Джордж Гордон Байрон. Шильонский узник
Свободной ЗУсли вечная Душа, -
Всего светлее ты в тюрьме, Свобода!
Там лучшие сердца всего народа
Тебя хранят, одной тобой дыша.
ЃEгда в цепях, во тьме сырого свода,
Твоих сынов томят за годом год, -
ЃEих муке зреет для врагов невзгода
ЃEСлава их во всех ветрах поет.
Шильон! Твоя тюрьма старинной кладки -
Храм; пол - алтарь: по нем и там и тут
ЃE, Бонивар, годами шаг свой шаткий
Влачил, и в камне те следы живут.
Да не сотрут их - эти отпечатки!
ЃEи из рабства к богу вопиют!
ЃE то время, когда я писал эту поэму, я не был достаточно знаком с
историей Бонивара; будь она мне известна, я бы постарался быть на высоте
моего сюжета, попытался бы воздать должную хвалу мужеству и доблестям
Бонивара. Теперь я получил некоторые сведения о его жизни благодаря
любезности одного из граждан республики, продолжающей гордиться памятью
мужа, достойного быть сыном лучшей поры древней свободы.
"Франсуа де Бонивар (Bonnivar), сын ЃEи де Бонивара, родом из Сейселя
(Seyssel) и владелец ЃEна (Limes), родился в 1496 году. ЃE учился в Турине;
в 1510 году Жан ЃEэ де Бонивар, его дядя, передал ему приорат Сан-Виктор,
прилегающий к стенам Женевы и дававший крупные бенефиции... ЃEот великий
человек (Бонивар заслуживает такой эпитет силой духа, прямотой,
благородством помыслов, мудростью советов, отважностью поступков,
обширностью знаний и живостью ума), этот великий человек, перед которым
будут преклоняться все, кого трогает геройская доблесть, будет возбуждать
еще более живое чувство благодарности в сердцах женевцев, любящих Женеву.
Бонивар был всегда одним из ее самых твердых столпов: чтобы упрочить свободу
нашей республики, он часто ставил на карту свою свободу; он забыл о своем
спокойствии, отказался от своих богатств; он сделал все, что мог, для того,
чтобы упрочить счастье страны, которую почтил своим избранием; с того
момента, как он признал ее своей родиной, он полюбил ее как самый ревностный
из ее граждан; он служил ей с геройским бесстрашием и написал свою "Историю"
с наивностью философа и горячностью патриота.
ЃE говорит в начале своей "Истории Женевы", что "с того времени, как он
начал читать историю народов, он почувствовал влечение к республикам и
принимал всегда их сторону; эта любовь к свободе, несомненно, и побудила его
избрать Женеву своей второй родиной.
Бонивар был еще молод, когда открыто выступил защитником Женевы против
герцога Савойского и епископа. ЃE1519 году Бонивар сделался мучеником за
свою родину: когда герцог Савойский вступил в Женеву с пятьюстами человек,
Бонивар, опасаясь гнева герцога, хотел укрыться в Фрибург от грозивших ему
преследований. ШК его предали два человека, сопровождавшие его, и по приказу
герцога его отвезли в Гролэ, где он пробыл в тюрьме два года. Путешествия не
спасали Бонивара от беды: так как несчастия не ослабили его преданности
Женеве и он продолжал быть страшным врагом для всех ее недругов, то и
подвергался всегда опасности преследований с их стороны. ЃE1530 году в горах
Юры на него напали воры, ограбили его и препроводили к герцогу Савойскому.
Последний заточил его в Шильонский замок, где Бонивар пробыл, не будучи ни
разу подвергнут допросу, до 1536 года, когда его высвободили из тюрьмы
бернские войска, завладевшие всем кантоном Ваад (Pays-de-Vaud).
