Александр и Людмила Белаш
                     Полет яйца через долину
  Очевидная параллель, которая приходит в голову при знакомстве с рассказами
пермяков Александра и Людмилы Белаш, - творчество Евгения и Любови
Лукиных. Такой же искрометный и едкий юмор, такие же странные,
сюрреалистические ситуации, в которых оказываются герои... Один
подзаголовок к "Полету яйца..." чего стоит: "Картина "укиё-э" в стиле
"макурадзоси" по мотивам якутского и ханты-мансийского эпоса". И в то же
время - ситуации узнаваемые, юмор естественный, а герои живут не
где-нибудь, а в нашей с вами стране. С точки зрения "ЗД", это не парадокс,
но признак подлинного таланта.
   
  Когда я переродился восемью восемь раз в восьмидесяти мирах, и душа моя
вновь повисла яйцом на ветви Мать-Дерева, что стоит у слияния шаманских
рек на берегу покойницкого моря, я взмолился:
  - О, белые удаганки, позвольте мне родиться в России!
  Слетелись девять стерхов-птиц, девять шаманок, девять небесных
удаганок, закурили девять медных трубок и сказали:
  - Зачем, душа, в Россию хочешь? Там, однако, плохо.
  А я рогом уперся:
  - Хочу претерпеть и в терпении окрепнуть. Хочу, хочу, хочу!
  - Какая душа страстная! Откуда, душа, про Россию знаешь? - спросили
удаганки.
  - Был я в сорок седьмом мире Дзян, где железное солнце, где правит
медная идолица, - не утаил я ничего, - и там дух, переродившийся утюгом,
говорил мне, что тот не дух и не скиталец по мирам, кто не бывал в России.
  - О-о-ох! - закачали головами вечно юные небесные шаманки. - Россия -
далеко-о-о-о, в бедственном Нижнем мире, в Земле Где Облизываются, в
долине Чёртечох, где навыворот все живое. Ты, душа, туда не ходи! Давай мы
тебя японцем в Калифорнии родим - хочешь?
  И то, и другое предлагали мне, но я не унимался, день и ночь о России
бредил. Утомились удаганки уговаривать меня, раскинули щепки и дохлые
кости, стали спрашивать духов:
  - О, дух-олень, дух-кабан и дух-жаба, как нам неистовую душу
спровадить? Как у дитяти, не знавшего бед, утвердился в безумном решении
своем упрямый разум его!
  Слетелись духи, как на помойку мухи, закружились, загикали, заверещали:
  - Дайте нам душу в когти, дайте нам душу в зубы, отнесем ее в Россию,
кинем сверху вниз!
  И полетел я стремглав с тремя духами; когда миновали мы семибездное
голубое небо, стала видна Россия - стояла она на своем, словно лютый
мороз, в клубящейся долине Чёртечох. Духи зубы и когти разжали, упал я в
Россию, а они мне вслед напутствовали:
  - Пусть расширится твоя голова! Пусть умножится печень твоя! Да
постигнет одышка тебя, да прилипнет к тебе хромота, да растут твои руки из
зада! Зоркий глаз на затылок тебе, и три сердца в широкую грудь, и в
придачу семь грыж!
  Отягощенный грыжами, летел я плохо и все время задевал за провода.
Мимо вверх пронеслась какая-то душа, еще в пылу оставленной внезапно
жизни, крича и шевелясь изо всех сил; я затабанил крыльями, загреб хвостом
и спросил ее:
  - Is it Russia?
  - Мать, мать! - ответила душа невнятно и умчалась к изначальному
Мать-Дереву. Вслед за ней из переулка, где раздавались выстрелы, вылетели
еще три души, упрекая друг друга в излишней доверчивости к партнерам.
Отчаявшись объясниться с ними, я грянулся оземь и воплотился.
  - Мочи его! - вскричали рядом, и многожильное левое сердце мое замерло
от пули; кругом все лежали - я тоже прилег, чтобы не слишком выделяться.
Ближайшие ко мне тела еще теплились. Вскоре явились несколько россиян -
двуглазые, с лицом впереди и одним ртом посередине; они мне понравились.
