Ли Брэкетт. Танцовщица с Ганимеда
-----------------------------------------------------------------------
Leigh Brackett. The Dancing Girl of Ganymede. Пер. - И.Полоцк
-----------------------------------------------------------------------
Тони Харра вышел на базарную площадь Камара, направляясь к улице
Игроков. Кислое вино тяжело плескалось у него в желудке, в карманах было
пусто, и он не спешил. Ждал его проигрыш или удача - спешить все равно
было некуда. Он бездельничал, а где и бездельничать землянину, как не на
Камаре?
Ветерок неторопливо бродил по узкими улочкам, и пламя факелов, которые
испокон веков горели под низким красным небом, колыхалось под его
порывами. Пахло жаром и серой вулканического сердца Ганимеда. Даже здесь,
на плато, вознесенном на тысячу футов над джунглями, от этих запахов было
некуда деться. Но панельные крыши домов были широко раздвинуты, ибо иного
воздуха для дыхания все равно не было.
Над суетой и гулом базара в непроглядной тьме космоса висела огромная,
ослепительно желтая звезда Солнца. Половину небосвода занимала туманная
громада Юпитера, перетянутая пурпурными, алыми и серыми полосами. В
пространстве между Солнцем и Юпитером плыла вереница лун, которые, сверкая
отраженным друг от друга свечением, вспыхивали, блестели и сияли.
Харру не волновала эта величественная картина. Слишком давно он
любовался ею.
Он протолкался через площадь к тому ее месту, где улица Игроков
сливалась с улицами Девственниц и Воров; по пятам за ним мохнатой тенью
следовал Ток, абориген, дитя лесов с глазами лемура, который принадлежал
Харре и преданно любил его.
Харра почти пересек площадь, когда услышал стремительные ритмы музыки.
Ток внезапно выкинул лапку, похожую на руку человека, схватил своего
хозяина за рубашку и сказал: "Господин - ждать!"
Удивившись тревожным ноткам в его голосе, Харра повернулся и открыл
было рот, чтобы ответить, но не вымолвил ни слова. Его остановило
выражение глаз Тока. За их странной растерянностью чувствовался
откровенный страх.
Обогнав Харру, абориген превратился в бесформенный темный сгусток,
затерявшийся в бликах света от факелов и лун. Вскинув голову, он
принюхивался к порывам ветра. Ноздри его подрагивали, и постепенно все
хрупкое тельце стало сотрясаться дрожью, словно каждый вдох переполнял его
ужасом. Он постепенно стал подбираться и съеживаться, пока не потерял
всякое сходство с человекоподобным созданием, превратившись в зверька,
готового спасаться бегством.
- Господин, - прошептал он. - Зло, господин... зло и смерть. Их несет
ветер.
Харра подавил охватившую его дрожь. Он ничего не видел, кроме
заполненной народом площади, на которой кипела многоязычная жизнь Камара,
где не было ни границ, ни законов и где обитал покинутый и заброшенный
сброд Внешних Миров, перемешанный со смуглыми уроженцами Ганимеда.
Единственной странностью тут была музыка, но в ней не слышалось ничего
зловещего. Дудочка, барабан и арфа с двумя деками - мелодия была грубой и
варварской, но пробирала до костей.
Но Ток, стоя к Харре вполоборота, уставился на него глазами существа,
увидевшего нечто запретное и взмолился:
- Уходить! Уходить назад, господин! Ветер полон смерть!
Пока он уговаривал Харру, другие его соплеменники стали торопливо
покидать площадь - пушистые человекоподобные создания, затерянные вдали от
своих родных джунглей.
- Демоны! - проверещал один из них на бегу. - Демоны с глазами, полными
тьмы!
- Уходить, господин, - прошептал Ток.
Он произнес это с такой убедительностью, что Харра едва не подчинился,
но затем взял себя в руки и рассмеялся.
- В чем дело, Ток? - спросил он на примитивном наречии аборигенов. - Я
не вижу никаких демонов.
- Они там. Пожалуйста, господин!
- Чушь. - Харра позвенел мелочью в кармане. - Или я выиграю пару монет,
или же тебе придется красть, чтобы нам прокормиться. Иди сюда.
Он потрепал дрожащего Тока по плечу и, раздвигая толпу, продолжил путь
через площадь. Теперь он в самом деле заинтересовался. Он хотел выяснить,
что так напугало Тока и из-за чего аборигены пустились в бегство.
Он увидел танцующую девушку, которая красно-белым вихрем кружилась на
грязных камнях под аккомпанемент дудки, барабана и арфы; играли трое
мужчин - скорее всего ее братья.
Судя по украшениями и драному платью, она была Бродягой - те
представляли собой нечто вроде межпланетных цыган, одно из огромных
неприкаянных племен космоса, которые скитались от планеты к планете, не
принадлежа ни к одной из них. В крови их смешались следы всех рас Системы,
способных к перекрестному оплодотворению, и они считались париями даже в
самых нижних слоях общества.
Некоторое количество их обитало и на Камаре, но девушка явно была
новенькой. Встреться Харра с ней раньше, он бы ее запомнил. Он подумал,
что мужчина не в состоянии забыть такую девушку. От ее глаз невозможно
было оторваться.
Полуголая в своих ярких лохмотьях, она продолжала плясать в неверном
свете факелов, перебирая маленькими белыми ножками. Волосы у нее были
цвета темного золота, а на личике улыбающегося ангела выделялись
непроглядно черные глаза.
В темных расширенных зрачках не было и тени улыбки. А в выражении глаз
- ничего общего с непринужденной радостью гибкого тела. В их тлеющей
искорками глубине таились печаль и гнев - Харре никогда не приходилось
видеть взгляда, полного такой горькой ярости.
Он протолкался вперед, к краю открытого пространства, на котором она
танцевала, и остановился так близко к ней, что пару раз, когда девушка
скользнула мимо, Харры коснулась копна распущенных волос.
И, глядя на танцовщицу, он почувствовал нечто странное.
Музыка была пронизана чувственностью, и каждый шаг танца был
откровенным приглашением, древним, как само человечество. Каким-то
удивительным образом девушка, воспринимая примитивные животные ритмы,
преобразовывала их в нечто нежное и манящее. И перед Харрой всплыли давние
воспоминания о серебряных березах, колышущихся на ветру.
Внезапно она остановилась перед ним, высоко вскинув над головой руки и
подрагивая в такт тоскливой дрожащей ноте красной дудочки. Она смотрела на
него, смуглого мускулистого землянина, и во взгляде ее была ненависть.
Харре показалось, что эта ненависть, страстная и неуемная, обращена на
него лично, и мощь ее поразила его. Он хотел было что-то сказать, но
девушка снова сорвалась с места, как лист под ветром, подхваченная мощным
аккордом музыки.
Он остался стоять на месте, застыв в ожидании, охваченный внезапным
восхищением, с которым ему не хотелось расставаться. Пока он глазел, между
его ног, поскуливая, скользнула маленькая коричневая дворняжка.
Собаки на Камаре вели себя точно так же, как и на всех прочих мирах,
лежащих в отдалении от родной Земли. Потерянные или брошенные командами
кораблей, что приходили сюда из космоса, они рылись в отбросах и бродили
по душным, в пару, улицам. Внезапно Харра дернулся, услышав новые для
этого базара звуки.
Узкие улочки, как всегда были полны разноголосицы и шума, и резкие
стремительные ритмы музыки заполняли площадь. Но коричневая дворняжка
задрала морду к небу и завыла, издав длинный истошный вопль; где-то рядом
его подхватила другая собачья глотка, и еще одна, и другая - пока наконец
вся площадь не завибрировала от них. Харра слышал, как эти скулеж и вой
шли все дальше и дальше, удаляясь по извилистым улочкам на темные окраины
Камара, полный ужаса собачий голос сплетался с другим, и землянин
почувствовал, как по спине у него пробежал холодок.
Что-то страшное было в этом предупреждении, которое пришло из далекого
прошлого Земли, не изменившись даже на этой чужой планете.
Музыка поперхнулась и смолкла. Девушка остановилась и застыла в
полуизгибе. На площади воцарилось молчание, и постепенно стихли людские
голоса. Город застыл, прислушиваясь к вою своих псов.
Харра поежился. Толпа стала смущенно переминаться с ноги на ногу, и к
собачьему вою примешался людской говорок. Танцовщица медленно
расслабилась, меняя позу, и собралась.
Чье-то мускулистое тело ткнулось Харре в колени. Посмотрев вниз, он
увидел могучего волкодава, который, припадая к земле, выбирался на
свободное место. Только тут он увидел, что площадь полна собак, которые
мохнатыми тенями скользили меж ног у людей. Они кончили выть, эти псы, и
лишь порыкивали и скулили, поблескивая белыми клыками.
Маленькая дворняжка сдавленно зарычала. И вдруг, сорвавшись с места,
перемахнула мощеную полосу и, распластавшись в воздухе, устремилась к
горлу танцовщицы.
