Книго 

---------------------------------------------------------------
     © Тарас Бурмистров, 2002
     

Сайт автора: http://www.cl.spb.ru/tb/

     E-mail: [email protected]
---------------------------------------------------------------




     (
в Москве состоялась премьера "Сибирского цирюльника"
)
     Я не берусь здесь высказывать свое мнение о фильме, которого я не видел
и, по  всей вероятности,  не  увижу, но вот реакция самого г-на Михалкова на
первые отклики  по  поводу  его  новой  работы  показались  мне интересными.
Видимо,  несколько  раздосадованный  высказываниями  типа "громовая  неудача
прославленного  мастера", распространившимися в последнее время в печати, он
заявил Анне Наринской, корреспонденту  "Эксперта": "С  русским  народом надо
разговаривать  на  понятном ему  языке.  Я  хочу быть услышанным  не  только
эстетами  из  Дома  кино".  Здесь чувствуется  вполне  современный  подход к
искусству,  фатально  разделенному  ныне  на  массовое и  элитарное.  Чуткий
художник ясно различает, где проходит эта граница, и творит целенаправленно,
то  для  одной  прослойки,  то   для  другой.  В  тоне  Михалкова  слышалось
раздраженное: что вы  хотите, ведь  не на вас все это рассчитано, и делалось
не для  вас.  Что-то похожее было и раньше  в искусстве, хотя  и в единичных
случаях.  Скажем,  Гендель,   долго  пытавшийся  угодить  вкусам  лондонской
аристократии, и испытавший вследствие этого  множество печальных затруднений
из-за ее капризов, однажды обратился и  к  широким  массам, написав победную
ораторию   "Иуда  Маккавей".  Англичане,   основательно  трухнувшие,   когда
шотландская  армия  двинулась   на  Лондон,  разделили  с  Генделем  чувство
облегчения после того, как  она была  разбита,  и очень  скоро  Гендель стал
восприниматься как английский  национальный  композитор  - несмотря  даже на
свое немецкое происхождение. Генделю так понравился этот оборот событий, что
несколько позднее, по случаю заключения Ахенского мира, он написал для черни
еще  и  "Музыку фейерверка", которая была помпезно  исполнена  в  лондонском
Грин-парке  при  большом  стечении  народа.  Но  это, повторяю,  были случаи
единичные, да  и  художественный язык  произведений как  той,  так и  другой
направленности  оставался, в  общем-то,  одинаковым.  Теперь  же, в ХХ веке,
разграничение между этими двумя видами культуры дошло до такой  степени, что
когда  один из них  воспринимается  как искусство,  другой тогда  производит
впечатление не более  чем нелепицы. Это  разделение рассекло на две части не
только культуру,  но и  все  остальные  коммуникативные  способности  нашего
общества.  Существуют отдельные  газеты для народа и  для  элиты,  отдельное
телевидение для них, и даже отдельные политики.
     В связи с этим мне вспоминается, может быть, единственное произведение,
написанное в нашем веке, которое довольно удачно смогло объединить множество
различных смысловых слоев, рассчитанных на очень разное восприятие. Я говорю
"Мастере и Маргарите" Булгакова. Как сказал бы Владимир Набоков, ce roman  a
tout pour  tous. Самый  невзыскательный  читатель ознакомится с ним  не  без
интереса,  хотя от него и ускользнет значительная  часть его  содержания.  В
качестве примера можно привести известную сцену посещения Воланда буфетчиком
из Варьете. "Простого"  читателя "просто" позабавит бедный буфетчик, упавший
с табуретки и  опрокинувший на себя чашу  с  вином.  Воланд,  как мы помним,
замечает по этому поводу:  я  люблю сидеть низко  -  с низкого не так опасно
падать. Эта  фраза, хоть  и производит  немного странное  впечатление  своей
неуместностью, как правило, не останавливает  нашего внимания. На самом деле
это тонкий и  остроумный намек на  низвержение  Люцифера (т. е.  Воланда)  с
небес в преисподнюю.  "Сидеть низко" в устах дьявола,  разжалованного в свое
время из ангелов за бунт против Господа Бога, означает не заноситься слишком
высоко.  Падение  буфетчика  с  табуретки здесь пародировало это  знаменитое
низвержение и напомнило Воланду о нем. Воланд иронически сообщает буфетчику,
что теперешнее положение его вполне устраивает - сидеть-то хоть  и низко, да
зато падать больше некуда. Боюсь, однако, что ни  почтеннейший Андрей Фокич,
ни подавляющее большинство читателей романа не уловили этой тонкой смысловой
игры, связанной со сложнейшей символикой и мифологией. Боюсь также, что если
бы Булгаков приоткрыл всю структуру смысловых слоев своего романа, читателей
бы  у него изрядно  поубавилось.  Так  или  иначе, ему удалось совместить  в
"Мастере  и Маргарите"  две  полярные  тенденции,  которые тогда еще  только
намечались  в  искусстве,  а  теперь  разошлись так  далеко,  что  почти  до
неузнаваемости изменили наши представления о культуре вообще.


     В публикации "Коммерсанта", посвященной этой дате, говорится о том, как
была установлена  русско-китайская  граница на реке Уссури в районе  острова
Даманский  (теперь  - Чжэньбаодао).  В 1860  году  российские  дипломаты  на
переговорах с китайцами напоили их до такой степени, что границу (карандашом
на  карте)  удалось провести  тогда  очень удачно для России.  В  результате
китайский остров  отошел к  Российской Империи,  несмотря на  общепринятую в
мире  практику прокладывать  границу  по  главному фарватеру.  Эта  забавная
история  напомнила  мне рассказ  одного моего знакомого о том, как проходила
колонизация   северных  племен  Кольского  полуострова.   Главная   проблема
заключалась  в  том, чтобы вовремя подвезти  "огненную  воду", а в остальных
деталях  приобщение  к русской цивилизации  проходило достаточно  успешно  и
легко. Похоже, и великие азиатские державы воспринимались  русскими в том же
ключе.  Европа  считала  тогда,  что  мы  призваны  распространять  западную
культуру  среди  народов  Азии  и,  в  общем-то,  справляемся с этим  особым
предназначением; впрочем, она не сильно ошибалась,  просто наша  цивилизация
несколько не соответствовала европейским представлениям на этот счет.
     Впрочем, не нам одним свойственно считать  весь мир  увеличенной копией
своей собственной страны. Скажем, турки никогда не смущались,  сталкиваясь с
чужой культурой. Завоевали они главный православный храм в Константинополе -
поставили вокруг него минареты. Захватили главный  языческий храм в Афинах -
тоже поставили минареты. В глазах европейца Парфенон и Св.  София после этой
процедуры стали  смотреться диковато, зато  в  глазах  турка  они  выглядели
совершенно  естественно. Да  и те же  самые китайцы  воспринимают все вокруг
себя  не менее прагматично. Например, они веками занимались  тем, что читали
"Лунь Юй" и подкупали своих  маленьких и больших начальников -  это такое же
обыденное действие в Китае,  как в России  распитие  спиртных напитков или в
Голландии  выращивание  тюльпанов. Теперь, в  конце  ХХ  века,  мир  чуточку
переменился по сравнению со средневековым Китаем - но китайцы не растерялись
совершенно.  Поменялись,  собственно, только титул императора  и  место  его
резиденции, а так  все осталось по-прежнему. Как известно,  самый большой  в
мире  начальник  живет теперь  в  Ваш-Шинг-Тоне -  и  вот  в  мировой печати
мелькают   сообщения,   что    избирательная    кампания    Клин-Тон-Си-Сяна
финансируется из  Китая,  а  Китаю,  в  свою  очередь, сразу  после  выборов
продлевается американский "Режим Наибольшего  Благоприятствования"  - вполне
восточная формулировочка, надо сказать.


(Самолет Евгения Примакова, направлявшийся в Вашингтон, разворачивается
в небе над Атлантикой и берет курс обратно на Москву)
     Евгений  Примаков,  летевший в  Вашингтон  договариваться  о  выделении
России  кредита МВФ, получил уведомление от американской  стороны о скорых и
неизбежных  бомбардировках Сербии, после чего  принял  решение отменить свой
визит и вернуться в Москву. Это не предотвратило войну,  которая началась на
следующий  день  в  13.42, когда  восемь  тяжелых  бомбардировщиков  ВВС США
вылетели  из   Фэйрфорда   и  взяли  курс  на  Югославию.  Не   будем  здесь
распространяться  о том, насколько вообще  такая  война  заслуживает  своего
благородного наименования. Владимир Соловьев еще в конце прошлого века писал
о  том,   что   военные  столкновения  постепенно   превращаются  скорее   в
"парламентские потасовки".  Когда в 1898 году случилось восстание кубинского
народа  против  колониального  владычества  Испании,  и США (как  и  сейчас)
выступили  на  стороне восставших,  Соловьев  писал  об  этом  в своих "Трех
разговорах":
     "Ну,  что  же это за война? Нет,  я вас  спрашиваю, что  это за  война?
Кукольная комедия какая-то, сражение Петрушки Уксусова с квартальным! "После
продолжительного  и  горячего  боя  неприятель  отступил,  потерявши  одного
убитого  и  двух  раненых.  С  нашей  стороны  потерь не  было". Или:  "Весь
неприятельский  флот после отчаянного  сопротивления нашему крейсеру  "Money
Enough"  сдался ему безусловно.  Потерь убитыми и ранеными с обеих сторон не
было".
     Прошло сто  лет, а  американцы воюют  точно  так  же, как и прежде. Вся
разница только в том, что "money" теперь "enough" не на один только крейсер,
а на целый флот в Средиземном море,  с подлодками,  эсминцами и авианосцами.
Но  меня  интересуют  здесь  не  военные   действия   американцев,   которые
разрабатываются,   похоже,   в   Голливуде,  а   не  в   Пентагоне,   причем
разрабатываются очень  бездарно,  поражая  своей  безвкусицей  и невыносимым
нагромождением  художественных штампов. Гораздо интереснее  сейчас поведение
Евгения  Примакова  и особенно реакция на  него  со  стороны  наших  средств
массовой  информации.  В "Коммерсанте"  полет Примакова  в  Вашингтон  очень
удачно сравнивают с поездкой удельного князя к монгольскому хану за  ярлыком
на княжение. Правда,  русские  князья возили  деньги в Орду, а не из Орды, и
тот  ярлык,  который   они  получали,  оберегал  их  вотчины  от  татарского
нашествия. Сейчас все перевернулось  с ног на голову: деньги дают в Сарае, и
дают-то только  потому,  что  боятся,  как и прежде, нашей военной  мощи. Но
аналогия, в общем, верна - без санкции Запада ни один политик в новой России
еще  не  смог прийти к власти. Евгений Примаков, разворачивая  свой самолет,
чувствовал себя, наверное, великим князем Иваном III, свергшим татарское иго
и попытавшимся впервые опираться на  собственные силы. Московские цари после
этого занялись тем  же самым, чем занимались ранее татары на Руси - собирали
дань  и усмиряли  непокорных.  Сейчас, наверное,  все  останется по-старому.
Другое дело  было бы, если  бы  Америка  последовала примеру Золотой Орды  и
рассыпалась  на  ханства. Кое-какие неудобства  они бы  еще  доставляли,  но
работать с ними было бы уже намного легче - как Ивану Грозному с Казанью.


(Авиация НАТО разбомбила китайское посольство в Белграде)
     Официальный Пекин  назвал "варварским  актом"  воздушный удар  НАТО  по
китайскому посольству. Такая формулировка звучит самым привычным образом для
нашего слуха, воспринимаясь как стандартный штамп - из тех, что вырабатывают
политики, чтобы скрывать свои  мысли (а чаще их отсутствие). Но в устах Цзян
Цзэминя, "красного  императора", подобные  выражения приобретают  совершенно
особую окраску. Дело  в том, что Китай во все времена  пребывал в незыблемой
уверенности,  что все земли вокруг него  заселены  одними дикарями,  которые
различаются только по  странам света:  "восточные варвары", "южные варвары",
"западные варвары".  "Северные варвары"  (они же "заморские черти")  не были
исключением; китайцы, впрочем, признавали,  что у европейцев есть недюжинная
практическая смекалка и своеобразные технические достижения, на добрую долю,
впрочем, заимствованные у древних китайцев. Вполне естественно,  что дикие и
невежественные  племена, окружавшие Срединное государство, мечтали  только о
том,  чтобы приобщиться  к блестящей  китайской цивилизации. Их  не очень-то
допускали к  этому, следуя основной  заповеди Конфуция: держать в покорности
можно  только темную и безграмотную  массу, не  ведающую "веления неба" -  а
Китай все государства в мире, большие и малые, далекие и близкие,  стремился
держать в покорности. Все они подчинялись Владыке Поднебесной, и  все были в
вассальной зависимости от Срединной Империи. Так, в конце XVIII века в Китай
прибыло  на  кораблях  первое  посольство   из  далекой  варварской  страны,
называвшей  себя  "Great Britain". После того, как суда  вошли  в  китайские
воды, на  них по  приказу местных  властей были  вывешены  флаги с надписью:
"Данники   из  английской  страны"  -   потому  что   все   народы  в   мире
рассматривались не иначе, как вассалы и  данники Сына  Неба. Иногда, правда,
дикость  и  невежество этих  племен доходили до  такой степени, что  они  не
хотели  этого понимать; в  частности, в  середине XIX века произошло ужасное
"восстание  варваров",  как  это  называлось  в  Китае,  которое  окончилось
разгромом   Пекина  и  осадой  императорского  Летнего   дворца.   Французы,
подвергшие  бомбардировке   город  Фучжоу,  были  названы  "взбунтовавшимися
вассалами", англичане же -  "варварскими бунтовщиками". Шок, который испытал
тогда Китай, разом выведенный из уютной средневековой спячки, был, наверное,
беспримерным в  мировой  истории  -  потому что беспримерным  был  отрыв  от
реальности, в  котором пребывала  Срединная Империя, даже  не подозревавшая,
что  есть по крайней  мере  еще один  претендент  на роль  мирового  центра.
Произведенная  на  днях  бомбардировка  китайского  посольства  в  Белграде,
наверное, очень живо напомнила Китаю события полуторавековой давности, иначе
реакция  китайского правительства не была бы такой острой и болезненной. Это
давнее  испытание,  по-видимому, не  прошло даром  и Китай  чему-то  все  же
научился. К  сожалению, Америка, находящаяся сейчас в еще большем отрыве  от
реальности,  чем  средневековый  Китай,  похоже,  не  научилась  ничему. Эта
прекрасная страна,  убаюканная миллионами мерцающих телеэкранов, погрузилась
в глубокий, мечтательный сон, и снится ей почти то же самое, что грезилось в
свое время Китаю. Дай Бог, чтобы  на этот раз пробуждение оказалось не таким
мучительным и жестоким.


(Примаков демонстративно не явился на встречу с Ельциным)
     Евгений Примаков, приглашенный Ельциным  на встречу, отказался  от нее,
причем сделал это достаточно громко и вызывающе. В публикации "Коммерсанта",
посвященной этому событию, есть один любопытный пассаж по этому поводу:
     "Что касается мистического  страха Примакова  и Лужкова перед встречами
один на один с президентом, то  он  не лишен основания. Ельцин,  несмотря на
свою болезнь, похоже, и правда сохранил некую гипнотическую харизму".
     Это подмечено довольно тонко; только  я бы уточнил  эту  примечательную
сентенцию.  Речь здесь  идет не столько о  некой таинственной "гипнотической
харизме", сколько  о сокрушительной воле  к  власти, которой наделен Ельцин.
Феномену  Ельцина еще  рановато  подводить итоги, но странно, что ни  у кого
сейчас не появляется желания  присмотреться к нему повнимательнее - пока сам
Ельцин еще  рядом, живет и действует на  наших глазах.  Меня  всегда занимал
механизм   власти,  и  особенно  смены  власти,   выборов  или  дворцовых  и
государственных переворотов. Почему гвардия, армия, полиция, печать, мосты и
телеграфы,  а  за ними  и огромные  народные  массы подчиняются именно этому
человеку, а не другому? Конечно,  есть какие-то бумажки, где что-то по этому
поводу написано - Конституция, законы, инструкции  и  циркуляры,  но  кто их
читает,  кроме  тех,  чью  деятельность  они задевают непосредственно? Потом
приходит новый человек, которому удается убить  или отстранить от дел своего
предшественника, и  становится у власти, и пишет новые бумажки для приличия,
для придания этой своей  власти какой-то видимости легитимности - но суть-то
совсем  не в  этом,  и все это прекрасно понимают, или чувствуют. За Ельцина
проголосовали во второй раз. За него проголосовали бы и в десятый, даже если
бы он  окончательно превратился в развалину  и проиграл бы еще десять  войн.
Проголосовали бы  и за Сталина  - столько раз, сколько потребовалось бы. При
этом  неважно,  как представитель  власти  именуется  -  вождем,  царем  или
президентом.  Неважно,  как к  нему  относится народ, как  к  нему относятся
газеты, чиновники  или интеллигенция. В этом деле важно только одно - воля к
власти.
     Помнится, Явлинский  (который все-таки  наиболее умный и проницательный
из наших  политиков  - это,  конечно, не Бог весть  какой комплимент) сказал
когда-то  о Ельцине,  что "если  у волка болит печень, то это еще не значит,
что  у него выпали зубы".  Кто-то  из южных губернаторов, говоря о  каком-то
ельцинском  промахе,  процитировал  Киплинга  ("Акела  промахнулся").   Даже
Зелимхан  Яндарбиев, в то время  глава Чеченской республики, после встречи с
Ельциным уважительно  назвал  его "волкодавом" (это  тем более  комично, что
волк воспринимается чеченцами как символ  их нации). На самом деле ничуть не
удивительно,  что в  речи  наших политиков  возникают звериные аналогии.  На
самом  деле "передача властных полномочий"  от одного  "главы государства" к
другому  строится  по  законам  волчьей  стаи. Это  заметно  даже на дряхлом
Западе, но там это происходит проще и спокойнее, потому что они уже привыкли
питаться  манной  кашей.  У  нас так легко  это не проходит. Несмотря на всю
собачью  свадьбу  нашей  политики, на  хитроумные  интриги,  на  тонкости  и
хитросплетения,  на  тайны  нашего византийского двора  (разгадываемые всеми
кому не лень), на то что народные трибуны горланят, а серые кардиналы правят
-  несмотря  на  все  это,  когда  дело  доходит  до  очередного  настоящего
обострения, все судорожно хватаются за Ельцина.  Никто не верит -  в глубине
души -  что  он уйдет. Мы имитируем обычную, изрядно суетливую, политическую
жизнь - с партиями,  митингами, выборами в Думу, протестами и заклинаниями -
но на самом  деле  все хорошо  понимают, что все  определяется  не  "мнением
народным"  или  мнением  княгини   Марьи  Алексевны,  а  сложной  внутренней
иерархией,  где  каждый  знает  свое  место,   определяемое  его  внутренним
значением  и силой. Вожаку волчьей стаи,  чтобы оставаться все время наверху
такой  иерархической лестницы, не  надо постоянно  доказывать  свою  силу  в
настоящей  схватке с  соперниками.  Эта  сила и  так ощущается во  всем  его
поведении,  и даже  животные  чувствуют это превосходно - что уж  говорить о
людях. Впрочем,  если  дело  доходит  до  стычки, то осмелившемуся проверить
вожака на  прочность (на "соответствие занимаемой должности"), обычно сладко
не приходится.
     Не знаю,  что  будет дальше. Мы все  устали от  бесконечных  ельцинских
причуд и  прихотей,  но  его внутренняя  сила  за ним остается, и вряд ли он
кому-то  добровольно  уступит  свое место.  Говорят, что  когда он  пришел в
сознание от наркоза после тяжелой операции на сердце, первым его требованием
(и первым словом) был  "Указ!" -  указ о передаче ему всей  полноты власти -
власти, с  которой он расстался-то всего  на  одни  сутки.  Ко  всему  этому
примешиваются  и  другие  тяжкие  и  смутные  предчувствия. Где-то  я  читал
когда-то  о том,  что  "русским присущ  почти  апокалиптический  страх перед
сменой власти. Конец  всякой данной власти они воспринимают как конец власти
вообще"  -  а мы  все хорошо знаем, что  означает  в  России  "конец  власти
вообще". Пока все это еще не очень чувствуется, но ближе к концу ельцинского
правления, когда всем станет  ясно, что он уходит, как бы не начались, как в
старину, народные истерики если не Девичьем поле, то на Красной площади:
     Ах, смилуйся, отец наш! властвуй нами!
     Будь наш отец, наш царь!
     Потом "народ  еще повоет да поплачет", "Борис  еще поморщится  немного,
что  пьяница  пред чаркою вина" - как он морщился уже  однажды в незабвенном
1996 году -
     И наконец по милости своей
     Принять венец смиренно согласится;
     А там - а там он будет нами править
     По-прежнему.


     В последние  годы, каждый  раз, когда время  подходит к этому странному
празднику, у нашего  населения наблюдается по этому поводу легкое смятение в
умах. Большая часть его жила и воспитывалась еще  в  то  время, когда день 7
ноября (он же 25 октября) 1917 года официально и неофициально считался днем,
имевшим  грандиозное  значение  для судеб России и мира,  днем,  расколовшим
всемирную историю на две части, завершившим одну эпоху в жизни  человечества
и начавшим новую, совершенно иную, переродившую его нравственно и физически.
Теперь же  те,  уже  довольно  давние,  события  рассматриваются как  что-то
совершенно несущественное и как бы  даже  не бывшее  вовсе. Мы  снова, уже в
который  раз,  попытались начать нашу историю с  чистого листа. Наше прошлое
опять объявлено  чем-то скверным и постыдным,  вспоминать  о нем стало почти
неприлично, и уж совсем никому не приходит в голову им гордиться. "Отречемся
от старого мира" - это излюбленный  наш лозунг и главная  парадигма  русской
истории. Так было и в 1917 году, и 1861, когда упразднялось крепостничество,
и в 1812,  когда  мы впервые попытались  отказаться от  робкого  ученичества
перед  Западной Европой, и  еще столетием раньше, когда мы  пошли  к  ней на
выучку,  с  демонстративным  омерзением  отказавшись  от  родной  и  затхлой
старины.  "Россия  еще  молода  и   только  что  собирается  жить",  говорит
Достоевский. "У нас  все переворотилось и  еще  только укладывается", вторит
ему Толстой.  "У  России нет прошедшего; она  вся  в настоящем  и  будущем",
замечает  Лермонтов. "Мы  живем  лишь  в  самом  ограниченном настоящем  без
прошедшего  и   без  будущего",   уточняет  Чаадаев.  Как  ни  углубляйся  в
тысячелетнюю  русскую историю, услышишь  каждый раз одно и то же: "у нас все
только начинается", "мы ведь  совсем недавно  появились на свет". "Предания,
будущее и прошедшее - все  нипочем!", восклицает по этому поводу Ключевский.
"Мне жаль тебя, русская мысль, и  тебя, русский народ! Ты являешься каким-то
голым  существом и после тысячелетней жизни, без  имени, без  наследия,  без
будущности, без опыта". В самом деле,  пятьдесят, семьдесят, от силы сто лет
- это  крайний  срок для поддержания преемственности русской культуры. Потом
все  снова  взламывается  и  перекраивается  - и вот  опять недавнее прошлое
оказывается каким-то неудавшимся черновым вариантом,  жалким и нелепым,  оно
тяготит нас  мучительным стыдом и, чтобы избавиться от этого призрака,  мы с
легкой душой переворачиваем страницу и забываем обо всем, что было раньше.
     Что касается дня  7 ноября, самого двусмысленного и неудобного  для нас
дня в нашей истории, то я предлагаю простой рецепт, который может радикально
подействовать на наше отношение к подобным  "фантомным болям", раз за  разом
всплывающим  из  нашего  дурно  переваренного  прошлого  и  тревожащим  наше
душевное равновесие. Не нужно,  как это  сейчас  делается,  обходиться с ним
стыдливо  и  невразумительно,  но  не  надо и  устраивать,  как  это  делают
коммунисты, унылые демонстрации под серым,  низко нависшим ноябрьским небом,
так  отлично  символизирующим  тупиковую  безысходность  нашей  истории.  По
крайней мере здесь, в Петербурге, эту проблему можно решить и по-другому.
     К  третьей годовщине революции Николай  Евреинов, известный  режиссер и
теоретик  театра,  устроил  в  Петрограде на  Дворцовой  площади грандиозный
художественный эксперимент. Это был спектакль,  называвшийся "Взятие Зимнего
дворца".  На один  день  он  воплощал  в  жизнь главную мифологему советской
истории.  Для  его  постановки  привлекались  тысячи  актеров  и  статистов;
использовалось  полторы  сотни мощных  театральных прожекторов  и  несколько
реальных  броневиков; дело не обошлось даже  без  крейсера  "Авроры"  с  его
знаменитым холостым выстрелом, в 1917 году давшим сигнал к началу восстания,
а в 1920-м - к началу представления. Не  знаю, как кого,  а меня  так просто
поражает художественная  смелость организаторов этого действа. В Петербурге,
"самом умышленном и фантастическом из всех городов мира", такое сомнительное
начинание  могло бы иметь  и  более  масштабные последствия, чем одно только
развлечение досужей публики.  Весь этот город,  его дворцы и  набережные, во
все  времена  сравнивали   с  пышными  театральными  декорациями;  но  когда
представление  окончено,  занавес опускается и публика  расходится по домам.
Великие  всемирно-исторические  события,  происходившие  в Петербурге,  тоже
часто  казались не чем иным, как яркой театральной постановкой - но дразнить
историю с такой безумной дерзостью,  высмеивать ее самые важные и поворотные
ходы, снова вызывать уже было уснувших духов,  я, быть может, и не осмелился
бы.  Тем  более  опасно  это  делать  в  Петербурге,   неуловимом,   зыбком,
ускользающем городе, готовом  всякую минуту растаять и расплыться в туманном
невском  воздухе,  насыщенном тяжелыми  болотными испарениями. Скорее всего,
те,  кто затеял  этот странный эксперимент, просто хотели, из  обычного  для
художников неуемного  любопытства,  вложить персты  в свежую и открытую рану
русской  истории,  и сделать это поскорее,  покуда она не  затянулась  и еще
дымится. У них тогда неплохо это получилось.
     Теперь,  когда  петербургская  история  окончена  ("если  Петербург  не
столица - то нет Петербурга"), ставить такие спектакли, наверное, уже не так
рискованно, и мы  вполне можем повторять это действо каждый год. Иностранцы,
не  искушенные в наших метафизических  тонкостях, волной хлынут поглазеть на
инсценировку события, от  последствий  которого и они  немало натерпелись  в
свое время,  и  принесут  с  собой  немало  добротной  твердой  валюты.  Что
национально русского в том, что им обычно  предлагают, в  масленице, блинах,
водке,  икре,  ряженых,  медведях  и  цыганах? То  ли  дело взятие  Зимнего:
насколько это вернее передает всю широту таинственной  славянской души! Да и
наши  благонамеренные сограждане наконец найдут,  чем заняться в этот  день.
Вместо того,  чтобы участвовать в своих  бессмысленных  демонстрациях, они с
гораздо  большим  удовольствием посмотрят, как в  действительности выглядело
то,  годовщину чего они празднуют. И вожди их,  я думаю, не обидятся: это же
не  пародия,  не карикатура, а  буквальное  воссоздание центрального, самого
значительного для них  события.  Новая  власть здесь тоже свое получит:  она
подчеркнет тем  самым, что наше  бурное  прошлое не является для нас  чем-то
постыдным,  что  Советский Союз -  это только  одно  из  многочисленных имен
России  (или  личин,  кому как  больше  нравится), а советская история - это
русская история с 1917 по 1991 год. Таким образом, это избавит нашу  историю
от  неприятной  раздвоенности,  введет  ее  в  единое русло и,  может  быть,
переосмысливая  старые события, даже сплотит нашу вечно расколотую нацию и в
настоящем.


     Вчера  в Кремле подписан договор между Россией и Белоруссией о создании
единого  союзного  государства.  В  тот же  день  в Чечне  пал  Урус-Мартан,
предпоследний форпост боевиков на подступах к Грозному. Сегодня был взят без
боя и последний населенный пункт, прикрывавший  Грозный с юга - Шали. Москва
снова собирает "русские  земли", и снова  делает это так же, как и в прошлый
раз,  используя  попеременно  кнут  и  пряник.  Русская  история  непрерывно
повторяется.  Кто  только  ни оказывался  у  нас  на  троне,  в  Москве  или
Петербурге!   Господа,  дамы,  товарищи,  русские,   немцы,  грузины,  цари,
императоры,  вожди,  президенты,  очень разные по  воспитанию,  образованию,
характеру, темпераменту - и все они совершали совершенно одинаковые действия
и внутри России, и вне ее.  Иногда это кажется театром, в  котором постоянно
обновляются актеры, но остается неизменным репертуар.
     В сентябре 1831 года  русские войска штурмовали взбунтовавшуюся Варшаву
(мятежная  Польша  тогда  объявила  о  своем  выходе  из  состава  России  и
низложении Романовых). Точно  так  же,  как  сейчас, русское  общество  было
охвачено    воинственным   патриотическим   одушевлением,   точно   так   же
интеллигенция на всех перекрестках распиналась (в обоих смыслах этого слова)
о том, как ужасно мы поступаем с маленьким, гордым и свободолюбивым народом,
и точно так же билась в истерике  по этому поводу западная печать. В  Париже
проходили демонстрации в поддержку  поляков  (одно из них  даже  закончилось
разгромом  русского  посольства), в  французской  Палате Депутатов выступали
знаменитые  говоруны и красочно витийствовали  на благодарную тему  русского
варварства;  некоторые  либеральные  газеты  даже  призвали  к  вооруженному
вмешательству в  это дело.  Узнав о  реакции Запада,  Пушкин  не выдержал  и
разразился ставшим очень знаменитым впоследствии стихотворением "Клеветникам
России":
     Вы грозны на словах - попробуйте на деле!
     Иль старый богатырь, покойный на постеле,
     Не в силах завинтить свой измаильский штык?
     Иль русского царя уже бессильно слово?
     Иль нам с Европой спорить ново?
     Иль русский от побед отвык?
     Иль мало нас? или от Перми до Тавриды,
     От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
     От потрясенного Кремля
     До стен недвижного Китая,
     Стальной щетиною сверкая,
     Не встанет русская земля?
     Иных уж нет, а  те далече. В России  нет уже ни "финских хладных скал",
ни Тавриды (Крыма), а  дым от восставшей "пламенной Колхиды" (Кавказа) снова
заволакивает  всю Россию. Когда Варшава  после долгой и  тяжелой войны  была
все-таки  взята, Пушкин написал новое стихотворение на  ту же тему,  где еще
более грозно возгласил:
     Куда отдвинем строй твердынь?
     За Буг, до Ворсклы, до Лимана?
     За кем останется Волынь?
     За кем наследие Богдана?
     Признав мятежные права,
     От нас отторгнется ль Литва?
     Наш Киев, дряхлый, златоглавый,
     Сей пращур русских городов,
     Сроднит ли с буйною Варшавой
     Святыню всех своих гробов?
     Увы,  увы,  "все  потеряно, все пропито". Нет  ни  Киева  с  "наследием
Богдана", ни  Литвы,  ни Варшавы. Россия съежилась,  как шагреневая кожа,  и
только бурная реакция Запада на наши жалкие  попытки возродить былое величие
напоминает о старых временах.
     Запад  всегда нас ненавидел  и  боялся. Казалось  бы, теперь  мы  берем
Грозный, не Париж, не Берлин, чего же нервничать? Но этот страх Запада перед
Востоком,  по-видимому, укоренен  генетически. Может быть, это  пошло  еще с
монгольского нашествия:  "grattez le Russe et vous  trouverez  le  Tartare",
говорят во Франции  ("поскребите русского, и будет татарин"). Так или иначе,
но теперь уже, по-моему, всем стало ясно, что нашему медведю нечего делать в
европейской посудной лавке. Как ни повернись там,  а обязательно  что-нибудь
разобьешь или кому-нибудь отдавишь ногу.


     На закате политической карьеры Бориса Ельцина вдруг сбылась его давняя,
заветная, выстраданная мечта: в России появился  ручной  парламент. Конечно,
пока еще трудно сказать, будет ли он совсем уже послушным; сейчас это скорее
медведь на цепочке - да простится мне столь плоский каламбур. В любом случае
и  "Медведь"  (он же "Единство"),  и "Союз Правых Сил", оба эти блока  своей
удивительной  победой  обязаны  целиком   и  полностью  одному-единственному
человеку - Владимиру Путину.
     Социологи,  пораженные этим неожиданным  результатом, говорят теперь  о
"сенсации", "шоке", "потрясении".  Между тем  никакой сенсации не произошло.
Совершенно  то  же самое было и в 1993, и  в 1995  годах. Сами по  себе  как
политики и Гайдар, и Черномырдин не представляют абсолютно  ничего - теперь,
когда они  оба пустились в свободное  плавание, об  этом уже можно сказать с
полной  определенностью. Но как  только  на  них  указывал  магический перст
Бориса Ельцина,  они каким-то чудесным  образом вдруг  набирали на удивление
много голосов на выборах.
     "Союз  Правых   Сил",  который   называли  "братской   могилой  русской
демократии",  собран  из  множества мелких,  почти  уже  полузабытых  сейчас
либеральных деятелей, в разное время бывших у власти  на разных постах. Блок
"Единство" - это очередная хитроумная  выдумка, вышедшая из изобретательного
ума Бориса Березовского. Что может быть у них  общего?  Но почему-то оба они
получают  на выборах  такую  поддержку,  которая два  месяца  назад им самим
показалась   бы   плодом   воспаленного  воображения.   Эта,  казалось   бы,
необъяснимая  квадратура круга на  самом  деле  объясняется  просто.  Стоило
написать на предвыборном плакате "Путина - в президенты, Кириенко - в  Думу"
- и поддержка "Союза Правых Сил" выросла в два раза. Стоило "Единству" прямо
поддержать Путина (который прямо поддержал "Единство") - и оно получило чуть
ли не самую большую фракцию в Думе. То же самое было и на прошлых выборах, и
тогда  это  казалось  еще  более странным. Социологи недоумевали,  как может
поддержка  Ельцина,  человека с  рейтингом  в 2%, помогать  тому  или  иному
объединению так успешно  выступать на выборах? Но ничего удивительного здесь
нет и не было.
     Я уже писал в этой "Хронике" об одной не совсем обычной психологической
особенности  нашего  народа,  которая  и  определяет  все  эти  причудливые,
неожиданные  на первый  взгляд предпочтения. Русские просто панически боятся
любой смены державной власти. Этот страх укоренен очень глубоко, но время от
времени  он неудержимо выплескивается наружу.  Сейчас  мы  наблюдали один из
таких  впечатляющих  моментов.  Скорее  всего  этот  ужас  перед  переменами
воспитан  нашей своеобразной  историей: в  России  обычно бывал или  твердый
порядок, близкий  скорее  к деспотизму, или  кровавая  смута. Это  фатальное
чередование, похоже, ярко запечатлелось в генетической памяти нашего народа.
Западу,  вот уже  триста  лет  рассуждающему о  рабской  психологии русских,
никогда не понять, почему мы скорее предпочтем самую грубую и непросвещенную
тиранию, чем их нежно взлелеянные права и свободы, которыми сейчас они снова
пытаются  кормить нас  с  чайной ложечки. По той  же самой причине власть  в
России от одного человека к другому переходила  только со смертью правителя;
мы всегда старались в этом деле дотянуть до последнего.
     Все весело смеялись над Ельциным,  когда он  нашел  какого-то  Путина и
объявил  его  своим  преемником. Совершенно  напрасно смеялись,  как  теперь
выяснилось.  Конечно, если дать нашему народу волю, он, возможно,  предпочел
бы и  на  этот  раз  дождаться, пока власть от Ельцина к кому-нибудь другому
перейдет, если  так можно  выразиться,  естественным путем.  Но  в настоящее
время  это вряд ли возможно.  Так  что остается только  один  путь: если  уж
нельзя  сохранить  Ельцина  на  веки  вечные, придется  воспользоваться  его
суррогатом. Путин  станет  президентом,  и Россия снова  вздохнет  спокойно,
позабыв свои татарские страхи еще на целых восемь лет.


     Новое  лето  Господне,  если  считать  от  сотворения мира,  наступает,
кажется, в сентябре, но с таким праздником не грех поздравить и еще раз, тем
более  что  календари  у  нас врут,  наверное, уже  столько же  лет, сколько
существует  мироздание.  Вот  и  с   другим  летоисчислением,  от  рождества
Христова,   происходит  полная  путаница.  Никто  толком  не  знает,   когда
закончится наше многострадальное столетие - то ли через  несколько дней,  то
ли еще  через год. Но как  бы там ни было, по историческим меркам  следующий
век  так близок, что он, можно сказать, уже наступил. Тем интереснее узнать,
каким он окажется.
     За последние три-четыре столетия в России сформировался устойчивый цикл
исторического  развития, который  и  повторяется  от  века  к  веку.  Иногда
кажется,  что  русская  история  просто  идет по кругу, проходя свой  полный
оборот  с  завидной  регулярностью.  Повторяется буквально  все,  вплоть  до
мельчайших примет эпохи. Скажем, когда мы читаем:
     Дух свободы... К перестройке
     Вся страна стремится.
     Вы  думаете,  здесь  речь  идет  о  горбачевской  перестройке?   Ничего
подобного, стишку скоро будет сто лет. Дальше в нем идет:
     Полицейский в грязной Мойке
     Хочет утопиться.
     Не топись, охранный воин, -
     Воля улыбнется!
     Полицейский! Будь покоен -
     Старый гнет вернется.
     Или  другая   цитата:  "никогда  человеческая  грудь   не  была  полнее
надеждами,  как  в  великую   
весну
  девяностых  годов,  все  ждали  чего-то
необычайного;  святое нетерпение  тревожило умы и  заставляло  самых строгих
мыслителей  быть мечтателями". Это сказал  Герцен даже  не о ХIX  веке,  а о
XVIII-м. Повторялись и другие мелочи. Словечко "оттепель", было пущено в ход
Эренбургом  в  шестидесятые годы  ХХ века;  эта "оттепель"  наступила  после
смерти Сталина. Веком раньше, однако,  Тютчев назвал оттепелью  время  после
смерти Николая I.  Оба эти политических деятеля и  умерли почти в один и тот
же момент (с поправкой на  полный  круг колеса  истории)  - Николай - в 1855
году, Сталин - в 1953-м.
     За последние три-четыре столетия в России сформировался устойчивый цикл
исторического развития, который и повторяется от века к веку. Начало каждого
столетия, главным  образом  его  первая  четверть  - это бурное  продвижение
вперед, мощный рывок, каждый раз повергающий в изумление весь мир и особенно
окрестные державы. В XVIII веке это  были  грандиозные  преобразования Петра
Великого, в  XIX - великолепный  культурный взлет,  время  Пушкина, Гоголя и
Лермонтова,   в   XX   -  знаменитый  "серебряный  век"  русской   культуры,
сочетавшийся,  между  прочим,  и  с колоссальным,  невиданным  экономическим
подъемом.  Но как  раз  посредине  этой  первой  четверти  нас  подстерегает
страшная  опасность,  из  которой  России  обычно  приходится  выбираться  с
напряжением  всех сил,  какие у  нее  еще  только  остались.  Андрей  Белый,
писатель и провидец, говорил об этом в 1911 году:
     "Надвигается  осень,  и   сколько  тревог  надвигается  с  осенью.  Еще
двенадцатый  год не прошел;  и дай  Бог, чтобы прошел он  так, как  12-й год
минувшего  столетия.  Трудны  были  России  12-е  годы.  Трудны были  первые
четверти  столетий.  До 25-го  года  приходили наиболее трудные испытания. В
1224 году появились татары; в 1512 году смута  раздирала Россию; в 1612 году
- еще большая смута. В 1712 по спине России гуляла  Петрова  дубинка (в 1725
скончался Петр). В 1812 было нашествие французов.  И  вот мы - у  преддверия
12-го года. Дай Бог, если будет новое испытание, чтобы был и новый Кутузов".
     В XX  веке, как известно, испытание немного запоздало  (Первая  мировая
война  началась в 1914 году), но  зато его последствия сторицей  окупили эту
небольшую  задержку.  Мы  их,  можно сказать,  до  сих пор расхлебываем;  но
характерно,  что  хотя Советский Союз  кое-чем  и  отличался  от  Российской
Империи, исторический  цикл все-таки ни в чем не был  нарушен. Знаменательно
даже  то, что вожди  и императоры,  которые определяют  эту  первую четверть
века,  завершают  свою  деятельность  почти в  одной  и  той  же точке этого
исторического процесса: Петр I умер в 1725 году, Александр I - в 1825, Ленин
- в 1924. Так  что в 2012 или 2013 году нас ждет  новое  жестокое испытание,
последствия которого могут затянуться и до 2025 года; впрочем, это испытание
не  обязательно  будет связано с иноземным вторжением: как показывает пример
XVIII века, это может быть и что-то другое.  В 1712 году столица России была
перенесена на пустынные и  болотистые  берега  Невы, где она  потом  и мирно
просуществовала  более двухсот лет; надо  сказать, однако, что строительство
Петербурга  далось  русскому   народу,  пожалуй,  потяжелее,  чем  нашествие
французов веком позже.
     Вторая и особенно третья четверть столетия в  России  - это закрепление
на  тех  рубежах,  на  которых  общество  останавливается  после чрезвычайно
динамичного рывка  начала  века.  Нового  уже  ничего  не  происходит,  идет
осмысление и накопление  сил. Последняя же четверть -  это всегда то, что по
советской терминологии называлось "застой":
     В те годы дальние, глухие,
     В сердцах царили сон и мгла:
     Победоносцев над Россией
     Простер совиные крыла, -
     как сказал Блок о конце XIX века. То же самое мы наблюдали и в веке XX;
только  на этот  раз  попытки преодолеть эту глухую, дремотную неподвижность
начались немного раньше, чем обычно. Неудивительно, что они идут так  тяжко:
этот массивный исторический маятник очень трудно сбить с его ритма. Я думаю,
что стоит  только  смениться веку, как преобразования пойдут  намного легче;
точнее, они все уже и совершены, осталось только воспользоваться их плодами.
По-видимому,  нас  ждет  и  мощный  культурный  взлет  в  начале  следующего
столетия;  не знаю только, сравняется ли он  с золотым  и  серебряным  веком
нашей  культуры. Шпенглер, автор  знаменитой книги "Закат Европы", уже давно
предсказывал,  что  в  XX   веке  Россия,  занятая  своим   коммунистическим
экспериментом,  выпадет  из  общемирового  развития;  но в XXI  столетии она
возродится и, вполне возможно,  снова, как это бывало уже не раз, станет его
авангардом, культурным и политическим. Что ж, поживем - увидим.


     Страшный энергетический кризис, разразившийся на Украине, погрузил
     большую часть этой страны во тьму. Некоторые районы там обесточиваются
     уже  больше, чем  на двенадцать часов в  сутки (так что можно говорить,
что
     отключения света на Украине прекратились; там теперь производятся
     "включения"). Для экономии электроэнергии в Киеве изобрели самое легкое
     и изящное решение: после простого поворота рубильника гаснут не только
     лампы в квартирах и уличные фонари, но даже и светофоры на
     перекрестках.
     Энергетический кризис не перекинулся за пределы Украины (в отличие от
     кризиса бензинового, который привел к таким очередям на приграничных
     российских заправках, что их можно было занимать сразу же после
     прохождения таможни; помню, с каким увлечением летом прошлого года
     показывало киевское телевидение эти очереди). Все эти кризисы,
     дестабилизации, инфляции, бушующие на территории одного государства и
     таинственным образом замирающие на его границах, напоминают мне
     булгаковский куриный мор, который поразил всю советскую Россию, но
     удивительным образом задержался "как раз на польской и румынской
     границах". Впрочем, тут нет ничего удивительного: это лишнее
     свидетельство того,  что разруха происходит  не  в  государствах,  а  в
головах.
     Многие толковые киевские головы занимались энергетическим вопросом;
     но чем больше они им занимались, тем запутаннее становилось дело. Павел
     Лазаренко, в бытность свою премьер-министром Украины, никогда не
     забывал о своей энергетической вотчине. Но его карьера окончилась
     печально: наверное, это общая судьба всех электриков от Валенсы до
     Чубайса (которым уже так запугали население России, что впору стало в
     офисах и на заводах развешивать таблички "Уходя, гасите свет! Не
     отдавайте ваши деньги Чубайсу!"). Впрочем, определенных успехов
     Лазаренко на своем поприще все-таки достиг. Помнится, Петр I однажды,
     уезжая из Петербурга по своим делам, поручил светлейшему князю
     Меншикову благоустроить Васильевский остров: осушить болота, прорыть
     каналы - короче, создать новую Венецию. Вернувшись, он обнаружил, что
     выделенные деньги благополучно истрачены, а из всей программы
     благоустройства выполнен только один пункт, да и то незапланированный.
     На берегу Невы красовался великолепный каменный дворец,
     принадлежавший губернатору Меншикову.
     Павел Лазаренко поступил примерно так же. То имение, которое он
     приобрел в Соединенных Штатах, может служить великолепным пособием
     для наглядного сравнения преимуществ нашего и американского образа
     жизни. Дело в том, что примерно в то же время на окраине городка
     Чаппакуа президент  Клинтон приобрел двухэтажный  особняк белого цвета.
Он  обошелся  ему в  $1,7 млн.,  и сопоставление этих двух  крупных  покупок
совершенно  неопровержимо  свидетельствует  о  том, что наша,  постсоветская
демократия  добилась куда больших успехов  в  деле повышения  благосостояния
нации. Судите сами: ныне действующий  президент США за семь лет своей работы
на этом трудном и ответственном посту заработал на один только дом, пусть  и
двухэтажный,  да еще на участок  площадью 0,4 га.  Бывший же премьер-министр
Украины,  некогда продержавшийся в своей должности никак не больше  года,  с
легкостью  покупает целое имение площадью  18 акров! Причем если г-н Клинтон
вынужден для своей  покупки еще  и  занимать  $1,35 млн.,  пан Лазаренко, не
моргнув глазом,  выкладывает за свое имение $6,75 млн.  наличными. Нужны  ли
еще  какие-то комментарии здесь,  или картина полностью  ясна?  Цифры, столь
любимые  американцами, на  этот раз  свидетельствуют не в их пользу. Давайте
сравним: в то время, как г-н Клинтон с семейством будет вынужден тесниться в
11  комнатах, проклиная свою страну, не сумевшую  обеспечить  ему  достойную
старость, пан Лазаренко  удобно разместится в 41 комнате (преимущество почти
в  четыре раза!). Да, у Клинтона  не одна спальня в  доме, а  целых пять, но
куда ему  равняться с  Лазаренко,  у  которого в имении  пять  одних  только
псарен!  Да,  у Клинтона  гараж  на  две  машины,  но ведь  у Лазаренко  две
вертолетных  площадки! У Клинтона дом обшит деревом,  но  ведь, как сообщает
"Нью-Йорк   Таймс",   у  Лазаренко   позолочены  дверные  ручки!   Последнее
обстоятельство, впрочем, наводит на  мысль,  что в явной симметричности этих
двух  приобретений  есть  что-то  роковое. Не  знаю,  учитывало ли  солидное
печатное  издание  в  своей  публикации,  смакуя подробности интерьера  пана
Лазаренко, что существует еще один  смысл у выражения "позолотить ручку". Во
всяком  случае, Билл Клинтон по-прежнему живет в  Белом доме и не собирается
пока  перебираться  в  свой  белый  особняк;  Павел  же  Лазаренко  сидит  в
калифорнийской  тюрьме,  обвиняемый  в коррупции и  растрате государственных
средств.


     Смута в Эквадоре началась с того, что президент страны неосторожно
     заявил об отмене национальной валюты и переходе на американский доллар.
     Потомки инков, составляющие около трети населения Эквадора,
     возмутились этим решением, и многотысячными толпами двинулись на
     столицу страны, где устроили впечатляющие уличные беспорядки. В
     прошлую пятницу начался штурм здания конгресса Эквадора и
     президентского дворца. Полк охраны немедленно перешел на сторону
     восставших индейцев. Президент страны бежал в карете "скорой помощи" и
     укрылся на военной базе.
     После этого смена власти в Эквадоре стала происходить просто с
     калейдоскопической быстротой. Сначала удобным случаем воспользовался
     командир полка охраны полковник Лусио Гутеррес, провозгласивший
     приход к власти некой "Хунты национального спасения" - во главе с самим
     собой, разумеется. Он, однако, почти сразу же вынужден был уступить
     власть в стране индейскому вождю Варгасу, возглавлявшему штурм
     президентского дворца. Но тут уже нахмурились США, которым очень не
     понравилась  вся  эта мышиная  возня у себя  под боком. В результате  к
власти
     пришел вице-президент Эквадора, первым делом арестовавший
     незадачливого полковника. Вождь краснокожих пока остается на свободе и
     делает громкие заявления для прессы, обещая гражданскую войну в
     Эквадоре и призывая всевозможные кары на голову нового правительства.
     Дело в том, что новый президент начал свое правление с торжественного
     обещания, что доллар в обращение будет все-таки введен.
     Главный комизм этой ситуации заключается в том, что в Эквадоре никто
     даже не поинтересовался мнением Соединенных Штатов по поводу такого
     оригинального использования их национальной валюты. Доллар, похоже,
     окончательно перестал быть денежной единицей - то есть, в сущности,
     долговой распиской США - и превратился в некий миф, символ
     государственной мощи и экономического процветания. Такого не было даже
     с золотом. Америка вполне сознательно внушала всем народам мира этот
     миф, и всячески содействовала тому, чтобы он прочно укоренился - но,
     похоже, все-таки немного с этим переусердствовала. Может быть, даже
     жаль, что первый эксперимент такого рода прошел не совсем удачно. Этот
     прецедент мог бы иметь поразительные последствия. Эквадору при всем
     желании не удалось бы стать одним из американских штатов - но почему бы
     не начать движение в этом направлении прямо с введения доллара? Почему
     Эстонии, привязавшей курс своей валюты к немецкой марке, не перейти
     прямо на марку, то есть уже на евро? Что мешает сделать это Турции,
     которую упорно не принимают в объединенную Европу? Если так пойдет
     дело, то очень скоро в мире останется только три валюты: евро, доллар и
     йена (или даже скорее китайский юань). Развивающихся и отсталых стран
     больше не будет, и в мире наконец наступит эпоха всеобщего
     благоденствия.  Впрочем,  России  ввести  у себя  евро  или  доллар  не
позволит
     национальная гордость, так что у МВФ все-таки останется, хоть и
     небольшое, но достойное поле для деятельности.


     Вчера в западных средствах массовой информации распространились
     сообщения о том, что осажденный Грозный покинуло несколько тысяч
     боевиков. Чеченский Информационный Центр в Тбилиси подтвердил эту
     информацию, но уточнил при этом, что вооруженные силы Ичкерии вышли
     из чеченской столицы "с целью плановой передислокации". Меня восхищает,
     какие быстрые успехи делают теперь горцы по пути цивилизации. В России
     война всегда была двигателем прогресса. Первая кавказская война в XIX
     веке вывела чеченцев из первобытнообщинного строя. Сталинская высылка
     закрепила у них феодализм. Теперь чеченцы, похоже, на глазах  переходят
к
     буржуазной демократии, со всеми ее впечатляющими завоеваниями:
     выборностью на всех уровнях (каждая группировка выбирает себе полевого
     командира), разделением властей (Масхадову - президентский дворец,
     каждому командиру - по аулу), и свободной прессой. СМИ независимой
     Ичкерии   достигли  в   своем   деле,   надо   сказать,   поразительной
виртуозности.
     Когда чеченские укрепленные города падали один за другим, и вокруг
     Грозного сжималось кольцо, они отнюдь не отрицали это; но из их
     сообщений каждый раз с неумолимой логикой вытекало, что эти русские
     победы - на самом деле поражения. Чеченцы не просто отступают; они
     следуют при этом своему таинственному плану, настолько тонкому и
     изощренному, что русскому командованию его ни  за  что  не разгадать. И
вот
     теперь происходит "плановая передислокация" чеченских войск из Грозного
     в горные районы. Интересно, что в следующем пункте этого плана? Грузия,
     Турция, США?
     Но виртуозность виртуозностью, а вот настоящей гибкости чеченские
     информационные агентства еще не достигли. Западная пресса еще в
     прошлом веке могла дать им здесь сто очков вперед. Классический пример
     этой гибкости - это публикации парижских газет весной 1815 года. Когда
     Наполеон покинул свой остров Эльбу, высадился во Франции и двинулся на
     Париж, то было очень любопытно взглянуть на то, как отзывалась на эти
     события французская правительственная пресса. Как свидетельствует
     академик  Тарле,  в  одних  и  тех  же  газетах,  на  протяжении  всего
нескольких
     дней, тон публикаций менялся четко и последовательно: "Корсиканское
     чудовище высадилось в бухте Жуан"; немного позднее: "Людоед идет к
     Грассу"; еще позднее: "Узурпатор вошел в Гренобль"; "Бонапарт занял
     Лион"; далее "Наполеон приближается к Фонтенебло"; и наконец "его
     императорское величество вступает в верный ему Париж". Чеченцам стоило
     бы поучиться настоящей демократии у своих старших товарищей по
     европейской цивилизации.


     На днях российские информационные агентства почти одновременно сообщили
о двух событиях, которые как-то странно друг с другом
     перекликнулись. По первому из этих сообщений, Шамилю Басаеву оторвало
     ногу; по второму - Земфира оглохла на одно ухо. Похоже, русский бог
     решил наконец смилостивиться над своей многострадальной вотчиной и
     перестать изводить ее героическими подвигами первого и самоотверженным
     пением второй. Конечно, можно предположить, что Басаев повоюет еще и
     на одной ноге, не говоря уже о Земфире, которая вполне может петь и без
     второго  уха;  но  так  как  человеку  всегда свойственно  надеяться на
лучшее, то
     будем считать, что эти благие перемены - только начало, за которым
     последует и дальнейшее продолжение в том же духе.
     Если это так, и действительно расположение небес к России наконец
     меняется на более благосклонное, то неплохо было бы как-то отметить эти
     знаменательные события. Что касается оторванной ноги Басаева, то по
     отношению к ней следовало бы проявить гуманность, как это еще заживо
     было сделано с тезкой и предшественником Басаева - легендарным
     Шамилем, предводителем горцев. Как известно, сей последний, будучи взят
     в плен на Кавказе, был доставлен в Петербург, осыпан там почестями, и
     затем мирно окончил свои дни богатейшим помещиком в Рязанской,
     кажется, губернии. Ноге Басаева тоже можно было бы торжественно
     объявить  амнистию,  хотя  бы и посмертную;  может быть, это обратит на
путь
     истинный и остальные части его тела. Прецедент к этому уже есть, хотя и
     чисто литературный. Один из героев Достоевского вполне серьезно
     утверждал, что  когда  на войне 1812 года французы отстрелили ему ногу,
он
     бережно  поднял   ее  и  отнес  домой,  после  чего   и   похоронил  на
Ваганьковском
     кладбище, поставив там памятник, на котором было написано с одной
     стороны: "здесь погребена нога коллежского секретаря Лебедева", а с
     другой: "покойся, милый прах, до радостного утра". Он уверял даже, что
     ездит каждый год туда на кладбище отслужить по своей ноге панихиду. В
     случае с Басаевым эту панихиду можно было бы сделать пышной и
     праздничной; эта церемония,  надо  полагать,  заставит прослезиться  не
одного
     чеченского полевого командира, перешедшего на нашу сторону.
     В отношении же Земфиры проявить гуманность, к сожалению, уже не так
     просто. Оба эти выдающиеся деятели современности получили по заслугам,
     в буквальном смысле этого выражения. Русский бог явно подражает
     еврейскому и строго следует ветхозаветному принципу "око за око, зуб за
     зуб". Разрываешь на части мирных жителей своими взрывами - оторвем тебе
     конечность для  острастки.  Терзаешь  им  слух своими песнями - лишайся
уха.
     Говорят, были какие-то и новые веяния по части справедливого воздаяния
     за грехи, но до России они, видимо, еще не дошли.


     Недавно Владимир Путин на очередных смотринах, устроенных ему
     Западом (на этот раз его инспектировал французский министр иностранных
     дел), высказал новый, усовершенствованный вариант чеченской концепции
     Москвы. Как пишет "Коммерсантъ", по этой доктрине Россия должна отныне
     рассматриваться Западом как заслон на пути мирового терроризма - по
     аналогии   с  тем,   как  когда-то  Русь  остановила  монголо-татарское
нашествие.
     Ничего не скажешь, это сильный ход Кремля. В последние годы в России
     усиленно искали национальную идею, но как-то все безуспешно. Наконец за
     дело взялся  новый президент,  и идея  родилась почти мгновенно. Путин,
видимо
     , опирался  на  известный  текст Пушкина по этому  поводу - кажется, он
первый высказал оригинальную идею, что
     Россия воевала с монголами не из-за своих узко национальных и
     эгоистических интересов, а во имя спасения хрупкой западноевропейской
     цивилизации. Обратимся же к первоисточнику и посмотрим, чем может
     закончиться для нас борьба с мировым терроризмом в Чечне, если русская
     история снова повторится.
     "Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское
     нашествие"  (Пушкин -  Чаадаеву, 19  октября 1836 г.).  Да,  этот чисто
русский
     способ воевать уже давно известен. У него были и яркие взлеты, как
     знаменитое отступление Кутузова к Москве (русские поэты тогда писали о
     французах так: "необозримое пространство и тысячи пустынных верст
     смирили их порыв и чванство"), и печальные поражения, как в
     русско-японскую войну. Тогда русское командование, видимо, подражая
     Кутузову, решило отходить из Китая хоть до самой Москвы; но японские
     войска наступали ровно столько, сколько русские отступали, и упорно не
     выражали желания сдаваться даже после очень значительного продвижения
     по нашей территории. Наши просторы помогли нам и во вторую мировую
     войну: немцы, дойдя до Волги, явно потеряли всякую внутреннюю
     уверенность в необходимости таких обширных завоеваний; привыкнув
     веками возделывать свои крошечные садики и клумбы у игрушечных
     домиков, они никак не могли взять  в толк,  как они  смогут окультурить
все
     эти необозримые  равнины, даже если  и  удастся  их отобрать у русских.
Более
     того, обширность нашей Родины поспособствовала нам и в последнюю,
     холодную войну с Соединенными Штатами. Еще Данилевский писал о том,
     что  существует своеобразное "ландкартное давление" России.  "Взгляните
на
     карту", говорит один иностранец в его книге, "разве мы можем не
     чувствовать, что Россия давит  на нас своею массою, как  нависшая туча,
как
     какой-то грозный кошмар?". В годы холодной войны этот кошмар стал
     самой настоящей реальностью; когда Европа чувствовала себя беззащитным,
     маленьким экзотическим пляжем на оконечности массивной
     коммунистической Евразии, когда в Вашингтоне политики, сойдя с ума,
     выбрасывались из окон небоскребов с криком "русские идут" - все это
     порождалось не столько нашими танками и ракетами, сколько обычной
     школьной политической картой мира, на которой советское чудище
     раскинулось столь вольготно, что страшно было даже в Австралии.
     Что же касается Чечни, то она, конечно, начала действовать по старому
     сценарию, вторгшись в Дагестан, но  на этот  раз наши военные почему-то
не
     применили обычную тактику. Как раз во время этого вторжения я был в
     Москве и общался там со знакомыми ребятами-политологами. "Да ведь если
     их сейчас не остановить, они же, чего доброго, дойдут до Краснодара!",
     воскликнул я тогда по этому поводу. Ответом мне было множество
     ухмылок. "Что ж там, до Краснодара", сказал Гигант Мысли (старое
     прозвище, еще с ЛГУ), "до Хельсинки!". "Нет, до Хельсинки точно не
     дойдут", ответил я. "Со дня основания Петербурга ни один вражеский
     солдат не ступал на его территорию. До Москвы - другое дело".
     Пушкин развивал свою точку зрения по этому вопросу не только в
     письмах к Чаадаеву, но и в публицистике. В одной более ранней статье он
     писал об этом подробнее: "России определено было свое высокое
     предназначение. Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и
     остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились
     оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего
     востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и
     издыхающей Россией (а не Польшею, как еще недавно утверждали
     европейские журналы; но Европа в отношении к России всегда была столь
     же невежественна, как и неблагодарна)". Чеканная формулировка!
     Невежественная и неблагодарная Европа и сейчас нам вечно докучает
     своими вздорными и неуместными назиданиями о "правах человека".
     Стоило бы хоть раз нам отойти от своей возвышенной роли прикрытия
     европейской цивилизации от варваров и дать им, этим варварам, дойти до
     Берлина и Парижа! Владимир Соловьев возлагал эти надежды на китайцев,
     но они что-то никак пока не проявляют таких намерений. Может, чеченцы
     возьмут на себя эту благородную миссию и покажут наконец Западу давно
     обещанную ему кузькину мать? Может быть, тогда он поймет, во что
     обходится  нам вечная  борьба с этими дикими,  неистовыми  нашествиями?
Блок писал по этому поводу еще в 1918 году:
     Но сами мы - отныне вам не щит,
     Отныне в бой не вступим сами,
     Мы поглядим, как смертный бой кипит,
     Своими узкими глазами.
     Не сдвинемся, когда свирепый гунн
     В карманах трупов будет шарить,
     Жечь города, и в церковь гнать табун,
     И мясо белых братьев жарить!
     В последний раз - опомнись, старый мир!
     На братский пир труда и мира,
     В последний раз на светлый братский пир
     Сзывает варварская лира!


