Р.Усманов. Джордж Гордон Байрон
(1788-1824)
----------------------------------------------------------------------------
Собрание сочинений в 4 томах. Т. 1
М., "Правда". 1981.
Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------
Творчество великого английского поэта Байрона вошло в историю мировой
литературы как выдающееся художественное явление, связанное с эпохой
романтизма. Возникшее в Западной Европе в конце XVIII - начале XIX века
новое направление в искусстве было реакцией на Французскую революцию и
связанное с нею просветительство.
Неудовлетворенность результатами Французской революции, усиление
политической реакции в странах Европы вслед за ней оказались подходящей
почвой для развития романтизма. Среди романтиков одни призывали общество
вернуться к прежнему патриархальному быту, к средневековью и, отказываясь от
решения насущных проблем современности, уходили в мир религиозной мистики;
другие выражали интересы демократических и революционных масс, призывая
продолжить дело Французской революции и воплотить в жизнь идеи свободы,
равенства и братства. Пламенный защитник национально-освободительного
движения народов, обличитель тирании и политики захватнических войн, Байрон
стал одним из ведущих зачинателей прогрессивного направления в романтизме.
Новаторский дух поэзии Байрона, его художественный метод романтика нового
типа был подхвачен и развит последующими поколениями поэтов и писателей
разных национальных литератур.
Выступления Байрона, осуждающие колониальную политику английского
правительства, подавление свободы и принятие жестоких законов, направленных
против трудового народа Великобритании, вызвали ненависть правящих кругов
Англии. Эту ненависть к Байрону французский писатель Стендаль, современник
поэта, определил как "ненависть политическую" {Стендаль. Собр. соч. в 15 тт.
М., "Правда". 1959, т, 7. с. 297}. Враждебная кампания против поэта,
начавшаяся в 1816 году, вынудила его навсегда покинуть родину. В изгнании
Байрон принял активное участие в движении итальянских карбонариев и
греческих повстанцев за независимость Италии и Греции.
И как поэт и как борец за свободу Байрон был "властителем дум" для
своего времени, но и в дальнейшем его творчество продолжало оставаться
актуальным. Энгельс, отмечая рост популярности среди трудящихся Англии двух
революционных поэтов - Шелли и Байрона, - писал: "...гениальный пророк Шелли
и Байрон со своей страстностью и горькой сатирой на современное общество
имеют больше всего читателей среди рабочих; буржуа держит у себя только так
называемые "семейные издания", выхолощенные и приспособленные к современной
лицемерной морали" {Маркс и Ф. Энгельс. Об искусстве, М., "Искусство."
1957,т. I, с. 233.}.
Прошло свыше полутора веков со дня смерти Байрона, но интерес к его
личности и к его творчеству по-прежнему велик, и вокруг его имени до сих пор
бушуют страсти и ведутся споры. Наряду с объективной оценкой его творчества,
с изучением его в комплексе всех проблем, исторических и эстетических, в
литературе о Байроне имеются работы, в которых некоторые зарубежные
литературоведы пытаются рассматривать творчество поэта лишь как иллюстрацию
к его биографии и в каждом его произведении видят намеки на те или иные
факты его личной жизни.
В основу советского байроноведения легли традиции передовой русской
критики, начало которой дали Пушкин и декабристы, критики, получившей
развитие в трудах революционных демократов, в особенности Белинского.
Пушкин назвал Байрона гением и новизну его поэзии воспел во многих
своих произведениях. Личность Байрона, его характер великий русский поэт
сравнил со стихией моря:
Твой образ был на нем означен,
Он духом создан был твоим:
Как ты, могущ, глубок и мрачен,
Как ты, ничем неукротим...
("К морю")
В своих записях, набросках Статей, высказываниях о Байроне Пушкин
показал не только его сильные стороны, но и слабости и противоречия как
романтика.
Большое признание снискал Байрон среди декабристов, для которых он был
примером служения делу свободы. Декабристы переводили его произведения,
посвящали ему стихи и поэмы и первыми в мире высоко оценили пафос
революционности в творчестве Байрона.
Таким образом, уже при жизни Байрона Пушкин и декабристы взяли на себя
нелегкую в царской России миссию защиты свободолюбивых идей его поэзии,
бросив тем самым вызов реакции, царской цензуре, которая заявила, что
"безбожное влияние байроновского разума, изуродованного свободомыслием,
оставляющее неизгладимый след в умах молодежи, не может быть терпимо
правительством" {Цит. по ст.: С. Машинский. Драматургия Байрона и гуманизм.
- "Театр", 1938, э 1, с. 58}.
Глубокую оценку общественно-исторического значения творчества Байрона
дал в русской критике В. Г. Белинский. Ко времени Белинского в ряде стран,
но более всего на родине поэта, появилось довольно значительное число
развернутых статей, воспоминаний и книг о Байроне. Белинский начал полемику
с авторами, которые прямолинейно судили о творчестве поэта, рассматривая его
особенности как результат случайного стечения обстоятельств его жизни и
своеобычности его характера. "Видите ли, - говорят они: - он был несчастен в
жизни, и оттого меланхолия составляет отличительный характер его
произведений", - писал Белинский. - Коротко и ясно! Этак легко можно
объяснить и мрачный характер поэзии Байрона: критика будет и недолга и
удовлетворительна. Но что Байрон был несчастен в жизни - это уже старая
новость: вопрос в том, отчего этот одаренный дивными силами дух был обречен
несчастию? Эмпирические критики и тут не задумаются: раздражительный
характер, ипохондрия, - скажут одни из них, - и расстройство пищеварения,
прибавят, пожалуй, другие, добродушно не догадываясь в низменной простоте
своих гастрических воззрений, что подобные малые причины не могут иметь
своим результатом такие великие явления, как поэзия Байрона" {В. Г.
Белинский. ПСС, М, Изд-во АН СССР, 1955, т. 6, сс. 585-586.}.
Определяя место Байрона в мировой литературе, Белинский указывал, что
"всякий великий поэт потому велик, что корни его страдания и блаженства
глубоко вросли в почву общественности и истории, что он, следовательно, есть
орган и представитель общества, времени, человечества" {Там же, с, 586.}.
Поэты России, начиная с Пушкина и Лермонтова, открыли русскому читателю
духовный мир английского поэта, и благодаря им в течение всего XIX и начала
XX века вольнолюбивая поэзия Байрона распространилась по всей стране, она
пришла и к другим народам России. Один из зачинателей советской поэзии в
своей родной литературе, Хади Такташ, писал: "Во мне душа Байрона..."
В годы Советской власти творчество Байрона получило всенародное
признание.
Сегодня, когда народы разных континентов борются за свою независимость,
идеологи современной мировой реакции пытаются опорочить наследие Байрона,
приписывая ему то, что чуждо духу и сути творчества великого поэта. Но
наследие Байрона в надежных руках прогрессивного человечества, ибо он всегда
оставался верным своим словам:
И вечно буду я войну вести
Словами - а случится, и делами! -
С врагами мысли. Мне не по пути
С тиранами ........
("Дон-Жуан", IX, 24)
Джордж Гордон Байрон родился в Лондоне 22 января 1788 года. Как со
стороны отца, Джона Байрона, так и со стороны матери, урожденной Кэтрин
Гордон, Байрон происходил из высшей аристократии Великобритании, английской
и шотландской. Но детство поэта проходило в условиях крайней бедности. Отец
Байрона, блестящий гвардейский офицер, так широко и расточительно жил, что
за короткий срок растратил состояние двух богатых наследниц - первой своей
жены и второй - матери Байрона.
Джон Байрон женился на Кэтрин Гордон будучи вдовцом. От первого брака у
него была дочь Августа, которая воспитывалась у своей бабушки, и ее дружба
со сводным братом Джорджем началась лишь в 1804 году.
Родители Байрона разошлись вскоре после его рождения. Отец уехал во
Францию и там умер, поэтому отца своего поэт представлял только по рассказам
близких к нему людей, но к памяти его относился почтительно. "Мы с Августой
всегда любили память нашего отца так же, как и друг друга... Если он
растратил свое состояние, это касается одних лишь нас, его наследников, и
если мы его не упрекаем, кто же еще имеет на это право?" {Байрон. Дневники.
Письма. М., Изд-во АН СССР, 1963, с. 311. (Последующие ссылки на это издание
даются в сокращении: Дневники, Письма.)} - писал Байрон в июле 1823 года в
письме по поводу своей биографии, опубликованной во Франции.
Раннее детство поэта прошло в Шотландии. Он горячо полюбил горную
страну, природа которой была столь своеобразна, а история так богата
событиями, что картины Шотландии даже после того, как Байрон покинул ее,
часто возникали перед его глазами.
До десяти лет Байрон жил с матерью в шотландском городе Эбердине, где
начал учиться, когда ему не было и пяти лет.
"Едва выучившись читать, я пристрастился к истории," {Дневники. Письма,
с. 237.} - пишет поэт. О своих эбердинских наставниках, которые менялись
один за другим, Байрон рассказывал с добрым юмором: "Свой почерк, который я
сам едва разбираю, я приобрел под руководством мистера Дункана... Ему не
приходилось особенно гордиться моими успехами. И все же тогда я писал много
лучше, чем когда-либо потом" {Там же.}.
В Эбердине Байрон поступает в так называемую Грамматическую школу, в
которой было пять классов. Когда Байрон окончил третий, пришло известие из
Англии, что умер его двоюродный дед. "Мальчику из Эбердина", как называл его
умерший дед Уильям Байрон, переходили по наследству титул лорда и родовое
поместье Байронов - Ньюстедское аббатство, находившееся в Ноттингемском
графстве. Поместье и замок были запущены, денег для их восстановления не
было (от деда остались одни долги), и мать Байрона вскоре сдала Ньюстедское
аббатство в аренду, а сама с сыном поселилась неподалеку от Ньюстеда, в
Саутвелле.
Изменения, происшедшие в судьбе юного Байрона, вызвали в нем
противоречивые чувства, и несколько позднее в своих стихах он раскрыл их.
Ньюстед с его прошлым пробуждал в нем интерес к истории страны, к предкам,
принимавшим участие в знаменитых сражениях. В его ранних стихах, посвященных
Ньюстедскому аббатству, слышится гордость, что он, Байрон, потомок
прославленного древнего рода, чьи сыновья верно служили своей родине, ему
хочется достойно продолжить их дела.
Он, как вы, будет жить и погибнет, как воин,
И посмертная слава его осенит.
("При отъезде из Ньюстедского аббатства")
И в то же время юношу тяготит новый для него образ жизни среди
титулованных особ, являвшихся рабами условностей:
Судьба! возьми назад свои щедроты
И титул, что в веках звучит!
Жить меж рабов - мне нет охоты,
Их руки пожимать мне стыд!
("Хочу я быть ребенком вольным...")
Детство и отрочество поэта были омрачены не только нуждой, от которой
более всего страдала его мать, прилагавшая большие усилия, чтобы найти
средства для воспитания сына в соответствии с его аристократическим
происхождением, но еще и тем, что от рождения он был хромым. Приспособления,
которые придумывали доктора для исправления хромоты, приносили ему мучения,
а хромота все равно оставалась... и осталась на всю жизнь. Мать Байрона,
обладавшая неуравновешенным характером, порой в пылу ссоры упрекала сына
физическим недостатком, и это было, вероятно, особенно тяжело для него, во
всяком случае, эти сцены оставили глубокий след в его памяти.
В 1801 году Байрон поступил в школу закрытого типа, в Харроу, где
обучались дети знатных и богатых семей. Их готовили к карьере политиков и
дипломатов, к парламентской деятельности. Так, в одном классе с Байроном
учился Роберт Пиль (1788-1850), ставший впоследствии министром внутренних
дел, а затем и премьер-министром Англии.
В Харроу Байрон попал в атмосферу религиозного ханжества, угодничества
перед власть имущими, которая создавалась и поддерживалась в школе всем ее
статутом. Многое в школе приводило Байрона в сильное негодование, его
возмущали ложь и несправедливость, царившие там, и это в самой
непосредственной форме запечатлено в его письмах из Харроу. Он не раз просит
миссис Байрон взять его из школы.
В одном из писем Байрон с горечью пишет матери, что наставники часто
говорят ему о его бедности: "...меня клеймят без причины, и я презираю все
злобные потуги его (ректора. - Р. У.) и его брата. Его брат Мартин...
постоянно напоминает мне о моих стесненных обстоятельствах... это делается,
быть может, с хорошими намерениями, но в весьма неприятной форме...
Я могу пробить себе дорогу в мире, и я это сделаю или погибну. Многие
начинали жизнь ни с чем, а кончали великими людьми. Неужели я, обладая
достаточным, пусть и небольшим, состоянием, стану бездействовать? Нет, я
пробью себе дорогу к Вершинам Славы, но только не бесчестьем..." {Дневники.
Письма, с. 9.}. "Пустяком" считает Байрон насмешки над его бедностью по
сравнению с беспричинными оскорблениями, наносимыми ему его наставниками.
Юный Байрон не понимал, что наставников раздражало не только то, что он
выделялся на фоне общей массы учащихся необычайной широтой знаний, но и его
нетерпимость ко всякой несправедливости, готовность сразу же встать на
сторону беззащитного и защищать последовательно и до конца. Байрон
притягивал внимание учеников, к нему тянулись, добивались дружбы с ним.
Благодаря сердечным отношениям с товарищами у Байрона в Харроу были светлые
и радостные дни. Вспоминая об этом, он пишет: "Школьная дружба была для меня
страстью" {Дневники. Письма, с. 271.}.
В 1803 году, во время каникул, пятнадцатилетний Байрон встретился с
Мэри Чаворт, которая вызвала в нем большое и сильное чувство. Байрон тогда
не мог предвидеть, сколь глубокой окажется его любовь. За несколько месяцев
до своей смерти в одном из писем он писал: "...я в ранней юности сильно
полюбил внучатую племянницу... мистера Чаворта... и одно время казалось, что
обе семьи примирятся благодаря нашему союзу (дед поэта убил на дуэли одного
из Чавортов. - Р. У.). Она была старше меня двумя годами, и мы в юности
много времени проводили вместе. Она вышла замуж за человека из старинной и
почтенной семьи, но брак ее оказался несчастливым, как и мой" {Там же. cc.