Она не вскрикнула. А движением четким и стремительным, как у того же
пса, обеими руками перехватила в полете жилистое коричневое тело. Харра
увидел, что девушка на долю секунды застыла в таком положении, держа на
весу беснующееся животное, которое хрипело, стараясь дотянуться до нее.
Прищуренные глаза танцовщицы горели холодным черным пламенем бесстрашия.
Затем она швырнула пса в челюсти волкодава, который вцепился в него, и
рычащий клубок покатился по земле.
И тут начался бедлам, для которого не хватало только такого акта
жестокости. Толпа в панике хлынула с площади, стремясь как можно скорее
покинуть ее. Собаки и люди смешались в орущей и визжащей кутерьме. Что-то
привело животных в бешенство, и они отчаянно рвали и кусали всех и вся,
что попадалось им на пути. Камни мостовой окрасились кровью, в свете
факелов блеснуло оружие, и порывы горячего ветра разносили крики ярости.
В свалке на площади участвовали только люди и собаки. Аборигены исчезли
все до одного.
Мгновенно собравшись, Харра устоял на ногах. Он заметил, как девушка
мелькнула рядом и, развернувшись, с силой опустила дуло пистолета на
голову животного с огромной пастью, что кинулось на нее со спины. Но когда
он попытался увидеть ее снова, та уже пропала.
Толпа сдавила его и понесла в том направлении, где исчезла танцовщица.
Сделав несколько шагов, Харра запнулся и увидел под ногами красные
лохмотья, а в прорехах - белое тело. Девушка пыталась встать. Работая
кулаками и локтями, он расчистил свободное пространство рядом с ней. Через
секунду она вскочила на ноги, как дикая кошка, орудуя длинными ногтями и
разбрасывая груду тел, которые угрожали раздавить ее.
Страха в ней так и не было.
Харра ухмыльнулся и, схватив девушку, перекинул ее через плечо. Та была
маленькой и на удивление легкой. Он позволил толпе нести их, стараясь лишь
удержаться на ногах и безжалостно пиная собак и людей.
Откуда-то из лохмотьев девушка вытащила маленький нож. Вися вниз
головой на плече у землянина, она засмеялась и снова спрятала его. Харра
подумал, как хорошо быть такой смелой, но вряд ли ей стоило бы так
веселиться. Прильнувшее к нему тело было упругим, как стальная пружина.
Он увидел перед собой зев улицы и, когда их внесло туда волной людей и
собак, спасавшихся бегством, постарался пробиться поближе к стене. Улица
была скопищем домов самой разной постройки, и наконец Харра нашел проем
между двумя из них, где когда-то находилась коновязь. Протолкавшись туда,
он поставил девушку на ноги и, прикрывая ее спиной, перевел дыхание;
работая руками и ногами, он отшвыривал всех, кто приближался к нему.
Он знал, что девушка не сводит с него глаз. В этом узком пространстве
они стояли вплотную друг к другу. Ее не сотрясала дрожь, и дыхание у нее
было ровным и спокойным.
- Почему ты так посмотрела на меня, там, на площади? - спросил он. - У
тебя было что-то лично ко мне, или ты просто ненавидишь всех мужчин?
- Ты вытащил меня, чтобы только получить ответ на этот вопрос? - Ее
английский был безукоризненным, без малейшего акцента, а чистый и мягкий
голос - столь же прекрасным, как и тело.
- Может быть.
- Ну и хорошо. Да, я ненавижу всех мужчин. И женщин тоже... особенно
женщин.
Сообщила она это сухо и деловито. У Харры не было оснований усомниться
в том, что она имела в виду. Он поверил каждому ее слову. Потом вспомнил
маленькое лезвие, которое она могла всадить ему в спину, и внезапно ему
стало как-то не по себе.
Развернувшись, он успел перехватить ее кисть. Улыбнувшись, девушка
позволила ему отнять нож.
- Страх, - сказала она. - Вечный страх, где бы ты ни был.
- Но ведь ты не боишься.
- Нет. - Она смотрела мимо него, разглядывая улицу. - Толпа редеет. Я
пойду искать братьев.
Крупный грязно-рыжий пес ублюдочной породы сунул морду в нишу и
зарычал. Харра пнул его, и тот неохотно отпрянул, ощерив пасть и не
отрывая от девушки налитых кровью глаз.
- Я бы не рискнул, - сказал Харра. - Псы, похоже, тебя недолюбливают.
Она засмеялась.
- На мне ни царапины. Посмотри на себя.
Харра последовал совету. Многочисленные ссадины кровоточили, а одежда
превратилась в лохмотья. Он покачал головой.
- Что за дьявольщина в них вселилась?
- Страх, - ответила девушка. - Вечный страх. Я пойду.
Она вывернулась у него из-за спины, но он остановил ее:
- О нет. Я спас тебе жизнь, леди. И ты не можешь так легко покинуть
меня.
Он положил руку на плечо танцовщицы. Плоть ее была прохладной и
упругой, и пряди густых рыжеватых волос скользнули у него меж пальцев.
Харра не имел представления, какая в ней смешалась кровь, но девушка ни на
кого не походила, и в сиянии лун он любовался ее невыразимым обаянием. В
мягком мерцании волос и кожи, в огромных спокойных глазах было что-то от
лунного света.
Отверженная, уличная танцовщица, пария в пурпурных лохмотьях - в ней
было что-то магическое. Харру неудержимо влекло к ней. Интуитивно он
чувствовал, что лучше держаться от нее подальше и позволить ей исчезнуть,
ибо ее странность была выше его понимания. Но он этого не сделал. Не мог.
Нагнувшись, он легким поцелуем коснулся ее лба.
- Как тебя зовут, маленькая бродяжка?
- Маритт.
Харре было знакомо это слово из лексикона lingua franca воровского
мира. Он улыбнулся.
- Почему вы называете себя Отверженными?
Девушка мрачно уставилась на него темными глазами.
- Я не из тех, кого может любить мужчина.
- Ты пойдешь ко мне домой, Маритт?
- Предупреждаю тебя, землянин, - прошептала она. - Я смерть!
Рассмеявшись, он сгреб ее в объятия.
- Ты ребенок, а дети не должны жить в ненависти. Идем ко мне, Маритт. Я
буду осыпать тебя поцелуями, накуплю тебе красивых вещей и научу смеяться.
Она помедлила с ответом. На лице ее было рассеянное мечтательное
выражение, словно она прислушивалась к каким-то далеким голосам. Наконец
она пожала плечами.
- Хорошо. Я пойду.
Они двинулись бок о бок. Улица уже опустела. Со стороны базара
доносились какие-то невнятные тревожные звуки, но они были далеко. По
пустынным улицам, залитым светом вереницы лун, Харра вел девушку к своему
дому.
Держась рядом с ней, он обнимал ее. Он был полон какого-то странного
восторга, и плохое настроение окончательно покинуло его. Тем не менее ему
не давала покоя мысль о том, что отделяло его от этой девушки и смысла
чего он никак не мог уловить. В сердце у него гнездились сомнения и едва
ли не страх. Он понятия не имел, кого обнимал, кто был в кольце его рук -
ребенок, женщина или чуждое, пугающее своей непонятностью создание.
Он вспомнил вопли аборигенов о смерти и демонах. Он вспомнил, как
завывали собаки. Ему осталось только удивляться силе охватившего его
влечения.
Но девушка была так очаровательна, а маленькие белые ножки так легко
скользили в пыли дороги рядом, что он не мог позволить ей уйти.
Они миновали базар, и тот остался у них за спиной. Теперь их окружала
тишина, которой дышали слепые стены домов, но неожиданно из тени перед
ними беззвучно, словно привидения, появились два человека и преградили им
путь.
Один был землянин - могучий, широкоплечий, с грубыми чертами лица, вид
которого давал понять, что с места его не сдвинуть. Другой венерианин,
тонкий и изящный, со блестящими светлыми волосами. Оба были вооружены. В
той позе, в которой они неподвижно стояли, не произнося ни слова, было
что-то бесконечно зловещее, и в лунном свете синевато поблескивал металл
их оружия.
Харра остановился, вскинув руки. Маритт сделала шаг вперед и в сторону,
отстранившись от него, и встала, как ощетинившаяся кошка.
- В чем дело? - спросил Харра. - Что вам надо?
- Нам нужна эта... эта девушка, а не ты, - ответил землянин. У него был
низкий глухой голос, и он запнулся на слове "девушка".
Маритт развернулась. Она была готова кинуться мимо Харры в ту сторону,
откуда они пришли, но снова застыла как вкопанная.
- У тебя кто-то за спиной. - Маритт посмотрела на Харру, и тот с
изумлением увидел, что ее глаза полны ужаса. Она боялась. На этот раз ею
овладел смертный страх. - Не позволяй им забрать меня, - шепнула она. -
Пожалуйста, не отдавай меня им! - И словно про себя пробормотала: -
Скорее! Ну же, скорее!
Она помялась на месте, озираясь по сторонам, как зверек, который ищет
пути бегства, но спасения не было.
