--------------------
Рэй Брэдбери. Труба.
Ray Bradbury.
========================================
HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5
--------------------
Дождь лил весь вечер, и свет фонарей тускло пробивался сквозь его
пелену. Две сестры сидели в столовой. Старшая - Джулия - вышивала
скатерть. Младшая - Анна - сидела у окна, неподвижно глядя на темную
улицу. Она прижалась лбом к стеклу, неподвижно пошевелила губами и вдруг
сказала:
- Я никогда не думала об этом раньше.
- О чем ты? - спросила Джулия.
- До меня только что дошло. Там же настоящий город под городом.
Мертвый город там, прямо под нашими ногами.
Джулия поджала губы и быстрее заработала иголкой.
- Отойди-ка от окна, - сказала она. - Этот дождь на тебя что-то
навевает.
- Нет, правда. Ты когда-нибудь думала об этих трубах? Они же лежат
под всем городом, под каждой улицей и выходят прямо в море. По ним можно
ходить, не наклоняя головы, - быстро говорила Анна, вдохновленная дождем,
падавшим с черного неба, барабанившим по мостовой и исчезавшим под
решетками люков на каждом перекрестке. - А ты бы хотела жить в трубе? - Ну
уж нет!
- Но ведь это же так забавно! Следить за людьми через щелочки. Ты их
видишь, а они тебя - нет. Как в детстве, когда играешь в прятки, и никто
тебя не может найти. А ты все время среди них, и все видишь, знаешь все,
что происходит. Вот и в трубе так же. Я бы хотела...
Джулия медленно подняла глаза от работы.
- Послушай, Анна, ты действительно моя сестра? Неужели нас родили
одни и те же родители? Иногда мне кажется, когда ты так говоришь, что мать
нашла тебя под деревом, принесла домой и вырастила в горшке. А разумом ты
как была, так и осталась.
Анна не ответила. И Джулия снова принялась за работу. Минут через
пять, Анна сказала:
- Ты, наверное, скажешь, что мне это приснилось. Может, и так.
Теперь промолчала Джулия.
- Может этот дождь меня усыпил, пока я здесь сидела и смотрела на
него. Я думала о том, откуда этот дождь берется и куда исчезает через эти
маленькие дырочки в решетках, и что там - глубоко внизу. И тут я увидела
их... мужчину и женщину. Они там, в трубе. Прямо под дорогой.
- И что же они там делают? - спросила Джулия.
- А они должны что-нибудь делать?
- Нет, если они сумасшедшие, - ответила Джулия. - В этом случае они
могут и ничего не делать. Залезли в трубу и пускай себе сидят.
- Нет, они не просто залезли, - убежденно сказала Анна. Она говорила,
как ясновидица, наклонив голову в сторону и полуприкрыв глаза веками. -
Они любят друг друга.
- Час от часу не легче. Так это любовь заставляет их ползать по
канализационным трубам?
- Нет, они там уже долгие-долгие годы.
- Не говори чепухи. Не могут они жить долгие годы в этой трубе, -
рассердилась Джулия.
- А разве я сказала, что они там живут? - удивленно сказала Анна. -
Нет, совсем нет. Они мертвые.
Дождь усилился и пулеметной очередью застучал по стеклу. Капли
соединились и стекали вниз, оставляя неровные полосы.
- О, Господи, - сказала Джулия.
- Да, мертвые, - повторила Анна, смущенно улыбнувшись. - Он и она,
оба мертвые.
Эта мысль, казалось, доставила ей какое-то умиротворение: она сделала
приятное открытие и гордилась этим.
- Лучше бы ты поговорила о чем-нибудь другом.
- Анна засмеялась:
- Но позволь мне рассказать, как это начинается, как они возвращаются
к жизни. Я так ясно это представляю, - она прижалась к стеклу, пристально
глядя на улицу, дождь и крышку люка на перекрестке. - Вот они, там, внизу,
высохшие и спокойные, а небо над ними темнеет и электризуется, - она
откинула назад свои длинные мягкие волосы. - Вот оно светлеет, взрывается
- и конец суше. Капли дождя сливаются в потоки, которые несут с собой
мусор, бумажки, старые листья.
- Отойди от окна! - сказала Джулия, но Анна, казалось, не слышала ее.
- О, я знаю, что там внизу. Там огромная квадратная труба. Она стоит
пустая целыми неделями. Там тихо, как в могиле. Только где-то высоко
наверху идут машины. И труба лежит сухая и пустая, как кость в пустыне. Но
вот капли застучали по ее днищу, как будто кто-то ранен и истекает кровью.
Вот раздался раскат грома! А, может, это опять прогрохотала машина?