     Сегодня утром, принимая электронную почту, я получил послание от
     Шамиля Басаева. "Во имя Аллаха, милостивого и милосердного Творца и
     Господа миров" я призывался привести в исполнение, и непременно своими
     руками, смертный приговор "преступнику Путину". Имам Басаев весьма
     добросовестно подошел к делу и обосновал свои призывы несколькими
     развернутыми цитатами из Корана. Я никогда не мог понять, как это
     мусульмане умудряются столько извлечь из этой книги, которую
     Шопенгауэр назвал собранием "грубых басен" и "нелепых сказок". Впрочем,
     сам же этот философ говорит, что этой "плохой книги было достаточно,
     чтобы основать мировую религию, 1200 лет удовлетворять метафизическую
     потребность бесчисленных миллионов людей, сделаться основой их морали
     и глубокого презрения к смерти, а также вдохновить их на кровопролитные
     войны и громадные завоевания. В этой книге мы находим самую грустную и
     жалкую форму теизма. Правда,  многое, быть может, утрачено в  переводе,
но
     я не смог найти в ней ни одной ценной мысли". В отличие от Шопенгауэра,
     Басаеву удалось найти ценные мысли в Коране. Вот одна из них: "И когда
     закончатся запретные месяца, то убивайте многобожников, где их найдете,
     захватывайте  их,  осаждайте  и  ведите   против  них  разведывательные
маневры.
     И если покаются они, начнут совершать молитву и давать очищение, то
     освободите их дорогу. Ведь Господь - прощающий, милосердный". На
     основании этого распоряжения прощающего и милосердного Господа имам
     Басаев выносит Путину смертный приговор и сообщает: "Настоящим да
     будет известно всем правоверным мусульманам, что наша исламская
     организация объявляет о выплате вознаграждения в размере 2500000
     долларов тому, кто своими руками исполнит данную фатву. Желающие
     более подробно узнать процедуру выплаты могут обратиться к нам по факсу
     или электронной почте (факс и почтовый адрес приводятся - Т. Б.) на
     арабском, английском или русском языке. Желаю благословения тем, кто
     следует праведным путем. Да вознаградит Вас Аллах добром в этом и ином
     мирах!".
     Таким образом, мы наблюдаем здесь своеобразный аукцион. Недавно
     российские власти объявили награду в один миллион долларов за голову
     Шамиля  Басаева.  Теперь Басаев предлагает уже два с половиной миллиона
за
     голову Путина. Что будет дальше? Помнится, когда князь Мышкин и купец
     Рогожин из романа "Идиот" торговались за расположение Настасьи
     Филипповны, ставки доходили до ста тысяч. Благосклонность России
     измеряется явно большими суммами; только надо не забывать, чем
     закончилась та невеселая история, поведанная Достоевским. Демоническая
     женщина так и не досталась ни тому, ни другому; соперники примирились
     только над ее хладным трупом.


     Как сообщил российский информационный сервер http://www.polit.ru/,
     сегодня, в годовщину сталинской депортации чеченского народа, в Париже
     на площади перед Центром Жоржа Помпиду должен состояться митинг,
     организованный так называемым "Чеченским Комитетом" (le Comite
     Tchetchenie). Это инициатива нескольких европейских деятелей культуры,
     которые вчера опубликовали в газете "Le Monde" воззвание, пышно
     озаглавленное  "Преступление  без  наказания   в  Чечне"  ("Crime  sans
chatiment
     en Tchetchenie"). Оно начинается следующими эффектными
     сопоставлениями: "Февраль 1944 года: депортация чеченцев. Февраль 2000
     года: истребление чеченцев (massacre des Tchetchenes). Владимир Путин
     продолжает  дело Сталина. Как  патриот, он  приказывает стереть  с лица
земли
     Грозный. Как гуманист, он уничтожает деревни зажигательными бомбами.
     Как  демократ,  он  затыкает рот прессе и заставляет своих подручных из
ФСБ
     убрать одного из самых информированных российских журналистов Андрея
     Бабицкого. Как эффективный администратор, он организует
     "фильтрационные лагеря", где всех чеченцев избивают до смерти, насилуют
     (sodomises) и, при возможности, требуют за них выкуп". Господа
     европейские интеллектуалы здесь явно  опирались  не только на романы Ф.
М.
     Достоевского, но и на известное сатирическое стихотворение Владимира
     Соловьева, обращенное к Победоносцеву:
     На разных поприщах прославился ты много:
     Как евнух ты невинностью сиял,
     Как пиетист позорил имя Бога
     И как юрист старушку обобрал.
     Давно уже известно, что вконец истощенную западную культуру если что-то
     и способно оживить, то только ее обращение к  культуре славянской, юной
и
     полной сил, как в первый день творения. Мы могли бы и сами влить свежую
     кровь в угасающую европейскую цивилизацию, да Запад все что-то этому
     противится. Европейские деятели культуры, похоже, предпочитают
     высасывать эту кровь из нас по каплям и самостоятельно. Наши же
     "информированные российские журналисты" здесь  им охотно  способствуют.
Тот  же Андрей Бабицкий, в  частности, писал  в  одном из  своих репортажей:
"Надо сказать, что чеченцы перерезают горло солдатам не потому, что они
     садисты. Просто таким образом они пытаются сделать войну более
     выпуклой, зримой, яркой, достучаться до общественного мнения". Не знаю,
     как чеченцам, а Бабицкому до этого мнения достучаться удалось: под
     воззванием, опубликованным в "Le Monde", подписалось более двухсот
     общественных деятелей. Жаль только, что многоуважаемый "Чеченский
     Комитет" не изыскал в свое время средств на поддержание более тесных
     французско-чеченских связей: его представители вполне могли бы
     организовать в Грозном банкет в честь независимой Ичкерии. Сразу же по
     его окончании свободолюбивые чеченцы живо и доходчиво объяснили бы
     господам европейцам, что такое права человека в Чечне.


     В свежем номере журнала "Эксперт" вышла
     обширная статья Сергея Мостовщикова "К вопросу о криминальной столице
     России", снабженная следующим броским подзаголовком: "В городе
     Санкт-Петербурге  убивали, убивают и будут убивать  друг  друга  до тех
пор,
     пока не научатся как следует ненавидеть Москву". Статья эта написана
     пленительно хамским слогом "Московского Комсомольца", излюбленным
     стилем той части московской журналистики, которая ориентируется на
     столичную аудиторию. Вот как начинается опус г-на Мостовщикова:
     "Довольно  некрасивая получилась  история с Санкт-Петербургом, северной
нашей,  как  говорится,  Пальмирой. Бывшая  имперская  столица,  матерь всех
революций,  колыбель  культуры,  призма  свободомыслия,  родина  сомнений  и
творческих  обмороков заработала  себе репутацию  самого  братоубийственного
населенного  пункта страны. От атлантов,  железных коней, роскошных фасадов,
стылых  набережных,  темных парадных,  каналов  и рек следовало  б, конечно,
ждать чего-нибудь  поизящнее.  Это мы тут, истомленные московским  барством,
ленивые и скаредные, давно  уж не смотрим в  небеса. А  там,  в кислых парах
портвейна,   сигаретном   дыму   и   интеллектуальном   пожаре,   вызываемом
галлюциногенным  грибом-поганкой,  казалось,   вызревает  настоящее  русское
сумасбродство, национальная  амбиция, каприз.  Вызрело  ж  пока  одно только
убийство. Петербург стал считаться криминальной столицей России".
     Совершив это блестящее наблюдение, С. Мостовщиков затем на
     протяжении  двух  или трех  страниц  делает  к нему различные оговорки,
после
     чего  обрывает  себя:  "нужно  признаться,  что  окончательное  решение
вопроса о том,  вправду ли Питер  -  самый  криминальный город Земли или это
глупая столичная выдумка, задача совершенно неинтересная. Гораздо интересней
и  печальней  задуматься  о  том,  отчего  бывшая имперская столица, образец
русской  роскоши  и  сумасбродства,  являет  собой  теперь такое тоскливое и
провинциальное зрелище. Питер даже внешне производит запущенное впечатление,
и это абсолютный факт,  а  не интеллигентские выдумки.  Чтобы это  увидеть и
понять, не нужно быть губернатором. Достаточно просто увидеть  этот  темный,
неухоженный город, создающий ощущение нелюдимости и тревоги. Или же, если вы
не  верите глазам  своим, поинтересоваться, например, статистикой  посещений
Питера иностранцами.  Их туда  ездит  столько  же,  сколько и  в Москву. Это
абсолютно  невероятно,  поскольку  Питер,  конечно,  город   приграничный  и
иностранный. Так и задумывался, так и был построен. Не прут чужестранцы туда
валом только потому, что боязно им там сейчас. И скучно".
     Итак, поражением Петербурга объявляется уже то, что иностранных
     туристов приезжает в этот город не больше, чем в Москву! Таким образом,
     Москва заранее отказывается ото всех попыток составить какую-либо
     конкуренцию Северной столице по туристической привлекательности!
     Впрочем, на самом деле в Петербурге, по данным газеты "Коммерсантъ", в
     год бывает около  2 миллионов туристов - примерно в четыре раза больше,
чем в
     Москве. Г-н Мостовщиков просто не в курсе. По данным ЮНЕСКО,
     Петербург по популярности среди туристов стоит на восьмом месте в мире,
     в  то  время  как  Москва  занимает лишь трехсотое  место.  Как  бы  ни
гордилась
     столица своими снегоуборочными, дорожными, канализационными и
     прочими мероприятиями, пока это ей не сильно помогло в туристическом
     отношении. Вот если бы в Москве снесли мрачные бетонные новостройки
     советских  времен (то  есть все, что  расположено  вне стен Кремля,  но
внутри
     кольцевой автодороги) - тогда другое дело. Облик столицы сразу же бы
     преобразился.
     Но С. Мостовщиков не ограничивается наблюдениями над одним только
     городским ландшафтом и обращается к философии. "При всех своих
     нынешних проблемах", пишет он, "Санкт-Петербург имеет колоссальное
     преимущество перед любым другим местом Российской Федерации. Питер -
     единственный город в стране, граждане которого объединены одной общей
     сверхидеей, одной всепоглощающей страстью, одним безусловным
     убеждением, способным сплотить все население в едином нравственном
     порыве. Эта сверхидея - ненависть к Москве". Правда, он тут же
     оговаривается: "В этой нелюбви к столице нет ничего предосудительного и
     глупого. Вся страна не любит Москвы". Это действительно так. Я подолгу
     жил на Волге и на Урале, бывал во многих российских городах от
     Хабаровска до Смоленска, от Мурманска до Новороссийска, и не раз
     слышал высказывания типа: "если на Москву сбросить одну большую бомбу,
     России от этого только полегчало бы". Я, конечно, не разделяю эту
     крайнюю позицию. Я, впрочем, не стал бы и утверждать, что Петербург
     только тем и занят, что лелеет мысль о возвращении себе столичного
     статуса. Никто не оспаривает этот статус у Москвы; странно, однако, что
     москвичам все время почему-то приходится его отстаивать - да еще так
     яростно, как будто от этого зависят судьбы мировой цивилизации.
     Соперничество двух столиц - вещь не новая для послепетровской России.
     В прошлом веке этот спор принимал и более резкие формы, в полемике
     западников и славянофилов, в статьях и письмах Пушкина, Достоевского,
     Владимира Соловьева. Петербург и Москва здесь всегда были только
     символами: на самом деле спор шел об историческом пути России,
     европейском или азиатском. Тогда разногласия по этому поводу принимали
     несравненно большую остроту, чем теперь, потому что столица находилась
     в Петербурге, городе искусственном по своему происхождению и
     назначению. Теперь столица снова в Москве, грандиозный эксперимент,
     затеянный  Петром, можно считать  неудавшимся,  и, казалось  бы,  накал
этого
     старого спора должен был бы сильно уменьшиться. Но нет, из Москвы
     по-прежнему раздаются задиристые голоса, поддразнивающие Петербург и
     глумящиеся над его столичными амбициями. В принципе, это
     неудивительно: Москва стала столицей России  всего 82  года назад, срок
по
     историческим меркам ничтожный, и все никак не может натешиться этой
     нечаянно свалившейся на нее радостью. Удивительно, однако, то рвение, с
     которым гг. московские журналисты, С. Мостовщиков или Е. Киселев,
     пытаются поставить Петербург на место. По-видимому, это постоянное
     желание унизить Петербург обусловлено неким московским комплексом
     неполноценности. Непонятно только, откуда берется эта неистребимая
     ревность. Москва - это подлинная и неоспоримая столица нашей Родины, ее
     административный, финансовый и промышленный центр. Давно уже ушла в
     прошлое культурная неполноценность старой Москвы и ее робость перед
     блестящим Петербургом. Но, как видно, культурные комплексы так просто
     не преодолеваются.
     Что же касается теперешних амбиций Петербурга, то в Москве сильно
     ошибаются, когда считают, что самой заветной мечтой этого города
     является идея вернуть себе статус российской столицы. На самом деле
     петербургские амбиции гораздо шире и значительнее. Петербург - это
     имперский город, и он может быть столицей только Российской Империи,
     колоссального государственного образования, простирающегося от
     Стокгольма до Аляски. Но эту Империю теперь уже никогда не вернуть -
     может быть, к счастью. Все-таки главным преимуществом народов является
     преимущество культурное, и именно в этом отношении Петербург сейчас
     реализует свои амбиции. Для того, чтобы стать столицей мира,
     объединяющей Восток и Запад, совсем необязательно быть политическим
     центром своей страны: ведь удается же сейчас удерживать статус мировой
     культурной столицы Нью-Йорку.


     Несколько дней назад власти Зимбабве сообщили о принятии крутых мер
     против одной из газет, выходящих в этой африканской стране. Негодование
     правительства вызвала "порнографическая фотография", опубликованная в
     газете. На снимке были изображены голые люди, прорывающиеся в
     универмаг; дело происходило в Австрии. Этот булгаковский мотив, как
     выяснилось, возник в связи с весьма оригинальной рекламной кампанией,
     проводимой в Альпийской республике: в ряде австрийских универмагов
     было объявлено, что все покупатели, которые рискнут прийти туда
     совершенно голыми, смогут одеться бесплатно. Устроители этой акции,
     по-видимому,  даже и  не  подозревали,  какой  ажиотаж вызовет эта идея
среди
     раскованных австрийцев. Рекламная акция имела необыкновенный успех; все
     остались довольны, и пострадала только злосчастная африканская газета,
     попавшая под горячую руку.
     В конце прошлого века Редьярд Киплинг, певец британского
     империализма, написал следующие известные строки:
     О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
     Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень Суд.
     До Страшного суда вроде бы пока еще дело не дошло, но Восток и Запад,
     похоже, окончательно сдвинулись со своих мест. В культурной Австрии
     люди разгуливают по улицам нагишом, даже без набедренных повязок; в то
     же время в дикой Африке запрещают газету за одну слишком вольную, с
     точки зрения властей, фотографию. Интересно, а как они там, в Зимбабве,
     ходят по улицам? Неужто все во фраках?
     С точки зрения экономической тоже все перевернулось. Колониальный
     Гонконг давно обогнал по количеству роллс-ройсов Британские острова.
     Индийская чайная компания уже может позволить себе купить английскую
     развесочную фабрику. Западная цивилизация выдыхается на глазах. Еще
     немного, и мы увидим в Европе одни только орды дикарей, охотящихся на
     каких-нибудь бизонов среди заброшенных соборов и дворцов. Современное
     западное искусство подтверждает это научное предвидение. Первобытная
     наскальная живопись, пожалуй, требовала большей технической
     изощренности от художника, чем нынешние изобразительные творения.
     Западная музыка почти вернулась к своим истокам: мерным ударам
     тамтама, у костра, под хорошую травку или грибочки. Осталось совсем
     немного - сжечь  старые книги, которые все равно уже никому не понятны,
и
     предаться вольной жизни под открытым небом.


     Парламентская ассамблея Совета Европы, проходившая на этой неделе в
     Страсбурге, после долгого и горячего обсуждения приняла нелегкое
     решение - лишить Россию права голоса в Совете Европы. России пригрозили
     и полным исключением из Совета Европы, если она не начнет "соблюдать
     права человека в Чечне". Из российской делегации только два человека
     проголосовали за санкции против России: правозащитник Сергей Ковалев
     "потому что так велит ему его совесть" и Владимир Жириновский "потому
     что России нечего делать в такой Европе".
     Я люблю по злободневным поводам цитировать классические тексты; в
     данном случае мне, однако, ничего не приходит в голову, кроме старинной
     мудрости: "и Вселенной есть пределы, но нет пределов глупости
     человеческой". По свежим данным, обнародованным в сенате США,
     холодная война одной только Америке обошлась в 4,5 триллиона долларов.
     Противостояние с Россией потребовало от Запада неисчислимых
     человеческих, экономических и военных ресурсов. Неужели им все еще
     мало? Я понимаю, у американцев нет исторической памяти, но как могла
     Европа,  поседевшая  в  сражениях,  забыть  о  том,  как  это  было три
последних
     века? Начиная с Полтавской битвы, все военные столкновения России с
     Западом оканчивались для последнего весьма плачевно. Соседство с
     Россией держало Запад в постоянном напряжении, заставляло его
     объединяться, строить коалиции, возводить оборонительные линии, военные
     и психологические. Чувства европейцев по этому поводу хорошо выразил
     Мицкевич, сказавший о России, что она "словно приготовившись к походу
     на Европу, с оружием в руках, грозным взором озирает Восток и Запад".
     Наконец нервы у Запада не выдерживали, и он бросался на Россию,
     по-видимому, полагая, что  тот затаенный ужас, который вызывала  у него
эта
     страна, как-нибудь рассеется, если удастся ее завоевать и приобщить к
     основным европейским ценностям. Чем это заканчивалось, хорошо
     известно. Но исторических уроков никто не извлекал; по прошествии
     некоторого времени все начиналось сызнова.
     И вот теперь, чуть ли не впервые за всю свою тысячелетнюю историю,
     Россия решила повернуться к лесу задом, а к Европе передом
     (перефразирую здесь известное изречение Петра Великого: "Европа нам
     нужна на  несколько десятков  лет, а  потом  мы  к ней повернемся..." -
здесь
     Петр выразился даже несколько грубее). Последние десять или пятнадцать
     лет мы так трогательно умоляем Запад принять нас в семью цивилизованных
     народов, что будущего историка, наверное, не раз прошибет горячая слеза
     умиления по этому поводу. Старушка Европа долго кокетничает и наконец
     соглашается ввести русского медведя в свои ветхие святилища. Но ничего
     хорошего  из  этого так  и  не  выходит:  неуклюжее  животное,  как  ни
старалось,
     но так и не научилось вести себя прилично в хрупком мире западных
     демократий. Теперь, по-видимому, уже и не научится.
     То, что делал Запад все эти долгие пятнадцать лет - это не то что
     страшная его ошибка, а просто одна историческая глупость. Когда Россия,
     обескураженная грандиозным крушением своего последнего всемирного
     эксперимента, кинулась к нему объятия на одно историческое мгновение -
     Запад брезгливо оттолкнул ее, видимо, полагая, что теперь все решено и
     говорить  тут больше не  о чем. Никому не пришло в голову,  что  Россия
сама
     преодолела коммунизм, это мрачное наваждение, стоившее такой крови
     народам Востока и Запада. Никто не помог России выбраться из-под
     обломков ее империи, простиравшейся от Берлина до Шанхая и до
     полусмерти напугавшей мирные, изнеженные нации свободного западного
     мира. Когда Россия прилагала неимоверные усилия, чтобы выкарабкаться из
     экономической пропасти, в которой она оказалась, никто на Западе не
     посчитал  нужным   оказать   ей  хоть   какое-нибудь  содействие;  нет,
американцы
     и европейцы тряслись над своими копеечными миллиардами, не желая
     поступиться даже крохотной частицей своего благосостояния, и так уже
     совершенно беспримерного в истории.
     Таким образом, Запад допустил ошибку - а за ошибки принято
     расплачиваться. Сейчас уже ясно, что Россия и сама, без внешней помощи
     сумеет преодолеть свои временные затруднения. Но предательства со
     стороны Запада она уже не забудет. У западных народов был один
     исторический шанс связать Россию своими обязательствами, и этот шанс
     упущен безвозвратно. Теперь мы ничего не должны Западу. Если у России
     еще остались силы, она опять окрепнет, и снова повторится то, что
     составляло главную интригу трех последних столетий. Заодно выяснится и
     то, остались ли у самого Запада силы на еще одно противостояние.


     На  днях, развернув  в  метро  свежий  выпуск  городской  газетки "Утро
Петербурга"  (настолько подобострастной по отношению  к  нашему губернатору,
что ее, по-моему, и пишет по ночам сам губернатор - с немалым, надо сказать,
вдохновением), я обнаружил там следующее поздравление: "С наступающей Пасхой
вас! С Первомаем! С Днем Победы! С Праздником мирового хоккея!".  Ну, насчет
праздника, постигшего  мировой хоккей,  редакция  явно  слегка погорячилась.
Наши  городские власти  вообще,  похоже, склонны  неумеренно  преувеличивать
значение "Ледового побоища",  начавшегося вчера  в  Петербурге.  Куда там до
него настоящему  Ледовому побоищу, состоявшемуся в апреле 1242 года  на льду
Чудского  озера.  Кстати   говоря,   довольно  странно,   что  петербургский
губернатор, столь  падкий на исторические аналогии, не использовал  еще  это
уподобление  в своей предвыборной кампании. По-моему, он просто  великолепно
бы смотрелся в роли Александра Невского. Я  так и вижу  его, отчитывающегося
по  городскому  телевидению  перед петербуржцами:  "чуди перебито без числа,
немцев  до 400 человек, да еще взято в плен шестьдесят ливонских рыцарей". В
судьбах этих политиков есть  определенное  сходство: у  Александра  Невского
тоже  были  трудности  во взаимопонимании  с простыми новгородцами  (которые
очень заметно меняли свое расположение к князю в зависимости от того, далеко
или  близко были  враги от городских стен,  и то изгоняли  его, то призывали
обратно). Не избежал  князь и трений с  федеральным центром,  который  тогда
находился  в Орде. Но, как и нашему губернатору, после некоторых затруднений
ему все же удалось получить ярлык на княжение от Великого Хана.
     Но я  хотел поговорить не об этом, а странном смешении наших теперешних
праздников:  революционных,  дореволюционных  и послереволюционных  (русская
революция, как известно, была самая долгая в  истории - она длилась целых 73
года).  Население, похоже, спокойно относится ко всем этим условностям и без
всякого внутреннего сопротивления совмещает главный  христианский праздник с
Днем  международной солидарности  трудящихся. Да  и  худо ли  после  бурного
разговенья опохмелиться, подняв тост за Всемирный Интернационал? Все равно в
глубине души мы  как были, так и остались советскими людьми. Зачем же ломать
традиции? У  меня даже на заграничном паспорте до сих  пор  красуется "СССР"
(как бы  ни иронизировали  на Западе,  что  я  теперь выгляжу как  гражданин
Римской Империи  - недавно я был в  Европе  и слышал там эту шутку  не менее
двух  раз). Вообще  у нас  сейчас  интересное время: может быть,  впервые  в
русской  истории мы не просто осуществили слом эпохи  (это  наша излюбленная
национальная забава), но и сделали попытку осуществить некий синтез, сплавив
воедино Советский Союз, Российскую Империю и Московскую Русь (Киевскую у нас
отобрала Украина). Труднее всего здесь решить  вопрос со столицами,  гордыми
символами  этих  столь  разных эпох  нашей  истории. Но  и здесь  наметилось
компромиссное  решение:  Россией правят петербуржцы,  хотя  и  делают это из
Москвы. Нашей  монголо-татарской  страной  только  оттуда и можно управлять,
другого языка, кроме  московского, она,  по-видимому,  не понимает.  Правда,
высоких иностранных  гостей возить в Москву  стыдновато;  Путин принимает их
поэтому  где-нибудь  в  Зимнем  или Михайловском  Дворце,  где  он,  похоже,
чувствует себя намного комфортнее, чем в Кремле.
     Только  в  одном  отношении  переварить советскую  эпоху  будет  крайне
затруднительно - в стилистическом. Этот период обладает ярким и неповторимым
"стилем  эпохи", который  при любых попытках  затушевать  его  или  сгладить
проявляется  снова и снова, как кровавое пятно леди  Макбет. Остается только
пародировать этот стиль, превращая его в пустую  постмодернистскую  игрушку.
Печатные   издания  в  последние  годы   очень  полюбили  эти  увлекательные
упражнения. Особенно  им пришлось по  вкусу приспосабливать к  современности
одну  из  самых знаменитых  советских идеологических акций  - так называемые
"Призывы к 1 Мая". Я и сам хотел попробовать себя в таком жанре, но недавно,
перелистывая  своего  любимого  философа Владимира Соловьева,  наткнулся  на
отрывок, настолько изящно выдержанный в этом стиле, что мне было бы трудно с
ним соревноваться. Я думаю,  в пасхальный вечер накануне 1 Мая  он прозвучит
особенно уместно:
     "Я знаю, что церковь на земле есть церковь  воинствующая, но  да  будет
проклята война междоусобная! Да обличится и рассеется давний обман, питающий
беззаконную  вражду и ею питаемый!  Да возгорится новый  огонь  в охладевшем
сердце невесты Христовой!  Да  сокрушатся  и  ниспровергнутся все  преграды,
разделяющие то, что создано для объединения Вселенной!".


     В  США   на  днях   был   обнародован  секретный   доклад  командования
американских ВВС об успехах  альянса НАТО в прошлогодней войне с Югославией.
Моя  "Хроника", как  известно, именуется  "иронической", но при всем желании
иронизировать  над  этими достижениями очень трудно. Самый  типичный элемент
смеховой культуры - это комическое преувеличение, но здесь преувеличить  еще
что-нибудь  просто невозможно.  Когда  я  учился  в  ЛГУ,  один  чудаковатый
профессор  у  нас  часто говаривал,  если  заданное  им  задание оказывалось
слишком легким: "что значит доказать эту теорему? Да просто громко повторить
условие!".  Так  вот,  для  того,   чтобы  высмеять  результаты  югославской
кампании, достаточно вслух огласить ее итоги. Итак,  по оценкам американских
экспертов,  за  все  время  войны  с  Югославией  самолеты НАТО  поразили 14
сербских   танков,   18   бронетранспортеров   и   20   минометных   орудий.
Действительно, трудно еще сказать что-либо по этому поводу.
     Западные страны любят сравнивать свои военные бюджеты с российским - их
тысячекратное  превосходство производит на  них успокоительное, убаюкивающее
действие. Не  знаю, как им объяснить,  что в войне финансовые  ресурсы - это
далеко не главное. Невозможно даже сопоставить их по своему значению с самой
обыкновенной способностью населения идти на какие-то жертвы  ради достижения
неких отвлеченных целей (будь то государственная независимость, выход к морю
или контроль над отдаленной  провинцией).  Недавно я  ехал на  электричке из
Берлина в Мюнхен, глядел на розовых, ухоженных немецких бюргеров в вагоне, и
думал,  что при самом воспаленном воображении их невозможно представить себе
где-нибудь в  окопе. То ли дело наши соотечественники - уж они-то  из окопов
никогда и  не выбирались за всю долгую русскую историю. Впрочем, какой может
быть  спрос сейчас с  Германии? Любая  страна,  которая  в течение какого-то
времени не  защищает себя, возложив  эту обязанность  на  другого, неизбежно
стремительно  деградирует в этом  отношении.  Некогда лидийский  царь  Крез,
лишившийся  своего   царства  после  сражения  с  персами,  дал  персидскому
царю-победителю  замечательный  совет.  Он  предложил   ему  усмирить  своих
лидийцев следующим  простейшим образом: оставить им  их богатства и отобрать
оружие.  Уже  через  одно  поколение,  утверждал  Крез,   лидийцы  настолько
изнежатся, что никогда и никому больше не будут опасны. Именно так и сделала
Америка: она запретила Германии защищаться самой,  но  усиленно  помогла  ей
разбогатеть.  Но,  как   выясняется,  слухи  об  американской  военной  мощи
оказались   сильно   преувеличенными    -    ничего,   кроме   впечатляющего
психологического  штурма,  американцы  делать  так  и  не научились.  Просто
оторопь берет,  когда видишь, к  какому ничтожному  результату приводит весь
голливудский размах их военных постановок.
     Вообще говоря, и это ничуть не удивительно. Население США составлено из
граждан,  которые во все  эпохи и со всех континентов бежали туда  от  своих
войн,  от  смуты,  от  разрухи,  от  анархических  народов  и  деспотических
правительств.  С  этим  связано как патологическое недоверие  американцев  к
власти (на  избирательном  участке там вручают список  из  нескольких  сотен
фамилий:  на свои посты баллотируются начальники  городской пожарной охраны,
налоговые  инспектора,  управдомы и чуть  ли  не водопроводчики),  так и  их
фатальное неумение и нежелание воевать.  Непонятно,  однако,  каким  образом
народ с такими оригинальными национальными особенностями сумел  превратиться
в мирового  жандарма. Я  все  же склонен  считать,  что  это  недоразумение.
Безвольные нации  часто  охватывает  мания  преследования,  а в американском
случае, при колоссальном денежном излишке, эта мания привела к непомерному и
небывалому  увеличению военного арсенала. Югославский казус показал  со всей
очевидностью, что  сам по себе этот арсенал не имеет ни малейшего значения в
реальном столкновении интересов.


     В Москве,  в издательстве "Новое литературное обозрение" вышла книга М.
Л. Гаспарова "Записи и выписки". Ее  автор  - известный московский филолог и
литературовед  (с  поправкой на цитату из Аристотеля,  которую он сам  любит
приводить: "известное известно  немногим",  да еще на  фразу  из его  книги:
"Песнь  о Роланде сочинил неизвестно кто, да и то, наверно, не он"). Я читал
в  "Коммерсанте"  рецензию  на  этот  труд,  и запомнил  оттуда  один  тезис
Гаспарова "Стиль - это,  упрощенно говоря, соблюдение меры архаизации и меры
вульгаризации текста"  ("Это упрощенно!",  восклицал  рецензент). Книга меня
заинтересовала, и, когда она попалась мне в руки, я не упустил возможности с
ней   внимательно  ознакомиться.  Действие  она  на  меня  произвела  просто
ошеломляющее - ничего  подобного  я не мог  даже  ожидать. Совсем недавно  я
как-то проглядывал на сон грядущий Поля Валери, его знаменитые "Тетради",  и
поражался, как  можно  нагромоздить тридцать  томов  таких банальностей, как
"совершенство - это труд" и "дороги  музыки  и поэзии  пересекаются".  Такие
книги создаются по рецепту, описанному  Пушкиным: "Дядя мой однажды занемог.
Приятель посетил его. "Мне скучно, - сказал дядя, - хотел бы я писать, но не
знаю  о  чем".  "Пиши  все, что  ни  попало,  - отвечал  приятель, -  мысли,
замечания литературные и  политические, сатирические  портреты и  т. п.  Это
очень  легко: так писывал Сенека и Монтань"". Так же пишет и Гаспаров; в его
"Записях   и   выписках"  в   причудливом  винегрете   перемешаны  анекдоты,
наблюдения,    наброски,   сны,   цитаты,    умозаключения,    воспоминания.
Сгруппированы  они просто по алфавиту, очень условно,  конечно  - только для
того,  чтобы набросить, так  сказать, "златотканный покров" над  "безымянной
бездной".  Опусы  такого рода  обычно не  слишком  содержательны,  наверное,
потому,  что  кажущаяся  легкость  их  сочинения  быстро  склоняет автора  к
некоторой легковесности. Этого,  однако, нельзя сказать  о книге Гаспарова -
более содержательного произведения я не встречал уже много лет. "Записи" его
интересны, потому что он очень умен и наблюдателен, а "выписки" - потому что
они  делались, по-видимому, на  протяжении  долгого времени  и из  огромного
количества текстов. Единственный недостаток книги - это относительно большое
количество повторений;  но  при таком  обширном привлеченном  материале это,
наверное, неизбежно.
     Читая  книгу  Гаспарова,  я  не  мог   удержаться  от  того,  чтобы  не
прокомментировать некоторые ее  пассажи. "Примечания к примечаниям"  лишь на
первый  взгляд  выглядят  нелепо;  на  самом  деле  это  магистральная линия
современной культуры, и западной и  русской. Приводя здесь эти свои заметки,
я тем  самым убиваю двух зайцев: знакомлю читателя с отрывками из  "Записей"
Гаспарова, и демонстрирую ему тот эффект, который  меня самого  поражал  при
чтении: как будит мысль нейтральный материал, поданный умело и  со вкусом, а
главное - в достаточном изобилии.
     МЛГ> Анекдот: разговаривают два близнеца  в  утробе: "Знаешь, как-то
страшно рождаться, ведь оттуда еще никто не возвращался".
     ТБ>  Шутка выглядит  пустячной, пока не вспомнишь, откуда  взята эта
хрестоматийная  цитата  "the  undiscover'd  country,  from  whose  bourn  no
traveller  returns". Как вариация этого анекдота звучит сентенция  Набокова:
"жизнь -  большой  сюрприз;  не  вижу, почему бы  смерти  не  оказаться  еще
большим".
     МЛГ> Народность: "У  нас  дважды два тоже четыре, да выходит  как-то
бойчее".  Православие:  "Если  бога  нет, то какой же  я штабс-капитан?" Для
Самодержавия формулу русской классики я пока не смог найти.
     ТБ>  Предлагаю цитату  из  П.  А. Вяземского:  "У  нас  самодержавие
значит, что в России все само собою держится".
     МЛГ> Дерптский  полицмейстер  Ясинский плачет о  смерти  имп.  Марии
Феодоровны: "Кто же теперь у нас будет вдовствующей императрицей?"
     ТБ> Соотношение привычного и  непривычного  - сложная  штука. Лотман
писал о московском полицмейстере, который озадаченно заметил после нашествия
французов: "Сколько лет служу, а такого не припомню".
     МЛГ>  Вторую часть "Робинзона Крузо" не напечатали в БВЛ, потому что
там есть фраза: "Доехал до Урала, а все Китай"
     ТБ> Интересно, с какой стороны он ехал?
     МЛГ>  ...о гвардейском офицере, который в 25 лет продал всех мужиков
и оставил баб, чтобы заселять поместье собственными силами.
     ТБ> Крепостничество, конечно, ужасная вещь и язва русского общества;
но когда я читаю о страданиях по этому  поводу нашего передового дворянства,
перед моим воспаленным взором невольно возникает рынок в Стамбуле или Нижнем
Новгороде,  с   его  полной  свободой  выбора,  и  все  ужасы  как-то  сразу
смягчаются...
     МЛГ>  Потоптал  мороз цветочек, и  погибла  роза.  Жалко,  жалко мне
цветочка, жалко и мороза (Шевченко).
     ТБ> Интересно, как это звучит по-украински? По ритму и по содержанию
стишок  подозрительно  смахивает  на  балладу  Гете:  "Roeslein,   Roeslein,
Roeslein rot, Roeslein auf der Heiden".
     МЛГ> Фет: как он  в Италии завешивал окна  кареты, чтобы не смотреть
на всем нравящиеся виды.
     ТБ> Фет вообще был большим оригиналом. Когда ему случалось проезжать
в Москве мимо  Университета, он всякий раз считал своим долгом остановиться,
плюнуть в  окошко в сторону этого  рассадника свободомыслия, и только  потом
ехать  дальше.  Кучер  так  привык  к  этому,  что  останавливался  уже  без
приказания.
     МЛГ>   С.  <Аверинцев>   рассказывал:  в  клозетах  библиотеки
Британского музея он впервые увидел надписи со ссылками на источники.
     ТБ>  Надписи  в  клозетах  крупных  библиотек, этих мировых  центрах
культуры  и учености -  увлекательнейшее чтение.  В Российской  Национальной
Библиотеке (Петербург)  я, правда, ссылок на источники пока  не встречал, но
видел  там  надписи потрясающей  глубины  и  осмысленности:  от  философской
сентенции  "пенис -  это фаллический символ"  до призыва  уборщицы "не льсти
себе  - подойди ближе". (Один мой  высокоморальный и высокообразованный друг
как-то  назвал мою  "Хронику" "сатирной",  разгневавшись на  ее легкомыслие.
Теперь у него будет еще больше поводов к этому).
     МЛГ> Город Мальта при Павле I приравнивался к российским губерниям.
     ТБ>  Павел,  как известно, был  не только  русским императором, но и
Великим Магистром Мальтийского ордена; заседания мальтийских рыцарей при нем
нередко  проходили   в   Гатчине  под  Петербургом.  У   Павла  вообще  было
своеобразное  отношение к русской  географии: как сообщает Ключевский, в его
царствование  был  запрещен  ввоз  в  Россию любых книг, кроме написанных на
тунгусском языке.
     МЛГ> Бердяева, Набокова и Камю сотрудница купила в селе Ночной Матюг
близ Мариуполя.
     ТБ> А что, по-моему, очень романтичное и даже поэтическое название.
     МЛГ> Muttersprache - называл Пастернак русский мат.
     ТБ> "Muttersprache" по-немецки -  "родной язык".  По-итальянски  это
звучит еще  яснее  для  русского уха:  "lingua materna".  "В отношении таких
слов, которые являются нелитературными, грешен, употребляю. Но по  отношению
к людям  никогда, стараюсь не обижать  личность. А для того, чтобы связывать
различные части предложений, бывает" (Юрий Лужков).
     МЛГ>  Приказ  по германским  частям  1918  г.  на  Украине: не иметь
победоносного вида, чтобы не раздражать население.
     ТБ> Кто бы  американцам  сейчас  посоветовал "не иметь победоносного
вида, чтобы не раздражать население", украинское, а особенно русское.
     МЛГ>  Русское  бремя  белых  перед  Востоком  и  бремя  черных перед
Западом.
     ТБ>  Стихотворение "Бремя белых" ("The White Man's  Burden") Киплинг
написал, когда  США  захватили Пуэрто-Рико, Филиппины и Кубу.  "Несите бремя
белых",  призывал он американцев ("take up the White Man's  burden"). Несите
его, даже если вам  придется "to  veil  the threat of terror,  and check the
show of pride"  -  сдерживать  страх  или  скрывать  чувство  гордости  (см.
предыдущую  запись).  Впрочем,  при  нынешнем торжестве политкорректности  в
Америке (см. следующую запись) нести "бремя черных" перед Западом - не такое
уж  большое бедствие.  Странно, однако, что  перед побежденными  индейцами и
порабощенными  неграми американцы  испытывают  чувство  исторической вины, а
перед русскими, потерпевшими поражение в холодной  войне -  нет. Ну, все еще
впереди.
     МЛГ>  Колумбов день  -  первый  понедельник октября:  в  справочнике
написано: этот праздник - не  для того, чтобы вспомнить открытие Америки, за
которое  нам  так  стыдно перед индейцами, а  для  того, чтобы  полюбоваться
красками осенней листвы.
     ТБ>  Блестящая  логика  этого высказывания напоминает  мне резолюцию
Александра III, также приводимую Гаспаровым: "Приказываю дать Каткову первое
предостережение  за эту статью и вообще за все  последнее направление, чтобы
угомонить его безумие и что всему есть мера".
     МЛГ> Император Леопольд в год осады Вены подписал 8256 бумаг.
     ТБ>  Это  что, вот  император  Бонапарт  даже  в Кремле,  "в  снегах
пылающей Москвы"  ни  на  минуту не забывал  о своей  колоссальной  империи,
простиравшейся  тогда   на  всю   Европу.  Он  подписывал   декреты,  указы,
постановления, и  между  делом основал  главный  французский государственный
театр  (Comйdie  Franзaise),  который  и  по сей  день  управляется  по  так
называемому  "московскому  декрету"  Наполеона.  Великая  историческая мечта
Владимира  Соловьева  о мировом  всеединстве  сбылась тогда,  хоть  на  одно
мгновенье, но сбылась!
     МЛГ> Наполеон спросил придворного, что скажут добрые французы, когда
он  умрет.  "Ах, они скажут: что же теперь с нами  будет" итд. "Вы  думаете?
Может быть. Но сперва они скажут: Уф!". Мировая  культура сказала "уф" после
смерти  Пикассо, русская после смерти Толстого, но не после смерти  Пушкина:
Пушкина она похоронила заблаговременно еще в 1830.
     ТБ>  Да, это  так. "Примирившись с  действительностью",  то  есть  с
правительством,  Пушкин  страшно уронил  себя  во  мнении  русской  публики,
которая всегда была отменно свободолюбива. Шумная слава  Пушкина  началась в
начале 1826 года, когда поступил в продажу первый сборник его стихотворений.
Это  случилось  через  две недели  после  разгрома  восстания  на  Сенатской
площади;  русский  читатель,  и так  чрезвычайно  падкий на любое проявление
фронды,   искал  в  невинных  лирических  стихах  Пушкина   оппозиционности,
оппозиционности под любым соусом. Имя  Пушкина на обложке  здесь уже служило
рекомендацией; как  замечал  позднее сам поэт, "все возмутительные  рукописи
ходили  под  моим  именем, как  все  похабные  ходят  под  именем  Баркова".
Неудивительно, что "Стихотворения  Александра  Пушкина"  расхватывались, как
горячие пирожки на Невском, несмотря на  высокую  цену  сборника - 10 рублей
(где-то $20-30 на наши деньги). Позднее же, когда  Пушкин неожиданно поладил
с  царем,  его  произведения  утратили  вкус  запретного  плода,  и  публика
отвернулась от него в мгновение ока; поэзия как  таковая ее не интересовала.
Итого всей славы Пушкину было отпущено 4 или 5 лет:
     И альманахи, и журналы,
     Где поученья нам твердят,
     Где нынче так меня бранят,
     А где такие мадригалы
     Себе встречал я иногда:
     E sempre bene, господа.
     МЛГ>  "Мы  ели  венский шницель, после  чего  я  сочинил один  стих:
надулись жизни паруса". (С. М. Соловьев, восп. о гимназии).
     ТБ>  Вот дотошный человек! Сережа Соловьев (племянник Вл. Соловьева,
друг  Блока и Андрея Белого) в своем лирическом  порыве, может, и не  имел в
виду никаких натуралистических  подробностей...  Литераторы  вообще  ужасные
люди, от них  того  и  жди подвоха.  Флобер как-то  писал  Луизе  Коле:  "Ты
единственная  женщина,  которую я любил  и которой обладал" ("Tu  es bien la
seule femme que j'aie aimйe et que  j'ai eue"). Я  думаю,  Луиза была сильно
польщена, увидев это признание; но несколькими строками ниже выясняется, что
женщин, которые были у  него до этого, Флобер либо любил без обладания, либо
обладал ими без любви.
     МЛГ> "А  скверная вещь эта холера!  Того  и глядишь,  что зайдешь ты
завтра ко мне... нет, зайду я к тебе, и скажут мне,  что  ты умер" (Вяз., 8,
167).
     ТБ> Кажется, это  называется инверсия... И еще одна шутка Вяземского
на эту  тему: "Иные думают, что кардинал Мазарин умер, другие, что  жив, а я
ни тому, ни другому не верю..."
     МЛГ>  Евг. Иванов  писал Блоку по поводу секундантства: помилуй, что
ты затеял: что,  если, избави Боже, не  Боря  тебя убьет, а ты Борю - как ты
тогда ему в глаза смотреть будешь? и потом, мне неясны некоторые технические
подробности, например, куда, девать труп...
     ТБ>  Поразительно, как преображается наш взгляд  на вещи, когда одни
условности человеческого общежития сменяются другими. Это тема "Дон-Кихота":
"рыцарь печального  образа" остался рыцарем, но сама  рыцарская эпоха ушла в
прошлое. Во времена Пушкина  отказ от  дуэли был немыслимым, а  Розанов  уже
может  преспокойно записать в дневнике: "Вечером пришли секунданты на дуэль.
Едва отделался". И  самое главное, что смешны здесь уже эти  "секунданты", а
не почтеннейший Василий Васильевич.
     МЛГ>  Когда Меццофанти  сошел  с ума,  он из  всех  своих  32 языков
сохранил в памяти только цыганский.
     ТБ>  По  другим  данным,  кардинал  Джузеппе Меццофанти знал  больше
полусотни языков. Когда Гоголь  жил в Риме, он очень любил с ним общаться, в
том  числе  и по-русски.  "Кардинал,  обдумав  фразу,  держался за нее очень
долго,  выворачивая  ее  во  все  стороны, не делая  шагу  вперед, покуда не
являлась новая придуманная фраза, и при живости старика это имело комическую
сторону,  передаваемую  Гоголем  весьма  живописно.  Он  наклонялся  немного
вперед, начинал вертеть шляпу и говорить итальянской скороговоркой: "Какая у
вас  прекрасная  шляпа... прекрасная круглая шляпа, также и белая,  и весьма
удобная  -  это точно  прекрасная,  белая,  круглая, удобная  шляпа"" (П. В.
Анненков, "Гоголь в Риме").
     Байрон,  который тоже жил в Италии и тоже любил поболтать с Меццофанти,
называл   его  "лингвистическим   чудом,   Бриареем  частей  речи,   ходячим
полиглотом"  и  даже  "тем,  кому  следовало жить  во  времена  вавилонского
столпотворения, чтобы быть всеобщим переводчиком". Он проверял кардинала "на
всех языках, на  которых  знал хоть  одно  ругательство"  и тот  поразил его
настолько, что поэт "готов был выругаться по-английски".
     МЛГ>  А. Битов сказал: если сбросить на Ленинград нейтронную  бомбу,
то останется Петербург, а к Москве это неприложимо.
     ТБ> От Москвы в самом деле ничего не останется. Странно, и Москва, и
Петербург  -  это  города  катастрофичные, если  так  можно  выразиться,  но
катастрофичность у них,  как и все остальное, очень разная. В Петербурге все
катаклизмы  непременно   связаны  с  водой,  с  наводнениями   -  достаточно
перечитать  "Медный  Всадник";  в  Москве  же  и культурные,  и исторические
катастрофы  связаны  только с  огнем.  Что  нам  вспоминается из  московской
истории в  первую очередь? Иван Грозный, подгребающий угольки  под бояр,  да
пожар Москвы, учиненный  поляками в 1612 году,  да французами  в 1812  году.
Гоголь сжег свои  "Мертвые Души"  не в  Петербурге и не в  Риме, а именно  в
Москве.  В  1918  году  мужики,  революционно  настроенные  по  отношению  к
культурным ценностям  старого мира, сожгли Шахматово,  подмосковную  усадьбу
Блока.  По  всей  видимости,  две  русские столицы основывались под  разными
знаками зодиака.
     МЛГ> "Петербургский миф" в словесности  апокалиптично-хаотичен, а  в
живописи и графике хорошенький и стройный.
     ТБ>  Не  вижу   здесь  противоречия:  чем  пышнее  и  величественнее
строение, тем торжественнее оно рухнет, когда настанут сроки.
     МЛГ> "Скверное кофе" от  лица рассказчицы  и "кофе  простыл" от лица
светского персонажа - у Берберовой.
     ТБ> Таинственное  это слово - кофе. Что там Берберова! У Булгакова я
встречал  фразу:  "Кофе в  чашке стояло на  письменном  столе" ("Театральный
роман", гл. 5).  И  у Бунина как-то мелькнула фраза: "кофе горячо и крепко".
Аналогичный  промах попадался мне  и  у  Набокова. Прав  был Саша  Садовский
(http://sadovsky.newmail.ru/), когда предлагал  перевести  "кофе" в  средний
род - во избежание ненужных затруднений.
     МЛГ> "Дисциплинированный энтузиазм", возбуждаемый монархом в русском
народе - выражение Н. Данилевского.
     ТБ>  На Западе русские  порядки предпочитали называть "le despotisme
йclarй" (в английском варианте - "enlightened despotism").
     МЛГ> Л. Толстой о памятнике Пушкину: стоит на площади, как дворецкий
с докладом "кушать подано" (восп. И Поливанова, рукопись).
     ТБ> Полный  текст толстовского высказывания еще интереснее: "Вот был
Пушкин.  Написал  много всякого вздору.  Ему поставили  статую. Стоит  он на
площади  etc."  Это выдержка не  из  статьи или  письма, а  из  устной  речи
Толстого. Лев  Николаевич зашел  как-то в гимназию, где учились его дети.  В
директорском кабинете он разговорился, и  поведал много  интересного;  в это
время одна  дама, находившаяся там, постеснялась  выйти к нему из-за  шкафа,
где она сидела, и, чтобы не терять зря  времени, записала точную стенограмму
всей беседы. Прелюбопытный документ, надо сказать, получился.
     МЛГ>  Аканье  Льва  Толстого: имена  "Каренина"  вместо "Кореньина",
"Каратаев" вместо "Коротаев". Впрочем, кто-то  говорил, будто фамилия Анны -
от греч. carene, "голова", и делал выводы о рационализме и иррационализме.
     ТБ> Мне приятно поправить в этой мелочи выдающегося  литературоведа:
речь  шла,  конечно,  о  фамилии  не  Анны  Карениной, а  ее  мужа,  Алексея
Александровича - откуда и производился его "головной", рассудочный характер.
Об этом сообщает С. Л. Толстой в своих "Воспоминаниях".
     МЛГ>  Персидский  великий визирь Абул  Касем Исмаил (Х в.) возил  за
собой свою 117000-ную библиотеку на 400 верблюдах по алфавиту.
     ТБ> Россия - тоже очень литературная страна. Как пишет Ключевский, в
Москве  как-то  в  конце 1820-х годов производилось  судебное  дело о некоем
откупщике;  его вели  15 секретарей, не считая  писцов, и оно  разрослось до
нескольких  сотен  тысяч  листов. Наконец было велено собрать  эти  бумаги и
переслать  их  из  Московского  департамента в  Петербург; наняли  несколько
десятков  подвод  и,  нагрузив дело,  отправили  его в  столицу. Правда,  по
какой-то загадочной причине все оно пропало  без вести  до последнего листа,
"так  что  никакой  исправник,  никакой  становой  не  могли ничего сделать,
несмотря на строжайший приказ Сената; пропали листы, подводы и извозчики".
     МЛГ> Свеж металлический ветер осенью.
     Росинки нефритовы и жемчужно круглы.
     Светлый месяц чист и ясен. Красная
     Акация душиста и ароматна. Надеемся,
     Что Вы процветаете в постоянном благополучии...
     (
Китайское деловое письмо
)
     ТБ> Китайская словесная культура - величайшая  в  мире;  правда, она
несколько своеобразна. В качестве комментария к этому тексту  приведу другую
цитату Гаспарова: "В Китае, писал Марко Поло,  за все уголовные преступления
можно  от смертной  казни отплатиться деньгами,  кроме  трех:  отцеубийства,
матереубийства и не по форме вложенного в конверт казенного письма".


     Ровно десять лет назад на  съезде народных депутатов РСФСР была принята
Декларация о независимости. Наше желание присоединиться к  свободному миру в
то время было  настолько  неистовым,  что  мы без  разбору  брали у него все
подряд:   вольные  нравы,   свободные   цены   -   и   даже  государственную
независимость.  Давайте  во  всем  подражать  США! Если  у  них  так  хорошо
получилось,  почему же у нас  не  получится? Разделим Россию  на  89 штатов,
изберем президента,  и будем  проповедовать всему миру идеалы  процветания и
демократии.  Империя  Зла  искренне и горячо покаялась в своих  злодеяниях и
возмечтала стать Империей Добра. России оставалось только радостно слиться в
сладостных объятиях с Америкой (что, впрочем, мы не раз и проделали в начале
90-х). Остальной мир наблюдал за этим  неожиданным поворотом  событий весьма
настороженно, но простые американцы,  по-моему, так и приняли все  за чистую
монету.  Я  читал как-то  в то  время справочник по  странам мира,  изданный
"Central Intelligence Agency"  в 1993  году. Ну что  ж, там  так  черным  по
белому и написано:
     USA, Independence: 4 July 1776 (from England)
     Russia, Independence: 24 August 1991 (from Soviet Union)
     Что же это был такой за  страшный и таинственный Soviet Union,  который
подчинил  себе  Россию  на целых  семь  десятилетий?  Французы в  1812  году
просидели в этой  стране всего полгода, немцы  в 1940-х - четыре года, а тут
так  долго  и с  такими ужасными последствиями...  Наверно,  это было что-то
вроде  татаро-монгольского  ига.  От  русских  всего  можно  ожидать,  в  их
государственном  устройстве  сам  черт  ногу сломит.  Казалось  бы,  русская
история совсем близка к американской - негров и тех освободили от крепостной
зависимости  в том же  самом 1861  году. Но все эти  войны, смуты, революции
какие-то постоянные -  что это за загадочные  вещи? И что им на  месте-то не
сидится, этим  русским? Давно  пора оставить всю эту свою  мировую историю и
заняться наращиванием  благосостояния  нации. Государственной  независимости
добиться удалось - так что теперь для этого есть все условия.


