее.

   - Сочувствую тебе. - Он пожал плечами. - Впрочем, я пред-

полагал что-то в этом духе. - И начал довольно резко: - Я не

понимаю тебя.  Зачем ты пошла в Комитет галактической связи?

Еще одна такая неудача - и ты  совсем  раскиснешь.  Пока  не

поздно,.  переходи в Совет Солнца, к Соболеву. Последние два

месяца я готовил доклад Верховному Совету Планеты.  Академик

Соболев считает, что нужно прекратить полеты за пределы Сол-

нечной системы.

   - Я рада за тебя, Чарлз. В своей книге ты предугадал мыс-

ли академика Соболева.

   - Конечно,  - не без самодовольства усмехнулся Эллиот.  -

Иначе он не пригласил бы меня к себе...

   - Во что практически это выльется?  Звездный Совет, звез-

долетчики да и молодежь едва ли согласятся с доводами  Собо-

лева. Лишиться романтики познания...

   - Все решит Верховный Совет Планеты. - Эллиот взглянул на

часы. - Мне пора, Мадия. Вечер у меня свободен. Проведем его

вместе? - Он заглянул ей в глаза.

   - Но  Верховный не может запретить полеты за пределы Сол-

нечной системы! - настаивала Мадия.

   - Не  будем  говорить об этом.  - Чарлз опять взглянул на

часы.  - Меня беспокоит другое.  Где мы проведем сегодняшний

вечер?

   - Не знаю, Чарлз.

   - Ты все дальше уходишь от меня,  - почти утверждая, ска-

зал Чарлз. - А ведь со мной ты была бы счастлива, Мадия.

   - Сколько  самоуверенности,  Чарлз.  Между прочим,  я уже

слышала это...

   Ей стало скучно.  "Ты окружишь меня заботами, будешь вни-

мателен,  даже ласков,  будешь писать статьи, будешь востор-

гаться ими и заставишь восторгаться ими меня,  не спрашивая,

испытываю ли я  такой  восторг.  Это  не  счастье,  а  эрзац

счастья", - думала она. И, решив закончить разговор, уже тя-

готивший ее, протянула руку:

   - Тебе,  кажется,  пора,  Чарлз. Ты так часто смотришь на

часы.

   - Извини, Мадия. Я тебе позвоню вечером.

   В Институте математической лингвистики Мадия продиктовала

в  микрофон  историю  появления  сигналов.  Потом прослушали

пленку.

   - Твое мнение,  Филипп?  - обратился директор института к

молодому человеку с медлительным, почти сонным взглядом.

   - Голос юноши, не совсем еще окрепший.

   - Определеннее.

   - Испанская фонема.

   - Нет, негритянская...

   - Вы  нас извините.  - Директор института обернулся к Ма-

дии.  - Вам придется выслушать наши несколько невразумитель-

ные разговоры. Если вас это не устраивает, можете посидеть в

комнате отдыха. Хотите остаться здесь? Чудесно! - И, обраща-

ясь к своим коллегам, продолжил: - Меня интересует не фонема

исполнителя песни,  - совсем другое. Что вы думаете о звуко-

вых аккордах перед песней?

   Никто не спешил высказаться. В открытые настежь окна вид-

нелись усыпанные крупными плодами ветви яблонь. Весь сад был

залит ярким светом солнца.

   - Как странно,  - неожиданно для себя заговорила Мадия. -

В музее меня почти убедили,  что принесенная  вам  запись  -

шутка  радиолюбителя.  Но мне не хочется верить в это.  Быть

может,  сейчас,  когда мы слушаем тишину сада, юноша далекой

планеты нуждается в нашей помощи.

   Никто не откликнулся на ее слова.

   - Что ж, будем играть в молчанку? - спросил директор.

   - Мне бы хотелось прочитать звуковые аккорды в  математи-

ческих формулах, - сказал Филипп, удобнее усаживаясь в крес-

ло и давая этим понять,  что он не скажет больше  ни  одного

слова.

   Директор посмотрел на Мадию:  вот, мол, работай с такими.

Она усмехнулась: с такими можно работать.

   - Что же,  послушаем математику,  - сказал он,  и в ту же

секунду на стене,  напротив его письменново стола,  вспыхнул

экран. - Внимание, коллеги. Послушаем математику.

   Сердце Мадии забилось - сейчас все решится. Лица лингвис-

тов были бесстрастны и в то же  время,  как  ей  показалось,

немного торжественны. Вспомнился Эллиот. Узнав, что сигнал -

радиошутка, он обязательно скажет:

   "Я же говорил тебе".  Это прозвучит в меру насмешливо,  в

меру значительно,  в меру эффектно. Она даже представила его

лицо - красивое, холеное, серьезное. Значительности у него -

сколько хочешь.

   - Индекс 5721.  Математическая формула сигналов.  Сигналы

приняты станциями Комитета галактической связи Звездного Со-

вета,  - отчетливо выговаривая каждую букву, произнес элект-

ронный лингвист.  Далее он сообщил дату приема сигнала, наз-

вание станции, фамилии операторов. Все эти данные Мадия про-

диктовала в микрофон полчаса назад.  Лингвистам нельзя  было

отказать в оперативности.

   На экран хлынул поток математических  знаков.  Без  ключа

понять их было трудно.  Мадии наскучил этот танец знаков,  и

она стала смотреть на ученых,  пытаясь по выражению  их  лиц

понять, что же, в конце концов, они думают обо всем этом. Но

лица лингвистов были непронииссмы,  только в глазах  их  она

читала все возрастающий интерес к уравнению.  Карандаш в ру-

ках Филиппа вдруг треснул и сломался пополам. Этого никто не

заметил, в том числе и сам Филипп, мгновенно доставший отку-

да-то новый карандаш.  Директор института пошарил  руками  в

карманах,  очевидно, желая достать сигареты, но вместо сига-

рет вытащил клочок бумажки и сунул его в рот.

   На экране  продолжали  плясать  математические знаки.  На

столе жужжал небольшой записывающий аппарат.  Он  выталкивал

исписанные листы,  которые аккуратно ложились на стол дирек-

тора.

   Но вот  экран  погас.  Формула  была  составлена.  Филипп

прильнул к листам.  Куда только девался его  флегматизм!  Но

его опередили другие.

   - Спокойно,  спокойно,  - сказал директор, тоже оживляясь

все более и более. - Вы же не дети. Впрочем, сейчас я в атом

не уверен. Разложите формулу на столе.

   Лингвисты забыли о присутствии Мадии.  Спорили, доказыва-

ли,  ерошили волосы, бегали по кабинету. Они говорили об од-

нотипности некоторых знаков и звуковых аккордов.  Каждый до-

казывал свое. Единого мнения не было. Включили какой-то дру-

гой экран,  на нем появилась формула испанской фонемы, - по-

том негритянской. После резких и быстрых споров пришли к вы-

воду,  что формула фонемы отличается от всех существующих на

Земле и что потребуется разработать  новую  методологию  для

расшифровки сигналов.

   Мадия глубоко вздохнула.  Только  теперь  молодые  ученые

вспомнили о ее присутствии.

   Директор института вернулся на свое  место  за  столом  и

спросил Мадию:

   - Вы можете оставить нам запись сигналов?

   - Конечно, если она вам нужна.

   - Договоримся так:  Комитет галактической связи обратится

к  нам  с официальной просьбой о расшифровке сигналов,  вашу

заявку мы включим в план нашей работы.

   - И много времени потребуется для расшифровки?

   Мадия поймала взгляд Филиппа. Взгляд этот говорил - ниче-

го определенного тебе не скажут.

   - Филипп, ты можешь сейчас ответить на этот вопрос? - об-

ратился директор института.

   - Не меньше чем через месяц, - ответил Филипп, все еще не

отводя своего взгляда от Мадии.

   - Вашим сигналом будет заниматься Филипп Корин.  Если  он

не разгадает,  то...  - Директор развел руками и вышел из-за

стола. - Так не забудьте о заявке.

   В гостиницу Мадия вернулась в хорошем настроении.  Перео-

деваясь к обеду, она думала, что у Чарлза надолго испортится

настроение,  когда Корин расшифрует сигнал.  Она засмеялась.

Засмеялся и ее двойник в зеркале.  Она погрозила ему пальцем

и вышла из спальни.

   Звездный Совет ответил быстро.

   - Кого вам угодно?

   - Соедините меня с Председателем Звездного Совета.

   - Кто будет говорить?

   - Мадия Тарханова.

   На экране появился Председатель Звездного Совета. Козырев

сидел за столом, разбираясь в бумагах. Вид у него был озабо-

ченный.

   - Это я, Мадия.

   - Да,  да,  -  рассеянно ответил он,  оставляя бумаги.  -

Рассказывай, как твои дела.

   Выслушав ее, как всегда, внимательно, он заговорил сам:

   - Все сделанное одобряю. Ты просила разузнать о Луне. Не-

делю  назад  он  был  в горах Сихотэ-Алиня,  оттуда северной

трассой вылетел в Москву.  Послезавтра на Рижском взморье мы

собираемся проводить испытание шаров.  Лунь должен быть там.

В Москве его позывные...

   Мадия хотела сказать еще что-то, но Козырев, извинившись,

выключился.  "Теперь можно пообедать",  - подумала Мадия, но

прежде, чем выйти из номера, решила позвонить Луню. Все, что

связано с экспедицией Тарханова,  очень интересовало  ее,  а

Лунь,  пожалуй,  больше,  чем кто-либо другой, знает об этой

экспедиции.

   Мадия набрала позывные звездолетчика.  Поистине,  сегодня

счастливый день! Лунь отозвался почти немедленно и с веселым

недоумением несколько секунд разглядывал Мадию. Но вот широ-

кая улыбка тронула его губы:

   - Узнаю, узнаю, Мадия! Я вам нужен?

   - Да, Игнат.

   - Что ж,  я как раз собираюсь обедать. Приходите в "Русс-

кую закуску", хорошее кафе. - Он назвал адрес.

   Лунь опередил ее.  Он сразу заметил,  как она вошла и как

остановилась у входа, оглядывая и посетителей, и простенькую

обстановку кафе. Она не замечала его, хотя он и Шагин сидели

в десяти шагах от нее.  Шагин придвинул  к  себе  тарелку  с

ростбифом, проследил за взглядом Луня и спросил друга:

   - Нечто новое?

   - Внучка Ритмина Тарханова, - оглушил его Лунь.

   Шагин чуть не поперхнулся куском ростбифа и удивленно ус-

тавился на Игната:

   - Уж не собираешься ли ты включить ее в  состав  экспеди-

ции?

   - Думаю,  - неопределенно отозвался  Лунь,  поднимаясь  с

места. Но она уже сама шла к ним, легко лавируя между столи-

ками.

   - Знакомьтесь.  - Лунь представил ей Шагина. - И извините

его аппетит,  - пошутил он. - Люди его роста плохо переносят

даже ничтожные порции недоедания...

   Мадия улыбнулась. С Лунем и этим крупным, рослым, непово-

ротливым  Шагиным она чувствовала себя просто и непринужден-

но. Она нажала кнопку вызовов и сделала заказ.

   Шагин недолго  сидел  вместе с ними.  Вспомнив о каком-то

срочном деле, он встал из-за стола, неловко поклонился Мадии

и вышел.

   Некоторое время Лунь и Мадия сидели молча.  Мадия помеши-

вала ложечкой густой чай, с интересом приглядываясь к космо-

навту. Он тоже не сводил с нее улыбающихся синих глаз, и это

не было неприятно ей.

   "А она чем-то похожа на своего деда,  - думал Лунь. - Мо-

жет быть, этим женственно-округлым, но все-таки волевым под-

бородком? Или твердыми очертаниями губ? Или..."

   - Я  не картина и не статуэтка,  - наконец промолвила Ма-

дия.  И добавила не без лукавства: - Или вы с кем-то сравни-

ваете меня?

   - Н-нет,  - чуточку смешался Лунь.  - Не то...  Я думал о

вашем деде и,  кажется,  даже пытался найти какоето сходство

между вами и ним.

   - Постойте,  - прервала она. - Если говорить правду, то я

согласилась на ваше предложение приехать сюда не только  по-

тому,  что вы - как бы прямой наследник Ритмина Тарханова...

Мне хотелось бы узнать от  вас  кое-какие  подробности  оего

экспедиции.

   - От меня?  - изумился Лунь. - А я полагал, что вы должны

знать о ней гораздо больше, чем я... - И предложил: - Может,

нам лучше выйти отсюда и посидеть в сквере?

   На улице было сумрачно.  По еще недавно ясному небу плыли

темные тучи.

   Они устроились на скамейке в Александровском сквере.

   - Что же вы хотите узнать о Тарханове? И почему вас инте-

ресует экспедиция на Лорию?

   Мадия рассказала.

   - Вы очень хорошо делаете, что решили собрать все матери-

алы о Тарханове. Когда-то я сам мечтал об этом. Но многолет-

няя отлучка из дома... - Он неожиданно оживился. - Знаете, я

нашел нечто очень важное:  миниатюрную планету,  куда улетел

Тарханов.

   Мадия недоверчиво выслушала его рассказ о находке на озе-

ре Мухтель и спросила почти недовольно:

   - Шутка?

   - Нет. Я даже предполагаю, что мои шары и "Шар Тарханова"

с изображением загадочного человека присланы оттуда.  - Лунь

поднял руку к небу.

   Мадия вскинула голову, сказала с досадой:

   - Сейчас пойдет дождь.

   Совсем рядом ударил гром.  Порыв ветра зашуршал в листве.

Они  укрылись в нише Кремлевской стены.  Обрушился проливной

дождь. Крупные капли застучали по асфальту.

   Мадия вытянула руки под дождь.  Крохотное озеро мгновенно

заплескалось в ее ладонях.

   - Как хорошо!  - воскликнула она и тут же чуть устыдилась

этого восклицания.  Только что они говорили о далеких экспе-

дициях  и загадочных шарах,  и вдруг у нее вырвалось это со-

вершенно девчоночье "хорошо".

   "Да, хорошо стоять рядом с тобой и слушать дождь",  - ду-

мал между тем Лунь.  Он радовался тому,  что косые струи его

загнали их в эту прохладную нишу,  радовался нечаянному при-

косновению к плечам Мадии.  Но тут же к нему пришло  чувство

какой-то  вины перед Ирмой.  Испытывал ли он с ней вот такое

же чувство радости,  как с этой девушкой?  Лунь едва ли смог

бы  ответить  на  этот  вопрос.  Ирма если не вернулась,  то

вот-вот должна была вернуться с Венеры,  куда ее вызвали для

консультации  сложных инженерных расчетов.  Расчеты эти были

составлены в математическом центре Совета  Солнца  три  года

назад. Три года работы шли нормально - Венера укладывалась в

строгие математические  формулы.  Полгода  назад  она  вдруг

взбунтовалась.  Очевидно, в расчетах были допущены неточнос-

ти, и эти неточности пришлись не по душе планете.

   "Что ж,  Ирма укротит тебя.  Она и не таких укрощала",  -

усмехнулся Лунь и посмотрел на Мадию.

   Та, улыбаясь каким-то своим мыслям, призналась:

   - Пришла в голову какая-то нелепица, но нелепица веселая.

Представьте себе дождь в космосе. - Она засмеялась. - Мокрые

звездолетчики на мокром звездолете смотрят на радугу, протя-

нувшуюся от одной планеты к другой. - И спросила: - А вам не

кажется,  что слово "радуга" соседствует со  словами  "радо-

вать", "радость"?

   Дождь скоро прошел.  Они вышли из своего укрытия.  Омытая

дождем  листва  отливала глянцем.  В листве сверкали крупные

красные ягоды.  Вишни.  Они были такие же, как и до дождя, и

не такие. Все дело, очевидно, в листьях. Понурые, серые, из-

можденные жарой,  сейчас они вытянулись и словно помолодели.

Лунь  засмеялся,  Мадия с удивлением посмотрела на него.  Он

объяснил, почему смеется.

   - Рубины в малахитовой оправе. Вы это сравнение искали?

   - Я вам прощаю, вы женщина, - сказал он. - Рубины и мала-

хиты - всего-навсего камни, мертвые камни. А камень - всегда

камень.  Камень тот же космос...  А тут все  живое,  трепет-

ное...

   Они остановились.  Листья жили. Жил каждый лист в отдель-

ности. Вот он плавно поворачивается к солнцу ..Капли сверка-

ющего дождя скатываются к стебельку,  листочек выпрямляется:

смотри я какой,  а ты что?  И сосед тоже вдруг встряхивается

и, улыбаясь солнцу свежей зеленью, отвечает: и я такой же. А

в таинственной глубине, в переплетении темных ветвей искрят-

ся ожерелья из капель. Они падают с тихим шорохом и исчезают

в прелой земле. Крупные красные ягоды в зеленой оправе, сви-

сающие на ветвях в глубине кустов, звали и манили, будто го-

ворили: сорвите нас, сорвите.

   Мадия сорвала горсть вишен  и  протянула  Луню.  Он  клал

ягодки  в рот и далеко выплевывал косточки.  Описывая крутую

траекторию, они шлепались на землю и замирали.

   Мадия засмеялась:

   - Кто дальше, да?

   Он улыбнулся синими глазами,  как бы приглашая ее принять

участие в детской игре.  Мадия покачала головой, притянула к

себе ветку,  усыпанную ягодами. Потом они пошли дальше. Лунь

опять заговорил о шарах.

   - Лучше покажите, - предложила Мадия.

   - А вы готовы пойти со мной?

   - А вы сомневаетесь?

   Луню показалось,  что в эти  слова  она  внесла  какой-то

иной,  дополнительный  смысл,  но он не стал раздумывать над

ними.

   - Пойдемте!  -  Он  поднес к глазам часы.  - Сейчас самое

время.

   Шагина в гостинице не оказалось.  Лунь взял чемодан с ша-

рами.

   - Сейчас  вы  увидите планету Тарханова,  - сказал он.  -

Пойдемте.

   Никого не встретив,  они поднялись на крышу гостиницы,  в

солярий.  Лунь поставил открытый чемодан в угол площадки,  а

сам с Мадией отошел в противоположную сторону. Ждали они не-

долго.  Началось волшебное представление.  Кто-то  невидимой

рукой  натянул над Москвой сдвоенный экран - ультрамариновый

и черный.  В узком пространстве между ними  появились  белые

точки.

   - Схема Млечного Пути! - воскликнула Мадия. Лунь улыбнул-

ся,  но  промолчал.  Экран угасал и вновь вспыхивал.  Кто-то

будто говорил:  "В нашей Галактике много созвездий,  и среди

них Большая Медведица. В этом созвездии двойная звезда Мицар

и Алькор.  У этой двойной звезды планета с  тремя  спутника-

ми..."

   - Лория, - сказал Лунь.

   - Почему все-таки Лория?

   - Так назвал ее Тарханов.

   На небе все погасло.

   - Что же дальше? - Мадия посмотрела на Луня.

   - Все повторится. - И заговорил задумчиво, укладывая шары

в чемодан: - Странно, как меняется, если так можно выразить-

ся,  образ Вселенной, когда ты находишься в космосе. Тот об-

раз,  который ты создал на Земле из туманных представлений и

фантазий,  разорван  в клочья и вмиг развеян.  И начинай все

сначала, трудолюбиво лепи из случайных находок, встреч, дро-

жания космических лучей иной,  быть может,  более точный об-

раз.  Но на какое время точный? Какая же она, Вселенная? Уз-

наю ли я это вообще?  Иногда кажется - узнаю.  Но она тут же

ошарашивает тебя чем-то непредвиденным;  в ней  раскрывается

новое фантастическое бездонье. И опять меняй образ, лепи за-

ново, шлифуй... Где же она цельная? Как она поведет себя при

новой встрече?..

   Мадия слушала его негромкий голос, а перед глазами ее еще

светились  только что увиденные картины.  Она была не только

изумлена.  Она чувствовала нечто большее. Как будто какой-то

огромный и могучий разум указывал людям на цель,  которой им

необходимо достигнуть. "И все-таки адрес этой цели не полон,

- вздохнула она. - Кому писать ответ? И как?"

   Она сказала об этом Луню.

   - Кому?  - Он не удивился вопросу. - Мне тоже приходила в

голову эта мысль.  Ответ надо писать человеку, чье изображе-

ние запечатлено в "Шаре Тарханова".

   - И для этого вы едете на Рижское взморье?  Мне сообщил о

будущих испытаниях академик Козырев.

   - Да.  Академик собирается соединить эти  шары  с  "Шаром

Тарханова".

   - Любопытно!..

   - Очень. Вы когда улетаете?

   - Завтра.

   - А  сегодняшний  вечер мы проведем вместе,  - решительно

сказал Лунь. - Вы согласны?

   - Но... что мы будем делать? - вспомнив об Эллиоте, спро-

сила Мадия.

   - Танцевать.

   Она засмеялась:

   - Звездолетчики умеют танцевать?

   - Иногда пытаются, - в тон ответил Лунь. - Решено?

   Ровно в  девять  часов  вечера Мадия в сопровождении Луня

поднялась на крышу Дворца Чайковского.  Здесь была, пожалуй,

лучшая летняя танцевальная площадка города. Впрочем, едва ли

это можно было назвать площадкой.  В мягком рассеянном свете

она казалась площадью, громадной и гладкой, как зеркало. Ор-

кестр играл алькони, один из самых красивых и темпераментных

танцев, созданных из гармонического сочетания мелодий и тан-

цев многих народов Земли. В алькони каждый землянин чувство-

вал  сердце своего народа и огромное сердце гигантского кол-

лектива Земли, которое уже давно называлось Объединенным Че-

ловечеством.

   Но едва ли думали об этом Лунь и Мадия,  захваченные рит-

мом танца и его мелодией - богатой, смелой, по рой неожидан-

ной, но всегда цельной... Все было хорошо вокруг: легкий ве-

тер охлаждал разгоряченные лица,  круглая луна медленно под-

нималась над этажами Дворца дружбы народов... И среди танцу-

ющих Мадия внезапно увидела Эллиота. Он был с высокой краси-

вой девушкой.  "Это к ней он спешил сегодня", - невольно по-

думала Мадия, отмечая, что в ней не шевельнулось и тени рев-

ности. Она взглянула на Луня и поняла, что он тоже глядит на

Эллиота. "Они же знакомы", - припомнила она.

   Оркестр смблк.  Мадия и Лунь оказались рядом с Эллиотом и

его спутницей.  Лунь,  крепко сжимая руку Мадии,  повел ее к

Чарлзу.

   Она ошиблась.

   - Ирма!  - обратился Лунь к спутнице Эллиота. - Ты верну-

лась сегодня? Ты хорошо танцуешь!

   - Как видишь, - холодно сказала Ирма, наблюдая за Мадией.

   - Познакомьтесь.  -  Лунь  представил девушек друг другу.

Веселая улыбка блуждала на его лице. Глаза Ирмы изучающе щу-

рились. Мадия первая протянула руку девушке...

 

   В комнату постучали. Мадия выключила радиовизор и открыла

дверь.  Робот-почтальон вручил ей фотописьмо из  Хабаровска.

Писал председатель Комитета галактической связи.  Она тороп-

ливо развернула сложенный вдвое листок.

   "Дорогая Мадия Тарханова.

   Комитет галактической связи Звездного Совета поручает Вам

представительствовать  на испытании шаров.  Испытания прово-

дятся на Рижском взморье.  Президент Латвийской  Академии  о

Вашем приезде предупрежден.

   Председатель Комитета галактической связи Звездного Сове-

та Рауль Сантос".

   На следующее утро Мадия выехала в Ригу.

   Балтийское море  издалека  приветствовало Мадию своим шу-

мом.  До берега было еще не близко,  а уже весь воздух между

дачами  и  соснами  трепетал от могучего гула.  И вдруг тем-

но-синяя полоса сверкнула снежно-белыми гребешками.  В  лицо

ударил свежий ветер, пахнущий морским простором. Мадия долго

не могла оторвать взора от бегущих навстречу зеленых с белы-

ми гребешками волн.  Все побережье,  куда хватал взор,  было

окаймлено этими пушистыми, белыми полосами, стремительными и

плавными,  хрупкими и сильными. А само побережье было так же

празднично и весело, как море и небо...

   ...Испытания проводились на спортивной площадке. В центре

ее в огромной чаше на треноге из мраморлита лежали  шары,  и

среди  них  -  только что доставленный из Музея космонавтики

"Шар Тарханова".  В ожидании,  пока шары напитаются светом и

начнут свое "представление", ученые оживленно беседовали.

   - Внимание,  коллеги,  - сказал Козырев.  - Вы достаточно

знакомы с историей "Шара Тарханова".  А недавно звездолетчик

Игнат Лунь со своим другом Александром Шагиным на озере Мух-

тель на Дальнем Востоке нашли еще пять шаров. Кратко напомню

их историю.  Первый шар стал известен  науке  под  названием

"Шара Тарханова". Он был найден на Марсе и, по предположени-

ям многих ученых,  является творением внеземной цивилизации.

Правда, назначение "Шара Тарханова" нам неизвестно.

   - Но вот,  - продолжал он, - две недели назад Мария Бель-

ды, работник биологической станции на озере Мухтель, отмети-

ла странное явление,  ежедневно  повторяющееся  над  озером.

Свои  фотографии  она послала Главному ученому Сихотэ-Алинь-

ского заповедника.  Тот случайно познакомил  с  фотографиями

космонавтов Шагина и Луня, которые с первого мгновения нашли

в них ценнейшее открытие; оно-то и привело нас сегодня сюда,

на  взморье.  И  я и многие из вас знакомы с эффектом шаров,

найденных Лунем и Шагиным на Мухтеле. Мы назвали его "эффек-

том Лории".  Он показывает расположение планеты Лорин и дос-

таточно полно рассказывает нам о составе ее атмосферы, кста-

ти,  вполне  подходящей для жизни землян.  Но кто .создатель

этих шаров?  Пожалуй, космонавт Игнат Лунь первым вспомнил о

"Шаре Тарханова"  и  предложил  нам соединить или объединить

его с пятью шарами озера Мухтель.  Через несколько минут  мы

вновь станем,  свидетелями "эффекта Лории". Как поведет себя

"Шар Тарханова"?

   Ученый поднял руку:

   - Семнадцать часов двадцать девять минут. Внимание!

   Никого не  надо  было предупреждать.  Пристальные взгляды

людей и без того были устремлены на голубую чашу,  в которой

лежали шары.  И вдруг они пришли в движение.  Теперь не было

двух экранов.  Медленно приподнялся и повис в  воздухе  один

шар, и над ним тотчас вспыхнул огромный экран с изображением

Галактики. Едва шар стал столь же медленно опускаться на ши-

рокое дно чаши, как навстречу ему поплыл другой, и на экране

люди увидели схему Галактики.  Третий шар как бы проецировал

на экран изображение Мицара и Алькора, четвертый - голубова-

тую Лорию. Потом появилась формула жизни Лории, и уже подни-

мался в воздух "Шар Тарханова". Он поднялся так же невысоко,

как и другие шары,  - едва ли на  полметра.  Но  на  экране,

распростершемся  перед  площадкой,  люди увидели изображение

юноши - красивого, статного юноши с голубой кожей.

   Это был обитатель Лории.

   Или это чья-то странная мистификация, созданная неизвест-

но для каких целей...

   Впечатление было ошеломляющим. Первыми пришли в себя жур-

налисты и сразу же атаковали Козырева.

   Но что он мог сообщить им сегодня?  Козырев принялся было

обрисовывать в общих чертах суть проблемы поисков инопланет-

ной цивилизации, как вдруг его неожиданно прервали.

   - Академик,  - сказал Эллиот,  - я не верю,  что мы имеем

дело с посланцем чужой планеты.

   - К сожалению,  не вы первый высказываете эту мысль, про-

фессор,  - ответил Козырев. - Я не говорю о далеком прошлом,

-  даже в последние десятилетия мы были свидетелями немалого

числа сенсационных сообщений и так  называемых  "неоспоримых

доказательств"  посещения Земли пришельцами из космоса.  Да,

"свидетельств" было много.  Но они лопались одно  за  другим

быстрее, чем мыльные пузыри, и это отвратило многих от серь-

езных размышлений над самой проблемой.  А она  исключительно

важна. Человечество не сомневается в том, что Земля, конечно

же, не единственная колыбель разума во Вселенной, что планет

с высокоразвитой цивилизацией не так уж мало.

   - Почему же до сих пор они не связались с нами?

   - Насколько мне известно,  вы, профессор Эллиот, астрофи-

зик.

   - Астрофизика и говорит мне,  что мы имеем дело с очеред-

ным мыльным пузырем.

   Козырев покачал головой:

   - Я бы поостерегся от таких категорических  выводов.  Это

легче  всего - отвергать.  И все-таки вопрос остается вопро-

сом:  почему же до сих пор никто не связался с нами?  Можно,

разумеется,  отделаться  таким объяснением:  с нами никто не

связался по той же причине,  по которой пока не можем  ни  с

кем связаться мы.  Что ж, возможно. Но лишь при том условии,

если нет цивилизации бплее высокой, чем наша.

   - Но нет такой цивилизации, академик.

   Козырев развел руками:

   - Упрямство - не доказательство,  профессор Эллиот. Вы же

не будете отрицать,  что Вселенная, развиваясь, создает бла-

гоприятные условия для возникновения жизни. Так случилось на

Земле.  Но почему именно Земле должна была выпасть  исключи-

тельная  роль пионера цивилизации?  Ну если не мы самые пер-

вые,  если не на нас лежит главное бремя ответственности  за

судьбу  разума  в Галактике,  то почему культура иных миров,

обогнавшая нас в развитии на тысячи,  а  может,  и  миллионы

лет,  не дает о себе знать? Означает ли это, что космические

пространства ставят предел межзвездным связям?  Или разум  в

силу  каких-то причин не может подняться до высот,  делающих

возможным тщательное исследование всей Галактики?

   - А  вы  читали  книгу  профессора Эллиота "Мы одиноки во

Вселенной"? - спросил чей-то насмешливый голос.

   - Вы спрашиваете об этом таким тоном,  словно вы сами на-

писали эту книгу, - отпарировал Козырев.

   - Я разделяю точку зрения профессора Эллиота.

   - Это ваше право.  Вы, кажется, сами, своими глазами уви-

дели сейчас ответ на его книгу.  Нам дали точный адрес иноп-

ланетной цивилизации.  Сам по себе  факт  этот  примечателен

тем, что  подтверждает  правильность  наших  представлений о

множественности обитаемых миров во  Вселенной.  Сейчас  даже

трудно предугадать те проблемы,  которые встанут перед чело-

вечеством после встречи с лорианской цивилизацией.  Как пов-

лияет  на  землян  встреча с разумными существами незнакомой

цивилизации?  Будем ли мы друзьями или врагами - две цивили-

зации? Будем ли мы добрыми соседями? Быть может, нам придет-

ся все материальные ресурсы Земли  потратить  на  то,  чтобы

сохранить  Солнечную  систему.  Не угрожает ли нам опасность

Хиросимы двадцатого века?  Что нам сулит  встреча?  Подобные

вопросы станут уделом каждого из нас. Встреча может быть ис-

точником трагедии человечества,  но может стать и источником

нового  интеллектуального  взлета.  Мы должны быть готовы ко

всему.  Но я верю в разум, в гармонию Вселенной. Там, на Ло-

рии,  наши друзья, иначе они не дали бы нам своего адреса. Я

верю,  встреча эта принесет нам новую радость познания, рас-

ширит горизонты науки.

   - Председатель,  вы человек номер три на  Планете.  Какие

личные цели вы преследуете, стремясь быстрее установить кон-

такт с инопланетной цивилизацией?  - спросил все тот же нас-

мешливый голос.

   - Такие же,  какие и вы. Позвольте вас спросить, почему я

человек номер три?  Председатель Звездного Совета - выборный

представитель ученых.  Сегодня эту обязанность возложили  на

меня,  а  завтра  ее будет выполнять другой.  И свое место я

охотно могу уступить любому,  даже вам. Любопытно бы узнать,

кто  же числится по вашей классификации человеком номер один

и номер два?

   - Первое  лицо  Планеты - Председатель Верховного Совета,

второе лицо Планеты - Председатель Совета Солнца.

   - Благодарю за разъяснение. - Козырев усмехнулся. - Поче-

му-то в вашей классификации чувствуется  запах  плесени.  Вы

этого не замечаете?

   - Мы просто высказываем вам наше уважение,  - сказал  ко-

кетливый женский голос.  - Скажите,  Председатель,  Звездный

Совет намеревается послать экспедицию на Лорию? И будет ли в

ней представлена пресса?

   - Странно,  что представители  прессы  забыли  о  решении

Звездного Совета послать экспедицию на Лорию.  Странно забы-

вать о том,  что утвержден командор звездолета  -  космонавт

Игнат Лунь. А будет ли представлена пресса? - Козырев развел

руками. - Если Совет решит, что Лория не обойдется без прес-

сы, - вам придется бросить жребий.

   - Что известно Звездному Совету о судьбе Тарханова?

   - То же самое, что и вам.

   - Не ожидает ли вторую экспедицию участь Тарханова?

   Спрашивающий, худощавый,  энергичный француз, был коррес-

пондентом газетного агентства "Марс".

   - В космосе возможны всякие неожиданности, но современные

инженерные средства защиты корабля настолько совершенны, что

космонавтам гарантирована полнейшая безопасность.  Мы строим

очень надежные корабли. Суперзвездолеты. Если среди вас есть

желающие побывать на Солнце, я им обещаю это устроить.

   - Быть может,  вы и Солнце можете придвинуть к  Земле?  -

раздался чей-то иронический голос.

   - Могу.  Но зачем?  Мы и так порой изнываем  от  жары,  -

улыбнувшись, ответил ученый. - Едва ли нам станет прохладно,

если мы приблизим орбиту Земли хотя бы на один метр к  Солн-

цу.

   Ответ Козырева вызвал смех.

   - Насчет путешествия на Солнце серьезно? Если серьезно, я

готов принять ультрафиолетовые ванны на самом Солнце, - ска-

зал добродушно молодой парень, корреспондент телерадиокомпа-

нии "Панорама планеты".

   - Серьезнее  нельзя.  -  Козырев согнал улыбку с лица.  -

Звездолеты, прежде чем отправиться в центр Галактики, совер-

шат испытательный полет.  В его программе - заход на поверх-

ностные слои Солнца.

   - Вы говорите об этом так,  словно речь идет о переходе с

одной улицы на другую.

   - Верно.  То, что не мог представить и вообразить человек

двадцатого,  двадцать первого и даже двадцать второго веков,

в наши дни стало обычным явлением. Мы сейчас ничему не удив-

ляемся.  Мы просто не успеваем удивляться - так велик экспо-

ненциализм науки.  Заход на Солнце, полет в центр Галактики,

переделка Юпитера и многое другое  -  практические  проблемы

сегодняшнего  дня.  Если  же вас интересуют чисто инженерные

вопросы, то, пожалуйста, я постараюсь удовлетворить ваше лю-

бопытство.

   - Нет,  сейчас инженерные проблемы мало интересуют нас, -

решительным тоном сказала Саиди Кахар. Она редактировала ли-

тературный еженедельник, который читали почти в каждой семье

и который влиял на общественное мнение всей Планеты.

   Козырев был удивлен ее присутствием здесь и  с  интересом

ждал, что она скажет дальше. Муж Саиди Кахар, один из замес-

тителей Председателя  Верховного  Совета  Планеты,  считался

крупнейшим современным экономистом.

   - Я хотела бы спросить вас,  Председатель,  -  продолжала

она,  -  знаете ли вы,  с какими целями посланы эти шары,  и

действуете ли вы соответственным образом?  Иначе говоря, го-

товитесь ли к отражению атаки врага?

   По мнению Козырева, такой вопрос мог бы принадлежать ско-

рее  политическому деятелю,  чем журналистке.  Его следовало

задавать не здесь,  а на сессии Верховного Совета Планеты, и

то только в том случае, если бы существовала реальная угроза

нападения на Землю.

   - Служба  безопасности Планеты - прерогатива Председателя

Верховного Совета Планеты,  - сказал Козырев. - Я думаю, она

в надежных руках. Далее, мне кажется, у нас нет никаких при-

чин для волнения.  Обычно враг,  который готовится к нападе-

нию, заранее не извещает об атаке. Скорее всего, лориане да-

ли свой адрес нам в тяжелые для них минуты.

   - Можете ли вы утверждать, что встреча с инопланетной ци-

вилизацией не несет землянам беды?

   - Я, кажется, ответил на этот вопрос. Повторяю: не несет.

   - Не думаете ли вы,  что землянам надо заниматься  своими

земными делами, переделкой Солнечной системы, например?

   - Одно другому не мешает.

   - Мы, кажется, отвлекаемся от предмета беседы, - вмешался

корреспондент "Известий".  - Я хотел бы знать,  почему  шары

оказались в разных местах?

   - Очевидно, когда-то, а когда - неизвестно, все шесть ша-

ров одновременно были посланы на Землю.  Но один из них ока-

зался на Марсе.  Как это могло случиться? При программирова-

нии - я употребляю вполне земной термин - лориане,  быть мо-

жет, допустили ошибку, и один шар отделился от других, тогда

как  остальные пять шаров блуждали в космосе в поисках зате-

рявшегося "товарища" и поэтому только в этом году прибыли на

Землю.  Я  высказываю только свои предположения.  Дальнейшие

исследования покажут, прав я или нет. Могло случиться и дру-

гое.  Например,  какая-нибудь трагедия на Лории в момент за-

пуска шаров. Многое прояснится, когда мы узнаем принцип уст-

ройства шаров. До сих пор нам это не удалось. Отсюда вытека-

ет, что на Лории существует высокоорганизованная техническая

цивилизация, быть может, иная, чем на Земле.

   - Удалось ли расшифровать  непонятные  сигналы,  принятые

службами Комитета галактической связи?

   - Пока нет,  - сказал Козырев, не давая Мадии возможности

взять  слово.  - Но Комитет галактической связи сообщит нам,

когда завершит эту работу.

   - А  не  может  ли  ответить на этот вопрос инженер Мадия

Тарханова?

   - Мадия Тарханова?  - повернулся к ней Козырев. Мадия до-

гадалась,  что академик хотел бы вообще  обойти  разговор  о

сигнале-песенке, но решила сказать правду.

   - Сигналы расшифрованы в Музее старой техники на магнито-

фоне двадцатого века,  - оказала она. - Они оказались купле-

том песенки времен Гагарина:  "На пыльных тропинках  далеких

планет останутся наши следы..."

   Журналисты оживились. Это было интересно.

   - И вы считаете, что песенка пришла из космоса?

   - Да,  считаю. Сигналы сейчас изучаются в Институте мате-

матической лингвистики.  Получим ответ - сообщим вам. Единс-

твенно,  о чем хочу попросить вас,  - не считайте это  курь-

езом,  нелепицей, сказкой. Здесь кроется какая-то загадка, и

наука разрешит ее.

 

   Козырев отложил в сторону книгу Эллиота, вздохнул.

   "С Эллиотом придется воевать.  И не только с ним.  У него

есть могучие заступники".

   Он углубился в проект создания атмосферы на Луне. Рабочий

день расписан по минутам.

   Вошел Рауль Сантос.

   - Добрый день,  Председатель,  - вежливо поздоровался он,

без  приглашения усаживаясь в кресло слева от стола академи-

ка.

   - Что нового на Марсе? - спросил Козырев

   - Теперь Марс - вполне приличная планета,  - Сантос осто-

рожным движением поправил тонкий металлический обруч,  опоя-

сывавший его высокий смуглый лоб.  Это было  его  знаменитое

устройство,  помогавшее ему видеть.  - Обсерватория стоит на

берегу Российского моря. Великолепное здание.

   - Российское море больше Черного?

   - Больше. Совет Солнца делает успехи.

   - Управляемая термоядерная реакция на природном азоте,  -

задумчиво сказал Козырев. - Далеко шагнул академик Соболев.

   Козырев вспомнил  свой  давний  полет  на Марс в качестве

второго пилота планетарного лайнера.  Под кораблем простира-

лись пустыни - красные,  оранжевые, желтые бескрайние равни-

ны, лишенные признаков жизни. Козырев управлял кораблем. Че-

рез  перископ  кругового  обзора он отрегулировал быстроту и

направление спуска. Наконец лайнер коснулся поверхности Мар-

са.

   Шестнадцать человек первой марсианской экспедиции долго в

молчании   рассматривали  незнакомый,  безжизненный  пейзаж.

Красная, цвета битого кирпича, равнина убегала вдаль, к фио-

летовому  горизонту,  к желтому шарику Фобоса.  Над равниной

висело сиреневое небо.  И была тишина - тяжелая и  неуютная.

Веками человечество мечтало об этой минуте. Никто не решался

нарушить торжественность момента.

   Космический лайнер  прочно стоял на опорах,  задрав нос в

небо.  Козырев положил руку на холодный металл корабля.  "Да

это же Земля",  - подумал он,  сразу успокаиваясь. И куда бы

потом судьба ни забрасывала его,  он всегда, ступив на чужую

планету, касался рукой ракеты: это успокаивало.

   Почувствовать бы еще раз Землю там,  в черной бездне кос-

моса. Козырев глубоко вздохнул.

   - Не надо,  мой друг,  - мягко сказал Сантос. - Я понимаю

тебя.  Звездолет для тебя был,  ну,  как бы это точнее выра-

зиться,  не просто кусочком Земли, а самой жизнью, невестой,

женой, смертью. Ты был счастлив, как может быть счастлив ре-

бенок,  впервые поднявшийся на ноги и сделавший свои  первые

три шага в жизни. Но есть и другое счастье - научить ребенка

ходить по Земле.

   Умный, мудрый Сантос! Козырев улыбнулся. Разумом он пони-

мал собеседника, а сердцем...

   - Мне  бы кусок Земли в космосе,  и я буду счастлив.  Моя

любовь - вся наша планета.  Моя семья - все человечество. Ты

качаешь головой?  Думаешь,  риторика? Нет, Рауль. Именно так

воспринимается жизнь Земли там,  среди звезд.  Я рожден  ле-

тать,  а  не спорить с Чарлзом Эллиотом.  В молодости была у

меня девушка...

   - Не надо, Борис. - Сантос поднял руку, белую, нервную, с

длинными пальцами музыканта.  - Она не дождалась.  Но винить

ее? Время и пространство пока нам не подвластны.

   - Если бы удалось подчинить их! - вырвалось у Козырева. -

Спрессовать пространство,  отделяющее нас от туманности Анд-

ромеды. Спрессовать так, чтобы можно было пощупать руками.

   - Фантастично  даже в наш экспоненциальный век.  - Сантос

всем корпусом повернулся к Козыреву.  Глаза у него были  си-

ние. Казалось, что на тебя смотрит само бездонное небо.

   - Опасно глядеть в твои глаза,  Рауль. Впечатление такое,

будто летишь в бездну и зацепиться негде.

   Сантос добродушно засмеялся:

   - Глаза ученого,  Борис. Они видят не только твое сердце,

но даже твои переживания.  Но тебе ли бояться моего взгляда?

Твои глаза мерцают,  как звезды.  Ты живешь с опережением на

сто лет.  Ты хочешь преодолеть время и пространство.  Даже в

наше  время пространство - понятие чисто философское,  но не

физическое.  Мы сегодня можем подержать в руках  нейтрон.  А

можешь ли ты дать мне в руки пространство или время, чтобы я

мог их прощупать пальцами?

   Козырев рассмеялся:

   - Дорогой мой Рауль,  если бы послушал нас сейчас кто-ни-

будь посторонний, подумал бы: вот сумасшедшие.

   - Да?  Если земляне нас не поймут, тогда мы действительно

сумасшедшие.

   - Земляне бывают разные.  Эллиот тоже землянин,  но кроме

Земли, он ничего не хочет видеть.

   - Как всегда в  разговоре,  ты  не  поспеваешь  за  своей

мыслью.  Миллионы  звезд  свершают свой путь в беспредельном

небе твоей мысли, а ты рассказываешь только об одной звезде.

Плохо.  Преимущество  таких популяризаторов,  как Эллиот,  в

том,  что они всегда говорят об одной звезде.  Они просто не

способны мысленно обнять Вселенную.

   - Ограниченность ума?

   - Скорее своеобразие ума.  Ум, который поднимает противо-

речия общества в поднебесье и говорит:  вот куда  нас  хотят

вести!  Зачем нам этот путь в неведомое? Давайте дышать воз-

духом, глотать солнце, жить под нашим земным синим небом.

   - Довольно однообразно. Дальше?

   - Жить под солнцем.

   - Несколько ярче. Потом?

   - Еще раз жить под солнцем. Ты разве против этого? Я счи-

таю,  нам нужны разные умы, в том числе и такие, как Эллиот.

- Сантос удобнее устроился в кресле,  словно готовясь к дол-

гому разговору.  - Ты знаешь,  что Соболев против полетов за

пределы Системы?

   - Да,  конечно. Именно он написал предисловие к книге Эл-

лиота.  Я перестаю его понимать, - с горечью сказал Козырев.

-  Неужели  в нем угасло это неукротимое стремление к совер-

шенству, архитектурной стройности мысли, классической закон-

ченности теорий?  Ведь он всю жизнь мечтал о единой системе,

на основе которой можно было  бы  развивать  всю  физическую

картину Вселенной. В каждом новом шаге астрофизики, который,

казалось,  следовал из предыдущего,  он отыскивал противоре-

чия,  и  эти  противоречия становились импульсом,  толкавшим

астрофизику вперед. На каждом новом этапе Соболев бросая вы-

зов науке,  и не будь этих вызовов, развитие астрофизики на-

долго затормозилось бы. Я его считал вторым Тархановым.

   Сантос покачал головой, поправил осторожно:

   - Они разные - Тарханов и Соболев.  Я бы сказал так: Тар-

ханов обладал наивысшей музыкальностью мысли.  Талант у него

был многогранный,  острый,  с гениальной интуицией  научного

предвидения.  Соболев...  Что ж, он, очевидно, достиг своего

потолка и свой потолок считает пределом для всех.

   - Это страшно, Рауль.

   - Скорее печально. Полеты за пределы Системы - неизбежный

исторический процесс. Очень жаль, что Соболев стал противни-

ком неизбежного...

   - Расскажи, Рауль, о твоей обсерватории на Марсе.

   - Она оборудована новейшей аппаратурой. Коллектив превос-

ходный.  А эмульсионная камера даже для нашего времени чудо.

Через полгода, я думаю, состоится первый сеанс передачи мыс-

ли на расстояние... Какой вопрос обсуждается на осенней сес-

сии Звездного Совета?

   - Утверждение планов звездных экспедиций на ближайшие го-

ды. Кстати, а твои ближайшие планы?

   - Лечу в Гавану. Соскучился по детям. - Сантос застенчиво

улыбнулся. - И по своему Институту телепатии. Очень хотел бы

взглянуть на знаменитые белые шары, но - время...

 

   Шары в специальных оправах  лежали  на  столе.  Очередной

эксперимент  только  что кончился.  Временами Козыреву каза-

лось, что он стоит у цели. Вот так студеная вода как бы жур-

чит у самых ног, но стоит наклониться, как она исчезает...

   Лаборанты давно разошлись.  В институте тихо. Козырев по-

дошел к окну и забарабанил пальцами по подоконнику.  На душе

было неспокойно.  Надо продолжать опыты.  Он  включил  экран

фиксатора,  вновь  и  вновь изучая результаты экспериментов.

Все правильно. Нигде ни одной ошибки. В каком же направлении

вести дальнейшие поиски?

   Из открытых окон тянуло запахом реки.  Надо бы дать  себе

отдых...  Козырев  вздохнул и взял со стола пакет с тезисами

доклада Председателя Совета Солнца на очередной сессии  Вер-

ховного Совета Планеты.  Соболев решил вынести на рассмотре-

ние Верховного Совета вопрос о прекращении полетов за преде-

лы Солнечной системы...

   Совет Солнца,  которым  руководил  Соболев последнюю чет-

верть века,  уже давно был крупнейшим научным  и  инженерным

центром по освоению планет Солнечной системы.  Размах работы

был гигантский, и Соболев, безусловно, со знанием дела руко-

водил этой работой. Козырев уважал выдающегося ученого, хотя

некоторые черты характера Соболева вызывали у  него  антипа-

тию.  Прежде всего ему претила его излишняя самоуверенность.

Последние годы она  стала  проявляться  особенно  отчетливо.

Быть может,  этому способствовало долгое пребывание Соболева

на посту Председателя Совета Солнца?  Козырев стал  замечать

за собой, что он порой избегает Соболева.

   Голос из репродуктора прервал размышления Козырева:

   - Служба здоровья предлагает вам,  Председатель, покинуть

рабочий кабинет.

   Служба здоровья  строго  следила  за режимом рабочего дня

ученых.  Время для дополнительных экспериментов  отпускалось

лишь со специального разрешения,  и,  как правило, врачи шли

на это весьма неохотно. К ученому, который чаще других поль-

зовался  сверхнормативным  временем,  приходила  комиссия из

специалистов, изучала организацию труда, а затем либо умень-

шала объем его рабогы, либо выделяла в помощь ученому допол-

нительную аппаратуру.

   Козырев взял  хоккейную клюшку.  Хоккеем с мячом он увле-

кался с детства. В Институте космонавтики был бессменным ка-

питаном  команды,  а на последних двух курсах уже выступал в

сборной России, считаясь одним из лучших бомбардиров. Полеты

в  космос надолго оторвали его от хоккея.  Только после того

как врачи сказали, что летать нельзя, он вернулся к любимому

виду спорта.

   Домой Козырев вернулся уже в девятом часу.  Усталый,  до-

вольный,  помолодевший,  он быстро переменил костюм.  К нему

вошла Мадия.

   - Постой,  - он внимательно посмотрел на девушку. - Что с

тобой? Почему такой пониженный тонус? Влюбилась?

   - Возможно.

   - Хорошо. В Эллиота?

   - Едва ли,  академик,  - улыбнулась Мадия,  направляясь к

себе,

   Козырев засмеялся  ей вслед.  "Определенно влюбилась",  -

подумал он.

   Через полчаса они сидели за столом.

   - Дядя, - первой начала Мадия, - у меня есть мечта...

   - Естественно,  - кивнул головой Козырев. - Конечно, речь

идет о расшифровке твоей славной песенки?

   - Вы не шутите,  - остановила его Мадия.  - Я хочу отпра-

виться на свидание с человеком из "Шара Тарханова".  Думает-

ся, моя заявка будет учтена вами?

   - Ка-ак? - изумился Козырев, но тут же перешел на прежний

шутливый тон:  - Председатель Звездного Совета считает,  что

инженер галактической связи Мадия Тарханова пытается исполь-

зовать  родственные отношения в своих личных интересах.  - И

вдруг спросил:  - А как на это посмотрит Эллиот?  Он  строго

держит курс по ветру...

   - Пусть он держит тот курс,  который ему нравится, - воз-

разила Мадия. - У каждого должен быть свой курс в жизни. По-

чему вы заговорили об Эллиоте?

   - Не знаю,  - откровенно признался Козырев. - Может быть,

потому, что видел вашу дружбу. Так вот, идеи Эллиота получи-

ли развитие в тезисах доклада Совета Солнца.  Академик Собо-

лев предлагает прекратить полеты за пределы Солнечной систе-

мы.

   - И правильно предлагает,  - запальчиво продолжала Мадия.

- Если бы Тарханов не улетел на Лорию,  тогда его любимая не

страдала бы всю жизнь.

   Козырев с  удивлением  посмотрел на племянницу.  Такой он

видел ее впервые...  Кажется,  зря он шутил о том,  что  она

влюбилась.  Это  совершенно очевидно.  И уж если она сгоряча

выпалила,  что Соболев прав, значит, ее избранник не Эллиот,

а  космонавт,  уже утвержденный Звездным Советом на полеты к

иным звездным системам. Уж не Лунь ли?

   И еще  Козырев  отметил очевидную противоречивость Мадии.

Она как будто бы возражает против полетов за пределы Солнеч-

ной  системы  и в то же время говорит о своей мечте побывать

на Лории. Видимо, и в ней тоже зреет протест против правила,

некогда  установленного Верховным Советом Планеты:  готовить

для выхода за пределы  Солнечной  системы  только  космонав-

тов-мужчин.

   Пришла пора перечеркнуть это правило... Но он не стал го-

ворить  Мадии  обо  всем этом.  Он заговорил о своей мечте -

опять побывать в космосе:

   - Если сегодня врачи скажут:  можешь летать, я сегодня же

отправлюсь в центр Галактики. Смотри!

   Козырев нажал кнопку на подлокотнике кресла, и на потолке

раскрылся занавес.  Свет в комнате погас. С потолка смотрело

черное звездное небо. Стотысячекратные В-телескопы приблизи-

ли звезды настолько,  что,  казалось, их можно взять в руки.

Звезд было много.  "Небесный сад", - подумала Мадия. Над го-

ловой,  казалось, действительно был августовский сад со спе-

лыми наливными яблоками. Правда, в настоящем саду свет золо-

тистый, теплый, а здесь - холодный, негреющий.

   - Вот все,  что осталось мне,  - как бы издалека услышала

Мадия голос Козырева. - В жизни, оказывается, можно быть ли-

бо зрителем,  либо действующим лицом. Я, например, сегодня -

почти только зритель...

   - Это неправда, - запротестовала Мадия. - Вы всегда чело-

век действия.  Кстати,  а разве нельзя быть  одновременно  и

действующим лицом, и зрителем?

   - Исключается.  Люди,  которые пытаются совместить  то  и

другое, не достигают совершенства. Зритель - лицо пассивное.

   - В этой мысли есть какая-то парадоксальность, - заметила

Мадия. - А парадоксы...

   - Стоп,  Мадия!  - внезапно оборвал ее на полуслове Козы-

рев. - Это же гениально!

   - Что гениально?

   - Парадокс.  Как я мог забыть об этом?  - пробормотал он,

придвинув к себе видеофон.  - Дежурный Института света?  Я -

индекс 271а. Переключите информатор на мою квартиру.

   Вспыхнул маленький экран,  и Козырев опять  погрузился  в

цифры.  Это чтение ужаснуло его: как он мог забыть, что шары

- инопланетного происхождения? В основе алгоритма исследова-

ний  лежал  незыблемый  постулат  Эйнштейна - скорость света

постоянна.  А если не постоянна?  Козырев чуть ли не ущипнул

себя - до того дикой показалась эта мысль.

   Давно ушла Мадия,  сразу поняв,  что Козырев одержим  ка-

кой-то  новой  идеей и отвлекать его нельзя,  а он продолжал

размышлять перед освещенным экраном. Вселенная вполне объяс-

нялась специальной и общей теорией относительности.  Человек

потому так спешно и так далеко проник в космос, что в совер-

шенстве  знал  ее и пользовался ею в своей практической дея-

тельности.  В других мирах могут  быть  другие,  неизвестные

землянам, законы и теории.

   Академик Тарханов когда-то в кругу друзей полушутя, полу-

серьезно  сказал,  что за световым барьером начинается анти-

мир,  что в этом антимире есть антиземля, антимедведи, анти-

тархановы. Парадокс? Конечно. Но разве психологические корни

и психологический эффект теории относительности не связаны с

непреложной демонстрацией парадоксальности бытия?

   Потом он не раз  возвращался  к  этой  мысли.  Нерешенная

проблема  антимира  -  наследство Тарханова.  Это наследство

волнует ученых,  оно до сих пор еще не потеряло своей психо-

логической  окраски.  В  одной из своих книг о научных идеях

Тарханов писал не столько о тех проблемах,  которые получили

экспериментальную проверку, сколько о тех идеях и проблемах,

которые остались в наследство от ученых старших поколений. И

идеи,  в свое время не подтвержденные экспериментом, опытом,

выводом,  больше всего волновали Тарханова. Они увлекали его

своим драматизмом и устремленностью в будущее.

   Козырев чертил на листе бумаги спирали.  Принцип развития

по спирали - принцип диалектического материализма.  Когда-то

Тарханов говорил,  что он по спирали разгадает любую загадку

природы.

   "Что ж,  попробуем пойти по спирали,  - думал Козырев.  -

Быть может, на каком-то завитке и раскроется тайна шаров".

   Козырев прилетел в Звездный Совет в  девять  часов  утра.

Прежде  чем собрать председателей комитетов,  он решил пови-

даться с Раулем Сантосом и,  не заходя к себе,  направился в

Комитет галактической связи.

   - Мне сообщили, что осенняя сессия откладывается, - сразу

же после приветствия начал Сантос.  - Академик Соболев,  ка-

жется, собирается проглотить Вселенную.

   - Я не понимаю его.  - Козырев опустился в кресло.  - То,

что предлагает Совет Солнца,  или, вернее, академик Соболев,

противоречит всей нашей философии. Конечно, заманчиво сосре-

доточить людские и материальные ресурсы на переделке  планет

Солнечной  системы.  Но  мне  кажется,  это должно быть все-

го-навсего текущей  повседневной  работой  человечества.  Но

ведь нам следует думать и об отдаленном будущем!..

   - Не вините Соболева, - остановил его Сантос. - Ничего он

не затевал.

   - Но тезисы Совета Солнца принадлежат ему!

   - Это так. Но доклад - следствие, а причины его появления

куда сложнее.  Вы не замечали,  какие изменения происходят в

нашем обществе за последнее время?

   - Я, дорогой Сантос, не социолог, а всего-навсего звездо-

летчик и астрофизик.

   - Да,  конечно.  Но каждый звездолетчик в какой-то мере и

философ. Как по-вашему, кто такой Чарлз Эллиот?

   Козырев был озадачен вопросом.

   - Почему вы вспомнили именно о нем?

   - Все дело в том,  что Эллиот  мне  кажется  самым  ярким

представителем  определенной  части нашего общества.  Они не

хотят движения,  их вполне  устраивает  современный  уровень

жизни.  Зачем  им  Вселенная,  когда  на Земле почти райская

жизнь. И такую же райскую жизнь можно устроить на Марсе, Ве-

нере...

   - Вы считаете, что эллиоты могут остановить колесо жизни?

   - Колесо истории никто не остановит,  конечно, но притор-

мозить его на время можно, и в сторону свернуть можно, что и

пытается  сделать Эллиот  с  помощью академика Соболева.  На

карту поставлено очень многое, и проблема выходит за пределы

нормального спора. Она затрагивает многие области нашей жиз-

ни, включая и этические.

   - Ты хочешь сказать, что нам следует повести широкий нас-

тупательный разговор?

   - Безусловно.

   Они помолчали.

   - У  меня есть такая мысль - вынести проблему на обсужде-

ние народов, - сказал Козырев.

   - Это так, - подтвердил Сантос. - Всенародный форум необ-

ходим.

   - Обратимся  к  социологам,  -  продолжал  развивать свою

мысль Козырев.  - Они лучше нас знают показания  социального

барометра. И философов следует послушать.

   - Кое-какой материал может дать Нью-Йоркский институт об-

щественного мнения.  - Сантос засмеялся. - Кстати, профессор

Эллиот последнюю свою книгу целиком и полностью составил  по

материалам этого  института.  Наступает  по  всем правилам и

весьма искусно. И здесь не очень завидную роль играет акаде-

мик Соболев.  Я согласен с вами,  в последние годы он как бы

любуется своими деяниями. А самовлюбленность - щель, в кото-

рую эллиоты не замедлят вбить клин.  Эллиоты,  как известно,

не пришельцы из чужих миров. Они выросли в нашей среде. Если

хотите знать,  они - теневая сторона медали, которая называ-

ется материальным изобилием.  Наше общество обеспечивает че-

ловека всем необходимым - пищей,  одеждой,  духовной культу-

рой. От человека требуется одно - творить, творить и еще раз

творить. Я высказываю общеизвестные истины, но именно в силу

этого моральное величие общества в целом и каждого  человека

в отдельности приобретает в наше время исключительное значе-

ние. Я бы хотел встретиться с Соболевым.

   - Это нетрудно,  - сказал Козырев.  - А сегодня Звездному

Совету предстоит обсудить тезисы доклада Соболева.

 

   Вечер был  удивительно  звонкий.  После  слякоти и дождя,

настолько частого и мелкого,  будто  каждая  частица  самого

воздуха  превратилась  в водяную каплю,  легкий мороз тонким

налетом сковал лужи и основательно высушил воздух.

   Игнат Лунь шел по аллее, обсаженной по обеим сторонам мо-

лодыми березками.  Во всем его теле была приятная опустошен-

ность. Почти два Месяца он не выходил из мастерской. Сколько

глины перепорчено за это время?  Теперь все  позади.  Завтра

горельеф "Встреча" отвезут на осеннюю художественную выстав-

ку, и скульптура перестанет принадлежать ему. Она поступит в

распоряжение  зрителя.  Зритель  будет любить или ненавидеть

ее.  Но это не волновало Луня. Он должен был "выговориться",

и это ему,  кажется, удалось. Вот почему сегодня он чувство-

вал себя словно заново рожденным.

   Гостиница была в двух шагах от мастерской,  где так долго

дневал и ночевал Лунь. В эти дни он почти не вспоминал о Ша-

гине, который работал над новой конструкцией кибернетической

машины.

   В гостинице Шагина не оказалось.  Он обратился в адресный

стол.  Кибер ответил, что Шагин Александр Петрович проживает

в поселке Олимпийского конного завода Малахово-на-Дону.  Не-

хотя поужинав, Лунь вызвал Ирму Соболеву.

   - Немедленно ко мне,  - настойчиво потребовала она.  -  С

тобой хочет поговорить отец.

   Лунь насторожился.  Для чего он понадобился  Председателю

Совета Солнца? Наверное, речь пойдет о его полете к Лории?

   Он поехал к Соболевым без особой охоты,  несколько озада-

ченный неожиданным приглашением.

   - Пойдем. Папа ждет, - встретила его Ирма.

   Они поднялись  на второй этаж.  Ирма оставила его одного.

Дверь бесшумно открылась. Лунь очутился в просторном кабине-

те. Напротив дверей висела объемная схема Солнечной системы.

За нею - широкий письменный  стол,  за  которым  в  глубоком

кресле сидел академик Соболев. Он поднялся при появлении Лу-

ня.  Это был высокий худощавый человек  с  черными,  коротко

стриженными волосами и тяжелым,  энергичным, насмешливым ли-

цом, дышавшим, на первый взгляд, могучей жизненной силой. Он

молча показал Луню на кресло.

   Беседа между ними завязывалась трудно,  - обе стороны как

бы  изучали друг друга.  Игнат Лунь никогда не знал за собой

робости или застенчивости;  не испытывал он смущения и перед

этим  могучим стариком.  Может быть,  это спокойствие Игната

импонировало профессору.  Вопросы, которые он задавал космо-

навту,  как бы проверяя свои мысли, становились мягче. Книга

Эллиота?  Соболев не только читал ее,  но и  консультировал.

Великолепная книга. А мнение молодого коллеги? Плохая книга?

Человек вышел во Вселенную не для того,  чтобы замкнуться  в

Солнечной системе?

   По мере того как говорил Лунь,  лицо  Соболева  принимало

все  более  ироническое выражение.  Не собирается ли молодой

звездолетчик  переквалифицироваться  в  философа?  Нет?  Это

очень приятно.  Быть может,  молодой коллега точнее ответит,

зачем человек вышел во Вселенную?  Познать и переделать  ее.

Разумно,  очень  разумно.  А с чего следует начать переделку

Вселенной?  Он, более старший по возрасту, считает, что сле-

дует начать с Солнечной системы.  Разве молодой коллега про-

тив этого? Нет? Очень приятно, что взгляды землян двух поко-

лений сходятся. Старшее поколение считает, что лучше занять-

ся практической работой по переделке Вселенной, чем гоняться

за призрачной,  несуществующей инопланетной цивилизацией. Не

пора ли вплотную заняться осуществлением  идей  Тарханова  о

диффузных цивилизациях?

   Соболев широкими мазками крупного ученого рисовал будущее

Солнечной системы и ближайших к Солнцу звезд. Он говорил как

инженер, который видит свой проект в деталях. А детали плот-

но пригонялись одна к другой, и каждая сверкала всеми своими

гранями.

   - Нам  нужны не просто талантливые люди,  - говорил Собо-

лев.  - Нам нужны великие организаторы. И чем больше великих

организаторов,  тем  быстрее  мы  достигнем цели.  - Соболев

вздохнул и опустил голову на грудь.  - К сожалению,  великие

организаторы  часто стремятся за пределы Солнечной системы и

часто остаются там...

   - Председатель, вы хотите сказать...

   - Да, да, - перебил Луня Соболев. - Вы меня правильно по-

няли.  Я предлагаю вам должность начальника комплексной экс-

педиции на Юпитер.  Когда-то очень давно,  в далекие молодые

годы, я мечтал о преобразовании этой гигантской планеты. Там

многое сделано.  Физикой Юпитера,  например, занимался такой

выдающийся ученый,  как Антони Итон - один из спутников Рит-

мина Тарханова.  Юпитер посетили десятки экспедиций.  Теперь

создана подлинно научная основа для переделки Юпитера, - моя

мечта получила как бы реальный фундамент. Свою мечту я отдаю

вам. Вы молоды, талантливы, у вас опыт, и я верю, вы покори-

те Юпитер.

   Предложение было настолько неожиданным, что Лунь не, сра-

зу нашелся, что ответить. Оно было заманчиво до головокруже-

ния.

   - Ваша мечта прекрасна,  Председатель. Но... не надо свою

мечту дарить другому.

   - Я стар, звездолетчик.

   - А как же с моей мечтой? Кому же я ее подарю? - невольно

вырвалось у Луня,  и он покраснел под  ироническим  взглядом

Соболева.  Лунь понял этот взгляд.  - Очевидно, Председатель

считает, что у меня нет мечты?

   - Почему  же?  -  усмехнулся Соболев.  - Я даже наверняка

знаю, о чем вы мечтаете. Это все та же старая мечта о встре-

че с инопланетной цивилизацией. Разве не так?

   Лунь кивнул головой.

   - Бредни, молодой человек. - Старик даже не дал себе тру-

да выслушать Луня. - Мы больше не можем позволить, чтобы вы-

дающиеся  люди Земли продолжали гоняться за призраками иноп-

ланетных цивилизаций.  Слишком многие из них не возвращаются

на родную планету,  - с горечью добавил Соболев. - Почему-то

кое-кто считает это  вполне  нормальным  явлением.  Академик

Тарханов  был  одним из выдающихся умов последних времен.  А

где он? Пропал без вести. Кто же в этом виноват? Прожектеры!

Звездолетчик Каштанов заявил журналистам перед стартом,  что

он летит в космос за невестой...

   Каштанов, однокашник Луня по институту,  невысокий, очень

изящный,  с открытым  обаятельным  мужественным  лицом,  был

большим шутником и заводилой многих веселых забав. И, конеч-

но же, про космическую невесту говорил он шутя, чтобы скрыть

свое волнение на старте.  Это ясно,  как дважды два. Неужели

академик Соболев не понял его шутки?  Лунь внимательно  пос-

мотрел  на  академика.  Тот  продолжал говорить.  Старческое

брюзжание и усталость чувствовались в его  голосе.  Лунь,  с

его душевным здоровьем, не понимал этой резкой смены настро-

ений, он только смутно чувствовал, что человеку, который си-

дит перед ним,  уже в тягость и собственные мечты, и обязан-

ности Председателя.  Но тут же Лунь должен  был  признаться,

что  он  совершенно не знает Соболева.  Тот легко поднялся с

кресла и заходил по кабинету. Походка была легкая, пружинис-

тая, как у хорошо тренированного спортсмена.

   - Не каждый так легко расстается со своей мечтой. - Собо-

лев остановился у модели Солнечной системы. Легкая тень про-

бежала по его лицу.  Он достал из стенного шкауа бутылку ви-

на.  - Вы извините,  но я разволновался... Давайте выпьем за

мою мечту, за мой Юпитер.

   Лунь взял  в  руки фужер с янтарным вином,  отпил глоток,

осторожно поставил фужер рядом с бутылкой и сказал:

   - Дерзновенна ваша мечта, Председатель. Но я должен поду-

мать, прежде чем осуществить мечту другого, даже пусть вели-

кого человека.  Для моих плеч Юпитер, пожалуй, слишком боль-

шая ноша.

   - Я не тороплю, звездолетчик. Как только закончатся испы-

тания лайнеров со звездолитовыми корпусами, мы сразу полетим

на Юпитер и на месте уточним план штурма этой планеты.

   "Он неохотно расстается со своей мечтой,  - отметил Лунь.

- А нужна ли она мне? Почему он не спросил меня об этом?"

   - А до этого,  - продолжал Соболев,  - я приглашаю вас на

солнечную регату. Мы с Ирмой летим на Олимпийскую планету.

   Спорт на Земле стал неотъемлемой частью быта.  Каждый ли-

цей,  каждый институт и университет, каждый микрогород имели

спортивные комплексы.  Спартакиада Планеты, которая проводи-

лась  раз  в  два года,  превращалась в грандиозный праздник

миллионов землян.  Олимпийские  игры  привлекали  выдающихся

спортсменов.  Их проводили на искусственной планете, постро-

енной на высоте трехсот пятидесяти  километров  над  Землей.

Олимпийская планета - одно из величайших сооружений эпохи. В

районе Олимпийской планеты проводилась и солнечная регата  -

гонки космических яхт.

   - К сожалению,  я плохой яхтсмен,  - сказал Лунь,  поднял

фужер и отпил глоток. - К сожалению, плохой...

   - Не может быть,  - удивился Соболев.  - Это не похоже на

звездолетчика. Чем же вы увлекаетесь?

   - Коньки и плавание.

   - Результаты?

   - Коньки - пятисотка тридцать пять и три десятых секунды.

   - О!  -  воскликнул Соболев.  - Это почти рекорд Планеты!

Лучшее мое достижение - сорок секунд. Моя стихия - солнечная

регата. Я по сей день в числе сильнейших космических яхтсме-

нов.  Нынче молодежь постарается оттеснить нас, стариков, на

задворки, но мы еще посмотрим. Сдаваться нам еще рано.

   Вошла Ирма с молодым человеком. Лунь сразу узнал Эллиота.

Молодой  ученый держал себя в кабинете Соболева как дома,  и

Лунь понял,  что отношения академика и Эллиота были налажены

давно и прочно.

   - Вино на ночь? - несколько наигранно удивилась Ирма.

   - Возьмите фужеры,  наливайте,  - благодушно сказал Собо-

лев. - Когда-то старик Хемингуэй писал своему русскому пере-

водчику,  что  он скорее откажется от ужина,  чем от доброго

стакана вина на ночь.

   - Я, сэр, не пью.

   - Совсем?

   - Мне  сделали  в  детстве  противоалкогольную  прививку.

Кстати,  я сторонник всеобщей противоалкогольной прививки  в

детстве.  Это усилит этическую гравитацию землян. По послед-

ним подсчетам профессора Сато,  противоалкогольные  прививки

увеличивают производительность труда на пять процентов.

   - Чарлз, вы, кажется, несете несусветную чушь, - довольно

бесцеремонно  перебил  Соболев и опять взял в руки фужер.  -

Если мне вино доставляет радость,  удовольствие,  так почему

же я должен отказаться от него?

   Он говорил еще о чем-то, но Лунь не слушал академика, ду-

мая о том, что между Эллиотом и Ирмой много общего.

   Между тем Ирма,  склонившись над столом, увлеченно писала

какую-то формулу.

   - Не художники,  не музыканты, а мы, математики и физики,

формируем облик времени, - чеканя каждое слово, говорила она

Соболеву и, очевидно, уже не в первый раз.

   - Хватит, хватит, - добродушно откликался Соболев. - Мы с

Чарлзом еще поработаем. А ты проводи звездолетчика.

   Соболев слегка поклонился Луню.

   - Итак,  жду вашего согласия на мое предложение, - сказал

он.  -  Мы  сразу же оформим ваш перевод в Совет Солнца.  До

скорой встречи.

   Ирма привела Луня к себе.

   - Посиди, сейчас принесу кофе.

   На письменном столе были раскиданы бумаги, исписанные ма-

тематическими формулами. Он взглянул на один из листков. Ир-

ма решала какое-то непонятное ему уравнение.

   - Что,  интересно?  - с порога спросила она.  - Когда шли

дожди, я сидела у открытого окна и смотрела, как падают кап-

ли.  Первая,  вторая,  третья... И я все думала. куда упадет

очередная капля. Сюда или туда? И поняла, что капля непредс-

казуема.  Это миллион случайностей.  Понимаете, миллион слу-

чайностей.  Капля сюда, капля туда, капля ближе, капля даль-

ше...  Миллион случайностей. Из миллиона случайностей рожда-

ется закон...

   В ее словах угадывалось что-то значительное:  может быть,

Ирма  нащупывала  или уже отыскала какую-то закономерность в

миллионах случайностей?  Но ему не хотелось думать об  этом.

Хотелось остаться одному, чтобы поразмышлять над предложени-

ем Соболева.  Каковы бы ни были мотивы, побудившие академика

сделать  это  предложение,  оно  до глубины души взволновало

звездолетчика.

   В ближайшие   пятьдесят  -  шестьдесят  лет  человечеству

предстояло сделать то,  о чем совсем недавно писали только в

фантастических романах.  Лунь понимал,  что именно предлагал

ему академик,  потому что бывал на Юпитере.  Громадный  шар,

окруженный свитой из двенадцати спутников и совершающий обо-

рот вокруг Солнца примерно за двенадцать лет.  Триста восем-

надцать  Земель  понадобилось  бы,  чтобы слепить одну такую

планету. А густые облака водорода, метана и аммиака!

   Ракета, на которой летел Лунь,  погрузилась на семь тысяч

километров в толщу юпитеровой атмосферы.  Чем ниже она спус-

калась,  тем  плотнее  становилась водородная среда планеты.

Ему не удалось достичь дна водородного океана,  увидеть ядро

планеты,  взглянуть на него,  чтобы переделать его. Это было

потрясающе заманчиво.

   Утром он вылетел в Хабаровск.

   Планетолет летел над степью.  Лунь  откинулся  на  спинку

кресла, потом включил телеприемник. Из Лос-Анджелеса переда-

вали спортивные известия.  Казалось,  в кабину ворвался ура-

ган.  Сквозь шум слышались фамилии бегунов, перечень минут и

секунд.  Комментатор сообщал о выигранных долях секунды  так

торжественно, словно происходила встреча землян с инопланет-

ными существами.  Передача неожиданно прервалась.  В  кабине

наступила тишина.

   - Говорит Москва,  - торжественно сообщил диктор. - Пере-

даем Указ Верховного Совета Планеты о проведении всенародно-

го плебисцита...

   Лунь невольно выпрямился и приник к микрофону.

   - В Верховный Совет Планеты,  - продолжал диктор, - Совет

Солнца  обратился  с  ходатайством  о прекращении полетов за

пределы Солнечной системы. Совет Солнца считает, что все ма-

териальные  ресурсы Земли должны быть направлены на быстрей-

шее освоение планет Солнечной системы, чтобы со временем на-

чать  диффузию  к  ближайшим звездам.  Совет Солнца обращает

внимание землян на то,  что в  сверхдальних  полетах  гибнут

лучшие представители человечества.  Это очень дорогая плата,

земляне!

   Учитывая важность проблемы.  Верховный Совет Планеты ука-

зывает:  первое - назначить всепланетный  плебисцит  "Солнце

или Вселенная?" на последнее воскресенье две тысячи... года;

второе - объявить всенародную дискуссию "Солнце или  Вселен-

ная?" со дня опубликования настоящего указа; третье - утвер-

дить положение о всепланетном плебисците...

   Лунь выключил  аппарат и глубоко задумался.  Всепланетный

плебисцит при его жизни не проводился. Последнее всенародное

голосование состоялось сто сорок лет назад по вопросам наро-

донаселения.  Земля на плебисците проголосовала за неограни-

ченный  рост населения.  А что будет,  если в январе Планета

скажет:  Солнце - да,  Вселенная - нет? Тогда он, Лунь, зай-

мется  Юпитером  или станет космическим извозчиком на трассе

Земля-Марс. Но от этой шутки ему не стало весело.

   Ирма сидела перед объемным телеэкраном. Передавали репор-

таж из Дворца искусств.  Она слушала рассеянно, ибо не увле-

калась искусством. Она понимала его умом и, быть может, даже

лучше,  чем другие ценители. Но оно не волновало ее, и вклю-

чила она экран просто для того, чтобы скоротать время в ожи-

дании отца, который вот-вот должен вернуться домой. Конечно,

в  сопровождении Эллиота.  Что у него общего с астрофизиком,

она не могла понять. Тем не менее Эллиот вызывал у нее любо-

пытство.

   - Теперь перейдем к третьей скульптурной выставке, - про-

должал комментатор.

   То ли немного торжественный голос,  то ли  что-то  другое

заставило Ирму взглянуть на экран.

   - Речь пойдет о выставке,  носящей на себе  следы  совсем

иного таланта - таланта мужественного, полного мысли и силы,

направленного прежде всего к выражению сюжетов мощных,  зна-

чительных, в формах глубочайшей, неподражаемой реальности. Я

говорю про скульптуру звездолетчика Игната Луня.

   Почему Лунь  никогда  не  говорил  ей,  что он скульптор?

Скромность? Или другое? Ей казалось, что она знает и понима-

ет его,  что душа его - прочитанная книга. Оказывается, нет.

Какой-то уголок его сердца оставался для нее навсегда закры-

тым. Почему? Быть может, на это ответят его скульптуры?

   - Главная сторона таланта Игната Луня -  это  способность

воплотить  свою  мечту  в  образы  с поразительной верностью

правде.

   Ирма не заметила, как вошли отец и Эллиот. Они перегляну-

лись и молча остановились за спинкой широкого кресла,  в ко-

тором сидела Ирма.

   - Хочу обратить ваше внимание вот на эту работу скульпто-

ра,  -  комментатор повернулся и показал указкой на горельеф

во всю стену выставочного зала.  - Кяк видите, это большое и

необыкновенно самобытное произведение "Встреча", выполненное

из цветного глиномита,  заведенного на Землю с  Марса  Автор

поставил перед собою вадачу совершенно оригинальную.  Он ис-

ходил из той идеи, что скульптура может пользоваться новыми,

никем не опробованными эффектами освещения и что,  для этого

можно комбинировать освещение земное с освещением  неземным.

Сами судите, удалось ему это или нет...

   Горельеф представлял салон космического  корабля.  Сквозь

круглые иллюминаторы виднелась панорама чужой планеты:  пус-

тыня, освещенная голубым светом. Вдали - силуэты причудливых

сооружений.  В салоне - двенадцать авездолетчиков разных на-

циональностей,  возрастов и характеров. Они только что вско-

чили со своих мест,  к чему-то прислушиваясь,  и только один

остался сидеть в кресле.  Он - в белом парадном  космическом

костюме.  Голова наклонена чуть вперед.  Из-под высокого лба

глядят серые проницательные глаза.  Лицо спокойное,  немного

усталое. На его коленях - голубой прозрачный диск - послание

инопланетного мира.  Диск жил. Внутри его вспыхивали и гасли

огненные точки.  Видимо,  долго блуждали земляне по звездным

дорогам,  пока не встретились с разумными существами.  Самый

молодой член экипажа жадно смотрит в иллюминатор. По широко-

му трапу поднимаются  инопланетные  существа:  идет  высокий

старик с лицом,  на котором запечатлены поэзия тишины и гар-

мония Пустыни.  Позади сопровождающие - молодые,  узколицые,

похожие друг на друга, словно братья.

   - Не кажется ли вам,  - спрашивал комментатор,  - что  вы

присутствуете  при торжественном акте встречи представителей

двух цивилизаций? И как заманчива и значительна эта встреча!

   - Именно заманчива,  - сказал Соболев, усаживаясь рядом с

Ирмой. - Сегодня мы вылетаем на Олимпийскую планету.

   - Знаю, папа.

   - Чарлз, выключите, пожалуйста, экран, - сказал Соболев.

   - Я хочу досмотреть, - сдвинула брови Ирма.

   - Ну,  давайте досмотрим,  - согласился  Соболев.  -  Да,

кстати, не приходил твой знакомый звездолетчик?

   "И не придет. У него своя мечта. И он до конца дней будет

гнаться  за  ней",  - хотела сказать Ирма,  а сказала совсем

другое:

   - Нет, не приходил, папа.

   Она любила отца и не хотела огорчать его.

   - Странно.  Должен прийти. Только чудаки могут отказаться

от такого предложения.

   - Вы об авторе этой скульптуры? - спросил Эллиот.

   - Не понимаю вас?

   - Звездолетчик,  которому вы решили вручить судьбу Юпите-

ра,  и есть автор горельефа, - кивнул головой на экран Элли-

от. - Я немного знаю его. Поклонник Тарханова.

   - Вот как!  Такие люди должны работать у  нас,  в  Совете

Солнца.  После регаты я вызову его к себе.  Что он поклонник

Тарханова, это хорошо. Мы все в какой-то мере ученики Тарха-

нова. Освоение Марса...

   - Тут заслуги не столько Тарханова,  сколько ваши, акаде-

мик.

   Соболев нахмурился и посмотрел на Эллиота.

   - О чем вы?

   - О культе Тарханова,  - услышала снова Ирма слова Эллио-

та.  - Все,  что делается на Земле,  обязательно связывают с

именем Тарханова.  Он маячит повсюду,  цитировать его  стало

модой.  Он обладает ужасающим преимуществом. Он отсутствует.

Он стоит перед вами,  передо мной, перед ней грандиозным мо-

нументом мысли.  Он не ошибается, потому что ничего не гово-

рит. Но так ли уж безупречны его идеи? Кто, как не Тарханов,

разработал  математическую  теорию  множественности разумных

миров, которую изучают во всех лицеях Планеты? Сейчас, когда

на всепланетное обсуждение вынесено "Солнце или Вселенная?",

мой долг землянина доказать ошибочность теории Тарханова.

   Соболев усмехнулся, но промолчал.

   На экране комментатор останавливался у других работ осен-

ней  художественной выставки,  потом вновь вернул зрителей в

зал со скульптурой Луня. Перед горельефом стояла густая тол-

па.

   - Мы опять вернулись к  самому  популярному  произведению

осенней выставки, - завершал свой репортаж комментатор. - Вы

видите,  как много зрителей собрал этот горельеф. Вглядитесь

в их лица! Вы прочтете в их глазах уверенность: встреча сос-

тоится!  Такова сила скульптуры Игната Луня.  Мне  сообщили,

что  Игнат Лунь - звездолетчик.  Так пусть он поспешит навс-

тречу своей мечте. Пусть он встретится с разумными существа-

ми других миров. Он расскажет об этом нашим потомкам в новых

чудесных скульптурах. Счастливого пути тебе, звездолетчик! Я

за Вселенную, дорогие земляне!

   - Не верю!  - Эллиот стоял, заложив руки в карманы. - Ни-

когда не состоится такая встреча!

 

 

                      Глава четвертая

 

                   "ЗЕМЛЯ! СЛУШАЙ, ЗЕМЛЯ!

                      Я - ЛОРИАНИН..."

 

   У звездолета  "Уссури"  стоит  юноша.  Это  представитель

инопланетной цивилизации.  Зовут его Артемом. Он был несмыш-

ленышем,  когда его доставили на базу экспедиции и окрестили

русским именем.  Его отличает от  землянина  только  голубой

цвет кожи.  Дитя шаровой цивилизации, он полон надежд и меч-

таний.  А во что можно верить на мертвой  планете,  покрытой

голубыми пустынями?  Знает ли он, что ожидает его в будущем?

Не состарится ли он, не начав еще жить?

   "Не надо думать, не надо думать..." - вздохнул Тарханов и

посмотрел в открытый иллюминатор.  Артем сидел  на  фюзеляже

планетолета  и держал в руках оранжевый шар,  похожий цветом

на дыню. На столике перед Тархановым лежала толстая тетрадь.