311-312.}. Байрон посвятил Мэри Чаворт целый ряд стихотворений, но особенно
волнующе он передал свое страдание и любовь к ней в поэме "Сон", написанной
в 1816 году.
В 1805 году Байрон поступает в Кембриджский университет. У него
появляются новые товарищи, некоторые из них стали его верными друзьями на
всю жизнь. Байрон отдает дань молодости, веселью, наслаждениям и...
проказам. Но это лишь внешняя сторона его жизни в Кембридже. Он продолжает
свои систематические занятия спортом, начатые им в Харроу: занимается
плаванием (он считался впоследствии одним из лучших пловцов мира), боксом,
фехтованием, верховой ездой. По-прежнему много читает. Знания Байрона,
почерпнутые в эти годы из множества книг, размышления над прочитанным были
основой для быстрого и самостоятельного развития его личности.
Близкий друг Байрона поэт Мур в своей книге "Жизнь, письма и дневники
лорда Байрона" (1830), которая была первой биографией поэта, приводит
составленный Байроном в 1807 году список прочитанных им книг. Список
открывается указаниями на книги по истории следующих стран: Англии,
Шотландии, Ирландии, Рима, Греции, Франции, Испании, Португалии, Турции,
России, Швеции, Пруссии, Дании, Германии, Швейцарии, Италии, Индии, Америки,
Африки (порядок Байрона. - Р. У.). Затем идут разделы: биографии,
правоведение, философия, география, поэзия, ораторское искусство, духовное,
разное (порядок Байрона. - Р. У.). В конце списка Байрон приписал, что
составил его по памяти и, возможно, что-то пропустил, но содержание
перечисленных книг хорошо помнит и может процитировать наизусть отрывки из
них. В самом деле, у Байрона, по свидетельству современников, была
феноменальная память, он запоминал тексты страницами, а Мур, комментируя
этот список, пишет, что Байрон "обладал в высшей степени цепкой памятью"
{См.: Thomas Moore. The Life Letters and Journals of Lord Byron. London.
John Murray, 1901, с. 46-47. Последующие ссылки на это издание даются в
сокращении; The Life...}.
Школа в Харроу и университет в Кембридже были частью миропорядка,
установленного аристократической кастой Англии; идея века получали здесь
определенное и нужное ей освещение, и у Байрона уже тогда формировалось к
этому скептическое отношение" Это ясно показывает письмо, написанное
Байроном Чарлзу Далласу - английскому писателю и дальнему его родственнику -
накануне завершения им образования в Кембридже. "Ваше предположение
правильно - я студент Кембриджского университета, - пишет Байрон, - где в
этом семестре буду держать экзамен на степень магистра искусства но если
искать разума, красноречия и добродетели, то отнюдь не Гранта является их
столицей; здесь не Эльдорадо и тем более не Утопия. В умах питомцев
Кембриджа та же стоячая вода, что в реке Кэм, а стремления ограничены
церковью, но только не христовой, а ближайшим вакантным приходом.
Что касается моего чтения, я могу сказать не преувеличивая, что в
области истории я начитан изрядно; мало найдется народов, с чьей историей я
не был бы сколько-нибудь знаком, от Геродота до Гиббона. Классиков я знаю
настолько, насколько их знает большинство школяров после тринадцати лет
учения; о законах страны - достаточно, чтобы не "преступить" их, как
выражаются браконьеры. Я изучал и "Дух Законов" {"Дух Законов" (1748)? -
сочинение французского писателя-просветителя Шарля Луи Монтескье
(1689-1755).} и международное право, но, видя, как последнее непрестанно
нарушается, я потерял интерес к столь бесполезным познаниям, из географии я
знаю больше по карте, чем хотел бы пройти пешком; из математики -
достаточно, чтобы вызвать головную боль, но не прояснить мысли; из
философии, астрономии, метафизики - больше, чем способен понять; а здравого
смысла мне преподали так мало, что я намерен завещать Байроновскую премию
каждой из наших Almae Mater за первое открытие в этой области..." {Дневники.
Письма, с. 17.}
Именно в годы учебы в Харроу и Кембридже Байрон уже стал не только
ощущать эпоху, в которой жил, но и оценивать события своего времени активно
и действенно. Когда начались наполеоновские войны, Байрон-школьник защищал
бюст Наполеона, как он пишет, "от подлецов, державших нос по ветру" {Там же,
с. 51.}. Будучи студентом, открыто выражал свои симпатии общественным
деятелям, выступавшим против колониальной политики Англии.
Эпоха Байрона, начавшаяся под знаком Французской революции, была бурной
и противоречивой, молодой Байрон не сразу в ней разобрался, но эволюция его
мировоззрения показывает, как чуткость его к прогрессивным идеям века,
умение исторические знания соотносить с современностью дозволяли ему видеть
перспективу развития важнейших событий своего времени.
Большую роль в распространении идей Французской революции в Англии
сыграли "Корреспондентские общества", связанные с широкими демократическими
массами. Они возникли в крупнейших городах Великобритании, а центром,
объединяющим их, было "Лондонское корреспондентское общество". Оно послало
Национальному конвенту Франции адрес, в котором выразило свою солидарность с
революционным французским народом. "Французы! Вы уже свободны, мы же только
готовим победу свободы в Британии..." {Цит. по книге: Очерки истории Англии.
М., Учпедгиз, 1959. с. 177.}.
"Корреспондентские общества" были поддержаны известными прогрессивными
политическими деятелями - писателями, публицистами, учеными Англии. Среди
них были Томас Пейн - английский публицист, участник Войны за независимость
Северной Америки, автор трактата "Права человека";
Томас Спенс - публицист, автор трактата "Действительные права человека"
о необходимости аграрных реформ в Англии;
Уильям Годван - писатель и, как назвал его Маркс, "практический
философ" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Об искусстве, т. I, с. 233.},
опубликовавший в 1793 году труд "Исследование о политической
справедливости", в котором осудил эксплуатацию человека человеком (книгу
свою он посвятил французскому Конвенту). Все они выступали против Эдмунда
Берка - автора "Размышлений о французской революции" (1790), в которой
отрицалось историческое значение Французской революции, отстаивалось
существующее социальное устройство Англии с наследственной монархией.
Официальные круги поддержали Берка, и книга его многократно издавалась.
А "Корреспондентские общества" парламент обвинял в пропаганде политических
реформ в Англии, и в 1784 году начались судебные процессы над наиболее
известными деятелями этих обществ. Суду, однако, пришлось оправдать их, но
репрессии по отношению к членам "Корреспондентских обществ" продолжались.
В конце XVIII века народ Англии был глубоко потрясен жестоким
подавлением восстаний, последовавших одно за другим в 1797 и 1798 годах, -
это восстание на флоте и восстание ирландцев за свою независимость. Молодой
Байрон свое отношение к Французской революции и наполеоновским войнам
выразил уже в первой песне "Чайльд-Гарольда" (1812). Знал он и о судебном
процессе над членами "Корреспондентских обществ" и, видимо, достаточно
подробно, поскольку был знаком с теми, кто в качестве адвокатов защищал на
суде руководителей этих обществ. События в Ирландии и ирландские проблемы
всегда волновали поэта, и неудивительно, что одна из его речей в парламенте
была посвящена положению ирландских католиков.
Вся богатая мыслями и чувствами жизнь Байрона-юноши нашла свое
отражение в его ранних стихах. В 1806 году, будучи студентом Кембриджа, он
анонимно издает сборник своих стихов "Летучие наброски", но почти весь
небольшой тираж его уничтожает. В 1807 году анонимно появляется новый
сборник, "Стихи по разным поводам" {В других переводах название сборника
"Стихи на разные случаи".}. В том же году издан третий сборник стихов поэта
уже с указанием имени автора - "Часы досуга", стихи оригинальные и переводы
Джорджа Гордона, лорда Байрона. Несовершеннолетнего".
В "Часы досуга" вошли стихи из ранее вышедших сборников и новые,
впервые публикуемые. Многие стихи сборника были еще несовершенны, в них
сказывалось подражание английской поэзии XVIII века, но уже виден был
широкий диапазон поэтических возможностей молодого Байрона, осваивающего
различные поэтические размеры, ищущего выразительные средства для образной и
точной передачи своей мысли.
Сборник "Часы досуга" был, по существу, прощанием поэта с юностью и
вступлением его в новый период жизни. "Я цепи юности разбила//Страну
волшебную мечтаний//На царство Истины сменил", - пишет он в одном из
последних стихотворений сборника "К Музе вымысла".
По выходе сборника, в январе 1808 года, в журнале "Эдинбургское
обозрение" появилась анонимная рецензия, в которой поэзия "молодого лорда
относилась к разряду той, которую ни боги, ни люди не могут допустить..."
{The Works of Lord Byron Letters and Journals ed. by R. E. Prothero..
London, John Murray, 1922, vol. I, Appendix II, p. 344.}. Рецензент
высмеивал содержание стихов, указывая Байрону, что он не владеет
литературным языком и что ему следовало бы лучше знать поэзию своих
предшественников. И, имея в виду его сатирические стихи, делал вывод:
молодой автор рано присвоил себе право осуждать других.
Еще до рецензии в "Эдинбургском обозрении" Байроном была начата
сатирическая поэма "Британские барды". После выступления журнала поэт издает
эту поэму небольшим тиражом, а в марте 1809 года она появилась в расширенном
виде под названием "Английские барды и шотландские обозреватели". Поэма за
короткий срок выдержала подряд четыре издания. Успех объяснялся не только
смелостью ответа, сокрушавшего все доводы грубой и недоброжелательной по
тону рецензии в "Эдинбургском обозрении", но прежде всего тем, что в ней
живо представала современная литературная и театральная жизнь Англии.
Сатирическое острие поэмы было направлено против поэзии уводившей в
религиозную мистику, пронизанной тоской по прошлому, равно как и против
поэзии, воспевавшей наслаждения. Среди целого ряда поэтов, чьи произведения
Байрон подверг критике, были и крупнейшие поэты-романтики, современники
Байрона. Можно считать, что именно с этой поэмы начинается в творчестве
Байрона полемика с поэтами "Озерной школы" (лейкистами): Вордсвортом,
Колриджем, Саути. Творчество этих поэтов, отказавшихся после Французской
революции от высоких идеалов борьбы за свободу, всегда оставалось глубоко
чуждым мироощущению Байрона. Близость Вальтера Скотта-поэта к лейки стам
вызвала неодобрительные строки Байрона и в его адрес, хотя позднее
Скоттроманист был в числе любимейших его писателей. В этой ранней своей
поэме молодой Байрон высказывает веру в большие возможности творческого
гения Вальтера Скотта.
Серьезное внимание в поэме Байрон уделил положению английского театра,
на сцене которого шли пошлые и бездарные пьесы. Он призывал таких
драматургов, как Шеридан, восстановить былую славу английской сцены, где
выступали Гаррик и Сиддонс.
"Английские барды и шотландские обозреватели" была как по содержанию,
так и по всему своему духу просветительской: Байрон видел в литературе и
искусстве действенные средства нравственного и художественного воспитания
общества.
В конце июня 1809 года Байрон отправился в двухлетнее путешествие. Во
время путешествия он заканчивает поэму "По стопам Горация", задуманную им
как продолжение "Английских бардов и шотландских обозревателей", и пишет
путевые впечатления в стихах, которые легли в основу первых двух песен
"Паломничества Чайльд-Гарольда""
По приезде в Англию в июле 1811 года, передавая рукописи путевых
впечатлений и поэмы "По стопам Горация" Далласу, взявшемуся помочь Байрону в
их издании, поэт сказал, что поэму считает лучшим из того, что им написано.
Даллас, напротив, был восхищен путевыми впечатлениями, поэму же назвал
"достойной сожаления" {The Life... с. 121.}. "Писатели часто плохие судьи
собственных сочинений, - писал в конце XIX века редактор полного собрания
сочинений Байрона Колридж, - но из всех известных литературных заблуждений
этого рода ошибки Байрона едва ли не самые поразительные. Вскоре после
появления "Корсара" он все еще воображал, что "Английские барды" -
мастерское произведение. А когда все его величайшие произведения уже были
созданы, он продолжал утверждать, что его перевод из Пульчи {Пульчи Луиджи
(1432- 1484) - итальянский поэт. Байрон перевел в 1820 году 1-ю песнь поэмы
Пульчи "Большой Моргайте".} - "грандиозная работа, - лучшее из того, что им
создано в жизни", и на протяжении всей своей литературной деятельности
относился к этим "По стопам Горация" с особым и неизменным пристрастием"
{The Works of Lord Byron, I-VII vols, ed. by E. H, Coleridge. London, John
Murray 1903, v. I, p. 388. Последующие ссылки на это издание даются в
сокращении: Poetry...}. Байрон же на самом деле прекрасно знал и о значении
и о непреходящей ценности своих основных произведений. Вот некоторые строки
лишь о двух из них - о "Чайльд-Гарольде" и "Дон-Жуане": "Я считаю
"Чайльд-Гарольд а" своим лучшим произведением; им я начал, им думаю и
кончить. Но решения на этот счет я не принимаю, ибо уже нарушил такое
решение, когда написал "Корсара". Боюсь, однако, что ничего уже не напишу
лучше этого..." {Дневники", Письма, с. 150.}. Или: "3-го апреля я послал
Меррею II песнь "Дон-Жуана"; надеюсь, что она прибыла - клянусь богом, это
Саро d'Opera, столько она "расточает радости"..." {Там же, с. 161.}.
Очевидно, что Байрон-поэт шел впереди Байрона - критика поэзии, но в
его творчестве ясно и последовательно прослеживаются те просветительские
воззрения, которые наиболее полно отражены в таких ранних сатирических
поэмах, как "Английские барды...", "По стопам Горация". Может быть, именно
этим они так дороги художнику.
