Михаил БАБКИН

Визит

 

Было лето. Жаркое, невыносимое, просто какое-то аравийское лето. Адово пекло, а не сезон года. Кондиционер уже несколько дней не работал, захлебнувшись перегретым уличным смогом. Потому Сергей Петрович сидел в своем кабинете на первом этаже с настежь открытым окном. Сидел грустный и потный, в представительном темном костюме, глухо застегнутом на все пуговицы, при галстуке, с тополиным пухом в бровях и густой бороде. На лысине пух не задерживался, сдуваемый потолочным вентилятором. Одной рукой Сергей Петрович придерживал документы, разложенные по столу, другой массировал грудь: как-то вдруг расшалилось сердце. Что было вполне естественно при такой духоте и такой одежде. Выражением своего лица напоминал сейчас Михин Сергей Петрович стоика-самоистязателя, неожиданно переставшего быть стоиком в самом интересном месте обязательных пыток. Однако мазохистом Михин не был, вовсе нет! Он был генеральным директором крупного коммерческого предприятия и несчастной жертвой обстоятельств: вот-вот в его кабинет должны были войти представители серьезной японской фирмы для подписания очень важного делового документа.

Маленькие сухощавые японцы чихали на необычную июньскую жару и все поголовно прибыли на встречу в галстуках и деловых отутюженных костюмах, ни капли в них не потея и совершенно свежие. Словно только что из холодильника. Видимо, там, в Японии, их для привыкания к неожиданностям русского климата заставляли с пеленок жить в особых климатических камерах, с перепадами температуры от минус ста до плюс ста. По Цельсию. А может, они так сразу и родились - в ма-аленьких костюмчиках. При галстучках.

Потому, едва секретарша Оленька предупредила о прибытии делегации, Сергей Петрович приказал ей задержать гостей на пять... хотя бы на две минуты, а сам кинулся в соседнюю комнатку, зал отдыха. Там, проклиная японскую деловую чопорность - в смысле одежды, - лихорадочно сорвал с себя легкомысленную гавайскую распашонку, шорты и, обмирая от предвкушения теплового удара, облачился в парадный костюм. После чего вернулся в рабочий кабинет и грузно осел в кресло. И вот, с трудом придав своему лицу гостеприимное выражение, Михин стал ждать и потеть. Потел он долго, минут пять, а после Сергей Петрович потеть перестал. Видно, пот закончился. Зато директор почувствовал сильную дурноту и непривычную боль в груди. Японцев все не было.

- Заболтала япошек, - Михин плавающими глазами посмотрел на часы, - как есть заболтала. Перестаралась, мерзавка! Уволю, к едрене-фене уволю, - он пыхтя попытался встать из-за стола. Но не смог. Ноги не слушались. Наконец дверь бесшумно приоткрылась.

Сергей Петрович попытался вежливо, по-японски, улыбнуться. Но вместо белозубой улыбки вышла яростная гримаса умирающего от харакири самурая. Очень натуральная, между прочим.

Вместо ожидаемых азиатов или, на худой конец, болтуньи-секретарши в кабинет неспешно вошла странная, совершенно неуместная для данного момента особа - грудастая тетка неопределенных лет, патлатая, худущая донельзя, в коротком линялом платье. Лицо ее было так густо и неумело покрыто косметикой, что его можно было использовать вместо палитры; в зубах визитерши дымилась длинная сигарета. Тетка по-хозяйски осмотрелась, небрежно подтащила от стены гостевой стул на середину комнаты и села строго напротив Михина, лицом к лицу.

- Что... за дела?! - разделяя слова паузами, пискнул Сергей Петрович, судорожно дергаясь в кресле. Боль в груди стала просто неимоверной - Михин уже и говорить толком не мог, только ловил кипяток воздуха перекошенным ртом. Тетка стряхнула пепел на ковер, удовлетворенно кивнула и, протянув в сторону Сергея Петровича костлявую руку, звонко щелкнула пальцами. Неожиданно боль отпустила Михина, исчезла, как будто ее никогда и не было. В комнате заметно похолодало, несмотря на то, что вентилятор внезапно перестал вращаться. Застыл на месте как в кино, в режиме "стоп-кадр". Михин осоловело уставился на нежданную гостью, откашлялся и заревел:

- Вон! Пошла вон, дура! Через минуту у меня японцы будут. Кому сказал - вон!!!

Тетка прищурилась и погрозила тонким пальцем генеральному директору.

- Вот уж нет, сахарный ты мой Сергей Петрович. Никаких японцев тебе больше не будет. Учти, китайцев и малайцев тоже не будет. Даже чукчей ты теперь вряд ли увидишь, - и гостья громко, чуть ли не криком, захохотала каким-то нарочито вульгарным смехом, с неестественным внутренним подвывом. От теткиного голоса, жестяного и невыразительного, у Михина по всему телу побежали мурашки. Почему-то он сразу поверил нелепому утверждению насчет малайцев и чукчей. Что не увидит. Но...