Таких тетрадей, исписанных мелким четким почерком, за долгие

годы жизни на Лории накопилось много.  Когда-то он записывал

свои  мысли  и впечатления в машину памяти.  Тогда у него не

было времени,  чтобы прибегать к старинному способу фиксиро-

вания мыслей. Теперь времени с избытком: спешить некуда. На-

дежды на помощь Земли почти оставили его. Да и знает ли Зем-

ля, что он жив?

   Тарханов опять посмотрел в иллюминатор. Артема уже не бы-

ло:  он  куда-то ушел.  Ослепительная голубизна простиралась

перед Тархановым. Как хотелось хотя бы отдаленного намека на

жизнь!..  Голубая пустыня,  высокое небо - и тишина.  Только

один Артем еще привязывает его к жизни.

   Неожиданно припомнились  минуты,  когда Ян Юханен покинул

звездолет. Надо было вернуть его.

   Тарханов и  Антони Итон немедленно вылетели на поиски ки-

бернетика. Мертвенно и тихо было вокруг бледнозеленого двор-

ца.  Чудилось, будто весь мир окован голубым безмолвием. Ти-

шина была настолько проницаемо-ясной, что чуть вслушаешься в

нее - и уловишь то, что говорится на другом конце планеты.

   Тарханов и Итон стояли у входа во дворец и ждали  возвра-

щения  робота.  Какое-то  чувство беспомощности охватило их.

Торжественно и глубоко спокойно молчало легкое,  почти  воз-

душное строение, как бы сотканное из бесчисленного множества

шаров, и столь же торжественно молчало фиолетовое небо.

   Вдруг мертвая тишина раскололась. Один за другим выплыва-

ли из бледно-зеленого дворца тягучие звуки и одиноко  проно-

сились в немом пространстве. Дворец вдруг поднялся и поплыл,

а тягучие звуки все падали и падали на голубую пустыню.

   Все это было не только странным,  но и страшным. На месте

исчезнувшего здания стоял робот  и  держал  в  манипуляторах

оранжевый костюм Яна Юханена. Что стало с кибернетиком - так

и не удалось выяснить.  Робот сообщил,  что инженер  был  во

дворце,  в  последнюю  минуту  снял с себя защитный костюм и

улегся спать, приказав не будить его. Быть может, Юханен по-

гиб  от радиации - тогда еще нельзя было ходить по Лории без

защитных костюмов. Но это предположение пришлось отбросить -

кибернетик исчез вместе с дворцом.

   Много лет спустя Тарханов обнаружил развалины  дворца  на

берегу океана,  недалеко от острова, на котором возвышалась,

как назвали ее звездолетчики.  Главная  обсерватория  Лории.

Тарханов  долго  бродил  среди мертвых шаров.  Да,  они были

мертвые,  потеряли упругость, потускнели. "Шары остались без

ядра, поэтому и погибли, - высказал свое предположение Анто-

ни Итон.  - Пчелиная семья тоже распадается,  когда погибает

матка".

   Что ж, это предположение было не хуже, да и не лучше мно-

гих  других  предположений,  высказанных  звездолетчиками на

этой загадочной планете...

   Не вернулся на базу экспедиции и робот Юханена. Он остал-

ся на том же месте,  на котором  увидели  его  звездолетчики

после  исчезновения  дворца.  Тарханов и Итон покидали место

трагедии в сумеречный час,  когда тихо подкрадывалась  ночь.

Робот,  стоявший  в двух шагах от звездолетчиков,  был виден

еще отчетливее и яснее, чем днем, но уже тотчас за ним начи-

налась тьма. Робот раскачивался из стороны в сторону и топал

ногами.  И топот этот глухо отдавался в мертвой  тишине.  На

это  зрелище трудно было смотреть.  Антони Итон круто повер-

нулся и зашагал к планетолету.

   Через день за роботом полетел Иван Васильевич,  но уже не

застал его на месте.  Может быть, робот отправился на поиски

Юханена? У каждого в душе ожила надежда - не все еще потеря-

но, Юханен вернется, скажет: "Я посмеялся, вот баллоны с ан-

тивеществом".  Тарханов не верил в чудеса, но заставлял себя

верить в это:  нельзя убивать ь человеке последнюю  надежду,

иначе нельзя жить.

   Тарханов поднялся с кресла, продолжая листать густо испи-

санную  тетрадь.  Последние  пять  лет  он не покидал района

звездолета и все эти пять  лет  писал  в  дневнике  о  своих

друзьях,  о шаровой цивилизации, о загадках, которых не уда-

лось разгадать; писал, чтобы будущие поколения землян знали,

что человек и вдали от Земли остается человеком; писал, что-

бы расширить горизонты познания мира.  То,  чем он делился и

"будет еще делиться, взято не из книг, - это то, чему он на-

учился за свою жизнь,  чему его научили космос, звездные ми-

ры, но прежде всего Лория.

   Космос и звездные путешествия научили его и другим вещам,

притом очень важным. Тарханов понял, что нельзя быть хорошим

звездолетчиком, если ты лишен нравственной гравитации Земли.

Верность Земле - это не менее важно,  чем подвиг.  И еще: ни

один человек,  где бы он ни находился,  не может ожидать  от

других больше того, чем дает сам.

   Тарханов присел за стол,  чтобы записать и эту  мысль,  и

перо привычно побежало по бумаге.

   - Командор!

   Тарханов вздрогнул и отложил ручку:

   - Артем, сколько раз я тебя просил...

   Юноша влез  в  иллюминатор  звездолета и приник головой к

груди Тарханова. "Как он смел и ловок, - думал командор, об-

нимая  Артема и чувствуя тепло юношеского тела.  - Да полно,

какой же он лорианин? Артем землянин. Он наш!"

   - Командор, я улетаю на три дня.

   - Опять? Я боюсь за тебя...

   - Мне скоро семнадцать. Не переживай за меня, командор. Я

ученик землян.  Я хочу больше узнать о Лории, чтобы подарить

ее землянам, такую громадную и голубую. Но я так мало знаю о

ней.  Почему здесь нет никого?  Такие огромные просторы -  и

никого.  И мне становится страшно. Почему нас только двое? В

минуты дикого страха я слышу твой голос,  всегда спокойный и

уравновешенный,  будто ты все знаешь в жизни. Буду ли я ког-

да-нибудь таким,  как ты? Ты научил меня тайнам физики и ма-

тематики. Я могу проложить курс звездолета на Землю. Но я не

знаю,  почему мы одиноки. Я хочу увидеть Землю, хочу увидеть

своих сверстников...

   - У тебя все впереди, Артем.

   - Знаю, что все впереди. Я вернусь на Землю...

   "Ты не был на Земле.  И придется ли побывать на ней?.." -

подумал Тарханов, с трудом расстегивая ворот рубашки.

   - Принеси воды.

   Слова Артема  расстроили его.  Он уже давно не чувствовал

себя так отвратительно,  как сейчас. "Милый мой мальчик, что

же  я тебе отвечу?  Что ты не землянин?  Что тебе не суждено

побывать на Земле?  Я не могу этого тебе сказать. Я не скажу

этого тебе".  Тарханов чувствовал,  как заходится сердце, он

задыхался.

   - Командор, выпейте воды.

   Тарханов прильнул к стакану.

   На Земле Тарханов не знал отцовского чувства.  Очень дав-

но, так давно, что не верится, Наташа сказала ему, что у них

будет сын.  Тарханов,  не видел сына.  Его сыном стал Артем.

Может быть,  надо сказать Артему правду? Но что изменится от

этого? Надо ли разрушать мечты этого юноши? Люди, люди, яви-

тесь ли вы на Лорию?

   Тарханов открыл глаза.  Смутные мысли все еще кружились в

голове. Артема в салоне не было.

   - Я скоро вернусь,  командор,  - услышал он голос Артема.

Как всегда,  юноша приветливо поднял руку и улыбнулся.  - На

пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы...

   Молодость, молодость!  Только что ты кипела страстями,  а

сейчас успокоилась, улыбаешься, как будто и не было тяжелого

разговора.  Как будто и не мечтал ты о Земле. А старость все

помнит, ничего не забывает.

   В первые годы еще теплилась надежда на возвращение Юхане-

на. Потом надежда погасла.

   Тарханов опасался, что люди захандрят, начнут опускаться.

Этого не случилось. Каждый звездолетчик, отправляясь в дале-

кий путь, заранее готовил себя к самым трудным условиям жиз-

ни.  На Лории эти условия были до банальности однообразны...

Сначала беспокоила радиация.  Звездолетчикам приходилось хо-

дить в защитных костюмах. Потом она исчезла. Одуряющее одно-

образие свело бы с ума, если бы не работа. Она выручала. Ра-

зумное существо потому и считается разумным,  что оно всегда

рабогает и, работая, отдыхает.

   В походы  ходили в основном трое.  Иван Васильевич (тогда

он еще был жив) с утра до вечера пропадал в долине.  Он соз-

давал  на  Лории новую фауну и флору.  Океанолог тоже не был

обижен.  В морях Лории сохранилась жизнь,  и Кузьма Петрович

возвращался  на  базу  с банками и мешками,  битком набитыми

всякой морской живностью. Сначала всем нравилась одержимость

океанолога. Тарханов выделил ему в звездолете еще два отсу-а

под музей - три уже были набиты разными  экспонатами.  Но  а

этого  скоро оказалось мало...  Район звездолета со временем

превратился в своеобразный морской музей.  А однажды из оче-

редного  подводного  путешествия  Кузьма Петрович вернулся в

крайне возбужденном состоянии. Тарханова это встревожило. Он

помнил трагический случай с кибернетиком.

   - Все в порядке,  командор, - сказал океанолог. - Я хотел

бы сделать весьма важное сообщение нашей колонии.

   - Мы будем рады выслушать тебя, Кузьма Петрович.

   После ужина  участники экспедиции собрались в центральном

салоне звездолета. Приподнятое настроение океанолога неволь-

но передалось и другим. А он и впрямь сиял, как именинник.

   - Я очень счастлив,  дорогие коллеги, - начал Кузьма Пет-

рович.  - Наконец-то осуществилась моя мечта, а это не часто

случается даже в наш век. Найти разумную жизнь под водой бы-

ло сокровеннейшим желанием всей моей жизни. Много лет я пла-

вал в водах Тихого и Индийского океанов,  терпел  неудачи  и

начинал сначала. Наконец-то на мою долю выпал успех, и я вы-

ражаю свою благодарность Яну Юханену.  Да,  да! Ему и только

ему.  Если  бы  он не лишил нас топлива,  мы вернулись бы на

Землю,  так и не узнав одну из величайших тайн Вселенной.  А

тайна  эта заключается в том,  что в морях Лории я нашел ра-

зумную жизнь. Или почти разумную.

   Речь его звучала чересчур выспренни.  Но настораживала не

манера речи,  - настораживали благодарные слова в адрес Юха-

нена.

   - Нашел кого благодарить!  - Тарханов с подозрением  пос-

мотрел на океанолога: не заболел ли он разновидностью болез-

ни Яна Юханена?

   Некоторое время  в  салоне  царило  недоуменное молчание.

Только один Антони Итон, как всегда, оставался бесстрастным.

   Океанолог, очевидно, понял свою бестактность:

   - Вы правы,  о Юханене так говорить не следовало,  Но это

не  дает  вам  права сомневаться в моем открытии.  Вам нужны

факты.  Вот они.  - Он подошел и включил экран.  - Смотрите,

коллеги.

   Перед учеными замелькали удивительные картины  подводного

мира.  Поражал  золотистый  цвет воды.  На Земле вода такого

цвета бывает в полдень в тихих протоках и озерах на  глубине

двух-трех метров.  Здесь же чем глубже, тем червоннее стано-

вился цвет моря.  Мимо камеры проплывали изящные дискообраз-

ные рыбы. Медленно качались причудливые растения.

   - Бухта Золотая.  На дне ее находится поселение челноков,

-  прокомментировал  Кузьма  Петрович.- Обратите внимание на

морские водоросли.  Это сад, чудесный сад с сочными вкусными

морскими грушами.  - Он извлек из кармана несколько плодов и

демонстративно положив их на стол.  - Попробуйте,  -  сказал

он, вонзая зубы к морскую грушу.

   Антони Итон нерешительно покрутил плод в руках в  отложил

в сторону.

   Телекамера то приближала, то удаляла лорианский подводный

мир.

   - Глубина сорок три метра, - продолжал Кузьма Петрович. -

Сад посажен челноками...

   Вдруг на экране появилось изображение звездолета.

   - Что за маскарад, Кузьма Петрович? - строго спросил Тар-

ханов.

   - Модель нашего звездолета, командор.

   - Весьма любопытно,  - невозмутимо заметил Антони Итон  и

обернулся к океанологу. - Вы можете повести нас туда?

   - Хоть сейчас, - живо ответил Кузьма Петрович. Он, кажет-

ся,  был доволен эффектом.  - Челноки любопытны и талантливы

по-своему...

   - Долина тополей!  - воскликнул Иван Васильевич. - Не мо-

жет быть!  Я не верю чудесам, Кузьма Петрович. На дне океана

живые растения!

   Океанолог покачал головой.  Он откровенно  гордился  тем,

что оказался в центре внимания ученых.

   - Дорогой Иван Васильевич, деревья не живые. Они изготов-

лены из обычной глины.  Челноки - удивительные мастера, при-

родные скульпторы.  Но я пока не понимаю свойств  их  удиви-

тельного умения как бы копировать все необычное.

   - А почему дно бухты такое желтое,  словно  оно  посыпано

чем-то?

   - Да,  оно посыпано чистым золотом.- Кузьма Петрович изв-

лек из кармана горсть золота и рассыпал его на столе. - Вот,

смотрите, чем устилают челноки свои улицы.

   Антони Итон взял в руки несколько крупинок золота, попро-

бовал их на зуб и молча положил  обратно  на  стол,  пожимая

плечами и бормоча: "Да, это золото..."

   Океанолог загадочно улыбался:

   - Сейчас вы увидите еще более удивительное.

   На экране замелькали кадры конусообразных строений,  соо-

руженных, по-видимому, из золотого песка.

   - Они обладают чувством юмора, - без улыбки заметил Анто-

ни Итон и обратился к океанологуг - В здешних морях так мно-

го золота?

   - Тонна  лорианской морской воды содержит один-два грамма

золота,  в то время как на Земле на тонну воды приходится  в

среднем пять миллиграммов или редко - двадцать. Кларк золота

не выше одной сотой миллиграмма на тонну. Зная объем гидрос-

феры  Земли (а он составляет один и тридцать семь сотых мил-

лиарда кубических километров),  нетрудно  определить  запасы

золота. Получается колоссальная цифра - четырнадцать миллио-

нов тонн. На Лории же запасы золота исчисляются фантастичес-

кими цифрами.  Здесь золото - самый дешевый строительный ма-

териал.

   Тарханов рассеянно смотрел на экран, пытаясь мысленно оп-

ровергнуть океанографа. Если столько золота содержат лориан-

ские моря,  то, очевидно, не меньше этого металла и в недрах

Лории.  Но в своих  многочисленных  экспедициях  он  еще  не

встречал золотых месторождений.  Не было золота и в развали-

нах Главной обсерватории.  Впрочем, золото мало интересовало

командора. Есть металлы в сотни и тысячи раз дороже его...

   - А вы встречали у челноков что-нибудь похожее на это?  -

Антони Итон протянул океанологу старинную монету.

   - Таких нет.  А вот такие встречал. - Кузьма Петрович на-

рисовал на листе бумаги что-то похожее на флотскую пуговицу.

- Ими играют маленькие челночата.

   - Я должен иметь такую монету.  Едем немедленно, - сказал

Итон.  Он произнес это так решительно, словно речь шла о са-

мом безотлагательном деле.

   Все невольно рассмеялись,  и этот общий смех как бы прев-

ратил необыкновенные находки и открытия океанолога из чудес-

ных чуть ли не в будничные.  А Тарханов шутя укоризненно по-

качал головой:

   - Ах,  Антони!.. Я понимаю ваше нетерпение коллекционера.

Но надо подождать,  пока сами челноки не презентуют вам свои

монеты.

   С экрана послышались странные звуки: ч-ч-ч, ч-ч, ч-ч-ч-ч.

Челноки!  Вот какие  они,  оказывается.  Покрыты  золотистой

шерстью.  Глаза круглые,  грустные. Никаких конечностей, ка-

жется, у них нет. Они долго чечекали, снуя вверх и вниз, по-

том, словно по команде, выпустили плавники и поплыли к пира-

мидам из золотого песка. Челнок покрупнее размером, в пурпу-

ровом одеянии, повис над пирамидой. Челноки подплывали к не-

му и по одному высыпали  из-под  плавников  золото.  Эти  же

плавники  при необходимости превращались в подобие рук,  ими

челноки строили свои удивительные сооружения.

   А кадры менялись за кадрами.  Вот челноки на охоте за ди-

ковинными ярко-красными щеткообразными существами;  на сборе

урожая; на любовном игрище; на совете.

   Океанолог выключил экран.

   - Теперь убедились?  - торжествующе спросил он своих кол-

лег.

 

   Воспоминания наплывали  волнами.  Тарханов  задумался над

тетрадью, отложив ручку в сторону.

   Челноки вошли в жизнь колонистов.  Они обычно не выходили

на сушу.  Это были великие подражатели, с удивительной быст-

ротой сооружавшие все,  что видели на Лории.  А видели они с

помощью   оригинальных  приспособлений  -  своеобразных  ан-

тенн-перископов, выносимых на поверхность моря.

   Кузьма Петрович  был  влюблен в челноков и последние годы

жизни почти не выходил из моря.  Похоронили его в долине то-

полей  на закате лорианского дня.  На следующее утро земляне

увидели чудо - золотую статую океанолога в  тополиной  роще.

Это  челноки  установили  памятник на могиле Кузьмы Петрови-

ча...

   Тарханов поднялся и подошел к иллюминатору.  Золотая ста-

туя сверкала в лучах Мицара. Выл полдень. Голубой свет падал

на  обращенное  к морю лицо Кузьмы Петровича.  Он был словно

живой и, казалось, вот-вот сойдет с пьедестала, войдет в са-

лон и скажет: "Я счастливый человек..."

   После смерти океанолога челнокам долгие годы жизни посвя-

тил Антони Итон.

   - Понимаете,  - объяснял он,  - меня поразила способность

челноков копировать чужую жизнь.  Это невольно натолкнуло на

мысль - а нет ли у челноков копий лорианской цивилизации? Не

копируют ли они тот общественный строй, который некогда гос-

подствовал на Лории?  Я посетил многие  поселения  челноков.

Все они построены в тихих бухтах.  Столица Челнокии, как мне

удалось установить,  вдходится примерно в десяти  километрах

от  острова  Главной обсерватории.  Под водой имеется второй

такой же город,  как на острове. Главный правитель проживает

во дворце,  напоминающем по форме Главную обсерваторию. Под-

водные существа называют его Чика.  Встретиться с ним мне не

удалось. Дворец, в котором он проживает, охраняется...

   В другой раз Итон дополнил свой рассказ новыми деталями.

   - Меня всегда главным образом интересовали модели,  - го-

ворил он.  - В столице Челнокии очень много сложной и  непо-

нятной аппаратуры.  В одном дворце есть огромный зал, запол-

ненный шарами.  Нет,  не такими,  с какими мы встречались до

сих пор,  - они побольше размерами. Есть там башня с рефлек-

тором.  - Итон нарисовал на листе бумаги замысловатый чертеж

подводной башни.

   Тарханов смотрел на Итона.  Годы мало изменили его. Изыс-

канный,  тщательно выбритый, он словно собирался на свидание

с любимой женщиной.

   Почувствовав, что его разглядывают, Итон поднял голову:

   - Вы мне не верите?  Знаете,  командор,  возникла настоя-

тельная  необходимость в самый короткий срок разгадать глав-

ную тайну Лории.

   - Я догадываюсь,  Итон,  где вы хотите побывать,  - мягко

перебил его Тарханов.  - Но мы не хотим,  чтобы  вы  погибли

раньше времени.

   И тут Тарханов почувствовал,  что говорит не то. Рано или

поздно на остров надо проникнуть. Может быть, именно там они

найдут средство для возвращения на Землю? Нельзя упускать ни

малейшей возможности для этого!

   Эта мысль обрадовала его. Он подошел к Итону, положил ру-

ку на его узкое твердое плечо, признался:

   - Впрочем, я не прав. Нам надо искать пути к Земле!..

   В тот  день  он  впервые после долгого перерыва подошел к

роялю. Опять надежды переполняли его сердце. Из самых глубин

его поднималась волна радости.  Он играл, аккорды влекли его

в родные края. Белые чайки. Домик на Волге. Трель соловья. И

вдруг космическая тьма. И тишина, и долгое падение в неведо-

мое. В это неведомое издалека доносится неясная мелодия. Она

все ближе,  ближе, она заполняет весь мир, она означает, что

ты мчишься к Солнцу, к Земле, к людям. Ты слышишь: они зовут

к себе,  люди. Ты мчишься к ним, потому что ты их любишь. Ты

плачешь и смеешься. Здравствуй, Земля! Здравствуй, жизнь...,

   Тарханов еще долго сидел за роялем и с удивлением разгля-

дывал свои пальцы.  Они, оказывается, еще живут. И как можно

предаваться  отчаянию,  когда существует музыка?..  Впрочем,

музыка может выразить и отчаяние. Важнее другое...

   Он жестом подозвал к себе Итона, сказал:

   - Мы пойдем на остров. Но вдвоем, Итон. Только вдвоем.

   - Вы  не  имеете права рисковать своей жизнью,  командор.

Звездный устав...

   Тарханов махнул рукой.  Он знает Звездный устав. Он соби-

рается на остров Главной обсерватории  не  для  того,  чтобы

умереть,  а чтобы вернуться на Землю. Главная обсерватория -

единственная их надежда, куда подему-то в течение многих лет

упорно не хотят пускать землян.  Какой-то заколдованный ост-

ров, закрытый плотной и невидимой стеной. На Лории давно уже

можно ходить без антирадиационного костюма, а там, на остро-

ве Главной обсерватории,  устойчиво держится пояс антижизни.

Оттуда не возвращаются даже роботы.

   - А вы знаете,  командор, сегодня у нас юбилейная дата. -

Итон,  изменяя  своей  обычной невозмутимости,  чуть заметно

улыбнулся.

   Тарханов вопросительно посмотрел на него.

   - В этот день мы посадили наш "Уссури" на Лорию, - объяс-

нил Итон.

   - Разве?  Я думал, наш звездолет всегда стоял на этом го-

лубом плато, - не очень удачно пошутил он. - Вы не ошиблись,

сэр Итон?

   - Я  слишком  англичанин,  чтобы ошибиться,  командор,  -

серьезно ответил Итон.  - По этому случаю мы устроим  празд-

ник.

   Парадный салон был ярко освещен.  Чуть приглушенно играла

муаыка. За стеклами иллюминатора хлестал яростный лорианский

ливень.

   Тарханов сел  на  командорское место.  Антони Итон разлил

душистый напиток.

   - В тот день, - сказал он, - когда наш звездолет опустил-

ся на эту планету,  мне было тридцать  два  года,  сейчас...

Впрочем,  это ре так важно. Командор, мы долгие годы прожили

вдали от родины,  и мы остались землянами.  Так будем же  до

конца  дней наших стойкими и мужественными.  Мы вделали все,

что могли. Земляне, которые прилетят на Лорию, найдут исчер-

пывающую информацию об этой планете, и это случится, если мы

посетим остров Главной обсерватории.  Поднимем бокалы за ус-

пех! - Он поднял стакан, но тут же опустил его, настороженно

прислушиваясь к чему-то. - Вы слышите?

   - Что такое?

   - По-моему, какой-то дикий вой...

   Тарханов подозрительно посмотрел на Итона: неужели галлю-

цинирует?

   - Пустое,  - успокоил он. - Здесь никого не может быть. Я

был бы рад услышать какой угодно звук, но...

   Тарханов не  успел договорить фразу,  - до его слуха тоже

явственно донесся жалобный вой.  Тарханов  вздрогнул,  но  в

следующую секунду,  оправившись от неожиданности, позвал ро-

бота и отправил его на разведку.

   Ждали в глубоком молчании.

   Вернувшись, робот доложил, что никого поблизости не обна-

ружил.

   Нервы обоих были напряжены до предела. Кто их зовет и за-

чем?

   Вой, протяжный и долгий, повторился трижды.

   У звездолетчиков перехватило дыхание.  Они замерли, глядя

друг на друга.

   - Я пойду, - первым поднялся Итон.

   - Мы пойдем вместе, - распорядился Тарханов. - Не забудь-

те захватить лазерный пистолет.

   Впереди шел робот,  то и дело исчезая за  плотной  заве-.

сой ливня. Они медленно двигались сквозь этот водопад. Водой

были насыщены и ночь и воздух.  С каждым шагом вой доносился

все яснее и громче.

   Вот оно!

   Они разом остановились.  Перед ними было крупное животное

с двумя ластами,  длинным хвостом и лошадиной мордой. Увидев

людей, зверь растянулся и положил голову на вытянутые ласты.

   - Да это же морское животное! - воскликнул Итон. - Транс-

порт челноков.

   - Странно,  почему этот "транспорт" стоит на одном месте?

Ба, да здесь их, кажется, несколько!

   - Осторожно,  командор!  Перед вами все-таки не собака, а

морское животное в два раза крупнее самых крупных собак Зем-

ли.

   - Пустое. Он звал нас не для того, чтобы напасть.

   При приближении людей животное плотнее прижалось к  зали-

тому водой песку, как бы выражая свою покорность. Итон смело

подошел к нему и погладил по мокрой спине. Тут обнаружилось,

что зверь привязан к огромному прозрачному шару. Внутри шара

спал ребенок лет двух.  Это так поразило обоих,  что они  не

могли  вымолвить  и слова.  Первым пришел,  в себя Итон.  Он

простер руку над шаром и сказал с  несвойственной  ему  тор-

жественностью:

   - Приветствую тебя, лорианин.

   Тарханов осторожно  отвязал шар и приказал роботу отнести

находку к звездолету.

   Зверь, как только отвязали его от шара,  скрылся в темно-

те.

   Так произошла  первая  встреча  землян  с  представителем

инопланетной цивилизации. Его назвали Артемом.

   День и ночь. Ритм света и тени.

   Пляска пылинок,  водоворот,  клубящийся вихрь  проносятся

над ребенком. Какие-то гулы и шумы, какие-то ежесекундно ис-

кажающиеся очертания,  боль,  ужас,  смех и сны,  без  конца

сны...  Среди  этого хаоса - свет ласковых глаз,  сладостная

струя, которая вливается в тело младенца из набухшей молоком

материнской груди.

   Потом возникают  островки  воспоминаний.  Это   крошечные

звездочки,  а вокруг и за ними бездонная чернота, провалы, в

которых исчезают недели,  месяцы жизни. Ночь. Шум прибоя. Он

баюкает  ребенка,  как баюкал многие поколения,  что жили до

него.  Океан пробуждал смутные желания,  надежды,  тоску  по

тем,  кого Артем никогда не видел и не знал. Шум прибоя уно-

сил его в смутные дали. Ему казалось, что над ним проносятся

неведомые миры, звезды, огромные скопления звезд.

   Вдруг все это куда-то проваливается, и в иллюминатор улы-

бается Мицар.  Утро. И маленький мир, который видится Артему

в постели, все, что он ценой таких усилий научился распозна-

вать и называть по имени,  внезапно озаряется.  Вот стол, за

которым он ест;  вот кресло, под которым он прячется, играя.

Стена такая же голубая,  как долина, а на ней часы, огромные

и непонятные.  Чего только нет в его комнате!  И каждое утро

он  отправляется  в путешествие в подвластную ему Вселенную.

Ничто ему тут не безразлично,  все одинаково важно - и кусо-

чек металла, и зеркало, и лучи Мицара. Комната - целая стра-

на.

   Первые дни пребывания в звездолете шумят в его воспомина-

ниях,  как листва в тополиной роще, по которой пробегают ог-

ромные тени облаков...

   А потом тени рассеиваются, и Артем начинает находить свою

тропу в лабиринте дней.

   Ему долго не разрешали выходить из звездолета. Однажды он

все-таки  удрал.  Его привели назад,  а потом привыкли к его

отлучкам:  пусть бегает, лишь бы не уходил далеко. Звездолет

стоит на возвышенности.  Из него видно все окрест.  В долине

тополей мальчик останавливается и пронзительно кричит.  При-

бегают кролики. До чего же он подружился с ними!

   Под вечер, когда командор кончал свои дела, он брал Арте-

ма  на берег моря.  Они усаживались на теплый камень и долго

молчали.  Потом командор рассказывал о Земле и  землянах.  И

когда он,  утомленный, погружался в задумчивость или начинал

дремать, Артем устраивался поблизости и ложился на спину. По

оранжевому небу плыли облака, похожие то на звездолет, то на

трубку дяди Антони или на скафандр с торчащими  антеннами...

Артем  мучительно  думал,  на кого похоже вот то облако.  Он

приподнимался, озирался вокруг, а вокруг простиралась пусты-

ня. Потом к нему подкрадывался сон, и Артему снились золотые

лучи солнца,  светлая дымка над долиной,  далекие, окутанные

синевой контуры гор. Под белой березой у ленивой сонной реки

- ватага голых  ребятишек.  Артем  кричит:  "Возьмите  меня,

возьмите..." - и просыпается.  Рядом сидит командор.  Нет ни

голубого неба,  ни белотелой березки, ни ребят. Есть пустыня

и есть море. И чего-то жалко ему. И щемит сердце.

   - Что с тобой, Артем? - спрашивает командор.

   Мальчик пытливо вглядывается в доброе лицо командора:

   - Ты бывал на Земле?

   Командор утвердительно кивает головой.

   - Я сейчас видел Землю,  она такая же,  как в той картине

из фильмотеки.

   Командор низко опускает голову, и слезы появляются у него

в глазах.

   - Командор, почему ты плачешь? Земля так прекрасна.

   - Разве тебе плохо на Лории?

   - С тобой и дядей Антони - нет. Но мы полетим на Землю?

   - Да. Когда-нибудь.

   - Но почему не сейчас?  Сядем на планетолет и полетим.  -

Артем  даже жмурился от предстоящего удовольствия,  смеялся,

кричал: - Земля! Земля!

   А командор  почему-то  не разделял буйной радости Артема.

Он все так же сидел с опущенной головой.

   - Командор, у тебя опять слезы. Почему?

   - От радости,  оттого, что ты растешь, что тебе принадле-

жит Вселенная...

   Вечер. Артем в звездолете, у себя дома, в надежном убежи-

ще от всего,  что внушает страх,  - от темноты,  от ночи, от

всех неизвестных и потому страшных вещей.  В салоне ярко го-

рят огни.  Ужин. От тепла и усталости Артема совсем размори-

ло. Командор берет его на руки и несет в постель; усаживает-

ся в кресло и рассказывает удивительную сказку о полете зем-

лян на далекую планету Лорию.

   Артем спрашивает сонным голосом:

   - Я с вами летел?

   Командор низко наклоняется над ним и тихо шепчет:

   - Ты лорианин, Артем.

   - Да нет же, я землянин. Я вместе с вами прилетел сюда.

   - Спи, Артем. Я расскажу тебе новую сказку.

   В блаженном сумраке проплывают героические образы сказок.

Почему бы Артему не быть сказочным героем. Он уже сейчас ге-

рой... Завтра он увидит новый день...

   Спустя много лет Артем прочитает в дневнике командора:

   "Действительность еще  не  наложила  руку на Артема,  она

ежеминутно ускользает от него.  Счастливая пора.  В нем  все

приспособлено  для счастья.  Он верит в свою судьбу,  в свое

счастье каждой крупицей существа, он страстно тянется к нему

всеми  детскими  силами.  Время и судьба позаботятся,  чтобы

протрезвить его".

   Артем спешил  домой,  на базу.  Он выжимал из планетолета

все," что можно было выжать.  Машина  дрожала  и,  кавалось,

вот-вот рассыплется. Рядом сидел робот, его постоянный спут-

ник в путешествиях по Лории.  Артем разговаривал с ним, хло-

пал по холодному пластмассовому плечу.  Робот,  надежный по-

мощник в походах,  молчал и только мигал кварцевыми глазами.

Три  месяца назад командор написал в бортовой журнал звездо-

лета:  "Сегодня Артему Тарханову вручен диплом инженера  га-

лактических  сообщений".  После  диплома  Артем отправился в

трехмесячное путешествие по планете.

   Артем начал ходить в "школу" с пяти лет. Это было первого

сентября по земному календарю.  В то утро  робот  приготовил

ему новую форму.  Артем нарвал цветов. Потом в сопровождении

робота,  с цветами в руках он отправился в командорскую руб-

ку,  которая теперь называлась "школой".  Ему казалось,  что

это продолжается игра, в которую он играл с роботом, но сей-

час  почему-то  в эту игру решили включиться командор и дядя

Антони.  Они встретили его,  стоя у письменного стола,  тор-

жественные, в строгих праздничных костюмах. Командор поздра-

вил его с началом учебного года и пожелал успеха.  У  Артема

глаза  разбежались - в командорской рубке было столько инте-

ресного. Теперь-то он непременно разглядит все. На стене ви-

сел портрет женщины.  Она чуть улыбалась,  а в глазах затаи-

лась печаль.  Кто она? Артем не знал. Даже сейчас, когда ему

почти семнадцать, многое все еще остается для него загадкой.

   Учили его попеременно то командор, то дядя Антони. Первый

урок прошел так: командор посадил его в кресло, сказал, что-

бы он положил руки на стол и смотрел на  блестящий  овальный

круг неизвестного Артему аппарата. Он смотрел, иногда пытал-

ся оторвать взор от зеркала,  но это ему не удавалось. А по-

том  начиналось самое интересное:  Артем отправлялся в путе-

шествие.  Перед ним возникали буквы.  Они плясали, сливались

вместе,  образуя слова "командор",  "робот",  "звездолет"...

Артем слышал голоса букв и повторял их. Потом танцующие бук-

вы исчезали. Артем отрывал глаза от экрана. Командор сидел в

кресле и читал какую-то книгу.

   - Расскажи  про твое путешествие в страну букв,  - просил

он.

   Затем командор  просил  его  написать все буквы,  которые

встретились ему в удивительной стране  азбуки.  Писать  было

труднее, но Артем справлялся и с этим.

   Так перед ним открывался большой мир знаний.  И он с  ра-

достью окунулся в него, доставая из безграничного океана не-

познанного один камешек за другим. Пожалуй, самое удивитель-

ное  путешествие он совершил,  когда ему было десять лет.  В

тот день на уроке присутствовали оба учителя - и командор, и

дядя Антони.  Как всегда, Артему предложили положить руки на

стол и смотреть в овальное зеркало. И началось путешествие в

теорию относительности.  Какие головокружительные уравнения!

Но Артема восхитили не уравнения сами по себе,  а атлетичес-

кая мускулатура мысли ученого. И командор сделал все возмож-

ное, чтобы развить у Артема эту мускулатуру.

   Потом начались тренировки на одиночество. Командор и дядя

Антони,  задав уроки,  улетали на три-четыре месяца в  путе-

шествие. Артем оставался один в обществе молчаливого робота.

Он ходил на занятия в командорскую рубку, которая теперь уже

называлась  институтом.  После  уроков шел в тополиную рощу.

Она давно вышла из долины и зашагала по плато. Деревья шуме-

ли теперь у самого звездолета.

   Артем с жадностью слушал лес:  ему казалось,  что  шорохи

листвы  зовут  его  куда-то  вдаль,  что  он уже странствует

где-то далеко... Закрыв глаза, он видел переливы земных кра-

сок - синие, зеленые, желтые, красные... Иногда видения ста-

новились более отчетливыми: широкая равнина луга, шумные го-

рода, синие ленты просторных рек, высокие горы. Он знал Зем-

лю и мог представить ее себе ясно и объемно,  как в  цветных

стереофильмах.

   В звездолет Артем возвращался задумчивым.  Командор  учил

его,  что  в  развитии личности поворотная точка достигается

тогда, когда главный интерес в жизни понемногу отрывается от

мгновенного  и личного и все больше концентрируется в стрем-

лении мысленно охватить природу вещей. В семнадцать лет, по-

жалуй,  трудно это сделать.  Желания, надежды, чувства - как

от них отрешиться?  Конечно, когда надо, Артем умел мысленно

рисовать картину огромного, вечно загадочного мироздания. Но

является ли этот мыслительный процесс охвата Вселенной  выс-

шей целью в жизни, как это утверждает командор?

   До поры до времени Артем не придавал особенного  значения

словам командора.  Он не раздумывал над ними,  а принимал их

как должное.  И впервые задумался, когда кончились очередные

шесть  месяцев  одиночества  и из поездки вернулись 'на базу

его учителя. Увидев планетолет, Артем радостно ринулся навс-

тречу, не чуя ног под собой от радости. Камни плясали вокруг

него.  Увидев суровое лицо командора, Артем остановился. Ро-

бот  вынес  из планетолета дядю Антони и медленно двинулся к

звездолету.  Низко опустив голову,  с трудом передвигал ноги

командор.  Артем  взял его под руку - командор этого даже не

заметил.

   У звездолета  командор  остановился  и тут только заметил

Артема.

   - Это ты, - сказал он. Глаза его не улыбнулись, как всег-

да, - они остались печальными и далекими.

   Так впервые  в  жизни Артем столкнулся со смертью.  Тогда

ему шел пятнадцатый год.

   - Мой дорогой мальчик,  - говорил командор, - что будет с

тобой, когда ты останешься совсем один?..

   - Почему один?  - Артем вдруг запнулся: как трудно задать

этот вопрос.  И все-таки решился:  - Разве мы не вернемся на

Землю?

   Командор не отвел глаза.

   - Я отвечу на твой вопрос,  когда тебе исполнится семнад-

цать лет.

   - Сейчас.

   - Сейчас не могу и не хочу.

   - А почему?

   - Тебе надо закончить институт.

   Потом он  прослушал  курс лекций по философии.  Многое из

того,  что он знал,  видел,  испытал за свою короткую жизнь,

пришло в порядок,  в котором нашла свое место каждая строчка

прочитанной книги и каждая формула. Бесконечность Вселенной.

Тайны рождения звезд.  Загадочный антимир.  Раньше каждое из

этих понятий представлялось Артему как бы островком в  безб-

режном океане. Философия связала их в единое целое.

   Курс его был завершен беседой об экспедиции землян на Ло-

рию,  о шаровой цивилизации Лории,  погибшей при неизвестных

обстоятельствах.  Командор говорил о том, как много могла бы

принести  разгадка тайны происхождения шаров.  Он твердо ве-

рил: на Лории не было термоядерной войны. Об этом свидетель-

ствовали  сохранившиеся города.  Но почему погибло все живое

на суше? Почему жизнь сохранилась только в морях?

   Звездолетчики не  раз пытались проникнуть на остров Глав-

ной обсерватории,  и всегда их постигала неудача.  Последняя

попытка стоила жизни астрофизику Антони Итону.

   - Кто-то упрямо не хочет,  чтобы земляне проникли на ост-

ров,  - говорил командор.  - Хотя... - не закончив последнюю

фразу, командор оборвал беседу.

   Планетолет мягко опустился возле знакомой тополиной рощи.

Робот,  нагруженный находками Артема,  первым  устремился  к

звездолету.  За  ним  поспешно бросился Артем:  ему хотелось

скорее увидеть командора.

   - Здравствуй, лорианин!

   Командор стоял на  верхней  площадке  парадной  лестницы,

устланной ярко-красной дорожкой. Из глубины звездолета доно-

силась торжественная музыка.  Артем оглянулся вокруг, но ни-

кого не увидел.

   - Лорианин, - повторил командор. Он был в белоснежной па-

радной форме с золотым значком звездолетчика на груди.

   - Ты говоришь мне,  командор? - спросил Артем, удивленный

необычной встречей.

   - Да, тебе, лорианин. Пойдем со мною.

   Артем повиновался и стал подниматься по лестнице,  полный

недоумения и тревоги. Они очутились в парадном салоне. Здесь

был накрыт большой стол со всевозможными дарами Земли. Артем

вопросительно посмотрел на командора,  который стоял по дру-

гую сторону стола,  строгий,  взволнованный, красивый. Волна

какой-то неведомой радости захлестнула Артема. Он не узнавал

парадного салона, превращенного в уголок Земли. Вдали видне-

лись контуры города.  На переднем плане протекала речка. Бе-

лоствольные березы в желтом осеннем наряде, словно вытканном

из солнечных лучей.

   - Земля, - сказал командор.

   - Я знаю, - ответил Артем.

   - Ты,  кажется,  удивлен, Артем? Я тебе обещал рассказать

одну тайну,  когда тебе исполнится семнадцать лет. Это время

наступило. Садись.

   Вот когда Артем понял, что сегодня произойдет нечто очень

важное для него.

   Артем, ты задумывался над тем, как попал на Лорию?

   - Да, конечно.

   - И к каким выводам ты пришел?

   - Я расспрашивал дядю Итона...

   - Что он сказал тебе?

   - Он сказал: "Все узнаешь в свой срок".

   - И этот ответ удовлетворил тебя?

   - Да, командор.

   - А сегодня ты понял, почему я назвал тебя лориани-

   - Конечно. Мы живем на Лории.

   - Слушай, Артем.

   Тарханов поднялся  из-за стола и,  заложив руки за спину,

медленно стал расхаживать -по салону.  Он  был  на  редкость

крепким для своих лет.  В густой черной гриве его не было ни

одного седого волоса. Глаза светились молодостью и умом.

   - Пятнадцать  лет  назад  тебя доставило к звездолету ка-

кое-то морское животное,  вот в этом шаре.  Мы принесли этот

шар  в  звездолет.  Ты  спал.  К тебе была подведена система

шлангов.  Нет,  мы не тронули их,  боясь причинить тебе боль

или еще худшее. У твоих ног увидели вот этот шарик с изобра-

жением руки,  которая манила нас к себе.  Мы переглянулись и

поняли,  что рука предлагает взять шар. К нему были прикреп-

лены два наушника.  Нам ничего не оставалось, как надеть их.

Я услышал русскую речь.  Удивился ли я?  Еще бы!  И не тому,

что услышал русскую речь. Конечно, это было приятное удивле-

ние.  Но меня удивил сам шар. Земная техника звукозаписи из-

вестна.  А здесь просто шар,  какие я видел во множестве  на

Лории,  беседовал  со мной о маленьком лорианине.  Сейчас мы

послушаем таинственный голос незнакомца.

   Тарханов положил на стол небольшой прозрачный шар с двумя

наушниками; один протянул Артему, другой взял себе.

   Все происходящее Артемом воспринималось как сон. Он маши-

нально надел наушники и услышал мелодичный шепот.  Казалось,

в  мембрану  вмонтирован  микроскопический музыкой,  который

нежно напевает ему сны далеких детских лет.  Было приятно  и

немного грустно слушать этот шепот, словно это был голос ма-

тери, убаюкивающей ребенка. Наконец шепот умолк, а Артем все

еще ждал чего-то.

   Командор, сняв наушники,  с тревогой наблюдал за Артемом.

Не  слишком  ли  тяжелую  ношу взвалил он на не окрепшие еще

плечи юноши? Но он не мог поступить иначе.

   - Что ты услышал? - спросил он, когда Артем осторожно по-

ложил наушники на стол.

   - Голос женщины.  Мягкий и нежный голос.  Говорила она на

непонятном языке.  Она о чем-то просила и плакала,  словно с

кем-то прощалась,  - смущенно сказал Артем. - Но ты говорил,

что шар разговаривает по-русски?

   - Со мной - да. С Антони Итоном он разговарил на английс-

ком языке. А с тобой, очевидно, на лорианском.

   - А разве ты не слышал ее? - воскликнул Артем.

   Командор покачал головой:

   - Со  мной  разговаривает мужчина на русском языке.  - Он

надел наушники и стал повторять слова лорианина: - Собрат по

разуму, я обращаюсь к тебе с великой надеждои - воспитай ма-

ленького Ара.  Я должен разделить судьбу своих  сородичей  и

скоро превращусь в Пылинку Вселенной. Мы, оставшиеся в живых

после катастрофы и гибели  нашей  цивилизации,  скрылись  на

острове Главной обсерватории.  Здесь и родился Ар. Отсюда мы

наблюдали за вашей жизнью на Лории, вслушивались в вашу речь

и изучали ваш язык. Поэтому не удивляйся, что я разговариваю

с тобой на твоем родном языке. На твоем родном языке я обра-

щаюсь к тебе - увези Ара на Землю. Пусть он будет сыном Зем-

ли. Воспользуйся башней. Сообщи оттуда о себе на Землю. Про-

щай, землянин".

   Тарханов отложил наушники.

   - Мы  выполнили завещание лорианина - может быть,  твоего

отца.  Мы воспитали тебя,  как и всякого юношу Объединенного

Человечества.  Назвали Артемом.  Это хорошее русское имя.  А

фамилию я тебе дал свою - Тарханов. Об этом имеется запись в

бортовом журнале звездолета:  "Я,  командор Ритмин Тарханов,

усыновляю жителя Лории Артема Тарханова". Если хочешь, назы-

вай меня отцом.

   Это был день великих потрясений и великих открытий. Артем

потом долго бродил по тополиной роще,  пытаясь разобраться в

себе самом.  А в звездолете, в своей каюте, он принялся раз-

бирать  свои  экспедиционные  экспонаты лорианской культуры.

Вот удивительный  прибор  яйцеобразной  формы.  Когда  долго

смотришь на него, то возникает светящаяся точка. Точка, уве-

личиваясь,  превращается в шарик.  Затем  на  нем  возникают

очертания материков.  Это пока как бы рисунок,  состоящий из

немногих штрихов.  Постепенно они приобретают отчетливый ха-

рактер, и перед тобой - города, долины и реки...

   Артем взял аппарат в руки.  "Мы полетим туда",  - подумал

он и засмеялся.

   Командор занимался у себя в каюте.

   - Это ты, Артем? Проходи. Что принес?

   - Аппарат, который проецирует Землю.

   - Опять шар? - прошептал Тарханов. - Смотреть надо в одну

точку?

   Артем кивнул.

   Тарханов поправил аппарат и  сосредоточился.  Наконец  он

грустно улыбнулся:

   - Я путешествовал в свою молодость.  Я видел Землю не се-

годняшнюю,  а ту, которую оставил когда-то. Аппарат отражает

твои мысли и воспоминания,  и больше ничего  -  только  твои

мысли и воспоминания.

   - Но как же я?  Я же не был на Земле?  - спросил Артем. -

Неужели то, что видел я, - следы прочитанных мною книг, уви-

денных мною фильмов?

   - Да, это так.

   Артем был разочарован. Тарханов слегка коснулся его руки:

   - Не печалься. Впереди у нас более трудные испытания. Ес-

ли отец не выдержит их, то наверняка выдержит сын.

   Артем вскочил. Глаза его пылали:

   - Тебе по плечу любая трудность. А у меня нет опыта...

   - Сила  твоя в твоей молодости.  Я затем и рассказал твою

историю,  чтобы помочь тебе стать сильным, мужественным, го-

товым встретить любые трудности. Мы должны дождаться прилета

землян.  Если я не доживу до этого,  доживешь  ты.  А  самое

трудное  для  тебя начнется в тот день,  когда я покину этот

мир.  Одиночество убывает волю к жизни.  Я очень прошу тебя:

привыкай  к этой мысли,  чтобы одиночество не могло побороть

тебя.

   - Нет,  отец! Мы вместе вернемся на Землю. Я поднимусь на

башню Главной обсерватории и позову на помощь землян.  Я уже

туда поднимался...

   - Ты был на башне? - вскрикнул Тарханов.

   - Да. Месяцев шесть назад.

   Тарханов сокрушенно покачал головой:

   - Ах, Артем, Артем! Сколько же в тебе еще легкомыслия. Ты

хочешь разделить судьбу Итона? Но как ты преодолел невидимую

стену и радиационный пояс? При нашем последнем посещении ра-

диация была не так велика,  - как бы размышляя, медленно го-

ворил Тарханов. - Но это слишком рискованно. Антони Итон по-

гиб на первой же ступеньке лестницы.  Я успел  только  заме-

тить,  как голубая лента описала петлю вокруг головы Итона и

исчезла, а он тут же рухнул на пол...

   - Отец! Я не видел голубой ленты.

   - Но что ты делал на башне? Опиши ее.

   - Не успел я встать на первую ступеньку лестницы,  - я не

знал,  что лестница ведет на башню,  - как раздался звон,  и

очутился наверху.  Все это произошло так быстро,  что я даже

не успел испугаться.  Внезапно я словно очутился на небе:  я

видел  под  собою моря,  пустыни,  воздушные волны,  бегущие

где-то очень далеко внизу...  Над головой белый купол,  а  у

ног в громадной овальной чаше лежал белый шар...

   - Продолжай, Артем...

   - Нижняя часть белого шара была вся в круглых отверстиях.

Я насчитал сорок семь отверстий, и под каждым - особый знак.

Вот один из них. - Артем быстро нарисовал таинственный знак.

- Знаки были разные. Потом я увидел что-то похожее на щит со

множеством клемм.  Но это были не клеммы,  а палочки,  сорок

семь палочек.  В торец каждой из них были вмонтированы такие

же знаки,  как и под круглыми отверстиями на шаре. У меня не

было страха - было только любопытство:  что произойдет, если

я попытаюсь привести шар в действие? Мне казалось, что прои-

зойдет что-то необыкновенное...

   - И ты?..

   - Я выдернул из щита палочку вот с таким знаком,  - Артем

нарисовал фигуру человека,  - и вставил ее в отверстие,  под

которым был такой же знак... Вставил, как это делает телефо-

нистка в старинной телекартине, которую я видел на уроке ис-

тории техники.

   - Это могло плохо кончиться,  - покачал головой Тарханов,

тут же ловя себя на мысли,  что все для Артема уже позади. -

Что же было дальше?

   - Шар на моих  глазах  стал  ярко-голубым,  потом  в  нем

что-то щелкнуло, и в пространстве протянулся голубой пучок.

   - Свет?

   Артем покачал головой.

   - Что же тогда?

   - Не знаю.

   - Продолжай.

   - Меня охватило чувство восторга,  что ли... Мне было ра-

достно наблюдать за изменениями шара, за этим голубым лучом.

Я  не удержался и запел песню.  Ты помнишь мою любимую:  "На

пыльных тропинках  далеких  планет...".  Голубой  луч  начал

пульсировать. Впечатление  было  такое,  будто внутри мягкой

резиновой трубки двигаются камни.  Едва я  остановился,  как

луч  перестал пульсировать.  Опять повторил.  Он пульсировал

снова.

   - Чем же кончился твой эксперимент?  - напряженно спросил

Тарханов.

   - Я положил палочки на место. Шар принял прежний цвет.

   - И ты покинул башню?

   - Нет,  не сразу.  Я обошел боковые помещения.  В круглой

комнате со сводчатыми потолками обнаружил новые шары.  Я  бы

не  обратил на них особого внимания,  если бы на них не было

такого же знака. - Артем показал на свой рисунок, изображаю-

щий человека.  - Это было непонятно.  Я взял один из шаров и

случайно коснулся изображения человеческой фигуры.  И я уви-

дел Землю!

   - Землю? - почти с испугом произнес Тарханов.

   - Да. Точнее, огни и города Земли - Лондон. Я узнал его -

у нас в фильмотеке есть стереофильм об этом городе. Каким-то

образом я очутился на Темзе, стоял перед Вестминстером, гля-

дел на башню Тауэра...

   - Ничего не понимаю, - прошептал Тарханов.

   - И я тоже, - признался Артем. - Потом я брал один шар за

другим,  касался  изображения человека и оказывался то среди

Кордильер, то в сибирских лесах, то среди льдов Арктики... Я

повидал  Москву и Нью-Йорк,  Варшаву и Токио,  Париж и Мель-

бурн...

   И они  заговорили  о  совместном полете на остров Главной

обсерватории.  Тарханов был убежден в том,  что голубой луч,

виденный Артемом, - средство связи с Землей.

   Высоко над морем взметнулась белоснежная башня.

   Планетолет опустился у ее подножия. Тарханов и Артем выш-

ли из кабины.

   Море в  этот  день  было  спокойным.  Артем остановился у

створчатой двери,  потом решительно толкнул ее,  пробежал по

огромному фойе и очутился на первой ступеньке лестницы,  ве-

дущей в башню.  Какая-то неведомая сила подняла его на верх-

нюю площадку.

   Здесь ничего не изменилось со дня первого посещения. Шар.

Щит  с клеммами.  Вот она,  палочка с изображением человека.

Артем взял ее и направился  к  шару.  Сегодня  он  почему-то

очень волновался,  хотя в прошлый раз он все проделал легко,

словно играючи.  Шар заголубел.  Голубой пучок выбросился  в

сторону и замер.  Сердце Артема на мгновение сжалось.  Потом

пришло спокойствие,  удивительное спокойствие. Он выпрямился

и громко сказал:

   - Земля! Слушай, Земля! Я - лорианин...

 

 

                        Глава пятая

 

                    С НАЧАЛОМ НОВОЙ ЭРЫ,

                       ЧЕЛОВЕЧЕСТВО!

 

   Рауль Сантос,  председатель Комитета галактической связи,

второй месяц жил на Марсе.

   Был вечер. В полнеба полыхал закат. Он становился то жел-

тым,  то зеленым, то оранжево-красным, вызывал какое-то тре-

вожное чувство. Совет Солнца, очевидно, не все продумал, ме-

няя орбиту Марса.  Перемена орбиты планеты вызвала новые со-

четания красок заката...

   Сантос сидел  в  кресле перед генератором мысли.  Поиски,

длившиеся почти двадцать лет,  наконец  увенчались  успехом.

Завтра  ровно в двенадцать он сядет в это же кресло,  нажмет

кнопку, и тогда...

   Щелкнул видеофон. Сантос поморщился: видно, опять вызыва-

ет Земля,  а ему так хотелось сегодня побыть в  одиночестве,

еще раз,  шаг за шагом, проверяя свое изобретение... Кто мо-

жет его вызвать?  Вероятно,  Комитет галактической  связи...

Видеофон опять щелкнул. Экран засветился на несколько секунд

и погас.  Это начало раздражать Сантоса. Что за шутки? Когда

четвертый  раз зажегся экран,  он решил проверить волну або-

нента и был крайне удивлен,  не обнаружив ее.  Никто Сантоса

не вызывал.  Очевидно, видеофон был испорчен. Настроив аппа-

рат на московскую волну,  Сантос стал ждать. Экран засветил-

ся.  На  нем  появилось  изображение панорамы Москвы.  Снег.

Стремительно убегающие улицы.  Огромное остроугольное здание

передающего центра,  комната, и тотчас Сантос услышал взвол-

нованный голос:

   - Говорит инженер Комитета галактической связи Мадия Тар-

ханова.

   - Я слушаю.

   - Добрый вечер, доктор. Станция галактической связи толь-

ко что приняла сигнал из космоса,  - торопливо сообщила Тар-

ханова.

   - Что?  - не веря себе,  спросил Сантос, но, тут же опом-

нившись, живо поинтересовался: - Записали?

   Сердце у него билось учащенно. Начинается нечто важное...

   - Да, записала. Сейчас включу запись.

   Сантос замер у видеофона. Потом раздался молодой энергич-

ный голос:

   - "Земля!  Слушай, Земля! Я - лорианин Артем Тарханов. Я,

лорианин Артем Тарханов,  последний житель далекой  планеты,

зову вас на Лорию!  Прилетайте!  Прилетайте, земляне! Я тот,

кто в прошлый раз передал вам давнюю песню космонавтов..."

   Сантос вспомнил нашумевшую историю с песней.  Итак, Мадия

Тарханова была права в своих догадках.  А тот  же  свежий  и

юный голос пел:

 

         В дорогу, друзья. Караваны ракет

         Помчат вас вперед от звезды до звезды.

         На пыльных тропинках далеких планет

         Останутся ваши следы...

 

   Он так и сказал:  "ваши",  словно опять приглашая к себе,

на пыльные тропинки безвестной Лории.

   - Я прошу вас, - сказал Сантос, стараясь не выдавать сво-

его волнения,  - поставьте в известность Председателя Звезд-

ного Совета. Я возвращаюсь завтра сразу же после сеанса. Се-

анс ровно в двенадцать ноль-ноль московского времени.

   - Я помню, доктор.

   - До встречи.

   Мадия переключила видеофон на  московскую  волну.  Сантос

долго не мог успокоиться. Десятки вопросов требовали ответа,

а ответа не было. Почему последний лорианин? Почему он носит

фамилию командора Тарханова? Как наладить постоянную связь с

Лорией? Одиннадцать световых лет!..

   Сантос подошел к видеофону,  чтобы выключить его, - мешал

думать. Но он не сделал этого. Белокурая девушка, дружелюбно

глядя на Сантоса, объявила:

   - Продолжаем дискуссию "Солнце или Вселенная?". Сейчас мы

послушаем  мнение  автора  популярного  горельефа  "Встреча"

звездолетчика Игната Луня.  Включаю восточный звездный город

Горный покой.

   "Это любопытно",  - подумал Сантос,  устраиваясь напротив

экрана.

   Он увидел молодое улыбающееся лицо.

   - Нужны  ли полеты за пределы Солнечной системы?  - энер-

гично спрашивал Лунь. - Такой вопрос был задан мне организа-

торами сегодняшней дискуссии. Отвечаю: безусловно нужны! Пе-

редо мной только что выступал автор  книги  "Мы  одиноки  во

Вселенной" Чарлз Эллиот.

   Экран чуть потемнел.  Комната, в которой сидел Лунь, чуть

продвинулась вправо,  слева появилась еще одна комната,  где

сидел профессор Эллиот. Он улыбнулся и дружелюбно спросил:

   - Вы читали книгу?

   - Конечно. Вы, профессор, неверно оцениваете поступатель-

ный ход человечества,  пытаясь ограничить его,  ввести в ка-

кие-то строгие рамки.  Я ценю  отточенность,  остроту  вашей

мысли, но желал бы и широты мышления...

   Сантос не заметил, как в комнату вошли инженеры марсианс-

кой радиостанции. Он неохотно оторвался от экрана и вопроси-

тельно взглянул на вошедших.  Он знал их обоих: это были та-

лантливые  радиоинженеры,  которые  первыми  обнаружили пояс

непрохождения радиоволн в районе Большой Медведицы.

   - Что-нибудь срочное? - спросил Сантос.

   - Наша станция приняла сигналы из космоса...

   - "Земля! Слушай, Земля!.." Это?

   Инженеры переглянулись.

   - Мне сообщили об этом. Земля приняла сигнал.

   - Но вы не знаете самого удивительного,  - сказал юноша с

подвижным лицом.  - Сигналы приняли и звукоуловители,  самые

обыкновенные звукоуловители!

   - Вот  запись  звуковой  установки,  - вступил в разговор

второй инженер.  - Сигналы приняли все уловители  Марса.  Мы

это выяснили.  Записи завтра к утру будут здесь. Видеофоны -

и те фиксировали сигналы.  Я как раз  в  это  время  смотрел

Москву.

   - Это были щелчки? - живо спросил Сантос.

   - Щелчки и мгновенные вспышки.

   - И что же вы думаете об этом?

   Инженеры опять переглянулись.

   - Какие-то звуковые бомбы,  - не совсем уверенно  ответил

юноша. - Мы думаем...

   - Пока ничего не можем сказать, - решительно прервал юно-

шу его товарищ.

   Сантос рассмеялся:

   - Секрет?

   - Да нет. Просто мы хотим проделать один опыт.

   Инженеры распрощались.  Некоторое  время Сантос сидел без

движения. Надо было обдумать все происшедшее. В генераторной

все еще светился экран. Говорил Лунь. Профессора Эллиота ря-

дом с ним уже не было.

   - Объединенное Человечество примерно одну десятую суммар-

ного планетарного продукта тратит на межзвездные полеты. Это

очень много.  Но я не считаю эту цифру слишком большой и уже

благоприятствующей дальнейшему освоению Галактики. Мы с вами

живем  в такой период истории человечества,  когда поступили

первые сигналы инопланетной цивилизации.

   Почему мы  должны  расходовать  значительную  долю  наших

людских и материальных ресурсов на  исследование  Вселенной,

хотя и не можем точно оценить,  сколь полезными окажутся ре-

зультаты этих исследований? Да потому, что великие космичес-

кие открытия приводят к постепенным,  но радикальным измене-

ниям в образе наших мыслей. Они оказывают самое благотворное

влияние на методику и технологию науки,  изменяя всю челове-

ческую практику.  Профессор Эллиот утверждает, что полеты за

пределы  Солнечной системы не нацелены на решение конкретных

практических задач сегодняшнего дня.  Но отсюда не  следует,

что звездные полеты надо отложить на будущее. Трудно оценить

общую отдачу от вложений людских и материальных  ресурсов  в

прошлые звездные  экспедиции,  но смею вас уверить,  что она

очень и очень высока. Срок, отделяющий открытия в космосе от

их  практического применения,  меняется в невероятно широких

масштабах. Мне вспоминается женщина из древней притчи о Бен-

жамине Франклине. Она присутствовала при демонстрации нового

открытия ученого в физике и спросила:  "Но, профессор Франк-

лин, какое же этому применение?" Франклин ответил: "Мадам, а

какое применение новорожденному?" Очевидная выгода  галакти-

ческих  полетов  имеет  совсем другой порядок величины,  чем

исследование на Венере или Марсе.  Результаты первых требуют

гораздо большего времени для своего "вызревания".

   Я глубоко убежден, что полеты за пределы Солнечной систе-

мы  сыграют  огромную  роль  в выработке нами более глубоких

представлений о материальном мире и строении Вселенной. И мы

обязаны летать и будем летать. Я за Вселенную!

   Сантос улыбнулся:

   - Что же, так оно и должно быть.

 

   За последнее  время Мадия не переставала думать об Игнате

Луне.  Вот и сейчас,  сидя перед генератором мысли, или мыс-

летроном, как назвал Сантос свой аппарат, она вспомнила пос-

леднюю встречу с ним.  Он был сдержан или старался  казаться

сдержанным,  она не поняла. Впрочем, не следовало отвлекать-

ся:  до пробной передачи остались считанные секунды.  Так  и

есть...

   "Я - Рауль Сантос, я - Рауль Сантос", - услышала она. Ма-

дия  оглянулась  и увидела членов наблюдательной комиссии по

приему мысли с Марса. - "Я - Рауль Сантос, я - Рауль Сантос,

- продолжал шептать председатель Комитета галактической свя-

зи.  - Сейчас московское время  двенадцать  часов.  Работает

мыслетрон "Марс",  работает мыслетрон "Марс". В эти минуты я

думаю о сигналах,  поступивших с далекой  планеты.  Извечная

мечта человечества о встрече с инопланетным существом близка

к осуществлению.  Отныне земляне начинают новую  эру  -  вру

контактов с разумными мирами Вселенной.  Мы,  кубинские уче-

ные,  верим,  что наш мыслетрон послужит  благородным  целям

связи  с далекими братьями по разуму.  Мы надеемся,  что наш

опыт по передаче мысли на большие расстояния пройдет  успеш-

но,  и заранее благодарим всех,  кто принимал в нем участие.

Если же опыт не удастся,  - Мадии показалось, что Рауль Сан-

тос вздохнул,  - мы продолжим наши поиски во имя Науки и Че-

ловека.  Спасибо вам, Мадия Тарханова, за помощь, которую вы

оказали нам.  Благодарю вас,  коллеги, за участие в экспери-

ментальной передаче мысли на расстояние".

   - Как самочувствие? - спросил Мадию председатель наблюда-

тельной комиссии,  как только та поднялась  со  специального

кресла после медицинского обследования.

   - Нормальное, - ответила вместо Мадии женщина-врач.

   Председатель комиссии,  известный парапсихолог,  вынул из

машины памяти кассету с записью мысли Сантоса и запер в ящик

стола.

   - Вы можете припомнить,  о чем думали до начала сеанса? -

спросил он Мадию.

   Она смутилась.

   - Забыли? Это очень важно...

   Она подняла глаза:

   - Я припомнила последнюю встречу с одним знакомым эвездо-

летчиком.

   Ей задали еще несколько вопросов.  Что она почувствовала,

как только восприняла чужую мысль?  Не было  ли  болезненным

это  ощущение?  Не появлялись ли во время сеанса посторонние

мысли?

   Ясные и  исчерпывающие  ответы Мадии вполне удовлетворили

ученых.

   На следующее утро, когда прилетел Сантос, комиссия снача-

ла вскрыла кассету,  привезенную с Марса, переписала и прос-

лушала текст,  потом при торжественном молчании была прослу-

шана запись мысли, принятая на Земле. Тексты были идентичны.

   ...Как сложилась  бы судьба бабушки,  если бы на "Уссури"

работал мыслетрон?  Об этом думала Мадия, перелистывая днев-

ник Натальи Тархановой.  Сколько лет этому дневнику?  Бумага

его пожелтела,  выцвели чернила.  Но какая свежесть  чувств.

Мадия перевернула страницу дневника,  легко читая четкий по-

черк своей бабушки.

   "Ты очень далек от меня, так далек, что я не предоставляю

этого.  Я смотрю на звезды,  и они как бы заново открываются

мне.  Я разговариваю с ними, и мне кажется, что я разговари-

ваю с тобой.

   Улетая, ты сказал:  жди меня.  Но разве я могу вычеркнуть

тебя из сердца?  Окружающие не замечают во мне никаких пере-

мен. Я такая же, какой была, и стараюсь держаться так, слов-

но ничего не изменилось в моей жизни.  И однако боль разлуки

живет в моем сердце.  Она позже поставит свою печать на моем

лице.

   Я живу  в  том домике у космодрома,  в котором мы провели

последние дни перед твоим отлетом. Я ничего там не перемени-

ла.  И,  возвращаясь с гастролей,  с волнением открываю нашу

комнату:  а вдруг?..  Я отдала бы все на свете,  чтобы  хоть

пять минут видеть тебя. Мне кажется, после этого станет лег-

че.

   У нас растет сын. Я назвала его Иваном. Он походит на те-

бя,  мой Ивашка,  и это радует меня.  Думается, я приобретаю

спокойствие.

   Перед сном мы с Ивашкой выходим на балкон  и  смотрим  на

звезды. Смотрю я, и он тоже таращит глазенки, улыбается, тя-

нется ко мне.  В эти секунды мой мир - передо мной,  детская

улыбка как бы ограждает меня от одиночества, тоски и горя.

   Успокоенная, счастливая,  возвращаюсь к себе и закрашиваю

квадратик в календаре - еще на один день ты стал ближе к до-

му. Календарь я составила сама на все долгие годы твоего пу-

тешествия.  И  перед  сном подхожу к календарю и считаю дни,

недели, годы.

   Опять осень.  Звонкая ясность кругом. В блеклом небе, как

и тысячу лет назад, курлычут журавли. Я кричу им:

   "Вперед, отставшие,  вперед! Последний первым долетит". И

машу рукой.  Ивашка смотрит снизу вверх и крепко держит меня

за руку. Завтра мы расстанемся с ним - он поступает в первый

класс лицея.

   Он похож на тебя, наш Ивашка. Сходство не только внешнее,

- оно проявляется мимолетно то в одном, то в другом. Он соз-

дал  твой  образ  в своем воображении с помощью фотографий и

рассказов о тебе.  И сегодня мы отправились с ним на космод-

ром в Зал звездолетчиков.

   Молча входим в зал. Сколько тут каменных изваяний! Я сле-

жу за Ивашкой.  У него очень озабоченное лицо;  он ищет тебя

среди множества других чужих пап. Живых пап тут нет. Живые в

космосе.

   - Мама, вот наш папа! - во все горло кричит Ивашка и дер-

гает меня sa руку. - Ну все, мама...

   Я смеюсь.  И тут же меня охватывает гнев. Почему я должна

видеть не живого, а каменного мужа?..

   - Мама,  ты почему плачешь? - спрашивает Ивашка. - Вот же

он, папа, смотри.

   Я улыбаюсь сквозь слезы. Конечно же, папа рядом.

   - С тобой никуда нельзя ходить.  Ты всегда плачешь, мама,

- насупившись,  говорит Ивашка. - Смотри, какой у папы шлем,

настоящий. Вырасту - и я буду такой, как папа. И буду стоять

рядом с ним.

   Это было выше моих сил.  Я не хочу,  не желаю,  чтобы мой

каменный сын стоял рядом с каменным отцом!"

   Дальше несколько  страниц дневника были исписаны цифрами.

Наталья Андреевна подсчитывала,  сколько ей  придется  ждать

возвращения Тарханова,  сколько лет тогда будет сыну, ей са-

мой.

   Мадия изучала  каждую цифру,  стараясь прочесть мысли ба-

бушки.  Колонки цифр были холодны. Они неумолимо доказывали:

ждать придется долго. Наталья Андреевна, конечно, знала это,

но все-таки еще и еще раз складывала,  делила, умножала, вы-

читала,  зачеркивала  написанное и начинала сначала.  Зачем?

Мадия могла только догадываться -  бабушке  было  невыносимо

тяжело.  Последнюю страницу,  исписанную цифрами,  заключала

короткая надпись:

   "Я верю!"

   "Жизнь моя прошла в ожидании. Я верила, что ты вернешься.

Десятилетия я делаю одно и то же - жду. Ты не представляешь,

что такое - ждать всю жизнь. Я выжила потому, что любила те-

бя, любила людей, жила среди людей и трудилась.

   Ты не вернулся.  Время и Пространство отняли тебя у меня.

Я знаю: кто-то должен прокладывать дорогу в будущее. Эта до-

ля досталась тебе.  Я горжусь тобой и все еще верю,  что  ты

вернешься.

   Много лет назад,  когда мы впервые побывали с  Ивашкой  в

Зале звездолетчиков,  он сказал,  что будет космонавтом.  Он

стал астробиологом,  женился, у него трое детей: двое воспи-

тываются в пансионате, а младшая, Мадия, при мне. Я сама бу-

ду воспитывать ее.  Я живу ею, моей внучкой, и я хочу, чтобы

она была счастливее меня.

   Пришла еще одна разлука. Иван с семьей на днях переезжает

на Марс.  Марс сейчас совсем рядом,  он благоустроен, в него

вдохнули земную жизнь. Я не могу покидать Землю. Я хочу дож-

даться тебя здесь.

   На балкон выходит сын и присаживается рядом.  Мы  смотрим

на повисшую над нами Большую Медведицу. Нам улыбается Мицар.

Мне хочется верить,  что это - улыбка добрая,  ясная, улыбка

надежды.

   - Папа, наверное, летит обратно, - тихо говорит сын и ос-

торожно гладит мою руку.

   - Наверное, - отвечаю я. - Пора.

   Моя жизнь клонился к закату. Я могла уснуть на долгие го-

ды в Пантеоне Бессмертия и встретить тебя такой же  молодой,

как и в день нашего расставания. Я не могла и не хотела это-

го делать.  Лес красив весной, в пору пробуждения, красив он

и летом, в пору пышного листостояния, красив и осенью, в по-

ру увядания.  Но и осенью бывает весна.  Она пришла ко  мне,

когда появился на свет Ивашка, с ним мы пережили мое лето. а

теперь, поздней осенью, у меня третья весна - внучка.

   Прости меня. Я не могла уснуть в Пантеоне. Я думала о лю-

дях и не хотела огорчать их.  Они любили меня.  Я отдала  им

весь свой талант. Я хотела быть достойной тебя.

   Сейчас у меня тихая  грусть  на  сердце.  Оглядываясь  на

прошлое,  я думаю о будущем,  о тебе, о твоем возвращении. В

жизни всегда надо смотреть вперед,  иначе нельзя жить. Я ве-

рю,  что  ты привезешь и подаришь людям неизвестные им миры,

новые горизонты познания, новые родники счастья. Иначе зачем

же мне было столько страдать?

   Возвращайся скорей.  Я хочу еще раз  взглянуть  на  тебя,

чтобы  со  спокойным сердцем...  уснуть.  Я могу обновиться,

снова стать молодой;  сейчас это делают. Но я боюсь обновле-

ния.  Обновленная,  я буду другою,  могу забыть тебя. А я не

хочу забывать, я хочу, чтобы ты всегда жил в моем сердце, до

последнего моего вздоха.

   Сегодня день моего рождения и день первой нашей  встречи.

С утра отдалась во власть воспоминаний, ворошу прошлое. Гля-

жу на свои портреты в сегодняшних номерах газет. В газетах я

не та Наташа, которую ты давным-давно оставил на Земле. Вре-

мя изменило ее облик.  Только в душе она прежняя,  молодая и

любящая.

   У меня посетители. Одни молча преподносят цветы и уходят.

Другие говорят,  говорят, ужасно много говорят. Говорят, что

я хорошо сохранилась и что я - героическая женщина (о, какая

банальность!).  Я благодарна тем, кто молча дарит мне цветы.

Они понимают меня,  понимают,  что словами не всегда скажешь

то,  что хочется сказать, Иногда даже маленькая улыбка стоит

тысячи слов.

   Меня мучает вчерашний поступок.  Я сказала Мадии, что она

не должна полюбить звездолетчика.  Зачем, зачем я это сдела-

ла?  Неужели я стала жестокой? Неужели ожидание и тоска, ко-

торые брали меня иногда в железные тиски,  превратили сердце

в камень? Я вслушиваюсь в себя, пытаюсь добраться до глубины

самой себя - и не могу. Чувствую бесконечную боль в душе, от

которой некуда деться и некуда спрятаться.  Прости меня. Ма-

дия. Я неизлечимо больна усталостью".

   На этом  обрывался дневник Натальи Тархановой.  В спальне

было тихо.  За окном шел дождь. Струйки воды бежали по стек-

лу.  Мадия воскрешала в памяти вечера,  проведенные с бабуш-

кой, их совместные прогулки. Сказки по ночам... "А могу ли я

любить,  как она?" - спрашивала она себя и, так и не ответив

на собственный вопрос, уснула...

 

   Когда Ирма вместе с отцом вышла из ракетоплана, Олимпийс-

кая  планета  предстала перед ней во всем великолепии.  Небо

густо-голубое,  без  единого  облачка,  словно  нарисованное

детской рукой. И под этим небом сверкал олимпийский стадион.

С западной трибуны он уходил к озеру.  Оно  было  пустынным,

только у берега покачивалось несколько яхт с желтыми и крас-

ными парусами.

   В другой  раз Ирма отдала бы дань глубокого уважения кол-

легам - математикам,  инженерам,  соорудившим уютную планету

для отдыха. Сейчас ее мало что интересовало. Инг, ее Инг от-

казался сопровождать ее на регату!  А до начала соревнования

целая неделя. Какие восхитительные дни они могли бы провести

здесь.

   Академик Соболев  обеими  руками  сжимал  руль  автокара,

что-то говорил недовольно;  только немного погодя она начала

вникать в смысл его слов.

   - Я бы изменил орбиту этой планеты,  -  услышала  она.  -

Слишком  близко к Земле и много неудобств для участников ре-

гаты.  Что стоит поднять планету еще на несколько километров

над Землей?  Теперь извольте подниматься на старт на неудоб-

ных летательных аппаратах.

   Ирма откинулась назад.

   - Разве я не прав? - спрашивал отец.

   Навстречу шли юноша и девушка.  Он в зеленом,  струящемся

спортивном комбинезоне,  она в красной короткой юбке и белой

кофточке.  Они подняли руки,  приветствуя машину. Ирма с за-

вистью смотрела на них и думала о себе.  Ей было  грустно  и

одиноко,  но ясный аналитический ум Ирмы был бессилен понять

и разложить по полочкам эти чувства, - это было выше ее сил.

   Ветер доносил  с озера запах цветущих лотосов.  Здесь все

как на Земле. Озера и реки, города и стадионы. Только в нед-

рах планеты нет ископаемых, потому что ее построили люди.

   - Мы редко задумываемся над тем, что окружает нас. А вду-

маешься - понимаешь,  насколько гениален человек,  - говорил

Соболев.  - Пришел он в это пустое пространство и сказал:  я

построю себе новое жилище.  И построил. А здесь ведь космос,

абсолютный нуль,  смертельные космические лучи, невесомость.

Когда человечество проголосует за "Солнце", мы всю нашу пла-

нетную систему превратим в цветущий сад. Ты меня слышишь?

   О чем  это он?  Ничего не различая от слез,  Ирма достала

носовой платок. Соболев прервал фразу:

   - Ты плачешь? Тебя ждет звание абсолютной чемпионки, а ты

плачешь?  Не понимаю тебя,  Ирма.  У тебя нет никаких причин

для слез. Может, ты скажешь старому отцу, что тебя огорчает?

   - Да ничего меня не огорчает.

   - Но я ни разу не видел,  чтобы ты плакала. Это в прошлом

люди плакали от обид,  неудач,  зависти.  В наш век,  на мой

взгляд, слезы - глупейший анахронизм. И вдруг моя дочь, один

из лучших математиков Планеты,  ревет, как пятилетняя девоч-

ка.  Объясни,  в чем дело? Я не только твой отец, но и друг.

Я, кажется, сделал все возможное, чтобы ты была счастлива.

   "Очевидно, не все",  - хотелось сказать Ирме, но она про-

молчала. До сих пор она рассуждала точно так же, как отец, и

возражать ему было нечего, пока...

   Встреча с Лунем на ракетодроме была короткой и  неожидан-

ной.  Она заметила его среди пассажиров рейсового планетоле-

та.  Встретившись с ней глазами,  он стал пробиваться к  ней

сквозь толпу.  Лунь встретил ее улыбкой,  но,  вглядевшись в

лицо звездолетчика,  Ирма поняла, что он улыбается просто из

вежливости.  Она  почувствовала  это как-то сразу,  и что-то

оборвалось в душе ее.  Может быть,  Лунь связывает ее имя  с

именем "друга дома" профессора Эллиота?  Она держала Луня за

руку и что-то говорила ему, а сама пыталась разобраться, что

с ней происходит. Лунь посмотрел на нее и чуть шевельнул гу-

бами,  но она поняла: "Не надо". А что - "не надо"? Сердце у

нее упало. Они скоро простились, и Ирма понимала - навсегда.

   - Вытри слезы,  - грубовато посоветовал отец, когда авто-

кар выезжал, на посадочную площадку отеля. - Вот так-то луч-

ше.

   Большая солнечная  регата  собирала  огромное  количество

участников.  На Олимпийскую планету непрерывным потоком мча-

лись  планетолеты.  Приезжали спортсмены,  тренеры-инженеры,

туристы, болельщики... У центральной трибуны, откуда яхтсме-

ны поднимались в космос на стартовую площадку, световое таб-

ло через каждый час сообщало,  сколько прибыло спортсменов и

откуда.

   Прием заявок прекратился за день до открытия регаты.  Съ-

ехалось  свыше десяти тысяч спортсменов и свыше миллиона бо-

лельщиков.  Рекордное количество участников, рекордное коли-

чество зрителей. Огромный стадион, вмещающий восемьсот тысяч

человек, стал тесен. Пришлось в срочном порядке надстраивать

висячие трибуны.

   Идея солнечной регаты зародилась в середине прошлого сто-

летия. Авторами ее были люди самых древних земных профессий:

агрономы Георгий Байков и Томас Скалл.  И натолкнули  их  на

идею регаты гектары и Солнце.  Они рассудили так:  солнечные

лучи оказывают давление на один гектар земли с силой в  пят-

надцать граммов.  А чему оно равняется в космосе, где нет ни

трения,  ни тяжести?  Очевидно, им это надо было внать чисто

для  земных  агрономических целей,  и они решили подняться в

космос.  Изготовили парус из тончайшего поливтилена площадью

в один гектар. Для агрономических целей их опыт не пригодил-

ся, но им понравилось парить в космосе. Трое суток гнали ях-

ту  агрономов межпланетные "ветры" и "течения".  Нашли их за

сто тысяч километров от места высадки в космосе. В свое вре-

мя об атом много писалось. Через год вместе с ними на парус-

ную гонку поднялись инженеры, строители звездолетов.

   Первая регата проводилась сто лет назад. В ней участвова-

ло девяносто семь яхтсменов. Условия соревнования были прос-

тыми - кто быстрее пройдет дистанцию в десять тысяч километ-

ров.  Постепенно условия соревнования  усложнялись.  Поводом

послужило происшествие,  случившееся шестьдесят лет назад. У

будущего чемпиона Ежека Бажовского  в  середине  пути  вдруг

сникли паруса.  В этих случаях яхтсмен включает ракетодвига-

тель и уводит свою яхту из района соревнований. Бажовский не

захотел бросить гонки, тем более что он все время шел впере-

ди.  Ему все-таки удалось развернуть гигантский парус, найти

нужный  угол к лучам солнца и финишировать первым с довольно

высоким для тех времен рекордом - шесть часов тридцать  семь

минут и семнадцать секунд.

   Современная трасса шла не по прямой, а зигзагами. Условия

соревнования настолько усложнились, что человеку, не облада-

ющему гибким математическим умом,  нечего было и  мечтать  о

преодолении  трассы.  Через  каждую тысячу километров трасса

ломалась на сорок пять - семьдесят, а то и на девяносто гра-

дусов.  На  поворотах паруса автоматически падали,  и так же

автоматически на экране в кабине яхтсмена вспыхивала  цифра,

указывающая,  под каким углом следует повернуть яхту. Спорт-

смен должен был заново натянуть  паруса  и  определить  угол

наклона к солнцу так,  чтобы яхта не вильнула за трассу гон-

ки.

   - Головоломка, - сказал Соболев, разглядывая схему предс-

тоящей трассы на столе их комнаты в отеле. Он стоял, заложив

руки  за спину.  Тренировочный костюм подчеркивал сухощавую,

подтянутую фигуру.  - Усложненность лишает регату зрелищнос-

ти.  Ты  не находишь?  Раньше финишный разворот делал каждый

по-своему.  А сейчас обязательно по кругу.  Зачем? И диаметр

окружности тебе сообщают в последнюю минуту.

   - Ну что ты ворчишь, папа? - Ирма что-то чертила на листе

бумаги.

   - А что мне остается делать?  - Он взял ее за плечо и по-

вернул к себе. - В чем дело, Ирма?

   - Все хорошо, папа. Я поняла, что у меня есть сердце.

   Соболев фыркнул,  отошел  в глубь комнаты и начал листать

первую попавшуюся в руки книгу. Это были стихи. Он взял вто-

рую  книгу  -  это тоже был сборник стихов.  Он перебрал еще

несколько книг и не нашел среди них ни одной,  которая заин-

тересовала бы его. Соболев в задумчивости стоял у полки. Что

случилось с дочерью?

   - Ты увлекаешься поэзией?

   - Да, с некоторых пор. Я хочу понять себя: кто я такая? -

сказала Ирма, поднимаясь из-за стола.

   - Странно, откуда вдруг такие вопросы?..

   - Если бы я знала это, - с тоской сказала Ирма. - Папа, я

полюбила.

   Соболев усадил дочь в кресло. Сам устроился напротив.

   - Вполне разумно.  В двадцать два года это естественно, -

сказал он и, взглянув на дочь, спросил: - Какого ты мнения о

Чарлзе?

   - Так  далеко простирается твоя забота обо мне?  - горько

рассмеялась она.

   - А чем плох Чарлз? - удивился Соболев.

   - Я не говорю,  что он плох.  Я хочу сказать о себе.  Мне

кажется,  что  кто-то  некогда закрыл в моем сердце какой-то

клапан,  и оно долгие годы оставалось глухим. И вдруг клапан

открылся. Поток новых чувств захлестнул сердце, и я не знаю,

что мне делать.

   - Все это глупости,  Ирма.  Помнишь, ты говорила: миллион

случайностей.  А из миллиона случайностей  рождается  закон.

Вот где твоя поэзия.

   Ирма помнила, при каких обстоятельствах говорила это дру-

гому человеку, не отцу. Помнила, с каким недоумением посмот-

рел на нее Лунь.  Воспоминания болью отозвались в ее сердце.

Ирма  тряхнула  головой!  должна же она наконец взять себя в

руки.

   - Хотел бы я знать,  что сейчас делается в Солнечной сис-

теме,  - нарушил молчание Соболев. - Целую неделю без инфор-

мации.  Забавно.  Мозг до того очистился, что голова кажется

совершенно пустой.