     Как  сообщила  газета  "Коммерсантъ",  в  Лондоне  разразился   крупный
скандал, связанный с филантропической деятельностью  сети ресторанов "Бургер
Кинг". Движимый  самыми  благородными побуждениями,  "Бургер  Кинг" раздавал
детишкам  подарочные наборы,  добавив в каждый из  них  еще и компакт-диск с
программой Net Nanny ("Сетевая Нянюшка"). "Нянюшка" - это популярный сетевой
фильтр, ограждающий пользователей Интернета от любого  доступа  к материалам
сомнительной направленности.  Распространив,  однако,  свыше  двух миллионов
компактов,  организаторы  акции  с изумлением  обнаружили, что при установке
"Нянюшки"  первое,  что возникает  на  экране  компьютера -  это  список  из
нескольких тысяч порносайтов. Программа, оказывается, была рассчитана отнюдь
не  на юное поколение, рвущееся к  знаниям, а на  взрослых, озабоченных тем,
чтобы это рвение серьезно ограничить.
     Эта веселая  история  удивительно напоминает старый казус, описанный  в
"Дон-Жуане"  Байрона.  Воспитывая мальчика  Жуана,  его  мать  Инеса,  особа
необыкновенно  добродетельная  и высоконравственная, сильно опасалась за то,
чтобы  ребенок  не  узнал  что-нибудь  лишнее из  школьных учебников.  Жуану
преподавали поэтому  многие  науки, "но -  Боже сохрани  - не биологию!".  С
античными классиками тоже было очень трудно, потому что, как говорит Байрон:
     Мораль Анакреона очень спорна,
     Овидий был распутник, как вы знаете,
     Катулла слово каждое зазорно.
     Конечно, оды Сафо вы читаете,
     И Лонгин восхвалял ее упорно,
     Но вряд ли вы святой ее считаете.
     Вергилий чист, но написал же он
     Свое "Formosum pastor Corydon".
     Лукреция безбожие опасно
     Для молодых умов, а Ювенал,
     Хотя его намеренья прекрасны,
     Неправильно пороки обличал:
     Он говорил о ближних столь ужасно,
     Что просто грубым слог его бывал!
     И, наконец, чей вкус не оскорбляло
     Бесстыдство в эпиграммах Марциала?
     Но  взрослые  научились  ограничивать  любознательность   подрастающего
поколения еще очень задолго до появления "Сетевой Нянюшки":
     Жуан, конечно, классиков зубрил,
     Читая только школьные изданья,
     Из коих мудрый ментор удалил
     Все вольные слова и описанья.
     Но, не имея смелости и сил
     Их выбросить из книги, в примечанья
     Их вынес, чтоб учащиеся вмиг
     Их находили, не листая книг.
     Как статуи, они стояли рядом,
     Казалось, педагогика сама
     Их выстроила праздничным парадом
     Для юного пытливого ума.
     Впрочем, то, что в байроновские времена было еще как-то уместно, теперь
уже, по-моему, утратило всякий смысл.  Рождаемость на Западе упала просто до
неприличия, и скоро обществу придется  взять  на  себя непривычную роль:  не
обуздывать излишнее  рвение  молодежи,  как  это  было  раньше,  а наоборот,
пытаться  ее  заохотить и  склонить хоть  к какому-нибудь  продолжению рода.
Кое-где  уже так  и делают.  Не  так давно в  средствах  массовой информации
мелькнуло  несколько сообщений о почти отчаянных усилиях испанских властей в
этом направлении.  Администрация  небольшого  городка  Вильянуэва де  Оскос,
обеспокоенная  сильной  убылью   населения,  решила  даже  в  связи  с  этим
организовать   "народное  гуляние,  переходящее   в  оргию".   Как   гласили
соответствующие  плакаты, "ввиду  тревожного  падения  рождаемости в  стране
Организационный  Комитет рад пригласить всех желающих на  праздник,  который
может  перерасти  в пламенную  ночь, и  вы  не  забудете ее никогда". Власти
другой  испанской  провинции,  средиземноморского  курорта  Коста-дель-Соль,
постановили в течение всего лета  отключать освещение  на пляжах  с часу  до
двух пополуночи, причем  на  это  время запрещено патрулировать местность  и
полиции  -  дабы  дать  возможность  молодым людям с максимальным  комфортом
"высвободить  свои  сексуальные  желания"  после того,  как  они  достаточно
разогреются в барах и дискотеках. Но все усилия тщетны - современные молодые
испанцы   уже  ничем   не  напоминают  своего  знаменитого  соотечественника
Дон-Жуана.  Нет у них больше  никаких желаний, Запад вырождается  не  только
культурно  и интеллектуально,  но уже  и физически. Как  выразился  один  из
депутатов эстонского парламента  по этому поводу, "в эстонских постелях  эту
проблему уже не решить".
     Но Бог  с  ним,  с  Западом,  ему давно уже пора уступить  место другим
народам. Но  что же Россия, почему у нас население сокращается еще  быстрее,
чем  в  Европе? Который век идут дискуссии о  том, моложе  ли русская  нация
западного "суперэтноса",  и если моложе,  то насколько именно. Не углубляясь
особо  в  этот  вопрос, могу  заметить, что  достаточно просто  пройтись  по
Невскому  (где сейчас, в пору белых ночей, иностранная речь слышна еще чаще,
чем  русская),  чтобы увидеть разницу: ужасная  печать вырождения  явственно
виднеется на лицах  немцев, англичан,  голландцев,  шведов. Веничка Ерофеев,
конечно, иронизировал  над глазами нашего народа; в них действительно, может
быть, "полное отсутствие всякого смысла"; но зато какая у  нас свежесть лиц,
"буйство глаз и половодье чувств"! Мы несомненно моложе - если не на пятьсот
лет, как утверждал  Л.  Н. Гумилев, то все равно очень основательно. Но, как
видно,  наши суровые исторические испытания нам  даром не прошли;  как писал
еще  К.  Н. Леонтьев,  больше отмеренного нациям  срока  (1200 лет)  прожить
невозможно, а меньше - очень даже возможно. Уж не знаю, кому достанутся наши
пресловутые  пространства, но мы  их  заселить  уже  точно  не сумеем. Когда
Византия несколько сотен лет агонизировала, раздираемая на клочки Востоком и
Западом, столичный Константинополь еще долго  оставался в руках византийских
императоров,  удерживавших полуразрушенный город, окруженный, как остров, со
всех сторон врагами. Мне почему-то кажется, что в  России последним погибнет
Петербург - единственный русский город, в который за всю его историю ни разу
не ступала нога завоевателя (в то время как в Кремле кто только не сидел - и
татары,  и поляки,  и французы,  и грузин  с  усами).  Это будет  неимоверно
впечатляющее зрелище - что-то похожее на  "Последний день  Помпеи" Брюллова,
только  с  рушащейся  на  переднем плане  Александровской  колонной.  Гибель
Петербурга  всегда  была  излюбленной мифологемой  русской культуры:  Пушкин
писал на эту тему "Медного Всадника"; Лермонтов изображал и кистью, и  пером
волны бушующего моря, среди которых вздымался одинокий ангел Петропавловской
крепости; Достоевского  одолевала "странная,  но навязчивая греза":  "А что,
как  разлетится этот туман  и уйдет  кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь
этот  гнилой,  склизкий город,  подымется с туманом и  исчезнет, как дым,  и
останется  прежнее  финское  болото,  а  посреди  его,  пожалуй, для  красы,
бронзовый  всадник  на жарко  дышащем, загнанном коне?".  Как  же может  еще
что-то не сбыться после такого количества пророчеств?


     Как сообщила радиостанция "Deutsche Welle", в Берлине на прошлой неделе
состоялась торжественная церемония по случаю 56-й годовщины со дня покушения
на Адольфа  Гитлера.  Поразительно,  как  сильно иногда с  течением  времени
переосмысливаются исторические события. Еще немного, и  немецким  школьникам
будут рассказывать на уроках истории о героической борьбе народов Германии с
немецко-фашистскими захватчиками.  И  кульминационным моментом  этой  борьбы
станет взрыв портфеля с  бомбой, заботливо положенного графом Штауффенбергом
к ногам фюрера на оперативном совещании 20 июля 1944 года. Граф заблуждался:
ход истории  невозможно переломить такими простыми  средствами,  как  адская
машина, даже самого лучшего британского производства. Как сказал Наполеон  в
1812 году: "Я чувствую, что меня влечет к  какой-то цели, которой я не знаю.
Когда  я ее достигну, достаточно  будет атома, чтобы меня низвергнуть, но до
тех пор все человеческие усилия против меня  бессильны". Когда  Штауффенберг
оставил свою бомбу на полу неподалеку от Гитлера и вышел "позвонить", как он
сказал,  один  из участников  совещания, полковник  Хайнц Брандт, машинально
задвинул  мешавший ему портфель  под  массивный стол с картами. В  это время
генерал Хейзингер делал доклад о положении дел на Восточном фронте. "Русские
наступают  крупными силами  в западном  направлении", говорил  он.  "Если мы
немедленно не  перебросим туда группу армий,  произойдет непоправимое...". В
этот момент  раздался  страшный  взрыв.  Стол, под которым  лежал портфель с
бомбой, разлетелся на куски,  потолок рухнул, и густые  клубы дыма заволокли
помещение. Двадцать  четыре  человека были  убиты  на месте,  еще  несколько
умерли позднее от ранений. Но сам Гитлер остался жив; он  отделался  легкими
повреждениями и вскоре уже лично руководил подавлением мятежа.
     Однако то, что  не получилось в  свое  время у  графа  Штауффенберга, с
легкостью  удается  сделать  теперь современным немецким  политикам.  Хоть и
невозможно по своей воле направить ход истории в другое русло, но нет ничего
легче, чем переписать ее наново, когда историческая драма уже сыграна. Лгать
при  этом  вовсе  не  обязательно: достаточно лишь слегка сместить  акценты,
подчеркнув одни события  и затушевав другие. Впрочем,  немцев  можно понять.
Конечно, их вина  огромна и непростительна, но сколько  же можно жить целому
народу с  постоянным сознанием  своей исторической вины? Всемирная история -
это  бесконечная  череда  войн, вторжений и завоеваний; вся она  замешана на
крови  и насилии. В конце концов, от  России в уходящем столетии тоже немало
народов "сильно потерпели", но все же мировое сообщество совсем не третирует
сейчас  русских так,  как немцев (несмотря на то, что Советский Союз  рухнул
относительно недавно, а в  Германии со  времен Третьего Рейха сменилось  уже
два  поколения).  Похоже, что  США, олицетворяющие  ныне это  самое "мировое
сообщество", по-прежнему придерживаются  своей  старой доброй  доктрины: "to
keep Russians out" и "to keep Germans down".
     С чем же связано столь ревностное  желание Америки поставить  немцев на
место?  Вашингтонская  политика  -  это  удивительный  сплав  усилий   самых
различных  групп  влияния.  Иногда  складывается  впечатление,  что  никакой
самостоятельной  американской линии  в  мировой политике и вовсе нет,  а все
решения  в США принимаются под давлением тех  или  иных  национальных лобби,
выражающих  волю  своих  стран и  народов. Шестимиллионная  еврейская община
здесь играет далеко не  последнюю  роль. В  чудесном  старом рассказе Исаака
Бабеля небезызвестный Беня Крик заявляет: "Разве  со стороны Бога не ошибкой
было поселить евреев в России, чтобы они мучились, как в аду. И чем было  бы
плохо,  если бы евреи жили  в  Швейцарии, где  их окружали бы  первоклассные
озера, гористый воздух и сплошные французы? Ошибаются все, даже Бог".
     Еврейский Бог  исправил свою  ошибку - он поселил свой народ даже  не в
Швейцарии,  а в Америке,  этой стране обетованной,  с ее  молочными реками и
кошерными берегами.  Как  же  теперь  этому народу не  взять реванш, хотя бы
психологический, за долгую цепь исторических унижений?


     Правительство  Москвы  приняло  закон  "О  потребительской корзине",  в
котором  детально  расписываются  потребности среднего москвича. Составители
этой самой  "корзины",  кажется,  предусмотрели  все,  вплоть  до  туалетной
бумаги, которой на год каждому столичному жителю полагается целых 36 рулонов
(около пяти метров в день). Тем не менее закон вызвал некоторое недовольство
Юрия Лужкова, который заметил буквально следующее: "Квашеная капуста есть, а
эстетического  раздела нет. Человек должен  реализовывать  свои эстетические
потребности. Тем мы и отличаемся от братьев наших... других".
     Как  представитель  "других  братьев"  москвичей,  могу  сказать,   что
эстетические потребности  самого Юрия Михайловича  давно уже приковывают мое
самое  пристальное  внимание.  Недавно  мэр Москвы осматривал  свое  любимое
детище,  храм Христа  Спасителя,  и, как сообщили  информационные агентства,
"остался не  совсем  доволен качеством ликов  святых на стене  зала - по его
мнению, они  слишком мрачные  и угрюмые". И в  самом деле:  за  такие деньги
можно  было сделать что-нибудь и  повеселее. Впрочем,  художественные  вкусы
сильных  мира  сего  часто оказывались  весьма  сомнительными.  Помнится,  в
Сикстинской капелле по распоряжению папы римского пририсовывали  одно  время
нижнее белье к фигурам  Микеланджело. Хорошо,  что  градостроительный  порыв
Лужкова  ограничивается  только  одним  городом, притом  таким, которому уже
ничего не страшно в архитектурном  отношении.  Правда, московский мэр заявил
как-то  мечтательно, что "он бы и Колизей достроил", но все же есть надежда,
что он  займется  своим  Третьим  Римом, оставив  хотя бы Первый  и Второй в
покое.
     Год назад мне пришлось побывать в Москве, и я ехал туда,  надо сказать,
с большой неохотой. Однако, осмотревшись на месте, я отметил все-таки хоть и
небольшие,  но перемены к лучшему. Чудищ  на улицах и  набережных на сей раз
добавилось несколько меньше, чем обычно; высокомерия и спесивой заносчивости
москвичей, так неприятно действующих на  приезжих, тоже чуть поубавилось. Но
больше всего меня  удивило, что в  Москве -  о чудо! -  как будто  перестали
читать  "Московский  комсомолец". Я  ни  за  что  не  поверил  бы,  что  это
когда-нибудь  случится, если бы  не увидел своими собственными глазами.  Эта
газета,  с  ее  откровенно  хамским  подходом  к  русской  действительности,
поглощалась москвичами каждый день  так жадно  и  неистово, как будто  в ней
содержались какие-то просто неслыханные истины и откровения. Непонятно,  что
в ней их так привлекало, но я никогда не видел, чтобы периодическое издание,
да  еще  откровенно  желтого  пошиба,  имело  где-нибудь  еще  такой  успех.
"Московский комсомолец" стал одним из символов новой Москвы, наряду с идолом
Петра   I,   катакомбами  на  Манежной   площади  и   все   тем   же  Храмом
Лужкова-Спасителя.
     Видимо,  по   указанию  последнего   все   московское   метро  залепили
поэтическими  и  прозаическими отрывками, имеющими хоть какое-то отношение к
г. Москве,  переворошив для этого, похоже,  всю русскую словесность.  Уж  не
знаю,  для  чего  это   делается;   может   быть,  Москва  испытывает  некую
неуверенность  в  своем   значении   и  пытается  преодолеть  этот  комплекс
культурной неполноценности, доказав всем, а пуще всего себе, что она сыграла
какую-то  роль  в русской культуре. К сожалению, там  не было авторов  самых
проникновенных стихов о Москве, как, например, Мандельштама:
     Все чуждо нам в столице непотребной:
     Ее сухая черствая земля
     И буйный торг на Сухаревке хлебной
     И страшный вид разбойного Кремля.
     Она, дремучая, всем миром правит.
     Мильонами скрипучих арб она
     Качнулась в путь - и полвселенной давит
     Ее базаров бабья ширина.
     Ее церквей благоуханных соты
     Как дикий мед, заброшенный в леса,
     И птичьих стай густые перелеты
     Угрюмые волнуют небеса.
     Она в торговле хитрая лисица,
     Она пред князем - жалкая раба.
     Удельной речки мутная водица
     Течет, как встарь, в сухие желоба.
     Или Ахматовой, под характерным названием "Третий Зачатьевский" (имеется
в виду переулок в Москве; для этого города очень типичны такие наименования,
как "Собачья площадка" или "Кривоколенный переулок"):
     Переулочек, переул...
     Горло петелькой затянул.
     Тянет свежесть с Москва-реки,
     В окна теплятся огоньки.
     Покосился гнилой фонарь -
     С колокольни идет звонарь...
     Как по левой руке - пустырь,
     А по правой руке - монастырь,
     А напротив - высокий клен
     Красным заревом обагрен,
     А напротив - высокий клен
     Ночью слушает долгий стон.
     Или ее же:
     Стрелецкая луна. Замоскворечье. Ночь.
     Как крестный ход идут часы Страстной недели.
     Мне снится страшный сон. Неужто в самом деле
     Никто, никто, никто не может мне помочь?
     В Кремле не надо жить - Преображенец прав, -
     Там зверства дикого еще кишат микробы, -
     Бориса дикий страх, и всех Иванов злобы,
     И Самозванца спесь взамен народных прав.
     Или Евгения Баратынского:
     На все свой ход, на все свои законы.
     Меж люлькою и гробом спит Москва;
     Но и до ней, глухой, дошла молва,
     Что скучен вист и веселей салоны
     Отборные, где есть уму простор,
     Где властвует не вист, а разговор.
     И погналась за модой новосветской,
     Но погналась старуха не путем:
     Салоны есть - но этот смотрит детской,
     А тот, увы! - глядит гошпиталем.


     В начале сентября в  Нью-Йорке с большой  помпой прошел так  называемый
"саммит  тысячелетия",  в  котором приняли  участие  главы  практически всех
государств мира. Главным итогом саммита, на мой взгляд, стала восхитительная
оговорка одного  из переводчиков Организации Объединенных  Наций.  Во  время
речи президента Судана Омара  Хассана Аль Башира он потерял  в тексте место,
которое надо было перевести, и  с досадой произнес словцо, которое, я думаю,
каждый  из  полутора сотен внимавших  президентов  понял  и  без дальнейшего
перевода.  В  американском   варианте  речь  президента  Судана   прозвучала
следующим  образом: "Мы  в Судане не будем  жалеть  усилий, чтобы достигнуть
этих  благородных целей  и  сотрудничать  со всеми странами  мира  на основе
принципов... f-fuck... принципов уважения чужого выбора и невмешательства во
внутренние дела".
     Не правда ли,  бесподобная формулировка?  Переводчику  за эти вольности
вынесли суровое взыскание,  и  по-моему, совершенно  напрасно: вырвавшееся у
него  короткое  восклицание  - это  самая здравая реакция  на могучий  поток
благоглупостей, изливавшийся с трибуны ООН в Нью-Йорке. Все страны мира! Сто
пятьдесят  президентов! И  каждый,  как  попугай,  твердит  одно  и  то  же:
"всемерно  содействовать росту благосостояния  многонационального советского
народа"... виноват, чуть-чуть по-другому: "крепить идеалы  демократии и мира
во всем мире"... все равно получается то же самое - всемирный съезд ЦК КПСС.
Как  сказал  в  свое  время  Гораций:  "культурная  Греция  победила  своего
некультурного победителя".  Холодная  война окончилась  победой Америки,  но
советские политические приемы восторжествовали на всем мировом пространстве.
Просто слушать было тошно, что там говорили на этом саммите. Неужели у стран
и  народов не осталось больше никаких устремлений,  кроме страстного желания
слиться  в объятиях  друг друга?  Мировая история, которая  раньше двигалась
жестким  столкновением интересов,  превратилась сейчас  в  какой-то грустный
анекдот.  Как  раз в  те дни,  когда  проходило  торжественное мероприятие в
Нью-Йорке, некая "Ассоциация производителей меда Македонии"  подала жалобу в
НАТО -  в связи тем, что прошлогодние бомбардировки соседней Югославии "чуть
не довели их пчел до истерики". Пчелы в Македонии "испытали серьезный стресс
из-за шума самолетов", без  тени иронии пишут в своей  петиции производители
меда, и стали  в  связи  с  этим "слишком нервными и агрессивными". Осталось
только добавить в конце: "просим рассмотреть нашу жалобу и принять меры, или
мы вынуждены  будем  обратиться в  вышестоящую инстанцию",  и получилась  бы
вылитая "телега" куда-нибудь  в обком партии этак  двадцатилетней  давности.
Только "вышестоящей инстанции"  больше никакой нет - всемирный  обком партии
теперь находится в Вашингтоне.


     На  прошлой неделе Служба  Безопасности  Украины  сообщила о  раскрытии
полномасштабного  заговора, целью  которого было "вооруженное  восстание"  и
"насильственное  свержение государственного строя". По данным СБУ, переворот
готовился долго  и  тщательно.  Гнездились заговорщики по  большей  части  в
Черниговской,  Запорожской и  Сумской  области, где, видимо,  и  должен  был
прежде всего  вспыхнуть  мятеж  против  законной украинской  власти.  Старая
большевистская  тактика,  то  есть захват  мостов и  телеграфов,  показалась
бунтовщикам, наверное, слишком прозаической; как утверждает СБУ, они  решили
взять   власть  в   свои   руки  более  эффектными  методами:  взрывами   на
магистральных газопроводах, разрушением дамбы Киевского водохранилища и даже
диверсией  на  Чернобыльской  атомной  электростанции.  Похоже,  на  Украине
выражение "подрывная деятельность" понимают как-то уж совсем буквально.
     Так  или  иначе,  но  попытка  государственного  переворота  сорвалась.
Доблестные украинские спецслужбы не только  раскрыли  заговор,  но и выявили
его идеологический  центр,  вдохновлявший мятежников. Этим центром оказалось
тайное  общество  под  названием  "Союз  советских  офицеров",  созданное  с
коварной целью воссоединить Украину с Россией. По  словам СБУ,  члены  этого
общества давно уже начали внедряться в украинские органы власти; так, в 1995
году они  "фактически  взяли  под  свой контроль  парламентскую  комиссию по
обороне". На такую дерзость со стороны врага киевские власти не могли уже не
отреагировать;  не  прошло  и  пяти  лет,  как участников  "Союза  советских
офицеров" настигло справедливое возмездие.
     Активность  украинских  служб  безопасности  в  последнее  время,  надо
сказать,   просто  хлещет  через  край.  Месяц   назад  эти  службы,  по  их
утверждению,   предотвратили  чеченское  покушение  на   Владимира   Путина,
готовившееся в Ялте.  Недавно же  председатель  СБУ  Леонид Деркач  заявил о
новом достижении своего ведомства. Оно, по  его словам, "помешало реализации
угрозы в  адрес  Президента  Украины Леонида Кучмы".  С  русским  языком  на
Украине всегда было плоховато, но это последнее интервью шефа тайной полиции
-  что-то необыкновенное по своей стилистике.  Дальше в  его тексте  следует
простодушное заявление, что во время рабочей поездки Кучмы в Сумскую область
"за большую сумму некие  лица должны были совершить акт  против Президента".
Скрытый   эротический   подтекст  этой  фразы  напоминает  старые  советские
учебники,  в  которых  возникновение  украинской  народности   освещалось  в
следующих пикантных выражениях:  "народ України зародився завдяки монголам i
почав  формуватися вже  пiд литовцями, а завершив цей процес пiд поляками та
росiянами".
     Но учебники на Украине сейчас переписываются ничуть не менее резво, чем
разоблачаются  тайные  общества. В них вовсю уже  чувствуются  новые веяния,
подкрепленные  фундаментальными исследованиями  маститых ученых,  в основном
почему-то западноукраинского  происхождения. Так,  недавно в газете "Освiта"
("Образование"),  предназначенной  для школьных учителей,  появилась  статья
известного львовского  языковеда  Василя Кобилюха. Надо сказать, что  данный
ученый давно уже радовал меня своими  научными достижениями;  но на этот раз
он просто превзошел  сам  себя. История Украины, по его мнению,  началась  с
каменного века, и к этому  же времени  относится славное рождение украинской
независимости. Киев был основан где-то 28 тысяч  лет тому назад,  а к пятому
тысячелетию до  нашей эры Украина подошла уже в  виде  колоссальной державы,
простиравшейся от Ганга  и  до  Рейна. Одной из  самых громких  деяний  этой
империи, самой могущественной в  мире,  было завоевание ею  далекого Египта,
причем  в  наследство египтянам украинцы  оставили свою  богатую культуру  и
религиозные  обряды.  Расцвет  украинской  цивилизации  на  две  тысячи  лет
опередил  начало шумерской культуры, которая, вне  всякого  сомнения,  также
имеет украинское происхождение.
     Василь Кобилюх  не особо  утруждает себя  здесь доказательствами, но  в
более ранних своих работах он подкрепляет свое ученое мнение  еще и  фактами
археологических  раскопок.  Например, в одном селе  на  Днестре была  как-то
обнаружена окаменевшая  свирель  стотысячелетней  давности, и как раз такая,
какие  используют и сейчас  на Гуцульщине. Разве это не явное свидетельство,
что   именно  Западная  Украина   была  колыбелью   мировой   культуры?  Все
благоприятствовало  этому:  великое  оледенение  так  и  не  дошло  до  этой
благословенной земли, остановившись  буквально в  нескольких  километрах  от
нее;  даже  великое  наводнение, вызванное таянием льдов  (львовский  ученый
называет его всемирным потопом), не причинило ей ни малейшего вреда.
     Само слово  "Украина",  по мнению  В. Кобилюха, переводится с санскрита
как  "держава  великая  и  могучая".  И  сам  санскрит  -  не  что иное  как
праукраинский   язык,  завезенный  некогда   в  дикую  Индию   просвещенными
украинцами. Изучая древние "колядки й  щедрівки", исследователь  пришел, как
он пишет,  к  "гениальному  допущению":  истоки украинского  языка  уходят в
давность, по крайней  мере  сорокатысячелетнюю. Что  же удивляться тому, что
все арийские народы от Индии до Европы проистекли из Закарпатья, унаследовав
великие культурные и государственные традиции украинцев?
     Но не все было гладко, однако,  в истории  Украины. Примерно тысячу лет
назад процветание  украинской  цивилизации  по необъяснимым  причинам  вдруг
прекратилось, и для страны настали тяжелые времена. Ее оккупировали половцы,
печенеги,  болгары, мадьяры, монголо-татары,  литовцы  и поляки. После этого
"эстафету  разгрома  Украины" на  триста  с  лишним  лет  перехватило  некое
"финско-татарское  государство  Московия".  Надо  сказать,  что  без   этого
государства не обходится ни одно научное построение  львовских  историков. В
их трудах  оно обличается настолько яростно  и вместе с тем дотошно, что это
наводит  уже  на  определенные  грустные  размышления.  Как заметил  однажды
популярный финско-татарский писатель Владимир Набоков,  часто "аскету снится
пир, от  которого  бы чревоугодника  стошнило".  Очень  жаль,  что  Украина,
создавшая действительно  замечательную, глубокую  и  выразительную культуру,
тешит  теперь себя  этими вздорными фантазиями. Она явно "потеряла  лицо", и
окружающие народы поступят  деликатнее всего, если просто не  заметят этого.
Русские обычно так и делают, хотя и это воспринимается сейчас на Украине как
демонстративная глухота и равнодушие. Несколько лет назад в Америке был один
курьезный  случай по этому  поводу. На  одной из международных  конференций,
опершись на перила, стоял Иосиф Бродский,  утомленный своей всемирной славой
и надоедливой суетой вокруг. К нему смело приблизилась некая Оксана Забужко,
киевская  литературная  дама,  и  спросила  поэта,  что  он  может сказать о
литературном процессе  на  Украине. Бродский немного  подумал,  и спросил, в
свою очередь:  "Украина - это где?". И  что вы думаете,  помогло? Нисколько:
пани Забужко крайне  оскорбилась и улетела в Киев писать  книгу о пережитках
российского имперского сознания.


     Не  так  давно  в  разных  концах  Европы произошло два  события,  ярко
высветивших  современный подход к  национальному вопросу, самому сложному  и
запутанному вопросу в мировой истории. Первое из них случилось в Петербурге:
в  Зимнем  саду  гостиницы  "Астория"  прошел  праздник  по случаю  10-летия
объединения   Германии,  организованный  немецким  консулом  г-ном  Шмидтом.
Торжество  получилось  пышным  и  эффектным:  рейнские  вина  лились  рекой,
чиновники, банкиры и писатели,  приглашенные на банкет,  важно прогуливались
по залу,  и никто из  них,  похоже, даже и не  вспомнил о  том, что именно в
"Астории" в сентябре 1941  года должен был состояться торжественный прием по
поводу победного вступления фашистских войск в Ленинград. Тогдашний немецкий
лидер Адольф Гитлер был настолько уверен в своей скорой и неминуемой победе,
что даже  разослал приглашения на этот  прием; он, однако, как  известно, не
состоялся.  С  тех пор на  все  предложения  немцев  провести  то  или  иное
мероприятие в "Астории" следовал вежливый отказ под каким-нибудь благовидным
предлогом. Теперь  же, видимо,  русско-немецкие  отношения  стали  настолько
идиллическими, что никакие исторические аллюзии и реминисценции омрачить  их
уже не могут.
     Другое событие на ту  же  тему  произошло в Испании.  Правительственный
самолет,  отправившийся  из Мадрида, вывез на своем  борту  знаменитую мумию
"африканец  с копьем",  долгое  время выставлявшуюся  в одном из каталонских
музеев.  Останки   этого   африканца  (как  пошутили  в   последнем   номере
"Коммерсанта", политкорректнее  было бы  говорить "афроафриканца"),  убитого
некогда  при неизвестных  обстоятельствах, в  1830  году  были эксгумированы
двумя  французскими  зоологами и отправлены  в Париж. Оттуда  они и попали в
Испанию,    став   главной   музейной    достопримечательностью   небольшого
каталонского городка.  Чернокожий воин  с  копьем, осмотр которого был  даже
включен в школьную программу, выглядел весьма внушительно и приносил немалую
прибыль городу, привлекая любознательных туристов.
     Но   все   это   благоденствие   окончилось   с   наступлением    эпохи
политкорректности. Экспонирование  в  музее  извлеченного  из  земли  трупа,
особенно  негритянской  расы, вызвало волну протестов  во  всем мире, причем
особенно негодовала по этому поводу Организация Африканского Единства. Позже
к делу подключилась  ЮНЕСКО и даже ООН.  Наконец под давлением международной
общественности мумия была снята  с экспозиции музея и переправлена в Мадрид.
На днях ее, наконец, доставили обратно в Африку, в Ботсвану. Встреча древних
останков в столичном  аэропорту была  обставлена  необычайно торжественно; с
высшими воинскими  почестями их  препроводили в последний  путь,  причем  за
гробом  шли тысячи  и  тысячи  простых  ботсванцев. На церемонии захоронения
присутствовали   чуть   ли  не   все   высокопоставленные   лица   Ботсваны,
представители других африканских стран и международных организаций. Читались
и приличествующие речи, причем все  ораторы не  упустили  случай  заклеймить
позором  "просвещенную"  Европу,  позволившую  себе   совершить   акт  столь
чудовищного варварства.
     Таким  образом,  и  в  Европе,  вслед   за  Америкой,  наступило  время
утонченной политкорректности по отношению к угнетенным  нациям.  И  в  самом
деле: историческая вина европейцев перед  африканцами и  азиатами ничуть  не
меньше, чем у американцев, что  же все одной Америке-то отдуваться? Учитывая
эти глобальные  тенденции,  и  России  надо бы  как-нибудь мимикрировать под
страны  "третьего мира"  (в  экономическом  отношении  наша  страна  это уже
успешно  проделала).  Мы им припомним еще  Севастополь  и  Цусиму, сожженную
Москву и осажденный Ленинград.


     Сегодня утром, пробудясь от  сна, я,  как обычно, включил  компьютер  и
стал просматривать новости с сайта  http://gazeta.ru/lenta.shtml  Если  я  и
позабыл о том,  что  сегодня пятница, 13-е,  то действительность  мне  очень
быстро  об  этом  напомнила. На  этот раз, правда,  черная пятница почему-то
началась  еще в четверг. Ошеломленный этим нагромождением катастроф, я решил
просто выписать подряд с сайта заголовки  новостей; их я и  предлагаю вашему
благосклонному  вниманию.  Иронизировать, против  обыкновения, я над ними на
этот раз не  буду. Комментировать тоже: достаточно  просто  пробежать по ним
глазами, чтобы понять, в каком увлекательном мире мы с вами сейчас живем.
     12:18 В Турции убиты семеро курдских сепаратистов
     12:27 Арестован владелец палаток на Пушкинской площади
     12:38 Задержан начальник охраны вице-премьера Таджикистана
     13:28 Беженцам в Ингушетии перестали выдавать хлеб
     13:46 В Ленинградской области на остановке застрелен человек
     14:08 В Грозном взорван "УАЗ". 8 человек погибли
     14:14 В Нью-Йорке 4 араба обвинены в поджоге синагоги
     14:32 15 человек погибли в железнодорожной катастрофе в Зимбабве
     15:17 При взрыве в Грозном погибли 15 человек
     15:26 Путин предложил модернизировать гимн
     15:32 Палестинцы убили двух пленных израильских солдат
     15:42 Бывший индийский премьер приговорен к 2 годам тюрьмы
     16:01 Австрийцы блокируют чешские границы
     16:04 В Йемене взорван корабль ВМС США
     16:27 В секторе Газа объявлено чрезвычайное положение
     16:30 Гусинский готов прийти на допрос
     16:46 Взорванный в Йемене эсминец может утонуть
     16:46 В Грузии поймали трех террористов-заговорщиков
     17:15 Украина получила новый экономический статус
     17:18 В Австрии правые вновь идут на выборы
     17:30 Франция призвала палестинцев наказать убийц
     17:35 Израиль заблокировал палестинские поселения
     17:50 Рамаллах обстреливают танки
     17:59 Уничтожены 2 дома резиденции Арафата
     18:13 Корабли Израиля подошли к Газе
     18:15 В Петербурге за мошенничество арестован крупный чиновник
     18:40 В Рамаллахе развернулись боевые действия
     18:53 Нефть подорожала из-за войны на Ближнем Востоке
     18:57 В Рамаллахе разрушения и пожары
     19:00 Олбрайт призвала прекратить огонь
     19:06 Уничтожено радио Рамаллаха
     19:37 Самолет А-320 совершил вынужденную посадку в США
     20:26 Оман объявил Израилю торговый бойкот
     22:09 США готовы к войне в Персидском заливе.
     22:48 В Эквадоре партизаны захватили вертолет с иностранцами
     23:25 Наводнение на юге Англии
     02:22 На нью-йоркской фондовой бирже резко упали акции
     04:53 4 человека ранены в результате взрыва в Германии
     05:16 Баскские сепаратисты хотят провести митинг во Франции
     07:27 Родственницу Сухарто посадили на 8 месяцев
     08:10 На Багамах затонуло судно с иммигрантами. 10 погибших
     08:57 Зюганов едет в Курскую область
     09:22 На Варшавском шоссе столкнулись 5 машин
     10:17 Войска США приведены в состояние повышенной боевой готовности


     Как   сообщило   агентство   Reuters,   несколько   дней  назад  король
африканского  государства Свазиленд Мсвати III,  "поддавшись  многочисленным
требованиям  демократизации одной из  последних абсолютных монархий", заявил
общественности страны о  том,  что вскоре  его  подданным  будет  пожалована
конституция. Как сказал Мсвати, государственная конституционная комиссия уже
на следующей  неделе  предоставит  на королевское  рассмотрение долгожданный
проект основного закона, после чего он будет утвержден его монаршей властью.
     Источники   также    сообщают,   что   "столь   значительный   прогресс
демократических преобразований" в Свазиленде совпал по времени с  "небывалой
активизацией оппозиционного движения". В столице государства  городе Мбабане
произошло  множество  выступлений  трудящихся   масс,  а   также   студентов
единственного  в стране университета  (в  настоящий  момент  уже закрытого).
Африканский   монарх,  вообще  говоря,  не   напрасно  опасался  чрезмерного
ускорения  конституционного  процесса.  Он   хорошо  помнил   судьбу  своего
августейшего  отца Собузы II, который тридцать  лет  назад  уже было даровал
своим подданным некоторые права и  свободы, а потом был вынужден отвоевывать
их обратно с оружием в руках.
     В этой  истории  меня больше всего,  однако,  интересует  не  поведение
венценосной особы,  а  психология тех  самых народных  масс,  которые  столь
ревностно  требуют  проведения  в  стране конституционных преобразований.  В
связи  с  этим мне вспоминаются  два исторических анекдота, которые, как мне
кажется, будут  очень  уместны  в  данном случае. Первый из них  приведен  в
замечательной книге Бунина "Окаянные дни", посвященной горячим  дням русской
революции.  Осенью  1917  года  мимо  писателя  проходят  два  патриотически
настроенных интеллигента, один из которых  говорит другому:  "наш долг был и
есть -  довести страну  до Учредительного  Собрания". Сидящий  рядом дворник
замечает,  горестно  качая  головой:  "До чего в самом деле  довели,  сукины
дети".
     Второй  случай произошел  почти  столетием раньше,  во  время восстания
декабристов  -  этой  мистической  предтечи  революционных потрясений первой
четверти ХХ  века. В одной  из своих парижских лекций польский поэт Мицкевич
так говорил о начале бунта: "Была готовность  приступить к  действию. Но как
начать?  Во  имя чего? "С  какими призывами мы выйдем на  улицу?", спрашивал
один из  заговорщиков,  прекрасно  выразив  всю  трудность  положения.  "Что
сказать народу, чтобы  он  нас понял? Если мы  воскликнем:  "Да  здравствует
свобода!",  так  ведь это  же слово  звучит  у  нас  не так,  как на Западе.
"Свобода"  у  нас -  это время  отдыха,  досуга. Может быть, возгласить: "Да
здравствует конституция?". Но кто у нас знает, что такое конституция?"".
     Вскоре,  однако,  выход был  найден.  Как  сообщает маркиз  де  Кюстин,
заговорщики,  чтобы поднять  армию на  бунт, распространили слух о том,  что
император   Николай   узурпировал   корону,   предназначавшуюся   его  брату
Константину.  Народ призвали  восстать  на  защиту  угнетенных  - цесаревича
Константина и  его супруги "Конституции" (Константин был женат  на польке, а
польки,  как известно, носят самые  странные  и  неожиданные  имена). Уловка
удалась:  14   декабря  1825   года  под  окнами  Зимнего  Дворца  раздались
громогласные крики  "Да здравствует  Конституция!", изумившие,  должно быть,
Николая Павловича до глубины души.
     "Западные  наблюдатели" -  такие,  как маркиз де  Кюстин  -  совершенно
напрасно упрекали русских  в вековой  и неодолимой приверженности к рабству.
Просто само  слово  "свобода", как  метко  подметил  Мицкевич, действительно
означает  у  нас совсем  не то,  что на  Западе.  Еще  лучше  это  фатальное
несоответствие выражено у Розанова в  его "Опавших листьях". "Вот что значит
рвануться к неудачной теме",  замечает философ.  "Франция гибнет и уже почти
погибла (даже население вырождается)  в судорожных усилиях достигнуть просто
глупой темы - свободы".
     "Нужно  достигать  гармонии,  счастья,  добродетели,  героизма,  хлеба,
женщин",  продолжает Василий  Васильевич,  "ну,  если брать  отрицательно  -
достигать разврата. А не пустоты: а свобода есть просто пустота, простор.
     Двор пуст, въезжай кто угодно. Он не занят, свободен.
     Эта женщина свободна. У нее нет мужа, и можешь ухаживать.
     Этот человек свободен. Он без должности.
     Ряд  отрицательных определений,  и  "свобода"  их  все  объединяет.  От
"свободы" все бегут: работники - к занятости, человек - к должности, женщина
- к мужу".
     Розанову, как обычно,  вторит его  "заклятый  друг" Владимир  Соловьев,
излагая то же самое, но несколько более академическим языком: "Легко  видеть
в самом деле, что  принцип свободы сам по себе  имеет  только  отрицательное
значение.  Я могу  жить и действовать свободно,  то есть не встречая никаких
произвольных препятствий  или  стеснений, но  этим, очевидно,  нисколько  не
определяется положительная цель моей деятельности, содержание моей жизни".
     Эти  примеры  можно  умножать  до  бесконечности: "безумство  гибельной
свободы" (по прекрасному  выражению Пушкина) клеймили со  всей отпущенной им
Богом  страстностью  едва  ли  не  все  деятели  русской  культуры.  Евгений
Баратынский в звучных стихах обличал эту злосчастную идею:
     К чему невольнику мечтания свободы?
     Взгляни: безропотно текут речные воды
     В указанных брегах по склону их русла;
     Ель величавая стоит, где возросла,
     Невластная сойти. Небесные светила
     Назначенным путем неведомая сила
     Влечет. Бродячий ветр не волен, и закон
     Его летучему дыханью положен.
     Уделу своему и мы покорны будем,
     Мечты мятежные смирим иль позабудем;
     Рабы разумные, послушно согласим
     Свои желания со жребием своим -
     И будет счастлива, спокойна наша доля.
     Баратынскому вторил Тютчев:
     Невозмутимый строй во всем,
     Созвучье полное в природе, -
     Лишь в нашей призрачной свободе
     Разлад мы с нею сознаем.
     Пожалуй,  ни  одно  другое отвлеченное  понятие,  порожденное  новейшей
западной цивилизацией,  не вызывало у  нас  столь  исступленного и яростного
раздражения. Оно  было встречено в России на  редкость дружным негодованием,
по большому  счету,  совершенно незаслуженным,  ведь  во  французское  слово
"libertй", как  и  в английское "liberty", вкладывается отнюдь не тот смысл,
что  изначально был заложен  в русском  выражении "свобода" (сейчас, правда,
его  словоупотребление уже основательно переосмыслено  в более привычную для
европейцев и  американцев сторону).  Только  такие  наивные  западники,  как
Кондратий  Рылеев или юный Пушкин, могли  употреблять его по-русски  в столь
чуждом нашему языку  контексте, не чувствуя всего семантического расхождения
этих  двух понятий.  "Что  с  французского-то переводить!",  как  воскликнул
однажды один из героев Достоевского.
     Вообще складывается впечатление,  что лингвистические  трудности  - это
основное препятствие на пути общества к прогрессу. С этой точки зрения очень
правильно поступал советский режим, когда  старательно и умело девальвировал
все понятия, пришедшие к нам  с Запада: "народная демократия"  - это, как мы
твердо знаем,  совсем  не  то, что демократия  западная.  Еще лучше было  бы
вообще  не  соблазнять  народные  массы   такими  туманными  терминами,  как
"свободное волеизъявление"  или  "права  человека". К  сожалению, в наш  век
иноземная зараза, порождаемая смрадным дыханием насквозь прогнившего Запада,
разносится  по  всему  свету  еще  быстрее,  чем  распространялась  чума  по
средневековой Европе. Африканские нации какое-то время еще удавалось держать
в блаженном неведении, но сейчас эта волна докатилась и до них.


     Как   сообщила   служба  безопасности   компании  Microsoft,  на   днях
неизвестные злоумышленники проникли в ее  компьютерную сеть и  похитили коды
программного обеспечения, в том числе и новейшие версии Windows и Office. По
данным  расследования, проведенного Microsoft  с  помощью  ФБР, следы  этого
ужасного злодеяния ведут в  Санкт-Петербург. Проведено же оно было следующим
образом:  один  из  сотрудников штаб-квартиры  компании  получил  как-то  по
электронной почте "обновленную версию" стандартного текстового редактора. Не
долго думая,  он  установил  ее  на свой  компьютер. Но  в  этой простенькой
программе,  как оказалось, скрывался "троянский  конь"; он разослал  себя по
всей внутренней сети Microsoft, собрал пароли сотрудников и переправил их по
электронной  почте  в  Петербург.  Используя эти  пароли, хакеры преспокойно
входили  через Интернет  в  компьютеры разработчиков Microsoft и  копировали
программы, которые появятся на мировом рынке лишь через несколько лет.
     В  последнее  время,  надо  сказать,  Петербург  все  чаще  мелькает  в
сообщениях такого  рода. До  сих  пор  слышны отголоски  громкого  скандала,
разразившегося два  года  назад,  когда  один  питерский  математик  взломал
нью-йоркский  Citibank  и  перевел  оттуда  к себе на  счет  около  миллиона
долларов. Местная хакерская школа, сформировавшаяся на базе СПбГУ  - одна из
лучших  в  мире,  и, уж  во  всяком  случае,  первейшая в  России.  Желающие
взглянуть на этот рассадник новейших технологий, в том числе и криминальных,
могут  проехать  на  электричке  до  платформы  "Университет"  (45  минут от
Балтийского  вокзала)  и  прогуляться  пешком по  студенческому  городку  до
общежитий. По ночам в их окнах не гаснет  свет  - юные хакеры странствуют по
мировому виртуальному пространству. Университет  сделал все, чтобы облегчить
им  материальное  положение: не  в  силах  выплачивать  студентам  достойную
стипендию,  он  подвел  зато  оптоволоконный кабель  к  каждой  их  комнате.
Преподаватели также любят поощрять инициативу в этом деле. В последнее время
вошло в моду выкладывать студенческие ведомости в Интернет, с тем чтобы все,
кто сумеет взломать соответствующую защиту, поставили в них зачет себе сами.
Неудивительно, что в студенческой среде бродят безумные  истории о том,  как
"мы  тут на днях перехватывали управление американским спутником". Последний
же  казус с кодами  Microsoft  открывает  и вовсе  необозримые  перспективы.
Windows  установлен  практически на  всех  компьютерах  в мире,  и  если его
чуточку  подправить,   то   самые   разные  государственные  и  коммерческие
организации  (особенно те из них,  что  усиленно  пекутся  о своих секретах)
получат множество необыкновенных сюрпризов.
     Вообще  петербургская  экспансия, культурная,  научная и  политическая,
достигла  сейчас просто  ошеломительных масштабов. Петербург  был изначально
задуман как  всемирная столица (и  некоторое  время  был ей,  когда  русские
войска  стояли   на  всем   мировом   пространстве   от  Аляски  до   Парижа
включительно),  но  в  настоящий  момент он  не управляет даже Ленинградской
областью, которая выделена в особый субъект федерации. Поэтому амбиции этого
города реализуются несколько в иной  плоскости,  хотя результат часто бывает
не   менее  впечатляющий.  Несколько  лет  назад  я  спросил  одного  своего
американского  приятеля, приехавшего в Россию совершенствовать русский язык,
кто сейчас в Америке самый популярный писатель  и поэт, из живых или недавно
умерших.  "Бродский  и Набоков", ответил он  не задумываясь. Набоков жил  на
Большой Морской, Бродский  - на  Литейном;  от одной  точки до другой  можно
дойти  пешком примерно за час. Я не  говорю  об Эрмитаже, который  на Западе
считают крупнейшим музеем в мире, или о Мариинке, делающей Петербург мировой
балетной и оперной столицей.
     Еще интереснее результаты экспансии политической, которая пока, правда,
ограничивается  одной  только  Россией. Пересчитывание московских  политиков
петербургского происхождения, которым увлеченно занимаются в последнее время
газеты,  постоянно  напоминает мне  один  старый  добрый  еврейский анекдот.
Звучит он так: два русских интеллигента едут в поезде и увлеченно беседуют о
высоких  материях. Когда кто-то из них  упоминает Спинозу, Эйнштейна, Фрейда
или  Маркса,  сидящий   напротив  пожилой  еврей  каждый  раз  комментирует,
произнося  только  одно слово: "еврей".  Русская бабушка, разместившаяся тут
же,  наконец  не  выдерживает,  и  восклицает:  "Господи  Иисусе,  Пресвятая
Богородица". На что, разумеется, следует ехидное замечание: "тоже евреи".
     Примерно  так же, как в  этом анекдоте, выглядит современная российская
политика;  в  ней,  похоже,  окончательно наступил  "петербургский  период".
Президент   -   петербуржец,  спикер  парламента   -  петербуржец,  Патриарх
Московский и  Всея Руси  родился в  Таллинне  и почти  всю  жизнь  прожил  в
Петербурге (Таллинн - это  такой петербургский пригород, вроде Петергофа или
Хельсинки). Глава Совета Безопасности,  этакий серый  кардинал, никому особо
не   известный,   но   по   рейтингу   политической   влиятельности   равный
премьер-министру  -  тоже  петербуржец.  Директор  ФСБ,  министр   финансов,
несколько  вице-премьеров,  добрая  половина   президентских  наместников  в
федеральных   округах,  председатель   счетной  палаты,  ближайший  советник
президента по экономике, руководитель  нынешней "партии власти", влиятельный
олигарх-энергетик -  выходцы  из  Петербурга.  Те  же  петербуржцы,  которым
высоких постов в Москве не хватило, соглашаются и на что-нибудь пониже; так,
недавно один из них стал  генеральным директором Большого театра, а другой -
водочного завода "Кристалл". Не пропадать же добру, в самом деле!
     Каковы же  причины  этого  удивительного петербургского  взлета?  Самое
простое  объяснение этому  явлению - то, что Петербург,  более  двухсот  лет
бывший  столицей  необъятной  империи,  аккумулировал  в  себе  неисчислимое
количество талантливых  и  энергичных  выходцев из  провинции,  особенно  из
Москвы.  Из  "отставной  столицы"  прибыли  Карамзин,  Пушкин  и  Лермонтов,
Белинский  и  Герцен,  Достоевский  и Владимир  Соловьев, а  также  огромное
множество безвестных, но незаурядных людей, настолько удобривших генетически
местную  почву,  что  это сказывается до сих  пор.  Если принять  эту  точку
зрения, то надо признать, что рано или поздно этот центр все же переместится
обратно в Москву,  последовав за Председателем Совнаркома,  который в  марте
1918  года,  прихватив с собой императорский  сервиз из Зимнего, проехал  по
железной дороге на  700 километров к  юго-востоку. Но Петербург  по-прежнему
остается  привлекательным  для  провинциалов.  Последний  мощный  культурный
всплеск в России, музыкальное  творчество конца восьмидесятых, локализовался
в рок-клубе на улице Рубинштейна, но создавали его музыканты, съехавшиеся со
всей   России.   Традиционный  для  нашей  централизованной  страны   поток,
увлекающий  провинциалов в  столицу,  в  последние  восемьдесят  лет  прочно
раздвоился.  Надо  заметить,  что  это еще сильнее  усугубляет  историческое
расхождение между двумя столицами -  слишком разные люди пополняют население
Москвы и Петербурга.


     Прошло  уже двое суток с президентских выборов в США, а американцы  все
никак  не  могут определиться  с тем, кого же они  в конечном счете выбрали.
Голоса избирателей  разделились почти  точно  поровну между  двумя  главными
кандидатами,  хотя  картина  электоральных  предпочтений  по  разным  штатам
оказалась  довольно  пестрой.  Сводки  информационных агентств на  эту  тему
звучат, как американская  патриотическая песня:  Джордж Буш победил в районе
Скалистых гор и прериях Среднего Запада, Альберт Гор взял верх на  побережье
Тихого  и Атлантического  океанов  и в районе  Великих Озер. Но к  заветному
рубежу оба кандидата подошли практически вровень, и теперь исход голосования
зависит  от  пересчета  голосов  в  штате  Флорида   (в   нем  разрыв  между
претендентами  составил  всего  двести  голосов,  так что  по  закону  штата
потребовался   повторный  учет  бюллетеней).  До  того,  как  возникла   эта
загадочная заминка, казалось, что губернатор Буш уже победил на выборах; его
даже "сердечно поздравил"  его  неудачливый конкурент Альберт  Гор. Позднее,
однако, Гор  понял, что  поторопился, и  снова позвонил Бушу  - видимо,  для
того, чтобы взять назад свои сердечные  поздравления. Техасского губернатора
успели  поздравить и  многие  главы государств  мира;  потом и  им,  правда,
пришлось извиняться и брать свои слова обратно.
     Тем временем пересчет голосов  в ключевом штате Флорида  также пошел не
слишком  гладко.  В   пригороде  Майами   неожиданно  обнаружились  какие-то
запечатанные коробки,  битком набитые  неучтенными  бюллетенями;  чернокожие
лидеры заявили, что неграм-избирателям злонамеренно  не давали изъявить свое
волеизъявление, ссылаясь на длинные очереди к избирательным  урнам; наконец,
три жителя флоридского графства Палм-Бич потребовали провести новые  выборы,
утверждая,  что  избирательный  бюллетень   был  злодейски  составлен  таким
образом, что  они  случайно проголосовали  за  некого  Пэта Бьюкенена вместо
вице-президента Гора.
     Таким  образом, на выборах в самой передовой демократии мира  произошла
дикая   неразбериха   и,  говоря   словами  Булгакова,   самый  свинский   и
соблазнительный скандал. А  ведь нельзя сказать, что мы их не предупреждали.
Еще в конце  октября группа депутатов Государственной Думы выступила с очень
важной и своевременной международной  инициативой.  Проект их  постановления
носил интригующее название "О защите демократии в США". Текст  его начинался
следующим  образом:  "Государственная Дума выражает  глубокую  озабоченность
возможной фальсификацией предстоящих выборов президента США". Еще глубже эта
озабоченность  становилась, когда авторы  документа  задумывались  о  судьбе
Техаса  и  Калифорнии,  которые,  как  известно,  были  присоединены  к  США
насильственно; в  этих штатах  подтасовка  результатов  выборов  была, по их
мнению, совершенно неизбежна. Для  того,  чтобы решить эту  проблему  раз  и
навсегда, депутаты предлагали в будущем  передать выборы  президента США под
патронаж  ООН,  а пока организовать  международное наблюдение за их ходом со
стороны  Организации Африканского Единства.  На тот случай, если Америка  по
какой-либо    причине    воспротивится   этим    новшествам,   постановление
предусматривало  полный  набор  санкций против  нее, вплоть до замораживания
американских активов,  находящихся в России. Постановляющая  часть документа
содержала   не   менее    впечатляющие    замыслы:    депутаты    предлагали
профинансировать  из  российского  бюджета   "целевую  программу   поддержки
демократии  в  США", создать  специальный  фонд  для  содействия независимым
американским СМИ,  а также разместить  на территории США радиостанцию "Голос
России", вещающей на английском языке.
     "В  этой галиматье,  однако ж,  есть идея"  - как заметил некогда  один
лермонтовский герой. Идея, или, вернее, рациональное зерно здесь заключается
вот  в чем:  в последнее  время Соединенные Штаты  стали играть  уж  слишком
большую роль в мире, чтобы  можно было такую важную вещь, как  президентские
выборы  в этой  стране,  оставить  на  произвол судьбы. Как  известно,  сами
американцы  к  своим выборам  относятся довольно равнодушно, несмотря на все
грандиозное  шоу, устраиваемое вокруг  этого  политического действа.  Им, по
большому счету, все равно,  кто станет  в них победителем - на их  жизнь это
практически не повлияет. Даже те из них, кто ходит на избирательные участки,
руководствуется в своих решениях, видимо, соображениями типа: "и на эту рожу
мы будем в течение четырех лет каждый день смотреть по телевизору?". Нам же,
живущим вне  США,  отнюдь не безразлично, кто будет определять политику этой
единственной мировой сверхдержавы. Если уж Америка превратилась в глобальный
центр силы,  ни с чем  не  сопоставимый по  своему могуществу,  если от  нее
зависит  исход  чуть ли  не всех  региональных  конфликтов  в мире, если  ее
благосклонности  жадно домогаются  мелкие  и крупные  народы  от Эстонии  до
Тайваня, то почему мировые  судьбы  должна определять какая-то  жалкая сотня
миллионов американцев? Президента  США нужно  выбирать "всем миром". Правда,
тогда  такие  большие  страны,  как  Китай,  Индия  и  даже  Россия  получат
значительные преимущества в этом деле, но  это, наверное, справедливо.  Да и
принцип политкорректности будет полностью соблюден.


     Я уже писал о том сумасшедшем бедламе, который случился в США в связи с
президентскими  выборами.  Прошло еще  несколько  дней, а  положение  дел не
только не прояснилось, а наоборот, стало еще более запутанным. Все как будто
нарочно сошлось, чтобы ткнуть носом эту страну в фатальное несовершенство ее
демократических   процедур,   казалось   бы,    выверенных   столетиями    и
разрекламированных на весь мир не хуже кока-колы. Смеяться над Америкой пока
никто еще не осмеливается, но язвительно поучать ее,  похоже, уже становится
хорошим   тоном.  Даже  новый  югославский  президент  Коштуница  -   и  тот
пробормотал   что-то   об  изъянах   американской   избирательной   системы.
Югославская  избирательная система действительно несравненно удобнее:  стоит
только взять штурмом парламент и президентский  дворец, и  самый безвыходный
политический кризис разрешается как по мановению волшебной палочки.
     Американцам можно посочувствовать - двоевластия в их стране не было уже
очень  давно.  Это  мы  тут привыкли в России: то Горбачев  и Ельцин  правят
одновременно,  то  Руцкой  и  Хасбулатов.  Помнится, В. В. Розанов  призывал
когда-то к  тому,  чтобы в России "всего  было много"; пусть  в Москве будет
царь,  говорил  он, в  Петербурге  император,  в  Казани  хан  -  дальше,  к
сожалению,   не  помню.  С  этой  точки  зрения,  кризисы  власти,  подобные
случившемуся сейчас в Америке, лучше всего  разрешать классическим способом,
описанным в давнем стихотворении Козьмы Пруткова:
     Фриц Вагнер, студьозус из Йены,
     Из Бонна Иеронимус Кох
     Вошли в кабинет мой с азартом,
     Вошли, не очистив сапог.
     "Здорово, наш старый товарищ!
     Реши поскорее наш спор:
     Кто доблестней: Кох или Вагнер?" -
     Спросили с бряцанием шпор.
     "Друзья! вас и в Йене и в Бонне
     Давно уже я оценил.
     Кох логике славно учился,
     А Вагнер искусно чертил".
     Ответом моим недовольны:
     "Решай поскорее наш спор!" -
     Они повторили с азартом
     И с тем же бряцанием шпор.
     Я комнату взглядом окинул
     И, будто узором прельщен,
     "Мне нравятся очень... 
обои
!" -
     Сказал им и выбежал вон.
     Понять моего каламбура
     Из них ни единый не мог,
     И долго стояли в раздумье
     Студьозусы Вагнер и Кох.
     Точно так же стоят теперь в раздумье и Гор с Бушем, не  в силах понять,
кто  же  из них  оказался более  доблестным в глазах  американского  народа.
Впрочем, раздумье  раздумьем, а  совершать ритуальные  действия им все равно
приходится, никуда не денешься. По последним сообщениям, демократы направили
во Флориду, где сейчас  вручную пересчитывают шесть  миллионов избирательных
бюллетеней, "десант" из полусотни адвокатов  - для  ознакомления с  делом  и
подготовки  исковых  заявлений. В  ответ  на  это  республиканцы  пригрозили
пересчитать  заново голоса еще и  в  нескольких штатах, в  которых  победу с
небольшим перевесом одержали демократы. Похоже на  то, что эти выборы станут
самыми увлекательными в истории Америки. Кто бы ни победил на них, уже ясно,
что спокойно править страной ему не удастся.
     Публичные высказывания кандидатов в президенты выглядят еще интереснее,
чем их действия. Как передают западные  информационные агентства, губернатор
Буш  "выражает  осторожную  надежду,  что   окончательный   подсчет  голосов
подтвердит  его убедительную победу". В отличие от  него вице-президент Гор,
согласно тем же источникам, "в  последние дни всеми средствами демонстрирует
окружающим свое  спокойствие  и даже некоторую  уверенность  в  победе". Эти
демонстрации  напоминают  мне  выражение  глаз  (точнее,  левого  глаза)  А.
Шварценеггера, героя известного романа Виктора Пелевина "Чапаев и Пустота":
     "Его левый глаз был чуть  сощурен и выражал  очень ясную и одновременно
неизмеримо сложную  гамму  чувств,  среди которых были смешанные  в  строгой
пропорции  жизнелюбие,  сила, здоровая любовь  к  детям, моральная поддержка
американского автомобилестроения в его нелегкой схватке с Японией, признание
прав  сексуальных меньшинств, легкая ирония по поводу феминизма  и спокойное
осознание того, что  демократия и иудео-христианские ценности в конце концов
обязательно победят все зло в этом мире".
     Пока   два   американских  политика-тяжеловеса,   столкнувшись   лбами,
состязаются в политической  борьбе  сумо,  аналитики и  политологи  тоже зря
времени не теряют. Их усилиями недавно выяснилось, что оба кандидата на пост
президента  США имеют  древние аристократические  корни.  Оказывается, Буш -
дальний  родственник  королей  Англии  Генриха  III  и  Карла  II,  королевы
Елизаветы,  короля  Франции Людовика XI и даже  одного из албанских королей.
Альберт  Гор  -  потомок французских  королей  Людовика  I  и  II,  а  также
представителей  Священной римской  империи.  Уж не  знаю,  как  там  было  у
"представителей"  Священной  римской  империи,  а  древние римляне  проблему
двоевластия  решали очень  просто.  Как  пишет знаменитый  историк  Моммзен,
"власть у них была вручена не одному лицу и не пожизненно, а сроком на год и
двум  лицам  - консулам  (это  слово в переводе значит  "товарищ"). И тот  и
другой консул обладали всей полнотой власти,  но  обязательны были только те
распоряжения, которые  исходили  от обоих консулов,  в случае же  несогласия
одного консула приказания другого не имели силы".
     Это ли не идеальное общественное  устройство? Как удобно  будет,  когда
Америкой станут править  одновременно демократы и республиканцы, товарищ Гор
и  товарищ  Буш!  Ведь правили  же  уже  однажды всем  миром "три товарища",
собравшиеся  в Ялте! Дров они наломали, конечно, порядочно,  но зато раздоры
между народами на  это  время прекратились,  и в  мире воцарились  блаженное
согласие и умиротворение.