- Ерунда! - Сергей Петрович попытался встать, но ни ноги, ни руки у него сейчас не работали. - Бред какой-то. Я не знаю, кто вы такая, но попрошу оставить помещение. Не то я...

- Что - я? - с интересом подалась вперед патлатая гостья. - Что?

- Милицию вызову, - прохрипел Михин; руки наконец словно отморозились и Сергей Петрович рывком содрал с себя галстук. Стало легче дышать.

- Ну-у, - разочарованно протянула тетка, откидываясь на спинку стула - Совсем не интересно. Пошло.

Михин схватил со стола мраморное пресс-папье и с силой швырнул его в посетительницу. Едва пресс-папье выскользнуло из его пальцев, как тут же беззвучно упало обратно на стол. Ровно так упало, словно по отвесу.

- Е.....! - минуты полторы Сергей Петрович сидел и выражался. Хорошо выражался, страстно. Талантливо выражался. Тетка, мечтательно прикрыв глаза, внимательно его слушала, изредка стряхивая пепел себе на колени. Иногда, в особо удачных местах, даже слегка аплодировала. Чувствовалось, что толк в ненормативной лексике она понимает и ценит мат как официально не любимую, но такую важную часть великого русского языка.

Когда Михин устал и начал заговариваться, бестолково повторяя прежде сказанное, гостья явно заскучала. Приподняв задницу со стула, она перегнулась через стол и наотмашь съездила Сергею Петровичу по зубам. Михин всхлипнул и замолчал, изредка взмыкивая сквозь распухшие губы. Говорить он не мог, словно в рот ему воткнули кусок колбасы. По самые гланды.

- Значит, так, - лениво потягиваясь и передергивая плечами, сказала гостья. - Хватит пургу нести. Пора и к делу приступать. Для начала коротко о себе, если ты еще не догадался. Я - Смерть. Точнее, Смерть на ставке. В миру меня зовут Вера Семеновна, я - бытовая пьяница и шлюха. Так сказать, антисоциальный элемент. Сеятельница порока и болезней. Но это, сам понимаешь, всего лишь легенда для вас, короткоживущих. Вообще-то нас много, на ставке-то. Лично я, например, работаю по российскому региону, - Вера Семеновна широко зевнула, костяно лязгнув зубами. Видно, ей до отвращения надоела обязательная вступительная часть речи.

- В общем, так, голубок. Должен был ты сейчас отдать концы от банального обширного инфаркта. Срок твой настал, стало быть. И сделала бы я свою работу тихо, мирно, без огласки. Ты бы и не заметил. Но! - Смерть подняла глаза к потолку. - Мне оттуда дали указание. Так и так, мол, Вера Семеновна, ввиду особых заслуг предоставить рабу божьему такому-то выбрать конец земной жизни по собственному усмотрению. То есть как хочешь, так и помирай.

Смерть закончила монолог и закурила новую сигарету.

- Чего молчишь? - выкурив полсигареты, вкрадчиво спросила она Сергея Петровича. - От счастья обалдел? Ах да! - Вера Семеновна спохватилась и крутанула согнутым пальцем у носа Михина.

Генеральный вновь обрел дар речи.

- Это... как это... - залепетал он, очумело глядя на гостью, - не хочу я помирать... я вообще себя сейчас отлично чувствую... я хоть пять километров могу пробежать, что за вздор!

- Вздор? - брови Веры Семеновны полезли вверх. - Ты что, козел, не въехал еще? Так я помогу, - Смерть прищурила один глаз и прежняя жгучая загрудинная боль скрутила Сергея Петровича.

- Я въе... въеха-ал, - простонал Михин, стуча кулаками по столу, - выкинь из меня... боль, выкинь, - Сергей Петрович перевел дух, потер грудь. Тетка на ставке задумчиво разглядывала кончики своих ободранных ногтей.

- Ну? - коротко спросила она.

- Что - ну? - переспросил ее Сергей Петрович, вытирая ледяной пот с лица.

- Помирать как будешь, придурок! - рявкнула Смерть. - Некогда мне тары-бары разводить. Хоть время я и остановила, но нельзя же тянуть его до бесконечности. У меня и своих дел полно! Да и водки выпить надо, - Вера Семеновна облизнула губы острым языком. - Была я вчера на одной хате, мы там такое... - она осеклась, сердито посмотрела на Михина.

- Подождешь, - вдруг обнаглев, отрезал Сергей Петрович. - Подумать надо. Не иномарку ведь покупаю! Тэ-эк... Значит, любую сме... любой конец жизни, говоришь. А за что мне такая честь?