   Мир был перегружен информацией. Планетная служба здоровья

всячески оберегала отдых землян. Во Дворцы отдыха, на пляжи,

дачи  извне  не допускалось ни одного сообщения.  В таком же

изолированном положении находилась  и  Олимпийская  планета.

Люди остро переносили эту изолированность, особенно в первые

дни, потом привыкали и полностью отдавались беззаботному ве-

селью.

   Вечером у моря зажгли фейерверк.  Его огни взлетали вверх

и падали. Ночь была ясной, а небо очень далеким. На горизон-

те море сливалось с небом,  и поэтому казалось, что огни па-

дают куда-то за пределы Олимпийской планеты, в пространство,

в бесконечность.  Огни прочерчивали самые замысловатые  гео-

метрические  фигуры.  То  же  самое происходило и в природе.

Ежеминутно возникали и исчезали замысловатые  геометрические

фигуры.  Если  бы запечатлеть на пленку каждую такую фигуру,

геометрия была бы куда объемнее. Но эта мысль не увлекла Ир-

му.  Огни  фейерверка,  темное море вызывали в памяти совсем

другое.

 

      Южных звезд  искристый  свет,

      за кормой сребристый след,

      Как дорога в небосвод.

      Киль взрезает пену волн,

      парус ровным ветром полн.

      Киль дробит сверканье вод.

      Снасти блещут росой по утрам,

      Солнце сушит обшивку бортов.

      Перед нами путь, путь знакомый нам.

      Путь на юг, старый друг,

      он для нас вечно нов.

 

   Ирма оглянулась. Рядом никого. У ног плескалось море. Она

повторяла пришедшие на память стихи,  как бы пробуя на ощупь

каждое слово.  Если бы кто-нибудь из друзей увидел и уелыщал

ее сейчас,  удивился бы. Ирма - и вдруг етихи. Сильный, уве-

ренный голос звучал с необычайной мягкостью и затаенным вос-

торгом:  "Перед нами путь,  путь знакомый нам.  Путь на  юг,

старый друг, он для нас вечно нов".

   - Девушка,  пошли  с нами кататься,  - услышала она рядом

веселый голос.  - Разве можно грустить на Олимпийской плане-

те?

   Ирма повернулась и увидела молодых землян.  Она не любила

бесцеремонности и умела постоять за себя, а тут, не раздумы-

вая,  пошла за юношей. "Ирма Соболева начинает познавать но-

вую жизнь", - с иронией подумала она.

   Яхта с белоснежными парусами.  Она быстро рассекала бирю-

зовую воду.  На Ирму никто не обращал внимания.  Она слушала

себя, слушала море, которое плескалось у борта, слушала слу-

чайных товарищей,  весело болтавших обо всем на свете.  Ирма

ни о чем.не думала,  ей просто приятно было смотреть на тем-

ное небо,  на такое же темное море,  на костры, которые жгли

рыбаки на берегу, и, очевидно, самым древним способом варили

уху.  Простые радости жизни, без которых жизнь не жизнь. Че-

рез час Ирма попросила, чтобы ее высадили на берег. Никто ее

не  спросил,  кто  она такая и зачем приехала на Олимпийскую

планету. Просто ребятам показалось, что одной ей скучно, вот

и взяли и покатали на яхте. Юноша помахал на прощанье рукой,

и яхта опять ушла в море.  И кто-то звучным тенором  затянул

песню:

 

          Я ветер, любезный морякам.

          Я свеж, могуч.

          Они следят по небесам

          мой лет средь туч.

          Я бегу за кораблем

          вернее пса.

          Вздуваю ночью и днем

          все паруса.

 

   На следующий день ровно в десять часов состоялось  откры-

тие солнечной регаты.  Сразу же после парада Ирма, переодев-

шись в спортивный костюм, отправилась на стартовую площадку,

заняла  место в ракете и закрепилась.  Здесь не было обычных

удобных кресел, как на рейсовых планетолетах. Ирма посмотре-

ла на часы и почувствовала легкий толчок.  Ракета "выстрели-

лась".

   - Выход, - послышалась команда в наушниках, и тут же Ирма

куда-то провалилась вместе с яхтой. Открыв глаза, она увиде-

ла  черную  бездну космоса.  Машинально поправила скафандр с

защитным прозрачным забралом и оглянулась. Яхтсмены, включив

реактивные двигатели,  мчались к месту старта. На панели уп-

равления Ирма увидела чертеж развернутой яхты,  нажала кноп-

ку, и "кресло", в котором она сидела, раскрылось в двадцати-

метровую узкую лодку. "Теперь на старт", - подумала она. Она

была  спокойна;  заботы и волнения остались внизу,  на Олим-

пийской планете.

   Она подрулила яхту к стартовой площадке.  Над головой ви-

села огромная прозрачная гондола,  в  которой  расположились

стартеры и судьи.

   - На старт!

   Ирма нажала  голубую  кнопку - и над ней взвился огромный

парус. Серебристое полотно развернулось ровно. Ирма осторож-

но  покрутила верньер,  поворачивая парус к солнцу.  Впереди

пять тысяч километров пути.  Ирма мысленно представила его и

тряхнула  головой,  как бы отгоняя сомнения.  Она третий раз

участвует в регате.  Первый раз она заняла четыреста тринад-

цатое место,  во второй - десятое. Нынче она считалась одной

из главных претенденток на приз Солнца.

   - Старт!

   Ирма передвинула рычажок скорости. Парус качнулся, и яхта

поплыла.  Ирма  искала  оптимальный  угол паруса и осторожно

крутила верньер, искоса поглядывая на шкалу скорости.

   Чемпион прошлой регаты установил рекорд скорости - тысяча

девятьсот сорок километров в час.  Но он не стал  абсолютным

чемпионом,  ибо  много времени потерял на поворотах.  Звание

абсолютного чемпиона по баллам завоевал никому не  известный

математик  из  Америки Роберт Синклер.  Нынче в регате он не

участвовал и заявил журналистам, что не хочет искушать судь-

бу.

   Ирма напряженно следила за скоростью яхты:  тысяча  трис-

та...  тысяча четыреста семьдесят три...  тысяча Шестьсот...

Пальцы еще чуть повернули верньер и замерли.  Тысяча восемь-

сот семь километров.  "Так держать",  - приказала себе Ирма,

откинулась на спинку кресла,  чтобы чуть расслабиться - силы

еще пригодятся, - и включила телевизион.

   В огромном черно-голубом пространстве плыли яхты. Коммен-

татор  рассказывал о ходе гонок.  "Ну скажи же,  какой номер

идет первым",  - мысленно обратилась Ирма к нему. Первым шел

сто пятнадцатый номер.  Выключив телевизион,  она посмотрела

вперед: там качалась серебристая точка. Увеличивая скорость,

Ирма начала нагонять ее. Это был восемьсот третий номер. Ир-

ма повисла на нем,  но тот не  освобождал  трассу,  блокируя

каждую ее попытку обойти.

   Яхты плыли друг за другом. Ирма выжидала, не желая менять

угол паруса,  но, увидев ярко-красные буйки поворота, затор-

мозила яхту.  Восемьсот третий, видимо, не заметил поворота,

не  уменьшая  скорости,  проскочил  его  и  заработал первое

штрафное очко.

   Парус упал.  По  инерции яхта вошла на сорокакилометровую

площадку,  огороженную четырьмя ярко-красными буйками. Перед

Ирмой на световой табличке "курс" вспыхнули цифры:  "47,3°".

Теперь надо было определить угол разворота паруса к  солнцу.

Задача была не трудная,  но весь расчет приходилось делать в

уме.

   Накануне Ирма  составила таблицу расположения парусов под

любым углом поворота яхты. Таблицу Ирма выкинула, но методи-

ку  расчета запомнила.  Это сейчас пригодилось.  Минуту Ирма

просидела с закрытыми глазами,  потом нажала кнопку "экзаме-

натора"  (так яхтсмены называли миниатюрное электронное уст-

ройство) и сообщила в микрофон не только угол паруса,  но  и

решение задачи. Как только она сказала "все", мгновенно сра-

ботал автомат, и огромный парус развернулся.

   Некоторое время яхта стояла на месте, как бы набирая силу

солнечных лучей, потом плавно двинулась вперед. На этом эта-

пе яхтсмену не разрешалось пользоваться верньером и подправ-

лять парус. Ирма смотрела на шкалу скорости. Яхта шла ходко.

Минут через пятнадцать она обогнала две яхты. Новый поворот,

новое вычисление. В этом квадрате она застала пять яхт, сле-

дом за ней пришли еще две. Она отчалила сразу же за сто пер-

вым и семнадцатым номерами. Теперь впереди самая трудная фи-

гура - "восьмерка", на которой проверялась техника вождения.

   Вот и она - две параллельные бело-серебристые линии,  об-

разующие  огромную  восьмерку.  Яхта  устремилась  в ворота.

"Восьмерка" была узкая - километр шириной,  и пройти ее надо

было так, чтобы не выскочить за "борт".

   Впереди, примерно в десяти километрах, "восьмерку" писали

две яхты.  Одна, кажется, вильнула за линию, но Ирме некогда

было наблюдать за товарищем, терпящим "бедствие". Она догна-

ла яхту под двести пятым номером.  Чтобы обогнать ее,  взяла

левее и очутилась метрах в двадцати  от  линии  "восьмерки".

Ирма почувствовала, как холодеет спина. Она осторожно крути-

ла верньер,  и ей казалось, что он плохо поддается ее усили-

ям. Но сна не спешила, опасаясь перекрутить и поставить яхту

поперек.  Тогда не избежать столкновения с позади идущей ях-

той.

   Пронесло. Яхта вошла в последний вираж и, лихо описав ви-

ток, вышла на прямую трассу. Ирма вздохнула с облегчением.

   Вдали белели облака из  парусов,  яхты  плавно  описывали

последние круги перед финишным рывком.  Красивое это зрелище

- серебряная аппликация на бездонно-черном  фоне.  Только  в

космосе бывает такое.

   Яхта плавно пересекла линию  пятикилометровой  дистанции.

Паруса упали. На "курсе" вспыхнуло новое число: диаметр кру-

га восемьдесят метров. "Однако", - подумала Ирма и принялась

за вычисления.  Сделала она это довольно быстро,  за полторы

минуты вместо трех,  и записала в свой актив пятнадцать бал-

лов.  "Экзаменатор" принял расчет,  паруса поднялись, и яхта

пошла по кругу.

   Когда Ирма вышла из круга и почувствовала скорость, когда

увидела Олимпийскую планету и черный космос,  великий и спо-

койный,  она ощутила небывалый прилив сил.  Ни о чем опреде-

ленном она не думала,  или, вернее, думала обо всем сразу: о

яхте, которая слушалась ее, о переполненном стадионе, о кос-

мосе. Она мчалась в нем, разворачивая паруса к солнцу.

   Ирма обгоняла  одну яхту за другой.  Впереди мелькает еще

один парус.  Обогнать! Ирма меняет галс. Скорость! Скорость!

Две тысячи километров в час. Теперь впереди в ее секторе ни-

кого не было. Почудилось, что во всей Вселенной осталась она

одна.  Ей вдруг стало страшно.  Она включила телевизиофон, и

сразу же рев трибун оглушил ее.  Теперь ей казалось, что она

спускается  в  раскрытые объятия землян,  спускается к Луню,

чье имя и чей облик воплощали для нее всю Землю.

 

   В Хабаровске было восемь часов утра,  когда Козырев  под-

нялся на пятнадцатый этаж Звездного Совета.  Информация была

слишком важной,  чтобы отправиться спать. "Тарханов жив. Се-

годня ночью я записала его обращение",  - сказала Мадия, как

только Козырев в Хабаровске вышел  из  планетолета.  Козырев

отвык удивляться чему бы то ни было. Но тут не выдержал:

   - Не говори глупостей, Мадия.

   Рауль Сантос взял его за руки и сказал задушевно:

   - Это правда. Командор Тарханов жив. В наш век тоже быва-

ют чудеса.

   И вот теперь Козырев метался по кабинету.

   - Включайте запись, - нетерпеливо требовал он.

   Раздался глуховатый спокойный голос.  Сначала Козырев  не

столько вслушивался в слова, сколько в интонацию голоса. Да,

это несомненно говорил Тарханов.  О природе Лории -  хорошо.

Что там жить можно - тоже хорошо. А точные координаты плане-

ты...  об этом почему-то Тарханов молчит.  И ни слова о том,

почему экспедиция не вернулась на Землю. Первые слова Тарха-

нов произнес ровно в пятнадцать ноль-ноль московского време-

ни.  Об  этом  он сам сообщил в начале выступления.  А через

несколько секунд речь его была принята станциями галактичес-

кой  связи Звездного Совета.  Преодолеть за несколько секунд

космическую бездну - это же невероятно.  Солнечный  свет  до

Земли доходит за восемь с чем-то минут,  а тут секунды. "Как

все-таки трудно вырваться из плена земных  представлений,  -

подумал Козырев. - Какие великолепные средства связи найдены

на Лории. Но почему командор десятилетиями хранил молчание?"

   - До скорой встречи, дорогие соплеменники, - этими слова-

ми Тарханов закончил свою речь.

   Козырев попросил  повторить  запись.  Голос Тарханова был

отчетлив,  и никакие помехи ему не мешали.  И все-таки чувс-

твовалось, что он говорит сквозь миллиарды километров, и это

ощущение было трудно объяснить.

   Сантос повернулся к Козыреву:

   - Будем собирать журналистов?

   Козырев медлил. Нет, только не через журналистов надо это

делать. Человечество слишком долго ждало и слишком долго ис-

кало  инопланетную  цивилизацию,  чтобы  теперь прибегнуть к

обычному методу оповещения.

   - Что же вы предлагаете?

   - Станцию "Прощание".  Мы многие-многие  годы  через  эту

станцию  передавали  печальные вести о гибели звездолетчиков

вдали от родной планеты.  А завтра, как всегда, в пять часов

московского  времени  она  заговорит устами лорианина Артема

Тарханова и землянина Ритмина Тарханова.  Но на этот раз она

оповестит  Объединенное  Человечество не об очередной жертве

космоса,  не о поражении,  а о победе!  Вы согласны со мной,

Сантос?

   - Только так.

 

   Академику Соболеву не повезло. Он не выдержал отборочного

конкурса и выбыл из соревнования на "Кубок Солнца" и  сейчас

сидел в пятом ряду западной трибуны рядовым зрителем.

   - Здравствуйте,  - приветствовал Соболева Эллиот,  крепко

пожимая ему руку. - Рад вас видеть. Не вошли в конкурс?

   - Вы угадали,  Чарлз. - Соболеву пришлось повысить голос,

чтобы перекричать людской гул.

   - Мне нужно поговорить с вами. Может, мы выйдем отсюда?

   - Почему этого не сделать здесь?

   - Стадион не место для серьезных разговоров.

   - Профессор, я сейчас не академик, не Председатель Совета

Солнца,  а рядовой болельщик.  - Соболев взял Эллиота за ло-

коть. - Садитесь и смотрите на экран. Ирма идет за сто девя-

тым.  Впереди еще пятьсот километров пути.  Она должна побе-

дить.

   Но профессору Эллиоту не сиделось.

   - Ожидается сенсационное сообщение, нам необходимо выйти,

- настаивал он.

   - Сенсацию делает Ирма!

   - Сенсация - командор Тарханов.

   - Кто это - Тарханов?

   - Академик Ритмин Тарханов, который улетел на Лорию.

   Соболев нахмурился:

   - Профессор Эллиот, не надо шутить такими вещами.

   - Я не шучу.

   Они остановились у центрального выхода.  Отсюда виднелись

часть стадиона и купол экрана.

   - Я вас слушаю, профессор.

   - Командор Тарханов жив. - Красивое лицо Эллиота не выра-

жало при этом никаких чувств. - Несколько дней назад станции

галактической связи записали его короткое сообщение.  Сегод-

ня-завтра весть из космоса станет достоянием человечества.

   Эллиот подробно рассказал все,  что  знал  о  событиях  в

Звездном Совете.

   Соболев схватил его за руку:

   - Вы говорите правду?

   - К сожалению, правду.

   - Так это же великолепно!  - воскликнул Соболев. - Вы по-

нимаете,  великолепно!  Я всегда верил  в  гений  Тарханова.

Встреча  с инопланетной цивилизацией...  Вы сами слушали за-

пись?

   - К сожалению, нет.

   - Я возвращаюсь на Землю.  - И Соболев размашисто  открыл

дверь, ведущую на олимпийскую площадку.

   - Одну минуточку, академик!

   - Что еще, профессор?

   - Я не понимаю,  почему вас обрадовало мое сообщение?  Вы

знаете,  какие будут последствия? А предстоящий всепланетный

плебисцит?  Последнее время я тем и занимался, что пропаган-

дировал ваши идеи всеми доступными мне средствами.  Вы одоб-

рили мою книгу. Я считаю вас своим духовным отцом.

   Соболев внимательно  посмотрел на Эллиота и покачал голо-

вой:

   - Вы обижены, профессор? Мелко это, дорогой. Мелко. Весть

о том, что Тарханов жив, ничего еще не меняет. Я твердо стою

на своих позициях. Могу повторить, чтобы утешить вас: снача-

ла мы должны переделать Солнечную систему, а потом приняться

за другие звезды.

   - Не понимаю, как Тарханов мог сотворить такое чудо?

   - "Чудо", насколько я понимаю, принадлежит не ему. Он на-

шел это "чудо" на Лории.  А если говорить о проблеме чуда  в

целом, то слушайте: целью всей деятельности интеллекта явля-

ется превращение некоторого "чуда" в нечто постигаемое. Если

в  данном  случае "чудо" поддается такому превращению,  наше

восхищение умом и подвигом Тарханова только возрастет.

   - Что же мне делать?

   Соболев рассмеялся и похлопал Эллиота по плечу:

   - У ребенка отняли игрушку. Я вас назначил Главным специ-

алистом Совета Солнца. У вас прекрасное поле деятельности по

основной вашей специальности.

   - Я не об этом...  Как мне теперь  пропагандировать  ваши

идеи?

   "Не узнаю Эллиота,  - подумал Соболев.  - Он говорит оче-

видные глупости". А вслух сказал:

   - Не надо пропагандировать, Чарлз. Пусть говорят сами на-

роды.  Мне нравится развернувшаяся дискуссия.  И,  простите,

мне кажется, что вы печетесь не столько о моих идеях, сколь-

ко о своей популярности.  Я не спрашиваю о ваших далеко иду-

щих целях. Очевидно, они у вас есть.

   - Но что же будет, если Земля выскажется за Вселенную?..

   - Будем продолжать осваивать Солнечную систему теми сила-

ми, которые у нас имеются.

   - А вы не думаете, что от исхода плебисцита зависит, быть

вам Председателем Совета Солнца или не быть?

   - Я не думаю, чтобы дело так далеко зашло.

   - Вы будете бороться?

   - Против кого? - Соболев пристально посмотрел на собесед-

ника.

   Эллиот пожал плечами и промолчал.

   В это мгновение началась передача станции "Прощание":

   - Слушай,  Земля!  Наши позывные десятилетиями вызывали у

землян  чувства  скорби  и печали.  Сегодня мы сообщаем не о

скорби, а о радости, о победе человека в космосе...

   Соболев и Эллиот переглянулись.

   - Кощунство над памятью погибших, - вполголоса сказал Эл-

лиот.

   - Погибшие торжествуют.  Их устами сегодня говорит коман-

дор Тарханов. Слушайте, - почти зло сказал Соболев.

   - Станциями галактической связи приняты обращения  предс-

тавителя  инопланетной  цивилизации  и  нашего соплеменника.

Сейчас вы услышите голос иного мира.  Вы услышите слова  на-

дежды  и приветствия звездолетчика Тарханова.

   Соболев чувствовал напряжение этой великой минуты.  Чело-

вечество вступало в новую эру - эру контактов с инопланетной

цивилизацией.  Понимает ли это Эллиот или думает о  спасении

своей репутации?

   "Подвиг Тарханова озарил ярким светом и  мою  собственную

жизнь,  и жизнь землян, - взволнованно думал Соболев. - Люди

с благодарностью примут его наследство,  и не просто как дар

гения,  но и как эстафету в будущее, как поручение. На новое

поколение падает задача отыскать пути правильного  использо-

вания этого дара.  Только решив эту задачу,  новое поколение

окажется достойным переданного ему наследства и действитель-

но станет счастливее предыдущих поколений..."

   - Земля!  Слушай,  Земля! Я - лорианин Артем Тарханов! Я,

лорианин  Артем Тарханов,  последний житель далекой планеты,

обращаюсь к вам...

   - Ло-ри-а-нин, - по слогам выговорил Соболев. - Какой он,

по-вашему, Чарлз?

   Эллиот не  счел  нужным  ответить.  Но Соболев не заметил

этого, прислушиваясь уже к другому голосу космоса:

   - Дорогие соплеменники!  Земля родная! К вам обращаюсь я,

командор звездолета "Уссури" Ритмин Тарханов.  Много лет на-

зад наша экспедиция отправилась на поиски инопланетной циви-

лизации.  Случилось так,  что мы не могли вернуться назад  и

остались  на далекой планете Лория.  Планета эта симметрична

нашей Земле...

   Тарханов говорил  будничным тоном,  и эта будничность еще

резче подчеркивала значительность содеянного им и его колле-

гами.  Если  в начале передачи у Соболева еще были кое-какие

сомнения, то теперь они окончательно рассеялись. Рассеяла их

простая,  деловая  речь  командора.  Впечатление было такое,

будто он стоит на центральной трибуне олимпийского  стадиона

и  рассказывает  о самых простых вещах.  Всем строем речи он

убеждал, что мы не одиноки во Вселенной.

   - Сегодня,  - продолжала станция "Прощание",  - в двенад-

цать ноль-ноль принята еще одна запись. К землянам обращают-

ся юноша-лорианин и командор Тарханов. Включаем запись.

   - Я родился и вырос на Лории.  - Голос Артема был  молод,

чист и свеж.  - Мне сейчас семнадцать лет.  Я никогда не был

на Земле.  Я не видел,  как весной шумят ручьи и  расцветает

сирень.  Я не видел белого снега и синих гор. Я не спешил со

своими сверстниками в школу или лицей. Но я хочу к вам, хочу

дышать вашим воздухом, жить на вашей Земле, плавать по вашим

океанам. Я люблю вас, земляне. Я дарю вам мою планету Лорию.

Прилетайте и возьмите ее.

   - Соплеменники!  - Это уже говорил Тарханов.  - Когда мой

воспитанник лорианин Артем прилетит на Землю, прошу вас: по-

любите и приласкайте его.  Он достоин вашей  любви  и  вашей

ласки, дорогие соплеменники...

   По стадиону льются звуки гимна Объединенного  Человечест-

ва. Тысячи людей замерли на трибунах.

   С началом новой эры, человечество!

 

 

                        Глава шестая

 

                        БЕЛАЯ ВОЛНА

 

   - Артем, Земля нас слышит или нет?

   - Слышит, командор.

   - У тебя такая уверенность...

   Они сидели на парапете из голубого камня.  Парапет в метр

толщиной опоясывал весь остров. Внутри крепостного вала рас-

положился городок. В его облике было нечто дряхлое, подобное

гигантской старой декорации, давным-давно использованной для

киносъемок  и  теперь  забытой.  И  все-таки  казалось,  что

вот-вот среди этих декораций появятся артисты в фантастичес-

ких доспехах и начнут изображать фантастическую жизнь. Архи-

тектура островных сооружений удивляла своей пестротой и схо-

жестью с зем.ным зодчеством. Здесь можно было увидеть италь-

янские замки и нью-йоркские небоскребы,  Эйфелеву башню, Бе-

лый дом - бывшую резиденцию американских президентов. Тарха-

нов сосредоточенно рассматривал собор. В нем чудесно сочета-

лись величавость с поэтичностью, практичность - со сказочным

размахом фантазии, цельность - с удивительным богатством де-

талей.

   Ко многим  загадкам  Лории прибавилась еще одна - загадка

города на острове. Только здание Главной обсерватории - реб-

ристое,  устремленное  в  небо  под  углом в тридцать граду-

сов - было построено в стиле лорианской архитектуры.

   Из соборных ворот вышел робот Тор.  Артем перепрыгнул че-

рез парапет и хлопнул его по плечу.  Робот потянул Артема за

собой  к собору.  Тарханов последовал за ними.  За последнее

время он чувствовал себя лучше и с горячностью  юноши  зани-

мался разгадкой тайны острова.

   Они прошли короткий коридор и  очутились  внутри  собора.

Огромное пространство под центральным куполом было погружено

в таинственный полумрак.  На стенах,  сводах, абсидах висели

белые прозрачные шары.

   - Командор! - позвал Артем, поворачивая улыбающееся лицо.

- Здесь указатель.

   Собор гулко повторил голос.  Последний звук замер в высо-

ких сводах купола.

   - На Земле такими стрелками  пользуются,  чтобы  показать

дорогу. Что ж, последуем за указателем.

   Они обошли весь зал и  очутились  на  возвышении,  откуда

открылась  сложная игра света и тени.  Стрелка показывала на

грушевидный шар.

   - Не  трогай,  - предупредил Артема Тарханов.  "Рисковать

должен я",  - подумал при этом он,  обеими  ладонями  сжимая

шар-грушу.

   Что-то в соборе передвинулось, и шары вдруг вспыхнули не-

обыкновенным светом.  Стены и своды собора исчезли,  уступив

место темному бархатному фону. Казалось, шары висят в прост-

ранстве. Цвет их не поддавался определению.

   Повинуясь новому указателю,  внезапно  возникшему  рядом,

Тарханов круто повернулся и увидел кресло. Готовый ко всему,

он медленно опустился на мягкое сиденье.  В то же  мгновение

он ощутил странную вялость во всем теле.  Тягучие монотонные

звуки окружили его со всех сторон.

   - Я тот,  который отправил к тебе Ара. Я верю, что у тебя

он останется в живых и ты придешь в этот фрун (так у нас  на

Лории  называют  помещение для важных сообщений) и узнаешь о

нашей жизни,  о гибели древней лорианской цивилизации. Я го-

ворю на твоем родном языке.  Не удивляйся этому,  ибо долгие

годы я изучал жизнь землян через Большое Поле  Вселенной.  Я

не знаю,  как создали наши ученые это Поле,  но я знаю,  что

это такое же реальное Поле, как тяготение, как поле электри-

ческих  заряженных частиц,  как силы,  связывающие нуклоны и

ядра. Большое Поле Вселенной - это великое Поле. Овладев им,

за мгновение можно побывать в бесконечно далеких мирах.  Это

говорил мне отец Ара. Еще он говорил: "Горько мне, что лори-

ане  так  и  не  смогли в должной мере воспользоваться новым

открытием".

   Сам я шарописец. Людей моей профессии вы называете худож-

никами,  хотя это не точное название. Я сейчас уже не помню,

когда переселился сюда.  Через Большое Поле Вселенной я дол-

жен был наблюдать за жизнью землян и  воспроизводить  виден-

ное.  Чужой мир удивлял меня.  Там жили существа, похожие на

лориан. Я писал на шарах ваши постройки, летательные аппара-

ты,  животных, людей. Мои шарописи пользовались огромным ус-

пехом у лориан.  Полюбив Землю,  я уже не мог оторваться  от

нее.  Из месяца в месяц, из года в год я писал вашу планету,

ее краски, ваш образ жизни, прекрасный и гармоничный.

   Последствия этого ужасны. Я никогда не думал, что моя лю-

бовь к далекой цивилизации послужит причиной трагедии.  Если

бы я умел предвидеть...

   Наступило время,  когда лориан, симпатизирующих землянам,

начали  подвергать  различным  испытаниям в зеленых дворцах.

Шарописи на земные темы повсеместно изымались.  С меня взяли

слово  не  писать  вашу  планету и в Зеленом дворце пытались

вытравить из памяти мою любовь к землянам.  Я  вынужден  был

сделать вот эту шаропись. Смотри...

   "Я отрекаюсь!  За свою жизнь я изготовил сотни шарописей.

Однако,  если  подходить  к  этому с алгоритмом лояльности и

преданности нашему великому Тусарту,  то все написанное мной

до сих пор нужно полностью уничтожить;  оно ничего не стоит.

Причина заключается в том,  что я не овладел идеями великого

Тусарту, не вооружился идеями Тусарту. Мне очень стыдно. Ве-

ликий Тусарту еще семь лар назад призвал  нас  преобразовать

себя,  овладевать тусартизмом. Лично мне очень тяжело созна-

вать, что я не преобразовался.

   В лорианской галерее есть шаропись,  на которой изображен

великий Тусарту среди лориан. Я трижды смотрел ее. Это вели-

кая шаропись. Многие посетители после просмотра говорили: "Я

счастлив,  что видел великого Ту,  я почувствовал, что пожал

руку великому Ту". По-моему, ничто не производит такого впе-

чатления, как эта шаропись. Это - шедевр. Автор смог добить-

ся успеха,  потому что он овладел идеями великого Ту,  твор-

чески проникся идеями великого Ту.

   Я отрекаюсь от всех своих шарописей на мотивы Земли.  Мои

шарописи враждебны идеям великого  Тусарту,  делам  великого

Тусарту, жизни великого Тусарту.

   Хотя мне уже за триста лар,  но я буду овладевать  идеями

великого Тусарту и творчески применять их в шарописи.  О чем

громогласно заявляю я,  шарописец Анан,  в Зеленом дворце  в

двенадцать  тысяч  семьсот двадцать один лар,  когда Мицар и

Алькор стоят в зените".

   Мне сейчас триста двадцать земных лет.  Вот уже сто пять-

десят лет я не подхожу к установке, с помощью которой наблю-

дал за жизнью землян. О тех далеких временах остались только

памятники - чудесные земные сооружения,  построенные группой

ученых.

   Ученые были молодые и веселые. Обнаружив шарописи с изоб-

ражением  земного  собора,  они  принесли неведомый аппарат,

шлангами присоединили к нему шар и обложили его баллонами  с

прозрачной жидкостью - строительным материалом. Включили ап-

парат.  Шланг начал пульсировать. Продолжалось это минут со-

рок.

   Потом шар стал расти на глазах.

   Мы отошли в сторону.  Шар, увеличиваясь в размерах, через

два часа превратился в этот собор - русский храм.

   То же самое проделали ученые и с другими шарописями.  Так

на острове появился земной город. Ученые уехали через полго-

да и уже садились на шаролет,  как вдруг один из них предло-

жил мне:

   - Пойдем со мною.

   Мы вошли в этот самый собор и подошли к той же самой гру-

ше  и  к тому же выдвижному креслу,  в котором сейчас сидишь

ты, и он сказал:

   - До  поры  до  времени мы решили было не раскрывать тебе

один наш секрет, ибо надеемся вернуться на остров и оставля-

ем здесь свою аппаратуру.  Но время тяжелое. Мы можем погиб-

нуть.  Так знай же,  шарописец Анан, - стены этого храма под

главным  куполом  уставлены пустыми шарами.  Ты распиши их и

расскажи потомкам о трагедийных днях Лории.

   Я не сразу решился на это.  Кому охота еще раз побывать в

Зеленом дворце?

   - Мы не из тех,  кто принуждение считает правильным мето-

дом управления лорианами,  - сказал мне ученый. - Мы против-

ники принуждения,  поэтому можем не вернуться на остров. Со-

весть подскажет тебе,  что делать. - Он объяснил, как снима-

ются и устанавливаются шары;  рассказал о груше и поклонился

мне: - Прощай, Анан.

   Я начал писать.  Я никак не мог поступить иначе. Трагедия

Лории началась в тот год,  когда...  Нет,  за меня расскажут

шарописи, над которыми я трудился все последние годы.

   На огромной площади двигалась и перекатывалась живая вол-

на.  В небо медленно поднимались три серебристых круга. При-

мерно на высоте шестисот - семисот метров они встали в  ряд,

и  подъем прекратился.  Площадь замерла.  С запада и востока

появились два шаролета - красный и черно-белый -  и  опусти-

лись на крайние диски.  Те, что прилетели на черно-белом ша-

ролете,  - западные лориане - были кряжисты  и  медлительны.

Восточные лориане - высокие,  стройные, с продолговатыми ли-

цами, в них нетрудно было угадать предков Артема. Западные и

восточные лориане сошлись на среднем диске. Диск стремитель-

но пошел вниз, плавно проплыл над площадью и скрылся в подъ-

езде  огромного здания,  напоминающего орла с распростертыми

крыльями.  Казалось,  что огромная  птица  вот-вот  взмахнет

крыльями и плавно и величественно полетит над площадью,  над

замершей толпой.

   Огромное здание  вспыхнуло  голубым  огнем  и засветилось

внутри.  Тарханов увидел две группы лориан,  стоявших по обе

стороны треножника. Глава западных лориан неподвижно сидел в

старом каменном кресле с плотно зажмуренными веками. Он лишь

изредка  приоткрывал глаза,  чтобы метнуть исподлобья зоркий

взгляд на окружающее.  Сколько ему лет - Тарханов не мог  бы

определить.  Прозрачная  кожа туго обтягивала скулы,  оттого

иссохшие черты лица казались тоньше,  обозначались  яснее  и

резче.

   - Это Тусарту, - пояснил Анан.

   Делегацию восточных лориан возглавлял ясноглазый,  с отк-

рытым лицом мужчина лет сорока.

   - Уайп, - назвал его шарописец.

   Тусарту и Уайп подошли к треноге,  на которой  возвышался

золотистый шар, и поставили на нем свои знаки.

   - Шаропись,  изготовленная лучшими мастерами Лории, скре-

пила союз Западной и Восточной Лории, - услыхал Тарханов пе-

чальный голос Анана.  - Шли годы,  десятилетия...  Шаропись,

скрепившая наш союз, открыла широкие ворота для переселения.

Мы встречали западных лориан, как дорогих и желанных друзей.

   На востоке дальновидные умы говорили, что западные лориа-

не, воспитанные в духе личной преданности Тусарту, могут на-

рушить ритм жизни на всей планете.  Однако это предостереже-

ние не было принято во внимание.  "В эру Большого Поля  Все-

ленной нельзя быть фанатиками,  - возражали сторонники пере-

селения. - Фанатизм, - доказывали они, - дитя бедности".

   Многие годы Восточная Лория помогала стране Тусарту. Наши

ученые открыли им тайну шаров.  По уровню развития техничес-

кой цивилизации Запад достиг уровня Востока.  Писалось много

шарописей, воспевающих дружбу двух стран. Рука об руку можно

бы достичь многого:  пользуясь Большим Полем Вселенной, про-

никнуть в далекие звездные миры, установить контакт с разум-

ными существами Земли.

   Мы были доверчивы, землянин. Нас забавляла слепая фанати-

ческая вера западных лориан в Тусарту.

   На шаропнси ты видишь площадь,  на которой  был  подписан

акт воссоединения. Ты видишь толпы лориан - все они приехали

с Запада,  чтобы выразить свою преданность  Тусарту.  Обрати

внимание на глаза! Сколько фанатизма!

   А знаешь,  о чем они поют?  "Мы счастливы,  что ходим  по

площади,  где  ходил  великий  Ту.  Нам трудно выразить нашу

безграничную радость и чувство безграничного  счастья".  Те-

перь ты видишь,  как огромная толпа в экстазе замирает перед

изображением Тусарту. "Мы должны учиться у великого Тусарту,

слушаться великого Тусарту,  быть преданными великому Тусар-

ту". Вот о чем шепчут побелевшие губы фанатиков.

   Они похожи  на детей,  играющих в забавную игру.  А слова

их, подобные нелепой молитве, разве не вызывают улыбки?

   Чего стоит,  например,  вот  эта шаропись,  изготовленная

служителем Пылинки Вселенной.

   "Раньше я  знал  только одно:  как бы с почетом отправить

лорианина в далекий мир,  и не сознавал, что обряд превраще-

ния в Пылинку Вселенной,  - так у нас называют лориан, кото-

рые умирают,  - это тоже служение,  великому Тусарту.  После

изучения руководящих указаний великого Тусарту о том, что на

все явления надо смотреть с лорианской точки зрения,  я мно-

гократно  сверял это со своей работой и только тогда осозна-

вал,  что указание великого Тусарту является истинным и  для

всех служителей Пылинки Вселенной.  При выполнении обрядов я

всегда и во всем стал придерживаться указаний Тусарту. Я за-

пасся нужными шарами, приготовил опросник из тысячи вопросов

и прежде,  чем совершить обряд,  стал вносить в шарописи ро-

дословную  лорианина-покойника,  начиная с пятого колена,  и

имена родственников, оставшихся в живых.

   Мой метод, разработанный на основе учения великого Тусар-

ту,  получил одобрение, а меня самого назначили Главным слу-

жителем Пылинки Вселенной.  Мой строго научный метод отправ-

ления лориан в далекий мир позволяет выяснить, с кем мы име-

ем дело,  придерживался ли он лорианской точки зрения всегда

и во всем, кто его родственники. Ответы я направлял Главному

ученому Зеленого дворца..."

   Вот что такое фанатизм, доведенный до абсурда. Мы посмеи-

вались над чудачеством западных лориан, а беда стояла где-то

рядом. Почему мы были так беспечны? Когда и где потеряли то,

что на Земле называется бдительностью?

   Я не историк и не философ.  Вся моя жизнь была  посвящена

шарописи, поэтому не мне ответить не вопрос - почему погибла

лорианская цивилизация.  В течение многих веков она развива-

лась в согласии и гармонии.  Мы были счастливы.  Мы были ис-

кусны во многих профессиях.  Быть может,  гармония,  которая

царила в нашей стране, усыпила и размягчила нас? Быть может,

мы слишком долго жили изолированно от других разумных  миров

и  поэтому  ослабла мускулатура нашего социального мышления?

Быть может, мы забыли, что в природе существуют добро и зло,

свет и тень? Не знаю, землянин, ничего не знаю, но я не могу

не поделиться своими сомнениями.

   Страной нашей управлял Ла-скалт.  В переводе на твой язык

это означает Совет выдающихся.  Мы действительно посылали  в

Ла-скалт выдающихся лориан,  проявивших себя в науке, техни-

ке,  искусстве,  в управлении и планировании. Выдающимся был

признан и Тусарту, и он наравне с другими в Ла-скалте участ-

вовал в обсуждении насущных проблем Лории.

   Жизнь требовала,  чтобы мы выходили за пределы нашей пла-

нетной системы. Я рассказывал тебе или нет о шарописях, пос-

ланных  с адресом Лории во Вселенной на Землю?  Так вот,  мы

послали шары,  но твоя планета молчала.  Быть может,  шары в

силу каких-то причин не попали по адресу.  Не знаю. На одном

из последних заседаний Ласкалт  решил  изготовить  генератор

Большого  Поля Вселенной для посылки наших представителей на

Землю.  Это решение было встречено с восторгом. Миллионы ша-

рописей на темы Земли разошлись по планете.  Сотни тысяч ло-

риан изъявили желание быть  уполномоченными  представителями

планеты.

   Была выработана декларация о союзе с Землей.  Ты  видишь,

землянин,  шаропись,  на  которой лориане ставили свои знаки

под декларацией. Думал я тогда, что не зря я долгие годы пи-

сал  шарописи  из жизни землян.  Мои соплеменники прониклись

любовью и уважением к далеким братьям по разуму. Мы тянулись

к вам через бездну Вселенной. Мне казалось тогда, что космос

потеплеет в лучах наших улыбок.  Две цивилизации,  объединив

свои  усилия,  могли ускорить познание Вселенной.  Полеты за

пределы Галактики,  переделка планет и звезд,  путешествие в

антимир - вот какие перспективы ожидали нас в будущем.

   Казалось, что Тусарту понимает необходимость союза с Зем-

лей.  Иначе зачем же ему было ставить свой знак под деклара-

цией?  Или он до поры до времени решил  скрыть  свои  планы,

чтобы завоевать популярность среди лориан?..

   Существовала на Лории "служба рала" - "служба  здоровья".

Она следила за тем,  чтобы лориане расходовали нервную энер-

гию в пределах установленных норм. Рал считался важной служ-

бой,  и руководили ею поочередно члены Ла-скалта. Каждый ло-

рианин два раза в год вызывался в Зеленый дворец  и  подвер-

гался тщательному исследованию. Если у лорианина обнаружива-

ли перерасход нервной энергии,  его отправляли на лечение  в

специальные тральсины.

   Пришла очередь руководить "службой рала" Тусарту.  По его

указаниям были переделаны зеленые дворцы,  введены новые ме-

тоды учета потерь нервной энергии. Тусарту разработал теорию

Поля  интенсивности.  В зеленых дворцах широко стали пользо-

ваться ею, и у лориан намного повысился тонус жизни, особен-

но  у  престарелых.  Тусарту стал популярным не только среди

западных, но и среди восточных лориан.

   Как и всякий ученый,  Тусарту решил довести срой экспери-

мент до логического завершения.  Исследования показали,  что

Поле  интенсивности  может быть не только величайшим благом,

но и величайшим злом.  Казалось бы, что проще - найди грань,

за которую нельзя перешагнуть. Мы находились на такой ступе-

ни развития,  что с малых лет знали, что можно и что нельзя.

Чувство ответственности за судьбу планеты и за судьбу каждо-

го лорианина прививалось с младенческих лет.  Нам  никто  не

говорил: делай так, иначе будет плохо. Мы просто ничего пло-

хого не умели делать.

   Я не знаю,  землянин,  понимаешь ты меня или нет,  но мне

хочется,  чтобы ты понял душу лорианина.  Мы из поколения  в

поколение искали лучшие формы гармонии и созидания. А поиски

- всегда борьба, ты ведь лучше меня это знаешь, землянин.

   Тусарту перешагнул грань дозволенного.  Находясь во главе

"службы рала" и пользуясь Полем интенсивности, он стал пере-

делывать психику лориан,  превращая их в фанатиков,  душой и

телом преданных ему. В Ла-скалте об этом еще не знали. Скоро

Тусарту отрекся от своего знака союза с Землей и подал новый

знак - Лория для лориан. И этот знак с поразительной быстро-

той облетел планету.

   Лория раскололась на два лагеря. Сторонники Тусарту, объ-

единившись в отряды "истинных лориан", начали уничтожать ша-

рописи на мотивы Земли.  Мы опять-таки  не  придали  особого

значения  движению "истинных лориан".  Да и в самом деле,  у

нас не было особых причин  для  тревоги.  Наши  общественные

институты  были  прочны,  ибо соответствовали нашим идеалам.

Декларацию о союзе с Землей подписало все взрослое население

Лории. Различного рода сборища, шествия с шарами и выкриками

"Да живет вечно великий Ту!" вызывали не опасение,  а скорее

удивление, потому что на Лории никогда не практиковалась та-

кая форма выражения радости.

   Между тем  движение  "истинных лориан" не только не пошло

на убыль,  но стало шириться,  охватывая все  стороны  нашей

жизни.

   Ты сейчас увидишь шаропись,  которая рассказывает об оче-

редной манифестации "истинных лориан".

   Тарханов увидел ту же площадь Воссоединения.  В центре ее

круг  -  трибуна  для ораторов.  Направо - Оассекн с голубым

фонтаном.  Высоко в небо уходят острые шпили  зданий  вокруг

площади.  У  круга  "истинные лориане" с шарописями в руках,

прославляющими Тусарту.  Женщины с миниатюрными, точно звез-

ды,  шарами в прическах прогуливаются в толпе. Лориане с го-

лубыми повязками вокруг головы с изображением Тусарту подхо-

дят то к одной, то к другой группе, останавливаются на мину-

ту, что-то выкрикивают и тут же исчезают. Оживленная, беспо-

койная  толпа  мало-помалу растет и постепенно заполняет всю

площадь.  Чувствуется какая-то напряженность в позах,  в по-

ходке, в выражениях лиц - вот-вот что-то произойдет.

   Вдруг неведомо откуда прилетает колокольный звон, Площадь

вздрагивает,  словно от удара электрического тока, и замира-

ет. Торжественно и спокойно молчит толпа...

   Тарханов почувствовал, как непонятный страх закрадывается

в его душу.  Ему казалось, что все лориане умерли. С возрас-

тающим  страхом  он искал вокруг себя живую жизнь.  Жизни не

было. Была тишина. Вдруг площадь словно взорвалась. Высоко в

небе, под огромным прозрачным куполом, появился Тусарту. Ку-

пол-экран до невероятных размеров увеличивал его фигуру.  Он

поднял руку, и толпа замерла вновь.

   - В трудный для Лории час я обращаюсь к вам  за  помощью.

Настало  время  действовать.  Я говорю:  Лория - для лориан,

звезды - для лориан,  Вселенная - для  лориан.  Пусть  всюду

торжествует наш порядок. Долой союзника землян Ла-скалт!

   - Долой! - вздохнула площадь.

   Тусарту поднял руку и махнул ею:

   - Действуйте, лориане! Я всегда с вами! И с нами Мицар!

   Толпа пришла в движение.

   - Остановитесь,  обманутые! - На трибуне появился Уайп. -

Остановитесь!  Куда вы!  Разве вы не понимаете,  что Тусарту

хочет сделать вас послушными рабами и разрушить  наш  гармо-

ничный мир?

   Лорианин с голубой повязкой на голове закричал:

   - Долой Ла-скалт!

   - Ты говоришь "долой". Где ты научился этому слову, Сарт?

Почему ты очутился на этой площади, в этой толпе, с этой го-

лубой повязкой на голове?

   - Я тебя не знаю.

   - Ты меня не знаешь?  Мы вместе  росли.  Вместе  учились.

Вместе работали.

   - Я тебя не знаю.

   - Скажи, что с тобой случилось? Мы же были друзьями...

   - Я не знаю тебя...

   - Что же, пусть будет так. Очевидно, ты перестал быть ло-

рианином.  Я помогу тебе вновь стать им.  О, лориане! Легко-

верные,  безрассудные, откройте наконец глаза. Чем вас одур-

манил Тусарту?  Мы программируем шары. Шары служат лорианам.

Тусарту программирует вас и превращает в такие же послушные,

но страшные шары. Я говорю вам правду в глаза и, может быть,

говорю чересчур резко, но это потому, что я люблю вас. Я бу-

ду бороться-за вас до тех пор,  пока ты,  Сарт,  не  станешь

свободным, до тех пор, пока ты не станешь прежним. Да, напе-

рекор твоему безрассудству,  ты будешь свободным лорианином,

я клянусь в этом...

   - Землянин, ты только что слушал Уайпа, выдающегося лори-

анина, члена Ла-скалта, будущего отца Ара.

   Много лет спустя он явился с  группой  ученых  на  остров

Главной  обсерватории  и из шарописей на темы Земли построил

тот городок, который ты видел сегодня. Это Уайп открыл Боль-

шое Поле Вселенной.  Он глубоко верил в силу разума и науки.

Разум был его верой.  После воссоединения  он  отдавал  весь

свой  разум Лории.  Имя его было известно каждому.  Но он не

требовал поклонения себе, он учил  лориан  поклоняться  силе

разума, развивать разум и идти к новым завоеваниям разума.

   А теперь смотри и запоминай Тусарту, жестокого, властолю-

бивого, вероломного лорианина.

   Тарханов опять видит ту же площадь Воссоединения. Тусарту

все еще стоит на трибуне. У него угловатые черту лица. Резко

очерчены тонкие,  всегда сжатые губы. Холодные глаза под тя-

желыми сонными веками. Рыжие кошачьи глаза. Все в его облике

страдает недостатком живой плоти:  он выглядит как  мертвец.

Нет блеска в глазах.  Нет силы в движениях,  нет звучности в

голосе.  Тонкие пряди волос,  еле  заметные  брови,  пепель-

но-бледные одутловатые щеки. Кажется, что не хватило красок,

чтобы придать здоровый цвет этому лицу.

   - Землянин,  ты  смотришь сейчас на Тусарту и тебе предс-

тавляется,  что в его жилах не может быть горячей струящейся

крови.  Да, ему неведомы были увлекающие порывы страстей, он

не знал радости телесных упражнений.  Его  главной  страстью

была власть над лорианами,  власть любой ценой.  И то жуткое

наслаждение, которое доставляло ему всеобщее преклонение, он

скрывал под маской равнодушия.

   А теперь,  землянин, ты видишь, как среди голубых полей с

прекрасными  плодами  вергалия  - основного продукта питания

лориан - вьется дорога,  а по дороге катится шароход. Это я,

Анан, возвращаюсь от Тусарту. Я писал с него только что уви-

денную тобою шаропись.  Не знаю, удалось ли мне показать Ту-

сарту так, чтобы ты понял его. Если удалось, значит, ты пой-

мешь и нашу трагедию.  Историки Земли,  быть  может,  найдут

другое объяснение гибели цивилизации на Лории,  но я, писав-

ший изображение Тусарту, знаю: если бы наша планета не роди-

ла его, то на было бы и трагедии.

   Все больше и больше становилось на Лории людей,  заболев-

ших фанатизмом. Миллионы лориан, подвергшись воздействию По-

ля интенсивности,  оставляли семьи и веселые нарядные города

и  удалялись  в малонаселенные районы.  Там они строили себе

города-крепости уродливой архитектуры.  В этих городах  жили

уже не вольные свободолюбивые лориане, а воины Тусарту.

   А эта шаропись рассказывает об очередном совете  Ла-скал-

та.

   На трибуне Тусарту.  Знаешь ли,  что  он  требует?  Тайну

Большого Поля Вселенной.  Он предлагает не союз с Землей,  а

требует нападения на Землю и  обещает  победу,  если  только

Ла-скалт разрешит ему воспользоваться открытием Уайпа.

   "Если, - говорит он членам Ла-скалта, - вы добровольно не

отдадите  нам  Большое  Поле  Вселенной,  то мы сами возьмем

его".  Что же он хочет еще? Роспуска Ла-скалта и новых выбо-

ров.  Выборы должны состояться ровно через месяц. "А сейчас,

- объясняет он,  - вы свободны,  выдающиеся. Ваши полномочия

кончились.  Ла-скалт считаю распущенным. Пока я объясняюсь с

вами,  по всей Лории миллионами экземпляров расходятся шаро-

писи,  извещающие  о  роспуске  Ла-скалта.  Выдающийся Уайп,

завтра вы передадите моим ученым  управление  Большим  Полем

Вселенной.  И  как  только вы пройдете курс психологического

очищения в Поле интенсивности,  я вас назначу  Главным  кон-

сультантом".

   Тусарту делает традиционный поклон в сторону главных чле-

нов Ла-скалта.  "Я ухожу, бывшие выдающиеся". И впервые отк-

ровенно насмешливая улыбка промелькнула на его лице.  Он хо-

тел направиться к выходу,  но не мог сдвинуться с места. Ту-

сарту повернулся к Уайпу: "Что это значит?"

   Уайп молча показал ему,  куда следует идти. Тусарту осто-

рожно сделал два шага - невидимой стены как  не  бывало.  Но

стоило  ему повернуться к выходу,  как он вновь натыкался на

нее. Невидимый коридор привел Тусарту к креслу, где он обыч-

но сидел на всех советах Ла-скалта.

   - Мы терпеливо выслушали тебя, выдающийся Тусарту, - спо-

койно  сказал Уайп.  - Посиди и подумай,  пока я не освобожу

тебя.

   Перед креслом  Уайпа неожиданно появился грушевидный шар.

Уайп взял шар в руки.  О чудо! Стены Ла-скалта раздвинулись.

Через  открытые  створы  дворца в зал вливался многотысячный

гул площади.  Сторонники Тусарту рвались вперед и  не  могли

пробиться: неведомая сила преграждала им путь.

   - Выдающийся Тусарту,  - сказал Уайп, - предложите расхо-

диться своим сторонникам. В давке они могут пострадать.

   Члены Ла-скалта повернулись к Тусарту.  Тот сидел, устре-

мив глаза в одну точку,  потом посмотрел на площадь и вздох-

нул:

   - "Истинные лориане",  предлагаю расходиться. Ждите даль-

нейших моих указаний.

   Улицы постепенно  очистились  от живой,  плотной,  словно

пробка, массы. В Ла-скалте царило молчание.

   - Я могу уйти? - Тусарту вызывающе посмотрел на Уайпа.

   - Пока нет. Мы выслушали тебя, выдающийся Тусарту, теперь

ты  выслушай  нас.  - Уайп сделал паузу,  как бы собираясь с

мыслями.  - Ты затеял очень опасную игру.  Поэтому предлагаю

освободить  выдающегося Тусарту от обязанностей руководителя

"службы рала"; в ближайшее же время пересмотреть весь состав

служителей зеленых дворцов;  принять меры к освобождению ло-

риан от действия Поля интенсивности;  закрыть границу  нашей

планетной  системы поясом шароидов,  чтобы Тусарту со своими

отрядами не мог покинуть ее. Кто согласен с моим предложени-

ем,  прошу  показать свой знак выдающегося.  Один Тусарту не

согласен?  Что же, вполне закономерно. Я знаю Тусарту. Я ви-

дел,  как он поднимался вместе со своим честолюбием и жаждой

власти.  Он во многом преуспел,  чтобы стать властелином Ло-

рии,  до основания потрясти ее.  Я предлагаю - пусть Тусарту

удаляется в Западную Лорию.  Мы не злопамятны. Мы будем тер-

пеливо ждать,  когда Тусарту скажет,  что он ошибался,  и мы

тогда протянем ему руку.

   Тусарту, холодный  и невозмутимый,  окинул всех быстрым и

зорким взглядом:

   - Я могу уходить?

   - Тебя ждет шаролет.  Ты полетишь по коридору из Большого

Поля Вселенной.

   - За насилие ты ответишь, Уайп!

   - Не насилие, а простая мера предосторожности.

   Тусарту покинул Ла-скалт. В зале долго стояла тишина.

   - Выдающийся Уайп, ты уверен в Тусарту?

   Уайп пожал плечами:

   - Тусарту,  как и всякий лорианин,  находится под защитой

закона. Мы не можем отправить его на необитаемый остров, по-

ка он облечен доверием лориан и имеет знак выдающегося.

   - В сводах жизни  Лории  есть  пункт  шесть,  разрешающий

Ла-скалту объявить чрезвычайное положение.

   - Выдающийся Ласак, ты показал свой знак за мои предложе-

ния...

   - И все-таки мы совершили ошибку.

   - Что же вы предлагаете? - спросил Уайп.

   - Переселить всех западных лориан в их страну.

   - Это невозможно сделать, не нарушив принципов нашей жиз-

ни!  - воскликнул Уайп.  - Под декларацией  о  воссоединении

ставили  знаки все лориане.  У них и надо испросить разреше-

ния. Один раз нарушив принципы жизни, которые мы считаем не-

зыблемыми,  второй раз это будет легче сделать. Шестой пункт

лорианского свода жизни разрешено применять Ла-скалту в слу-

чае прямого вражеского нападения на Лорию. Можно ли квалифи-

цировать деятельность Тусарту как прямую угрозу жизни  лори-

ан?  Я прошу вас высказаться, поскольку появились сомнения в

правильности наших решений. Одновременно вношу на ваше расс-

мотрение  вопрос  о лишении Тусарту знака выдающегося.  Пос-

кольку мы сами не можем лишить его знака, я предлагаю вынес-

ти вопрос на суд лориан.

   - О, землянин! Как мы иногда бываем доверчивы. Уайп верил

в  великие  принципы  жизни.  Он не мог поступить иначе.  Он

слишком верил в наше добро и не верил,  что зло  рядом,  что

оно может жить в сердце лорианина.  Он понял это,  когда уже

было поздно.

   Всякая цивилизация нуждается в защите.  Мы верили в Боль-

шое Поле Вселенной, верили в шары, которые сопутствовали нам

со дня рождения.  Мы верили, что в трудную минуту они спасут

нас. А спасение было в наших руках, только в наших. Этого мы

не понимали, землянин, в этом трагедия Лории.

   Тусарту поселился в столице Западной Лории и жил в  уеди-

нении.  Но он не бездействовал. Он получал самые свежие, са-

мые достоверные сведения о жизни Лории.  Никто не имел  воз-

можности так глубоко заглянуть во все извилины событий,  как

он,  вооруженный информацией миллионноголовой толпы  фанати-

ков.  Ла-скалт,  отправив  этого честолюбивого,  коварного и

властного лорианина на Запад,  успокоился  и  с  облегчением

вздохнул.  Выдающиеся  не допускали даже мысли,  что Тусарту

может пренебречь решением Ла-скалта.

   День, назначенный Ла-скалтом для подачи знаков против Ту-

сарту,  стал роковым.  В столице Западной  Лории  состоялась

грандиозная демонстрация сторонников Тусарту. Вот как описы-

вается это событие в шарописях тех лет.

   "Во Дворец "истинных лориан" пришел великий Тусарту.  Его

появление встретили бурным ликованием и восторженными  возг-

ласами:  "Да здравствует великий Тусарту!", "Пусть вечно жи-

вет великий Тусарту!".

   Под бурные, восторженные возгласы "истинных лориан" вели-

кий Тусарту поднялся на трибуну.  Он переходил от одной сто-

роны  трибуны к другой и обеими руками крепко пожимал протя-

нутые к нему руки.  Великий Тусарту беседовал  с  некоторыми

лицами и послал свой привет ликующим массам.

   После ухода Тусарту "истинные  лориане"  долго  не  могли

унять своего волнения,  никак не хотели покидать место,  где

только что был Тусарту.  Многие, стоявшие сзади, протискива-

лись вперед и крепко жали руки тем, кому посчастливилось по-

жимать руку  великому  Тусарту.  Многие  "истинные  лориане"

громко кричали: "Пожимайте скорее мне руку! Я только что по-

жал руку великому Тусарту!"

   По всей  планете "истинные лориане" с большой торжествен-

ностью и радостью вышли на улицы,  чтобы высказать свою  лю-

бовь великому Тусарту. Около пунктов подачи знаков "истинные

лориане" зажигали шары. Здания были украшены голубыми стяга-

ми и изображениями великого Тусарту.  На пунктах подачи зна-

ков висели большие шарописи, призывающие энергично поддержи-

вать великого Тусарту и смело защищать его идеи".

   Вот как это происходило,  землянин.  Подача знаков против

Тусарту была сорвана.  В тот же день "истинные лориане" выс-

тупили на всей  планете  с  требованием  передачи  верховной

власти Тусарту.  Началось то,  чего никто не мое предвидеть.

Опьяненные,  одурманенные, одержимые идеями Тусарту, "истин-

ные лориане" от слов перешли к делу.

   Ла-скалт под  давлением  надвигающихся  событий  применил

шестой пункт свода жизни.  Но многомиллионноголовый фанатизм

больше не подчинялся принципам лорианской жизни. Уайп вынуж-

ден  был покинуть Ла-скалт и бежать на остров Главной обсер-

ватории.  Тусарту объявил себя верховным властелином  Лории.

Но и после этого бесчинства не прекратились. Они приобретали

еще больший размах.  Выдающийся Уайп отправился к Тусарту  и

уговорил его выступить перед "истинными лорианами".

   Ты видишь,  землянин, экран Большого Поля Вселенной. Выс-

тупает  Тусарту.  Он  призывает своих сторонников прекратить

бесчинства и вернуться в крепости.  Но поздно. Инстинкт раз-

рушения  овладел  миллионной  массой.  Лориане  вышли из-под

власти Тусарту. Даже властелин бессилен перед фанатичной си-

лой разрушения...

   Тарханов преклонялся перед Уайпом, открывшим Большое Поле

Вселенной. Что сейчас предпримет этот гениальный лорианин?

   Тусарту продолжает речь. Вдруг он поворачивается к телох-

ранителю и что-то приказывает ему. Воин подходит к Уайпу.

   Тусарту: Я требую тайну Большого Поля Вселенной!

   Уайп: Ты ее не получишь, Тусарту.

   Тусарту: Не Тусарту,  а великий Тусарту.  Я требую!  Ина-

че...

   Уайп пожал плечами. Лицо его исказилось от боли.

   Тусарту: Я жду! Я хочу наказать безумную толпу. Сарт, по-

дойди сюда.

   Уайп вздрогнул.  Он пристально посмотрел на друга юности.

"Неужели ты предашь меня,  Сарт?" Вот какие  мысли  прочитал

Тарханов в глазах Уайпа.

   Тусарту: Выдающийся Сарт, где управление Большим Полем?

   Сарт показал маленькую плоскую коробку на коротком ремне,

переброшенную через плечо Уайпа.

   Тусарту: Разреши,  Уайп.  Управление Большим Полем должно

находиться в распоряжении великого Тусарту.  Ты не согласен?

- Он вежливо улыбнулся и передал коробку Сарту. - Действуй!

   Уайп: Нельзя включать Поле. Ты должен понимать, Сарт.

   Его оттеснили.  Сарт низко поклонился Тусарту. Тот жестом

пригласил его занять место рядом с собой.

   - Очистить площадь! - приказал Тусарту.

   Вдруг Уайп рванулся вперед:

   - Не смей, Сарт. Иначе...

   - Убрать, - коротко бросил Тусарту.

   - Сарт! Не смей! Желтые шары! Летят желтые шары! - в ужа-

се крикнул Уайп, но его быстро вытолкнули из зала.

   - Землянин! С шарами ты впервые встретился на подступах к

нашей планете.  Они долгие годы сопутствуют тебе  на  Лории.

Они  не живые существа.  Но они умеют делать все,  абсолютно

все, даже больше, чем все. Шары - гениальное изобретение ло-

риан - не что иное,  как фотоны за пределами светового барь-

ера,  градированные на определенной  минусовой  скорости.  Я

очень печалюсь, что по своему незнанию не могу передать тебе

формулу превращения фотонов в антифотоны. Если бы мы, остав-

шиеся в  живых лориане,  знали о вашем прилете,  быть может,

наша и ваша судьбы сложились бы по-другому.  Выдающийся Уайп

говорил, что он может проложить к Земле Большое Поле Вселен-

ной.  Полет занял бы считанные часы,  если бы у нас  имелись

летательные  аппараты,  изготовленные из металлов.  Шаролеты

для этого не годились - в Большом Поле Вселенной они  таяли,

превращаясь  в обыкновенные фотоны.  Так объяснял нам выдаю-

щийся Уайп.  Он объяснил также,  что желтые шары - фотоны  -

сами по себе представляют большую опасность, но не живому, а

шарам других назначений. Желтые шары поедали своих "собрать-

ев" в таком,  огромном количестве,  что за ночь могли лишить

Лорию многомиллионного парка шаролетов и шародисков... И ут-

ром лорианам пришлось бы заново учиться жить. Опытные образ-

цы желтых шаров были изготовлены  в  экспериментальной  мас-

терской  Института Вселенной.  Они обладали еще одной удиви-

тельной способностью - притягиваться к Большому Полю Вселен-

ной. При этом возникала белая волна, которая мгновенно прев-

ращала в пепел все живое.

   Появление желтых шаров ужаснуло Уайпа не потому,  что уже

действовало одно Большое Поле,  а потому, что Сарт по прика-

занию  Тусарту  должен  был  включить  какое-то  новое Поле,

страшное для живой Лории. Это новое Поле в соединении с жел-

тыми  шарами и давало всеуничтожающую белую волну.  Даже сам

Уайп еще не знал сущности явления - он только начал  изучать

его.

   На остров Главной обсерватории прилетели семь  лориан  во

главе с Уайпом. Это были знающие свое дело ученые. Под руко-

водством Уайпа они возвели над островом защитный колпак.  Из

какого материала - я не знаю.  Знаю только, что в пятнадцати

или шестнадцати местах они  установили  какие-то  диковинные

аппараты.  Ты можешь найти их на острове и осмотреть.  Может

быть,  ты поймешь, что это за аппараты, ведь ты, насколько я

понимаю, тоже выдающийся.

   Перед тем как подняться на  башню  Главной  обсерватории,

Уайп предупредил нас всех,  что не следует пытаться покинуть

остров.  Что он делал на башне,  какие силы  призвал,  чтобы

спасти Лорию, - я не знаю. Только одно показалось мне стран-

ным - белые волны со всех сторон спешили к островку и,  кос-

нувшись чего-то прозрачного, гасли.

   Спустился Уайп с башни через сутки.  Вид у него был ужас-

ный.  Поднялся он на башню молодым,  а спустился стариком, с

белой головой и угасающими глазами. Мы поняли: случилось не-

поправимое. Белые волны все живое превратили в пепел.

   Живая Вселенная,  ты слышишь меня? Не сотвори Тусарту! Не

поклоняйся Тусарту! Помни Лорию, живая Вселенная...

   Голос Анана задрожал.  Последнюю фразу он произнес  почти

шепотом,  и эти слова: "Помни Лорию, помни Лорию..." - долго

звучали в ушах Тарханова...

   - Нас было девять.  Девять лориан,  оставшихся в живых. Я

никак не припомню сейчас,  как мы прожили первые  месяцы.  О

чем говорили?  Что делали? Плакали? Смеялись? Или были мерт-

вые? Разбудил нас Уайп.

   - Мы должны лететь на Землю, - сказал он. Лететь к брать-

ям по разуму - это был наш единственный выход. Девять остав-

шихся лориан не могли возродить жизнь на мертвой планете.

   - Но нам долго и упорно придется трудиться, чтобы обрести

крылья, - сказал Уайп. - Там, - он показал рукой на север, -

в экспериментальной мастерской, до катастрофы начали строить

автолет  из металлов.  Если нам удастся оборудовать его - мы

будем на Земле. А если нет...

   Но разве существует слово "нет" для обреченных?

   - Придется делать почти невозможное,  - продолжал Уайп. -

С  помощью  Большого  Поля  я изучил район экспериментальной

мастерской. Там все сохранилось в целости. Только осадки бе-

лой волны... Я первым отправлюсь туда.

   Мы сказали Уайпу;  "Нет!" Первым отправился в эксперимен-

тальный центр координатор Большого Поля Вселенной. Почему не

все одновременно?  Уайп не хотел подвергать опасности  всех.

Мы ждали координатора год.  Он не вернулся.  Такая же участь

постигла второго,  третьего...  Отправился четвертый. Настал

срок его возвращения. Мы, пятеро лориан, сидели в той же са-

мой комнате,  в которой простились с ним.  Мы знали,  что  и

четвертый не вернется,  и все-таки мучительно ждали. Нам так

хотелось чуда.

   Нас осталось трое - Уайп,  его жена Нулли и я. Ты видишь,

землянин,  Уайпа и его жену - она снаряжает его в дорогу.  Я

не  знаю,  что  творится в ее душе.  Но я никогда и ни одной

женщине не пожелал бы быть на ее месте. Какие же бури должны

терзать  ее сердце,  о Мицар!  Я думаю о Тусарту и наливаюсь

холодным бешенством.  Я задыхаюсь. Я не могу смотреть на ка-

жущиеся спокойными лица Уайпа и его жены. Я готов был отдать

свою жизнь,  чтобы увидеть слезы в ее глазах. Она все делала

очень медленно, как бы оттягивая разлуку. И вдруг Уайп улыб-

нулся.  Силы небесные!  Идти на гибель и оставить беременную

жену на попечение старика. Я бросился к Уайпу:

   - Не уходи!

   - Помни Лорию, - сказал Уайп и усадил меня рядом с собой.

Взгляд его был ясен и спокоен.  Кажется,  он собирался отлу-

читься на короткое время.  Я даже поверил, что он скоро вер-

нется,  - это же был сам Уайп.  - Анан, - сказал он, - меня,

наверное,  ждет  участь моих товарищей.  Я не могу и не имею

права остаться здесь ради Нулли,  ради тебя,  ради  будущего

ребенка. Я прошу тебя беречь ее. Я знаю, у меня родится сын.

Не такой судьбы я хотел ему.  Расти его. Будь ему добрым де-

душкой.  Нулли одной тяжело будет. - Он повернулся к жене. -

Тебе тяжело,  любимая,  но иного выхода,  ты знаешь,  у меня

нет. Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы вернуться к

вам и вместе лететь на Землю. Если же суждено... - Тут голос

Уайпа дрогнул. - Если же суждено... Когда вырастет сын и ему

исполнится пятнадцать лет, пусть совершит мой путь - покинет

остров и отправится в экспериментальную мастерскую.  Если он

найдет автолет в целости, - а я постараюсь подготовить его к

полету на Землю,  - пусть летит вместе с вами на Землю. Если

же не найдет,  что ж...  Он разделит судьбу своего отца. Это

мое завещание, Анан. В башне я все приготовил, чтобы вы бла-

гополучно могли добраться в автолете до Земли.  Под яйцевид-

ным  шаром имеются переключатели управления Большим Полем...

Сейчас работает Обзорное поле.  Оно пригодится  вам...  Вот,

пожалуй, все. Провожать меня не надо.

   Уайп взял Нулли за голову и долго всматривался в ее  гла-

за.

   - Прости,  Нулли, - прошептал он и низко поклонился жене.

В дверях повернулся. - Прощайте! И ушел навсегда.

   Анан умолк.  Перед Тархановым возник незнакомый пейзаж  в

золотистых тонах.  На переднем плане широкая площадь. Вокруг

площади дворцы. Конечно же, это остров Главной обсерватории.

Вот  и  собор,  в  котором находится сейчас Тарханов.  Между

постройками струится туман. Из голубого мрака выплывают чел-

ноки. Тарханов понял, что перед ним морское царство Лории.

   Челноки некоторое  время  кружились  по  площади,  словно

что-то искали,  потом собрались в центр площади, о чемто по-

советовались и разошлись.  Но площадь пустовала недолго.  Ее

вновь заполнили подводные жители.  Из глубин моря они начали

таскать материал и строить какое-то сооружение. Работали они

азартно и дружно.  Тарханову пришлись по душе великое трудо-

любие челноков,  их организованность.  Сооружение  росло  на

глазах  и по форме своей напоминало звездолет.  Да,  не было

никаких сомнений:  челноки воспроизводили макет "Уссури". Но

откуда они могли узнать о звездолете?  Остров Главной обсер-

ватории находился за тысячу километров от звездолета.

   Закончив стройку, челноки не разошлись. Они стояли, окру-

жив звездолет,  и ждали. Вот на площадь вышли новые челноки.

Они несли человеческие фигуры. В одной из них Тарханов узнал

себя, в другой - Итона. Скульптуру Тарханова челноки устано-

вили на последней ступеньке трапа,  а Итона - около автопла-

на. Тарханова поразила точность, с какой челноки воспроизво-

дили надводную жизнь. Но для чего?

   - От малов - ты их называешь челноками - я узнал о  звез-

долете и о тебе,  землянин. Ты, наверное, знаешь эту неболь-

шую бухту на нашем острове?  В бухте давно живут малы. Очень

трудолюбивые, любознательные и доверчивые существа. Я многие

часы проводил с ними. Зная их страсть к подражанию, писал им

шарописи из жизни Лории.  Они "отливали" изображения в океа-

нит - так называется материал,  из которого построен в бухте

миниатюрный подводный городок...

   Нас стало трое на острове: я, Нулли и крошечный Ар. Слав-

ная была эта Нулли. Я к ней привык, как к дочери, и она меня

любила.  Ар родился через три месяца  после  отъезда  Уайпа.

Нулли, бывало, тихо поет песенку над малюткой, я сижу и слу-

шаю,  на сердце становится легко. А как вспомню, что на всей

планете осталось нас всего трое...

   Месяцев восемь все шло как нельзя  лучше.  Нулли  верила,

что  Уайп вернется,  и чего только не рассказывала о нем1 Ее

уверенность невольно передалась мне. Если с нами будет Уайп,

чего же нам бояться?  - думал я.  Но он не вернулся. И тогда

Нулли перестала петь над малюткой. Часами сидела она, не ше-

лохнувшись, и смотрела в одну точку. Улыбка навсегда исчезла

с ее лица.  Как ее утешить?  Чем помочь?  Она таяла на  моих

глазах.

   Если бы не малы, я не знаю, что случилось бы со мной. Как

ни  странно,  у них я черпал силу и веру в жизнь.  Что бы ни

случилось,  думал я,  около них мы проживем.  Помню, выдался

чудесный день, светлый и не жаркий. В бухте я забрался в ша-

роплав и сдустился под воду.  Малы были заняты и не обращали

на меня никакого внимания. В центре площади я увидел звездо-

лет,  а на лесенке - тебя (я позже узнал,  что ты главный на

звездолете).  Я подплыл к малам и нарисовал шаропись со зна-

ком вопроса.  Слов они не понимали,  а в знаках  разбирались

отлично.

   Я не знаю,  землянин,  сколько ты еще пробудешь на Лории.

Но если у тебя будет время, побывай у малов, подружись и на-

учись объясняться с ними. Может быть, тебе и Ару со временем

потребуется их помощь.

   На мой знак вопроса - откуда звездолет - малы тоже  отве-

тили знаком. Нет, они не писали шарописи. Они разыграли сце-

ну,  показывающую,  где и как обнаружили вас.  Я понял их  и

поспешил на поверхность.

   Вернувшись к Нулли, я рассказал ей о звездолете. Она выс-

лушала меня равнодушно. Спрашиваю:

   - Ты больна, Нулли?

   - Нет, не больна.

   Так и угасла на моих глазах - без слов,  без слез, тихо и

незаметно.

   Нас осталось двое - дряхлый старик и дитя. Я меньше всего

заботился о себе.  Меня беспокоил Ар. Какая судьба ждет его?

Он был крепкий,  здоровый мальчик.  Мы часто поднимались  на

башню,  включали обзорный экран. Изо дня в день, из месяца в

месяц я наблюдал за звездолетом.  Вас было двое. Я часто по-

думывал, не перебраться ли мне и Ару к вам. Но я не мог это-

го сделать.  Невидимая стена держала нас в плену.  Я  должен

был  закончить шарописное повествование о гибели Лории - та-

кой наказ оставил мне Уайп.

   Писал я,  когда спал Ар, и не так уж много времени прихо-

дилось на творчество.  Профессия моя  трудная.  Она  требует

сосредоточения всех сил. Сил у меня оставалось немного, поэ-

тому я не закончил повествование к намеченному сроку.

   День мой был расписан по часам.  После завтрака отправля-

лись гулять.  В бухте садились в шароплав и спускались к ма-

лам.  Они были рады нашему появлению.  Ар приводил их в вос-

торг. Многие из них лепили его фигуру. Фигурки и сейчас, на-

верное, хранятся на острове. Посде обеда Ар засыпал, а я шел

в этот зал,  чтобы продолжить повествование о Лории. Под ве-

чер мы поднимались на башню,  чтобы посидеть у обзорного эк-

рана.  В десять часов вечера я укладывал Ара  спать,  а  сам

опять принимался за работу.

   Так изо дня в день,  из месяца в месяц.  Ару  исполнилось

два года. Как и всякий здоровый ребенок, он был любознателен

и доставлял мне массу хлопот. Но зато он согрел мою старость

ребячьей беспечностью.  А силы мои иссякали. Мне все труднее

стало подниматься на башню, стали слепнуть глаза. Если бы не

Ар,  я уже,  наверное,  обратился бы в Пылинку Вселенной. Но

Ар, Ар...

   Я писал у себя сложную шаропись.  Только поймут ли ее ма-

лы?  Мне очень хотелось,  чтобы они поняли и  выполнили  мою

просьбу.  Да, землянин, я решил отправить Ара к вам на звез-

долет.  Малы это сделают, если поймут мою шаропись, и я ста-

рался, я работал целых три месяца.

   В этот день после завтрака мы не пошли гулять. Ар играл в

углу комнаты.  Я позвал его, и туман застилал мои глаза. То,

что я сделал,  ужаснуло меня: я усыпил Ара на долгие месяцы.

Вселенная,  будь свидетельницей, я не мог поступить иначе. У

меня не было выбора. Взяв Ара на руки, я отправился в бухту.

Малы окружили нас. Шаропись они поняли и на площади разыгра-

ли сцену доставки Ара на звездолет. Потом они подхватили ша-

роплав, в котором спал Ар, и ушли в сумрак моря.

   - Прощай, Ар, - прошептал я и покинул бухту.

   Долго после  этого я не находил себе покоя.  Я блуждал по

острову, потерянный и раздавленный. Недели ожидания истощили

мой организм. И все-таки я каждый день поднимался на башню и

наблюдал за звездолетом.  Вы занимались своим делом, и ника-

ких  перемен в вашей жизни я не обнаруживал.  Если бы Ар был

на звездолете, вы как-то изменили бы свое поведение. Малень-

кая  деталь сказала бы мне о многом.  Но ничто не говорило о

том, что Ар у вас и малы выполнили мою просьбу.

   Пошла четвертая неделя. Я уже стал привыкать к мысли, что

Ара нет в живых. Разбитый и безутешный, я отправился к бухте

и  увидел  на ее поверхности несколько усиков - удивительное

природное приспособление малов для наблюдения надводной жиз-

ни.  Малы  поджидали  меня и тотчас показали представление о

путешествии Ара по морю и суше.  Потом обзорный экран убедил

меня, что последний лорианин попал на звездолет. Я успокоил-

ся.

   Невидимое Поле  Защиты,  которым окружил остров отец Ара,

исчезнет через пятнадцать - семнадцать лет. Выключатель сра-

ботает автоматически.  Так сказал мне когда-то Уайп. Но меня

уже не будет тогда в живых,  землянин.  Я хотел бы, чтобы ты

не  только  сам хорошо познакомился с аппаратурой на башне и

научился управлять Большим Полем Вселенной,  но и учил этому

Ара.

   Я заканчиваю.  Ты видишь меня в комнате за  изготовлением

очередной  шарописи.  Эту последнюю шаропись я готовлю себе.

Малы поймут ее и выполнят мое последнее желание. Совесть моя

чиста. С жизнью я рассчитался, и мне пора превратиться в Пы-

линку Вселенной. Вот она, последняя моя шаропись.

   Сейчас я ее понесу к бухте, поудобнее устроюсь в шаропла-

ве,  спущусь в подводный мир и буду плавать там, пока не ис-

сякнут мои силы. Прощай, землянин! Помни Лорию!

 

   Тарханов открыл глаза.  Тускло поблескивали на стенах бе-

лые шары.  Ничто не говорило о том; что они только что пове-

дали  ему тайну гибели Лории.  Под сводами царили полумрак и

тишина.

   - Благодарю тебя, шарописец Анан, - сказал Тарханов. - Мы

научимся управлять Большим Полем Вселенной. Прощай!

   Под сводами прокатилось эхо.

   Послышались шаги Артема.

   - Отец, ты знаешь, что я нашел?

   Тарханов поднялся с кресла,  и оно сразу исчезло,  словно

растаяв в воздухе...

 

 

                       Глава седьмая

 

                    НОВЫЕ ВЕСТИ С ЛОРИИ

 

   "К народам Земли, Венеры, Марса и Олимпийской планеты.

   Дорогие друзья!  В  великую  летопись  освоения  космоса,

блестяще начатую пять веков назад гражданином Союза  Советс-

ких  Социалистических  Республик,  первым  космонавтом Земли

Юрием Гагариным, вписана новая славная страница.

   Не одно поколение землян жило мечтой о встрече с братьями

по разуму. Наши звездолетчики покидали родную планету, чтобы

принести  и подарить нам новое солнце и новые миры.  Великое

счастье - встретиться с представителем инопланетной  цивили-

зации  -  выпало на долю одного из выдающихся ученых Земли -

Ритмина Тарханова. Да, мы не одиноки во Вселенной, и это пе-

реполняет наши сердца радостью.

   Объединенное Человечество  достигло  наивысшего  расцвета

духовной  и  материальной культуры.  Мы переделываем планеты

Солнечной системы.  В действие приведены огромные материаль-

ные и людские ресурсы, и эти ресурсы растут из десятилетия в

десятилетие.  Но в истории цивилизации наступает  такой  мо-

мент,  когда она нуждается а контакте с другими цивилизация-

ми. Опыт другой цивилизации даст новые импульсы поступатель-

ному движению землян.

   Верховный Совет Планеты  вынес  на  обсуждение  вопрос  о

дальнейших полетах за пределы Солнечной системы.  Прекратить

или продолжить их - вы,  народы Земли, Венеры, Марса и Олим-

пийской планеты, должны решить на предстоящем плебисците.

   Верховный Совет Планеты,  Совет Солнца и  Звездный  Совет

приветствуют  первого представителя инопланетной цивилизации

лорианина Артема Тарханова.

   Мы посылаем на Лорию новую экспедицию.

   Сегодня все мы преклоняемся перед подвигом командора Тар-

ханова,  открывшего  для  будущих  поколений новые горизонты

жизни. Слава звездолетчикам!

                  Верховный Совет Планеты.

                  Совет Солнца.

                  Звездный Совет".

 

   Корреспондент "Панорамы планеты" посетил Председателя Со-

вета Солнца академика Соболева и взял у него интервью.

   - Академик,  как вы относитесь к информации,  принятой от

командора Тарханова?

   - Это  самая  выдающаяся  информация,  услышанная мною за

долгие годы жизни.

   - Означает ли ваш ответ,  что вы отказываетесь от прежних

своих убеждений?

   - Ни  в  коем случае.  Цель Объединенного Человечества на

ближайшие сто-двести лет - освоение и благоустройство планет

Солнечной системы.  Ошибаюсь ли я? Может быть. Но я честен и

искренен в своих убеждениях и верю в свою правоту.

   - Еще  один  вопрос,  академик.  Считаете ли вы возможным

участие женщин в звездных экспедициях?

   - Почему  бы  нет?  Впрочем,  я советую обратиться с этим

вопросом к нашей медицине.

   "Человек давно перестал верить чудесам. Но тем не менее в

жизни встречаются факты и явления, которые в силу своей нео-

бычности относятся к разряду чудес. То, что отыскался коман-

дор Тарханов,  - это первое чудо.  А второе чудо - это  ско-

рость,  с какой до нас доходит информация с Лории. Миллиарды

и миллиарды километров,  которые не поддаются никакому  зри-

тельному восприятию, - за сто сорок секунд. Никакими земными

средствами связи мы не можем обеспечить такую скорость.

   Отсюда я делаю вывод,  что на Лории имеются принципиально

новые,  неизвестные нам средства связи.  Если бы мы обладали

ими... Я верю, что командор Тарханов по возвращении на Землю

поможет нам во всем разобраться.

   Вместе со  всеми  землянами я восхищаюсь подвигом экипажа

звездолета "Уссури" во главе с командором Тархановым.

                     Рауль Сантос, председатель Комитета

                                     галактической связи".

 

   "Восхищена, потрясена,  взволнована  подвигом   командора

Тарханова.

                    Ирма Соболева, доктор математики,

                    абсолютная чемпионка солнечной регаты".

 

   Учащиеся четвертого  класса  Хабаровского лицея в Комитет

галактической связи прислали письмо с необычным адресом:

   "Вселенная, Галактика,  Млечный  Путь,  созвездие Большая

Медведица,  планетная система "Мицар", планета Лория, Артему

Тарханову.

   Мы очень и очень ждем твоего приезда,  дорогой Артем. Нам

хочется подружиться с тобой,  послушать твой рассказ о дале-

кой планете.  Ты говорил, что никогда не видел Землю. Мы по-

кажем тебе ее. Покажем наш многоводный Амур. Будем купаться.

А когда мы подрастем,  вместе с тобой полетим на твою плане-

ту. Приезжай скорее".

   Это было первое письмо землян далекому собрату по разуму.

В Комитете галактической связи нам сообщили,  что на имя Ар-

тема Тарханова поступило уже около ста тысяч писем.

   "Панорама планеты".   Экстренный  выпуск.  Корреспонденту

"Известий" интервью дает Председатель Звездного Совета  ака-

демик Козырев.

   - Институт света много лет занимался разгадкой тайиы  бе-

лых шаров.  Что вы можете сказать по этому поводу?  Для чего

они были посланы на Землю?

   - Пожалуй,  сейчас ни у кого нет сомнения в том,  что они

были посланы для установления контакта с Землей. Быть может,

лорианам контакт был более необходим,  чем нам.  Эта выяснит

экспедиция,  которую мы думаем отправить в скором времени на

Лорию.

   - Какие возможности имеются для прямой связи с Лорией?