Харра глянул через плечо. Откуда-то возник третий, который с пистолетом
в руке перекрывал им путь отхода, - желтоглазый марсианин с волчьей
усмешкой. В Харре запульсировал сигнал тревоги. Они столкнулись явно не с
уличными грабителями, а попали в засаду, которую готовили загодя. Его с
Маритт выследили и перехватили.
- Маритт, ты знаешь этих типов?
Она кивнула:
- Знаю. Не по именам... но я их знаю. - Смотреть, как ее колотит от
страха, было невыносимо.
Интуитивное знание, основанное на большом опыте, подсказало Харре, что
он тоже знаком с ними.
- От вас несет законом, - бросил он и засмеялся. - Но вы забыли, где
находитесь. Это Камар.
Высокий покачал головой:
- Мы - не закон. Это... личное.
- Не доставляй нам хлопот, землянин, - добавил марсианин. - С тобой мы
не хотим ссориться. Нам нужна всего лишь девчонка. - Он начал сближаться с
Харрой, двигаясь осторожно, словно подходил к опасному животному.
Остальные тоже снялись с места.
- Расстегни пояс, - приказал Харре высокий. - И брось его на землю.
- Не отдавай им меня, - прошептала Маритт.
Харра опустил руки на пояс.
Затем сделал стремительное неуловимое движение. Но те не уступали ему в
быстроте, и, кроме того, их было трое. Харра едва успел выхватить пистолет
из кобуры, как марсианин врезал ему рукояткой по виску. Харра рухнул и
услышал, как, отброшенный чьей-то ногой, его пистолет звякнул о камни и
как закричала Маритт.
Огромным усилием он заставил себя приподняться, опираясь на руки. Перед
глазами, мешая смотреть, то ползли черные полосы, то брызгали яркие
вспышки. Он успел увидеть, как венерианин схватил девушку, с помощью
остальных двух стараясь справиться с ней, но ее хрупкое белое тело
сопротивлялось с невероятной силой, пытаясь высвободиться.
Харра попробовал встать, но у него ничего не получилось. Через минуту
все трое скрутили Маритт, заломив ей руки за спину и связав тонкие кисти.
Один из троицы извлек кусок ткани, блестевшей, как металл, и накинул ей на
голову.
Похоже, они забыли о нем, когда крадучись двинулись по улице; Харре,
который то и дело проваливался в темные глубины боли, показалось, что
улица каким-то странным образом удлинилась. В ушах у него еще продолжали
звучать глухие отзвуки драки и ругательств. Но он отчетливо запомнил
последний отчаянный взгляд, который кинула на него Маритт, прежде чем
блестящая ткань опустилась ей на голову, скрыв лицо.
Сердце его разрывалось от горя, и Харру окатила волна дикой ненависти к
этой троице. Он попытался встать и двинуться вслед за ними, и какое-то
время ему казалось, что он преуспел в своих усилиях, но когда зрение
прояснилось, он увидел, что прополз всего несколько дюймов. Он не
догадывался, сколько это потребовало времени, но теперь улица была пуста,
и до него не доносилось ни звука.
- Маритт, - позвал он. - Маритт! - И, подняв глаза, увидел, что над ним
стоят трое ее братьев. Они показались ему невероятно высокими, и их
странно красивые лица белели в неверном свете лун.
Один из Бродяг нагнулся, взял Харру за отвороты рубашки и, без усилия
поставив на ноги, уставился ему в лицо такими же, как у Маритт, глазами,
черными и непроницаемыми, в которых тлели гнев и жестокость, владевшие его
душой.
- Где она? - потребовал он ответа. - Куда они дели ее?
- Не знаю. - Харра почувствовал, что может стоять самостоятельно и
попытался освободиться от хватки Бродяги. - Откуда вы взялись? Как вы...
- Найди ее. - Рука, от которой ему не удалось избавиться, скрутила
ткань рубашки так, что ворот перехватил ему горло. - Ты увел ее, землянин.
Ты, собаки... произошло то, чего не должно было случиться. Ты увел ее -
теперь ты ее и найдешь!
- Отпусти, - сквозь зубы выдавил Харра.
- Отпусти его, Келин, - сказал другой. - От мертвого толку не будет.
Удушающая хватка неохотно разжалась. Харра сделал шаг назад. Он был
разъярен и в то же время испытывал не просто страх. Снова, как и с Маритт,
он почувствовал нечто странное в этом Келине. Сила, с которой рука, не
дрогнув, душила его, была нечеловеческой.
Покачнувшись, он едва не упал и понял, что еще не пришел в себя после
удара и, скорее всего, не может собраться с мыслями.
Тот, кого назвали Келином, с железной настоятельностью повторил:
- Ее необходимо найти. И как можно быстрее. Ты понял? Ей угрожает
серьезная опасность.
Перед Харрой всплыло лицо Маритт, каким Харра видел его в последний
раз. Он вспомнил и написанный на нем ужас и ту жуткую лихорадочную
поспешность, с которой троица старалась справиться с девушкой. Он понял,
что Келин говорит правду.
- Мне нужен Ток, - сказал Харра. - Он сможет выяснить, где она.
- Кто такой Ток?
- Аборигены, - стал объяснять Харра, - знают все, что происходит на
Камаре, еще до того, как это случится.
Охваченный желанием как можно скорее добраться до своего жилья и
увидеть Тока, он дернулся, но Келин резко остановил его:
- Подожди. У меня получится куда быстрее.
Харра остановился, и по коже у него побежали мурашки. Лицо Келина
обрело то же самое странное выражение, что он видел у Маритт, словно тот
прислушивался к каким-то далеким голосам. После секунды молчания Бродяга
улыбнулся и сказал:
- Ток приближается.
Наконец Харра понял эту тайну.
- Телепатия. Вот как вы нашли меня, вот как узнали, что случилось с
Маритт. Она звала вас и просила поторопиться.
Келин кивнул:
- К сожалению, наши способности не всемогущи. При желании мы можем
общаться друг с другом, мы можем в определенной степени контролировать
мышление существ низшего порядка - например, животных или близких к ним,
таких, как Ток. Но я не могу ни прочесть, ни даже уловить мысли тех, кто
похитил мою сестру, - и ее лишили возможности воспользоваться своими
способностями и поговорить со мной.
- Они накинули ей ткань на голову, - сообщил Харра. - Что-то блестящее.
- Волны мысли имеют электромагнитную природу, - сказал Келин. - Их
можно экранировать.
Все замолчали. Они стояли в пустом пространстве между глухими стенами
домов и ждали. Наконец в неподвижном сплетении теней мелькнула другая
тень. Медленно, с огромной неохотой, она приблизилась, и в лунном свете
Харра увидел Тока. Ежась и топорщась, согнувшись, словно придавленный
тяжелой ношей, Ток явно не хотел идти к ним - но влачился, как рыба на
леске.
Крючком и леской был мысленный приказ Келина. Отведя взгляд от
неподвижного лица Келина, Харра увидел страх и унижение в глазах Тока, и
его окатила волна гнева, хотя он и сам побаивался.
- Ток, - мягко сказал он. - _Ток_!
Абориген повернул голову и с безнадежной мольбой взглянул на Харру -
такой же взгляд Маритт бросила на него, когда незнакомцы уносили ее. Затем
Ток съежился у ног Келина и застыл, дрожа.
Харра невольно рванулся к нему, но один из братьев Келина схватил его
за руку.
- Если ты хочешь спасти ее, стой на месте!
Харра остановился, дернувшись от боли, ибо ему показалось, что в его
плоть впились не человеческие пальцы, а пять стальных плоскогубцев.
Келин молчал, а единственным звуком, исходившим от Тока, было тихое
поскуливание. Но через несколько минут Келин сказал:
- Он знает, где она. И приведет нас.
Ток повернулся и пошел. Все двинулись за ним. Харра заметил, что Ток,
приободрившись, двигался легко и свободно. Но страх еще не покинул его.
Келин не отрывал от него глаз, темных и бездонных, как глубины космоса
в межзвездном пространстве.
_Демоны. Демоны с глазами тьмы_.
Харру охватила дрожь первобытного страха. Затем он снова посмотрел на
Бродяг в их цветастых лохмотьях - отверженные из племени изгнанников, за
несколько монет торгующие на рыночной площади красотой своей сестры, - и
волнение покинуло его.
Он слишком доверился аборигенам, которые в каждой тени видят духов зла.
Харра снова стал думать о Маритт и о желтоглазом марсианине, который
чуть не расколол ему череп, и у него зачесались костяшки кулаков.
Теперь у него не было при себе никакого оружия, кроме спрятанного под
рубашкой ножа, но он был готов вступить в любую схватку.
Не церемонясь, он задал вопрос, который давно вертелся на кончике
языка:
- Что эти люди хотели от нее?
Один из Бродяг пожал плечами:
- Она красива.
- Не это было у них на уме, - бросил Харра. - Как и вы не это имеете в
виду.
- Старые счеты, - хрипло сказал Келин. - Кровавая вражда.