Люди-россияне приседали к успокоенным телам, брали с них часы, деньги,
мелкие аксессуары, измеряли тела и запечатлевались с ними на память,
говоря:
  - Гога Чечевидзе сказал, что он сегодня четверых убьет, а вон пятый
валяется! Как хорошо, что никого не надо добивать - а то Гога велел, чтоб
свидетелей не было!
  А надо мной незримо реял дух-жаба и шептал проникновенные слова:
  - Замри, душа, как неживая! Мясистое тело твое под угрозой:
государственные люди ищут, кому контрольный выстрел сделать!
  Но людям наскучило мертвое дело, они зевали и томились, пока не
выразилась вслух идея выпить водки; закричали они от восторга, все бросили
и укатили вдаль на завывающей машине.
  Я встал - а вокруг простиралась Россия. Пылали пожары, сияла реклама;
множество россиян бродило всюду, словно все что-то потеряли, а над миром в
темной вышине горели огненные слова - ЭРОТИКА ВОЗБУЖДЕНИЕ. Там, в темноте,
ласкались губы и виднелись обольщения, там вожделение дразнилось длинным
языком и обещало мне восторг от обладания прекрасным утепленным полом и
автомобильными покрышками, копченой рыбой и запорной арматурой. Едва не
соблазнился я! Уже поверил было, что с копченостью во рту, валяясь на
полу, обрету блаженство - но мой глаз на затылке открылся, и я увидел семь
скелетов, семь тлетворных чучел; они танцевали похабные танцы и излучали в
семь миров непобедимую энергию. Я сразу узнал их! Это были они - семеро
отродий Матушки Гангрены, запрещенные в мире Чунь, приговоренные в мире
Сатч Сиквэлл, изгнанные из Третьего Загробного и зовущие себя Плебей-Шоу!
  - Граждане России! - воззвал я, встав на мусорный контейнер. -
Берегитесь! Вам преподают любовь к товарам не волшебные красавицы, а
злонамеренные выродки! Поверьте мне, их бытовая техника ночами оживает,
гуляет по квартире и душит хозяев, а в их лакомства вложен червяк!
  - Ура! - закричали столпившиеся россияне. - А то мы не знали! Дурак!
Ты что, с Луны упал?!
  - Нет, я из мира Дзян, - отвечал я, кланяясь народу на четыре стороны,
- где железное солнце, где мне рассказал утюг, что в России крепнет дух!
  - И как тебе у нас понравилось? - интересовались на ближних подступах,
а вдали шел рукопашный бой между моими сторонниками и моими идейными
противниками. - Круто, да? Ты погоди, сейчас менты приедут, будет совсем
ништяк.
  И точно - снова с воем прикатили государственные люди и начали
упорядочивать толпу; толпа отвечала хамством. Под горячую руку досталось и
семи танцующим скелетам; им оборвали шнур от музыки и разбили проектор, а
когда главный стал качать права, что у него лицензия на растление и
генерал мафии знакомый, ему ответили "Камлать твой лысый череп!" - и
откамлали, и по черепу, и всяко. Пришлось ему с собратьями убраться в
преисподнюю!
  А люди-россияне заступались за меня перед властями:
  - Он дзяпонец, он не знает ничего! Он пьяный! Он больной!
  Начальник пристально осмотрел меня:
  - Не похож он на дзяпонца! Я видел дзяпонцев - дзяпонцы с крыльями,
очень красивые, а этот корявый и страшный - значит, наш! Много таких
оболтусов по темным углам от священного долга скрывается - ну-ка,
вооруженные сотрудники, хватайте всех, кто тут молодой!
  Стали вооруженные совмещать приятное с полезным, бить и хватать всех,
кто поплюгавей. Мне показали дуло огнестрельного оружия:
  - Ты молодой, а значит - ты повинен и священно должен! Давай сюда свою
присягу! И жизнь свою нам отдавай; мы поиграем - и вернем, честное слово.
  Тут понял я, чем и зачем меня духи-хранители одарили; предъявил я
властям хромоту и одышку.
  - Эка невидаль! - плюнули хором они. - Наша армия вся - из калек и
уродов, ты лишним не будешь!
  Но недаром мне духи расширили голову, словно котел. Я сказал:
  - Убежден я оружие в руки не брать, потому что из зада растут мои руки!