   - Комитет галактической связи регулярно посылает на Лорию

радиосигналы.  Сигналы мы посылаем и на другие звездные сис-

темы.  На Лорию сигналы,  по-видимому,  не доходят. В районе

Большой Медведицы наши инженеры обнаружили пояс  непрохожде-

ния.  Но  кое-что у нас намечается.  Испытан мыслетрон Рауля

Сантоса. Первые опыты обнадеживают. Удастся ли нам использо-

вать генератор мысли для передачи информации на Лорию,  пока

сказать трудно.

   Ощущение фантастичности не покидало ни на минуту.  Высоко

под черным куполом висели три  луны,  освещая  приемный  зал

Звездного Совета причудливым голубоватым светом.  Стен будто

не было, были только пол и потолок, каким-то чудом вставлен-

ные в голубое пространство.  И в этом пространстве выделялся

горельеф Игната Луня "Встреча". Казалось, что земляне вместе

с  экипажем  "Уссури"  собрались  далеко за пределами родной

планеты,  под чужими лунами отметить великий праздник Октяб-

ря. В зале шли танцы.

   - Чарлз, как ты находишь обстановку? - спросила Мадия.

   Эллиот промолчал.

   - Ты сегодня слишком меланхоличен.

   - Я такой же, как всегда.

   - Выходит, все-таки мы не одиноки во Вселенной?

   - Да, Мадия, это - очевидный факт.

   Они сидели на террасе в зале  приемов  Звездного  Совета,

наблюдая за танцующими.

   - Я никогда не видела такого созвездия талантов, - сказа-

ла Мадия.

   - Да,  народу много...  И знаешь,  о чем я думаю: вот эти

милые красивые женщины едва ли свяжут свою жизнь с кем-то из

звездных скитальцев.

   - Не следует повторяться, Чарлз. Комментируя в своей кни-

ге письма Натальи Тархановой,  ты уже высказал эту мысль.  И

землянки, кажется, не поняли тебя.

   - Со временем поймут, что я был прав.

   - Никогда.  Я хотела бы быть такой же, как Наталья Тарха-

нова,  с ее непреклонной энергией  служения  человечеству  и

всепоглощающей любовью.  Вся жизнь Тархановой - подвиг.  Она

вдохновляет сильных,  укрепляет  малодушных  и  поддерживает

слабых. Я печалюсь вместе с ней, тоскую вместе с ней, сквозь

слезы улыбаюсь вместе с ней и горжусь ее великой верностью.

   - И все-таки ты не захочешь быть на ее месте?

   Мадия пожала плечами.

   - Космос не для женщин, - назидательно заметил Эллиот.

   "Он, кажется, не поумнел, - подумала Мадия и вздохнула. -

Где сейчас Игнат Лунь? Как жаль, что его нет рядом..."

   - Академик Соболев предлагает мне отправиться на  Юпитер,

а я не хочу, - продолжал Эллиот. - Мне уютно на милой Земле.

Будет еще уютнее, если мы, Мадия, всегда будем вместе. Впро-

чем, кажется, ты меня не слушаешь?

   - Продолжай, Чарлз.

   - О,  я прекрасно понимаю твое состояние.  Не часто родс-

твенники звездолетчиков получают радостные  вести.  Командор

Тарханов  жив  - это твоя радость.  Но это и моя радость.  И

все-таки мир звездолетчиков - не наш с тобой мир.  Мы  любим

те жизненные удобства, которые возможны лишь на Земле. Я го-

ворю не только о материальных удобствах. Я имею в виду, если

так можно выразиться,  духовные удобства, условия для гармо-

нического развития личности,  для наслаждения. Не пойми меня

примитивно. Наслаждение - это не только любовь, отличная пи-

ща и прочее. Это - мудрая книга, тонкая музыка, великое тво-

рение живописца, гениальная работа скульптора...

   - А как ты оцениваешь  "Встречу"  Игната  Луня?  -  Мадия

впервые за вечер с некоторым интересом поглядела в лицо сво-

его докучливого собеседника.

   - "Встреча", - Эллиот несколько смешался. - Я не хочу ид-

ти на поводу у толпы. В горельефе Луня нет ничего выдающего-

ся.  Мало  того,  он  прибегает к недозволенным в скульптуре

приемам: новому освещению... Ни один гениальный скульптор не

совал в руки своих изваяний какие-то новые светильники...

   Он говорил еще о чем-то, но Мадия уже ничего, не слышала:

ей показалось,  что среди танцующих мелькнула высокая фигура

Луня.  Она едва удержала себя на месте: так хотелось ей про-

верить, Лунь это или кто-то другой. Но к ним подошел Сантос.

   - Профессор Эллиот, поздравляю вас с праздником, - сказал

он ровным голосом. - А я думал, что вы сегодня находитесь на

приеме в зале Совета Солнца, у академика Соболева.

   - Как видите, нет... Если говорить честно, меня не устра-

ивают некоторые планы академика Соболева  в  отношении  моей

скромной персоны.

   - Догадываюсь,  профессор.  Но я хотел бы сказать  вам  о

другом. У вас свои взгляды на жизнь. С ними можно согласить-

ся или нет,  но ваши высказывания,  пусть даже неправильные,

заставляют  землян  задумываться над путями развития челове-

чества,  взвешивать на весах совести разные точки  зрения  и

искать правильные решения. И не стоит огорчаться, выслушивая

порою крайне резкие суждения. В идейной борьбе...

   - Вы считаете наши споры идейной борьбой?

   - Не заставляйте меня думать,  что  вы  наивный  человек,

профессор  Эллиот.  Если вы до сих пор не уяснили этого,  то

мне очень жаль вас.  - Сантос  круто  переменил  разговор  и

пригласил неожиданно: - Мадия, пойдемте танцевать?

   Мадия протянула ему руку.

   Проносясь в танце мимо террасы,  Мадия видела,  что Чарлз

все еще смотрит на нее.

   "А у него нет будущего, - подумала она. - Он решил, что я

- его будущее. Прошлое - да, а будущее..."

   Комитет галактической связи Звездного Совета провел опыты

по передаче мысли на Лорию.  Мыслетрон был настроен на волну

биотоков  командора  Тарханова.  Передачу вел академик Рауль

Сантос.

   Командору Тарханову было сообщено следующее:  "Земля при-

ветствует тебя и лорианина Артема  Тарханова.  Мы  принимаем

ваши  сигналы и в скором времени отправляем на Лорию большую

комплексную экспедицию".

   Вчера Земля  получила  ответ  командора Тарханова.  Ответ

пришел по тем же неизвестным нам каналам связи.  Этот  канал

командор называет Большим Полем Вселенной.

   "Наконец-то, - говорится в принятой информации, - за дол-

гие годы жизни на Лории я получил весть с родной планеты.  Я

принял мысли далекого соплеменника. Это несказанно обрадова-

ло меня.

   У землян сейчас возникают тысячи  "почему".  Ответить  на

них нет времени. Мы готовим Большое Поле Вселенной для поле-

та звездолета землян.  Это удивительное Поле.  И звездолет в

нем будет лететь на Лорию не годы,  а всего несколько часов.

Подчеркиваю, несколько часов.

   Я прошу  Звездный  Совет  Земли  разрешить мне установить

срок вылета экспедиции.  Мы постараемся  за  короткое  время

подготовить  Большое  Поле  Вселенной и сообщим вам об этом.

Инженер лорианин Артем  Тарханов  подробно  проинструктирует

землян, как пользоваться Большим Полем.

   С нетерпением ждем вас,  дорогие соплеменники.  До скорой

встречи".

   "Верховный Совет Планеты с глубоким удовлетворением отме-

чает,  что народы Земли, Марса, Венеры и Олимпийской планеты

в день плебисцита проявили исключительную активность. Подав-

ляющее  большинство  землян высказалось за "Вселенную" и тем

самым на сотни лет вперед избрало свой путь дальнейшего раз-

вития.  В этом проявились мудрость и дальновидность народов,

их забота о будущих поколениях.

   Из поколения  в поколение наша цивилизация двигалась впе-

ред,  только вперед. И это наступательное движение будет на-

растать.  Мы  не  можем жить в изоляции от других миров.  Мы

должны прокладывать новое русло потоку человеческой истории.

   Рады сообщить,  что  медицина  разрешила полеты женщин за

пределы Солнечной системы.

   Верховный Совет  Планеты разрешает Звездному Совету вклю-

чить в состав экспедиций женщин-ученых".

   "В связи  с назначением академика Козырева главой делега-

ции для встречи с представителем  лорианской  цивилизации  и

одновременно  начальником  лорианской комплексной экспедиции

Верховный Совет Планеты решил освободить его от  обязанности

Председателя Звездного Совета.

   Председателем Звездного Совета  согласно  решению  сессии

Звездного Совета утвердить академика Кубинской Академии наук

Рауля Сантоса".

   "Звездный Совет назначил Игната Луня командором звездоле-

та "Тарханов". В состав экипажа включены: инженер-кибернетик

Александр Шагин,  второй звездолетчик Пьер Мартелл,  инженер

галактической связи Мадия Тарханова,  доктор медицины  Линда

Чарльтон".

   "Звездный Совет принял предложение командора Тарханова, и

звездолет  его имени будет идти на Лорию в Большом Поле Все-

ленной. Старт звездолета назначен на 17 июня 2568 года".

 

 

                       Глава восьмая

 

                   БОЛЬШОЕ ПОЛЕ ВСЕЛЕННОЙ

 

   Тарханов с нажимом поставил точку и рассеянно взглянул на

исписанные листы бумаги.  Больше месяца  он  не  выходил  из

звездолета,  работая, как одержимый, по восемнадцать часов в

сутки.  Он собрал бумаги и размашисто написал  на  конверте:

"Расчеты и формула Большого Поля Вселенной.  Землянам от ко-

мандора Тарханова".

   Долог и  мучителен был путь по лабиринту формул я уравне-

ний, пока он добрался до ключа, с помощью которого открылась

ему одна из величайших тайн Вселенной.  Теперь остается под-

вергнуть себя воздействию  Большого  Поля  Вселенной.  Он  и

раньше мог это сделать,  он верил Уайпу, но ему самому хоте-

лось понять одно иэ необычайных явлений природы.

   Весь этот месяц он не видел Артема. Тот редко приезжал на

звездолет. "Как-то он там?" - подумал Тарханов и включил эк-

ран.

   Артем улыбнулся и, поняв взгляд Тарханова, сказал:

   - Все в порядке, отец.

   - Хорошо, Артем. Ты можешь организовать Д-Поле на звездо-

лет? Я собираюсь на остров.

   - По Д-Полю?

   Тарханов кивнул головой. Артем выключился. Тарханов спря-

тал конверт в ящик стола и долго стоял  у  портрета  Наташи,

словно ожидая, что она скажет ему что-то очень дорогое и за-

ветное.

   Лорианский день  был в разгаре.  Робот выкатил тихоходный

планетолет.  В обычной воздушной среде он летает до  острова

за три дня. А в Большом Д-Поле Вселенной?

   Тарханов поднялся в кабину.  Планетолет повис над голубой

пустыней.

   - Даю Д-Поле,  - услышал Тарханов  голос  Артема.  -  Даю

Д-Поле!

   Тарханов успел еще взглянуть на  часы,  -  было  половина

двенадцатого.  А потом... Потом он почувствовал, как катаст-

рофически уменьшается в размерах.  Казалось, что ноги, руки,

голова,  туловище его таяли, словно сосульки под ярким солн-

цем.  Он пытался анализировать,  понять этот процесс,  но не

мог  сосредоточиться  ни на одной мысли.  А вокруг струилось

что-то вязкое, неуловимое и в то же время очень легкое.

   Сколько это длилось?  Мгновение или долгие часы? Пожалуй,

то и другое.  Когда Тарханов пришел в себя,  планетолет  уже

плавно слускался на остров. Часы показывали половину двенад-

цатого.  Только секундная стрелка,  кажется, чуть передвину-

лась.  Он не верил своим глазам, в то же время ощущая удиви-

тельную легкость во всем теле.

   Он выбрался  из кабины и с удивлением прислушался к себе:

в нем что-то изменилось. Но что?

   Подошел Артем:

   - Ты чем-то удивлен, отец?

   - Не могу понять,  что со мной произошло. Ты не замечаешь

никаких изменений в моей внешности?

   - Нет.

   - У меня такое впечатление,  будто я заново  родился.  Ты

все-таки присмотрись. Я не стал лилипутом?

   - Да нет же!  В Большом Поле всегда испытываешь это чувс-

тво таяния.

   - Ты что, летал?!

   - Почти каждый день, - отворачиваясь, сказал Артем.

   - Куда же это?

   - В экспериментальный центр Лории.

   - Почему без разрешения?

   - Ты  не  запрещал мне полеты.  Потом - такое ощущение...

Такое ощущение...

   - Ты очень расстроил меня, Артем.

   Артем виновато опустил голову и стоял,  неловко отвернув-

шись от отца.

   - Я,  пожалуй, полечу еще, - сказал Тарханов. - Попытаюсь

разобраться в своих ощущениях. Д-Поле включишь по моему сиг-

налу.

   - Есть! - Обрадованный Артем побежал к башне.

   Тарханов поднял планетолет на пятьсот метров над  уровнем

моря.  Внизу мерно катились волны. В бухте торчали антеннки.

"Так и не побывал в гостях у челноков",  - подумал он, нажи-

мая кнопку скорости горизонтального полета.  Планетолет мед-

ленно удалялся от острова.

   - Включай, Артем.

   И опять  началось  головокружительное  сжимание  тела,  и

опять Тарханов не мог понять происходящего. Чувствовал толь-

ко,  как по всему телу пульсирует что-то необыкновенно  све-

жее,  бодрящее, как бы озонирующее. Он увидел себя как бы со

стороны, - маленького и беспомощного, и в то же время ощущал

прилив новых сил.  Сколько это длилось?  Д-Поле выключилось.

Тарханов увидел голубую пустыню, тополя, звездолет...

   Посадив аппарат,  он поднялся в кабину электронного диаг-

носта.  Может быть,  машина лучше разберется  в  изменениях,

происшедших  в  организме?  "Если  бы  был  жив Иван Василь-

евич..." - вздохнул Тарханов, усаживаясь в специальное крес-

ло и нажимая кнопку "Проверка всего организма".

   Он сидел, не шелохнувшись. Диагност шаг за шагом исследо-

вал его организм.  Последний раз Тарханов проверял себя пол-

года назад. Как и всякая умная машина, диагност был беспоща-

ден  в выводах - он нашел сотни нарушений в деятельности ор-

ганизма и предложил Тарханову лечь в анабиоз, чтобы затормо-

зить разрушительный процесс. Тарханов, конечно же, не послу-

шался.

   Сегодня диагност что-то слишком долго изучал его.  В душу

Тарханова проникло легкое  беспокойство.  Неужели  есть  ка-

кие-то отклонения от нормы? Но ладно, главное в жизни он уже

сделал.  Ему, как Анану, пора превратиться в Пылинку Вселен-

ной.

   А диагност хорошо поставленным металлическим голосом  за-

говорил четко:

   - Ты совершенно здоров.  В твоем мозгу исчезла усталость.

Ты  не болеешь лучевой болезнью.  У тебя обновились наследс-

твенные клетки.  Информация, которая хранится в моей памяти,

свидетельствует, что ты был неизлечимо болен и тебе осталось

жить сто шестьдесят три  дня.  А  сейчас  ты  проживешь  еще

шестьдесят лет. Я никогда не ошибался.

   Тарханов выключил машину.

   В салоне,  проходя  мимо  рояля,  Тарханов не удержался и

открыл крышку,  робко и неуверенно взял аккорд, а затем, по-

чувствовав прежнюю силу в пальцах, заиграл смелее.

   - Отец!  - воскликнул Артем, появляясь в дверях салона. -

Пятнадцать минут назад с Земли стартовал звездолет.

   Тарханов резко оборвал музыку.

   - Наконец-то!  -  прошептал он.  - Я побуду немного один,

Артем. Кстати, на чем ты прилетел?

   - На автоплане по Д-Полю.

   - А кто же тебе дает Поле?

   - Мой робот.

   Тарханов покачал головой, но промолчал.

   - Завтра я даю звездолету Большое Поле Вселенной?

   - Да, Артем.

 

   Возгласы то  утихали,  то вспыхивали с новой силой.  Лунь

ступил на зеленый ковер дороги, ведущей к звездам.

   Земля была объята радостью - глубокой,  всенародной, без-

мерной.  На площадях городов установили объемные телеэкраны.

Море цветов на улицах, бульварах, в руках землян.

   На трибунах звездодрома, откуда много лет назад поднимал-

ся  "Уссури"  во  главе  с  командором Тархановым,  - тысячи

представителей Земли, Марса, Венеры и Олимпийской планеты. В

Звездном зале - лучшие умы человечества.  Оживленно беседуют

Рауль Сантос и Ирма Соболева. Академик Соболев, заложив руки

за спину, прохаживается мимо макета "Уссури". Академик Козы-

рев в светлом костюме и белой открытой рубашке что-то  гово-

рит членам делегации, отправляющейся на Лорию.

   Ровно в  семь часов вечера двери Звездного зала распахну-

лись.  Впереди шли Мадия Тарханова и Линда Чарльтон в  белых

парадных костюмах. Традиционный порядок следования - впереди

командор,  за ним другие - был нарушен. Что ж, вполне объяс-

нимо. Этим подчеркивалось, что отныне женщинам открыта доро-

га к звездам.

   Колонна остановилась  перед трибуной Председателя Верхов-

ного Совета Планеты.  Командор Игнат Лунь,  сделав два  шага

вперед,  доложил, что экипаж звездолета "Тарханов" готов вы-

полнить задание Земли,  и вернулся на свое место.  Глаза его

встретились с глазами Ирмы.  Ирма чуть улыбнулась Луню, гла-

зами она сказала: "Спасибо, Инг". Он вопросительно посмотрел

на  нее:  "За что?" Она приложила правую руку к сердцу:  "За

то, что помог найти себя, найти свое сердце". Так понял Лунь

этот жест.  "Будь счастлива,  Ирма", - хотелось сказать ему,

но она, кажется, поняла его и приветственно подняла руку.

   Звездолетчики вышли  на  Круг почета.  Солнце садилось за

дальними горами. Лучи его падали длинными стрелами на сереб-

ристый корабль. Белые машины медленно двигались перед трибу-

нами и наконец остановились у Дороги славы.

   - Прощайте, земляне, - сказал Лунь.

   Десятки тысяч голосов почти одновременно крикнули:

   - До скорой встречи, звездолетчики!

 

   Седьмой час звездолет двигался в космосе по Большому Полю

Вселенной. Через десять минут земляне должны появиться в ра-

йоне Лории, в двадцати тысячах километров от точки на остро-

ве Главной обсерватории. Расчеты составлял электронный центр

"Уссури", и он не мог ошибиться.

   Тарханов смотрел на секундомер.  Стрелки  бежали  плавно,

как бы оставляя за собой невидимый след.  За секунду звездо-

лет пролетит...  Страшно даже вообразить скорость,  с  какой

земляне приближаются к Лории.

   Тарханову, привыкшему к земным скоростям,  пусть  даже  к

субсветовым,  трудно было представить дистанцию между секун-

дой и вечностью. Он и не пытался этого сделать. У него будто

все отнялось, замерло, оцепенело. Артем происходящее воспри-

нимал проще:  следил за пульсатором, переговаривалсл с робо-

том и только, пожалуй, смеялся чаще обычного, радуясь предс-

тоящей встрече с землянами.

   Осталось пять минут.

   Бегут стрелки секундомера.  Бежит сердце,  опережая часы,

спешит,  чтобы  скорее  взять  пятиминутный  рубеж вечности.

Пульсатор слегка сжимается и разжимается.  Именно в нем зак-

лючена одна из величайших тайн Вселенной. Со временем Тарха-

нов создаст такой же пульсатор.  Быть может,  он сделает это

на Земле или здесь,  на Лории, неважно, где, но сделает так,

чтобы можно было наблюдать за движением звездолета в Большом

Поле Вселенной.

   Три минуты вечности.

   Тарханову хочется крикнуть Артему: "Выключай!" Он положил

руку на сердце,  как бы приказывая ему:  не спеши,  доверься

разуму. Ты так долго и так терпеливо ждало - наберись же му-

жества на последние три минуты!  Всего три  минуты...  Артем

пританцовывает у пульсатора.  Кажется,  и ему не хватает вы-

держки. Он вопросительно смотрит на Тарханова. Тарханов зак-

рывает глаза, чтобы не выдать своего желания.

   Одна минута вечности.

   Тарханов, как  бы стараясь подогнать секунды,  двигает то

правым, то левым плечом. Нетерпение сжигает его. Он хватает-

ся  руками  за  подлокотники кресла,  чтобы не вскочить и не

выключить пульсатор.  Он чувствует на лбу холодные капли по-

та. Ну, быстрее, быстрее, стрелка! Пятнадцать секунд, десять

секунд...  Сердце Тарханова сжимается  в  холодный  комок...

Идет секунда.

   Пульсатор автоматически выключается.

   Артем сразу же включил Обзорное поле.

   - Вон она,  серебристая птица,  - радостно крикнул он.  -

Снижается!

 

 

                                             Хабаровск

                                              1963-1969

 

 

 

                     ВОСЬМАЯ ТАЙНА МОРЯ

 

                Научно-фантастический роман

 

 

                        Глава первая

 

                       ДЕЛО О КАЛАНАХ

 

   Будильник звонил резко и требовательно.  Андрей Суровягин

поднялся  с  постели  и открыл окно.  Туман низко стлался по

улицам, но небо было чистым и высоким.

   Суровягин поставил  чайник на плитку,  сделал гимнастику,

принял холодный душ и начал медленно одеваться. Мысли приоб-

ретали обычную четкость.

   Началась эта история три месяца назад.  Суровягина вызвал

полковник Еремин.  Он кивнул на кресло - садитесь,  мол, - и

несколько раз прошелся по кабинету.  Еремин был немного гру-

зен  и  сед.  Сказывался  возраст.  Полковник был отцом трех

взрослых дочерей и дедом, восьми внуков. В прошлом сучанский

шахтер,  он начал работать в органах госбезопасности в то не

очень далекое время, когда Андрея еще не было на свете.

   Полковник сел за стол.

   - Вы знаете что-нибудь о каланах? - спросил он вдруг.

   Суровягин пожал плечами и чистосердечно признался:

   - Нет, товарищ полковник.

   - Я так и предполагал,  - сказал Еремин.  - Думаю, недели

будет достаточно, чтобы знать о них все. Поняли?

   Суровягин поднялся:

   - Есть все знать, товарищ полковник.

   Широкое лицо Еремина нахмурилось:

   - Штудируйте литературу.  На работу можете пока не прихо-

дить. За помощью обратитесь к профессору Лобачеву.

   Ровно через неделю полковник опять вызвал Суровягина.

   - Расскажите, что вы успели узнать.

   Андрей стал добросовестно рассказывать услышанное и  про-

читанное. Еремин придирался ко всему.

   "Чертов старик.  - злился Суровягин, выслушивая очередное

замечание, - откуда он столько знает о каланах?"

   Еремин, заложив руки за спину, ходил по кабинету.

   - Вы мне не нравитесь, лейтенант. Неделя для чекиста дос-

таточный срок, чтобы назубок изучить даже каланов, их биоло-

гию, качество меха.

   Суровягин стоял навытяжку:

   - Я этих каланов знаю, товарищ полковник.

   Еремин хмыкнул:

   - Он знает...  Нет,  мало знаете.  Боюсь,  что ваши мысли

больше заняты профессорской дочкой, чем каланами. Не так ли?

   Суровягин почувствовал,  что  краснеет.  Откуда полковник

узнал,  что он познакомился с  дочерью  профессора  Лобачева

Панной?  Впрочем,  Еремин  и  Лобачев  -  большие  и  давние

друзья...

   - Стоите и злитесь?  Вот,  мол, пристал, - продолжал пол-

ковник.  - Ничего,  лейтенант,  приучайтесь к самой  высокой

требовательности к себе. Иначе как же! - Он вдруг засмеялся:

- А что касается Панны...  Хорошая девушка, только избаловал

ее Николай Николаевич.

   Полковник подошел к сейфу и вытащил  объемистый  сверток,

крест-накрест перетянутый шпагатом.

   - Посмотрите, - сказал он.

   Суровягин развернул сверток. Шкуры калана... Мягкие, шел-

ковистые,  густо-черные,  с едва заметной серебристой седин-

кой.

   - Идеальный мех. Высший сорт, - определил он.

   - Правильно, высший сорт, - сказал полковник. - Самый до-

рогой мех в мире. Дороже соболя, чернобурки... Шкуры контра-

бандой пытался вывезти в Японию один наш турист. Нам с вами,

лейтенант,  - перешел Еремин на официальный тон,  - придется

заняться этим делом.  Вот, познакомьтесь с материалами. Пуш-

нина - наша валюта, как говорят - мягкое золото, и мы не мо-

жем допустить, чтобы оно утекало за границу. А утечка, к со-

жалению, есть.

   Полковник вручил Суровягину серую папку. В ней донесения,

рапорты, протоколы допросов.

   Суровягин не  раз  перелистывал документы и в любое время

суток мог восстановить их по памяти.

   Сообщение начальника  таможни  Ленинградского  порта:  "У

американского туриста  г.  Джона  Маклоя  обнаружены  четыре

шкурки калана,  зашитые под сиденьем автомашины. Шкурки изъ-

яты".  Показания Маклоя следователю:  "Шкуры купил на пушном

аукционе.  Документы  потерял.  Изъятие шкур считаю незакон-

ным".  Справка дирекции пушного аукциона: "В числе покупате-

лей фамилия Джона Маклоя не значится".

   Сообщение из Львова: "У австрийского гр. Франца Мюнеха на

пограничной  станции изъяты две шкурки неизвестного животно-

го. Длина каждой шкурки 1 м 15 см".

   Донесение погранпоста  порта  Находка:  "Матрос торгового

корабля "Алмаз",  отправляющегося в  загранплавание,  В.  П.

Кандыба тайком пытался провезти шкуру калана".  Приказ капи-

тана корабля:  "Матроса В.  П.  Кандыбу списать с корабля  в

распоряжение отдела кадров морского пароходства".  Показания

В. П. Кандыбы следователю:

   "Шкуру обменял  в  Приморье  на  портсигар-радиоприемник,

японскую зажигалку и набор пластинок.  Хотел обменять  ее  в

Японии на сувениры.  Фамилию человека, предложившего сделку,

не знаю. Он невысокого роста. Носит черные бакенбарды".

   Это были первые документы в деле о каланщиках.

   Уголовное дело против В. П. Кандыбы находкинской прокура-

турой было прекращено.  Тем не менее полковник Еремин запро-

сил отдел кадров морского пароходства относительно  Кандыбы.

Где сейчас этот матрос? Он мог бы помочь в поисках похитите-

лей каланов.

   Часы показывали половину девятого.  Суровягин надел серый

костюм и вышел из дома.  Туман успел рассеяться. Над городом

стояло  яркое  сверкающее утро.  Был необычно теплый для мая

день.  Бесшумно двигались машины.  Велосипедисты в  белых  и

пестрых рубашках жались к тротуарам.  Перед красным светофо-

ром трещали мотоциклы. Суровягин быстро шел в потоке людей.

   Вдруг кто-то схватил его за руку. Он круто обернулся. Пе-

ред ним стояла Панна - свежая,  как утро. Чуточку вздернутый

нос. Крутой лоб под копной вьющихся каштановых волос" густые

брови.  Широко раскрытые голубые глаза.  Они  иногда  как-то

странно темнеют от волнения. Выразительные, плотно сомкнутые

губы. Как покоряюще умеют они улыбаться!

   Суровягин, не скрывая радости,  которую доставила ему эта

встреча, некоторое время молча смотрел на девушку.

   - Куда  сегодня  студенты путь держат?  - наконец спросил

он.

   - На Лолиту Торрес.

   - Несерьезное занятие,  Панна.  Лично я отправился бы  на

пляж. Такое чудесное утро. Самое время для загара.

   - Смотреть Лолиту Торрес  -  несерьезное  занятие?  Когда

только я перевоспитаю вас, Суровягин?

   - Скорее мне предстоит перевоспитывать вас.

   - Вам? - она прыснула.

   - Вечером встречаемся?

   - После девяти. В девять у меня деловое свидание.

   Суровягин от души расхохотался:

   - У вас деловое свидание?

   Панна остановилась:

   - Почему бы нет?

   - Какие деловые встречи могут быть по вечерам? Их устраи-

вают днем.

   - И вечером.

   Прохожие, улыбаясь, оглядывались на них.

   - Мы привлекаем внимание, - Суровягин взял ее под руку. -

Пойдемте.

   - Ну и пусть смотрят. А все-таки у меня деловое свидание.

   - Верю. С кем же вы встречаетесь?

   - А вот и не скажу!

   - И не надо.

   Суровягин расстроился, но старался не подавать виду. "Не-

ужели ревную?  - спрашивал он себя.  - Но это глупо - ревно-

вать к неизвестному". Только теперь он почувствовал, как ему

дорога эта девушка. Около кинотеатра они остановились.

   - До встречи,  - Панна помахала рукой и затерялась в тол-

пе.

   Ровно в девять Суровягин был в своей рабочей комнате.  Он

сел за стол и рассеянно взглянул в окно.  Теплый ветер колы-

хал занавеску.  Из репродуктора на  подоконнике  приглушенно

звучал  голос  радиокомментатора:  "Враги злобно клевещут на

коммунизм..."

   Суровягин погасил  сигарету.  "Не  только клевещут,  но и

действуют", - вздохнул он.

   Вспомнились первые  дни работы в органах госбезопасности.

Андрей пришел сюда около года назад после окончания  высшего

мореходного училища.  "Запомните,  лейтенант,  - говорил на-

чальник управления, - у чекиста должно быть горячее сердце и

светлая голова.  Вы будете работать на тяжелом, но благород-

ном участке строительства новой жизни".

   Тогда же  он поступил в распоряжение полковника Еремина и

всем сердцем ушел в новую работу.

   "Может быть,  в  деле о каланщиках мы что-то упустили?" -

спросил себя Андрей,  в сотый раз начиная листать серую пап-

ку.

   Протокол допроса туриста.  Он оказался человеком с "фило-

софией".  Уже старик, с вислыми усами. Законченный пройдоха.

На вопросы отвечал вежливо.  Ничего не  отрицал.  Да,  купил

шкуры,  чтобы подзаработать. У кого? У молодого человека без

особых примет. Фамилию не знает.

   На втором допросе старик отвечал на вопросы так же вежли-

во, как и в первый раз, но ничего нового не добавил.

   Суровягин вздохнул и перевернул страницу.

   Подшиты копии донесений директора заповедника Чигорина  с

острова  Семи  Ветров.  Подсчет поголовья каланов на острове

проводится раз в квартал.  В докладной от 5 января сообщает-

ся,  что "в четвертом квартале истекшего года погибло 43 ка-

лана, а за год - 82".  Вторая докладная датирована 6 апреля:

"За  первый квартал исчезли по неизвестным причинам 37 кала-

нов".  Копии радиограмм с острова в главк, научно-исследова-

тельский  институт  рыбного хозяйства профессору Лобачеву...

Докладная начальника Камчатской инспекции по  охране  рыб  и

морского зверя." "Браконьеров на острове нет".

   Список работников заповедника...

   "Может быть, браконьеры все-таки на острове?"

   Этот вопрос Еремин задал Суровягину после проверки и ана-

лиза  всех  возможных  вариантов похищения каланов.  Еще раз

проверили списочный состав работников заповедника.  Проверка

ничего  не дала.  На острове работали влюбленные в свое дело

люди. Каланы исчезали, хотя лежбище хорошо охранялось.

   Полковник Еремин  предложил  Суровягину выехать на остров

Семи Ветров и самому все проверить на месте.

   Билеты уже были заказаны,  когда из Первореченского отде-

ления милиции - это было 12 апреля - поступило одно любопыт-

ное заявление. Писал старый меховщик.

   К нему, как сообщал он, явился какой-то молодой человек и

попросил  сшить шапку и воротник из своего материала.  Когда

договорились о сроках и цене, заказчик показал мех.

   "Это был редкостной кргсоты мех калана, - писал меховщик.

- Спрашиваю заказчика:  "Откуда у вас такое чудо?" А он: "На

базаре купил".  Что ж, на базаре, так на базаре. Подумал я и

принял заказ.  После ухода клиента я долго перебирал в руках

шелковистый мех. В этом деле я толк знаю, у Чурина еще начи-

нал, в городе меня и сейчас помнят, хотя я давно уже на пен-

сии. Знакомые заходят, не забывают. Просят сшить то одно, то

другое,  не отказываю. А этого молодого человека впервые ви-

жу, совсем посторонний для меня. Если бы колонок или енот, -

какой разговор, сшил бы, а тут - редкостная шкура, в магази-

нах ее не продают.  Растерялся я и рассказал старухе. "Дурья

голова,  - говорит она, - на старости лет совсем умом вывих-

нулся,  польстился,  старый хрен, на деньги. Верни шкуру - и

все".  На том и порешили.  А на душе нехорошо.  Шкурка-то уж

очень редкостная. Откуда она только появилась у молодого че-

ловека? Вот и надумал написать в милицию".

   Суровягин перевернул еще одну страницу.

   Обладателем шкурки калана оказался Олег Щербаков, кранов-

щик торгового порта,  недавний студент.  Вот его фотография.

Хорошее,  открытое лицо.  Ясные,  доверчивые глаза.  Да,  он

именно таков.

   Откровенно говоря,  Андрея удивляло,  почему полковник не

спешит вызвать Щербакова, чтобы сразу выяснить все.

   - Дело это сложнее,  чем кажется, - объяснил он Суровяги-

ну.  - Вы это увидите.  А пока... пока постарайтесь познако-

миться с Щербаковым. Можно выяснить, откуда у него эта шкур-

ка, и без допроса. Поняли?

   - Понял, - недовольно отвечал Андрей.

   Как ни странно,  познакомила его с Щербаковым Панна Лоба-

чева.

   Это было  в  конце апреля.  Совершенно неожиданно налетел

снежный циклон, довольно редкий в это время. Он бушевал око-

ло  суток.  Из-за  снежных заносов стал городской транспорт.

"Первое мая придется встречать в снегу", - шутили горожане.

   В тот  день Андрей встретил Панну.  Она шла в заснеженной

шубке, улыбаясь каким-то своим мыслям.

   Они обменялись привычными приветствиями.

   - Мне очень хочется, Панна, - сказал Андрей, - что-то по-

дарить вам. В честь праздника.

   - Не надо,  - замялась Панна.  - Подарки всегда к чему-то

обязывают.

   Андрей все-таки затащил ее  в  ювелирный  магазин.  Панна

выбрала  модные  чешские клипсы.  Он пошел в кассу,  а когда

вернулся с чеком,  то увидел рядом  с  Панной  мужчину.  Она

оживленно разговаривала с ним.

   - Андрей, познакомьтесь. Олег Щербаков, - сказала Панна.

   "Вот так встреча, - подумал Суровягин, - на ловца и зверь

бежит".

   Щербаков был в модном коротком пальто и в "боярке" из ка-

лана.  Меховщик все-таки выполнил заказ. Об этом позаботился

полковник Еремин.

   Андрей искал этого знакомства,  но сейчас  испытывал  ка-

кое-то чувство недовольства.  Щербаков вел себя очень вежли-

во. Разговаривая с ним, Панна изредка поглядывала на Суровя-

гина и улыбалась.

   - Боярская у вас шапка,  - заметил Суровягин. - Редчайший

мех.

   - Ерунда.  Шапка как шапка, - равнодушно сказал Щербаков.

- А мех... Мне он даром достался.

   - Слушайте,  Олег...  - Панна потянула Щербакова в  глубь

магазина. - Андрей, я сейчас...

   Суровягин вышел на улицу и стал ждать  Панну.  Она  скоро

появилась у дверей, веселая, оживленная. Некоторое время они

шли молча.

   - Вы давно знакомы с Щербаковым? - спросил Суровягин.

   - Давно. А почему вы спрашиваете?

   Он пожал плечами:

   - Просто так.

   Она посмотрела на него:

   - С Олегом мы вместе поступали в университет.  Со второго

курса он ушел и поступил работать в порт.

   Суровягин промолчал и взял Панну под руку.  Снегопад про-

шел.  Небо прояснилось внезапно, и все увидели - как это чу-

десно,  когда снег.  Снег на крышах домов, снег на мостовых,

снег на берегу океана.  Мальчишки визжали от радости. Машины

буксовали.  Шоферы чертыхались. А на тротуарах люди, смеясь,

скатывали огромные снежные комья.

   - Жизнь, - вздохнула Панна и звонко засмеялась.

   - Сверкающая? - спросил Суровягин.

   - Почему бы нет?  - беззаботно ответила она.  - Взгляните

же вокруг, мрачный человек, как все это прекрасно.

   Навстречу по мостовой трое катили снежный ком.  Ребятишки

забомбили Панну мокрыми снежками. Она выскочила на мостовую.

   - Давай, давай на помощь! - молодо сверкнул глазами толс-

тый человек с седыми волосами и выпрямился.

   "Полковник! - Суровягин опешил. - Ударился в ребячество".

   Панна бросила в Еремина снежком. Еремин весело засмеялся.

Рядом от души хохотали двое "подручных" полковника.  В одном

из  них  Суровягин признал секретаря горкома партии.  Еремин

натянул шапку-ушанку и вышел на тротуар.

   - Вот так,  Андрей Петрович,  - сказал он. - Жизнь... - и

широко взмахнул руками.

   Вечером Суровягин был в студенческой компании.  Его приг-

ласила Панна.  Народ собрался веселый,  жизнерадостный. Олег

Щербаков тоже был здесь.

   Андрей впервые находился в одной компании  с  Панной,  не

знал ее друзей и поэтому чувствовал себя не совсем уверенно.

   А вокруг было просто и шумно. Включили радиолу. Панна по-

вернула голову к Суровягину:

   - Потанцуем?

   - Я не танцую.

   Щербаков, сидевший напротив, встал:

   - Пошли.

   Настроение у Суровягина испортилось. К нему подошел высо-

кий  худощавый  парень с резкими чертами лица и насмешливыми

глазами и попросил сигарету.

   - Наблюдаете? - спросил он, кивнув в сторону танцующих, и

понес какую-то чушь о преимуществах наблюдения над  действи-

ем.  Видя, что собеседник не поддерживает его, парень бросил

мимоходом:  - Панна с первого курса университета влюблена  в

Олега. Все это знают, один он не догадывается.

   Суровягин взял новую сигарету.

   - Бывает, - небрежно бросил он.

   Подошли Панна и Щербаков.  Худощавый парень потащил Олега

в сторону.

   - Вам у нас не нравится? - спросила Панна.

   - Почему же, - пожал плечами Суровягин и в упор посмотрел

на нее. - Вы часто встречаетесь с ним?

   Она поняла,  что речь идет о Щербакове, и теперь тоже оо-

жала плечами.  Заиграла радиола.  Щербаков  опять  пригласил

Панну.

   Вечер для Андрея был безнадежно испорчен.

   Панну они  провожали  вдвоем с Щербаковым.  Она шла между

ними и молчала.  Щербаков как ни в чем не бывало шутил, сме-

ялся.

   "Вот выдержка",  - подумал Суровягин. Они подошли к особ-

няку Лобачевых.

   - Спокойной ночи, мальчики, - сказала Панна и подняла ру-

ку.

   - Спокойной ночи, - ответили Суровягин и Щербаков и молча

направились в центр города.

   Был поздний час.  Навстречу попадались  редкие  прохожие.

Улица казалась пустынной и неуютной.  Поднялся ветер.  Тонко

звенели телефонные провода.

   - Хорошая девушка - Панна, - просто сказал Щербаков.

   Суровягин ничего не ответил.

   - Скажите, война будет? - неожиданно спросил Щербаков.

   Суровягин до того удивился, что даже остановился.

   - Какая война?

   Щербаков объяснил:

   - Кажется,  Чехов говорил:  если на стене висит ружье, то

оно обязательно выстрелит.  Теперь над планетой повесили  не

ружье,  а атомную бомбу. Черт знает что! Я бы всех генералов

Пентагона в сумасшедший дом посадил.

   Щербаков все больше удивлял Суровягина: что за парень?

   - Почему вы заговорили об этом?

   Щербаков сделал широкий жест рукой и страстно сказал:

   - Хотя бы потому,  что я люблю вот эту прохладную апрель-

скую ночь и все вокруг.  И никто не заставит разлюбить. Ник-

то...

   Они поравнялись  с  рестораном "Аквариум".  Там еще играл

джаз. Щербаков остановился.

   - Зайдем? - и кивнул на ярко освещенные окна ресторана.

   - Нет, - покачал головой Суровягин.

   - Жаль.  Ну, простите, - сказал Щербаков. - Я сегодня ма-

лость не в себе. Находит иногда. Спокойной ночи.

   О своей  встрече и разговоре с Щербаковым Суровягин расс-

казал полковнику.

   - Так что же вы думаете о Щербакове?  - спросил Еремин. -

Почему же вы не узнали, кто подарил ему каланий мех?

   - Мне показалось крайне неудобным заводить об этом разго-

вор на вечеринке.

   - Верно,  -  задумчиво промолвил полковник.  - И все-таки

медленно действуете, лейтенант.

   В душе Андрея росло чувство неприязни к Щербакову.  Каким

тоном произнес он эти слова:  "Хорошая  девушка".  Повинуясь

внезапному порыву, он сказал дерзко:

   - Арестовать его - и дело пойдет быстрее.

   Еремин круто остановился и в упор взглянул на Андрея.

   - Арестовать? Вы опять за свое, лейтенант. А дальше что?

   Суровягин опустил  голову.  Еремин начал снова вышагивать

по кабинету.

   - Есть хорошая русская пословица - семь раз отмерь,  один

раз отрежь.  Пригодна в каждом деле,  лейтенант,  а в  нашем

особенно.  Арестовывая человека, мы решаем его судьбу. А она

нам небезразлична.  За точность  не  ручаюсь,  но,  кажется,

Маркс говорил, что человек - это живая ткань в организме го-

сударства.  И, изолируя его от общества, государство тем са-

мым вырезает из своего тела кусок живого мяса.  Когда чекист

забывает или не хочет придерживаться этой истины - он уже не

чекист...

   Еремин сел за стол. Оба долго молчали.

   "Все равно я буду чекистом", - упрямо подумал Суровягин и

поднял глаза на полковника.

   - Да, вы будете чекистом, - сказал Еремин, как бы догады-

ваясь о мыслях Суровягина.  - Но всегда,  прежде чем принять

какое-нибудь решение, хорошо все обдумайте. И больше вообра-

жения!  Впрочем, воображения у вас хватает, лейтенант, - по-

нимающе  засмеялся  полковник,  многозначительно взглянув на

Андрея. - Не поддавайтесь первому чувству,  личным  мотивам,

лейтенант,  - голос его посуровел. - Страшно, когда человек,

облеченный доверием государства,  злоупотребляет или  непра-

вильно пользуется этим доверием.

   Андрей густо покраслел.

   - Я не о вас,  Андрей Петрович,  - смягчился полковник. -

Но помнить об этом всегда следует.  Он  помолчал,  склонился

над бумагами.

   - Вернемся к делу о каланщиках.  В  заповеднике  работала

комиссия. Дождемся, что она скажет. Значит, Щербаков захажи-

вает в ресторан.  В месяц получает триста - триста пятьдесят

рублей. Немалые деньги. Круг знакомств?

   - Учился с Панной Лобачевой на первом курсе университета.

Она  и сейчас встречается с ним...  Часто бывает у Анны Рут-

ковской.

   - Вот как? - нахмурился Еремин. - Рутковская, Рутковская,

- повторил он несколько раз,  стараясь,  видимо, что-то при-

помнить.  - Конечно,  она.  Это у нее, кажется, устраиваются

вечера рок-н-ролла и твиста? Наведите справки. Когда и отку-

да приехала в город...  Да, а что говорят в порту о Щербако-

ве?

   - Отличная характеристика,  - ответил Суровягин.  - Нова-

тор, занесен на Доску почета...

   - Так,  - сказал Еремин. - Рабочий парень - и Рутковская.

Это мне не нравится, лейтенант...

   Суровягин закрыл серую папку,  поднялся из-за стола и за-

курил.

   Настольные часы показывали без двадцати одиннадцать. Ров-

но в одиннадцать оперативное совещание у полковника Еремина.

Суровягин покосился на папку.  Никаких новых материалов пока

в ней нет.

   "Займемся Рутковской",  - подумал он и стал собираться на

совещание.

   Оно уже заканчивалось, когда в дверь кабинета постучали.

   - Вам,  товарищ полковник. - Дежурный передал Еремину те-

леграмму.

   Еремин распечатал и быстро прочитал ее.

   - Кандыба нашелся!  - спокойно сказал он.  - Вам,  лейте-

нант, придется побывать на траулере "Орел". Он недалеко про-

мышляет сельдь. Полетите на вертолете. В ОБХСС есть фотогра-

фии фарцовщиков,  менял и спекулянтов.  По этим  фотографиям

Кандыба должен признать человека, продавшего ему шкуру.

   - Понял,  - ответил Суровягин, - когда будет готов верто-

лет?

 

 

                        Глава вторая

 

                        НА ВЕЧЕРИНКЕ

 

   Максим Парыгин в училище вернулся поздно.  Быстро  поужи-

нав, он поспешил в казарму, чтобы рассказать товарищам о но-

вом чудесном акваланге. Да, да, именно о чудесном! Новый ак-

валанг добывал воздух для дыхания прямо из морской воды.  Не

надо таскать за спиной громоздкие баллоны.  Не  надо  трево-

житься,  не  иссяк ли запас воздуха и не пора ли подниматься

на поверхность. Плавай, плавай, сколько душе угодно!

   Парыгин шел по коридору,  гулко стуча каблуками. Дневаль-

ный с сине-белой повязкой на руке и с  блестящей  боцманской

дудкой,  зацепленной  крючком за вырез форменного воротника,

лихо откозырнул и широко улыбнулся:

   - Ну, как, товарищ лейтенант?

   - Великолепно! Чувствуешь себя как рыба в воде. - Парыгин

сунул руки в карманы. - Нырнул первый раз - все на часы пос-

матривал.  Живет в нас еще эдакий бес  недоверия  к  новому.

Плаваю тридцать минут,  сорок,  пятьдесят...  Дышу, как бог.

Воздуха, как воды в океане. Глотай и плавай... Поднимаюсь на

поверхность. Солнце. Небо бездонное, синее...

   - Вот поплавать бы, - вздохнул дневальный.

   - Обязательно  поплаваем,  - Парыгин протянул ему начатую

пачку сигарет.  - На, дыми. Хотел бы я знать, куда все поде-

вались?

   - "Венера" ошвартовалась. Говорят, завтра подъем флага.

   - Ясно.

   Вечер был пасмурный. Быстрые низкие тучи бежали над горо-

дом.  Пахло морем.  Сразу же за поворотом раскинулась бухта,

широкая,  серебристая,  беспокойная.  На волнах покачивалась

белая  стройная  шхуна  "Венера".  Среди кораблей-исполинов,

выстроившихся рядом в порту,  она казалась нарядной  гостьей

из прошлого, парусного века.

   У пирса толпился народ.  Влажный ветер дул в лицо.  Шумел

прибой.  Парыгин закурил и стал смотреть на "Венеру".  Поче-

му-то курсанты любили парусники.  И Кто из них не мечтает  о

плавании на такой вот белокрылой чайке, как "Венера"!

   - Красавица! - воскликнул кто-то рядом.

   Оказалось - Андрей Суровягин.

   - Действительно красавица,  - согласился Парыгин и быстро

окинул взглядом товарища.

   Остроносые австрийские туфли,  черные узкие брюки,  белые

носки  и белая рубашка с закатанными рукавами.  Прическа ка-

надка.  Ну чем не парень с Приморского бульвара! Видно, спе-

циально разоделся. Для дела.

   Парыгин вспомнил свое первое  знакомство  с  Суровягиным.

Это  было в училище,  на занятиях по подводному плаванию.  В

бассейне, где вода лишь слегка прикрывала макушку, Суровягин

-  он учился на втором курсе - еще мог спокойно отсидеть по-

ложенные минуты,  но в бухте, на больших глубинах, терялся и

раньше времени всплывал на поверхность. Но постепенно Андрей

привык к глубинам и стал неплохим пловцом.  Рисковать он  не

любил,  предостерегал от риска и друзей. Под водой лучше его

никто не мог страховать товарища.  А вот полюбить  подводный

мир - не полюбил.  Он мечтал о больших "морских плаваниях, а

стал чекистом.

   - Тебя просто не узнать, - сказал Парыгин.

   - Неужели так плох?

   - Наоборот.  Пройдись по Приморскому бульвару - и все де-

вушки твои. Не хватает черной ниточки усов.

   - Тебе  бы  в мою шкуру,  - вздохнул Суровягин и потрогал

рукой выутюженные брюки. - Завидую я тебе, Максим.

   - Завидуешь?

   - А ты как думал?  Отправляешься в плавание.  Ну, как пи-

шется в книгах,  - белые паруса... Безбрежные просторы океа-

на...  Вода, насколько видит глаз, вода до самого горизонта,

вода - и бездонная голубизна неба над ней...

   Парыгин засмеялся:

   - Красиво! И все - не так. Небо бывает не только голубым.

   - Слушай,  Максим, ты свободен сегодня? - прервал Суровя-

гин. - Не хочешь пойти в одну компанию?

   - В какую компанию?

   - Будут танцы.

   Суровягин не сказал,  что он идет по  заданию  полковника

Еремина, но Парыгин отлично понял друга.

   - Пошли, - согласился он. - Где это?

   - Рядом.

   Быстро наступала ночь.  В бухте мерцали огни рыбацких су-

дов.  Суровягин молча шел впереди. Улица обрывалась в темно-

ту, вниз убегала широкая лестница.

   Они спустились  на  асфальтированную дорожку.  Она вела в

глубину парка,  к двухэтажному особняку, в котором, как слы-

хал Парыгин,  проживал известный ихтиолог Лобачев. По сторо-

нам стояли вековые липы.  Их силуэты не  столько  виднелись,

сколько угадывались.

   Перед домом на столбе горел фонарь.  Свет падал на старую

липу.  Тихо шумела молодая листва.  Сквозь неясный мерцающий

свет она казалась нарисованной талантливой рукой художника.

   Суровягин позвонил и, на правах старого знакомого, открыл

дверь.

   Они очутились в вестибюле.  Окна в темных шторах.  Мягкие

кресла. В дальнем углу чучело капана. Прямо напротив - лест-

ница на второй этаж.  Левее,  под лестницей, дверь в комнаты

нижнего этажа.  Цок-цок-цок -  и  на  каблуках-гвоздиках  по

лестнице спустилась русоволосая девушка.

   - Доблестному военно-морскому флоту - салют!

   - Салют. Познакомьтесь. Максим Парыгин. Прасковья Лобаче-

ва.

   Девушка протянула Парыгину прохладную руку:

   - Зовите меня Панной. Красивее.

   - Как сказать,  - Максим в упор смотрел на девушку. У нее

было хорошее русское лицо с мягкой, удивительно теплой улыб-

кой.  Голубые глаза под длинными ресницами смотрели весело и

доверчиво. Парыгин мало что смыслил в женской одежде, но ему

не  понравился слишком глубокий вырез ее прозрачной нейлоно-

вой кофты.

   - Изучили? - лукаво спросила девушка.

   - Изучил, - грубовато ответил Парыгин. - Вам следовало бы

менять паруса.

   - Менять?  Зачем?  Паруса в духе времени.  Андрей, как вы

находите мою оснастку?

   - Бесподобно, Прасковья, - нарочито серьезным тоном отве-

тил Суровягин.

   - Удивляюсь твоему вкусу,  Андрей,  - развел руками Пары-

гин.

   Девушка звонко засмеялась,  поднимаясь на второй этаж. На

площадке она обернулась.

   - Прошу в наш храм...

   Они вошли  в просторную комнату,  с любопытством осмотре-

лись.  К ним шагнул атлетически сложенный парень  с  синими,

как весеннее небо, глазами. Он был немного навеселе.

   - Приветствую вас на нашем вечере,  - сказал он. - Позна-

комимся, - он протянул руку Максиму. - Олег Щербаков.

   Суровягин положил руку на плечо Щербакова.

   - Горцев здесь?

   Щербаков отрицательно покачал головой.

   - И не придет?

   - Спросите Аню Рутковскую. Она дирижирует им.

   Это сообщение Суровягин взял на учет.  Поездка на траулер

"Орел" была полезной.  Среди  множества  фотографий  разного

жулья Кандыба узнал обладателя черных бакенбард. Им оказался

некий Горцев,  человек хитрый и скользкий, как угорь. Он был

под подозрением, но ни разу не попадался. В ОБХСС Суровягину

сказали, что Горцев иногда встречается с Рутковской.

   Суровягин взял Щербакова под руку:

   - Познакомь меня с Рутковской.

   Щербаков высвободил руку и внимательно посмотрел на Суро-

вягина:

   - Нравится?

   - Разве такая девушка может не нравиться? - засмеялся Су-

ровягин.

   - Она давно... занята. Время потеряете.

   - Это неважно, - ответил Суровягин. - Познакомите?

   - Пойдемте,  - мрачно ответил Щербаков. - Теперь все рав-

но.

   Что "все равно",  Парыгин так и не понял. Он прошел в со-

седнюю комнату,  откуда слышались звуки радиолы. За столом о

чем-то спорили.  Кружилось несколько пар.  У окна стояла де-

вушка,  одетая  в скромное узкое платье.  На ногах - простые

босоножки.

   Он подошел к ней:

   - Разрешите закурить?

   - Но  почему  вы  об  этом спрашиваете у меня?  - Девушка

обернулась,  к Максиму.- Вы бы лучше пригласили на танец.  -

Она засмеялась.

   - Охотно, - ответил Парыгин.

   Они вошли в круг танцующих.

   Потом худощавый черноволосый парень читал стихи.  Голос у

него был глуховатый, но приятный, читал он с душой:

 

            О, нашей молодости споры,

            о, эти взбалмошные споры,

            о, эти наши вечера!..

            Здесь песни под рояль поются,

            и пол трещит, и блюда бьются...

            Здесь столько мнений, сколько прений,

            и о путях России прежней,

            и о сегодняшней о ней...

 

   Юноше дружно хлопали. Он прочитал еще неслолько стихотво-

рений.  Кто-то поставил новую пластинку. Липси. Красивый та-

нец. Опять закружились пары...

   В стороне  вполголоса разговаривали Панна Лобачева и Таня

Чигорина.

   - Тебе  нравится наш доблестный флот?  - Панна кивнула на

Парыгина.

   - Видный парень.

   Высокий, широкоплечий,  с одухотворенным  лицом,  Парыгин

невольно приковывал глаза людей и заставлял их думать:  "Ка-

кое хорошее лицо. Кто он?"

   - Не красней,  Таня,  - засмеялась Панна.  - Да, а почему

ушел Олег? И не попрощался.

   - Какой Олег? - Таня внимательно посмотрела на подругу.

   - Ну, Щербаков. Высокий такой...

   - Не знаю такого.

   К ним подошла Рутковская, за ней шел Суровягин.

   - Панна, где Олег?- спросила Аня.

   - Ушел.

   - Мне пора, - сказала Таня. - Завтра куча дел.

   - Оставайся,  - Панна умоляюще посмотрела на подругу. - У

нас все в разъезде. Я одна дома.

   - Не могу.  Как-нибудь перед отъездом забегу. Лучше, если

ты приедешь к нам на острова. Свежим ветром подышишь... Да и

пора тебе менять галс, Панна.

   Парыгин догнал Таню в парке. Они пошли рядом. Город засы-

пал.  Навстречу двигались редкие прохожие. Теплый ветер гнал

ночь перед собой. Парыгин взял Таню под руку.

   - Вы долго будете молчать? - спросила она.

   - Думаю.

   - И это вежливо?

   - Говорят, что девушку при первой встрече следует загово-

рить:  расспрашивать о новых кинокартинах,  прочитанных кни-

гах,  быть  умным  и эрудированным,  болтать обо всем и ни о

чем.  Только об одном запрещается говорить - о том,  что де-

вушка,  с которой ты идешь,  очень и очень тебе нравится.  Я

молчу,  потому что чувствую тепло вашей руки,  молчу потому,

что это наша первая и последняя встреча.

   - В первый и последний раз?

   - Вы - приезжая. Я - моряк.

   Она засмеялась легко и беззаботно.  Они вошли в сквер пе-

ред гостиницей и сели на скамейку. Таня глубоко вздохнула:

   - Какой чудесный воздух. Пахнет сиренью.

   - И морем, - добавил Парыгин.

   Шумели деревья. Их кроны терялись во мгле. Ночные бабочки

вылетали из липовой листвы и кружились вокруг фонарей. Гасли

огни в окнах гостиницы.

   - О чем вы думаете? - спросил Парыгин, закуривая.

   Таня повернула лицо.  Свет фонаря отражался в  ее  широко

открытых глазах.  Она,  улыбаясь,  смотрела на Парыгина, но,

казалось,  ничего не видела: взгляд скользил мимо, туда, где

беспокойно дышал океан.

   Но вот девушка внезапно  поднялась,  достала  из  сумочки

листочек бумаги,  что-то написала и сунула записку ему в ру-

ки:

   - Спасибо, что проводили.

   Максим глядел ей вслед, пока она не скрылась за массивной

дверью гостиницы. Потом развернул записку. Там был номер те-

лефона.  Больше ничего.  Начинался дождь.  Максим поспешил к

себе.

   Щербаков спустился с крыльца,  расстегнул ворот и глубоко

вздохнул. Слегка кружилась голова.

   - Все, - громко сказал он и быстро двинулся вперед.

   На лестнице, ведущей на городской пляж, остановился в не-

решительности,  потом, перепрыгивая со ступеньки на ступень-

ку, побежал к бухте. Искупавшись, он сделал несколько резких

гимнастических упражнений,  оделся и пошел назад.  Поравняв-

шись с лесенкой к особняку Лобачевых, Щербаков замедлил шаг,

но махнул рукой и решительно пошел в город.

   Неделю назад Щербаков договорился с Аней Рутковской,  что

возьмет отпуск и они вместе полетят в Москву,  В порту  была

горячая пора,  ему не сразу дали расчет.  Пришлось сходить в

комитет профсоюза.  Сегодня, получив наконец все, что требо-

валось, он на седьмом небе от радости побежал к Ане. Ее дома

не оказалось.  Битый час он просидел в скверике перед домом,

рисуя  в  воображении радужные картины совместного путешест-

вия.  Она приехала на такси в третьем часу.  Ее  сопровождал

Горцев.  Он  вышел из машины и несколько минут что-то горячо

доказывал Ане. Она кивала головой. Горцев снова сел в такси.

Машина  скрылась  за поворотом улицы.  Щербаков недолюбливал

Горцева и даже ревновал его к Ане.  Но она быстро обезоружи-

вала Олега: что-что, а это она умела делать.

   Щербаков догнал Аню у подъезда.

   - Вот отпускные,  завтра едем, - с радостным возбуждением

сказал он.

   - Куда едем,  Олег? - она подняла на него удивленные гла-

за.

   - Мы же договорились, Аня. Я взял отпуск.

   - Не могу, Олег. Никак не могу. Прокатись один.

   Щербаков растерялся.  Но он сознавал: он больше не потер-

пит того,  чтобы она и впредь вращалась в обществе торцевых.

Он должен спасти любимую,  даже вопреки ее воле.  И Щербаков

продолжал настойчиво допытываться,  почему она изменила свое

решение.

   - Ну, не могу, милый. Не могу.

   У него,  очевидно, было очень обиженное лицо. Она засмея-

лась и, взяв Олега за руки, сказала:

   - Пошли ко мне. Новые пластинки получила.

   Как всегда,  он не устоял и готов был последовать за ней.

В это время около них затормозила открытая "Волга". Аню поз-

вал неизвестный Олегу моряк торгового флота.  Щербаков пошел

прочь.

   - Олежка, ты куда? Вернись!..

   А Олежка через полчаса сидел в ресторане. Здесь он вспом-

нил, что у Лобачевой на сегодня назначен вечер.

   Странно, ему опять захотелось увидеть Рутковскую.

   Он пошел к Лобачевой. Аня несколько раз подходила к нему.

Он делал вид,  что не замечает ее,  но избежать разговора не

удалось.

   - Олег, - сказала она. - Не надо...

   Он пожал плечами.

   - Между нами,  по-моему,  все кончено.  Ты сделала выбор.

Что ты хочешь от меня?

   Она некоторое время разглядывала его.

   - Что же особенного произошло?

   Он опешил.

   - Как что? Нельзя так жить: и я и этот... Горцев.

   Она прошептала:

   - Ты ничего не понимаешь...

   Как бы он хотел ничего не понимать!

   Она продолжала:

   - Было между нами и много хорошего, Олежка.

   - Я не могу так жить, Аня. - Ему стало жаль ее. - Понима-

ешь, не могу! Уедем отсюда.

   Она чуть усмехнулась:

   - Жиэнь везде одинакова, Олежка.

   - Как хочешь, - с горечью сказал он...

   Олег припомнил,  как  знакомил  Рутковскую с Суровягиным,

как потом решительно ушел с вечеринки.  Он сам  не  заметил,

как  очутился  в порту.  Яркий свет прожекторов.  Портальные

краны медлительно машут стрелами.  За забором,  на  складах,

кто-то стучит по железному листу.

   "Зачем я сюда пришел? - подумал Щербаков. - У меня же от-

пуск".

   Он закурил.

   - Эй, Олег, ты что потерял?

   Щербаков обернулся.  На работу заступила ночная смена.  К

нему подошел коренастый парень в очках.

   - Ну, здорово, отпускник! Я думал, ты уже к Москве подле-

таешь.

   - Не всегда желания исполняются.

   - В этом есть своя прелесть.

   - Иди ты к черту, - мрачно сказал Щербаков.

   - Отказалась?

   - В самую девятку попал.

   - Плюнь ты на нее и махни один.  Москва есть Москва. Сто-

лица. Большой театр.

   - Махну с тобой на кран,  Ваня, - сказал Щербаков, помед-

лив. - К черту отпуск.

   - Порядок!  Я принципиально за решительность, - крановщик

ткнул его кулаком в бок и засмеялся.  - Странный ты  парень,

Олег.  А пропуск у тебя с собой?  Ну, потопали тогда. А если

завтра она согласится?

   - Не будем об этом...

   Вошли на территорию порта.

   - Я пойду поищу начальника смены. Потом загляну к тебе, -

бросил на ходу Щербаков.

   - Приходи. Простоквашей угощу.

   В диспетчерской шло совещание.  Здесь были начальники ве-

черней и ночной смен,  бригадиры, сменный механик. Начальник

участка Василий Иванович,  узколицый,  с седой шевелюрой,  в

прошлом грузчик,  увидев Щербакова,  удивленно поднял глаза,

но не прервал своей речи. Как узнал Олег из выступлений, ве-

черняя  смена не выполнила план погрузки из-за плохой работы

третьего крана.

   - А к утру иностранец должен быть загружен, - жестко ска-

зал начальник участка.  - За каждый лишний час простоя расп-

лачиваемся валютой.

   - Третий кран барахлит.  - Начальник смены  посмотрел  на

механика.

   - Механизмы в порядке,  - ответил тот, усиленно затягива-

ясь "Беломорканалом". - С крановщиков надо спрашивать.

   - Было бы с кого, - возразил начальник смены. - Крановщик

только вчера из ремесленного.  Всего второй раз в башню под-

нимается.

   - Молодежь  надо учить.  - Лицо Василия Ивановича хмурое.

Правой рукой он барабанил по столу. - Не знаю, что и делать.

   - Я согласен отработать на третьем кране, - сказал Щерба-

ков.

   Начальник участка  вновь с удивлением поднял на него гла-

за. В диспетчерской стало тихо.

   - Считайте, что отпуск я отгулял, - продолжал Щербаков.

   - Ясно. Идите на машину.

   Глухо шумит  океан.  Дождь стучит в окна.  По запотевшему

стеклу ползут тяжелые капли.  В кабине крана тепло и  душно.

Щербаков  некоторое  время неподвижно сидит,  откинувшись на

спинку сиденья. Потом включает рубильники. Кабина вздрагива-

ет, мощный  грейфер,  широко разинув пасть,  с ходу летит на

штабель угля.  Щербаков перебрасывает ручку  контроллера  на

"подъем". Рывок, и наполненный доверху грейфер плавно плывет

к судну.  Тонны "черного золота" летят в  трюм.  А  грейфер,

описав  полудугу,  снова  жадно зарывается в уголь.  И так -

беспрерывно...

   Щербаков слышит, как за спиной открывается дверь и кто-то

входит в кабину.  Василий Иванович. Он делает шаг и останав-

ливается рядом с Щербаковым. От его плаща пахнет дождем.

   - Дайте-ка я помахаю, - говорит он скрипучим голосом.

   Щербаков молча встает и уступает место. Грейфер продолжа-

ет клевать уголь. Приглушенно жужжит электромотор.

   - Рассказывайте,  - бросает Василий Иванович,  не отрывая

взора от смотрового окна.

   Щербаков рассказывает. Рассказывает как бы не о себе, а о

чужой жизни.  Возникает образ Ани в ослепительном сиянии за-

ходящего солнца и тут же исчезает. Вспоминаются отрывки раз-

говоров. Острая боль вонзается в сердце...

   Оба долго молчали. Василий Иванович вздохнул и поднялся с

сиденья.  Щербаков занял его место.  Василий Иванович  надел

плащ.

   - Рубить надо, Олег. Рубить, - сказал Василий Иванович. -

Завтра поедешь в пионерский лагерь и вместе с другими будешь

готовить его к открытию.  Работы - недели на две.  На досуге

подумаешь...

   Василий Иванович давно ушел. Это был редкой души человек,

и Щербаков с первых же дней поступления на работу проникся к

нему симпатией.  За кружкой пива Василий Иванович любил  по-

рассуждать  о  жизни.  Он  говорил,  что  человек рожден для

счастья. Счастье у него было простым и ясным. "Рабочий чело-

век - заглавная фигура на земле,  - говорил он. - А раз так,

- кому же, как не нашему брату, положено счастье? Только оно

на  блюдечке  не подается.  Оно вот где,  - Василий Иванович

глядел на свои руки. - А что поперек - рубить надо!"

   Рубить надо!  Щербаков вспомнил первый день самостоятель-

ной работы на кране. Так же, как и сейчас, он грузил уголь и

почему-то  не  мог  на ходу остановить качку грейфера,  сеял

уголь по палубе, по причалу. Приноровился, но полный грейфер

зачерпнуть не удавалось. Ослабил грузовой трос, и он змейкой

скользнул с барабана.  Щербаков этого не заметил.  Зачерпнул

полный грейфер, обрадовался, но вдруг раздался треск. Щерба-

ков выключил рубильник.  Авария.  Грузовой трос был намертво

зажат в подшипниках барабана.  Щербаков попытался освободить

его обратным ходом барабана.  Тщетно.  Трос еще больше запу-

тался.  На  кран поднялся Василий Иванович.  Осмотрев клубок

изуродованного троса,  коротко бросил: "Рубить надо". Щерба-

ков взял молоток и зубило и принялся рубить трос.

   "Аня затянула крепкий узел, - подумал Щербаков. - Я хотел

распутать его.  Василий Иванович говорит - руби. Что ж, буду

рубить".

   А дождь  не  переставал.  Щербаков ждал наступления утра,

чтобы опять встретиться с Аней.  Он думал о том,  что, может

быть,  не  все еще потеряно.  И надежда на счастье не хотела

умирать в душе.

 

 

                        Глава третья

 

                     ОСТРОВ СЕМИ ВЕТРОВ

 

   В воздушном лайнере Ту-104,  до отказа набитом пассажира-

ми,  было жарко.  Гул реактивных турбин нескончаемо  сверлил

барабанные перепонки.

   Рядом с Парыгиным в мягком  кресле  полулежал  человек  в

черном берете и читал иностранный журнал. Не только беретом,

но и всем своим обликом -  узким,  резко  очерченным  лицом,

тонким  с  горбинкой носом - он невольно привлекал внимание.

Из-под расстегнутой мягкой замшевой куртки виднелась  белос-

нежная сорочка. От него исходил запах хорошего табака. Пары-

гин попытался заговорить с ним. Сосед ограничивался краткими

"да" или "нет".

   "Нет так нет", - подумал Парыгин и прижался лицом к прох-

ладному стеклу.  Яркие лучи солнца, отражаясь от крыльев са-

молета, слепили глаза. Внизу, как бурты хлопка, громоздились

белые  облака.  В  просветах между ними в синей дымке тумана

проплывали круглые блюдца озер,  контуры населенных пунктов,

белоснежные горы. Парыгину казалось, что он покинул знакомую

ему землю и с высоты взирает на новую планету.

   Парыгин летел  на  остров Семи Ветров - на крошечный ска-

листый кусочек земли, заброшенный в просторах Тихого океана.

Как же случилось так,  что он, вместо того чтобы стоять сей-

час на палубе "Венеры",  сидит в кресле воздушного  лайнера,

который уносит его на север, куда-то на край земли?

   Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.  В  памяти

отчетливо всплыли события последних дней.

   Парыгин проснулся в радостном  настроении.  Выпрыгнув  из

постели,  он  распахнул окно.  Утренняя прохлада ворвалась в

комнату.

   Он жил во флигеле против казармы морского училища.  Теле-

фона у него не было,  поэтому,  решив позвонить Тане из бли-

жайшего автомата, он быстро оделся и вышел во двор.

   У ворот росла сирень,  старая и кривая. Всю зиму она сту-

чалась голыми, скрюченными ветвями о забор. А весной расцве-

ла,  помолодела и всем своим видом как бы говорила:  "Вот  я

какая нарядная!"

   Парыгин вздохнул полной грудью и  размашисто  зашагал  по

улице. И долго сопровождал его густой сладковатый аромат си-

рени, плывший сквозь прозрачный утренний воздух.

   Телефонная будка   была  занята.  Девушка,  разговаривая,

стрельнула в Парыгина глазами.  Он показал руками, что очень

слешит.  Сигналы остались без внимания.  Он достал бумажку с

номером телефона и заходил возле будки. Может быть, не стоит

звонить? Может быть, она ушла?

   Наконец девушка закончила разговор,  с  треском  повесила

трубку  и  вновь скользнула взглядом по Максиму.  "Наговори-

лась", - подумал он, опуская монету в автомат.

   Таня ответила. Да, она свободна и охотно поплавает в бух-

те.  Да, она будет ждать его в сквере перед гостиницей ровно

в одиннадцать.

   К автомату подошел высокий  мужчина  с  сумрачным  лицом,

увидел  радостную  улыбку  Максима и сам невольно заулыбался

радости юноши.  Парыгин,  позавтракав в ближайшем кафе, вер-

нулся домой и занялся подводными костюмами. Почему бы не по-

казать Тане высший класс подводного плавания?  Постучавшись,

вошел  дежурный  по училищу.  Парыгин машинально взглянул на

часы - четверть одиннадцатого.  Черт возьми,  он может опоз-

дать на свидание!..

   - Вас вызывает контр-адмирал, - с явным удовольствием вы-

палил дежурный.

   Парыгин не сразу понял.

   - Что вы сказали?

   Дежурный повторил приказание и продолжал что-то  говорить

еще,  но  Парыгин больше не слушал.  Нахлобучив фуражку,  он

стремглав побежал к знакомой будке.

   На улице по-воскресному шумно.  Кажется,  люди шарахались

от него. К счастью, телефон был свободен. Он опустил монету,

торопливо  набрал номер.  Таня не ответила.  Он звонил еще и

еще,  и после каждого звонка двухкопеечная монета со  звоном

падала в гнездо...

   Парыгин медленно пошел обратно.

   А в  эту  самую минуту Таня Чигорина вошла в свой номер и

стала натягивать на себя новый, только что купленный купаль-

ный костюм.

   Ровно в одиннадцать Парыгин стоял перед контр-адмиралом в

его  рабочем  кабинете - большом,  с ковровыми дорожками,  с

портретами и картинами на стенах - и в то же время простом и

строгом.

   - Садитесь,  Парыгин. Можете курить, - сказал контр-адми-

рал. Он налил в стакан боржоми. - Новость, которую я вам со-

общу, едва ли вас обрадует.

   Парыгин поднялся:

   - Я слушаю, товарищ контр-адмирал.

   - Садитесь, Парыгин, садитесь! Вы не пойдете на "Венере"

   - Товарищ контр-адмирал... - голос Парыгина дрогнул.

   - Я  вас  понимаю,  Парыгин,  - контр-адмирал внимательно

посмотрел на него. - Но это приказ командующего флотом...

   - Но почему?..

   Контр-адмирал поднял руку.

   - Так надо.

   Наступила тишина.  За окном шелестели молодой листвой то-

поля.

   Контр-адмирал подошел к карте:

   - Вы  немедленно  должны  выехать  на остров Семи Ветров.

Вот, посмотрите.

   Парыгин остановился рядом с начальником училища.

   - Перед вами стоит довольно сложная задача,  -  продолжал

контр-адмирал.  - Насколько мне известно,  на острове таинс-

твенно начали исчезать обитатели тамошнего заповедника - до-

рогие морские животные.  Для выяснения причин туда была пос-

лана комиссия во главе  с  профессором  Лобачевым.  Комиссия

вернулась,  так и не докопавшись до сути дела. Принято реше-

ние послать на остров подводного пловца.  Выбор пал на  вас.

Директор заповедника на месте объяснит ваши обязанности. Все

необходимое,  включая два комплекта  подводного  снаряжения,

приготовлено.  Времени в обрез.  Скажите,  новый аппарат для

дыхания надежен? - Начальник училища внимательно взглянул на

молодого моряка.

   - Абсолютно надежен,  товарищ контр-адмирал, - сказал Па-

рыгин и поднялся.

   - Очень хорошо.  - Казалось,  контр-адмирал хотел  еще  о

чем-то спросить,  но потом передумал,  вышел из-за стола.  -

Документы и билет на скорый поезд до Хабаровска  в  канцеля-

рии.  Из Хабаровска полетите самолетом,  а там - на рейсовом

судне или вертолетом. Снаряжение в моей машине. Ну, счастли-

вого пути.

   Парыгин отправился в канцелярию.  Писарь вручил ему доку-

менты и проездной билет.

   Перед посадкой на поезд Парыгин еще  раз  позвонил  Тане,

Она не ответила: вероятно, ее не было в номере...

   ...Парыгин открыл глаза.

   - Задремали? - спросил пассажир в берете. Журнал лежал на

его коленях.

   - Нет, вспоминал.

   - Воспоминания - старческая болезнь. А вам жить да жить.

   - Но  вспоминать - значит думать.  Или,  по-вашему,  надо

жить, ни о чем не думая?

   - Некоторые так и живут: не думая, - улыбнулся пассажир в

берете. - Живи, пока живется.

   Парыгин нахмурил брови:

   - Это девиз шалопаев и...

   - Почему же шалопаев? - В голосе пассажира Парыгин уловил

иронию. - Этот девиз - тоже своеобразная философия...

   - Она напоминает мне другое,  - сказал Максим. - Помните:

"После нас хоть потоп".

   Пассажир с интересом взглянул на Парыгина:

   - Ну и что же? В наш век это легко объяснимо. Вы же знае-

те,  что миру угрожает новая война?  Перед угрозой подобного

катаклизма разве не могло возродиться это бесшабашное: "Пос-

ле нас хоть потоп"? Вы представляете, что такое термоядерная

война?

   - Может быть,  - ответил Максим. - Но такого рода филосо-

фию я не разделял и не буду  разделять.  Она  обезоруживает.

Она опускает человека-борца до уровня животного.  Она не для

нашей страны,  не для нашего народа. Она - для бездельников,

людей ленивой и нелюбопытной мысли,  легко поддающихся запу-

гиванию. У них нет точки опоры в жизни, вернее, они не жела-

ют замечать ее...

   - Точки опоры?  - переспросил Максима собеседник.  -  Что

это такое? Кажется, Архимед говорил: "Дайте мне точку опоры,

и я переверну Землю"?  Насколько мне известно,  он так и  не

нашел ее, ибо такой точки опоры нет.

   Парыгин покосился на собеседника: спорит он или его прос-

то забавляет этот разговор? Пассажир, кажется, не шутил. Его

"нет" прозвучало,  как удар хлыста, и Парыгин невольно поду-

мал: "Мы, очевидно, по-разному понимаем жизнь".

   Он вспомнил выставку работ молодых художников на Московс-

ком  манеже.  Одна картина привлекла его внимание.  Кажется,

она так и называлась: "Архимед". На вершине утеса стоит ста-

рик  с воздетыми к небу руками.  Ветер развевает его длинные

седые волосы,  его белую одежду.  У подножия утеса  грохочет

море.  Отблеск восходящего солнца окрашивал фигуру старика в

какой-то радостно-победный тон.  Он был одинок, но какое ве-

личие  было в его облике,  какая горделивая мысль сверкала в

его широко раскрытых, по-юношески зорких глазах. Обращаясь к

небу,  к морю, к земле, к человечеству, Архимед как бы гово-

рил свои,  ставшие легендой, слова: "Дайте мне место, на ко-

торое я мог бы стать, и я сдвину Землю!"

   Парыгин долго стоял возле картины,  невольно думая о все-

могуществе человека...

   - Да, Архимед не нашел точки опоры, - оторвавшись от вос-

поминаний, продолжал Максим. - Великий механик, он говорил о

чисто механическом действии...  В этом смысле и у  нас  пока

нет такой точки опоры,  чтобы перевернуть Землю. Но, спраши-

вается,  зачем ее переворачивать?  Наша задача намного слож-

нее:  переделать  мир!  И  для этого у нас есть точка опоры,

есть оружие неизмерямо большей мощности,  чем силы механики:

наше мировоззрение. Коммунизм.

   - Любопытно, - холодно сказал пассажир.

   - Вы сомневаетесь?

   - Ну что вы!

   Парыгин закурил и протянул пачку сигарет собеседнику.

   - Я предпочитаю трубку,  - пассажир полез в карман  своей

куртки.

   - Коммунизм, - продолжал Парыгин взволнованно, - вот пора

наибольших свершений, полная гармония между желанием сделать

что-то большое,  радостное,  нужное людям и возможностью это

сделать.

   Пассажир в берете выдвинул пепельницу:

   - Вы высказали элементарную истину,  молодой человек. Кто

же будет спорить,  что наш общественный строй раскрывает не-

ограниченные  возможности для развития производительных сил?

Плановое ведение хозяйства...

   - Я  говорил о человеке,  - перебил Парыгин.  - О счастье

человека.

   - Мы,  кажется, летим над Охотским морем, - сказал пасса-

жир в берете.

   Парыгин прильнул  к  окошечку.  Тонкий слой белого тумана

веером поднимался из моря.  Острова,  льдины с высоты восьми

тысяч метров казались каменными плитками,  какие выкладывают

вдоль садовых дорожек.  На  северо-востоке  из-за  горизонта

один за другим возникали и исчезали горные кряжи.  Воздушный

лайнер пересекал Охотское море.

   - Подготовиться к приему пищи,  - сказала стюардесса, по-

являясь в дверях салона.

   Пассажиры дружно начали выдвигать маленькие столики, при-

деланные к спинкам передних кресел. Сосед Парыгина достал из

чемодана бутылку коньяку.

   - Коньяк "Армения". Чудесный напиток. Не хотите ли?

   - Спасибо, не хочу.

   - В жизни надо испробовать все радости, - немного снисхо-

дительно сказал пассажир в берете.  - Коньяк, как и женщина,

хорошо успокаивает нервы.

   - Не понимаю вас,  - недовольно ответил Парыгин. Циничная

фраза собеседника покоробила его. - Игра в парадоксы?

   - Что поделаешь, когда вся наша жизнь - парадокс.

   - Вы просто оригинальничаете или слишком одиноки,  - ска-

зал Парыгин. - Жизнь - парадокс... Это же по меньшей мере...

   - Вы мне нравитесь, мальчуган!

   Парыгину не хотелось продолжать разговор. Он отвернулся.

   Стюардесса поставила на столик поднос с  мясом,  кусочком

рыбы,  сыром,  яблоком, стаканом чаю - все это в миниатюрной

посуде.  Пассажир в берете налил почти полный стакан коньяку

и  залпом  выпил.  Щеки  его  порозовели.  В глазах появился

блеск.

   Парыгин почему-то  вспомнил  утренний завтрак дома.  Мать

стелила на стол скатерть в голубую клетку и подавала к горя-

чему молоку мед и пышные булки. Летом солнце освещало герани

на окне.  Он любил сорвать лист, растереть его между пальца-

ми, вдыхать сильный запах и думать о неведомых землях. "Ког-

да-то я увижу ее,  мою маму",  - подумал Парыгин  к  глубоко

вздохнул.

   Пассажир в берете,  закусив, удобно откинулся на спинку и

неторопливо набил трубку.

   - Человек, - самодовольно заговорил он, - сложная система

шкал,  индикаторов, счетчиков и других приборов, принимающих

огромное количество информации из окружающей среды. Все дело

в алгоритме.  Одним надо подсказать его,  таких большинство;

другие имеют свой алгоритм жизни. Это люди сильного ума, ти-

таны,  умеющие читать показания всех приборов в сложной сис-

теме, которая называется человеком.

   - Совсем неуважительно говорить о человеке, как о системе

счетно-вычислительных машин.  Человек все-таки не кибернети-

ческая система отсчета, - раздраженно ответил Парыгин.

   - Какая разница?  Для кибернетики человек такая же систе-

ма,  как и всякая машина,  более сложная, конечно. Разве это

унижает достоинство человека?  Нет же.  Кибернетика,  только

кибернетика и никакая другая наука со временем откроет тайны

головного мозга и многие другие тайны,  которые все еще хра-

нятся на чердаке природы.

   - Да,  у кибернетики большое будущее,  - согласился Пары-

гин.

   - Винер в своей новой статье пишет... - Пассажир в берете

взял журнал, лениво полистал его, отыскивая статью.

   Вошла стюардесса и объявила почему-то очень строгим голо-

сом:

   - Самолет идет на посадку.  Прошу пристегнуться к сидень-

ям.

   Вторая стюардесса обходила пассажиров, предлагая леденцы.

Самолет начал снижаться. Зазвенело в ушах. Навстречу стреми-

тельно двигались озера, долины, распадки.

   Появилась и исчезла за крылом деревня. Самолет сделал ви-

раж влево,  и взору открылся темно-зеленый бескрайний  Тихий

океан.

   - Вот и прилетели, - сказал Парыгин и глубоко вздохнул.

   Самолет подпрыгнул и побежал по бетонной дорожке.

   Лето здесь только-только начиналось. Люди толпились у аэ-

ровокзала в демисезонных пальто и шапках. Деревья распускали

первые нежно-зеленые листья.  Вдали возвышались горы в белых

малахаях.

   Пассажиры покинули самолет.

   - До свидания. Мы с вами хорошо провели время. Помните: в

споре рождается истина,  - человек в берете помахал рукой  и

быстро зашагал к такси.

   Через три часа Парыгин опять был в воздухе.  Вертолет ле-

тел на остров Туманов.

   Трудолюбивый ветер дружно гнал волны Тихого океана. Чайки

то взмывали вверх, то камнями падали вниз. На волнах качался

траулер. Полукругом опоясали его белые поплавки кошелькового

невода. Показался остров. Пассажирами вертолета были местные

жители.  Знакомые места не очень привлекали их  внимание,  и

они не льнули к стеклам, как Парыгин.

   В группе Карских островов остров Туманов был самым  боль-

шим.  Здесь находился мощный рыбокомбинат, зверосовхоз. Ост-

ров Семи Ветров был примерно в десяти километрах северо-вос-

точнее острова Туманов.

   Парыгин, не отрываясь, смотрел на дикий пейзаж. Под фюзе-

ляжем  вертолета  -  причудливые переплетения горных кряжей.