Выйдя на свободу, Бонивар был обрадован тем, что увидел Женеву
свободной и преобразованной; республика поспешила выказать ему свою
благодарность и вознаградить его за вынесенные им бедствия: в июне 1536 года
он был возведен в звание женевского гражданина, республика принесла ему в
дар дом, где некогда жил генеральный викарий, и назначила ему пенсион в
двести золотых экю на все время его пребывания в Женеве. ЃE1537 году он был
выбран членом Совета Двухсот.
Бонивар продолжал служить на пользу своих сограждан: позднее, после
того как он помог Женеве стать свободной, ему удалось также сделать ее
веротерпимой. Бонивар убедил Совет предоставить духовенству и крестьянам
достаточно времени для обсуждения сделанных им предложений; он достиг цели
своей мягкостью; Для того чтобы успешно проповедовать христианство, нужно
действовать любовью и кротостью.
Бонивар был ученым; его рукописи, сохраняющиеся в публичной библиотеке,
доказывают, что он хорошо знал латинских классиков, а также обладал обширной
эрудицией в области богословия и истории. ЃEот великий человек любил науку и
полагал, что она может составить славу Женевы; поэтому он всячески старался
насадить ее в городе, начавшем жить самостоятельно. ЃE1551 году он подарил
городу свою библиотеку и положил этим основание нашей публичной библиотеке;
книги Бонивара и составляют часть редких прекрасных изданий XV века,
имеющихся в нашем собрании. Шщконец, в том же году этот истинный патриот
назначил республику своей наследницей, под условием, что она употребит его
состояние на содержание коллежа, основание которого проектировалось тогда.
Бонивар умер, по всей вероятности, в 1570 году, но точно установить
дату его смерти нельзя, потому что в списках умерших есть пробел от июля
1570 года до 1571-го".
(Histoire Litteraire de Geneve Жана Сенебье (1741-1809), 1786, I,
131-137) {Выдержка из Сенебье у Байрона приведена по-французски.}.
Взгляните на меня: я сед,
ШК не от хилости и лет;
ША страх незапный в ночь одну
До срока дал мне седину.
ЃEсгорблен, лоб наморщен мой,
ШК не труды, не хлад, не зной -
Тюрьма разрушила меня.
ЃEшенный сладостного дня,
Дыша без воздуха, в цепях,
ЃEмедленно дряхлел и чах,
ЃEжизнь казалась без конца.
Удел несчастного отца -
_За веру смерть и стыд цепей_ -
Уделом стал и сыновей.
Шщс было шесть - пяти уж нет.
ЃEец, страдалец с юных лет,
Погибший старцем на костре,
Два брата, падшие во пре,
ЃEдав на жертву честь и кровь,
Спасли души своей любовь.
Три заживо схоронены
Шщ дне тюремной глубины -
ЃEдвух сожрала глубина;
ЃEшь я, развалина одна,
Себе на горе уцелел,
Чтоб их оплакивать удел.
Шщ лоне вод стоит Шильон;
Там, в подземелье, семь колонн
Покрыты влажным мохом лет.
Шщ них печальный брезжит свет -
ЃEч, ненароком с вышины
Упавший в трещину стены
ЃEзаронившийся во мглу.
ЃEна сыром тюрьмы полу
ЃE светит тускло, одинок,
ЃEк над болотом огонек,
Во мраке веющий ночном.
ЃEлонна каждая с кольцом;
ЃEцепи в кольцах тех висят;
ЃEтех цепей железо - яд;
ЗЙе в члены вгрызлося оно;
ША будет ввек истреблено
ЃEеймо, надавленное им.
ЃEдень тяжел глазам моим,
ЃEвыкнувшим столь давних лет
Глядеть на радующий свет;
ЃEк воле я душой остыл
ЃEтех пор, как брат последний был
Убит неволей предо мной
ЃE рядом с мертвым, я, живой,
Терзался на полу тюрьмы.
Цепями теми были мы
ЃEколоннам тем пригвождены,
Хоть вместе, но разлучены;
ЗУ шагу не могли ступить,
ЃEглаза друг друга различить
Шщм бледный мрак тюрьмы мешал.
ЃE нам лицо чужое дал -
ЃEбрат стал брату незнаком.