- Почем я знаю, - окрысилась Вера Семеновна, - им там видней. Может, ты свое предназначение полностью выполнил. Это, милочек, не каждый умеет. А может, ты в святые угодил. Не в крупные, но тоже почетно. А может... Да ну тебя! Гадалка я, что ли? Слушай, - голос у Смерти потеплел, - а чего там чикаться! Помирай себе обычным путем, от инфаркта. И тебе голову ломать не надо, и мне хлопот меньше. Давай, а?

- Ты это прекрати, - казенным голосом отрезал Михин, - раз положены мне льготы - значит буду их использовать на всю катушку. Я свои права знаю!

- Как хочешь, - кисло пробормотала Вера Семеновна, - мне по барабану.

В комнате повисло тягостное молчание. Сергей Петрович глубоко задумался, положив руки на стол и упершись в них подбородком. Вообще-то Михин был умным человеком, иначе он никогда бы не поднялся от должности лаборанта в мединституте до вершин коммерции. Сергей Петрович был абсолютно уверен, что из любой безвыходной ситуации всегда найдется выход. Пусть не выход, а щелочка. Игольное ушко. Но - найдется. Надо только хорошо подумать, очень хорошо.

Михин покосился на Смерть - та безучастно смотрела мимо него, чинно сложив руки на коленях. Ждала.

- Слушай, подруга, - Сергей Петрович подмигнул скучающей бытовой пьянице, - может, расскажешь, как другие льготники-то... Небось, я не первый?

- А как же! - оживилась Смерть. В ее голосе прорезались живые, чувственные нотки. Что-что, а свою работу, похоже, она любила.

- Момент, - Вера Семеновна запустила руку в декольте помойного платья, пошарила там и вытащила засаленный пухлый блокнот; одна грудь заметно обвисла.

- Пожалуйста, - Смерть раскрыла блокнот на коленях, трепетно разгладила странички, - тебе все подряд или самое интересное?

- Все подряд, - приказал Михин.

- Можно, - легкомысленно согласилась Вера Семеновна, - очень поучительные истории. Весьма правдивые. Стоп! - тетка стукнула себя по лбу ладонью. - Отбой. Не пойдет.

- Это почему же? - возмутился Сергей Петрович. - Желаю. Все подряд желаю. Имею право!

- Фиг ты имеешь, а не право, - Смерть показала ему кукиш. - Вот тут, медовый ты мой, твои права как раз и не действуют. Практические советы клиенту я могу давать по собственному усмотрению. Здесь, понимаешь, мною пятьдесят семь тысяч девятьсот два случая описаны! Мелким почерком. Да я усохну просто все зачитывать. Э-э, - она покачала головой, - да ты хитрец. Небось, решил отсрочку себе устроить. Не пойдет! Меня, лапушка, на поганой козе не объедешь!

- Ладно, - нехотя согласился Михин, - давай экзотику. Что-нибудь эдакое, нестандартное. Чтобы - ух!

- Ага, - Вера Семеновна быстро зашелестела листиками, - так... Вот! Как сейчас помню - от белой горячки один мужик помереть должен был. Бывший дегустатор вин. Соответственно льготной заявке пожелал он утонуть в вине. Да не просто в вине, а в испанской мадере урожая 1734 года, обязательно налитой именно в гайдельбергскую бочку работы Михтеля Варнера из Ландау. Эстет, блин! Пришлось попыхтеть, но все организовала чин-чинарем. Так... так... Вот еще забавный случай, лет десять назад произошел. Очередной клиент мужского пола захотел умереть от родов. То есть в процессе рождения выношенного им ребенка. Думал меня объегорить! Устроила, куда он делся... Кстати, широкую огласку случай получил. По нему еще киношку сняли. Видел?

Сергей Петрович промычал неопределенное, вяло махнул рукой:

- Дальше.

Вера Семеновна угукнула.

- Вот славный курьезик: попалась мне одна верующая. В доску богомольная. Так она, когда меня увидела, даже целоваться полезла. Всю жизнь, говорит, ждала! Хочу, мол, помереть, но только после того, как живьем на небо попаду. Мне-то что, на небо, так на небо. Бац-бац, и оказалась фанатюшечка моя в открытом космосе, в районе станции "Мир", на гелиостационарной орбите. Без скафандра, разумеется.

Михин слушал вполуха. Какая-то еще неоформившаяся мысль упорно пыталась пробиться к нему из глубины сознания. Что-то из давно забытого, из тех времен, когда был Сергей Петрович обычным лаборантом медицинского института. Тем временем Смерть заливалась соловьем:

-...и пожелал стать Гордиевым узлом. Чтобы, значит, Александр Великий его мечом, собственноручно! Ладно. Мое мнение такое - раз просит человек, значит, так и будет. Клиент - он всегда прав. Слышал бы ты, как он орал, когда я из него веревку для узла вила! Очень, очень болезненная процедура оказалась. Так сам ведь попросил!