Белоснежные вершины и черные распадки между  ними...  Появи-

лись дома, ряды улиц. Пассажиры начали собирать вещи. Вскоре

машина оказалась на узкой полоске местного аэродрома. Пасса-

жиры неторопливо побрели к автобусу. Парыгин остался один.

   - Полетим через полчаса, - сказал ему белозубый летчик. -

Тут недалеко закусочная. Пошли, подкрепимся.

   - Не хочу.

   - Вид у тебя какой-то скучный.  Первый раз, что ли, в на-

ших краях?

   Парыгин кивнул.

   - С непривычки тяжело будет. Да ничего, обойдется.

   Вертолет летел  на  остров  Семи Ветров.  Справа по курсу

прямо из воды поднимался  остров-скала.  На  карте  названия

островка не было.  Над ним то стремительно падали до голубо-

ватых волн, то так же стремительно поднимались в воздух чер-

ные тучи.  Парыгин с изумлением смотрел на странное зрелище.

Может быть,  скалы извергают такой черный дым?  Потом оказа-

лось,  что  это  были черные стаи бакланов,  гнездившихся на

крутых склонах безымянного острова.

   На острове Семи Ветров летчик не стал садиться.

   - Туман, - сказал он. - Выбирайся. Разыщешь все сам: заб-

лудиться здесь трудно.

   Парыгин принял свои вещи,  спущенные из люка на  стальном

тросике, и кивнул на прощанье летчику:

   - Счастливого пути!

   По острову-полз плотный белый туман, словно простыней об-

волакивая Парыгина.  Он осмотрелся вокруг, но ничего не уви-

дел, кроме неподвижной белой массы.

 

 

                      Глава четвертая

 

                     ПРОФЕССОР ЛОБАЧЕВ

                     И ПОЛКОВНИК ЕРЕМИН

 

   Профессор Лобачев стоял у распахнутого окна.

   В густой листве высокой березы,  что росла у самого окна,

шелестел дождь. Свет из окна падал на глянец мокрых листьев.

Каждой весной береза обретала пышную зеленую крону и,  каза-

лось, вот-вот поднимется и полетит к звездам.

   Березу посадили в сорок пятом году, в День Победы. Ее вы-

копал  и  привез  из тайги друг профессора полковник Еремин.

Тогда она была тоненькая,  с набухшими почками, а сейчас вы-

махала выше дома. Рядом с ней стояла еще одна березка, моло-

денькая. Она появилась здесь прошлой осенью.

   У Лобачева  и  Еремина  существовала  традиция - отмечать

знаменательные события посадкой нового дерева.  Так что весь

сад у дома - страницы их жизни, жизни страны.

   - Ишь ты,  как распустила паруса,  - улыбнулся  профессор

молодой березке, прислушиваясь к мягким ночным шорохам. Там,

за окном, шла своя жизнь. Сейчас она притаилась, уснула; ут-

ром,  когда взойдет солнце, все вновь затрепещет и засверка-

ет.

   Профессор не отходил от окна.  Сон не шел.  Ему не давала

покоя трагедия острова Семи Ветров. За месяц работы комиссия

так и не выяснила причины исчезновения каланов. Одно удалось

твердо установить - животные исчезали в воде.  Ныряли  и  не

всплывали. Даже с метровой глубины.

   Старший научный сотрудник заповедника Таня  Чигорина  ут-

верждала,  что  каланов похищает неизвестный до сих пор хищ-

ник.  Профессор всю жизнь занимался изучением фауны и  флоры

Тихого океана, знал всех хищников, но... неизвестный хищник?

Нет,  это было невероятно. На первых порах он довольно скеп-

тически отнесся к высказываниям Чигориной,  но потом, прове-

рив все хозяйство заповедника,  заколебался.  А знает ли  он

всех хищников Тихого океана?  Может быть,  есть и такие, что

еще неизвестны науке?

   Первое сомнение появилось в хмурый майский день.  Лобачев

сидел на берегу и наблюдал за резвящимися каланами. Метрах в

пятнадцати от него среди рифов матка играла с детенышем. Она

прижимала его к груди, лизала, переворачивала с боку на бок.

Это повторялось много раз. Потом матка исчезла. Детеныш зак-

ружил на одном месте,  издавая  жалобный  писк.  Лобачев  от

удивления даже выронил удочку,  которую держал в руках,  на-

живляя крючки.  Он ничего не видел, нет, но у него создалось

впечатление, что матку втянули в воду за задние ноги.

   На земле и под водой ни на минуту не прекращается  ярост-

ная борьба за жизнь.  В каждой капле воды и на каждом клочке

земли дышала,  трепетала,  вздрагивала жизнь  -  удивительно

прекрасная  и  удивительно жестокая.  Разве не в этой борьбе

непрестанно обновляется природа?  Может быть, гибель калана,

только  что резвившегося с детенышем,  закономерное явление?

Может быть,  она, выражаясь языком Александра Федоровича Хо-

лостова, представляет собой "издержки производства" природы?

   "Выдумает же... "Издержки производства", - усмехнулся Ло-

бачев. - Не так-то просто, оказывается..."

   Дождь не переставал.

   Погасив папиросу,  профессор  оделся и спустился в вести-

бюль.

   Дом был большой и пустой.  Лобачев давно подумывал переб-

раться в другую квартиру,  да жалко было расставаться с кол-

лекцией  морских  животных,  размещенных  в комнатах нижнего

этажа. Из пяти сыновей Лобачева двое погибли на фронте. Трое

младших,  став на ноги, разъехались в разные концы страны. С

Лобачевым жила единственная  дочь  Панна,  самая  младшая  в

семье,  и дальняя родственница,  пожилая молчаливая женщина.

Жену он потерял, когда Панне было семь лет.

   "Да, годы бегут, бегут", - подумал Николай Николаевич.

   Осенью профессору стукнет шестьдесят.  Сыновья пишут ему,

что приедут летом.  Но приедут ли? Да и сам он не знает, бу-

дет ли в день рождения дома или нет? Скоро вот в Японию надо

ехать,  часами  сидеть  там  на заседаниях смешанной советс-

ко-японской рыболовной комиссии и,  ругаясь  в  душе,  вести

дипломатический  разговор.  Японские промышленники подрывают

запасы лосося хищническим ловом,  а их представители клянут-

ся,  что свято блюдут договор.  Профессор хмыкнул.  Будто не

японские промышленники выставляют  заградительный  заслон  в

двадцать-двадцать пять тысяч километров?  Где уж бедной рыбе

проскочить в родные нерестовые реки!

   Поверх телогрейки  Лобачев накинул плащ-палатку с капюшо-

ном, надвинул на уши вязаную матросскую шапку. Часы на стене

показывали без четверти четыре.  "Скоро рассвет",  - подумал

он и, захватив две удочки с самодельными удилищами, вышел из

дома.

   Одно удовольствие - шлепать под  дождем!  Капли  деловито

молотят по капюшону.  Влажный чистый воздух щедрыми порциями

входит в легкие.  Лобачев вышел на лестницу,  ведущую на го-

родской  пляж.  Фонарь на столбе под колпаком тускло мерцал.

На блестящих асфальтированных ступеньках подпрыгивали сереб-

ристые фонтанчики.  Поток воды говорливо бежал по цементиро-

ванным желобкам.

   Лобачев по лестнице спустился на пляж.

   Бухта лежала черная,  загадочная.  Далеко на  том  берегу

приветливо мигал одинокий огонек.

   Мокрый песок мягко пружинил под ногами.  Лобачев  шел  за

пляж - к излюбленному месту рыбалки. Да и как было не любить

это место за небольшим мыском,  где когда-то хоронились пар-

тизанские  шаланды!  Здесь Лобачев встречался со своей моло-

достью,  отдавался воспоминаниям и переживаниям,  слушал шум

волн, бьющих о береговые камни.

   У самой воды на боку лежала  старая  шлюпка,  со  стороны

днища  наполовину занесенная песком.  Под шлюпкой - скамейка

на каменных тумбах.  На ней хорошо сидеть в непогоду и  слу-

шать дождь. Лобачев, согнувшись, вошел под прикрытие, сел на

скамью. Сухо. Над головой монотонно барабанил дождь. Лобачев

начал наживлять крючки.

   Мысли вернулись на остров Семи Ветров.  Там он тоже,  как

сейчас,  наживлял крючки, когда исчез под водой калан. Нико-

лай Николаевич был тогда так удивлен случившимся, что не ус-

лышал шагов подошедшего сзади Холостова.

   - Хорошо сработано, - сказал инженер и звонко рассмеялся.

   Лобачев резко обернулся:

   - Вы видели?

   - Видел.  - Заметив растерянное лицо Лобачева, спросил: -

Что с вами, профессор?

   - Вы  бессердечный  человек!  - воскликнул Лобачев.  - До

смеха ли тут?

   Холостов пожал плечами и как ни в чем не бывало сказал:

   - Катер подан, профессор.

   Они сидели рядом. Катер, вспенивая воду, мчался на остров

Туманов.

   - Профессор,  почему  вас  так  волнует гибель калана?  -

вдруг спросил Холостов. Лобачев повернулся к нему:

   - Это же годы кропотливого труда.  Годы, молодой человек!

Потом - нельзя же нарушать гармонию в природе.

   - Гармония!  - усмехнулся Холостов.  - Кому она нужна?  И

есть ли она вообще?..

   - От  таких  мыслей  легко стать меланхоликом,  - сердито

сказал Лобачев,  - или попасть  в  сумасшедший  дом.

   Полковник Еремин, которому Лобачев рассказал о гибели ка-

лана и разговоре с Холостовым,  как клещ, вцепился в профес-

сора;  скажи,  что думаешь о члене комиссии Холостове? А что

он думает?  Шалопай. Немного скептик, немного циник, немного

эгоцентрист. А на острове о нем говорят - мозговитый парень.

Вот все,  что знает он, профессор, о члене комиссии Холосто-

ве.  Пусть полковник обращается на комбинат, там лучше знают

Холостова. А у Лобачева своих забот хватит...

   Дождь перестал. Лобачев вышел из-под укрытия. Рассветало.

В сером воздухе все окружающее казалось нереальным.

   "Время клева", - подумал Лобачев. Он выпил глоток горяче-

го кофе из термоса и с удочками в руках направился к воде.

   Тишина. Тянет утренним холодком.  Поплавки неподвижно ле-

жат на воде. Один качнулся? Нет, ложная тревога.

   Лобачев вздохнул.  Позади раздались шаги, и из серой мглы

вышел Еремин.

   - Иду  и  ищу твои следы.  Ни одного отпечатка,  точно по

воздуху пришел сюда.

   - Тс-с, - зашипел Лобачев. - Рыбу напугаешь!..

   - Подсекай, подсекай быстрее! - подбежал Еремин к Лобаче-

ву и вцепился в удилище.

   В воздухе сверкнул бело-красный окунь и шлепнулся в воду.

   - Э-э-эх! - крякнул от досады Лобачев. - Рано подсекли.

   Через час ветер растащил тучи.  Как всегда  после  дождя,

все  вокруг выглядело нарядно.  Листва деревьев казалась еще

зеленее, небо еще синее. Утро сверкало красками.

   Свернув удочки,  Лобачев и Еремин уселись на скамью.  Они

изредка проводили утренние часы вместе на берегу  бухты.  На

частые встречи не хватало времени. У каждого свои дела, свои

заботы.  В молодости, сидя у партизанского костра, они часто

мечтали о том, как после разгрома врага будут добывать уголь

на Сучане.  Жизнь рассудила по-другому.  Один стал чекистом,

другой - ученым.

   - Знатная уха будет,  - сказал Еремин, кончив чистить ры-

бу. - Когда еще придется посидеть вместе...

   Лобачев молча разводил костер. Огонек лизнул хворост.

   - Знаешь,  что поразило меня в нем?  - сказал Лобачев.  -

Трудно даже определить.  Пожалуй,  эдакое чувство  снисходи-

тельного презрения к людям.  Мне все время казалось,  что он

знает то, чего я не знаю...

   - Ты о ком?

   - О Холостове.  Не могу уловить,  в  чем  выражается  эта

снисходительность.  Никаких внешних признаков.  Только чувс-

твуешь... Да, чувствуешь...

   - И часто вы с ним встречались?

   - Два-три раза...  Пожалуй,  довольно странный человек...

Иногда такие мысли высказывает - просто диву даешься.  Кала-

ны...

   Еремин курил.  Каланы.  Опять каланы...  Опять не удастся

провести воскресный день так,  как хотелось бы. И никогда не

удавалось.  Может  быть,  в этом и секрет вечной молодости -

всегда быть на передовой линии,  в праздники и будни, днем и

ночью...

   Чайки реяли над бирюзовой водой.  Бухта  лежала  гладкая,

как паркетный пол. Разве гладкая? Что там за всплеск? У чай-

ки глаза оказались острее.  Еще круги не успели разойтись, а

серебристая  рыбка уже трепетала в ее клюве.  Еремин глубоко

вздохнул.  Он любил и ширь моря, и стремительный полет чайки

над  ним,  и синеву неба.  Разве не в стремительном полете -

вперед и выше!  - смысл жизни? "Что я вспоминаю азбучные ис-

тины? - усмехнулся Еремин. - Старость, что ль, подходит?"

   Лобачев снял котелок с ухой.

   Они устроились на плащ-палатке. Лобачев извлек из рюкзака

ложки. Еремин достал хлеб.

   Запах ухи дразнил аппетит.

   - Сказочный аромат,  - сказал Лобачев.  - Какая  все-таки

благодать - встречать новое утро на берегу моря, за котелком

со свежей ухой...

   Они с наслаждением поели ухи и растянулись на плащ-палат-

ке. Лобачев закурил. Синий дымок папиросы тянулся к небу.

   - Николай Николаевич, почему ты опять вспомнил о Холосто-

ве?

   - Почему?  Вспоминаю  я о нем действительно часто.  Может

быть, потому, что меня огорчают его мысли. Я не могу принять

их.

   Лобачев замолчал, потом заговорил медленно:

   - Не помню,  кто-то из философов прошлого писал, что каж-

дая эпоха рождает великого строителя и великого  разрушителя

и что один без другого не может существовать. Один дает силу

другому.  Один поглощает другого.  Извечная борьба  жизни  и

смерти,  добра и зла. И почему-то Холостов, мне кажется, как

раз из породы разрушителей.

   - Итак, Холостов - великий разрушитель? - усмехнулся Ере-

мин.

   - Ну,  положим,  далеко не великий. Скорее - мелкий, но -

разрушитель.

   - Великий разрушитель,  великий строитель. - Еремин подб-

росил в костер хворосту. - Мутная философия. Ты, Николай Ни-

колаевич,  подменяешь  классовую  борьбу категориями добра и

зла. Чушь какая-то.

   Профессор рассмеялся:

   - Твои упреки в безграмотности отношу  к  тому  философу,

который  носился  с этой идеей.  Я не разделяю ее.  Я просто

ощутил в  Холостове  какие-то  неуловимо  чуждые  тенденции.

Только и всего.  А ведь он моложе нас,  Алексей.  - В голосе

Лобачева появились нотки раздумья.  - Гляди... Вот эта земля

- она пропитана кровью и потом моих предков и моих современ-

ников. Помнишь нашу молодость? Мы были юнцами, а как горели!

   Еремин молчал. Он смотрел на пустынный пляж. Ночной дождь

выстирал его.  Темно-желтая полоса песка без  единого  следа

тянулась  далеко на восток,  к выходу в океан.  Слева висели

обрывистые зеленые берега. Справа - водяная гладь. И полоска

песка между ними казалась широкой дорогой, уходящей навстре-

чу восходящему солнцу.

   В то  далекое  хмурое  утро именно отсюда,  с этого мыса,

прижимаясь к скалистому берегу,  партизанский отряд Лобачева

двинулся навстречу новой жизни.  Партизаны один за другим по

неверным мосткам сходили с шаланды на берег. Первым по влаж-

ному песку пошел Еремин.  Он как бы прокладывал первый след.

Он чувствовал себя открывателем нового мира.

   А разве забудешь этот рейд по песчаной целине,  подъем по

крутому берегу, внезапный удар по врагу? Это была их послед-

няя схватка с врагом...

   Еремин взглянул на Лобачева. Тот лежал с закрытыми глаза-

ми и,  кажется, дремал. В бухте зарябила вода, засверкала на

солнце бесчисленными золотыми искорками.  "Как горели..."  -

еще  звучали в ушах полковника слова Лобачева.  Да,  Николай

Николаевич, у нас был огонь души. Он горит и сейчас. И у на-

шего молодого поколения немало этого огня.  Его всегда радо-

вала молодежь.  Дети стоят в дружном ряду со своими  отцами.

Они перенимают из их рук эстафету борьбы, созидания, больших

и смелых дел.

   В них много красоты и размаха. Они дерзают, и ты прекрас-

но это знаешь,  Николай Николаевич.  Но я понимаю тебя,  мой

старый друг.  Тебя беспокоит Панна. Ты в двадцать лет коман-

довал отрядом партизан. Твоя дочь в двадцать лет еще не наш-

ла  точки приложения своих сил.  Она не имеет любимой мечты,

любимого дела.  Студентка  университета,  она  весьма  слабо

представляет свое будущее. Когда и где она отстала? И отста-

ла ли? Может быть, она еще в поисках?

   - На берегу пустынных волн стоял он,  дум великих полн, -

вдруг раздался рядом звонкий голос  Панны.  -  Здравствуйте,

Алексей Васильевич.

   - Здравствуй,  Панна. И чего тебе не спится? Говорят, ут-

ренний сон - девичий сон.

   - Я не так молода, чтобы спать по утрам.

   Он посмотрел  на нее.  В босоножках,  ситцевом платье.  В

глазах веселые огоньки.

   - Все такая же.ежистая. Пора бы подумать о себе.

   - Успеется!  - она поставила чемоданчик на плащ палатку и

заглянула в котелок.  - О-о! Пища богов! Алексей Васильевич,

милый, подогрейте, а я пойду выкупаюсь.

   Еремин рассмеялся, - столько было непосредственности в ее

просьбе. Он принялся разжигать тлеющий костер.

   Панна скинула  платье  и оказалась в купальнике из черной

шерсти плотной вязки.  Натянув на голову белую резиновую ша-

почку,  она зашагала вдоль берега упругим шагом спортсменки.

Вот она разбежалась и прыгнула в воду.  Поплыла. Баттерфляй.

Красивый  стиль.  Руки  с  силой вырывались из плотной воды,

проносились по воздуху и плашмя падали в воду - не  руки,  а

крылья бабочки. Гибкое тело стремительно поднималось и опус-

калось,  искрились брызги, и это усиливало сходство с огром-

ной яркокрылой тропической бабочкой, летящей над водой. Что-

бы лететь вот так,  легко и  красиво,  требовались  огромное

напряжение,  большая  физическая сила,  выносливость и очень

сложное, отточенное мастерство.

   Еремин улыбнулся.  В  тридцатых годах он увлекался водным

спортом и не раз пробовал плавать баттерфляем - стиль только

что начал входить в моду.  Десять - пятнадцать метров он еще

порхал над поверхностью бассейна,  а потом начинал задыхать-

ся, широко, судорожно раскрывал рот, руки отказывались рабо-

тать...

   Какой полет! Еремин не отрывал глаз от Панны. Она отплыла

более чем на пятьдесят метров и, по-видимому, вовсе не уста-

ла.  Руки  ее все так же легко и красиво порхали над бухтой,

тело стремительно вырывалось из воды...  Панна ровными взма-

хами плыла к берегу.

   - Не знаю,  что происходит с ней,  - пробормотал  Еремин,

снял котелок с костра и повесил чайник.

   - Я,  кажется, задремал, - сказал Лобачев, приподнимаясь.

- Что такое?  Панна?  Откуда вы взялись, сударыня? Мамы нет,

чтобы отшлепать тебя. Ты же простудишься!

   Панна выбежала из воды и бросилась отцу на шею.

   - Ну будет, дочка, будет.

   Она уселась рядом и вытянула загорелые ноги.

   - Вот возьму и выйду замуж.

   Лобачев беспомощно развел руками:

   - Алексей, что она говорит?.. Ты послушай только. Дитя...

   - Николай Николаевич,  она уже не ребенок... Уха остынет,

Панна Николаевна.

   - Дочка, кто же твой жених? - спросил Лобачев.

   - Грузчик, тять, грузчик, - не оборачиваясь, сказала она.

   - И то слава богу, хоть не ресторанный шаркун.

   "Неужели Щербаков?" - подумал Еремин.

   - Вот пошли времена,  - вздохнул Лобачев. - Ты понимаешь,

Алексей,  что творится на белом свете?  Извольте:  "Я выхожу

замуж". Эх, дочка, дочка...

   - Папа, а что плохого я сделала?

   - Все, дочка. Все у тебя получается не по-человечески.

   - Я не лучше и не хуже других. Дух времени такой...

   - Нет, дочка, ты ошибаешься. Дух времени...

   - Отец,  я все это понимаю. Дух времени - традиции отцов,

целина, электроника, первые космонавты... Ты же не раз гово-

рил, что я умница. Так скажи мне, разве не врываются угрозой

нашему  духу  времени  американские  атомные грибы над Тихим

океаном?  Почему вы забываете об этом?  Почему,  Алексей Ва-

сильевич?

   - Хорошо, Панна. Но какой же вывод ты делаешь из этого?

   Панна молчала.

   - Может быть,  такой: живи, пока живется? Ты, Панна, заб-

лудилась в трех соснах. Мы знаем об атомном грибе, поэтому и

ведем свое трудовое наступление с таким размахом. И не толь-

ко трудовое...  Не надо зарываться в тину мещанства.  "Живи,

пока живется" - какая подлость! Философийка мещанина, убива-

ющая все святое и светлое в душе человека... А паниковать не

будем, нет!

   - Как все ясно вам, Алексей Васильевич, - сказала Панна.

   - Всем это ясно,  Панна,  всему нашему народу.  Возьми-ка

ложку, уха остынет.

   Лобачев и Еремин стали собираться домой.  Панна съела уху

и вымыла котелок.

   - А к жениху,  Панна, присмотрись. Поспешишь - людей нас-

мешишь, - сказал Лобачев и закинул рюкзак аа плечо. - Пошли,

Алексей.

 

   В десять утра полковник Еремин был у себя в кабинете.

   Воскресный город шумел за окном.  После дождя он выглядел

чистым и нарядным.

   Еремин подошел к столу и положил руку на телефонную труб-

ку.  Усмехнулся.  Времена Шерлока Холмса давно миновали,  но

то,  что он сейчас собирается делать,  как раз было  в  духе

прославленного сыщика.  Еремин хотел убедить себя в том, что

звонить не надо,  и не мог. Такое бывало с ним и раньше. Са-

мое  лучшее  средство избавиться от навязчивой мысли - сразу

же все выяснить и забыть.

   Еремин набрал номер.

   - Кирилл Иванович?  Здравствуйте, Еремин говорит. Люди на

взморье двинулись,  а ты корпишь на работе.  Нехорошо, доро-

гой.  Ясно,  ясно... Я с работы звоню. Что поделаешь, служба

такая... Слушай, у тебя имеются личные дела работников рыбо-

комбинатов?  Номенклатура главка? Директора. Главные инжене-

ры. Еще кто? Главные технологи, главные механики... Понятно.

Холостов у вас есть?  Проверь, пожалуйста. Я подожду у теле-

фона. - Не отпуская трубки, Еремин закурил. - Есть? Холостов

Александр Федорович? Главный механик рыбокомбината на остро-

ве Туманов? Так я сейчас зайду в главк...

 

 

                        Глава пятая

 

                     ВОСЬМАЯ ТАЙНА МОРЯ

 

   Парыгин и Мика Савельев молча смотрели в окно.  Берег был

усеян серыми обкатанными камнями.  Океанская волна  обнимала

их  и тут же со звоном отскакивала назад.  Игра продолжалась

бесконечно долго.  Только в безветренные дни,  что случалось

редко, волна утихала, и на острове наступала тишина.

   Каланы любили безветренную погоду.  Вон,  лежа на  спине,

дремлет под северным солнцем старый калан. Рядом матка с де-

тенышем. Одинокий калан усиленно массирует самого себя. Сна-

чала грудь, потом живот. Остановился. Почесал затылок и сно-

ва принялся растирать грудь.  А почему сердится матка?  Ага,

детеныш скатился в воду. Пригнув голову к груди, она вытащи-

ла его за загривок и отшлепала как следует. Каланенок жалоб-

но запищал.

   - Так тебе и надо, несмышленыш, - засмеялся Парыгин.

   - Его совсем другой человега, - невозмутимо сказал сторож

заповедника, любопытный и наивный, как ребенок, старый алеут

Мика Савельев.

   Он рассказал одну романтическую легенду. Жили когда-то на

острове  юноша и девушка,  прекрасная,  как утреннее солнце.

Они любили друг друга.  Но однажды на остров во главе много-

численного,  хорошо вооруженного отряда явился хитрый и жес-

токий чужеземец.  Алчный огонь вспыхнул в его глазах,  когда

он  увидел  прекрасную островитянку.  Влюбленным некуда было

бежать. Родное племя не могло их защитить. Тогда юноша и де-

вушка поднялись на высокую скалу,  обнялись и кинулись в мо-

ре. В воде они превратились в каланов.

   - Его  кончай умывать и пойди на охоту,  - Мика кивнул на

зверя, лежащего на камне.

   Действительно, калан поднялся и,  волоча по земле длинное

неуклюжее туловище, тяжело двинулся к воде. Казалось, что он

болен,  разбит  параличом,  но стоило ему войти в воду,  как

зверь сразу же преобразился.  Свободные, уверенные движения.

Изумительная ловкость и поворотливость. Вот он исчез под во-

дой,  вынырнул,  принял вертикальное  положение,  осмотрелся

вокруг и поплыл, совершая быстрые волнообразные движения ту-

ловищем.

   Парыгин вспомнил о каланах все, что узнал о них здесь, на

острове. Когда-то они были распространены на обширной полосе

северной части Тихого океана, кончавшейся на западе у Японс-

ких островов,  а на востоке - у  калифорнийского  побережья.

Большие  стада каланов обитали на Командорских островах,  на

Курилах,  на восточном берегу Камчатки.  Недаром  в  старину

часть  океана,  омывающую восточное побережье Камчатки между

мысами Шикунским и Кроноцким, называли "бобровым морем".

   Шкуры каланов впервые появились на мировом рынке в восем-

надцатом столетии.  С тех пор началось хищническое истребле-

ние  драгоценного  зверя.  Ко второй половине девятнадцатого

века почти все поголовье было истреблено.

   С приходом  советской  власти  впервые были приняты реши-

тельные меры к восстановлению запасов капана.  В первую оче-

редь  был  установлен  запрет на охоту,  продолжающийся и по

настоящее время.  На острове Семи Ветров организовали  запо-

ведник.  Здесь долгое время работал профессор Лобачев. Он же

издал первую монографию о каланах.  Его рекомендации легли в

основу ведения хозяйства,  и стадо постепенно восстанавлива-

лось. На пушных аукционах снова появился драгоценный мех.

   И вот каланы начали исчезать. Сначала думали, что похища-

ет их косатка,  челюсти которой похожи на медвежий капкан, а

острые зубы не уступают зубам тигра. Но каланы издалека чуют

врага и, как только он появляется у острова, быстро вылезают

на берег.

   Так делают обычно и подводные пловцы.  Однажды у  острова

Утод в Японском море Парыгин подвергся нападению косатки. Он

забился в щель скалы.  Перед лицом щелкнули страшные челюсти

хищника.

   Парыгин вздохнул.  После того как Мика Савельев вывел его

из тумана и привел в поселок,  прошла неделя. Все эти дни он

отчаянно тосковал, не находя себе места.

   На следующий  день после приезда Парыгин представился ди-

ректору заповедника - высокому и широкому в  плечах  мужчине

лет  пятидесяти с пышной боярской бородой и сверкающими раз-

бойничьими глазами,  с массивным ножом за поясом,  в высоких

сапогах. Парыгину казалось, что перед ним стоит классический

герой приключенческого романа с похищениями, погонями и дра-

ками.

   Это был директор заповедника Григорий Лазаревич  Чигорин.

Он  проверил документы Парыгина,  вынул из стола пропыленный

журнал и что-то записал в нем.

   - Вот и все,  - сказал он.  - С сего числа вы научный ра-

ботник заповедника. Зарплата двести целковых в месяц.

   Парыгин стал  возражать,  что  не  имеет права состоять в

штате, что он учится в высшем мореходном училище.

   - Это  я знаю из бумаг,  - отрезал Чигорин.  - Я не хочу,

чтобы вы бесплатно работали, а работа у вас предстоит нелег-

кая. Сегодня отдыхайте, знакомьтесь с островом, а завтра по-

говорим.

   И ушел, гремя сапогами.

   Толстый человек в вышитой  украинской  рубахе,  комендант

поселка,  познакомил  его с внутренним распорядком дня.  Все

было расписано по часам: завтрак, обед, ужин, начало и конец

работы, время политзанятий, спецучеба, дежурства по острову.

"Не хуже, чем у нас в училище", - подумал Парыгин.

   Остров был  пяти-шести километров шириной и тридцати трех

километров длиной и имел форму подковы, обращенной дужкой на

юго-запад.  Берега  скалистые,  с  острыми выступами в море.

Волны со страшной силой разбивались о них,  и в ветреные дни

на  острове  стоял  несмолкаемый гул.  Каланы обитали внутри

подковы. Здесь было тише и спокойнее.

   Парыгин до  позднего вечера бродил по острову.  В поселок

он вернулся голодный как волк и как раз к ужину  ввалился  в

небольшую, по-домашнему обставленную столовую.

   На следующее утро он опять явился к директору  заповедни-

ка.

   - Понравился остров? - спросил Чигорин.

   - Остров как остров, - ответил Парыгин.

   - Богом забытый уголок.  Так,  что ли?  - Чигорин  сел  в

кресло. - Сейчас я вам объясню, в чем будет заключаться ваша

работа. Мы очень плохо знаем подводный образ жизни наших жи-

вотных. Вот вам литература о каланах, в том числе уникальная

монография  Николая  Николаевича  Лобачева.  Будете  изучать

жизнь  каланов под водой.  Все свои наблюдения записывайте в

дневник,  позже вы обработаете этот материал и напишете  не-

большую работу на эту тему.

   Парыгин нахмурился.

   "Неужели меня  послали  сюда затем только,  чтобы изучить

жизнь каланов?" - с горечью думал он.

   - А вы,  молодой человек, не хмурьтесь, - продолжал Чиго-

рин.  - Русские мореходы прославили отечество не только рат-

ными подвигами. Они были и открывателями новых земель, и ес-

тествоиспытателями, и этнографами. Да-с, на вас мы возлагаем

большие надежды.  У нас наблюдаются случаи таинственного ис-

чезновения каланов. Моя дочь утверждает, что их похищает ка-

кое-то неизвестное существо.  Может быть.  Я не верю.  Океан

огромен и...  тесен.  Все хищники давно изучены,  описаны  и

классифицированы.

   У Парыгина замерло сердце. Хрупкая Таня Чигорина - и этот

огромный человек... Неужели она - его дочь?..

    ...Все это время Парыгин изо дня в день погружался в во-

ду и изучал жизнь каланов.  Чигорин,  читая его записи, вос-

торгался, как ребенок.

    Постоянным спутником  Парыгина стал Мика Савельев - оди-

нокий старик,  всю свою жизнь проживший на  острове.  Вот  и

сейчас он сидел рядом с Парыгиным и сосал трубку.

    - Твоя много-много думай,  - сказал он, узловатыми паль-

цами дотрагиваясь до рукава подводного костюма. - Твоя ныряй

в воду - и будет рыба, - сказал Мика.

   - Правильно, Мика Степанович. Нырну - и буду рыба, - зас-

меялся Парыгин, поднимаясь.

   Над океаном кружились и кричали чайки.  На горизонте мед-

ленно плыл корабль и тянул за собой длинный султан дыма. Па-

рыгин обернулся назад и увидел одинокую фигуру Мики.  Он по-

махал ему рукой и нырнул.

   Океан мерцал голубым светом. Как маятники, медленно кача-

лись водоросли. Между ними плавали окуни. На темных выступах

подводных скал ворочали щупальцами осьминоги. Парыгин потро-

гал рукой нож и, убедившись, что он хорошо привязан к поясу,

поплыл  вдоль  опушки подводного леса.  Пока все вокруг было

привычно - голубая вода,  водоросли, рыбки. Вдруг рядом воз-

никла причудливая волосатая морда. Она уставилась на Парыги-

на круглыми большими глазами.  Он схватился за  нож.  Калан!

Вращая задней частью туловища,  зверь скрылся в зарослях во-

дорослей.

   "Так я  до вечера не доберусь до границы заповедника",  -

подумал Парыгин и нырнул в подводные джунгли.  Извивающиеся,

скользкие  стебли водорослей опутали его.  "Только без пани-

ки",  - подумал он и перевернулся на спину. Голубоватый свет

падал  сверху.  Среди водорослей метался ярко-красный окунь.

"Ну что,  дружок,  никак не выберешься?" - мысленно  спросил

его Парыгин. Окунь будто понял его и чуть помахал хвостом.

   - Придется освободить тебя из плена,  - Парыгин  протянул

руку. - Ну, ну, не бойся!

   Окунь дернулся, прижал к телу плавники и замер.

   - Глупый ты,  глупый,  - пробормотал Парыгин,  освобождая

рыбку.

   Сделав два-три взмаха хвостом, окунь застыл.

   - Поплывем вместе,  - Парыгин сцепил руки над головой  и,

едва работая ластами, стал пробиваться вперед.

   Окунь плыл за ним.  Парыгин не раз наблюдал,  как рыбы  в

минуты смертельной опасности жались к пловцу.

   Водоросли, водоросли - будет же  им  конец  когда-нибудь?

Прочнее пеньковой веревки и длиннее корабельных канатов, они

обвивались вокруг шеи и рук, скользили по ногам. Но Парыгину

не привыкать к этому.  Бывал в переплетах.  Главное - не те-

ряться. Плыть медленно, как можно медленнее. Поспешишь - во-

доросли так запеленают,  что никогда не выберешься.  А окунь

так и висит на ластах.  Чуть шевелит  хвостом.  "Умница",  -

засмеялся  Парыгин,  выплывая из джунглей.  Окунь на секунду

замер,  потом с силой вильнул хвостом и юркнул в синий  мрак

глубин.

   Парыгин помахал ему рукой и выплыл на поверхность.

   Почти рядом из воды торчал каланенок.  Увидев неизвестное

существо, зверек, работая туловищем, подплыл к нему. Парыгин

поднял  руку,  чтобы погладить медведку*.  Появилась матка и

тревожно запищала.

   - Иди,  дуралей,  - сказал Парыгин и шлепнул каланенка по

спине.

   Медведка скрылся под воду.

   Парыгин огляделся.  Впереди лежал  крохотный  островок  -

граница заповедника.  Каланы редко заплывают сюда. Они пред-

почитают прибрежные воды, где много корма.

   Парыгин нырнул и поплыл, слегка шевеля ластами. Ему каза-

лось,  что он неслышно скользит над улицей  ночного  города,

где не звенят трамваи,  не шуршат по асфальту шины автомоби-

лей и не течет по тротуарам людской  поток.  Сказочная  игра

света и цвета.  Пестрые жуки важно выплывали из глубин и тут

же исчезали. Одинокая рыбка, как поздний ночной гуляка, пет-

ляла по пустынным

 

   * Медведка - только что народившийся каланенок.

 

морским тротуарам.  Мелькали  прозрачные тени водорослей.  И

тишина.

   Парыгин включил  электрический обогреватель,  и ему стало

тепло,  как в добротной шубе.  Плыви хоть до самого утра, не

замерзнешь и не утонешь. А как бы ты себя повел, если бы те-

бе сказали:  жить тебе отныне в океанских глубинах?  Жить  в

океане!  Не видеть солнца. Не вдыхать запаха сирени, не слы-

шать девичьего смеха.  Нет!  Прекрасен океанский мир, но еще

прекраснее  синева  бездонного неба,  жаркое солнце,  зелень

трав. Захотелось на берег, на твердую землю.

   Впереди виднелась  плоская каменная плита.  Парыгин вылез

на нее,  снял маску и глубоко вздохнул. Воздух был влажный и

вкусный,.с  запахом моря и соли.  Нет,  под водой воздух был

иной - без аромата.  "Может быть,  - подумал Парыгин,  -  со

временем инженеры изобретут такой аппарат,  который будет из

воды отбирать не только воздух для дыхания,  но и  подводные

запахи".

   А океан в этот полуденный час был великолепен.  Могучий и

бескрайний,  он  убегал  куда-то вдаль и сливался со светлым

горизонтом.

   Парыгин сел на край каменной плиты,  опустив ноги в воду.

Напротив возвышался безымянный Остров. Над ним вились черные

тучи птиц. Необитаемые острова всегда манили Парыгина. Вот и

сейчас у него появилось острое желание поплыть к  таинствен-

ному острову,  пройтись по нему, заглянуть во все его щели и

дыры.

   Отстегнув фотоаппарат,  Парыгин хотел было нацелиться те-

леобъективом на остров, как вдруг увидел в воде нечто стран-

ное. Он вновь пристегнул аппарат к поясу, вскочил. Мимо ост-

рова проплыло какое-то черное существо.  Парыгин успел разг-

лядеть только его спину.

   "Может быть, похититель каланов?" - подумал он и нырнул в

воду.

   Неизвестное существо плыло  к  лежбищу  каланов  легко  и

плавно, не вызывая никаких волн. Казалось, что оно вообще не

движется.  Парыгин знал, что в воде сопротивление возрастает

пропорционально квадрату скорости и энергия, развиваемая при

этом,  полностью рассеивается в бурлящих водоворотах.  Здесь

же не было никаких водоворотов.

   Под водой Парыгину приходилось встречаться и с акулами, и

с  косатками,  и  спрутами,  и другими подводными хищниками.

Встречи с ними были опасны, но никогда они не вызывали тако-

го непонятного трепета,  как сейчас. Он несколько раз близко

подплывал к неизвестному существу, делая один снимок за дру-

гим.  Максиму  хотелось,  чтобы  оно  взглянуло  на него или

как-то по-другому отреагировало на его присутствие.  Нет же!

Плывет себе невозмутимо.  Казалось, что это не живое сущест-

во, а бревно необычной формы.

   Фотоаппарат автоматически фиксировал все,  что попадало в

объектив. Парыгин чувствовал, что начинает уставать. Он вык-

лючил электрический обогреватель. Сейчас полежать бы на воде

и отдохнуть,  глядя в небо.  Но об отдыхе нечего было и  ду-

мать.

   Неожиданно в ушах раздались отрывистые  сигналы-импульсы.

Парыгин  взглянул  на  часы  - час тридцать минут под водой.

Предполагаемый похититель  каланов,  не  уменьшая  скорости,

двигался все так же прямо и невозмутимо.

   Вдруг Парыгин услышал звуки работающих двигателей,  потом

увидел подводную часть судна.  Вероятно,  это был сторожевой

катер или траулер, возвращающийся с промысла на остров Тума-

нов.  Судно  проплыло  мимо Парыгина и оказалось перед носом

неизвестного существа.  Раздался глухой удар, не сильный, но

отчетливый. "Готово, - подумал Парыгин. - Мистер Икс разбил-

ся о железный корпус судна". Но странно, почему судно погру-

жается в воду и почему оно раскололось надвое?  Парыгин сде-

лал несколько кругов вокруг судна.  Неизвестное существо ис-

чезло. "Наверху люди", - подумал Парыгин и стал всплывать.

   - Вот он!  Вот он! - закричал кто-то на шлюпке, показывая

рукой на Парыгина.

   Все разом повернули головы.  Парыгин  увидел  -  вот  так

встреча! - знакомого по самолету человека в берете, целивше-

гося в него из винтовки.  Он хотел сорвать шлем и  крикнуть:

"Не стреляйте!", но не успел...

 

   "7 июля в районе плоского камня судно подверглось подвод-

ному нападению.  "Палтус" затонул. Команда проявила исключи-

тельную  лрабрость  и  на  шлюпкач благополучно добралась до

острова Семи Ветров. На месте происшествия мы увидели стран-

ное существо, всплывшее на поверхность. Оно намеревалось на-

пасть на шлюпку.  Метким выстрелом инженер Холостов заставил

его отступить. Поиски не дали никаких результатов..."

                Из рапорта капитана траулера "Палтус"

                начальнику флота

                рыбокомбината на острове Туманов.

 

   - Так что же с вами  случилось,  Александр  Федорович?  -

спросил Чигорин, появляясь в дверях кабинета.

   Холостов лежал в качалке,  лениво  перелистывая  какой-то

журнал.

   - У меня сегодня утонули уникальные  приборы,  -  ответил

он,  перевернув последнюю страницу.  - И я не прочь устроить

по ним роскошные поминки.

   - Вы словно радуетесь этому...

   - Плакать не собираюсь.  Если бы мои слезы могли  поднять

траулер со дна... Но почему вас волнует история гибели "Пал-

туса"?  Вы же читали рапорт командира траулера. Написано ко-

ротко и ясно. Что же еще?

   - Потому что загадочно.  В этом все дело. Вы инженер, та-

лантливый человек, и не могли не заметить того, что не заме-

тили другие.

   - Не льстите, старина, - засмеялся Холостов, - Просто мо-

ре выкинуло еще одну тайну, по счету - восьмую.

   - Мировой океан хранит не восемь, а тысячи тайн, - сказал

Чигорин.

   - Я лично читал о семи неразгаданных тайнах моря.  Сейчас

процитирую сообщение вашингтонской газеты  "Таймс  геральд".

Вы ведь знаете английский язык? Нет? Не беда. Я вам дам точ-

ный перевод заметки.  "В Коломбо на буксире приведен  слегка

поврежденный  теплоход  "Холчу",  на котором имелись большие

запасы продовольствия,  воды и топлива. Все пять человек его

команды загадочно исчезли в море,  - Холостов будто читал по

газете.  - На камбузе была приготовлена  пища.  Несмотря  на

сломанную мачту,  "Холчу",  имея груз риса, хорошо шел среди

волн.  Обычно это судно совершает регулярные рейсы между Ан-

даманскими  и Никобарскими островами.  Что случилось с пятью

членами команды - неизвестно.  Судно было обнаружено три дня

назад  в  двухстах  милях от Никобарских островов".  Вот вам

седьмая тайна моря. Как перевод?

   - Предположим,  таких историй было семь, - согласился Чи-

горин. - Как же выглядит первая история?

   - Она чертовски схожа с восьмой, - рассмеялся Хопостов. -

Лечом девяносто восьмого года прошлого столетия  у  входа  в

Сан-Францисский  порт  средь  белого  дня раскололся пополам

пассажирский лайнер "Блек Стар". Все пассажиры спаслись. Са-

мое удивительное заключается в том,  что на месте потопления

водолазы не обнаружили судна. Оно исчезло бесследно.

   - Вы думаете, и "Палтус" исчезнет?

   Холостов пожал плечами.

 

   Да, "Палтус" исчез.  В тот вечер Чигорин как будто в воду

глядел.  Через неделю после происшествия водолазы  тщательно

исследовали океан, но так и не могли обнаружить остатки тра-

улера...

   В комнате наступила тишина. Чигорин, насупившись, переби-

рал пышную бороду.

   - Кибернетическая у вас память, - сказал он, - но...

   - Не жалуюсь.  Хотите еще одну морскую историю?  - весело

перебил его Холостов.  - Одно небольшое газетное  сообщение,

слово в слово, чтобы убедить вас в исключительности моей па-

мяти.

   Чигорин махнул рукой.

   - Хотите? - повторил Холостов.

   - Валяйте, иначе от вас не отвяжешься.

   Чигорину показалось,  что Холостов не просто пересказывал

страшную историю гибели экипажа корабля, а смаковал ее, нас-

лаждался ею.  В этом было что-то противоестественное челове-

ческой природе...

   - Довольно,  - оборвал он. - Слава богу, экипаж "Палтуса"

спасся.

   - Вам не нравятся морские истории?  "Летучий  голландец",

корабли-призраки.  Пираты...  -  Холостов усмехнулся и запел

старую пиратскую песню:

 

            Кто готов судьбу и счастье

            С бою брать своей рукой,

            Выходя корсаром вольным

            На простор волны морской!

 

   - И такой хлам хранится в памяти,  - удивился Чигорин.  -

Черт знает что!.

   - Почему хлам? Я люблю морские истории, овеянные легенда-

ми.  Тогда не было ни атомных  бомб,  ни  ракет.  Абордажные

крючки, самопалы...

   Чигорин пожал плечшли и подошел к окну. На океан опускал-

ся северный вечер.  Над островом висели тучи. Моросил дождь.

Было оживленно на лежбище:  каланы возвращались на  ночевку.

Матки шлепками выгоняли детенышей из воды. Красавчик - силь-

ное,  холеное животное, любимец Тани - усиленно плыл к воль-

еру.  А  где же Мудрец?  Старый калан всегда одним из первых

вылезал из воды и часами мог ждать лакомство - свежую  рыбу.

Сегодня  он что-то замешкался.  По утрам Мудрец поднимался к

дому и пищал до тех пор,  пока не выходила Таня. Она гладила

его по голове, потом они вместе отправлялись в вольер.

   В кабинет вошел Мика Степанович.

   - Мудреца не ходи на берег, - озабоченно доложил он таким

тоном, словно сам был виноват в исчезновении калана.

   - Может быть, он на дальнем лежбище?

   - Тонет надо,  - и Мика показал, как утонул Мудрец. Чиго-

рин хрустнул пальцами. Когда же это кончится?

   - Как день,  так недосчитываемся одного-двух каланов. Мор

какой-то.

   Холостов откинулся на спинку кресла.

   - Не  стоит  волноваться  из-за таких пустяков,  - лениво

бросил он.

   Чигорин, заложив  руки за спину,  круто остановился перед

ним.

   - Пустяк? Пятнадцать лет жизни на острове - пустяк?

   - Нет, не пустяк. Но океан велик, и его не скоро вычерпа-

ешь.

   - Откуда у вас такое равнодушие?  Я не могу  понять  вас.

Мой труд - дело моей жизни. Нам поручено приумножать богатс-

тва этого острова,  что мы и делаем с великой охотой,  всего

себя отдавая любимому труду. В этом счастье, или, как вы лю-

бите утверждать, главный алгоритм жизни - служить народу.

   Холостов хмыкнул:

   - Имя существительное среднего рода. Изменяется по числам

и  падежам,  но  не  изменяется  во  времени.  Вот что такое

счастье.

   - Кроме грамматики, есть жизнь, - возразил Чигорин. - И в

жизни человечества и каждого  человека  счастье  имеет  свои

времена - прошедшее и даже давно прошедшее,  настоящее и бу-

дущее. И в каждом времени свои приметы.

   - И какая же главная примета сегодняшнего дня?

   - Знаю, знаю, какого ответа вы хотите, - нахмурился Чиго-

рин. - Вы боитесь жизни. Я - нет. Вы не верите в светлый ра-

зум человечества. Я верю. В этом вся разница.

   Мике Савельеву, очевидно, наскучила словесная перебранка,

и он сказал:

   - Говори, говори - язык болей. Надо дело делай - руки бо-

лей будут, хорошо будет.

   Чигорин засмеялся:

   - Верно, Мика Степанович! В этом вся мудрость жизни.

   Холостов безмятежно улыбался.

   - Позовите Парыгина, - попросил Чигорин Мику Савельева.

   - Человек-рыба океан плавай. Берег не ходи.

   - До сих пор не вернулся? - воскликнул Чигорин и поспешно

вышел вместе с Савельевым.

   Холостов остался один. Он не спеша набил трубку.

   Только что оживленное лицо инженера помрачнело. Он встал,

подошел к окну, прижался горячим лицом к стеклу и задумался.

   Когда-то давно он вот так же стоял,  прижавшись к стеклу,

тусклый  свет  падал с темного неба,  и тоска была в сердце,

как и сейчас.  Да,  такое же чувство тревоги и неуверенности

он  испытывал в день смерти отца.  В тот год весна была ран-

няя,  в комнату,  где лежал отец,  вливался мягкий воздух, а

вместе с ним - певучая болтовня птиц, вернувшихся из дальних

стран. Федор Холостов несколько лет жаловался на нездоровье,

однако не ждал, что так внезапно сойдет со сцены. У него был

выпуклый высокий лоб,  круглые глаза,  дерзкий  взгляд.  Его

знали многие,  и не знал никто.  Человек ловкий и хитрый, он

прекрасно применялся к обществу,  но личную жизнь  устраивал

втихомолку  и в свою душу никого не пускал.  Изворотливый ум

помогал ему выкарабкаться из самых трудных положении.

   Мать в  доме жила тихо,  замкнуто.  С отцом она старалась

держаться приветливо,  но это были разные люди:  они  годами

жили,  как чужие, умело скрывая это не только от окружающих,

но даже от единственного сына.  Впрочем,  сын и не  стреАлся

вникнуть в их разногласия.  У нею было много своих забот. Он

рос под влиянием отца,  который ни в чем не  отказывал  ему,

баловал и,  смеясь,  закрывал глаза на невинные обманы сына.

Так  было  удобнее и легче эгоистической натуре старшего Хо-

лостоаа.  А мать, не терпевшая лжи, никогда не прощала обма-

на,  и мальчику казалось,  что она несправедлива к нему.  Он

все больше привязывался к отцу.

   Между тем  шли  годы.  Он кончил десятилетку,  поступил в

электротехнический институт. Профессора говорили, что у него

большие способности.  Действительно,  он любил точные науки,

они легко давались ему.  Слава, пусть маленькая, льстила са-

молюбию.  Он  самодовольно рассказывал о своих успехах отцу.

Слушая их беседы,  мать  качала  головой,  тихо  спрашивала:

"Когда же ты,  Саша, сердце потерял?" Отец смеялся и, хлопая

сына по плечу, философски замечал: "Мужчине сердце не нужно.

Был бы ум. Умный человек никогда не пропадет".

   Но из жизни он ушел отнюдь не с философским спокойствием.

"Почему я? - временами спрашивал он сына, и глаза его беспо-

койно блуждали по комнате.  - Почему именно я должен умереть

в то время,  как другие будут продолжать жить?" В эти минуты

он был страшен, и сыну хотелось скорее покинуть больного...

   "Саша, возьми  ключ...  Бумаги в столе внизу...  Ты..." -

это были последние слова старшего Холостова.  Картина смерти

навсегда  запечатлелась  в памяти сына.  У него внутри будто

что-то оборвалось.  Боль, тупая боль и тоска. Чуть пошатыва-

ясь, он вышел из спальни в кабинет. Из отворенного окна вид-

нелась Москва-река. В темной воде ее отражались дома, снова-

ли речные трамваи.

   Александр вытащил нижний ящик стола и поставил перед  со-

бой.  Бумаги притягивали и страшили его.  В них жизнь отца -

жизнь,  неизвестная сыну. Я не должен знать их содержания, -

так  внушал элементарный такт.  Другое чувство подсказывало:

надо просмотреть бумаги,  нельзя,  чтобы они попали в  чужие

руки.  Может быть,  не читая сжечь?  Может быть, в последнюю

минуту отец это и хотел сказать? А если в ящике бумаги, нуж-

ные сыну?

   Он прочел все... Письма матери. Она укоряла Федора Макси-

мовича в легкомысленном образе жизни. Она называла его себя-

любцем, эгоистом, думающим только о себе. Письма помогли мо-

лодому Холостову по-новому взглянуть на отца, оценить подвиг

матери:  она,  оказывается,  жила под одной крышей  с  отцом

только ради него, сына...

   Среди писем  матери  попалось  гневное  и  оскорбительное

письмо неизвестного, обвиняющего отца в гибели людей. По его

вине...  Речь шла о катастрофе на одной из новых шахт.  Отец

спешил рапортовать о досрочном введении ее в строй, хотя от-

лично знал о множестве крупнейших недоделок.  Листки  выпали

из  рук  Александра.  Но он снова поднял их и не выпускал до

тех пор,  пока не впитал в себя все, до последней строчки, а

потом невольно  задумался о своей судьбе,  о своей жизни.  К

этому времени в нем уже взошли  семена,  посеянные  Холосто-

вым-старшим. Он любил себя, свои успехи, свои планы. Он нау-

чился оценивать окружающих его людей с одной  точки  зрения:

чем они помогут выдвинуться ему,  такому способному молодому

инженеру.  И даже теперь он сожалел о смерти отца не столько

потому,  что потерял близкого человека,  сколько потому, что

теперь ему, Сашеньке, придется во многом сокращать свои рас-

ходы, нуждаться в деньгах, чего не было при жизни отца.

   Отец совершил какое-то преступление. Но ведь его не суди-

ли?  Значит, неизвестный клеветал на него. Тогда почему отец

не уничтожил письмо? Но он не уничтожил и десятки других пи-

сем,  которые, в общем, раскрывали облик не очень-то чистого

человека. Не очень чистого? Но зато отец умел жить хорошо, с

блеском,  ни в чем не отказывая ни себе,  ни сыну. Надо жить

так, как жил отец...

   Нет, ничего  не  решил  в тот вечер Холостов-младший.  Он

собрал письма и на кухне швырнул их в печку.  Они  сразу  же

загорелись. Юноша с облегчением смотрел на пляску огня...

   Отца хоронили в теплый весенний день. Было довольно много

людей  -  знакомых и незнакомых.  Они говорили юноше сочувс-

твенные слова,  он что-то отвечал им.  А вечером того же дня

состоялся  разговор  с матерью.  Она пытливо всматривалась в

него: "Ну как, Саша, что у тебя в душе, говори".

   Он отвернулся.

   Мать бросилась к нему.  "Где я тебя потеряла,  Саша?  - с

болью вырвалось у нее. - Нет, нет, не верю, Саша! Правда?.."

   Он делал вид,  что не понял слов матери. "Все будет хоро-

шо,  - говорил он.  - Успокойся,  мама. Я могу сделать очень

много.  Я буду работать. Преподаватели сулят мне большое бу-

дущее.  Я  верю  в свои силы,  и я добьюсь своего".  Мать со

страхом посмотрела в его лицо:  "Боже мой, Саша, ты говоришь

только о себе. Ты думаешь только о себе... - И повторила го-

рестно: - Я потеряла тебя..."

   Она обняла сына. По лицу ее текли слезы. "Нет, - говорила

она,  - ты мой, Саша, мой! Ты не такой, каким кажешься. Ведь

правда, ты не такой? Ты лучше, чище, добрей..." Он не преры-

вал ее. Ему было жалко мать, ко он не находил слов утешения.

Он стоял в неудобной позе,  и ему хотелось,  чтобы эта затя-

нувшаяся сцена скорее кончилась и чтобы его оставили  в  по-

кое,  наедине с его мыслями и планами.  И мать словно поняла

это.  Поникшая,  печальная,  она вышла из комнаты,  даже  не

взглянув на него.

   Так она ушла из его жизни.

   А потом?  Потом  все это скоро забылось.  Александр депко

взял жизнь за горло.  Он научился изворачиваться не хуже от-

ца.  Обманывал. Лгал. Загребал деньги. Но он все время чувс-

твовал, что благодатной почвы для тех хищнических дел, кото-

рые роились в его голове,  нет в стране, где он родился, вы-

рос, получил образование...

   Холостов поднялся. В это время скрипнула дверь.

   - Вы? - воскликнула Таня Чигорина.

   - Представьте  себе...  Здравствуйте,  -  это  прозвучало

очень искренне.  Холостов был благодарен ей за то,  что  она

оторвала его от тяжелых воспоминаний о прошлом. И почему-то,

глядя на нее, он подумал: "Письма надо было сжечь не читая".

Мысль  эта  возникла и тут же исчезла.  Он вновь устроился в

качалке. Цепкий взгляд скользнул по стройной фигуре девушки.

   Таня была  в  простеньком ситцевом халате и туфляхшлепан-

цах,  теплая,  уютная, домашняя. Пожалуй, он мог бы полюбить

ее. А она? И опять смутное недовольство собой на секунду ох-

ватило его.

   Таня включила  радио.  Послышалась  музыка.  Приглушенные

скрипки и пиччикато на арфе. Пел бархатный мужской голос:

 

           Я люблю тебя, жизнь,

           И надеюсь, что это взаимно...

 

   Таня легко  скользила по комнате и тихо подпевала.  Песня

звучала необычно жизнерадостно здесь, в доме на острове Семи

Ветров, затерявшемся в просторах Тихого океана.

   Холостов смотрел в потолок. Свет люстры мерцал в его гла-

зах. Обычная ирония вернулась к нему.

   - Что значит любить жизнь? - спросил он. - Вы любите свою

жизнь, объясните?

   Таня пожала плечами:

   - А  зачем объяснять,  если вы не понимаете такой простой

вещи.

   - Только в глазах посредственности, Таня, - засмеялся Хо-

лостов.

   - Благодарю за комплимент. Я за такую посредственность, -

сказала Таня. - Что занесло вас на наш остров?

   - Хотя бы желание повидаться с вами. Вы разве не рады ме-

ня видеть?

   Она молча села за стол.

   - Я случайно сегодня в вашем доме, - и Холостов рассказал

ей о гибели траулера.

   - Когда же кончится разбой?  - воскликнула она.  - И  что

это было? В кого или во что вы стреляли?

   - Понятия не имею,  - Холостов развел руками.  - Но стоит

ли из-за этого волноваться?

   - Я удивляюсь вам. Вы же могли погибнуть.

   - Я не намерен жить вечно,  - усмехнулся Холостов. - Люди

забывают о быстротечности  жизни,  они  прячут  головы,  как

страусы,  делая вид, будто обладают секретом бессмертия. Ка-

кое заблуждение! Надо уметь ценить каждое мгновение.

   Он встал,  подошел к ней. Таня увидела в зеркале лицо Хо-

лостова и руки, которые он положил ей на плечи.

   - Одна моя подружка ответила бы так; если жизнь - мгнове-

ние,  зачем же философская база под свинство?  - усмехнулась

она.

   Он обошел кресло:

   - Вы мне нужны, Таня.

   - А вы мне - нет.

   - Это неважно. Главное... - он обнял ее.

   - Уберите руки,  - она сказала это с  таким  убийственным

равнодушием, что он невольно отпрянул назад, испытывая почти

физическое чувство неловкости.

   - Сядьте,  Александр  Федорович,  и  давайте закончим наш

мужской разговор.

   - Странная  вы девушка,  - сказал он,  набивая трубку.  -

Скоро два года, как мы знакомы... И чем вы околдовали меня -

не  знаю.  Другие  по сравнению с вами для меня теперь то же

самое,  что лубочные открытки по сравнению с "Девушкой, дер-

жащей солнце",  - Холостов кивнул на стену,  где висела одна

из работ художницы Сенатовой.

   Таня повернула голову.  Океан. На берегу силуэт девушки в

купальнике.  В вытянутых руках - солнце. Фигура девушки едва

намечена несколькими уверенными,  удивительно гибкими линия-

ми.

   - Человек,  достающий солнце. В картине каждый может уви-

деть свою мечту,  - сказал Холостов.  -  Впечатление  такое,

будто картина не завершена. В этом, очевидно, ее обаяние.

   Таня налила стакан чаю.

   - Видимо,  никогда  не  следует делать последний мазок на

картине,  иначе не будет простора для фантазии. Человек дол-

жен всегда оставаться пленником своей мечты.

   - Она у вас есть?

   Вошел Мика Савельев и сказал,  что пришел катер с острова

Туманов. Холостов быстро направился к выходу.

   - О своей мечте я расскажу вам,  когда вы станете моей, -

сказал он,  стоя в дверях.  У него был  странно  напряженный

взгляд. Таня отвернулась. - Вы меня поняли?

   Холостов ушел. Таня продолжала сидеть на месте. Она эябко

поежилась, почему-то вспомнила разговор с Парыгиным и вздох-

нула.

   В прихожей Таня сняла с вешалки плащ и накинула на плечи.

В сочетании с домашним халатом плащ выглядел явно  необычно.

Однако ей не хотелось переодеваться. Она вышла из дома...

 

 

                        Глава шестая

 

                  В ПОРТУ, ПОТОМ НА ПЛЯЖЕ

 

   - Вернулся, значит? Прямо с поезда? Так, - сказал Василий

Иванович. - Как самочувствие?

   - Скучал по крану, - чистосердечно признался Щербаков.

   Василий Иванович пристально посмотрел на него.

   - Так,  - опять повторил он свое любимое слово.  -  Между

прочим, твое предложение пробило брешь. Пошли.

   Еще в начале навигации в порту начались острые  разговоры

об увеличении цикличности использования кранов.  Щербаков на

одном из производственных совещаний высказал мысль - обраба-

тывать два трюма одним краном. Идея была подхвачена. Горячим

ее поборником выступил Василий Иванович. Но где-то в верхних

инстанциях идея затерялась.  Щербакову объяснили, что в раз-

гар навигации изменения в технологии погрузочных работ  при-

ведут к простоям оборудования.  Возражение было резонное. Но

Щербаков не отказался от своей идеи. Скоро представился слу-

чай осуществить ее на практике.

   Шла разгрузка теплохода с зерном.  Вдруг неожиданно вышел

из  строя соседний кран.  Грузчики нехотя стали расходиться.

Щербаков предложил им оставаться на  местах.  Он  передвинул

кран,  установил его между двух бункеров, чтобы обрабатывать

оба трюма,  и высыпал по грейферу сначала в один,  а затем в

другой  бункер.  Из его затеи ничего не вышло:  зерно быстро

пересыпалось из бункера в вагон, грузчики простаивали в обо-

их вагонах,  показывая Щербакову увесистые, как кувалды, ку-

лаки.

   Вспомнив свою неудачу,  Щербаков вздохнул. Нет, два трюма

- не один трюм.  Это ясно и ребенку. Напарник Щербакова, уз-

нав о неудаче, сказал: лучше таскать по мешку, чем по два, -

не надорвешься.  Напарник подростком работал на хозяина. Для

того  времени  подобный взгляд понятен.  Но почему он сейчас

так косо смотрит на попытки  Щербакова  работать  по-новому?

Ведь не на хозяина они работают, черт возьми, а на себя!

   Самое обидное было то,  что его высмеяла и Аня. "Зачем ты

взялся за это дело, - говорила она. - Есть начальники, пусть

они и беспокоятся о погрузо-разгрузке. Тебе-то что?"

   Как могла  Аня  говорить подобное?  Она же выросла в наше

время,  когда человек с молоком матери впитывает  в  себя  и

чувство хозяина жизни, и пьянящий аромат труда. Как же можно

пройти мимо красоты жизни?

   - Что замолчал? - спросил Василий Иванович.

   - Мысли разные...

   - О ней?

   - И о ней.

   - Так. Значит, нелегко рубить?..

   Щербаков промолчал.

   Они вошли на территорию грузового порта.  Склады с серыми

крышами из гофрированного железа.  Горы мешков и ящиков. Со-

леный  запах  моря.  Крики чаек.  Щербаков вздохнул и широко

улыбнулся.  Здесь все знакомо м все дорого. Все-таки он здо-

рово сроднился с портом.

   - Примечаешь? - спросил Василий Иванович.

   Он весь  как-то загорелся,  глаза заблестели.  Голос стал

молодым и мальчишески задорным.

   - Пока ты пионерлагерь ремонтировал, все краны перестави-

ли. Простор. Теперь-то уж развернемся.

   Щербакову казалось,  что  кранов  в  порту  стало больше.

Подсчитал.  Десять.  Столько же было и раньше, но сейчас ин-

тервалы  между ними увеличились:  краны стояли не так кучно,

как несколько дней назад.

   - Ну,  желаю удачи, - сказал Василий Иванович, протягивая

руку.

   - Я волнуюсь. Однажды я уже пробовал работать на два трю-

ма.

   - Знаю.  Ты  ссыпал по грейферу в бункер,  и зерно быстро

пересыпалось в вагон.  А попробуй по три-четыре  грейфера  в

один бункер. Потом столько же в другой. Понял?

   Щербаков поднялся в кабину.  Сверкало утро. Впереди лежал

океан.  Справа тянулась узкая полоса пляжа. Олег сел в крес-

ло. Внизу зияли два раскрытых трюма с зерном.

   Щербаков не заметил,  как прошла смена. Он давно не рабо-

тал с таким увлечением.

   - Поздравляю,  -  сказал Василий Иванович.  - Окаывается,

получилось, Олег.

   - Получилось.

   С радостным чувством  хорошо  поработавшего  человека  он

направился в проходную. Его окликнула вахтерша.

   - К телефону.

   Звонила Панна.  Она чем-то была взволнована. Встречу наз-

начили на пляже.

   Олег Щербаков  вылез из воды и растянулся на песке.  Тени

облаков плыли над пляжем. Чайки. Слабо шумел прибой.

   - Старик, прополощи рот.

   Щербаков открыл глаза. Полукругом стояли знакомые парни с

Приморского  бульвара.  Ему  протянули раскупоренную бутылку

пива.

   - Не хочу,  - сказал Щербаков. "А не так просто вырваться

из этого круга", - подумал он. - Дымите, ребята, без меня.

   - Киснешь, старик. Ну, будь.

   Щербаков смотрел им вслед. Развинченные походки. Что же у

него общего с ними? Он опять во весь рост вытянулся на горя-

чем песке. Хорошо так лежать, наслаждаться солнцем, песком и

морем.

   Да, не случись этой истории,  может быть, жизнь сложилась

бы совсем по-иному...

 

   ...Сданы последние экзамены за первый курс.  Впереди лет-

ние каникулы.  Одни собрались домой. Другие бегали по городу

и устраивались на работу.  В полдень все ввалились на пляж и

буйно штурмовали море... Загорали, дурачились, ныряли до са-

мого вечера.  Щербаков лежал на песке.  В ушах отдавался шум

слабого прибоя. Вдруг над бухтой взвился отчаянный крик:

   - Спасите!

   Щербаков прыгнул в воду.  Женщина то появлялась, то исче-

зала в волнах.

   - Что случилось? - крикнул он.

   - Ноги...  судорога,  -  ответила  она и тут же с головой

погрузилась в воду.

   Он подхватил  ее и выволок на берег.  Она открыла зеленые

глаза.  Анна Рутковская - так она назвала себя...  Это  было

год назад...

   - Олег! - вдруг крикнул женский голос.

   Щербаков поднял голову,  не сразу соображая, где он. Вся-

кий раз, когда его одолевали воспоминания о первой встрече с

Рутковской,  он забывал обо всем. Из воды выходила Панна Ло-

бачева.  За ней убегала вдаль золотистая солнечная  дорожка.

Девушка молча опустилась рядом на песок.

   - Ну, говорите, - сказал он.

   - Аню арестовали...

   Ни один мускул не дрогнул на лице Щербакова.

   - Что же молчите? Вы же любите ее.

   Он молчал.

   - Как-то  нелепо  складывается жизнь,  - с тоской сказала

Панна.  - Вчера зашла в универмаг купить шляпку  из  морской

капусты. Около прилавка две девушки. Одна из них, взяв шляп-

ку, предложила другой: "Давай купим эту. Ее, возможно, я са-

ма делала".  И шляпка в ее руках мне показалась особенно на-

рядной.  А как здорово она сказала это, с какой гордостью! Я

от  души позавидовала ей.  Вечером рассказала об этой сценке

Ане. Она подняла меня на смех. А ночью ее арестовали. - Пан-

на, очевидно, пыталась разобраться в самой себе. - Почему-то

этот случай не выходит из головы.  Вы тоже  гордитесь  своей

профессией? - она приподнялась и посмотрела на Олега.

   Он кивнул головой.

   - Вот не знала. - Наступила неловкая пауза. Панна встрях-

нула головой. - Я сегодня готова растерзать весь мир. Скажи-

те  мне,  почему свои убеждения,  которые дороги нам,  мы не

отстаиваем с той твердостью, какой они достойны? Вы не заме-

чали этого?  Появляется эдакая уступочка человечкам, которые

порой высказывают самые подленькие мысли. С чего бы это?

   Щербаков не  мешал ей размышлять вслух.  Ему самому часто

приходили в голову такие же мысли.  Странно все получалось у

него: днем он бок о бок трудился со славными людьми, мнением

которых очень дорожил.  А вечером окааывался в компании лиц,

с  которыми познакомился из-за Рутковской.  "Абы выпить",  -

было любимой поговоркой одного. "Надо уметь жить", - говорил

другой.  "Тугрики  - великая вещь!" - значительно подмигивал

третий. Бездумное житье-бытье. Один откровенно рассказывал о

ловких спекуляциях иностранными вещицами: "Лафа, сбагрил чу-

вихе за две красненьких.  Хохма - помереть". Другой хвастал:

"Надо  уметь  жать на предков".  Где они работали?  Кажется,

нигде.  Как добывали деньги на пьяные вечера? Любым, но едва

ли честным способом.  Правда,  не все такие.  Вот, например,

Игорь.  Хороший парень, работяга. Заочник. Учится в политех-

ническом.  Ярый спорщик - он-то уж не изменяет своим убежде-

ниям.  Да,  но за что арестована Аня Рутковская?  Ведь не за

вечеринки с рок-н-роллом, не за пластинки с взвизгами знаме-

нитого короля твиста.  Впрочем,  кто, как не она, познакомил

его с этой компанией бульварных гуляк?  Может быть,  кто-ни-

будь наговорил на нее напраслину?  А может быть,  следует их

всех арестовать...  за эту самую уступочку?  Олегу стало хо-

лодно от этой мысли. Екнуло сердце.

   Он сказал это вслух.

   Панна вскочила.  Большие глаза из-под картонного козырька

смотрели испуганно.

   - Не надо шутить, Олег.

   - Я и не шучу. - Он взглянул на нее. Девушка кусала губы.

   - Не верю! Не верю! Так нельзя...

   Она несколько успокоилась.

   Пляж шумел. У киосков с прохладительными напитками толпи-

лись люди. Щербаков облизнул сухие губы. Панна заметила это.

Она поднялась и с готовностью бросилась к киоску.

   - Выпейте,  Олег, - она протянула ему бутылку лимонаду. -

Аня шикарила напропалую,  -  медленно  говорила  девушка.  -

Всегда во всем сверхмодном. Я, откровенно говоря, даже зави-

довала ей.  - Она вздохнула,  жалобно взглянула на Олега.  -

Где-то я споткнулась, Олег.

   В голосе ее было столько доверчивости,  что Олег  почувс-

твовал  внезапную  нежность  к девушке.  Как она оказалась в

компании Ани Рутковской?

   Он скосил глаза на Панну. Она медленными движениями подг-

ребала под себя горячий песок, и он струился между ее гибки-

ми пальцами.

   Его мысли снова вернулись к Ане Рутковской.

   Когда же  он сделал первую уступку Ане Рутковской?  Может

быть,  после того, как вынес ее из воды и она попросила про-

водить ее до раздевалки?  Нет,  не тогда. Он не мог отказать

ей.  Элементарная порядочность обязывала к этому.  Из разде-

валки она вышла в белоснежном перлоновом свитере,  вызывающе

обтягивающем бюст,  в узкой серой юбке.  Волосы  окрашены  в

красно-каштановый  цвет.  Такого  цвета в природе не бывает,

конечно,  но красивый.  Глаза зеленые.  Он,  кажется,  долго

разглядывал ее.  Она усмехнулась:  "Конфетка? Идемте, спаси-

тель".  Пора было возвращаться в общежитие, и он молча заша-

гал рядом.

   В городе уже зажигались фонари.  Между домами повисли се-

рые тени.  Был самый оживленный час. Аня кивала головой нап-

раво и налево.

   - Вас, кажется, весь город знает? - спросил он.

   - У меня много знакомых, как у всякой модной портнихи-мо-

дельерши, - просто объяснила она.

   Навстречу им шла Панна Лобачева.  Он поздоровался с  ней.

Поздоровалась и Аня.  Панна,  кажется, была удивлена, увидев

их вместе, и торопливо простилась.

   - И  с Лобачевой знакомы?  - с изумлением спросил он Рут-

ковскую.

   Она промолчала. Они подошли к ее парадному.

   - До свидания,  - сказал он. - Второй раз тонуть не реко-

мендую.

   Она засмеялась:

   - Если рядом будет такой же спаситель,  как вы,  я, пожа-

луй, рискну. Вы студент?

   Он кивнул.

   - Самый веселый народ. Зайдемте ко мне, - она смотрела на

него, красивая, молодая, полная ожидания.

   - Вы думаете,  студенты ходят  голодные?  -  спросил  он,

вглядываясь в нее.

   - Нет, не думаю, - опять засмеялась она. - Так зайдемте?

   Почему он  не отказался от приглашения?  Почему не сказал

"не могу"?  Это была его первая уступочка. А тогда ему каза-

лось, что он идет навстречу свету.

   Он поздно вышел от нее.  Была ночь. Луна бродила по небу.

Он ходил по сонным улицам,  думал об Ане,  о прошлом и буду-

щем,  о жизни...  С моря тянуло холодком.  Когда он пришел в

общежитие, уже брезжил рассвет.

   "Кажется, я счастлив", - подумал он, засыпая. Потом пошли

встречи.  Он влюбился. Около Ани кружилось множество молодых

людей.  По большей части это были праздные,  безвольные  су-

щества,  которые не задумывались над целью, над смыслом жиз-

ни.  Аня командовала ими, как хотела, но терпела возле себя.

Ей даже нравилась роль кумира.  Щербаков в их обществе чувс-

твовал себя отвратительно, поэтому, когда он приходил к Ане,

она быстро выпроваживала их из квартиры.  "Когда ты рядом со

мной,  мне никто не нужен", - смеясь, говорила она. Его суж-

дения о жизни,  людях - прямолинейные,  честные, искренние -

она считала забавными и наивными. Она говорила:

   - Ты хочешь переделать мир?  Ты веришь в огонек,  который

светится впереди?  И я верю.  Но пока мы доберемся до него -

состаримся. Надо жить, пока мы молоды и красивы.

   Так говорила Аня Рутковская.  У него же было свое  твердо

установленное мнение, свои идеи, усвоенные в школе, комсомо-

ле.  Он верил в человека,  он ни в чем не уступал ей. Спорил

отчаянно.

   Но Щербаков был влюблен. И он жаждал доверия. У него было

суровое, сиротское детство, без отца и матери. Они погибли в

годы войны. Дед, у которого он рос, никогда не интересовался

им. В детстве он жалел, что у него нет сестры: ему казалось,

что она могла бы понять его.  Когда он познакомился с  Аней,

эта обманчивая надежда воскресла вновь. Ему думалось, что он

нашел и подругу жизни, и сестру.

   Рутковская скоро уловила этот "телячий" оттенок его отно-

шений к ней. Она говорила, что самое привлекательное в нем -

нравственное превосходство над окружающей посредственностью.

Кажется, она лгала. Временами Олегу думалось, что она менее,

чем кто-либо, была способна понять, что такое нравственность

и чистота. Но проходили дни, и эта мысль исчезала, чтобы за-

тем вернуться снова и снова.

   Аня жила на широкую ногу.  Он  удивлялся,  откуда  у  нее

деньги.

   - Я же обшиваю всех городских модниц, - смеялась она. - А

потом я получаю деньги от бывшего мужа.

   Почему и когда она разошлась с ним, Олег не спрашивал. Но

ему не нравилось, что она принимает заказы на шитье.

   - Буду сокращаться, - заверяла она Щербакова.

   Чтобы поддержать ее, он бросил университет и поступил ра-

ботать в торговый порт.  Ему казалось, что жизнь наладилась.

Хлопотал  о  переводе  на заочный курс университета.  Аня не

возражала,  но и не изменила своим  привычкам.  По  субботам

устраивала вечеринки.

   Она часто получала посылки от брата,  работавшего на ост-

ровах.  Посылку привозил кто-нибудь из знакомых брата:  либо

сухой благообразный старик,  либо скуластый мужчина в  поно-

шенной морской тужурке.  Аня редко сама ходила в порт, а по-

сылала с запиской кого-нибудь из знакомых, чаще всего Горце-

ва, а в последнее время его, Олега.

   Как-то в начале января Аня познакомила Щербакова со своим

братом.  Он ни одной чертой лица не походил на Аню. Олег при

первых же звуках его голоса  почувствовал  к  нему  какую-то

неприязнь. Почему? Он не мог этого объяснить. Брат принял по

отношению к Олегу позу безупречной и иронической вежливости.

Прожил он у Ани неделю.  В эти дни она не встречалась с Оле-

гом. Ее квартира часто была на замке. Потом они с братом уе-

хали на запад.

   Олег провожал их.

   В аэропорту было шумно и многолюдно. Разбитная старушка в

ватнике торговала цветами. Цветы в январе! Олег остановился,

чтобы взять букетик для Ани.  Догоняя брата и сестру, он ус-

лышал их разговор.

   - Вернувшись,  ты опять попадешь в его объятия?  - ирони-

чески спрашивал брат.

   - Мы давно знакомы с тобой,  - отвечала Аня.  - Ты должен

достаточно хорошо знать меня.

   Кровь бросилась  Олегу  в  голову.  Этот человек такой же

брат Ани, как сам Олег! Щербаков сунул цветы в ближайшую ур-

ну и выскочил из здания аэропорта... Его мучила ревность. Он

дал себе слово, что больше никогда не пойдет к Ане.

   Она вернулась  одна.  Об  этом сообщил Олегу кто-то из ее

поклонников. Мгновенно забыв о своем решении, Щербаков в тот

же день оказался у Рутковской. Он потребовал, чтобы она сде-

лала окончательный выбор. Она попробовала увернуться, но по-

том заявила,  что вправе дружить с кем ей заблагорассудится.

Он стал допытываться, кто этот человек, которого она называ-

ет братом. Дать ответ она отказалась.

   - Значит, Аня, тебе тягостна моя любовь? - спросил он.

   - Почему же? Я очень привязалась к тебе. Зачем ты все ус-

ложняешь?

   - Неужели ради нашей любви ты не пожертвовала бы ничем?

   - Какое нелепое слово!  Зачем надо жертвовать одним  ради

другого? Домостроевские взгляды на жизнь...

   - Может быть,  - ответил Щербаков. - Но для меня либо од-

но, либо другое...

   Она вышла из себя:

   - Ну чего ты хочешь?  Играть в любовь? Я уже не девчонка.

Я принадлежу тебе, и этого достаточно.

   Он круто повернулся и выбежал из квартиры.  Ему казалось:

все кончено. Но уже через час он мучительно думал о том, как

все-таки убедить Аню?

   Он опять оказался у нее,  опять последовал спор, и он, не

соглашаясь с Аней, все же остался у нее...

   Уступочка за уступочкой...

   - Больно,  - вслух сказал он, охватывая голову обеими ру-

ками.

   - Олег, что с вами? - Панна удивленно смотрела на него.

   - Больно, - повторил он. - Ничего, Панна. Ничего.

   - Я  верю,  Аня вернется,  - Панна попыталась улыбнуться,

хотя это не очень удавалось ей.

   - Может быть. Но для меня она не вернется.

   Он пошел к морю.

   - Ничегошеньки не понимаю, - прошептала Панна.

   Однако она поняла все.  Она поняла,  что этот  "грузчик",

которого  она  так легкомысленно назвала своим женихом в не-

давнем разговоре с отцом, уходил от Ани.

   Панна долго смотрела вслед Олегу.  Нет, она не скажет ему

о своих чувствах.  Она не даст никакого повода к тому, чтобы

он догадался о ее чувствах. Нельзя. Олег мучается. И он, ко-

нечно, еще встретится с Аней.

   Щербаков отплыл далеко от берега.  Синие волны. Синее не-

бо.  Синяя дымка.  Казалось,  что она совсем рядом, еще нес-

колько  гребков - и ты ее схватишь.  Он повернулся на спину.

Волна качала его. Над ним висел купол неба. Олег был покорен

спокойным могуществом красоты.  Такое же чувство радости ис-

пытывал Щербаков, стремительно выбрасывая стрелу портального

крана вперед, к океанскому кораблю.

   - Эй, парень! Проснись!

   Мимо плыла лодка. Она держала курс на отдаленный островок

у выхода из бухты в океан. Щербаков провел там немало счаст-

ливых  дней с Аней.  Опять Аня!  Он начал сердиться на себя.

Скорее, скорее к берегу.

   - Наконец-то, - обрадовалась Панна. - Одевайтесь быстрее.

Проглотим что-нибудь в пути - и на бульвар.

   Он с удивлением посмотрел на нее. Всего полчаса назад она

была совсем другой. Где ее сомнения, ее поиски, ее размышле-

ния?

   - На бульвар?  - переспросил он. - Нет, Панна, я не могу.

- Он досуха вытирал загорелое тело полотенцем.

   - Но нам надо поговорить...

   - О чем?

   - Об Ане.

   - Зачем? - Он усмехнулся. Сегодня ему не хотелось расска-

зывать кому бы то ни было о своих отношениях с Аней, хотя он

всегда охотно советовался с Панной. Рана еще была очень све-

жа. Каждое прикосновение причиняло невыносимую боль. Но этой

девушке можно доверить все.

   Щербаков поднял чемоданчик:

   - Пойдем,  Панна.  А что касается Ани,  то, конечно, надо

выяснить причину ареста. Обязательно.

 

 

                       Глава седьмая

 

                     ДОПРОС РУТКОВСКОЙ

 

   Андрей Суровягин,  заложив руки за спину, стоял у раскры-

того окна.  Сквозь густую листву  просачивался  приглушенный

уличный шум.  Отчаянно галдели воробьи. "Не иначе на кошку",

- улыбнулся он и заглянул вниз. Недалеко от пожарной кадки с

водой на заборе притаился серый котенок.  Пушистый хвост бил

по  доске.  Желтые  глаза  холодно  мерцали.  Стая  воробьев

вспорхнула и улетела. Котенок облизнулся - досадно все-таки.

Суровягин невольно засмеялся.

   - Что  там?  - Еремин сидел,  навалившись грудью на стол.

Лист бумаги в руках. Очки сползли на нос. Глаза поверх очков

смотрели на Суровягина.

   - Котенок охотится за воробьями.

   Еремин подошел к окну.

   Котенок важно шествовал по двору, аккуратно перебирая бе-

лыми лапками.

   - Ишь ты, боится запачкать, - усмехнулся Еремин.

   Он вернулся к столу и снова углубился в работу.

   Суровягин с альбомом Рутковской вышел в приемную.  Сел за

стол, закурил, потом начал листать альбом.

   С фотографий  смотрела  улыбающаяся  Рутковская.  Десятки

улыбок. Десятки поз. Биография в фотографиях. Суровягин вни-

мательно рассматривал каждую  фотографию,  чтобы  определить

круг знакомых Рутковской и выяснить адреса снимков.  Сибирь,

Крым, Рижское взморье, Москва, Ленинград, Сочи, Дальний Вос-

ток... Обширная география путешествий.

   Альбом рассказывал и о характере Рутковской, ее страсти к

позированию  перед объективом,  о тщеславии.  Что же еще?  В

альбоме было много снимков Рутковской с  молодым  человеком.

Лицо это запоминалось: печальные глаза, даже тогда, когда он

улыбается. Этот человек сопровождал Рутковскую во всех путе-

шествиях. Кто он?

   Суровягин опять начал листать альбом.  Первая фото графия

молодого  человека.  Снимок любительский,  сделан в какой-то

лаборатории.  На следующей странице тщательно отретуширован-

ный портрет. На обороте посвящение:

   "Дорогой Ане от влюбленного мальчугана". Под подписью да-

та.  В  альбоме  Рутковской портрет появился три года назад.

Все фотографии располагались в альбоме в хронологическом по-

рядке, это облегчало работу. Суровягин вытащил все карточки,

где присутствовал молодой человек.  Сорок три снимка. Прону-

меровал их,  пересортировал: фотографии самой Рутковской - в

одну сторону, групповые - в другую.

   Из кабинета вышел Еремин.

   - Альбомы просмотрели?

   Суровягин показал на кучи фотографий на столе.

   - Выводы?

   Суровягин рассказал, где бывала Рутковская, с кем.