     Тамбовский волк
     В последнее время по всей  России ширится новое движение,  занесенное к
нам в числе прочего гнилым  ветром с Запада. Каждый город и каждая  область,
хоть как-нибудь выделяющиеся на сером фоне  российской действительности, изо
всех сил пытаются  разрекламировать эту свою  особенность, чтобы переключить
на себя хотя бы часть  традиционных  туристических потоков. Сообщения на эту
тему так  и  сыплются  из средств массовой информации. В  Петербурге открыли
музей сновидений им.  З.  Фрейда.  В  Подольске  отметили  500-летие русской
водки. Странно, что в Москве еще  не празднуют годовщины появления граненого
стакана (его изобрела,  как  известно, Вера Мухина, создавшая также и другой
великий символ советской эпохи - скульптуру "Рабочий и колхозница").
     В Тамбовской области также  решили не упустить свой исторический  шанс.
Там открыли Музей волка,  который, как сообщило "Эхо Москвы", "в перспективе
планируется расширить до  культурно-развлекательного  комплекса". Для  того,
чтобы  культурные развлечения  в  этом комплексе проходили  еще  веселее,  в
Тамбове  была специально организована комиссия, призванная, как говорилось в
соответствующем  пресс-релизе,   "создать  положительный  образ  тамбовского
волка".
     Немного легче оказалась задача, стоящая перед  властями города Изборска
Псковской области. Там организовали туристический маршрут с пышным названием
"Прогулка по местам пребывания  в Изборске Владимира  Владимировича Путина".
Для  этого  оказалось  достаточно   повесить  мемориальные  доски  "у   всех
объектов",  возле  которых  останавливался   президент;  созданием   же  его
положительного  образа  можно  было  уже  не  утруждаться,  об  этом  и  так
позаботились специальные органы в г. Москве.
     Кстати, опять-таки странно, что  и в вышеупомянутом городе не принялись
еще  за  создание  аналогичных  мемориальных  маршрутов. На днях  г-н  Путин
пьянствовал там  с английским премьер-министром Блэром; это  произошло,  как
известно,  в забегаловке с непритязательным  названием "Пивнушка".  Я думаю,
что мраморная доска с золотыми буквами очень  украсила  бы  собой вход в это
почтенное заведение. Единственная  трудность,  которая тут стояла  бы  перед
организаторами - это "embarras de richesse", затруднение от большого выбора.
Но и здесь можно было бы найти выход - например, такой, который был описан у
Джерома  в  его  замечательном  произведении  "Трое  в лодке".  "Любопытно",
задается  вопросом там автор, "что, если бы Гаррис вдруг возродился к  новой
жизни,   сделался  бы   выдающимся   и   порядочным   человеком,   стал   бы
премьер-министром  и потом  умер  -  появились бы  на вывесках трактиров,  к
которым он благоволил, надписи вроде следующих: "Здесь  Гаррис выпил  кружку
светлого"; "Здесь летом 1888 года Гаррис пропустил два стаканчика  холодного
шотландского"; "Отсюда  в декабре 1886 года вывели Гарриса"? Не думаю. Таких
надписей  было  бы  слишком  много.  Скорее  прославились  бы   те  питейные
заведения, куда он ни разу не заглядывал. "Единственная пивная в Южной части
Лондона, где Гаррис не выпил ни  одного глотка!" - и толпа повалила бы туда,
чтобы поглазеть на такое диво".
     Но  это  только у нас и в Англии все стремятся  стать  президентами или
премьер-министрами для того, чтобы оставить след в истории и увешать досками
со своим именем все  пивнушки  в любезном отечестве.  Есть страны  и с менее
честолюбивым населением. Одно из них, а именно Молдавия, даже рискует сейчас
вообще   остаться   без   главы   государства.   Как   сухо   констатировали
информационные  агентства,  "за   неделю  до  выборов  президента  Молдавии,
назначенных на 1 декабря, никто так и не изъявил желания  баллотироваться на
этот пост". Правда, в самый последний день, отведенный для подачи заявлений,
нашелся  все-таки один кандидат в  президенты; но  и он, похоже, решился  на
этот шаг  только  под  давлением  товарищей  по  партии -  коммунистической,
разумеется.  Прав,  прав  был  Солженицын,  когда  говорил,   что  не  нужно
"обременять" народы бывшего Советского Союза государственными образованиями!
Ни к чему  это  им,  не понимают они,  зачем  это надо. И то сказать: что за
радость быть "молдавским  президентом"? Все  равно  как  одного  чиновника у
Чехова   спросили,   какое   правление   в  Турции,  и   получили  в   ответ
справедливейшее замечание: "известно, какое... турецкое".
     Но  в России, в отличие от Молдавии, к власти во все времена относились
очень  серьезно.  Так называемый  "культ  личности"  - совсем  не  советское
изобретение. Большевики выработали только особый жаргон, на котором возможны
стали такие отвратительные словосочетания, как "культ личности"; само же это
явление  в  России,  похоже,  существовало  всегда.  Вчера  в  Императорской
Публичной библиотеке (ныне  РНБ) я  увидел под  стеклом ветхую полуистлевшую
листовку, в которой  чрезвычайно высоким штилем сообщалось о том,  что некто
М.  А.  Романов  стал  членом  петербургской   пожарной  дружины.  Вот  этот
анекдотический документ слово в слово:

Радуйтесь, и снова повторяю вам - радуйтесь!
     9-го сего  Февраля  Августейший  Сын  нашей Августейшей Покровительницы
Государыни Марии  Феодоровны,  Его  Императорское  Высочество  Великий Князь
Михаил Александрович благосклонно соизволил принять на себя звание Почетного
Члена Пожарной Дружины имени Петра Великого.
     Это ли не  новое  знамение милости  Божией к  нам?  При  этом  невольно
восклицаешь: "Дивны дела Твои,  Господи, вся премудростью сотворил еси". Чем
же  можем  мы  возблагодарить  Всемогущее Провидение  за изливаемые  на  нас
милости?  Смело  скажу - смирением.  Сплотимся отныне еще дружней  для нашей
общей  работы  на  поприще  служения  ближнему,  и  когда,  охраняя  местное
население  от  огненного бедствия, нам удастся  хотя  немного помочь  ему  в
минуты горя - скажем, что мы исполнили лишь  свой долг. Вот  то смирение,  в
котором  мы  должны  черпать нашу силу, памятуя, что "гордым Бог противится,
смиренным же - дает благодать".
     Наглядное  свидетельство сказанного  - налицо: достопамятные дни 8 Июля
1897 года и 9 Февраля 1899 года  с наглядной очевидностью указывают нам, что
"не в силе Бог, а в правде". Эти знаменательные слова Святого Благоверного и
Великого Князя Александра Невского да будут отныне дружине лозунгом. Вознося
горячие  благодарности  и  хвалебные  мольбы  к Престолу Вседержителя, будем
просить его,  да укрепит он наши силы для дальнейшего добровольного служения
на  пользу родного  края,  и да поможет он оправдать высокое  доверие  нашей
Августейшей  Покровительницы  Государыни Марии Феодоровны и  ея Августейшего
Сына Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Александровича, во
славу Божию, на радость Царю и на пользу ближнего. Ура!"


     Русская  поэзия,  как  известно,  переживает  сейчас  период  упадка  и
безвременья. Искусство всегда беднеет, когда отрывается от действительности.
С  другой  стороны,  сама  действительность,  видимо,   не  выдержав  долгой
поэтической засухи, в последнее время начинает говорить стихами.  Недавно на
одном громком  судебном процессе,  связанном с каким-то шпионским скандалом,
адвокат  подсудимого,  сообщив,  что "в  ночь  накануне  заседания  на  него
снизошло  озарение",  прочитал  затем   свое  обращение  к  суду  в  стихах.
Выступление  его  было  изложено  на  двенадцати листах и  произвело на  суд
немалое впечатление. Судья с подходящей случаю фамилией Баркова слушала речь
очень внимательно, но комментировать ее  не стала, заметив  только, что "это
пятистопный  ямб".  Так  или  иначе,  но  ловкому адвокату  все-таки удалось
заставить себя слушать. Концовка его речи была совершенно патетической:
     Так неужели было мало
     Невинно осужденных и распятых?
     Очнитесь, я прошу,
     От сна безумия, сна беззакония, я призываю!
     Вы! - Суд, не Божий - суд людской,
     Взгляните! И откроются глаза.
     Послушайте! - отверзнутся и уши,
     Скажите! - Правду вымолвят уста.
     Ведь правда здесь одна - она пред Вами.
     Он невиновен!
     Оправдать его - задача общая,
     Не только наша с Вами,
     А общества Российского всего!
     Стихи  довольно выразительны;  жаль  только,  что  адвокату не  хватило
вдохновения  их  еще  и  зарифмовать.  Помнится,  Жуковский  некогда  создал
стихотворение "Тленность", начинавшееся строками:
     Послушай, дедушка, мне каждый раз,
     Когда взгляну на этот замок Ретлер,
     Приходит в мысль: что, если то ж случится
     И с нашей хижиной? -
     на что юный шалопай Пушкин немедленно написал пародию:
     Послушай, дедушка, мне каждый раз,
     Когда взгляну на этот замок Ретлер,
     Приходит в мысль: что, если это проза,
     Да и дурная?
     Скоро,  однако,  в  суде  будет  выступать  с  последним  словом  и сам
обвиняемый Поуп. Его шпионское прошлое, наверное, должно было обеспечить ему
более  высокую литературную квалификацию,  чем у московского  юриста.  Будем
надеяться,  что он не посрамит американскую поэтическую традицию  и порадует
нас торжественной поэмой или гимном.
     Что  касается  последнего,  то  создание государственных  песнопений  в
последнее  время  охватило не  только  Россию,  где,  как  известно,  сейчас
усиленно сочиняют  новый гимн, но и  Казахстан. Казалось бы, что тут думать,
надо идти  проторенной дорогой. Все  бывшие национальные  окраины Российской
Империи, ныне преобразовавшиеся в независимые государства, могли бы взять за
основу  текст польского гимна, начинающегося  оптимистическими  словами "еще
Польска не сгинела". Украина так и сделала; в ее варианте это звучит как "ще
не вмерла Україна".  Как  приятно было  бы услышать где-нибудь  в Москве  на
официальной церемонии, что не сгинули еще ни Эстония, ни Латвия, ни Армения,
ни Казахстан! Но  казахи решили не идти  по проторенной  дороге  и  написали
свой, совершенно оригинальный вариант текста.  Сделал это  не кто иной,  как
сам  казахстанский президент Назарбаев. Как  утверждает официальная легенда,
которую  казахские  школьники,  наверное,  скоро  будут  узнавать  из  своих
учебников, как-то раз, возвращаясь домой после визита во Францию  и будучи в
хорошем  настроении,  г-н  Назарбаев  напел  эту  песню  прямо  в  самолете.
Называется  она  "Елим менин" ("Моя  страна"). Вот ее  текст  в  подстрочном
переводе (привожу с сокращениями):
     Ярче стали рассветы,
     Возвеличиваются горы,
     Игриво бушуют озера,
     Наигрывают мелодии цветы,
     Настали дни нашей мечты.
     Дорога мне степь, просеченная
     Кровью моих предков, слезами матерей.
     Пусть завидуют враги
     И радуются друзья.
     Пусть дружно собирается народ
     У переполненных изобилием чаш.
     Почему  бы  и  нет,  действительно?  Как  же  не  собраться  народу  "у
переполненных изобилием чаш", когда и озера уже "игриво бушуют"? Г-ну Путину
следовало  бы  взять пример у своего  старшего товарища и тоже  осчастливить
свою  страну такой  же  эффектной  патриотической  песней. Заодно и проблема
гимна была бы решена.


     В последнюю неделю в стране развернулась необыкновенно острая дискуссия
в связи с  восстановлением мелодии советского гимна. Оживились все партийные
группировки, в том  числе  и  самые реликтовые. Особенно  неотразима в своей
аргументации была  президентская  фракция  в  Думе. Ее  лидер Борис  Грызлов
сгоряча пообещал даже  "привести новые данные о музыке  гимна  СССР, которые
убедительно доказывают  ее  некоммунистическое происхождение".  Исторические
корни этой мелодии, согласно исследованиям некой "группы аналитиков", уходят
в  далекий  1872 год,  к  "Былинам" Василия  Калинникова.  Жаль, что не было
проведено  заодно  еще   одно  расследование   -  о  благонадежности  самого
композитора Калинникова.  В ту пору, знаете ли, многие  русские интеллигенты
тайно сочувствовали нигилистам и революционерам.
     Не   менее  красноречива  и   убедительна   была   и   другая  сторона,
протестовавшая против восстановления  старого гимна. Наиболее резко выступил
Анатолий Чубайс, назвавший это возвращение к старому "исторической ошибкой".
Загладить ее  теперь, по его мнению, можно только  выносом "трупа Ленина" из
Мавзолея. Меня давно уже удивляло, что все  последние годы,  как только речь
заходит о  подведении исторических итогов,  они всегда  почему-то непременно
связываются с  каким-нибудь торжественным погребением  в  Петербурге.  Прямо
кладбище какое-то из города устроили, свозят трупы со  всей России - царскую
семью из Екатеринбурга, Ленина из Москвы. Чуть было не привезли  и Бродского
из Нью-Йорка,  да  как-то все же Бог  миловал. Основывались, видимо,  на его
знаменитых строчках:
     Ни страны, ни погоста
     Не хочу выбирать.
     На Васильевский остров
     Я приду умирать.
     Набоков тоже, как известно, писал:
     Кость в груди нащупываю я;
     Родина, вот эта кость - твоя! -
     но  это  же  не  значит,  что  нужно  эту  самую  кость  выкапывать  из
швейцарской  земли,  где Набоков  похоронен,  и  погребать  ее где-нибудь  в
Александро-Невской лавре.
     Но   я   отвлекся.   В  ходе  дискуссии  по  государственной  символике
высказывались  и  другие  предложения,  иногда чрезвычайно остроумные.  Так,
лидер  ЛДПР  Владимир  Жириновский  предложил  "в  качестве  альтернативного
варианта"    изобразить    на    гербе   космический    корабль   и    некое
"интернет-пространство",    которое     призвано    символизировать    собой
"технологический отрыв России в следующем веке". Интересно было бы  спросить
у    данного    политика,   видел   ли    он    когда-нибудь    это    самое
"интернет-пространство" и,  если видел, то как  оно выглядит? С  этой  точки
зрения на гербе лучше всего было бы изобразить пресловутую "кузькину  мать",
которую мы давно уже обещали показать всему миру.
     Реакция  же  средств  массовой  информации  на  восстановление  мелодии
советского гимна оказалась, на мой взгляд, уж совсем неадекватной. Все очень
подробно  рассмотрели  вопрос  о том,  как  отнеслись  к  реанимации  музыки
Александрова  различные  партийные  группировки и о том, будут или не  будут
вставать  под этот гимн  те или иные  наши знаменитые  соотечественники. Что
касается вопроса  о  вставании,  то  он  вызывает у  меня  в  памяти  только
издевательское замечание В. В. Розанова о  том,  что кроме этого "лошадиного
способа"  выражать  свое  почтение  наша цивилизация  "ничего  не нашла,  не
выдумала  и  не  выдавила из  своей  души".  Еще  смешнее,  однако,  всерьез
рефлексировать  по тому  поводу, встанет или не встанет под мелодию  старого
советского гимна виолончелист Ростропович или балерина Плисецкая. Ради Бога,
пускай  сидят,  оставим  их  в  покое.  Гораздо  интереснее  рассмотреть эту
проблему под несколько более широким углом зрения.
     Восстановив  на   рубеже  тысячелетий  византийский   герб,  петровский
флаг-триколор и советский гимн, Россия, пожалуй, впервые за все время своего
существования попыталась склеить  воедино нашу фатально разорванную историю.
Первая попытка такого  рода была сделана в  начале девяностых  годов,  когда
после  очередной революции победившая сторона не просто отвергла предыдущий,
советский  период, но  и  восстановила,  хотя бы  номинально,  некоторые  из
государственных   символов   периода   дореволюционного   -   герб,    флаг,
Государственную  думу.  Второй  российский  президент  и  в   этом  оказался
продолжателем  первого:  вернув  России советский гимн, он  включил  в общий
поток нашей истории последнюю отверженную эпоху. Чрезвычайно символично, что
самое  бурное  и  неоднозначное столетие  нашей  истории  закончилось  столь
впечатляющим  актом объединения  и примирения. Может быть, в  свои следующие
сто лет Россия избежит хотя бы части тех потрясений, что выпали на ее долю в
ХХ веке.


     В течение уже нескольких  месяцев с  Западного  побережья США доносятся
странные  сообщения,  тиражируемые  мировыми  информационными агентствами  с
долей  недоумения, смешанного с известным злорадством.  Сообщается  о мощном
энергетическом кризисе, сотрясшем  Калифорнию, самый обширный,  населенный и
процветающий штат Америки. Слухи при этом распространяются самые чудовищные.
Говорят,   что   по   штату   прокатываются   волны   аварийных  отключений,
калифорнийские  электрические компании  одна за другой  оказываются на грани
банкротства, губернатор штата объявляет в Калифорнии чрезвычайное положение.
Миллионы  американцев, не знавших отключений света со времен  Второй Мировой
войны,  ящиками  закупают  свечи  и  прочие  старинные  средства  освещения.
Положение  усугубляется  с  каждым  днем, и властям  штата приходится ввести
режим веерного  отключения,  оставляя без света на  несколько  часов в  день
целые города. Режим экономии дошел до того, что была потушена иллюминация на
одной  из  самых  культовых построек  Америки  -  мосте "Золотые  Ворота"  в
Сан-Франциско.  Другой символ американского процветания,  компания  "Intel",
пока  еще не обесточена, но все  сотрудники ее калифорнийского отделения уже
больше  месяца работают  при  половинном  освещении.  Руководство  компании,
однако,  демонстрирует  оптимизм  и  утверждает,  что "оставшегося освещения
вполне достаточно для работы" и "никакой опасности для  здоровья шести тысяч
сотрудников нет".
     Помнится, в  эпоху  перестройки  в наших  газетах встречались сентенции
типа: "это  так же невозможно,  как очередь  за  мылом где-нибудь в Техасе".
Нехватка таких  простых  вещей,  как мыло,  хлеб  или электричество,  всегда
казалась проявлением  крайней  бедности и  общественного неблагополучия.  Но
Америку к энергетическому кризису привели не нищета и  разруха, а богатство.
В Калифорнии находится знаменитая Силиконовая долина - центр американского и
мирового высокотехнологичного производства. В последние несколько лет именно
она  являлась самым привлекательным  в мире  объектом  для  вложения  денег,
притягивая их, как магнит. Бурное развитие "новой экономики", взошедшей, как
на  дрожжах,  на этом потоке инвестиций, привело к резкому росту потребления
энергии. Между тем за  последние десять лет  в штате  не было  построено  ни
одной электростанции. Желающих вкладываться в развитие  электроэнергетики не
было,  ведь  любой  простенький  интернет-проект  обещал  совершенно  другой
уровень  прибыли, чем такая скучная и долговременная вещь, как строительство
электростанций.  В результате  электрических мощностей  в  Калифорнии  стало
остро  не  хватать,  и  в  штате разразился  полномасштабный  энергетический
кризис.
     Погрузившиеся во тьму города на Западном побережье  США  - лишь одно из
самых ярких (прошу прощения за скверный  каламбур) свидетельств  того, каким
странным  получилось  теперешнее  процветание  Америки.  С   одной  стороны,
финансовое  благополучие  этой  страны   достигло  совершенно  циклопических
размеров, а  с другой -  все громче становятся голоса,  предрекающие  США  в
скором времени  такую экономическую  катастрофу, по сравнению с которой крах
1929 года  покажется  невинным  развлечением. К  этому кризису  американскую
экономику приведет то же, что недавно привело ее к благоденствию - свободное
и беспрепятственное передвижение денег  по всему миру. Когда  в 1997  году в
Юго-Восточной  Азии  разразился финансовый  кризис,  оттуда начался  быстрый
отток  капитала  в более  спокойные экономические "гавани",  как  выражаются
сейчас  на  Западе.  Годом  позже неурядицы начались  в России  и  Латинской
Америке. Западная Европа в это время была  занята сомнительным экспериментом
с введением  единой валюты,  и  поток  денег,  "все  густея", как  сказал бы
Булгаков,  устремился в  США.  Там  он обрушился на фондовый  рынок,  отчего
котировки  акций  в  самое  непродолжительное  время  взлетели   до   небес.
Переварить  такое количество денег не смогла  даже  американская  экономика,
самая большая  в  мире. Очень быстро акции самых пустячных и даже безнадежно
убыточных  компаний стали котироваться, фигурально  выражаясь, на вес золота
(фигурально,  потому  что само  золото при этом дешевело и дешевело).  Часто
активы этих компаний состояли из нескольких компьютеров, десятка сотрудников
и какого-нибудь популярного сайта в Интернете. Налицо был самый обыкновенный
мыльный пузырь  -  вроде того,  что вздулся  и лопнул  на наших  глазах  под
незабвенным названием "МММ". Впрочем, наши  покупатели акций МММ  никогда не
думали, что  эти бумаги  имеют хоть какую-нибудь  реальную  ценность;  более
простодушные  американцы,  однако,  быстро  уверовали  в   торжество  "новой
экономики",  и,  охваченные очередной золотой лихорадкой,  скупали не  глядя
все, что имеет хотя бы малейшее отношение к высоким технологиям.
     В  прошлом  году  наступило  отрезвление, и  акции  высокотехнологичных
компаний  подешевели в два  раза.  Их  держатели  потеряли при  этом  четыре
триллиона  долларов  -  страшная  сумма, примерно  столетний  бюджет России.
Деньги утекают из Америки с такой же скоростью, с какой еще недавно они туда
притекали. При этом задолженность  американской экономики  сейчас даже выше,
чем она была в 1929 году, перед началом Великой депрессии.  Американцы  сами
создали миф о  своей стране  как о незыблемой крепости,  надежном пристанище
для  вложения  денег   со  всего  мира,  и  теперь  расплачиваются  за  этот
вдохновенный  эксперимент. Биржевые бумы  были и раньше в  разных странах, и
почти всегда  они  были  связаны с чем-то новым  и  высокотехнологичным. Был
железнодорожный  бум,  была "Панама", была биржевая  лихорадка  в Голландии,
когда  еще  и  акций  никаких  не  существовало  - вместо них росли  цены на
луковицы  тюльпанов, да так безудержно,  что целая  нация оказалась охвачена
этим безумием, все покупали  луковицы  по самым невероятным ценам; кончилось
это, как и следовало ожидать, колоссальным биржевым крахом 1636 года. Но так
легко и свободно, как  теперь, деньги по миру еще не  перемещались, и теперь
каждую нацию,  которая  вовлечена  в  эту  игру, от  финансового  взлета  до
крушения экономики  отделяет совсем малость  - "мнение" рядовых вкладчиков и
скромных   держателей   акций.   Мнение   же  это  не   столько  подчиняется
экономическим  закономерностям,  сколько   определяется  психологией  толпы.
Стоило слегка пошатнуться вере в финансовое благополучие Юго-Восточной Азии,
и весь  континент несколько лет трясло в экономической  лихорадке.  В  толпе
никто не  движется хаотически, но более осмысленными ее действия от этого не
становятся. Во время лесного  пожара все обитатели леса бегут в одну и ту же
сторону - но не обязательно в сторону более безопасную. Сейчас мы наблюдаем,
как  массовый  миф  о  финансовом благополучии  Америки  сменяется  массовым
прозрением.  Чем  кончится  этот  новый эксперимент, пока  не может  сказать
никто.


     Месяц назад  лондонская топ-модель Анжела Ермакова, русская  негритянка
по происхождению, заявила  о том, что отец ее дочери - известный теннисист и
миллионер Борис Беккер. На днях в  Королевском суде Лондона прошли  слушания
ее иска, завершившиеся полной победой предприимчивой афророссиянки. Поначалу
Беккер, ошеломленный известием о неожиданных последствиях  орального секса с
русской  красавицей,  отпирался от своего отцовства, наняв для  этого лучших
британских  адвокатов. Последние держали самую жесткую  линию защиты и  сами
обвиняли Анжелу в том, что она злонамеренно завладела спермой г-на Беккера и
оплодотворила  себя искусственным  образом,  причем сделала  это  с  помощью
русской мафии. Правда, какой именно была роль русской мафии в этом  акте, не
сообщалось. Так или иначе, но юридическая поддержка Беккеру не понадобилась:
как только стало  известно  заключение экспертизы, доказавшей его отцовство,
теннисист сразу отказался от дальнейшего препирательства. Теперь  находчивая
мама  может рассчитывать на  одну шестую капитала  Беккера, что  на  сегодня
составляет около $30 миллионов.
     Судьба Анжелы  Ермаковой  доказывает, что  в  наши  дни  женщины  могут
сделать полноценную авантюрную карьеру ничуть не хуже, чем мужчины. Когда на
склоне лет  г-жа Ермакова соберется, как Казанова, написать свои  мемуары, я
думаю, что  они  окажутся еще  более захватывающими  и  содержательными, чем
воспоминания знаменитого венецианского авантюриста. Анжела родилась в Москве
в 1968 году; ее отцом был студент из  Нигерии, которого она так никогда и не
увидела  (ее дочери повезло больше  - она,  по  крайней  мере, сможет видеть
своего папу в телевизоре). Окончив школу, г-жа Ермакова овладела несколькими
иностранными  языками и перебралась на Запад. Осев в туманном Альбионе, наша
хваткая соотечественница  быстро вышла замуж  за  некого Ричарда  Фрэмптона,
который  был  совершенно  равнодушен  к женщинам, но  зато  имел  британское
гражданство.  Ее  блестящий  замысел, однако, не  удался;  после  нескольких
месяцев   совместного   проживания,  омраченного  непрерывными   ссорами   и
скандалами,  уязвленный  Ричард   не  только   отказался  помочь   Анжеле  с
гражданством,  но и стал  угрожать  открыть властям  ее  противоестественный
замысел стать британкой.  Но уже следующая попытка увенчалась успехом: выйдя
замуж  еще раз, Анжела  наконец  стала подданной английской  королевы, после
чего сразу же бросила своего незадачливого мужа.
     Получив   вожделенное  гражданство,  г-жа   Ермакова   какое-то   время
подрабатывала в ресторанах, подвизаясь там на  единственном поприще, которое
ей по-настоящему хорошо удавалось. Потом ей снова повезло: она познакомилась
с крупным финансистом, и у нее появилось то, к чему она так долго стремилась
-  собственная  вилла,  красивые   автомобили  и  ценные  знакомства.  Через
несколько лет,  однако,  Анжела  опять  оказалась у разбитого  корыта, и  ей
пришлось начинать все сначала. Тут-то ей и подвернулся Борис Беккер, большой
любитель чернокожих женщин. Они познакомились в японском ресторане, и Анжела
оставила  очарованному теннисисту  номер  своего телефона. После  этого  они
встречались  только  один  раз  (в  бельевой  комнате шикарного  отеля,  что
показалось  Беккеру  ужасно  романтичным).  Этого  раза,  однако,  оказалось
достаточно:  ловким  трюком  г-жа  Ермакова  сумела  закрепить   последствия
мимолетного   свидания,   осчастливив   недалекого   миллионера  неожиданным
прибавлением в семействе.
     Великий  кельтский  писатель  Джеймс  Джойс  как-то с  горечью  сравнил
ирландское   искусство  с  "треснувшим  зеркалом  служанки".  Судьба  Анжелы
Ермаковой, на  мой  взгляд,  выглядит не ничуть  худшим  символом теперешней
горестной участи России, также изо всех сил устремившейся к "цивилизованному
миру" и  претерпевшей  на  этом пути  ничуть не меньшие  невзгоды.  С  каким
вожделением мы  еще недавно  заглядывали  за неприступный  железный занавес,
каким сверкающим  и драгоценным  представал перед нами западный мир! За этот
"жар  соблазна",   за   эти  яркие   погремушки  мы  бросили   все  -   свою
сверхдержавность, обладание полумиром, владычество над неисчислимыми землями
и народами,  над которыми никогда не заходила орбитальная станция "Мир".  Мы
надеялись, что  и  мы  вскоре  приобщимся  к  этому сонму  небожителей  -  а
кончилось все бельевой комнатой в грязном отеле (на шикарный отель Запад так
и  не  раскошелился).  Как  первый муж Анжелы Ермаковой,  цивилизованный мир
оказался  равнодушен  к  нашим  прелестям. Только  наши  правозащитники  все
по-прежнему  долдонят, что  мы еще недостаточно разоблачились,  что нам надо
шагать и шагать к настоящей демократии,  унижаться все больше и больше перед
всесильным Западом.  Но их уже никто  не слушает. Наше отрезвление наступило
поздно - но лучше поздно, чем никогда.


     На днях  газеты довольно сухо  сообщили  о "плановом  визите" Владимира
Путина  на Украину. Визит,  против обыкновения,  проходил не в  Киеве,  а  в
Днепропетровске, родном городе Леонида Кучмы. Президента России  сопровождал
в его поездке и московский мэр Юрий Лужков, привезший на Украину свой проект
строительства моста через Керченский пролив.
     Это,    казалось   бы,   совершенно   рядовое    событие    в   истории
русско-украинских отношений, имеет и свою  метафизическую сторону, настолько
глубокую, что просто диву даешься, как  символично и многозначительно иногда
складываются хитросплетения нашей внутренней и внешней политики. По временам
появляется  такое  ощущение,  что  эти  совпадения  не  могут  быть  простым
стечением  обстоятельств,  а  преднамеренно  создаются  чьей-то  разумной  и
всезнающей рукой.
     Днепропетровск  был  основан  кн.  Потемкиным  по  воле  Екатерины  II,
пожелавшей  иметь еще и южную столицу в дополнение к северной  (Петербург) и
первопрестольной  (Москва). Город был назван Екатеринославом  (логичнее было
бы именовать  его Екатеринбургом, но это название было уже занято городом на
Урале, появившимся  полувеком  раньше). Императрица демонстративно подражала
Петру  Великому и даже  в  чем-то  соперничала с ним (как  это видно  из  ее
знаменитой  надписи на  пьедестале  Медного Всадника:  "Петру I -  Екатерина
II"). Как и Петр, она попыталась соорудить на пустынном берегу великой реки,
отвоеванном   у   неприятеля,   новый   город,   пышный   и  величественный.
Обустройством Екатеринослава, ставшего  столицей Новороссии, также занимался
Потемкин.  Развив  лихорадочную  деятельность,  он  переселял  в  этот  край
колонистов, закладывал  города, застраивал улицы, учреждал школы, фабрики  и
верфи, разводил леса и виноградники. В столице  планировались  еще и  парки,
фонтаны,  каналы,  великолепные   храмы,   здание  суда  "наподобие  древних
базилик", торговые ряды в  виде грандиозного полукружия, с биржей  и театром
посередине, музыкальная академия  и  университет.  Очень скоро Екатеринослав
стал "весьма лепоустроенным", как выражались  современники; но  судьба этого
города  оказалась  далеко  не  такой  счастливой,  как  судьба   Петербурга,
гениального создания Петра Великого. Через какое-то  время Потемкина  сменил
новый  фаворит  Екатерины,  Платон Зубов; его брат Валериан перенес  столицу
Новороссии в Вознесенск,  и  одна  из самых  пышных  "потемкинских деревень"
потеряла свое значение.
     Но города, как и книги, имеют свою судьбу. Екатеринослав, при советской
власти переименованный в Днепропетровск, был бы совсем заштатным городишком,
если бы  его изначально задуманная столичность  не всплыла неожиданно тогда,
когда  о  ней уже  никто не помнил. В позднесоветское  время  Днепропетровск
вдруг начал потоком поставлять  руководящие  кадры наверх, пока один  видный
днепропетровец, Л.  И.  Брежнев,  не стал во  главе  колоссальной  советской
империи, достигшей в то время вершины своего могущества. В то время был даже
популярен анекдот на эту тему,  гласивший, что история России делится на три
части: допетровская Россия, петровская  Россия и,  наконец, днепропетровская
Россия.  Сейчас  политические горизонты на Украине  резко  сузились, но роль
Днепропетровска, наоборот, выросла  необыкновенно. У  власти  в  Киеве  ныне
находится  то,  что  местная  пресса  называет "днепропетровским кланом",  и
украинская элита едва ли не поголовно имеет  днепропетровское происхождение.
Дело  дошло  до того,  что  НДП  (партия власти,  наспех  сколоченная  перед
выборами)  стала  именоваться  в   массах  не  "Народно-Демократической",  а
"Народно-Днепропетровской".
     Сходным  образом  дела  обстоят  и  в  России,  где  к  власти  пришел,
соответственно,  "петербургский клан".  Интересно, с каким  чувством главный
представитель  этого  клана, Владимир  Путин  пожимал недавно  руку  Леониду
Кучме,  главному  представителю   клана   днепропетровского.  Русские  поэты
петербургского  периода  много  изощрялись в  сравнениях  Петра  и Екатерины
("державный дух Петра и  ум Екатерины", "Петр россам дал тела,  Екатерина  -
души"), но кто мог предвидеть два с половиной столетия назад, что оба детища
этих великих монархов так странно проявят  себя в конце ХХ века, на обломках
окончательно развалившейся Российской Империи?
     Как  будто специально  для  того,  чтобы полнее  оттенить пронзительную
символичность  происходящего,  в  Днепропетровск  отправился и Юрий  Лужков,
главный представитель клана  московского, едва  не пришедшего  к  власти  на
последних  выборах.  Ни один москвич не управлял Россией вот уже триста лет,
со времен Петра I  (который был  весьма  неординарным москвичом; так, у него
нередко появлялось искушение  сровнять древнюю русскую столицу с землей  для
вящего  содействия реформам) - но почему так происходит, объяснить москвичам
очень  трудно.  Я думаю,  сейчас неудавшегося президента  Лужкова уязвленная
гордость терзает  уже не так сильно, как раньше,  но на действия г-на Путина
московский мэр по-прежнему взирает со смешанными, и во многом очень горькими
чувствами.  Что ж, еще Пушкин сокрушался, что  старинные московские боярские
роды  (к которым  принадлежал  и сам Александр Сергеевич)  хиреют и сходят с
исторической сцены, сплошь занятой какими-то петербургскими выскочками.
     Между тем старая тяжба  между двумя российскими столицами продолжается.
Очередным ее эпизодом  стала увлекательная словесная  пикировка, случившаяся
на открытии  в  Москве экспозиции  "300 лет  Санкт-Петербурга". Юрий Лужков,
обратившийся к ее участникам с приветственным  словом, выдержал его в  тонах
снисходительных и пренебрежительных.
     - Тут к нам выставочка приехала, - сказал он собравшимся.
     - Юрий Михайлович, а что Москва подарит Петербургу?, - спросили у него.
     - К 300-летию  Петербурга  я отремонтирую все московские дворы и улицы,
чтобы их губернатору было на что равняться.
     - А я намерен изваять для Петербурга памятник графу  Шувалову,  который
станет  подарком  лично от меня, - заявил случившийся тут же Зураб Церетели.
Но  не  успел  он закончить фразу,  как  петербургский  губернатор  Яковлев,
видимо, содрогнувшийся от этой перспективы, сказал:
     - Предлагаю установить этот памятник у московской Академии художеств.
     Дело  кончилось тем, что  Церетели вызвался ваять сразу два  монумента,
для  Москвы  и Петербурга. Учитывая фантастический дар типизации московского
скульптора  (как известно,  его  памятник  Петру  Великому,  установленный в
Москве, изначально был  памятником Христофору Колумбу),  можно предположить,
что на сей раз обе русские столицы  пострадают в равной степени, и самолюбие
ни одной из них не будет чересчур задето.
     Вообще  же  надо  признать,  что  уровень  дискуссии  между  Москвой  и
Петербургом,  идущей  уже  три  столетия, изрядно снизился, хотя  накал ее и
остался прежним. Обмен любезностями между соответствующими градоначальниками
-  дело,  конечно,  хорошее,  но  раньше  разногласия между  двумя  русскими
столицами порождали не только перебранки, но и огромный поток художественной
продукции: это были книги, картины, симфонии, оперные и балетные постановки.
В  1859 году  Некрасов  написал  стихотворение под  выразительным  названием
"Дружеская переписка Москвы с Петербургом", в котором попытался  суммировать
вековечные претензии  двух городов друг к другу.  Начинается оно "московским
стихотворением":
     На дальнем севере, в гиперборейском крае,
     Где солнце тусклое, показываясь в мае,
     Скрывается опять до лета в сентябре,
     Столица новая возникла при Петре.
     Возникнув с помощью чухонского народа
     Из топей и болот в каких-нибудь два года,
     Она до наших дней с Россией не срослась.
     Здесь каждый  пассаж  издевательски пародирует  то  или  иное место  из
пушкинского  "Медного Всадника", этого каталога  петербургской  мифологии. У
Пушкина  Петербург -  это "юный  град",  "полнощных  стран  краса  и  диво",
вознесшийся  "из тьмы лесов, из  топи  блат" на месте былого "приюта убогого
чухонца":
     По оживленным берегам,
     Громады стройные теснятся
     Дворцов и башен; корабли
     Толпой со всех концов земли
     К богатым пристаням стремятся.
     Некрасов  (от  имени Москвы)  говорит  о  том  же  и  почти  в  тех  же
выражениях, но совсем по-другому:
     Театры и дворцы, Нева и корабли,
     Несущие туда со всех концов земли
     Затеи роскоши: музеи просвещенья,
     Музеи древностей - "все признаки ученья"
     В том городе найдешь; нет одного - души!
     Там высох человек, погрязнув в барыши,
     Улыбка на устах, а на уме коварность:
     Святого ничего - одна утилитарность!
     Ответное некрасовское "петербургское послание" уже пародирует известное
стихотворение Гете "Kennst du das Land":
     Ты знаешь град, заслуженный и древний,
     Который совместил в свои концы
     Хоромы, хижины, посады и деревни
     И храмы Божии, и царские дворцы?
     Это явная реминисценция из Ф. Н. Глинки, который писал о Москве:
     Город пышный, город древний!
     Ты вместил в свои концы
     И посады, и деревни,
     И хоромы, и дворцы!
     Глинка, в свою очередь,  опирался на известное  стихотворение Пушкина о
Петербурге:
     Город пышный, город бедный,
     Дух неволи, стройный вид,
     Свод небес зелено-бледный,
     Скука, холод и гранит.
     Его  структуру  использовал  позже  и  Владимир  Соловьев,  когда   ему
понадобилось раздавить Москву гневной инвективой:
     Город глупый, город грязный!
     Смесь Каткова и кутьи,
     Царство сплетни неотвязной,
     Скуки, сна, галиматьи.
     Но вернемся к некрасовскому стихотворению о "заслуженном граде":
     Недаром, нет! невольно брызжут слезы
     При имени заслуг, какие он свершил:
     В 12-м году такие там морозы
     Стояли, что француз досель их не забыл.
     Волшебный град! Там люди в деле тихи,
     Но говорят - волнуются за двух,
     Там от Кремля, с Арбата и Плющихи
     Отвсюду веет чисто русский дух.
     Последнее четверостишие я своими глазами видел на плакате в  московском
метрополитене - оно попало туда, наверное, в общем русле лужковской кампании
по  поэтическому возвеличиванию Москвы к ее  850-летию. Каким нужно обладать
историческим и поэтическим чутьем,  чтобы глумливые  стихи Некрасова принять
за искренний панегирик Москве, а заодно и "чисто русскому духу"! Но не будем
отвлекаться:
     Все взоры веселит, все сердце умиляет,
     На выспренний настраивает лад -
     Царь-колокол лежит, царь-пушка не стреляет,
     И сорок сороков без умолку гудят.
     Эту шутку я встречал еще у Чаадаева,  который говорил, по свидетельству
Герцена  ("Былое  и  думы"):  "В  Москве  каждого  иностранца водят смотреть
большую  пушку  и  большой  колокол.  Пушку, из  которой стрелять нельзя,  и
колокол, который свалился прежде, чем  звонил. Удивительный город, в котором
достопримечательности   отличаются  нелепостью;  или,  может,  этот  большой
колокол без языка - гиероглиф, выражающий эту огромную немую страну, которое
заселяет  племя, назвавшее  себя 
славянами
,  как  будто удивляясь, что имеет
слово человеческое". Но продолжим цитату из Некрасова:
     Правдивый град! Там процветает гласность,
     Там принялись науки семена,
     Там в головах у всех такая ясность,
     Что комара не примут за слона.
     Там что ни муж - то жаркий друг прогресса,
     И лишь не вдруг могли уразуметь:
     Что на пути к нему вернее - пресса
     Или умно направленная плеть?
     Все  повторяется в русской  истории. Сейчас, полтора  столетия  спустя,
Москва опять стоит  перед той  же дилеммой (склоняясь, впрочем, в  последнее
время  скорее к  "направленной плети", чем к свободной  прессе). Несмотря на
то,  что каждый муж у  нас  действительно "друг прогресса", это  не  слишком
помогает делу: прогресса так  ни в чем и не наблюдается, и наша история, как
кот  ученый,  все ходит  по  кругу. Продолжается и противостояние  Москвы  и
Петербурга,  о  котором и сейчас  можно рассказывать  почти в  тех  же самых
выражениях,  что сто  и двести  лет  назад.  Разрешить  этот  спор,  похоже,
невозможно,  хотя неприятная  раздвоенность  общерусской  жизни и становится
иногда  чрезвычайно утомительной. Можно, конечно, механически объединить две
столицы в одну: перевезти в Москву коллекцию живописи из Эрмитажа,  рукописи
Пушкина  и  Гоголя из  Пушкинского дома,  прах Петра Великого из усыпальницы
Петропавловского   собора,  но  как  быть   с   несравненной   петербургской
архитектурой?   Предлагаю   компромиссный   вариант:   стены   Кремля   надо
оштукатурить, выкрасить в приятный желтый цвет a la Rossi, и приделать к ним
белые колонны. Я думаю, результат получится потрясающий.


     Последний  месяц  молодую  и  неокрепшую  украинскую  государственность
сотрясают политические бури,  невиданные  со  времен  обретения  республикой
независимости. Оппозиция обвиняет президента Кучму в причастности к убийству
журналиста Георгия  Гонгадзе,  труп которого нашли  в лесу под Киевом осенью
прошлого года. В деле фигурируют кассеты, тайком записанные в кабинете Кучмы
и   содержащие   ценнейшую  информацию  о  современных  украинских   методах
управления  государством.  Народные   массы  между  тем  хлынули  на  улицы,
восприняв происходящее как веселый  внеплановый карнавал. В Киев устремились
тысячи энтузиастов со всех концов республики, которые  теперь занимаются там
делом: устанавливают палаточные городки  в центре  города,  водят  по улицам
ослов и баранов с табличками "я голосовал за Кучму" и  время от времени бьют
витрины.
     Когда  накал  страстей  разгорелся  не  на  шутку,  руководство  страны
выступило с  "Обращением  к украинскому народу", под  которым подписались не
только президент, но и  премьер-министр и спикер парламента. Это "Обращение"
- что-то  феноменальное по  своей яркой  образности,  выразительному стилю и
эмоциональной   приподнятости.  Те,  кто   хотя  бы  понаслышке   знаком  со
своеобразным слогом пана Кучмы, ни на мгновение не  усомнятся, что эту  речь
президент  Украины   писал  собственноручно.   Стилистическая  основа  этого
документа  -  советский  бюрократический   слог,  осложненный   современными
порывами украинской  элиты  к  "соборности" и "духовности",  а также  к  так
называемой  "розбудове  державы".  "Уважаемые  соотечественники",   заявляет
президент,  "обратиться  к  вам вынуждают  попытки  поставить Украину  перед
великими испытаниями, втянуть ее в  водоворот нездоровых страстей". В первой
части этой  формулы явно  использована знаменитая фраза Столыпина о том, что
"нам не нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия"; что же касается
второй, то она, честно говоря, ставит меня  в тупик.  Помнится, Г.  Гумберт,
герой  набоковского романа "Лолита", протестовал против того, чтобы его юная
возлюбленная предавалась со своими сверстниками "здоровым забавам"; это  еще
как-то можно понять; но что такое "нездоровые страсти", да еще применительно
к  целому  государству? "Причем делается  это тогда", продолжает  президент,
"когда мы начали выходить из  долгого экономического кризиса, когда у народа
появились реальные  надежды на лучшее". Действительно, как не вовремя! Хотя,
с  другой стороны, когда же и погружаться в "водоворот нездоровых страстей",
как не тогда,  когда в карманах завелось немного денег? Народу ведь нужен не
только хлеб, но и зрелища.
     "Будем  называть  вещи  своими   именами:  против  нашего   государства
развернута   беспрецедентная  политическая  кампания  со   всеми  признаками
психологической войны". Блестящая формулировка! Непонятно только, кто  воюет
"против нашего государства".  Ничего не сказано  и  о том, что  представляют
собой "движущие силы этого провокационного  действа";  президент ограничился
одной  только грозной сентенцией,  что  "Украина и  мир  еще узнают о  них".
Немного  подробнее говорится в документе о "политических силах, для  которых
не существует ничего, кроме собственных  интересов и амбиций,  эгоистических
устремлений  и сиюминутных  ожиданий". Они "нагнетают  атмосферу  истерии  и
психоза, надеясь на этой волне расшатать законные государственные институции
и как-нибудь прорваться к власти".
     "Сегодня   делается   неприкрытый   расчет  на  обманутых   статистов",
продолжает  Кучма. "Поскольку  абсолютное большинство украинского народа  не
откликается на провокационные призывы профессиональных революционеров, им не
остается ничего иного, как апеллировать  к крайним, экстремистским  силам, к
возбужденной  толпе, используя ее  как таран и способ запугивания обывателей
зловещими аналогиями. Стоит присмотреться ближе к их символике, к атрибутам,
которыми  обставляются  театральные политические шоу, чтобы убедиться: перед
нами  -  украинская разновидность национал-социализма".  Ничего не  скажешь,
возбужденная  толпа,  используемая как таран  - это  сильный образ.  Что  же
касается  борьбы с  нацизмом,  то  я могу  смело порекомендовать  пану Кучме
передовой западный опыт противодействия подобным  настроениям  масс. Недавно
германские  власти   разработали   программу   по   борьбе   с   нацистскими
группировками. Суть  ее предельно проста:  каждому боевику, отказавшемуся от
своих радикальных  взглядов, выплачивается денежное  пособие на сумму до  50
тыс.  долларов. Пока  неясно, правда,  как именно  правительство  собирается
выяснять искренность такой смены убеждений; но  этот вопрос, похоже, волнует
его намного  меньше,  чем быстрый рост нацистских настроений  в стране.  Как
заявил  на днях немецкий министр внутренних дел:  "если хотя бы один человек
готов  покончить  с  экстремизмом,  то  государство не должно  скупиться  на
расходы".  Странно,  как  это правительства раньше не  додумались  до  столь
простого   и  изящного   способа  превращать  свирепых  боевиков  в   мирных
обывателей. Впрочем, он давно уже применяется российскими властями  в Чечне:
просто  диву  даешься,  когда  видишь, какие  замечательные  главы  районных
администраций получаются из бывших полевых командиров.
     Но  вернемся  к  обращению Леонида Кучмы.  "Каждый  из  вас,  уважаемые
сограждане",  говорит   он,   "должен   понять:  единственная  надежда  этих
политиканов,  которые сожгли за собой  все мосты, на то, чтобы искры вражды,
непримиримости и озлобления перекинулись на все общество,  ваши  дома и ваши
судьбы.  Силясь  возродить угрозу полномасштабного  гражданского  конфликта,
которого Украина  избежала на  самых сложных этапах своего становления,  они
надеются,  что  в обстановке хаоса,  неуверенности, безвластия  и беспорядка
("безвладдя і безладдя" в оригинале) им удастся удержаться на плаву". В этой
сентенции,   на   первый   взгляд   такой    неуклюжей,   на   самом    деле
продемонстрирована фантастическая литературная виртуозность. Для стиля Кучмы
характерна повышенная метафоричность, а это - самая сложная и опасная вещь в
литературе.  Набоков  в  своем романе "Дар" любил  издеваться над писателями
типа  Михайловского, у  которого "легко отыскивалась брюхом вверх  плавающая
метафора вроде следующих слов о Достоевском: бился, как рыба об лед, попадая
временами в унизительнейшие положения". Лотман схожим образом характеризовал
"Последние элегии" Некрасова:
     Душа мрачна, мечты мои унылы,
     Грядущее рисуется темно.
     Привычки, прежде милые, постылы,
     И горек дым сигары. Решено!
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
     Я рано встал, не долги были сборы,
     Я вышел в путь, чуть занялась заря;
     Переходил я пропасти и горы,
     Переплывал я реки и моря.
     "Литературные  штампы  подобраны  здесь  таким образом", пишет маститый
исследователь,  "чтобы непосредственные 
зрительные
  их переживания читателем
исключались.  Всякая  попытка   представить  автора  с  сигарой   в   руках,
переходящим "пропасти и горы" или переплывающим "реки и моря" может  создать
лишь  комический  эффект".  Не  то  у  Кучмы:  в  его  тексте  зрительные  и
метафорические  ряды строго соотносятся. "Политиканы",  которые  "сожгли  за
собой  все  мосты",  теперь  надеются  на то,  что  искры  от  этих  пожарищ
перекинутся  на  все украинское  общество,  его  "дома  и  судьбы".  В  этой
"обстановке неуверенности" им теперь не удержаться на плаву, говорит Кучма.
     "Безусловно,  не  стоит драматизировать  ситуацию", продолжает  он.  "В
масштабах  всего  общества,   его   жизни  эта   суета   -  не   более   чем
микроскопические, скоротечные аномалии, и не им обозначать будущее Украины".
Выражение  "скоротечные  аномалии"  вызывает  в   моей   памяти   лишь  одну
литературную ассоциацию, и ту не вполне пристойную. Это эпиграмма Пушкина:
     Словесность русская больна
     Лежит в истерике она
     И бредит языком мечтаний,
     И хладный между тем зоил
     Ей Каченовский застудил
     Теченье месячных изданий.
     Украинская словесность сейчас, пожалуй,  находится  в еще более тяжелом
положении:  в этой  стране  время от времени останавливается  "теченье" даже
ежедневных изданий. Впрочем,  рассматривать медицинские аспекты  современной
украинской политики в мои планы не входило.
     Концовка  обращения  Кучмы выдержана в еще более  торжественном  стиле.
"Анархия, произвол и беззаконие  не пройдут!", заявляет президент. "Мы будем
и дальше направлять усилия власти, всех ее  ветвей и органов  на обеспечение
мирного, спокойного  настоящего и  ясного, предсказуемого  будущего Украины.
Единство наших позиций  и подходов, однозначную настроенность на решительный
отпор политическому деструктиву свидетельствует это обращение".
     Пожелаем же  украинской власти, со всеми ее ветвями и органами, успехов
на  этом поприще! Пусть еще не  одно обращение к  нации засвидетельствует ее
"однозначную    настроенность"   на    решительный    отпор   "политическому
деструктиву"!


     На  прошлой неделе  в Москве прошел митинг  под неуклюжим названием  "в
поддержку свободы слова  в России  и  телекомпании  НТВ". Ему предшествовало
письмо  "видных деятелей науки, культуры и  политики", созданное  с теми  же
благими намерениями и опубликованное в газетах на правах рекламы. В качестве
подписи под этим письмом  красовалось больше сотни имен, и  каких имен!  Без
преувеличения можно  сказать,  что  там  отметился  весь  цвет  московской и
петербургской  интеллигенции.  В  числе  прочих  в  этом  списке   были   Юз
Алешковский "товарищ Сталин, вы большой ученый", Белла Ахмадулина "сокровище
русской  поэзии", Андрей  Битов "пушкинский  дом",  Михаил Боярский "кто  на
новенького", Михаил Горбачев "процесс пошел",  Армен Джигарханян "в мире нет
стольких  армян", Виктор Ерофеев "русские цветы зла", Филипп Киркоров "зайка
моя", Алла Пугачева "женщина, которая поет" (не путать с "человеком, который
смеется"), Владимир Соловьев (надеюсь, не тот, который "Оправдание добра") и
Григорий Чхартишвили (по кличке Борис Акунин).
     Озаглавлено  это послание интеллигенции  русскому народу  "Самое  время
начать беспокоиться";  этот  строгий,  дидактический тон  выдерживается  и в
дальнейшем.  Пробежав  глазами  этот документ  эпохи,  чувствуешь, как  тебя
охватывает невольная  робость.  Это  не  что иное,  как  выговор  - гневный,
раздраженный   и   придирчивый.   Хозяева   НТВ   раздосадованы   тем,   что
общественность  так вяло реагирует  на  притеснения  их  детища  со  стороны
властей, и  считает нужным указать этой общественности на ее священный долг.
"Вот  уже почти  год  крупнейшая  в стране общенациональная телекомпания НТВ
находится под беспрецедентным давлением",  пишут  авторы письма. "Почти  год
оно неуклонно усиливается, постепенно приобретая характер репрессий. Обыски,
допросы,  аресты,  запугивания  и  публичная  клевета  стали  уже  рутинными
обстоятельствами,  в  которых работают руководители  и сотрудники  компании,
редакции  и журналисты. Политический  подтекст этих преследований совершенно
очевиден: подавление инакомыслия в стране".
     Не  очень понятно,  каким образом то, что  вещает "крупнейшая в  стране
общенациональная телекомпания" может называться "инакомыслием". Впрочем, это
словцо  и не должно согласовываться по  смыслу с текстом: оно  несет  в себе
куда более глубокое, я бы даже сказал, сакральное значение. В ком из  старых
советских  диссидентов, разбросанных ныне  на всем мировом  пространстве  от
Калифорнии  до Израиля,  не  екнуло  сладко  сердце  при чтении  этих строк,
донесенных до них услужливой печатью или Интернетом?  Подавление инакомыслия
в стране! Репрессии, обыски, допросы, аресты! Какой  неизбывной  ностальгией
по горячей, романтической молодости веет от этих слов!
     "Между тем российское общество", продолжают  авторы послания,  "все это
время наблюдает  за  происходящим  с  поразительным хладнокровием. Создается
впечатление, будто защита свободы слова - частная проблема телеканала  НТВ и
его партнеров, а угроза этой свободе - персональная неприятность сотрудников
одной   корпорации.  Это   опасное   заблуждение".   Виноваты,   исправимся,
батюшка-барин!  Грудью встанем на защиту последнего бастиона свободы слова в
России!
     "Мы уверены, что  защита прав граждан на получение объективной и полной
информации,  на  свободное  выражение  своего  мнения  -  обязанность  самих
граждан, общества в целом. В этом и только в этом заключается наш интерес  к
судьбе НТВ".  Очень  характерно здесь  само это слово "обязанность". Уже так
называемые  "права  человека"  - изобретение  более чем  сомнительное;  дело
принимает, однако,  еще  худший оборот, когда эти  права начинают  вменяться
гражданам  в  обязанность.  Когда  население  страны  насильно  закармливают
"правдой о чеченской войне", которую оно по большому счету знать не  желает,
то при этом исходят именно из этого порочного  тезиса. Среднестатистическому
россиянину, может, и приятно осознавать, что наша героическая  армия пусть и
не без усилий, но все-таки взяла мятежный Грозный, однако обыватель вовсе не
стремится каждый  день  смотреть по телевизору, как наматываются на гусеницы
танков развороченные кишки. Телеканал НТВ, тем не менее, показывал эти кадры
с упорством, достойным лучшего применения. В одной батальной сцене Владимира
Соловьева описывается армянское село, разграбленное турками: сожженные дома,
потоптанные поля,  трупы  со вспоротыми животами, и в качестве кульминации -
"женщина, привязанная к тележной оси, чтобы не могла головы повернуть, лежит
с искривленным  лицом,  явно от ужаса померла,  а перед нею  высокий шест  в
землю вбит, и  на  нем  младенец  голый привязан -  ее  сын, наверное,  весь
почерневший и с выкатившимися глазами, а  подле и решетка с потухшими углями
валяется". Чувства несчастных российских телезрителей, вынужденных изо дня в
день  смотреть, как НТВ  смакует  гибель  их  сыновей,  по-моему,  не сильно
отличались от предсмертных мучений этой армянки.
     Но  не   будем   отвлекаться.  "Мы  считаем,  что  самое  время  начать
беспокоиться",  заявляют владельцы НТВ.  "Более  того,  очевидно,  что  пора
продемонстрировать  это  беспокойство  публично.  Мы  полагаем,  что  вполне
уместной  формой такой  демонстрации  станет митинг,  инициаторами  которого
выступят подписавшие это письмо". Так и хочется сердечно поблагодарить их за
заботу.  Кто  бы  еще  так  порадел  о  том,  как  именно выражать нам  свое
недовольство! Что бы мы делали без таких опекунов, а главное -  что бы стало
без них со свободой слова в России!
     На митинге, при большом стечении народа, наши поводыри продолжали те же
речи,  что ранее  в печати. Генеральный директор НТВ Евгений Киселев сказал,
что ему "хотелось бы  верить,  что  власть в  этой стране будет считаться  с
общественным  мнением". При  всей  кажущейся  простоте  лексика  этой  фразы
необыкновенно выразительна; особенно характерны обороты "хотелось бы верить"
и "в этой стране". Последнее выражение вообще является  одной из типичнейших
примет  речи русских  диссидентов;  оно  и  впрямь великолепно  передает  их
чемоданное мироощущение.
     Ирина  Хакамада  заявила,  что "мы  не  имеем  права  получать  свободу
порциями, как баланду в  тюрьме". Обратите внимание на это "не имеем права";
только  в  России,  наверное,  свободу  понимают  как   трудную  и  почетную
обязанность,  как  долг, который надо неукоснительно исполнять. "Мы будем за
свободу  бороться", отметила Хакамада.  К этой  борьбе, по ее мнению, должно
подключиться и  молодое  поколение, которое "совсем расслаблено". "Они ходят
по ночным клубам,  слушают рок-музыку,  ищут рабочие места,  пользуются этой
свободой и думают, что с этим родились", пояснила Ирина Хакамада.
     "Удавить  НТВ  по-тихому  не  удастся",  резюмировал  Евгений  Киселев,
удовлетворенный тем  вниманием,  которое  проявили москвичи к  его затее. На
Пушкинской  площади в самом деле  собралось несколько тысяч человек, от трех
(по данным РИА "Новости") до  десяти  (по данным  НТВ). Лучше бы гендиректор
НТВ  порадовался,  что  власти  теперь  уже  не  прибегают  к  таким  шумным
аргументам, как раньше, во время легендарного митинга  на Сенатской площади.
"Первые два  выстрела  рассеяли  безумцев  с Полярною  Звездою,  Бестужевым,
Рылеевым и достойными их клевретами", писал тогда Карамзин. Не знаю, удалось
ли телеканалу  НТВ заменить собой "Полярную Звезду", но век таких проектов в
России всегда был не слишком долог.
     Сто  сорок  лет назад  П.  А.  Вяземский,  гениальный  поэт  и  мрачный
реакционер  по  убеждениям,  написал  замечательное  стихотворение,  которое
теперь  выглядит  как эпиграф ко всему,  уже истекшему, ХХ веку. Привожу его
здесь полностью:
     Послушать: век наш - век свободы,
     А в сущность глубже загляни -
     Свободных мыслей коноводы
     Восточным деспотам сродни.
     У них два веса, два мерила,
     Двоякий взгляд, двоякий суд:
     Себе дается власть и сила,
     Своих наверх, других под спуд.
     У них на все есть лозунг строгой
     Под либеральным их клеймом:
     Не смей идти своей дорогой,
     Не смей ты жить своим умом.
     Когда кого они прославят,
     Пред тем - колена преклони.
     Кого они опалой давят,
     Того и ты за них лягни.
     Свобода, правда, сахар сладкий,
     Но от плантатора беда;
     Куда как тяжки их порядки
     Рабам свободного труда!
     Свобода - превращеньем роли -
     На их условном языке
     Есть отреченье личной воли,
     Чтоб быть винтом в паровике;
     Быть попугаем однозвучным,
     Который, весь оторопев,
     Твердит с усердием докучным
     Ему насвистанный напев.
     Скажу с сознанием печальным:
     Не вижу разницы большой
     Между холопством либеральным
     И всякой барщиной другой.