Была услада нам в одном:
Друг другу голос подавать,
Друг другу сердце пробуждать
Иль былью славной старины,
Иль звучной песнею войны -
ШК скоро то же и одно
Во мгле тюрьмы истощено;
Шщш голос страшно одичал,
ЃE хриплым отголоском стал
Глухой тюремныя стены;
ЃE не был звуком старины
ЃEте дни, подобно нам самим,
ЗКгучим, вольным и живым!
ЗАчта ль?.. но голос их и мой
Всегда звучал мне как чужой.
Из нас троих я старший был;
ЃEжребий собственный забыл,
Дыша заботою одной,
Чтоб им не дать упасть душой.
Шщш младший брат - любовь отца...
Увы! черты его лица
ЃEглаз умильная краса,
ЃEзоревых, как небеса,
Шщпоминали нашу мать.
ЃE был мне все - и увядать
При мне был должен милый цвет,
Прекрасный, как тот дневный свет,
ЃEторый с неба мне светил,
ЃEкотором я на воле жил.
ЃEк утро, был он чист и жив:
Умом младенчески-игрив,
Беспечно весел сам с собой...
ШК перед горестью чужой
Из голубых его очей
Бежали слезы, как ручей.
Другой был столь же чист душой,
ШК дух имел он боевой:
ЗКгуч и крепок, в цвете лет,
Рад вызвать к битве целый свет
ЃEв первый ряд на смерть готов...
ШК без терпенья для оков.
ЃEон от звука их завял!
ЃEчувствовал, как погибал,
ЃEк медленно в печали гас
Шщш брат, незримый нам, близ нас;
ЃE был стрелок, жилец холмов,
Гонитель вепрей и волков -
ЃEгроб тюрьма ему была;
ШАволи сила не снесла.
Шильон ЃEманом окружен,
ЃEвод его со всех сторон
ШАизмерима глубина;
ЃEдвойную волны и стена
Тюрьму совокупились там;
Печальный свод, который нам
ЗКгилой заживо служил,
Изрыт в скале подводной был;
ЃEдень и ночь была слышна
ЃEнего биющая волна
ЃEшум над нашей головой
Струй, отшибаемых стеной.
Случалось - бурей до окна
Бывала взброшена волна,
ЃEбрызгов дождь нас окроплял;
Случалось - вихорь бушевал,
ЃEсодрогалася скала;
ЃEс жадностью душа ждала,
Что рухнет и задавит нас:
Свободой был бы смертный час!
Середний брат наш - я сказал -
Душой скорбел и увядал.
Уныл, угрюм, ожесточен,
ЃE пищи отказался он:
Еда тюремная жестка;
ШК для могучего стрелка
ШЯжду переносить легко.
Шщм коз альпийских молоко
Сменила смрадная вода;
ЃEхлеб наш был, какой всегда -
ЃEтех пор как цепи созданы -
Слезами смачивать должны
ШАвольники в своих цепях.
ША от нужды скорбел и чах
ЗКй брат: равно завял бы он,
ЃEгда б и негой окружен
Без воли был... Зачем молчать?
ЃE умер... я ж ему подать
Руки не мог в последний час,
ША мог закрыть потухших глаз;
Вотще я цепи грыз и рвал -
Со мною рядом умирал
ЃEумер брат мой, одинок;
ЃEблизко был - и был далек.
ЃEслышать мог, как он дышал,
ЃEк он дышать переставал,
ЃEк вздрагивал в цепях своих
ЃEкак ужасно вдруг затих
Во глубине тюремной мглы...
ЃEи, сняв с трупа кандалы,
Его без гроба погребли
ЃEхолодном лоне той земли,
Шщ коей он невольник был.
Вотще я их в слезах молил,
Чтоб брату там могилу дать,
Где мог бы дневный луч сиять;
То мысль безумная была,
ШК душу мне она зажгла:
Чтоб волен был хоть в гробе он.