   - Интересно,  очень интересно.  - Еремин взял одну из фо-

тографий, поднес к глазам.

   - Это он? Я видел его где-то. Сейчас припомню... В отделе

кадров  главка.  Его  фамилия  Холостов Александр Федорович.

Главный механик и начальник экспериментальной мастерской  на

острове Туманов. Рядом с островом Семи Ветров, где находится

заповедник каланов.  "Умный, но странный человек" - так оха-

рактеризовал механика Николай Николаевич Лобачев. А Холостов

многое мог бы рассказать нам.  Как вы думаете? Займитесь им,

лейтенант. Мы о нем все должны знать. А теперь вызовите Рут-

ковскую. Посмотрим, как она поведет себя.

   Через полчаса в кабинет Еремина привели Рутковскую. Суро-

вягин сел за боковой стол у  стены  и  положил  перед  собой

стопку бумаг.

   - Садитесь, Рутковская, - полковник показал на кресло пе-

ред столом.

   - Спасибо,  товарищ Еремин, - сказала она своим бархатис-

то-напевным голосом. - Мы с вами встречались у Лобачевых. Не

помните?

   - Помню,  помню, - рассеянно ответил полковник. - Вы, ка-

жется,  меня назвали товарищем? Что ж, пусть будет так, я не

возражаю. Но это слово ко многому обязывает.

   Она метнула взгляд на полковника,  потом на Суровягина  и

опять на полковника.  "Приметлива, - подумал Суровягин, - и,

очевидно,  умеет запоминать увиденное". Он не раз встречался

с ней,  но только сейчас по-настоящему разглядел ее. Природа

ничем не обидела ее.  Но что-то не нравилось ему в этом кра-

сивом  лице.  Глаза?  Пожалуй,  да.  Глаза много повидавшей,

опытной, искушенной женщины.

   - Может быть,  вы мне объясните,  товарищ Еремин,  за что

меня арестовали?  - Рутковская привычным движением поправила

волосы.

   - Не волнуйтесь.  Давайте поговорим как старые  знакомые.

Расскажите о вашей жизни.

   - Нечто вроде вечера воспоминаний?

   - Почему бы нет? Время у нас есть.

   - Что ж... Разрешите закурить?

   Суровягин молча положил перед ней пачку сигарет и коробку

спичек.

   Она закурила.

   - Даже не знаю,  с чего начать, - как-то неуверенно заго-

ворила она. - Родом я из Сибири. Мне было четыре года, когда

началась война...

   - Бывал я в Сибири.  Чудесный край. У меня там сын.- Пол-

ковник повернулся к Суровягину. - Лейтенант, организуйте нам

чаю...

   Суровягин вернулся минут через  десять.  В  кабинете  еще

продолжался разговор о Сибири.

   Рутковская пила чай мелкими глотками.  Суровягин уже при-

вык  к  манере полковника вести допрос в такой вот непринуж-

денной, почти домашней манере.

   "Надо проникнуть в душу человека,  а уж тогда решить, как

дальше вести дело", - говорил Еремин подчиненным.

   Вот и  сейчас,  верный своим принципам,  он тщательнейшим

образом исследовал жизнь молодой женщины, умной, хитрой и...

вредной.

   Тяжелое детство.  Мать работала на вокзале.  Она запирала

дочь на замок,  а сама на целый день уходила из дому. Прихо-

дила вечером,  часто с незнакомыми людьми. Они оставались на

ночь. Девочке было семь лет, когда мать исчезла. Потом гово-

рили, что она уехала с кем-то в Среднюю Азию. Аня двое суток

сидела  взаперти.  На  третий день,  доев все,  что оставила

мать,  девочка с трудом открыла форточку и позвала  соседку,

которая на ледяном ветру развешивала белье во дворе.

   Соседка взяла ее к себе.  Это была  добрая  и  отзывчивая

женщина.  Аня выросла у нее.  Хорошие, светлые годы. Кончила

десятилетку.  Поступила работать лаборанткой в научно-иссле-

довательский институт...

   Слушая Рутковскую,  Суровягин  невольно  вспоминал   свое

детство. Он был старше ее на год и тоже хлебнул немало горя.

Шел 1942 год.  Отец уходил на фронт. Он собирался медленно и

деловито.

   - Ну, мать, пока...

   Мать сказала:

   - На войну бегом не бегают. Посидим на дорогу...

   Сидели и молчали. Потом отец резко встал.

   - Андрей, - позвал он. - На войну ухожу, сынок, - спокой-

но,  как об обычном, сказал отец. - Ты слушайся мать. Понял?

Будь мужчиной в доме, ясно?

   Андрей мотнул головой. Понял. Хотя понял тогда только од-

но - отец уходит.  Уходит надолго,  навстречу очень трудному

делу.

   Война вошла в жизнь села тяжелой мужской работой для ста-

риков,  женщин, мальчишек. Андрейка работал вместе с матерью

в поле, помогал дома по хозяйству. Было трудно. Потом школа,

училище... Нет, он нигде не свернул с прямой просеки жизни.

   Почему же свернула Рутковская? Когда и как это случилось?

Может быть, душевная травма, нанесенная в детстве, оказалась

роковой для нее?  Но ведь была женщина, удочерившая ее. Была

школа...  Так почему же она сейчас сидит в кабинете следова-

теля?

   Рутковская рассказывала.

   В институте на нее обратил внимание руководитель одной из

лабораторий. Крупный ученый. Она хотела устроить жизнь. Выш-

ла замуж. Бросила работу. Муж вечно был занят. Она с утра до

вечера носилась по магазинам, по портнихам. Потом все надое-

ло.  Начала скучать.  Вставала поздно. Бродила по квартире с

опухшими глазами,  капризная и заспанная. Муж советовал вер-

нуться на работу,  но работа уже не увлекала  ее.  Появились

подружки.  Устраивала вечеринки. Танцевали. Немного сплетни-

чали.

   У нее было много поклонников - молодые поэты,  художники,

артисты.  Они обо всем судили с апломбом, безапелляционно. С

ними было весело.  Но мужу они не.  нравились.  Он говорил о

них резко и строго.  Она соглашалась с его  суждениями  и...

продолжала  встречаться с ними.  Была молода и глупа.  Плохо

знала жизнь.  А сейчас она раскаивается в этом. Мужа она лю-

била...

   Рутковская закурила новую сигарету.

   Еремин поднялся  из-за стола и медленно прошелся по каби-

нету.

   - Как-то  странно  устроена жизнь,  - сказала Рутковская,

нагибаясь к стоявшей рядом вазе с цветами. Она понюхала цве-

ты,  откинулась на спинку кресла и вздохнула:  - Цветы,  - и

какая-то тень пробежала по лицу.

   Еремин вернулся к столу.

   - Почему вы считаете, что жизнь устроена странно?

   - Разве  не  странно,  что  один человек может арестовать

другого, лишить его всего этого, - она показала на цветы.

   - Мы представители народа и арестовали вас от имени наро-

да, - немного запальчиво сказал Суровягин. Она засмеялась:

   - Вы слишком молоды,  лейтенант, чтобы говорить и тем бо-

лее действовать от имени народа.

   Суровягин заметил,  как весело блеснули глаза полковника.

"Кусачая", - подумал Суровягин.

   - Вы говорите, жизнь странно устроена, - Еремин мял силь-

ными пальцами тоненькую папиросу.  - Что поделаешь,  в жизни

есть странности.  Мне,  например, представляется чрезвычайно

странным,  что на  нашей  планете  существуют  империалисты.

Странным кажется, что они хотят войны. Странным кажется, что

в нашей стране есть контрабандисты... Когда в ваш дом ломит-

ся вор, вы что делаете? Пытаетесь задержать его, обезвредить

с помощью соседей или как-нибудь иначе.  А наша страна - это

тоже дом, огромный дом, заселенный хорошими советскими людь-

ми. И вот нам поручено охранять этот до'м... Впрочем, мы ук-

лонились от темы нашей беседы.

   - Почему же!  - запротестовала Рутковская.  - Но вы же не

считаете меня чужой в этом доме?

   - Не хочу считать,  - Еремин вздохнул. - Мне дорог каждый

житель в нашем большом доме. Если бы это было не так, я дав-

но не сидел бы здесь... Вернемся к нашему разговору. Мы, ка-

жется, остановились на ваших встречах... Почему же вы броси-

ли мужа и очутились в нашем городе?

   Суровягин взглянул на Рутковскую.  "Красивая,  - неприяз-

ненно подумал он. - Сейчас начнет выкручиваться".

   Но она не стала выкручиваться. Увлеклась одним работником

института.  Он работал в лаборатории мужа. Она не знает, кем

он работал. Но муж очень ценил его.

   - Фамилия молодого человека? - спросил Еремин. Она назва-

ла:  Холостов Александр Федорович. Она приехала с ним в При-

морск. В главке, куда он поступил работать, ему дали кварти-

ру.  Они  были  счастливы,  как  можно быть счастливым в наш

стремительный век.  Но скоро он ее бросил  и  уехал.  Почему

бросил? У него были свои взгляды на жизнь.

   - Живи, пока живется? - усмехнулся Еремин. Она кивнула.

   "Настоящая исповедь", - подумал Суровягин и вновь подошел

к настежь открытому окну.  В переулке было солнечно. Промча-

лась легковая машина. В сквере играли дети. В тени деревьев,

прислонившись к телеграфному столбу,  стоял человек. Суровя-

гин сразу узнал его. Олег Щербаков! Что он тут делает?

   "На той стороне улицы,  напротив окна, стоит Щербаков", -

написал Суровягин и положил бумажку перед полковником.  Ере-

мин мельком взглянул на записку.  Рутковская рассказывала  о

Холостове,  о его взглядах на жизнь.  Полковник слушал с не-

возмутимым спокойствием.  Суровягин пожал плечами и вернулся

к окну. У телеграфного столба снова появилась высокая фигура

Щербакова.  Он беспомощным взглядом всматривался в двери уп-

равления.  Вот  он  бросил сигарету и быстро пошел навстречу

девушке. Панна! Она передала ему какой-то сверток. Они пошли

рядом, на углу пересекли улицу и исчезли из виду.

   Суровягин сел за свой стол. Неужели он ревнует? Полковник

на  мгновение  остановил  на  Суровягине пристальный взгляд.

"Ничего особенного. Ушел", - таким же выразительным взглядом

ответил он полковнику.

   Зазвенел телефон. Еремин поднял трубку.

   - Ничего, примите. Сейчас пришлю лейтенанта. К дежурному,

лейтенант.

   Внизу у входа на столике дежурного лежал сверток.

   - Откуда это? - спросил Суровягин дежурного.

   - Передача для Рутковской.

   - Записка есть?

   - Вот.  Полковник приказал доставить все это к нему в ка-

бинет.

   В кабинете  шла мирная беседа.  Суровягин положил сверток

на диван, а записку передал полковнику.

   - Друзья вас не забывают,  - сказал Еремин Рутковской.  -

Передачу принесли. Вам записка. Пожалуйста, возьмите.

   Суровягин с удивлением взглянул на полковника.  Подследс-

твенному же не разрешается держать связь  с  внешним  миром.

Мало ли что можно сообщить в записке?

   - Что пишут ваши друзья?

   Рутковская молча протянула записку Еремину.

   - Зачем же?  - усмехнулся полковник. - Чужие записки я не

читаю, хотя имею на это полное право.

   - Я хочу, чтобы вы прочитали, полковник.

   Записка была короткая:

   "Аня, мы все уверены,  что это недоразумение скоро  выяс-

нится. Расскажи все о наших вечеринках, спорах, танцах. Раз-

ве это преступление?  Тогда мы все одинаково виновны.  Одним

словом, не отчаивайся.

   Олег, Панна".

   Еремин вернул записку Рутковской.

   - Анна Михайловна, вы тоже думаете, что вас арестовали за

вечеринки?

   Она кивнула.

   Еремин крупными шагами ходил по кабинету.

   - Нет.  За это мы не стали бы арестовывать  вас.  За  это

всех вас следовало бы хорошенько высечь.  И только.  Я лично

так и поступил бы.  А потом на суд общественности. И настоя-

щие ребята,  а они были в вашей компании - Щербаков,  напри-

мер,  - сразу бы отказались от вас.  Я не говорю о  подонках

типа Горцева. Он уже сидел в тюрьме за перепродажу иностран-

ного барахла и еще сядет,  если не переменит образ жизни. Но

мы  отклоняемся  от  темы нашей беседы.  Я прошу вас прямо и

честно ответить на один вопрос и, даю вам слово старого ком-

муниста,  сделаю все возможное, чтобы вызволить вас из беды.

Скажите, Анна Михайловна, где вы берете шкуры каланов? Поду-

майте. Мы давно беседуем. Я хотел понять вас. И хотел, чтобы

вы сами разобрались в самой себе, в своей жизни.

   Наступило молчание.

   Полковник закурил. Он волновался, и Суровягин видел это.

   Рутковская засмеялась отрывисто.

   - Не думала,  что вас интересуют эти  шкуры,  -  небрежно

сказала она. - Надо было сразу же спросить. Шкуры я случайно

купила на базаре у прокутившегося моряка.  Хотела шубу  себе

сшить. Милиция меня задержала на базаре. Шкуры изъяли.

   - Между прочим,  - не отрывая взгляда от Рутковской, ска-

зал полковник, - в Находке в клубе иностранных моряков арес-

тован Горцев.  У него изъяты шесть шкурок калана и пачка де-

нег.  Я  вам  зачитаю его показания:  "Мех я получал от Анны

Рутковской. За каждую шкуру она платила мне десять процентов

комиссионных". Как это понять, Анна Михайловна?

   Рутковская пожала плечами.  У нее было упрямое  выражение

лица.

   - Врет,  - холодно сказала она.  - Я сама купила шкуры на

базаре. Врет. Вы сами же говорили, что Горцев...

   - Анна Михайловна,  шкуры ведь вы не купили, - прервал ее

Еремин.  -  Неделю назад вы взяли такси и поехали на морской

вокзал. Вы просидели, не выходя из машины, сорок семь минут.

Семь пассажиров, прибывших очередным рейсом, подходили к ма-

шине,  и вы никого из них не пустили, а восьмого с увесистым

чемоданом взяли и поехали с ним в город.  На базаре вы вышли

из машины,  захватив чужой чемодан... В нем оказались шкуры.

Вы что-то путаете, Анна Михайловна.

   - Почему же,  - возразила она. - Я и купила шкуры у этого

пассажира.

   Еремин усмехнулся.

   - Фамилию вы его знаете?

   - Нет.

   - Тогда я вам подскажу. Лаврушин.

   - Я не спрашивала его фамилии.

   - Еще один вопрос, Рутковская. У вас при обыске нашли де-

сять пустых чемоданов.  И все они похожи на последний, один-

надцатый, изъятый вместе со шкурами.

   - У нас в универмаге продают один сорт чемоданов...

   - И экспертиза установила, что в чемоданах хранились шку-

ры каланов.

   - Не знаю.

   - Последний раз спрашиваю: кто поставляет вам шкуры?

   - Я купила на базаре...

   - Ясно, - устало сказал полковник. - Все ясно...

   Суровягин положил перед Рутковской протокол допроса:

   - Прочтите и распишитесь.

   Она, не читая, заскрипела пером.

   - Надо расписаться под каждым листом, - сухо сказал Суро-

вягин.

   - Обязательно? - усмехнулась она.

   - Такой порядок.

   - Вы были куда вежливее на наших вечерах. Я так и не нау-

чила вас танцевать твист,  лейтенант. Если бы знала... - Она

многозначительно взглянула на лейтенанта.

   Суровягин собрал листы допроса и вернулся к своему столу.

   Полковник стоял, заложив руки за спину.

   - Я могу взять передачу, товарищ полковник?

   Еремин медленно повернулся.

   - Очень  сожалею,  что не получилось у нас с вами товари-

щеского разговора, - сухо сказал он. - Я обещал вам помощь в

беде. Беру свои слова обратно.  Сейчас я не могу уже вам по-

мочь,  не имею права. Я слушал вас, волновался, переживал...

Верил каждому вашему слову и перестал верить,  как только вы

сказали,  что шкуры  купили  на  базаре...  Передачу  можете

взять. На этом сегодня закончим.

   Суровягин складывал в общую папку протокол допроса и хму-

рил брови. Беседа с Рутковской ничего не дала.

   - Крепкий орешек, - сказал он.

   - Возможно,  - согласился Еремин. - Но мы уверенно распу-

тываем дело.

   - Товарищ полковник, разрешите задать вопрос.

   - Пожалуйста.

   - Вы же знали биографические данные Рутковской.  Зачем же

было выслушивать ее автобиографию?

   Еремин ответил не сразу. Закурил папиросу.

   - Видите ли, лейтенант, в каждом человеке есть что-то хо-

рошее, - задумчиво сказал он. - И наша задача - помочь чело-

веку найти в себе это хорошее,  если даже он преступник.  Я,

кажетсл,  как-то  говорил  вам,  что  каждый человек - живая

ткань в организме государства...

   - А если эта ткань заражена и не поддается лечению?

   - Нужен точный диагноз.

   - Вот Щербаков.  Помните, я докладывал вам,, что он полу-

чил мех калана на шапку и воротник у Рутковской?

   - Помню.

   - Тогда... Может быть, он - соучастник?

   - Возможно. В порту у меня старый знакомый по Сучану, на-

чальник участка.  Как-то мы разговбрились с ним.  Он  удиви-

тельно хорошо говорит о Щербакове:  у него и золотые руки, и

умная голова, и отзывчивое сердце...

   - Поговорить бы с ним надо, - заметил Суровягин.

   - Придется.

   - Так вызвать его?

   - Вызывать пока не надо.  Подождем. Мне хочется, чтобы он

сам явился к нам.

   - Думаете, явится?

   - Если  верить  характеристике Василия Ивановича,  должен

явиться. Щербаков, кажется, увлекался Рутковской. А любовь -

серьезная вещь, лейтенант...

   Еремин стал убирать бумаги со стола. Требовательно зазво-

нил телефон. Еремин поднял трубку.

   - Я слушаю. Здравствуйте, товарищ генерал. Завтра? Решили

на рыбалку с Лобачевым отправиться...  Да, да, сейчас зайду.

- Полковник положил трубку и потер седую голову.  - Получены

интересные сведения с острова Семи Ветров. Меня вызывает на-

чальник управления,  а вас, - он поднял глаза на Суровягина,

- а вас попрошу приготовить телеграмму в Находку. Пусть Гор-

цева переправляют к нам.  Он нам нужен.  Не забудьте послать

запрос о Холостове. Полковник вышел.

 

 

                       Глава восьмая

 

                      ВСТРЕЧА С ЧАКОМ

 

   Парыгин погрузился в воду. Сердце билось тревожно.

   Что это за неизвестное существо,  таранившее рыбачье суд-

но?

   Парыгин чувствовал,  что  его относит приливным течением.

"Пора на берег",  - подумал он,  но не пошевельнул  ластами.

Какая-то апатия овладела им.  Мысли опять вернулись к таинс-

твенному обитателю океанских глубин.  Какая огромная сила! А

ведь неизвестное существо не больше взрослого дельфина.  Мо-

жет ли дельфин протаранить толстую обшивку корабля?  Парыгин

задавал  себе десятки вопросов и пытался последовательно от-

ветить на них.  Но он был так взволнован происшедшим, что не

мог сразу осмыслить все увиденное.

   Итак, судно потоплено.  Нет, этого не сделает такой срав-

нительно  небольшой по размерам морской хищник.  Может быть,

какой-то механизм,  управляемый человеком? Но зачем человеку

губить мирное рыболовное судно?

   Парыгин терялся в догадках.

   А потом - черное дуло винтовки. Свист пули. Смерть прошла

совсем рядом.  Откуда взялся здесь,  на острове Семи Ветров,

его  давнишний  попутчик?  Откуда у него винтовка?  Впрочем,

возможно,  он охотник. Есть любители пострелять чаек - Пары-

гин никогда не одобрял их действий. Неужели человек в берете

не мог отличить маску костюма подводного плавания от  головы

зверя?  Хотя ему,  вероятно, было не до размышлений. Человек

увидел опасность и постарался устранить ее.  Только  и  все-

го...

   Мимо плыл небольшой спрут - беловатый,  прозрачный, напо-

минавший своей формой удлиненную дождевую каплю.  Он внезап-

но, круто повернулся, покружился вокруг Парыгина и всеми щу-

пальцами присосался к груди пловца,  словно отыскал надежную

"квартиру".  "А,  старый знакомый",  -  усмехнулся  Парыгин.

Близко  поставленные глаза спрута холодно мерцали.  Говорят,

что из всех морских беспозвоночных спруты имеют самую разви-

тую  нервную систему.  Утверждают даже,  что они умеют "мыс-

лить".  Парыгин не был ихтиологом, и моллюски мало интересо-

вали его.

   Парыгин поплыл. Спрут замер. В его глазах мелькнул испуг.

Кажется,  "квартира" ему не понравилась. Он свирепо взглянул

на Парыгина, облил его чернильной жидкостью и исчез. "Счаст-

ливого  пути",  - Парыгин шевельнул ластом и поднялся на по-

верхность.

   Моросил мелкий  дождь.  Серое небо было похоже на грязный

низкий потолок.  Парыгин оглянулся - течение отнесло его не-

далеко. Он опять ушел в глубину.

   Подводный мир жил своей жизнью.  Шмыгали в "модных" поло-

сатых  "костюмах"  окуньки.  Стремительно  носилась  треска.

Проплыла стайка сайры.  Были здесь и усатые водяные  жуки  в

строгом черном одеянии. Бурые водоросли покачивались на вол-

нах.  На дне виднелись белые камни.  На них серые,  голубые,

фиолетовые шарики - морские ежи с острыми иголками и тонень-

кими щупальцами между ними.

   Парыгин решительно повернул обратно к затопленному судну.

Оно лежало на боку.  Палуба целая.  Вокруг  траулера,  мешая

друг другу, суетились рыбы. На Парыгина они не обращали вни-

мания.  "Вот черти",  - беззлобно подумал он. Вдруг рыбы ис-

чезли, и Парыгин вздрогнул: из глубины всплыло "оно", прота-

ранившее судно.  "Оно" двигалось бесшумно. Ни одна часть ве-

ретенообразного тела не шевелилась.  Парыгин прижался к кор-

пусу судна. "Оно" подплыло к траулеру, заглянуло в щель.

   На висках Парыгина выступил пот.  Нервы напряглись. "Оно"

поравнялось с  ним,  замерло,  словно  прислушиваясь  к  че-

му-то...

   Странное дело!  Парыгин помимо воли ничего не упускал  из

того,  что происходило. Множество рыб опять появилось у суд-

на.  Он замечал их цвет и движения, видел жучков, которые то

опускались,  то  поднимались вверх,  видел все новые и новые

стайки рыб, которые подплывали к траулеру.

   Сейчас "оно" находилось в пяти метрах от Парыгина. В пра-

вой руке Парыгин держал подводный пистолет.  Год назад одним

выстрелом из этого пистолета он убил акулу. Но сейчас он по-

чему-то не решался стрелять.  "Оно" не двигалось и  казалось

безжизненным. "Если чуть придвинется ко мне - выстрелю", - с

нетерпением подумал Парыгин, еще плотнее прижимаясь к корпу-

су судна. "Оно" бесшумно, очень медленно проплыло мимо.

   Парыгин глубоко вздохнул.  Опасность  миновала.  Миновала

ли?

   "Оно" появилось с  кормы  и,  поравнявшись  с  Парыгиным,

опять замерло.  Он видел черное гладкое тело. "Оно" подплыло

к Парыгину и,  кажется, чего-то ждало. Вдруг Парыгин услышал

три отчетливых удара. Что это значит? Подготовка к нападению

или предупреждение? Может быть, ему ответить тоже тремя уда-

рами?  "Оно"  постояло  в нерешительности и придвинулось еще

ближе. Парыгин выстрелил. Не попал. "Оно" удалилось.

   Сердце у Парыгина учащенно билось. Он огляделся. Вернется

или не вернется?  "Преступник всегда возвращается  на  место

преступления",  - любил повторять Андрей Суровягин.  Страшно

хотелось курить.  Рядом к корпусу судна присосался осьминог.

Он пустил в ход все свои дружные щупальца,  стараясь поймать

морскую мелочь.  За ксрмой третий раз появилась черная вере-

тенообразная фигура.

   Мировой океан хранит много тайн.  Может быть,  эта черная

фигура  -  одна  из таких неразгаданных загадок моря?  Спрут

стремительно сорвался с места и поплыл  к  неизвестному  су-

ществу.  Очевидно, решил попытать счастья на новом месте. Он

даже не успел присосаться к черному телу,  как  конвульсивно

дернулся,  опустил щупальца и стремительно упал на дно. Рыбы

оказались более благоразумными. При приближении черной фигу-

ры они, как очумелые, шарахались в сторону. А странное неиз-

вестное существо не обращало на них никакого внимания, слов-

но не замечая их.

   Кого или что "оно" ищет?  Может быть,  его,  Парыгина? Он

опять вытащил пистолет. Нервы напряглись. "Оно" не останови-

лось возле пловца,  а поплыло дальше.  Парыгин  двинулся  за

ним. "Оно", кажется, почуяло человека. Остановилось. Замер и

Парыгин. Как "оно" движется? Никаких волн!

   Парыгин не раз видел стада дельфинов, следующих за кораб-

лем. Они ныряют и всплывают,  мечутся между носом  и  кормой

корабля  со  скоростью  двадцать километров в час.  Даже при

вдвое большей скорости корабля дельфины с той  же  легкостью

нагоняют его. И никаких волн и водоворотов. Говорят, у дель-

финов под кожей имеются особо чувствительные нервы, играющие

роль  манометров  и сигнализирующие об образовании малейшего

водоворота.  Своевременным движением кожи дельфины нейтрали-

зуют волну - струи воды скользят вдоль туловища и соединяют-

ся у хвоста.

   Веретенообразное тело медленно плавало вокруг затопленно-

го судна.  Какая прекрасная гидродинамическая форма!  И, как

дельфин,  не оставляет за собой никакого следа.  Но "оно" не

было неподвижным. Черная кожа все время пульсировала и слег-

ка содрогалась.  Значит,  зубастый кит или акула?  Временами

Парыгину казалось, что перед ним не живое существо, а робот,

машина, творение рук человека. Но в этом он не был уверен.

   Поплавав еще немного,  Парыгин вернулся на остров. Он ре-

шил немедленно доложить обо всем Чигорину.

   Парыгин шел вдоль берега.

   - Вы? - раздался голос рядом.

   Парыгин круто повернулся.  Перед ним стояла Таня Чигорина

и улыбалась.  На него вдруг напало замешательство. Он не мог

даже предположить, что встретит ее на этом далеком острове.

   - Ну,  здравствуйте,  -  Таня протянула ему руку.  - Я не

знала,  что свидание вы перенесли на наш остров.  Это  очень

приятно.

   - Вы тут живете?

   - Главная воспитательница зверюшек.  Видите, сколько их у

меня,  - Таня показала на океан,  где среди валунов кувырка-

лись каланы. - Никогда не думала, что вы подводный пловец.

   - Почему?

   - Облик у вас городской. Нет, не то. - Она поморщила лоб.

- Ну,  знаете, есть береговые люди... Опять не то. Лицо ваше

не морское...

   Парыгин смотрел на нее и не знал, что ответить.

   - Что поделаешь,  - он поклонился с добродушной насмешли-

востью, - я произвожу неблагоприятное впечатление на женщин.

   - А я на мужчин.

   - Ну и заноза вы, не думал...

   Они пошли  рядом.  Слабый  ветер разогнал остатки тумана.

Выглянуло солнце.  Волосы Тани наполнились светом.  Из  воды

вылез кошлак* и поковылял к Тане. Он так радостно пищал, что

Парыгин невольно засмеялся. Эти дни он достаточно насмотрел-

ся на каланов.  Передвигались они очень неуклюже: тело воло-

чилось по земле,  ноги подгибались.  Но когда надо было спе-

шить, они умели передвигаться довольно быстро, как это делал

сейчас кошлак.  Туловище выгибалось дугой. Задние ноги приб-

лижались к передним. Слегка переваливаясь, бежит, даже дела-

ет неуклюжие скачки. Таня бросилась навстречу зверюшке.

   - Ну, здравствуй, Type.

   Зверь прижал уши,  ткнулся светло-палевой головой к ногам

девушки и замер,  выражая этим предельный восторг. Таня гла-

дила его, ласково приговаривая нежные слова:

   - Type, милый мой Type...

   Развернув сверток, она стала кормить Турса свежей рыбой.

   - Ну,  а теперь в воду,  в воду.  - Таня повернула лицо к

Парыгину.  - Матка пропала,  когда Type был еще медведкой. Я

его выходила. Мы теперь большие друзья. Правда, Type? - Таня

гладила зверя по голове. - Смотрите, какие у него глаза...

   - Знаете,  кто таскал каланов? Черная акула, - сказал Па-

рыгин.

   Таня резко поднялась:

   - Черная акула?

   - А может, дельфин.

   - Вы видели?

   Парыгин кивнул.

   - Расскажите же...

   Они двинулись дальше. Type пискнул и жалобно посмотрел на

Таню орехово-бурыми глазками.

   - В воду, Type, - приказала Таня.

   Отойдя метров сорок, Парыгин оглянулся. Каланенок ковылял

следом,  но расстояние между ними все увеличивалось. Парыгин

помахал рукой.

   - Рассказывайте, - повторила просьбу Таня.

   Тропинка давно кончилась.  Они поднялись на скалу.  Скала

круто  падала в море.  Напротив - безымянный остров.  Звонко

кричали кайры...

 

     * Кошлак - годовалый калан.

 

   - ...Вот и все, - закончил свой рассказ Парыгин. Он наме-

ренно умолчал о том, что был свидетелем потопления траулера.

Может быть,  здесь преступление еще большее, чем истребление

каланов. Он расскажет о нем только Чигорину.

   - Черная акула или дельфин...  Я  ожидала  чего-нибудь  в

этом роде,  - задумчиво проговорила Таня.  - А нельзя взгля-

нуть на это странное существо?

   - Я сфотографировал его.

   - Никто не верил, даже папа, что каланов похищают.

   - Как в детективных романах, - Парыгин закурил сигарету.

   - Не знаю, что теперь делать. Ведь вход в бухту перегоро-

жен металлической сеткой. Ваша акула каким-то образом прохо-

дит через нее.

   - Едва  ли сетка может быть надежным средством защиты,  -

сказал Парыгин.

   - Думаю,  надежная,  - качнула головой Таня.  - Вы видели

охоту на белух?

   - Их ловят неводом. Окружают и ловят.

   - Казалось бы,  что стоит белухам протаранить сеть?  А не

таранят. Ткнутся носом - и назад. Это, наверное, в характере

морских животных.

   - Но я все-таки попробую подстрелить хищника.

   - У вас есть запасной костюм? - неожиданно спросила Таня.

   Парыгин внимательно посмотрел на нее:

   - Плавать умеете?

   - Если умею, возьмете с собой?

   - Подумаю.

   - Сейчас докажу, - очень спокойно сказала Ганя. Она быст-

ро сняла платье и осталась в синем купальнике.

   - Что вы делаете?

   - На острове пора открывать купальный сезон. - Она безмя-

тежно посмотрела на него огромными глазами,  которые, словно

куски синего океана, светились на ее лице.

   Таня стояла  на  краю обрыва.  Помахала рукой,  загорелое

гибкое тело ласточкой ринулось вниз.  Море  раскололось.  На

солнце  сверкнули осколки.  Бронзовая фигура стрелой вошла в

воду, изогнулась, как дельфин, и вот уже девичья рука подня-

лась над бирюзовой волной, показывая на восток.

   "Отчаянная", - с восторгом подумал Парыгин. Он шел по бе-

регу и нес платье и туфли Тани.

   Девушка плыла все дальше.  За ней оставалась  белозеленая

дорожка. А в двухстах метрах от нее...

   В толще воды безмолвно и неподвижно лежало подводное  су-

щество, названное Парыгиным черной акулой - Чаком. Кварцевые

"глаза" его видели плохо,  и только по звукам он  узнавал  о

том,  что творилось вокруг.  Он и теперь не видел, что дела-

лось у берега.  Течение приносило оттуда странные и непонят-

ные звуки.  Чак никогда и никого не боялся.  Он просто ловил

незнакомые ему сигналы. Нет, это не был писк ленивых и толс-

тых каланов - его он ловил много раз. Звуки не походили и на

стук мотора и на удары весел по воде. Что же тогда? Черный и

безмолвный,  словно подводная лодка,  Чак не подавал никаких

признаков жизни. Странные звуки удалялись и скоро исчезли.

   Береговая линия  проходила в ста метрах от Чака.  Он мед-

ленно двинулся дальше.  Отовсюду Чак слышал привычное  моно-

тонное жужжание обитателей прибрежных вод.  Потом он услышал

писк каланов. Чака страшно раздражал этот звук.

   Он медленно  поплыл вдоль берега и скоро оказался в узком

проливе, соединяющем океан с бухтой Белых Каланов. Кругом ни

одного звука. Вдруг раздался чуть внятный раздражающий писк.

Чак продвинулся метров на пять -  писк  усилился.  Еще  пять

метров  - и этот писк привел его к металлической сетке.  Чак

выбросил два манипулятора.  Брызнули синие  искры.  Огромный

кусок сетки упал на дно. Проход был свободен.

   Чак медленно вошел в бухту и замер.  Над  ним  показались

два калана.  Автоматически сработали манипуляторы.  Раздался

яростный,  протестующий писк. Каланы метнулись в сторону, но

поздно.

   Чак с добычей выбрался из бухточки  и  исчез  в  сумерках

океана.

   Громадные красно-бурые валуны преградили дорогу,  и Пары-

гин  потерял Таню из виду.  Наконец каменные глыбы расступи-

лись, и он увидел ее. Таня выходила на берег.

   С ее плеч стекала вода.  Она была залита солнцем и темным

силуэтом выделялась на фоне синего неба.

   Парыгин остановился.  Таким неправдоподобным казалось это

видение! Он почувствовал необыкновенную радость в душе.

   - Максим, - позвала Таня.

   Он пошел навстречу.

   - Вы  же  не в Черном море.  Разве можно так долго быть в

воде?

   - А мне совсем не холодно, - засмеялась она. - Убедились,

что умею плавать? Теперь мы вместе будем охотиться на черную

акулу.

   Они пошли дальше.  Ветра не было.  Пустынно - взору не за

что зацепиться, и все же океан жил и дышал.

   - А жарко у вас.  Жарко и тихо,  как под водой, - нарушил

молчание Парыгин.

   - Перед штормом, - ответила Таня.

   Они опять замолчали.

   - Хорошо так идти вдвоем, - сказал Парыгин. - Я готов ша-

гать с вами хоть на край света.

   Таня улыбнулась.

   - Почему  же вы там не пришли на свидание?  - она кивнула

на юг, очевидно, имея в виду Приморск.

   Парыгин рассказал, как попал на остров Семи Ветров.

   - Вы довольны?

   - Теперь, да.

   - Это что, объяснение в любви? - засмеялась она и побежа-

ла вперед.

   Вскоре они вышли к небольшой бухточке.

   - Бухта Белых Каланов,  - сообщила Таня.  - Здесь наш пи-

томник.

   - Романтическое название.

   Узкий проливчик соединял бухту с океаном. Через проливчик

был переброшен мостик.  От небольшого домика,  приютившегося

на террасе,  к воде спускалась широкая деревянная  лестница.

Чигорин сидел на последней ступеньке и кормил каланов.

   - Папа. Ты знаешь, кто похищает каланов? - крикнула Таня,

подходя к дому. - Черная акула!

   Чигорин не обернулся и,  кажется, не слышал ее слов. Таня

села рядом с отцом, положила руки на его плечи:

   - Что случилось?

   Чигорин медленно повернул голову.

   - Ну что с тобой, папа?

   Чигорин смотрел на дочь странно пустым взглядом. В глазах

стояли слезы. Парыгин отвернулся: он не любил, когда плакали

сильные люди.

   - Ты плачешь,  папа? - голос девушки дрогнул. - Что прои-

зошло?

   Каланы вылезли из воды и с радостным писком устремились к

Тане.  Им  трудно  было подниматься.  Они то и дело тыкались

мордами о ступеньки лестницы - ноги их подгибались. Карабка-

лись отчаянно, самоотверженно.

   - Пропало пять каланов,  - глухо произнес Чигорин.  - Три

белых и два золотистых.

   - Как пропали?  А сетка? - Таня посмотрела в сторону мос-

та. - Сетка же цела.

   "Что ваша сетка для черной акулы.  Паутина для слона",  -

подумал Парыгин, догадываясь о трагедии, разыгравшейся в го-

лубых глубинах бухты.

   - Когда же они исчезли?  - все допытывалась Таня. Чигорин

взглянул на часы и сказал:

   - Их  нет  уже  около трех часов.  Не могут они так долго

продержаться под водой.

   Парыгин еще  раз взглянул на металлическую сетку под мос-

том,  закрывающую выход в океан.  Она была цела,  во  всяком

случае надворная ее часть не пострадала.

   Каланы добрались до Тани и положили головы  на  ее  ноги.

Сколько кротости,  довольства,  преданности в глазах. Только

теперь Парыгин внимательно разглядел животных.  Один  белый,

как первый снег,  и очень крупный. Второй - каштановый. Нет,

темно-коричневый или, скорее, золотистый, почти рыжий. "Черт

возьми!  - изумился Парыгин. - Какого же он цвета?" Едва ка-

лан менял позу,  как менялся и цвет  шкуры,  принимая  самые

разнообразные и неожиданные оттенки.

   - Первый раз в жизни вижу такой мех, - признался Парыгин.

   - Гибриды, - ответила Таня. - Сколько труда пришлось вло-

жить, чтобы вывести новые виды каланов.

   - А сколько они могут находиться под водой?

   - Обыкновенные каланы семь-восемь минут, - ответила Таня,

- а эти дольше... Два часа.

   - Ну вот, видите. Почему бы им не пробыть под водой и все

пять часов? - успокоил Парыгин.

   Таня с надеждой посмотрела на него.

   - Знаете что?..

   Он сразу понял невысказанную просьбу девушки.

   - Я сейчас принесу.

   - Захватите и второй костюм.

   Парыгин кивнул уже на ходу.

   Они неторопливо пошли вместе с Чигориным.

   - О какой черной акуле говорила Таня?  - спросил директор

заповедника, хмуро глядя себе под ноги.

   Максим давно  ждал этого вопроса.  Он стал рассказывать о

своих подводных приключениях,  стараясь не упустить ни одной

заслуживающей внимания подробности.

   - Вам удалось ее сфотографировать? - Чигорин остановился,

пасмурное лицо его оживилось.

   - Да.

   - Надо сегодня же проявить пленки. Дальше, дальше!..

   Максим рассказал о потоплении траулера.

   - Так это в вас стрелял Холостов?  - изумился Чигорин.  -

Черт знает что! Это похоже на преступление!..

   - Какой Холостов? - не понял Максим.

   - Ваш "человек в берете" и есть Холостов. Главный механик

с острова Туманов. - Чигорин задумался. - Впрочем...

   Максим догадался, о чем думает Чигорин.

   - Нет,  он стрелял совершенно неумышленно, - уверенно за-

говорил он. - На его месте так поступил бы каждый...

   - Но  как объяснить это нападение на судно?  - вслух раз-

мышлял Чигорин.  - Положим, ваша акула питается каланами. Но

судно...  Тут кроется какая-то тайна. Гм, "восьмая тайна мо-

ря", - протянул он. - Что же мы можем предпринять, чтобы из-

ловить эту акулу? Что?

   - Ее надо изучить, - ответил Максим. - Только знание аку-

лы поможет нам найти способ избавиться от нее.

   - Вы хотите сейчас отправиться в море вместе с Таней. А с

вами ничего не случится? - В голосе Чигорина прозвучало бес-

покойство.

   - Нет, - твердо ответил Парыгин.

   - Если акула так легко потопила  траулер,  ей  ничего  не

стоит разделаться с человеком, - настаивал Чигорин.

   - Нет,  - повторил Максим.  - Насколько я понимаю,  акула

имеет какие-то загадочные особенности. Она совершенно равно-

душна к человеку. Она его попросту не замечает.

   - Гм, - недоверчиво покачал головой директор заповедника.

- Хорошо. Я вам доверяю. Но будьте осторожны. Я дождусь вас.

   Они застали Таню на том же месте, где оставили. Каланов у

ее ног уже не было. Они барахтались в воде.

   Золотистый калан  верхом сидел на белом и гордо посматри-

вал на Таню. Вдруг белый калан нырнул, увлекая за собой "се-

дока".  Забурлила вода. Первым вынырнул белый калан, фыркнул

и начал описывать круги,  потом ушел под воду. На том месте,

где он погрузился,  всплыл золотистый горб, исчез и появился

вновь.  Теперь на поверхности воды снова барахтались два те-

ла.  Белый  калан  лежал на спине и крепко держал в объятьях

золотистого.  Последний старался вырваться, но тщетно. Вдруг

он  отлетел в сторону.  Белый калан повернулся к "трибуне" и

поднял передние лапы.

   - Весело! - усмехнулся Парыгин.

   Таня посмотрела на него.

   - Давайте костюм, - решительно сказала она.

   - Может быть, - сказал Чигорин, - тебе не следует сегодня

опускаться в бухту?

   - Почему? - спросила Таня.

   - Опасно. То же скажет тебе и Максим.

   Девушка встала со ступенек.

   - Опасно? А годы жизни? Годы упорного труда? Мы мучились,

искали,  радовались,  опять отчаивались и опять искали, пока

не вывели новые виды каланов.  Крупные,  с красивым мехом. И

за каких-нибудь три часа - все пропало.  Все эти годы я была

счастлива, потому что творила. А теперь...

   Она вдруг сникла,  опустила голову.  Куда только девалась

ее буйная жизнерадостность?

   - Ладно,  давайте одеваться, - решительно сказал Парыгин.

-  Мы не отступим,  пока не покончим с этим странным сущест-

вом.  Мы доберемся до него, Таня. Это будет самая интересная

охота в моей жизни.  Думаю,  костюм подойдет... Вот снаряже-

ние.  Пожалуй, кое-что придется снять.. Нож может пригодить-

ся, а все остальное оставим.

   - Вы мне лучше фотоаппарат оставьте, - запротестовала Та-

ня.

   - Нет, - твердо сказал Парыгин. - Без ножа вы не пойдете.

   Он помог  Тане  одеться,  объяснил,  как и когда включать

электрический обогреватель.

   - Последнее,  - предупредил Парыгин. - Вы будете плыть за

мной.  Только за мной. А теперь нажмите на эту пуговицу, по-

том поверните ее вправо и чуть прижмите. И в воду.

   Легкий скафандр закрылся.  Таня осторожно вошла в воду  и

ушла  вглубь.  Вынырнула  минуты через две и подняла большой

палец: все, мол, хорошо.

   Парыгин нырнул.

   Вода в бухте была голубовато-прозрачная и далеко просмат-

ривалась.  Он  плыл и радовался.  Ему казалось,  что все эти

бухты,  заливы и моря всегда будут для него новыми и что  он

никогда не устанет путешествовать по ним.  И в каждой бухте,

в каждом море будут свои красоты,  свои тайны,  которые надо

открывать, своя особая жизнь, которую надо узнать. Вглядыва-

ясь в голубоватые воды бухты Белых Каланов,  Парыгин  думал:

"Какая  же тайна скрывается здесь?  Может быть,  неизвестное

существо решило избрать эту бухту своим жилищем?"

   Глубина бухты  достигала тридцати - тридцати пяти метров.

Но встречались места, где Парыгину не удавалось добраться до

дна.  В  середине  бухты было много рифов.  Лишь немногие из

них, круто поднимаясь, выходили на поверхность.

   Парыгину казалось,  что  он  видит горный пейзаж с высоты

полета самолета. Здесь было все так же, как на земле. Остро-

верхие пики,  распадки,  ущелья.  И синева такая же,  как на

земле,  когда .горы далеки от тебя.  Только вот жизни  здесь

было  больше.  Скалы облеплены морской живносчью.  Сверкает,

блестит, переливается колония морских звезд... А вон пирами-

да из живых крабов.  Нарядные стайки окуньков - с ними Пары-

гин встречался во всех своих подводных странствиях.

   Таня плыла следом. Она быстро привыкла к глубине - движе-

ния стали плавными и уверенными. Парыгин подозвал ее к себе,

и  они  поплыли рядом.  Максим видел,  с какой жадностью она

рассматривает подводный мир, и радовался за нее.

   Парыгин часто думал, что именно жизнь у воды закалила его

организм. Ровно пятнадцать лет назад отец с матерью привезли

его  к берегам Амурского лимана.  У него была впалая грудь и

больные легкие. Мальчик научился нырять и плавать, как рыба.

К семнадцати годам он был совершенно здоров.

   Парыгин всей грудью вдыхал воздух,  острый и свежий, вли-

вающий новые силы в мускулы.

   Они поплыли к двойной металлической сетке  из  двухмилли-

метровой  проволоки.  На глубине семи-восьми метров сетки не

было.  Ее словно срезали автогеном. Образовался широкий, по-

хожий  на стрельчатую арку,  проход.  Отрезанную часть сетки

Парыгин и Таня нашли на дне пролива.  Вдвоем они вытянули ее

на берег, присели на каменную террасу и открыли шлемы.

   - Видели? - Максим встряхнул конец сетки. - Как будто ав-

тогенщик побывал в бухточке.

   Таня сосредоточенно разглядывала  проволоку.  Удивительно

ровные срезы.

   - Что же это такое?  С кем мы имеем дело? Гигантская рыба

в  лучшем  случае  могла  бы  лишь  разорвать  проволоку.  А

здесь...

   Захваченные одной и той же мыслью, они смотрели в голубую

воду бухты. Что она таит в себе?

   Над островом висели тяжелые тучи. Солнца уже не было вид-

но. Порывами дул ветер.

   - Капризная погода, - сказал Парыгнн, зажигая сигарету.

   - Где вы храните сигареты?

   Он вытащил  из  бокового  кармана  плоский  пластмассовый

портсигар на резиновых прокладках. Открыл. Пять сигарет. Де-

сять красноголовых спичек.

   - Удобно, - отметила девушка. - Мы встретимся с похитите-

лем каланов?

   - Возможно. Но на сегодня, наверное, хватит.

   - Нет! - Таня тряхнула головой. - Поплыли.

   - Ну, тогда пошли, - Парыгин первым полез в воду.

   Через пролив они вышли в океан.  Плыли долго. Таня порав-

нялась с Парыгиным, положила руку ему на плечо. Он повернул-

ся. Она просительно посмотрела на него, требуя остановиться.

Впереди из океанских глубин поднимался тумбообразный  валун.

Его облепили морские звезды.

   Крупный калан  охотился  на  рыбу.  Неподалеку  находился

трехмесячный каланенок. Один-одинешенек. Он был слишком мал,

чтобы существовать одному,  без матери.  Всем своим видом он

словно говорил:  "Я потерялся...  не знаю, где моя мать" - и

все ближе подплывал к  калануохотнику.  Тот  проворчал:  "Не

подходи ближе". И все-таки малыш подплыл к старому ворчуну и

лизнул его. Калан обнюхал мягкий комочек и, кажется, остался

доволен.

   Вдруг впереди появилась и тут же исчезла черная тень. Ка-

лан-охотник на глазах изумленных Парыгина и Тани исчез.  Ка-

ланенок стал кружиться на месте, жалобно пища, как это дела-

ют все оставшиеся без матери дети.

   Парыгин кинулся за черной акулой. Она мелькнула уже дале-

ко  впереди.  Скорость ее была настолько велика,  что Максим

сразу понял всю бесплодность своей попытки догнать ее.  Раз-

досадованный неудачей, он вернулся к Тане. Они медленно поп-

лыли к берегу. За ними последовал маленький каланенок.

 

 

                       Глава девятая

 

                    ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ПАННЫ

 

   Щербаков отодвинулся в глубину ложи и откинулся на спинку

кресла. Так было удобнее. Его никто не видел, и он никого не

видел, кроме Панны и дирижера у рампы.

   Музыка "Ивана Сусанина" - то теплая, как летний вечер, то

широкая,  как беспредельная даль волжских степей, как весен-

нее половодье рек.  Казалось, что шумят вековые дубовые леса

и звенят прозрачные ручейки меж папоротников. Музыка, полная

силы и . радости, жила, дышала, в ней ощущалось биение серд-

ца.  Она  захватывала Олега,  рождая в душе светлую радость.

Такое же чувство душевного подъема и радости Щербаков  испы-

тывал в порту,  в кабине портального крана. Там он полностью

отдавался ритму,  гармонии,  мелодии труда. Там он утверждал

красоту и мощь бытия.

   Разве можно отчаиваться,  когда есть на свете такая музы-

ка?

   Панна вся ушла в музыку.  Щербаков всегда чувствовал себя

с ней легко и непринужденно. Панна была единственным челове-

ком в их компании,  с которым он делился своими сокровенными

мыслями. Она не высмеивала его, как это часто делали другле.

Ей даже нравились, как она любила выражаться, такие лиричес-

кие отступления.  Просто удивительно,  как она сохранила всю

свою цельность и непосредственность в пестрой  и  разношерс-

тной компании Рутковской.

   А он, Щербаков? Сохранил ли душевную ясность и чистоту?

   Щербаков слушал музыку и слушал себя. Нет, не все еще по-

теряно,  если музыка поет в душе,  окрыляет счастьем.  Он не

завяз  в  грязи  и пошлости.  Его так и не увлекла погоня за

заграничными тряпками.  И, может быть, только сегодня он по-

нял,  что  ему в чем-то помогла Панна.  В зале зажегся свет.

Антракт.

   - Выйдем? - спросил Щербаков.

   Панна покачала головой.

   Когда Щербаков вернулся в ложу, возле Панны находился Су-

ровягин. Они оживленно беседовали.

   - Я не помешал?  - Щербаков протянул Панне плитку шокола-

да.

   Суровягин сухо поздоровался.

   - Угощайтесь, мальчики, - сказала она, отламывая шоколад,

и весело посмотрела на них.

   - Давно я вас не встречал,  - вежливо сказал Щербаков,  -

Помните вечеринку у Панны? Вы тогда так жаждали знакомства с

Рутковской. Она вам понравилась?

   Суровягин стоял прямо, чуть откинув голову назнд. На воп-

рос Олега он только пожал плечами.

   Раздался третий звонок. Гул в зрительном зале стих. Музы-

канты настраивали инструменты.

   - Значит, договорились встретиться у выхода, - сказал Су-

ровягин Панне и, не взглянув на Щербакова, вышел.

   - Какая муха его укусила? - спросил Щербаков.

   - Давайте оперу слушать.

   - Он что, ревнует? - не унимался Щербаков.

   - Спросите его, - засмеялась она.

   - И так видно.

   - Вот возьму и выйду замуж за него.  Кому вы будете тогда

исповедоваться?

   - Парень он ничего,  - заметил Щербаков. - Только, кажет-

ся,  суховат немного.  Скучных людей терпеть не могу.  Может

быть, я ошибаюсь...

   Опера кончилась в одиннадцать вечера. Суровягин ждал Пан-

ну у выхода.  Она подхватила обоих под руки,  и они вышли на

шумную улицу.

   - Андрей, вы знаете, Аню Рутковскую арестовали.

   - Знаю.

   - А нас с Олегом могут арестовать?  Мы ведь тоже бывали в

ее компании, дружили даже...

   - Ничего хорошего в этом не  нахожу.  -  Суровягин  пожал

плечами.

   Щербаков улыбнулся. Сейчас она подбросит жару. Панна уме-

ла  это делать,  когда хотела.  Но она почему-то промолчала.

Суровягин,  видимо, был не в духе. Щербаков догадался, поче-

му: Андрей считал его здесь лишним. Ну и пусть!

   Вдруг Панна воскликнула:

   - Знаете,  друзья, у меня сегодня день рождения. Двадцать

лет!

   - Двадцать  салютов  из  двадцати бутылок шампанского?  -

рассмеялся Щербаков.

   - Поздравляю, - сказал Суровягин.

   Щербаков куда-то метнулся и скоро вернулся с букетом цве-

тов.

   - Где вы их раздобыли, Олег? Какая прелесть!

   - Это неважно, Панна. Важно, что в жизни есть цветы...

   Панна шла между Щербаковым и Суровягиным.

   "И тогда мы шагали по бокам Панны, точно конвоиры", - по-

думал Щербаков.

   Было какое-то странное настроение. Ему казалось, что ули-

ца вместе с ними поднимается  ввысь  и  летит  сквозь  ночь,

сквозь годы, сквозь множество воспоминаний. Утреннее посеще-

ние тюрьмы.  Записка Ане, вложенная в передачу. Театр. "Иван

Сусанин".  День  рождения Панны.  Все это удивительные куски

жизни. А в порту...

   Щербаков заговорил о своей работе:

   - Вчера мы закончили ремонт крана.  Вот была радость. Ва-

силий Иванович говорит...

   Суровягин хмурился.

   - Почему вы думаете,  что нам интересно слушать о Василии

Ивановиче? - он с нажимом произнес "нам". Щербаков изумился:

   - Вы так думаете? Если...

   Панна перебила Суровягина:

   - Ребята, я запрещаю вам ссориться!

   Она стояла между ними и переводила глаза с одного на дру-

гого.

   - Да мы не ссоримся, - усмехнулся Щербаков.

   - Панна,  отойдите в сторону, - решительно сказал Суровя-

гин. - Нам надо поговорить со Щербаковым.

   - И не подумаю!

   - Зря.

   - Это моя забота.

   Щербаков сел на скамейку и закурил.

   - Я вас слушаю, Суровягин.

   - Вы сейчас же оставите Панну. И никогда больше не будете

встречаться с ней.

   - Это почему же?

   - Вы компрометируете ее.

   Щербаков медленно встал. Он был мертвенно-бледен.

   - Андрей, как вам не стыдно? Помиритесь сейчас же, - Пан-

на топнула ногой. - Ну?

   - Либо он, либо я, - потребовал Суровягин.

   - Андрей, вы действительно невыносимы!

   - Выбирайте...

   - Это уж слишком. Олег, пошли! - Она круто повернулась.

   Щербаков постоял  минуту-другую,  посмотрел вслед удаляю-

щейся фигуре Суровягина, потом шагнул за Панной.

 

   Еремин вошел в кабинет Лобачева.

   - Здравствуй, Николай Николаевич. Где же именинница?

   Лобачев не ответил.  Он сидел за столом и увлеченно расс-

матривал в лупу какую-то фотографию.  Еремин  знал  характер

друга и не обиделся на его молчание.

   - Здравствуй, Николай Николаевич, - повторил он, усажива-

ясь в кресло.

   - Это ты,  Алексей? - встрепенулся Лобачев. - Садись, го-

лубчик. Садись. Панна где-то задержалась.

   Лобачев мельком взглянул на Еремина и опять  занялся  фо-

тографией.

   Еремин расставил шахматы и осмотрелся.  Кабинет был забит

книгами и чучелами морских животных. По обе стороны письмен-

ного стола возвышались два громадных аквариума. И чего толь-

ко не было в них!  Рыбы,  морские звезды,  медузы, креветки,

трепанги, акулы-карлики, крабы...

   "Мой карманный  Тихий океан",  - с гордостью говорил про-

фессор,  знакомя друзей с обитателями аквариумов. Самое уди-

вительное заключалось в том,  что морская фауна и флора жили

в условиях,  близких к естественным. Аквариумы как бы предс-

тавляли кусочки океана,  чудом перенесенные в комнату. Можно

было часами сидеть возле них, созерцая трепетное биение жиз-

ни.

   - Червей, между прочим, я принес, - нарушил молчание Ере-

мин. - Завтра пораньше выйдем.

   Лобачев рассеянно взглянул на него.

   - Н-да... Все-таки это невероятно. Не верю!

   - О чем ты?

   Лобачев накрыл ладонью кучу фотографий на письменном сто-

ле:

   - Чигорин прислал.

   Такие же фотографии Еремин видел у начальника управления.

Снимки были сделаны под водой. На всех фотографиях - изобра-

жение  темного  веретенообразного тела с тупой,  обрубленной

головой. Еремин перебрал снимки. Они ничего не говорили ему.

   - Разве мало акул в океане,  - осторожно заметил он, зная

характер друга.

   - Он еще сомневается, - Лобачев поднялся, высокий, строй-

ный.  - Да что с тобой говорить,  профан ты эдакий! Человек,

который сделал эти снимки, может быть, открыл новый вид аку-

лы, если это акула, конечно. Понимаешь теперь?

   - Интересно,  что и говорить! Одной акулой в океане будет

больше. Вы, ихтиологи, поднимете шум, напишете статьи в жур-

налах, но...

   - А известно ли тебе,  что именно это животное - они  там

на острове называют его Чаком, то есть черной акулой, - бес-

пощадно истребляет каланов в  заповеднике?..  Таня  Чигорина

права, тысячу раз права.

   Еремин более внимательно рассмотрел фотографии.

   - Откуда видно, что именно этот... Чак похищает каланов?

   - Вот,  - Лобачев протянул фотографию,  которую держал  в

руке.

   Снимок был расплывчатый.  Чак держал калана за задние ла-

пы; голова зверька находилась почти под брюхом хищника.

   - Куда Чак тащит свою жертву?

   - Вот именно,  куда тащит? - заложив руки за спину, Лоба-

чев ходил по кабинету.  - В океане насчитывается около двух-

сот  тридцати видов акул.  К разряду опасных относятся двад-

цать девять видов.  Выходит, Чак - тридцатый. Впрочем, расс-

казы о кровожадности акул очень преувеличены. Человеку, нап-

ример,  куда опаснее переходить улицу или,  скажем, играть в

футбол, чем встретиться с акулой.

   - Не акулы, а овечки, - засмеялся Еремин.

   - Не овечки,  конечно. Большинство акул либо чересчур ма-

лы,  либо вялы,  либо слабосильны, чтобы нападать на крупных

особей и тем более на человека.  А иные обитают так глубоко,

что каланы, сивучи, котики никогда с ними не встречаются.

   Еремин устроился поудобнее. Он любил слушать Лобачева.

   - Парыгин пишет,  что длина черной акулы пять  метров.  А

китовая  акула  достигает в длину двенадцати метров и совер-

шенно безвредна,  хотя один мой знакомый капитан сомневается

в  этом.  А  сомневаться он стал после того,  как год назад,

вспоров живот одной рыбины, обнаружил тридцать семь пуговиц,

пять  кожаных  ремней и семь женских туфелек.  Меня это нис-

колько не удивляет. Подобно усатым китам, китовая акула пла-

вает  с широко раскрытой пастью,  фильтруя планктон и прочую

съедобную и несъедобную морскую мелочь.  - Лобачев взял  фо-

тографию и начал уже в который раз рассматривать ее. - Обра-

ти внимание, Алексей. У Чака даже пасть не раскрыта. Впечат-

ление такое,  будто лапы калана приросли к черной квадратной

болванке головы. Совершенно необъяснимо.

   "Вот именно, - думал Еремин, внимательно слушая рассужде-

ния профессора. - Если каланов истребляет акула, то каким же

образом шкуры попадают на черный рынок?  Не является ли вер-

сия о Чаке удобной ширмой для браконьеров?  Акула, очевидно,

существует, но нам от этого не легче".

   - Николай Николаевич, шкуры, которые мы тебе дали на экс-

пертизу, действительно с острова Семи Ветров?

   - Ты сомневаешься в моих познаниях?

   - Я не сомневаюсь. Спрашиваю не ради любопытства.

   - Понимаю. Еще раз подтверждаю, шкуры каланов - с острова

Семи Ветров,  - сказал Лобачев, возвращаясь на свое место. -

Извини. Этот случай выбил меня из равновесия... Панна еще не

пришла?  Черт знает что!  - Лобачев стал шарить в ворохе бу-

маг.  - На той неделе сыновья приезжают.  Вот телеграммы.  С

семьями. Они возьмут Панну в руки.

   - От души поздравляю, Николай Николаевич. У меня ведь то-

же  радость - еще один внук на свет появился.  Лобачев вышел

из-за стола и поманил Еремина.  В столовой ярко горел  свет.

На столе - бутылка шампанского,  графин водки, закуски. Ере-

мин вопросительно посмотрел на хозяина:

   - Выпьем, Алексей. За внуков.

   Старинные часы на стене мерно отбили десять. Вернувшись в

кабинет, они молча сели за шахматный столик.

   - Чак... Акула... Загадка, - нарушил молчание Лобачев.

   - Акула ли? - отозвался Еремин.

   - Н-да...  В природе существует  определенная  закономер-

ность.  Она обязательна как для животного,  так и для расти-

тельного мира. Морской хищник убивает свою жертву, чтобы тут

же ее съесть. Краб ежегодно откладывает сотни тысяч икринок,

чтобы сохранить свой род. Он, конечно, не знает, что восемь-

десят  - девяносто процентов его мальков будут съедены рыба-

ми.  А рыбы - другими обитателями моря. Так достигается рав-

новесие в природе.  Н-да...  Чак не пожирает свою добычу,  а

уносит куда-то - это подтверждают фотографии.  Что-то проти-

воречит естественным склонностям хищника.

   - Может быть,  добычу тащит маленьким акулятам? - не сов-

сем уверенно спросил Еремин.

   - Алексей, ты иногда говоришь такие вещи... - покачал го-

ловой профессор.  - Да будет тебе известно: акулы, как и все

рыбы, откладывают икру и в дальнейшем нисколько не заботятся

о своем потомстве. Другое дело - морские животные...

   - Какой же вывод?

   - Рано вывод делать. Подождем до новых сообщений.

   - Ждать! Сколько же можно ждать? - вздохнул Еремин, маши-

нально перебирая фотографии.

   Лобачев закурил свой "гвоздик".

   - Попробуем применить антиакулин,  - задумчиво сказал Ло-

бачев.

   Еремин вопросительно посмотрел на профессора.

   - Да,  да,  есть такое средство, Алексей. Знаешь, как оно

родилось? В годы второй мировой войны участились полеты аме-

риканцев над Тихим океаном.  Говорят,  боязнь перед японцами

была ничто по сравнению с опасением летчиков очутиться в во-

де в обществе акул,  - Лобачев слегка усмехнулся. - Это опа-

сение оказалось настолько деморализующим, что военно-морские

силы США занялись тщательным изучением акульего вопроса. Как

защитить летчика, оказавшегося в волнах океана, от коварного

морского людоеда?

   - Неужели  американские летчики так часто плюхались в Ти-

хий океан? - иронически заметил Еремин.

   - Вам, военным, это лучше знать. Так вот, постепенно уда-

лось решить проблему. Акулы, как правило, избегают спрутов и

прочих  моллюсков,  выделяющих  чернильную жидкость.  Далее:

акулы явно не переносят близкого соседства с дохлыми сороди-

чами, особенно если те уже разлагаются. Выяснили, что у аку-

лы вызывает отвращение уксусный аммоний. Итак, два компонен-

та - аммоний и уксусная кислота. Испытали их врозь и устано-

вили - акула не выносит уксусной кислоты. Другие опыты пока-

зали,  что  примерно так же действует на нее медный купорос.

Проверили на акулах соединение уксусной  кислоты  и  медного

купороса,  иначе говоря, уксуснокислую медь. Так была решена

задача.

   - И боевой дух восстановлен, - засмеялся Еремин.

   - Именно. Летчикам перед полетом вручали черную лепешку в

марлевой оболочке.  Она легко растворялась в воде и состояла

из одной части уксуснокислой меди и четырех частей  нигрози-

на, сильного черного красителя, создающего "дымовую завесу",

которой может позавидовать любой спрут.  Это средство, полу-

чившее название "антиакулин", применяется и сейчас.

   - Значит,  антиакулин, - задумчиво сказал Еремин. - А как

же все-таки шкуры, Николай Николаевич?

   Лобачев развел руками:

   - Подождем.  Между прочим, есть проект организации нового

заповедника, на Курилах.

   - А заповедник на острове Семи Ветров?

   - Ликвидировать. Животных переселить на новое место. Пос-

леднее слово за мной и Чигориным,  но он еще не знает о про-

екте.  Чтобы сказать это последнее слово, надо тщательнейшим

образом  изучить  физические  и биологические факторы нового

района. На это требуется время, и немалое. - Лобачев подошел

к окну, раздвинул шторы. - Где же она пропадает, моя Панна?

   Еремин еще и еще раз пересматривал фотографии,  точно так

же, как это делал днем начальник управления. Он знал историю

потопления "Палтуса" и был убежден,  что остров Семи  Ветров

имеет дело не с акулой, но все надо было проверить. Вспомнив

перехваченную на имя Рутковской телеграмму, Еремин нахмурил-

ся: "Рыбалку, пожалуй, придется отменить".

   - Вот и мы, - сказала Панна, входя в столовую.

   - Вижу, что вы, - проворчал Лобачев.

   - Папа,  Алексей Васильевич, познакомьтесь. Это Олег Щер-

баков. Мы в театре были.

   "Оригинал лучше фотографии,  -  Еремин,  окинув  взглядом

Щербакова,  усмехнулся.  -  И чего только не бывает в жизни!

Сегодня мне придется сидеть за столом с человеком,  на кото-

рого падают серьезные подозрения".

   Он прислушался к разговору.

   - Я  вас  помню,  молодой человек,  - говорил Лобачев.  -

Весьма способны были к наукам... Да-с, позвольте, где же ваш

волкодав?

   - В питомник отдал.

   - Похвально. Кличку собаке изменили?

   - Нет.

   - Жаль, жаль. Сей молодой человек, - обращаясь к Еремину,

продолжал Лобачев,  - на лекции в университет приходил с со-

бакой. Такая свирепая морда. И кличка такая странная: Тунея-

дец.  Идем однажды после лекции по улице, а молодой человек:

"Тунеядец, ко мне!" Представьте себе, люди оборачивались. Из

любопытства, конечно.

   Еремин увидел  под  густыми  бровями горящие глаза и чуть

заметную улыбку,  но веки тут же опустились.  Щербаков  явно

смущался, не знал, как вести себя, куда спрятать большие ра-

бочие руки.

   Панна настежь открыла окна.  Ночная прохлада вошла в сто-

ловую.

   - Прошу к столу, Алексей Васильевич. Вы мои крестный, вам

и быть тамадой.

   - Что ж,  тамадой так тамадой,  - Еремин налил три стопки

водки. - А что именинница будет пить? Шампанское? Лимонад?

   - Именинница хочет водки.

   - Дочка!

   - Все в порядке, папа. Все в порядке. Сегодня мой день.

   Еремин молча налил четвертую стопку.  Панна  была  чем-то

взвинчена.

   - Итак,  по старому русскому обычаю  выпьем  за  здоровье

именинницы. Будь счастлива, Панна, - сказал Лобачев.

   Кажется, ей не хватало только этих простых слов. Она пос-

ветлела лицом. Все выпили. Лобачев вышел в соседнюю комнату.

Он мог вот так, внезапно, покинуть собеседников, чтобы сесть

за рояль.

   Еремин с интересом смотрел на Щербакова: "О чем размышля-

ет  сейчас этот молодой человек?  Что он из себя представля-

ет?"

   Щербаков встретился  с  изучающим взглядом Еремина и вне-

запно вспыхнул.  "Может быть, и он тоже считает, что я комп-

рометирую  Панну?  -  вспомнил  он слова Суровягина.  - Ну и

пусть!" Он с вызовом взглянул на Еремина:

   - Изучаете современную молодежь?

   Вопрос прозвучал грубовато. Панна предостерегающе подняла

руку.

   - Может быть, - добродушно отозвался Еремин.

   - И хотите послушать из первых уст ее кредо?

   - Есть и такое? С удовольствием...

   И Щербаков  заговорил.  Нет,  он вовсе не разделял пошлой

философии пижонов с Приморского бульвара.  Но откуда  появи-

лась эта плесень?  Кто виноват в том, что она появилась? Что

породило ее?  Не кажется ли уважаемому полковнику,  что  вся

эта мерзость всплыла из-за каких-то недоработок старшего по-

коления?

   Еремин слушал. Он никогда не думал, что можно так неисто-

во стучаться в открытую дверь.  Но входи же, входи, и взгля-

ни:  будущее перед тобой.  Оно твое и мое. Да, мы многого не

успели...  Люди,  любившие родную страну самой  высокой  лю-

бовью,  люди, которые, как говорил поэт, "полуживую вынянчи-

ли" родную землю, - эти люди еще много дел на земле не успе-

ли переделать, да и себя до конца не переделали...

   Так будь же лучше нас! В твоих руках и наука, и наш с Ни-

колаем Николаевичем локоть, и зовы иных планет...

   Будь же лучше! Ведь тебе жить в завтрашнем мире. Переложи

часть поклажи на свои молодые плечи.  Так легче нам шагать в

завтрашний день. Да, старый мир коварен, жесток и цепок. Мне

горько  слушать  твой  рассказ & современных остапбендерах и

хуторянах - героях особняков,  бессовестных, лицемерных стя-

жателях или людях,  испорченных властью. Да, есть еще стяжа-

тели,  есть хулиганы,  есть рутковские и горцевы.  Хоть мало

их,  но они есть.  Нет такой дохлой собаки, нет такой грязи,

нет такой подлости, которую бы не бросил нам под ноги старый

мир. Уберем все с нашей дороги, выметем всю нечисть из пыль-

ных и темных углов, чтобы она не отравляла атмосферу светло-

го дня...

   Так будь же лучше нас! Будь!..

   Яркий свет  люстры  падал на нераскупоренную бутылку шам-

панского.  Сквозь открытые окна доносился приглушенный плеск

моря.  Лобачев взял аккорд на рояле.  Панна водила вилкой по

белой скатерти. Вдруг Еремин вскипел:

   - Я слушал вас и мысленно спорил с вами.  Молодежи свойс-

твенно критическое отношение к окружающему.  Это от  избытка

энергии,  от желания скорее сделать мир лучше,  чем он есть.

Вы же тут разглагольствовали о  каком-то  пессимизме.  Какая

чепуха!" Да вы посмотрите кругом. Какие крылья у нашей стра-

ны!  Какие крылья!  Это подонки всех рангов не видят их. Это

они кричат: "Мы - потерянное поколение" - и шкодничают, топ-

чут в грязь самое дорогое и святое в жизни - любовь, дружбу,

великое право трудиться во имя будущего.

   Щербаков сидел,  опустив голову, и катал хлебный шарик по

столу. Панна тряхнула головой.

   - Мы с Олегом не такие  уж  плохие,  Алексей  Васильевич!

Честное слово...

   Еремин остановился, улыбнулся.

   - Ладно,  - сказал он, махнув рукой. - Хватит. Я верю те-

бе,  Панна. А Олег... Я вовсе не считаю его плохим. Просто у

парня еще не все стало на свое место.  Смотрю на вас и зави-

дую.  Двадцать лет. Юность. Все впереди. В эту пору человеку

дается великая свобода - сделать самого себя.

   - Это я должна сама себя сделать?

   - Да,  Панна. И этой свободой надо уметь пользоваться. Ты

должна научиться шагать в ногу с временем,  иначе будет пло-

хо.  Иначе  придешь в один из тупиков жизни - к злобному ме-

щанству,  застойной обывательщине или к преступлению. Никуда

от  этого  не денешься,  если не выберешь правильной дороги,

если у тебя не будет своего космоса.

   Щербаков, который до сих пор молча слушал Еремина, встре-

пенулся. Откровенно говоря, он был рад, получив жестокую от-

поведь от этого старого на вид, но столь молодого, искренне-

го, свежего в чувствах человека. С какой силой убеждения го-

ворил он!  За его плечами была долгая и,  вероятно,  трудная

жизнь.  Во имя чего он боролся и борется?  Это было ясно.  А

он,  Олег,  разошелся, как мальчишка, и сколько напорол глу-

постей... С чужих слов... Как чудесно сказал Алексей Василь-

евич - "свой космос"!

   Еремин чувствовал,  что между ними устанавливается то до-

верие, которое располагает к откровенности. Во всяком случае

в отношении Панны он был совершенно в этом уверен, но Щерба-

ков?..

   - Где же ваш космос, Олег? - спросила Панна.

   - Кабина портального крана. Оттуда далеко видно, - засме-

ялся Щербаков.

   - И даже Рутковская? - осторожно спросил Еремин.

   Щербаков помрачнел и опустил голову.  Панна встала  из-за

стола и подошла к отцу.

   - Наш вальс, - приказала она и обернулась к Еремину. - На

моих  именинах  мы всегда танцевали с вами,  Алексей Василь-

евич.

   Что-то заставило  Еремина  подняться из-за стола и обнять

девушку за талию.

   - Благодарю,  Панна. Ты стала отменно танцевать. - Еремин

вернулся на свое место.

   Щербаков сидел, подперев подбородок руками.

   - Выше голову,  молодой "человек. У вас хороший космос. А

про Рутковскую вам все же следует подумать. - Еремин занялся

шампанским,  снял фольгу с горлышка и  поставил  бутылку  на

стол.

   - За что же все-таки Аню могли арестовать?  Она была, мне

кажется, лучше других в компании, - Панна посмотрела на Щер-

бакова, как бы ища поддержки.

   "Как она  любит этого ладно скроенного парня",  - подумал

Еремин.

   - Вы  лучше,  Панна.  Самая светлая в компании,  - просто

сказал Щербаков.  - В тяжелые минуты жизни я  всегда  шел  к

вам. - Он вытащил сигарету и закурил.

   Панна покраснела.

   - Вот вы спросили,  Алексей Васильевич, - волнуясь, заго-

ворил Щербаков,  - вижу ли я из кабины крана Рутковскую?  Не

вижу. Если бы при ней я сказал, что мой космос - кабина пор-

тального крана,  она просто высмеяла бы меня.  После  ареста

Ани я о многом передумал. Почему-то в ее присутствии я стес-

нялся говорить о том, что люблю работать на кране, люблю Ва-

силия Ивановича... Почему делал уступку - не знаю. Мне хоте-

лось вырвать ее из той среды, в которой она жила.

   - А  Рутковская  вас потянула.  Она оказалась сильнее,  -

жестко сказал Еремин.

   - Нет, - очень спокойно произнес Щербаков и, наклонившись

к Еремину, прошептал: - Я ее любил...

   - Постойте,  - перебил Еремин. - Вы оба думаете, что Рут-

ковскую арестовали за то,  что она танцевала твист,  слушала

пластинки Элвиса Пресли, спаивала безусых юнцов?

   - Мы в этом уверены. - ответила Панна.

   - Да, уверены, - подтвердил Щербаков.

   Еремин с добродушной укоризной взглянул на молодых людей.

   - Выпьем шампанского, - сказал он, открывая бутылку. - На

именинах полагается пить шампанское. - И, помедлив, добавил:

-  Рутковскую  арестовали  за контрабандную торговлю шкурами

каланов.

   Щербаков и  Панна  переглянулись.  Еремин  перехватил  их

взгляды.

   - За твое здоровье, Панна, - Еремин поднял бокал.

   - Как же так? - растерянно пробормотал Щербаков. - Как же

так? Не может быть...

   - Панна,  займись-ка чаем, - сказал Еремин. - Да покрепче

завари.

   Панна вышла на кухню.

   - А теперь поговорим как мужчина с мужчиной, - повернулся

Еремин к Щербакову. - Вы, Щербаков, комсомолец...

 

   Как только Панна вошла с чайником, Еремин поднялся.

   - Алексей Васильевич, а чай?

   - Вы уж без меня,  Панна.  Я пойду к Николаю Николаевичу.

Он, кажется, уже в своем кабинете?

   Тишина, тишина космическая, хотя на земле такой тишины не

бывает.  Олег и Панна не слышали ни шелеста тополей, ни гула

морского прибоя. Они сидели друг против друга и молчали.

   - Станцуем? - прервала молчание Панна.

   - Станцуем, - механически ответил Щербаков.

   Панна подошла к радиоле.  Они долго  выбирали  пластинку.

Запел густой женский голос.  Липси. Они молча танцевали. По-

том Панна подавленно спросила;

   - Что же теперь делать, Олег?

   Он промолчал. Женский голос пел "Береги любовь". За окном

ветер гнул деревья. Где-то в отдалении шумел город. Щербаков

выключил радиолу. Панна сидела в кресле, в больших глазах ее

отражался свет люстры. Щербаков молча пожал ей руку, постоял

немного в тихо вышел.

 

 

                       Глава десятая

 

                      ДЕЛО ПРОЯСНЯЕТСЯ

 

   Был первый час ночи.

   Щербаков медленно брел по тихим улицам. Он чувствовал се-

бя одиноким и опустошенным.

   Сам того не подозревая, он стал соучастником темных махи-

наций Рутковской и ее компании.  Еремин сказал,  чтo ему из-

вестно,  какие поручения Рутковской выполнял Щербаков.  Ведь

чемоданы были со шкурами каланов.  Олег до того  растерялся,

что не мог выговорить ни слова.  Как сквозь сон,  он услышал

вопрос Еремина:

   - Расскажите...

   Щербаков выложил все. Он рассказал, что вот уже дней пят-

надцать у него лежат дома два чемодана,  завезенные Рутковс-

кой.

   - Пусть пока поваляются у тебя. Так не хочется возиться с

ними сейчас, - сказала она тогда...

   Еремин, выслушав Олега, сказал с жесткой определенностью:

   - В чемоданах шкурки каланов. Еще что?

   Щербаков передал  Еремину и последнюю записку Рутковской.

Он должен был встретить посыльного "брата",  но не встретил,

потому  что  накануне они поссорились - она отказалась с ним

ехать в Москву. Записку Еремин не вернул и сказал в заключе-

ние:

   - Я вам верю, Щербаков...

   Вдруг сзади затормозила машина. Шофер сердито крикнул:

   - Вы что, под машину хотите попасть?

   - Мне теперь все равно, - махнул рукой Щербаков и поплел-

ся в сторону.

   Машина проехала.

   Каким же идиотом он все это время был.  Его просто водили

за нос, он служил удобной ширмой для Рутковской. Только шир-

мой.  Ему вдруг вспомнился давний разговор с Рутковской. Она

настойчиво  и  по  всякому  поводу старалась подвергнуть его

разным испытаниям,  свысока. пренебрежительно говорила о его

работе.  Слушая ее,  он хохотал от души. Как ни злилась Рут-

ковская,  она замолкала,  чувствуя,  что становится смешной.

Так вот, в этот раз она спросила его:

   - Ты меня любишь?

   - Еще бы!

   - А что бы ты сделал ради меня?

   - Все, что ты захочешь!

   - Ну,  например,  украл бы собор Парижской богоматери или

разбил бы витрину универмага?

   - Странный способ доказывать любовь. Зачем весь этот раз-

говор?..

   - А если я так хочу?

   - Не надо хотеть...

   Он попытался обнять ее, но она оттолкнула его.

   - Да или нет?

   - Нет, я не выполнил бы твои неумные желания.

   Рутковская очень спокойно сказала:

   - Я так и знала. Хорошо еще, что не лжешь.

   - Да, я ненавижу ложь.

   Тогда ему непонятен  был  смысл  этого  разговора.  Может

быть,  она хотела открыться ему,  рассказать о махинациях со

шкурками?  Скорее всего для той роли,  которую  ему  выбрала

Рутковская,  он подходил таким, каким был в жизни, - с врож-

денным чувством порядочности,  преданным  товарищем,  всегда

верным своему слову.  Как раз после этого разговора он полу-

чил первое поручение - встретить посыльного "брата", а всего

он выполнил три поручения Рутковской.

   Мерзостно! Как мерзостно!  Игрушка в  руках  аферистов...

Щербаков открыл дверь коридора.  В красном уголке играла му-

зыка.  Пел мягкий мужской голос: "На пыльных тропинках дале-

ких  планет останутся наши следы..." Эти простые слова вдруг

необычайно взволновали Щербакова.  Он отчетливо представил и

далекие планеты,  и пыльные тропинки,  и людей в скафандрах.

Черноту неба, яркие звезды... Щербаков вздохнул и зашагал по

коридору.

   Навстречу двигалась дежурная по общежитию - седая  женщи-

на, страдающая одышкой.

   - Что случилось, Щербаков? Весь зеленый какой-то. Аль за-

болели?

   - Пройдет, тетя Катя...

   Щербаков почти бегом направился в свою комнату.

   Сердце колотилось,  как после  хорошего  кросса.  Щелкнул

выключатель.  Взгляд Щербакова остановился на двух чемоданах

в углу комнаты.

   "Знала, куда нести, - с ненавистью подумал он и приподнял

их. - Открыть? Надо открыть!"

   Щербаков выставил чемоданы на середину комнаты,  не реша-

ясь на последний шаг.  То,  что он собирался делать, унижало

его в собственных глазах.

   В общежитии было тихо.  На столе равнодушно тикал будиль-

ник. С фотографии на Щербакова смотрела Аня. Глаза - насмеш-

ливые, вызывающие - будто говорили:

   "А вот не откроешь. Жилка тонка".

   - Смеешься, стерва! - Щербаков яростно схватил фотографию

и  разорвал  ее на мелкие куски,  потом с такой силой поддал

чемодан ногой, что он перевернулся и ударился об угол крова-

ти. Замки чемодана сорвались, крышка отлетела.

   Шкуры, шкуры, шкуры...

   Щербаков, тяжело дыша,  сел на кровать. Что же теперь де-

лать?  Что делать?  "Тяжело будет - приходи",  - вспомнились

слова Еремина.  "Пойду", - решил Щербаков и поднялся, взгля-

нул на часы. Начало третьего. Поздно. Однако оставаться один

в комнате он уже не мог. Запихав шкуры под кровать, он поту-

шил свет, вышел и закрыл дверь.

   Улицы были пустынны.  Щербаков, прижавшись к ограде скве-

рика,  закурил и зашагал в порт. Под ногами блестел асфальт.

В аллеях монотонно шумел дождь.  Тополя,  подстриженные вес-

ной,  разрослись густой буйной зеленью.  Листья,  громадные,

сочные,  словно лакированные, встряхивались и сбрасывали тя-

желые капли,  как грузчики сбрасывают с плеча тяжелую  ношу.

Беспокойный  свет  фонарей трепетал на тополях.  Причудливые

тени падали на тротуар.  Гасли последние огни в домах,  а он

все шел, с каждым шагом удаляясь от своей комнаты, где лежа-

ли ненавистные ему чемоданы.

   Щербаков вышел  на  портовую  площадь.  Машины с зелеными

глазками. Пассажиры.

   Порты - воздушные,  речные и морские,  - как и железнодо-

рожные вокзалы, живут своей жизнью. Здесь спешат, торопятся,

ругаются,  смеются,  плачут, целуются, жуют на ходу, спят на

чемоданах...  Одни уезжают,  другие приезжают. "Я-то к дочке

еду,  а  куда  эти прут?" - вспомнил Щербаков слова старика,

кое-как выбравшегося из вокзальной толчеи,  и невольно улыб-

нулся.  Сегодня в порту была такая же толчея,  как и вчера и

позавчера...

   Щербаков почувствовал  усталость.  Ему  казалось,  что он

вернулся из дальней поездки и ждет пересадки на новый поезд.

"Что ж,  пора пересаживаться",  - подумал он и, потолкавшись

среди пассажиров, опять вышел на площадь и повернул к грузо-

вому причалу.

   В проходной тускло горела лампочка.

   - Эй, кто тут есть?

   Из боковой комнаты вышла вахтерша.

   - Где  ты  был?  С двенадцати звоню в общежитие,  не могу

дозвониться.

   - Что случилось?

   - Диспетчер приказал разыскать  тебя.  Звоните,  говорит,

пока кто-нибудь не поднимет трубку. Вот и звонила.

   - Что же все-таки случилось?

   - Вот бестолковый. Я же объясняю тебе - кран простаивает.

Звонил твой сменщик. Говорит, прихворнул, не может работать.

   - Так сразу и сказали бы. Я побежал!

   - А штаны-то, штаны узкие зачем надел? - кричала вахтерша

вдогонку.