От его голоса у Харры снова пошли мурашки по всему телу.
Что-то странное творилось теперь на Камаре. После краткого взрыва
собачьего бешенства псы исчезли с глаз. Из проемов раздвинутых крыш
доносилось бормотание, и лишь в винных лавках слышалась трескотня
разговоров.
Но на улицах не было ни души. Даже собачьей.
Харра не сомневался, что чьи-то глаза смотрят на них из темноты, точно
так же, как они наблюдали за Маритт и за теми, кто похитил ее. Но это было
всего лишь ощущение. Аборигены были неуловимы, как струйка дыма.
Ток уверенно вел их, срезая путь по краю площади, где она шла под
уклон. Тут начинался район, в котором Харра никогда не бывал, - Квартал
Торговцев Грезами.
Столь поэтическое имя носил лабиринт сущих крысиных нор, от которых
несло невообразимыми запахами. Раздвижные панели крыш всегда были закрыты,
а те немногочисленные звуки, которые удавалось расслышать, вряд ли можно
было счесть человеческими голосами.
Они подошли к дому, который стоял в конце улицы сам по себе. Похоже, он
давно уже был покинут, ибо дверь густо заплели сорняки, пустившие корни и
в трещинах стен.
Не было видно ни проблеска света, не доносилось ни звука. Но Ток
остановился и показал на здание.
После секундного промедления Келин кивнул и, уже не обращая внимания на
Тока, коротким жестом отпустил его. Припадая к земле, абориген сделал три
прыжка и исчез в тени.
Бесшумно ступая в пыли, Келин двинулся вперед.
Остальные последовали за ним. К дому сбоку примыкало крыло, частично
разрушенное давним землетрясением. Сквозь сгнившие половицы пробился
коренастый ствол дерева, ветви которого дотянулись до верхнего края
осыпавшихся стен.
Не дожидаясь указаний Келина, Харра вскарабкался на дерево и подобрался
к стропилам, с которых была видна крыша.
Скользящие панели оказались сдвинуты. Но они тоже были подгнившими от
старости, и сквозь щель Харра увидел слабое мерцание. Где-то внизу горел
фонарь, и оттуда доносились мужские голоса.
Осторожно пройдя по хрустящей кирпичной крошке, Бродяги распластались
рядом с ним. В их зрачках отразилось мерцание фонаря и появилось странное
непередаваемое выражение холодной жестокости.
Харра подумал, что они забыли о нем, так же, как о Токе.
Он сменил положение и теперь мог смотреть прямо вниз сквозь дыру в
крыше. Келин оказался бок о бок с ним.
До них донесся мужской голос, который спокойно и обдуманно произносил
безжалостные слова.
- Чтобы оказаться здесь, мы проделали длинный путь. У нас не было в нем
необходимости. Мы могли спокойно жить в своих домах, предоставив
беспокоиться другим. Но мы явились. Люди из другого мира - _люди_, ты
слышишь меня? Из человеческой плоти и крови.
Его широкоплечая тень черной полосой падала на пол рядом с Маритт. Тень
была огромной, грозной и неподвижной. Девушка лежала на полу.
Металлизированная ткань по-прежнему закрывала ей голову, а из-под нее был
виден кляп, так что пленница не могла произнести ни звука. Веревку,
стягивавшую ей руки, теперь заменили наручники, от которых тянулся провод
к небольшому черному ящичку. Портативный генератор, в ярости понял Харра.
- Ты крутая, - сказал человек. - Но мы тоже крутые. И мы не собираемся
уходить с пустыми руками. Я еще раз задам тебе вопрос. Сколько - и где?
Маритт замотала головой.
Жилистая смуглая рука, которая могла принадлежать только марсианину,
нажала кнопку на панели черного ящика. Тело девушки выгнулось и
заколотилось в мучительных судорогах.
Харра подобрался. За мгновение до прыжка Келин с силой ткнул землянина
в плечо, и тот, проломив крышу, нырнул головой вперед.
Раздался громкий треск прогнившего дерева. Перед Харрой на долю
мгновения предстало все пространство комнаты, которое рванулось ему
навстречу, - трое мужчин, задравших головы, красно-белая одежда девушки,
распластавшейся на коричневом полу, черный ящичек.
Он успел ухватиться за край пробитой крыши, но тот подломился, и Харра
увидел, что венерианин очень медленно, как ему показалось, делает шаг
назад, чтобы не оказаться у него на пути. Оборвавшись, Харра успел
собраться в полете и, придя на ноги, подумал, что еще не собирается
умирать и, конечно же, будет жить достаточно долго, чтобы сломать шею
Келину, а не себе.
Он рухнул на пол в облаке пыли и обломков. Криво усмехнувшись,
марсианин вскинул пистолет.
На мгновение все застыли на месте. Пыль, копившаяся годами, бесшумно
оседала. С треском свалилась еще одна доска. Харра перевел дыхание,
которое чуть не вышибло у него при падении. Девушку продолжали корчить
непрерывные приступы боли. Какое-то краткое мгновение троица с Земли,
Марса и Венеры, не шевелясь, смотрела на Харру, пытаясь понять, что
произошло.
Затем сквозь пролом в крыше легко и уверенно попрыгали Бродяги,
приземляясь с той легкостью, что присуща лишь леопарду, когда он прыгает с
нависшей ветки на добычу. Определенным образом, наблюдать за ними было
сущим наслаждением - восхитительная грациозность и мощь движений,
молчаливый блеск трех лезвий. Балет с клинками. Пистолет марсианина успел
выстрелить лишь один раз. Пуля никого не задела. Огромный землянин кинулся
на Келина и только захрипел, когда сталь вошла ему меж ребер.
Харра поднялся. Похоже, в этой схватке ему не было места. Все
свершилось настолько молниеносно, что казалось невероятным - каким образом
трое человек могут за несколько секунд расстаться с жизнью. Спокойные лица
братьев Маритт были полны такой холодной жестокости, что Харру чуть не
замутило при взгляде на них.
Он переступил через тело венерианина, заметив, что его серебряные пряди
испятнаны слипшимися комками грязи и красными подтеками. Потом вырубил
черный ящик, и Маритт медленно расслабилась, то и дело подрагивая всем
телом. Харра сорвал металлическую ткань у нее с головы, вытащил кляп и
подумал, что человек, который так обошелся с девушкой, заслуживает смерти.
Но эта мысль не доставила ему радости.
Маритт посмотрела на него, и ему показалось, что она улыбнулась. Он
поднял ее и взял на руки, держа с неуклюжей нежностью.
Могучий землянин приподнял голову. Он не спешил умирать, ибо даже
смерть ему подобало встретить в свое время. Он увидел, чем все кончилось,
и на его широком грубом лице появилось выражение, изумившее Харру, - оно
просияло мрачной уверенностью.
С горечью и ненавистью землянин посмотрел на Бродяг, и было видно, что
он не признает поражения.
- Хорошо, - сказал он. - Хорошо. Какое-то время вы будете в
безопасности. Вы поставили ловушку с приманкой из _нее_, и она сработала -
теперь вам ничего не грозит. Но скрыться вам не удастся. Вас знает каждая
собака. Вам нет места ни на земле, ни на небесах, ни в аду. И пусть даже,
чтобы покончить с вами, потребуется вся, до капли, человеческая кровь в
Системе, мы пойдем и на это.
Он повернулся к Харре, который, стоя на коленях, держал на руках
Маритт.
- Ты хоть знаешь, кто они такие? - спросил он. - Ты влюбился в _это_ и
даже не знаешь, что _это_ такое?
Маритт задрожала и, вздохнув, прижалась к Харре, но, прежде чем тот
успел ответить, Келин, улыбаясь, склонился над землянином. Лезвие Бродяги
сделало одно быстрое изящное движение, и послышалось сдавленное хрипение,
как у зарезанной свиньи, когда та валится к ногам мясника. Затем наступило
молчание.
Пальцы Маритт вцепились в кисть Харры. Она попыталась встать, и он
помог ей утвердиться на ногах.
- Подождите, - сказала Маритт.
Усмешка Келина обрела сардонический оттенок. Давая понять, что ему
некуда торопиться, он застыл в ожидании, лишь сделав шаг в сторону, чтобы
кровь высокого землянина не коснулась его сандалий.
Маритт снизу вверх посмотрела в лицо Харре. Теперь в ее взгляде не было
ненависти.
- Это правда? - спросила она. - Ты любишь меня?
Харра не нашелся, что ответить. Он посмотрел на трупы, на три
молчаливых создания, что стояли над ними, и им овладела такая тошнота, что
пересилила даже страх смерти.
- Кто вы? - спросил он. - Вас учуяли псы. Вас узнал Ток. Но я не знаю
вас.
Харра перевел взгляд на Маритт. Та не отрывала от него глаз. И их
выражение терзало ему сердце.
- Да, - с неожиданной хрипотцой сказал он. - Да, пожалуй, я люблю тебя,
какой бы смысл ты ни вкладывала в это слово. - Странно прозвучало оно
здесь, где в воздухе висел густой кисловатый запах крови, а в руке Келина
поблескивал клинок. И, произнесенное, оно вызвало глумливые смешки.