На связи Байрона с XVIII веком, то есть веком Просвещения, давно
обращалось внимание как в зарубежной, так и в нашей отечественной науке.
Байрон-критик, провозглашавший принципы просветительского классицизма,
противоречил Байрону-поэту, утверждавшему своей поэзией художественный метод
романтизма, разрушавший нормативную эстетику просветителей. Многое роднило
Байрона с просветителями. Стойкая непримиримость к религиозному и
политическому ханжеству давала Байрону уверенность при схватках с многоликим
лицемерием и политическим коварством. Личности
Байрона отвечал дух активного вмешательства в аеизнь, обличавший
мыслителей и писателей XVIII века. Байрон был сторонником обычной для
просветителя пропаганды знаний, их распространения среди современников. Чем,
как не истинной потребностью делиться с людьми приобретенными знаниями,
объясняется большой объем примечаний и приложений написанных им ко многим
своим произведениям.
И, наконец, Байрон подхватил и продолжил просветительское отношение не
только к литературе, но и к другим видам искусства. Он верил, например, что
средствами театра можно развить ум и чувства людей, и, критикуя современную
ему сцену с нравственных позиций просветителей XVIII века, заглядывал
вперед, предчувствуя возможности иного развития театра. И отнюдь не случайно
Байрон в 1820 году возвращается к мысли опубликовать поэму "По стопам
Горация", значительная часть которой посвящена театру.
Написана поэма в стиле сатирических поэм XVIII века. И все, что в ней
говорится об ответственности поэта за судьбы художественного творчества,
Байрон относил и к себе. Но случилось так, что в печати раньше поэмы "По
стопам Горация" появились две первые песни "Чайльд-Гарольда", которые
сделали его "в одно утро знаменитым" {The Life... p. 159.}. И теперь многие
строки поэмы "По стопам Горация", в частности, такие:
Поэзия не знает середины,
Здесь тот на дне, кто не достиг вершины,
У всех в презреньи серенький поэт,
У бога, у людей и у газет...
{Пер. H. Вольпин.}
- были бы восприняты литературной средой как высокомерные наставления
всем, менее значительным, чем он, поэтам, то есть вступали в силу этические
соображения, поэтому Байрон приостановил печатание подготовленного им пятого
издания "Английских бардов...", отложил публикацию "По стопам Горация", ибо,
как он заметил, любое продолжение "Английских бардов..." "обрушило бы на его
голову лавину горящих угольев" {Poetry, vol. I, p. 387. "Introduction"}.
Поэма так и не была опубликована при жизни поэта.
Путешествие, которое совершил Байрон в 1809-1811 годах, имело огромное,
значение для развития его личности и поэтического дара. Оно началось с
Португалии, затем последовали города Испании. Из Испании Байрон выехал на о.
Мальту, вслед за Мальтой он посетил Грецию, Албанию, отсюда поехал в
Константинополь, вновь вернулся в Грецию.
Какой бы удивительной ни была по своей красоте природа и величественной
древняя культура этих южных стран, Байрон не воспринимал их вне жизни
народов, их населявших. Люди, их быт, язык, обычаи, одежда - все вызывает
пристальный интерес поэта. Его поражают социальные контрасты в этих странах:
с одной стороны, нищета, рабство народов, с другой - неограниченная власть и
произвол кучки тиранов. Во время путешествия Байрон глубоко осознал свое
общественное призвание поэта, он стремился увиденное передать в строфах,
обличавших политику правительств тех стран, которые поддерживали тиранию и
насилие над народами.
Путевые впечатления обретали разный по тону характер: они были то
раздумьями, то призывом к народам сбросить иго тирании, то восторгами перед
красотой женщин, перед экзотикой природы. Ложились эти записи большей частью
в спенсерову строфу, девятистрочную, со сложным чередованием рифм; Байрон
работал тогда над овладением этой строфой, которая берет начало в английской
поэзии эпохи Возрождения. Во время путешествия им было также создано немало
лирических стихотворений о запомнившихся встречах и событиях. Одновременно
появлялись и стихи, давшие начало политической лирике поэта, - "Песня
греческих повстанцев", "Прощанье с Мальтой", к которым примыкала и сатира
"Проклятие Минервы", написанная также в годы путешествия.
Байрон возвращался в Англию в конце лета 1811 года. Уже на пути домой
он узнал о тяжелой болезни матери, которую не застал в живых. Горе поэта
усугубилось еще и тем, что погиб один из его близких друзей. Байрон,
уединившись в Ньюстеде, тяжело переживает эти события. Но вскоре работа над
поэмой "Паломничество Чайльд-Гарольда" полностью захватила его. Герою поэмы,
который повторяет его путешествие, поэт придает черты своих современников,
молодых людей из среды, хорошо ему известной. Чайльд-Гарольд устал от
веселого и бездумного времяпрепровождения, его тяготят друзья по кутежам,
женщины, с готовностью отвечающие на любовь. Разочарованный во всем,
признав, что жизнь его пуста и бессмысленна, он решает уехать в незнакомые
края.
Личное отношение Байрона к тому, что он видел во время своих
странствий, отражено в поэме, и часто именно лирический герой определяет ее
звучание. Предчувствуя, однако, что его - автора - будут отождествлять с
Чайльд-Гарольдом, Байрон писал Далласу: "Я ни в коем случае не намерен
отождествлять себя с Гарольдом; я отрицаю всякое родство с ним. Если местами
может показаться, будто я написал собственный портрет, поверьте, что это
только местами, и я на хочу признавать даже этого... Я ни за что на свете не
хотел бы походить на своего героя" {Дневники. Письма, с. 38.}.
Готовя "Чайльд-Гарольда" к изданию, поэт встретился с препятствиями.
Его издатель Меррей требовал исключить из поэмы ряд строф, носивших
политический характер, на что Байрон твердо отвечал: "Боюсь, что по части
политики и философии я ничего не смогу изменить; но могу сослаться в своих
заблуждениях на высокие авторитеты, ибо даже "Энеида" была поэмой
политической, написанной с политической целью - а что касается моих
злополучных мнений по вопросам более важным, то я в них слишком искренен,
чтобы отречься. Об испанских делах я говорю как очевидец и каждый день
убеждаюсь, что составил себе на месте верное суждение... Как видите, я не
могу изменить своих мнений, но если бы вы пожелали изменений в строении
стиха, я готов сколько угодно нанизать рифм и сочинить строф..." {Дневники,
Письма, с. 37.}. В этом же письме Байрон указывает, что поэма его "совсем
иного рода, чем предыдущие", подчеркивая принципиальную новизну
"Паломничества Чайльд-Гарольда".
"Паломничество Чайльд-Гарольда" - первое произведение
Байрона-романтика, романтика нового типа, отличного от всех его
предшественников. Отстаивая свободу народов, их право на
национально-освободительную борьбу, Байрон не бежал от действительности, а
призывал вмешаться в нее. Ратуя за духовное раскрепощение человека, выступая
в защиту его от насилия и унижения, он требовал и от самого человека
активных действий, он клеймил его позором за то, что тот подчинился рабству,
склонил голову перед тираном. Как и все романтики, Байрон воспевал Природу,
но не вообще, а в связи с человеком, утверждая мысль, что только духовно
развитый и свободный человек может понять ее красоту, осуществлять гармонию
между человеком и природой. Всю поэму пронизывает связь времен, прошлое
освещено светом современности, а прошлое и настоящее позволяют поэту
заглянуть в будущее.
В первой песни поэмы, в которой рассказывается о нашествии
наполеоновских войск на Пиренейский полуостров, поэт пишет: "Летит на тризну
Смерть во весь опор,//И ярый бог войны приветствует раздор". Страшна война,
и это передается через аллегорию: бог войны - чудовищный, отталкивающий
своим обликом гигант. Война ассоциируется у поэта с правителями государств,
развязывающими войны ради захвата чужих земель, - ведь подвластные им войска
лишь "орудья алчности кровавой - //Их тысячи тиран бросает в прах,//Свой
воздвигая трон на черепах...". На примере Испании поэт четко отделяет такую
войну от войны, которую ведет народ за свою независимость; в ней тоже гибнут
люди, но во имя жизни. Борьба испанского народа важна не только для самой
Испании, поэт верит, что она может стать вдохновляющим примером для других
порабощенных народов: "Но ждут порабощенные народы,//Добьется ли Испания
свободы,//Чтобы за ней воспряло больше стран".
Байрону удается создать образ народа в движении, в действии. Охватывая
его в целом, показывая в массовых сценах, как народ сражается, трудится,
веселится, он останавливается также на единичном: на проявлении характера
испанского народа в отдельных героических личностях; с восхищением говорит
он о деве из Сарагосы, участнице народного ополчения. В единстве героической
личности с народом Байрон усматривает залог успехов испанцев в борьбе за
правое дело. Иной взгляд у поэта на тех, кто добился почестей и славы в
результате захватнических войн.
В первой песни поэмы можно видеть, как началась переоценка деяний
кумира молодости Байрона-Наполеона:
Заглянем в день грядущий: кто привык
Ниспровергать одним движеньем троны,
Свой жезл подняв, задумался на миг, -
Лишь краткий миг он медлил, изумленный.
Но вскоре вновь он двинет легионы,
Он - Бич Земли!..
Во второй песни Чайльд-Гарольд оказывается сначала в Албании, затем в
Греции. Народы этих стран под игом Турции. Коварна и изощренна восточная
тирания, и печать ее на лицах местных деспотов, наместников султана. Портрет
Али-Паши, правителя Албании, с которым Байрон был лично знаком, в поэме
краток и выразителен. Черты лица старого Али-Паши благообразны, трудно
заподозрить его в жестокости, но сквозь эти черты просвечивает лик,
запятнанный преступлениями, и он вызывает отвращение, ведь "тот, кто начал с
крови, в кровавых делах завершает свой путь" {Poetry, vol. 1, р. 140
(Перевод мой. - Р. У.).}, - заключает Байрон. Предателю народа, Али-Паше,
противопоставлены простые свободолюбивые албанцы, которые свято хранят
память о своем народном герое Искандере, устрашавшем турецкую рать, и это
вселяет в поэта надежду, что с деспотизмом своих феодалов и турецким игом
народ не примирится.
Тема борющегося народа в поэме продолжает развиваться, обретая новые
краски в строфах, посвященных Греции, составляющих основную часть второй
песни. Контраст между великим прошлым античной Греции и рабским, униженным
ее положением в настоящем болью отзывается в сердце поэта. Контраст
раскрывается с привлечением фактов из богатой истории Греции, строфы все
время интонационно варьируются: восторг перед прекрасной Элладой, в которой
жил дух Свободы, сменяется гневом на потомков, живущих на славной земле и
покорившихся рабству, поэту тяжело видеть как "грек молчит, и рабьи гнутся
спины,//И под плетьми турецкими смирясь,//Простерлась Греция, затоптанная в
грязь...", и гнев уступает место надежде, что в народе "былая сила
неукротимой вольности живет". Народ должен верить в свои силы утверждает
поэт, а не полагаться на иноземную помощь; логическим завершением этой мысли
становится призыв: "О, Греция! Восстань же на борьбу!"
Неизменна любовь поэта к Греции, близка и дорога она ему и строфы о
Греции в этой поэме помогают лучше понять, почему Байрон станет борцом за
свободу греческого народа.
И в первой и во второй песнях поэмы Байрон не раз касается внешней
политики Англии. Испанцев он предупреждает, чтобы не доверялись союзнической
роли Англии: "...союзник тот опасный, в чью помощь верить - право, труд
напрасный". Британский дипломат лорд Эльджин вывез из Греции огромную
коллекцию памятников древней культуры, и об этом Байрон пишет как о позоре
для всей Англии. В осуждении внешней политики своей страны Байрон занял
определенно демократические позиции, отражая взгляды передовой части
английского общества.
Автору "Чайльд-Гарольда" расстановка политических сил в Европе была
достаточно ясна, но общие закономерности исторического процесса
представлялись несколько односторонне. Опираясь на внешние факты, Байрон
называет португальцев "презренными рабами", обвиняя целый народ в покорности
и нежелании бороться за свободу, что было, разумеется, несправедливо.
Правда, поэт испытывал необходимость глубже разобраться в причинах многих
явлений и событий в жизни народов, увидеть взаимосвязь между внешним их
проявлением и социальными причинами. Недостаток знаний в этой области
восполнялся порой эмоциональной риторикой. Но уже в последних песнях поэмы -
третьей и четвертой - Байрон раскрывает одну из замечательных сторон своего
гения - находить точное поэтическое выражение глубокой философской мысли.
Новаторское содержание поэмы диктовало и отказ от общепринятых
представлений, каким должен быть язык поэта. Байрон пересматривает весь
арсенал художественных средств английской поэзии, отбирая нужное для себя; в
частности, при обобщениях он пользуется принципом аллегории, известным со
времен английской поэзии средневековья; охотно обращается он и к народному
английскому языку. Отсутствие скованности в использовании всего богатства
родного языка дало ему широкие возможности для поэтического изложения
беспрерывно меняющегося содержания поэмы.
Первые две песни "Паломничества Чайльд-Гарольда" открыли новые
горизонты для поэзии романтизма. Пушкин поставил Байрона с его
"Чайльд-Гарольдом" в ряд корифеев мировой поэзии.
Незадолго до путешествия Байрон занял свое место в палате лордов. Тогда
он не совсем ясно себе представлял, какова будет его парламентская
деятельность. Путешествие, размышления об увиденном, работа над
"Чайльд-Гарольдом" развили интерес Байрона к социальным проблемам своей
страны. К тому же возвращение его в Англию совпало с разгаром луддитского
движения, начавшегося в Ноттингеме, в крупнейшем центре ткацкой
промышленности. Применение новых ткацких машин оставляло многих ткачей без
работы, а у тех, кто работал, резко снижалась заработная плата. Обездоленные
ткачи разрушали станки.