   Но Щербаков уже был далеко.  По винтовой лестнице он под-

нялся в кабину портального крана,  включил свет под металли-

ческим абажуром и сообщил диспетчеру по селектору, что прис-

тупает к работе.

   - Хорошо, что пришел, - хрипло пробасил микрофон и объяс-

нил, что надо делать.

   - Ясно, - ответил Щербаков.

   - Счастливо...

   Щербаков откинулся на спинку сиденья.  Какое  блаженство!

Он почувствовал необычайное облегчение. Все заботы, невзгоды

остались где-то там,  за стенами этой уютной кабины с прибо-

рами, кнопками, привычными запахами.

   В черных циферблатах качались белые стрелки,  приглушенно

шумел электромотор.  Щербаков взглянул на палубу корабля.  В

свете прожекторов на груде ящиков стоял  человек  и,  задрав

голову,  махал рукой: давай, мол, начинай. "Успевай только",

- подумал Щербаков и включил стрелу.

   Забрезжил рассвет.  На небе еще носились тучи. Восток был

чист.  Алела заря.  Над бухтой курился туман.  Перед стрелой

стремительно пролетела чайка.

   Щербаков бросил взгляд на грузовой причал  справа.  Груды

ящиков с рыбными консервами. Трюм корабля зиял черной пусто-

той.  Слева - самоходная баржа, нагруженная продуктами. Кол-

басные изделия,  крупа, консервированные фрукты. Скоро баржа

отчалит и возьмет курс на острова.

   Люди, которые придут в магазины за покупками,  никогда не

узнают, что продукты грузил июльской ночью Олег Щербаков. Он

бежал от себя, от пустоты, вдруг захлестнувшей его, а пришел

вот сюда,  в спокойный мир труда. Неважно, что покупатели не

узнают о нем.  Важно,  что он знает,  что нужен людям. Мысль

сама по себе простая,  но когда в нее вдумаешься,  начинаешь

понимать ее глубокий смысл. Ради этого стоило жить.

   Было девять часов утра.  Позавтракав в столовой, Щербаков

направился на почту,  купил бумагу, конверт и, устроившись в

углу,  размашисто вывел:  "Полковнику госбезопасности А.  В.

Еремину".

 

   Два дня подряд шел дождь. Потом прояснилось.

   В среду утром,  поднимаясь к себе в кабинет, Еремин поду-

мал:  "Кажется, и наше дело проясняется наконец". Серая пап-

ка, уже успевшая значительно увеличиться в объеме, лежала на

столе.  Еремин,  прежде чем просмотреть последние  протоколы

допроса  (их вел Суровягин),  взглянул на листок настольного

календаря:  нет ли там какихлибо записей  для  памяти?  День

оказался  свободным  - никуда не надо ехать.  Можно заняться

каланщиками. Еремин открыл серую папку и начал читать прото-

кол очной ставки Горцева с Рутковской.

   Горцев показывал,  что шкуры получал от Рутковской. Назы-

вал дату,  место сделки.  Рутковская все отрицала. стояла на

своем: десять шкурок - и баста - купила у пропившегося моря-

ка. А где Горцев прибарахлился - она не знает и знать не хо-

чет.

   Еремин потянулся к телефону,  чтобы  вызвать  Горцева  на

допрос, когда вошел Суровягин. Он принес почту.

   - Сверху ответ на наш запрос из Сибирска о  Холостове,  -

сказал он, складывая письма перед полковником.

   - А ну-ка, что там о нем пишут?..

   Вот что говорилось в письме.

   "Холостов А.  Ф.,  1929 г.  рождения, инженер-электрик по

образованию, работал в лаборатории профессора Ковалева С. С.

Показал себя талантливым инженером, хотя и с несколько аван-

тюристическим складом характера.

   Лаборатория занималась моделированием кибернетических ма-

шин.  Последняя такая машина, созданная коллективом ученых и

инженеров, - "черная акула" (Чак) погибла под водой во время

испытаний.  Сборочными  работами в лаборатории руководил Хо-

лостов А. Ф.

   У профессора Ковалева С.  С., как у всякого крупного уче-

ного, были противники, которые придерживалась иных взглядов,

чем он, на дальнейшее развитие кибернетики. Они-то и возгла-

вили комиссию по расследованию причин срыва испытаний и  ги-

бели уникальной машины.  Профессору Ковалеву предъявили тяж-

кие обвинения, а затем его отстранили от руководства лабора-

торией.  Ковалев был болен, болезнь его прогрессировала. Все

эти события совпали с личными неприятностями. Профессор, по-

теряв семью в начале войны,  вторично женился на своей моло-

дой лаборантке Ане Рутковской.  Она ушла к Холостову,  и они

уехали из Сибирска.

   После операции профессору предложили вновь руководить ла-

бораторией:  новое  расследование реабилитировало его доброе

имя.  Но Ковалеву требовался длительный отдых.  Он поехал  в

родной город Приморен.  Операция,  к сожалению, не могла на-

долго отсрочить развязку: несмотря на тщательный уход, Кова-

лев умер.  Научным наследием его ныне занимается группа уче-

ных. В Приморск выехала комиссия. Вы можете установить с ней

контакт.

                                    Майор Кулыгин".

 

   Еремин отодвинул лист бумаги и задумался.

   - Итак,  кое-что мы выяснили,  - сказал он.  - Холостов -

человек с авантюристическим складом характера - раз. Талант-

лив - два.  Давно связан с Рутковской - три.  Машина исчезла

под водой - четыре.  Комиссия приехала - пять.  Она и  нужна

нам сейчас.  Андрей Петрович, выясните, кто приехал, и дого-

воритесь о встрече.

   "Раз по имени и отчеству назвал,  значит, доволен", - по-

думал Суровягин.  Он положил перед Ереминым  нераспечатанный

конверт.

   - Что за письмо? Почему не раскрыли?

   - Там написано: "Только лично в руки".

   Письмо было от Щербакова.  Еремин дважды  перечитал  его,

задумчиво улыбаясь.

   - Вот что,  Андрей Петрович,  возьмите дежурную машину  и

поезжайте  по  этому адресу.  Комната четырнадцать.  Там вас

встретит Щербаков. У него шкуры каланов.

   Суровягин на секунду застыл от удивления, но лицо его ос-

талось бесстрастным.

   "Выдержка есть", - подумал Еремин.

   - Давно письмо пришло?

   - Третьего дня. Сразу же после вашего отъезда.

   - Так.  - Еремин опять улыбнулся своим мыслям, решительно

достал из ящика стола небольшой коннертик и протянул Суровя-

гину.  - Отдайте Щербакову.  Это записка Рутковской. Настоя-

щая,  Андрей Петрович.  К посыльному, которого в день ареста

встречала Рутковская,  должен был пойти  Щербаков.  Накануне

они поссорились, записка осталась у Щербакова. Он ее мне пе-

редал. А теперь возвращаю. В субботу пусть встречает очеред-

ного  гонца  с  острова  Семи  Ветров  со шкурами.  Теплоход

"Азия", каюта пятнадцать. Между прочим, все посыльные едут в

пятнадцатой каюте.  Шкуры привезете сюда.  Кажется, все. А с

учеными я договорюсь сам.

   Зазвонил телефон.

   - Полковник Еремин слушает. Так... Копию письма, я думаю,

мы получим? Хорошо. Я сейчас выезжаю.

 

 

                     Глава одиннадцатая

 

                     ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ

                        ДЛЯ ЧЕКИСТОВ

 

   Еремин вернулся в управление в четвертом часу.

   - Вы давно приехали?  -  спросил  он  Суровягина,  устало

опускаясь в кресло.

   - В четырнадцать ноль-ноль, - с готовностью ответил Суро-

вягин.

   - Отдали записку?

   Суровягин улыбнулся:

   - Он взял ее,  как отпущение грехов.  Сказал,  что обяза-

тельно встретит.

   - Как его настроение?

   Суровягин замялся,  и  это не укрылось от полковника.  Он

выжидающе взглянул на своего молодого сотрудника.

   - У меня с ним небольшая стычка произошла... Я был груб с

ним.

   - И  вы  считаете это правильным?  - голос Еремина звучал

холодно.  Теперь он понял,  почему так нервничал Щербаков  в

тот памятный вечер.

   - Нет. Это было моей ошибкой, - твердо ответил Суровягин.

- Грубой ошибкой.

   - Видите, Андрей Петрович... Жизнь учит вас на каждом ша-

гу: надо верить людям.

   - Да, товарищ полковник. Так вот, Щербаков поэтому снача-

ла отнесся ко мне очень настороженно...

   - А вы?

   - Я? - Суровягин взглянул в лицо полковника. - Я... изви-

нился перед ним за свою... дурацкую горячность. Мы с ним по-

мирились. Я даже знаю - мы подружимся с ним.

   - Ну и правильно,  - сказал Еремин. - Очень хорошо. А те-

перь я должен ознакомить вас еще с одним документом. Я был в

штабе флота,  - он показал на конверт,  который лежал  перед

ним на столе. - Прочитайте.

   Письмо было адресовано  начальнику  мореходного  училища.

Еремин был знаком с ним еще до памятного разговора с Лобаче-

вым об акулах.

   "...Может быть,  я ошибаюсь,  но должен поделиться с Вами

своими сомнениями.  У меня создалось впечатление, что черная

акула, похожая  на  дельфина,  не живое существо,  а машина,

созданная руками человека.  Доказать это я пока не могу,  но

каждая  встреча убеждает меня в этом предположении.  Порази-

тельным было нападение на рыболовное судно.  Снимки, к сожа-

лению,  получились слишком темные, и разобраться в них труд-

но..."

   Суровягин дочитал письмо и положил обратно в конверт.

   - Выходит,  герой нашей драмы - неизвестное подводное су-

щество?

   - Выходит,  так, - согласился Еремин. - Предположения Па-

рыгина проверили.  Наши подводные лодки целую неделю с акус-

тическими приборами караулили у острова Семи Ветров.  Черная

акула исчезла. И самое странное - исчез затопленный траулер.

   - А его не могло снести течением?

   - Возможно и это, - согласился Еремин. В дверь постучали.

   - Пакет,  - сказал дежурный,  появляясь в дверях.  Еремин

разрезал  конверт  и вытащил несколько фотографий с объясни-

тельной запиской к ним.

   - Ясно, - сказал он и потер голову. - Специалисты утверж-

дают, что черная акула - не подводная лодка. Поехали, Андрей

Петрович. Вновь две версии, два предположения...

   Залив, открывшийся между двумя сопками,  надвигался,  как

огромный парус.  Шоссе, сворачивая, подходило к самому бере-

гу.  Справа на зеленых холмах раскинулись дачи, дома отдыха,

санатории. Пахло яблоками и морем.

   "Не мешало бы искупаться", - подумал Суровягин.

   Залив в  разных направлениях пересекали десятки яхт и ло-

док.  Стремительно мчались катера "Ракеты".  На пляже - мно-

жество загорелых тел.

   Куда и зачем они едут,  Суровягин не знал,  но расспраши-

вать не решался:  не любил этого полковник. Проехали десятый

километр,  пятнадцатый...  На девятнадцатом машина  свернула

вправо и пошла вверх в зеленом тоннеле берез и тополей.

   Белый коттедж с балконом и верандой стоял в саду.  Еремин

остановил, машину перед воротами и выключил мотор.

   - Приехали, Андрей Петрович.

   Через маленькую  зеленую калитку они вошли во двор.  Кот-

тедж казался необитаемым.  Окна закрыты и  задернуты  белыми

занавесками.  В глубине сада виднелась качалка, дальше между

деревьями можно было разглядеть теннисный корт.

   "Кажется, дача Академии наук", - подумал Суровягин.

   У летней кухни  хлопотала  женщина.  Заслышав  шаги,  она

обернулась.

   - Дома академик?  - Еремин назвал фамилию одного  из  из-

вестных в стране кибернетиков.

   - Они купаться пошли,  - певуче сказала женщина. - Сейчас

будут.

   За калиткой послышался заразительный смех.  Во двор вошли

двое  в  синих  спортивных  костюмах с белыми полотенцами на

плечах.  Увидев незнакомых  людей,  они  умолкли.  Полковник

представился и представил Суровягина.

   - Пойдемте,  товарищи,  - просто сказал академик.  На вид

ему  было  лет  сорок.  Волосы пшенично-желтые,  серые глаза

очень выделялись на загорелом лице.  Тело сухощавое,  муску-

листое.  Увидев академика на улице,  Суровягин принял бы его

за спортсмена или тренера футбольной команды.

   Они поднялись на второй этаж.  Спутник академика, белоку-

рый молодой человек,  раскрыл окна. В комнате было несколько

стульев,  круглый стол,  книги на тумбочке,  рядом - голубой

торшер.

   - А места у вас чудесные.  Лучше даже Черноморского побе-

режья, - оживленно заговорил академик, бросая быстрые взгля-

ды  то на Еремина,  то на Суровягина.  - Вы не находите?  Во

всяком случае,  не так шумно, - он сел за стол и забарабанил

длинными пальцами по столу. - Я слушаю вас, товарищи.

   Полковник достал было бумаги и фотографии,  посмотрел  на

них, вздохнул и снова засунул в кожаную папку с застежками.

   - Зная вас,  как одного из выдающихся  кибернетиков...  -

начал он и замолк. Фраза была слишком пышна. Академик нахму-

рился. Полковник махнул рукой и засмеялся. - Извините, това-

рищи,  не  туда заехал.  Мы нуждаемся в вашей помощи.  Может

быть,  договоримся так:  я буду задавать вопросы, а вы отве-

чать. Если приемлема такая форма...

   - Не  возражаю,  -  улыбнулся  академик.  -  Своего  рода

пресс-конференция для работников госбезопасности.

   - Возможны ли в наши дни кибернетические машины, обладаю-

щие некоторыми мыслительными функциями? Если ответите "нет",

вопросов больше не будет.

   Суровягин видел,  как волнуется полковник.  Может быть, у

него появилась новая версия о каланах?  Кажется, он страстно

хочет, чтобы академик на вопрос ответил "да", только "да".

   - А говорят,  чекисты - самый терпеливый  народ.  Знаете,

что  сказал  Нильс Бор,  когда познакомился с единой теорией

элементарных частиц Гейзенберга? "Нет никакого сомнения, что

перед нами безумная теория. Вопрос состоит в том, достаточно

ли она безумна, чтобы быть правильной". Достаточно ли "безу-

мен" конструктор машины, чтобы создать ее? При желании, оче-

видно, можно изготовить такую машину. Но все равно она будет

несовершенна. Пока нет таких материалов... Впрочем, был один

такой "безумец" - профессор Ковалев,  выдающийся кибернетик.

К сожалению, в свое время его работам не придали значения, а

последняя его машина погибла. Мы сейчас как раз изучаем нас-

ледие профессора - он был уроженцем этого города. Пока отры-

вочные записи. Но какие!.. А машину жаль... Понимаете, прин-

ципиально новое решение вопроса.  Мы интересовались заказами

Ковалева заводам... Заказы удивительные...

   - Мне думается, такая машина существует, - сказал Еремин.

Голос его прозвучал торжественно,  будто он сам создал маши-

ну.  Полковник выложил на стол фотографии черной акулы и ко-

пии писем Парыгина.

   Академик долго разглядывал фотографии,  потом протянул их

белокурому молодому человеку.

   - Ни разу не видел живой акулы.  Вы уверены,  что это ис-

кусственная акула?

   Полковник показал на письма.

   - Если это правда,  человек, создавший акулу, гениален, -

задумчиво сказал академик, отдавая письма своему молчаливому

товарищу,  и, сцепив руки над головой, стал рассуждать сам с

собой. - Почему все-таки движется бесшумно? Имеются гасители

звуков? Вероятно. Микромодульный искусственный "мозг"? Но из

каких материалов? Кристаллы?..

   Суровягин сидел у раскрытого окна. Последние лучи солнца,

пробиваясь  сквозь густую листву,  пятнами падали на садовую

дорожку.  Цветы источали сладкий запах.  Под деревьями стоял

полумрак.  Суровягину  казалось,  что оттуда сейчас вынырнет

черная акула.  Почему-то он поверил в версию полковника. Мо-

жет быть,  его убедил в этом академик. Но кто тот гениальный

человек, который создал акулу-машину? Неужели Холостов?

   Вошла женщина и поставила на стол большой противень с жа-

реными грибами. У грибов был цвет золотого топаза, и они чу-

десно пахли тайгой и дымом.

   - Грибы!  Вот чудесно! - воскликнул академик. - Я, оказы-

вается, страшно голоден.

   Еремин поднялся.

   - Куда вы,  полковник? Какая же это пресс-конференция без

ужина?  - засмеялся академик. - Прошу к столу. Это и вас ка-

сается, молодой человек. - Он повернулся к Суровягину.

   - Неудобно. Мы и так уже надоели вам.

   - Оставьте, полковник. Мы свои люди, - академик положил в

свою тарелку грибов.  - Меня чертовски  заинтересовала  ваша

черная акула, полковник.

   - А меня - кибернетика,  - улыбнулся Еремин. - Если бы не

вы, нам, откровенно говоря, пришлось бы помучиться.

   - Я не отказался бы от  встречи  с  изобретателем  черной

акулы и охотно взял бы его к себе в институт.

   - Боюсь,  что из этого ничего не выйдет,  - возразил пол-

ковник и,  отвечая на вопросительный взгляд академика, пояс-

нил:  - Полагаю,  что изобретателя вы назвали правильно: это

покойный Ковалев.

   Академик остро блеснул серыми глазами:

   - Но тогда его работа попала в чьи-то руки?

   - Да. А человек, пользующийся новейшими достижениями нау-

ки и техники для низменных целей,  - опасный преступник.  Вы

же сами говорили,  что возможности кибернетики  безграничны.

Допустить, чтобы ими пользовались авантюристы, нельзя, никак

нельзя.  Они так напрограммируют ваших роботов...  Мы должны

думать не только о сегодняшнем, но и о завтрашнем дне.

   - Напрасно вы опасаетесь за будущее,  - засмеялся  акаде-

мик.  -  В  будущем  люди станут более совершенными.  Уверяю

вас...

   Чай пили на веранде.  Тихо урчал на столе самовар. Шумели

деревья в саду.  Их кроны тонули в вечерней  мгле.  Мохнатые

ночные бабочки кружились около фонарей. Разговор продолжался

все о том же - о кибернетике, космосе, теоретической физике.

   Белобрысый молодой  человек,  который  оказался  физиком,

вдруг схватился в споре с полковником. Он говорил таким спе-

цифическим языком, сыпал такими терминами, что Суровягин при

всем своем желании не мог ничего понять. Очевидно, и полков-

нику  нелегко давался этот экскурс в дебри теоретической фи-

зики.  Он даже сделал замечание,  что следовало бы  излагать

мысли  более  понятным языком.  Молодой человек от удивления

раскрыл рот, глаза смотрели растерянно. Академик от души хо-

хотал.

   - Вы тоже не понимаете меня, Владимир Васильевич?

   - Не  смущайтесь,  Леонид Савельевич,  - успокоил коллегу

академик. - Теоретическая физика ушла так далеко вперед, что

неспециалисту иногда трудно понять вас.  Со временем эти по-

нятия, конечно, войдут в обиход так же, как вошли такие спе-

цифические термины,  как космонавт,  кибернетика,  алгоритм,

нейтрон...

   Полковник отодвинул стакан и шумно вздохнул.

   - Еще? - спросил академик.

   - Спасибо. Чай отменный.

   - Что ж,  на этом  забавном  инциденте  и  закончим  нашу

пресс-конференцию, - шутливо сказал академик и вопросительно

посмотрел на полковника. - У вас больше нет вопросов?

   - Кажется, все ясно, - сказал Еремин. - Пожалуй, я рискну

задать еще один вопрос.  Вы не возражаете,  Владимир Василь-

евич?

   - Пожалуйста, мы сегодня свободны.

   - Может быть, вы знаете, кто программировал кибернетичес-

кую машину Ковалева?

   - К сожалению, я ничем не могу вам помочь. Но можно пред-

положить, что программировал сам профессор. Это подтверждает

и Холостов, инженер, руководивший монтажными работами. В ма-

териалах комиссии имеются его объяснения. Кстати, мы предпо-

лагаем вызвать его сюда.  Он,  по нашим данным,  работает на

острове Туманов.  Видимо, несколько отошел от проблем, кото-

рыми он занимался в лаборатории профессора Ковалева.

   Еремин и Суровягин переглянулись.

   - Как  знать,  - неопределенно протянул полковник.  - Еще

один вопрос. Можно ли перепрограммировать машину?

   - Почему же нет? Надо только знать ключ или шифр.

   - Мы вам очень благодарны за помощь,  - Еремин  поднялся.

Чекисты распрощались с учеными.

   Машина выехала на шоссе. Полковник сидел за рулем. Далеко

впереди бежали снопы света от фар, выхватывая из темноты те-

леграфные столбы,  влюбленные пары,  дома и безмолвный строй

леса.  Справа  на  глади  залива россыпями тысяч звезд лежал

Млечный Путь. Скорость не ощущалась.

   Навстречу надвигался город. Полковник сбавил скорость.

   Слепящие лучи осветили огромные ворота гаража.  Сработали

тормоза, и машина остановилась. Из гаража вышел дежурный шо-

фер.

   Еремин и Суровягин молча поднялись в кабинет.

   - Что вы думаете обо всем этом?

   - Я чувствовал себя первоклассником, который впервые зна-

комился с азбукой, - сознался Суровягин. - А в целом я дово-

лен. Редко кому удается одним ходом выиграть партию,

   - До выигрыша еще далеко, - задумчиво сказал полковник. -

Да,  физики и кибернетики шагнули далеко вперед. А вот фило-

софские вопросы ядерной физики и кибернетики, или, иначе го-

воря,  то,  что нужно нам, простым смертным, разрабатываются

плохо...

   В комнате  воцарилась тишина.  Круглая луна заглядывала в

кабинет.

   - Принесите-ка альбомы Рутковской, - попросил полковник.

   Суровягин принес.

   - Я все думаю о Холостове. Как вам удалось...

   - Письмо Парыгина,  - перебил полковник.  - Я решил: если

черная акула - творение рук человека, то должен быть ее соз-

датель.  Почему Холостов? О нем я впервые услышал от Лобаче-

ва. Потом познакомился с личным делом. Помните характеристи-

ку? Она очень удивила меня. Очень талантлив, но ярый индиви-

дуалист.  Тщеславен.  Жаден к деньгам.  Может далеко пойти в

науке,  если возьмет себя в руки...  Запрос в Сибирск... Вам

придется лететь на острова, Андрей Петрович. По другим кана-

лам поступили сведения,  что Холостов собирается  удрать  за

границу. Надо спешить.

 

 

                     Глава двенадцатая

 

                         ОКЕАН ПОЕТ

 

   После разгрома,  учиненного в бухте Белых Каланов, черная

акула не появлялась в водах острова Семи Ветров. Может быть,

ее отпугнул "антиакулин",  который Таня и Мика Степанович не

раз  бросали в воду - там,  где была поставлена починенная и

залатанная проволочная сетка.  Во всяком случае, островитяне

поверили в его чудодейственную силу.

   С отъездом моряков, искавших затонувший траулер, жизнь на

острове потекла строго и размеренно.  Каждый был занят своим

делом.  По вечерам играли в шахматы, слушали музыку, вспоми-

нали Большую землю. Почему-то здесь и остров Туманов называ-

ли "Большой землей".

   В субботу после обеда Парыгин лег и крепко уснул.  Разбу-

дил его негромкий стук в дверь.

   - Кто там? - сонно откликнулся Парыгин.

   - Я.

   Он узнал голос Тани.

   - Войдите. Дверь открыта.

   Таня остановилась у порога.  Она была в узком ярко-желтом

платье. В руках держала плащ.

   - Так и жизнь можно проспать,  - сказала она, окинув ком-

нату быстрым взглядом.

   - Жизнь только начинается. Перед длинной дорогой не меша-

ет хорошенько отдохнуть.

   - Философия лентяев и лежебок.

   Он рассмеялся, во все глаза глядя на девушку.

   - Светитесь,  как солнце,  - сказал он. - За время нашего

знакомства всего второй раз вижу вас в платье.

   Она подошла к зеркалу и поправила прическу.

   - Собирайтесь,  - сказала она.  - На ужин сегодня поездка

на остров Туманов и танцы до утра.

   - Исчезновение черной акулы благотворно повлияло на  вас,

- засмеялся он и вышел в спальню.

   - Для рыбы она была слишком умна. Вы не находите?

   - Да, - ответил Парыгин, одеваясь. - Думающая... Жаль, не

удалось разгадать ее тайну.  Ради этого я охотно  встретился

бы с ней еще раз.

   - Лучше не надо. Я так рада, что кончилось это несчастье.

Теперь уж не будут переносить заповедник на новое место.

   - Разве был такой проект?

   - Да,  последнее  слово  за Лобачевым.  На днях он должен

приехать на острой.

   Таня медленно расхаживала по комнате.

   - Вот и я, - сказал Парыгин, появляясь из спальни и оста-

навливаясь перед зеркалом. Таня стала рядом - ему как раз по

плечо. Парыгин кивнул головой на зеркало: - Подходящая пара.

Вы не находите?

   - Так себе, - беспечно сказала она и потянула его к выхо-

ду.

   Вечернее солнце висело над океаном.  Ветра не было. Чайки

горланили вовсю.  У дощатого причала на малых оборотах приг-

лушенно тарахтел катер.

   - Побежим,  - сказала Таня, все еще держа Парыгина за ру-

ку.

   На катере уже давно ждали их.

   Волны веером бежали за кормой.  Мотор работал  на  полную

мощность. Почти весь коллектив острова Семи Ветров, по опре-

делению председателя месткома,  участвовал в  "данном  куль-

тмассовом мероприятии". Парыгин видел оживленные лица остро-

витян и чувствовал, что они благодарны инициатору поездки за

это "мероприятие".

   Катер поравнялся с безымянным островом.

   - Вы бывали там? - спросил Парыгин, наклоняясь к Тане.

   - Нет.

   - Вы нелюбопытны.

   - Там один голый камень. И, откровенно говоря, некогда.

   Катер петлял между валунами-островками. Все было прекрас-

но - океан,  небо,  розовый закат.  Парыгина охватило то ра-

достное настроение,  какое испытываешь ранней весной,  когда

расцветает природа.  Ему казалось,  что  он  только  сегодня

по-настоящему  понял жизнь - всегда мчаться вперед и ощущать

рядом локоть любимой девушки.

   - У вас часто бывают такие походы? - спросил Парыгин.

   - Зимой чаще. Папа считает это хорошей профилактикой.

   - Профилактикой? От чего?

   - От однообразия.

   - По-моему, хорошо придумано. Концерт и ужин в ресторане.

А ресторан как? Вам не страшно?

   - С вами - нет,  - засмеялась Таня.  - Не беспокойтесь, у

нас больше танцуют.

   Катер вошел  в  порт  острова Туманов,  когда над океаном

сгустились сумерки.  У пирсов теснились рыболовные суда, ка-

тера, лодки, рефрижераторы. Порт жил шумно, весело. Этот шум

оглушал Парыгина - на острове Семи Ветров он привык к  тиши-

не. Тарахтели лебедки. Махали стрелами портальные краны. Яр-

ко вспыхивали голубые огни сварки. Громыхало железо.

   - Теперь я понимаю, почему остров Туманов назвали Большой

землей,  - засмеялся Парыгин.  - Здесь шумно,  как в больших

городах. Даже автомашины бегают.

   - Каланы не любят шума,  - сказала Таня. - Пошли быстрее,

опоздаем.

   У ярко освещенного подъезда Дворца культуры толпился  на-

род:  предстоял концерт московских артистов. Люди все подхо-

дили - смеющиеся, радостные, праздничные.

   Зал был  переполнен.  Места  Тани  и Парыгина оказались в

разных рядах.  Она понимающе улыбнулась ему;  я не виновата.

Прозвенел  третий звонок.  Свет медленно погас.  Запоздавший

зритель занял место рядом с Таней.

   На сцену вышел конферансье. У Парыгина вдруг пропал инте-

рес к концерту. "Получим добрую порцию откровенной халтуры",

- подумал он. Но концерт оказался хорошим. Пианист виртуозно

сыграл первую рапсодию Листа,  этюд  Шопена  и  на  "бис"  -

"Осенний вальс" Чайковского. Потом выступала молоденькая пе-

вица.  Но хорошее настроение, которое было у Парыгнна на ка-

тере,  все равно не возвращалось. Он не знал - почему. Вдруг

кто-то положил ему на плечи руки. Таня.

   - Пересядьте на мое место, - прошептала она.

   Сзади зашикали.

   Парыгин пересел.  Сосед мельком взглянул на него и отвер-

нулся. Но и этого было достаточно, чтобы все всплыло в памя-

ти.  Воздушный лайнер. Иностранный журнал. Разговор. Выстрел

из винтовки... Встреча была неожиданной. Парыгин, как и тог-

да в самолете, ощутил какое-то странное беспокойство и любо-

пытство одновременно.  Холостов - он запомнил эту фамилию  -

представлялся ему то веселым оригиналом, то изъеденным ржав-

чиной скепсиса лоботрясом.  Все-таки почему Таня пересела от

него?

   В антракт Таня и Парыгин  пошли  в  буфет.  Очередь  была

большая.  Своего соседа Парыгин потерял в толпе. Его, кажет-

ся, кто-то окликнул. Но Парыгин скоро опять увидел его. Улы-

баясь и беспрерывно кивая головой знакомым, Холостов подошел

к ним с яркой блондинкой.

   - Вот и встретились, - весело сказал он.

   Таня подняла удивленные глаза на Парыгина.

   - В  самолете  познакомились,  - все так же весело сказал

Холостов и представил свою спутницу.

   Блондинка кольнула  Парыгина подведенными глазами.  Он не

отвел взгляда, а чуть усмехнулся. Она отвернулась.

   - Стоять  в  очереди  - буржуазный предрассудок.  Сейчас,

друзья, все устроим, - Холостов сказал какой-то каламбур бу-

фетчице. В очереди засмеялись и пропустили его вперед. - Вот

так надо в жизни,  мальчуган,  - и он похлопал  Парыгина  по

плечу. - Пошли!

   - Идите.  - Таня вопросительно посмотрела на Парыгина.  -

Сбежим?

   - Сбежим.

   Они вышли на улицу. Было прохладно. Таня подняла плечи.

   - Холодно?

   - Пустяки.

   Он взял ее под руку.  Мир был огромен,  и Парыгину  каза-

лось,  что он только сегодня познал его красоту.  Вспомнился

вечер у Панны Лобачевой,  когда он впервые встретился с  Та-

ней. Как он тогда потянулся к ней. Словно рыба на свет. Было

в ней что-то от океанских просторов - их спокойствия или си-

лы,  он  этого  не знал.  Она казалась ему воплощением всего

прекрасного, что окружало их сейчас.

   - Таня, - тихо позвал он.

   - Что, Максим?

   - Я хотел услышать ваш голос.

   Она засмеялась.

   - А чему вы смеетесь?

   - Мы одновременно думали об одном и том же.

   - Удивительная ночь,  - прошептал он. - Лимон разрезанный

на лунный свет походит.  Таких ночей светлей и тише нет. Се-

годня звезды сини, словно сливы. Такие звезды выдумала ты.

   - Что это?

   - Стихи. А чьи - не знаю. Не знаю даже, в том ли порядке,

как у поэта, читал строчки.

   - Неважно,  Максим, чьи. Сегодня звезды сини, словно сли-

вы... - медленно повторила она. - Хорошо...

   Ресторан встретил их музыкой. Играли электрогитары. Четы-

ре пары танцевали блюз.

   - Наши бифштексы плакали,  - засмеялся Парыгин. К ним по-

дошел администратор в белоснежной куртке и черном  галстуке.

Он выслушал Таню и повел их между рядами столов.

   Три свободных стола оказались у самой эстрады.  На каждом

белели бумажки с короткой надписью:  "Для клиентов с острова

Семи Ветров". Музыканты, улыбаясь, кивали Тане головами.

   - Вас тут все знают! - воскликнул Парыгин.

   Таня засмеялась.

   - Что вы будете есть?  Бифштекс? - Парыгин держал в руках

меню.

   - В "Крабе" едят крабов. Здесь чудесные крабовые котлеты.

   - Мне все равно. Кто еще будет за нашим столом?

   - Мы  десять мест забронировали.  Нам оставили три стола.

Выходит, два места свободны.

   Парыгин заказал шампанское.

   - Остальное за вами, - сказал он, протягивая меню Тане.

   Парыгин смотрел по сторонам.  До сих пор ему редко прихо-

дилось бывать в ресторанах.  Здесь было по-домашнему  уютно,

люди вели себя непринужденно - чувствовалось, что они пришли

сюда с ясной и определенной целью - просто поужинать и  пос-

лушать музыку.

   Оркестр заиграл польку. В центре зала появились пары.

   - Потанцуем? - спросил Парыгин.

   Таня поправила волосы и встала.

   Они вернулись  к столу.  В ресторане было светло я празд-

нично.  Парыгину казалось,  что он находится в  каюткомпании

большого  военного  корабля.  Полукруглый зал со стеклянными

стенами от пола до потолка, белоснежные скатерти, сверкающие

столовые приборы, огромная модель шхуны с белыми парусами за

эстрадой,  несколько морских пейзажей  на  стенах...  Ничего

лишнего, тяжелого...

   - А вот и они,  - сказал кто-то рядом с Парыгиным. - Сбе-

жали?

   Таня засмеялась. Островитяне занимали места за столами.

   "Краб" сдержанно гудел.

   - Таня, уберем лишние стулья?

   - Конечно.

   - Подождите убирать. Это наши места.

   Парыгин повернулся  и  увидел  Холостова и его спутницу -

яркую блондинку. "Этого еще недоставало", - с неудовольстви-

ем подумал Парыгин.

   Холостов сделал заказ.

   - За что же пьют сегодня островитяне? - спросил он.

   - У нас сегодня веселые поминки по черной акуле,  -  объ-

явила Таня. - Праздник своего рода...

   - А вы ее видели?

   - Максим видел, - сказала Таня.

   - Что ж,  выпьем за упокой души черной акулы.  - Холостов

поднял стопку. - Так это в вас я стрелял с шлюпки? Мы приня-

ли вас за морское чудище и думали,  что вы собираетесь пото-

пить шлюпку вслед за траулером. Хорошо, что промахнулся.

   Принесли крабы в остром соусе.

   - Коробку трубочного табака, - попросил Холостов и повер-

нулся к Парыгину.  - Итак, о чем мы с вами говорили?.. Впро-

чем,  извините,  мне надо позвонить шефу. Работа прежде все-

го...

   Он вернулся минут через пятнадцать.

   - Вы долго намерены пробыть в заповеднике?  - спросил Хо-

лостов, вернувшись и наливая коньяк. - Вам?

   - Спасибо. Не хочу. Сколько я здесь пробуду? Кажется, на-

добность во мне уже миновала.

   - Значит,  ваше пребывание на  острове  каким-то  образом

связано с черной акулой?

   - Да.  - Парыгину не хотелось говорить с Холостовым.  Его

гораздо более привлекала беседа с Таней.

   - Вы не очень-то вежливы, - рассмеялся Холостов. - Но ес-

ли исчезла акула, то отплываете и вы?

   - Я выполняю задание,  - пожал плечами Максим.  Не объяс-

нять же этому человеку,  что пребывание на острове с появле-

нием Тани стало для него просто необходимым!  Он даже не ре-

шался  думать  о  предстоящей разлуке с ней.  А во-вторых...

Во-вторых, ему надо раскрыть тайну верной акулы.

   - Советую вам скорее покинуть остров, - неожиданно сказал

Холостов. Глаза его возбужденно блестели.

   "Уже пьян,  - беззлобно подумал Максим. - Странный совет.

Вероятно,  он имеет свои виды на Таню".  Эта мысль заставила

его внимательнее присмотреться к Холостову.  Тот снова потя-

нулся к бутылке. "Да, конечно, пьяная болтовня..."

   Парыгин, забыв  о своем собеседнике,  повернулся к Тане и

улыбнулся ей.

   Был первый  час ночи,  когда катер причалил к деревянному

пирсу острова Семи Ветров. Все быстро разошлись по домам.

   Сгущался туман.  Таня и Парыгин подошли к дому, в котором

жил Парыгин, и сели на скамейку под окном.

   Шумел прибой...

   На другой день ветер усилился.  Океан,  еще вчера бирюзо-

вый,  сегодня словно покрылся серо-стальной броней.  Парыгин

только что кончил печатать фотографии, заснятые под водой. В

последние  дни  он сделал довольно много снимков,  поэтому с

утра ему не удалось вместе со всеми пойти на  подсчет  пого-

ловья каланов. На этом настоял Чигорин: "С этим делом мы от-

лично справимся сами".

   "Кажется, шторм приближается", - подумал Парыгин, мельком

взглянув в окно и опять принимаясь разглядывать  фотографии.

Среди них были не только отличные, но и превосходные снимки.

Калан на дне океана добывает пищу.  Влюбленная пара: уткнув-

шись мордами друг в друга,  "целовались" два кошлака.  Калан

охотится на спрута...  Чигорин был в восторге от этого сним-

ка. Вот серия снимков, сделанных в бухте Белых Каланов. При-

рученные животные... Парыгин любил проводить здесь свободное

время.

   Он сложил фотографии и вышел из дома.  Ветер  беспрерывно

менял  направление.  Остров не зря назван островом Семи Вет-

ров. Парыгин шел, чуть пригибаясь, вперед. Вчера он так и не

расспросил Таню о Холостове. Поведение и намеки этого стран-

ного человека вызывали любопытство.  "Впрочем,  зачем он мне

нужен?" - подумал Парыгин и ускорил шаг.

   За сторожевым домиком находился ледник, в котором "храни-

лись запасы свежей рыбы для каланов. Он зашел в ледник и, не

глядя, набросал полное ведро рыбы.

   В бухте никого не было.  Каланы занимались своими калань-

ими делами - плавали,  мылись, барахтались. Разбойник, проз-

ванный  так  за  веселый характер,  лежал на плоском камне и

поглаживал тело передними лапами.  Он был мастер на  всякого

рода проказы  и  особенно любил притворяться мертвым.  Калан

опрокидывался на спину,  голова его свешивалась с камня.  Он

мог  лежать таким образом двадцать - тридцать минут - до той

поры, пока кто-нибудь не бросал в воду рыбу. Тогда Разбойник

оказывался тут как тут, и лакомый кусок не мог миновать его.

Разбойник любил,  когда рыбу кидали в воду, ловить ее на ле-

ту, потом затевал с рыбой игру в "кошки-мышки"! Выпустит ее,

подбросит лапой вверх и опять хватает ртом. А его друг Фило-

соф обладал исключительно спокойным характером. Он все делал

основательно,  не торопясь;  любил "комфорт": для лежания он

выбирал места помягче,  рыбу брал только из рук; брал вежли-

во,  как бы извиняясь за беспокойство, потом спускался в во-

ду,  ложился на спину, съедал свою порцию и опять выходил на

берег за добавкой,

   - Эй вы, друзья, ко мне! - крикнул Парыгин. - Разбойник и

Философ, я к вам обращаюсь.

   Разбойник моментально прыгнул в воду. Философ спустился с

"лежанки" осторожно - он ведь не сумасброд я знает себе  це-

ну.  Разбойник вышел на берег и на брюхе подполз к ногам Па-

рыгина. Философ остановился на почтительном расстоянии. Весь

вид его говорил о том, что ему, солидному калану, не подоба-

ет вести себя так, как сорвиголове Разбойнику.

   Парыгин гладил Разбойника по лоснящейся спине.

   - Ах,  рыбки захотел? Сейчас, сейчас получишь рыбку, дру-

жище, - Парыгин вытянул двух окуней и бросил в воду. - На...

   Разбойник поплыл за ними.  Философ проводил его равводуш-

ным взглядом и повернул голову к Парыгину.

   - Просто олимпийское спокойствие,  - засмеялся Парыгин. -

Не понимаешь? Я говорю, ты вежлив и невозмутим, как английс-

кий лорд. Получай свою порцию.

   Философ осторожно  взял из рук Парыгина рыбу и отправился

в "столовую".

   Разбойник, чтобы  привлечь к себе внимание и получить еще

порцию, выделывал самые разнообразные трюки.

   - Хватай,  хватай,  -  в воздухе серебром сверкнула новая

порция окуньков.  Философ опять вылез из воды и выжидательно

смотрел на Парыгина.  - Так ты голодным останешься. Вот тебе

сразу три штуки...

   Рыба кончилась. Парыгин опрокинул ведро. Барабанвую дробь

по дну ведра капаны восприняли как сигнал "расходись".  Раз-

бойник  моментально  забрался  на  камень и свернулся по-со-

бачьи.  Философ лег на спину и принялся приводить себя в по-

рядок.

   - До свиданья,  хлопцы,  - сказал Парыгин и направился  в

поселок.

   Остров казался туманным  и  нелюдимым,  особенно  сейчас,

когда  над  ним  с космической скоростью мчались темно-серые

тучи и ветер звенел,  как треснувший колокол.  Волны еще  не

раскачались,  и бег их был ленив. Океан словно только-только

пробуждался от богатырского сна.  Но  пробуждение  его  было

грозным.  Он как бы предупреждал: укройтесь в гаванях и пор-

тах, - разгуляюсь и тогда ве ручаюсь за себя.

   Парыгин любил,  когда  природа устраивала такой трамтара-

рам. На Амуре в непогоду он, часто выезжал на лодке на сере-

дину реки и,  отчаянно борясь с волнами, кричал и пел от не-

уемной радости.  Вот и сейчас его охватило такoe же чувство.

Он сунул  ведро  под мышку и принялся колотить по нему кула-

ком,  словно опьянев от полноты чувств. Со стороны его могли

принять за подвыпившего гуляку:  куртка нараспашку,  фуражка

на затылке, глаза горят.

   За спиной гудел океан. А в глубине океана тихо. Жизнь там

сейчас замерла, как замирает улица в грозу. Рыбы из прибреж-

ных районов ушли в открытые просторы. Сивучи и белухи попря-

тались в заливах и бухтах.  Каланы отлеживались на камнях, и

океан опрокидывал на них тяжелые волны. Только крабы да мол-

люски оставались спокойными - что  им  какой-то  шторм?  Они

мирно  копошились  на  своих подводных "огородах".  Спрут на

скале торопливо водил  щупальцами:  куда  подевалась  всякая

морская мелочь?

   Что делают сейчас киты - Парыгин не знал,  он ни  разу  с

ними  не  встречался.  А надо бы встретиться и вручить главе

китового государства  верительные  грамоты  посла  отважного

племени подводных пловцов.

   - Надо бы, надо бы, - пропел Парыгин.

   Вдруг рядом выросла фигура Тани.

   - Максим, вы пьяны?

   - Пьян, Таня! Вдрызг пьян от счастья, - засмеялся Парыгин

и обнял ее.

   - Сумасшедший! Увидят...

   - Пусть глядит весь мир - подводный, надводный, космичес-

кий.

   Ее глаза сияли.

   Пока Таня  и Парыгин добирались до поселка,  океан разгу-

лялся вовсю.

   Островитяне кучей стояли на берегу:  в океане,  борясь со

шквальным ветром,  захлестываемая волнами, под полными пару-

сами без рифов шла яхта.

   - Его отчаянна человега,  - сказал Мика Савельев.  Трубку

он не выпускал изо рта.

   - Хотя бы рифы взял,  - с досадой и волнением пробормотал

старшина катера, он же предместкома, организатор культпохода

на остров Туманов. Вдруг старшина оглянулся и взмахнул кула-

ком. - Смотрите, смотрите...

   Яхту шквалом повалило так, что паруса захлопали по воде.

   - Его  пошел акулу корми,  - невозмутимо прокомментировал

Мика Савельев. - Хорошая лодка пропадай.

   Островитяне замерли.  Но паруса вдруг взметнулись но вет-

ру, и яхта выпрямилась. Все вздохнули с облегчением.

   - Молодец!  Вовремя паруса развернул, а то бы оверкиль! -

обрадовался Парыгин. - Кто это?

   - Холостов, - ответила Таня.

   Паруса подобрали.  Видно было,  как пловец стал подбирать

рифы. Яхта, снова набрав ход, ловко выполнила поворот и пош-

ла другим галсом, приближаясь к острову.

   Чигорин встревоженно наблюдал за маневрами яхты,  бормоча

сквозь зубы ругательства.  Паруса порывами ветpa пригибало к

самым волнам. Казалось, яхта вот-вот перевернется.

   - За каким лешим он пустился в это путешествие?

   - Его всегда шторма ходи,  - заявил Савельев. - Такой че-

ловега.

   - Пока пугаться нечего.  У яхтсмена верный глаз и твердая

рука, - сказал Парыгин. - Только как он пристанет к берегу?

   Холостов, мокрый с головы до ног, стоял на корме и смеял-

ся.

   "Отчаянный", - решил Парыгин.

   Яхта опять сменила галс. Волна подхватила ее и вынесла на

берег. Холостов спрыгнул на землю и помог сойти единственно-

му своему пассажиру,  укутанному с ног до головы в  плащ-па-

латку.

   - Принимайте новую птичку,  - сказал Холостов и сбросил с

пассажира капюшон.

   - Панна! - воскликнула Таня, устремляясь навстречу подру-

ге.

   Островитяне поздравляли Холостова.  Он сиял.  Актер нашел

восторженных зрителей! Кажется, он действительно считал себя

сверхчеловеком,  полубогом. Посмеиваясь и небрежно рассказы-

вая о своем плавании,  он все время косился: какое впечатле-

ние производит его рассказ  на  присутствующих?  Наконец  он

удостоил взглядом Парыгина:

   - Вот когда по-настоящему понимаешь вкус жизни! Ты еще не

уехал, мальчуган?

   - Как видите. Почему вы обращаетесь ко мне на "ты"?

   - "Вы" отдаляет людей.  А мы так славно спорили в самоле-

те. - Холостов взял флягу, висевшую на боку, отпил несколько

глотков.

   - Я и не ищу близости с вами, - пожал плечами Парыгин.

   - Жаль. Не правда ли, Таня?

   - На "ты" говорят с близкими.

   - Открыла Америку!  - Холостов повернулся к Парыгину. - А

ты что скажешь о моем плавании?

   - Отдаю должное. Блеснули. И рисковали неразумно.

   - За эти слова я согласен и на "вы".  Всегда разумно  то,

что я делаю. А делаю я то, что мне полезно в данную минуту.

   - Примитивный прагматизм.

   - Сразу же и ярлычок нашли,  философ? Беда нашего века, -

Холостов обернулся к Тане.  - А как поживает ваш Философ? Он

не стал еще добычей черной акулы?

   - Нет, - сухо ответила Таня.

   Все направились в столовую.

   Подруги переоделись.

   - Я готова, - сказала Таня.

   - И я, - отозвалась Панна.

   Они опять сошлись у зеркала. Теперь их было четверо. Чет-

веро придирчиво осматривали друг  друга.  Четверо  поправили

волосы,  засмеялись  и  разошлись.  Двое в зеркале растаяли,

двое остались в комнате.

   - Таня, я страшная трусиха, - сказала Панна.

   - Раз признаешься,  значит - не трусиха.  Но как ты реши-

лась отправиться в плавание в такую погоду? И почему на яхте

Холостова? Вообще, какой ветер занес тебя в наши края?

   - Вот слушай.  Прилетели мы с папой на остров Туманов.  У

него сразу же нашлись какие-то дела.  Говорю ему: хочу к Та-

не.  Подожди,  говорит,  уедешь на попутном катере.  Пошла в

порт - мне показывают на штормовой сигнал. Вернулась в каби-

нет директора рыбокомбината.  Папа убеждает: ничего не поде-

лаешь,  шторм, судам запрещено выходить в море. А этот весе-

лый человек:  "Я вас доставлю на остров Семи Ветров". Ты его

знаешь?

   Таня кивнула:

   - Дальше.

   - Дальше?  Я обрадовалась.  Говорю:  поехали. Тут как все

набросятся:  куда,  мол, в такую погоду? Директор комбината:

"Александр  Федорович  -  отличный моряк".  А он спрашивает:

"Согласны?" Я: "Согласна". Папа сдался. Я не знала, что пой-

дем на яхте.  Но отступать уже было поздно.  Не люблю отсту-

пать.  Да и парусный спорт не новинка для меня.  Я  села  на

шкоты.  Пошли правым галсом.  Вдруг шквал...  Как ты назвала

его,  Холостов?  Я спрашиваю его:  "Травить шкоты?" Молчит и

так  странно  смотрит на меня.  Я испугалась и бросила шкот.

Ветром парус рвануло и мокрым шкотом хлестнуло Холостова  по

груди.  Он свалился с банки. Я закричала. Он поднялся. Хохо-

чет. Опять взялся за руль. Перевалили линию ветра... И вот я

здесь.

   - Яхта могла перевернуться, - сказала Таня.

   - Могла, - согласилась Панна. - Странный он все-таки...

   - Хватит о нем. Скажи, Панна, что ты будешь у нас делать?

   - Работать.

   Таня рассмеялась:

   - Работать?

   - Думаешь,  не смогу? Начиная с седьмого класса, я каждое

лето с папой работала в экспедициях. Потом...

   Панна махнула рукой.

   - Потом ты влюбилась в первокурсника Щербакова,  а он лю-

бил другую. Почему он бросил университет?

   - Из-за Ани.

   - Ты еще любишь его?

   - Да. - Панна посмотрела в глаза подруге.

   Они сидели у окна. Дождь барабанил по стеклу.

   - Хорошо у тебя,  Таня.  Когда ты рядом со мной - на душе

спокойно.

   - Рутковская потянула Щербакова в "светское общество", ты

потянулась за ним... И пошла "голубая" жизнь.

   - Так на глазах гибнут лучшие люди...

   - Не остри.  Тебе не так уж весело,  как ты хочешь  пока-

зать.

   - Совсем не весело. Знаешь, Аню арестовали.

   - К этому она шла.

   - Ладно, - Панна встрепенулась. - Переживется. Я до нача-

ла занятий поработаю в новой экспедиции на Курильских остро-

вах.  Папа говорит, что будут переселять каланов. Едем выби-

рать новое место. Ты поедешь?

   Таня удивленно подняла глаза:

   - Я  не  в первый раз слышу об этом.  Но зачем же пересе-

лять, когда опасность миновала?

   - Не знаю, - ответила Панна. - Говорят, Аня отправляла за

границу меха контрабандой.

   - Где же она шкуры добывала?

   Панна дожала плечами.

   - Странно, - произнесла Таня.

   Они молча направились в столовую.

   Через два дня экспедиция уехала на Курильскую гряду. Таня

осталась за директора заповедника.  Григорий Лазаревич так и

уехал,  не  дав  ясного ответа дочери - готовить хозяйство к

переселению или нет.  "Почему бы нам не организовать  второй

заповедник", - уклончиво сказал он. В этом, конечно, был ре-

зон,  но Таня чувствовала,  что отец не все договаривает,  и

обиделась.

   Экспедиционный траулер "Вулкан" покинул рейд острова Семи

Ветров под вечер. Провожать вышли все островитяне.

   После ужина Таня и Парыгин пошли гулять по острову.  Спо-

койно и свободно билось огромное сердце океана.  Тане всегда

казалось,  что в глухом шуме волн есть какойто тайный смысл,

понятный только ей одной. Она думала о своем, а океан подпе-

вал ей в унисон свои старые-старые песни. Он был ее другом и

советчиком,  она часами могла разговаривать с ним, и это ни-

когда не надоедало ей.

   - Океан поет, - нарушил молчание Парыгин.

   - Поет, - прошептала она.

   - И каждый по-своему понимает его песни...

   "Мы были вдвоем - я и океан,  океан и я, всегда вдвоем, -

думала Таня,  плотнее прижимаясь к своему спутнику. - Теперь

нас трое.  Трое...." И океан  вторил  ей:  "Трое...  Трое...

Трое"...  Луна  ныряла в облаках.  Таня посмотрела на океан.

"Да...  Волны были другие". "Нет, - отвечали они, - ты стала

другая,  ты  другая".  Таня глубоко вздохнула и тихо засмея-

лась.

   - Максим...

   Он обнял ее.

   ...Ночь. Таня  лежала с открытыми глазами,  и сердцем,  и

телом ощущая тепло человека, который стал для нее вдруг род-

ным и близким.  Он все еще обнимал ее,  и ей хотелось, чтобы

это длилось бесконечно.

   Ветер кидает в окно пригоршни дождя. Шумит океан. Соленые

брызги летят на берег...  Сонное бормотание  каланов...  Все

это там,  в ночи,  а здесь, рядом, - его теплое дыхание, его

сильные руки.

   "Я счастлива", - улыбнулась Таня, засыпая.

 

 

                     Глава тринадцатая

 

                "ВЫ ЧТО, РАЗЫГРЫВАЕТЕ МЕНЯ?"

 

   Ждать... Есть ли занятие еще  более  тягостное?  Вот  уже

третий  час  Щербаков  слонялся в морском порту.  Разговор с

цветочницей.  Чтение еженедельника "Футбол".  Кружка пива, в

обществе усатых грузчиков.  Чистка туфель в будке, где пахло

кожей,  ваксой и керосином...  Щербаков не знал, чем еще за-

няться...

   Наконец пришел теплоход "Азия".

   Щербаков, охваченный  тревогой,  быстро  поднялся  на ко-

рабль.  Пятнадцатая каюта. Колотилось сердце. Мимо проходили

пассажиры. Он три раза стукнул в дверь.  Она тотчас же отво-

рилась.  Щербаков сделал шаг назад, кого-то задел, но не до-

гадался извиниться. Пассажир чертыхнулся и прошел мимо.

   У дверей каюты звонко смеялась яркая блондинка.

   - Вы ко мне? - спросила она, отступая в глубь каюты. Щер-

баков последовал за ней и увидел чемоданы.

   - Очевидно... Вот, возьмите.

   Она долго и внимательно читала записку Рутковской.  Потом

блондинка  в  упор  посмотрела  на Щербакова.  Подозревает в

чем-то?  Он никак не ожидал встретить женщину и не знал, что

делать.  У него был простой план: нарочного вместе с чемода-

ном доставить в пикет милиции на морском вокзале.  Но  вести

женщину?..

   - От кого посылку ждете? - спросила она.

   - Вы что,  разыгрываете меня? - грубовато сказал он. - От

кого же может быть, как не от брата Ани? Мне надоело таскать

чертовы посылки.

   Женщина показала на чемоданы и засмеялась.

   - Одобряю, - сказала она.

   - Что одобряете?

   - Аня  нашла хорошую замену,  - усмехнулась она,  еще раз

окинув Щербакова оценивающим взглядом.

   "Пташка из той же породы, что и Рутковская", - равозлился

Щербаков.

   Спустившись с  трапа,  Щербаков  направился не к выходу в

город, а к служебным помещениям.

   - Вы куда? - забеспокоилась блондинка.

   - Так надо, - не оборачиваясь, ответил Щербаков. В комна-

те,  куда  они вошли,  никого не было.  На столе с телефоном

стоял графин с водой.

   - Куда вы меня привели?

   - Все в порядке.  Теперь все в порядке,  - ответил Щерба-

ков.

   Дверь во внутренние комнаты была приоткрыта. Оттуда доно-

сились приглушенные голоса.  Потом дверь раскрылась настежь.

Вошел старшина милиции.  Блондинка удивленно  посмотрела  на

него.

   - Что вам угодно, товарищи? Почему вы вошли через служеб-

ный вход?

   - Арестуйте эту гражданку, товарищ старшина.

   Лицо блондинки дрогнуло.  Она потянулась было к двери, но

не сдвинулась с места.

   - За что же мы должны арестовать ее?

   - Она занимается контрабандой. Провозит шкуры каланов для

одной особы, которая уже арестована.

   - Ничего не понимаю.

   - И не надо понимать,  старшина, - очень спокойно сказала

блондинка.  - Этого гражданина я совсем не знаю.  Я задержа-

лась на корабле. Вышла на вокзал и заблудилась. Я первый раз

в городе. Ну и пошла за этим гражданином. Вот мой чемодан. Я

могу перечислить все вещи.

   - А это ваш чемодан, молодой человек?

   - Оба чемодана принадлежат ей; в одном из них - шкуры ка-

ланов, - Щербаков вытер пот со лба. - Я же вам объяснил...

   - Нализался и плетет какую-то чушь, - перебила она его.

   Старшина подошел к Щербакову.

   - А ну дыхни.

   "Вот попал в историю! Почему же полковник никого ке прис-

лал?" - подумал Щербаков.

   - Вы что, не верите?

   - Говорю, дыхни.

   В комнату быстро вошел майор милиции:

   - В чем дело, старшина?

   - Не могу понять,  товарищ майор...  -  Старшина  коротко

рассказал о происшествии и заключил:  - Нализался, наверное,

этот парень, товарищ майор.

   - Проведите  задержанных  в  соседнюю комнату и проверьте

документы.

   - Но, товарищ майор...

   - Не волнуйтесь, гражданка. Сейчас все выясним.

   Как только  старшина  увел  Щербакова и блондинку,  майор

поднял телефонную трубку.

   - Коммутатор? Соедините, пожалуйста, с полковником Ереми-

ным.

   ...Через полчаса  в  отделении милиции появился лейтенант

Суровягин.

   Щербаков холодновато и лаконично доложил:

   - Эта женщина доставила очередную партию шкур. Я встретил

ее по поручению полковника Еремина.

   - Я его не знаю,  - и блондинка кивнула на Щербакова. - Я

уже говорила майору, как было дело.

   - Чемоданы ваши?

   - Один мой, а другой - нет.

   - Товарищ старшина, откройте чемодан.

   Щербаков закурил сигарету.

   - Я буду жаловаться,  - сказала блондинка и бросила тяже-

лый взгляд на Щербакова.

   - Это ваше право, гражданка.

   В одном чемодане оказались принадлежности женского туале-

та, в другом - десять каланьих шкур.

   - Ваши? - спросил Суровягин.

   - Нет.

   Суровягин посмотрел на Щербакова.

   - Ее чемодан, - подтвердил Щербаков.

   - Ну что ж, все это вы объясните в управлении.

   Туман обволакивал автомобили  и  людей  на  привокзальной

площади. Щербаков бросил недокуренную сигаретку.

   Блондинка не хотела садиться в машину.

   - Не надо скандалить,  гражданка,  - сказал Суровягин.  -

Выяснится - и езжайте себе на юг.

   Чемоданы сунули в багажник.  Блондинка села рядом с шофе-

ром. Щербаков оказался рядом с Суровягиным.

   Через полчаса  машина  остановилась у подъезда Управления

госбезопасности.  Щербаков  огляделся  вокруг.  Сырой  туман

струился по улице.  Веселой гурьбой шли школьники.  В сквере

играла музыка...

   "Вот и все",  - подумал он и вытер со лба пот.  Мелькнула

мысль о Панне...

 

 

                    Глава четырнадцатая

 

                      ПРИЛИВНОЙ СУЛОЙ*

 

   Суровягин прилетел на остров Семи Ветров на почтовом вер-

толете.  Увидев его, Парыгин обрадовался и удивился одновре-

менно.

 

     * Приливной сулой - особый тип волнения в море,  возни-

кающий в результате стеснения потока вод,  ударов волн о ри-

фы, выступающие береговые мысы и т. д.

 

   - Ты-то за каким дьяволом приехал?

   - Хотя бы с тобой повидаться,  - отшутился  Суровягин.  -

Есть тут какое начальство? Нужно представиться и определить-

ся на ночлег.

   - Жить  будешь у меня,  а начальству я тебя сейчас предс-

тавлю. Снаряжение основательное, - Парыгин показал на тюк.

   - Подводный костюм и прочее,  - ответил Суровягин.  - Где

бы оставить все это хозяйство?

   - У меня, конечно.

   Сложив вещи в квартире Парыгина,  они отправились  искать

Таню Чигорину,  исполнявшую обязанности директора заповедни-

ка.  Суровягин то и дело оглядывался по  сторонам.  По  пути

часто встречались каланы.

   - Ну и походочка у красоток,  - засмеялся  Суровягин.  Он

был в спортивной форме - синий берет,  синяя куртка с белыми

обшлагами,  синие брюки с молниями у щиколоток и кеды на но-

гах;  в руках плащ.  Шагал Суровягин легко и быстро, обгоняя

Максима.

   - Ты помнишь Панну Лобачеву?  Девушку, которая нас встре-

тила тогда на вечере?

   - Ну?

   - Она уехала из Приморска куда-то в экспедицию.

   - Почему ты о ней вспомнил?

   - Не знаю.

   - А  я  знаю.  Ты  в  глубине  души мечтаешь ее встретить

здесь... Она была здесь.

   Суровягин остановился:

   - Правда?

   Но порыв его прошел.  Он снова шел впереди,  впрочем мед-

леннее, чем раньше.

   - А где она сейчас? - вопрос звучал почти равнодушно.

   - В экспедиции.  На Курилах. Боюсь, что ты не встретишься

с нею до осени.  Сознайся, что тебя связывает с нею? - Пары-

гин понимал, что его прямолинейные расспросы едва ли нравят-

ся Суровягину, но дружба располагает к откровенности.

   - Нет,  нас ничего не связывает,  - вздохнул Суровягин. -

Ладно, кончим об этом. Что у тебя тут интересного?

   - Все!  - Парыгин взмахнул руками,  словно  желая  обнять

весь мир.  - Гляди,  разве это не чудо? Никогда не разочару-

ешься в этом острове! И откуда здесь взяться разочарованным?

Впрочем, на острове Туманов есть один тип. Я постараюсь поз-

накомить тебя с ним. Все вверх дном ставит.

   - Ты не о Холостове?

   - Почему ты узнал? - удивился Парыгин.

   Суровягин усмехнулся.

   - Потому, что это он похищает здешних красоток, - и Суро-

вягин  кивнул  на  двух каланов,  уткнувшихся мордами друг в

друга.

   - Слушай, старик... Это правда?

   - У тебя это хорошо звучит, - перебил Суровягин. - Непри-

нужденно и сочно.

   - Оставь, Андрей. Зачем приехал?

   - Чудак,  не  с тобой же повидаться,  - звонко рассмеялся

Суровягин.  - Я же тебе говорю:  ради вот этих красоток. Они

что, все паралитики?

   Парыгин перестал расспрашивать друга.

   Таню они нашли на вольере.

   Она, прищурив глаза, смотрела на них. У ее ног лежали два

калана.

   - Познакомьтесь, - сказал Парыгин. - Старший научный сот-

рудник Татьяна Григорьевна Чигорина. Мой товарищ Андрей Пет-

рович Суровягин.

   Таня протянула Суровягину руку.

   - Мы, по-моему, где-то с вами встречались,

   - Ну, как же, - улыбнулся Суровягин. - Вспомните, у Панны

Лобачевой.

   Таня засмеялась:

   - Вспомнила...  Панна первая. Теперь вы. Зачем пожаловали

к нам? - спросила она.

   - Ваши красавцы каланы заставили совершить столь  далекое

путешествие, - сказал Суровягин, доставая из бокового карма-

на свои документы. - Вот, пожалуйста...

   Таня посмотрела документы и вернула их Суровягину.

   - Я поживу у вас несколько дней, - сказал он.

   - Хоть месяц. К сожалению, у нас нет свободных комнат.

   - Я у него,  - и Суровягин показал на Парыгина.  - Ты еще

долго пробудешь на острове, Максим?

   - Жду команду.

   Лицо Тани вдруг дрогнуло. Она отвернулась.

   - Мы пошли, Таня, - сказал Парыгин.

   Таня долгим взглядом проводила их. Было светлое утро. От-

раженное солнце плавало в море, словно поплавок.

   Таня взглянула вдаль.  Белый корабль плыл в далеком маре-

ве.  "На таком же белом корабле скоро уедет и Максим", - по-

думала  Таня  и обернулась.  Парыгин и Сурбвягин подходили к

поселку.

   "Максим, повернись, посмотри!" - хотелось крикнуть ей. Он

будто услышал ее, обернулся и приветливо поднял руку.

   - А ты недурно устроился, - заметил Суровягин, осматривая

квартиру Парыгина.

   - Не жалуюсь. Я даже увлекся работой.

   - И хозяйкой острова?  - лукаво подмигнул Суровягин, рас-

хаживая по квартире.

   - Таню я люблю,  Андрей,  и мы с ней поженимся,  - просто

сказал Парыгин.

   - Поадравляю. - Суровягин вздохнул, вспомнив свою неудач-

ную любовь к Панне Лобачевой. - Давай поговорим о деле, ради

которого я приехал.  Ты уверен,  что черная акула больше  не

появится в здешних водах?

   - Подожди,  - перебил Парыгин.  - Ты сказал,  что каланов

похищает Холостов.

   - Говорил и подтверждаю. Только не перебивай. Ты по-преж-

нему  считаешь,  что неизвестное существо является творением

рук человека?

   - Не  знаю.  Тайна  осталась неразгаданной.  Черная акула

унесла ее с собой.

   - То, что ты видел, действительно кибернетическая машина.

   - Может  быть,  -  сказал  Парыгин.  -  В  своем   письме

контр-адмиралу  я- писал о некоторых странностях в поведении

черной акулы.  Мне казалось, что это подводная лодка, управ-

ляемая одним человеком.

   - Нет, не подводная лодка, а кибернетическая машина. Наша

с тобой задача найти ее. Холостов где-то встречается с ней.

   - Действительно, задача, - пробормотал Парыгин и скрестил

руки на коленях. - Холостов... Ты уверен, что это он?

   - Уверен, - подтвердил Суровягин. - Ты помнишь Щербакова?

У Панны Лобачевой, высокий такой?

   - Помню, - сказал Парыгин.

   - Так вот, Щербаков помог распутать последний узел. - Су-

ровягин закурил сигарету и рассказал все,  как было.  - Я  с

большим предубеждением относился к нему.  Но он положил меня

на обе лопатки и заставил переменить мнение о себе. Я и сей-

час  не  питаю  к  нему  особых симпатий,  потому что он мой

счастливый соперник. Слово-то какое противное...

   - Я догадался об этом, старик.

   - Что же ты предлагаешь, Андрей?

   - Холостов  едва  ли так легко откажется от своих намере-

ний. Он выжидает. Черная акула выйдет на охоту.

   - Ты думаешь?

   - Ставлю бутылку шампанского.

   - Идет!

   - Пойдем осмотрим остров,  - сказал Суровягин.  - Кстати,

ты не бывал на птичьем базаре?  Ну, на этом скалистом остро-

ве?

   - Собирались с Таней, да все некогда. Работа...

   - Какая работа?

   - Статью пишу: "Образ жизни каланов под водой".

   - А-а,  - равнодушно протянул Суровягин.  Накинув  плащи,

они вышли из дома.

   Вечером долго засиделись за ужином. В центре внимания был

Суровягин.

   Таня и Парыгин вместе вышли из столовой.

   Был лунный  вечер.  Над морем низко стлался туман - каза-

лось,  что это облака плывут под крыльями самолета, а ночной

накат волн чем-то напоминал гул пропеллеров.

   Все эти дни они были счастливы,  и им казалось,  что  так

будет всегда. Сегодня впервые между ними стала тень разлуки.

   - Таня,  взгляни на луну.  Видишь, девушка с коромыслом и

полными ведрами воды возвращается от колодца?

   - Полные ведра - к счастью, Максим?

   - К счастью, Таня.

   Она с какой-то грустью прижалась к нему.

   - Милая, не надо.

   - Просто что-то нашло на меня... Пройдет.

   - Пройдет, Таня.

   - Ты не забудешь меня?

   Она повернула к нему лицо и улыбнулась.  Ее рот был полу-

раскрыт. Большие глаза мерцали. Она потянулась к нему.

   Он приподнял ее и заглянул в глаза. Они смотрели доверчи-

во и ласково.

   - Я люблю тебя,  Максим, - скорее догадался он по шевеле-

нию губ, чем услышал.

   Бухта Белых  Каланов  сонно дремала под серебряным светом

луны. Они услышали тяжелые шаги и глубокие вздохи. Затем до-

несся радостный писк.

   - Да это же Разбойник!  - воскликнула  Таня.  -  Слышишь,

Максим, как он пищит от восторга!

   Калан терся о резиновые сапоги Тани.

   - Если  Разбойник здесь,  то и Философ должен быть где-то

недалеко, - сказал Парыгин. - Да вон он!

   Философ лежал в тени сторожевой избушки.

   - Почему вы не спите, друзья? - Таня погладила Разбойника

по голове.

   - Ну,  ясно же, почему, - засмеялся Парыгин. - Разбойники

всегда  промышляли по ночам.  У Философа тоже ночная профес-

сия. В древности уважающие себя мудрецы создавали свои фило-

софские системы,  созерцая звездное небо. Перед нами послед-

ние могикане благородных племен...

   Таня фыркнула  и направилась к домику.  Разбойник ковылял

за ней.

   - Их надо покормить,  Таня, - продолжал Парыгин. - В ста-

рину женщины питали слабость к благородным разбойникам...  А

философы, как известно, не от мира сего. Значит, чтобы Фило-

соф не отдал богу душу...

   Таня засмеялась:

   - Они просто жалкие попрошайки и никакие не последние мо-

гикане.

   Таня зашла в ледник,  набрала в ведро рыбы и стала кидать

ее в бухту.  Философ остался верен себе: с достоинством при-

нял несколько окуньков из рук Парыгина и пошел к воде...

   - А  теперь  спать,  спать,  - крикнула Таня на каланов и

посмотрела на Парыгина. - Прохладно.

   Парыгин вошел в сторожевой домик и зажег свечку.  Раскла-

душка у стенки.  Стол. Шкаф в углу. Умывальник у дверей. Вот

и вся обстановка.

   - Сейчас я тебя отогрею,  - сказал он,  орудуя у железной

печки.

   Огонь медленно разгорался.

   - Садись сюда, - Парыгин придвинул низкий раскладной стул

поближе к печке.

   Таня села и прислонилась к нему. Он обнял ее.

   - Тепло.  Я люблю,  когда тепло,  - сказала она и закрыла

глаза.

   ...Они возвращались в поселок уже на  исходе  ночи.  Луна

потускнела.

   - До завтра,  - сказал он, все еще ке отпуская ее руку. -

До завтра, Таня...

   Они стояли у дверей ее дома.

   - Завтра уже наступило, - улыбнулась она. Он поцеловал ее

на прощанье и пошел к себе.

   - Где ты ночь бродил, Максим? - поинтересовался утром Су-

ровягин.

   - С Таней гулял, - ответил Парыгин.

   Они проверяли подводные костюмы.

   - Все влюбленные на одну колодку, - усмехнулся Суровягин.

- Ночь. Луна. Тишина. Хорошо, должно быть, а?

   В дверь постучали.

   - Да, войдите.

   Таня была в спортивном трико - длинноногая,  свежая, кра-

сивая.

   - Здравствуйте! Куда это вы собираетесь?

   - Решили плыть к безымянному острову.

   - И я с вами.

   Парыгин и Суровягин переглянулись.

   - Татьяна Григорьевна... - начал Суровягин.

   - Двадцать два года  Татьяна  Григорьевна...  Пока  здесь

распоряжаюсь я. Не делайте кислых мин. Я и без вас могу отп-

равиться на остров.

   Все это она выпалила одним духом.

   - Таня, пойми, опасно, - мягко сказал Парыгин.

   - Я плавала, - она повернулась и пошла к выходу.

   - Ну,  хорошо,  - сдался Парыгин.  - Принеси свой костюм.

Проверим.

   - Это самое я и собираюсь сделать,  - невозмутимо  произ-

несла она. - Ты думал, я пошла плакать?

   Парыгин и Суровягин рассмеялись.

   Через полчаса все трое были на берегу моря.  Мика Савель-

ев, пыхтя трубкой, стоял рядом с Парыгиным. Он давно просил-

ся в подводное плавание.

   - Мой хочет рыба быть. Плавай надо.

   - Обязательно  поплаваем,  Мика Савельевич.  Обязательно.

Бояться не будешь?

   - Бояться нет.

   - На днях все устроим...

   День был ясный.  Ветер небольшой,  два-три балла. Парыгин

придирчиво осмотрел пловцов.

   - Пошли, - сказал он, закрывая шлемофон.

   ...Вот уже больше полутора часов  пловцы  находились  под

водой.  Парыгин и Таня плыли рядом. За ними тянулось причуд-

ливое ожерелье пузырьков. Суровягин страховал товарищей. Ему

было радостно дышать прозрачным воздухом,  любоваться чудес-

ными подводными видами.  Иной мир. Иные краски. Как это он в

училище не увлекся подводным спортом?

   Справа показался горный кряж.  Суровягин нажал  на  кноп-

ку-сигнал. Парыгин и Таня одновременно обернулись. Суровягин

показал на горы,  и,  переглянувшись,  они поплыли к крутому

склону,  который уступами уходил в глубину. На каждом уступе

обосновалась колония морских звезд. При свете фонарей звезды

выглядели очень живописно.

   Пловцы повисли над черной пустотой,  в которой  не  видно

было  ни одной живой души.  Хотя бы рыбка проплыла.  Парыгин

включил гидролокатор.  Прибор молчал. Ультразвуки не возвра-

щались.

   Сколько же таких черных неизведанных глубин в Тихом океа-

не от Камчатки до Калифорнии и на тысячи километров с севера

на юг? Сотни, тысячи... И в каждом - своя жизнь, свои радос-

ти и трагедии. Эту пропасть, например, уходящую черт знает в

какие глубины,  наполняет та же соленая морская вода,  что и

все другие впадины и бездны,  но здесь своя жизнь,  загадоч-

ная, таинственная...

   Миновав пропасть, пловцы очутились над пологим склоном, и

опять ярко заискрилась пестрая жизнь...

   Парыгин круто взял влево, и через несколько минут подвод-

ный горный кряж растаял в синих сумерках.

   Прошло еще тридцать минут. По команде Парыгина все всплы-

ли на поверхность. Приливной сулой относил пловцов все даль-

ше в открытый океан.  Таня и Суровягин о удивлением и трево-

гой посмотрели на Парыгина.

   "Скверно", - подумал Парыгин.  Он знал,  как опасен такой

сулой для пловца.  Неопытный человек, видя, что его уносит в

море,  пытается плыть обратно к берегу,  выбивается из сил и

тонет. Будь Парыгин один, он ринулся бы на сулой, но сейчас,

когда рядом Таня и Суровягин,  он не мог рисковать.  Парыгин

показал рукой плывем по течению,  - нырнул и первым двинулся

вперед. Суровягин отчаянно сигналил: "Назад!"

   Вот чудак,  разве можно назад? Приливной сулой никогда не

выходит в открытый океан, а всегда идет вдоль берега или че-

рез залив, пока не ударится о противоположный берег или под-

водный  риф;  если плыть по течению,  то в конце концов тебя

всегда вынесет на берег.

   Суровягин поравнялся с Парыгиным.  "Андрей,  не смотри на

меня такими дикими глазами.  Ты же свой парень". Парыгин де-

лал уверенные гребки вперед.  Суровягин схватил его за руку.

"Придется всплыть и объясниться.  Иного выхода нет", - поду-

мал Парыгин и вдруг уловил отдаленные неясные звуки.  Пловцы

замедлили движение. Это не был шум проходящего корабля. Ког-

да идет катер или траулер,  пловец слышит как бы непрерывное

гудение телеграфных проводов. Здесь было иное. Это приливной

сулой с ревом бился о рифы.

   Теперь пловцов ожидало самое опасное. Сулой может с силой

швырнуть человека на камни,  а потом будет бесконечно катать

безжизненное тело,  как пустую бочку, - туда и обратно, туда

и обратно...

   Парыгин решил предупредить друзей. Он всплыл, открыл шле-

мофон,  знаком  приказал Тане и Суровягину сделать то же са-

мое.

   - Будем  плыть  ногами  вперед и таким образом попытаемся

проскользнуть над рифами, - сказал он. - Главное - не волно-

ваться. Сначала я проведу Таню, потом тебя, Андрей.

   - Я сам...

   - Никаких  "сам",  - перебил Суровягина Парыгин.  - Таня,

закрой шлемофон.  Андрей,  далеко не отплывай. Старайся дер-

жаться на одном месте.

   Он закрыл шлемофон и исчез под водой. Таня доверчиво про-

тянула  ему  руки.  Они  подплыли к подводным скалам.  Сулой

ярился.  Пловцы выжидали,  держась вертикально у самых буру-

нов. Когда накат уменьшился, быстро вошли в волны, в послед-

ний момент легли на спину,  повернулись ногами к скале и без

единой царапины выбрались на гладкую,  скользкую поверхность

камня.

   У ног шипели и пенились волны. Теперь они не казались та-

кими страшными.

   Таня открыла  шлемофон.  Парыгин  ободряюще  улыбнулся  и

опять скрылся под водой.

   Чтобы быстрее прошло время, Таня стала считать. Досчитала

до ста,  до ста пятидесяти, до двухсот... Пловцов все не бы-

ло.  Она тревожно оглянулась.  "Главное - не волноваться", -

вспомнила она совет Парыгина и снова  начала  считать:  раз,

два, три... Медленнее, как можно медленнее...

   ...Под водой Парыгин ориентировался так  же  хорошо,  как

охотник в тайге,  и уверенно поплыл к Суровягину.  Но его на

месте не оказалось.  Парыгин чертыхнулся и нажал кнопку-сиг-

нал. Звуки расходились на сто метров в радиусе. Суровягина в

этих пределах не было.  Но не мог же он  за  короткое  время

отплыть так далеко? Парыгин терялся в догадках. Не такой че-

ловек Суровягин,  чтобы рисковать без надобности, ради спор-

тивного интереса.

   Потом Суровягин рассказал,  как все произошло. Он не пог-

рузился  в  воду  после разговора с Парыгиным.  Его внимание

привлекла яхта цвета  морской  волны,  огибающая  безымянный

остров  с юга на восток.  Он знал,  что Холостов - страстный

яхтсмен, любитель острых ощущений. Яхта действительно сколь-

зила легко и плавно. Суровягину даже удалось разглядеть оди-

нокую фигуру человека.  Паруса взмахнули последний раз и ис-

чезли за островом.  Суровягин закрыл шлемофон и погрузился в

воду.

   "Не знаю, что нашло на меня тогда, - рассказывал он, - но

встреча с яхтой почему-то вывела меня из  равновесия.  Чтобы

вы поняли меня... Я даже не могу подобрать слова, чтобы точ-

нее определить то состояние, в котором находился. Понимаете,

безбрежный океан,  голубое небо над головой, и яхта, которой

управляет авантюрист... Неоглядный простор, красота мира и -

преступник... Мне это показалось диким.  Явления, совершенно

несопоставимые,  я почему-то сопоставлял,  и так ушел в свои

мысли,  что потерял чувство времени. Между тем приливной су-

лой гнал меня на остров Семи Ветров. В этом я убедился, ког-

да пришел в себя и всплыл на поверхность... Тут я забеспоко-

ился и устремился против сулоя..."

   А Парыгин в это время метался по океану.  Вдали шумел су-

лой. Кружились водоросли, как белье в стиральной машине. Па-

рыгин сигналил беспрерывно, будоража покой океана. Молчание,

равнодушное,  загадочное... "Не волноваться", - твердил себе

Парыгин и не мог не волноваться Он всплыл, огляделся. Где же

Суровягин?

   Максим опять  ушел  на глубину.  Вдруг он затаил дыхание.

Послышалось?  Нет.  Какое-то гудение.  Но оно  не  приближа-

лось...  Нет,  приближалось. Потом исчезло. Послышалось сно-

ва...  Отрывисто,  не похоже на сигнал. Нет, конечно же, это

ответный сигнал: вода искажает звуки! Парыгин вздохнул с об-

легчением.  Отлегло от сердца.  Гдето далеко плыл Суровягин.

Парыгин затаил дыхание,  чтобы лучше слышать высокие,  отры-

вистые звуки сигнала.  Все громче, все ближе... Вскоре мель-

кнул и силуэт Суровягина.

   Парыгин показал другу кулак...

   - Ой,  я еле жива! - обрадованно воскликнула Таня, увидев

своих товарищей.  Она плакала и смеялась. - Но почему вы так

долго?

   - Чертовски курить хочется,  - первое, что сказал Суровя-

гин, открывая шлемофон.

   Парыгин молча протянул ему сигарету.

   Все трое обернулись к морю. Волны бились о камни, образуя

клокочущие водовороты.  Необузданная стихия. Извечный враг и

одновременно друг человека.

   По какой-то странной ассоциации Парыгин вспомнил разговор

с  Холостовым  в воздушном лайнере.  "Вся наша жизнь - пара-

докс".  Это его утверждение - тоже парадокс. Он вообще стре-

мился,  как  показалось  Парыгину,  произвести  впечатление,

блеснуть чем-то необычным,  чемто выделиться.  Взять хотя бы

его поездку на яхте по штормовому морю.  Она явно была расс-

читана на эффект.  Холостова переполняло самодовольство.  Он

наслаждался всеобщим вниманием.

   Только теперь Парыгин, кажется, понял Холостова. Хотя ин-

женер, на первый взгляд, не разделял безнадежно легкомыслен-

ной и безнадежно пессимистической точки зрения на мир: "Пос-

ле нас хоть потоп",  он был верен ей.  По его мнению,  жизнь

человека - парадокс,  она вошла в противоречие  с  темной  и

мрачной  силой термоядерных бомб,  накопленных человечеством

для самоистребления. Какая нищета философии.

   Парыгин был сыном своего века и сыном своего народа, мир-

ного,  трудолюбивого и сильного.  Он верил в народ,  верил в

простые истины:  добро побеждает в борьбе со злом, тьма отс-

тупает перед сретом.  Так всегда было. Так есть и так будет.

Но вера в добро,  в свет,  в правду не может быть пассивной.

Созерцатели не побеждают. Истинная вера в правоту своего де-

ла всегда действенна,  всегда предполагает борьбу. И он, Па-

рыгин, жил, трудился, боролся вместе со всем своим народом.

   Холостов вдруг представился  ему карликом на плечах вели-

кана народа. Карлик в мыслях и чувствах...

   - Максим! Иди сюда, - крикнула Таня.

   Она стояла на краю каменного мола,  в двухстах метрах  от

острова, и, жестикулируя, что-то горячо доказывала Суровяги-

ну. Парыгин подошел к ним.

   - Кричу,  кричу,  -  сказала Таня.  - Ты уже минут десять

стоишь, как истукан.

   - Он размышлял о судьбах мира и человечества. - Суровягин

значительно поднял палец, засмеялся. - Угадал, Максим?

   - Ты подаешь надежды. Если уж вы так любопытны, скажу - я

думал о Холостове.

   - Странно, мальчики, - нахмурила брови Таня. - Почему так

много думают и говорят о Холостове?  А он,  как стеклышко на

ладони, - циник, пошляк и хвастун.

   - Нет, опасный контрабандист под маской циника и пошляка,

- сказал Суровягин.

   - Это у него не маска,  - резко  прервал  Парыгнн.  -  Он

именно таков в сути своей. Если не хуже.

   - Хватит,  - взбунтовалась Таня.  - Давайте  поговорим  о

чем-нибудь более приятном. Об обеде, например, - она улыбну-

лась.

   - Обедать  будем на острове,  - сказал Парыгин.  Каменный

мол обрывался в двухстах метрах от острова.

   - Там ожидает нас торжественная встреча и роскошный коро-

левский обед.  Один из тех обедов, которые описаны Вальтером

Скоттом, - сказала Таня, показывая на тучи птиц над обрывом.

   Переплыть двести метров - пустяки.  Не успеешь погрузить-

ся,  как  уже на том берегу.  Именно с таким настроением все

трое ушли под воду.

   Течение почти  не  ощущалось.  Парыгин,  сильно подгребая

правой рукой, плыл боком, чтобы все время видеть Таню. Вдруг

она с беспокойством посмотрела на него.  Он улыбкой успокоил

ее, но тут же почувствовал, как его потянуло в сторону. Тани

рядом уже не было. Сдавленный звук сорвался с его губ. Тече-

ние затягивало все сильнее. Суровягин сигналил: "Опасность!"

