Михаил БАБКИН

Шабашка

 

Вид у профессора был академически стандартный: бородка, очки, лысина, пухлый живот и тапочки с махровым халатом.

- Вы профессор Штейдер? - казенным голосом спросил Малявин, не вынимая беломорины изо рта. - У вас, что ли, кран течет? - и переложил чемоданчик с инструментами из руки в руку.

- Ви ест... водоремонтник? - профессор с подозрением оглядел стоявшего перед ним верзилу в замасленной спецовке, сбитых башмаках и облаке свежего винного дурмана.

- Их бин, - скупо доложил Малявин, - яволь.

Больше по-немецки он почти ничего не знал, а "Гитлер-капут" для общения с жильцом из четыреста пятого номера "люкс" не годилось. Вдруг он профашист какой, из банды этих... "бритоголовых". Вон и лысина есть. Так что Малявин, бормоча "битте, битте", отодвинул профессора чемоданчиком в сторону и прямиком двинул в ванную.

Видит бог, не вовремя сломался кран в этом хреновом четыреста пятом: кочегар Серега Петушков вчера похоронил тещу и сегодня с утра, весь пьяный и радостный, поминал в столярной "незабвенную и дорогую", наливая всем подряд. "Незабвенная" завещала Петушкову трехкомнатную приватизированную с телефоном, в центре. Подарок судьбы, честное слово. Народу в помещение собралось достаточно, даже притащился шестидесятилетний ассенизатор Хромов, народный умелец по халявной выпивке. От угощения никто не отказывался и, конечно же, через час забыли и про тещу, и про наследную квартиру, потому что вновь всплыли важные, вечные темы - зарплата, бабы, футбол и политика. Душевно сидели, славно, даже не заметили, как Петушков упал под верстак и уснул.

 Помешала коридорная, грымза Капустина. Не дозвонившись по внутреннему в столярку, она не поленилась спуститься с четвертого этажа в подвал, где устроила безобразный скандал.

- Все! - возмущалась грымза, - лопнуло мое терпение. Буду жаловаться директору гостиницы! - и еще много чего наговорила всем присутствующим плохого, унижающего гордость и достоинство человеческое. Нда-а, неприятно как-то получилось, очень даже неловко. Поскольку была Капустина не только мелкой начальницей, но и родственницей Петушкова. Дальней. Малявину же Капустина сказала:

- Жорка, ты вроде здесь самый трезвый. Значит, задание тебе. Срочная заявка от жильца из четыреста пятого. Немец там живет, профессор. Кран у него сорвало, заливает номер. А под ним в триста пятом тоже какой-то научный пуп живет, из Англии. Может случиться международный скандал. Так что быстренько! - и, хлопнув дверью, сердито убралась из подвала.

Быстренько! Ха, разогналась. Пока Жора собрал инструмент в дежурный чемоданчик, очнулся Петушков, залез на табурет и налил всем портвейна еще раз по кругу, выпил тоже. После чего опять упал под верстак.

 - Слушай, - задумчиво сказал Малявину интеллигент Хромов, который прочитал в своё время много ненужных для его профессии книжек, - курс доллара сейчас ого! Дойчмарки поменьше, в пол-ого, но тоже ничего. Неужто фашисту за бесплатно кран менять будешь? Вернёшься без марок - не друг ты мне будешь, не друг! - и погрозил стаканом. Хотя Хромов все одно не был другом Малявина, Жорик призадумался. И в этой задумчивости поднялся на четвертый этаж.

Поломка оказалась пустяковой - сломался вентиль. Пять минут работы, если ты дурак и дойчмарки тебе не нужны. Жора перекрыл воду, разложил инструменты на кафельном полу и сосредоточенно, не торопясь отвинтил хромированный кран, после чего полностью его разобрал. Профессор Штейдер маялся за широкой спиной сантехника, то и дело пытаясь заглянуть через его плечо на бронзовые детальки в раковине.

- Что есть с кран? - в конце концов озадаченно спросил Штейдер левую лопатку Малявина.

- Капут кран, - рассеянно сообщил Жора и стал бесцельно перекладывать инструменты, потом залез в чемодан, побренчал запасными крановыми частями, оглянулся на профессора.

- Надо идти... искать... Понимайт?

Профессор раздраженно постучал тапочком по полу.

- Ви должен! Я опоздать конференция. Тороплюсь, очень.

Жора развел руками, поник головой.

- Вентиль менять надо. Прокладка сгнила, резьба лопнула... вот, - он ковырнул пальцем вентиль, расстроено поцокал языком.

Штейдер задрал брови, скривился.

- Делайт что надо. Я платить.

- Вот! Это дело, - обрадовался Малявин, - есть тут у меня, для себя лежала... Так сказать, от сердца рву...