- А один чувачок возжелал быть заживо съеденным мифическим чудовищем циклопом. Что же, кому мифическое, а кому нет: пристроила я его к Одиссею в отряд, аккурат в пещере Полифема. Когда циклоп кушать собрался, - тут Вера Семеновна как-то странно хихикнула. - Во, самый писк! Одна дамочка решила помереть от непрерывной серии усиленных оргазмов... - Смерть нервно потерла руки, плотоядно оскалилась. - Хор-роший способ! Класс. А вот...

В этот момент Михин сообразил, что надо делать: мысль четко оформилась и решение пришло само собой.

- Хватит, - грубо прервал генеральный Веру Семеновну, - закругляйся. Сейчас работать будем.

- Уже? - огорчилась тетка. - Жаль. Только я почитать настроилась! Знаешь, какие еще у меня случаи есть? Пальчики оближешь. Давай почитаем, а?

- Дело прежде всего, - жестко ответил Михин. - Имею заявку.

- Слушаю, - Смерть, послюнявив палец, быстро нашла в блокноте чистую страничку, вынула откуда-то из копны волос маленький карандашик и ожидательно замерла в позе послушной секретарши.

- Значит, так. Желаю умереть в процессе моего синхронного, то есть одновременного, клеточного деления. Записала?

- ...де-ле-ни-я. Записала. А это как? - Вера Семеновна, прикусив карандаш, озадаченно уставилась на Михина.

- Ты биологию изучала? - Сергей Петрович внимательно посмотрел на гостью. - Про микроорганизмы знаешь?

- Фу, - отмахнулась Смерть. - Еще чего! Я только по разумным формам работаю. По человекам, стало быть. Мелочью другое ведомство занимается. Так что такое - деление?

Михин сделал страшные глаза:

- Когда живой организм разделяется на две половинки. Хрясь, и напополам!

У Веры Семеновны отвисла челюсть.

- Точно, - убито сказала она сама себе, - из мучеников он. Будет святым, факт. Слушай, Петрович, - Смерть заговорщицки подмигнула Михину, - понравился ты мне. Как другу советую - зачем тебе такое? Давай-ка лучше от оргазмов.

- Как хочу, так и помираю, - капризно заметил Сергей Петрович, - мое дело.

- Ну, ты сам напросился, - Смерть оценивающе смерила Михина взглядом, что-то прикинула в уме, после сделала руками резкий пас, словно невидимый мяч в генерального кинула.

 И Михина не стало. В кресле был только туго раздутый костюм, внутри которого кипело бешеное варево протоплазмы; в вареве что-то мерзко пищало и булькало. Хлопья серой пены ошметками полезли из рукавов и воротника. Запахло гнилью.

- Елы-палы! - Вера Семеновна в восторге застучала себя кулачками по коленям. - Во дает! Во пляшет!

Вскоре сидевшее в кресле туловище поплыло - верхняя часть, в пиджаке, плюхнулась под стол; нижняя, в брюках, затихла на сиденье. Из рукавов и брючин медленно потекла сизая кисельная жидкость.

- Кажись, дело сделано, - Смерть мельком чиркнула карандашиком в записной книжке, спрятала ее на место. Проходя мимо стола, она неодобрительно покосилась на кресло.

- Предлагала же ему, как человеку. Тоже мне радость - разорвался! И никакого кайфа. Эх-хе, - и Вера Семеновна плотно закрыла за собой дверь. Неожиданно рывком включился вентилятор, за окном с шумом поехали машины. В комнате стало жарко.

Мокрый пиджачный сверток под столом зашевелился. Отдирая пуговицы, из него с трудом вылез Сергей Петрович. Маленький такой, голенький. С лысиной и бородкой.

Из брюк на кресле вылупился второй Михин, тоже голый, тоже маленький.

- Пошли отсюда, - пискливо потребовал Михин-первый, - вот-вот япошки припрутся.

- Точно, - согласился Михин-второй.

Подсаживая друг друга, они забрались на подоконник.

- Хе-хе, - от восторга звонко хлопая себя ладошками по выпуклому животику, сказал Михин-первый, - самое смешное-то знаешь что?

- Что? - радостно спросил Михин-второй.

- Да то, что я... то есть мы... теперь для любой Веры Семеновны официально мертвы. Сечешь?

- Секу, - ответил Михин-второй. - Больше она к нам не заявится.

- Айда в цирк лилипутами работать! - задорно предложил один из Михиных другому, - пока до нормы не вырастем.

Второй согласно кивнул.

Легко, словно парашютисты с крыла самолета, они прыгнули с подоконника на пышный уличный газон, навстречу своей новой и вечной жизни. Голенькие. В чем Смерть родила.