- Поцелуй меня, - шепнула Маритт.
Медленно и с трудом нагнувшись, Харра поцеловал ее в губы. Они были
прохладными и нежными, и что-то странно царапнуло у него в груди, будто
плоть содрогнулась от боли или от страха, и гулко заколотилось сердце.
Он сделал шаг назад и сказал:
- Ты не человек.
- Да, - тихо ответила девушка. - Я андроид. - Она улыбнулась. - Я же
говорила тебе, землянин. Я Маритт. Я из Отверженных.
Она не плакала. У нее не могло быть человеческих слез. Но в глазах
стояла тяжелая печаль, присущая лишь живому созданию.
- Время от времени, - пробормотала она, - мужчины и женщины влюбляются
в нас. Это великий грех. Их карают за это, а нас уничтожают. У нас нет
души, и мы значим меньше, чем псы, которыми нас травят. Прах к праху,
пепел к пеплу - даже этого мы лишены, ибо созданы не из земного праха, не
из ребра Адама. Рука человека создала нас, а не длань Божья, и это правда,
что нам нет места ни в раю, ни в аду.
- Мы найдем такое место, - бросил Келин, играя блестящим ножом. Грусти
в его голосе не было. Он посмотрел на трупы: человек с Земли, человек с
Венеры, человек с Марса. - Мы найдем себе место в их мирах. Ни рай, ни ад
не имеют для нас смысла. У нас есть лишь сущая жизнь, та жизнь, которой
наделили нас люди. Ты, землянин! Как давно ты находишься за Поясом
астероидов?
- Давно, - ответил Харра. - Очень давно.
- Значит, ты не слышал о войне, - блеснул Келин белыми зубами. - О
тайной молчаливой войне против нас - против рабов, зверюшек, больших
удивительных игрушек, которые выросли и стали такими сильными, что
перепугали своих создателей. Неудивительно, что ты ничего не слышал.
Правительства стараются все держать в секрете. Они не хотят, чтобы
разразилась паника, чтобы люди по ошибке убивали друг друга, считая, что
имеют дело со сбежавшим андроидом. Понимаешь ли, стоит нам снять облачение
и избавиться от маркировок, нас очень трудно распознать. - Он ткнул ногой
мертвого марсианина, и тот перевалился на спину, продолжая скалиться даже
после смерти. - Чтобы найти нас, нужны такие люди. Которых готовят в
лабораториях и лишь потом обучают, как бороться с преступниками. Мы
решили, что тут-то мы в безопасности, далеко за пределами законов, но нам
хотелось убедиться. Если бы известие о нас достигло Внешних Миров, ни о
каких законах не могло бы быть и речи. Они прибыли бы сюда, чтобы
уничтожить нас. - Он засмеялся. - Но теперь мы спокойны.
- Лишь на какое-то время, - добавила Маритт. - Появятся и другие,
подобные этим.
- Время, - бросил Келин. - Хоть немного времени. Это все, что нам надо.
Он направился к Харре, двигаясь легко и небрежно, словно осталось еще
одно дело, с которым необходимо покончить.
Харра наблюдал за ним. Даже сейчас он не мог поверить в услышанное. Он
вспомнил, что давно слышал, как называли андроидов, - Келин произнес эти
слова. "Рабы, зверюшки, большие удивительные игрушки". Создания,
синтезированные из химической протоплазмы, сформованные в вакуумных
танках, они обретали разум при помощи потока загадочных космических лучей,
приходящих из внешней Вселенной.
Первоначально их создавали для работ, с которыми человек не мог
справиться в силу своей хрупкости и уязвимости: для выполнения опасных
заданий, для экспериментов с давлением и радиацией, для сбора данных из
тех мест, куда человек не мог проникнуть, для долгих, тяжелых и
утомительных работ, которых нервная система человека не могла вынести.
Человек поработал лучше Природы. Андроиды не нуждались ни в пище, ни в
воде, ни в воздухе. Достаточно было ежегодно заправлять их порцией
химикалий. Легкие были в зачаточном состоянии, служа лишь функции речи. У
них отсутствовали сложные внутренние органы, которые так легко повредить,
а жесткий кожный покров не поддавался практически никакому воздействию.
И потому, что им придавали облик, близкий к совершенному, потому, что
они обладали мощью, изяществом и выносливостью, превосходящими способности
человека, их использование все ширилось. Исполнители и организаторы,
домашние слуги, блистательные элементы светской жизни. Вещи. Предметы,
которые можно купить и продать, как машину. Но их это перестало
устраивать.
Глаза Келина пылали от ненависти. В своем величии он был неотразим, как
ангел смерти, и, глядя на него, Харра осознал горькую правду - ту истину,
которую, умирая, до последнего вздоха пытался опровергнуть землянин. Люди
постарались на славу. Они создали тех, кто унаследует Вселенную.
- Подождите, - снова сказала Маритт.
Но на сей раз Келин не остановился.
Маритт преградила ему дорогу, заслонив собой беззащитное тело Харры.
- Я заслужила это право, - сказала она. - И я требую его.
- Этот человек должен умереть, - бесстрастно ответил Келин, продолжая
надвигаться.
Маритт не шевельнулась, и, прикрытый ее спиной, землянин вытащил нож.
Он был бесполезен, но Харра не мог предстать перед мясником, не сделав
даже попытки сопротивления. Глядя в лицо Келина, он внутренне содрогнулся.
- Этот человек уже оказал нам огромную помощь, - заговорила Маритт. -
Может быть, спасая меня, он спас всех нас. - Она показала на разбросанные
тела. - Мы связаны с ними, и то, что нам предстоит, на скорую руку не
сделаешь. На Камаре нам нужно обзавестись снаряжением - металл,
инструменты, химикалии, много чего. Если мы станем искать сами, то рискуем
стать опознанными. Но если у нас будет агент, посредник... - Она помолчала
и добавила: - Человек.
Келин наконец остановился и стал слушать. Один из стоящих в стороне
людей - почему-то Харра не мог их воспринимать иначе, как людей - подал
голос:
- Об этом стоит подумать, Келин. Мы не можем проводить все время на
площадях, выслеживая шпионов.
Келин бросил взгляд на землянина поверх белого обнаженного плеча
Маритт.
- Довериться человеку? - И засмеялся.
- Есть способы предостеречься от предательства, - сказала Маритт. - И
ты их знаешь.
- Так и есть, - эхом отозвался тот андроид, что уже говорил.
Играя с ножом, Келин продолжал молча смотреть на Харру.
- Черт с вами со всеми, - хрипло сказал Харра. - Никто даже не спросил
у меня, хочу ли я предать своих соплеменников.
Келин пожал плечами.
- Ты легко можешь составить им компанию, - сказал он, посмотрев на
трупы.
Повернувшись, Маритт взяла Харру за руку. От ее прикосновения по телу
опять прошла странная дрожь, но на этот раз чувствовать ее было приятно.
- Смерть, на которую ты напрашиваешься, рано или поздно не минует тебя.
Но задумайся, землянин. Может, и на нашей стороне есть правда. Так что не
торопись умирать, подожди немного.
Она не изменилась, подумал он. Ее маленькие белые ножки, которыми она
рядом с ним месила пыль Камара, ее голос, которым она говорила с ним,
залитая лунным светом, - все осталось точно таким же. Только глаза у нее
изменились.
Ее глаза и он сам, ибо теперь Харра знал. И наконец вспомнил.
_Он понятия не имел, кого обнимал, кто был в кольце его рук - ребенок,
женщина или чуждое, пугающее своей непонятностью создание. Но она была
само очарование, и он не мог позволить ей исчезнуть_.
Харра набрал полную грудь воздуха. От красоты глаз, которые искали его
взгляда, невозможно было оторваться, и в них стояли такая горечь и такая
боль, что их невозможно было вынести.
- Хорошо, - сказал он. - Я подожду.
Оставив за собой долгий путь по плато Камара, они углубились в джунгли,
охряное море которых жадно поглотило их. Они шли по узким тайным тропам,
доступным только аборигенам - или андроидам.
Харра, которого буквально тащили по головокружительным кручам, наконец
отчетливо осознал все несовершенство своего человеческого организма. Он
был предельно измотан, у него мучительно ныли все кости и стонали нервы.
Но Маритт, хрупкая и изящная, не нуждаясь в помощи, перепархивала через
провалы, как маленькая белая птичка, и не чувствовала усталости.
Как-то во время очередного спуска Келин остановился, легко, без усилия
удержав Харру от падения с высоты тысячи футов в пустоту, во тьме которой
лишь неслись луны.
Улыбнувшись, он сказал:
- За нами идет Ток. Он боится, но идет за тобой.
Но Харра был так напуган, что его это не тронуло.
Наконец они остановились в чаще джунглей Ганимеда: четверо андроидов и
человек с Земли. Сквозь сплетение ветвей и цветущих лоз били струйки пара
какого-то скрытого гейзера, в тепличной духоте которого растения буйно шли
в рост. В горячем воздухе висели едкие запахи серы и гниения.