Теперь она говорила быстрее, часто дышала, прижавшись к стеклу, как
будто прошла уже изрядную часть дистанции.
- Вода сочится узенькими змейками. Они извиваются, сливаются вместе,
и вот уже одна огромная плоская змея ползет по дну трубы. Эта змея
втягивает в себя все потоки, которые текут с севера и с юга, с других
улиц, из других труб. Она корчится и втекает в те две маленькие сухие
ниши, о которых я тебе говорила. Она медленно огибает тех двоих, мужчину и
женщину, которые лежат, как японские кувшинки.
Она сжала пальцы, переплетая руки в замок.
- Оба они впитывают воду. Вот они уже пропитались водой насквозь.
Вода поднимает руку женщины. Сначала кисть, чуть - чуть, потом предплечье,
и вот уже всю руку и еще ногу. А ее волосы... - она провела по своим
волосам, спадающим на плечи. - Ее волосы свободно всплывают и
распускаются, как цветы в воде. У нее голубые глаза, но они закрыты...
На улице стемнело. Джулия продолжала вышивать, а Анна все говорила и
говорила. Она рассказывала, как поднимается вода и увлекает за собой
женщину, приподнимает ее, ставит вертикально.
- И женщина не противится, отдаваясь во власть воде. Она так долго
лежала без движения и теперь готова начать ту жизнь, которую подарит ей
вода. Немного в стороне мужчина тоже приподнимается водой.
И Анна подробно рассказывает, как потоки медленно сближают их обоих.
- Вода открывает им глаза. Вот уже они могут видеть друг друга, но
еще не видят. Они кружатся в водовороте, не касаясь один другого. - Анна
повернула голову, ее глаза были закрыты. - И вот их взгляды встречаются. В
них вспыхивает фосфорический огонек. Они улыбаются... Они протягивают друг
другу руки...
Джулия оторвалась от вышивания и пристально посмотрела на сестру:
- Хватит!
- Поток заставляет их коснуться друг друга, поток соединяет их. О,
это самое совершенство любви - два тела, покачиваемые водой, очищающей,
освежающей. Это совсем безгрешная любовь...
- Анна! Прекрати сейчас же!
- Ну, что ты! - обернулась к ней Анна. - Они же не думают ни о чем,
правда? Они глубоко внизу, и им нет до нас дела.
Положив одну руку на другую, она мягко перебирала ими. Свет уличного
фонаря, падавший на ее руки, то и дело прерывался потоками дождя и
создавал впечатление, что они действительно находились в подводном мире.
Между тем, Анна продолжала, как бы в полусне.
- Он высокий и безмятежный, широко раскинул руки. - Она жестом
показала, как высок и легок он был в воде. - А она - маленькая, спокойная
и какая-то расслабленная. Они мертвы, им некуда спешить, и никто не может
приказать им ничего. Их ничто не волнует, не заботит. Они спрятались от
всего мира в своей трубе. Они касаются друг друга руками, губами, а когда
их выносит на перекресток труб, встречный поток тесно соединяет их... Они
плывут рука в руке, покачиваясь на поверхности, и кружатся в водоворотах,
неожиданно их подхватывающих, - она провела руками по стеклу,
забрызганному дождем. - Они плывут к морю, а позади тянутся трубы,
трубы... они плывут под всеми улицами - Гриншоу, площадь Эдмунта,
Вашингтон, Мотор-Сити, Океан-Сайд и, наконец, океан. Они проплывают под
табачными лавками и пивными, под магазинами, театрами, железнодорожными
станциями, под ногами у тысяч людей, которые даже не знают или не думают
об этой трубе...
Голос Анны осекся. Она замолчала, потом спокойно продолжала:
- Но вот день проходит, гроза уносится прочь. Дождь кончается, сезон
дождей позади, - она, казалось, была разочарована этим. - Вода убегает в
океан, медленно опуская мужчину и женщину на пол трубы, - она опустила
руки на колени, не отрывая глаз от них. - Вода уходит и забирает с собой
ту жизнь, которую дала этим двоим. Они ложатся рядом, бок о бок. Где-то
наверху восходит и заходит солнце, а у них вечная ночь. Они спят в
блаженной тишине. До следующего дождя.
Ее руки лежали на коленях ладонями вверх.
- Красивый мужчина, красивая женщина... - пробормотала она, наклонив
голову и зажмурив глаза. Внезапно Анна выпрямилась и посмотрела на сестру.
- Ты знаешь, кто это? - горько улыбнулась она.
- Джулия не ответила, она с ужасом смотрела на сестру, бледная, с
трясущимися губами.
- Мужчина - это Френк, вот кто! А женщина - это я! - почти выкрикнула
Анна.