Скоро кран стоял на месте. И даже не капал.

- Все, - сообщил Жора, уложив инструменты на место, - сказка, а не вентиль. Век стоять будет.

- Век не надо, - отмахнулся профессор, - я скоро уезжать, - и ушел в комнату. Малявин проследовал за ним, деловито обтирая руки тряпкой. И остолбенел. Он даже предположить не мог, что можно сделать из обычного номера, хотя бы даже и "люкса".

Обтянутые черным, с серебряными вензелями, бархатом, стены зала частично оказались закрыты высокими резными шкафами с книгами за стеклянными дверями; громадный массивный стол с темно-мраморной столешницей монументом высился посреди просторной комнаты, заваленный странными вещами - свитками рукописей, колбами, латунными ретортами на фарфоровых подставках; высокие готические кресла мрачно таились по углам, над одним из них висел обрамленный тяжелым золотым багетом поясной портрет седого старика в черной хламиде. Камин в стене мерцал живым огнем.

- Камин, - растерялся Жора и уронил тряпку. Каминов в гостинице не было и быть не могло по правилам противопожарной безопасности. Даже электрических.

- Богато живете, repp профессор, - пробормотал Малявин, - это что же, по спецзаказу вам номер оформили?

- Что? - быстро переспросил Штейдер и уставился на сантехника.

- Камин, стол. Портрет, - Жора потыкал пальцем в воздух.

- Ви видеть? Видеть, да? - вдруг оживился толстяк, расплылся в улыбке, приподнялся на цыпочках и дружески похлопал Малявина по плечу. - Он видеть! Фантастик! - радостно сообщил профессор портрету.

- Эй! - Жора отшатнулся от неожиданности. - Вы того! Без рук! Я на работе.

Профессор животом бойко подтолкнул сантехника к креслу, приглашающе помахал рукой:

- Расслабляйт, сидеть, битте.

Малявин и сел с испугу. Очень уж странно вёл себя Штейдер.

"Свихнулся на почве крана," - печально понял Жора, - "экие они нервные, иностранцы-то". И с сожалением посмотрел на бедного безумного немца. Безумный немец в это время лихорадочно ковырялся в бумажной свалке на своем необъятном столе, небрежно расталкивая стеклянные колбы, и шипел ругательства на родном языке.

- Вот, йест! - Штейдер повернулся к Жоре, семеня подбежал к нему. В руках профессор держал небольшой стеклянный шар матового цвета.

- Подержи, - искательно попросил немец, - не больно будет. Нихт.

Жора пожал плечами, взял шар и мельком заглянул в раскрытые ладони профессора. Дойчмарок у того в руках не было. Обидно.

Шар был похож на маленький плафон из тех, что дежурно светят в подъездах и которые так любят расстреливать из рогаток мальчишки. Малявин равнодушно покатал плафон в своих ладонях и - неожиданно почувствовал тепло, идущее из него. Жора уставился на шар. Внутри матовой безделушки разгорелся неяркий свет, словно там зажгли свечку.

- Йа! Йа! - одобрительно закричал Штейдер, хлопая себя руками по махровому пузу:

- Свет! Ви видит - свет! Колоссаль.

- Фокусник чокнутый, - сантехник сунул шар профессору, - гони что обещал, да я пойду. Меня кореша ждут, вино - дринк, дринк, - Жора наглядно пощелкал себя по горлу.

Профессор не глядя положил шар на стол в бумаги, расстроено упал в кресло напротив, под портретом, немного помолчал.

- Ви пьяниц. Какой жалость, - вздохнул погодя Штейдер. - Чисто русский вариант: как талант, так и пьяниц.

- Какой талант? - очень даже заинтересовался Жора. Пьяницу он пропустил мимо ушей, не так еще обзывали. Ну пьянь, ну и что. Работа такая, вредная. А талант... Это хорошо. Это деньгами пахнет, ежели со знанием использовать. Вот только какой у него талант? Весьма интересно. Весьма.

Штейдер закурил и, путаясь в падежах, рассказал Малявину странную историю. Оказывается, он, профессор Штейдер, потомственный маг, очень сильный "подпольный" колдун. В Россию он, собственно, приехал ради любопытства, заодно и на симпозиум по парапсихологии (последнего слова Жора не понял), куда уже опоздал из-за поломки. Но это ерунда, потому как случайно найти самородного и очень сильного мага - редчайший случай. А Малявин и есть маг. Колдун-сантехник.

Жоре очень понравилась речь. Он даже как-то и ростом сразу стал выше и живот попытался выкатить, как у Штейдера, но не получилось.