Правительством был подготовлен закон (билль), по которому разрушение
машин каралось смертью. Байрон избрал этот билль темой своей первой речи.
Перед выступлением в парламенте он предпринял специальную поездку, чтобы
изучить вопрос на месте. Лидер вигов, главный судья Ноттингема, лорд Холланд
наставлял Байрона, какой должна быть его речь. Но накануне своего
выступления Байрон пишет Холланду письмо, из которого видно, что он не
пойдет на компромиссы и будет отстаивать права ноттингемских ткачей. "Я
считаю, милорд, - писал Байрон, - что можно приветствовать благодетельный
для человечества прогресс промышленности, но нельзя допустить, чтобы
человечество приносилось в жертву усовершенствованию машин. Обеспечить
существование трудящихся бедняков - более важная для общества задача, чем
обогащение нескольких монополистов с помощью усовершенствованных орудий,
которые отнимают хлеб у рабочего и делают невыгодным его наем.
Я возражаю против билля из-за его явной несправедливости и совершенной
бесполезности. Я видел, как живут эти несчастные и какой это позор для
цивилизованной страны...
В тех немногих словах, которые я позволю себе сказать в четверг, я
выскажу именно это мнение, составленное на основании собственных наблюдений"
{Дневники. Письма, с. 40.}.
Билль о смертной казни для ткачей луддитов был узаконен вопреки усилиям
Байрона, его выступлению в парламенте в феврале 1812 года. Но 2 марта Байрон
"продолжил" свою речь уже как поэт, опубликовав "Оду авторам билля,
направленного против разрушителей станков". Действие билля не замедлило
сказаться; движение луддитов жестоко подавлялось военными частями, ткачей
осуждали на казнь через повешение, тюремное заключение и ссылки. Против этих
преследований выступил и известный радикальный публицист Вильям Коббет.
Байрон не мог забыть террор, учиненный правительством против ткачей, и
спустя несколько лет, в изгнании, он написал "Песню для луддитов", в которой
звучит призыв к продолжению борьбы: "...или сгинем в бою,// Иль к вольному
все перейдем мы житью".
Первые песни "Чайльд-Гарольда", вышедшие в свет 10 марта 1812 года,
принесли Байрону широкую известность. "Чайльд-Гарольд" выдерживает издание
за изданием, популярность его автора растет изо дня в день, и теперь каждая
строка написанная им, меткие слова, остроты, сказанные по разным поводам, -
все становится предметом обсуждения.
Байрон часто бывает в свете, в модных литературных салонах. Встречи с
писателями и поэтами, новые знакомые из политических кругов, успех у женщин
увлекают и занимают его, но не настолько, чтобы не видеть условий жизни, в
которых живут народы Великобритании. 21 апреля 1812 года Байрон выступает в
парламенте с речью о положении ирландского народа, на обсуждении предложения
о создании комитета для разбора жалоб ирландских католиков. С самого начала
Байрон дает понять, что дело не в мелких подробностях возникшей ситуации и
что не надо уподобляться лилипутам в их споре, с какого конца разбивать
яйцо. Хорошо зная историю Ирландии и события ее современной жизни, Байрон
показывает, что благодаря вражде католиков и протестантов в Ирландии
создается обстановка, которую издавна поддерживает правительство Англии.
Если католикам правительство не предоставляет никаких субсидий, то
протестантам выделило значительную сумму для школ, в которых детей
воспитывали в ненависти к католикам.
Особенно сильной является та часть речи, в которой Байрон обнажает
ханжество английских политиков, делающих вид, что они против католиков из
религиозных соображений. "Действительно, странно было бы делать различие
между нашей внешней и внутренней политикой, - говорит Байрон. - Если
католическая Испания, верная Португалия и не менее католический и верный
король одной из Сицилий (которую вы, между прочим, у него, однако, отняли)
нуждаются в помощи, - немедленно идут в поход войско и флот, отправляются
посланники и субсидии, и это очень часто для того, чтобы выдержать довольно
горячий бой, вести более или менее неудачно переговоры, и всегда неизменно
очень дорого платить за наших союзников, папистов".
Продолжая свою речь в обличительном тоне, Байрон обнажает суть Унии,
навязанной Ирландии Англией, после того как в крови было потоплзпо восстание
ирландцев в 1798 году. По этой Унии ирландский парламент был ликвидироваван,
а взамен этого Ирландия могла посылать нескольких своих депутатов в
английский. "Если это можно назвать Унией, - сказал в своей речи Байрон, -
то это Уния акулы и ее добычи; хищник поедает свою жертву, и таким образом
они приходят к единству. Так поглотила Великобритания парламент, конституцию
и независимость Ирландии и не соглашается изрыгнуть хоть одну привилегию,
хотя бы это было на благо ее собственного нездорового политического тела"
{The Life., с. 682.}.
Через год Байрон выступил еще раз с речью в парламенте - в защиту
петиции ветерана демократического движения Картрайта, за что получил, как
пишет, "немало оскорблений". Это была его последняя речь, от предложений
выступить в парламенте он уклонялся, так как к парламентской деятельности
стал относиться скептически: "надоела парламентская комедия {Дневники.
Письма, с. 48.}, - записывает он в дневнике 1813 года. Сатирически изобразил
Байрон заседания в палатах парламента и в поэме "Поездка дьявола".
Но в парламенте Байрон хорошо узнал "кухню" английской внутренней и
внешней политики. Некоторые политические деятели, видя, как растет
популярность Байрона, стремились привлечь его на свою сторону, как,
например, лидер партии вигов, упомянутый выше лорд Холланд. Его дом, являлся
местом встреч членов партии вигов и был также литературным салоном, который
возглавляла супруга "Холланда.
В августе 1812 года, когда к началу нового театрального сезона было
заново отстроено здание королевского театра Дрюри-Лейн, сгоревшего в 1809
году. Комитет по управлению этим театром решил ознаменовать открытие его
приветственным адресом, который должны были прочитать перед началом
представления. Был объявлен конкурс (новшество для того времени) на лучший
адрес. Но все, что было получено (свыше ста сочинений), по мнению Комитета,
не отвечало торжественности момента. Тогда Холланд, один из членов Комитета,
предложил обратиться к Байрону, чье имя как автора "Чайльд-Гарольда" было у
всех на устах, Холланд написал Байрону, и поэт взялся за сочинение адреса,
но с видимой неохотой. Постепенно эта работа его заинтересовала. Адрес был,
наконец, написан, признан Комитетом лучшим и прочитан в день открытия
театра. Но поскольку Байрон написал свой адрес вне конкурса, все отвергнутые
сочинители стали обвинять Комитет в несоблюдении условий, и начался, по
выражению Байрона, "адресный мятеж". Один из отвергнутых адресов был
опубликован в газете. Байрон, ознакомившись с этим сочинением, в котором
автор, кроме всего прочего, восхвалял еще и британскую политику завоеваний,
в этот же день написал пародию на него и отослал в ту же газету.
Начавшийся шум по поводу адреса Байрона, требование Комитета исключить
из него те или иные резкие строки о положении положении на английской сцене
вызывают у поэта сначала не очень настойчивое, но затем решительное
несогласие с тем, что ему навязывают, и он начинает приводить в боевую
готовность оружие сатиры. Одновременно с адресом Байрон пишет сатиру "Вальс"
в духе "Английских бардов и шотландских обозревателей", собирается издать
часть своей сатиры "Проклятие Минервы", о чем сообщает своему издателю.
Сатира "Проклятие Минервы", в которой поэт обвиняет лорда Эльджина в
разграблении памятников Греции, полностью не была опубликована при жизни
поэта, но она "ходила" среди читателей в издании, не предназначенном для
продажи, и была достаточно известна его современникам. "Вальс" вышел в свет
анонимно, в 1813 году. В этой сатире Байрон зло и хлестко пишет о лицемерии
и ханжестве высшего света, причем задевает и королевскую семью. Все кружатся
в вихре модного тогда танца - вальса, - в страна же голодают бедняки,
вводятся жестокие законы, обесцениваются деньги; начинаются новые войны.
Сатирическое направление в творчестве Байрона развивалось в различных
жанрах - поэмах, эпиграммах, пародиях, сатирических эпитафиях, экспромтах. В
совершенстве владел Байрон малой формой - в нескольких строках, в остроумной
игре слов ему удавалось передать и злободневность события и точность адреса.
Экспромт "Строки к плачущей леди" - всколыхнул королевский двор, высшее
общество, политические круги. Газеты писали статьи, обвинявшие Байрона чуть
ли не в государственной измене. "Восемь строк" вызвали по крайней мере
восемь тысяч (строк. - Р. У.)", - писал Байрон. А поэт в восьми строках
сказал следующее: при обсуждении политических дел со своими советниками
принц-регент пришел в сильное волнение, а принцесса Шарлотта, увидев это,
залилась слезами. Поэт иронически предполагает, что слезы Шарлотты вызваны
бедственным положением страны.
В творчестве Байрона комическое было органически связано с трагическим.
С 1813 года Байрон создает одну за другой романтические поэмы, которые
заняли в эволюции его творчества важное месте и дали начало трагизму
Байрона. Поэмы эти - "Гяур" (1813), "Абидосская невеста" (1813), "Корсар"
(1814), "Пара" (1814), "Осада Коринфа" (1816), "Паризина" (1816) - получили
в литературе название "восточных". Определение это в полной мере, если иметь
в виду колорит, относится только к первым трем; в "Ларе" же, как указывал
сам поэт, имя испанское, а страна и время события конкретно не обозначены, в
"Осаде Коринфа" Байрон переносит нас в Грецию, а в "Паризине" - в Италию. В
стремлении объединить эти поэмы в один цикл есть известная логика,
подсказанная общими признаками, характерными для всех названных поэм. В них
Байрон создает ту романтическую личность, которая впоследствии,
преимущественно в XIX веке, стала называться "байронической" и нашла полное
воплощение в образах Манфреда и Каина. Герои поэм, о которых идет речь,
отвергают общество, где царит тирания и деспотизм, провозглашают свободу
личности, не подчиняющейся условиям, угнетающим ее. И при всей разности
сюжетов личность романтического героя от поэмы к поэме развивается Байроном,
обогащается новыми чертами характера, и в то же время в ней углубляется,
говоря словами Пушкина, "безнадежный эгоизм". Романтический герой Байрона
обладает и большой притягательной силой благодаря своему благородству,
гордому и неукротимому характеру, способности страстно и самозабвенно
любить, мстить за зло, стать на сторону слабого и беззащитного. Этому герою
чужды низменные чувства: продажность, трусость, лживость и коварство.
В первой романтической поэме "Гяур" характер героя дается еще эскизно,
набросками. Объясняется это самой композицией поэмы, состоящей из ряда
фрагментов. Однако это не мешает представить ход действия. В последних
фрагментах поэмы Гяур исповедуется старому монаху, и здесь характер его
раскрывается полнее, так как в его рассказе-исповеди переданы мотивы
поступков, известных нам по предыдущим отрывкам.
Так же, как и Гяур, Селим из "Абидосской невесты" выступает против
тирана из личной мести. Байрону удается показать особенности характера
Селима, формировавшегося в условиях Востока. Поэт смотрит на Восток глазами
европейца, отвергая псевдовосточное, поверхностный ориентализм. "Европеец, и
в упоении восточной роскоши, должен сохранить вкус и взор европейца. Вот
почему Байрон так и прелестен в Гяуре, в Абидосской невесте и проч." {А. С.
Пушкин. ПСС в 10-ти томах, М, Изд-во АН СССР, 1958. т. 10, с. 160.}, - писал
Пушкин.
В поэме "Корсар" сюжет усложнен. Герой поэмы Конрад - атаман пиратской
шайки - оказывается в разных критических ситуациях, и характер его
обнаруживается в действии, в столкновении с препятствиями. Ни в какой другой
романтической поэме Байрона этого периода герой так не связан со своими
товарищами, как в "Корсаре". Но даже в кругу своих единомышленников Конрад
остается одиноким, ибо одиночество его - результат давнего недоверия к людям
("очень рано был обречен стать жертвою обмана").
К дальнейшей судьбе Конрада Байрон собирался вернуться в поэме "Лара":
в рукописи было указано, что "Лара" является продолжением поэмы "Корсар". В
предисловии к первому изданию "Лары" он писал: "Читатель... будет, вероятно,
рассматривать эту поэму как продолжение "Корсара"; они схожи по колориту, и,
хотя характеры поставлены в иные положения, фабулы их в некоторой степени
связаны между собою; лицо - почти то же самое, но выражение - различно".
Лара, как и Конрад, не принимает общества людей, презирает их, но в отличие
от Конрада он имеет на них странное и таинственное влияние. Поэт дает
понять, что Лара занимается черной магией: по ночам в замке Лары слышался
"голос сверхземной", а однажды его застали в глубоком обмороке, сраженным
нездешним ужасом. Как показывает дальнейшее творчество Байрона, Лара был
предвестником Манфреда.
В противоречивом сознании героев байроновских романтических поэм
смешались понятия добра и зла, но поэту его герои дороги именно такими, они
близки ему по духу. Объективно же Байрон-художник показал трагедию
индивидуализма, когда герой, разрушив свои связи с людьми, теряет интерес к
собственной жизни, и бунт его во имя личной свободы лишается смысла.
В написанной после "Лары" поэме "Осада Коринфа" Байрон раскрывает
антисоциальную сущность индивидуализма в его крайнем выражении. Ставший
предателем родины из личной мести, Альп лишен ореола благородства и гордого
достоинства, которыми были наделены герои прежних поэм. И не Альп истинный
герой поэмы, а старый Минотти, который поднял народ на защиту Коринфа от
турецких захватчиков.
В последней поэме этого цикла, "Паризина", в основу которой взято
событие из итальянской хроники, описанное английским историком Гиббоном,
вновь появляется благородный романтический герой. Эту поэму можно
рассматривать как вступление к тираноборческим драмам из итальянской
истории, написанным Байроном в изгнании.