"ЃEтемнице, мнил я, мертвых сон
ША тих..." ШК был ответ слезам
Холодный смех; и брат мой там
ЃEсырой земле тюрьмы зарыт,
ЃEв головах его висит
Пук им оставленных цепей:
Убийц достойный мавзолей.
ШК он - наш милый, лучший цвет,
Шщш ангел с колыбельных лет,
Сокровище семьи родной,
ЃE - образ матери душой
ЃEчистой прелестью лица,
ЗАчта любимая отца,
ЃE - для кого я жизнь щадил,
Чтоб он бодрей в неволе был,
Чтоб после мог и волен быть...
Увы! он долго мог сносить
ЃEмладенческою тишиной,
ЃEтерпеньем ясным жребий свой:
ША я ему - он для меня
Подпорой был... Вдруг день от дня
Стал упадать, ослабевал,
Грустил, молчал и молча вял.
ЃEбоже! боже! страшно зреть,
ЃEк силится преодолеть
Смерть человека... я видал,
ЃEк ратник в битве погибал;
ЃEвидел, как пловец тонул
ЃEдоской, к которой он прильнул
ЃEнадеждой гибнущей своей;
ЃEзрел, как издыхал злодей
ЃEсвирепой дикостью в чертах,
ЃEбогохуленьем на устах,
Пока их смерть не заперла;
ШК там был страх - здесь скорбь была
Болезнь глубокая души.
Смиренным ангелом, в тиши,
ЃE гас, столь кротко-молчалив,
Столь безнадежно-терпелив,
Столь грустно-томен, нежно-тих.
Без слез, лишь помня о своих
ЃEобо мне... Увы! он гас,
ЃEк радуга, пленяя нас,
Прекрасно гаснет в небесах;
ШЕ вздоха скорби на устах;
ШЕ ропота на жребий свой;
ЃEшь слово изредка со мной
ЃEнаших прошлых временах,
ЃEлучших будущего днях,
ЃE упованье... но, объят
Сей тратой, горшею из трат,
ЃEбыл в свирепом забытьи.
Вотще, кончаясь, он свои
Терзанья смертные скрывал...
Вдруг реже, трепетнее стал
Дышать, и вдруг умолкнул он...
ЗКлчаньем страшным пробужден,
ЃEвслушиваюсь... тишина!
ЃEичу как бешеный... стена
ЃEкликнулась... и умер гул...
ЃEцепь отчаянно рванул
ЃEвырвал... ЃEбрату - брата нет!
ЃE на столбе - как вешний цвет,
Убитый хладом, - предо мной
Висел с поникшей головой.
ЃEруку тихую поднял;
ЃEчувствовал, как исчезал
ЃEней след последней теплоты;
ЃEмнилось, были отняты
Все силы у души моей;
Все страшно вдруг сперлося в ней;
ЃEдико по тюрьме бродил -
ШК в ней покой ужасный был,
ЃEшь веял от стены сырой
ЃEкой-то холод гробовой;
ЃE взор на мертвого вперив,
ЃEзнал лишь смутно, что я жив.
ЃE сколько муки в знанье том,
ЃEгда мы тут же узнаем,
Что милому уже не быть!
ЃEмиг тот мог я пережить!
ША знаю - вера ль то была,
Иль хладность к жизни жизнь спасла?
ШК что потом сбылось со мной -
ША помню... Свет казался тьмой,
Тьма - светом; воздух исчезал;
ЃEоцепенении стоял,
Без памяти, без бытия,
ЗАж камней хладным камнем я;
ЃEвиделось, как в тяжком сне,
Все бледным, темным, тусклым мне;
Все в мутную слилося тень;
То не было ни ночь, ни день,
ШЕ тяжкий свет тюрьмы моей,
Столь ненавистный для очей:
То было - тьма без темноты;
То было - бездна пустоты
Без протяженья и границ;
То были образы без лиц;
То страшный мир какой-то был,
Без неба, света и светил,
Без времени, без дней и лет,
Без Промысла, без благ и бед,
ШЕ жизнь, ни смерть - как сон гробов,
ЃEк океан без берегов,
Задавленный тяжелой мглой,
ШАдвижный, темный и немой.