     Неделю назад в  мире произошло событие, которое, несмотря на  кажущуюся
свою незначительность, может ознаменовать собой ни много ни мало, как начало
новой  эпохи.   В  изложении  газеты   "Коммерсантъ"   оно  выглядело   так:
"Председатель  КНР Цзян  Цзэминь (Jiang Zemin)  перед  вылетом  в  турне  по
странам Латинской  Америки сказал, что США должны извиниться перед китайским
народом,   и   кроме   того,   сделать    что-то   полезное   для   развития
американо-китайских отношений". Прочитав это, хочется встряхнуть головой или
ущипнуть себя как-нибудь побольнее, чтобы поскорее прийти в  себя и  вернуть
себе чувство реальности. "Председатель КНР  перед вылетом в турне по странам
Латинской Америки"... это звучит так же, как  если бы китайский лидер явился
в Конгресс США с проверкой - на предмет строгого  соблюдения демократических
процедур   в   американском   парламенте,  или   нагрянул  с  инспекцией  на
какой-нибудь натовский авианосец. А требование  "извиниться  перед китайским
народом"?  Со времен распада  советской империи  с  Америкой, по-моему,  еще
никто не разговаривал таким тоном. Но обо всем по порядку.
     Первого апреля мировые информационные агентства распространили новость,
которая    поначалу    могла    показаться    традиционным   первоапрельским
надувательством. Сообщалось, что американский разведывательный самолет ЕР-3,
совершавший "обычный  патрульный  облет китайской акватории", был перехвачен
китайскими истребителями,  столкнулся  с одним  из них,  и, получив  сильные
повреждения,   совершил  экстренную  посадку  на  острове   Хайнань.  Экипаж
американского самолета не пострадал, китайский пилот пропал без вести.
     Инцидент, что и говорить,  неприятный, но дальнейшее  развитие  событий
можно  было  предсказать  заранее.  Китайское правительство ударилось  бы  в
амбицию,  но  напускную,  дежурную  и   наперед   уступчивую,  а  под  шумок
постаралось бы выторговать у США какую-нибудь неустойку, вроде вступления  в
очередную  международную  торговую   организацию.   Американцы  сквозь  зубы
выразили  бы  свое сожаление,  больше  похожее  на "нечего  было  под ногами
путаться", и постарались бы не раздувать  дело.  Поначалу казалось,  что все
так   и  будет.  Вашингтон  потребовал  от  Китая   взять  на  себя   ремонт
американского  самолета  и обеспечить его немедленное возвращение.  Китайцы,
однако,  вместо  того,  чтобы  взять  под козырек,  повели  себя  совершенно
неожиданным  образом.  Они  возложили  всю  ответственность за  инцидент  на
американскую  сторону,  заявили ей решительный протест, и  предложили начать
переговоры  о  компенсации  ущерба,  нанесенного  Китаю.  К  членам  экипажа
американского самолета представители США допущены не были,  и все, что стало
известно о судьбе этого экипажа, это то, что он "устроен должным образом".
     Америка  отреагировала на  эту  эскападу  так,  как и  должна  была это
сделать  ведущая мировая  держава. Три эсминца  Седьмого  оперативного флота
США,  направлявшиеся  к  берегам  Америки, изменив свой  маршрут, немедленно
двинулись  к китайскому острову  Хайнань.  Американским  властям  было  чего
опасаться:  совершивший  вынужденную  посадку  ЕР-3  оснащен  сверхсекретным
оборудованием электронной разведки, и Пентагон вовсе не радовала перспектива
ознакомления  с этой начинкой китайских военных специалистов. Однако  уже на
следующий день американские эсминцы были отозваны из Южно-Китайского моря; с
заупрямившимся  Китаем,  видимо,  решено было  обращаться  более аккуратными
методами.
     Между тем, как показали съемки из  космоса, китайские военные, не теряя
времени даром, установили вокруг  американского самолета стеллажи, и начали,
спокойно  и   не   торопясь,  раскладывать  на  них  снятые  с  борта  части
разведывательного  оборудования.   Оторопев  от  такой  дерзости,  Вашингтон
объявил свой самолет суверенной территорией США, и вновь потребовал от Китая
освободить ЕР-3 и его  экипаж. На Китай,  однако, это не произвело  большого
впечатления:  МИД КНР  заявил, что именно США являются виновником инцидента,
поэтому Вашингтон должен "признать свою ответственность за случившееся, дать
надлежащие разъяснения и принести Китаю извинения".
     После этого американцы еще раз попытались надавить на Китай.  Президент
Буш отказался приносить какие-либо извинения, и распорядился разработать ряд
мер воздействия на Пекин; в их списке были предложения отозвать американских
дипломатов,  отменить запланированный визит в  Китай президента США, и  даже
"возражать  против  проведения  в  Китае  Олимпиады-2008".  "Мы способны  на
многое, если нас к этому вынудят", сказал по этому поводу  конгрессмен Генри
Хайд. "Не понимаю, почему они хотят, чтобы мы приносили им извинения. Это мы
должны  требовать,  чтобы  они  извинились  за  то,  что  следят  за  нашими
самолетами  и  подлетают  к  ним  так  близко". Пентагон  тоже  вознамерился
устроить китайцам  показательную порку,  и отменил свое  решение о закупке в
Китае черных армейских беретов, которые в этом году должны были стать частью
формы почти  всех видов вооруженных сил  США.  Председатель  Цзян Цземинь  в
ответ на  этот нажим, однако, сделал заявление, от которого американское ухо
уже   давно   отвыкло.   Китайский   лидер  потребовал   от  США  прекратить
разведывательные  полеты  над территорией  Китая,  отметив при  этом с самым
хладнокровным видом, что "они не способствуют  развитию нормальных отношений
между двумя сверхдержавами".
     Помимо  крупной артиллерии, в этой дипломатической войне с обеих сторон
были пущены в ход и орудия поменьше.  Сенатор Джон Маккейн призвал приложить
все  усилия,  чтобы не  допустить  китайцев  на борт самолета,  хотя тут  же
обреченно  добавил,   что   "китайцы  наверняка  воспользуются   сложившейся
ситуацией".  Маккейну можно  верить -  он сам  когда-то был сбит в небе  над
Северным Вьетнамом и  просидел  в  Ханойской  тюрьме несколько  лет.  Другой
известный  сенатор,  Хиллари Клинтон, также не упустила  случай  выступить с
заявлением,  в  котором сообщила, что  она  полностью поддерживает  позицию,
занятую администрацией  Буша.  "Нет  никакого  оправдания  факту  задержания
властями  КНР американского  самолета",  отметила  г-жа  Клинтон,  несколько
злоупотребив здесь родительными падежами.  Это заявление прозвучало особенно
пикантно  на фоне постоянных обвинений экс-президента Клинтона в том, что он
своими  постоянными "потаканиями и заигрываниями"  распустил Китай, позволив
ему стать чуть ли не главным игроком во внутренней политике США.
     Китайские  власти  тоже  не  остались  без  поддержки,  в том  числе  и
международной. Кубинский президент Фидель Кастро выступил в парламенте своей
страны, выразив уверенность, что "Бушу не удастся запугать китайский народ".
Незапуганный   китайский   народ   тем  временем  начал  устраивать   шумные
антиамериканские  демонстрации,  громить  посольства  и  писать  на  заборах
"верните нам нашего летчика!".  Энтузиазм простых китайцев в  этом отношении
сильно подогревается еще  и усилиями властей, которые из исчезновения своего
героя-авиатора сделали полномасштабное политическое шоу. Пропавшего Ван  Вэя
ищут десятки военных кораблей и самолетов, сотни местных рыболовецких судов.
Министр обороны КНР лично навещает жену пилота, которая лежит в больнице под
капельницей,   и  обещает  сделать  все  возможное  для  спасения  ее  мужа.
Центральные китайские  телеканалы  непрерывно показывают рыдания  несчастной
женщины, а  газеты навзрыд пишут, что шестилетний  сын летчика Ван  Чжи "все
еще не знает, что его отец  пропал  без вести".  Пекинская полиция усиливает
охрану в районе посольства США, опасаясь,  что на него обрушится неудержимая
волна народного гнева.
     Оценив обстановку, президент Буш решил несколько смягчить свою позицию.
Извиняться Соединенные Штаты очень не любят, хотя иногда им и приходится это
делать. Некогда Северная Корея захватила  в международных водах американский
разведывательный  корабль с занятным для русского слуха именем "Пуэбло"; его
экипаж  провел  в  заточении  несколько месяцев,  и  был  отпущен лишь после
унизительных  извинений  со  стороны  США. Сейчас американская администрация
полагает,   что  до  такого  унижения  на  этот  раз   дело  не  дойдет,  но
продемонстрировать  свою добрую  волю  уже не  помешает.  Тщательно  взвесив
слова,  Джордж  Буш выразил  свое  "сожаление по  поводу  судьбы  китайского
пилота",   по-прежнему   отказавшись,   однако,   извиняться   за   действия
американской стороны. В Пекине это назвали "шагом в правильном направлении",
но, тем не менее, сочли  этот  шаг "недостаточным". Видимо, для того,  чтобы
подбодрить президента Буша и  поощрить его к  дальнейшим высказываниям в том
же   духе,   китайские  власти  распорядились   начать   допросы   плененных
американцев.
     В это  время  Председатель  Поднебесной Цзян Цземинь  прибыл  наконец в
Латинскую Америку, "мягкое  подбрюшье  США",  если  пользоваться  выражением
Черчилля, и  там  вновь  потребовал официальных извинений  от Вашингтона.  В
ответ  на  это  Буш  опять  публично  выразил  свое  "сожаление"  по  поводу
исчезновения  китайского  летчика, после  чего неожиданно добавил,  что  "мы
молимся за пилота и его семью".  Правда, упрямый техасец тут же заявил,  что
"мы молимся также и за наших мужчин  и  женщин -  военнослужащих"  (странное
разграничение; наверное,  это еще  одно проявление пресловутой  американской
политкорректности).  "Они  должны  вернуться  домой", сказал  президент;  на
вопрос, намерены ли США извиниться перед Китаем за инцидент, он, однако, так
и не дал  прямого  ответа. Америка, похоже, решила держаться до последнего и
не  просить прощения  ни при каких обстоятельствах. В какой-то момент  стало
казаться, что эта  твердая  политика  уже начала  приносить свои  плоды:  по
дипломатическим  каналам распространилась информация, что китайская  сторона
готова  отказаться от  своего  категорического  требования  об извинениях  и
удовольствоваться  выражением  соболезнования,  "если  оно будет получено  в
письменном виде за  подписью президента США".  Но вскоре это  сообщение было
дезавуировано; Пекин  заявил, что он  по-прежнему настаивает на  "извинениях
перед китайским народом",  а  всякие "сожаления" и "соболезнования" для него
неприемлемы.
     Я   потому  так  подробно  остановился  на  всех  этих  лингвистических
тонкостях, что они-то, как ни странно, и играют  первостепенную  роль в этом
конфликте  цивилизаций.  Когда  официальный  Вашингтон  утверждает,  что  он
"предпочел  бы разрешить спор как можно скорее  и  без  потери лица  с обеих
сторон", он пытается здесь заговорить на языке  китайцев,  но  делает это не
слишком  удачно. Американцы  вообще,  как  правило, слабо  представляют себе
китайскую специфику,  коренящуюся  на очень древней, идущей  еще от Конфуция
традиции.  Стержень  этой  культурной  традиции составляет труднопереводимое
понятие "
ли
", которое  известный русский китаист В. М. Алексеев передает как
"образцовое приличие", "нравственность", "благочестие", "благочиние", "чин",
"регламент",  "ритуал",  "порядок",  "право",   "законность",  "обрядность",
"устав" и иногда как "китайские  церемонии". Это то самое "
ли
", которое, как
говорит  Алексеев,  "бросилось  в   глаза  европейцам  при  первом   же   их
столкновении  с китайской культурой  и для  перевода они в  своих языках  не
могли и доселе не могут найти адекватного  слова, которое могло бы  охватить
собою эту колоссальную  этико-культурную систему или даже, может быть, целый
ряд таких систем, выходящих из  единой  идеи, но покрывающих собою те именно
культурные разрезы  Китая  как древнего,  так и  современного, которые ни  с
какою другою  культурой не  совпадают". Иероглифически оно означает "строгое
служение   при  совершении  ритуальных  обрядов  древности",  а  фонетически
совпадает, с одной стороны, со  словом "
ли
", означающим "тайные, но основные
линии  всего  сущего", а  с другой  - следование неким  идеальным образцовым
нормам поведения. Китайцы придают  непомерное значение  этому  своему веками
отполированному  ритуалу,  который  строится  на  жесткой  иерархичности  их
общества. К  любым  проявлениям мятежа  и  бунта  Конфуций  относится  резко
отрицательно,  возводя "подчинение  старшим"  в  краеугольный камень  своего
учения. Весь вопрос, однако, заключается в том, как именно выстраивается эта
иерархичность, когда речь заходит не о глухой китайской деревне, а о мировом
сообществе.
     В пору расцвета советско-китайской дружбы китайцы совершенно искренне и
без какого-либо внутреннего сопротивления (не говоря уже об иронии) называли
СССР "старшим братом".  Русская культура несопоставимо моложе  китайской, но
новое, построенное  на самой  передовой идеологии общество Россия создала на
несколько десятилетий  раньше, чем  Китай,  и именно  ей  принадлежала честь
этого открытия. В конфуцианстве огромную роль играет понятие "сверхчеловека"
(
цзюньцзы
),  о  котором Мэн-цзы  говорит: "сверхчеловек - это  учитель  всех
поколений". Другой блестящий идеолог  конфуцианства, Су  Сюнь, вообще ставит
своего   "сверхчеловека"  над   временем  и  пространством,  приписывая  ему
единолично  построение  общества,  изобретение  ритуала  (
ли
)  и  сотворение
живописи, литературы и музыки. При  таком подходе перенести эти воззрения на
мироустройство  в  целом уже не представляло особого  труда. Вместо  людей и
сверхлюдей в нем появились державы и сверхдержавы,  причем первые не  играли
никакой  своей  роли,  целиком идя в чужом  фарватере,  а  вторые,  то  есть
сверхдержавы, определяли мировой порядок, устанавливали  всеобщий ритуал,  и
создавали для всего остального мира кино, литературу и музыку.
     В начале 90-х Россия добровольно отказалась от своей роли сверхдержавы,
и  Китай,  подождав  из  вежливости  (опять-таки  строго  регламентированной
конфуцианским ритуалом) целых десять  лет (не передумают ли?), теперь решил,
похоже,  наконец  занять это  вакантное место.  Именно этим объясняются  его
очень  странные, на взгляд американцев, теперешние притязания. В  претензиях
Китая нет ничего необоснованного, по крайней мере, для самих китайцев. Китай
как государство намного старше  США (с конфуцианской  точки зрения это очень
существенно), культура у него несравнимо более глубокая и древняя, экономика
по  размеру  ВНП  сейчас уже  почти  не  уступает  американской,  а  скоро и
превзойдет ее. Территория Китая больше территории США, а население превышает
американское   в   четыре  раза.   Неудивительно,  что  постоянные   попытки
американцев   "прищемить   хвост  китайского  дракона"  вызывали  сильнейшее
раздражение в  Поднебесной.  Пока  Америка  и  Китай не  сталкивались  лбами
непосредственно,  все  это  не  играло  слишком  большой  роли.  Но  мировое
пространство стремительно  сужается, и  рано или  поздно должно было настать
время,  когда  этим  двум циклопам станет  тесно в  одной  пещере. Последние
события показывают, что этот момент уже наступил.


     В  последние недели то, что  называется  у  нас  "укреплением  властной
вертикали"  на глазах приобретает зримые и  выпуклые очертания. Несмотря  на
большую занятость в связи  с разгромом телеканала НТВ, власти не упустили из
виду и бунтарей-одиночек,  арестовав знаменитого писателя и политика Эдуарда
Лимонова.  Произошло  это  на  далеком Алтае, поэтому  пикантные подробности
этого  события стали известны широкой  публике лишь через несколько  дней. В
Алтайском  крае Лимонов  находился в творческой командировке.  Жил он там на
пасеке известного барнаульского травника  Семена Пирогова (в 10  км от  села
Банное, в красивейшем ущелье Усть-Коксинского района). Как рассказал один из
алтайских  соратников  Лимонова, писатель  "мирно  пьянствовал  на пасеке  в
окружении   пятнадцати   друзей.  В  это  время  пасеку   оцепили  пятьдесят
вооруженных до  зубов головорезов, которые  прилетели в Банное на вертолете.
Они  ворвались  в  помещение  и арестовали  всех присутствующих".  Это  были
сотрудники  московского  (!) отделения  ФСБ;  по другим данным они,  однако,
прибыли в  Банное не на вертолете, а пешком, для чего им пришлось целую ночь
карабкаться по  горной местности, утопая в глубоких сугробах. Как утверждает
адвокат  Эдуарда   Лимонова,  этот   маневр  был   специально   предусмотрен
руководством ФСБ, чтобы группа  захвата  заранее  пришла  в  соответствующее
настроение и арестовала лимоновцев уж как следует. В результате, как отметил
адвокат,  "само  задержание  происходило с  такими  особенностями, что можно
роман  писать; я думаю,  Лимонов и напишет".  Я  не в  первый раз уже  слышу
мнение, что жизненные неурядицы идут только на пользу  хорошим писателям;  у
самих  писателей,  правда,  эти  идеи  почему-то  обычно  вызывали   сильное
отторжение.  "Левочке  можно нанимать  дурного управляющего", говорил как-то
один  родственник  Льва  Толстого, "управляющий нанесет  ему  убытку  на две
тысячи рублей, а  Левочка опишет  его в романе и получит за  него пять тысяч
рублей". Подобные речи доводилось слышать и Пушкину:
     Постигнет ли певца незапное волненье,
     Утрата скорбная, изгнанье, заточенье, -
     "Тем лучше, - говорят любители искусств, -
     Тем лучше! наберет он новых дум и чувств
     И нам их передаст".
     Заточенье,  постигнувшее  Лимонова,  наделало  много  шуму  в печати  и
особенно  в Интернете. Как заметил анонимный  посетитель одного  из  сетевых
политических форумов, это событие  обсуждалось  на  нем еще  оживленнее, чем
даже "бомбежки  Югославии  и  проблемы  метафизики  конца  света".  Особенно
торжествовали  в   связи  с   этим  арестом  почему-то  члены  политического
объединения  "Евразия",  провозгласившего на  недавнем учредительном  съезде
своим  девизом,  казалось  бы,  далекий  от  злободневной  политики  принцип
"евразийской общности"  и  "цветущей сложности". "Лимонов  -  налип  на теле
новой России-Евразии",  заявил в  Интернете один из "евразийцев". "С великим
ВВП (видимо, Владимир Владимирович Путин - ТБ) идут новые люди. Их логика не
укладывается   в  категории   нашего  рассудка,   потому  что   ее  источник
принципиально иной - это загнанное в  угол, упрятанное в плен  времени  само
БЫТИЕ".  Другие  отклики  были  не  менее  красноречивы,  хотя  и  не  более
вразумительны. Жаль,  что сам "ВВП" не имеет обыкновения с ними знакомиться;
я думаю, его изрядно  подивило  бы такое, например,  толкование  мотивов его
последних действий:  "страну, где стали  производить  слишком много хорошего
пива,  страну,   где   сознанию  большинства  людей  привиты  идеалы  мелких
лавочников, готовят к новому крестовому походу, дальше, на Восток".
     Другие участники  сетевых дискуссий понимали  происшедшие события более
приземленно.  "Накануне  страстной  недели  страсти  обуяли наши  доблестные
органы", писал один из них. "Арестован Эдуард Лимонов. Этот человек  достоин
уважения. Факт остается  фактом: молодежь, даже из очень обеспеченных семей,
тянется  к  Лимонову,  чувствуя  его  внутреннюю честность  и  искренность".
Потянувшаяся  к  Лимонову  молодежь,  как  известно,  осенью  прошлого  года
устроила впечатляющий дебош в Латвии: угрожая деревянной гранатой, лимоновцы
захватили  в  центре Риги  башню собора Св. Петра  и удерживали ее в течение
довольно долгого времени, вывесив флаг с символикой своей партии. Сейчас они
находятся  под арестом  в  Латвии. Многие посетители интернетовских  форумов
сочли,  что  и  вождю  движения было  бы  весьма  полезно на какое-то  время
разделить участь своих соратников. "Насколько мне известно", заметил один из
участников  дискуссии,  "пожилой писатель  и публицист  еще нигде  не сидел,
кроме  как на собственной жопе". "Арест  Лимонова не трагедия", пишет другой
любитель  русской   словесности.   "В  последние  годы  этот   старый  идиот
окончательно протранжирил остатки  таланта.  Вместо посадки его следовало бы
выслать в Париж, в его квартирку".
     Сам  Эдуард Лимонов  спокойно  воспринял свое  задержание, несмотря  на
самые  зловещие слухи, циркулирующие  вокруг  его  дела (по  одному из  них,
писателю будет предъявлено обвинение в приобретении крупной партии оружия, в
том  числе китайских  ракет  класса  "земля-земля").  Как утверждает адвокат
Лимонова,  писатель  чувствует  себя  "в  принципе  хорошо",  и условия  его
содержания  вполне нормальные. "Он сидит в камере  с  каким-то наркобароном,
занимается спортом, пишет  новую книгу.  Кормят  его вполне  сносно. Лимонов
говорит,  что будет сидеть столько, сколько потребуется", -  сказал адвокат.
Уже известно даже  то, какого рода будет новая книга  Лимонова: "в тюрьме  я
напишу "Mein Kampf"", сообщил литератор.
     Спору  нет,  тюрьма - это одно из  самых благоприятных для литературной
деятельности мест на земле.  Как заметил Александр Бестужев, "Вольтер лучшую
свою поэму написал углем на стенах  Бастилии". Что там Вольтер  с его жалкой
поэмой! В заключении  писались  такие  основополагающие для мировой культуры
произведения,  как "Дон-Кихот"  Сервантеса,  "Хорошо темперированный клавир"
Баха, "Жюстина" де Сада. Лютер в замке Вартбург переводил Библию на немецкий
язык. Что уж говорить о России! Петропавловскую крепость можно смело считать
первым  прообразом  советских  домов  литератора  -  там  жили   и  работали
декабристы,  Радищев, Достоевский,  Чернышевский, Бакунин.  Так что  Лимонов
попал в хорошую компанию.
     И вообще ему,  похоже, повезло. В такие бурные эпохи, как наша, интерес
к литературе закономерно падает; для того, чтобы привлечь  к себе  внимание,
литератору нужно все время совершать какие-нибудь экстраординарные действия.
В последние годы Лимонову удавалось это делать все хуже, несмотря на все его
усилия.  Теперь власть  взяла  эти проблемы на  себя, и  он  может  спокойно
заниматься  литературой, не  отвлекаясь  более на  self  promotion. С другой
стороны, само по себе ограничение  ельцинской вольницы,  усиленно проводимое
сейчас властями, может поспособствовать  расцвету  русской культуры  больше,
чем все демократические завоевания  предшествующего  периода.  "Нимфетки  не
водятся в арктических областях",  заметил однажды  Набоков. Точно  так  же и
высокая  культура,  эта  хрупкая  и  пугливая  бабочка,  избегает  "открытых
обществ"  ("open society")  и  "свободных стран"  ("free  country"). Но  она
удовольствием  залетает  в  государства  деспотические и  даже тиранические.
Многие поэты  и писатели понимали это; даже  такой приверженец американского
образа  жизни,  как  Иосиф  Бродский,   мечтательно  отметил  это  в   своем
стихотворении:
     Я хотел бы жить, Фортунатус, в городе, где река
     высовывалась бы из-под моста, как из рукава - рука,
     и чтоб она впадала в залив, растопырив пальцы,
     как Шопен, никому не показывавший кулака.
     Чтобы там была Опера, и чтоб в ней ветеран-
     тенор исправно пел арию Марио по вечерам;
     чтоб Тиран ему аплодировал в ложе, а я в партере
     бормотал бы, сжав зубы от ненависти: "баран".


     Два месяца  назад я  окончательно  женился,  и  поселился  в  Стрельне,
ближнем петербургском пригороде. Недавно жена говорит мне:
     Твои джинсы пора уже стирать, но сначала их надо замочить.
     В сортире? - спрашиваю.
     Что-что?
     В сортире замочить?
     Ну если ты так хочешь, можно и в сортире...
     Я же не виноват, что наш августейший сосед так выражается...
     Большой  Стрельнинский дворец,  который  сейчас отделывают под  морскую
резиденцию Путина, находится в  пяти минутах ходьбы от нашего дома. Сразу за
ним открывается великолепный  парк, с тремя продольными каналами, идущими от
дворца  к  морю, и  четко,  по-французски  расчерченными  аллеями. У  самого
Финского залива каналы,  обрамляющие сад, изящно  изгибаются, образуя остров
идеально  круглой  формы,  явно  искусственного происхождения.  С  песчаного
морского  берега,  усеянного  соснами,   видна  вся   западная   оконечность
Петербурга  - дома,  храмы, дворцы, по вечерам ярко  подсвеченные  заходящим
солнцем. Слева, прямо  из  водной  глади,  вздымается  внушительная  громада
Морского  собора,  подавляя своим  мощным  куполом приземистую кронштадтскую
архитектуру. Где-то  здесь, на берегу  Финского залива ("au bord de la mer",
по его собственному признанию), юный Лермонтов, впервые прибывший в столицу,
написал  свой  "Парус". И сейчас в погожие  летние  дни  все пространство от
Стрельны  до  Кронштадта покрыто  парусными судами;  в  Стрельне  расположен
знаменитый яхт-клуб, удобно разместившийся  в небольшой бухте,  отгороженной
от  моря  песчаной дамбой. По старой русской  традиции, все это  (т.  е. все
вышеперечисленное, от Петербурга до русской литературы) было основано Петром
I,  который   по  совместительству   был  первым  стрельнинским   яхтсменом,
архитектором,  садовником,  строителем и  мелиоратором.  Петр  спроектировал
местоположение дамбы, портового канала и входного фарватера в порт Стрельны,
сориентировав его на свой  дворец, построенный невдалеке на возвышенности, и
проложил  несколько  центральных  улиц.  По его  распоряжению  реку  Стрелку
перегородили плотиной, от чего образовалось большое  озеро,  давшее воду для
любимой  забавы царя -  фонтанов. Впоследствии,  правда, Петр  увлекся новой
игрушкой,  Петергофом,  и Стрельна  на долгое  время погрузилась  в  прочное
забвение. Этот недостаток внимания к ней чувствуется и по сей день. Конечно,
отсутствие  праздных  зевак, свободно  разросшиеся  деревья, полуразрушенные
мостики, общий вид заброшенности и  запустения  придают этой  местности свое
особое  грустное очарование. Но  все это уже в прошлом. Сейчас, прогуливаясь
по некогда  пустынному  парку  вокруг дворца,  то  и дело  наталкиваешься на
схоронившиеся  в кустах  служебные машины, за  рулем которых сидят странного
вида субъекты, почему-то, как  правило, в темных очках.  Совершив гигантский
круговорот,  власть  снова  возвращается сюда, в  новом  обличье и под новым
именем.
     Вообще в тяге  Путина ко всему петровскому есть что-то  мистическое;  в
Петербурге на  свидетельства  этого наталкиваешься на каждом шагу. Свадебный
ужин   у  нас   с  женой  был   в  ресторане  "Кронверк",  старинной  шхуне,
пришвартованной  у  Адмиралтейской  набережной. В  тот  день  весь  огромный
корабль был совершенно пуст, и на  один  вечер  оказался полностью  в  нашем
распоряжении. А несколько недель спустя в том же роскошно обставленном трюме
ужинали Путин со Шредером, удобно расположившись за столиком и непринужденно
болтая по-немецки. Так  и вспомнишь известную сцену  из  пушкинского  "Арапа
Петра Великого",  в  которой  царь, навестив один боярский дом в Петербурге,
расположился там  пообедать. "Хозяин, из почтения  и радости, ничего  не ел,
гости  также  чинились и с благоговением  слушали, как  государь  по-немецки
разговаривал с  пленным  шведом о  походе  1701 года". Путину со Шредером, я
думаю, тоже было о чем  поговорить. А в двух  шагах от них,  на  набережной,
замер, как бы прислушиваясь, бронзовый плотник с топором в руке, сработанный
в Голландии и не так давно подаренный нашему городу.
     В Стрельне  от колоссального  путинского дворца  до  скромных "попутных
хором" Петра Великого всего несколько минут ходу; но и  другая президентская
резиденция,  в  особняке на  Петровской набережной, тоже  вплотную, стена  к
стене, примыкает к домику Петра. Этот домик, или,  как раньше, его называли,
"первоначальный дворец", несмотря на  свой невзрачный  вид, играет  огромную
роль  в  петербургской  метафизике:  это  первое  строение  в  городе.   Как
повествует рукопись "О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга",
14 мая 1703 года Петр I осмотрел Заячий остров и принял решение заложить тут
крепость. Взяв багонет, он вырезал два  куска дерна, сложил  крестообразно и
водрузил  сверху  деревянный  крест.  Сразу после этого  Петр  перешел через
протоку по плотам  на  правый берег Невы, и срубил  там  ракитовый  куст,  а
немного дальше еще  один.  На месте первого  куста была поставлена  Троицкая
церковь,  а на  месте второго - "первой дворец", то есть домик Петра. Собран
он был всего за три дня из сосновых тесаных бревен, и в таком виде, почти не
изменившись, сохранился до наших дней.
     Эти  подробности очень  важны для понимания  структуры  "петербургского
мифа", сложившегося в своей основе уже тогда,  в  первые дни после основания
города,   и  существующего  и  поныне.  Как  пишет   Д.   Л.  Спивак,  автор
великолепного недавнего  труда по метафизике Петербурга ("Северная столица",
СПб 1998): "Все, что произошло в момент рождения  города, тем  более то, что
было  отмечено  современниками -  принципиально важно".  "Последовательность
действий Петра -  своеобразный гражданский ритуал, разметивший главные точки
будущего Города, и своего  рода via sacra  - священная дорога - установившая
направление позднейших процессий".
     На  этой  священной дороге,  путь по которой  занимает сейчас пять  или
десять минут,  и расположены  президентские  апартаменты.  Отделка их еще не
завершена,   но   уже   известно,   что   именно   здесь   президент   будет
останавливаться,  посещая Петербург. Говорят,  что  в  кремлевском  кабинете
Путина    висит   небольшая   пейзажная   картинка,   изображающая   типично
петербургский  уголок:  канал,  набережная,  кусочек решетки  Летнего  сада.
Теперь  она раздвинется до вида из  окна, из которого хорошо просматривается
не только Летний сад, но  и Дворцовая  набережная вплоть до Зимнего  дворца.
Жаль только,  что  сам  genius  loci Петербурга, "державный  основатель"  на
вздыбленном  коне,  остался  не виден  с  Петровской набережной, заслоненный
монументальным зданием Адмиралтейства.


     На днях "Известия" напечатали гневное письмо  Эндрю Миллера, жителя  г.
Нью-Йорка,  оскорбленного  донельзя  недавней  публикацией  в "Комсомольской
правде".  "Вам  придется  извинить  меня", пишет  американец, источая  самый
язвительный  сарказм,  "что  я пишу не  по-русски:  к  сожалению, мой бедный
американский  компьютер  не годится для этого" ("you  must excuse me for not
writing in Russian,  but  unfortunately  my poor  American computer  is  not
equipped  to do it"). "Спросите любого американца",  продолжает он, "кто был
величайшим американским  актером  и актрисой  ХХ  века,  и он, скорее всего,
ответит:  Кэтрин Хепберн и Хамфри Богарт. Но если вы поинтересуетесь об этом
у  читателей "Комсомольской  правды",  одной из самых  популярных российских
газет, вам ответят: Арнольд  Шварценеггер и  Мэрилин Монро (не получившие ни
одного "Оскара"). Большинство  русских, насколько  я  знаю, никогда  даже не
слышали о Кэйт и Боги, им никогда не рассказывали Филадельфийскую историю, и
они никогда не бывали в Касабланке".
     "Любой  американец",  пишет  далее  г-н  Миллер,  "скажет,  что   двумя
величайшими  президентами ХХ века были Франклин Рузвельт и Рональд Рейган. А
"Комсомолка"? Она  утверждает: Билл Клинтон (которому Конгресс  чуть было не
вынес  импичмент)  и  Джон   Кеннеди  (которого  убили).  Что  же   касается
американских  писателей,  то  американцы  назвали  бы одного  из  семи наших
Нобелевских лауреатов в области  литературы (следует полный список всех семи
небожителей - Т. Б.). Вердикт  русских был, однако, таков: есть  некто более
примечательный, чем все эти неудачники. И  имя его  -  Стивен Кинг  (крови в
избытке  и  нехватка  Нобелевских премий). Согласно данным  того же  опроса,
величайшим певцом Америки оказался не Боб  Дилан, не Вуди  Гатри и  даже  не
Барбара Стрейзанд. Это Майкл Джексон (предполагаемый педофил). И так далее в
том же духе".
     "Естественно, как американец, я был потрясен и оскорблен (surprised and
offended),  прочитав  список "Комсомольской правды"", говорит Эндрю  Миллер.
"Для американца вообще  поразительно, что  русские  захотели  иметь газету с
таким названием, напоминающим обо всех ужасах, которым подвергалась нация со
стороны  коммунистических  правителей. Но это, конечно, личное дело  России.
Рядом   там  приводились   аналогичные  рейтинги   достижений  России,   где
фигурировали прима-балерина Плисецкая и режиссер-тяжеловес (heavyweight film
director) Тарковский, известные  писатели, как Толстой и  Солженицын,  такие
политические  деятели,  как  Горбачев  и  Ельцин,  исполнители  Гребенщиков,
Высоцкий и Пугачева (русские версии Боба Дилана, Вуди Гатри и Джуди Гарланд)
-  и  в  то  же время  приводились  откровенно меньшие  достижения  Америки.
По-видимому, редакция газеты  нашла в этом соревновании нечто  приятное  для
себя (the editors found a kind of pleasurable sport in this). Интересно, как
бы отреагировали  русские, окажи им американская  газета  такую  же ответную
любезность?"
     После  того, как  я  перепечатал  этот  документ, у  меня,  признаться,
возникло   сильное   искушение  отправить  его   подписчикам  "Хроники"  без
каких-либо комментариев - настолько анекдотично он выглядит сам по себе. Мне
много говорили о крайней наивности простых американцев (впрочем, и непростых
тоже),  но  каждый  раз,  сталкиваясь  с  таким  жизнерадостным  подходом  к
действительности,  я  все   равно  испытываю   легкое  изумление.  Ну  какое
отношение, скажем,  "Оскары"  имеют  к  художественной  ценности  фильма или
дарованию   актера?  Сколько  их   было  у  того  же  "режиссера-тяжеловеса"
Тарковского?  Насколько  я  помню,   ничуть  не   больше,  чем   у  Арнольда
Шварценеггера.  То же  касается и  Нобелевских  премий, особенно "в  области
литературы".  Уж  не  знаю,  какими  соображениями  руководствуются  при  их
распределении,  но во  всяком случае,  не  литературными  заслугами. Но  для
американца  официальное признание - самая священная вещь на свете. По такому
же  принципу  оценивает  г-н Миллер  и  политиков.  Как  может  быть великим
президент, которого убили? Раз убили, значит, было за  что! То же касается и
сомнительной  репутации  Билла  Клинтона и Майкла  Джексона. Американцы, как
дети, неспособны  понять, что люди не  делятся на плохих и хороших, а если и
делятся,  то не так безоговорочно,  как герои компьютерных игр и диснеевских
мультсериалов.
     Но дышащее откровенной обидой письмо Эндрю Миллера интересно и в другом
отношении. Его задело, что в  России Америку знают не по тем ее достижениям,
которые  самому  Миллеру кажутся  значительными  и  эпохальными, а по  самым
ходовым  проявлениям  массовой культуры. Бог его знает, какого  качества его
высокая американская  культура; мне и в самом деле никогда "не  рассказывали
Филадельфийскую историю", я ничего  "не  слышал  о Кэйт и Боги" и  ни разу в
жизни "не бывал в Касабланке"  ("visited Casablanca" - мне  даже  интересно,
что это такое? в  буквальном переводе с итальянского это слово значит "Белый
дом"). Но кичиться  своим невежеством в  любом случае глупо,  так  что лучше
сосредоточиться на сути наших с Миллером разногласий.
     Итак, американцам недостаточно, что их страна лидирует в экономическом,
военном  и  политическом  отношениях  -  они   претендуют  еще  и  на  лавры
законодателя  мировой  культуры.  Самое интересное, что  Америка добилась  и
этого -  весь мир говорит по-английски, смотрит голливудские фильмы, слушает
Майкла Джексона  и читает Стивена Кинга.  Это,  конечно,  культура не самого
высокого  разбора, но  я  думал,  что американцам достаточно самого сознания
того, что их культурная экспансия охватила весь мир. Оказывается, нет; более
того, их еще и оскорбляет невнимание к их  более ценным достижениям.  Трудно
представить себе  что-нибудь более  комичное.  Это все  равно,  как  если бы
Наполеон не  удовлетворился  бы  тем, что  все  образованные люди  в  России
прекрасно владеют французским, а потребовал от них еще знания наизусть всего
Корнеля и Ронсара.
     В принципе, каждой  нации свойственно гордиться своими успехами, и если
речь  идет  о  культурных  достижениях,  то это  еще самый  благородный  вид
патриотизма. Непонятно для меня здесь другое  -  что это  у  американцев  за
страсть  к соревновательности, почему она доходит  до такого абсурда?  В США
семь писателей было удостоено Нобелевской  премии, а в России -  только пять
(и то  четверо из  них - за антисоветскую  направленность). Это  разумеется,
неоспоримо свидетельствует о  полном  превосходстве американской  литературы
над русской, но  зачем же постоянно  всем колоть глаза этим  превосходством?
Торжествовали бы себе потихоньку, упиваясь своим величием, и не требовали бы
от нас, чтобы мы раз за разом расписывались в  собственном ничтожестве. А уж
упоминать лишний раз имена своих Нобелевских лауреатов вообще бы не стоило -
не приведи господь, заглянет какой-нибудь  любитель литературы  в Перла Бака
или Тони Моррисон (которая "откровенно выступала  за негритянскую эстетику в
искусстве и отвергала ценности, установленные белыми"; вершина ее творчества
-  роман "Beloved",  в  котором сочувственно описывается, как  "мать убивает
собственную дочь, чтобы избавить ее от рабской участи").
     Заключительный же  пассаж  письма Эндрю  Миллера производит  еще  более
удивительное  впечатление.  "Мне  кажется",  резюмирует  он, "что  поскольку
Америка  имеет  вдвое больше  населения,  чем  Россия, и в 50 раз богаче, то
русским  стоило  бы  постараться  быть   более  осторожными  в   оскорблении
американцев, особенно,  если они собираются избрать коммунистов в парламент,
осознавая,  как на это  отреагируют американцы.  Не услышав ничего  иного от
русских,  американцы могут решить,  что они не хотят быть нашими друзьями  и
действовать заодно".  Вот что мы, оказывается, собираемся сделать  - избрать
коммунистов в парламент. И ведь  явно делаем  это  назло Америке,  прекрасно
осознавая,  как она  отреагирует. Но  еще  не поздно повиниться, говорит г-н
Миллер,  отречься  от  своих  заблуждений   и  "действовать  заодно"   ("act
accordingly") с американцами.  Зачем же ссориться с державой, которая в  два
раза населеннее и в 50 раз богаче?
     Как я упоминал  недавно в  этой "Хронике", в мире есть держава, которая
обладает  еще большим  населением, чем Америка  (сейчас  -пятикратно),  а по
размеру экономики уже почти сравнялась с ней. Это Китай, о культуре которого
американцы  знают ненамного больше,  чем  русские  о  американской культуре.
Чтобы не  быть голословным, я приведу здесь выдержки  из статьи в солидной и
респектабельной "New York Times", посвященной недавнему американо-китайскому
столкновению.  Подробно  комментировать  я ее  не буду  - не хватит желчи. Я
думаю, читатели сами смогут оценить степень отрыва  от реальности, в которой
пребывает сейчас Америка.
     "Самым странным из всего случившегося за период самолетного конфликта",
пишет  автор  статьи  Томас  Фридман,  "было  сообщение  о  том,  что  пилот
китайского   истребителя  Ван  Вэй  во  время   недавнего  противостояния  с
американским   разведывательным   самолетом   прижал  к   иллюминатору  свой
электронный  адрес.   Известен  случай  в  истории   холодной  войны,  когда
американские пилоты преследовали  советский  бомбардировщик: подлетев ближе,
они увидели, что советский  пилот приложил к стеклу фотографию на  развороте
журнала Playboy. Фотографию я понимаю. Но что хотел сказать пилот китайского
истребителя,  когда  на высоте 25 тыс. футов демонстрировал американцам свой
электронный адрес?
     Возможно, он хотел завести себе друга по переписке. Или доказать, что и
он не хуже,  что-то вроде  "Эй,  я  тоже пользуюсь  Интернетом,  поэтому  не
думайте,  что мы  просто  толпа  отсталых крестьян" (это  сидя-то  в  кабине
современного истребителя! - Т. Б.).
     Я склоняюсь к тому, что, показывая свой адрес,  пилот давал понять, что
у него тоже есть голос, и это может  быть главным уроком всей ситуации.  Да,
Китай  -  авторитарное  государство,  но  благодаря росту свободы  в  стране
развиваются  и  Интернет,  и   кабельное  телевидение,   и  квазинезависимое
общественное мнение. И мы должны относиться к этому серьезно.
     Однако наши допущения, что демократический Китай будет проамериканским,
могут оказаться иллюзией. Бытующее у нас мнение,  что все китайцы воздвигают
у  себя в подвалах  копии статуи Свободы, не соответствует действительности.
Оно  не раскрывает глубокие корни  патриотизма китайцев,  многие  из которых
верят в то, что должны занимать важное место  в мире и  что Америка пытается
этому помешать.
     Мы должны разработать информационную стратегию, с помощью которой можно
было бы убедить  китайскую общественность в том, что Америка не намерена  ее
притеснять,  Америка  лишь  хочет  убедиться,  что  Китай  входит в  мировую
систему, не нарушая правил.
     Самая  большая ошибка,  которую могут допустить китайские лидеры -  это
поверить в свои мифы, что Китай представляет собой настолько соблазнительный
рынок  для  США,  что  те  всегда  будут  ему  потакать.  Серьезная  ошибка,
допускаемая диктатурами,  состоит в том,  что  они недооценивают демократии.
Демократии нелегки на подъем, но, поднявшись,  они  становятся  внушительной
силой".
     Как   известно,   через  несколько  минут  после  того,  как   Ван  Вэй
"продемонстрировал"  американцам  свой  электронный адрес,  он направил свой
истребитель на американский самолет и протаранил его, после  чего  рухнул  в
Южно-Китайское море. Странное поведение для человека, решившего завести себе
друзей  по  переписке! Наверное, он не  учел,  что после  таких его действий
американцы могут решить,  что  он не хочет  "быть их  другом" и "действовать
заодно".