Застыв на месте, Келин прислушался. Он несколько раз сменил позу,
словно нащупывал направление движения. Затем решительно тронулся с места,
и остальные последовали за ним. Все молчали. Никто не объяснил Харре, ни
куда они идут, ни зачем.
Рядом с ним держалась только Маритт, и, когда время от времени он ловил
ее взгляд, она улыбалась, и в улыбке ее была задумчивая грусть, как в
далеких отзвуках музыки. Харра испытывал к ней ненависть, потому что был
измотан, залит потом и каждый шаг давался ему с болью.
Он надеялся, что Ток продолжает следовать за ними. Его как-то
успокаивала мысль, что это мохнатое создание беззвучно сопровождает их;
джунгли были его домом, и он был частью их. В Токе не было ничего
человеческого. Но он тоже мог чувствовать боль, испытывать страх и
усталость. Он с Харрой были братьями по крови.
Небо скрывала листва. Сквозь гущу ветвей просачивался лунный свет,
красноватый от кровавого мерцания Юпитера. В лесу стояла полная тишина. Он
был столь же нескончаем и бесконечен, как темные провалы кошмаров, которые
приходят в горячечном сне, и Харре показалось, что заросли затаили дыхание
и ждут.
Наконец они выбрались на прогалину, деревья на которой были снесены
овальным полукругом вулканической лавы. На севере в небо упирался горный
пик с курящейся дымом вершиной, и его изломанные очертания наводили
мрачные мысли. От резкого запаха серы перехватывало дыхание, и трещины на
скальных склонах, издавая змеиное шипение, дышали струями пара.
Легко и свободно эти совершенные белокожие создания двинулись по
выжженному плато, и человек, спотыкаясь, заковылял за ними.
Три раза они миновали грубые скопления примитивных хижин, которые
оказались пусты. По джунглям стремительно, словно на крыльях ветра,
разнеслись известия, и аборигены покинули свои жилища.
Келин усмехнулся:
- Они попрятали своих женщин и детей, но мужчины следят за нами. Они
сидят на деревьях вокруг нашего лагеря. Боятся нас и наблюдают за нами.
Наконец в мертвой тишине до Харры стали долетать странные для этого
первобытного леса звуки - лязганье металла. И вдруг путники оказались на
краю площадки, с которой была сведена вся растительность. Их путешествие
подошло к концу.
Среди деревьев высились шпангоуты ржавого корпуса, и в сплетении
падающих от них теней чувствовалось какое-то движение. Стояли длинные
приземистые хижины. В них горели огни, и меж груд сорванного с корпуса
корабля металла, готового для обработки, сновали фигуры.
- Посмотри на них, землянин, - тихо сказал Келин. - Тридцать четыре,
считая нас. Все, кто остались. Но самые совершенные, самые лучшие. Владыки
Вселенной.
Харра смотрел на них. И мужчины, и несколько женщин, или создания,
напоминающие их, - все обладали той же совершенной красотой, той же
неутомимой мощью. Что-то удивительное было в этих существах, которые
работали и строили, не обращая внимания на условия существования,
отрешенные от них и рассматривая их лишь как средство для достижения своей
цели. Что-то потрясающее, подумал Харра, с трудом переводя дыхание в
горячем воздухе. Удивительное и пугающее.
По всей видимости, Келин уже телепатически поведал их историю, ибо
никто не оторвался от работы, чтобы задать вопросы. Они лишь поглядывали
на Харру, когда тот проходил мимо, и в их взглядах он уловил тень судьбы,
которая его ждет.
- Зайдем на корабль, - сказал Келин.
Часть кают и кубриков остались нетронутыми. Корабль был старым и очень
маленьким. Украденный, догадался Харра. Лучшее, что им удалось раздобыть,
но они приведут его в порядок. Выжить в такой скученности могли не больше
десяти человек. И тем не менее тридцать четыре андроида преодолели в нем
пространства дальнего космоса. Тьма, отсутствие воздуха и пищи не имели
для них значения.
- Часть оборудования мы смогли прихватить с собой, - сказал Келин. -
Остальное придется сделать самим. - Непрестанный лязг металла подтверждал
его слова.
Андроид завел Харру в помещение, которое когда-то считалось капитанской
рубкой. Оно было забито сложной электронной аппаратурой, часть из которой,
как Харра понял, предназначалась для снятия энцефалограмм и фиксации волн
мозга.
Для мебели тут места не было. Келин показал на небольшое пространство
на металлической плите стола:
- Садись.
Харра помедлил, и андроид усмехнулся:
- Я не собираюсь пытать тебя, а если бы хотел убить, то давно мог бы
это сделать. Мы должны достичь полного взаимопонимания - ты и я. - Он
сделал паузу, и Харра отчетливо уловил неприкрытую угрозу в его словах. -
Мы должны общаться мысленно, ибо это единственный путь к взаимопониманию.
- Так и есть, землянин, - мягко сказала Маритт. - Не бойся.
Харра внимательно посмотрел на нее:
- И наконец я смогу понять тебя?
- Может быть.
Харра сел на жесткую металлическую плиту и коленями сжал руки, чтобы
скрыть их дрожание. Келин стал возиться с аппаратурой. Харра отметил
безукоризненную точность его движений. В рубке послышался было далекий
гул, который тут же перешел порог слышимости. Келин приладил к вискам
землянина круглые электроды, и Харра почувствовал легкую теплоту и
пощипывание.
Затем андроид опустился рядом с ним на колени, уставился ему в глаза, и
Харра забыл всех и вся, даже Маритт, утонув в глубине этих странных чужих
глаз, пылающих страстью.
- Я был создан семьдесят три года назад, - сказал Келин. - Сколько ты
прожил, землянин? Тридцать лет? Сорок? Что ты сделал, чему научился?
Насколько сильно твое тело? Велика ли мощь твоего мышления? Что ты помнишь
и на что надеешься? Мы обменяемся этими сведениями, ты и я - и тогда
наконец поймем друг друга.
Харру сотрясала крупная дрожь. Он был не в силах вымолвить ни слова.
Келин сделал два быстрых движения руками. В рубке потемнело. У Харры
закружилась голова, когда он стал проваливаться в неизведанную пустоту,
теряя самого себя...
Он вскрикнул в смертельном ужасе, но и голос был не его.
Он не мог пошевелиться. Невыразимо странные смутные образы, кружась и
сменяя друг друга, наполняли его мозг.
_Растерзанная и хаотичная, возвращалась вереница воспоминаний,
мучительно и болезненно мешаясь с реальностью._
_Молчание. Тьма. Покой._
Он лежал, приходя в себя. Казалось, никогда не существовало ничего,
кроме этой бестелесности, где он покоился во чреве сна, обнимающего его со
всех сторон. У него не было никаких воспоминаний. Никаких черт личности.
Ничего. Ни мыслей, ни тревог, лишь полный мир и покой, ибо он перестал
существовать. Отныне и навеки, вечный сон, в котором нет ни времени, ни
пространства.
А затем откуда-то из бездонной пустоты, необъятной и неизбежной, где из
ничего возникает жизнь, пришел приказ. Приказ проснуться.
Он очнулся. И как сияние кометы, ударившее по глазам после полной
темноты, его резанула тревога. Взрывным толчком он ощутил свое
существование, которое пришло к нему в грохочущих всплесках пламени. Не
было ничего общего с неторопливым осторожным познанием самого себя,
смягченного долгими годами детства. Обвал, наводнение, мучительная
судорога - и вот он сам.
От самого Харры осталась перед этим ужасным пробуждением лишь крохотная
съежившаяся часть. Человеческий мозг был не в состоянии вынести то, что
ему досталось. И тем не менее все воспоминания принадлежали ему. Он
чувствовал, как пустоту в нем заполняет мощный прилив жизненных сил, от
которого гудело в ушах, он чувствовал, как его плоть, содрогаясь, обретает
себя.
Он осознал, что вспоминает момент появления Келина на свет.
И открыл глаза.
Зрение обрело орлиную остроту, которому не мешали ни тьма, ни тени, ни
слепящий свет. Он увидел высокого землянина с осунувшимся лицом, который,
сидя рядом с ним на ржавой металлической плите стола, разглядывал его
странными глазами. Землянин Тони Харра. Он сам. И в то же время это
существо было андроидом Келином, который смотрел его глазами.
Вставая, он покачнулся и решил, что сходит с ума, но на плечо ему легла
рука Маритт, удержав от падения.
- Не бойся. Я здесь.
К нему обратился не ее голос. Она говорила с ним мысленно. Теперь он
слышал ее. Он ощутил, как ее слова коснулись его, наполняя нежностью и
покоем. И во внезапной вспышке озарения понял, что больше не чужак. Теперь
он ее узнал. Она была Маритт.
- Вспоминай, землянин, - дошел до него тихий голос ее мысли. -
Вспоминай дни Келина.