Романтические поэмы были новым достижением Байрона в поэзии. Их
отличает разнообразие поэтического видения душевного мира человека в самые
напряженные моменты жизни. Герою, его мыслям, переживаниям созвучна природа
и ее стихии. Их движение и непрерывное изменение во времени придают пейзажам
в поэмах особую красоту. Где бы ни видел поэт своих героев - на фоне
бескрайнего моря, диких скал или развалин замков, - он использует пейзаж не
только для того, чтобы подчеркнуть их одиночество, но и показать
быстротечность времени.
Одновременно с романтическими поэмами Байроном создавалась любовная и
героическая лирика, к которой относится цикл "Еврейские мелодии". Поэт
хорошо знал и любил Библию с детства и в "Еврейских мелодиях", обратившись к
библейским мотивам в стихотворениях "На арфе священной...", "Саул", "Дочь
Иевфая", "Видение Валтасара" и в ряде других, сохраняя образность и сюжетную
основу эпизодов, взятых из этого памятника древней литературы, передавал их
эпичность и лиризм. В цикле есть стихотворения, которые навеяны и личными
воспоминаниями и переживаниями поэта, такие, как "Она идет во всей красе",
"О, если там за небесами", "Скончалася она", "Душа моя мрачна". Весь цикл
объединяет общее настроение, по большей части грусти и меланхолии.
"Еврейские мелодии" писались для композитора Исаака Натана, который
совместно с композитором Брегемом положил их на музыку.
В январе 1816 года Байрон женился на Анпабелле Мильбенк, происходившей
из состоятельной аристократической семьи, строго придерживавшейся
условностей света и требований церкви. С самого начала семейной жизни жена
Байрона стремилась приобщить его к религии, была против его общественной
деятельности, которую Байрон вел, став членом Комитета по управлению театром
Дрюри-Лейн. На этой почве в семье постоянно возникали размолвки.
В декабре 1815 года у Байрона родилась дочь Ада Августа, а в январе
1816-го, то есть через год супружества, жена Байрона уходит от него, не
объяснив ему причину разрыва. Родители жены предпринимают активные действия,
чтобы начать бракоразводный процесс.
Байрон в эти дни писал жене: "...Относительно предъявленных мне
обвинений ваш отец и его советники дважды отказались что-либо мне сообщить.
Эти две недели я страдал от неизвестности, от унижения, от злословия,
подвергался самой черной и позорной клевете и не мог даже опровергать
догадки и пошлые толки относительно моей вины, раз ничего не мог добиться из
единственного источника, где все должно быть известно" {Дневники. Письма, с.
114.}.
Как раз в этот период, после поражения Наполеона при Ватерлоо и
последовавших за этим политических событий в Англии и Франции, Байрон
написал ряд произведений о Наполеоне - "Прощание Наполеона", "С
французского", "Ода с французского", "Звезда Почетного легиона". Указания на
французский источник делались автором с целью отвести от газет, где
публиковались эти сочинения, обвинения их в нелояльности к правительству. В
цикле о Наполеоне Байрон занимал четкую антишовинистическую позицию, считая,
что Англия, ведя войну с Францией и Наполеоном, принесла много бедствий
своему народу.
Официальные политические круги давно уже настороженно относились к
Байрону как к автору произведений и выступлений, обличающих внутреннюю и
внешнюю политику Англии, поэтому начавшийся семейный разлад между Байроном и
его женой получает резонанс в высшем свете и становится поводом для злобной
травли поэта. Газеты раздували скандал, кредиторы описывали имущество.
Байрону нельзя было появиться на улицах. Поэт оказался перед необходимостью
покинуть родину.
25 апреля 1816 года Байрон навсегда покидает Англию.
Последним стихотворением, написанным на родине, были "Стансы к
Августе", сестре, которая все это тяжелое время была его опорой и
поддерживала в нем твердость духа.
Первоначально Байрон предполагал из Англии отправиться во Францию, а
затем в Италию, но французские власти разрешили Байрону лишь проехать по
стране, не останавливаясь в городах. Байрон поехал через Фландрию и вдоль
Рейна в Швейцарию и поселился на берегу Женевского озера, на вилле Диодати.
Поэт тяжело переживал разрыв с семьей и родиной. Свое состояние он описал в
письме к сестре из Женевы: "...разрыв - разбил мне сердце: мне кажется,
будто по нему прошел слон" {Дневники. Письма, с. 122.}.
Несмотря на тяжелые мысли о своей судьбе, судьбе изгнанника, в Байроне
оживает присущий ему интерес к жизни чужой страны. В Швейцарии он старается
запечатлеть в письмах, в дневнике все, что он видит; исторические места,
природу, людей, их облик и быт. Все это затем получило отражение в
"Шильонском узнике", третьей песни "Чайльд-Гарольда" и "Манфреде".
Значительным событием в жизни поэта стала встреча в Швейцарии с Шелли.
Эта встреча положила начало их дружбе. Поэты оказывали друг на друга
взаимное влияние. Именно Шелли благодаря своим глубоким познаниям в
философии, атеистическим взглядам помог Байрону обобщить и углубить свои
философские знания. Поэтов объединяли общие позиции в осуждении реакционных
политических режимов, в обличении коррупции, лицемерных нравов,
господствующих в высших слоях общества. Они защищали идеи свободы и
справедливости. Но Байрону были чужды социально-утопические взгляды Шелли.
Трагический разлад Байрона с действительностью отразился в его
небольших поэмах "Сон" и "Тьма", написанных в Швейцарии. Особенно
пессимистична "Тьма": люди, уничтожив друг друга, обрекли землю на тьму.
Фантастическая символика служит в поэме для усиления мотивов скорби и
тревожных мыслей о судьбе человечества. Стремясь преодолеть эти настроения,
Байрон в это же время создает "Прометея", обращаясь к образу Титана,
который, чтобы развеять мрак в сознании людей, принести им свет разума,
вступает в единоборство с Зевсом-Громовержцем.
Значительным произведением, написанным и завершенным в Швейцарии,
является поэма "Шильонский узник". Она написана под впечатлением посещения
Шильонского замка, в котором в XVI веке был заточен борец за независимость
Швейцарии - Франсуа Бонивар. Брошенный в подземелье вместе с двумя братьями,
он старается не дать им "упасть душой". Но вот умирает один из них, потом
другой. Бонивар все больше и больше примиряется со своей неволей, и, когда
приходит освобождение, он чувствует, что уже привык к тюрьме. Поэма написана
"молниеносною кистию" титанического поэта Англии" {В. Г. Белинский. ПСС, т.
7, с, 209, 28} и дышит ненавистью к тем, кому удалось сломить мужество даже
такого избранника народа, как свободолюбивый Бонивар.
Швейцарский период в жизни Байрона был недолгим - с мая по октябрь 1816
года, - но за это время, закончив ряд произведений, Байрон приступил к
созданию драматической поэмы "Манфред" и написал третью песнь
"Чайльд-Гарольда".
Произведение, в котором наиболее полно передано трагическое
мироощущение Байрона, получившее название "мировой скорби", - это "Манфред".
Личность мятежная и одинокая, Манфред ищет ответа на вечный вопрос - в чем
смысл бытия. Но не найдя его, приходит к отрицанию жизни. В стремлении
проникнуть в тайны стихий, от которых зависит жизнь на земле, Манфред
вызывает духов гор, ветров, земли, морей, воздуха, тьмы и духа своей судьбы
и просит их дать ему забвение от терзающих его мыслей. Поэт ставит своего
героя в двойственное положение; он может и повелевать этими духами, то есть
стихиями, но он и зависит от них. В этом противоречии Байрон угадывает
диалектическое единство Человека и Природы.
Манфреду в поэме противопоставлен простой и добрый человек - охотник за
сернами, который считает жизнь и труд благом. Для Байрона охотник со своим
бесхитростным отношением к жизни - это определенная ступень познания мира:
ведь стоит ему, как Манфреду, углубиться в загадки природы, как полученные
знания будут приносить мучения от сознания, что человек не может изменить
миропорядок. Однако человек все равно будет развивать свой разум, это
сущность его.
Возникшее противоречие Манфреда Байрон не в силах разрешить, оно
становится основой его "мировой скорби".
Центральное место в поэме занимает сцена в чертоге Аримана. Ариман -
олицетворение Зла в древней восточной мифологии - изображен идолом, пред
которым склоняются исполнители его злой воли. Среди них выделяется богиня
возмездия Немезида. Перечисляя свои дела, Немезида говорит о тех событиях,
которые имели место в Европе после поражения Наполеона. Это - восстановление
павших престолов, внушение людям злобы, превращение "в безумцев мудрых,
глупых в мудрецов // В оракулов, чтоб люди преклонялись //Пред властью их" и
не толковали о свободе - "плоде, для всех запретном".
Немезида усиливает разочарование Манфреда: все благородные усилия людей
оказываются тщетными, торжествует зло и несправедливость. Только любовь
способна примирить с жизнью. Но загадочная смерть возлюбленной, в чем
Манфред винит себя, принесла опустошение его душе, довела его отчаяние и
пессимизм до безнадежности. Он просит Аримана вызвать призрак Астарты.
Появление призрака возрождает в Манфреде земное чувство любви, создает
иллюзию радости жизни. Однако это длится лишь мгновение.
Хотя Манфред и измучен сомнениями, не верит в будущее и ищет забвения,
он до самой своей смерти остается гордым и сильным человеком: он не
соглашается подчиниться Духам стихий, заявляя им, что он их вызвал к себе,
значит, они ему подвластны, а не он им; он не склоняется перед Ариманом;
отвергает смирение перед богом, подвергая сомнению существование высшей
неземной силы, карающей человека. Он утверждает, что сам человек ответствен
за все свои поступки. Предчувствуя приближение смерти, Манфред сожалеет лишь
о том, что расстается с солнцем, с природой. В бунтарстве Манфреда Байрон
показал крах просветительских иллюзий и неверие в революционность буржуазии:
герой его "хотел усвоить ум других людей и просветить народы", но, "всюду
натыкаясь на разрушенье", кончил тем, что погасил в себе искру Прометея.
Таким образом, в своем произведении Байрон романтически отразил настроения и
чувства части молодого поколения начала века в период торжества реакции и
кризиса мысли.
"Манфред" вызвал широкий резонанс во всем мире. Английская критика
усмотрела прямую связь произведения Байрона с "Фаустом" Марло, а Гете в
своей статье о "Манфреде" писал, что Байрон извлек из его "Фауста"
"особенную пищу": "Он использовал мотивы моей трагедии, отвечающие его
целям, своеобычно преобразив каждый из них; и именно поэтому я не могу
достаточно надивиться его таланту" {И.-В. Гете. Собр. соч. в 10-ти томах,
М., "Художественная литература", 1980, т. X, с. 329.}.
Байрон же решительно отрицал связь "Манфреда" с "Фаустом" Марло и
"Фаустом" Гете. Он признавал лишь влияние "Прометея" Эсхила. "Я никогда не
читал и, кажется, не видел "Фауста" Марло... но я слышал, в устном переводе
мистера Льюиса, несколько сцен из "Фауста" Гете (в том числе и хорошие и
плохие) - и это все, что мне известно из истории этого волшебника... - так
писал Байрон в письме своему издателю; - Эсхиловым "Прометеем" я в
мальчишеские годы глубоко восхищался... "Прометей" всегда так занимал мои
мысли, что мне легко представить себе его влияние на все что я написал..."
{Дневники. Письма, сс. 152-153.}.
"Манфред" был первым опытом Байрона в драматургии, поэтому, признавая
влияние трагедии Эсхила "Прометей Прикованный", Байрон, видимо, имел в виду
и решение в "Манфреде" чисто драматургических задач по образцу этой античной
трагедии. Однако в своей драматической поэме Байрон создал совершенно иной
тип драмы - романтической, в которой все подчинено раскрытию эмоционального
и духовного мира личности главного героя. Поэтому поэма являет собой как бы
развернутый внутренний монолог Манфреда.
"Манфред" написан пятистопным белым стихом, характерным для английской
классической драматургии. Но однообразие белого стиха перебивается
различными включениями: хором духов, лирическими песнями, заклинанием,
которые написаны другими поэтическими размерами.
В Швейцарии Байрон продолжает и работу над "Чайльд-Гарольдом". Закончив
третью песнь поэмы, он передал ее Шелли, который в июле 1816 года уезжал в
Англию. В ноябре того же года издатель Байрона опубликовал ее.
Песнь начинается и завершается обращением поэта к своей дочери Аде.
Здесь и страдание отца, которому не суждено принять участие в воспитании
дочери; и надежда, что окружающие Аду люди не смогут внушить ей ненависть к
отцу и она будет его любить; и предчувствие, что он никогда не увидит свою
дочь. Ада Байрон, впоследствии леди Ловлейс, выдающийся математик,
действительно любила отца и завещала похоронить себя рядом с ним.
В третьей песни Байрон подробно описывает сражение при Ватерлоо и
раскрывает в связи с этим свое отношение к Наполеону. Ко времени Ватерлоо
Наполеон стал походить на тиранов, с которыми воевал. Он не выдержал
испытания лавой и "новым богом стал себе казаться", оставаясь "рабом
страстей".
Лирический герой поэмы, вспоминая Ватерлоо, сравнивает его со сражением
в XV веке, когда швейцарцы города Мората отстаивали свою независимость: "Там
выиграли битву не тираны,// А Вольность, и Гражданство, и Закон". Только
такие цели могут оправдать войны в глазах поэта.
С побоища при Ватерлоо поэт переводит взгляд на спокойную картину
величественной природы, но не перестает размышлять о том, как войны во все
времена разрушали ее красоту.