     Давние подписчики "Хроники" помнят, как год назад я написал рецензию на
"Записи  и выписки" М.  Л.  Гаспарова. Сейчас эта книга снова попалась мне в
руки,  и  снова  я  не  удержался от  того,  чтобы  начать  набрасывать свои
комментарии на разрозненные заметки Гаспарова.
     Как  сказал  Лотман о "Евгении Онегине",  это произведение  "до предела
обостряет  культурную  память читателя".  Ничуть  не  в  меньшей степени,  а
пожалуй, и в большей, чем пушкинский роман в стихах, на меня так действовали
"Записи и выписки". Среди прочего Гаспаров приводит в них свое старое письмо
с впечатлениями от поездки  в Вену. "Это было тяжело",  пишет он,  "я не мог
ничего видеть, не стараясь в уме  пересказать это словами, и голова работала
до перегрева,  как будто  из зрительной пряжи сучила словесную нитку". Точно
так же я  реагировал на коллекцию цитат  Гаспарова; чуть ли  не после каждой
фразы  я останавливался,  глубоко задумавшись,  где я видел или слышал нечто
подобное. Образы и  ассоциации  липли  к  каждой  сентенции,  нарастая,  как
снежный  ком. Изнемогая от этого обилия сопоставлений, я понял, что от этого
недуга есть только одно целительное средство.
     Сам  Гаспаров  сообщает  в  своих  "Записях"  следующую  увеселительную
историю:
     "К  юристу   пришла   пенсионерка   с  жалобой:   "в   меня   вселилась
кибернетическая машина, как  вышла на пенсию - стала писать  стихи; понимаю,
что плохие, а не могу бросить". Читайте хороших поэтов итд. Читает, приносит
новые стихи, безукоризненно стилизованные под каждого классика. "Ну, читайте
хороших критиков: Белинского  и  пр." Читает, приносит прекрасно  написанные
разносные  рецензии  на  собственные  стихи.  "Тогда  напишите  рецензии  на
собственных рецензентов". Написала, и помогло - перестала писать".
     Мне  полегчало  быстрее  -  оказалось  достаточно   выписать   наиболее
поразившие меня  отрывки и  набросать к  ним примечания. Их  я  и  предлагаю
Вашему благосклонному вниманию.
     МЛГ> На чукотском языке  нет  слова "свободный", есть "сорвавшийся с
цепи"; так писали в местной газете про Кубу.
     ТБ>  Ладно  Куба,  а  вот  как  они  пели "Славься,  отечество  наше
свободное"?
     МЛГ>  Хейфец,  печатавшийся в  Одессе у Дорошевича, сказал: "Знаете,
какая разница между Дорошевичем и проституткой? он получает за  день, она за
ночь". Дорошевич, узнав, спросил: "А знаете, какая разница между  Хейфецем и
проституткой?" - Не знаем. - "И я не знаю". Больше Хейфец не острил.
     ТБ> Эта  юмористическая  новеллетта носит название  "Агностицизм"; и
действительно, разве построения агностиков имеют большую доказательную силу?
"На нет и Страшного суда нет".
     МЛГ> "Если эпиграф покажется  Вам  уже слишком глуп, то  вместо Гете
подпишите  Тик,  под  фирмою  которого  всякая   бессмыслица   сойдет".  (И.
Киреевский - матери, Собр. соч. 2, 228).
     ТБ>  "Как  только  Гегель  произносит  слово  "ирония",  он  тут  же
вспоминает Шлегеля и  Тика, и в  его интонации  появляются нотки досады" (С.
Киркегор,  "О понятии иронии").  А сам Гете,  посылая  Шиллеру  книгу  Тика,
заметил:  "просто  невероятно,  до чего  же  пуст  этот  искусно выполненный
сосуд".
     МЛГ> Самая оптимистическая строчка в русской  поэзии, какую я знаю и
вспоминаю  в  трудных  случаях жизни,  это в  "Коринфянах"  Аксенова.  Медея
зарезала  детей,   сожгла  соперницу,  пожар  по  всему  Коринфу,   вестники
рапортуют,  что  все  концы выгорели  дотла  -  и Ясон,  выслушав,  начинает
финальный монолог словами:
     Но не в последний раз горит Коринф!
     ТБ> Тогда  самый  оптимистический документ  в  русской истории - это
рапорт Петра о  сражении с  турками на берегу Прута,  когда  царь завел свою
армию в  окружение,  едва  не  потерял  ее  всю под  обстрелом и сам чуть не
оказался в плену. После заключения мира, утратив  все свои территории (чтобы
выбраться из  окружения, Петр  готов был  отдать и  Прибалтику, и  Псков,  и
Таганрог), царь писал своим послам в Европе: "видя, что из сей войны жадного
пожитку не будет, того ради поступили по желанию  турецкому и на вечный мир,
уступя им все завоеванное, дабы  от  той стороны быть  вечно беспечным,  что
турки с превеликою охотою паче чаяния учинили".
     МЛГ> Филологический  анекдот из  сб. Азимова.  Отплывает  пароход, в
последнюю  минуту  по  трапу вносят старшего  помощника,  мертвецки пьяного.
Проспавшись, он читает в судовом журнале: "К сожалению, старший помощник был
пьян весь день". Бежит к капитану, просит не портить ему карьеру.  "Поправки
в журнале не допускаются, но сделаю, что могу. Назавтра читает:  "К счастью,
старший помощник был трезв весь день".
     ТБ>  В точности  такую  же  конструкцию  я  встречал  в  "Дон-Жуане"
Байрона. Высмеивая своих конкурентов, английский поэт замечает:
     "Гомер порою спит", - сказал Гораций,
     Порою Вордсворт бдит, сказал бы я.
     We learn from Horace, "Homer sometimes sleeps;"
     We feel without him, Wordsworth sometimes wakes.
     МЛГ>  "Московский  листок"  велено  было  представлять   в  духовную
цензуру.  Пастухов  пошел  плакаться:  "Зачем?  у нас ведь  только  отчеты о
скачках..."  -  "А  вы на них-то  и посмотрите". Смотрит и  видит:  "жеребец
такой-то, сын Патриарха и Кокотки..."
     ТБ> На эту  тему я  знаю еще один  исторический анекдот. Когда барон
фон Клодт установил на Аничковом мосту в Петербурге свою скульптурную группу
"Укрощение  коня", Николай I (у которого было все же чувство юмора, пусть  и
несколько солдафонское), хлопнув ваятеля по плечу, сказал одобрительно: "Ну,
Клодт,  ты  коней  делаешь  лучше,  чем  жеребец!".  На первый  взгляд,  это
сопоставление притянуто за уши, но в нем есть, однако, свой глубокий  смысл.
Sub  specie  semioticae  эти  ситуации строго  симметричны, только  в газете
Пастухова конь (диким  смысловым смещением) преображается  в  человека, а  в
фразе Николая - человек (Клодт) становится конем.
     МЛГ> Мандельштамовское "Страшен чиновник: лицо как тюфяк" английский
переводчик  перевел  "the face  like a gun" и сделал примечание про  "тюфяк"
по-турецки и по-гречески.
     ТБ> Лучше бы он уже прямо написал "the face like "to fuck"". Набоков
так "переводил" французскую  фразу  "pauvres  vaches,  il  y en  a beaucoup"
("бедные коровы, как их много"): "повар ваш - Илья на боку".
     МЛГ>   Уваров  послал  Гете   свою  немецкую  статью,  тот  написал:
"Пользуйтесь  незнанием грамматики: я  сам  30  лет работаю над  тем, как ее
забыть".
     ТБ>   Когда   Уваров   послал   Пушкину   свои  французские   стихи,
вдохновленные  "Клеветниками  России", тот  ответил ему  еще более  любезно:
"Князь Дундуков доставил мне прекрасные, истинно вдохновенные стихи, которые
угодно  было вашей  скромности назвать подражанием.  Стихи мои послужили вам
простою темою для  развития гениальной фантазии.  Мне остается от сердца вас
благодарить  за  внимание,  мне  оказанное,  и  за  силу  и  полноту мыслей,
великодушно мне присвоенных вами".
     МЛГ>  "Пушкин  относился  к  Катенину  со снисхождением  младшего  к
старшему (1812  год как рубеж поколений), а к Баратынскому  - нет, только  с
радостью" (В. См.)
     ТБ>  В  1818  году  молодой Пушкин явился к  Катенину, приехавшему в
Петербург,  и, встретив его  в дверях,  подал ему  свою трость и сказал:  "Я
пришел к вам, как  Диоген  к Антисфену: побей,  но выучи". "Ученого  учить -
портить", учтиво ответил Катенин, но  был так польщен, что  с  удовольствием
вспоминал этот случай и много лет спустя.
     МЛГ> "Настрой" вместо "настроение":  это слово ("настрой души") было
уже  у  Анненского в  статье о Бальмонте. А загадочное  "никчменный"  вместо
никчемный - у Пяста.
     ТБ> Что там "никчменный"! В самом массовом издании Пушкина, вышедшем
в  годы  перестройки,  я  встречал еще  более  загадочное  слово "отсракизм"
("Когда средь оргий жизни  шумной / Меня постигнул отсракизм" etc.). Пушкин,
наверное, в гробу перевернулся.
     МЛГ>  "Великая  
всемирная  Отечественная
  война"  было  написано  на
обложке песенника 1914 г.
     ТБ> Если может быть  "целый мир  чужбиной", то  почему не может быть
весь мир  Отечеством? И еще одна цитата на эту  тему, приводимая Гаспаровым:
"Когда  государство  начинает  убивать,  оно  всегда зовет себя  Отечеством"
(Дюренматт).
     МЛГ> "А  у вас  там, под Москвой, говорят, война идет?.." - говорили
архангельские мужики Н. Я. Брюсовой в 1904 г. Чукчи послали  поздравителей к
спасению  государя  от  Каракозова,  а  те  поспели   уже   после   выстрела
Березовского. Когда  к Тиберию с таким же  опозданием пришли соболезновать о
смерти Августа послы от заштатного городка Трои (той  самой), он сказал: и я
вам сочувствую, троянцы, о кончине вашего великого Гектора.
     ТБ> Наше государство, как известно, весьма обширно,  еще  более, чем
Римская  империя,  так  что  исторический  процесс  в нем  протекает  иногда
чрезвычайно замысловато.  Говорят,  еще  долго  после наполеоновского пожара
1812 года из  разных областей  России в Москву стекались  мужички с  дубьем,
отбивать древнюю  столицу  от  супостата.  У  Ключевского  я видел  и другой
анекдот  такого  рода. Петровские реформы  проводились  очень круто, так что
простому народу жизни  не  было, и вот в 1703 году один нижегородец, простой
посадский человек Андрей Иванов, "пришел в Москву с изветом, т. е. с доносом
-  на  кого бы  вы думали - на самого  государя, что-де  он, государь,  веру
православную  разрушает,  велит бороды брить, платье  носить немецкое, табак
тянуть: во всем этом обличить государя и пришел он, Андрей Иванов".
     МЛГ>  Воспоминания  Н. Ге (младшего): Гуляя вечером  по  Хамовникам,
Толстой  остановился  у  неплотно прикрытого  ставня, постоял, подсматривая,
сказал: "Как интересна жизнь" - и пошел дальше.
     ТБ> Не знаю, если можно вообще такую сложную индивидуальность, как у
Толстого,  исчерпывающе  определить  тремя  словами,  то  это  будет  именно
вышеприведенная  сентенция.  Только  к ней  хочется добавить еще  "все-таки"
("Как все-таки интересна  жизнь") -  это усиление вернее передаст внутреннюю
борьбу Толстого, никогда не прекращавшуюся в нем.
     МЛГ> Курочкин сказал  о Плещееве,  что с 1848  года  он так  и ходит
недорасстрелянный.
     ТБ> А Достоевский?
     МЛГ> У Достоевского люди не едят, чтобы говорить о Боге, а у  Чехова
обедают, чтобы не говорить о Боге.
     ТБ>   Видимо,  это   скрытая  цитата  из   известного   высказывания
Белинского, который (в пылу горячего интеллигентского спора)  на приглашение
поужинать трагически  воскликнул: "Мы еще не решили  вопрос  о существовании
Бога, а вы зовете ужинать!"
     МЛГ> И. Тронский говорил В. Ярхо: нельзя ради стиля переводить коров
Гелиоса быками Гелиоса - какой дурак станет держать быков стадами?
     ТБ>  А  ведь  Гомер  еще  специально  уточняет, что  эти  "быки"  не
размножаются: "В каждом их стаде числом пятьдесят; и число их вечно одно; не
плодятся они" ("Одиссея", XII, 130-131).
     МЛГ> Дао: "что есть дорога, то не есть  путь". "До  Египта недалеко:
далеко до Южного вокзала" - Карл Краус.
     ТБ>   В  Китае   меня  постоянно  смущало,  что   в  железнодорожных
расписаниях   путь   отправления   (платформа)   обозначается  там   тем  же
значком-иероглифом, что и "дао" (путь) в самых возвышенных стихах Лао-Цзы.
     МЛГ> "Конечно, по сравнению с Гадячем или Конотопом  Миргород  может
почесться столицею; но ежели кто видел Пирятин!.." ("Дневник провинциала").
     ТБ> Мне всегда вспоминается эта фраза, когда я слышу о том, как Киев
называют столицей, а Шевченко - великим поэтом.
     МЛГ>   Фет   на   анкетный  вопрос,   "к  какому   народу  хотел  бы
принадлежать", ответил: "Ни к которому".
     ТБ> А Владимир Соловьев на тот же вопрос ответил: "Пока к русскому".
     МЛГ> Оглавление сб.  "Стихи о  музыке",  1982: Байрон Джордж Гордон,
Бальмонт Константин, Баратынский Евгений... Крупный  шрифт, как перекличка в
юнкерском училище.
     ТБ> Меня здесь  больше позабавило столкновение далеких эпох и разных
поэтических  индивидуальностей;  так  на каталожном  ящике  в  РНБ  написано
"Михалков  -  Нерон".  Гаспаров  любит  вспоминать о мысленном эксперименте,
предлагаемом Борхесом: надо представить,  что "Илиаду" и  "Тысячу одну ночь"
написал один и тот же человек,  и попытаться реконструировать душевный склад
этого человека.  Пожалуй, составить  какой  бы то  ни было связный  текст, в
котором стояли бы рядом имена Михалкова и Нерона, было бы еще сложнее.
     МЛГ> Русская  культура, начиная  с  петровских  времен,  развивалась
сверхускоренно, шагая через ступеньку, чтобы догнать Европу.
     ТБ> Интересно,  это  умышленная  "цитата  навыворот"  или  случайное
совпадение? У Блока в записных книжках есть в точности обратная конструкция,
в  свою  очередь,  навеянная  жуткой  образностью  эпилептика  Достоевского:
"Русская  интеллигенция  покатилась   вниз  по  лестнице   своих  российских
западнических
 надрывов, больно колотясь головой о каждую ступеньку:  а всего
больше - о последнюю  ступеньку, о русскую революцию 1917-1918 годов". Блок,
Собр. соч. в 8 т., М. 1962, т. 6, 166-167.
     МЛГ>  На телеграфе:  "А  международную  в  Болгарию тоже  латинскими
буквами писать?" - "Обязательно".
     ТБ> В "Коммерсанте" в последнее время  принято все иностранные имена
дублировать латиницей. Особенно комично это выглядит, когда уточняются такие
фамилии, как Кучма (Kuchma) или Ющенко (Yushchenko).
     МЛГ>  Чествовали  <А.  Ф.  Лосева>  со  всем   размахом  очень
изменившейся  эпохи.  Зал  был главный,  амфитеатром. На  стенах  стабильные
плакаты: с одной стороны - "...воспитание в духе коммунистической морали", с
другой - "сегодня абитуриент, завтра студент", посредине - "и медведя учат".
О Лосеве говорили, что он филолог (делегация от филологов),
     философ (делегация от философов),
     что он мыслитель (делегация - я не понял, от кого),
     что он крупнейший  философ конца  века  (от Совета по мировой культуре;
какого века - не сказали),
     что он русский мужик, подобный Питеру Брейгелю.
     ТБ>  Что  ж,  Брейгель  недаром  все  изображал  на  своих  картинах
недостроенную Вавилонскую  башню. Предвидел, наверное, что  наступит  время,
когда  перемешается все  - наука, мифология,  религия,  философия,  история,
литература.  Раньше все эти культурные  пласты не то что  не смешивались, но
говорили каждый на  своем языке, что позволяло очень четко отграничить  одно
от  другого. Теперь  все  слилось в  одну пеструю  массу. В  вышеприведенном
описании "воспитание в духе"  - это язык советской эпохи, "Совет по  мировой
культуре" - современный  жаргон  западных  демократий, "и  медведя  учат"  -
образчик  слога  дореволюционной   педагогики.  Это  столкновение  различных
стилистических  срезов  скоро станет  настолько  привычным,  что  перестанет
выглядеть комическим.
     МЛГ> Падение нравов не повинно в гибелях империй, оно не умножает, а
только  рокирует пороки.  При  Фрейде люди  наживали неврозы, попрекая  себя
избытком  темперамента, а после  Фрейда  - недостатком  его; общее же  число
невротиков  не  изменилось.  Вероятно,  соотношение  предрасположенностей  к
аскетизму,  к  разврату, к  гомофилии и пр. всегда постоянно, и только пресс
общественной морали давит  то на  одни участки  общества,  то на другие. Это
общество как бы ворочается  с боку на бок. Кажется,  Вл. Соловьев писал, что
успехи   психоанализа   сводятся   к   тому,   чтобы   уменьшить   клиентуру
невропатологов и умножить клиентуру венерологов.
     ТБ>   Действительно,   писал:   "Лечение   признается  удавшимся   и
выздоровление  полным, если под влиянием искусственного возбуждения  пациент
начнет  охотно,  часто  и успешно  посещать lupanaria...Удивительно, как эти
почтенные ученые не  были остановлены хотя бы тем  простым соображением, что
чем  удачнее  будет  терапия  такого  рода,  тем  легче  пациент может  быть
поставлен  в  необходимость от одной  медицинской специальности обратиться к
помощи  другой и  что  торжество  психиатра  может  наделать больших  хлопот
дерматологу".  Но  при чем же здесь Фрейд с его  завиральными идеями? Статья
Соловьева ("Смысл любви") написана  в 1892 году, за четыре года до появления
самого понятия "психоанализ",  и полемически направлена против французских и
немецких психиатров,  исследования  которых выходили  во второй половине XIX
века.
     МЛГ>  "Иван  Сергеевич, да  вы ведь и  Волги не видали!"  -  говорил
Тургеневу  Пыпин.  Блок в России  видел кроме Петербурга, Москвы и Шахматова
только Киев в 1907 г. и Пинск в войну.
     ТБ> Точно так же  Пушкину, когда он однажды сильно "русофильствовал"
и громил Запад,  заметили:  "Да  съездил бы ты,  голубчик,  хоть  в  Любек!"
(первый иностранный порт за Петербургом).
     МЛГ> Когда мы  читаем  у  Пастернака про Кавказ  "он правильно,  как
автомат,  вздымал, как залпы перестрелки, злорадство ледяных громад", то нам
нужно усилие,  чтобы не представлять  себе  автомат Калашникова,  потому что
стреляющих автоматов  в  1930  г.  не было  (у  Жуковского  "Пришла  судьба,
свирепый истребитель", воспринимается легче - почему?).
     ТБ>   Что  делать,  научно-технический  прогресс  уничтожил  великое
множество прекрасных художественных ценностей. Так мне физико-математическое
образование  навсегда  испортило   восприятие  чудной  строки  Мандельштама:
"Одиссей возвратился, пространством и временем полный".
     МЛГ>  "Недозволенной  мысли  он  не  скажет,  но дозволенную  скажет
непременно соблазнительным образом" (Лесков).
     ТБ> Что ж соблазнительного в дозволенной мысли?!
     МЛГ> "Любезный  почитатель!..  Пишите, я  оботвечу все  вопросы",  -
писал Северянин Шершеневичу.
     ТБ>  Странный семантический  сдвиг; я думаю, он, многое проясняет  в
отношении Игоря Северянина к своему литературному значению.  Если он каждого
своего читателя воспринимал как "почитателя", то как же он тогда воспринимал
почитателей?
     МЛГ> Опечатка машинистки в Диогене Лаэртском: вместо "стихи Гесиода"
- "стихи Господа".
     ТБ> В 1962 году Евтушенко  посетил во Франции Шагала, и  тот передал
ему  для  Хрущева свою монографию  с надписью: "Дорогому Никите Сергеевичу с
любовью к нему и к нашей Родине", причем, описавшись, написал не "к нему", а
"к небу". Что ж тут удивляться: зря, что  ли  у Шагала едва  ли не на каждой
картине изображены парящие в воздухе фигуры?
     МЛГ> Александр I в 1814 году в Лондоне  просил у  вига Грея доклад о
средствах создания в России оппозиции.
     ТБ>   В   свежем  номере  "Эксперта"  есть   пример  реализовавшейся
возможности такого рода. Когда Египет переметнулся  от СССР  к  США  (за три
миллиарда  долларов  в  год,  кажется),  местный  лидер  Анвар  Садат  решил
продемонстрировать  новым  союзникам свой порыв к демократии многопартийного
типа. В стране тогда была  только  одна партия -  Арабский  социалистический
союз. Садат,  не мудрствуя лукаво, разделил ее на три части -  центристскую,
правую и левую. Первую он назначил правящей,  вторую отдал ей в  союзники, а
третью  отправил  в оппозицию.  Непонятно  только,  как  именно  происходило
распределение ролей - по принципу "на первый-второй-третий рассчитайсь!" или
как-нибудь по-другому?
     МЛГ>   Ковалевский,   из   попечителей  став   министром   народного
просвещения, на трех своих же ходатайствах написал "отказать".
     ТБ>  Я давно замечал, что в  России повышение  по карьерной лестнице
необыкновенно  расширяет умственный кругозор чиновника с каждой преодоленной
ступенькой. Николай I перед приходом к власти обладал "кругозором фрунтового
командира", по характеристике  Лотмана,  но  потом как-никак правил огромной
империей в течение почти тридцати лет, и достаточно успешно правил.
     МЛГ> В новом академическом  Пушкине непристойности  все равно  будут
заменяться  черточками -  почему? - потому что  очень уж много их  наплыло в
современную литературу. Вот постмодернизм неведомо для себя: он воспринимает
Пушкина на фоне Юза Алешковского.
     ТБ>  Точно  так  же   Набоков  писал  о  затруднениях,  с   которыми
сталкиваются  современные переводчики  Шекспира  - не  знают, как передавать
такие  его  выражения, как "спорт"  или "футбол",  чтобы избежать неуместных
ассоциаций с  современностью.  В  другом  месте  Гаспаров  пишет о  том, как
переводчик В.  М.  Смирин извелся,  подыскивая эквивалент  греческого  слова
"authepsa", в буквальном  значении "самовар".  После долгих мучений написали
"самовзварка".
     МЛГ>  "Синтаксис  у него  какой-то  развратный", -  писал  Набоков о
Пастернаке; "чем-то напоминает он Бенедиктова" (действительно напоминает, по
крайней  мере  для  текстолога:  та  же проблема поздней  переработки ранних
стихов). И затем переходил к стихам Дм. Кобякова.
     ТБ> Бедный  Бенедиктов, слава  которого на одно  мгновение (в 1830-е
годы)  затмила  славу  Пушкина,  был  осужден  потом  на  вечные   насмешки,
продолжающиеся вплоть до  настоящего времени. Набоков до конца жизни  не мог
простить  Пастернаку  этого едва  уловимого  сходства и в  1970 году написал
эпиграмму, старательно пародирующую стиль как одного, так и другого поэта:
     Его обороты, эпитеты, дикция,
     стереоскопичность его -
     все в нем выдает со стихом Бенедиктова
     свое роковое родство.
     МЛГ> "История не телеологична и  не детерминирована, это бесконечная
дорога в обе стороны до горизонта, русский проселок под серым небом".
     ТБ> Эта  фраза  - одна из  самых прекрасных  и поэтических сентенций
автора "Записей и выписок", но с ее смыслом я решительно не согласен. Сам же
Гаспаров приводит  в своей книге следующую  увлекательную  историю: "в конце
1917 было  покушение на  Ленина, его заслонил  Ф.  Платтен.  С  покушавшимся
провели воспитательную  работу и отправили его в Красную Армию. Потом в 1937
году   он  оказался  с  Платтеном  в  одном   концлагере".  Так  как  же  не
детерминирована?  Мощный  поток истории увлекает за  собой наши судьбы,  как
бешеный вихрь, гонящий журавлиный клин теней в V песне Дантова "Ада". Другое
дело, что сам этот  поток,  может быть, и не детерминирован.  Хотя и это под
вопросом.
     МЛГ>  А. И.  Анненкова садилась  в карету  не иначе,  чем за полчаса
обогрев это место толстой немкою.
     ТБ> Отношение к Западу  как к  благолепному  источнику тепла и света
усиленно культивировалось у нас с XVIII, а то  и  с  XVII века; на этот счет
сохранилось   множество   прелюбопытных   свидетельств.  "Мы  Западу  многим
обязаны", говорил  Вяземский.  "Думать,  что  мы  и без  него управились бы,
образовались, все равно, что уверять, что, может быть,  и без солнца было бы
светло на земле". Эта метафора оставалась очень устойчивой, каким бы ни было
само  отношение  к  западному  влиянию.  Польский  поэт  Мицкевич,  в  своих
парижских  лекциях  уделивший  много  внимания исторической  преемственности
славянской  культуры  и  западной  цивилизации,  изображал   эту  картину  в
следующих  выражениях: "Ученые и астрологи говорят, что  ближайшим  к солнцу
планетам  предназначено  когда-нибудь  занять   его  место.  Славяне  всегда
тяготели и до сих  пор тяготеют  к Западу".  Петровская европеизация России,
однако, казалась ему пагубной  и  по-азиатски деспотической, не приблизившей
страну к Западу, а отдалившей ее от него. Знаменитый памятник Петру Великому
в  Петербурге  он сравнил  с  водопадом,  скованным морозом  и застывшим над
пропастью.  Но  если  "блеснет солнце  свободы",  говорит Мицкевич  ("Pomnik
Piotra  Wielkiego"),  и "западный  ветер согреет  эту страну", что станет  с
"водопадом тирании"?
     Lecz skoro sіoсce swobody zabіyњnie
     I wiatr zachodni ogrzeje te paсstwa,
     I cуї siк stanie z kaskadNo tyraсstwa?
     В России, правда, больше склонялись к тому мнению, что это Запад скорее
окончательно погрузится в мрак и холод. Известный славянофил Хомяков писал в
своем программном стихотворении:
     О, грустно, грустно мне! Ложится тьма густая
     На дальнем Западе, стране святых чудес.
     Светила прежние бледнеют, догорая,
     И звезды лучшие срываются с небес.
     Дальше  здесь фигурирует  еще  множество  вариаций  этого  светоносного
образа:
     А как прекрасен был тот Запад величавый!
     Как долго целый мир, колена преклонив,
     И чудно озарен его высокой славой,
     Пред ним безмолвствовал, смирен и молчалив.
     Там солнце мудрости встречали наши очи,
     Кометы бурных сеч бродили в высоте,
     И тихо, как луна, царица летней ночи,
     Сияла там любовь в невинной красоте.
     Там в ярких радугах сливались вдохновенья,
     И веры огнь живой потоки света лил!..
     О! Никогда земля от первых дней творенья
     Не зрела над собой столь пламенных светил!
     Заканчивается  это  стихотворение,  разумеется, призывом  к "дремлющему
Востоку" услышать "глас судьбы", проснуться  и  "воспрянуть в сияньи новом".
Русские славянофилы очень любили напоминать Западу, что, несмотря на все его
претензии, солнце восходит все-таки  на Востоке, и вообще, как говорится, ex
oriente  lux.  Так,  Тютчев,  язвительно  описав  пышный  прием  в  Стамбуле
французской  делегации,  саркастически  восклицает,  что  теперь  для  турок
"солнце с  Запада взошло" (точно так же герой Достоевского заявляет: "теперь
мы  ждем  зари  с  запада").  Для  других мыслителей,  склонявшихся  к более
западнической   ориентации  (кстати,  само  это   сочетание  слов  абсурдно:
"ориентация" означает  "обращение к Востоку"), такая космогония  была  самой
естественной вещью на свете. Чаадаев, примыкавший то  к одному, то к другому
лагерю,  как-то ядовито  заметил  о  них: "Русский  либерал -  бессмысленная
мошка, толкущаяся в  солнечном  луче; солнце это  -  солнце Запада".  Другие
ученые,  как  Ключевский,  ни на  какой  однозначной трактовке  проблемы  не
останавливались,  утверждая,  что  теперь  не  время  еще  разбирать, каково
историческое предназначение России, "суждено ли ей стать светом Востока  или
оставаться только тенью Запада".
     Главным  символом  западнических  устремлений  Петра  был Петербург,  и
недаром к этому городу так прочно приклеился канонизированный Пушкиным ярлык
"окна в Европу". Очевидно,  что главное назначение  окна -  быть  источником
света, так что вся  эта  мифологема выглядела  стройно  и продуманно даже  в
мелочах.  Между тем уже за  шестнадцать лет до  появления "Медного Всадника"
эта  метафора мелькнула  у Вяземского, прозвучав  у него, пожалуй, еще более
ярко и выразительно. Он предлагал "сделать в Китайской стене, отделяющей нас
от Европы,  не пролом, открытый наглости всех мятежных стихий, но по крайней
мере отверстие,  через  которое  мог бы  проникнуть луч солнца,  сияющего на
горизонте просвещенного  света, и  
озарить
 мрак зимней ночи, обложивший нашу
вселенную".  Кстати,  на  том  заседании  "Арзамаса",  на котором  Вяземский
говорил эти слова, вполне мог присутствовать и Пушкин.
     Заметим,  что  само  слово  "просвещение"  (т.  е., буквально, озарение
светом),  заимствованное  нами из европейских языков, ассоциировалось  у нас
всегда   именно   с  западной   культурой  (сам   Петр   говорил   о   своей
вестернизаторской  перекройке  "мы  от  тьмы  к  свету  вышли").  Сторонники
европеизации, проведенной Петром Великим, отзывались о нем примерно так, как
это сделал молодой Карамзин в "Письмах русского путешественника": Петр, "как
лучезарный бог света, явился на горизонте человечества,  и осветил  глубокую
тьму вокруг  себя". В XIX веке такие  идиллические настроения  - уже большая
редкость; в среде образованных русских нарастает и некоторое разочарование в
западной культуре, особенно после того, как они встретились с этой культурой
лицом к лицу в Москве 1812 года. С этого времени у патриотически настроенных
русских временами  вырываются и  очень странные  на первый  взгляд инвективы
против просвещения. Как  писал Пушкин в  одном  своем  донельзя укоризненном
стихотворении   (по   некоторым  предположениям,   обращенном  к   западнику
Вяземскому):
     Ты просвещением свой разум осветил,
     Ты правды чистый лик увидел,
     И нежно чуждые народы возлюбил,
     И мудро свой возненавидел.
     Для Лермонтова такие выражения, как "язва просвещенья" - вещь уже самая
привычная  и  обыденная.  Иногда  у  него  прямо обличаются  те,  кто  "ядом
просвещенья / в Европе душной заражен". Впрочем,  когда петербургский период
русской  истории  миновал, и нас  перестали закармливать  до  отвала плодами
европейской  культуры,  это  время  стало  восприниматься   уже   с  большой
симпатией.  Особенно  громко  звучат такие  ностальгические  чувства  у  тех
поэтов, которые, как Анна Ахматова, ясно осознавали если  не принадлежность,
то, по крайней мере, преемственность по отношению к уже отошедшему в прошлое
петербургскому периоду,  ставшему  золотым веком  нашей  культуры. Запад, не
поддавшийся гибельному влиянию коммунизма, при таком подходе стал чуть ли не
продолжателем, или хотя бы хранителем старой русской культуры. Тут-то старая
метафора опять зазвучала в полный голос:
     Еще на западе земное солнце светит
     И кровли городов в его лучах блестят.
     А здесь уж белая дома крестами метит
     И кличет воронов, и вороны летят.


     Ровно  четыреста лет  назад,  в  1601 году, был написан и поставлен  на
сцене  "Гамлет"  Шекспира,  ставший  самой   знаменитой  пьесой  популярного
драматурга. С тех пор на сценических площадках всего мира эта кровавая драма
разыгрывалась  неоднократно.  Самым  жизненным  и   одновременно  эффектным,
однако,  стало представление на  эту тему, поставленное на прошлой  неделе в
Непале.
     Шекспировский "Гамлет", как  мы помним, начинается с  того, что главный
герой, наследный принц  датский,  терзается  и  не  находит себе места после
смерти своего отца, короля Дании.  Ему досаждает главным образом то, что его
овдовевшая мать вскоре  после этого трагического  события  выходит  замуж за
дядю,  оказавшегося на  престоле. В  таком  взбудораженном состоянии  Гамлет
видит призрак своего отца, который сообщает ему о том, что он был убит своим
братом  самым  злодейским образом,  и призывает  отомстить за себя. На  этом
первый акт заканчивается. На протяжении остальных четырех актов принц Гамлет
мучительно колеблется, не зная, что ему предпринять,  и попутно ухаживает за
Офелией,  произносит  великолепные  монологи,  отпускает  дурацкие  шутки  и
дразнит своего  августейшего  дядю всеми доступными  способами  (скажем, тот
обращается к племяннику: "my  cousin Hamlet, and my son", т. е. "Гамлет, мой
родственник  и сын", и получает  в ответ: "a little  more than kin, and less
than kind".  Комментаторы Шекспира до сих пор становятся  в тупик перед этой
фразой,  замечая,  что  "смысл  ее довольно  темен".  Слово  "kin"  означает
"родственник", "kind" по-английски -  "ласковый", "любезный",  или, в другом
значении, "сорт", "разновидность". Таким образом, Гамлет говорит о себе, что
он  "более,  чем  родственник, но  менее, чем  разновидность", что, конечно,
полная бессмыслица.  Не претендуя  на  новое  слово в шескспироведении, могу
предложить гораздо более простое и ясное толкование этой фразы. "Kind" - это
не  английское, а немецкое слово ("das  Kind"), и  означает  оно  "ребенок".
Гамлет, таким образом, не выходя из своей роли трудного подростка, строптиво
отвечает королю, что он  "больше, чем родственник, но меньше, чем сын". Игра
слов здесь  строится на созвучии "kin" и "kind" (правильнее "Kind") и весьма
характерна для Шекспира, большого любителя разноязычных каламбуров. Остается
выяснить, знал ли  Гамлет немецкий язык, но это  как раз проще всего - он же
учился в Виттенбергском университете).
     Медлительность Гамлета  в исполнении мести породила  целую  многотомную
литературу, посвященную этому вопросу.  Еще в 1736  году Томас Хаммер писал,
что  если   бы  юный   принц   разделался  сразу   со   своими   сиятельными
родственниками, то  никакой  пьесы  в пяти актах просто не получилось бы.  О
непонятной   нерешительности  Гамлета   писали   Ричардсон,  Гете,  Шлегель,
Кольридж.  Европейские  критики  XVIII-XIX столетий в основном склонялись  к
мнению  о том, что Гамлету просто не хватило мужества для того, чтобы  сразу
покончить с дядей.  Вопрос, впрочем, так и не был решен окончательно.  Потом
подняла  голову  американская школа, которая  сразу  внесла  ясность  в  это
запутанное  дело. По мнению Э. Э. Столла, ее представителя,  Гамлет никак не
мог  быть  размазней,  потому  что  "мужественные  современники  Шекспира не
приняли  бы  такого слабовольного  героя, и трагедия не могла бы иметь у них
успеха". Принц наделен крепким характером, просто он  страдает  меланхолией,
"типичной  для  шекспировской  эпохи". В  те  времена,  как полагает  Столл,
"меланхолия  нисколько  не   походила  на  сентиментальную  расслабленность;
наоборот, она проявлялась в  резкой,  нервной возбудимости и демонстративном
поведении".  Американцев  вообще почему-то сильно  смущала  бесхарактерность
Гамлета, которого они называли  "сверхчувствительным елизаветинцем". Гораздо
проще  к этому делу подошли французы. По свидетельству Джойса, когда в одном
провинциальном городке во  Франции  давали "Гамлета", на афишах, расклеенных
на улицах, было  бесхитростно написано:  "HAMLET,  ou le Distrait.  Piиce de
Shakespeare" ("Гамлет, или Рассеянный. Пьеса Шекспира").
     Но обратимся  к  современности.  Несколькими  строками  ниже  в  том же
"Улиссе" сказано:  "Гамлеты  в  хаки стреляют без колебаний".  Если бы Джойс
знал, каким пророческим окажется его наблюдение!  В столице Непала  Катманду
произошла  история,  очень  похожая  на   сюжет  Шекспира,  только  с  более
динамичной развязкой. В Непале правил король Бирендра, довольно популярный в
народе; наличествовал и  наследный принц  Дипендра,  отучившийся  в Итонском
колледже в Англии и  готовившийся  унаследовать власть в  стране. Был и дядя
Гианендра,  брат короля, который  тоже претендовал  на престол и уже однажды
оказался  у  власти  в  стране.   Шекспировская  интрига  уже  начала   было
разворачиваться в Непале, но была прервана крайней несдержанностью  молодого
принца. Астрологи  предсказали, что король  Бирендра  умрет, если  наследник
женится до достижения 35-летнего возраста. Какую роль  в этой смерти сыграет
дядя Гианендра,  они не сообщали,  но  если учесть, что количество сюжетов в
мировой культуре очень  ограничено, об этом можно догадаться.  Королева-мать
явно  не хотела попадать в колею известнейшей и древнейшей мифологемы (пьеса
Шекспира, сюжет которой восходит к исландским сагам и средневековым  датским
летописям,  заканчивается, как  мы знаем, гибелью  всех действующих  лиц), и
сделала принцу за  обедом строгое  внушение в  связи с  его матримониальными
планами. Через несколько минут  после  этого инцидента  наследник  незаметно
исчез из обеденного зала. Вскоре он вернулся, облаченный в военную униформу.
В  руках у  него  был автомат  "Узи"  и  винтовка  М-16.  Принц Дипендра  не
колебался, как Гамлет! Он начал с  того, застрелил отца  (в  пьесе  Шекспира
старый король тоже умирает  первым).  Бирендра,  по  свидетельству  выживших
очевидцев,  рухнул  на  землю,  обливаясь  кровью  и  с выражением  крайнего
изумления на лице.  Потом принц  направил стволы  на  других родственников и
открыл  беспорядочный  огонь.  Присутствующие   оцепенели  от  ужаса.  Принц
расстреливал  их молча, с бесстрастным, ничего не выражающим лицом.  Наконец
он  вышел  в сад.  Вслед ему  бросилась  королева  Айшварья  и младший  брат
Нирайян.  Они тоже  получили пулю  от Дипендры. Расстреляв в общей сложности
одиннадцать человек, принц  попытался  покончить  с  собой. Все пострадавшие
были немедленно  доставлены в госпиталь, однако спасти удалось только самого
убийцу. В  полном  соответствии с  конституцией  страны  он  был  немедленно
коронован и  провозглашен новым королем Непала (официальной версией трагедии
стало "неосторожное обращение с оружием" в королевском  дворце).  Но править
ему довелось всего два дня, да и то в коматозном состоянии. Так и не придя в
сознание, Дипендра умер.
     После этого  власть в стране,  по иронии  судьбы,  перешла  к его дяде,
который  почему-то  отсутствовал  на  роковом  обеде.  Этот  последний штрих
выводит  нас  уже  за пределы  елизаветинской драмы и напоминает  скорее  об
античной  трагедии,  которая  начинается  обычно  мрачным  предсказанием,  а
заканчивается его  исполнением,  причем на протяжении всей пьесы действующие
лица прилагают  безумные  усилия,  чтобы уйти от  своей судьбы, но так  и не
уходят. Если уж королю Непала суждено было умереть, а его брату воссесть  на
престол, то так или  иначе,  это  должно было  случиться. Только жениться на
матери вспыльчивого принца ему теперь уже точно не удастся.
     Печальная  история,  случившаяся  в Непале, неплохо  укладывается  и  в
другой канон, созданный великим драматургом -  с юными  влюбленными Ромео  и
Джульеттой  в главных  ролях. Дело  в  том,  что  все два  с половиной века,
которые   занимает   трон   династия   Шахов,   ее   преследует   злой  рок,
персонифицированный  в могущественном  клане Ранов. Раны  почти  не уступают
Шахам ни  в  аристократизме,  ни в богатстве,  ни  во  влиянии.  По традиции
выходец из их  клана  занимает пост премьер-министра в Непале.  Эта традиция
ведет   свое   начало  с   1846   года,  когда  первый  министр   тогдашнего
императорского   двора   Джанг  Бахадур   Рана  пригласил  в   свой   дворец
высокопоставленных царедворцев и военачальников. После торжественной трапезы
все  приглашенные  скончались от яда в  страшных мучениях.  Через  несколько
часов  в  императорском  дворце  по   приказу  Джанга  были  вырезаны  члены
королевского  рода, за исключением  малолетнего короля.  Джанг Бахадур  Рана
объявил себя  регентом, и  с  тех пор  должность второго лица в  государстве
стала передаваться по наследству.
     К середине ХХ века влияние Ранов усилилось настолько, что они захватили
власть в  Непале и  вынудили  короля  Трибхувана (деда  покойного  Бирендры)
бежать  из страны. Но  изгнание Шахов продолжалось  недолго: они вернулись в
Непал и поделили  власть с Ранами. В  последнее десятилетие могущество этого
клана стало ослабевать  под давлением  короля Бирендры, прервавшего традицию
назначать  премьер-министров из враждебного клана. Позже, однако,  род Ранов
снова поднял голову: принц Дипендра без ума влюбился в Девиани, дочь бывшего
королевского министра Пошупати Рана.
     Королева,  мать Дипендры, ненавидела Девиани; другие  члены королевской
семьи (кроме, разумеется, самого принца) также не питали к  ней особо нежных
чувств.  Но  упрямый  принц  настаивал  на  своем.  Говорят,  что  во  время
последнего разговора с матерью он сообщил ей, что уже помолвлен с Девиани. И
опять-таки торопливость  принца не дала  развернуться  старинному сюжету  во
всей его  красе.  Дипендра, великий  поклонник  лаконичной индийской поэзии,
явно не  жаловал многословную  новоевропейскую  драматургию.  Пропустив  всю
запутанную интригу,  к  которым  питал  такое  пристрастие Шекспир, он сразу
перешел  к  финалу.  Но  финал  этот  все  же  был  выдержан   совершенно  в
шекспировском духе: "гора трупов",  как  называл это  А. Ф.  Лосев,  видимо,
показалась обоим сценаристам самой убедительной развязкой из всех возможных.


     Свазиленд, небольшое горное королевство на юге Африки, не так давно был
потрясен серьезным кризисом власти, причины которого только на первый взгляд
кажутся нелепыми  и смехотворными. Спикер местного парламента  Мгаби Дламини
был  уличен  в  краже навоза  священной коровы, принадлежащей  лично  королю
Свазиленда Мсвати III. Возмущенные парламентарии немедленно проголосовали за
отставку спикера. После  расследования всех обстоятельств дела правительство
приняло   решение   сократить   размер  пенсии  бывшего  высокопоставленного
чиновника  с 5500 южноафриканских рандов ($681) до 100 ($12). Дламини, можно
сказать, еще легко отделался: его поступок вызвал  такое негодование во всех
слоях свазилендского  общества, что  он  мог пострадать куда  серьезнее.  По
общему мнению, спикер взял несколько пригоршней навоза из королевского хлева
для того, чтобы использовать его в традиционном африканском ритуале, который
позволил  бы  ему  вступить  в  магическую связь  с  королем  Мсвати  III  и
заполучить таким образом пост премьер-министра. Сам Дламини не отрицал своих
намерений установить контакт с Мсвати, но настаивал на том, что он собирался
использовать  этот  ритуал  во благо королю, а не  во  зло.  По  утверждению
спикера,  ему на  протяжении долгого  времени  снились странные и навязчивые
сны, в которых  король Мсвати  подвергался смертельной  опасности. Для того,
чтобы  избавить  своего  возлюбленного монарха от  этой  угрозы,  Дламини  и
вознамерился  прибегнуть к магической практике, использовав  священный навоз
из королевского хлева.
     Сообщения об  этом инциденте, мелькнувшие в западных средствах массовой
информации,  имели  явно насмешливый  оттенок - и совершенно  напрасно, надо
сказать.  Как гласит  старая африканская  пословица: "глаза чужеземца широко
раскрыты, но он видит только то, что знает". Совершенно очевидно, что всякая
власть   имеет   магическую   природу;  но  только  в  таких  девственных  и
первозданных обществах, как африканские, мистическая подоснова власти еще не
скрылась окончательно за современной политической фразеологией.
     В традиционной системе африканской "властной вертикали" любые претензии
на  лидерство  должны  были подкрепляться  демонстрацией  своего магического
потенциала.  В  вожди  выбивались,  как правило,  военные таланты, но  после
своего возвышения  они были  обязаны убедить  племя  в  том,  что  их власть
основывается не на грубой силе, а на таинственном иррациональном могуществе.
С  точки  зрения  рядового  члена  племени,  любой руководитель является  не
столько  администратором,  сколько носителем  некого загадочного  знания,  с
помощью  которого он управляет природными и общественными процессами. Вполне
естественно,  что   верховный   правитель   обладал   наибольшим  магическим
потенциалом, который  к тому же, как считалось,  всегда носил  положительную
окраску.    Вождю    противопоставлялись    "ведуны",   носители    черного,
отрицательного магического начала, стремящиеся подорвать устойчивость власти
и благополучие племени (к их  числу,  видимо, отнесли и злополучного спикера
Мгаби  Дламини).  Поиск  и  разгром  таких "вредителей"  составлял  одну  из
первейших  обязанностей  вождя, потому что иначе в обществе могли возникнуть
подозрения в его  магической импотенции. Так, в 1973 году в  Чаде по приказу
президента  страны  Томбалбая  было  арестовано  около  тридцати человек  по
подозрению в  совершении особых ритуалов, направленных против власти. В ходе
разбирательства выяснилось, что  одна  из заговорщиц живьем закопала в землю
черную  овцу,  предварительно  ослепленную.  В  этом  действе участвовали  и
сообщники,  среди которых был популярный генерал Маллум. Суд постановил, что
данный  ритуал  имел  целью  уничтожить  президента  Томбалбая.  Видимо,  он
подействовал, потому  что,  несмотря  на  все  правительственные  репрессии,
генералу Маллуму удалось в конце концов прийти к власти в Чаде.
     Магия использовалась политиками не только для того, чтобы укрепить свою
власть, но и  для воздействия на природные явления.  Накануне революции 1974
года в Эфиопии ходили упорные слухи, что причиной разразившейся в это  время
жесточайшей засухи является магическое бессилие императора Хайле Селассие, в
которое он впал по  причине старческой дряхлости.  Разумеется, стоило только
устроить государственный переворот и сменить правителя, как засуха мгновенно
прекратилась и пошел дождь.
     Конечно,  властные полномочия опираются на магическую силу не только  в
Африке,  это  свойственно  всем  странам  и  континентам,  только  не  везде
проявляется так открыто. Последняя  смена  власти в России,  уход президента
Ельцина  и  приход  президента  Путина,   имела   отчетливо   метафизическую
подоплеку.  Глубокая  мистика  этого политического события была  раскрыта  в
блестящем эссе петербургского поэта Виктора Кривулина, к  сожалению, недавно
умершего. Эссе называется "Утка  по-китайски и византийский  орел". Ничто не
предвещало  внезапного   решения  Ельцина  сложить   с  себя   президентские
полномочия  в  конце 1999  года,  говорит Кривулин. Дочь президента  Татьяна
Дьяченко, по ее собственному признанию, до последнего момента не подозревала
о  том, что  ее отец  решил  уйти в отставку.  Тем  не менее  были некоторые
косвенные  признаки, указывающие,  по ее мнению, на то,  что  Ельцин  принял
какое-то чрезвычайно важное решение. Так, во время визита в Китай он нарушил
собственное правило  не есть блюд местной  кухни, отказался от  услуг своего
повара  и   на   торжественном   обеде  ел  утку   по-пекински.  "Восприятие
собственного  тела  как  средоточия  государственной   власти  было  присуще
Ельцину-политику изначально, но лишь после его отставки достоянием гласности
становятся  факты,  подтверждающие это",  пишет Виктор Кривулин. Он приводит
сообщение  академика Чазова, главного кремлевского  врача, о том, что в 1987
году,  в самый острый  момент  своей  политической карьеры,  узнав  о  своем
увольнении  с поста первого секретаря городского Московского комитета  КПСС,
Ельцин  в  ярости ударил  себя  в  грудь ножом  для  разрезания  бумаг. Рана
оказалась  неопасной,  но  жест  -  в высшей  степени  символичен,  замечает
Кривулин.  Тело - как носитель  власти - непосредственно  испытало  на  себе
удар, нанесенный политической карьере.
     "С  момента же  обретения  реальной  верховной  власти тело  президента
сделалось    ядром,    семенем,   основным   фактором    новой    российской
государственности", говорит Кривулин. "С различными  частями своего  тела он
сам обращался,  как садовник-мичуринец с  ветвями власти, то обещая положить
собственную  голову   на  рельсы,  если  повысятся  цены  (явная  аллюзия  к
булгаковскому Берлиозу), то ведя предвыборную кампанию  под девизом "Голосуй
сердцем" (не прямое ли следствие этого лозунга  - последовавший после победы
острый  сердечный  криз?).  В  конце  концов  вся  страна  стала заложницей,
функцией  физического и  психосоматического состояния  президента".  Я  сам,
когда  в середине 90-х играл  на бирже, выравнивая котировки на московском и
петербургском фондовых  рынках, видел живые  и наглядные подтверждения этого
кривулинского  наблюдения. Так, многие  брокеры тогда начинали  свой рабочий
день с получения факса, на котором сверху крупно была обозначена температура
тела  приболевшего президента  Ельцина, и лишь потом  шли данные о торгах на
Нью-Йоркской и Лондонской биржах, инфляции и курсе доллара.
     "В  последние годы правления",  продолжает  Кривулин,  "Ельцин, видимо,
взял за правило воспринимать  любой свой, даже самый бытовой,  телесный жест
исключительно      в     ритуально-символическом     плане.      Магическая,
телесно-физическая  сила власти  исходила  от этого  человека, подавляя волю
окружающих".  Но  самым  мощным  ритуальным   жестом   Ельцина,   оставившим
сильнейшее  впечатление  на  соотечественников,  был  его  уход  из  Кремля,
связанный с передачей власти  своему преемнику. "Это был жест  внезапный, но
ожидаемый всеми",  говорит  Кривулин. "Жест  не столько театральный, сколько
зрелищно-магический, вызывающий в памяти  скорее мистерию передачи атрибутов
власти верховным шаманом своему наследнику,  избранному не народом, а некими
высшими  силами,  которые   дали   соответствующий  знак  действующему,   но
престарелому правителю". Знак,  данный Ельцину, был совершенно  прозрачен  -
это  был  миленниум,  "вершина  нумерологической   календарной  магии",  как
замечает Кривулин. Пожалуй, тогда впервые в нашей истории слово "магический"
вошло в российский  политический лексикон.  Это слово прозвучало в первой же
фразе прощального  обращения Ельцина  к народу:  "Дорогие россияне! Осталось
совсем  немного времени до магической даты в  нашей  истории. Наступает 2000
год. Новый век, новое тысячелетие". Последние четыре часа пребывания Ельцина
в Кремле расписаны по секундам и представляют собой не что иное, как сложный
магический  ритуал  последовательной  передачи   предметов,  символизирующих
власть в России, пишет Кривулин. Вершиной этого ритуала была передача Путину
"ядерного чемоданчика", с которым Ельцин, получив его в 1991 году, расстался
лишь  единожды в  жизни,  и то на несколько часов  -  во  время операции  на
сердце.  "Церемония передачи власти  была явно не сымпровизирована", говорит
Кривулин, "а тщательно  разработана  и  продумана заранее,  втайне  от всех,
кроме,    может   быть,   кого-то   из   специалистов   по    геральдике   и
русско-византийскому императорскому церемониалу.  Византийскому  - поскольку
именно  в   Константинополе   передача  знаков  императорской  власти  живым
басилевсом своему преемнику была практикой, в отличие от России, привычной".
     В последней президентской речи Ельцин говорил о своей вине,  об ошибках
и неудачах. Она была построена достаточно традиционно, особенно если принять
во внимание допетровскую  традицию  площадного покаяния  перед народом. Лишь
одно  место,  точнее,  одно  слово  в  обращении  президента  могло  вызвать
некоторую настороженность, да и то лишь у самого внимательного и искушенного
слушателя.  "Казалось, одним рывком, одним  порывом... одним знаком -  и все
одолеем",  сказал  президент, объясняя  неудачи реформ.  В  пресс-релизе эту
полубессмысленную фразу пригладили, отшлифовали, и ключевое слово "знак"  из
нее выпало. "А ведь именно оно выдает подлинное отношение  Бориса Ельцина  к
политической реальности  как  к  некоему  знаковому,  символическому  полю",
говорит Виктор Кривулин.  "И  с этого поля президент не собирается  уходить.
Прощаясь  с  народом  России,  он  говорил  как  власть  имущий, как  вождь,
направивший движение племени по правильному руслу".
     Преемник Ельцина Владимир Путин, на первый взгляд, не  отличается такой
напряженной  включенностью в  магическое  силовое  поле.  Это  не  так;  его
поведение  -  такое же знаковое  и  символичное, как и у  первого президента
России, просто  характер  его символики принципиально  иной,  нежели  у  его
предшественника.  Символика  Путина принципиально бестелесна и аскетична; на
фоне  пышного византийского  интерьера обновленного  Кремлевского дворца она
смотрится даже  немного  диковато.  Впрочем,  это  дело вкуса.  Подчеркнутый
аскетизм внешности и поведения имеет такую же давнюю традицию на Руси, как и
демонстративный  разгул и буйство плоти. Дуализм  плотского и духовного, как
известно, им не снимается; наоборот, укрощение плоти необыкновенно обостряет
все телесные ощущения и побуждения.
     Остается  загадкой, почему выбор Ельцина  остановился именно  на внешне
невзрачном  Владимире Владимировиче. Может  быть, он руководствовался именно
этим  принципом  контраста.  Не  исключено,  однако,  что  и  здесь,  как  в
Свазиленде, не  обошлось  без  какой-нибудь  магической практики.  Карьерный
взлет Путина  был фантастически стремительным. История его  возвышения  идет
даже не по прямой линии, а по какой-то немыслимой экспоненте. Оттесненным на
обочину   московским  политикам   остается  только  гадать,   как  скромному
заместителю  петербургского  мэра Собчака, оставшемуся  у  разбитого  корыта
после проигрыша  своего  патрона на выборах, удалось всего за несколько  лет
подняться на вершину российской власти.
     К  сожалению, вопрос о подлинных  причинах  этого взлета, скорее всего,
так  и  останется невыясненным. В  России, в  отличие от  Африки,  давно уже
научились скрывать настоящие движущие  силы событий от постороннего взгляда.
Тем же, кто все-таки захочет в них  проникнуть, остается только обращаться к
африканскому  политическому  опыту,  пока   еще  не  до   конца  искаженному
современными  наслоениями.  В  Африке  до  сих  пор  можно  увидеть  древние
магические ритуалы, связанные с властью, в самом, можно сказать, неприкрытом
виде. Так, в декабре 2000 года в том же Свазиленде прошла своеобразная акция
протеста,  направленная против короля Мсвати  и  его  брата  принца  Магуги.
Свазилендские  женщины  выразили им протест, "обнажив  пикантные  части тела
перед резиденцией короля Свазиленда" (по деликатной формулировке Reuters; не
знаю,  почему  эти  части  тела  названы  "пикантными" -  французское  слово
"piquant"  как  раз  означает  "острый,  колючий").  Как  сообщили  западные
информационные   агентства,   "эта  акция  является   частью   возрастающего
оппозиционного  движения  в  стране,  целью   которого  является  прекратить
автократическое   правление  короля,   провести  выборы   и  демократические
реформы".


     Недавно, прогуливаясь  по Дворцовой  набережной,  я обратил внимание на
то, что  она выглядит  не совсем обычно. По проезжей части не  двигалось  ни
одной машины,  и  даже тротуары  были  почти пусты. Тишина стояла такая, что
было  слышно, как бьют  часы на противоположном  берегу Невы,  на колокольне
Петропавловки. Прошло несколько  минут,  и этот покой был  внезапно нарушен:
мимо  меня промчалось два кортежа, с  австрийскими и российскими  флагами на
головных  автомобилях.  Это  Путин  показывал  Петербург   своему   гостю  -
президенту Австрийской Республики Томасу Клестилю.
     На  этой встрече  президенты общались без переводчика  -  как известно,
Путин  блестяще  владеет немецким  языком. Когда Клестиль со свитой  посетил
Эрмитаж,  экскурсию для него провел сам  директор музея  Михаил Пиотровский,
который тоже прекрасно говорит по-немецки. После  посещения музея  делегация
отправилась  морем  в Петергоф, где  в  качестве  экскурсовода выступил  уже
президент Путин, показавший  гостям  парк  и  знаменитую  систему  фонтанов.
Вечером был  бал  в Царском Селе, после которого гости еще долго катались по
ночному  Петербургу.  Потом Томас  Клестиль отправился  ночевать в гостиницу
"Европа",  а Владимир Путин  -  в свою резиденцию  на  Каменном острове.  За
президентом  России  последовал  и  один  из  членов  австрийской делегации,
федеральный  министр  экономики  Мартин  Бартенштейн. Ночевать  он собирался
вместе  с  соотечественниками, но  не  учел,  что  летом мосты  в Петербурге
разводятся.  Остаток  ночи австрийскому министру пришлось скоротать вдали от
соотечественников, которые, впрочем, его так и не хватились. Таким  образом,
когда на следующее утро Бартенштейн сказал губернатору Яковлеву:  "Петербург
-  город распахнутых сердец и мостов",  это были  не просто красивые слова с
его стороны.
     Но в этом выпуске "Хроники" я  хотел написать не об австрийском визите,
этот  зачин  мне  потребовался  просто для  контраста. В  тот же день, когда
президент Австрии  прибыл в  Петербург,  Киев  посетил папа  римский,  визит
которого,   по    утверждению   украинских    газет,   стал   "окончательным
подтверждением  нашей  европейскости".  Главу  Ватикана  встречал  президент
Украины Леонид Кучма. Увидев папу, он, по свидетельству  очевидцев, встал по
стойке "смирно", в то время  как находившийся рядом министр обороны взял под
козырек.  Бодрая  уверенность генерала,  однако,  сильно  контрастировала  с
растерянным видом президента Кучмы,  который явно не знал, как  вести себя в
этой обстановке. Помявшись немного, Кучма усадил папу в кресло и, стоя перед
ним навытяжку, начал приветственную  речь,  в которой кратко изложил историю
христианства на Украине за истекшее тысячелетие. Украина - страна особенная,
подчеркнул президент, потому  что именно сюда 15 лет тому назад упала с неба
"предсказанная Библией  великая заря, отравив землю и воду" (имелась  в виду
чернобыльская авария). "Сегодня для вас, ваша  святость, откроется эта новая
Украина",  закончил президент  свою  речь.  Украинским языком Кучма  владеет
намного хуже, чем Путин немецким или английским, но полиглот Иоанн Павел II,
знакомый и с русским, и с украинским, понял его хорошо.
     Комментарии к  визиту папы  римского,  появившиеся на следующий день  в
украинских газетах, достойно завершили тот театр абсурда, который происходил
в прошлую субботу в Киеве. "Иоанна Павла II Киев встретил моросящим дождем",
писали в них, "но когда Его Святейшество помолился перед образом Богоматери,
дождь прекратился, и  над столицей  засияло  щедрое солнце. Как  тут было не
поверить  в  чудо молитвы  Святейшего?  Впрочем,  как позже пояснили  нам  в
Гидрометцентре страны, такая переменная погода с кратковременными дождями, в
общем-то,  характерна  для  июня.  Но  тут  же   признались,  что   киевским
метеорологам давно уже не удавалось так легко,  как в  дни визита папы,  и с
такой  точностью,  буквально  до  минуты,  предсказывать  перемены  погодных
настроений".  Наверное,  понтифик  в числе прочих помолился и  за украинских
метеорологов, которым до сих пор, видимо,  только его поддержки и не хватало
для достижения полного профессионализма.
     На  стадионе  "Чайка",  на  котором  собралось  несколько  сотен  тысяч
любопытствующих,  папа сказал,  обратившись  к ним с  приветственной  речью:
"Тут, на этом месте состоялось  крещение Руси. Из Киева начала расцветать та
христианская жизнь,  которую  взрастило  Евангелие сначала на землях Древней
Руси, потом - на территориях Восточной  Европы, а  впоследствии - за Уралом,
на просторах  Азии.  Так  что  и Киев,  в  определенном смысле,  сыграл роль
Господнего  предтечи  между  многочисленными  народами,  до  которых, исходя
отсюда, позднее дошла благодать спасения".
     Ровно тысячу пятнадцать лет  прошло с того момента, как в Киеве прибыли
делегации со всех  концов света, склонять князя Владимира к обращению в свою
веру. Первыми из  них, согласно  "Повести  временных  лет", были магометане,
призвавшие  князя  признать  их закон, совершить  обрезание  и отказаться от
свинины и вина. Взамен они пообещали ему по смерти "со женами похоть творити
блудную".  Владимир  слушал  их  с  удовольствием, потому что,  как  говорит
летописец,  "сам  любя  жены  и  блуженье  многое", но  "обрезанье  удов"  и
"неядение  мяс  свиных" было ему "нелюбо", а пуще всего  по душе не пришелся
запрет пить вино. "Руси есть веселие питье", ответствовал он сакраментальной
фразой, "не можем без того быти". Потом пришли иноземцы из  Рима, присланные
папой,  и сказали  князю: "Кланяемся  мы  Богу, сотворившему небо  и  землю,
звезды  и месяц,  а ваши боги - просто дерево".  Владимир спросил их: "В чем
заповедь ваша?" И ответили ему: "Пост по силе - если кто  пьет или  ест,  то
все  это  во  славу  Божию".  Но  неумеренные  возлияния,  видимо,  тоже  не
понравились  князю, и он отослал иноземцев: "Идите откуда пришли, ибо и отцы
наши  не  приняли  этого".  Следующими  были  евреи,  которые  сказали,  что
христиане веруют в того, кого они распяли, и призвали Владимира обратиться к
единому Богу  Авраама, Исаака и  Иакова. Тот, однако, удачно обескуражил  их
метким и провокационным вопросом, где находится  их земля. "Разгневался  Бог
на  отцов наших и рассеял нас  по различным странам за грехи наши", отвечали
евреи. "Как же вы других учите", сказал Владимир, "а сами отвергнуты Богом и
рассеяны; или и нам того же хотите?" Наконец в Киеве появился некий философ,
посланный  греками;  он-то  и  растолковал  Владимиру  главные  христианские
догматы.  Но князь  по-прежнему колебался и не знал, в какую веру обратиться
ему и его народу. Тогда решили в  Киеве отправить  в  разные  страны  "мужей
добрых и смышленых, числом десять", чтобы испытать чужую веру. Мусульманские
обряды не  понравились послам: "несть  веселья  в  них, но  печаль  и  смрад
велик". Были они  и в Европе, но увидели в храмах только  службу,  а красоты
никакой.  Когда же оказались  они  в Греческой земле,  в  Константинополе, и
попали  в  храм, то не знали, на  земле они  или на небе,  "ибо нет на земле
красоты  такой". "Пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех
других странах", сказали послы. "Не можем мы забыть красоты  той, ибо каждый
человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом  горького; так и мы не можем
уже пребывать  в  язычестве". И  сказал тогда Владимир  боярам:  "Где примем
крещение?", на что те, разумеется, смиренно ответили: "Где тебе любо".
     На протяжении почти пяти столетий авторитет Византии и греческой церкви
был  у  нас  необыкновенно высок; потом, однако, он  пошатнулся. В 1439 году
византийская  церковь "страшно  уронила  себя",  как  говорит  Ключевский, в
глазах Руси,  согласившись на союз  православной церкви с католической.  "За
византийскую  иерархию  у  нас   держались  с  таким  доверием  в  борьбе  с
латинством,  а  она,  эта иерархия, сама отдалась римскому  папе,  выдала  с
головой  восточное православие, насажденное апостолами, утвержденное святыми
отцами и  седмью вселенскими соборами, и если бы  великий  князь  московский
Василий  Васильевич  не  обличил злокозненного врага,  сатанина  сына  грека
Исидора митрополита,  принесшего  унию  в  Москву, олатынил  бы  он  русскую
церковь,  исказил  бы древнее благочестие, насажденное у нас  святым  князем
Владимиром". Всего через  несколько  лет  наступила  почти  апокалиптическая
катастрофа  в  мирном  течении  церковной  истории: Константинополь пал  под
ударами  турок.  "Померк тогда в  глазах Руси  свет  православного Востока",
пишет Ключевский.  "Как пал  древний первый Рим  от  ересей  и гордости, так
теперь пал и второй Рим - Царьград. Одинокой почувствовала себя православная
Русь  во  всем поднебесном  мире.  Мировые  события невольно  заставляли  ее
противопоставлять  себя  Византии. Если  другие  царства  падали  за  измену
православию, то Москва будет непоколебимо стоять, оставаясь верна ему. Она -
третий и последний Рим, последнее и единственное в мире убежище правой веры,
истинного благочестия".
     Так  же  воспринимали  положение  дел  и на  Украине,  только  там  оно
обострялось  еще  близостью католической  Польши, то  и дело  отрывавшей  от
Украины  большие  куски  земли  с  православным  населением.  Это  придавало
украинскому религиозному  сознанию постоянное  ощущение прифронтовой полосы,
форпоста мирового православия. Неудивительно, что отторжение от католических
влияний  на  Украине  всегда  было чрезвычайно сильным;  именно оно в  конце
концов  и   привело  эту   страну   под  твердую  руку  московских  царей  и
петербургских   императоров.   Теперь   местные  свободолюбивые  устремления
настолько укрепились, что Украина готова прыгнуть хоть в объятия самого папы
римского,  лишь  бы  отойти  еще на  несколько  шагов  подальше  от  Москвы.
Посмотрим, к чему приведет такая политика.  Византию, во всяком случае, союз
с католическим Западом не уберег от окончательного разгрома.


     В   свежем   номере  журнала   "Эксперт"  появилось   большое  интервью
современного философа А. Кара-Мурзы ("Свобода для  избранных"), напечатанное
с подзаголовком "Россия -  страна стихийных либералов". Из него  выясняется,
что наша  страна  - родина  не  только  слонов, но еще  и некого "стихийного
либерализма".  А.  Кара-Мурза  возводит  его  вслед  за  декабристами  (тоже
"русскими либералами",  по его  характеристике)  к  либерализму псковского и
новгородского вече. И, разумеется,  как всегда в таких построениях,  хрупкие
цветы  русской  свободы, едва  начавшие завязываться на мощном  стебле нашей
государственности,  растаптываются дикими  и варварскими татаро-монгольскими
полчищами.  Не  знаю,  как  у  московских  мыслителей,  а  у  меня  стройная
монгольская Русь со столицей в Сарае и железной рукой хана, утихомиривавшего
вечно грызшихся друг  с другом удельных князей, вызывает значительно большую
симпатию,   чем  меркантильная  новгородская  вольница,   не  знавшая   кому
продаться, то  ли литовскому королю,  то ли  ганзейскому союзу.  Не я первый
заметил, что московская  Русь (а затем и петербургская Империя) унаследовала
татарскую государственность, а  не псковско-новгородскую разгульную анархию.
Когда Иван Грозный довершил  разгром Новгорода, он приказал снять знаменитый
вечевой  колокол и отправить  его  в ссылку  в  Сибирь. Это ли не прекрасный
символ того, как заканчивались на Руси свободолюбивые устремления?
     Г-н  Кара-Мурза находит и другую, помимо Новгорода, историческую родину
русской  демократии. Это  Тверь  -  город,  где, по  словам  этого  идеолога
российских  правых, его партия на выборах  1999  года набрала на 2 % голосов
больше, чем в  Москве. Этот ошеломляющий успех он объясняет тем, что Тверь -
более  вольный  город,   чем   Москва,  ему  близки   "новгородско-псковские
традиции". Как  говорит Кара-Мурза, Тверь была  полигоном  реформ Александра
II; пройдя обкатку в этом  городе, нововведения  уже распространялись дальше
по стране.  Могу сообщить г-ну  Кара-Мурзе, что  Тверь немного  позже  стала
полигоном для  еще одного великого либерального эксперимента, правда, только
мысленного. Ф.  М. Достоевский  сделал  этот город  местом  действия  своего
романа "Бесы", оказавшегося  на удивление пророческим. Не прошло и полувека,
как  революционная  вольница,  красочно  описанная Достоевским,  также  была
растиражирована по всей России. Я надеюсь, нам не придется на этом основании
считать Тверь колыбелью русских революций.


     За  последний  месяц  у меня  накопилось  много  хороших  заготовок для
"Хроники", но лето, жара, вечный соблазн все бросить и погрузиться в нирвану
на  берегу  теплой  Балтики,  использовав  для  этого  бутылку-другую теплой
"Балтики"... Я уж думал, что до сентября я вас, дорогие читатели, беспокоить
не буду. Но, раскрыв вчера на пляже свежий номер "Коммерсанта", я понял, что
не прокомментировать его невозможно.
     На первой же странице  этой  уважаемой газеты  читаем:  "Вчера один  из
конкурентов Александра Лукашенко на  президентских выборах Владимир Гончарик
подложил  своему главному  сопернику  информационную  бомбу. Он  обнародовал
ксерокопию документа, объясняющего  политические  убийства и  исчезновения в
Белоруссии  секретным указом президента Лукашенко.  В  документе речь идет о
нынешнем   генпрокуроре   Белоруссии    Викторе   Шейнмане,   который,   как
утверждается,  дал  указание  командиру СОБРа Дмитрию  Павлюченко  физически
уничтожить  бывшего  министра  внутренних  дел.  Согласно  этому  документу,
пистолет,  которым  совершались убийства, передал г-ну  Павлюченко тогдашний
министр внутренних дел Юрий Сиваков".
     Так и представляешь себе министра внутренних дел Белоруссии, который  у
себя  в кабинете передает подчиненному  вороненый парабеллум  для устранения
своего предшественника на этом посту.  Оригинальные,  надо сказать, у  них в
республике заведены порядки. Правильно, наверное,  делает Лукашенко, что так
держится  за  свой президентский  пост; не  ровен час, оппозиция возьмет  на
вооружение его методы обновления чиновничьих кадров.
     Дальше в этой же статье рассказывается о страшном разгроме, учиненном в
редакции той  самой газеты  "День", через которую и  произошел вышеописанный
"слив  компромата". "Я не  верю, что  это было  обычное бытовое ограбление",
сказал заместитель главного  редактора "Дня".  "Грабители  действовали очень
целенаправленно: они не тронули,  например, дорогой ноутбук. Их интересовало
только то оборудование,  которое напрямую связано  с информацией". Странные,
опять-таки, у них в Белоруссии представления  об информации  и оборудовании,
напрямую  с  ней связанном. Почти как в том анекдоте  времен первоначального
накопления капитала в России: "Какое устройство вы используете для получения
информации - телевизор или компьютер? - Паяльник!"
     На второй странице "Коммерсанта"  мы встречаем выразительный заголовок:
"Украинскую границу не будут  обустраивать проволокой". Как сообщил посол по
особым поручениям Александр Купчишин: "От установления пограничных столбов и
колючей  проволоки решено  отказаться.  В силу нашей исторической  специфики
граница  будет  открытой". Ну  уж  что касается "исторической специфики", то
колючая проволока  бы  не помешала.  Интересно здесь, однако, не это, а само
словечко "обустраивать" в  этом  контексте. Становится  понятным, что мешает
окончательному благоустройству  русско-украинских отношений  - явно нехватка
средств на достаточное количество проволоки.
     Третья страница газеты содержит  совершенно анекдотическое сообщение  о
всемирном  слете  хакеров в  Лас-Вегасе. Выступление на  нем одного из наших
делегатов, московского программиста Дмитрия Склярова, закончилось печально -
к нему подошли двое сотрудников ФБР, зачитали обвинение и надели  наручники.
Доклад  Склярова назывался  "E-books security -  theory and practice"  и был
посвящен  тому, как надо взламывать электронные книги; самое интересное, что
именно  по этой  теме данный  программист  всего  две недели  назад  защитил
кандидатскую  диссертацию в  МВТУ  им. Баумана. На конференцию  в Лас-Вегасе
съехалось   несколько   тысяч  участников,  но,  как  утверждают   очевидцы,
большинство  из  них  было сотрудниками  различных  американских  спецслужб.
Плохо,  плохо у американцев  с  конспирацией,  у  нас  бы  им  поучиться. Я,
например,  не  представляю  себе,  как это  могло  бы быть, чтобы, например,
Рылеев делал  доклад  на тему  - ну,  скажем,  "Вооруженный захват  власти в
России",  а в  зале в  полном  составе сидело  Третье  Е.  И. В.  Отделение.
Впрочем, и у нас бывало всякое. Белинский, например, что хотел, то и писал в
своих  "Отечественных  Записках";  ну  так  за  ним   и  следило  все  время
"недреманное  око".  Говорят,  что  когда  этот  выдающийся  русский критик,
прогуливаясь по Невскому,  встречал там коменданта Петропавловской крепости,
тот  всегда  радушно  улыбался,  доверительно брал его за  рукав и спрашивал
вполголоса: "Когда же к нам? А я уж для вас и тепленький каземат заготовил".
     Но  вернемся  к  "Коммерсанту". На  седьмой  странице  того  же  номера
напечатан  материал под несколько сомнительным названием "Останки сладки". В
нем говорится,  что, по утверждению  японских  исследователей, останки семьи
Николая  Второго, захороненные три года  назад в Петербурге -  не подлинные.
Профессор Тацуо Нагаи из некой "лаборатории правовой медицины" провел генную
экспертизу, для которой были взяты, буквально: "капля пота Николая Второго с
сохранившихся остатков его одежды, фрагменты нижней челюсти брата  царя вел.
кн. Георгия, а также  образец крови Тихона Куликовского-Романова, племянника
царя".  Весь  этот  в  точном  смысле  слова  "натюрморт"  позволил  сделать
заключение,  что  вышеперечисленные  особы  принадлежали  к одной  семье,  а
человек,  кости которого  исследовали в  1998  году британские  и российские
специалисты, к  ней не  относится.  Самое интересное, что никакие  фрагменты
тела этого  самого  "человека" в распоряжение  японцев так и не попали, свой
сравнительный   анализ   они  делали   только   на   основании   результатов
британо-российской  экспертизы.  Московская  Патриархия,  которая  во  время
захоронения,  как  выражаются  в широких  слоях  ее  паствы, "ушла в  глухую
несознанку", до сих пор упорствует  в утверждении, что  захороненные останки
не принадлежат царской семье.  Для нее  сообщение японских специалистов было
просто  бальзамом на  раны.  Любопытнее всего в  этой истории  то, что такое
трепетное  внимание  к  мельчайшим  фрагментам   останков  канонизированного
Церковью царя и его родственников  очень неплохо соответствует средневековой
христианской  традиции,  по  которой мощи праведников  становились объектами
суеверного почитания и поклонения. Когда три года назад Петербург, Москва  и
Екатеринбург   отстаивали   свое   право  захоронить  в  своей  земле  кости
августейшей  фамилии, это  только  на  первый  взгляд  вызывалось  низменным
желанием  повысить городскую туристическую привлекательность; точно так же в
средневековой Европе города спорили за мощи святых и блаженных.
     На той же странице есть и  еще одна статья с юмористическим заголовком:
"Как сообщает агентство Reuters, ему исполнилось 150 лет". Речь в ней идет о
пресс-конференции, которую провело в  Москве это информационное агентство по
случаю своего 150-летия. Президент Reuters сэр Питер Джоуб рассказал на  ней
о  российском направлении  работы  своей  компании.  "Россия  очень  большая
страна", метко подметил он в своей речи. "Пока существовал СССР, к нам здесь
относились  с уважением, но  без теплоты.  Сейчас все изменилось, и нам даже
дали   возможность  вкладывать   деньги".  Нет,  вы  только  подумайте,  как
великолепно  вымуштровали мы  этих иностранцев!  Они смиренно благодарят нас
уже только  за  то,  что  мы  дали  им возможность вкладывать деньги  в нашу
экономику. А ведь могли бы и не дать, черт возьми!
     Наконец,  еще  одна  статья  на той  же странице посвящена гуманитарной
помощи,  отправленной в Россию американскими  евреями,  а именно  "Всемирной
еврейской организацией  помощи и утешения". По  этому поводу в Марьиной Роще
состоялось  торжественное собрание,  на котором присутствовали  и  некоторые
важные  правительственные чиновники. Зал заседания был  украшен колоссальным
транспарантом с  надписью "Продовольствие ради  прогресса". В ходе церемонии
выступила вице-премьер  Валентина Матвиенко,  в  частности,  сказавшая,  что
гуманитарная  помощь  - это "урок  гуманности  и моста  дружбы между  США  и
Россией". А  главный  раввин  Берл  Лазар  заявил,  ссылаясь на  Талмуд, что
"никакой  благотворительности  нет,  а есть  обязанность  помогать  слабым".
"Очень  хорошо, что евреи разбросаны по всему миру", продолжал он. "Евреи из
Америки помогают России,  а если станет плохо в Америке, то помогут евреи из
России". Конечно же,  поможем! И  евреи помогут, и  не-евреи!  Вы  уж только
как-нибудь  постарайтесь, чтобы в Америке стало  плохо, а за помощью дело не
станет.
     Озаглавлен  же  этот   последний  материал   "Что  будут  есть  русские
младенцы". Ну, тут  я  ничего  комментировать  не  буду,  sapienti sat.  Как
написал некогда А. К. Толстой:
     Ходить бывает склизко
     По камушкам иным
     Итак, о том, что близко,
     Мы лучше умолчим.