- Только маг видеть мой реальный квартир, - доверительно сообщил профессор, обводя рукой вокруг себя, - я все свое носить с собой. Привык комфорт, так. Только маг зажигать пробный шар, так. Ви - русский колдун. Р-распутин!

- Ты это брось, - сразу обиделся Малявин, - вино пью, есть такой грех. А жене не изменяю. Почти.

- Наин,- замахал руками профессор, - это не так, не в тот смысле. Ви - чародей. Необученный, но очень сильный. Ви иметь магический потенц. И вот - пьешь водка! Зашем? - он укоризненно поглядел сквозь стеклышки на Жору.

Малявин заскучал. Дойчмарками пока не пахло, а остального он толком не понял. Странно это все звучало, страшновато. Безумно. Вспомнились вдруг Лонго, Чумак, Тарасов. Тьфу!

- Ви не понимайт, - запальчиво продолжал профессор, сердито тыча сигаретой перед собой, - все ваш телеколдун, что вы думайт, - эстрада. Фокус! А ви - настоящий, одаренный маг. Человек с большой буква. Натюрлих. Нужны деньги? Тьфу. Женщины? Тьфу, тьфу. Сколь надо! Вот слава - нет. Настоящий маг - нет слава, телевизор. Ви - "подпольный". Тайный. Но очень нужный многим. Ви должен вступить в наш орден. И к нам, из ваша странный страна, шнелль. Соглашайсь немедленно! Уеду. Ведь.

- Э... э... - просипел замороченный Жора, - их бин не хотит. А пока за работу, плиз.

Штейдер раздраженно всплеснул руками, сплюнул со злости и сунул Малявину в руку зеленую купюру. С двумя нуликами.

- Думкопф, - почти ласково говорил профессор, выпихивая Жору из номера, - идиот, русский бестолоч. Иди, водка пей!

- Но-но, - вяло огрызался Жора, поскольку чувствовал себя сейчас несколько странно, - ты русских не трогай! Мы вас в сорок пятом...

Тошно было Малявину, но непонятно отчего - то ли продешевил он, то ли вином отравился. Непонятно.

Малявин медленно спустился в подвал, деревянно прошагал к драной табуретке, осел на нее. Ассенизатор Хромов разведенными в разные стороны глазами поглядел мимо него.

- Мар-р-р-ки? - попугаичьи выдавил он из себя.

- Еще по сто! - крикнул Петушков, на четвереньках выбираясь из-под верстака и снова обморочно падая назад. - Портвейн! Три семерки! Незабвенная! С телефоном!

Жора разжал кулак, неспешно расправил перед глазами купюру. Сто долларов.

- Ого, - сказал Хромов, - пьем, пьем. Что фриц?

Малявин осоловело перевел на него взгляд, налил в стакан вино, выпил.

- Фриц, - хрипло произнес Жора, - он и есть фриц. У него портрет Гитлера во всю стену. И форма эсэсовская. Пулемет на кровати. Бритоголовый. Он, гад, приехал к нам диверсии устраивать. С крана и начал.

- Вербовал? - невнятно и деловито спросил Хромов.

- Вербовал, - согласился Жора и еще раз выпил, - но я...

- Дорогая! - заорал Петушков и опять уснул, сунув морду в еловые стружки.

- Хромов, - тихо сказал Малявин, уставившись взглядом в пол, - ты веришь, что я - человек с большой буквы? Чародей?

- Точно, - сразу согласился ассенизатор, - экце хомо. Се - человек. Сто баксов наколдовал. Умница. Пошел на хер, - и тоже уснул.

Жора сложил руки на коленях, подумал минут десять в этой школьной позе. После с трудом переоделся. Тяжело хватаясь за перила, поднялся на четвертый этаж, сунулся в запертый четыреста пятый.

- Куда, Малявин? - заорала грымза Капуста, выныривая из-за коридорного угла, - претензий нет. Кран в порядке. Молодец.

- Клавка, где немец? - шепотом спросил Жора. - Где он?

Капустина уперлась твёрдым пальцем в его грудь, толкнула Малявина к лестнице.

- В аэропорт уехал твой немец. Злой был страсть, все тебя поминал. Я и кран проверила, думала, из-за него лается.

- Клавка, нужен он мне, нужен...

- Нажрался, так и ступай в свою конуру, - грымза развернула Малявина лицом к лестнице, подтолкнула коленом:

- Пшел!

И Жора пошел...

Говорят, видели его после в фойе аэропорта, где он дрался с таможенником. И еще говорят, что уехал он странным образом в Германию и теперь вовсе не пьет. Большим человеком стал!

А вот Петушков после белой горячки врал, что видел Малявина связанным в психушке, где он, Петушков, от вермута лечился. Хромову врал. И Капустиной. Но кто же ему поверит? Кто?