  Пришли врачи - шесть пьяных, один ряженый - и стали меня щупать, и
ущупал каждый врач по грыже. Однако они усомнились - а правда ли то, что
они ощущают? - и призвали на комиссию троих профессоров - слепого,
криворукого и трясучего; пока те трое спорили, кто из них больше людей от
правосудия спас, ряженый втихомолку за всех расписался и печать левой
ногой поставил, что я в детстве инсульт перенес и попал под каток, а потом
вытолкал меня в шею.
  - Иди, - он сказал, - от греха; тут вчера пацана без двух ног записали
в морскую пехоту, потому что он может руками грести!
  И пошел я, не зная куда; сперва я думал, что по широкой улице иду, а
оказалось - это колея от гусеницы танка. Тут и танк показался вдали - как
гора, что идет к Магомету.
  - Да как же вам не страшно?! - спросил я россиян, торчавших в окнах. -
Такой большой! Ведь он раздавит!
  - Не-е, - стойко улыбнулись россияне, - он мимо проедет, потому что мы
в это верим!
  Мой дух крепчал с минуты на минуту; я чувствовал, как проникаюсь верой
россиян в то, что всё по фиг, и подсознательно учился класть на всё. Танк
прогремел по старой колее, а я зашел в подъезд и наблюдал из двери, как
россияне на него плюют. Тут из тьмы дома вышли ужасные юноши и девушки.
  - Глядите, какой человек интересный! - шептались они. - Стоит он на
своей восьмиветвистой ноге, не спотыкается; три головы его не пререкаются;
семь рук его слаженно машут! Эй, человек, откуда ты? Не хочешь ли курить?
Мы угостим!
  - Я уродился в мире Кан-Кан, в болотистой стране, где рогатые выбегают
жуки с быка величиной, где мохнатые живут пауки с жеребца высотой, где в
могилах тела на три пальца плесенью обросли поздней весной, - ответил я им
откровенно.
  - Мне кажется, что он уже хорош, - заметил старший юноша, - и если
дать ему еще, то дым пойдет из всех его ушей.
  - Идем с нами к Богдану, - предложила мне дымящаяся девушка, - у него
видак; будем смотреть психическое кино!
  Я подумал, что это послужит креплению духа, - и пошел. Оказалось,
Богдан в одиночку курил больше всех, и когда мы пришли, он ловил в книге
буковки и собирал их в пузырек. Начали мы состязаться с ним, но у меня дым
уходил в спасительную грыжу, и когда все уже стали стягивать узор с обоев,
я по-прежнему видел Россию в натуре, однако все прозреть был не в силах:
мне мешали стены, а девушки и юноши надежно видели сквозь них сверхновую
реальность.
  - Пипл, это не обряд! - сказал я решительно. - Я через дым не достигаю
дна сознания! Как, подскажите мне, проникнуть в суть России до конца?
  Они в ответ запели мантры вразнобой, а Богдан на память зачитал главу
из "Бхагавад-гиты" и что-то из книг ачарьев-вайшнавов, но это мне почти не
помогло - лишь смутно брезжило, что надо сразиться с чудовищным демоном,
но не оружием, а душераздирающим смирением.
  Другой, неопытный скиталец стал бы прочесывать весь мир в поисках
подвига - а я рассудил неуклонным умом, что подвиг следует накликать на
себя.
  Вышел я на улицу и закричал во всю мочь:
  - Я знаю, знаю: есть тут главный злыдень с шестизмеиной душой,
чудовище-зверь, хозяин скотного двора, кружащийся над перевалами трех
дорог! Объявись, покажись!
  Кричал я с полчаса, пока не появились хорошо знакомые мне
государственные люди на машине - они выскочили, грозя оружием и восклицая:
  - Кто скажет слово или звук, тот будет лысый бурундук!
  И стали ко мне придираться:
  - Ты зачем дискредитируешь нашего богоданного и всенародного деда? А
по какому праву ты на улице стоишь? А где твой документ?
  Я же вел себя, как подобает герою, и отвечал им так:
  - Ни в каком мире, ни во сне, ни наяву я вашего деда не знаю, а зову
на волшебную битву духа-всегубителя, ужас этого мира, проклинаемый людьми!