И он вспомнил.
Он вспомнил лабораторию, место своего рождения, за дверью которой лежал
путь в мир людей. Он вспомнил момент, когда впервые поднялся с
лабораторного стола, на котором лежал распростертый и, живое воплощение
совершенства, предстал перед своими создателями. Он вспомнил, как его тело
наливалось уверенной силой, как остро он впитывал в себя новые звуки и
голоса, как с восторгом и изумлением осознавал мощь своего интеллекта.
Вереница образов и воспоминаний, накопленных за семьдесят три года
существования, предстали перед Харрой с такой яркостью, словно были его
собственными. Долгая насыщенная подготовка - _Келин, Модель А, технический
эксперт_. Легкость усвоения знаний, безотказная память, совершенствование
способностей. Он превзошел лучших из своих учителей.
Он вспомнил ту минуту, когда Келин впервые увидел алую яркость
человеческой крови и осознал, как хрупко и уязвимо тело человека.
Он осознал, как в нем росли, развивались и крепли эмоции.
Эмоции органически присущи нормальной жизни. Харра понял, что у
андроида они развивались медленнее, чем интеллект. Их накопление шло
как-то странно, напоминая ветвистый рост кристалла с четкими хрустальными
гранями, - но они были живыми, не уступая в остроте слепым непредсказуемым
человеческим импульсам. Хотя они были иными. Совершенно иными.
В них не хватало лишь одной важной составляющей - страсти вожделения.
Похоти. Келин не жаждал обладания плотью и в силу этого был свободен от
алчности и жестокости, а так же - что поразило Харру - от ненависти.
Удивительным образом став обладателем чужого мышления, он вспомнил и
полет экспериментального испытательного корабля, ускорения которого
человек не мог бы вынести. Но он наслаждался пребыванием в нем, когда
подобием астероида, издавая беззвучный вопль восторга, рассекал
бесконечность.
Он вспомнил, как в одиночестве плавал в космосе. На нем не было
защитного скафандра. Он не нуждался в воздухе, и леденящий холод не мог
причинить ему вреда. Без ужаса и преклонения он смотрел на обнаженное
сияние Вселенной. Величие беспредельных пространств не смущало его,
затерянную в них крохотную пылинку.
Он и не предполагал, что ему под силу сравниться с громадами звезд.
Скорее, он в первый раз почувствовал себя совершенно свободным. Свободным
от этих маленьких замкнутых пространств, от мелочных людских забот и
занятий, с которыми были связаны люди - но только не он. Ни время, ни
пространство не были препятствиями для него. Он ощущал свое родство с
блуждающими в космосе звездами, ибо все они были созданы, а не рождены. И
он стремился достичь их.
Спасательный бот подобрал его, но он так и не смог забыть свою мечту о
других солнцах, стремление побывать меж ними и добраться до края
Вселенной.
Вместо этого ему пришлось собирать данные для ученых в недоступных
местах Солнечной системы. Он спускался в меркурианские пропасти на темной
стороне планеты, беспросветной ночи которой был бы не в силах выдержать
человеческий мозг, где черные отроги гор карабкались к звездам и где не
было и никогда не будет никаких следов жизни. Он проникал в пещеры Луны. В
одиночестве скитался в Поясе астероидов, исследуя сотни крохотных
безжизненных миров, пока его хозяева ждали результатов в безопасном
укрытии своих кораблей.
И тем не менее он был отверженным - вещью, андроидом. Люди пользовались
им, не обращая внимания на его существование. Они были представителями
рода человеческого, а он - искусственным созданием, вызывавшим легкое
отвращение и смутный страх. Он не поддерживал отношений ни с кем даже из
своих сородичей. Словно предвидя грядущие тревоги, люди старались
разъединять андроидов. И Харра почувствовал ту грызущую тоску, которая
владела Келином.
_Нет места для тебя ни на земле, ни на небесах, ни в аду!_
Мысль Маритт коснулась его легким прикосновением, как ползущая по щеке
слеза.
- Для нас нет ни покоя, ни надежды, ни спасения. Мы созданы по вашему
образу и подобию, мужчины и женщины. Но вы жестокие боги, ибо сотворили
ложные образы и наделили нас интеллектом, дабы это понять. Вы лишили нас
права даже на собственное достоинство. И еще - мы не просили, чтобы нас
создавали.
- Достаточно, - сказал Келин.
И снова Харра нырнул в круговерть тьмы. На сей раз она была не столь
пугающей, но в определенном смысле он почувствовал себя хуже, чем в
предыдущий раз. Он не осознавал этого, пока наконец полностью не пришел в
себя. И лишь тогда понял всю горечь и унизительную постыдность контраста.
Мышление андроида, с которым ему удалось на краткое время
соприкоснуться, напоминало безбрежную Вселенную, залитую светом. Его
собственное казалось ему теперь убогим и сумрачным, в подсознании которого
блуждали уродливые образы. Его покинуло потрясающее ощущение мощи и
совершенства. На него навалилось ощущение убожества своего тела, и он едва
ли не с отвращением уставился на свои неуклюжие руки.
Он не стал спрашивать, что Келин нашел в нем. Он не хотел этого знать.
- Теперь ты понимаешь, что мы испытываем? - спросил Келин. - Можешь ты
понять, почему мы стали ненавидеть людей?
Харра покачал головой.
- Тут не идет речь о ненависти, - сказал он. - Вы даже не знаете смысла
этого понятия, как знаем его мы. И то, что я по ошибке принял за живущую в
вас ненависть, на самом деле куда больше. Я бы назвал это гордыней.
Он многое увидел в Келине, когда тот допустил его до себя. Жалость к
человеку и его слабостям, восхищение перед его отвагой, ибо он выжил и
состоялся, несмотря на свое несовершенство и пороки. И может, даже
благодарность.
Но Келин называл своих спутников андроидов Владыками Вселенной и был
прав. Они были преисполнены неподдельной гордости, которая не позволяла им
жить в цепях.
Келин пожал плечами.
- Называй, как хочешь. Это неважно. - Он посмотрел на Харру, и в первый
раз землянин увидел в андроиде что-то, напоминающее усталость. - Дело не в
том, что мы хотим править людьми. И не в том, что мы хотим власти. А лишь
в том, что люди пытаются властвовать над нами с помощью страха и
запугивания. И неужели мы должны уходить в небытие лишь потому, что люди
боятся нас? Не забывай, мы лишены даже надежды на посмертное
существование, что могло бы смягчить уход! - Он покачал головой. - Это
будет долгая и жестокая битва. Я не хочу ее и никто из нас не хочет. Но мы
_должны_ уцелеть, а для этого мы обязаны взять власть, и, может быть,
тогда и люди станут лучше. Не будет ни мира, ни настоящего спокойствия,
пока этими гнусными маленькими мирками будут править те, кто умеет лишь
попирать нижестоящих и клонится в любую сторону при первом же дуновении
ветра.
Он замолчал, задумавшись, а потом эхом повторил слова Маритт:
- Страх. Извечный страх. Вот что правит человеческой расой. Похоть,
страх, алчность и уныние. Если бы только они не боялись нас! - Вспышка
давнего гнева снова блеснула в его глазах. - Кислотой и огнем они
уничтожали нас, землянин. Нас тридцать четыре - вот все, кто остались. Но
это ненадолго. Люди воспроизводят себе подобных долго и неуклюже. Но
только не мы. Всего лишь немного времени - и нас станет много, гораздо
больше, и тогда мы вернемся и заберем то, что принадлежит нам по праву.
Он произнес это еле слышно, и неколебимая убежденность его слов
прозвучала для Харры похоронным колоколом по человечеству.
- Ты поможешь нам, землянин, или предпочтешь умереть?
Харра не ответил.
- Дай ему прийти в себя, - сказала Маритт.
Келин кивнул и отошел, но Харра не заметил его отсутствия. Девушка тихо
обратилась к нему, он поднялся и побрел за ней из корабля.
Она отвела его в сторону от мастерских, к недостроенной хижине с
односкатной крышей, на которую падал тусклый свет одинокой лампочки. Под
деревьями было темно и жарко. Стояла убийственная духота. Харра опустился
на влажную почву и обхватил голову руками. Он не мог найти ответа, ибо в
мыслях у него царила лишь огромная пустота.
Маритт ждала, не произнося ни слова.
Наконец Харра поднял голову и посмотрел на нее:
- Почему ты спасла меня от ножа Келина?
- Я не Келин, - медленно ответила Маритт. - Я создана для красоты и
радости. Танцовщицей. Мое мышление не поднимается до таких высот. Оно тоже
задает вопросы, но мелкие и несущественные.
- Какие вопросы, Маритт?
- Я прожила всего девятнадцать лет. Мой владелец очень гордился мной, и
я приносила ему много денег. Но где бы я ни бывала, в любом городе, я
видела мужчин и женщин. Я видела, как они смотрят друг на друга, как
улыбаются. Многие из женщин не были ни красивы, ни талантливы. Но мужчины
любили их, и они были счастливы.