Вдруг луч внезапный посетил
ЗКй ум... то голос птички был.
ЃE умолкал; он снова пел;
ЃEмнилось, с неба он летел;
ЃEбыл утешно-сладок он.
Им очарован, оживлен,
Заслушавшись, забылся я.
ШК ненадолго... мысль моя
Стезей привычною пошла,
ЃEя очнулся... и была
ЃEять передо мной тюрьма,
ЗКлчанье то же, та же тьма;
ЃEк прежде, бледною струей
Прокрадывался луч дневной
ЃEстенную скважину ко мне...
ШК там же, в свете, на стене
ЃEмой певец воздушный был:
ЃE трепетал, он шевелил
Своим лазоревым крылом;
ЃE озарен был ясным днем;
ЃE пел приветно надо мной...
ЃEк много было в песне той!
ЃEвсе то было - про меня!
ШЕ разу до того я дня
Ему подобного не зрел!
ЃEк я, казалось, он скорбел
ЃEбрате, и покинут был;
ЃEон с любовью навестил
ЗАня тогда, как ни одним
Уж сердцем не был я любим;
ЃEв сладость песнь его была:
Душа невольно ожила.
ШК кто ж он сам был, мой певец?
Свободный ли небес жилец?
Или, недавно от цепей,
По случаю к тюрьме моей,
Играя в небе, залетел
ЃEо свободе мне пропел?
Скажу ль?.. ЗЙе думалось порол,
Что у меня был не земной,
ЃEрайский гость; что братний дух
Порадовать мой взор и слух
Примчался птичкою с небес...
ШК утешитель вдруг исчез;
ЃE улетел в сиянье дня...
ШАт, нет, то не был брат... меня
Покинуть так не мог бы он,
Чтоб я, с ним дважды разлучен,
ЃEтался вдвое одинок,
ЃEк труп меж гробовых досок.
Вдруг новое в судьбе моей:
ЃEдуше тюремных сторожей
ЃEк будто жалость путь нашла;
Дотоле их душа была
Бесчувственней желез моих;
ЃEчто разжалобило их?
Что милость вымолило мне,
ША знаю... но опять к стене
Уже прикован не был я;
ЃEорванная цепь моя
Шщ шее билася моей;
ЃEпо тюрьме я вместе с ней
Вдоль стен, кругом столбов бродил,
ША смея братних лишь могил
Дотронуться моей ногой,
Чтобы последния земной
Святыни там не оскорбить.
ЃEмне оковами прорыть
Ступени удалось в стене;
ШК воля не входила мне
ЃEв мысли... я был сирота,
ЗЕр стал чужой мне, жизнь пуста,
ЃEтюрьмой я жизнь сдружил мою:
ЃEтюрьме я всю свою семью,
Все, что знавал, все, что любил,
ШАвозвратимо схоронил,
ЃEв области веселой дня
ШЕкто уж не жил для меня;
Без места на пиру земном,
ЃEбыл бы лишний гость на нем,
ЃEк облако при ясном дне,
Потерянное в вышине
ЃEв радостных его лучах
ШАнужное на небесах...
ШК мне хотелось бросить взор
Шщ красоту знакомых гор,
Шщ их утесы, их леса,
Шщ близкие к ним небеса.
ЃEих увидел - и оне
Все были те ж: на вышине
Веков создание - снега,
Под ними Альпы и луга,
ЃEбездна озера у ног,
ЃEРоны блещущий поток
ЗАжду зеленых берегов;
ЃEслышен был мне шум ручьев,
Бегущих, бьющих по скалам;
ЃEпо лазоревым водам
Сверкали ясны облака;
ЃEбыстрый парус челнока
ЗАжду небес и вод летел;
ЃEхижины веселых сел,
ЃEкровы светлых городов
Сквозь пар мелькали вдоль брегов...