  - Как же ты его не знаешь, если ты его зовешь?! - возмутились они. -
Ты ведь его имел в виду! Другого такого здесь нет! Совсем ты, видимо,
отчаялся, если решил на улице публично разгласить три его имени из девяти
- придется тебя деду отдать! Эх, дерзновенная твоя душа!..
  Так причитая, дедовы внуки взяли меня со всех сторон за руки и
повезли, а по дороге мне рассказывали муки, которым подвергает дед
отчаянных людей:
  - Настал конец твоей душе. Тебе не выдержать тех сладких искушений
насмерть, которые живут у деда в логове. Ты лучше не противься! Ты всему
поддайся! Душа из тебя тотчас выпорхнет, и дед ее сожрет. Без души как
легко! Вот посмотри на нас!
  Я глазом на затылке поглядел - и содрогнулся: внутри их тел зияла
пустота! Этот дед умеет души изымать!! Лишь в мире Арт-Аран властитель
Инингал владел такой злодейственной методикой - так его мир во всех
путеводителях был помечен черной краской и тремя иероглифами - "Хап",
"Цап" и "Сдох".
  - Духи мои, духи-хранители! - взмолился я неслышно. - Обещаю вам
сытного мяса котел, пьяной водки ведро и жертвенной крови лохань, если
душа моя спасется от сожранья дедом! Я должен занести в путеводители
правду об этом мире, остеречь блуждающие души!
  - Ладно, как-нибудь выкрутимся, - посулил мне дух-жаба, скакавший за
машиной вслед. - Попробуй одурманить деда Сычуаньской школой Лжи!
  Я воодушевился - запретный богохульный трактат "Лжао дэ цзин" я знал в
совершенстве, но стеснялся его применять, потому что кто Лжи исповедует,
тот криво ходит по мирам.
  Между тем показалась и дедова крепость, околдованная по периметру
мертвыми заклятьями; бронзовые пустотелые болваны на стенах единогласно
возглашали деду славу и хвалу:
  - Свят, свят, свят наш мягкий набивной дед Кукуй-Бабай, слева неживой,
а справа мертвый!
  А по воздуху носились пукисы хвостатые и несли на крыльях большие
мешки денег. Темна была ночь вокруг нас и полна ужасов; изнутри крепость
была украшена руками, головами и ногами; по стенам золотыми буквами всюду
было выложено слово ВОДКА, а кое-где водка струилась, как вода из нор; из
подземелий выбегали креатуры, лакали водку и закусывали друг другом; порой
дорогу нам переползали существа, чей вид открыто попирал законы естества.
Дед отличался тем, что он не ползал, а сидел и из него сыпались опилки.
  Я, следуя "Лжао дэ цзин", сразу же стал его безудержно хвалить:
  - Низко кланяюсь трем твоим черным теням, Кукуй-Бабай! Слух о тебе
прошел по всем мирам, и я решил принять твою науку. Преподай мне ее! Из
всех дедов ты самый добрый дед, ты самый мудрый дед, ты самый сексуальный
дед, ты язва с ровными краями!
  От похвалы дед одурел хуже, чем был. Мы семикратно облобызали друг у
друга верхнюю губу, троекратно обнюхали нижнюю губу, после чего он
закричал: "Внесите водку!" - и всем налили по ведру. Вот где понадобилась
мне умноженная печень! Один за другим умирали от опоя храбрые
государственные люди, а мы с Кукуй-Бабаем только подливали. Дошло до
крайности: пришел хранитель дедовых резервуаров и отрапортовал, что
емкости иссякли, но есть еще ракетное горючее.
  - Ты кто - мужик или не мужик? - спросил серьезно дед.
  Горючее щипалось в животе и отрыгивалось огнем, но понемногу я привык
и даже охмелел.
  - Ты крепок, - убедился дед, - но не вполне! Чтобы упрочиться и
отвердеть, необходимо кражу совершить - лучше со взломом. Ну-ка, попробуй!
  - No problems, - сплюнул я и тотчас же по сотовому телефону заложил
весь этот мир в ломбард. Мы не успели обмыть сделку и поделить выручку,
как появились оценщики с этикетными пистолетами и принялись клеймить всю
живность и недвижимость наклейками "ПРОДАНО". Но недолго ликовал ломбард!
Разверзся пол, и из пролома вышла саранча на землю, вся в броне, крича:
"Объект не подлежит перепродаже!"