Природа Швейцарии наводит поэта на мысль, что человек - часть природы и
в этом единстве радость жизни. Развивая эту мысль, Байрон прославляет тему
Руссо, просветителя, ратовавшего за связь человека с природой,
провозглашавшего идеи равенства и свободы людей. Поэт считает, что "народ,
разбуженный Руссо с его друзьями", поднял знамя французской революции. Но
напоминая, что народ "не сумел в свободе утвердиться", убежден тем не менее,
что: "...тот, кто знал, за что с судьбою бьется,// Пусть бой проигран, духом
не сдается". Вспоминает Байрон и другого мыслителя, подготовившего умы к
революции, - Вольтера, чей "разум на фундаменте сомнений// Дерзнул создать
мятежной мысли храм".
В заключительных строфах герой видит в мыслях Италию, куда будет
держать путь. И верит, что будущее принесет Доброту и Счастье.
Четвертая песнь "Чайльд-Гарольда" была написана в Италии. Италия стала
для Байрона страной, в которой многие его творческие и жизненные замыслы
воплотились в реальность. Байрон приехал в Италию, когда там уже началось
движение карбонариев, и принял в нем участие. В Италии Байрон обрел личное
счастье, встретившись с Терезой Гвиччиоли.
Итальянская, то есть четвертая, песнь "Чайльд-Гарольда" по объему самая
большая из всех песен поэмы. Байрон стремится дать в ней цельный и в то же
время разносторонний образ Италии, ставшей его второй родиной, на которую он
смотрит глазами человека, не забывающего и свою отчизну. Он верит, что
останется в памяти своего народа, "пока язык Британии звучит".
Основная мысль поэта: Италия не может быть чужой для других народов,
ибо ее многовековая история и культура являлись для всего человечества
источником духовного богатства, и с ее порабощением народы не должны
мириться. Поэт призывает народ Италии обратиться к героической истории своей
земли, напоминает Венеции о ее "тысячелетней свободе", не может видеть ее
примирившейся с иноземным игом, отказавшейся от борьбы.
Большое место уделено в песни Риму. С отроческих лет Байрон увлекался
историей Рима. Рим стал для него "Землей его мечты". Строфы о Риме говорят,
что поэт читает его историю по-новому. Он стремится "в звуки, в образы
облечь" все, что сохранилось от прошлых веков, но к прошлому Рима относится
как человек, уже обогащенный опытом после дующих поколений, тревожащийся за
будущее Италии. История Рима - это и назидание, и урок, и пример для
современного поколения людей.
Четвертая песнь хоть и перегружена описаниями достопримечательностей
Италии, но в ней видно, как поэт преодолевает романтическое представление об
историческом опыте человечества и, сдерживая свою фантазию, чтобы не уйти в
отвлеченные рассуждения, нередко поражает своим предвидением будущего. И в
какой-то степени поэт-романтик объясняет это тем, что им управлял "рассудок
трезвый".
Так же как и в предыдущих песнях, поэт вдохновенно воспевает природу:
незабываемо описание моря в финале поэмы, картина, передающая красоту
водопада Велино. По мысли Байрона, именно природа дает человеку возможность
соприкоснуться с вечностью: вот и водопад "как Вечность, страшен для живых",
и море - "Лик Вечности, Невидимого трон". Вечность и время. Вечность в
сознании поэта - категория неизменная и постоянная, Время быстротечно, оно в
движении, оно уносит жизни, вместо них появляются новые, которым также
суждено уйти в прошлое. Течение и работа времени часто повергают поэта в
уныние и печаль, но нередко он возлагает надежды на время, которое -
"суждений ложных верный исправитель".
Итак, поэма "Паломничество Чайльд-Гарольда" была завершена. Она вобрала
в себя жизненный опыт Байрона с юношеских лет до начала самого плодотворного
периода его творчества. Поэма раскрывает богатый мир чувств, эволюцию
мировоззрения автора в тесной связи с событиями и проблемами века. Являясь
свободным лирическим повествованием, "Паломничество Чайльд-Гарольда" по
своему жанру выделяется в творчестве Байрона, но остается созвучным всем его
произведениям.
Идейно близкими к четвертой песни "Чайльд-Гарольда" являются поэмы,
написанные в первые годы пребывания Байрона в Италии, - "Жалоба Тассо", "Ода
к Венеции", "Пророчество Данте", в которых поэт также призывает народ Италии
к единению в борьбе за свою независимость.
В 1819 году Байрон из Венеции, где прожил более трех лет, переезжает в
Равенну. Здесь поэт вместе с братом Терезы Гвиччиоли, графом Гамба,
принимает активное участие в движении карбонариев, и интересы народа Италии,
его свобода становятся отныне его целью.
Движение карбонариев возникло в Италии в самом начале XIX века, когда
было организовано тайное революционное общество, боровшееся сначала против
французского, а затем австрийского владычества. В программу движения входило
воссоединение Италии после освобождения ее от чужеземного ига, Байрон стал в
ряды карбонариев, сочувствуя "национальному делу [итальянцев] более, чем
любому другому" {Дневники. Письма, с. 188.}. С начала 1821 года карбонарии
Равенны стали готовиться к восстанию. В январе этого года Байрон записал в
дневнике: "Они хотят поднять здесь восстание и почтить меня приглашением
участвовать. Что ж, я не отступлю, хотя не вижу в них достаточно силы и
решимости, чтобы добиться больших результатов. Но, вперед! - пора
действовать настала, и что значит твоя особа, если можно передать в грядущее
хоть одну живую искру того нетленного, что достойно сохраниться от прошлого?
Дело не в одном человеке и не в миллионе людей, а в духе свободы, который
надо распространять. Волны, атакующие берег, разбиваются одна за другой, но
океан все же побеждает" {Там же, с. 201.}. Байрон со всей ответственностью
подошел к своему участию в организации восстания. Дом его превратился в
склад оружия, и в случае необходимости Байрон предполагал приспособить его
для ведения боя. С возмущением пишет поэт о несерьезном отношении некоторых
руководителей движения к восстанию; "Главные участники событий, ожидаемых в
ближайшие дни, отправились на охоту. Пусть бы еще это делалось как в горной
Шотландии, где охота служит предлогом для сбора советников и вождей. Но тут
ведь настоящая сопливая - пиф-паф! - пальба дробью по водяным курочкам и
трата пороха для развлечения...
Если они соберутся - "что весьма сомнительно", - они не наберут и
тысячи человек. А все из-за того, что простой народ не заинтересован -
только высшие и средние слои. А хорошо было бы привлечь на нашу сторону
крестьян..." {Там же, с. 212.}.
Байрон с самого начала видел, что карбонарии были оторваны от народа,
между их организациями на местах не было единства. Но, несмотря на явную
неподготовленность восстания, Байрон продолжает надеяться на успех. 24
февраля 1821 года он записывает в дневнике: "План не удался - главари,
военные и гражданские, - преданы, а неаполитанцы не только не выступили, но
заявили П[апскому] правительству и варварам {Варварами Байрон называл
австрийских оккупантов.}, что им ничего не известно!
Так вертится мир; и так итальянцы из-за отсутствия единства вечно
терпят поражение...
Мне всегда казалось, что дело провалится, но я хотел и до сих пор хочу
надеяться. Все, что я могу сделать деньгами, или иными средствами, или
личным участием, все это я готов сделать ради их освобождения; я так и
сказал им (некоторым из здешних предводителей) полчаса назад..." {Дневники.
Письма, с. 226.}.
Как видно из приведенных записей, Байрон до конца был, предан делу
карбонариев, хотя и предвидел их неудачу. Впрочем, неудачу он рассматривал
как необходимый урок для следующих успешных выступлений против оккупантов.
Оккупационные власти видели в Байроне врага, он был опасен им; и как поэт и
как активный борец за свободу Италии. Власти; конфисковали перевод на
итальянский язык четвертой песни "Чайльд-Гарольда". За Байроном было
установлено постоянное наблюдение полиции. Он знал, что за ним идет слежка,
знал, что власти изо всех сил стараются вынудить его покинуть, Италию. После
провала карбонариев поэт писал в одном из писем, что в Равенне его жизнь
"нельзя считать в безопасности" и что "такое положение длится уже год" {Там
же, с. 281.}. К письму от 4 сентября 1821 года к Меррею Байрон приложил
анонимное письмо, где ему угрожают расправой как руководителю карбонариев в
Романье. "Почему меня сочли их вождем, не знаю. Вождей у них много, "имя им
легион"... - пишет Байрон. Но в то же время и не отрицает этого факта.
"Однако это звание приносит больше чести, чем выгод, - продолжает он, -
сейчас, когда их преследуют, я обязан им помочь, что я и делаю в меру своих
возможностей. В один прекрасный день они снова восстанут..." {Там же, с.
282.}.
Участие в движении карбонариев не только не прервало творческую
деятельность поэта, но еще более ее стимулировало. Его дневниковые записи
показывают, что работа над начатыми произведениями продолжалась, возникали
замыслы новых, шла подготовка к их осуществлению. Борьба итальянского народа
вдохновила его на создание трагедий из истории Италии, таких, как "Марино
Фальеро", "Двое Фоскари".
Обращение Байрона к драматургии является важным поворотом в его
творчестве, оно связано с углубленным пониманием трагического в жизни
человека и общества. В начале 1821 года он записывает в дневнике: "Обдумывал
сюжеты четырех трагедий, которые хочу написать (если жизнь и обстоятельства
позволят), а именно "Сарданапала", который уже начат, "Каина",
метафизический сюжет - нечто в стиле "Манфреда", но в пяти актах, возможно с
хорами; "Франческу да Римини" в пяти актах; впрочем, я не уверен, что
попробую взяться еще и за "Тиберия". Думаю, что я сумею найти истинный
трагизм, по крайней мере мой трагизм в этой теме" {Байрон. Избранные
произведения. М, ГИХЛ, 1953, с, 453.}.
За сравнительно короткий срок - с 1821 по 1823 год - Байрон написал
"Марино Фальеро" "Сарданапал", "Двое Фоскари", "Каин". "Небо и земля",
"Вернер", начал драму "Преображенный урод", которая осталась незавершенной.
В обращении Байрона к драматургии нет ничего неожиданного. Оно было
подготовлено давним и постоянным интересом поэта к драматическому искусству.
С раннего детства Байрон отличался необычайной восприимчивостью к
театральному зрелищу. В 1819 году он пишет в письме из Италии: "Не знаю,
смогу ли я достаточно полно ответить на ваше письмо, ибо чувствую себя
сегодня не совсем здоровым. Вчера я был на представлении "Мирры" Альфиери,
где последние два акта повергли меня в конвульсии. Это не было дамской
истерикой, но мучительными, судорожными рыданиями, от которых задыхаешься и
которые вымысел не часто у меня исторгает. Это всего лишь второй случай,
когда слезы мои лились не по реальному поводу: в первый раз их вызвал Кин в
роли Джайлса Оверрича {Дневники. Письма, с. 179.}. Поэт, вспоминая юность,
писал, что у него "находили хорошие актерские способности", он охотно
принимал участие в любительских спектаклях, гордился своей "актерской"
славой.
Театральные впечатления Байрона как бы заново оживают в итальянский
период. Он вспоминает, как, будучи членом Комитета по управлению театром
Дрюри-Лейн, оказался в гуще театральной жизни. Он вел переговоры с
драматургами, уговаривал членов Комитета одобрить и рекомендовать к
постановке ту или иную пьесу, прочитал большое число пьес ("не менее
пятисот"), поступивших в театр. Впоследствии Байрон опирался на этот опыт.
Повседневное соприкосновение с современным театром позволило Байрону
узнать и возможности и ограниченность его. Увиденное собственными глазами
положение дел в английском, а затем в итальянском театре склоняло его к
мысли не связывать со сценой свою судьбу драматурга. В предисловии к "Марино
Фальеро" он заявлял: "Положение Современного театра не таково, чтобы он
давал удовлетворение честолюбию, а я тем более слишком хорошо знаю
закулисные условия, чтобы сцена могла когда-либо соблазнить меня. И я не
могу представить себе, чтобы человек с горячим характером мог отдать себя на
суд театральной публики...".
Объясняя свое нежелание видеть собственные драмы на сцене, Байрон,
кроме "эмоциональной" причины, выдвигав еще другую, связанную с теорией
драмы. В предисловий к "Сарданапалу" он пояснял, что стремится создать драму
придерживаясь классицистского правила трех единств, то есть "правильную"
драму, но, поскольку такая драматургия не популярна у публики, он считает,
что его пьесы не предназначены для сцены.
Однако заявления Байрона, что он признает принцип трех единств и что
его интересует создание "правильной" драмы не вызвали сочувствия даже у его
благожелательных критиков. Гете заметил, что Байрон, не признававший никакие
законов, неожиданно подчинился "глупейшему закону трех единств" {См.: И.
Эккерман. Разговоры с Гете. М., Academia, 1934, с. 271.}.
Очевидно, в предшествующей театральной эстетике Байрон искал строгую
организующую систему, которая позволяла бы так распорядиться материалом
драмы, чтобы ничто на мешало раскрытию главных мыслей автора. И ему
казалось, что для этого более всего подходили требования классицизма. Но
поэт-романтик не мог не вступить в противоречие с жесткой классицистской
регламентацией, распространявшейся не только на действие, но и на характеры
героев, поэтому драматургия Байрона показывает, что правила трех единств им
соблюдались избирательно: когда они мешали, он пренебрегал ими.
По мере овладения искусством драматурга Байрон уже не так категорично
отрицает возможность в будущем постановок своих драматических произведений в
театре - в театре, который можно назвать театром его мечты, в
"интеллектуальном" или, как он назвал сам его, в "умственном театре". "Я
хочу создать правильную английскую драму, не важно, для сцены или нет, это
уж не мое дело, но для умственного театра [a mental theatre]" {Life, p.
525.}, - писал он своему издателю в августе 1821 года.
В 1820 году, когда в Италии назревали революционные события, Байрон
писал трагедию "Марино Фальеро". Взяв сюжет из истории итальянского
средневековья, он показал, как заговор против олигархии проваливается из-за
того, что руководители неясно представляют, на кого опираться, как
действовать.