ЃEя приметил островок:
Прекрасен, свеж, но одинок
ЃEпространстве был он голубом;
Цвели три дерева на нем,
ЃEгорный воздух веял там
По мураве и по цветам,
ЃEводы были там живей,
ЃEобвивалися нежней
ЃEугом родных брегов оне.
ЃEвидел я: к моей стене
Челнок с пловцами приставал,
Гостил у брега, отплывал
ЃE при свободном ветерке
ЃEтя, скрывался вдалеке;
ЃEв облаках орел играл,
ЃEникогда я не видал
Его столь быстрым - то к окну
Спускался он, то в вышину
Взлетал - за ним душа рвалась;
ЃEслезы новые из глаз
Пошли, и новая печаль
ЗЙе сжала грудь... мне стало жаль
ЗКих покинутых цепей.
ЃEгда ж на дно тюрьмы моей
ЃEять сойти я должен был -
ЗАня, казалось, обхватил
Холодный гроб; казалось, вновь
ЗКя последняя любовь,
ЗКй милый брат передо мной
Был взят несытою землей;
ШК как ни тяжко ныла грудь -
Чтоб от страданья отдохнуть,
ЗЙе мрак тюрьмы отрадой был.
День приходил, день уходил,
Шли годы - я их не считал:
ЃE мнилось, память потерял
ЃEпеременах на земли.
ЃEлюди наконец пришли
ЗЙе волю бедную отдать.
За что и как? ЃEтом узнать
ЃEне помыслил я - давно
Считать привык я за одно:
Без цепи ль я, в цепи ль я был,
ЃEбезнадежность полюбил;
ЃEим я холодно внимал,
ЃEравнодушно цепь скидал,
ЃEподземелье стало вдруг
ЗЙе милой кровлей... там все друг,
Все однодомец было мой:
Паук темничный надо мной
Там мирно ткал в моем окне;
За резвой мышью при луне
ЃEтам подсматривать любил;
ЃEк цепи руку приучил;
ЃE.. столь себе неверны мы! -
ЃEгда за дверь своей тюрьмы
Шщ волю я перешагнул -
ЃEо тюрьме своей вздохнул.
Поэма написана в деревне Уш_и_ близ ЃEзанны, где Байрон и Шелли,
посетившие 26 июня 1816 г. Шильонский замок, задержались из-за плохой погоды
на два дня. Создана, по-видимому, между 27-29 июня, окончательный вариант
закончен к 10 июля 1816 г. ШАсколько позже, ознакомившись с документами о
жизни и деятельности Франсуа Бонивара, Байрон, стремясь к исторической
достоверности, не только предпослал поэме предисловие, но и написал "Сонет к
Шильону", в котором воспел тех, в ком дух Свободы не угасает.
ЃEубликована поэма 5 декабря 1816 г. отдельным изданием, вместе с
другими стихотворениями Байрона.
Сонет к Шильону
Шильон - Шильонский замок, расположенный на Женевском озере между
ЃEараном и Вильневом. Возведен в XIIXIII вв.
Предисловие
Бонивар, Франсуа (1493-1570?). - Детали биографии исторического
Бонивара несколько отличаются от приведенных Байроном. ЃEчастности, два его
брата не были заточены одновременно с ним в замок.
Сейсель - небольшой городок в Верхней Савойе.
Турин - главный город Пьемонта (Италия).
Герцог Савойский - ЃEрл X (1486-1553), представитель Савойской династии
герцогов, с 1416 до 1720 г. правивших в Италии.
Фрибург (Фрибур) - центр кантона Фрибур в Швейцарии.
Юра - горная цепь во Франции и Швейцарии.
Жан Сенебье (1741-1809) - швейцарский натуралист, долгое время работал
библиотекарем в Женевской библиотеке, написал ряд справок по истории страны,
в частности "Histoire Litteraire de Geneve" (1786), выдержку из которой
привел Байрон в своем предисловии к поэме.
Шильон ЃEманом окружен... - ЃEман - Женевское озеро.
ЃE ШЕколюкин