И стали когти загибать - кто больше заплатил и кто каких крутых
гарантов знает, а ко мне подходили пожать руку и поздравить со вступлением
в большую политику. Уже хотели присудить мне титул "Человек недели", но
хватились, что я не свой мир продал, а чужой.
  - Он еще маленький, и в нем душа жива! - объяснил мою оплошность дед.
  - Искусим его еще раз!..
  Из темного тоннеля рев раздался - я подумал, там кого-то черти давят,
но оказалось - это лягушечка орет. Начала лягушечка с хита "Жил-был один
козленок, а рядом поросенок"; ей аплодировали и швыряли куски мяса. Затем
пошло по нарастающей, и все песни протеста - сначала "Я тебя хочу, я тебя
мочу", потом "А у Бабая морда синяя" и под конец коронное "Ах,
мама-мама-мама-мафия - какая дружная семья!" - это пел уже весь зал, стоя,
взявшись за руки и исполнившись гнилого ликования. Душа моя тревожно
копошилась и скулила в тесном теле.
  - Уйду я от тебя, уйду, - она стонала. - А то, может, вместе уйдем?
Или хоть уши заткни!..
  - Что, воротит с души? - шептал на ухо дед. - А ты сплюнь душу,
сплюнь! Она бяка!
  Но я терпел. Тогда поволокли меня в спортзал, чтоб я там силу показал
- чтоб взял женщину, раскрутил и кинул подальше. Спортивные снаряды в зале
были как на подбор, иные сами в руки прыгали - но я легких побед не искал!
Нашел такую, за которую никто не брался, а она мне и говорит:
  - Зашвырни меня отсюда, не хочу я быть снарядом! Я тут по ошибке
родилась, мне в другой мир надо.
  - Ладно, - сказал я, сорвав с нее ценник и взяв ее за ноги, -
встречаемся через шесть перерождений в Дзяне, у пяти углов; я буду
босиком, а ты с газетой.
  Женщина свистнула и улетела в бурное облачное небо.
  - Бросок не засчитан! Разве их так бросают?! Их надо в грязь бросать!
- возмутилось жюри. - Мы должны видеть ее падение!
  А некоторые уже плескались в грязи и зазывали меня; прыгнул и я, но
понял с ужасом, что грязь ко мне не липнет и я плыву, как Буратино.
  - Он чистеньким быть хочет! - ужаснулся истэблишмент. - Чтоб потом
разговориться! А судьи где?!
  - На этот счет у нас строжайшая свобода, - промолвил дед, багром
достав меня из высших кругов. - Кто не с нами - тот козел; суд пусть пишет
приговор - выбить дух из тебя вон!
  Я же и глазом не моргнул, словно и не обо мне речь шла.
  - Ну, теперь ты доволен? - спросил дух-жаба, сидя на чьей-то лысине,
как на кочке. - Душа-то у тебя как окрепла!.. Ладно, до встречи у
покойницкого моря!
  Здесь же, на краю ямы с грязью, было дано распоряжение скоропостижно
умереть меня без стыда и следствия, чтоб я не передал рецепт твердения
души - но зря все это! Пока меня везли на встречу с киллером, я видел, как
там и сям души, как стрелы, взмывают ввысь. Это те, кто умел
путешествовать, отправлялись в далекий круиз. Я еще встречусь с ними!
Вместе мы впишем в путеводитель большую главу о России, и Россия станет
популярным туристическим объектом; целыми стаями будут слетаться сюда
странствующие души, и дед Кукуй-Бабай в конце концов запутается - кто его
подданный, а кто приблуда со стороны; а мы оснуем тут свой бизнес и будем
показывать деда за деньги, и это будет стабильный доход, потому что дед
слева неживой, а справа мертвый, и износу ему нет.
  Пока я так размышлял, киллер уже вышел на позицию и нацелил убойное
орудие.
  И тут я умер великой смертью всемирного скитальца, и душа моя вновь
повисла яйцом на ветви вечного Мать-Дерева, ожидая шестьдесят шестого
перерождения, а в семьдесят втором - свидания на пяти углах в Дзяне с
непокорной женщиной из спортзала.
  "Звездная Дорога" N 3 за 2003 год
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 12.03.2003 15:24