"Марино Фальеро" - историческая трагедия. Главная проблема ее -
личность и народ. Решающая роль в истории принадлежит личности - так считает
Байрон, но при условии, если она опирается на силы народа.
В трагедии Байрону удается создать сложный и противоречивый характер.
Марино Фальеро - дож Венеции, уже старый человек, привыкший к власти и
подчинению себе всех окружающих. Однако в момент осуществления заговора
против Совета в нем раскрывается политик с прогрессивными взглядами который
стремится покончить с врагами Венеции во имя интересов государства. Но
сознание необходимости свергнуть олигархию опережает реальные условия, при
которых это возможно, и в этом трагедия Марино Фальеро.
Байрон здесь не придерживался строго исторических фактов в известной
степени он даже приблизил историю к событиям современности. В письме к
Меррею он пишет, что предугадывает его недовольство трагедией" так как в ней
есть политика.
В трагедии "Двое Фоскари", действие которой также отнесено к истории
Венеции, Байрон пишет о патриотизме отдельных личностей, которые стали
жертвой происков врагов. Трагедия была написана после поражения
национально-освободительного движения в Италии, в 1821 году, и в ней
отразились горькие чувства и мысли, охватившие Байрона и его
друзей-карбонариев.
Понимание трагического предстает более сложным и углубленным в трагедии
"Сарданапал". В заявлении Байрона, что он хочет в трагедиях раскрыть свое
понимание трагизма, прежде всего указывается на "Сарданапала".
Легендарный царь древней Ассирии Сарданапал предается наслаждениям,
беспечной жизни и не считает себя тираном, поскольку отстранился от всяких
государственных дел. И в самом деле, он никому не хотел причинять зла, не
вел войн и подданных своих "не гнул на постройке пирамид иль вавилонских
стен", но эта доброта обернулась злом для народа. Салемен - брат жены царя -
в споре с Сарданапалом доказывает ему, что его "безделье, безразличие"
привели к тому, что родились тысячи тиранов, которые "свирепствуют, стократ
превосходя злодейства одного жестокого и властного монарха", Узнав о том,
что назревает мятеж, Сарданапал винит в этом не себя, а "неблагодарных"
людей, Байрон показывает, как в Сарданапале пробуждается на какое-то время
другой человек - злой и мстительный: "Я обращу в пустыню владения мои..." -
восклицает он, проклиная людей. Поэт склонен видеть в той жизненной позиции,
которую избрал Сардаиапал, особый вид тирании, ибо безразличие к судьбе
страны - это тоже произвол тирана.
При создании "Марино Фальеро" и "Двое Фоскари" Байрон считал, что
любовь не должна быть ведущей темой в трагедии, здесь же он уделил любви
Сарданапала к рабыне Мирре важную роль. Мирра стремится возродить интерес
Сарданапала к государственным делам, и это ей удается; в характере Мирры
подчеркнуто женское тщеславие - стремление видеть в любимом сильного и
властного человека.
Мятеж побудил Сарданапала к сопротивлению. Но Сарданапал уже упустил
все нити, связывающие его с народом, и его конец неминуем, вся его
проснувшаяся энергия идет лишь на то, чтобы предать огню свой дворец, себя и
Мирру.
Когда Сарданапал вступает в борьбу, в нем проявляется доброта, духовная
красота и чуткость. Здесь Байрон решает одну из сложных задач драматургии -
показать характер героя в развитии. Мы видим, как раскрывается характер
Сарданапала в зависимости от событий, как обнаруживаются в нем его лучшие
черты в самые напряженные моменты трагедии.
В сентябре 1821 года Байрон завершает мистерию "Каин" ставшую высшим
достижением его трагической драматургии и поэтической драмы романтизма
вообще. Авторская характеристика "Каина", изложенная в письме, дает
достаточно ясное представление, какими источниками пользовался Байров при
создании своей трагедии. "Трагедия написана в метафизическом стиле
"Манфреда" и полна титанической декламации; одним из действующих лиц
является Люцифер, который путешествует с Каином над звездами, а потом
спускается с ним в Гадес, где показывает ему призраки прежнего мира и его
обитателей. Я исходил из гипотезы Кювье о том, что мир три или четыре раза
переживал грандиозные катастрофы, и, вплоть до эпохи Моисея, был населен
мамонтами, бегемотами и невесть кем, но не людьми, что доказано различными
слоями найденных костей - среди них есть кости известных и не известных нам
животных, но человеческих нет. Поэтому я предположил, что Каину были
показаны разумные существа доадамовой эпохи, наделенные более высоким
интеллектом, чем человек, но совершенно несхожие с ним внешне и гораздо
более сильные духом и телом. Вы можете заключить из этого, что светскую
беседу, которую он ведет по всем этим вопросам с Люцифером, нельзя назвать
вполне канонической.
Кончается все тем, что Каин, вернувшись, убивает Авеля, частью из
недовольства политической обстановкой в раю, из-за которой все они оказались
оттуда изгнаны, частью потому (как сказано в Книге Бытия), что жертва Авеля
оказалась более угодной богу. Надеюсь, что мое творение дошло до вас - в нем
три действия и подзаголовок "Мистерия", в подражание тем мистериям, которые
по старому христианскому обычаю некогда разыгрывались в церкви, а также
потому, что она, вероятно, останется такой для читателя" {Дневники. Письма,
сс. 286-287.}.
Произведение Байрона написано как диспут о смысле и сути жизни человека
на земле: что такое для человека Добро и Зло, Жизнь и Смерть. Диспут
начинается со спора Каина с родителями - Адамом и Евой, которые, по его
мнению, не разобрались в главном: древо жизни не может быть
противопоставлено древу знания. "Змий сказал вам истину, - говорит Каин
родителям, - ...жизнь есть благо, и знание есть благо, как они быть могут
злом?" {Перевод Е. Зарина }. Каин упрекает родителей в том, что по их вине
люди с самого начала жизни на земле оказались подвластны богу, а могли быть
свободными.
Появление Люцифера поворачивает диспут в сторону более абстрактную, о
Смерти и Бессмертии. Люцифер называет Каина смертным, но утверждает, что он
носитель части бессмертия, последнее Каину неясно: "Какой бессмертной части?
Об этом откровение молчит, отец мой не вкусил от древа жизни, а мать моя
спешила лишь сорвать плод знания; плод этот - смерть!" Признание Каина, что
его "неодолимая жажда бытия" вызывает в нем самом ненависть и презрение к
себе, дает повод Люциферу приступить к рассуждениям о бессмертной душе
человека. Байрона всегда эти вопросы волновали. Иногда его размышления о
том, что же стоит за порогом смерти, смыкались с суевериями, а чаще он
приходил к мысли, что там - ничто. И здесь Каин Байрона не удовлетворен
ответом Люцифера, что он, может быть, после смерти будет подобен духу. Его
гораздо больше интересует не бессмертие, а счастье человека на земле. Свое
же несчастье Каин объясняет тем, что у него нет свободы, он в подчинении,
над ним власть, которая требует покорности. Власть эта - власть бога. И
устами Люцифера Байрон начинает суд над богом, то есть над религией. На
земле множится Зло. Если есть бог, то почему он не противостоит ему, ведь
"благость зла не может сотворить". Из дальнейшего диалога следует, что если
бог - символ относительного добра, то и сатана - символ относительного зла,
и Люцифер подготавливает Каина к бунту против покорности и признания власти
бога.
Во время полета в космическом пространстве с Люцифером в Каине
пробуждается способность от увиденного переходить к обобщениям. Каин теперь
все чаще вступает в спор с Люцифером, доказывая свою правоту. В разговоре с
Люцифером о малом и великом он твердо выражает мысль, что явления "в
собственных пределах равно прекрасны". Показанные Люцифером прошлые миры не
дали ясного представления Каину о происхождении земли. И можно сказать, что
Байрон, хоть и обратился к теории Кювье, но, бесспорно, видел ее
ограниченность. Научной достоверности за ней, как видим, Байрон не признал.
Во время путешествия снова возникает спор о Добре, и Зле, но если
раньше Каин лишь слушал Люцифера, то теперь у него на все свой собственный
взгляд.
Устами Люцифера Байрон признает большие возможности человеческого
разума, но считает, что его надо освободить от гнета:
. . . . . . . Есть некоторый дар,
Что яблоко дало вам роковое,
Единый добрый дар его - ваш разум.
Пусть никогда не будет он рабом
Под гнетом тиранической угрозы...
. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Упорствовать и мыслить - вот чем вы
Особый мир создать в себе способны,
Мир внутренний, где б внешний исчезал;
Вот способ ваш приблизиться к природе
Духовных сил и победить свою.
{Перевод Е. Зарина.}
Возвращение на землю снова напоминает Каину, что жизнь человека полна
страданий, он с грустью смотрит на сына, которому предстоит трудная жизнь, и
ему хочется, чтобы мысли его, получившие теперь ясность благодаря встрече с
Люцифером, стали известны и брату Авелю. Однако Авель никогда не стремился
узнать причины явлений, он их принимает такими, какие они есть, поэтому
между братьями возникает непонимание. Фанатизм Авеля отвергается разумом
Каина, но, как всякий фанатик, не принимающий доводов разума, Авель
заставляет Каина потерять самообладание. Хотя Каин и угрожает Авелю смертью,
но само убийство объясняется Байроном как случайное, неожиданное для Каина,
поскольку он не знал, что такое смерть в ее реальном выражении. Необычайно
сильно передает Байрон состояние Каина, когда он увидел, что брат его мертв:
. . . . . . . . . . . . . Нет,
Не умер он? Молчанье разве смерть?
Нет, нет, он должен встать, и я его
Постерегу. Жизнь разве может быть
Столь слабою, чтоб так легко погаснуть?
Притом он говорил с тех пор. Что мне
Сказать ему?.. - "Мой брат!" - Нет, он не даст
На этот зов ответа мне: ведь братья
Не могут так друг друга поражать.
Но все ж заговори! еще хоть слово
Произнесет пусть этот милый голос,
Чтоб выносить я собственный бы мог!
{Перевод Е. Зарина.}
"Каин" произвел ошеломляющее впечатление на современников Байрона. Как
и следовало ожидать, "все полы ополчились в своих проповедях против него..."
{Дневники. Письма, с. 412.} -писал Байрон. Мыслители же века, как Гете,
признали, что Байрон "Каином" "завоевал для своего безудержного таланта
новые области" {И.-В. Гете. Об искусстве. М., "Искусство", 1975, с. 480.}
творчества.
Спустя столетие "Каин" был поставлен на сцене Художественного театра К.
С. Станиславским. Шла гражданская война, и обстоятельства помешали
Станиславскому осуществить спектакль так, как он был задуман. Режиссерские
заметки его к "Каину" говорят о том, что именно Станиславский понял
"интеллектуальный", или "умственный", театр Байрона. Станиславский стремился
раскрыть диалектику познания мира Каином: "Каин-материал для богоборчества.
Люцифер через Каина действует на бога. Это, с одной стороны. С другой
стороны, Люцифер есть создание Каина. Он выпустил из себя Люцифера и в
последнем действии является Каино-Люцифером" {И. Виноградская. Жизнь и
творчество К. С. Станиславского. Летопись. М., 1973, т. 3, с. 151}.
Постановка "Каина" должна была говорить о познании человеком мира, в котором
он призван жить и творить, преодолевая обрушивающиеся на него трудности и
невзгоды. Работа Станиславского над "Каином" знаменует совершенно новый в
театральной практике подход не только к этому произведению, но и ко всей
драматургии Байрона. Сегодня, на родине Байрона, в Англии, признается, что
"второе рождение драм Байрона началось 4 апреля 1920 года в Московском
Художественном театре... когда была поставлена его космическая мистерия
"Каин" {Boleslaw Taborski. Bуron and the Theatre. Salzburg. 1972, p. 339}.
Непрекращающиеся нападки на каждое новое произведение Байрона в Англии,
страх его издателя публиковать песни "Дон-Жуана" заставляют поэта искать
другого издателя, более либеральных взглядов, которым становится Джон Хант.
К этому времени относится и осуществление давнего замысла - начать вместе с
Шелли издание журнала.
В 1821 году Байрон переезжает в Пизу, где жил Шелли. Дружба между
поэтами, начавшаяся в Швейцарии, в Италии продолжает крепнуть. Шелли с
восхищением наблюдал, как развивается творчество Байрона. "Он прочел мне
неопубликованные песни "Дон-Жуана" поразительной красоты, - писал Шелли
жене. - Это неизмеримо выше всех современных поэтов. На каждом слове печать
бессмертия" {Shelley. Essays and Letters, ed. by E. Rhys, L. 1886, p, 347.}.
Шелли приезжал к Байрону в Равенну, чтобы обсудить план создания журнал
"Либерал". В Пизе с участием представителя издателя Джона Ханта готовился
первый номер этого журнала. Но 8 июля 1822 года во время шторма яхта, на
которой совершал морскую прогулку Шелли, перевернулась. Внезапная гибель
Шелли явилась большим горем для Байрона и невосполнимой утратой для
английской поэзии,
Первый номер журнала "Либерал" вышел после смерти Шелли. В нем было
опубликовано "Видение Суда" Байрона. Сразу же после выхода номера началось
судебное преследование журнала. Однако удалось издать еще три номера, в
которых появились мистерия "Небо и земля", литературная эклога "Синие чулки"
и перевод Байрона из Пульчи. Журнал не стал тем органом печати, который
мыслился Байрону. В нем должны были публиковаться произведения,
разоблачающие мировую реакцию. Однако издатель не поддержал в этой Байрона.
Кроме "Видения Суда", в это время уже была написана сатира "Ирландская
аватара", а в 1823 году он пишет "Бронзовый век". В своих сатирах поэт
раскрывав корни современной реакционной политики, ее враждебное интересам
мира. Так, в "Ирландской аватаре" высмеян приезд в Дублин английского короля
Георга IV. Аватарой в древнеиндийской мифологии называлось явление бога,
воплощенного в образе человека, и в своей сатире Байрон возмущается
раболепием тех, кто пресмыкался перед Георгом, как перед новоявленным
"богом". Байрон напоминает ирландцам, что в лице Георга IV они должны видеть
британское правительство, отнявшее у них все свободы, поработившее их. В
сатир "Видение Суда" осуждение реакционной политики Англии еще более резко.