- Анна! Что ты...
- Да, Френк там!
- Но Френк пропал несколько лет назад, и уж, конечно, он не там,
Анна!
- Он, наверное, очень одинокий человек, который никогда, нигде не
путешествовал.
- Откуда ты знаешь?
- Он так похож на человека, который никогда не путешествовал, но
очень бы хотел этого. Это видно по его глазам.
- Так ты знаешь, как он выглядит?
- Да, очень больной, очень красивый. Знаешь, как болезнь делает
человека красивым? Она подчеркивает тончайшие черты его лица.
- И он умер?
- Да! Пять лет назад, - Анна говорила медленно и распевно, опуская и
поднимая ресницы и в такт со словами. Казалось, она собирается рассказать
длинную, одной ей известную историю, начав ее медленно, а затем все
быстрее и быстрее, пока не достигнет кульминации с широко раскрытыми
глазами и дрожащими губами. Но сейчас было медленное начало, хотя в ее
голосе слышались приглушенные нервные нотки.
- Пять лет назад этот человек шел по улице. Он знал, что ему еще
много дней придется ходить по той же самой улице. Он подошел к крышке
люка, похожей на железную вафлю, заглянул туда и услышал, как внизу, под
его ногами, шумит подземная река, как она несется прямо к морю. - Анна
вытянула руку вперед. - Он медленно наклонился, отодвинул крышку люка и
увидел несущийся поток и металлические ступеньки, уходящие в него. Тогда
он подумал о ком-то, кого он очень хотел любить, но не мог. И пошел вниз
по ступенькам, пока не скрылся совсем...
- А как насчет нее? - спросила Джулия, перекусывая нитку. - Когда она
умерла?
- Я точно не знаю. Она какая-то новенькая. А может быть она умерла
только что... Но она мертвая. Удивительно прекрасная и мертвая. - Анна
восхитилась образом, возникшем у нее в сознании. - Только смерть может
сделать женщину действительно красивой. Вся она становится воздушной, и
волосы ее тончайшими нитями развеваются в воде. Никакие школы танцев не
могут придать женщине такой легкости, грациозности, изящества. - Анна
сделала рукой жест, выражавший утонченную грациозность.
- Он ждал ее пять лет. Но до сих пор она не знала, где он. Но теперь
они вместе и останутся вместе навсегда... Когда пойдут дожди, они оживут.
А во время засухи они будут отдыхать - лежать в укромных нишах, как
японские кувшинки - старые, засохшие, но величавые в своей отрешенности.
Джулия поднялась и зажгла еще одну лампу.
Теперь Анна обращалась ни к кому - ко всем сразу - к Джулии, окну,
стене, улице.
- Бедный Френк, - говорила она, глотая слезы. - Я не знаю, где он. Он
нигде не мог найти себе места в этой жизни. Его мать отравила ему все
существование! И он увидел трубу и понял, что там хорошо и спокойно. О,
бедный Френк! Бедная Анна, бедная я, бедная! Джулия, ну почему я не
удержала его, пока он был со мной! Почему я не вырвала его у матери!
- Замолчи! Замолчи сейчас же, и чтобы я этого больше не слышала!
Анна повернулась к окну и, тихонько всхлипывая, положила руку на
стекло. Через несколько минут она услышала, как сестра спросила:
- Ты кончила?
- Что?
- Если ты кончила реветь, то иди сюда и помоги мне, а то я не
справлюсь до утра.
Анна подняла голову и подсела к сестре.
- Ну что там?
- Здесь, и вот здесь, - показала Джулия.
Анна взяла иголку и села поближе к окну. Сумерки сгущались, темнота
усиливалась дождем, и только вспыхивающие время от времени молнии освещали
крышку люка на мостовой.
Примерно полчаса они работали молча. Джулия почувствовала, что у нее
слипаются глаза. Она сняла очки и откинулась в своем кресле. Буквально
через тридцать секунд она открыла глаза, потому что хлопнула входная дверь
и послышались чьи-то торопливые удаляющиеся шаги.
- Кто там? - спросила Джулия, нащупывая свои очки. - Кто-то стучался,
Анна?
Она, наконец, одела очки и с ужасом уставилась на пустой стул, на
котором только что сидела Анна.
- Анна! - она вскочила и бросилась в сени. Дверь была распахнута, и
дождь злорадно стучал по полу.
- Она просто вышла на минутку, - дрожащим голосом сказала Джулия,
близоруко вглядываясь в темноту. - Она сейчас вернется, правда, Анна,
дорогая! Ну ответь же мне, сестренка!
Крышка люка на мостовой приподнялась и опустилась. Дождь продолжал
выстукивать на ней свой ритм.