     В  1914  году  после  выстрела  в Сараево,  уничтожившего  австрийского
эрцгерцога Фердинанда и  приведшего вскоре к Первой мировой  войне, начался,
по  словам Анны Ахматовой, "не календарный, настоящий ХХ век".  Вчера утром,
после  того как Нью-Йорк  и  Вашингтон подверглись небывалой в истории атаке
террористов, наступил новый,  настоящий  ХХI век. Похоже, уже можно судить о
том, каким он будет.
     О   совершившихся  событиях  я  узнал  вчера  вечером,  когда   шел  по
Университетской набережной  и  любовался  противоположным берегом Невы, ярко
освещенным  заходящим солнцем. Для большего эффекта я  слушал музыку, лениво
перебирая  радиостанции в поисках чего-нибудь приемлемого.  Вдруг,  попав на
выпуск новостей (это было  у Академии Художеств), я остановился,  совершенно
ошеломленный. Еще не зная, что  произошло, я услышал: "во Франции  объявлено
чрезвычайное положение", "вооруженные силы западных стран приведены в полную
боевую   готовность",   "американские   города   охвачены  паникой",   "люди
выпрыгивают из  горящих зданий Нью-Йоркских небоскребов", "атаковано  здание
Пентагона",  "небо  над  Америкой закрыто,  все  самолеты  будут  немедленно
сбиваться силами ПВО", "обрушились обе  башни Всемирного торгового центра  в
Нью-Йорке",  "число  жертв  сопоставимо  с  потерями,  понесенными  США   во
Вьетнамской  войне",  "американский  президент  в своем  обращении  к  нации
цитирует 22 псалом о "долине смертной тени"".
     Шок, который испытает теперь Америка, никогда за всю свою  многовековую
историю не видевшая ничего подобного, невозможно даже оценить нам, привыкшим
к  несравненно  более  бурной  исторической  жизни.  Между  тем  весь   этот
апокалиптический хаос,  воцарившийся сейчас  в  США, был  организован, можно
сказать, голыми руками. Террористам даже не  понадобилось  проносить на борт
огнестрельное оружие; как  выяснилось, они орудовали "большими ножами". Имея
некоторые навыки управления  самолетом, они  с легкостью  и  без препятствий
выполнили свою кровавую миссию.
     Через несколько часов в Америке наступит утро, и ее жители, как принято
говорить в таких случаях, проснутся в совершенно  другой  стране  (если  они
вообще спали  в  эту ночь). Мирной и благополучной Америки,  процветавшей  в
течение  нескольких столетий, более  не существует. Достаточно какому-нибудь
арабскому  молокососу пожертвовать жизнью, чтобы обрушить любой небоскреб на
территории   США.  Что  могут   сделать   здесь   власти?  Как   они   будут
противодействовать этой угрозе? Сбивать собственный  пассажирский  самолет с
несколькими  сотнями человек на борту?  Даже если на это решиться, для этого
надо, по крайней мере, успеть отреагировать на захват самолета.
     Сейчас  в США  идет  энергичный поиск  виновных  -  в арабском  мире, в
"странах-изгоях"  с  их "преступными  режимами".  Однако  до  боли  знакомая
картинка  в  телевизоре  -  американские  города,  окутанные  облаками дыма,
падающие небоскребы, бегущие по улицам люди с лицами, искаженными от ужаса -
наводит и на другие грустные размышления.  Именно американская телевизионная
культура, с ее бесконечным  смакованием насилия,  приучила мир относиться  к
таким развлечениям  так  же, как к  компьютерной игре или  эффектному шоу. В
конце концов, небоскребы стоят во всем мире уже добрую сотню лет, и самолеты
летают  (и захватываются террористами), наверное,  не  меньше, но  кошмарная
идея, реализованная вчера утром, почему-то  пришла в голову заказчикам этого
преступления только сейчас, на рубеже ХХ и ХХI века. Но даже если американцы
и осознают  это, все равно  уже  поздно,  сделанного  не воротишь. Даже если
закрыть Голливуд, это уже  не  поможет  -  джинн выпущен  из  бутылки раз  и
навсегда.


     Позавчера  в Москве прошла пресс-конференция, на которой в числе прочих
выступал  небезызвестный кремлевский  идеолог  Глеб Павловский. Он  высказал
свое  сильное удивление  тем, как проходит осмысление (в  России и  в  мире)
невиданных и потрясающих событий трехдневной давности в  Америке. Я  целиком
разделяю это недоумение; хлесткое  словечко "скудоумие", прозвучавшее в речи
г-на  Павловского, мне кажется еще недостаточно  сильным. Как  видно, прошло
еще  слишком мало  времени для того, чтобы по-настоящему  глубоко  осмыслить
происшедшее.
     Глеб  Павловский,  однако,  не стал  подробно  анализировать  возможные
последствия  недавнего американского  Армагеддона. Он  заметил  только,  что
оружие, которые применил таинственный  враг Америки, было плодом  совершенно
новой эпохи, в которую мы вступили. Речь шла, разумеется, не о ножах  и даже
не  о захваченных  самолетах,  а  о  той  "картинке",  которая  возникла  на
телеэкранах всего мира. Несколько десятилетий мы  видели гордо возвышавшиеся
небоскребы  Манхэттена, давно слившиеся в нашем сознании с  образом "столицы
мира", "единственной сверхдержавы" и "оплота  мировой  демократии". И вот мы
увидели   и  другие   кадры  -  как  эти   священные,  сакральные,   глубоко
мифологизированные символы  колоссального  могущества  Америки рушатся,  как
карточные  домики. Потрясение,  испытанное  при этом в мире, пока еще трудно
трезво  оценивать. Но уже  можно поразмыслить над тем, к  чему приведет  эта
резкая смена одной "картинки" другой.
     Как  в  калейдоскопе  мельчайший  толчок  мгновенно  меняет  весь   его
причудливый узор, так и недавняя атака с воздуха, обрушившаяся на крупнейшие
города Америки, за  несколько минут полностью изменила тот мир, в котором мы
живем.  Я  попытаюсь  оценить логические  следствия этого  события,  которые
кажутся мне сейчас совершенно неисчислимыми.
     Итак,  что принесло нам роковое утро 11 сентября 2001 года?  Во-первых,
именно в этот день,  в эти минуты окончилась холодная война, длившаяся более
полувека. Противостояние Востока и Запада, коммунизма и демократии исчезло в
тот самый  момент,  когда  первый  захваченный  самолет с устрашающим  гулом
врезался в здание Всемирного Торгового центра. Несмотря на то, что Советский
Союз  распался десять лет назад, утратив перед  этим всех своих союзников на
четырех  континентах,  западный  мир  по-прежнему  ожидал  угрозы  именно  с
Востока. Система противоракетной обороны, которую собирались развернуть США,
была явно направлена  против России и Китая, а не каких-нибудь вымирающих от
голода "стран-изгоев". Теперь эта нелепая затея  благополучно похоронена;  в
ближайшее время американцам, очевидно, будет не до нее.
     Во-вторых,  в те  же секунды, с  первыми телерепортажами,  установилось
новое  противостояние,   которое,  по-видимому,  и  определит   облик  всего
наступившего  XXI века.  Новая  холодная  (и  "горячая"  тоже)  война  будет
проходить   теперь  по   линии   Север-Юг.   С  одной   стороны  -  богатые,
технологически  развитые,  преимущественно европеоидные государства мирового
Севера  (в первую очередь  Америка и Европа, а также Израиль), а  с другой -
мировой Юг, бедный, нестабильный  и чрезвычайно агрессивный. Таким  образом,
на   наших   глазах   "линия   фронта",  разделявшая   человечество  на  две
противоборствующие  группировки,  в   одно  мгновение  развернулась   на  90
градусов.  Здесь  уже  важна  не  столько  реальность  (подлинные  заказчики
сокрушительного  удара по американским городам),  сколько  мифология,  а она
определяется  в первые  минуты и часы после событий.  Когда телекомпания CNN
начала   показывать   "мелкую  нарезку"   кадров,   в  которой  чередовались
взрывающиеся самолеты, Нью-Йорк  в клубах дыма,  мягко оседающие небоскребы,
горящий Пентагон,  и Осама бен Ладен с  автоматом,  безудержное ликование на
Ближнем Востоке  (а позднее  - и фотографии  арабских угонщиков  самолетов),
судьба  мусульманского мира была решена. Отныне воевать с Америкой и Европой
придется ему.
     Это мгновенно установившееся новое глобальное противостояние впервые  в
истории  носит отчетливый межконфессиональный характер. Раньше  христианские
народы  Европы  очень  охотно  вступали  в  коалицию,  скажем,  с  Османской
империей, когда  им нужно было выступить против других христианских народов.
Совсем недавно США  воевали с Милошевичем, защищая от него албанцев, хотя им
надо было в пояс поклониться ему за то, что он хоть как-то, но удерживает их
под контролем. Теперь "исламский экстремизм"  (о котором вспомнили  сразу же
после  начала событий,  что  само  по себе очень характерно)  быстро  станет
устойчивым словосочетанием,  как, скажем,  "террористический  акт". Политики
будут произносить  это  клише скороговоркой, не замечая, как и  на  этот раз
красочная  мифология  заслоняет  собой  реальность.  Хотя,  конечно,  данная
мифологема имеет под собой больше оснований, чем прошлая - советская  угроза
пугала Запад очень  сильно,  но  до  прямого столкновения, как  сейчас, дело
все-таки не доходило.
     Третье глобальное последствие, вытекающее из первых двух, заключается в
том,  что  впервые за несколько  последних столетий  Россия может  не только
фактически   (как  это  случилось  уже  после   петровских  реформ),  но   и
психологически  (что  еще  важнее) войти  в состав  западного мира.  Наличие
общего противника очень  сплачивает,  а  противник у России и  Запада сейчас
общий. Здесь опять-таки  важны первые  мгновения после  перелома, и  то, что
Владимир  Путин  первым  из всех мировых  лидеров позвонил президенту Бушу с
выражением сочувствия, не забудется  никогда. В биологии есть такое понятие,
как  "импринтинг",  или  "запечатление".  Именно  это  явление  заставляется
цыпленка, вылупившегося из яйца,  следовать  за любым движущимся  предметом,
будь  то  курица,  утка,  катящийся мяч  или  экспериментатор. В  психологии
аналогичный  эффект  приводит  к тому,  что первые  впечатления  оказываются
всегда самыми сильными  и яркими, они навсегда остаются в памяти и формируют
психику  человека. Вчера была  годовщина  московских  взрывов,  уничтоживших
жилые  дома в  столице России. Я думаю,  что даже  в охваченной  собственным
ужасом   Америке   вспомнили   об  этом;  последовательная  же  демонстрация
московских и вашингтонских  руин может  у  самого  закоренелого заокеанского
русофоба  вызвать ощущение,  сходное  с  тем,  что  чувствовали  американцы,
помогая нам продуктами и техникой во время Второй мировой войны.
     Американский посол  позавчера уже высказался в том плане, что  "позиция
России и  США по Чечне совпадает на 100 процентов". Как съязвила одна  умная
дама,  которой я рассказал об  этом,  "ну  вот, как выяснилось, наши позиции
разделяло всего два нью-йоркских небоскреба". Нет худа без добра: теперь, по
крайней мере, мы начнем лучше понимать друг друга.
     Четвертое  последствие  "маленькой   победоносной  войны",  проведенной
исламским  миром против Америки,  заключается в  кардинальном изменении роли
США в мире. Здесь возможны два варианта развития событий. Первый (к которому
сейчас  и склоняются  американские власти) - это "адекватный ответ" на атаку
террористов, адекватный,  опять-таки,  в первую очередь психологически. Если
США  удастся  провести  образцово-показательную  "акцию возмездия",  то  они
смогут  удержать  и  продлить  свою  гегемонию  в  мире.  Но  как только  мы
задумываемся над тем, что может  быть в данном случае  "адекватным ответом",
мы тут же сталкиваемся с огромными трудностями. Первый раунд борьбы  Америка
проиграла вчистую,  это  было  самое  настоящее военное поражение.  Но  удар
нанесен из-за угла, и бить в ответ не по  кому. Медлить же с ответным ударом
нельзя,  потому что на карту поставлена вся военная и политическая репутация
Соединенных   Штатов.  А  эта  репутация  -  вещь  чрезвычайно   важная  для
современного  мира;  как  только кому-то покажется, что Америка ослабла, что
она  уже не  в  состоянии отвечать  на "вызовы современности", как там любят
говорить,  мир  изменится  до неузнаваемости. Все страны  начнут  потихоньку
решать свои  проблемы: Китай  -  тайваньскую, арабы  -  еврейскую,  Россия -
кавказскую  (включая  Абхазию  и  Карабах).  Все  тлеющие  конфликты в  мире
разгорятся, и планета заполыхает самым жарким пламенем.
     Но  пока  ничто не указывает  на  то,  что  США, оправившись  от крайне
болезненного шока, присмиреют и начнут склоняться к изоляционизму островного
толка, отказавшись от своей роли  сверхдержавы и предоставив остальному миру
решать   его  проблемы  самостоятельно.   Наоборот,  Америка,  как  никогда,
преисполнена  боевого  духа  и   готова  немедленно  приступить  к  операции
"Возмездие".  Враг  уже  найден: в  качестве  предварительных  целей названы
Афганистан,  Пакистан,  Судан,  Алжир  и  Йемен.  В  операции предполагается
задействовать Шестой флот (Средиземное море), Пятый флот  (Персидский залив,
Аравийское море), стратегическую авиацию, расположенную как в самих США, так
и  на  базах  в Европе, Турции, Кувейте,  Бахрейне и Саудовской  Аравии. Все
союзники уже поставлены под ружье;  в  самих Соединенных Штатах производится
мобилизация десятков тысяч резервистов. Империя готовит ответный удар.
     К сожалению, эффективность этого  удара окажется,  по-видимому,  крайне
низкой, это  можно сказать уже сейчас. Я не являюсь военным специалистом, но
даже невооруженным  глазом  видно, что уж  кого-кого, а  Афганистан победить
невозможно. Не потому, конечно, что народ  там такой непобедимый, а просто в
силу тамошнего рельефа  местности.  В свое время  за эту страну  соперничали
Британская и Российская империи (я, правда, знаком с этим вопросом только по
роману Киплинга), но установить там свое влияние им так и не удалось. О том,
какую роль сыграла афганская война в развале Советского Союза, не будем даже
вспоминать; подумаем  лучше  о  том,  что  одна только гражданская  война  в
Афганистане идет уже добрых полтора десятка лет  и все никак не остановится,
несмотря  на то,  что уж в ней-то обе воюющие стороны прекрасно  знакомы  со
всеми местными  особенностями. Итак,  можно не колеблясь сделать  вывод, что
сухопутное вторжение в Афганистан обречено на провал. Засыпать же эту страну
бомбами  и  ракетами  бессмысленно  -  если это  не  дало никакого эффекта в
Югославии, то тем более не приведет ни к чему в Афганистане.
     Правда,  может так  случиться,  что правительство талибов просто выдаст
бен   Ладена  Америке,  которая  устроит  над  ним   какой-нибудь  эффектный
показательный суд  и обезглавит на  площади у Капитолия при большом стечении
народа.  Но будет  ли  это  "адекватным ответом"?  Хватит ли  этого  простым
американцам? Я думаю, что нет.
     Вообще не очень понятно, что  в данном случае можно считать "адекватным
ответом".  Америка  привыкла очень резко, вплоть до  военного вмешательства,
реагировать  не  только на какие-то угрозы, но даже просто на  оскорбления в
свой  адрес.  Теперь, когда  две  ее  столицы,  политическая  и  финансовая,
подверглись  мощнейшему удару с воздуха, она  должна, по-видимому, стереть с
лица  земли  все  страны, виновные в  этом  злодеянии. Америка будет  просто
вынуждена это сделать - если она не сумеет ответить достойно, ей,  как я уже
говорил, придется отказаться  от  своей роли сверхдержавы. Узел, как  видим,
завязывается не из простых.
     С  другой  стороны, надо задуматься и над тем,  что будет дальше  после
операции  "Возмездие".  Америке со своими западными союзниками стоит  только
растревожить  этот  осиный  улей,  который  называется  исламским миром.  За
недавней  атакой   на   США  стояла,   похоже,  не  просто  террористическая
организация,  а  целое государство. Для  того,  чтобы  повторить эту  акцию,
достаточно  одного-двух фанатиков, немного  освоивших  управление "Боингом".
Боюсь,  что  через  год-два  при  каждом  инциденте  в  небе  (а  самолеты в
современном мире захватывают чуть  ли не ежедневно) все небоскребы в радиусе
ста километров от этого события будут опустевать почти мгновенно. Мне сложно
представить себе, как американцы (вслед за израильтянами) будут привыкать  к
ощущению, что они постоянно находятся на передовой. Каждый офисный работник,
таким  образом,  уже  просто  придя утром  на свое  рабочее место,  окажется
непосредственно на  фронте Третьей  мировой войны - войны  между  Севером  и
Югом.
     Наконец,  пятое  последствие  событий  11  сентября касается уже  самой
Америки, ее  внутреннего  положения. Не  знаю, что скажут астрологи по этому
поводу, но  начало  нового  тысячелетия  (и  эры  Водолея)  оказалось  самым
неблагоприятным временем для США  за всю их историю. Неурядицы  в  экономике
(которые еще далеко не дошли  до своей кульминации),  энергетический кризис,
позорная история с  выборами президента... и вот теперь сокрушительная атака
на Нью-Йорк  и Вашингтон. Но главную  опасность для США представляют  не эти
события, а  то,  что  может последовать после того,  как американцы займутся
своим  "ответным ударом" по исламскому миру. Этническое равновесие в Америке
всегда  было  очень хрупким, и  под  таким  нажимом  оно  легко  может  быть
взломано. По  стране уже прокатилась  волна  арабских  погромов. С развитием
событий эта  истерия  будет только нарастать.  Чем  это  может кончиться для
Соединенных  Штатов,  в которых до  сих хотя  и  не  без  трений, но все  же
уживались национальные общины, собранные со всего мира, сейчас  можно только
гадать.
     Не знаю, обратил ли кто-нибудь внимание на то, как тонко была продумана
символика  событий, потрясших  Америку,  как  в ней  играют  и  переливаются
смысловыми оттенками мельчайшие  детали  и подробности.  Поражены  оказались
именно  те цели, разрушение которых  произвело максимальный  психологический
эффект - символы финансовой и  военной  мощи США. Сама дата  этого нападения
могла быть выбрана не случайно - 11-й день девятого месяца составляют вместе
число  911 (телефон  национальной  Службы спасения).  Кстати,  по  странному
совпадению, рейтинг президента Буша после террористических актов взлетел как
раз до 91%, а его коэффициент интеллектуальности IQ, согласно данным журнала
"Bild", составляет те же 91).  Но  это только поверхностный слой  символики.
Странно, что никто  не заметил, как легко ассоциируются четыре  смертоносных
самолета над  Америкой с четырьмя Всадниками Апокалипсиса, несущими гибель и
разрушение  миру.  С вашего  позволения,  я  напомню  здесь  этот  текст.  В
сущности, в нем  перечислены те же  опасности,  о которых  я  говорил  выше,
только использована для этого несколько другая  образность  - пожалуй,  даже
более подходящая для этого случая.
     "И  я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из
четырех животных,  говорящее  как  бы  громовым голосом:  иди  и  смотри.  Я
взглянул,  и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук,  и  дан был ему
венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить. И когда Он снял вторую
печать, я слышал второе животное,  говорящее: иди и смотри. И  вышел  другой
конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир  с земли, и чтобы убивали друг
друга; и дан ему большой меч. И когда Он снял третью печать, я слышал третье
животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем
всадник,  имеющий  весы  в  своей руке. И  слышал  я голос  посреди  четырех
животных, говорящий: хиникс  пшеницы за  динарий, и  три хиникса  ячменя  за
динарий; елея же и  вина не повреждай. И  когда Он снял  четвертую печать, я
слышал  голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и
вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя "смерть"; и ад следовал за
ним; и  дана ему власть  над  четвертой частью  земли -  умерщвлять мечом  и
голодом, и мором и зверями земными".


     Сегодня  утром, просматривая ленту новостей, я наткнулся  на сообщение,
которое  понял не  сразу:  "Польские  солдаты будут  воевать в Афганистане".
Фраза  "воевать в Афганистане"  своей  привычной  стилистикой вернула меня в
давние советские времена,  а  смысловая часть этой конструкции поразила меня
своей  неожиданностью - неужели  и до  поляков дело  дошло? Но  еще секундой
позже я вспомнил, что нахожусь, с Божьей помощью, в сентябре  2001 года, а в
самом сообщении нет  ничего удивительного  -  Америка  энергично сколачивает
всемирную коалицию для крестового похода против тех, "кто это  сделал". Тут,
конечно,  можно  было  бы потолковать  об  иронии истории,  совершившей  для
злосчастных поляков  гигантский  круг и  вернувшейся в  исходную точку, но я
собирался говорить не об этом.
     Судя по опросам, подавляющее большинство (85%) американцев считает, что
ответный удар нанести нужно, но почти все они  затрудняются сказать, по кому
именно.   Всеобщая  убежденность   в  том,  что  корни   этого   чудовищного
преступления ведут в арабский мир, возникшая сразу же атаки на США, на самом
деле покоится на очень шатких основаниях и вообще относится скорее к области
массовой  мифологии и психологии, чем к реальной картине событий. Я не знаю,
кто был организатором воздушных ударов  по Вашингтону  и  Нью-Йорку, но,  по
крайней мере,  могу точно  сказать, что  они не  имеет  никакого отношения к
арабско-мусульманскому миру; это сделал кто угодно, но только не арабы.
     Дело представляется  мне  очень  простым.  Воздушный  налет  на  города
Америки   был  великолепно   продуман  и  выполнен  с  поистине  дьявольской
искусностью.  Ювелирная  точность  этой операции  наводит на  мысль,  что ее
совершила не какая-нибудь жалкая террористическая  организация, пусть даже и
финансируемая бен Ладеном, а спецслужба какого-то государства. Если это так,
то возникает вопрос, какого?
     Обрушить небоскребы WTC - это  была, помимо  всего прочего, и непростая
техническая, инженерная  задача. Сейчас  появляются  сообщения,  что если бы
топливный бак  самолетов не был полностью заправлен, то разрушения оказались
бы  минимальными,  в  пределах  только  верхних  этажей;  если  бы  "Боинги"
врезались  пониже, пожар можно  было  бы  погасить  с  земли; если бы захват
самолетов  не  произошел  почти  в  одно  и  то  же  время, наземные  службы
спохватились  бы  и  предприняли  самые  жесткие  меры  для  противодействия
воздушной  атаке,  вплоть  до  уничтожения  самолетов  в  воздухе.  Все  эти
соображения, видимо,  были учтены  организаторами заранее, при подготовке  к
операции. Никаких "если бы" не случилось; все произошло как по нотам, быстро
и точно.
     Поразительный контраст к  этому вниманию к  мельчайшим деталям операции
представляют  свидетельства странной забывчивости ее исполнителей - той, что
сразу вывела расследование ФБР на "арабский след". В аэропорту был обнаружен
автомобиль, в котором  террористы прибыли  на  свое последнее задание. В нем
лежали,  буквально: "инструкция по  вождению  самолетов  типа  Boeing-757  и
Boeing-767 на  арабском языке, паспорт на имя гражданина Саудовской Аравии и
Коран".  Так и видишь этих злонамеренных арабских террористов, которые перед
тем, как идти на свое черное  дело, решили полистать в последний раз Коран и
освежить в памяти некоторые детали управления "Боингом".
     В первые  дни расследования ФБР  обнародовало  список из двух  десятков
угонщиков,  большинство из которых  было выходцами  из  Саудовской Аравии  и
Объединенных Арабских Эмиратов.  С этим списком,  однако,  сразу  же  начали
возникать странные казусы. Один из террористов-смертников воскрес из мертвых
чуть ли не  на  следующий день; он  позвонил  в  ФБР и сообщил,  что все его
преступление  перед  американским народом заключается в том, что он  потерял
паспорт  год назад.  Ожил и другой  погибший террорист; как сообщили  власти
Саудовской Аравии, он сейчас действительно близок к Аллаху,  но лишь потому,
что   проживает  в   Мекке.  Остальные   преступники,  скорее   всего,  тоже
воспользовались чужими паспортами.  Эти  документы, как  теперь  выясняется,
начали  похищаться  еще   в   1999   году,  причем  очень   целенаправленно:
удостоверения  личности  пропадали  только  у  арабов,  особенно выходцев  с
Аравийского  полуострова,  имеющих  отношение  к  летному  делу, военному  и
гражданскому.
     Эта явная  и навязчивая  демонстрация "арабского следа" свидетельствует
только  об  одном - что  нападение на  США совершили не арабы. Кому-то очень
хотелось, во-первых, направить ответный удар разъяренной Америки по арабским
странам, а  во-вторых - отвести  подозрение  от  себя. Таким  образом,  круг
подозреваемых резко сужается, потому  что  в  мире не  так  уж  много сейчас
недругов, недоброжелателей или геополитических конкурентов Америки.
     Из этого списка надо сразу  же исключить союзников США, не говоря уже о
таких  ее  стратегических партнерах, как Западная Европа, Латинская Америка,
Турция,   Япония,   Израиль.   У   каждой   из  этих   сторон   есть   некая
заинтересованность  в ослаблении  Америки,  от укрепления  евро до получения
карт-бланша на ожесточенную схватку с арабским экстремизмом в Палестине. Тем
не  менее трудно  представить  себе, что правительство, скажем, Израиля даст
своим спецслужбам  секретное поручение обратить в руины Пентагон и Манхэттен
для  того,  чтобы   развязать  себе  тем   самым  руки  в  противостоянии  с
палестинцами. Вообще союзники Америки чувствовали себя слишком хорошо под ее
теплым крылышком, чтобы затевать такую рискованную игру.
     Собственно говоря, в мире в начале XXI века осталось только две крупных
державы,  стратегические  интересы  которых  идут   откровенно  вразрез   со
стратегическими интересами США.  Это, разумеется,  Россия  и Китай. Здесь из
области трезвых и обоснованных умозаключений мы вступаем в  область догадок,
которые,  однако, не  менее интересны.  Реконструкцию событий придется вести
сразу  по   двум   линиям,  обе   из   которых,  впрочем,   могут  оказаться
недостоверными.
     Итак,  Россия. Сразу  оговорюсь, что лично я  ни на секунду не допускаю
мысли,  что наши  спецслужбы могли заняться  организацией воздушной атаки на
США  -  хотя бы  потому, что эти  уважаемые органы, на  мой  взгляд,  просто
разучились в последние годы работать  с былой эффективностью и аккуратностью
(что бы ни говорил по этому поводу почтеннейший чеченский сайт  kavkaz.org).
Конечно, Россия,  как ни цинично это  звучит,  получила  необыкновенно много
дивидендов от  американской катастрофы. Резкий рост цен на нефть, потепление
отношений с Западом, приостановка расширения НАТО на Восток (ввиду того, что
главное  внимание  Америки  сейчас  отвлеклось  совсем  в  другую  сторону),
наконец,  успешное решение чеченского вопроса  - чего  еще  желать! Обратите
внимание, что за последние  дни  резко  усилился "вброс информации" о связях
чеченских боевиков  с  бен  Ладеном.  Более того, появляются сообщения,  что
чеченцы наступают;  они  уже взяли Гудермес, обложили Грозный! Пока Америка,
как гоголевский Вий, вслепую шарит вокруг себя, не  зная,  кому нанести свой
громовой ответный удар, из кремлевских пресс-служб раздается истошный вопль:
"поднимите ей  веки!" Да  вот же  они,  эти невидимые  враги! Вот она, линия
фронта!  Пал  Гудермес, на очереди  - Грозный, Москва,  Нью-Йорк! В каких-то
неведомых   глубинах  Ичкерии,  в  пещерах,   в  тайниках  уже  обнаруживают
компакт-диски  со схемами  устройства Боинга (наверное,  с  примечаниями  на
чеченском  языке).  Браво,  г-н  Павловский!  Браво,  г-н   Ястржембский!  Я
восхищаюсь работой наших идеологических ведомств - наконец-то они  научились
выигрывать информационные войны.
     И   все  же,  повторяю,  нападение  на  Америку  совершила  не  Россия.
Психологически  это  слишком   невероятно:   проигравшие   в  войнах  обычно
занимаются  тем, что  зализывают раны, а не огрызаются так, что  летят,  как
щепки,  небоскребы  на  Манхэттене.  Остается   только  Китай;  и  каким  бы
фантастическим ни показалось на первый  взгляд это предположение, оно  имеет
под собой довольно много оснований.
     Недавний инцидент с захватом китайцами  американского разведывательного
самолета   показал,   что   Китай   в   последние  годы  приобрел   завидную
самоуверенность и уже практически готов к тому,  чтобы  перейти на положение
сверхдержавы -  по крайней  мере, столь же  могущественной, как  Америка. Но
расти Китаю очень трудно; везде вокруг него находится  так называемая  "зона
жизненных интересов США". Куда ни повернись - сплошные американские союзники
и партнеры: Япония, Южная Корея, наконец, Тайвань - свой собственный остров,
с  китайским  населением,  оторванный от метрополии  каких-то пятьдесят  лет
назад! Но в прямую конфронтацию с США Китаю вступать пока еще рано; зачем же
терять свое торговое сальдо с Америкой, которое мало того что положительное,
так  еще и составляет  добрую сотню  миллиардов  долларов? Куда  приятнее  и
безопаснее исподтишка дернуть тигра за усы и потом посмотреть на то,  как он
в ярости  крушит все вокруг.  Вообще это очень  по-азиатски -  не  входить в
лобовое   столкновение  с  противником,  а   добиться  своего  какими-нибудь
хитроумными  и  неожиданными средствами, какими бы жестокими и циничными они
ни выглядели.
     Я достаточно высокого мнения о профессионализме американских спецслужб,
и  не  думаю, что  вышеизложенные простые соображения не  пришли в голову их
аналитикам сразу же  после событий 11 сентября.  Но даже если ФБР уже твердо
уверено,  что  заказчик  этого  преступления  -  китайское  коммунистическое
правительство, сообщать об этом широкой  публике, очевидно, торопиться никто
не   будет.  Возникает  любопытная   коллизия:   ведь  Китай,   огромный   и
воинственный,  обладающий,  помимо всего  прочего,  и  ядерным  оружием,  не
подвергнешь   ковровому   бомбометанию,   как   Югославию  или   Афганистан.
Ограничиться  же  выражением   международного   осуждения   и  какими-нибудь
экономическими санкциями по линии ООН немыслимо;  поток народного возмущения
сметет  тогда  любое  правительство в Америке.  К  тому же  пропагандистская
машина, подготавливающая  мир к  вторжению в Афганистан,  уже вторую  неделю
работает  на полных  оборотах,  и  переориентировать ее  на несколько  тысяч
километров восточнее совсем непросто.
     Таким образом, что бы  там  ни раскопало ФБР, виноватым  и наказанным в
любом случае окажется арабско-мусульманский  мир. Операция,  названная,  как
утверждают  газеты, "Благородный  орел"  (если только  это не утка) выполнит
свое основное предназначение - выпустит пар из США - но не покарает виновных
и не сделает мир более безопасным. Какими простыми и ясными предстают теперь
обе первые мировые войны!


     В  Петербурге,  на Мойке,  неподалеку от  слияния ее с Зимней Канавкой,
находится  бледно-розовое здание  японского  консульства. Практичные  японцы
использовали фасад своего дома для небольшой рекламы своей страны, разместив
на  нем стенды с  регулярно обновляемой  информацией. Недавно  там появилось
новое объявление, которое я привожу здесь без каких-либо изменений:
     "В НИИ  приматов  Киотского  университета  в  г.  Инуяма,  преф.  Аити,
10-месячный детеныш  шимпанзе  Аюму,  увидев  на  экране компьютера "кандзи"
(китайский иероглиф, обозначающий "коричневый цвет"), учится выбирать нужный
цвет из двух предложенных ему на выбор (японцы именно так  и выразились - Т.
Б.).  В  это  время его  мать,  которую называют  "Аи, гениальная шимпанзе",
наблюдает, как ее  сын получает монетку  в  качестве  награды  за правильный
ответ. 24-летняя Аи произвела на свет Аюму после  проведенной ей операции по
искусственному оплодотворению".
     Редко  какой  текст так выражает дух  своего  народа,  как это  краткое
сообщение.  Специфические   особенности  японской  истории  и  современности
сгущены здесь до  такой плотности,  что они  выглядят уже почти комическими.
Япония,  время  от  времени  наглухо  замыкавшаяся  от  всего  мира,  иногда
переживала  и  периоды полной открытости  и  сплошного  заимствования  всего
иностранного. Особенно тотальным было такое заимствование в VII веке,  когда
эта  страна  обратилась  к китайской  культуре.  Копировалось буквально все:
законы,  налоги,  литература,  религия  и  философия.   Вся  знать  говорила
по-китайски,   японские   императоры  писали   стихи  на   китайском  языке,
простонародье  приобщалось  к даосизму и  конфуцианству.  Тогда же  в Японию
проникла  и  китайская  иероглифика.  Все  это очень  напоминает  петровские
реформы  в  России,  которые  также  делались  "с чужих земель", а именно по
европейскому образцу. Сходство усиливается тем, что в Японии тогда появилась
первая постоянная столица, выстроенная опять-таки  по китайскому шаблону. Но
если  наши   заимствования  западных  наук  и   искусств  европейцы  нередко
презрительно  называли  обезьянничаньем,   то  еще  в  большей  степени  эта
характеристика  относится к неистовому перелицовыванию  Японии на  китайский
лад.  Поэтому  на   месте  японцев  я  бы  не  устраивал  такие  рискованные
эксперименты, как  тот, что был описан выше; уж  больно выразительный символ
получается.
     Еще  оригинальнее,  однако,  выучив   обезьяну  распознавать  китайские
иероглифы, предлагать  ей деньги за каждый удачный  ответ.  Здесь  уже  явно
чувствуются следы другого влияния - западного, особенно американского. В том
же ряду стоит и безудержное увлечение новыми технологиями. В вышеприведенном
отрывке не  только описывается, как детеныш шимпанзе  занимается в  Киотском
университете вместе с матерью, но еще и упоминается о том, что  он произошел
от  нее  посредством "операции по искусственному оплодотворению". Воля ваша,
это уже  явная  избыточность. Такое нагромождение характерных деталей делает
это  сообщение  явно  пародийным,  напоминающим  отдельные  пассажи  модного
писателя Виктора Пелевина:
     "- Прошло ли время, -  спросил с  потолка  вкрадчивый  голос,  -  когда
российская поп-музыка  была  синонимом чего-то провинциального? Судите сами.
"Воспаление  придатков" -  редкая для России  чисто  женская группа.  Полный
комплект их сценического оборудования весит столько же, сколько танк "Т-90".
Кроме того,  в  их  составе одни  лесбиянки,  две  из  которых  инфицированы
английским   стрептококком.  Несмотря   на   эти   ультрасовременные  черты,
"Воспаление придатков"  играет в основном  классическую музыку  - правда,  в
своей  интерпретации.  Сейчас  вы услышите,  что девчата сделали  из мелодии
австрийского композитора Моцарта, которого многие  наши  слушатели  знают по
фильму  Формана и  одноименному  австрийскому  ликеру,  оптовыми  поставками
которого занимается наш спонсор фирма "Третий глаз"".
     Но я начал  говорить о Японии,  Китае  и Западе, собственно, по другому
поводу.  Недавно  я писал для  журнала "GEO" статью о современных  китайских
религиозных представлениях, которая в конце концов в журнал  не  попала. "85
per cent  of  our readership are  women,  college and  university students",
сообщал мне  редактор  по  этому  поводу (после  того, как у нас  как-то раз
случились проблемы с кодировками,  мы перешли на английский). Он был прав  -
статья не очень-то удалась мне.  Точнее, сама по себе  она  неплоха,  но для
аудитории "GEO" оказалась, видимо, несколько тяжеловесной. Читателей же этой
рассылки я, надеюсь, уже  приучил  к  глубокомысленным  построениям, так что
вполне  возможно,  что  эта  статья  покажется  им (т.  е.  вам) интересной,
особенно  в  свете  последних  событий.  По  своему  стилю она  не  очень-то
вписывается  в формат "Хроники", но  не  пропадать  же  добру, в самом деле?
Итак, начали:
     Когда в  конце  90-х годов  страны Юго-Восточной  Азии  потряс жестокий
финансовый  кризис, по западным  средствам  массовой  информации  прокатился
явный  и почти  нескрываемый  вздох облегчения.  После второй мировой  войны
Запад со все большей  тревогой  наблюдал  за  тем, как Япония из отсталого и
неразвитого  государства на  глазах  превращается в мощного соперника  США и
Западной  Европы.  Это  был  первый  случай  в  современной  истории,  когда
азиатская страна смогла всего за несколько десятилетий совершить грандиозный
экономический рывок и стать во главе мировой технологической гонки.
     Конечно,  изначально  японские достижения  были  пересажены на  местную
почву  с  Запада.  Это  давало  повод  довольно  долго  смотреть  на  них  с
пренебрежением:  кого могла  интересовать бледная копия  западной экономики,
когда перед  глазами  все  время  был  блестящий  оригинал? К тому же Япония
оставалась единственной страной в регионе, добившейся заметных экономических
успехов, так что ее можно было рассматривать как  исключение. Но скоро к ней
присоединились и  другие  восточно-азиатские государства, "молодые драконы",
как  их называли: Тайвань, Гонконг, Южная  Корея. В  этих  странах,  как и в
Японии, было сильно  американское политическое влияние, поэтому их  поначалу
сочли  просто  слепками   с   западных   демократий,  не  имеющими  никакого
самостоятельного  значения.  Вскоре,  однако,  в  эту  гонку  включились еще
коммунистический Китай и  авторитарный Сингапур.  Выражение "азиатские темпы
роста" стало нарицательным,  и  на  Западе  почувствовали,  что  проигрывают
экономическое соревнование с быстро набирающей силу Восточной Азией.
     Стремительный   подъем    стран   региона    заставил    повнимательнее
присмотреться к  движущим  силам этого  неожиданного взлета. Довольно быстро
западные  исследователи   обратили  внимание  на   то,  что  почти  во  всех
государствах  с  бурно  развивающейся  экономикой ключевую роль  играют  так
называемые  "конфуцианские  ценности",  унаследованные  в   свое   время  от
господствовавшей здесь китайской культуры.  Другие страны,  как  Таиланд или
Индонезия, с конфуцианством были связаны мало, но их национальные экономики,
как  выяснилось,  на  большую  часть контролировались  выходцами  из  Китая,
относительно малочисленными,  но  очень влиятельными.  В восьмидесятые  годы
значение  конфуцианских ценностей  в Восточной Азии  стало настолько  модной
темой, что власти Сингапура,  например, даже собирались включить их изучение
в  школьную программу.  На Западе, однако, это увлечение разделять не стали.
Общество, основанное на дисциплине и подчинении, с неподвижной и устоявшейся
иерархией, с повиновением всех государству, вызвало в свободолюбивой Америке
и  Европе  сильнейшее  отторжение.  Вместе  с  тем  игнорировать  достижения
азиатских  народов было невозможно, и  в западных  странах  принялись искать
какое-то компромиссное решение проблемы.
     Экономический  обвал  Восточной  Азии  конца  90-х  вызвал  откровенное
ликование на  Западе.  Американские публицисты и  социологи  вели  себя, как
школьники, к которым  не явился на урок строгий учитель. "Чудес не  бывает",
писали  тогда ведущие западные  деловые издания.  Но азиатский экономический
"грипп", как его стали называть, не сильно отличался  по своему характеру от
тех  кризисов, которые периодически  сотрясают  западные  экономики. Он  был
далеко  не  таким глубоким, как, скажем, американская  Великая депрессия,  и
последствия его были преодолены достаточно быстро. При этом страны Восточной
Азии  нисколько  не  изменили своим традиционным  ценностям,  которые  столь
явственно отличаются от  западных. Когда в  Южной  Корее, например, в  самый
острый момент кризиса  валютный запас  сократился до  угрожающего  минимума,
население за считанные дни пожертвовало в пользу государства  несколько тонн
золотых украшений  -  сцена,  которую  трудно представить  себе  на  Западе!
Наконец, Китай оказался вовсе  не затронут экономическим  кризисом, он  лишь
слегка  снизил феноменальные  темпы своего роста.  Таким  образом, азиатскую
модель развития пока явно рано списывать со счетов.
     Что же это  за конфуцианские ценности, которые играют такую важную роль
в жизни и процветании народов Восточной  Азии? Западные исследователи искали
в конфуцианстве в первую очередь  сходство с  протестантской этикой, которая
имела первостепенное значение  для формирования европейского капитализма. Но
конфуцианство очень мало напоминает религию в нашем понимании этого слова. В
нем нет Бога и  бессмертия, а следовательно,  и  посмертного  наказания  или
вознаграждения.  Сам Конфуций  не любил  рассуждать о  сверхъестественном  и
запрещал это делать другим, издеваясь над теми, кто, не зная, как надо жить,
заботится о том, что будет после смерти. Именно на этом земном существовании
и  сосредоточено  его учение. Конфуций  очень подробно  разрабатывал вопросы
семьи, общества,  государства  и  почти совсем  не  занимался  потусторонним
миром.
     В основе конфуцианства лежит "сыновняя почтительность" и культ предков,
причем  эти  семейные  принципы  переносятся  и   на  всю  страну  в  целом.
Традиционное  конфуцианское  общество  строится  снизу вверх: от  семьи  - к
деревне,  от  деревни  - к  провинции, от  провинции  -  к империи.  Главным
принципом  в  нем  считается   поддержание   порядка  и  строгое  соблюдение
иерархических отношений.  Это общество построено не на  правах человека, как
западное, а на основе прочно устоявшегося  морального  кодекса.  Как  гласит
известное  конфуцианское утверждение: "умереть с голоду - событие маленькое,
а утратить мораль - большое".
     Этика,   предложенная  Конфуцием,  глубоко  укоренилась  в   психологии
китайской  нации. Из  Китая  она  пришла и в другие страны Восточной  Азии -
Японию,  Корею,  Сингапур.  Это  учение,  давно  превратившееся в  целостное
мировоззрение,  очень облегчило  азиатским  народам  переход  к  современной
промышленной  цивилизации. Конфуций  проповедовал  деятельный  и  энергичный
подход   к  жизни,   так   контрастировавший  с  пассивной  и   мечтательной
созерцательностью  буддизма. Высоко ценился им и дух прагматизма, внимание к
практическому  опыту.  Даже  излишнее  морализаторство,  свойственное  этому
учению,   не  мешало,   а  скорее  содействовало   ускоренной  модернизации,
проводимой  азиатскими   государствами,  придавая  этому  процессу  глубокую
внутреннюю осмысленность.
     Ярче всего эти  особенности, конечно, проявились в  странах с китайским
населением  -  Тайване  и  Гонконге. В  материковом Китае  дело  осложнялось
десятилетиями  коммунистической  пропаганды,  основывавшейся  на  тезисе  об
"исконном атеизме китайского народа". Власти  Китайской  Народной Республики
очень  старались  порвать  все связи с конфуцианским  прошлым и вытравить из
сознания нации ее старые ценности, заменив их  пролетарским  мировоззрением.
Сейчас,  с  началом  так   называемой  "политики  открытости"  этот  жесткий
общественный  контроль  ослабевает,   и  конфуцианство  в  Китае  переживает
настоящий ренессанс.  Оно осталось господствующей религией  и по-прежнему во
многом  определяет  национальную  психологию  китайцев.  В   последние  годы
происходит   сложный   процесс   возрождения   конфуцианских   ценностей   и
одновременно приспособления их к современности. Остается вопросом, насколько
легко  удастся  примирить эти  две  тенденции.  Отдельные  ученые на  Западе
полагают,   что   современная   демократия   и  конфуцианство  принципиально
несовместимы,  поэтому неизбежен распад китайской империи  и установление на
ее обломках  демократических  режимов  наподобие тайваньского.  Американский
социолог  Фрэнсис  Фукуяма  считает, что эта грандиозная трансформация будет
завершающим  звеном  в  утверждении  во  всем  мире  либеральных   ценностей
западного  образца  и  подлинным  "концом  истории".   Другие  исследователи
придерживаются еще более радикального взгляда  на современное конфуцианство.
С. Хантингтон, например, утверждает, что нежелание китайцев принять западные
ценности  приведет в  конце  концов  к  Третьей мировой  войне:  "культурные
разделительные линии цивилизаций станут  фронтовыми линиями  будущего".  Как
показывают последние события  в  Америке,  его предвидение  оказалось  более
точным.  В настоящее время в мире происходит интенсивная поляризация, распад
его  на  отдельные  "цивилизации"  -  западную, исламскую  и  конфуцианскую,
остающуюся пока несколько в стороне от приближающегося первого столкновения.
Все еще только начинается.