Написана она как пародия на верноподданничх скую поэму того же названия
Роберта Саути - давнего литературного врага Байрона. Из пародии на поэму
Саути сатира Байрона "Видение Суда" переросла в истинный суд над царившей в
тогдашней Англии политической реакцией, продажной литературой. Свежим,
оздоровляющим воздухом веяло от произведения Байрона, подлинного сына
родины, кого рому судьба ее никогда не была безразлична.
"Бронзовый век" - сатира, которая, как писал Байрон была "рассчитана на
миллионного читателя, будучи целиком посвящена политике..." {Poetry, vol. V,
р. 537. Introduction.}. Написана она была по следам политических событий
1822 года, когда после революции в Испании в Вероне собрался конгресс так
называемого Священного союза. На этом конгрессе было решено, что французский
король Людовик XVIII начнет вооруженную интервенцию против революционной
Испании.
В "Бронзовом веке" Байрон прямо говорит, что в основе всяких действий
реакционных политиков лежит стремление к прибылям и доходам:
Их бог, их цель, их радость в дни невзгод,
Их жизнь и смерть - доход, доход, доход!
И о Наполеоне Байрон пишет здесь уже без всяких следов своего былого
восхищения им:
Он, руша мир, вздув цены на зерно,
Доход лендлордов поднял заодно;
А стоило ему в снегах застрять,
Как цены книзу поползли опять!
Поэт смеется над теми, кто, взяв верх над Наполеоном, просчитался, ибо
от этого пострадали их доходы:
Он был нужнее, занимая трон!
Он кровопийца был, транжир и мот,
Но ведь французы оплатили счет;
Зато был хлеб в цене, барыш хорош...
Яркие сатирические портреты Людовика XVIII, Георга IV и Александра I
созданы Байроном и противопоставлены народу. В "Бронзовом веке" есть и
вдохновенные строки, воспевающие патриотический подвиг русского народа в
Отечественной войне 1812 года, которые являются своеобразным гимном Москве;
Москва, Москва! Пред пламенем твоим
Померк вулканов озаренный дым,
Поблек Везувий, чей слепящий пыл
С давнишних пор к себе зевак манил;
Сравнится с ним огонь грядущих дней,
Что истребит престолы всех царей!
{Перевод В. Луговского.}
В том же 1823 году Байрон завершает поэму "Остров", где показывает иной
мир - мир, куда не проникла разъедающая человека погоня за чистоганом, где
просты и естественны отношения между людьми, где сама природа защищает и
бережет человека, ибо он неотделимая часть ее.
За основу сюжета поэмы Байрон взял действительное событие, описанное в
книге капитана корабля "Баунти", на котором произошло восстание. Мятежники с
"Баунти" высадились на один из островов Товарищества, где нашли приют и
счастье. Против них была выслана карательная экспедиция. В бою с карателями
часть матросов погибла, а оставшихся привезли в Англию и предали военному
суду.
Описывая бой матросов с карателями, Байрон допускает возможность, что
один из матросов, которого преследователи сочли утонувшим, спасся и навсегда
остался на острове, где нашел свое счастье.
Идиллия, которую рисует Байрон в поэме, действительно предстает как
"остров" в океане современного мира, мира, в котором буржуазная цивилизация
исказила жизнь "естественного" человека. И, как нигде в своих произведениях,
Байрон здесь близок к теории "естественного человека" французских
просветителей. Поэма отразила тоску поэта по безоблачному счастью, когда
любовь и природа дарят человеку радость и ощущение полноты жизни.
В 1818 году Байрон написал октавами комическую "венецианскую повесть" -
"Беппо", в которой остроумно изложил свои мысли о современных нравах,
морали, о том, как относятся к браку и семье в состоятельных кругах
общества. Поэма "Беппо" стала своеобразным подступом к "Дон-Жуану" -
итоговому произведению Байрона.
"В разнообразии тем, - писал Вальтер Скотт о Байроне как авторе
"Дон-Жуана", - подобный самому Шекспиру (с этим согласятся люди, читавшие
его "Дон-Жуана"), он охватывал все стороны человеческой жизни, заставлял
звучать струны божественной арфы, извлекал из нее и нежнейшие звуки и
мощные, потрясающие сердца аккорды. Едва ли найдется такая страсть или такая
ситуация, которая ускользнула бы от его пера... Гений его был столь же
плодовитым, сколь и многосторонним. Величайшая творческая расточительность
не истощала его сил, а скорее оживляла их. Ни "Чайльд-Гарольд", ни
прекрасные ранние поэмы Байрона не содержат поэтических отрывков более
восхитительных, чем те, какие разбросаны в песнях "Дон-Жуана"..." {Вальтер
Скотт. Собр. соч. в 20-ти томах, М. - Л., ГИХЛ., I960-1965, т. 20, с. 599.}.
Героем произведения Байрона становится молодой испанец XVIII века,
дворянин Дон-Жуан. И хотя имя героя взято из легендарных и литературных
источников, где Дон-Жуан - богохульник, соблазнитель женщин, Байрон не
следует этой традиции, но и не порывает с ней окончательно, шутливо
полемизируя с ней: Дон-Жуан нередко оказывается "преследуемым" женщинами,
которые добиваются его любви.
Несмотря на то, что время действия - XVIII век, Байрон остается в русле
современной ему эпохи, делясь с читателем своими размышлениями на
злободневные темы.
С первых песен поэмы Байрон делает объектом своей сатиры ханжество и
лицемерие в любых их проявлениях. Дон-Жуан воспитывается в доме, в котором
ханжество насаждается его матерью, доньей Инесой. Но благодаря Юлии Дон-Жуан
избегает влияния матери. Связь с замужней Юлией обнаруживается, и донья
Инеса спешит отправить сына в путешествие, чтобы замять скандал. Начинаются
приключения героя. Корабль, на котором плыл Жуан, терпит крушение, Жуан
оказывается выброшенным на остров пирата Ламбро, где встречается с его
дочерью - Гайдэ. Полюбив друг друга, молодые люди решают пожениться, но во
время свадьбы возвращается Ламбро, отсутствовавший так долго, что его
считали погибшим. По приказу Ламбро Жуана вместе с другими пленниками
отвозят на невольничий рынок в Константинополь. Приглянувшийся жене султана,
Жуан был куплен ею и, переодетый в женские одежды, стал обитателем гарема.
Отвергнув, однако, любовь султанши - Гюльбеи, он навлекает на себя ее гнев,
который грозит ему смертью. Жуаяу удается спастись, и затем вместе с
войсками Суворова он участвует в штурме Измаила. Жуан проявляет себя как
смелый и храбрый воин, и Суворов отмечает его героизм: посылает в Петербург
с донесением о победе, к Екатерине II. Жуан делается фаворитом царицы. Через
некоторое время царица отправляет Жуана с дипломатическим поручением в
Англию" Знакомству героя с Англией, с нравами высшего общества посвящены
последние (начиная с десятой) песни поэмы.
Байрон предполагал закончить поэму тем, что Жуан станет участником
Французской революции. "Я, - писал поэт, - хочу послать его вокруг Европы и
приправить рассказ надлежащей смесью осад, битв и приключений; а кончит он,
подобно Анахарсису Клоотсу {Анахарсис Клоотс (1755-1794) -
философ-просветитель, публицист и политический деятель, голландец по
происхождению; гильотинирован как левый якобинец.}, участником французской
революции. Сколько для этого понадобится песен, я не знаю; и не знаю,
закончу ли я их (даже если буду жив); но таков мой замысел..." {Дневники.
Письма, с. 229.}.
Начав с обличения ханжества и лицемерия в отношениях между супругами -
родителями Жуана, между Юлией и ее старым мужем, Байрон далее затрагивает
различные стороны общественной жизни и показывает, что ложь и лицемерие
проникли во все ее сферы. И ханжество своего времени Байрон в предисловии к
шестой - восьмой песням "Дон-Жуана" называет "вопиющим преступлением
двуличного и фальшивого века, века эгоистических грабителей..." {}
Характеризуя пирата Ламбро, поэт пишет, что открытый, беззаконный
грабеж пиратов по сути ничем не отличается от того грабежа, который
осуществляют в своих странах законные правительства:
Все флаги он в морях подстерегал
И грабил. Но к нему не будем строги:
Будь он министром, всякий бы сказал,
Что просто утверждает он налоги!
По примеру Шекспира Байрон говорит о развращающей силе золота, но уже
указывает на конкретных виновников и банкиров, стимулирующих реакционную
политику государств
О, золото! Кто возбуждает прессу?
Кто властвует на бирже? Кто царит
На всех великих сеймах и конгрессах?
Кто в Англии политику вершит?..
...Ротшильда и Беринга мильоны!
В деспотизме монархов тех стран, где люди продаются на невольничьих
рынках, поэт видит крайнее проявление тирании и насилия над народами. Он
изображает и турецкого султана и Екатерину II как аморальных и развратных
людей, пороки и прихоти которых порождают вокруг них атмосферу раболепия,
фаворитизма, политических интриг.
Здесь, как и в других своих произведениях, Байрон утверждает мысль, что
"война - разбой, когда священных прав не защищает", и насколько благородно
участие в той или иной войне, "народ, а не тираны, пусть решает".
В песнях поэмы, где говорится о России и взятии Измаила русскими
войсками, Байрон, называя русский народ великим, противопоставляет его
царице-крепостнице. Образ Суворова создан Байроном на основе тех источников,
которые были ему известны в тот период. Поэт не скрывает горечи. что и
Суворов, обладая выдающимися способностями полководца, должен подчиняться
Екатерине, "царице, - //Российской венчанной блуднице".
Байрон в "Дон-Жуане", подводя общий итог всем своим выступлениям против
тирании, заявляет:
Я возглашаю: камни научу я
Громить тиранов! Пусть не говорит
Никто, что льстил я тронам! Вам кричу я,
Потомки! Мир в оковах рабской тьмы
Таким, как был он, показали мы!
Перейдя к песням, в которых раскрывается жизнь английского общества,
Байрон говорит об отношении разных народов к Англии, к ее политике:
...любой народ
Ее считает злой, враждебной силой
За то, что всем, кто видел в ней оплот,
Она, как друг коварный, изменила
И, перестав к свободе призывать,
Теперь и мысль готова заковать.
В поэме Байрон не показывает, каким он представляет будущее
человечества, но выражает надежду, что "только революция, наверно, избавит
старый мир от всякой скверны".
На протяжении всего произведения Байрон громит трубадуров реакции -
продажных поэтов, писателей, публицистов. Начиная с посвящения он высмеивает
Саути, а вслед за ним других поэтов "озерной школы", которым никогда не
удастся понять, что нельзя "за океан [поэзии. - Р. У.] озера принимать".
Гневную отповедь получают и философы и экономисты, ставшие идеологами
реакции, - такие, как философ-идеалист Беркли, реакционный экономист
Мальтус, чью теорию Байрон высмеял в словах: "философ размноженье осуждает:
оно-де бедняку не по плечу".
Обличая ложные и человеконенавистнические теории, Байрон утверждает
веру в разум человека. Поэт верит, что благодаря развитию науки люди будут
властителями природы "и на луну пошлют машины!".
Поэма "Дон-Жуан" стала одним из великих образцов мировой поэзии, в ней
Байрон раскрывается в полную силу своего поэтического дарования, в ней дает
он всю палитру комического, от фарса и наивного юмора до грозной сатиры,
поражающей реакцию и ханжество. "Дон-Жуан" назван им самим "эпической
поэмой", но в ней появляются уже черты нового жанра - романа в стихах.
"Дон-Жуан" остался незавершенным. Байрон прервал работу, чтобы принять
участие в борьбе греческого народа за независимость. В декабре 1823 года
поэт прибыл в Миссолонги. В последних своих стихотворениях "Из Дневника в
Кефалонии", "В день, когда мне исполнилось тридцать шесть лет" Байрон пишет,
что смыслом его жизни теперь станет борьба за Грецию, за ее свободу.
В Греции, так же, как и в Италии среди карбонариев, Байрон столкнулся с
отсутствием единства в рядах повстанцев. Он начинает большую организационную
работу по сплочению их, участвует в подготовке кадров для создания греческой
повстанческой армии. Эта напряженная жизнь в Миссолонгах была прервана
тяжелой болезнью. 19 апреля 1824 года поэта не стало.
Смерть Байрона болью отозвалась в сердцах людей. Греция отметила ее
национальным трауром, останкам поэта были отданы воинские почести. Гроб с
его телом отправили на родину. Он был похоронен в небольшой церкви,
неподалеку от Ньюстеда. На надгробной плите выбито: "Здесь... покоятся
останки Джорджа Гордона Ноэля Байрона... автора "Паломничества
Чайльд-Гарольда"... который умер в Миссолонгах, в Западной Греции... при
героической попытке вернуть этой стране ее древнюю свободу и славу".
Имя Байрона, поэта, по выражению Пушкина, "оплаканного свободой",
всегда близко и дорого тем, для кого святы высокие и прекрасные чувства
людей, их благородная борьба против произвола и тирании.
Творчество Байрона было новаторским, в нем содержались идеи, которые
волновали как современников, так и последующие поколения. Недосказанное,
непонятое Байроном досказывалось или рождало новые споры, но всегда его
творчество тревожило умы, будило фантазию. И поэт, как бы предвидя это,
сказал:
...жил я не напрасно!
Хоть, может быть, под бурею невзгод,
Борьбою сломлен, рано я угасну,
Но нечто есть во мне, что не умрет,
Чего ни смерть, ни времени полет,
Ни клевета врагов не уничтожит,
Что в эхо многократном оживет...