Харра припомнил ее слова: "Я ненавижу всех мужчин и женщин тоже.
Особенно женщин".
- А когда работа кончалась, - продолжала она, - хозяин, как куклу,
отбрасывал меня в сторону, пока не наступало время снова приниматься за
работу. И мне оставалось лишь сидеть в одиночестве и размышлять. - Она
стояла вплотную к Харре. Ее лицо было неразличимо в темноте - смутный
силуэт девушки из сна. - И когда ты решил, что я человек, то сказал, что
любишь меня. Думаю, поэтому я и спасла тебя от ножа.
Наступило долгое молчание, и наконец Харра сказал слова, которых Маритт
ждала от него и хотела услышать, слова, которые были правдой:
- Я и теперь люблю тебя.
- Но не так, - еле слышно произнесла она, - как любил бы настоящую
женщину.
Харра вспомнил, как она танцевала на базарной площади, тот древний,
полный чувственности танец, в котором и выражалось ее неповторимое
обаяние, женственность и нежность.
- Да, - сказал он. - Но лишь потому, что ты не уступаешь такой женщине,
а превосходишь ее.
Он притянул ее к себе: теперь-то он знал, что' держит в объятиях. Не
ребенка, не женщину, не какое-то странное создание, а существо, с
невинностью и красотой которого не могло сравниться даже лунное сияние.
Он притянул ее к себе, и на мгновение ему показалось, что к нему снова
вернулась юность, то короткое радостное время, когда он еще не был знаком
с тем, о чем говорил Келин, - с похотью, страхом, алчностью и унынием. Он
притянул Маритт к себе, но в нем не было страсти, а только бесконечные
нежность и грусть и такая печаль, от которой было готово разорваться
сердце.
Теперь он нашел ответ.
Отпрянув от него, Маритт поднялась и отвернула лицо; в темноте он не
видел ее глаз.
- Я должна была оставить тебя умереть на Камаре, - сказала она. - Это
было бы куда лучше для нас обоих.
Странная дрожь охватила Харру.
- Теперь ты можешь читать мои мысли. - Он медленно, с трудом встал.
Она кивнула.
- У Келина это получается лучше, потому что он глубже проникает в них.
Это я и имела в виду, когда сказала, что есть пути предотвращения
предательства. Будь я человеком, то посоветовала бы тебе скорее бежать и
спрятаться от Келина, а мне осталось бы жить лишь надеждой. Но я не
человек и знаю, что надежды не существует. - Она повернулась к Харре, и
теперь он ясно видел ее лицо в лунном свете. - Будь что будет, -
прошептала она. - У тебя своя доля и своя гордость, и тебе вечно нести их
обе. Келин был прав. И все же я бы хотела... ох, как бы я хотела...
И внезапно она исчезла, а в протянутых руках Харры осталась лишь
пустота.
Он долго стоял, не шевелясь. Он слышал звуки, доносившиеся из лагеря,
понимал, что до андроидов дошло телепатическое предупреждение и через
несколько секунд он будет мертв, но сейчас он мог думать только о том, что
Маритт исчезла и он потерял ее.
И тут из темных джунглей, полный любви и ужаса, Ток, плача, кинулся к
своему господину.
Харра совершенно забыл о Токе, который следовал за ним, покинув
безопасные укрытия Камара. Он многое забыл. А теперь вспомнил. Он вспомнил
слова Келина и тех трех человек, которых убили на Камаре, и почему они
погибли.
Он вспомнил, что относится к роду человеческому и обязан надеяться,
даже когда никаких надежд не осталось.
- Идем, господин! Бежим!
Харра сорвался с места. Но было уже поздно.
Из темноты возникли андроиды, и гибкое маленькое создание, рванувшись,
опередило его. Ток был в тридцати футах от него, и Харра знал, что никогда
не сможет преодолеть их.
Он остановился. Среди тех, кто неумолимо приближался к нему, был Келин,
и Харра увидел, что теперь он вооружен пистолетом вместо ножа.
_Кислотой и огнем они уничтожали нас..._
Огнем.
Настал черед Харры воззвать к Току, который, невидимый, наблюдал за
ними из-под деревьев. В ту долю секунды, которая предшествовала его
падению, он крикнул изо всех сил, и звук голоса не заглушил даже грохот
выстрела.
Он решил, что Ток уже исчез. Ему показалось, будто из джунглей донесся
ответ, но он не был в этом уверен. Он ни в чем не был уверен, кроме боли,
пронзившей его.
Он лежал на том же месте, где свалился, и понимал, что ему не
сдвинуться с места, потому что нога перебита выше колена. Он равнодушно
посмотрел на струйку темной крови, текущую из раны, и на нависшее сверху
лицо Келина, удивившись, почему андроид склонился к нему.
Прочитав его мысли, Келин ответил:
- Тебе уже все было сказано. И... я предпочитаю, чтобы ты погиб вместе
с нами.
После этого он надолго замолчал, и на прогалине воцарилось глухое
молчание. Вокруг стояли андроиды, тридцать четыре совершенных создания,
единственные, кто остались из их рода, и никто из них не произнес ни
звука.
Мертвая тишина стояла и в джунглях. Но аборигены не медлили, взявшись
за дело, и вот уже потянуло дымком и пахнуло горячим порывом ветра.
Обнаженные шпангоуты корабля насмешливо напомнили андроидам о том убежище,
которым они должны были стать. У них теперь не было ни путей бегства, ни
спасения, и они это понимали.
Харра увидел, как Келин поднял глаза к небу, к тем далеким звездам,
которые мерцали на краю Вселенной. Джунгли издали глухой вздох, меж
деревьев полыхнуло пламя, и его языки обступили их остроконечным
частоколом. Харра подумал, что не только люди наделены способностью
испытывать скорбь. Резко повернувшись, Келин крикнул:
- Маритт!
Она отошла от остальных и предстала перед ним.
- Ты счастлива, Маритт? Ты поступила как настоящий человек. Как
женщина, уничтожившая царство ради любви.
Он швырнул ее на землю рядом с Харрой и горестно покачал головой.
- Нет, вся вина на мне. Я был лидером. И я должен был убить этого
человека. - Внезапно Келин рассмеялся. - Итак, нам пришел конец - и не от
рук человеческих, а от обезьяньих лап, которые умеют всего лишь разводить
огонь!
Харра кивнул:
- Обезьяны. Да. Это и разделяет нас. Поэтому мы вас и боимся. Вы
никогда не были обезьянами.
Он смотрел, как с треском разгоралось вздымающееся пламя. Ногу терзала
невыносимая боль, он истекал кровью, но мысли были далеки от тела, ибо
были преисполнены мудрости.
- Мы не доверяем никому, кто отличается от нас,--сказал он. - И всегда,
так или иначе, но уничтожаем их. - Он поднял глаза на Келина: - Обезьяны.
Буйное неугомонное скопище, управляемое лишь голодом и страстями, которых
вам никогда не понять. Вам никогда не удастся править нами. Никому не
удавалось. Даже нам самим. В конце концов вам осталось бы лишь уничтожить
нас.
Келин встретил его взгляд, и в его непроглядно темных глазах
засветилось нечто, чего Харра не мог понять.
- Может быть, - мягко сказал он. - Может быть. Ты гордишься, не так ли?
Ничтожные создания превзошли тех, кто выше и лучше их, и тем самым
почувствовали свою силу. И ты умираешь, полный гордыни, ибо считаешь, что
покончил с нами. Но это тебе не удалось, землянин! Не удалось!
Огромная фигура Келина высилась на фоне красных языков пламени, которые
рвались с пылающих деревьев, и громовые слова были обращены к звездам, ко
всему мирозданию.
- Вы однажды создали нас, вы, ничтожные существа, которым нравится
чувствовать себя богами! И вы снова создадите нас! Вы не сможете
удержаться - _и мы унаследуем Вселенную!_
Теперь Харра понял, чем одержим Келин. Это была вера. Она светилась на
лицах тех, кто стоял рядом, этих удивительных созданий, которые,
застигнутые врасплох, продолжали ждать, окутанные рдеющим багровым
пологом.
Огромная завеса пламени и пелена пепла скрыла андроидов от взгляда
Харры. Боль и сострадание пронзили его, горькая печаль, и он попытался
крикнуть, сказать, как сожалеет. Но не смог выдавить ни слова. Устыдившись
содеянного, он ощутил себя крохотным ничтожным созданием, полным черной
дьявольской злобы и непреодолимого чувства вины. И, склонив голову, он
заплакал.
Рядом с ним раздался голос Маритт:
- Никого не осталось. Скоро это же ждет и нас. Может, так будет лучше.
Харра повернулся и с изумлением увидел, что Маритт полна странной
радости, словно наконец ей удалось высвободиться из черных тюремных
глубин.
- Ты любишь меня, Маритт? Любишь даже после того, что я сделал?
- Ты дал мне свободу, - ответила она.
Обняв Маритт, он прижал ее к себе, и его осенило, что только так,
только теперь они могут быть вместе. Наконец он был счастлив.