   Парыгин ринулся в сторону.  Ноги заносило течением. С ле-

вого бока костюм вздулся,  как парус.  Но и  в  эти  опасные

мгновения Парыгин не утратил рассудка. Первый рывок был сде-

лан против течения, потом Парыгин круто повернулся и под уг-

лом  сорок  -  пятьдесят  градусов ринулся в воронку.  Через

мгновение он, как пробка, выскочил из нее.

   Почувствовав себя  в  безопасности,  Парыгин перевел дух,

несколько секунд спокойно лежал в толще  воды,  потом  начал

посылать сигналы своим спутникам. Обостренный слух ловил все

звуки океана,  кроме позывных друзей. Почему они молчат? По-

пали в воронку?  Этого не может быть! Плывя зигзагами, Пары-

гин не переставал вызывать  товарищей.  Наконец  послышались

ответные сигналы. Живы! Живы!

   Через полчаса они благополучно выбрались на остров и сра-

зу же разожгли костер.

   - Я растерялась, - рассказывала Таня, запивая галеты чер-

ным кофе из термоса.  - Понимаете,  растерялась и забыла на-

жать кнопку-сигнал.  Не знаю,  почему,  но поплыла наискосок

течению и выплыла. Я, наверное, ужасная трусиха.

   - Ты отважная, Таня. Ты догадалась, куда ллыть...

   - Я машинально, Максим.

   - Вы так быстро исчезли, что я ничем не мог помочь вам, -

виновато произнес Суровягин.

   - Зря казнишь себя,  Андрей, - сказал Парыгин. - Ты помог

тем, что не попал в воронку.

   Все, как по команде,  повернули головы туда,  где вода  с

шумом  втягивалась  куда-то под прибрежные скалы.  Казалось,

там работал огромный насос.

   - Это бор,  - нарушил молчание Парыгин. - Как ни странно,

именно бор спас всю нашу троицу. Во всяком случае, меня...

   - Ничего не понимаю.  Какой бор? - Таня посмотрела на Па-

рыгина. - И почему спас именно бор? И почему вода втягивает-

ся с такой силой?

   - Я сам думаю,  откуда тут бор? Бор - результат искажения

приливов - характерен для полузакрытых морей,  для Охотского

моря,  например. - Парыгин начертил на земле схему Охотского

моря. - Смотри,  Таня. Вот южная половина моря. Она отделена

от Японского моря островом Сахалин, а от океана - Курильской

грядой.  Северная часть,  видишь, - выемка между материком и

Камчатским полуостровом.  Здесь море наглухо замкнуто.  При-

ливная  волна,  двигаясь на север,  попадает в эту выемку и,

поскольку ей некуда растекаться,  поднимается  до  небывалых

высот. В Пенжинской губе, например, высота прилива достигает

четырнадцати метров.  В открытых же морях приливная волна не

бывает выше двух метров.

   - Это не самая высокая приливная волна, - заметил Суровя-

гин.  - Я где-то читал, что в северо-западной части Атланти-

ческого океана она выше.

   - Совершенно  верно,  -  согласился Парыгин.  - А вот что

происходит в устьях рек, Таня. Приливная волна подпирает ре-

ку с такой силой, что на стыке двух потоков возникает "водя-

ная плотина".  Схватка двух потоков длится секунды, река, не

выдержав натиска моря,  сдается, и тогда водяной вал устрем-

ляется вверх, захлестывая все встречное. Горе тому, кто про-

зевает бор! Его закружит водяной вихрь.

   - Вот видишь,  а ты говоришь, бор нас спас, - сказала Та-

ня.

   - Да, друзья, именно бор спас меня. Понимаете, когда воз-

никнет "водяная плотина",  течение по эту и по ту сторону на

мгновение замирает. Своеобразная мертвая точка. Сначала меня

понесло в воронку с реактивной скоростью, потом вдруг отпус-

тило,  и я выбрался из воронки как раз в момент мертвой точ-

ки.

   - Ты считаешь,  на таком небольшом острове есть река? - с

сомнением спросил Суровягин.

   - Или глубокая расщелина, - ответил Парыгин.

 

 

                     Глава пятнадцатая

 

                    ЧАК ВЫХОДИТ НА ОХОТУ

 

   Крутые склоны  вздыбились  к  небу.  Остров представлялся

всем троим гигантским птичьим домом, густо заселенным кайра-

ми и топорками.  Стоял невыносимый гвалт.  Птичье племя нис-

колько не боялось людей и вело себя довольно нахально.

   Путь был  полон  неожиданностей.  Едва  они прошли метров

двести по сравнительно отлогому склону, как под ногами заша-

тался каменный выступ. Таня чуть не сорвалась вниз. Парыгин,

удерживая, обнял ее. Суровягин ушел далеко вперед.

   - Скорее сюда, - крикнул он.

   Таня и Парыгин посмотрели вверх.  Казалось, облака клуби-

лись над самой головой Суровягина.

   - Скорее, же! - нетерпеливо кричал Андрей.

   На гребне горы тянул легкий ветерок. Впереди громоздились

высокие каменные башни, красно-черные, головокружительно от-

весные,  с белоснежными вершинами.  Нигде ни одного зеленого

кустика.

   - Да смотрите же пониже,  - простонал Суровягин от нетер-

пения.

   Они увидели водопад. Узкая серебристая лента низвергалась

с каменных круч в неширокую долину.  И самое удивительное  -

долина была вся в зелени.

   - Спустимся? - Суровягин вопросительно посмотрел на Пары-

гина.

   Таня, вытянув шею, заглянула вниз и зажмурила глаза.

   - Мечта самоубийцы, - засмеялась она. - Я еще хочу жить.

   - А мне хочется побывать в долине,  - вздохнул Суровягин.

"Встречается  же  где-то Холостов с Чаком?" - подумал он.  -

Жаль, что не будем спускаться.

   - Разве  я  сказала - не будем?  Я всегда мечтала о таком

походе!

   - Вот  это  здоровый взгляд на жизнь,  - в тон ей заметил

Суровягин.

   У их ног лежал целый мир - безбрежный океан,  острова,  в

дымчатой дали едва различались контуры материка. Они вслуши-

вались в птичий гомон,  монотонный гул океана, полной грудью

вдыхали напоенный запахами моря воздух.

   Парыгину казалось,  что он впервые так остро ощущает при-

роду,  ее красоту и мощь. Он взглянул на Таню. Ее глаза тоже

были устремлены вдаль.  Может быть,  и она с такой же необы-

чайной силой, как и он, ощущает сейчас свою слитность с при-

родой.

   - Что же, будем спускаться, - сказал наконец Парыгин.

   Таня повернулась  к  нему.  Смутная улыбка блуждала на ее

губах.  Она встряхнула головой,  как бы прогоняя причудливые

видения, навеянные окружающим миром.

   - Пошли, - коротко бросила она.

   Это был  медленный,  осторожный  спуск с одного скального

уступа на другой. Временами с крутых склонов катилась лавина

острых камней. Камнепады пережидали в нишах.

   Вот она, наконец, зеленая долина. Круто дыбились отвесные

стены.  Глухо рокотал водопад.  Между кустами стланика бежал

ручеек.  Напившись ключевой воды, путники направились по те-

чению ручья к реке.

   Суровягин, шедший впереди, вдруг остановился.

   - Смотрите!

   - Яхта Холостова, - прошептала Таня.

   Они остановились.  Долина,  казалось,  спала, затопленная

морем солнечного света. Как яхта оказалась здесь?

   Путники двинулись  вперед  и скоро очутились у небольшого

залива. Яхта стояла у скалы.

   - Я позову Холостова, - тихо сказала Таня.

   Суровягин приложил палец к губам.

   - Хотел бы я знать,  что он здесь делает? - прошептал Па-

рыгин. Он полез в герметический карман за сигаретами, но за-

мер на месте,  уловив какой-то шум. - Слышите? За мной! - он

устремился к ближайшему валуну.

   Как по команде, все трое спрятались за кустами стланика.

   Послышались тяжелые чавкающие шаги.  Кто-то шел прямо  по

руслу ручья, приближаясь к заливу.

   Из-за поворота показалось неуклюжее существо.  Совершенно

черное тело его лоснилось на солнце.

   "Робот", - подумал Парыгин.  Он слышал,  как шумно  дышит

рядом Таня, и чуть сжал ее руку, успокаивая.

   Робот нес на выдвинутых вперед манипуляторах два  длинных

ящика.  Сзади,  насвистывая веселую мелодию,  беспечно шагал

Холостов.

   Робот взошел  на яхту и осторожно сложил ящики.  Холостов

наблюдал с берега. Робот основательно, не торопясь, упаковал

и связал грузы, втолкнул в себя горизонтальные манипуляторы,

спустился на берег и остановился перед Холостовым. Два квар-

цевых объектива уставились на инженера.

   - Последнюю неделю ты хорошо отдохнул,  Чак, - сказал Хо-

лостов.

   - Д-да, кап-питан, - проскрипел Чак.

   - Скажи мне,  Чак,  - продолжал Холостов, - в твоих крис-

таллах памяти сохранилась встреча с человеком под водой?

   Робот некоторое время молчал, потом проскрипел:

   - См-мутно, кап-питан.

   - С завтрашнего дня будешь помнить.  Я отрегулировал твои

кристаллы памяти.  За ночь кристаллы наберут силу и запомнят

все, что я тебе сейчас скажу!

   - Слушаю, кап-питан.

   - Человек,  которого ты встретишь под водой, - твой враг.

Запомни. Его надо уничтожить.

   - Вр-раг, - бесстрастно повторил Чак.

   "Он объявляет войну", - подумал Парыгин. Холостов прыгнул

в яхту:

   - Счастливо оставаться,  Чак.  Завтра на охоту.  Каланы и

человек...

   Яхта стремительно понеслась вперед и  словно  растаяла  в

толще утеса.

   Чак стоял,  уставив кварцевые глаза в скалу,  за  которой

скрылась  яхта.  Казалось,  что он прислушивается к чему-то.

Вот он вытолкнул из туловища еще два членистых манипулятора,

стал на четвереньки и, разбрызгивая воду ручейка, словно это

доставляло ему удовольствие, пошел назад.

   Вдруг Чак  замедлил  ход и остановился.  Кристаллы памяти

приняли непонятные сигналы.  Долину Чак знал хорошо. Сигналы

стланика, ручейка, скал были привычны и хранились в логичес-

ких узлах с тех времен,  когда он впервые появился в долине.

Незнакомый  сигнал  озадачил  Чака.  Он медленно поднялся на

задние манипуляторы,  втянул в себя передние и осторожно на-

чал поворачивать тупую голову.

   - Нас ищет, - прошептал Парыгин.

   Таня сжала его руку:

   - Я боюсь.

   - Пошли быстрее.  Я не думаю, чтобы радиус действия лучей

был больше ста метров.

   Они поспешили к заливу, на ходу закрывая шлемофоны...

   Чак еще некоторое время медленно вращал головой, стараясь

поймать  таинственные  сигналы.  Но они исчезли.  И все же в

кристаллах остались слабые следы,  которые теперь уже не ка-

зались  ему  совершенно незнакомыми.  Следы сигналов первого

дня своей жизни - вот что уловил  сегодня  Чак.  Манипулируя

психокорректором,  он  старался восстановить счастливую пору

"детства".  Тщетно.  Какие-то неясные и слабые удары в крис-

таллах  - и больше ничего.  Капитан убрал из памяти все лиш-

нее, что мешало охоте.

   Чак опустился  на  четвереньки и продолжал путь.  В конце

долины Чак еще раз поднялся во весь рост. В логическую схему

поступали знакомые импульсы долины. Странные сигналы, напом-

нившие "детство", больше не появлялись.

   Со стороны моря залив был закрыт высокой каменной стеной.

Она походила на глубокий накладной карман,  при шитый  гори-

зонтально к массиву острова. Между крутыми скальными стенами

извивалась заполненная водой расщелина.  Солнце  никогда  не

заглядывало сюда.  В сыром полусумраке ее стояла мертвая ти-

шина.

   Они плыли в кильватере: впереди Парыгин, за ним Таня, за-

мыкал Суровягин.

   Под водой было еще сумрачнее.  В таких местах любят посе-

ляться спруты.  Обычно они располагаются колониями,  и редко

кто  из  жителей одной колонии переходит в другую.  Парыгин,

выплывая в расщелину,  опасался, что спруты задержат их. Как

ни  безопасны эти твари,  но они могли доставить немало хло-

пот. Попробуй выбраться из леса щупалец. Но здесь не было ни

одного спрута так же, как не было и рыбы.

   "Работа Чака, - подумал Парыгин. - Отсюда он отправляется

на охоту".  Он невольно оглянулся. Следом спокойно плыли то-

варищи.

   Он вновь двинулся вперед и очень обрадовался, когда услы-

шал неистовый,  ликующий шум прибоя.  Тишина давила его. Под

водой  хорошо чувствуешь себя лишь в том случае,  когда тебя

окружает живая жизнь.  А в расщелине жизни не было. Справа и

слева - камень.  Наверху тень утесов...  Желтый свет стреми-

тельно приближался.  Наконец пловцы выплыли в открытое море.

Выбрались на берег.

   - Где мы? - спросил Суровягин, оглядываясь.

   - На восточном берегу острова, - ответил Парыгин. Впереди

на несколько километров громоздились  рифы.  Только  опытный

капитан решился  бы  пробиться к острову сквозь эти каменные

надолбы. За ними простирался океан. Где-то за дымчатым тума-

ном на северо-востоке находился остров Бирюзовый.  Там морс-

кие границы Родины...

   - Завтра Чак возобновляет охоту на каланов,  - сказал Па-

рыгин.

   - И на тебя,  - добавил Суровягин и внимательно посмотрел

на товарища. - Ты не пробовал подстрелить Чака?

   - Промахнулся.

   Они помолчали и закурили.

   - Сегодня ты в последний раз плаваешь, Максим. Понял?

   Парыгин посмотрел на Таню.

   - Я-то думала,  беда миновала, - вздохнула она. - Значит,

опять Чак начнет опустошать заповедник...

   - Будем действовать, Максим, - упрямо сдвинул брови Суро-

вягин. - Нам сегодня же надо вернуться в долину Чака. Сегод-

ня же. Запасемся продуктами - и назад. Одобряете?

   - Не возражаю, - сказал Максим.

   - Что ж, если требуется мое мнение, - я согласна. Сегодня

же вернемся.

   - Вы не вернетесь сюда.

   - Но...

   - Никаких "но",  Татьяна Григорьевна.  Командуйте в запо-

веднике. Я не имею права взять вас на эту операцию и подвер-

гать опасности вашу жизнь.

   - Но это несправедливо, товарищи. Я хочу с вами.

   - Нет, - твердо сказал Суровягин. - Я не знаю еще, что мы

будем делать.  Может быть, ограничимся осмотром логова Чака.

Максим знаком с кибернетическими устройствами...

   - Не с такими совершенными, как Чак, - Парыгин бросил си-

гарету  в  набежавшую волну.  - Откровенно говоря,  я охотно

подзанялся бы с Чаком.

   - Я  хочу  с вами,  - Таня умоляюще посмотрела на молодых

людей. - Он такой красивый...

   - Чак  такой же красавчик,  как и ваши каланы,  - пошутил

Суровягин.

   Таня обиделась за сравнение.

   - Беру свои слова назад.

   - Так-то лучше,  - смягчилась Таня. - Ребята, а почему бы

не арестовать Холостова? Заявить в милицию...

   - Все будет в свое время, - сказал Суровягин. - А теперь,

Татьяна Григорьевна, один нескромный вопрос: молчать вы уме-

ете?

   - Уже молчу, - насупилась Таня.

   - Я серьезно.

   - Молчу,  молчу, хотя мне хочется кричать во всеуслышанье

о новой опасности!

   Суровягин поднялся:

   - В заповеднике есть радио?  Тогда все в порядке.  Доложу

начальству - и назад на остров.

   - Тогда поспешим, - сказал Парыгин, входя в воду.

 

 

                     Глава шестнадцатая

 

                    ПРОШЛОГО НЕ ВЕРНУТЬ,

                   НО ОНО ЖИВЕТ В ПАМЯТИ.

 

   Панна на  целый месяц поселилась на одном из островов ку-

рильского ожерелья.  Она была единственной женщиной в экспе-

диции,  и ей поставили отдельную палатку. Раскладушка стояла

у небольшого квадратного окошечка.  В часы  отдыха,  лежа  в

постели,  Панна  часами глядела в синие дали Охотского моря,

над которыми проплывали фантастические тени облаков...

   Первые дни  она была молчалива.  Старые товарищи не сразу

узнали бы в этой задумчивой девушке свою  всегда  веселую  и

озорную  подругу.  Первое  столкновение  с человеческой под-

лостью и лицемерием потрясло ее.

   И рядом с этим чувством было другое:  любовь. Она никогда

не умела да и не любила  глубоко  задумываться  над  жизнью,

спокойно отдаваясь ее течению.  Казалось,  все было просто и

понятно.  Отец,  занятый своими делами,  кажется, ни разу не

пытался проникнуть в сердце дочери,  узнать,  чем она живет.

Правда,  он порой замечал в ней некоторые перемены,  которые

не могли ему понравиться, но проходило время, и он постепен-

но смирялся с ними, и они становились для него столь же при-

вычными, как для самой Панны. Ах, если бы он хоть раз вызвал

ее на откровенный,  если нужно - резкий разговор, такой, ка-

кой произошел между Ереминым и Олегом. Может быть, она суме-

ла бы раньше отойти от Рутковской и увести  с  собой  Олега.

Увести?  Но ведь из-за него, Олега, она и стала своей в ком-

пании Рутковской.  Она незаметно для самой себя начала восп-

ринимать эгоистически-барское отношение к жизни, считать се-

бя чуть ли не пресловутым пупом земли, о котором столь охот-

но пишут сатирики. Боже мой, сколько ошибок!

   А Олег!..

   Она, краснея,  вспомнила,  как назвала  его однажды своим

женихом.  Зачем это?  Придет ли он к ней?  Как он слеп! Ведь

ему стоило сказать одно-единственное слово - и вся жизнь по-

вернулась бы по-другому. Он не сказал этого слова...

   И сегодня Панна в сотый раз думала о нем,  заново пережи-

вая все.  По палатке неторопливо,  даже  деловито  барабанил

дождь.  Грозно шумело море. В такую погоду хорошо бродить по

берегу в высоких резиновых  сапогах  и  плаще  с  капюшоном.

Идешь  и слушаешь природу и с удивительной отчетливостью ви-

дишь все вокруг:  и желтоватые камешки,  и зеленые волны,  и

капли дождя на воде, словно заклепки на корпусе корабля.

   Панне всегда казалось, что в непогоду природа лучше раск-

рывает себя,  охотно принимает в свой круг человека.  В этом

ровном шуме дождя, в этом ритмичном дыхании волн звучала ка-

кая-то захватывающая мелодия жизни - могучей и доброй.  "Ни-

когда не отчаивайся,  - говорило море. - Я с тобой. Всегда с

тобой. Слышишь, всегда с тобой!"

   Она соскочила с постели.  Привкус соли  во  рту"  "Откуда

соль?  Почему я плакала?" Панна потрогала рукой железную пе-

чурку. Она была холодна. Панна подбросила сухих чурок.

   Печка разгорелась.  Панна не только ощущала, но и видела,

как тепло кругами расходилось по палатке. Огонь был веселый,

радостный.  "От людей тоже исходит тепло, - внезапно подума-

лось ей.  - От отца,  например. От Олега..." Панна поставила

чайник на печку и села на кровать.

   На подушке тоненькая книжка. Панна раскрыла ее.

 

         Приснись мне! А то я уже забываю,

         Что надо тебя мне любить и беречь.

         Приснись, не сердись, я ведь тоже живая!

         Приснись, прикоснись. Можешь рядом прилечь.

 

   Панна дочитала  стихотворение  и  вздохнула.  Олег  часто

снится ей. И не забывается. И не забудется. Никогда.

   Она нашла  фотографию  поэтессы  и долго разглядывала ее.

Прищуренные глаза.  Серьга, как капля росы, прилипла к мочке

уха. Улыбается. "Поэты, наверное, всегда улыбаются... Может,

ей весело живется? Может, она никогда не страдала, не любила

так, как я люблю? И оттого, может, он не снится ей?"

   Фотография молчала и улыбалась.

   Панна растянулась  на раскладушке и положила руки под го-

лову.

   Отчетлива в памяти картина первой встречи.  Вступительные

экзамены в университет. Английский язык Панна сдавала с нез-

накомым парнем.  Она стояла у доски и разбирала предложение.

Преподаватель,  заложив руки за спину,  смотрел  в  окно.  И

вдруг она споткнулась. Забылся какой-то пустяк, - она сейчас

и не вспомнит,  что поставило ее в тупик. Панна растерялась,

даже уши покраснели.

   - Дальше, - услышала она голос преподавателя. А дальше...

Она  повернула  голову и встретилась со взглядом синих глаз.

Не глаза,  а горное озеро.  Парень смотрел на нее, улыбаясь.

Панна улыбнулась в ответ и сразу все вспомнила.  Просто уди-

вительно.

   - Так что же вы остановились? - спросил преподаватель.

   - Я жду, когда вы повернетесь, - весело сказала Панна.

   Экзаменатор засмеялся и вернулся к столу.  Кивнув головой

синеглазому парню,  она покинула аудиторию.  Он вышел  минут

через пятнадцать и растопырил пять пальцев.

   - Откуда вы знаете, что пятерка? - спросила она.

   - Сам преподаватель сказал,  - ответил он. - Пошли, я вас

мороженым угощу по такому случаю.

   Они разговорились.  О  чем шла беседа?  Да о профессорах,

проходном балле,  обо всем, что тогда больше всего интересо-

вало их. На улице было шумно и жарко. У ограды университетс-

кого парка лежала овчарка,  положив голову на лапы и высунув

красный язык.  Она караулила чемоданчик, который стоял перед

ней.  Увидев Щербакова, собака вскочила и пошла рядом с ним.

Панна  впервые видела такую большую и красивую овчарку.  Она

подняла руку, чтобы погладить ее.

   - Нельзя,  - сказал овчарке Щербаков и обернулся к Панне:

- А теперь можете погладить.

   В ближайшем  павильоне они поели мороженого и вернулись в

университетский парк.

   Так началась их дружба.  Впрочем,  она познакомилась в те

дни не с одним Олегом.  Сколько новых друзей,  сколько новых

подруг  появилось у девушки,  как широко раздвинулся круг ее

интересов, ее мыслей и забот!..

   Веселое было время.  Костер. Гигантские тени на деревьях.

Споры до хрипоты и песни, песни, песни.

 

            и склеивать разбитое на части,

            и мелочи отбрасывав, как жмых,

            и снова честно верить в счастье,

            которое, должно быть, в Вас самих.

 

   В жизни  все  сложнее,  поэт.  Холодною водицей не смоешь

боль души.  Пусть никому не дано вернуть прошлое, но оно жи-

вет в памяти, и никуда от него не денешься.

   Панна вздохнула.  Дождь не переставал.  В  палатке  опять

стало сыро и прохладно.  Панна поднялась и потрогала чайник:

остыл.  Бросила в печку несколько чурок и придвинула ближе к

ней раскладной стул с брезентовым сиденьем.

   Может быть, сходить в большую палатку? Там сейчас забива-

ют "козла". И больше всех, конечно, горячится Григорий Лаза-

ревич Чигорин.  Он замещал начальника экспедиции  профессора

Лобачева,  который  пока задержался на острове Туманов.  Она

совсем было решилась идти в мужскую  палатку,  но,  вспомнив

ухаживания гидролога, отказалась от своего намерения.

   Печка гудела. Стало жарко. Панна сняла спортивную куртку.

Черный свитер плотно обтягивал грудь.

   "Вам следовало бы менять паруса",  - вспомнила она  слова

Парыгина на вечере.

   "Теперь на вас настоящая оснастка", - грубовато сказал он

при  встрече  на  острове Семи Ветров.  Спросил о Щербакове.

Панна пробормотала что-то не очень складное. Максим об Олеге

больше не заговаривал.

   Чайник говорливо закипел.  Здесь нет серебряных  ложечек,

нет фарфора;  есть эмалированная кружка,  простая,  прочная.

Пить из нее - одно удовольствие.  Аня, ты не пила обжигающий

чай из такой кружки,  не сидела в обнимку с печкой, не выхо-

дила в резиновых сапогах на морской берег.  У тебя была дру-

гая жизнь - яркая,  броская с виду,  глухая,  темная, тайная

внутри. Ты обманывала нас - меня, Таню, Олега... Олега боль-

ше всех.

   Панна вздохнула,  поставила кружку на пол.  Опять  та  же

книжка стихов в руках... Ну, посоветуй, помоги.

 

            Но, погрустив,

            холодною водицей

            умоемся, как в самый первый раз,

            и будем снова с шуткою водиться,

            беречь стихи и песни про запас,

 

   Да, были песни. Были споры. Был костер.

   Наступил октябрь. Пошли дожди. Старая липа роняла золотой

дождь листьев. По-прежнему костер горел по воскресеньям. Дым

растекался между деревьями.  Где-то играла музыка -  печаль-

ная, нежная, зовущая в неизведанные дали... А со старой липы

все падали и падали листья.  Панна каждый вечер приходила  в

парк, вязала из листьев сметные, несуразные бусы...

   Никогда не забудутся эти осенние вечера, когда она уходи-

ла в мечты о счастье,  о жизни...  Ей виделись далекие гори-

зонты... Кто же не мечтает в восемнадцать лет, как пишут по-

эты...

   Ничто не омрачало жизнь Панны. Мелкие огорчения в счет не

шли.

   Впервые сердце сжалось острой болью в начале летних кани-

кул,  когда  она встретила Олега с Аней.  Эта встреча до сих

пор в ее памяти. Полушутливый разговор на "ты", быстрые, по-

нимающие взгляды...  Панна удивилась:  он ведь до сих пор не

увлекался женщинами.

   "В жизни есть поважнее, чем любовь. Дружба - это вещь", -

повторял он,  когда в студенческой компании заходил разговор

о любви и дружбе. Они, Панна и Олег, дружили по-настоящему и

свободное время всегда проводили вместе.  А теперь...  Панна

видела, как загорались глаза Олега, когда он смотрел на Аню.

Он никогда не смотрел такими глазами на нее. Панна заторопи-

лась.

   - До свидания, Олег, - сказала она. - Скоро я уезжаю...

   - Счастливо, Панна, передай привет Москве. - Он подхватил

свою спутницу, и они скрылись в толпе.

   ...Панна опоздала  к началу занятий.  В день примда - это

было под вечер - она сразу же побежала в жилой  корпус  уни-

верситета.  Комендант сказал,  что Щербаков общежитии не жи-

вет.  Она пошла в парк и села на ту же скамейку,  на которой

они сидели в день первого знакомства.

   Встретились они случайно на улице,  в начале  октября,  у

ресторана. Она хотела пройти незамеченной. Он окликнул:

   - Привет, Панна,

   - Здравствуйте, Олег.

   Он подошел к ней.  Узкие брюки с  молниями  и  блестящими

заклепками на швах. Пестрая рубашка-распашонка. Шея повязана

платком,  таким же пестрым, как рубашка. Он показался ей со-

вершенно незнакомым и чужим. Они пошли рядом.

   - Как же университет,  Олег?  - спросила она, пересиливая

себя.

   - Зачем учиться,  Панна?  - Он говорил запальчиво, словно

лишний раз хотел убедить себя. - Зачем?

   Панна даже остановилась от неожиданности.

   - Не надо, Олег...

   Олег неловко засмеялся.  Кажется, он был не в себе. Панна

хотела спросить об Ане Рутковской, но промолчала.

   - Что нового в университете? - спросил он, прикуривая си-

гарету от зажигалки. - Хорошее время было...

   Вздохнул.

   - Расскажите о вашей жизни, Олег.

   - Зачем?

   Разговор не клеился.

   - Я пойду, Олег.

   Он схватил ее за руку.

   - Не надо, Олег.

   В тот  день Панна долго бродила по улицам,  снова и снова

припоминая разговор с Олегом.  Возможно,  мысль о Рутковской

помешала ей остаться с ним и поговорить,  как раньше, просто

и откровенно.  Рассказать о том,  как она скучала летом,  об

американском балете на льду,  о выставке картин Пикассо, обо

всем, а главное - о жизни, о молодости, о нашем веке, бурном

и веселом...

   Панна любила - и она простила себя за бегство.

   У дружбы свои законы, настоящие, единственные. Дружбе из-

менять нельзя.  Дружбе надо верить, беречь ее. Помоги в беде

другу, протяни руку, - и этого достаточно. Мало? Нет, не ма-

ло.  Ведь для тебя протянуть руку Олегу сейчас,  когда между

вами и вашей дружбой стала чужая тень,  - это очень много. А

тень...  Настанет время, и тень исчезнет. Только будь терпе-

лива. Будь.

   Так убеждала себя Панна,  блуждая по  городу.  Домой  она

пришла  поздно  ночью.  На  душе ее было удивительно светло.

"Странно, - думала Панна, - я, кажется, счастлива".

   К ним снова вернулась дружба. На первый взгляд, ничего не

изменилось в их отношениях. Панна первой протянула Олегу ру-

ку дружбы,  и он принял ее так,  словно ничего не произошло.

Он едва ли догадывался о чувствах Панны.  А  она  решила  не

просто возобновить дружбу с парнем,  - ей хотелось, чтобы он

стал прежним Олегом. Студентом. Веселым и остроумным спорщи-

ком.  Деятельным и энергичным человеком большой мечты.  Дру-

гом, который близко к сердцу принимает радости и горести то-

варища. Чистым и честным.

   Но все пошло иначе.  Олег,  познакомившись с  Рутковской,

вошел в какой-то другой мир - скорее узкий мирок людей,  ко-

торые смотрели на окружающее совсем другими глазами, чем он.

Это был мирок презрительного скептицизма и полускрытого стя-

жательства.  У новых знакомых Олега не было ничего цельного.

Эклектики,  нахватавшие случайных знаний, они умели говорить

с апломбом и многозначительными недомолвками. Но они же мог-

ли в продолжение одного вечера трижды менять свою точку зре-

ния на вопрос, который случайно оказывался в центре их деба-

тов.

   Олега это сначала бесило,  потом сердило,  потом - просто

забавляло. Он привык слушать крикливые тирады новых знакомых

- порой острые, но всегда беспорядочные и пустые.

   Но капля точит скалы, и Олег, сам того не замечая, усвоил

кое-что из тощенького багажика новоявленных друзей...

   В эту-то компанию и попала вслед за Олегом Панна. Она хо-

тела бороться за Олега,  но,  как оказалось, боролась за его

любовь.  Панна обладала той искоркой, которая заставляет че-

ловека разбираться в непонятном,  искать  правильных  дорог.

Она  знала путь,  по которому идти самой и по которому вести

Олега.  Но она медлила.  Она с болью наблюдала за  тем,  как

Олег все больше и больше привязывался к Рутковской.

   Панна бывала свидетелем их споров и даже ссор.  Олег  мог

быть упрямым,  но не больше.  Казалось,  он порой не - делал

никаких уступок Рутковской, но тем не менее спустя некоторое

время вновь был возле нее.

   О, как нелегко давалось Панне спокойствие. Но она думала,

что  ни разу не выдала себя,  что никто не догадывается о ее

любви к Олегу. Однако все знали это, кроме... Олега,

   Порой Панна срывалась и тогда становилась колючей,  алой,

дерзкой.  В такие минуты даже Рутковская оставляла ее в  по-

кое...

   Едва ли Панна долго выдержала бы такую жизнь.  Кризис на-

растал,  как буря,  и только долг перед дружбой удерживал ее

возле Олега.

   Кризис назрел не тогда, когда арестовали Аню, - Панна все

еще верила ей, - а в ночь после разговора с Алексеем Василь-

евичем.  То, что рассказал Еремин, не укладывалось в голове.

Она с ужасом думала о подлости и низости. О, какую же черную

душу скрывали внешняя красота и лоск! Мерзость, лицемерие...

Панне казалось,  что ее окунули в грязь,  что она задыхается

от зловония...  А Олег?  Не двойную ли жизнь он ведет?  Нет!

Нет! Это было бы слишком жестоко и несправедливо...

   Панна уехала, не повидав Щербакова. Не страх, не осторож-

ность и не трусость,  а горячее желание сохранить в душе все

то хорошее,  что было между ними,  заставило ее покинуть го-

род.  Пусть Олег сам разберется во всем, что произошло. А он

разберется - она верила в это.

   Под вечер какой-то корабль бросил якорь на рейде.  Экспе-

диция  в  полном  составе вышла на берег.  От корабля отошла

шлюпка. Чигорин вскинул к глазам бинокль.

   - Николай Николаевич приехал, - сказал он.

   Через полчаса Лобачев пожимал руки всем знакомым и незна-

комым. Он был весел, возбужден и сыпал шутками.

   - Ну, здравствуй, дочка, - поцеловал он Панну. - На само-

чувствие не жалуемся?

   - Ветер тут соленый, папа.

   - Коли так, хорошо. Быстро продует.

   - А дома как? - спросила Панна.

   - Шумно,  как в школе, - засмеялся Лобачев. - Вася, Федя,

Коля - все приехали. Про тебя спрашивали.

   - Не  удастся  встретиться,  - вздохнула Панна и отверну-

лась, чтобы скрыть слезы.

   - Не вздыхай. У тебя все впереди. - Лобачев притянул ее к

себе.  Панна была точной копией матери;  может быть, поэтому

она  стала  его любимицей.  - За неделю,  я думаю,  закончим

здесь работу.

   Яркое красное  солнце  садилось за горизонт.  Остро пахло

йодом и солью. Этот запах напомнил ей детство, старшего бра-

та,  с  которым  она  часто играла на берегу Амурской бухты.

Сердце радостно колотилось.

   - Не устаешь? -спросил Лобачев.

   Она покачала головой.

   - Ну, пошли в палатку. Тебе письмо.

   - Письмо?  - удивилась Панна,  шагая  рядом  с  отцом.  -

Кто-то еще помнит меня...

   - На, получай.

   Панна отстала от отца.  Это было письмо от Андрея Суровя-

гина. Он сообщал, что находится на острове Туманов в служеб-

ной командировке.

   "...Каланы - они же, черт побери, паралитики все, - писал

Суровягин.  -  Стоило из-за них портить столько крови.  Я их

теперь терпеть не могу.  Таня Чигорина в восторге  от  своих

зверюшек,  а меня называет чернильным интеллигентом,  неспо-

собным понять красоту природы.  Пусть... Щербаков жив и здо-

ров, видел его перед отъездом. Просил передать привет, что я

охотно и делаю в этом письме..."

   Панну позвали в палатку на совещание. Она сунула письмо в

карман куртки.

 

 

                     Глава семнадцатая

 

               ПЕРЕЛИСТЫВАЯ СТРАНИЦЫ ДЕЛА...

 

   Полковник Еремин перелистывал "Дело о каланах". Следствие

подходило к концу. Как ни лгала и ни изворачивалась Рутковс-

кая, материалы следствия полностью изобличали ее.

   Горцев прикинулся случайным соучастником дела. Охотно да-

вал показания и так же охотно "топил" Рутковскую.

   Это насторожило Еремина, и он послал запросы во все горо-

да,  где  "гастролировал" Горцев.  Не зря на допросах Горцев

играл простачка,  - признавшись,  он хотел  скрыть  прошлое,

усыпить бдительность следователей. Материалы, поступившие из

Риги и Одессы,  говорили о том,  что Горцев был опытным про-

фессиональным  аферистом.  Когда Еремин напомнил ему о "дея-

тельности" на черном рынке портовых городов и назвал  клички

его  дружков.  Горцев  сразу  же сник.  Его показания полнее

раскрыли деятельность контрабандистов.

   Еремина опять-таки озадачила такая откровенность.

   - А что остается мне делать? - ответил Горцев. - Понимаю,

куда  попал.  Вы же все равно докопаетесь.  Почему бы мне не

облегчить свою судьбу? Выгораживать Рутковскую не собираюсь.

За копейку горло перегрызет.  И ханжа.  Я люблю честно рабо-

тать с партнерами...

   О Холостове Горцев был самого высокого мнения:

   - Не мелочится. Умеет жить!

   О Щербакове же сказал на очной ставке:

   - Этого сосунка, гражданин следователь, оставьте в покое.

Такие фраеры в нашем деле не годятся. Рутковская хотела отк-

рыться ему - ей жалко было платить мне комиссионные, но Щер-

баков  не выдержал испытания...  У него тяжелый груз на шее,

который называется совестью, долгом, порядочностью...

   Еремин не стал читать протокола очной ставки.  Сейчас его

интересовали не детали следствия,  не  отдельные  показания,

чаще ложные, чем правдивые.

   Восстанавливая в памяти напряженные дни следствия, Еремин

перебирал людей, с которыми пришлось столкнуться по ходу де-

ла,  и,  пожалуй,  охотнее всего думал о Щербакове. Этот па-

рень, несмотря на то что крепко опростоволосился в истории с

каланами,  вызывал живое сочувствие,  даже симпатию Еремина.

Но все же...  Что общего между Щербаковым и Рутковской?  Ка-

жется,  ничего. А он любил ее. Верил. Еремин не один час бе-

седовал с Щербаковым...

   Каждое молодое поколение острее воспринимает  жизнь,  не-

терпимее относится к недостаткам, порою наскоком хочет прео-

долеть трудности,  падает,  получает ушибы.  Но тот,  у кого

есть уверенность в душе,  тот, кто разделяет принципы, кото-

рых придерживается весь народ, быстро поднимается, примыкает

к общей шеренге. Это закономерность движения вперед.

   Щербаков не вышел из общего  строя.  Он  споткнулся.  Его

воззрения  на  жизнь не расходились с моральными воззрениями

общества,  и это помогло ему в трудную минуту не смалодушни-

чать,  мужественно сказать:  "Да,  я ошибся, не на ту дорогу

свернул".

   Еремин вспомнил последнюю встречу Щербакова с Рутковской.

   ...Рутковская сидела в кабинете следователя. Вошел Щерба-

ков.  Она  вскинула на него глаза.  Несколько секунд длилось

молчание.  Она небрежно потушила сигарету. Он стоял у дверей

и не сводил с нее глаз.

   - Здравствуй, Олег. Что, не узнаешь? Подойди же.

   Голос ее был печален и нежен.

   Еремин встал из-за стола и  подошел  к  окну.  "Эгоистка,

лгунья, черт в юбке - и вдруг такая искренность в голосе", -

раздраженно думал он.

   - Аня, почему ты так... подло обманывала всех нас? - Щер-

баков все еще стоял у двери. - Почему?

   - Так получилось, Олег. Ты меня еще любишь?

   - Нет. Скажи мне правду, а ты меня любила когда-нибудь?

   - Нет. Я любила Холостова. Одного Холостова. Понимаешь?..

Его одного... Теперь мне все равно.

   Она вздохнула,  равнодушно посмотрела на Щербакова.  Пол-

ковник по привычке ходил по кабинету, заложив руки за спину.

За  свою жизнь он повидал много человеческого отребья.  Были

шпионы,  диверсанты,  валютчики. Никогда у него не возникало

чувства жалости к ним. Он знал: мусор надо убирать с дороги,

- и с радостью убирал его.  Грядущее создавалось в упорной и

трудной борьбе.

   А сейчас он чувствовал жалость к  Рутковской.  Просто  до

боли обидно было за эту молодую женщину, за ее попусту раст-

раченные силы. Травма детских лет, встреча с Холостовым при-

вели ее в тюрьму,  отлучили от общества. Понимает ли она всю

степень своего падения? Можно ли ее вернуть к жизни, к Жизни

с большой буквы?  Он взглянул на Рутковскую.  Отблеск солнца

освещал ее лоб и щеку.  Она походила на очень усталого чело-

века,  который слушает далекую музыку, не пытаясь ее понять.

Еремин вызвал конвоира:

   - Уведите ее.

   Она поднялась и, не поворачивая головы, сказала:

   - До свиданья, Олег.

   Еремин начал заново перечитывать все документы дела. Пос-

леднее заявление Рутковской.  Она настоятельно просит устро-

ить очную ставку с Холостовым.  Зачем? Это не добавит в дело

ничего существенного: все ясно, как на ладони.

   Справка из главка о работе Холостова в  экспериментальной

мастерской.

   Копии актов о затопленных  судах.  "Палтус"  -  последнее

судно,  затонувшее в водах острова Туманов.  Почти под всеми

актами стояла  подпись  Холостова.  Бессменный  председатель

всех аварийных комиссий.

   "Почему так долго молчит Суровягин?" - думал полковник.

   Зазвонил телефон. Еремин схватил трубку. Председатель ко-

митета интересовался делами на острове Туманов и торопил за-

вершить  затянувшуюся историю с Холостовым до первой его по-

пытки перебраться за границу.

   Полковник положил  трубку и некоторое время сидел,  отки-

нувшись на спинку кресла.  Потом вызвал машину  и  поехал  в

торговый порт.

   Щербаков вышел из клуба. Был двенадцатый час. Уличные фо-

нари освещали людей, машины, лоснящийся после дождя асфальт.

Тополя,  выстроившиеся в длинные ряды по обеим сторонам ули-

цы,  светились изнутри,  словно каждое дерево имело свое ма-

ленькое солнце. Было нарядно и празднично.

   Он шел в людском потоке,  улыбаясь своим мыслям.  Миновал

одну улицу,  вышел на другую, дошел до лестницы на городской

пляж, спустился к бухте, сел на знакомую скамью.

   Ночь лежала над бухтой.  Маняще мигали огни рыбацких  су-

дов. Звезды купались в воде... Щербаков закурил. Сквозь ноч-

ную мглу требовательно улыбались ему глаза друзей...

   ...В клуб  он пришел задолго до начала собрания.  Большой

зал сдержанно гудел. Щербакову не сиделось на месте. Он то и

дело  выходил и выкуривал сигарету за сигаретой.  Но его все

равно знобило, он никак не мог успокоиться.

   Наконец началось... Щербаков забился было в дальний угол,

но по требованию собрания пришлось пересесть на первый ряд.

   На трибуну  вышел  полковник  Еремин и сжато изложил суть

дела. Зал взорвался. Щербаков стиснул зубы. Голова клонилась

все ниже и ниже. Он с тоской думал о том, что от него отвер-

нутся товарищи... Ему хотелось встать и крикнуть: "Товарищи,

я же любил! Понимаете, любил!"

   На трибуну один за другим поднимались все новые  и  новые

люди. Щербаков слышал гневные, разящие слова. Самое страшное

в жизни - презрение и ненависть народа. Неужели он пал столь

низко,  что достоин такого презрения? "Любил же я, товарищи,

любил".

   - Как  можно не отстаивать убеждения,  которым отдана вся

жизнь? Лучше тогда совсем отказаться от жизни.

   Это говорил Василий Иванович,  старый механик,  начальник

участка,  в прошлом грузчик. Его друг. Его портовый учитель.

"Но разве я изменил своим убеждениям?  Нет!" Щербаков выпря-

мился и впервые открыто посмотрел на людей в президиуме.

   А Василий Иванович, как бы отвечая Щербакову, говорил:

   - Разве "живи,  пока живется" - не измена убеждениям бой-

ца? Понимаешь ты это, Олег? Вот моя рука. Становись рядом со

мной,  обопрись на мою руку,  и пойдем вперед. Вам, молодому

поколению,  продолжать дело отцов. Будьте сильнее и счастли-

вее нас.  Овладевайте космосом, подчиняйте стихию, заставьте

отступить смерть...

   Василий Иванович сошел с трибуны под гром  аплодисментов.

Вместе  со всеми до боли в ладонях хлопал и он,  Олег Щерба-

ков.

   Ему дали  слово в конце собрания.  Никогда в жизни он так

не волновался.  Он понял,  как порой мучительно стыдно гово-

рить  правду  о себе,  ничего не утаивая и ничего не пытаясь

утаить.  И еще он испытал удивительное  чувство  облегчения,

когда закончил свою исповедь. Теперь он мог честно глядеть в

глаза людям.

   ...Щербаков бросил  сигарету.  Тишина  стояла  в звездных

просторах. Тишина успокаивающая, благотворна и. В ней, каза-

лось,  звучали  голоса  друзей.  Он слышал и чувствовал их и

вдруг отчетливо понял,  что он что-то значит для коллектива,

что он рядом с друзьями.

   Эта мысль наполнила его счастьем.  Он думал о друзьях,  о

жизни,  о будущем, и перед ним все ярче и ярче вставал образ

Панны. Он твердо знал, что еще встретиться с ней. И столь же

твердо знал, что они уже никогда не расстанутся.

   Из порта Еремин заехал в управление.  Дежурный молча про-

тянул ему радиограмму. В ней было всего два слова;

   "Прилетайте. Суровягин".

   Еремин глубоко вздохнул и набрал номер телефона.

   - Аэропорт? Один билет...

 

 

                    Глава восемнадцатая

 

                   "КАПИТАНСКИЕ ПУГОВИЦЫ"

 

   Над островом  Семи  Ветров непрерывно висели низкие тучи.

Резко дул северный ветер.  На Таню обрушились все заботы  по

подготовке  островного  хозяйства  к  долгой  холодной зиме.

Нельзя сказать, что она не страшилась разлуки с Максимом. Но

пока он был рядом,  она настойчиво отгоняла от себя мысли об

отъезде любимого. И сегодня, как всегда, Таню ожидали дела в

конторе заповедника.  Она вышла из дома. Ее встретил ливень.

Она накинула на голову капюшон.

   В конторе  на  письменном  столе,  рядом  с ведомостью на

зарплату,  лежала радиограмма. Таня неторопливо раскрыла ее.

Максима отзывали в училище.

   Таня долго сидела неподвижно.  Значит, разлука. Она неиз-

бежна, как осень, как северный ветер.

   Таня сунула радиограмму в карман плаща и вышла из  конто-

ры. Ей не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Она

остановилась у причала. Моторист копался в моторе катера. Он

с  удивлением посмотрел на нее.  У девушки был отрешенно-пе-

чальный взгляд. По щекам струились слезы. Или это капли дож-

дя?  Вдруг  из-за  плотной пелены дождя,  словно привидение,

выскочила яхта.  Таня вздрогнула и сделала шаг назад. Холос-

тов... У него было желтое лицо и утомленные глаза.

   - Это вы? - пробормотал он.

   Таня удивленно посмотрела на него.

   - Разве вы ожидали встретить кого-нибудь другого?

   - Это неважно теперь. Пора отдавать концы.

   - Вы о чем?

   - Я говорю: надо отдавать концы.

   - Все-таки зачем вы пожаловали к нам в такую погоду?

   Вдруг у него странно блеснули глаза:

   - Еще раз взглянуть на вас, - и он направился к яхте. Та-

ня смотрела ему вслед. С яхты он крикнул:

   - Счастливо! Прощайте!

   Яхта быстро  скрылась из виду.  "Он чем-то встревожен,  -

подумала Таня. - Или мне так кажется?" Неясная тревога росла

в ее сердце.  Какое-то чутье подсказывало ей,  что Максиму и

Суровягину грозит опасность.

   Таня пошла в поселок. Ливень не переставал.

   В долине безымянного острова сгущались сумерки.  Максим и

Суровягин стояли перед водопадом.  Дальше пути не было. Вода

с глухим шумом падала в котловину и исчезала под землей. Хо-

лодные прозрачные брызги,  перелетая через котлован, образо-

вали звонкий ручеек.

   Друзья переглянулись.  Где  же  все-таки логово Чака?  По

сторонам - голые каменные стены.  Может  быть,  надо  как-то

проникнуть за гладкий и тугой вал водопада?

   Они отошли в глубь долины, устроились между кустами стла-

ника. Парыгин достал сигареты и закурил.

   - Что ты думаешь обо всем этом? - спросил он.

   - Разгадка,  по-моему,  по ту сторону водопада,  - сказал

Суровягин, выковыривая орехи из шишки стланика.

   - Тогда проще. Пошли, - Парыгин поднялся.

   - Не спеши.  Нам надо решить,  где  мы  проведем  сегодня

ночь.

   - Этот вопрос волнует меня меньше всего.  Костюмы у нас с

обогревателем. А вот встреча с Чаком...

   Продукты и кое-что из снаряжения они  сложили  на  берегу

залива. В верховья долины поднялись налегке.

   - Если бы я не видел Чака своими глазами,  ни за  что  не

поверил бы в реальность его существования,  - задумчиво ска-

зал Суровягин.  - Да и сейчас нет-нет да возникает мысль: не

в фантастическом ли мире мы находимся? Охота за призраком...

   - В том-то и дело,  что не за призраком,  а за машиной, -

возразил Парыгин.  - Пошли. Мне не нравится эта неопределен-

ность.

   Они снова подошли к водопаду.  Брызги упруго били в лицо.

Обогнув котлован,  где ярилась и пенилась вода,  они вошли в

зону  водопада  и уперлись в южную стену долины.  Здесь сила

напора была слабее.  Парыгин и Суровягин переглянулись, зак-

рыли  шлемофоны  и вошли в прозрачный,  как горный хрусталь,

поток воды.

   Водная стена в метр толщиной.  Но пройти ее оказалось тя-

желее,  чем проплыть десять километров. Грохочущий вал давил

с такой силой,  что, казалось, вот-вот расплющит обоих. Дав-

ление прекратилось внезапно,  и перемена была такая  резкая,

что товарищи не сразу пришли в себя.  Огляделись. Высоко над

головой - прозрачный куполообразный потолок водопада,  потом

-  каменный  свод пещеры или грота.  В пятнадцати - двадцати

метрах от водопада было совершенно сухо.  Эта земля  никогда

не впитывала влаги,  не укрывалась снежной шубой,  не умыва-

лась утренней росой. Вода закрыла доступ воде - один из ред-

ких парадоксов природы.

   Грот уходил в скалы,  в темноту, в неизвестность. Водопад

шумел рядом.  Сквозь толщу воды едва проникал слабый отблеск

привычного мира.  Суровягину казалось,  что они находятся на

дне моря. Все непривычно, загадочно.

   Парыгин махнул ему рукой и зашагал в глубь грота. Суровя-

гин догнал его и схватил за руку.

   - Нельзя в открытую лезть к Чаку.

   - А  как  прикажешь идти?  Если он не "уснул",  все равно

увидит или услышит нас,  - замедляя шаг,  через плечо бросил

Парыгин. - Смелее. Семь бед - один ответ.

 

   Чак спешил. В кристаллы памяти беспрерывно поступали сиг-

налы:  "Отключение-Отключение... Отключение..." Миновав пос-

ледние кусты стланика,  он повернул влево, остановился перед

клокочущим водопадом и вошел в него.  В стремительном потоке

он чувствовал себя так же хорошо, как в долине, и совершенно

не ощущал многотонной тяжести ударов водопада.

   В жизни  Чака это был второй случай,  когда аппарат дейс-

твовал без его ведома,  гнал его вперед. В пятидесяти метрах

от убежища сработало реле отключения. Манипуляторы вдруг от-

казались действовать.  Мелодичный перезвон, нарастая, сотря-

сал все тело.  Потом перезвон стал тоньше, выше, нежнее. Чак

повалился на бок. Медленно гасли кристаллы памяти...

   - Вот черт!  - выругался Парыгин в темноте, потирая ушиб-

ленное колено.

   - Тише, - прошептал Суровягин. - Чак услышит.

   - Пусть,  - еще громче сказал Парыгин и включил миниатюр-

ный прожектор.

   - Ты что делаешь?  - зашипел Суровягин.  -  Всю  операцию

провалишь. Выключи сейчас же!

   - В этом  случае  я  верю  Холостову.  Он  приказал  Чаку

"спать", чтобы восстановить память.

   - Мало ли что сделал Холостов,  - возразил  Суровягин.  -

Чак может не подчиниться.

   - Машина не может не слушаться  человека,  -  пробормотал

Парыгин. - Я же тебе говорил, что Чак "спит".

   - Где? Где?

   - Перед тобой.

   - Брось шутить, - рассердился Суровягин.

   - Андрей, ты, ей-богу, чудак, - беззлобно засмеялся Пары-

гин.  - Смотри, вот голова Чака. Именно об нее я и споткнул-

ся.  А вот кварцевые глаза. Да ты не бойся. Теперь это - ме-

шок индикаторов, счетчиков и прочих умных, но пока отключен-

ных деталей...

   Суровягин все еще стоял в стороне.  Неужели это тот самый

Чак, который днем шел с Холостовым?

   - Слушай, Максим, он может "проснуться"?

   - Едва ли.  Сейчас мы обследуем его, - Парыгин поднялся и

попытался перевернуть машину.  Это ему не удалось.  -  Тяже-

лый... Хорошо хоть на боку лежит...

   - Тут как раз на боку имеется что-то вроде  пуговицы  или

кнопки, - сказал Суровягин.

   - Попробуй нажми.

   - Вдруг мы разбудим его?

   - Нет же. Механизм регулировки должен быть где-то внутри.

   Суровягин нажал на кнопку. Она не утонула под напором его

пальцев.

   - Дай-ка  я  попробую,  - предложил Парыгин.  - Да это же

настоящая запорная скоба!  - воскликнул он, ногтем приподни-

мая пуговицу. - Так, влево не поворачивается. Значит, повер-

нется вправо. Готово!

   В спине Чака открылась небольшая выемка размером с чайное

блюдце. На палевой пластмассовой пластинке рядами расположи-

лись кнопки: три красные и две белые. Больше в выемке ничего

не было. Суровягин отвел руку Парыгина, потянувшуюся к край-

ней кнопке.

   - Стой, Максим. Этого ты не сделаешь!

   Парыгин сунул  в  рот новую сигарету.  Суровягин повернул

скобу против часовой стрелки.  Выемка на спине  Чака  закры-

лась.

   - Так-то лучше, - вздохнул он. - Ты же не знаешь назначе-

ния кнопок.

   - Если бы не ты, я все кнопки выключил бы.

   - Чтобы натворить бед?

   - Нет, чтобы обезопасить себя.

   - Не понимаю.

   - Чак,  как я думаю, - автономная самоуправляющаяся маши-

на. Сегодня утром Холостов ввел в нее новую программу.

   - Я что-то не видел, - усомнился Суровягин.

   - Программа вводится в разговорной речи. Ты запомнил сло-

ва Холостова? "С утра Чак отправится на охоту".

   Суровягин кивнул и спросил:

   - Для чего же кнопки?

   - Очевидно,   для  полного  отключения  всех  механизмов.

   Друзья пошли дальше. Впереди бежали лучи прожекторов. Пе-

щера продолжалась.  Но вот лучи прожекторов уперлись в груды

корабельных обломков.  Коробки кают. Перегородки трюмов. Ос-

татки  камбуза.  Хаос испорченных морской водой диванов.  За

всем этим хламом виднелась стена, сбитая из толстых досок.

   Товарищи остановились. Вот оно, убежище Чака и Холостова!

Парыгин подошел к стене, осмотрел ее.

   - Сделана из палубных досок, - определил он. - Значит, за

этой перегородкой мы можем  найти  еще  немало  корабельного

оборудования. Поищем вход.

   Они пошли вдоль стенки. Суровягин первым обнаружил дверь.

Она  оказалась  незапертой.  В  нос  ударил удишливый запах.

Друзья увидели большой,  прикрытый брезентом чан. Возле него

на плоском камне лежали невыделанные шкуры каланов.  Суровя-

гин откинул брезент.

   - Шкуры вымачиваются, - пояснил он.

   Они прошли дальше.  Пещера круто, почти под прямым углом,

сворачивала  вправо.  Запах отмачиваемых шкур здесь почти не

ощущался. Дно пещеры застлано досками.

   - Нет,  у капитана Немо жилище было куда лучше, - ухмыль-

нулся Парыгин,  осматривая,  убежище Холостова. - Все, что я

вижу здесь,  снято с судов. Даже эти настенные шкафчики, эти

диваны.

   Они подошли к шкафчикам. В одном из них - консервы разных

видов,  несколько бутылок с  вином.  Рядом  -  электрическая

плитка.

   В углу, небрежно огороженном брезентом, размещалась лабо-

ратория. Письменный стол с настольной лампой. Два стеллажа с

книгами. Стол с различными приборами.

   Суровягин потянул ручку ящика письменного стола. Ящик по-

дался.

   - Максим, иди сюда!

   - Что там у тебя? - Парыгин остановился возле Андрея.

   - Инструкция по эксплуатации самоуправляющихся автоматов!

   Парыгин выхватил тетрадь и начал листать. Инструкция была

написана  четким,  энергичным  почерком и начиналась кратким

вступлением,  в котором излагался принцип  работы  автомата.

Первый  раздел  назывался:  "Как открыть и закрыть автомат",

далее следовали по порядку!  "Атомный двигатель и его заряд-

ка",   "Гофрированные  двигательные  узлы",  "Манипуляторы",

"Рассекающая дуга",  "Кварцевые объективы", "Кристаллы памя-

ти",  "Психокорректор",  "Реле  автоматического отключения",

"Звукосниматели",  "Программирование". Последний раздел инс-

трукции носил игривое название: "Капитанские пуговицы".

   - Ты понимаешь что-нибудь, Андрей? - Парыгин посмотрел на

друга.  - "Капитанские пуговицы"...  Холостову не откажешь в

чувстве юмора...

   - Да читай же! Комментировать будешь потом.

   Парыгин увидел в последнем разделе  инструкции  схему,  в

которой  без труда узнал пять кнопок пластмассовой пластинки

в спине Чака.  В этом разделе  рассказывалось  о  назначении

"капитанских пуговиц".

   Нажатием на первую кнопку отключаются все механизмы маши-

ны,  в том числе и портативный центр самоуправления.  Вторая

кнопка предназначалась для стирания памяти.  Кибернетическая

машина, говорилось в инструкции,  время от времени нуждается

в разгрузке кристаллов от лишних знаний.  Время стирания оп-

ределяется капитаном и зависит от нагрузки, с какой работает

кибернетическая машина.  Машина сама  может  разгрузиться  и

очищать кристаллы,  но очень медленно. Перегрузка кристаллов

снижает работоспособность машины.

   - Да,  Холостов не глуп, - пробормотал Парыгин. - Наш ро-

бот,  который монтируется в училище,  по сравнению  с  Чаком

представляется допотопным существом.

   - Дальше можно не читать, - сказал Суровягин, взглянув на

часы. - Пять утра. Чак может "проснуться". Пойдем отключим.

   - Подожди,  Андрей.  Пересчитаем все "капитанские пугови-

цы", тогда решим.

   Третья кнопка отключала автоматическое реле профилактики.

Во время "сна" Чак смазывал все свои части, кристаллы памяти

усваивали новую программу, если она была введена накануне. В

зависимости от объема работы "сон" можно продлить от двух до

десяти часов в сутки. Одно нажатие на кнопку - "сон" два ча-

са,  два нажатия - четыре часа и т.  д.  Установленный режим

профилактики реле соблюдает до следующего вмешательства  че-

ловека.

   - Вот видишь,  - перебил опять Суровягин. - Мы же не зна-

ем, на каком режиме работает реле.

   - Пойдем, - торопил Максим.

   Через полчаса они вернулись обратно.

   - А мы зря выключили Чака, - нарушил молчание Парыгин.

   Суровягин вопросительно посмотрел на него.

   - Зря,  - мотнул головой Парыгин.  - Просто надо было на-

жать на кнопку стирания памяти.

   - Не будем рисковать.

   - А ты послушай,  что говорится в конце инструкции.  Весь

процесс стирания, оказывается, длится всего две минуты. Пос-

ле этой операции робот совершенно беспомощен. В таких случа-

ях следует ввести новую программу и с помощью третьей кнопки

"усыпить" машину.  При этом память ее обновляется полностью.

Попробуем, Андрей?

   - Не знаю,  - неохотно ответил Суровягин.  Затея ему явно

не нравилась.

   - Ну чем мы рискуем? - продолжал настаивать Парыгин.

   - А если Холостов заявится? - не сдавался Суровягин. - Он

черт знает что может натворить.

   - Ну и пусть явится. Ничего он не натворит.

   - Так он догадается!

   - Я же говорю - пусть,  сколько же еще с  ним  нянчиться?

Пора кончать.  - Парыгин направился к выходу. - Я пойду раз-

бужу Чака.

   Суровягин поспешил за Парыгиным.

   Чак лежал на том же месте.  Парыгин открыл выемку на спи-

не,  нажал  на  вторую кнопку,  потом с помощью пятой кнопки

включил механизм автоматического самоуправления. И вдруг Чак

"проснулся".  Неуклюжее тело выпрямилось. Парыгин с часами в

руках наблюдал за "пробуждением" Чака.  Прошла минута,  вто-

рая...  Сейчас идет стирание старой памяти в кристаллах. Чак

забудет все,  что помнил раньше.  Еще одна минута.  Робот не

делал  никаких попыток встать.  Он издал скрежещущий звук...

Еще минута...  Стирание памяти кончилось.  Чак стал "младен-

цем". Парыгин вытер пот со лба.

   - Чак, - отчетливо сказал он.

   Робот ответил металлическим скрежетом.

   - Чак, ты меня слышишь?

   В ответ какое-то глухое урчание.

   - Я твой капитан. Ты будешь исполнять все мои приказания.

   И после долгого молчания Чак с трудом ответил:

   - Д-да, кап-питан.

   Парыгин включил  реле на режим профилактики,  и Чак замер

неподвижно.

   - Операция была сделана блестяще. "Больной" уснул и пошел

на поправку. Мы можем удалиться.

   - Что-то очень просто, - покачал головой Суровягин.

   - В этом и вся гениальность,  старик. Чак программируется

на частоту звука и тембр голоса.

   Они пошли к водопаду и остановились у жалких остатков су-

дов...

   Пожалуй, здесь,  среди этих обломков, преступление Холос-

това ощущалось сильнее, чем где бы то ни было. На этих судах

когда-то плавали люди. В часы отдыха на палубах звенели пес-

ни.  Парни спешили в порт к своим семьям, любимым подругам и

женам - совсем  рядом  сверкали  огни  порта...  И  вдруг  -

удар...  Неведомая сила рассекает корпус судна...  Не забыть

Парыгину пиратского нападения на "Палтус". Проклятье! Холос-

тов  обладал  чудовищной силой для преступления.  Его нельзя

жалеть.  Надо вырвать эту силу из его  рук  и  направить  на

пользу человека... Высшее счастье в том, чтобы всю силу сво-

его разума, весь свой талант, всего себя отдать народу, жиз-

ни... А Холостов?

   Парыгин и Суровягин фотографировали все,  что  изобличало

Холостова.  Они остановились возле сооружения, напоминавшего

ветряную мельницу и уходящего к потолку.  Оттуда дул  слабый

ветерок.

   - Ветряк? - спросил Суровягин.

   Парыгин открыл  дверцу.  Портативная  электростанция.  На

полках - аккумуляторы. Они освещали грот.

   Рядом они увидели ступени каменной террасы.  Здесь друзья

обнаружили целый склад продуктов. Сгущенное молоко, шоколад,

мясные и рыбные консервы...  Холостов, очевидно, намеревался

укрываться здесь в случае опасности. Они еще несколько часов

бродили по гроту, тщательно осматривали все, что здесь было.

Поели.  Бессонная ночь  и  нервное  напряжение  давали  себя

знать. Клонило ко сну.

   - Ну,  пойдем, - предложил Суровягин. - Пора заняться Хо-

лостовым. Но что такое? - Он напряг слух и вадержал дыхание.

- Ты слышишь?

   - Нет, - ответил Парыгин.- Померещилось.

   Суровягин покачал головой.  Услышал  ли  он  сам  какойто

звук? Он не был в этом уверен. Но так или иначе у него поче-

му-то возникло ощущение,  что в гроте кто-то есть.  Он пожал

плечами и обернулся в сторону входа. Там стоял Холостов.

 

 

                    Глава девятнадцатая

 

                        ПЛЕННИК ЧАКА

 

   Еремин прилетел на остров Туманов рано утром.  Его встре-

тил капитан пограничных войск.

   - Вы на катере, капитан? - спросил Еремин, взглянув в ру-

мяное молодое лицо капитана.

   - На двух катерах, товарищ полковник. Мы пришли сразу же,

как только получили вашу радиограмму.

   - Карские острова не входят в пограничную зону?

   - Нет, товарищ полковник.

   - Что ж,  пошли в управление рыбокомбината, - сказал Ере-

мин. - Теперь о предстоящей операции...

   Погода стояла сырая.  Мостовая была покрыта грязью. Дере-

вянный  тротуар тянулся вдоль белых аккуратных домов с пали-

садниками,  огороженными низким штакетником. На набережной -

разгрузочные причалы,  мастерские, портальные краны, штабеля

ящиков под брезентом.

   Из справки,  полученной в главке, Еремин знал, что комби-

нат на острове Туманов  является  передовым  по  механизации

трудоемких  процессов.  И  теперь,  вслушиваясь в эту шумную

жизнь машин,  он задавал себе вопрос: почему Холостов не от-

дал свой талант и ум на служение обществу?..

   Директор комбината,  мужчина лет пятидесяти, с седой щет-

кой усов,  выслушав Еремина,  от души рассмеялся. Холостов -

преступник? Нет, этого не может быть. Такая голова...

   - Чего же ты молчишь? - и директор комбината поднял тяже-

лые глаза на худощавого молодого человека.  - Скажи им,  что

это ошибка.  Мы должны бороться за каждого человека. Человек

- это самый дорогой капитал...

   "Да ты  уж не из породы ли краснобаев?" - подумал Еремин.

Молодой человек поморщился,  словно у него болели зубы.  Это

был секретарь парткома.

   - Я человек новый на комбинате,  работаю всего второй ме-

сяц,  - сказал он ровным, спокойным голосом. - Думаю, следс-

твенные органы разберутся.  Раз поступил материал, надо про-

верить...

   - Товарищи, я не проверять приехал, а арестовать Холосто-

ва. Разрешите позвонить?

   Директор махнул рукой.

   - Мне  остров Семи Ветров...  Алло!  Директора заповедни-

ка...  А с кем я разговариваю?.. Товарищ Чигорина, Лейтенант

Суровягин у вас? Нет?.. За вами сейчас приедет катер. Жду...

   Еремин положил трубку.

   - Товарищ капитан, катер на остров Семи Ветров за Чигори-

ной.

   - Есть, товарищ полковник.

   Директор комбината бегал по кабинету:

   - Такой позор на весь комбинат! Но, может быть, вы ошиба-

етесь?

   - Понимаю вас, - перебил Еремин. - Мне придется напомнить

события недавнего прошлого.  Два года  назад  у  безымянного

острова затонул траулер.

   - Это "Герой" наскочил на подводный риф. Людских жертв не

было.

   - Совершенно верно,  - кивнул Еремин.  - Глубина была не-

большая. Траулер подняли.

   - Так при чем же тут Холостов?

   - Терпение,  товарищи.  Через  месяц на комбинате затонул

морской катер,  который шел в район лова с грузом уникальных

приборов.  Катер  затонул на рейде острова Туманов.  Попытки

найти его ни к чему не привели.  А совсем недавно на дно по-

шел "Палтус".  Не слишком ли много?  Комбинат списал разного

оборудования на сто тысяч рублей по новому курсу.

   - Акты технически обоснованы.

   - Потому что их составлял Холостов,  - усмехнулся Еремин.

- И еще: Холостов занимается истреблением каланов.

   - При чем тут Холостов?  - с раздражением сказал директор

комбината и большими узловатыми пальцами обхватил телефонную

трубку. - Станция... Квартиру Холостова...

   - Положите трубку, - резко сказал Еремин.

   Директор комбината сердито обернулся  к  полковнику,  но,

понимая,  что  звонить  Холостову явно не следует,  неохотно

отошел от телефона.

   - Капитан... - Еремин выразительно посмотрел на офицера.

   - Понял, товарищ полковник.

   Капитан вышел. Директор вызвал секретаршу:

   - Холостова!

   - Он еще не пришел.

   - Пошлите рассыльного на квартиру.

   - Никуда не надо ходить,  товарищ директор. - Еремин под-

нялся.

   - Как же так?.. Надо же выяснить...

   Но Еремин уже надел свое старое пальто, протянул директо-

ру руку и сказал как ни в чем не бывало:

   - Не волнуйтесь, мы все выясним...

   В дверях  он  обернулся.  Директор растерянно смотрел ему

вслед.

   Холостов, кажется, нисколько не удивился.

   - Я так и думал,  мальчуганы,  что вы здесь.  Чтобы через

десять минут вы убрались отсюда!

   - Вы арестованы, - сказал Суровягин.

   - Спрячь пушку, юноша, - Холостов насмешливо улыбнулся.

   Парыгин заметил, что у Холостова усталое лицо. Он был по-

хож  на человека,  страдающего тяжелым недугом.  Под глазами

синие круги.  Бескровные губы нервно вздрагивали.  Он сел на

диван напротив, положил ногу на ногу и закурил трубку.

   - Вам нравится здесь у меня?  Конечно, не блеск, но - на-

дежнейшее убежище. Я бы охотно взял вас к себе в помощники.

   - У вас что - жернова крутятся в обратную  сторону?  -  и

Суровягин покрутил пальцем у виска. Холостов рассмеялся.

   - О-о! Не беспокойтесь, юноша. Жернова отлично работают!

   - Как вы проникаете сюда?

   - Я вас вижу в последний раз.  Вы меня - тоже.  - Он мно-

гозначительно поднял палец.  - Как видите,  у нас нет причин

играть в прятки.  Вы,  конечно, проникли сюда через водопад.

Иначе говоря - путем Чака. Будь вы повнимательнее, вы бы об-

наружили слева от водопада несколько расщелин. Три или четы-

ре из них никуда не ведут.  Обычные расщелины.  А одна - это

вход в эту пещеру Гак го,  мальчуганы. Следопыты вы еще явно

неопытные. Впрочем, и я не сразу отыскал это убежище.

   - Спасибо,  - сказал Парыгин.  - Вы значительно облегчили

нам обратный путь.

   - Гм,  - улыбнулся Холостов и взглянул на часы.  - Десять

минут истекли.  Вы не воспользовались моим великодушием. Пе-

няйте на себя.

   Парыгин пожал плечами. Фиглярство было в характере Холос-

това.  Он любил производить впечатление. И сейчас, когда ему

незачем было прятать свое истинное лицо,  он, кажется, решил

потешить свое тщеславие. Но на что он надеется?

   - Впрочем, живите. Ведь мы все равно покидаем эти края, -

продолжал Холостов.

   - Кто "мы"? И куда вы собираетесь? В тюрьму?

   - Совсем не оригинально, - засмеялся Холостов. - Мне ста-

ло тесно здесь.  Мы решили пробиться к другим берегам. Маль-

чуган,  снимите ваш костюм. Нам с Чаком надо переплыть Тихий

океан.

   - Спектакль достаточно острый, - невозмутимо сказал Пары-

гин. - Я хочу дождаться финала.

   - Браво!  - блеснул глазами Холостов. - Я всегда говорил,

что из вас выйдет толк.  Только,  боюсь, финал вам не понра-

вится.

   - Хватит, Холостов, паясничать, - нахмурился Суровягин. -

Последний акт вы доиграете в тюрьме.

   - Не  остроумно,  юноша,  -  Холостов рассмеялся коротким

смехом. - Боже мой, как несерьезны люди в жизни! Или слишком

серьезны? Вот вы, например, переживаете, волнуетесь, ночь не

спите...  Ради чего? Взгляните на приборы, аппаратуру, кото-

рые окружают вас. Они несут и жизнь и смерть. Мне достаточно

разбить вон тот кварцевый колпак, и вы...

   - Банальный финал, Холостов, - сказал Парыгин. - Я думал,

вы придумаете что-нибудь более оригинальное.

   - Угадали, мальчуган!

   - Что ж,  подождем, - добродушно произнес Парыгин. На гу-

бах  Холостова  появилась  жесткая  улыбка,  но в глазах его

мелькнуло что-то вроде недоумения.  Суровягин подошел к две-

ри.

   - Выходите,  - скомандовал он.  - Предупреждаю, Холостов:

при первой же попытке к бегству буду стрелять.

   Но в это время в проеме двери  показалась  мощная  фигура

Чака.  Холостов рассмеялся. Парыгин остался на месте. Он был

бледен.  Накал достиг максимума.  Сейчас наступит  развязка.

Зачем он пошел на этот риск?

   - Вот вам и долгожданный финал,  мальчуган,  - сказал Хо-

лостов, и в глазах его блеснуло безумное веселье. - Чак, ми-

лый Чак! Ты все-таки пришел.

   Голова робота медленно вращалась.  Наконец кварцевые объ-

ективы замерли на Парыгине.

   - Чак,  я тебе приказываю! - топнул ногой Холостов и бро-

сил яростный взгляд на Парыгина.

   - Чак сл-лушает, кап-питан.

   Парыгин шумно выдохнул.

   - Чак - это враг, - сказал он, показывая на Холостова.

   Робот молниеносно выбросил членистые манипуляторы,  обвил

ими Холостова, как щупальцами, и приподнял.

   - Отпусти его, Чак! Вот так. Сидите, Холостов.

   Парыгин вытер  пот  со лба и нервно рассмеялся.  Закурив,

долго разглядывал Холостова. Тот сидел, откинувшись на спин-

ку  кресла.  Лицо у него пожелтело.  На высоком выпуклом лбу

проступили морщины. Тонкий рот плотно стиснут. В рисунке губ

затаилось что-то злое.

   - Ради бога, коньяку! - прошептал он. - Там, в шкафу...

   Суровягин по знаку Парыгина принес бутылку.  Дрожащей ру-

кой Холостов взял граненый стакан и залпом выпил. Постепенно

его лицо порозовело.

   - Вы не ожидали такого финала,  Холостов? - спросил Пары-

гин.

   Холостов молчал.

   - Хорошая постановка, правда? Моя режиссура.

   - Как вам удалось?

   - Очень просто. Я переставил "капитанские пуговицы".

   - Какой я кретин! - простонал Холостов. - Какой кретин!

   - Я тоже думаю, что вы настоящий кретин. Разве нормальный

человек будет использовать такую умную машину,  как Чак, для

охоты за каланами? Похищать каланов1 Это же мелко, Холостов.

У вас даже размаха не хватило. А еще суперменом себя называ-

ете. Впрочем, что кретин, что супермен - один черт.

   - Я просто недооценил ваши силы,  - с горечью сказал  Хо-

лостов.

   - Нет,  не мои силы, Холостов, - задумчиво проговорил Па-

рыгин. - Вы когда-то переоценили свои силы и недооценили си-

лы жизни.  Пошли против течения  и,  как  видите,  потерпели

крах... Истина старая, но от этого она не перестает быть ис-

тиной. Не так ли?

   Дом Холостова  стоял  на окраине поселка.  Фундаментом из

крупных камней он глубоко уходил в воду. Веранда была прист-

роена  к передней стене дома и являлась как бы обширным бал-

коном с двумя дверями - из кабинета и спальни. Металлическая

лестница  спускалась  к морю.  Справа от нее висели тали для

подъема яхты.

   Соседи сказали,  что  Холостов ушел в море недавно,  часа

полтора назад. Но куда он направил свой путь? Успеют ли пог-

раничники перехватить его, прежде чем он уйдет в чужие воды?

   В море выходили рыболовные суда.  Ливень кончился. Еремин

заглянул в спальню Холостова.  Разобранная постель.  Разбро-

санные тряпки. На полу валялась улыбающаяся фотография яркой

блондинки. Рядом бумажка. Еремин поднял ее. В телеграмме бы-

ло всего несколько слов:

   "Кончай дело. Срочно выезжай. Аня лежит в больнице".

   Телеграмма была отправлена накануне.  Значит,  кто-то  из

сообщников  Холостова  еше  остался на свободе и предупредил

его.

   В кабинете послышались шаги.

   - Это вы, капитан?

   - Я, Алексей Васильевич.

   - Послали шифровку в отряд?

   - Так точно.

   - Хорошо.

   К дому подошел катер. Таню Еремин встретил на веранде.

   - Садитесь и рассказывайте,  товарищ Чигорина. Где сейчас

Суровягин и Парыгин?

   - Там, на острове, - кивнула Таня в море.

   - Вы Холостова не видели?

   - Сегодня он был у нас. Странный такой...

   - Дальше?

   - Спросил про Парыгина.  Я ответила, что Максим собирался

на остров Туманов.

   - Потом что было?

   - Ушел на яхте.

   - В каком направлении?

   - В том-то и дело, что и он направился к безымянному ост-

рову.

   Еремин нахмурился.

   Через несколько минут катер с Ереминым и несколькими пог-

раничниками уже мчался к безымянному острову.

   Рядом с Ереминым стояла взволнованная Таня.

 

 

                      Глава двадцатая

 

                           ФИНАЛ

 

   Холостов продолжал сидеть словно в оцепенении.  Суровягин

поднялся первым, протянул Максиму пистолет:

   - Держи.

   - А ты что намерен делать?

   - Обеспечу нам обратный путь. Пойду проверю, где выход из

пещеры.

   Максим понял друга:

   - Ладно, иди. Пистолет мне не потребуется.

   Суровягин быстро отыскал выход. Вскоре он уже стоял у во-

допада. В заливе полоскался на ветру парус яхты Холостова. В

мореходном  училище Суровягин увлекался этим спортом,  умело

водил яхту.  Он подошел к ней.  Легкое,  стройное суденышко.

Сделано на совесть. Наверняка хороший ход.

   К отдаленному шуму  водопада  прибавился  какой-то  новый

звук.  Суровягин прислушался. Мощный рокот мотора. К острову

приближался катер - может быть, за Холостовым. Кто это? Воз-

можно, пограничники.

   Суровягин решил встретить их. Он взошел на яхту,

   - К вам не так-то легко попасть, - сказал Еремин, огляды-

ваясь по сторонам.  - Да тут целое хозяйство!  Для чего  все

это понадобилось вам, Холостов?

   Холостов не ответил - вблизи находился Чак.  Еремин ходил

от стола к столу,  подолгу останавливался у приборов,  потом

подошел к Чаку.

   - Все в порядке,  товарищ полковник. Считайте, что вы ви-

дите швейную машину, - сказал Парыгин.

   - Не  возражаю.  Пусть будет швейная машина.  Но все-таки

уберите ее.

   - Есть убрать. Чак!

   - Д-да, кап-питан, - медленно проскрипел Чак и поднялся.

   - Наша миссия тут кончилась. Пойдем.

   Еремин молча проводил их взглядом, потом повернулся к Хо-

лостову. Тот приподнялся с дивана.

   - Никогда не чувствовал себя так отвратительно,  как  эти

два часа в обществе Чака,  - сказал Холостов и с облегчением

вздохнул.  - Ни шевельнуться,  ни вздохнув...  А ведь я  его

сотворил. Я! Понимаете? Такая неблагодарность...

   - Положим,  не совсем так,  Холостов. Даже совсем не так.

Вы украли машину Ковалева,  - полковник расположился в крес-

ле.

   Холостов выпрямился и с испугом взглянул на полковника.

   - Что,  Холостов?  - холодно поинтересовался полковник. -

Или вы хотите сказать,  что Чак - творение вашего ума?  Дело

ваших рук?  Нет.  В том-то и дело,  что вся ваша жизнь - во-

ровство.  Вы обокрали Ковалева. А сейчас занимаетесь разбоем

на острове Семи Ветров.  Мелко,  мелко, Холостов. Да, я, ка-

жется, не представился. Еремин. Давно ждал этой встречи.

   - А я - нет.

   - Верю.  Но продолжим наш разговор.  Я знаю, вы чудовищно

честолюбивы. Вы считаете себя чуть ли не полубогом. А факти-

чески?  Браконьер и контрабандист...  В этом, очевидно, есть

какая-то закономерность.  О чем думали вы в ту  ночь,  когда

ввели новую программу в машину Ковалева и сорвали испытания?

Из показаний Рутковской мы знаем о событиях той ночи. Знаем,

как вы разобрали Чака, перевезли на Дальний Восток... Повто-

ряю,  это нам известно. Меня интересует сейчас другое. О чем

вы тогда думали?

   - Вы хотите исповеди? Исповеди не будет, - Холостов выпил

остатки коньяку.  - Собственно,  зачем вам моя исповедь?  Мы

по-разному смотрим на жизнь и не поймем друг друга.

   Полковник поднялся и опять сел. Закурил.

   - Я простой советский человек,  - сказал он. - Много вое-

вал,  чтобы утверждать жизнь. Скажете: не ново, громкие сло-

ва...  Что ж. В этом и мудрость, простая, ясная, как солнеч-

ный день, чтобы всегда утверждать жизнь. А что вы утверждае-

те?

   Холостов вскочил:

   - Оставьте, полковник. Я родился удивить мир...

   Вошел Суровягин.

   - Пора,  Алексей Васильевич,  - сказал он. - Пятый час. В

темноте на рифы можно наскочить.

   Холостов поднял на него блуждающие глаза.

   - Позовите сюда Парыгина,  - сказал он.  - Я хочу на него

взглянуть. Последний раз.

   Суровягин вопросительно посмотрел на Еремина.

   - Пригласите.

   Парыгин скоро явился.

   - Ты переиграл меня,  мальчуган. Меня, наверное, расстре-

ляют.  Скажите,  полковник, расстреляют? Впрочем, все это не

имеет значения... Я дарю тебе, мальчуган, Чака. Он верно бу-

дет  служить тебе.  Но ты никогда не проникнешь в его тайну.

Никогда!

   - Холостов, - вмешался Еремин, - где чертежи Чака? Отдай-

те их. Вы облегчите свою участь.

   - Чертежи на острове Туманов, в моем письменном столе. Но

чертежи вам не помогут.

   - Ничего,  Холостов.  Если говорить откровенно,  сейчас в

Приморске работает целая комиссия ученых. Они изучают насле-

дие Ковалева. И уж, конечно, разберутся. Россия не так бедна

талантами.  А теперь вставайте.  Разговор продолжим в другом

месте.

   Они вышли из пещеры. Впереди шли Парыгин и Таня. Посреди-

не между ними шагал Чак.  Холостов рванулся было к нему,  но

сразу обмяк. На глазах появились слезы.

   - Чак! - простонал он. - Чак1

   Но робот не слышал его,  и через минуту все трое растаяли

в темноте.

   - Не волнуйтесь,  Холостов.  Чак начнет новую жизнь.  по-

верьте, настоящую жизнь умной машины...

 

 

                                               Хабаровск.

                                               1961-1963

 

 

 

СТ1

 

                        Белов М. П.

 

Б43 Улыбка Мицара:  Романы.  - Хабаровск: Кн. ИЗД-ВО 1991. -

384 с.

 

(Роза ветров;  путешествия,  приключения,  фантастика). ISBN

5-7663-0197-9 I

 

В сборник  входят  фантастические произведения "Улыбка Мица-

ра", "Восьмая тайна моря".

 

 

 

                         Содержание

 

УЛЫБКА МИЦАРА. Роман

ВОСЬМАЯ ТАЙНА МОРЯ. Роман

 

205

 

                  Белов Михаил Прокопьевич

                       УЛЫБКА МИЦАРА

 

ИВ № 2164

 

Редактора О.  В. Булганова-Петргнко, И. В. Егорова, Художесг

венный редактор Ю. И. Д у н с и н и. Технические редактор Т.

А.  К в с т ю ч е я' ко.  Коррехтор Т.  В. Киевская. Сдано в

аабор  03.01.91,  Подписано  в  лечат"  КЗ 02.04.91.  Формат

84х1081/^.  Бумага книжно-журнальная. Гарнитура литературная

Внсовая печать. Усл. печ. я. 20.18. Усл. кр.-отт. 20,41. Уч.

изд. л. 21.93. Ти раж 50000 экз. Заказ 4601. Цена 2 р. 50 к.

Хабаровское  книжное нздаiельста" Министерства печати и мас-

совой информации РСФСР. 680620. г. Хабаровсн. ул. Се юышева,

31.  Краевая типография № 1 управления издательств, полигра-

фии (книжной торговли.  680620,  г. Хабаровск, ул. Серышева,

31