     МЛГ> "Любишь ли ты музыку?" - спросил Ребиков мужика. "Нет, барин, я
непьющий", ответил  тот.  Есенин  с  извозчиком: а  кого из  поэтов  знаешь?
"Пушкина". - А из живых? "Мы только чугунных".
     ТБ>  Когда  этот злосчастный памятник  устанавливали  в  Москве, Лев
Толстой  на  торжественную  церемонию не  приехал,  сказав, что  это барская
затея, а  народу "решительно все  равно,  существовал  Пушкин или  нет". Как
выяснилось,  не  все равно - чугунный  Пушкин оказался прекрасным  городским
ориентиром.
     МЛГ>  В  частотном  тезаурусе  "Онегина"  самым  трудным  словом для
классификации  оказалось "зюзя" ("как зюзя пьяный"). С колебанием записано в
рубрику "человек телесный".
     ТБ> Интересно, в какую рубрику тогда попало слово "Зизи"?
     За ним строй рюмок узких, длинных,
     Подобно талии твоей,
     Зизи, кристалл души моей,
     Предмет стихов моих невинных,
     Любви приманчивый фиял,
     Ты, от кого я пьян бывал!
     МЛГ>  В 1-м  классе  дали задание  составить фразу  из  слов: малыш,
санки, горка,  крутой, съехать. Все написали: "Крутой малыш съехал на санках
с горки".
     ТБ> И в самом деле - что может быть крутого в горке?
     МЛГ>  Бунин  едва  знал  французский  язык,  а  при  столкновениях с
полицией тыкал себя в грудь и кричал: "Prix Nobel!"
     ТБ> Собственно говоря, то  же  делал и  Бродский  в  Америке; только
английский язык он знал лучше, и мог, ударив  себя в грудь, более подробно и
развернуто объяснить, почему он "Nobel laureate"  (а также "Poet Laureate of
USA").
     МЛГ> "Кто здесь еврей, решаю я" (приписывается Герингу).
     ТБ> Теперь немцы решают, "кто здесь европеец". Эстонцы вроде  бы уже
да, а турки и русские еще как будто нет.
     МЛГ> У  кого  был  хлестаковский стиль, так это у Цветаевой:  40 000
курьеров на каждой странице. Особенно заметны в прозе ("русские песни - все!
- поют о винограде...").
     ТБ> В другом месте  своей  книги Гаспаров замечает,  что  у него нет
чувства  юмора. Юмора, может быть, и нет, а вот язвительность просто  хлещет
через  край. И вместе с  тем эта издевательская характеристика  очень метка;
она   точно   характеризует   уникальные  особенности  творческого  мышления
Цветаевой. Вот  как  об этом  писал Лотман  (т.  е.  о  Хлестакове, а  не  о
Цветаевой):  "в  его  фантастическом мире  окружение остается то же,  только
чудовищно возрастает  количественно. Все тот же суп в кастрюльке, хотя и "на
пароходе приехал из  Парижа"; все тот же арбуз, хотя и "в  семьсот  рублей";
800 рублей  платит Хлестаков  за  "квартирку", которая  фантастична  лишь по
цене, но вполне  вписывается в  средний чиновничий быт  по сущности  -  "три
комнаты этакие хорошие"".
     МЛГ> При Пушкине  "писать для себя - печатать для денег"  можно было
одни и те же вещи, теперь - только разные.
     ТБ>  Раньше и  газеты  были  одни  для  всех,  а  теперь  существуют
специальные издания  "для народа" и  "для элиты".  Они настолько разные, что
даже изъясняются на своих особых языках. По-моему, дело объясняется просто -
раньше народ читать не умел, а теперь выучился (на нашу голову).
     МЛГ>  "...  а теперь  здесь молодежное общежитие, и такое стоит, что
домовые глохнут".
     ТБ>  Комический эффект,  который  производит  эта  фраза, обусловлен
резким столкновением в ней далеких стилистических пластов - советской кляузы
и архаической национальной мифологии. В самом деле пожалеешь иногда, что все
"языки" в  пределах русского  языка обесцветились и  нивелировались.  Раньше
каждый социальный слой в России говорил по-своему.
     МЛГ> Если Еврипиду не нравилась "Электра" Софокла, он брался и писал
собственную "Электру" (современный  литератор вместо этого  написал  бы эссе
"Читая "Электру"").
     ТБ> От Софокла до Еврипида  мифология,  окружавшая данных авторов  и
бывшая для них живой реальностью, практически не изменилась. Поэтому Еврипид
мог  взять  и по-новому  отобразить  тот  же  самый  миф,  дать  ему  другое
освещение.  Сознание  современного  литератора, как и современного  человека
вообще,  не  то  чтобы  окончательно  демифологизировалось, оно  по-прежнему
мифологическое, но из нынешнего мифа, тощего и скудного, не очень-то удается
взрастить  полноценные художественные плоды. Поэтому писателям и  приходится
обращаться к  старым мифологиям; но так  как принять их они уже, конечно, не
могут, им приходится освещать их извне, а не изнутри.
     МЛГ>  Белинский  начинал каждую новую рецензию с  Гомера и Шекспира,
потому что ему нужно было всякий раз  перестроить историю мировой литературы
с учетом нового романа Жорж Занд.
     ТБ> Похоже, это реминисценция из Пушкина,  который писал Вяземскому:
"мне смешно читать рецензии наших журналов,  кто  начинает с Гомера,  кто  с
Моисея,  кто  с Вальтер-Скотта". Николаю  I, кстати, до  сих  пор  не  могут
простить, что он, ознакомившись с  текстом "Бориса Годунова", порекомендовал
Пушкину  переделать  его в "роман  наподобие  Вальтера Скотта". "Шотландский
чародей",  однако, был у нас еще более популярен, чем Жорж Санд, его ставили
наравне  с  Гете и Шекспиром - в том  числе  и  сам Пушкин.  В  России вечно
находили какого-нибудь серенького западного литератора и жадно им упивались.
В  позднесоветское  время так  носились  с  Хемингуэем.  В  книге  Гаспарова
приводится  самый  анекдотический  случай  из  этого ряда: "Заболела  такса,
послали телеграмму о лекарствах  знакомым  в  Венгрию:  "У  Кафки чума итд."
Телеграфистка вернула:  "Неправильно, чума - это  у Камю"".  Ох  уж эта  мне
республика словесности!
     МЛГ>  Яновский  спросил  Шестова:  "Почему  вы  читаете  лекции   по
писаному?" Шестов ответил: "Нет сил смотреть на лица".
     ТБ> Нечего было отворачиваться, сами заварили кашу, вот и смотрите.
     МЛГ>  "Революция толкнула  С. Булгакова на  опасный  путь  осознания
происходящего" (восп. Локса).
     ТБ>  Ср.:  "Ромео  даже и после своего перерождения лишь  наполовину
избавился от  самонаблюдения. Джульетта цельнее, богаче  оттенками чувств, и
деятельнее" (А. Смирнов)
     МЛГ> "Революцию делают  не голодные люди, а сытые, которых один день
не покормили" (Авторханов, ВИ 1992, 11/12, 105).
     ТБ> Схожая мысль  есть у  Розанова:  "Революции происходят не тогда,
когда   народу  тяжело.   Тогда  он  молится.  А   когда   он  переходит  "в
облегчение"... В "облегчении" он преобразуется из человека в свинью, и тогда
"бьет посуду", "гадит хлев", "зажигает дом". Это революция".
     МЛГ>  В  ленинградском  доме  политкаторжан  в распределителе висело
объявление: "Будет  выдаваться  повидло  по  полкилограмма,  цареубийцам  по
килограмму".
     ТБ> В  советской  культуре было  все  же что-то  античное - роковое,
безжалостное и неумолимое. Правда, в современном мире это вторжение судьбы в
повседневность выглядит уже комически - как Дон-Кихот  на Росинанте в полном
рыцарском облачении.
     МЛГ>  Детерминизм. "Все происходит  не случайно,  а по тем или  иным
причинам, обычно по иным".
     ТБ> Уж это точно. И следствия из этих причин такие же.
     МЛГ>  Завещание  пожизненного  президента Урхо Кекконена  начиналось
словами: "Если я умру..."
     ТБ> Я  думаю, что это особенности перевода  с финского.  Всякий язык
впитывает в себя всю национальную культуру, а финны во все времена считались
нацией  непростой.  Как   пишет  Э.  Б.  Тайлор,   знаменитый  исследователь
первобытной мифологии, "финны  всегда были предметом суеверного  страха  для
своих  европейских соседей;  само  название финна было равнозначным  понятию
колдуна".
     МЛГ> После смерти Ланского Екатерина в  свои 50 с  лишним лет была в
таком горе,  что излечилась только попыткою составить сравнительный  словарь
всех языков  по  Кур де Жабелену,  исписала гору бумаги без  всякой  научной
пользы, однако исцелилась.
     ТБ>  Если  верить  Байрону,  то  государыня  императрица  исцелилась
другим, правда, не менее литературным увлечением -  появлением  при ее дворе
юного Дон-Жуана (с  донесением от Суворова  о благополучном взятии Измаила).
Что же касается словаря, то действительно, опечаленная  Екатерина утешалась,
по своему обыкновению, работой - обложившись всеми  лексиконами, которые она
только   могла   найти,  императрица  усердно   отыскивала  общие   корни  в
разноязычных словах и выражениях. При этом она еще тормошила запросами всех,
кого попало - послов, восточных патриархов и даже маркиза Лафайета. Наконец,
в 1787 году  вышел в свет первый том  "Сравнительных словарей всех  языков и
наречий,  собранных десницею высочайшей особы". Правда, из попытки  отыскать
единый праязык у Екатерины так ничего и не вышло, и  неудивительно - вряд ли
стоило брать за основу всех наречий такой язык, как русский.
     МЛГ> "Внедрять просвещение с  умеренностью,  по  возможности избегая
кровопролития"  -  эта  мрачная  щедринская  шутка действительно  специфична
именно для  России.  Но  - пусть  менее  кроваво - культура  привносилась со
стороны  и привносилась  именно  сверху  не  только  в  России,  но и везде.
Петровская Россия чувствовала себя  культурной колонией Германии, а Германия
культурной колонией  Франции, а двумя веками раньше Франция чувствовала себя
колонией ренессансной Италии, а ренессансная  Италия - античного Рима, а Рим
- завоеванной им Греции.
     ТБ> Это  последнее  замечание  -  одно из самых  занятных наблюдений
Гаспарова. Сам Петр, создатель "петровской России", формулировал ту же мысль
в обратном порядке: науки и искусства сначала зародились в Греции, потом "по
превратности времен"  перешли  в Италию, после чего распространились по всей
Европе, не  дойдя, впрочем, до варварской России. Это культурный  круговорот
Петр   считал  самой   естественной   вещью  на   свете,  сравнивая   его  с
кровообращением в человеческом организме.
     МЛГ>  XVIII  век   был  веком   движения   культуры  вширь  -  среди
невежественного  дворянства.  Начало  XIX  века было  временем движения этой
дворянской культуры  вглубь  - от поверхностного  ознакомления с европейской
цивилизацией, к  творческому  ее  преобразованию  у  Жуковского,  Пушкина  и
Лермонтова. Середина и вторая половина  XIX  века - опять движение  культуры
вширь,  среди невежественной буржуазии; и опять формы  культуры  упрощаются,
популяризируются, приноравливаются к уровню  потребителя.  Начало ХХ века  -
новый общественный  слой  уже  насыщен  элементарной  культурой,  начинается
насыщение более глубинное - русский модернизм, время Станиславского и Блока.
Наконец, революция -  и культура опять движется вширь, среди невежественного
пролетариата  и   крестьянства.   Сейчас   мы   на   пороге   новой   полосы
распространения   культуры   вглубь:   на  периферии   еще  не   закончилось
поверхностное  освоение  культуры,  а в  центре уже начались новые и не всем
понятные переработки усвоенного.
     ТБ> Ознакомившись с этой реконструкцией, я испытал если не катарсис,
то по крайней мере, сильное  облегчение. Может быть, действительно,  русская
культура не погибла, может, она  еще  возродится? Последние триста лет нашей
истории в самом деле замечательно укладываются в схему Гаспарова. Только под
"культурой", последовательно распространяющейся в толщу русской цивилизации,
он понимает, конечно, западные, европейские "науки и искусства". Исторически
это справедливо и  оправданно; но что сейчас мы можем заимствовать с Запада,
который сам впал в самое жалкое и бессмысленное состояние?
     МЛГ>  "Мне  писала  как-то  киевская  неизвестная  поэтесса:  все бы
ничего, да вот  не  могу довести  себя до апогея..." (Гиппиус -  Ходасевичу,
1.10.1926).
     ТБ> Ничего, тогда  не смогла, теперь  доведут - в Киеве полным ходом
идет "нацiональне вiдродження".
     МЛГ> В Москве  перекрасили  старый  Арбат под  внешность 1900  года.
Реставрации не получилось: в новом московском контексте вместо старой  улицы
появилась очень  новая  улица со своей внешностью  и  своим бытом  -  весьма
специфическим и  весьма органичным, как это знает  каждый москвич. В  Москве
этот  Арбат  останется выразительным  образчиком советской культуры  1980-х.
Потом  заново  выстроили  храм  Христа Спасителя  - здание,  которое  лучшие
художественные  критики  считали  позором московской архитектуры. Получилась
такая  же картонная  имитация,  как новый  старый  Арбат,  только  вдесятеро
дороже.  Теперь  призывают  заново  построить  Сухареву башню.  Я  бы  лучше
предложил  поставить  на Сухаревской  площади  памятник  Сухаревой  башне  -
насколько мне известно, памятников памятникам в мировой истории еще не было,
так  что  это, помимо уважения к старине, может  оказаться еще  и любопытной
зодческой задачей.
     ТБ>  Храм   Христа  Спасителя  настолько  удачно  вписался  в  новую
лужковскую Москву, что его архитектуру ретроспективно оцениваешь  как первый
проблеск  современной  глянцевой   культуры.  Теперь  в  Москве  взялись  за
реконструкцию  храма  Василия  Блаженного,  причем, как  выразился  директор
Исторического музея, у которого это сооружение стоит  на балансе, "состояние
памятника в последние годы вызывает беспокойство - не столько с точки зрения
прочности  его  фундамента,  сколько внешнего облика, который  давно потерял
отличающее его  многокрасочье".  "Многокрасочье" восстановят, нет  сомнения;
неплохо  бы  также  заодно  найти  этому  бесцельному  строению применение и
разместить в нем, скажем, "Макдональдс".
     МЛГ> Аннотация для библиотечной карточки к книге "Избранное",  1978.
"Валентин Сорокин  -  поэт  русской души. Он пишет о горчавой полыни, о том,
как  хруптят пырей хамовитые козы. Он любит:  "И заекают  залетки, зазудятся
кулаки, закалякают подметки,  заискрятся  каблуки!"  Он просит  за себя: "Не
стегайте  меня  ярлыком  шовиниста  -  кто  мешает  нам  жить,  тот  и  есть
шовинист!"". Вообще говоря, аннотаторам полагалось такие книги отбраковывать
и писать скучные  мотивировки их  непригодности для  районных,  городских  и
областных библиотек.  Но  я  предпочитал  писать  честную  аннотацию,  чтобы
начальство посмеялось и отбраковало книгу само.
     ТБ> Эх, как  жаль, что Гаспаров  не  издал свои "честные  аннотации"
отдельным сборником! Такие проекты очень любил Борхес;  я думаю, у Гаспарова
получилось бы не хуже.
     МЛГ> Список опечаток в "Русском стихосложении" Б. Томашевского 1923:
"Стр. 18, 48, 55, 62,  63, 64, 87, 88 напеч.  Бог, следует: бог. Стр. 53, 88
напеч. Господь, следует: господь"  итд.  Ср.  примеч. к "Мистериям"  Байрона
1933 г.:  "Господь и пр. пишутся с большой  буквы только  как  выступающие и
невыступающие персонажи; отступления просим считать опечатками"
     ТБ>  "Когда  человек  умирает,  / изменяются его  портреты",  писала
Ахматова. Когда "Бог умер", изменилось только написание его имени.
     МЛГ>  С. Кржижановский об одесском  лете: на спуске к пляжу тропинка
огибала цветочную грядку, все срезали  угол и топтали цветы, никакая колючая
проволока  не  помогала.  Тогда  написали  красным  по желтому:  "Разве  это
дорога?" - и помогло.
     ТБ> В  лучшем эпизоде Маркесова "Ста лет одиночества" жители Макондо
заболевают  бессонницей,  приводящей  к провалам  в  памяти,  все  большим и
большим. Когда герои романа начинают забывать названия самых обычных бытовых
предметов, они принимаются  надписывать их: "стол", "стул", "дверь", "часы".
По  мере того, как забывчивость их  увеличивалась,  надписи все усложнялись:
"Это корова, ее нужно  доить  каждое  утро,  чтобы получить молоко, а молоко
надо кипятить,  чтобы смешать с кофе и получить кофе  с молоком".  У входа в
город   повесили  плакат  "Макондо";  другой,  побольше,  установленный   на
центральной улице, гласил: "Бог есть".
     Вообще  говоря, это особенность литературных наций - такое трогательное
доверие  к тексту  и его действенности. В  старых английских домах вешали на
стенах вместо картин изящно выполненные  списки популярных стихотворений;  о
китайской и японской каллиграфии я уж и не упоминаю.  В Китае горную вершину
-  и ту не могут оставить немой, обязательно выбьют на ней огромную надпись,
что-то вроде:  "Пики гор вздымаются  до небес". Вешали  там раньше (почти по
Маркесу) и  объявления над городами:  "Во время моления о дожде  запрещается
резать скот. Небо заботится о жизни".
     МЛГ> О. Седакова  сказала: "Умберто Эко в докладе очень пространно и
патетично рассуждал, что никакой  подлинности на свете нет  и быть не может.
Но когда пошли обедать, он так вдумчиво  вникал в меню, что я подумала: нет,
кое-что подлинное для него есть".
     ТБ>  Когда синьор  Эко  приезжал к нам в  Петербург,  он очень долго
рассуждал о том,  что  никакой  литературы  нет  и  быть  не  может. Он даже
рассказал  на  эту тему  анекдот  из  своей жизни: обращается  к  нему некий
молодой человек  с просьбой подсказать "как лучше  писать", на  что маститый
итальянский нигилист  отвечает: "Может,  не  надо  писать,  может,  лучше по
телефону?" Учитывая его фантастическую литературную плодовитость в последние
десятилетия (два или три романа с  1980 года), сам он с успехом следует этой
своей рекомендации.
     МЛГ> Среди эсперантистских споров один американец сказал:  "Ведь уже
есть  прекрасный  международный   язык   -  молчание!"   "Сойдутся,  бывало,
Салтыков-Щедрин и  Пров  Садовский, помолчат час другой  и разойдутся. Потом
Салтыков и говорит: преинтересный это человек, Пров Михайлыч!"
     ТБ> Зиму 1842-1843 года Гоголь провел в Риме, поселившись там на Via
Felice  вместе  с  поэтом Языковым.  Ф. В.  Чижов,  живший  в  том  же доме,
рассказывал, что почти все вечера они проводили вместе, с присоединявшимся к
ним  еще  художником  Ивановым, но  общение  у них было  довольно  странное.
"Языков, больной, молча, повесив голову и опустив ее почти на грудь, сидел в
своих креслах; Иванов  дремал, подперши голову руками; Гоголь лежал на одном
диване,  я  полулежал  на  другом.  Молчание продолжалось  едва ли не с  час
времени. После, когда уже нам казалось, что время расходиться, Гоголь всегда
говаривал: "Что, господа, не пора ли нам окончить нашу шумную беседу?"".
     Вообще говоря, призыв к молчанию - один из самых заметных и  устойчивых
мотивов в русской культуре, повторяющийся даже с какой-то нарочитостью:
     Блажен, кто про себя таил
     Души высокие созданья
     И от людей, как от могил,
     Не ждал за чувство воздаянья!
     Блажен, кто молча был поэт
     И, терном славы не увитый,
     Презренной чернию забытый,
     Без имени покинул свет!
     Обманчивей и снов надежды,
     Что слава? Шепот ли чтеца?
     Гоненье ль низкого невежды?
     Иль восхищение глупца?
     Это  писал Пушкин в 25-летнем возрасте;  шестью годами позже  он снова,
еще более прочувствованно и красноречиво, призвал поэта "не дорожить любовию
народной". В том же 1830  году Тютчев (которому  было тогда 27 лет) пишет на
ту же тему хрестоматийное стихотворение "Silentium!":
     Молчи, скрывайся и таи
     И чувства и мечты свои -
     Пускай в душевной глубине
     Встают и заходят оне
     Безмолвно, как звезды в ночи, -
     Любуйся ими - и молчи.
     Лермонтов в 25-летнем возрасте тоже обращается к этой теме:
     Случится ли тебе в заветный, чудный миг
     Отрыть в душе давно безмолвной
     Еще неведомый и девственный родник,
     Простых и сладких звуков полный, -
     Не вслушивайся в них, не предавайся им,
     Набрось на них покров забвенья:
     Стихом размеренным и словом ледяным
     Не передашь ты их значенья.
     Закрадется ль печаль в тайник души твоей,
     Зайдет ли страсть с грозой и вьюгой, -
     Не выходи тогда на шумный пир людей
     С своею бешеной подругой;
     Не унижай себя. Стыдися торговать
     То гневом, то тоской послушной,
     И гной душевных ран надменно выставлять
     На диво черни простодушной.
     На редкость трогательное единодушие;  непонятно  только, почему было, с
таким нажимом призывая к  молчанию, не последовать своим же декларациям и не
ограничиться в  своем  творчестве  вышеперечисленными  стихотворениями.  Вся
русская поэзия  уместилась бы тогда в одном томике, но  по крайней  мере,  в
непоследовательности ее никак нельзя было бы упрекнуть.


     За тот  месяц,  что прошел со времени атаки на Америку,  в  мировых СМИ
появилась масса курьезного, мимо чего, я, конечно, не мог пройти равнодушно.
Мои американские  подписчики, правда, в последнее время реагируют на выпуски
моей безобидной  "Хроники" как-то слишком болезненно, поэтому специально для
них я  скажу  в  свое  оправдание,  что я  иронизирую здесь  совсем  не  над
трагедией,  совершившейся в  США, а над той бездной глупости, которую всегда
исторгает  из  себя человечество  во  время  таких мировых  катаклизмов, как
нынешний.
     Для  начала, без каких-либо комментариев - анекдот о вступлении  России
во Всемирную Торговую организацию:
     Утро  11 сентября.  В кабинете  Путина  раздается  звонок.  Докладывает
генерал:
     Владимир Владимирович, все в порядке, мы попали в ВТЦ.
     Я же просил в ВТО!!!
     Прошу прощения, немного перепутали.
     >  "Американцы  вели себя  очень достойно",  сказала  одна из  наших
соотечественниц, долгие  годы  работающая  в США, "сначала помолились, потом
пошли сдавать кровь, потом - продавать акции". //
"Эксперт"
     > Действительно, достойно, ничего скажешь. Более того,  они теперь и
акции стараются  лишний раз  не  продавать;  самоотверженная покупка  ценных
бумаг  - отныне долг  каждого американского  патриота,  так же как полеты на
самолетах и посещение нью-йоркских ресторанов.
     >   Найдены   новые   убедительные  доказательства,  что  террористы
использовали свой "инсайд" для биржевой игры. Власти США  уже начали допросы
инвесторов, имевших  несчастье  угадать  движение  рынка. Следователи  могут
серьезно уточнить теорию Адама Смита о  невидимой  руке, управляющей рынком.
Есть  все основания  считать,  что  это  окажется  рука  Осамы  бен  Ладена.
//"
Коммерсантъ
"
     >  Так и  вспомнишь бандитского  героя  Виктора  Пелевина, который в
ответ  на утверждение,  что рынок  регулирует все "автоматически", отвечает:
"Только  не надо мне этого  базара  про рынок. Знаем.  Автоматически.  Когда
надо, автоматически, а когда надо, и одиночными".
     >   Горы  бомбить   бесполезно   (разве   что  щебенка   подешевеет)
//
"Санкт-Петербургские ведомости"
 об американском вторжении в Афганистан.
     > Умеют, умеют тонко пошутить в нашей региональной прессе!
     >  Президент  Италии  Карло Чампи поддержал  стремление  США создать
международную   антитеррористическую  коалицию  и  призвал  вступить  в  эту
коалицию "все страны мира".
     > Вот это самое мудрое решение! Тогда и бомбить никого не придется.
     >   США   взяли  дополнительные  обязательства  по  оказанию  помощи
Афганистану  в  объеме  $300  млн.  Увеличиваются  поставки  продовольствия,
медикаментов, одежды и  одеял.  Возможно,  для доставки грузов во внутренние
районы   Афганистана  придется  сбрасывать  их  на  парашютах.  Транспортные
самолеты будут летать в сопровождении истребителей. //"
Коммерсантъ
"
     > Интересно,  как злосчастные  афганцы будут  отличать  гуманитарные
грузы,  сыплющиеся  с  неба,  от бомб, падающих  оттуда  же? А вообще, зачем
размениваться на  одежду и  одеяла, не лучше ли сразу рассыпать с  самолетов
несколько тонн  стодолларовых купюр? Мне кажется,  воспитательный эффект  от
этой  акции будет куда больше. Или  американцы хотят своей тушенкой и джемом
приучить народ Афганистана к цивилизованному образу жизни? В позднесоветское
время как-то  предлагалось в качестве диверсии сбрасывать на территорию СССР
компьютеры; теперь, наверное, ислам будут  подтачивать изнутри, засыпая  его
консервированной свининой и пивом.
     > Местом нового  преступления  может  стать любой  из тысяч символов
Америки,  включая  правительственные  учреждения  и развлекательные  центры.
//"
Коммерсантъ
"
     > По-моему, Америку  в  современном мире символизирует все.  На этот
счет  недавно  тонко пошутило ФБР,  сообщив, что, по  их  информации,  атаке
террористов  скоро  подвергнется  Италия,  причем объектом  нового нападения
станет  там  "один  из  символов  американского  капитализма".  После  этого
озадаченное население Италии  долго  гадало, что  же можно считать "символом
американского капитализма" на Апеннинском полуострове.
     >  Крушение в Черном  море российского самолета с 76 пассажирами  на
борту моментально  породило опасения относительно новых атак террористов. Но
американские военные  источники высказали свою версию причин авиакатастрофы.
Согласно ей, самолет был сбит  ракетой, выпущенной  украинскими военными  во
время учений. //"
Ha'aretz
"
     >  Украинские  военные уже  имеют  колоссальный боевой опыт операций
такого рода. В апреле  2000  года  ракета класса "земля- земля", пущенная на
военном  полигоне, слегка  отклонилась от заданного курса и успешно поразила
жилой дом  под Киевом.  Тогда, помнится, военные  тоже  долго отпирались, но
потом  все-таки  сознались, что это  было их рук дело.  Кстати, именно после
этого в  Киеве  решили, что лучше  от греха подальше  перенести эти учения в
Крым.
     > Президент Украины Леонид Кучма заявил, что "примет выводы комиссии
(расследующей этот  инцидент  -  Т. Б.),  какими бы они  ни были".  При этом
Украина собирается  самостоятельно  искать  в  Черном море  зенитную  ракету
С-200, которая, по словам украинских военных, упала недалеко от берега.
     >   Украинские  военные   последовательно   утверждали,  что  ракета
благополучно   попала   в   условную  цель;  что,   сбившись  с  курса,  она
самоуничтожилась;  что  она  упала  в  Черное  море.  Эти  взаимоисключающие
заверения произносились  в  течение  всего нескольких дней и каждый  раз  "с
полной ответственностью" и даже угрозами уйти в отставку.
     > Войска ПВО  Украины приведены  в  повышенную  боевую  готовность в
связи  с  военной акцией в  Афганистане.  Как сообщили в  Киеве,  украинские
противовоздушные войска  предприняли  действия,  аналогичные мерам "во  всем
цивилизованном мире". //
Интерфакс
     >  Ну,  если уж до повышенной  боеготовности  дело  дошло, то  "весь
цивилизованный  мир" теперь точно будет облетать Украину десятой дорогой. Не
ровен час, им там опять что-то померещится.
     >   Литва   объявила  о   предоставлении   США   своего   воздушного
пространства,  если  это  потребуется  для  проведения  антитеррористической
операции. "Это политическое решение Литвы - встать на сторону США в борьбе с
террором", заявили в Вильнюсе. В свою очередь Латвия разрешила кораблям НАТО
с ядерным оружием на борту заходить в ее внутренние воды. //
Reuters
     >  Просто  не  знаю,  как  обошлась  бы   американская  авиация  без
литовского воздушного пространства и латвийских внутренних  вод? Впрочем, на
месте прибалтийских народов я бы так не рисковал: американцы, как  известно,
слабы  в  географии  и  могут  перепутать  Афганистан  с  чем-нибудь  еще. В
югославскую войну досталось, как известно, не  только Белграду, но  и Софии.
Кто же виноват, что Болгария с воздуха так сильно напоминает Югославию?
     > Подтвердился  слух о запрете трансляции в эфире  США более чем 150
песен, в числе которых "New York, New York" (Фрэнк Синатра), "Fade to Black"
("Выгореть  дотла", Metallica) и  даже  "Obla  Di,  Obla Da" (The  Beatles).
Радиослушателям эти вокальные композиции навевали воспоминания о происшедшей
трагедии. //
Gazeta.ru
     >  Странно,  что в Америке не  запретили заодно "Страсти  по Иоанну"
Баха и "Реквием" Моцарта - эти апокалиптические "вокальные композиции" могут
еще не то навеять у американских радиослушателей.
     >  Перед угрозой  американского  удара  по  Афганистану  руководство
движения  "Талибан"  сняло  запрет  на  традиционную  музыку  войны -  дафф,
исполняемую на  барабанах. Неизвестно,  поможет  ли это укрепить боевой  дух
талибов. //
ИТАР-ТАСС
.
     > Ну  и  где, спрашивается,  теперь  самая свободная  страна в мире?
Талибам только надо не останавливаться  на достигнутом и разрешить исполнять
у себя все 150 песен, запрещенных в Америке.
     >  Террористические  акты, совершенные  в  Нью-Йорке  и  Вашингтоне,
обрекут  на  нищенское  существование  около  десяти  миллионов  человек   в
развивающихся  странах. От голода и лишений там погибнут дополнительно от 20
до  40 тысяч детей в возрасте до 5 лет. По оценке  Всемирного  банка, такими
будут  последствия  замедления  темпов  роста  в   этих  странах  вследствие
террористической атаки, проведенной в США. //
Gazeta.ru
     > С  одной стороны, правильно - они у нас небоскребы крушат, а мы их
за это погружаем в нищенское состояние; асимметричная  война, что поделаешь!
Но   все-таки  обратите  внимание,   какая  иезуитская  лексика:   "погибнут
дополнительно
 от 20 до 40 тысяч детей в возрасте до 5 лет".
     >  Экс-чемпион мира  по боксу Майк  Тайсон переезжает жить в Европу.
Эту новость сообщила в среду датская газета  Extra  Bladet, подчеркивая, что
Тайсону  ищут в Копенгагене большую  квартиру.  В качестве причины  переезда
американского  боксера  в  Европу  газета называет  "страх  перед  возможной
войной". //
ИТАР-ТАСС
     >  Если  уж  неустрашимый  Тайсон  бежит  с  тонущего  американского
корабля,   то,   пожалуй,  стоит   задуматься   о   дальнейших  перспективах
"американской мечты". Хотя,  с другой стороны, жить среди небоскребов  - это
ведь не морду бить на ринге, пострашнее будет.
     > В пригороде Сиднея вандалами был осквернен  и частично сожжен храм
Св.   Ефрема   (Сирина),  принадлежавший   Сирийской  православной   церкви.
Преступники бросили внутрь здания бутылки с
     зажигательной смесью, а на стенах церкви написали: "Усама
     велик!" и "Христианство должно погибнуть!". //
Reuters
     > Вот она, Третья  мировая  война!  Америка бомбит  Афганистан, а  в
Австралии в ответ на это сжигают православные храмы!
     > "Вы  увидите сейчас уже знакомые вам кадры",  вещает голос по CNN.
Еще бы не знакомые - зеленая каша с плавающими кусочками сала. //
Gazeta.ru
 о
последних телерепортажах из Афганистана.
     >  В самом деле, проигрывает Америка "телевизионную войну", несмотря
на  весь  свой  голливудский  опыт. Западный обыватель  видел  по телевизору
рушащиеся башни WTC, и теперь он жаждет увидеть "ответный удар" - что-нибудь
не менее эффектное, только направленное в противоположную сторону, на врага.
Где  враг,  ему уже объяснили,  но разве  можно было уничтожать  этого врага
ночью, когда ничего не видно,  кроме траекторий  трассирующих  снарядов? Чем
думало военное руководство США, когда принимало такое  странное решение? Как
же американский  телезритель  удовлетворит свое  чувство  мести, если  он не
увидит  кабульские небоскребы, валящиеся, как карточные домики?  Конечно,  в
Кабуле  нет никаких небоскребов, но это уже проблема американцев - как найти
им достойную замену.  В  конце концов,  можно было бы в  качестве противника
избрать и не Афганистан, а какую-нибудь другую страну, где высотных зданий в
достатке.
     >    На    месте    разрушенных     небоскребов    WTC     известный
скульптор-монументалист  Зураб  Церетели  предложил  создать  памятник.  Как
сообщили   в   Российской   академии  художеств,   Церетели  уже  разработал
первоначальный замысел композиции,  которая, по его словам, "должна выразить
объединение народов земли против сил зла". //
"Интерфакс"
     >       Сам        Церетели        называет       свой       замысел
"архитектурно-скульптурно-художественным    мемориалом",    который    будет
называться  "Победа человечества над здравым смыслом",  т.  е., пардон, "над
терроризмом".   По-моему,   это   идеальный   вариант   решения    проблемы.
Восстанавливать  WTC  в  прежнем  виде опасно, уж  слишком  соблазнительными
мишенями станут эти  небоскребы для террористов. Другое дело мемориал Зураба
Константиновича; увидев творение Церетели  крупным планом,  любой  террорист
устрашится и отвернет самолет  в  сторону, каким бы пламенным шахидом  он ни
был.
     >  Знаменитый  композитор  Карлхайнц  Штокхаузен  назвал   атаку  на
Нью-Йорк "величайшим  произведением искусства  из когда-либо созданных".  Он
заявил это на пресс-конференции в Гамбурге. Беседа с журналистами была столь
непринужденной,  что  речь  в  ней  зашла о Люцифере.  Высказываясь  об этом
"актуальном образе", композитор  незаметно перешел к самой роли разрушения в
искусстве. "То, чему мы оказались свидетелями,  заставит нас изменить взгляд
на  вещи. Эти творцы сделали одним своим поступком того, чего мы, музыканты,
никогда не смогли бы достигнуть. Они фанатично репетировали в течение десяти
лет, как безумные,  ради единственного исполнения, а  потом  погибли... Я не
смог бы такого добиться".
     Эти слова, которые процитировала  газета Le Monde,  вызвали  чудовищный
скандал. Назначенные  концерты были отменены, а сам  композитор был вынужден
спешно покинуть Гамбург.
     > Здесь меня смешит именно реакция публики, а вот то, что сказал г-н
Штокхаузен,  совсем  не  так  глупо.  Это  давняя  идея  -  "destruction  is
creation",  "страсть к разрушению есть творческая страсть". Особенно одержим
был  этим  наваждением   Юкио   Мисима,  японский  писатель   и  реакционный
общественный  деятель.  Главный его  роман, "Золотой  храм"  (ставший  самым
читаемым  в мире произведением японской литературы),  посвящен как раз  этой
теме. В основу  его положен реальный  факт:  в 1950 году  скромный послушник
буддийской  обители в  припадке безумия сжег  знаменитый  храм  Кинкакудзи -
прекраснейший архитектурный памятник древней японской столицы Киото. Мисима,
давно  уже  завороженный  идеей, что все, находящееся на  волосок от гибели,
наделено  невыразимой  и  немыслимой  красотой,  был  глубоко  потрясен этим
известием. Сама по себе эта  идея не так бессмысленна, как кажется на первый
взгляд; особую эстетику  умирания и гибели отмечали многие чуткие художники.
На протяжении  всего  петербургского периода  русской  истории любимой темой
нашей  литературы была  обреченность  новой  столицы,  созданной  Петром; но
именно тогда,  когда Петербург  стал  разрушаться,  его легендарная  красота
приобрела  некий  особый блеск, окончательный  глянец.  "Истлевающая золотом
Венеция  и  даже вечный Рим бледнеют перед  величием умирающего Петербурга",
писали тогда художественные критики.
     В  романе Мисимы  послушник Мидзогути,  живущий  при  Золотом  Храме  и
одурманенный его  красотой,  постепенно привыкает  к  этой  красоте,  как  к
наркотику. Он старается пережить ее  как можно острее и скоро замечает,  что
это чувство обостряется  в нем, когда он думает  о том, что этот  храм может
быть уничтожен.  Поначалу он  надеется на  то, что Кинкакудзи  погибнет  под
американскими бомбежками: "я буквально пьянел  от мысли, что  единый пламень
может  уничтожить  нас  обоих". Но  война  заканчивается, не причинив  Храму
никакого вреда. Тогда Мидзогути, чувствуя, как его  восприятие красоты Храма
притупляется, решается на последний отчаянный  шаг  - он сжигает Кинкакудзи,
чтобы хотя  бы на одно  мгновение снова оживить в  себе старые переживания и
довести свое упоение Храмом до высшей точки.
     Можно  спорить  о  том,  насколько  красивы  были  башни  WTC  (кстати,
построенные японским архитектором), но картина их уничтожения - грандиозные,
геометрически   правильные   клубы   огня  и  дыма  -   была   действительно
фантастически прекрасна.  Недаром  в  течение нескольких  дней  весь мир, не
отрываясь от  телевизора,  глядел  на  это  феерическое зрелище,  бесконечно
повторяемое на всех телеканалах. Золотой Храм в Киото был заново отстроен на
пожарище, став  теперь одной  из  главных достопримечательностей  Японии; но
художественный  смысл акции, совершенной  буддийским  послушником,  был  тем
самым  невозвратно нарушен. С небоскребами  WTC,  как мне  кажется, этого не
произойдет; даже  если  их  воздвигнут  снова  на  том  же  самом  месте,  в
культурной памяти человечества останутся именно страшные  и прекрасные кадры
11  сентября,  а  не   унылые  серые   башни,  господствующие   над  плоским
нью-йоркским ландшафтом.


     Постоянные  подписчики моей рассылки  наверняка обратили  внимание, как
долго не выходили ее выпуски. Что делать - в формате "Хроники" я могу только
комментировать текущие события, а  после осенней информационной бури  в мире
установилось  какое-то  странное затишье,  как будто весь  годовой  лимит на
происшествия был исчерпан  за  одно американское утро 11 сентября. Раньше  я
всегда удивлялся, как портятся хорошие газеты и журналы летом - в них просто
читать  нечего  становится;  потом  я  понял, что газеты остаются  прежними,
просто  событий никаких не происходит. Гашек когда-то шутил, что еще не было
случая, чтобы какая-нибудь газета вышла с одним  только сухим уведомлением о
том, что за вчерашний день ничего достойного внимания не произошло, а потому
и писать  сегодня больше  не  о  чем. Но  если  газетам  деваться некуда, то
электронная рассылка в этом смысле имеет свои преимущества.
     В своей серии  статей, посвященных сентябрьским событиям  в Америке,  я
давал довольно много прогнозов, и сейчас уже можно подвести некоторые итоги.
Первое, на что мы вынуждены обратить внимание - это то, что США, несмотря на
все  испытанные потрясения,  все-таки остались в целости и сохранности. Если
опираться здесь  на  исторические  закономерности,  то это  выглядит,  прямо
скажем, почти  непостижимым.  С Афганистаном, как известно, пытались воевать
многие   сверхдержавы,   и  все  они   после  этих   войн  переставали  быть
сверхдержавами  очень быстро.  Если не углубляться в такую седую  древность,
как  времена  Александра  Македонского,  "прошедшего,  но   не  покорившего"
Афганистан, то остаются по крайней  мере два не менее убедительных примера -
Британская империя, воевавшая с этой азиатской страной в начале XX столетия,
и  Советский  Союз,  наступивший  на  те  же грабли  в  конце  того же века.
Закономерности распада  великих  империй  часто  кажутся загадочными, но  от
этого они  не перестают быть  непреложными,  и не  принимать  их во внимание
нельзя.  Что-нибудь же  значит,  что  за  всю многострадальную историю нашей
родины  сухой закон в ней вводили всего дважды (один раз в 1914 году, другой
-  в 1986), и немедленно  после этого, через  каких-нибудь  три-четыре года,
страна разваливалась: в  1917  году рухнула  Российская Империя,  в  1991  -
Советский Союз.
     Нельзя сказать, что "афганские"  исторические параллели остались в мире
незамеченными;  тамошние лидеры специально озаботились о том, чтобы этого не
произошло. О  развале Британской и  Советской империй после их  вторжения  в
Афганистан    говорил    руководитель    талибов    мулла    Омар;    другой
высокопоставленный  талиб, мулла Амир Хан Муттаки, обещал  Москве, что "если
Россия вмешается в этот конфликт, она распадется  на еще большее  количество
частей".  Сам всемирный террорист No 1 и воплощение  мирового зла, Осама бен
Ладен  еще  три  года  назад  говорил  американской  телекомпании  АВС:  "Мы
предвещаем  черный  день  для  Америки   и  конец  Соединенных   Штатов  как
Соединенных Штатов. Вместо Соединенных Штатов будут разъединенные штаты".
     Но  пока  никакого  "разъединения  штатов"  не  происходит,  и  события
развиваются  по  другому  сценарию:  три  величайших  сверхдержавы  в  новой
истории, две бывших и  одна настоящая, объединив усилия, наводят  порядок  в
Афганистане. Если рассматривать это событие с одной культурологической точки
зрения,  то оно выглядит весьма прискорбно. Пал, похоже, последний бастион в
мире, еще противостоявший всеподавляющему  нашествию американской  культуры.
Беда даже не  в том,  что эта культура  сама по  себе чрезвычайно  скудна  и
ничтожна,   а  в   том,  что  теперь  на  планете  воцарилось  самое  унылое
единообразие, которое только можно себе представить. На всем пространстве от
Шанхая  до Лондона и от  Монреаля до Буэнос-Айреса все  слушают одну и ту же
музыку, смотрят  одни  и те  же фильмы и телепередачи, одинаково  питаются и
одеваются. Физик назвал бы это явление  "тепловой смертью"; между тем  любая
культура только тогда может  плодотворно развиваться, когда она впитывает  и
усваивает самые разнородные влияния и воздействия.
     В  поверженном  Афганистане,  который  до  своего  падения  старательно
отгораживался  талибами  от  мировой унификации,  можно  было  между  прочим
встретить  и  такие  прелестные  изобретения,  как  "министерство  поощрения
добродетелей и  искоренения  пороков".  Попробовала  бы западная цивилизация
исторгнуть из себя хотя бы одно это название, не говоря уже о самом явлении!
Из нашего  сознания давно уже  вытравлена всякая  художественная образность,
столь свойственная молодым культурам. Скажем, когда  Гомер описывает, как на
ладони у Одиссея тают кусочки воска,  он не  забывает упомянуть о  том,  что
причиной этому -  могучий бог  Гелиос, благосклонно  посылающий свои лучи на
землю. Еще  в большей степени  эта  художественность  и  символичность  была
свойственна  средневековому  мышлению,  которое  вообще  больше  оперировало
красочными  образами,  чем  отвлеченными концепциями.  Поэтому те  политики,
которые утверждают сейчас, что талибы насаждали в Афганистане "средневековое
мракобесие",  даже не представляют себе, насколько  глубокую  мысль они  при
этом высказывают. Когда афганское правительство запрещало мужчинам в  стране
ходить без бороды, причем непременно такой, чтобы  ее длина была "не короче,
чем у пророка Магомета", а  нарушителей отправляло в  специальную  тюрьму  и
держало там до  тех времен, пока борода не отрастала до нужной  длины  - это
только на первый  и поверхностный взгляд  кажется бессмысленным насилием над
правами  человека. То  есть, конечно, это  было насилием, но и обритие бород
Петром I также не было  добровольным, а  еще неизвестно, удались  ли  бы без
него  знаменитые  реформы. Я  думаю, что не  удались бы - символика  в нашем
сознании  играет  гораздо  большую  роль, чем само  это  сознание может себе
представить.
     Благодарение  Аллаху, в Азии, особенно  исламской, к опасности введения
всеобщего "единомыслия" подходят совсем не так легкомысленно, как в России и
Европе. Как обиженно писала на днях "Дагестанская правда": "Всевышний создал
нас разными  народами и  расами  не для  того, чтобы мы были унифицированы".
Впрочем,  в  таких  колоритных  сообществах,  как  исламские,  до  тотальной
унификации, похоже,  еще  довольно  далеко.  Из того  же  Дагестана  недавно
прозвучало последнее слово обвиняемого Салмана Радуева, которое оказалось не
только  самобытным,  но  и ярким  явлением  культуры. Особенное  впечатление
производила концовка  речи известного чеченского террориста, изложенная им в
стихах:
     Всевышний вынесет свой приговор,
     Его ж ничто не переменит,
     Он руки мудрости своей простер
     И беспристрастно все оценит.
     Он знает, и ему лишь можно знать,
     Как пламенно люблю я свой народ,
     Как безответно все, что мог отдать,
     Ему на жертву приносил я.
     Здесь,  помимо  традиционной  восточной цветистости,  слышны  и  другие
очевидные влияния, например, поэзия Лермонтова:
     Судьбе, как турок иль татарин
     За все я ровно благодарен;
     У Бога счастья не прошу
     И молча зло переношу.
     Быть может, небеса Востока
     Меня с ученьем их пророка
     Невольно сблизили.
     Что же  касается таких выражений, как "пламенная любовь" и "безответная
жертва", то  они  прямо взяты из лермонтовского словаря. Видимо,  Лермонтов,
командовавший в  Чечне  кавалерийским  отрядом  в  1840  году,  оставил  там
заметный культурный след,  воздействие которого сохранилось и до  настоящего
времени.  Иногда кажется, что и в своем военном стиле Радуев подражал своему
знаменитому  собрату  по перу.  Полевой командир  Лермонтов почти  никому не
подчинялся,  носился  со  своим  отрядом,  как  вихрь,  по  всей Чечне  (как
свидетельствует  современник, "его  команда, как блуждающая  комета, бродила
всюду, появляясь там, где ей вздумается"). Лермонтов спал на голой земле, ел
вместе с солдатами из общего котла и был всегда "первый  на коне и последний
на отдыхе". Он сам писал, что еще  в первую свою ссылку изъездил Чечню вдоль
и  поперек,  "от  Кизляра  до  Тамани".   Когда  сейчас  читаешь  о  военных
экспедициях Лермонтова,  просто диву даешься, как  из  поколения в поколение
дублируется русская история, которая  как  будто  не может выйти из одного и
того же  заколдованного круга. В сегодняшних реляциях  из Чечни звучат ровно
те же  названия, что  и во  времена  Лермонтова: Грозный, Урус-Мартан, Шали,
Аргун (не было  тогда  разве что  Толстой-Юрта).  В каком-то смысле это даже
хорошо: в любой культуре самое главное - это преемственность, а неизменность
декораций обеспечивает ее почти автоматически.
     Но  мы  отвлеклись  от  Афганистана  и  его великой схватки с Америкой.
Вашингтону в  последнее время  почти удалось убедить мир в  том, что удар по
нему был  нанесен именно из  Кабула,  за что  последний  и понес заслуженное
наказание.  На самом  деле  не  очень  понятно,  почему  Америка так  сильно
воспротивилась попытке, к тому же безуспешной, посягнуть на ее роль мирового
лидера.  Американцы  всегда  настаивали   на  своей   бесконечной   верности
демократии, и всю  жизнь своей нации строили на этом принципе (последний раз
я помянул его недобрым словом сегодня утром, когда Word попытался превратить
набираемого мною князя Лобанова-Ростовского  в  какого-то мещанина "Лобанова
ростовского"). В  основе же последней  атаки на США лежит в действительности
глубоко  демократическая идея.  Суть  демократии  - отнюдь не  в  выборности
власти  и  не  в  разделении ее ветвей,  нет, главное  ее достижение  -  это
ограничение пребывания у  власти только двумя  сроками подряд. Не приходится
сомневаться,  что, введи Гитлер  или  Сталин  институт  президентства самого
американского образца,  и  они  с  легкостью получили бы  свои  99%, а то  и
больше,  голосов. Но вот  уже запрет избираться в третий раз ограничил бы их
пребывание  у власти  восемью годами, а за такой срок им вряд ли  бы удалось
наворотить  столько  дел,  сколько  они  наворотили.  Америка  же  бессменно
остается  сверхдержавой  уже  более  полувека,  что явно  противоречит  всем
демократическим нормам и  принципам. Другое дело, что смена мирового  лидера
могла бы производиться и менее кровавым образом, но что же делать,  если США
никак не хотят уступить эту роль другим народам добровольно?


     В прошлом выпуске  я писал  о совместных  действиях в Афганистане целых
трех сверхдержав, бывших и настоящих, которые, совсем как во  Вторую мировую
войну,  объединились для того, чтобы разгромить общего врага. Пользуясь этим
случаем, Россия сейчас наслаждается  давно невиданным сближением с Америкой,
а заодно  и со всем  подвластным ей миром. Премьер-министр Касьянов, пожиная
плоды этого сближения, недавно  совершил целое турне  по  странам Северной и
Южной Америки. Его везде встречали тепло, но особенно  радушно - в Каракасе,
столице  Венесуэлы.  В ходе этой встречи, после  подписания всех  договоров,
выступил   местный   президент   Уго   Чавес,   который   сообщил  несколько
поразительных   подробностей  из  истории   русско-венесуэльских  отношений.
Помнится,  еще   Даниил  Андреев  в  "Розе  Мира"  рассматривал  возможность
российско-индонезийского культурного синтеза, но президент Венесуэлы в своем
полете фантазии  далеко  превзошел русского  мистика. В начале своей речи он
напомнил  о  том,  что еще 215 лет назад в  Санкт-Петербург прибыл  один  из
первых латиноамериканских революционеров  и  основатель  Венесуэлы Франсиско
Миранда. Во  время встречи  с Екатериной  II его  осенило  откровение,  и он
придумал цвета национального  флага -  желтый,  синий и красный. Желтый цвет
символизировал золотистые  волосы императрицы, синий -  ее небесные глаза  и
красный - сочные губы. Совершив этот исторический экскурс,  президент Чавес,
пожелавший,   видимо,    сделать    особо   выдающийся   комплимент   нашему
правительству,  сравнил  Владимира  Путина с  Екатериной Великой, а премьера
Касьянова  - с  ближайшим ее  сподвижником,  князем  Потемкиным.  Видимо, до
Латинской Америки  дошли  все-таки не все подробности русской истории,  если
президент  Венесуэлы  позволяет себе делать  такие скользкие  и сомнительные
сопоставления.
     Эта президентская речь - типичный образец национального мифотворчества,
которое  из истории своего народа делает, скажем так, не совсем то, что было
в действительности. Франсиско  Миранда,  надо  заметить, представляет  собой
идеальную фигуру для такого творческого переосмысления истории. Он родился в
1750 году в  Каракасе, в ту  пору захолустном  городке  Испанской Америки, и
сделал  совершенно головокружительную прижизненную  и  еще более  заоблачную
посмертную карьеру. Отец  его был торговцем сукном, приложившим много усилий
для того,  чтобы перейти в дворянское сословие и едва не разорившийся за это
право  носить камзол и шпагу.  Старания  его увенчались  успехом, и  молодой
Франсиско получил  возможность  поступить  на королевскую  службу. Ему  было
двадцать лет,  когда он отплыл на шведском фрегате к берегам Испании, полный
самых честолюбивых надежд и ожиданий.
     С первого дня своего пребывания на корабле Миранда начал вести дневник,
в котором аккуратно отмечал все, что он  видел, делал  и  говорил  в течение
дня. Эти записи  он будет делать до самой  смерти, и к концу  его жизни  они
составят двадцать внушительных томов.  Миранда озаботится и доказательствами
достоверности своего рассказа -  он приобщит к нему  деловые бумаги, военные
карты, планы сражений, копии писем, дипломы, паспорта, счета и даже любовные
записки его многочисленных поклонниц.  Этим  его повествование будет выгодно
отличаться от записок другого великого авантюриста - Казановы, который писал
их в старости, как мемуары, по памяти. Если же судить по этим жизнеописаниям
о  личностях   их   авторов,   то  и  тут  Казанова  проигрывает  Миранде  в
многогранности: последний был не только  большим любителем жизненных  утех и
поклонником  наук и  искусств, но  и великолепным  знатоком военного дела, а
также первым освободителем Латинской Америки из-под испанского  владычества;
авантюры  такого  рода, как мы  увидим  ниже, были  поинтереснее, чем  самые
увлекательные любовные приключения знаменитого венецианца.
     Прибыв  в Мадрид,  Миранда  снимает квартиру, одевается с  иголочки, не
жалея  отцовских дукатов, и  предается разгульной жизни, не забывая, однако,
при  этом получать  образование, изучать  архитектуру  и живопись,  собирать
библиотеку, овладевать языками, брать уроки математики и даже учиться играть
на флейте.  У столичного архивариуса ему удается между делом состряпать себе
генеалогию, сделавшую его графом. Среди предков Миранды обнаружились славные
рыцари, князья и аббаты, крупные ученые и богословы, вплоть до  самого  Фомы
Аквинского. Вскоре родовитый креол поступил на военную службу, и почти сразу
же отправился на войну в Африку, где  провел два года в крепости, осажденной
местным султаном. После этого он служит то в Старом,  то в Новом Свете, пока
у  него не начинаются  неприятности  с правительством,  косо  смотревшим  на
выходцев  из Латинской  Америки.  Когда  ему  начинает  грозить заключение и
судебное  разбирательство, Миранда,  недолго думая,  бежит  в  США,  молодую
республику,  только  что  провозгласившую  независимость.   Там  обаятельный
испанский  подполковник  успевает  очаровать  всех,  вплоть  до   президента
Вашингтона, у которого  он бывает ежедневно. И все же в Америке непоседливый
Миранда не остается; прожив там полтора года, он отбывает в Лондон, а оттуда
- на континент, посещая  последовательно Амстердам, Берлин, Вену, Рим, Афины
и, наконец, Константинополь. Из Турции  неугомонный путешественник спешит  в
Россию,  о которой он уже много слышал  и на  которую он  возлагает  большие
надежды  в  деле,  которое сейчас  захватывает  его целиком  -  освобождении
испанских колоний.
     В  Херсоне  Миранда  узнает,  что  этот  город  вскоре должна  посетить
Екатерина  II,  совершавшая  поездку  по  южным  губерниям  России,  недавно
отвоеванным  и заселенным Потемкиным. В ожидании  императрицы он  знакомится
здесь с Суворовым, с которым много беседует на свою любимую тему - о военном
искусстве.  Через   несколько  дней  Миранда  встречается  и  с  Потемкиным,
прибывшим в Херсон для подготовки  торжественной встречи Екатерины. Потемкин
и Миранда быстро сблизились; этому способствовала как общность  их интересов
(оба были  большими  почитателями античной  культуры, говорили по-гречески и
прилежно   изучали   древних  философов),   так  и   некоторые  политические
обстоятельства.  Российской  Империи  было  уже   тесно  в  Евразии,  и  она
продвигалась  на американский континент, раскидывая  свои  форпосты  на всем
тихоокеанском побережье от Аляски до Сан-Франциско. Русские вступали здесь в
прямое соперничество с испанцами, неотступно продвигавшимися к северу.
     Везде, где появлялся  Миранда, у  него  каким-то  непостижимым  образом
мгновенно создавалась репутация  человека, способного  освободить  Латинскую
Америку  из-под  испанского гнета,  или, по  крайней мере,  сильно  насолить
мадридскому двору. Эта слава,  как облако, сопровождала Миранду  во всех его
путешествиях. Именно  поэтому  за ним так охотилось испанское правительство,
авансом объявившее его изменником и государственным преступником. По этой же
причине молодого креола очень любезно принял Потемкин, внимательно следивший
за столкновением  русских и  испанских  интересов в  Калифорнии.  Светлейший
князь  даже предложил Миранде сопровождать его, причем предоставил ему место
в  собственной карете -  честь, которой  удостаивались немногие российские и
иностранные политики тех времен. Из окна этой изящной кареты Миранда  увидел
Крым,  Новороссию  и   Малороссию,  проведя  при  этом  несколько  недель  в
нескончаемых беседах  с Потемкиным. Потом светлейший отправился в Киев, куда
должна  была прибыть императрица, а Миранда,  заняв,  совсем как  Хлестаков,
триста рублей  у коменданта  Херсона, шьет себе роскошный  мундир испанского
полковника  (самовольно  присвоив  себе  таким  образом  следующее  воинское
звание)  и  покупает шикарную шляпу и  шпагу с золотой рукояткой.  Занимаясь
этими делами, он попутно общается с генерал-майором М. И. Кутузовым, который
много позднее, разбив Наполеона  под Москвой, сыграет самую  роковую  роль в
судьбе Миранды.
     Приехав  в   Киев  и   расположившись  там  в  Киево-Печерской   лавре,
новоиспеченный полковник попадает в бурлящий центр политической жизни. Город
сверкает  иллюминациями.  Вместе с  императрицей  сюда  съехались  министры,
придворные, иностранные послы. Неподалеку, в Каневе, расположился  последний
король Польши -  Понятовский, еще один сподвижник Екатерины (здесь это слово
можно понимать в буквальном смысле). Наконец,  после недельного томительного
ожидания,  которое  оригинал  Миранда  заполнил изучением  мрачных  катакомб
лавры,  в которой он  обретался, креол был представлен  Потемкиным Екатерине
Великой.  Императрица  приняла  его очень  приветливо  и  даже, неизвестно с
какими целями, предложила остаться в  России.  Миранда  почтительно отклонил
это предложение, испросив взамен политическую поддержку Петербурга и 10 тыс.
рублей   золотом  на  подготовку   восстания  против   испанцев.   Екатерина
согласилась на все.
     Месяцем  позже  императрица  отправилась   дальше  в  Крым,  а  Миранда
устремился  на  север.  Его  зеленый  портфель,  с  которым  он  никогда  не
расставался,  был,  как  обычно,  битком набит рекомендательными письмами  к
вельможам обеих столиц. Миранда ехал окольными путями - столбовая дорога, по
которой  должна  была  возвращаться   в  Петербург  Екатерина,  была  занята
войсками,  строившими по  ее  обочинам  знаменитые  "потемкинские  деревни".
Посетив Москву, креол отправляется затем в столицу, в которой не было еще ни
императрицы, ни двора. Екатерина  вернулась в  Петербург только летом, вновь
приняв Миранду,  сначала в Царском селе, а  затем и в Зимнем дворце, в своих
личных  покоях. Нам неизвестны  подробности этой встречи; по  крайней  мере,
императрица  снова убеждала  очаровательного молодого полковника задержаться
подольше в России, чтобы  отсюда, из  Петербурга,  бороться за независимость
Латинской  Америки.  Впрочем, как раз в  дворцовой спальне  Екатерина обычно
вела себя  очень  скромно, превратив ее в кабинет, из которого она управляла
своей необъятной Империей, сидя за небольшим  столиком  с  выгнутой крышкой.
Несмотря на эту сдержанность, по всей Европе  бродили  слухи  о развращенных
нравах  российского двора. Разумеется, они доходили и  до самой императрицы:
однажды петербургский  обер-полицеймейстер  даже  положил ей  на  стол номер
газеты "Moniteur" с  красочным  описанием "оргий",  происходивших в подвалах
Зимнего  дворца. Екатерина изумилась  до глубины души  и,  сказав, что она в
этих подвалах вообще никогда не бывала, разрешила материал к публикации.
     Покинув  Россию,  Миранда  объезжает   Скандинавию,  затем   Голландию,
Бельгию, Германию, Швейцарию, Италию, Францию, после чего оседает в Лондоне.
Итоги  его долгого  путешествия  весьма значительны - недавно еще безвестный
дворянин  на службе  у  испанского  короля, он  стал  теперь  близким другом
многочисленных принцев,  министров, ученых,  писателей, художников. Принятый
чуть  ли не при  всех  дворах  Старого  Света, креол  везде сумел произвести
впечатление человека, в  руках которого находится будущее испанских колоний.
Эту  свою   репутацию   он  пустил   в   ход  в   Лондоне,   встретившись  с
премьер-министром  Питтом  и  попытавшись   убедить   его  в   необходимости
немедленно  приступить  к освобождению Латинской  Америки.  Но  пока Миранда
занимался этим в Англии, в соседней Франции парижане взяли штурмом Бастилию,
а затем и королевский дворец  Тюильри. Наш искатель приключений никак не мог
упустить  такой случай:  он снова пересек Ла-Манш,  прибыл  в Париж и вскоре
оказался  в рядах французской революционной армии,  причем  сразу генералом.
Эту роль Миранда сыграл, пожалуй, еще более эффектно, чем все  остальные. Он
очищает  север Франции от  наступавших пруссаков, вступает в Бельгию и, взяв
Антверпен,  становится там  фактически полновластным наместником. Но  тут  в
Париже  казнят короля, политическая обстановка  вновь резко  осложняется,  и
генерал-лейтенант  Миранда, командовавший  уже  шестидесятитысячной  армией,
мгновенно  падает с той высоты, на  которую  он  так  быстро  поднялся.  Его
вызывают  в  Париж  и  арестовывают;  только  чудом  он  избежал  гильотины,
работавшей в те  дни почти безостановочно. Выйдя из тюрьмы, где  он просидел
полтора года, Миранда снова вовлекается в круговорот светской жизни, заводит
себе великосветскую любовницу, знакомится с  Наполеоном,  посещает парижские
салоны. Но вскоре ему это надоедает, и  революционный генерал отправляется в
Лондон, где принимает гордое  звание "полномочного  представителя городов  и
провинций   Латинской   Америки",   неизвестно,   правда,  что   означающее.
Деятельность  на  этом  посту  не  приносит  особого успеха.  Тогда  Миранда
отправляется  в  США,  где  наносит  визит  новому  президенту  Джефферсону;
заручившись  его  поддержкой,   генерал   отваживается  на  крайне   дерзкое
предприятие: заняв 7 миллионов долларов, он приобретает 16-пушечный корабль,
покупает  оружие  и  вербует  волонтеров,  собравшись  с  этим  суденышком и
горсткой  авантюристов  всех  мастей освободить  Испанскую  Америку. Пути  к
отступлению не было, так как Миранда обязался вернуть своему кредитору в три
раза больше,  чем занял  -  21 миллион долларов. Подняв  на своем  "Леандре"
изобретенный  им  желто-сине-красный  флаг,  Миранда  отправился  к  берегам
Венесуэлы.
     В Европе и Северной  Америке Миранде с легкостью удавалось убедить всех
в своих магических способностях взбунтовать  испанские провинции; в  Мадриде
его  имя  вызывало  просто   суеверный  страх.   Но  его  латиноамериканская
экспедиция  оказалась совсем  не  таким простым  делом, как  предполагалось.
Миранда долго колесил  по Карибскому морю,  иногда отважно вступая в морские
бои с испанскими кораблями, наконец, высадился в Венесуэле и занял несколько
прибрежных  городков.  Но  местное  население  не  поднялось  на   борьбу  с
испанцами,  как надеялся  "главнокомандующий  колумбийской  армией",  и  ему
пришлось отступить. Он не встретил никакого сочувствия  в родной стране, как
не встречал его ни в одной другой. Испанцы считали его  изменником и агентом
англичан, англичане - агентом американцев, американцы - русских, а русские -
французов.  Вернувшись  в  Лондон,  Миранда  уже  не  надеялся   на  близкое
освобождение  Латинской  Америки,  как  вдруг   ему  помогли  в  этом  новые
обстоятельства,  опять  перекроившие карту мира. Наполеон, возвысившийся  на
гребне Французской  революции, занял Испанию, приобщив ее к своим владениям,
но  не  смог  подчинить  себе  ее  заморские  провинции.   В  них  поднялось
освободительное движение, закончившееся восстанием в Каракасе, родном городе
Миранды. Узнав  об  этом,  "полномочный представитель  городов  и  провинций
Латинской Америки" понял,  что  наконец пробил его час.  Он тайно  бежал  из
Лондона  и через три месяца высадился в венесуэльском порту  Ла-Гуайра - том
самом,  который  покинул   сорок  лет  назад  никому  не  известным  молодым
человеком.  В столицу Миранда въехал на белом  коне, сопровождаемый огромной
толпой почитателей, приветствовавших его восторженными криками.
     Через  каких-то полгода  после  этого  Венесуэла, первой на континенте,
провозгласила независимость, и Миранда стал в ней полномочным диктатором. Но
судьба  еще  раз посмеялась  над  Мирандой.  В  стране  зрело  недовольство,
вспыхивали  мятежи,   целые   провинции   удерживались  роялистами,  верными
испанской  короне.  Это  движение неожиданно получило мощный  толчок  с  той
стороны, опасности от которой Миранда никак не мог предвидеть. В конце марта
1812  года,  в  день  пасхального четверга, когда все церкви  Венесуэлы были
заполнены  молящимися,  в  стране  разразилось  страшное  землетрясение.  По
странной  случайности,  оно  затронуло   только  те   города,   на   которые
распространялась  власть  Миранды,  почти  не  потревожив районы, в  которых
господствовали  его  противники.  В столичном  Каракасе  рухнул  весь  центр
города,  в том  числе кафедральный  собор и резиденция Миранды; целые города
лежали в  руинах, десятая часть жителей  страны погибла  в одно мгновение, и
еще  по крайней  мере  столько же стонало под  обломками. Загадочность этого
стечения обстоятельств усугубляло то, что катаклизм случился ровно через год
после революции, которая тоже произошла в пасхальный четверг. Роялисты сразу
оживились,  а  испанские  священники  прокляли  Миранду  во всех  храмах. Но
Миранда  не  потерял  присутствия  духа.   Он   добился   своего  назначения
генералиссимусом и принялся  энергично  наводить порядок в армии. Но военное
счастье на этот раз изменило Миранде. После  нескольких жестоких сражений  с
войсками роялистов он капитулирует перед ними и прибывает в Ла-Гуайру, чтобы
бежать из Венесуэлы. Его жизнь,  таким образом, описывает  еще один круг, на
этот раз  последний,  потому  что  покинуть  Ла-Гуайру  свободным  человеком
Миранде уже не удалось. Его ближайшие соратники, изменив ему, арестовали его
и выдали роялистам. Тщетно дожидался Миранду в порту английский корабль,  на
котором был уже погружен  драгоценный  архив бывшего  диктатора, а заодно  и
правительственная  казна Венесуэлы.  Ближайшие  полгода  Миранде  предстояло
провести в тюрьме Ла-Гуайры, в зловонном каменном мешке, по щиколотку в воде
и закованному.  Между  тем  за  это  время  положение дел в  Венесуэле вновь
переменилось.  Роялисты, придя  к  власти,  быстро  скомпрометировали себя в
глазах  народа  и,  как  следствие,  получили  победоносный военный  марш на
столицу  одного из  учеников  Миранды. Власти  Венесуэлы от  греха  подальше
переправили Миранду в Пуэрто-Рико, а затем и в Испанию, в тот самый Кадис, в
который двадцатилетний Франсиско прибыл в самом начале своей карьеры.
     Пока   Миранда   томился  в   венесуэльских  тюрьмах,   Наполеон  успел
вторгнуться  в  Россию  и  потерять  там   всю  свою  армию.  Вскоре  войска
антифранцузской коалиции оказались у ворот Парижа,  и  императору  французов
стало  не до  Испании - он отпустил на волю  короля Фердинанда VII, который,
снова  воссев на испанском  троне,  разгромил  бунтовщиков  в  стране  и  ее
заокеанских владениях, и на досуге  задумался о том,  как  ему  поступить со
знаменитым  пленником, заточенным в страшной тюрьме "Ла-Каррака". Казнить ли
его  при помощи гарроты или так и оставить  в заключении до  конца его дней?
Пока  он  решал этот  важный  вопрос,  Миранда ухитрился,  прямо  в  тюрьме,
обзавестись новой поклонницей, Антонией де  Салис. Ее любовь блеснула,  если
воспользоваться выражением нашего поэта, "прощальной улыбкой" на  "печальный
закат"  Миранды.  Антония деятельно  принялась  за подготовку  побега своего
65-летнего возлюбленного. Она разыскивает его друзей по всему миру, собирает
деньги для подкупа  тюремщиков, но довести это дело до конца не успевает: от
пережитых волнений  у  Миранды  происходит кровоизлияние  в  мозг,  частично
парализовавшее его.  Еще через несколько месяцев он покидает тюрьму - но  не
так,  как он  рассчитывал  в  течение  всех  этих  долгих  лет  мучительного
ожидания. Его  смерть  прошла незамеченной для  современников;  затерялся  и
архив  Миранды, найденный  в Англии только  в 1929  году. На  родине  же,  в
Венесуэле, о Миранде вспомнили еще позднее, в середине ХХ века  - но зато уж
тогда в его культе и обожествлении не стало недостатка.
Книго
[X]